В камине уютно потрескивали поленья. В подсвечниках оплывали свечи. За окном стонал ветер. В окно заглядывала ущербная луна. Я отложила вязание. Посмотрела поверх очков на внучку. Девочка сосредоточенно тасовала колоду. Раскладывала карты. По моим подсчетам, в десятый раз. Пасьянс упорно не желал сходиться. Внучка не сдавалась.
- На кого гадаешь? - с улыбкой спросила я.
Она зарделась, отвела глаза. Значит, мое замечание попало в точку. Какой-то юный шалопай пленил девичье сердце.
- Ни на кого, - внучка отложила карты, вздохнула, мечтательно посмотрела на огонь. "Томится" - догадалась я.
- Бабушка, а ты кого-нибудь любила? Кроме дедушки, - тут же поправилась она.
- Любила? Не знаю. Любовь - слишком громкое слово. Но влюблялась, это уж точно.
Глаза юной озорницы заблестели, щеки порозовели.
- Расскажи, расскажи, ну, пожалуйста.
- Ну, хорошо. Только обещай сидеть тихо и не перебивать, - я погрозила внучке пальцем.
- Обещаю, бабушка, обещаю, - она радостно захлопала в ладоши.
Я выдержала паузу: поправила на коленях плед, сняла очки, покашляла, чтобы прочистить горло.
"Ярмарка ослепляла буйством красок, оглушала шумом и многоголосьем. Мы миновали хозяина шапито, громко зазывавшего публику на "невиданное представление". Прошли мимо палатки чревовещателя, сулившего "поведать будущее". Протиснулись сквозь очередь на чертово колесо. Толпа недовольно зашумела, и я потеряла державшую меня руку.
- Папа, папа, - я обеспокоено оглядывалась по сторонам, встала на цыпочки, пытаясь разглядеть седую курчавую голову отца. Куда мне, с моим-то ростом.
- Дьявольское отродье, - злобно прошипел кто-то в очереди.
Я пропустила оскорбление мимо ушей. Привыкла за семнадцать лет.
- Я здесь, дочка, - большая теплая ладонь накрыла мою руку.
- Ну, наконец-то.
Мы шли дальше, оставив позади палатку со сладостями, взятую в кольцо детишками. Один карапуз смотрел на нас, распахнув голубые глаза и приоткрыв рот. Леденец на палочке был забыт. Когда мы подошли ближе, я легко потрепала его по пухлой щечке. Малыш заливисто рассмеялся.
- Пошла прочь, - шикнула мамаша, дернув ребенка за руку. Малыш заревел. Удаляясь, я слышала, как женщина распекает сына, рассказывая, что такие, как мы, воруют детей. Какая глупость. Отец ободряюще сжал ладонь. Я улыбнулась в ответ.
Ярмарка осталась позади, послышалось лошадиное ржанье, стук копыт, запахло навозом. Вот и он. Мы остановились, как по команде. У меня перехватило дыхание. Красавец! Черный круп лоснился на солнце, нервные ноздри втягивали воздух. Он был в загоне один. Не щипал мирно траву, как другие лошади, а нервно перебирал тонкими ногами, затравленно озираясь по сторонам: "Как бы сбежать". Я повернула голову. Глаза отца заблестели. Как хорошо я знала этот взгляд.
- Папа, нет. Ты слышишь? - Я дернула его за рукав.
- А? Что? - Он словно очнулся от глубокого сна.
- Оставь эту идею, папа.
- Ты о чем, дочка?
"Кого ты пытаешься обмануть, отец? Я слишком хорошо тебя знаю".
Подъехала группа мужчин. С большого каурого жеребца спешился всадник, подошел к остальным, что-то коротко произнес. Легко перемахнул через ограждение. Я ахнула. Жеребец занервничал, фыркнул. Мужчина медленно приблизился, протянул кусочек сахара на раскрытой ладони, что-то нашептывая, чтобы успокоить животное. Жеребец взял губами лакомство, но смотрел настороженно, готовый в любой момент убежать. Хоть я и следила, не мигая, но упустила момент, когда мужчина взлетел на спину животного. Тот заржал, встал на дыбы. Всадник удержался. Жеребец носился по загону, как бешеный, подбрасывал зад, норовя сбросить наездника. Это было захватывающее зрелище. Поединок человека и животного. Человек победил. Жеребец покорился. Всадник спешился, протянул коню кусочек сахара. Пара смотрелась гармонично. Вороной жеребец и высокий мужчина, одетый в черное. Они были созданы друг для друга.
- Граф, - прошептал отец.
Очарованная, я еще долго оглядывалась.
Когда все в таборе улеглись, я раскинула карты. "Богадельня" не сулила ничего хорошего. Так я и знала. Выскользнув из кибитки, крадучись направилась к кибитке отца. Всхрапывали кони, догорали костры, ночь щедрой рукой рассыпала по небу алмазное крошево звезд.
- Значит, завтра.
Мужчины сидели вокруг костра. Я спряталась за повозкой. Отсветы умирающего огня играли на склоненных лицах, искажая знакомые черты. Отец и Азат. Зачинщики в сборе. Они с таким упоением обсуждали детали завтрашней операции, что не замечали ничего вокруг. Отец пыхтел трубкой, Азат рисовал палочкой на земле. Я вспомнила высокого наездника в черном. Такой своего не отдаст. Безумцы. Я неудачно переступила с ноги на ногу. Под ногой хрустнула ветка.
- Кто здесь? - поднял голову отец.
Я метнулась к своей кибитке.
Азат нагнал меня на полпути. Схватил за руку, развернул, прижал к себе.
- Да как ты смеешь, - прошипела я, - немедленно отпусти.
- Если твой отец узнает, что ты подслушивала, тебя накажут. Так что ты выберешь? - он тихо рассмеялся. Такая самоуверенность меня злила.
От его рубашки пахло табаком, потом и лошадьми. Мне пришлось задрать голову, чтобы заглянуть в лицо. Я намеревалась облить Азата своим презрением. Но он впился в мои губы. Я смогла только жалко пискнуть.
- Азат, кто там? - послышался голос отца.
- Никого, Тагар. Спокойной ночи.
- Спи крепко, Азат, - шаги отца удалялись.
- Отпусти меня, слышишь, - я пыталась вырваться.
- Когда ты будешь моей, Рада? Сколько ты еще будешь меня томить? Одно слово, и твой отец благословит нас хоть завтра, - он шептал, лаская губами шею.
Я обмякла, и Азат ослабил хватку. Я резко присела и, выскользнув из цепких объятий, бросилась бежать. Запрыгнув в кибитку, которую делила с сестрой, упала на кровать. Воздуха не хватало, сердце неистово колотилось. Рванула блузку, провела рукой по губам, хранившим вкус поцелуев Азата. Еще немного и кто знает, может, я бы сдалась. Азат стал слишком опасен. Моя крепость грозила рухнуть. Ну, нет. Я не собиралась рожать детишек и стирать пеленки. Я не хотела жить, как другие женщины в таборе. Мне всегда хотелось большего. Я томилась смутными желаниями, которые не могла облачить в слова. За раздумьями я уснула.
День казался бесконечным. Люди шли один за другим, не оставляя мне времени, чтобы перевести дух. "Когда отелится Зорька? Скоро ли ждать заморозков? Кто украл у меня телегу?" Каждый думал, что я волшебница. Стоит мне только бросить взгляд в карты, как я тут же дам ответ. Не будешь же каждому объяснять, что карты не дают однозначных ответов? Они лишь могут указать путь, направить, а дело человека решить - доверять картам или полагаться на самого себя. Когда наплыв посетителей поредел, я поднялась со стула, чтобы размять затекшие от долгого сидения ноги. Выйдя из палатки, глотнула свежего воздуха. Закатное солнце стекало за горизонт, окрасив небо во все оттенки красного.
- Погадаешь, красавица? - мужской голос заставил меня вздрогнуть.
- Я уже закрываюсь. Приходите завтра, - неприязненно ответила я. Снова гадать не хотелось совершенно, вымоталась за день.
- Может, сделаешь для меня исключение? - я подняла глаза. Передо мной, сияя белозубой улыбкой, возвышался граф.
- Ну, проходите, граф, - я вошла первой, села на свое место. Он даже не удивился, что я его знаю. Как ни в чем не бывало, развалился на стуле. В палатке сразу стало тесно, граф заполнил собой все свободное пространство.
- Чем обязана, ваше сиятельство? - я подбавила в голос сарказма. Если он думал, что я буду пресмыкаться перед ним, как остальные, то он сильно ошибался. Усердно тасуя колоду, я старалась избегать его насмешливого взгляда.
- Графа будет вполне достаточно. К чему нам церемонии, - он понизил голос почти до шепота. Стало неуютно, словно нас связывала некая тайна. - Погадаешь? - он наклонил голову, пытаясь поймать мой взгляд.
- Что вы хотите знать? Когда отелится Зорька? Может, кто украл у вас телегу? - ехидно спросила я.
Граф расхохотался.
- Да ты шутница. Ценю юмор. - Отсмеявшись, он добавил. - Погадай мне по руке.
- По руке? - удивилась я. В основном я имела дело с картами. - Но...
- Не умеешь? - с издевкой спросил граф.
Даже если бы я не умела, то ни за что бы в этом не призналась.
- Давайте руку.
Он протянул ладонь, не сводя с меня глаз. Я повела плечами, в отчаянной попытке сбросить с себя этот взгляд. Ладонь у него была большая и неожиданно шершавая, в мозолях и порезах.
- Я думала, графы только по балам ездят, да барышень портят, - не подумав, ляпнула я, тут же прикусив язык. Истину говорят: "Язык мой - враг мой". Граф снова расхохотался.
- А у тебя острый язычок.
Я вернулась к ладони, пытаясь рассмотреть линии судьбы. Он просто ел меня глазами. Стало душно, я потянула ворот блузы.
- Линия жизни у вас длинная, - начала я. - А вот здесь она прерывается, видите? - Я пыталась отвлечь его внимание. Даже не знаю, что мне не нравилось в нем больше: черные насмешливые глаза, озорная улыбка, щегольские усики или те чувства, которые он во мне будил?
Когда граф ушел, я выдохнула с облегчением. Тут же выскочила на воздух, чтобы отдышаться. Блуза прилипла к телу, щеки пылали. Все-таки не очень приятно смотреть в глаза тому, кого хочешь ограбить.
В таборе было тихо, едва слышно посапывала сестра, стрекотали неутомимые цикады, вдалеке ухал филин. Я превратилась в слух. Наконец, раздались шаги, послышалось покашливание, всхрапнул конь. Я вскочила на ноги, выглянула. Когда всадники скрылись в темноте, не таясь, вышла из кибитки. Оседлала Звездочку. Не самая быстрая лошадь, зато надежная и предсказуемая, не подведет. Обвязала копыта заготовленными тряпками и последовала за наездниками.
Ночь была душной и безлунной. Ни дуновения ветерка. Небо заволокло тучами. Весьма кстати, не видно ни зги. Тропинка углублялась в лес. Признаться, если бы ни свет факела, маячившего впереди, я бы быстро потеряла всадников из виду. Когда тропинка вынырнула из чащи, мы оказались на поляне. Вот черт. Это не входило в мои планы. Укрыться было негде. Мне оставалось только наблюдать, как удаляется свет от огня. Мужчины отъехали на приличное расстояние, и я рискнула последовать за ними. Небо распорола вспышка молнии, на миг осветив окрестности. Я в нерешительности остановилась. Сердце готово было выскочить из груди. Уф, не заметили. Мы двинулись дальше. Дорога свернула, я потеряла фигуры из вида. Повернула за угол. На небольшой возвышенности начиналась территория усадьбы. Регулярный английский парк, обнесенный изящной оградой. Безумие чистой воды. Их поймают на месте. Неподалеку от усадьбы всадники спешились. Азат (я узнала его по длинным волосам, забранным в хвост) вскарабкался на ограду и исчез в парке. Сколько я ни напрягала зрение, рассмотреть с такого расстояния, что происходит в усадьбе, было невозможно. Я нервничала, от волнения грызла ногти. Минут через пять, показавшиеся мне целой вечностью, ворота распахнулись. Азат взял лошадей под уздцы, отвел в сторону, привязал одного коня к другому. Они рассчитывали, что один их них будет возвращаться на вороном жеребце. Самонадеянные глупцы. Меня разобрала злость. На что они рассчитывают? С таким же успехом можно было попросить графа отдать скакуна добровольно. Отец вошел в парк. Вспыхнула молния, раздался раскат грома. На лоб упала капля дождя. В темных окнах усадьбы заметались огоньки. Черт, черт, черт. Не к ночи будет сказано. Я вскочила в седло, пришпорила лошадь. Азат, бросив связанных лошадей, со всех ног улепетывал в лес. Отвязывать лошадей не было времени, а на двух далеко не уедешь. Я во весь опор неслась к усадьбе. Если отец выскочит из ворот, я его перехвачу. Отец бежал по аллее, его преследовали слуги графа. Я мчалась навстречу, из-под копыт Звездочки летел гравий. Слуги оказались проворней. Они догнали беглеца, схватили под руки.
- Уезжай, дочка, - успел предостеречь папа, перекрикивая шум возни.
Я круто развернулась, пришпорила Звездочку. Мы летели быстрее ветра. Или мне так только казалось? И тут небеса разверзлись, хлынул ливень. Я вмиг промокла насквозь. Стало еще темнее, если это было возможно. Я натянула поводья. Нестись по такой темноте было равносильно самоубийству. Если бы только спрятаться. Я оглянулась. Очередной всполох молнии позволил разглядеть нагоняющего меня всадника. Дорога окончилась, мы со Звездочкой углубились в чащу. Я все еще тешила себя надеждой, что всадник повернет к усадьбе. Не тут-то было, он стремительно приближался. Я ехала почти на ощупь. Если бы не редкие вспышки молний, я бы даже не смогла разглядеть тропинку. Ветки хлестали по лицу, дождь заливал глаза. Меня подхватили чьи-то руки, небрежно перекинули через седло. Я молотила кулаками по крупу, пока последние силы не оставили меня. Мы въехали в усадьбу, граф сбросил меня в руки подоспевших слуг.
- В подвал ее.
Меня занесли в цокольное помещение с маленьким слуховым окошком наверху. Из обстановки - стол, два стула, да солома в углу. Я обессилено упала на импровизированную постель. Вода стекала с меня ручьями, бил озноб. Завернувшись в одеяло, я провалилась в спасительный сон.
Очнулась в роскошно обставленной комнате. Мягкая перина, я на таких сроду не спала, белоснежные шелковые простыни, кровать под балдахином, большое французское окно. Я не сразу сообразила, где нахожусь. Что со мной случилось? В голове словно сгустился туман. Во рту пересохло. Память возвращалась рывками. "Я у графа", - мелькнуло в голове. Откинула одеяло. Кошмар! Я в одном исподнем. Кто меня раздел? И главное - зачем? От души выругавшись, вскочила с кровати. Ноги подкосились, и я, обессиленная, упала обратно на постель. Голова кружилась, я дышала, словно загнанная лошадь. С тоской глядела на окно. Спасение так близко, стоит только протянуть руку. Что со мной сделал граф? Наверняка чем-то опоил, а потом, потом... Даже страшно представить, что было потом. Я с ужасом вспомнила, что лежу в одном белье. От страшной догадки защипало в глазах. Стало себя ужасно жаль. Я разревелась, размазывала по щекам слезы. Дверь приоткрылась. Вошла пожилая женщина в белом переднике.
- Ну, полноте, полноте, дочка. Почто так убиваешься? - она присела на кровать, успокаивающе гладила руку.
Дочка? Так меня звала покойная мать. Отец в основном называл по имени - Рада. Слезы иссякли, но я продолжала всхлипывать.
- На, попей молочка. Только-только из-под коровы. Тебе силы нужны. Я еще и бульончика принесла, - продолжила добрая женщина, хлопоча возле меня.
Я не заставила просить дважды. С жадностью выпила молоко, выхлебала бульон.
- Что со мной случилось? - спросила, когда миска и стакан опустели.
- Хворала сильно, детка. Три дня в бреду металась. Граф врача привез. Уж думали, не выкарабкаешься, - она перекрестилась. - Слава Господу, отошла. Молодая, здоровая.
Граф пришел вечером.
- А, очнулась, воровка? - он скрестил на груди руки, смотрел насмешливо, вздернув бровь.
Я вспыхнула. Весь день готовила речь к его приходу. Предвкушала, как брошу ему в лицо обвинения.
- Вы, - подумав, что такой мерзавец не заслуживает обращения на "вы", поправилась, - ты, что ты со мной сделал, изверг?
- Сделал? Ты о чем? Спасибо скажи за то, что жива осталась. И потрепала ты нам нервы, - он выглядел раздосадованным, улыбка сползла с породистого лица.
- Я в одном белье, - густо покраснев, отвела глаза, - признайся, ты меня... меня, - я не решалась произнести роковое слово.
- Договаривай, - он ухмылялся.
- Сядь, у меня шея затекла на тебя смотреть, - я боялась услышать ответ.
- Раз ты просишь, - он принес из другого конца комнаты кресло. Поставил спинкой вперед, сложил на спинке руки, опустил на руки подбородок. - Продолжай.
- Скажи, ты меня, - я сделала паузу, - обесчестил?
Он расхохотался, от смеха у графа на глазах выступили слезы.
- Ты само очарование, цыганочка. Ты, правда, думала, что я воспользовался твоей беспомощностью и... - Новый взрыв смеха не дал ему договорить.
Отсмеявшись, граф продолжил:
- Я в жизни никого не насиловал и надеюсь, что не придется. Это раз, - он загибал длинные пальцы, - Почему ты вообще решила, что можешь быть мне интересна? Грязная, мокрая. Это два. Не могли же мы положить тебя в постель в твоих промокших тряпках. Катя тебя раздела. Это три. Засим, имею честь откланяться, - он поднялся, церемонно поклонился. - Рад, что ты идешь на поправку.
- Где мой отец? - выкрикнула я ему в спину.
- Там, где и положено быть ворам. Пока в подвале. Далее я намерен передать его властям. - Он даже не повернул головы. - Я распоряжусь, чтобы вернули твою одежду.
Я поняла, что унизила графа своими подозрениями. Он был зол. На его доброту я ответила черной неблагодарностью.
Поправлялась я стремительно, закаленный на свежем воздухе организм восстанавливался быстро. Спустя несколько дней я уже могла самостоятельно передвигаться по комнате. Граф больше меня не навещал. Я же думала о нем постоянно. Еще через несколько дней я почувствовала в себе достаточно сил, чтобы сбежать. Я тихонько опустила ручку двери. Не заперто. Выскользнула в коридор, посмотрела по сторонам. Никого. Никем не замеченная, добежала до лестницы.
- Бежишь? - раздался голос сзади. - Чего еще можно ожидать от таких, как ты? Все ночью, все тайком. Тебя никто не держит.
Я медленно обернулась. Граф стоял на верхней площадке. Гордая осанка, высоко поднятая голова. Аристократ до кончиков ногтей. Я сразу почувствовала себя маленькой и жалкой. Опустила голову.
- Прости меня. Я тебе благодарна. Вот только отец, - я подняла глаза, молитвенно сложила ладони.
- Твой отец останется здесь. И ответит по закону. Как и положено ворам. - Он развернулся, чтобы уйти.
- Подожди, - позвала я. Эхо множило мой выкрик. - Возьми меня вместо отца.
- Тебя? - Граф был удивлен. - Я не мщу женщинам. - Он снова развернулся, готовый уйти.
- Я отдам тебе... - я замешкалась.
- То, что, как ты подозревала, я отнял у тебя силой? - он рассмеялся. - Я же говорил, что ты мне неинтересна.
- Я могу работать на тебя, стать твоей рабыней, выполнять все твои поручения, - я с надеждой смотрела на его широкую спину. - Отец, он старый человек.
- Он не думал о возрасте, когда пришел украсть, - отрезал граф.
- Как ты не понимаешь, он единственный, кто у меня остался. Единственный, кому я нужна, - от отчаяния я разрыдалась.
- Возвращайся в свою комнату, - распорядился граф.
После полудня служанка принесла мне платье, смену белья, расческу.
- Граф распорядился, чтобы вы были готовы к семи, - она поклонилась. - Вам понадобится моя помощь?
- Нет, спасибо. - Вот еще. Чтобы кто-то помогал мне одеваться? Это уж слишком. - Налейте мне ванну в шесть.
Служанка кивнула и испарилась.
В шесть я с удовольствием опустилась в теплую воду, до скрипа вымыла волосы душистым мылом. Потом долго расчесывала частым гребнем, пока они не заблестели. Вот только платье. Зря я отказалась от помощи. Его просто невозможно было надеть самостоятельно. Все эти крючки и застежки. И кто их только выдумал? Промучившись с полчаса, я оставила эту затею. Влезла в свою цветастую блузку и черную юбку до пят. В семь в дверь постучали:
- Да, да, - окликнула я.
В проеме появилась служанка.
- Граф вас ожидает.
Я спускалась по лестнице, граф стоял на площадке внизу. Расфуфыренный, как павлин. Шитый камзол, панталоны, гетры, шелковые туфли с пряжками, даже белоснежный пудреный парик. Я фыркнула.
- Что вас так насмешило, душа моя? - осведомился граф, подавая мне руку. Он явно пребывал в отличном настроении, широко улыбался. Главное было не испортить ему настроение.
- Вы похожи на павлина, - я снова рассмеялась, - распушившего хвост.
Он расхохотался:
- А где же ваше платье? - он окинул меня взглядом, изогнул бровь.
- Я не смогла его застегнуть, - от досады я закусила губу, вспыхнула до корней волос. - Простите меня.
- Ничего. Так даже колоритнее и привычнее, - он положил мою руку на локоть и повел меня в бальный зал.
Слуги распахнули перед нами двери. В зале горели свечи, отражаясь в начищенном до блеска паркете, играли музыканты. Накрытый белоснежной скатертью стол ломился от яств. Я пожалела, что не надела платье. В своих одеждах я чувствовала себя не в своей тарелке. Граф подвел меня к столу, отодвинул стул. Когда я села, обошел стол и сел напротив. Расправил крахмальную салфетку, положил на колени. Я повторила за ним. Такое количество приборов. Я растерялась. Мне еще не доводилось сидеть за столом. Принесли горячее. Граф ел не спеша, смакуя каждый кусочек. Я ужасно проголодалась и навалила себе полную тарелку. Граф улыбнулся. Не успели мы насладиться блюдом, как принесли следующее. Я с тоской провожала глазами свою полную тарелку.
- Какое расточительство, - черт, кажется, я опять сказала вслух.
Граф пропустил мое замечание мимо ушей.
- Вино? Какое предпочитаете? Белое? Красное?
- Э... - я снова покраснела, - на ваше усмотрение.
- К рыбе лучше подходит белое.
Один из слуг плеснул из запотевшей бутылки вина в высокий бокал. Граф поднял свой. Я вылила в рот все содержимое. Тут же закашлялась.
- Воды, - распорядился граф.
Я с благодарностью сделала глоток. Когда ставила стакан, с удивлением заметила, что бокал графа полон. Вот черт. Я-то думала, следует пить залпом.
- Итак, - граф промокнул губы салфеткой. - Вернемся к вашему предложению, цыганочка. Я согласен. Вашего отца отпустят после того, как вы выполните свою часть договора.
- Я..., - попыталась встрять.
Граф предостерегающе поднял руку:
- До того времени ваш отец будет содержаться в нормальных условиях, получать хорошее питание и должный уход. Согласны?
Я кивнула. Опрокинула в себя второй бокал. В голове приятно опустело, стало легко и радостно.
- Что за договор, граф?
Он поморщился:
- Называй меня по имени. Альберт, - он кивнул.
- А я - Рада, - улыбнулась я. - Альберт, - я покатала имя на языке. Красивое, но нелегко будет отвыкнуть от "графа".
- Ты спросила про договор, - он выдержал паузу, - Рада? У меня возникла идея. Небольшая шалость. И ты поможешь мне претворить ее в жизнь.
Две недели меня обучали танцам, манерам, выговору, поведению за столом, правильной осанке, походке и бог знает чему еще. Я занималась с утра до позднего вечера. Уставала так, что засыпала, едва коснувшись подушки. Голова шла кругом от всех этих премудростей. Через две недели мы с графом держали путь в столицу.
- Значит, нельзя встревать в разговор. Нельзя перебивать. Уф, сколько запретов, - повторяла я в карете.
- Расслабься, на месте разберешься.
- Тебе легко говорить, ты - старый, все знаешь, - сетовала я.
- Старый? - удивился Альберт. - Мне двадцать восемь, - изумленно произнес он.
- Я же говорю, старый.
Он рассмеялся. Отсмеявшись, сказал:
- Ну, спасибо, Рада. Простите, Аделина. Вы меня забавляете.
Помню, как собиралась на первый бал. Ужасно нервничала.
- У меня не получится, - накручивала я себя. - Все поймут, что я самозванка.
- Не поймут, не переживай, - успокаивал Альберт.
Он выбрал мне платье. Мы долго спорили насчет корсета.
- Я не надену эту удавку. Она мне все ребра переломает, - возмущалась я.
- Приличная дама не может появиться в обществе без корсета, - настаивал граф.
Вышло по-моему. Благо, талия у меня была тоньше, чем у многих дам в корсете. Потом мои волосы уложили в высокую прическу и напудрили. Первый раз в жизни мои волосы не касались спины. Это было непривычно. Тяжелая прическа оттягивала голову. Платье жало подмышками.
- Это сережки и ожерелье моей бабушки, - граф продемонстрировал содержимое синего бархатного футляра, когда мы мчались в карете. - Они изумительно подойдут к твоему платью.
- Какая прелесть, - я всплеснула руками. Темно-синие сапфиры в окружении бриллиантов.
- Разумеется, это только на сегодняшний вечер, - сообщил Альберт.
- Разумеется, - я тут же вернулась с небес на землю. Граф вдел мне в уши серьги, застегнул на шее ожерелье.
- Готова?
Я глубоко втянула воздух, кивнула. Альберт вышел первым, протянул мне руку. Я вцепилась в его ладонь, сильно сжала.
- Успокойся, все будет хорошо, - прошептал он.
Легко сказать. Я была на грани обморока. Слишком ярко горели свечи, было душно, а сколько людей. Я видела себя, словно со стороны. Элегантная дама склоняется в изящном реверансе, раздает улыбки, кокетливо обмахивается веером.
- Моя кузина, Аделина.
- Очаровательна. А вы негодник, Альберт, так долго скрывали от нас такую прелесть.
- Откровенно говоря, Аделина - моя дальняя родственница. Мы даже не знаем, в каком родстве состоим.
- Откуда она, говорите?
- О, из города Nска. - Даже не помню, какой город выдумал граф. Я похолодела. Сейчас нас точно разоблачат.
- Правда? У меня там родственники, - обрадовался полный господин с бородавкой на кончике носа.
- И как поживают ваши родственники в Nске? - осведомился Альберт, улыбаясь.
- Признаться, я давно их не навещал, - стушевался господин, слегка порозовев.
Как же мы потом потешались над этим профаном.
- У меня родственники в Nске, - противным голосом произносил Альберт, я хохотала до слез.
Мы были популярны. Для нас распахивали двери лучшие салоны и дома. "Ах, Аделина - само очарование. Ах, граф - сама галантность".
- Могу представить, как вытянулись бы их спесивые лица, если бы они знали, что принимают у себя цыганку, - Альберт веселился, как ребенок.
Мы развлекались вечера напролет, а потом до исступления любили друг друга, лишь под утро забываясь сном. Месяц пролетел, как один день. Пришло время возвращаться.
- И что потом, бабушка? - вклинилась в рассказ внучка. Надо отдать ей должное, она долго сидела молча.
- Ничего, - я пожала плечами. - Мы вернулись.
- Граф предложил тебе руку и сердце? - воскликнула внучка.
- Только в книжках графы женятся на бесприданницах, дорогая, - я невесело усмехнулась. - Я ждала слов любви, их не последовало.
- Оставайся, - сказал Альберт. - Нам хорошо вместе.
Я покачала головой. Закусила губу, чтобы не разреветься. Он отдал мне все платья, подарил на прощание ожерелье. Разумеется, не то, которое я надевала на свой первый бал. Проводил до конюшни.
- Можешь взять Грома, - улыбаясь, произнес он. - Я назвал его Громом, - он протянул кусочек сахара вороному жеребцу. - В конце концов, мы познакомились благодаря ему.
Признаться, искушение было велико. Но в другом конце конюшни заржала Звездочка. Она меня узнала. Я не смогла ее бросить. Сложила в седельную сумку платья, оседлала Звездочку и, глотая слезы, вывела из конюшни.
- Помни, есть место, где тебя ждут, - крикнул вдогонку Альберт.
Эти слова долго грели мне душу в трудные времена.
Я направилась в табор. Твой прадедушка ждал меня там. Мы обнялись".
- Бабушка, а как же граф? Почему ты не осталась? - перебила внучка.
- Я была слишком молода. Меня манила свобода, звала дорога. Я не смогла бы похоронить себя в поместье графа. Позже он был бы вынужден жениться. А что оставалось мне? Мириться с его женой? Скрываться? А какое будущее ждало наших детей? Вечное клеймо незаконнорожденных? Нет, это не для меня, - я покачала головой.
- Мама, ты опять о своем мифическом графе? - строго произнесла дочь, заглянув в комнату. - Забиваешь девочке голову всякой ерундой. Уже поздно. Пора в кровать, - обратилась она к дочке.
- Щас, мам, - нехотя протянула внучка, когда дверь за матерью закрылась. - Бабушка, ты все выдумала? - раздосадовано спросила она. - Должны же быть доказательства. Где платья?
- Давно износились, - пожала я плечами.
- А ожерелье? - не сдавалась внучка.
- О, оно долго кормило меня в трудные дни, - улыбнулась я.
- Пора в кровать. Мама, ты тоже не задерживайся, - повторила дочь, возникнув в дверном проеме.
- Иду.
Огонь в камине почти догорел. Я зябко повела плечами, вздохнув, поднялась, озорно подмигнула внучке. "Уж мы-то с тобой знаем правду".