Аннотация: полностью текст Вы можете найти в сборнике издательства "Zeitglas" (осталась дюжина экз., могут выслать, адрес редакции - [email protected])
"...Скорей сними с меня усталость, сегодня долго не уснём..."
Из ночной тишины в городскую квартиру по-прежнему летят звуки мелодии.
"...Ты не грусти, хоть нам осталось всего лишь..."
Проникновенный голос, чуть дрожа, будит что-то в душе.
В душе того, кто готов услышать.
***
Катина путёвка закончилась, и на рассвете несколько человек вышли проводить Екатерину Ивановну. Её поезд отходил через полтора часа с Южного вокзала. Такси домчит быстро, время есть.
Пётр Никифорович помог донести дорожную сумку. Юноша с воспалёнными глазами - похоже, он сегодня ещё не спал - и с отчётливым "амбре" перегара, с трудом нёс второй баул.
Целуя ручку Екатерине Великой (как в мыслях Пётр Никифорович называл Катю), не мог не удержаться от попытки сострить, развеселить собравшуюся публику; грусть ощущалась кожей, плавала зыбким туманом.
Пётр Никифорович не знал, откуда выпрыгнула эта фраза, из каких глубин подсознания:
- Как хорошо, что наши отношения не омрачены сексом!.. - Катя от неожиданности даже открыла рот - и засмеялась, ничего не сказав.
Не слишком удачная шутка разрядила обстановку. Гомерическим хохотом зашёлся старичок, упорно называвший Катю "Аграфеной Матвевной". Он тоже явился провожать свою неприступную пассию.
Пётр Никифорович, оглянувшись, опять обратил внимание на вывеску, арку перед аллеей.
На большой доске были прилеплены вычурные буквы "Санаторий Ро...", вместо последних, когда-то отвалившихся, кто-то из ребятишек, наверное, начертил "знак Зорро", латинскую букву "Зэт". "Санаторий Роща", таким образом, превратился в "Санаторий Роз". Или, если читать в английской транскрипции, "Санаторий Поз"?..
Дверца закрылась. Маршрутка рванула с места.
Столб мутной пыли вихрем взметнулся из-под колёс, горьковатый привкус её перебил утреннюю свежесть, с напором вошёл в прозрачный воздух.
Проводив Екатерину Ивановну до остановки маршруток, пожелав счастливого пути, порознь (вместе с Катей исчезло цементирующее начало нестойкой группы отдыхающих) вернулись в санаторий, попить целебной водички перед завтраком.
Вода обладала металлическим привкусом и нравилась не всем.
За столиком они теперь сидели вдвоём, разговаривали мало. Без Кати Пётр Никифорович себя чувствовал как-то неуютно и неловко. Терракотовый пиджак Пётр Никифорович не снял - утром было прохладно - а теперь стеснялся лишних движений, парился в пиджаке. Ещё и горячая каша... Пот ручьём тёк по его лицу.
Лена предложила пройтись на берег. Не на морской или речной. С востока вдоль санаторной территории тянулся овальный пруд с островком посерёдке. На островке стояла, наклонив к тихой воде ветви, старая ива. Под нею с утра до вечера сидели два-три рыбака. Неизвестно, с каким результатом. Пётр Никифорович как-то не замечал, чтобы у них ловилась рыба.
Они с Леной пошли на дальний, высокий берег. Там тоже асфальтированная дорожка и, главное - замечательный вид на окрестности. Начинается посёлок, дворы местных и домики дачников, маленькие клочки земли по пять-шесть соток. Дальше за перелеском - ещё пруд, покрупнее, и Рай-Еленовка.
Два шикарных дома - просто дворцы! - граничили с их санаторием.
Один из дворцов, на участке в полгектара, Пётру Никифоровичу особенно понравился. Он уже не раз приходил сюда полюбоваться пейзажем.
В первый раз увидев этот дом, Пётр Никифорович подумал, что подобное чудо архитектуры не может принадлежать плохим людям. Наверняка сюда приезжает крепкая семья, добрые, вежливые, честные люди.
То, что именно семья, он уже знал. Увидел на днях с этого, высокого берега - мужчину, женщину, двоих детей. дети бегали у беседки, возле ряда пожелтевших вечнозелёных деревьев.
"Вечнозелёные" звучало насмешкой. Похоже, ландшафтные дизайнеры, как сейчас именуют себя озеленители, доставили деревца с повреждённой корневой системой. Либо сами хозяева забыли о воде. Может, они не в курсе дела, что растения требуется многократно поливать? Особенно в отсутствие дождей.
С такого расстояния даже в очках трудно различить, что за деревца - туи, кипарисовики, а может, колонновидные можжевельники? Их два десятка в ряду. И четыре деревца уже полностью жёлтые.
Они погибали.
Жаль, подумал Пётр Никифорович, глядя через пруд. Что ни говори, живые существа. Не способные уйти от своей судьбы. Невольники.
Опять с мысли сбила Елена. В который раз, взяв его под руку, будто невзначай ткнулась острой грудью. Пётр Никифорович вздрогнул. Смутные воспоминания напрочь вытеснили мысли о "зелёных невольниках" во дворце современного шаха, об ажурной беседке, увитой клематисами.
Кажется, он уже начал забывать, как это... как это бывает у людей.
Молодая женщина рядом, словно обдаёт жаром. Аромат женщины, был такой фильм? Ноздри ловят помимо воли - волнение, желание, страсть? Или это всё ему кажется, причудилось?
Наверное, разыгралось воображение.
С женой Пётр Никифорович развёлся давно. Лет семь или восемь прошло. Как говорится, не сошлись характерами. Поняли бы это раньше - сберегли бы нервы друг другу - и потерянные годы. Время, убитое в мелочных ссорах, копеечных разборках. Жена не выносила, когда он рано просыпался и начинал греть воду на кухне, рисовать, готовясь к очередной выставке, осваивая вторую профессию. Высмеивала - мол, что это за работа, лучше бы огород вскопал.
Пётр Никифорович не понимал, как жена может бросить книгу на жирный кухонный стол. Он всегда тщательно вытирал поверхность, прежде чем позволить листу бумаги прикоснуться к столешнице - ещё и подкладывал старый пожелтевший лист полуватмана. Вместо скатерти. Руки не выносили прикосновения к пластмассе. Пётр Никифорович хорошо понимал, почему раньше письменные столы покрывали особой тканью. Бархатом, что ли?
Постоянные претензии... Те, Мельниковы, уже вторую машину купили. А ты, мол, всё на своей полудохлой зарплате сидишь. А их соседи, Ванютины, скоро новую квартиру, трёхкомнатную, покупают. Ну сколько можно в однокомнатной мучиться?!
Всё правильно. Это для него - пустяки. А для неё - смысл жизни, благополучие семьи. Будущее двоих детей.
Характерами не сошлись, да. Характер у обоих - не сахар, не мёд.
В первый раз на развод подавал он сам. Второй раз, когда дети подросли, всё прошло более гладко, смогли с ней договориться. Квартира осталась ей, а дети всё равно, как раньше, в основном обитали у бабушки с дедушкой. В общем, никто не пострадал. Жертв и разрушений нет.
Скандалы, придирки, напряжённость в "международных отношениях", наконец, ушли в прошлое и он - казалось Пётру Никифоровичу - был почти счастлив. Тишина и спокойствие.
По крайней мере, никто уже не выбивал его из колеи, не выводил из равновесия в самые "удачные" моменты, когда он пребывал в безмятежном, беззащитном состоянии. Не наносил ему коварный удар под дых или в спину - когда он меньше всего ждал нападения. Не выматывал жилы.
Бывшая жена с некоторых пор напоминала ему вампира. Как модно стало изъясняться в "жёлтой" прессе, вампира энергетического.
После внезапных ссор у него тряслись руки, отсчитывая в склянку 35 капель валокордина. Под звяканье пузырька слёзы наворачивались на глаза.
А жена после ссор, наоборот, как-то оживала, расцветала, румянилась, блестела глазёнками...
...И вот теперь смутные, полузабытые чувства - жаркой волной, каждый раз, когда к его руке нечаянно упруго прижималась девичья грудь.
Не поддаваться!..
Пётр Никифорович представил, старый фантазёр, как вдвоём с Еленой начинают они жить вместе, налаживать быт, создают семью и... Нет-нет, не поддаваться! Пульс опять участился, дрожа, словно замирая, после каждых семи-восьми ударов.
И всё же. Полсотни лет с хвостиком - разве возраст для мужчины?! Ещё жить и жить, и радоваться жизни, радоваться молодой женщине, что идёт рядом... Идёт рядом по жизни.
Нет, не стоит. Даже не мечтай. Пётр Никифорович мысленно одёрнул себя. Нельзя начинать сначала. Иначе - опять разочарования. Но ссор и сцен юной жены (а вдруг ещё и демонстративных измен?!) он уже не переживёт.
Пётр Никифорович здесь, в санатории, одном из лучших профильных в стране, оказался по направлению кардиолога.
С его больным сердцем и скачками давления, предвестниками очередного инсульта - не сметь и думать об этом!.. Какая семейная жизнь?! Размечтался.
Вернувшись из столовой, Пётр Никифорович прилёг вздремнуть.
Обычно дверь закрывал, а тут как-то забыл, отвлёкся на шторы - яркий, солнечный день бил в глаза, плохо переносившие любой свет после первого инсульта. Видимо, повреждены зрительные центры.
Задёрнул тяжёлые шторы, лёг в кровать, укрывшись простынёй.
Смежил веки.
Тихонько напевала из динамика, что грелся на подоконнике, Алёна Свиридова. "Ваши пальцы пахнут ладаном". Интересно...не думал, что она поёт и романсы...
Очень мило.
Забыться... И чтоб из прошлой жизни приснилось что-то хорошее, приятное. Спокойное...
Приглушённые звуки убаюкивали...
Тихо скрипнула дверь.
Возле кровати возникла Елена - с наушниками, плэйером.
Стала у изголовья:
- Ой, простите, я не знала, что вы отдыхаете...
- Ничего, ничего, Леночка, сейчас я встану...
- Нет-нет, не вставайте! Мне так неудобно, правда, ну так неудобно, что вас потревожила... Хотите, музыку послушаем? У меня в плэйере хорошая кассета... Вот, один вам, другой мне, - и незваная гостья наклонилась, манипулируя наушниками - крошечные динамики разделялись коротенькими проводками.
Пётр Никифорович подумал почему-то: "На коротком поводке".
- Можно, я присяду возле вас? Тогда мы сможем слушать одновременно.
- Да, присаживайтесь, Леночка, - Пётр Никифорович подвинулся.
- Ой, так вам, наверное, неудобно... Лучше я боком... - и Лена полусела-полуулеглась рядом, устраиваясь на краю. Пётру Никифоровичу пришлось отодвинуться от горячего напора юного тела. Грудь, острая и волнующая - со времени прогулки ничуть не изменившись, ни "поведением", ни формой - нечаянно ткнулась ему в плечо. Пётр Никифорович замер на миг, лёжа вытянул руки по швам, затаив дыхание.
В наушнике слышалась приятная мелодия, ворковала молодая певица, из новых, которых правильнее именовать исполнительницами, Пётр Никифорович не знал их по именам - но песня ему нравилась.
Эту он тоже слышал раньше по радио.
Задёрнутые шторы, полусумрак санаторной комнаты ("...ухожу во мрак", - подумал Пётр Никифорович), горячее дыхание рядом...
Пётр Никифорович снова разволновался. Второй раз за день.
Поймал себя на мысли, что хочет - сейчас же - дотронуться до неё.
Приподнял правую руку, лежавшую ровно вдоль тела. Колебался какое-то мгновение, рука в нерешительности остановилась на полпути.
Его избавили от принятия решения - тут же освободившееся место заняла гладкая ножка. Лена придвинулась вплотную. Конечно, разве ей удобно лежать на краю далеко не двуспальной, узкой кровати?
Лена подвинула ногу - под его рукой - подвинула ещё чуть-чуть. Выше... Обняла упругим движением его правую ногу. Боже, какая гибкость - и естественность! Нечаянно прикоснулась коленом к напрягшейся плоти - Пётр Никифорович вздрогнул - и, Елена, стыдливо ахнув, как бы отпрянув... тут же запустила руку ему в трусы.
Сказать, что Пётр Никифорович обалдел - значит ничего не сказать. Он вздрогнул всем телом - но и только.
Полнейший шок и паралич. Парализовало волю, и многое другое. Руки и ноги обездвижены. Кажется, он даже боится вздохнуть.
Пётр Никифорович не шевелится. Что вытворяет невинная тонкая ручонка!.. Елена чуть прикоснулась губами к его подбородку, сползла с подушки, продолжая целовать грудь, живот, спускаясь всё дальше, в "запретную зону"... Собственно, почему в "запретную"? Скорее, в забытую.
Откинув лёгкое покрывало, повернула голову, избавившись от наушников.
Поцелуи переместились ещё ниже... Что делает - он опять вздрогнул - что творит эта женщина!..
Её волшебные руки, её горячие губы...
...Как так случилось, что Елена оказалась на четвереньках, грациозно прогнув спину, словно кошка, и опираясь на подоконник, вплотную подходивший к изголовью кровати, и как сам Пётр Никифорович оказался мерно двигающимся позади Елены?..
Как так случилось? Невероятно.
Время перестало существовать, все моменты слились в одно "здесь и сейчас", длящееся - или остановившееся - словно независимо от воли участников акта - великого, как сама Природа, и естественного, как природой же и предопределено.
Ритм ускорялся, Елена стонала, запрокинув голову...
Куда подевалась невинная девушка с васильковыми глазами, скромно прятавшая взгляд, когда вечером они пили чай или сидели напротив друг друга в столовой санатория? Сейчас эти глаза были закрыты, а тело волнами колыхалось, не просто подчиняясь движениям партнёра - предвосхищая их, наскакивая белыми полушариями, опережая, торопя к финалу, вершине...
Возможно, прошло минут пять - или двадцать, или полчаса.
Они лежали рядом.
Пётр Никифорович постепенно успокаивался, дышал не так тяжело. Сердце покалывало, но несильно, терпимо. Решил таблетки принять позже, когда Елена уйдёт к себе. Стеснялся того, что "мотор" уже не тянет.
Елена уходить не спешила. Более того, держала руку в опасной близости от, безусловно, полезного инструмента (вот ведь, подумал Пётр Никифорович, пригодился прибор на старости лет). Держала, но благоразумно бездействовала, как бы разрешая отдохнуть, прийти в себя.
Они лежали - и разговаривали.
- Апретова... Красивая фамилия...
- А я из француженок, скорее всего. Из французов, да, так правильнее? Мой прапрадедушка был гувернёром, воспитателем у помещиков, там же, на Луганщине. Старобельский район теперь. Меловые горы потрясающей красоты!.. Вы бывали в тех местах? Он учил хозяйских детей правильному произношению. "Apret", кажется, значит что-то вроде... забыла!
- А я вот вспомнил, - отозвался Пётр Никифорович, - твоя фамилия с одним "n" или с двумя?
- С одним, а что?
- Должно быть с двумя. Есть такой термин - "аппретирование". От французского appreter - "окончательно отделывать"...
- Окончательно отделывать? Имеется в виду?..
- Имеется в виду пропитка материалов. Текстильных, в первую очередь. Или нанесение на них при отделке различных веществ - так называемых аппретов. Слышала что-нибудь о них?.. Так вот, предки твои, скорее всего, занимались ткацким промыслом - именно производством, а не торговлей тканями. В общем, не торгашами были. А древним рабочим классом, ремесленниками. Раньше ведь фамилии давали в основном по главному занятию в жизни, и лишь во вторую очередь в связи с какими-то иными особенностями. Например, Колесников, Кузнецов, Коваль, Ткаченко, Бондарь...
- Как интересно!.. Хотя и не очень поэтично... А я видела художника Бондаря... Ну откуда вы всё это знаете? Вы, наверное, читаете много?
- Это да, есть такой грех...Аппреты - клей, крахмал, синтетические смолы - придают материалам жёсткость, несминаемость, безусадочность, огнестойкость...
- Как вы сказали, красностойкость?
Пётр Никифорович поморщился:
- Огнестойкость.
- Ха-ха! Ты только посмотри, - Елена почти естественно перешла "на ты", - если "аппрет" значит "клей", то Апретова - это... "девушка, которая клеит"!.. Которая клеит интересных мужчин!.. Ха-ха! Здорово я придумала, правда? Которая склеивает мужчин... из того, что было!..
- Ну да, ну да... - Пётр Никифорович почему-то насторожился от невинной шутки.
На следующее утро Елена уехала решать внезапно возникшие проблемы с карточкой, и вернулась лишь к вечеру. Кстати, заехав к родственникам на Салтовку.
Карточка Елены, как понял Пётр Никифорович, забастовала, банкомат не желал давать денег.
Пришлось давать Пётру Никифоровичу - он сам предложил ей на дорогу. Маршрутка в город, обратно, да ещё там, в метро... И на прочие, непредвиденные расходы. Покушать ей надо, или как? Может ведь и не успеть к ужину, тем более к обеду. Что ж, голодной ходить?
Исходя из имевшегося расклада, Пётр Никифорович после завтрака пошёл гулять вокруг пруда - в одиночку. И, стоит заметить, не сильно вынужденному одиночеству огорчился.
Он опять любовался на изящный "дворец", выдержанный в розово-песочной гамме, в приятных мягких тонах, и примыкавший к санаторию. Вид слегка портила общая стена - большие, массивные железобетонные плиты.
Он вдруг представил себя молодым и сильным...
И вдруг решил - эх, была не была! - под влиянием эйфории, в которой пребывал уже несколько дней - решил нанести "визит вежливости" хозяину и хозяйке "скромного жилища".
Поскольку видел их только издали, с довольно большого расстояния, хозяин и хозяйка виллы рисовались ему этакими добродушными бюргерами, милыми людьми совершенно в немецком стиле. Хотя, откуда под Харьковом немецкое добродушие? Вполне достаточно и нашего, местного.
Вскоре Пётр Никифорович подходил к богатым кованым воротам, за которыми высился особняк.
Хозяева были здесь, на своей даче. То, что не все граждане под загородный участок могут позволить себе дорогое строение на добром гектаре (наверное, меньше, но полгектара точно есть), Пётр Никифорович как-то не подумал. А напрасно.
И всё же - не хотелось в этот чудный день думать об обыденном, предполагать привычное, более вероятное.
Хозяина звали Сергей Иванович, хозяйку - Лариса Васильевна.
Здесь же крутились двое детишек. Младший, капризный карапуз, и старшая, как в песне группы "Пикник" - "девочка с глазами волчицы".
Действительно, странный взгляд. Который мимоходом отложился в подсознании. Необычный, холодный, жёсткий - жестокий взгляд, совершенно не подходивший одиннадцатилетней или двенадцатилетней школьнице.
Слово за слово, и вот Сергей Иванович уже ненавязчиво просит о консультации, узнав, что гость по основной специальности почти "озеленитель" (это слово Пётру Никифоровичу никогда не нравилось, он ведь занимался не "зеленью" - петрушкой и укропом, и даже не капустой, и тем более не "зелёными" долларами), и пошутил, что сам в последнее время стал "чуть-чуть озеленителем".
Пётр Никифорович проработал почти полжизни в городских структурах, где организовывали посадку деревьев по проспекту Ленина, благоустройство цветочных клумб в Центре, на территории Дзержинского района. Поэтому смог более-менее "осветить вопрос" о хвойных - заодно и о цветах.
Затем, всё выяснив о засыхающих деревцах, Сергей Иванович поспрашивал о других растениях. Мол, не мог бы Пётр Никифорович посодействовать. И получил ожидаемый ответ - отчего же, мог бы, разумеется.
И - чёрт его дёрнул за язык - Пётр Никифорович пообещал через неделю, на следующие выходные, привезти полсотни маленьких благородных самшитов (вы же знаете, растения эти дорогие), эхинацею, редкий лаконос, упоминавшийся в одном из детективов Агаты Кристи...или нет, извиняюсь, Мэри Барретт, называется "Смерть вне очереди".
Впрочем, о цене подробно не говорили, о детективах тоже. Сергей Иванович намекнул, что в деньгах не обидит. Разве можно было не поверить? Такой милый, добродушный человек, само обаяние.
Пётр Никифорович захватил утром, выходя из своей комнаты, редкую немецкую книгу о цветах. Он листал её иногда, присаживаясь на свободную лавочку - изобилие которых на санаторных аллеях радовало глаза и сердце.
Такую книгу можно доверить на пару дней - даже на пару недель, если пожелают - замечательным, душевным людям. Если захотят, конечно.
Захотели.
Сергей Иванович пообещал вернуть книгу на следующие выходные. Мол, планируют приехать сюда в субботу.
Так хорошо поговорили...
Правда, Пётр Никифорович почему-то вслух нафантазировал, что они с женой собираются купить новую квартиру, и лишние деньги лишними не будут - каламбурил вовсю, охваченных вдохновенным порывом. И в то же время словно оправдывался за финансовую сторону вопроса. А где-то там, глубоко, в подсознании ворочалась призрачная надежда - вдруг Елена захочет связать свою жизнь с ним, захочет переехать к нему, в Харьков?..
Прощаясь, и пребывая в самом приподнятом состоянии духа, Пётр Никифорович вручил гостеприимным хозяевам ту самую книгу, перевод с немецкого - и замечательные цветные иллюстрации - книгу о цветах.
На время.
Условились, что на неделю - в субботу собрались высаживать растения, которые привезёт Пётр Никифорович, и (логично) тогда же книгу вернут.
На том и порешили.
Пожав руку Сергею Ивановичу и пройдя метров двадцать, Пётр Никифорович остановился. Почему-то захотелось обернуться. Словно чей-то взгляд жёг ему затылок. Такое с ним бывало, в транспорте, например. Едет в троллейбусе, чувствует на себе пристальный взгляд, оборачивается - и точно, кто-то внимательно смотрит, почти в упор. Не самые приятные минуты, надо сказать.
Пётр Никифорович, не в силах противиться шестому или какому там по счёту чувству, обернулся.
Хозяева уже отошли от кованой решётки, заперев узорную калитку. Там теперь стояла только их дочка. Одна. И не мигая смотрела на Петра Никифоровича. Сквозь чугунные завитушки ограды.
Странно смотрела. С кривой, презрительной улыбочкой на устах. Поразил яркий цвет губ. И совсем недетское выражение этого детского лица.
Пётр Никифорович растерянно улыбнулся и пошёл, раза два споткнувшись, в санаторий, но уже медленнее, глядя под ноги.
Нехорошо стало на душе от этого взгляда. И сдавило сердце в груди.
Жарко. Солнце в зените.
Скоро обед. Пора возвращаться в "родные пеннаты".
Отойдя на приличное расстояние, Пётр Никифорович положил под язык таблетку валидола. Постоял с минуту, ощущая мятный холодок во рту - ясное дело, приятнее холодка, что прошёл по спине, когда поймал жестокий взгляд сквозь чугунную решётку.
Вроде полегчало.
И Пётр Никифорович направился вдоль пруда, выбирая тенёк, в сторону трёхэтажных разноцветных корпусов.
Через два дня он проводил Елену - ехали вместе и в маршрутке, и вместе ждали междугороднего автобуса на станции возле метро "проспект Гагарина".
Он подарил ей ниточку белоснежного речного жемчуга - бусы продавала женщина перед входом в основной санаторный корпус - и две серёжки, тоже с жемчужинами.
На память.
Обошёл автобус, приложил к мутному окошку, возле которого сидела Елена, свою грубую ладонь.
Она с той стороны приложила к стеклу свою тонкую ладошку.
Больше они друг друга никогда не видели.
Пётр Никифорович дважды пытался набирать её телефонный номер, но по недовольным ноткам в голосе понял, что Елена уже вычеркнула его из своей жизни.
Курортный роман - оказывается, вот как называется - то, что с ними произошло.
Жаль.
В четверг закончилась путёвка и у Пётра Никифоровича. Он распрощался с лечащим врачом, Людмилой Алексеевной, поблагодарил от души. Сказал, что никогда не забудет замечательного отдыха - на природе и в цивилизованных условиях одновременно.
Сразу поехал на дачу. Далековато - но ведь обещал растения тем хорошим людям.
С вечера выкапывал, заботливо укутывал в кульки, сбрызгивал водой - до посадки ещё сутки с лишним.
В пятницу отправился в Харьков.
Путь оказался труднее, чем рассчитывал. С двумя тяжёлыми сумками намучился уже в городе. А плохо ему стало в автобусе.
До автобуса помогли добраться соседи по дачам - своей машиной подбросили к повороту на аэропорт. Здесь уже транспорт ходил регулярнее.
С полчаса ждал автобуса. Жара делала своё дело. Валидол пошёл в ход.
В автобусе таблетки уже не сильно помогали. Попросил воды у кондуктора - молодой сердобольной женщины. Запил кроху нитроглицерина. Поблагодарил почему-то именно так: "Спасибо, сестра". Женщина удивилась, но виду не подала, просто кивнула в ответ. Чуть позже предложила ещё воды.
Сердце отпустило, но, как всегда после серьёзного лекарства, у Пётра Никифоровича разболелась голова.
За ночь он пришёл в норму.
Настолько, что в пять утра засобирался в дальний путь. Обещанные растения, укутанные - от жары - как младенцы, ждали в прохладной прихожей; на балконе второй день под сорок градусов, солнечная сторона.
Долгий путь до метро. Здесь он тоже платил, как в автобусе. И в прочем транспорте. Инвалидность - вторую группу - о которой "так долго твердили большевики", то есть большинство врачей, с которыми Пётру Никифоровичу приходилось иметь дело - он ещё не оформлял. Не любил бумажной волокиты. И не хотел унижаться по всевозможным инстанциям.
Поэтому приходилось, что называется, считать каждую копейку.
От Холодной Горы, конечной станции метро, Пётр Никифорович уехал почти сразу - повезло с маршруткой. В два раза дороже, чем автобус - но зато быстрее.
Закутанные в кульках ждали посадки на ПМЖ, жаждали воды. Пётр Никифорович это чувствовал, словно растения шептали ему - "скорее, скорее, умоляем, ну скорее же..." - и мысленно торопил водилу.
Тем не менее, возле санатория "Роща" он оказался лишь в десятом часу.
И тут его ждал сюрприз.
На даче "хороших людей" никого не было. Совсем никого - ни сторожа, ни... ни души.
Калитка была заперта.
Развести руки в стороны - и что теперь?..
Слава богу, из дома напротив показались двое - похоже, молодая пара. Дом поскромнее, видно, только построен, вокруг щебень, песок, строительный мусор.
Но эти двое выглядели счастливыми.
Поинтересовались, не могут ли чем-нибудь помочь.
Пётр Никифорович объяснил ситуацию и попросил набрать номер телефона Сергея Ивановича - вдруг что-то случилось, не приведи господи?! - полез в карман, визитку "заказчика" вроде бы захватил, выезжая - на всякий случай.
Визитка не пригодилась - молодожёны по своему телефону, мобильному, тут же набрали - сначала один, потом второй номер.
Короткий разговор прояснил ситуацию. Семья с детьми уже выехала, будут через пару часов. "А вы пока начинайте высаживать, в полосе вдоль забора, возле земляники" - прогудел в трубку Сергей Иванович. Вода? Вода за домом, кран, правда, открывается туговато.
Получив инструкции, растерянный Пётр Никифорович - не ожидал, однако - поблагодарил соседей. Они, кстати, помогли открыть калитку.
Приходится высаживать самому, без хозяев. Но с лекарствами - в этот день Пётр Никифорович побил рекорд, семь таблеток валидола. Но без нитроглицерина и других серьёзных вещей обошлось. Работал потихоньку, часто присаживался отдохнуть в тени, поливал заботливо посаженные растения - сперва лаконос. Потом самшитики. И лишь в самом конце - эхинацею.
Прошло два часа.
Прошло три часа.
Хозяев не было.
Пётр Никифорович опять начал волноваться. На дорогах не все соблюдают правила - не случилось бы чего...
Не случилось.
В два часа дня звук мотора оторвал от волнений. Растения все уже были высажены, политы. "Зелёные друзья", переехав с помощью Пётра Никифоровича на ПМЖ - постоянное место жительства, - отдыхали в тени, расправив листочки.
Во дворе показались и она, и он. Приехали с детьми. Не поздоровались. Ни она, ни дети. Прошли как мимо пустого места. Лишь Сергей Иванович кивнул головой.
Пётр Никифорович остолбенел.
Ему казалось, что они смотрят СКВОЗЬ него, будто не замечая. Как сейчас говорят? "В упор не вижу"?
Устроились пить холодный сок - видно по запотевшему стеклу высоких стаканов - рядом, в беседке.
Его не позвали, не угостили.
Пётр Никифорович вспомнил старый анекдот про тёщу: "Что, и чайку не попьёте, мама?.."
Ну, это, знаете, уже ни в какие ворота...
Хорошо, у Пётра Никифоровича с собой оставалась маленькая пластиковая бутылочка, с тёплой уже водой - на самом дне.
Вот именно, как на самом дне.
Дети выбежали из беседки, остановились у пустого бассейна. Начали ссориться.
В бассейне - лужа. В луже - головастики. Пётр Никифорович попытался отвлечь их от ругани - брату и сестре негоже ругаться (хорошо хоть, не матом) - если уж родителям наплевать. Попытался переключить внимание капризуль на головастиков. Нулевой результат. А девочка всё с такой же ухмылкой смотрела на бесплатного раба.
То, что его элементарно кинули, Пётр Никифорович понял не сразу.
"Посмотрим, как приживётся" - вот что он услышал от Сергея Ивановича.
Хозяин потерял добродушный вид. Сейчас перед ним, уставшим больным человеком, стоял сытый хозяин жизни, холодный и отстранённый - таким показывают князя Дракулу в плохих голливудских поделках.
Пётру Никифоровичу не заплатили ни копейки.
На маршрутку денег не было.
Рассчитывая на "зелёное финансирование", Пётр Никифорович взял минимум денег.
Такой оборот дела застал его врасплох.
Как побитая собака, он плёлся к автобусной остановке - до неё полкилометра. Далековато.
Во рту пересохло. Воды уже не было. А налить той, ржавой, из крана, Пётр Никифорович не догадался. Возвращаться же, "делать крюк" в санаторий, уже не было сил.
Мелочи, звякнувшей в кармане, только-только хватало на автобус.
И то ладно.
Хорошо, завалялся жетон на метро.
Замечательно. Живём.
Главное, домой добрался.
Странные люди, эти богатые. Словно и не люди вовсе. Будто лишь изображают людей, имитируют.
Пришельцы. Хитиновые пришельцы из романов писателей-фантастов о вторжении на планету.
Значит, чем богаче - тем жаднее? Таков стиль жизни? Неужто деньги в самом деле превращают человека в чудовище?
Жаль, если так.
Но если это - правило, то... должны попадаться исключения? Значит, кому-то повезло больше.
Бог с ними. Бог им судья. Хотя и человеческого возмездия ещё никто не отменял.
Как там у Булгакова - "Каждому воздастся по вере его"?..
Ну, почти так. "Впрочем, ведь все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере".
Аминь.
Через год Пётр Никифорович позвонил в санаторий, Людмиле Алексеевне. Узнать, что да как. Она в ответ поинтересовалась, как дела у него, пожурила, что до сих пор не оформил инвалидность.
А потом рассказала такое, что волосы поднялись на голове.
В санатории начали умирать люди.
Первые случаи произошли ещё летом. Сначала обнаружили мальчика, сердечника, который после операции был направлен для оздоровления.
Он лежал возле аллеи, в тени хвойного дерева.
Потом нашли молодого мужчину, из рыбаков, умершего прямо на берегу.
Затем женщину. Эту - под железобетонным забором, в бурьянах. Бледную, без кровинки в лице.
Другие покойники тоже выглядели не лучше, да и вообще, если честно, то на покойников были не сильно похожи.
Словно живой человек заснул крепко - вот только не дышит совсем.
Если о санаторных ЧП журналисты прознают, газетчики, телевизионщики - плохи дела. Это врач сообщила по секрету, будучи уверена, что Пётр Никифорович никому не расскажет. Вряд ли дело было в особом доверии. Скорее всего, до местных жителей сведения дошли, кто-то видел милиционеров, начиналось расследование. Почему-то никаких следов не было найдено.
Скорее всего, в ближайшее время всё выплывет на поверхность. Такое долго держать в тайне просто невозможно.
Страшнее всего то, что у всех умерших на шее обнаружили по два прокола, через которых вытекала кровь.
Вот только самой крови под ранками почти не было. Словно выпили всю, почти до капли. Или же убили их где-то в другом месте, а сюда перенесли.
Ужасно, просто в голове не укладывается...
Пётр Никифорович ясно слышал в голосе врача сильное волнение - да что там, волнение... панику!
И вдруг в памяти возник жестокий взгляд - из песни группы "Пикник", тот самый, леденящий взгляд.
"Девочка с глазами волчицы".
Он осторожно спросил:
- А в том особняке, что за серым забором, как там, у них, вы случайно не знаете?..
Людмила Алексеевна, запнувшись на секунду, ответила:
- Да там, кажется, давно уже никто не живёт... Там нет людей.