Меня зовут Марик и я совершенно обычный рядовой в имперской армии. Таким людям, как я, никогда не добиться положения ни в жизни, ни на войне. Жалкий раб, не способный устоять под гнетом человеческой расы. Отец когда-то говорил, что лорды - высшие существа и придет время, когда настанет и наш мир, но годы шли, а все оставалось по-прежнему, если не еще хуже. Могильник предков давно зарос мхом, а их желания так и остались несбыточной мечтой.
Несколько дней назад прогремела война; как ни странно, но я возрадовался этой новости, даже постоянные унижения со стороны старших не омрачали моего ликования. Каждая смерть проливалась сладостным бальзамом на мою израненную душу. Мне не было жалко ни врагов, ни союзников. Я с упоением ожидал новых битв, словно великого пира. Люди, трусливые, бессильные, не способные защитить свои жалкие жизни, потухали на моих глазах, словно слабо разгоревшееся пламя. Я чувствовал себя королем, шагая по изувеченным останкам своих господ, понимая, что служил немощным тварям. Этот же блеск в глазах я видел и у своих единомышленников. Войны распространялись с невиданной скоростью, даря надежду на переворот.
С каждым днем в нашем отряде людей оставалось все меньше. Да, я потерял и многих своих братьев, но эта жертва того стоила, ведь все делалось во имя благих целей. Человеческая раса уничтожала сама себя, расчищая путь нам, высшим существам. Такой судьбы хотели наши предки! Я вдыхал сладостный запах дыма и праха, смешанный с тонким ароматом крови, и четко представлял будущее... Будущее, где люди, гонимые жадностью и жаждой власти, сами вершили свою судьбу, оставив нам долгожданную свободу.
***
1468 г. 8 мая. Встреча.
Прошло достаточно времени, а я по-прежнему сражался на стороне имперской армии, только разница в том, что теперь война не приносила мне радости. Я смотрел на упивающихся кровью и смертью братьев, и мне хотелось рыдать. Упасть на колени посреди поля боя и молить человеческих богов об окончании этого безумия. Мне больше не нужны были власть и спасение. Вкус крови стал напоминать обыкновенную воду, а вид опаленных, изуродованных человеческих тел больше не приводил меня в восторг.
Неужели после всех сказанных мною речей единственным трусом на этой войне оказался я сам? А всему виной она - женщина, которой не должно быть в этом проклятом богами месте...
Когда в бою пал генерал, к нам в отряд перевели нового главнокомандующего. Он был стар и немощен, по крайней мере, так казалось на первый взгляд. Я смеялся над глупым стариком, надеющимся пережить хоть единый бой в этом аду. Да, именно ад, который для нас был раем. Но стоило увидеть его в сражении, улыбка навсегда стерлась с моего лица, заставив впервые испытать уважение к человеческому существу. Генерал был похож на льва, сильного, независимого, не испытывающего чувства страха. Казалось, в его глазах бушует пламя, сжигающее врагов на своем пути. Он с легкостью орудовал своим двуручником, словно кинжалом, прочищая путь для остального отряда. Но стоило битве закончиться, он превращался в измученного старика. Каждую ночь Адальмунд молился за души павших от его руки врагов. Нет, он не вымаливал прощение, ибо знал, что смерть карается только смертью. Наверное, это единственное, во что верили и лорды, и люди. За смерть есть только одно искупление.
Вслед за генералом через несколько дней в лагерь прибыла женщина. Ее лицо было испачкано дорожной пылью, а когда-то белое платье пропиталось грязью и кровью, но, несмотря на это, я мог с уверенностью сказать, что прекраснее девы я не встречал ни среди людей, ни среди лордов. Ей было не больше шестнадцати, черные как ночь волосы были заплетены в тугую косу, а невозможно синие глаза смотрели без страха и сожаления. Она ступила босыми ногами на выжженную землю и, несмотря на усталость и израненное тело, гордо прошествовала мимо меня, пока не упала в объятия Адальмунда. Риель не плакала и не стонала, а лишь крепко обнимала своего мужа, раз за разом произнося клятву верности.
"В радости и в горе, в богатстве и в бедности я твоя. Сколько бы ни было трудностей, я пройду их рядом с тобой, крепко держа тебя за руку".
В ту минуту мое сердце остановилось.
***
1468 г. 16 сентября. Грехи.
Риель стала служить в местном лазарете. Лордом туда был путь закрыт, ибо запах крови и немощной жертвы мог пробудить в братьях зверей, заставив нападать на союзников, но, несмотря на приказ, я каждый вечер пробирался туда, наблюдая за тем, как она заботится о раненых людях. Девушка была добра и нежна. Она без страха обрабатывала серьезные раны, от которых любая другая давно бы упала в обморок. Я понимал, что стоит кому-то меня заметить, простым выговором не отделаюсь, но не видеть ее и суток было выше моих сил.
С каждым днем в моей груди все больше разгорался пожар невиданной до этого момента страсти, который могло потушить лишь ее прикосновение. Я желал ее всем своим естеством, однако не смел и надеяться даже на ответную улыбку. Единственное, что мне осталось, это сражаться, защищать людей и ее. Пускай я останусь рабом, пускай Риель никогда не сможет принадлежать мне, я готов был пожертвовать всем - собой и братьями, свободой и будущим, - лишь бы только она жила.
Я не в силах забыть тот день, сколько бы ни старался. Переворот настал слишком неожиданно. Казалось, чувства заставили разорвать связь между мной и братьями, что веками сплетала крепкими оковами судьбы нашей расы. Не уследил, не понял, забылся и в результате потерял то, что стало для меня дороже жизни.
Замерев на месте, я видел, как Адальмунд своей грудью защищал жену. Старик, избитый и истекающий кровью, до последнего вздоха стоял, гордо выпрямив спину, не позволяя и пальцем прикоснуться к Риель. Но человеческая жизнь хрупка, она словно недолговечный цветок. Как бы пышно и прекрасно тот ни цвел, вскоре все равно увянет, забрав с собой воспоминания о своем существовании. И генерал не стал исключением. Он рухнул на землю, не в силах больше держать оружие. Но даже когда братья рвали его плоть на части, старик не издал и звука, лишь взглядом умоляя жену простить его за слабость.
Какое бы сильное уважение не питал к Адальмунду, я был счастлив, ведь смерть старика принесла мне надежду. В секунду вся моя добродетель превратилась в яростное желание обладать.
Я забрал ее, ожидая видеть себя в глазах Риель героем, единственным, кто сумел защитить, но страсть, сжигающая изнутри, исчерпала все светлые чувства, оставив в испепеленной душе одну лишь похоть. Я до потери сознания истязал ее ночами, мне было все равно, что она больше не улыбалась, все равно, что ее бездонные синие глаза потухли. Она принадлежала только мне, и этого было достаточно. Лишь увидев ее бездыханное тело, пронзенное в самое сердце моим кинжалом, я понял, что никакие путы не удержат человека, потерявшего все. Риель была по-прежнему прекрасна и в ее мертвых глазах отражалась надежда, что пускай и таким путем, но она вновь встретится с Адальмундом.
Тогда-то я и осознал, что душа, преисполненная грехом, не имеет права любить...