Десять заповедей Лемке
Электрик Яков Генрихович Лемке, пятидесяти восьми лет отроду, имел философский склад ума, практически несовместимый с его профессией, поэтому был многоразно и чувствительно бит электричеством самых разнообразных напряжений и сил тока. Задумается бывало Яков Генрихович - ну, скажем, о смысле и роли вопросительного знака в литературе, как зеркале человеческого разума, - а электричество и радо.
Яков Генрихович на электричество философски не обижался, понимая, что каким бы ручным оно ни было, а всё же - дикость полнейшая.
Впрочем, речь не о том; оставим электричество его проводам и перейдём-ка непосредственно к сути.
Домострой Яков Генрихович решил написать как-то совершенно внезапно, после того, как его тряхнуло хорошо во время плановых работ на подстанции. Буквально потрясло. То есть, он по своему обыкновению задумался (в этот раз - над глубинной природой женской любви к чистоте) и забыл надеть перчатку. Электричество не дремало. Напарник-стажёр успел перехватить Якова Генриховича в его неконтролируемом отскоке к трансформатору, а не то был бы нашему электрику полный sic transit.
Вот после осознания того, чего ему удалось, благодаря милому юноше Костику, избежать, и решил Яков Генрихович как-то увековечить своё имя в памяти потомков, создать для них некую непреходящую ценность. Причём конкретика этой обтекаемой «ценности» родилась в его голове сразу - домострой. Ведь все беды людские - все эти разводы, конфликты поколений и прочие несчастия человеческие - исходят от недопонимания сути и смысла совместного проживания в одном доме, неверного осмысления взаимоотношений полов. И Яков Генрихович, побледнев от тёплого гудения трансформатора у самого уха и едва отойдя от удара, решил это осмысление и понимание людям дать.
Придя с работы, он наспех огорчил супругу плохим аппетитом, отказался от идеи выпросить у неё рюмочку клюквенной и поспешил уединиться в туалете-ванной. Нет-нет, никаких интимных подробностей мы описывать не собираемся. Просто туалет заменял Якову Генриховичу личный кабинет. Там он много курил и ещё больше думал; там, на стареньком унитазе, рождались едва ли не все его неординарные и порой парадоксальные мысли. Там, на стиральной машине, всегда лежала пара общих тетрадей в клетку, блокнот и ручка с карандашом. Воспользоваться листами из этих тетрадей для каких-то посторонних неблагозвучных целей приравнивалось к преступлению против философской мысли. Так же как и засунуть куда-нибудь пачку папирос «Беломорканал» или прилагаемые к папиросам спички.
Итак, уединившись в своём «кабинете», Яков Генрихович закурил и торопливо взялся за общую тетрадь в коричневом переплёте. Недолго думая, на новой странице он вывел печатными буквами заголовок «Домострой» и приписал ниже фамилию автора. Вышло хорошо. Некоторое время он сомневался, нужен ли предлог «по», то есть следует ли написать «Домострой по Лемке» или просто так. В конце концов он решил, что просто так будет благозвучней.
Следующей страницей стало оглавление. Оно далось Якову Генриховичу легко и непринуждённо. Первой главой явилось «Общее наставление к образу жизни, дабы во здравие своё прожить её». Повторив заглавие в начале новой страницы, философ отступил пару клеток и поставил жирную единицу.
Что есть домострой, Яков Генрихович представлял себе слабо, поэтому долго думал, прежде чем перейти от легко и быстро составленного оглавления к делу. Чернила в цифре «один» уж и высохнуть успели и поблекнуть, а он всё терзался неготовностью передать свои прозрения бумаге.
В конце концов, электрик собрался, поджал клеммы в характере, подёргал провода души...
И начал так.
Диавол входит в жену снизу, а исходит сверху. Посему, жена, всегда держи ноги и рот сомкнуты.
Начало было положено, и Якову Генриховичу оно показалось вполне себе благоразумным, конкретным и в то же время многозначным. Почувствовав прилив вдохновения, он торопливо записал следующую цифирь:
Диавол входит в мужа сверху, а исходит снизу. Посему, муж, чаще наказывай жену свою.
Получалось как-то больше похоже на евангелическую проповедь, но Яков Генрихович смущался этим не более полуминуты. Из-под пера его выходил уже следующий завет.
3. Питие определяет сознание, а посему знай меру.
Дух перехватило от грандиозности сего откровения. Даже рука задрожала на минуту, а на глаза навернулись слёзы. Яков Генрихович и не ожидал от себя такой прыти - знал, конечно, что человек он далеко не глупый и склонный к наблюдениям над законами жизни, но чтобы так...
«4. Грибы тоже употребляй вмеру, ибо чреваты они», - вывела его рука далее и почти без остановки, едва только дрожь улеглась. Яков Генрихович отрыгнул вчерашним вечерним переедом маринованных рыжиков, торопливо перекрестил рот.
А в голове его, грозя напряжением в триста восемьдесят вольт, уже искрила новая мысль и ложилась торопливой неровной строчкой вслед за цифирью «пять».
Там где поставишь розетку, там будет телевизор и жена твоя, посему, муж, отнесись к выбору места для розетки как к выбору места для жены своей.
Цифирь шесть прошла за пятой почти без остановки, хотя жадно, до дрожи в руках, хотелось раскурить новую беломорину.
Диавол сбирает рабов себе обольщением, посему, муж, чаще наказывай жену свою.
Пару минут Яков Генрихович благоговейно трепетал над этой сентенцией и припоминал обольщения, коими пытался поработить его диавол. Таки да, по всему выходило, что мысль родилась правильная и глубокая.
Седьмая цифирь зарождалась не так вдохновенно, и Якову Генриховичу пришлось выкурить две папиросы, а супруга его уже трижды намекнула, что туалет является общесемейным достоянием, а не принадлежит лишь мыслителю.
Как раз тут семёрка и явилась миру.
7. Чадо, прежде нежели сочетаться узами брака, вспомни мудрость, гласящую: замыкание - короткое, но иногда может оказаться длиннее жизни.
И следом:
8. Диавол не терпит любомудрия, посему муж, чаще наказывай жену свою.
- О господи! - донёсся из прихожей суровый голос супруги. - Дай мне сил вынести этого ирода кочерыжечного!
Яков Генрихович покачал головой.
9. "Никто не проси у Бога того, чего сам дать не можешь", - записал он споро.
Десятая цифирь отчего-то не пошла. Чтобы завершить главу, она нужна была, как десятая заповедь, без которой скрижаль не скрижаль, но переутомлённый мозговым штурмом Яков Генрихович чувствовал полное опустошение и совершенно напрасно грыз ручку.
- Ну ты долго сидеть-то будешь там, сыч ты окаянный?! - призвала супруга с подспудной нервозностью, которую уже не могла скрывать.
- Я сейчас, лапушка, - угодливо улыбнулся Яков Генрихович туалетной двери. - Уже иду, уже иду.
И быстро, спешными смазанными росчерками записал явившуюся десятку.
Диавол всегда у двери, а посему, муж, чаще наказывай жену свою.
Положив тетрадь на место и торопливым махом подразогнав беломорный дым, он тощим шагом покинул туалет, в который немедленно и бурно ворвалась супруга, пальнув на ходу в философа молниемётным взглядом. Другой на его месте был бы тут же испепелён одним этим многотысячевольтным ударом, но ведь незря Яков Генрихович подвизался на поприще электрических энергий.
Ночь он почти не спал - прислушивался к храпу супруги и думал вторую главу своего «Домостроя», в которой намеревался изложить для юношества основы симметрий и асимметрий в отношениях полов.
Уснул Яков Генрихович кое-как уже под утро. Ему снился диавол.
«Домострой» так и не был дописан, не был издан, потому что утром наступившего дня на подстанции продолжались профилактические работы, а Яков Генрихович как раз задумался о значении классического образования для укрепления института семьи. А может быть, он просто задремал после бессонной творческой ночи. Как бы то ни было, Костик не успел его перехватить.
А я так думаю, что ведь не зря снился мыслителю враг рода человеческого...
В общем, цельного кодекса не случилось, но его единственная глава обрела широкую известность, ходит ныне в списках и известна как «Десять заповедей Лемке». А я хотел лишь коротко рассказать о том, в каких борениях духа зарождался сей философский труд. Не многие философские труды могут похвастать столь драматичной историей своего создания.
Sic transit. |