Катя Воробьёва жила в старинном селе. Неподалёку, на крутояре, находились каменные развалины, где когда-то обитал граф Сокольский, по устным преданиям обладавший несметными богатствами. Однако пришли большевики, графа прогнали, а сокровища... говорили, что он с собой ничего не успел взять. И сейчас еще находились охотники найти клад, да всё без толку.
Всякое болтал столетний дед Кондрат. Бывало, увидит маленькую Катю, раскланяется и с поклоном приветствует:
- Доброго дня, графинюшка!
- Какая я графинюшка, - маковым цветом заливалась Катюша. - Что вы такое говорите?
- Я знаю, что говорю, - щурился дед Кондрат.
Позднее, когда Катя Воробьёва подросла и стала симпатичной для наблюдения парням, он рассказал ей больше.
- Твой дед был дворовым сыном графа. Барин был очень охоч до баб. Всех дворовых девок перещупал.
- Вы наговорите, - отмахивалась Катя.
Настали новые времена, когда многие спохватились и принялись восстанавливать дворянские звания. Даже Никита Михалков подсуетился. Катя вертелась перед зеркалом: "А ведь что-то у меня есть! Прям благородство выглядает".
Но в благородные люди она так и не выбилась. Работала телятницей, по жизни ей не везло. Парень, Ванечка, который пообещал жениться, смылся неизвестно куда, и Катя вскоре родила. Дед Кондрат умер, и уже никто не напоминал ей, что она графиня. И всё же, непонятно по какому толчку, Катя назвала сына так, как звали графа - Артуром. Парнишка стихийно подрос и пошёл в школу.
В то памятное утро во дворе залаял Шарик; зло залаял, как на чужого. И Катя, еще не выспавшаяся, вышла посмотреть, кого там принесло. У калитки стоял незнакомый мужчина, черноволосый и в красной рубахе, похоже, цыган. Он держал в руках шевелящийся мешок.
- Купи, хозяюшка, поросёнка. Недорого возьму.
Катя прикинула. Это же и корм придётся покупать, а на что? Артурка в первый класс пойдёт. Много расходов на обмундирование и учебники. А еще она заподозрила, что поросенок ворованный. Приобретешь, а через час возмущенный хозяин с милицией явится.
- Иди дальше, - отказалась она. - У меня денег нет.
- Ну, возьми бесплатно. Вырастишь, продашь. Тогда и рассчитаешься. Я к тебе через год приду. Люди говорят, ты баба честная.
Польстил, однако. Она заколебалась. И цыган добил её своим пророчеством:
- Верное слово говорю: через этую свинью богатой станешь.
Соблазнилась-таки и поросёночка взяла. Ладно, выкормим, на себе сэкономим. Поросенок хорошо ел, быстро набирал вес и особенных хлопот не доставлял. Через год вымахал в порядочную свинью, разнес загон и убежал. Катя ринулась следом. Куда там! В грязную лужу плюхнулась, споткнувшись.
"Растила, кормила, и всё напрасно. Вот что значит, польстилась на дармовщинку. А теперь цыган придёт, чем рассчитываться буду?"
Никак не могла успокоиться. Взяла булку хлеба для приманки и пошла искать свинтуса. На мягкой земле остались поросячьи следы. Они вывели её к развалинам, где находилось поместье графа. Тут Катя и увидела своего свинтуса. Он усердно рыл землю пятаком.
- Боря, Боря, - ласково позвала и булку протянула, но свинтусу свобода, видать, была дороже хлеба, и он побежал дальше.
В ямке, которую вырыл, Катя обнаружила сундучок.
"Это ж надо!" - вспомнила предсказание цыгана, что поросёнок принесёт богатство.
Открыть сундучок на месте не смогла и отнесла домой. Очистила от грязи, и попыталась взломать. Нет, не получается. Крышка плотно прилегает. Взяла нож и попробовала просунуть в щель между крышкой и самим сундуком. Поднажала! Нож сломался. Чем бы ещё поддеть, более крепким...
Чу! Что-то Шарик громко взлаял - радостно, заливисто, как бы приветствуя. Катя быстренько накинула на сундучок покрывало. Мало ли!
Выходить не пришлось; вошла напарница Дашка Булаткина.
- Кать, ты заспала, что ль? Нам на смену уже пора. - И не уходит, дожидается.
Вместе и пошли. Смена выпала трудная. Корова Марта разродиться не могла. Вместе теленочка за шею тащили. Но, слава богу, живой остался.
Где-то в пять утра освободились, и по очереди отдохнули на ветхом диване. Впрочем, Катя так и не смогла заснуть. Всё думала о сундучке. Что там? Небось, золото, драгоценности. По справедливости ей достался. В наследство! А что? Неплохо быть богатой. Артурку приоденет и в город, в престижную гимназию определит. Пущай постигает науки. Небось, их предок, граф Сокольский, просвещенным человеком был. А то - что сейчас? Хулиганом растёт. Допоздна пропадает на улице, в школе с тройки на двойку перебивается. Начнешь нотацию читать, а он в ответ: "Да ладно тебе, мамка, сама-то не доучилась".
Домой Катя возвратилась, едва держась на ногах. Артурки уже нет. А сундучок, где сундучок-то? Может, ей всё приблазнилось? И не было ни цыгана, ни свинтуса, ни сундучка в графских развалинах? Нет, всё есть! Вон стоит в углу, покрывалом укрытый. А у печки кочерга. Просунула в щель. Уф, открыла. Да что такое! Ни золота, ни драгоценностей - бумаги. Может, под ними что-нибудь припрятано? Вытащила: пусто. Много бумаг, целая кипа, вместе сшиты. И на заглавном листе крупными буквами:
ПОХОЖДЕНИЯ
ГРАФА СОКОЛЬСКОГО
А ниже разъяснение: Писаные им самим, пребывая в губернской долговой тюрьме с любезного разрешения надзирателя К-ва, давшего мне перо и бумагу. Пробовала читать. Но почерк неразборчивый, бумага пожелтела, много непонятных слов и букв, а то и целые абзацы не по-русски. Разобралась, правда, где были цифры и упоминались фамилии. Граф проиграл поручику Земцову 3000 рублей, занимал у купца Лобанова 4000, брал ссуду у банкира Брухмана 5000 под 25 процентов, трактирщику Пахому не оплатил много вин и закусок. Не менее длинным оказался перечень знакомств с девицами и дамами всякого происхождения и возраста. Упоминались разные имена; Катя пыталась угадать, какая из них была её бабушкой, но сведений оказалась недостаточно.
- А что б тебя, соколика! - выругалась она и отшвырнула рукопись. - Мало, что развратником был, так и в долгах по уши.
В доме стало прохладно. Катя принесла дров и огляделась, чем растопить. А вот же! Любовные похождения непутевого графа. Подсела к печке, вырвала из рукописи лист, другой... Но тут явился нагулявшийся Артур - шалопай, в прадеда пошел. Увидел в руках матери рукопись и поинтересовался:
- Чой-то у тебя, мам?
- Твой прадед наследство нам оставил, - с досадой проворчала она.
- Наследство? И ты его в печь?
- Оно только на растопку и годно.
- Погодь, - Артур вытащил из портфеля тетрадку со своими каракулями. - Вот тебе на растопку. А энто мне отдай. Я ж ведь тоже, выходит, наследник.
Он вырвал из тетрадки сдвоенный лист.
- Ты что делаешь, негодник! - возмутилась она.
- Да там одне двойки и замечания всякие. Сожги не глядя. Не хочу тебя расстраивать, мама.
Так рукопись графа оказалась у праправнука, хотя родство и было сомнительным. Но Артур тоже не смог прочитать. Учился он тогда в четвёртом классе, и учился абы как.
Через день Воробьевых навестила с инспекцией Вера Степановна, первая учительница сына, добрейшая женщина, не умеющая ругаться. И начала-то она с похвальбы:
- Конечно, ваш сын мальчик сообразительный, сметливый, но... слишком неусидчивый.
Артур, хитрюга, желая, чтобы она сменила тему, вышел из своей комнатёнки, с рукописью графа Сокольского.
- Вера Степановна, посмотрите, пожалуйста, я не могу разобраться.
Учительница надела очки, полистала рукопись и покачала седой головой:
- Нет, не осилю. Тут смешенье языков французского с нижегородским, - и добавила со смущением (наверно в нижегородской словесности оказалось много неприличных слов и непристойных выражений). - А откуда это у тебя?
- Я нашла, - пояснила Катя. - В графских развалинах.
- Сомневаюсь, имеет ли эта рукопись какую-нибудь историческую или художественную ценность, - целомудренно сказала Вера Степановна. - Во всяком случае тебе, Артур, следует отложить её чтение до взросления.
Когда она ушла, Катя проворчала:
- Я ж тебе говорила. В топку её!
Но Артур цепко держал рукопись в своих руках. Он сберег её, а для растопки печки собирал макулатуру. И, взрослея, стал всё больше постигать, что там написано. С нижегородскими матюками разобрался без труда, потому как часто общался с дворниками, сторожами, бомжами и алкашами. А вот с французской её частью пришлось сложнее. В их сельской школе не было учительницы французского языка, и позднее он занялся им самостоятельно, совмещая с английским по учебной программе.
Он сохранил рукопись до совершеннолетия, и благодаря знанию иностранных языков и реалий жизни, поступил в областной университет, на журналистику. Ещё не закончив, уговорил мать влезть в кредит: решил издать книгу по рукописи. Правда, поначалу Катерина возражала, сохранив негативное представление о "распутстве" графа. Но Артур её переубедил:
- Да ты что, мама! Он же народонаселение увеличивал. Вот и мы с тобой на свет божий, благодаря чему, появились.
Опыта книгоиздания у него тогда ещё не было, и он нанял ушлого редактора. Тот рьяно принялся за дело.
- Нижегородский диалект оставим, как есть. Сейчас в тренде, - планировал он. - Ять и фиту, конечно, уберём, чтобы не загромождали текст. Французскую речь дадим с частичным переводом. С частичным - потому что сейчас много англо-франкоязычных словечек оккупировали наш язык, понятны и без перевода. Книгу иллюстрируем с помощью бесплатных нейросетей. И последнее...
- Что ещё?
- Предлагаю вашего графа сделать попаданцем.
- Чавой-то? - удивившись, спросил Артур на незабытом нижегородском.
- Ну, будто это были вы сами, попали в позапрошлый век, и, вернувшись в наше время, рассказываете о своих похождениях.
Что и сделали. Книга имела успех и несколько раз переиздавалась.
Артуру попёрла удача. Впоследствии он поднаторел и стал успешным книгоиздателем. А к своей фамилии добавил графскую. Сейчас он - Артур Иванович Воробьев-Сокольский.
Его мать, Екатерина Воробьёва, переселилась из барака в двухэтажный особняк, построенный сыном на месте графских развалин. С фермы она уволилась. Да и вскоре ферму закрыли, как нерентабельную. Свою подружку, телятницу Булаткину, тоже оставшуюся без работы, Катя взяла к себе дворничихой и кухаркой. Впрочем, женщины подметали двор и готовили пищу вместе. И общались на кухне. Попивая вкусный кофе, приготовленный на кофемашине, листали и разглядывали последнее, роскошное издание о похождениях графа Сокольского.
- А ведь и вправду свинья от цыгана принесла нам богатство, - вспоминала Катя. - А божье провидение и паспортный стол подтвердили наш графский титул. - Чудно как-то, - сказала Даша. - Никак не могу поверить, что твой Артурка и граф Сокольский одно и то же лицо.
- Ты не сомневайся. У моего Артура и у графа даже почерк одинаковый. Оба писали, как курица лапой. Уж я-то знаю!
Подруга задумалась.
- Ой, Катя, а может и я графская пра-пра, словом, внучка? В книжке же говорится, что граф многих обрюхатил.
- Вполне возможно, - охотно согласилась хозяйка. - Дай-ка я тебя обниму и расцелую, сестрёнка!
Пожилые женщины обнялись и расцеловались, точно встретились после долгой разлуки. Затем продолжили беседовать и попивать кофе.
- Только у меня по-прежнему ум за разум заходит, - опять напряглась Даша. - Ежели всё так, как в книге, то получается, что твой Артурка - наш прадедушка. И в то же время он твой сын. Выходит, ты правнучка своего сына?
- Ой, запутала ты меня, - отмахнулась Катя. - Я спрошу у Артура.
Воробьёв же Сокольский, отвечая матери по мобильному телефону на столь щекотливые вопросы, торопливо отмахнулся:
- Не бери в голову, мама. Передавай новой родственнице пламенный привет. Пока.
Он был сильно занят и озабочен. К нему явился правнук банкира Брухмана и потребовал возвратить весьма солидный долг (с процентами, в пересчёте на нынешние цены вышло 38 млн. рублей), якобы взятый графом Сокольским у его прадедушки. Все бы ничего, но потомок банкира Брухмана входит в коллегию адвокатов и до сих пор не проиграл ни одного дела, за которое брался. Тяжба обещает быть долгой, упорной с привлечением министерства юстиции, госдумы, средств массовой информации и послужит прецедентом. Но что об этом? Вот когда процесс закончится, тогда и напишу.