Путятин Александр Юрьевич : другие произведения.

Последний бой французского маршала (устаревшая редакция)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Второе место во внеконкурсной номинации занял этот рассказ о храбром соратнике и верном друге Жанны д'Арк на конкурсе Конструктивного Хоррора "Коса - 2, или Открытая клетка" http://samlib.ru/k/konkurs_k_h/itogi.shtml
  
  

Последний бой французского маршала

  
  
  
  
 
 

"Настоящий мученик тот, кому даже

в этом звании отказывают"

 

(С.Е.Лец "Афоризмы")

  
  
  
  
   На усыпанном звёздами небе круглый диск Луны казался особенно большим и ярким. Из ближайшего леса доносился многоголосый вой волков. За десятилетия бесконечной войны их в округе расплодилось немало. Прочие ночные звуки терялись в нескончаемой переливистой песне. От заката и до рассвета всё живое теперь пряталось, замирало, старалось избежать внимания серых ночных хищников. И даже погружённый во тьму каменный замок Мишкуль казался сейчас притаившимся в скалах циклопом, настороженно приподнявшим над нагромождением гигантских валунов голову увитого плющом донжона[1]. Вертикальный кошачий зрачок единственного светлого окна под самой крышей, казалось, тревожно вглядывается во тьму.
   Вся округа знала, откуда свет - хозяин замка дома и читает. Люди осуждали его. Не за книжки, конечно. За то, что живёт теперь один. Что жена с дочкой из замка съехали. Уж очень крестьяне и слуги любили ласковую Катрин, а в малышке Мари души не чаяли. Вот потому и злились теперь на хозяина, во всем виня его страсть к бездушным свиткам и фолиантам. Они ошибались. Сочинения Блаженного Августина, поэмы Овидия и Валерия Максима, манускрипты Светония Транквилла и Корнелия Тацита лежали на полках нетронутыми. А высокий атлетичный мужчина в коротком, но богато изукрашенном вышивкой упелянде[2] сидел за резным дубовым столом и, как завороженный, смотрел на огонь свечей. Казалось, он полностью погрузился в это занятие. В правой руке застыло гусиное перо, левая - лежит на листе бумаги. Подбитые горностаевым[3] мехом бархатные рукава свесились со столешницы почти до самого пола.
   "Ночь теперь - время волков! Значит, это и твоё время! Одинокий волк Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Рэ, граф де Бриен и маршал Франции... Неплохо звучит! Правда, - сидящий за столом аристократ погладил пальцами усы и провёл ладонью по чисто выбритому подбородку, - последнее несущественно..."
   Барон давно не водил в бой королевские войска. Вот уже восемь лет, как он в опале. Да и сейчас - решает задачу, далёкую от военной стези.
   "Запомни на всю жизнь, - всплыли из глубин памяти слова деда, Жана де Краона, барона Шантосе и Ля Сюз, - война и дипломатия чрезвычайно близки по сути, но у них есть и отличия! В бою преимущество имеет делающий первый шаг! Он бьёт в уязвимое место; калечит и убивает; наносит ущерб, от которого врагу ещё нужно как-то оправиться. А дальше - каждый из игроков борется теми силами, что у него остались. В дипломатии - наоборот! Сделавший первый ход - уязвим. Он показал свой интерес, выдал намерения... А цели противника всё ещё скрыты... И потому - темни, расставляй ловушки, вынуждай врага проявить себя... В этой дуэли побеждает тот, у кого крепче нервы!"
   Дедово правило осечек не давало. Но до сей поры Жилю никогда ещё не встречался такой серьёзный противник. Выманить его, заставить открыть карты, сделать первый шаг - задача не из лёгких! Ничего, подождём... Времени ещё очень много.
  
  

***

  
   - Гордыня, я вижу, не покидает тебя даже в такую минуту?! Это хорошо! - внезапно раздался за спиной Жиля негромкий рокочущий бас.
   В правый висок маршала несколько раз стукнула кровь, перед глазами поверх пламени свечей замелькали красно-зелёные пятнышки.
   - Чем обязан, сударь? - внешне спокойно ответил он.
   "Голос не задрожал - уже неплохо! Нарядный вид он принял на свой счёт - совсем хорошо! Не хватало мне ещё чтения мыслей... Однако поворачиваться сразу - нельзя. Щёки пылают от волнения. Ну, что ж - поиграем в невозмутимость!" Стороннему наблюдателю могло показаться, что появление незнакомца в наглухо запертой комнате хозяина не удивило и уж тем более - не обрадовало.
   Жиль медленно и глубоко вдохнул, выдохнул, мысленно досчитал до трёх, и лишь затем - повернулся к незваному гостю. Некоторое время маршал молча разглядывал появившееся перед ним существо. Сам! Всё-таки - сам?! Или снова посредник? Ошибаться нельзя...
   Высокий, облачённый в чёрную мантию, надетую поверх серой сутаны, незнакомец выглядел уже немолодым, но ещё полным сил мужчиной лет примерно сорока пяти. Гордая посадка головы, крупный бриллиант в кокарде заломленного на левое ухо берета, широкий пояс, украшенный золотыми бляхами в форме собачьих голов. Левая рука придерживает рукоять висящего на поясе меча. Весьма искусно отделанную рукоять.
   Незнакомец понял, конечно, что его изучают. Он ещё выше приподнял подбородок, а затем - неприятно и раскатисто захохотал. И тут же пламя в едва теплящемся камине вспыхнуло, будто в него плеснули спиртом из хранящихся в подвале алхимических запасов.
   В ярком свете Жиль разглядел лицо гостя во всех подробностях. Гладко выбритые щёки. Чёрные, без малейших признаков седины, волнистые волосы. Правый глаз - чёрный, как уголь. Смотрит внутрь собеседника, в самую его середину. Левый - зелёный, кошачий. В свете яркой вспышки он сильно посветлел, словно выцвел. А затем, когда огонь камина чуть пригас - этот левый глаз ещё пару секунд продолжал светиться.
   Выражение лица после того, как пришелец отсмеялся, вновь стало властным и надменным: рот брезгливо скошен набок, одна бровь чуть выше другой. А ещё Жиль успел разглядеть, что зубы во рту у пришельца металлические. Причём - разного цвета: с правой стороны жёлтые - золотые, а вот с левой - белого металла... Ужасно похожего на серебро! И ножны очень приметные - не деревянные, обтянутые кожей, как у всех, а стальные, узорчатые с хорошо заметной позолотой. И это значит...
   Сомнения отпали - барон дождался первого хода противника!
   - Зачем ты калечил моих посланцев? - загромыхал в комнате низкий тяжёлый голос посетителя, и его повторило раскатившееся под потолком эхо.
   Жиль не смог сдержать довольной улыбки. Да, дедовский кинжал с серебрянными вставками по бокам лезвия оказался для мелкой нечисти неприятным сюрпризом. Вряд ли рыжеволосая чертовка, что явилась к нему с визитом неделю назад, сейчас так же красива, как прежде. Во всяком случае, вопящую от боли и страха голову из комнаты она уносила под мышкой.
   - Я не заключаю договоров с посредниками и слугами. Находчивый хозяин всегда может дезавуировать их обещания.
   Незнакомец ещё выше приподнял бровь, а затем тепло и искренне улыбнулся.
   - А знаете, иногда это даже приятно: поговорить с образованным человеком, дорогой барон. К тому же - далеко не глупым... Но - к делу! Вы так давно пытаетесь установить между нами контакт, и при этом ещё ни разу не обратились ко мне напрямую...
   - И резоны такого поведения должны быть вам понятны, как никому другому. Не так ли? - маршал неторопливо отодвинул испорченный кляксой лист, в кончиках его усов спряталась лукавая улыбка.
   - Конечно! Инициатива наказуема! - собеседник склонил голову набок и почесал подбородок. - Итак, радуйтесь! Я пришёл сам, без зова. И в общении со мной вас теперь можно обвинить не больше, чем самого Иисуса на сороковой день поста. Что дальше? Насколько можно судить по суммам, вложенным в "Орлеанскую мистерию"[4], речь идёт о Жанне. Ничего не выйдет - наше ведомство здесь бессильно! Дева - моя лишь в пасквилях парижских богословов, но вы-то знаете... - незнакомец развёл руками.
   - Догадываюсь! - Жиль погладил щёку гусиным пером, скрывая дрожь в онемевших от волнения руках. - Однако клевета и наветы проходят именно по этому, как изволили выразиться, ведомству, и без его поддержки быстро начнут рассеиваться...
   - Доброе имя! Здесь на земле... Ну, конечно! Как я мог забыть?! Вы пробовали сами, неудачно! Театральная постановка забавляет горожан, но и только. Родственники Девы добились благ для себя и успокоились. Король тоже рад полумерам - уже не так, чтобы всерьёз осуждена, но ещё и не совсем оправдана. И получается, что не святой Жанне он обязан троном, и не безумной еретичке, а собственной удаче и мудрости! И ты боишься...
   - Неужели ты воображаешь, - Жиль вслед за собеседником отбросил церемонии и возвысил голос, - что я способен бояться?! Я могу желать или не желать...- он встряхнул головой и впился глазами в лицо посетителя. - И я желаю добиться её реабилитации... Полной! Пусть и не сразу....
   - Это возможно! - усмехнулся незнакомец. - Вопрос в цене, которую следует заплатить! Твой чудодей и искатель философского камня, помнится, предлагал душу за золото, нужное, чтобы прославлять Жанну. Твою душу - разумеется... Ты подтверждаешь ставку?
   - Странно! А свою - не предлагал? Интересно, почему?
   - По многим причинам! Во-первых, её он надеется сохранить...
   - А во-вторых? - Жиль знал ответ, но игра есть игра.
   - Кому нужна эта дешёвка? Душа алхимика и фальшивомонетника - она и двух денье не стоит! Другое дело - ты! Маршал Франции, герой великой войны, друг и соратник Девы...
   - Забудь...
   Загоревшиеся было глаза собеседника угасли. Незнакомец почесал двумя пальцами ухо и стряхнул с манжеты невидимую пылинку.
   - О чём же тогда речь? - спросил он.
   - О равноценной сделке, бес: одна репутация в обмен на другую...
   - Про Жанну я уже понял, а... - гость перестал оправлять воротник и упёрся пронзительным взглядом в блестящие от пламени свечей глаза собеседника
   - Вот именно! - подтвердил тот. - Взамен я готов погубить своё доброе имя. Уничтожить безвозвратно...
   - Об этом позаботятся и без тебя...
   - Уверен, стараются вовсю! - усмехнулся маршал. - Король, герцог Бретонский, его маленькая стерва-супруга, придворные скоты-лизоблюды, стремящиеся угодить обоим властителям... Думаю, и без твоего участия дело не обошлось. Но - знаешь... Сколько есть возможностей этого избежать?! И как облегчит задачу губителей игра в поддавки...
   - Пожалуй! А известно ли тебе...
   - Что ты никогда не лжёшь напрямую, но всегда стараешься получить больше оговоренной платы?! Да, это я знаю! Перед тем, как обратиться к посредникам, штудировал книги самостоятельно...
   - Ну, тогда - по рукам...
   Владыка Тьмы протянул раскрытую ладонь. Жиль выдержал паузу, а затем отрицательно махнул головой.
   - Дешёвый приём! Такой договор заключается устно. Ни рукобития, ни подписи кровью не требует...
   - Знаешь, - дьявол криво улыбнулся, - а это даже забавно: иметь с тобой дело. Но все на чём-нибудь ошибаются...
   Он подмигнул Жилю, щёлкнул пальцами левой руки и растворился в воздухе, оставив после себя облачко мутного дыма и лёгкий запах серы.
  

***

  
   В башне замка Буффэй арестованному и его слугам отвели двухкомнатные апартаменты. Хотя назвать комнатами эти не разделённые даже дверью клетушки было явным перебором... И всё же, пока что - лишь круглосуточная стража у дверей делала Жиля похожим не на придворного бездельника или нищего родственника Жана V[5] бретонского, а на настоящего узника.
   Кровать в комнате стояла одна. Оруженосцы спали на соломе. Второго стула тоже не было, и гость, обведя взглядом каменные стены, присел на уголке грубо сколоченного стола. Он был весел и доволен собой. А вот по спокойному лицу Жиля ничего понять было невозможно. Но начал разговор именно он.
   - Странно... Я уже признался не только в общении с тобой, алхимии, занятиях магией и колдовством, а ещё и в десятках вымышленных ими убийств, не считая прочих мерзостей и зверств, - задумчиво глядя на гостя, сказал маршал. - Что же инквизиторы медлят?
   - Ждут реакции короля! - пожал плечами гость. - Но пусть тебя это не беспокоит...
   Он лукаво подмигнул правым глазом, отчего в левом полыхнуло зелёное пламя, и протянул Жилю характерно сложенный лист со следами сломанной печати. Пальцы на миг коснулись единственной в комнате свечи. Огонь послушно загорелся, освещая несколько строчек в середине текста.
   - "... и я удалился от Вашего двора, сир, поскольку почувствовал в этот миг к дофину Франции такую неистовую страсть и нечестивое желание, что однажды убил бы и его..." - прочитал маршал вслух. - Что это?
   - Странно! - собеседник поднял бровь, изображая изумление. - Неужели не узнал почерк? Твоё письмо к Карлу, разумеется!!! Законный предлог, дающий возможность королю бросить своего верного маршала, героя великой войны, в мясорубку инквизиции...
   Жиль швырнул бумагу на пол и наступил на неё сапогом.
   - Дьявольские штучки?! - фыркнул он возмущённо. - Ловко сработано! Впрочем, тебе было нетрудно это сделать....
   - Ошибаешься, глупец! - в голосе сатаны явственно слышалось участие, и даже некоторое сочувствие. - Чтобы я тратил силы по пустякам?! Пером водила рука твоего давнего любимца, мага и алхимика Прелатти[6], он - настоящий маэстро подделок! А диктовали Силе и Бланш - уж духовникам ли не знать стиль христова сына... Служители Господа! Как видишь, иногда они выполняют и мою волю!!! Забавно, не правда ли?
   Сатана так явно атаковал, так сильно верил в успех новой тактики, что маршал решил ему немного подыграть.
   - Шатогирон в курсе? - спросил он.
   Жиль постарался, чтобы в этом вопросе ужас от того, как высоко могут зайти в церковной иерархии служители сатаны, сочетался с тоской о даром загубленной жизни.
   - Обижаешь?! - сладкое самодовольство так и сочилось из дьявола, липкой патокой заволакивая обе комнаты. - Куда ж в таком деле без епископа Нанта! И кстати, герцог Бретонский - тоже! Навесить на должника-залогодателя всех пропавших детишек в радиусе полусотни лье - его идея... Прямая выгода и ему, и канцлеру! А сочинение твоих... гм... надругательств над живыми и мёртвыми телами мальчиков и девочек - выдумки кроткой и набожной герцогини. М-м-м... Даже я оценил, сколь разнообразна и прихотлива фантазия у толстушки Анны... Содом с Гоморрой удавились бы от зависти, слушай тамошние жители эти эротические эпистолии!
   Собеседник закатил глаза, и пропустил момент, когда зрачки маршала возмущенно сверкнули, а губы скривились в брезгливой ухмылке.
   - Да, эта дама ненавидит всех, кто отказался от её августейшего тела... - в тон гостю продолжил его мысль Жиль. - А уж пренебрегших им при таком стечении народа... Но зачем моя казнь герцогу? Заложенные имения узнику и из тюрьмы не выкупить! Постой! Конечно же! Я забыл о короле Карле... Нейтрализовать дофина, а заодно - припасти на него компромат, ведь мальчик приезжал ко мне с надеждой на помощь против отца... Ясно! Для того и письмо подделано - Людовик будет молчать и делать вид, что даже знаком со мной не был... Поздравляю, ты всё предусмотрел. Как я узнаю о результате?
   Маршал постарался, чтобы в последних фразах прозвучало как можно больше тоскливой безнадёжности. Собеседник воодушевился, радостно сверкнул зелёным глазом, и участливо положил руки на плечи узника.
   - Не переживай, не пропустишь! Судьи вызовут тебя повторно, они будут грубы и высокомерны: должны же эти червяки насладиться моментом! Как-никак первый меч Франции! Был... А теперь - безжалостный маньяк и чернокнижник. - проговорил он, пронзая чёрным зрачком правого глаза переносицу затаившего дыхание Жиля, и затем добавил то, ради чего маршал сегодня так долго изображал тоскливое уныние. - Кстати, ты слишком уж кроток на допросах - это может вызвать подозрения. Хоть бы для приличия попротестовал, что ли?
   - Ладно, взбрыкну разок-другой... - вздохнул Жиль, с трудом удержавший в горле рвущийся на свободу ликующий возглас. - Ты будешь доволен!
   Гость радостно оскаблился и тут же растворился в дымном облаке. Но запаха серы в этот раз Жиль не ощутил. Тот просто не смог пробиться сквозь тюремное зловонье.
   - Монсиньор, мы всё слышали, - сказал вроде бы спавший до этого Анриет, старший из двух маршальских оруженосцев. - Неужели вы сами идёте на смерть? Зачем?
   Маршал грустно улыбнулся.
   - Для неё... Для Девы. С того чудного весеннего дня, как мы впервые встретились в Шинноне - всё было для неё. Вначале я устроил аудиенцию у Карла и создал для неё армию[7]. Потом мы сражались плечом к плечу под Орлеаном, штурмовали Турель и Жоржо. А какое славное дело было при Патэ! От Луары до Реймса мы громили проклятых "годонов"[8] так, что их вожди не успевали хоронить павших и выкупать пленных. Вместе получали на герб королевские лилии[9], будь они прокляты вместе с этим коронованным слизняком! Потом я пытался выручить Жанну из заточения[10]. И вот теперь сражаюсь за последнее, что осталось от неё на белом свете: за славу её побед, за репутацию, за доброе имя...
   - А этот? Он - действительно... Сам дьявол?! И вы с ним... - поднял голову Пуату.
   - Сделка, мальчики... Взаимовыгодный обмен! Мой позор, моё вечное проклятие - против её славы. Шахматная партия... Битва умов - если хотите...
   Парни переглянулись.
   - С сатаной? В одиночку? - спросил Анриет, потом ещё раз глянул на Пуату, нахмурился и упрямо боднул лбом воздух. - Сударь, мы с вами!!!
   - На костёр? Зачем?
   Вот ведь, тоже - проблема! В круговороте событий Жиль совсем забыл о тех, кто рядом. В его плане всё было просто - парни ни к чему не причастны. Ни к реальным интригам, ни к воображаемым преступлениям. И сидят в башне только из-за него. Держат их на случай, если он начнёт запираться. Изобличающие показания соучастников - не то, что собственное признание, но на безрыбье - сойдут и они.
   А ведь всё было так просто. Он признаётся - их выпускают. Они оглушены, дезориентированы. Как же: их предводитель и кумир оказался скрытным и жестоким изувером. Причём - сам признал, без угроз и пыток. Но они - живы. И на свободе. Это главное! А что теперь? Проклятье!!!
   - Вы исполняете свой долг, мы - свой! - поддержал друга Пуату. - Оруженосец должен везде следовать за господином...
   Ну и что теперь делать с этими милыми дурнями? Приказать? Попросить? Ему их уговорить не удастся. Даже и пытаться не стоит. Нет в нём того огня, той страсти, что помогает убеждать людей, пропитывает их мыслями и чувствами говорящего. Вот Жанна смогла бы! У неё всё получалось. Две-три фразы, и мальчишки убрались бы отсюда, как миленькие... А впрочем - нет! Она не стала бы их обманывать. Жанна всегда шла прямой дорогой. И никогда не лукавила. Пока армия двигалась к Орлеану, она пыталась донести цель и задачи компании до каждого солдата. Чтобы все они знали, за что и как будут сражаться... А вдруг, всё-таки - удастся уговорить?
   - Вы можете спастись! - бросил пробный камень Жиль. - Откажитесь от меня. Твердите, что ничего не знали, а теперь осуждаете - и вас сегодня же отпустят...
   - Нет! - тряхнул головой Пуату.
   - Ни за что... - подтвердил Анриет. - К тому же это бессмысленно! Они пошлют нас на костёр в любом случае - просто за компанию с вами.
   Жиль вздохнул. Пламенной речи не получилось. Слова, что лезли в голову, были стёртыми, неживыми... От них за версту несло тухлым запахом дворцовых интриг. Что он может? Это же не поле боя! Там он был не первым, нет... Но хотя бы - вторым. Где Дева взяла бы крепость с пятитысячным войском, уложив под её стенами за неделю пятьдесят солдат, там ему нужна была семитысячная армия и две недели времени. Да и потери - перевалили бы за сотню. Но крепость бы он хотя бы взял! А здесь? Остаётся только одно - положиться на волю Господа. Жиль усмехнулся. Вспомнил, как во время их первой встречи насмешила и озадачила его та искренняя вера, что жила в душе Жанны. И как постепенно он - скептик, циник и безбожник, проникался её словами и поступками. Как подбиралась, крепла и выстраивалась в несокрушимые колонны нестройная толпа пьяниц и развратников, что называлась в то время французской армией. "Делай, что должно, - вспомнил Жиль девиз Марка Аврелия, - и будь - что будет!" Жанна всегда действовала так же! Именно потому её светлый образ стал знаменем их победы. И сейчас его долг - очистить это знамя от клеветы, сохранить для потомков! Чтобы оно вдохновляло их в будущем и вело к новым победам...
   - Ну что ж? - маршал принял решение, и его голос сразу окреп, стал не бормотанием колеблющегося интригана, но грозным рыком военного вождя. - Тогда мы хотя бы попытаемся! Отныне вы поддержите обвинение! Таков мой приказ, и так нужно для исполнения моего замысла! Догадываюсь, что нашептали трибуналу и герцогу подосланные ими агенты в сутанах... Ваши слова придадут убедительности их вранью, моим планам они не повредят, а вас могут спасти, могут и нет... Но от самых страшных пыток избавят, и то хорошо!
   Парни воровато переглянулись. Жиль усмехнулся. Мальчишки! Даже на дыбе их будет ЭТО интересовать... Когда-то он тоже был таким дурнем...
   - Ну, спрашивайте уж...
   - Извините, сударь... - начал Пуату, и тут же замолчал.
   - А вы с Жанной, ну это... - попытался выручить приятеля покрасневший Анриет.
   - Нет. Как ни трудно вам будет поверить, у меня даже и мысли не возникало. Я на неё молился... А она?! Вряд ли она вообще видела в ком-то из нас мужчину - мы были её друзьями и соратниками, мы всё сражались за Францию, и она была нашим военным вождём, нашим могучим разумом и нашим знаменем. Дева защищала Родину и билась с врагами. И этому отдавалась вся, без остатка, до самой последней минуты...
   - А бреетесь вы дважды в день, и одеты всегда парадно... - уперев взгляд в пол, пробормотал Пуату.
   - Для неё! - Жиль вновь преобразился: из грозного война он превратился теперь в застенчивого влюблённого. - Вдруг у Жанны выдастся свободная минутка, и она решит посмотреть на земных друзей. Так вот - чтобы видела меня аккуратным и нарядным, а не заросшим щетиной растрёпой!
   Взгляд Жиля уперся в решётку окна, где под самым потолком камеры угасал багровый закат. Всё, что волновало его эти долгие месяцы вдруг куда-то ушло, отступило, испарилось. Остались только он и Жанна. Такая, какой он видел её в последний раз - в доспехах и на коне, со знаменем в руке, с остриженными по-мальчишески волосами. И ещё было счастье. Потому что, пусть пока - только в своих замыслах и мечтах, - он наконец-то стал её достоин...
  

***

  
   Жиль висел на пыточной лестнице. И уже очень давно. За это время рассвет успел смениться закатом, а потом и вовсе - наступила ночь. Чтобы выкрученные руки не вышли из суставов, узник научился незаметно для палачей изменять положение тела: расслаблять, а затем снова напрягать мышцы, то опуская вниз туловище, то вновь подтягивая его вверх. Заодно он чуть сдвигал, за потом вновь раздвигал ноги и менял изгиб позвоночника. Всё это позволяло большую часть времени удерживать боль в разумных пределах. Сколько раз он терял сознание? Пять? Десять? Узник не помнил. Терпеть боль маршалу приходилось и раньше. Сильную и слабую, непрерывную и пульсирующую. Куда ж в сражениях - без ран и ушибов? Но сейчас он готов был признать, что там это было делать несравнимо легче...
   Впрочем, вымотался не только он. Палач и помощники тоже устали за день, и вскоре после ухода судей покинули застенок. Но Жиль недолго оставался один. Рядом с чуть тлеющей жаровней прямо из воздуха сгустился чёрный силуэт и знакомый насмешливый голос произнес:
   - Ты слишком рьяно принялся всё отрицать! И вот результат! Мог бы просто для вида...
   Хорошо и дорого одетый мужчина, чьё лицо выглядело на этот раз не совсем чётким в плывущих перед глазами маршала разноцветных кругах, лениво перебирал щипцы и клещи. Затем рука его прошлась пальцами по шипам испанских сапог, другая нежно огладила зачем-то тиски, винты и клинья. И наконец, дьявол ухватил со стола и стал неторопливо вертеть в руках узорчатый капиструм[11].
   - Ты ведь думаешь, хорошо изучил вопрос, не так ли...
   Жиль молчал. И собеседник продолжил:
   - Знаешь, я не могу причинить тебе вреда до того, как будет исполнен договор. Не могу приказать слугам... Но есть среди них те, кто сделает это без приказа...
   Рядом с ним сгустилась из воздуха знакомая Жилю рыжеволосая девица с багровым шрамом на шее. Одета она была только в кожаный заляпанный кровью передник. Рядом материализовался чем-то неуловимо похожий на кота толстяк в чёрной полумаске.
   - А они знают, что за невольное нарушение договора тоже полагается смерть? - усмехнулся искусанными губами узник. - Тысячи людей и ангелов ежечасно готовы умереть во имя Господа! Вот и посмотрим, согласен ли хоть кто-нибудь из ближних слуг сдохнуть за тебя?
   - Ну, зачем же так, сразу? - прискрипел толстяк. - Ведь в запрете речь идёт лишь о физических муках. А в твоих признаниях есть поразительно трогательные места... - Он выхватил из воздуха толстый том допросной описи и пролистнул несколько страниц. - Где это? А, вот! Ты только послушай: "... а ещё признал вышеназванный обвиняемый Жиль де Рэ, что неоднократно приводили в его комнату невинных мальчиков и девочек, и там бесчеловечно забивали их, убивали, расчленяли, подвергали всяческим пыткам, а вышеупомянутый Жиль, обвиняемый, приносил тела упомянутых невинных детей дьяволам, призывал и заклинал злых духов и предавался содомскому греху..."
   Жиль натужно, через силу зевнул.
   - Скучаешь?! - завопила девица. - А если я скажу, что имя твоё не забудется теперь вовеки, что ты войдёшь во все фолианты, как самый гнусный и жестокий маньяк?! Что твои признания станут учебными пособиями, по которым медики будут изучать болезни психики...
   - Ну и что? Ведь для них моё имя будет всего лишь абстракцией, символом. Так не всё ли равно...
   И Жиль зевнул во второй раз.
   Теперь не выдержал дьявол:
   - Послушай своего владыку, жалкий упрямец! - загрохотал в тесной камере его рокочащий бас. - И поверь: лучше тебе вернуться к прежним показаниям, пока не поздно! А то ведь - поручу я тебя заботам этой милой девушки. Не сегодня, так завтра отдам в её руки...
   - Ага, ищи дурака, - прохрипел ему в ответ Жиль. - Снова всё признаю, и пойду на смерть по собственной воле, без сопротивления. Чистейшей воды самоубийство!!! Смертный грех, за который ад полагается! А мы с тобой лишь на репутацию договоривались... Свою бессмертную душу я, если помнишь, не закладывал. И не надейся обманом получить её, бес...
   - Забавная игрушка! - теперь казалось, дьявола интересует только узор на барашке капиструма. - Что ж, ты провёл меня во второй раз! Но ещё никому не удавалось сделать этого трижды... - он аккуратно положил капиструм и, шагнув к лестнице, возвысил голос. - Никто, слышишь меня: ни один смертный червяк не смог обойти все мои ловушки! Тебе тоже не удастся этого добиться!!!
   Жиль попытался улыбнуться запекшимися губами:
   - Ну-ну... Не горячись! Это ведь для тебя всего лишь игра...
   - А для тебя?
   Теперь он рассматривал изорванные шипцами ноги узника.
   - Тоже... Я всю жизнь играю с судьбой. Это так увлекательно! - если бы не дрожь в голосе, можно было подумать, что Жиль ведёт светскую беседу. - Вначале ставкой был успех. И я раз за разом добивался своего, но это быстро наскучило. Потом шла великая война, там на кону стояла жизнь: моя и противников. Но подлые интриганы, погубившие Деву, отняли у меня жизнь и надежду, да и саму игру - тоже. Согласись, скучно ставить на кон вещь, тебе не нужную! Теперь же я снова играю: на собственную смерть и посмертную славу... Это последняя игра и последняя ставка...
   Собеседник закончил осмотр голеней и поднял взгляд выше. Его глаза свекнули торжественно и грозно:
   - Так вот - сообщаю, ты проиграл! Потерзайся до завтра. Палачи только что закрыли глаза и ныне уже не проснутся. Удивлён? Это днём я лишь говорить могу, а ночью - нет такого смертного, кого я не заставил бы выполнить свою волю!
   - Ой-ой... - под сердцем у узника похолодело, но он не сдавался. - Сколько пафоса! Кого обмануть надеешься?! Того, кто точно знает: есть чистые душой люди, к которым тебе не подступиться... Жанна была такой!!!
   - Была, и нет её! - загремел под сводами ненавистный торжествующий голос. - Да, ты верно подметил! К ней я подобраться не мог! А про кого из судей-инквизиторов можно, не кривя душой, сказать так же? Или это можно сказать про короля? Про папу? Про дофина? Никто не спасёт тебя от моего гнева...
   - Увидим! - прохрипел Жиль. - Помни, бес! Настоящий игрок сражается до последней секунды...
   - Ну что ж - борись, сколько сможешь! Тем интереснее игра и слаще победа! Да, заодно - прикинь на досуге, какие пытки подготовит к твоему прибытию самая усердная из моих служанок... И самая, кстати говоря, изобретательная...
   - Я жду, мой милый, - прошептала Жилю юная чертовка. - Скоро ты поймёшь, что по части фантазий Анна Бретонская не стоит ноготка, состриженного с моей руки. И что телесная боль может стать так же безгранична, как наслаждение... До встречи в аду...
   Вся троица одновременно исчезла в дыму и пламени.
  

***

  
   Двадцать безумных от боли часов, если не больше, Жиль мечтал, чтобы закончился этот бесконечный день, и его оставили в покое. Теперь узник понял: в умелых руках палача - и покой может быть пыткой. Угли скоро погасли. В мрачном подвале замка стало так холодно и сыро, что маршал почти перестал чувствовать боль свежих ран, настолько закоченело тело. Он ощущал, как мало-помалу немеют вывернутые руки, как одна за другой отказывают застывшие на металлических ступенях мышцы спины. Измученный мозг медленно погружался в трясину тоскливого отупения.
   В таком отчаяном положении Жиль оказался впервые. Раньше он всегда имел возможность бороться. А если - нет, готовиться к борьбе. Даже вися на дыбе, еще совсем недавно он мог рассмеяться в лицо палачам, смущая их дух силой своего мужества. А теперь... Прояви он хоть чудеса выдержки, кто это увидит?
   Нет, как же он мог забыть?! Есть один свидетель! Тот, кто всегда с ним, и думает о нём, кого заботит судьба каждого из духовных сыновей!
   - Господи! - прошептал узник. - Прежде я никогда не молился тебе. То есть, ты же понимаешь - раньше это было совсем не то... Ритуалы, ленивое бормотание, только ради приличия. Чтобы не приставали бездушные зануды в сутанах, именующие себя твоими слугами. А сейчас я так нуждаюсь в помощи и поддержке... Нет, это всё не то!
   Жиль начал вспоминать молитвы, но мысли путались, к тому же он обычно повторял латинские тексты за клириками, и теперь боялся ошибиться. Церковники распускают слухи, что ошибочная молитва возносит хвалу не Богу, а дьяволу. Вдруг, это - правда. Но есть одна молитва, которая должна помочь, её маршал заучил в детстве, в ней он - точно не ошибётся.
   - Pater noster qui est in caelis: sanctificetur nomen tuum;[12] - зашептал измученный узник, - adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua; sicut in caelo, et in terra Panem nostrum cotidianum da nobis hodie; et dimitte nobis debita nostra sicut et nos dimittimus debitoribus nostri; et ne nos inducas in teutationem; sed libera nos a malo.
   Но слова мёртвого языка, что прежде казались мудрыми и величественными, теперь падали в пустоту, не задевая душу... И Жиль снова заговорил по-французски.
   - Я не был твоим верным слугой, Господи! Но я всегда сражался за дело, которое искренне считал твоим! Да, я шел к тебе очень долго, но ведь - дошёл же! Прибыл по твоему зову и бился не покладая рук! И наступила минута, когда твоё дело, твои планы - стали и моими тоже! А ведь именно этого ты и ждёшь от нас - Действия! Ведь - правда, Господи?! Борьбы за святое дело до последней секунды, до предсмертного вздоха... Так дай же мне возможность вести борьбу!!! Прекрати эту дьявольскую пытку бездействием!
   Стало немного полегче. Но тоска и отчаяние не оставляли попыток вернуть своё, сломить волю, взять за горло. Волнами на узника накатывало щемящее ощущение безнадёжности. Тогда он снова молил небо, чтобы пришёл хоть кто-нибудь... И желание сбылось. Лишь только зарешечённое окошко под самым потолком осветилось предрассветным сумраком, сквозь стук собственных зубов Жиль расслышал тихое шуршание. К узнику из угла приближалась группа наглых тюремных крыс.
   Твари решили, что привязанный к лестнице человек беззащитен. И похоже, не ждали отпора. Два передних зверька ступили на наклонные направляющие и сноровисто полезли вверх. Маршал понял, что наступила решительная минута. Сердце застучало быстрее. Зарождающаяся паника боролась в душе узника с восторгом от ожидания схватки. Он напрягся и подтянул повыше ноги. Ещё секунда, и ещё. Пора!
   Удары обеих пяток обрушились на разведку противника, круша её и калеча. А следом полетел истошный вопль. Боль, страх, отчаяние - весь день они копились внутри Жиля, как речная вода у запруды. И вот теперь он будто открыл шлюзы своей души... Изысканные оскорбления и простонародная ругань, чертыхания и богохульства - всё это смешивалось в причудливые клубки и вылетало из привычного к воинским командам горла...
   И словно скопившийся словесный мусор прежде мешал ему трезво смотреть на вещи, с каждой минутой в душе Жиля крепла уверенность, что всё получится. Ведь он готовился к этой незримой битве многие годы. Ни одну комбинацию так тщательно не просчитывал! Нет. Врёте, козлорогие дамы и господа! Растак нас всех и разэдак! Всё идёт как надо! По моему плану и с Божего благословения, побери вас всех ваш любезный дьявол!!!
   Жиль откашлялся, и пробормотал, обратясь к стремительно светлеющему окну:
   - Спасибо, Господи! Твоя помощь укрепила мой дух и взбодрила тело! Ты послал именно то, что требовалось: испытание, битву с врагом! И победу!!! Ещё одну победу я получил сегодня из рук твоих, Господи! А что может быть лучшей наградой для воина?!
   И когда в дверном замке с лязганьем заворочился ключ, узник уже был готов встретить вернувшихся палачей ехидной ухмылкой, как две капли воды похожей на ту, что посылал им на прощание накануне вечером.
  
  

***

  
   Маршала больше не пытали. Очевидно, всерьёз калечить узника было запрещено. Судейские оставили его в покое, и даже вернули в прежнюю камеру. Но стоило Жилю омыть раны и вытянуться на кровати, как в воздухе появился исчерканный каракулями лист.
   - Ну что, смертный?! Прочитал? - шепнул на ухо невидимый собеседник. - За строптивость и запирательство тебя отлучили от церкви! Душа еретика навек моя...
   - Ты неплохо поработал, бес! - Жиль сплюнул на пол красный сгусток, искусанные в застенке губы всё ещё кровоточили. - Но казнь только завтра, и судьи могут передумать...
   - С чего это вдруг?
   - Христианское милосердие стучится и не в такие сердца...
   - В ком? В этих... Проснётся милосердие?! Оно там не ночевало!
   - Господь наш входит в любые души...
   Жиль с трудом остановился, подавил неуместный порыв. Затем снова вытянулся на кровати и с равнодушным видом уставился в потолок. Нельзя! Никаких намёков по существу... "Я тупой, самоуверенный фанатик, переоценивший свои возможности, - твердил он про себя. - Никаких сюрпризов от меня ждать не стоит". Похоже, собеседник пришёл к тому же выводу...
   - Ха-ха... А знаешь, я был о тебе лучшего мнения! - сказал он после небольшой паузы. - Раньше в сложных переделках ты всегда придумывал что-то особенное, чего никто не ждал. И пережимал, казалось бы, безнадёжную ситуацию в свою пользу... Ты всегда знал истинную цену людям и на этом строил свой расчёт. Куда же всё оно делось? Вместо твёрдого плана - какие-то бредни о совершенстве и благости всего человечества...
   - Не человечества, ЧЕЛОВЕКА! - Жиль здорово вымотался, и надеялся, что усталость сейчас звучит в каждом его слове. - Я верю в человека, и всегда верил. Не во всякого, конечно. А в того, кто заслуживает безусловного доверия... И такие люди есть, ты знаешь!
   - Опять о своей Жанне? Она тебе уже не поможет...
   - Как знать? Женщины непредсказуемы! Они способны удивлять даже тебя, не правда ли?
   - Чушь! Впрочем, в одном я готов с тобой согласиться: сюрпризы от женщин бывают временами очень забавными. Кстати, одна из них мечтает о встрече с тобой... С большим нетерпением... Крошка ни о чём другом не способна думать с вашей последней беседы...
   - Её ждёт горечь вечной разлуки! - зевнул маршал. - Извини, в пыточной толком не выспишься... О чем я? А, да... Мне её искренне жаль!
   - Перестань паясничать! Ты проиграл, тебе не на кого больше надеяться... И не на что!
   - Я надеюсь на чудо! В прошлый раз, когда всё было так же плохо - явилась Дева, и мы пошли от победы к победе... - со стороны казалось, маршал полностью погрузился в воспоминания.
   - Ну что ж, помечтай! - сдался собеседник. - А я пока посмотрю, как свозят дрова и хворост для ваших костров. Не забыл, слуг казнят вместе с тобой. Их тела и души ты тоже загубил... Два молодых тела, две благородные души...
   Жиль устало прикрыл глаза.
   - Конечно я, кому же ещё? - пробормотал он.
   - А разве - нет? - ехидная усмешка искривала губы собеседника.
   - Они мои оруженосцы! Мужчины и воины! - напомнил маршал. - А в битвах без потерь не бывает...
   - Ну, что ж? Прощай!
   - До встречи у костра, бес! - Жиль закрыл глаза. - Никогда не поверю, что ты пропустишь такое представление...
   - А что?! Ты прав! Это будет забавно... До встречи, мой завтрашний раб! Скоро ты станешь им навеки...
   - Или увижу тебя в последний раз...
   - Ну, что ж - помечтай немного, упрямец!
   Дымовых эффектов на этот раз не было, но воздух на миг сделался чуть более зловонным, и Жиль понял - собеседник оставил его, наконец, в одиночестве...
  

***

  
   Процессия клириков, несущих святое причастие двинулась в путь ещё в девять часов утра. Останавливаясь поочерёдно у всех городских церквей, она быстро обрастала народом, не желавшим пропустить редкое зрелище аутодафе.
   Погода стояла прекрасная: белоснежные облака отражались в водах Луары, легкий ветерок шелестел листьями тополей и ив у каменного моста. А потому к двенадцати часам пополудня, когда на луг в Бьессе, что на окраине Нанта, доставили троих осуждённых, там их ждала огромная толпа. В центре стояли три виселицы, средняя - выше остальных, а под ними были разложены дрова и сухой хворост.
   Звон колоколов сначала потерялся в вое неиствовавших зрителей, каждый из которых стремился перекричать другого. Да что там звон! Осуждённые не слышали даже друг друга, и только по губам оруженосцев маршал догадывался, что они тоже читают "De Profundis"[13]. Но вот всех троих подвели к поленнице и по знаку судьи шум стих. Процессия остановилась.
   - Жиль де Рэ, как запирающийся в своих богомерзких заблуждениях нераскаившийся грешник и еретик...
   - Стойте, святой отец! - голос маршала загремел над притихшей толпой. - Я никогда не знал, что такое ересь, и не впадал в это преступление. Но раз уж церковь считает иначе, смиренно прошу простить мне все имеющиеся грехи!
   - Поздно!!! - величественный жест инквизитора словно сметал осуждённого с помоста и вычёркивал его из числа живых.
   Но в это время из толпы к судьям подошёл сумрачный человек в чёрном и что-то шепнул на ухо руководившему казнью Жану де Мальструа. Тот подобострастно кивнул и почтительно принял протянутый незнакомцем свиток.
   В толпе зашушукались.
   - Жиль де Рэ! - поднялся с места закончивший читать Мальструа. - Означают ли эти слова, что ты смиренно просишь воссоединить тебя с Церковью, и умоляешь духовника принять последнюю исповедь.
   - Да, святой отец. И о том же просят мои верные оруженосцы.
   - Хорошо...
   Исповедь не заняла много времени. Все трое осуждённых каялись в убийствах, без указания имён и дат. В обмане слуг божих, без конкретизации, в чём этот обман выражался...
   Им не мешали.
   Когда же всю троицу повели на костёр, маршал улыбнулся и подмигнул побледневшим юношам:
   - Идите, я обниму вас напоследок...
   - Мне страшно, сударь, - еле слышно пробормотал Анриет.
   - Мы все трое солгали на исповеди, пусть совсем чуть-чуть, но солгали, - шепнул Пуату.
   - Не бойтесь, друзья мои! Нет в мире такого греха, которого Господь не мог бы простить, если человек, просящий об этом, действительно раскаивается! - громко ответил маршал, которого уже потащили к столбу. - Ничего плохого нас не ждёт. А смерть - ну что ж... Это всего лишь немного боли!
   Маршал откинул капюшон, прикоснулся губами к распятию и начал шептать слова последней молитвы. Палач отступил, оставив его наедине с богом и совестью...
  

***

  
   - Как ты провернул этот фортель? - услышал Жиль раздражённый голос невидимого собеседника. - Ведь чтобы воссоединиться с Церковью, нужно признать вину и стать клятвопреступником, а им, как и отлучённым еретикам, нет места в раю... И из этого круга не было выхода!
   - Что ж, бес, не ты один можешь плутовать! Чтобы провести тебя, я смешал женскую верность с королевской подлостью, разбавил коктейль жадностью герцога и честолюбием епископа. Капнул на смесь чуть-чуть нетерпения дофина... Как видишь - всё получилось!
   - Ты говоришь загадками! - каждое слово дьявола дышало теперь с трудом сдерживаемой яростью. - Откуда взялся это проклятый свиток?
   - Его выхлопотала Катрин, моя жена. Если вы все о ней забыли - твои проблемы. Она всегда любила меня и помогала во всём. Это она надоумила Ренэ[14] получить у короля запрет на продажу моих имений. И в результате сделала герцога Бретонского и его канцлера моими злейшими врагами. Она нашла мерзавца Прелатти и эту дурацкую старуху Меффрэ, которые преданно служили врагам мне на погибель. И всё для того, чтобы в последний момент получить от короля, герцога и епископа такую изящную формулу воссоединения с Церковью без формального отречения...
   - Невероятно! но... Зачем?
   - А тебе не ясно? Почему я покинул Жанну перед тем злосчастным боем, в котором её одолели бургундцы?! Она велела мне сделать это!!! Вот и я попросил Катрин... Я объяснил ей, насколько мне это нужно - добиться, чтобы Деву прославляли, как она того заслуживает. И жена согласилась помочь мужу. Забавно, не правда ли?! Та, с которой был связан на земле, из любви ко мне, помогла воссоединиться на небесах с той, кого давно и тайно люблю я...
   - Так надеясь на помощь женщины, ты говорил не о Жанне? Как я мог пропустить намёк?! Идиот!!!
   - Полностью с этим согласен! Но дело твоё погибнет не от глупости! Его разрушат: ваша разобщенность и наше единство!
   Теперь, когда можно было не держать в себе ничего, Жиля словно прорвало - он стремился высказать всё, что принуждён был скрывать многие месяцы. А дьявол слушал его молча в надежде, что маршал проговорится, выдаст что-нибудь важное... Что ж, пусть ждёт! То, что Жиль скажет сейчас, владыке Зла ничем не поможет, только разозлит...
   - Думаешь, я не знаю, зачем ты нацепил свои разноцветные зубы? Почему меч с серебрянными вставками держишь в ножнах, позолоченных изнутри! Создаёшь у слуг иллюзию всемогущества? Делаешь вид, что серебро тебе нипочём... Не то что прочей нечисти! Боишься бунта? И правильно! Они служат тебе из страха, но ни один из них не любит тебя! И ты вынужден скрывать даже от ближних свои планы, иначе потеряешь всё... А посмотри на нас! Господь старается донести свои замыслы до каждого. Мы дружно действуем на общее благо, и все стремимся к единой цели. Наши общие силы, наш единый разум! Они растут и крепнут с каждым днём, и так будет всегда! А потому власть твоя слабеет ежечасно, ежеминутно. И рано или поздно, даже следа от неё не останется! Даже памяти!
   - Ну, кое-что я ещё могу сделать...
   - Что? Ты слаб, бес! Ты не способен одолеть одного человека! Помешать его планам! Ты хотел предотвратить мою встречу с Жанной! И что? Не смог, сколько ни пыжился!
   - Ну что ж! Радуйся, гниющий комок умирающей плоти! Ты встретишь её там, в раю, но здесь... Здесь на земле будешь проклят навеки. И тебя станут поносить тем больше и проклинать тем яростнее, чем чаще будут прославлять твою любимую Деву!
   - То есть, ты выполнишь наш контракт, и вложишь в это всю страсть своей бессмертной душонки, всю мощь лжи и подлости, всё влияние владыки Зла! Это меня устраивает...
  
   - Заканчивайте молитву, сударь... - услышал Жиль голос палача, - пора...
   Маршал кивнул и опустил распятие. Палач, набросив ему на шею петлю[15], отступил. Жиль опустил руки и закрыл глаза. Протяжный звон кафедральных колоколов был последним, что он услышал в своей жизни.
  
  

***

  
   Языки пламени ещё продолжали лизать просевшую поленницу, когда от места казни отошла траурная процессия. Шесть сестёр камелиток и шесть знатных бретонских дам, закутанных в белое, несли гроб с обуглившимся телом Жиля де Монморанси-Лаваль, барона де Рэ, графа де Бриен, маршала Франции.
   Но плакала только одна из них - Катрин, несколько минут назад ставшая вдовой человека, которого ещё многие столетия будут считать самым страшным серийным убийцей, маньяком-педофилом, расчленителем и каннибалом всех времён и народов, а людская молва родной Бретани за гладко выбритые щёки ославит под именем "герцог Синяя Борода".
  
  _______________________________________________________________________________________________________________________
  
   [1] Донжон - главная, отдельно стоящая башня средневекового замка, расположенная в самом недоступном и защищённом его месте, в донжоне обычно проживал феодал со своей семьёй и его приближённые.
  
   [2] Парадная мужская верхняя одежда тех времён, с сильно расширенными внизу рукавами, отделанными мехом или фестонами.
  
   [3] Горностай считался "королевским" мехом, его имели право носить только царствующие особы.
  
   [4] "Мистерия об осаде Орлеана", которую заказал Жиль де Рэ в прославление Жанны, была поистине одной из наиболее грандиозных театральных постановок своего времени. Она включала 20500 стихов, играли её около 500 актёров, за каждую серию (а представление шло на сцене несколько лет) барон выплачивал по 80 тысяч золотых экю - что составляло годовой доход среднего графства.
  
   [5] бретонский герцог Жан (Иоанн) V, из династии Дрё.
  
   [6] итальянский монах-минорит Франческо Прелатти, один из главных фигурантов процесса, алхимик и сатанист, многократно по его словам общавшийся со своим личным чёртом, не только не был казнён, но и сразу же после окончания процесса над Жилем де Рэ получил полную свободу. Более того, довольно скоро он стал придворным алхимиком герцога Анжуйского, и через несколько лет был казнён за подделку печати своего нового господина и покровителя...
  
   [7] в 1424 году Жиль де Рэ пришёл на помощь дофину Карлу (будущему королю Карлу VII), дело которого казалось в то время безнадёжным, в дальнейшем Жиль на свои деньги собрал большой отряд, который стал ядром армии Орлеанской Девы (по другим данным - он содержал на свои деньги всю её армию).
  
   [8] так французские крестьяне называли в эти годы английских захватчиков, Godons от искажённого "goddam"- "чёрт побери" (английское ругательство).
  
   [9] размещать на гербе лилии могли только лица королевской крови, исключений из этого правила было лишь два: Жиль де Рэ и Жанна д'Арк.
  
   [10] когда король отказался платить выкуп за Жанну, и её выкупили у бургундцев англичане, Жиль собрал большой отряд добровольцев и наёмников, прошёл с ним до самого Руана. Но все попытки прорваться в город и освободить Орлеанскую Деву закончились неудачей.
  
   [11] капиструм - железная затычка для рта, похожая на грушу, могла раскрываться на три или четыре лепестка, если палач закручивал гайку-барашек. После того, как лепестки распирали рот узника изнутри, он лишался возможности кричать, а мог только со стоном мотать головой.
  
   [12] Молитва "Отче наш" (лат.) - Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим, И не введи нас во искушение, Но избави нас от лукавого.
  
   [13] "Из глубины взываю к Тебе, Господи" - заупокойная молитва на текст сто двадцать девятого псалма.
  
   [14] Ренэ де Сюз - младший брат Жиля де Рэ, в 1435 году добился от короля издания специального ордонанса, запрещавшего Жилю продавать и закладывать свои владения, а кому-либо их покупать или брать в залог. Это подвешивало в воздухе все сделки между маршалом и герцогом Бретонским, поскольку деньги под залог Жиль уже получил, а переход его имений новому владельцу ставился под большой вопрос.
  
   [15] раскаявшегося еретика перед сожжением душили удавкой или гароттой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   12.01.2011г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"