Од Торфиннсдоттир повстречала Бальдура Одинссона на летнем пастбище, том, которое за Ушбой-горой, и когда идешь туда, слева от тебя Лазарусфьорд, а справа Бовифьорд. Од гоняла туда родовое стадо каждое лето, кроме позапрошлого, когда была война с Гуннарссонами. Обычно пастьбой занимаются мальчишки-подростки, но на Торфинне Гноме долго лежало проклятие, все сыновья у него умирали младенцами, пока Торфинн не принес в жертву Бальдуру богатую добычу, тогда сыновья помирать перестали, но Од уже вымахала здоровее иного парня, так что вполне могла справляться с сыновними обязанностями.
Будь на месте Од другая девица, Торфинн, вестимо, не отпустил бы ее одну на целое лето. Нормальная девица возвращается из такого похода не одна, а с женихом, а то и без жениха, но с брюхом и сказочкой, что, дескать, тролли изнасиловали. Но Од была исключением, ее можно было отпускать куда угодно.
По крови отцом Од был не Торфинн, а некий Хамилькар, кормчий торгового корабля из полуденной страны, именуемой Картахена. Муж этот был силен, храбр, решителен, настойчив и неудержим, за такого любой отец отдаст дочь только так. А если подобный муж невзначай оттрахает девицу, бить его не станут и виру серебром не возьмут, но истребуют, чтобы женился на трахнутой и остался навсегда в ее роде. Но вышло так, что когда Хамилькар на пиру воспылал желанием, боги его направили не на бесхозную девицу, а на Гудрид Гудмундсдоттир по прозвищу Лебедь, жену Торфинна Гнома. Торфинн в это время был пьян и отвлекся, а Гудрид этим воспользовалась и пока муж храпел, дала заморскому гостю. Потом их попалили друзья мужа, разбудили Торфинна, он опохмелился, а затем схватил в одну руку топор, а в другую щит, и стал грызть щит ибо был берсерком. И когда счел, что погрыз достаточно, пошел на Хамилькара и разрубил ему череп напополам. От этого началась большая сеча, норманны победили, но заморский корабль захватить не сумели, пришельцы бежали с позором, но увезли все богатства и торговая сделка сорвалась. Но никто об этом не пожалел, потому что Бьярни Яйцо сочинил хорошую вису о том бою, а о торговой сделке хорошую вису не сочинишь.
Чтобы жена понесла, чаще всего ее нужно трахнуть несколько раз подряд. Но Хамилькар был удачлив, и Гудрид Лебедь понесла с одного раза. Торфинн как узнал, обиделся, побил жену, но потом друзья сказали ему, что Хамилькар был благороден и нет никакого позора иметь в роду Хамилькарова отпрыска. Тогда Торфинн успокоился, помирился с женой, и через положенное время она родила дочь, которую назвали Од, Торфинн ее сразу удочерил честь по чести. А на следующий день посмотрел на дочь и проклял вчерашнее удочерение, хотел даже разбить ей головку о камень, но тесть запретил. Дело в том, что Од родилась лысой, как рождается каждый второй младенец, а на следующий день у нее на головке проклюнулись первые волосики, и были они черными.
Долго и страшно горевал Торфинн, когда узнал, что дочь его уродилась уродкой, и никогда ей не найти достойного мужа. Гудрид -- дура, не догадалась блядь-партнеру под бандану заглянуть, не подумала, что уроду давать -- уродов плодить. Решил Торфинн, что когда дочь подрастет, продаст ее в рабство заморским гостям, они черные волосы не считают уродством, так что, может, еще устроится в жизни по-человечески. Но заморские гости долго не приплывали, а потом Торфинн к дочери привязался и перестал замечать ее уродство. Иметь некрасивую дочь в чем-то даже хорошо -- можно отпускать одну на далекое пастбище и ничего не бояться.
Од Торфиннсдоттир была одна, когда ей явился Бальдур. Явился он так: рано поутру загавкали псы, Од проснулась и увидела, что посреди поля откуда ни возьмись стоит каменная хижина с деревянной дверью, и дверь вдруг открылась и из нее вышел Бальдур Одинссон. Был от высок, строен, широкоплеч и голубоглаз, белокурые волосы развевались по ветру, а борода была аккуратно подстрижена. Одет Бальдур был в крашеные одежды, обут в крашеные сапоги, и только одно было в нем некрасиво -- не носил он ни перстней на пальцах, ни серег в ушах, ни золотой цепи на шее. Но в остальном он был прекрасен.
- Ах! - вздохнула Од, и больше ничего не смогла вымолвить.
От незаслуженного комплимента Од смутилась и стала красной в прямом смысле, не в переносном. А потом Од подумала, что добронравная девица не позволяет так с собой обращаться даже богу любви.
- Прикрой пасть, шутник, пока в башку не прилетело! - крикнула Од. - Знай, что перед тобой не портовая блядь, а благородная девица Од дочь Торфинна сына Ена сына Свана сына Карла Потертое Седалище! Следи за языком, чмо!
Чтобы ее речь стала доходчивее, Од потрясла копьем, от этого собаки разгавкались так, что последние слова Бальдур вряд ли расслышал. Но общий смысл он уловил.
- Прости меня, Од дочь Торфинна, - сказал он и чуть-чуть поклонился, ровно так, как боги кланяются простым смертным. - А я... гм...
- Я знаю, кто ты, - перебила его Од. - Зачем пришел?
- Ну... - замялся Бальдур. - Я не знал, что ты... гм... пасешь... Мне уйти?
- Сам решай, ты свободен, - сказала Од. - Но я тебя не гоню. Сыра хочешь?
Бальдур сказал, что хочет, но когда Од угостила -- побрезговал. Откусил ровно столько, чтобы не оскорбить гостеприимство, стал жевать, потом украдкой выплюнул, когда Од отвернулась и он думал, что она не видит.
- Сдается мне, у вас делают сыр иначе, чем у нас в Мидгарде, - сказала Од.
- О, так это и есть тот самый Мидгард! - изумился Бальдур. - А мы-то думали... Погоди минутку, я быстро!
Он забежал в хижину и закрыл за собой дверь. Од вспомнила, как мама рассказывала, как Хамилькар ей рассказывал, что у них в заморской Картахене принято гадить не в лесу под деревом, а устраивать особые хижины, именуемые нужниками от слова "нужда". Хотя нет, там не нужник, там у него жорный склад!
Бальдур принес со склада четыре вида сыра, два вида хлеба и целый жбан вкусного пива. А потом сходил еще раз и принес вяленую рыбу, неведомых вареных козявок и хрустящих соленых печенек. А пивной жбан был не дощатым, как обычно, а драгоценным, из стекла. И еще Бальдур принес большие кружки для пива, тоже драгоценные.
Од выпила кружку залпом, пиво ударило в голову -- асы варят пиво крепче, чем местные мужики, кто бы мог подумать. А чего это он ее спаивает?
- А чего это ты меня спаиваешь? - спросила Од и непроизвольно рыгнула. - Трахнуть хочешь, пока пьяная?
Этот простой вопрос бога любви сильно смутил, и Од поняла, что она ему вовсе не так желанна, как только что примерещилось, просто Бальдур вежлив и обходителен. А чего она ожидала от бога любви?
- Прости, - сказала Од.
- Прости, - одновременно сказал Бальдур.
Они рассмеялись, тоже одновременно, и Од сказала, что когда двое одновременно говорят или делают то же самое, это знамение. Бальдур спросил, что оно знаменует, и Од сказала, что надо еще выпить. Потом Од сказала, чтобы он не думал, что она похлебку сапогом черпает, она хоть и небогата, но знатного рода, и хорошим манерам ее учили как положено. И еще она неглупа, все так говорят. Так что трахать себя из жалости она не позволит, а поцеловать в шейку позволит, можно с закрытыми глазами, если противно смотреть на волосы.
- Разве ты считаешь себя уродиной? - удивился Бальдур.
- А то нет, - ответила Од и сожрала ломоть рыбы. - То-то я не вижу, как ты от моей головы нос воротишь.
Бальдур смущенно улыбнулся и сказал:
- А можно, я... тебя... гм... помою?
- А зачем? - удивилась Од.
Бальдур смутился еще сильнее и сказал, что она воняет несвежим.
Од рассмеялась. Вона как все просто выходит! Она-то думала, что по жизни ему отвратительна, а он просто резких запахов не любит.
- Давай лучше завтра пойдем мыться, - сказала Од. - А то на водопое мыться несподручно, а до большого ручья далеко.
Бальдур загадочно улыбнулся, взял ее за руку и сказал:
- Пойдем, я тебе кое-что покажу.
- Погоди, - сказала Од. - Сначала допью, потом пойдем.
Она допила кружку, потом допила, что оставалось в жбане, и только после этого позволила Бальдуру увести ее в хижину. Через порог он ее не перенес на руках, а просто провел за руку, ну и ладно, не больно-то хотелось, побывать Бальдуровой наложницей -- тоже большая удача. Хотя невестой круче.
Хижина у Бальдура оказалась чудесная, внутри больше, чем снаружи, целый дворец, а не хижина. Сначала Од удивилась, а потом разобралась, в чем дело -- Бальдуров дворец большей частью стоит в Асгарде, а в Мидгард торчит только одним углом, вот и кажется, когда глядишь из Мидгарда, что он маленький, как хижина. А какая у Бальдура баня! Божественная!
Од позволила Бальдуру помыть себя, потом позволила трахнуть, а потом позволила кое-какие непотребства, какие благонравные девицы обычно не позволяют. Но Бальдур -- бог любви, ему любое можно! А то превратит в лягушку...
Так и повадились они каждый день сначала мыться, а потом трахаться. А чтобы Од не отвлекалась на пастьбу, Бальдур призвал железных гоблинов, и те построили вокруг пастбища забор из железных веревок, к которым если прикоснешься, будет больно, а снаружи забора Бальдур велел другому гоблину, похожему на паука, ходить по кругу и гонять волков. А чтобы собакам было не скучно, призвал много мелких гоблинов, чтобы собаки с ними играли. И еще всем раздал жратвы, каждому существу по роду его, а Од каждый день спаивал пивом.
Од поселилась в Бальдуровом дворце и увлекалась асовыми чудесами, которые на деле оказались еще удивительнее и заманчивее, чем поется в сагах. Единственное, что Од огорчило -- что Бальдур не захотел ее знакомить с другими асами. Однажды она ему так прямо и сказала, что хочет видеть других асов, и Бальдур в ответ ее спросил:
- Сколько тебе лет, милашка?
- Очень много, пятнадцать, - ответила Од.
Бальдур огорчился и сказал, что пятнадцать -- возраст несчастливый, а ближайший счастливый возраст будет через три года, тогда он ее познакомит с другими асами, а раньше нельзя. А потом Од стала замечать, что Бальдур к ней охладевает, и когда лето подошло к концу, он совсем охладел к ней, и когда она повела стадо в зимние стойла, он ей ничего не подарил на прощание. Од ничем не выдала, что обиделась, а на первой ночевке плакала всю ночь. Но когда привела стадо в селение, глаза у нее были сухие и не красные, потому что девице-норвуману не подобает лить слезы без веских причин.
- Воистину ты удачлива, дочь моя! - сказал ей Торфинн Гном, обнимая при встрече. - Какие жирные овцы, и козы жирные, и собаки! А что, волки совсем никого не съели? За все лето?
Од подтвердила, что волки никого не все за целое лето, а когда отец спросил, в чем дело, сказала, что такова ее удача. Отец что-то заподозрил и спросил, не путалась ли она с троллями и гоблинами, и Од ответила, что не путалась, и принесла в том клятву. Если бы он спросил, не путалась ли она с асами, она бы созналась, что путалась, но он не спросил, и она не созналась. А на осенней ярмарке Торфинн объявил во всеуслышание, что его старшая дочь хоть и страшна как валькирия, но зато удачлива как Локи, и если кто возьмет ее в жены, тому она принесет большую удачу. А если у кого на черноголовую не встает, то пусть ей голову банданой обмотает, это не зазорно. Торфинн, очевидно, полагал, что после такого объявления к Од кто-нибудь посватается, но никто не посватался.
А потом Од узнала, что носит ребенка. Вскоре это узнала мама Гудрид, стала расспрашивать, Од призналась во всем, но папа с мамой ей не поверили, решили, что нагуляла ублюдка с беглым рабом или каким-то иным бродягой. Папа Торфинн сильно разгневался, бил Од по животу, чтобы та выкинула, но она не выкинула. Тогда мама сказала, что духам предков угодно, чтобы Од выносила, что носит, и папа согласился. А потом в пивной Карл Ормсон стал злословить про Од, и Торфинн разбил Карлу голову, и Торфинну пришлось идти в лес и откапывать клад, который он загодя зарыл на такой случай. В итоге все обошлось, Ормсоны приняли виру, отозвали кровную месть, и с тех пор в присутствии Торфинна никто на Од не злословил. Однажды Хильдур Карлсдоттир сказала маме Гудрид, что парень, трахнувший Од, видать, весьма искусен в любовном деле, раз она его не выдала, либо это не парень вовсе, а кобольд или еще какая нечисть. Гудрид на эти слова ответила тем, что оттаскала Хильдур за волосы, и с тех пор при ней тоже никто на Од не злословил.
Весной в село приехал Рагнар Рориксон с дружиной, собрал дань, благородные мужи закатили пир и принялись обсуждать новости за прошедший год. Среди прочего тану рассказали про приключение Од на летнем пастбище, Рагнар подорвался съездить на туда и поглядеть на следы бога любви своими глазами. Торфинн огорчился, потому что понимал, что никакого Бальдура на пастбище они не найдут, и не выйдет из этой поездки ничего, кроме урона родовой чести. Но Рагнар был непреклонен.
Они покинули село в тот же день, когда с перевала меж двух рогов Ушбы-горы впервые сошел снег. Ехали не спеша, и приехали на пастбище только на третий день после полудня. И тут ко всеобщему изумлению оказалось, что Од не наврала.
Подошел Рагнар Рориксон к ограде из железной веревки, тронул ее пальцем и сказал:
- Однако никто не укусил меня, девчонка наврала.
- Однако в остальном не наврала, - заметил Торфинн.
Од выпрямилась в седле, подбоченилась и гордо произнесла:
- Я всегда во всем по жизни права и никогда не вру!
Торфинн подумал, что дочь его стала не в меру наглой и надо ее при случае поучить хорошим манерам. А потом подумал, что вон та неведомая херня, по всей видимости, и есть заколдованный дворец Бальдура, так что Од на самом деле наглая в меру. Ведь если окажется правдой хотя бы половина из того, что она болтала про Бальдура, получается, она в полном праве быть наглой..
Рагнар обнажил модный заморский меч и стал рубить железную веревку. Рубанул дважды, посмотрел на свежие зазубрины на лезвии, помянул Мимира йотуна, и сунул меч обратно в ножны.
- Сколько ни воюй, лучше честного топора ничего не сыщешь! - сказал Торфинн, размахнулся как следует и разрубил изгородь одним ударом.
Рагнар посмотрел на него искоса, но ничего не сказал, даже не крякнул. Подумал, что Бальдуров тесть тоже обнаглел, но вразумлять его прямо сейчас неуместно. Вернемся в село, там и вразумим..
Торфинн пришпорил коня, направил в прорубленную брешь и поскакал к далекой каменной хижине.
- За ним! - приказал Рагнар дружине.
Дверь хижины распахнулась, на пороге показался прекрасный юноша.
- Оба-на! - сказал Рагнар.
Они приблизились к крыльцу, спешились, выстроились в одну шеренгу, преклонили колени и склонили головы. Одна только Од не встала в шеренгу, не преклонила колени и не склонила голову, а гордо прошествовала к порогу и сказала следующее:
- Здравствуй, Бальдур, рада тебя видеть! А у нас будет дитятко! Ой, кто это?! Бальдур, это женщина или тролль?
Последний вопрос вызвал в душах мужей любопытство, одержавшее верх над смирением, они подняли головы и увидели, что рядом с прекрасным юношей стоит чернокожая женщина, прекрасная телом и в особенности сиськами, но мордой, кожей и волосами настолько страховидная, что при свете дня не трахнуть никак.
- Ты женат! - воскликнула Од. - Чур я вторая!
- Кто это? - спросила черная женщина Бальдура.
- Была одна телка... - пробормотал бог любви смущенно.
- Ты ее мыл? - спросила его черная женщина.
- Нет, блин, грязную трахал! - воскликнул Бальдур, и все поняли, что он произнес эти слова не просто так, а с сарказмом, и когда он трахал Од, она всегда была не гразная, но помытая.
- А сколько ей лет? - продолжала допрос черная женщина.
Бальдур затруднился с ответом, Од пришлось придти ему на помощь.
- На той неделе исполнилось шестнадцать, - сообщила она.
Женщина поглядела на Бальдура осуждающе, и произнесла непонятное слово:
- Педофил.
Бальдур скривил лицо, будто сейчас заплачет, и сказал:
- Прости, наставница, ябольше не буду.
Рагнар подумал, что по жизни бог любви не так достоин уважения, как в сагах и висах. И еще он подумал, что этим надо воспользоваться.
- Народ требует виру! - крикнул тан, зычно и внушительно.
Торфинн вздрогнул и посмотрел на Рагнара, будто тот уже мертв. А потом посмотрел на Бальдура, на черную женщину, глаза его загорелись, и он громко сказал:
- Да, все верно, народ требует виру!
"Храбрый муж", подумал Рагнар. "Подрастет старший сын, возьму себе в дружину".
- Енсоны за честь невесты виру серебром не берут! - внезапно закричала Од.
- А ну бери меня замуж, сучий потрох! - продолжала Од свою хулительную речь.
- Ты обещал ей жениться? - спросила черная женщина Бальдура.
Рагнар склонил голову к Торфинну и тихо спросил:
- Кто это?
- По-моему, Вирдд, больше некому, - тихо ответил Торфинн.
- Да, пожалуй, - согласился Рагнар.
Черная женщина тем временем совсем распалилась и поносила Бальдура на чем свет стоит. Бог любви переносил брань безропотно и выглядел жалким. Рагнар решил, что пора за него заступиться.
- Эй, почтенная, следи за речью! - крикнул он. - Ты не к рабу обращаешься, а к зятю моего вассала!
Од тем временем спешилась, подошла к асовой хижине, ухватила черную женщину за страшные черные волосы и стала возить ее по траве. Женщина визжала и вырывалась, но волшебства не творила. Бальдур растерянно топтался на месте и ничего не делал, только пялился на дерущихся женщин.
- Скажи мне, Торфинн, - обратился Рагнар к вассалу, - если в саге про одного мужа говорят, что он был глуп, а про другого никак не говорят, кому из этих мужей больше чести?
- Первому, вестимо, - ответил Торфинн.
- Вот и я так думаю, - кивнул Рагнар.
Воздел топор над головой, выждал пять ударов сердца, чтобы воины увидели, и заорал зычным командирским голосом:
- Вперед, братья, на штурм Асгарда! Пусть о нас сложат сагу!
- Ух ты! - отозвались воины.
Такой неимоверной доблести они не ожидали даже от собственного тана. Штурмовать обитель богов -- как он вообще на такое сподобился?! Но отвергнуть такой призыв -- позор на всю жизнь и потом в Валхалле позор до самого Рагнарека!
- Один и Фрея! - завопили воины и ринулись в бой.
Наступали в пешем строю, выстроились железным клювом, действовали четко и слаженно, они ведь не говно подзаборное, а боевая дружина!
Бальдур получил обухом по темечку и сомлел. С черной женщины сорвали пояс, связали руки и ноги, и бросили рядом с богом любви. Присматривать за пленными поручили Од, а сами побежали внутрь, развивать успех.
Внутри воинам пришлось туго. Против Рагнаровой дружины выступили не живые люди, не великаны и даже не боги, а неведомое волшебство. Сначала их оглушило диким воем, Рагнар подумал было, что это воет волк Фенрир, поискал везде, но не нашел. Потом с внутренней стороны крыши помещениях потекла вода, холодная и несвежая, пенистая, а потом в дом вошли многоногие железные гоблины и стали кричать человечьим голосом, дескать, уходите, вас сюда не звали.
- Викингов не зовут, викинги приходят сами! - заорал Рагнар и стал грызть щит. А когда счел, что погрыз достаточно, ринулся в последний бой.
Как проходил этот бой, никто толком не запомнил. Неведомая магия обрушилась на воинов мороками и миражами, закружились головы и, похоже, сомлели храбрецы один за другим, а потом как-то незаметно оказались за порогом, и когда очнулись, от дворца осталась одна только проплешина в траве и больше ничего.
- Од, а где пленные? - спросил Рагнар.
Од ответила так, что Торфинну пришлось сделать дочери внушение, дескать, не богохульствуй, удачи не будет.
- Не ругай дочь, - сказал ему Рагнар. - Она не виновата.
Торфинн согласился, что дочь не виновата, и стал ругать Бальдура. Рагнар слушал, слушал, а потом сказал:
- Приколись, дружище, а этот чмошный ас все-таки заплатил виру за бесчестье твоей дочери.
- Как заплатил? - не понял Торфинн. - Где, как?
- А вон, - показал Рагнар. - Железная веревка на столбах. Это сколько кольчуг можно понаделать!
- И точно, - согласился Торфинн. - Там еще, по-моему, столбы целиком из железа откованы.
- Ну, вообще! - воскликнул Рагнар.
Подумал немного и добавил:
- Пятая часть от всего моя.
- А почему не десятая? - спросил Торфинн.
- Потому что с тобой пришли три лучника, а со мной вся меньшая дружина, - обосновал Рагнар.
- Убедительно, - признал Торфинн.
На том и порешили. Позвали рабов, те выкопали железные столбы и смотали железную веревку, из столбов Густав Кузнец потом ковал мечи для танов, и все их хвалили, а железную веревку, которая правильно называется проволокой, Рагнар продал оптом на летней ярмарке, а вырученное золото поделил по справедливости. В честь той сделки наварили пива и закатили пир, все были довольны и никто на том пиру не поссорился.
Что касается ребенка, которого носила под сердцем Од Торфиннссон, то с ним вышла незадача. Родился мальчик крупным и здоровеньким, но на третий день захворал, закашлял и на шестой день отдал богам душу. Од вначале убивалась, обидно ей было, что не сберегла божьего сына, а через месяц к Торфинну приехал Бьерн Копыто из дальнего Лазарусфьорда и просватал Од за своего второго сына. Бьерн сказал так:
- На первый взгляд, дочь твоя -- гадкая уродина, но на второй взгляд сдается мне, что Бальдур Одинссон знает толк в годных бабах. А теперь поговорим о приданом.
Они торговались весь вечер, всю ночь и весь следующий день, наконец, ударили по рукам и стали обмывать сделку. Од вышла за Олафа Бьернссона, жили они долго и счастливо, она ему родила ?семь сыновей и пять дочерей, и о седьмом сыне Олафа и Од сложена особая сага.
А Бальдура Одинссона в тех краях больше не видели.