Это случилось много лет тому назад, мне тогда было восемь лет и учился я во втором классе средней школы маленького провинциального городишка.
Был небольшого роста, сомнительной внешности, без каких либо особенных способностей и дарований.
Как и все мои сверстники играл в футбол, обносил соседские сады и часто дрался. Этим тоже похвастаться не мог, потому, что почти всегда, за редким исключением, били меня.
Но я придерживался олимпийского принципа, главное не победа, а участие и вполне был собой доволен.
Это было вступление, а сейчас перейдём к главному, с чего собственно всё и началось.
Как то осенним утром, совсем неожиданно к нам в гости приехал мой дядя Гарик, родной брат отца. Он был военным, служил офицером на подводной лодке и жил с семьёй в Эстонии, городе Палдиски, где располагалась их база.
Я его очень любил и с нетерпением ждал, потому, что всегда получал от него дорогие подарки. Но на этот раз Гарик превзошёл сам себя, подарил мне велосипед "орлёнок" . Новенький, чёрный, блестящий с фарой и ручным тормозом, А по тем временам новенький "орлёнок" это всё равно, что сейчас Харлей Девидсон.
И ещё он подарил мне синюю рубашку офицера подводника с нагрудными карманами, с якорями на золотых пуговицах и настоящую тельняшку.
Моя бабушка Соня, мама Гарика перешила и подогнала под меня обновки. Когда я надел всю эту красоту, да ещё расстегнул две верхние пуговицы, что бы лучше было видно тельняшку и заехал на велосипеде в большую комнату, посмотреться в зеркало, то потерял дар речи, это было неописуемо. Мой детский лексикон и бедный словарный запас не позволяли этого сделать. Конечно сейчас, когда я закончил институт, прочитал целую кучу умных книг, могу выразить словами своё тогдашнее состояние- это был полный пи..... .
От чувства собственной значимости, важности и неотразимости, я набрал полную грудь воздуха, подбородок задрал выше носа и не выдыхая поехал на велосипеде в школу. По дороге я ни с кем не разговаривал и не отвечал на восхищённые приветствия, потому, что люди говорят на выдохе, а этого я себе позволить уже никак не мог.
Когда я на новеньком велосипеде в морской форме заехал на школьный двор и начал нарезать круги вокруг памятника пионеру герою Павлику Морозову все просто ах.... .
А когда я наконец остановился меня обступила толпа восхищённых одноклассников с расспросами и советами. Но так как выдыхать я не мог, мне приходилось только кивать и мычать, а особо приближённым я жестами разрешал понажимать ручной тормоз и подёргать рычажок звонка.
И тут глядя на всё это, что покатила такая пруха и морская форма мне так к лицу, я твёрдо решил стать моряком подводником.
Из фильмов про войну я знал какие это мужественные люди, как героически они умирали от удушья на дне океана в подбитых подводных лодках и как их любит народ.
Я представил себя тяжело раненного на тонущей подводной лодке. Как слабым но решительным голосом приказываю своему младшему по званию товарищу надеть мой респиратор и покинуть лодку. А сам, задраив за ним люк торпедного аппарата, пока ещё осталось немного воздуха, сажусь писать предсмертную записку, последние слова на которой разобрать уже невозможно. " Комсомольцы-добровольцы......"
От этой героической картины, от жалости к себе, а ещё больше к своей маме, когда представил её, как она убивается и страдает, читая мою предсмертную записку, которую ей вручил главнокомандующий военно-морским флотом советского союза, вместе с посмертным орденом и благодарностью за сына героя, у меня на глазах выступили слёзы.
На этом месте я должен прерваться, чтобы вбросить необходимую для дальнейшего повествования информацию.
Первого сентября к нам в класс пришла новенькая. Она была на пол головы выше меня, в меру упитанная с волосами, цвета выгоревшей на солнце соломы, собранными в два хвостика на макушке, голубыми глазами и хорошенькая как кукла. Но не эта теперешняя глистоподобная барби, а настоящая гедееровская кукла моего детства. С толстыми ножками, смешным животиком, пухленькими розовыми щёчками и огромными ресницами. Когда наши классные ловеласы принялись её обхаживать, то особо в этом деле не преуспели.
Она лишь снисходительно позволяла угощать себя пирожными и оказывать другие знаки внимания. Ну там подежурить вместо себя в классе или за хвостик дёрнуть.
Я первое время тоже начал на неё пялиться, но будучи прагматиком с рождения, быстро понял, что там мне ничего не светит и быстро оставил "всех этих глупостей".
Теперь, когда необходимая информация вброшена, вернёмся на школьный двор
Из возвышенно-героически-потриотического состояния меня вывел фамильярный толчок в плечо. Передо мной стояла она, и тоном не допускающим возражений, просила прокатить на велике.
У меня ёкнуло сердце, я оцепинел и убрал правую руку с руля, давая ей место для посадки. Она тут же проворно запрыгнула на раму, видимо она была опытной девочкой и это с ней было невпервой.
Ничего не соображая, как кролик, сам лезущий в пасть к удаву, я оттолкнулся ногой и мы покатили. Из-за её большой головы с пышными, торчащими в разные стороны хвостами, я почти ничего не видел куда мы едем. Волосы развивались на ветру, щикотали мне лицо, забивались в глаза, рот, нос. И тут мне пришлось выдохнуть, чтобы вдохнуть как можно глубже удивительный запах её волос, который сводил меня с ума и дурманил голову. Это был не шампунь, не одиколон, я не знаю, что это было, наверно так пахнет первая любовь. Не помню сколько времени и где мы ездили, мне казалось, что она нарочно вертит головой, чтобы щикотать меня волосами, а я никак не мог надышаться её запахом.
Когда мы остановились, то после всего пережитого, я, как человек, тогда ещё глубоко порядочный, сказал, чтобы она ничего такого не думала, что я и жениться могу. На что она, долго не раздумывая, дала своё согласие и будучи девочкой опытной, тут же занялась домостроем, с распределением обязанностей. Она сказала, что поскольку у нас теперь любовь и мы уже не чужие люди, я должен буду каждый день после уроков возить её домой на велосипеде, на что я опрометчиво дал своё согласие. И вот , после нашей велосипедной помолвки, в тот же день, после уроков я приступил к исполнению супружеских обязанностей. Портфели укрепил на заднем багажнике, она села на раму и мы тронулись.
И наверное всё бы у нас получилось и жили бы мы долго и счастливо и может быть даже умерли в один день, если бы не одно обстоятельство, в прямом смысле этого слова.
Её дом стоял на горе. А кто разбирается в велосипедах, знает, что значит ехать на гору на велосипеде, да ещё с пассажиром на пол головы выше его самого.
После первых пятидесяти метров подьёма я дышал как паровоз, ноги налились свинцом, пот заливал и резал глаза. После ста метров на фоне удушья от кислородной недостаточности, у меня, вместо галлюцинаций, наступила необычайная ясность ума.
Я вдруг понял, что низачто не стану подводником и в мире не существует такой силы, которая, могла бы заставить меня это сделать. И с женитьбой я тоже поторопился.
Подводники хоть один раз умирали а мне по условию брачного договора, шесть раз в неделю придётся.
На зубах я доехал до её дома и на не разгибающихся ногах ели слез с велосипеда. Голова кружилась, сердце кувалдой колотило по вискам . Я хватал воздух как рыба выброшенная на берег и никак не мог отдышаться.
Она, ничего не подозревая, весело спрыгнула на землю, весьма довольная собой, видимо решив, что оргазм у меня был очень бурным и продолжительным.
Когда ритм дыхания наконец позволил мне задействовать голосовые связки, я сообщил ей, что поторопился с предложением, что не стоит принимать скорополительных решений и нужно ещё раз как следует всё обдумать.
Походкой Зиновия Гердта, волоча за собой велосипед я поплёлся домой,
Проклятая гора лишила меня и счастливой семейной жизни и героической профессии одновременно.