Аннотация: Как доброволец с Колымы Софронов Гавриил попал на фронт
Помещаю здесь повесть моего брата Юлия Гавриловича Софронова, героем которой является наш отец - Гавриил Георгиевич Софронов.
-----------
Своему отцу, Софронову Гавриилу Георгиевичу, посвящаю
В год 75-летия Великой Победы
Юлий Софронов
Шел солдат
"Чтобы совершить подвиг, надо быть вдохновенным"
Г. Софронов
1941. Начало
Первое мая. 1941 год. Какой праздник!
Звучали по радио праздничные марши, произносились какие-то не менее праздничные выступления.
Студенты собирались утром у института для участия в праздничной демонстрации. Группа выпускников исторического факультета должна были нести знамя и эмблему института.
Было красиво, тепло. Светило солнце. Весна.
Институт шел по площади Ленина стройной колонной. Мальчики маршировали как солдаты на параде. Перед колонной разворачивалось целое представление. Девушки в легких платьях с бумажными цветами в руках танцевали перед трибуной. Звучали лозунги в честь праздника трудящихся всего мира, здравицы в честь вождя народов, затем юноша с девушкой выбежали на площадку перед трибуной и, в ознаменование благополучия и богатства страны, рассыпали перед трибуной мешок с рисом.
Они весело, со смехом, запускали руки в мешок и, выбрасывая ладони, подбрасывали вверх горсти риса: белые, отсвечивающие мрамором, зерна отскакивали от земли и, переливаясь перламутром, растекались по земле с легким шорохом. Было впечатляюще...пахло весной, праздником и миром.
Это уже потом, в тяжелые и голодные военные годы, Гавриилу не раз снился этот рис, растекающийся с легким шорохом по утоптанной земле площади...
21 июня 1941 года всех юношей, студентов пединститута, собрали в военкомат.
Проверяли сведения, интересовались, кто и где учится, у выпускников спрашивали, когда защита диплома, как учатся, куда хотят идти работать.
Ребята точно знали, что распределяются по тем районам Республики, откуда их направляли.
Наступила очередь Гавриила. Он вошел в кабинет, в котором за большим столом, обтянутым зеленым сукном, сидели военные и врач. Здесь же присутствовал секретарь комсомольской организации института. Он вполголоса зачитывал комиссии характеристику на вошедшего.
Члены комиссии строго и внимательно разглядывали Гавриила.
На заданные ими вопросы Гавриил рассказал, что начал работать ликвидатором технической безграмотности еще в 29 году. Ему уже исполнилось двадцать семь лет. По сравнению со многими однокурсниками он чувствовал себя очень взрослым. Многие сокурсники были очень юными, не знающими жизни вообще.
А Гавриил уже знал, что это значит - работать в школе на Севере. Он знал, как приходят в наслег белобандиты, несмотря на то, что Гражданская война закончилась даже по меркам его молодого возраста - давно. Он помнил, как скрипели ночью в наслежной школе парты - это его пугал чертями и духами местный поп. Это ему, пятнадцатилетнему комсомольцу, райком комсомола выдал две газеты "Кыым" (Знамя), несколько карандашей и "Винчестер" с тремя патронами ("А вдруг бандиты - отгонишь",- сказал ему на прощание секретарь.)
И он пошел в тайгу "сеять разумное, доброе, вечное".
Через несколько лет, в тридцать восьмом, он был направлен на рабфак, а затем поступил в учительский институт. Заканчивает скоро: 25 июня последний экзамен.
Комиссия решила, что по возрасту Гавриил не будет призван на срочную службу в ряды РККА. Годен к строевой в случае войны. Мобилизации подлежит.
Утром, 22 июня, всех отправили по домам. Ребята пришли в общежитие, пили чай, почему-то, все были взволнованы. Ну да, скоро заканчиваются экзамены: у кого очередная сессия, а кто получит диплом и по домам. Конечно, очень хотелось домой.
Пройдет еще почти семьдесят лет, когда бабушка Мария в одном из колымских поселков сказала его сыну - такому же учителю, обходившему семьи учащихся: "Подойди, посмотрю на тебя. А на Ганю-то как похож. Он также говорил", и , встав с кровати, достала из-за рамы с фотографиями на стене несколько пожелтевших листов, на которых печатными буквами были написаны разные слова и учительской рукой отца было написано: "Очень хорошо". И подпись четким каллиграфическим почерком. Почерком отца. "Мы любили его. И не хотели, чтобы он уходил от нас. Он ушел учиться в тридцать восьмом". Мы ждали его, когда в сороковом открылась восьмилетняя школа в поселке. Но он не пришел. Тут был Дальстрой, подчинялся Хабаровску, а он был из Среднеколымска, из Наробраза. А потом началась война".
Бабушка Мария так и писала всю жизнь - печатными буквами. Она не раз повторяла: "Была война. Много не пришли...". Да и не могла она знать, какая судьба была уготована ее учителю. Да и многим другим... .
Выпускники еще долго обменивались впечатлениями, затем разошлись по комнатам и каждый в тишине занимался своими делами.
Вдруг захрипел радиоприемник и четким голосом диктора как гвозди вбил в тишину общежития: "Сегодня, в четыре часа утра, без объявления войны немецко-фашистские войска...". Слова диктора леденили душу.
И молодые люди поднимались, стучали в соседние двери, из которых, навстречу им, также взволнованно выбегали сокурсники. Все дружно побежали в военкомат, из которого недавно пришли.
В военкомате было много народу, тесно. Юноши пробились к капитану, который только сегодня утром отправлял их по домам, требовали их принять. Через некоторое время, несмотря на толчею и суматоху, всеобщее возбуждение и нервозность, студентов построили. У капитана в руках были уже напечатанные на машинке списки. Ребят вызывали поименно по списку.
Когда перекличка и сверка данных закончились, Гавриила и нескольких выпускников вывели из строя и отправили в институт: "Вы должны закончить учебное заведение, вами будут заниматься органы образования". Также, вывели из строя тех, кому еще не исполнилось восемнадцати, - были такие. Остальных построили и отправили на призывной пункт.
Со многими ребятами из этого строя Гавриил больше не встретился.
Часть ребят, направленных на призывной пункт, через несколько дней вернулась в институт. Часть ушла на войну.
25 июня 1941 года, успешно сдав выпускные экзамены, Гавриил получил диплом, ему вручили приказ - прибыть в районную школу. Он пошел в военкомат, дождался приема, вновь попросился на войну. Не взяли. Нужны учителя. Север - не призывной. Пришлось ехать по распределению на Колыму. Сколько было потом и заявлений, и рапортов. Не брали. Зимой в школе работаешь, летом - отрабатываешь сельхозповинность. Фронту нужны и мясо, и рыба, а для этого и сено, и лес вали...
Это сейчас из официальных источников и праздничных реляций звучит: колымские районы сдали в пользу фронта - деньгами -миллионы рублей, пушнины - десятки тысяч штук, и пр. По всей Республике указывается - призваны -тысячи, погибли - тысячи... А с Колымы и других северных районов ... Нет. Не призывные.
Вот она какая - Война
И, тем не менее, и с Колымы ребята ушли - кто из Якутска, кто из техникумов и училищ других областей и республик великой страны. Не смогли отсидеться. А Бронь была. На всех. Но были и честь, и совесть.
И уходили на войну. И воевали, и ложились в боях - как стало известно - от Сталинграда и Ильмень-озера - до Берлина, Вены и Праги. И на Хингане, и в Манчжурии... .
И через много лет в своей автобиографии Гавриил писал: "В первых числах июня 1944 г. получил отпуск и в этот же день улетел в Якутск на свои сбережения и явился в облвоенкомат с заявлением отправить меня на фронт. Заведующий отделом кадров Минпроса уговаривал меня остаться. Я отклонил его доводы".
И уехал. Теплоходом из Якутска вместе с группой мобилизованных как и он ребят. Всю дорогу они подменяли кочегаров, утомленных непрерывными рейсами, метающих уголь в топки без остановки круглыми сутками. Тоже ведь бронь. А тоже хотели и подвигов, и славы.
На теплоходе дошли до Пеледуя. Там им подсказали как добраться теплоходом до Усть-Кута, ну а дальше - где на перекладных попутками, где пешком. Пришли в Иркутск. Нашли призывной. На призывном им долго объясняли, что они пришли не туда. Юный лейтенант что-то объяснял про военкоматы и пункты призыва. Документы не брал. Но ребята не сдавались и никуда не уходили. Ночью пришел усталый седой майор. Посмотрел небрежно на их документы, потом прямо по предписанию поперек написал несколько цифр: "Отправь немедленно",- он лейтенанту просто рявкнул.
И уже через некоторое время на разбитой полуторке их уже куда-то везли. Ехали долго, и только перед рассветом машина остановилась, им приказали выйти и построиться у машины. Вышел старшина, сказал что-то про артиллерийский полк, в котором им, прибывшим сегодня, придется служить. Служба началась. Все было очень непросто: учились ходить строем, дружно кричать "Ура" в учебном наступлении, стрелять из трехлинейки, оружия, которое выдают артиллеристам. Позже ребята узнали, что выдают не трехлинейки, а карабины. Это и легче, и короче, то есть, они, небольшие по росту, в состоянии постоять и за себя, и за орудие. Все шло своим чередом, но на фронт не отправляли.
Учили стрелять из 76-миллиметровых орудий, но потом вдруг перевели на "сорокапятки". Ребята подумали, что их, точно, готовят на войну, ведь "сорокапятки" - это пушки ближнего боя, там и потребность большая, но и потерь больше. Однако, это не пугало.. В глубине души они, прождавшие призыва полвойны, готовы были на это. Очень не хотелось, чтобы война закончилась без них. Гавриил тоже считал, что ему не повезло.
Его отправили на Дальний Восток. Попал в Боги войны - артиллерию. Очень быстро стал одним из лучших наводчиков полка. Писал рапорта - также не отпускали. В армии свои законы. "Стреляешь как бог! Ну куда я тебя отпущу, солдат. На наш век войны хватит". Как был он прав. Но Гавриил рвался на ту войну. Ведь из-за этого он бросил хоть и суровый, но почти мирный быт военного тыла. После показательных стрельб в декабре 44 года Гавриилу предложили учиться на командира орудия. Он вновь отказался. "Отправьте на фронт. Война заканчивается. Наши войска вышли в Европу. А что я буду ученикам рассказывать после войны об этой войне, если сам на ней не был!?".
Командир батареи смотрел на солдата, который был старше него и думал: "А действительно, он ведь черт знает откуда шел, чтобы попасть на войну. Но мысли путались - могут убить, война, ведь. А мы - полевая артиллерия. Но и держать не могу. Прав солдат!"
И, где-то в январе 45 года он вызвал Гавриила: "Товарищ красноармеец, на Мальте формируется эшелон на Запад. Поедешь командиром орудия - "сорокапятки".
Гавриил, стоя перед комбатом, в этот момент понял - это шанс. На Запад - это значит - на фронт. И он, вскинув руку к пилотке, ответил: "Есть командиром орудия".
Через один-два дня комбат вновь вызвал Гавриила: "Не передумал?". Ответ был краток: "Нет". Они, артиллеристы полевых 76-миллиметровых пушек, даже здесь, в тылу, уже знали - "Сорокапятка" или "Прощай, Родина", это орудие на один-два боя. Но, даже в их, артиллерийских, глазах - там служили смелые ребята. Прощание было коротким.
"Тогда завтра машина в Иркутск, там уже - как получится. Предписание получите в штабе полка. Сержанта получишь в эшелоне. Ну а там - как знаешь. Воюй".
До Иркутска Гавриил и несколько солдат из разных частей добрались на хозяйственной полуторке в кузове.
По армейским меркам его собрали даже очень хорошо: выдали красный кожаный артиллерийский ремень с портупеей, пистолетную кобуру, продуктов на несколько дней, новую шинель и подбушлатник-легкую телогрейку, и командир батареи отдал меховую безрукавку, также начпрод принес новую, в чехле, флягу - потом шепнул, что со спиртом. Старшина принес новые американские кожаные ботинки, новые обмотки, и почти метр подшивки - кусок новой простыни. На фронт рвались все, но уходил из полка только он, Гавриил.
Ему завидовали молодые солдаты из батареи, мол, ты там подвиги успеешь совершить, орденов получишь.... Дети. Они не понимали еще, что у войны лицо зверское. Они не знали, что с окончанием той войной для них все только начнется. В сентябре сорок пятого Гавриил, получив приказ на демобилизацию, приедет в родной полк - тех однополчан там уже не будет. Закончилась Мировая война, которая его однополчан призвала к себе. Их пушки били по японцам на Хингане. До последнего снаряда. Потом война кончилась. А они остались. Там!
И командиры, и солдаты- все было уже другим. И это был МИР!
Но это было потом.
Мальта - по бурятски - "черемуха" или место черемуховое, на реке Белая.
Об этой реке было что-то и в истории, но Гавриилу было не до исторических изысков. Он искал свой эшелон. Да, их, пришедших на Мальту, разделили на сборном пункте. Перед зданием станции стояли вагончики, на одном из них висела табличка "Комендатура", они, прибывшие на грузовике, вошли в вагончик, в котором сидел один огромный старшина. На вопрос, кто здесь комендант, он с украинским акцентом, объявил, "Шо вы хочете, хлопци, я здеся сегодня главный. Комендант на вызове". Увидев их документы, старшина объявил: "Сегодня ночью пехоту везут. Солдат не хватает. Потери на фронтах. А вы хто? Антиллерия?". Для ребят это прозвучало неловко - они гордились тем, что они - Артиллерия, а тут...
Гавриил быстро сообразил: "Так эшелон сегодня на фронт?". Старшина лениво зевнул: "Сегодня, а тебе-то что, сиди, жди, может, и пушкарей повезут. Бьют, как только могут. Все везут и везут!". Тут Гавриила прорвал: "Пиши, пехота - Софронов". Старшина обвел взглядом солдат: "Пехота - один?". Гавриил не ожидал, но прозвучало: "Пехота - еще есть". И солдаты, прибывшие вместе с ним, начали совать под нос старшине красноармейские книжки.
Старшина, оглядев солдат теперь внимательно, красным карандашом на предписании черкнул - Э-12, и отдал Гавриилу: "Ты у них старший?" и, не услышав ответа, отдал ему предписание: "Эшелон на 5 пути, уходит сегодня, время не знаю". Гавриил не был старшим, но взяв предписание, оглядел строй - да, их было 12.
Как Гавриил с товарищами ехали в эшелоне на фронт - это отдельная история.
В Польше в конце февраля, когда их эшелон высадился под Краковом, бойцов построили, вновь началось распределение по войскам: пехота, и прочее.
Гавриил услышал - "Пехота, получать оружие и в строй". Осмотрелся. Увидел. Лейтенант с медалями выкрикивает номера частей. Подошел, спросил: "Товарищ лейтенант, мы тоже хотим в пехоту". "Вы же артиллеристы", - сказал лейтенант, указав на "пушки" в петлицах: "А мне утром в бой, солдаты нужны". Вас утром заберут." И пошел пехоту набирать. Гавриил догнал его: "Очень надо?". Лейтенант не - то ответил, не - то просто сказал:"Слово не то. Людей нет, утром в бой. А может, и я уже опоздал. В бой надо было часа два назад...."
Гавриил ответил: "Ну, пошли, я есть. И ребят спроси." . Никто не засомневался. Пошли.
Группа бойцов пошла к пункту сбора и начала карабины менять на автоматы.
Выдававший оружие старшина занервничал: "Вы что это творите?". Лейтенант попытался строгим голосом ему сказать, что солдаты берут автоматическое оружие, потому что утром в бой.
Ушли. А бой начался ночью. Вот так началась война.
Лежа на мокрой, холодной, насквозь простреливаемой земле перед городом, носящем название "Крепость" - Нейссе, пытался Гавриил вспомнить из лекций по истории, где это. Но видел перед собой реку, через которую надо переплыть, а в сыром тумане город с именем - "Крепость". И понимал чисто по - солдатски - этот город надо брать.
Командиры готовили солдат к переправе: объясняли, как переправляться. Это на учениях хорошо выглядит: есть бревна, плоты заранее изготовлены или самими бойцами, или саперами, а здесь...
Гавриил свернул шинель, завернул ее в плащ-палатку, как на учениях, снял обмотки, остался в ботинках. Туда же сложил вещмешок с запасом боеприпасов. Тут-то и пригодились артиллерийские ремни: подпоясав ремнем подбушлатник, Гавриил сложил в подсумки диски к автомату, пару гранат. Портупея не давала сползать ремню. Еще подходя к реке, он прихватил кусок доски. Думал, если что - обогреться, оказалось - плыть. Перед рассветом командир взвода полушепотом сказал: "Пошли. Не разговаривать, не курить, не шуметь. Переправляться самостоятельно. На том берегу окопаться". Бойцы вступили в ледяную воду. Поплыли. Кто как приспособился: кто на доске, кто вплавь. Гавриил опустил свою плащ-палатку в воду, проверил - держится, положил автомат сверху и, придерживая его, поплыл. Да, плавать-то Гавриил, как-раз, так и не научился. Но плыл. Слышны были всплески воды - это где-то рядом в сумерках плыли на вражеский берег его новые товарищи.
Вдруг со стороны немцев взлетели вверх белые ракеты, ослепительным светом озаряя все вокруг. Сразу из полумрака стали отчетливо видны головы бойцов над водой. Немцы открыли огонь из пулеметов, затем застрочили автоматы. Над водой поднялись столбы воды от разрывов мин. Ракеты немцев слепили. Вода закипела от пуль. Где-то раздавались стоны и крики раненых. Кто-то молча уходил на дно. Но берег-то рядом. Поднапрягшись, Гавриил достал ногами дно реки и, помогая себе руками, рванулся к близкому берегу. Открыл огонь из автомата по пульсирующим огонькам впереди себя, быстро развернул плащ-палатку, вещмешок забросил за спину и побежал вперед, не останавливаясь, стреляя на бегу. Он уже видел край немецкой траншеи, слышал рядом с собой чье-то тяжелое дыхание. Понял, наши рядом есть. Это придавало силы. И он вприпрыжку побежал к траншее. Да, так он не бегал с юности - это давным-давно он бегом догнал на спор с товарищами живого песца. На ходу достал гранату из подсумка, вырвал чеку и метнул в траншею. Раздался взрыв, послышались крики. А бойцы уже прыгали во вражеские траншеи. Захлебывались пулеметы, кругом кричали, хрипели. Лязгало железо, хрустели рвущиеся под ножами человеческие тела.
Бой закончился внезапно. Перестали стрелять!
Командиры собирали бойцов. Мы в немецкой траншее. Быстро расставили охранение. Начали вытаскивать тела убитых: и своих, и чужих. Собирали оружие. Считали боеприпасы.
Гавриил вспомнил про свои запасы: в вещмешке лежал запасной диск к автомату, полностью заряженный, и несколько пачек с патронами. Также, там лежала еще одна граната. Перезарядив диски, он расположился в траншее. Ждали команды. Впереди, метрах в ста, кирпичные дома, в которых засели немцы. Стало холодно, мокрая форма сохнуть не хотела. Начала пробирать дрожь. Где-то недалеко, как сумел сориентироваться Гавриил, остались его практически сухие обмотки, шинель, плащ-палатка. Хотелось есть, но сухари в кармане размокли, а банку тушенки открывать не хотелось, пока не прояснится обстановка. Поэтому, достав лопатку, он начал оборудовать сектор для стрельбы. Даже не имея опыта окопной войны, Гавриил понял, немцы сдаваться или отступать не собирались. Траншеи были хорошо укреплены: под ногами деревянные трапы, по которым можно спокойно ходить, стрелковые ячейки обшиты бревнами, уложены мешки с песком, оборудованы сектора обстрела - но только к реке. Назад стрелять и не собирались. Пришлось подрыть себе сектор лопаткой, перетянуть несколько мешков с песком. Огляделся вокруг. Товарищи тоже оборудовали себе места для стрельбы. Через некоторое время со стороны немцев начали постреливать пулеметы. Пули ударялись о бруствер, искали людей. Гавриил приподнялся над бруствером, пригляделся: с чердака кирпичного трехэтажного дома, расположенного почти напротив его ячейки, строчил пулемет. В чердачном окне хорошо виднелся силуэт каски и плечо солдата с черным погоном. Он бил прицельно в сторону теперь уже нашей траншеи. Быстро оглядев, куда бьет пулеметчик, Гавриил увидел, по гребню траншеи ползут наши бойцы, один тащит на себе другого, раненого.
Не раздумывая, Гавриил уложил автомат на бруствер, поймал пулеметчика в прицел и дал короткую очередь. Хорошо было видно, как дернулся стрелок, как приподнялся, потянув на себя пулемет, и упал, навалившись на него всем телом. Наши уже втянули обоих солдат в траншею. По траншее бежал к Гавриилу лейтенант: "Это ты его?", запыхаясь от быстрой ходьбы, спросил он. "Так точно, я",-ответил Гавриил. "Как звать?"- "Гавриил". "Ты сам откуда будешь?"- очень заинтересованно спросил лейтенант, глядя на широкоскулое с узкими глазами лицо солдата. "Так с Колымы",-ответил Гавриил. Лейтенант понимающе сказал: "А-а-а..", но по его лицу было видно, что слово "Колыма" ему особо ни о чем не говорит. Ясно, что это очень далеко: "А стреляешь ты хорошо. Я доложу ротному, снайперов нет. Все только из учебных полков. До войны оружия в руках и не держали, разве что в Осоавиахиме, и то учебное".
Обстановка прояснилась быстро - немцы открыли минометный огонь, заревел за домами шестиствольный миномет (Гавриил слышал этот рев на полигоне - артиллеристов знакомили и с реактивным оружием, правда, издали показали и стрельнули). Через несколько минут стало ясно, что траншеи немцами пристреляны и надо перемещаться, чтобы не накрыли. Среди воя и свиста мин, разрывов, визга осколков наблюдатель крикнул так, что услышали в траншее все: "Идут!!!". Выглянув за бруствер, Гавриил увидел - немцы пошли в атаку. Шли в полный рост, без криков, стреляли из автоматов от живота. А минометы били и били по траншеям, не позволяя вести прицельный огонь.
Первая шеренга немцев приблизилась к траншее метров на пятьдесят, когда прозвучала, наконец, команда: "Огонь!"
Заработали пулеметы, сбивая шеренгу, зарокотали автоматы, когда из улиц выползли бронетранспортеры и следующая шеренга наступающих.
Один бронетранспортер остановился и задымил сразу, после первого же выстрела приданной пехоте "сорокопятки". Гавриил видел ее до переправы, но не видел, когда и как артиллеристы переправились. Из бронетранспортера выскочило несколько автоматчиков, которые также бежали за наступающей цепью. Но с башни бил прицельно крупнокалиберный пулемет. По броне щелкали пули - кто-то из бойцов видел эту картину и пытался снять пулеметчика. Второй бронетранспортер рванулся прямо по полю, его пулеметы секли непрерывно и он вот-вот должен был достичь траншеи, когда откуда-то сбоку вылетел черный дымный хвост и ударил в бронетранспортер - тот рассыпал вокруг яркие брызги искр и загорелся. (Бойцы еще не знали, что есть "Панцерфаусты", предназначенные для борьбы с танками. И они уже взяты в качестве трофеев. И осваивают их наши солдаты довольно успешно).
Сколько времени длился бой, Гавриил точно вспомнить не мог.
Немцы поднимались несколько раз. Появились танки. К обеду замолчала "сорокопятка", мужественно сдерживавшая атаки бронетехники. Перед ней горел танк и два бронетранспортера. В одной из контратак немцы ввалились в траншеи и опять ближний рукопашный бой. Стоны, крики, беспорядочная стрельба очередями и одиночными. Редкие взрывы гранат. Порой казалось Гавриилу, что он совсем один куда-то бежит, стреляет. В траншеях только убитые. И в этой неразберихе вдруг возникает чье-то лицо, серая шинель или гимнестерка и он уже не один. Сошлись несколько бойцов в одной траншее. Оглядываются-где наши, где немцы. Патронов мало, гранат - одна на всех. Слышна в отдалении немецкая речь. Идут по траншеям. Прислушались. Нет наших. Впереди город, до реки тоже метров двести открытой местности. Не дойти, не добежать. Положат. Не сговариваясь, поснимали шинели, бушлаты. Патроны посчитали, поделили. Видят, как немцы идут в рост по траншеям. До них метров тридцать. Кто-то крикнул, поднимаясь на бруствер: "Пошли!" И встали. В рост. И к траншее бегом, стреляя на ходу одиночными. В траншею сверху. В ход пошли приклады, ножи. Единственная граната взорвалась. Немцы не ожидали такой атаки. Стреляли наугад. От реки вдруг раздались крики "Ура". Это поднимались бойцы их роты.
Бой был коротким. Вновь траншеи наши. Собрались вновь. Собирали оружие, боеприпасы по всем траншеям. Теперь командовал обороной сержант. Офицеров не было. Их взводный, видимо, погиб. Кто-то из бойцов видел его падавшим при атаке под пулеметным огнем. К ночи с другого берега переправилась рота. С ней переправился и капитан. Он привел пополнение, привезли боеприпасы и термосы с едой.
Кто-то дремал. Ротный обходил позиции, расставлял солдат для ведения обороны. В пополнении вновь были молодые необстрелянные бойцы. Гавриилу под начало тоже оставили двух новобранцев. Это были совсем юные ребята из бывших оккупированных областей. Армейского опыта у них было всего лишь пара месяцев в запасном полку. И вооружены они были трехлинейками. Показав молодым бойцам их место в обороне, Гавриил прошел по траншее. Оглядел дома, в которых засели немцы. Еще вечером, в предвечерних сумерках, ему бросилось в глаза, что немцы устанавливали на треноге крупнокалиберный пулемет. А потом он его уже не видел. "Ну не мог же он просто исчезнуть", - думал Гавриил, - "Где-то спрятали.
Надо найти". Он подошел к сержанту. Тот, как более опытный, взял бинокль и пошел с Гавриилом осматривать немецкие позиции. И они после долгих усилий увидели этот пулемет. Его немцы установили за каменной кладкой сарая. Снаружи вся конструкция пулемета сливалась с постройками сарая. Не найти. А позиция удобная. Пали во всю - легкий кустарник закрывает не только саму позицию, но и прикроет качающимися ветками пламя от ствола. Смерть. Гавриил сказал сержанту: "Там у меня бойцы с винтовками. Разреши пальнуть. В пулеметчика-то я должен попасть". Доложили командиру роты. Выслушав бойцов, он согласился. Согласовав порядок выполнения задачи, ротный сказал: "Должно получиться. Не промахнитесь, красноармеец, а-то людей положим. Пулемет заткнешь, я сразу людей поднимаю. Идем во вторую траншею. Это приказ".
Перед рассветом сержант с двумя бойцами выскочили из траншеи и короткими перебежками изобразили движение вдоль траншеи. Вначале открыли огонь наблюдатели. Наконец, не выдержал пулеметчик. Громко и отчетливо заработал пулемет. Он прошивал темноту трассами. Прицелившись, Гавриил нажал на спусковой крючок. Пулемет захлебнулся.
И сразу встали бойцы. Бежали молча, пригибаясь, стараясь не нарушать сомнительную тишину. И уже перед самыми траншеями побросав шинели на проволоку, и проскакивая заграждения, закричали: "Ура". И опять в предрассветных сумерках сошлись в ближнем бою. Теперь уже не страшны минометы, теперь только выбить врага из его же траншей.
И выбили. Теперь уже закрепились со знанием дела. Перешли к обороне. Город с ходу взять не удалось.
Так и держались еще двое суток. Вставали не раз - немцы прижимали к земле пулеметами. Били по ним минометами - земля вставала дыбом. Но каждый знал - все-равно воэьмем.
И вставали, вставали, вставали... . немцы уперлись. В обороне-то, да на подготовленных позициях.
Наши подтягивали подкрепление. Подошли танки. Город обходили с разных сторон. Но взять в лоб не получалось.
Гавриил все-таки сумел сходить к реке - его послали привести подводу с боеприпасами. Он добрался до реки. Нашел подводу с ящиками, возле которой сидели два, явно не строевых, ездовых, переправивших подводы с боеприпасами на этот берег. Приняв подводу, Гавриил отправился к своим траншеям. По пути он нашел и свою плащ-палатку с завернутой в нее шинелью. Быстро переоделся: в сырой телогрейке было очень неуютно. Надев шинель, он сразу же зацепил крючками полы шинели на ремень, чтобы не мешали при ходьбе.
Чем ближе подходил Гавриил к траншеям, тем неохотнее шла лошадь, тащившая подводу. Эти подводы наши отбили еще на другом берегу. Лошади были хорошие, откормленные. Тащили хорошо, но к звукам стрельбы и разрывам не привыкшие.
Гавриил накинул на голову лошади бушлат, чтобы она не так реагировала на громкие звуки стрельбы и повел ее, почти обнимая за голову. Так они и добрались до наших постов. Гавриил передал подводу постовым и перебежками уже побежал в свою траншею.
Затем было еще два дня непрерывных боев.
На фронте что-то назревало. Но солдату это было не известно.
Каждый день после удачных и неудачных атак их рота отходила назад в траншеи, ставшие уже родными. После каждого минометного и артиллерийского обстрела приходилось восстанавливать траншеи. Солдатам работы хватало.
Разведка боем
Гавриил не раз потом вспоминал, как новый командир взвода, только утром прибывший в часть взамен убитого, построил взвод и объявил: "Скоро наступление. Город будет брать с севера наш полк. Предстоят уличные бои. Нас поддержат танки. Сегодня ночью садимся на броню, врываемся в город. Атакуем и двигаемся вглубь, пока не остановимся. Прикрываем танки от "Панцерфаустов". Нас поддержит артиллерия".
К ночи пехоту вывели из траншей, пройдя немного, в роще наткнулись на танки. На броне у некоторых уже сидели солдаты из других подразделений.
Только потом, через много лет, из воспоминаний маршала Конева И.С. Гавриил узнает, что для проведения операции были собраны роты от каждого соединения для проведения разведки боем. Уж очень крепка была оборона врага, а времени на ее изучение было мало.
По сигналу танки взревели и резко рванули с места. Трясло ужасно. Но танки мчались в темноту, ревя моторами и вселяя в солдат уверенность в своей мощи.
Танки быстро влетели на окраину города. Раздались свистки командиров, команды: "Спешиться. Вперед".
То там, то там раздавались дружные крики: "Ура!", затем замирали, глохли в звуках выстрелов, разрывов, реве танковых моторов. Роты выходили на улицы городка. Каждый дом, действительно, становился крепостью. Горело все, что могло гореть, пехота цеплялась за каждый выступ, за каждый дом, забор. Горели танки. Падали люди. Но упрямо лезли вперед. Среди наступающих цепей мелькали корректировщики огня с рациями,
Напор был настолько сильным, что немцы начали отступать. В пригороде, в последних домах немцы засели основательно. Между пригородом и городскими постройками было поле. И немцы, и наши понимали, что по этому полю надо идти.
Немцы контратаковали. Наши атаковали И так, с переменным успехом до полудня.
Залегли. Ротный, лежа где-то в траншее, и в трубку, и голосом - матом, то есть, кричал им: " Кто из офицеров живой, поднять людей. Это Приказ!". Но и офицеров уже не было в строю. Юные сержанты пытались поднять обессиленную, обескровленную роту.
Солдаты и сами понимали - встать, и идти как можно дальше... Здесь, на ровном как стол поле накроют минами, постреляют из пулеметов. Танки в прикрытии уже отвоевали. Нет их. И рота вновь вставала и с остервенением шла вперед.
К ночи остатки роты отвели назад в траншеи.
В Боевом донесении полка так и было отражено - Разведка боем силами роты 1 стрелкового батальона. . . прошла успешно. .
Через два дня ценой невероятных усилий их полк вошел в город.
Через много лет в рассекреченных материалах той войны было записано:
"С 15 по 31 марта 1945 года дивизия в составе 117 стрелкового корпуса 21 армии 1 Украинского фронта участвовала в Верхнее-Силезской наступательной операции по овладению Силезским промышленным районом на территории Германии в границах 1938 года, в том числе в окружении и уничтожении вражеской группировки в районе города Оппельна (Ополе). Участвуя в окружении и уничтожении Оппельнинской группировки 538 стрелковый ордена Богдана Хмельницкого II степени полк под командованием подполковника Войдо Г.Г. в маневренных боях с превосходящими силами противника наносил ему огромный урон в живой силе и технике. Только в бою за овладение и удержание важного стратегического пункта города Зюльц (ныне город Бяла Прудницкого повята Опольского воеводства Польши) 18 марта 1945 года 538 стрелковый полк уничтожил до 1000 немецких солдат и офицеров. При овладении населенными пунктами Эльгут и Радштейн (ныне н.п. Радостыня гмины Бяла Прудницкого повята Опольского воеводства Польши) 538 стрелковый полк разгромил части противника, прикрывавшие обозы, взял в плен до 700 солдат и офицеров противника и огромный обоз с военным имуществом".
24 марта 1945 года 538 стрелковый ордена Богдана Хмельницкого II степени полк принимал участие во взятии города Нейссе (ныне город Ныса Опольского воеводства Польши).
Через два дня после взятия города полк, в котором служил Гавриил, остановился на отдых. Принимали пополнение, устроили помывку личного состава. Проходили плановые занятия с личным составом. Учитывая, что немецкие части находились в движении - кто в окружении, и пытался прорваться на запад, кто стоял в обороне, подразделения готовились к боям. Так, Гавриил со своими двумя товарищами из предыдущего молодого пополнения, определенными командиром ему в помощники, готовил позиции для стрельбы.
Да, именно в один из дней боев за город ротный сам подошел к Гавриилу и сказал: " Я слышал, что вы, якуты, хорошие охотники. Предлагаю тебе, пока мы в обороне, заняться снайперской подготовкой, да и солдат натаскать". Гавриил согласился. Именно поэтому два бойца стали его помощниками.
Они втроем обходили позиции роты, изучали местность, высматривали огневые точки врага. Гавриил отмечал карандашом в блокноте цели, расстояния до них, координаты. Как-то, высмотрев днем огневую точку, приготовил свою позицию: почистил с бойцами площадку для пулемета, установил пулемет "Максим", пристрелял под шум канонады, навел на щель огневой точки. А ночью отправил одного из помощников "пошуметь" перед дотом. Немцы, услышав шум, открыли огонь из дота, что и требовалось. Гавриил дал длинную очередь из пулемета. Дот замолк.
В обороне полк стоял недолго. Шла каждодневная работа. Роты учились взаимодействовать в бою. Вновь готовились к уличным боям, занимались строевой подготовкой. Все шло по расписанию.
"26 марта 1945 года у населённого пункта Билау (ныне н.п. Бяла-Ныска в 3 километрах южнее города Ныса, Польша) группа гитлеровцев, прорываясь из окружения, на рассвете атаковала штаб 538 стрелкового полка".
Гавриил отдыхал после ночного дежурства на переднем крае. Вдруг раздались разрывы мин и снарядов. Схватив автомат, он бросился в траншею. На позиции батальона наступали немцы. От леса шли танки, за ними перебежками двигалась пехота. По полю двигались бронетранспортеры. По позициям полка били минометы и пушки. Танки вели огонь на ходу. Поле заволокло дымом. Немцев было много. Они явно шли на прорыв. Организованный огонь из траншей их не останавливал. Заговорили орудия. Горели танки и бронетранспортеры. А лес выталкивал из себя все новые и новые волны вражеской пехоты.
Огонь немецкой артиллерии не ослабевал. Из рощи били и били по нашим позициям орудия и минометы. Через несколько часов огонь батальона начал стихать. Заканчивались боеприпасы. Штаб полка пытался вызвать подкрепление.
Гавриила вновь позвал командир роты: "Ты ведь уже ходил к реке за боеприпасами?",-спросил он. Гавриил ответил, что ходил. "Возьми пару бойцов и иди к реке. Если через час, максимум полтора ты не привезешь хотя бы патронов, нам конец". "Есть",-Гавриил бегом бросился к позициям, где его бойцы отстреливались от наседавших немцев. Сержанту, сидевшему в траншее рядом, Гавриил сказал, что получил приказ идти за патронами к реке, отдал ему запасной диск, и с двумя бойцами побежал к реке.
Вокруг гремел бой. Не совсем было ясно, кто где находится, но, ориентируясь по звукам стрельбы, солдаты добрались до реки. Здесь также ездовые охраняли подводы с боеприпасами. Гавриил подбежал к ним, сказал, что он из полка. На берегу звуки боя не были такими устрашающими. Поэтому старшине, который отпускал боеприпасы, пришлось объяснять еще раз, кто они и что тут делают. Им передали две подводы с ящиками, в которых были автоматные и винтовочные патроны, гранаты. Получив подводы, Гавриил повел лошадь под уздцы, вторую лошадь повел один из бойцов, а третий пошел рядом, на ходу заряжая автоматный диск. Стрельба становилась все отчетливей. Где-то кричали "Ура!", где-то взрывались снаряды. Гавриил уже бежал. Ведь там нет патронов. Лошади вздрагивали при каждом близком разрыве. Перейдя линию траншей, Гавриил пытался сориентироваться, где идет бой. Но бой шел везде. Вдруг Гавриил увидел нескольких бойцов из подкрепления, которые бежали следом за ними. Вмиг сообразив, он окликнул их, и, когда они подбежали, на каждого возложил по ящику с патронами или гранатами. Взял сам ящик с гранатами и побежал к позициям, с которых не так давно уходил. В траншеях находились бойцы. Его и пополнение увидели. Помогли разобрать боеприпасы. Какой-то лейтенант сказал, что забирает солдат. Они побежали вперед. Гавриил поспешил вернуться за второй подводой. Ведя лошадь под уздцы, он подогнал подводу ближе и его помощники скинув ящики, потащили их по траншеям. Гавриил развернул подводу и помчался за патронами вновь. По пути он увидел краем глаза первую подводу: в нее попала мина. Подводу разворотило, лошадь лежала рядом.
Гавриил добрался до реки в этот раз быстрее. Вновь у старшины получил подводы с патронами и бегом помчался назад. В этот раз все шло как надо. Но вдруг он увидел немцев, вылезающих из первой траншеи. Раздумывать было некогда. Гавриил бросил гранату, а сам попытался спрятать лошадей. Это оказалось не так просто. Но его ждали. Увидев немцев, бойцы быстро выдвинулись вперед и быстро уничтожили немцев. Путь был свободен. Вместе они доставили боеприпасы к окруженному батальону.
Ходил за боеприпасами в этот день еще не раз.
Уже точно знал, где провести лошадей, чтобы подводы не застревали. И шел один.
Люди нужны были в обороне.
Именно за этот бой, длившийся сутки, Гавриил и был представлен к награде.
Были потом еще бои.
И в Польше, и в Чехословакии. Там войну и закончил. Под городом Костелец над Черными Леси.
А сколько радости было, когда 2 мая объявили по войскам о капитуляции фашистской Германии. Мы уже успели порадоваться, что война закончилась.
Группа армий "Центр" - пыталась на запад.
И опять подняли, посадили на броню и в Прагу- нет, уже не брать, прикрыть и немцев выгнать-. Выгнали. В поля под Черными Лесами.
В пылу последних дней войны дважды попадали в окружение. Немецкие войска рвались на запад, не считаясь ни с чем. Через много лет Гавриил узнал, что прорывалась элита - в том числе и дивизия "Охрана фюрера".
Из этих дней в памяти всплывали иногда не связанные отрывки событий. Вспоминалось как-то: в окружении (!), а было 6 мая, командир роты капитан Белов перед боем, проходя по траншеям, сказал: "Ребята, поднимаемся, атакуем. Идем, пока не прорвемся! Или нас положат".
Как взлетала ракета в сером предрассветном небе, Гавриил не видел. Издали видел, как вскинув автомат над головой, поднялся ротный, за ним уже, примкнув штыки к винтовкам, поднималось бойцы из пополнения. Он тоже вскочил. Пошли. Немец пулеметами стелет - пуль не слышно, просто ложатся. Стена! Бьют так, что ясно - не пройдем. Ложимся. Страшно. Капитан сзади откуда-то кричит: "Вставай, вперед!..." Куда? Не видно, кто рядом, бойцы лежат, кто-то кричит, кто-то молча. Крикнул... В ответ - тишина. "Неужели всех, неужели я совсем один?" , - подумал солдат и услышал как его кто-то окликнул.. Огляделся - незнакомый сержант подзывал бойцов.
Гавриил подполз к нему. "Живой я. Готов к атаке!". Сержант громко кричал, собирая бойцов, видимо, был контужен. Собралось их под обстрелом человек семь.
Осмотрелись. Впереди пулеметы, но по ложбинкам, воронкам от мин можно пройти. И пошли перебежками. Друг друга прикрывали. Подойдя к вражеским траншеям метров на сто, встали в рост. Кто-то кричал "Ура!", кто-то просто кричал, подгоняя себя криком." . Страх пропал. Бежали,, стреляли. А навстречу уже неслось слаженное "Ура-а-а!". Прорвались.
Немцы бросали оружие, поднимали вверх руки.
Некоторые пытались отстреливаться, но исход боя был ясен.
Еще несколько дней гнали немцев по лесам
А лес, действительно был черным: плотный, кроны деревьев сходились над головой. В нем было прохладно и сумрачно.
Отступающие немцы прятались в коренях. Мелкие хуторки, разбросанные в лесу, использовали для обороны.
Уже числа девятого-десятого батальон сошелся в ночном бою с очень упорным сопротивлением врага. Бой шел всю ночь, а продвинуться не могли вглубь леса. На помощь подошла минометная батарея. И теперь Гавриил со стороны наблюдал, как мины ложатся между деревьями, поднимая землю, выворачивая корни.
И опять атаки, атаки, атаки.
А потом тишина. Из зарослей кричали, размахивали белой тряпкой, привязанной к ветке.
Неужели сдаются?
Пленных Гавриил уже видел, но в колоннах, под конвоем. А тут - сами брали.
Сдавались немцы. Но среди них мелькали солдаты с шевронами "РОА". Бывшие наши. Они отстреливались до последнего патрона. У кого-то из них хватало духу выстрелить в себя. А кто-то, расстреляв весь боезапас, бросался на бойцов с прикладом наперевес, или со штыком.
После боя всех пленных начали собирать в строй: немцы - отдельно, "власовцы" - отдельно.
Пленных немцев построили и прибывший конвой повел их к дороге.
Разбираться с "власовцами" приехали офицеры из разведки, "Смерша", охраняла их комендантская рота.
Впечатление было удручающее. Солдаты между собой пытались говорить о пленных "наших", но и язык не поворачивался назвать их "нашими". Они бились до конца. Кто-то пытался с ними разговаривать, несмотря на грозные окрики бойцов комендантской роты.
Гавриил тоже подошел к колонне, увидев пленных, видимо, из Средней Азии. На вопросы они не отвечали, молча, опустив головы, смотрели в землю.
Люди без родины, и уже без имен. Молчали. К вечеру батальон построили и пошли на отдых. Проходя мимо колонны пленных, Гавриил краем глаза видел, как возле палаток ставили столы, садились на поставленные стулья офицеры. Трибунал.
Батальон в колонне шел в ночь. Ночью вновь раздались орудийные выстрелы. Раздался рев моторов. Танки. Батальон, шедший в колонне впереди, не выдержал. Побежал.
Бойцы ложились в цепь. Стреляя поверх голов бегущих.
А из леса волнами выходили немцы, стреляя на ходу.
Командиры быстро навели порядок и беспорядочная стрельба перешла в организованную, хоть и вынужденную, оборону.
"Не отступать. Не выпустить немцев",- командиры носились перед окапывающимися бойцами.
Снайпер
Перед рассветом Гавриил со своей позиции осматривал местность. Немцы отошли в лес. Время от времени рявкали минометы и мины, практически не нанося урона, рвались в поле.
Батальон приготовился к отражению натиска противника.
Немцы долго не заставили себя ждать. Началась атака.
Вперед пошли танки: несколько легких и несколько "Тигров".
Сзади раздались громкие выстрелы-это открыли огонь полевые пушки. Гавриил с радостным волнением отметил - свои.
Из леса вновь выкатились бронетранспортеры. Из них высыпала пехота. Из леса также шли шеренги солдат. Шли решительно, на прорыв.
Загорелся бой.
Теперь было ясно - не дрогнем. И не выпустим.
Немцы несколько раз поднимались, но их каждый раз отбрасывали назад, к лесу.
К вечеру бой затих. Но было ясно, что немцы не остановятся. Вновь пойдут.
Тем не менее, жизнь продолжалась.
Раздавали боеприпасы, пришла кухня. Пахло кашей. На позициях царил порядок.
Изредка раздавались одиночные выстрелы, но казалось, что это просто стреляют наблюдатели и боевое охранение.
Гавриил дремал в окопчике, который успел оборудовать, когда к нему подбежал посыльный: "Тебя к ротному",-сказал он и побежал дальше по траншее.
Гавриил осмотрелся, взял автомат и побежал к командирскому окопу.
Ротный не стал слушать доклад, махнул рукой и сразу приступил к делу:
"Где-то снайпер сидит, уже двоих положил. Слышать - слышим, видеть - не видим. Надо найти и сбить. Там снайпера наши уже ползают, ищут", -капитан махнул рукой куда-то в сторону.
Гавриил уточнил, где и в какое время снайпер застрелил наших бойцов, прошел по позициям, в сектор, где уже работали снайпера из других батальонов, он не пошел. Каждый делает свою работу.
Осматривая позиции противника, Гавриил не видел следов перехода через позиции. Значит, сидит давно, наверное не один. Вернувшись в роту, он позвал своих помощников и поставил перед ними задачу: искать следы перехода через позиции. Ребята ушли, а Гавриил пошел к разведчикам, ведь те точно что-то должны были видеть. Придя к разведчикам, он расспрашивал их об обстановке. Командир разведгруппы сказал Гавриилу, что, когда они ползли назад, их обстреляли из пулеметов, и, кажется, были винтовочные выстрелы. Однако, учитывая близость позиций, установить, откуда били, не удалось. Указал места, где группа уходила в лес и откуда возвращалась.
Теперь уже тщательно осматривая местность, Гавриил разглядел густой кустарник, стволы деревьев, вывернутые взрывами, несколько высоких и объемных деревьев вроде дуба, в кронах которых вполне могли сидеть "кукушки", снайпера врага.
Стало темнеть. Последние лучи солнца осветили опушку леса и вытянули черно-синие тени от деревьев по свежей траве, пробивавшейся из-под вывороченной снарядами и минами, вспоротой пулеметными очередями земли. И по этой свежей траве покачивались некоторое время тени от крон могучих деревьев, но что-то было не так. Что-то насторожило солдата, родившегося и выросшего в тайге. Или показалось, или действительно это что-то было. На одной из теней в кроне не было заметно качания ветвей.
Но солнце быстро село и сразу же стало темно. Гавриил мысленно прочертил взглядом по тени до самого дерева. До дерева было метров четыреста, а перед ним ровная местнось, подернутая зеленой травой: для стрельбы по нашим выцветшим гимнастеркам - идеально.
Гавриил заметил точку, с которой все это увидел, передал наблюдателю ориентир и попросил посмотреть, вдруг оттуда будет хотя бы один выстрел. А сам пошел к себе в траншею, готовиться.
Пока продвигался по траншее, он анализировал и слова разведчика, сопостовлял ориентиры и места прохода. И , подходя к ротному на доклад, уже был уверен - он не ошибся. Немец именно там.
После доклада командиру, уяснив, что ночью они не атакуют, а ждут рассвета, Гавриил сказал, что пойдет на позицию, караулить немца. Если там снайпер - много людей положит, а если пулеметчик - то... . Помолчали, так как обоим было ясно, что это за "то"...
И Гавриил взял одного помощника, винтовку и быстро пошел по траншее.
Придя на позицию, спросил у наблюдателя, видел ли тот чего, на что солдат ответил, что ему показалось, будто мелькнуло что-то вроде огонька в стороне деревьев, но точно не уверен.
Зато теперь уверенность у Гавриила укрепилась. В той стороне курили.
Под утро и Гавриил, и помощник во все глаза, непрерывно рассматривали кроны деревьев.
И в первых лучах солнца, при полном отсутствии ветра одна из веток слегка качнулась, еле заметно. В бинокль это было видно хорошо. Гавриил прицелился, попробовал рассчитать положение снайпера. Когда он приготовился к выстрелу, кивнул головой помощнику, мол, давай. Тот на прикладе автомата приподнял над траншеей каску и пошел вдоль траншеи, изредка приостанавливаясь, затем подтолкнул к каске свернутую шинель. Издали это должно было изображать ползущего вдоль бруствера солдата. Раздался выстрел, громкий в утренней тишине, и тут же грянул второй. Гавриил заметил и шевеление в кроне, и резко вздрогнувшую листву, и нажал на спусковой крючок. Закачались тревожно ветки, и стало видно, как сквозь листву зачернел ствол винтовки, видимо, сорвавшейся с рук снайпера. Раздались пулеметные очереди, над головой Гавриила пронеслись веером пули, разбрызгивая землю и щепки от рубашки траншеи. Послышались одиночные выстрелы от наших траншей, заработали пулеметы.
Началась перестрелка. Но от деревьев никто не стрелял.
Когда стрельба стихла, разведчики сползали к деревьям. В кроне, подвязанный ремнями, был обнаружен немецкий снайпер. Его винтовка зацепилась ремнем за ветки. Замеченные пулеметные точки врага были нанесены на карту. Но Гавриил об этом не знал. едва он вернулся в свой окоп, началась артподготовка. Сзади завыли "Катюши", и летящие снаряды рвали землю, валили деревья, сметая вражеские орудия, сжигая танки.
Когда взлетела ракета, раздались свистки командиров. Пехота пошла в атаку.
Кольцо вокруг немцев замыкалось. В этом Черном лесу немцев окружили.
Уйти не дали. Бои шли еще двое суток.
И вот наступила тишина. Не стрелял никто. В лесу глохли танки и бронетранспортеры.
Из леса выходили солдаты с поднятыми вверх автоматами и винтовками.
Бросали их на полянках, окруженных нашими бойцами, поднимали руки и отходили в сторону. Их обыскивали разведчики, вытряхивая из карманов шинелей патроны, даже гранаты.
На землю летели ножи, компасы, часы. Немецкие офицеры держались отдельно от своих солдат, еще час назад исполнявших их приказы, одергивали кителя, поправляли ремни. Но были и те, кто стрелялся в зарослях, не выйдя к победителям.
Вот так, даже прозаично, как показалось Гавриилу, заканчивалась мировая война.
Конец войне
Немцев вывели в поле. Они сидели на травке в большинстве своем, молча.
Кто сидел, понуро глядя в землю, кто нервно курил, кто-то плакал. Теперь они в плену.
Для них-то война уже закончилась. Подъехали полевые кухни и, по чьему-то приказу, начали кормить..... немцев.
Через некоторое время зазвучали команды. Батальоны строились для выхода в районы дислокации. Шли пешим маршем. По графику - привалы, по времени питание. Уже командиры приказывали заправиться, подобрать полы шинелей. Затем, на одном из привалов уже по команде чистили оружие. Бойцов распределяли по нарядам и караулам. Замполиты зачитывали вслух перед строем планы политзанятий. Начиналась боевая жизнь мирного времени.
К ночи был объявлен привал. Было выставлено охранение. Всем остальным - ужин и отдых.
С утра марш километров на пятнадцать. Опять построение. И размещение по населенным пунктам побатальонно. Первый батальон и остался для размещения первый.
Деревня Туня в Средней Чехии. Несколько десятков кирпичных, с красными крышами, уютных, не тронутых войной домов. Гуляют утки, гуси. Где-то блеют овцы, негромко как-то хрюкают свиньи. Мирная жизнь.
Сразу бросилось в глаза, что их, красноармейцев, здесь не боятся. Женщины и девушки из деревни несли молоко, яйца, копчености.
Тем не менее, в самой деревне, в одном из домов на окраине расположился только штаб батальона. Бойцы ставили палатки, сгружая их из подошедших грузовиков. В ряд поставили полевые кухни, готовя горячее для всех рот. Несколько молодых красноармейцев, прибывших в батальон уже в первых числах мая, под руководством сержанта расчищали место для строевых занятий. Бойцы стирались, мылись, чистили и зашивали одежду. Интенданты проводили проверку амуниции и оружия, закрепленных за бойцами.
На всякий случай были подготовлены позиции - вокруг по лесам бродили остатки немецких частей, власовцев. По району непрерывно ходили на зачистку взвода, изредка приводя пленных, котрых затем отправляли то в Костелец (Шварцкостелец), то еще куда.
На занятиях по строевой подготовке оттачивали "жуковский" строевой шаг, ходили с песнями. Теперь каждый вечер поротно "гуляли" по плацу с песнями и деревенские жители, особенно, дети, с удовольствием смотрели на ровные шеренги солдат, поющих незнакомые им песни.
Гавриил вместе с полком ушел из д. Туня 31 мая 1945 года.
Пошли домой - Австрия, красиво, почти мир, мелкие перестрелки с оставшимися врагами. Бои местного значения.
В Вене стояли недолго. Запомнилась брусчатка, красота дворцов австрийской империи. На экскурсии их все-таки сводили. Там впервые Гавриил попробовал кофе. Очень интересно ему было смотреть, как его готовят в местных уцелевших кофейнях.