"...Пьяного и спящего гражданина Г. хулиганы из "Аэрофлота" взяли с собой в самолет, следовавший рейсом: Москва - Киев. Привезли в столицу Украины и посадили у памятника А.С.Пушкину..."
Из газет.
* * *
Он не верил ни в Бога, ни в черта,
Доверял лишь вину и поэту.
Жизнь была, как калека, убога.
Вот и выбрал скамеечку эту.
Примостился вблизи от таланта,
Распечатал бутылку портвейна.
И взглянул, как пигмей, на атланта,
Выпил крепкого благоговейно.
- Эх, родной Александр Сергеич,
Что ж ты так из-за баб распалился...
И погиб! - плакал пьяный Матвеич. -
Не любил бы их, шлюх, сохранился.
Написал бы такие поэмы,
Сотворил бы такие романы,
Что торчали бы Бэлы и Эммы,
И Евгении,* как наркоманы,
От твоих опьяняющих строк!..
Эх, родной, зря пытал ты свой срок!..
И, взглянув на поэта елейно,
Вновь из горлышка выпил портвейна.
Благо, не было на мостовых
И на площади тех постовых,
Что, как только увидят бутылку,
Так дубинкой, как псу, по затылку...
Не смущает служивых поэт. -
Ни стыда, ни сочувствия нет!..
Что за жизнь? Как калека, убога,
И не верят ни в черта, ни в Бога.
Верят только вину и поэту,
Погружаясь в туман, словно в Лету.
- Эх, родной Александр да Сергеич!
Где твое тридесятое царство? -
Бормотал захмелевший Матвеич,
И ругался на новое барство...
- Улететь бы в далекие страны,
Да не выросли сильные крылья!
А живут же вдали бусурманы
И блаженствуют от изобилья!!! -
Он забредил, и вслух размечтался
Об описанном Царствии Царств.
- Видно, сильно старик зачитался,
Наглотался ненужных лекарств! -
Вдруг заметил смеющийся летчик,
Что с друзьями в сторонке сидел -
Хулиганистый аэрофлотчик,
Он от шуток своих поседел.
Но любил прибаутки и шутки.
- Что нам стоит исполнить мечту!
Перебросим его на "попутке"...
Там ему и поэму прочту.
Гоготнули от мысли коллеги:
- А и впрямь - на мотор и в полет.
Эх, прокатим его на "телеге"!..
Затащили, смеясь, в самолет.
А Матвеичу снились - царица,
Поцелуи ее, и кровать...
В черный мрак уплывала столица...
А старик продолжал флиртовать.
Вот он входит в жемчужную залу,
Все блестит, все кружится, поет...
Всей душой отдается он балу,
Золотое шампанское пьет
Из хрустальных и звонких фужеров,
По-французски в фужеры налив,
И, как граф и любимец Анжеров,
Гордым взором сердца опалив
Самым первым красавицам бала...
Веселит и румянит вино.
И блестит освещенная зала,
Наяву, а не в быстром кино.
Торжествует душа, словно царство...
Мир прекрасен, приятен и чист.
И Матвеич, забыв про коварство,
Весь, как мальчик, открыт и речист.
Позабыв про советские "ГОСТы"
И картоновую колбасу,
Произносит он громкие тосты
И как будто парит на весу,
Словно ангел в невидимом царстве,
Словно первый счастливчик в раю...
Но очнулся - в сыром государстве,
Под дождем в незнакомом краю.
Рядом с ним - Александр Сергеич.
Тот взошел на другой пьедестал...
И испуганно вздрогнул Матвеич,
Со скамейки промокшей привстал.
Пригляделся, - конечно же, Пушкин,
Но куда его черт перенес!..
Он представил весь ужас старушкин,
И расстроился сразу до слез...
- Ох, поэт, что наделал ты с царством! -
Заругался хмельной мужичок. -
Все писал ты с каким-то коварством. -
Пробурчал он, стянув пиджачок
На худых, отощавших боках,
Холодели намокшие руки...
Он привстал на неверных ногах
И почувствовал страшные муки:
После "бала" плыла голова
И стучалась в гранит пьедестала.
Да такие рождала слова,
Что и черту неловко бы стало.
Возмутился и вскрикнул поэт:
- Разве я не предвидел все это!
Постыдись!.. Сбегай лучше в кювет,
Опрастайся, не плюй на поэта!
Вспышкой гнева блеснули глаза.
Рассердился озябший Сергеич.
Громыхнула на небе гроза.
И присел от испуга Матвеич...
Торопясь, подходил постовой:
Шо, напывся, змеина отроддя?
Позабув про вси шляхи домой,
Ничку темну, как бис, хороводя?
- Извините, товарищ сержант!
Я поклонник большого поэта.
Помолиться пришел на талант.
- Шо ты брэшешь!.. Опять опэретта.
Перепьют - подавай пьедестал.
Подавай им живого поэта...
Он от вашего бреда устал.
Шо ж ты тягнешь его с того света!
-Но, пардон, Александр Сергеич
Жил и жив. И бессильны века... -
Не докончил той мысли Матвеич,
Больно сжала предплечье рука
Разозлившегося постового,
Потащила в промозглую тьму.
- Где я? Что я? Когда я? Кого я?
Ты куда?.. Ничего не пойму!..
- Там поймешь. Посидишь, поостынешь,
И просушишь хмельные мозги.
Штраф заплатишь и далее двинешь...
- Но куда? Ведь не видно ни зги.
Я в Москве? Мне бы, друг, на Охотный..!
- Ну, теперь все понятно - москаль!..
То-то бачу, ты, батько, залетный...
Двигай, двигай, и зуб мне не скаль!
- Как залетный? Голубчик, я дома.
- Нет, отец, ты еще не в Москве.
- Эх, пивка бы сейчас!..
- Может, рома?
Или из ресторана "КеВе"?*
Погоди, отведу в каталажку,
Там напоят, накормят тебя,
И заполнят по форме бумажку...
А потом спать уложат, любя!
- Эх, смеешься, а я погибаю.
Пошутил надо мною поэт.
Вот извилины все загибаю,
А понятия светлого нет.
Как я здесь очутился, не ясно.
Помню только приятнейший сон:
Зала, бал, все легко и прекрасно...
Льются звуки словам в унисон.
А вокруг столько юных красавиц,
Я сжигаю глазами сердца,
Приглашаю царицу на танец...
- Да, горячка, видать, у отца! -
Покачал головою сержант.
Он не верил ни в сон, ни в талант.
В то, что рядом - светлейший Анжеров...
Но отметил, как факт, семь фужеров...
А точнее, граненых стаканов -
Пить сподручнее для стариканов.
Ну, а бал и красавицы - "утка".
Пьяный бред или бисова шутка.
1994 год.
* Имеются в виду известные поэтессы и поэт.
* "КВ" (речевое изменение на КеВе - украинский акцент) - марка коньяка.
Более полный список стихов Виктора Рубцова опубликован на http://zhurnal.lib.ru/editors/r/rubcow_wiktor_nikolaewich/stat.shtml