В тюрьме среди заключенных не существует четко разграниченной иерархии. Однако все равно среди общей массы при желании все же можно было выделить те или иные категории зэков, претендующие на кастовость.
Здесь не любят "хозяйственников", разного ранга руководителей, членов партий и политических деятелей, офицеров Вооруженных Сил, ментов. Бывшие работники милиции содержатся в отдельных камерах на "тройниках". Если вы служили в армии, могут запросто прицепиться от нечего делать, хотя это бывает крайне редко. Если у вас, не дай Бог, проколото ухо или вы как-то не так пострижены (например, длинные волосы, панковский "гребень" или выбриты виски), вы можете попасть в серьезные неприятности. То же самое касается "странных" татуировок.
Почти все, кто впервые попадал в СИЗО, считались новичками и за редким исключением не имели права голоса. К ним относились снисходительно и внимательно смотрели за их поведением. Если проходило время, и новичок не "порол бока", его терпели и принимали в "семью". Собственно, на "тройниках" "семьей" можно было назвать всех обитателей конкретной камеры. Они, как правило, "вместе хавали", что означало абсолютное доверие друг к другу, сообща пили чай и делили между собой все, что приходило им в передачах. Если кто-то из них попадал в ШИЗО, камера его "грела", передавая через баландеров еду и курево. Если кто-то из камеры ездил на суд, ему отдавались лучшие шмотки. Если кого-то заказывали "с вещами" и переводили, например, в другую камеру, ему собирали "пайку" в дорогу. Уборку в камере производили все по очереди, невзирая на чины и регалии (чуть не забыл: камеры были "экипированы" веником, половой тряпкой, ведром для мытья пола, вываркой и ведром для мусора, которое раз в день кто-то из камеры выносил "на коридор"). Даже бывалым "каторжанам" помыть пол в хате на "тройниках" считалось "не в падлу", хотя они все равно старались увильнуть от этих обязанностей. Бесспорно, для тех, кто попал на нары впервые, ранее судимый был безоговорочным авторитетом, и поэтому, несмотря на возможный груз его "боков" по тюремной жизни, уважение со стороны сокамерников ему было обеспечено, по крайней мере какое-то время. Он мог потребовать себе место на нижней наре, мог сказать, что "хавает один", сославшись на то, что он не знает своих сокамерников (это было редкостью, потому что система коллективного питания была явно выгоднее).
На первом корпусе была несколько иная "постанова". В общих камерах вновь прибывшего приглашали в круг, где за питьем чифира он рассказывал "смотрящему за хатой" и членам "первой семьи" о своей "делюге" и о том, кем он был "по свободе". После этого определяли, где ему положить матрац. Нары в общей хате представляли собой сплошной трехъярусный настил, шириной в 2,5 метра ("сцену"). В самом дальнем от дверей углу на нижней наре было место "смотрящего" и братвы из "первой семьи", приближенных к нему -- эдаких камерных авторитетов. Если новенький был "нормальный", его "определяли" где-то посредине сооружения, на первом или втором ярусе. В случае, если вновь прибывший был чуханом или плохо одетым деревенским, его место было на "пальме" -- на третьем ярусе нар или на любом ярусе поближе к дючке. Кстати, дючка в общей хате была одна, и тому, кому срочно захотелось сходить по большой нужде (по малой в общей хате можно "без спросу"), нужно было на всю камеру орать, не ест ли случайно кто-нибудь. За чистотой дючки следили "мужики" -- еще одна категория, к которой относился весь простой народ: разные работяги по свободе, полубомжи-чуханы, деревенские, -- кто не имел никаких особенных притязаний по тюремной жизни и собирался тихо-мирно отсидеть свой срок. "Братва" их не щемила (при нормальной постанове в хате), а за это "мужики", у которых тоже был свой старший, по очереди убирали в хате и чистили дючку. В зоне "прожить мужиком" означало спокойно отсидеть свой срок, работая и не нарушая режим.
Почти во всех общих хатах первого корпуса "первая семья" состояла из настоящего отребья, еще на свободе пробивавшего себе дорогу кулаками, правда, не лишенного "духа" и способного поставить себя выше других. Они распределяли "общак", решали вопросы со шмонщиками, "раскидывали рамсы" в случае возникновения любых спорных ситуаций или поступления жалоб от кого-то из сокамерников. Собственно, в общей хате существовала некая преемственность: кто-то уходил после суда в "осужденку", оставляя после себя "достойного", кто-то из "первой семьи" встречал своего приятеля и рекомендовал его в "братву", кого-то принимали туда из уважения, зная его по тюрьме. Таких авторитетов было мало. В основном это были те, кого знали еще на свободе (бандюки из бывших спортсменов, разного рода блатные, ставшие бизнесменами и сколотившие в свое время капитал на рэкете и разбое), или кто "чалился" уже не первый раз и проявил себя в уголовном мире исключительно с положительной стороны. На уважение претендовали практически все "звери" -- лица уникальной "кавказской национальности", особенно наглые до одури чеченцы. Как оказывалось, все они были "ворами" или "братьями воров", за что требовали соответствующего отношения к себе. Ничего, кроме как в рыло, они по большей части не получали. Через неделю-две сидения на баланде они начинали жрать сало и все, что им было запрещено Кораном ("Стены толстые, Магомет не видит"). Потом окончательно успокаивались, привыкали к жизни с "неверными" и становились, как все, -- тихие и без "воровских" понтов.
Кстати, очень тяжело в тюрьме приходится евреям. Если вы принадлежите к этой многострадальной нации, то вас называют "жидом", над вами постоянно потешаются, подначивают и пытаются унизить. Если у вас еврейская фамилия -- еще хуже, потому что будут насмехаться еще и над ней. Лишь некоторые евреи, заработавшие себе авторитет еще на свободе, хорошо "стояли по тюрьме": никто не смел даже косо глянуть в их сторону.
Всех авторитетов попкари и арестанты знали по кличкам. Когда кто-то из них заезжал в камеру, ему моментально оказывали знаки уважения -- соответствующая нара, место в "первой семье", "грев" в виде сигарет, чая и пайки из передач. Если в какой-то из камер "достойного" принимали без должного уважения, слух об этом моментально расходился по тюрьме, и "первую семью" этой хаты по одному могли выловить на боксиках и заставить ответить за такое отношение.
Еще была тонюсенькая прослойка "стремящихся" босяков, называвших себя "отрицалово". Они очень аккуратно прощупывали, где и как без вреда для себя можно было проявить взятые на себя "обязательства". В основном они достаточно нагло вели себя только с сокамерниками, устраивая от скуки разного рода "качели" и интриги с разборками. Зато выйдя на свободу, они рассказывали несудимым друганам, что "отрицали" ментовские постановы и вели себя вызывающе дерзко, открыто проявляли неповиновение. Если вы увидите у кого-то из молодняка выколотую на ребрах (реже -- на плече или запястье) фашистскую свастику -- этот из таких. Можете себе представить, сколько у такого молодого дурачка менты должны были отобрать здоровья? В 99% -- это чистые понты, чтобы казаться круче среди такой же шантрапы. Многие набивают себе свастику в зоне за пару недель до освобождения, а потом рассказывают сказки, как они круто стояли и как менты с ними ничего не могли сделать. Поверьте: если менты захотят кого-то поломать, они это наверняка сделают, а те, кто все же смог вынести все нечеловеческие пытки, навсегда остаются инвалидами. Кто из этих молодых, только начинающих жизнь пацанов сознательно начнет воевать с Системой, поставив ради сомнительного авторитета на карту свое здоровье, а зачастую и жизнь? Поэтому "отрицалово" -- это в подавляющем большинстве приблатненные молодые "стремящиеся", на которых по той или иной причине менты пока смотрят сквозь пальцы.
Но правды ради нужно сказать, что встречались мне все же пару раз и настоящие "борцы с режимом". Это были уголовники со стажем, явно в прошлом отменного здоровья и с до сих пор сильной волей. Их уважали даже менты, которые знали, что им пришлось вынести и какой ценой они заработали свой авторитет. Их редко "прессовали", и сидели они, как правило, в хороших хатах, уже не создавая проблем ни себе, ни тюремной администрации и не требуя больше положенного.
Низшие ступени тюремной иерархической лестницы занимают "обиженные", "опущенные" и "петухи". В то время в СИЗО на первом корпусе специально для них были отведены две общие камеры -- "обиженка" и "петушатня". Да и на втором корпусе тоже были камеры-отстойники, куда традиционно забрасывали "обиженных". Например, тогда одна из таких хат была на четвертом этаже, рядом с нашей камерой, в которой я просидел в СИЗО большую часть времени. В ней постоянно менялся контингент, народ "каруселил", и мы никак не могли "отбить дупля" что же там происходит, пока один из контролеров не открыл нам глаза.
В качестве "пресса" заключенного могли ненадолго забросить в "обиженку". После этого он был уже запачкан. Хотя никто не считал его "обиженным", но проблемы у него появлялись. Особенно это практиковалось в отношении провинившихся из хозобслуги. В "петушатню" нормального подследственного "оперетта" никогда не забрасывала даже с целью "прессонуть". Не уверен, но могло действовать какое-то распоряжение или инструкция, а, может, это был один из неписаных тюремных законов. В "петушатне" была своя постанова: своя "первая семья", "смотрящий" -- "мама" и своя жизнь, о которой достоверно мало что было известно, хотя слухов ходило предостаточно. Подробнее я коснусь этой темы в соответствующей главе.
И, наконец, особенной прослойкой в тюрьме являются наркоманы. О, это уникальные существа! Я недаром поставил их последними: на мой взгляд, они стоят на ступень ниже "обиженных" и "петухов". Старые зэки так прямо и говорят: "Наркоман хуже петуха" и соответственно к ним относятся. Прошло уже много лет, и если тогда в тюрьме наркоманов было много, то, я уверен, сейчас их стало намного больше. "Спрыгивая", благодаря аресту и изоляции с наркозависимости, они начинают приходить в себя и засовывать свои вечно сопливые носы в "первые семьи", называть себя авторитетами и вспоминать время, когда они еще были людьми. А таковыми назвать их уже невозможно, потому что так или иначе, но вся их жизнь подчинена одному приобретенному рефлексу -- найти и пустить по вене. Когда говорят, что наркоман -- это несчастный человек, не верьте. Во-первых, он не человек потому, что ничего человеческого у него не осталось, а во-вторых, он намного счастливее нас с вами, проводя в своем иллюзорном мирке большую часть жизни. Я бы их не лечил, а уничтожал, как инфекционную заразу. Пусть это прозвучит чуть ли не фашистским лозунгом: те, кто сталкивался с наркоманами, поймут о чем идет речь и наверняка меня поддержат. Посудите сами: среднестатистическому наркоману, сидящему на цыганском дешевом ширеве, нужно от 5 до 15 долларов ежедневно, чтобы не подохнуть от "ломки". Заработать такие деньги может не каждый здоровый человек, а наркоша -- и подавно. Где взять, когда организм требует? "Намутить". Среди наркоманов попадаются бывшие спортсмены, выходцы из "золотой" зажравшейся молодежи и даже представители гуманитариев и коммерсантов, которые очень скоро становятся неотличимы от основной серой массы -- что попало, как говорят, "ни украсть, ни покараулить". Спортсмены, которые еще не присели "на систему", т. е. "двигаются" пока еще не каждый день, а время от времени, и в состоянии кого-то грабануть, что-то из кого-то выбить и т. п., этим и занимаются. Молодые ссыкуны грабят бабушек и запоздалых прохожих, "выставляют" квартиры и коммерческие киоски. Те, кто уже "заторчал" по серьезному и теперь ничего, кроме поисков денег или бартера для покупки ширева, его больше не интересует, а здоровье уже не то, да и духа на серьезное преступление не хватает, занимаются "разводом лохов" -- разного рода "кидаловом" (аферами). И еще одно: по статистике, один наркоман за свою недолгую и совершенно бесполезную жизнь втягивает в это болото в среднем от пяти до пятнадцати человек! Вся эта свора недочеловеков -- сплошное преступное кубло, которое представляет собой реальную опасность для любого общества. В Европе придумали, как уменьшить риск роста преступности среди наркоманов: есть специальные места, где конченные наркоманы могут получить "дозу" бесплатно. Нам такая "гуманность" по понятным причинам не грозит, поэтому любой гражданин нашей страны может стать потенциальной жертвой изнывающего от желания "двинуться" наркомана. В момент, когда его никчемный организм просит, он готов пойти на все, лишь бы раздобыть ширево. Многие, отчаявшись найти деньги, идут в милицию и умоляют дать стакан соломы "на раскумарку", взамен предлагая сдать любую известную им информацию о местах приобретения наркотиков. И добрые менты дают, а то и продают наркоту из конфискованных запасов -- чего добру зря пропадать! Кстати, из наркомана, совершившего преступление, практически никогда не выбивают показания. Его просто на два-три дня закрывают в камере, и через некоторое время он готов продать родную мать, лишь бы ему дали "двинуться". Он продает, и ему дают.
Я где-то вычитал, что наркоман никогда не пойдет на серьезное преступление. Чушь. Идут, да еще и на какие! Один бывший боксер под заказ женщины за 500 долларов забил на смерть ее мужа-алкаша. Группа наркоманов убила и расчленила труп приятеля, который "зажал" наркотики, разбросав куски тела по канализационным колодцам. Два молодых наркомана, вломившись в квартиру пенсионерки, замучили ее до смерти, требуя отложенные на похороны деньги... Примеров можно привести еще много.
Конечно, жаль молодых дурачков и дурочек, которых "присаживают" на наркотики наркоманы со стажем с далеко идущими целями. Сначала бесплатно пару раз дают попробовать, а потом говорят, что это все стоит денег -- бери, где хочешь. Выбирают детей из зажиточных семей, и у родителей начинается кошмар... Когда украдены и "продвиганы" все родительские деньги и ценности, а тайное становится явным, этот новоиспеченный наркоман приползает на коленях "на хату", где варят "ширку", и умоляет дать "дозу". Вот тут-то дите и берут в оборот: девочка (а зачастую и мальчик) "отрабатывает" полученные наркотики своим телом, а пацан идет воровать или "на линию" -- грабить поздних прохожих. Таких примеров -- сплошь и рядом.
Запомните: никогда не верьте наркоману, не верьте, что он бросит колоться, никогда не пытайтесь сделать его своим напарником в любом деле. Я видел искренние слезы в глазах многих из них, когда они благодарили Бога и тюрьму за то, что "спрыгнули с системы". Как вы думаете, что они делали в первые часы после освобождения? Правильно: искали ширево и кололись, чтобы снова уйти в свой мир. Их просто нет с нами, и никогда не будет.
Основная масса наркоманов получает маленькие срока (часто их берут за хранение или сбыт наркотиков) -- от года до двух. В тюрьме их недолюбливают, но меня поразила ненависть заключенных и особенно самих наркоманов к торговцам наркотиками. "Они наживаются на нашем горе". Да кто же вас заставляет покупать у них наркоту -- не покупайте! Мало того: что бы вы делали, если негде было купить ваше сраное ширево? Да благодарите этого наркодельца за то, что он не дал вам подохнуть! Нет, бьют, "выламывают" из хат... Ведь известно, что спрос порождает предложение. Другое дело, когда наркоделец в погоне за наживой предлагает наркотики детям и подросткам в школах, уговаривает попробовать и в конце концов "присаживает" их на эту дрянь -- вопросов нет, кара должна быть самой строгой. Но я таких не встречал. Зато не было наркомана, который бы не "двинул" первый раз одного или нескольких новичков. Вот и делайте выводы.
В общем, я могу только посочувствовать тем семьям, в чей дом пришла эта беда. Сколько горя может принести наркоман своим близким! И избавиться от наркозависимости способны только единицы...
Проведя полжизни в тюрьмах и выходя на свободу, основная масса бывших зэков по инерции продолжает жить "по понятиям", а многие так никогда и не могут до конца адаптироваться в "свободском" мире. От безнадеги или от нежелания поменять свой образ жизни они снова совершают преступления и обретают душевный покой, лишь вернувшись в привычные условия зоны. Понять, почему это происходит, можно только уяснив суть замкнутого круга, в который они попадают. Система отработанными способами превращает их в "лишних" людей, создавая на свободе столько социальных и моральных проблем, что большинство из них уже никогда не смогут вновь стать на ноги, даже имея желание "завязать". Вот почему, когда совершено преступление, районные опера первыми "дергают" ранее судимых по похожим делам, прекрасно зная, что таким образом есть шанс значительно увеличить процент попадания при поиске преступника.
Социальные корни имеет и патологическая ненависть простого воришки к "кабинетному" вору и бизнесменам, которые воруют головой, а не руками. Помните монолог волка в мультфильме "Жил был пес"? "А я тут всю жизнь мотаюсь, и никто мне просто так косточки не даст..." Вот так и люди-волки "пашут" на преступной ниве, постоянно рискуя жизнью и свободой, по сути, за гроши, которые они добывают грабежами, кражами и разбоем. Госслужащие и бизнесмены, по их понятиям, сидят в уютных кабинетах и одним телефонным звонком за минуту зарабатывают в тысячи раз больше. Обычная зависть? Наверное, да. Но в тюрьме ненависть доходит до своего апогея и может стать для коммерсанта настоящим адом. Я сам очень осторожно вступал в перепалки по поводу статуса и прав "хозяйственников" в тюрьме. "Вы -- вонючие бизнесмены, это из-за вас я пошел воровать! Вас надо мочить и "ставить" ваши хаты. Наворовали у народа миллионы и жируете". Ох, сколько я слышал подобных разговоров! У меня, конечно, всегда были аргументы в свою пользу, но спорить можно только тогда, когда вы уверены, что у вашего оппонента не "сорвет крышу" и он не бросится на вас с заточкой. Нужно видеть, с какой ненавистью завсегдатаи тюрьмы смотрят на юных бизнесменов, дающих интервью с экрана телевизора. А в мыслях только одно: узнать бы его адрес и грабануть по выходу на свободу...
Интересна в социальном плане прослойка заключенных, которые имеют за плечами уже по несколько "ходок". Это "строгачи" и "полосатики" (соответственно, получившие строгий и особый режимы). Бесспорно, общаться с ними интереснее и легче, чем с молодыми ссыкунами, которые еще не нюхали пороха в уголовной жизни и всеми своими силами стремятся доказать сокамерникам, что они уже чего-то стоят. Обычно у "бывалых" их "мышиная возня" вызывает снисходительную улыбку и желание подучить дурачка уму-разуму. Почти у всех, особенно у тех, кто побывал на "крытой" (длительное тюремное заключение в специальной тюрьме -- "крытке", дополнительная мера наказания по тяжелым статьям или как вид ужесточения режима для неисправимых нарушителей лагерной дисциплины), напрочь расстроена нервная система. Это выражается в бесконтрольных вспышках ярости по отношению к охране, реже -- к сокамерникам, когда возникает спор. Их практически невозможно в чем-то переубедить, потому что они считают себя великими знатоками по всем жизненным вопросам ("Просиди с мое..."). Вам лучше всего следить "за базаром" и иногда поддакивать этим зачастую уникально безграмотным лекциям. Но зато их знания уголовного мира -- глубочайшие.
Меня поразила ненависть, с которой эти зэки относятся к особам женского пола. Большинство из них не имеют семей или потеряли их во время бесконечных скитаний по местам лишения свободы. Какими только эпитетами не награждают они женщин! Единственно неприкосновенной остается мать, в сторону которой я никогда не слышал ни одного плохого слова. На то недолгое время, когда они "откидываются" на свободу, всегда находятся спившиеся существа, только первичными половыми признаками напоминающие женщин, которые и становятся их сожительницами пока эти "бродяги" снова не "упаковываются". Понятно, что ни одна из таких "временных жен" не будет носить передачи и не станет ездить на длительные свидания в зону. Поэтому в тюрьме в присутствии "строгачей" говорить хорошо о женщине считается дурным тоном. Абсолютное неверие в то, что их ждут на свободе, подтверждается часто цитируемой тюремной поговоркой: "Попал в тюрьму -- меняй жену". Попробуйте сказать такому, что ваша жена собирается ждать вас годы! Вы будете высмеяны, и вам расскажут сотни историй о том, как "эти вонючки", пока их мужики "чалятся на киче", пускаются во все тяжкие, с обязательными личными примерами.
Часто молодые "строгачи" пишут письма в службы знакомств в поисках молодой вдовушки или разведенки с квартирой, у которой можно будет по выходу пожить какое-то время. Какие душевные письма получают наивные женщины, как трепещут их сердца в надежде устроить наконец свою разбитую жизнь! Наивные... Поверьте, ничего, кроме кошмарной жизни с ними вас не ждет. В одном случае из десятков тысяч переписка с зэком оборачивается счастливым браком. "Поездив по ушам", ушлый уголовник приобретает в вашем лице возможность получения передач и удовлетворения своих половых потребностей. Пока не выйдет на свободу и не поселится у вас. Через очень короткое время вы ему уже будете в тягость -- он не создан для семейной жизни, да и сама жизнь на свободе быстро отторгнет его, и он снова надолго вас покинет.
Одинокую старушку с жилплощадью ищут себе и вышедшие после 25-30 лет отсидки "полосатики". На старости лет получить городскую прописку и возможность где-то приклонить голову -- это мечта каждого из них, потому что альтернатива только одна: подохнуть в зоне, спецприемнике или нищенствуя где-нибудь на вокзале. Вот только жить они будут по зоновским понятиям до конца дней своих.
Есть хороший анекдот по этому поводу. С "особого" режима вышел зэк и решил жениться. Нашел себе молодку, охмурил и предложил связать судьбы, на что та согласилась. Расписались. Живут. Все хорошо, только не спит он с ней, и все тут. Она и так, и сяк, и приготовит вкусно, и сто грамм нальет -- ни в какую, даже попыток не делает. И вот однажды во время ужина расплакалась она горько, да и говорит ему: "Все хорошо у нас, все ладно. Но объясни, любимый, почему ты меня совсем не хочешь трахнуть?" Он, с грохотом бросив на стол ложку: "Ты что, совсем с ума сошла?! Мы же с тобой вместе хаваем!"
Отверженные
Эта та самая тема, которая почему-то интересует многих, особенно женщин. Кто-то когда-то внушил нашему народу, что в тюрьмах сплошная поножовщина и тотальный гомосексуализм. Сокамерники Знаменного со смехом рассказывали мне на "боксиках" о его дебютном заезде в хату. Как положено, его приняли, указали, на какую нару положить матрац, напоили чаем. Немного освоившись, он задал вопрос, который, видимо, волновал его больше всего: "Мужики, а как нужно себя вести, чтоб в жопу не трахнули?" Народ выпал в осадок...
Раньше я считал гомосексуалистов отверженными и несчастными людьми, несмотря на то, что я достаточно демократичен в этом вопросе и считаю, что каждый вправе выбирать, с кем ему спать. Нетрадиционная сексуальная ориентация кого-то из бомондовской тусовки у меня, как и у большинства нормальных людей, вызывала недоумение и даже некоторое сочувствие. Столкнувшись с этой человеческой проблемой в тюрьме (а там действительно это становится проблемой), я стал относиться к гомосексуалистам так же, как и к наркоманам. Вы спросите почему? Попытаюсь объяснить.
Научные исследования давно доказали, что гомосексуализм имеет генетическую природу и достаточно часто встречается даже в животном мире. Предрасположенный к гомосексуализму мальчик уже в раннем детстве становится непохожим на своих сверстников, выделяясь влечением к девчачьей одежде, игрушкам, играм и проявляя интерес к другим мальчикам как к сексуальному объекту. Должны ли родители бить тревогу? Бесспорно! Психологи рекомендуют отвлекать и направлять такого ребенка в правильное русло, рассказывая и объясняя ему природу нормальных человеческих взаимоотношений. Это, правда, не гарантирует того, что в более зрелом возрасте этот мальчик все равно не станет гомосексуалистом. Но это уже его личная проблема как взрослого человека. Гораздо страшнее, когда взрослые гомосексуалисты помогают такому ребенку "определиться" в его сексуальной ориентации еще в детском возрасте. Сегодня о такой "помощи" можно услышать сплошь и рядом. Это первый гвоздь -- растление и совращение несовершеннолетних.
Гомосексуалисты, как и наркоманы, являются одной из "групп риска", распространяющей СПИД -- это второй гвоздь.
В нашей стране "голубое" движение пока еще в относительном андеграунде. Но близость московской элитной тусовки, уже ставшей "фиолетовой", в которой быть "традиционалом" считается чуть ли не неприличным и иногда напрочь закрывает движение по "звездной" лестнице, все чаще вызывает и у нас попытки подражания. Становится все более модным во всеуслышание заявлять на людях о своей нетрадиционной ориентации. Да и черт бы с ними! Вот только проблема в наших с вами детях-подростках, которые, наслушавшись из уст своих любимых кумиров призывов к однополой любви, видя их женоподобные движения и слыша манеру говорить, считают это модным, крутым и активно перенимают. Недавно прочел в Интернете интересную статистику: среди опрошенных российских девушек-студенток 87% (!) считают лесбийские отношения вполне приемлемыми, 71% вполне терпимо относится к гомосексуализму. Среди опрошенных студентов-юношей терпимо к гомосексуальным отношениям относятся 48% и 78% не против, если две девушки любят друг друга... Это третий гвоздь.
Так или иначе я коснулся сексуальной темы. В таком случае нужно поговорить и об этой душераздирающей проблеме. Тюрьма -- это место, где человек не только лишен свободы передвижения на неопределенный период, но и не способен удовлетворять свои половые инстинкты. Кто-то скажет, что там хватает проблем и без этого. Конечно, но когда человек сидит под следствием месяцами, а иногда и годами (я не знал никого, кто бы по самой легкой "делюге" отсидел в Харьковском СИЗО меньше трех месяцев), хотел бы я посмотреть на этого скептика! Это в нормальной стране сразу после окончания следствия в тюрьме разрешены свидания с женой, и для этого есть специальные комнаты гостиничного типа. У нас длительные свидания с семьей (от суток до трех) предоставляется только в зоне раз в три месяца. А до этого ваши сексуальные проблемы являются вашим личным делом.
Кстати, такое же отношение к человеку у нас наблюдается и в армии. Это сейчас служат по полтора года, а когда-то служили по два, а до этого по три, и разбрасывали солдатиков по всему Союзу, часто за тысячи километров от родного дома. Никому в "совке", да и сейчас, почему-то не пришла в голову мысль, что солдат тоже мужчина, причем молодой, пышущий здоровыми инстинктами и нерастраченным адреналином. Самое гениальное, что смогли придумать генералы -- подсыпать в солдатский кисель бром. Не помогало. И бегали служивые в увольнениях с высунутыми языками в поисках сговорчивых девчонок, согласных "разгрузить" переполненный энергией организм...
Как-то попался мне на глаза интересный документ -- дореволюционный указ для царской армии за подписью царя Александра третьего. В нем личному составу воинских частей в приказном порядке предписывалось не менее одного раза в неделю организованно посещать публичный дом "... дабы от психической неудовлетворенности не пострадала боеспособность армии". Контроль за обеспечением бесплатного обслуживания обитательницами публичного дома "нужд армии" был возложен на начальника жандармерии города, а из муниципальной казны хозяйке публичного дома поступала денежная компенсация. Вот так. И еще один исторический пример. При армии Александра Македонского всегда находилась другая армия -- проституток, которые в длительных завоевательных походах не только делали всю необходимую работу по приготовлению пищи и оказанию помощи раненым, а и обслуживали солдат в постели. О нравах тех времен история рассказывает много и подробно, поэтому известно, что, кроме женщин, за армией гнали еще и большое стадо коз, служивших не только пищей, но и для удовлетворения легионерами половых потребностей. Упустим морально-этическую сторону всего этого -- зато какая забота о простом солдате!
Но вернемся в тюремные застенки. Конечно, никто не занимался самоудовлетворением в присутствии нескольких пар глаз. Если что-то и происходило, то поздно ночью, украдкой и без единого звука. Ничего постыдного в этом, в сущности, нет. На мой взгляд это даже менее стыдно, чем справлять большую нужду на глазах у всей камеры. Однако все "шифровались", как могли. Кто-то, уверен, пытался длительное время воздерживаться, но последствия таких воздержаний для мужской потенции могли быть самые плачевные. Поэтому основная масса, особенно тех, кто уже долго "чалился", не упускала малейшей возможности "передернуть затвор" ("потаскать за шею гуся", "подраконить"). В принципе, если даже вас "застукали на горячем", никакая кара, кроме подколок и шуточек, вам не грозила.
Некоторые заключенные, которые хорошо "стояли по деньгам", могли позволить себе договориться с операми и на несколько часов устроить себе в допросном кабинете или кабинете опера свидание с любимой или какой-нибудь подследственной с пятого корпуса, тоже заплатившей денег за "перепихон" с "нормальным пацаном", или оперской проституткой (тогда такое свидание стоило от $50 до $100). Можно было "решить вопрос" и с контролером бани, который на час запускал пару пацанов к паре девах в банный зал. Рассказывали, что даже банные шныри тоже делали свой бизнес, протаскивая "телочку" в мужской зал через сливной колодец, пока их не взяли за задницу. Воистину велики природные инстинкты! Пару раз, когда нашу камеру вели в баню, неожиданно за углом мы натыкались на идущих из бани женщин. Нас тут же строили лицом к стене, и они проходили с шуточками мимо. Но каждый чувствовал их спинным мозгом... Разговоров потом было на целый день. Уверен, что и у них тоже.
Подследственные с открыто нетрадиционной сексуальной ориентацией представляют собой незначительную прослойку среди обитателей следственного изолятора. Их называют "петухи", "гребни" или "пидоры", хотя мне до сих пор не понятна этимология первого названия. Слово "петух" вроде как мужского рода, а таких зэков в самую пору называть чем-то женским... Ну да ладно, примем это как исторически сложившийся факт.
"Петухов" тоже можно разделить на пришедших со свободы и открыто объявивших о своей ориентации, на ставших таковыми в местах лишения свободы по убеждению или по безнадеге и "опущенных", т.е. изнасилованных. Заходя в обычную камеру, "петух" обязан объявить о своей проблеме, после чего ему укажут место. Это всеми гонимое и презираемое существо. В общих камерах "петухи" обычно спят под нарами, питаются из отдельной посуды и ни в коем случае не за общим столом. На дючку они ходят как все, но их могут заставить ее убирать. "Петуха" нельзя ударить рукой, только ногой, с ним нельзя здороваться за руку, чифирить, курить одну сигарету. Он может "добить" только ваш бычок. Нельзя меняться с ним одеждой, брать любые его вещи, в том числе еду, которая приходит в его передаче. Зэк, скрывший, что он "петух", моментально становится вне закона. Наказание будет самым жестоким, вплоть до убийства. "Петуха", особенно попавшего в общую камеру, могут заставить выполнять его "прямые обязанности" -- разгружать сокамерников оральным способом или подставляя задницу. Многие заключенные с приличными отсидками не гнушаются "нырнуть в шоколадную дырочку" или "дать на клык" "петуху", особенно если это молодой пацан. При всей дикости и ненормальности такого способа полового удовлетворения, я не вижу никакой разницы между "петухом" и тем, кто имеет с ним близость. В сексопаталогии есть четкое деление гомосексуалистов на активных и пассивных, при этом и те, и другие все равно называются "гомосексуалистами". Но попробуйте сказать об этом в тюрьме -- убьют! Если вы имеете "петуха", то "во время того, как" он перестает быть неприкосновенным. После полового акта все правила начинают действовать снова.
"Петух" в нормальной камере -- ЧП, по режиму не положено, поэтому начальство старается сбагрить его в специально отведенные для них хаты. Я уже говорил, что о тамошней жизни рядовому заключенному известно мало. Говорят, что им там хорошо: все одинаковые, живут дружно, спят парами, никто друг друга не унижает, хотя я в это не верю -- везде есть свои лидеры и аутсайдеры.
Кроме классического изнасилования, арестанта могли "опустить", помочившись на избитого или облив мочой из емкости; при свидетелях проведя по лицу и губам даже находящегося в бессознательном состоянии зэка половым членом; заставив его целовать дючку, половые органы, пить мочу, есть фекалии.
Однажды к нам в камеру "заехал" восемнадцатилетний ссыкун по имени Леша -- наркоман с квартирной кражей, дальний знакомый по району нашего Лиса. Чувствуя поддержку авторитетного приятеля, это несчастье быстро освоилось и даже стало хамить старожилам камеры, в том числе и мне. Я чуть из-за этого с ним не сцепился, но потом он немного успокоился и мы зажили обычной тюремной жизнью. Прошло недели три. И вдруг ночью меня будят: "Вставай, есть разговор". Вся камера уже была на ногах, а Леша сидел на корточках около паруса с опущенной головой. Оказалось, пришла малява от знакомых Лиса, которые знали этого Лешу по свободе, где говорилось, что он "петух". Я был в шоке. Леша подробно рассказал, как его два года назад "присадили" на иглу, а потом, когда негде было взять денег, он отрабатывал дозы, по очереди вместе с какой-то девчонкой делая минет наркошам на наркоманской малине. А потом его и "облокотили". Лис, естественно, рассказал бедняге что положено с ним сделать за то, что он не объявил об этом сразу, и Лешик до невозможности усрался. Мне стало противно все это слушать, да и спать хотелось, и я завалился на нару. Проснулся я под утро от какого-то движения. Нара Лиса была завешена, и мне было видно, как Лешик над ним "трудится". Все это было настолько отвратительно, что я накрыл голову подушкой, лишь бы не видеть и не слышать происходящего. Утром Лешик уже лежал под нарой Лиса, а тот, довольный, рассказывал, как хорошо, когда в хате есть молоденький "петушок", приводя красочные примеры из своей "каторжанской" жизни.
Слава Богу, в этот день нашу камеру дергал опер, и увидел под нарой Лешика. Никакие уговоры Лиса на опера не подействовали, и в этот же день к моей радости несчастье было отправлено в "петушатню", где ему было самое место. Лис потом еще долго жалел, что Лешика перевели, вспоминая, как нежно и умело он "это делал"... Что ждет его потом? Приговор, зона и спецотряд для "петухов" и "обиженных". Все то же отдельное питание, скорее всего работа шнырем и, возможно, ввиду его молодости, теплые объятия какого-нибудь сидящего большой срок зэка. Думаю, после его выхода на свободу его ориентация уже не изменится.
Старые зэки рассказывали, что в довоенные времена не существовало понятия "опустить", это пришло вместе с послевоенным "ссучиванием" зон, когда менты столкнули лбами воров и сук. Вот тогда суки стали "опускать" воров и политических по заданию оперативных частей лагерей. С помощью верных сук менты стали жестко и эффективно контролировать зоны. Тогда же ими были введены "масти" (татуировки), по которым им легче было определять род занятий, количество судимостей и места, где арестованный отбывал срока. Они же ввели понятие "вор в законе", "крещеный вор". "Настоящему вору не нужно быть ни в каком "законе", -- говорил мне на пару недель заехавший к нам в камеру дед Коля с семью судимостями. -- Сам его образ жизни подтверждает, что он вор. И если его знают как правильного по воровской жизни человека, то ему больше ничего не нужно, чтобы стать авторитетным и уважаемым. А сейчас куда ни плюнь -- "вор в законе". Вот только с мусорами в десна целуются, да все чаще слышу, что многие бабки платят за то, чтобы их "крестили"... Эх... Ну, а как можно стать "вором", ни разу не побывав на тюремных нарах? А "масти" какие бьют? Раньше за каждую "партачку" (неудачную татуировку) нужно было ответ держать. Сейчас гляньте -- и эполеты, и церкви с куполами, и пауки какие-то, и целые иконостасы... Да большинство не знает, что там у него набито! Дурачье, лепят для понтов галимых, да метки для мусоров..."
Я поначалу был удивлен, что все эти разбивки по "мастям", "понятия" и другой бред не выжигаются каленым железом, а как-то вяленько, нехотя пресекаются. В конце концов я понял, что на самом деле все это тщательно поддерживалось тюремной администрацией и находилось под ее неусыпным оком. И мне стало даже жаль всех этих в сущности недалеких людей, так легко попавшихся в расставленные Системой сети, продолжающих жить "по понятиям" и создавающих себе дополнительные трудности в и без того тяжелой арестантской жизни.
"Малолетка" и женский корпус
Рассказать о пятом корпусе, который тогда был "приютом" для малолеток и женщин, я могу только с чужих слов.
Корпус также был четырехэтажный, два первых этажа -- камеры, рассчитанные на 12 человек, в которых под следствием содержались подростки, не достигшие 18-летнего возраста. На третьем и четвертом этажах своей судьбы ожидали женщины. Камеры пятого корпуса никогда не пустовали и обычно были забиты подследственными под завязку.
В камерах малолетних преступников обязательно должен был сидеть один взрослый подследственный -- "пахан", который следил за порядком. Я так и не понял, как опера вербуют паханов, но в основном это были судимые впервые "мужики", которым, думаю, были обещаны какие-то поблажки. В зоне тех, кто был паханом на "малолетке", могут "загнать за Можайск", т.е. сделать изгоем, "обиженным", поэтому я слышал, что почти все они остаются при тюрьме в "рабочке". Сами малолетки паханов презирают и всячески стараются ущемить. В обязанности "пахана" входит немедленный вызов контролеров и опера в случае любого конфликта или запрещенного действия в камере. Курить в камерах для малолеток запрещено, но пахан курить может. Практически все из этих несчастных, выброшенных на улицу детей пить, курить и говорить начали одновременно, поэтому несговорчивый и "правильный" пахан был как кость в горле. Но стоило ему дать малейшую слабину, как он тут же попадал на крючок к смекалистым пацанам и начинал плясать под их дудку, а в камере начиналась лафа. Если пахана уличали в несоблюдении возложенных на него обязанностей, его тут же заменяли на другого. Бывало, что малолетки избивали или "опускали" своего пахана за то, что он уж слишком рьяно соблюдал режим.
На шмонах у детворы отбирают сигареты, чай (чифир пить тоже запрещено) и остальное -- как у всех. За каждую провинность камеру нещадно "убивают". Со мной в "осужденке" сидели поднявшиеся "на взросляк" пацаны, которые показывали мне темно-фиолетовые синяки и вздувшиеся гематомы от "дубиналов", жуткие шрамы на запястьях от забиваемых ногами наручников.
Кстати, забивание наручников -- один из излюбленных приемов у ментов всех мастей, о котором я забыл рассказать. В основном применяется в местах лишения свободы, потому что последствия для арестанта весьма плачевные -- шрамы остаются на всю жизнь. Наручники устроены так, что их можно затягивать только в сторону уменьшения диаметра охвата кисти. Забивание происходит следующим образом: на брошенного на пол заключенного надевают наручники, после чего, удерживая его руки, каблуком сапога бьют по окружности, максимально затягивая охват "браслетов". Забивают так, что из-под лопнувшей кожи брызжет кровь, а металл доходит до кости.
Так вот, провинившуюся камеру выводили "на коридор", ставили лицом к стене, и каждый получал по несколько ударов резиновой дубинкой по ягодицам и задней части бедер. Кого хоть однажды били "демократизатором", тот знает, насколько это больно. Если в камере случалось ЧП (кто-то с кем-то подрался, побили "пахана" или просто "от скуки" бунтовали -- такое на "малолетке" не редкость), то "убивали" гораздо жестче: подвешивали в наручниках и били до тех пор, пока "клиент" не терял сознание или, простите, не делал в штаны (очень серьезная бочина). Часто нарушителя режима выводили зимой в холодную баландерскую комнату и голым приковывали наручниками к трубе на всю ночь (в карцер несовершеннолетних садить запрещалось).
После получения приговора суда осужденный малолетка ожидал утверждения приговора и этапа в зону в своей камере. Когда выходила очередная амнистия, она касалась в первую очередь женщин и несовершеннолетних, осужденных за преступления легкой и средней тяжести. Большинство из них под нее попадали и уходили на свободу раньше положенного срока.
Говорят, что именно из колоний для малолетних преступников вышло понятие "беспредел". Скорее всего, так оно и есть, потому что творящееся, например, в нашей Куряжской колонии описать пером невозможно. Я слушал рассказы тех, кто прошел "малолетку", и диву давался, до какой степени можно унижать и топтать оступившихся детей, с садистским наслаждением вбивая, в буквальном смысле этого слова, в их головы маразматические "понятия" и всячески поощряя самые отвратительные человеческие качества. "Бугры" (из старших по возрасту) избивают за малейший проступок -- курение, неуспеваемость в школе, нарушение формы одежды и т.п. Университеты, которые они там проходят, настолько угнетают формирующуюся детскую психику, что большинство из них почти сразу после освобождения снова оказываются за решеткой. Достигнув восемнадцати лет, малолетний арестант "поднимается на взросляк", т.е. переходит на обычную зону общего режима.
Зона для малолетних преступников -- это совершенно отдельная тема, которой я бы не хотел особенно касаться, ввиду ее специфичности.
Еще меньше мужской половине следственного изолятора было известно о заключенных женщинах. Некоторые ранее судимые сожительствовали с отсидевшими женщинами, но особенно распространяться о постанове на женской половине тюрьмы не хотели, а, может, и не знали.
О женских лагерях много написано и показано документальных фильмов по телевидению. Конечно, как и "малолетка", это одна из самых болезненных тем исправительно-трудовой системы. На территории Харькова находится печально известное учреждение исполнения наказаний N 54, где отбывают свой срок женщины. Вообще наша область не последняя в Украине по количеству зон -- их у нас аж восемь ("малолетка" в Куряже, женская УИН N 54 на Сортировке, общего режима (ныне -- специализированная туберкулезная) УИН N 17 в Шебелинке, усиленные -- УИН N 12 на Основе и УИН N 18 на Холодной горе, строгие -- УИН N 25 на Алексеевке, УИН N 43 на ХТЗ и УИН N 100 в Новой Водолаге). Во как заботятся о нас с вами наши защитники! Типа, места всем хватит, добро пожаловать.
Женские камеры находились над "малолеткой", и поэтому женщины часто "грели" пацанву чаем и куревом, опуская к ним "коней". Несовершеннолетним разрешалось получать более тяжелые передачи, поэтому еды у них было хоть завались, чем с удовольствием пользовались разбитные бабенки, выменивая на колбасу и сало сигареты и чай. Зэчки никакими особыми льготами в тюрьме не пользовались. Опера (тоже женщины) тщательно следили за тем, чтобы у них не было никаких контактов с мужчинами, потому что беременных содержать в СИЗО запрещалось. Но это правило, как и многие в тюрьме, тоже можно было обойти за соответствующую мзду, о чем я писал выше.
В женской уголовной среде тоже существуют свои "понятия", "масти" и законы. К сожалению, мне очень мало об этом известно. Так же, как и у мужчин, кто-то занимает лидирующие позиции и "рулит хатой", кто-то живет "середнячком". Кого-то "опускают", загоняют, под кого-то подсаживают оперских "кур".
Проблемы тюремной антисанитарии и гигиены у женщин стоят особо остро. Среди них, как и среди мужчин, есть свои чуханы и бомжихи, совершенно не следящие за собой и распространяющие всякую гадость. Их ненавидят, заставляют спать около дючки, мыться и провариваться, чего добиться от этих давно опустившихся существ не просто. Попкарши, которые работали на пятом корпусе, рассказывали, что в женских камерах не выветривается характерный неприятный запах, хотя камеры обычно убраны и даже на "решке" висят самодельные занавесочки.
Набор статей, как правило, у женщин практически не меняется. Сидят "за растрату"; убийство мужа, любовницы мужа, ребенка (этих презирают и "опускают"); очень много наркоманок с сопутствующим набором статей -- от хранения и распространения наркотиков до кражи, аферы, разбоя и даже убийства с целью ограбления. Хватает профессиональных аферисток, воровок.
Всех их с распростертыми объятиями ожидает одна из женских зон, где сидят вместе малолетние преступницы и неоднократно судимые. Шикарная школа для подрастающих девчонок... Беременных, признанных судом виновными, прямо в зале суда берут под арест и, как правило, отправляют на "мамочку" -- специальную женскую зону в Одессе, где они рожают и воспитывают детей, отсиживая свой срок.
"Осужденка"
В СИЗО в родной камере мне посочувствовали, поругали мусоров за беспредел и каждый задумался о том, что ждет его впереди.
Не прошло и недели, как меня "заказали с вещами". Лис виновато улыбался, и я прекрасно понимал, что меня переводят в "осужденку" потому, что операм в этой хате я уже не нужен: мое место займет кто-то другой, которого Лис будет "крутить". Тем не менее я с горечью попрощался.
Перевели меня в общую хату в этом же корпусе и даже на этом же этаже в конце коридора, где народ дожидался ответов на кассационные жалобы, вступления приговоров в законную силу и отправок на зоны для отбывания назначенных судом сроков лишения свободы.
Меня вместе с четырьмя новенькими подтянули в круг, заварили чай и начали "пробивать". Каждый рассказывал о себе, ему задавали вопросы. Человека три из камеры меня знали, поздоровались. Хатой руководили молодые пацаны, "смотрящим" тоже был молодой хлопец. Постанова в хате, благодаря ему, была грамотная, не беспредельная, в отличие от большинства камер первого корпуса, о чем мы были сразу предупреждены. "Первая семья" ни у кого ничего не отбирала, говорилось так: считаешь нужным -- сам дашь, если не жалко. С передач обязательно часть курева и чая нужно было отсыпать на "общак": многие "кабанов" не получали, поэтому такая "постанова" для них была очень выгодна. Свою передачу я мог съесть сам или разделить ее с тем, с кем посчитаю нужным.
Мне указали место на втором этаже над "второй семьей", что меня вполне устроило. В камере, рассчитанной на пятьдесят два человека, находилось девяносто шесть (один раз набили сто двенадцать -- караул!). Контингент менялся постоянно, массовый выезд на этапы был два раза в неделю, хотя народ со всех корпусов подбрасывали ежедневно. Естественно, вши, туберкулез, чесотка... Я тогда еще не знал, что пробуду здесь долгих пять месяцев. Снова пришлось привыкать "пробиваться" утром и вечером, а через некоторое время я с ужасом обнаружил, что подцепил чесотку.
Из нас в "осужденку" не попал только Знаменный: жена заплатила, чтобы его оставили на "тройниках" в его камере до этапа на зону.
На примере "осужденки" можно описать общие хаты первого корпуса, хотя те, кто там сидел, говорят, что обстановка там гораздо хуже. Куда уж хуже-то?!
Помещение размером 10 х 20 метров было похоже на муравейник: здесь одновременно ходили, сидели и лежали около сотни человек. Их голоса сливались в сплошной гул, не умолкающий ни днем, ни ночью. Спертый воздух, пропитанный запахом тел, нестиранной одежды, туалета и мутно-синий от постоянно висящего огромного облака табачного дыма. Редкие дуновения холодного воздуха (на дворе был январь) из трех окон, в которых практически не было стекол, абсолютно не способствовали улучшению вентиляции. (Рассказывали, что на первом корпусе есть хаты, где вообще по два окна. Не могу себе представить, как там можно выжить...) Телевизор в "осужденке" -- редкость. После приговора хозяева телевизоров стараются отправить их на волю или промутить: на зоне все равно он будет сдан на хранение или возвращен родственникам.
Самая большая и постоянная проблема в общей хате -- курево. Чай тоже, бывало, отсутствовал, но это так сяк еще можно было пережить, но когда заканчивалось куриво -- это было ЧП, которое "первая семья" обязана была ликвидировать. Так случилось, что на второй неделе курево у нас в хате закончилось, а смена на коридоре как раз была такая, с которой "смотрящий" и "первая семья" почему-то не нашли общего языка. За два года, проведенных в этих застенках, я знал уже абсолютно всех контролеров, а они знали меня. Вопрос с "ногами" и куривом я решил за пять минут, обеспечив на два дня хату целым кулем табака, натрушенного из бычков. Радости было... А меня "подтянули" к братве, угостили чифиром, и с тех пор зауважали. Мне-то было все равно, лишь бы не мешали спокойно сидеть. Кстати, в связи с моим хорошим знанием Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов, многие просили меня написать кассационные жалобы, что я и делал с завидным постоянством. И если учесть, что я постоянно кому-то что-то рисовал -- открытки, "марочки", просто рисунки, мне некогда было поднять головы, и время для меня летело намного быстрее, чем для остальных.
Во время свидания с женой, мы решили с ней вопрос по грядущей конфискации имущества. Дело в том, что сразу после закрытия дела к ней пришли менты и переписали все, что можно было потом забрать. Эта бумага легла на стол судебным исполнителям, которые после вступления приговора в законную силу, должны были явиться к нам домой и вынести все крупные вещи (за исключением одежды и всякой мелочи), принадлежащие мне. Естественно, никто ничего отдавать им не собирался. Жене посоветовали просто вывезти полквартиры, а потом сказать, что нечем было кормить детей и пришлось все продать. Это, в крайнем случае, конечно, прокатило бы. Но дело в том, что еще на третий месяц моего ареста доблестные следователи прокуратуры явились к нам домой и, написав, правда, расписку о выемке вещественных доказательств (до сих пор не могу понять: доказательств чего?!), якобы приобщили к делу два моих видеомагнитофона и коллекцию из 350 видеокассет. Мне жаль было оставлять им все это! Ко всему, как выяснилось в ходе судебного разбирательства, ничего из изъятого вообще не было приобщено к делу, и в материалах отсутствовал протокол выемки моих видеомагнитофонов, видеокассет и изъятого ранее телевизора. Ну не уроды? Два года семья смотрела малепусенький эстонский автомобильный телевизор с напрочь севшей трубкой. Зато моя аппаратура во всю использовалась для просмотра видеозаписей допросов, кассеты были частью перезаписаны, а частью растащены по домам работниками прокуратуры. Смысл был побороться за телевизор и за один видеомагнитофон. Как это делается, я вычитал в Уголовно-процессуальном кодексе. Жена, в связи с вынесенным мне приговором и назначенным сроком лишения свободы, могла подать в суд на раздел имущества. По закону ей полагается ровно половина от совместно нажитого. На свидании я подробно объяснил ей, как это сделать, и она еще проконсультировалась с адвокатом. При подаче в суд иска она написала список того, что, по ее мнению, принадлежит ей. Пришлось пожертвовать видеокассетами, одним видеомагнитофоном, старым столом и тремя стульями (естественно, последнее никто отбирать не стал). Иск судом был удовлетворен, и ей выдали бумагу, по которой прокуратура обязана была вернуть со склада вещдоков принадлежащие моей жене вещи. Но когда она, предъявив постановление суда, потребовала все это, ей в грубой форме отказали. Она со слезами рассказала мне об этом на втором свидании, и моему возмущению не было предела. Ладно, она просто попросила бы вернуть все обратно, но похерить постановление суда! Я сказал, чтобы она шла на прием к городскому прокурору и потребовала все снова. В случае, если и он начнет что-то рассказывать, пусть прямо там берет бумагу и пишет на него жалобу в Генеральную прокуратуру. Так она и сделала. Прокурор города тоже пытался помешать выполнению постановления суда, но жена пригрозила, что напишет жалобу. Он, крякнув от досады, тут же куда-то позвонил, и вечером того же дня все привезли к нам домой. Телевизор был еще теплым -- у кого-то его, видно, забрали прямо из дома (почему-то мне кажется, что у него). Ну как после этого можно их уважать? Как?!
Вскоре нашего "смотрящего" забрали на "этап", и он оставил вместо себя преемника -- молодого, вдумчивого и рассудительного пацана по кличке Ежик, с которым мы часами вели "умные" беседы на разные жизненные темы. Вообще, постанова в нашей хате была правильная, и всякое дерьмо, которое время от времени заплывало к нам с первого корпуса, моментально ставилось на место. Ежик часто подтягивал в круг и меня, когда нужно было "определить" новенького, хотя я этого не любил и старался не влиять на решения "первой семьи". Единственный раз, когда я вмешался, стоит отдельного рассказа.
Заехал как-то к нам с первого корпуса какой-то девятнадцатилетний урод-регбист двухметрового роста по имени Гешик. К тому времени в "первую семью" набились "мурчащие" наркоши, которые от нечего делать целыми днями искали себе жертв среди мужиков для словесного "развода по понятиям". В хате никто не велся, поэтому они в основном ждали новеньких. Гешик у себя в камере был в "первой семье", которая беспредельничала, как могла. Он разъел себе огромную репу на чужих передачах, хотя и сам получал со свободы "дачки" от матери. Заехав к нам, он думал, что и у нас такая же постанова, да не тут то было. Попытавшись отнять у кого-то еду, он был поставлен на место, а его возмущения канули в тихой, но убедительной речи Ежика. Почти смирившись, но до конца так ничего и не поняв, Гешик стал трескать баланду и то, что ему удавалось выпросить или выдурить у сокамерников.
Однажды к нам прямо из зала суда забросили молодого пацана. Он был на подписке о невыезде и суд приговорил его к году лишения свободы. Он был арестован прямо там и сразу отправлен в "осужденку". Обалдевший, с глазами как у загнанного в угол зверька, он сидел в кругу в "цивильных" шмотках и что попало лепетал на сыпавшиеся со всех сторон вопросы. Это было под вечер, меня что-то сморил сон и я улегся на нару.
Проснувшись через пару часов, я увидел хитрые морды, которые посматривали в конец второго яруса, где были задернуты шторки. С трудом соображая, что происходит, я поинтересовался у ребят: "А там Гешик новенького кормит!", ответили мне. Я моментально проснулся и кинулся будить Ежика. "Ты что, с ума сошел?!" "А что такое, он сам виноват!" "В чем он может быть виноват, ведь он понятия не имеет как себя здесь надо вести!" "А ты слышал, что он рассказывал?" Оказывается, этот дурачок, когда наркоши спросили его насчет "свободной любви" на свободе, рассказал, что у него с его девушкой не было никаких табу, и красочно описал все подробности. Ему моментально присели на ухо, и зачесали, что он запорол серьезную бочину, и теперь ее можно отработать только одним способом -- сделать минет. Я представляю себе, что ему рассказывали, потому что он в конце концов согласился. Нормально?! Гешик, как выяснилось, сыграл во всем этом главную роль и первым же полез "наваливать на губу" этому безмозглому идиоту.
В это время с нары слез довольный Гешик. О его тупую голову я готов быть разбить любой тяжелый предмет. А некоторые уже с интересом посматривали на задернутые шторки. Я попросил Ежика собрать круг, и он нехотя согласился. Говорил в основном я, и моя речь сводилась примерно к следующему: какое вы имели право "опустить" пацана, определить его дальнейшую жизнь? Кто дал вам право решать его судьбу? Кто теперь за это ответит? Гешик сидел обалдевший и с идиотским видом хлопал глазами.
Наркоши пытались возражать, и мы с ними зацепились. Но я таки нашел тогда слова и убедил в своей правоте Ежика, который согласился со мной и спросил, что же теперь нам нужно делать. Вариант был только один: немедленно убрать "петуха" из камеры. Большинство разделяло мое мнение, и я пошел звать корпусного. Когда он пришел, я в двух словах объяснил ситуацию, упустив подробности, мол, он по свободе такой был. Через полчаса его заказали с вещами, и говорят, что он остался на "рабочке". И слава Богу. А Гешику на зоне пришлось туго, это я точно знаю.