...Много воды утекло с тех пор. Иные пришли времена...И сейчас никто уже не мог бы сказать, как называть этого монаршего отпрыска. И хотя фамильное имение давно превратилось в музей, Ему было оставлено несколько комнат в правом крыле, ключ от которого был только один. В Его кармане.
Он пролистывал, просматривал, читал и изучал старинные фолианты ученых, поэтов, писателей, философов и эзотериков. Над одними напряженно размышлял, над другими презрительно смеялся. Так и протекали Его дни в блаженной лени избалованной плоти...
...Пока однажды Он, проходя через анфиладу, теперь уже исторически значимых, залов не заглянул в изумрудную гостиную. Не то чтобы в этой гостиной все было вымощено из изумруда, просто декорирована она была в таких тонах.
Так о чем, бишь, рассказ-то?...А!
И вот, переступив порог и еще не успев прикрыть за собой дверь, Он увидел, как в противоположных дверях появился чей-то заинтригованный и...какой-то шкодный взгляд. Потом полуулыбка очаровательных губ и, наконец, Она предстала перед Ним во всей своей красоте, подчеркнутой открытым платьем.
Она улыбнулась уверенней и, прикрыв за собой дверь, двинулась к Нему, приложив перед этим холеный пальчик к ненакрашеным губам. Она остановилась, подойдя вплотную к Нему, и, когда Он уже собрался спросить какого, собственно хм-м...?, Она запечатлела на Его раскрытых для вопроса губах такой откровенный и в то же время невинный в своей чувственности поцелуй, что лучшего ответа Он и представить себе не мог. Когда все Его фибры вздыбились от того, что вытворяла нимфа, находящаяся в Его объятиях, Она мягко из них выскользнула и потащила, схватив за руку, Его за собой, по пути прихватив декоративную подушку. Надо было видеть, как они добирались до стола, буквально пожирая губы друг друга вулканически-горячими поцелуями. Подушка шлепнулась на стол, а кое-какая одежда стала сползать на пол. Вскоре Она лежала на столе с подушкой под шеей с запрокинутой головой, лукавым взглядом и шаловливо улыбающимися губами, которые собрались отправить этого вздыбленного гражданина в обитель светлую, где ангелы поют. Когда сонм ангелов, поющих о райской благодати наконец-то заткнулся, Он нашел себя лежащим на столе со спущенными штанами и идиотски-блаженной улыбкой на лице. - Живой, вроде, слава Богу! - услышал Он мягкий и подначливо-смешливый женский голос - А то я уж думала, что последнюю жизнь из тебя выпила.
Он улыбнулся еще шире и без должной угрозы в голосе, скорее как довольный кот, пробормотал:
- Не сметь язвить в присутствии наследника монаршего рода!
- А-а-а!!! Дак ты и есть тот самый крендель! - сказала Она, широко распахнув свои замечательно-живые глаза.
- Я тебя, холопка, на дыбу отправлю за такие бунтарские речи! - воскликнул Он, смешно рассевшись на столе. Шикарный камзол и штаны, повисшие на стопах волосатых ног - зрелище было еще то!
- Но-но, расфуфырик, у нас свободная страна, а в руках у тебя совсем не родовой штандарт! - ответила Она и, от хохота схватившись за животик, улеглась.
- Как у людей язык поворачивается называть это трусами?! - с премудро-сосредоточенным видом мыслителя изрек Он и тоже захохотал, рассматривая кружевной лоскуток.
Вволю посмеявшись, они встретились взглядами и несколько секунд молча изучали друг друга, после чего Он откровенно, легко и с ноткой печали произнес:
- Я уже и забыл, когда последний раз я был настолько самим собой.
Он встрепенулся, окончателно стянул с себя штаны, вручил их Ей в руки и, взяв Ее на руки, карикатурно - торжественно произнес:
- Вы приглашаетесь на первую в истории приватную экскурсию в апартаменты последнего потомка монаршего рода!
Так Он и понес Ее, сверкая голым задом, в свое крыло и пытаясь напевать торжественную мелодию, соответствующую настоящему моменту.
- Что ты мне покажешь в первую очередь? - с детским восторгом в глазах спросила Она.
- Монаршую спальню - ответил Он и задержал дыхание, стараясь не заржать.
- Ну-у ко-не-чно! - протянула Она и посмотрела в Его прилипшие к Ее груди жадным взглядом глаза.
Надолго их сдержанности не хватило. Судорожный хохот так их нахлобучил, что сохранившееся равновесие можно было объяснить лишь непосильными стараниями Его пыхтевшего от усердия Ангела-хранителя.
Поворот, осторожный пинок босой волосатой ногой и Ее взгляду предстала замечательная спальня, в которой повсюду были разложены книги.
- Ого!...Гм...Ух! - Она скользнула из Его объятий на пол и, разглядывая кожаные переплеты старых фолиантов, двинулась по комнате. - И это все твое?! - спросила Она, широко раскрыв свои изумительные восторженно-потрясенные глаза. - Это же стоит чертову прорву денег!!!
- Да, мое. - Спокойно ответил Он - Но я не собираюсь их продавать, даже если мне будет очень нехватать на деревянный ящик в мой собственный рост.
- Об этом тебе еще рано думать. - Она снова окинула комнату взглядом - Неужели ты все это прочитал?
- Почти. То, что еще не успел лежит на кровати.
Она повернулась и, увидев раскрытый фолиант там, где Он сказал, направилась к нему, осторожно ступая симпатичными ножками меж книг.
Пребывая в священном потрясении от увиденных реликвий, Она аккуратно села на кровать, поджав под себя ноги и, увлекшись, незаметно для себя самой опустилась на локти, подперев голову ладонями. Перед Ее глазами мелькали события древности, неизвестные ни одному современному историку.
А Его взгляду предстали самые сокровенные танства Ее плоти. Хладнокровно созерцать их было выше Его скромных сил. Неслышно приближаясь к Ней, Он на ходу обнажил торс. Опустившись на пол, Он с улыбкой посмотрел на Ее лишенный ареола волос цветочек и про себя сказал ему: "Привет!" И так он был привлекателен, что Она сказала "Ой!", когда Его губы нежно-нежно коснулись Ее дверей в обитель радости и страсти. Сначала Она сказала - "Нет!", потом - "Да!". Полминуты спустя - "Хватит!", а еще через пару мгновений - "Еще!"...А потом Он слышал только "Да...да...О, ДА!...Да! Да!" и другие совершенно бессмысленные звуки. Вот и пойми этих женщин, думал Он, с чувством величайшего наслаждения смакуя все неуловимые тона и оттенки Ее вкуса и слушая, как Ее устами говорят страсть и наслаждение. Когда Его язык скользнул в преддверие, а зубы прикоснулись к промежности, Она просто отпрыгнула от Него. Она села сжавшись на другом краю кровати, и на лице Ее был написан настоящий шок.
- Боже... - Ее голос был еле слышен - Это...всегда так?
Он не понял:
- Что?
- По-моему, это был...
- Оргазм? - Она вскинула на Него глаза - С тобой такого раньше не было? - негромко спросил Он.
- Такого - нет!
Он уселся с Ней рядом и, обняв, стал спокойно и нежно поглаживать Ее волосы, плечи, руки.
Так они и просидели молча, достигая новой глубины своей близости, пока Она не сказала:
- По-моему, ты мне оч-чень нравишься. Мне кажется, что я уже тебе доверяю, сама не знаю, почему. - Она подумала пару секунд и закончила - Здесь, с тобой я хочу пережить все, что только возможно...если, конечно, ты не против. - Тут Она спохватилась - Боже мой, ты наверно думаешь, я шлюха какая нибудь?!
- М-м? - Он разомлел, наслаждаясь Ее запахом, ощущением, что Она откровенная, обнаженная заполнила Его объятия и, поэтому, не сразу понял, о чем Она говорит. - Чё-о?! Душистик, ну нельзя же говорить такие вещи мужчине, находящемуся в состоянии блаженного дрейфа!
- Кажется, я тебя шокировала - сказала Она - Простите меня пожалеста! - и Она стала преувеличенно-выразительно Его целовать, издавая звук, который скорее был похож на французское слово "Муа", чем на русское "Чмок!"
- Нет, я так не думаю. Сегодня меня наполняет ощущение, что я встретил старого близкого друга, с которым могу обсудить все свои секреты, ничего нескрывая.
- Вообще-то, мне кажется пошлым говорить "Я тоже", но...- Она посмотрела на Него с траурно-серьезным выражением лица и сказала - Я тоже.
Они снова принялись хохотать и, почему-то - я, честно говоря, не знаю почему - на этом эпизоде их беседы их смех перешел в объятия, поглаживания обрели более чувственный характер и они, нежелая уступать друг другу активной роли, затеяли увлекательную баталию с перекатываниями, победоносными возгласами и смехом, пока Он вдруг не передумал побеждать и сдал свои позиции, позволив Ей победить. Каждый из них немножко устал и поэтому этот этап их встречи имел лениво-эротичный характер. Они неторопливо гладили друг друга, нарочито медленно и мучительно сладко. И Ей приносило радость осознание преобладания Ее свободы действий по сравнению с Его возможностями. С высоты своей власти, Она могла позволить себе быть ленивой, игривой и неожиданной как кошка. Она терлась носом о Его лицо, волосы, вдыхая их запах, кусала уши и чуть ли не мурлыкала от удовольствия, когда слышала, как меняется ритм Его дыхания. Она провела языком по Его шее, медленно - медленно и вдруг - клац-клац - два довольно ощутимых укуса, по одному на каждый сосок. Он вскрикивает от боли, перемешанной с наслаждением, и уже чувствует, как Ее уста, превратившись в крылья бабочки, нежно порхают по Его наливающемуся силой стволу. Она была нежна...Стоп! А мог ли Он так сказать, если все, что Он о Ней узнал, уместилось в пару часов, минувших с момента их встречи? ...Он чувствовал, что мог. Если не своему сердцу, то кому еще верить? ...Да, Она была нежна, как никогда. Она не просто ласкала, Она любила Его самого и все, чем Он был. Мог ли Он этого не ощутить?
После первого взрыва в гостиной, Его наслаждение стало глубоким, как омут и медленным, как восход. Но больше всего Его радовало осознание того, что и Ей это приносило отраженное удовольствие.
Набравшись впечатлений, Она выпустила крепкий лингам из сладкого плена своего рта и, напоследок проведя языком по всей его длине, выпустила его из вида, Их пальцы сплелись и, без всякой помощи рук, Они соединились. Она почувствовала, что земное тяготение больше не властно над Ней, а только помогает скользить вдоль этого горячего луча, поднимаясь к небесам, где, к сожалению, людям приходится бывать не часто. А для Него Она в своей нежности, влажности и теплоте была похожа на гостеприимное море, зовущее в дрейф на ласковом прибое под утренним солнцем. Они то что-то шептали друг другу, то бессловесно стонали от наслаждения и радости взаимопонимания, то сплетались как лианы, то раскидывались как два лепестка одного цветка, соединяясь лишь чреслами. Они двигались и замирали, гладили и сжимали друг друга. Открыто и бесстыдно они отдавались этому течению, связавшему их. Его удары и Ее взмахи. Его вздохи и Ее стоны...и не было для них музыки слаще и желанней, наверно потому, что связало их нечто большее, чем страсть.
Очнувшись от сладкого потрясения, они обнаружили, что лежат лицом к лицу и всматриваются в черты. В глаза, очертания носа, бровей и губ.
Потом они вспомнили о книгах, разложеных вокруг и болтали о них...и не только о них...И не только о книгах.
А потом Она прижалась спиной к Его груди и они, сидя в объятиях, наблюдали, как разгорается рассвет.
И в тишине произошло то, что я бы не взялся объяснить.
В один голос они сказали:
- Мне кажется... - Они засмеялись и Он попросил - Говори.
- Нет, сначала ты.
- Я, как джентельмен, должен пропустить даму вперед.
Они препирались некоторое время и их дальнейший диалог приобрел какую-то неповторимую загадочность, необъяснимость чуда.
- Что - говорит Он.
- Ты - говорит Она.
- Мои - шепчет Он, обретая веру.
- Крылья - шепчет Она, возрождая надежду.
Это, к сожалению, не сказка и этим утром Она должна была уйти.
Она замерла у двери и в Ее открытой спине, наклоне головы Он увидел незавершонность, недосказанность, многоточие. Она обернулась и в глазах Ее была и печаль, оттого что кончилась ночь, и надежда, что будет день, что впереди еще целая жизнь.
- Ты знаешь, чего это стоит. - Она обвела взглядом комнату, со всем этим царским убранством.
- Декорация - ответил Он, закончив Ее мысль и Она как-то грустно улыбнулась Ему.
- А там - Она посмотрела на линию горизонта - Где-то под солнцем, на грешной земле есть всего одна настоящая жизнь, стихия, назови как угодно. И только она одна стоит того, чтобы жить. Она ждет. И ты знаешь, как люди ее называют. - Она последний раз посмотрела Ему в глаза и вышла.
А Он, оставшись один со своей новой душой, полной неизъяснимых ощущений, назвал эту стихию по имени:
- Любовь... - и, когда Он, лихорадочно одеваясь на ходу, пустился вдогонку за Ней, вся жизнь была видна в Его счастливой улыбке.