Аннотация: о том, как я за 25 лет более пятнадцати раз менял местожительства
В молодости мне почему-то не сиделось на месте. Только откуда-нибудь приеду, как уже думаю: куда бы опять поехать? И не успею еще толком определиться - куда именно, а сердце уже начинает ликовать в предвкушении очередной поездки.
И ездить я любил в основном поездом. Если и приходилось по необходимости лететь самолетом, то старался выбрать Ан-24, а еще лучше - Ан-2! Пусть намного дольше длится полет, зато видишь в иллюминатор не только одни облака и солнце, а всю родную землю! Поля, леса, реки, луга, озера, дороги, города, села и деревеньки.
Но поездом ехать все-таки лучше. Лежишь себе на верхней полке, ты никому не мешаешь, тебе никто не мешает. Лежишь, думаешь о чем-то своем и смотришь в окно. А за окном мелькают застывшие снимки: очередь машин на закрытом железнодорожном переезде, стадо жующих удивленных коров на лужайке, небольшая железнодорожная станция с промелькнувшим неразборчивым названием.
Возле станционного здания стоят какие-то люди. Один из них, по-видимому, что-то говорит своему соседу. А тот, отвернувшись от него, прикуривает папиросу у сидящего рядом на скамейке бородатого деда в форменной железнодорожной фуражке.
В стороне от них, возле небольшого заборчика девочка лет десяти занесла уже ногу над велосипедом, садясь в седло, и вдруг удивленно замерла, широко раскрытыми глазами уставившись на проносящийся мимо поезд.
Мелькающие за окном деревья кажутся нарисованными. Ни одна ветка не шелохнется, ни один листик не дрогнет. Смотришь в окно, и становится как-то не по себе от этих застывших изображений. Кажется, будто едешь по какому-то заколдованному царству.
Но вот поезд делает остановку, и чары злого волшебника рассеиваются. По деревьям начинают порхать и чирикать воробьи. Ветерок мягко, но настойчиво теребит ветви. И они с легким шорохом откликаются на его настойчивость обильным золотым дождем ранней осени. Приятно пахнет дымком от сжигаемой на огородах ботвы.
Местные жители наперебой предлагают проезжающим вареную кукурузу, вяленых лещей, красных раков, а также яблоки, груши и прочие дары своих подсобных хозяйств, садов и огородов.
Одна предприимчивая хозяйка с раскладным столиком разложила на белоснежных бумажных салфетках небольшие ломтики черного хлеба с тонко нарезанными кусочками бело-розового сала сверху. В отдельно стоящих мисках лежат у нее соленые огурчики, пучки зеленого лука и дымящаяся кругленькая картошечка, облитая со всех сторон подсолнечным маслом и посыпанная сверху зеленым укропчиком.
Под раскладным столиком у хозяйки стоит небольшой вместительный рюкзак, в одном из карманов которого торчит стопка одноразовых стаканчиков, а внутри самого рюкзака угадывается приличная бутыль с первачом. Хозяйка обслуживает собственноручно только содержимым из рюкзака, а закусывать разрешает путем самообслуживания. Такой своеобразный раскладной "шведский столик".
Наш поезд стоит долго, и некоторые мужички, оценив содержимое рюкзака и отменную закуску к этому содержимому, успевают подойти к хозяйке еще и еще раз. А когда мы все-таки трогаемся, они с сожалением смотрят на удаляющийся "шведский столик".
+++
С возрастом любовь к поездкам превратилась у меня в "охоту к перемене мест". То есть, если раньше я проживал постоянно в одном месте и из всех поездок возвращался на это место, то теперь я стал менять и местожительство. Как замечательно описал это Александр Сергеевич Пушкин в своем романе "Евгений Онегин":
Им овладело беспокойство,
Охота к перемене мест
(Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест).
Оставил он свое селенье,
Лесов и нив уединенье,
Где окровавленная тень
Ему являлась каждый день,
И начал странствия без цели,
Доступный чувству одному;
И путешествия ему,
Как всё на свете, надоели...
Но в отличие от пушкинского героя, который "начал странствия без цели", у меня при каждом очередном переезде была четкая цель и определенная причина. Сначала пришлось на два года покинуть родной город из-за службы в Вооруженных Силах. Потом пришло время выбирать место учебы и поступать в ВУЗ. А когда я обзавелся своей семьей, все переезды были в основном уже связаны с семейными делами и нуждами.
Я как-то сел и подсчитал, что за двадцать пять лет со времени моего первого переезда я более пятнадцати раз менял местожительство. То есть в среднем каждые полтора года - переезд. Причем новое местожительство не всегда находилось в этом же городе. Порой нам приходилось переезжать за тысячу и более километров.
Конечно, столь многих переездов не было бы, если бы не было "охоты к перемене мест". Ведь почти все мои друзья и знакомые, с которыми я вместе рос и учился в школе, никогда никуда не уезжали из нашего города. И в ВУЗы, если кто хотел продолжить образование после школы, поступали и учились в своем же родном городе.
Я однажды, когда в очередной раз собирался круто изменить свою жизнь, одного хорошего своего товарища пытался уговорить ехать со мной, рассказывая о новой работе, новых людях, новом месте проживания. Убеждал его (поскольку мы тогда, как и всегда все люди вообще, были недовольны и работой, и заработками, и условиями жизни, и т.д, и т.п., и пр.), что "под лежачий камень и вода не течет".
Он подумал и на все мои уговоры твердо сказал:
- Знаешь, а мой отец всегда отвечал на это так: "а на одном месте и камень мхом обрастает".
+++
Но пришло время, и "путешествия ему, как все на свете, надоели". Я так наездился за свою жизнь, что поездка даже на несколько дней куда-нибудь стала вызывать во мне отвращение. И мне вдруг захотелось стать этим "лежачим обросшим камнем". Постоянным жителем какого-нибудь старинного русского города и никогда уже из него никуда не уезжать.
Слава Богу, так все вскоре и сложилось. Нет, я не затворился наглухо в своей квартире. Я могу уехать куда-то на целый день, могу уехать куда-то даже с ночевкой. Но не более того.
И если мне приходится теперь иногда по каким-то делам бывать на железнодорожном вокзале нашего города, я с сожалением смотрю на растерянных уставших людей, томящихся в ожидании поезда или бегущих с сумками и баулами вдоль поезда в поисках своего вагона.
А сердце мое ликует уже от того, что я-то никуда не еду!