В саду старой ивы

Теплое августовское солнце перевалило за полдень и медленно клонилось к крышам высоких зданий и макушкам нескольких старых ив, распростерших свои ветви над гладью небольшого пруда в парке, прилегающем к небольшому синтоистскому храму. Его резные стены алели на фоне насаженной за несколько веков зелени и серых стеклянно-бетонных коробок зданий Токио как закатные облака на горизонте. Пожилой мужчина вел за руку ребенка лет четырех-пяти, улыбаясь ему каждой морщинкой на своем лице, как можно улыбаться только очень дорогому и горячо любимому человеку. Кавахара Синдзи очень любил этот старый парк, затерянный для непосвященных между серыми офисными зданиями, и старался брать сюда каждый раз своего внука Юдзи, который был как раз в том возрасте, о котором напоминали самому Синдзи парковые вечно плачущие ивы.

Проследовав по короткой дорожке от ворот парка до лавочки напротив приземистых храмовых ворот, мужчина присел на нее. Кавахара-младший тут же воспользовался обретенной малой долей независимости и побежал к деревьям ловить блестящих цикад, наполнявших стрекочущими звуками уходящий день. Это нехитрое дело полностью занимало малыша, и Синдзи наблюдал за ним все с той же доброй улыбкой.

Через полчаса уходящее, но еще теплое и доброе солнце пригрело голову Кавахара-сана, и его глаза стали постепенно сами собой закрываться, смежаемые тяжелеющими веками, и их стало заволакивать необычным и непонятным туманом, скрывающим и внука, и храм, и размеренный стрекот цикад. Казалось, даже звуки парка изменились и стали напоминать стрекот пулеметов и хлопание винтовок, как в далеком августе 45-го, когда они с матерью жили в гарнизоне укрепленного порта Маока.

Маленький Синдзи родился в семье мелкого чиновника Кавахара Юити и учительницы. Имя своей матери он забыл - слишком редко кто-то называл ее по имени при мальчике, да и воды времени с тех пор утекли очень далеко. Почти перед самым рождением мальчика, ненастным декабрьским днем четырнадцатого года эпохи Сёва¹, отца Синдзи призвали на военную службу в одну из пехотных дивизий², переведенных в марионеточное и полностью подконтрольное Императору государство Маньчжоу-Го³, где он и погиб год спустя от пули повстанца. Мать работала днем и ночью, чтобы прокормить себя и мальчика в нелегкое военное время. Все это Синдзи выяснил много лет спустя, устроившись работать в небольшую газету провинциального городка, которую затем поглотила 'Токё нити нити симбун', милостиво позволившая талантливому молодому фотографу перебраться на окраину Токио в маленькую квартирку в 4 татами в старом осыпающемся местами доме.

Все это закончилось в августе 45-го года внезапным штурмом советского десанта⁴, и мать, переносящая маленького Синдзи в более безопасное по ее мнению место, погибла от шальной пули, принадлежность которой так и осталась невыясненной. Малыш долго кричал и плакал рядом с ней, а к ночи пошел дождь, и он укрылся под ненадежной крышей старого сарая, недалеко от которого и произошло несчастье. Рядом с сараем находился небольшой пруд, над которым и росли те самые ивы, врезавшиеся в память маленького Синдзи. Под этой крышей его, голодного и размазывающего остатки слез по лицу, и нашли разведчики 113-й стрелковой бригады советских войск, разыскивающие остатки гарнизона порта. Один из них, высокий и плечистый, взял мальчишку в расположение части и заботился о нем до тех пор, пока часть не ушла дальше по своим военным делам. Тогда, в последний день, этот солдат отдал часы и свой серебряный трофейный портсигар немецкого образца за то, чтобы мальчика доставили на Кюсю и определили жить в семью или детдом. Синдзи, как ни силился, не мог вспомнить его лица, только сильные руки и плечистую фигуру. Как только мысленный взгляд переходил от груди вверх, глаза как будто закрывала мутная белая дымка.

Вот и сейчас, много лет спустя, Кавахара-старший краем глаза заметил, как по аллее парка надвигается точно такая же дымка забвения, сквозь которую к нему шагала знакомая плечистая фигура в линялой гимнастерке и выцветшей пилотке. Солдат подошел к лавочке, присел, тихо звякнув медалями, и закурил самокрутку из того самого отданного портсигара. В молчании прошло несколько секунд, и вот солдат заговорил.

- Здравствуй, малыш. Я всегда вспоминал о тебе после войны. Я все-таки выжил в той мясорубке, вернулся домой, женился, родилась дочка. Несколько лет все было хорошо, а потом я помню только летящее на меня бревно.

- Что происходит? Где мы сейчас?

- Этого я и сам не знаю, - улыбнулся солдат. Синдзи по-прежнему не видел за белесой дымкой его лица, но такая знакомая почему-то улыбка согревала его душу не меньше теплого августовского солнца.

Синдзи снова почувствовал себя маленьким и несмышленым рядом с этим большим и добрым человеком, повидавшим на своем веку все ужасы, которые только могла изобразить действительность - несколько войн, плен, голод, холод, сиротскую жизнь, о которой Синдзи знал не понаслышке, и начал сбивчиво, как на выпускном экзамене в школе, рассказывать всю свою жизнь. Собеседник только улыбался, слушал и дымил своей цигаркой.

- Ты молодец, малыш. Вырастил славную дочь, а теперь и внука. Береги его. Ну а мне пора. Покурил, отдохнул и хватит.

Солдат медленно поднялся и пошел вдоль аллеи. Синдзи показалось, что туман медленно удаляется за ним. Он сидел и наблюдал за ним, пока не почувствовал, что кто-то дергает его за рукав.

- Дедушка, дедушка, ну что ты заснул-то посреди дня? Посмотри, я наловил целую банку цикад. Этого должно быть достаточно для летнего задания.

1. Эпоха Сёва - период японского летоисчисления, продолжавшийся с 1926 по 1989 годы - Википедия

2. Вероятно, 12-я пехотная дивизия вооруженных сил Ямато - Википедия

3. Маньчжоу-Го (Маньчжурия) - марионеточное государство, созданное на территории Китая японскими оккупационными силами - Википедия

4. Десантная операция советских войск в порту Маока (ныне Холмск) - Википедия