В жизни Филиппа произошли закономерные перемены. Домой, после длительной командировки, вернулся его отец. Жизнь вышла из своего привычного русла и стала более бурной и непредсказуемой. У родителей Филиппа каждый день рождались, одна за другой, новые идеи по облагораживанию их семейного гнездышка. На семейном совете было решено сделать капитальный ремонт их довольно сильно обветшавшего дома. Времени было всего лишь три месяца до следующего отъезда отца Филиппа. Вся загвоздка заключалась в том, что дом нужно было ремонтировать частями: пока в одной части дома или на одном этаже шел ремонт, его жильцы должны были обитать и вести привычную жизнь в другой его части.
Было решено начать с чердака и второго этажа дома. На чердаке, как оказалось, хранилось, по мнению родителей Филиппа, достаточно большое количество хлама. До этого момента они старались не лезть в чужой монастырь со своими порядками, ведь все эти вещи принадлежали парализованному деду Филиппа. Для него все эти вещи когда-то значили очень многое. Они были частичками его воспоминаний. Но для родителей Филиппа, в большинстве своем, они были всего лишь рухлядью. Если уж они решили обновить свой дом, то и от старых вещей тоже следовало избавиться. Они оставили менее десятка вещей, которые могли пригодиться в хозяйстве, все остальные были отправлены на свалку.
Одной такой вещью, которая удостоилась помилования, оказалось старинное зеркало в человеческий рост. После наведения лоска оказалось, что зеркало было в достаточно хорошем состоянии, к тому же было похоже на то, что рама была, как минимум, позолоченной. В будущем зеркалу была уготована участь предмета интерьера в коридоре второго этажа, пока же его решили перенести в гараж...
На исходе третьего месяца у отца Филиппа оказалось несколько свободных от ремонта дней, во время которых он вспомнил об одном незавершенном деле. Так сказать, завершающий штрих в ремонтной эпопее. Он вспомнил о зеркале в своем гараже и решил повесить его в назначенное для него еще три месяца назад место. После этого он окончательно успокоился и решил, что теперь может отправляться на нефтяную платформу с чистой совестью и чувством выполненного долга.
В день отъезда провожать главу семьи вышли абсолютно все, даже его парализованного отца ненадолго вывезли на коляске во двор. Всем было немного грустно, но каждый из провожавших прекрасно понимал, что такова была жизнь. И каждый утешал себя тем, что за расставанием обязательно последует возвращение и новая встреча.
В тот день Филиппу было очень грустно. За последние три месяца из-за хлопот с ремонтом и чуть ли не круглосуточной суеты, шума, гама и всеобщего возбуждения он часто забывал о своих проблемах. Общее занятие как никогда раньше сплотило семью. Он не чувствовал себя таким одиноким и отрезанным от всего мира, как это бывало раньше. Но теперь все снова возвращалось на круги своя. Отец уехал, мать снова погрязла в ежедневных заботах, брату теперь не нужно было сразу после школы идти домой, чтобы вносить свою лепту в общее дело, и он допоздна пропадал на улице. А дед... Возможно, он был единственным человеком, который мог бы по-настоящему понять Филиппа, но вот внук не мог пойти жаловаться на жизнь человеку, чья участь была еще незавидней. К тому же, после полного паралича он так и не произнес еще ни единого слова, а потому разговаривать с ним было все равно, что разговаривать с самим собой.
Вечером, за поздним ужином, мать Филиппа снова завела с ним разговор о том, что пора бы ему уже как-то свыкаться с его положением и перестать прятаться от людей. Нужно было жить дальше таким, каким ему предстояло быть до конца жизни.
- Филипп, мальчик мой, я знаю, как тебе, должно быть, тяжело свыкнуться с мыслью, что ты теперь... другой... - она не знала, какие следует подбирать слова, чтобы достучаться до него, не обидев лишний раз. Ведь он все так остро воспринимал. Любое упоминание о его особенности либо подавляла его, либо заставляло ощетиниться. Он не хотел верить в то, что никогда не будет прежним, не хотел принимать себя таким, каким он теперь был. Возможно, он считал, что своим отрицанием он однажды все исправит, и все будет как прежде.
- Ты хотела сказать - калека, инвалид? - после сказанного мальчик насупился, создалось впечатление, что еще немного - и он разрыдается. Меньше всего Агате нравилось говорить с ним на эту тему и видеть это его предистеричное состояние... но она была его матерью, и, если она этого не сделает, то кто тогда? Нельзя ведь всю жизнь делать вид, что ничего не случилось, что все как прежде, что все хорошо, когда это было отнюдь не так. Она видела, как страдал ее сын. Она была бы рада прекратить его страдания, повернуть время назад и не допустить того, что случилось. Если бы она только могла... Все, что она могла теперь, это свыкнуться с мыслью, что ничего не вернуть и ничего не исправить, но главное - она должна была помочь понять своему сыну, что на этом жизнь не заканчивается. Ему было только пятнадцать, у него вся жизнь была впереди, и он должен был прожить ее так, как если бы с ним ничего не случилось.
- Это можно называть по-разному, но суть в том...- она не успела закончить.
- Суть в том, что я теперь никогда не буду обычным человеком, я не смогу делать то, что делают другие, здоровые люди! - если бы он мог просто вскочить из-за стола и убежать, то он бы так и сделал.
- Послушай, таких, как ты, людей в мире очень много, и они живут совершенно обычной жизнью. Просто они нашли в себе силы принять себя такими, какими они стали или какими они родились. Представь себе, некоторые рождаются инвалидами, и живут без ног, без рук, с другими...
- То есть ты хочешь мне сказать, что мне крупно повезло, да? Я должен быть благодарен за то, что у меня хотя бы руки есть и вообще я не парализован как наш дедушка?! Ты это мне хочешь сказать? А я вот лично считаю, что людям, которые уже родились не такими как все, намного легче, чем таким, как я. Они другой жизни и не знали, для них это нормальное состояние, все равно, что для здорового иметь ноги. А я ведь не такой! Я все, слышишь, все помню! Я знаю, каково быть здоровым человеком, быть как все. И я не хочу жить по-другому. Я хочу жить как раньше. Я хочу ходить в школу, я хочу играть со своими друзьями, я хочу...
- Именно об этом я пытаюсь тебе сказать, Филипп! Почему ты не слышишь меня? Я ведь тоже хочу, чтобы ты ходил в школу, чтобы общался со своими друзьями, чтобы жил как все. - Агата прикрыла лицо руками, по щекам покатились слезы, тело било мелкой дрожью.
- Нет! Ты хочешь, чтобы я это делал сейчас, таким, какой я есть. Ты хочешь, чтобы я делал вид, что ничего не случилось, чтобы я жил так, как будто ничего не произошло, чтобы я... - Филипп громко вдохнул, ему не хватало воздуха. - А я не хочу быть инвалидом!!! Я хочу самой обычной жизни со своим прежним телом. Я не хочу притворяться тем, кем я никогда не стану. Я не хочу притворяться здоровым человеком, я хочу быть здоровым. Неужели ты этого не понимаешь?! - последние слова он уже прокричал.
Агата ничего не ответила. Поддавшись телом вперед, она облокотилась на стол, прикрывая лицо руками. Она рыдала. Рыдала по-настоящему. Ей ли не понимать всего того, чего она наслушалась от Филиппа? Да разве при возможности все изменить, она бы этого не сделала? Неужели он серьезно так думал?
- Я прекрасно все понимаю, Филипп, но и ты должен понять, что другого тебе не дано. Единственное, что ты можешь сделать - смириться.