Мы оба - из кухонной интеллигенции, которой и платить толком никто не платит, да и работать она давно отвыкла. Короче, мы не работаем, а всюду подрабатываем.
Одеваемся в секондхэнде. Едим, когда зовут. Не зовут - жарим яичницу с колбасой и оглядываемся на карманы. Мы судим обо всем и сидим на кухне. Он рукой дотягивается до плитки, я достаю до холодильника. Пиво - большое послабление для нас: дольше не сопьемся. Темы с его приходом значительно протрезвели. Снизу доверху лысеем: у пола - носками, у потолка - головами. Сердца еще хоть куда. Вот в сердцах обо всем и говорим.
- Когда хотелось думать, заставляли учиться. Пришло желание учиться - обстоятельства вынуждают думать.
- Кстати, диссертации по педагогике больше защищают соискателей от детей, чем науку от них.
- Разум - это наказание.
- Скорее, наказ.
- На что?
- На казнь.
Мы так разминаемся перед главной темой пития. Режем сыр, кромсаем колбасу, охлаждаем пиво, протираем стол и моем посуду, грязную с вечера.
- Но и смычок когда-то был стрелой и струна - тетивой, пока кто-то не изобрел скрипки.
- Давай сегодня о ложке дегтя в бочке с медом.
- Кто будет мед?
- Бабы.
- А деготь?
- Они же и деготь. Мы с тобой прекрасно знаем, что из того, что движется, лучше всех это делают они. Поэтому о меде ни слова. Он и без нас сладок.
- Понятно. Говорим о дегте - пятна замываем пивом. Ты начинаешь.
- Почему я?
- Ты к холодильнику ближе - значит у пива. Банкуй.
- Знал я в своей жизни одну такую. Она вздрагивала всякий раз, когда ей дарили цветы. Ее это пугало. Она терялась, забывала напрочь о руках, искала что-то другое взамен. Никогда не находила. Пыталась что-то сказать. Ей всучивали букет под мышку, и она отправлялась в туалетную комнату освобождаться.
- И как ей жилось с этаким грузом?
- Натуженно. Старалась, как школьница, быть во всем хорошей. Некоторые попадались на "это". Их "это" губило: кого-то бросал муж, у кого-то портилась фигура, характер, лицо перекашивало, прыщи появлялись.
- Они становились хуже ее самой?
- Да, именно так. Они опускались даже ниже ее уровня. Она начинала руководить ими, а выглядело "это" как забота о ближнем.
- Она питалась обиженными и пыталась подняться по ним?
- Да, ты прав. Это ее среда. Воскресений ни она, ни они не имели.
- Тебя "это" каким-то образом касалось?
- Долгое время мешала из-за спины. Хотелось от ее взглядов почесаться об угол.
- Чесался?
- Не то слово. Всю спину ободрал, и углы тоже.
- Вот, с точки зрения нашей кухни, как ты ее можешь определить сейчас?
- Как хорошо организованную истину. В этой ее организации проглядывал оргазм зла - главный орган ее тела.
- Ну ты, старик, дал сегодня: "Оргазм зла" тянет ни на одну столовую ложку дегтя.
- Давай по кружке. Залпом замоем "это". И все столовые ложки - с кухни в окно.
- Ладно, не жалко. Их всего-то две, и те из институтской столовой. Ты на 23 февраля подарил, не помнишь разве?
- Знаешь, мне одна баба сказала: "С теми, кто все знает, даже загорать противно".
- И где она, эта баба, сейчас?
- На север подалась. Давай свою историю, не тяни резину.
- Сперва закурим, а то что-то разволновался. Была у меня в любовницах некая особа. Все бы ничего: баба в теле, все при ней, но ни конфеты, ни торт, которые она приносила с собой, есть не мог, отдавал соседям.
- Боялся, что отравит тебя?
- Отравит? Нет. Было какое-то ощущение очень чужого во всех ее гостинцах, противоестественного для пищи. Рот противился им.
- А она сама ела "это"?
- Она ела. И удивлялась, что я не ем, а только пью.
- А как же ты ей "это" объяснял?
- Говорил: берегу на память о ней, а после ее ухода буду долго смотреть на "это", потом, соскучившись, проглочу мигом. На самом деле, как только захлопывалась дверь, "это" тащил к соседям.
- За них не боялся?
- Она их не знала совсем.
- Как долго ваша связь продолжалась?
- Совсем недолго. Ей с чего-то взбрело в голову говорить мне: "Я тебя люблю" .
- Может влюбилась девочка?
- Нет. Такие никогда не любят, их на льду зачинали. Раза четыре терпел, потом, на пятый, не сдержался, попросил так не выражаться больше при мне.
Понимаешь, прежде, когда от других слышал эти слова, все обрастало крыльями. А от ее "люблю" своими же ребрами кололся и ломало, как с большого бодуна.
- И чем "это" все у Вас закончилось?
- Она предложила любить на расстоянии.
- А ты?
- Что я? Испугался я, конечно, очень.
- За кого?
- За расстояния эти.
- Последствия какие-то в тебе наблюдаются?
- Остались. Ногами мучаюсь.
- А руки как?
- Руки-то я всегда мыл. А ноги мыть было не с руки. Вот и мучаюсь сейчас ночами.
- Ну что, давай замывать эти расстояния. А чайные ложки за борт.
Ты чего так скалишься? Жалко ложки?
- Деготь вилками не подцепить. У меня тут и водка валяется, не знает, на каком боку лежать. Давай пожарим яичницу. Жахнем - и о бабах ни слова.
- Какого?
- Плохого.
- Согласен. Эти две ложки не в счет.
- Почему?
- Счастье от них отвернулось. С ложками бывает такое.