Проблема, поднятая в статье С. А. Яшина чрезвычайно актуальна. Действительно, истинное православие не имеет ничего общего с морализаторством, гуманизмом, пацифизмом и прочей дрянью. К сожалению, сегодня многие воспринимают эту великую, древнюю религию в качестве бабушкиной сказочки, рассказанной про добренького боженьку, который, сидя на облачке небесном и махая ножками, учит всех одной сплошной "доброте".
Начнем хотя бы с того, что "доброта по-христиански" есть категория очень и очень сложная. По большему счету, добрыми считаются лишь те дела, которые совершены во имя веры, остальные же таковыми в принципе не являются - вне зависимости от благих или дурных устремлений самого вершителя. Подобное понимание доброты особенно четко выражено в высказываниях на сей счет свв. Серафима Саровского и Игнатия Брянчанинова. Современному человеку такая суровость и требовательность кажется чем-то ужасным, однако это факт - Православие не знает абстрактной морали, для него добро есть движение к истинно Сущему, т. е. Богу, а зло - движение к не-сущему, за которым скрывается дьявол (конечно добрые поступки безбожников предпочтительнее злых поступков, но не столь существенно, как кажется стороннему наблюдателю).
Весьма неоднозначно и отношение к такому качеству человеческого существования, как гнев. Признанное одной из пагубных страстей, оно, тем не менее, может употребляться во благо даже и монахами - если направлено против бесов или собственных пороков. Более того, православная аскеза признает неожиданную, на первый взгляд, практику использование одного порока во исцеление другого. В аскетических писаниях Святых Отцов часто можно встретить примеры того как гордыней врачевалась распущенность, и наоборот.
Настоящее волевое христианство, религия Средневековья охотно допускает насилие по отношению к супостатам и богоборцам. Порой им не гнушались и представители клира, в том числе, и высшего. Так, Св. Никола Чудотворец, столь почитаемый русскими христианами, не счел чем-то зазорным хорошенько врезать по физиономии еретику Арию, возводящему хулу на Сына Божия. Лупить богохульников прямо велит еще один столп Православия - Св. Иоанн Златоуст. "Если ты, -- обращался он к истинному христианину, -- увидишь, что кто-нибудь на улице или на площади хулит Бога, подойти и сделай ему внушение. Если нужно будет ударить его - не останавливайся... Если повлекут тебя в суд, иди и смело скажи, что он похулил Царя Ангелов, и если следует наказывать хулящих царя земного, то тем более оскорбляющих Бога. Пусть узнают распутники и развратники, что они должны бояться рабов Божиих".
Порой смиренные служители Господа ничтоже сумняшеся брали в руки оружие и били врагов веры и родной земли. Так поступали, например, защитники Троицко-Сергиевой лавры во время польской интервенции. Они придумали хитроумное и, мягко говоря, негуманное приспособление - связку направленных в разные стороны железок. Железки эти, кидаемые под ноги польской конницы стали причиной смерти многих врагов Православия и Руси. Позже во время Великой отечественной войны сей опыт был творчески использован русской армией - имеются ввиду знаменитые противотанковые ежи.
В ходе колонизации северных и восточных земель русские монастыри зачастую становились крепостями и опорными пунктами белых колонизаторов, несущих варварам свет Христовой Веры и величие Русской Империи.
В период смуты 1905-1907 гг. монахи Почаевской лавры создали особую вооруженную дружину Союза русского народа, которая отстреливала левацкую нелюдь по всем окрестным местам. В рядах колчаковской армии отважно сражался целый полк, состоящий из священников.
Конечно, канонические правила не приветствуют использование оружия свящнослужителями, однако, имеют место быть особые случаи, когда применение силы необходимо.
В принципе, все истинное христианство (такое, каким его донесли до нас Святые Отцы) прямо-таки пронизано воинским духом. Сама Богореализация (соединения с Богом) представлена здесь как брань - со своими пороками и бесовскими происками. Аскеза крайне схожа с ратным трудом. И воин, и аскет одинаково уходят из мира в обстановку изолированного братства; и тот, и другой выделяются из других особой строгой формой; и тот, и другой терпят лишения. Схожа даже терминология. "Монах подобен воину, идущему на брань, -- писал Св. Ефрем Сирин, -- который отовсюду ограждает тело свое полным вооружением, трезвится до самой победы, и беспокоится, чтобы вдруг не напал на него враг, и чтобы ему, если не примет предосторожностей, не попасть в плен. Подобно и монах, если приводя себя в расслабление, обленится, то удобно уловляется врагом; потому, что враг влагает в него нечистые помыслы, которые принимает он с радостию..." Он же советовал монахам: "Когда взойдет на тебя лукавая мысль; извлеки меч свой, то есть возставь в сердцах страх Божий, -- и посечешь всю силу вражию. А вместо воинской трубы употребляй Божие Писание. Как труба звуком своим собирает воинов, так и Божие писание, взывая к нам, собирает благие помыслы, и приведя их в строй страхом Божиим, составляет из них полк в противоборство врагу: ибо помыслы наши, подобно воинам, сражаются с врагами Царя".
Сходство между ратным трудом и аскезой не случайно - оно имеет сущностный, метафизический характер. Воинское делание и подвижничество аскета одинаково направлены на мистическое преображение личности человека, предполагающее уничтожение старого, ветхого "Я". Оно, это "Я" подвержено порокам, предельно несовершенно, тленно, оно удерживает человека во мраке мира сего, в трясине "концентрационной вселенной". Потому необходимо убить в себе ветхого человека, необходимо умереть (инициатически) - с тем, чтобы воскреснуть в новом, преображенном качестве, стать "Богом по благодати и усыновлению" (выражение Святых Отцов). Такая задача стоит перед всеми, но аскет и воин решают ее успешнее всех. Аскет, ушедший из мира, как бы умирает для него, отсекая от себя все страсти, питающие греховное ветхое "Я", насыщающие его гнилыми соками больного мироздания. Воин тоже уходит из мира, изъявляя готовность погибнуть за высшие ценности (религию, нацию, государство). Он отважно бросает свое ветхое "Я" на алтарь победы, подвергая его смертельному риску. Этим он как бы говорит: "если хотите, то возьмите его, я взыскую более высокого и более вечного". И не случайно в средневековье считали, что павший на поле битвы сразу попадает в Рай, ведь от рук врага гибло ветхое "Я". (Конечно, не любая смерть дает "пропуск" в райские кущи - нужно быть мучеником, погибшим за Веру и Идею, за то, что выше тебя "старого").
Вот почему обидно наблюдать как пузатые и корыстолюбивые попы (а таких "служителей" Христовых иначе и не назовешь) оскопляют христианство, вытравливая из него весь боевой, героический дух. Им подпевают различные "исследователи" Православия, доброхоты и недоброжелатели, охотно рассуждающие о пассивности и сверх-созерцательности Восточной Церкви, противопоставляя ее при этом, "действенному", "социально ориентированному" католичеству. При этом вольные или невольные адвокаты латинства стараются не замечать, что "пассивное" Православие сумело создать две величайшие в мире Империи - Российскую и Византийскую. Не обращается ими внимание и на то, что "активное" католичество умудрилось пережить Реформацию и не сумело сдержать волну безбожных, буржуазных революций. Православная Россия бросилась в омут "прогрессивного" безумия лишь в 20 в. - тогда, когда латинский Запад уже успел вдоволь побеситься.
Частенько в доказательство ущербности Православия приводится "факт" отсутствия на христианском Востоке религиозных, рыцарских орденов, защищающих веру Христову мечом. К сожалению, почти всегда такой "аргумент" срабатывает, и виной тому современные православные "мыслители", обеспокоенные преимущественно растолкованием простейших моральных аксиом по типу - "воровать плохо и почему?" Они не пошевелят и ни одной извилиной для того, чтобы вскрыть перед православным людом героическое и волевое содержание их веры, а ведь без осознания его они проиграют враждебному им миру сему. (Впрочем, некоторые "светильники" Церкви призывают не особо печалиться по поводу грядущего поражения - ведь после него настанет Царствие Небесное. Все правильно, вот только вопрос - войдут ли в Царствие сие те, кто не желал активно противодействовать приходу антихриста?). Истории меченосного, орденского православия для них просто не существует.
А между тем, она, замолчанная "официальной" и "церковной" историей, грозна и величественна. Я не буду сейчас говорить о Черном ордене опричников или о Запорожской Сечи - об этих православно-рыцарских братствах писалось пусть и недостаточно, но все же прилично. Мне хотелось бы подробно порассуждать об орденско-инициатическом характере древлекиевского богатырства.
Берусь утверждать, что витязи Древней Руси представляли собой мистическое, рыцарское братство. Тут, прежде всего, нужно обратить внимание на некоторые специфические черты, присущие русским богатырям, черты, известные нам по былинному эпосу. Особенно важен образ Ильи Муромца (почти все герои былин существовали реально, а Илья даже канонизирован Церковью). В свое время митрополит Иоанн (Снычев) заметил, что богатырская деятельность этого древнего героя является одновременно и деятельностью святого странника. "У него, -- пишет митрополит, -- нет ни постоянного дома, ни хозяйства, он не связывает себя никакими житейскими попечениями и заботами, презирая богатство и славу, отказываясь от чинов и наград. В былинах он описывается как паломник, посетивший Царьград и нашедший по дороге чудесный крест, под которым было спрятано серебро и злато (их Илья отдал князю). После этого события прилетела "невидимая сила ангельская и взимала то его со добра коня, и заносила во пещеры во Киевски, и тут старый преставился, и поныне его мощи нетленны".
Былины особо подчеркивают, что Илья являлся горячим и грозным защитником Православия. При этом же они повествуют о том, как он собирал по Киеву "голи кабацкие" и сшибал стрелами золоченные маковки столичных церквей. Казалось бы, тут налицо противоречие, однако, вдумчивый наблюдатель, хорошо знакомый с многообразием православно-аскетического служения, легко признает сакральное значение буйства Ильи. Так, митрополит Иоанн вполне обоснованно приписывает ему "юродство во Христе", выделяя следующий факт - "бунт" Ильи вызван некоторым равнодушием киевской верхушки к богатырском услужению. Воин-юродивый Илья не борется против Православия, он выступает против теплохладности, часто проявляющейся даже у самых достойных людей. Кстати сказать, Илья не боится, как и положено юродивому, перечить князю, хотя и никогда не доходит до бунтарства в его современном понимании. Он глубоко уважает князя и помогает ему в трудную минуту, тем более, что сам князь признает свою неправоту.
Свою богатырскую силу муромский богатырь получил от некоего "калики перехожего". И это - предельно важный момент, позволяющий выстроить цепочку рассуждений в довольно неожиданном направлении. "Калики перехожие", хорошо знакомые всем, кто увлекается древней историей, были не просто сообществом странников, сочинявших и распространявших знаменитые духовные стихи, они посвящали себя и воинскому, богатырскому служению. В толковом словаре Даля "калика" определяется и как "странствующий, нищенствующий богатырь". В духовном стихе "Сорок калик со каликою" они предстают "добрыми молодцами", от их зычного крика дрожит "матушка сыра-земля". Указанное стихотворение содержит данные о том, что движение "калик перехожих" было четко структурировано - у них наличествовал институт "атаманов", обладавших значительными властными полномочиями. Кроме того, калики находились в тесной связи с церковной организацией. В "Уставе Владимира" они названы среди церковных людей. По сути дела, калики перехожие являлись неким религиозно-мистическим орденом, сочетающим странничество и нестяжательство с воинским, рыцарским служением, а также с поэтическим творчеством.
Скорее всего, именно каликам принадлежит авторство русских былин, ранее приписываемых крестьянству (на основании того, что былины записаны в деревнях). Не так давно некоторые исследователи, очевидно, хоть чуть-чуть опомнившись от дурмана плебейской советчины, обратили внимание на точное описание различных видов древнерусского вооружения, данного в былинах. Получалось, авторы былин являлись профессиональными воинами. Характерно, что деревенские сказители ("толковники"), кстати сказать, представляющие собой нечто вроде особой касты, смутно помнили о некоем древнем запрете менять что-либо в хранимых и передаваемых былинах. Напрашивается вывод - былины некогда оказались переданными орденским рыцарством простому люду с целью сохранения (о предполагаемых обстоятельствах этого события будет сказано несколько позже).
Посвящение Ильи Муромца в богатыри представителями братства калик свидетельствует о том, что вся богатырская традиция основывается на существовании могучего ордена странников - особой инициатической военно-религиозной организации. Данное братство неким образом входило в состав церковной организации, находясь в теснейшей связи с монашеством и юродивыми.
Последние предстают уже не просто "безумцами во Христе", но и воинами, кшатриями (естественно, речь идет о юродивых в древности). Становится понятным, почему Иоанн Грозный часто вел себя как юродивый (некоторые исследователи утверждают, что он и был им) - первый русский Царь, глубокий православный эзотерик, создатель Ордена опричников пытался возродить орденские традиции "калик перехожих".
Братство калик перехожих возникло, скорее всего, во времена Владимира Святого, после Крещения Руси. На это указывает упорное задействование его образа в большинстве былин. Пусть никого не смущает значительный разрыв во времени - почти все реальные персонажи былин (Илья Муромец, Алеша Попович, Василий Буслаев и др.). за исключением Добрыни Никитича (дяди Св. Владимира) жили в другое время. Эпос, сакральное творчество, хотя и учитывает историческую действительность, однако, живет по особым законам, побеждающим обыденное "историческое" время. Объединение персонажей, живших в разное время, в рамках одного периода ("эона") совершалось сознательно, в "ритуальных" целях. Оно создавало особую, волшебную вселенную Мифа, которая тоже реальна, но только по иному. Сталкиваясь с былинным мифом русский человек имел возможность увидеть "модель" некоей идеальной героической цивилизации, руководимой равноапостольным князем и защищаемой одновременно всеми выдающимися подвижниками Меча, рыцарями ордена святорусских богатырей. В принципе, наблюдатель здесь сталкивается с Золотым Веком Руси, который не "разбросан" во времени, но "собран" в один кратковременный, однако, блистательный "эон".
Ужасающее по своей варварской мощи монгольское нашествие сокрушило древнерусскую цивилизацию и ее орденские структуры. Богатыри подверглись почти поголовному истреблению еще в 1223 г. в битве на реке Калке, о чем поведало "Сказание о разорении Русской Земли". Позже орден исчез вообще, успев только передать былины на хранение посторонним лицам из простонародья.
Последнее требует особых пояснений. Монголы практически полностью уничтожили весь верхний слой Руси. Многим такое утверждение покажется натяжкой. Но достаточно только вспомнить, что послемонгольские летописи не упоминают названия 80% городов, упоминавшихся летописями домонгольскими, и масштабы разрушений предстанут сверх-катастрофическими. Сопротивление нашествию было невероятной силы и монголам приходилось вырезать всех и вся, уничтожая подавляющее большинство городов. Естественно. в первую очередь гибли самые лучшие - аристократы, рыцари ордена. И если даже от всего городского населения погибло приблизительно 80%, то процент погибших кшатриев должен быть намного большим. Только такой геноцид, мало чем уступавший большевицкому "срезанию" верхних слоев в 1918-1921 гг., и может объяснить последующую некоторую слабость русской аристократии, отсутствие у нее достаточно мощных и ярких орденско-рыцарских традиций.
Немногим уцелевшим витязям пришлось передать былины на хранение крестьянам - все остальные слои оказались просто неготовыми к этому, пережив страшнейший разгром. Вот почему былины дошли к нам в передаче деревенских жителей, что дало демофилам основание приписывать их авторство крестьянству.
Спрашивается - до каких пор мы будем игнорировать кшатрийское, орденское измерение христианства? До каких пор будем воспринимать его как нечто женственное, старушечье, приторно-слезливое? Не пора ли отказаться от абстрактно-гуманистического, космополитического по сути, восприятия цельного и сурового учения Христова?
Православное христианство нельзя считать абстрактной вселенской верой. В принципе открытое для всех, оно все-таки, в первую очередь, есть вера арийской расы. Так было завещано праотцем Ноем: "...Да распространит Бог Иафета, и да вселится он в шатрах Симовых..." (Быт. 9, 27). Христос-Спаситель явился к нам в образе арийца - об этом свидетельствует знаменитое Его изображение на туринской плащанице (как известно, Иисус вытерся им, запечатлев свой светлый Лик). Антропологи, обратившие внимание на "туринский" образ вынуждены были признать - лицо Спасителя есть лицо типичного представителя индоевропейской расы.
Во всех словах Христа отчетливо слышится голос нордического человечества, взыскующего северной вольности спасения и свободы посредством стяжания благодати, но отрицающего южное рабство греха и деспотию закона. На опаленную землю семитского Юга пришла арийская весть о Спасении. И когда Иисус крестился в водах Иордана, то они потекли в обратную, чем прежде, сторону - с юга на север, знаменуя религиозный триумф нордического духа. Они потекли в ту сторону света, где раньше располагалась родина Адама - святейшая Гиперборея, представлявшая собой полярный материк, крестообразно разделенный четырьмя реками на четыре удела (таким образом его изображали средневековые карты). Крестное разделение символизировало утерянный небесный Рай и свидетельствовало о том, что Гиперборея - рай земной. Здесь на священных арктических просторах господствовал культ бога Кристоса, сына Отца Небесного, грядущего мессии, призванного вернуть гипербореев на свою утерянную небесную родину (о нордическом кристианстве подробно написано у Г. Вирта). Не удивительно - ведь согласно учению Святых Отцов, Адам и его первые потомки сохраняли возможность непосредственного созерцания Божества - отсюда и знание о Христе.
Однако, северные праотцы не сумели сохранить полноту нордического кристианства и стать достойными пришествия Христа. Они отвратили свой лик от истинного Бога в сторону натуралистских, политеистических культов, распространенных на южном анти-материке Гондване. И проникшись их темной, звериной сутью, "сыны Божии", т. е. белые полубоги, вступили в греховную связь с "дочерьми человеческими", с отродьем зверо-людей. Так, гипербореи-кристиане загрязнили свою чистую, звездную Кровь, совершив преступление перед Гипербореей, сакральной империей Креста. С тех пор нордический дух восставал сотни раз, проявляясь через различные, порой внешне чуждые ему доктрины. И, наконец, явился Христос, чья духовная власть распространилась главным образом среди белых людей, принеся им метафизически и расово идентичную веру, отличную как от пантеистического многобожия, так и от ближневосточного ультра-монотеизма. И явление Его произошло, по большему счету, не в Палестине, а на территории Рима - великой арийской империи. Здесь Христу предстояло вести тяжелое духовное противостояние детям сатаны, засевшими на юге римского универсума.
Православие немыслимо без арийства, без северного отношения к Богу и жизни. Пусть наше вероучение далеко не всегда прямо апеллирует к теме Норда, но сам православный (в первую очередь, русский) стиль предельно насыщен суровым обаянием Севера. Оно в знаменном распеве, в поморской старине, в цельности и красоте национальных шатровых храмов. Нордический дух можно найти и в отдельных духовных сочинениях русских подвижников.
Наиболее яркий пример - новгородский епископ Василий Калика (сразу бросается в глаза имя священнослужителя, свидетельствующее об осознании какой-то преемственности от ордена калик перехожих), живший в 14 в. Это был уникальный человек - настоящий подвижник Веры Христовой. Достаточно сказать, что ему, первому на Руси, был прислан драгоценнейший дар от константинопольского патриарха - особые знаки епископского достоинства - белые ризы и белый клобук. Епископ Василий вполне успешно сочетал церковную деятельность с кшатрийской - он организовывал оборону Новгорода от шведов. В своем письме к тверскому владыке Федору епископ утверждает о существовании наряду с небесным ("мысленным") раем рая земного, невидимого для обычных людей. По мысли новгородского владыки рай сей находится где-то на севере, на высоких горах. Он осиян небывалой красой - "многочасьтным" светом - а на вершине одной из гор чудесной лазоревой краской написан Деисус (изображение Христа, Богородицы и Иоанна Крестителя). До путешественников, сумевших, в силу духовной чистоты, добраться до чудесной северной земли и увидеть ее красоты, доносились сладчайшее пение и веселые возгласы.
А вот еще одна любопытная "деталь" -- Св. Максим Грек в одном из писем характеризовал себя как "последнего гиперборея".
Нам еще только предстоит осмыслить в полной мере геройский, нордический смысл христианского вероучения. Предстоит отмыть его от всего южного, наносного, слюнтяйского. Предстоит воссоздать (на новом уровне) орденские, рыцарские структуры Святой Руси. Предстоит создать новые религиозные песнопения, проникнутые духом ратников, витязей, аристократов. Предстоит ввести новые ритуалы, освящающие ратное служение и оружие. Предстоит провести национальную Реформацию - Реформацию не канонов и догматов, а Реформацию стиля.
Надо отнять христианство у слюнтяев и фарисеев. Это - наша религия - религия белых мужчин, воинов, подвижников. Тех, кто в полной мере - по образу и подобию Богочеловека, явившегося в образе арийского Господина.