Лежащие на востоке Навьи земли Ибелии изобильны. Каждый год черная плоть их полей рождает пшеницу и рожь, и ячмень, а козы и прочий скот тяготятся собственным весом. Давно уже не заглядывал сюда костлявый призрак голода. Леса, густые и обширные, полны дичи. Желтые лисы и быстрые олени, свирепые кабаны и коварные рыси бродят тут, и только умелый охотник сумеет настигнуть их, чтобы вкусить сочного мяса и украсить пол и стены мягкими шкурами.
Полы парадного зала четвертого лорда покрыты разноцветными мехами, а тяжелый плащ его отделан собольими хвостами.
Лежащие на самом краю Навьи земли Ибелии живописны. Белые от снега вершины их гор вздымаются к бледному вечернему небу, далекие и неприступные. С ними рядом только древние ели, обхватившие корнями гранит породы, и красный круг солнца.
Солнце уходит, и стены замка четвертого лорда чернеют над бездонной пропастью. Истертые ветром, они уходят ввысь. В эти моменты замок словно бы сделан из угля. Победоносная армия встала однажды осадой под его стенами и, уходя, оставила здесь только свои стрелы и своих мертвецов.
Но как бы богаты, как бы прекрасны ни были земли Ибелии, они никогда не знали моря, и много дней пришлось скакать гостю четвертого лорда, Манрока Вардоши, чтобы добраться до них из далекого порта, где он сошел с корабля.
Губы его коня изорваны металлом удил, и пена капает на камни моста, пока он едет к воротам, недвижно сидя в седле. Сбитые подковы выбивают дробь по мостящему двор мрамору, едва тяжелая решетка опускается позади, скалясь клыками шипов. Стальные каблуки звенят по ступеням, когда гость поднимается по широкой лестнице вслед за слугой, чтобы на самом верху, за дверьми парадного зала, встретить хозяина.
Манрок, четвертый лорд Навьи и наследный правитель Ибелии, высок и статен. Нет равных ему в бою и нет судьи справедливей него. Кровь древних королей течет в его жилах, и малой ее доли достаточно, чтобы перед ним против воли расступалась надменная знать. Но даже этой измельченной поколениями доли хватило, чтобы гордыня пропитала его сердце, как яд пропитывает стрелы племен юга. Тяжелым взглядом ответил он своему гостю, когда тот не согнул спины в приветствии.
И тяжелым шагом двинулся следом, когда тот прошел через зал к камину, чтобы подставить огню искусанное холодным ветром лицо. Длинный узкий стол был накрыт для ужина, но лорд не предложил гостю ни терпкого вина, ни запеченной с грибами оленины. Нахмурив густые брови, он ступил к пламени, и сосновые бревна осыпались ему навстречу искрами.
- Что привело тебя сюда, Реднад Цампала? Неужто ты хочешь воспользоваться моим гостеприимством еще раз?
Низкий, как ворчание тигра, голос лорда звучал недобро, но тигров не боялся его гость, некогда охотившийся в землях лорда, но никогда вместе с ним. Длинный иззубренный меч висел у него на поясе, а движение, которым он обернулся, было точным, как ход механизма часов.
- Нет, не твое гостеприимство мне сейчас нужно, а то, что ты отдашь в обмен на это.
И, не сводя с лорда белых, будто слепых, глаз, гость распахнул плащ, чтобы достать из-под него мешок, крепкий и кожаный, стянутый веревкой у горловины. Что-то тяжелое и круглое мерно покачивалось в нем.
Гость протянул мешок четвертому лорду, но тот не поднял руки навстречу, и человек, которого назвали Реднадом Цампалой, одним движением сорвал веревку с мешка, закатав горловину. Ухмылка, что скривила его губы, стала на мгновение голодной и хищной, и больной, но четвертый лорд уже не видел своего гостя.
Пламя в камине взвыло, разгораясь и зажигая покоящийся на темной коже камень призрачным зеленым светом. Он мерцал, как блуждающие болотные огни, и он переливался, как лесное озеро под убывающим месяцем. Его огранка была хитроумна, и попавший внутрь свет тщетно метался в поисках выхода. Но в самом сердце камня, похожее на выпустившее щупальца солнце, расцветало уродливое пятно дефекта.
Глядя в его темную глубину, Манрок, последний правитель Ибелии, понял, что камень этот давно уже принадлежит ему, как принадлежат окружающие замок горы и слагающие его плиты, как принадлежит расстилающаяся за окнами долина и леса на ней. По утерянной грамоте, по кровному праву, единственно верно был он хозяином, несомненным и неоспоримым, отцом и вассалом, владельцем и владеемым.
- Достоин ли он того, что венчает твою коллекцию? Или ты сочтешь обмен неравным? Скажи мне! - воскликнул Цампала.
Непроницаемая пелена застила взгляд лорда, когда тот поднял глаза на гостя.
- Нет и не будет ничего ему равного. Но то, что я мнил венцом, станет теперь оправой, и зря ты тешишь себя мыслью об обмене. Ты привез мне этот камень, но взамен получишь лишь право уехать назад. Потому что не прошло и месяца с тех пор, как ты покинул мои земли в прошлый раз, а я уже знал твое настоящее имя и цену, которую король дает за твою голову. Многие короли.
Быстрым, неуловимым движением рука гостя легла на рукоять меча, а бледные губы истончились до линии, но Манрок ничем не уступал ему в скорости, и слишком близко на стене сверкало острие секиры. Колючим февральским снегом блеснули глаза Цампалы, когда лорд сомкнул пальцы на гладкой поверхности алмаза. Но холод этот истаял улыбкой.
- Будь по-твоему, лорд. Моя жизнь в обмен на мой камень.
И тот, кто взял себе имя Реднада Цампалы, со смехом бросил опустевший мешок в огонь и вышел, не прощаясь, из зала, в котором на длинном дубовом столе был накрыт, чтобы остаться нетронутым, ужин. С грохотом распахнул он кованые двери и спустился по широким ступеням вниз, чтобы там, где белые плиты мостили двор, вскочить на коня и, рванув поводья, пронестись через мост на восток.
Он остановился только когда стены замка скрыла темнота, а небо изошло первыми тусклыми звездами, остановился в дешевой таверне на краю Ибелии и пил, и смеялся, потому что смог обмануть смерть. Ведь камень, который отнял у него четвертый лорд, не был простым, разумеется, камнем. Но как ни любил Регнис Цорн, прозванный Черным Наемником, опасность и редкие сокровища, он бы никогда не был так глуп, чтобы за алмазом вернуться. Ведь один раз тот уже почти его подчинил.