Путятин Александр Юрьевич : другие произведения.

Приключения метеоролога

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 3.59*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это первый рабочий вариант романа, его части уже вывешивались в Самиздате, а первая часть ("Обаламус") участвовала в конкурсе "Кто, если..." как самостоятельный роман.

  Приключения метеоролога
  
  
  
  Роман
  
  
  
  Краткое содержание:
  
  Александр Серов, студент-метеоролог третьего курса географического факультета МГУ, во время летней практики знакомится с космическим пришельцем Обаламусом и помогает ему добраться до места прибытия спасательной экспедиции.
  Пришелец улетает, но довольно быстро возвращается на Землю, чтобы (по его словам) предотвратить глобальную катастрофу, невольным виновником которой может стать Серов. Обаламус берётся устранить угрозу безопасности планеты, но его планам постоянно мешают внешние обстоятельства. В самый ответственный момент пришелец исчезает с Земли, сославшись на срочный вызов своего правительства.
  Серов, и до этого иногда подозревавший Обаламуса в двойной игре, получает достаточно времени для раздумий. Он догадывается, что Обаламус - не тот, за кого себя выдаёт. Главный герой тщательно и всесторонне готовится к бою с коварным и жестоким противником.
   Короткая драматичная схватка заканчивается победой Серова. Он заманивает противника в ловушку и принуждает к капитуляции. От сломленого поражением Обаламуса Серов узнаёт о снарках, ещё одной расе пришельцев, давно обосновавшихся в окрестностях Солнечной системы и взявших её под защиту от внешних космических угроз.
   Серов связывается со снарками и передаёт им пленёного Обаламуса. Диверсия против Земли благополучно предотвращена.
  
  Во второй части романа повзрослевший главный герой участвует в демократическом движении второй половины 1980-х. Он принимает участие в обороне Дома Правительства РФ во время августовских событий 1991 года. ГКЧП повержен, демократия торжествует. Но главный герой довольно быстро понимает, что люди, подобные ему, не могут ужиться в новой России. В той самой стране, за которую он шёл на баррикады, Серова отовсюду вытесняют более приспособленные к дикому капитализму сограждане.
  И тогда Александр Серов принимает предложение снарков: покинуть Землю и поступить на службу в Солнечный Легион. Главный герой уходит в Дальний дозор - прикрывать подступы к планетарной системе от враждебных действий противостоящих снаркам народов и рас. Он проиграл, но не сломлен. Отвергнув господствующие в тот период правила игры, Серов уходит туда, где может быть по-настоящему полезен.
  
  Раскрытие темы:
  
  Если говорить об одной-единственной Истинной Ценности, то в романе "Приключения метеоролога" этой стержневой основой всех поступков главного героя является Чувство Долга. Долга перед чем-то значимым и великим. Гораздо более важным, чем его собственные вкусы и пристрастия, желания и прихоти.
  Чувство Долга перед Контактом - герой бросает всё личное и помогает попавшему в беду инопланетянину. Когда же представитель иной цивилизации оказывается врагом Земли, Чувство Долга перед Человечеством помогает герою подготовиться к бою и одолеть своего могучего противника.
  Но, к сожалению, рыцаря Чувства Долга на его трудном пути ждут не только цветы, но и колючки... И эти колючки чем дальше, тем чаще и больнее хлещут героя по лицу. Нескончаемой чередой идут беды и несчастья, тревоги и горести, поражения и разочарования. В период первоначального накопления капитала (России начала 1990-х) Серов и ему подобные - лишние люди, мусор на свалке истории. И главный герой вынужден покинуть этот мир, мир победивших эгоистов, преуспевающих кидал и самодовольных потребителей.
  Вернуться он сможет только тогда, когда слово Долг перестанет быть набором звуков, когда России снова понадобятся такие, как он...
  
  
  
  
  
  Часть I
  
   Обаламус
  
   1.
  
  Первым в кабинет вошёл Миша. Так уж исторически сложилось. Он - первый, я - второй. Во всём, что касалось городской московской жизни, его приоритет в нашей маленькой компании был установлен сразу и навсегда. Как-никак, он - абориген этих каменных джунглей. Он здесь родился и вырос. А я всё ещё теряюсь в московском многолюдье. Месяц назад мы окончили третий курс геофака МГУ (кафедру метеорологии) и сегодня прибыли в здание Гидрометцентра СССР на Красной Пресне в отдел краткосрочных прогнозов погоды.
  - Здравствуйте, мы к вам на практику, нам нужен Северов Сергей Михайлович.
  Из-за покрытого синоптическими картами стола поднялся светловолосый загорелый здоровяк лет тридцати. Джинсы, клетчатая рубашка, короткая стрижка, широкие покатые плечи. Встретишь такого на улице, ни за что не подумаешь, что инженер, да не простой, а ведущий. Обычно так выглядят литейщики или трактористы. Не настоящие, конечно, а те, что на агитплакатах.
  - Студенты? Где учитесь? Какой курс? Да вы присаживайтесь! Будем знакомиться.
  Вопросы он задавал спокойно и основательно, ответы слушал не перебивая. Через четверть часа, закончив нас расспрашивать, предложил обработать две синоптические карты, поступившие из аппаратной за время нашей беседы. Мы вытащили из дипломатов наборы карандашей и устроились за свободными столами. Сергей Михайлович занялся обработкой данных радиозонда, в наши действия не вмешивался. Работал он так же спокойно и неторопливо, как задавал вопросы. Линии наносил сразу "в цвете" на чистовик. К тому времени, как мы набросали черновые варианты изобар[1], он уже записывал что-то в толстый прошитый журнал.
  - Черновик готов, - сказал я.
  Миша завершил работу немного раньше, он ждал меня. Сергей Михайлович внимательно осмотрел наши листки, одобрительно хмыкнул, сделал в обеих картах несколько мелких исправлений и дал добро на завершение работы. Заодно велел называть его Сергеем, мол, не такой уж и старый, чтобы обзаводиться отчеством. Мы радостно согласились. Нам очень понравился руководитель практики, и было похоже на то, что и мы произвели на него неплохое впечатление. А расположение начальства в жизни студента значит немало. Достаточно, чтобы один даже не отрицательный, а просто не слишком хвалебный или слегка двусмысленный отзыв попал в производственную или комсомольскую характеристику, и с мечтой о хорошем распределении можно проститься навсегда. Впрочем, если бы я мог предвидеть, к каким последствиям приведёт в данном конкретном случае расположение начальства, то, как знать, возможно, попробовал бы рискнуть даже оценкой за практику.
  Через пару дней мы уже знали, что живет Сергей в одной из подмосковных деревень, что на работу добирается на электричке, что недавно он вернулся с зимовки в Антарктиде и что студентов (то есть нас с Мишей) на него "повесили, чтобы жизнь медом не казалась". О последнем нам сообщила Светлана Владиленовна - тощая очкастая стервочка неопределенного возраста, из тех, которые всё, всегда и про всех знают. Подозреваю, что она заметила, какими преданными глазами мы смотрим на Сергея, как наперегонки несёмся выполнять его распоряжения, и решила остудить наш пыл. Она добилась обратного эффекта. До её сообщения мы чувствовали себя частью его работы, теперь мы стали общественной нагрузкой. И мы хотели быть максимально полезными этому бывалому путешественнику, нас бросало в дрожь при одной мысли о том, что он может отказаться от руководства нашей практикой. Нужно ли говорить, что всё свободное время мы посвящали картам, зондам, кодировке и раскодировке сообщений о фактической погоде, методикам составления прогнозов и т.д. Мы были самыми старательными и трудолюбивыми практикантами в стране, а возможно и во всем мире. И в конце недели на наши счастливые головы свалилась неожиданная удача. Сергей пригласил нас к себе в гости.
  Произошло все совершенно случайно. Мы с Мишей болтали о том, о сем, обрабатывая карты и ожидая прихода начальства. Строили планы на выходные. И вот в тот самый момент, когда у Миши родилось предложение в субботу смотаться в Сандуны, заходит Сергей и с порога произносит:
  - Так вы, значит, баню любите?
  - Да, а что? - отвечаю я
  - В деревенскую не побоитесь? Я свою неделю назад закончил, приглашаю.
  - Да мы с удовольствием! - это уже Миша сказал, он быстрее соображает.
  Вот так и получилось, что солнечным пятничным вечером после дежурства мы с Мишей сидели в вагоне подмосковной электрички в компании руководителя практики и с величайшим вниманием слушали его рассказы об особенностях работы в Антарктиде. Мы были безмерно счастливы.
  Дорога от платформы электрички до дома прошла мимо нашего сознания. Во-первых, она была короткой и удобной, а во-вторых, очень уж увлекательно Сергей описывал своё возвращение с антарктической вахты. Кто же способен смотреть по сторонам, когда перед его мысленным взором встают океанические волны и сверкают молнии, а в ушах шумит штормовой ветер, и раздаются раскаты грома...
  Дом у нашего начальника оказался таким же крепким и основательным, как и его хозяин: красные кирпичные стены, многоцветные яркие наличники окон, сверкающая новенькой оцинковкой крыша, двухметровый деревянный забор. Войдя в калитку, мы попали во внутренний покрытый свежим асфальтом дворик, от которого отходила щебёночная тропинка к бревенчатому строению новенькой деревенской бани. У входа в строение мы увидели собачью будку. Из неё, громыхая цепью, выскочил громадный пёс. В нём даже далекий от кинологии человек сразу бы признал восточно-европейскую овчарку. Зверь явно знал себе цену: два коротких взмаха хвостом (приветствие хозяину) и молчаливое изучение гостей (подавать без надобности голос было явно ниже его достоинства).
  - Ну что? Вначале моемся, потом ужинаем или наоборот? - спросил Сергей.
  Мы выбрали баню. И она не обманула наших надежд. Пар был просто потрясающий! Каменка после каждого ковшичка долго шипела голодной гадюкой. Веники со свистом рассекали раскалённый полупрозрачный белесоватый воздух. Раз за разом мы вылетали в предбанник в твердой уверенности, что этот пар был последним - с нас хватит. Но, остудившись в ледяной ванне и отдохнув, снова и снова ныряли в пахнущую берёзовым листом, мятой и эвкалиптом парную.
  Покидал я баню в состоянии, близком к эйфории. Казалось, что малейший порыв ветра может поднять меня в воздух и унести к облакам. Судя по сверкающим шалым глазам и алым пятнам на щеках, Сергей и Миша чувствовали то же самое. К дому мы шли в сумерках напрямик через огород. Так было ближе. Пёс, приветливо помахивая хвостом, ткнулся лобастой башкой в мою коленку. Признал другом хозяина и потребовал ласки. Я поскрёб ногтями бугристый лоб, почесал по очереди сначала за правым, затем за левым ухом, потрепал по могучей шее.
  - Признал тебя Пальма, - сказал Сергей.
  - А почему Пальма?
  Такую экзотическую кличку мне встречать не доводилось.
  - Да, его первый владелец месяцами из запоя не выходил, где ж ему было кобелька от сучки отличить, а когда пёс ко мне попал, уже привык на Альму откликаться. Вот и пришлось новую кличку изобретать, чтобы на слух от старой как можно меньше отличалась. Пальма - режиссёр американский. Афиши его фильмов по всему Гамбургу висели, когда мы там ошивались[2].
  Сергей отстегнул ошейник.
  - Пусть ночью на участке побегает, а то весь день на цепи просидел. Вас он теперь не тронет, раз своими признал.
  Радостный Пальма неторопливо и деловито потрусил по кругу вдоль забора. А мы двинулись в дом. В сенях сбросили кроссовки и прошли на кухню. Сергей начал доставать из холодильника продукты, а Миша вынул из дипломата и сунул в морозилку бутылку "Сибирской". Я "Токайское" охлаждать не стал, сразу на стол выставил обе бутылки. Пусть высокое начальство убедится, что мы хоть и студенты, но не халявщики. Сергей одобрительно хмыкнул:
  - А вот это правильно, водка пусть охладится немного. Начинать лучше с лёгких напитков, а потом идти на повышение градуса. Так и перебрать труднее, и голова утром болеть не будет.
  
  
  2.
  
  Наш руководитель знал, что говорил. Наутро, когда наша троица выскочила умываться во двор, моя голова действительно не болела. Мы плескались, намыливались и ополаскивались у бочки с прозрачной дождевой водой, не забывая довольно отфыркиваться. Солнце слепило глаза, отражаясь от волнистой поверхности.
  - А почему вы в наш отдел практиковаться подались? Это же скука несусветная! - голос Сергея сквозь полотенце звучал слегка приглушенно.
  - Мне нужно было перепройти часть практики за первый курс; три недели в июле, - ответил я, - а в оставшееся время мы успевали только к вам. Зато на следующий год нас пригласили в экспедицию на Байкал.
   - И вы согласились? - Сергей протянул нам два белоснежных вафельных полотенца.
  - Шурик всегда готов родных сибирских комаров подкормить, а я ещё не решил пока, - ответил Миша.
  Он увлекался математическим моделированием и особой любви к энцифалиткам с накомарниками не испытывал. Я собирался защитить свой таёжный выбор, но не успел. В колено требовательно ткнулась собачья голова.
  - Доброе утро, Пальма! - я начал гладить мускулистую шею и наклонился поближе к могучему черепу. - Доброе утро, дорогой!
  Я придвинулся ещё ближе к собачьей морде, пёс довольно заурчал, подставляя прижатое к шее ухо... И вдруг резкий бросок... Мгновение назад перед глазами был собачий затылок, и вот уже на его месте громадная оскаленная пасть, которая неторопливо, как в режиме замедленной съемки продолжает раскрываться и приближается к лицу. Резко двигаю головой влево, пытаясь убраться подальше от огромных белых зубов. Правая сторона головы дёргается вниз, громко хрустит раздираемое клыками ухо. В лицо ударяет покрытая щебнем дорожка. Перекатываюсь налево, подальше от страшной пасти...
  Пульсирующими толчками к правому уху приходит боль, но она где-то на периферии сознания. Главное - враг, секунду назад казавшийся четвероногим другом. Пёс всего в метре от меня, он готов к следующему броску. Прыжок по кратчайшей траектории... Мои ноги - сжатая пружина, взведённая к подбородку... Удар в самый центр летящего к горлу снаряда... Зверюга квыркается в воздухе, падает на бок... Взлетает в новом прыжке... Ноги бьют в то же место, что и в прошлый раз... В горящих глазах яростный блеск... Что на него нашло?... Третий рывок по кратчайшей... удар ... кувырок... Белые лица друзей... Они ещё не успели осознать происходящее... Ещё один прыжок... Но почему опять по прямой, один обходной манёвр - и собачьи челюсти сомкнутся на моём горле!?
  Хриплый вопль: "убери собаку-у-у!!!" разрезает воздух. Кто кричал, и почему так саднит горло!? Сергей, наконец-то, приходит в себя и бросается на выручку. Пальма взлетает в воздух и зависает на середине прыжка. Ошейник глубоко врезается в горло ошалевшего от теплой крови хищника. Пёс рычит, но смиряется. Сергей тащит его к будке и сажает на цепь. Миша протягивает мне руку, помогает подняться. По воротнику рубашки течёт что-то теплое, пятна крови появляются на щебёнке. Пытаюсь правым глазом разглядеть повреждения. Вижу свисающий к шее кусочек чего-то красного с неровными краями.
  - У тебя ухо оторвано, нужно срочно в больницу, - говорит Миша, протягивая мне чистый носовой платок, - держи.
  - В дом за документами и к хирургу, здесь десять минут ходу! - секундное замешательство прошло; Сергей вновь предельно собран и решителен.
  В прихожей на пару секунд отнимаю от шеи платок и бросаю беглый взгляд на зеркало. Влажный красный зигзаг разделил правое ухо по вертикали на две части, соединённые узкой перемычкой мочки. Нижний кусок болтается, как маятник, изредка роняя на плечо красные капли. Ну что ж, по-крайней мере, гибель от потери крови мне не грозит.
  
  
  3.
  
  
  Очередь к кабинету хирурга встретила новичков неодобрительным ворчанием. Никому не улыбалось торчать в коридоре лишний час. Но пришедшая с нами медсестра, не останавливаясь, толкнула дверь. Через минуту, она вышла из помещения, бросив в нашу сторону "подождите, он уже заканчивает", и удалилась. Ждать пришлось недолго.
  Вскоре дверь отворилась, выпуская молодую румяную толстушку с забинтованным запястьем.
  - Ну, кто там экстренный с ухом?! Заходи! - прогремел из глубины комнаты хорошо поставленный баритон.
  Все посмотрели на меня, и я шагнул внутрь. Стройная молодая брюнетка с марлевой повязкой под глазами хлопнула дверью, отсекая путь к отступлению. Врач - мужчина среднего роста, среднего сложения и среднего возраста - сидел за столом и что-то писал. Было странно, что у этого невзрачного человека такой выдающийся голос.
  - Эх, ваши б слова, да до бога, - попытался я поддержать беседу - честно говоря, не знаю, с ухом я, или уже нет!
  Взгляд доктора оторвался от бумаг и сфокусировался на окровавленном носовом платке, который я прижимал к правой стороне шеи.
  - А покажи-ка мне, что там? - он махнул рукой в сторону платка.
   Я медленно и осторожно опустил руку.
   - Ну что? Всё не так уж и страшно! - хирург внимательно осматривал рану. - Для начала постараемся это пришить, вдруг прирастёт; а отвалится - подрежем покороче... и второе для симметрии...
  - А сколько шансов за "прирастёт"? - попытался уточнить я. Перспектива остаться без обоих ушей меня не обрадовала.
  - Рана свежая, грязи не видно, думаю шансы очень неплохие. Да ты не переживай! - он ободряюще подмигнул. - Ко мне прошлым летом один прибегал, так ему собака другой орган оторвала, поважнее уха, тоже на ниточке болтался. - Доктор уже домыл руки и вытирал их белоснежным полотенцем. - И ничего, всё срослось в лучшем виде. Так что, садись на стул и постарайся не дергаться.
  Я старался, но получалось так себе. Новокаин помогал мало.
  - Терпи, - периодически повторял врач - если хочешь, чтобы шов не был заметен, нужны частые мелкие стежки, а анестезия в таких местах действует слабо, ну да ты частично изнутри обезболенный; похоже ещё с вечера... Ты, если терпеть трудно, лучше стони, только не дёргайся... и дыши в другую сторону, а то неровно сошью...
  Но неподвижно стонать у меня не получалось - я стал потихоньку поскуливать и подвывать. Почему? Странно, но терпеть боль это помогало.
  Сколько продолжалась операция, не помню. Мне показалось, часа два или три. Ребята потом сказали, что я провёл в кабинете чуть больше получаса.
  - Ну, вот и всё! - хирург обработал рану чем-то жгучим и едким и заканчивал накладывать повязку. - Теперь посиди в коридоре, минут через пять тебя отведут в палату. Следующий, войдите!
  
  4.
  
  ...Куски льда отскакивают от оцинкованного металла крыши при каждом ударе. Левая рука сжимает пруток ограждения. Холод добирается до ладони сквозь меховую варежку. Никаких лишних движений. Пять этажей - не шутка. Каждый удар точно выверен, лезвие рубила чуть не доходит до стальной поверхности, но во льду образуется сквозная трещина. Заканчивается движение резким боковым рывком, отдирающим отломившийся кусок от кровельного железа. Очередная ледышка падает во двор... С каждой минутой тело всё хуже слушается... Ещё два-три метра, и нужно будет отдохнуть. Шаг левой, передвигаем следом правую, теперь нужно скользнуть рукой по прутку, перехватить поудобнее. Нога отъезжает в сторону... не страшно, опора на левую руку... Чёрт, какая скотина не проварила ограждение... Пруток изгибается, рука скользит... К чёрту рубило... Правая рука цепляется рядом с левой... живот бьется об обледенелый край... Прут гнётся все сильнее... До опоры уже не дотянуться... на какую-то долю секунды правая варежка цепляется за неровный конец прутка... Толстая ткань с треском расползается, край крыши медленно отходит вверх... Его движение всё ускоряется... Руки и ноги свободно болтаются в воздухе...
  Светло-синие занавески на широких трехстворчатых окнах, кружка на тумбочке. Я сижу на больничной койке. Между лопатками стекает струйка пота. Бред... Нет, кошмар... Обычный кошмар... Так уже бывало не раз... В критической ситуации, когда события развивались стремительно, я действовал автоматически, даже не успевая толком испугаться, а потом снова и снова обмирал от страха, прокручивая в уме прошедшие события или будил по ночам соседей по комнате воплями из ночных кошмаров. Но было в сегодняшнем сне и что-то странное, что-то такое... чего не бывало раньше. Понять бы ещё, что?
  Скрип отодвигаемого стула доносится из коридора сквозь приоткрытую дверь. Ровный цокот каблучков медленно приближается. Семь часов утра. Дежурная медсестра разносит по палатам таблетки и градусники. Периодически в четкий ритм вплетаются другие звуки... удары рубила по льду... сердце резко подскакивает к ключице, приподнимая левое плечо, перед глазами темнеет, как будто щелчком выключателя погасили солнце... Я не завопил от страха только потому, что пересохший язык прилип к гортани. Подмышки мгновенно взмокли. Да что это со мной сегодня?
  Дверь скрипнула и отворилась. В проёме показалась Галочка, наша юная медбогиня, только что из училища. Глазки сверкают, улыбка до ушей, укороченный халатик закрывает полные загорелые ноги до середины бедра. В руках поднос с баночками, коробочками и градусниками. В центре композиции моя персональная голгофа - громадный шприц с толстенной иголкой. Очередной укол от бешенства. Третий день вгоняют иглы в мышцы живота, и будут колоть сорок дней "...если не принесёте справку от собаки о том, что она не бешеная", - сказал главврач в день большого обхода. Сергей сводил Пальму к ветеринару. Результата пока нет, но к концу недели обещают справку выдать.
  Вообще, мне грех жаловаться. Ухо срастается нормально. На практике Сергей обо всём договорился. Он сильно переживает, хоть и старается не подавать виду. В ветклинике сказали, что Пальма бросился на меня из-за запаха перегара. Видно кто-то пьяный его когда-то сильно обидел, вот пса и переклинило. А первый хозяин по пьяному делу часто "свою Альму" лупил, и Сергею об этом было известно. Только он значения не придавал, да и не было раньше у пса таких закидонов.
  Все эти мысли неторопливо ворочались в моей голове, а руки были заняты другим - обрабатывали карты барического поля[3]. Их сегодня принёс Миша вместе с карандашами и прочими канцпринадлежностями.
  Ранение само по себе, а практиковаться тоже надо - руку набивать. Глаз привычно отыскивал вершины барических холмов и низины впадин, затем одна за другой ложились изобары. Остальную работу отложим на следующий день, когда Сергей примет первую часть. С каждой новой картой я поднимался всё выше в атмосферу, и всё меньше данных было на них нанесено. Всё заметнее становились контуры рек Евразии. И вдруг перелистнув покрывшуюся изолиниями четырехсотку[4] я внезапно увидел, как следующая за ней карта 300 мбар сама собой расцвечивается и заворачивается в полушарие... Исчезает больничная палата, выпадает из поля зрения стол, коробка карандашей и всё, что ещё мгновение назад находилось в пределах видимости. Карта становится цветной и объемной, она начинает двигаться, медленно поворачиваясь с северо-запада на юго-восток и укрупняя масштаб. Постепенно из поля зрения уходят Дальний Восток и Индокитай. Русла Сибирских рек становятся всё крупнее, изображение слегка подрагивает... Ослепительная оранжевая вспышка... Кромешная темнота... из которой спустя минуту начинает медленно прорисовываться больничная палата... Громкие ритмичные удары в ушах постепенно становятся тише и я понимаю, что это стучит сердце...
  
  
  5.
  
  
  Сорок шесть шагов от двери до конца коридора. Разворот. Сто двадцать три до противоположной стены. Сердце перестало колотиться о рёбра. Дыхание выровнялось. Со мной что-то не так. Но это не бешенство. Во-первых, у бешенства инкубационный период существенно больше, во-вторых, симптомы явно не те. Как бы с катушек не слететь от пережитого ужаса! Нужно срочно рассказать о кошмарах и галлюцинациях врачу... или не нужно? Заработать психиатрический диагноз легко - избавиться от него значительно труднее... С ним мне дальние странствия не светят... Только кинопутешествия... Нет, торопиться не будем! Но в палату идти не могу... Ну не могу и всё... Пойду в холл, где сейчас больничный люд телевизор смотрит...
  Народу набежало уже довольно много. Но место нашлось - на продавленном диване у стены. Его не заняли, с него видно только левый верхний угол экрана... Ну и ладно... "Белое солнце пустыни" я смотрел уже много раз ... Можно посидеть и подумать... Итак, сначала ночной кошмар. В самом факте - ничего удивительного. Скорее следовало беспокоиться, если бы после такого стресса кошмара не было. Но странно, что снилась не оскаленная собачья пасть, а нечто совсем иное, с нападением никак не связанное. Теперь - галлюцинация. Это со мной всего второй раз. Первый раз мне привидился громадный паук, но было это ночью, после чтения страшной сказки, где такой же паук фигурировал. Тогда мне было пять лет, да и видел я его всего долю секунды. Сегодня - совсем другое дело. Нет, придётся сказать врачу. Пока я ещё не путаю бред с реальностью, надо подключить к борьбе с душевной болезнью "тяжелую артиллерию".
  За тем, что происходит на экране, я не следил, голоса персонажей проходили мимо сознания. Вдруг из динамика довольно громко прозвучал голос Спартака Мишулина: "не говори никому, не надо..." и тут же в голове зазвучало эхо... НЕ ГОВОРИ... НЕ ГОВОРИ... НЕ НАДО... НЕ НАДО...
  - Ты кто? - прошептал я еле слышно.
  Сидящий справа старик с закатанной до середины бедра штаниной и забинтованной коленкой удивлённо покосился в мою сторону. Но фильм продолжался, и он снова уставился в экран.
  - Успокойся и отвечай мысленно, я услышу, - ответил знаменитый актер из самой середины моего черепа.
  - Ты внутри меня?
  Вот не повезло... вторая личность в моей башке - классическая шизофрения... пора сдаваться в "дурку"...
  - Да не шизик ты, не шизик, успокойся.
  Дико зачесалась срастающаяся рана на ухе. Автоматически, не соображая, что делаю, я оперся левой рукой о подлокотник, приподнял правую коленку и обмер. А ведь чуть было не попытался почесать ухо задней лапой... ногой...
  - Ты во мне из собаки, да? - я был воспитан атеистом, ни во что сверхестественное не верил, но бородатые попы оказались правы: высшие силы есть, а меня даже не крестили! И вот теперь в меня вселился... О! УЖАС....
  - Слушай, ты можешь без истерики, пусть внутренней! Никакой я не Дьявол... и не Бог... Это так, на всякий случай, чтобы избавившись от паники ты не впадал в эйфорию. Всё совсем не так. Ты лучше вставай, и пойдём прогуляться во двор. Там я тебе всё объясню, а то если сейчас соседи оторвутся от телевизора, тебе не придётся звать психиатра, тебя к нему доставят... связанного простынями. Вот так, умница.
  
  
  6.
  
  Ну, всё он мне, конечно, не объяснил. И до конца убедить, пока что, тоже не смог. Но мне пришлось признать, что в его словах есть определённая логика. И сказанное им может быть правдой.
  Я лежал в кровати и снова прокручивал в голове рассказ Обаламуса (так звали моего соседа по черепной коробке) пытаясь найти в его повествовании следы шизофренического бреда. Итак, он представитель другой цивилизации. Единственный, кто выжил в катастрофе, случившейся много лет назад. Точную дату и место катастрофы он обещал сообщить после подробного ознакомления с нашей системой измерения времени и планетарной географией. Это ладно, не к спеху, тем более что проверить его информацию будет непросто. А дальше - ещё удивительнее... Он не имел тела (в нашем, материальном, понимании этого слова). Причём, не лишился его в катастрофе, а не имел никогда. С самого рождения, или как там оно у них называется. Его народ (раса, вид...) много поколений назад научился использовать в качестве носителей своего разума сторонние предметы и благодаря этому вступил в Сообщество Миров. Поскольку его соотечественники могли вселять свой разум в любой подходящий для вселения носитель естественного или искусственного происхождения, они стали на межзвёздных кораблях Сообщества выполнять функции "чёрных ящиков", а за это могли путешествовать по вселенной, чего самостоятельно, без участия других рас делать не умели. Почему не умели, я не понял... что-то связанное с энергетическими переходами... но, это не суть важно...
  Корабль, на котором он летел, потерял управление, сошел с траектории, его попытались посадить на нашу планету, но неудачно. Во время снижения что-то произошло, какая-то реакция пошла не так. Когда стало ясно, что экипаж не спасти, капитан включил режим дезинтеграции. В результате Обаламус остался один. Существовать без материального носителя подходящей структуры он может сравнительно недолго. Возможности вселения тоже не безграничны. Сознание будущего носителя должно быть отключено на длительное время для медленного входа или нужен очень плотный контакт для быстрого. В момент катастрофы в пределах досягаемости самым подходящим оказался спящий старый ёжик, в мозгу которого была довольно тесно. Но скоро удалось сменить его на лису... Возможности переселиться в мозг человека у него стали появляться относительно недавно. До этого люди ему на глаза не попадались (в какую же глушь его занесло?). Первые пять попыток закончились неудачей: его изгоняли, как беса, ему поклонялись, как богу, от него лечились, как от душевной болезни... И каждый раз приходилось начинать новое движение по пищевой цепи с могильных червей, внутри которых его существование было похоже на жизнь слона в спичечной коробке.
  Меня он выбрал по трём причинам: я искренне не верил в потусторонний мир, я испытывал сильную неприязнь к врачам-психиатрам и, наконец, у меня в мозгу в момент разговора с Сергеем появилась карта Прибайкалья, на которой место нашей будущей экспедиции совпало с тем, куда ему обязательно нужно попасть следующим летом. За нападение пса он приносит извинение, но по-другому переселиться в мою черепушку он не мог, а подходящий случай упустить побоялся.
  Его имя начиналось как "6 пьир109 47502 взжел 13 435 обаламус олрадж 777678" ...и продолжалось очень долго. В общей сложности 746 символов - сказал он с гордостью. После получасовых препирательств удалось сократить его до "Обаламуса", но попытка ласково назвать его "Обом" с треском провалилась. Бесплотный дух устроил самую настоящую истерику, истошно вопя, что имя длиною меньше восьми символов является настолько большим оскорблением у него на родине, что услышавший его обычно вызывает обидчика на перекодировку сознания, после которой остается в лучшем случае только один, а довольно часто ни одного из участников этой своеобразной дуэли. Меня, как представителя другой цивилизации, он может простить, но только один раз.
  После этого объяснения я немного успокоился. Если в моей голове и есть психически больное сознание, то ясно, что его занесли извне, как инопланетный вирус.
  С этой мыслью я и уснул.
  
  
  7.
  
  
  Как ни странно мы с Обаламусом довольно неплохо устроились вдвоём в одном теле. Поначалу были конфликты, споры, даже скандалы. Нелегко сосуществовать двум совершенно разным личностям в "коммунальной" черепушке. Но постепенно нам удалось выработать взаимоприемлемые правила общежития. В основе их лежали обоюдная выгода и дружеская поддержка. Я должен был всё свободное время таскаться с ним по библиотекам, чтобы он мог получше ознакомиться с научными и духовными достижениями мира, в котором оказался. За это мне постепенно открывалась та часть знаний о необъятной вселенной, которая Советом Сообщества не была признана запретной для цивилизаций моего уровня.
  Первым делом я попытался узнать, какие сведения входят в этот перечень, но Обаламус невозмутимо пояснил, что сам список, по понятным причинам, тоже является секретным. Запретным было очень многое из того, что меня интересовало.
  Но вот информация о возможности полётов со сверхсветовой скоростью секретной не была. Хотя сам принцип мой бестелесный собеседник объяснить отказался. Сказал только, что теория эта земной науке уже известна, только мы ещё этого не осознали. На мой вопрос, сколько лет в среднем живут граждане Сообщества, и был ли изобретён рецепт бессмертия, последовал ответ, что ему известна только одна кислородная форма жизни, её представители живут в среднем около 600 лет по нашему календарю. Во времена, когда они находились перед вторым барьером, жили впятеро меньше. Из чего я могу сделать выводы самостоятельно...
  Есть среди членов Сообщества и те, кого мы посчитали бы бессмертными... (глубокомысленное молчание), но вопрос этот сложнее, чем я могу себе представить и однозначного ответа на него нет. Первое время меня раздражали не столько ссылки на запреты Сообщества, в конце концов, с гостайной у нас и у самих не забалуешься, сколько такие вот уклончивые полуответы, пока однажды он не предложил мне объснить муравьям наиболее рациональный метод доказательства теоремы Ферма, и сделать это на чистейшем муравьином языке. Да ещё так, чтобы не выдать им принципы евклидовой геометрии и линейной алгебры. Тогда-то я и перестал на него обижаться.
  На следующий мой вопрос, когда же мы, земляне, сможем вступить в их Сообщество, он долго не хотел отвечать. Но я был очень настойчив... Наконец мне удалось вытащить из него ту часть ответа, которая была в открытом доступе... Все цивилизации, по его словам, в процессе эволюции проходят (или не проходят) через три барьера. Первый - государственный, второй - корпоративный, третий - личностный. Каждый барьер - преодоление соблазна суицида, совмещённого с уничтожением всей своей расы. Мы сейчас находимся между первым и вторым барьерами. У нас есть несколько государств, которые могут уничтожить Землю, но они сумели преодолеть тягу к коллективному самоубийству. Второй барьер считается пройденным, когда такой соблазн преодолевают негосударственные структуры - общественные или производственные сообщества. Третий - когда могущество отдельной личности возрастает до уровня, на котором ей подвластно единолично распорядиться жизнью своей цивилизации. Обычно на этом последнем индивидуальном этапе раса распространяется на несколько планет одной системы, и коллективное самоубийство бывает связано с гибелью звезды и её планетарной системы. В Сообщество принимают только тех, кто прошёл третий барьер.
  - И сколько процентов его проходит?
  - На текущий момент в зале Совета занято 36 кресел.
  - А сколько было претендентов?
  - Нам известны не все, но число их превышает 10 миллионов.
  - Но тогда должны быть видны следы катастроф?
  - А вы их и видите! Это взрывы Новых и Сверхновых.
  Я взглянул на звездную россыпь Млечного пути.
  - Так это, что - кладбище цивилизаций?! И вы на всё это спокойно смотрите, и бесстрастно ждёте, когда рванёт очередная звезда?! Может быть, ставки делаете на тотализаторе?!
  - Были попытки помочь в преодолении третьего барьера...
  - Ну и?
  - Появилось 7 свободных кресел.
  - А что с ними стало?
  - Извини, но это секретная информация.
   Больше на подобные темы мы не беседовали. Зато его планы возвращения на родину обсуждали довольно часто. Основная идея была завязана на предположения и расчёты о вероятном времени и месте появления спасательной экспедиции. По его словам, сигнал о неполадках с кораблём должен был достичь ближайшего патруля примерно 45 лет назад, в этом случае в июле следующего (1982) года крейсер Сообщества будет внимательно обследовать земную поверхность по предполагаемой траектории посадки. Наиболее удобным местом для ожидания он считал район озера Байкал. А если более точно - остров Ольхон. Озеро Фролиха, куда мне предстояло отправиться в экспедицию, его тоже устраивало. На мой вопрос, почему он уверен, что спасатели прилетят именно в июле, он ответил, что при посещении систем, аналогичных Солнечной (имеющих орбитальные станции и космические корабли припланетного типа), действуют правила обязательной маскировки. Сближение с планетой возможно только в сопровождении естественного космического объекта, ещё лучше - группы объектов. А в июле ожидаются довольно сильные метеоритные дожди, под прикрытием которых можно и к планете подойти достаточно близко и спасательную капсулу в атмосферу Земли отправить.
  Так мы прожили почти год. Все знакомые считали, что я "свихнулся на учёбе". А что ещё можно подумать, если человек всё свободное время проводит с книжками в руках? Никому не пришло в голову, что на самом деле мои глаза большую часть суток работают на благо инопланетного разума, а сам я частенько отключаю сознание, сидя в читальном зале. За это время я растерял всех друзей и подруг, но не мог же я отказать Обаламусу. Ему так много нужно было узнать о нашем мире и так мало времени оставалось до предполагаемого отбытия!
  
  
  8.
  
  И вот настал тот час, когда нам предстояло расстаться. Уже пять дней, как мой сосед по черепной коробке установил двусторонний контакт с экипажем крейсера. Неделю назад наша экспедиция поменяла лагерь, перебравшись с Фролихи на остров Ольхон в поселок с тем же названием. Причина передислокации - погода. Все три недели на Фролихе шли дожди, срывая всю актинометрию[5]. Ко дню отъезда вода добралась до самых палаток. Коллеги проклинали судьбу, а у меня появились подозрения, что кое-кто сознательно добивается переноса стоянки.
  Зато на Ольхоне погода сразу наладилась, и мы с головой погрузились в наблюдения. Измерения шли всё светлое время, выспаться за четыре ночных часа толком не удавалось, поэтому моя идея погулять под звёздами всех оставила равнодушными. Что мне и требовалось. И ещё мне нужно было отойти километров на пять вдоль берега к утёсу, выбранному Обаламусом в первый же день прибытия, и ждать когда капсула, которую я не смогу увидеть, зависнет над нами. Дальше он отключит моё сознание и покинет нашу планету, а я через несколько минут приду в себя и вернусь в лагерь.
  Всю дорогу к утесу он меня торопил и отключил сразу, как только прибыли. Видимо, капсула уже была на месте. Даже не попрощался, скотина...
  Из темноты медленно проступают луна и звёзды. Когда местные говорили, что на Ольхоне при полной луне можно ночью читать газету, я не верил. А ведь и правда, можно. Опускаю взгляд и разворачиваюсь в сторону поселка. Метрах в десяти прямо передо мной трое мордоворотов. Вчера у одного из наших возле магазина пытались денег "одолжить" на бутылку. Но нас оказалось пятеро против четверых и они отступили. Похоже, от самого поселка меня "пасут". Гопники, чтоб их! А как подготовились: один с обрезком трубы в руках, у другого арматурина за голенищем кирзача, третий неторопливо натягивает на руку шипастый кастет. Оглядываюсь - за спиной ещё двое. Видимо, вдоль берега утёс обошли. Значит дорога с обеих сторон перекрыта. И тоже, не безоружные - у каждого то ли черенок от лопаты, то ли просто дубина, но они в тени утёса - видны плохо...
  Так, приплыли ... Много их, ой много... Мне хватило бы и троих... Молчком двигаются, значит не бить, убивать собрались... Бежать некуда, кричать бесполезно... Место тихое, никто не услышит... Драться - можно, но увы - недолго... И почему у меня всё не как у людей?!
  ...Какой же я идиот!!! Обаламус же в открытую говорил, что нужно сохранить его визит в тайне... Вот и сохраняет... Если уж он погоду переделал под свои нужды, то организовать этих дебилов ему вообще не проблема... Я ж для него низшая раса, не прошедшая какой-то там барьер... Муравей, возомнивший себя соратником бога... Носитель... Ёжика - того он лисице скормил... А меня этим... Неандертальцам...
  Мордовороты между тем молча сжимали кольцо... Судя по тому, как они посматривают на владельца кастета, он у них главный... И он начнет ... Да, он... Продолжает идти ко мне, все остальные застывают на месте... нет, он лишь отвлекает внимание... Один из тех, что сзади, скользящими бесшумными шагами приближается со спины, подняв над головой дубину... Стоп... Но я не могу этого видеть... пусть - так блекло и схематично... Дубина движется вниз... её движение замедляется, и я успеваю убрать голову из-под удара... Мой несостоявшийся убийца промахивается, инерция бросает его вперёд, на то место, где я стоял только что... стоял, но сейчас я сместил вес на левую ногу и, выждав секунду, резко двинул назад правый локоть... Чавкаюший звук удара в ночной тишине прозвучал особенно громко. Короткий вскик, парень хватается за лицо и падает на дорогу. Но мне некогда жалеть ударившего воздух бандита... Их и без него ещё слишком много осталось.
  Из нападавших только владелец кастета успевает среагировать... Он главарь - это точно... Шагнув вперед, он наносит длинный боковой шипастым кулаком в корпус... Грамотно... Голову из под удара убирать легче, чем туловище... А добить подранка вчетвером - плёвое дело... А я ничего не убираю, наоборот - добавляю недостающее... Увесистый дрын, выпавший из рук первого разбойника, носком правой ноги подбрасывается в воздух. И вот он уже упёрся в дорогу одним концом, как рогатина, и ловит руку с кастетом на другой... Получилось. Вопль главаря можно было услышать даже на другом берегу пролива... Сжав руками дубину я остановился в готовности к продолжению... Но его не последовало. Трое оставшихся разбойников развернулись и, побросав оружие, пустились наутек...
  Но как же так? Я же ничего особенного не умею! Да, занимался боксом, имел первый юношеский разряд... в легком весе... Но ребят с такими габаритами, даже двоих, даже безоружных, мне бы ни за что не одолеть! А пятеро вооруженных - это верная гибель! И вообще, как можно видеть то, что происходит за спиной?
  - Извини, - раздался в голове далекий, постепенно стихающий голос - Я немного усовершенствовал наше тело, теперь тебя гораздо труднее убить и невозможно застать врасплох.
  - Зачем? - что-то подсказывало мне, что время общения уже ограничено.
  - Форма извинения за ухо, ну и ... ёще есть одно соображение... но о нём я ничего не могу тебе сказать сейчас, возможно - когда вернусь... Если вернусь... Прощай...
  
  9.
  
  
  Рюкзак со всеми экспедиционными шмотками я полчаса назад по дороге из аэропорта закинул в камеру хранения ФДСа[6]. Осталась только полиэтиленовая сумка. Она лежала сейчас в пределах постоянной видимости на соседнем стуле и не давала полностью посвятить себя счастью. А счастье было прямо перед носом, оно великолепно выглядело, еще лучше пахло и рождало в душе сладостные воспоминания. Я говорю о тарелке с пельменями. Вы будете смеяться, но это единственное, чего мне обычно недостает в экспедициях. Ни бесчисленные орды комаров, ни утренний иней на забытой с вечера ложке, ни моросящие дожди, ни ливни с грозами и градом не огорчают меня так, как необходимость длительное время обходиться без любимой, привычной с детства, пищи. И пусть в столовке только один сорт пельменей, да и те фабричные (у нас дома к празднику их лепят сами хозяева по 5-6 видов только мясных, а ещё 2-3 вида рыбных). В экспедиции не было никаких, поэтому сейчас даже такой суррогат казался мне райским блюдом.
  Вот почему я снял со стула сумку и угнездил её под столом, сжав для верности пятками кроссовок. После обеда я обязательно отнесу её куда велено, а сейчас пусть уберётся с глаз моих и не мешает встрече сибиряка с его первой за два летних месяца порцией желудочного счастья.
  Но как бы ни был богат человек, он может сидеть только на одном стуле и спать только в одной кровати. И не может съесть за обедом две первых порции пельменей, потому что одна из них будет, увы, уже второй.
  По этой причине я ограничился одной тарелкой, допил чай и, подхватив многострадальную сумку, покинул столовую. В сумке лежал пакет с результатами наблюдений байкальской летней экспедиции, который я должен был, в соответствии с полученными в Иркутске указаниями, вручить сотруднику университетской метеообсерватории Жарикову Георгию Михайловичу в собственные руки.
  Руки в комплекте с самим Жошей (как его называли сослуживцы за то, что представлялся всем новым знакомым, начиная с фамилии - Жариков Гоша) встретили меня в коридоре. Жоша закончил нашу кафедру два года назад и был уже старшим инженером. На время летних отпусков он временно исполнял должность начальника отдела, чем ужасно гордился.
  Мы с ним - давние знакомые. Впервые увиделись в зимней экспедиции моего первого курса, когда в составе группы таких же молодых и нахальных "подопытных кроликов" я участвовал в бальнеологических[7] исследованиях в Пятигорске. Жоша (тогда студент пятого курса) в этой экспедиции выполнял функции исследователя и никак не мог понять, как получается, что каждое утро при малейшей нагрузке у нас резко взлетает пульс и скачет давление, а к обеду все устаканивается. Только через две недели, в последний день наблюдений, он догадался, что это - обычный похмельный синдром. Явно ум и сообразительность не были сильной стороной моего старшего товарища. Но зато был он очень добрым и каким-то домашним. Слегка округлые (но ни в коем случае не толстые) щеки и пышные пшеничные усы, любимая вязаная безрукавка, а главное, искреннее желание всем помочь делали его очень обаятельным. Вот и сейчас, пренебрегая субординацией, он встретил меня в коридоре, провел в свой кабинет, предложил чаю, посвятил в последние кафедральные новости. Я узнал, что послезавтра из обсерватории отправляется экспедиция в лесной заповедник на Оке близ города Пущино. В экспедиции в последний момент появилась вакансия. Так что, если у меня есть желание...
  Вообще-то я собирался на оставшееся после практики время рвануть домой. Пусть родители хоть раз в год на сына посмотрят! И пока Жоша подробно излагал своё видение целей и задач экспедиции, я подрёмывал в кресле, не забывая держать глаза открытыми и периодически кивать головой. Включился я, когда в рассказе прозвучало имя руководителя. Оказывается, главным в этой лавочке был назначен А. И. Михельсон - личность настолько примечательная, что моё прохладное отношение к предлагаемой Жошей авантюре сразу резко переменилось.
  Алексей Исаакович был сыном американских коммунистов, эмигрировавших в Советский Союз по идейным соображениям и притащивших с собой в социалистический рай маленького Алекса. Теперь малышу было уже за 50. Работал он на кафедре гидрологии, читал лекции по технике безопасности на воде и был известным на весь университет бабником, вечным тамадой на всех банкетах и вечеринках, выдающимся филателистом и проч. и проч. и проч.
  Курил Михельсон практически беспрерывно, частенько запаливая новую сигарету от предыдущей. Его именем на нашем факультете была даже в шутку названа единица измерения задымленности - 1 михельсон. Это когда в помещении на высоте один метр висит топор массой в один килограмм. Из скандалов, связанных с бесконечными пьянками и аморалками, он не вылезал, был постоянным героем доски приказов о взысканиях и большинства факультетских анекдотов. Но при этом, никто лучше него не мог организовать работу в полевых условиях группы людей любой численности, состава и степени знакомства. Его беспрекословно слушались студенты и аспиранты, вчерашние зэки и доктора наук. Очень примечательная личность!
  И почему-то мне вдруг расхотелось ехать домой на каникулы, а появилось желание испытать на собственной шкуре все методы руководства человека, о котором все так много говорили.
  - Хорошо, согласен, каковы дальнейшие действия? - сказал я, когда в Жошином рассказе наступила небольшая пауза.
  - Собеседование завтра в десять утра, - сообщил мне довольный "охотник за простофилями"[8] и добавил радостно, - в Формозе.
  "Формозой", или "Тайванем", университетский люд именовал пивную, расположенную у самых стен китайского посольства в пяти минутах ходьбы от МГУ. Чувствовалась, что твердая рука Алексея Исааковича уже крепко держит бразды правления коллективом.
  Наверное, может показаться невероятным, что после окончания летней практики меня снова потянуло в поле[9], да ещё в такой компании, но уж очень скучным и размеренным был последний учебный год. Обстоятельства сложились так, что я вынужден был с утра до ночи заниматься только учебой, а потому был полностью лишен развлечений. И теперь, когда необходимость в "монашеской" жизни наконец-то отпала, меня неудержимо потянуло в загул. А уж в том, что вся Пущинская экспедиция будет одним сплошным загулом, сомневаться не приходилось.
  
  
  10.
  
  
  На следующее утро, ровно в 10 часов, я стоял в дверях пивного бара, и обшаривал глазами зал. Точность, как известно всему факультету, - это главное, что Михельсон ценит в людях. Вторым необходимым условием было умение быстро и органично вписаться в "крепко спитый" коллектив.
  Где же? А, вот они, голубчики! Ожидающая моего прихода комиссия состояла из трех человек. Между вгрызающимся в распотрошенную воблу Жошей и жестикулирующим сигаретой Михельсоном за столиком неподвижной скалой расположился лучший друг Алексея Исааковича и восходящая звезда отечественной гидрологии доктор физико-математических наук Андрей Христофорович Упоров. Лица не видно - стоит спиной к двери, но Упорова и так ни с кем не спутаешь. На первый взгляд, он обычно напоминает одетый по последней моде двустворчатый шкаф. Симпатичный такой шкафчик в расстегнутом бежевом плаще, несмотря на летнюю жару.
  Значит, высокая комиссия не пивом единым мозги промывает. Что ж, да здравствуют приключения! А приключения - это то, что постоянно, как сильнейший магнит, притягивал к себе сын американских эмигрантов. Вот и сейчас он дымил в аккурат под самой табличкой "за курение в общественном месте штраф ... рублей". Обычно завсегдатаи, сами втихомолку покуривающие "в рукав", сразу накидывались на нарушителя и начинали его клевать, но сейчас они старались устроиться подальше от живописной компании и сделать вид, что ничего не замечают. Уж очень колоритно возлежали с двух сторон от упоровской кружки покрытые коричневыми мозолями от ударных тренажеров двухпудовые волосатые кувалды. Рядом с ними полулитровая пивная посудина производила впечатление стопарика. Голова доктора наук была слегка наклонена влево к говорящему о чем-то Михельсону. Коротко стриженый затылок плавно перетекал в могучую шею и тонул в воротнике плаща.
  Верилось с трудом, что семнадцатилетний первокурсник Андрюшенька Упоров был худеньким невзрачным очкариком. В те далекие времена он великолепно играл на фортепьяно и даже выступал с концертами. Но в экспедициях требовались сила и ловкость, и Андрей стал заниматься несколькими видами тяжелой атлетики и силовых единоборств одновременно с тем же фанатизмом, с которым прежде разучивал гаммы. Результат - к тридцати пяти годам при росте 175 см он весил около 130 кг, носил брюки 56 размера и пиджак 68-го, собрал коллекцию кандидатских и мастерских удостоверений в различных видах спорта, имел чёрный пояс по каратэ. Очки он надевал теперь только на лекциях, а в обычной жизни обходился без них. На эту тему в прошлогодней факультетской стенгазете появилась карикатура с подписью: "У носорога очень плохое зрение, но при такой массе это не его проблемы". Упоров не обижался.
  Многие не могли понять, что связывало этого человека с Михельсоном. Возможно, этой дружбой Упоров удовлетворял свою потребность в разгильдяйстве и неорганизованности. Этих качеств не было у него внутри, и он нашел их вне своего могучего организма.
  Взяв у стойки кружку пенящегося жигулёвского, я приблизился к руководящему столику.
  - Вы позволите? - кивок в сторону свободного четвёртого места.
  - Здесь занято, - произнёс, даже не взглянув на меня, Михельсон.
  - Мы человека ждем, - пояснил Андрей Христофорович, взглянув в лицо непонятливому нахалу. За соседними столиками граждане затаили дыхание и начали отодвигаться.
  Но тут Жоша проглотил, наконец-то, кусок воблы и сказал, обращаясь к своим старшим товарищам:
  - Больше не ждём, это он и есть.
  Михельсон взглянул на меня с интересом.
  - А я уж думал, что парнишка выпил лишнего с утра, и не видит, куда прётся.
  - Нет, - говорю, - не выпил, с собой принёс.
  Шутка обросла бородой ещё при Петре Первом, но я подкрепил её визуально, отвернув полу пиджака и продемонстрировав торчащее из внутреннего кармана горлышко "Столичной" с характерным язычком на пробке.
   - Вот это по-нашему! - тут же оживился Алексей Исаакович. - Считай, что собеседование ты уже прошел и в штат экспедиции зачислен. Переходим к неофициальной части. Он придвинул голову поближе к Упорову:
   - Андрюша, будь другом, сделай человеку вкусно.
  Моя кружка утонула в правой ладони доктора наук и опустилась под стол. Раздались три коротких "буля" - и вот уже передо мной новорожденный "ёршик". Я отхлебнул и одобрительно хмыкнул.
  - Прекрасно!
  Было действительно здорово.
  -Андрей Христофорович лучший специалист в этой области, - торжественно приподнял сигарету над столом Михельсон. - Жаль, что он не сможет поехать с нами.
  - Он травму на соревнованиях получил, - пояснил Жоша, - шею ему свернули на первенстве Москвы по вольной борьбе.
  Я с долей сомнения взглянул на расстегнутый воротник рубашки Упорова, попытался представить себе, чем можно свернуть такую шею. Но ничего мельче экскаватора в голову почему-то не приходило.
  - И нам срочно понадобилась замена, - вернул разговор в прежнее русло Алексей Исаакович, - но, сам понимаешь, ты его заменить не можешь. Поэтому сделаем передвижку: Георгий (Михельсон двинул сигаретой в сторону Жоши) займет место моего заместителя. На должность руководителя группы наблюдения вместо Георгия назначим Сергея Птицына - он самый опытный из наблюдателей. А Вы, Александр, займете освободившуюся должность наблюдателя. Все эти перемещения нужно оформить приказами, поэтому машина завтра уходит без меня. Я буду через один-два дня, когда доделаю все бумаги. В мое отсутствие обязанности руководителя исполняет, естественно, Жариков. Прибудете на место, оборудуете площадку приборами, устроите лагерь. Обедать будете в Доме отдыха в 2 км от базы, я с ними уже договорился, завтрак и ужин в лагере. Есть вопросы? - он посмотрел на Жошу.
  - Да нет, всё ясно, Алексей Исаакович, - ответил Жоша, - всё как обычно: трехразовое питание, двухразовый прием спиртных напитков, заступающая смена 50 грамм, сменяющаяся - 150, всем остальным водка - без ограничений.
  - Не всем! Дежурному по кухне ни капли спиртного, пока не сменится, а то опять кто-нибудь соду с солью перепутает, - строго напомнил Михельсон - в остальном все верно. А теперь, студент, передай мастеру емкость, ему в плаще разливать сподручнее. Все рабочие вопросы решили, отдыхаем. Как никак суббота сегодня - выходной день.
  И мы принялись отдыхать с энтузиазмом людей, понимающих, что с завтрашнего дня о выходных им придется надолго забыть.
  
  
  11.
  
  
  В машине, не считая водителя, нас было шестеро. Выехали из Москвы пораньше, чтобы иметь достаточно времени на обустройство. Жоша сел в кабину - показывать дорогу. В кузов тентованного ЗИЛка забрались и устроились на палатках и спальниках длинноногий Сергей Птицын, с недавнего времени сотрудник кафедры физгеографии СССР, мой однокурсник Гена Лущенко, я и двое незнакомых первокурсников, представившихся Михаилом и Ренатом. Под монотонное урчание двигателя я довольно быстро уснул, а когда открыл глаза, ребята уже выбрались из машины. Я стал подавать им из кузова ящики с приборами и продуктами, мешки с палатками, спальники и прочую хрень (а каким ещё словом можно назвать, например, огромное дубовое кресло). Жоша внимательно осматривал всё, что мы выгружали, и сверял со списком. Когда из кузова вытащили последний ящик тушенки, наш ВРИО подписал водителю бумаги. Машина пустилась в обратный путь, обдав нас напоследок вонючей струей выхлопных газов.
  Мы начали обустраиваться в сотне метров от метеоплощадки на опушке леса. Врытый в землю дощатый стол с двумя лавками по бокам, проплешина от кострища и старые колышки от палаток указывали, что Пущинская экспедиция существует уже не первое лето. Мы разбились на пары и разыграли по жребию палатки. Нам с Геной досталась ближняя от стола, и мы быстро забросили в нее свои рюкзаки и спальники. Как и все остальные, палатка была четырехместной - на комфорте Михельсон не экономил. Впрочем, в лагере были и две шестиместные палатки. Одну мы поставили для своего временно отсутствующего руководителя, вторую заняли начальники помельче: Жоша и Птица. Закипела привычная работа по обустройству лагеря.
  В трудах праведных не заметили, как приблизилось святое время обеда.
  - Птица остается в лагере, остальные - за мной, - скомандовал Жоша, и мы пошли по тропинке через лес за своим руководителем.
  На территорию Дома отдыха мы попали через дыру в сетчатом заборе. Столовая оказалась мечтой лесного жителя: уютная, опрятная, вся в белых скатертях, салфетках и занавесках. Наши штормовки и джинсы нарушали эту идиллию. Встретила нас заведующая с распростёртыми объятиями, справилась у Жоши о здоровье Алексея Исааковича и спросила, когда он сам зайдет на огонек. Незримая рука Михельсона и его умение четко решать вопросы вели нас по жизни.
  До ужина все дружно устанавливали и налаживали приборы на метеоплощадке: развесили в будках психрометры[10], установили комплект почвенных термометров[11], заправили ленты в самописцы[12] и т.д.
  Птица заполнил титульный лист журнала наблюдений, Жоша восстановил поврежденную линию электроснабжения и наладил освещение на площадке и в лагере. По кухне дежурил Ренат. Он приготовил на костре гречневую кашу с тушенкой, как ни странно, очень вкусную.
  После ужина я, повинуясь общему решению, заступил на первое дежурство. До завтрака все метеонаблюдения были на моей совести. Я положил перед собой на стол наручные часы, достал из кармана и проверил фонарик, раскрыл купленного в букинисте на Ольхоне "Наследника из Калькутты"[13] и приготовился к бессонной ночи.
  До трех часов утра всё было тихо, затем вдали послышался неровный гул приближающейся легковой машины и на ведущем к лагерю проселке синхронно запрыгали светлячки фар.
  Рыбаки? В ночь на понедельник? Бред! Скорее заблудился кто-то. Будут дорогу спрашивать, а от меня толку, что с гадюки шерсти. Точно заблудились! К лагерю сворачивают. Желтая "волга" с шашечками на бортах медленно вкатилась под лагерный фонарь и встала, заглушив двигатель. На переднем бампере новенькими цифрами сверкал московский номер.
  Отворилась правая передняя дверь. Вышедший из нее незнакомый парень в линялых джинсах и выцветшей штормовке молчком кинулся распахивать заднюю, из которой грациозно выпорхнула размалеванная стройная блондинка в алом вечернем платье, а ля "ночная бабочка". Я ущипнул себя за ногу под столом. Машина осталась на месте. Странная парочка тоже не исчезла. Значит, я не сплю. Неужели они к нам в экспедицию? Бред... На телке одной косметики на месячную зарплату профессора. И единственный прибор, с которым она контактирует на работе, к гидрометеорологии имеет... косвенное отношение.
  И в тот момент, когда моя челюсть грозила упасть прямо на раскрытую книгу, из машины показался элегантный и нетрезвый Михельсон, галантно выволакивающий следом за собой пышногудую брюнетку в чем-то фиолетовом и обтягивающем.
  - Привет ночной смене, - Алексей Исаакович и не подумал приглушить голос. - Как устроились, как идет первая вахта?
  - Устроились без проблем, вахта без происшествий, местные жители о вас спрашивали, велели при случае кланяться, - отчитался я перед высоким начальством.
  - А я вот тут девочек с собой захватил, они утверждали, что ночная вахта им не в диковинку.
  Девицы смотрели на своего спутника с немым укором, оно и понятно: у них в валютном кабаке вахта - нечто совсем иное.
  Из шестиместной палатки показались две всклокоченные головы. Помаргивая узенькими щелочками глаз, они оглядели всю композицию. Глаза стали значительно шире. Головы исчезли под опустившимся пологом.
  Одеваются, надо полагать.
  Когда из палатки показался Жоша, Михельсон уже вытащил из багажника машины четыре больших пакета и сейчас расставлял на столе недопитые бутылки и раскладывал ресторанные деликатесы. Из всей компании только он чувствовал себя свободно и непринужденно.
  Девицы ещё не оправились от шока: они явно ожидали чего-то другого. Прибывший с Алексеем Исааковичем парень стоял отдельно от них рядом со своим экспедиционным рюкзаком и не знал, что делать дальше. Водитель помогал Михельсону сервировать стол. А я... я закрыл книгу, взял журнал и фонарик, и пошел делать наблюдения. Время!
  Когда я вернулся, вся компания уже сидела за накрытым столом. С правой стороны угнездились обе девицы. Рядом с ними устроился водитель. Напротив них в порядке старшинства - Жоша, Птица и парень в штормовке. А во главе стола на принесенном из начальственной палатки дубовом кресле счастливым падишахом восседал Алексей ибн Исаакович. Сигарету он держал в левой руке потому, что в правой уже была полная рюмка, как и у всех, кроме водителя.
  - ... а потом я поймал у кабака тачку, заехал за Василием (кивок в сторону незнакомого парня), чтоб ему на перекладных сюда не тащиться, и вот мы все здесь... Вы спросите, какое отношение имеет эта история к следующему тосту? Да никакого. Потому что пить в присутствии столь очаровательных особ за что-нибудь, кроме их несравненной красоты, считаю неприличным и данной мне властью запрещаю. Михельсон торжественно выпрямился: За прекрасных дам!
  Я встал вместе со всеми, приложил рюмку к губам и затем нетронутой поставил на стол. Встретив заинтересованный взгляд руководителя, глазами указал на журнал наблюдений. На лице Алексея Исааковича мелькнуло одобрение, впрочем, на мне он своё внимание не фокусировал. Из машины раздавалась негромкая музыка. Михельсон подошел к водительской дверке, добавил громкости, а затем, вернувшись к столу, шепнул что-то девицам. Те послушно поднялись и юркнули в его палатку. Следом за ними туда отправился и сам хозяин. Общество восприняло его уход, как команду "отбой". Жоша пошел устраивать новенького, Птица вернулся в свои парусиновые апартаменты. Водитель неспешно ужинал. А я снова раскрыл книжку: оставалось дежурить еще больше четырех часов.
  "Волга" с девицами покинула нашу стоянку во время моего следующего похода на площадку. Очевидно, работники ночной индустрии предпочитали производить расчеты в отсутствие лишних глаз. Михельсон накрыл остатки трапезы ресторанными салфетками и ушел досыпать. Я сидел и прикидывал, сколько месячных зарплат просадил за последние сутки наш начальник, и откуда у него такие деньги. На факультете ходили слухи, что он не только филателист, но и эксперт-посредник на крупных сделках с редкими марками. Поговаривали даже, что его левые доходы превосходят официальную зарплату всей кафедры.
  События сегодняшней ночи делали эти рассказы похожими на правду. Впрочем, что толку считать чужие деньги!? Карьера фарцовщика, толкача или посредника меня никогда не прельщала.
  И я снова углубился в чтение романа.
  
  
  
  12.
  
  
  Утром смену у меня принимал Птица, это было своего рода традицией - первую дневную смену всегда брал на себя ответственный за наблюдения, как бы официально ни называлась его должность. За эти двенадцать часов он составлял график дежурств, консультировал новичков, проверял приборы в работе.
  За завтраком Михельсон выглядел помятым и невыспавшимся. Вчерашний кураж слез с него, как старая кожа с подросшего за год удава. Но энергия продолжала бить через край.
  - Георгий, - обратился он за столом к Жоше, когда все перестали работать ложками и разлили по кружкам чай, - возьмешь после завтрака всех свободных от вахты и дуйте на водомерный пост. Проинструктируешь, как вести замеры уровня воды. Сергей, - спросил он у Птицы, - как приборы на площадке, все работают?
  - Все в порядке, Алексей Исаакович, но по самописцам окончательно смогу доложить вечером, когда ленты сменим.
  - Александр, - это уже мне - ты до обеда спишь, а там видно будет.
   Алексей Исаакович одним глотком допил чай и ушел к себе в палатку, откуда вернулся к столу с небольшим аккуратным ящичком. Достал из-под откидной крышки какую-то белую брошюру, очень похожую на инструкцию и начал внимательно ее изучать.
  А я нырнул в приготовленный с вечера спальный мешок и провалился в сон.
  Мне снился двухмачтовый бриг, летящий в открытое море под ярким тропическим солнцем. И привезенная Михельсоном брюнетка призывно улыбалась и стоила глазки из илюминатора каюты. Но когда я шагнул к двери, оказался лицом к лицу с каким-то горбоносым мужиком, вооруженным абордажной саблей и пистолетом. Он направил мне в лицо воронёный ствол и голосом Птицы произнёс:
  - Алексей Исаакович, как же так, ведь ваши родители уехали от капиталистической бездуховности, а вы, можно сказать, предаете их идеалы?
  Так, все ясно. Картинка была еще из сна, а голос уже реальный. Наш единственный член партии повел воспитательную работу и начал с главы экспедиции. Подслушивать, конечно, нехорошо, но очень уж хотелось узнать, что ответит Михельсон, и я продолжал лежать неподвижно.
  - Понимаешь, Сергей, родители мои вынуждены были уехать в Союз не потому, что были коммунистами, а потому, что их выжили из Штатов, как инакомыслящих. Но инакомыслящий - это не убеждения и даже не система ценностей, это состояние души... Диссидент - человек, думающий собственными мозгами, а не штампами официальной идеологии. И если бы они росли здесь, а не там, возможно, им тоже пришлось бы уехать, но уже туда. Благонадежные же граждане при смене идеологии завтра поменяют красные знамена на двуглавого орла или полумесяц - и снова будут искренне уверены, что их убеждениям нет разумной альтернативы.
  - Но вы же помогаете спекулянтам!
  - Нет, я только свожу между собой покупателя и продавца, проверяю качество товара и подтверждаю честные намерения участников сделки. Без моей помощи она бы тоже состоялась, но отечественный продавец получил бы в несколько раз меньше.
  - Но почему? Если товар тот же самый!
  - Потому что, если вы, Сергей, будете покупать золото у цыгана, то не дадите ему больше половины цены даже за настоящее золото. Ведь оно наверняка ворованное. Так же и здесь. Если продавец не известен в среде филателистов, он, скорее всего, вор.
  - Но вы наносите вред государству!
  - Ой, ли? Государство, Сергей, как и народ, состоит из людей. А большинство сомнительных коллекций марок сосредоточено как раз в руках этих людей - правящей элиты. Так что, они, люди, составляющие наше государство, выигрывают от моей деятельности больше, чем я сам. И давай прекращать эту говорильню, народ с поста возвращается.
  Да, слухи на этот раз не обманули. Теперь понятно, почему Михельсон сорил вчера деньгами, как удачливый золотоискатель. Шальные деньги на Руси беречь не принято. Но что он там говорил о диссидентах, состоянии души? Интересно!
  - Привет, Шура, ты уже не спишь? - Гена Лущенко вернулся с водомерного поста и был готов общаться.
  - Здорово, теперь уже нет, - я сделал вид, что проснулся от его голоса.
  - Слушай, там, рядом с постом такой пляж! Пошли купаться после обеда?
  - Нужно только посмотреть график дежурств и отпроситься у начальства. А скоро обед?
  Гена взглянул на часы.
  - Минут через двадцать, наверное.
  Но на пляж в этот день мы не попали. Потому, что на обед нас привел сам Алексей Исаакович, а вблизи него постоянно клокотал водоворот событий, затягивающий в себя окружающих.
  
  
  13.
  
  
  Самогон у Степана Матвеича был знатный. Можно сказать, король всех самогонов. Но большая часть содержимого моей стопки доставалась роскошной хозяйской монстере, томящейся в деревянной кадке рядом со столом. Пить наравне с лесником у меня не получалось. Ничего, пусть растение тоже порадуется, а то мне еще пять километров пешком до стоянки топать.
  Чертов Михельсон после первого тоста сбежал в лагерь за прибором, Гену погнал на хозяйской лодке к водомерному посту, а меня принес в жертву. Раз, говорит, на работе не пьешь, считай, что до вечера на отдыхе. Мы прибор и вдвоем установим, а лодку Матвеич от поста завтра сам заберет.
  Очередную байку старика я пропустил мимо ушей. Задумался. Поэтому, когда он закончил рассказ, я сразу же спросил:
  - А чего вы на кордоне не живете, сами же говорили, что там дом большой и печка жаркая?
  - Это давняя история, она до меня еще случилась. Но если интересно... В деревне говорят, что раньше на месте кордона был хутор и жил там Филимонов Матвей Ильич с женой и детишками. Детишек было у него шестеро. Четыре сына и две дочери. Но не бедствовали. Хозяйство справное было, люди работящие. А в двадцать девятом началась коллективизация. Хозяйство большое - значит, кулак... Посадили их всю семью на одну телегу и отправили куда следует... Нда...
  Степан Матвеич погладил бороду и потянулся к четверти за очередной порцией. Мне стало немного жалко монстеру. Аккуратно наполнив оба стопарика, и отхлебнув от своего половину, старик продолжил рассказ:
  - Что с ними дальше было, никто не знает. А хозяйство захирело. Поля заросли травой. И то сказать, кто ж в колхозе ломаться будет за здорово живешь без начальственного догляда, а начальник на хутор не набегается? Вскоре там стал кордон и поселился в нем лесник местный, Семенычем звали. С семьей поселился. И вот в тридцать первом в январскую стужу постучался ночью в ворота странник. Попросился обогреться, но Семеныч побоялся его впускать, прогнал со двора, да еще и ружьем пригрозил.
  А странник отошел от ворот-то и говорит из темноты:
  - Я, последний в живых остался из тех, кто дом этот строил и землю эту пахал, а ты меня, разтак твою и разэдак, и на порог не пускаешь! Так знай, что и тебе, аспиду, у моей печи недолго греться осталось!
   С тем и исчез в ночи.
  - И что дальше?
  - А дальше лесника в чаще медведь заломал, недели не прошло с той ночи. Баба его с детишками в деревню к матери вернулась. А на кордоне весной новый лесник поселился. Молодой парень, неженатый. Да только и он недолго там хозяйничал. Следующей зимой в сарае повесился. Третий через год в пургу заблудился, его потом весной в 200 метрах от дома нашли. Четвертый в проруби утоп. Когда я в тридцать пятом годе на должность эту определился, мне местные всю эту историю и рассказали. Ну, я к начальству. В деревне, говорю, строиться хочу или увольняйте к такой-то матери! Мне материалы кой-какие подкинули, лес свой, за лето построился. Вот ты говоришь, атеист, ни во что сверхъестественное не веришь, а что ты об этом думаешь?
  Дед внимательно посмотрел чуть в сторону от меня. Да, подслеповат старичок. Чуть сгустились сумерки, он уже и не видит ничего.
  - Что думаю о чем? Об истории этой или вообще?
  - Об истории, ну и вообще... А о чем ещё? - Степан Матвеевич кивнул на бутыль. - Тебе еще плеснуть кумышки?
  - Нет, спасибо. А об истории я думаю, что все может быть, но, скорее всего, у последнего хуторянина крыша от горя съехала, и стал он всех новых жильцов крошить по очереди. Зимой и человека легче убить, и следы проще заметать. Отец его, похоже, у местных авторитетом пользовался, так что их симпатии были в основном на стороне мстителя. А может, и правда проклятие. Но для того, чтобы в него поверить, нужно отработать все остальные версии...
  - Ну а вообще?
  - А вообще я думаю, что вы сами из семьи таких же репрессированных, только из других мест, скорее всего из-под Казани или из-за Урала, что вы не русский и не Степан Матвеевич, похоже на то, что из крещеных татар, но здесь я не уверен.
   Старик подобрался и посуровел лицом.
  - Так ты из этих, из ГПУшников? За Исакичем следить приставлен!?
  - Успокойтесь, таких, как я, в милицию не берут, а в более серьезные структуры и подавно.
  - Что, предки подкачали, не за тех воевали в гражданскую?
  - Да нет, дед как раз в Красной Гвардии начинал, в отряде Блюхера. Да и дальше все было в порядке, просто для юридического факультета нужно было направление от структур соответствующих, а мне в эти структуры обращаться не хотелось. Вроде как одалживаться у них. Потом ведь за одолжение это придется отслуживать. А я просто Конан Дойла начитался и хотел помогать хорошим людям в борьбе с бандитами. Потом решил стать военным, оказалось, что по здоровью не прохожу. Ну вот так и попал на геофак. А хочу ли я этим заниматься или нет, так до сих пор и не понял. Просто гонит меня течением, а я и не сопротивляюсь.
  И зачем я ему всё это говорю? Сначала огорчил старика, даже напугал, возможно. Теперь вот вроде как сочувствия к себе требую.
  - А ты не бери в голову, студент, лучше вливай, - старик снова откинулся не спинку стула, и хитро прищурился: - А как, если не секрет, и на чем ты меня расколол?
  - Ну, это было несложно. Во-первых, в легенде на протяжении всего рассказа было явное сочувствие к страннику, хотя он, вероятнее всего, убийца. Во-вторых, только человек, считающий такую месть справедливой, будет строить дом в деревне, вместо того чтобы ставить капканы и спускать на ночь собак. В-третьих, на своей малой родине я много историй слышал о том, как скрывались люди от властей, куда бежали и как устраивались. В-четвертых, человек вы по повадкам деревенский, а русский язык у вас городской... и последнее... самогон ваша хозяйка называет самопалом, как и вся деревня, а вы кумышкой. Казанские татары и крящены так его кличут. Может, зелье это и ещё где-нибудь тем же манером величают, но лично мне только там это слово слышать доводилось.
  Я уже и не рад был, что полез к старику со своей дурацкой логикой. Ну, покивал бы головой сочувственно, развёл руками и вся недолга... Тоже мне, Шерлок Холмс кумышкинского разлива! И откуда дурь эта ко мне пробудилась? Уж не от Обаламуса ли? Это же он по библиотекам шастал, книги и журналы глотая, как утка зёрнышки. Всё закономерности какие-то искал, выводы делать пытался. Как он там сейчас без меня?
  
  
  14.
  
  
  Четверть, заполненную кумышкой, я держал прямо перед собой, как победный трофей и медленно двигался по освещенной луной дороге. Дорога плыла и шаталась, а ещё она все время пыталась взбрыкивать, но я упорно продвигался вперёд. И как же я нализался-то? Помню только, что в какой-то момент перестал делиться с монстерой и стал пить по-честному. И вот результат. Где нахожусь - представляю смутно. Как сюда попал - догадаюсь, когда протрезвею. А идти к стоянке нужно сейчас... провал...
  Я сижу за столом в лагере. Передо мной четверть. Значит, я ее все-таки не разбил. Встаю. Подхожу к палатке. Поднимаю полог... провал...
  Когда я в первый раз по-настоящему пришел в чувство, сушь в больших бодунах была неимоверная. Я выполз из палатки на предрассветный холод, подошел к столу, на котором стояла трехлитровая банка с ледяной водой, и отпил из нее почти половину. В голове тут же зашумело, перед глазами поплыли круги...
  Я снова забрался в палатку... провал...
  Второй раз я проснулся, когда уже совсем рассвело. Экспедиционный люд пробудился, позавтракал и разбежался по делам. За столом сидели только Михельсон и Лущенко. Гена читал мою книжку, Алексей Исаакович просматривал какие-то бумаги. Увидев меня, начальник экспедиции снял со стоящей рядом тарелки салфетку и сказал:
  - Мы тебя на завтрак будить не стали, ешь. Кстати, Матвеич лодку утром не забрал, это небывалый случай. Старого греховодника до тебя даже Христофорыч перепить пытался, но не смог. Талант! А с виду нипочем не подумаешь... Ты вот что, как позавтракаешь, сходи искупайся, а потом еще поспишь, так быстрей полегчает. Только один не ходи, пусть с тобой Геннадий сходит. И не заплывай далеко. А то мало ли...
  Я согласно кивнул. Есть не хотелось, купаться тоже. Но Михельсон был прав, шанс снова стать человеком уже сегодня к вечеру упускать не стоило.
  Всю дорогу на пляж я прошагал молча. Зато Гена трещал за троих: за себя, за меня и за Михельсона. Он в лицах пересказывал вчерашнюю установку донного регистратора, не забывая задавать от моего имени наводящие вопросы.
  - ... мы же не могли его просто так на веревке опустить, с куском обычного пенопласта. Это же новейшая модель, её только в этом году из ФРГ за валюту притащили. Михельсон сказал, он 25 тысяч марок стоит. Вот и стали думать, что к нему присобачить. Нашли, значит, табличку фанерную, фломастером на ней написали: "Собственность АН СССР. Охраняется государством" - и в полиэтилен утюгом заклеили. Ты спросишь, почему Академии наук, так то для большей солидности.
  Я продолжал молчать, мне было все равно. Утюгом, так утюгом... заклеили, так заклеили... в лодке... посреди Оки... В этом был весь Гена: он, когда увлекается, частенько в рассказе куски повествования местами переставляет, ну и привирает, конечно, но это почти все делают. Наверняка Михельсон табличку заранее приготовил, в лодке они ее только к взятому у Матвеича поплавку присобачили. Хотя Гена, скорее всего, только веслами махал.
  Над пляжем боевыми вертолетами носились стрекозы. Солнце слепило глаза. Гена уронил на песок сумку с полотенцами и уселся рядом...
  - Я тут почитаю немного, а то больно интересно узнать, чем у них там с индейцами закончится... - он раскрыл книгу и ткнулся в нее носом. Наступила тишина.
  Вода обтекала колени ледяными ручейками. Ступням, попавшим в нее раньше, было уже не холодно. Я глубоко вдохнул, вытянул руки и плюхнулся головой вперед в текущую воду. На какое-то мгновение стало зябко, но это скоро прошло. Вынырнув на поверхность, я некоторое время плыл брассом, затем перевернулся и лег на спину... Прямо надо мной начало формироваться кучевое облако. Сначала оно было похоже на кусочек шевелящейся сахарной ваты, затем подросло и стало напоминать громадную подушку с размытыми краями, потом подросло ещё больше и превратилось в самое обычное облако, каких я видел уже тысячи... Вот так и звери и птицы и люди, пока маленькие - все симпатичные, а как вырастут... Купаться почему-то расхотелось, я перевернулся на живот и поплыл к берегу.
  Пока любовался облаком, течение унесло меня метров на триста, пришлось топать по песку обратно. Потом в воду вошел Гена, а я остался загорать. Так мы плескались до самого обеда. В Дом отдыха притащились прямо с пляжа. И здесь нас ждал сюрприз. Неприятный.
  Объявление на дверях столовой гласило: "Всем отдыхающим и прикрепленным лицам после обеда проследовать в медпункт (в административном корпусе) для сдачи анализов в связи с опасностью заболевания дизентерией". Мы с Геной переглянулись и вошли внутрь. Наши уже были на месте.
  - ...заболели двое из предыдущей смены, - отвечал на чей-то вопрос Михельсон, - скорее всего, никакого отношения к Дому отдыха это не имеет, но эпидемиологи действуют, как им положено. До обеда прогнали через мелкое сито весь персонал, сейчас начнут проверять отдыхающих и нас вместе с ними.
  - Но ведь мы у них официально нигде не числимся, так может нам и не надо? - сказал Гена, ему очень не хотелось на анализы, остальным - тоже.
  - Нет, - решительно пресёк нежелательные настроения Алексей Исаакович. - Сейчас дожевывайте и собираемся у крыльца. В медпункт идем все вместе. Надо успеть раньше отдыхающих, а то до ужина в очереди проторчим.
  Вот змей! Слабая надежда увильнуть от неприятной процедуры растаяла, как туман поутру. Впрочем, он прав, с эпидемиями шутки плохи.
  Мы успели проскочить в первых рядах и тут же забыли об этой истории с медпунктом, но дело на этом, увы, не закончилось.
  Продолжение последовало в пятницу, когда на двери столовой мы увидели объявление "Результаты анализов вывешены на доске объявлений в помещении медпункта". Михельсон отправил нас обедать, а сам ушел туда. Вернулся мрачный, неразговорчивый. И объявил, что мы с Геной в списке на госпитализацию. После обеда нам выпишут направление в стационар. Потом подумал и добавил:
  - У них в районной мест нет, направят в Москву, на Соколиную Гору. Там хорошая клиника, я знаю. А отвезёт вас сегодня наш водитель, который продукты должен в лагерь доставить. Направление выдают по предъявлению паспорта.
  Когда через три часа служебная "волга" прибыла из Москвы в лагерь, мы с Геной уже уложили рюкзаки и сидели за столом. Чувствовали мы себя вполне нормально, но всё равно было немного не по себе. Где-то внутри нас вел свою разрушительную работу невидимый коварный враг.
  
  
  15.
  
  
  Вопль раздался совершенно неожиданно. Было похоже, что кому-то на ногу уронили ну очень тяжелый предмет. Мы оба вскочили, как по команде, и посмотрели туда, откуда вопили. Там у командирской палатки стоял насмерть перепуганный деревенский паренёк, прижимающий к животу обеими руками квадратный кусок пенопласта, обмотанный длинным шпагатом. На поплавке (а это мог быть только он) ниже шпагата виднелась надпись "... охраняется государством". Раскрасневшийся Михельсон подскочил к нам разъяренным тушканчиком. Он был одновременно и смешным, и немного страшным.
  - Геннадий, ты каким узлом трос к прибору привязал?
  - Простым ... морским... как вы велели...
  Михельсон пошарил в кармане штормовки, вынул оттуда разорванный шнурок от ботинка и протянул его моему приятелю.
  - А ну-ка покажи, как я велел!
  - Вот так...
  - Идиот, кретин, дубина стоеросовая! Этот узел называется "бабьим"! "Бабьим", а не "простым", и он ничего не держит! Смотри! - Алексей Исаакович дернул концы связанного Геной шнурка, и они разошлись без особого сопротивления.
  К этому времени у командирской палатки, привлеченные начальственным воплем, собрались уже все жители лагеря. Михельсон повернулся к совершенно ошалевшему парнишке, продолжавшему держать в руках поплавок.
  - Папа сказал, Вам... Ваше это... Отнести... - больше ничего выговорить у него не получилось, и парень замолчал.
  - Спасибо, - Михельсон уже пришел в себя. - Передай папе спасибо, если бы не ваша помощь, была бы полная... всё было бы значительно хуже... совсем всё плохо было бы... а так есть надежда... на благополучный исход.
  - Да... я передам, до свидания, - парень заулыбался, сунул в руки стоящего рядом Жоши поплавок и побежал по тропинке.
  Алексей Исаакович внимательно оглядел всех собравшихся.
  - Здравствуй, Семен Степанович, - сказал он водителю "волги", - груз сдашь Георгию. На обратном пути завезёшь Александра (кивок в мою сторону) и это... (взгляд на Гену)... проклятие народа Израилева в больницу на Соколиной Горе... Знаешь её?
  - Знаю, у меня тёща рядом живет... - начал водитель.
  Но тут Гена вздернул подбородок и отчеканил:
  - Я не еврей!
  - Зато я еврей, - грустно произнёс Михельсон, - да ещё и американский, что по понятиям этой страны означает еврей в квадрате. И теперь я должен придумать, куда мне из этой ж..пы выплывать, и как потом отмываться... Да, Степаныч, - остановил он двинувшегося за Жошей водителя, - без меня не уезжай, письмо на кафедру отвезёшь.
  - Добро, Лексей Исакич.
  Михельсон нырнул в палатку, а мы двинулись к машине.
  
  
  16.
  
  
  Не проехали мы и десяти минут, как вдруг Семен Степанович ругнулся, свернул на обочину и заглушил двигатель.
  - Похоже, что приехали, - ответил он на мой недоуменный взгляд и стал вылезать из машины.
  Я тоже вышел, а Гена остался. Он был расстроен и обижен на всю вселенную. Водитель оказался прав. Левое заднее колесо спущено, машина стоит на ободе.
  - Запаску будем ставить? - помогая вытащить наши рюкзаки из багажника, спросил я.
  - Запаску я по дороге сюда поставил, теперь нужно камеру менять, - тоскливо сообщил Степаныч, - Да что же сегодня за день-то такой?! Второй гвоздь на этом проселке!
  Кому хоть раз приходилось менять камеру в полевых условиях, знает, что удовольствие это ниже среднего. Но у Семена Степановича с инструментом все было в порядке, и через час мы уже снова катили по дороге. И вдруг...
  - Твою мать!!! - заорал наш водитель и резко бросил машину вправо - Это ж уже ни в какие ворота не лезет!!!
  - Что, опять? - удивился я.
  Теперь на ободе стояло переднее правое колесо.
  Семен Степанович молча полез под сиденье и вытащил оттуда струбцину и стальной стакан. Потом еще долго копался в недрах багажника и, наконец, развернув какую-то тряпочку, заулыбался.
  - Вулканизировать будем, - торжественно произнес он. - Целых камер у меня больше нет.
  Он вытащил ведро и банку из-под шпрот и протянул их мне.
  - Мы там мимо лужи проезжали, принеси воды, будем прокол в камере искать.
   Я двинулся за водой.
  Лужа была неглубокой, но с помощью банки ведро я наполнил довольно быстро.
  Когда вернулся, на траве уже лежало все необходимое: шкурка, насос, резина для заплаток. Вулканизатор был собран и готов к работе.
  Семен Степанович опустил слегка подкаченную камеру в ведро с водой и начал ее поворачивать. Обнаружив свищ, он обтер резину чистой тряпкой и несколько раз шоркнул в намеченном месте шкуркой. Затем шкурку и камеру передал Гене.
  - Вокруг этого места... сантиметра три во все стороны... нужно зачистить.
  В это время мимо нас прогрохотал грузовик. Кузов его был доверху заполнен крашеными старыми досками и почерневшими бревнами с кусками свалявшейся пакли. За ним вскоре проехал еще один. Наш водитель проводил его взглядом, витиевато выматерился и полез в багажник.
  Оттуда он достал запаску и в сердцах швырнул ее перед собой.
  Мы с Геной обалдели.
  - Еще не поняли? Дома на слом продают! Дачники ржавыми гвоздями дорогу засеяли! Все три камеры вулканизировать будем!
  Вот так и получилось, что к больнице мы прикатили в первом часу ночи. Полумертвыми от усталости.
  Заспанный сторож долго читал сначала бланки направлений, потом - наши с Геной паспорта. Затем он тяжело вздохнул и открыл внутреннюю дверь будки. Я помахал рукой водителю, и мы пошли устраиваться.
  Спать хотелось зверски.
  Сторож привел нас к какой-то двери, буркнул:
  - Ждите.
  И скрылся внутри.
  Обратно он вышел в компании зевающей тетки в белом халате. Тетка посмотрела наши направления, покачала головой, а потом решительно двинулась в сторону от здания со словами:
  - Идемте, до завтра я вас устрою, а там пусть заведующий разбирается.
  Мы двинулись за ней без лишних вопросов. Идти пришлось недалеко, к соседнему одноэтажному строению. Отперев обитую железом дверь, она прошла с нами вовнутрь и щелкнула выключателем. Лампочка осветила стерильно чистый бокс с двумя заправленными кроватями и раковиной умывальника.
  - Спите, утром я за вами приду.
  У меня хватило сил только раздеться и нырнуть под одеяло. Свет выключил Гена.
  
  
  17.
  
  
  Белые больничные занавески не могли защитить нас от яркого летнего солнца. Да еще и пение птиц. Двойные рамы не удерживали эти звуки за пределами бокса. Но ни усталости, ни раздражения не было и в помине. Проснулся я бодрым и отдохнувшим. Гена уже плескался у умывальника. Закончив бриться, он вышел на улицу. Я надел джинсы, рубашку и последовал за ним. Умоюсь позже, торопиться некуда.
  Гена достал пачку, выташил сигарету, вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно качнул головой, тогда он бросил пачку на крыльцо рядом с собой и стал прикуривать. Я сошел со ступенек и сделал два шага в наветренную сторону. Дышать табачным дымом не хотелось. Рядом со мной оказалось еще одно крыльцо. Постояв с минуту, я уселся на него и стал любоваться окрестным парком.
  Спустя немного времени рядом с нами остановился небольшой фургончик с надписью "Аварийная" на борту. Выскочивший из кабины белобрысый загорелый парень обвел нас взглядом, поздоровался и попросил закурить. Гена молча указал на раскрытую пачку.
  - Вот спасибо, - расплылся в улыбке водитель, - а то у меня курево вчера вечером кончилось, а магазины еще только через час откроются. Меня Сергеем кличут. Можно я еще одну возьму, я сегодня здесь работаю, в обед отдам. А вы, что, гриппуете, ребята?
  Парень небрежно махнул рукой на вход в здание за моей спиной. Я повернулся и поднял глаза. Над дверью было написано: "Грипп".
  - Нет, - сказал я, - мы из соседнего бокса.
  Не глядя, я указал на дверь справа от Гены. С мгновенно побелевшего лица Сергея исчезла дружеская улыбка. Её место заняло какое-то странное отрешенное выражение.
  Отшвырнув недокуренную сигарету мне под ноги, он кинулся к машине. Выдернул из кабины белую пластмассовую канистру, вытащил мыльницу, повесил на шею полотенце. Затем, чуть приотвинтив пробку, положил канистру на капот и, смочив руки под тонкой струйкой воды, начал быстро их намыливать.
  Я перевел взгляд направо и остолбенел. Над входом в наш бокс красовалась надпись "Изолятор" и чуть ниже красными буквами "Чума, холера, тифы". Гена тоже посмотрел на табличку.
  - Офигеть! - только и смог выговорить он.
  И в этот момент сбоку раздался знакомый женский голос:
  - Да не обращайте вы внимания, мальчики! У нас последний случай чумы был еще до вашего рождения, и там всё стерильно. Собирайте лучше вещи, пойдем устраиваться.
  Сергей набрал в ладошки побольше воды и плеснул её на лицо. Завинтил пробку. Неторопливо вытерся. Мне было немного жаль его. Одни боятся пауков, другие крыс, третьи змей... Похоже, наш новый знакомый боится чумы. Боится до визга, до дрожи в коленках, до истерики. Еще минута - и он стал бы вымывать воображаемую заразу изо рта. Теперь, наверное, до самой смерти будет курить только свои. Если вообще будет...
  Быстро собрав рюкзаки, мы проследовали за вчерашней тетенькой в огромный шестиэтажный больничный корпус и нас стали оформлять по всем правилам канцелярского искусства.
  Сначала был бег по кабинетам с рюкзаками, затем сдача их в камеру хранения, бег без рюкзаков. Сопровождающие нас в этих странствиях медсестры сменялись настолько часто, что я вскоре уже престал их различать.
  В конце концов мы оказались в шестиместной палате на третьем этаже, где были две свободные койки. Одна - слева у окна, другая - справа у двери.
  - Устраивайтесь, - сказала последняя из сопровождавших нас сестер и убежала.
  Мы с Геной переглянулись.
  - Окно или дверь? - спросил я, мне было все равно.
  - Окно, - тут же ответил Гена. - Будем разыгрывать?
  - Нет, не будем, - я шагнул к правой койке. - Возьму эту.
  Говорили мы вполголоса, потому что на соседней со мной кровати кто-то спал, завернувшись в одеяло с головой.
  В коридоре послышался шум голосов, приближающийся к нашей палате. Голоса перебивали друг друга, о чем-то горячо спорили. Судя по часто повторявшейся фамилии Дасаев, обсуждали последний матч "Спартака". Похоже, больничный люд смотрел в холле телевизор.
  В палату радостно ввалились два молодых парня в пижамах с больничными штампами на воротниках, за ними - широкоплечий стройный мужчина лет тридцати в синем спортивном костюме.
  - Новенькие! - радостно воскликнул он. - Будем знакомы, я Василий, Вася, значит, это Иван, а вот он - Тимур. А вас как звать-величать?
  Мы представились.
  Из коридора в это время раздалось дружное цоканье каблучков.
  - Михалыч, - Вася подошел к спящему соседу и потряс его за плечо, - Семё-о-о-н, обход начался, просыпайся!
  Из-под одеяла показалась всклокоченная голова со следами складочек от подушки на правой щеке. Руки поднялись к плечам и разошлись в стороны.
  - Э-э-х, как жить-то хорошо! - хриплым голосом провозгласил безусый тезка Буденного.
  
  
  18.
  
  
  После обхода мы стали знакомиться по-настоящему - неторопливо и основательно, как и положено в клинике, где людям абсолютно некуда спешить.
  Иван и Тимур оказались солдатами частей московского гарнизона. Иван - житель одной из саратовских деревень, искренне и простодушно "косил" от службы, стараясь задержаться в клинике как можно дольше. Тимур - уроженец солнечного Узбекистана, ко всему относился сдержанно, обратно на службу не рвался, но и в больнице остаться не стремился, казалось, что ему всё равно.
  Василий - бывший спортсмен, не так давно распростившийся с любимым делом, работает грузчиком в мебельном магазине. Тоску по большому спорту глушит периодическими загулами, в результате одного из которых он здесь и оказался.
  Семён Михайлович - физик, доктор наук, что всплыло во время его беседы с главврачом, работает в НИИ, названия которого он нам не сообщил, а на вопрос о специальности ответил - "теоретическая физика".
   Все, кроме нас с Геной, поступили с пищевыми отравлениями различной степени тяжести. Первым - три недели назад доставили из части Ивана. Последним вчера вечером прибыл на "скорой" прямо с банкета Семен Михайлович.
  Нашу общую беседу прервал завтрак, потом к Семену Михайловичу пришли жена с дочерью, и, чтобы не мешать их встрече, мы вышли из палаты. Иван умотал смотреть телевизор, а Василий повел нас с Геной на экскурсию по территории больницы. Тимур тоже решил прогуляться. Но через некоторое время он отстал от нас в самом глухом и заброшенном углу парка. Некоторое время мы шли молча. Затем Василий решительно повернул назад.
  - Каждый раз он здесь уединяется, зачем - непонятно. Любопытно, что делает?
  Не знаю, зачем пошел с ним Гена, а я просто за компанию. Мы прокрались между деревьями и, выглянув из-за подстриженного кустарника, увидели своего соседа. Тимур сосредоточено метал в дощатый забор больницы черный нож с коротким широким лезвием и тонкой рукояткой. Затем он стал совершать им какие-то замысловатые движения, отдаленно напоминающие гимнастические упражнения. Мы молча вернулись на дорожку тем же путем, что и пришли.
  - Дурью мается пацан, - глубокомысленно произнес Вася.
  И мы двинулись дальше. Когда подошли к своему корпусу, Василий сказал, что решил немного побегать. Потом двинет на спортплощадку, мол, не может он без физической нагрузки, привык за столько лет. Гена пошел с ним, а я поднялся наверх.
  Семен Михайлович читал какую-то рукопись, периодически делая пометки на полях. На его тумбочке стопкой лежали журналы, самые разные - от банального "Кванта" до сборников Академии наук. Рядом с ними стояла открытая бутылка "боржоми".
  Мне было совершенно нечего делать. Все взятые с собой книги я прочитал еще в экспедиции.
  - Можно? - дождавшись, когда сосед прервет чтение и, отложив рукопись, возьмется за бутылку, спросил я, указав на один из "Квантов".
  Семен Михайлович удивленно поднял бровь.
  - Ты же географ, неужели физикой интересуешься?
  Это меня задело. Почему-то вспомнился Упоров. Тоже ведь доктор, тех же физматнаук, но для него я - человек, мало того - специалист, а тут...
  - Да нет, буквы знакомые решил поискать. А вообще-то я метеоролог, специалист по физике атмосферы. Правда, будущий. Вы позволите?
  - Да, конечно. Смотри, если хочешь.
  Я стал перелистывать журнал. Когда-то давно, ещё в школе, я его выписывал, он помогал готовиться к олимпиадам. Но зачем "Квант" взрослому человеку с докторской степенью?
  Одна из задач была помечена галочкой. И я решил тряхнуть стариной. Делать-то все одно было нечего.
  "По дну реки протянут 50-жильный кабель, все жилы - в изоляции одного цвета. Сколько раз нужно электрику переплыть в лодке реку, чтобы промаркировать все жилы кабеля, используя лампочку, аккумулятор и паяльник?"
  Первое решение я нашел сразу. Можно соединять последовательно жилы одну за другой, каждый раз переезжая с берега на берег. Потом я решил параллельно вести соединение с двух сторон, с интервалом в одно сочленение, чтобы не запутаться. Потом количество параллельных процедур постепенно росло, а количество поездок сокращалось. Постепенно их число сократилось до семи. Но что-то в этом решении меня не устраивало, чего-то я не учёл. Решение было слишком громоздким, недостаточно изящным.
  Я поднял глаза от журнала. Пока я решал задачу, вернулся Тимур. Он лежал на кровати и смотрел в окно. Семен Михайлович продолжал читать.
  - Ну, как задачка? - спросил он, не отрываясь от рукописи. Сколько раз через реку переплыл?
  И в этот момент меня осенило. Ведь это же так просто!
  - Три раза, - говорю я внешне спокойно, хотя внутри всё буквально взрывается от счастья. Вот так и выпархивают голыми из ванны на улицу, вопя "эврика" изумленным согражданам.
  - Как три? - сосед отложил рукопись. - У меня больше получилось.
  - Это потому, что вы провода звонили только при спайке, а можно еще и при размыкании. Вот, смотрите, - я нарисовал карандашом схему на тетрадном листочке и показал соседу.
  - Ну конечно, - он обрадовался новому решению, как ребенок долгожданной игрушке, - так всё просто! А вот тут, - достал он из стопки следующий "Квант", - еще есть задачка, хочешь посмотреть?
  - Да, с удовольствием. Мне сейчас делать совершенно нечего. А вам-то они зачем? Не для работы же? Тогда для чего?
  - Вот именно, что для работы! - он заметил удивление на моём лице и пояснил, - вся моя работа - это решение трудных задач. А мозги ученому нужно постоянно тренировать, это как спортсмену мышцы накачивать.
  
  
  19.
  
  
  Иван заявился в палату довольный, как просватанная девица, и таинстственный, как граф Монте-Кристо. Наверное, нашел наконец-то способ еще на какое-то время задержаться в клинике. Следом за ним пришли Вася с Геной. Вася схватил полотенце и снова скрылся за дверью, а Гена развернул одну из принесенных с собой газет и углубился в свежие новости.
  Я пытался понять, как решить следующую задачу. Ничего путного в голову не приходило. Нетренированные мозги скрипели от напряжения, но сдвинуть с места мыслительный процесс не могли. И я стал просто перелистывать страницы журнала.
  - Отдыхаешь? - спросил Семен Михайлович, после истории с кабелем он ко мне явно подобрел. - Может, в шахматы сыграем?
  - Нет, спасибо. В шахматы я играть толком не умею, могу только проигрывать.
  - А что так?
  - Да так уж сложилось, начал учиться в 5 лет, закончил в 7. С тех пор практически не играл. Так что, если хотите поставить мат в три хода, то я готов, а играть - это с кем-нибудь другим.
  - Я немного умею, - внезапно повернулся к нам Тимур.
  - Ну, давай, - полез в тумбочку за складной шахматной доской Семён Михайлович.
  Через четверть часа вокруг играющих собралась вся палата. Тимур действительно играл не очень сильно. Количество белых фигур на доске уменьшалось с каждой минутой. Семен Михайлович уже дважды предлагал ему сдаться, но упрямый узбек был невозмутим. "Выигрывают только после слова "мат", - оба раза отвечал он. Его давили с фронта, его обходили с флангов, он держался уже из последних сил. Немногочисленные белые фигуры одна за другой падали вокруг своего короля. И вдруг совершенно неожиданно белая ладья рванула через всю доску. Шах. Семен Михайлович сдвинул черного короля в сторону. Следом за ладьей с другого фланга прыгнул слон. Мат.
  Вторую партию Тимур проиграл и уступил место Гене. Тот проиграл все четыре и вернулся к своим газетам. Семен Михайлович убрал шахматы и снова открыл рукопись.
  - Вот чёрт! - Гена попытался развернуть "Советский спорт". - Вечно у них страницы не разрезаны, а я нож в рюкзаке оставил. Одолжите, у кого близко.
  Тимур полез в тумбочку и, вытащив красивый кожаный чехол с черным ножом, который мы видели у него утром, передал Гене. Тот разрезал страницы газеты и вернул нож обратно.
  - Можно поглядеть? - Вася подошел к Тимуру и протянул руку.
  - Да, смотри, - ответил тот.
  Вася взвесил нож на руке, примерился к рукояти, внимательно осмотрел лезвие.
  - Сталь хорошая, а сам нож - барахло, - он вернул клинок в чехол и протянул хозяину. - И вообще, нож - это баловство одно, толку от него в настоящей заварухе мало.
  - Почему толку мало? - спросил Тимур.
  - Да потому, что ты этим ножом мне ничего сделать не сможешь. Ну, вот ударь меня им, сам убедишься.
  Тимур как-то по-особому посмотрел на собеседника.
  - Я не хочу тебя убивать.
  - А у тебя и не получится. Бей, не бойся.
  - Нет, - Тимур аккуратно положил нож на тумбочку и начал сворачивать в рулон старую газету, - пусть лучше это будет нож, как будто бы.
  - Ну, как хочешь, - Василий поставил ноги на ширину плеч, слегка расслабил колени, чуть согнул в локтях руки, - я готов, бей.
  И Тимур тут же нанес удар. Правая рука держала газету в положении "снизу", но траектория удара была очень замысловатой. А движение - молниеносным. Доля секунды - и свернутая газета уперлась сверху в горло изумленного Василия.
  - А ну давай еще раз! - рявкнул тот.
  Противники заняли исходное положение. Тимур перехватил газету хватом "сверху". Василий преобразился. Он больше не дурачился, он готовился проявить всё свое мастерство.
  - Бей!
  Василий жаждал реванша.
  Еще один молниеносный бросок - воображаемое лезвие, описав длинную кривую, уперлось в печень противника.
  - Обалдеть! - произнёс Гена. Все были с ним согласны.
  Тимур бросил газету на стол. Спокойно вернул нож в тумбочку и сел на кровать.
  - Ничего не понимаю, - недоумению Василия не было предела. - Я самбо без малого двадцать лет занимаюсь. Первенство Федерации[14] выигрывал. На Союзе бронзу брал, два раза. А ты меня как пацана сделал. Где ты технике такой выучился?
   - Меня дед ножевому бою учил. Он - воин. В молодости басмачом был.
  - Это бандитом, что ли? - спросил Гена.
  - Хм, бандитом... - Тимур усмехнулся одними губами. - Таким же, как Ланселот? Тогда, да, был! Басмачи были профессиональными воинами, как рыцари раннего средневековья, только работали не за доход с земли, а за звонкую монету. При найме на службу они должны были продемонстрировать хозяину свое мастерство бойца, экзамен сдавали, если по-современному. В экзамен этот входили стрельба из ружья, фехтование на саблях и ножевой бой. Так что, тем ударам, которые ты пропустил, не одна сотня лет. У тебя техника хорошая, я тебя за день могу научить их распознавать и перехватывать. Но есть такие приемы, которые позволяют человеку с ножом быть сильнее любого безоружного, вне зависимости от его уровня подготовки.
  - Покажи, если не секрет, - мне было очень интересно увидеть неведомое искусство.
  - Хорошо, - Тимур снова вытащил нож из тумбочки, - смотри.
  Он встал с кровати, Обе его руки поднялись на уровень груди и замерли. Больше ни один мускул на двинулся, но нож, бывший мгновение назад в левой руке, вдруг оказался в правой. Руки начали медленно двигаться. Они расходились и сближались, опускались и поднимались. Нож при этом перепрыгивал из одной в другую с такой скоростью, что его перемещения казались телепортацией. Движения рук стали ускоряться - лезвие ножа появлялось то сверху, то снизу от кулака. Тимур остановился.
  - Удары при этом могут наноситься из любого положения еще до того, как противник поймет, в какой руке нож и откуда может идти удар, - прокомментировал он свой замысловатый танец.
  
  
  20.
  
  
  С этого дня Тимур с Василием все свободное время проводили на пустыре. Довольно скоро к ним присоединился Гена, потом Иван. В палате оставались только мы с Семеном Михайловичем. Он работал с бумагами, я решал задачи. С каждым днем меня всё больше затягивал процесс поиска решения.
  Через пять дней я уже настолько увлекся, что начал разрабатывать универсальный алгоритм решения задач повышенной сложности, чтобы не тыкаться в проблему наугад, а вести систематический поиск решений и отбирать наиболее перспективные направления.
  И тогда Семен Михайлович отложил очередную рукопись и спросил:
  - Саша, а ты не хотел бы сменить специальность - заняться теоретической физикой? Я мог бы взять тебя в свою лабораторию техником. Переведешься на заочное отделение физфака, будешь учиться и работать. К тому моменту, как получишь диплом, у тебя будет уже материал для диссертации. Как тебе мое предложение?
  - Предложение лестное, спасибо. Но здесь имеются некоторые трудности. Во-первых, я в армии ещё не служил, если перейду на заочное, то учиться и работать смогу только через два года, когда с меня кирзовые сапоги снимут. Во-вторых, я сейчас живу в общежитии, а заочникам прописка на учебу не полагается. Так что, ваше предложение на практике осуществить будет непросто.
  - Что касается армии, то наша контора может сделать отсрочку, с пропиской будет трудней, но тоже вопрос решаемый.
  - Тогда возникает "в-третьих": зачем вам именно я? Неужели без меня проблем не хватает? Бегать, хлопотать перед начальством? Ведь вопросы с отсрочкой и пропиской решаете не вы? Что во мне такого особенного?
  - Ты очень сильно заточен под классификацию и систематизацию всего, чего не попадя. Это очень редко встречающаяся особенность. Обычно все ограничиваются частными решениями. Получат результат и идут дальше, сейчас в нашей науке таких частных результатов - море разливанное, а систематизировать их некому. Я человека с такой страстью в душе уже шестой год себе подыскиваю. И, кроме тебя, никого не встретил.
  Предложение стало ещё приятнее и заманчивее. Неужели я действительно такой ценный? Но вот так сразу бросить всё и круто изменить жизнь? Нет, тут нужно все обдумать. И не факт, что всё им сказанное, - правда!
  - Хорошо, я подумаю. Сколько у меня времени?
  - Чем скорее будет ответ, тем проще решать проблемы. Но пару недель у тебя есть. Хватит?
  - Трудно сказать. Я таких виражей в своей жизни ещё не закладывал. Может, и в два месяца не уложусь.
  Вот и посмотрим сейчас, какой я нужный. Если уважаемый доктор проявит нетерпение, то все его комплименты - вранье, и за роскошным предложением скрывается нечто совсем иное, к науке отношение не имеющее.
  - Думай, - сказал, возвращаясь к рукописи, Семен Михайлович, - только через два месяца переводиться без потери курса будет затруднительно, а так я могу и полгода ждать и больше. Прожил же я как-то пять лет с этой проблемой.
  Похоже, он серьезно! Обалдеть! Невероятно, но факт: теоретической физике я действительно нужен! Или все-таки, не факт? А она мне? Зачем мне это? Днем работать, ночью учиться... И так несколько лет! Чтобы что? Чтобы стать кандидатом, потом доктором? Если речь о деньгах, таксист больше зарабатывает! Следовательно, упираемся в любовь к данному виду деятельности. Есть она во мне или напрочь отсутствует? Как же понять, нравится ли тебе делать то, чем ты еще не занимался? Вот задачка - это тебе не провода маркировать!
  На следующий день я поделился своей проблемой с Геной. По секрету, естественно. Он не раздумывал не секунды.
  - Зачем тебе эта каторга? Хуже галер средневековых! Я бы сразу отказался!
  Я был не так уверен в себе и продолжал сомневаться. Вот если бы взять какую-нибудь новую идею, имеющую отношение к теоретической физике, повертеть её в голове несколько дней и прислушаться к сигналам, исходящим изнутри. Вот тогда и можно будет понять, нужно мне это счастье или ну его на фиг. Осталось только найти такую идею.
  Я бродил по коридору вперед-назад и пытался вспомнить хоть что-то подходящее. Но ничего в голову не приходило. Вот, разве только в школе, когда нам рассказывали об антивеществе, мне показалось странным, что оно в природе не встречается. Ведь если частица зарождается только в паре с античастицей, то при таком количестве вещества во Вселенной рядом должно быть ровно столько же антивещества. Ну, ладно, если ничего больше не придумывается, попробуем повертеть эту идею.
  Я свернул в сторону своей палаты.
  - Семен Михайлович, - услышал я из раскрытой двери голос своего сокурсника. - Мне Саша говорил, вы ему работу предложили. А у вас только одна вакансия или ещё есть?
  Я так и остолбенел на пороге.
  - В моей лаборатории вакансия одна, - Семен Михайлович то ли не заметил меня, то ли сделал вид, что не видит, - и пока Саша не отказался, я не могу предлагать её никому другому, но в соседнем отделе создается лаборатория космической акустики, там места точно будут, могу порекомендовать...
  - Это было бы здорово!
  Гена аж засветился от счастья, как новогодняя ёлочка.
  Ну, конечно, как все просто! А я тут идеи в башке прокручиваю, как баранов в мясорубке! Туфта все это! Мусор! Дырка от бублика! НИИ макаронных изделий!
  - Радуйся, друг! - хлопнул я Гену по плечу. - Только что на одну вакансию стало больше! Я отказываюсь! Акустика в вакууме!? Это грандиозно! Меня на такой же фуфел подманивали? Только, вы уж простите великодушно - у меня одно ушко покалечено, - я продемонстрировал шрам,- ему столько лапши не удержать!
  - Вот ты, Саша, все понять не мог, спрашивал, почему я к тебе прицепился? Вот потому и прицепился! - спокойно сказал Семен Михайлович, будто и не слышал моей тирады.- Я эту блесенку с космической акустикой не первый год забрасываю, и все ловятся. А тебе и думать не потребовалось, ты сразу подвох учуял! Только ты вот еще о чем подумай - кому ты такой нужен, кроме меня? Вот ты метеоролог, так? Тогда должен был заметить, что обычные люди больше всего ненавидят тех, кто раз за разом правильно предсказывает плохую погоду. Тебе будет очень трудно жить вне настоящего научного сообщества, вне коллектива, где ценятся только мозги и ничего больше. А в этом отношении таких, как мы, как наша лаборатория, - ещё поискать. Так что я твоего отказа не слышал! А ты думай! И хорошо думай! И помни: мы тебе нужны ничуть не меньше, чем ты нам!
  - Тогда уж и вы пищу дайте для размышлений: статьи, отчеты, монографии. Что там ещё Ваша лаборатория производит? Я, конечно, не всё пойму. Но работу от имитации деятельности отличить сумею.
  - А я все это вчера еще заказал, сегодня вечером принесут. На ближайшую неделю мы тебя литературой обеспечим, даже не сомневайся.
  Я не сомневался. Я прислушивался к урагану ругани и воплей, который двигался по коридору в сторону нашей палаты.
  - Где этот аферист, этот симулянт, этот сапог кирзовый? - волнами накатывал на нас грозный рык заведующего отделением Георгия Вахтанговича, и ему вторили многочисленные голоса врачих и медсестер. Спустя мгновение вся эта разъяренная стая медработников появилась в наших дверях.
  Сидящий на своей кровати Иван постарался стать меньше и незаметнее.
  - А, вот он, - увидев наконец-то виновника переполоха, обрадовался заведующий, - выписать его прямо сейчас и чтобы к вечеру духу его здесь не было! Надо мной смеялись, как над клоуном! Ты чей анализ подменил, признавайся, сучий потрох?!
  - Его, - Иван указал на Гену.
  - Ты мне Ваньку валять будешь!? - затопал ногами Георгий Вахтангович. - Хочешь сказать, что это он беременным по мужской палате разгуливает?
  - Там на бумажке было написано "Г. Лущенко", - недоумевал Иван, - ей богу не вру, честное комсомольское!
  - Так это Галина Луценко из соседнего отделения, - вспомнила Зинаида Михайловна, конопатая толстушка лет тридцати с неустроенной личной жизнью, наша старшая медсестра, - А у него было написано "Е. Лущенко", он же Евгений по паспорту, дубина!
  Заведующий посмотрел на неё с подозрением, но от догадок воздержался.
  - Сегодня же... чтобы духу... - погрозил он Ивану пальцем и величественно выплыл из палаты.
  Весь медперсонал последовал за ним.
  
  
  21.
  
  
  Вот мы и остались в палате вчетвером. Вчера в сопровождении прапорщика отбыл в свою часть расстроенный Иван. Сегодня утром попрощался со всеми за руку радостный Василий. Гена почему-то решил, что это Тимур помогал Ивану в афере с его, Гениными, анализами и демонстративно избегал, как он говорил, "чучмека". Правда, в глаза он Тимура так называть побаивался.
  Мне же Гена пытался внушить, что Тимур вообще очень подозрительный тип: дед - антисоветчик и бандит, сам слишком уж хорошо говорит по-русски - правильно и интеллигентно. Как будто мало профессуры из Москвы и Ленинграда в Ташкент сослали за годы Советской власти! К тому же, после истории с попыткой трудоустройства, мне с самим Геной говорить не очень-то хотелось, а на его мнение было и вовсе наплевать.
  Поэтому, взяв один из научных журналов, выданных мне Семеном Михайловичем для ознакомления с работами лаборатории, я после обеда двинул следом за Тимуром в сторону его персонального спортивного закутка. Рядом с ним находилась одинокая скамейка, на которой было очень удобно читать, а в случае необходимости и разговаривать с самим собой. А мне как раз нужно было прокрутить в голове свою завиральную антивещественную идею.
  Плюхнувшись на скамейку, я начал в уме перечислять положения теории. Итак, допустим, что антивещество образовалось одновременно с веществом в том же месте и в тех же количествах. Тогда, во-первых, оно должно постоянно хотя бы маленькими порциями взаимодействовать с веществом, вызывая непрерывное свечение на границе соприкосновения, там, где регулярно сталкиваются и аннигилируют молекулы. Кроме того, во-вторых, иногда на сопредельную территорию должны залетать объекты покрупнее, вызывая появление протуберанцев с повышенным выбросом энергии. И все это должно постоянно находиться в поле нашего зрения. Я поднял голову и прищурил глаза. Солнце! Точнее его поверхность. Светящийся солнечный диск вполне может быть такой границей соприкосновения.
  Но тогда гипотезу легко проверить. Нужно лишь рассчитать размер снаряда, который вызовет заметный всплеск энергии, и точку столкновения его с солнечной поверхностью. Потом повторить эксперимент дважды или трижды, чтобы исключить вероятность случайного совпадения.
  - И дать в руки человечества новое, абсолютное оружие, позволяющее уничтожить себя в кратчайшие сроки практически со стопроцентной вероятностью, - возразил из середины моей черепушки полузабытый голос Обаламуса.
  Чуть больше месяца назад мне казалось, что мы простились с ним навеки. И вот опять! А я-то был уверен, что он наматывает парсеки на свой межзвездный спидометр, и думать позабыл о нашей старушке Земле.
  Чего этому Обику на этот раз от меня понадобилось?
  Стоп! Он же говорил, что нельзя сокращать его имя. Такую истерику в прошлый раз устроил. А сейчас - никакой реакции! Странно!
  - Что случилось, почему вернулся? - мысленно проговорил я вопрос.
  - Это долгая история, - ответил он мне.
  Интересно, он, что, не все во мне слышит, а только то, что я ему мысленно проговариваю? А как красиво пел - телепатическое общение, импульс от сознания к сознанию. Что-то ты темнишь, мой инопланетный друг! Или это я стал чересчур подозрительным? Ладно, позже разберемся.
  - Ну, излагай. Я в больнице, как и в прошлый раз, только карты мне рисовать не надо. Самое время для долгих историй, - говорю ему мысленно.
  - На крейсере я связался с представителем нашей расы в Совете Сообщества, и он поставил вопрос о моем возвращении на Землю в качестве Информатора-Координатора с полномочиями посла, но без права расширения контакта. Две недели назад было получено согласие Совета на это назначение.
  Ох, и трудно нам с вами, бесплотными духами. То "черный ящик" с шизофренией перепутаешь, то мания величия вдруг Координатором представляется. Или не мания?
  - Слушай, если ты белая горячка, то ошиблась адресом. Тебе Вася нужен, а он вчера выписался.
  - Ты вообще способен говорить серьёзно? Планета под угрозой уничтожения, а у него чувство юмора прорезалось! Ты хоть иногда слушал, о чем я тебе в прошлый раз говорил?
  - Ты о барьерах своих? Так я не вижу, что с прошлого раза изменилось. Как было, так и осталось! Двух месяцев даже не прошло! Откуда у тебя этот тон грядущего апокалипсиса?
  - Ладно, начну сначала. Излагаю по пунктам, что непонятно, спрашивай. Договорились?
  - Заметано. Пункт первый?
  - Каждая цивилизация в процессе эволюции встречает три препятствия, назовем их барьерами. Первый барьер - государственный, второй - корпоративный, третий - личностный. Каждый барьер - преодоление соблазна уничтожить весь свой вид, отказ от формы суицида, совмещённого с уничтожением всей своей расы. Это понятно?
  - Да, я помню, и ещё я помню, что мы только что прошли первый барьер. Что наши ведущие государства смогли преодолеть тягу к всеобщему самоубийству. А еще я помню, что ты утверждал, будто между барьерами пролегают целые столетия, а то и тысячелетия. Что изменилось?
  - Это я объясню потом. А сейчас я спрашиваю, по первому пункту все понятно?
  - Да, по первому всё.
  - Тогда пункт второй: корпоративный барьер считается пройденным, когда соблазн коллективного самоубийства преодолевают негосударственные структуры - общественные или производственные сообщества. Личностный - когда могущество отдельной личности возрастает до уровня, на котором ей подвластно самостоятельно распорядиться жизнью своей цивилизации. Это ясно?
  - Ну и что? Ты всё это уже говорил, я помню.
  - А то, что каждому барьеру должно соответствовать адекватное уровню техники самосознание. К примеру, представь себе Кортеса с ядерным арсеналом США. Сколько просуществует планета Земля, после того, как он почувствует свои новые возможности в плане разрушения? При этом, заметь, что последствия ядерных ударов, даже ближайшие (радиоактивное заражение местности, например), он осознать просто не в состоянии. Вы смогли пройти первый барьер, потому что психологически подготовились к нему раньше, чем получили техническую возможность прохода. Этот пункт понятен?
  - Скорее да, чем нет. Но разве у нас не хватит времени психологически подготовиться ко второму барьеру за нескончаемую череду грядущих десятилетий?
  - Как раз об этом в третьем пункте. Твоя теория об антивещественной природе Солнца и других звезд не должна выходить в свет, потому что сразу же рывком приведёт человечество ко второму барьеру. На земле не меньше ста корпораций, которые могут выслать серию спутников для её проверки и более двадцати имеют технические возможности в ближайшие десять лет запустить проект разгона одного из крупных астероидов с целью сжечь Землю солнечным светом. В скором времени любая крупная террористическая организация будет иметь возможность уничтожить все живое на планете. И всеобщая гибель землян станет абсолютно неизбежной.
  - Только не говори мне, что солнце на самом деле состоит из антивещества! Я же эту гипотезу только сейчас придумал! Пяти минут ещё не прошло! Почти что в шутку! Ты что, всё это всерьёз? Обалдеть можно!!!
  - Скажи "сдохнуть" вместо "обалдеть", и попадешь в самую тютельку. До "сдохнуть" после публикации теории Земле останется полгода, максимум год.
  - И чтобы спасти от самоубийства планету, я сейчас должен сделать себе харакири? Или достаточно будет повеситься?
  - Не так радикально, но, по сути, - ты прав. Нужно отказаться от этой работы.
  - Это четвертый пункт?
  - Да. Ты должен принести эту жертву. Взамен я могу помочь тебе в другом виде деятельности. У меня есть кое-какие возможности, ты ведь знаешь? Конечно, они не безграничны. Но довольно велики, и их должно хватить для успешной карьеры в другой области.
  - А дальше ты будешь координировать мое поведение до самой могилы?
  - Нет, моя должность не предусматривает обязательного присутствия. Контроль будет эпизодическим.
  - А если до той же теории додумается еще кто-нибудь? Ты сможешь приставить стукачей ко всем потенциальным первооткрывателям?
  Не стыкуется что-то у него. Замолчал. Думает, значит... Пусть поворочает моими извилинами, ему полезно. Или это он своими извилинами ворочает, только в моем мозгу?
  - Я поставлю этот вопрос перед Советом в ближайшее время, - неохотно признал свою ошибку Обаламус.
  Не сверхцивилизация, а детский сад какой-то! Но нет худа без добра! Камень с моей души инопланетянин этой ошибкой снял. Будь он душевной болезнью, никаких погрешностей в его действиях мне отыскать бы не удалось. Это я выяснил из бесед с университетским психиатром и статей в профильных журналах.
  Странное дело, еще недавно я не мог решиться уйти в теоретическую физику. А когда выяснилось, что нужно от нее отказаться, мне вдруг до дрожи в коленках захотелось теоретизировать.
  Но еще труднее оказалось выбрать, чем заняться. Пожалуй, сильнее всего мне в свое время хотелось стать офицером. Но на медкомиссии в военкомате обнаружили повышенное содержание эритроцитов в крови, поставили диагноз эритремия и посоветовали забыть о военном училище навсегда. Для армии я оказался в принципе годен, но рядовым.
  Ко времени окончания школы диагноз заменили на эритроцитоз. Посоветовали регулярно сдавать анализы крови, не допускать резкого обезвоживания организма и рекомендовали лечебные кровопускания. Для поступления на геофак препятствий не возникло.
  С тех пор я регулярно сдаю кровь, тем более что в Боткинской донорам прилично платят. Получается четыре в одном: сдача анализов, лечебное кровопускание, приварок к стипендии и дополнительные выходные. Даже как-то жалко расставаться с таким выгодной болезнью, но раз военная карьера мне с ней не светит, будем выздоравливать.
  Разъяснил ситуацию Обаламусу.
  - Хорошо, - сказал он, - попробую, только лучше не уменьшать эритроциты, а увеличить тебя. Сделаем тебя сантиметров на пять выше и килограммов на десять тяжелее - эритроциты стабилизируются в пределах нормы. Да не переживай, я ж тебе не живот наращу, а кости и мускулатуру. Идет?
  - По рукам, - отвечаю, - действуй!
  Возвращаюсь в палату, а там результаты повторных анализов на дизентерию пришли. Оказалось, что зря нас с Геной в стационар закатали. Мы совершенно здоровы. Намудрили что-то областные эпидемиологи.
  С обоими соседями по палате я расстался тепло. Обменялся координатами и с Семеном Михайловичем, и с Тимуром. Гена при нашем расставании не присутствовал. Даже попрощаться не зашел. Они Гену тоже не вспоминали.
  Не знаю почему, но не смог я честно и прямо отказаться от предложения Семена Михайловича, хоть и чувствовал себя распоследним лгуном и предателем. Решил, что лучше письмо ему потом напишу.
  
  
  22.
  
  
  Вот так и получилось, что пятый курс я начинал с мыслью не о научной, а о военной карьере. А потому в первый же день занятий зашел в знакомый спортзал секции бокса.
  Тренер наш Степан Арамаисович Саркисян встретил меня прохладно. Оно и понятно. Я там на первых курсах зачет по физкультуре получал, а результатов особых не показывал. Да и то сказать, если бы по заднице били, тогда ладно. А то ведь все больше по голове попасть норовят. А голова для научного работника - это что? Правильно, основное орудие производства.
  Но сейчас-то совсем другое дело. Сейчас мне нужны: во-первых, кандидатская книжка к концу года, или как минимум первый спортивный разряд и, во-вторых, пару победных кубков посимпатичнее завоевать бы не помешало. Это, чтобы начальство армейское меня человеком считало, а не "гражданским лицом" в погонах.
  Когда я на весы встал, тренер и вовсе скуксился. Добавив с помощью Обаламуса десять кило, я попал в самый ходовой вес, где кандидатов в сборную университета было намного больше, чем в этой сборной мест. Но хоть не прогнал - и за то спасибо.
  Иллюзий особых я не питал. Для выполнения моей программы нужно было не просто победить на первенстве университета, до которого оставалось меньше двух месяцев. Нужно было выиграть его с блеском и одновременно не перейти дорогу никому из признанных лидеров команды, потому что Саркисян - человек крайне осторожный. Он запросто может предпочесть яркому спортсмену стабильного. Или, говоря попросту, отправить на следующий этап не победителя, а серебряного призера. Если он показывает лучшие результаты по сумме трех последних соревнований.
  Но Степан Арамаисович сделал нетривиальный ход. Я от него этого, честно говоря, не ожидал. После тренировки он велел мне задержаться для приватного разговора.
  - Ты меня извини, Саша, но в 67[15] у меня полный комплект, вот если ты поднимешься на вес выше, там место в сборной ещё не забронировано. Там победитель получает всё. Мы поняли друг друга?
  - Да, согласен, - а что мне ещё оставалось говорить, - только уж и вы мне тогда объясните, почему такие условия ставите?
  - Ты сегодня на тренировке хорошо дрался. Раньше только время зря переводил, придуривался. А сегодня ты с азартом в бой лез. И удары у тебя очень сильные и защита непробиваемая. Только Исмаилов уже шестой год в этом весе очки с соревнований для команды добывает. Очень регулярно добывает, между прочим. Ему последний год в аспирантуре учиться, и у него последний шанс "мастера" себе сделать. Так что уступить ты ему должен, а не он тебе. И ломать одному другого я вам не могу позволить. Ты понимаешь?
  - Понимаю? Что ж тут непонятного? Но уж тот-то вес в случае победы мой?
  - Там тоже есть неслабые ребята. Но молодые - всё у них впереди. Там победитель получит всё. Это я твердо обещаю. Учти, победитель, а это - не обязательно ты.
  - Учту.
  Всё ясно. Мне практически открытым текстом сказали, что нужно побеждать с большим отрывом. Потому что все сомнения будут трактоваться в пользу противника. А если мне нужно взглянуть в глаза виновнику всего этого, то достаточно просто подойти к зеркалу. И я стал тренироваться вдвое интенсивнее.
  
  23.
  
  
  До финала я дошел красиво. Триумфально, можно сказать, дошел. Пять побед, все досрочные, все вместе уложились в два неполных раунда. Сегодня бой за первое место.
  Саркисян не обманул. Обеспечил полную объективность. Боковые судьи - ребята из нашей секции. Самые нейтральные и беспристрастные из тех, кто уже вошел в сборную. Рефери - приглашен из другого спортивного общества. Ему наши местные интриги неизвестны и неинтересны.
  Народу полный зал. Ещё бы! День финалов. Поединки идут в обычном порядке: по возрастанию веса. Но сегодня мой бой последний. В более тяжелых весах победители объявлены заранее. Места там разыгрывались, начиная со второго. Это потому, что соперников достойных у первого номера нет, и не имеет смысла калечить заведомо более слабых противников.
  Очень много собратьев-географов. Не только за меня болеют. Если я бой выигрываю, команда геофака занимает в этом виде спорта третье место. Впервые за всю историю факультета. Но мне сейчас нельзя думать об этом. Только о противнике. И о предстоящем трехраундовом сражении.
  "Последний решающий бой сегодняшнего финала, - надрывается радиотранслятор, - В красном углу ринга Ильяс Мамедов, факультет почвоведения. Провел 26 боев. В 22 одержал победу".
  Крепкий парень. Выше меня на голову. Голубоглазый блондин, как ни странно. Очень вязок в обороне. Всегда готов перейти на обмен ударами. Силен и вынослив, а еще упрям и неуступчив.
  "В синем углу ринга, Александр Серов, географический факультет. Провел 23 боя. В 18 из них победил".
  Выпрыгиваю на ринг. Рефери подзывает нас на середину. Объясняет давно знакомые правила. Это все - продолжение ритуала.
  И вот звучит гонг.
  Я видел его на тренировках. Присутствовал на боях текущего первенства. Но смотреть со стороны - это одно, а взгляд в просвет между перчатками - совсем другое. Только и он в том же положении. Плюс он меня меньше видел. Я слишком мало был на ринге. И слишком быстро выигрывал.
  Идет в разведку. Щупает мою оборону левой рукой. Ещё левой. Ждет, что в ближний бой полезу. Логично, руки у меня короче. Но я отступаю. Ещё раз... И ещё... Он увлекается атакой, не замечает, как сократилась дистанция. И мне удается провести серию. Удары не сильные, но очки они мне принесли. И снова я отступаю... А он месит руками воздух. И останавливается. Он больше не идет вперед. Выжидает. Да, соображает парень быстро. Я надеялся его хотя бы пару минут за собой потаскать таким манером.
  Что ж, выдаю домашнюю заготовку. Этого он видеть не мог. Этому меня в ДЮСШ[16] учили. Выпад левой больше напоминает укол рапирой. Наносится немного сверху вниз с полушагом вперед. Позволяет с дальней дистанции шлепнуть по носу противника, имеющего значительное преимущество в росте. Опасный трюк, но пару раз может пройти. Шлепок, ещё шлепок.
  На долю секунды звездное небо закрывает весь обзор. Да, хорошо он меня достал. Но достал - не свалил, а счет-то в мою пользу. И продолжает увеличиваться. А вот теперь, когда он почувствовал, что дальняя дистанция - не его вотчина, поработаем на средней. Лезет в размен[17]. Сколько там осталось? Меньше полминуты. Тогда - поехали!
  Мы стояли неподвижно в центре ринга и беспрерывно наносили удары. И все они встречали перчатки противника. Изматывающая процедура, если не уследить за временем. Гонг.
  Этот раунд мой. С разрывом в три очка или чуть больше.
  А теперь дышать. Это самое сейчас главное: дышать и думать. Второй раунд я надеялся вытащить левой. Ведь я скрытый левша, а он еще об этом не знает.
  Гонг. Ильяс рванул вперед со скоростью курьерского поезда. Он очки считать умеет не хуже меня. Знает, что проигрывает, и готов отыграться. Теперь он уже не бережет силы. Работает сериями, постоянно меняя дистанции. Я обороняюсь, изредка переходя в контратаки. Но счет пока практически равный. Ему кажется, он нашел на меня управу. И не замечает, как, пытаясь измотать противника, устал сам. И тут следует короткий левый в корпус. Такими в свое время нокаутировал противников великий Ласло Папп[18]. Ильяс потерял подвижность. Но добить его мне не удалось. Вяжет он атаки мастерски. Молодец! Только вот - раунд снова мой. Гонг.
  На этот раз мы оба дышали, как два автомобильных насоса на соревнованиях по скоростной накачке шин. Перерыв пролетел незаметно.
  Гонг. Третий раунд был одной большой мясорубкой. Поняв, что техническое преимущество на всех дистанциях за мной, противник решил положиться на силу, выносливость и его величество случай. Обмен ударами шел все три минуты без перерыва. И все это время он старался добиться перевеса в свою пользу. Я не уступал. Прозвучал заключительный удар гонга. Третий раунд закончился вничью.
  Рефери собрал записки судей и вывел нас на середину ринга:
  - В этом бою, - начал объявление Саркисян, - победу одержал, - продолжил он, глядя на движения рефери, - Ильяс Мамедов!
  Я скосил глаза направо, рука противника поднята вверх. Изумленно посмотрел на рефери, на Саркисяна, на боковых судей. Мне показалось, или они удивлены ничуть не меньше меня?
  Первое, что я сделал после боя, это переговорил со всеми боковыми судьями. Оказалось, что они дружно отдали победу мне[19]. Подошел с ними к Степану Арамаисовичу. Он поднял записки. Там - трижды я. Бред! Сомнение разрешил рефери. Как выяснилось, он дальтоник. А поскольку красный и синий цвета для него друг от друга не отличаются, он нас банально перепутал. Действительно, когда в одном углу ринга мы видим высокого блондина, в другом коренастого брюнета. И один из них Александр Серов, а другой Ильяс Мамедов, то кто из ху? Ну, так, навскидку?
  В общем, когда наш не отличающий красное от синего рефери во всех трех записках прочитал "Серов", он поднял руку того, кто с его точки зрения, был этим "Серовым". А знающий нас в лицо Саркисян объявил победителя.
  После долгих совещаний судейской коллегии наш факультет получил желанную бронзу, а я - место в сборной. Но победный кубок и значок "Чемпион МГУ" уже успели вручить Ильясу. И решили так ему и оставить в память об этом курьезе. А мне пообещали выдать через неделю еще один комплект.
  
  24.
  
  
  В помещении Дворца спорта "Крылья Советов", несмотря на раннее утро, вовсю кипела жизнь. Шел приём заявок на участие в ежегодных соревнованиях по боксу СО[20] "Буревестник", неофициально чаще именуемые "Первенством московских ВУЗов". Одна за другой команды разных институтов проходили контрольное взвешивание. А мы продолжали стоять в стороне и ждать. Заявка наша была у тренера, а сам тренер... Должен был прибыть еще час назад.
  - А можно, мы сначала взвесимся, а потом подадим заявку? - предложил капитан нашей команды Ришат Исмаилов в надежде выиграть еще несколько минут драгоценного времени.
   Члены комиссии переглянулись. Им было нас жалко.
  - Ладно, взвешивайтесь, - пошептавшись с коллегами, разрешил председатель, - но через пятнадцать минут мы уходим. Официально прием заявок закончился почти полчаса назад. Мы и так идем вам навстречу.
  Мы подали тетрадный листок со списком, студенческие билеты и паспорта. Разделись и по команде председателя стали сменять друг друга на контрольных весах. Двигались медленно, постоянно держа в поле зрения входную дверь. Но чуда, увы, не произошло.
  - Всё, время, - посмотрев в очередной раз на часы, сказал председатель. Он вернул тетрадный листок Ришату, и высокая комиссия удалилась.
  Когда еще через полчаса в помещение ввалился взмыленный Саркисян, кроме нас там уже никого не было.
  Волосы Степана Арамаисовича были всклокочены, щеки покрыты седоватой щетиной. Из бокового кармана дубленки свисал клетчатый шарф. Картину дополнял воротник пижамы, высовывающийся из расстегнутого ворота олимпийки.
  - Где они? - спросил нас тренер срывающимся хриплым шепотом.
  - Там, - махнул рукой Ришат.
  И Саркисян побежал в указанном направлении. Но всё это было уже бесполезной тратой сил и нервов.
  - Ну и что случилось? - утешал меня всю обратную дорогу Обаламус. - Подумаешь, тренер проспал - горе какое, морду нам лишний раз не набьют! Это же не последнее соревнование, будут и другие.
  Но неприятности на этом не закончились. Тренера за этот случай уволили. Нового пока не нашли, и вся наша команда повисла в воздухе.
  А через неделю, во время утренней пробежки я вдруг почувствовал, что мне очень уж жарко становится, прямо - горю весь. Как будто огонь какой-то изнутри меня течет по жилам.
  - Температура критическая! - вопит из пылающей головы Обаламус. - Срочно нужен холод!
  Это я тоже понял. Хорошо, хоть зима наступила. Я быстро сбрасываю с себя кроссовки и спортивный костюм и в трусах прыгаю лицом в сугроб. Та сторона, что в снегу, чувствует приятную прохладу, а вторая - плавится от жары. Переворачиваюсь на спину. Теперь спине хорошо, зато грудь и живот изнутри припекает. Голову я постоянно снегом тру, хватая его руками. Потом соображаю, что, лёжа на спине, можно снегу на живот набросать. Так стало гораздо лучше. Вот только люди начали собираться. Пальцами у виска крутить.
  - Ну, что сбежались? Что вам здесь, цирк? - говорю я им из сугроба. - Не видели ни разу, как "моржи" тренируются?
  Минут через десять жар прошел. И начал я трясти Обаламуса. Он дважды во мне что-то изменял, не намудрил ли чего? Но он уверил меня, что сам удивлен и что от его действий ничего подобного произойти не могло.
  Пришлось в университетскую поликлинику с этим обращаться. А там сразу на анализ крови направили. И он показал такое, что врачи за голову схватились. Оказалось, что "гормоны у меня зашкаливают" и с такими анализами "шахматами заниматься, и то слишком большая нагрузка". Выдали мне таблеток каких-то упаковку и освобождение от занятий на две недели.
  Так все мои планы военной карьеры накрылись латунным рукомойником. И стали посещать предательские мысли: хорошо, что мосты в теоретическую физику не сожжены; пришла пора звонить Семену Михайловичу и соглашаться на его условия.
  Тем более что условия эти теперь можно было существенно скорректировать в мою пользу. Состояние здоровья позволяло мне надеяться на свободное распределение. Для этого нужно было получить направление в организацию, где будет сменная работа с суточными или полусуточными дежурствами. Поликлиника даст заключение, по которому мне такой режим работы противопоказан. Организация напишет на кафедру отказную. И я свободен, как степной ветер. Могу работать в теоретической физике. Останется решить вопрос с пропиской, но эту проблему Семён Михайлович обещал разрулить.
  Если уж я за полдня придумал новую теорию, то с кандидатской диссертацией большой задержки быть не должно. Потом можно будет и о докторской подумать. А если приблудится в голове ещё какая-нибудь гениальная мыслишка на уровне антивещественной теории Солнца, то и в академики продвинуться получится. Да и не факт, что опубликование моей теории Солнца приведёт человечество к гибели. Один же раз пришелец лопухнулся! Значит и здесь может ошибиться.
  Обаламус догадывался о моих метаниях. Умолял не сворачивать на эту дорогу. Говорил, что я не смогу удержаться там от соблазна развить свою теорию. Но гормональные всплески больше не повторялись, и он чуть успокоился.
  А тут мой персональный Информатор-Координатор получил приказ начальства "срочно вылететь для консультаций". Он сказал, что постарается вернуться как можно быстрее. Просил держаться собственными силами - не соблазняться на предложение Семёна Михайловича. Обещал помощь и поддержку после возвращения. Я поклялся быть хорошим мальчиком. И мы расстались.
  
  25.
  
  
  Бегать мне категорически запретили, поэтому я медленно брел по аллее парка. Под ногами хлюпало. Что в Москве за зима-то такая? Два дня только снег нормальный лежал, а все остальное время так - тонкий слой грязноватой слякоти. Вот так шибанут гормоны еще раз - сдохну ведь на улице, как собака!
  Как собака? Стоп. Все началось с собаки! И потом пошло и поехало. За последние полтора года произошло столько невероятных вещей, что большая их часть прошла мимо моего сознания. Например, насколько вероятно, чтобы гормональный всплеск произошел именно в том месте и в то время, где и когда можно было легко избежать гибели?
  Теперь допустим на секунду, что гормоны скакнули не сами по себе, а в результате чьего-то воздействия? Тогда кандидат в злодеи только один - Обаламус. И время его возвращения так же непредсказуемо, как и все остальные параметры: степень глубины проникновения в мои мысли, истинные намерения, дальнейшие действия.
  Всё это надо хорошенько обмозговать! Но лучше не здесь. Сюда он может заявиться в любой момент! Я и не почувствую! Нужно уехать! Вот только куда?
  И тут меня осенило: Степан Матвеевич! У него на лесном кордоне Обаламус меня искать не будет.
  Дорогу я помню смутно. Электричка, автобус, дальше пешком до деревни. Там бросаю снежок в окно. Ночной разговор на крыльце. Путь на лыжах до кордона. Растопленная печка. Все это время я раз за разом прокручивал в голове последние полтора года, искал в них все странности и несоответствия. Обобщал и систематизировал. Проводил перекрестную проверку гипотез.
  Поэтому сейчас я первым делом взял листок бумаги и записал на нем все основные несоответствия в действиях Обаламуса.
  Список получился внушительным, но самыми важными и практически бесспорными были первые пять пунктов:
  1. Наличие такого "черного ящика" в космическом корабле маловероятно, потому что ценность его близка к нулю. В открытом космосе, где и должны по идее происходить почти все крушения, выживаемость у "обаламуса" существенно меньше, чем у двух-трех информационных чипов, расположенных в наиболее защищенных помещениях корабля. Скорее всего - у него иное назначение.
  2. Он явно способен к телепатическому общению (подтверждение этому - картинка с видом Земли из иллюминатора вошедшего в атмосферу космолета), но со мной общался как-то по-другому, хотя и называл это телепатией.
  3. Он не пытался пресечь мои попытки докопаться до антивещественной природы Солнца, а побуждал меня к открытию этой природы. Сам я додумался до неё, или он искусно навел меня на эту мысль, сказать трудно. Но именно Обаламус снял все сомнения в истинности моих предположений. Без него бы я через день-два обо всём этом и думать забыл.
  4. После срыва армейского плана из-за скачка гормонов он не остался контролировать ситуацию, а срочно убыл, сославшись на вызов начальства. И очень велика вероятность, что именно Обаламус этот всплеск и организовал.
  5. Он явно может сдвигать вероятности происходящих событий или как-то иначе организовывать маловероятные совпадения, хотя и не афиширует эти способности.
  Остальные пункты носили предположительный характер. Я немного посидел, глядя на список. И начал перебирать теории, проверяя каждую из них на соответствие максимальному количеству пунктов. Через несколько часов теорий осталось три:
  1. Он заинтересован в гибели Земли. Именно Земли!
  2. Гибель Земли нужна ему как этап в достижении другой цели.
  3. Он ставит психологический эксперимент на человечестве, а судьба Земли его не интересует.
  Какая из них ближе к действительности? На данном этапе это не очень существенно. Мои усилия в любом случае должны быть направлены на противодействие его планам и спасение своей планеты.
  Конечно, существует вероятность, что никакого Обаламуса нет, а есть банальное раздвоение личности, именуемое по-научному шизофренией, в этом случае ни пришельцу, ни Земле ничего не угрожает. Тогда никакой пользы от моих действий не будет, но и вреда никому, кроме себя, я не причиню.
  Теперь прикинем, каким арсеналом средств я располагаю? А вот здесь у нас негусто.
  Обратиться к властям - попасть в психушку. Привлечь кого-нибудь из друзей, открыв ему все, что знаю об Обаламусе, - смотри первый вариант. Привлекать друзей и знакомых втемную, не раскрывая сути происходящего? Можно, но только в отсутствие Обаламуса, который контролирует все мои контакты лучше родного КГБ. Стало тоскливо. Похоже, мне придется сражаться с этим уродом один на один.
  Больше ничего путного в голову не приходило, и я решил лечь спать. Утро вечера мудренее.
  На следующий день я ещё два раза, отложив в сторону полученные результаты, повторял ту же самую процедуру. Потом бросил это занятие и стал прикидывать возможные слабые места в стратегии и тактике Обаламуса.
  Во-первых, он наверняка не может знать всех наших неформальных способов достижения целей "левыми" путями, ведь большая часть его знаний о Земле носит книжный характер. Во-вторых, он уверен в своем интеллектуальном превосходстве, как представитель более развитой цивилизации. В-третьих, он не может не ценить свою жизнь больше чем жизнь землян. В-четвертых, если он в чем-то и будет сильно уступать мне, то это в умении конфликтовать, противодействовать, спорить, давить на противника. А потому мне нужно прикидываться глупым, исполнительным, доверчивым и слабым. И в нужный момент рвануть вперед, сметая всё на своем пути. Меня может спасти только одна единственная хорошо подготовленная атака. Любое промедление после ее начала - самоубийство.
  Подготовить всё для внезапного нападения нужно ещё до прибытия Обаламуса, а провести атаку лучше в первый же день. Не известно, что он может извлекать из моего мозга во время сна и как воздействовать на подсознание!?
  Это стратегия. Теперь тактика.
  Он хочет, чтобы я работал в лаборатории Семена Михайловича. Я туда позвоню, договорюсь о встрече. Потом отменю. Почему? Да потому что найду способ уйти в армию! И способ этот будет связан с нашей системой неформальных отношений!!! И пусть он побегает в поисках выхода! Армия своих не отпускает!
  Во всяком случае, раньше чем через два года. А трюк со здоровьем он уже использовал, повторять побоится.
  Итак, тактическая схема. Идем в армию, ждем там Обаламуса, приготовив ему теплую встречу. Какую - там сообразим!!!
  А сейчас нужно придумать, как обойти врачей. Не взятку же им давать, в самом деле?
  Ответ пришел ко мне сам на следующий день и был он прост, как три копейки, и изящен, как план сражения при Рымнике.
  Через пару часов, еще раз продумав последовательность действий, я уже собирался в обратный путь.
  
  
  26.
  
  
  К заведующему военной кафедрой я попал на следующий день. По вопросам призыва он принимает сразу.
  - Здравия желаю, товарищ полковник, разрешите войти?
  Вообще-то у него только две большие звездочки, но такая форма подхалимажа уставом не запрещается.
  - Серов, проходите. Вы по вопросу призыва, мне говорили. Но вас в списках нет. Врачи забраковали. Так что зря беспокоитесь.
  - Извините, товарищ полковник, но я как раз об этом и пришел поговорить. У меня с гормонами уже было так в детстве (вообще-то, не с гормонами, но он-то этого не знает). Резкий скачок - и долгое время ничего. Вот и сейчас вероятность повторения приступа в ближайшие два года очень мала. Наверняка гормоны уже в порядке, я уверен. Если повторный анализ сделать, то можно признавать годным к службе.
  - И зачем тебе в армию? Все твои сокурсники болезни себе ищут, а ты наоборот, диагноз снять хочешь? - в его голосе звучали сомнение и подозрение.
  Ну, теперь все зависит от его лучших душевных качеств: веры в превосходство всего военного над всем гражданским, уверенности в собственной проницательности и ещё от жадности - без неё, родимой - никуда.
  - Я сейчас занимаюсь математическим моделированием атмосферных процессов (пока еще нет, но Миша обещал меня быстро поднатаскать, а тему диплома я уже себе поменял, может проверить - убедится), а всякое моделирование имеет конечной целью увеличение точности прогнозов погоды (это только синоптики так думают, но он-то синоптик и есть). И я заметил, что военная методика прогнозирования сильно отличается от гражданской (истинная правда). Причем разница эта не в пользу гражданских специалистов (спорное утверждение, но почему бы не сказать человеку приятное, если тебе это выгодно).
  - А где вы знакомились с гражданской методикой?
  - В Гидрометцентре практику проходил, в отделе краткосрочных прогнозов. И там методы расчета гроз и туманов, которые вы нам на лекциях давали, работали лучше, чем их собственные (если нужно, Северов подтвердит, я с ним договорился). Так вот я и хотел бы узнать, нет ли возможности попасть на службу в такое место, где можно получить от нее максимум в плане профессионального роста?
  - Допустим, есть такое место, и допустим, что я могу тебе помочь туда попасть? - он явно заинтересовался, причем уже без недоверия, неужели клюнул?
  - Если бы была такая возможность, то я мог бы написать заявление с просьбой распределить меня в армию, ведь вы можете мне подсказать, в какой округ проситься. А там попасть в нужную часть будет совсем просто? Тем более, знающие специалисты часто бывают очень требовательными начальниками, и к ним молодые офицеры обычно служить не просятся.
  - А врачи?
  - А что врачи? Разве не может потеряться результат анализа крови? Может, даже вместе с карточкой! Что делает в этом случае врач? Назначает повторный анализ. А он будет хорошим! Дальше врач спросит меня строгим голосом: жалобы есть? Я отвечу: жалоб нет. И все.
  В глазах подполковника загорелся огонёк. Так, кажется всё в порядке! Сначала были благородные мотивы поступка, теперь наступила очередь шкурных. Сколько они с врачом слупят с "богатенького буратины" за спасение от армии, как поделят "магарыч" и кто будет этим счастливчиком, мне знать не обязательно, но моё дело уже выиграно. Причем выиграно вне зависимости от того, выполнит вояка свое обещание или прокинет доверчивого "стьюдента". Потому что здесь Обаламус найдет правду, только правду и ничего кроме правды.
  Анализ за меня сдавал Ильяс Мамедов. Никого из сокурсников, по понятным причинам, посвящать в это дело было нельзя. А ему я уступил место в сборной. Все равно тренироваться мне теперь некогда. Все силы - на диплом.
  Диплом я защитил. Сдал госэкзамены. Получил в военкомате направление в Черниговское летное училище Киевского военного округа. Не обманул, стало быть, подполковник. Там, если повезет, я и построю своему пришельцу ловушку. Если расчеты верны, у меня есть на это не меньше полугода. Имеются и кое-какие задумки на этот счёт. И тогда... Добро пожаловать, Обаламус!
   .
  27.
  
  
  - Товарищ капитан, лейтенант Серов прибыл для прохождения службы.
  Я долго репетировал эту фразу и сейчас произнёс её громко и чётко. Но, что нужно делать дальше, представлял себе смутно. Чувствовал я себя, как оседланная корова. И выглядел, наверняка, не лучше. Формы нужного размера на складе не нашлось, пришлось получать то, что было. Начальник метеослужбы учебного истребительного авиаполка, костистый высокий старик, с хорошо заметным скепсисом рассматривал своего нового подчиненного. Выводами он со мной не поделился. Это хорошо. Такого о себе лучше не знать.
  В это время дверь аппаратной отворилась, и на пороге возник ворох телеграфных лент, из-под которого торчали начищенные до блеска кирзовые сапоги.
  - Товарищ капитан! Разрешите...
  - Сгружай на стол у окна. Бланк карты, карандаш, ластик, перо и тушь. Все принесешь сюда.
  - Есть!
  Ворох проследовал к столу и, освободившись от ленты, оказался русоволосым прыщавым ефрейтором. Через минуту он принес все, что перечислил капитан, и я приступил к работе. Капитан посмотрел, как я перенес данные первой станции на карту и вышел со словами:
  - Норматив сорок минут.
  Через полчаса я осторожно постучал в дверь его кабинета.
  - Разрешите, товарищ капитан?
  - Коды в столе, если что непонятно, смотри там.
  - Я изобары в карандаше сделал, посмотрите?
  Капитан в недоумении уставился на часы.
  -Уже? Ну, неси.
  Карту с лентами он сверял минут десять. Потом посмотрел и немного подправил изобары. Удовлетворенно хмыкнул.
  - Так что ты, говоришь, заканчивал?
  - Геофак МГУ, кафедра метеорологии.
  - А где так карты поднимать[21] насобачился?
  - Готовился к службе, как мог.
  Это точно, готовился. Я почитай половине курса эти карты нарисовал. Десять рублей комплект. Всё руку набивал.
  - И что ты еще умеешь? С факсом[22] работаешь? Прогнозы гроз, туманов, обледенения?
  - Увы, товарищ капитан, в условиях нашей военной кафедры факс освоить было невозможно. Он был только один и почти всё время неисправный. Мы один раз видели его в работе, но сами не запускали ни разу. Методы прогнозов изучали только на лекциях, в теории. Я работал в Гидрометцентре на производственной практике три недели, но там совсем другие методики.
  - Ясно, - капитан выложил на стол стопку руководств и методичек в полметра толщиной. - Усваивай, срок - неделя. Экзаменовать буду лично. По технике все вопросы к Павловскому, по методикам - к Иванову.
  Со старшим лейтенантом Ивановым, я познакомился еще вчера. Когда прибыл, как раз было его дежурство. Сейчас, увидев, как я выхожу от начальника с большой парусиновой сумкой в руке, он приветливо помахал рукой из курилки. Я подошел и поздоровался. Рядом с ним на скамейке сидел еще один мужик в техничке[23], так что звания понять было невозможно.
  - Вижу, Дед карту принял, поздравляю! Никольский, предшественник твой, только через два месяца баул этот у него получил. Теперь тебе со мной часто беседовать придется. И еще один человек будет нужен! Знакомься: прапорщик Павловский Константин Евграфович, наш технический специалист.
  Мы пожали друг другу руки. И я решил сразу взять быка за рога.
  - Константин Евграфович, я совершенно не умею настраивать факс. Когда у вас будет свободное время? Хотелось бы поучиться этому мастерству.
  - Можно просто - Константин, или Костя, - улыбнулся он, - а то и мне придется вас по званию величать, или по имени-отчеству. Только, Александр, вам лучше сейчас на методиках сосредоточиться, их Дед спрашивать будет наизусть и вразбивку. А технику я в любое время покажу, там все очень просто, за день освоите.
  - А ты покажи ему сейчас, Константин, - предложил Иванов, - А потом я ему методички рассортирую, чтобы знал, что наизусть учить, а что просто прочитать достаточно.
  
  28.
  
  
  В офицерской гостинице в шестиместном номере я был один. Все остальные обитатели разъехались по летним учебным лагерям. Что это такое - я ещё не знал, и узнавать пока что не стремился. Я усиленно зубрил методы прогноза различных погодных явлений. Это занимало всё время, кроме утренних построений и сна.
  На завтраке, обеде и ужине я докладывал Иванову о том, что успел запомнить за последние несколько часов. Периодически он сам задавал мне вопросы, потом говорил, какой раздел нужно приготовить еще раз, а какой можно условно считать усвоенным.
  Через неделю Николай Иванович Сидоренко, наш начальник полковой метеослужбы, в просторечии "Дед" после получасового опроса нехотя сообщил, что я могу приступать к дежурствам в качестве стажера.
  - Молодец, - встретил меня улыбкой в коридоре Иванов, - редко кому удается с первого раза пройти эту процедуру.
  - До тебя это только у него получилось, - указал на Иванова Павловский. - Подтверди, Иван Борисович.
  Значит, Иванов Иван Борисович. Хорошо, что не Иван Иванович, хотя так запоминать легче.
  - Спасибо, без вашей помощи я бы точно провалился.
  - Это всё лень-матушка! - пошутил Павловский, - пока ты к работе допущен не был, ему чаще дежурить приходилось. Зато теперь ты - стажер, будешь пахать, как проклятый, а он будет тебя стажировать, то есть бить баклуши.
  - А тебе уже и баклуш для меня жалко? Одно слово - прапорщик!
  Похоже было, что они ещё долго могут продолжать пикироваться, поэтому я быстро спросил:
  - А сколько времени нужно стажироваться, и что будет после этого?
  - Сколько времени, это от тебя зависит. А потом будет очередной экзамен. Сдашь - допустят к самостоятельной работе в простых метеоусловиях. Еще немного подучишься, следующий экзамен - и допуск к сложным метеоусловиям, дальше допуск к минимуму погоды. Но до этого может и не дойти. Да ты вначале в простых научись! У нас с тобой завтра первое суточное дежурство.
  В это время дверь кабинета распахнулась, на пороге стоял Дед.
  - Серов, ты еще не ушел? Тогда проведи занятие с солдатами, чистку оружия, Иванов тебе расскажет подробности. Пора тебе, Александр, к бойцам привыкать, а им - к тебе.
  - Ты АКМ когда в последний раз видел? - спросил меня Иван по дороге в казармы.
  - Пять лет назад, в школе еще, на занятиях по военной подготовке.
  - Тогда пойдем вместе, я тебя подстрахую. Ты только держись поуверенней.
  После того, как солдатики расхватали свое оружие, в пирамиде остался один автомат.
  - Чей? - спросил я строившего солдат сержанта.
  - Рядового Холопушина, он на гауптвахте, - ответил тот.
  Я взял автомат в руки. На вид он выглядел довольно-таки ухоженным, но проверить не мешает. Я повесил автомат на плечо и повел подразделение в учебный класс. Там солдаты принялись разбирать и чистить личное оружие, а я решил осмотреть автомат отсутствующего бойца. Иванов в мои действия не вмешивался, значит, никаких серьезных ошибок я пока не совершил. Вот только выражение лица у него было уж очень ехидное. И у некоторых солдат тоже. Похоже, "армейская почта" уже донесла до них, что новый лейтенант "из пиджаков"[24], а следовательно, службы не знает, и можно при нем себя работой особо не утруждать.
  И тут во мне будто бесенок какой-то проснулся. Они ведь меня гражданским тюфяком считают. А для моих планов эту репутацию нужно как можно быстрее поломать.
  Я положил автомат на середину свободного стола, снял наручные часы, заметил время и приступил к разборке. Левая рука привычно отстегивает магазин, правая одновременно с ней высвобождает из приклада пенал. Резкий рывок затвором, проверяем наличие патрона в патроннике. Левая поднимает оружие вертикально за цевье, палец правой давит на спусковой крючок.
  Руки работали спокойно и слажено, они помнили всю последовательность операций. В помещении восцарилась тишина... Качнув затвором, я уронил боёк на стол. Рядом лег сам затвор. Посмотрел на часы. Прошло одиннадцать секунд. Да, вот что значит пятилетнее отсутствие практики. В десятом классе на областных соревнованиях по НВП[25] я уложился в 7,5 секунд.
  Я заглянул в ствол. Чистота была идеальная. Нужно будет больше узнать об этом Холопушине. Сборка заняла 16 секунд. Я оставил автомат на столе и подошел к Иванову.
  - Иван, у Холопушина ствол сияет, как заново полированный. За что он на губу загремел?
  - А? Он курсант списанный. Дослуживает до демобилизации.
  - Это как?
  - Ну, бывает так. Поступит парень в училище, проучится там год-другой, а потом понимает, что не его это дело. И начинает пытаться уйти на гражданку. Тогда у него два пути: здоровье угробить, или дисциплину нарушать. В основном народ по второму пути идет. Но опасно это. Можно до дисбата донарушаться. А этот Холопушин с четвертого курса училища по дисциплине списан. Уникум.
  - В каком смысле - уникум?
  - Да во всех! Это нужно очень постараться, чтобы с четвертого отправили дослуживать, обычно и с третьего-то сразу демобилизуют. Свои два года отслужил и домой.
  Бойцы уже собрали вычищенное оружие и ожидали команды.
  Я подошел к худенькому пареньку в мешковатой новой гимнастерке, взял его автомат, снял крышку ствольной коробки, вынул затвор и посмотрел ствол на свет. Не идеально, но терпимо. Молодняк старается. Теперь проверим старослужащих. Вот этот щеголеватый азербайджанец, пожалуй, откровеннее всех сачковал. Посмотрим.
  - Рядовой...?
  - Рядовой Алиэв, товарищ лэйтэнант.
  - В вашем автомате грязи и мусору больше, чем бычков в курилке. Вам стало трудно чистить оружие на втором году службы? Это понятно. Что по распорядку после занятий? - я вопросительно взглянул на сержанта.
  - Свободное время.
  - Вот и хорошо. В шеренгу по одному... стано...вись! Равняйсь! Смирно! Алиев, два шага вперёд. Кру...гом. Остальные справа по одному подходят к столу и чистят личное оружие рядового Алиева. Первый пошел!
  - Слушай, а ты точно университет заканчивал? - шепнул мне на ухо изумленный Иван.
  Бойцы, дожидаясь своей очереди, бросали на растерянного Алиева взгляды, далекие от восхищения. Ничего, зато филонить больше не будут!
  
  
  29.
  
  
  С начала моей службы прошел уже месяц. Стажировка подошла к концу. Вчера был экзамен на допуск к самостоятельному обеспечению полетов. Теперь в простых метеоусловиях я могу работать без няньки. Вот я и работаю. Сегодня моё первое боевое дежурство. Условия - проще некуда. Облачность среднего яруса[26]. Видимость - более 10 километров. Но смена ночная. А следовательно, нужно всё время следить за влажностью и опасаться радиационного тумана[27].
  И ещё нужно помнить, когда и в какой журнал что записывать. И не только самому. Нужно следить за тем, чтобы правильно вел записи метеонаблюдатель. А сегодня это Алиев. Делать он всё умеет, это я за прошедший месяц понял. Но раньше сменой руководил Иванов, у него не забалуешься. Сегодня я один, и Алиев вполне может попытаться повторить трюк с автоматом, то есть вместо работы заняться её имитацией.
  Хорошо, хоть в аппаратной дежурит Павел Холопушин и за информационное обеспечение можно быть спокойным. Паша в контроле не нуждается. А в истории он постоянно влипает по причинам, не имеющим к разгильдяйству никакого отношения. На губу его тогда, как выяснилось, начстрой отправил. Редкостный дуролом и жучила. Он любые слова солдата (кроме "так точно, товарищ майор" и "виноват, товарищ майор") воспринимает, как личное оскорбление. А списанные курсанты для него, вообще, - предатели любимой армии, которая его (майора) кормит, поит и со временем снабдит хорошей пенсией.
  Так что следить мне сегодня нужно только за двумя подозрительными лицами - за самим собой и за Алиевым. Вот я и слежу. Через пять минут нужно попробовать замерить высоту облаков ИВО[28], затем ещё через десять - Алиев уйдет на площадку снимать показания приборов. Потом придут карты барического поля, нужно будет их обработать.
  - Товарищ лэйтэнант, влажность 90%.
  - А ты точку росы[29] не перепутал?
  - Нэт, я вныматэльно смотрэл.
  - Молодец, следующее измерение через полчаса, - а он ведь действительно молодец, мог и не докладывать, просто записал бы в журнал и всё.
  Я вытащил из стола сшивку с миллиметровкой и нанес три последних значения температуры и точки росы. Сходимость через два часа. Время пока терпит, но настораживало то, что при существенном снижении температуры точка росы за последний час выросла, а это обычно нехарактерно для случая радиационного тумана. Зато очень типично для адвективного[30]. Но ветра-то почти нет. Ни у земли, ни на малых высотах.
  Местные особенности погоды из описания аэродрома меня Иванов заставил зазубрить наизусть, но на всякий случай, я перечитал их ещё раз. Там ничего похожего. Ладно, будем ждать.
  Через полчаса влажность выросла до 95%. Я нанес новые данные на миллиметровку и произвел экстраполяцию. Сомнения продолжали грызть меня как голодные крысы, но игнорировать опасность было уже невозможно. И я сел писать новый прогноз погоды.
  Руководитель полетов, первый зам. командира полка, подполковник Васильченко к моей бумажке отнесся абсолютно равнодушно. Подписал, прочитал, буркнул сидящему рядом РСП[31], "паникует шаманёнок"[32], и снова погрузился в созерцание посадочного экрана. На меня он даже не взглянул.
  Я спустился вниз и начал соображать, что делать дальше. Нужно было настаивать на прекращении полетов или ещё рано? До сегодняшнего дня все ответственные решения за меня принимали старшие. Это было и дома, и в школе, и в университете, и даже здесь. А сейчас я впервые сам оказался в роли старшего, которому решать.
   Как же нелегко на что-то решиться! Но делать что-то было надо.
  - Алиев, наблюдения каждые 15 минут.
  Солдат взглянул на часы и выбежал на площадку. Я вышел следом за ним. На небе ярко сверкали звезды. Никаких следов облачности. Я провел рукой по траве. Росы нет. Неужели всё-таки будет туман?
  В здание я вбежал следом за Алиевым и тут же нанес новые данные на график. Да, ждать дальше бессмысленно. Я выписал первое в своей жизни шторм-предупреждение[33] и побежал с ним на вышку[34].
  - Товарищ полковник, шторм. Примите.
  Это сообщение РП[35] воспринял так же равнодушно, как и прогноз погоды. Но бумагу подписал.
  Я вернулся на рабочее место. Всё, что было положено по инструкции, я сделал, а результата никакого. И в этот момент зазвонил телефон.
  - Да, товарищ старший лэйтэнант, даю.
  Алиев протянул мне трубку.
  - Привет, - раздался веселый голос Иванова. - Как первые полёты?
  Я быстро обрисовал ситуацию.
  - Ты уверен, что не ошибся? Данные наблюдений сам проверял? - в голосе Ивана звучала тревога.
  - Не все, только последнее измерение, но там всё точно.
  - Прогноз изменил? Шторм выписал?
  - Да, всё сделал, но толку никакого. Васильченко на это не реагирует.
  - А ты как думал? Этих штормов Никольский за два года службы штук сто на вышку притащил, и ни один не оправдался. РП на тебя поэтому и не реагирует.
  - А что делать? Самолеты-то взлетают!
  - А как прогнозы по запасным[36]?
  - Пока нормально. Но если это адвекция, то может всех одновременно накрыть! Тогда самолеты сажать будет некуда. До расчетного времени чуть больше получаса осталось.
  - Ну, ты можешь подняться к Васильченко и сказать, что через десять минут позвонишь дежурному по метеослужбе училища, и доложишь, что твое шторм-предупреждение игнорируется. Это, кстати, твоя прямая обязанность, только ты еще этого не знаешь, эту инструкцию учат к полетам при минимуме погоды. Он, конечно, рассердится. Но самолеты на землю посадит.
  - Хорошо, я попробую.
  Лестница на второй этаж казалась бесконечной. И одновременно чересчур короткой. Внутри горла стоял противный склизкий комок. Чтобы придать себе хоть немного уверенности, я щелкнул каблуками.
  - Ну? - неприязненно поинтересовался Васильченко.
  - Товарищ полковник, через тридцать одну минуту расчетный срок образования тумана... - начал я.
  - И что? - воспринимать меня всерьез он не собирался.
  - Согласно инструкции, если через десять минут вы не начнете сажать самолеты, я вынужден буду доложить об этом дежурному метеорологу в училище. Извините, но мне придется это сделать.
  В этот момент позвонил телефон.
  РСП поднял трубку.
  - РСП, майор Мишин. Так точно, товарищ командир[37]. Даю. - Он передал трубку Васильченко.
  - Здравия желаю!... Получил... Да, всех заворачиваю... Через двадцать минут - расчетное время последнего.
  Я отдал честь и развернулся.
  - Стой! Куда?! - рявкнул подполковник, бросив на рычаг трубку так, что она подпрыгнула и свалилась со стола. - Ты останешься здесь до начала тумана. Даже если оно наступит только через год. У меня три человека из-за твоих капризов должны будут минимумы заново подтверждать[38]!
  Он смерил меня презрительным взглядом и вернулся в свое кресло.
  Самолеты один за другим опускались на полосу и заруливали на стоянки. Видимость была такой, что фонари соседней деревни светили четко и ясно. До нее, согласно описанию аэродрома, было 16 километров. Прошло двадцать минут. Сел последний самолет. Подполковник повернул кресло в мою сторону. Краем уха он выслушивал доклады служб о прекращении работ, кивал головой, бросал короткие реплики. Но смотрел только на меня. Казалось, он наслаждается моей неуверенностью, питается моим страхом. Казалось, прошла уже целая вечность, но до расчетного времени оставалось ещё две минуты.
  Я прекрасно знал, что туман может совсем не наступить, что все методы имеют погрешности, что не все прогнозы оправдываются. Но от этого было не легче. Наступила тридцать вторая минута. Васильченко встал, распрямился во весь свой немалый рост и набрал в грудь побольше воздуха. Сейчас начнётся!
  - Мама дорогая! - воскликнул РСП, указывая на окно - Туман! Ну дает молодой шаман!
  Васильченко бросил взгляд в окно. Я тоже. Туман за какие-то секунды закрыл всё летное поле. Ни одного огонька не пробивалось уже сквозь его плотную пелену.
  - Разрешите идти, товарищ полковник? - я приложил руку к козырьку, я очень надеялся, что она не дрожит.
  - Свободен, шаман!
   И я двинулся вниз.
  
  
  30.
  
  
  Случай этот очень заинтересовал нашего Деда. На следующее утро он стал собирать информацию и вскоре выяснил, что соседний колхоз в этот день впервые использовал на близлежащих полях мощные поливальные установки.
  Меня он хвалить не стал, просто выложил на стол очередную порцию инструкций и велел готовиться к экзамену на минимум погоды. Я был вне себя от счастья. Получив допуски ко всем видам полетов, я становлюсь полностью самостоятельным в профессиональном плане и имею неплохие шансы на получение должности, которая идеально подходит для операции "Капкан", как я мысленно именовал предстоящую встречу с Обаламусом.
  Дело в том, что наш учебный истребительный полк включает в себя шесть учебных эскадрилий, которые три зимних месяца базируются на основном аэродроме, где ремонтируются самолеты и поддерживают летную форму летчики-инструкторы. Остальные девять месяцев полк проводит учебные полёты с трех аэродромов: основного и двух летних. Поэтому все его службы имеют полуторный комплект специалистов. В метеослужбе по штату числится шесть офицеров. Фактически - пятеро. А следовательно, на одном лагерном (летнем) аэродроме кому-то нужно будет пахать в две смены. Нетрудно было понять, что особого желания занять это место мои коллеги не испытывали. Другое дело - я.
  Меня должность начальника метеослужбы лагерного сбора устраивала идеально. Во-первых, это - самостоятельная работа, где я сам буду руководить своими действиями, имея определённую свободу рук. Во-вторых, у меня будет возможность подобрать себе подчинённых и выстроить систему отношений с ними таким образом, чтобы это помогало мне в противостоянии с Обаламусом. А в том, что после его прибытия мне придется строить свою жизнь вокруг него, сомневаться не приходилось. Мне нужны были два невольных помощника, и одного из них я уже нашел. Холопушин идеально подходил на роль человека, способного в критический момент оказать помощь в обеспечении полетов. Если я буду несколько дней полностью сосредоточен на Обаламусе, он меня подстрахует. На роль второго уже было намечено несколько кандидатов, но ни один из них не подходил на все сто процентов, и я продолжал поиски.
  Все эти рассуждения не мешали мне периодически снимать показания ИВО. Вот уже четыре часа наш аэродром, как и все соседние, был закрыт из-за низкой облачности. Начинало рассветать, мое дежурство заканчивалось.
  В это время дверь кабинета распахнулась. На пороге стоял Дед.
  - Здравия желаю, товарищ капитан.
  - Как погода? - этот вопрос он всегда задавал первым.
  - 110 на 4, - ответил я, что означало "нижняя граница облаков 110 метров, видимость 4 километра".
  - Ветер? - этого вопроса я не ожидал, поэтому скосил глаза на журнал фактической погоды.
  - 230 градусов, 4 метра в секунду.
  Почему его это интересует? Полетам такой ветер помешать не может.
  - Пошли со мной.
  Мы вышли на улицу.
  - С какой скоростью движутся облака над нами?
  - Да они совсем не движутся, на месте стоят.
  Он смотрел на меня и ждал.
  - О, чёрт! Значит это не низкая облачность, а средний ярус, до которого ИВО не достаёт. Но от чего же тогда отражается сигнал на 110 метрах?
  - От инверсионного слоя[39], в котором образовалась легкая дымка.
  Я опустил голову. Это же надо так лопухнуться! Теперь - прощай мечты о самостоятельном аэродроме. Но надо срочно действовать! Я бегом вернулся в кабинет и начал быстро обзванивать все заинтересованные службы, сообщая об улучшении погоды. Через полчаса все уже готовились к очередной летной смене.
  Когда я сдавал дежурство, Николай Иванович велел задержаться. Но ругать не стал.
  - Сейчас много появилось разных хитрых приборов, помогающих нам в работе, - сказал он вместо этого. - И поэтому все начали забывать, что лучшие приборы - глаза, уши, руки. Для того чтобы контролировать погоду, нужно самому осматривать облака, самому засекать ориентиры видимости, самому щупать траву на наличие росы. Приборы всегда помогут определить, 100 или 120 метров до нижнего края облаков. Но они могут ошибиться в ярусе или в порядке величин. Всегда помни об этом! И ещё не забудь, что послезавтра экзамен по минимуму погоды.
  Он меня простил! Ура-а-а!
  
  
  31.
  
  
  Зима пролетела незаметно. Всё это время я шел к намеченной цели - к самостоятельному командованию. И вот момент наступил. В город Н., место расположения лагерного аэродрома, я ехал в компании Вячеслава Мишина, бессменного РСП нашей круглосуточной лагерной смены. Слава был старше меня на двенадцать лет, в недавнем прошлом - военный лётчик, списан по состоянию здоровья. Мужик он - компанейский, неженатый, остроумный и шебутной. Глядя на этого пышущего здоровьем атлета, трудно было представить, что каждые полгода его скручивают невыносимые боли в позвоночнике. К своей новой службе он относился с юмором, нелётные должности в ВВС считал несерьезными, а службу за пределами неба всячески осмеивал.
  Мне он был необходим в качестве второго невольного помощника. Дело в том, что при встрече с Обаламусом, которая теперь могла произойти в любой момент, передо мной стояли две ближайшие задачи: запереть его внутри своего черепа и добиться ответов на интересующие меня вопросы. По первому пункту плана были очень правдоподобные догадки: я решил, что длинное имя Обаламуса не могло быть настоящим. Если у него никогда не было тела, и со своими согражданами он общался телепатически, то имя его должно быть другим - образным. Оно переводилось бы на наш язык чем-то вроде "быстрый олень" или "огненный заяц". Скорее всего, выдаваемый за имя набор символов был программой беспрепятственного вывода его сознания из моей головы. Или ввода-вывода, но это - несущественно. Если моя догадка верна, то слово "Обаламус" - что-то вроде ключа или тестовой программы, без которой он после длительного присутствия не может покинуть мою голову. Именно поэтому он и сбежал, не дожидаясь исполнения своего плана. Боялся, что я случайно его заблокирую[40].
  Так что при известной сноровке у меня хорошие шансы на то, чтобы захлопнуть капкан. Но нужно ещё добиться от него правды. Для этого я должен создать угрозу самой жизни Обаламуса. То есть он должен понимать, что если не расколется, я обеспечу нашу с ним совместную гибель, причем - гибель, исключающую возможность его воскрешения. Первый шаг в этом направлении я уже сделал. Написал завещание, в котором в случае своей смерти ставил обязательное условие - кремацию трупа. Завещание, заверенное нотариусом, всегда лежало в моём военном билете. Я не хотел умирать, но расколоть пришельца можно было только между молотом и наковальней. Наковальней, к которой он будет надёжно прикован, станет моя голова. В качестве молота мне был нужен спарринг-партнёр максимально убойных габаритов и практическая возможность подставить голову под удар его кулака. Слава в настоящее время подходил на эту роль больше остальных. Он весил свыше 100 килограммов, был неплохим рукопашником и периодически появлялся в спортзале с перчатками на руках. Но у него было два существенных недостатка - он был старше меня по званию (а потому имел возможность отклонить предложение поработать в полный контакт), и его в любой момент мог скрутить приступ.
  Но все остальные кандидаты годились на роль "молота" ещё меньше, а потому выбора у меня практически не было.
  - ...а ещё в центре города имеется великолепная баня: две сауны, две классических парилки-каменки, одна влажная с парогенератором, один большой плавательный бассейн, три малых с разными температурными режимами.
  Так, основную лекцию о городе я прослушал, но Славик наверняка ещё не раз её повторит. Поговорить он любит. Причем, поговорить, в данном случае, - не поучаствовать в диалоге, а произнести длинный монолог. Меня это вполне устраивало, я мог думать в это время о своем. Но иногда нужно было вклиниваться, и сейчас наступил именно такой момент.
  - Да ладно тебе заливать, чтобы в городке на 20 тысяч жителей было такое великолепие! Это тебе кто-то лапшу на уши вешает.
  - Нет, я её сам видел. Внутрь, правда, не заходил, врать не буду. Но ребята рассказывали, и на вывеске бани у них всё это описано, да и не может такой громадный комплекс просто пустым стоять.
  Электричка стала замедлять ход.
  - Наша станция, - сказал, поднимаясь со скамейки, Слава, - сейчас мы на автобусе как раз мимо этой бани поедем, сам увидишь.
  - А может сразу и посетим?
  - Нет, через два часа сбор всего личного состава в актовом зале. Не успеем.
  Руководил нашим лагерным сбором Васильченко, только здесь он был не зам., а САМ[41]. И это, по словам Мишина, обещало быть очень интересным.
  - Ты пойми, Саша, - говорил он мне, когда мы сидели в последнем ряду зала в ожидании начала собрания. - В Советской Армии всё совсем не так, как на гражданке. Это у вас там "человек человеку - друг, товарищ и брат", а в армии другой закон, здесь "человек человеку - прапорщик". И этот закон на всех нас, кадровых офицеров накладывает свой отпечаток.
  - Да ладно заливать, какой ещё отпечаток?
  - Первые десять лет в армии отмирает головной мозг, затем ещё десять - спинной, а через двадцать пять лет, к моменту выхода на пенсию - даже костного не остаётся.
  - А я всё думаю, что у тебя поясницу постоянно прихватывает? А это спинной мозг помирать не хочет. - Сказал я и прикусил язык, негоже так лейтенанту над майором потешаться.
  Но Славик не обиделся.
  - Зато у меня голова с похмелья не болит. И на ринге любой удар на лоб без проблем принимаю. Но дело не в этом. Ты во время собрания ворон не лови. И делай, как я скажу. Чует моё сердце, сегодня нас ждёт сюрприз. Я с Васильченко не первый год в лагерях, он так - если опаздывает с началом, значит что-то задумал. А сейчас он уже на полчаса опаздывает.
  В этот момент открылась дверь, и дежурный скомандовал:
  - Товарищи офицеры, смирно!
  - Вольно, садитесь! - обведя глазами зал, благодушно произнёс Васильченко и добавил сразу, без смены интонации. - У кого бабы в городе есть, встать!
  Славик взлетел с места, как будто заранее знал вопрос и призывно дернул меня за рукав.
  - Ты чего, какие бабы? Я же здесь впервые, в городе ещё не был, - недоумевая, прошептал я, стоя рядом с ним.
  Мы возвышались над притихшим залом, как два случайно уцелевших волоска на бритом подбородке.
  - Молчи, дурак. Потом объясню, - практически не разжимая губ, ответил он, не забывая есть глазами начальство.
  - Так, - удовлетворённо произнёс Васильченко, - Серов и, конечно же, Мишин. Вам свободный вход-выход, остальным с 21 до 7 часов быть в казармах. В случае необходимости - отпрашиваться у меня лично.
  - Но почему? - раздался из зала чей-то недоумевающий голос.
  - Они примут по 50 капель и к своей бабе под бочок, - нарисовал сладостную картину Васильченко, - а вы нажретесь до поросячьего визга и попрётесь кому ни попадя морды бить. А мне потом вас из ментуры полночи доставай, как в прошлом году. Нет, всем, кроме этих двух бабников, - казарменное положение.
  Я в недоумении уставился на Славу.
  - Ты знал, что он задумал? Откуда?
  - Этого в университетах не проходят. Это само собой поселяется в костном мозге после замены четырех маленьких звёздочек на одну большую. Учись, студент!
  
  
  32.
  
  
  Погода сегодня нелетная. Адвекция теплого влажного воздуха. Утро начиналось с густого тумана, и было непохоже, чтобы он собирался рассеиваться. Но Васильченко упорно держал всех на рабочих местах, и мы со Славой маялись дурью в помещении метеослужбы.
  Я обрабатывал очередную порцию карт, а Слава занимался любимым делом - травил байки. В прошлую пятницу он на пару дней уезжал в полк по делам и сегодня утром привез оттуда массу новостей, которыми и делился со мной.
  - Ты помнишь свой первый туман? Так вот, история эта тогда ещё случилась, но всплыла только несколько дней назад. Тогда твоими стараниями ночную смену мы, если помнишь, в одиннадцать вечера закончили. И было ясно, что запрет уже не отменят. Народ сразу по домам разбежался. Но не весь. Для любителей пропустить рюмашку-стакашку, а то и литрушку такой отбой полётов - самое время благодатное! Дома уверены, что они службу несут. На входе в квартиру алкоконтроль снят. Принимай, сколько хочешь - никаких последствий! Сколько, где и чего в это время булькало - точно сказать не берусь, но в одном благоустроенном гараже два закадычных дружбана Вася Шухов и Петя Сыч горлышки "шпагой"[42] в ту ночь прополаскивали. Ну, как это обычно бывает, один стаканчик, потом другой, третий. А дальше наступает, естественно время "для поговорить". Тут Петя возьми да и ляпни сдуру: "что-то Машка твоя в последнее время ходит такая начипуренная, не иначе как хахаль у неё завелся". С горя Вася принял ещё пару стаканчиков. Петя друга поддержал. Ещё поговорили - решили, что точно, завёлся. "Так мы ж сегодня всю ночь на полётах - высказал здравую мысль Вася, - значит, он сейчас у ней. В моей постели пригрелся". Ну, - люди военные, прапорщики оба - стали диспозицию разрабатывать. Договорились так: Вася берет на себя задачу фронтального давления на противника - заходит в квартиру, чтобы спугнуть хахаля, а Петя осуществляет фланговый обход - стоит под окном Васиной спальни с дрыном в руках. Квартира-то на первом этаже. Хахаль, значит, из окна выпрыгнет, а Петя его тут дрыном и обездвижит. Потом к другу присоединяется Вася, и они вдвоем пинают поверженного противника.
  - А дальше? - история становилась занимательной.
  - А дальше, пока Вася дом огибал, пока в подъезд входил, совсем обалдел от ревности. Про ключ в кармане он, естественно, забывает. Дверь квартиры высаживает плечом. Влетает в комнату. Видит, жена в постели одна лежит, глазами спросонья хлопает. И занавеска на открытом окне колышится. "Ах, вот он где!" - вопит Вася, и выпрыгивает в окно.
  Слава сделал картинную паузу.
  - И получает дрыном по лбу. Друг Петя в темноте не стал присматриваться к тому, что из окна свалилось. Так вот, топчется он по другу Васе и орёт в окошко: "Попался, твою мать! Васька, прыгай, я его поймал".
  - И долго он так ногами работал?
  - Ну, пока Машка окончательно проснулась, пока поняла, что происходит, пока халатик накинула, пока смогла убедить этого пьяного придурка, что он по своему Ваське уже пять минут, как топчется... Короче, на утреннем построении Шухов изображал фельдмаршала Кутузова. На мир смотрел одним глазом, а большую часть лица закрывала черная повязка. Он всем тогда сказал, что с лестницы по пьянке свалился. А с Пети взял клятву молчать об этом случае. Тот молчал. А недавно проговорился. И пошла история в народ. Теперь над придурками этими весь полк потешается.
  - Так, а окно-то почему было открыто?
  - А ты вспомни, какая жара тогда стояла.
  Да занимательная история. Придумал человек проблему там, где её не было. И получил по тому месту, которым думал. Редкостный случай - согласен! Обычно за дурную голову заднице ответ держать приходится.
  - Ну, как погода, когда нас по домам отпустят? - в дверях стоял наш новый ВРИО начальника службы связи Сергей Кошка. Одет в техничку, чтобы без погон. Сержант-сверхсрочник на капитанской должности. Такие фортели тоже бывают. Уговорили остаться, обещали школу прапорщиков. Но сейчас просветов в работе нет, а потому он так старшим сержантом и остался. Вообще-то ему ничего, кроме паяльника, обычно не интересно. И работу свою он любит, и специалист - такого среди офицеров поискать. Но сегодня к нему жена наконец-то приехала. Он её три месяца ждал.
  - Да погода-то нелетная, а когда отпустят - это к Васильченко. Я бы ещё утром всех отпустил, всё равно до завтра туман.
  В коридоре послышался шум. С третьего этажа, с вышки спускались САМ и командиры эскадрилий.
  - Ну, что с погодой? Докладывай, Серов.
  - Товарищ полковник! Туман до завтрашнего утра у нас и по всем запасным. Завтра должен рассеяться. Часов с одиннадцати сложные условия, после обеда простые.
  - А минимум с утра будет часок-другой?
  - Должен быть. По нижнему краю чуть подольше, а видимость быстро улучшится.
  - Тогда разбегаемся!
  Не успел Васильченко закончить, как внизу уже хлопнула дверь.
  - Кошка. Связист, - заметив недоумение в глазах начальства, пояснил ИО комэска-6 майор Цылюриков. - К нему жена сегодня приехала. Разобрало мужика!
  
  
  33.
  
  
  На коммутаторе Слава бывал часто. Что не удивительно - девушки здесь работают симпатичные и острые на язычок. И они с удовольствием слушают его байки. Вот и сейчас рассказ о том, как два бравых прапорщика ловили "хищного зверя хахаля" вызвал дружный смех всего коллектива. И смех мог ещё долго звучать в помещении аппаратной, если бы не грохот отлетевшей к стене от мощного толчка двери. Влетевший в комнату сержант Кошка остановился перед самым столом коммутатора. Следы глубоких царапин украшали его лицо, уши и шею. Воспаленные от бессонной ночи глаза аж светились от избытка ненависти.
  - Значит так, девочки, - свистящим шепотом процедил он сквозь зубы, - узнаю, кто вчера говорил по телефону с моей женой - убью!
  Так. Интересно. Похоже, девчата решили по-женски разобраться со строгим начальником. Отомстить ему руками любящей жены. И в этом преуспели.
  Но нужно было что-то делать. А что? Пока я раздумывал, ситуацию под свой контроль взял Слава. Он подошел к разъяренному связисту, слегка потрепал его по плечу и сказал:
  - Да оставь ты их, вчера дежурила другая смена. Пойдем лучше, чайку с бутербродами попьёшь. Ведь наверняка со вчерашнего обеда не ел ничего.
  - Ладно, пойдём. Но я обязательно найду... И тогда она пожалеет...
  - Найдешь, конечно. Но для этого нужно сначала успокоиться, а потом хорошо подумать.
  Чай нашелся у меня на метеослужбе. Бутерброды Слава достал из портфеля. Два стакана Сергей выпил залпом. Потом принялся за хлеб с колбасой. Мы его не торопили. Пусть сначала немного в себя придет. А потом сам все расскажет, если захочет. Куда нам спешить? Туман ещё не рассеялся.
  - У-у-ф! Спасибо, ребята, - сказал Сергей, допивая шестой стакан чаю. - Это был один сплошной шестнадцатичасовой кошмар! И почему она этим дурам поверила, ума не приложу!
  - Да чему поверила-то? Ты ж ничего еще не рассказал, - уточнил Слава.
  - Я вчера утром хозяйку предупредил, что ко мне жена приезжает, чтобы впустила ее. А Света, как приехала, мне на работу позвонила, чтобы сообщить, что всё в порядке. Ей женский голос отвечает "Алло!". Она просит позвать Сергея Кошку. А ей "Кто его спрашивает?" - "Жена" - "А звать как?" - "Жена, скажите, он поймет". А ей и говорят: "Много вас здесь таких. Все говорят, что жена. Звать как?". Вот заразы!!!
  Сергей саданул кулаком по столу. Ложка в его стакане жалобно тренькнула.
  - Ловко! - усмехнулся Слава. - А дальше ты пришел домой и тебя до утра кусали, царапали, били посуду, ломали мебель и всё прочее в том же духе?
  Кошка уставился взглядом в пол. Потом нехотя кивнул головой. Слава сложил руки на груди и улыбнулся.
  - И теперь ты не знаешь, что делать дальше?
  - Совершенно не представляю!
  - Во-первых, забудь об этом до вечера, а то наверняка напортачишь чего-нибудь, во-вторых, после смены иди домой, как ни в чем не бывало, но сам инициативу в общении не проявляй. И если всё сделаешь правильно, то она сама подойдет мириться.
  - Ты думаешь?
  - Уверен! Только ты сегодня с работы домой не звонишь, на работе не задерживаешься, цветов и конфет для примирения не покупаешь. Возвращаешься, молчком садишься в кресло, включаешь телевизор и ждешь её действий.
  - И она сама предложит помириться?
  - Если всё сделаешь правильно, то не просто предложит, а извинится за вчерашнюю ссору, и больше никогда тебя по пустякам ревновать не будет.
  Сергей помотал головой.
  - Ладно, попробую. Другого варианта у меня всё равно нет.
  Он аккуратно потрогал царапину на носу.
  - Пойду к себе, мне надо еще до полётов одну линию прозвонить, вчера барахлила.
  Он ушел. А я с интересом уставился на Славу:
  - Ну, сегодня ты Сергея успокоил, девиц от расправы спас. А что завтра ему скажешь?
  - А завтра утром, если он всё сделает как надо, то и про каверзу эту бабскую и про царапины свои думать забудет. Света об этом позаботится!!!
  Я обалдел.
  - Ну, это же элементарно! Приезжает баба в незнакомый город и попадает в такую ситуацию. Что делать? Знакомых - ни одного, расспросить о поведении мужика некого. А узнать нужно. Тогда организуется грандиозный скандал. С истерикой, расцарапыванием глаз и других частей тела. А дальше всё можно понять по его поведению. Если он действительно такой бабник, то за рабочий день найдет, к кому из зазноб под бочок на следующую ночь пристроиться от греха подальше. Допустим, не нашел, - тогда заявится мириться с цветами, конфетами и т.д. и т.п. А если пришел молчком, сел в угол и ничего не предпринимает, тогда идти ему кроме дома некуда, и вины за собой он не чует. Вот так за сутки она со 100%-ой вероятностью узнает, что мужик её не виноват. И попытается его вознаградить за несправедливый наезд.
  - Ну, ты прям стратег!
  - Это не я, это Сережкина жена стратег. Просто не Светлана, а граф Суворов в юбке: глазомер, быстрота, натиск. И заметь, он на неё не в обиде, а, следовательно, она и тактически свой скандал очень грамотно выстроила. То есть здесь мы имеем историю двух прапорщиков, развернутую на 180 градусов. Там сплошные фантазии, - здесь исходная информация. Там безоговорочная вера, - здесь сомнение во всём. Там действия, которые ничего не позволяют выяснить, - здесь отлично просчитанная комбинация. Там над идиотами весь полк потешается, - здесь никто ничего не скажет, а тем более не осудит и не осмеёт. Я уверен, что если у него хоть какое-то движение налево было за всю их семейную жизнь, она бы его за эту ночь до самой задницы расколола.
  Стоп, а вот это интересно! Мне тоже нужно будет кое-кого расколоть. В кратчайший срок и до задницы. Так что придется Славу завтра поподробнее обо всём порасспрашивать. Если его прогноз оправдается, что не факт.
  
  34.
  
  
  Кошка шагал широко и энергично. Лицо сержанта лучилось счастьем. С балкона вышки нам это было хорошо видно.
  - Убедился! - Слава хлопнул меня по плечу.
  - Всё равно ничего не понимаю! Скандал в такой ситуации закатила бы любая женщина.
  - Скандал, да не такой. Ты обратил внимание, что Сергей пришёл вчера измученный и поцарапанный, но про жену свою не одного плохого слова не сказал? И озлобился он на девчонок своих с работы, а не на неё. А почему? А потому, что она умело построила всю разборку вокруг своих страданий. Своих страданий, заметь, а не на его измены.
  - Это как?
  - Большинство баб в такой ситуации будут через слово орать: "кобель, сволочь". И через пять минут мужик уже за собой вины не чувствует, даже если что и было. Кому ж интересно, когда его любимого через слово так склоняют. А если он не виноват, то баба вообще может сразу по морде получить. После первых же оскорблений. И вот скандал только начался, а у обеих сторон уже есть основания для битвы не на живот, а на смерть. Мужик оскорблён, баба избита. А когда женщина с пониманием, она вместо "кобель" кричит: "Как ты мог со мной так поступить, я же тебя так любила!?". Вот здесь, если она ему не безразлична, он будет сражаться не с ней, а за то, чтобы её удержать. Здесь каждое её слово лечит те раны, которые наносят в это время коготки. Но это только в том случае, если мужик её любит. Усек?
  - А если не любит?
  - А тогда ему все её слова до лампочки! Он замечает только царапины. И реагирует совсем по-другому. Ссора началась с позавчерашнего вечера. К утру она убедилась, что её очень сильно любят, а вчера вечером поняла, что вообще зря на мужика наехала. И вознаградила за любовь и верность. Даже отсюда видно, что Серега до сих пор "в нирване". Хорошо, что он вчера связь починил, сегодня от него толку не будет. После двух бессонных ночей.
  Я призадумался. Пожалуй, что-то из этой стратегии и тактики можно использовать не только против сильного пола, но и против сильного интеллекта. Вот только как?
  Кошка подкатил к нам добродушным медведем.
  - Здравия желаю, всей честной компании? Как сегодня погода?
  - Да с погодой всё нормально. Как связь? Будет ли работать та линия, что ты вчера прозванивал.
  - А куда ей деваться. Будет, как миленькая. Это чтобы установить провод, нужен профессионал. А как связь появилась, ей может пользоваться любой: дурак и умный, сильный и слабый, солдат и офицер! И даже дух бесплотный, если он подключен к линии.
  Стоп, а это мысль! Это мне может пригодиться.
  Пока Слава и Сергей продолжали жонглировать остротами, я решительно сунул руку в карман. Где же он? А вот! На ладоне лежал новенький двухгривенный. Я внимательно посмотрел на реверс монеты. Закрыл глаза, попытался представить себе, как она лежит на полу гербом вверх. И подбросил в воздух. Звяк. Катится, падает. Герб. Я открыл глаза и посмотрел вниз. Монета лежала как надо. Я поднял и подбросил её в воздух ещё раз. Результат был тем же. И ещё раз и ещё. Лицевой стороной монетка упала только после шестого броска.
  - Загадал на что-то? - спросил Слава.
  - На вечернюю смену, на грозу, - зачем-то соврал я.
  - Ну и как? Летает сегодня Цылюриков?
  - Нет, не судьба. Впрочем, вы пока не радуйтесь. Я ещё и научные методы испробую.
  Продолжая шутить, я сжал монетку между тремя пальцами. Взглянул украдкой - ничего не изменилось. Тогда я представил себе, что пальцы превратились в механический пресс - однажды я видел его работу в заводском цеху. Резкий удар молотом большого пальца посредине монеты. Указательный и средний превратились в фигурную наковальню. Я быстро спрятал полученный результат в кулаке. В глазах на долю секунды сверкнула молния и тут же погасла. Сердце какое-то время билось о ребра, пытаясь выбраться наружу. Постепенно оно утихомирилось. Я разжал ладонь и посмотрел на монетку. Она заметно изогнулась. Вот это да! Впрочем, чему удивляться! Обаламус установил новые рычаги управления, позволяющие использовать скрытые возможности организма. Но пользоваться ими мог не только он. Оставалось понять, кому будет подчиняться моё тело, когда мы с ним со всей дури потянем за эти рычаги в разные стороны.
  На этот вопрос ответа пока не было. Но зато теперь я мог гораздо лучше подготовиться к встрече своего "заклятого" друга.
  
  
  35.
  
  
  До сегодняшнего дня мы со Славой о тактике беседовали редко. В основном я черпал свои познания из книг и переписки с недавно поступившим в военное училище Тимуром. Но сейчас у нас было много свободного времени. И после истории с расцарапанным Кошкой мне хотелось подробнее познакомиться с тем, что думает наш РСП о военной науке вообще и тактических приемах в частности.
  - Одно из основных положений военной науки - по-книжному начал свою лекцию Слава, - гласит: нет сильных и слабых сторон у противника, есть особенности. А сильными и слабыми сторонами они становятся только в рамках стратегических решений и тактических приемов руководящего сражением полководца. Отсюда следует, что самое интересное в стратегии и тактике - то, как разыграть в конкретных условиях свои козыри и свести на нет преимущества противника.
  Если он будет продолжать в том же духе, придется всерьёз бороться со сном, подумал я. Но, слава богу, заученная книжная фраза закончилась, и лектор перешел на нормальный язык.
  - Часто для победы над противником успешно использовалась та его особенность, которая до сражения считались бесспорным преимуществом.
  - Сильные стороны, как уязвимые места? Например?
  - Классический случай: бой крейсера "Варяг" и канонерской лодки "Кореец" с превосходящими силами японцев у Чемульпо. Ты, наверное, не в курсе, что задачу прорываться успешнее выполнял именно "Кореец", но он потом был вынужден вернуться, чтобы прикрыть подбитый "Варяг", вызвав весь огонь на себя. А знаешь, почему канонерке удалось прикрыть израненный крейсер от огня всей японской эскадры, да ещё и не получить при этом ни единого повреждения?
  - Слушай, канонерка же гораздо слабее крейсера, японцы бы её одним залпом в дуршлаг превратили. Ты ничего не путаешь?
  - Японцы имели прекрасный флот современной английской постройки. И обучали их англичане. Но времени было в обрез, а потому обучали только самому современному способу прицеливания - по вертикальному силуэту. Английская разведка снабдила японцев силуэтами всех русских кораблей. А дальше - элементарно. Смотришь таблицу силуэтов. Ага. "Кореец" - высота от ватерлинии до кончика стеньги или гафеля ... метров. Затем глядишь в дальномер, определяешь расстояние до цели по видимой высоте силуэта и выставляешь прицел орудия. Вот только кавторанг Беляев, капитан "Корейца", перед выходом из порта приказал обрубить стеньги и гафели. В результате все снаряды японцев ложились с перелетом. Грамотно скорректировать огонь канониры не могли. Визуальный-то глазомер у них отсутствовал - это воспитывается десятилетиями.
  - И кем он потом стал, этот Беляев?
  - Никем он не стал, в предреволюционной России такие были не нужны. Наш последний царь вообще обладал редкостным даром игнорировать таланты и выдвигать бездарности. Если уж он отстранил от командования армией человека, который, по мнению Черчилля, в первом же сражении выиграл для Антанты всю Мировую войну, то о чем еще можно говорить?
  - Это ты о ком, кто войну выиграл? - я уже ничего не понимал.
  - О генерале Ренненкампфе. Ты о сражении при Гумбинене слышал?
  - Это где-то в Восточной Пруссии?
  Я взглянул на часы, времени до начала следующей смены был ещё вагон и маленькая тележка. А сейчас у нас - "дипломатическая гроза". Для тех, кто не служил в учебной авиации, объясняю: все, кому нужно было слетать для поддержания формы, уже слетали. А дальше по договоренности с начальством я записал в фактической погоде грозу, которая грохотала километрах в пятидесяти от аэродрома и летать совершенно не мешала, и мы закрыли полеты. Зачем зря народное горючее жечь. Но формально смена продолжается, а потому я вынужден безотлучно сидеть на рабочем месте. Вся группа обеспечения полётов, в том числе и РСП, должна торчать в здании, в пределах досягаемости РП. И мы со Славой коротаем время за беседой.
  - Да, на юго-востоке. Наверняка не слышал. Оно и понятно. Союзникам не было резона прославлять Россию, которую они после войны собирались оставить с носом. Для наших историков Ренненкампф - главный душитель революции 1905 года. Для белых (в большинстве своём - националистов) немец, а, следовательно, - предатель. Так и получилось, что всем было выгодно замалчивать его тактические находки в этом сражении. А ведь он смог добиться блестящей победы в ситуации, которая согласно учебникам по тактике считалась совершенно безнадёжной. Кстати, эти его приёмы стали основой общевойскового боя в современной ядерной войне.
  - Ну а ты откуда всё это узнал?
  - В военных училищах иной раз попадаются хорошие преподаватели. Нам повезло с тактикой.
  - И что интересного показал Ренненкампф в этом сражении? И насколько сильнее был противник?
  - Формально стороны имели почти равные силы. 74 тысячи немцев против 64 тысяч русских. Но у противника сплошная регулярная пехота, а у нас почти половина - кавалерия, большей частью иррегулярная. В то время она считалась непригодной к бою с врагом, имеющим на вооружение достаточное количество пулемётов. А по этому показателю немцы были впереди планеты всей. Кроме того, у них было очень большое превосходство в качестве артиллерии. Нашим трехдюймовкам, бьющим прямой наводкой противостояли тяжёлые орудия в два-три раза большего калибра. И стреляли они с закрытых позиций, недоступных для огня русской артиллерии. По числу их было больше всего в полтора раза, но суммарный вес залпа у немцев превосходил наш в пятнадцать с лишним раз. Так вот, Ренненкампф умудрился сделать так, что все преимушества немцев сыграли в этом бою против них. А всё потому, что взаимодействие родов войск на поле боя было у них тогда ещё слабо отработано. Связь часто запаздывала, а командование немцев не всегда учитывало этот фактор.
  - Стоп, а связь-то тут при чём?
  - А при том, что проводная была ненадёжна - рвался провод от артогня, а радиостанций ещё не было. Приказы развозили курьеры. Вот это и оказалось ахиллесовой пятой германской армии. На практике это выглядело так: бьёт немецкая артиллерия по русским траншеям, с землёй их сравнивает, затем пехота идёт в атаку, и натыкается на вал огня. Потому что с землёй сровняли ложный передний край. А за ним ещё две линии траншей, только они хорошо замаскированы. В них то и сидит русская пехота. А орудия, выставленные на прямую наводку, сводят на нет превосходство немцев в пулемётах. Германская пехота отходит с большими потерями. Русские контратакуют, врываясь в первую немецкую траншею. Но дальше не идут. Противник вызывает огонь своей артиллерии. За то время, пока приказ доходит до канониров, русская пехота отходит на свои позиции. Немцы возвращаются в окопы. И попадают под массированный артиллерийский удар, который сами же и заказали. По тем, кому повезло уцелеть, бьют прямой наводкой русские трёхдюймовки. Обстрел заканчивается, и русская пехота снова атакует. Только противник теперь уже изрядно потрёпан, и он после недолгого сопротивления бежит с поля боя. И тут выясняется, что часть пехоты русских - спешенная кавалерия. Коноводы пригоняют лошадей. Казачки преследуют потерявшего строй противника, не давая закрепиться на запасных позициях. Такого панического бегства кадровых германских корпусов история не знала ни до, ни после Гумбинена. Притвиц, предшественник Гинденбурга, не может остановить панику. Он и сам напуган. Предлагает Генштабу эвакуировать армию за Вислу.
  - Красиво. Вот только почему потом-то был разгром?
  - А это уже Самсонов. Пока немцы пытались разгрызть первую армию Ренненкампфа, вторая армия приотстала. А как узнал Самсонов о блестящей победе соседа, рванул вперёд быстрее курьерского поезда. И попал в ловушку.
  - И что же Ренненкампф?
  - А эйфория в это время была не только у Самсонова. Командующий фронтом Жилинский приказал Ренненкампфу продолжить движение на северо-запад и штурмовать Кёнигсберг. Это без тяжелой-то артиллерии! Лучшую крепость двадцатого века! Единственное, что мог сделать Ренненкампф в такой ситуации, это остановиться и попытаться наладить взаимодействие с Самсоновым, но тот пер вперёд, наплевав на фланги. Немцев за противника он уже не считал, а соседа воспринимал только как соперника в дележе государственных наград и царских милостей.
  - А при чем здесь судьба всей войны?
  - Так те корпуса, которые несколько дней спустя громили Самсонова под Танненбергом, должны были в это время замыкать кольцо вокруг Парижа. Их прямо с острия главного удара сняли, больше было неоткуда. А сняли потому, что нависла угроза потери Берлина и окружения Восточной Пруссии. Блицкриг провалился, а в войне на истощение у Германии не было ни единого шанса.
  Тут было на чем подумать. Но спокойно поразмышлять мне не дали.
  На первом этаже хлопнула дверь, и женский голос прокричал:
  - Обед приехал!
  - Пошли, делом займемся! - тут же откликнулся на призыв Слава. - А то нам с тобой ещё всю вторую смену пахать.
  Он как всегда был прав, о сложных материях лучше беседовать на сытый желудок. Да и многовато военной науки за один раз. Лучше перерыв сделать.
  
  36.
  
  
  После обеда пришлось немного позаниматься обработкой карт и составлением прогноза на вторую половину дня. Но как только освободился, я начал теребить Славу. Уж больно здорово он рассказывал о стратегии и тактике. Лучше любого учебника.
  - Послушай, Слава! Что же получается? Стратегия, где расчет строится на одном удачном сражении, вообще обречена на провал. Ведь нет ничего проще, чем свести всё к затяжной борьбе на большой территории, как это сделала Антанта в 1914-м?
  - Не скажи! Хороший стратег может так спланировать операцию с генеральным сражением, что противник сам залезет в мешок, да ещё и верёвку на нём изнутри затянет. Так, например, разобрался с турками Кутузов перед самой войной 1812 года. Если помнишь, России в тот момент нужен был мир любой ценой. И Турция это прекрасно понимала. А потому перед турецким командующим стояла очень простая задача. Он не должен был проигрывать генерального сражения. Любой другой исход войны давал туркам всё! Но произошло самое худшее: в жестоком многодневном бою турецкая армия была уничтожена, остатки сдались в плен. И знаешь, что самое интересное? Турецкий командующий был очень умным, опытным и осторожным генералом. Просто события развивались так, что на каждом этапе он выбирал наилучший тактический ход, а в результате получил сокрушительное поражение.
  - Я читал про Рущук, и у меня не сложилось такого впечатления. Турок полез в наступление и был окружен. Что в этом умного?
  О своём любимом Кутузове Слава мог говорить часами, но на битву при Рущуке мы ещё не выруливали, зато все действия противников в Бородинском сражении я знал уже наизусть, до движения каждого батальона включительно.
  - Не скажи! Сначала Кутузов прибыл на ТВД и разбил в полевом сражении армию Ахмет-паши, а затем ушел в загул. В штабе не появлялся, поселился в десятках километров от него, в домике у своей зазнобы. Разведка турецкая об этом немедленно доложила куда следует. Без командующего дисциплина упала, начальники поменьше стали предпринимать различные действия на свой страх и риск. А когда окрепшие турки перешли в наступление, Кутузов велел эвакуировать Рущук, взорвав его укрепления.
  - И какой был смысл отступать после выигранного сражения?
  - А ты представь ход событий в динамике. И не в боевых действиях, а в телодвижениях политических фигур. Сначала в Стамбул летит донесение, что русские атаковали турецкую армию. Затем, что после длительного сражения стороны понесли большие потери и остались на своих позициях (обычно так докладывают о поражениях, когда не потеряна территория). Каким будет третье?
  - Противник отошел без боя.
  - Не бывать тебе генералом! Третье донесение гласило: противник выбит из крепости с большими для него потерями. Оно и не могло быть другим! Если бы не соврал главнокомандующий, лавры несуществующей победы присвоил бы кто-нибудь из его подчиненных. А теперь представь себе ту же ситуацию из Стамбула: у русских и без того армия в три раза меньше, а после разгрома соотношение стало для турок ещё лучше. Да плюс моральный фактор. Вперед мои орлы, разорвите этих гяуров!
  - Приказ наступать поступил из Стамбула?
  - Вероятнее всего. Ахмет-паша прекрасно понимает, что он-то русских не разбивал. Но с султаном не поспоришь. И на русский берег высаживается десант. Турки тут же начинают строить мощную стену, максимально защитив место высадки от русских атак. С турецкого берега десант защищают многочисленные полевые батареи. Жаль, что крепостные стены взорваны при русском отступлении. Ну да это - беда небольшая, полевая армия у русских меньше, они не решатся наступать на правом берегу, имея в тылу такую огромную армию. Короче, ситуация именно та, про которую хирурги говорят: "хорошо зафиксированный больной в наркозе уже не нуждается".
  - А дальше я помню: дивизия Маркова переправляется на турецкий берег, на рассвете начинает атаку, громит лагерь противника и захватывает его батареи. В ту же ночь в Дунай заходит русская флотилия. Её орудия присоединяются к бывшим турецким пушкам. Защитная стена превращается для десанта в расстрельную стенку. Под ураганным артиллерийским огнём остатки турецких войск капитулируют.
  - Это нам, знающим исход сражения, действия турок кажутся несусветной глупостью. Но в тот момент, когда принимались решения, всё было логично и обосновано.
  - Так это что, любое преимущество противника можно развернуть против него самого?
  - Да, для этого нужно, всего лишь, быть не только очень умным, но и суметь убедить противника в том, что он намного сильнее и умнее тебя. Нужно, чтобы все твои действия до самого последнего момента имели другое логическое объяснение, ни капельки не похожее на настоящий замысел. И тогда внезапный, хорошо подготовленный удар обрушивается на врага подобно лезвию гильотины. С тем же эффектом!
  
  
  37.
  
  
  Слава давно уже ушел к себе, началась вторая смена, а я всё думал о тактических приёмах и стратегических ловушках. Основные принципы понятны: противника нужно уверить, что он сильнее и умнее тебя; до последнего момента сохранять у него иллюзию контроля над ситуацией; потом следует молниеносный удар, а дальше любое его действие, кроме капитуляции, ведёт противника к гибели.
  Осталось только придумать, что со всем этим делать в моем конкретном случае. Ведь мне обмануть врага будет намного сложнее. Он будет сидеть внутри меня, смотреть моими глазами, слушать моими ушами. Беляеву, Кутузову и Ренненкампфу было легче. И тем не менее, меня не покидало ощущение, что ответ где-то рядом, что уязвимое место противника уже найдено.
  Стоп, что в Славиной лекции главное - сильные стороны можно использовать, как слабости. Обаламус хорошо меня изучил. Но меня - не сегодняшнего, а того, кем я был во время нашей первой встречи. Я потому и заподозрил его в двойной игре, что при вторичном появлении он не учел произошедших во мне изменений. Иначе и не могло быть. Если он живет практически вечно, то сам, как личность, не меняется уже очень давно. И мысль, что сегодня я могу быть не таким, как год назад, у него может даже не возникнуть. А каким я был тогда? Перекати-поле. Куда ветер подует, туда и меня несет. Сейчас - совсем другое дело! Я решил добиться службы в армии и обошел все преграды. Я в кратчайшие сроки создал все условия для встречи своего инопланетного врага, ну хорошо, почти все. Я... Стоп, не слишком ли ты расхвастался, дорогой друг! Нет самого главного - четкого плана операции! И над этим нужно крепко думать. А пока будем использовать возможности Обаламуса для борьбы с ним самим.
  Я закрыл глаза и (в который уж раз?) начал представлять себе идеальный "молот" для моей несчастной черепушки. Это должен быть супертяж, мастер спорта по боксу, солдат срочной службы. И ещё он должен быть жутко самолюбив и очень азартен. Если мне удастся найти такого и закрепить его за нашим спортзалом, то останется только продумать систему аргументов. Как запереть Обаламуса, я уже придумал. И эта часть плана полностью соответствовала всем принципам тактики, с которыми меня познакомил Слава.
  Перспектива до самой смерти таскать в себе это существо мне не улыбалась, организовывать собственную гибель не хотелось ещё больше. Но что с ним можно было сделать ещё, я не имел понятия. Оставалась надежда, что ответ подскажет сам Обаламус. Для этого он должен был испугаться. Испугаться внезапно и сильно. Испугаться до колик, до дрожи в моих коленках, до паники. Тогда он будет готов на всё, чтобы избавиться от этого страха.
  - Товарищ лейтенант, карты пришли, будете смотреть? - услышал я сквозь туман. Неужели всё-таки задремал?
  - Спасибо, Паша. Положи на стол, я сейчас посмотрю.
  И тут меня осенило! Обаламус же не просто так - бессмертный. Наверняка это результат направленной эволюции. Коль уж его раса добивалась бессмертия, значит потерять жизнь для них - это самое страшное, что может случиться. Если внезапно поставить его перед выбором рассказать правду или умереть, что он сделает? Соврет! Он же считает себя очень умным. А если его поймать на вранье, да ещё и не один раз? И пригрозить нашим с ним коллективным самоубийством? Он начнет метаться в поисках выхода, и тогда может расколоться. Но он должен быть поставлен перед выбором - правда или немедленная смерть. И ещё он должен быть в панике.
  Теперь осталось понять, как искать несоответствия в его словах и действиях? Для этого неплохо бы вспомнить всё, что я о нем знаю. Всё до последней мелочи! Вот только я не сильно интересовался его поисками в наших библиотеках. Да и память у меня самая что ни на есть обыкновенная. Стоп! Это у меня обыкновенная, а у него? Мы ведь ни разу дважды не заказывали одну и ту же книгу! Значит он запоминает всё с первого прочтения! Тогда хранить он всё это должен в моём мозгу, больше-то негде. Но как до этой информации добраться? Если я правильно помню университетский курс программирования, должны быть стандартные управляющие команды или программы. Две функции я уже включил. Попробуем так же включить третью.
  Я закрыл глаза и стал вспоминать. Вот я поднимаюсь на лифте и вхожу в читальный зал. Роюсь в каталоге. Нахожу шифр, заказываю книгу. Получаю, прохожу к столу, сажусь, раскрываю... Есть! Первые две страницы проявились перед моим мысленным взором, как будто я увидел их фотоснимок. Я наклонил голову, текст укрупнился. Покрутил рукой, развернулся рисунок. Я начал листать книгу. Страницы ложились парами, как стопка фотографий. Так, а нет ли у меня в мозгу каталога всего им прочитанного? Я представил себе шкафчик с алфавитной картотекой. Шкафчик получился двойной. Одна половина разложена по авторам, другая по названиям. Я бегло просмотрел каталог. Нет, мне этого и за пять лет не прочитать. А что если... Когда я готовился к экзаменам, то подчеркивал самые важные мысли. А когда писал курсовики, ставил восклицательные знаки там, где находил нужную для своей работы идею автора. Попробуем... Готово! Страницы оказались размечены удобными символами. Ну, Обаламус, теперь постараемся понять ход твоих мыслей. Первую книгу я просмотрел за полчаса. Прикинул оставшийся объём.
  Нет, информации всё равно очень много - за месяц не одолеть. Нужно сократить её ещё больше, но как?
  Вот если бы меня ничто не отвлекало от решения задачи, особенно телефонные звонки. У них такой неприятный звук. Дзи-и-инь, Дзи-и-инь. Стоп, ты на службе, парень!
  - Метео, лейтенант Серов, - я успел поднять трубку до того, как прекратились гудки.
  - Где болтаешься, Серов? - услышал я голос Деда, - что с погодой?
  - 600 на 6, товарищ капитан. Я на балкон выходил смотреть ориентиры. Ухудшений не ожидается - сказанное мной было почти правдой, на балкон я выходил полчаса назад.
  - Добро! Ты помнится, второго солдата себе просил. Так пару дней назад прибыл один, из спортроты его списали, из округа. Только он буйный. Прошлой ночью его тут побить пытались, так восемь человек в госпиталь уехали, четверо в лазарете лечатся. Если хочешь, могу тебе его выслать, от греха подальше.
  - А из спортроты его за что турнули?
  - За нарушение дисциплины. Проигрывать отказался, кому велели. Это по слухам. Он боксёр классный, а ты всё жалился, что тебе там, кроме Мишина, никто и по морде толком съездить не может. Ну так как, забираешь?
  - Спасибо, Николай Иванович. Присылайте.
  Слухам, которые собирал Дед, можно было верить, как сводкам Генштаба.
  - В понедельник к вам Павловский выезжает, аппаратуру проверить, заодно и солдатика тебе привезёт. Ну бывай, Александр!
  Да, смещение вероятностей - хорошая штука. Похоже, парень действительно - что надо. Силен, самолюбив, азартен, смел. Мечта, а не "молот"! А если ещё и умом не блещет, то вообще - цены ему нет. Вот через пару дней мы всё это и проверим!
  
  
  38.
  
  
  Все коллеги считали, что по выходным я готовлюсь к поступлению в аспирантуру. Не то, чтобы я им об этом говорил. Но что можно подумать, когда человек с утра до ночи сидит или лежит с учебником в руках, периодически перелистывая страницы? Я их не разубеждал. Меня устраивало такое положение дел. На самом деле, перед моими глазами мелькали сейчас совсем другие страницы. Скорость была колоссальная. Что-то около 500 страниц в час. Но, всё равно, процесс шел ужасающе медленно.
  Всю субботу и полвоскресенья я потратил на изучение космогонических теорий. И конца этому было не видно. Надо попытаться ускорить процесс. Вот если бы Обаламус писал тематические рефераты или обзорные статьи и мне бы удалось сейчас их найти, я мог бы понять, к каким выводам пришел мой отсутствующий сосед. Я мысленно вернулся в комнату с каталогами. Внимательно прочитал названия на выдвижных ящичках: "Р. Рефераты. Космогония". Есть!
  Я раскрыл скоросшиватель и начал быстро просматривать рукописные страницы. Это я уже видел в книжках, это тоже. Где же она, граница неизведанного? Ага! Вот.
  "...природа солнечного излучения с давних пор занимала умы земных ученых. И как только появлялись сведения о новой, более мощной энергии, они тут же приписывали Солнцу всю её силу. Одна за другой сменяли друг друга теория разогрева под действием гравитационного сжатия, теория ядерного котла, теория термоядерного синтеза. В настоящее время раскрытию истинной природы солнечной энергии препятствует только косность земной науки, её приверженность правилам средневековой схоластики, когда при наличии нескольких возможных равнозначных объяснений за истину принимается то, которое по времени появилось первым. Это было очень удобно для теологии, но стало существенным тормозом в развитии, как космогонии, так и всех естественных наук".
  Хм. Возможно. Но что ещё у него есть в рефератах? Я стал просматривать карточки каталога: "П. Психология. Способы воздействия на массы людей и отдельные личности. Реферат находится в спецхранилище".
  Я обвел взглядом комнату. Рядом с картотечным шкафчиком оказалась неприметная, выкрашенная в тот же бежевый цвет, что и стена, дверка, на которой едва можно было различить карандашную надпись "Спецхран". Я подергал дверь. Заперто. Без ключа не открыть. Вернулся к ящичку с рефератами и стал перебирать карточки: "С. Серов Александр Юрьевич".
  Интересно. Что он там про меня накопал. Дата рождения. Место рождения. Национальность. Родители. Это всё не важно. "Родился семимесячным, очень ослабленным. Врачами районного роддома был признан нежизнеспособным. Выхаживался в домашних условиях. Лобные доли мозга имеют врождённую особенность: при несколько большем объеме, по сравнению со стандартыми параметрами, в них втрое большее количество связующих элементов. Эта аномалия даёт возможность ускоренного развития как нормальных, так и паранормальных способностей.
  В средней школе показывал неплохие результаты в математике, физике, химии, истории, военной подготовке, труде и многих других.
  Добивается быстрых успехов в любой области, которой увлекается, хотя бы на короткое время. Но ничего не доводит до конца. Может за год с нуля выиграть областную олимпиаду по математике и не поехать на республиканские соревнования, потому, что уже увлекся физикой.
  Волевые качества ниже среднего уровня. Очень сильны альтруистические черты.
  Не способен к выбору собственной цели в жизни. Может поехать поступать в ВУЗ только потому, что его пригласили "за компанию", чтобы помочь товарищу сдать экзамены по физике и математике".
  Щёки, шея и уши сильно потеплели от прилива крови. В глубине души я понимал, что Обаласус прав. Я не жил. Меня болтало, как щепку, по волнам жизни. Все чего-то хотели, к чему-то стремились, чего-то добивались. Мне же всё было безразлично. Если я чем-то и увлекался, то через месяц-другой это проходило. Если натыкался на препятствие, то ни разу даже не пытался его преодолеть.
  Так, а это уже интереснее. "Возможности использования для целей миссии". Переворачиваем. Раздел выделен в отдельный реферат. Смотрим в каталог: "Возможности использования А.Ю.Серова... Спецхран". Я подергал дверь за ручку. Когда-то я смог обыграть на городском конкурсе юных слесарей мальчиков из профтехучилищ. Но где взять инструмент? И не будет ли поврежден мозг, если взломать что-то внутри? И я решил сперва дочитать свою характеристику.
  "Сексуальные пристрастия отражают неравномерности развития психики и носят все признаки инфантилизма. Эмоциональная сфера чувств к противоположному полу стала проявляться слишком рано, когда физиология ещё и не начинала развиваться. В результате сейчас они (физиология и психика) так и остались разведены во времени и пространстве. Общение с девушками из числа однокурсниц носят дружеский характер, без намеков на секс. Их недвусмысленные сигналы готовности к более близким отношениям упорно игнорируются (пример: Светлана Пухова и Ольга Немова). При этом потребности в сексуальном общении удовлетворяются кратковременными случками с малознакомыми девицами подчеркнуто "легкого" поведения. Всё это связано с детскими представлениями о том, что хорошие девочки "этим" не занимаются, свидетельствущими о сохранении в психике черт младенческой наивности на уровне полного кретинизма..."
  Ах ты гнусный, бесплотный, инопланетный ублюдок!!! Я тебе покажу младенческую наивность с полным кретинизмом напополам!!! Пещер он тут нарыл. Замки врезал. В моей собственной башке, между прочим!!! Кретин, значит!!! Я!!! Ну, сейчас ты убедишься в правоте своих слов. Я тебе, козлу межзвездному, покажу, как с дураками связываться!!! Качеств волевых у меня нет!? Я решительно двинулся к "Спецхрану".
  Удар плечом. Никакого эффекта. Отошел на несколько шагов назад. Представил, что плечо превращается в стальной таран. Оно вытянулось вперед и покрылось неровной металлической коркой. Ну, правильно! Это же мои мозги, и я могу в них делать всё, что захочу. Ну, почти всё. Я рванул вперед. И с большим трудом успел затормозить перед самой дверью. Зачем ломать, когда можно открыть?
  Я вернул плечо к прежнему состоянию и внимательно осмотрел замок. Размягчил палец и начал засовывать его в отверстие для ключа. Когда палец принял нужную форму, я отдал ему приказ затвердеть. Посмотрел на результат и засмеялся. Очень уж потешно смотрелся укороченный палец с металлическим ключом вместо ногтя. Ну, начали! Ключ прошел первую четверть оборота. Рука вывернулась под неестественным углом и остановилась. Пришлось придумать ей шарнир со стопором, я такой у автомехаников видел. Дело пошло. Один оборот, второй. Щелчок, дверь открылась. Я вынул палец из замка и вернул руку в нормальное состояние. Интересно, в реальном мире можно проделать этот фокус? Нет, вряд ли. Здесь-то всё воображаемое. Нет ни пальца, ни его трансформации. Только сигналы между клетками мозга проскакивают. Я легонько толкнул дверь. Она начала медленно открываться и вдруг остановилась. Не знаю почему, но мне захотелось заглянуть за неё, не отворяя дальше.
  Щель была всего пару сантиметров шириной. Я представил себе, что палец становится тонким и гибким, и что на нем вырастает третий глаз. Получившийся одноглазый червяк выглядел жутковато. А когда поднялось веко, в мозгу друг на друга наложились два изображения. Я закрыл основные глаза. Теперь изображение было не таким четким, как обычно, но разобрать, где щель, было можно. И я двинул в неё снабженный глазом гибкий отросток. Заглянул за дверь. На внутренней стороне была закреплена граната-лимонка. От её чеки к косяку над дверью тянулся стальной провод. Сейчас он был натянут до предела. Вот скотина, дверь заминировал! Я представил себе, что на отростке ниже пальца выросли маленькие стальные кусачки. Обхватил ими провод, надавил. И взвыл от жуткой боли. А чему удивляться? Ресничка в глаз попадет - уже больно. А тут стальной провод хлестанул! Зато теперь можно было войти. Я привел палец в нормальное состояние. Боль сразу же прекратилась. Толкнул плечом дверь. Комната спецхрана оказалась очень маленькой. На небольшом дубовом столе лежало несколько папок.
  Я просмотрел названия. "Возможности использования А.Ю.Серова в намеченной операции". Открыл папку. Пустая... Остальные тоже. Ловушка. И довольно примитивная. Я сложил папки той же ровной стопочкой. Выдернул гвоздь из косяка. Срастил стальной провод. Закрыл дверь, оставив маленькую щелку. Вставил гвоздь на место. Забил его вибромолотком. Защелкнул замок, закрыл на два оборота. Если Обаламус не оставлял никаких дополнительных меток, он не поймет, что я был в хранилище. Я досмотрел рефераты из картотеки и вернулся в реальный мир к учебнику по гидромеханике. В комнате никого не было.
  Впредь нужно быть осторожнее. Интересно, это я только в своём воображении орал, когда получил прутком по глазу, или в действительности тоже? Тогда мне крупно повезло, что комната пуста. Я посмотрел на часы. Обед в столовой заканчивается через десять минут. Нужно торопиться. О том, что делать с расставленными в голове капканами, я подумаю на сытый желудок. Главное было уже понятно. Во-первых, мои подозрения не беспочвенны - Обаламусу есть что скрывать. Во-вторых, в рефератах явно было что-то полезное, нужное для понимания ситуации. Иначе зачем наводить меня на заминированный Спецхран? И мне очень желательно выяснить, что это...
  
  39.
  
  
  Письмо от Тимура пришло с утренней почтой, но вскрыть его я смог только после начала полетов. До этого три часа шла обычная утренняя карусель: карты, прозвон запасных, заполнение бланков, постановка задачи на разведку погоды, разведка, постановка задачи на полёты. И вот, наконец-то, наступил первый просвет в работе, и я разрезал конверт.
  Быстро пробежал первые строчки. Ага, а вот это интересно! "...В борьбе с ними Красная Армия часто применяла один и тот же приём. Запрёт большой отряд в ущелье, где по горам не обойти, и ждёт подкреплений, выставив пулемётный заслон. А пулемёт даёт возможность на открытой местности вдвоем-втроём сдерживать три-четыре сотни. Потом либо лошади у басмачей с голоду передохнут, либо подкрепление к красным подойдёт. И стала чаша весов склоняться в сторону красных. И тогда один из курбаши придумал напоить лошадей отваром опиумного мака, чтобы они страх потеряли. И понеслась конница на пулемет. И завалила его трупами лошадей и всадников. Тридцать семь человек тогда полегло и лошадей больше двух сотен. Но отряд из ущелья вырвался. Потом этот приём ещё несколько раз применяли. И тогда вмешался фактор, которого красные не учитывали. Англичане, поддерживавшие басмаческое движение, уговорили правительства соседних государств принять у себя тех басмачей, что согласятся покинуть родину. И это решение устроило всех. Красные получили весь Туркестан, басмачи ушли от полного уничтожения, соседние государства приобрели тысячи отважных войнов, готовых честно служить новой родине, потому что на старую у них возврата не было. Так в критической ситуации басмачи проявили мужество отчаяния, и тогда вмешалась третья сила, спасая их от верной гибели..."
  Мягкая кошачья лапка царапнула меня изнутри. "Третья сила" - почему мне показалось, что это важно? Какая-то зацепка! Что-то я пропустил при чтении рефератов. Причем где-то вначале. Я закрыл глаза и стал просматривать реферат по Космогонии, ту часть, которую бегло пролистал в первый раз. Вот оно, "...в ключевом ядре снарков..." - это о нашем Солнце. Обаламус был вынужден маскировать крейсер в метеоритном потоке. Снарки - его враги. Даже если не враги, то и не союзники. Тогда они могут оказаться той самой третьей силой, у которой можно будет попросить помощи.
  - Здравия желаю! - раздалось от входной двери.
  Я поднял глаза и увидел солнечную улыбку Павловского. Константин Евграфович щеголевато отмахнул рукой к козырьку, и этот жест продублировал светловолосый гигант в новенькой солдатской форме, возвышающийся за его спиной.
  - И вам того же! - не по уставу отозвался я, прикладывая ладонь к фуражке. Мы пожали друг другу руки - Как добрались?
  - Нормально. Пополнение вот привёз! Салаженцев Виктор. Если можно, я его сегодня задействую на ремонте оборудования? Заодно закончу обучать приему факсимилек.
  - Прекрасно! А как с метеонаблюдениями?
  - В кодах немного путается, но со шпаргалкой работать может.
  - А теперь вопрос к вам, Виктор: где боксом занимались и каких результатов достигли?
  - Дома, в Киеве. Максимальный результат - вице-чемпион Украины.
  - Вот и прекрасно, - я достал из тумбочки две пары боксёрских перчаток - поработаем пару раундов, а то я здесь помираю без спарринг-партнёра.
  - Товарищ лейтенант, - у солдата зрачки от изумления стали вдвое больше, - у нас же разные весовые категории?
  - Хорошо, тогда выйдем на улицу, чтобы ты меня в угол зажать не смог.
  Желающих посмотреть поединок Моськи со Слоном собралось довольно много - поглазеть на бесплатный цирк вышли все, кто мог оторваться от работы. Виктор с трудом натянул перчатки на громадные кулаки. Он был явно не в своей тарелке. Мои офицерские погоны работали, как дополнительный сдерживающий фактор. Интерес зрителей, в большинстве офицеров и прапорщиков, тоже давил на солдатскую психику.
  Инициативу он отдал мне, а я не спешил. Средневес быстрее супертяжа по определению. Зато у супера руки длиннее, и удары сильнее на порядок. Но у меня, кроме быстроты, был ещё один козырь - большой опыт спаррингов с тяжеловесами. Тренер в ДЮСШ, учуяв запах табака, частенько выставлял мне спарринг-партнёра "на вырост". Виктор же с такими лилипутами, как я, похоже, ещё не работал.
  Двигаясь по кругу влево, я щупал оборону соперника неторопливыми левыми двойками, чередуя их с хлесткими одиночными прямыми. Мой партнёр работал уверенно и аккуратно. Он уже забыл обо всём, кроме самого боя, движения стали раскованными. Потихоньку противник начал разыгрывать козыри. Длинная левая стала периодически отвечать на мои выпады, заставляя увеличить дистанцию. А вот дудки! Я нанес левый прямой в корпус. Разница в росте позволила бить снизу вверх, обходя защиту высокорослого противника. Его руки чуть опустились, и тут же последовал хлесткий правый боковой в голову. Удар не очень сильный, но хлопок прозвучал громко. Публика затихла. Многие знали, как начал службу в полку новый солдат. В армии информация распространяется очень быстро. Виктор стал работать сериями. Я театрально нырял под боковые. Смещал корпус, уходя от прямых. Отступал назад при малейшей опасности апперкота. В отличие от публики, я хорошо помнил о том, что противник может пропускать мои удары десятками, без всякого вреда для здоровья. А вот первый же сильный удар с его стороны запросто может оказаться последним. Но за весь первый раунд ему ни разу не удалось меня достать.
  - Время, - выкрикнул Павловский, глядя на запястье, - три минуты.
  Мы разошлись в разные стороны. Дышит он лучше меня. Совсем не запыхался. Хорошо, что я попросил только два раунда. В третьем он бы меня загнал и прикончил.
  - Время, - минутный перерыв закончился, а жаль.
  Я нанес ещё пару эффектных хлопков. Виктор вошел в раж. Он уже не видел ничего вокруг. Слон жил только одним желанием - прихлопнуть нахальную Моську. Его атаки становились всё настойчивее, их всё труднее было отражать. Эффектные приёмы пришлось отбросить. Я принимал удары на кулаки и локти, гасил их энергию расслабленной пружиной позвоночника. Отступал и уклонялся. Если бы мы дрались на ринге, он прижал бы меня к канатам и убил, но на открытой площадке это сделать было невозможно.
  - Время.
  Виктор нехотя опустил руки.
  - Уф, загнал ты меня! - я протянул перчатки для традиционного рукопожатия - чувствуется, что тренирован лучше, а я уже полгода с лишним в основном с "тенью" сражаюсь. Спасибо тебе.
  Я с наслаждением втягивал в себя воздух. Все отлично! Парень азартен до самозабвения, и удары у него чемпионские. Теперь у меня есть всё, что требуется: капкан, наковальня, молот и вопросы, на которые кое-кому будет очень непросто ответить.
  
  
  40.
  
  
   Иллюзия готовности к встрече с Обаламусом тешила моё самолюбие меньше суток. Уже следующей ночью я проснулся в холодном поту и готов был разломать свою глупую голову и выкинуть оттуда мусор, занимающий место головного мозга. Это же надо так лопухнуться! Ведь Обаламус наверняка считывает данные периферийной нервной системы. Он легко поймёт, готов я к самоубийству или нет. Погибнет он, отказавшись отвечать на вопросы, или останется жив. Решился я на крайние меры, или просто блефую. Для того чтобы его напугать, я должен по-настоящему подавить в себе инстинкт самосохранения. Или, хотя бы, убедительно сыграть это подавление. И сыграть так, чтобы все сигналы нервных окончаний говорили пришельцу о моей решимости идти до конца.
   Нужно срочно воспитать в себе бесстрашие. Ничего себе задачка! С какой стороны к ней подступиться? Сразу и не сообразишь!
   Ладно, начнём самовоспитание с того, чтобы перестать бояться сложностей в достижении намеченной цели. Нужно чтобы к моменту прибытия пришельца я был абсолютно бесстрашен или умел казаться таким не только снаружи, но и изнутри. Значит необходимо этого добиться. Выхода другого нет!
   До утра оставался всего час, и я стал соображать, у кого просить совета в этой ситуации. Основная надежда у меня была на Славу: наверняка у лётчиков возникают проблемы со страхом. И, скорее всего, Слава с его неуёмным любопытством в курсе методик борьбы с этим злом.
   Утром нас накрыла низкая облачность, и Васильченко оставил всю группу управления ждать минимума погоды. Узнав о проблеме, Слава очень обрадовался возможности поделиться своими знаниями. Начал он моё обучение с теории.
   - Самый лучший способ побороть все страхи сразу, - сказал он, - это найти самый сильный из своих кошмаров и преодолеть его. Тогда все остальные страхи ты будешь побеждать легко и непринуждённо. Ты чего больше всего в жизни боишься?
   - Пауков и высоты.
   - А чего из них сильнее?
   Я задумался.
   - Высоты, наверное.
   - Ну и прекрасно! - обрадовался Слава, - будем тренироваться преодолевать боязнь высоты, а пауков используем для контроля. У вас на АМС[43] стальной трос имеется?
   - Найдём. А зачем?
  - Будешь осваивать профессию канатоходца. Да не бледней ты так! Канат на первое время над самой землёй натянем. Да и ходить ты сначала будешь по земле, пока технику движений не освоишь. Я пять лет инструктором проработал. Видел бы ты, из каких трусов приходилось истребителей лепить!
   Тренироваться правильно ходить по канату я начал в тот же день. Между двумя берёзами Слава прочертил линию на земле, и я начал учиться аккуратно и неторопливо скользить по ней левой ногой, подтаскивая за ней правую. Руки мне приходилось держать горизонтально. Чувствовал я себя при этом полным идиотом. После обеда аэродром закрылся из-за адвективного тумана. Мы натянули стальной трос в полуметре над землёй, и Слава выдал мне двухметровый шест. Под трос он у одной берёзы подсунул табурет.
  - Сегодня ты ходить не будешь, просто встань на табурет и попробуй трос левой ногой. Ты должен постепенно привыкать к мысли, что сможешь по нему пройти. Завтра у второй берёзы тоже поставим табурет, и ты попробуешь перебраться с одного на другой, держась за мою руку.
  Через три дня я мог перебираться с табуретки на табуретку, лишь слегка касаясь Славиной руки, и он решил послать меня "в свободное плавание". Первый самостоятельный переход прошёл неудачно - я свалился с каната, не дойдя до середины. Но дрожи в коленках уже не наблюдалось. Наоборот, появился азарт. Теперь всё свободное время я проводил на верёвке с шестом в руке. Первое время сослуживцы подшучивали надо мной, потом перестали обращать внимание - ну сходит человек с ума, и пусть его. Через неделю я стал проходить безошибочно по пять-шесть раз подряд, и Слава поднял трос до метра. Ходить стало страшнее, но ошибок я не совершал. Через три дня трос поднялся до двух метров, потом до трёх.
  - Хорошо, - сказал Слава, когда я освоил трёхметровую высоту, - теперь будешь играть в Тарзана. Завтра воскресенье. Пойдём в лес. Будешь с дерева на дерево перепрыгивать.
   В лесу Слава загнал меня на пятиметровую высоту и велел перепрыгнуть на соседнее дерево.
   - На земле толстая подстилка из листьев, если упадёшь на ноги, то даже переломов не будет, - обнадёжил он меня, - смелее. Вниз не смотри, только вперёд.
   И я прыгнул. Пока летел, сердце замирало от ужаса. Но когда руки ухватились за ствол соседней берёзы, весь страх вдруг превратился в дикий восторг. Захотелось кричать, петь, смеяться. Я был готов прыгать и прыгать с дерево на дерево, пока не кончится лес.
   Перебирая руками и используя ноги, как замок захвата, я вскарабкался вверх по стволу и перепрыгнул на следующее дерево, потом ещё на одно. Я смеялся и орал всякие глупости.
   - Хватит. Слезай. - Велел Слава. - У тебя уже адреналин зашкаливает. Пошли пауков искать.
   Паутину с крестовиком среднего размера мы нашли через пару минут.
  - Возьми его на руку, - сказал Слава, - пусть он по тебе поползает. Что ты чувствуешь?
  Я осторожно коснулся паутины рядом с дремлющим пауком, подставил ему палец. Паук побежал по пальцу, стало щекотно. Затем он перепрыгнул на соседнюю ветку и стал на нитке спускаться вниз. Страха я не испытывал, хотя ещё месяц назад никакая сила не заставила бы меня взять паука в руки. А сейчас в момент соприкосновения с этим прекрасным созданием я испытал радость. Не такую сильную, как от прыжка с дерева на дерево, но вполне ощутимую.
  - Здорово, - ответил я, - что делаем дальше?
  - Двигаем домой. После обеда ещё раз то же самое, для закрепления эффекта. А для полной гарантии ещё и в следующее воскресенье повторим. Если ты будешь чувствовать тот же восторг, значит любой страх тебе теперь нипочём. Ты с ним справишься без особых усилий. Только не рискуй понапрасну! Храбрость - это одно, а дурость - совсем другое. Не стоит становиться адреналиновым наркоманом. Они долго не живут.
  После обеда всё повторилось. В следующее воскресенье - тоже.
  
  
  41.
  
  
  Сторожок в мозгу сработал в пятом часу утра. Наконец-то! А то я уже изождался весь. Роль веревки с колокольчиками играли мысли о тяготах армейской службы. Если они появились, значит, мой долгожданный гость прибыл молча и начал осмотр с каталогов. Сейчас он убедится в целостности спецхрана и проявится. Я прикрыл глаза, но сон больше не шел. Да и чего там спать-то осталось? Полчаса, не больше.
  Эх, до выходных ещё два дня. Три летные смены, будь оно трижды проклято!
  - Ну, как ты здесь? - раздался изнутри долгожданный голос.
  - Да твоими межпланетными молитвами! То есть - хреново. Болото тут. Трясина, как в романах Куприна. Если бы в Советскую Армию попал Суворов, то спился бы и сгнил в лейтенантах. Зря я тебя послушал. Не фиг мне здесь делать! Вот разве что... Слушай, а ты можешь организовать командировку в Афган? Вдруг мне в воюющей армии больше понравится? Может здесь только в мирное время помойка?
  - Совсем плохо? Никаких просветов? А что в свободное время делаешь? Вдруг из твоего хобби новая профессия может получиться?
  - Да какое тут свободное время? - значит, следов моего прибывания в своих схронах он не обнаружил, можно продолжать по основному варианту - Впрочем, есть одно увлечение, но это так, не серьёзно.
  - А что? Если не секрет.
  - Только ты не смейся. Я стихи начал сочинять. Правда, они пока не очень хорошие. Так, рифмоплётство дилетантское.
  - Ну так прочти что-нибудь! Чего стесняешься?
  Ах, как мы обрадовались возможности разговор в сторону увести, как нам снова с червячка могильного начинать не хочется, да ещё в стране поголовной неграмотности и религиозного фанатизма.
   - Ладно, сейчас. Но учти, это далеко не Есенин, причем - очень далеко.
  Я встал с кровати и начал одеваться. В будни я ночую в каптёрке, в помещении метеослужбы, так что сейчас могу декламировать вслух, не боясь разбудить соседей.
  
  - В январе рядом с домом огромный сугроб
   Алым усом на солнце сверкает
   В гараже у соседа малиновый гроб
   Ломовых лошадей поджидает
  
  Обложные дожди зарядили весной
  Облака зацепились за крыши
  Грозы молнии чертят во тьме надо мной
  Ветер низкие травы колышет
  
  Летом даже обола мы в храм не несём
  Бога, кесаря водим мы за нос
  Все поля облетим, все моря проплывём
  На обратном пути мы корабль разобьём
  Об скалу, что у острова Ламос.
  
  Я перевёл дух и скромно промямлил:
  - А об осени ещё ничего не написал. Ну как?
  - Да, пока не очень. Александр, а где этот остров?
  - В Эгейском море. Там сотни островов и все с такими окончаниями. Ламос, Лесбос.
  (Фиг ты меня теперь поймаешь на эти примочки. Я твой реферат по психологии внимательно читал. Как там: "...называя собеседника по имени, вы добиваетесь от него симметричного ответа, и кроме этого, он начинает к вам испытывать дополнительную симпатию, поскольку всем людям нравится слышать своё имя". Вот и называй, хоть уназывайся. А моя симпатия к тебе накрылась младенческой наивностью и обросла толстым слоем полного кретинизма. Так-то, дорогой!)
  Я довольно потянулся и пошел мыться, бриться, начинать рабочий день. Трех исковерканных Обаламусов в одном стихотворении должно хватить для блокировки программы быстрого выхода. Добавлять пока не нужно, чтобы не догадался. Он же должен до последнего момента сохранить иллюзию своего интеллектуального превосходства. Вот пусть и сохраняет.
  Перед началом разведки погоды по низинам лежал туман, так что все подготовительные мероприятия проводились в этот раз не "для галочки", а как полагается. На разведку погоды полетел САМ, по результатам полчаса шло напряженное совещание, мой прогноз исследовали под микроскопом. Полеты начали с получасовым опозданием по минимуму погоды, после того, как туман поднялся, трансформировавшись в густую дымку и низкую подынверсионную облачность. За два часа успели проскочить все, кому эти условия были нужны. К десяти тридцати пяти утра облака рассеялись, и после новой разведки план полётов поменяли на ПМУ[44]. Но с двенадцати появилась первая кучевка на 800 метров, и пришлось внимательно следить за её развитием. Вторая смена началась с отдаленной грозы и продолжалась всего два часа, после чего ливни с грозами накрыли аэродром.
  - Александр, у тебя тут всё время так, или сегодня что-то особенное? - Обаламус весь день пытался начать разговор, но я всякий раз был занят под завязку и просил его отложить.
  - Особенное? Да! Обычно вторая смена длится до половины первого ночи, а сегодня с пяти вечера уже все свободны.
  О том, что теперь я могу часть рутинной работы спихнуть на Холопушина, ему пока знать не обязательно, а по имени за сегодяшний день он меня уже четырнадцатый раз величает, значит, хвост ему надёжно защемило.
  Я вытащил из шкафа сумку с боксёрской амуницией и поставил её на стол в аппаратной. Виктор условный сигнал понял без слов. Он позвонил в ПДС[45] и, бросив в трубку пару фраз, бодро доложил:
  - Товарищ лейтенант, зал свободен[46], нас ждут.
  - Куда ты, разве служба не закончилась? - удивился Обаламус.
  - Тут недалеко, и нам это беседовать не помешает, а служба у офицера заканчивается уже на гражданке.
  Я решил без особой необходимости маршрут не уточнять, мне нужен был эффект внезапности в чистом виде. Светлана Кошка этот фактор на сто процентов использовала, и у меня должно получиться!
  
  
  42.
  
  
  По дороге к спортзалу ПДС, в котором мы с Виктором периодически тренировались, Обаламус излагал легенду своего длительного отсутствия. У них в Совете возникла, оказывается, чрезвычайная ситуация, безумно секретная, и разрешить её можно было только с его участием. Ну, прямо Остап Бендер: легенда о Малом Совнаркоме, часть первая, патетическая. И как я весь этот бред раньше за чистую монету принимал? Только когда мы вошли в зал и переоделись для спарринга, он немного забеспокоился.
  - Александр, тебе же врачи запретили боксировать?
  Обаламус был немного озадачен, но политику свою продолжал - ну прямо как Ахмед-паша под Рущуком.
  - Да ладно тебе! Мне же на соревнованиях выступать запретили, а это просто тренировка. Да и не скакали у меня больше гормоны. Так что не беспокойся. Ты лучше вот что скажи: что у вас там за Совет-то за такой, если они без тебя вопросы решить не могут? Ведь ты, по нашим меркам, что-то вроде Советского посла в Гондурасе. Я что-то не помню случая, чтобы без него Политбюро не могло решить чего-нибудь важное в течение полугода. Тем более система связи у Вас наверняка совершеннее. Вот и назначение ты получил за месяц, а там информация прошла туда и обратно, и какое-то время ушло на решение вопроса. И заметь, пока информация туда шла, ты ещё не был Координатором? Так что сейчас ты явно заливаешь, дорогой!
  - Ты что, мне не веришь? - изумился Обаламус.
  - Ну что ты, верю! Верю в то, что ты врёшь! И учти, мне это враньё совершенно не нравится.
  Виктор закончил бинтоваться и натянул перчатки. Я завязал их. Стал заматывать свою левую руку. Правую бинтовать пока не буду, засуну в заранее завязанную перчатку. Третьего с нами нет, а время не терпит.
  - Александр, мне не нравится твой тон. Ты не имеешь никакого основания мне не доверять. И зачем мне врать?
  - Думаю, что ты не пытался отговорить меня от теоретической физики, а наоборот создавал все условия для начала работы и отсекал все иные возможности карьеры. Думаю, тебе нужно было, чтобы мы разбили себе лоб о второй барьер в кратчайшие сроки.
  - Но если я такой злодей, то ты в большой опасности. Незначительное торможение реакции, и партнер вышибет тебе мозги. Сил у него на это хватит! А я буду продолжать свою миссию (Ага, фон Притвиц под Гумбиненом тоже с артподготовки начал, и тоже по ложным позициям).
  - Нет, не будешь! Взгляни на эту бумагу - я достал из кармана рубашки завещание и развернул его перед глазами. - Убедился? По нашим законам меня после смерти обязаны кремировать, так что червячки могильные тебе не светят, а из пепла только птица феникс возрождается. Ну а насчёт силы моего солдатика, ты даже не представляешь, насколько прав! Впрочем, возможность в этой правоте убедиться у тебя сейчас появится, ты ведь к голове моей теперь надёжно прикован, Обалванус Обманкавичус?!
  Я убрал бумагу в карман, натянул перчатку на правую руку и подал сигнал к началу раунда. Виктор перевернул песочные часы и двинулся к центру зала.
  Инопланетянин пока замолчал. Не знает, как реагировать: то ли смеяться, то ли плакать. Сейчас я тебе помогу с выбором!
  Я сразу же нанес два хлёстких удара, доведя Виктора до степени крайнего раздражения, и начал медленно отступать в сторону огромного боксёрского мешка, висевшего в углу зала. Всё должно выглядеть естественно. Блок, нырок[47], шаг назад, ещё шаг. Я коснулся плечом мешка и тут же огрызнулся правым прямым. Мой противник давно мечтал о такой возможности. Чуть приопустив левую руку, я открылся под его коронный удар. Правая рука понеслась вперед длинным крюком, я поднырнул под неё, раздался оглушительный хлопок. Виктор врезал со всей силы по той части мешка, которая несколько дней назад не выдержала Славиного удара ногой. Из разорванного бока вылетел колтун конских волос.
  - Стоп! - я сделал вид, что с интересом рассматриваю повреждение. Даже снял перчатку и потрогал пальцами отверстие. Впечатляло!
  - Извините, товарищ лейтенант, я не специально! - пробормотал Виктор.
  - Вы уже начали! А чего меня не подождали? - раздался от двери долгожданный Славин голос.
  - Ждём, но в движении! А то сидючи-ожидаючи спать шибко хочется! - пошутил я. - Но раз уж пришел, помоги мне перчатки завязать.
  Я забинтовал правую руку, и Слава натянул на неё перчатку.
  - Разминайся, я долго против Виктора не выдержу, так что тебе тоже достанется - обнадёжил я майора.
  - Ну, если не терпится первым получить, время, - Слава перевернул часы и начал разминаться.
  - Что ты задумал? - наконец-то подал голос Обаламус. - Я подсчитал, сила удара, чтобы порвать мешок, должна быть больше тонны. Твоя голова и половины не выдержит. Зачем ты с огнём играешь?
  - А кто тебе сказал, что я играю? Игры остались в прошлом! Для окончания этой комедии не хватало только третьего участника, точнее - свидетеля. Теперь он пришёл. Наступила пора прощаться. Сегодня вечером, крайний срок - завтра утром ты сгоришь в печи крематория. Я этого не увижу, потому что моё время уже закончилось.
  Я провёл удачную серию и опустил руки (только бы не выдать себя, Обик должен быть уверен, что всё это всерьёз).
  Виктор отреагировал мгновенно. Его правая рука двинулась вперёд, ускоряясь и вбирая в себя энергию сжатого в пружину тела.
  - Нет, - завопил вдруг Обаламус - не убивай нас, я всё расскажу!
  Я резко бросил туловище влево-вперёд одновременно с его воплем. Могучий кулак супертяжа только слегка шаркнул по плечу, но правая рука моя сразу онемела. (Интересно, заметил пришелец, что я начал движение раньше, чем осознал его слова, или не заметил? Похоже, что нет! Просто нервничает, или уже в панике? Нет, он ещё не дошёл до нужной кондиции. Тогда продолжаем в том же духе.)
  - Время, - сказал Слава, - если хочешь, могу тебя заменить.
  Я кивнул головой и стал стаскивать перчатки.
  - Да, поработай ты. Я уже помер. Подышу немного. Виктор сегодня в ударе, лучше нам с тобой через раунд меняться.
  Я помог Славе завязать перчатки и перевернул часы.
  - Время!
  Ребята начали работать, а я присел на скамейку.
  - У тебя четыре минуты, - мысленно сказал я Обаламусу - чтобы попытаться объяснить, что ты хотел сделать для уничтожения Земли, и как этого можно избежать, оставив тебя в живых. Если собираешься скормить мне очередную байку, то не трать времени понапрасну. Лучше помолись своему инопланетному богу.
  - Мне нужно было выяснить, как ты будешь действовать в этой ситуации. Что выберешь - карьеру, угрожающую уничтожить Землю, или безвестность, которая спасет планету от опасности? Причем решение ты должен был принять в моё отсутствие, чтобы не мешать чистоте эксперимента. Это было нужно для понимания ваших приоритетов поведения.
  - Интересная теория, только она не объясняет, как и почему ты оказался на Земле в первый раз?
  - Я же говорил тебе - трагическая случайность. Корабль потерпел катастрофу.
  - Ну, это кому трагическая, а кому не очень! Ты в результате этой катастрофы получил головокружительное повышение. Разве не так? Но если внедрение на нашей планете было оценено так высоко, значит - интерес мы представляем немалый. Почему? Что в нас такого любопытного?
  - Вы слишком быстро эволюционируете в индивидуальном плане.
  - Не убедительно! Если бы повышение было вызвано этим, ты бы учел быстую эволюцию моего мышления, и мне не удалось бы поймать тебя на несоответствиях. Может, хватит врать! Время-то уходит!
  - Ладно, я расскажу всю правду, но мне не уложиться в три оставшиеся минуты. (Да, да. Ахмет-паша то же самое Кутузову говорил, тогда тот взял турецкую армию не в плен, а на сохранение. Пленных кормить нужно! А сохраняемых только охранять! Я, конечно, не Кутузов, но врямя тянуть тебе не дам!)
  - А ты начинай, там видно будет! Может, меня заинтересует твоя новая версия, тогда продлим удовольствие.
  - Не было никакой катастрофы. Я взорвал корабль. Его экипаж решил захватить планету, а я смог не только этому помешать, но и сохранить в тайне от правительства землян сам факт прибытия инопланетного корабля. Потом я вышел на контакт с тобой, чтобы вызвать спасателей. А когда вернулся, мои сограждане смогли убедить Совет, что я действовал в полном соответствии с нашими законами. Дальше возникла занятная юридическая коллизия - выходить на контакт с цивилизациями вашего уровня запрещено, но прилагать усилия для спасения жизни члена Сообщества можно и даже необходимо. Понимаешь, мое назначение было не только наградой за правильную реакцию на действия экипажа корабля, но и способом установления контакта, в условиях его юридического запрета. Получалось, что если я контактирую с тобой, то не устанавливаю новый контакт, а продолжаю старый. А если провести тебя в местное правительство, то наше знакомство автоматически станет межгосударственным. Тогда можно будет расширить контакты до обычного уровня, не нарушая законов Сообщества. (Вот мы уже и к лести перешли! Оказывается, я достоин высшей власти! Может, он меня ещё и монархом назначит? Императором и самодержцем всея Земля и прилегающие планеты?)
  - А зачем вам нужен контакт с отсталой цивилизацией?
  - Мы считаем, что запреты устарели, что можно помочь вам в кратчайший срок обойти барьеры. Что вы способны проявить ответственность и самоограничение.
  - А из кого состоял экипаж корабля, который ты взорвал? Они тоже входят в Сообщество? Насколько велика вероятность нарваться на месть с их стороны?
  - Вам ничего не грозит. Официально Совет Сообщества не может ничего доказать, но неофициально все знают об их действиях и не спускают с них глаз.
  - И всё же, кто они?
  - Оружты. Кремниеорганическая цивилизация с Коруша, третьей планеты системы Альфы Центавра.
  Последняя песчинка упала на дно часов.
  - Время! - громко сказал я и, надев перчатки, протянул Славе руки.
  Тяжело дыша, он начал затягивать шнуровку.
  - Стой, я же всё объяснил! - завопил Обаламус. - Что тебя не устраивает? (Он удивлён и напуган. Но это ещё не паника. Нужно немного добавить напряжения в наш диалог. Только, спокойно! Очень спокойно!)
  - То же, что и раньше. Ложь. Твоя новая теория лучше предыдущей, но она не объясняет, кто такие снарки? Есть у неё и ещё некоторые недостатки. Так что, увы, ты меня не убедил - я начал круговыми вращениями разминать плечи и шею.
  - Стой! Да подожди же! Ведь это и твоя жизнь тоже! Неужели тебе не страшно умирать!?
  - Так ведь это ты у нас бессмертие теряешь. А я только четыре десятка лет. Пустяки - говорить не о чем!
  - Хорошо, я расскажу всю правду! Только прекрати, я не могу этого выносить!!! - а я и не думал, что он может так вопить, чуть барабанные перепонки не лопнули. (Вот теперь ты готов к разговору, но ужас должен остаться, он поможет тебе сохранять откровенность до конца беседы)
  - Ладно, только ты излагай всё это прямо во время раунда. Если мне покажется, что ты опять лжёшь, я просто опущу руки и напрягу позвоночник. Ты понял меня!!! Не будет других шансов. И учти, я, кроме снарков, ещё много о чём знаю. Например, о минах в моей черепушке, и ещё о... Впрочем, тебе всё это пока что без надобности! (Вот так! Немного неопределённости не помешает! Самый страшный ужас - тот, что каждый придумывает себе сам! Так не ленись, мой друг, придумывай!)
  По движению губ я понял, что Слава сказал "Время". Интересно, мои слуховые нервы накрылись навсегда или они ещё придут в норму? Впрочем, беседе с Обаламусом это не мешает.
  - Снарки - жители внутренней полости Солнца - начал излагать новую версию инопланетянин. Всё наше Сообщество состоит из цивилизаций звёздных ядер. Мы не можем вступить с вами в контакт обычным образом, поскольку физически не в состоянии проникнуть в ваше пространство. Но из одного ядра в другое мы пару столетий назад путешествовать научились. Снарки - самый высокоразвитый участник Сообщества. Они руководят всем. Я представляю чроков, мы слабее снарков, но сильнее остальных. Я сам был чроком, до того, как наша раса изобрела новую технологию и меня в бесплотном виде переправили за пределы границ нашего ядра в ваш мир невдалеке от Альфы Центавра. Мне удалось внедриться к оружтам, тамошним жителям, и убедить их помочь нам уничтожить Солнце. Тогда мы заняли бы в Сообществе Миров место снарков, и помогли бы оружтам сколотить своё Сообщество в межзвездном планетном пространстве. Но когда их корабль прилетел в Солнечную систему и подкрался к Земле, планы оружтов изменились. Они решили, что гораздо выгоднее захватить вашу систему и ... Осторожнее!!!
  Я нырнул под левую руку Виктора и нанес встречный прямой в корпус.
  - Не отвлекайся! Почему они решили изменить планы?
  - Они нашли вблизи вашей системы огромный источник нейтрино. Это навело их на мысль, что можно с помощью нейтринных компенсаторов проникать в звёздные ядра и ставить их под свой контроль. Они не поняли, что снарки давно освоили эту технологию и сделали её своей монополией. Что источник нейтрино имеет искусственное происхождение - это портал перехода снарков. Теперь ты понимаешь, почему мне пришлось их ликвидировать?
  - Они своими глупыми действиями срывали ваш гениальный замысел?
  - Да? Но ликвидировать их - это было только полдела. Нужно было, чтобы патрули снарков ничего не заподозрили.
  - А почему патрули не смогли помешать вашему проникновению в Солнечную систему? И как вы собирались уничтожить Солнце?
  - Патрульные суда защищают дальние подступы к системе от внешних вторжений антимирянских кораблей. Крейсер оружтов проскочил мимо них незамеченным внутри одной из долгопериодных комет. На него датчики дальнего обнаружения у снарков не сработали, там же не было не грамма антиматерии. А вас они не считают опасными для себя. Запланированный мной удар по Солнцу быстро изменившим траекторию астероидом из планетарной зоны, был бы для них полной неожиданностью. Но слабым местом моего плана были оружты. Их участие в операции могло выплыть в любой момент. И оно выводило снарков на нас. Но когда появилась возможность организовать всё руками самих землян, твоими руками, план стал просто идеальным. То есть он таким казался... Пока ты не припер меня к стенке. И что ты теперь собираешься делать?
  - Закончить раунд и подумать. На первый взгляд, твои слова похожи на правду, но поверить тебе до конца я сейчас не могу. Слишком много лжи было сказано до этого. А пока ответь мне ещё на один вопрос: как вызвать сюда снарков? Если я тебе поверю, то мне нужно будет предупредить их об опасности, ведь беречь Солнце в наших общих интересах. Моих, твоих и снарков. Тебе в любом случае не удастся отсюда смыться. Так что сейчас ты заинтересован в том, чтобы помочь им и мне.
  - Но это - не единственный выход!? Мы же можем договориться без них? Ты поможешь мне, а я - тебе! После того, как мы захватим власть в Сообществе, ты станешь единоличным повелителем своего межзвёздного пространства.
  - Или разделю судьбу предыдущих твоих союзников - оружтов? Ты расправился с ними без всякого сожаления. А ведь в это время вы ещё не получили власти над Вселенной. Где гарантия, что приобретя её, ты станешь добрее и великодушнее. Думаю, что будет с точностью до наоборот. Твоя победа над снарками - последнее, что я увижу в жизни, если помогу вам. В то время как союз с ними сулит мне гораздо больше.
  - Но ты же их совсем не знаешь?
  - Время! - раздался голос Славы.
  Какое счастье, что я снова могу слышать. Я уселся на стул и отдышался.
  - Пожалуй, мне хватит на сегодня. А вы как? Будете продолжать?
  - А может, рванём в баню? - предложил Слава.
  - Давай лучше завтра, а то я за эту неделю спал в общей сложности чуть больше десяти часов. А завтра суббота - полеты в одну смену. После обеда можно сразу на полдня в комплекс забуриться.
  Спать мне, конечно, хотелось, но гораздо важнее было в спокойной обстановке подумать над новой версией Обаламуса. Ошибаться было нельзя.
  - Ладно, - ответил Слава. - Завтра, так завтра. Ну что, Виктор, ещё пару раундов и разбегаемся?
  Виктор согласно кивнул. Вот двужильный!
  
  
  43.
  
  
  - Ну почему, почему ты им веришь? - недоумевал Обаламус, или делал вид, что недоумевает.
  Я лежал на кровати в каптерке и прокручивал в уме прошедший разговор. Пожалуй, на этот раз всё сходится. Значит, настала пора ответить и на этот вопрос. Ответить Обаламусу, и самому себе тоже. Нет, сначала себе, а уже потом ему. Так, пожалуй, будет правильнее!
  - Давай рассуждать здраво! Во-первых, снарки дают возможность нам свободно развиваться, хотя объективно мы представляем опасность для их существования. Во-вторых, они хорошо относятся к военнопленным, во всяком случае, не убивают их и не мучают.
  - А это ты из какого пальца высосал?
  - Из твоего, мой дорогой! Если бы в плену тебя ждала смерть или пытка, разве стал бы ты мне правду рассказывать? Кто ж угрозу смерти на верную гибель меняет?
  Молчит, нечем крыть? Значит, я прав!
  - Послушай! Я не могу тебя в своей черепушке до седой бороды таскать. Человек довольно быстро стареет. А постарев, частенько впадает в детство. Да и не хочу я, чтобы ты в моём мозгу тайные ходы рыл и мины ставил. Так что, или плен у снарков, или придется нам сегодня завершить то, что не доделали вчера в спортзале - выбирай!
  - Я могу вызвать патруль снарков, - нехотя признался Обаламус - только в их добрых чувствах к тебе я сомневаюсь.
  - Ничего, я готов рискнуть. Только на связь с ними мы выйдем вместе. Ты же будешь связываться телепатически? И меня к этому каналу можешь подключить, да?
  - Могу.
  Похоже, он отчаялся меня переубедить, а может - придумал очередную каверзу. Что ж, во втором случае крандец обоим - не один Обаламус умеет мозги минировать. Помирать, конечно, не хотелось. Но выпустить его я тоже не мог. Только почему-то мне казалось, что все каверзы у него уже закончились.
  Впрочем, долго ждать мне не пришлось. Спустя минуту в воздухе сгустился темно-серый полупрозрачный комок примерно полметра в поперечнике с расплывчатой черно-белой фигурой, быстро превратившейся в нечто, напоминающее мультяшного львёнка, который пел песню с черепахой.
  - Здравствуйте... - начал я нерешительно.
  Но снарк не стал ждать продолжения.
  - Ваше сообщение о задержании чрока мы приняли. Готовы забрать его в любой момент.
  - А как вы...
  Львёнок улыбнулся и похлопал себя по лбу плюшевой лапкой.
  - У нас же телепатическая связь. Я получил всё, что вы собирались сказать. А у вас опыта такой беседы нет, поэтому мне приходится трансформировать свои ответы в удобные для восприятия сигналы.
  - Вам нужно, чтобы я его освободил?
  - Нет, только ваше согласие на изъятие. Мы заберём его сами. Вы готовы?
  - Да.
  Мир на мгновение расплылся у меня перед глазами. Неизменным остался только львёнок. Потом всё вернулось на свои места.
  - Благодарим за сотрудничество, - продолжал снарк, как будто ничего не случилось, можно подумать, я ему пуговицу помог застегнуть - но должен вас предупредить: пользоваться всем, что осталось у вас от чрока, нужно с большой аккуратностью. В зависимости от интенсивности использования эти дополнительные функции сокращают вашу жизнь на срок от часа до нескольких суток за каждую минуту своей работы. Если понадобится связаться со мной, просто вызовите в уме образ этого львёнка. До свидания.
  Серый комок растаял в воздухе. Вот так просто! Сказать, что я был разочарован, значит - не сказать ничего! Месяцы тревог, сомнений и напряженной подготовки, меньше часа самой борьбы и полуминутный финиш. Никаких лавров победителя. Просто окончание еще одного рабочего дня. Стало обидно буквально до слёз. Да что я им всем, нанимался, Вселенную от чроков спасать!
  - Товарищ лейтенант, - раздался из-за двери голос Холопушина - влажность 98 процентов. Дымка. Видимость 2 километра.
  Я вышел из каптерки в кабинет.
  - Из соседей кто-нибудь летает?
  - Нет, после нас почти сразу все по грозе закрылись.
  - Передавай изменение фактической погоды. Тебе днём поспать удалось?
  - Да, пару часов урвал перед обедом.
  - Тогда работай. В четыре утра разбудишь меня и Салаженцева.
  Я вернулся в каптерку, рухнул на кровать. И тут же вырубился.
  
  
  44.
  
  
  Васильченко держал всех в полной готовности несмотря на нелётную погоду. Мои доклады он выслушивал каждые полчаса. Сегодня в шестой эскадрилье у двух инструкторов заканчивались минимумы погоды. Нужны были всего сорок минут для того, чтобы они успели проскочить.
  - Ну что там с туманом? - спросил он, отрываясь от шахматной доски.
  - Туман рассеивается, товарищ полковник, - доложил я - но в ближайший час будет низкая облачность. 5-7 баллов, высотой 50-100 метров. Поднимется она до 150 метров только к 11 часам. Но дальше будет очень быстро развиваться кучевка. С 12 часов по району ливневые дожди, с 13 - грозы. В облаках с 11-30 болтанка и обледенение.
  - Слыхал? - обратился САМ к Цылюрикову, - Что делать будем? Разведкой будешь рисковать или полётами?
  - Да шаманов послушать, так грозы триста дней в году греметь должны, а туман вот он, на полосе лежит! - ответил ИО комэска.
  Вот же скотина! Даже идиоту понятно, что на разведку ему самому лететь, потому он тумана утреннего, от которого через час и следа не останется, больше гроз и боится. И ведь никогда не пропустит случая если не себя похвалить, то соседа обругать ненавязчиво! Этим он мне напоминал Гену Лущенко, сокурсника и сослуживца по Пущинской экспедиции. Кого Цылюрикову напоминал я, не имею представления, но антипатия была взаимной.
  - Ну гляди, твои инструкторы без минимумов останутся в случае чего! - ответил Васильченко - Шах! И мат! Следующий!
  САМ был из крестьян, образование - два класса и военное училище, как любил он шутить под настроение. Но в шахматы играл на высшем уровне. Следующим был Кошка. Он продержался меньше минуты. Васильченко обвёл взглядом комнату.
  - Серов, кончай туманы гонять, иди сюда, сыграй с подполковником.
  - Да я вам на один зуб! Только если фору дадите!
  - Какую фору?
  - Максимальную! - уж наглеть, так наглеть.
  - Ладно, получай максимальную! - ответил благодушный победитель, убирая с доски ферзя и обеих ладей.
  И мы стали играть. Используя громадное преимущество в фигурах, я начал "жрать" пешки противника, не давая ему выстроить жесткую оборону. И статегия эта какое-то время имела успех. Количество фигур противника уменьшалось. Но Васильченко невозмутимо продолжал партию. И в тот момент, когда я уже считал свое положение близким к победе, он бросил вперёд слона и двух коней. Мат в три хода.
  - Следующий!
  Слава сражался больше двадцати минут и умудрился свести партию к ничьей. Васильченко смел шахматы с доски и взглянул в окно.
  - Ага, вот и туман рассеивается. Серов, мне кажется, или видимость уже полтора километра на полосе.
  - Так точно, полтора, облачность 7 баллов на высоте 80 метров. Через полчаса жду 150 на 3. Но кучевка будет расти очень быстро.
  Я протянул ему бланк прогноза на разведку погоды. САМ прочитал прогноз, расписался и передал его Цылюрикову.
  - Ознакомься, разведчик - усмехнулся он, затем оглядел комнату. - Все по местам, начинаем!
  Цылюриков затянул взлёт ещё почти на час. Подынверсионная[48] облачность за это время успела рассеяться, но начала образовываться кучёвка на 300 метров. Росла она со скоростью схода снежной лавины. К моменту посадки разведчика на экране локатора появились засветки от грозовых облаков.
  - Ты соображаешь, что творишь? - орал Цылюриков в комнате метеослужбы, - меня там при посадке чуть по полосе не размазало! Ты не имел права разрешать разведку в условиях такой болтанки?
  Внутри всё клокотало от возмущения, но виду я старался не показывать: обрабатывал карты, заполнял бланки, записывал в журнал данные запасных аэродромов. Майора это бесило, вот только сделать он ничего не мог. Подчинялся я напрямую Васильченко. А комэска мне не начальник. Возможно, будь на моём месте другой лейтенант, майор полез бы в драку. Настроение у него было для этого - в самый раз. Но он видел мои спарринги с Виктором и Славой. И понимал, чем может закончиться для него попытка добиться превосходства с помощью кулачного права.
  - Вы читали прогноз погоды, товарищ майор? Там было черным по белому написано: в облаках сильная болтанка и умеренное обледенение. Какие претензии?
  - Ты должен был запретить полёты, шторм написать!
  - Извините. Ни фактическая погода, ни прогноз не давали мне оснований для шторм-предупреждения. По крайней мере, в тот момент. Запретить разведку мог только руководитель полётов, к нему и претензии предъявляйте.
  - Ты! Ты это специально! Ты меня убить хотел!
  - Ну что вы, товарищ майор! - в коридоре уже слышались шаги спускающихся с вышки офицеров, но Цылюриков так увлекся, что никого и ничего, кроме себя не слышал. - Если я хотел бы вас убить, то зачем народное добро зря гробить? Самолет ведь денег стоит, и немалых! Я бы просто шибанул молнией в дерево, чтоб оно вам на голову свалилось, и все дела! Дёшево, сердито и никаких подозрений!
  - Спокойно, Серов! - Васильченко повернулся к Цылюрикову - А ты не наезжай на шамана понапрасну. Он всё правильно предсказал, написал: сильная болтанка - была сильная болтанка. Прогнозы читать нужно, а не только на них расписываться!
  Спорить с начальником майор не стал. Он бросил на меня ненавидящий взгляд и выскочил из комнаты. Васильченко подписал прогноз на полёты.
  - Если я правильно понял, то в ближайшие полчаса загремит и польет? - спросил он.
  - Так точно, товарищ полковник, сегодня уже без перспектив. Если бы разведку провести на час раньше, тогда бы могли успеть, а сейчас... - я безнадёжно развёл руками. В это время на улице раскатисто громыхнуло. Причем, где-то очень близко, потому что одновременно сверкнула молния.
  - Ну что, тогда будем потихоньку сворачиваться! - Васильченко снял телефонную трубку - "Маятник", "Завивку"[49] прошу.
  Но не успел он закончить разговор с командиром полка, как в комнату, размахивая летным шлемом, ввалился растрепанный Цылюриков. Волосы майора стояли дыбом, куртка была в грязи, рукав разодран.
  - Ты! - завопил он, направив на меня руку со шлемом - Товарищ полковник, он меня убить пытался! Молнией, как и угрожал! В дерево! Оно упало рядом, вот и рукав разорван! Ещё бы пара сантиметров, и на голову!
  
  
  45.
  
  
  История эта, вопреки логике, получила свое продолжение. Что и неудивительно! Ведь её окончание в прямом эфире слышал командир полка. И назначил комиссию для разбора конфликта.
  В понедельник утром меня вызвали в кабинет, где кроме Васильченко и хорошо знакомого мне комэска-4 Рыжикова находился назначенный председателем комиссии замполит полка подполковник Воробей.
  - Здравия желаю, разрешите? - спросил я, приоткрыв дверь.
  - Проходи! - замполит с трудом прятал в усах улыбку, - рассказывай, как ты покушался на жизнь и здоровье командира эскадрилии?
  - Товарищ полковник! Неужели майор Цылюриков официально выдвинул такое обвинение. Это же бред?
  - Нет, официально он обвиняет тебя в угрозах его жизни и здоровью. Но показания свидетелей не в его пользу. Только вот какая петрушка получается - замполит сделал небольшую паузу, - вчера пришёл приказ об утверждении его в должности комэска-6 и присвоении очередного воинского звания подполковника. Он, да и ещё некоторые, могут посчитать это наградой за случившееся. Но мы не можем наградить тебя для симметрии, чтобы никто не брал с него пример, - Воробей театрально развел руками, - Поэтому мы тебя накажем! Но накажем так, чтобы, во-первых, это не было напрямую связано с самим конфликтом, и, во-вторых, чтобы всем стало понятно, что это наказание - на самом деле, награда. Я с командиром это уже согласовал. Жди!
  - Я могу быть свободен?
  - Да, иди работать. А через два дня в полку подведение итогов. Прибудешь на него вместе с командным составом. Тебя сменит Иванов.
  Я откозырял и вышел из кабинета. Отходя от закрытой двери, я услышал дружное ржание трех подполковников. Интересно, что они придумали?
  Подведение итогов проводилось в конце каждого месяца и длилось обычно три дня. Но сегодня - особый случай. Начинается новый учебный год. Через две недели прибывают курсанты, а потому длиться всё будет десять дней и сопровождаться каждодневной строевой подготовкой. Вот и сегодня, сразу после завтрака, офицеры торчали на плацу, выстроившись правильным квадратом. По краям лейтенанты, ближе к центру старлеи и капитаны, майоры и подполковники в середине. Строевые занятия проводит сам командир полка. Четыре часа шагистики, кошмар!
  - Полк, равняйсь, смирно! - голос у нашего командира громкий, выдаюшийся голос, - шагом, марш! Раз, раз, раз, два, три! На месте стой! Раз, два! Лейтенант Серов! Выйти из строя!
  - Есть! - я сделал два шага вперед и замер.
  - Вы когда-нибудь где-нибудь видели, как ходят строевым шагом!? А, Серов? Может по телевизору или ещё где?
  - Так точно, товарищ командир, по телевизору - видел!
  Полковник скривился, как от зубной боли.
  - Значит так, Серов! Чтобы я тебя больше на строевых занятиях не видел! Никогда! До самого увольнения в запас! Ты меня понял! Вон отсюда!
  Я взял под козырек и удалился с плаца под зависливые взгляды сослуживцев. Ну замполит, ну змей! Это же надо додуматься до такого наказания! Цылюрикова сейчас прямо на плацу удар хватит!
  Но это было ещё не всё. В помещении метеослужбы меня ждал Дед.
  - Александр, - сказал он мне после того, как мы поздоровались, - я слышал, тебя комполка от занятий отстранил, так вот, чтобы ты без дела не болтался, тебя решено послать в командировку. Так что, ноги в руки и дуй в управление. Там тебя начштаба ждет. И не забудь поблагодарить, маршрут командировки - его идея!
  Я уже ничего не понимал. Какая командировка, за что благодарить? Но приказы начальства нужно выполнять.
  - Разрешите, товарищ полковник! Лейтенант Серов по вашему приказанию прибыл!
  - Держи! - начштаба протянул мне заполненное командировочное - тебе надлежит приобрести для штаба полка цветные карандаши. Поскольку в магазинах нашего города их нет, придется проследовать за ними в Москву. Срок исполнения - неделя. Карандаши вручишь мне лично, все десять коробок по двенадцать штук в каждой. Чек в магазине взять не забудь, без него финчасть денег не выдаст. Ну, а уж дорога туда и обратно - за свой счет. К концу итоговой проверки как раз успеешь вернуться. Иди, тебе до поезда полтора час осталось! И лучше в гражданке поезжай, патрули в Москве - злее цепных собак, а ты на офицера похож, как рыба на бульдозер!
  - Есть! Спасибо вам!
   - Беги, тебе еще переодеться успеть надо!
  
  
  46.
  
  
  В университет я попал без проблем. Для человека, который проучился в нём пять лет, пропускной режим - понятие условное; существуют десятки уловок, чтобы его обойти. В общежитии для старшекурсников геофака нашел знакомых ребят и договорился о ночлеге. Теперь нужно заскочить на свою кафедру, узнать последние новости. Заодно и о себе информацию оставить.
  Но до кафедры я не дошел. Потому, что в лифтовом холле почувствовал легкий хлопок по плечу и услышал хорошо знакомый голос Михельсона.
  - Здравствуйте, Александр! Мне говорили, вы в армии.
  - А я в армии, но сейчас в командировке в Москве.
  - Сильно торопитесь? А то у меня сейчас "окно", заходите поболтать.
  - С удовольствием, я никуда не спешу. У меня ещё пять дней, а дело на два часа, не больше.
  - Честно говоря, я представлял себе армейскую службу несколько иначе. Кто это вам такую командировку организовал?
  Я рассказал об истории с молнией.
  - И что интересно, Алексей Исаакович! Ведь в этом деле участвовали десятки людей. Свидетели происшествия, начальники полкового звена и ниже! А у Цылюрикова тесть - генерал, в Генштабе служит, с ним ссориться никому не выгодно! Сколько же хороших людей везде! Так почему же Цылюриковы в нашей стране процветают? Я этого понять не могу!
  - А что тут понимать-то? Они везде процветают. В других странах тоже. Цылюриковы любой власти полезны. Потому что всегда знают, какова сегодня генеральная линия. И всегда готовы её поддерживать. И получать за это много всяческих благ. Но вы ведь не хотите такого успеха, как у них?
  - Нет, что вы! Лучше уж бичевать[50]!
  - Вот и я примерно так думаю! А они постепенно вымрут, как кистеперые рыбы, если мы окажемся жизнеспособнее с точки зрения эволюции. Вон Гена Лущенко, в аспирантуру поступая, всех конкурентов оббегал, всем рассказывал, как сильно именно ему в этом году нужно туда попасть. Двух девушек даже уговорил забрать документы. И что? Срезался на специальности! А это - как в спорте пожизненная дисквалификация. И Цылюриков рано или поздно нарвётся! Так что бичом становиться не надо, лучше вместо этого купаться в славе и успехе, но без их подлостей. Процветать весело и заразительно! Чтобы все Цылюриковы от злости зубами скрипели!
  В этот момент открылась дверь. В кабинет вошла невысокая стройная блондинка в синем платье. Что-то в ней показалось мне знакомым, но вот что? Если бы раньше встречались, я бы её точно не забыл. Везёт Михельсону! Везде его окружают красивые девушки!
  - Светлана, - сказал Алексей Исаакович - напоите гостя чаем и разговором займите, пока я с лекции не вернусь. Я на вас надеюсь!
  Красавица молча кивнула и начала доставать из шкафа чайные принадлежности. Господи! Да это же Светка Пухова. Как она похудела! И похорошела! Обалдеть!
  - Света, а ты на кафедре или в аспирантуре? - спросил я.
  - На кафедре, у мамы под боком. Тебя-то каким ветром сюда занесло? Ты же в армии служишь?
  Я рассказал про командировку.
  - Слушай, Света! Ты случайно не в курсе, где в Москве сейчас самые карандашные места, а то боюсь, что универсальный треугольник ГУМ-ЦУМ-"Детский Мир" в данном случае может не сработать.
  Светлана потерла пальцами лоб.
  - В Центральном военторге стоит посмотреть, - задумчиво произнесла она. - Есть ещё очень неплохой магазинчик на Курской, но надежнее всего - позвонить в справочную Мосторга. Там подскажут, в каких магазинах чешские цветные карандаши (кохиноры) продают, они сейчас - самые лучшие.
  - Да, наверное, ты права, но до справочной дозваниваться - это не один час. А занимать столько чужой телефон, да ещё и рабочий - свинство. Михельсон мне этого не простит. Из автомата - тоже не получится. А в общаге я - на птичьих правах, там мне к аппарату лучше вообще не подходить. Так что придется ножками-ножками.
  - Слушай, я сегодня здесь уже закруглилась. Сейчас домой еду работать. Если хочешь, можешь от меня позвонить. Я на Бакинских Комиссаров живу. Здесь недалеко, на метро пару остановок.
  - А это удобно? Я там никому не помешаю?
  - Мне ты точно не помешаешь, а больше там и нет никого. Родители на конференции, бабушка на даче. Ну что, поехали? Там и чаю попьешь? А Михельсону записку напишем, что я тебя украла и обещаю завтра вернуть.
  С Михельсоном в этот приезд я больше не виделся. В общежитии тоже не появился. Через пять дней я отъезжал от Киевского вокзала, не замечая ничего вокруг, кроме стройной фигуры, машушей мне рукой с медленно удаляющейся платформы.
  Но это уже совсем другая история...
  
  
  Часть II
  
   Исход
  
  1.
  
  Из блаженной глубины сна меня выдернула переливчатая трель телефона.
   - Да, слушаю, - пробормотал я спросонья.
  - Извини, Саша, что беспокою, - послышался в трубке знакомый голос Михельсона, - но до утра это не ждёт. Мне только что сообщили, что деньги за аренду ушли из института всего неделю назад. К понедельнику они будут на месте, но хватит их теперь только на оплату двух вертолётных дней. А программу биологов урезать нет никакой возможности. Придумай там что-нибудь, ладно.
  - Хорошо, Алексей Исаакович. Я постараюсь.
  - Да уж, постарайся! А то нам - совсем труба.
  - Больше никаких новостей?
  - А тебе этих мало?
  - Да нет, вполне достаточно.
  В экспедициях я уже бывал неоднократно. Сначала студентом, затем научным сотрудником, сейчас замом начальника, но с таким сюрпризом столкнулся впервые. А всё перестройка, будь она трижды проклята! И ведь как всё здорово начиналось: молодой генсек, говорит без бумажки, зовёт к гласности, свободе печати, улучшению жизни, инициативе масс.
  Мне всё это аж до самой антиалкогольной компании нравилось. А потом прозвучал первый звоночек - комсомольское собрание, посвящённое борьбе с пьянством. Резолюция, в которой по предложению руководящих товарищей записали "...а за употребление спиртных напитков будет следовать только одно наказание - автоматическое исключение из комсомола". При голосовании только я был "против", все остальные "за". У нашего секретаря тогда чуть глаза на алую скатерть не вывалились: о том, что я (по российским меркам) трезвенник, знало всё управление. Естественно, от меня потребовали объяснений, и не с места, а с трибуны. Ну, я и объяснил!
  - Дорогие товарищи! - Начал я свою речь. - Мы здесь все друг друга хорошо знаем. Через несколько дней наша страна отмечает большой всенародный праздник. Я попрошу вас, только честно, пусть поднимут руки те, кто в этот день не выпьет ни грамма спиртного.
  Медленно обвожу глазами зал. Ни одной поднятой руки.
  - Благодарю вас за внимание и честность! Разрешите откланяться?
  Я схожу с кафедры и направляюсь к выходу.
  - Стой, куда!? - мгновенно охрипшим голосом кричит секретарь, - собрание тебя не отпускало!
  - Какое собрание? - удивляюсь я.
  - Собрание нашей комсомольской организации!
  - Так её ж уже нет, всех из комсомола исключили. Автоматически!
  Столько времени прошло, а всякий раз, когда нужно проявить находчивость, я этот случай вспоминаю. Он у меня теперь стал чем-то вроде талисмана. Там находчивость проявил, и впредь не оплошаю!
  Я встал с кровати и включил настольную лампу. Сон мне уже перебили, но это не страшно. Это даже хорошо - можно сразу начинать поиск решения. Срок у меня - до утра понедельника. Сейчас пятница. Нет, по местному времени - уже суббота. Я достал из дипломата карту месторождения и план исследований. Биологи наметили себе 4 точки приземления в сосновых рощах у больших озёр. Остальная местность - пятый бонитет[51]. Там им смотреть нечего. Это можно сделать за день. Ещё полдня нужно болотоведу на общий облёт территории, он с Тюменской областью ещё дел не имел, диссертацию писал по Мещёре. Но его можно с другими запараллелить.
  А вот что делать с поиском зимовальных ям? Это семь вертолётных дней, как минимум. Потому их "на всё про всё" и планировалось десять. Урезать гидрологию нельзя ни в коем случае, мы ж под флагом Союзгипроводхоза работаем, да и рыба для хантов - второй продукт после оленины. Если в ОВОСе[52] не будет качественного гидрологического раздела, нас с Михельсоном начальство на ремешки порежет. Значит нужно придумать, как сократить время на исследования, не уменьшая программы.
  Полдня-день нужны на осмотр озёр с вертолёта. Потом на 6-8 наиболее перспективных высаживается группа с лодкой и мерным шестом. Ямы картируются, измеряется их максимальная глубина. По одному дню на озеро, быстрее - никак.
  У нас вся программа вокруг этих ям построена. Что может ускорить процесс? Эхолот, измеряющий глубину прямо с вертолёта! Но его у нас нет. Его, быть может, вообще в природе не существует. Разве, у вояк только. В ВМФ, в смысле. На тех вертолётах, что подводные лодки в океане выслеживают. А всё-таки, допустим, что мне с неба упал такой уникальный прибор. Тогда можно совместить осмотр с измерениями. В этом случае мы в два дня укладываемся. Вот только чем мне этот выдуманный эхолот заменить? Тросом с грузиком! Его с вертолёта опустить можно. Но как значения глубин на тросике дистанционно отмечать? Да, задачка! Стоп, а как измеряли глубину наши предки? Обычным лотом. Человек понимал, что грузик опустился на дно по уменьшению силы натяжения троса. Если поставить на трос подвижный поплавок и стопор, который будет останавливать движение верёвки сквозь поплавок после достижения грузиком дна водоёма, то мы получим механизированный лот. А если придумать фиксатор, препятствующий обратному движению поплавка при подъеме троса, то можно будет работать прямо с вертолёта! Вот только крепление фиксатора поплавка наверняка сорвёт струёй воздуха от винтокрылой машины. Это если он будет снизу от поплавка, или внутри него. А если сверху? Если их между собой не скреплять? Тогда всё сходится!!! Вот только это - теория! А мне к понедельнику нужен работающий прибор. Что ж, нужен - значит будет!
  Я выключил свет и свалился на койку. Теперь можно спать, всё остальное - завтра. Ночью магазины не работают.
  Но заснуть сразу не удалось. Одно за другим начали накатывать воспоминания: как меня во времена армейской службы в одну из московских командировок отловил зав. военной кафедрой геофака подполковник Петров и они в компании с профессором Жуковым (руководителем моего диплома) настояли, чтобы я подал заявление в аспирантуру.
  Я, честно говоря, не ожидал, что наш нарочито грубоватый "вояка" так близко к сердцу воспримет моё желание ознакомиться в армии с лучшими достижениями военных метеорологов, чтобы в дальнейшем улучшить качество моделирования атмосферных процессов. А он, как выяснилось, поддерживал связь с Дедом (начальником метеослужбы нашего полка) и постоянно интересовался у него моими успехами. Но и это ещё не всё: пока я "топтал сапоги", он вышел на Жукова с идеей: помочь молодому специалисту, а потом они вместе договорились в ЦАО[53] и ГосНИИГА[54] о финансовом обеспечении и всяческой поддержке будущей разработки математических моделей струйных течений. Как выяснилось, тему эту они двигали специально "под меня". И их энергичные усилия увенчались успехом.
  Ну, что мне оставалось делать? Не мог же я сообщить этим пожилым энтузиастам (а наш подполковник оказался ещё и кандидатом наук, причем из тех, про которых принято говорить "без пяти страниц доктор") что уйти в армию меня вынудили иные обстоятельства, с наукой совершенно не связанные. Оставалось только благодарить и лезть вон из кожи, пытаясь соответствовать. Единственное, от чего мне удалось отбояриться, так это от очного обучения.
  Сразу же после окончания службы я устроился работать в АМСГ[55] аэропорта Шереметьево (здесь иногородним синоптикам давали общежитие) и поступил в заочную аспирантуру МГУ. А там как раз страну накрыла антиалкогольная компания, потом, после памятного комсомольского собрания, была ещё более памятная политинформация, на которой мне задали провокационный вопрос: есть ли инфляция при социализме? Я не только подтвердил её наличие, но и произвел несложные расчёты величины инфляции по простейшей потребительской корзине. Конечно же, мне было известно, что в коллективе из тридцати человек обязательно найдётся хотя бы один "стукач", но как-то надоело уже их опасаться. И ведь всё завертелось тогда "по-взрослому", несмотря на идущую полным ходом перестройку. Спасло меня только то, что наличие инфляции в Советском Союзе признал в своей речи Горбачёв. Только после этого от меня отстали "компетентные товарищи" и партийные работники. Но зато вдруг начали возникать проблемы с госструктурами: ЦАО и ГосНИИГА прекратили поддерживать мои исследования, как бесперспективные; их оценку тут же подтвердил Госкомгидромет. А тут ещё тяжело заболел профессор Жуков, и я стал на кафедре никому не нужен. Зато на меня тут же вышли представители неформалов. Очень скоро всё свободное время я посвещал уже не науке, а организации независимых профсоюзов, участию в митингах и демонстрациях, распространению негосударственных газет и прочего самиздата. Из аспирантуры я ушел в академический отпуск, а потом так из него и не вернулся.
  Через полгода уехал в загранкомандировку начальник Шереметьевской метеослужбы, и трудовой коллектив потребовал у руководства ГАМЦ[56] провести выборы, как полагалось по закону. Что тут началось! "Выборы нового барина в деревне Непутёвка"[57] в чистом виде. И что самое обидное, я во всё это вляпался по самое "не хочу". В курилках, под лестницами и на кухнях смелыми были все, а с начальством спорить мало кто хотел. На переговорах с руководством ГАМЦ я чаше всего в одиночку отдувался.
  Ну и результат не заставил себя ждать. Мы проиграли. Начальство продавило своего ставленника без всяких выборов, и все умылись. А меня за каким-то чёртом потянуло на принцип. Я в тот же день, как состоялось назначение, подал заявление "по-собственному". Вылетел с работы, и из общаги тоже. Ну, с работой мне Михельсон помог. Он в это время из университета уволился и прочно сидел на ОВОСах в своём Союзгипроводхозе. Да ещё и два малых предприятия при нём шустрили. Вот в одно из них он меня и устроил.
  А с жильём - с тех пор по съёмным комнатам мыкаюсь. И чем дальше, тем дороже мне это удовольствие обходится. Хорошо, хоть плачу в последнее время по фактическому проживанию. То есть, пока в экспедиции, счётчик не крутится. Зато ремонтные работы (электрика, сантехника, двери, окна, и всё прочее) на мне. Но это, при наличие рук, растущих, откуда им положено, не проблема. Да и не старичкам же пенсионерам всем этим заниматься, а ЖЭК по бесплатной заявке так исправит, что мало не покажется.
   И ещё моих пожилых хозяев греет мысль, что, приютив бездомного инженера, они способствуют становлению демократии. Тоже ведь на митинги ходят. А потому всячески мою тягу к гласности поддерживают. Хорошие они люди. Жаль только, что одинокие.
  Последнюю мысль я додумывал уже сквозь пелену надвигающихся сновидений. Додумал и отрубился...
  
  2.
  
  Рассвет сообщил о своём наступлении характерным для нашей гостиницы шуршанием. Это совершали утренний моцион бесчисленные орды тараканов. Я приоткрыл глаза и взглянул на потолок. Торные дороги остались практически там же. Периодически то в одном, то в другом месте комнаты с потолка срывались коричневые продолговатые комочки и с едва уловимым хрустом шлёпались на пол. Но на кровать они не попадали. Она была с вечера выставлена на середину комнаты с таким расчётом, чтобы над ней не проходили основные магистрали тараканьих трасс. "По суше" добраться до меня насекомые тоже не могли - ножки кровати стояли в заполненных водой жестяных банках из-под селёдки. Четыре ножки - четыре банки.
  Перед тем, как сунуть ноги в кроссовки, я вытряхнул из них представителей местной фауны. Затем наступила очередь освободить от их навязчивого присутствия джинсы и рубашку. "Хорошая гостиница, - подумал я, - ни блох, ни клопов, ни вшей".
  Через час я уже топал по улицам Когалыма в сторону ближайшей окраины. Мне нужна была свалка. Там я надеялся найти грузило и поплавок для своего механического лота. Часам к одиннадцати мне удалось отыскать массивную трапециевидную железяку с проушиной. В качестве поплавка я решил использовать кусок плотной пенопластовой изоляции для труб большого диаметра, куски которой были разбросаны вдоль всей дороги, ведущей к гостинице. Отверстие в поплавке проковырял перочинным ножом.
  Теперь осталось купить верёвку и изготовить стопор. Засунув грузик и поплавок в рюкзак, я двинулся в обратный путь. Хозяйственных магазинов по дороге в гостиницу попалось четыре. Полиэтиленовые крышки, из которых я собирался делать стопоры, удалось купить сразу, а вот верёвки везде были тонкие и синтетические. Только в последнем магазине оказалась нужная: пеньковая, армированная для прочности капроновыми нитями, в палец толщиной. И длина подходящая - 25 метров. Но цена!? Для себя бы я её ни за что не купил. Но для дела... Я тут же в магазине прорезал в одной из полиэтиленовых крышек крестообразное отверстие. Опробовал, как ходит в нём верёвка, и с каким усилием стопорится. На первый взгляд всё было идеально, и я полез в карман за деньгами. Кроме верёвки приобрёл ещё черную матерчатую изоленту (чтобы установить на лот маркеры через каждый метр глубины) и метровую деревянную линейку. Теперь осталось только собрать и опробовать прибор. А уж как уговорить вертолётчиков на эту авантюру, об этом пусть у Михельсона голова болит.
  Прибор, не имеющий мировых аналогов (за ненадобностью), я смастерил уже после обеда на берегу ближайшего водоёма. Развлёк местных рыбаков. Одного даже уговорил использовать для испытаний его резиновую лодку. Как ни странно, всё работало.
  В воскресенье я изготовил ещё четыре стопора. И повторил испытание прибора в присутствии прилетевшего из Москвы Михельсона.
  - Это приспособление позволит нам за один день измерить максимальные глубины семи, а то и десяти крупнейших озёр, но где искать впадины - определять вам, - сказал я, когда мы вернулись в гостиницу.
  - С этим-то как раз проблем нет, эти места я по цвету воды и видимости дна запросто найду, - ответил он уверенно.
  - А насколько важны эти ямы? Что-то мне сомнительно, что в трех-пяти, пусть даже семи небольших впадинках может зимовать вся рыба с такой громадной территории.
  - Не забивай себе голову всякой ерундой! Я тоже не ихтиолог, но в программе исследований есть пункт: определить наличие на территории месторождения зимовальных ям и нанести их на карту. Значит нужно это сделать! А будет ли лучше природе от того, что их дополнительно защитят от возможных аварий - это уже не наше дело! - ответил Михельсон.
  С ним трудно было не согласиться.
  - Ты вот лучше скажи: сможешь опускать и поднимать эту штуковину, сидя на краю порога со свешенными вниз ногами? Ведь обе руки будут заняты, держаться за вертолёт нечем, - спросил он меня, и тут же добавил, - потому что я на такой подвиг не способен.
  - Всё будет нормально! - успокоил я его, - высоты я не боюсь, да и ремень в джинсах прочный, привяжем к нему верёвку, страховка будет - высший класс.
  Уж не знаю, как, но Алексею Исааковичу удалось уговорить вертолётчиков на эту авантюру. Я в это время встречал тюменский авиарейс. Прибывали последние участники нашей экспедиции.
  Во вторник утром мы с Михельсоном вылетели на измерения. Он выбирал точку зависания, я опускал лот. Результаты измерений наносили на карту во время перелёта к следующему озеру. До вечера успели обработать всю территорию.
  
  3.
  
  Честно говоря, есть у меня одна идиотская особенность: когда ситуация требует максимального сосредоточения на какой-либо проблеме, я не замечаю вокруг ничего, что напрямую с этой проблемой не связано. Зато когда задача уже решена, окружающая действительность прорывается сквозь психологический барьер, вводя ошеломлённого меня в самый настоящий ступор обилием новой информации, которую в нормальном состоянии любой человек (и я в том числе) давным-давно уже заметил бы.
  Вот и сейчас, вернувшись в гостиницу, я обнаружил, что со мной, как со старым знакомым, поздоровались две миловидные женщины лет тридцати или чуть меньше.
  - Кто такие? - шепнул я Михельсону, когда дамы удалились на достаточное расстояние.
  - Ну, ты даёшь! - удивился Алексей Исаакович, - это же наши биологи из Тюмени, я тебя с ними вчера знакомил. Та, что потемнее - Наташа. А блондинку Ольгой зовут. Ты действительно забыл, или придуриваешься? Гляциологи у нас те же, что и в прошлый раз, университетские. А болотоведа ты вчера сам в аэропорту встречал. Его то хоть помнишь?
  - Помню, что зовут Дмитрием. Взгляд помню: умный и значительный. Остальное в голове не отложилось.
  - Ну, уже прогресс! А то я думал, что и с ним тебя нужно будет по второму разу знакомить.
  Михельсон, конечно же, в курсе особенностей моей памяти, но привыкнуть к ним никак не может. Сам-то он ничего не упускает из текущих событий. Не то, что я.
  Вечернюю планёрку ГИП[58] и, по совместительству, РЭкс[59] организовал в форме вечернего чаепития в шестиместной комнате, которую занимали наши дамы. Все три стола мы сдвинули на середину, расстелили на них карту исследуемой территории и приступили к обсуждению программы завтрашних полётов. Выделенный для работы Ми-8 с лёгкостью вмещал в себя всю нашу экспедицию вместе с её основным и дополнительным оборудованием, а потому обсудить нужно было только маршрут движения и очерёдность посадок.
   Михельсон одного за другим опрашивал всех участников совещания, помечая на карте месторождения точки отбора проб и места высадок групп специалистов. После того как все высказались, он подвел итог совещания:
  - Территория месторождения сильно вытянута с севера на юг, поэтому маршрут начинаем от крайней юго-западной точки, где берём пробы растительности для биологов, и последовательно продвигаемся к месту последней посадки на северо-западе. Здесь мы с Дмитрием и Александром уходим в обзорный двухчасовой маршрут по болоту, а все остальные приводят в порядок записи и просматривают пробы. Если что-то потребуется доделать или переделать, сообщите мне об этом перед вылетом в обратный путь. Не забывайте, что завтрашний вертолётный день - последний.
  Михельсон сделал паузу и внимательно осмотрел комнату.
  - Если всё ясно и вопросов нет, то можем на этом закончить.
  Вопросов не было. Все разошлись по комнатам готовиться к завташнему дню. А мне делать было абсолютно нечего. Нужные для обзорной климатической части данные наблюдений местной метеостанции я скопировал ещё в прошлую среду. Расчётная глава ОВОСа, в которой моделировалось распространение различных загрязнителей, выполнялась стандартной компьютерной программой "Эфир-6". Эта часть отчёта была сделана ещё до отъезда из Москвы.
  О билетах на обратную дорогу мне тоже не надо было беспокоиться: в первый же день я взял купейный до Тюмени на конец текущей недели. Почему не самолётом? Так нет ещё пассажирских авиаперевозок из Когалыма. Это сюда нас без проблем доставили служебными рейсами нефтяники, заинтересованные в максимально быстром начале полевых исследований. Обратно каждый будет выбираться, как сумеет. На место в служебном самолёте может претендовать только Михельсон, как глава экспедиции.
  Чтобы не мешать соседям по комнате готовиться к завтрашним полётам, я решил прогуляться по городу. Но бродить по пустым улицам было скучно, да ещё и комары, как на грех, разлетались не на шутку. Вернувшись в гостиницу, я в коридоре наткнулся на Михельсона.
  - У тебя инструмент есть какой-нибудь? - спросил он меня, - одна из вертушек[60] "тормозит", засорилась, наверное. Нужно разобрать и прочистить.
  - Кое-что есть, сейчас принесу.
  Я заскочил в комнату за инструментами и, собрав всё, что было в один полиэтиленовый пакет, поднялся в "люкс" руководителя экспедиции. Этот двухкомнатный номер с персональным санузлом, телефоном, холодильником и телелевизором был мне хорошо знаком. До прибытия Михельсона его занимал я. С одной стороны, так нам было проще поддерживать связь, с другой - он получал гарантию того, что любимый номер никому не отдадут. Очень уж трепетно Алексей Исаакович относится к качеству жизни. А по мне: сверху не капает - уже комфорт, а если ещё и температура положительная - то, вообще, уют. Ну, а тараканы - они во всех номерах одинаковые.
  С вертушкой мы прокопались до ночи. Прочистили, смазали, собрали, опробовали в ванной. И я отбыл в свою трехкоечную "пещеру".
  
  4.
  
  К утреннему служебному автобусу я подошёл одним из последних. Нет, к "поздним пташкам" меня отнести нельзя: сколько себя помню, всегда был "жаворонком". Просто ещё с вечера Михельсон меня предупредил, что нужно помочь биологиням стащить вниз их оборудование. А женщины, они и в экспедиции женщины: стоит только появиться тягловой силе, багаж вырастает до полного заполнения её физических возможностей. Сразу выясняется, что есть ещё много всякого-разного, что всенепременно нужно взять с собой. Оля и Наташа не были исключениями из этого правила, а потому из дверей гостиницы я вышел обвешанный двумя рюкзаками (один спереди, второй сзади), двумя дорожными сумками (на ремнях по бокам) и с четырьмя полиэтиленовыми пакетами в руках.
  Хорошо, что, спускаясь по ступенькам, я смотрел под ноги, а то бы обязательно свалился. Оля, та чуть с крыльца не полетела. Хорошо, что Наташа её за руку придерживала. А виновен во всём был наш болотовед: Дмитрий стоял у двери автобуса живым воплощением исследовательского духа. Именно так мог выглядеть бог научного поиска и полевых наблюдений. На ногах - камуфлированные болотники (я даже и не знал, что такие существуют в природе) и защитного цвета брюки, изукрашенные трафаретными рисунками хвощей и папоротников с десятком карманищ, карманов и малюсеньких карманчиков. Того же цвета, тона и рисунка была и щеголеватая куртка-энцефалитка[61]. Дополняли композицию элегантная шляпа с откинутым наверх шёлковым накомарником, цейсовский бинокль в фирменном футляре и кожаная планшетка с таким количеством "прибамбасов", что от них у меня зарябило в глазах. Очки в роговой оправе были те же, что и вчера. Они придавали лицу Дмитрия такую значительность, что мне сразу захотелось снять пред ним шляпу. Но шляпы всё равно не было, да и руки оказались заняты.
  На фоне такого великолепия даже элегантный Михельсон казался тусклым и обыденным. Впрочем, Алексей Исаакович не обратил никакого внимание на то, как сразу же выгнули спинки и "подобрались" наши дамы, как тайком стали посматривать в дорожные зеркальца и подправлять косметику. Оглядев всех присутствующих, руководитель подал команду загружаться.
  Вертолёт ждал нас на том же месте, что и вчера.
  - Ну, а сегодня что? Самодельный парашют будешь испытывать? - спросил меня Михаил Антонович, командир экипажа Ми-8.
  - Это уж как начальство велит... - отшутился я.
  Михельсон остался обсуждать с ним маршрут, а я залез в салон и разгрузился. Сразу стало легче дышать, да и двигаться тоже.
  Всю первую половину дня я был "на подхвате" у коллег: помогал Михельсону измерять скорость течения рек и речушек, таскал за биологинями сумки с аппаратурой и делал им спилы стволов деревьев. К двум часам дня мы добрались до конечной точки маршрута. Там основная часть народа осталась у вертолёта обедать и приводить в порядок записи, а мы с Михельсоном и Дмитрием пошли прогуляться по обширному болотному массиву. Обед захватили с собой "сухим пайком".
  - Ну, какое же это болото? - через полчаса сказал Дмитрий, - наверно карта неточная. Мы же идем по обычному лугу: трава, мелкий кустарник.
  Михельсон скосил в его сторону хитрые чёрные глазёнки.
  - Давайте пообедаем! - сказал он, - а заодно я покурю спокойно.
  Он раздал нам кружки и бутерброды, неторопливо отвинтил крышку термоса. Разлил напиток по ёмкостям. Нет, что ни говори, а горячий чай на природе - это здорово! Когда все закончили жевать, Алексей Исаакович убрал кружки с термосом в сумку и вытащил карту.
  - Посмотри, Дима, куда дальше будем двигать, мы же этот обзорник для тебя замыслили, тебе и выбирать.
  Болотовед наморщил лоб и уставился в карту, а мы с Михельсоном незаметно от него поддернули вверх ботфорты болотников. Ещё минута, и ещё... Есть! Дима выронил карту и взлетел в воздух. Он недоумённо вращал расширенными от удивления глазами и не мог понять, что происходит. Мы стояли по колено в холодной воде посредине небольшого озера. Так метров 70-80 в диаметре. Карта в воду шлёпнуться не успела, её Михельсон подхватить успел. Вот так! А проторчи мы наподвижно ещё полчасика, были бы в воде по пояс, и размер озера вырос бы метров до трёхсот. Вот такие они, западносибирские болота!
  К вертолёту шли напрямик. Воду из сапог Дима выливать не стал, говорить с нами он тоже не хотел. А когда через лес вышли к месту стоянки, обиженный болотовед сразу же перешел на бег. Увидев, что мы возвращаемся, коллеги стали потихоньку грузиться в салон, а пилот запустил двигатель. Сначала раскрутился на полную катушку хвостовой винт, затем начал медленно вращаться центральный. Рёв двигателя всё усиливался.
  Дима мчался к стоянке по кратчайшей траектории, и ... что-то мне в ней не нравилось.
  - Сворачивай!!! - заорал Михельсон.
  И только тут я сообразил, что Дима бежит прямо на ставший невидимым из-за набранной скорости хвостовой винт. Но грохот двигателя заглушил начальственный окрик. Тогда Михельсон рванулся вперед, размахивая на ходу руками, как слетевший с катушек богомол. У вертолёта народ заметил его бурную жестикуляцию. Но даже если сообразили, в чем дело, остановить Диму у них уже нет физической возможности. Он в двух шагах от гибели и стремительно летит ей навстречу. Ещё секунда и ...
  И в этот момент шум пропал. Очевидно, от волнения у меня заложило уши. Движения всех участников стали стремительно замедляться. В висках застучали удары колоколов. Я представил себе, как Дима ударяется о прозрачный барьер и отлетает на шаг назад, затем я мысленно хватаю его за воротник энцефалитки и протаскиваю на пару метров вбок, чтобы увести с опасной траектории. В глазах темнеет, горло перехватывает спазм...
  Вместе с солнечным светом ко мне из мрака возвращаются грохот винтов и отчаянная жестикуляция Алексея Исааковича. Только теперь он яростно молотит кулаками воздух и орёт что-то плохо слышное, но явно матерное. Дима подбегает к пассажирской двери Ми-8 и начинает недоумённо озираться по сторонам. Из кабины к нему бежит разъяренный Михаил Антонович. Михельсон тоже ускоряет шаг. То ли он спешит спасти своего сотрудника от ярости первого пилота, то ли собирается присоединить начальственный рык к праведному гневу вертолетчика.
  А я бреду вперед, с трудом передвигая ноги. Кажется, что на мои плечи лёг небесный свод. Тяжелый он оказывается, зараза! Что со мной произошло, не знаю, но кое-какие догадки имеются. Вот только очень уж пристально на меня смотрит Наташа. Нехорошо это. Нелогично. Ей бы лучше сейчас на Диму глядеть. Он должен быть в центре внимания. Не я.
  
  5.
  
  Всю обратную дорогу я молча сидел в углу. Но когда прилетели, вынужден был активизироваться. Не одному же Михельсону ситуацию теперь разруливать?
  Служебный автобус довёз нас до гостиницы. Вышли все, кроме водителя, членов экипажа, Михельсона и меня. Потом мы докатили до квартиры командира вертолёта (его жена уехала в отпуск, так что лучшего места для снятия стресса было не найти).
  Я, как самый молодой участник будущего застолья, побежал к универмагу за "огненной водой", а остальные остались готовить закусь и сервировать стол. К универмагу, в данном случае, - нужно понимать буквально. Самопальную бурду, заменяющую на Севере водку, продавали около входа в него с рук бойкие азербайджанцы. Внутри магазина та же бурда стоила уже в полтора раза дороже. Или столько же, плюс талон.
  Первую бутылку Алексей Исаакович расплескал по стаканам ещё до того, как я стащил с ног болотники и повесил на крючок штормовку.
  - Давайте выпьем за то, что всё обошлось, - сказал он, поднимая свою ёмкость, - а то меня всё ещё колотит.
  - Не тебя одного, - ответил Михаил Антонович, - я тоже до сих пор в ауте. Как вспомню, аж внутри всего передёргивает.
   Наша компания единодушно сдвинула тару на центр. Какое-то время ушло на заглатывание тёплой горьковатой жидкости, затем раздалось дружное похрустывание.
  - Огурчики у тебя, Антоныч, выше всяких похвал! - не переставая хрустеть, похвалил хозяина Михельсон, - сам маринуешь?
  - Жена увлекается. А я - только потребитель.
  - Ну, тогда следующий тост, - взялся за вторую бутылку Алексей Исаакович, - за хозяйку этого гостеприимного дома!
  Никто не протестовал. За хозяйку выпили стоя. Но двух разгонных порций Михаилу Антоновичу показалось мало, и он свернул пробку у третьей бутылки.
  - Третий тост предлагаю за то, чтобы оборвалась полоса всех и всяческих ЧП в нашей работе. А то вчера Степаныч, - он кивнул в сторону бортмеханика, - Александра к страховочному карабину не пристегнул, сегодня вообще, чуть этот придурок не располовинился...
  - Как не пристегнул? - поднял седые брови Михельсон. - Я же сам видел, пристёгивал он. И к поясу, и к карабину!
  - Так у нас два конца страховочных, - объяснил Сергей (второй пилот), - один он к поясу пристегнул, а второй к карабину. А то, что эти концы - разные, потом только ясно стало, когда мы их сматывать начали. Антоныч нас, когда это выяснилось, заставил такой порядок в вертолёте навести! Теперь каждая вещь на своём месте. Мы до часу ночи провозились, думали - теперь всё будет нормально. А оно вон как получилось...
  - А как получилось? - я решил повернуть направление беседы, а то уж больно мрачно они на мир смотрят. - Человек жив, даже не поцарапан! Это удача огромная! А вы: ЧП, ЧП!
  Все дружно закивали головами, морщины начали разглаживаться, глаза посветлели. Ну вот! Так-то лучше! А то устроили тут репетицию похорон...
  - Твоя правда, Юрьич! - Повысил меня до отчества хозяин дома. - Жизнь наша, конечно, не сахар! Но до общей ситуации в стране ей ещё далеко!
  Ну, слава богу! Теперь можно будет молча кивать, только изредка вставляя короткие реплики. Беседа вырулила на накатанную колею: экономика, политика, судьбы страны и мира. А я могу спокойно подумать о сегодняшнем происшествии.
  Из летчиков никто ничего не заподозрил. Михельсон, даже если и понял, как удалось предотвратить удар винтом по болотоведческой черепушке, ни за что не проговорится. А вот что смогла углядеть Наташа, и с кем она поделится своими впечатлениями и догадками - этот вопрос требовал быстрого ответа. Оказаться на кончике пера или шариковой ручки у её мужа-журналиста мне совершенно не улыбалось.
  Ладно, разберёмся. Сегодня вечером они с Олей собирались на вокзал за билетами. Не исключено, что одним поездом до Тюмени поедем. Там всё и выяснится. А сейчас инициативу проявлять нельзя. Если Наташа что-то заметила, это лишь усилит её уверенность в правоте подозрений. Кстати, какого чёрта она на меня пялилась, в то время, как все не сводили глаз с Димы? Нет, нужно всё-таки организовать поездку в одном вагоне, по-другому прояснить ситуацию не получится. Э-э-эх! Не было печали!
  Вот именно поэтому я и стараюсь не использовать, как бы это помягче, скрытые возможности организма. Потому что, сказавши "а", приходится затем говорить "б", "в" ... и так вплоть до "я". И дело даже не в том, что каждая минута работы паранормальных функций сокращает жизнь на дни, недели, а то и месяцы. С этим, как ни странно, можно смириться. Но с каждым разом опасность засветиться возрастает в геометрической прогрессии. А становиться живым экспонатом какого-нибудь закрытого НИИ мне ну о-о-очень не хочется.
  Поэтому я воспользовался подходящим моментом, чтобы сбежать из-за стола в маленькую комнату без окон, и под мелодичное журчание унитаза начал представлять себе идеальное развитие событий на вокзале. Вот Наташа с Олей подходят к кассе. Оля протягивает в окошечко стопку купюр. Кассирша произносит номера моего вагона и двух мест в моём купе. Я прокручиваю ситуацию в мозгу ещё два раза, для гарантии, дергаю за ручку сливного бачка и, помыв над раковиной руки, возвращаюсь к столу.
  Теперь остается ждать результата. Впрочем, за эту часть плана я не беспокоюсь. Что-что, а смещение вероятностей у меня получается великолепно. Гораздо лучше, кстати, чем ускоренная нейтрализация алкоголя. Впрочем, компания уже изрядно "на взводе" и мои нехитрые манипуляции с недоливом в свой стакан никто, кроме Михельсона, не замечает. Но он - лицо заинтересованное. Чем меньше я выпью, тем большую часть своей работы он завтра сможет на меня переключить. Да и до гостиницы сегодня нам добираться будет легче, если я сохраню относительную трезвость. Хорошо хоть подпольщики свою бурду почти вдвое против обычной водки разбавляют, а то все наши уже давно вырубились бы при таких лошадиных дозах.
  
  
  6.
  
  В купе мы оказались втроём: Оля, Наташа и я. Больше в нашем вагоне никого не было. В соседнем Дима вообще один едет. Не только в купе один, но и во всём вагоне. Биологинь эта ситуация очень сильно удивила и возмутила. Они билеты через посредника "по записке" брали. За две цены. А по госрасценкам в кассах на неделю вперёд ничего не оказалось. Новая экономика в действии, чтоб её...! Если водка - то вполовину разбавленная, если билеты - по двойному тарифу.
  Ехать предстояло почти сутки. Как только поезд тронулся, я вытащил из рюкзака книжку и открыл дверь купе.
  - Переодевайтесь, девушки! Когда можно будет вернуться, постучите в стенку, я в соседнем кубрике почитаю. Да, если вам вдвоём ехать удобнее, могу совсем туда перебраться, нужно только с проводником это обговорить.
  Ну вот, тему для беседы я им подкинул, времени "на поболтать" отпустил без ограничений, осталось только ушки настроить - и порядок. Если быть точным, то подслушивают обычно одним ухом. А для повышения слышимости прикладывают к стене тарелку. Резонатор такой своеобразный. Но мне в этом отношении проще. Я спиной к стенке прислонился и сижу. А спина постепенно форму меняет, и нервные клетки её перенастраиваются на приём звуковых колебаний. Можете себе представить ухо размером от затылка до ягодиц. Вот именно оно сейчас и начинает работать.
  - ... я бы его на Димку поменяла, но выселять не нужно, - услышал я постепенно усиливающийся голос Ольги, - а ты что скажешь, подруга?
  - Ну не выселять, так не выселять, мне он тоже не мешает. А вот Дима тебе зачем? - отвечает ей Наташа.
  - Как зачем? Холостой, выездной, столичный. И наверняка чей-то сын, а то б его давно съели, при таких-то изъянах в черепушке. Прекрасный шанс устроиться! Такой раз в жизни быть может! Так почему не попробовать? Тем более, Димка намекал, что неплохо бы согласовывать смежные разделы отчёта, особенно биологию с болотоведением. И так глазиком... искоса, на ножки...
  Некоторое время слышался дружный смех.
  - Ну, дерзай, охотница! Здесь я тебе не конкурентка.
  - Тогда помогай по мере сил. Во-первых, нужно чтобы Шурик Диму к нам на ужин пригласил. Во-вторых, его самого нейтрализовать не помешает, чтобы шума дома лишнего не было. Незачем моему Серёжке обо всём этом знать раньше времени. Ну, ты понимаешь?
  - Ладно, посмотрим. Ничего крепче легкого флирта не обещаю. А там как фишка ляжет... Пойду, позову его, что ли?
  - Зови, чего уж.
  Я чуть отодвинулся от стены, голоса сразу исчезли. Десять-пятнадцать секунд и спина вернётся в обычное состояние. Собственно, со стороны и так уже ничего не заметно, только звуки немного "плывут", как в расстроенном "квадро". Это скоро пройдёт.
  В дверь постучали.
  - Эмигра-а-ант! - раздался Наташин голос, - граница открыта.
  Я отодвинул дверь купе. Девушки стоят в коридоре. Одеты в те же спортивные костюмы, что и в гостинице. В руках пакеты с умывальными принадлежностями, на плечах полотенца.
  - Теперь ты стелись и переодевайся, а мы минут на десять исчезаем, - сказала Оля, - потом организуем ужин. А выселять тебя пока не будем, вдруг понадобишься нам, как мужчина: чемодан на багажную полку поднять или консервы открыть.
  Девушки заговорчески переглянулись и двинулись в сторону тамбура. А я шагнул в наше купе. Ну что ж, план Ольги яснейк полуденного неба. Диму она наметила для себя, а меня толкает к Наташе. С одной стороны - это позволяет ей надеяться на молчание подруги. С другой - на мой благожелательный нейтралитет. А вот Наташины намерения не совсем понятны. Похоже, что она не просто идёт на поводу у подруги, а тоже чего-то добивается, строит какие-то планы и тщательно их от всех скрывает. Вот только какую цель она преследует на самом деле?
  Впрочем, меня пока устраивает любое развитие событий. Какой бы глубины флирт она ни замыслила, рассказывать после него обо мне мужу Наташа вряд ли станет. Так что, "пусть всё течет само собой, а там увидим, что случится"[62].
  Вернувшись, девушки развили бурную деятельность по организации ужина. Вначале они провели ревизию всех наших продуктов, потом решительно убрали мои консервы "на завтра". И вообще, мне было предложено сходить в соседний вагон и пригласить на ужин Диму. А ещё не путаться под ногами и не мешать организовывать стол.
  Я послушно потопал в тамбур. Дима нашелся в самом конце вагона. Он совершал ежевечерний ритуал - курил трубку. Запах табака чем-то напоминал "Герцеговину Флор", но с примесью каких-то экзотических трав или фруктов. Предложение совместного ужина болотовед принял благосклонно, и, прихватив из рюкзака бутылку импортного ликёра и банку датской ветчины, двинулся следом за мной по проходу.
  Когда мы ввалились в купе к девушкам, священнодействие "создания праздничного стола из подручных средств" уже закончилось. Меня всегда поражало умение советских женщин создать видимость изобилия на столе при минимуме продуктов. Но даже на общем фоне то, что сотворили Наташа с Олей, впечатляло! А когда среди этого великолепия угнездилась элегантная заграничная бутылка, натюрморт приобрёл завершённость.
  Оля сразу же задвинула Диму в угол и прижалась к нему бедром. Я уступил Наташе место у окна. Так само собой получилось, что уселись мы "в шахматном порядке", очень удобно для общения. Разливать вызвался я, мотивируя тем, что Диме из угла неудобно манипулировать бутылкой. И тут меня ждал первый сюрприз. Наташа свою рюмку только к губам поднесла, а пить не стала. Ещё интереснее было то, что она внимательно смотрела за тем, сколько выпью я, и явно обрадовалась, увидев, что я последовал её примеру. Это меня озадачило. В теорию флирта такое поведение не укладывалось. Причем, любого флирта, даже лёгкого. Она что, замуж за меня собралась!? Нет, должно быть какое-то другое объяснение её действиям. Но ничего правдоподобного в голову не лезло.
  Разговор, между тем, начавшись с моих восторженных замечаний о всевозможных достоинствах наших дам и великолепии накрытого стола, поблуждал какое-то время вокруг бытовых проблем и текущей политики, а затем начал было затухать. Но тут, Олиными стараниями, беседа вырулила на особенности растительного и животного мира Тюменской области. От чего коварная соблазнительница плавно перекинула мостик к Диминым впечатлениям об экспедиции. Что ж, охотнице нужно хорошенько изучить свою добычу.
  Мы с Наташей ограничивались короткими репликами, отдав инициативу Оле и Диме. В результате - в течение следующего часа Дима всё шире и шире распускал павлиний хвост, а Оля старательно поощряла его действия. Рассказы о загранкомандировках были на удивление скучны. Аппаратура, люстры, шмотки. И это все его впечатления от Дрездена, Цюриха и Парижа! Но глаза у Оли разгорались всё ярче и ярче. Похоже, что в мечтах она уже окружила себя всем этим заграничным великолепием. Наташа по-прежнему не проявляла никакой активности, и мне стало ясно, что действовать она начнёт, только сплавив эту парочку в Димино купе. Что же всё-таки ей от меня надо?
  
  7.
  
  Слегка покачивающаяся Оля, с Димой в одной руке и недопитой бутылкой ликера в другой, отшвартовалась от нашего причала около полуночи. Официальная версия: поработать над главой отчёта. Очень решительная женщина. Намеченных целей добивается с деликатностью раненного гиппопотама. Если я хоть что-нибудь понимаю в жизни, Дима ещё в этом году пожалеет, что не попал под вертолётный винт.
  Наташа прибрала со стола остатки овощей, хлеба и сыра. Смела тряпочкой крошки в подставленную мной газету. Потом я сходил выбросить мусор. А когда вернулся, она ушла мыть посуду. Ситуация стремительно приближалась к развязке. После отбытия Оли и Димы мы ещё ни разу не встретились глазами и не произнесли ни слова.
  Я опустил окно. От грохота колёс заложило уши. Выходя в коридор, оставил дверь приоткрытой. Пусть купе проветрится, как следует. Чем бы не закончился сегодняшний вечер, чистый воздух нам по-всякому не повредит.
  Наташа отсутствовала минут пятнадцать. Похоже на то, что, домыв посуду, решила и сама умыться перед сном. К её возвращению я закрыл окно и задвинул занавески. Потом подумал и опустил солнцезащитный экран. Чтобы свет встречных поездов не мешал спать. Что ещё нужно сделать? Включил ночники и погасил верхний свет. Теперь можно ждать развития событий.
  А собственно, чего я дёргаюсь? Подумаешь, какая дилемма нарисовалась: приставать, или не приставать. Гамлетовский вопрос, блин! Ту би о нот ту би? Это разве проблема? Проблема, это когда только вопрос и стоит. А с ответом напряжёнка. Но до этих лет - ещё дожить надо.
  Дверь за спиной два раза громыхнула. Я повернулся и замер. С Наташиного лица смыта вся косметика. Глаза заплаканы. Ну, ничего себе развитие сюжета!
  Она передала чистую посуду, и я механически поставил её на стол. Поближе к окну.
  - Что с тобой случилось?
  - Ничего, не обращай внимания.
  Я шагнул вперед и положил руки на плечи. Она немного отвернула голову и всхлипнула. Мы стояли в проходе между полками. Я гладил её волосы, плечи и спину.
  - Оля до утра не вернётся, - прошептала Наташа, - но дверь ты всё-таки на защёлку закрой.
  Я послушно опустил флажок.
  Не даром говорят, что, ухаживая за женщиной, мы всего лишь исполняем её желания. И когда спим с ней - тем более...
  Вот такая получается односторонняя зависимость! Хотя, лично я - человек вполне самостоятельный. Приготовить обед, постирать, поддержать чистоту и порядок в квартире, ушить рубашку, погладить брюки - всё это умею делать ничуть не хуже, чем знакомые мне женщины.
  Но существует и для меня кое-что привлекательное в семейной жизни. Это - секс. Очень уж много времени у холостяка уходит на то, чтобы "притереться" к каждой новой партнёрше. Ведь у любой из них - свои вкусы, предпочтения, привычки, предубеждения, да и просто "тараканы в голове". И как же это трудно - подбирать ключики к их телам и душам!
  А если ещё учесть специфику моих сексуальных пристрастий... О чём речь? Ну, во-первых, я из тех, кто "сверкает отражённым светом". Мне совершенно не интересен процесс, при котором женщина остаётся неудовлетворённой. Это вовсе не означает, что желание при этом снижается до исчезновения возможности, просто такие физкультурные упражнения для меня что-то вроде соевого мяса. Возможно, что польза для здоровья есть, но бифштекс с кровью не заменит.
  Во-вторых, меня довольно сильно напрягает необходимость использования кондомов. Поговорка "любить в презервативе - всё равно, что нюхать цветы в противогазе" придумана специально для таких, как я. Для контрацепции существуют и другие методы, но сохранить здоровье холостяка они не помогают. Всегда есть риск, что очередная красавица тебя не только осчастливит, но и "наградит".
  Все эти неспешные рассуждения не мешали ласкать партнёршу, скорее наоборот. Они отвлекали моё внимание от любовной игры, не давая распалиться раньше, чем нужно.
  Тем временем процесс потихоньку двигался к самому интересному. Сначала Наташа слегка подрагивала от волнения, затем начала робко отвечать на мои ласки. Тихие почти беззвучные поначалу стоны пробились сквозь стук колёс за окном. Глаза она открывала всё реже.
  Я стал медленно и осторожно освобождать её от одежды. И себя тоже. В этом она мне помогала. Наконец, мы избавились от всего лишнего, включая одеяло. И от ласк перешли к действиям. Наташа всё громче стонала и всё сильнее сжимала руками мои плечи. Хорошо, что до купе проводников целых четыре кубрика, а то мы бы их точно разбудили...
  И вдруг тело женщины как будто свело судорогой. Она всхлипнула и замолчала. Я тут же ослабил напор. Ещё два-три движения и стало понятно, что для Наташи процесс уже завершён. Что ж, синхронность с первого раза достигается крайне редко, а продолжать - испортить женщине всё впечатление от процесса. Нехотя приподнимаюсь. Наташа смещается к стене, освобождая место для меня. Какое-то время она прижимается к левому боку, слегка потираясь об него всем телом.
  - Я так хотела тебя всю эту неделю! С того момента, как впервые увидела, - шепчет Наташа, не открывая глаз, - но даже и не подозревала, что будет так здорово.
  Да уж, здоровее ни разу не бывало! Завершать процесс раньше срока не только неприятно, но и вредно для здоровья, если верить популярной литературе. Интересно, практикует ли моя партнёрша повторные акты? А если да, то какой перерыв ей нужен? Грустные мысли не мешают нежно гладить женщину, едва касаясь её кончиками пальцев.
  Наташа открывает глаза и вполне ощутимо вздрагивает. Что случилось? Увидела на столе презерватив? Но он же на газетке лежит, вместе с ней и выброшу.
  - Что-то не так?
  - Нет, всё здорово! Я испугалась, что не напомнила тебе о... нём, а ты, оказывается, сам догадался.
  Наташа снова прижалась ко мне. Но уже не так нежно и искренне, как раньше. Думает, как бы спровадить на верхнюю полку, чтобы не мешал спать?
  - Саша, а ты ещё хочешь?
  Ну, ни фига себе поворот событий! Что-то я в этой жизни не понимаю! Секунду назад готов был голову на отсечение отдать, что она получила полное аморальное удовлетворение! Мадам практикует множественные и продолжительные оргазмы? Но тогда почему прекратила двигаться после первого? Видимо, я так и не научился разбираться в женщинах!
  - С удовольствием, только второго презерватива у меня нет, извини.
  - А может ну его, у меня спираль стоит. Со здоровьем тоже проблем нет... И ещё..., - Наташа перешла на шёпот, - очень уж мне нравится чувствовать, как... Ну, ты понимаешь! Я до того, как спираль поставила, по три раза в год на аборты бегала. Ну, пожалуйста!
  Я задумался. Риск, конечно. Но не такой уж и большой, если поразмыслить. Да и лечат сейчас быстро и надёжно от всего, кроме СПИДа. Но он до Тюмени, наверное, ещё не добрался. Конечно, в обычной ситуации я бы смог удержаться от соблазна. Но вот так, уже в постели, с прижавшейся к телу обнажённой женщиной. Это было выше моих сил.
  - Хорошо! Прямо сейчас продолжим, или тебе отдохнуть нужно?
  - Я не устала. Только давай по другому... Ну, мне так больше нравится.
  Устроиться в выбранной ею позе между нижней и верхней полками оказалось не так-то просто, но я справился. Вот только меня не покидало ощущение, что Наташе не очень было нужно это повторение пройденного. Может, она заметила, что в первый раз я не довел дело до конца, и решила проявить щедрость? А возможно, просто переоценила свои силы. Когда всё благополучно завершилось, она сжала бёдра и скользнула вниз, упав животом на матрас. Очень необычные ощущения, и довольно приятные. Почти сразу же она сдвинулась вбок, освобождая место для меня.
  Пару минут женщина пролежала, прижавшись ко мне боком, потом потёрлась шекой о плечо и прошептала:
  - Что-то я уже засыпаю. Укатал ты меня.
  - Понял, уползаю.
  Партнерша приподнялась, высвобождая моё тело. Я быстро оделся, скомкал лежащую на столе газету и выскочил с ней в коридор. Когда я вернулся, Наташа уже лежала одетая, до пояса прикрывшись одеялом. Глаза закрыты. Слегка посапывает. Я, стараясь не шуметь, забрался на верхнюю полку и практически мгновенно заснул.
  
  8.
  
  Проснулся в шесть утра. Что поделать? Жаворонок, он везде жаворонок. Как бы поздно я не лёг, организм включается в одно и то же время. Посмотрел вниз и остатки сна слетели с меня, как осенние листья в ураган. Недаром поведение женщины показалось мне вчера необычным. Подушки на Олиной кровати не было. Не было её и под Наташиной головой. Обе подушки лежали под бёдрами. Как она умудрилась заснуть лицом вниз в такой странной позе, оставалось загадкой.
  Вот только разгадка меня интересовала совсем другая. Я спрыгнул с полки и легонько потрепал женщину по плечу. Она подняла голову, повернулась ко мне и приоткрыла глаза.
  - Ой, сколько время!
  - Доброе утро, шесть часов. Но дело не в этом. Ответь мне на один вопрос и можешь спать дальше.
  - Да. Хорошо.
  - Зачем тебе нужен именно мой ребёнок? На охотницу за алиментами ты не похожа. Да и не лётчик я, чтобы капканы на меня ставить. И не шахтер. Так в чем дело? У вас с мужем не может быть детей?
  - У нас есть ребёнок. - Наташа и не думала отпираться, она смотрела прямо перед собой мёртвыми, ничего не видящими глазами.
  - Тогда в чём причина?
  - У него эпилепсия.
  - У мужа?
  - У сына. Уже три года, как обнаружили. Сейчас он на таблетках, врачи говорят, что прогнозы неблагоприятные. Ребёнок на всю жизнь останется больным, в одиночку - не проживёт. Вот я и хотела, чтобы у него кто-то родной остался, когда я... Ведь я же не вечная.
  - Да, это уважительная причина, чтобы завести второго даже в такое гнусное время, как сейчас, но почему не от мужа?
  - Пьёт он, каждый вечер почти. Нет, ты не подумай, под забором не валяется. Он в областной газете работает, там забулдыг не держат. Но вся жизнь его вокруг бутылки проклятой вертится. Иногда мне кажется, что даже припадки у сына - для него просто ещё один удобный повод для пьянства. У меня в консультации одноклассница работает. Она сказала, что второй ребёнок от него тоже больным родится, почти наверняка.
  - И давно ты придумала папу ребёнку подменить?
  - Уж больше года. Но всё никак решиться не могла. Да и не находилось никого подходящего. Если и трезвый мужик, то язык за зубами держать не умеет. А как непьющий молчун попадётся, так не лежит к нему душа и всё. Даже помыслить противно, что с ним телами соприкасаться придётся. А ты мне сразу понравился, и внешне вы с моим Гошей похожи. На трепача не смахиваешь, да и живешь от нас за две тыщи верст. - По Наташиным шекам катились слёзы, она их не замечала. - Кто ж знал, что ты обо всём догадаешься? Господи, стыд-то какой?
  - Ладно, не плачь. Сделаного не вернешь. Только нужно в твой план внести небольшие изменения. Ты сейчас успокойся и ложись спать. А я к себе наверх полезу или вообще в другое купе читать уйду. Скоро Оля должна прийти, ей наверняка интересно будет, что у нас и как. Будет лучше, если она решит, что я к тебе вечером полез, а ты меня отшила. Нечего её компроматом против себя снабжать. Ты согласна?
  - Да, ты прав. Об этом я как-то не подумала. Спасибо за совет. И... за всё.
  Наташа аккуратно взбила Олину подушку и вернула её на место. Затем она придирчиво поправила свою постель, улыбнулась мне и закрыла глаза. А я отворил дверь купе и пошел бриться. Что ещё оставалось делать?
  Это ж суметь надо - так обмишуриться! Ох, врут библейские легенды! Не Змей Еву соблазнил! Куда ему, недотёпе ползучему, против женской хитрости! Это она его с яблоком вокруг пальца обвела, а потом ещё и виноватым перед Господом выставила! И перед Адамом тоже!
  Но главное я понял: не подозревает меня Наташа ни в чём. Не сопоставила она мои нелепые телодвижения с тем, что в тот момент с Димой происходило. У неё в это время была проблема посерьёзнее всех наших мужских глупостей. Ну и славненько!
  Скоблить щёки бритвой в качающемся вагоне - удовольствие ниже среднего, но мне удалось обойтись без порезов. Хоть в чем-то повезло! В своё купе я заскочил, только чтобы взять книжку и перебраться с ней в соседнее. Читать при дневном свете гораздо удобнее, чем под тусклым ночником.
  Первый том "Унесенных ветром" я дочитал уже до половины, но никак не мог понять, почему вся страна по этой книге с ума сходит. Впрочем, для дорожного чтения книжка подходила идеально. Страницы тонкие, шрифт мелкий, читается довольно свободно, но не чересчур быстро. Так что следующие три часа я провел в прифронтовой Атланте, где не без интереса знакомился со страданиями самовлюблённых домашних хозяек с куриными мозгами. Эх, везёт же ихним мужикам! Книга чем-то очень сильно напоминала нескончаемые мексикано-бразильские сериалы, и в то же время так же сильно от них отличалась. Кроме тягучей череды бытовых подробностей, чувствовалась в ней незримое присутствие какой-то глобальной идеи, к которой автор пытается подвести читателя. Но пока я не понял не только, что это за идея, но даже и "из какой она оперы".
  - А, это ты! Я уж думала, соседей ночью подселили. - Оля остановилась перед раскрытой дверью купе. - А чего опять сюда сбежал? Или выгнали?
  - Темно там, Наташа ещё спит.
  - Это вы вчера так долго сидели, или так хорошо лежали?
  - Не знаю, как Наташа, а я почти сразу уснул, - отвечаю уклончиво.
  Судя по ехидному выражению лица диагноз "лопух" Оля мне уже поставила, да это и к лучшему. Подругу свою лишними расспросами мучать не станет. И вообще, чем меньше теперь будет до Москвы событий, взглядов и разговоров, тем лучше! Хватит уже приключений в этой экспедиции! Выше крыши!
  Как ни странно, желание сбылось. О чём дамы говорили между собой, не знаю, но на меня они внимания больше не обращали. В Тюмени мы с ними распрощались. Дима за всё время перелёта до Москвы тоже не сказал ни слова. И меня это вполне устраивало.
  
  9.
  
  Свои главы я принёс Михельсону за неделю до защиты отчёта. Он бегло просмотрел бумаги, сверил их со списком в ежедневнике и положил на край стола.
  - Молодец, сегодня сдам в машбюро. Но у меня к тебе ещё одна просьба. Наш ВЦ[63] закрылся на профилактику, так что посчитать перенос загрязнений реками они смогут только через две недели. Не знаю, то ли действительно не успели к сроку, то ли взятку вымогают. Посмотри, нельзя ли с этим что-нибудь сделать, ты же у нас теперь штатный проблемовыводитель. Вон как с вертолётом придумал здорово. А то и так денег в обрез, - если этим вампирам отстёгнуть, половина сотрудников на голом окладе останутся, и мы с тобой первые.
  - Ладно, посмотрю. Но вы особенно не рассчитывайте. Кто эту главу делал? Смирнов или Акопян?
  - Смирнов. Он дома должен быть, сейчас позвоним и обо всём договоримся.
  Михельсон снял тубку и набрал номер.
  - Василь Василич, добрый день! Ты помнишь, я тебе о Серове говорил! Так вот он сейчас у меня, даю трубку.
  - Здравствуйте, Александр! - услышал я шуршащий и потрескивающий голос, - какие ко мне вопросы?
  - Пока только один: расчётные формулы ваши? В смысле, если у меня с ними проблемы возникнут: расшифровка символов, размерность, порядок величин. Ну и так далее.
  - Да, это запросто.
  - Тогда где вас искать в ближайшие три дня. Я ещё не успел ознакомиться с теоретической частью, но как прочитаю, обязательно позвоню.
  - Я всё время дома, дописываю обзор. Можно звонить до полуночи, раньше я всё равно не ложусь. А утром с девяти.
  - Спасибо, до свидания.
  - И тебе всех благ.
  Я переписал у Михельсона домашний и все рабочие телефоны Смирнова (мало ли по какой причине человека могут срочно из дома выдернуть) и, захватив два предыдущих отчёта, пошел знакомиться с теорией.
  Основная формула занимала полстраницы. Остальные её только иллюстрировали. Я просмотрел компьютерные распечатки из предыдущих отчётов. Прикинул, сколько понадобится расчётных таблиц и какого размера. Получилось двадцать шесть штук. Размер от 36 на 28 ячеек до 36 на 74. Это не считая наименования строк и столбцов. Я достал рулон миллиметровки и начал с самой маленькой таблицы. Но даже она заняла целых восемь часов. С двойным пересчётом, разумеется. А без него вручную никак не обойтись, это вам не ЭВМ. Увы, errare hominis est[64] (единственное, что знаю по латыни, кроме классификации облаков).
  С такими темпами я за трое суток не успею, да и калькулятор барахлить начал. То гаснет "без объявления войны", то явную чушь выдаёт вместо результата. Хорошо, хоть магазин недалеко. Я взглянул на часы. Полчаса до открытия. Пока оденусь, пока доеду.
  В торговом зале меня привлекло объявление: "Новинка. Программируемые калькуляторы "Электроника". Попросил у продавца инструкцию. Написана по-идиотски, но принцип программирования простой и понятный. Намного проще "Алгола" или "Фортрана"[65]. Набираешь формулу, а дальше только подставляешь значения. Это должно существенно ускорить работу. А сколько чудо-машинка стоит? Сколько, сколько!!! Да! Если Михельсон не компенсирует затраты, через пару дней придется голодовку начинать. Я оплатил покупку, выпросил мягкий чек (для бухгалтерии) и вернулся домой. На свежую голову ещё раз осмотрел готовую таблицу и схватился за телефон.
  - Василий Васильевич, доброе утро! Серов беспокоит. Если я не напутал с расчётами, вклад в итоговую величину первых четырёх членов уравнения больше 99%. Это так по всем рекам, или только в одной таблице случайно получилось?
  - Да, всё правильно. На равнинных реках они всё определяют, остальные можно смело сокращать, но для расчётов на ЭВМ в этом не было необходимости, а длинная формула в любом случае солиднее короткой выглядит.
  - Спасибо, буду считать дальше.
  Теперь размеры бедствия уменьшились втрое. Да ещё и калькулятор позволял существенно экономить время. Вторую таблицу я сделал за два часа, и большую часть этого времени - набивал формулу. Следующую (самую большую) таблицу - за сорок пять минут. К концу третьих суток закончил все расчёты. Потом, для контроля продублировал две таблицы из старых отчётов. Просмотрел полученные результаты. Здравому смыслу они не противоречили. Распечаткам из отчётов - тоже. Я снял трубку и набрал номер.
  - Алексей Исаакович, всё в порядке. Готов сдаваться.
  - Молодец, тащи всё ко мне, через час Смирнов подъедет, вместе посмотрим.
  
  10.
  
  - И эта маленькая фитюлька позволяет нам обходиться без вычислительного центра? - спросил Василий Васильевич, когда я закончил доклад.
  - Только в таких же простых случаях, как этот. Атмосферные загрязнения, например, без "Эфира" не посчитать. Там пространственная сетка, в трех измерениях точки расставлены. А здесь всё намного проще. Русло реки аппроксимируется прямой линией, потому и упрощённая формула в конечных разностях[66] целиком в калькулятор влезла. Потом в готовой программе оставалось только значения переменных менять.
  - Ну что, Василич, кажется, мы не только к сроку успеваем, но и по деньгам в полном шоколаде? - Подвёл итог беседы Михельсон. - Мы же на ВЦ деньги за расчёты по факту платим. Так что теперь их даже выдёргивать оттуда не нужно.
  - Прошу прошения, Алексей Исаакович, но если ко мне вопросов нет, то - поеду. Извините, но очень уж спать хочется.
  - Да, спасибо тебе! Давай, Александр, отсыпайся! Ты теперь до вторника мне не нужен. Дальше мы уж сами...
   В обратный путь я двинулся в автоматическом режиме, как принято говорить, "на автопилоте". Чему удивляться - трое суток без сна, не шутка. Ведь я не мальчик уже! Тридцатник в этом году исполнился. А чего в жизни достиг? Ни семьи у меня, ни жилья своего, ни степени научной. Как был - голь перекатная, так и остался. А с другой стороны, кто ж виноват, что я в советскую жизнь органически не вписываюсь?
  Домой добрался без происшествий, попил чаю и с трудом дотащился до дивана. Какое же это счастье - спать, сколько захочется! Я провалился в черную темень мгновенно, как только коснулся головой подушки, а возможно, даже - ещё раньше. Из-за всей этой заварухи на работе я уже больше месяца не следил за политической ситуацией в стране. А если бы и следил, так о самых важных событиях последних дней не сообщалось ни в газетах, ни по телевизору. Даже изучай я все новости круглосуточно, и тогда не знал бы, что ещё до моего отхода ко сну закончились экстренные совещания в ЦК КПСС, КГБ, МВД и Министерстве обороны. А сразу после того, как я увидел свой первый сон, на переговоры с отключённым от связи Горбачевым вылетели Бакланов, Шенин, Болдин и Варенников. Страна Советов доживала последние недели, а я, как и большинство её граждан, даже не подозревал об этом.
  Утром следующего дня, 19-го августа 1991 года, хозяйка квартиры Ольга Васильевна разбудила меня словами:
  - Саша, вставайте. Да вставайте же. Это очень срочно.
  Голос хозяйки медленно вытягивал меня из сонной одури. Не знаю, сколько раз ей пришлось повторить эти три фразы, пока они дошли до моего сознания.
  - А? Что случилось?
  Я смотрю на часы. 6-35 утра.
  - Перестройку отменили. В стране чрезвычайный комитет действует. Вам нужно срочно уезжать из Москвы.
  А я грешным делом подумал, что канализация у нас окончательно засорилась. То есть засорилась она, когда я в экспедицию ездил, но всё никак не было времени протолкнуть образовавшуюся пробку стальным тросиком. Вообще-то архитектору, который спроектировал эту "хрущобу" следовало бы оторвать голову и не только... Это чем же надо размышлять, чтобы додуматься до такого "гениального" решения: вынести кухонную раковину на максимальное расстояние от канализационного стояка! Да в сталинские времена за меньшую дурь к стенке ставили! И не зря! С момента появления центральной канализации вся планировка домов вокруг этого стояка крутится. Ближе всего - кухня, как максимальный источник грязи, затем - туалет, дальше - ванная или душевая.
  Я вышел на кухню. Телевизор работал в "похоронном" режиме. По всем каналам шло "Лебединое озеро". Ладно, что бы там ни было, а бриться и умываться по утрам всё равно нужно. Да и чего мне так уж бояться? Не велика фигура, чтоб воронок персональный за мной гонять. Звонить кому-нибудь в такую рань глупо. Бежать куда-то ещё глупее. Я скрёб шёки стареньким станком и неторопливо прикидывал, что и в какой последовательности теперь нужно делать.
  Не может такого быть, чтобы не появилось ни одного очага сопротивления. Надо только включить радио (его так просто, как ТВ, не перекрыть) и подождать, пока об этом очаге не объявит какая-нибудь демократическая радиостанция. Да и "вражеские голоса"[67] послушать не мешает, там тоже информация полезная проскочить может.
  Когда я вернулся к телевизору, шло оглашение указов Янаева и обращения ГКЧП к советскому народу.
  "... начатая по инициативе Горбачёва политика реформ... зашла в тупик... зовем всех истинных патриотов положить конец нынешнему смутному времени..."
  Судя по началу, мозгов у номенклатурных товарищей ни единого грамма не осталось. Кто ж так власть берёт? Под похоронные марши. Да ещё и открыто попирая советские принципы управления. Сила консерваторов в традициях. И в решительной опоре на грубую силу. А этот паноптикум... Хоть бы Ленина своего наперёд почитали, что ли. У него всё очень доступно изложено. Весь порядок действий.
  Н-да... Раньше чем через пару часов ничего серьёзного происходить не будет, это - почти наверняка. А пока то да сё, я как раз канализацию прочистить успею. Заодно и прикину, что ещё можно придумать в этой политической ситуации.
  - Ольга Васильевна, - сказал я, - давайте сделаем так: сейчас я свой приёмник принесу на кухню и начну заниматься канализацией. В первую очередь участок от ванной до стояка прочистить нужно. А вы смотрите и слушайте. Как что важное появится, меня кликните.
  - Да что вы, Саша? Какая может быть канализация, когда в стране фашистский переворот? - хозяйка посмотрела на меня, как на идиота.
  Хорошие они люди - интеллигенты-шестидесятники, только живут в безвоздушном пространстве. Наше поколение как-то практичнее, что ли. Или черствее душой, это уж как посмотреть?
  - Неизвестно, сколько времени продлится вся эта муть. - Объясняю я своё предложение. - И всё равно нужно ждать, пока не будет информации о том, где собираются сторонники демократии. Потом, когда станет известно место сбора, я на несколько дней уйду, а может - на несколько недель или месяцев (могу и вообще не вернуться, но об этом лучше молчать, ещё оплакивать станёт раньше времени). А канализация ждать не будет. Если сегодня пробку не пробить, вам завтра посуду в унитазе мыть придётся.
  
  11.
  
  Я орудовал тросиком и думал о том, что можно сделать для срыва планов ГКЧП прямо сейчас. У них - везде бардак и неразбериха. А если ещё и закон Мёрфи[68] на полную катушку включить? Пусть всё, что может идти "через задницу", именно так и идёт.
  Я представил себе, как летят по проводам и радиоволнам противоречивые приказы, как срываются переброски войск и аресты лидеров межрегиональной группы[69], как всё это нагнетает дополнительное напряжение в и без того перегруженную чрезвычайщиной машину управления ГКЧП.
  Смещение вероятностей я могу организовать "в автоматическом режиме" без чёткой привязки к конкретному событию. Вот только смещение это получится совсем небольшим. В пределах погрешности измерения. Что ж поделаешь, тут или точечное влияние с сильным действием, или объёмное (на большое количество объектов сразу), но с минимальным эффектом. Ещё лучше получается, когда концентрации удаётся достичь не только в пространстве, но и во времени, тогда вероятность желательного события можно увеличить процентов до 95-и. Жаль, в данном случае это невозможно. Не зная планов сторон, решающее событие не определить. Так что придётся удовольствоваться смещением на 5-7%. Больше этого мне без временной и пространственной локализации не осилить.
  Короче, если хочу хоть на что-то повлиять, нужно максимально точно выбрать ту единственную точку, воздействуя на которую, можно обеспечить наибольший эффект. Максимум - две точки. Ну, их, как раз, наметить несложно! В России испокон веку всё решает царь, генсек, президент. То есть первое лицо иерархической структуры. Вот мы этих первых лиц к программе смещения и подключим. Риск, конечно, есть. Вдруг Янаев - подставная фигура, а истиный глава переворота из-за кулис им рулит, но тут уж ничего не попишешь. За жизнь Ельцина я особо не волновался. ГКЧПисты - сплошь чинуши партийные, эти без полусотни согласований ни одного решения не принимают. Арестовать, и то не сразу, могут. А ликвидировать - кишка тонка.
  Ну вот, прочистил вроде. Сейчас пролью кипятком и уксусом, чтобы жир растворился, и порядок. Как раз вода в ведре закипела. Потом останется только свинтить колено на кухне и прибрать за собой. Но прибрать, в крайнем случае, Ольга Васильевна сама сможет.
  По радио тем временем поступает информация о митингах. Сначала у памятника Юрию Долгорукому, затем на Манежной площади. Но это ещё не похоже на центры организованного сопротивления. И вот, наконец, долгожданные сообщения: участники митинга направляются на защиту Белого дома, Ельцин обращается к народу с брони танка, зачитывает указ об объявлении ГКЧП вне закона. А вот это - именно то, что надо. Я прихватываю с собой запас сигарет и фляжку с водой, пару бутербродов и тёплый свитер. Надеваю куртку и вязаную шапочку (ночи уже холодные) и двигаю в сторону метро. У входа на станцию - листовки с воззванием Ельцина, Силаева и Хасбулатова. Сразу стало легче на душе. Работают ребята-демократы, молодцы!
  На выходе с "Краснопресненской" толпы народа. Дорога по Конюшковской свободна. Странно, я ждал хотя бы милицейских кордонов. Собирался переулками просачиваться, дворами заграждения обходить. Значит, первый раунд борьбы Янаев Ельцину вчистую проиграл.
  Народу вокруг Белого дома довольно много. Если навскидку, не меньше пятидесяти тысяч. Большая часть неспешно прогуливается по кругу или слушает у трибуны сменяющих друг друга ораторов. Я тоже решил послушать. Ораторы мне хорошо знакомы по митингам и демонстрациям предыдущих лет. Демократы всех мастей, цветов и оттенков: Силаев, Руцкой, Хасбулатов, Федоров, Боровой, всех и не перечислишь. Начинали неформалами. Теперь депутаты разных уровней. Трибуны. Вожди. С некоторыми из них я знаком лично. С двумя, не самыми известными, даже учился на одном факультете. Хорошо выступают! Мастера, этого у них не отнимешь!
  Тут же раздают тексты воззваний. А рядом запись началась в отряды самообороны. Значит, я вовремя пришёл. Как только заканчивается следующая сотня, нас отводит в сторону высокий молодой человек в бежевой куртке с трёхцветной повязкой на рукаве.
  - Прошу следовать за мной, - говорит он, - я ваш сотник, нас направили на усиление баррикады на углу Рочдельской и Конюшковской.
  Молодой человек повернулся и неторопливо двинулся вдоль здания. Мы нестройной толпой - следом за ним. М-м-да, сотня. Воинское подразделение, блин! Только метров через тридцать-сорок наша толпа стала похожа на колонну по три человека в ряд. Самопостроилась, так сказать. Справа от меня довольно бодро вышагивает подтянутый старичок лет шестидесяти пяти в тёмно-сером плаще и синем берете. Слева - сверкающий стальными коронками в полулыбки парень примерно моего возраста, или чуть моложе.
  Баррикада на первый взгляд кажется на удивление солидным сооружением. Основа сложена из железобетонных блоков и плит. За гребнем сделан удобный проход и несколько площадок для размещения "гарнизона". Чтобы создать максимальные затруднения штурмующим, бетонные плиты ощетинились трубами и арматурными прутками, выставленными в сторону противника наподобие иголок дикобраза. Единственный недостаток - баррикада не рассчитана на врага, имеющего огнестрельное оружие. Чувствовалось, что создававший её строитель взял за образец декорации Мосфильма. Ажурное сооружение легко простреливается насквозь из всех видов оружия, включая милицейские ПМ. А очередь из АК-74 может выкосить вдвое больше защитников, чем в чистом поле. Пули, отскакивая от поверхности блоков и плит, увлекут за собой множество бетонных осколков.
  К моменту нашего прибытия на баррикаде скучало примерно с десяток старожилов, возглавляемых нескладным очкариком с такой же, как у сотника, бело-сине-красной повязкой на рукаве. Переподчинив своих оставшихся бойцов нашему командиру, он простился и отбыл в штаб. А мы начали знакомиться друг с другом, обживаться и осматриваться.
  С баррикады хорошо заметно, насколько разношёрстная компания собралась на площади. И перемещение групп людей больше напоминает броуновское движение, чем манёвры сил самообороны. Ещё больше тех, кто пришёл просто потусоваться, как на обычный митинг раннегобачевского периода. Примерно у каждого сотого в руках флаг или транспарант. Больше всего петровских триколоров, ставших в последнее время символом новой российской власти. Но навалом и партийных знамён: со своими флагами пришли на митинг анархисты, социал-демократы, кадеты. Общины - под национальными флагами: армянскими, азербайджанскими, литовскими. Невдалеке мелькнул флаг чешского студенческого землячества (я с этими ребятами на одном из митингов познакомился). А чуть дальше под двуглавым орлом толпятся казаки: этих по фуражкам и лампасам легко отличить. Рядом с ними ещё какие-то военизированные граждане в черной форме с аксельбантами, как у каппелевцев из фильма "Чапаев". В толпе часто мелькают ирокезы и разноцветные причёски панков, кожаные куртки металлистов. Вся арбатская тусовка здесь. Интересно, сколько их останется ближе к ночи?
  Через пару часов стало ясно, что продукты и курево я прихватил зря. То с одной, то с другой стороны к баррикаде подходят люди, передают сигареты, хлебные батоны, пирожки и ещё многое другое. Одна бабулька отдала нам пакет с пятнадцатью стаканчиками мороженого. А парочка средних лет - трёхлитровую банку черной икры, из которой получилась целая гора бутербродов. Оказалось, люди из Астрахани приехали на рынок торговать, но решили пожертвовать на защиту демократии.
  Многие, подходя к баррикаде, спрашивают, где можно сдать деньги на организацию обороны. Этих мы направляем к столику, за которым ведётся запись в следующие сотни защитников Белого дома. Там рядом ближайший ящик для сбора пожертвований.
  
  12.
  
  Постепенно народу на площади становится всё меньше. Ближе к ночи - не больше семи тысяч. Наша сотня тоже поредела. От неё к полуночи осталось чуть меньше половины. Периодически баррикады обходят представители штаба. Уточняют численность отрядов. Просят не расходиться. А я и не собираюсь. Ночь - самое время опасное. Особенно для такой самопальной обороны, как наша.
  - Как думаешь, Саша, нас завтра днём отпустят покемарить часов несколько? А то больше двух суток без сна мне не выдержать. - Спросил сосед по баррикаде, тот самый, со стальными зубами.
  - Да не волнуйся, Коля, мы завтра днём на две смены разделимся, одна утром спать уедет, вторая после обеда. Так, командир? - я перевёл взгляд на сотника.
  - Конечно, разделимся. - Ответил он. - Это ты хорошо придумал!
  - А нас обратно на баррикаду пропустят?
  Мы с сотником дружно улыбнулись. Николай боится, что на входе документы попросят предъявить, а у него всех бумаг - справка об освобождении. Не успел её на паспорт обменять. Вчера только вернулся, пошёл по городу погулять, на митинг попал случайно. Послушал и остался.
  - Надо будет утром договориться, как и где проходить через оцепление, если его выставят - подал голос Василий Степаныч, подтянутый и седовласый ветеран войны, с наградными колодками на потёртом пиджаке.
  Мы согласно закивали головами. Тема была закрыта. Народ перешёл на анекдоты, а я постарался максимально сосредоточиться на своих внутренних делах - смещении вероятностей. Если об этом забыть, может произойти отскок в обратную сторону.
  Через полчаса к нашей баррикаде подошли трое серьёзных молодых людей с повязками. Судя по тому, как рванулся к ним навстречу наш сотник, большое начальство из штаба пожаловало. Выслушав указания, он созвал нас на собрание и задал вопрос:
  - Офицеры есть?
  - Какие? - Спрашиваю я в ответ. - Практически каждый инженер имеет звание офицера запаса.
  - Нужны только те, кто в армии служил! - отвечает вместо сотника один из руководящей троицы.
  - Ну, я в армии офицером был, а что нужно?
  Больше из нашей сотни никто не откликнулся.
  - Звание? - Спрашивает другой руководитель, поднимая блокнот и ручку.
  - Старший лейтенант.
  - Сейчас решается вопрос об образовании национальной гвардии. Вы сможете сформировать роту?
  - Да! Нужны люди, вооружение и три месяца времени.
  - А завтра к утру?
  - А завтра к утру можно сформировать только толпу мужиков с автоматами. И толку от неё будет ещё меньше, чем от безоружной.
  Руководящая троица удалилась, даже не попрощавшись. Обиделись. Ну и хрен с ними. Не хотят правду слушать, пусть вопросов не задают.
  Зато Василий Степанович, улучив момент, когда мы остались с ним одни, как бы мимоходом спросил:
  - Что думаешь о нашей позиции, старлей?
  - Василий Степанович, называйте меня лучше по имени. О баррикаде думаю, то же, что и вы: как декорация к фильму она великолепна. А что в бою бесполезна, так мы к нему тоже непригодны. Не мы с вами лично, а подразделение в целом. Так что, и от хорошей баррикады толку не будет. А вы что не пошли в руководство? Глядишь, к вечеру бы до полковника дослужились.
  - А я войну сержантом закончил. И вот что я тебе скажу. Этой ночью нас вряд ли потревожат. А к следующей не мешает получше подготовиться. Ты присматривай, не будет ли возможности пару ящиков картонных под баррикадой заначить. Поллитровки из-под лимонада в них складывать будем. Я завтра канистрочку с бензином потихоньку притащу. Снарядим с десяток бутыльментов. Ты принеси плёнку полиэтиленовую, ножницы, а ещё - ветошь или поролон на фитили. Нужно снарядить так, чтобы запаха не было, и чтобы оставалось только плёнку разорвать и фитиль запалить. Если заваруха начнётся, ты пару штук перебросишь через баррикаду, и уводите с сотником людей, чтобы их дуриком не покрошили. А я прикрою. Мне уж так и так к бабке своей пора отправляться.
  Он выразительно приподнял большой палец к небу.
  - Только языком не трепи, - немного подумав, добавил ветеран, - а то уже сейчас по динамику вещают, что мы должны оказывать невооружённое сопротивление, а если возникнет угроза штурма, таких как мы вообще анафеме предадут.
  - Почему так думаете?
  - Проходил уже в 41-ом: "На провокации не поддаваться. Огня не открывать."
  - Думаете, в этот раз так же будет?
  - Саша, как ты считаешь, Кобец[70] жить хочет?
  - Разумеется!
  - Тогда он будет стараться вести себя так, чтобы и Ельцину угодить, и коллег-генералов не обозлить сверх меры. Если он призовёт к вооружённому сопротивлению всеми возможными средствами, его в случае поражения к стенке поставят. Сразу же. А так, только посадят лет на несколько. - Василий Степанович пожал плечами, затем поднял на меня глаза и чуть понизил голос. - Это в наступлении нужно выполнять все приказы начальства. А в обороне каждый должен думать своей головой. Ну, так как? Ты в доле или мне другого напарника поискать?
  - Да, я согласен. За вами бензин. Фитили за мной.
  
  13.
  
  После ухода руководящей тройки нас больше не беспокоили. Народ травил байки и анекдоты. А я сидел и думал, что привело меня на эти бетонные плиты. Если бы не встреча с Обаламусом, получил бы я распределение в какой-нибудь НИИ по метеорологической своей специальности и жил бы вдалеке от этих событий. Это тогда я впервые стал загребать против течения, да так и не смог остановиться. Зато приобрёл массу невероятных способностей, о которых до того и не слышал-то никогда.
  А началось всё десять лет назад, жарким летом 1981 года. Я учился на третьем курсе геофака МГУ и проходил практику в Гидрометцентре СССР, меньше, чем в километре от этой баррикады. Благодаря длинной цепи невообразимых случайностей мне пришлось познакомиться с инопланетянином, который установил в моём мозгу рычаги управления кое-какими нестандартными функциями организма.
  Теперь я могу в случае необходимости существенно улучшать слух и зрение, смещать вероятности событий, резко увеличивать силу тех или иных мышц и ещё много всего интересного, сразу и не перечислишь. Подозреваю, что не все рычаги я нашёл, вероятно, о чём-то до сих пор не знаю. Но есть кое-что ограничивающее возможности применения этого арсенала - он существенно сокращает мою жизнь. На срок от получаса до нескольких месяцев за каждую минуту работы дополнительной функции.
  Есть и ещё одно соображение, часто меня останавливающее. Барьерная теория, с которой познакомил меня Обаламус. В соответствии с ней большая часть цивилизаций разбивает себе лоб о три барьера, из которых мы преодолели только один. Потом выяснилось, что инопланетянин не всегда говорил правду, но эти его соображения подтвердились из других, более надёжных источников. А кроме того, я и сам проникся идеями барьерной теории. Так вот, у меня очень большие подозрения, что, дав возможность согражданам ознакомиться со своими способностями, я выведу их прямиком сразу на два из трёх барьеров, без единого шанса их преодолеть.
  Если непонятно, то представьте себе развитие цивилизации. Техническая мощь её постоянно возрастает. И наступает такой момент, когда одно государство может уничтожить весь мир, например ядерным ударом. Потом два государства получают такую возможность, потом три. Дальше она появляется почти у всех, даже у тех, кто не обладает достаточно мощным арсеналом. Шибанул единственным ядерным зарядом по одной из сверхдержав. На кого они подумают? И что сделают? Вот то-то и оно.
  А дальше либо создаётся коллективная система безопасности для предотвращения этого кошмара, либо планета гибнет со всеми обитателями.
  Допустим, что система создана. И нормально функционирует. Но мощь техническая расти продолжает. Наконец она увеличивается до того, что тот же самый смертельный урон всей планете или звездной системе может нанести уже структура рангом пониже государства: корпорация, религиозная секта средних размеров, экстремистская или террористическая организация. Тогда цивилизация подходит ко второму барьеру.
  Третий барьер - это когда Армагеддон может устроить один человек. По собственной воле и ни с кем не советуясь.
  Так вот, если я попаду в руки компетентных специалистов, и они разберут меня по винтикам, не исключён вариант, что смогут понять, как им создать человека с рычагами дополнительных функций. Вероятность такого развития событий, хоть и не очень большая, существует. И этого мне бы не хотелось допускать ни в коем случае.
  - Саша, запишись, и передай дальше, - протянул мне список сотник.
  - Так нас два раза уже переписывали. Там, на площади, когда формировали. И здесь, вечером. Нафига эта канцелярщина?
  - В штабе хотят уточнить состав. У нас же постоянно кто-то приходит, кто-то уходит.
  Я написал фамилию и передал листок Николаю. Я, вообще-то человек исполнительный и покладистый. Хотя и не всегда.
  Так за первую ночь ничего существенного и не произошло. А после десяти часов сотник отпустил спать первую смену (в том числе Василия Степановича, как старейшего бойца нашей сотни). Мы с Колей остались дежурить до её возвращения. Площадь постепенно заполнялась народом, и к двенадцати часам уже трудно было поверить, что ночью подступы к Белому дому охраняла жалкая горстка безоружных людей.
  Опять наступила атмосфера непрерывного митинга, снова приподнятое настроение народа, горящие глаза романтиков, гордых от причастности к величайшему историческому событию в их жизни. Сейчас, когда площадь по-новой заполнилась людьми, баррикады стали больше напоминать театральную постановку, из тех, где зритель может спокойно бродить среди актёров, и даже поучаствовать в переноске реквизита.
  Сегодня гораздо больше собранности и организованности в работе штаба обороны. Централизованно выдают противогазы, организовывают горячее питание, обеспечение чаем, кофе и водой. Снабжение сигаретами. Для того чтобы люди не расслаблялись и были в постоянной готовности, периодически объявляется что-то вроде учебной тревоги, в это время отрабатывается взаимодействие сотен с окружающей баррикады толпой, выставление нескольких полос оцепления на разной удалённости от Белого дома. Баррикадники централизованно снабжаются металлическими трубами и кусками арматуры. От автоматов и светошумовых гранат спецназа это не спасёт, но против резиновых дубинок ОМОНа может сработать неплохо. Ходят слухи, что и вооружённая охрана Белого дома постоянно усиливается, но она находится в самом здании, на последнем рубеже обороны.
  После двух часов дня начинают возвращаться наши поспавшие соратники, и по мере их появления, отправляется на отдых вторая смена. Я ухожу в половине третьего. В случае, если вокруг баррикады выставят оцепление, сотник будет встречать нас каждые полчаса с семи до восьми вечера со стороны Конюшковской улицы.
  До квартиры я добрался довольно быстро. Транспорт работал на удивление чётко. Ольга Васильевна обрадовалась моему возвращению, напоила чаем, попутно расспрашивая о событиях последней ночи. А мне и рассказывать почти что нечего. Обо всём происходящем она знает больше меня. Вот только как у неё получается одновременно смотреть телевизор и слушать два радиоприёмника, не понимаю. Потом я убежал спать, попросив разбудить в шесть часов, если сам будильника не услышу.
  
  14.
  
  Наверное, я его и не услышал. Проснулся от того, что хозяйка трясла меня за плечо.
  - Саша, Вас к телефону, срочно.
  - Кто?
  - Женский голос, она не назвалась, но говорит, что это очень важно.
  - Сейчас иду.
  Я приоткрыл один глаз и взглянул на будильник. Чёрт побери, мне ещё час спать можно было. Кому там и что от меня нужно?
  - Алло, - хрипло бормочу, с трудом подняв трубку непослушной рукой.
  - Не ходи туда сегодня, - раздаётся знакомый голос, когда-то чуть не ставший для меня родным, - я не шучу, это очень серьёзно!
  Короткие гудки сообщили, что разговор закончен. Света, моя старая знакомая. Несколько лет назад она носила фамилию Пухова. И собиралась сменить её на Серова. Но не сложилось у нас. Теперь она солидная дама. Муж в органах работает. В тех самых, что далеко видят и глубоко бурят[71]. И этот звонок может означать только одно - Янаев решился. Будет штурм. Значит, пора собираться. Атаковать начнут поздней ночью или ранним утром, но подходы к Белому дому могут попытаться перекрыть с вечера.
  Не знаю, что послужило тому причиной: сообщение или пробуждение, но я почувствовал, что требуется посетить туалет. Как любил говорить мой армейский друг Слава Мишин, храбрец отличается от труса тем, что делает всё то же самое до или после боя, а не во время. Что ж, постараюсь быть смелым - это гораздо гигиеничнее.
  Но оказалось, что Света Пухова - не единственная, кому я не безразличен. Стоило только присесть, как над стиральной машиной сгустилось тёмно-серое облачко и мультяшный львёнок, возникший в нём через секунду, произнёс:
  - Нам срочно нужно побеседовать.
  Мой ответ на это предложение лучше не цитировать в приличном обществе. В переводе с народного на литературный он прозвучал бы так:
  - Извините, но вы немножко не вовремя. Может минут через пять, или десять?
  Снарк выслушал всё это довольно спокойно.
  - Если с описанием сексуальных извращений в среде моих близких родственников Вы закончили, позвольте изложить суть наших предложений. - Сказал он, не обратив на мою тираду ни малейшего внимания. - У нас очень мало времени.
  - Излагайте, - сдался я, прикинув, что так он от меня быстрее отвяжется.
  - Мы предлагаем вам перейти к нам на службу.
  От изумления я на какое-то время забыл, где я и зачем здесь оказался. Вот это да! За 8 лет знакомства мы беседовали с ним всего дважды. Оба раза по моей инициативе. Многое мне было о них не известно, но одно я понял чётко - они не вмешиваются в наши земные дела.
  - Да, понимаем ваше удивление, - он же мысли читает, а я и забыл, - но мы иногда приглашаем к себе тех жителей Земли, которые по нашему мнению могут служить в Солнечном легионе, если их изъятие не приведёт к каким-либо негативным последствиям для вашей истории.
  - Лишних людей?
  - Не только. Кроме того, что эти лица представляют для нас интерес, и являются чуждыми обществу, в котором проживают, они должны ещё гарантированно безвредно извлекаться из оборота.
  - А это что за хрень?
  - Попросту говоря, они должны уже фактически быть мёртвыми, но ещё не успеть скончаться. Мы их забираем к себе за несколько часов до гибели.
  - А если я не захочу извлекаться?
  - Мы ничего не делаем против воли человека, но и смерть его тоже не предотвращаем. Это могло бы изменить дальнейшее развитие Земли.
  - И много у вас таких завербованных легионеров шустрит в интересах Солнца?
  - Это вы сможете узнать, если согласитесь.
  - Чем придётся заниматься?
  - Зависит от ситуации. Пока я могу точно сказать, чем заниматься не придётся: Землёй. Мы не вмешиваемся в её историю сами, и не позволяем вмешиваться тем, кто на нас работает. Если даже этот агент работает на Земле, что случается крайне редко, он не имеет право вмешиваться в её внутренние дела. Никогда!
  - То есть, останусь я здесь или пойду с вами, Белый дом мне не спасти.
  - Вы же знаете, вероятность бывает стопроцентной только у прошедших событий. Пока будущее не стало прошлым, она всегда больше нуля и меньше 100%. Мы делаем предложение, когда вероятность гибели превышает 99%. Сейчас - 99,2%. И рост продолжается.
  - А у меня есть время подумать?
  - Думайте. Если решитесь, сообщите мне об этом. Я всё время на связи. Но учтите, что сместить эту вероятность усилием воли вам не удастся, во всяком случае, существенно сместить.
  - Но счётчик вероятности я могу увидеть?
  - Да, это - пожалуйста!
  Серое облако растворилось в воздухе. В левом верхнем углу перед глазами загорелись цифры 99, 237. Спустя пару секунд последнюю цифру сменила восьмёрка. Бордовые линии очень четко смотрелись на фоне бело-голубого кафеля. Я двинул головой. Цифры сместились вместе с ней. Было такое ощущение, что они нанесены на прозрачную поверхность примерно в полуметре от лица. Когда я вышел в коридор, в темноте они окрасились в ярко-жёлтый цвет. Очень удобно.
  Я быстро собрал вещи. Раствор йода, бинт, поролон, лейкопластырь, вата, несколько пустых полиэтиленовых пакетов. Всё это я сложил в сумку. О противогазе вспомнил в самый последний момент. Когда вешал его на плечо, заметил первый отскок вероятностей. Только что было 99, 278 и вдруг сразу 99, 214. Странно, чем мне может помочь противогаз. Будет газовая атака? Я прихватил ещё пару бутылок газировки, надоел чай за последнее время, а кофе я вообще не пью. Бутылки эти мы с Василием Степановичем потом в дело употребим. Как он всё-таки догадался, что готовиться нужно ко второй ночи? И в этот момент я заметил, что счётчик скинул ещё немного. Теперь на нём горело 99, 113. Я выложил газировку. 99, 345. Снова взял. 98, 103.
  
  15.
  
  Всю дорогу я пытался связать между собой эти два факта. Какое отношение может иметь газировка к противогазу? Но так ничего и не понял. Оставалось надеяться, что догадка осенит меня на месте. Прибыл. Не осенила. Но хоть до баррикады добрался без происшествий. И то хорошо. Вот только, если спросить, как я шёл к ней от метро, не скажу. Не до того было. Тысячи людей, да что там, десятки тысяч. И всех их через несколько часов сметут с асфальта и булыжника безжалостные волны штурмовых колонн. Частично перемесят в кровавую кашу, частично разметают по соседним переулкам. Но что-то же можно ещё сделать? Да! Вначале нужно определить направление главного удара. Здесь, как раз особых сложностей не предвидится.
  Законы войны одинаковы для всех времён и народов. Имеющий превосходство в технике всегда выбирает ровные поля и широкие дороги. Войска ГКЧП занимают центр Москвы. Самая удобная и широкая магистраль, подводящая их к Белому дому, это Калининский проспект[72]. Главный удар, скорее всего, будет наноситься со стороны гостиницы "Украина". Нам же нечем воспрепятствовать движению противника по Калининскому мосту[73]. Вспомогательные удары последуют, скорее всего, со стороны Конюшковской улицы и Девятинского переулка. Рочдельскую перекрывать не будут: дадут возможность отступить всем, кто захочет спастись. Лишние жертвы им не к чему.
  Ладно, допустим, что так оно и задумано. Но тогда ближе к закату по площади будут разгуливать группы рекогносцировки. Командиры штурмовых групп и колонн захотят получить свежие данные о состоянии обороны. Через час-полтора следует ждать "гостей". Но как их узнать в такой толпе? Что может их выдать? Возраст, телосложение, выправка, аккуратная короткая стрижка, отсутствие усов и бороды - всё это уже немало, но под такое описание разведчика противника подходит каждый сотый баррикадник. Что ещё? Их будет двое. Это почти наверняка. И с ними будет женщина. Для маскировки!!! Следовательно, высматривать нужно не мужчин, а женщину-прапорщика в штатском, и двух сопровождающих, которые подходят по описанию под офицеров армейской разведки.
  Ну, кто мне нужен, понятно. А вот зачем? Попытаться задержать? Вряд ли группа будет одна. Если задержать эту, остальные успеют уйти, а через полчаса вернутся новые, лучше подготовленные. А что, если им помочь в сборе сведений, да так, чтобы доложили командованию, что атаковать нельзя?
  Цифры счётчика сразу скакнули к 95%. Как я про него забыл? Это же моя шпаргалка, индикатор идей. И он ясно указывает на перспективность такого подхода к проблеме. Значит, стоит попробовать! Итак, составляющие: противогаз, газировка, дезинформация разведгруппы. Какой же обед можно приготовить из этих трёх блюд? Нужно соображать быстрее! Через час уже лучше бы начать "шерше ля фамить". К этому времени у меня должен быть план действий.
  Я смотрел с баррикады на проходящих мимо людей. Сумка с противогазом - у каждого второго. А если попытаться убедить разведчиков, что это - оружие. Бутылки там с зажигательной смесью. Такие, как мы со Степанычем снаряжать начали. Тогда любой в толпе может быть "бутыльерос" - грозой танков и бронемашин со времён Испанской войны[74]. И противогазная сумка тогда может оказаться метательным снарядом, наподобие спортивного молота, который довольно легко забросить на расстояние до 70 метров, если хорошенько раскрутить. Допустим, убедил я разведчиков, к чему это может привести? Как минимум, потребуется корректировка плана атаки. Как максимум, это приведёт к отказу от неё. На счётчике 83, 459. Двигаемся в верном направлении.
  Вот только Василий Степанович не даст снаряжённые бутылки выносить с баррикады. Опасно с ними по толпе шариться. Упадёт, разобьётся. Греха не оберёшься. Ну, и не надо! Газировка то на что? Сейчас мы из неё такой имитатор сделаем - хоть в Большом театре выступай. 82, 135.
  Через полчаса моя газвода ничем не отличалась от "бутыльментов", изготовленных Василием Степановичем. Для надёжности я даже фитили бензином пропитал, вдруг по ходу дела демонстрировать придётся. Да и от рук должно немного пованивать. Для убедительности.
  И ещё я очень надеялся на то, что не только мы со Степанычем до такой формы сопротивления додумались. Наверняка не одна разведгруппа доложит о готовых к употреблению зажигательных снарядах на баррикадах. Моя задача убедить, что это не самодеятельность, а хорошо продуманный план. И очень опасный для нападающих.
  - Чего задумал, старлей? - спросил Василий Степанович, стоило мне только завершить приготовления и занять наблюдательный пост на гребне баррикады.
  Догадывался я, что он не просто так включил все свои байки военные. Отвлекал, выходит, внимание от моих манипуляций. Я изложил свои соображения о готовящемся штурме, об ожидаемой разведке противника (умолчав, естественно, о снарках). Рассказал старику о плане дезинформации.
  - А в этом есть смысл. - Сказал он, почесав виски большим и указательным пальцами. - Тем, кто за звёздами большими на штурм собирается, такая информация - душ холодный. А для остальных, кто, скрепя сердце, приказы выполняет - последней каплей может стать для отказа от этой мясорубки.
  Так что теперь поиск женщины-прапорщика велся уже в четыре глаза. А окуляры у ветерана, несмотря на преклонный возраст, - молодые позавидуют! Он их, кстати, и заметил. Троицу эту. Рослый степенный сорокалетний атлет, парень лет двадцати пяти с ухватками профессионального боксёра, с ними женщина в перманенте и боевой раскраске коренных жителей страны вероятного противника.
  - Судя по виду, старший - комбат, младший - командир первой роты, - предположил Василий Степанович. - Оба обстрелянные, скорее всего десантура.
  Ну, что ж, теперь всё зависит от наших театральных способностей. Разговор мы со Степанычем репетировали раз десять, не меньше. Должно получиться.
  
  16.
  
  На точку "случайной" встречи выходили с разных сторон баррикады. И "узнали друг друга" в двух шагах от примеченной троицы.
  - О, Саша! А я тебя по всей площади ищу! Поролона у нас не хватило на четыре фитиля. - Озабоченно развел руками ветеран.
  - Степаныч, я же тебе с запасом выдал, экономно нужно использовать. Последний НЗ у меня забираешь.
  Я расстегнул противогаз. Достал оставшийся кусок поролона и "засветил" две бутылки газировки с аккуратными полиэтиленовыми чехольчиками на запалах, накрученных прямо поверх жестяных пробок.
  - Ой, - не утерпела женщина, - а как же вы без противогаза то?
  Я открыл заплечную сумку. А Степаныч отогнул полу плаща.
  - А почему бы не оставить противогаз на месте, а в сумку бутылки положить? - не унималась любопытная "гражданка".
  - Так рукой бутылку дальше тридцати метров не бросишь, а в противогазной сумке можно спокойно и на 70 метров запулить. - Объясняет Степаныч. - Да и не видно ночью, что зажигалка летит. Огонь-то на фитиле внутри сумки пылает.
  Старший группы внимательно промерил взглядом проход. Достал из пачки сигарету. Задумчиво похлопал себя по карманам. Я чиркнул зажигалкой. Прикуривая, "комбат" втянул носом воздух. Запах бензина от моих рук окончательно убедил его в серьёзности ситуации.
  Взгляд офицера напрягся и поскучнел. Задумаешься тут. Если твоей штурмовой колонне в просвет между баррикадами под перекрёстным "сумочным" обстрелом не меньше полусотни метров бежать. С генеральскими погонами комбат прощается. Зато парень, которого мы для себя определили, как командира первой роты, как-то повеселел даже. Этот решил, что начальство приказ отменит по результатам разведки. Хотел бы я быть в этом уверен. Счётчик вероятности скрутился только до 47, 959. Значит ещё ничего не ясно.
  Мы раскланялись на прощание со "случайными знакомыми" и, сделав петлю, вернулись на баррикаду. Троица пошла дальше.
  Что ж, надеюсь, идея с "коктелем Молотова" пришла не только в наши головы, так что "гости" ещё не раз и бутылки снаряжённые увидят, и запах бензина унюхают. И будет им в каждой противогазной сумке зажигалка метательная мерещиться. Вот пусть и доложат "по команде" свои впечатления.
  А нам остаётся только ждать результата. И мы ждём.
  После полуночи ситуация дважды обостряется. Сначала в первом часу ночи со стороны Садового кольца слышатся автоматные очереди. Объявляется готовность к штурму. И мы со Степанычем занимаем исходные позиции: я с двумя бутыльментами на гребне, он - с остальными внизу за баррикадой. Но через пятнадцать минут поступает сообщение, что это случайное столкновение патруля с демонстрантами. Стреляли солдаты трассерами поверх голов. Инцидент исчерпан. Сотника вызвали в штаб на инструктаж.
  Возвратившись оттуда, он сообщил, что от нас требуется проявлять выдержку и не поддаваться на провокации. Что им приказали проверить, чтобы на баррикадах не было никакого оружия: наша задача мирное сопротивление военному перевороту. Что попытки самодеятельного вооружения следует пресекать по всей строгости... Василий Степанович оказался прав! Мы с ним - провокаторы и враги демократии. Ну и пусть эти тыловые крысы свернут свой миролюбивый приказ в трубочку и засунут... Вот именно туда!
  Какое-то время всё относительно спокойно. Затем, примерно через час, снова звуки выстрелов. Но слышны намного глуше. Нас опять призывают к полной готовности. И тишина. Снова сотник на четверть часа исчезает в штабе.
  - Столкновение колонны бронетехники с баррикадой в тоннеле под Калининским проспектом, есть жертвы среди наших, - сообщил он, уводя глаза в сторону. - В штабе сказали, что наши сами виноваты - пытались блокировать колонну.
  - Ну, мы тоже будем сами виноваты, если не дадим пройти через свою баррикаду, - заметил Василий Степанович, - это уж, как водится!
  - А там, в штабе, на карту города никто не смотрел? Или не знают, что перед штурмом иногда полезно рокады подчистить? - поддержал я ветерана. - Не встань эти ребята насмерть, сейчас бы нас здесь уже с булыжной мостовой сравнивали! Может быть, уже и сравняли!
  Больше стрельбы ночью слышно не было, но тревоги периодически объявляли до самого утра. Счётчик вероятностей болтало в диапазоне от 25 до 50 процентов. Максимум был во время второй стрельбы и ещё один в половине четвёртого. После этого цифры только уменьшались. К рассвету значения перешли порог 10%, после девяти утра - 1%. Весь день нам оглашали новости одна другой лучше.
  Войска покидают город. По телевидению начали показывать заявления политиков с осуждением ГКЧП. Последним, уже ближе к ночи, пришло сообщение об освобождении Горбачёва.
  Я сидел на гребне баррикады и не мог поверить в такой исход событий. Всего несколько часов назад шансов выжить практически не было. И вот мы это сделали. Конечно, я - не Кутузов, и даже не Багратион. Но ведь есть и мой, пусть маленький, вклад в эту великую победу. И что бы не случилось дальше в моей жизни, я буду всегда помнить о тех незабываемых днях и часах, когда мы защитили нашу свободу от партийных чинуш, мечтавших и дальше управлять страной, как стадом баранов.
  - Прикрой меня, - шепнул на ухо Василий Степанович, - я бензин солью обратно в канистру. А то, при моих доходах, деньги на ветер швырять - глупо. Хорошо бы ещё и бутылки сдать, но столько мне на себе не уволочь, да и принимают их теперь за сущие копейки.
  Разряжал старик свои бутыльменты так же быстро и сноровисто, как и снаряжал. Не прошло и пяти минут, как он уже спрятал канистру в матерчатую сумку и поставил её рядом с моим противогазом.
  - Там в штабе, я слышал, справки выдают. Так ты сходи, а то на работе прогулы поставят. Или просто уволить могут. У нас это - запросто.
  - Да у меня и так все знают, что я здесь. А учёта строгого в нашей конторе не ведётся. Работу свою вовремя сдаёшь, значит всё в порядке. Сам можешь вообще не появляться. - Отвечаю я.
  - А то смотри, радость победы - штука коварная, может такую злую шутку сыграть, не обрадуешься. Я вот, после войны в свою деревню гоголем вернулся. Шесть орденов боевых, не считая медалей. А мне в первый же день одна крыса тыловая и заявляет: "Вы там жрали от пуза, а мы тут с голоду пухли". Ну я ему и смазал по опухшей харе, что поперёк себя шире. Так еле откупился потом. Последнюю козу мать этому гаду отволокла, чтобы заявление из милиции забрал. Вот что в жизни-то бывает!
  
  17.
  
   Расходились мы ранним утром 22-го, когда всё уже гарантированно закончилось. Но мечта - выспаться как следует, так и осталась в то утро мечтой. Неосуществлённой. Не успел я скинуть свитер, как раздался пронзительный телефонный звонок.
  - Алло! Кто это!
  - Общий сбор, мне только что из штаба звонили! - Раздался встревоженный голос сотника.
  Уходя домой, мы оставили ему свои координаты, но я не думал, что они понадобятся так быстро.
  - Да что случилось-то?
  - Сам не в курсе, но сказали, что вопрос жизни и смерти.
  Я скосил взгляд на счётчик. Там горели сплошные нули.
  - Ладно, выезжаю.
  Неужели демократы власть не поделили? Странно, я думал - им её хотя бы на первые полгода всем хватит. Потом сцепятся, конечно. Победителей всегда больше, чем местечек тёпленьких у кормушки. Но чтобы вот так сразу, в первый же день?
  Привычная уже дорога от Краснопресненской к Белому дому показалась мне в это утро в два раза длиннее. На площади уже собралась вся наша сотня. Было и ещё довольно много народа. В толпе шныряли какие-то сомнительные личности, мало напоминающие работников прежнего штаба. Сотник растерян и обескуражен. Мы пытаемся узнать у него, что случилось. А он и сам "не в теме". Наконец к нашей толпе подошёл какой-то неопрятый тип богемного вида и неопределённого возраста.
  - Уважаемые господа! - Начал он свою пафосную речь. - Мы собрали вас, чтобы у нас не украли нашу победу! Новая бюрократия хочет в кратчайшие сроки одеть народу то же самое ярмо и править теми же самыми методами. Мы не можем спать спокойно, в то время, как остаются на свободе те, кто запачкал свои руки в народной крови. Нам не будет покоя, пока на площадях стоят прежние идолы беззаконной и безбожной власти...
  Похоже было на то, что он разогнался балаболить часа четыре, если не пять.
  - А кто это вы?! - спросил Василий Степанович.
  - В смысле? - опешил оратор.
  - Ну, мне интересно, кого бессонница мучает, когда можно спокойно дрыхнуть? Кто нас здесь собрал? От чьего имени ты вещаешь? Я, к примеру, с удовольствием придавил бы сейчас часиков четырнадцать, если бы не тревога. - Не унимался ветеран.
  - Мы - это русский народ!
  Сразу же стало очень скучно. Я посмотрел на сотника. Он разглядывал брусчатку у себя под ногами.
  - Извините, мне сказали, что войска в Москву возвращаются. - Проговорил он, поднимая на нас глаза. - Знал бы, что фигня такая, ни за что бы не стал вас беспокоить.
  - Неужели здесь нет ни одного истинного сторонника свободы и демократии? - не унимался любитель перманентных революций. - Там же памятник главного палача России у Детского Мира площадь оскверняет.
  - Не знаю, как тебе, а мне ни один памятник ещё ничего плохого не сделал. Думаю, что и тебе не сделает. Если ты, конечно, не дон Жуан. - Сказал я. - А ещё раз ложную тревогу объявишь, я тебя самого под Железного Феликса засуну. Или сразу под постамент.
  Наша сотня начала прощаться и разбредаться по домам. Остался только Николай. Но он за компанию готов хоть против ГКЧП побузить, хоть луноход с постамента сковырнуть. Вот пусть и свергает. Если ему делать нечего. А мне завтра утром на работу надо. ОВОСы за меня никто писать не будет.
  Но на этом театр абсурда не закончился. На следующее утро Смирнов встретил меня на пороге Союзгипроводхоза ироничным замечанием:
  - Ещё один революционер, привет! Иди, там твой соратник уже хвастает.
  - Кто?
  - Черныш, из ВЦ. Рассказывает, как вы вчера самого Феликса Эдмундовича победили.
  - Извините, Василий Васильевич, но вы меня с кем-то путаете. Я с памятниками не воюю. Это не мой профиль. И Черныш мне не соратник. Я такому, как он, даже сосортирником быть не согласен.
  - Ладно, не обижайся. Просто достал он уже всех с утра описанием своих подвигов. Очень уж слушать противно. Три дня по начальственным кабинетам прошнырял, чтобы все были в курсе, что здесь он. А вчера утром исчез. Оказывается, чтобы в революции поучаствовать. Теперь у всех перед носом письмом благодарственным трясёт. С факсимиле Ельцина. У тебя есть такое? Ну, я так и думал! Не умеешь ты в жизни устраиваться! - Покачал головой Смирнов. - Да! Там тебя, кстати, Михельсон ждёт. Он договора новые с заказчиками готовит. Хотел со всеми исполнителями согласовать план и сроки работ.
  Слава богу, хоть кто-то о деле думает! А то все о политике и о политике. Чтоб им всем пусто было!
  И в этот момент перед моими глазами погас счётчик вероятностей. Значит, снарки тоже считают, что путч окончательно провалился и новых попыток в ближайшее время не предвидется.
  
  18.
  
  Днём в центре Москвы даже вишенке упасть негде, не то, что яблоку. Но поздним вечером или ранним утром, когда народу на улицах становится поменьше, я чувствую себя здесь вполне комфортно. Поэтому для прогулок по городу выбираю именно эти поздневечерние или раннеутренние часы. Вот и сегодня, выскочив из метро на площади Большого Театра в шесть с небольшим часов утра, я решил пробежаться по Петровке до Столешникова, а потом вернуться уже по Тверской. Думать на ходу было удобнее, чем в душной комнате. Раньше я предпочитал гулять в районе Политехнического музея, но на финише того маршрута вместо памятника теперь один постамент остался, а мне неприятно вспоминать кто, как и почему изменил облик площади.
  Петровка и Столешников были практически безлюдны, а на Тверской народу стало встречаться побольше. И в основном - девицы в мини-юбках и сетчатых колготках, а с ними коротко стриженные молодцы в спортивных штанах и турецких кожанках. "Ночные бабочки" и их работодатели - владельцы столичного асфальта. На меня эти труженики ночной индустрии не реагировали. На возможного клиента я не похож: время неурочное, да и прикид не тот. Меня тоже больше архитектура занимала, чем анатомия человека.
  Поэтому, когда окликнули по имени, то я сначала даже не среагировал. Мало ли кого Сашей зовут. Но затем услышал:
  - Серов, да куда же ты в такую рань несёшься?
  Я удивлённо повернул голову в сторону говорящего. От всех остальных этот "бык" отличался только довольно скромными габаритами и азиатским разрезом глаз. И на кого-то он был похож. Вот чёрт! Это же Ришат Исмаилов. Капитан нашей университетской команды. Самый гармонично развитый (по мнению тренера) человек, защитивший кандидатскую по философии и получивший звание мастера спорта по боксу в одном и том же году. Вот это встреча. Но позвольте? Здесь-то он что делает?
  - Привет! - Отвечаю я. - Ты какими судьбами? У вас же там сейчас самое раздолье для нацкадров! Да с твоим-то образованием можно сразу в министры прыгнуть!
  - Эх, Саша! У нас, чтобы продвинуться, нужно быть гораздо более "национальным" кадром, чем я. Философ, не знающий наизусть Коран, на моей родине приравнивается сейчас к врагу народа и лично... страшно сказать кого! Не за себя страшно, за родственников, которые там остались. Так что дома для меня жизни нет. Никакой. А здесь - только такая.
  Да, в России его философские знания не к чему. Для работодателей и конкурентов он - кто? Чурбан среднеазиатский. Здесь его сциентизмы и феноменологии никому не нужны. Своих диалектиков девать некуда. Да и дружба народов в последнее время свой вектор на 180 градусов развернула. А я то думал, что это мне - хреново! Оказывается, есть те, кому ещё хуже.
  - Ну ладно, ты то как? - Решил сменить тему Ришат. - Чем занимаешься, географ?
  - Да сначала по специальности работал, метеорологом. Потом в экологию подался. ОВОСами сейчас занимаюсь.
  - А это что за зверь? Разъясни гуманитарию!
  - Оценка воздействия на окружающую среду. В основном для проектов освоения нефтяных месторождений. По крайней мере, мы почти все ОВОСы сейчас для нефтяников делаем.
  - И как твоя контора называется?
  - До недавнего времени это был Союзгипроводхоз, а теперь кооператив "Международный центр научного мониторинга".
  - Это Гипроводхоз так переименовали, или распался?
  - Нет, это я место работы поменял. Из Гипроводхоза меня уволили.
  - И за что, если не секрет?
  - Да какой уж тут секрет. Я причины увольнения не стыжусь, если уж по-честному, даже гордиться ей должен! За изобретательность!
  - Уже интересно! Ну ка, расскажи!
  А почему и вправду человека не потешить. Торопиться мне всё равно некуда.
  - Только ты учти, это долгая история. У тебя время-то есть?
  - Да, навалом! Работа уже практически закончилась. Сейчас тружениц своих по домам распущу, и прогуляемся до Пушки[75]. Ты сам-то не очень спешишь?
  - У меня рабочий день не нормирован.
  - Ну и ладно, подожди пару минут.
   Ришат отошел к стене дома и хлопнул в ладоши. И тут же его окружила стайка "жриц любви". Разбор полётов занял у них минуты три, после чего девицы удалились в сторону метро, а мы пошли в противоположном направлении.
  - Вообще, если верить газетам, путаны в метро не ездят. - Заметил я, чтобы поддержать разговор.
  - Они тачки будут ловить чуть дальше, когда нас уже видно не будет. - Успокоил меня Ришат. - Им левый приработок светить не интересно. Я ж для них, как инспекция налоговая для твоего кооператива. Только мне документами липовыми глаза не замажешь. Ну, ладно. Ты про увольнение своё обещал рассказать.
  К тому времени, как я закончил излагать историю об изобретении механизированного лота и расчёте переноса примесей на микрокалькуляторе, мы уже дошли до Пушкинской площади и присели на одну из свободных скамеек.
  - А потом, через пару недель прихожу на работу, а меня встречает у входа Михельсон и говорит: "Пошли отсюда, мы с тобой уже не здешние. Тебя уволили, а я сам ушёл".
  - И почему?
  - А ВЦ, оказывается, нашему директору процент откатывал за все расчёты. А тут договор закрыт, деньги по нему получены. Где откат? Нету. Какая сволочь посмела сделать мне "финансовое обрезание"? Найти и уволить немедленно!!!
  Ришат хохотал долго и искренне. Глядя на него, и я стал посмеиваться.
  - Ух, ты! Класс какой! - прошептал он, вытирая платком слёзы. - Давно я так не смеялся!
  - Михельсона этот кооператив давно, оказывается, переманить к себе пытался. Вот мы туда сразу же и подались. В зарплате выиграли в полтора раза почти, так что всё в порядке.
  - Ну, вот и славно! А из наших коллег по сборной никого не видишь? Мне тут, понимаешь, напарник нужен. У меня соседа недавно застрелили. Одному два участка не удержать. А может, ты сам ко мне пойдёшь? Четверых девочек я тебе из своих выделю, на первое время хватит, а там остальных сам навербуешь.
  - Нет, извини. Такой бизнес не для меня. Ты только не обижайся, не гожусь я для него.
  - Да ладно, - вздохнул Ришат, - я бы и сам сюда не пошёл, будь у меня выбор. Но, если что с ОВОСами сорвётся, я тебе всегда рад. А из нашей сборной кого увидишь, расскажи им, как меня найти. Я с вечера до утра почти каждый день на месте.
  - Хорошо, если увижу, передам.
  Вот только жаль, я его к нам устроить не получится. Это раньше можно было Михельсона попросить, когда он был ГИПом. А теперь он - просто инженер-гидролог.
  
  19.
  
  Совещание кооператива проходило на съёмной квартире в одном из Староарбатских переулков. Адрес её я не запомнил - на встречу мы вместе с Михельсоном от метро шли. В моей голове ещё продолжал крутиться утренний разговор с Ришатом. Вот же попал мужик в переплёт! В России азиат по крови. Дома европеец по культуре. И здесь чужой, и там ненужный. Разлом Союза прямо через него прошёл: одна нога здесь осталась, вторая - по ту сторону границы.
  Пока я размышлял, мы до места и добрались. Квартира на втором этаже трехэтажного особнячка. Дверь, как у сейфа: стальная, с четырьмя замками. Сейчас всё больше таких появляться стало. Устроились в большой гостиной. Народу собралось чуть больше дюжины голов. В основном для меня незнакомого.
   Началось всё, как обычно. Все по очереди докладывали, в каком состоянии их разделы и главы, какие трудности появились в работе и как их планируют преодолеть. В конце совещания наш председатель, Степан Михайлович Корзун, розовощёкий пышнотелый крепыш в малиновом пиджаке и цветастом шёлковом галстуке, пощёлкав калькулятором, озабоченно произнёс:
  - Причины срыва работ по орнитологии и условиям жизни коренных народов, конечно, уважительны. Но с их учётом мы никак не выходим на 40%-ый объём. Заказчик нам этап не закроет. Так что денег не ждите. Только если кто-то сможет резко ускорить работу и сдать к концу первого этапа весь объём второго.
  - Но до сдачи этапа осталось меньше месяца. Кто же может так резко ускориться? - Резонно заметил Михельсон. - Не проще ли будет потребовать от тех, кто срывает график работ, неукоснительного его исполнения?
  - Ну что ж Вы так уж беспокоитесь, Алексей Исаакович? Мы все понимаем, что по гидрологии без полевых исследований вы обойтись не сможете. А что нам метеоролог скажет? Нет ли возможности ускорить его работу?
  - Если забыть о выходных и пахать по восемнадцать часов в сутки, то можно в срок уложиться. - Ответил я. - Только во что выльется для меня эта дополнительная нагрузка?
  - Премию тебе выпишем по результатам первого этапа. - Довольно улыбнулся Корзун. - Ну что, берёшься? Очень это всех нас выручит!
  - Ладно, согласен. Только тогда уж просьба не дёргать меня по мелочам, чтобы можно было сосредоточиться исключительно на этой работе.
  - Договорились! - подвёл итог председатель. - Значит, по домам!
  Мы собрали свои бумаги и начали расходиться.
  - Зря ты на это согласился. - Сказал мне Михельсон, когда мы распрощались на Старом Арбате с последними попутчиками. - Как бы не кинули тебя эти жуки кооперативные. Мутные они какие-то. Неискренние. Была б моя воля, не связался бы я с ними.
  - Алексей Исаакович, а почему Вы, вообще, сюда пошли? - Задал я давно мучивший меня вопрос. - Почему в Универ не вернулись? Вы же там столько лет проработали, они наверняка Вас обратно с удовольствием возьмут.
  - Да они-то взяли бы, только платят там копейки. Мне на эти гроши не прожить.
  - Так жили же раньше?
  - Эх, Саша! Раньше я на зарплату внимания мог не обращать. Мне основной доход марки приносили. А теперь этот источник заработка для меня наглухо запечатан. Без всякой надежды на возобновление. Нет моей коллекции! Была, да сплыла.
  - Как нет? Украли, что ли?
  - Можно сказать и так.
  - Постойте, но если верить слухам, то основной доход Вы за посреднические услуги получали. Квалификация-то Ваша никуда не делась.
  - Да, квалификация есть. А толку? Кто ж посредником при сделке "лоха" прокинутого приглашать будет? Да, ты ж не знаешь ничего! Это ещё когда ты в Шереметьево работал, случилось. Собрались мои молодые в Израиль уезжать. Дочка с зятем. Ну и уговорил он меня, дурака старого, отдать им с собой коллекцию. Мол, там она сохраннее будет, да и кредит они взять смогут на жильё под её залог. И процент по тому кредиту будет меньше значительно. Я и согласился. Кто ж знал, что Мишенька-Мойшенька, зятёк мой дорогой, ещё здесь в протестанскую веру покрестился перед отъездом. А как в Израиле натурализовался, так стал везде крест поверх рубахи носить и на скандалы нарываться. Ну, набили ему морду пару раз. Один раз арабы, другой - еврейские ортодоксы. Он - в суд на тех и на этих. А потом, используя судебные решения, как пропуск, в Америку рванул. Представляешь?
  - И приняли?
  - С распростёртыми объятиями! Христианин. Протестант. Единоверец. Многократно подвергался преследованиям за свои религиозные убеждения. Он гражданство американское получил практически в день приезда. И теперь моей коллекцией может спокойно распоряжаться.
  - Но ведь это же Ваши марки. А как же защита частной собственности?
  - Частная собственность! В Штатах иностранцу против гражданина в суде ловить нечего. А я для американского суда гораздо хуже, чем просто иностранец. Я - тот предатель любимой родины, который сам добровольно от её гражданства отказался. Нет, коллекция эта для меня потеряна навсегда!
  - А дочка как?
  - Дочка в кафе тарелки моет. В Хайфе. Стоматологов там своих навалом.
  Вот так история! А я всё голову ломал, из-за чего он в Гипроводхоз на старости лет подался.
  - Ты только языком-то особо не трепи. Я тебе к тому историю эту рассказал, что доверчивый ты очень. И, чую я, нарвёшься ещё не раз из-за этого. Люди - они только зло хорошо помнят, а добро быстро забывают. Так что ты поосторожнее с ними, ладно!
  - Хорошо, учту! Постараюсь больше так не подставляться.
  
  20.
  
  Следующий сбор нашего трудового коллектива произошёл во время научного семинара по охране природы в Хаммеровском центре. После одного из мероприятий, на котором все мы присутствовали по долгу службы, наша группа задержалась на полчасика в конференц-зале. Все по очереди сдавали свои главы и разделы, а Корзун их бегло просматривал и складывал в роскошный кожаный дипломат. После подробных обсуждений у Михельсона такая процедура приёма работы приятно удивляла своей простотой.
  - В ближайшие день-два я всё просмотрю. Если за это время не позвоню, значит всё в порядке. - Сказал Степан Михайлович. - А теперь все свободны. Обязательные мероприятия семинара закончены. Кто остаётся на банкет - из зала по стрелке направо.
  Михельсон решил остаться, а я ушёл. Центр международной торговли и сам-то по себе "плющил" мою некрепкую душу заграничным великолепием и роскошью. Панорамные лифты, зимний сад с фонтаном в холле, больше напоминающем картинку из фантастического фильма о далёком будущем - всё это будило во мне целый букет комплексов "совковой" неполноценности. И в то же время, спать хотелось просто неимоверно. А потому, мысленно наплевав на бесплатную заграничную жратву, я отправился домой отсыпаться.
  На квартире по случаю окончания дачного сезона наблюдался полный комплект хозяев. Это летом они живут в основном на даче, периодически по одному наезжая в город. А сейчас и Ольга Васильевна и Петр Игоревич были на месте.
  - Ну, как? Сдался? - Спросил хозяин, как только я зашёл в комнату.
  - Да, всё в порядке, дядя Петя!
  - Чай на плите горячий, если что. Или сразу спать завалишься?
  - Сразу! Я уже и так чуть в троллейбусе стоя не заснул.
  - Ну, тогда я телевизор на кухне посмотрю. - Сказал он, складывая газету и приподнимаясь.
  - Да не беспокойтесь вы так! Я в армии под гул самолётов засыпал, мне телевизор не помеха.
  - Ну, смотри, если что - постучи в стенку.
  Старик с удовольствием снова опустился в глубокое кресло.
  На кухне в это время что-то продолжало шкворчать сквозь закрытую дверь. Хозяйка священнодействовала у плиты.
  Я прошёл в свою комнату, закрыл дверь, задёрнул шторы, разделся и занырнул под одеяло. Долгожданная пелена накрыла меня практически в ту же секунду.
  Мне снилась родная баррикада у Белого Дома, похожая на железобетонного ежа-переростка, ощетинившегося иголкими стальных труб и прутков. Я снова видел напряженные и восторженные лица соратников, слышал треск автоматных очередей. Ждал начала атаки. Незабываемое чувство упоения надвигающимся главным сражением всей жизни вновь переполняло меня. Всё было просто и ясно, как в любом бою: рядом свои, впереди противник, и правда - на нашей стороне. Все силы собраны. Все приготовления закончены. Мы не хотим начинать первыми, но не отступим ни на шаг.
  И вдруг всё это исчезло. Я тонул в чёрной болотной жиже, успевшей засосать ноги почти до колен. Каждая попытка освободиться лишь увеличивала скорость погружения. Спокойно, только без паники. Как бы не хотелось забиться в истерике и заорать, нужно сохранять выдержку. Должно же быть что-то полезное в карманах. Только верёвка и носовой платок. Уже легче.
  Попробуем зацепиться за ближайшую берёзку и пригнуть её. Тогда можно будет выбраться из трясины. Набираем грязи в платок, завязываем верёвку. Раскручиваем над головой. Бросаем. Есть, зацепилось. Тянем на себя. Ещё, ещё. Руки ухватились за ствол. Теперь остаётся только подтягиваться. Кажется, что все усилия напрасны. Но это только кажется. Погружение прекратилось, - уже хорошо. Я тяну всё сильнее и сильнее. Глаза разъедает от пота. Я цепляюсь за ветки и сантиметр за сантиметром продвигаюсь вперёд. Теперь всё зависит только от упорства. Ну, уж в этом-то у меня недостатка нет. С сообразительностью возникают иногда проблемы, быстрота реакции практически на нуле. А упорства - хоть вагонами на эскпорт отправляй.
  Вот только глаза бы вытереть чистым чем-нибудь, любой тряпкой. Да где ж взять чистую тряпку посреди болота. А если капюшоном штормовки. Он не должен был в грязи изваляться. Я продолжаю удерживать левой рукой ствол берёзы и подтягиваю правой из-за головы парусиновый мешочек. Вроде чистый. Вот только одной рукой лицо вытирать неудобно. Прижимаюсь грудью к берёзе и поднимаю к лицу левую руку. И вдруг ствол выскальзывает из-под меня, как туловище гигантской анаконды. Чёрт! Теперь мне точно - крандец.
  Я открываю глаза. Передо мной отцовская фетровая треуголка. Это он сам шил. Такой больше ни у кого нет. Стены парилки обшиты берёзовой ящичной дощечкой. Дача. Три сотки на окраине города. Её отцу дали на заводе, когда я ещё в десятом классе учился. Домик щитовой мы вместе ставили во время каникул после первого курса. А баньку он сам собрал из подручных материалов. Я в ней был-то всего один раз. Посмотрел только. Сегодня первый раз парюсь. Отец подкинул полковшичка в раскрытую пасть каменки и потрогал пальцами шкворчащие булыжники.
  - Осторожнее, руки сожжёшь!
  Он поворачивается, смотрит на меня укоризненно.
  - Не бойся, не сожгу. Мне это уже не страшно. Ничего плохого со мной случиться не может. Я же уже умер.
  - Когда?
  - Да только что. Звал тебя, помощи просил. Ты не слышал. А мне так больно было, сынок. Так больно. Я раньше и представить себе не мог, что можно столько боли в такой короткий миг втиснуть. Но всё уже закончилось. Ты попарься, я пойду дровишек подброшу. Мне-то теперь все эти радости недоступны.
  Он шагнул к двери.
  - Стой, не уходи! Как же это...
  Но дверь в предбанник уже захлопнулась. Я выскочил из парной. Никого. На улицу. Тоже.
  Я саданул в отчаянии головой о дверной косяк, заплакал...
  ...и проснулся.
  Сколько там? Без четверти шесть. Звонить ещё рано. Хотя дома уже почти восемь. Ладно, ждать всё равно - сил нет.
  Я натянул на себя домашний спортивный костюм и сунул ноги в тапочки. Осторожно, чтобы не будить хозяев, прошёл в коридор. Если затащить аппарат в туалет, то звяканье диска и разговор никому не помешают. Хорошо, что шнур у нас длинный, можно телефон по квартире носить.
  Я накручивал диск, лихорадочно соображая, как буду объяснять родителям желание позвонить им в такую рань. Ладно, если всё нормально, что-нибудь придумаю. Новой работой похвастаюсь. Премией, опять же. Приехать пообещаю на недельку. Давно я у них не был.
  Автоматический набор номера в нашем городе появился сравнительно недавно, и срабатывал ещё далеко не всегда. Поэтому первая неудача меня не сильно расстроила. Но когда за ней последовала вторая, третья... Я крутил и крутил диск. И каждый раз после набора слышался лёгкий треск междугородки и тишина. Как будто на том конце шнур ножом обрезали.
  Я сбегал в спальню за записной книжкой. Телефон сестры записан на последней странице. Связь есть.
  - Алло! - ответил мне мужской голос после второго длинного гудка.
  - Здравствуйте! Надежду можно услышать? - при общении с сестрициными мужиками я стараюсь обходиться без имён, уж слишком часто они меняются. Мужики, да и имена тоже.
  - Я слушаю, - после непродолжительной паузы отозвалась Надя.
  - Привет! Как поживаешь?
  Судя по близкому голосу дочки, сестренка наигралась с ребёнком, и собирается возвратить его бабушке с дедушкой.
  - Привет! А ты чего в такую рань звонишь?
  - Так потом ты на работу можешь сбежать. А встаю я рано, если ты помнишь. Ты у родителей давно была? Что-то у них телефон не отвечает. Вообще никакого сигнала нет. Я сегодня уже пять раз набирал.
  - Да я сейчас к ним собираюсь. Вот только Катю одену.
  - Хорошо, как приедешь - позвони мне от них. А если связи не будет - из дома звякни, после возвращения.
  - Ладно, позвоню!
  - Ну, давай! Не буду мешать собираться.
  Я положил трубку на рычаг. Теперь оставалось только ждать.
  
  21.
  
  Время шло час за часом. Надя не проявлялась. Телефон родителей тоже продолжал молчать. Пару раз я звонил сестре сам, мне отвечали длинные гудки. Чёрт побери! За это время можно было обойти весь городок по периметру. Не Москва, чай! Там пешком от дома до дома полчаса черепашьим шагом. Где она шатается?!
  Я лихорадочно рылся в старых бумагах. Ещё на первом курсе, когда в нашей пятиэтажке установили первый телефон, отец попросил разрешения для меня в экстренных случаях звонить соседям. Где же он? Вот. 4-я квартира, Марина. Так зовут их дочку. Их-то самих я на память помню, поэтому только её и записал.
  - Вас слушают. - Раздался чуть дрожащий женский голос.
  - Тамара Алексеевна, добрый день! Это Саша Серов. Помните такого? Извините, что беспокою. Я до родителей с утра дозвониться не могу? Телефон не подаёт признаков жизни.
  - Здравствуй, Саша. Он больше не ответит. Никогда. - Женщина произносила слова очень старательно, как человек, который с трудом сдерживает рыдания. - Я только что оттуда. Там взрыв сильный был. Говорят, что в квартире над ними, у Семёновых. Перекрытия рухнули. Сейчас пожарные и милиция завалы разбирают. Твоих родителей уже откопали. Маму упавшей стеной накрыло. Она даже не проснулась. А папе ноги перерубило куском потолочной плиты. Кровью истёк. Пожарные говорят, скорее всего, газ взорвался.
  Она заплакала, и я положил трубку. Говорить больше было не о чем. Да и не хотелось. Только что у меня были родители, и вот их не стало. Я собрал все деньги, что у меня были. На билет должно хватить. В двух кварталах от дома "Трансагентство", нужно бежать туда.
  На ближайший самолёт уже ничего не было. А вот железная дорога не подкачала. Отъёзд сегодняшней ночью. А раньше мне финансовые вопросы и не решить. Я вернулся домой и позвонил Корзуну.
  - "Международный центр научного мониторинга", я Вас слушаю. - Прозвучал в трубке мелодичный голос Анжелы, секретарши нашего шефа.
  - Добрый день, Серов Александр. Степана Михайловича можно услышать?
  - Здравствуйте, Александр... - я представил, как эта длинноногая красавица, наморщив лобик, ищет меня в списке сотрудников, -...Юрьевич. У него посетитель. Вам срочно?
  - Да! Очень!
  - Сейчас я узнаю, не кладите трубку.
  - Слушаю тебя, Александр! Что случилось?
  - Степан Михайлович, Вы посмотрели мои главы? А то мне уехать нужно.
  - Да проглядел. Всё в порядке. А куда ты собрался?
  - Домой надо срочно. В связи с чем вопрос: можно ли получить аванс по этому заказу. А то у меня с деньгами напряжённо.
  - С деньгами у всех напряжённо, но без них - ещё хуже. Хотя сейчас у нас в кассе кое-что есть. Так что процентов 50 от твоей доли я сегодня смогу выдать. Потом сочтёмся. Я ещё часа три здесь, если не произойдёт ничего чрезвычайного. Подъезжай.
  - Спасибо, уже выхожу.
  - А если меня с места сдёрнут, твой конверт будет у Анжелы.
  - Хорошо.
  Я положил трубку. Эта проблема решена. Подарок племяннице куплю по дороге. Всё равно по Арбату идти туда и обратно.
  Сестра позвонила уже ближе к ночи, когда я складывал в рюкзак вещи. Собственно, о том, что на том конце провода именно она, я определил по характерному звяканью междугородки и безудержному рыданию в трубке.
  - Мне уже сообщили. Вечером выезжаю. - Сказал я, дождавшись первой же короткой паузы между всхлипываниями.
  - Да, приезжай. Это такой кошмар...
  Голос сорвался и рыдания возобновились с новой силой.
  - Надя, извини. У меня поезд через полтора часа, а вещи ещё не собраны. Не обижайся, ладно.
  Я положил трубку. Конечно, не легко ей там сейчас. Но и я тоже - не посторонний. Можно было выкроить пару минут и звякнуть от соседей. Сейчас у каждого третьего телефон. Никто не отказал бы в такой ситуации.
  Я же догадался забежать в аптеку за валерьянкой и корвалолом перед тем, как своим старичкам-хозяевам об этой трагедии рассказать. Сейчас они уже наревелись, лекарств напились и спят. Так, в рюкзак вроде всё скидал. Осталось выбрать книжку в дорогу. Когда у человека горе, то главное - в нём не утонуть. А для этого нужно периодически окунаться в другую реальность. Желательно тоже трагическую. Пожалуй, из непрочитанного здесь больше подойдёт второй том "Унесённых ветром". Я бросил книгу в полиэтиленовый пакет и засунул его в боковой карман рюкзака. Написал короткую записку хозяевам и оглядел в последний раз комнату.
  - Ну что, посидим перед дорогой? - спросил у своего отражения в зеркале. - Или уж хрен с ними, с приметами?
  Угнездившись на табуретке, я проверил карманы. Паспорт, билет, деньги, ключи - всё на месте. Ну, тогда - трогаемся.
  Возможно, мои взаимоотношения с младшей сестрой покажутся кому-то не совсем нормальными. Что ж, он будет недалёк от истины. Никаких особых близкородственных чувств я к ней не испытывал. И её личная жизнь тут не причём. В наших краях не принято вывешивать простыни над воротами на второй день свадебных гуляний. Не знаю, связано ли это с какими-то местными обычаями, которые переняли пришедшие сюда русские поселенцы, или женщины во времена массовой миграции были настолько большой редкостью, что требования к ним резко снизились. Но нравы и обычаи добрачного поведения моих землячек показались бы в центральной России верхом распущенности.
  Просто в Наде с раннего детства очень сильно был развит инстинкт, как бы это поизящнее, расширения своего жизненного пространства. За счёт окружающих, разумеется. И дело не в том, что она всегда умудрялась заранее находить конфеты, которые родители припрятали к Новому Году. Даже их поедание тайком от всех можно было бы простить. Но вот то, что фантики мама находила потом в моих карманах - это, согласитесь, уже перебор.
  
  22.
  
  Место в плацкартном вагоне. Боковое верхнее. В предпоследнем отсеке. Хорошо, что не в последнем. Постоянное мелькание соседей, идущих в тамбур и обратно, я переношу нормально. Спускаться вниз чаще, чем это необходимо, не собираюсь. А вот ароматы хвостовой части вагона переношу с трудом. Тем более что, с падением Советской власти, сортиры стали мыть значительно реже. Вот такое получилось освобождение народа от диктата партийной бюрократии. Ещё два-три года подобной свободы, и придётся тщательно скрывать свою причастность к обороне Белого Дома. А то линчуют меня благодарные сограждане. И, наверное, будут правы. Нет, то, что в любой бочке мёда всегда есть большая ложка... причём, даже не дёгтя - эта истина, в приложении к человеческому обществу, сомнений у меня никогда не вызывала. Но так быстро убедиться, что при любом встряхивании и перевёртывании ёмкости эта... мягко говоря... субстанция мгновенно оказывается наверху - о таком я даже помыслить не мог! Но что делать: у каждого свои таланты: одни в огне не горят, другие в воде не тонут. И рулят человечеством, как правило, вторые.
  Да и чёрт бы с ними, но я в последнее время не только в лидерах, в народе разочаровался. Очень уж быстро он показал готовность встать на четвереньки. И завыть по-волчьи. А впрочем, ну их всех к едрёной бабушке! Для чего я книжку в дорогу брал? Чтобы иметь возможность в случае необходимости "уйти на запасной аэродром" - окунуться с головой в мир выдуманных героев Маргарет Митчел. Сейчас самое время! Пока ещё до суицида не дорассуждался. Я достал с багажной полки книжку и раскрыл на месте закладки.
  Какое-то время читал о приключениях Скарлетт в послевоенной Джорджии. А потом опустил томик на живот страницами вниз. Внезапно я понял основную мысль романа. Гражданская война между Севером и Югом началась задолго до первого выстрела. В части Северо-Американских штатов возник новый уклад жизни, новый способ хозяйствования, новая культура производства. Новая нация - янки. Она вступила в противоречие с устаревшим укладом патриархального Юга. Не сумев решить дело миром, уничтожила противника превосходящей военной мощью.
  Свежий ветер перемен, символ прогресса, ворвался в дома конфедератов вместе с оккупационной армией. Для южан он оказался разрушительным ураганом, сметающим на своем пути всё, что было им дорого: их дома, их права на землю, их гордость и честь, их благосостояние. Всё это, кроме бесполезной в хозяйстве чести, смогли сохранить только те, кто был согласен лизать сапоги надменных победителей. Вместе с алчными пришельцами-саквояжниками они составили правящий класс нового, преображённого войной Юга.
  Вот теперь мне стало ясно, почему книга раскупается у нас миллионными тиражами. Освежающий ветер перемен долетел и до моей Родины. Разрушительный шторм с тем же коротким и грозным названием - янки. Он набирает силу с каждым днём. Бушует в обезлюдевших корпусах заводов. Срывает покровы со всех доселе секретных сведений о военных и государственных тайнах, выметает как ненужный хлам из наших душ всё, что нельзя продать за валюту. Ещё немного и он обретет силу урагана и сотрёт с лица земли остатки российской государственности, как смёл до этого хлопковую монополию Юга, колониальную империю Испании, уничтожил многих других своих противников.
  Мы просто очередная ступень, этап, шаг на его пути к мировому господству. К тому, чтобы все люди на земле стали янки. И этот шаг уже практически сделан. Осталось только опустить каблук и перенести центр тяжести. Саквояжники уже работают советниками в нашем правительстве. Российские министры самозабвенно и сладострастно лижут их ковбойские сапоги. И я сам, добровольно, помогал этим уродам добиваться их подлых ублюдочных целей.
  Шум в середине вагона на миг отрывает моё внимание от запоздалых идиотских сожалений. Компания молодых людей, празднующая что-то со вчерашнего вечера в третьем кубрике, собралась в тамбур на очередные "покурилки". Четверо крепких ребятишек лет двадцати пяти на вид. Не хамоватые, но заводные. Не пьяные "в умат", но принявшие основательно. Ещё бы! Вторые сутки как начали. Правда, особых скандалов пока не устраивали. Но и замечаний им никто не делал. Не советские времена.
  Я снова уткнулся в книгу. Компания двинулась по вагону, перекидываясь шуточками-прибауточками, подначивая друг друга, подшучивая над окружающими. Когда шум шагов и весёлый гомон приблизился вплотную к моему отсеку, я явственно улышал:
  - Ха! И днём, и ночью кот учёный...
  Дальше последовало дружное ржание. Я опустил книгу. Компания сгрудилась в проходе и уставилась на меня.
  - Есть проблемы? - Задал я вопрос тому, кто стоял ближе всех.
  - Нет, всё нормально. Никаких проблем.
  Ребята спокойно потопали дальше. Ну что ж, лишний скандал мне не к чему.
  - Ой, смотри, Серый. Какая тёлка нарисовалась! Красавица, а красавица, пойдём с нами курить...
  И опять тот же самый гогот в четыре глотки.
  Я выглянул из своего закутка. На нижней боковой полке последнего кубрика, прислонившись спиной к перегородке и поджав к плечам обтянутые джинсами колени, сидела хрупкая девчонка лет семнадцати с бледным неподвижным лицом. Остановившийся взгляд и расширенные зрачки делали её похожей на попавшего в кошачьи лапы мышонка. С каждой секундой девушка всё сильнее пыталась отодвинуться от обступившей её компании. Казалось, ещё мгновение, и ей удастся просочиться сквозь тонкую перегородку в тамбур.
  - Эта девушка со мной. - Четко произнёс я, спрыгивая с полки. - И она не курит.
  Ребята обалдело уперлись в меня взглядами. На их лицах проявилось неподдельное изумление. Перевели глаза на девушку. Та так энергично закивала в ответ, что я испугался за сохранность шейных позвонков.
  - Ну, тогда, звиняйте. - После короткой паузы развёл руками тот, которого они звали Серым. - Нам чужого не надо.
  Компания исчезла за дверью тамбура. Жаль, что они отступили. Настроение для ссоры у меня было самое, что ни на есть, подходящее. Но на нет, как говорится, и суда нет. А также - следствия, прокурора, свидетелей защиты и обвинения.
  Кстати о следствии, полтора часа назад на этом месте была бабка с кошёлками. Значит, девица к нам в Тюмени подсела.
  - Простите за назойливость, а вы далеко едете? - я задал этот вопрос, одновременно усаживаясь рядом с ней на полку.
  - Домой, к родителям.
  Исчерпывающий ответ! Вся вселенная знает, где её дом.
  - Ой! - она снова вжалась в перегородку.
  - Успокойтесь, я конечно не идеал нравственности, но кровью христианских младенцев не питаюсь. Во всяком случае, пока не закончились обычные продукты. Просто, мне в Ишиме выходить, а ребята, насколько я понял, до Омска едут.
  - А вы в Ишиме где живёте?
  Значит, сходим на одной станции.
  - Я там не живу. В гости к родне еду. Ладно, не буду мешать. Если что, меня Александром кличут. Можно - Сашей или Шурой. Я на всё откликаюсь. В принципе, даже Алексом иногда называют. Но это имя - только для Юстасов.
  Она наморщила лоб. Потом вспомнила популярный телесериал и улыбнулась. Вот так-то лучше.
  - Ладно, Вы отдыхайте. Если что, только позовите...
  Я запрыгнул на свою полку и вернулся к книжке. Сегодня пятница. Скорее всего, в Тюмени она учится, а на выходные едет к папе с мамой. Вот только как они такого воробышка из-под родительского крыла на большую дорогу выпустили? Хотя, если в этом году поступила, успеет ещё нарастить броню за пять лет учёбы. Впрочем, это её трудности. До места доедем, и привет родителям. Беззащитные цыпочки - не мой профиль.
  И без того проблем - лопатой не перекидаешь.
  
  23.
  
  С девушкой мы простились у выхода из вокзала. Имя своё она так и не сообщила. Впрочем, я не настаивал. Там она осталась ждать автобус, а я пошёл пешком. До Надиного дома - меньше двух остановок, а транспорт у нас ходит редко. И было похоже, что предыдущий отчалил совсем недавно.
  Когда тринадцать лет назад я уезжал из родного дома, улица Карла Маркса, идущая от привокзальной площади к центру города, была для меня многолюдным и широким проспектом, ничуть не уже, чем в областном центре, куда я часто ездил на всевозможные олимпиады. Сейчас, по сравнению с московскими сестрами, она казалась на удивление пустынной и безлюдной. Но по-прежнему ухоженной и красивой. И ещё: таких симпатичных мостиков с фигурными перильцами, перекинутых через придорожные канавы, я не встречал больше ни в одном городе не так давно распавшегося Союза. А повидать мне их пришлось немало.
  В последний год я иногда подумывал, а не плюнуть ли на всё. Вернуться на родину. Останавливало то, что найти работу по специальности у нас проблематично. Метеорологи здесь не нужны. Учителем географии в школу? Надо с детьми любить возиться, а к этому делу тяги у меня нет ни малейшей.
  Вывернув из-за угла дома, я сразу оказался в окружении хорошо знакомых людей. У Надиного подъезда курили и переговаривались наши ближние и дальние родственники, друзья и сослуживцы отца и матери. Конец рабочего дня. Комиссия по организации похорон в сборе. Меня сразу узнали. Я сгрузил на скамейку рюкзак, и началась длительная процедура взаимных приветствий и соболезнований.
  Довольно быстро выяснилось, что все присутствующие имеют не совсем верное представление о моём социальном статусе и уровне благосостояния. С одной стороны, это было ожидаемо: для нашего городка человек, живущий в Москве и работающий в главной (по своей специальности) всесоюзной конторе - величина очень значительная, будь то ГАМЦ или Союзгипроводхоз. С другой, - любые родители всегда склонны преувеличивать жизненные успехи своих детей, особенно живущих вдали от дома. И мне, проклиная в душе всё на свете, пришлось очень внимательно следить за словами, чтобы и окружающих не оставить в прежнем заблуждении, и родителей обманщиками не выставить.
  Пообщавшись со всеми, кто был на улице, я снова накинул на плечи лямки рюкзака и прошел в квартиру сестры. Надя обсуждала что-то с двумя нашими тетушками, сестрами отца. Она кинулась мне на шею, рыдая и причитая так громко, как будто хоронить предстояло меня самого. Я чувствовал себя полным идиотом. Но трагизма сцены не нарушил, послушно обнял сестру, усадил её на стул и какое-то время бормотал какую-то утешительную чушь.
  Наверное, я нравственный урод. Но никакого желания причитать и биться в истерике у меня не возникло. Наоборот, я чувствовал себя замороженным, как американский куриный окорочок. И всё вокруг казалось каким-то диким спектаклем, который к тому же до зубной боли не хотелось досматривать. Наконец сестра перестала плакать, и они вернулись к обсуждению проблем, связанных с похоронами.
  Как выяснилось, перед моим приходом речь шла о религиозных обрядах. Утром, когда тетя Маша была в церкви, священник задал ей вопрос, на который никто из них не знал ответа: крестилась ли наша мама в детстве? Вопрос этот маме никто никогда не задавал. Родом она - не из наших мест. И никого из близких, кто мог бы это знать, после смерти бабушки у неё не осталось.
  - А в чём проблема? Нужно предоставлять какие-то документы? - Спросил я.
  - Нет. - Ответила сестра. - Но будет ли польза от обряда, если он проведён неправильно?
  - Не знаю. Но думаю, что бог, если он существует, всё же не похож на делопроизводителя ЗАГСа. - сказал я. - И для него образ жизни человека важнее формальных показателей. Так что можете спокойно сказать, что крестилась.
  Все дружно закивали. Похоже, что эта чепуха действительно воспринималась ими, как серьёзная проблема. Дурдом, да и только! А ведь ещё несколько лет назад все как один были правоверными атеистами. Может быть, я отстал от жизни? Нет, ничего против православной церкви я не имею. Впрочем, как и против того же ислама. Если уж быть до конца честным, то я даже общаюсь иногда с существами, которых мои сограждане легко признали бы небожителями достаточно высокого ранга. Но не верю я в Бога, и в Дьявола тоже не верю. Если всё это и существует, то внутри самого человека. Живёт вместе с ним, с ним же и умирает.
  Дальше началось обсуждение бытовых проблем: транспорт, помещение, процедура. Здесь я сказал, что полностью полагаюсь на их мнение. И воспользовался случаем, чтобы вручить привезённые с собой деньги. Судя по тому, что вопросы сразу стали решаться быстрее, до моего появления этот пункт был слабым местом программы. Ну что ж, хоть какая-то польза от приезда. Но теперь на квартире мне придется жить некоторое время в кредит. Не беда! Через месяц закрываем текущий договор, расплачусь деньгами второго этапа. Кое в чём ужаться придётся, подзанять, перезанять, но до следующего лета как-нибудь дотяну.
  Разговоры о том, кого из должностных лиц различного ранга приглашали на похороны, и кто что на это ответил, я пропустил мимо ушей. По мне так и шли бы они все в глубокую задницу со своими должностями в придачу. Да и какое это всё имеет значение для умерших. Им, если уж на то пошло, и на сами-то похороны наплевать, а уж на их статус в городской иерархии - тем более.
  Вся эта организационная тягомотина продолжалась довольно долго. Наконец, уже ближе к полуночи, разговор начал потихоньку затухать. И после очередной длинной паузы все дружно решили отправляться спать.
  
  24.
  
  Устроили меня на полу в гостиной. Все кровати были заняты. Я лежал на застеленном полосатой простынёй матрасе, уперевшись взглядом в потолок. На душе - мерзопакостнее некуда. А ведь это - только начало. Назавтра мне предстояло стать одним из зрителей мелодрамы "Безутешная дочь над гробом безвременно ушедших родителей". И это будет, судя по предварительным репетициям, незабываемое зрелище!
  Сколько себя помню, всю жизнь я не переваривал публичных мероприятий. И из всех - больше всего ненавидел похороны. На свадьбах хоть танцевать можно и с девушками знакомиться. На юбилеях - "за жизнь" беседовать. А на похоронах - только скорбеть и пить. Публично скорбеть я не умею, а пить не люблю. Остаётся только стиснуть зубы и терпеть. Но весь день мне не выдержать. Сорвусь, наговорю глупостей. Надо утром, до начала церемонии, сходить к родительскому дому, посмотреть, что там и как. С соседями потолковать. Кто что видел, кто что слышал. Действительно газ взорвался, или что другое. Будет над чем подумать... А оттуда, если времени хватит, можно ещё и за билетом съездить. Чтобы не откладывать это на последний день. И тогда к двенадцати, к началу мероприятий, я вернусь бодрым и терпеливым. Способным продержаться до глубокой ночи, не покусав никого из окружающих.
  Вроде, после этого глаза прикрыл только на мгновение, но когда снова поднялись веки, сквозь плотные шторы уже просвечивало солнце. Пока я умывался и одевался, проснулась сестра. Я объяснил, куда собрался и зачем, на скорую руку позавтракал и вышел на улицу. До родительского дома решил доехать на автобусе, всё-таки не ближний свет. Хоть и по той же Карла Маркса, но почти до самого конца, где она упирается в улицу Ленина. Транспорта ждать долго не пришлось, да и народу в автобусе было немного. Так что не прошло и четверти часа, как я уже стоял недалеко от третьего подъезда и внимательно разглядывал то, что от него осталось.
  Верхних двух этажей и кровли над ними не было и в помине. Большая часть обрушившихся стен, балок и перекрытий лежала на газоне перед подъездом. Участок перед домом был оцеплен, его охраняли трое милиционеров. В завале копошились двое пожарных и с десяток мужиков в строительных касках. Машин скорой помощи рядом не было. Только две "пожарки" с приставными лестницами, прислонёнными к перекрытиям третьего этажа. Значит, спасательные работы уже закончены. Разбирают остатки завалов.
  Вне оцепления находилась только дверь первого подъезда, и я, насмотревшись на развалины, отошёл к нему, предположив, что только его жителей оставили после взрыва на своих местах. Остальных, скорее всего, эвакуировали. И если я хочу узнать подробности, то нужно устроиться на скамейке и терпеливо ждать.
  Сидеть в одиночестве мне пришлось недолго. Не прошло и пяти минут, как дверь подъёзда скрипнула и отворилась.
  - Олег Иванович! Здравствуйте!
  - Саша? Ты когда приехал? А у нас тут, видишь, дела какие?
  - Вечером на поезде. У сестры остановился. Вчера не до того было, а с утра сразу сюда решил. Здесь, я вижу, уже почти закончили завал разбирать. Как оно всё было-то? Мне сестра рассказала, что знает, но она - не свидетель, намного позже пришла.
  - Так оно всё рвануло около семи утра, когда все на работу собирались. Весь дом встряхнуло. Все перепугались, на балконы выскочили. Ну, мы на первом этаже, да и курить я идти собирался. Мне Тамара дома дымить не разрешает. Так что первым на улицу выбежал. А над вашим подъездом такая пылища стоит! Я даже и не увидел сначала, что двух верхних квартир нет. Но что дело серьёзное, сразу понятно было. Ну, я обратно домой, позвонил в пожарную, скорую, милицию.
  - А что рвануло-то? Мне Тамара Алексеевна сказала, что газ у Семёновых взорвался.
  - Да, пожарные так сказали. В первый же день. Центр взрыва на пятом этаже в районе кухни и коридора был вроде. В коридоре же и Семёнова нашли. Он, видно, свет в туалете утром зажечь хотел. От искры выключателя и рвануло.
  - А что ж он запах газа не почуял?
  - Так с похмел похмелычем и не такое пропустишь. Он же, как бабка его померла, пить сильно стал. Два раза твоих родителей затапливал. А Светка Цаплина, соседка его, сказала вечером, что когда на работу убегала, у них на пятом этаже газом немного пованивало.
  Картина окончательно прояснилась. Что мы за люди! Какую беду или проблему не затронь, отовсюду сей же миг горлышко поллитровки, прям как чёртик из табакерки, выпрыгивает. И как с этой напастью бороться, абсолютно непонятно. Горбачёв вон попытался, так только хуже стало.
  - А как вы-то сами? - Решил я проявить вежливость. - Как здоровье Тамары Алексеевны? Марина уже школу, наверное, заканчивает?
  - Да, закончила уж. В этом году в институт поступила в Тюмени. Вчера на выходные домой приехала. Мы с ней с утра за билетом собрались. На завтра на вечер. А ты когда обратно?
  - Не знаю пока. Наверное, тоже в воскресенье. Работа ждать не будет.
  Про работу я приврал. Раньше не упустил бы возможности недельку дома пожить. Но это дома, а его у меня теперь здесь нет. У сестры же задерживаться сверх необходимого не хотелось.
  - Так может, с нами до вокзала прокатишься? Тогда подожди пару минут, я машину из гаража заберу. А на обратном пути мы тебя у дома высадим.
  Предложение было заманчивым.
  - Хорошо. Только давайте тогда в гараж вместе сходим. Время в движении быстрее идёт.
  - Ну, пошли, коли ноги топтать не лень.
  После десятков километров в день по бурелому, которые приходилось отмахивать ежедневно в экспедициях с сорокакилограммовым рюкзаком за плечами, пройтись по асфальту до соседнего двора было не в тягость. А вот ждать у подъезда, наблюдая, как разбирают завал на месте родительской квартиры, мне не хотелось.
  По дороге Олег Иванович дважды сворачивал к киоскам, и внимательно рассматривал витрины.
  - Ну что за трам-тарарам? Нигде лениниградского "Беломора" нет. Или, хотя бы московского. Ладно, ещё на вокзале посмотрю!
  - Переходная экономика. Папа говорил недавно, что социализм - это когда есть деньги, но нет товаров; капитализм - когда есть товары, но нет денег; а переходная - когда денег уже нет, а товаров ещё нет.
  - Да выдумывать парадоксы, это у него здорово получалось. Или он их вычитывал где-нибудь? Ты не в курсе?
  - Что-то, конечно, в книжках находил, но и выдумывал тоже много. А что откуда, я не знаю. Да и неважно это теперь.
  В гараже у Олега Ивановича я ещё ни разу не был, но его белый "Москвичонок" ИЖ-412 видел не раз. Казалось, что за последние годы он ничуть не изменился. Завелся ветеран российских дорог с полоборота. И в кратчайший срок доставил нас к подъезду. На скамейке сидела уже знакомая мне девушка, с которой мы ехали в одном вагоне. Значит, её зовут Мариной.
  
  25.
  
   - Знакомься, дочка! Это Саша Серов, я тебе о нём рассказывал. - Представил меня Олег Иванович. - Ничего, что я по имени? - спросил он у меня.
  - Да я вроде ещё не старый!
  - Ой, папа! Я сейчас! - воскликнула девушка и, спустя несколько мгновений, скрылась в двери подъезда.
  Олег Иванович посмотрел на часы.
  - Наверное, забыла что-нибудь.
  Но Марина всё не возвращалась.
  - Да где она там? - Занервничал Олег Иванович. - Ты посиди пока, я узнаю.
  Следующие пять минут я провёл в машине один. Становилось всё интереснее и непонятнее. Из подъезда они вышли вместе, и тогда всё прояснилось. Девушка переоделась в темно-коричневый плащ, на плече сумка. Олег Иванович надел чёрную кожаную куртку.
  - Марина сообразила, что очередь в кассу может быть большая. Так что лучше мы тебя по дороге туда у дома высадим. Тебе купе или плацкарт?
  - Мне всё равно, можно даже общий, я тогда после Тюмени в плацкарт переберусь. Только не СВ. Если на завтра не будет, тогда вообще не надо, я лучше за два часа до старта в проходящий вагон попробую.
  - Мы на обратном пути билет завезём, простимся заодно с твоими родителями. Нам-то не обязательно к началу церемонии успевать, а тебе опаздывать нельзя.
  Деньги на билет я передал Марине по дороге к Надиному дому. Потом они высадили меня и уехали. А я вздохнул и двинулся к дому. Нет, я точно выродок. Родители погибли, хороший сын должен переживать, биться в истерике. А у меня в голове только одна мысль - поскорее бы всё закончилось. Впрочем, это очень скоро изменилось. Появилась вторая - только бы не сорваться. Это после того, как мой двоюродный братец Вова, сын тёти Маши, купивший накануне видеокамеру и поляроид, с самого начала церемонии начал подавать команды: "Постойте, я сейчас ещё две фотографии сделаю", "Надя, пока не плачь, подожди, щас кассету в камере сменю". Так и ждёшь, что за этим последует: "Заносите гробы обратно в квартиру! Все по местам! Ножками, ножками! Камера готова? Второй дубль!".
  Надя это всё воспринимала вполне нормально и охотно выполняла его требования. Как же: высокий чин на машиностроительном заводе, самый состоятельный человек из наших родственников. А я готов был взорваться. Но сдерживал себя. Превращать похороны в перебранку - не лучший выход из ситуации. И как же быстро у нас деньги стали мерилом всех ценностей! Толстый кошелёк заменил всё на свете! Впрочем, пусть сестрёнка живёт, как знает! Я ей мешать не собираюсь. Мне бы только до отъезда дотерпеть.
  Правда, надо признать, что на кладбище сцены с командами на фото- и видеосъёмку уже не повторялись. Похоже, что тётя Маша по дороге вправила сыночку мозги. Не зря она к нему в машину села. Дальше он манипулировал своей техникой молча. Ещё одним положительным моментом стало, как ни странно, появление на похоронах Марины. Она очень внимательно всматривалась в лица участников церемонии и при малейших симптомах ухудшения самочувствия подскакивала со своей сумкой, из которой моментально извлекала бутылочки каких-то препаратов и одноразовые стаканчики.
  - Что там у тебя? - Шепнул я, когда она оказалась поблизости.
  - В одной бутылке валерьянка, в другой - корвалол. Разведены заранее в нужной концентрации, чтобы времени даром не терять.
  - Молодец! Сама придумала?
  - Нет, на похоронах бабушкиной сестры подсмотрела. В прошлом году. Там у них врачиха из поликлиники была...
  Марина прервала разговор на полуслове и быстро двинулась в сторону одной из маминых подруг, на ходу вытаскивая из сумки очередной бумажный стаканчик.
   Больше ничего примечательного ни на похоронах, ни на поминках не произошло. Впрочем, я могу и ошибаться. Не исключено, что это мне просто кажется, потому что вдруг всё стало безразлично. Отключились нервные окончания, после того как оба гроба скрылись в жадных пастях могил. Не фиксировали после этого происходящие вокруг меня события.
  В Надину квартиру мы вернулись уже ближе к ночи. Я занял знакомое спальное место на полу. Но уснуть на этот раз не мог довольно долго. Всё вспоминал, как отец помогал мне решать задачки по математике и физике, как учил ловить рыбу, как мы с ним строили дачу и гараж. Мама как-то больше к сестре была расположена. А он - ко мне. И вот их нет. И теперь уже не будет. Никогда.
  
  26.
  
  Этот вагон был значительно чище и уютнее того, в котором я ехал из Москвы. Что и понятно. Он местный. Цепляют его к поезду у нас в Ишиме. Проводники и пассажиры - жители одного города, в котором все друг друга знают. Если проводница будет своими обязанностями манкировать, прослывёт неряхой. Вот такой стимул к труду - пережиток общинной психологии.
  Я смотрел на перрон, на здание вокзала, на снующих вдоль вагонов людей. Всё казалось таким родным и милым. Наверное, потому, что сегодня я расставался с этим навсегда. С сестрой мы обо всём договорились. Она ставит памятник и ухаживает за могилами. Я ни на что не претендую. Возиться с вступлением в наследство, заниматься распродажей имущества - всё это не по мне. Я за это время больше на ОВОСах заработаю.
  В вагон я зашёл одним из первых, поэтому ничего необычного поначалу не заметил. Через пару минут заскочила Марина, поздоровалась, бросила сумки на полку, паспорт с торчащим из него билетом - на стол, и вернулась на перрон к родителям. Значит билеты у нас в одно купе. Но почему больше никто не приходит? До отправления пять минут осталось. Все соседние кубрики уже забиты под завязку. И с чего это она так вещи и паспорт бросила? Я что - их охранять нанимался?
  В купе заглянула благообразная бабулька в бело-зелёном платочке.
  - А у вас тут только двое? А места какие?
  Начинается! Сейчас будет уговаривать сменять мою нижнюю полку на верхнее место в другом купе.
  - У меня это, - хлопнул я ладонью по коричневой дерматиновой обивке, на которой сидел.
  - А у соседа?
  Вот настырная бабка попалась!
  - Сейчас посмотрю.
  Я раскрыл лежащий на столе паспорт и взглянул на билет.
  - Тоже нижнее.
  - А вы не поменяетесь со мной? А то у меня наверху голова кружится.
  - Нет, не поменяюсь. Договаривайтесь с проводником. И вообще, полвагона в Тюмени выходит. Вот с ними и меняйтесь. А мне до Москвы двое суток ехать.
  Бабулька исчезла. Наверное, я был достаточно неприветлив. Маринин паспорт остался лежать на столе открытым, и я заметил, что под прозрачной плёнкой обложки находятся какие-то бумажки. Я выглянул в окно. Марина продолжала болтать с родителями. Смутные догадки стали закрадываться в голову. Я достал эти бумажки из паспорта и развернул их. Так и есть! Билеты. Девушка выкупила весь кубрик! Она вообще соображает, что творит?
  Нет, везёт мне на решительных женщин! Вот только надоело уже в их капканы попадать. Ну, сейчас она у меня получит интим и душевное тепло впридачу! Пусть только поезд тронется! Я уложил билеты на место и закрыл паспорт. Но как она собирается проводнице всё это объяснять? Вот же цирк с конями!
  Зря она всё это затеяла. Меньше нужно любовных романов читать, а больше наблюдать за реальной жизнью. И за реальными людьми. А может, я сам их провоцирую на принятие односторонних решений? Хотя в чем моя ошибка в данном случае? Никакого повода я не давал: замуж не звал, в любви не объяснялся, даже с глупостями не лез. А что заступился за неё - так это не повод, чтобы отныне и вовеки считать меня своей собственностью.
  - Вы тут без меня не соскучились? - спросила юная интриганка, заходя в купе. - А больше никого нет?
  Если бы не видел билеты своими глазами, мог бы принять её удивление за чистую монету. Боясь не совладеть с голосом, я просто пожал плечами.
  - Давайте Ваш билет, я за бельём схожу. - Продолжила она своё наступление.
  Я охотно протянул билет и деньги. Пусть побегает. Должна же мне быть с этого хоть какая-то выгода. Интересно, какой у неё план по мою душу разработан? Наверняка что-то сложное и романтичное. То, что кажется очень умным в семнадцать лет.
  Но я ошибся. Никаких сложных многоходовок не последовало. Как только Марина вернулась, она решительно задвинула дверь купе и спросила:
  - Саша, а я Вам нравлюсь?
  - Нравитесь.
  - А я Вас люблю, вот!
  Нет, наверное, рано её родители из дома выпустили. И пороли в детстве недостаточно.
  - Марина, Вы меня совсем не знаете. А значит, не можете любить. Вы просто создали в своём воображении светлый образ Прекрасного Принца. И в какой-то момент Вам показалось, что я ему соответствую. Это не любовь. Это мечта, о том, чтобы она пришла.
  - Но почему Вы думаете, что я Вас не знаю?
  - А Вы знаете? Проверим. Я жаворонок или сова? Что мне больше нравится: чай или кофе? За какую команду я болею? Какие у меня вредные привычки: курю, выпиваю, играю в карты на деньги?
  - Разве это любовь? Это бытовые мелочи!
  - Так жизнь на 90% состоит из мелочей. Да и не только в этом дело! Допустим на секунду, что я действительно такой, каким Вам кажусь. Что из этого следует. Ничего! Потому что любовь - штука взаимная. Любить должны оба. А я Вас знаю не больше, чем Вы меня. Вот я закрываю глаза и представляю, что Вы исчезли, и ничего. Ничего, понимаете?
  - Нет. А что должно быть?
  - Настоящая любовь, это не просто влечение к другому человеку. Это когда он составляет настолько большую часть тебя самого, что если его вдруг не станет, то ты сам себе без него не нужен. Понимаешь? Сам себе! Наверно я путано объясняю, но для меня это - показатель настоящей любви. А без этого люди могут пожениться, нарожать детей, прожить какое-то время вместе. Но они будут лишь терпеть друг друга. Я на такие семьи насмотрелся. Лучше жить одному.
  Я думал, она надуется. Но, как ни странно, она поняла. Мы проговорили на эту тему всю дорогу до Тюмени. Когда она ушла сдавать бельё, я сунул в паспорт деньги за два дополнительных билета и короткую записку: "Прости, если обидел, Саша". В кармане оставалась только на одну поездку в метро. От него до дома придётся идти пешком, но поступить по-другому я не мог. Не хватало ещё, чтобы студентка за меня платила!
  
  27.
  
  - Зря ты так вскипел! - Убеждал мне Михельсон, когда мы покинули совещание. - Они скоты, конечно. Но в их позиции тоже есть логика.
  - Да какая, какая логика? - Я был зол как сотня разъярённых буйволов. - Когда нужно было закрыть первый этап, упрашивали, чтобы работал ночами. А теперь приняли, видите ли, коллективное решение, что если я на втором этапе ничего не делал, то и платить мне за это не нужно. А то, что перед этим, сделав два этапа, я получил за один, их не волнует!
   - Ну, во-первых, ты получил не за один, а за один плюс десять процентов премии. Во-вторых, ты половину этого взял авансом, а не после закрытия этапа. Значит, с учётом инфляции, примерно 130% от первого этапа. Теперь учти обесценивание денег ко второму этапу. Получится, что остальные получили примерно по 135%. А это уже близко к твоим 130-и!
  - Да, Вы правы, но всё равно: это свинство чистой воды!
  - И что ты теперь будешь делать? Может, вернёшься?
  - После всего того, что мы там друг другу наговорили? Нет, лучше в дворники пойду! Не могу я больше с этими шакалами работать!
  - Ладно, как знаешь! Может быть, на твоём месте я бы так же поступил. Но уйти следом я сейчас не могу. Мне до пенсии доработать всего ничего осталось. Если сейчас уйду, никто больше на службу не возьмёт.
  - Да что Вы, Алексей Исаакович, я всё понимаю!
  - А я, Саша, уже ничего понять не могу. Да и не хочу понимать. Я просто жду пенсии. Дождусь, и уеду к дочке в Израиль.
  Я обалдел. Об этом он никогда не заговаривал. Значит, его тоже допекло.
  - И как же вы там будете? Вдали от Родины?
  - Эх, Саша! Есть такая старая поговорка: "Что такое Родина еврея? Место, где его впервые обозвали жидом!". Сегодня это и про Россию тоже.
  - И Вы всерьёз считаете, что, поменяв страну, можете получить взамен развала и бедствий успех и благополучие?
  - Нет, всего лишь - спокойную старость. В мои годы это немало. А ты сам не думал куда-нибудь свалить?
  - Куда? В Америку - не хочу. Европе я не нужен. Да и не страну нужно менять с моим настроением, а сразу весь глобус.
  Мы вышли на Арбат, и Михельсон вдруг засмеялся. Он ржал в голос и никак не мог остановиться. Рехнулся, не иначе.
  - Смотри! - махнул он рукой в сторону одного из лоточков, - это именно то, что ты искал!
  Я повернулся в указанном направлении. Продавец, заметив наше внимание к своему товару, громким театральным голосом произнёс:
  - Дамы и господа, леди энд джентльмены, и прочие товарищи! Вашему вниманию предлагается новинка сезона! Только у нас! Только для Вас! Единственный и неповторимый глобус Украины!
  Глобусы были нарисованы какими-то специальными красками на обычных воздушных шариках, основные контуры континентов и океанов на них примерно совпадали с настоящим. Но названия! Это было нечто! Великая и Малая Хохляндия красовались на месте Азии и Европы. Африка стала Черными Бендерами, Австралия - Терра Хохловикус, Антарктида - Землей вечномёзлого Сала. Обе Америки превратились в Северную и Южную Петлюрии. И все континенты омывал единый Жовто-Блокиный океан.
  - Ну что, берёте? - С надеждой спросил нас продавец.
  - Нет, спасибо. Меня только что с работы уволили, экономить надо, - ответил я.
  Парень сразу потерял к нам интерес. Дальше до самого метро шли молча.
  Когда же я начал выпадать из системы? В девятом классе, когда отказался от поездки в "Артек" после того, как завуч по воспитательной работе потребовала от меня, комсорга, исключить из комсомола одного из одноклассников, который подозревался в разбое? Как сейчас помню её жесткое, как топором вырубленное, лицо и фразу, которую она выплюнула на меня через нижнюю губу: "Я тебе "Артек" сделала, а ты вот как мне на добро отвечаешь?".
  Тогда я спокойно ответил, что вопрос об исключении будет решать собрание, как и прописано в уставе. А если "Артек" не я заслужил своими олимпиадами, а она организовала, то пусть сама в него и катится. С парня этого, кстати, все обвинения потом сняли.
  Или это произошло во время защиты курсовой работы на втором курсе университета, когда мне поставили четвёрку за несвоевременное открытие озоновой дыры. Обработка результатов Норильской экспедиции показала, что в апреле-мае ультрафиолета в Заполярье в полтора-два раза больше теоретических расчётных величин. Мои объяснения, что расчёты не учитывали размывание озонового слоя в условиях полярной ночи, когда его образование в результате фотохимических реакций по вполне понятным причинам невозможно, не было принято во внимание. Мне намекнули, что критикуемые мной расчёты делались доктором наук и весьма авторитетным учёным, и не мне, студенту-недоучке, его поправлять.
  А может быть всему виной разочарование от неудачной учёбы в аспирантуре. Кто знает? И есть ли смысл искать первопричину? Важен результат! Мне нужно уходить из этого мира. Не подходим мы друг другу. И что теперь делать: спиться или повеситься?
  Стоп! А снарки? Они же звали меня к себе! Вот только согласятся ли они сейчас повторить это приглашение? Ведь тогда я был практически мёртв. Не то, что сегодня. Ну, это как раз можно выяснить довольно быстро. Вот только, не на улице же с ними общаться! И я со всех ног припустил домой.
  
  28.
  
   Львёнок, как ни странно, откликнулся сразу, стоило мне только запереться в ванной и мысленно его позвать.
  - У меня к Вам один личный вопрос, если позволите... - начал я нерешительно.
  - Да, наше предложение до сих пор остаётся в силе. - Ответил он, не дожидаясь окончания вопроса. - И Вы можете перед уходом рассчитаться по своим обязательствам, в частности оплатить проживание в квартире. Вообще, в Солнечном легионе довольно высокие заработки, а при приёме на работу положены подъёмные в размере двухмесячного оклада стажёра.
  - Можно предварительно ознакомиться с контрактом?
  - Да, разумеется! Я вам оставлю его вместе со всеми приложениями и пояснениями. В библиотеке Обаламуса посмотрите, там уже сейчас формируется отдельный ящичек каталога. Порядок пользования - обычный. Там же план Вашего изъятия из жизни. Просмотрите все четыре базовых варианта. Если ни один из них Вас не устроит, во время следующей встречи предложите свой собственный. Если нужны изменения или дополнения в один из стандартных планов - то же самое. Ваши предложения мы учтём. Как будете готовы, вызывайте. Я постоянно на связи.
  Львёнок растворился в воздухе.
  А я выпил на кухне стакан чая и ушёл в свою комнату читать условия контракта. После того, как стало ясно, что дорога в Солнечный легион для меня ещё не запечатана, всё вокруг перестало казаться таким безнадёжным, как раньше.
  Верхним в папке с каллиграфической надписью "Контракт" лежал документ под названием "Предварительные условия (ознакомиться в первую очередь)". Ну что ж, с них и начну. Так, "...обязуюсь вне зависимости от принятия или отклонения условий предложенного мне контракта, сохранить в тайне от непосвящёных как содержание контракта, так и сам факт переговоров". Это понятно. Дальше шли юридические формулы, разъясняющие, кого нужно понимать под непосвященными, что есть содержание контракта и т.д. и т.п. А в самом конце: "... ознакомился с условиями данного документа и согласен соблюдать все его положения. Место для подписи...".
  И как же я его подпишу? В виртуальном пространстве? Очевидно, виртуальной ручкой! Стоило мне об этом подумать, как она появилась на столе. Я расписался, уложил в папку листок и приступил к изучению самого текста контракта. Чтение заняло весь остаток вечера и большую часть следующего дня. Подводных камней в формулировках мне ни на одной из семидесяти шести страниц обнаружить не удалось. Что, понятное дело, не гарантировало от обнаружения этих милых камушков в будущем. Впрочем, резона дурить меня у снарков не было. Да и ничего особенного они не обещали. Год стажировки и четыре года службы в Дальнем дозоре за пределами орбиты Плутона. Затем по взаимному соглашению сторон возможно продление контракта ещё на десять лет.
  Из предложенных четырёх базовых вариантов "изъятия" я выбрал самый нейтральный в плане дальнейших действий - "длительная командировка". По легенде, я уезжаю работать на Тюменский север. Периодически оттуда (из разных городов и посёлков) будут приходить от меня письма и открытки на заранее выбранные адреса. Всех своих корреспондентов я попрошу писать на адрес сестры, а с Надей договорюсь, что буду иногда звонить и выслушивать информацию о полученной корреспонденции. Постепенно переписка будет затухать и в течение двух-трёх лет сойдёт на нет.
  Зато у меня останется возможность вернуться. Такой расклад - в любом случае не помешает. Это сейчас меня начинает тошнить даже от самой мысли о возвращении, а через пять лет всё может измениться. Я ведь ещё не работал в космосе. Неизвестно, что буду чувствовать даже через полгода. Тем более, через несколько лет. Встречались мне потомственные географы, которым двух недель в экспедиции хватало, чтобы возненавидеть "поле" до конца своих дней. А ведь, казалось, романтику дальних странствий они выбирали вполне осознано, опираясь на родительский опыт. Вдруг нечто подобное случится и со мной в безвоздушном пространстве? Кто знает? Лучше с самого начала перестраховаться, чем потом жалеть об упущенных возможностях. Тем более, сделать это совсем не трудно.
  Больше никаких ограничений или условий у меня не было. Но подписывать контракт сразу я не стал. Перед тем, как окончательно покинуть родную планету, решил прогуляться по Москве. Нужно было проститься с Землёй, страной и городом, в котором я провёл в общей сложности больше десяти лет жизни. Самую сознательную её треть.
  
  29.
  
  Я шёл по аллее парка и смотрел на прогуливающиеся парочки и группки москвичей. Зачем я тащился сюда через весь город? Трудно сказать. Возможно, потому что именно по Тимирязевскому парку мы часто гуляли со Светой Пуховой, когда я из армии приезжал к ней погостить. Здесь, на Большой Академической напротив стадиона "Наука" была квартира её тёти, которая преподавала в это время в Сорбонне, а племяннице поручила присматривать за бесхозным жильём.
  Мы гуляли по берегу пруда, и привычные к людскому обществу утки получали от нас свою порцию хлебных кусочков и катышков. Иногда мы заходили в усадьбу Разумовских. Статуи, олицетворяющие четыре времени года, наблюдали за нашими страстными поцелуями. Чаще всего мы заставляли краснеть статую Осени.
  Однажды прохладным весенним утром Света привела меня к этому гроту и рассказала его историю. В своё время в Петровской академии существовали революционные кружки. Самый крупный из них возглавляли нечаевцы. И здесь у грота они совершили ритуальное убийство одного из своих соратников, который то ли объявил о выходе из кружка, то ли был уличён в связях с охранным отделением.
  Судя по всему, вина студента Иванова перед своими товарищами, если и имела место, была скорее поводом для желанной расправы, чем действительной её причиной. Молодым фанатикам была нужна жертвенная кровь, чтобы окропить ей алтарь своей революционной веры. Этот студент стал одной из первых жертв борьбы за социальную справедливость. По сути своей его убийство открывало в российском обществе шлюзы Гражданской войны. Носители новых идей вообразили, что им дозволено решать, кто достоин жизни в их справедливом мире, а кого нужно убрать с дороги, чтобы меньше было помех на пути к всеобщему счастью.
  Почему эти маленькие кружки враждующих друг с другом революционеров победили в борьбе за великую страну. Куда делись миллионы тех, чьи интересы они нарушали, чью собственность национализировали? Трудно сказать... Мне кажется, что уже в конце девятнадцатого века даже образованные люди воспринимали современное им российское государство только как машину внешнего насилия. А широкие массы народа перестали считать эту власть своей ещё со времён петровских реформ.
  То же самое происходило и в августе текущего года, когда обрушилось всевластие КПСС. Никто не поднялся на её защиту, и партийный аппарат смели в мусорный контейнер истории разрозненные группки грызущихся между собой демократов. И тех карьеристов, кто на победной волне мгновенно перекрасился в сторонников демократии. Идея социальной справедливости скомпрометировала себя за семьдесят четыре года советской власти. Не беда! На смену ей поднимается мутная волна поборников и энтузиастов справедливости национальной...
   В бывших союзных республиках её сторонники уже дорвались до власти. Из культурной Прибалтики "нетитульных" гонят, на Кавказе и в Средней Азии - режут. У нас тоже всё больше и больше становится любителей чистоты крови... Недаром Михельсон в Израиль засобирался!
  Из боковой аллеи к гроту вывернула группа парней в одинаковых черных куртках. Легки на помине... Впрочем, возможно, это - охрана парка. Нет, судя по тому, как расчищалась перед ними дорога, первое впечатление оказалось верным. Ну что ж, пусть только попробуют привязаться. Я хоть и мирный человек, всё же далеко не толстовец. Сам никого не трогаю, но и меня лучше не задевать.
  Компания тем временем продолжала движение. До меня они не дошли, притормозили около соседней девичей стайки стоявшей метрах в семидесяти от меня. С девушками беседу вёл высокий светловолосый парень лет двадцати пяти с пышными пшеничными усами. По всем повадкам в нем чувствовался главарь. С двух сторон от него расположились двое подручных тоже не детского возраста: коренастый коротко стриженный крепыш, напоминающий борца или штангиста, и стройный шатен чуть выше среднего роста с осиной талией и перебитым носом - почти наверняка КМС по боксу. Остальные шестеро - типичные студенты младших курсов, учащиеся техникумов или ПТУшники. По одиночке - абсолютно безопастны. В стае - способны на любую пакость. Особенно - на глазах у главарей.
   Слов с такого расстояния было не разобрать, но позы, мимика и жесты свидетельствовали о постепенном нарастании конфликта. Чтобы слышать, о чём идёт разговор, я решил подойти поближе.
  - ...мы пришли сюда все вместе и также отсюда уйдём! - эту фразу прокричала стоявшая напротив вожака высокая блондинка, рубанув воздух правой рукой. Обе подруги шагнули к ней с двух сторон, сплачивая ряды перед лицом общей опасности.
  Я ускорил шаг. Предполагаемый КМС повернул голову в мою сторону и слегка сдвинулся навстречу. Одна из девушек, заметив его движение, обернулась, и сразу стала ясна суть конфликта. Если цвет кожи мог быть результатом летнего отдыха, а причёска - данью моды, то черты лица ясно говорили о наличии мощных африканских корней.
  - Тогда мы вынуждены будем всех вас рассматривать, как врагов нации! - Торжественно провозгласил главарь.
  - А ты, мальчик, не слишком ли много на себя берёшь? - Решил вступить в разговор я. - Ты не в Германии тридцатых, не забыл?
  Он брезгливо сморщился. Помеха не казалась ему серьёзной. Скорее докучливой. Да, габариты у меня не впечатляют. Но тут уж - чем богаты... Зато есть шанс, что они на меня не бросятся всем скопом сразу, и можно будет обойтись без увечий, по крайней мере, у молодняка.
  Главарь хлопнул по плечу КМСа, тот вызвал взглядами двоих ПТУшников, и вся троица неспешно двинулась в мою сторону.
  - Зря ты лезешь в это дело, придурок... - КМС на ходу повёл плечами, расслабляя руки, и потёр правой ладонью впадинку на носу.
  - А что втроём? Может лучше сразу всей кодлой? - усмехнулся я.
  - Я и один тебя сработаю, - он глянул по сторонам, и пацаны остановились.
  Я сделал несколько шагов вправо и оказался на газоне. Теперь можно не опасаться, что, падая, он расшибёт себе голову. Только нужно, чтоб на корень дерева виском не налетел, или на сучок...
  Противник истолковал мои движения, как проявление нерешительности и попытку оттянуть неизбежное столкновение. Он рывком сократил дистанцию и нанес первый удар. Будь мы на ринге, он поступил бы совершенно правильно. Но я поймал его на встречный правой ноги по голени. От неожиданной боли парень напряг позвоночник и опустил руки. И мой левый боковой в челюсть надолго выключил его сознание.
  Не дожидаясь сигнала главаря в моём направлении неторопливо двинулся второй его подручный. Он казался слишком широким и неповоротливым в сравнении с предыдущим противником. Но я на этот счёт не обольщался. Если уж кто может быть особо опасен в схватке один на один, то это борец. Недаром в древние времена всех единоборцев именно борьбе и учили. Вот только я давно уже подобрал ключики к такой тактике противника. И главным для меня было перед следующим раундом максимально сократить расстояние до главаря. Потому что этот амбал - его последний относительно честный козырь в нашей сшибке. И мне хотелось бы выйти на дистанцию молниеносного броска до того, как вожак начнёт использовать подлые приёмчики.
  По дороге к амбалу я срубил одного из рванувших в мою сторону пацанов коротким тычком в солнечное сплетение. Борец рефлекторно притормозил ход, что дало мне ещё один метр форы. Да и мальчики без команды старших больше на меня не наскакивали. Но я на этот счёт не обольщался. Стоит мне войти в мёртвый захват с борцом, команда на общую атаку последует незамедлительно.
  Поэтому я не стал играть по правилам. Своего сильного, но не обученного ударной технике противника я уронил на газон первым же точно рассчитанным апперкотом в самый кончик подбородка. Свалился он, как и требовалось, лицом вниз на правую щёку. И остался лежать в той же позе, что и КМС. Вот и прекрасно. Никаких серьёзных повреждений. И дышат оба без помех, хотя и не приходя в сознание.
  Но это я видел уже краем глаза, потому что ещё до того, как амбал коснулся головой земли, ноги понесли меня в сторону главаря. Впрочем, он тоже не терял даром времени. Негромкий металлический щелчок сообщил мне, что в правой его руке открылось лезвие складного ножа. По виду парень напоминал отставного десантника, а значит, меня могут ждать неприятные сюрпризы. О том, как их учат действовать ножом, я не имел ни малейшего представления, но о самом ножевом бое кое-что знал. Это только в фильмах подготовленный самбист легко побеждает вооруженного финкой бандита. В жизни мастер короткого клинка - серьёзная проблема для рукопашника. И очень часто - неразрешимая.
  И поэтому я на какое-то время сосредоточился на главаре. Хотя и продолжал следить за тем, чтобы никто из пацанов не зашёл ко мне со спины, ни на что больше не обращал внимание. Поэтому когда слева внезапно раздался дружный девичий визг, я не сразу врубился в изменившуюся обстановку.
  Один из оставленных без моего внимания пацанов схватил сзади за волосы девушку, и, запрокинув ей голову, приставил лезвие финки к горлу. Его сверкающие от перевозбуждения глаза и раздувающиеся ноздри мне очень не понравились. Похоже, мальчишка ошалел от осознания своего воображаемого величия. Как же - почти Господь Бог - может распоряжаться жизнью и смертью человека.
  Фильмов американских ребёнок насмотрелся, где крутые парни все проблемы решают, угрожая убить заложников. Вот только они с полицией так играют, или с родственниками заложников. А здесь не та ситуация.
  Пацан между тем слегка сдвинул нож вдоль горла жертвы, из-под лезвия показалась красная капля... Что было дальше - не знаю. Честно... Потому что сознание буквально сорвалось с катушек...
  
  30.
  
  ...к реальной жизни меня вернула вторая порция дружного женского визга. И ещё что-то теплое текло по коленке. Чёрная пелена перед глазами сделалась красной и начала растворяться. Сначала в центре, прямо перед носом, появилось восковое перекошеное лицо с выпученными глазами. У самого подбородка в его горло упиралось лезвие короткого раскладного ножа, зажатого в моей правой руке. Внимательно осмотрев лежащего на земле противника, я понял, почему он не пытается отбиваться от нападения: обе руки оказались сломаны чуть ниже локтя. Ну, ни фига себе! Кто же его так?
  Я бегло осмотрел поле боя. Двое оставшихся на ногах пацанов добежали уже до конца аллеи и спустя мгновение скрылись за поворотом. Остальные - составили компанию взрослым участникам драки. Главарь лежал метрах в пяти справа от меня. И судя по позе, руки у него были сломаны таким же манером, как и у того испуганного мальчишки, которого я прижимал к земле коленом.
  Перед глазами у меня всё ещё плыли разноцветные круги, но их толщина и общее количество стремительно уменьшались. Я поднялся на ноги и аккуратно вытер носовым платком рукоятку. Затем отбросил нож в ближайшие кусты. Девушка, которой порезали шею, прижимала к горлу платок, но крови на нём почти не было. Значит, нож только поцарапал кожу, не нанеся существенных повреждений. Хотел получше осмотреть рану, но она в ужасе отскочила, стоило только мне сделать шаг в её сторону. Казалось, что меня она боится не меньше, чем напавших на их компанию ребятишек.
  И я отступил, чтобы не пугать её ещё больше.
  - Позвоните в скорую и в милицию, - сказал я поддерживающим её подругам, - здесь рядом учебные корпуса, там на охране наверняка телефоны имеются.
  - А Вы?
  - А я исчезаю. Мне в таких разборках "светиться" не нужно.
  Я ещё раз огляделся. Слабо шевелящиеся тела угрозы для девушек не представляли. Я развернулся и побежал вглубь парка, пытаясь сообразить, как теперь отсюда убираться. На одежде в нескольких местах пятна крови. Костяшки пальцев сбиты до ссадин. На правом колене противное мокрое желтоватое пятно с характерным запашком... В таком виде в общественный транспорт соваться глупо. Такси тоже отпадает. И решать нужно быстро, скоро начнётся милицейская облава...
  Углубившись в парк, я внезапно остановился. В голову словно поленом стукнуло - вот же он, выход... Я мысленно вернулся в библиотеку Обаламуса. Папка с текстом контракта лежала на том же самом месте. Я подписал контракт и вызвал львёнка.
  - Добрый день! - поприветствовал он меня, как только появился.
  - Ну, не такой уж он добрый! Ко мне, во всяком случае...
  - Я в курсе. Вы желаете отбыть прямо сейчас?
  - Если можно? Вот только домой на полчасика заскочить не помешает: вещи собрать и за квартиру расплатиться.
  Передо мной в воздухе возникла дверь квартиры. Я вошёл и оказался в своей прихожей.
  - Это как? Телепортация?
  - Да, что-то в этом духе. Подробности позже объясню. Хозяев дома нет, но скоро они из магазина вернутся, так что Вы поспешите. Как закончите, выходите через дверь в кладовку.
  - А в кладовку-то мне зачем?
  - Там будет портал перехода. Для того чтобы он открылся, я должен Вас с той стороны встречать. Так что уходите Вы отсюда в одиночку.
  Львенок растаял в воздухе. Я быстро скидал свои шмотки в рюкзак. Сомневаюсь, чтобы они мне там понадобились, но всё должно выглядеть правдоподобно. Потом написал записку хозяевам. Оставил деньги и записку на кухонном столе и шагнул в тёмноту кладовки.
  Я ждал чего-то необычного, таинственного, инопланетного. А это оказался самый обычный кабинет, оформленный в духе позднебрежневской бюрократической показухи.
  - Где мы? - спросил я львёнка.
  - На электроподстанции. Здесь мы пару комнат под офис снимаем. На орбиту я Вас ночью переправлю, когда энергетический всплеск в сети никто не заметит. А пока располагайтесь.
  - И давно вы этот офис снимаете?
  - Вторую неделю, как только начали готовить операцию по изъятию.
  - А в августе?
  - Тогда была другая подстанция, она на востоке от столицы.
  - А почему не прыгнуть на орбиту прямо из парка?
  - Энергию туда сложно перебросить, так чтобы одновременно и секретность обеспечить и безопасность. А здесь мы к линии подключимся на пару часов, а потом на накопленной энергии сразу на орбиту, там транспортник на геостационарке болтается.
  - Обаламуса вы не так забирали.
  - Так у него массы нет, и у меня тоже. На нашу с ним переброску энергии нужно было совсем чуть-чуть. В миллиарды раз меньше, чем на Ваше путешествие. Вы отдыхайте пока. Только не шумите сильно. Дверь снаружи офисного блока на навесной замок закрыта. Чайник и всё остальное в столе. Продукты в холодильнике. Туалет справа по коридору, душ слева. Спальные принадлежности в диване. Будильник поставлен на два часа ночи. Свет зажигайте спокойно, шторы на окнах плотные. Если вопросов нет, я отбываю.
  Я пожал плечами, и львёнок исчез.
  Первым делом я помылся сам, почистил и постирал одежду. В офисе тепло и сухо, до ночи всё должно высохнуть.
  Я развешивал мокрые вещи по тёплым батареям отопления, а в голове сами собой прокручивались события сегодняшнего дня. Что же со мной такое? Ведь никогда раньше не выходил из себя. Вот и девчонка эта... Она же испугалась меня едва ли не больше, чем напавших на неё парней. Вернее, почти напавших. Может - в этом всё дело. Они ещё только собирались ей навредить, а я их "в реале" поломал. Да ещё так жёстко.
   Ведь это мы, мужики, разумом всё воспринимаем, варианты вперёд просчитываем. Женщины чаще всего "думают сердцем". Чувства у них над разумом преобладают. И они всегда готовы пожалеть побитого и приласкать обиженного. А смоделировать ситуацию, представить, как бы оно было в противном случае - это им сложно. Вот и получается, что я - монстр, а мальчики с переломанными руками - мои безвинные жертвы. Ну и чёрт с ними со всеми. Пусть живут, как им нравится. Я от всей этой мути теперь надолго избавился. Скорее всего, навсегда.
   Но забыть эпизод не получалось. Стоило мне только закрыть глаза, снова вокруг меня на земле лежали тела, опять на меня с ужасом и отвращением смотрела девушка, которой я хотел помочь...
   А в сущности, так ли уж она неправа. Чем эти сегодняшние экстремисты принципиально отличаются от меня в их годы? Только тем, что идеологическая система, которой я служил в те времена, была принята на государственном уровне. А больше никаких существенных отличий. Там была доктрина Ленина и Троцкого, здесь учение Муссолини и Гитлера. В обоих случаях общество искусственно разделяется на большие группы людей по формальному признаку. И провозглашается неотъемлемое право одной (передовой) части общества уничтожить другую (отсталую) во имя прогресса и процветания всех остальных. А как называют безвинно убиваемых - паразитическим классом или паразитической нацией, не всё ли равно.
  Обидно только, что, выйдя из одного исторического тупика, мы с поистине ослиным упрямством сразу же пытаемся влезть в другой.
  Мы? Я усмехнулся. Нет, подумал я, ты уже не принадлежишь этому миру. Это не твой тупик. Тебя ждёт совсем другая жизнь. Ты спрыгнул с тонущего судна и его дальнейшая судьба от твоих действий уже не зависит. И то сказать, какая участь ждала меня здесь? В стране наступил период первоначального накопления капитала. Все озверели. В этой ситуации нужно или умирать или убивать. Роль жертвы меня не вдохновляет. Роль убийцы - не подходит.
  Остаётся только уйти. Что я и делаю...
  
  
  Эпилог
  
   Баба Маня торопливо шла по тратуару в сторону высотных домов. Сегодня утром она уже побывала на одной из двух своих работ и теперь спешила на вторую. Если бы не вчерашняя вечеринка у менеджеров отдела продаж, не пришлось бы четырежды выскакивать с полными пакетами к мусорке, выгребать из-под столов разбросанные банки и бутылки, остатки упаковок от пиццы; замывать пятна вина и сока на полу и столах.
  Внеплановая "чистка авгиевых конюшен" задержала её почти на полчаса, и теперь она с трудом успевала убрать следующую контору к приходу основного персонала. А когда-то давно звали бабу Маню Марией Павловной. И была она... Ну, да что об этом вспоминать?
  Сколько лет уж прошло? Привыкла. Притерпелась. Не век же о прошлом страдать? Да и получше стало, вроде, в последнее время. Вон, и дороги ремонтировать начали. Сколько лет на Красноармейской только ямы да колдобины были, а на прошлой неделе уложили свежий асфальт. Любо-дорого посмотреть! Правда, про дренаж забыли на радостях. Теперь пешеходам приходится к самым стенам домов жаться, чтобы грязью из лужи не окатило. Но что делать, прогресс требует жертв.
  И одна из жертв этих как раз навстречу прётся. Приезжий, не иначе! С вокзала идёт. Молодой парень, лет двадцати пяти. Невысокий, хотя и не маленький. Широкоплечий и стройный, такие девкам нравятся. И одет с иголочки. Куртка приталенная по последней моде. Костюм заграничный, рубашка, галстук. На плече - сумка с ноутбуком. Мордашка сияющая, как будто на свидание торопится. Вот же идиот малахольный! Как раз с лужей поравнялся, а вот и машина...
  Баба Маня замахала рукой, показывая, что нужно бежать от дороги к стене дома, но парень не понял её сигнала. Он остановился и повернул голову к луже. Струя жидкой грязи ударила прямо в лицо. Баба Маня зажмурилась. Ей не хотелось открывать глаза и смотреть, во что превратился элегантный приезжий. Почему-то стало стыдно перед ним за родной город.
  А молодой человек действительно прибыл в Самару с утренним поездом. Город поразил его с первых минут новым зданием вокзала и широкими ровными улицами.
  - Как же всё здесь изменилось за пятнадцать лет? - говорил он себе, - Без таблички на перроне ни за что бы не поверил, что до места довезли. Как всё блестит и сверкает! Будто не на Средней Волге, в сказке оказался. Симпатичной такой... о светлом будущем...
  Вот тут он утратил бдительность. За что сразу же и поплатился.
  Вытащив из заднего кармана брюк большой носовой платок, отставной легионер Шершень вытер лицо и увидел перед собой ту самую бабульку в старом пальто с потёртым каракулевым воротником и шерстяном сером платочке, которая пыталась предупредить его об опасности.
  - Ой, как же они тебя? - произнесла бабка, укоризненно качая головой.
  Проведя полутора десятилетилетия вдали от России, выдержав десятки жарких боёв с бьюрами, гроухлами и оружтами на Дальнем рубеже, а между боями - сотни бесконечных месяцев дежурств на орбитах трех десятков планет пяти солнечных систем, Александр Серов был готов простить своим вновь обретённым согражданам и не такое...
  - Ничего! - улыбнулся он, - это же не грязь! Это - земля родная! Чуть разбавленная такой же родной водой!
   "Ну, как есть - дурак малахольный!" - решила баба Маня. Махнула на идиота рукой и пошла своей дорогой.
  
  [1] линии равного давления
  
  [2] имеется в виду знаменитый голливудский режиссёр Брайн де Пальма
  
  [3] карты пространственного распределения атмосферного давления, в синоптической метеорологии чаще всего используются карты высоты над уровнем моря поверхностей равного давления (850, 700, 500, 400, 300 мбар и т.д.)
  
  [4] карту 400 мбар
  
  [5] имеются в виду актинометрические наблюдения, т.е. измерение основных характеристик различных видов солнечной радиации
  
  [6] Филиал Дома Студента - одно из общежитий МГУ, находится на Ломоносовском проспекте
  
  [7] бальнеология - один из разделов курортологии, изучает лечебное действие минеральных вод на организм человека
  
  [8] так в шутку называют вербовщиков
  
  [9] "полем" географы именуют все виды полевых исследований, т.е. любую экспедицию, вне зависимости от рельефа местности и характера растительности
  
  [10] приборы для измерения влажности воздуха
  
  [11] измеряющие температуру почвы на различной глубине
  
  [12] приборы, непрерывно регистрирующие изменения метеорологических параметров
  
  [13] приключенческий роман Роберта Штильмарка
  
  [14] имеется в виду чемпионат Российской Федерации
  
  [15] второй полусредний вес от 63,5 до 67 кг
  
  [16] Детско-юношеская спортивная школа
  
  [17] в обмен ударами
  
  [18] четырехкратный олимпийский чемпион по боксу
  
  [19] по правилам, действовавшим в то время, трое боковых судей в конце матча сдавали записки с указанием счета поединка и фамилии (или цвета угла) победителя. Рефери читал записки и передавал их главному судье, затем поднимал руку победителя.
  
  [20] спортивное общество
  
  [21] обрабатывать, наносить изолинии и выявлять тенденции переноса и трансформации синоптических объектов
  
  [22] факсимильный аппарат, переносящий радиосигналы на ленту электрохимической бумаги примерно 70-сантиметровой ширины
  
  [23] техническия куртка, носится без погон
  
  [24] то есть заканчивал гражданский ВУЗ с военной кафедрой, а не военное училище
  
  [25] начальная военная подготовка
  
  [26] на высоте от 2 до 6 км
  
  [27] туман, возникший в результате радиационного выхолаживания земной поверхности
  
  [28] измеритель высоты облаков, позволяет с точностью до 10 м. определить нижнюю границу облаков нижнего яруса (до 2 км)
  
  [29] один из параметров, используемых для расчета влажности воздуха; температура, при которой воздух достигает состояния насыщения при данном содержании водяного пара и неизменном давлении
  
  [30] туман, возникающий из-за адвекции (перемещения) теплого воздуха на холодную подстилающую поверхность
  
  [31] работник (инженер или техник) радиолокационной службы посадки
  
  [32] синоптиков в военной авиации в шутку называют "шаманами"; а стажер, соответственно, - "шаманёнок"
  
  [33] предупреждение о скором наступлении опасного явления погоды, которое может привести к летному происшествию
  
  [34] пункт управления полетами
  
  [35] руководитель полётов
  
  [36] запасные аэродромы, на которые можно посадить самолёт в случае закрытия основного
  
  [37] товарищ командир, без указания должности - обращение к командиру воинской части, в данном случае, к командиру учебного полка
  
  [38] если лётчик не летал какое-то время при минимуме погоды, то он лишается права самостоятельного полёта при этих условиях, т.е. должен сначала вылететь с инструктором, имеющим данный минимум, и только потом может летать самостоятельно
  
  [39] обычно температура воздуха в нижних (до 9 км) слоях атмосферы с высотой уменьшается, поэтому слои, где она с высотой растёт, называются инверсионными
  
  [40] предположение Серова основано на том, что мозг человека (в отличае от компьютера) - самоорганизующаяся система, а следовательно, для поддержания в рабочем состоянии канала ввода-вывода, требуется периодическое тестирование и восстановление канала. Называя Обаламуса по имени, Серов тестировал и восстанавливал канал. А укороченное или исковерканное имя сбивало настройку.
  
  [41] САМ, сокращение от самостоятельный, начальник лагерного сбора, имеющий в пределах своего лагеря все права командира полка
  
  [42] смесь этилового спирта с дистиллированной водой крепостью 36 градусов, используется в авиации, как антиобледенительная жидкость (ну, если раньше не выпьют)
  
  [43] авиационная метеорологическая служба
  
  [44] простые метеоусловия
  
  [45] паршютно-десантная служба, вольное сокращение от "ПС и ПДС" поисково-спасательная и прашютно-десантная служба
  
  [46] зал службы ПС и ПДС иногда используют как спортзал
  
  [47] уклонение от бокового удара
  
  [48] сформировавшаяся под слоем инверсии
  
  [49] позывные военного коммутатора
  
  [50] аналог современного "бомжевать"
  
  [51] имеется в виду пятый бонитет леса, бонитет (доброкачественность) - показатель хозяйственной производительности леса, устанавливается на основе данных о средней высоте деревьев с учетом их возраста. К пятому бонитету относят самые низкокачественные леса.
  
  [52] ОВОС - оценка воздействия на окружающую среду, отчёт по ОВОСу в обязательном порядке составляется при разработке проекта освоения нефтяных и газовых месторождений.
  
  [53] центральная аэрологическая обсерватория
  
  [54] государственный научно-исследовательский институт гражданской авиации
  
  [55] авиационная метеостанция (гражданская)
  
  [56] главный авиационный метеорологический центр, объединяющий все АМСГ московского авиаузла
  
  [57] очень популярная в те годы у московской интеллигенции песня дуэта "Иваси" (университетских бардов Васильева и Иващенко)
  
  [58] главный инженер проекта
  
  [59] шутливое прозвище руководителя экспедиции, произносится "рэкс" или "эрэкс" в зависимости от того, как он относится к слабому полу (наш Михельсон - ярко выраженный "эрэкс")
  
  [60] прибор для измерения скорости течения воды
  
  [61] специальная куртка, позволяющая до минимума снизить опасность получения укусов клещей
  
  [62] цитата из комедии Лопе де Вега "Собака на сене"
  
  [63] вычислительный центр
  
  [64] человеку свойственно заблуждаться
  
  [65] популярные в начале 1980-х годов языки программирования
  
  [66] конечными разностями при расчётах на ЭВМ заменяют дифференциалы (производные)
  
  [67] западно-европейские и северо-американские радиостанции, вещающие на русском языке
  
  [68] закон Мёрфи гласит: наиболее вероятным является наименее желательное событие
  
  [69] межрегиональная депутатская группа - демократический блок в Верховном Совете СССР
  
  [70] генерал, назначенный Ельциным руководителем обороны Белого Дома
  
  [71] КГБ в СССР в шутку называли "конторой глубокого бурения"
  
  [72] сейчас - Новый Арбат
  
  [73] в настоящее время - Новоарбатский мост
  
  [74] имеется в виду Гражданская война в Испании в 1930-е годы
  
  [75] Пушкинская площадь
  
  
Оценка: 3.59*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"