Лида лежала больная. Зубы стучали, отбивали барабанную дробь: тук-тук-тук. Противная малярия. Холодно. Чулки, шерстяные носки и даже тяжелое одеяло не согревали.
- Дусь, а Дусь, - голос теть Фаи доносился издалека, как сквозь вату, приглушенно и невнятно. - Приехал Вася. Яблоки киевские привез. Идем на рынок. Продать надо. Ему деньги, и нам на хлеб и молоко. А то Лида совсем зеленая.
- А Лида? Кто присмотрит?
- А двоюродная сестра на что? Римма!
Римма вбежала в комнату, хитрая мордочка улыбалась.
- Теть Дусь, посижу, пригляжу, и на улицу ни-ни.
Лида почувствовала прикосновение ласковой руки. Противно заскрипела входная дверь: мама ушла. Вот бы сладенького. Конфетку. Лида натянула одеяло до самого носа. На потолке вместо лампочки слегка покачивалась большая конфета. Здоровенная! Соевая! Сладкая! Зубы, не переставая, стучали. Дрожа осиновым листочком, Лида с головой укрылась одеялом и из-под него наблюдала за сестрой. Римка бегала по комнате как здоровенная заводная обезьяна. Обежав комнату сто первый раз, с дивана скакнула на широкий подоконник и замерла.
- Лидк, что я нашла! Гляди!
В руках у шкоды - бутылка. Отвинтив пробку, запустила палец внутрь.
- Ням-ням-ням, сладенькое.
- Нельзя. Это лечение. Мама настаивает спирт с медом и лимоном.
- Ну вот, я и говорю - давай. Я плесну - полечишься.
- Неа, нельзя. Мама не разрешает.
- Да теть Дуся только спасибо скажет. Придет, а мы тебя вылечили - малярии, как не бывало.
- Неа, нельзя.
- Вот попугай-то. Попугай и есть. Нельзя! Нельзя! И еще осел упрямый.
Отвечать не было сил. Римка снова окунула палец в бутылку: ням-ням, сладенькое. Лида взглянула на потолок. Большая конфета светилась. Лампочка или конфета? Сладенького хотелось, очень хотелось.
- Ладно, давай.
- Другое дело. Увидишь, вылечишься.
Большая глубокая деревянная ложка быстро наполнилась тягучей жидкостью.
- Сироп сладенький. Открывай рот.
Лида поперхнулась, закашлялась, но сладость смягчила жжение, и во рту стало приятно. Комната закачалась, как бумажная лодочка, плывущая по большой луже. Стало теплее.
- Лидк, давай еще, а?
Римка заглядывала в лицо, посверкивая хитрыми глазами.
- Ну, давай, последнюю.
Настойка согрела руки и ноги. Стало весело и, правда, здорово.
- Пойдем гулять. Я помогу одеться.
На улицу вышли под руки. Лида держалась за Риммину руку, согнутую крендельком. Ее пошатывало, но не как при малярии. Шатание было веселым. Праздничным. Солнце подмигивало. Девчонки прошлись по двору. Еще раз - по двору.
- А пойдем на рынок, к мамам, по яблочку, по сладкому.
- Пойдем.
И пошли. Ноги у Лиды все больше заплетались. У рынка Римма толкнула Лиду в бок:
- Пой.
- Что петь?
- Пой "шумел камыш".
И Лида запела. Сначала тихонько, потом, осмелев, загорлопанила на всю улицу: Шу-у-умел камыш и-и-и диревья гну-у-лись. Дальше она не знала и начинала сначала.
...Торговля шла бойко. Огромные киевские яблоки дразнили глаз и хорошо продавались.
- Фай, еще чуть-чуть - и домой. Переживаю, как Лида.
- Думаю, за полчаса управимся. Куда это люди бегут? Пойдем посмотрим.
Пошли. Толпа гоготала, заливалась на разные голоса, указывая на кого-то пальцами. Странное зрелище. Две малюсенькие фигурки, покачиваясь, плыли сквозь толпу.
- Шу-у-мел камыш... Ма-а-ма.
Дуся, похолодев, замерла. А Фая уже расталкивала толпу локтями. Секунда - и - Римка увидела маму. Немая сцена длилась недолго. По дороге домой Лида сладко спала, обхватив мамину шею, а Римма скакала, как молодая коза, гонимая хлесткой хворостиной.