Р. Ольга : другие произведения.

Да, мой господин

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Выходя из дома по самым банальным делам, знайте - они могут закончиться мрачным, смертельно опасным путешествием. Кто знает, может вы - единственный выживший потомок древней расы? Может, за вами уже много лет ведется охота? А может вам суждено решить судьбу иного государства из иного мира? Кто знает...Выходя из дома, будьте готовы ко всему. Вы можете не вернуться.
  Солнца не было видно уже три дня. Три мучительно промозглых дня шел холодный моросящий дождь. Погода была мерзкой, но, как бы мне этого ни хотелось, я не могла остаться дома, в тепле, сухости, наслаждаясь уютом махрового халата и мягких тапочек.
  Мне, как и всем простым среднестатистическим людям, спешащим по своим делам, в эту собачью погоду пришлось тащиться в университет. Не то, чтобы я наслаждалась учебой или была воспитана в любви к наукам, нет. Просто это был мой единственный шанс на существование. Как выпускница детдома, круглая сирота, я ходила в университет скорее за стипендией, чем за знаниями. Я не могла допустить отчисления, так что с зубным скрежетом я все-таки вывалилась в серую мглу окраинных улиц.
  До метро предстояло идти минут пятнадцать, что, учитывая погодные условия, можно приравнять к вечности. Каждый порыв ледяного ветра заставлял меня все плотнее запахивать на груди потертую кожаную куртку, так что под конец пути я с трудом могла дышать. Мои ботинки промокли, руки закоченели. Это был определенно не самый лучший день в моей жизни.
  Радостно ввалившись в метро (здесь, по крайней мере, не было дождя) я, наконец, смогла перевести дух. Станция пустовала, то тут, то там появлялись люди, но сразу же исчезали. Воздух здесь был тяжелый, спертый, видимо, что-то случилось с вентиляцией. Я угрюмо оглядела тоскливые серые стены, пол, выложенный затертыми бетонными плитами...Тусклое освещение придавало всему атмосферу какого-то военного погреба времен второй мировой, словно это вовсе и не метро, а большое бомбоубежище. Скука и уныние.
  Поезд запаздывал. На платформе я стояла совершенно одна. Было невероятно тихо, так, что было слышно гудение лампочек над моей головой. Вдруг сзади раздались шаги. Надеясь развлечь себя хоть чем-то, я оглянулась: разглядывать себе подобных занятие довольно увлекательное, особенно когда никакой другой забавы не предвидится.
  Позади меня стояли трое. Они принадлежали к тому типу людей, на которых хочется хорошенько попялиться, но вот только страшно. Это были мужчины, очень высокие, со свирепыми, нечеловеческими чертами лица: подбородок был нетипично квадратным, мощные челюсти выступали вперед, нос казался чересчур длинным, а огромные, слишком круглые глаза были черными и блестящими. Движения незнакомцев тоже были странными, да и фигуры в целом отличались от человеческих по пропорциям. Выделялись и одежда - черные кожаные плащи с какими-то темно-бордовыми сверкающими узорами - и прически - у всех троих были густые волосы до плеч, черные, с красновато-винным оттенком.
  'Сумасшедшие неформалы!' - с каким-то непонятным отвращением подумала я и попыталась отвернуться, но мой взгляд отчего-то был прикован к странной троице.
  Что-то в них вызывало во мне омерзение, может даже ненависть. Их длинные руки, свирепые лица, нахмуренные брови и злобный взгляд - от них разило опасностью, агрессией, жестокостью. Неожиданно один из них что-то произнес. Они стояли совсем близко, но я не смогла разобрать ни слова. Думаю, это был другой язык. Только какой? Казалось, я не слышала такой раньше...Быстрый, шипящий, глухой, словно шорох миллионов тараканов за трухлявой стеной...
  Я вспомнила свой детский дом, жалкое и суровое существование в нем. Крики, унижения, ругань, бесконечное одиночество. Даже среди изгоев, обреченных на такую жизнь, я всегда была изгоем. Навеки отверженная.
  Единственной отрадой моей дерьмовой жизни был мой семнадцатилетний дружок-наркоман Илья, с которым мы очень весело курили травку время от времени.
  Высокий иностранец суетливым жестом вытащил что-то из кармана. Его товарищи с пренебрежительной скукой смотрели на небольшой круглый предмет, распростертый на его ладони. Повинуясь какой-то непреодолимой силе, я тоже уставилась туда же. Это был гладкий, словно отполированный миллиардами волн камень темно-фиолетового цвета. Мне захотелось подойти и потрогать его, так сильно этот таинственный предмет манил меня. Я не могла отвести взгляда, утопая в бесконечном загадочном мраке, который он излучал.
  Но вдруг все изменилось: камень словно стал излучать энергию, меняя при это цвет. Он становился ярче и светлее, переходя от баклажанового к лавандовому, затем к ядовито-сиреневому - и все это в одну лишь долю секунды. Я почувствовала, как тепло и энергия камня наполняют меня, сиреневые лучи проникали в мое тело, даря тепло и радость. Я закрыла глаза, но сквозь веки продолжала видеть это нежное сияние.
  'Интересно, что это такое?' - мои мысли стали вялыми и хаотичными, словно после пары бокалов ароматного глинтвейна. - ' Неважно. Пусть это не прекращается никогда!'
  Но мое блаженство, и без того такое короткое, было прервано горловыми вскриками и безумной артиллерией всех разновидностей шипящих звуков. Я с неохотой открыла глаза, краем сознания предчувствуя что-то ужасное. Увиденное подтвердило мои опасения.
  Платформа по-прежнему пустовала, если не считать меня и трех подозрительных иностранных неформалов, которые во все свои ужасные, словно лакированные глаза пялились на меня. Один из них даже приоткрыл рот, и между тонких, серовато-коричневых губ я разглядела самый настоящий острый клык, только маленький. Он был короче остальных зубов - слишком крупных для человеческих- но намного острее. Сиреневое свечение пропало, камень куда-то исчез из широкой сероватой ладони. Все трое были словно в ступоре, в каком-то трансе: они глядели на меня, как завороженные, их мышцы напряглись, словно они намеривались броситься на меня в следующую же секунду.
  Происходящее перестало мне нравиться. Я затравленно оглянулась - вокруг никого не было. Никого. Я сделала неловкий, осторожный шаг назад, словно человек, пятящийся от своры собак. Мое плавное движение, казалось, пробудило их. Они стали двигаться очень проворно, резкими, рваными движениям: двое бросились ко мне, вытянув вперед руки с длинными, изломленными в суставах пальцами, заканчивающимися матово-серыми заостренными ногтями, а третий - самый высокий - вытащил откуда-то из-за пазухи тонкую золотистую трубочку.
  Я была растеряна и напугана, мой мозг отказывался осознавать происходящие. Я продолжала неловко отступать, не сводя глаз с золотой блестящей палочки. Когда я уже практически уперлась в стену рядом со входом в тоннель на краю платформы, незнакомец приложил странный предмет к губам, и в мою ногу что-то впилось. Я почувствовала жгучую, невыносимую боль и моментальное онемение. Опустив взгляд, я обнаружила, что из моей голени торчит тонкая длинная золотистая игла. Я попыталась вытащить ее, но пальцы скользили по гладкой поверхности. Краем глаза я увидела, как на мое плечо опускается когтистая рука.
  Меня обуял панический страх и дикая ярость. Омерзение и ненависть вернулись и вспыхнули с новой силой. Не разгибаясь, я спрыгнула с платформы прямо на рельсы, молясь про себя, чтобы меня не убило током, и чтобы сработал защитный короб. Левая нога, в которую вонзилась игла, меня почти не слушалась, и, приземлившись, я упала. Но ярость и ужас предали мне сил, и я рванула в темноту, спасаясь от непонятных существ, которые, как я про себя решила, не были ни иностранцами, ни неформалами, ни, в общем-то, людьми.
  Я неслась в темноту, сильно хромая, а в мыслях стучало лишь: 'Хоть бы не поезд, хоть бы не поезд! Пожалуйста, хоть бы не поезд!'.
  Я надеялась, что кто-то там, по ту сторону камер слежения, увидел мой маневр, и что за мной уже идут, чтобы наказать. Или спасти. Это уж как посмотреть.
  Только добежав до второго фонаря я смогла, наконец, услышать что-то, кроме безумного стука собственного сердца. Я даже оглянулась - и не увидела ничего. Темнота сомкнулась вокруг меня. От ужаса у меня свело горло, я не могла нормально дышать. Мне не хотелось покидать единственный освещенный участок дороги, но и оставаться на месте я не могла. Я двинулась в темноту.
  Пройдя всего шагов двадцать, я услышала хриплое сопение за правым плечом. Мой нос учуял запах железа и кислоты. Я не успела обернуться, как что-то буквально вмяло меня в бетонную стену. У меня потемнело в глазах, дыхание полностью прервалось. На моем горле, впиваясь в мясо, расположились какие-то лезвия. Я почувствовала дурманящий, головокружительный запах крови и с трудом приоткрыла глаза.
  В неверном рассеянном свете передо мной возникло красное, покрытое блестящими чешуйками лицо. Растрескавшиеся ороговевшие губы приподнимались в звериной усмешке-оскале, открывая частые мелкие заостренные зубы серовато-желтого оттенка. Существо было невероятных размеров, стальное мускулистое тело пряталось в широком мешковатом одеянии. Я с трудом различала глаза нападавшего: отчасти они были скрыты глубоким капюшоном, отчасти меня подводило мое зрение.
  Я не могла дышать. Внезапно в мой правый бок впились те же лезвия, что и на шее. Я взвыла от боли, рвущей плоть, и, присмотревшись, поняла, что это вовсе не лезвия, а острые длинные черные когти на красной, покрытой сверкающими чешуйками руке. Я стала терять сознание, как вдруг хватка моего мучителя ослабла, острые когти вышли из моего тела, и я плавно осела на пол. Затуманенным взором вперясь во тьму, я поняла, что трое 'иностранцев' схватили неведомое чудовище и отцепили от меня.
  'Выходит, они мои друзья?' - подумала я недоверчиво.
  Издалека до меня донесся гулкий стук колес. Я почувствовала, как задрожала земля под ногами. Никто не собирался мне помочь!
  'Беги, спасайся! Давай, давай, шевелись! Беги!' - подбадривала я себя, пока, извиваясь от боли, пыталась встать.
  Держась за стену, проваливаясь в бессознательное состояние, я медленно побрела вдоль стены. Сзади раздавался рев, шум, шипение, крики и неумолимый стук колес приближающегося поезда. Это гул сводил меня с ума! Через пару шагов я оказалась в полной темноте, последние силы меня оставили. Я чувствовала, как из раны в боку струится кровь.
  Неожиданно впереди показалось какое-то флуоресцирующее голубоватое свечение - словно дверь, открытая в светлую комнату. Я подошла к ней, согнутая болью, и вытянула вперед руку - шершавая поверхность стены в том месте отсутствовала. Я решила, что это какая-то рабочая подсобка, или комната мастеров...Мое сознание было затуманено, равно как и зрение. Страх парализовал меня, из темноты прорезался луч света от фонаря поезда.
  'Я не хочу умирать!' - эхом пронеслось в голове.
  Я шагнула в область странного свечения, и все в один миг изменилось. Вокруг меня был не мрачный склеп подземки, а бескрайние просторы. Мои светлые волосы были подхвачены порывом ледяного ветра и устремились вверх, к грязно-серому, нависающему небу. Серо-зеленая, чахлая трава под ногами была покрыта слоем ослепительного снега, мерцающего голубоватым светом в синеве сумерек. Здесь, в этом странном месте, солнце уже зашло, в то время как в моем мире день был в самом разгаре. Я сделала еще один неуклюжий шаг и, запнувшись обо что-то, упала в обжигающе - холодный снег. Предмет, о который я запнулась, отлетел куда-то в сторону, но у меня не было сил поднять голову и посмотреть, что это. У меня не было сил даже открыть глаза. Я провалилась в пульсирующую, удушающую темноту.
  Я очнулась в постели, укрытая душным одеялом, в незнакомой комнате, мрачной и угнетающей. Обстановка была скромной и неуютной - кругом серость, камень и запустение. Не было ни ковров, ни картин, ни цветов...Стены были покрыты червеподобными трещинами, казалось, через них в комнату просачивается промозглый затхлый воздух подземелий.
  Я приподнялась в кровати, негостеприимно жесткой, и почувствовала боль в боку. Оглядевшись, увидела рядом с одиноким окном женщину, во всем похожую на 'иностранных неформалов'. Она была высокой, темноволосой, с блестящими глазами и удлиненными пропорциями тела, ее прямую фигуру облегало черное платье.
  - Ты проснулась? - произнесла она не враждебно и не дружелюбно, с сильным акцентом, полным шипения.
  Я едва поняла, что она говорит.
  - Где я? И кто вы? - я вскочила с постели, преодолевая головокружение и тошноту.
  Незнакомка поправила волосы узловатыми пальцами с пугающе длинными острыми ногтями.
  - Иди за мной. - Холодно бросила она и направилась к выходу.
  Я пошла за ней, повинуясь ее суровому тону. Разве у меня был выбор? Это существо пугало меня и вызывало отвращение, но я явно находилась в ее власти. По дороге я со смущением заметила, что меня переодели: на мне теперь тоже было черное длинное платье из странной материи, совершенно неудобное. Мои раны, похоже, любезно подлатали, хотя резкие движения причиняли острую боль.
  Мы пришли в огромный, абсолютно круглый зал, унылый, пустующий, пыльный. Огромные узкие окна взметались от пола к самому куполообразному потолку. Сбоку от каждого окна стояли две массивные каменные колонны, украшенные какими-то демоническими фигурами с омерзительными когтями и разверзнутыми пастями.
  Посредине помещения стоял металлический трон, сделанный словно из толстой колючей проволоки с огромными шипами и украшенный все теми же рогатыми когтистыми монстрами. Сидение и спинка его были застелены черной тканью с уже знакомым мне бордовым узором. На троне сидел огромный, пугающий мужчина, и все черты его сородичей в нем отразились самым омерзительнейшим образом: сероватая кожа, огромные блестящие глаза-бусины, острые ногти, выступающие квадратные челюсти... Когда мы подошли довольно близко, он заговорил. Его речь была неразборчивой, с жутким акцентом.
  - Меня зовут Висцелас. - Произнес он, поднимаясь. - Я правитель Озвеца. Ты должна мне помочь.
  У меня закружилась голова. Что за бред? Казалось, я сошла с ума. Но оба - и мужчина, и женщина - явно не шутили и не разыгрывали меня. Я боялась их и ненавидела. Лютая ненависть, бурлившая внутри, удивляла меня. Тем временем, повелитель продолжил.
  - Ты должна пройти обряд со мной и пробудить камень. Сейчас же! - взгляд правителя сверкал яростью и гневом, казалось, он ненавидит меня так же, как и я его.
  - Я вас не понимаю. - Робко возразила я.
  С диким ревом Висцелас подскочил ко мне и ударил по лицу. Я повалилась на холодный каменный пол, задыхаясь от боли и ярости. Что происходит?! На меня обрушился поток яростного шипения, видимо, повелитель перешел на свой родной язык, и только когда моя спутница положила руку на его плечо, он слегка успокоился.
  - Ты - жрица. Ты должна пробудить камень. Или ты умрешь. Завтра мы пройдем обряд, и тогда я сохраню тебе жизнь. - Свирепо просипел Висцелас.
  Я ничего не ответила, лишь затравленно глядела на это взбешенное чудовище, задыхающееся от ярости. Моя спутница грубо подняла меня с пола и отвела назад в комнату. Плотно закрыв дверь, она уставилась на меня ненавидящим взглядом и произнесла:
  - Ты - одна из последних трех жриц, спасшихся во времена Рамнисской Бойни. Ты одна можешь пробудить Лийрон. Его сила нужна нам для праведной борьбы. Завтра ты дашь свою кровь Висцеласу и возьмешь его. Тогда он тоже будет повелителем камня. У тебя нет выбора. Если ослушаешься - смерть.
  Закончив эту речь - очень трудную для нее - незнакомка ушла. Я осталась одна, запертая внутри чертовой комнаты, снедаемая страхами и волнениями.
  
  ' О чем вы все говорите?! Я ничего не понимаю! Какой камень? Какой обряд? Я хочу домой!' - думала я, и паника все больше наваливалась на меня.
   Позже мне принесли еду - неаппетитную и невкусную. Я даже не смогла разобрать, что это было: тарелка с кашеподобной серой массой имела странный запах и мелкозернистую консистенцию. Но я была голодна, и выбора, конечно, не имела. Впрочем, 'каша' оказалась довольно питательной и придала мне сил.
  Утром ко мне снова пришла суровая незнакомка. На это раз она была более разговорчивой (хотя мой язык для нее был явно очень сложен) и назвала мне свое имя - Виласта. Она была сестрой Висцеласа и соправительнецей этого странного, потустороннего государства - Озвец. Сегодня на ней было более торжественное одеяние - длинное платье, словно отлитое из меди. Оно облегало ее фигуру, как тонкая гибкая пленка, и все странные, непривычные изгибы ее тела еще больше бросались в глаза.
  Она отвела меня в тот же зал, на этот раз полный народу. Со всех сторон доносился этот мерзкий шипящий язык, от которого по коже пробегала мелкая дрожь. Висцелас встретил меня еще хуже, чем вчера. Он стоял около своего трона, расположенного на небольшом круглом возвышении в центре зала. В его руках был холщовый окровавленный мешок, который он держал, словно трофей. Из мешка на серый пол по каплям капала свежая кровь. Шипение усилилось, и я почувствовала себя загнанным обреченным зверьком.
  Я чувствовала, как сильно ненавижу их всех - яростно, безумно, до судорог! - и не могла понять, почему. Виласта подошла ко мне с какой-то неглубокой круглой чащей из странного черного металла, и велела мне разрезать себе руку специальным жертвенным кинжалом, также любезно захваченным ею. Я должна была собрать свою кровь в этот специальный обрядный сосуд, чтобы правитель потом мог ее выпить. Как я поняла, суть действа заключалась в создании кровной связи, которая помогла бы Висцеласу получить доступ к какой-то запретной для него силе, но такие вопросы, как 'зачем?', 'почему?' и 'при чем тут я?' для меня остались без ответа.
  Я со все нарастающей паникой уставилась на блестящую, украшенную серебристыми камешками чашу. Виласта, тем временем, протянула мне нож, еще раз повторив, что разрезать я должна именно правую руку, поперек ладони. Гул в зале, тем временем, превратился в какой-то ураган из шипения и хрипа, от этих ужасный, скребущихся звуков у меня закружилась голова и заболели уши. Я почувствовала, что схожу с ума. Я отшвырнула острый длинный нож в сторону и на секунду в зале воцарилась блаженная тишина. Но в следующее же мгновение помещение вновь наполнилось шипящим ревом, и в нем я легко могла различить выкрики ненависти и ярости.
  На мои плечи опустились когтистые крючковатые пальцы Виласты - я стала вырываться и почувствовала, как коварные пальцы подбираются к моему горлу. Висцелас, с побагровевшим от ярости лицом, спустился по каменным ступенькам со своего тронного возвышения и подошел ко мне. Его пружинящая походка напоминала мне хромоту. Он поднял с пола брошенный мной кинжал и вновь протянул его мне. С улыбкой, полной презрения и ненависти, я демонстративно скрестила руки на груди.
  Тогда Висцелас вывалил содержимое мешка, который до сих пор держал в руке, на пол, и я увидела, как голова моего единственного друга покатилась по серому камню, оставляя жирный кровавый след. Она остановилась у моих ног, задев краешек черного платья. Невольно опустив взгляд, я увидела посиневшее лицо, окровавленные волосы, остекленевшие, выпученные глаза с лопнувшими сосудами и обмякший, вывалившийся изо рта язык. Я услышала, как из моего горла вырвался рев, но Виласта быстро подавила мой траурный крик, сдавив шею своими крючковатыми пальцами.
   - Тебя ничто больше не держит в том мире. - Наслаждаясь жестокостью, явно смакуя мою боль, прошипел повелитель. - Тебе не к чему возвращаться. Ты должна служить мне, или последуешь за ним.
  Висцелас велел бросить меня в тюрьму, наверное для того, чтобы я одумалась. Мне выделили небольшую камеру, располагающуюся при самом замке повелителя - Висцелии, или же Крепости Озвеца. Первое время там было довольно сносно, меня терзал лишь ледяной холод, проникающий в крошечную грязную каморку сквозь зарешеченные окна без стекол, расположенные под самым потолком, да жалобный вой по ночам.
  Этот странный вой напоминал то горестный плач, то протяжные стоны, а иногда - гулкое пение, или даже задыхающийся смех. Эти звуки пробирали меня до костей не хуже леденящего ветра, их мистическая вибрация каждый раз вгоняла меня в дрожь.
  Меня кормили раз в день - первые три дня. Давали омерзительную, клейкую, несъедобную пищу, от которой сводило живот, и начиналась невыносимая тошнота. Каждый день Висцелас приходил ко мне и угрожал, сверля меня своими черными лакированными глазами, но каждый раз я лишь кричала ему в ответ, как сильно его ненавижу. Это было что-то неосознанное, но явно ощутимое - моя ненависть. Словно я была рождена с нею, и не могла ей противостоять. Мне было наплевать, умру я или нет. Мне было наплевать на то, что он жестоко бил меня, и каждый раз я истекала кровью, застывающей ледяными ночами багряными узорами на моей светлой коже. Потоки моих ненавистнических речей были воистину нескончаемы. Впрочем, Висцелас едва ли мог разобрать все те бранные слова, что я кричала, но думаю, смысл он улавливал.
  На четвертый день еда прекратилась. Но мне было плевать. Я тосковала. Я страдала. Он убил моего Илью. Он сломал мою жизнь. Странно, ведь я до сих пор не знала, что именно привело меня сюда, чего именно нужно всем этим мерзким тварям. Почему они заставляют меня страдать? Я не знала, и эта неизвестность, невозможность объяснить себе свое положение угнетала меня не меньше, чем само это мрачное место.
  Однажды, после очередного кровавого посещения, в ходе которого я кричала так, что, должно быть, содрогался весь Висцелий, со мной заговорил заключенный из соседней камеры. Видимо, меня поместили в 'щадящее' крыло тюрьмы, потому что камеры соединялись между собой тонкими каменными стенами, снизу и сверху переходящими в простые мелкоячеистые металлические сетки. Примерно тридцать сантиметров снизу и около метра - сверху. Проволока, из которой они были сделаны, была тонкой, но невероятно прочной, как я успела убедиться.
  Однажды, когда я лежала, полумертвая, на холодном бетонном полу своей камеры, я увидела, что через нижнюю сетку на меня с состраданием глядят два голубых глаза. Не черные, блестящие шары мерзких тварей, а светлые человеческие глаза.
  Его звали Мартмар. Он говорил с тем же шипящим акцентом, но намного лучше, его с легкостью можно было принять за шепелявящего человека. И выглядел он почти как нормальный человек. Вот только очень высокий, со странными удлиненными пропорциями и такими же острыми ногтями. Но у него были красивые светлые волосы и голубые глаза. Как у меня.
  - Ты говоришь почти как я! - удивленно воскликнула я, когда он прошептал сквозь решетку слова сочувствия.
  - Моя мама была ароцийкой. - Пожал он плечами. - Твой язык - язык ароцийцев. И выглядишь ты, как типичная Чистейшая.
  Мой недоуменный взгляд его явно обескуражил, и я пояснила:
  -Я не отсюда. В первый день моего прибытия мне сказали, что я - какая-то жрица. Последняя из трех.
  Глаза Мартмара округлились.
  - Ты - одна из трех последних ароцийских жриц? - воскликнул он. - Не поддавайся на уговоры Висцеласа! Нет! Не смей! Он - убийца, предатель и тиран! Не помогай ему! Пусть Озвец получит то, что заслужил своим предательством!
  Я ничего не поняла, и, чуть успокоившись, Мартмар объяснил мне смысл своих слов.
  В их мире, куда я попала, как оказалось, через специальный портал, открытый с помощью особого магического камня, было три страны: Озвец, где жили полулюди - полудемоны, Ароция, где процветала Чистейшая Раса людей, и Бладеший, царство Кровавых Демонов, раздирающих своих жертв на части и поглощающих их души.
  Две страны воевали многие века - Бладеший и Озвец, а Ароция хранила нейтралитет. Ароцийцы были самыми образованными, самыми могущественными и благородными жителями этого мира. Их мудрость копилась многие тысячелетия, они были первой расой и возникли задолго до появления всех остальных. Их магия процветала уже тогда, когда Кровавые Демоны еще не обрели разум и были простыми животными, дикими и свирепыми. Ароцийцы порицали зло, и, более всего ненавидя жестокость Кровавых Демонов, чтобы остановить войну, примирились с Озвецом.
  Ароцийцы отдали правителю Озвеца свой магический камень, наделенный невиданной силой, и наложили на него заклинание, чтобы управлять камнем могли только жрицы, приставленные к нему в Висцеласе, городе - столице Озвеца. У каждой страны был свой камень: Оритон - у Озвеца, Лийрон - у Ароции, Брахтор - у Бладеший. Но самый древний и могущественный, вобравший в себя всю силу и мудрость Чистейшей Расы, был ароцийский Лийрон.
  Союз Ароции и Озвеца поработил Бладеший и оттеснил к самому краю этого мира, в Долину Вечно Извергающихся Вулканов. Там они и жили по сей день, отделенные нескончаемыми потоками лавы и огромным кислотным озером, пары которого вытравили все живое на десятки километров вокруг. Их удерживала сила Лийрона, обеспечивающая невидимую преграду их злу и противостоящая Брахтору.
  Вот только Висцеласу было мало одной победы: используя силу двух камней, он уничтожил всех Ароцийцев, предав их союз. Он отравил трех главных ароцийских жриц, наложил на них кровавое заклятие и, получив временный контроль над Лийроном, обратил его против своей же страны. Правда, Чистейшие предвидели это незадолго до гибели: три маленькие девочки, три потомственные жрицы были отправлены в соседний мир и брошены на произвол судьбы.
  Предательство не принесло Висцеласу добра: когда последний Ароциец пал, Лийрон потух и потерял силу. Камень не простил предательства. Кровавые Демоны узнали об этом и подняли восстание, они долго копили мощь, перемещаясь в мир людей и собирая их души, и теперь силы двух государств неравны. Озвец держался двадцать лет, и все эти двадцать лет Висцелас искал жрицу, чтобы вернуть Лийрон к жизни. Озвейцы метались по свету, бродили среди людей, в надежде найти ту, которую камень признает...
  - Теперь Озвец падет и утонет в собственной грязной крови. Я жажду этого, ибо в моих жилах - кровь аронийцев, пусть и разбавленная. Висцелас надеялся, этого хватит, чтобы пробудить камень, но увы. Теперь меня ждет смерть.
  - Так он думал, ты сможешь разбудить камень? - пробормотала я, пораженная невероятным рассказом.
  Мартмар кивнул.
  - Нас, полукровок, стали истреблять вслед за чистокровными. Два дня назад меня схватили и привезли из Хельдигта, бывшей столицы бывшей Ароции. Теперь эти территории принадлежат Озвецу. После Рамнисской Бойни остатки ароцийцев укрылись там, но их это не спасло.
  - Что это за Рамнисская Бойня? - переспросила я, припомнив, что где-то уже слышала это название.
  Глаза Мартмара превратились в лед.
  - Двадцать лет назад, когда Висцелас завладел Лийроном, он задумал объявить Ароции войну. Но, несмотря на мощь камня, он боялся Чистейших и их могущества. Он действовал хитростью: устроил якобы торжество по случаю изгнания Кровавых Демонов, собрав большую часть населения в провинции Озвеца Рамниссе. Там, обратив против них мощь камня, он перебил практически всех. Оставшиеся бежали в Хельдигт, но Висцелас настиг их и там. Со временем, когда его сестра Виласта повзрослела, она возглавила охоту на ароцийских полукровок.
  В голосе Мартмара звучала сдерживаемая боль и неприкрытая ненависть. Я решила его подбодрить.
  - Он убил моего единственного друга. Я ненавижу его всей душой! Я никогда не стану ему помогать! - с жаром произнесла я. - Пусть лучше убьет меня!
  Мартмар покачал головой.
  - Ты нужна ему, он не убьет тебя. К тому же не забывай о двух других, милая жрица.
  - Зови меня Анита. - Улыбнулась я измученно. - И он может взять мою кровь силой.
  - Нет, не может. Без доброй воли твоя кровь - что вода. По легенде, такова месть камня. Ты должна сама захотеть, сама нанести рану и набрать Чистейшей Крови. И тогда - Озвец спасен. Поэтому-то Кровавые Демоны тоже открывают порталы в другие миры: не только чтобы собирать души людей, но и чтобы отыскать и уничтожить ароцийских жриц. Если камень вернется к жизни, их битва снова будет проиграна.
  В тот же вечер мой новый друг научил меня заклинанию, которое я с успехом применила благодаря своей кровной ароцийкой силе: простое заклинание, от него у противника наступает удушье. Повелитель, получивший это заклинание во время очередных, особо жестоких побоев, был в бешенстве. Он проклял меня. После его проклятья я могла произносить лишь одну фразу: Да, мой господин.
  Теперь, лишенная речь, я не могла приникнуть к своей единственной отраде - дружескому разговору с Мартмаром. Но он, мой новый товарищ, утешал меня, как мог. Часами, без устали мой брат по крови рассказывал мне об Ароции, которую он горячо любил и горько оплакивал. Это была цветущая, сияющая страна, напоенная светом мудрости и любви. Теперь знаменитые сады Ароции были выжжены и затоптаны, а розовый мрамор потемнел и искрошился. Все, что питала энергия Лийрона, погибло и обратилось в прах. Даже спустя столько лет на глазах Мартмара наворачивались слезы, когда он говорил о гибели своей страны, ведь несмотря на то, что его отец был из Озвеца, он считал себя ароцийцем и презирал озвейцев.
  Однажды ночью, когда мы оба не спали, я вновь услышала те странные протяжные звуки и, отчаянно жестикулируя, привлекла к ним внимание Мартмара. Он понял меня с полужеста. Улыбнувшись грустной улыбкой, он печально произнес:
  - Не бойся. Это Селиана...Еще одна ароцийская полукровка. Я успел разглядеть ее, когда меня вели в эту камеру. Она заперта в начале коридора. Бедное дитя...
  Мой друг - а я уже считала его своим другом - рассказал мне, что в Хельдигте они часто виделись с этой доброй милой девушкой, мать которой убили, когда ей была всего неделя от роду. Малышка чудом избежала гибели благодаря другим полукровкам, большую часть которых уже давно перебили. Как-то год назад ее силой увезли в Висцелас, сама Виласта приехала за ней в Хельдигт. Никто не знал, что ей пришлось пережить, какие страдания и муки, вот только вернули ее в полном беспамятстве, истерзанную, забывшую собственное имя.
  - Несколько месяцев она жила со мной. Она перестала разговаривать, только пела или выла по ночам. Но в ее глазах остался тот же свет и та же чистота. Это даже хорошо, что она сошла с ума. Теперь она по-настоящему свободна. Почему ее тогда не убили? Не знаю. Виласта - коварная мерзкая змея. - Шепотом, морщась от боли, произнес Мартмар и закрыл глаза.
  Каждый день, как и прежде, ко мне наведывался Висцелас. Он приходил под покровом холодной темноты, требовал, чтобы я согласилась на кровавый обряд. С каждым разом его отчаяние и ярость выражались во все более жестоких побоях. И каждый раз Мартмар утешал меня, баюкал и рисовал словами прекрасные картины ослепительной Ароции. Однажды, после того, как Висцелас сломал мне ребро и руку, и я тихо плакала, поскуливая на ледяном полу, мой друг стал петь мне старинную ароцийскую колыбельную песню, и я уснула, надеясь умереть во сне.
  На следующий день Мартмара увели. Больше я его не видела. Как-то раз, услышав шорох в коридоре, я, с трудом вскарабкавшись до верхних решеток, увидела, как по коридору ведут высокую светловолосую женщину. У нее было детское лицо и наивные, светлые голубые глаза, широко распахнутые в полутьме тюремного коридора. Она что-то напевала себе под нос, теребя край длинной серой юбки, превратившейся в лохмотья. Селиана была худой и выглядела изможденной, но губы ее то и дело подрагивали в судорожной улыбке, обнажая небольшие клыки. Отчего-то у меня в голове всплыла яркая, удивительно реалистичная картина: Селиана кружится по камере, держась за края своей ободранной юбки, и поет во весь голос.
  Ее я тоже больше не видела никогда.
   Я провела в тюрьме еще десять дней - без еды, воды, наблюдая, как проступают кости и истончается кожа, как зрение туманится, а мысли безвозвратно покидают сознание. Я не могла дышать - больно кололо сломанное ребро, не могла шевелиться. Переломы делали каждую секунду моего существования нестерпимой пыткой. По ночам я билась в судорогах от холода, не в силах прекратить дрожь, и эта дрожь отдавалась дикой болью во всем теле. От жажды мой язык высох и распух, губы растрескались. Я была совершенно одна - уже несколько дней меня не навещал даже Висцелас.
  На одиннадцатый день повелитель удостоил меня визитом. Улыбаясь, он заявил, что его подданные отыскали вторую жрицу, и что я ему больше не нужна. Его радость была пропитана жестокостью и жаждой мщения, старая ненависть ко всему ароцийскому роду неминуемо должна была обратиться на меня.
  Висцелас сказал, что теперь я должна идти на свою казнь, и что это будет самая мучительная смерть, которую он когда-либо изобретал. А я лишь ответила, с трудом ворочая пересохшим языком: - Да, мой господин.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"