После стука дверь открывается и в зал входит молодой, гладко выбритый поручик. Обер-офицер на некоторое время замирает, осматривая помещение и не узнавая прежних очертаний. Швецов без лишних сантиментов и упрашиваний реквизирует бальный зал, превратив в штаб. Многочисленные картины, приобретенные у известных художников сняты и укрыты бумагой, величественные античные статуи по варварски растасканы по углам. Центр зала занимает длинный стол, облепленный многочисленными картами и чертежными приспособлениями. Кроме Алексея Швецова с начальником штаба собираются все ротмистры, даже вызванный из Федоровки Розумовский.
Наконец поручик щелкает каблуками и щегольски вскидывает подбородок в поклоне.
- Господа офицеры, - громко говорит он и в опустевшем, некогда цветущем жизнью зале голос раздается, как в пещере, - городской телеграф не работает. Связи нет ни с Екатеринградом, ни с ближайшими поселениями.
Подполковник выслушивает доклад, поглядывая в сторону окна. Симерия содрогается от залпа сотен пушек, сегодня каждый в Ольхово просыпается, вздрагивая в постели от взрывов снаряд. Пусть далеким гулом, но начавшаяся полтора часа канонада не думает сходить на нет.
- Благодарю, поручик, - глухим голосом говорит Швецов, растирая мигающие от недосыпа глаза, - вы можете идти.
Рассевшиеся на покрытых золотом и оббитых парчой стульях, офицеры ерзают, поглядывая друг на друга.
- Курите, - откинувшись на спинку, дает долгожданную отмашку Алексей, обычно не переносящий запаха табака.
Ротмистры оживают, с энтузиазмом зашушукавшись и шурша кисетами. Кто-то достает папиросы, Розумовский не расстается с трубкой. Пока присутствующие пыхтят никотином, Швецов использует паузу для раздумий.
"Если они целый взвод незаметно провели, - думает он, постукивая пальцами о стол, - то более компактные группы сейчас шныряют, как крысы в подвале"
Однако помимо уже наверняка действующих диверсантов, кое с чем нужно разобраться немедленно.
- Господа, - привлекает внимание Алексей, - мы отрезаны от внешнего мира. Что делать батальон должен решить самостоятельно. Письма разосланы, но ждать нельзя, дорог каждый час.
- Так, а шо тут робыть, - выпуская дым, командир третьей роты даже не смотрит на подполковника. - Приказы мы и так от начальства получыли. Сидеть тут ничого, нам к Нике давно пора двигаться, крепость выручать.
Обер-офицер поднимает в немом вопросе глаза на остальных ротмистров, вызвав гул одобрения. Этого Швецов и опасается, созывая экстренное совещание. Ох уж этот южносемирейский темперамент. Бульбаш хороший командир, пылкий и храбрый, но сейчас не время для лихачества.
- Я, - осторожно начинает подполковник, сцепив пальцы, - предлагаю остаться в Ольхово.
Скрипнув ножками стула, южанин вскакивает.
- Це трусость, пане пидполковник, - выстреливает он, тряся обвислыми щеками.
- Великий князь оставил нам четкие инструкции на такой случай, - менее яростно, но твердо напоминает Розумовский, грызя трубку. - Наш батальон единственный ближайший резерв для крепости.
Майор Максим всю перепалку сидит тихо, флегматично рассматривая ногти.
- А вот я согласен с командиром, - неожиданно говорит он, мягко и с улыбкой, закрыв однако всем рты. - Корпус нужно было выдвигать как минимум неделю назад, всякие маневры в полной неизвестности считаю губительными. Это раз. Второе, - палец указывает на молча севшего Бульбаша, - с чем вы, господин, собираетесь идти к границе? По бумагам мы конно-механизированный батальон, но у нас ни единого танка и бронемашины. Выводить кавалерию в голое поле против готов? Это ваш план?
- Драгуны остаются в Ольхово, - вооружившись поддержкой, берет быка за рога Швецов. - Великого князя тут нет и чем занят корпус мы тоже не знаем. Но Ольхово важный узел, это железная дорога и контроль переправы. Закрепимся и займем оборону, сейчас главное окопаться. Константин Константинович, - кивает он Розумовскому, - на вас скорее всего последует первый и главный удар.
Отпустив офицеров, Швецов выходит на балкон. Еще недавно сюда выкатывалась шумная, смеющаяся компания лордов и дам. Вооружившись шампанским, пары смотрели на звезды или радовались восходящему солнцу, веря в завтрашний день. Сцепив руки за спиной, Алексей упирает взгляд на запад. Звезды падают с небосвода и солнце теряет блеск - смерть царит в этих землях. Горизонт затянут дымом пожаров, даже с такого расстояния видно зарево, пылающее на границе.
- Вы все еще рекомендуете не посылать больше людей в Федоровку? - говорит подполковник, возвращаясь внутрь.
Максим по прежнему стоит, склонившись над столом и водя пальцем по карте.
- Мы не знаем, что творится на флангах, - он дергает щекой. - Меня вот, что больше беспокоит, - майор постукивает по карте, - высота двести и три. Если враг ринется прямо по главной дороге оттуда открывается отличный обзор, как на подходы к Ольхово, так и сам город.
- Разве мы можем так распылять силы? - неуверенно говорит Швецов.
Штабс-офицер наливает из графина, выполненного в восточном стиле с длинным тонким носиком кофе, себе и майору. Напиток давно остыл, но Максим всасывает содержимое, не заметив вкуса.
- Отдавать такие подарки колбасникам преступление, - говорит начальник штаба, - но вы правы, больше взвода туда послать мы не сможем.
- Бульбаша? - Алексей смачивает губы в кофе и сморщившись отставляет чашку. - Боевого духа ему точно не занимать.
- Голова уж больно горячая, а там тихо нужно сидеть и носа не показывая. Предлагаю от Корнилова людей выделить. Он хоть и молод для ротмистра, - настаивает начальник штаба, видя скепсис в глазах Швецова, - но не по годам осторожен. Уж я знаю, парень всю курхскую прошел с нами.
- Тогда я вынужден просить вас, господин майор организовать занятие высоты. У меня идея, как лучше использовать шахту, но завтра может быть поздно.
Федоровка. Ок. 10 - 00
Лопата едва ли на половину погружается в землю, с трудом выталкивая кусок породы. Григорий с сожалением смотрит на инструмент, поглаживая быстро обрастающую щербинами заточку. Не понятно, как Федоровцы умудряются вырастить на участках хоть что-то для прокорма. Не земля, а нагромождение камней и целой паучьей сети корней. Хорошо, люди не противятся и отдают землеройкам лопаты и прочий инструмент - своего у драгун в обрез, а работы начать и кончить.
- Копаю, копаю, - ворчит Вячеслав, вгрызаясь с трудом глубже, - а земля все не кончается.
- Мы и так по пояс зарылись, куда дальше? - поддерживает Григорий приятеля. - И чего командирам неймется?
Опершись о лопату, драгун отодвигает фуражку на затылок и осматривает местность. Все поле перед поселком изуродована извивающимися змеей траншеями. Всюду кипит работа. Кавалеристам приходится отвести коней в тыл и, скинув душные кителя, сменить винтовки на лопаты, кирки и пилы. Солдаты копают вот уже который день, натаскивая мешки, углубляя траншеи и выдалбливая огневые точки.
Григорию приходится быстро спрыгивать вниз и активно изображать деятельность.
- Бойцы, вы тут чем вообще заняты? - на бруствер вскарабкивается унтер-офицер с биноклем в руках.
- Докапываем, ваше благородие! - с готовностью рявкает Вячеслав, работая с таким энтузиазмом, что больше раскидывает.
Унтер только свистит, ошарашено глядя на результаты работы не одного дня.
- Да вы ж ничего не сделали, - от удивления он даже не кричит, - тут не по пояс, а по голову рыть нужно. Как вы в этой яме воевать то будете, братцы. Вот, - унтер-офицер указывает на запад, - слышите, как грохочет?
Товарищи еще немного ковыряются для виду. Едва командир совсем уходит из виду, устраивая разнос на других участках, лопаты швыряются вон.
- Все, уморился, - охает Григорий, рухнув на дно окопа и отползая в поисках хоть краюшка тени, - еще не полдень, а печет нестерпимо.
Драгун тянется к брошенной кожаной фляге, но внутри оказывается пусто и емкость летит в кусты. Вспотевший, весь покрытый грязью кавалерист смотрит на заманчиво сверкающую гладь реки. Сейчас бы скинуть все и окунуться, водица должна быть в самый раз. Время хорошее, сиди на берегу с удочкой и в ус не дуй.
Григорий вздрагивает от неожиданности и чуть не падает. Из реки, взбурлив целый гейзер, выныривает девушка. В чем мать родила, еще и мокрые волосы прилипают к лицу - вылитая русалка.
- Фу! Нечисть! - испугавшись, солдат быстро злится.
Он не сразу узнает Алену, батальонную волшебницу. Вот кому на свете жить хорошо, все до седьмого пота спину гнут, а она с водными процедурами. Григорий подбирает кусок земли и швыряет в реку, взбив крохотный фонтан в добрых десяти метров от мага. Девушка только смеется и снова ныряет.
- Навязал нам Швецов девку на голову, - бурчит Григорий, глядя, где еще всплывет неугомонная бестия.
- Ладно тебе, - лениво отмахивается Вячеслав, вытягиваясь на земле в полный рост и накидывая фуражку на лицо, - колбасники придут, мы на нее молится всей ротой будем.
К линии траншеи с села выходит женщина. Не смотря на все усиливающуюся жару плотно обмотанная замужним платком и юбками, разве рукава закатывает.
- Спеклись поди, мальчики, - громко зовет она, - хоть молока выпейте. Только с колодца достала.
Вот тут просыпается и энтузиазм и рвение. Вскочив, смеясь и толкаясь бойцы спешат к крынке, доверху наполненной. Пока Григорий с Вячеславом пьют по очереди, селянка головой качает, глядя на рытвины.
- Что ж вы ребята, тут устроили, - сокрушается она, вытирая лицо фартуком, - гот придет, все дома нам порушит. Шли бы вон, - кивает за мост, - там бы и воевали.
- Да куда ж нам, - Григорий рукавом вытирает побелевшие от молока неостриженные усы. - В чистом поле побьют нас, мать.
Отдохнув и напившись, драгуны снова берутся за лопаты. Время идет, а еще нужно углубления для стрелковых ячеек сделать. Только вчера вырыли, так унтеру все мало, еще по две на каждого нужно.
- Эй! - дергает Григорий Вячеслава утрамбовывающего землю в мешке. - Погляди-ка.
На мост въезжает конный экипаж, запряженный двойкой. На козлах сидит сильно ссутулившийся пожилой мужчина в котелке, активно погоняющий лошадок. Отложив инструмент, драгуны берутся за винтовки и как есть, грязные и в изорванных мокрых тельниках, выходят навстречу.
Незнакомец тормозит, опасливо глядя на приближающихся вооруженных людей сквозь пенсне.
- А вы, простите, - мнется он, растягивая слова и постоянно озираясь, - чьих будете?
- Глаза открой, отец, - смеется Вячеслав, на всякий случай по уставу обходя с другой стороны.
Незнакомец понимающе кивает и снова озирается на запад, сгорбившись еще сильнее и вдавив голову в плечи. Вылитый заяц. Гриша смотрит в ту сторону, но ничего интересного не находит. Сейчас даже грохот пальбы на нет сходит, только струйки дыма, тянущиеся к облакам на горизонте и напоминают о войне.
- Как там наши? - спрашивает Слава, пока его приятель проверяет потертый паспорт.
- Наши? - кажется мужчина не сразу понимает суть вопроса. - Нет там никаких наших. Вы первые солдаты встреченные мною по пути, - он ерзает на козлах и снова оглядывается. - Бежали бы вы отсюда, братцы. Мало вас, готов тьма, всех под корень изведут.
- Пятками сверкая, отец, войны не выигрываются, - говорит Григорий, возвращая документ. - А если помирать, солдат на смерти и так повенчан.
Проводя взглядом быстро уходящий экипаж, драгуны собираются вернуться. Но задержавшийся на мосту Гриша, замирает с разинутым ртом, глядя на запад.
- Мать честная, - шепчет он, сперва и глазам не веря.
Из-за лесополосы дорогу заполоняют бесчисленные вереницы народа. Бесконечная колона уныло бредущего, хнычущего народа. Кто-то из последних сил тащит на спине чемоданы со скарбом, тянут за поводок домашнюю скотину, женщины с плачущими полуголыми детьми на руках. Большая часть пеших со сбитыми, покрытыми струпьями ногами, кто-то пробивается на дилижансе, разгоняя плотную массу народа кнутом и бранью.
- Ваше благородие! - толстощекий вахмистр с загнутыми вверх усами вытягивается струной и отдает честь. - Солдаты построены и готовы.
Сидящий в седле Швецов молча кивает. Штабс-офицер старается сохранить невозмутимое лицо, но сердце так и колышется. Солдаты-то построены, но уж больно хлипкой цепи спешенных драгун людской поток не остановить.
"Ох, как это не вовремя", - сокрушается Алексей, глядя на запрудившие улицы толпы.
Сейчас люди стоят спокойно, стараясь что-то рассмотреть на пустующих путях через головы солдат. Но долго ли продлится такая покорность?
С первым гудком, пока еще скрытого от глаз паровоза, поднимается и волна человеческого моря. Люди торопятся поднять на руки багаж и детей, гомонящая толпа подается ближе к застывшим колоссам солдат.
- Штыки примкнуть! - раздается окрик из строя.
Бьют барабаны. Драгуны демонстративно вынимают из ножен трехгранники, с лязгом вгоняя к стволу. Кавалеристы с дружным "геканьем" ощериваются стальным частоколом. Перед штыками беженцы останавливаются, но напряжение только нарастает. Тем более на перроне появляется пыхтящий черным дымом паровоз.
- Пустите нас! - кричат люди в истерике.
- Возьмите хотя бы детей! - верещат матери, перекрикивая разрывающихся от плача младенцев.
И надо же единственной в стране железной дороге проходить через Ольхово. Теперь сюда, в надежде на быструю эвакуацию стекаются люди с уже наверняка разгромленного переднего края. Люди бегут и не верят в свою армию, еще больше сея вокруг семена пораженчества и паники.
Погрузка длится вот уже час, но дальше тянуть нельзя. Солдаты вечно удерживать натиск не смогут, еще чуть-чуть и страх погонит людей прямо на штыки. Приходится закидывать груз едва ли не на ходу.
- Что тут происходит? - сквозь толпу закоулками на вокзал с трудом пробивается майор Максим. Начальник штаба недоуменно оглядывается. - Вот оно что. Сперва разгромили нашего голубчика Вадима Юрьевича, а теперь грабим?
- Слесарные и токарные станки сейчас нужны в тылу, шахта все равно не работает, - невозмутимо говорит Швецов, - остальное как минимум пойдет на переплавку.
Оба вздрагивают от револьверного выстрела, хвала Всевышнему пока в воздух. Вот только навидавшихся ужасов таким не испугать. Тут и там беглецы пытаются прорвать заслоны, устраивая давки и драки с драгунами.
Максим подает коня вперед, ближе к вот-вот взбунтующейся толпе.
- А им вы, барон, помочь не хочешь? - сузив глаза он указывает ногайкой на людей.
- Не время для сантиментов, - отрезает и бровью не поведя Алексей, сидя в седле, как вкопанный. - Это последний паровоз, следующий с запада на восток. Уголь, железо, оборудование - кровь для нашей страны. Мы обязаны эвакуировать все хоть как-то способное производить оружие.
- Но как же человечность? - пытается воззвать к совести майор.
- Человечность? - по тону, Алексей будто впервые слышит это слово. Он указывает на запад. - Прямо сейчас к нам идут орды врагов. Симерия годами едва усмиряла горцев, вооруженных кремневыми ружьями, а на нас движется настоящий паровой каток. И нас переедут не заметив, если мы не научимся воевать.
Трудно предугадать, чем закончится сцена у вокзала, но со стороны города раздаются крики совсем иного тона.
- Это, барон, ваша затея? - спрашивает Максим.
- Нет, - Швецов удивлен даже больше начальника штаба.
Ольховцы выходят на улицы. Одни несут церковные хоругви и укрытые рушниками иконы, другие на скорую руку мастерят транспаранты. Глаза быстро выхватывают кричащие, ярко красные надписи "Отстоим Симерию", "Александр IV наш царь" и другие патриотические лозунги. Пусть нелепые, пафосные, но глядя на уверенно шествующих людей нельзя не воспылать сердцем.
- Враг коварно напал на нашу Родину! - слышен усиленный рупором голос. - Но мы отстоим Симерию чего бы это не стоило. Не дадим колбасникам ходить по земле наших предков!
Ольхово радужно приветствует шествие. Простые обыватели выходят на балконы и высовываются из окон, приветливо размахивая демонстрантам руками. Кто может, украшает дома государственными цветами, впервые Швецов видит такое обилие симерийского триколора.
- Вот видите, Максим Петрович, - торжествующе улыбается Алексей, - этот город особенный и способен, я уверен, еще не раз удивить весь мир. Невозможно защитить людей против их воли, но Ольхово выстоит ни смотря ни на что.
Между тем митинг все ближе подбирается к вокзалу и риторика резко переключается.
- Они уже готовы отдать нашу землю, нашу культуру и достояние Готии, - распинается незримый за плотной людской массой говорун, не иначе указывая на беглецов у перрона. - Они покорно сложили флаги Отечества под грязный готский сапог и ждут милостыни. А вы смиритесь с поражением?
- Нет! - в едином порыве издают рык сотни разгоряченных глоток.
Иные не раздумывая переходят от слов к делу и в беженцев начинают лететь камни. Патриотическая демонстрация грозит перейти в банальную свалку.
- Давайте, - негромко командует Швецов, делая жест людям за спиной.
Часть драгун конным строем просачиваются от вокзала и встают стеной между двумя слетающими с рельс толпами. Солдаты мигом получают часть летящих в обе стороны подарков, но хотя бы удерживают народ от более летальных последствий.
- Заканчивайте погрузку, - окрикивает подполковник вахмистров, устраивающих разнос у вагона, - нужно увозить паровоз.
Внезапно потасовка прекращается и все замирают, будто невидимая рука срывает ленту неоконченного синематографа.
- Вы слышите это? ..., - шепчет в гробовой тишине Максим.
Федоровка. Получасом позже
Все в окопе сворачиваются, прижимая головы и внутренне готовясь к очередному удару. Четыре секунды. Люди, живущие в далекой и быстро ставшей чужой вселенной "мира" даже не замечают этих казалось бы ничтожных секунд. Но тут, в Федоровке, они длятся дорогой в вечность. Четыре секунды делают из отпетого богохульника ярого богомольца. Время спрятаться, время помолится и вспомнить о родных. Как оказывается можно много сделать за четыре секунды.
- ЛОЖИСЬ!
С истошным, раздирающим душу воем мина перелетает через линию траншей и падает в селе. Грохот, рвущий перепонки, в нос бьет запах пороха и жженого метала. На голову летит далеко разлетающаяся земля и прочий мусор.
- Это какая-то неправильная война! - пытается перекричать грохот взрывов Вячеслав.
Несчастный драгун принимает позу эмбриона, все еще пытаясь саперной лопаткой сделать углубление в окопе. Теперь он не кажется таким уж глубоким, даже лежа никто не чувствует себя в безопасности.
- Да войны вообще правильными не бывают, - Григорий сплевывает землю, наевшись при очередном взрыве.
Земля перед траншеями изрыта воронками, но внутрь на счастье ничего не прилетает. С гораздо большим удовольствием мины разрываются прямо в поселке. Вспаханы смертельным плугом огороды, повалив ограды и оставив на стенах росчерки осколков. Часть строений пылают, буквально разваленные на части и разбросанные грудой чадящего мусора. Хорошо люди успевают схоронится в погребах.
- Что же наши молчат!? - слышны крики отовсюду.
- Где артиллерия!?
За все пол часа готов даже издали не видно, а они тем временем буквально хоронят Федоровку. Еще один снаряд врезается в крышу дома, пусть и не взорвавшись, но сметя треть строения подобно древней катапульте. А кавалерийские пушки до сих пор не заявляют о себе.
- Затихло? - не веря слуху, спрашивает Вячеслав.
Он аккуратно выглядывает из укрытия. За мостом в поле живого места нет, везде следы попадания, в нескольких местах начинает гореть подсохшая трава. Огонь подползает к кустарникам, жадно хватая добычу и вот уже клубы черного дыма огромным облаком растекаются по округе.
- Какой-то странный звук, - прислушивается Григорий. - Ты слышишь?
- Это волынка, неуч, - смеется его приятель. Он улыбается, слушая пусть и чужую, но чарующую мелодию. - Красиво.
От окопов раздается трубный призыв.
- Рота к бою! - туром ревет приказ унтер-офицер, передающийся дальше от ячейке к ячейке. - Приготовится к отражению атаки!
А вот и пожаловавшие в гости колбасники. Из опушки посадки начинают выходить пока еще отдаленные фигурки солдат. Но даже с такого расстояния в глаза бросаются широкополые оперенные шляпы. Враг идет в рассыпную, осторожно и лишь на несколько метров преодолевая расстояние бегом.
Григорий оглядывается на пробегающего сзади солдата, несущего на загривке клетку с возмущенно воркующими голубями.
- Письмо на батарею, срочно! - слышен встревоженный голос Розумовского.
Орудия роте достаются хорошие, можно сказать революционные. Хоть и маленькие, конные и совсем открытые, зато с откатниками. Была бы только нормальная связь...
Выждав достаточно, Григорий упирает винтовку щекой и плечом, спуская крючок. Старушка Крынка дергается, посылая пулю в накатывающуюся вражью цепь и выбрасывая клуб дыма и огня. Не успевая насладится результатом, приходится срочно пригибаться, земля у ячейки взбивается от попадания, несколько пуль противно свистят над головой. Драгун поспешно откидывает замок, извлекая гильзу.
- Плотно бьют, канальи, - Вячеслав по соседству вытряхивает застрявший в подсумке патрон. - Голову не высунуть.
Краем глаза кавалерист замечает, при стрельбе готы дергают внизу за рычаг, поливая окопы симерийцев непрерывной стрельбой. Скинув фуражку, Гриша ссыпает горсть "шестилинейных", стараясь хоть как-то отстреляться от ураганного огня.
Наконец строй врага останавливается и ложится - оживает конная артиллерия.
- Колоброды! - раздается окрик припавшего к биноклю ротмистра из недостроенного блиндажа. - Куда бьете, бесово племя?! Все три в поле легли. Посыльный! - орет он, срывая голос. - Пиши, ближе на сто метров!
Проходит секунда, вдали хлопают готские минометы. И как точно! Остается надеяться, бомбардиры не поленились и окопали пушки как следует - взрывы с завидной точностью прямо на позициях слышны. Готы телепаты что ли?
- Примкнуть штыки! - пригибаясь и петляя по окопу командует унтер. - Приготовится к штыковой атаке!
Среди залегшего противника сверкают на карабинах длинные тесаки, гот похоже в серьез намеревается взять переправу в рукопашную. В симерийских окопах барабанщик бьет, как сумасшедший, еще больше вгоняя в раж изготовившихся драгун.
Еще чуть-чуть и прозвучит команда подняться навстречу. Вот тогда то все решит крепкая рука и храбрость, а не технические игрушки.
- Назад! Все назад!
- Оставайтесь на местах, никому не двигаться!
Под трубный глас неожиданно на поле боя появляется готская кавалерия. Целый эскадрон с воинственным завыванием и развернутыми флагами заворачивает дугу. Всадники, привстав на стремени стреляют из револьверов и карабинов, а тем временем из-за деревьев выкатывается...
- Танк! - кричат с переднего края, указывая руками.
Григорий едва успевает юркнуть на дно от хлестанувшей пулеметной очереди. Сделав короткую остановку, машина ухает из пушки, едва не угодив в бруствер и снося волной перекрытия. Выбив сноп искр и оставив борозду, о броню, рикошетит тяжелая пуля.
- Да как его остановить?! - слышно от бойца, с трудом справляющегося с громоздким крепостным ружьем.
- Отставить панику, - жестко обрубает Розумовский, глядя в бинокль. - Бери выше!
У готского танка броневые листы так наклонены, что делают почти пирамидой. Вот только очередной выстрел находит уязвимое место, попав прямо в стык башни и корпуса. Машина качается и замирает, обиженно накренив дуло.
- Ур-ра! - раздается победное от траншеи.
Рано радоваться. С заклининой башней готы приводят танк в движения, наводя ствол гусеницами. Еще один осколочный рвется совсем близко от симерийцев.
- Да они же так прорвутся! - рискуя быть подстреленным, Григорий высовывается чуть ли не в полный рост, разряжая Крынку.
Поднимающийся в атаку гот падает, "шестилинейка" едва ногу не отрывает, болтающуюся на обрывках ткани. Вот только проклятая гильза переклинивает, драгун трясущимися руками вынимает шомпол, пытаясь выбить.
- Брось ты эту швабру, - слышно пыхтение позади. - Лучше подсоби.
Несколько кавалеристов с большим риском и усилием волокут картечницу на массивном артиллерийском лафете.
Сам драгун садится за ручку. Картечницу не просто так прозывают "адской кофемолкой" почти полностью напоминающую известный механизм. Пока Вячеслав, пригибаясь за щитком, укладывает патроны в контейнер, его друг начинает вращение.
Длинная очередь ошпаривает плотный кавалерийский строй. И пускай лишь несколько коней, вскрикнув почти по человечески, падают, от наскока готы отказываются.
Тут и приходит незваному гостю сюрприз. Земля дает трещину перед копытами, увлекая часть всадников в разлом. Не успевают готы опомнится, погребенных внизу ждет куда более страшная участь - на свободу вырывается огонь, поглощая живое за считанные мгновения.
- Дала им Аленка прикурить, - смеется Григорий, размахивая фуражкой, дыма от перегретой картечницы намеренно.
Такого поворота противник не выдерживает, начиная откатываться назад. Даже дышащий на ладан танк, пусть и огрызаясь, дает задний ход. В порядке, сохраняя организацию, но сегодня готы от Федоровки отходят.
- Дай закурить, - изможденный Вячеслав садится на землю и теребит край кителя Гриши.
- Ты ж не куришь, - хмыкает тот.
- Правда? - чиркнув огнивом, драгун затягивается и с удивлением смотрит на самокрутку. - А я и забыл.