Солнечный луч пробился сквозь листву, поплясал на поверхности лужи, встревоженной колесом телеги и начал играть с ресницами юноши, мирно спавшего на козлах. Молодой человек отмахнулся как от мухи. Луч скользнул по щеке и опять начал светить в уголок глаза, как бы говоря: "Вставай, а то проспишь и не успеешь поздороваться со мной!" Юноша дернул бровью и проснулся. В просветах веток сияло чистое светлое небо.
Кучер повернул голову и улыбнулся - ему показалось, что две лазурные глубины смотрят в глаза друг другу.
- Говорил тебе, Лесь, иди спать в кибитку. Тогда бы не пришлось вставать так рано.
- Но тогда бы я не увидел звезд перед грозой, не умылся бы прохладным ливнем, не услышал бы песню ветра и, наверняка, проспал бы рассвет! - Ответил юноша, продолжая смотреть в небо, - Да и ты, Петрико, без меня вряд ли смог бы помочь Чалой вытянуть телегу из той лужи, в которой мы застряли во время грозы.
Телега выехала на зеленую опушку и остановилась. Справа от себя путники увидели небольшое озеро, а слева проходила накатанная грунтовая дорога.
- Кажется, сегодня нам удастся пополнить свой провиант, - сказал кучер и повел Чалую в направлении озера.
Молодой человек взял два ведра и пошел к берегу, бросив на ходу:
- Наберу воды для завтрака, и можно будет отмыться.
- Петрико, - сказал юноша, стоя по пояс в воде, - а ведь в таких озерах, наверное, и водятся кикиморы или русалки?
- Ты что, боишься, Лесь?
- Да нет, наоборот, было бы интересно встретиться с этаким чудом.
- Встретишься еще, успеешь! - засмеялся кучер и протянул над ведрами руки, - а пока отмывайся, и давай чуток поспим.
И Петрико тоже стал отмывать сапоги. Потом они заплыли на середину озера, окунулись несколько раз с головой, выбрались на берег и устроились для отдыха на зеленом душистом ковре.
- Надо же, а ведь здесь совсем сухо, только роса, - произнес Лесь после недолгого молчания, - а я - то думал, что ночной ливень верст на десять всю округу намочил. Почему, Петрико, иногда такие вещи случаются, которые и объяснить-то никак нельзя? Ну, к примеру, в одном месте ливень всю деревню затопил, а рядом лес стоит не политый; или молния одно дерево ударом испепелит, а другое, рядом, стоит, как ни в чем не бывало, хоть и выше оно и ветвистей?
Но Петрико спал сладким сном. Лесь подложил руку под голову, закрыл глаза, и совсем, уж было, сон его сморил, как вдруг слышит, будто в кустах кто-то плачет.
Поднялся он, раздвинул ветки, глядит, а там баба на камне сидит, нечесаная, в лохмотьях, кулаком мокрый нос утирает.
- Что это ты, тетечка, тут сырость разводишь? Что за горе у тебя приключилось?
А она молчит, да только искоса на Леся позыркивает, и глаз у нее, от слез, видимо, как-то так поблескивает.
- Да ты не бойся меня, горемычная, я тебя не обижу. А, может, помогу чем.
Тут она подвывать перестала и зубы в улыбке оскалила.
- Я и не боюсь, - говорит, - а коль помочь хочешь, так я тебе беду свою расскажу. Купалась я здесь, и гребень в воду обронила, да найти не могу. Видно, под корягу угодил. А там глубоко, потонуть боюсь - плавать-то не умею. А в деревню нечесаной идти стыдно. Да и гребень новый покупать придется. Муж у меня скупой, за растрату вожжами отходит, как пить дать. Может, ты нырнешь, да гребень мой поищешь? Под корягой он, не иначе.
Лесь нагнулся над озером:
- Не видать ничего.
- Да ты нырни под корягу-то, там рукой и нашаришь.
- Гребень-то новый был?
- Да бабушкин еще.
- Эка, нашла из-за чего так убиваться. Пора бы уж и новый гребень справить. Ладно уж, держи, расчесывайся.
Лесь достал из кармана рубахи вещицу и протянул ее бабе.
- Для Веснушки вырезал, вчера только закончил.
Баба взяла гребень, повертела в руках.
- Ишь ты, узорчатый-то какой! И зубцы не редкие и не частые, в аккурат.
- Ну, раз по сердцу тебе, забирай его, так и быть. А я Веснушке еще вырежу.
- И не жаль тебе красоту такую незнакомой бабе отдавать?
- Конечно, не жаль, раз ты радуешься! Да тебе только такой гребень и надо. Другой раз и с гребнем купаться будешь, не потонет - деревянный он. Да ты в волосы-то его вколи, поглядись в воду - красавица! Муж на тебя посмотрит, да не то что вожжами накажет, а еще и шаль новую справит. Вот увидишь, гребень счастливый, с душой сделанный.
Баба волосы расчесала, гребень вколола, да и впрямь как-то похорошела, изнутри, что ли, засветилась.
- Так вот ты какой, Олесь Клязьменский, - говорит, - Недаром, значит, про тебя молва идет.
Парень глаза свои синие от удивления раскрыл и ресницами захлопал.
- Откуда знаешь меня, тетенька? Мы с балаганом в этих краях впервые.
- Да уж знаю. Земля слухами полнится, - и, вдруг, улыбнулась, и с ехидцей добавила, - А, может, ты и братцу моему поможешь? Время-то есть у тебя?
- Да я, вообще-то, поспать хотел, приустал в дороге.
- Ну и не ходи, - успокоилась тетка.
- Нет, если помочь надо, то времени не жалко. Далеко идти-то?
- Да вон туда, - указала баба в чащу, - Может, сразу дойдешь, а, может, версту поплутаешь.
- А что с ним? - спросил Лесь.
- Хворый он.
- Как звать-то мне его?
- Да Силычем кличь. Ну, иди уже.
Он шел и шел в указанную сторону, а лес становился все гуще и гуще. Как-то зябко стало Лесю.
- Силыч, - позвал он тихонько. Никто не откликнулся.
- Силы-ыч! - крикнул он громче, но голос не подхватился эхом, а сразу смолк, будто усовестился, что тишину нарушил.
- Надо же, чаща какая! Как бы не заплутать! - Лесь оглянулся - поросль стояла стеной со всех сторон одинаковая. Вдруг, за спиной Лесь услышал скрип и еле успел отскочить - прямо на то место, где он стоял, рухнул ствол большого дерева с подгнившим основанием.
- Вот это да! А место-то тут гиблое. Одному и пропасть недолго. Но ты не бойся, Силыч, я тебя здесь не оставлю. Сейчас отдохну чуток, с мыслями соберусь, а то, видно, заплутал немного.
И Лесь сел прямо на свалившийся ствол, достал из шаровар свистульку в виде канарейки и засвистел. Заиграл, да и сам заслушался, забылся, где он.
"Хороший звук получился - звонкий, заливистый", - подумал он с удовольствием и обернулся - в кустах будто бы сушняк хрустнул.
- Силыч, это ты? - спросил юноша, раздвигая ветки. Там действительно стоял мужичонка, росточком ему в аккурат под мышку.
- Ну, слава Богу, нашелся!
- Чур меня! - взмахнул мужичок руками, и отступил в чащу.
- Да ты не бойся, я не нечисть какая. Я артист из балагана Петрико. Меня сестра твоя послала тебе в помощь. Ты скажи, что за беда с тобой приключилась?
- Беда не вода, не утечет, свое русло не изменит.
- Это так, но главное из чащи выбраться, а там в любой деревне травницы найдутся. Да хоть Петрико - наш балаганщик! Очень умелый человек. Любого больного на ноги поставит.
- Меня ставь, не ставь, а все одна нога короче.
- Вот оно что, - призадумался Лесь, - и давно ты так маешься?
- Почитай, сызмальства. Так что, ни знахарки, ни сказочник твой меня не исцелят.
- Исцелить не исцелят, а вот помочь горю твоему можно.
- И кто же мне поможет? Уж не ты ли? - захихикал старик, будто веткой о ветку заскрипел.
- А хоть и я!
- Ой, хвастун, болтун, пустомелище!
- Да ты погоди ругаться-то. Ты вот что скажи - лыко у тебя есть?
- Лыко? Да ентого добра здесь видимо - невидимо.
- Ну, так давай!
Силыч проворно зашнырял по кустам (даром что хромой). А через несколько минут перед Лесем была целая гора лыка, и ни какого-нибудь, а самого что ни на есть первосортного.
- Ну, а теперь сказывай, на сколько у тебя нога короче будет?
- Почитай, дюйма на два. Да ты что задумал-то, хлопец?
- А вот сплету тебе сейчас лапоточки: на одну ногу - обычный, а на другую - с двойной подошвою. А меж подошвами набью его корою липовой, толщиной в аккурат в два дюйма. Вот и будешь, ты, дяденька, бегать, как лучший гонец, а про изъян свой и помнить забудешь.
- Эка невидаль - лапоточки! Кто сказал, что Силычу обувка нужна? Я и босой и хромый, а быстрей самого быстрого бегуна куда надо доберусь! - ворчит мужичонка, а сам парню за плечо заглядывает, не передумал ли тот ему лапти плести.
- Вишь, как ладно у тебя работа спорится, - сменил, наконец, Силыч гнев на милость.
- А ты не стой в стороне, а иди лапоток померяй, чтоб по размеру обувка вышла, - говорит ему Лесь.
- Ишь, че захотел - померяй! - осерчал вдруг мужичонка, да ступню в листву сухую поглубже зарыл, - вот такой у меня размер, в аккурат с енту щепку будет, - и Лесю кусок коры подает.
Тот только плечами пожал.
- Странный ты. Ну, мерить не хочешь - не меряй, но потом не обижайся, если обувка или жать будет, или с пятки сваливаться.
- А ты в аккурат по щепе делай - не промахнешься.
Закончил Лесь работу, лапти перед хозяином поставил и говорит:
- Ну, пора нам отсюда и выбираться - сестра твоя о тебе беспокоится, извелась уже, наверное.
- Марфа, что ли?
- Может и Марфа. Я ее у озера встретил, она там гребень обронила.
- У, кикимора!
- Что это ты, дяденька, на сестру ругаешься? Она за тебя волнуется, меня на помощь прислала...
- Кикимора и есть. Волнуется! Лишь бы свою заботу на другого спихнуть!
- Да разве можно женщине одной в этакую чащу ходить! Меня тут деревом вот этим чуть не пришибло, чудом увернулся, а ну как она не успела бы?
А Силыч тем временем в лапоточки впрыгнул и вдоль дерева расхаживает, да по сторонам поглядывает, всем своим видом, будто, сказать хочет: "Ну как я вам? Я ли не молодец? Вот вам и убогий, вот вам и хромый".
- Ну, я ведь тоже не лыком шит, - опять заскрипел Силыч, и, вдруг, свистнул неожиданно звонким свистом, да крикнул зычным голосом:
- Фиска!
И, как по волшебству, кусты расступились, и предстала пред Лесевым взором девушка красоты невиданной.
- Анфиса, дочка моя, - представил Силыч и для нее добавил, - парень ентот мне обувку с ходулькой смастерил. Отблагодарить надо.
Улыбнулась Анфиса ласково, взяла Леся за руку и сказала голосом ангельским:
- Пойдем со мной, парубок, не пожалеешь!
Лесь глядит на нее во все глаза, очей отвести не может и все думает, как у такого неказистого мужичонки этакая принцесса народиться сумела. Велика сила природы-матушки!
- Чем же одарить мне тебя, зорька ясная? Ведь нет у меня ничего. Был гребень резной, красоты твоей достойный, да я его Марфе отдал.
А Анфиса смеется, да за собой парня тянет.
И, вдруг, стволы да ветки разом кончились, и оказались они на берегу того же озера, где их лагерь разбит, только с другой стороны.
"Что же это я, выходит, все время вокруг озера кружил. А ведь думал, версты за две от этого места в лесу заплутал".
Но долго удивляться Лесю не пришлось.
- Подружки, - позвала Анфиса, - встречайте, это гость мой!
И, вдруг, кувшинки да лилии в воде зашевелились, и увидел юноша стайку девчат с цветами в волосах. Они засмеялись, забрызгались, телами белыми засверкали и, прямо так, неприкрытыми, в воде запрыгали:
- Иди к нам, Олесь, мы тут хороводы водим, в салочки играем. Нынче праздник - Иван-Купала. А в этот день все можно!
Закружился лес и озеро, радостно и трепетно сжалось сердце. А девчата поют, за ухом щекочут, взгляды томные из-под ресниц на него бросают. А ярче всех Анфисины очи горят!
- Ты, глупый, гребнем меня одарить хотел. Не надо мне никакого гребня. Ты мне себя подари! - шепчет она, как ветром знойным обжигает. И от шепота этого вся кровь так и закипает, так и бродит.
Вот и рубаха его уже на берег полетела, и штаны вдоль камышей плывут, и стоит он уже в одном исподнем по пояс в воде. Так и до греха недалеко. Да что там - совсем близко! Закрыл Лесь глаза руками:
- Девки, милые, что же вы делаете - то! Мне ведь что - я птица вольная. Сегодня здесь, завтра там. А ты, Анфиса, вдруг что получится, потом будешь век горе маять! И все из-за лаптей со стельками!
- Да люб ты мне! Иди сюда, не думай ни о чем!
Глаза туманом заволокло, в висках застучало.
- Не по-людски это. Что ж я - нехристь какой!
И Олесь сквозь Анфисино объятие руку под ворот просунул и крестик медный в кулаке сжал.
Открывает глаза - лежит он на поляне. Рядом Петрико спит, посапывает, Чалая траву щиплет. Он в одежде своей, при поясе. Только на руке правой от крестика медного кровавый след остался.
- Надо же, приснится ведь этакое!
- Ну, наконец-то просыпаться начали. А я думала, до полудня храпака давать будете. Марья уже завтрак приготовила, а мы с Веснушкой в лесу смородины набрали, - сказала кудрявая черноглазая девчушка и побежала к озеру.
- Смотри, Янка, осторожно, там берег скользкий! - крикнул Лесь.
- Берег скользкий, да еще и жабы водятся, - ответила она и нагнулась за увесистым камнем, - сейчас я ей покажу, как мне воду мутить.
Янка размахнулась, прицеливаясь, но Лесь быстрым и твердым движением перехватил руку, потом осторожно разжал ее пальцы, и камень упал к их ногам.
- Ну, что ты все время хочешь кого-нибудь обидеть? Что сделала тебе эта Божья тварь?
- Если бы я на нее наступила, то упала бы и ушиблась. А если бы она на меня прыгнула, то у меня по коже пошли бы бородавки.
- Если бы, если бы! А она вот сидит тихо и смотрит на тебя. И пока только ты хотела прибить ее камнем.
- А что, мне нужно было ждать, когда она возьмет и прыгнет!
- Янка, это ты пришла на ее озеро, зачем же сразу обижать хозяйку!
- Это она хозяйка? Жаба противная! Да если бы ее на свете не было, мир бы хуже не стал. Вон кувшинки да лилии - те хоть красивые, глаз радуют. А эта жаба не нужна совсем.
- Противная, говоришь? А сказку помнишь о царевне - лягушке? А, может быть, и эта жаба - принцесса заколдованная. Вот взял какой-нибудь волшебник и превратил одну принцессу в жабу сроком на три года - наказал за высокомерие. А она теперь смотрит на нас, людей, и сказать хочет: "Любите друг друга, не причиняйте зла ни одной твари Божьей, а то окажетесь, как я, в зеленой скользкой шкурке". Ой, Янка, смотри, у нее в глазу слезинка блестит! Видишь, а ты ее еще обидеть хотела!
- Знаешь, Лесь, артист ты, конечно, хороший, я не спорю, да только с головой у тебя не все в порядке. То у тебя ветер поет, то камень думает. Теперь вот жаба плачет. Брызги из озера в глаз ей угодили, вот и все слезы. Ты бы Марью попросил тебе ирный корень позаваривать, а то свихнешься совсем.
- Эх, Янка, Янка! Сколько с тобой не говорю, а все без толку. Мира в тебе нет, суета одна.
- Лесь, Янка, хватит ругаться, идите сюда, смотрите, кого к нам Веснушка привела!
- Кто ты? - спрашивала крутобёдрая пышногрудая женщина ничем не приметную девушку, подводя ее к костру.
- Фанька я, князей Никольских девка. Из поместья в деревню к матери иду. Отпустите меня, у меня брат болен.
- Да мы, милая девушка, вреда тебе не причиним. Нам бы узнать только, далеко ли до поместья. Что за люди князья Никольские, и любят ли они театр.
- Мы артисты, ездим по стране, спектакли да сказки показываем. Этим и живем, - пояснил Петрико.
- Правда! - обрадовалась Фанька, - так вы люди, значит, христиане?
- Ну, конечно, я тебе об этом все время и толкую, - сказала рыжая курносая девчонка и в доказательство достала свой нательный крестик, - вот, смотри.
- Родненькие вы мои, - всхлипнула гостья, - а я то, дура, ведь думала, что это нечисть лесная меня к озеру манит, душу погубить хочет. Об озере этом, почитай, уже второй год дурная слава идет. С тех самых пор, как Марфа - хуторянка в нем утопла.
- Марфа, говоришь? - оживился Лесь.
- Ну да. Она, сказывают, колдовством промышляла и в полночь на кладбище с хутора шла, да в озере искупаться решила. Вот бабкин гребень волшебный в воду и обронила. А ей, ведьме, без гребня нельзя - колдовства не получится, она и нырнула его искать, да застряла под корягою. Муж ее утром там и нашел, да один не смог вытащить. Тетка Марфа дородная была, а Никифор - мужичонка хлипенький. Вот он в деревню за подмогой и прибежал. Да только когда народ у озера собрался - тела там уже не было. Но с тех пор многие Марфу у озера видели. Все, говорят, просит гребень ее из-под коряги вытащить. А случалось, что и пропадал кто из деревенских - сгинет человек, и нет его. По этой дороге по одиночке народ уж и ходить бросил.
- А ты что же, нечисти не боишься?
- Как не бояться! Я как к озеру подходить стала, так "Богородицу" в голос читала, а зубы так и клацали.
- Так как же ты на такое путешествие отважилась? Или другой дороги в деревню нет?
- Есть дорога, да на две версты длиннее. А у меня сейчас брат третий день в жару мечется, - тут Фанька носом захлюпала и говорить совсем нескладно стала, - Я всю ночь с мамкой брата выхаживала... А княжна Наталья... Голубей она разводит... А я кормила их, да клетку одну не закрыла, видно. Уж больно спать хотелось... Он и вылетел. А теперь меня после обеда выпорют... А Кузьма - мужик здоровый... Я потом дня два встать не смогу. А мамка ждать будет... Мы с ней за братом по очереди ходим.
Тут девка вовсе слезами залилась. Петрико обнял ее за плечи, помолчал, подумал. Потом велел Марье кувшин принести. Налил в нее водицы, пошептал что-то, да Фаньке подает.
- Беги домой, Епифания, да водой этой брата напои, умой его, избу по углам обрызгай, да трижды прочитай "Живые в помощь". А в поместье вернешься...
Ну, Бог даст, и там что-нибудь придумаем.
Фанька кувшин с водой взяла и на Петрико недоверчиво смотрит.
Веснушка улыбнулась, тряхнула рыжею косой и говорит:
- Да ты не сомневайся, делай, как дяденька сказал.
- Кто в поместье хозяин-то? - Спросил балаганщик.
- Да хозяин сейчас в Польше, или в Англии. Он уже лет пять как по Европе путешествует. Как хозяйка померла, так и уехал сразу - горевал очень. Наталья и хозяйничает. Петенька есть еще, но тот совсем маленький. Хозяйка-то при родах помереть изволила... А ты кто, дяденька - волшебник?
- Сказочник я, а это почти одно и то же. Ну, ты иди, времени мало остается. Да и нам торопиться надо.
Фанька зашагала по дороге, неся перед собой кувшин и все оглядываясь на труппу. А артисты сели к костру завтракать.
За едой все пытались представить княжну - голубятницу, да определить, какую же сказку ей лучше всего показать.
- Ну, что молчишь, Петрико? Кто у нас сказочник? - наконец обратилась Марья к балаганщику, задумчиво смотревшему на костер, и в разговоре не участвующему, - Может, про курицу - Чернышку, или про семь гномов?
Но Петрико покачал головой, теребя серьгу в ухе.
- Нет, сегодня будет новая сказка.
Вся труппа притихла и уставилась на балаганщика. Он молчал, продолжая наблюдать за игрой огня.
- Что это будет за сказка, про кого? - наконец, осторожно спросила Веснушка.
- Как она будет называться? - подхватил похожий на Веснушку паренек.
Петрико задумчиво пожал плечами:
- Сказка...
- И кем в этой сказке буду я? - спросила Янка.
- Ты? Ты будешь принцессой. Веснушка будет девушкой - крестьянкой. Марья - кикиморой.
- Дожила! Стоит только женщине немного располнеть...
- Я буду советником принцессы, - продолжал Петрико, не обращая никакого внимания на ворчание стареющей актрисы. Вы, моя принцесса, будете выращивать цветы, не сами, конечно, но очень будете этим увлечены. Ты, Веснушка, будешь торговать парным молоком и сметаной. Ты, Костя, будешь состоять при принцессе денщиком, и иметь очень независимый характер.
- А кем буду я? - тихо спросил Лесь.
- О, ты будешь счастливым человеком, - ответил Петрико, - ты будешь любить! Итак, у нас очень мало времени, давайте быстро изучать роли, до обеда мы должны быть в поместье. Боюсь, что многое недодумано, придется без конца импровизировать. Но, ведь в нашей труппе все - таланты, да и характеры получатся живее. Ну, друзья, за работу!
Телега, поскрипывая, подъезжала к поместью. Артисты сидели молча, уже войдя в свои роли, готовые на сцене пережить судьбу, уготованную им режиссером.
- Кто вы такие, и что вам нужно?- грубовато спросил у Петрико здоровенный чернобородый мужик, вышедший к путникам из ворот.
- Нам бы хозяйку увидать, княжну Наталью Андреевну Никольскую.
- Она, матушка, голубями занимается, - смягчился мужичина, и, подняв глаза к небу, добавил, - на седьмой круг пошли. Еще три круга, и хозяйка освободится. Как доложить-то про вас?
- Скажи, что труппа народного театра Петра Васильевича Болдина осчастливила ее своим посещением.
- Ишь ты! - усмехнулся мужик и скрылся за забором. А Петрико приготовился ждать.
Примерно через полчаса калитка отворилась, и к нашим путникам вышла девушка в голубом платье со светло-русыми локонами, искусно уложенными вокруг классического овала лица. Ее большие серые глаза насмешливо сузились.
- Это, стало быть, и есть та самая благодетельная труппа народного театра Петра... как его там? - обратилась она к мужику.
Сказочник снял свою широкополую шляпу и галантно поклонился.
- Разрешите представиться. Петр Васильевич Болдин, владелец балагана, автор и режиссер - постановщик ряда пьес и сказок. Разъезжаем с гастролями по стране. В данный момент прибыли в Ваше имение и мечтаем потешить Вас своим искусством.
- Кузьма, открой ворота, впусти карету, - и, сделав широкий жест рукой, в тон балаганщику княжна добавила, - Милости просим в нашу скромную обитель.
Телега заскрипела и медленно тронулась за девушкой по выложенной красным кирпичом аллее к трехэтажному дворцу, выстроенному в ложно-готическом стиле и представляющему собой одну из жемчужин русской архитектуры.
Петрико смотрел вслед Наталье, пытаясь понять, правильно ли он угадал ее натуру. Он отметил, что, несмотря на некоторую печаль и задумчивость во взгляде, в ее движениях сквозила решительность и резкость.
Княжна проводила Петрико в просторную залу, оборудованную сценой и кулисами.
- Это помещение моего домашнего театра. Карл Вольфович Блюмберг - его режиссер, - указала она в сторону элегантного немецкого еврея с острой бородой и взглядом, - Петр Васильевич Болдин, владелец народного театра и наш гость, - представила она Петрико. - Этим летом Карл Вольфович занят тем, что готовит ряд спектаклей к просмотру директора театра Ее Величества королевы Великобритании, приглашенного погостить у нас моим отцом. Карл Вольфович, будьте любезны, соберите труппу. Мои артисты и сцена в Вашем распоряжении, господин Болдин. Сколько времени понадобится для подготовки к спектаклю?
- Не больше получаса, сударыня! Мы не заставим Вас долго ждать.
- Вот и чудесно! - и Наталья вышла из залы, оставив за собой легкое движение воздуха и тонкий аромат.
* * *
Принцесса сладко потянулась и открыла глаза. Опочивальня была заполнена теплым золотисто-розовым светом.
"Вот и настал этот день", - подумала принцесса, но, почему-то, не испытала радости. Она поднялась и раздвинула шторы.
- Мамочка, где же ты? - прошептала она, жадно вглядываясь в синий колодец неба, темнеющего среди облаков. Крупные слезы бусинками покатились по щекам.
- Принцесса проснулась! - донесся до нее звонкий голос денщика.
Двор мгновенно пришел в движение.
- Ее Высочество проснулись! - звучало тут и там.
Все сразу стало на свои места. Девка Палашка помогла ей одеться, а фрау Марта приступила к прическе.
"Все же мудро устроен мир, - думала принцесса, разглядывая в зеркало свой фас и профиль, - каждая тварь в природе имеет свое место. А я рождена править. Возможно, поэтому мои родители ушли так рано. Будь они живы, мой талант повелевать людьми еще бы долгое время томились на задворках". Она с особым удовлетворением отметила на своем совсем еще юном лице зеркальный блеск глаз и волевую складку на подбородке, а душа наполнилась привычной уже значимостью и скукой.
- Ваше Высочество, главный советник просит Вашей аудиенции!
- Пусть войдет, - кивнула принцесса.
Фрейлина Полина, сделав легкий реверанс, скрылась за дверью.
-Доброе утро, Яна Леопольдовна! Примите мои искреннее поздравление, наилучшие пожелания и этот скромный подарок, - сказал советник, ставя на трельяж изящную бархатную коробочку, - Как изволили почивать?
- Прекрасно, Петр Васильевич, - принцесса открыла коробочку и деликатно улыбнулась, - Очень мило. Но у Вас ко мне, наверное, еще что-то?
- Да, распорядок Вашего сегодняшнего дня.
- Читайте.
- Десять часов - утреннее чаепитие, десять тридцать - прогулка по скверу.
Одиннадцать тридцать - посещение дендрария. Двенадцать ноль ноль - выезд к народу. На центральной площади в честь Ваших именин будут раздаваться угощения, вино, серебряные монеты. Вы въедете в карете, ведомой дюжиной белых жеребцов. На Вас будет голубое платье, расшитое драгоценными камнями, и золотая лента.
- Петр Васильевич, позвольте о деталях моего туалета мне позаботиться самой.
- Да, моя принцесса! Но я должен быть уведомлен о Вашем решении заранее, так как вся процедура Вашего выезда тщательно разработана, включая цвет кареты, платьев фрейлин, букетов цветов. Если Вы хотите что-либо изменить, учтите, что я должен буду успеть за два часа изменить все, что так тщательно готовилось несколько месяцев, иначе не будет гармонии. А Вы знаете, как важна она в таком ответственном деле, как выезд к народу. В городе толпы иностранных журналистов, которые так и ждут случая раздуть очередную сенсацию. Представьте, что завтра инфант Карл, или принц Фредерик прочтет в вечерних новостях, что у принцессы Яны нет вкуса. Вкус королевы - дело государственной важности.
- Хорошо, я буду в голубом. И велите подавать чай! Остальное зачитаете за чашкой.
Процессия медленно двигалась по намеченному маршруту. Вокруг словно море колыхалась живая многоликая толпа. Она то сжималась, то рассеивалась, издавая монотонный гул, через который время от времени прорывались довольно четкие выкрики:
"Да здравствует принцесса Яна!!!",
"Нашей королеве долгие лета!!!"
Один из царедворцев приблизился вплотную к главному советнику и пробубнил ему в ухо: "Неплохо было бы устроить небольшое кровопролитие".
Через несколько минут советник отделился от свиты, доскакал до кареты и опустил голову к окну:
- Если бы моя госпожа бросила в толпу горсть золотых, её народ был бы счастлив, а все иностранные газеты написали бы о щедрости принцессы Яны. Мешочки с золотыми в Вашем сундучке.
- Великолепная мысль, - захлопала в ладоши фрейлина Полина.
- Но здесь на всех не хватит, - возразила принцесса, глядя на живое море.
- Бросайте, Ваше Высочество, бросайте, это будет так эффектно! - смеялась фрейлина Надин.
Яна запустила руку в мешочек. Но мамин голос из глубин памяти напомнил: "Никогда, видя форму, не забывай о содержании!" Яна разжала кулачок, пытаясь осознать смысл происходящего. Потом улыбнулась и сказала:
- Петр Васильевич, здесь на всех не хватит. Велите Вашим людям раздать каждому по золотому.
Шея главного советника плавно побагровела.
- Моя госпожа, если мы сделаем это, государственная казна опустеет.
- Тогда какой смысл улучшать благосостояние нескольких человек, если основная масса моего народа останется на прежнем уровне бедности?
- Эти люди - самые преданные из Ваших подданных, они собрались здесь с вечера, чтобы иметь счастье видеть Вас. Их любовь должна быть вознаграждена.
Но Яна уже решила ни за что не уступать своему советнику, ведь она сегодня стала старше еще на год:
- Значит, эти люди уже вознаграждены, ведь их желание исполнилось!
- Да здравствует принцесса Яна! - крикнул совсем близко какой-то нищий и протянул к ней дрожащую руку.
Принцесса вышла из кареты. Всё вокруг замерло. Звонкий голос Яны Леопольдовны зазвенел в тишине:
- Мой главный советник выдаст каждой семье по 30 копеек (организуйте это, Петр Васильевич). А сейчас для вас будет разыграно представление, налито вино и роздан обед. Веселитесь, ешьте и пейте за мое здоровье!
Принцесса со свитой двинулись по направлению к собору, оставляя за собой ропщущую толпу.
Вдруг, растолкав охранников, к процессии пробилась женщина в белоснежном платке и протянула Яне корзину:
- Возьми, наше Солнышко, яблочки - съёмные, наливные, сама вырастила. Кушай на здоровье!
Подскочивший сзади охранник отступил под властным взглядом принцессы. Она взяла розовое прозрачное яблоко и улыбнулась женщине:
- Но мне нечем отблагодарить тебя, я оставила золотые в карете.
- Да ты кушай, деточка, в них сила и любовь земли нашей. А мне Господь воздаст то, чего я достойна.
Главный советник схватился за корзину и зашептал в ухо принцессе: "Бросьте яблоко, Яна Леопольдовна, вдруг оно отравлено!"
Яна засмеялась и передала корзину фрейлинам:
- Угощайтесь, девушки, а остальное отдайте детям. Как зовут тебя, добрая женщина, - спросила принцесса, обратившись к крестьянке.
- Мария.
А народ, между тем пришел в движение, и, к ужасу растерянной охраны, вся процессия в считанные минуты обросла невесть откуда взявшимися подносами, наполненными пирогами, пряниками, грушами, виноградом. Рыжая девушка принесла горшок со сметаной. Главный советник заглянул в крынку и сказал:
- Там муха.
Принцесса подняла на девушку удивленные глаза:
- Ты хотела посмеяться надо мной?
- Что Вы, Ваше Высочество, я не знаю, как это получилось, - голос девушки дрожал от отчаяния, - простите великодушно.
Но охрана уже тащила ее к черной карете. И тут из толпы, прямо навстречу Яне вынырнул высокий синеглазый парень. Он протянул ей цветок необыкновенной красоты со словами:
- Поздравляю Вас, моя принцесса! Этот цветок исполнит Ваше самое заветное желание, - и вдруг упал перед ней на колени, став ростом чуть ниже её носа, - Прошу Вас, Ваше Высочество, отпустите Веснушку, она ни в чем не виновата!