Все мы артисты - выдумываем, обманываем, одобряем, злимся, притворяемся, смешим, изображаем из себя кого-то, кем не являемся. По признаку житейского лицедейства в неординарной ситуации и подобраны рассказы в этот сборник. Название его повторяет название последнего рассказа.
Дурачок с килькой
Идёт Аркадий Петрович вдоль книжного магазина, что напротив Моссовета, если по-старому называть. Он всегда так прогуливался перед отъездом из столицы, от памятника Пушкину до Красной площади. И видит, навстречу, ссутулившись, на полусогнутых ногах, идёт знаменитый артист Василий N. В тёплой кожаной куртке, меховая кепка с ушами, руки в перчатках. И это в конце мая! Почему же он такой ветхий, удивился Аркадий Петрович, мы же одногодки с ним вроде. Поравнялись и разошлись в разные стороны. Однако Аркадий Петрович всё равно остановился через пару шагов и оглянулся, поражённый весьма странным и откровенно плохим видом уважаемого артиста. Недавно вот только по телевизору выступал, рассказывал что-то. А тут худющий, щёки впалые, нос острый, губы оттопырил и смотрит в одну точку, будто спит на ходу. И куда это он идёт? За книжкой, наверно, не начитался ещё. Но нет, мимо прошёл. А чего же его тогда к двери повело, чуть в стенку не вляпался. Догоню-ка я его, может, помочь человеку надо. Прикинусь дурачком эдаким, чтобы не обиделся. И догнал, прямо на повороте в Глинищевский переулок.
- Извините, Василий, не помню, как вас по батюшке, с вами всё в порядке? - спросил он.
- Всё в полном порядке, сударь, - знакомым экранным голосом ответил артист. - А почему вы спрашиваете?
- Да потому, что ты не идёшь, а кандыбаешь, шатаешься из стороны в сторону. А если запнёшься или ветер поднимется. Давай лучше вместе пойдём, куда тебе надо.
- Ну пойдём, - согласился Василий N. - И пошли они дальше вместе по переулку.
- Чего ты шаркаешь так, ноги болят?
- Всё болит.
- А куда ходил?
- В институт.
- Зачем?
- Выпуск у меня.
- На артистов учишь?
- Не на шахтёров же.
- А идёшь куда?
- Домой, недалеко тут.
В уютном дворике старого монументального дома, куда никогда не заглядывает солнышко и полиция, Василий N, тяжело дыша и кашляя, сел на скамейку.
- Пришли, - выдохнул он. - Спасибо, что проводил. Можешь идти уже по своим делам.
- От меня так просто не отделаешься, - шутливым тоном предупредил Аркадий Петрович и присел рядом. - Не уйду, пока не объяснишь, почему ты такой понурый?
- Сын в монастырь ушёл, под Волгоградом где-то.
- Когда?
- Десять лет назад.
- Ого! - воскликнул Аркадий Петрович. - И что?
- А узнал я об этом только сегодня, случайно.
- И что?
- Один я.
- И что! Уж лучше одному быть, чем с кем попало. В одиночестве ты сам себе друг, товарищ и брат. И прошлое вспоминать не надо, живи настоящим.
- А ты не потомок Омара Хайяма?
- О, кстати! - вскочив со скамейки, снова воскликнул Аркадий Петрович. - Омаров не обещаю, у меня на них и денег нет, а кильку в томатном соусе и плавленые сырки куплю. Жди.
И Аркадий Петрович помчался в поисках какого-нибудь магазинчика для покупателей с тощими кошельками. Рассуждая при этом, если не дождётся, сам выпью и съем.
Но знаменитый артист дождался. Хотя на поиски такого магазинчика в центре Москвы потребовалось немало времени.
- Ну, давай за знакомство! - откупорив чекушку и наполнив понемногу бумажные стаканчики, предложил Аркадий Петрович. - Перчатки-то сними, а то сырок не почистишь.
Выпили. Закусили.
- Сто лет, поди, кильку не ел?
- Такую вообще никогда не ел, - признался Василий N, тыкая то пластиковой вилкой, то ломтиком батона прямо в банку. - Вкусная, зараза!
- Ты ешь, ешь, - ободряюще поддержал его Аркадий Петрович. - И сырок свой обязательно съешь. Маленько крепче будешь, как говорил Есенин.
- Да ты тоже не особо крепкий.
- Чего! - возмутился Аркадий Петрович. - Да ты знаешь, что у меня двухпудовая гиря под кроватью лежит для тренировки, а на кровати жена-красавица для любви.
- А в ней сколько пудов? - с усмешкой полюбопытствовал Василий N. - Давно на пенсию вышла?
- Чё ты лыбишься! Не видел её, а лыбишься. И водочка всегда в тумбочке есть. И яйца в холодильнике свежие.
- Такие же, как у тебя? - засмеялся и закашлялся одновременно Василий N.
- Ну вот, ожил, наконец, проснулся, - с искренним удовлетворением заметил Аркадий Петрович. - А ты тоже юморист. Да расстегни ты куртку, и кепку сними, тепло ведь.
- Действительно, тепло. Где ты раньше-то был? Наливай!
Допили. Доели.
- Может, добавим? - протирая заслезившиеся глаза, предложил Василий N. - Деньги я дам.
- Нет, хватит, - возразил Аркадий Петрович. - Тебе хватит, я же вижу.
- А ты кто?
- Потом скажу.
- Когда потом?
- Завтра ночью.
- А почему ночью?
- Ну что ты привязался, не понимаешь, что ли, что я отнекиваюсь.
- А фильм про друзей чёрно-белый помнишь, я там молодой-молодой?
- Помню, конечно. Ты один из него живой остался.
- А в Урюпинске был?
- Был, до развала Союза ещё, в командировке. Замечательный городишко. И кинотеатр там хороший. А причём здесь Урюпинск?
- А я там с одной девушкой познакомился, как раз в этом кинотеатре на встрече со зрителями. Жалко её, очень жалко.
- Опять ты о прошлом! Скажи лучше, внучку мою после школы возьмёшь в институт свой?
- Возьму, всех возьму.
- Э-э, - забеспокоился Аркадий Петрович. - Да тебе не водку пить, а пшено клевать. Актёр ещё называется. Вставай, где твой подъезд?
На другой день, прогостив у дочки неделю, Аркадий Петрович рано утром уехал в свою Калугу.
А в обед новость: вчера на семьдесят седьмом году жизни скончался народный артист России Василий N, о причинах смерти не сообщается.
Аркадий Петрович выключил телевизор, достал из тумбочки бутылку, два стакана, наполнил их до краёв, на один кусочек хлеба положил, другой поднял дрожащей рукой и выпил до дна.
Вошла жена.
- Что с тобой?
- Потом скажу
- Когда потом?
- Завтра ночью.
- Вот дурачок. Может тебе яйца пожарить, свежие?
- Не хочу, - отказался Аркадий Петрович, качая седой головой. - Не успели познакомиться и на тебе.
Поздно вечером уже, изменив программу, показали в прямом эфире круглый стол, посвящённый памяти выдающего актёра и педагога Василия N. Кто-то со слов журналистов пересказал свидетельства консьержки и домработницы о том, что домой артиста привёл некий пожилой мужчина приличной наружности. Василий N при этом выглядел абсолютно счастливым.
Долго ещё потом гадал Аркадий Петрович в отчаянии, неужели килька была плохая?
* * *
Дед Мороз и Максимка
Ближе к вечеру, 31 декабря, после прогулки по нарядной Москве, папа трёхлетнего Максимки попросил соседа по лестничной площадке переодеться в Деда Мороза и зайти к ним с подарками для сына. Полный наряд Деда Мороза и мешок с подарками папа соседу вручил, а вот правдоподобного посоха с волшебным набалдашником не нашлось. Тогда он просто перед самым визитом Деда Мороза вынес ему на площадку незаметно для сына швабру с длинной ручкой.
Стук в дверь.
- Интересно, кто это там? - будто бы удивляется папа. - А ну-ка пойдём, Максимка, посмотрим.
Дверь открылась и входит Дед Мороз. Снимает с плеча мешок с подарками и спрашивает:
- Здесь живёт мальчик Максимка?
- Здесь, - отвечает подошедшая из кухни мама.
- А я ему подарки к Новому году принёс. - И Дед Мороз, развязав мешок, начинает доставать из него разные заманчивые игрушки. Папа с мамой целый месяц старательно подбирали их для сынишки.
Однако Максимка даже не взглянул на мешок с содержимым. А только спросил сердито Деда Мороза, притопнув ножкой:
- Ты зачем мамину палку взял? - и потребовал. - Отдавай сейчас же, а то попадёт!
- Это у вас выходной. А у нас, писателей, самый что ни есть рабочий день.
- Да какой ты писатель! - махнул бутылкой сосед, чуть меня не задел, и на кухню без спроса прошёл. - Баснописец несчастный. Куда ты рюмки прячешь? И закуску доставай.
- Ну, ты нахал! Я же тебе объяснял, что у Крылова 236 басен, а у меня 118, ровно половина. Мне пахать и пахать ещё.
- Да кому нужны твои басни! - скорчив брезгливую рожу, сказал Вадим. - Вон артист один сбежал из России, так его басни читают. А ты сидишь тут, в центре Москвы, и о тебе никто ни сном ни духом не подозревает.
- Господи, ну сколько раз тебе повторять, что это не басни! Артист этот и себя и жанр позорит. Сам по себе злобный стишок не может быть басней. Басня, она, как такса.
- Какая ещё такса? - удивился Вадим и налил.
- Собака, которая со времён древнего Египта не изменилась. Те же уши и тот же хвост. Других собак скрещивали, преображали, а такса сохранилась в первозданном виде. Вот так и с басней, которую можно сотворить только, как басню. А этому учиться надо и особый дар иметь.
- Да брось ты, поехали! Дай мне сюжет, и я завтра принесу тебе готовую басню, - заявил вдруг Вадим, опрокинув первую рюмку.
- Ладно, запоминай. Допустим, пьяный кабан завалился на муравейник. Насекомые в панике. И тут один храбрый муравьишка кричит, что залезет сейчас на дерево и спрыгнет на кабана. Смотрите, хвастается заранее, как я ему хребет перешибу. Понял?
- Понял, - ответил Вадим и снова налил. - А мораль?
- Сам думай. Всё просто же.
- А как назовём мой шедевр?
- А как заблагорассудится. Главное, не бойся, пиши смело. Любые твои иносказания я пойму правильно.
- Что значит, правильно?
- Ну, вот есть у меня такая басня, например. В ней судят льва за то, что он убил шакала, который, мечтая прославиться, напал на него.
- И что?
- А то, что получаю я на эту басню гневный отзыв от одного молодого человека. Какой, дескать, нормальный шакал на льва нападать будет. Дебил он, что ли!
- И что?
- А то, что басню нельзя воспринимать буквально. У того же Крылова журавль сам свой нос к волку в пасть суёт. И про ворону он пишет, что она сыр во рту держала. А никакого рта у вороны нет. Понял?
- Понял.
- Или вот ещё пример. Написал я недавно басню про медведя, который порядок наводит. Заключение там такое. Когда порядка нет в своём краю, а ты решил вдруг навести его везде, то это значит, что нигде.
- И что?
- А то, что один, тоже молодой читатель, высказал мнение, что за такую басню меня точно посадят.
- Не пудри мне мозги! - отрезал Вадим и опять налил. - А то и меня вместе с тобой посадят.
Допивал он бутылку уже без моего участия. Я после двух рюмок отказался. Потому, что сто девятнадцатая басня давно томилась в компьютере, ожидая своего конца.
- Да при чём здесь я! Ты же про муравья обещал написать.
- А зачем? - удивился Вадим. - Ну какой нормальный муравей на кабана прыгать будет. Дебил он, что ли!
- Всё ясно. И у тебя, значит, с иносказаниями проблема. Но ты над моралью-то хоть подумал?
- Какая ещё мораль! - воскликнул Вадим. - Все морали давно... профукали, выражаясь без рифмы. Нам, айтишникам, она ни к чему.
- Да какой ты айтишник! Программист несчастный. Откуда вы только берётесь такие?
- Какие?
- Без художественного мышления.
- Из будущего мы, - улыбнулся Вадим. - А ты из прошлого.
* * *
КГБ в деле
Прошло полгода со дня гибели жены полковника, который служил в закрытом авиационном городке недалеко от Москвы. Её, заведующую местной сберкассой, сожгли вместе с любовником в деревянном домике на окраине районного центра. Трупы обоих так сильно обгорели, что установить точно, кто есть кто, было почти невозможно. Женщину опознали только по некоторым деталям украшений, одежды и обуви. Кому понадобилось совершить это чудовищное злодеяние, осталось загадкой. Достоверно доказано было лишь то, что это поджог.
- Разрешите прикурить? - обратился к полковнику мужчина в клетчатой шляпе. Прикурил и присел рядом на широкий подоконник первого этажа здания столичного Военторга. - Обратно тоже на электричке? - Полковник молча поднялся и хотел было зайти в магазин, где простаивала в очереди за дефицитными шмотками давняя его подруга Анфиса. - Куда же вы, Роман Алексеевич? - задержал его голос незнакомца. - Нам обязательно надо поговорить.
- О чём? - обернувшись, спросил полковник.
- О том, что на самом деле произошло с вашей женой. Она жива и передаёт вам привет.
- Вы кто и что вам нужно?
- Да вы садитесь. Нам нужны документы по оптическим приборам для вертолётов, которые вы испытываете. Мы знаем, что подлинники в Свердловске, куда вы частенько наведываетесь. Передадите нам копии, и мы вернём вам жену. Любовница ваша будет, естественно, против, но тут уж ничего не поделаешь. Мы знаем, что жену вы любите больше. Тем более, что она вам не изменяла. И дети будут рады чудесному воскрешению мамочки.
- Где она сейчас?
- В Европе, Роман Алексеевич. Куда и вы со временем сможете всей семьёй перебраться, если согласитесь с нами сотрудничать.
- Я подумаю об этом, - произнёс полковник. - Только подумаю. Но при одном условии. Если вы мне расскажите, кто там сгорел в доме?
- Не переживайте, никого живьём мы не сжигали. Подходящие тела мы просто купили в морге. У вас ведь тоже всё продаётся.
- А зачем вообще нужен был этот крематорий?
- Чтобы вашу жену не искали.
- Хорошо. Как с вами связаться?
- Через неделю наш человек сам вас найдёт.
Часа через два после этого разговора на улице директор Военторга передал сотруднику Комитета государственной безопасности записку, в которой некий полковник настаивал на оперативной встрече. Записку принёс в кабинет директора какой-то мальчик, сказав, что об этом попросил его дяденька военный.
Прошла неделя. Встреча с "их человеком" состоялась. А ещё через несколько дней полковник получил приказ срочно выехать в Свердловск для получения очередного экземпляра сверхсекретного изделия. Никто в мире не придумал ещё тогда такую оптическую установку на вертолёты, которая обеспечивала бы точный обзор и фотосъёмку, независимо от манёвра и стрельбы боевой машины. На заводе дополнительно к оборудованию полковнику вручили пакет соответствующей технической документации, чего раньше никогда не делали.
Далее события разворачивались следующим образом. Обмен жены на фотоплёнку с копиями состоялся в парке Горького. По легенде, какую придумали за кордоном на случай явления с того света жены полковника, её похитили, ограбили, избили и бросили в речку. Короче, всё, как в современном кино: ударилась головой, потеряла память, вылечил похожий на лешего знахарь и прочая ахинея.
- Ну, ты молодец, Рома, - похвалила его жена, когда поздно вечером, уложив детей спать и слегка успокоившись, они мирно устроились за столом на кухне. - Я всё время верила в тебя. Настоящий русский полковник Родину не предаёт. А с запиской ты здорово придумал.
- А ты откуда знаешь? - удивился полковник.
- Я всё знаю, - призналась жена. - Я ведь там долго упиралась. А после того, как со мной побеседовал наш человек из британской разведки...
- Погоди, ты же сказала, что была в Амстердаме?
- Правильно, а служба английская. Так вот, когда Гарри, ой, он же просил не называть его, объяснил мне суть операции, я стала делать вид, что устала, хочу домой и на всё согласна.
- Получается, ты была в курсе того, что здесь со мной происходит?
- Конечно, - снисходительно улыбнулась супруга. - Я даже знаю, что тебе какую-то Анфису подсунули для правдоподобия.
"Ну и дела! - воскликнул про себя полковник. - Контора и здесь всё предусмотрела. Невидимый фронт важнее личного. А я-то думаю, куда она исчезла, чертовка, почему больше не звонит и не требует расписаться?"
Контора не только это предусмотрела. В результате операции, разработанной и проведённой агентом Гарри, КГБ получил кучу возможностей и преимуществ. Вскоре жену полковника устроили старшим бухгалтером в Промимпортторг в расчёте на то, что в Амстердаме этим непременно заинтересуются. И не ошиблись. Полковник тоже не остался без дела. Лубянка регулярно получала от него донесения о тайниках, шифрах, связях и прочих шпионских прибамбасах. А документы, благодаря которым он вернул жену, оказались на одну тысячную липовыми. И заключалась эта одна тысячная в маленьких неточностях по монтажу прибора и полировке особого вида стекла, неизбежно приводящих к вибрации и замутнению обзора.
Длилось такое "сотрудничество" с британской разведкой лет пятнадцать. До развала Советского Союза точно. А дальше, не знаю.
* * *
Визит драматурга
В кабинет известного в России исторического просветителя вошёл некто, сходу представившийся начинающим драматургом. Хотя возраст его прямо свидетельствовал о том, что не только начинать, но и заканчивать ему чего-нибудь было уже категорически поздно. В руках он держал тощий пожухлый портфель времён послевоенных пятилеток.
- Меня зовут Пантелеймон Будуаров, - пылая тлеющим взором, закончил представлять себя вошедший.
- Садитесь, пожалуйста, чай, кофе? - вежливо предложил просветитель.
- Я сяду. А всё остальное потом. Дело не терпит отлагательств.
- А что случилось?
- Как что! Целое поколение потеряли. Они же ничего не знают.
- Кто они?
- Молодёжь, форменные невежды! Спрашиваю, кто такой Ленин? Они глаза таращат.
- Да, с молодёжью у нас проблемы. А я-то чем могу помочь?
- Не притворяйтесь. Вы же учёный, бывший министерский чиновник, у вас награды, звания, связи. Я недавно по радио вас слушал. Очень даже забавно вы там про одного полководца рассказывали. Из крепостных да сразу в генералиссимусы. Не пойму только, на кой чёрт ему эти Гималаи сдались!
- Вы о Суворове, что ли? Так он не был крепостным. И не Гималаи, а Альпы.
- Тогда все были крепостными.
- Нет уж, позвольте! - хотел было защитить историческую правду просветитель.
- Не позволю! - властным тоном прервал его Пантелеймон Будуаров. - Потому, что вы ничего не делаете, а я сделал.
- Любопытно. И что вы такого сделали?
- Я написал пьесу. Вот здесь она, в этом портфеле. Пьеса так и называется Великий Ленин. Вы ведь знаете, что он великий?
- Подозреваю.
- Так вот. Я хочу, чтобы вы помогли мне толкнуть мою пьесу в молодёжь. То есть поставить её во всех театрах страны и загнать туда всё подрастающее поколение.
- А пьесу-то хорошую написали?
- Естественно, как говорят у нас в Пензе.
- Так вы из Пензы?
- Ну что вы, упаси Бог. Это такая фишка для непринуждённой беседы.
- А пьесу по источникам писали?
- Обижаете. Как нам реорганизовать Рабкрин наизусть выучил.
- Что вы говорите! А вы можете в кратких словах рассказать содержание пьесы?
- Пожалуйста. Знаете ли вы, что в 1917 году Ленин был в Шушенском?
- Припоминаю.
- И вот, когда он там с Крупской чалился, выражаясь красноречиво, в это время из Израиля в Ленинград прилетел Троцкий.
- Ужасно! А куда же ЧК смотрела?
- Ну, голубчик, уж вам-то следовало знать, что ни ЧК, ни КГБ, ни ФСБ тогда не было. Всей правоохранительной системой заправлял кто? Ну, думайте, думайте.
- Неужели? И тогда тоже!
- Факт. Он и расправился с Троцким.
- А Ленин тут при чём?
- Так это же Владимир Эдмундович шарахнул по Зимнему из Катюши.
- Это Дзержинский Эдмундович. А Ленин Ильич.
- То-то я смотрю, отчество у него какое-то неродное.
- А из чего он шарахнул, простите? - решил уточнить название грозного орудия просветитель, хотя ему и так уже было всё ясно.
- Расцветали яблони и груши, - тихо запел драматург. - Ну, догадались? Потом вместе споём. Очень крутая песня, как говорят у нас в Жиздре.
- Так вы из Пензы или из Жиздры?
- Из Жиздры. А в Пензе пусть черти живут.
- А революцию-то Ленин как совершил?
- Элементарно! Набрал кредитов в Сбере под поручительство Берии и совершил.
- В каком ещё Сбере? Его тогда не было!
- Ошибаетесь, товарищ. А история ошибок не прощает, как говорят у нас в Сызрани.
- И в Жиздре, значит, тоже пусть черти живут?
- Пусть.
- А как это Троцкий из Израиля прилетел, если тогда такого государства ещё не было?
- Как же вы далеки от народа! Может, где-то его и не было, а у нас оно всегда было.
- А на чём он прилетел?
- На иранском беспилотнике.
- Зачем?
- Чтобы Ленину помешать.
- А-а, понимаю. Троцкому нужна была революция во всём мире, а не только в России?
- Ничего вы не понимаете. Политика тут ни при чём. Тут у меня в пьесе жуткая любовная интрига. Троцкий был холериком, а Ленин сангвиником. Но влюблены они были в одну женщину из подсобки, то ли в Ашане, то ли в Леруа Мерлен.