Тяжёлый взгляд пригвождает меня к месту, дыхание моё сбивается, колени превращаются в желе. Я знаю, что он видит, как я дрожу, как пытаюсь выдавить из себя хоть какие-то слова, видит чёрные зрачки во всю радужку, но всё это только больше его подстёгивает. На щеках у него - яркий румянец, челюсти бескомпромиссно сжаты, пудовые кулаки стискиваются и разжимаются. Мы оба работаем по системе Станиславского, пропуская трагедию через себя, и завороженная тишина в зрительном зале - лучшая наша награда.
Мой партнёр делает шаг вперёд, я непроизвольно отшатываюсь. Грядёт жестокая развязка. И тут в зале раздаётся смешок. Потом второй. Мой партнёр отводит взгляд, и в глазах его мелькает странное выражение. Он кривит губы, пытаясь сдержать... что?
Я оборачиваюсь и немедленно обнаруживаю причину беспорядков. По сцене шествует кот. Совершенно незнакомый мне кот, явно домашний, чистый и ухоженный. Чувствует себя на сцене как дома. Ступает гордо, задрав хвост трубой, и принимает всеобщее внимание как должное. Подходит к нам, в данный момент изображающим из себя соляные столпы, и начинает тереться об мои ноги, громко мурлыча.
Мы с партнёром переглядываемся и тут же отворачиваемся друг от друга. Мои губы растягиваются в предательской улыбке, а он изо всех сил щурит глаза, но надолго нас не хватит. Я наклоняюсь к коту, и он немедленно прыгает мне на руки, забирается на плечо и принимается что-то рассказывать, интимно и очень выразительно. В зале откровенно хихикают.
Отнести кота за сцену, вернуться и закончить спектакль? Продолжить с котом на руках? Нет, кажется, моя трагическая гибель на сегодня отменяется. Мой несостоявшийся убийца отступает, вздыхает, улыбается, и отвешивает мне изысканный придворный поклон. Зал аплодирует.
На поклоны мы выходим втроём. Кот по-прежнему восседает у меня на плече, нисколечки не напуганный шквалом аплодисментов. Кажется, зрителям очень понравилась неожиданная развязка. Да и нам, чего греха таить...