Я вижу себя, хотя передо мной нет зеркала. Лицо улыбается - открыто и доброжелательно. И мне ничего не остается, как тоже улыбнуться в ответ.
Идиотизм. Улыбаться своему безумию - это и есть идиотизм.
Я встретил его ранним утром, когда вышел из подъезда. Надо идти на работу, а я стою и смотрю на свое "зеркальное" отражение. Даже одежда на нем та же самая, что на мне сейчас - белые брюки, футболка с надписью большими буквами "I'M DOCTOR" и легкие туфли. Я подумал, что это брат-близнец, возникший, как в телесериале, вдруг и внезапно, но он сказал:
-У меня, так же, как и у тебя, шрам на правом бедре. Помнишь, пять лет назад доктор Беркутов тебе фурункул вскрывал?
Я кивнул. Конечно, помню. И еще - я механически отметил, что даже интонации его голоса тоже мои.
-Показать? - спросил мой собеседник и протянул руки к ремню.
-Нет, - ответил я, - не надо. Лучше скажи, кто ты и что всё это значит?
Он правой рукой потер подбородок, словно пытался найти несуществующую щетину, и я снова понял, что именно так я и делаю сразу после бритья и еще несколько раз за утро. Он пожевал губами, словно собирался с мыслями, и сказал:
-Меня зовут Манакель и я твой Ангел-Хранитель.
Я снова кивнул. Ага, это мой Ангел. Хранитель. По имени Манакель. Как же я сразу не догадался.
-А я думал, что мой Ангел-Хранитель всегда летает рядом со мной, вот тут, с правой стороны и сзади, - сказал я и, показав левой рукой за правое плечо и глупо усмехнувшись, добавил, - мне об этом мама говорила в детстве.
-Да что, мне делать больше нечего, как всегда рядом с тобой летать, - сказал удивленно Манакель, - я прихожу тогда, когда в этом есть необходимость. И, как правило, я никогда не материализуюсь, - чаще всего, вполне достаточно мысленно подсказать или заставить тебя прислушаться к своей интуиции.
-Почему же сейчас ты здесь?
Он слегка прищурился и сказал:
-Клятва Гиппократа.
-Что клятва Гиппократа?
-Ты не можешь нарушить её, - сказал Манакель, и я услышал в голосе собеседника обреченность.
-А зачем мне нарушать клятву? К тому же, я давал присягу врача Советского Союза, а не клятву Гиппократа.
-Не придирайся к словам, - сказал Манакель, поморщившись, - пусть будет присяга врача Советского Союза. А нарушить тебе надо только одно место из этой клятвы, там, где ты присягал быть всегда готовым оказать медицинскую помощь. И нарушить надо всего один раз и только сегодня. Попробуй отвернуться. Не обратить внимание. Сделай вид, что не заметил. Иди туда, куда шел, и не оборачивайся.
-Зачем? И почему? - спросил я.
Манакель снова улыбнулся, но теперь уже грустно и, по-прежнему, обречено. И ничего не сказал в ответ.
Из подъезда вышла соседка, живущая этажом выше. Я ответил на приветствие, повернувшись к ней на мгновение. Когда снова повернулся, то Манакеля рядом со мной не было.
Я подумал вслух о странных событиях, происходящих иногда в этой жизни, и соседка недоуменно обернулась, решив, что обращаются к ней. Улыбнувшись, я помотал головой в ответ на немой вопрос женщины.
Затем я сказал себе о зрительных галлюцинациях, которые возникают от ежедневного изматывающего труда на благо людей, когда утром рано уходишь на работу и поздно вечером возвращаешься домой. После этого посмотрел на часы и понял, что если я не поспешу, то опоздаю. И еще в голову мне пришла мысль о том, что до запланированного отпуска осталось полтора месяца, и эта приятное воспоминание отвлекло меня от безумной встречи с самим собой. А через пару минут я и вовсе о ней забыл, погрузившись в размышления.
Мне нравиться идти утром на работу, - на улицах никого нет, еще далеко до полуденной жары и косые солнечные лучи создают прекрасные картины, освещая дома и деревья. В городе тихо и хорошо. Редкие пешеходы неспешно пересекают проезжую часть дороги, потому что автомобилей очень мало и их видно издалека. Я шел и размышлял о том, что мне сегодня предстоит. И это тоже было моим ежедневным утренним ритуалом - идти и думать о пациентах, которых сегодня предстоит лечить и оперировать, и о возможных осложнениях, с которыми я могу столкнуться во время оперативного вмешательства. Представить себе весь ход предстоящих манипуляций, чтобы потом в операционной всё сделать так, как надо. Продумать нюансы и возможные отклонения, предвосхитить осложнения и нетипичные ситуации. Конечно, в виртуальном пространстве моего сознания не всё можно предусмотреть, но этот утренний мыслительный процесс неизменно помогал мне, создавая благоприятный настрой.
Я жил в двадцати пяти минутах неспешной ходьбы от клиники. По пути на работу я пересекал три дороги по пешеходным переходам. Я не успел уйти далеко от третьей "зебры", когда услышал за спиной визг тормозов, и, обернувшись, увидел, как, набирая скорость, уезжает черная "Волга", а чуть в стороне от серого асфальта на земле лежит человек.
Подбежав к нему, я привычным движением сжал пальцами запястье пострадавшего - пульс был, и это хорошо. Молодой мужчина лежал на спине, лицо резко побледнело, и он не дышал. Предположив, что у него запал язык, я сделал самое простое - перевернул его на бок. Человек сделал судорожный вдох и закашлялся.
-Что с ним?
Я повернулся на голос. Женщина с ужасом в глазах смотрела на лежащего мужчину.
-Если у вас есть телефон, то вызовите скорую помощь, - спокойно сказал я и стал смотреть, какие травмы получил человек.
-Не надо скорую помощь, - прохрипел мужчина.
-Надо, парень, надо, - сказал я, и, бросив взгляд на женщину, увидел, как она достает сотовый телефон из сумочки.
-А я сказал, не надо, - снова прохрипел парень. И после этого я вдруг почувствовал резкую боль в правом боку. Настолько резкую, пронзительную и неожиданную боль, что на мгновение замер. Посмотрев на свой живот, я увидел, как парень вытаскивает нож, который только что вонзил мне в правую половину живота.
-Только попробуй, сучка, позвонить, убью, - с угрозой в голосе сказал парень женщине и стал медленно вставать. Прижав рану рукой, я повалился на левый бок и, посмотрев, как в одну сторону убегает женщина, а в другую, прихрамывая, парень, вспомнил утреннюю встречу.
Похоже, Ангел-Хранитель по имени Манакель вовсе не галлюцинация.
Боль в животе стала нарастать. Нестерпимая боль, когда перестаешь сознавать себя, когда готов на всё, лишь бы боль исчезла, когда смерть кажется избавлением. Я знаю, что такое ножевое ранение в правую половину живота и к чему это может привести. Если повреждена печень, то теперь всё решает время. Чем быстрее я окажусь на операционном столе, тем больше у меня шансов выжить. Стиснув зубы, я лежал и смотрел на сухой придорожный песок и на белый цвет "зебры". Всё, как в жизни - то белая полоса, то серый асфальт, то белоснежная лестница, ступени которой ведут к небу, то бездонная пропасть, серые глубины которой так гипнотически заманчивы.
И сухой песок рядом с дорогой, которая пересекает жизнь.
Когда сознание от боли стало мутнеть, я вдруг вспомнил о том, как в детстве мама учила меня молиться. В памяти всплыли механически заученные слова, которые в детстве произносил, не задумываясь, даже не пытаясь понять их смысл, и не задавая вопросы об их странном звучании.
Закрыв глаза, я мысленно сказал:
"Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли...
-То, что о Боге вспомнил, это очень хорошо, а то, что моим предупреждением пренебрег, это плохо. А я говорил тебе, объяснял, что так просто не прихожу, - услышал я голос и открыл глаза.
Манакель сидел на песке, скрестив ноги, и смотрел на меня.
- Этот парень заслуживал смерти и адовых глубин, а ты сохранил ему жизнь. Я тебе говорил, - не оборачивайся, сделай вид, что не заметил, иди туда, куда шел, а ты меня не послушал. Сделал бы, как я сказал, и уже бы был на работе, где твоим пациентам нужен хороший и опытный доктор, а не мертвый самаритянин. Готовился бы сейчас к операции, а не лежал бы на пустынной дороге, истекая кровью. И ведь как всё просто, - иди своей дорогой, не обращай внимания на разные звуки и события, думай о своих делах и о себе.
-Да пошел ты..., - пробормотал я и, перед тем, как сознание покинуло меня, услышал последние слова Манакеля:
-Да, конечно, именно туда вместе и пойдем.
* * *
Виктор Иванович смотрел на дорогу, которая ложилась под колеса машины скорой помощи, и пытался не уснуть. Это был пятнадцатый и последний вызов, - изматывающая ночная смена заканчивалась. Он думал о тех людях, с которыми столкнулся за последние двенадцать часов, и о том, правильно ли он сделал, когда согласился с отказом женщины от госпитализации. Боли в животе у неё после инъекции прекратились, но вдруг он что-то не заметил, не обратил внимания на какую-нибудь мелочь...
Человек на дороге возник настолько неожиданно, что Виктор Иванович даже не понял, откуда он взялся. Николай, опытный водитель, среагировал моментально - нажав на педаль тормоза, он остановил автомобиль в нескольких сантиметрах от человека в белой футболке, на которой большими буквами было написано "I'M DOCTOR". Боковым зрением Виктор Иванович увидел, как у водителя побелели костяшки пальцев, которыми он намертво сжал рулевое колесо.
-Ты что, мужик, совсем с ума сошел!? - крикнул Виктор Иванович, вывалившись из кабины. - На тот свет захотел!
-Там человек умирает и ему нужна помощь, - сказал мужчина, как ни в чем не бывало, и показал на тело, лежащее в придорожной пыли метрах в десяти от них.
Виктор Иванович, подбежав к человеку, нащупал нитевидный пульс и приподнял веко на правом глазу. Зрачок уменьшился, и Виктор Иванович удовлетворенно кивнул. Посмотрев на большое пятно крови на белой футболке, он спросил:
-Что здесь было?
-Ножевое ранение в живот.
-Вася, носилки! - крикнул Виктор Иванович и только после этого обратил внимание на надпись большими буквами.
-Смотрите-ка, у него такая же футболка, как и вас, - сказал врач и повернул голову к собеседнику.
Рядом никого не было. Виктор Иванович удивленно приподнялся и повертел головой. Люди на пустынной улице отсутствовали.
-Какого черта? - пробормотал врач, но думать об этом было некогда, потому что фельдшер Василий уже бежал с носилками, и раненому требовалась немедленная помощь.