То душное, немного противное лето я провел в Москве. И именно тогда я познакомился с одной занимательной личностью, с которой довольно часто проводил скучные длинные летние ночи. У Нее не было имени, по крайней мере Она мне его не называла. Не думаю, что Она его стеснялась, просто Ей нравилось называть вещи своими именами. Именно поэтому Она называла меня Человек, себя же просила называть Нерпой. Да, Она была нерпой, весьма симпатичной, по крайней мере насколько могут быть симпатичны нерпы, и чуточку глуповатой, что очень шло Ей, особенно ее телячьим глазкам.
Жила Она в одном грязном заброшенном пруде близ Поклонной горы. Меня удивляло, как Она появилась там, но самое главное, как Она там жила. На мои вопросы по поводу этого Она отвечала неохотно и большей частью односложными фразами. Лишь однажды Она позволила себе немного расслабиться и рассказала, что попала сюда по своей юношеской глупости. Как-то Она поссорилась со своими родителями и в запале бросила все и всех и кинулась прочь из Байкала. Ей было что вспомнить, ведь Она проплыла едва ли не больше половины нашей необъятной Родины, хотя в глазах ее читалась не гордость, а скорее грусть. Непонятными водными тропами попала Она в Москву и в этот пруд (я даже и представить не могу, как это было, потому как не силен в географии, да и Она, видимо, тоже). И пока Она развлекалась в этом пруду, хотя трудно представить, как там можно было развлечься, недалеко случилась стройка, и обратную дорогу перекрыло. Видно было, что рассказ этот Ей давался нелегко и в конце Она молча, не прощаясь, уплыла. А я допил свое пиво и задумался на долгих десять минут.
Как я понял, больше всего Она жалела о двух вещах, это о том, что Она не может попасть домой самостоятельно и о том, что, живя в Москве, не может увидеть Кремль и Мавзолей. Видимо, в детстве ее очень впечатляли рассказы о Ленине; да и та простота, свойственная сибирякам (а Она была сибирячкой), располагала к восхищению надуманным.
Вообще, стремление попасть домой стало ее идефикс. Она часто, даже очень часто заводила со мной разговор на эту тему, при этом старалась глядеть мне прямо в глаза. Я читал в ее глазах немую просьбу и потому не мог долго выдерживать этот взгляд.
Еще Нерпа любила музыку. Правда, ее пристрастия трудно было назвать изысканными и определялись они теми звуками, которые доносились из динамиков автомобилей отдыхающих возле пруда. Проще говоря, Нерпа любила "попсу". Я не поддерживал ее, хотя Она могла часами цитировать отдельные песни и с воодушевлением говорить о неком тайном смысле, которым они были преисполнены. Более того, у Нее иногда просыпался поэтический дар, и Она сочиняла немудренные стишки, что-то типа:
Я сижу одна в пруду
Очень, очень скучно мне
Лью сквозь ласты я воду
И мечтаю о тебе.
Когда она читала их мне, на ее мордочке лежала печать чрезвычайной гордости, а мои ехидные высказывания по поводу некоторых рифм и неправильных ударений Она просто пропускала мимо ушей. Мне нравилось ее умение не слышать того, что Ей было не по нраву. Впрочем, я тоже зачастую слушал Ее вполуха, поэтому ее болтовня меня не утомляла.
Любимой ее песней была песня про Гагарина и звезды, кажется, "Смысловых галлюцинаций". Видимо, эта песня трогала Нерпу до глубины души, потому что напевая ее, она становилась немного грустной и задумчивой. А может быть, эта задумчивость возникала оттого, что Ей очень нравились звезды. Временами Она говорила, что очень завидует космонавтам, хотя по именам знала только двух: Гагарина и монгола Гуррагчу. А еще Она ругала московское небо, которое нечасто позволяло насладиться ей звездами.
Нерпа не любила новых знакомств. Я до сих пор удивляюсь, как при такой тяге к одиночеству Она могла ночами проводить время со мной. Видимо, вместе мы не представляли собой общество, а были просто двумя одинокими существами, непонятно зачем оказавшимися в одной компании. Как-то я пришел на пруд с одним своим хорошим знакомцем, дабы он на месте убедился в правдивости моих рассказов о Ней. Нерпа меня подвела. Мы просидели с ним возле пруда три часа, хотя я с первых минут понял, что Она сегодня не появится. Мне было неловко, но не перед товарищем, который после этого стал общаться со мной более опасливо, а перед Нерпой, за то, что я опять обидел Ее. Она была очень обидчива, но обижалась всегда по пустякам. Обидевшись, Она могла часа по два-три молчать, и на мои робкие попытки заговорить с Ней никак не реагировать. В это время я испытывал какую-то неловкость, мне даже становилось стыдно, хоть я и не понимал за что. Правда, по исходу этого времени, видя, что достаточно наказала меня, Она как ни в чем не бывало снова заговаривала со мной на всякие бессмысленные темы.
Так мы и провели все лето, два совершенно разных существа, нашедшие друг в друге товарища. Но знакомство это оборвалось, как-то нелепо и бессмысленно. Мне пришлось незамедлительно отлучиться из Москвы на неделю, и перед отъездом я просто не успел предупредить Нерпу о своем отъезде. Когда через неделю я прибежал на пруд с пакетиком ее любимых чипсов, меня никто не встретил. Я списал это на ее обидчивость, но ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц Она так и не появилась, хотя я каждую ночь проводил возле пруда.
Я не знаю, что случилось с Ней, и это угнетает меня более всего. Может быть, Она нашла дорогу домой, или же познакомилась с каким-нибудь другим чудаком (что вряд ли), который помог ей в осуществлении ее мечты - это было бы, конечно, здорово. Но что, если она попалась в руки злодеев, или, что хуже представить, не вынесла мою измену и умерла - и все из-за меня. Я часто засыпаю с мыслью о Ней, в такие ночи меня обычно преследуют кошмары.
Нерпа, где же Ты? Если можешь, дай знать о себе хоть что-нибудь. Я дал объявление о Тебе во все газеты, сейчас хочу подключить телевидение, там есть хорошая передача - "Найди меня". Я верю в чудеса, Нерпа, я все еще верю в хорошее, и я надеюсь, что мы еще увидимся.