Рыбаченко Олег Павлович : другие произведения.

Великое творение полиции и Цру

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

   Он решил взять длину веревки. Он не использовался так часто, как должен был, и, если бы он правильно оценил потенциальные возможности, он стал бы самым подходящим подарком смертному, спасшему его "жизнь". Он знал, что веревка станет причиной смерти этого смертного и некоторых других, которые были частью окружения этого смертного. Но он не был преднамеренно жестоким. Смерть была его делом, и он не мог забыть о своем деле, даже когда дело касалось подарков.
   Он встал, засунув кусок веревки в карман своего черного костюма. Затем он надел шляпу дерби на голову. Он осторожно потянул его вниз, чтобы он оставался твердым. Когда он ушел, яркое пламя превратилось в тусклое мерцание.
   * * * *
   Деревянная балка была не очень тяжелой. Но, с другой стороны, Деннис Аффорд никогда не был сильным человеком. Он был маленьким и хрупким, и его узкое лицо было искажено горечью, которая отказывалась оставаться скрытой. Мускулы на его тонких руках напряглись, как проволочные шнуры, когда он напрягся, чтобы удержать балку на месте. Его губы были плотно сжаты от усилия.
   - Элейн! он крикнул. "Элейн! Поторопитесь, а?
   Дыхание Алфорда было прерывистым, а боль в руках становилась невыносимой. Его мысли были окрашены гневом и сожалением. Теперь он понял, что ему не следовало пытаться сэкономить деньги, которые потребовались бы, чтобы заплатить плотнику, починив крыльцо самостоятельно. В лучшем случае он все испортил.
   Испуганное, круглое лицо его жены появилось из-под перил, на которых он стоял. "Я не могу найти такой большой кусок дерева!" она плакала.
   Алфорд раздраженно выдохнул. "Ну, тогда видел такого большого!" - взревел он. "Я не могу больше держать эту штуку". Он мрачно пробормотал, переместив свое тело в более удобное положение у стены.
   "Я могу вам помочь?" - спросил голос возле его колен.
   Вздрогнув, Алфорд посмотрел вниз, чуть не потеряв равновесие. Человек, который стоял там, был маленьким и сморщенным, одетым в черную как сажу одежду. Его шляпа-котелок казалась слишком большой для его худощавого лица.
   "Конечно, можете - и большое спасибо", - ответил Элфорд. "Мне нужен кусок дерева, чтобы прибить его к стене, чтобы я мог положить на него эту балку. Можешь подняться и подержать его?
   -- Это, -- улыбнулся незнакомец, -- не понадобится. Из кармана пальто он вытащил веревку.
   Алфорд в замешательстве наблюдал, как незнакомец ухватился за вертикальную балку и с ловкостью, которой отрицал его внешний вид, легко вскочил на перила. Он ловко привязал веревку к перекладине и вертикальной балке, на которой она покоилась. Все было сделано в один миг. Алфорд сразу же почувствовал вес бревна, снятого с его рук.
   Он задохнулся, когда полное понимание того, что было сделано, ударило в него. Один конец тяжелой перекладины теперь был прикреплен к вертикальной балке с помощью веревки. Но другой конец - тот конец, который он держал, - был совершенно свободен! А перекладина осталась горизонтальной, видимо, вопреки всем законам гравитации!
   - Как же... - пробормотал Алфорд. Внезапно он напрягся и остановился, уставившись на незнакомца, который уже спрыгнул обратно на крыльцо. "Сказать! Не ты ли тот парень, которого я вытащил из грузовика?
   Незнакомец весело кивнул. - Я, - признался он. - Совпадение, не так ли?
   - Я скажу, что да! присоединился Алфорд. Он быстро начал осознавать, что в незнакомце было что-то странное. Глаза незнакомца были ярко-зеленые, и... зрачки были щелевидными и вовсе не круглыми. Нос незнакомца был изогнутым лезвием плоти на желтоватом лице. Его подбородок был почти в точку.
   Алфорд понял, что смотрит. Он моргнул, почувствовав себя крайне некомфортно.
   Незнакомец криво и сардонически улыбался. "Вы спасли мне жизнь в тот день", - сказал он. "Я не забыл."
   "Это было, ничего," отказался Алфорд. "Я просто оказался позади тебя и увидел приближающийся грузовик раньше тебя, вот и все".
   -- Я хотел вас тогда наградить, -- сказал незнакомец. - Но ты исчез в толпе. За спасение моей жизни вы можете оставить себе веревку. У него есть... э... полезные свойства. Добрый день!"
   И прежде чем Алфорд успел что-то сказать, незнакомец быстро спустился по ступеням крыльца и быстро пошел по улице.
   Любопытное убеждение пришло к Элфорду. Он смотрел вслед незнакомцу, и ему казалось, что удаляющиеся шаги были ритмичным тупом, туком, туком. Как копыта, подумал он, вспомнив эти странные зеленые глаза. Он вздрогнул от внезапного холода в спине.
   Алфорд рассеянно хмурился, глядя на бревно; теперь чудом удерживался на веревке, когда со двора прибежала его жена.
   - Вот он, - сказала она, задыхаясь, протягивая кусок дерева, который только что распилила. Она резко остановилась, и ее пухлое тело напряглось, когда она заметила, что Алфорд больше не держит бревно. - А как ты его застегнул? - удивленно спросила она. Она хотела рассердиться, но не совсем осмелилась.
   Алфорд коротко объяснил, все еще глядя на веревку. - И не смотри на меня так! он закончил. - Иди в дом и приготовь ужин. На сегодня все. Остальное я сделаю завтра". Он выхватил кусок дерева из ее безвольной руки и очень задумчиво прибил его прямо под свободным концом перекладины.
   После того, как это было сделано, он вбил несколько гвоздей через перекладину в вертикальную балку так, чтобы они были надежно соединены. Затем он попытался ослабить веревку, которой они были связаны, но она отказывалась развязываться. Он энергично постучал молотком. Тем не менее, веревка даже не сдвинулась с места.
   Разозлившись и немного испугавшись, Алфорд вытащил перочинный нож. Он начал пилить прядь веревки. Прошли минуты, и он вспотел, но острое лезвие не оставило даже вмятины на веревке.
   Он пытался выругаться из-за ощущения пустоты в желудке, но это ему не очень удалось. Когда он смотрел на веревку, в его глазах был новый страх и великий трепет. И тут он заметил то, что до сих пор ускользало от него, - сквозь середину веревки проходила яркая нить.
   Он казался металлическим, потому что был красным и блестящим. И все же он не был похож ни на один металл, который он когда-либо видел раньше. И он был химиком. Он осторожно коснулся его лезвием ножа. При прикосновении его руку пронзила легкая дрожь.
   Испугавшись, он дернулся назад и, потеряв равновесие, вынужден был прыгнуть на крыльцо. Его лицо было белым. Тысячи удивительных мыслей пронеслись в его голове. Он стоял там, пока жена не позвала его обедать.
   Пока он ел, ее глаза были большими и широко распахнутыми. Их тревожная интенсивность, добавленная к его беспокойству, привела его в ярость.
   "Черт тебя подери!" - прорычал он. "Не смотри на меня так. Я знаю об этом не больше, чем вы!
   Деннис Элфорд провел беспокойную, мучимую мыслями ночь, и когда он появился на следующее утро в маленьком химическом концерне, где работал, под глазами у него были черные пятна. Бригадир Ансель Хоук был чертовски доволен.
   - Опять опоздал, да? - отрезал он. "Какая идея? Становится лень даже приходить на работу?
   - Я уже говорил вам раньше, - терпеливо ответил Алфорд, - автобус, на котором я езжу, должен ехать медленно, потому что дорога на четырехмильном участке ремонтируется.
   - Тогда почему ты не встаешь раньше? - взревел Хоук.
   Перед глазами Алфорда возник красный туман, и ему отчаянно хотелось броситься Хоуку в горло. Это был не первый раз, когда он хотел это сделать. Он ненавидел бригадира еще более смертельно, потому что Хоук удерживал работу, за которую он бы отдал свои глазные зубы. Алфорд отдал бы все, чтобы стать бригадиром. Это была единственная его амбиция.
   Но он заставил себя сдерживать гнев и негодование. Он знал, что если выпустить его, это будет означать не только потерю работы, но и громкие удары по рукам Хоука. Элфорд знал, что он не ровня мускулистому мастеру. У него дома был пистолет, и единственная причина, по которой он никогда им не пользовался, заключалась в том, что он сомневался в совершенном преступлении.
   Пытаясь унять дрожь во всем теле, Алфорд сказал: - Автобусы прибывают только с интервалом в один час. Я должен встать достаточно рано, чтобы поймать то, что я обычно беру".
   Хоук сделал резкий жест. - Никаких твоих проклятых оправданий! Принимайтесь за работу! В следующий раз, когда вы опоздаете, парашюты для вас".
   Кипя от своего вынужденного бессилия, Элфорд прокрался к шкафчикам. Он чувствовал себя напряженным и больным внутри. Быстро сбрасывая с себя пальто, он заметил непривычную выпуклость в одном кармане. Но он слишком торопился с расследованием.
   Рабочий день, как обычно, был скучным и монотонным. Алфорд был так озабочен тем, что произошло накануне, что допустил несколько ошибок в своих рутинных аналитических тестах. Хоук был быстр со своими упреками.
   Но этот день не был похож на предыдущие. Потому что в конце Анселя Хоука нашли в его кабинете мертвым. Он представлял собой очень тревожное зрелище. Вокруг его шеи были фиолетовые рубцы. Его глаза вылезли из орбит, а язык свисал почти до кончика подбородка.
   Судебно-медицинский эксперт, приехавший с полицией, констатировал его смерть в результате удушения - медленного удушения какой-то веревкой. Само орудие смерти можно было найти.
   Каждый предмет мебели в офисе был посыпан порошком для снятия отпечатков пальцев; были взяты образцы пыли и пуха, а тело Ансела Хоука было сфотографировано спереди под разными углами. Но на этом полиция не остановилась. Они вымещали свое отвращение на мужчинах.
   - Где ты был, когда было совершено убийство? - загремел на Элфорда один из мужчин в штатском. Настала очередь Элфорда.
   - Я был на своей скамейке, - ответил Алфорд. Он не чувствовал ни страха, ни враждебности по отношению к своему инквизитору. Потому что Хоук был мертв, и он не имел к этому никакого отношения. Он был очень счастлив.
   "Ага?" - подозрительно фыркнул детектив. Он относился ко всем подозрительно. Даже его жена сомневалась в своей невиновности, когда он был рядом. Его достаточно неуместно звали Берди, и когда-то в прошлом его нос был плотно прижат к лицу. - Где твоя скамейка?
   Алфорд указал. "Вон там. Љ 9".
   - Не мог бы ты пробраться оттуда в кабинет к этому чудаку, а?
   "Я так не думаю. Я должен был пройти мимо скамейки запасных Новака. Он увидит меня.
   - Ты ненавидел его кишки, не так ли?
   - Никто здесь его не любил.
   "Хорошо!" - в отчаянии рявкнул сыщик. - Зачем ты это сделал?
   - Я этого не делал, - просто возразил Алфорд.
   Берди смиренно развел руками. "Это все! Следующий! Ты, вон там, с бакенбардами.
   Алфорд и. других мужчин задержали через несколько часов после того, как они должны были уйти домой. В результате Элфорду пришлось долго ждать прибытия автобуса. Чтобы скоротать минуты, он полез в карман пальто за пачкой сигарет. Именно тогда он снова осознал странный предмет, засунутый в карман. Он вытащил его.
   Это была веревка. Нет! Это была веревка ! В свете уличного фонаря казалось, что блестит металлическая нить, проходящая через его центр.
   Дно вывалилось из его желудка.
   Добравшись до дома, Элфорд лихорадочно бросился вверх по лестнице крыльца и вцепился в перила. Его сверкающие от страха глаза искали место соединения двух балок, где он в последний раз видел веревку.
   Там ничего не было!
   Как веревка попала в его карман?
   Была ли это веревка, которой убили Хоука? Инстинктивно он знал, что это так.
   Ужас охватил Алфорда так, что он почувствовал себя больным и слабым. Он опустился на лестницу и уставился в ночь. Его мысли были хаосом.
   Он не знал, как долго просидел так, прежде чем набрался достаточно сил, чтобы войти в дом. Он дал жене размытое объяснение того, что его задержало, больше для того, чтобы она не думала, что он сошел с ума, чем для того, чтобы она не беспокоилась.
   * * * *
   После того, как полиция прекратила расследование как бесполезное и все пришло в норму, Франк Коупленд, владелец завода, назначил Нильса Ингваррсена новым мастером.
   Алфорд был в ярости. Взяв себя в руки, насколько это было возможно, он пошел к Коупленду.
   "Г-н. Коупленд, - начал он, делая озадаченное лицо, - я не понимаю, почему вы назначили Ингваррсена. Вы знаете, что меня уже много лет планируют повысить, но вы поставили вместо меня Хоука, а теперь Ингваррсена. Я работаю в компании дольше, чем любой из них, и знаю о работе больше, чем они".
   Коупленд выглядел смущенным. "Ну, правда в том, что я не верю, что ты преуспеешь в этом качестве. Вы не из таких: мне нужны крутые и трудолюбивые бригадиры, которые могут заставить людей работать с максимальной эффективностью. Вы... - Коупленд замолчал, изучая свои руки.
   - Но, мистер Коупленд, - взмолился Алфорд, - вы никогда не давали мне шанса. Ведь я могу быть таким же крутым, как и все, когда это необходимо. Кроме того, я знаю работу, понимаю, что нужно делать, а также...
   - Очень жаль, Алфорд, но уже слишком поздно. Я уже назвал имя Ингваррсена. Но я скажу тебе, что я сделаю. Если что-то случится с Ингваррсеном, я обещаю дать тебе шанс.
   - Благодарю вас, мистер Коупленд, - пробормотал Элфорд. Он вышел из кабинета с фразой "Если что-то случится с Ингваррсеном", звучащей в голове. Если что-то случится с Ингваррсеном... У него была веревка - и веревка убила Хоука.
   Как веревка убила Хоука? - думал он, работая. Мог ли им владеть таинственный незнакомец? Но это было невозможно. Почему незнакомец должен совершать за него убийство только потому, что он спас ему жизнь? Он уже знал, что веревка обладает странными свойствами. Ибо как иначе оно могло попасть к нему в карман вчера, а сегодня снова? Возможно, она была активирована его концентрированной ненавистью. Это попахивало магией, духами и хобгоблинами. Но учитывая то, что он уже знал о веревке, это казалось достаточно логичным.
   Так вот, если бы он возненавидел Ингваррсена со всей возможной силой, возможно... возможно, веревка снова убьет.
   На следующий день, незадолго до обеденного перерыва, Коупленд вошел в кабинет Ингваррсена с пачкой бумаг в руке. Меньше чем через секунду раздался леденящий кровь вопль камеры, и Коупленд выбежал из офиса с болезненно-зеленым лицом. В его руках больше не было никаких бумаг.
   "Ингваррсен мертв!" - завопил он. "Задохнулся насмерть!"
   Он ворвался в свой кабинет, схватил телефон и, заикаясь, вызвал полицию.
   На этот раз Берди был очень заинтересован. Он внимательно оглядел всех мужчин, тихо говоря себе: "О, мальчик! О, парень! О, парень!"
   Судебно-медицинский эксперт посмотрел на Ингваррсена и серьезно объявил: "Медленное удушение с помощью веревки". Он огляделся в поисках веревки и не удивился, когда не увидел ее.
   Берди повернулся к своим коллегам. "Хорошо, мальчики, посмотрите, сможете ли вы поднять эту веревку. Пройдитесь по этим парням вплоть до волос на их груди. Обыщите лабораторию - скамейки и кладовую. Обыщите и шкафчики.
   Алфорд наблюдал за происходящим, едва смея дышать. Что, если веревка была у него в кармане? Должно быть, он вернулся туда, проделав свою смертоносную работу над Ингваррсеном...
   Но, что удивительно, веревки не оказалось ни в пальто, ни в шкафчике. Как будто он услужливо оставался в стороне, пока не закончилось расследование.
   В этот момент Алфорд понял, что веревкой управляют его мысли. "Как полезно!" - выдохнул он, вспоминая фразу незнакомца. Он больше не завидовал власти диктаторов.
   Эксперт по отпечаткам пальцев послушно повторил свою предыдущую процедуру. Ему было довольно скучно из-за отсутствия компрометирующих отпечатков. Фотограф равнодушно фотографировал. И Берди начал допрашивать мужчин. Его метод, с редкими вариациями, был тот же: "Хорошо, зачем ты это сделал? Как ты это сделал? Куда ты спрятал веревку? Давай, чистись!"
   Алфорд почувствовал себя почти истерически беззаботным, когда подошла его очередь задавать вопросы. Знание способностей веревки дало ему подавляющее ощущение своей неприкосновенности. На монотонные вопросы Берди он отвечал без дрожи.
   * * * *
   Коупленд поиграл перьевой ручкой, прежде чем осмелился взглянуть на Элфорда; После последнего убийства на его лице появилось несколько новых морщин, и он, похоже, немного похудел. Когда он взглянул на Элфорда, то лишь на долю секунды.
   -- Ну да, -- сказал он наконец, -- я помню свое обещание.
   - Тогда вы сделаете меня бригадиром? - с нетерпением спросил Алфорд.
   Что-то необъяснимое мелькнуло в глазах Коупленда. "Конечно, вы понимаете опасность. Вы знаете, что случилось с двумя другими. Я бы не хотела потерять еще одного мужчину".
   - Я готов рискнуть, сэр.
   - Хм-м-м, - сказал Коупленд. - Ну, я полагаю, вы достаточно знакомы с обязанностями бригадира. Ваша прибавка к зарплате начинается немедленно.
   - Вы имеете в виду, что я бригадир? О, спасибо, мистер Коупленд! Сердце Элфорда было переполнено. Наконец-то он достиг цели всей жизни.
   Алфорд вышел из кабинета, похлопывая по небольшой выпуклости в кармане, которая была веревкой. Он осматривал людей в лабораториях собственническим взглядом. Они были его... его, чтобы рычать на них.
   - Ладно, Новак, спускайся на землю. Ты, Бартц, как ты думаешь, что это? Прогулочный зал? Приступайте к работе! Мы потеряли достаточно времени, дурачась с этими копами.
   Коупленд, уловив резкий голос Элфорда, облизал губы. То, что закралось в его глаза, нашло постоянное пристанище.
   * * * *
   Целых два славных месяца Элфорд властвовал над своими бывшими коллегами по лабораториям. И это была его заслуга, что операции не отвалились. Мужчины теперь ненавидели его так же искренне, как и Хоука. Что же касается Коупленда, то он неуклонно терял вес из-за того, что ему очень хотелось что-то сделать, но что он боялся делать так же сильно. Алфорд беспокоил его.
   Коупленд начал пить, чего он обещал своей покойной жене никогда не делать. Однажды, когда он так напился виски, что громко булькал при ходьбе, он сделал то, что не мог сделать в трезвом состоянии, - уволил Элфорда.
   - Но, мистер Коупленд, я не понимаю! - воскликнул Алфорд. "Я управляю делами так же хорошо, как Хоук и Ингваррсен. Если вы спросите меня, я сделал лучше!
   Коупленд пристально смотрел на бутылку на столе. Он задумчиво икнул. "Нужно понять. Я говорил, что тебя уволили. Пожалуйста, уходите от меня. Очень далеко-"
   - Вы не знаете, что делаете, сэр. Ты не трезв. Конечно, если бы вы немного подумали об этом...
   "Нет!" - закричал Коупленд в пьяном исступлении. "Нет! Я не хочу думать! Уходи - ты уволен.
   Алфорд неосознанно дотронулся до кармана своего пальто. Его губы были белыми от давления, а глаза блестели. - Это окончательно? он спросил.
   Коупленд серьезно кивнул. "Финал. Уходите."
   Алфорд уставился на Коупленда, не видя его, а руины рая, в котором он жил. Когда он увидел Коупленда, он не увидел вялого, бледного лица Коупленда. Он увидел труп с высунутым языком и выпученными глазами. На шее этого трупа были следы веревки. Внезапно Алфорд развернулся и вышел.
   Он не упускал из виду злорадные взгляды своих бывших рабов, когда проходил мимо них по пути к шкафчикам. Он бросил на каждого из них взгляды, настолько полные дикой ненависти и ярости, что они опустили глаза и быстро вернулись к своим обязанностям.
   Элфорд рванул дверцу своего шкафчика так, что она со звонким лязгом отлетела назад. Он вытащил несколько заляпанных халатов, две пары резиновых перчаток, пару резиновых ботинок и зонт. Он сделал из них беспорядочную связку. Затем очень свирепо, но вполне методично вырвал лишние стеклянные аппараты, стоявшие на полках, и разбил их один за другим об пол.
   В угловой пивной Алфорд напился до состояния, примерно похожего на состояние Коупленда. Только после того, как его дважды вырвало и он потерял всякую надежду сдерживаться, он отправился домой. Совестливый бармен видел, что он не забыл свой сверток.
   Жена Алфорда замерла от ужаса, увидев его: "Почему, Денни, что ты делал?"
   "Питьевой!" - закричал Алфорд. "Меня уволили, слышите? Уволенный!" Он швырнул в нее сверток. С ее слезами и причитаниями, эхом отдающимися позади него, он, шатаясь, поднялся по лестнице в свою комнату.
   Включив свет, он вытащил из кармана веревку и положил ее на кровать. Он сел рядом с ним и стал наблюдать за тонкой игрой цвета в металлической нити, проходящей через его центр. Зачарованно глядя, он начал напевать.
   - Он уволил меня, маленький скряга. Он уволил меня - понял? Я ненавижу его, ненавижу его, ненавижу его! Но ты позаботишься обо всем для меня, правда, старый приятель? Вы будете скользить вокруг его шеи и медленно душить его - о, так медленно! Алфорд сонно усмехнулся, но от этого не менее садистски. "Вы получите его для меня; старый приятель... - Он откинулся на спинку кровати. Он спал.
   * * * *
   На следующее утро Алфорда разбудил громкий стук в дверь его спальни. Он машинально взглянул на часы на маленьком столике. Это движение вызвало острую боль, пронзившую его голову. Было одиннадцать пятнадцать.
   - Ладно, выходи! - закричал резкий голос, в котором он узнал Берди. Полиция! В мгновение ока все вернулось к нему. Коупленд!
   - На этот раз мы вас достали, - громко продолжил Берди. "Старый джентльмен оставил после себя письмо. Его адвокат сообщил нам об этом. В этом письме он говорит, что подозревал тебя, и если бы с ним что-нибудь случилось, мы бы тебя быстро поймали. Улики зашили тебя крепче, чем жука в ковре. Выходи, или мы выломаем эту дверь!"
   Над всем послышались истерические рыдания жены.
   Голова Алфорда внезапно прояснилась. Жилистые мышцы его тела напряглись. Он облизал губы, и его глаза, полные красного блеска, забегали по комнате. Окно!
   В дикой спешке он пронесся сквозь него, стекло и все такое. Он приземлился дрожащей грудой на кухонном крыльце, кровь сочилась из длинной раны на одной щеке. Он пронесся по опорной балке, через забор и через переулок.
   За его спиной раздавались свистки и кричали голоса. Последовали резкие револьверные выстрелы. Затем последовал шлепок преследующих его ног.
   Алфорд бежал как сумасшедший. Он бежал, пока не стало казаться, что все побежало вместе с ним. Побег был острым желанием в его уме, ужас ледяной рукой на его сердце.
   Все было в шуме и суматохе. Воздух, казалось, гудел и вибрировал. Предметы бешено кружились перед глазами Алфорда. Он неоднократно спотыкался и падал, пока его руки и колени не превратились в кровавые руины от острого стекла и осколков камня участка, который он пересекал.
   Задыхаясь, измученный, он добрался до своего убежища, старого полуразрушенного здания, которое когда-то было фабрикой. Элфорд пролез через провисшее окно, в котором не осталось ни следа от стекла. Рыдая, он споткнулся о мусор, покрывавший пол. Его легкие горели, как огонь, а очертания перед глазами были красными и туманными. Он пробился вверх по гниющей лестнице, скользя и скользя по разбитой штукатурке и гниющим станкам.
   Наконец он не мог идти дальше. Лестница закончилась. Он находился в маленькой комнате, освещенной лишь косыми лучами солнечного света, проникавшими сквозь щели в стенах и потолке. Он рухнул на пол, задыхаясь.
   Под ним машины остановились. Вопли возбужденных голосов нарастали. Через все это прозвучал резкий рев Берди:
   "Попался в окружение! Зашита! Спускайся с поднятыми руками, или мы тебя загадим!; Я буду считать до десяти. Раз два три-"
   Невидяще глядя перед собой, Алфорд на мгновение увидел странные зеленые глаза незнакомца. Они были нетерпеливы. Он полез в карман своего пальто. Это было там.
   Он поднялся, слабый и шатающийся, и прошел через комнату туда, где в полу зиял открытый люк. Он посмотрел на это. Он сглотнул. Затем он начал искать среди мусора на полу. Наконец он нашел его - толстый кусок дерева как раз достаточной длины.
   Алфорд привязал один конец веревки к куску дерева. Другой конец он завязал вокруг шеи. Это должно было быть просто. Он будет сам себе палач. Люк с накинутым на него куском дерева служил отличным эшафотом.
   Он надежно завязал веревку вокруг шеи и был готов, когда Барди достиг девяти. Но ему не нужно было прыгать. Веревка была услужлива -
   СФЕРА СНА
   Первоначально опубликовано в Amazing Stories , декабрь 1942 года.
   - Я должен убить тебя, Большой Тим. Я просто обязан тебя убить! Я хочу Лору, а ты стоишь у меня на пути...
   Эта мысль настойчиво и непрерывно билась в голове Брэда Неллона. Он был поглощен ею до такой степени, что забыл ужасный Титанианский шторм, который ревел за пределами укрытия его термосплавного костюма.
   Рядом с ним в неведении шагал объект его смертоносных мыслей. Его большое смуглое лицо сморщилось в ухмылке мальчишеского удовольствия, Тим Остин пробивался сквозь яростный порыв ветра и снега. Эта ухмылка была всегда. Это было такой же частью его личности, как и его густые светлые волосы, нежные карие глаза и гигантское телосложение. Он был большим и беззаботным, и жизнь в его жилах текла богато и полнокровно.
   На лице Брэда Неллона не было никакого удовольствия от битвы с бурей. Не было даже его обычной обиды на лютый мороз и густой белый снег. Его серые глаза были покрыты тяжелой пленкой мысли. Он шел в мире, где не было бури, кроме бури его эмоций, не было реальности вне образов, созданных его мозгом. Его коренастая, мощная фигура машинально брела вперед.
   Они двигались в мире снега, льда и кричащего ветра. Огромные вершины и хребты, истертые ветром в причудливые формы, возвышались со всех сторон. Снежная завеса время от времени поднималась, открывая белые холмы, идущие за белыми холмами, огромные сверкающие ледяные щиты, зияющие пропасти. А иногда вдалеке открывались потрясающие инопланетные пейзажи.
   Темная нить мыслей Брэда Неллона была резко прервана внезапным гулом наушников его шлема. Он поднял глаза с виноватой быстротой. Осознание его компаньона, холодного ада окружающего его Титаниана хлынуло обратно потоком.
   - На страже, парень, - предупредил голос Большого Тима Остина. - Мы почти возле Тауэр-Пойнт.
   Неллон мотнул головой в отрывистом понимающем кивке. Его глаза на мгновение впились в глаза другого, а затем быстро вернулись к снегу. Наушники снова загудели.
   - Скажи, Брэд, что-нибудь не так?
   Лицо Неллона напряглось от внезапной паники. Его глаза снова метнулись к Остину. Но он не нашел в них того подозрения, которого ожидал. Было только заботливое удивление.
   - Я в порядке, - ответил Неллон. - Просто немного устал, вот и все. Он понял, что его голос звучал хрипло и неестественно. Взглядом в маске он пытался изучить его влияние на Остина.
   Но именно содержание его голоса, а не тон, произвело впечатление на Большого Тима. Неллон был поражен неожиданным потоком ярости, который хлынул в его наушники.
   - Это результат скудного пайка, черт возьми! Я знал, что рано или поздно это нас достанет. Мы давно должны были отправиться домой. Вся экспедиция от начала до конца представляла собой беспорядок.
   - Тебе не следовало идти со мной, Брэд, когда я вызвался пойти за вещами старой Рыски. Но я думал, что все будет в порядке, потому что мы единственные настоящие мужчины среди всех этих низкорослых ученых. Они ни на что не годятся, кроме теории. Они сорвали график экспедиции своей мысленной погоней за бабочками, а остальных посадили на укороченный паёк. И теперь, когда мы, наконец, готовы уйти, один из них должен вспомнить, что оставил груду ценного снаряжения где-то в снегу.
   Остин некоторое время молчал. Когда он снова заговорил, в его глазах снова замерцали огоньки прежнего смеха.
   - О, черт, Брэд. Думаю, мне просто больно, потому что меня держат подальше от Лоры каждую секунду, когда мозговая банда сдерживает нас. Я не могу дождаться, чтобы увидеть ее снова".
   - Да, я знаю, каково это, - пробормотал Неллон.
   - Шикарная малышка, не так ли?
   "Да." Неллон с трудом выдавил из себя ответ.
   "Ну, следите за Тауэр-Пойнт там, наверху. Как только мы получим старую Рыскину рухлядь, мы все поедем домой.
   Неллон почувствовал усталое удовлетворение. Нет, Большой Тим не подозревал. Большой Тим не знал, что больше никогда не вернется домой. Неллон сопровождал его в этом последнем маленьком путешествии, чтобы убедиться в этом.
   Они приближались к нижнему концу длинного оврага. Здесь невидимая тропа, по которой они шли, круто поднималась вверх и входила в узкую расщелину между двумя огромными глыбами льда. Затем он обогнул основание огромной вершины, которая бесстрашным пальцем вонзилась в ярость бури. Это была уникальная достопримечательность, которую участники экспедиции окрестили Тауэр-Пойнт.
   Башня Тауэр-Пойнт послужила отличным белым предупредительным сигналом. На огибающей тропе она резко переходила из рыхлого снега в зеркально-гладкий лед и круто спускалась вниз к замерзшему озеру, которое, не укрытое от страшного ветра, постоянно полировалось. Один конец озера когда-то был водопадом, потому что здесь он заканчивался, спускаясь так же отвесно, как пропасть на сотни футов.
   Путь вокруг Тауэр-Пойнт был одной из главных опасностей, потому что нельзя было сказать, где кончается снег и начинается лед. Внезапное скольжение означало стремительное скольжение вниз по замерзшей поверхности озера. Там, где ветер несся во всей своей нерушимой силе, человека беспомощно сбрасывало с обледенелой кромки водопада, и он разбивался о зазубренные ледяные клыки далеко внизу. Дик Фулсом, металлург, уже погиб таким образом.
   И именно так Неллон планировал умереть Большой Тим Остин. Tower Point станет местом еще одной трагедии. Всего лишь малейший толчок на этой смертельной границе между льдом и снегом, и Большой Тим мчится вниз к озеру и через водопады.
   Это было так просто. Неллон знал, что против него ничего нельзя будет доказать. Ни малейшей мысли о подозрении никогда не придет в голову остальным. Для них он и Большой Тим всегда были друзьями в самом прямом, самом глубоком смысле этого слова.
   Нет, ему нечего было бояться. Единственная расплата будет с его совестью, но он не позволял этому беспокоить себя сейчас, потому что все, о чем он хотел думать, была Лора. Лора будет его. Он знал это с мрачной, удовлетворительной уверенностью.
   Теперь они начинали трудный подъем, который вел к Тауэр-Пойнт. Неллон постепенно отставал, пока не встал сзади Остина. Его глаза остановились и остановились на металлической задней части костюма друга.
   Очень скоро, теперь, это будет закончено. И тогда он будет возвращаться домой на Землю. Лора будет там, на Земле, и будет ждать. Лаура.
   У Лауры были шелковистые каштановые волосы, которые блестели глубоким красным светом и густыми локонами падали ей на плечи. Ее глаза были очень карими и ровными, и в них плясали частички смеха. Нос у нее был короткий и дерзкий, и он вспомнил крошечную родинку, которая лежала, как пятнышко сажи, возле левой ноздри. Ее губы были немного широковаты, но они были твердыми и полными и могли изогнуться в улыбке, которая была богатой и согревающей. Ее тело было маленьким и милым в нежной выпуклости его изгибов.
   Но теперь Неллон думал о ее улыбке. Острая боль пронзила его, когда он вспомнил об этом. Хотя в его мыслях все это было для него, он знал, что на самом деле это тепло было излито на Тима Остина. Большой Тим, такой крупный, счастливый и взлохмаченный, что походил на мальчишку-переростка.
   Вместе они познакомились с Лаурой. И именно вместе они встречались с ней. Но по мере углубления трехсторонней дружбы произошли неизбежные изменения.
   Как ни странно, это сделал сам Неллон. Это случилось в тот вечер, когда Лора впервые осталась с ним наедине. Чары ее очарования были сосредоточены на нем одном, и он до такой степени потерял голову, что сделал предложение.
   Лора сказала "нет", и между ними никогда больше не было прежнего. Хотя Большой Тим, возможно, временами задавался вопросом, он был недостаточно чувствителен, чтобы осознать перемену. На самом деле Неллон так умело скрывал свою боль и желание, что Большой Тим так и не осознал правду.
   Неллон почти точно вспомнил слова, которые Лора произнесла в тот вечер. Даже сейчас тон ее голоса звенел в его ушах, нежный и печальный.
   "Прости, Брэд, - сказала она. "Пожалуйста, постарайтесь понять. Ты мне действительно нравишься - ужасно сильно. Ты как скала, прочная и сильная, за которую можно уцепиться. Но Тим похож на большую, неуклюжую игривую собаку - такой ужасно милый. Я ничего не могу с собой поделать. Серьезно, Брэд, если бы не Тим, я бы без колебаний вышла за тебя замуж.
   Два с половиной года ее слова барабанили в его голове. - Если бы не Тим...
   Сначала он пытался игнорировать ранние мысли об убийстве, коварно закравшиеся в его мозг. Но они упорствовали, становились сильнее, и вскоре он начал строить настоящие планы. Несколько раз холодная рука смерти тянулась к Тиму Остину, но каждый раз инстинкты Неллона бунтовали, и дело оставалось несделанным.
   Но теперь участники экспедиции готовились вернуться домой на Землю. Неллон знал, что если Большой Тим доберется до Земли живым, Лаура, которую он помнил и которую хотел, будет потеряна для него навсегда. Если Большому Тиму суждено было умереть, это нужно было сделать до отплытия корабля, поскольку, будучи запертым в его пределах, риск был бы слишком велик.
   Именно старый Зигмунд Рыска подарил Неллону то, что, как он понял, было его последним и единственным шансом. Старый Рыска оставил несколько ценных научных приборов в небольшой хижине, которую он устроил для каких-то экспериментов. Он вспомнил о них в последний момент. Кто-то должен был принести их перед отъездом, и Большой Тим Остин вызвался добровольцем. Неллон, из-за цели, которая его мотивировала, согласился.
   Он наконец решился. На этот раз он не позволил бы угрызениям совести остановить его руку. На этот раз Большой Тим умрет.
   Они достигли Тауэр-Пойнт. Дыхание Неллона участилось, а на лице выступил пот. Вокруг его глаз и рта пролегли тонкие морщинки.
   Неллон и Остин мгновение стояли бок о бок на вершине, увенчанной огромной вершиной Тауэр-Пойнт. Внизу блестела поверхность замерзшего озера. Белые и пустынные, ледяные пустоши Титана качались и прыгали со всех сторон. Вокруг них клубился снег, взбитый ветром.
   Остин повернулся.
   "Ну, спускаемся вниз. Смотри, парень". На секунду его глаза встретились с глазами Неллон. Они нахмурились от недоумения и беспокойства.
   "Брэд, что-то не так? Ты выглядишь как-то не так.
   Неллон почувствовал, что похолодел, как лед. Слова хриплого отрицания сорвались с его губ.
   - Нет, ничего. Я... я в порядке.
   Но Большой Тим не был уверен.
   - Послушай, Брэд, хижина Рыски сейчас недалеко. Вам лучше подождать здесь, а я пойду и соберу вещи. Идти тяжело и опасно, и если вы нездоровы...
   - Говорю тебе, я в порядке! - выпалил Неллон. Теперь ему было жарко от лихорадочного тепла, от которого пот, покрывавший его тело, казался липко-холодным. Старый страх перед убийством исчез. Неллон знал только жгучее желание сделать дело, дикую тревогу, что его возможность исчезнет раньше, чем он ее получит.
   Большой Тим пожал плечами.
   "Тогда пошли. Но смотри, парень, и пой, если я тебе понадоблюсь. Бросив последний беспокойный взгляд на Неллона, он свернул на наклонную тропу и начал спуск. Он двигался медленно и осторожно, проверяя каждый фут своего пути массивным утепленным ботинком на предмет внезапной скользкости, которая предвещала опасный лед.
   Неллон почувствовал облегчение. Его кровь хлынула по его венам с внезапным яростным пением. Сейчас сейчас! Перед ним раскинулась широкая металлическая спина костюма Большого Тима. Далеко внизу ждал сверкающий лед.
   Неллон сделал быстрые шаги вперед, вскинув руки. Шум в ушах достиг высокой частоты. Он втянул воздух, задержал его. Затем-
   Неллон поскользнулся. Должно быть, это был небольшой участок льда, незамеченный Остин. Но Неллон поскользнулся, потерял равновесие, врезался в другого. Вместе они помчались по тропе к замерзшему озеру. Это было долгое скольжение, но невероятно быстрое, а замешательство и удивление делали его еще короче. То, что произошло, произошло слишком быстро, чтобы мысль могла уследить или предотвратить.
   Они выкатились на лед озера. С ликующим, демоническим воем налетел на них ужасный ветер, с нарастающей скоростью понес их к краю водопада. Все еще полуошеломленные внезапной катастрофой, они реагировали инстинктом долгой выдержки, отчаянно пытаясь задержать свой стремительный полет по льду. Но это было бесполезно. Их острые металлические пальцы не могли найти опоры на гладкой гладкой поверхности, по которой они мчались. И прежде чем трение смогло замедлить их даже в самых незначительных пустяках, они были сметены с края водопада.
   Они перешли, но не опустились на жадно обнажившиеся внизу зазубренные ледяные клыки. Попытка толчка Неллона придала им обоим дополнительный импульс, и они пролетели над льдом под таким углом, что приземлились на сугроб на дальней стороне ущелья.
   В тот далекий далекий день, когда тепло Сатурна было достаточно сильным, чтобы окутать теплом его спутники, крошащиеся водопады стерли крутые склоны ущелья. И хотя снег, на который упали двое мужчин, был толстым и мягким, его было недостаточно, чтобы удержать их, и они покатились один за другим большими облаками белого порошка и остановились только тогда, когда достигли дна.
   Долгое время они лежали неподвижно. В холодном воздухе висела густая завеса оседающего снега. Ветер захватывал части этого и заставлял их кружиться и скручиваться в фантастических круговоротах.
   Костюмы из термического сплава были по существу компактными мобильными убежищами и были разработаны скорее для защиты от враждебных внеземных элементов, чем для комфорта. Брэд Неллон был весь в синяках и трясся, пока не стало казаться, что его тело превратилось в одну пульсирующую боль. Его чувства кружились в черном тумане, пронизанном пульсирующим красным пламенем.
   Внезапно боль подскочила до невыносимой высоты. Его измученные мускулы кричали мучительным протестом по его нервам. Затем боль ушла, и на мгновение снова сомкнулась чернота. Но дунуло что-то вроде свежего ветра и рассеяло поглощающий туман. Мозг Неллона прояснился. Он открыл глаза.
   Он посмотрел в лицо Большому Тиму. Большой Тим склонился над ним, обеспокоенный и встревоженный. Неллон начал понимать.
   Большой Тим оправился первым после падения. Он поддержал Неллон, затем повернул клапан, который увеличил поток кислорода внутри его скафандра. Они были живы. Неллон испытывал при этом тупое удивление.
   - Брэд, все в порядке? Это был Большой Тим, его голос был напряженным и хриплым.
   Неллон машинально кивнул.
   "Хорошо."
   - Что случилось, Брэд?
   Неллон отвернулся. Он посмотрел вверх по ущелью, на оконечность Тауэр-Пойнт. Он облизал губы.
   - Я... я не знаю. Плохо себя чувствовал - поскользнулся на льдине".
   Большой Тим покачал головой.
   - Я сказал тебе оставаться там, не так ли? Я знал, что ты не в состоянии совершить спуск, но ты был достаточно упрям, чтобы сделать это. Нам повезло, что нам не сломали шею". Он посмотрел вниз и туда, где прямо под водопадом торчали ледяные клыки, жестокие и блестящие.
   Неллон полностью выздоровел. Он проследил за направлением взгляда Остина, и хотя его глаза видели то же самое, его разум представлял это по-другому.
   Эти ледяные зубы должны были означать смерть Большого Тима. Он, Неллон, потерпел неудачу, чудом избежал собственной жизни из-за своей ошибки. Сосредоточившись на толчке, который должен был отправить Тима Остина на смерть, он забыл о покрытом снегом льду на тропе, таком же смертоносном и скрытом предательстве, как клочок зыбучего песка.
   Но он был еще жив. Они еще даже не добрались до хижины Рыски, и Неллон знал, что представится еще один шанс. Он обдумывал это с любопытной смесью нетерпения и нежелания.
   - Если бы не Большой Тим... - Неллон снова услышал, как Лора произнесла эти слова, и снова царство невыразимого блаженства, которое он прочитал в них, укрепило его решимость. Еще один шанс - и на этот раз он не подведет и не поколеблется.
   - Брэд, смотри!
   Вдохновленные неожиданностью и настойчивостью, слова разорвали завесу мыслей Неллона. Его голова дернулась вверх.
   Большой Тим был на ногах. Он указывал вверх, на крутой берег ущелья, по которому они скатились.
   Большая часть потревоженного снега осела, а остальное унесло ветром. Неллон мог видеть совершенно ясно.
   Там, на берегу, произошел небольшой снежный оползень. И вот теперь на фоне сплошного однообразия белого что-то сверкало ярким контрастом.
   Неллон прищурился. Постепенно он начал разбирать детали. Странная поверхность, обнаруженная слайдом, казалось, имела мягкий оттенок бронзы, но Неллон не мог быть в этом уверен, так как она была покрыта причудливыми пятнами и крапинками золотых и красных тонов. Он подумал, что это, должно быть, от напряжения глаз, и на мгновение закрыл их. Но когда он снова посмотрел, цвета были такими же странными, какими он видел их в последний раз. На этот раз, однако, он разглядел деталь, которую пропустил раньше. Поверхность как бы пересекала черная линия или полоса.
   - Что же это может быть? Голос Тима Остина был удивленным, смутно обеспокоенным. "Это похоже на то, что мы не брали образец камня или почвы. Металл - вот что это такое!" - воскликнул он внезапно. - Это обнаженная вена из какого-то металла. Давай, Брэд, давай посмотрим на это.
   Неллон поднялся на ноги, его взгляд остановился на этом жутком пятне чего-то, что выделялось на фоне окружающей белизны, как пятно крови.
   Большой Тим уже пустил банк. Неллон вздохнул и последовал за ним.
   * * * *
   Подъем был тяжелым и трудным, и их недавнее физическое потрясение, вызванное падением, сделало его еще труднее. Но любопытство притягивало их, как огромный магнит. В напряжении они забыли свои боли и синяки. Соскальзывая и скользя, цепляясь за поручни, барахтаясь в рыхлых сугробах, заполнявших карманы затвердевшей корки, они медленно, но верно продвигались вверх по берегу.
   Наконец они остановились перед этим странным пестрым пятном красного, коричневого и золотого цветов. Настроение благоговейного изумления, охватившее их, одновременно усиливалось и углублялось.
   "Это металл!" Тим Остин вздохнул. - Но... но, Брэд, это не вена. Его-"
   "Это дверь!" - хрипло закончил Неллон.
   Это была дверь, металлическая дверь в заснеженном берегу водопада, который когда-то давно превратился в лед. Дверь чего? Куда это привело? Что будет по ту сторону? Что может быть по ту сторону металлической двери в мире, где существование живых существ вообще сомнительно?
   В наушниках Неллон раздался хрип. А затем за ним последовал голос Большого Тима Остина.
   - Бред, я иду. Это - да ведь это самая крупная находка всей экспедиции!
   - Это может быть опасно, - заметил Неллон, прежде чем он успел осознать всю иронию, скрытую за словами. - Мы не знаем, что за жизнь...
   - Но эта дверь была скрыта под снегом бог знает сколько лет, Брэд. Посмотрите, где корка треснула здесь. Он толстый, толстый. Ничего не входило и не выходило уже чертовски долгое время. Если существа и были, то они либо ушли, либо мертвы".
   И, как бы удовлетворившись на этот счет, Большой Тим подошел прямо к двери. Он был высоким мужчиной, но рядом с ним казался карликом. И, очевидно, он был очень массивным, поскольку был частично открыт, а ширина обнажившегося края не могла быть охвачена длинными гибкими металлическими пальцами их защитных перчаток. Отверстие было просто щелью, как будто кто-то когда-то сделал ее такой для осторожного взгляда на мир снаружи и больше никогда не закрывал.
   Большой Тим прижал перчатки к выступающему краю.
   - Дай мне руку, Брэд. Посмотрим, сможем ли мы открыть его дальше".
   Вместе они толкнули. Они использовали иссякающие запасы сил, но ту энергию, которую им удалось собрать, они бросили на краткую, ужасающую попытку сдвинуть портал. Но он не двигался. Их объединенная сила казалась ничтожно малой по сравнению с весом, который они стремились сдвинуть с места.
   В отчаянии они собирались ослабить свои усилия, когда внезапно, перейдя от металла двери к металлу их рук в перчатках, они почувствовали что-то похожее на кашель. Звук сгладился, углубился и превратился в устойчивый гул.
   Вздрогнув, они отскочили. Их лица приняли напряженное, недоверчивое выражение.
   Дверь открывалась. Медленно, величественно он широко раскачивался.
   Никакой силы, которую они могли видеть, не было за этим. Дверь, казалось, двигалась сама по себе. Они стояли неподвижно, как пара странных металлических статуй, наблюдая. Каждое чувство, настроенное на высочайшее, было направлено на увеличивающуюся пропасть.
   Наконец все движение прекратилось, и дверь широко распахнулась. Гудящая нота, сопровождавшая его открытие, уменьшилась до шепота и замерла. Открылся туннель полной черноты.
   Тим Остин выдохнул. Этот звук вывел Неллона из охватившего его транса.
   - Вероятно, им управляет автоматический механизм. Когда мы толкнули его, мы, должно быть, привели этот механизм в движение".
   - Я иду, Брэд, - внезапно сказал Большой Тим. - Я пойду посмотрю, что внутри. Он импульсивно направился к двери. Но на пороге он остановился, повернулся и посмотрел на Неллон.
   Неллон слабо улыбнулся и кивнул. Он зашагал за Большим Тимом. Вместе они вошли в дверной проем.
   Огни, встроенные в шлемы их скафандров, но до сих пор неиспользованные, были включены, чтобы освещать путь. Они увидели, что туннель представлял собой прямоугольный коридор или проход. Он был облицован тем же металлом, что и дверь.
   Через два интервала по коридору им пришлось протиснуться в полуоткрытые дверные проемы. Двери здесь были раздвижного типа и, казалось, управлялись механизмом, как и та, которую они открыли, чтобы попасть в коридор. Но их нельзя было сдвинуть с места, и их усилия не вызывали никакого гула машин.
   - Знаешь, - заметил Большой Тим, - такое расположение дверей чем-то напоминает мне шлюз.
   "Я заметил то же самое, - ответил Неллон. - Но шлюз...
   Он покачал головой, потому что это была одна из многих вещей, которых он не мог понять.
   Вскоре коридор кончился. Неллон и Остин оказались в маленькой квадратной комнате, по бокам которой стояли небольшие стеклянные кабинки или шкафы. В каждом лежала прозрачная сфера с разными необъяснимыми насадками и компактно свернутая масса какого-то странного материала.
   "Шлемы!" Большой Тим вздохнул. "Брэд, это шлемы. И если я не ошибаюсь, остальные вещи должны быть какими-то костюмами. На что мы вообще наткнулись?"
   Неллон медленно, почти понимающе оглядел комнату, фонари его шлема отражались на стекле шкафов.
   - У меня сумасшедшая идея, - сказал он. "Но пусть это подождет, пока мы не увидим больше. Там есть еще один дверной проем. Продолжим."
   Они продолжили. Коридоров было больше, но на этот раз из них выходили комнаты. Каждый был одинаково похож, наполнен одними и теми же предметами и мебелью. Ничто из того, с чем они были знакомы, не имело здесь аналога. Все, от странной круглой мебели до причудливой одежды, было странно чуждым.
   Но следов существ, когда-то населявших эти комнаты, они не нашли. Были только одежды, которые они когда-то носили, стулья, на которых они сидели. Вокруг них цеплялись призраки их присутствия. Во всем царил дух запустения и долгого забвения.
   Они вошли в другую секцию. Здесь были комнаты размером с зал, расставленные причудливыми столами и стульями. Одно из них оказалось библиотекой, так как на полках они нашли большие, похожие на планшеты книги, жесткие страницы которых были покрыты светящимися иероглифами.
   Затем они нашли свою первую лестницу, череду маленьких пандусов, ведущих на какой-то этаж выше. Они поднимались медленно, с чувствами людей, входящими в какую-то новую часть чужого и совершенно чужого мира.
   Здесь они нашли только одну огромную комнату, и их огни оказались идеально круглыми. В центре, светящемся зеленым светом, было нечто, похожее на чрезвычайно толстую колонну, возвышавшуюся от пола до потолка. Около этого были сгруппированы ряды странных инструментов и механизмов.
   - Брэд, - прошептал Большой Тим. - Это место - для чего оно могло быть?
   Неллон медленно покачал головой.
   "Вот что меня беспокоит. Я не могу представить себе никакого возможного использования. Они знали полезность, существа, которые построили эти комнаты. Уверен, у этой комнаты была хорошая цель. И все же я не могу представить, что это могло быть. Кажется, что ни одно из занятий, которыми мы обычно занимаемся в жизни, не вписывается в это окружение".
   "Брэд, вот и все! Эта комната не предназначалась для нормального использования. Это было для чего-то - о, я не знаю. Но, должно быть, это было что-то чрезвычайно важное для них. Я чувствую... Большой Тим не договорил. Его напряженный низкий голос замер, и он облизнул губы. Задумчивость, тяжелевшая на его лице, ясно показывала, насколько он не замечал происходящего.
   "Давайте поближе посмотрим на эту колонку, или что это такое, - предложил Неллон. - Возможно, мы найдем зацепку.
   Колонна была большая. Насколько они велики, они никогда не осознавали. Только на полпути к нему, и все еще приближаясь, они начали осознавать его размер.
   Просторность комнаты несколько затмила ее, но теперь, почти на ней и со своими собственными размерами в качестве эталона для сравнения, они были поражены и благоговейны перед ее циклопическими размерами. Постепенно до них начало доходить понимание героических масштабов этого загадочного места во всей его полноте.
   И тут Неллон осознал еще кое-что, помимо размера. По мере приближения к колонне в нем росло странное утешение и благополучие. Жесткая болезненность его синяков ослабла. Чувство беспокойного заточения, которое всегда ассоциировалось у него с ношением термопластового костюма, потускнело. Первые острые приступы голода, которые он уже чувствовал раньше, теперь притуплялись, как будто он был посреди обильной и вкусной трапезы. Он испытал нарастающую волну физического и умственного удовлетворения, как будто каждая потребность в этих двух компонентах реализовывалась и щедро удовлетворялась.
   На мгновение он подумал о Лоре и, поскольку это стало ее синонимом, об убийстве Большого Тима. Его мысленный образ девушки никогда не был более красивым, желанным или привлекательным. Каждое качество, которым она когда-либо обладала, реальное в действительности или воображаемое в результате его идеализации, теперь превзошло все смертные планы. Она стала воплощением всех человеческих стремлений и желаний.
   Конечно же, со странным удовольствием и удовлетворением, охватившим его, он поймал себя на мысли, что убийство Большого Тима ради такой великолепной и чудесной девушки не может быть подлым поступком. И сомнения, которые всегда возвышались, чтобы насмешливо отгородить его от настоящего поступка, теперь были настолько сглажены, что он никогда не знал бы, что они у него были. Большой Тим, конечно, умрет. И он с огромным удовольствием убьет его. Не было бы ни сожалений, ни самообвинений, ни мучительных угрызений совести. Было бы только полное удовлетворение, комфорт и счастье. И Лаура будет его. В этом не было никаких сомнений. В его уме не было никаких сомнений. Было только полное удовлетворение каждой причудливой и бродячей мысли или желания.
   Затем его потряс внезапный толчок. На мгновение ему показалось, что он вырывается из теплых, дремлющих глубин. А потом, внезапно, он посмотрел в озадаченное и недоверчивое лицо Большого Тима Остина, и это жуткое умственное спокойствие исчезло.
   - Брэд, ты тоже это почувствовал?
   Неллон молча кивнул. Он был немного напуган странной силой, которая держала их обоих в рабстве. Взгляд на гигантскую колонну, возвышавшуюся перед ним, показал, что они с Большим Тимом прошли приличное расстояние, даже не подозревая об этом. Случайное столкновение вывело их обоих из состояния лунатизма.
   Неллон все еще чувствовал силу, проводя по краям своего разума теплыми, успокаивающими пальцами. Но вскоре он обнаружил, что при активном сопротивлении нет никакого страха перед тем, что оно вновь одержит над ним верх. Одна вещь, однако, сохранялась, и это было удивительно освеженное и стимулированное состояние его тела. И он не беспокоился, что это должно уйти.
   Теперь они были в нескольких ярдах от огромной колонны, и все сокращая расстояние, их глаза начали различать некоторые детали, которые они упустили во время своего продвижения в этом необъяснимом полутрансе.
   Они поняли, что на самом деле это была не колонна, потому что она была полой, и они могли смутно различать очертания предметов внутри. Это был огромный, похожий на комнату цилиндр или помещение со стенами прозрачно-зеленого цвета. В центре, на полпути между полом и потолком, висело нечто, похожее на шар ярко-зеленого огня.
   Дойдя до цилиндра, они вплотную прижались к его твердой поверхности и пристально заглянули внутрь. Но поначалу огромный пылающий шар скрывал самые ранние детали, которые они могли различить. Это было все равно, что смотреть сквозь воду на ослепляющий диск солнца. Затем, когда их глаза привыкли к изумрудному блеску, они увидели невероятную картину.
   Высоко вверху плыл огненный зеленый шар. Прямо под ним сверкала сложная масса огромной машины. Он располагался на огромном основании и сужался по мере подъема. Вокруг вершины располагалось множество стержнеобразных выступов, концы которых заканчивались большими кристаллическими конусами. Основания их были направлены вверх, и от каждого бледный, почти невидимый луч устремлялся вверх и в зеленый шар, как бы когда-то питая и поддерживая его.
   Но не это удерживало недоверчивую неподвижность их взглядов. Вокруг машины концентрическими кругами были расставлены сотни столов или низких платформ, и на каждой лежала неподвижная фигура. Ближайший стол находился на некотором расстоянии от стены, через которую смотрели Неллон и Остин, и это, в сочетании с причудливым зеленым светом земного шара, делало невозможным четкое определение физических характеристик. Тем не менее, они смогли разглядеть достаточно, чтобы убедиться, что, как показал их предыдущий осмотр одежды в комнатах, фигуры были навязчиво человеческими.
   Они долго стояли там. Тут Большой Тим повернулся, а Неллон, озираясь в ответ на происходящее, поразился яркому и лихорадочному блеску чужих глаз. Слова сорвались с губ Большого Тима хриплым потоком.
   "Брэд, это войдет в межпланетную историю. Это самое большое событие с момента открытия первого мертвого города на Марсе. Мы должны вернуться на корабль и привести остальных. Они должны это увидеть. Но, Брэд, прежде чем они это сделают, я войду туда. Я хочу быть первым, кто увидит, как выглядели эти люди. Где-то должна быть дверь...
   И прежде чем Неллон успел высказать протест, сорвавшийся с его губ, Большой Тим рванулся прочь по зеленой стене. Неллон стоял, глядя ему вслед в нерешительности, разрываясь между противоречивыми импульсами. Затем он сжал губы и последовал в том же направлении, что и Большой Тим. Но прежде чем Неллон успел до него дозвониться, в его наушниках раздался взволнованный голос другого.
   - Я нашел его, Брэд! Здесь есть дверь.
   Неллон бросился бежать. Он нашел Большого Тима, стоящего на короткой рампе перед участком стены, который отличался от остальных. Это была темная область прямоугольной формы. С одной стороны сквозь странное зеленое вещество смутно виднелась система из стержней и шестеренок, которая, очевидно, была рабочим механизмом. Из прорези в стене торчал короткий рычаг, явно связанный с механизмом.
   Голубые глаза Большого Тима блестели отвагой. Его светлые волосы были спутаны, и он больше, чем когда-либо, походил на переросшего, импульсивного мальчика.
   "Боже мой, парень, ты точно не собираешься туда идти!" - воскликнул Неллон. - Мы не знаем, что за...
   Большой Тим издал короткий взволнованный смешок. - Послушайте, здесь нечего бояться. Там только этот зеленый свет и люди, и они мертвы. Все в этом месте мертво. Брэд, это шанс всей жизни. Мы будем первыми, кто со времен марсиан увидит лицо внеземной расы".
   Большой Тим потянул за рычаг. Был момент ужаса и полной тишины. Затем скрытые моторы загудели в инопланетной жизни, и дверь перед ними медленно скользнула в сторону. Зеленое сияние, теперь не затмеваемое ограничивающими стенами, хлынуло через отверстие ослепляющим потоком.
   - Пошли, - призвал Большой Тим. И, не колеблясь со своей стороны, он шагнул внутрь, чтобы мгновенно окунуться в изумрудное сияние.
   Неллон подошел к открытой двери. Изумрудные лучи шара падали на него с почти ощутимой теплотой. Снова этот странный покой и утешение охватили его, но теперь еще сильнее. Он почувствовал нарастающую сонливость. Каким-то странным образом он знал, что было бы хорошо позволить себе поддаться мягко окутывающей тьме, которая заполнила его разум. Это было бы благословенным избавлением от всех бед и забот его нынешнего мира. Но что-то удерживало его.
   И хотя громкий, спокойный голос, казалось, вселял в него уверенность в безопасности, упрямый, тихий голос предостерег его. В суматохе он смотрел, как Большой Тим шагает к ближайшей платформе.
   Неллону почти сразу стало очевидно, что Большой Тим никогда не достигнет своей цели. Вскоре после первых нескольких шагов целеустремленная походка светловолосого великана замедлилась до ошеломленной шаркающей походки. И, наблюдая с любопытным бестелесным вниманием, Неллон увидел, как он заколебался, остановился, а затем рухнул на пол, как будто он внезапно очень, очень устал.
   Предупреждающий голос теперь визжал. Неллон ощутил быстрый прилив ужаса, вырвавший его из-под власти, окружившей его своими убаюкивающими складками. Он широко открытыми глазами перевел взгляд с мерцающей инертной формы скафандра Большого Тима на пылающий высоко над головой шар. Ему вдруг захотелось бежать.
   Он в панике боролся с невидимыми узами покоя и утешения, которые так не хотели его отпускать. Его решимость быть свободным была яростной и бешеной решимостью крайнего страха. Размахивая руками, словно против материального врага, ему удалось, спотыкаясь, скатиться с пандуса к той стороне дверного проема, где зеленый свет не достигал его.
   Измученный геркулесовой борьбой, он рухнул на пол. Мягкая, теплая чернота окутала его, и он был бессилен отразить ее. Но он знал, что находится в безопасности, и удовлетворение, которое он испытывал, усиливалось поглощенным им излучением, так что когда он наконец потерял сознание, это произошло среди громоподобного победного пения.
   Следующие ощущения Неллона были любопытными. Он словно проснулся в другом мире. Это было огромное и бесформенное место без каких-либо различимых черт или цвета, но оно было на удивление разумным, пульсирующим удивительными возможностями.
   Теперь, словно взволнованная его размышлениями об этом, туманное вещество начало корчиться. А затем из бесформенной мешанины мыслей в его подсознании начал расти мир снов. Здесь добавлялись биты, там отбрасывались другие, но каждое отделение в хранилище его разума вносило свой вклад. И все это собрано в соответствии с образцом, который Неллон вылепил за два с половиной года размышлений. Наконец рай его мечты был завершен до последней детали его надежд и фантазий.
   Это был мир, который он построил вокруг Лауры, обретший нематериальную, но тем не менее реальную для него жизнь. Была Лора и был он сам. И было полное блаженство, для достижения которого он планировал убийство Большого Тима.
   Он узнал об изменении. Очертания его мира тускнели, растворялись, угасали. Даже Лаура, ослепительно красивая, начала расплываться перед его глазами.
   В ужасе он попытался прижать к себе испаряющуюся структуру и снова стабилизировать ее. Но оно ускользало сквозь его пальцы, как неосязаемый туман. Прежде чем он полностью осознал это, Эдем его сна исчез, и он снова оказался в той бесформенной пустоте, в которой он очутился. И даже это худело.
   Неллон проснулся. Он огляделся в поисках Лоры и той идиллической страны грез, в которой они любили. Но только огромный зеленый цилиндр с пылающим шаром и огромная комната за ним встретились с его взглядом.
   Неллон поднялся на ноги. Во время действия он осознал, что чувствует себя чудесно освеженным и возбужденным. Он огляделся в поисках Большого Тима, потом вспомнил. Избегая открытого дверного проема, через который все еще лились лучи, он заглянул сквозь зеленую стену. Внутри на полу лежал Большой Тим. Он был очень неподвижен в своем термосплавном костюме.
   Неллон начал цепочку рассуждений. По мере того, как он прогрессировал, вместе с ним нарастала волна ликования.
   Пока Большой Тим оставался там под влиянием земного шара, он оставался без сознания, возможно, живя во сне, столь же реальном и ярком, как и его собственный. Это было бы так же, как если бы Большой Тим был мертв. Никто из участников экспедиции не знал дверного проема, через который вошли они с Большим Тимом. Из-за почти непрекращающихся штормов, бушевавших на Титане, дверь скоро снова закроется. Могут пройти века, прежде чем случайное происшествие снова обнаружит это.
   Он, Неллон, мог бы вернуться на корабль с рассказом о том, как он потерял Большого Тима в жестокой буре. Мужчины могли искать, но он знал, что это будет бесполезно.
   Лаура, конечно, будет горевать, когда он вернется и расскажет ей эту новость. Но он будет рядом, чтобы утешить ее, и она справится с этим. И он знал, что она выйдет за него замуж, и Большой Тим не будет ей мешать. Он мог ожидать большего счастья, чем во сне.
   Неллон ясно видел свой курс. Он точно знал, что должен был сделать.
   Сначала он отпустил рычаг, и дверь закрылась, погребая Большого Тима внутри огромного цилиндра. Затем он вернулся на нижний уровень и прошел через лабиринт комнат и коридоров. Это было незадолго до того, как снег Титана снова застонал против его костюма.
   Он навалился на большую дверь. Нужен был только толчок, чтобы закрыть его, и рабочий механизм загудел, оживая, и он захлопнулся там, где его раньше не запирали, - и заперт! И больше он не откроется.
   Даже если бы он захотел вернуться, это было бы невозможно.
   Неллон направился обратно к кораблю. С любопытной энергией, которую он чувствовал, опасности и трудности обратного пути почти не замечали его. Исчезла его угрюмая неприязнь к вечно бушующей буре. Он пробирался сквозь нее с небрежной улыбкой, пробиваясь через дикую и неровную местность. И совершенно не чувствуя усталости, он наконец увидел огромную зубчатую ледяную гряду, отмечавшую место лагеря.
   Пробираясь плечом через узкую расщелину, ведущую в защищенную крошечную долину, Неллон не забыл убрать с лица улыбку нетерпеливого триумфа. Это не соответствовало бы истории, которую он должен был рассказать.
   Но вряд ли ему нужно было прилагать усилия. Ибо при виде, представшем его глазам, невольная гримаса испуганного изумления промелькнула на его чертах.
   Там, где стоял корабль, теперь не было ничего, кроме гладкой поверхности снега. И для его недоверчиво ищущего взгляда не было никаких признаков того, что здесь что-то когда-либо было. В маленькой долине не было никаких признаков человеческого жилья. Здесь, как и всегда, существовал только сильный ветер, свистящий по блестящим льдинкам, играющий со снегом.
   Неллон почувствовал внезапную тошноту и слабость от ужасного страха. Но из суматохи его мыслей выплыл какой-то обломок, и он ухватился за него с рвением отчаяния.
   Должно быть, сказал он себе, он случайно наткнулся на место, похожее на то, где стоял корабль. Ему оставалось только найти правильный гребень, и все было бы в порядке.
   Лелея эту надежду, он отправился в путешествие по окрестностям. Однако вскоре он понял, что другого хребта не существует, и ему пришлось столкнуться с тем фактом, что он изначально находился на настоящем месте. Единственная разница заключалась в том, что корабля больше не было.
   Но Неллон чувствовал, что должен убедиться. Вернувшись в долину, над которой, как защитной стеной, возвышался хребет, он поискал в глубоком снегу. Одним из первых предметов, которые он обнаружил, была большая металлическая коробка. На одной стороне были напечатаны слова, которые врезались в его мозг:
   ИНСТИТУТ ХАРТОНА-ФИНСТОНА.
   Теперь он знал без малейших сомнений, что находится в нужном месте и что корабль пропал, поскольку именно Институт спонсировал экспедицию. И он видел другие подобные ящики, компактно сложенные в трюмах корабля.
   Неллон был ошеломлен, раздавлен. Но из его отчаяния возникло медленное удивление. Как долго он был без сознания рядом с большим зеленым цилиндром? Судя по тому, насколько снег смыл подстилку лагеря, прошло много месяцев. На мгновение показалось невероятным, что его мгновенное воздействие изумрудных лучей земного шара могло дать такой результат. Затем он вспомнил существ, круговой ряд за круговым рядом, лежащих под ним, и на него нахлынуло устрашающее знание.
   Эти существа не были мертвы. Постоянно подвергаясь воздействию лучей земного шара, они просто пребывали в состоянии дремоты, без сомнения, снились сны, такие же удивительно реальные и пронзительные, как и его собственные. Они спали и мечтали, а зеленый шар висел над ними, как какой-то огромный страж, успокаивая, питая.
   И Большой Тим спал с ними. Когда они просыпались, Большой Тим просыпался и снова жил. Но он, Неллон, больше не будет жить. Внезапно его страх и ненависть к буре вернулись в полной и ужасной силе. Потому что, когда его батареи разрядятся, его скафандр остынет - и буря убьет его. Медленно, неумолимо к нему придет смерть. И смерть была сном, от которого не было пробуждения...
   ЗАГАДКА ГОРОДА
   Первоначально опубликовано в Amazing Stories , апрель 1943 года.
   "Джон! О, Джон!
   Звук его имени остановил Джона Рида в его длинном движении вверх по склону. Он обернулся, по колено в сочной траве, и увидел спешащую к нему фигуру девушки.
   Джон Рид улыбнулся и махнул рукой в знак согласия. Он подождал, пока она подойдет, вытирая мокрое лицо рукавом туники. Однажды он взглянул на зеленое небо, где Альфа Центавра сияла во всем своем огненном великолепии. Жара держалась несколько дней, и пока еще не было никаких признаков дождевых облаков, которые принесли бы облегчение.
   Через мгновение перед ним стояла девушка, ее маленькая грудь быстро вздымалась и опускалась под простой блузкой. Пот выступил на загорелом овале ее лица и затемнил каштановые волосы там, где они ниспадали с висков и на лоб. Она посмотрела на него серыми глазами, затуманенными тревогой.
   "Здравствуй, Сьюзен", - поприветствовал Рид тихим тоном, которым он всегда разговаривал с ней. - Я как раз собирался на " Парсек " посмотреть, как Дуг Лейн едет с двигателями. Он указал вверх, туда, где склон плавно переходил в широкий травянистый холм. Здесь, на фоне зеленого неба, стоял огромный грузовой ракетный корабль.
   - Тебе не следует так напрягаться, - продолжал Рид. "Знаете, это не Земля, и нам нужно успокоиться, пока мы не привыкнем к более сильной гравитации Новой Терры".
   Сьюзен Кэрью отбросила его нежное увещевание в сторону внезапным потоком слов.
   - Какие-нибудь признаки помощника?
   Рид медленно покачал головой; восхищение, мелькнувшее в его карих глазах при виде ее, угасло. - Ни одного, - ответил он странно ровным голосом. - Я расставил наблюдателей на высоких хребтах в четырех разных точках. Они ничего не сообщили".
   "Джон, что-то должно быть не так", - обеспокоенно заявила девушка. "Стив должен был вернуться во вспомогательную часть несколько дней назад. Что могло с ним случиться?
   - Не знаю, Сьюзан. Но послушайте, здесь не о чем волноваться. Стив, вероятно, просто зашел немного дальше в этой разведывательной поездке, чем обычно".
   - Да, но даже тогда он должен был вернуться раньше! Не пытайся меня так оттолкнуть, Джон.
   Наступило напряженное молчание. Рид внезапно осознал, что ее глаза изучают его лицо. Он неловко отвел взгляд. Он хотел успокоить, но, судя по всему, что-то было серьезно не так. Стива Норлина не было уже восемь дней, что делало его более чем просроченным. Рид знал, что разведчик всегда планировал свои поездки с точностью до графика, и такая задержка могла легко обернуться катастрофой.
   Рид посмотрел вниз, на крошечную долину, лежащую у подножия склона, борясь с усталой горечью, которая захлестнула его. Стив Норлин. Всегда это был Стив Норлин. Она была слепа?
   Его угрюмые глаза остановились на лагере, раскинувшемся там, в долине, и в них вошло что-то спокойное и утешительное. Это было зрелище, которое никогда не переставало приносить ему некоторую долю покоя. Мир - и в то же время беспокойство.
   Лагерь был рассредоточен с едва заметным намеком на геометрическую планировку. На первый взгляд он напоминал нечто, что могло быть построено людьми, чей уровень цивилизованного развития только что вышел за пределы жизни в пещерах. Он был тесноват и шумен, плохо устроен, завален всякими вообразимыми вещами, от инструментов и личных вещей до штабелей сложенных в кучу бревен, еще не подстриженных для строительства. Готовые дома, на самом деле не более чем грубые деревянные навесы, стояли здесь и там, смешиваясь с другими, только что построенными, а в некоторых местах стояли непрочные палатки, состоящие из куска ткани, накинутого на каркас из жердей.
   Через все это, усердно занятый множеством задач, прошла небольшая группа из примерно двухсот мужчин, женщин и детей. Это были подопечные Джона Рида, аркиты, как он о них думал, изгнанники из опустошенной войной Солнечной системы. Точно так же он думал о " Парсеке ", доставившем их сюда, на Новую Терру, не как о старом, неуклюжем грузовом судне, каким он когда-то был, а как об огромном ковчеге, несущем последние остатки некогда великого вида в девственный мир, чтобы начать жизнь заново.
   Аркиты находились в чрезвычайно трудных условиях даже на Земле, и их нынешнее положение мало изменилось, если не считать того факта, что война, угрожавшая их жизням, осталась далеко позади. Их тела были грязными и неопрятными от тяжелого труда, их одежда изодрана и оборвана. Многие носили повязки на конечностях как немое свидетельство своей неуклюжести и незнания даже самых простых инструментов. Они тоже были худыми, и если бы Рид внимательно посмотрел сквозь мерцающую жару Альфы Центавра, он мог бы заметить угрюмые морщинки недовольства, которые росли вокруг их ртов и глаз.
   Но Рид не видел грубости и неудобств лагеря. Он также не видел, чтобы недовольство только начинало прорастать. Он смотрел сквозь жар глазами мечтателя, и видение, которое он увидел, было одним из сверкающих высоких башен и людей, счастливых и мудрых в своем величии.
   - Тебе следовало послушать Стива, - продолжила Сьюзан. "Вы должны были установить радио на борту вспомогательного корабля, чтобы, если что-то пойдет не так, мы узнали об этом вовремя, чтобы помочь".
   Видение исчезло из глаз Рида; вернулась старая горечь. - В этом не было абсолютной необходимости, - терпеливо ответил он. "Кроме того, на установку радиосистемы нельзя было жалеть ни времени, ни материалов. Неизвестно, какая погода будет в этом мире, и крайне важно, чтобы мы разбили и организовали лагерь как можно скорее. Для этого нужны все и все, что у нас есть".
   Сьюзан откинула назад выбившуюся прядь каштановых волос загрубевшей от работы рукой, ее красный рот упрямо скривился. - Я это знаю, но мне кажется, что, заботясь об остальных, ты мог бы немного больше заботиться о Стиве. Он выполняет самую опасную работу из всех нас, и будет справедливо, если...
   Она внезапно оборвалась; ее голос смягчился. "Это странный, новый мир, Джон, и нас здесь так мало..."
   - Конечно, - пробормотал Рид. Внезапно он наклонился и сорвал одну из похожих на копья травинок, которые росли вокруг него. Он злился на себя и немного стыдился. Он знал, что на его лице появилось выражение ревнивого маленького мальчика, как всегда, когда Сьюзен говорила о Стиве Норлине.
   Рид нахмурился, глядя на травинку в своей руке, проводя мозолистым большим пальцем по ее зубчатому краю. Проблема была в том, что он был почти достаточно взрослым, чтобы быть ее отцом. Ведь в его густых черных волосах уже начинали появляться седые пряди. Он был дураком, когда осмелился вообразить, что Сьюзен может заинтересоваться им. Старый дурак.
   Стив Норлин был молод и красив. Он обладал всем необходимым дерзостью и обаянием. Он знал, как вести себя с женщинами, умел говорить все умные и остроумные вещи. Рид остро ощущал собственную неполноценность в этом отношении. Он был слишком занят всю свою жизнь, чтобы культивировать социальные манеры. Было так много других дел...
   Сейчас он, как всегда, пытался убедить себя, что Сьюзан на самом деле не имеет значения. Hp уже встал на путь, который привел к окончательной реализации его мечты, видения, которое вдохновляло его на протяжении долгих, тяжелых лет. Это было все, что сейчас имело значение - окончательная реализация мечты.
   Но он оторвался от травинки и посмотрел на Сьюзен, и теперь, как всегда, он знал, что последнее осознание будет еще слаще, если она будет рядом, чтобы разделить его с ним. Эта маленькая, округлая девушка с пышными каштановыми волосами и холодными серыми глазами была воплощением некоторых других мечтаний, о которых он до встречи с ней был слишком занят, чтобы воплотить их в жизнь.
   - Мне нужно идти, - резко сказала Сьюзен. - У меня много дел. Она отвернулась от него; ее серые глаза отказывались встречаться с его карими.
   - Конечно, - снова пробормотал Рид. Горечь выползла из его глаз и затвердела во рту, пока он смотрел, как она уходит. Ее целеустремленная фигура быстро двинулась вниз по склону к лагерю. Вскоре его поглотила общая суета аркитов.
   * * * *
   Рид стоял один на склоне. В зеленом небе Альфа Центавра начала приближаться к месту своего упокоения за огромными горами, лежащими на севере. Уже близился вечер, с быстротой, с которой дни пролетали на Новой Терре. Жар все еще держался, густой и гнетущий.
   Рид вспомнил о своем намерении посетить " Парсек "; он скомкал травинку в руке, затем уронил ее на землю, как будто это была надежда, которую он неохотно отбрасывал. Он возобновил свое путешествие вверх по склону, но что-то из гибкости его прежнего продвижения исчезло.
   Только когда он был в нескольких ярдах от корабля, Рид заметил худощавого костлявого Дуга Лэйна, стоящего прямо в шлюзе. Лейн вытирал руки маслянистыми отходами, и его длинное морщинистое лицо ничего не выражало.
   - О... привет, Дуг, - сказал Рид, слегка пораженный. - Думал, я зайду посмотреть, как ты поживаешь.
   - Я видел, как ты разговаривал со Сьюзен, - тихо сказал Лейн.
   "Почему да. Она хотела знать, был ли замечен помощник. Рид посмотрел на другого с оттенком неповиновения.
   - Я не совсем это имел в виду, - сказал Лейн. Его черты на мгновение смягчились, и он легонько ударил Рида по плечу. "Просыпайся, Джон. Если она не понимает, что ты стоишь двух норлинских донжуанов, то она не стоит того, чтобы бегать за тобой.
   "Это не то. Просто она молода, а я... ну, Дуг, у меня все хорошо.
   Лейн резким жестом отшвырнул остатки отходов. - Это мало что меняет, Джон. Я знаю, что она красивая, но вам нужна женщина, у которой тоже есть чувство ценности. Норлин бездельник. Вы знаете, нам пришлось дать ему эту работу разведчика во вспомогательном отделе, потому что больше он ничего не мог сделать. И он достаточно тщеславен, чтобы хвастаться этим. Опасности, приключения - черт! Помощник в достаточной безопасности, и даже в случае вынужденной посадки он будет в такой же безопасности, как если бы он был прямо в лагере. Мы уже достаточно видели Новую Терру, чтобы знать, что ее животный мир не развился настолько далеко, чтобы даже отдаленно представлять опасность. Норлин тоже создает проблемы, помяни мое слово.
   Рид медленно кивнул; это последнее применимо в его собственном случае, по крайней мере. И не раз он жалел, что не найдет нужного времени, чтобы самому взять на себя разведывательные поездки. Норлин тратил слишком много топлива на поиски участка, на котором аркиты могли бы построить постоянное поселение. Было множество подходящих мест, которые он мог пропустить.
   Но Рид отбросил эти сожаления в сторону; он обратился к более насущной проблеме.
   "Ты выяснил, что не так с двигателями, Дуг?"
   Лейн покачал головой с отвращением. - Опять никаких результатов, - проворчал он. "Джон, мы никогда не узнаем, что вызвало эту странную встряску, пока не разберем двигатели болт за болтом".
   - Не могу представить, что могло быть причиной этого, - медленно сказал Рид. "Я совершенно уверен, что с моей стороны все было в порядке. Когда датчики расстояния показали, что мы находимся в системе Альфы, я начал отключать энергию от поля точно в градациях, указанных нашими формулами снятия стресса. В них не было ничего плохого; Я проверял и перепроверял их достаточно часто во время поездки. Измерители показывали, что движущийся варп складывался достаточно нормально. Она почти исчезла, когда - бам! Я думал, что Парсек вывернулся наизнанку.
   - Почти сделал - старая ванна! - прорычал Лейн. "Меня отбросило более чем на дюжину футов. Ну, думаю, теперь осталось только разобрать двигатели. Я бы никогда не стал использовать их снова, не зная, что не так".
   Они молча стояли вместе на возвышении. За исключением предметов первой необходимости, между ними почти не было нужды в словах. Их ожесточенная борьба на протяжении многих лет скрепила между ними неразрывные узы дружбы.
   Это была дружба, зародившаяся в университете, который оба посещали в то неспокойное последнее десятилетие 26-го века, когда Земля и ее мятежные подчиненные миры мчались на грань той ужасной борьбы, которая позднее стала известна как Война планетарных расколов. Это была дружба, основанная на общей мечте - межзвездном путешествии.
   Для Дуга Лейна мечтой было найти решение проблемы пересечения межзвездных расстояний. Но для Рида это имело более глубокое значение. Он рассматривал межзвездные путешествия как предвестник могущественной галактической цивилизации, а их непосредственные результаты - как нечто, способное предотвратить конфликт, который тогда угрожал.
   Все обитаемые части Солнечной системы оказались переполнены; последние рубежи человека пали перед его неустанным продвижением. Казалось, в природе не осталось ничего, с чем можно было бы противопоставить его остроумие. Поэтому он нашел единственный выход для своей беспокойной энергии - он придумал ссоры с товарищами.
   Колониальные владения Земли, более двухсот лет довольствовавшиеся Солнечной Федерацией, требовали своей независимости. Рид понял, что на самом деле они хотели не этого. Это были новые поля для завоевания, новые выходы, новые ресурсы. Имея возможность разлететься к звездам, они быстро забыли бы свою мелкую ссору с Землей.
   Но проблема межзвездных путешествий была огромной. Каким-то образом нужно было найти способ, который позволил бы совершать путешествия в возможно более короткий промежуток времени. В конце концов, они нашли ответ в "Суперкосме" Трумэна Варна, этой обширной и гениальной работе, в которой рассматривалось гиперпространство как высшее расширение нашей трехмерной вселенной. Опираясь на теорию и формулы Варна, они начали работу над гиперпространственным приводом.
   Но едва они продвинулись так далеко, как построили первую маленькую машину, генерирующую варп, как война разразилась внезапной вспышкой яростного насилия. Одним махом Марс отделился от Солнечной Федерации и захватил все базы Федерации и станции межпланетных рейнджеров в пределах досягаемости. Вскоре все другие внешние планеты последовали ее примеру, оставив Землю, Венеру и Меркурий перед коалицией ужасной, безжалостной силы.
   Рейд и Лейн лихорадочно работали, пока вокруг них бушевала эта титаническая борьба. Сначала они питали надежду, что введение межзвездных путешествий принесет мир. Но по мере того, как война прогрессировала, ненависть и озлобление между обеими сторонами стали настолько глубоко укоренившимися и опасными, что они, наконец, пришли к мрачному осознанию того, что только полное истребление одной или другой положит конец конфликту.
   К тому времени, когда Рейд и Лейн усовершенствовали свои гиперпространственные двигатели, Земля лежала в руинах. Сами они избежали гибели только потому, что спрятали свою лабораторию глубоко в дикой и редко посещаемой части Адирондакских гор.
   Оставалось сделать только одно, и они это сделали. На " Парсеке ", том старом грузовом ракетном корабле, который они давным-давно закрепили в качестве дополнения к своим экспериментам и внутри которого теперь установили свои гиперпространственные двигатели, они прочесывали опустошенные города Земли в поисках материалов, необходимых для зарождения новой цивилизации. . Из бродячих групп беженцев они отобрали лучшие физические образцы человечества, которые еще оставались в живых, всегда начеку для ученых, учителей, врачей, инженеров. Затем они тщательно обыскали книги, инструменты, еду и одежду. Собрав все это, они отправились на Альфу Центавра, навсегда оставив за собой руины и варварство некогда могущественной межпланетной цивилизации. Путешествие через гиперпространство прошло без происшествий, за небольшим исключением странной встряски, которая произошла, когда они достигли планетарной системы Альфы Центавра и снова вышли в нормальное пространство.
   Мечта Дуга Лейна сбылась. Но это была душа авантюриста, который, преодолев одну проблему, вечно идет вперед, чтобы встретить следующую. Гиперпространство по-прежнему таило в себе множество загадок; Рид знал, что Лэйн будет заниматься этим еще много лет. Что касается его самого, то его мечта лежала там, в долине, с первым грубым поселением аркитов на Новой Терре.
   Интерес Рида всегда был к людям. Не столько люди, сколько личности, а люди как раса, цивилизация. Его видение межзвездной культуры давно рассыпалось в прах, но из него возникло нечто более глубокое и тонкое, более личное. Это была мечта о новой цивилизации, которая высекла свое собственное начало из упрямой корки нового и девственного мира. Хотя он знал, что никогда не проживет достаточно долго, чтобы увидеть, как она достигнет вершины своей славы и величия, он находил удовлетворение в осознании того, что именно он своими руками дал ей толчок, который направил ее вверх.
   тень Парсека лежала на траве; огромный раздутый диск Альфы Центавра почти касался вершин северных гор. Внизу в лагере зажигались первые за вечер костры. Но наступление ночи не принесло облегчения от зноя; она прижата, густа и большей частью влажна.
   Лейн зевнул и вытянул свои длинные тощие руки. "Ну, это еда, а затем постель для меня. Я вернусь к работе над двигателями утром".
   Внезапно он напрягся, схватив Рейда за плечо. "Слушать!" - прошипел он.
   Мужской крик, глухой и далекий, прозвучал сигналом в эфире.
   "Вспомогательный!" Рид заплакал. "Оно возвращается!"
   Сначала еле слышно, потом все громче и громче стало слышно тарахтение ракетного двигателя. Над лагерем повисла тяжелая тишина; аркиты стояли, как застывшие статуи, среди своих костров, вглядываясь в темнеющее небо. На западе стала видна крошечная полоска пламени. Становилось все ярче, пока, наконец, вспомогательный отряд не начал кружить над лагерем, готовясь к высадке.
   "Ну давай же!" Рид рявкнул. Он бросился бежать к тому месту, где, как он знал, приземлится вспомогательный аппарат, - к обугленному лугу, который Норлин всегда использовал как посадочную площадку. Аркиты уже бежали в том же направлении, их голоса нарастали до крика возбуждения.
   Шлюз уже был открыт, когда Рейд и Лейн добрались до маленького корабля. В сумерках они могли различить фигуру человека, только что появившегося.
   Стив Норлин небрежно помахал собравшейся толпе, как будто ничего не произошло. Его крепкие белые зубы сверкнули в уверенной ухмылке.
   Задыхаясь, по лицу катился пот, Рид посмотрел на разведчика. В этот момент его, как всегда, поразила опрятная, почти безупречная внешность, которую Норлину каким-то образом удавалось поддерживать. Форма его пилота была такой же опрятной, как и на Земле, когда он зарабатывал на жизнь, перевозя пассажирские ракеты через стратосферу. Он так же плотно прилегал к его высокой гибкой фигуре с широкими плечами и узкими бедрами. Норлин снял летный шлем, и его густые бронзовые волосы, чуть темнее его кожи, кудрями упали ему на лоб.
   "Где ты был?" - спросил Рид. - Почему тебя так долго не было?
   "Полегче, шкипер, полегче! Пожалуйста, по одному вопросу за раз". Норлин насмешливо поднял руку. Он уронил его внезапно; раздался нетерпеливый крик: "Стив! О, Стив! и Сьюзан бросилась к нему в объятия.
   Вид двух обнимающихся был бушующим огнем в сердце Рейда; он отвел взгляд, кусая губы. Но, словно под давлением чего-то очень важного, Норлин милостиво прервал воссоединение.
   - Ладно, детка, оставь это на потом. У папы новости прямо сейчас. Он освободил девушку. Он посмотрел на Рида, потом на Аркитов, стоящих вокруг.
   "Ребята, причина, по которой меня так долго не было, в том, что я сделал потрясающее открытие". Норлин наклонился вперед, его глаза блестели. "Я нашел город здесь, на Новой Терре!"
   Тишина опустилась на луг, полная и абсолютная тишина. Словно воздух исчез, уступив место холодному вакууму межзвездного пространства, забрав все звуки и заморозив все движения.
   Цифры о Риде безумно расплылись. Внезапная, неожиданная пощечина от Дуга Лейна не могла ошеломить его больше.
   Город - здесь, на Новой Терре! Это означало, что планета вовсе не необитаема, как он надеялся. Разочарование было таким горьким, как если бы какой-то объект давних поисков превратился в пыль в его руках; ибо это означало разрушение всех его планов.
   Рид подавил шок. Аркиты преодолели собственное изумление от заявления Норлина, и теперь их голоса возвысились до возбужденного бормотания. Рид чувствовал на себе их взгляды, когда они следили за тем, какие действия он предпримет.
   Он посмотрел на Норлина. Слова было трудно подобрать, но он их произнес.
   "Где находится город?" он спросил. - Что... на что это похоже?
   Норлин усмехнулся, как будто вопрос вызвал какое-то таинственное внутреннее удовлетворение. Он смотрел на Рида, но когда он говорил, это было больше для аркитов, которые нетерпеливо продвигались вперед.
   "Помнишь тот великий океан на западе, который я открыл во время моего последнего путешествия?" он начал. "Ну, я хотел лишь мельком увидеть его, и на этот раз я решил пройти прямо, чтобы увидеть, что находится за его пределами. Это распространение воды велико; даже с учетом того, что вспомогательный транспорт съедал мили так, как он это делал, мне потребовалось много времени, чтобы добраться до него.
   "Кажется, этот мир состоит в основном из гор; страна, которую я нашел на другой стороне, была не лучше, за исключением того, что вершины там возвышались выше, чем все, что я когда-либо видел. Не было особого смысла пересекать их, так как большую часть времени мне пришлось бы держаться в стратосфере, где точное наблюдение было бы невозможно. Поэтому я летел вдоль береговой линии в надежде, что где-нибудь вдоль нее найду сравнительно ровный участок, который позволит мне попасть вглубь суши.
   "Мне тоже повезло, хотя несколько раз я чуть не сдался. Эта береговая линия казалась бесконечной; Я следовал за Ним большую часть двух дней. А затем вдруг береговая линия и горы, идущие параллельно ей, изогнулись внутрь, образовав огромную бухту, а внутри нее, смутно граничащей с берегами, стоял город".
   Норлин сделал паузу, и хотя Рид знал, что натура разведчика недостаточно чувствительна для истинного понимания красоты, он мог поклясться, что в глазах того скаута светился огромный благоговение.
   "Этот вид меня так поразил, - продолжал Норлин, - что я чуть не потерял контроль над кораблем. Я приземлился в удобном каньоне прямо в заливе, а затем поднялся на высокий гребень, чтобы лучше видеть. В городе есть на что посмотреть, я вам скажу. Даже на таком расстоянии это были парящие шпили и могучие купола, сияющие всеми мыслимыми цветами. И расположение идеально; на самом деле, это именно то место, которое я бы предложил в качестве места для нашего собственного поселения.
   "Мне уже пора было возвращаться в лагерь, но я не мог уйти, не узнав сначала больше о городе. Я решил подойти к нему для более внимательного осмотра, не используя, однако, вспомогательных средств, так как считал безопаснее оставаться незамеченным. Я собрал двухдневный запас еды и отправился вдоль берега.
   "Но меня все время дурили; город был намного дальше, чем казалось. Он был настолько большим, что из-за своего размера казался близким. За полтора дня почти постоянных разъездов я так и не подобрался, так что пришлось сдаться. Меня уже не было слишком долго. Но я понял одну вещь: люди, живущие в городе, очень похожи на нас. Я видел, как несколько человек работали на отдаленных фермах вдалеке, и наблюдал за ними достаточно долго, чтобы убедиться, что они такие же прямоходящие двуногие, как и мы".
   Норлин махнул рукой. "Ну вот и все. Я вернулся на вспомогательную в каньоне и прилетел сюда".
   * * * *
   Фигуры, сгрудившиеся на лугу, были очень неподвижны. Стало темно; Альфа Центавра скрылась за северными горами, оставив на небе лишь несколько алых полос. Жара давила, как одеяло, на все. Где-то прозвучал голос ребенка в жалобном крике голода.
   Рид украдкой взглянул на аркитов рядом с ним, и внезапно он почувствовал, что его тошнит. Их лица были тусклыми в сумерках, но он мог безошибочно разобрать светящиеся в них надежду и рвение.
   Рид повернулся к Норлин. - Утром мы обслужим вспомогательную, а потом ты прилетишь со мной посмотреть город. Что касается остальных, то вы останетесь здесь, в лагере, и продолжите свою деятельность, как будто ничего не произошло. Голос у него был резкий и властный.
   Аркиты внезапно снова проснулись в звуке и движении. Они отправились обратно в лагерь, густо сгрудившись вокруг Норлина, их голоса превратились в гул нетерпеливых вопросов. Рейд остался на лугу с Дугом Лейном, думая с отчужденной горечью, что разрушение, которое открытие Норлина принесло его планам, сделало разведчика героем в глазах аркитов.
   - Какой гнилой перерыв, - пробормотал Лейн. "Все время мы думали, что мы единственные в этом мире, и теперь, после всего, что мы сделали, мы узнали другое. Город! Это означает цивилизацию, Джон, разумные существа. Он сделал паузу. Затем снова прозвучал его голос. - Ну, что ты собираешься делать теперь, Джон? Этот конец дела всегда больше зависел от тебя, чем от меня.
   Рид посмотрел на звезды, которые сверкали в своих странных созвездиях на небе. Его тон был тяжелым от усталости.
   - Нам придется начать все сначала, Даг. Вы знаете, что я всегда хотел сделать что-то с людьми как с цивилизацией. Вернувшись на Землю, я надеялся, что наше изобретение межзвездных путешествий проложит путь могущественной галактической культуре, но война положила этому конец. Здесь, на Новой Терре, я увидел свой шанс возродить цивилизацию. Имея поселение рядом со всеми необходимыми ресурсами, книгами и учителями, я надеялся дать аркитам мощный толчок, который поможет им двигаться вперед на все последующие годы.
   "Но открытие города все изменило. Аркиты слишком хорошо помнят легкую жизнь, которую они вели на Земле до войны. Машины делали всю свою работу; простое нажатие кнопки удовлетворило все желания. Город Норлина предлагает множество искушений, тем более, что люди там кажутся похожими на нас самих. Аркиты неизбежно захотят жить в городе. Оказавшись там, они потеряют свою идентичность как раса, погрузившись в другую культуру. Могут быть и интеллектуальные различия, которые приведут к войне и смерти. Нет, Дуг, нам просто нужно покинуть Новую Терру. В каком-то мире, вращающемся вокруг другой звезды, мы начнем все сначала.
   - Но ты думаешь, что аркиты захотят покинуть Новую Терру, Джон? - медленно спросил Лейн. - Как вы сказали, в городе действительно много достопримечательностей. Они уже много натерпелись и, возможно, не захотят проходить через это снова".
   "Я уверен, что они воспримут это по-моему", - ответил Рид. "У них должно быть достаточно гордости за расу, чтобы хотеть построить собственную цивилизацию".
   Но Рид почувствовал, как вернулось его прежнее предчувствие. Впервые он задумался, как далеко аркиты последуют за ним по этой долгой и трудной дороге, ведущей к новому началу. Теперь он понял, что его мечта не может показаться им такой же богатой и реальной, как ему, так что они пойдут на все жертвы, чтобы воплотить ее в реальность. Они слишком много жили настоящим, слишком заботились о телесных удобствах и удовлетворении своих мелких желаний, чтобы отдать все ради видения, столь же неосязаемого, как сам воздух, которым они дышат.
   Рид пока отбросил эти сомнения. Он коснулся руки Лейн, и вместе они направились к лагерю, освещенному огнями ужина.
   Наступило утро, небо было таким же безоблачным, как и прежде. Лучи Альфы Центавра падали с жаром, интенсивность которого была почти как удар чего-то твердого.
   После завтрака Рид, Лейн и Норлин приступили к обслуживанию вспомогательного оборудования. Незадолго до полудня они были закончены, и после того, как на борт были загружены припасы, Рейд и Норлин были готовы к отплытию.
   - Жаль, что для тебя нет места, Дуг, - сказал Рид. "Я уверен, что вы достаточно любопытны, чтобы захотеть посмотреть на город самостоятельно".
   Лейн пожал костлявыми плечами. - Думаю, я могу обойтись без него. В любом случае, не было бы особого смысла просто смотреть на это. Он многозначительно посмотрел на Рида.
   Голова Норлина высунулась из шлюза. - Мы все готовы, шкипер. Пойдем!"
   Лишь несколько аркитов пришли на луг, чтобы проводить их. Остальные остались в лагере, где была тень от палящего солнца. Рид занял свое место рядом с Норлином в крошечной диспетчерской, и они взлетели.
   Это был один из немногих раз, когда Рид был во вспомогательном помещении, и он полностью погрузился в созерцание пейзажа, уползающего далеко внизу. Он ничего не сказал Норлину; сам разведчик был занят своими мыслями.
   К вечеру они были в пределах видимости западного океана, а когда наступила ночь, континент, который они покинули, остался далеко позади. Равномерный грохот ракет и тишина усеянной звездами ночи, через которую они мчались, усыпили Рейда. Когда он проснулся, то увидел, как солнце вышло из-за водянистого горизонта и осветило небо первыми слабыми малиновыми лучами.
   Норлин указал на передний смотровой люк. "Мы почти там. Вы можете видеть, как начинают появляться вершины гор".
   Рид кивнул, а затем увидел, как они увеличились в размерах. Вскоре они оказались в пределах видимости белого песка берега, и Норлин направил корабль наискось вниз, чтобы взять курс, параллельный ему. Во второй половине дня третьего дня Норлин внезапно наклонился вперед на своем сиденье, напряженно вглядываясь вперед.
   "Залив!" - объявил он через мгновение. "Вижу это?"
   Рид сузил глаза от яркого света песка. Вдалеке белая лента береговой линии обрывалась так внезапно, как будто ее разрезали ножом.
   "Здесь береговая линия изгибается внутрь, образуя залив, - объяснил Норлин. "Огромные скалы поднимаются из воды по другую сторону залива".
   Вскоре они вошли в сам залив. Это было не что иное, как обширная щель в горах, возвышавшаяся на пятнадцать миль и более в обе стороны. Рид ахнул от открывшейся перспективы. Бухта была обширная, с обеих сторон окруженная высокими вершинами. Но не это привлекло его внимание. Его глаза были прикованы к разноцветным башням и куполам, сверкавшим на противоположном конце.
   "Вот оно!" - сказал Норлин. - Хотите, чтобы я приземлился сейчас?
   Рид глубоко вздохнул. "Нет. Я хотел бы подобраться как можно ближе. Поднимитесь на сотню футов или около того над берегом, пока не окажетесь в пределах видимости сельскохозяйственных угодий, о которых вы говорили. Если ты прижмешься к горным стенам, нас не увидят".
   Норлин отправил корабль вниз, пока струя подводных двигателей не взбила песок. Он снизил скорость для более осторожного подхода. Рид смотрел, как растет город, и каждый атом его существа был сосредоточен на его виде.
   - Вот сельскохозяйственные угодья, - наконец сказал Норлин, указывая вперед.
   - Тогда земля, - ответил Рид.
   Норлин приземлился на берег недалеко от горной стены. Он и Рид покинули корабль, затем взобрались на удобный уступ скалы. Они смотрели молча.
   Лицо Рида смягчилось, и на нем появились морщины глубокого восхищения тем, что он увидел. Город был подобен жемчужине в безупречной оправе.
   Он располагался на огромной равнине, в полукольце титанических гор. У его подножия простирались большие сельскохозяйственные угодья, огромное лоскутное одеяло зеленого, желтого и коричневого цветов. С обеих сторон раскинулись могучие леса.
   Место, по мнению Рида, было не только идеальным; это было само совершенство. Жители города могли смотреть на воды залива. Они были укрыты и защищены горами. У них был свободный доступ к древесине и рудам. Рид чувствовал бездонную печаль, что это не могло быть для аркитов. Он знал, что хотя на это ушла целая жизнь, маловероятно, что он найдет другое место, подобное этому.
   Доминантой сцены был сам город. Рейд все еще был слишком далеко, чтобы разглядеть какие-либо детали, но он знал, на какую высоту возвышаются горы Новой Терры, и по тому, как город уравновешивал те, что взмывали в небо позади него, он знал, что он был очень большим. И из того немногого, что он смог разглядеть, он понял, что это было очень красиво. Его глаза проследили за узором изящных шпилей и прыгающих арок, и он почувствовал одновременно глубокую грусть и большое уважение, которые другие люди могли так хорошо построить. Он отвернулся, озлобленный.
   - Послушайте, - внезапно сказал Норлин. "Давайте спустимся туда. Пойдем в город". Его глаза были жадными и безрассудными.
   Рид с мрачной медлительностью покачал головой. "Нет. Мы не можем этого сделать".
   "Но почему?" другой протестовал. "Нет никакой опасности. Не может быть никакой опасности. Люди, которые могут построить такой город, просто не могут быть плохими".
   "Нет!" - повторил Рид. Он смотрел на разведчика прямо. "Норлин, пора тебе осознать, что этот город не для нас. Люди, построившие его, воплотили в реальность свою расовую мечту о власти и величии. Мы должны оставить их во славе. Было бы несправедливо ни по отношению к ним, ни по отношению к нам участвовать в этом. Мы - другая, другая раса - и когда-то могущественная. Мы должны иметь достаточно гордости за эти знания, чтобы строить и достигать для себя".
   Лицо Норлина было изумленным. - Не думаю, что понимаю вас, шкипер. Вы имеете в виду, что мы никогда не будем иметь ничего общего с городом или людьми, которые в нем живут?
   Рид отвернулся и кивнул. - И не только это, - сказал он хрипло, - но как только мы вернемся в лагерь, мы собираемся собрать все в " Парсек " и покинуть Новую Терру.
   " Что! Крик Норлина был криком полного изумления. - Но это безумие, шкипер. Это прямо-таки сурово, безумно смотрит!"
   - Тем не менее, это то, что мы собираемся сделать.
   - Послушайте, шкипер, вы наверняка знаете о невзгодах, через которые мы все прошли в лагере. Мы все мягкотелы - я мог бы это признать. Мы не пограничники, и не были ими уже более двухсот лет. Такой образ жизни убивает нас - и он убьет многих из нас, прежде чем мы создадим постоянное поселение в другом месте". Норлин стал отчаянно умолять.
   "В космос с расовым достижением, шкипер! Важны мы сами, здесь и сейчас, а не те, кто придет за нами. Они бы все равно не оценили. Внизу находится развитый город, населенный такими же людьми, как мы. Да ведь все, что нам нужно сделать, это войти и чувствовать себя как дома! Просто нет никакой разумной причины упускать такую возможность, чтобы отправиться в другой мир и снова страдать".
   Рид повернулся к разведчику, его глаза сверкали, его тело тряслось от ярости. "Ну, клянусь всеми силами, если это не самая гнусная чепуха, которую я когда-либо слышал". Его голос стал медленным и кратким с презрением и отвращением.
   "Размяк? Размяк, черт возьми! Просто вы все прогнили насквозь! Вы так долго нажимаете на кнопки, что не можете приспособить свои ментальные модели к какой-либо другой системе поведения. Вы на самом деле деградировали до такой степени, что были бы готовы переползти к другой расе на животе, жалуясь на еду и кров, которые вы слишком неуклюжи, чтобы получить для себя.
   "Хорошо, я изменю это, хорошо! Если вы все потеряли свою гордость и честолюбие, у меня для вас более чем достаточно. Я сказал, что мы собираемся покинуть Новую Терру - и мы собираемся. Я сказал, что мы собираемся строить и достигать для себя - и мы собираемся делать именно это. И я не хочу слышать ни слова об обратном, понял меня?"
   На мгновение гневные глаза Рида встретились с угрюмыми глазами Норлина; затем взгляд разведчика опустился, и Рид спустился с уступа обратно во вспомогательный. Норлин остановился, чтобы бросить последний долгий взгляд на город. Когда он повернулся, чтобы следовать за ним, его брови были задумчиво нахмурены.
   Обратный путь проделали в напряженном молчании. Вскоре после полудня шестого дня они вернулись в лагерь.
   Рид обнаружил плохие условия. Дождей еще не было, а ужасающая жара Альфы Центавра сильно сказывалась. В лагере разразилась странная лихорадка, и почти дюжина аркитов заболела ею. Родник, который был их источником воды, высох, и теперь стали необходимы трудные путешествия к далекому озеру. Те из аркитов, у которых еще не было сил передвигаться, были вялыми, с тусклыми глазами, угрюмыми.
   Рид рассказал Лейн о том, что произошло во время поездки. Костлявое лицо Лейн помрачнело.
   - Джон, ты помнишь, что я предупреждал тебя о том, что Норлин - нарушитель спокойствия. Неизвестно, что он может сделать сейчас. Дела здесь, в лагере, стали настолько плохи, что аркиты хватались почти за любую представившуюся им возможность.
   "Что ты имеешь в виду?" - спросил Рид, нахмурившись. - Ты же не предполагаешь, что Норлин и аркиты побегут к городу, не так ли?
   - Не совсем так, Джон. Взгляните сюда - войны велись из-за вопросов, менее важных, чем нынешняя; сама Солнечная система была разрушена из-за пустого, идеального. Аркиты уже достаточно натерпелись. То, о чем вы сейчас просите, для многих из них будет означать верную смерть. Вы просто не можете ожидать, что они будут следовать за вами так далеко. Тогда какой другой образ действий им остается?"
   * * * *
   - Восстание? - прошептал Рид. Его голос повысился в внезапном порыве нетерпения. - Но, боже мой, Даг, цивилизация основана на крови и поте! Их следует ожидать; вы не можете построить без них. Возможно, многие погибнут в здании - даже я могу быть среди них, - но какое это имеет значение, при условии, что что-то было сделано для того, чтобы приблизить расу на шаг или два к ее цели - славе и величию?"
   - Я знаю это, Джон, но так ли это видят аркиты? Величие и слава не имеют для них значения в их нынешнем положении. Больше всего они хотят приличной еды и крова, чистоты и санитарии. Они знают, что могут найти это в городе. Лейн глубоко вздохнул; глаза его опустились к ногам. Когда он снова заговорил, его голос дрогнул.
   - Джон, боюсь, мы оба откусили больше, чем смогли прожевать. Мы думали, что сможем играть в Богов с Аркитами, но у нас не очень получилось. Не на много-много лет вперед мы сможем обеспечить все те удобства и удобства, которые город предлагает сейчас. Может быть... может быть, нам лучше отправиться в город.
   - Даг, ты тоже! Крик Рида был мучительным, как будто его скрутила внезапная ужасная боль. Он схватил Лейна за руки, глядя на другого широко открытыми недоверчивыми глазами.
   А потом его руки опустились по бокам. Он отступил назад, его лицо превратилось в жесткую маску.
   "Даг, даже твои сомнения не отвратят меня от цели, которую я поставил перед аркитами. Это правильное и единственное, и если ни вы, ни они этого не видят, то вы только усложняете себе жизнь. Потому что достичь его мы должны - и должны. Я не позволю такой мелочи, как комфорт для немногих нынешних, стоять на пути будущего нашей расы".
   - Джон, подожди! Лейн умоляюще поднял руку. - Я не сомневаюсь в тебе. Я всего лишь предложил единственную альтернативу нынешней ситуации. Я следовал за вами так далеко - и я буду продолжать следовать за вами, вы это знаете.
   Рид решительно отвернулся. - Вот и все. Мы покидаем Новую Терру, и это окончательно. Мы с тобой немедленно приступим к работе над двигателями. А что касается мятежа среди аркитов, тем временем, - и его губы сжались, - я позабочусь об этом!
   Рид взобрался на склон и исчез в Парсеке. Когда он в следующий раз появился в лагере, к его бедру была привязана зловещая форма бластера. Глаза расширились при виде оружия, затем сузились и стали мстительными. Куда бы он ни пошел, аркиты уступали ему дорогу, как будто он вдруг стал чем-то чуждым и смертоносным.
   Рид ничего не сказал в объяснение внешнего вида и назначения оружия. Его зоркие глаза сказали ему, что аркиты знали. Он дал краткие инструкции по частичному демонтажу лагеря и упаковке инструментов и припасов. Затем он снова отправился на " Парсек" , чтобы помочь Лейн в ремонте двигателей.
   - Джон, подожди минутку.
   Это была Сьюзен, ожидавшая его на краю лагеря. Она указала на бластер у него на бедре.
   - Почему ты это носишь?
   - Тебе следует знать. Вы видели, как складываются дела в лагере. Ты пришел сказать мне, что не выцарапаешь мне глаза за возможность поехать в город и жить в роскоши и непринужденности?
   Ее серые глаза были темными. "Не совсем. Но... но если бы я сказал вам это, вы бы мне поверили?
   "Верю тебе?" Рид пренебрежительно фыркнул. "Ты пытаешься заставить меня думать, что ты был бы готов отказаться от этого шанса вернуться к легкой жизни, которую ты знал - красивые платья, духи, украшения - все остальное, что любит женщина?"
   - Да, - ответила она очень мягко.
   "Сьюзен!" Рид схватил ее за плечи, его пальцы глубоко впились в мягкую кожу. "Посмотри на меня, девочка! Вы играете со мной? Что ты имеешь в виду?"
   Ее торжественный взгляд встретился с его растерянным. "Джон, ты знаешь, кем я был до войны? Деб - глупая прожигательница жизни. У моего отца было куча денег, и мне никогда не приходилось ничего делать. Я тратил свое время на постоянный круговорот диких, глупых вечеринок. Но война и жизнь здесь, на Новой Терре, научили меня кое-чему. Я нашел цель в жизни, причину существования. Мне пришлось работать и страдать вместе с остальными, но, Джон, я наслаждался этим! Впервые в жизни я делал что-то настоящее и жизненно важное. Я был действительно полезен! "
   - Да, но я не вижу...
   "Ждать. Джон, я, наверное, один из очень немногих здесь, кто действительно верит в твою мечту. Я хочу, чтобы был заложен фундамент новой и лучшей цивилизации. И я был бы готов работать для этого, потому что я нашел счастье в работе, достижениях. Но другие этого не видят и просто не видят. Они ужасно страдали - особенно в последнее время из-за жары и засухи. Они знают, что если покинут Новую Терру, им придется снова страдать - возможно, еще сильнее в другом мире. Они больше не могут; они сейчас рвутся. И я не могу этого вынести, Джон! Поток слов Сьюзен оборвался внезапным рыданием. Ее маленькое лицо стало привлекательным; ее губы дрожали.
   - Я не забочусь о себе, - продолжала она. - Но я не могу и не позволю им больше страдать. В лагере шепчутся о бунте. О, конечно, я знаю об этом. И я тоже не могу этого допустить, потому что это будет означать боль и смерть для многих". Она сделала паузу; ее серые глаза снова потемнели.
   "Джон, я знаю, как ты ко мне относишься. Это так очевидно... Послушайте, тогда, если... если я отдамся вам, вы предпримете необходимые шаги, чтобы избежать дальнейших страданий и, возможно, кровопролития? Вы позволите аркитам пройти в город?
   Рид уставился на нее, онемев от шока и изумления. - Ты... ты бы отдал себя мне за это? - спросил он хрипло.
   - Да, Джон.
   - Но ты же любишь Норлина!
   Ее глаза опустились на огрубевшие руки; ее голова медленно кивнула. - Но он не вмешивается в это, - сказала она вдруг, подняв глаза. "Это не будет иметь никакого значения. Клянусь, я буду так же верен...
   Рид был каменной статуей, для которой слова были бесполезны. Голова Сьюзан снова склонилась, и она закусила губу, а слезы выкатились из ее глаз и задрожали на кончиках ее длинных ресниц.
   Рид посмотрел на склоненную темно-рыжую голову и маленькие плечи, дрожащие под грязной блузкой. Он почувствовал внезапное, непреодолимое желание обнять ее и прижать к себе. Но он знал, что этого никогда не может быть, и отвернулся. Печальная, сладкая мелодия, игравшая в его сердце, оборвалась на рваном аккорде.
   Он начал подниматься по склону к Парсеку, но снова голос девушки остановил его.
   - Джон, ты не хочешь меня?
   Он развернулся. "Хочу тебя! Почему... - он подавил слова, которые должны были рассказать ей о любви и тоске, которые наполняли его, как богатая, яркая жизнь наполняла город его мечты. Его лицо снова стало кремневым.
   "Что заставило тебя думать, что я буду считать тебя более важным, чем будущее нашей расы? Строя другой мир, мы сохраним нашу культуру и традиции. Живя там, внизу, в городе, мы потеряем свою расовую идентичность так же неизбежно, как если бы остались в Солнечной системе и погибли вместе с остальными. Вы думали, что я позволю это - только для вас?
   "И вы когда-нибудь задумывались на мгновение, что люди в городе могут не приветствовать нас с дружескими, широко распростертыми объятиями, как вы все себе представляете? Кто-нибудь из вас действительно был в городе, видел их лицом к лицу, разговаривал с ними? Они могут напоминать нас самих, но помните, что это странный мир, удаленный от Земли на световые годы. Они могут быть настолько чуждыми, что сведут нас с ума, пытаясь понять или поладить с ними. Или, опять же, они могут истребить нас по каким-то идиотским религиозным, политическим или экономическим причинам - или просто потому, что им не нравится наш запах". Рид сделал резкий жест.
   "Хватит об этом. Как только мы с Лэйном починим двигатели, мы покинем Новую Терру. Без лишних слов и оглядки он начал подниматься по склону.
   Наверху внезапное ощущение холода заставило его остановиться. Ветер! Он взъерошил его волосы и захлестнул конец туники по шортам. Он гудел в ушах, и его запах был свеж в его ноздрях.
   Внезапно небо потемнело; Рид поднял голову и увидел, как по лику солнца скользит большое черное облако. И тогда прохлада была не только от ветра; оно обрушилось на мир, как теплое одеяло, внезапно отброшенное в сторону. Огромные темные массы собирались на востоке и устремлялись к лагерю. Пока Рид наблюдал, вспышка молнии появилась во внезапном сиянии, а через мгновение раздался раскат грома, похожий на грохот пробуждающегося великана.
   Рид огляделся, завороженный. На Новой Терре бурлила зловещая стихийная жизнь. Деревья, росшие в дальнем конце холма, крутились и качались, словно в муках, их листья шелестели, как тысяча бубнов, дрожащих в параличе ужаса. Сухая бурая трава качалась и поднималась, как волны на беспокойно вздымающемся море.
   Дождь! Остаток пути до " Парсека " Рейд пробежал и прыгнул в шлюз.
   "Дуг!" он крикнул. "Дуг! Иди сюда быстро!"
   Когда Лейн появился, его длинное лицо было бледным и напряженным. - Я подумал... Что... И тут он заметил. "Дождь!" он прошептал. - Господи, наконец!
   Они смотрели, как ветер налетал и рвал их, а огромные черные гряды облаков расползались, пока, казалось, не закрыли все небо. Снова сверкнула молния, и снова раздался сотрясающий раскат грома. Это было похоже на сигнал, прозвучавший на огромном барабане где-то в небе. Дождь забарабанил большими, полными каплями, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока, наконец, вода не растеклась с неба на землю почти сплошным серым покрывалом.
   "Отличное место, Джон!" - воскликнул Лейн. - Там весь ад разверзся!
   Рид кивнул, его глаза расширились от ужаса. Это было правдой; это был не просто дождь, которого он ожидал сначала, - это была буря чудовищных, страшных размеров. Ветер превратился в воющий, яростный ураган, молнии трещали и вспыхивали почти непрерывно, а гром грохотал и гремел, как похоронный звон мира. Казалось, что под Парсеком содрогается сама земля .
   Рид внезапно напрягся. "Аркиты!" воскликнул он. "О Господи! Дуг, я должен... С серым и искаженным опасением лицом Рид двинулся в бурю.
   - Вернись сюда, дурак! Лейн закричал. "Слишком поздно что-либо делать!"
   Но Рид уже был в шторме. Он, пошатываясь, сделал несколько шагов вперед, и тут на него налетела буря, швырнув его на землю, словно яростный взмах титанической ладони. Это разорвало его, фактически перевернуло его. Дождь бил его, хлестал, ослеплял. Грохот бури оглушил его.
   Избитый, задыхающийся, захлебнувшийся Рид пробился обратно к шлюзу. Смутно он осознавал, что другие люди рядом с ним в шторме борются с собой, пока он борется. Затем холодный металл корпуса " Парсека" коснулся его руки, и он ощупал ее в поисках шлюза. Его ищущие пальцы наткнулись на влажную человеческую плоть; другие тоже стремились попасть на корабль. Он действовал автоматически, механически, онемев от ярости стихий, с которыми соприкасался. Одного за другим он помог им залезть на корабль, толкая, тяня, его руки скользили по скользкой влажной коже, и все это время он боролся за то, чтобы удержаться на ногах и сохранить равновесие в ужасающем шторме. Он не знал, сколько их; его чувства были слишком перегружены для регистрации дальнейших впечатлений. Был, казалось бы, бесконечный перерыв, пока он трудился там посреди бури, - а потом не было ничего, кроме тьмы.
   Когда Рид очнулся, он оказался внутри Парсека. Об этом ему рассказало его первое осознание вещей. Когда через мгновение он повернул голову, то обнаружил, что лежит на полу в общей гостиной, подпертый чем-то вроде свернутого одеяла.
   В этой части корабля были включены осветительные и обогревательные приборы, и она была достаточно светлой и удобной, если не считать душной, испорченной атмосферы переполненного помещения. И это было переполнено, Рид видел. На мгновение у него появилась надежда, что все аркиты спаслись от шторма.
   "Джон! Ты в порядке?" Кто-то встал на колени рядом с ним. Это был Дуг Лейн.
   - Даг, как дела? - напряженно спросил Рид.
   "Я еще не знаю. Чуть больше половины аркитов успели добраться до корабля во время первой полной ярости шторма; вы сами многим помогли. После этого они продолжали поступать струйками. Некоторые из них все еще прибывают, но мы не узнаем общего количества нанесенного ущерба, пока буря не закончится. И теперь это ненадолго".
   С внезапным приступом опасения Рид подумал о Сьюзан. Его глаза быстро обежали переполненную комнату, а затем он с облегчением откинулся назад. Девушка склонилась над шатающейся фигурой аркита в дальнем углу, завязывая повязку. Он также заметил, что Норлин разговаривает с группой мужчин. Очевидно, Сьюзен и разведчик были одними из первых, кто достиг Парсека .
   Рид подумал о своем собственном присутствии на корабле. Он не помнил, как поднимался на борт.
   - Даг, как я сюда попал? - спросил он, поворачиваясь к Лейн.
   "Я вышел и затащил тебя в шлюз после того, как понял, что ты потерял сознание. Я все время был там, помогая тебе затащить Аркитов внутрь.
   Рид ласково ухмыльнулся другому. "Добрый старый Дуг! Я никогда не знал об этом. Его голос внезапно стал бодрым и мрачным. "Но есть работа, которую нужно сделать; Я не могу вот так лежать". Он с трудом поднялся на ноги и неуверенно пошел к центру комнаты.
   "Внимание, пожалуйста! Как только буря закончится, мы спустимся в лагерь и подберем выживших. Мне нужны добровольцы для этого. Затем некоторые из вас могли бы спуститься в трюм и разбить дюжину ящиков или около того, которые мы можем использовать как носилки. Я бы хотел, чтобы три или четыре женщины пошли на камбуз и приготовили горячий бульон. В шкафах много концентратов на случай чрезвычайной ситуации. Остальные из вас могут поискать галантерейные товары, которые все еще существуют, чтобы использовать их в качестве покрытия как для себя, так и для выживших. Присутствуют ли врачи?"
   Двое аркитов выступили вперед, подавленные, усталого вида мужчины, одежда которых висела лохмотьями. У каждого была промокшая и потрепанная аптечка.
   "Хороший!" Рид признал. "Принеси немного бульона, как только он будет готов, и будь готов к действию". Он повернулся и вышел из общего зала. В кладовой он собрал несколько флюоролитовых фонарей, позже раздав их мужчинам, вызвавшимся на спасательные работы. Затем он пошел к шлюзу, чтобы посмотреть, не рассеется ли буря.
   Снаружи была ночь. Гром и молния ушли, остались только дождь и ветер. Постепенно ветер стих, а дождь превратился из сильного ливня в мелкую морось.
   Рид посмотрел на Дуга Лейна, который присоединился к нему во время ожидания. - Что ж, думаю, теперь мы можем выйти, - медленно сказал он. Его тон был мрачным от страха.
   Лагерь, как показали лучи флюоролитов, представлял собой затопленные руины. Вода по пояс покрыла все. Ни одной избы, ни палатки, ни навеса не осталось стоять; все было разрушено яростью бури. Повсюду плавали предметы всех видов.
   Было подобрано немногим более десятка выживших. Рейд обнаружил, что они слабо цепляются за скалы, выступающие из стен долины. Их погрузили на импровизированные носилки и доставили на " Парсек". Но для Рейда и Лэйна работа на этом не закончилась. Уже смертельно уставшие от плескания взад и вперед по затопленному лагерю и тяжелого подъема и спуска по склону, они потратили еще несколько часов на оказание первой помощи. Наконец, убедившись, что обо всем, что было жизненно необходимо, позаботились, Рид завернулся в одеяло и погрузился в изможденный сон.
   * * * *
   Утро было ясным и холодным. После торопливого завтрака из концентратов Рейд снова оказался в разоренном лагере, руководя ужасной задачей по спасению. К полудню все тела погибших были извлечены и разложены на склоне. И теперь Рид знал всю степень нанесенного ущерба.
   Почти четверть аркитов погибла в этом невероятном и безжалостном шторме. Это было то, что ошеломило Рида, заставило его чувствовать себя опустошенным и озлобленным. Его конфликт с аркитами из-за города заставил его на мгновение упустить из виду тот факт, что они были его людьми. Он гордился ими и завидовал им, как наседка стае только что вылупившихся цыплят. Потеря привела к сильному возвращению этого чувства, и его эмоции коснулись до сих пор неизведанных глубин печали и сожаления.
   Остаток дня ушел на захоронение тел и поиск инструментов и припасов. Крошечный временный лагерь был разбит вокруг Парсека . Рано утром следующего дня Рейд и Лейн спустились в недра корабля, чтобы начать работу над двигателями.
   Рид уныло почесал затылок, глядя на сверкающие ряды варп-генераторов. - Есть идеи, с чего начать, Дуг? он спросил. - Ты возишься уже больше двух недель.
   - Что ж, у меня есть подозрение, что проблема может заключаться в реле-релаксаторах. Сначала мы снимем корпуса и проследим их выводы и соединения. Потом... - Лейн замолчал, прислушиваясь. Его лицо резко вернулось к Риду.
   "Джон, похоже, сюда шло много мужчин!"
   На лице Рейда, уже и без того изрезанном скорбью и страданием, появились глубокие морщины. - Пусть идут, - металлически ответил он. Он ослабил бластер в кобуре. Оружие каким-то образом ухитрилось остаться с ним, несмотря ни на что.
   - Джон, ты... ты не реализуешь свой план после всего, что произошло?
   "До самого конца, Дуг. Моя мечта ничуть не потеряла своей реальности".
   Рид стоял прямо и неподвижно, а приближающиеся шаги становились все громче. Холодное пламя закружилось в темной глубине его глаз.
   И тут через дверь машинного отделения хлынули люди. Норлин вошел первым. За ним шла компактная группа аркитов с мрачными лицами.
   Норлин шагнул вперед.
   "Рид, мы пришли сюда, чтобы сразиться".
   Рид посмотрел на разведчика. Буря изменила Норлина, как все изменилось. Его униформа больше не была опрятной и безупречной; оно было сморщенным и разорванным. Его неуемная ухмылка исчезла, как и беззаботный огонек в глазах. Его лицо было застывшим, зловеще целеустремленным.
   - Мы знаем, почему вы оба здесь, - продолжал Норлин. - Вы пришли отремонтировать двигатели, чтобы увезти нас с Новой Терры. Ну, мы не собираемся. Решили - едем в город. И ты собираешься отвезти нас туда, в Парсек . Что вы будете делать после этого, никого из нас не волнует".
   "Это мятеж!" - свирепо прошептал Рид.
   "Делай, что хочешь! Мы отказываемся следовать за вами дальше. Если вы не будете заботиться о нашем благополучии, пока будете следовать своим безумным планам, тогда нам придется позаботиться о себе.
   - Подожди минутку, Норлин. Рид наклонился вперед, его глаза впились в разведчика. "Вы ничего не забыли? Ты не забываешь, что я спас тебя и всех остальных из ада, оставшегося от Земли? Как вы думаете, каковы были бы ваши шансы, если бы вы были там сейчас - такими мягкими, как вы все? Голод, чума, безумие - смерть!
   "Благодаря тому самому акту вашего спасения ваши жизни стали моей собственностью. Вы в долгу передо мной, который может быть погашен только через строгое послушание моим желаниям и приказам. Неужели вы потеряли всякую гордость и самоуважение, стали настолько униженными и лишенными чувства чести и долга, что готовы отказаться от этого долга ради жизни в роскоши и беззаботности, которые, как вы воображаете, приготовил для вас город? Горько обвиняющий взгляд Рейда пронзил аркитов, и один за другим их взгляды упали перед ним.
   "Не будьте дураками!" Голос Норлина хлестнул их. - Я признаю, что он спас нас, но делает ли этот факт нас его рабами? Неужели нас будут водить за нос, заставлять страдать и умирать из-за долга? Буря показала вам всем, чего ожидать, если вы продолжите следовать за ним. Хочешь еще?" Он повернулся к Риду.
   - Вы сошли с ума, требуя от нас такой платы! Весь твой план покинуть Новую Терру после всего, что случилось, безумен. Мы ничем не должны быть благодарны сумасшедшему - мы также не можем ожидать, что мы будем следовать за ним".
   "Безумец!" Рид был в холодной ярости. - Это единственная интерпретация моего решения покинуть Новую Терру и не иметь ничего общего с городом? Тогда ты глуп, Норлин ! Разве ты не видишь, что мое личное удовлетворение здесь ни при чем? Разве ты не видишь, что комфорт и безопасность аркитов не имеют никакого значения? Важно будущее нашей расы. Все, что я сделал и собираюсь сделать, было предназначено для ваших детей и детей ваших детей. Если вы этого не видите, значит, вы сошли с ума!" Внезапно весь гнев покинул Рида; он стал отчаянно серьезным.
   "Мужики, вы просто должны понять, что ваше намерение отправиться в город неправильное - ужасно неправильное. Это непростительное проявление слабости и трусости. Вы сделаете из себя нищих, паразитов на другой расе. Вы уничтожите последнюю надежду некогда могущественной цивилизации. Как вы думаете, какие шансы будут у ваших детей, живущих среди чужого народа? И, если уж на то пошло, как вы думаете, каковы будут ваши собственные шансы? Вы ничего не знаете о людях в городе. Вы не можете быть уверены, будут ли вас приветствовать или сразу убьют".
   - Мы обсуждали это, Рид, - холодно сказал Норлин. "Мы уверены, что можем позаботиться о себе". Он сделал жест внезапного нетерпения. "С меня этого достаточно! Мы приняли решение, и ничто не изменит его. После бури мы скорее рискнем чем угодно, чем пойдем дальше. В последний раз ты собираешься отвезти нас в город?
   Наступило решающее столкновение, Рид знал. И мольбы, и рассуждения потерпели неудачу; был только один ответ, чтобы сделать сейчас. Мышцы челюсти Норлина были сжаты добела, его тело напряглось, как пружина, готовая к мгновенному яростному действию. Мрачно решительные аркиты позади него медленно, почти незаметно продвигались вперед.
   - Ты знаешь, что я отвечу? - отрезал Рид. " Это! Его рука метнулась к кобуре на бедре, вытаскивая бластер. Прямые и устойчивые, словно вставленные в скалу, оружие накрыло их. - Я убью первого, кто двинется, клянусь! Теперь послушай меня. Обе стороны дела к настоящему времени изложены вполне, и по всем законам здравого смысла моя по-прежнему остается правильной. Если вы не можете и не хотите видеть это таким образом, то есть только одно...
   " Джон! Стив! Боже мой, прекрати это!"
   Внимание Рида невольно сосредоточилось на источнике крика, фраза осталась незаконченной. Рыжеволосая ярость царапала и царапала себе путь в машинное отделение. Это была Сьюзен, ее лицо было бледным и искаженным от ужаса.
   Рейд перевел взгляд на мужчин перед ним, но отвлечение, вызванное появлением девушки, хотя и длилось меньше секунды, было для него катастрофой. Внезапно бластер выпал у него из рук, и почти в то же мгновение аркиты бросились на него сокрушительной волной человеческой плоти. Дуг Лейн сдавленно всхлипнул и бросился на помощь Риду. Но попытка дать отпор была тщетной для них обоих, поскольку они были в значительном меньшинстве.
   Только на мгновение Рид осознал грохот кулаков и сжатых рук, вспыхнувшую и ревущую боль. В следующее мгновение он резко погрузился в черные глубины беспамятства.
   * * * *
   Когда Рид пришел в себя, он оказался в рубке " Парсека ", сидя в кресле пилота. Он ошеломленно покачал головой, и казалось, что это действие опрокинуло ведро с расплавленным металлом внутри его черепа, потому что капли жгучей боли внезапно пробежали по его нервным каналам. Он вздрогнул и снова закрыл глаза, осознавая с тупой яростью, что его тело было настолько избито и избито, что оно было почти единой, огромной, непрерывной пульсирующей болью.
   Рид пристально смотрел на приборную доску перед собой, его глаза медленно возвращались к фокусу. Затем вспышка движения поймала его оживляющееся сознание; он повернулся и увидел, что рядом с ним появляется Норлин. В одной руке разведчик сжал бластер, на который Рид возлагал свои последние надежды на сопротивление, - и потерпел неудачу.
   - Так ты наконец-то проснулся, а? Норлин хмыкнул. - Что ж, пора. Мы все ждали, когда ты выберешься из этого. Все упаковано на корабль, и мы готовы двигаться.
   - Готов... Губы Рида горько скривились. - Ты спешишь довести свою глупость до конца, не так ли, Норлин?
   "Возможно. Но я бы не назвал это глупостью. У меня есть это, помни. Норлин размахивал бластером. "Послушай, Рид, у меня не будет фокусов, понимаешь? Вы проиграли безвозвратно, и самое меньшее, что вы можете сейчас сделать, это вести себя прилично. Я не держу на тебя зла; на самом деле, когда мы доберемся до города, вы с Лейн сможете делать все, что вам заблагорассудится.
   - Где Лейн?
   "Внизу, в машинном отделении, жду приказов. Я же говорил тебе, что мы готовы, не так ли?
   Рейд наклонился вперед и нажал сигнальную кнопку межкорабельного коммуникатора. Через мгновение из динамика раздался голос.
   "Что это?"
   - Даг, это ты?
   "Джон! Ты в порядке?"
   "Достаточно хорошо. Даг, с двигателями ничего не делалось?
   "Конечно нет. Вы знаете, что это работа для двоих. Мы никогда не доберемся до источника проблемы, если не разберем их полностью, а затем снова соберем, сверяя каждую деталь с нашими формулами. И, ну, вы знаете, как это...
   "Норлин сказал мне, что мы готовы уйти немедленно".
   Вздох Лейн был едва слышен из динамика. "Это то, что я имел в виду."
   Рид повернулся к разведчику. - Норлин, что-то не так с двигателями. Будет небезопасно перемещать корабль, пока проблема не будет обнаружена и устранена.
   - Ты медлишь! - отрезал другой. - Если ты думаешь, что сможешь выиграть время, чтобы...
   - Я серьезно, говорю вам! Рид хмыкнул. "Смотреть. Помните ту странную встряску, которую мы испытали, когда впервые вышли из гиперпространства в систему Альфы Центавра? Ну, это не было естественным явлением, как вы все думали. Обычно процесс перевода должен был быть почти незаметен. Эта встряска означала, что где-то что-то пошло не так. Помни, Норлин, это не тот корабль, с которым ты уже успел познакомиться. Он путешествует через совершенно другую среду, по совершенно другому принципу. Мы просто не можем рисковать".
   - Что ж, если все, что мы можем ожидать, - это еще одна встряска, то это не слишком большой шанс. Рид, я сказал тебе, что мы готовы; мы не потерпим никаких задержек".
   Рид снова начал говорить, но взгляд на упрямо решительное лицо Норлина сказал ему, что это бесполезно. Он снова повернулся к межкорабельному коммуникатору.
   - Дуг, ты все слышал?
   "Да, Джон. Боюсь, тогда нам просто придется рискнуть. В обычных обстоятельствах я бы не стал так рисковать с гиперпространством, но, думаю, мы больше ничего не можем сделать.
   Черты Рида мрачно застыли. "Хорошо. Стоять рядом с." Его пальцы играли на клавишах на панели управления. "Сигналы?"
   "Все чисто."
   "Готов сейчас. Я включаю питание". Рид нажал выключатель, и одновременно приборная панель перед ним загорелась. Он нажал кнопку активатора, и теперь по кораблю разнесся глубокий гул. Он следил за перемещением индикатора по лицевой стороне одного из счетчиков на панели управления, его рука была наготове на рычаге. Когда индикатор дошел до упора, он потянул рычаг вперед. Гул превратился в пронзительный вой; было внезапное ощущение изменения движения. Другой индикатор сдвинулся и остановился.
   Рид повернулся. - Мы в гиперпространстве.
   - Никаких фокусов! - предупредил Норлин.
   "Ухищрения?" Рид презрительно фыркнул. - Здесь ты в моей власти, Норлин, и не забывай об этом. Одно неверное движение по этим элементам управления убьет нас всех мгновенно и ужасно. Но в этом не было бы смысла; то ли здесь, то ли в городе умирает последняя надежда нашей цивилизации. Я бы не хотел нести за это ответственность. Твоя собственная бессмысленная решимость позаботится об этом.
   Рид снова обратил внимание на панель управления. Он нажал кнопку под большим вогнутым зеркалом. Это был гипервон, смотровое устройство, которое служило примерно той же цели, что и перископы на подводных лодках 20-го века. Рейд и Лейн рано поняли в своих экспериментах, что гиперпространственные путешествия будут бесполезны, если не будут постоянно использоваться какие-либо средства привязки к знакомым звездам-путеводителям нормального межзвездного пространства. Почти так же, как и варп-машины, совершенствование гипервона занимало их время.
   Теперь загорелся гипервон. В его центре крохотным, но резким и родным показался затопленный лагерь и возвышенность, на которой покоился " Парсек ". Это было все, что было видно; внешние края экрана оставались серыми и безликими, странно мерцая светом и тенью.
   Рид коснулся ручки управления, и сцена резко изменилась. Горы, равнины и леса появлялись и исчезали с невероятной быстротой. Долгое время была глубокая синева воды. Затем появились и увеличились в размерах горы другого континента. Вскоре они оказались в бухте, и Рид сократил их продвижение до ползания вдоль береговой линии.
   - Лорд, - прошептал Норлин, с благоговением наблюдая за гипервоном. "И подумать только, что нам понадобилось почти три дня, чтобы добраться сюда во вспомогательном отделении!"
   И тут появился город, малюсенькая картина совершенства. Как раз в пределах видимости его отдаленных сельскохозяйственных угодий Рейд вернул ручку управления в нейтральное положение. Он нажал ряд переключателей и кнопок, и постепенно земля под Парсеком , как видно из гипервона, росла в размерах и детализации. Он снова взял палку, и они снова двинулись вперед. Наконец на экране появилась дорога, переливающаяся металлическим оттенком.
   - Мы на окраине города, - сказал Рид.
   Норлин с готовностью кивнул. "Приземлиться здесь".
   Когда Рейд приготовился свернуться в варп-поле и вернуть " Парсек " в нормальное пространство, он остановился, охваченный внезапным предчувствием катастрофы. Путешествие до сих пор было безопасным, но он вспомнил, что как раз в этот момент предыдущего путешествия произошла встряска. Серьезных последствий не было, если не считать самого факта происшествия, но он чувствовал, что повторение может оказаться не столь удачным.
   Внезапно Рид пожал плечами; ему было нечего терять. Все уже было потеряно. Он снова потянулся к панели управления и начал отводить рычаг включения питания, наблюдая за индикаторами и датчиками на приборной панели.
   Поле складывалось; индикаторы замигали до упора. Рид напряженно затаил дыхание.
   Так и случилось, как он подсознательно и предчувствовал. Внезапно раздался пронзительный вой, ставший неслышимым, превратившийся в вибрацию, от которой болезненно покалывали нервы. " Парсек " содрогнулся с резкой силой, и Рейд, отчаянно вцепившись в свое сиденье, увидел, как гипервон вспыхнул с невыносимой яркостью. Одновременно раздался звук страшного взрыва. Едва отголоски этого стихли, как Рид был выброшен из кресла пилота сильным грохотом.
   Пораженный, ошеломленный, Рид на ощупь поднялся на ноги. На другом конце комнаты Норлин болезненно поднимался из угла, в который его бросили. Все было очень тихо.
   И тут Рид напрягся, парализованный внезапным леденящим ужасом. Он бросился к межкорабельному коммуникатору.
   "Дуг!" воскликнул он. "Дуг! Ответь мне!"
   Он напряг слух от напряженного прослушивания, но из динамика не доносилось ни звука. Он повернулся и как сумасшедший выбежал из комнаты, его дыхание перехватывало дыхание. Лишь очень небольшая часть его знала, что Норлин следует за ним.
   Рейд добрался до машинного отделения и обнаружил, что из двери густыми черными облаками идет дым. В воздухе пахло озоном. Интерьер представлял собой руины разрушения. Пламя почернело и опалило стены. Корпуса двигателей были полностью снесены ветром, а хрупкие внутренние механизмы были разбросаны по всему помещению, разорванные на куски.
   Наконец взгляд Рида остановился на обугленном теле Дуга Лейна. Он медленно шел вперед, его лицо было серой, морщинистой посмертной маской. Все стало очень неподвижно и тихо.
   "Дуг!" он прошептал. - Мы могли бы пойти дальше вместе, ты и я. Мы так много могли бы увидеть, о многом могли бы поговорить. А теперь... Голос Рейда прерывался. Через некоторое время он поднял голову. Его взгляд остановился на Норлине, деревянно стоявшем в дверях машинного отделения.
   "Ты сделал это!" Рейд обвинял низким, ужасным тоном. - Вы убили его так же точно, как если бы выстрелили в него из пистолета, который держите в руках. Если бы ты меня послушался, этого бы никогда не случилось". Рид направился к разведчику, его руки растопырились, как когти. Его глаза горели огнем столь же ужасным, как адское пламя.
   Лицо Норлина побледнело. - Я не знал! - выдохнул он. - Говорю тебе, я не понимал...
   Поступательное движение Рейда было медленным и неизбежным, как сама смерть.
   "Рид, подожди! Позволь мне объяснить."
   Но Рид не остановился, не дрогнул. Он пришел.
   Норлин сломался; он издал невнятный крик, развернулся и выбежал из машинного отделения. Он бежал так, как будто все страхи, известные человеку с незапамятных времен, внезапно обрели форму и сущность, чтобы преследовать его. Он забыл бластер в руке, забыл обо всем, кроме своего безумного желания уйти от отвратительного, всепожирающего огня, полыхавшего в глазах Рида.
   Как автомат, Рид продолжал двигаться вперед. И тогда, внезапно, божественная ярость умерла в нем. Прямо у подножия лестницы, ведущей на верхнюю палубу, он рухнул, медленно съеживаясь, как человек, внезапно ставший старым и слабым. Он лежал неподвижно, уткнувшись головой в руки.
   Он проиграл - совершенно, полностью, без всякой надежды на выздоровление. Его мечта пересадить цивилизацию и наблюдать, как она зацветает, провалилась. К этому времени аркиты уже были в городе, их первый шаг к расовому уничтожению был сделан.
   С Дугом Лейном он мог бы найти утешение, путешествуя на Парсеке ко всем бесчисленным сверкающим звездам вселенной. Но Дуг Лейн был мертв, и " Парсек " больше никогда не сможет путешествовать. Для него ничего не осталось. Ничего, кроме -
   "Джон!"
   Он устало, машинально поднял голову. Кто-то звал его. Сьюзен. Но какая разница? Он тоже потерял Сьюзен.
   "Джон! Где ты?"
   Тусклый отклик эмоций зашевелился внутри него. Голос Сьюзен был резким и напряженным. Что-то пошло не так.
   Он стряхнул с себя оцепенение отчаяния. Что может быть не так? Он вдруг вспомнил, что предостерег аркитов от жителей города. Его глаза расширились. Могли ли аркиты подвергнуться нападению?
   Сила и дух вернулись к нему в порыве. Он поднялся на ноги и полез вверх по лестнице. Он поднялся на верхнюю палубу как раз вовремя, чтобы увидеть, как Сьюзан поворачивает за угол в нижнем конце коридора.
   "Сьюзен!" он назвал.
   Девушка появилась снова, ее лицо просветлело от облегчения. - О, Джон, я искал тебя повсюду! Она поспешила к нему затаив дыхание.
   "Что случилось?" - спросил Рид.
   "Город!" - выдохнула она. "Город, Джон. Оно... оно пропало! "
   "Прошло?" Рид растерянно посмотрел на нее. Внезапно он развернулся и бросился к шлюзу. Яркий послеполуденный солнечный свет лился на него, когда он спрыгнул на землю за бортом корабля. Он быстро огляделся, его глаза расширились от шока и недоверия.
   Невероятно, удивительно, но это было правдой. Город исчез!
   Рид уставился во все стороны, его чувства закружились в замешательстве. " Парсек " должен был стоять на блестящей металлической дороге. Перед ним должны были возвышаться огромные разноцветные здания.
   Но дороги не было. Зданий не было. Рид смотрел на огромную равнину, покрытую колышущейся травой. На его внешних окраинах раскинулся большой темный лес. В туманной дали величественно вздымались в зеленое небо исполинские горы.
   Горы, равнины и леса были такими, какими их помнил Рид. Он повернул голову. Да, и большой изгиб залива, его воды мягко плещутся о белый песок берега. Если не считать исчезновения города, сцена мало изменилась.
   Теперь впервые Рид осознал, что вокруг него стоят аркиты. Они были подавлены и сбиты с толку, их глаза были тревожными и вопрошающими. Их взгляды стыдливо упали перед ним.
   - Где Норлин? - спросил Рид.
   - Он куда-то там убежал, - вызвался один из аркитов. "Он выбежал из корабля, как будто сошел с ума. Увидев, что город исчез, он вскрикнул и побежал. Мы окликнули его, но он не остановился. Через некоторое время мы потеряли его из виду". Мужчина пожал плечами.
   - Он все равно был возмутителем спокойствия. Нам не следовало его слушать".
   Рядом с Ридом резко прозвучал голос Сьюзан. "Джон, ты уверен, что это именно то место, где ты и Стив видели город?"
   - Без сомнения, - ответил Рид. "Другого такого места просто не могло быть на всей планете. И как раз перед тем, как произошла авария, город находился как раз под кораблем, условно говоря, конечно. Поле почти исчезло, настолько слабое, что оно не могло сдвинуть корабль более чем на несколько футов.
   "Но, Джон, что могло случиться? Почему город так исчез?"
   Глаза Рида затуманились мыслями. - Кажется, я знаю, - медленно сказал он.
   Аркиты собрались вокруг него нетерпеливым, внимательным кругом. Он снова был их лидером. К его словам нужно было прислушиваться, и они пытались показать, как дети, которыми они действительно были, что впредь будут прислушиваться к ним. Они слушали.
   "Мы с Дугом Лейном строили варп-генераторы под огромным давлением, - начал Рид. "Почти от начала до конца это была постоянная гонка со временем и разрушительностью человека. Поэтому можно было только ожидать, что некоторые ошибки должны были закрасться. Каковы они были, мы никогда не узнаем сейчас.
   - В каком-то смысле наш долгий переход через гиперпространство к системе Альфы Центавра убедительно выявил эти ошибки. Они изменили принцип работы генераторов так, что они создавали варп, позволяющий путешествовать не только через гиперпространство, но и во времени. Каким образом они связаны, я могу только догадываться. Они могут сцепляться, проходить в параллельных плоскостях, а могут быть одним и тем же.
   - В любом случае, в тот момент, когда он вышел из гиперпространства в систему Альфы, интенсивность варп-поля была такова, что " Парсек " пронесся сквозь время. Вместо того, чтобы появиться почти в тот же период, в который мы впервые вступили, мы сделали это примерно через 500 лет в будущем!"
   Рейд посмотрел на аркитов, и внезапно его глаза засветились.
   "Теперь слушайте внимательно. Вы все знаете, что животный мир здесь, на Новой Терре, еще не достиг высокой точки развития. Это может означать только то, что строители города не были уроженцами Новой Терры!
   "Тогда кто они были? Они были умны. Они были похожи на нас. Они построили только один город, тогда как если бы они были коренной расой этого мира, у них были бы сотни, не считая городов и дорог. Можете ли вы представить, что раса, способная построить такой город, не сможет также плавать в великих океанах и распространяться на другие континенты? Они не сделали этого из-за того, что в расширении не было необходимости - их было недостаточно, чтобы оно стало необходимым. Возможно ли, что за тысячи лет, которые требуются гонке для достижения цивилизации, их число останется настолько небольшим, чтобы построить только один город, заселить только один континент?"
   Рид посмотрел на аркитов. Их глаза тоже светились. Теперь они знали .
   Рид продолжал быстро. "Когда " Парсек " появился из гиперпространства над городом, он снова пронесся сквозь время, в той же степени, что и раньше, но в противоположном направлении. Нас вернули в тот момент времени, в котором мы должны были изначально появиться. В результате город исчез. Его еще не построили!" Его голос стал глубоким и живым.
   "Это был наш город! Мы строители! По странной причуде судьбы мы увидели венчающий результат нашей работы - работы, которую мы начнем сейчас и которую наши дети продолжат после нас. Наша цивилизация не погибнет в конце концов".
   На мгновение воцарилась тишина. Тогда один из аркитов робко осмелился:
   "Можем ли мы вернуться в город?"
   Рид грустно улыбнулся. "Вторая встряска не только вернула нас назад во времени, но и нагрузила двигатели до такой степени, что присущие им недостатки заставили их взорваться. Они разрушены, полностью и окончательно. Дуг Лейн, который мог помочь мне восстановить их, погиб во время взрыва. Я никогда не мог делать работу в одиночку за все оставшиеся мне годы жизни.
   - Нет, мы никогда не сможем вернуться в город. Будем помнить об этом только как о вдохновении. Наша работа явно лежит перед нами. Должен быть заложен фундамент города. Это и только это должно отныне занимать наши мысли".
   Аркиты смотрели на равнину и леса. Они посмотрели на небо. И Рид знал, что они не видят ни равнины, ни леса, ни неба. Они смотрели сквозь эти вещи мечтательными глазами расы, и видение, которое они видели, было одним из сверкающих, высоких башен и людей, ставших счастливыми и мудрыми в своем величии.
   Один за другим аркиты вошли в Парсек . Женщины вышли с кастрюлями, сковородками и корзинами с едой. Начали расчищать места для пожаров. Мужчины вышли с топорами и пилами на плечах. Они двинулись к лесам, и вскоре послышались оживленные звуки рубки и пиления.
   Куда бы Рид ни посмотрел, аркиты с радостью и охотой поглощали себя каким-то мелким делом. Жизнь для них внезапно обрела цель и смысл.
   Рид почувствовал легкое прикосновение к своей руке; он повернулся и увидел, что Сьюзан смотрит на него снизу вверх, ее серые глаза блестят влажно.
   "Джон, они счастливы!" - недоверчиво прошептала она.
   "Строители всегда счастливы, Сьюзен. Все, что когда-либо было нужно аркитам, - это цель, к которой они могли бы направить свои усилия, нечто большее, чем просто мечта одного человека, нечто, что они могли себе представить. Теперь у них это есть.
   - И я тоже кое-что нашел, Джон.
   Сияющие серые глаза все еще смотрели на него. Рид отвел взгляд, с тревогой обнаружив, что эта девушка все еще может заставить его сердце болеть, несмотря на то счастье, которое наконец пришло к нему.
   - Я рад, - хрипло сказал он. - Я полагаю, это новое начало и для тебя тоже. Стив Норлин, конечно, вернется, и тогда у тебя будет собственный дом и...
   - Ты слеп, не так ли, Джон? И ты ошибаешься насчет Стива. Нет; он не вернется. Видите ли, он действительно был влюблен в себя. Потеря города означала конец его надеждам на комфорт и досуг, и ему просто больше ничего не оставалось". Сьюзен покачала каштановой головой. - Он не вернется.
   У Рида возникло предчувствие, когда он посмотрел ей в глаза, широкие и темные с вековой женской интуицией. Он должен был отчетливо вспомнить это чувство через несколько недель, когда тело Норлина было обнаружено в лесу с оторванной головой из дробовика. Но в настоящее время его вытеснил внезапный, душераздирающий трепет.
   - Тебе... тебе все равно? воскликнул он.
   Ее серые глаза снова улыбнулись. "Нет, Джон. Мне было все равно в тот день, когда я спросил тебя, хочешь ли ты меня. О, вы бы видели свое лицо! Вот чему я научился - настоящей любви. Ты хотел меня, но гонка была на первом месте. И я знал, что ты прав, Джон, хотя я и хотел помочь аркитам. Тогда я понял, что то, что делал Стив, было неправильным; Я знал, что если бы я предложил ему себя, чтобы помешать ему идти в город, то он бы отказался от меня. Больше всего его заботило собственное благополучие; он не думал об аркитесах.
   Сьюзан помолчала. Когда она снова заговорила, ее голос был очень мягким.
   - Что ж, я здесь, если ты все еще хочешь меня.
   "Все еще хочешь тебя? Почему... Рид нечленораздельно задохнулся; слова, которые он хотел сказать, были так полны утверждения, что застряли у него в горле. Музыка пульсировала в его венах. А потом каким-то образом она оказалась в его руках, и его щека прижалась к ее волосам, и говорить уже было нечего.
   НЕБО ИМП
   Первоначально опубликовано в журнале "Фантастические приключения" , июнь 1943 года.
   Боб Леннокс остановился на повороте дороги, ведущей к небольшой группе каменных ферм вдалеке. Он оглянулся назад, на путь, по которому пришел, и как будто оглянулся на какое-то неприятное воспоминание о прошлом. Теперь он знал, что ему нужно сделать. Эта одинокая прогулка пошла ему на пользу.
   Он бросил окурок в дорожную пыль и целеустремленным каблуком растоптал его в безжизненное состояние. Потом, расправив плечи, продолжил.
   Когда Боб Леннокс добрался до них, в окнах фермерских построек блеснули огни. Вечер быстро превращался в ночь, и тяжелые тени легли на внешне мирную английскую сельскую местность. Только те, кто знал, стали бы искать признаки искусной маскировки, скрывающей тот факт, что постройки фермы и ее поля на самом деле были британским аэродромом.
   Это было за несколько месяцев до катастрофы Перл-Харбора. Нацистские люфтваффе по-прежнему свирепыми волнами проносились над английскими городами. Американские истребители творили историю в Королевских ВВС. Боб Леннокс был одним из многих добровольцев. Но в каком-то смысле он был здесь почти изолирован, потому что он был единственным американцем с крошечной 15-й эскадрильей преследования Королевских ВВС, спрятанной "где-то" на севере Англии. Именно это больше, чем что-либо другое, усложняло ему жизнь.
   Леннокс пошел по каменистой дорожке, ведущей к кабинету командира в главном здании. Теперь он шагал напряженно, глаза смотрели прямо перед собой, его широкие плечи были напряжены.
   Вдоль увитых плющом стен главного корпуса были расставлены скамейки, и на них сидели летчики 15-го полка, их трубки и сигареты светились в тени. Их протяжные британские голоса превратились в смехотворные шутки, типичные для непринужденных бойцов. Но когда Леннокс проходил мимо, их окутала холодная тишина. Они сидели очень тихо, наблюдая за ним враждебными, осуждающими глазами. Губы американца горько скривились.
   Леннокс держал руку на двери, ведущей в главное здание, когда вдруг один из них заговорил.
   - Блин, ты видел это? - спросил насмешливый носовой голос.
   "И это только свет от магистрали", - добавил другой. "Сними британскую форму, и он будет выглядеть так, будто его окунули в желтый люминол".
   Леннокс вздрогнул, словно получил физический удар. Он быстро вошел, закрыв дверь, чтобы не допустить последовавшего издевательского смеха. С горящими глазами он прошел по короткому коридору и вошел в то, что когда-то было гостиной фермерского дома.
   Немногое из его прежней причудливой прочной мебели сохранилось. Картины были сняты со стен, а на их месте висели карты, схемы и доски объявлений. Ковер был свернут и спрятан в угол, а голые доски пола были исцарапаны и исцарапаны. В каменном очаге потрескивало полено. За письменным столом, когда-то кухонным, но теперь заваленным телефонами и бумагами, сидел майор Джеймс Кэрью, командир эскадрильи 15-й авиабазы Королевских ВВС.
   Кэрью поднял глаза, когда Леннокс подошел к столу. Он был олицетворением всего британского, от аккуратно скроенной униформы до военных усов и короткой трубки из шиповника, зажатой в зубах.
   "Э? О, Леннокс. Манеры Кэрью внезапно стали небрежными и слегка снисходительными. Он вынул трубку изо рта и откинулся на спинку стула. "Что я могу сделать для вас?"
   - Я хотел бы обратиться с особой просьбой, сэр, - начал Леннокс. - Видите ли, отношение мужчин ко мне не изменилось с тех пор... того инцидента на Ла-Манше. И - ну, я просто не могу больше этого выносить. Мне нужно ваше разрешение, чтобы переправиться через Ла-Манш и сразиться с фон Тельмом.
   - Боюсь, я не могу этого сделать, Леннокс. Как вы помните, существует правило, запрещающее одиночные полеты вблизи вражеской территории. Слишком легко попасть в ловушку Джерри.
   - Я знаю это, сэр, но это другой случай. Вы знаете, что раз в неделю, по средам, фон Тельм пролетает над Ла-Маншем, бросая вызов пилотам союзников. Однако он слишком самоуверен и тщеславен, чтобы устроить из этого ловушку.
   - Это мало что меняет, - сказал Кэрью, криво улыбаясь. "Одна из причин введения правила заключалась в том, чтобы не допустить, чтобы безрассудные пилоты вступили в бой с фон Тельмом и были сбиты. В каком-то смысле это было официальным признанием того факта, что фон Тельм - лучший боец, чем кто-либо из наших".
   - Но вы просто обязаны дать мне этот шанс, сэр! - взмолился Леннокс. - Я не смогу остаться в эскадрилье, если вы этого не сделаете, или в Англии, если уж на то пошло. Никто не будет иметь ничего общего с человеком, которого заклеймили как труса".
   Кэрью нетерпеливо нахмурился. - О, ну же, Леннокс. То, что вы просите, это слишком много, вы знали. Вы можете быть американцем-добровольцем и иметь право на особые привилегии и тому подобное, но у нас есть определенные правила и положения, которые мы не можем позволить даже вам, ребята, игнорировать. Кроме того, Генеральный штаб сломает меня, если я позволю вам сделать то, о чем вы просите.
   Леннокс опустил взгляд на свои руки, его квадратное смуглое лицо скривилось в отчаянии. Внезапно он снова поднял взгляд, его глаза заблестели.
   -- Смотрите сюда, сэр, -- сказал он нетерпеливо. "Если официальное разрешение моего запроса невозможно, как насчет неофициального разрешения?"
   "Э? Я скорее боюсь, что не понимаю тебя, Леннокс.
   - Я имею в виду это, сэр. Дайте мне корабль, чтобы переплыть Ла-Манш и сразиться с фон Тельмом. Тогда это может выглядеть так, как будто я взял его без вашего разрешения".
   Кэрью медленно покачал головой. "Я не могу этого сделать. Фон Тельм еще не был побежден в воздушном бою. Вас бы застрелили так же точно, как вы стоите здесь сейчас. Возможно, мы сможем избежать потери человека, но, боюсь, вряд ли потери корабля.
   Леннокс перегнулся через стол, его юные черты состарились от дикой серьезности. - Майор Кэрью, поставьте себя на мое место. Я стал изгоем, изгоем. Никто из других не будет иметь ничего общего со мной. Они думают, что я трус, что я умышленно убежал от фон Тельма и его команды стервятников в тот день над Ла-Маншем. Я должен доказать, что это не так.
   "Послушайте, сэр. Ты боец и знаешь, что уступая только своей стране, боец превыше всего ставит свою честь и честность. Я знаю, что если такое обстоятельство когда-нибудь произойдет, вы без колебаний отомстите за ваше мужество. Затем предположим, что вас назвали трусом из-за инцидента, который вы не могли контролировать. Разве вы не приложили бы все усилия, чтобы восстановить себя в глазах других? Если бы вам отказали в такой возможности, что-нибудь в жизни когда-нибудь стало бы прежним? Конечно, потеря корабля - не слишком большая цена за искупление.
   Карью задумчиво жевал кончик своих усов. Он поднялся со стула и начал ходить по комнате. Внезапно он столкнулся с американцем.
   - Я не должен этого делать, Леннокс, - сказал он. - Но вы сделали это личным вопросом одного бойца к другому. Таким образом, я не могу воспрепятствовать вашему стремлению к оправданию, не думая о своей чести как воина. Я дам вам шанс, но помните, что ответственность за результат будет на вас и только на вас".
   - Это все, о чем я прошу, сэр.
   "Тогда все в порядке. Вот что я сделаю. Завтра среда, и фон Тельм, без сомнения, будет на обычном месте. Утром прикажу проверить и разогреть самолет для специального рейса. Пока я якобы даю указания пилоту, вы можете забраться внутрь и взять на себя управление. Удачи." Кэрью протянул руку, и Леннокс на мгновение сжал ее.
   * * * *
   Позже той же ночью в постели Леннокс впервые за несколько недель обнаружил, что его мысли умиротворены. Он знал, что эта ночь, скорее всего, станет для него последней, но больше года боев в Китае и Англии привили ему фатализм воина. Он заложил руки за голову и слегка улыбнулся в темноте. Что ж, завтра он им что-нибудь покажет.
   Если бы он был британцем, в этом действительно не было бы необходимости. Его объяснение было бы принято охотно и без горечи, ибо с летчиками в воздухе постоянно происходили загадочные, необъяснимые вещи. Но тот факт, что он был американцем и то, что с ним случилось, стоило жизни четырем британским пилотам, пролил на дело совершенно иной свет.
   Эскадрилья возвращалась на базу после того, как вместе с двумя другими эскадрильями преследования успешно прогнала группу нацистских бомбардировщиков из заводского района на юг. В активе 15-го было два корабля, и, не потеряв ни одного корабля, они чувствовали себя довольно дерзко. Затем, пронесшись из Ла-Манша, на них обрушилась эскадрилья "мессершмиттов". Знаки отличия в виде стервятников на их фюзеляжах указывали на то, что ими руководит Эрик фон Тельм, хитрый и, казалось бы, непобедимый нацистский ас.
   Тактика воздушной войны в настоящее время сильно отличается от той, что была во время Первой мировой войны. Если когда-то боевые действия были делом индивидуальных воздушных боев, то теперь это построение, точная командная работа и координация. На скоростях почти 400 миль в час все происходит с молниеносной быстротой, и малейшая ошибка в расчете времени может привести к гибели нескольких самолетов-товарищей в считанные секунды. Именно это случилось с Ленноксом.
   Излюбленным маневром 15-го полка было движение открытым V-образным строем с командиром звена впереди, с верхним караулом, летящим примерно в 500 футах выше, и другим на таком же расстоянии внизу. Вступив в бой с вражеской эскадрильей, верхние и нижние караулы сойдутся на ведущих вражеских самолетах, их пулеметы и бортовые пушки обрушат свинцовый смертоносный град. Обычно эти передовые вражеские корабли тонули в огне, а затем остальная часть эскадры, настоящий летающий клин, устремлялась в пролом, проносясь с ревом из своих орудий с обеих сторон. Обычно это составляло еще несколько противников, затем строй разбивался на группы по два человека и шел за выжившими - если кто-то хотел остаться для дальнейшего боя, что они делали редко.
   15-я дивизия развернулась и столкнулась с приближающимися нацистскими кораблями. Леннокс был верхним защитником, О'Гилви - нижним. Командир звена Дик Хэлси возглавлял эскадрилью.
   По радио-команде Хэлси Леннокс и О'Гилви начали сближающееся движение. Леннокс знал момент ликования, когда его "Спитфайр" с визгом устремился вниз, на приближающиеся нацистские "мессершмитты". Затем он нажал кнопку на ручке управления, которая электрически активировала его пушки, и его нетерпеливая уверенность взорвалась внезапным ужасом. Они молчали, бездействовали.
   В отчаянии Леннокс нажимал кнопку управления - снова, снова и снова, пока его большой палец не онемел от боли. Но ничего не произошло. В отчаянии он тряхнул палкой, даже топнул ногой по днищу самолета в надежде, что удары распутают любые запутанные электрические соединения, которые могли возникнуть. Снова безрезультатно - а приближающиеся "мессершмитты" все приближались. Струи пылающего трассера понеслись к "Спитфайрам".
   Беспомощный из-за бездействия своих орудий, Ленноксу оставалось сделать только одно, и он сделал это. Он накренился, набрал высоту и с ревом унесся прочь от битвы.
   Разочарование, ужас, ярость и горе обрушили на него жестокий перекрестный огонь. На безопасном расстоянии он кружил, бессильно наблюдая за последовавшей катастрофой до 15 числа.
   О'Гилви взревел, его пушки пылали. Но коварный фон Тельм, воспользовавшись возможностью, предоставленной выходом Леннокса из боя, повел свои "мессершмитты" вверх и над V-образным строем 15-го полка. Затем, имея высоту и тыловую позицию в свою пользу, нацисты напали, что превратилось в просто резню. Командир звена Дик Хэлси одним из первых погиб среди искореженных, пылающих обломков, и, лишенные не только его хладнокровного, уверенного руководства, но и боевой тактики, которая была эффективной до тех пор, пока вошла в привычку, "Спитфайры" были деморализованы. в полную, бессмысленную путаницу. Только немногим больше половины смогли снова добраться до своей скрытой базы.
   Леннокс объяснил разгневанным пилотам 15-го полка, и на мгновение они ему поверили. Затем кто-то попробовал явно неисправные пушки в "Спитфайре" Леннокса, и в результате взрыва чуть не проломило одну стену сарая. Значит, с пушками все было в порядке, и проверка электрических огневых соединений не выявила ничего, что могло бы вызвать их молчание во время битвы за Ла-Манш.
   Вызванный в официальную комиссию по расследованию, Леннокс повторил свою историю. Он сказал это просто и без предрассудков. Под впечатлением от его серьезности и горя, а также его послужного списка в Китае и Англии правление освободило его без приговора и позора. Но Леннокс стал изгоем среди пилотов 15-го полка. Хотя на самом деле они не были убеждены, что он трус, они издевались над ним как таковым, возмущаясь тем фактом, что он, американец, несет ответственность за гибель четырех британских летчиков, невиновных или нет. Единственным, кто на аэродроме сочувствовал ему, был Бенджи Каллахан, жилистый, невысокий механик, руководивший ремонтной мастерской в амбаре. Это произошло потому, что Бенджи был ирландцем из Свободного государства, а также твердо верил в Гремлинов.
   По словам Бенджи, именно Гремлины несут ответственность за падение Леннокса. И Леннокс, благодарный маленькому ирландцу за дружбу, сделал вид, что согласен. Леннокс, конечно, слышал о Гремлинах и раньше, потому что они были современной легендой. Никто не знал, как и когда он возник, но рассказы об этом озорном маленьком воздушном народце уже были известны пилотам всей Англии. Пилоты 15-го полка не были исключением и даже внесли свой личный вклад в форму и содержание мифа.
   Номенклатура немного странная, но Гремлины, кажется, не возражают. Гремлины-мужчины именно такие. Женщин-гремлинов называют Фифинеллами, маленьких мужчин-гремлинов - Виджетами, а маленьких женщин-гремлинами - Флипперти-Гиббетами. Это обычные гремлины, но, как и следовало ожидать, есть и другие разновидности. Среди них страто-гремлины, ночные гремлины и морские гремлины.
   Для тех, кто верит, как Бенджи, именно Гремлины блокируют органы управления, забивают маслопроводы, запотевают окна, вызывают утечки бензина, странные неисправности двигателя и другие необъяснимые технические неполадки. Однако они не намеренно злые, а просто любознательные и озорные. В последнем настроении их излюбленной формой добычи является самоуверенный пилот, и так или иначе им всегда удается вызвать быстрое возвращение его комплекса неполноценности.
   * * * *
   Леннокс съел свой обычный одинокий завтрак в столовой. Позже он вышел на улицу и, поскольку возле сарая никого не было, он вошел, чтобы увидеть Бенджи Каллахана. Бенджи заменял изрешеченный пулями элерон, и при виде Леннокса его сморщенное лицо расплылось в краснощекой ухмылке.
   -- Ну, как ты себя чувствуешь сегодня утром? он приветствовал.
   Леннокс попытался улыбнуться. - Фойн, - ответил он. На мгновение его одиночество побудило его рассказать Бенджи о своем плане искупления, но он передумал и вместо этого спросил. - Видишь ночью Гремлинов, Бенджи?
   "Мне?" - удивленно спросил маленький ирландец. - Поверьте, они не стали бы "показываться" такому приземленному человеку, как я, мистер Леннокс. Их видят только пилоты.
   - Моя ошибка, Бенджи. Но, видите ли, Ангар-Гремлины еще не появились?
   "И конечно, теперь, кто знает, но однажды они могут?" Голубые глаза Бенджи были серьезными. "Эволюция иногда делает странные вещи. Теперь у меня есть идея, что... И Бенджи продолжил рассказывать Ленноксу о своей специальной теории эволюции применительно к гремлинам.
   Леннокс слушал лишь вполсилы. Другая половина была закреплена на главном здании. Ему не пришлось долго ждать. Бенджи делал заключительные заявления своей речи, когда дверь открылась и вестовой Кэрью быстрым шагом направился к амбару.
   Санитар взял за правило игнорировать Леннокса, обращаясь к Бенджи так, как будто он был единственным присутствующим. - Комплименты майора. Он говорит выкатить самолет и проверить его. Специальный рейс". С этими словами он развернулся и направился в столовую.
   Леннокс ждал, его тело напряглось от напряжения. Бенджи подошел к двум своим помощникам кокни, и все трое побежали к полю, где они отодвинули замаскированный стог сена, обнажив блестящие очертания "Спитфайра". Они роились над ним, возясь с инструментами. Санитар вышел из столовой в сопровождении пилота, который натягивал летную куртку, зажав зубами подбородочный ремешок шлема. Они вместе вошли в главное здание.
   Леннокс был одет в собственную летную куртку, а его шлем был засунут в один из карманов. Стараясь выглядеть небрежно, он подошел к "Спитфайру", который сейчас находился на последней стадии проверки, двигатели работали на холостом ходу.
   "Сюрприз!" Леннокс сказал Бенджи. "Я тот, кто поднимает ее. Ты так много говорил, что я не успел тебе сказать раньше.
   "Ну теперь!" - удивленно сказал Бенджи.
   И Леннокс, словно выполняя задание крайней срочности, забрался в кабину и натянул шлем. Он дал сигнал убрать колодки с колес.
   Бенджи мгновение колебался. События казались ему как-то не совсем правильными. Но он пожал плечами и передал приказ Леннокса своим двум помощникам. Колодки ушли, и механики вышли на чистую воду. Леннокс включил двигатель "Роллс-Ройс Мерлин", и "Спитфайр" вырулил на поле, чтобы через несколько секунд взлететь в ясное голубое утреннее небо.
   Неуклонно набирая высоту, Леннокс ни разу не оглянулся. Он знал, что рев его моторов предупредил Кэрью и что к этому времени командир эскадрильи лихорадочно подавал ему сигналы о посадке. Карью, конечно, пришлось бы притвориться, чтобы потом на него не пали подозрения. Он был. Свисающие с приборной доски наушники настойчиво зажужжали. Теперь Кэрью пытался подать ему сигнал по рации, но Леннокс не надел наушники в ожидании этого и теперь полностью их игнорировал.
   Леннокс выровнялся и направил нос своего "Спитфайра" в сторону Ла-Манша. Направление, которое он выбрал, должно было привести его прямо к сектору, патрулируемому фон Тельмом. Его губы сжались, когда он подумал о нацистском асе. Он знал, что его шансы выйти из дуэли живыми настолько ничтожны, что практически сводятся к нулю. На счету фон Тельма уже было более десятка британских кораблей, и в их число входили не только те, которые он сбил в сопровождении своей эскадры, но и те, которые он побеждал в единоборствах. В последнем случае он одержал победу над многими британскими асами-ветеранами. Леннокс не питал иллюзий относительно своих боевых способностей, поскольку знал, что большинство людей, павших под пулями фон Тельма, были не хуже, если не лучше, чем он сам.
   Леннокс посмотрел вперед. Вдалеке он теперь различал тонкую голубую полоску, быстро расширявшуюся, которая обозначала воды Ла-Манша. Теперь это будет ненадолго. Он попытался расслабиться против напряжения, которое накапливалось внутри него.
   По привычке он взглянул на свои инструменты. Внезапно перед его глазами промелькнуло странное мерцание. Он подумал, что это, должно быть, от напряжения, которому он их подвергал, и несколько раз быстро моргнул. Когда он снова взглянул на приборы, то ахнул от внезапного изумления, почти потеряв контроль над кораблем.
   На ободке указателя скорости стояла причудливая, фантастическая фигурка. Ростом не более шести дюймов, он был одет в маленькую красную курточку и коричневые вельветовые штаны, низ которых был засунут в крошечные черные лакированные сапоги с резиновыми подошвами на присосках. Крошечные рожки торчали по обеим сторонам его головы, а между ними, лихо сдвинутыми назад, была зеленая шляпа дерби. У него был большой красный нос и морщинистое смуглое лицо, которое в другое время могло бы иметь выражение озорной ухмылки, но сейчас оно выглядело очень застенчивым и сокрушенным.
   Внезапно к Ленноксу вернулись воспоминания об историях, которые он слышал от Бенджи и других. Он сразу понял, что именно он видел.
   "Гремлин!" - выругался он. "Боже, помоги мне - Гремлин!"
   - Угу, - робко подтвердила фигурка, стоявшая на указателе скорости, удивительно громким, басовым голосом.
   - Но... но ты просто не можешь быть! Леннокс прохрипел. "Гремлины - это просто куча сказочных вещей".
   На крошечных смуглых чертах лица на мгновение отразилось сардоническое веселье. - Ты видишь меня, не так ли? И я мог бы дать вам образец прикладной гремлинологии на вашем самолете, который не оставит в вашей голове лишнего сомнения, но на это нет времени. Для знакомства, я Гремлин Боб. Видите ли, у нас, гремлинов, нет имен, и мы как бы берем имя первого человека, увидевшего одного из нас.
   - Ага, - ошеломленно сказал Леннокс. "О да, я понял." Он облизал губы. "Ну, чего ты хочешь? Что ты вообще здесь делаешь?
   Черты пикси Гремлина Боба снова стали виселицей. "Я пришел извиниться. Я... я тот, кто это сделал.
   Леннокс недоуменно нахмурился. "Сделал что?"
   "Заклинило ваше оружие".
   "Какая!"
   "Ага."
   "Тогда ты виноват во всех неприятностях, через которые мне пришлось пройти!" Леннокс гневно рявкнул. Он резко схватил крошечную фигурку.
   Гремлин Боб проворно подскочил к циферблату высотомера и умоляюще развел руками. - А теперь подожди минутку, - взмолился он. - Я знаю, что ты чувствуешь, но позволь мне объяснить.
   "Объяснять!" Леннокс фыркнул. - Как будто это сейчас все исправит.
   "Это было так", - начал Гремлин Боб. - Ты и остальные чувствовали себя такими дерзкими в тот день после того, как отогнали бомбардировщиков, что я просто не мог устоять перед искушением немного напугать тебя. Когда появились эти "мессершмитты", я заклинил электрические пусковые соединения ваших орудий". Он умиротворяюще махнул рукой, когда Леннокс снова потянулся к нему.
   - Подожди, пока не услышишь остальное, не так ли? Помехи должны были быть только временными, пожалуйста, поверьте мне. Я собирался снова все исправить, как только ты достаточно напугаешься. Но тут случилась Фифинелла. Гремлин Боб выглядел так, словно его последнее заявление закончило объяснение.
   Но Леннокс нахмурился. "Что ж?" - спросил он.
   Гремлин Боб печально усмехнулся. - Фифинеллы - это женщины-гремлины, как вы помните, и... ну, вы знаете, как мы, гремлины, относимся к фифинеллам. Вы, пилоты, сделали нас такими. Это был персик, и я, как обычно, забыл обо всем и пошел за ней. К тому времени, как я вспомнил о тебе и о пушках, битва уже закончилась. Мне только что удалось снова их починить до того, как этот пилот опробовал их на дроме".
   - А теперь ты, как всегда, опоздал, - прорычал Леннокс. - Ты знаешь, куда я сейчас иду, не так ли?
   "Ага. Сражаться с фон Тельмом.
   - Да, и это ты во всем виноват! Ты понимаешь, что мои шансы выйти из боя живым почти равны нулю?
   Гремлин Боб опустил голову. "Ага. Но если я могу что-то сделать...
   "Делать! В настоящее время?" Леннокс скривился от отвращения. И тут его глаза загорелись. - Скажи - есть кое -что, что ты можешь сделать! Смотри сюда. Не могли бы вы попасть на корабль фон Тельма?
   Гремлин Боб просиял. "Самое простое!"
   - Хорошо, тогда вот что ты можешь сделать. Сядьте на корабль фон Тельма и усложните ему задачу. Однако не заклинивайте его пушки или что-то в этом роде, потому что я просто хочу, чтобы бой шел на более равной основе. Понять?"
   - Угу, - ответил Гремлин Боб. "Вы хотите, чтобы я сделал ему помеху, как в играх или спорте, где искусный игрок ставит себе помеху, чтобы дать равные шансы другому, не столь хорошему".
   Леннокс кивнул. "Вот и все. Только эта фора будет навязана фон Тельму, хочет он борьбы на равных или нет. И если бы я знал нацистов вообще и фон Тельма в частности, он бы не стал".
   - Я позабочусь об этом, - пообещал Гремлин Боб. Внезапно он метнулся к обзорной пластине. - О, о, вот и фон Тельм! Так долго."
   Вспыхнула яркая голубая вспышка, и когда Леннокс моргнул, чтобы погасить огоньки в глазах, Гремлина Боба уже не было. Леннокс сжал губы в тонкую, напряженную линию, в силу давней привычки опускаясь на корточки своего бойца. Внизу блестели воды Ла-Манша. И, вынырнув из облаков с пылающими орудиями, появился фон Тельм.
   Леннокс поспешно скользнул в сторону и сделал полукруг. "Мессершмитт" фон Тельма с эмблемой в виде стервятника на фюзеляже с ревом пронесся мимо, извергая пушки в пустое пространство. Но нацисту удалось ускользнуть лишь на мгновение. Нос его "мессершмитта" резко взметнулся к небу в воздушном кувырке, а когда он выровнялся, он нырнул прямо за Ленноксом.
   Леннокс отчаянно зацикливался, и не слишком быстро, потому что пули нацистов уже прожевали несколько дыр в хвостовом оперении "Спитфайра". С тех пор Леннокс превратил бой в погоню, петляя, уворачиваясь, вращаясь, используя все свои уловки, чтобы не попасть под огонь нацистских орудий. Он отчаянно гадал, сколько времени потребуется Гремлину Бобу, чтобы вывести фон Тельма из строя, ведь уже прошли минуты, и, насколько он мог видеть, искусные атаки нацистов не уменьшались.
   А потом перед глазами Леннокса промелькнуло уже знакомое мелькание. Когда он ушел, появился Гремлин Боб, цепляющийся за насест на ободе указателя скорости.
   Леннокс смотрел в нарастающем ужасе. Что-то было не так - ужасно, радикально неправильно. Гремлин Боб выглядел так, словно на него обрушился торнадо. Его маленькая безупречная одежда была в беспорядке и порвана. Его зеленая кофта исчезла, а левый глаз почернел и заплыл.
   "Беги!" Гремлин Боб ахнул. "Весь ад вырвался на свободу!"
   - Но в чем дело? - спросил Леннокс. - Почему вы не помешали фон Тельму, как предполагалось?
   Гремлин Боб сделал глубокий вдох. "Мы оба что-то упустили из виду. Видите ли, у нацистов тоже есть Гремлины. Тот, что в самолете фон Тельма, - самый противный клиент, с которым я когда-либо сталкивался. Мы, английские гремлины, питаемся использованными почтовыми марками, а нацистские гремлины пьют несвежее пиво - и, что ж, оно влияет на их характер, не говоря уже об их телосложении. Тот, что был в самолете фон Тельма, был добрых девяти дюймов в высоту, и он недвусмысленно дал мне понять, что не допустит, чтобы я тренировался на его территории".
   "Проклятие!" - в ужасе прошептал Леннокс. Без помощи Гремлина Боба все его вновь обретенные надежды потерпели крах. Он не мог просто бежать от фон Тельма, потому что ему было некуда идти. Приземлиться сейчас на английской земле после того, что произошло, означало бы военный трибунал и позор. Попытка сразиться с фон Тельмом, когда нацисты полностью овладели его властью, означала верную гибель.
   Леннокс резко дернул руль, когда полоса пылающих трассеров внезапно прорезала его лобовое стекло. В своем разочарованном смятении он забыл, что нацистский ас цепко цепляется за его хвост, и теперь фон Тельму почти удалось подползти к нему. Леннокс отчаянно откатился в сторону, и его левое крыло застучало, как град. Беглым взглядом краем глаза он увидел тянущуюся вдоль него аккуратную линию черных дыр. Он нырнул, а затем на полной мощности взял курс, параллельный береговой линии Ла-Манша. Почуяв безошибочный признак верной смерти, фон Тельм неумолимо преследовал его.
   "Мы должны что-то сделать!" Леннокс хмыкнул.
   - Угу, - ответил Гремлин Боб. "Но что?"
   Ленноксу пришла в голову внезапная идея. - Смотри, - сказал он. - Почему бы тебе не собрать банду своих друзей-гремлинов, а затем не отправиться за этим нацистским гремлином в самолете фон Тельма? Для группы из вас должно быть проще простого выгнать его. Тогда ты сможешь делать все, что захочешь".
   Гремлин Боб покачал непокрытой головой. - Боюсь, не сработает.
   "Почему бы и нет?" - нетерпеливо спросил Леннокс.
   "Вы забываете, что один нацистский гремлин подразумевает больше. Если бы я поймал банду, гремлины-нацисты тоже бы поймали одного, а с их размером у нас не было бы шансов".
   Леннокс застонал, затем закусил губу в отчаянной, ноющей мысли. Внезапно он издал торжествующий крик.
   "Я понял!"
   Гремлин Боб убрал руки с потрепанных барабанных перепонок и моргнул своим единственным здоровым глазом, глядя на Леннокса. - Что? он хотел знать.
   "Решение!" Леннокс заплакал. "Есть только одна вещь, которая может привлечь этого нацистского Гремлина с корабля фон Тельма, и это Фифинелла! Ты видишь?"
   "Конечно знаю!" - ответил Гремлин Боб. Он восхищенно ухмыльнулся. "Фифинелла справится с задачей, если ничего другого не получится". И с этими словами он исчез среди своей обычной яркой синей вспышки.
   Леннокс какое-то время несся вперед на полной скорости. Частые взгляды назад показали, что фон Тельм все еще упрямо держится за хвост "Спитфайра". Очевидно, у нациста так давно не было одиночной дуэли, что он был готов преследовать эту последнюю жертву в Kingdom Come, просто чтобы нарушить однообразие.
   Леннокс усмехнулся. Что ж, на этот раз фон Тельм собирался получить больше, чем рассчитывал.
   Когда Леннокс решил, что у Гремлина Боба было достаточно времени для выполнения своей задачи, он отдернул ручку, отправив "Спитфайр" в широкую внутреннюю петлю. Мимо пронесся "Мессершмитт" фон Тельма, а затем, сообразив, что произошло, нацист резко вильнул и развернулся.
   Леннокс выровнялся как раз в тот момент, когда фон Тельм выпрямился. На мгновение корма "мессершмитта" оказалась в его прицеле, и Леннокс инстинктивно нажал кнопку стрельбы на ручке. Его орудия гремели пылающими трассерами, и его рот расплылся в широкой ухмылке, когда он увидел полосу черных точек, ползущих по хвосту "мессершмитта" и отгрызающих куски руля направления.
   Тугой комок напряжения в желудке Леннокса исчез, и его глаза засветились уверенностью и надеждой. Теперь все выровнялось. Наконец-то фон Тельм встретился в воздушной дуэли.
   Долгие месяцы спустя жители побережья Ла-Манша говорили о той битве в небе. Это была незабываемая демонстрация хитрости и мастерства. Снова и снова "Мессершмитт" совершал какой-нибудь замысловатый маневр, призванный поймать "Спитфайр" в ловушку, но "Спитфайр" всегда уворачивался, нанося удары орудиями в какую-нибудь новую часть противника. "Спитфайр" был подобен собаке, подстрекающей разъяренного быка, ставшей неуклюжей в ярости. Оно томилось, волновалось у "Мессершмитта", пока фашистский корабль не был буквально продырявлен. И тогда, как будто не в силах больше выносить ряд ловких, проворных уловок и укусов, которым его подвергали, "мессершмитт" вдруг вырвался из боя и с ревом устремился в Ла-Манш.
   Но "Спитфайр" не позволил бы битве закончиться таким образом. Он преследовал "мессершмитт", пока тот не закружился в слепой, отчаянной ярости. И дуэль внезапно закончилась. Ибо, когда "мессершмитт" сделал крутой поворот, "спитфайр" развернулся ему навстречу, его пушки простреляли от корпуса двигателя до хвостового оперения.
   На мгновение "мессершмитт" замер в небе, как будто не в силах поверить в обрушившийся на него рок. Затем, с клубами черного дыма из поврежденного двигателя, он накренился и упал, крутясь и поворачиваясь, в Ла-Манш.
   Фон Тельм, гроза северного английского неба, исчез навсегда.
   * * * *
   Только через месяц Леннокс снова увидел Гремлина Боба. Леннокс - теперь уже лейтенант Роберт Леннокс и командир звена 15-го полка - возвращался с особого секретного совещания в Генеральном штабе. Был вечер, и заходящее солнце протянуло вдоль горизонта длинные полосы красного и золотого цветов.
   Леннокс моргнул от внезапной вспышки перед глазами. А еще был Гремлин Боб, восседавший на ободе указателя скорости.
   "Привет!" Гремлин Боб поздоровался.
   "Ты!" - воскликнул Леннокс. "Где ты был все это время?"
   Гремлин Боб хитро ухмыльнулся. На нем было новое зеленое дерби, и его наряд из маленького красного жакета и вельветовых брюк снова был безупречен.
   "Я был занят созданием семьи, - ответил он. "У меня самый лучший урожай маленьких Виджетов и Флипперти-Гиббетов, который вы когда-либо видели. Когда-нибудь я их привезу".
   - Сделай это, - поддержал Леннокс с улыбкой. "Я буду рад познакомиться с ними. Но, скажите, я хочу поблагодарить вас за ту услугу, которую вы мне оказали. Все получилось красиво. Я связался с фон Тельмом, и единственные запросы, которые комиссия сделала позже, касались того, как я это сделал. Вы только посмотрите на медали!"
   Гремлин Боб посмотрел. Затем его личико скривилось в гримасе недоумения. "Услуга? Спасибо мне? О чем ты говоришь?
   "Почему вы, конечно, помните, как вы пошли за "Фифинеллой", чтобы вытащить этого нацистского гремлина из самолета фон Тельма?"
   - Фифинелла? Гремлин Боб ухмыльнулся, вспоминая. "Какая она была милая маленькая штучка! Она моя жена, знаете ли. Но насчет фон Тельма...
   Черты лица Гремлина Боба исказились в тревоге, а затем он поднял зеленую кофту и застенчиво почесал лысину.
   "Ну, что ты знаешь!" он сказал. "Я начисто забыл об этом!"
   - Забыл о чем? - спросил Леннокс.
   - Насчет фон Тельма, - ответил Гремлин Боб с печальным выражением на смуглом пикси-лице.
   "Какая!" - задохнулся Леннокс.
   "Ага. Вы знаете, как мы, Гремлины, относимся к Фифинеллам. Ну, тот номер, который я хотел использовать на нацистском Гремлине, был таким шикарным маленьким числом, что я просто забыл обо всем и сам погнался за ней!
   ЕСЛИ ТЫ ВЕРИШЬ
   Первоначально опубликовано в журнале "Фантастические приключения" , июль 1943 года.
   На поле дрома великий Ланкастер и бомбардировщики Б-17 разминались, готовясь к налету. Повсюду толпились механики и операторы, проводившие последние проверки бомбардировщиков и вывозившие на позиции сопровождающие их истребители P-38 Lightning, Hawker Hurricanes и Spitfire. Санитары сновали с последними инструкциями. Летчики, стрелки, штурманы, бомбардиры и радисты ждали в казармах, натягивая каски, поправляя парашютные ранцы.
   В центре внимания был крупный светловолосый стрелок, на счету которого было более двух десятков нацистских самолетов.
   - Вы когда-нибудь слышали об Авиаре? он спросил.
   - Авиара? - повторили несколько его слушателей.
   "Что такое Авиара?" - подсказал один из юношей.
   Артиллерист говорил глазами, устремленными вдаль, как будто каждое слово там что-то строило.
   "Авиара - это рай для воздушных истребителей. Это место, куда отправляются все хорошие летчики.
   Никто из слушателей не сказал ни слова. В казарме было очень тихо.
   "Почему не должно быть такого места?" - спросил наводчик, словно защищая концепцию. Его голос убедительно повысился. "Смотреть. У гражданских есть свой рай, но вам никогда не приходило в голову, что он едва ли подходит для нужд нас, летчиков, после войны? У бойцов всегда был свой особый рай. У греческих воинов древности были свои Острова Блаженных. У викингов была своя Валгалла. У мавров, почти завоевавших Европу в Средние века, были свои райские сады. Даже сегодняшние японцы с радостью умирают в бою, веря, что попадут прямо в свой собственный рай. Так почему бы нам не иметь свое?"
   Никто в группе ничего не сказал сразу. Как и стрелок, они смотрели вдаль, словно наблюдая за открытием чего-то там.
   - Каково это - это место? - нерешительно спросил кто-то.
   - Точно не могу сказать. Реакция наводчика была медленной и задумчивой. "Но это место, где небо всегда чистое и яркое, а видимость хорошая даже на больших высотах. Ветер всегда дует с правильного направления, и нет никаких надоедливых воздушных потоков или ударов. Это место, где летчики могут летать так свободно, как им заблагорассудится, без медных шляп, которые говорят им, что и как они должны делать, не беспокоясь о том, что какой-нибудь гунн прыгнет им на хвост или нырнет на них. от солнца. Конечно, у них будут крылья. Но, - быстро добавил он, - не будет никаких этих арф и ореолов. И... - Стрелок вдруг замолчал, с подозрением глядя на слушателей.
   Но они не смеялись и не разговаривали. Они были очень неподвижны, глядя куда-то далеко.
   Наводчик испытал чувство мистического чуда. Это было как если бы он на мгновение был наделен силой бога и дал жизнь новому творению, чтобы стоять сейчас, одновременно восхищенный и смущенный результатом своего рукотворного труда. Он внезапно понял, что эти доверчивые подростки поверили. Каждый из них верил.
   И почему бы нет? он думал. Он вдруг понял, что сам все это время верил. На самом деле он не собирался их обманывать. Он просто хотел срочно сказать кому-нибудь...
   * * * *
   Авиара! Волшебное слово распространилось вдоль и поперек Англии. Он побывал во всех других местах, где можно было найти летчиков союзников, - в Африке, на Соломоновых островах, на Аляске, на Филиппинах, на Гавайях и даже на авианосцах далеко в море.
   Война была той, в которой безраздельно властвовал самолет. Сражения были выиграны или проиграны в зависимости от количества и качества самолетов в каждом бою. Но это были не единственные важные факторы. Моральный дух был другим и во многих отношениях более важным. Легенда об Авиаре поразительно дополнила это последнее, и хотя это, вероятно, никогда не будет полностью приписано быстрым и решительным успехам союзников, тем не менее, оно сыграло важную роль.
   Легенды и мифы возникают из-за попыток человека объяснить необъяснимое. Но чаще всего они восполняют реальную духовную потребность. Они могут сделать тайны этого мира естественными и понятными, и они могут снять завесу великого неизвестного, которая лежит за его пределами. Таким образом, если вы верите, смерть становится чем-то незначительным, и ее следует бояться не больше, чем погружения в глубокий сон, в котором сновидения наверняка будут приятными.
   Именно это утешение испытал Рэнд Хауэлл, когда однажды ночью летел на своем Р-38 глубоко над нацистской Германией. Он был частью крошечного бомбардировочного флота, в который входили три B-17 и два "Харрикейна". Их миссия была ничем иным, как самоубийственным полетом, но Рэнд Хауэлл не особенно беспокоился. Как и почти все другие летчики, он твердо верил в легенду об Авиаре и черпал из этой веры мужество и силу. Смерть не таит в себе ужасов, если ты веришь.
   На основании информации, собранной за долгие месяцы, лондонская воздушная разведка пришла к выводу, что в Кляйндорфе, маленьком немецком городке, находится долгожданный центр снабжения боеприпасами. Кляйндорф соединялся с железнодорожной линией, и наблюдательные полеты сообщили о том, что линия интенсивно активна в этом районе.
   Фотографии, сделанные на больших высотах и сравненные с более ранними фотографиями из архива, показали, что некоторые части города скрыты чем-то, что могло быть не чем иным, как камуфляжем. Кроме того, было обнаружено, что вокруг города особенно сосредоточены зенитные батареи.
   Бомбардировочное командование считало, что у него достаточно оснований для действий, и поэтому для рейда на Кляйндорф были приглашены добровольцы. Рейд мог оказаться безвозвратным, поскольку, если бы город действительно был предполагаемым центром снабжения боеприпасами, нацисты хорошо вооружили бы его и хорошо защитили и предприняли бы все отчаянные попытки не допустить его уничтожения. Но жертва нескольких человек стоила бы того, так как разрушение центра сократило бы войну на много месяцев.
   Рэнд Хауэлл ясно помнил свои инструкции. Он должен был любой ценой защитить сопровождаемый им бомбардировщик от перехвата вражеского самолета, пока тот не сбросит свой груз бомб. После этого он был один и мог вернуться в Англию, если был еще жив и способен.
   Это была прекрасная ночь для миссии. Бюро погоды специально обозначило его. Было очень темно, потому что луна и звезды были скрыты за огромными массами низких облаков. Бомбардировщики и истребители летали высоко над ними, лишь изредка мельком виднелась земля внизу.
   Ранд взглянул на свои инструменты. Это было бы ненадолго. Он заметил трещину в облачном дне впереди и глянул вниз, когда проходил мимо нее. Внизу тускло мерцали огни города. Он снова посмотрел на свои инструменты и решил, что это Миттельдорф. Кляйндорф находился менее чем в дюжине миль, и при той скорости, с которой они летели, они доберутся до него за считанные секунды.
   Затем произошло полуожидаемое. Наушники Рэнда затрещали от неожиданного звука.
   - Вставай и дерзай, старина. Впереди вражеский самолет".
   И теперь Ранд увидел их. Приближалась вражеская эскадрилья, одну за другой тушая звезды, их выхлопы пылали красным. Мгновение спустя на земле внизу зажглись прожекторы. Фашисты перешли к обороне.
   В унисон с двумя другими истребителями Рэнд отправил свой корабль на крутой набор высоты. Затем они нырнули в резком пикировании на приближающиеся фашистские корабли, которые теперь стали различимы как "мессершмитты". Они намеревались разбить вражеский строй, чтобы у артиллеристов бомбардировщиков была возможность помочь отразить атаку.
   Лицо Рэнда стало мрачным, упрямым. Смерть была неизбежна, но ему просто нужно было отложить ее на некоторое время - по крайней мере, достаточно долго, чтобы бомбардировщики выполнили свою задачу.
   И тогда Мессершмитты были ниже его. Он нацелился на одного из лидеров и автоматически нажал кнопку стрельбы на ручке управления. Из его орудий вылетели пылающие трассеры. Он ощутил холодное ликование, когда увидел, что корабль, по которому он выстрелил, опустил нос и рухнул на землю. Затем его внимание переключилось на другие "мессершмитты" дальше в строю.
   Он выстрелил еще раз, но не мог видеть, подействовали ли его снаряды, потому что теперь стреляли и гитлеровцы. Он резко дернул руль, сделал вираж и быстро развернулся.
   Ранд оказался почти в хвосте "мессершмитта". Он быстро маневрировал и прицеливался. Но как раз в этот момент по бомбардировщикам начали вести огонь зенитные батареи на земле. Его глаза ослепляли разрывы снарядов. Следующее, что он помнил, это то, что на него неслись два нацистских корабля, один спереди и один сбоку, и языки пылающих трассеров лизали его кабину.
   Значит, это случилось в момент смертельной опасности. Хладнокровный истребительский разум Рэнда молниеносно искал выход из ловушки. Но прежде чем он успел что-то предпринять, его Р-38 сотрясла внезапная странная вибрация. Что-то вроде электрического тока пробежало по его телу. Он покалывал вдоль его нервов и вызывал боль в зубах. Затем мир вокруг него, казалось, взорвался тихой вспышкой света.
   Ночное небо и нацистские самолеты исчезли. Рэнд обнаружил, что мчится сквозь солнечный свет и белые облака. Сбитый с толку, ошеломленный, он быстро огляделся. Небо было голубым, мягким, невероятно голубым. Мессершмиттов, Б-17 и Харрикейнов не было видно. Если не считать облаков, он был один.
   Рэнд был ошеломлен и ничего не понимал. Он не мог понять, что произошло. В один момент была ночь, и он был в эпицентре ожесточенной битвы. На следующий день наступил день, и битва, и тьма исчезли.
   Мысли крутились хаотично, Ранд накренился и посмотрел на землю под собой. Он не нашел никаких следов городов, дорог или железнодорожных путей или каких-либо других признаков цивилизованной, густонаселенной части страны. Ничего не было видно, кроме лесов, холмов и широких лугов. Сбоку лежала серебряная нить небольшой речки, а вдали возвышалась гряда гор.
   Рэнд опустил свой P-38 ближе к земле и снизил скорость. Он медленно путешествовал, оглядываясь вокруг озадаченными, изумленными глазами. Пока он искал, прошли долгие минуты, но он не нашел ничего, что подсказывало бы ему, где он находится, и его вращающийся ум не дал ни малейшего намека на разгадку тайны.
   Его глаза сузились от внезапной леденящей мысли. Что с ним будет здесь, в этом странном мире? Его топлива не хватит на вечность, и рано или поздно ему придется приземлиться. Где он найдет пищу и кров или, что важнее всего, других людей, которые могли бы ему помочь? Ему было интересно, есть ли здесь люди.
   А затем что-то белое и угловатое выпрыгнуло наружу, ярко контрастируя с зеленью и золотом растительности внизу. С губ Рэнда сорвался радостный возглас. Это был дом!
   Ранд кружил, жадно вглядываясь в него. Он пересмотрел результаты своего первого открытия. Это был дом, правда, но крошечный - коттедж. И что-то в этом пробудило воспоминания, от которых у Рэнда перехватило горло.
   Внезапно в дверях маленького жилища появилась стройная фигура и остановилась, глядя вверх, подняв одну руку, чтобы прикрыть глаза. Рэнд уставился. Если он сильно не ошибся, это была девочка. Он почувствовал теплую волну облегчения. В конце концов, здесь были люди, и они тоже были цивилизованными, судя по дому. Теперь он сможет узнать, где находится, и, если это еще возможно, вернуться, чтобы помочь своим товарищам в их миссии.
   Рэнд искал место, где он мог бы посадить свой Р-38. Неподалеку от дома было небольшое поле, и он приземлился на него. Затем с жадностью вылез из кабины и спрыгнул на землю.
   Он напрягся от звука бьющихся крыльев. Это была птица? Он поднял взгляд и ахнул от шока и недоверия. Девушка - нет, девушка - плыла к нему по воздуху на вибрирующих белых крыльях! Он смотрел в ошеломленном восхищении, как она приблизилась и, наконец, опустилась на землю в нескольких ярдах от него.
   Рэнд почувствовал себя потрясенным и онемевшим. В какое место он попал? Что это может быть за место, где все летают на больших сияющих крыльях? На мгновение ему показалось, что у него есть ответ, но он почти сразу отверг его. Нет, это просто не могла быть Авиара, потому что он знал, что еще жив. Эти фашистские снаряды не успели долететь до его кабины, и на нем не осталось ни следа.
   Тогда где он был? Кем была эта девушка?
   Он вдруг осознал ее. Его восприятие сузилось на ней, а затем отпрянуло в ошеломленном удивлении, как свет, падающий на отражающую поверхность.
   "Мэдж!" - выдохнул он. Имя девушки еще в Штатах, с которой он был помолвлен, пришло невольно. Но через мгновение он понял, что совершил ошибку. Это была не Мэдж. Было, конечно, поразительное сходство, но не более того. Эта девушка была пронзительно хороша, тогда как Мэдж была хороша лишь в спокойной, любезной манере.
   По сути, она была Мэдж, но она воплощала в себе дюжину странных маленьких улучшений, которые он давно хотел, чтобы Мэдж имела.
   Волосы у нее были светлые, как и у Мэдж, но они были такими, какими он всегда хотел их видеть - теплым золотом, а не бледно-пепельным, как у Мэдж. Все остальное в ней было таким же. Ее брови были темными, что резко контрастировало с ее волосами, а глаза были прозрачно-серого цвета. Ее нос был короче, губы полны и богаты. Ее тело, облаченное в короткую белую юбку, стянутую вокруг талии серебряным шнуром, было более крепким, гибким и крепким. По крайней мере, в его глазах она была идеальной женщиной.
   Внезапно он понял, что никогда по-настоящему не любил Мэдж. Он думал, что да, но это было только потому, что она была так близка к тому, чтобы быть его идеалом. Теперь он знал, что ни один мужчина, неудовлетворенный женщиной по ряду мелочей, никогда не сможет по-настоящему полюбить ее. Да, могут быть понимание и товарищеские отношения, но ни одно из захватывающих удовольствий и удовлетворения, которые приходят от осознания того, что она - воплощение его совершенства.
   Туман мыслей рассеялся перед глазами Ранда. Девушка перед ним снова прыгнула в ясность. Он увидел, что она улыбается застенчиво, полуозадаченно. А потом она заговорила.
   - Привет, Ранд, - сказала она, и голос ее был сладок и мягок. "Добро пожаловать в Авиару".
   Путаница в разуме Ранда несколько улеглась. Но теперь, как ветер, шевелящий листья, которые уже почти остановились, ее слова снова заставили его мысли закружиться.
   Тогда это было правдой! Он был в Авиаре! Но... но это было как-то не так. Он не умер. Он знал, что теперь не умер.
   И его имя. Она ждала его!
   Крылатый идеал Рэнда протягивал идеальную округлую руку.
   "Приезжайте", - пригласила она. "Позвольте мне показать вам то, что было приготовлено к вашему приезду".
   Машинально Ранд шагнул вперед, чтобы взять протянутую ему маленькую руку. Он видел, как она остановилась внутри него, но разочарование охватило его, поскольку он не чувствовал контакта или веса. Это было странно неосязаемо - нереально, как если бы она была видением, которое он мог видеть и слышать, но не мог коснуться.
   Он видел, как потемнели ее серые глаза, словно от того же разочарования, что и он сам. Но ее красные губы раскрылись в улыбке.
   "У тебя нет крыльев, - сказала она, - и поэтому нам придется идти пешком. Но это недалеко".
   - У меня должны быть... крылья? - нерешительно спросил Ранд.
   Девушка посмотрела на него, ее глаза были торжественными и все еще темными. - Обычное дело, - ответила она. Внезапно прозрачная серость ее взгляда вернулась. - Но, возможно, произошли изменения. Да, так и должно быть.
   "Перемена? Вы имеете в виду, что условия здесь не совсем постоянны?
   "Да. Видите ли, Авиара все еще очень новая, и с постоянным добавлением тех, кто верит, происходит много изменений. У каждого свое представление о том, как все должно быть, и этим нужно удовлетворять. Но стабильность придет в конце концов".
   Ранд жадно ухватился за толику надежды, которую подарила девушка. Перемена - она должна была быть. Ему так отчаянно хотелось верить. Но он снова взглянул на маленькую руку, столь нематериально лежащую в его руке, и с горечью понял, что это не ответ.
   У него было непреодолимое чувство странности, нереальности, как будто он жил во сне. Он чувствовал, что в любой момент может проснуться и оказаться на своей койке в бараке. Но было вопиющее несоответствие. Он взлетел на своем Р-38. Он сопровождал бомбардировщики вглубь Германии . Их атаковала перехватывающая эскадрилья "мессершмиттов". Эта часть не могла быть сном.
   Может быть, подумал он умозрительно, в него попал случайный осколок металла, и все это происходило в его бессознательном, примерно так же, как в уме утопающего проносятся события прошлой жизни. Но вибрация, короткая боль, вспышка света - других ощущений, кроме этих, он не помнил. И трава, твердая и хрустящая под его ногами, теплый и ароматный ветерок, обдувавший его лицо и руки, - все это было очень реальным. Он понял, что именно неосязаемость его прекрасной спутницы беспокоила его.
   Ранд взглянул на девушку. Она бесшумно скользила рядом с ним, ее изящные ноги двигались с легкой грацией. Ее блестящие крылья были плотно сложены на спине короткой юбочки, а маленькое личико было задумчивым.
   "Как тебя зовут?" - резко спросил он.
   Девушка повернулась, чтобы посмотреть на него, ее серые глаза расширились от удивления. - Ну, Мэдж, конечно, - ответила она.
   - Но ты не Мэдж! Ранд невольно взорвался. В следующее мгновение он пожалел, что не ударил себя вместо того, чтобы произнести эти слова.
   Девушка резко остановилась, черты ее были поражены и обижены. - Но... но это то, что мне сказали. Если вы хотите иначе, это можно устроить.
   "Нет!" - быстро сказал Ранд. "Пожалуйста, поймите меня правильно. Видишь ли, я знаю девушку по имени Мэдж, но ты настолько отличаешься от нее, что я ожидал, что у тебя тоже будет совсем другое имя. Я не хочу, чтобы вы чувствовали, что я отрицаю, что вы тот человек, за которого себя выдаете".
   "Я понимаю. Но когда мне сказали, что я Мэдж, то подумали, что это именно то, чего вы хотели.
   "Сказал? Кто сказал тебе?"
   Ее золотая голова неопределенно покачивалась. - Мне просто... сказали. Рэнд решил не развивать этот вопрос дальше. Он знал, что она была глубоко задета его легкомыслием, и у него было болезненное чувство раскаяния. Он отчаянно хотел загладить свою вину.
   - Смотрите, - начал он. "Мне очень жаль, что заставил вас чувствовать себя плохо из-за этого. Я буду очень рад называть вас Мэдж, если вам сказали, что это ваше имя.
   Девушка слабо улыбнулась. - Но не будет ли это противоречить твоим воспоминаниям... об этой другой Мэдж?
   "Почему нет-"
   Он был немного удивлен, обнаружив, что признание было правдой. Память о Мэдж, с которой он был помолвлен, померкла почти за два года войны, и эта новая, другая Мэдж затмила ее тенью.
   - Значит, ты ее не любишь? - спросила девушка наполовину нетерпеливо, наполовину застенчиво.
   Ранд покачал головой. - Нет, не в том смысле, в каком ты, вероятно, имеешь в виду. Видите ли, я вырос с ней, и она была другом и сестрой в одном лице. Трудно расставаться с друзьями, которых знаешь большую часть своей жизни, и поэтому я принял это нежелание за любовь. Мы обручились, но с тех пор я понял, что не люблю ее так, как мужчина должен любить девушку, на которой собирается жениться. Я имел в виду другую девушку. Кто-то... кто-то вроде тебя.
   Это последнее заставило его внезапно поторопиться. У него было мгновенное чувство замешательства. Он бросил быстрый взгляд на девушку и был поражен, увидев ее лицо, охваченное розовым сиянием.
   Они шли молча. Впервые Рэнд осознал свое окружение. С воздуха это место казалось дикой местностью, но теперь он увидел, что в нем есть определенный порядок и расположение, как в огромном и чудесном парке. И если не считать его размера и отсутствия различных бельмов на глазу цивилизации, он мало чем отличался от многих других парков, которые он знал. Деревья, цветы и кустарники были ему давно знакомы, как и птицы, пчелы и бабочки. Были и белки, смелые, дерзкие маленькие существа, которые смотрели на него блестящими черными глазами.
   Великий мир и покой, казалось, исходили от этого места. Ранд ощутил это как успокаивающее теплое одеяло. Но в нем не было ответного настроения. Он не мог избавиться от ощущения, что он чужой.
   Они обогнули группу деревьев, и Ранд вдруг обнаружил, что смотрит на коттедж неподалеку. Еще раз вид этого заставил его поймать к горлу. Это был именно тот коттедж, который он давно мечтал разделить с девушкой, на которой он собирался жениться. И все было именно так, как он мысленно планировал. Каждая линия и деталь были на месте, от зеленых ставней на окнах до каменной дорожки, ведущей к двери.
   Глядя на коттедж, у Ранда что-то заныло. Оно как будто говорило с ним, говоря ему тихим тихим голосом, что нужно только его прикосновение, чтобы сделать его совершенным. Это было так ново и как-то так незавершенно. Он мог видеть дюжину странных мелочей, которые нужно было сделать.
   Девушка рядом с ним вдруг заговорила.
   "Вам это нравится?" - спросила она, наблюдая за его лицом.
   "Нравится? Почему, это идеально! Это как раз тот дом, о котором я всегда мечтала когда-нибудь. И для этого нужны именно те вещи, которые я всегда хотел сделать в собственном доме". Рэнд жадно указал. "Смотрите, я мог бы посадить живую изгородь вокруг фасада, кусты там и цветы там. И я мог бы посадить плющ вокруг окон и дверей, и... - Он резко замолчал, и его рука безразлично опустилась на бок. Он чувствовал себя глупо и бесполезно. Неизбывное чувство, что он здесь не свой, поднялось над ним, чтобы насмехаться.
   Он безнадежно посмотрел на девушку, и ее глаза грустно упали перед его глазами. Между ними тоже не хватало чего-то жизненно важного.
   - Пойдем, - сказала она. "Позвольте нам войти".
   Протест сорвался с его губ. Какая польза от этого? Это было не для него. И все же он следовал за изящной фигурой девушки, когда она шла по каменной дорожке. Какое-то очарование, казалось, влекло его против его воли.
   Внутри было то же самое. Его мысленное планирование не зашло так далеко, как внутреннее убранство, но обстановка была такой, какой он выбрал бы сам. И снова он находил признаки незавершенности, как будто вещи в доме тоже ждали его прикосновения. Мебель не была расставлена, картины еще не развешаны. Он потянулся, чтобы поставить стул на место, но его пальцы прошли сквозь подлокотник, как будто это была не что иное, как тень. Он сокрушенно пожал плечами и пошел дальше.
   Одна из комнат была отведена под каморку, и здесь он нашел трубки, тапочки и свою любимую марку табака. Стены были увешаны книгами на его любимые темы. Другая комната была оборудована под мастерскую. Здесь были инструменты и материалы для всего, что любит делать мужчина. Пальцы Ранда жаждали прикоснуться к ним, но он не осмелился. Они были не для него.
   Ранду не хотелось смотреть дальше. Тяжело он вел путь наружу. У него было такое глубокое чувство уныния, что оно было равносильно горю.
   Ранд снял шлем и стоял, тупо глядя на камни тропы. Он поднял глаза, когда девушка подошла и встала рядом с ним.
   "Что случилось?" - мягко спросила она. "Ты не счастлив. Тебе не нравится Авиара?
   - Конечно, знаю, - быстро ответил он. "Я думаю, что это прекрасное место. Но разве ты не видишь? Мне здесь не место".
   Темные брови девушки сдвинулись в недоумении.
   "Но если вы верите, вы должны принадлежать". Внезапно ее рука поползла к ее белой шее. - Неужели это... что ты не веришь?
   - Да, всегда. Вы не понимаете. Просто я еще не должен быть здесь. Я не... то есть я еще не умер.
   "Ой!" Звук был похож на стон. Ее золотая голова наклонилась так, что ее лицо было скрыто от него.
   Ранд почувствовал острое желание обнять ее или хотя бы прикоснуться к ней. Но он знал, что этого не может быть. Он с несчастным видом посмотрел на шлем, который крутил в руках.
   Наконец он взглянул вверх.
   - Мэдж, что мне делать? Я не могу оставаться здесь. Я должен вернуться. Этот мир для меня нереален, а я нужен в своем".
   Внезапно девушка подняла руку, ее золотая голова повернулась набок, словно прислушиваясь.
   - Тебя услышали, Ранд, - объяснила она. "Ждать."
   Он смотрел на нее с удивлением. А затем он огляделся, пораженный внезапным осознанием перемены в его окружении. Музыка птиц и пчел исчезла. Ветер больше не дул ему в лицо и руки, наполняя ноздри ароматом. Солнечный свет был тусклым, его сияние было таким бледным, как будто сквозь туман. Даже очертания девушки стали нечеткими.
   Ранд почувствовал, что между ним и Авиарой упала завеса. Его прежнее чувство нереальности стремительно нахлынуло на него. Испуганный и непонимающий, он стоял там. Он как будто был изолирован в пустоте. Однажды ему показалось, что он услышал взрыв великолепной музыки издалека, но он пронесся слишком быстро, чтобы быть в этом уверенным.
   Девушка стояла неподвижно, прислушиваясь к чему-то, чего Ранд не мог расслышать. Ее серые глаза были очень широко раскрыты, ее маленькое лицо было сосредоточено. А потом ее руки поползли к щекам, а лицо медленно склонилось к груди.
   Звуки вернулись к ушам Ранда, но странная неопределенность окружающего мира осталась. Затем девушка посмотрела на него, ее глаза наполнились слезами.
   - Мэдж, что это? - спросил он с растерянным беспокойством. "Что случилось?"
   - Со мной разговаривали, - глухо ответила она. - Ты можешь вернуться, Ранд.
   "Я понимаю." Его взгляд снова упал на шлем в его руках. Сознание того, что он может вернуться, не вызвало в нем ответной волны радости. Ему очень не хотелось возвращаться, но он ничего не мог сделать. Авиара была еще не для него, и у него еще был долг, который нужно было выполнить. Миссия не была завершена, и его товарищи, несомненно, очень нуждались в нем.
   - Произошла ошибка, как вы, должно быть, поняли, - продолжила девушка. - Было заранее известно, что ты погибнешь во время бомбардировки. Был заранее известен и точный путь твоей гибели, и сам момент - как раз в тот момент, когда два вражеских самолета сошлись на тебе. Но тебя привели сюда слишком рано.
   - Теперь ты должен вернуться. Эти слова "война, враг и смерть" не должны использоваться в Авиаре, и мне сказали, что ваше присутствие здесь, живое, уже вызвало серьезные беспорядки.
   Ранд колебался, поворачиваясь. Было кое-что, что он очень хотел сказать.
   - Мэдж, - начал он запинаясь, - я... я надеюсь, что вы не слишком обидитесь из-за этого. Мы были созданы друг для друга, и я не хочу, чтобы вы чувствовали, что это тоже было ошибкой. Пожалуйста, поверь мне, дорогая, я люблю тебя.
   - И я люблю тебя, - прошептала она. - Так и должно было быть, Ранд.
   Инстинктивно, с тоской он потянулся к ней. Но он вспомнил и позволил рукам безвольно опуститься по бокам. - Я вернусь, Мэдж, - неожиданно заявил он. "Там точно смерть. У меня нет шансов благополучно вырваться.
   Девушка печально покачала головой. - Маловероятно, что ты вернешься.
   - Почему? Что ты имеешь в виду? Разве мне не разрешат вернуться сюда?
   "Авиара всегда будет рядом с теми, кто верит, Ранд".
   - Но, Мэдж, тогда почему...
   "Я объясню, что мне сказали. Видите ли, для большинства мужчин в любой момент войны всегда существует более чем одна вероятность смерти. Но для некоторых в определенное время есть один - и только один. Если они избегут этого, они не будут в дальнейшей опасности до следующего раза.
   "Ваша миссия для вас была одним из таких случаев. Для вас был виден только один путь гибели - от двух вражеских самолетов. Когда вы вернетесь сейчас, вы будете предупреждены и вооружены - и вы убежите. Таким образом, вы больше не будете в опасности от ваших врагов, до следующего раза, конечно. Но, Рэнд, предвидится, что твоя миссия будет означать ускорение окончания войны. Это будет успешно, и поэтому для вас не будет следующего раза".
   Ранд ошеломленно уставился на нее. Он не знал, расстраиваться ему или радоваться. Во-первых, миссия будет успешной. Война закончилась бы раньше. Но это означало и то, что возвращение в Авиару было для него практически закрыто. Его осенила внезапная идея.
   - Мэдж, я знаю, что могу!
   Золотая голова медленно и грустно кивнула. - Я знаю, о чем ты думаешь, Ранд. Она не будет работать. Простое самоубийство вам ничего не даст. Помните - Авиара здесь только для тех, кто верит. Но что более важно, он здесь - только для тех, кто погиб при исполнении служебных обязанностей".
   Рэнд чувствовал себя расстроенным, пойманным в ловушку. - Но, Мэдж, что же я могу сделать в таком случае?
   Стройные плечи девушки безнадежно пожали плечами. Она закусила губу, но слезы медленно потекли из ее глаз.
   - Смотрите, - упрямо продолжал Ранд. - Ты и Авиара всегда будете здесь - пока я верю?
   - Да, Ранд.
   "Тогда предположим, что после войны я получил работу пассажирского или грузового пилота. Предположим, я погиб при исполнении служебных обязанностей. Смогу ли я вернуться сюда?"
   - Да, Ранд, - снова ответила она.
   - Тогда я сделаю это, дорогая. И ты подождешь, не так ли? Несколько лет больше или меньше в Авиаре не имеют большого значения".
   "Я буду ждать." Внезапно ее взгляд опустился. - Но предположим, что вы не можете найти такую работу, Ранд. Предположим, вместо этого вы станете бизнесменом. В твой мир годы приносят забвение, Рэнд. Память об Авиаре и обо мне померкнет, как уже померкла в тебе память о другой Мэдж. А что, если ты постепенно поверил в деловой рай?
   "Этого не будет!" - запротестовал он. "Я не позволю этому случиться". Внезапно он замолчал, оглядываясь вокруг. Мир, уже тусклый и серый, начал темнеть. Далекие перспективы исчезали за приливом ночи. Ближайшие объекты становились призрачными и расплывчатыми. Деревья колыхались, как столбы дыма на ветру, а фигура Мэдж была лишь бледным пятном перед его глазами. Ее голос донесся до него как бы издалека.
   "Рэнд... дорогой... до свидания..."
   И тут Рэнд увидел перед собой свой Р-38. Его уши были наполнены шумом и грохотом, похожим на гром. Вокруг него клубились густые черные облака. Ни Мэдж, ни коттеджа больше не было видно.
   Он натянул шлем и прыгнул в кабину. Он включил зажигание, затем дернул дроссельную заслонку. Двигатели заревели, и пропеллер начал вращаться. В очередной раз грянул гром. Поднялся стремительный ветер и начал проноситься мимо самолета. Рэнд почувствовал, как его P-38 двигается, катится, а затем поднимается.
   Снова послышался раскат грома над порывами ветра. И снова Рэнд почувствовал, как вибрация сотрясает P-38. Снова что-то похожее на электрический ток пробежало по его телу. И вдруг последний остаток Авиары исчез. Он вернулся в бой, и мир был наполнен пронзительными прожекторами и разрывами зенитных снарядов, а гул авиационных двигателей дико смешивался с грохотом пулеметов. На него неслись два нацистских "мессершмитта", один спереди и один сбоку, и языки пылающих трассеров лизали его кабину.
   Ранд мгновенно осознал ситуацию. И теперь он знал, что делать. Он поскользнулся набок, и пули пробили безобидные дыры в его крыле. Затем он быстро развернулся и оказался под брюхом "мессершмитта", чей хвост раньше привлекал его. Он дал короткую очередь, и фашистский корабль пьяно накренился и пошел вниз.
   Продолжая свою кривую, Рэнд соскользнул в тугую внутреннюю петлю. Выходя из нее, он прямо в прицел поймал одного из двух нападавших. Он выстрелил на автомате, и из двигателя "мессершмитта" внезапно вырвалось пламя. Другой мстительно прыгнул на него, но прежде чем он успел что-либо предпринять, в него впились сходящиеся линии трассеров, и мгновение спустя перед его глазами пронесся "Ураган". Нацистский корабль, изрешеченный жизненной силой, начал извиваться и поворачиваться, разбиваясь о землю далеко внизу.
   Ранд огляделся в поисках другого "Харрикейна", но его уже не было. Он решил, что его, должно быть, задели зенитный огонь или пулеметные пули. Однако тот, который пришел ему на помощь, несся обратно к сильно осажденным бомбардировщикам, и Рэнд последовал за ним.
   Как раз в этот момент фашистский зенитный огонь нанес прямое попадание в один из бомбардировщиков. Его смертоносный груз взорвался с ужасающей силой, разбрасывая осколки металла по небу. Рэнд был ослеплен и оглушен, и он потерял управление своим Р-38 из-за ужасной контузии. Мрачно, он вернул самолет на ровный киль. Затем, когда зрение вернулось к его глазам, он огляделся.
   Он стал яростно ликовать. Нацисты разрушили свои собственные цели. Бомбардировщик пострадал от атаки особенно большого числа "мессершмиттов", и его взрыв сбил с неба почти все оставшееся количество перехватчиков противника.
   Самый дальний из двух уцелевших бомбардировщиков находился прямо над затемненным городом. Теперь он начал разгружать свой груз. Появились знакомые вспышки света с сопровождающими их взрывами. Кое-где на земле внизу запылали костры.
   "Харрикейн" яростно сражался с тремя оставшимися "мессершмиттами". Когда Рэнд пришел ему на помощь, он получил один. Однако через мгновение он сам загорелся. Два уцелевших нацистских корабля проигнорировали Рэнда и пошли за бомбардировщиком, сбрасывавшим на город свой смертоносный груз. Но он был смертельно выведен из строя, завершив свою миссию в агонии смерти. Как только "мессершмитты" начали по нему стрелять, он перевернулся и начал падать.
   Рэнд швырнул свой P-38 вслед за двумя оставшимися нацистскими кораблями. Остался только один бомбардировщик. Он был мрачно, упрямо настроен на то, чтобы он смог завершить свою задачу.
   Никогда еще он не сражался так упорно и так хорошо. Он применил все хитрости, которым научился за более чем два года войны. Его сознание слилось с его плоскостью, пока машина и он сам не стали единым целым, и каждый кувырок, петля и поворот совершались как бы его собственными телесными членами. Время и место потеряли для него всякое значение.
   И тут он попал прямо в прицел одного из двух "мессершмиттов". Его пушки выплюнули свинцовую гибель, и нацистский корабль, безжизненный снаряд, помчался к земле.
   Теперь остался только один. Ранд с нетерпением огляделся в поисках. Внезапно у него перехватило дыхание.
   Одинокий бомбардировщик летел прямо над городом внизу. Его бомбы не могли промахнуться, потому что город был прекрасной мишенью, очерченной пламенем. Каждая бомба обязательно попадала в жизненно важное место.
   Но стрелял в него единственный уцелевший "Мессершмитт". Он не стрелял по бомбардировщику, потому что его орудия либо заклинило, либо закончились боеприпасы. Он несся прямо на бомбардировщик с одной совершенно очевидной целью - протаранить его.
   Рэнд направил свой P-38 вперед. В отчаянии он выжал все до последней крупицы скорости и мощности, которыми обладал корабль. Он знал, что единственная надежда на успешное выполнение задания возлагалась на этот последний бомбардировщик. Он также знал, что простая стрельба по "мессершмитту" не отклонит его от намеченного и смертоносного курса. Оставалось только одно.
   С жадностью и радостью Рэнд сделал это. В этот последний момент он вспомнил, что сказала ему Мэдж. Видел для него только один путь смерти - от врагов. Все, что не угрожало ему напрямую, очевидно, было проигнорировано. Но он все равно собирался умереть. И это произошло бы вполне при исполнении служебных обязанностей. Он собирался пожертвовать собой, чтобы последний бомбардировщик выполнил свою задачу.
   "Триумф" стремительно пронесся сквозь него, и Рэнд направил свой P-38 в "мессершмитт". Короткий миг шока и боли, а затем он взмыл вверх и вверх на больших белых крыльях - вверх и в постоянно светлеющее небо.
   Слабо и издалека он, казалось, услышал грохот, который мог исходить только от взрывающегося завода по производству боеприпасов. Затем над ним поднялся внезапный наплыв изысканной музыки, вспыхнувший за восторженным всплеском. И на его дудках, как на ветру, Ранд поплыл к тому маленькому домику в роще, где его ожидало так много дел.
   ФИДО
   Первоначально опубликовано в Unknown Worlds , октябрь 1943 года.
   Таксист остановился перед апарт-отелем и развернулся на своем сиденье. - Ваш номер, мистер, - устало объявил он.
   Ник Бевинс, глубоко засунув руки в карманы брюк помятого смокинга, вздрогнул. "Хм?" - пробормотал он. "Ах, да." Он взглянул на счетчик, затем вытащил бумажник, из которого выбрал две купюры. Он передал их таксисту, не дожидаясь сдачи, и вылез из кабины. Он зарычал в движении и выстрелил прочь.
   Оставшись один у бордюра, Бевинс рассеянно потер ладонь правой руки о тыльную сторону левой. Он медленно огляделся, его большие, слегка выпученные карие глаза блестели в предвкушении.
   Было раннее утро. На горизонте в восточном конце улицы показался намек на рассвет. Лампы горели бледным светом в тумане, наползшем с озера Мичиган, на расстоянии чуть более трех кварталов. Тьма все еще давила на эту часть северной части Чикаго, и высокие многоквартирные дома вырисовывались во мраке скалами, неосвещенными и невыразительными.
   Взгляд Бевина прощупал обе стороны улицы, от одного конца до другого. В тумане оно казалось незнакомым, почти жутким. Но он не видел ни движения, ни звука. У него нарастало чувство облегчения. Он почти убеждался, что его убежденность на прошлой неделе в том, что кто-то преследует его, была вызвана просто нервозностью.
   Внезапно с озера задул холодный тонкий ветерок. Бевинс вздрогнул и обхватил открытыми полами пальто свою невысокую стройную фигуру. Он почувствовал внезапный прилив нетерпения. Чего он ждал? Он действительно надеялся что-то увидеть? Он взглянул на стеклянную и металлическую дверь, ведущую в его апарт-отель, и в его сознании возник импульс, который заставил его ноги двигаться.
   А потом он замер в оцепенении. На мгновение его глаза оторвались от двери перед ним, и в конусе света уличного фонаря в пяти ярдах ему показалось, что он увидел что-то движущееся. Но когда его испуганные глаза метнулись, чтобы охватить это пятно, там не было ничего, кроме клубящихся клочков тумана. Но он был уверен, что кто-то - или что-то - остановилось на мгновение в круге освещения.
   Бевинс ощутил прилив ужаса. Он был уверен, что его опыт не был результатом нервов или воображения. Кто-то шел за ним. Или что-то. Что-то такое же безмолвное, как приближение самой смерти, что двигалось с такой скоростью, что оставляло лишь мерцание движения в повернувшемся взоре.
   Разум Бевинса завершил свой предыдущий порыв, и он бешено бросился в дверь. Ночной дежурный, читавший журнал при свете лампы над телефонным коммутатором, в тревоге поднял глаза. "Ой! Доброе утро, мистер Бевинс.
   Бевинс коротко кивнул ему и вошел в самоходный лифт.
   Он нажал кнопку своего этажа и испуганно нахмурился, покусывая кончик своих светлых усов. Он задавался вопросом, узнал ли Грейндж, что в клубе происходит что-то неладное, и стал ли он преследовать его. Но Бевинс покачал головой. Большой Стив Грейндж так не работал. Он бы не стал преследовать его. Он, Бевинс, просто тихо исчезнет одной темной ночью.
   Бевинс задумался, как скоро он сможет привести в порядок клубные книги, прежде чем Грейндж решит их просмотреть. Он получил прибыль от "Интернэшнл Лайф", но все это должно было вернуться в фонды клуба. Однако он сильно потерял на своих акциях "Консолидейтед", и это привело к недостатку на триста долларов, который нужно было как-то покрыть.
   Бевинс вздрогнул. Теперь он знал, что был дураком, пытаясь заработать деньги таким образом. Грейндж убил бы его, если бы узнал, что он, Бевинс, спекулировал клубными фондами.
   Бевинс ужаснулся при мысли о том, как близко он был к катастрофе. Большой Стив Грейндж был жестоким, безжалостным, совершенно лишенным милосердия или угрызений совести. Он никогда не прощал ошибок и никогда не прощал преступлений. Он был одним из последних старых рэкетиров, хотя и весьма могущественным. Его практика оставалась неизменной на протяжении многих лет, но его методы изменились, чтобы соответствовать времени. Ему принадлежало более дюжины прибыльных предприятий, из которых эстрадный клуб, которым руководил Бевинс, был лишь одним.
   Бевинс нахмурился, пытаясь вспомнить, что Грейндж говорил о книгах той ночью. Грейндж был в клубе с последней из своих мамочек, а Бевинс какое-то время сидел за его столиком. Но он выпил слишком много, и оркестр Вика Хендрона заиграл быстро, и он просто не мог точно вспомнить, что сказал Грейндж. Его разум сохранил только ссылку на книги.
   Внезапно Бевинс понял, что лифт остановился на его этаже. Он распахнул дверь и вышел в холл.
   Он выуживал свой ключ, когда его глаза уловили резкое движение в дальнем конце зала. Ледяная вода наполнила его вены, и он долго и пугающе смотрел на это место. Но больше ничего не произошло, и в зале было тихо. Бевинс чувствовал себя преследуемым. Теперь он знал, что что-то преследует его. Но он отчаянно хотел, чтобы он знал, что это было. В самом факте знания было бы хоть какое-то утешение.
   Бевинс быстро прошел в свою комнату и запер дверь. Внезапно он задумался, действительно ли он хочет это знать. Что-то, что двигалось так быстро и было так тихо, просто не могло быть человеком. Он следовал за ним от клуба, хотя он не слышал, чтобы кто-то следовал за ним. Как это произошло? И - Бевинс в смятении ахнул - как он попал в здание?
   Но что бы это ни было, каковы бы ни были его сверхъестественные способности, оно по крайней мере не было опасным. За ним следили уже целую неделю, и с ним ничего не случилось. Эта штука просто следовала за ним повсюду, и когда он заметил, она исчезла.
   Бевинс почувствовал небольшое возвращение своей уверенности. Ему снова захотелось узнать, что это было. Он снял шляпу и пальто, провел пальцами по редеющим светлым волосам и начал снимать смокинг.
   Его внимание привлекла рекламная фотография Пэтси Кларк без рамки на книжном шкафу. Его желтоватое лицо стало горьким и угрюмым. Пэтси была постоянной артисткой в клубе, и ее голос был таким же прекрасным, как и она сама. Она пела популярные номера с живостью и обаянием, которые никогда не переставали будоражить публику. На картинке не было цветов, но Бевинс знал, что ее длинные волосы были светло-каштановыми, переливающимися золотым светом. Ее глаза были сверкающими карими, а кожа была белой и нежной. Она была маленькой, но восхитительно округлой, с намеком на полноту рук и бедер.
   Хотя Бевинс не был уверен в том, что Грейндж сказал о книгах, он точно помнил слова, которые Пэтси использовала, отвергая его предложение той ночью. Это было до того, как он начал пить. На самом деле, это было то, что заставило его начать.
   Пэтси сказала: "Мне ужасно жаль, Ник, но я просто не могла выйти за тебя замуж. Ты был великолепен для меня, и я благодарен. Но, черт возьми, Ник, если у меня ничего для тебя и нет, то просто нет. Вы понимаете, не так ли?
   Бевинс вспомнил, что он кивнул, но ничего не понял. Это была благодарность, мрачно подумал он. Ведь он взял Пэтси в клуб, когда она была совсем никем. Он дал ей шанс стать тем, кем она была сейчас. Почему женщины не смотрели в свои головы, а не в свои сердца в делах такого рода?
   Конечно, Бевинс забыл о небольшой волне желания, охватившей его, когда он впервые увидел Пэтси, в тот день, когда она появилась в клубе в поисках работы. Она была очень красива со своей простой прической и простым платьем. Он хотел ее так, как никогда раньше не хотел ни одну женщину, и нанял ее только благодаря этому. Собственный серебряный голос Пэтси и замечательный маленький характер позаботились обо всем остальном, но Бевинс предпочел забыть об этом.
   Самым унизительным для Бевинса в этой ситуации было то, что он действительно был готов жениться на Пэтси, хотя было множество других женщин, которые он мог иметь без юридических проблем. Было много дешевых артистов, которые были бы добры к нему за возможность появиться в клубе. Но он хотел Пэтси.
   Нахмурившись, Бевинс прошел в спальню и надел пару зеленых шелковых пижам. "Это был лидер группы, Вик Хендрон", - с яростью подумал Бевинс. Ему не следовало подписывать оркестр Хендрона на эту трехнедельную помолвку. Хендрон играл в клубе уже больше недели, и Бевинс часто видел, как он и Пэтси стояли близко друг к другу, разговаривали и смеялись, как будто ничто в мире не имело значения, кроме того, что они хотели сказать друг другу. Бевинс тщеславился своей элегантной гладкостью, но были времена, когда он действительно завидовал Хендрону за его рост и красивую, энергичную молодость.
   Бевинс рухнул на кровать и натянул на себя одеяло. Он уже собирался выключить свет на ночном столике рядом с собой, когда что-то появилось в дверях спальни. Бевинс посмотрел. Его рот открылся, как будто он разорвал связь с тонкими светлыми усами над ним. Его карие глаза, обычно слегка выпученные, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит. Леденящая волна ужаса, какого он никогда не знал, захлестнула его.
   Что-то присело в дверях. Это выглядело как безумная смесь сенбернара и шимпанзе, но ни у одного из этих двух знакомых животных нет длинных серебристых волос, рогов, когтей и клыков длиной в дюйм. Существо не двигалось и не издавало ни звука. Он просто смотрел на Бевинса странными желтыми глазами, у которых не было ни радужной оболочки, ни зрачка.
   Бевинс почувствовал дикую потребность в крике, но был не в состоянии это сделать. Он как раз успел вспомнить о своем желании увидеть то существо, которое преследовало его. Потом он тихо потерял сознание.
   * * * *
   Когда Бевинс проснулся, было уже за полдень. Какое-то время он лежал неподвижно, оглядывая спальню, темную, с еще опущенными шторами. Он почувствовал облегчение, когда ничего не нашел. К нему вернулась смелость. Он вылез из постели, потянулся, затем поднял шторы.
   Внезапная мысль заставила его остановиться, стягивая с себя пижаму. Может быть, дело было еще в квартире, в другой комнате. Он заглянул в гостиную - и вот оно.
   Существо лежало свернувшись калачиком в кресле для всего мира, как кошмарная собака-переросток. Он обратил пустые желтые глаза к Бевинсу и просто смотрел.
   На этот раз Бевинсу удалось проблеять. Он слабо вцепился в дверной косяк, его мускулы напряглись от дрожащего ужаса. Его испуганный разум отчаянно искал ответа на вопрос, что ему делать. Внезапно он вспомнил, что вещь явилась ему только потому, что он этого хотел. Возможно, если бы он хотел, чтобы это исчезло...
   "П-выходи!" Бевинс задрожал.
   Это сработало. Вещь побледнела до бесцветия, стала прозрачной. Очертания его формы истончились, как дым на ветру, и он исчез.
   Бевинс судорожно вздохнул. Он провел ладонью правой руки по тыльной стороне левой.
   Он задавался вопросом, не сошел ли он с ума. Он был немного удивлен, обнаружив, что думает об этом достаточно ясно и рационально, и в конце концов решил, что это не совсем ответ. Ни нервов, ни галлюцинаций. То, что он пережил, было слишком реальным и кристально чистым для этого. Он думал о выпивке, но он был достаточно осторожен в своей работе, чтобы никогда не напиваться по-настоящему. Сильно пьющий может увидеть такое животное, но для этого потребуется много виски.
   Бевинс пришел к выводу, что на самом деле с ним все в порядке. Это было важно. Что это было и почему оно последовало за ним, он не мог догадаться. Он попробовал это на мгновение, но его разум начал блуждать в царствах настолько темных, сырых и отвратительных, что он боялся продолжать. Но факт оставался фактом: он существовал. Она появлялась , когда он хотел ее увидеть, и исчезала, когда он велел ей это сделать. Что бы это ни было, откуда бы оно ни пришло, оно имело вполне определенно податливую природу.
   Разум Бевинса содрогнулся от внезапного осознания того, что эта штука была с ним в квартире все утро. И ничего не случилось! Он был еще в целости и сохранности.
   Он в замешательстве покачал головой. Казалось, что он обзавелся могучим странным питомцем! Оно было не только безобидным, но и послушным.
   Хотя Бевинс все еще немного беспокоился о будущем, он тем не менее почувствовал, как к нему вернулись смелость и уверенность. Он не очень удивился, обнаружив, что принял эту штуку, устрашающую внешность, сверхъестественные силы и все такое.
   Бевинс оделся и привел себя в порядок со своей обычной тщательностью, позавтракал в центре города и приступил к работе в своем офисе в клубе. Сначала он занимался различными рутинными делами. Затем, наморщив лоб от беспокойства и сосредоточенности, он приступил к починке книг. Это требовало большого воображения и манипулирования расходами, но в конце концов он остался доволен своими усилиями. Книги не выдержали бы экспертной проверки, но выдержали бы не слишком образованный взгляд Грейнджа. Бевинс чувствовал себя в достаточной безопасности.
   Дела в клубе в этот вечер шли с той же стремительностью и лихорадочной веселостью, с какой всегда. Бар был окутан дымкой сигаретного дыма, за тесно сгруппированными столами гудели разговоры и смех, а на танцполе было многолюдно. Выступление прошло гладко, и оркестр Вика Хендрона играл хорошо. Пэтси была прекрасна в патриотичном красно-бело-синем платье.
   Позже Бевинс увидел лидера группы и девушку, сидевших близко друг к другу в баре. Он смотрел с ревнивым гневом, недоумевая, как они смогли так много сказать друг другу. И пока он смотрел, он видел, как они соприкоснулись губами в быстром поцелуе.
   Когда он снова вернулся домой в тот вечер, он был более чем пьян. Он чувствовал ярость и безрассудство. Последнее до такой степени, что он вдруг решил призвать вещь.
   "Привет!" он назвал. "Эй, где бы ты ни был! Иди сюда."
   Воздух, казалось, сгустился перед его неуверенными глазами. Он образовал очертание, затем потемневшую прозрачность, и, наконец, существо присело перед ним на корточки.
   Бевинс немного протрезвел от одного взгляда на него. Он почувствовал внезапный укол отчаяния из-за своей дерзости.
   "Катись!" он приказал быстро.
   Дело пошло не спеша. Бевинс медленно улыбнулся, и его узкая грудь расширилась от внезапного ощущения силы.
   * * * *
   В последующие дни Бевинс часто вызывал это существо. Он потерял всякий страх перед ним и принял факт его существования до такой степени, что больше не задавался вопросом, что это такое и откуда взялось. Ему было достаточно того, что оно послушно откликалось на малейшие его прихоти. Он даже говорил с ним, когда слишком много выпивал в клубе, и оно, казалось, слушало его монологи ревности и разочарования с бесстрастным пониманием. Именно из-за этого единственного качества у Бевинса развилась странная привязанность к этой штуке. Он назвал его Фидо.
   Фидо был молчаливым и невосприимчивым питомцем. Он появлялся и исчезал своим таинственным образом достаточно послушно по командам Бевинса. Но в остальном он сидел на корточках на полу, глядя на него пустыми желтыми глазами.
   Однажды днем Грейндж неожиданно появился в клубе с Тоби Боугом, своим сильным человеком, и потребовал показать книги. Бевинс нервно извлек их, а затем с опаской наблюдал, как холодные голубые глаза Грейнджа пробегали по колонкам цифр.
   Наконец Грейндж хмыкнул и поднял глаза. Он холодно посмотрел на Бевинса.
   - Ник, ты что, возился с этими книгами? - спросил он ровно.
   Бевинс сглотнул, его голос зазвучал в действии: "Почему нет, мистер Грейндж", он отчаянно солгал. - Что навело тебя на мысль...
   "Я скажу вам, что натолкнуло меня на эту идею!" - рявкнул Грейндж. "Вчера я зашел к своим биржевым маклерам, и они сказали мне, что слышали, что вы спекулируете на рынке. Вы, очевидно, пытались держать это в секрете, но оно просочилось. А теперь послушай, Ник, где ты взял деньги?
   Бевинс провел ладонью правой руки по тыльной стороне левой. Он запнулся. - Я... у меня были накоплены деньги, мистер Грейндж.
   - Не дай мне ничего из этого, Ник! Грейндж нетерпеливо зарычал. - Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы знать, что ты никогда не экономишь ни цента. Недавно вы купили акции International Life and Consolidated на несколько тысяч долларов. Это довольно большие деньги, и вы никогда не смогли бы себе их позволить". Грейндж замолчал, пока его голубые глаза, холодные и мрачные, как ледяной лед, вглядывались в меняющиеся карие глаза Бевинса.
   - Ник, где ты взял деньги?
   Взгляд Бевинса в панике метался по кабинету. Он был холоден от приближающейся гибели. Он заметил, что Тоби Боуг пробирается к нему боком, и нетерпеливая ухмылка на его толстых губах. Тоби Боуг был большим и сильным, с длинными качающимися руками, как у гориллы.
   - Откуда у тебя деньги, Ник? - повторил Грейндж.
   - Я... я позаимствовал его. Честное слово, мистер Грейндж.
   "Позаимствовал, а? Где, Ник? Из клубных средств?
   - Нет, мистер Грейндж! Ты же знаешь, что я бы этого не сделал".
   "Нет? Я хорошо тебя знаю, Ник. Теперь слушай. Я не могу найти ничего плохого в этих книгах, но я почти уверен, что вы использовали клубные деньги в своих спекулятивных сделках. Я мог бы вызвать бухгалтера, чтобы все проверить, но это было бы пустой тратой времени. Скажите, вы пользовались клубными деньгами?
   - Нет, мистер Грейндж, - сдавленно воскликнул Бевинс. "Честный-"
   Губы Грейнджа сжались в тонкую линию. Он поднял манящую руку. "Тоби."
   Маленькие глазки Боуга загорелись, а его тяжелые черты расплылись в ухмылке. Он преодолел оставшееся расстояние до Бевинса, взмахнув длинными руками.
   Бевинс в ужасе отпрянул. Он знал, что Боуг мог сделать с ним. Он отчаянно думал о пистолете в ящике стола, но знал, что не успеет добраться до него вовремя. А потом он подумал о другом. Фидо. Он думал об этом так же, как человек думает о верной собаке-защитнике.
   Когда мощная правая рука Боуга метнулась, чтобы схватить его, Бевинс вскрикнул: "Фидо!" И тогда Боуг завладел им. Волосатая левая рука здоровяка жалко шлепнула его по щеке.
   - Скажи боссу то, что он хочет знать, Ник.
   Глаза Бевинса напряглись, ожидая, что воздух сгустится, что предвещает появление Фидо. Наконец оно пришло. И Бевинсу показалось, что это произошло немного быстрее, чем обычно.
   Левая рука Боуга снова поднялась. Но так и не приземлился. Бесшумный, как смерть, Фидо прыгнул на него.
   Грейндж издал хриплый крик удивления и потрясения. Боуг задохнулся: "Что за..."
   Но Бевинс смотрел с мстительным рвением. Как ни странно, Боуг не обнаружил эффекта веса или дисбаланса. Крепкий ужасно осознавал, что за ним цепляется странная фигура, но, похоже, он этого не чувствовал. Как будто Фидо были чем-то нематериальным. А Бевинсу казалось, что Фидо странно тонет в Боуге.
   Булькая от страха, крепыш замахал своими длинными руками в бешеной попытке сбросить то, что схватило его. Но звук и движение внезапно вышли из него, как воздух из лопнувшего шарика. Его глаза остекленели, и он медленно сполз на пол. Фидо отошел от него и занял свое обычное положение на корточках.
   Бевинс удивленно уставился на Фидо. Вещь... изменилась. Он выглядел немного крупнее, а его серебристые волосы были с голубоватым оттенком.
   "Что это такое?" - прошептал Грейндж. - Что это сделало с Тоби?
   Бевинс часто дышал, и его выпученные глаза блестели от ликования. Он узнал кое-что чрезвычайно важное. Фидо был по-прежнему послушен, но безобиден, только если он того пожелает. Его также можно было использовать как оружие для защиты или, что наиболее важно, как инструмент для убийства.
   Безрассудно игнорируя Фидо, присевшего рядом, Грейндж опустился на колени, чтобы рассмотреть распростертое тело Боуга. Затем он поднял взгляд, его голубые глаза расширились от тревоги и ужаса. Он вдруг показался старым.
   - Тоби мертв, - прохрипел Грейндж. - Он... он холоден как лед.
   Бевинс ничего не сказал. Он наблюдал за другим с какой-то мстительной спекуляцией.
   Грейндж медленно встал. Он бросил испуганный взгляд на Фидо. - Ник, что это за штука?
   Бевинс пожал плечами. - Честно говоря, я не знаю, мистер Грейндж. Но я нахожу Фидо весьма полезным питомцем.
   - Мы должны вызвать врача, - внезапно сказал Грейндж.
   Бевинс подошел к столу, достал из ящика стола револьвер и сунул его в карман. - Я буду говорить все, мистер Грейндж. Понять?"
   Грейндж медленно кивнул. Его голубые глаза похолодели, но в следующее мгновение он закрыл глаза.
   - Убирайся, Фидо, - приказал Бевинс.
   Фидо исчез бесшумно и даже быстрее, чем появился. Бевинсу показалось, что дело не только изменилось, но и обрело новую энергию.
   Бевинс повернулся к телефону и вызвал врача в соседнее здание. Вскоре появился доктор. Он был пожилым, лысым, с измученным выражением лица.
   - Мы нашли тело там, на полу, когда пришли сегодня днем, - гладко объяснил Бевинс. "Кажется, он давно умер".
   Доктор осмотрел Боуга с птичьей быстротой. Затем он встал, потирая руки. "Сердечная недостаточность", - объявил он. Он казался слегка озадаченным, но без колебаний выписал свидетельство о смерти. Позже вошла бригада гробовщика со своим плетеным гробом, и останки Боуга были вывезены.
   Грейндж повернулся к двери. - Я еще не закончил это, Ник, - мрачно напомнил он.
   Бевинс поднял руку. - Я тоже, мистер Грейндж. Садитесь, пожалуйста."
   "Что ты хочешь?"
   - Это, - торжествующе начал Бевинс. - Вы немедленно вызовете своего адвоката в офис. Когда он приедет, ты перепишешь клуб на мое имя.
   "Я не буду!" - рявкнул Грейндж.
   - Фидо, - тихо позвал Бевинс.
   Грейндж потянулся к телефону.
   * * * *
   Той ночью Бевинс вернулся в свою квартиру пьяный и торжествующий. Теперь он был владельцем эстрадного клуба. Хрустящий шорох бумаг в кармане пальто свидетельствовал о том, что перевод был внешне законным и достаточно надлежащим. Но даже в его пропитанном виски сознании четко виднелось лицо Грейнджа, белое от бессильной ярости. Бевинс был не настолько пьян, чтобы помнить, что с этим надо что-то делать.
   Он потер ладонь правой руки о тыльную сторону левой. "Фидо!" он назвал.
   - Мы еще не закончили с Грейнджем, - сказал Бевинс. - Ни за что, Фидо, старина. Думаете, он просто отмахнется от перевода и забудет об этом? Я скажу, что он не будет.
   - Грейндж сделает все, что в его силах, чтобы меня сейчас же вышвырнули. Выстрел в спину или шлепок по голове, а потом река. Но мы не будем этого ждать, правда, Фидо, старина? Мы опередим его, не так ли?
   "Теперь смотри, Фидо, вот что ты собираешься делать". Грейндж жил в двухэтажном доме в Эванстоне. Бевинс был там несколько раз, как по делам, так и на вечеринках. Теперь он дал твари четкие указания, как добраться до дома.
   - Вызови его, Фидо! Бевинс закончил.
   Удовлетворенная ухмылка появилась на лице Бевинса на следующий день после того, как он прочитал в газетах, что Большой Стив Грейндж умер прошлой ночью от странного сердечного приступа.
   * * * *
   Первое, что сделал Бевинс, обретя независимость, - освободил свою квартиру в апарт-отеле. Он переехал в большой отель в Петле, где теперь находился менее чем в двух кварталах от клуба. Комнаты были большими и роскошными. Мебель и украшения были ультрамодернистскими и блистали своим строгим совершенством.
   Что больше всего понравилось Бевинсу в этом месте, так это большое зеркало в полный рост в холле. Она была обращена к входу в комнаты, и Бевинс не упускал возможности осмотреть себя в ней, как входя, так и выходя.
   Теперь он устроил дела в клубе исключительно по своему вкусу, как и подобало его роли владельца. Затем он успокоился, чтобы наслаждаться своей новой жизнью. Единственной занозой в боку его довольства была Пэтси.
   Однако было кое-что, что вселило в Бевинса небольшую надежду. Бег Вика Хендрона должен был закончиться через несколько дней, и он чувствовал, что без красивого лидера группы на его пути девушка постепенно изменит свое мнение о нем.
   Однажды вечером, незадолго до выступления, он проходил мимо гримерной Пэтси и увидел девушку, стоящую в открытом дверном проеме и смотрящую на свои нервно скручивающие руки. - Что случилось, милая? он спросил. - Я могу что-нибудь сделать?
   Пэтси посмотрела на него встревоженными карими глазами: "Ник, я хотела бы поговорить с тобой".
   - Конечно, дорогая, - быстро ответил Бевинс. Он знал, поскольку намеревался заискать ее расположение, что лучшего времени для начала, чем настоящее, не было. Он последовал за Пэтси в раздевалку.
   Девушка повернулась к нему лицом. "Ник, - начала она, - я ненавижу это делать, но я ухожу из клуба".
   Мир Бевинса выпал из-под его ног. На него обрушился внезапный ливень шока и смятения. "Пэтси!" - выдохнул он. "Ты не можешь этого сделать!"
   - Прости, Ник. Видишь ли, на следующей неделе я выйду замуж за Вика, а потом буду петь с его группой".
   - Пэтси, ты не можешь! Слушай, малыш, я без ума от тебя, без ума от тебя! Я бы умер без тебя! Почему, Пэтси...
   Девушка сделала усталый жест. "О, Ник! Мы это уже проходили. Пожалуйста, постарайтесь быть благоразумным. Я сказал тебе, где ты стоял, и, черт возьми, я просто не могу измениться, чтобы сделать тебя счастливым. Я люблю Вика".
   Бевинс уставился на нее с молчаливой горечью. Ее аромат был в его ноздрях, и в ее красоте была болезненная острота чего-то, что скоро потеряется. Он посмотрел на ее маленькое личико, искаженное выражением болезненной печали. Он снова увидел ее чистую кожу и золотистые сияния в ее мягких волосах.
   Внезапно он сильно, яростно разозлился. Он сжал ее руки в бешеной хватке.
   - Думаешь, ты собираешься сбежать от меня, а? он крикнул. - Я недостаточно хорош для тебя, а? Я привел тебя сюда, когда у тебя не было и двух центов на счету. Я сделал из тебя хедлайнера, а теперь...
   Бевинс почувствовал, как его внезапно схватили сзади и закрутили. Что-то отвратительно врезалось ему в подбородок, и он, пошатываясь, отлетел назад и врезался в перевязочный экран. Он поймал себя на том, что смотрит в негодующее белое лицо Вика Хендрона.
   - Ты скунс! - рявкнул лидер группы. "Вставай, и я дам тебе еще один образец того, что происходит с парнем, который пытается приструнить Пэтси".
   Девушка схватила его за руку. - Нет, Вик, - вмешалась она. - Оставь его в покое.
   Хендрон немного расслабился. - Я пришел повидаться с тобой, Пэтси, - объяснил он. "Я слышал, как этот парень срывает с себя шапку, и пришел сюда, чтобы увидеть, как он тебя терзает. Если он причинит тебе боль...
   Девушка быстро покачала головой. - Нет, Вик, пожалуйста. Уже все хорошо."
   "Хорошо, если ты так говоришь." Хендрон посмотрел на Бевинса и указал большим пальцем на дверь. - Уходи, рожа, - прорычал он. - И не позволяй мне снова поймать тебя рядом с Пэтси.
   Бевинс неуверенно поднялся на ноги. У двери он метнул на Хендрона последний взгляд злобной ярости. Затем он вышел, медленно потирая ладонь правой руки о тыльную сторону левой.
   В ту ночь Бевинс напился вонючим, отвратительно пьяным. Но план, который он составил, поплыл, как плот, над ликером, которым он залил себя. Никакое количество выпивки не могло затуманить его разум. Он точно знал, что собирается делать. Добравшись до своих комнат, он собирался позвать Фидо. А потом... Бевинс зло усмехнулся. Фидо позаботится о Хендроне.
   Бевинс, шатаясь, побрел к своему отелю. Он поднялся на лифте на свой этаж, резко отказавшись от помощи нескольких ухмыляющихся посыльных. Он понимающе хмыкнул про себя. Он был не так пьян, как они думали. Он точно знал, куда идет и что собирается делать.
   Бевинс с трудом вставил ключ в замок. Но в конце концов ему это удалось, и дверь распахнулась.
   Холл не был освещен, но свет из внешнего коридора хлынул внутрь. Бевинс начал входить в зал. Но на пороге он резко остановился, его пронзила дрожь страха.
   Там в волосах был другой мужчина! Мгновенно Бевинс понял, кто это должен быть. Хендрон!
   "Фидо!" - воскликнул Бевинс. "Возьми его!"
   И тут, немного протрезвев от испуга, он вспомнил о зеркале в полный рост в прихожей. Он также помнил, что Фидо беспрекословно подчинялась каждой его команде. Зеркало не одурачит существо, как он.
   Но все это произошло слишком поздно.
   Полная жизненной энергии Боуга и Грейнджа, Фидо появилась в мгновение ока. И прежде чем Бевинс успел выкрикнуть встречный приказ, который означал продолжение существования, дело было на нем.
   * * * *
   Позже Фидо вышла на улицу известным только ей способом. Он невидимо присел на корточки на тротуаре, его разум искал мысли, которые еще раз дали бы ему направление и импульс. У Фидо не было собственного мнения.
   Он лишь смутно чувствовал, что теперь ему нужен новый хозяин.
   Время было позднее, и людей на улице было немного. Но Фидо ждал с бесстрастным терпением.
   Мимо пронесся мужчина на неуверенных ногах, его мысли затуманивались спиртным туманом. Мимо проковыляла какая-то кустарщина, ее тусклый ум отяжелел от усталости. Были и другие, но Фидо оставался неподвижным, как машина, которую можно запустить только поворотом определенного переключателя.
   Наконец пришло то, чего ждал Фидо. Мимо медленно прошел человек, его мысли были вулканическими и отчаянными.
   "Я больше не смогу платить Фаррису за шантаж", - думал мужчина. - А потом крыса расскажет Энн обо мне и Вирджинии. Энн расскажет своему старику, и это будет означать, что я работаю. Затем, Вирджиния...
   Фидо машинально отреагировала на эти мысли. Этот человек обладал качествами, которые давали ему жизнь и средства к существованию. Существо встало и последовало за человеком.
   Фидо нашел нового хозяина.
   ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА
   Первоначально опубликовано в Astounding Science Fiction , май 1944 года.
   Солнце поднималось над башнями и шпилями города на западе. Он посылал ищущие пальцы света по лабиринту улиц и проспектов, стирая последние бледные тени ночи. Но в нестареющем великолепии рассвета город продолжал мечтать.
   Корабль прибыл с рассветом, спустившись с неба на огненных крыльях, возвещая о своем прибытии голосом приглушенного грома. Он шел с запада, опускаясь все ниже и ниже, чтобы, наконец, описывать большие, медленные круги. Он двигался над городом, как огромный серебристо-серый охотничий ястреб в поисках добычи. Было что-то рвение в его голосе.
   Тем не менее город снится. Ничто, казалось, не могло нарушить его мечтаний. Ничего не могло. Это не был разумный сон. Он был частью самого города, чем-то вплетенным в каждую плавную линию и изящный изгиб. Пока город существует, сон будет продолжаться.
   Голос корабля стал жалобным, наполненным болезненным разочарованием. Его кружение было бесцельным, подавленным. Он поднялся высоко в небо, помедлил, затем заскользил все ниже и ниже. Он приземлился на просторной зелени в том, что когда-то было большим и красивым парком.
   Теперь он покоился на дерне, большой серебристо-серый овал, обладавший какой-то грубой утилитарной красотой. Наступила пауза неподвижности, затем в его боку открылась круглая дверца замка. Джон Гейнор появился в шлюзе и спрыгнул на землю. Он посмотрел через парк туда, где прыгали и взмывали ближайшие городские башни, и его серые глаза сузились в озадаченном нахмурении.
   "Покинутый!" он прошептал. "Покинутый... но почему?"
   Джон Гейнор обернулся, когда из шлюза вышел Уэйд Харлан. Двое взглянули друг на друга, затем, во взаимном недоумении, их глаза обратились к спящему городу. После долгой паузы Уэйд Харлан заговорил.
   "Джон, я подумал... Возможно, это не та планета. Возможно... возможно, старый Марк Гейнор и пуристы вообще никогда не приземлялись здесь... Джон Гейнор медленно покачал коричневой головой. Это был высокий худощавый мужчина в облегающем грифельно-сером комбинезоне. - Я рассматривал такую возможность, Уэйд. Нет, это то самое место. Все сверяется с данными, приведенными в том старом отчете Бюро экспедиций. Семь планет в системе - это вторая планета. И этот мир идеально подходит под описание, данное в докладе, - почти вторая Земля. Тогда есть солнце. Его тип, плотность, интенсивность излучения, спектр - все остальное - тоже проверяют.
   Гейнор снова покачал головой. "Допустим, что может существовать другая система из семи планет, вторая из которых обитаема. Но было бы слишком предполагать, что описание этой второй планеты, как и описание ее солнца, в точности соответствовало бы отчету экспедиции. И в отчете упоминался опустевший город. Мы сейчас стоим посреди этого. Единственное, что не проверяет, так это то, что он все еще безлюден".
   Харлан слегка пожал плечами. - Это может ничего не значить, Джон. Как вы можете быть уверены, что Марк Гейнор и пуристы вообще приезжали сюда? Единственная зацепка, которая у вас есть, это старый отчет Бюро экспедиций, описывающий этот город и планету, который вы нашли среди личных вещей, оставленных Марком Гейнором. Возможно, это ничего не значило".
   - Возможно... Но я почти уверен, что так и было. Видите ли, старый Марк и пуристы хотели жить вдали от всех, где-нибудь, где не над кем было бы смеяться над их верой в древние религиозные верования. Единственными пригодными для жизни планетами, которые отвечали их целям, было очень мало отдаленных планет. Из всех только у него был город, и притом заброшенный.
   "Значит, вы думаете, что они должны были прийти сюда из-за преимуществ, предлагаемых городом?"
   "Это одна из причин. Другой... ну, у старого Марка была куча отчетов Экспедиционного бюро двухсотлетней давности. Отчет, относящийся к этой планетной системе, был отмечен красным как представляющий особый интерес. Это был единственный доклад, отмеченный таким образом. Харлан дружелюбно улыбнулся. "Добавьте это к неуместному поклонению герою сумасшедшего предка - и ответ таков, что мы пришли в погоню за гусями. Господи, Джон, даже с гиперпространственным приводом, который унесет нас обратно на огромное расстояние, вернуться на Землю будет потрясающей работой. Вы знаете, какое время мы провели, находя эту планету. Гиперпространственный привод - замечательная вещь, но у него есть свои недостатки. Вы входите сюда и выходите там - за миллионы миль отсюда. Если вам повезет, вы всего в нескольких миллионах миль или около того от пункта назначения. Если нет - а так бывает в большинстве случаев - вы просто пробуете еще раз. И опять-"
   "Это небольшое беспокойство", - ответил Гейнор. - А что касается старого Марка, то вряд ли он был сумасшедшим. Миру потребовалось сто двадцать лет, чтобы понять это. Его идеи о том, как люди должны жить и думать, были хороши, но они просто не вписывались в общую схему вещей.
   На небольшой группе их можно было бы применить красиво. И такая группа, живущая и думающая таким образом, могла бы подняться до безграничных высот величия. Поклонение героям? Нет, у меня никогда не было таких чувств к моему прапрадеду, Марку Гейнору. У меня просто возникло лихорадочное желание увидеть, как высоко поднялись пуристы, увидеть, дал ли их образ жизни преимущество перед другими".
   Харлан был трезв. - Может быть, мы никогда не узнаем, что с ними случилось, Джон. Город опустел. Либо пуристы пришли сюда и ушли, либо они вообще никогда сюда не приходили".
   Гейнор целенаправленно выпрямился. "Мы узнаем, какой ответ. Я не уйду, пока мы этого не сделаем. Что ж-"
   Гейнор замолчал, его глаза метнулись к небу. Высоко и далеко в синеве что-то двигалось, огромный рой объектов, слишком крошечных, чтобы их можно было идентифицировать. Они парили и кружили, ныряли и пикировали, как птицы. И пока двое мужчин с другой планеты смотрели, до них доносились звуки - сладкие, кристальные позвякивания и перезвоны, такие бесконечно слабые, что казалось, что их скорее ощущают, чем слышат.
   - Жизнь... - пробормотал Харлан. - Здесь есть своего рода жизнь, Джон.
   Гейнор задумчиво кивнул. "И это может означать опасность. Мы собираемся осмотреть город - и я думаю, нам лучше вооружиться.
   Пока Харлан наблюдал за грациозными, бесцельными маневрами воздушных существ, Гейнор вернулся на корабль. Через мгновение он вернулся с нагруженным оружием. Он и Харлан привязали к спине антигравитационные летательные аппараты, а позитронные бластеры застегнули на поясе. Затем они поднялись в воздух и с легкой скоростью понеслись к скоплению светящихся башен.
   Пока они летели, мимо пронеслось небольшое облачко воздушных существ. Вещи казались разумными, потому что, как будто заметив двух мужчин, они внезапно изменили курс, кружась с явным проявлением возбужденного любопытства. Кристаллические перезвоны и позвякивания, которые они издавали, несли эльфийскую ноту удивления.
   Если это действительно было изумлением, Гейнор и Харлан были в равной степени поражены, увидев этих существ вблизи. Ибо они были огромными ограненными кристаллами, внутренности которых пылали великолепным цветом - изысканными радужными оттенками, которые пульсировали и менялись вместе с пульсацией жизни. Подобно карильону хрустальных колокольчиков, раздавались их перезвоны и звоны - такие бесконечно сладкие, ясные и жалобные, что слушать их было и больно, и приятно.
   "Хрустальная жизнь!" - воскликнул Харлан. Его голос стал задумчивым. "Интересно, если это единственный вид жизни здесь".
   Гейнор ничего не сказал. Он настороженно наблюдал за кружащимися кристальными существами, сжимая в руке позитронный бластер. Но вещи не показывали, что они враждебны, или, по крайней мере, не показывали, что они враждебны непосредственно. С последним изысканным перезвоном они слились в маленькое облачко и унеслись прочь, сверкая, сверкая призматическим великолепием в солнечном свете. На невидимых крыльях своих антигравитационных летательных аппаратов Гейнор и Харлан подошли довольно близко к скоплению башен, которое было их целью. Проскользнув, наконец, через пространство между ними, они оказались внутри уютного круглого ограждения, по окружности которого были расставлены башни. Пол ограды фактически представлял собой крошечный парк, поскольку здесь росли трава и деревья, а тенистые дорожки были построены из того же бледно-светящегося вещества, что и башни. Точно в центре этого места был фонтан, сделанный из какого-то блестящего серебристого металла. Теперь из него текла только тонкая струйка воды.
   Гейнор нырнул и мягко приземлился рядом с фонтаном. Он наклонился, вглядываясь, затем взволнованно махнул Харлану, который парил рядом.
   - Уэйд, вокруг этой штуки барельеф! Цифры...
   Харлан коснулся земли, присоединился к Гейнору в напряженном изучении конструкции. Процессия странных гибких существ была изображена барельефом вокруг изогнутого основания фонтана. Их формы были в основном гуманоидными, обладали двумя руками, двумя ногами и большой, хорошо сложенной головой. Если бы не экзотическое, олененковое качество грациозных фигур, Гейнор и Харлан, возможно, смотрели на изображение земных юношей и девушек в гирляндах.
   - Строители города, - мягко сказал Гейнор. "Они были очень похожи на нас. Параллельная эволюция, наверное. Эта планета и солнце почти наши близнецы. Уэйд, интересно, что с ними случилось?
   Харлан медленно встряхнул копной рыжих волос, ничего не сказав. Его голубые глаза потемнели от мрачных размышлений.
   - прошептал голос Гейнора. "Город был уже заброшен, когда эта правительственная экспедиция обнаружила его около ста тридцати лет назад. Город не мог быть таким всегда. Когда-то на этой планете жили люди - существа, которые думали, двигались и мечтали, которые построили из материальных вещей здание, символизирующее их сновидение. Почему они исчезли? Что могло быть ответственным? Война, болезнь или просто вымирание расы?
   Харлан неловко пожал своими огромными плечами. Его голос был хриплым. "Может быть, ответ где-то здесь. Возможно, нет. Если это не так, может быть, нам будет лучше, не зная. Когда целая раса исчезает без видимой причины, как, кажется, сделали жители этого города, ответ обычно не очень приятный.
   Двое мужчин пошли по одной из тропинок, расходящихся от фонтана, и пошли по ней к большому арочному входу у основания башни. Они вошли медленно - солнечный свет потускнел, и они двинулись в мягком мраке. Вскоре они оказались в огромном фойе - если это было так. Посреди помещения был круглый помост со ступенями, ведущими на небольшую платформу наверху.
   Они поднялись по ступенькам, вышли на платформу. Внезапно раздался слабый шепот, и без какого-либо другого предупреждения они начали медленно подниматься в воздух. Харлан издал крик удивления и шока. Гейнор высвободил свой позитронный бластер, отчаянно пытаясь вырваться из-под влияния силы, схватившей его.
   И тут Гейнор замолчал. Его глаза блестели от осознания. "Лифт!" - выдохнул он. - Уэйд, мы вошли в какую-то подъемную силу.
   Они перестали сопротивляться, и их осторожно подняли и подняли. Они прошли через отверстие в потолке фойе и оказались внутри круглой шахты, верхушка которой терялась в сумраке наверху. Вертикальные поручни обрамляли шахту. Только пройдя два этажа, они догадались, для чего они. Затем, достигнув третьего этажа, каждый ухватился за поручень и отступил от силы.
   Они оказались в просторной, хорошо освещенной квартире. Источника света не было видно, казалось, что он исходит от самых стен. Комната следовала за просторной комнатой - и каждая была совершенно лишена мебели, как и предыдущая. Бесплодным, то есть, за исключением двух вещей. Во-первых, стены были покрыты фресками или картинами - в натуральную величину, насыщенными светящимися цветами и почти фотографическими деталями. Во-вторых, в одной стене каждой комнаты была крошечная ниша. Гейнор и Харлан исследовали нишу в одной из комнат, в которую они вошли. Внутри него был одинокий предмет - большой драгоценный камень, или, по крайней мере, что-то похожее на драгоценный камень.
   - Это отстой, - пробормотал Харлан. "Это не имеет смысла. Как кто-то мог жить в таком месте?"
   Глаза Гейнора потемнели от мыслей. Он медленно ответил: "Не совершайте ошибку, судя о здешних вещах в соответствии с нашими стандартами культуры. Для строителей города, Уэйд, эти комнаты могли быть очень уютными и удобными, в них было все необходимое для повседневной жизни".
   - Возможно, - проворчал Харлан. "Но я определенно не вижу этих предметов первой необходимости".
   "Эта штука..." Гейнор поднял драгоценный камень из ниши. "Может быть, в этой штуке есть какой-то ответ". Гейнор балансировал драгоценным камнем на ладони, хмуро глядя на него. Его мысли были любопытными, спекулятивными. Затем догадки рассеялись - он поймал себя на том, что сосредоточился на предмете, как будто одной лишь силой воли он мог понять его назначение.
   А потом случилось - драгоценный камень в его руке похолодел - слабое розовое сияние окружило его, словно аура. Раздалось музыкальное звяканье. Харлан подпрыгнул, крик вырвался из его легких. Гейнор обернулся, удивленный, ничего не понимая.
   - Я... я видел вещи! Харлан поморщился. - Предметы, Джон... В комнате их было полно - угловатые призраки!
   Гейнор молча смотрел на другого. Его черты были вялыми с зарождающимся благоговением.
   Харлан внезапно сказал: - Попробуй еще раз, Джон. Посмотрите на эту вещь. Может быть-"
   Гейнор снова посмотрел на драгоценный камень. Он заставил свой разум успокоиться, сконцентрироваться. Снова камень остыл, и снова раздалось звяканье. Харлан был напряжен, неподвижен, его прищуренные глаза изучали комнату. В комнате туманно колебались очертания - очертания вещей, которые могли быть странной мебелью или причудливыми угловатыми машинами.
   "Сильнее, Джон! Сильнее!" - подсказал Харлан.
   Гейнор вспотел. Он чувствовал, как пот катится по его вискам. Его глаза, казалось, вылезли из орбит.
   Харлан напряг взгляд. Очертания окрепли, потемнели - но только на мгновение. В следующий раз они снова туманно заколебались, поредели и исчезли.
   Гейнор всхлипнул и выпрямился. Он спросил: "Уэйд, что ты видел?"
   "Я не знаю наверняка. Вещи или призраки вещей. Вот - дай мне это. Я собираюсь посмотреть, что я могу сделать".
   Гейнор отказался от драгоценного камня. Держа его в ладони, Харлан собрал свои мысли, упорядочил их, сфокусировал. И, наблюдая, Гейнор впервые увидел призрачные очертания - туманные намеки на углы и изгибы, намеки на формы, предназначение которых он не мог догадаться. Инопланетные призраки инопланетных объектов, призванные по воле из какого-то инопланетного подвешенного состояния.
   Внезапно очертания поблекли и исчезли. Звон драгоценного камня истончился и умер.
   Харлан судорожно вздохнул. - Джон, ты их видел?
   "Да. Смутно.
   - У нас... у нас нет сил, Джон. У нас нет силы, необходимой для материализации объектов - чем бы они ни были".
   "Возможно, это недостаток. Или - может быть, у нас есть силы, но мы просто не можем материализовать вещи - предметы, - о размере, форме и назначении которых мы не знаем и не можем догадаться".
   "Возможно, так оно и есть". Голос Харлана стал резким. "Но, большое пространство, Джон, какая может быть идея, стоящая за этим? Почему они - та другая раса - строили здания, в которых комнаты оставались без мебели или которые можно было обставить, просто сосредоточившись на... на этих драгоценностях? Что могло быть причиной этого?"
   Гейнор покачал головой. - Возможно, мы этого никогда не узнаем. По крайней мере, мы никогда не узнаем, будем ли мы продолжать думать в рамках нашей собственной культуры. Строители этого города были гуманоидами, Уэйд, но ментально они были инопланетянами. Не забывайте об этом. Возможно, эти комнаты вовсе не были жилыми помещениями. Возможно, они были хранилищами ценных вещей, средством материализации которых были драгоценности. Только те, кто знал, как могли материализовать их. Таким образом, возможно, эти вещи были сохранены в безопасности.
   - Возможно, это так, - пробормотал Харлан. "Это имеет смысл."
   "Эти картины, - Гейнор указал на картины на стенах, - могут содержать ответ. Если бы мы знали, как их читать, они могли бы рассказать нам о назначении этих пустых комнат - почему мебель или машины должны быть материализованы. Интересно, Уэйд... Интересно, каждая из этих картин закончена сама по себе или каждая из них является частью большой серии? Вы знаете, как книга. Вы читаете одну страницу, и это не имеет смысла. Вы читаете все это - и это так".
   - Начало, Джон, - прошептал Харлан. - Нам придется начать с самого начала.
   - Да, начало.
   Харлан положил драгоценный камень в нишу, и на невидимых крыльях своих антигравитационных летательных аппаратов они скользнули обратно к силовому валу. Здесь они отключили свои части, позволили отряду поднять их. Но в квартирах на верхних этажах не было ничего нового или просветляющего. Как и первые, которые они посетили, они были пусты, если не считать настенных росписей и драгоценностей в нишах. Они снова вернулись в шахту, на этот раз столкнувшись с осложнением.
   - Скажи, как мы спустимся? Харлан был озадачен. "Эта штука все время несла нас вверх, и, кажется, нет другой, чтобы спускаться".
   "Почему бы и нет, вы просто заставите себя пойти ко дну", - сказал Гейнор. Потом он явно удивился.
   Харлан серьезно кивнул. - Конечно, - сказал он. "Это ответ. Я должен был подумать об этом сам".
   Они спустились. На улице было яркое и теплое солнце. В его свете грезил город.
   Гейнор и Харлан парили в тепле. В городе было очень светло и тихо. Далеко и высоко в синеве мчались сверкающие рои хрустальных существ. Их звон и перезвон донеслись до двух мужчин.
   Гейнор и Харлан спускались несколько раз, чтобы осмотреть башни, но они были очень похожи на первое, что они посетили. Просторные апартаменты, казалось, эхом отдавались в своей странной пустоте, каждая громче предыдущей. Дважды они по очереди пытались материализовать немыслимое убранство комнат. Каждый раз они терпели неудачу. И после этого они не тревожили драгоценности в своих нишах. Они просто смотрели на пылающие настенные росписи и уходили.
   Они снова скользили по воздуху, но теперь медленно и задумчиво. Они молчали. Под ними снился город. Однажды мимо пронеслось облако хрустальных существ, сверкающих, звенящих, но двое как будто ничего не заметили.
   - Джон...? Голос Харлана был нерешительным.
   "Да?"
   - Я не знаю, как выразить это словами, но... ну, разве ты не чувствуешь, что начинаешь понимать?
   - Да, у меня в голове что-то мелькнуло. Эти фотографии, Уэйд...
   "Да, Джон, фотографии".
   Опять молчали. Гейнор нарушил молчание.
   - Уэйд, я всю жизнь читал буквари. Кто-то только что дал мне учебник для колледжа, и я просмотрел несколько страниц. Я, естественно, не понимал, но кое-где находил знакомые мне слова. Они оставили призрак в моем сознании...
   - Ты должен вернуться к началу, Джон. Ты должен прочитать все книги, которые помогут тебе понять этот учебник для колледжа".
   - Да, Уэйд, начало...
   Они плыли дальше, пока город спал под ними. Солнце превратилось в пеленки яркого света. Словно звуки воспоминаний, в воздухе разносились слабые перезвоны и позвякивания.
   И тут Гейнор схватил Харлана за руку. - Уэйд, там внизу. Смотреть!" Он напряженно указал.
   Харлан напрягся, увидев это. Корабль был крошечным, почти затерявшимся среди зелени парка. Почти одновременно они коснулись органов управления своими антигравитационными летательными аппаратами, стрелой описав быструю и плавную дугу.
   Корабль был очень большим, не похожим ни на один из кораблей, которые они когда-либо видели. Это было нечто остроугольное, построенное из какого-то странного красного металла или сплава, отливавшего на солнце кроваво-красным оттенком. В боку зияло квадратное отверстие. Медленно туда вошли Гейнор и Харлан.
   Они как будто попали во мрак другого мира. Мало что из увиденного было им знакомо, а назначение остального приходилось догадываться. Там были переходы и коридоры, и из них открывались комнаты. Некоторых они смогли опознать, но остальные, заполненные странной угловатой мебелью и разваливающимися машинами, не поддавались классификации. Они покинули корабль - и солнечный свет показался им приятным.
   Голос Гейнора сухо шелестел. "Они были гуманоидами, Уэйд, люди, которые строят этот корабль. Если ничто другое не имело смысла, то то, что мы видели, показало это. Но люди, которые построили этот корабль, были не из города. Мы порождены какой-то планетой, вращающейся вокруг другого солнца.
   - Они пришли сюда, - прохрипел Харлан. "Они пришли... и оставили этот корабль... Джон... они пришли... и никогда не покидали этот мир..."
   - Уэйд... я думаю. Могли быть и другие корабли...
   Харлан коснулся рукоятки своего позитронного бластера, и его лицо побледнело. - Мы должны посмотреть, Джон. Это то, что мы должны знать".
   Они поднялись в воздух. Кружась и ныряя, они искали. Солнце было в зените, когда они нашли второй корабль. К полудню они нашли третьего и четвертого. Четвертым был " Ковчег", гиперпространственный крейсер, на котором старый Марк Гейнор и его банда пуристов покинули Землю около ста двадцати лет назад.
   Четыре корабля, которые нашли Гейнор и Харлан, имели две общие черты. Каждая из них была построена разными гуманоидами, и каждая из них была совершенно заброшена. Кроме этого, не было никакой основы для сравнения между ними. Каждая была отдельной и отчетливой, уникальной в своей чуждости. Даже Ковчег , давно вышедший из моды, казался странным.
   В " Ковчеге" Гейнор и Харлан не нашли ничего, что указывало бы на то, что случилось с его пассажирами. Все было аккуратно и аккуратно, даже в самом отличном состоянии. Ничего написанного не осталось, ни малейшего клочка гниющей бумаги.
   Гейнор прошептал: - Значит, они пришли сюда. И с ними случилось то же самое, что и со всеми остальными людьми, высадившимися здесь. То же самое, я уверен, произошло и со строителями города. Почему они оставили эти корабли позади? Куда они делись? Что могло с ними случиться?"
   Харлан мрачно покачал рыжей головой. - Нам лучше этого не знать. Если мы останемся и попытаемся выяснить, то же самое произойдет и с нами. Та правительственная экспедиция, которая открыла эту планету, столкнулась с той же загадкой, но не пыталась ее выяснить. Они вернулись на Землю. Джон, нам лучше вернуться к Парагону . Нам лучше уйти, пока мы можем.
   "И со временем сюда поселится больше людей. И было бы больше пустых кораблей". Губы Гейнора сжались в упрямую линию. - Уэйд, я не уйду, пока не раскрою тайну этого места. Я собираюсь выяснить, что случилось со старым Марком и пуристами. Нас предупредили - будем начеку".
   Харлан встретился с решительным взглядом Гейнора, а затем отвернулся. Он увлажнил губы. После долгой паузы он жестко кивнул. Его голос был очень низким.
   - Тогда мы должны начать с самого начала, Джон. Эти фотографии...
   "Да, Уэйд, фотографии. Я уверен, что они держат ответ на все это. Мы должны найти это начало. Вы заметили, как растянулся город. На одном конце начало, на другом...
   "Конец!" - резко сказал Харлан. "Нет. Уэйд. Ответ."
   Сначала они вернулись в "Идеал", чтобы утолить приступы голода, слишком сильные, чтобы их можно было игнорировать. Затем, снова надев свои антигравитационные летательные аппараты, они поднялись в воздух. Они сделали несколько кругов и, наконец, направились к точке на горизонте, где город редел и, наконец, заканчивался.
   Их полет закончился у единственной стройной башни, стоящей посреди паркового пространства. Они знали, что достигли конца города, потому что впереди не было видно никаких других зданий. Они поплыли к земле, молча глядя на башню. Он сиял целомудренной белизной в предвечернем свете - безмятежным, несколько отчужденным, прекрасным в своей простоте и одиночестве.
   Харлан тихо сказал: "Начало? Или - конец?
   "Это то, что мы должны выяснить", - ответил Гейнор. - Мы идем туда, Уэйд.
   Внутри башни было темно и прохладно, и царила торжественная тишина собора. Он состоял только из одной большой комнаты, потолок которой терялся в отвесной высоте. И если не считать вездесущих настенных росписей, там было пусто - совершенно голо.
   Гейнор и Харлан посмотрели на картины, потом переглянулись и медленно кивнули. Молча они ушли.
   - Это... это было не начало, - медленно произнес Харлан.
   - Нет, Уэйд. Это был конец. Начало лежит на противоположной стороне города. Но нам придется отложить наше расследование до утра. Мы не доберемся до другого конца города до наступления темноты.
   Они вернулись в Парагон. Солнце садилось за башни города на востоке, утопая в сиянии розы и золота. Медленно бледнеющие пальцы его сияния удалялись от города. Ночь пришла во всем своем звездном великолепии.
   * * * *
   Гейнор и Харлан встали с рассветом. Стремление вернуться к своим расследованиям уволило их. Они нетерпеливо торопились позавтракать. Затем, прикрепив к поясу комплекты концентратов аварийного пайка и надев антигравитационные летательные аппараты, они поднялись в воздух.
   Пока они летели, Гейнор и Харлан должны были напомнить себе, что это был второй день их визита, а не первый, настолько новый день был похож на предыдущий. Ничего не изменилось. Город под ними все еще снится. А далеко и высоко в синеве метались и танцевали сверкающие облака хрустальных существ, их перезвон и звон звучали как эхо мелодии из эльфийского мира.
   Солнце было ярким и теплым, когда Гейнор и Харлан достигли конца города, противоположного тому, который они исследовали накануне. Здесь они не нашли стройной башни. Ничто не указывало на то, что эта часть города чем-то отличалась от остальных. Общий план окруженных башнями дворов был таким же, как и везде. Город просто кончился - или, если посмотреть на него с другой стороны, - просто начался.
   Гейнор и Харлан скользнули вниз в один из самых первых дворов, окруженных башней. Они коснулись земли, выключили летные аппараты, остановились, медленно оглядываясь по сторонам.
   Гейнор пробормотал: "Начало? Или... Может быть, мы ошибались, Уэйд. Может быть, нет никакого начала".
   - Эти башни должны сообщить нам об этом, - сказал Харлан. - Давай заглянем внутрь них, Джон.
   Они вошли в арочный дверной проем и вошли в большое фойе. В этом у них было первое указание на то, что эта часть города действительно отличалась от остальных. Ибо в фойе не было помоста и силового вала, как они обнаружили ранее. Вместо этого на верхние этажи вела широкая лестница.
   Они поднялись по лестнице. Стены первой исследованной ими квартиры были покрыты картинами, как и везде, но на этот раз просторные комнаты не пустовали. Они были обставлены. Гейнор и Харлан смотрели на мягко мерцающие предметы, которые явно были столами и стульями, глубокими роскошными диванами и шкафами разных размеров и форм. Сначала все казалось им странным, и, оглядываясь, они ловили себя на том, что сравнивают мебель с той, которую видели в домах на Земле. А через какое-то время все уже совсем не казалось странным.
   Гейнор несколько раз быстро моргнул. Он озадаченно нахмурился. - Уэйд, либо я сошел с ума, либо эта комната изменилась.
   Харлан смотрел на настенные росписи. Его голос доносился как издалека. "Измененный? Почему да. Теперь все так, как должно быть.
   Гейнор посмотрел на стены, а затем кивнул. - Верно, Уэйд. Конечно."
   Гейнор подошел к низкому шкафу. Где-то раньше он уже видел такой шкаф. Он чувствовал, что должен знать ее цель, но она ускользала от него. Он задумчиво смотрел на это. И тут он кое-что вспомнил - его глаза поднялись на картины на стене. Нет. Другая стена? Да.
   Гейнор снова посмотрел на шкаф - и теперь в комнате возник медленный ропот мелодии. Навязчиво знакомый, пронзительно сладкий, но бесформенный. Гейнор снова посмотрел на стены. Мелодия сложилась сама собой, стала сильнее, и мелодичные звуки песни космонавта разлились по комнате.
   Я взрываю дальние тропы,
   Следуя звездным тропам,
   Пройдя домашние тропы,
   Вернемся, милый, к тебе -
   "Звездные тропы возвращаются домой к тебе", - прошептал Гейнор. Внезапная ностальгия захлестнула его волной. Дом. Земля... Его глаза поднялись к стенам, и он утешился.
   Гейнор огляделся в поисках Харлана. Он нашел другого стоящим перед вторым шкафом в другом конце комнаты. Гейнор подошел к нему, заметив при этом, что Харлан стоит странно неподвижно. В тревоге Гейнор пробежал оставшееся расстояние. Харлан, казалось, ничего не замечал. Его лицо было восторженным, трансовым.
   Гейнор схватил Харлана за руку и встряхнул его. "Уэйд! Уэйд - что это? Вырваться из этого?"
   Харлан пошевелился. Выражение вернулось к его чертам - его глаза устремились на лицо Гейнора. - Что... что... О, это ты, Джон. У нее... у нее были рыжие волосы, и... и ее руки обнимали меня, и...
   Харлан прервался, краснея.
   * * * *
   Исследование шкафов в других комнатах дало еще более интересные результаты. У одного из них спереди выступал кран, а внизу был водосборник, очень похожий на питьевой фонтанчик. Гейнор посмотрел на настенные росписи, а затем посмотрел на кран, и вдруг из него хлынула жидкость. Он осторожно попробовал его, одобрительно кивнул, ничуть не удивившись.
   - Скотч, - сказал он. - Я буду с содовой.
   - Тогда поторопитесь, - нетерпеливо подсказал Харлан.
   Был еще один шкаф, который показался им особенно интересным. У этого было отверстие в квадратный фут в передней части, и после того, как Гейнор и Харлан получили надлежащие инструкции от картин, они двинулись дальше, каждый жуя восхитительную ножку жареного цыпленка.
   Не все шкафы производили съедобные или слышимые вещи, но все они открывали новые перспективы для мысли и опыта. Гейнор и Харлан узнали назначение каждого из них и уже мысленно разрабатывали новые методы проверки и применения. Настенные росписи были очень выразительны, и они быстро обучались.
   Это было началом. После шкафов, которые удовлетворяли все возможные физические или умственные потребности, появились машины. Поначалу все было просто, поскольку Гейнор и Харлан все еще находились в эквиваленте детского сада. Но они были гуманоидами - и, следовательно, любознательными. Машины были восхитительны и вызывали интерес. Однако как только их цель и функция стали известны, их новизна умерла, и Гейнор и Харлан отправились на поиски новых полей для завоевания. Таким образом, через несколько дней они перебрались в следующую часть.
   Здесь был тот же план окруженного башней двора, но шкафы и машины стали более сложными, более сложными в эксплуатации. Но Гейнор и Харлан научились читать настенные росписи, которые служили им букварем. Они узнали-
   Инструктаж следовал за приложением, и через несколько дней Гейнор и Харлан снова двинулись дальше. Так они переходили из отряда в отряд, и всегда настенные росписи указывали путь.
   Солнце взошло и зашло, а город продолжал мечтать. И всегда высоко в небе кружили и парили хрустальные существа, звеня и перезвоня. Дни проходили мягко, просто призраки солнечного света.
   Машины становились все крупнее, сложнее, их решения становились все труднее. Каждое из них было новым испытанием для растущих знаний Гейнора и Харлана. И каждое испытание было тяжелее предыдущего, ибо настенные росписи уже не указывали путь, а только намекали.
   * * * *
   Гейнор и Харлан продвигались медленнее, но тем не менее неуклонно. Они не были нетерпеливы. У них не было чувства беспокойного стремления к будущей цели. Они жили настоящим. Они были погружены сердцем и душой в бесконечное очарование окружающей их среды, исключая все остальное.
   Машины продолжали расти. В какой-то момент они были настолько огромными, что одна машина занимала всю квартиру. Но это был кульминационный момент, так как впоследствии машины становились все меньше, все меньше, пока, наконец, не превратились в агрегат, квартиры которого были пусты. Пусто, если не считать настенных росписей и драгоценностей в их нишах.
   Харлан огляделся, нахмурившись. - Кажется, я помню это место.
   "Это знакомо ", - сказал Гейнор. Его брови сошлись вместе, и через некоторое время он кивнул. "Мы были здесь раньше, я думаю. Но это было много дней назад, когда мы были детьми.
   - Да, когда мы были детьми. Теперь я это припоминаю. Харлан вспоминающе улыбнулся. "Странно, что мы так мало знали в детстве, что это так легко забывается".
   "Да, мы выросли. Воспоминания о детстве очень смутны. Я могу вспомнить некоторые вещи, но они не очень ясны. Была цель, которая привела нас в город. Цель - но что еще это могло быть, кроме как учиться? И была загадка. Но в городе нет ничего загадочного, совсем ничего странного. Возможно, это просто детские фантазии - в лучшем случае бессмысленные пустяки. Мы не позволим им беспокоить нас сейчас. Мы выросли".
   Харлан серьезно кивнул, и его голубые глаза, полные океана новых знаний, поднялись к покрытым картинами стенам. "События прошлого больше не должны нас волновать. Мы вступили в третью стадию. Задачи одного этого должны занимать наши мысли".
   - Да, прошлое осталось позади. Гейнор смотрел на стены. "Третий этап. Задания будут очень трудными, Уэйд, но интересными. Мы будем применять наши знания на практике - на самом деле создавать. Это означает, что нам придется иметь дело непосредственно с силами различных солдат и вару. Поскольку они внепространственны, управление будет осуществляться исключительно путем холтенинга на шестом уровне с помощью таадрона. Однако мы должны быть осторожны - малейшее расслабление соррана будет иметь гаррелирующий эффект...
   - Я догадался. Но должен быть какой-то способ свести к минимуму эффект гаррелирования, если он все же произойдет.
   "Поле переплетения аргрони восьмого порядка должно помешать ему стать подавляющим".
   "Можем попробовать. Ты работаешь над выкройками ворати?
   "Да. Мне удалось перевести их на пятую стадию развития.
   - Мои узоры вандари. Я нашел их более интересными, чем у ворати. Четвертая стадия развития. Я начинаю сразу. Я воспользуюсь соседней комнатой.
   * * * *
   Харлан ушел, а Гейнор достал из ниши драгоценный камень - то есть таадрона - и установил свою холтенирующую силу на шестой уровень. Вещь великолепно пылала в его руке - свет пульсировал большими мягкими волнами, заливая настенные росписи, заставляя их сиять изысканным богатством. Комнату наполнила неземная мелодия, немелодичная, серебристо-сладкая. Гейнор творил. И пока он это делал, вещи в комнате начали обретать форму и материю - вещи, которые могли быть машинами, но не были машинами, потому что они были разумны и живы так, как никакая машина никогда не может быть. Наконец-то Гейнор и его творения пообщались. Поначалу было несколько трудно, но теперь он справился с трудностями спокойно.
   Гейнор многому научился - точно так же, как Харлан в другой комнате тоже учился. А потом он снова взял таадрон и замолчал. Вещи, которые он создал, исчезли. Он начал развивать паттерны ворати до пятой стадии -
   * * * *
   Светлый день плавно, незаметно слился с ярким днем. Город плыл по нежным зеленым волнам планеты, плыл, мечтал.
   Через некоторое время Гейнор и Харлан перешли к следующему отряду. Потом следующий - и следующий. Вскоре случилось так, что они вошли в Четвертую Стадию. Они знали, что это было последнее, но то, что последовало потом, их не беспокоило. Они достигли уровня ума, который был вне всякого беспокойства.
   Третья стадия сильно изменила их, хотя они и не осознавали этого. Они бы не беспокоились, даже если бы и были. Теперь они больше не пользовались своим естественным голосовым аппаратом, поскольку стали думать в терминах, которые просто невозможно было выразить словами. Они стали телепатами, разговаривая на чистых идеях высшего порядка. И они больше не материализовали свою пищу из атомов воздуха. Простая перестройка клеток их тела - простая, если понимать ее так, как они ее понимали, - теперь позволяла им напрямую питаться определенными питательными межпространственными субатомными энергиями. А от антигравитационных летательных аппаратов, которые для удобства уменьшили до размеров горошины, теперь вообще отказались. Они научились летать без помощи какого-либо устройства.
   Четвертая стадия изменила их еще больше. Теперь они творили - это слово не совсем описывает их деятельность - без помощи таадрона, потому что они научились эннатену, что было таким же большим шагом вперед по сравнению с холтенингом, как телепатия по сравнению с речью. Так получилось, что Гейнор и Харлан - или существа, которые когда-то были Гейнором и Харланом - нашли свои тела раздражающим бременем. Ибо руки и ноги, сердце и легкие, а также чувства и нервы, необходимые для их использования, стали для них совершенно ненужными. Они переросли эти препятствия своего детства.
   Теперь они говорили об этом с помощью телепатических средств, которые были не совсем телепатией, и думали, что делать. Ибо, хотя они хорошо освоили настенные росписи, которые были их учебниками в колледже, четкого ответа не было. Их обсуждение проблемы нельзя было сделать понятным, как бы грубо оно ни выражалось, но достаточно сказать, что наконец они пришли к решению.
   Они продвинулись от одного конца города к краю другого. Впрочем, не совсем на краю - там было одно здание, в котором они еще не сдружились. Они , конечно, рассматривали его и раньше, но это было, когда они были детьми, в те смутные, бледные дни, когда они ничего не понимали.
   Они решили направиться к этому самому последнему зданию. Здесь, пожалуй, на каждый вопрос будет дан ответ.
   На рассвете они вошли в арочный дверной проем. Сквозь проем пробивались первые слабые лучи утра - внутри Храма было очень темно и прохладно. Весь сон города, казалось, сосредоточился здесь, в одной безбрежной тишине.
   Существа, которые когда-то были Гейнором и Харланом, изучали картины на стенах Храма, смотрели на них с этим новым, всеохватывающим чувством, выходящим далеко за пределы ограниченных сфер простого видения, так что почти картины говорили с ними и они ответили обратно. Они украсили картины.
   На каждый их вопрос был дан ответ - на всю вечность.
   И так случилось, что через некоторое время два больших граненых кристалла появились из дверного проема Храма и поднялись, пульсируя новой яркой жизнью, сияя радужным великолепием, в небо. Все выше они поднимались, и выше, перезвоня и звеня, взлетая, чтобы присоединиться к другим себе подобным.
   Солнце ярко светило в небе. Высоко и далеко в лазури метались и танцевали сверкающие облака хрустальных существ, посылая волну за волной изысканной хрустальной мелодии на нежные воздушные берега. Среди них теперь было двое, которым еще предстояло научиться тонкостям полета.
   И город снился.
   Идеальная среда, город. Идеально подходит для любознательного гуманоида.
   НЕ ПЛАЧЬ БОЛЬШЕ, МОЙ РОБОТ
   Первоначально опубликовано в Amazing Stories , июнь 1945 года.
   Брайс оторвался от микроскопа, когда до его ушей донесся стук высоких каблуков по полу лаборатории. Надин стояла прямо у двери, резкими, быстрыми движениями рук натягивая перчатки.
   - Ты весь приоделся, - прокомментировал Брайс, разминая затекшие руки. "Покататься на гироскопе?" Надин Брайс покачала своей прекрасной головой, ее зеленые глаза смотрели серьезно и пристально в его глаза. - Нет, Курт, я ухожу.
   Брайс резко поднялся со стула.
   - Почему, Надин, что ты имеешь в виду?
   - Именно то, что я сказал, Курт. Я выхожу. Сумка и багаж. Это до свидания.
   Брайс пошатнулся, словно от удара. - Я... я не понимаю...
   - Это всегда было проблемой для тебя, Курт, - сказала ему Надин с внезапным негодованием. "Вы никогда не понимали ничего, что не было связано с вашей работой. Что ж, вы имеете право на понимание - и вы его получите. Меня тошнит от всего этого". Сердитый взмах ее руки охватил сверкающее стекло и хром интерьер лаборатории и одинокий вид на скалы и океан, видневшийся в широких окнах. "Мне надоело жить отшельником. Я все еще молод. Я хочу друзей, вечеринки, хорошие времена. Я никогда не получу их, оставаясь с тобой. Ты слишком поглощен своей работой.
   - Понятно, - сказал Брайс с тихой горечью. Он посмотрел на свои руки и на мгновение замолчал. Затем его лицо поднялось, настойчивое с мольбой. - Надин, это ты не понимаешь. Разве ты не видишь, что моя работа в конце концов означала бы друзей и хорошие времена? Я знаю, о каких друзьях и хороших временах ты говоришь. Без денег их не получить, Надин. Все, что я делал, было направлено на получение богатства, славы и влияния". Брайс знал, что это последнее было ложью, даже когда он произнес это. Он любил свою работу за саму себя, а не за то, что она могла принести. Но богатство, слава и влияние были вещами, которые Надин понимала.
   Надин колебалась. - Ты действительно это имеешь в виду, Курт?
   - Конечно, - ответил Брайс, внезапно почувствовав оправдание своей лжи. Все, что угодно, лишь бы удержать Надин, сказал он себе. Она и его работа были ему жизненно необходимы. Каждый не был бы полным без другого.
   Изящный овал лица Надин на мгновение смягчился, а затем снова затвердел. - О, Курт, это бесполезно! Я хочу наслаждаться жизнью сейчас. Сейчас, Курт! Не в какое-то неопределенное время в будущем. Ты еще много лет ничего не добьешься со своей работой, а я устал ждать.
   - Это ненадолго, Надин. Я решил самые серьезные проблемы. Электронный мозг Брайса - это почти реальность". Брайс подошел к ней, положил руки ей на плечи. - Надин, ты меня любишь, не так ли?
   Она отвела взгляд, закусив губу.
   Его руки напряглись. - Надин?
   "Да. О да, Курт! Но это бесполезно".
   - Ты не будешь ждать?
   "Нет, Курт. Мне жаль. Я терпел такую жизнь столько, сколько мог, и больше не потерплю".
   Руки Брайса опустились по бокам, словно внезапно лишившись жизни. Его голос был свинцовым. "Ну, я не вижу ничего, что я мог бы сделать. Я мог бы бросить все это и отвезти тебя в город и попытаться сделать тебя счастливым, но... дело в том, что я вложил в эту лабораторию все, что у меня было. Я слишком глубоко, чтобы отступать". Брайс выпрямился, выдавив из себя улыбку. - Может быть, тебе нужен отпуск, Надин. У меня есть немного денег от некоторых патентов, и я снабжу вас тем, что вам нужно. Возможно, через некоторое время вы будете смотреть на вещи по-другому".
   - Возможно, Курт. Голос Надин был шепотом. Ее зеленые глаза избегали его.
   Брайс положил руку ей под подбородок, поднял ее лицо и поцеловал в губы. - До свидания, Надин. Хорошо тебе провести время."
   - До свидания, Курт.
   Он смотрел, как она уходит, слышал, как ее высокие каблуки затихали и, наконец, умирали. С крохотной посадочной площадки снаружи доносился рев мотора гироскопа. Потом и это умерло. Брайс вздохнул, внезапно почувствовав себя старым.
   Он сел на табуретку и прикоснулся к микроскопу, но всякая тяга к работе его покинула. Сняв халат, он вышел из лаборатории, спустившись по тропинке из морских раковин к скалам. Солнце было ярким, а небо безоблачным. Сильный бриз с океана хлестал по его рубашке и брюкам. Он глубоко втянул его прохладный соленый аромат, быстро шагая.
   Он не мог отделаться от горького осознания того, что они с Надин совершили ошибку - Надин, веселая и веселая, и он, уравновешенный, серьезный инженер-робототехник. Надин была Лэндри, имя, которое долгое время было синонимом богатства, но поколения Лэндри, такие же веселые и веселые, как она, истощили семейное состояние, пока не остался только престиж памяти. Он, Брайс, не обладал преимуществом семейной традиции, получив признание благодаря своим способностям в выбранной им сфере деятельности. Начав с должности техника-технолога в Vanneman Robots - фирме-первопроходце в производстве роботов - он быстро прошел путь до главы исследовательского отдела, добившись определенной известности благодаря изобретению нового улучшенного типа робота.
   Он встретил Надин на банкете, устроенном в его честь Сайрусом Ваннеманом, известным изобретателем первого практического робота и основателем Vanneman Robots. Любовь была великим уравнивающим фактором, из-за которого все различия в наследственности и окружающей среде казались незначительными. И в то время, заинтригованный новизной вечеринок и танцев, Брайс без труда вписался в образ жизни Надин. Они поженились, еще находясь в этом головокружительном водовороте развлечений. Затем, позже, Брайс снова погрузился в свою работу, исключив все остальное. Он ушел из Vanneman Robots и отправился в эту лабораторию у океана, чтобы работать над мозгом робота, который, как он надеялся, приведет к созданию робота почти человеческого типа.
   Брайс преодолел самые серьезные трудности в работе над электронным мозгом Брайса. Неуловимая рука успеха была почти в его руках, и Надин восстала против одиночества и уединения жизни, которую она была вынуждена вести. Брайс задавался вопросом, изменит ли ситуацию богатство, которое обязательно принесет его электронный мозг. По его телу пробежал холодок предчувствия, когда он вспомнил отсутствие реакции на ее прощальный поцелуй.
   * * * *
   Солнце уже склонялось к горизонту, когда Брайс вернулся в дом. Джонс стоял перед входом в гостиную, наблюдая безэмоциональными зрительными ячейками, которые были его глазами. Джонс был роботом Ваннемана новейшего типа, стройным и мягконогим. Он служил экономкой и поваром и был столь же эффективным, сколь и неутомимым.
   - Я искал вас, мистер Брайс, - сказал Джонс. "Ужин подан."
   Брайс кивнул. - Я пошел немного прогуляться.
   "Я также искал миссис Брайс, - сказал Джонс. - Я не мог ее найти.
   "Она пошла в город, - объяснил Брайс. - Она не вернется еще какое-то время.
   Последствия последних слов Брайса были потеряны для Джонса. Он повторил: "Ужин подан" и вошел в дом, его внутренний механизм тихонько щелкал и гудел.
   Брайс поел в одиночестве, затем пошел в лабораторию и возобновил свою работу. Он чувствовал острую необходимость что-то сделать. Он надеялся, что занятые пальцы и занятый разум принесут облегчение от мыслей о Надин. Но никакая концентрация не могла облегчить тупую боль, которая пульсировала глубоко внутри него.
   Дни шли яркой чередой. Было позднее лето, и небо было преимущественно голубым и ясным. Каждый день был так похож на предыдущий, что Брайс не замечал течения времени. Он выходил из лаборатории только для еды, спал на раскладушке в углу комнаты. Электронный мозг быстро приближался к завершению.
   Брайс принял отсутствие Надин с унылой покорностью, хотя и не переставал по ней скучать. Были времена, когда какая-то фаза его работы носила автоматический характер и не требовала его присутствия. Потом он беспокойно бродил по дому или гулял вдоль океана. Однажды он включил телевизор в гостиной, его единственный контакт с внешним миром.
   Было обычное разнообразие выпусков новостей. Две крупные европейские державы приближаются к политическому кризису. Четвертая экспедиция отправляется на Марс. Результаты ежегодной ракетной гонки Luna. А также-
   "Ваш репортер имеет достоверные сведения, что Надин Брайс, урожденная Лэндри, и Сидни Артингтон, богатый спортсмен, составляют постоянную пару. Ходят слухи, что Надин Брайс рассталась со своим мужем Куртом Брайсом, известным инженером-робототехником...
   Брайс злобным движением руки выключил телевизор. Он тяжело дышал. Постоянная двойка... Эта фраза разорвала его на части. Он немного знал о Сидни Артингтоне, который стал знаменитостью только потому, что обладал огромным богатством. Артингтон был плейбоем, вроде Надин. Он бы прекрасно вписался в ту жизнь, которой хотела бы жить Надин. Постоянный круговорот вечеринок, ночных клубов, веселья.
   Брайс с удвоенной энергией погрузился в работу. Наступила осень, и облака начали заполнять синеву неба. Время от времени случались шквалы, предвещавшие приход зимних штормов, от которых прибой с грохотом ударялся о скалы у подножия утесов.
   Наконец электронный мозг был закончен. Предстояло еще провести испытания, чтобы определить степень его эффективности. У Брайса был полностью собранный запасной корпус робота, который он теперь начал оснащать своим изобретением. Он был занят этим одним серым днем, когда его прервал звук приближающегося автожира.
   Гостьей Брайса была Надин - Надин, которая выглядела, если возможно, еще красивее, чем когда он видел ее в последний раз. Брайс провел ее в гостиную и начал трясущимися руками смешивать напитки. Ему было странно трудно дышать. Его мысли были тревожными. Что означал визит Надин? Может быть, она... возвращается к нему?
   Это была напрасная надежда, как он вскоре понял, поскольку отношение Надин к нему носило заметно заметную сдержанность. Она начала с обычных любезностей.
   - Как ты поживаешь, Курт?
   "Достаточно хорошо. Джонс позаботится обо всем".
   - А электронный мозг Брайса закончен?
   - Готово, Надин. Я еще не экспериментировал с ним, поэтому не знаю, насколько он будет хорош".
   - Держу пари, все будет в порядке, Курт.
   - Надеюсь, Надин.
   Она изучала содержимое своего стакана, проводя тонкими пальцами по его краю. Ее мгновенное молчание было чем-то вроде паузы для подготовки, задержки дыхания перед прыжком. Внезапно она подняла глаза.
   - Курт, я пришел к тебе по кое-чему.
   - Да, Надин?
   - Курт... я хочу развода.
   Это было не совсем неожиданно, но желудок Брайса взобрался на гору и спрыгнул. Огромная тишина, казалось, сгустилась и сгустилась вокруг него. Он тупо уставился на Надин, а затем тишина исчезла. Он остро осознал, что Надин смотрит на него, наблюдая за его реакцией. Он поднял свой стакан и опустошил его тремя большими глотками.
   - Кто этот счастливчик, Надин? - спросил Брайс. - Конечно, должен быть еще один мужчина.
   - Сид Артингтон, Курт. Голос Надин был едва слышен.
   - Сид, а? Сид Артингтон, богатый плейбой. Надин, прожигательница жизни. Это будет отличный матч".
   - Курт... Курт, ты должен быть таким?
   "Нет. Господи, нет". Брайс сильно прижал ладони к вискам, глубоко дыша. Он выпрямился. - Надин, у меня ничего не изменилось. Я все еще люблю тебя. Не... разве ты не дашь мне шанс помириться?
   - Прости, Курт.
   "Ничего из того, что я могу сказать, не изменит ситуацию?"
   - Нет, Курт.
   "Если это так, то так и должно быть". Брайс сокрушенно пожал плечами. - Ты можешь развестись, Надин.
   - Спасибо, Курт, - пробормотала она. Она взглянула на него, колебалась. - Что ты будешь делать, Курт? Я имею в виду, какие у тебя планы?
   Брайс развел руками. - Я, конечно, останусь здесь и продолжу свою работу. Это все, что мне осталось сделать".
   Разговор был как выжатая губка. После долгого неловкого молчания Надин встала. - Мне пора идти, Курт.
   - До свидания, Надин.
   Они обменялись рукопожатием, и Надин быстро вышла из комнаты. Брайс мрачно смотрел в пустоту, звук гироскопа затихал в его ушах. Потом он исчез, и единственным звуком был глухой грохот прибоя по скале. Брайс потянулся к бутылке ликера, наполнил стакан и выпил. Он снова наполнил стакан. И опять.
   * * * *
   Прошло два дня, прежде чем Брайс вернулся к работе. Движения его сначала были неуклюжими и рассеянными, но с нитками, вновь оказавшимися в его руках, к нему вернулись прежняя ловкость и точность. Он завершил подключение нервов к своему электронному мозгу, впечатал определенные простые рефлекторные паттерны в ячейки памяти с помощью специального кондиционера для микрофильмов.
   Робот плавно выполнял его команды. Электронный мозг, несомненно, имел успех.
   Когда первый прилив восторга прошел, Брайс задумчиво посмотрел на робота. Это была фигура в натуральную величину в форме человека с телом и головой из пряденого пластика. Искусственные волосы, взлохмаченные манипуляциями Брайса, покрывали черепную коробку. Робот был почти точной копией Джонса. Джонс был мужчиной-роботом, вспомнил Брайс. Затем внезапно мысль заставила его напрячься. Почему бы не разместить электронный мозг в теле женского робота?
   Эта мысль заставила его сердце странно биться. Не просто обычное женское тело робота, а женское тело робота, которое будет точной копией... Надин! Это было бы идеальным решением его одиночества!
   С волнением Брайс вспомнил, что у него есть трехмерная фотография Надин в полный рост. Это может быть увеличено до натурального размера, чтобы служить моделью. А что касается конструкции самого корпуса, кто мог бы сделать это лучше, чем гений Сайрус Ваннеман?
   Едва это последнее промелькнуло в голове Брайса, как он с нетерпением побежал за видеотелефоном. Он связался с Сайрусом Ваннеманом, объяснил, что он хочет сделать.
   - Это будет стоить вам целое состояние, - с сомнением сказал Ваннеман.
   "Меня не волнует, сколько это стоит", - ответил Брайс. "Послушайте, у меня есть несколько патентов на рынке, каждый из которых стоит целое состояние. Вы знаете, кого я имею в виду. Я передам тебе все права в обмен на эту работу.
   Ваннеман, казалось, колебался, затем быстро кивнул. - Я сделаю это, Курт.
   "Отлично. Через день пришлю чертежи и спецификации. Это будет особая работа. Придется полностью изменить привычную систему нервных и мозговых связей".
   - Ты работаешь над новой идеей, Курт? - с любопытством спросил Ваннеман.
   - В некотором смысле, - уклонился Брайс. "Я пока не знаю, удастся ли это".
   Брайс прервал связь и сразу же приступил к работе над планами. После недели почти непрерывной работы день и ночь он был закончен. Затем планы вместе с трехмерной фотографией Надин были отправлены Ваннеману.
   Работая над планами, Брайс понял, что новый робот не будет завершен, если он не будет обладать эмоциями. Оно было бы способно мыслить - фактически рассуждать, - но оно не было бы почти человеком, если бы его мыслительные процессы не сопровождались такими характерно человеческими эмоциями, как любовь, ненависть, ревность и страх. В человеческом теле эмоции вызывались различными железами, гормонами и выделениями. Брайс намеревался добиться того же эффекта в роботе с помощью механических желез, электрических и радиоимпульсов. Итак, в ожидании изготовления и отгрузки робота Брайс снова взялся за работу.
   * * * *
   Серые дни сокращались, а ветер с океана дул сильнее. Периодические шквалы перерастали в бури, а в промежутках над скалами висела унылая завеса тумана. Грохот прибоя, разбивающегося о скалы у подножия утесов, теперь был почти непрерывным.
   Была зима, и снег валил густой и мягкий, когда аэрофургон прибыл на посадочную площадку возле дома. У Брайса перехватило дыхание, когда двое мужчин внесли в лабораторию большую коробку, похожую на гроб. Его руки дрожали, когда он подписывал квитанцию о доставке. Это знание почти испугало его, что это все. Это стало кульминацией всей его работы.
   Аэрофургон уехал, и Брайс нетерпеливо открыл коробку, снял слои набивки и упаковки. Он задохнулся. Его глаза расширились от изумления, а трепет и восхищение расслабили мышцы лица.
   Работая по планам и фотографиям, Ваннеман сотворил чудо. Это была Надин, лежащая в ящике, густые ресницы загибались на ее щеке, словно во сне. Она была воплощением застывшей красоты, мечтой, воплощенной в пластике. Глядя на нее, Брайс с трудом мог поверить, что под бело-розовым пластиком, которым была ее кожа, лежат провода, шестерни и трубки; что двигатель, крошечный и мощный, мог оживить ее вместо пульсирующего удара сердца.
   Брайс оживился. Электронный мозг и механические железы были готовы. Он завершил сборку робота с ловкостью хирурга. Затем он включил ее мотор, очень особенный мотор, который почти не издавал ни звука. Ее глаза открылись, глаза такие же зеленые, как у Надин, за исключением того, что они обладали теплом и мягкостью, в то время как глаза Надин были холодными и слегка оценивающими. Ее красные губы приоткрылись. Она смотрела на него с каким-то детским удивлением на ее прекрасном лице.
   - Тебе нужно имя, - сказал ей Брайс. "Пусть это будет Лилит. Да... Лилит.
   - Лилит, - пробормотала она. "Лилит".
   Брайс тщательно следил за образованием Лилит. Он выбирал из своего фонда специальных микрофильмов, из телепередач, из книг. Он приложил большие усилия, чтобы увидеть, что все, что попадало в ее клетки памяти, имело такую природу, чтобы привести к личности, которая была бы типично женской.
   Лилит, благодаря электронному мозгу, быстро училась. Всего за несколько недель она узнала все, что когда-либо знала Надин, и кое-что, чего Надин не знала. Но что касается ожиданий Брайса, то Лилит как готовый продукт так же отличалась от Надин, как черное от белого и горячее от холодного. Там, где Надин была холодной и расчетливой, Лилит была теплой и импульсивной. Там, где Надин улыбнулась бы, Лилит засмеялась, и там, где Надин сжала бы губы от внутренней печали, Лилит безудержно заплакала. У Лилит, конечно же, были слезные протоки, построенные так, чтобы во всех деталях напоминать женщину. Она никогда не колебалась использовать их, какой бы незначительной ни была провокация. Она оплакивала невзгоды влюбленных в телевизионных пьесах и сцены смерти в книгах. Временами это раздражало Брайса, но он не мог вынести мысли о том, чтобы внести необходимые коррективы в ее механические железы, которые изменили бы ее.
   Женское чувство собственности Лилит было развито до высокой степени. Она считала дом своим и постоянно возилась с ним, вытирая пыль и полируя его с гордостью и добросовестностью, с которыми не могла сравниться ни одна человеческая невеста в новом доме. Она даже настояла на перестановке мебели к своему личному удовольствию, а когда Брайс яростно протестовала, она укрылась в слезах. Брайс сдался. Лилит провела много счастливых часов, перетаскивая и передвигая мебель в каждой комнате.
   Следующее, на чем настаивала Лилит, это готовить еду для Брайса. Он терпеливо указал, что это задача Джонса. Лилит немедленно потребовала удаления Джонса. Брайс с негодованием отказался. - со слезами на глазах взмолилась Лилит. Брайс сдался. Он выключил двигатель Джонса и оставил его в кладовой, примыкающей к лаборатории. И позже он не сожалел о том, что Лилит вкладывала эмоции в приготовление пищи, тогда как Джонс просто готовил.
   Домашние дела под руководством Лилит шли гладко. Она содержала каждую комнату в чистоте и порядке, и ее еда всегда была чем-то, чего можно было с нетерпением ждать. Для Брайса дом приобрел атмосферу веселой уютности, которой ему не хватало раньше. Он обнаружил, что становится все более и более умиротворенным.
   Лилит оказалась веселой и очаровательной спутницей. Брайс научил ее играть в шахматы, и она быстро научилась разделять его любовь к игре. Они часами сидели за фигурами в гостиной, и Брайс обнаружил, что победить Лилит становится все труднее. Она также проявила интерес к работе Брайса в лаборатории, проводя там столько свободного времени, сколько могла найти вне работы. Брайс объяснил принципы робототехники и функции различных механизмов, используемых при производстве роботов. Лилит, с ее быстрым умственным пониманием любых предметов, вскоре смогла разумно обсудить с Брайсом любую фазу робототехники. Далеко не терпя ее присутствия в лаборатории, он с нетерпением ждал ее ежедневных визитов.
   Было неизбежно, что возникнет что-то, что нарушит ровный тон отношений. Однажды вечером они слушали телевизионную пьесу, которая закончилась ссорой между двумя влюбленными. Слезы наполнили глаза Лилит.
   - Курт, интересно, случится ли что-нибудь подобное с нами когда-нибудь?
   Брайс был озадачен. - Что ты имеешь в виду, Лилит?
   "Интересно, будем ли мы когда-нибудь так ссориться?"
   - Но, Господи, Лилит, зачем нам это?
   Лилит отвела взгляд, сжимая свои маленькие руки. - Вот в чем наша беда, Курт. Мы действительно недостаточно близки друг с другом, чтобы иметь причину ссориться".
   - Может быть, так нам лучше, - сказал Брайс.
   - Мы, Курт? Мы?" Лилит резко встала. Ее лицо боролось с внезапным потоком слез. Развернувшись, она выбежала из комнаты.
   Брайс растерянно смотрел ей вслед. Потом философски пожал плечами. Лилит, по сути, женщина, напомнил он себе, а женщины часто необъяснимы.
   В последующие дни Лилит больше не приходила в лабораторию. Она проводила большую часть времени в своей комнате, и ее еда теряла часть своего превосходства. Наконец Брайс не выдержал. Однажды утром он поймал ее на кухне и потребовал объяснить, что случилось.
   Лилит заставила себя улыбнуться. - Ничего страшного, Курт.
   - Да, есть, - настаивал Брайс. - Я хочу, чтобы ты сказал мне.
   Лилит закусила губу, колеблясь. "Хорошо, Курт, но помни, что ты просил об этом. Курт... Я знаю, что я всего лишь робот, но я устроен так, чтобы во всех отношениях походить на женщину. У меня женские чувства. Я люблю тебя, Курт. Я хочу сделать тебя счастливым так, как только женщина может сделать мужчину счастливым. Но... кажется, тебе все равно.
   - Я не знал... я не думал... - Брайс был сбит с толку.
   Лилит наблюдала за ним, надежда умирала на ее лице. Она отвернулась, ее зеленые глаза наполнились слезами. Ее тонкие плечи сотрясались от приглушенных рыданий.
   В хаотичном вихре мыслей Брайс вышел из кухни. На него легло осознание того, что он не сделал Лилит почти человеком, а сделал ее слишком. Сострадание к ней переполняло его, но, объективно просеивая свои чувства, он не мог найти ответных эмоций любви. Хотя Лилит выглядела великолепной молодой женщиной - и на самом деле во всех отношениях напоминала великолепную молодую женщину, - он не мог уклониться от осознания того, что она, в конце концов, всего лишь робот.
   И совершенно неожиданно Брайс почувствовал, что тоскует по Надин. Надин была человеком - в его роде. Старое одиночество вернулось с резкой силой.
   Зима подходила к концу. Брайс и Лилит обменялись всего несколькими словами, да и то только тогда, когда того требовал случай. Лилит продолжала держаться подальше от лаборатории. Они с Брайсом больше не играли вместе в шахматы и не слушали телеспектаклей. Брайс погрузился в работу, а Лилит увлеклась чтением, проводя большую часть времени в своей комнате. Брайс видел ее лишь изредка, но всегда ему казалось, что он может разглядеть следы слез на ее щеках. Его глаза стали затравленными. Он начал задаваться вопросом, как долго это будет продолжаться.
   Пришла весна, и скалы покрылись травой. С каждым днем солнце светило все теплее, небо прояснилось, а резкий ветер с океана превратился в легкий бриз.
   Однажды Брайс, случайно включив телевизор, узнал, что Сидни Артингтон погиб в результате крушения своего спортивного гироскопа. Диктор добавил, что огромное состояние Артингтона досталось Надин. Вскоре в доме появилась Надин.
   Брайс был вне себя от радости, увидев ее. Это был ответ на его самые смелые надежды.
   "Почему, Надин, я с трудом могу поверить, что это ты!"
   Надин улыбнулась. - Это я, все в порядке, Курт. Как дела?"
   - Просто отлично, - солгал Брайс. Он не мог заставить себя признать, что последние несколько месяцев были настоящим адом.
   Надин оглядела гостиную, слегка нахмурившись. - Курт, это место выглядит... по-другому. Что ты делал?
   "О, это работа Лилит".
   - Лилит? Имя вырвалось у Надин. Ее глаза расширились, глядя на Брайса.
   - Лилит - робот, - быстро объяснил Брайс. - Просто подожди, пока не увидишь ее. Электронный мозг Брайса удался, Надин, и в результате появилась Лилит. Надин почувствовала странное облегчение. Она стала скромной. - Курт, ты знаешь, почему я вернулся? - тихо спросила она.
   - Нет, Надин, - ответил Брайс. Но он думал, что знает, и его сердце екнуло.
   - Курт, я решил вернуться. То есть, если... если ты все еще хочешь меня.
   "Все еще хочешь тебя? Почему, Надин...
   Брайс ощупью потянулся к ней, и вдруг она оказалась в его руках.
   Позже Надин привела волосы в порядок и разгладила платье. Она сказала: - Нам придется немного подождать, Курт. Внешность, знаете ли. Потом мы снова поженимся. Теперь я богатая женщина, и ты можешь оставить свою старую работу, и мы сможем путешествовать, встречаться с друзьями и веселиться, не беспокоясь о деньгах. Это будет чудесно, правда?"
   Брайс медленно покачал головой. - Нет, Надин.
   "Но почему нет?"
   - Я бы не стал прикасаться к твоим деньгам, Надин.
   - Какая разница, чьи это деньги, Курт? Это деньги, не так ли?
   - Мне все равно, - настаивал Брайс. - Я не буду его трогать.
   Лицо Надин вспыхнуло внезапной яростью. - Курт, почему ты такой упрямый? Я рискую убить Сида...
   Она резко осеклась, ее щеки побледнели. Ее рука поползла ко рту.
   Брайс уставился на нее так, будто она внезапно стала чем-то смертоносным и чуждым. "Что вы сказали? Надин, что ты сказала?
   Она молча ответила на его взгляд, ее рука дрожала на губах. Брайс крепко схватил ее за плечи и настойчиво встряхнул.
   "Надин... ты убила Артингтона? Но это был несчастный случай! Так сказали дикторы новостей!
   "Керт! Ты делаешь мне больно!"
   Брайс отпустил ее, и Надин опустилась на стул. На ее лице застыло выражение неповиновения. "Рано или поздно это выскользнуло бы. Теперь ты знаешь - и мне все равно!
   Ее черты смягчились от внезапной мольбы. Она стала всем слезливой, желанной женщиной. - Но, Курт, я сделал это для тебя! Я никогда не забочусь о Сиде. Я вышла за него замуж, потому что у него были деньги. Я любил тебя все это время. Я все время вспоминал, что ты говорил о работе ради богатства, влияния. Я подумал, раз уж я унаследовал состояние Сида, и если он не будет мешать, ты можешь перестать работать. Я решил избавиться от него. Я знаю, как работает гироскоп. Я починил спортстер Сида, чтобы он вышел из-под контроля вскоре после взлета. Крушение уничтожило все следы того, что я сделал. Они не знают, Курт. Они думают, что это несчастный случай".
   Брайс был ошеломлен признанием. "О Боже!" - пробормотал он.
   Надин с тревогой вглядывалась в его лицо. - Курт... ты меня не ненавидишь?
   "Ненавижу тебя? Нет нет. Почему-то не могу".
   Потом Надин ахнула. - Курт, кто... кто это? - воскликнула она, указывая.
   Брайс огляделся. Лилит, схватив руки за горло, стояла у входа в гостиную, недоверчиво глядя на Надин.
   Они смотрели друг на друга, словно в гипнотическом трансе, широко раскрытыми одинаковыми зелеными глазами, приоткрытыми одинаковыми красными губами. За исключением платьев, которые они носили, их было трудно отличить друг от друга.
   "Это Лилит, - сказал Брайс Надин. "Лилит, я хочу познакомить тебя с Надин".
   "Как дела?" - холодно пробормотала Лилит. - Простите меня за вторжение. Не говоря больше ни слова, она повернулась и ушла.
   "Почему, Курт, она была похожа на меня!" - воскликнула Надин.
   Брайс ухмыльнулся. - Я сделал ее такой.
   Лицо Надин резко окаменело. - Курт, должно быть, она слышала, что я говорил о... о Сиде. Курт, она знает!
   Брайс почувствовал внезапную тревогу, то ли за Надин, то ли за Лилит, он не был уверен. Он знал, что каждый возмущался их сходством с другим. Он видел, как их взаимное удивление превратилось в инстинктивную неприязнь.
   Надин наклонилась к Брайсу, ее зеленые глаза настойчиво сузились. - Курт, она знает, что я сделал! Нам придется избавиться от нее. Я никогда не чувствовал бы себя в безопасности, пока она была жива".
   "Убить Лилит? Господи, нет! Брайс задохнулся.
   - Ты любишь меня, не так ли, Курт? - тихо спросила Надин. - Ты не можешь заботиться о ней. Она всего лишь робот. Она не могла дать тебе мою любовь.
   - Но я не мог убить ее! - сказал Брайс. Внезапно его осенила мысль. - Надин, я знаю, что делать. Я заглушу ее мотор.
   - Это бесполезно, Курт, - категорически ответила Надин. "Кто-нибудь может включить ее снова, позже. Она всегда будет мечом, висящим над моей головой. Нет, Курт, ее нужно уничтожить.
   Брайс видел логику в словах Надин. Он понял, что Лилит, по-женски, будет ревновать Надин, сделает все, что в ее силах, чтобы убрать соперницу. Он похолодел от ужасной проблемы, стоящей перед ним.
   Руки Надин скользнули по его шее. Ее изящное тело прижалось ближе. - Курт, ты сделаешь это, не так ли? - умоляла она.
   Брайс мучительно колебался. Губы Надин были обращены к его губам, мягким и красным, расставшимся с обещанием. Ее духи пьянили его ноздри. Отказ с трудом сорвался с губ - умер непроизнесенным. Он притянул к себе Надин, жадно поцеловал ее. - Да, - прошептал Брайс ей в щеку. - Да, я сделаю это...
   Через некоторое время Надин встала. - Мне пора идти, Курт. У меня еще много дел, которые нужно уладить. Позаботьтесь о роботе как можно быстрее. У нее не должно быть возможности сообщить в полицию. Я скоро вернусь.
   Брайс проводил Надин на посадочную площадку. Затем он вернулся в дом, ошеломленный мыслью о предстоящей ему мрачной задаче. Каким-то образом он должен был уничтожить Лилит. Его разум искал какие-то средства, которые были бы столь же безболезненны для нее, как и для него самого. Ему пришло в голову несколько методов, но он возмущался каждым из них.
   Брайс мысленно отругал себя за то, что был сентиментальным дураком. Лилит была всего лишь роботом, приводимым в действие мотором, который стал разумным благодаря электронному мозгу. Он мог бы сделать другие электронные мозги. Он мог делать других роботов, таких как Лилит.
   К нему пришла решимость. Он составил план. Он застанет Лилит врасплох, выключит ее мотор. Затем он извлечет ее мозг, разобьет его на фрагменты. Так просто, как, что.
   Тем не менее, каждый раз, когда представлялась возможность, он обнаруживал, что не может довести ее до конца. Весенняя рана до кричащей тесноты внутри Брайса, когда дни шли один за другим, а дело так и оставалось незавершенным. Надин скоро вернется, вспомнил он. Что она скажет, когда обнаружит, что Лилит все еще существует?
   * * * *
   Пытаясь избежать растущего напряжения, Брайс однажды днем отправился на долгую прогулку по скалам. Был теплый весенний день, и безмятежный голубой океан простирался до самого горизонта.
   Вернувшись в дом, Брайс увидел Лилит, стоящую на краю обрыва и смотрящую рукой, прикрывающей глаза, в сторону, противоположную его приближению. Она была спиной к нему. Внезапно Брайс понял, что он должен сделать. Он подкрадывался к ней сзади, а затем - резкий толчок, и Лилит мчалась со скалы к своей гибели на скалах далеко внизу.
   Брайс полз от камня к камню все ближе и ближе. Ком заполнил горло. Его глаза были затуманены. Когти агонии рвали его. А потом - он оказался позади нее, и его руки замахнулись для рокового толчка.
   Что-то заставило ее внезапно осознать его. Она кружилась. На какое-то ужасное мгновение ее испуганные глаза смотрели на него широко распахнутыми глазами. Всхлипнув, Брайс толкнул его. От ее крика ужаса, когда она падала со скалы, у него по спине побежали мурашки. До него донесся глухой удар, когда ее тело ударилось о камни.
   Это было окончено. Законченный. Реакция началась, оставив Брайса больным и слабым. Угрызения совести за то, что он сделал, переполняли его. Ушла Лилит - милая, нежная Лилит, которая никогда не помышляла о том, чтобы причинить кому-либо боль, которая не могла вынести мысли о том, что кому-то причинят боль. Лилит, которая провела с ним долгие часы, играя в шахматы. Лилит, которая искренне интересовалась его работой, обсуждала с ним робототехнику, как опытный техник.
   Лилит больше не было. Брайс знал, что может создать другие электронные мозги, но он знал, что другой Лилит никогда не будет. Множество факторов, сформировавших ее личность, невозможно воспроизвести.
   И вдруг Брайс обнаружил, что ненавидит Надин. Он видел в ней то, чем она была - эгоистичной, безжалостной, пристрастившейся к легкомыслию, женщиной, которая, не колеблясь, убивает, чтобы добиться своих целей. К Брайсу пришло горькое осознание того, что он был полным дураком, убив Лилит ради Надин.
   Брайс свинцовым шагом направился к дому. Он резко остановился, увидев автожир, припаркованный на посадочной площадке. Он узнал в нем Надин.
   Сама Надин вышла из дома, а Брайс стоял там. Она смотрела на него торжественно, и на ее щеках были следы слез. Она говорила.
   - Та женщина, которую вы назвали Надин, была здесь, чтобы увидеть вас. Тебя не было дома, и она пошла искать тебя.
   Мысли Брайса бешено закружились. Лилит! Это была Лилит! Тогда другая - та, которую он столкнул со скалы, - была... Надин!
   И вдруг Брайс обрадовался радости, которая перехватила его горло и наполнила его музыкой. Лилит была в безопасности, смерть Надин была своего рода правосудием. Это можно было легко объяснить. Надин просто подошла слишком близко к краю утеса, поскользнулась, упала.
   - Что для тебя Надин, Курт? - нерешительно спросила Лилит. "Почему... почему она похожа на меня?"
   Брайс лишь улыбнулся. - Забудь о ней, Лилит. Я был дураком, и я постараюсь исправить это перед тобой. Отныне давайте думать только о нас". Он протянул руки, и какое-то мгновение она смотрела так, как будто не могла поверить их приглашению, а затем слепо наткнулась на них. Он прижимал ее к себе, и она была такой же теплой и мягкой, как любая человеческая девушка, рыдая от счастья на его груди.
   ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
   Первоначально опубликовано в Astounding Science Fiction , июль 1945 года.
   Он вылез из машины и на прощание помахал мужчине за рулем. "Спокойной ночи, Фред. Увидимся завтра на работе".
   Фред поморщился. - Не напоминай мне, Дуг. После всего веселья, которое мы получили на рыбалке, будет трудно вернуться к старому распорядку. Хорошо, спокойной ночи."
   Дуг Крэндалл снова помахал рукой, и машина отъехала от тротуара, мурлыча в летнюю ночь. Собрав рыболовные снасти и струну окуня, Дуг направился к двери двухэтажного многоквартирного дома, в котором жил. Его охватило рвение при мысли о том, как обрадуется Вики, увидев его улов.
   Подойдя к дому, Дуг взглянул на окна второго этажа. Они были темными. Окна квартиры на первом этаже, в которой жили масоны, тоже были темными. Было чуть больше девяти - слишком рано ни для Вики, ни для Мейсонов, чтобы лечь спать. Дуг решил, что, скорее всего, Вики пошла в кино с масонами.
   Дуг нашел свою квартиру темной. Он включил свет и заглянул в спальню. Вики не было. Он пошел на кухню, думая, что она могла оставить записку. Но он его не нашел и утешал себя мыслью, что Вики, вероятно, ожидала оказаться дома раньше него.
   Он решил приготовить кофе, ожидая возвращения Вики. Опорожняя стеклянную кофеварку в раковине, он заметил коричневую окантовку, образовавшуюся внутри, у дна. Странно - выглядело так, будто им давно не пользовались.
   Что-то начало шевелиться в темном, сыром уголке разума Дуга, когда другие мелкие диссонансы сотрясали его. Заглянув в холодильник в поисках мясного ассорти, из которого можно сделать бутерброд, он увидел, что внутри очень пусто. Если бы Вики пошла за покупками в субботу, она была бы заполнена едой.
   Потом Дуг вспомнил, что кровать не была заправлена, когда он заглянул в спальню. Это не было похоже на Вики, потому что она поддерживала в квартире почти болезненную чистоту.
   Мелочи - кольцо осадка внутри кофеварки, незаполненный холодильник, незаправленная постель. Но они приобрели ужасное значение для Дуга Крэндалла. И вдруг старый страх вернулся, шепча в его уме, грызя его сердце.
   Дуг начал курить сигареты, постоянно поглядывая на часы. Когда кофе был готов, он выпил его черным. А затем, не в силах больше оставаться на месте, он встал и начал ходить по комнате.
   Он продолжал поглядывать на часы. Десять тридцать. Потом одиннадцать часов. Тревога нарастала в нем по мере того, как шли минуты.
   Однажды он включил телевизор в гостиной, но не нашел интереса ни к одной из программ и вскоре выключил его. Он возобновил свою нервную расхаживание.
   Вскоре после одиннадцати тридцати Дуг услышал, как перед домом остановилась машина. Это будут масоны, возвращающиеся домой. Дуг жадно слушал. Послышались шаги, скрип открывающейся двери. Затем наступила тишина.
   Дуг напрягся от интенсивности своего слушания. Если бы Вики ушла с масонами, она бы сейчас поднималась по лестнице. Будет резкий звук ее маленьких каблуков в холле, щелчок ее ключа в замке. Но шли напряженные секунды, а они не появлялись.
   В одиннадцать сорок пять Дуг не мог больше выносить молчания и бесплодного ожидания. Он спустился по лестнице, постучал в дверь масонов.
   Тед Мейсон открыл дверь, закутываясь в купальный халат. Сонливость покинула его глаза, когда он осознал напряженную белизну лица Дуга.
   "Почему, Даг, ты выглядишь... скажи, что-то не так? Заходи."
   - Это Вики! Дуг взорвался моментом позже, столкнувшись с Тедом и Паулой Мейсон в их гостиной. "Она ушла. Я... я боюсь, что с ней что-то случилось. Беспорядочно выплескивая слова, он рассказал о том, как вернулся домой с рыбалки и обнаружил, что дом выглядит странно заброшенным. - Я думал, может быть, она ушла с тобой, - закончил он.
   Паула Мейсон тряхнула светлыми локонами. "Нет, Дуг, она этого не делала. В последний раз я видел Вики вчера... в субботу... утром. Тед вез меня по магазинам на машине, и я подошла спросить, не хочет ли Вики пойти с ним. Но она плохо себя чувствовала. Она сказала, что купит кое-что позже в одном из ближайших бакалейных магазинов. Я пришел снова, днем, но на мой стук никто не отвечал, и я подумал, что Вики куда-то ушла".
   Дуг смотрел в пространство. - Плохо себя чувствовал... - пробормотал он. "У нее болела голова в пятницу вечером, когда я уехал. Тогда это не казалось важным. Но если Вики заболела, почему она не осталась дома?
   Тед и Паула Мейсон беспомощно ответили на тревожно-вопросительный взгляд Дага. Некоторая тревога, которую он чувствовал, начала проявляться на их лицах.
   - Может, Вики пошла за покупками, может, она заболела и...
   Нерешительный голос Теда Мейсона оборвался, как будто он боялся продолжать.
   - Возможно, это так, - прошептал Дуг. - Она пошла за покупками, вероятно, потеряла сознание, ее отвезли в больницу...
   Внезапно он покачал головой и сел на ближайший стул. Он смотрел на что-то за масонами, за комнату, все еще качая головой. В его глазах была намеренная пустота.
   Он не мог больше игнорировать старый страх. Исчезновение Вики было не так просто объяснить. Все это время у него был ответ, в котором он был уверен, но он не хотел признаваться в этом даже самому себе. Теперь он понял, с приливом отчаяния, что должен смотреть правде в глаза.
   Дуг говорил медленно, сбивчиво. - Тед, Паула... Боюсь, здесь есть нечто большее, чем может показаться. Я... я боюсь, что никогда больше не увижу Вики. Он глубоко вздохнул. - Вы слышали об исчезновениях в Олдердейле?
   "Ну да, - признал Тед Мейсон. "Это все еще что-то вроде сенсации. Но, Дуг, какое отношение это имеет к Вики?
   - Мы с Вики из Эйдердейла, - просто ответил Дуг. "Мы ушли, как и многие другие, когда начались исчезновения. Мы с Вики только что поженились. Это казалось таким важным, чтобы с нами ничего не случилось. Мы приехали сюда, в город, и я устроилась на другую работу".
   Дуг посмотрел на свои нервно крутящиеся руки и какое-то мгновение не озвучивал мысли, которые прыгали и мелькали в его голове, словно тени, отбрасываемые на стену прерывистым пламенем. Олдердейл - всего лишь маленький городок в Иллинойсе, мало чем отличающийся от всех других маленьких городков, разбросанных вдоль и поперек страны. Он и Вики родились в Олдердейле. Они выросли вместе, ходили в одну школу. Они вместе ходили на вечеринки, пикники, танцы. Было вполне естественно и логично, что в конце концов они поженились.
   Жизнь в Олдердейле была хороша, текла мягко, легко, как ленивый ручеек. Затем, немногим более двух лет назад, начались исчезновения. Девушки и юноши, только что достигшие зрелости, стали растворяться в воздухе. Больше о них ничего не было слышно. Самые исчерпывающие и авторитетные расследования ни к чему не привели.
   Люди начали покидать Олдердейл. Дуг и Вики в конце концов присоединились к исходу. Уходить было тяжело, но опасность была реальной и очень близкой.
   Дуг оторвался от своих рук. Его измученное лицо было горьким.
   - Отъезд из Олдердейла не принес пользы, - продолжал он. "Что бы ни случилось со всеми остальными, это настигло нас даже здесь".
   - Но как вы можете быть уверены? - протестующе спросила Паула Мейсон. - Исчезновения были очень локальными, а вы сейчас далеко от Олдердейла. У Вики болела голова. Возможно, это была первая стадия какой-то болезни. Возможно, она вышла за покупками, потеряла сознание от усилий и попала в больницу".
   - Полиция, Даг, - неуклюже мягко вставил Тед Мейсон. "Полиция должна была быть уведомлена в этом случае. Ваше имя и адрес были бы найдены среди содержимого сумочки Вики. Может быть, сюда позвонила полиция, пока мы все отсутствовали.
   Дуг резко и отчаянно вскочил со стула. "Я попробую их. Может быть, есть шанс".
   - Я отвезу тебя на своей машине, - предложил Тед Мейсон.
   "Принято к сведению. Мне не хотелось бы беспокоить вас этим больше, чем я уже сделал.
   Тед Мейсон начал стягивать купальный халат. - Я буду готов через минуту, - твердо сказал он.
   Тед Мейсон, одевшись, остановился только для того, чтобы обнять Паулу, отчего с ее губ сорвался вздох удивления и удовольствия. Словно он вдруг обнаружил что-то очень ценное в вещах, до сих пор считавшихся обыденностью. Затем он с грубой мужской симпатией перекинул руку через плечо Дуга и быстро направился к двери.
   * * * *
   Сержант полиции был добросовестно тщательен. Он проверил записи участковых, запросил в штаб-квартире отчеты об участках, позвонил в окружную больницу и во все остальные больницы, куда могла быть доставлена Вики. Но в каждом случае он рисовал пробел.
   - Не похоже, чтобы ваша жена заболела во время похода по магазинам, - сказал сержант хриплым голосом с неловким сочувствием к беспокойству на лице Дага. "Должно быть какое-то другое объяснение. Я проверю все возможности и прикажу выдать ей охранный приказ. А пока вам лучше вернуться домой и немного отдохнуть. Я позвоню тебе, как только что-нибудь появится".
   Дуг глухо кивнул и вместе с Тедом Мейсоном, молчаливым сочувствующим лицом рядом с ним, покинул участок. Он остановился снаружи, на тротуаре, его лицо было безнадежно смиренным.
   "Я этого и ожидал, - сказал он Теду Мэйсону. "Вики ушла - как и все остальные из Олдердейла".
   Тед Мейсон сказал со сдерживаемым нетерпением: - Но ради Пита, Дуг, это город. То, что Вики из Олдердейла, не означает, что исчезновения настигли ее здесь.
   - Тогда какое еще есть объяснение? - спросил Дуг.
   Тед Мейсон неловко пожал плечами. "Я не знаю. Но я знаю, что поспешные выводы ничем тебе не помогут.
   "Я не спешу с выводами, - настаивал Дуг. - Я прав, Тед. Я знаю, что я прав. Я чувствую это глубоко внутри себя".
   - Ты слишком тяжело к этому относишься, Дуг. Тед Мейсон протянул руку. "Попробуй взять себя в руки. Может быть, это выйдет все в порядке. Мы сейчас вернемся в дом. Небольшой отдых пойдет тебе на пользу.
   Дуг покачал головой. Мысль о возвращении в квартиру, теперь такую тихую и пустую, без Вики, была несколько отвратительна.
   - Но уже поздно! - протестующе заметил Тед Мейсон. "Куда еще можно пойти!"
   "Я просто погуляю немного. Мне хочется ходить. Мне хочется много ходить".
   - Ради Пита! Тед Мейсон крепко сжал руки Дуга. "Прекрати! Услышь меня? А теперь смотри - мы возвращаемся в дом. Может поступить звонок, и вам лучше быть там, если это произойдет. Предположим, кто-то позвонил, пока вы гуляли? Именно это покорило Дуга. Он вздохнул, устало кивнул, позволил провести себя к машине.
   Вернувшись в квартиру, Даг быстро прошел из комнаты в комнату, движимый дикой надеждой, что Вики каким-то чудесным образом могла вернуться. Но каждая комната была по-прежнему лишена ее присутствия, как и предыдущая.
   Он начал ходить по комнате и курить сигареты. Он как будто надеялся одним лишь актом ходьбы и курения сдержать бродивший в нем страх. Он то и дело поглядывал на телефон в нише возле двери, то задерживая дыхание, то выпуская его, отводя взгляд.
   Вики... - настойчиво и умоляюще прошептала эта мысль в его голове. Вики, что случилось? Вики, что тебя забрало?
   - Олдердейл, - раздался ответный шепот. Олдердейл, где девушки и юноши едва достигшие порога зрелости растворялись в воздухе. Существо, стоящее за этими исчезновениями, - существо, которое могло протянуться через мили между городом и городом, добраться и ударить даже здесь.
   Дуг попытался выбросить из головы этот другой шепот, но он упорствовал, становился все более властным в своем триумфе над тщетными усилиями его воли. Оно насмехалось над ним своим присутствием, дразнило его мрачными намеками, отвратительными намеками.
   Ночь продолжалась. Усталость стала тяжестью в ногах Дуга. В горле пересохло от курения. Полное изнеможение, наконец, потянуло его на диван. Он решил немного отдохнуть. Ненадолго.
   Диван был мягким. Это было облако, невесомо несущее его сквозь пространство. Вес свалился с ног, достиг век, опустил их вниз. Шепот стих.
   Дуг открыл глаза в ослепительном солнечном свете. Он нахмурился, смутно понимая, что его разбудил настойчивый звук. Звук повторился. Кто-то стучал в дверь.
   Это была Паула Мейсон, неся поднос с блюдами. Она сказала почти застенчиво: "Просто решила принести что-нибудь поесть". Она не стала ждать его реакции, а быстро прошла мимо него, поставила поднос на кухонный стол и принялась суетиться с энергией, явно не терпящей возражений.
   Дуг прочистил горло. - Это здорово с твоей стороны, Паула. Действительно здорово.
   - Садись и ешь, - оживленно сказала Паула Мейсон. "Мужчины никогда не говорят здравого смысла, пока их не накормят".
   Только когда Дуг начал есть, он понял, насколько голоден. Затем ему пришлось сдерживать себя, чтобы не проглотить его.
   - Вы устроили здесь беспорядок, - сказала Паула Мейсон все еще бодрым голосом. "Кофейная гуща по всей раковине, повсюду окурки". Она стала прибираться на кухне, не глядя на него. Ее энергия казалась безграничной.
   Дуг почувствовал прилив благодарности. Он знал, что бойкость Паулы была всего лишь притворством, сделанным в попытке успокоить его.
   Наконец он был закончен. Он нашел свои сигареты, закурил одну.
   Паула Мейсон закончила прибираться в квартире и начала собирать посуду. Животность ушла от нее. На ее лице отчетливо отразилась озабоченность, которую он прежде скрывал.
   - Дуг, что ты собираешься делать? спросила она, когда содержимое подноса было заменено.
   Дуг беспомощно поднял руки. "Если бы я знал. Все, кажется, зависит от полиции. Они сказали, что позвонят мне, если что-нибудь узнают. Город по-прежнему остается для меня загадкой, и я не знаю, куда еще можно обратиться".
   - Разве у тебя нет друзей из Олдердейла, живущих здесь, в городе? Кто-то из них может что-то знать о Вики.
   "Я знаю нескольких. Но, Паула, я не думаю, что в этом направлении есть какая-то надежда.
   - Вы могли бы узнать, - настаивала Пола.
   Дуг колебался в болезненной нерешительности. - Но если кто-нибудь позвонит, пока меня не будет...
   "Я оставлю двери открытыми, здесь и внизу, чтобы я мог услышать телефон или звонок в дверь, если они позвонят. Не беспокойся об этом, Дуг.
   Он решил действовать в соответствии с возможностью, которая казалась бесполезной. Он умылся, переоделся и, вооружившись переписанными на листе бумаги адресами, отправился в путь.
   * * * *
   Дуг глубоко вздохнул и нажал на первый дверной звонок. Теперь, когда он действительно был об этом, его наполнило задумчивое рвение.
   Дверь открылась, и я увидел настороженное лицо молодой женщины. При виде Дага настороженность исчезла, сменившись улыбкой удивления. "Почему, Дуг Крэндалл! Из всех людей. Вы не работаете? Где Вики?
   - Вот что я пришел узнать, Рут. Видишь ли, Вики... Вики исчезла.
   Вздох потрясенного ужаса сорвался с губ Рут. - Дуг - нет! Не Вики? Ее рука метнулась к лицу, как будто охвативший ее ужас был внезапным уколом боли. В ее реакции было что-то личное, вызванное не столько несчастьем Дуга, сколько тем, что оно подействовало на какой-то ее глубоко укоренившийся страх.
   - Олдердейл, - выдохнула Рут, - Даг, Олдердейл.
   Дуг мрачно кивнул. "Вот чего я боюсь. Я не вижу, что еще могло забрать Вики".
   "О, Дуг, неужели нет выхода?" Голос Рут был почти слезливым воплем. - Мы... мы приходим сюда, в город, чтобы уйти от него - от исчезновений - и это бесполезно. Все мальчики и девочки, которых мы знали и с которыми ходили в школу, ушли. А теперь... теперь Вики.
   Побег. Дуг задумался, а не было ли спасения на самом деле. Он остался на некоторое время, пытаясь унять волнение, вызванное его визитом. Затем он продолжил свои поиски, опасаясь, как другие воспримут его новости. Он решил быть более тонким в своем подходе. Просто случайный вопрос. Видели Вики? О, ничего важного. У меня выходной, но Вики не было дома. Думал, может, она упала.
   Он много раз повторял вопрос, много раз давал одно и то же объяснение. Никто не видел Вики. Ему и Вики было много приглашений приехать в гости. Кроме этого, Дуг не получил никаких результатов.
   С одного адреса на другой, с одного конца города на другой. Не все были женаты и дома, как Руфь, чтобы ответить на его призыв. Многие были трудоустроены. Но ему дали номера телефонов, и он звонил в офисы и магазины. В таких случаях он подходил по-разному, всегда стараясь не вызвать тревогу.
   Результаты по одному адресу положили конец его поискам. К тому времени был уже поздний вечер. Он подошел к меблированному многоквартирному дому, в котором жили две девушки из Олдердейла. Женщина, ответившая на звонок Дуга, объяснила, что девушки там больше не живут.
   - Видите ли, один из них исчез. Просто исчез. Все это было очень странно. Другая девушка растерялась из-за этого. Она упомянула Олдердейл, город, где пропало так много людей. Вот почему это казалось таким странным. Я часто задавался вопросом, есть ли какая-то связь. Я сказала мужу...
   - Другая девушка - что с ней стало? - вмешался Дуг.
   "О, она собрала свои вещи и ушла. Сказала, что хочет как можно больше отдалиться от Олдердейла.
   - Понятно, - пробормотал Дуг. "Спасибо." Он отвернулся с бессознательной резкостью, все его существо было поглощено тем, что он узнал. Значит, это была не только Вики. Были и другие. Многие люди приехали в город из Олдердейла. Из них он и Вики знали лишь относительно немногих. Сколько из них тоже исчезло.
   Дуг не тратил зря ни одной мысли на предположения. Его беспокоило только это с мрачной, ужасной уверенностью, что все дальнейшие поиски Вики безнадежны. Из мертвого пепла этого знания возникла новая цель. С мрачным видом он поставил перед собой новую и более суровую задачу - найти причину исчезновений.
   * * * *
   - Билет в один конец до Олдердейла, пожалуйста, - сказал Даг билетному кассиру.
   Мужчина кивнул и повернулся к билетным стойкам позади него. Он не завершил движение. На полпути что-то, казалось, остановило его; он резко повернулся к Дугу.
   - Вы сказали "Алдердейл"? Его голос был почти шепотом, напряженным, немного задыхающимся. Его глаза обострились с каким-то благоговейным интересом на лице Дуга.
   "Да, да", - осторожно ответил Дуг, немного сбитый с толку внезапной сменой поведения собеседника. - Мне нужен билет в один конец до Олдердейла.
   Билетный агент положил руки на стойку и наклонился к решетке, которая отделяла его от Дага. Было что-то тяжеловесно-доверительное в его позе, словно движимое всепоглощающим желанием сообщить о чем-то чрезвычайно важном.
   - Послушайте, молодой человек, в этот город опасно ехать. Если бы я был тобой, я бы держался подальше. Слишком большой риск. Там пропало много людей".
   - Я знаю это, - сказал Дуг. - Мой билет, пожалуйста.
   Билетный кассир убрал руки от прилавка и отстранился, как будто Дуг стал тем, с кем было бы безопаснее не вступать в близкий контакт. Его брови сошлись над пристальными глазами в недоверчивой хмурости.
   - Ты уверен, что знаешь, что делаешь? - нерешительно спросил он.
   - Вполне, - сказал Дуг. - А теперь, если вы удовлетворены, не могли бы вы дать мне мой билет?
   Покачав головой, что-то бормоча себе под нос, агент по продаже билетов подчинился. Его манера поведения на протяжении всей сделки носила заметно заметную сдержанность.
   Когда билет наконец оказался у него, Дуг взял свою сумку и быстро зашагал к путям.
   Он закусил нижнюю губу, его юношеские черты помрачнели. Предупреждение билетного агента встревожило его. До сих пор он знал только твердую решимость докопаться до сути исчезновений. Сознание того, что он подвергнет себя опасности, отправившись в Олдердейл, не приходило ему в голову.
   К нему пришло осознание, что у него нет ничего, что могло бы дать надежду на неприкосновенность. Он был из Олдердейла. Он был молод - сам только что перешагнул порог зрелости. На самом деле он был идеальной добычей для того, что унесло в небытие всех остальных, подобных ему.
   Он почувствовал укол тревоги, который не был мотивирован какой-либо заботой о собственном благополучии. Потеря Вики оставила у него мало желания продолжать существование. Но он не хотел, чтобы с ним что-нибудь случилось, пока он наконец не вытащит причину исчезновения на свет божий.
   Дуг нашел свою карету, бросил сумку на полку над головой и уселся на сиденье. Он задумчиво смотрел в окно, горько вспоминая разочарования последних двух недель.
   Он бы уехал в Олдердейл сразу же, как только узнал об исчезновении той девушки, но надежда на то, что полиция может что-то обнаружить, заставила его ждать. Полиция испробовала все возможности в поисках Вики, используя каждую ветвь, каждое преимущество своей разветвленной организации. Но это было так много мужчин, опускающих сети в океан для одной конкретной рыбы. Было так много людей в поисках имени, описания, которого не было.
   Звонки были. Появится ли мистер Крэндалл в такой-то больнице? Случай с неопознанным несчастным случаем, который соответствовал описанию миссис Крэндалл. Драйв - страх и надежда, кипящие под пламенем нетерпения, напряжение, стягивающее нервы до крика, от которого потеют стиснутые руки. А потом - запах дезинфицирующего средства, стройная фигура на белоснежной кровати. Каштаново-золотистые волосы разметались по подушке, глаза под закрытыми веками, которые могли быть карими. Но не Вики.
   Случай амнезии. Снова золотисто-каштановые волосы, карие глаза, которые жадно и жадно следили за ним, моля о том, чтобы его узнали. Но не Вики.
   Морг. Огни, которые не совсем развеяли мрак, холодную, промозглую атмосферу смерти. Грубая каменная плита и неподвижная форма под простыней. Простыня частично отодвинулась - опять не Вики.
   Не Вики. Никогда, Вики. Вики было именем для кого-то, кто был, кто-то, кто какое-то время делил его крошечный кусочек мира, а затем ушел. Вики было именем воспоминаний.
   * * * *
   Дуг был единственным, кто ушел, когда поезд прибыл в Олдердейл. Схватив свою сумку, он обошел маленькое здание депо, по усыпанной гравием подъездной дорожке к улице. Он шел медленно, оглядываясь по сторонам, его глаза были теплыми от смеси воспоминаний и печали.
   Олдердейл не был тем городом, который он помнил, в котором он жил и рос. В старых знакомых сценах произошли жалкие изменения. Свидетельства дезертирства и пренебрежения были повсюду. Лужайки заросли сорняками, дома потускнели из-за отсутствия краски. Большинство домов остались без жильцов. Почти в каждом окне висели объявления о сдаче внаем.
   Людей на улице было немного, и те, кого проходил Дуг, были ему незнакомы. Они удивленно уставились на него, заметив его сумку, но когда его взгляд встретился с их, отвели глаза и поспешили прочь.
   Печаль усилилась внутри Дуга. Дружелюбная улыбка, кивок головы, которыми удостаивались даже незнакомые люди, тоже ушли в прошлое. Теперь было только недоверие к тем, кто казался чужим, страх, отводивший глаза, заставляющий торопить шагающие ноги.
   Атмосфера угрозы; скрытой опасности, нависшей над городом. Дуг чувствовал это, как если бы это был запах в воздухе, звук, переносимый ветром.
   Он зарегистрировался в гостинице. Позже он вышел посмотреть, сколько родственников и знакомых он смог найти. Именно с них и начнутся его исследования. И будет ли это началом конца или просто концом начала, он не смел предположить.
   По прошествии двух дней у него все еще не было ничего, что можно было бы хотя бы отдаленно считать зацепкой. Его родственники и друзья, те немногие, кто остался в Олдердейле, были вне себя от радости, увидев его снова. Они были опустошены известием об исчезновении Вики. Но они не могли предложить ничего в виде полезной информации.
   Поиски Дуга неизбежно привели его к начальнику полиции Харгуду, который уединился со своими воспоминаниями о лучших днях, ограблениях и кражах со взломом в маленьком затхлом кабинете в здании городского суда.
   - Бесполезно пытаться что-то здесь раскопать, - сказал Харгуд после того, как Дуг пересказал свою историю в десятый раз. "Правительство послало много следователей, и они много вынюхивали и выпытывали, но это не принесло никакой пользы. Все они вернулись в Вашингтон или откуда бы они ни приехали, ничего не обнаружив. И я работаю над исчезновениями с тех пор, как они начались, и я не мудрее, чем была в начале.
   - Но разве нет чего-нибудь... чего-нибудь, над чем можно было бы поработать? Дуг отчаянно умолял.
   Харгуд почесал небритую челюсть. - Ну, в каком-то смысле есть. Но я все еще думаю, что это просто большая чепуха. В любом случае, вы можете пойти и поговорить с Доком Ванамейкером. Он живет рядом с домом Ашертона на Сидар-Крик-роуд. У Дока есть то, что он называет теорией исчезновений. Может быть, в этом что-то и есть, но лично я бы сказал, что Док любит плести полусырые байки в старости.
   Док Ванамакер - Сильвестр П. Ванамакер, доктор медицины, как читалось на выцветшем гонте над крыльцом, - был невысоким, пухлым, лысым. Он мог бы показаться веселым и подпрыгивающим, если бы не непостижимость его глаз из-под очков с толстыми стеклами. Очки каким-то образом изменили его внешний вид. Они придавали его полному краснощекому лицу по-совиному серьезность, делали его одновременно и знающим, и неизвестным.
   Дуга радушно провели в старомодную гостиную, где он сразу же приступил к объяснению своего визита. Он закончил: "Харгуд сказал мне, что у вас есть теория об исчезновениях, и поэтому я подумал, что было бы неплохо поговорить с вами".
   Ванамакер издал сухой и горький смешок. - И я полагаю, Харгуд также сказал вам, что я психически нездоров, если не совсем сумасшедший.
   Дуг мягко сказал: - Мнение Харгуда меня нисколько не интересует. Он ничего не знает, у него нет и тени мысли. Ни у кого нет. У вас, по крайней мере, есть теория о том, что может стоять за исчезновениями. Я пришел выслушать вашу теорию как последнюю надежду, последнее средство, а не использовать ее, чтобы судить о вашем здравомыслии.
   Какая-то непостижимость в глазах Ванамакера, казалось, ушла. Дугу показалось, что его слова разрушили барьер сдержанности.
   - Это самые добрые слова, которые я слышал за долгое время, - мягко заявил Ванамейкер. Он резко потянулся к почерневшей трубке с изогнутым мундштуком, лежавшей на столе рядом со стулом, и несколько секунд был занят тем, что набивал ее табаком. Наконец он взглянул вверх. Он не раскурил трубку, а повертел ее в своих пухлых руках.
   - У меня есть теория, да. Те, кто его слышал, называли его полусырым, бредом и другими словами. Но если у вас открытый, творческий ум, не скованный прецедентами, скованный узким кругом человеческого опыта, вы увидите, что моя теория имеет определенные возможности. Я говорю возможности. Я не буду заявлять о том, верна моя теория или нет, так как у меня нет фактов, которые давали бы мне это право. Но как теория, как возможный ответ, она подходит всем условиям лучше всего, что было предложено до сих пор. Вы, наверное, слышали о метеорите? Метеорит ?
   - Тот, что упал в саду Неда Джонсона на Кресси-стрит? Ну да, - признал Дуг, - это было около двадцати шести лет назад, незадолго до моего рождения.
   - Еще до твоего рождения, - сказал Ванамейкер. "Запомните этот момент. Тот факт, что метеорит упал до того, как вы родились - до того, как родились все остальные, которые в конце концов исчезли, - имеет огромное значение. Метеорит - суть всего.
   "Я рассмотрю несколько фактов об этом, вещей, которые более или менее общеизвестны, установлены не мной, а людьми в гораздо более подходящих областях науки. Метеорит состоял из какого-то странного радиоактивного вещества, заключенного в железно-никелевую оболочку. Эта оболочка почти полностью сгорела при спуске метеорита через земную атмосферу, но радиоактивные внутренности остались нетронутыми. Но он недолго оставался радиоактивным; какой-то элемент в атмосфере или в земле вызвал чрезвычайное ускорение скорости излучения, превратив его за короткое время в вещество, подобное свинцу.
   "Ученые, приехавшие исследовать метеорит, в конце концов унесли его, поместили в стеклянную витрину в университетском музее. Но что-то осталось, что-то, чего нельзя было отнять. Что-то, что должно было означать трагедию и разбитое сердце на все последующие годы". Ванамакер наклонился вперед; его глаза блестели за толстыми линзами.
   "Во время активности метеорит испускал жесткое излучение - чертовски жесткое, более жесткое, чем рентгеновские лучи. Я не ожидаю, что вы знаете о работе, проделанной с помощью рентгеновских лучей на плодовых мушках. Но я думаю, вы поймете, когда я скажу, что жесткое излучение типа метеорита обладает способностью изменять структуру генов и хромосом, носителей наследственных признаков в зародышевой плазме человека. И каков результат таких переделок? Мутации происходят в потомстве пострадавших. Метеорит... - голос Ванамейкера понизился до шепота, - сделал именно это. Это вызвало мутации. Что касается того, насколько это было обширно - вы видели дыру в саду Неда Джонсона?
   Дуг быстро кивнул. "Это было большое. Около десяти футов в ширину.
   - Эта дыра больше не является достопримечательностью, какой была когда-то, - немного грустно подытожил Ванамакер. "Но в то время это было самое популярное место в Олдердейле. Прежде чем метеорит выкопали, прежде чем он перестал быть радиоактивным, все в городе пришли посмотреть на яму. Твои мать и отец были там, как и мать и отец Вики, матери и отцы всех остальных. Они еще не поженились или, возможно, ждали улучшения финансового положения, прежде чем завести детей. Но они пришли - и эти чудовищно жесткие излучения, льющиеся из дыры, вызвали изменения в их половых клетках.
   "Вы слышали о монстрах. Монстры были мутантами, рожденными от родителей, чьи зародышевые клетки были изменены излучением метеорита. Но не все дети, появившиеся на свет, были гротескными пародиями на человеческие существа. Многие были нормальными - по крайней мере внешне. На самом деле они тоже были мутантами, но этот факт стал очевиден только много лет спустя из-за своего рода замедленного действия". Ванамакер посмотрел куда-то за Дуга, и его губы расплылись в улыбке, лишенной юмора.
   "Всю свою жизнь я не переставал удивляться изобретательности и предусмотрительности Природы. Как хорошо она заботится о тех из своих детей, которых любит! Растения и животные, получившие благоприятствование, прекрасно приспособлены к окружающей среде, обеспечены всевозможной помощью в постоянной борьбе за выживание. Послушайте, если бы среди монстров появился младенец-сверхчеловек, с физическими отличиями, явно отличающими его от обычных людей, можно ли было бы узнать в нем сверхчеловека?
   Дуг колебался. - Ну, я думаю, это было бы довольно сложно определить.
   "В яблочко!" - сказал Ванамейкер, сияя в знак одобрения. "Мало кто из Монстров был похож физически. Если бы среди них появился супермен, его бы приняли за очередного Монстра. Он был бы заключен в учреждение, скованный стенами и решеткой до конца своей жизни. Или, если бы ему позволили жить в мире людей, его бы травили и преследовали, избегали, осмеяли.
   - Но, как я уже сказал, Природа изобретательна и предусмотрительна. Если бы появился сверхчеловек, которого она благоволила, он не был бы признан таковым - до тех пор, пока он не был бы полностью готов защитить себя от опасностей, которыми мы, дети другой расы, могли бы угрожать ему. Взгляд Ванамейкера был устремлен на Дага с какой-то совиной суровостью. "Именно так и произошло. Появились супермены - и их так любили".
   Дуг уставился. - Вы имеете в виду, что супермены появились в результате излучения метеорита?
   - Да, - тихо ответил Ванамейкер.
   - Но это кажется слишком надуманным. Это как что-то из области фантастики".
   "Почему так должно быть?" - спросил Ванамейкер. "Разве тебе не приходило в голову, что в какое-то давно минувшее время мы сами были сверхлюдьми, вытеснившими других существ низшей человекоподобной расы? Мы тоже являемся результатом мутации. И помните, излучение метеорита в конце концов угасло, а это значит, что оно варьировалось по широкой шкале интенсивности от высокой до низкой, причем каждая степень интенсивности вызывала различные изменения в зародышевой плазме. Не слишком ли преувеличено предположение, что одна из этих степеней интенсивности породила сверхлюдей, тогда как все остальные привели лишь к чудовищам?
   - Я... я не знаю, - запнулся Дуг. "Но какое отношение супермены имеют к исчезновениям?"
   "Все. Рассмотрите факты. Исчезновения начались более двух лет назад, когда дети родителей, пострадавших от радиации, испущенной метеоритом, достигли зрелости. Внешне эти дети были достаточно нормальными, но они были мутантами. Только когда они достигли зрелости, стали очевидными физические и умственные изменения, сделавшие их таковыми. И почему изменения проявились только тогда, когда дети достигли зрелости? Потому что зрелость - это время, когда человек полностью подготовлен умственно и физически, чтобы стоять на собственных ногах. Потому что именно в зрелости сверхчеловек, наконец-то узнаваемый как таковой, сможет справиться со своей непохожестью.
   "Итак, исчезновения. Очевидно, изменения, происходившие в зрелом возрасте, были настолько далеко идущими, что мутанты не могли больше жить в мире обычных людей. Им нужно было уехать куда-нибудь, где они могли бы жить спокойно. Скорее всего, они объединились и даже сейчас ведут свою странную жизнь в какой-то скрытой части земли".
   Дуг облизал губы. Его голос был напряженным. - Если то, что ты хочешь сказать, правда, то... тогда я тоже должен исчезнуть.
   Ванамейкер пожал пухлые плечи. "Если моя теория верна. Это еще не проверено на фактах, а пока это не сверено, кто может сказать? Даже если бы я знал наверняка, я все равно не мог бы сказать, так как я не знаю всех факторов, связанных с вашим конкретным случаем".
   Теория. Неопределенность. Если. Безнадежность его поисков наполнила Дуга встречными потоками отчаяния и ярости. Куда бы он ни повернулся, казалось, было только разочарование.
   * * * *
   Скрывая свое уныние по поводу исхода визита, насколько это было возможно, Дуг попрощался с Ванамейкером. Он вернулся в свой номер в гостинице, где бросился на кровать, не удосужившись даже снять пальто. Пальцы Элис сильно впились в матрац, судорожно вцепившись, словно ища твердости в мире, который внезапно стал нематериальным.
   В последующие дни номер в отеле стал для Дага чем-то вроде тюремной камеры. У него было стремление к уединению, которое исключало любую мысль о пансионе, и в конце концов он снял небольшой коттедж на окраине Олдердейла. Одиночество этого места идеально подходило ему.
   Некоторое время он занимался наведением порядка в доме, но когда это было сделано, им овладела апатичная вялость.
   У него не было планов на будущее.
   Существование в настоящем было лишено надежды и смысла. Он погрузился в периоды размышлений, которые становились все длиннее, еще длиннее.
   Дуг пренебрегал собой, пренебрегал коттеджем. Он похудел и побледнел, а потом заболел. Это началось с головной боли однажды утром, а к следующему вечеру он был слишком слаб, чтобы двигаться. Головная боль усилилась до ужаса. Каждое биение его сердца причиняло боль, которая грозила расколоть ему голову. Лихорадка охватила его, как всепожирающее пламя. Ночь принесла милосердное беспамятство.
   На следующий день он проснулся слабым, потрясенным, но ему стало лучше. Его грыз голод, почти неестественный голод, и он чувствовал непреодолимую жажду. Он с жадностью набрасывался на свой небольшой запас еды, ковш за ковшом пил воду из ведра, которое наполнял снаружи у колодца. Тогда он почувствовал себя еще лучше, но какое-то необъяснимое чувство странности, казалось, не исчезло. Его болезнь прошла, но он почему-то чувствовал себя... странно.
   Он не мог точно определить свои ощущения. Он как будто находился в состоянии потока, с движением и смещением каждой клеточки его тела. В моменты физической тишины к нему приходили звуки, которые еще не были звуками, поскольку, как бы он ни старался прислушиваться, их нельзя было услышать.
   Ощущение продолжалось, усиливалось. Что-то вроде электрического тока пронзило каждую клеточку его существа. Деятельность заполнила его разум, о чем он не думал. Звуковой поток заполнил его уши, но это не было звуком. Осознание того, что его окружает, углубилось в нем, обострилось восприятие, что заставило его видеть вещи, ощущать вещи так, как он никогда раньше не испытывал.
   Это продолжалось - и тогда все удивление, все чувство странности покинули его. Трансформация была завершена.
   Он стоял там, в сгущающемся вечернем мраке, его золотая аура пульсировала вокруг него, и он напрягал слух, не используя уши. Его разум - его новый разум - протянулся вперед и прочь, рука шарила во тьме в поисках руководства. И оно пришло - именно так, как подсказывали ему его новые чувства, оно придет.
   "Все кончено?"
   "Да."
   "Ты готов?"
   - Да... о, да!
   Корабль прибыл за ним позже, серебряный пузырь, спускающийся из ночи. Он мягко коснулся земли; появилось круглое отверстие. Через отверстие выбежала фигура. Ему не нужны были глаза, чтобы знать, что у нее золотисто-каштановые волосы, что у нее карие глаза.
   "Вики! Вики!"
   "Дуг!"
   Не было ни звука, который можно было бы услышать. Просто фигура мужчины и фигура женщины, две ауры, слившиеся в одну.
   ДРАГОЦЕННОСТЬ СМЕРТИ
   Первоначально опубликовано в журнале "Фантастические приключения" , декабрь 1945 года.
   Послеполуденное солнце раскинулось на веранде, как яркое одеяло. Опираясь локтями на каменную балюстраду, Амелия Блэндинг стояла, глядя на сад. Она расслабилась под нежным напором солнечного света, почувствовала, как он согревает холодную тяжесть горечи внутри нее.
   Скрип пружин кровати доносился через открытые французские окна за спиной Амелии. Затем последовал дрожащий голос старухи.
   "Амелия!"
   - Да, тетя? Амелия неохотно отвернулась от солнечного света и сада и вошла в тенистую глубину большой спальни. Ее угловатое, костлявое лицо ничего не выражало. В нем не было видно того раздражения, которое она всегда испытывала при старческом скулящем голосе старой Гарриет Бландинг.
   Харриет села на огромную кровать с балдахином. Боль от усилия исказила ее морщинистое бледное лицо в гротескную маску.
   - Вы что-нибудь хотите, тетя? - спросила Амелия, и в ее словах появился нужный оттенок нетерпеливого интереса. Она ненавидела необходимость быть подобострастной так же, как боялась последствий бунта. Она знала, что унаследует состояние Блендинга после смерти Харриет, но в то же время сознавала, что не может быть в этом абсолютно уверена, пока старуха наконец не уйдет. Амелия должна была быть осторожной до самого конца.
   - Я думала о Сью, - сказала старая Харриет. "Я думаю, что собираюсь изменить свое завещание".
   На Амелию внезапно нахлынул поток ужаса. Она покачнулась, и лицо ее побледнело. Вцепившись в один из столбиков кровати, она уставилась на Харриет широко раскрытыми испуганными глазами. "Какая!" - выдохнула она. - Почему, почему, что вы имеете в виду, тетя?
   Гарриет Блэндинг расслабилась на подушке. Ее морщинистые веки закрылись, и она часто дышала. В солнечном свете, льющемся через французские окна, она казалась сморщенной мумией, которой каким-то образом дали жизнь.
   Наконец старая Гарриет снова заговорила. Дрожа, Амелия склонилась над кроватью, ловя каждое слово, исходившее из этих сморщенных, обескровленных губ.
   - Мне осталось недолго жить, Амелия, - сказала старая Харриет. "Доктор. Тайер дал мне еще максимум шесть месяцев. Мысли о конце заставили меня увидеть вещи в более ясном свете". Старуха помолчала, и ее глаза открылись. "Сью - милая девушка. Она молода и у нее вся жизнь впереди. Согласно завещанию, большая часть поместья Блендинга достается вам. Сью получает лишь сущие гроши. Я не думаю, что это справедливо по отношению к ней. Она и Том Вейл...
   При упоминании имени для Амелии все стало нереальным. Она вошла в мир грез, построенный для двоих. Сердцебиение участилось, и что-то почти красивое отразилось на ее длинном костлявом лице.
   Том Вейл... Просто закрыв глаза, Амелия увидела его силу и молодость. Она видела, как он стоит прямо и высоко, с расправленными широкими плечами и каштановыми вьющимися волосами, спадающими на лоб. И она видела, как медленная улыбка приподняла уголок его рта, а серьезные карие глаза засветились.
   Но, как всегда, тень Сью омрачила картину. Сью. Том Вейл любил Сью Холлистер. Ослепленный молодостью и красотой другой девушки, он просто не мог видеть Амелию.
   Горячие руки ярости потрясли Амелию. Она ненавидела свою кузину Сью со смертельной силой, которую только невзрачная, пожилая женщина может испытывать к молодой и красивой женщине. Не то чтобы Амелия действительно считала себя невзрачной и старой. Она думала, что в ее тридцать шесть лет есть достоинство, аристократический эффект в том, что она высокая и худая. И только когда она подумала о Сью, маленькой, дерзкой и округлой, у нее возникли сомнения.
   Последний фрагмент мира грез Амелии исчез. Ее внимание снова сосредоточилось на женщине в постели.
   - Сью и Том Вейл очень любят друг друга, - говорила старая Харриет. "То, что мешает им пожениться, это то, что Том не может себе этого позволить. Его бизнес потерпел серьезные неудачи, и ему нужна крупная сумма денег, чтобы снова встать на ноги". Харриет повернулась к Амелии с жадно доверчивым видом. "Вот почему я намерен изменить свое завещание. Если я оставлю Сью сумму денег, которая нужна Тому, они смогут пожениться. Тому может не понравиться идея использовать деньги Сью, но, поскольку его бизнес снова пойдет, у него будет более чем хороший шанс вернуть их. Я уверен, что он увидит это именно так".
   - Но Сью - чужая! - возмутилась Амелия. - У нее нет права на состояние Бландинга.
   - Она дочь сестры твоей матери, - напомнила старая Харриет. "Я не понимаю, почему вы должны так себя чувствовать. И я не понимаю, почему вы должны отказывать Сью и Тому в этом шансе. Харриет пожала хрупкими плечами. "В любом случае, я считаю дело исчерпанным. У тебя по-прежнему будет дом и больше денег, чем тебе когда-либо понадобится. А теперь оставь меня ненадолго - я устал. Харриет расслабилась в постели и устало закрыла глаза.
   По старой привычке Амелия склонилась над старухой, натянув одеяло на ее иссохшее горло. Ее губы были сжаты в белую полоску, а глаза превратились в щелочки ярости. На какой-то ужасный момент ее когтистые руки замерли на тощей шее Гарриет. Затем, дрожа, ее руки отдернулись.
   С усилием Амелия взяла себя в руки. Не так. Это было бы слишком очевидно. Ее посадят в тюрьму. Нет, у нее был способ получше, бесконечно более безопасный.
   Тихо Амелия вышла из комнаты и тихо закрыла дверь. Она на мгновение задержалась в холле, прислушиваясь. В особняке было очень тихо в конце весеннего дня. Амелия вспомнила, что тем утром Сью и Том уехали в город. Они не вернутся до вечера, старый Фелпс, дворецкий, будет чистить столовое серебро, а Мелинда, кухарка, начнет готовить ужин.
   Все было идеально для того, что намеревалась сделать Амелия. Просто идеально.
   Амелия быстро пошла в свою комнату, повернув ключ в замке. Из ящика комода она достала футлярчик, крохотный, такого размера, в который могло бы поместиться кольцо. Но объект внутри не был кольцом. Это был драгоценный камень - странный розовый драгоценный камень, грушевидной формы и совершенный.
   Амелия старалась не прикасаться к драгоценному камню. Она сделала это когда-то, давно, и до сих пор кристально ясно было в ее памяти страшное воспоминание о том, как мир помутился и силы утекли из ее тела. Только из-за всепоглощающего ужаса она смогла разжать руку и отшвырнуть смертоносную вещь. И она вспомнила, когда позже подняла его, как на нем был едва заметный красный оттенок. Как пиявка, подумала она, лишь смутно осознавая правду.
   Именно от своей матери Агаты Амелия унаследовала драгоценность. Агата лежала на кровати с балдахином, очень похожей на ту, на которой сейчас лежала старая Харриет, и ее строгие патрицианские черты были испорчены болезнью, которая в конце концов забрала ее. Через пропасть лет донесся шепот ее угасающего голоса.
   - Это все, что я могу оставить тебе, дитя. Берегите его, потому что это самое ценное, что есть на свете. Драгоценность принадлежала семье Лоусон на протяжении многих поколений и много раз выручала их из трудностей. Если кто-нибудь когда-нибудь встанет у вас на пути, не вызывайте у него вражды - просто позвольте ему носить драгоценность. Вы будете одним врагом меньше". Агате каким-то образом удалось издать жуткий смешок. Затем пришло откровение.
   - Твой отец был моим врагом, скупым, злобным человеком. Из-за ссоры он намеренно вычеркнул меня из своего завещания. И он бы тебя тоже вырезал, если бы я дала ему шанс. Но я этого не сделал. Я позволил ему носить драгоценный камень в качестве брелока для часов, чтобы показать, что я не питаю никаких дурных чувств. Он просто зачах и умер. Вот как работает драгоценный камень, дитя...
   Это признание на смертном одре не шокировало Амелию. То немногое, что она помнила о своем отце, Грегори Бландинге, было неприятным. И в ней была черта черствости и жестокости, соперничающая даже с ее матерью.
   Теперь Амелия склонилась над драгоценностью, которая лежала в футляре на комоде. Она вгляделась в его злое, розовое сердце и злорадствовала над тем, что увидела.
   Это должно было быть легко - очень легко. Она подарит тете Харриет драгоценный камень, и старуха умрет, не изменив своей воли. Сью со своими грошами не смогла бы помочь Тому Вейлу, и они не смогли бы пожениться. Амелия знала, что Том слишком горд, чтобы жениться в бедности.
   С учащенным сердцем Амелия вспомнила о желании Тома Вейла возродить свой бизнес. Скорее всего, он был достаточно отчаянным, чтобы приветствовать практически любой источник денег. И с состоянием Бландинга, которым она владела, у Амелии было бы достаточно, чтобы помочь ему во много раз. Она предложит Тому Вейлу деньги, в которых он нуждается, но при условии, что он женится на ней, чтобы получить их. И тогда он будет ее. Ее мыслительные способности, притупленные интенсивностью ее желания, Амелия не сомневалась в этом. Она знала, что деньги не могут купить любовь, но если бы у нее был Том Вейл, одного этого было бы достаточно.
   Дрожащими от нетерпения руками Амелия достала из своих украшений тонкую золотую цепочку. Она нанизала на него драгоценный камень, так что он висел как подвеска. Затем, напряженная с целью, которая ее мотивировала, она украла из комнаты.
   В коридоре она прислушалась. Ничего не изменилось. В старом особняке было по-прежнему тихо и безмятежно.
   Амелия проскользнула в комнату старой Гарриет и на цыпочках осторожно подошла к кровати. Она колебалась. Ее первоначальный план состоял в том, чтобы разбудить свою тетю и подарить ей драгоценный камень, как своего рода подарок извинения за то, как она говорила против Сью. Но теперь Амелия не видела необходимости будить старуху. В своем ослабленном состоянии Харриет так быстро умирала, что никогда больше не открывала глаза.
   Амелия затаила дыхание. Очень осторожно она вложила драгоценный камень в одну из тонких рук с прожилками на покрывале. Затем она вернулась в свою комнату.
   Только когда дверь закрылась, Амелия осмелилась вздохнуть. Она ожидала, что почувствует укол страха от того, что сделала. Она села и стала ждать, пока он придет, но этого не произошло. Она знала только темное, злорадное удовлетворение.
   Медленно меркнет солнечный свет. Тени растянулись и сгустились в комнате. Амелия взглянула на часы. Время обедать. Обычно она приносила из кухни поднос для Харриет, а когда тетя заканчивала есть, шла в столовую, чтобы поесть.
   Амелия встала и разгладила платье. Приняв привычные беззаботные черты лица, она спустилась на кухню.
   - А как мисс Харриет? Мелинда хотела знать.
   "Кажется, она очень хорошо отдыхает", - ответила Амелия. - Я не слышал от нее ни звука весь день.
   - Может быть, это плохой знак, - пробормотал Фелпс. - Старики идут туда. Амелия заставила себя улыбнуться. - Не тетя Харриет. Ей осталось еще несколько лет.
   С подносом в руках Амелия вышла из кухни. Ей было странно подниматься по лестнице. Такого еще никогда не было. Ходьба вверх и вниз по этой лестнице была ее единственным средством упражнений, и она почти наслаждалась этим. Лестничный пролет был длинным и крутым. Несмотря на свое беспокойство, Амелия, как и всегда, задавалась вопросом, что произойдет, если она когда-нибудь упадет. У нее было что-то вроде фобии, которая объясняла, почему в детстве она никогда не скользила по соблазнительному длинному изгибу перил.
   Перед дверью комнаты старой Гарриет Амелия остановилась. Она почти боялась того, что найдет за ее пределами. Затем, движимая желанием увидеть результат своего поступка, она толкнула дверь и вошла в комнату.
   С кровати не было ни малейшего движения. Дрожащий голос, который так хорошо знала Амелия, не прозвучал. Вечерние тени, заполнявшие комнату, казались странно тяжелыми и глубокими.
   Амелия поставила поднос и тихо подошла к кровати. В сумерках восковая бледность лица старой Харриет, казалось, светилась. Ее глаза были закрыты, и она выглядела утонувшей в тени. Неуверенно Амелия коснулась иссохшей руки. Было холодно-холодно. И когда Амелия прислушалась к малейшему хрипу, его не было. Харриет Блэндинг была мертва. Совсем мертв.
   Драгоценный камень все еще лежал на морщинистой ладони. Амелия взяла его за длинную золотую цепочку и с торжеством выпрямилась. Теперь она увидела, что оно больше не было розовым. Он был залит темно-красным оттенком, напоминающим цвет крови. Как пиявка, снова подумала Амелия, и тошнота забурлила у нее в желудке. Но через мгновение она удовлетворенно улыбнулась достигнутому. Вернув драгоценность в футляр, она спустилась на кухню.
   "Тетя Гарриет умерла, - сказала она Мелинде и Фелпсу. И лицо ее выглядело должным образом скорбным.
   * * * *
   Следующая неделя была для Амелии чем-то вроде кошмара. Доктор Тайер достаточно охотно подписал свидетельство о смерти, но, казалось, были бесконечные совещания с гробовщиком, который из уважения к богатству Блендинга уделял отвратительное количество внимания деталям. А потом были возмутительно лицемерные соболезнования, принесенные на поминках, и напряжение от того, чтобы просто сидеть без дела, выглядя вялым и скорбным. Амелия ненавидела черные одежды, которые ей приходилось носить. Они заставили ее выглядеть изможденной. Но, наконец, все было кончено.
   Для Амелии единственным светлым пятном во всем этом деле было чтение завещания, которое адвокат Херли составил в библиотеке после похорон. Ей нравилось оглядываться на это с мстительным, злорадным удовольствием.
   Богатство Бландинга, конечно же, перешло к Амелии, поскольку она была единственным оставшимся Блендером. Сью, Мелинде и Фелпсу были завещаны небольшие суммы, однако с условием, что состояние должно было вернуться к Сью в случае, если что-нибудь случится с Амелией. Это ничуть не обеспокоило Амелию. Это была отдаленная возможность, и она намеревалась позаботиться о том, чтобы этого не произошло.
   Помимо того, что она приобрела состояние Бландинга, главное удовлетворение Амелии было получено от горького разочарования, которое состарило маленькое лицо Сью, и полной безнадежности, которая усилилась в лице Тома Вейла. Амелия была в восторге от успеха своих планов. И, вспоминая о финансовых затруднениях, которые образовали преграду между Сью и Томом, она почти не сомневалась в их возможной, полной кульминации. Амелия уже представляла себя замужем за Томом Вейлом и думала о вечеринках, на которых она будет его хвастаться.
   * * * *
   Неделю после похорон Амелия была занята устройством особняка в том новом порядке, который ее устраивал. Сью была худенькой фигуркой, ее видели только за едой, а улыбки, которые она дарила в ответ на случайные шутки Амелии в разговоре, были в лучшем случае лишь жалкими попытками. Тома Вейла некоторое время не было дома, но однажды он наконец появился. Этого и ждала Амелия.
   В тот вечер она оделась особенно хорошо. Некоторое время она посещала салон красоты и принимала все, что ей предлагали в виде ухода за лицом, перманентного макияжа и маникюра, и, хотя результат имел преувеличенный эффект, Амелия была убеждена, что она больше, чем Сью внешне. .
   Если Амелия и знала, что Том пришел навестить Сью и просто жаждал возможности поговорить с ней наедине, она никак не подала виду. Весьма искусно она монополизировала весь разговор и сумела весь вечер разлучить молодую пару. А затем Амелия отправила Сью наверх искать совершенно несуществующий фотоальбом. Амелия, почти дрожа от возбуждения, предстала перед Томом Вейлом.
   "Том, есть кое-что, о чем я хочу с тобой поговорить".
   Он посмотрел на нее, серьезно и вопросительно, каштановые кудри упали ему на лоб. - Да, мисс Блэндинг?
   - О, Том, не мог бы ты бросить это вечное "мисс Блэндинг"? - нетерпеливо воскликнула она.
   Он уставился на нее, одновременно пораженный и озадаченный. - Ну конечно, если ты так хочешь, - медленно ответил он.
   Амелия глубоко вздохнула. Одно очко уже было выиграно. Она попыталась взять себя в руки, надеясь, что он не заметит, как дрожат ее крепко сжатые руки или как скривились губы.
   "Том, надеюсь, еще не поздно что-то предпринять, чтобы восстановить твой бизнес". Амелия закусила губу, потому что ее голос звучал странно высоким и пронзительным от нервного напряжения.
   Но именно содержание ее слов, а не их тон, произвело впечатление на Тома Вейла. Слегка растерянное выражение исчезло с его лица, и снова появились морщины безнадежности. - Нет, еще не слишком поздно, но будет, если я не успею что-нибудь сделать в ближайшее время.
   "Нашли ли вы перспективы для получения кредита?"
   "Боюсь, что нет. Это большие деньги, и я не знаю, кто мне их одолжит". Внезапно его глаза метнулись к ней. "Что вы получаете в? Вы хотите сказать, что вы...
   Амелия медленно кивнула. - Да, Том, я мог бы отдать тебе деньги. На самом деле, я мог бы дать вам достаточно, чтобы купить еще один бизнес, подобный вашему".
   Том Вейл напряженно сидел прямо, его карие глаза блестели, а медленная улыбка приподняла один уголок его широких губ. - Ну, скажи, это здорово с твоей стороны! - воскликнул он. "Сью и я никогда не сможем отблагодарить вас в достаточной мере".
   "Сью не вмешивается в это!" - отрезала Амелия А.
   "Ой. Я понимаю." Мгновенно его жадная улыбка умерла. Он откинулся на спинку стула, избегая ее взгляда.
   - Послушай, Том, - быстро продолжала Амелия, - я хочу, чтобы ты женился на мне. Как ваша жена, я передам вам сумму денег, достаточную для возобновления вашего бизнеса - или что-нибудь еще, что вы могли бы пожелать, если уж на то пошло. Я предлагаю вам замечательную возможность. Вы уже знаете, что никогда не сможете занять столько денег, сколько вам нужно, и, конечно же, условие, которое я налагаю, гораздо легче выполнить, чем что-либо другое, с чем вы можете столкнуться. Том, ты сделаешь это?
   Долгое время он молчал. Затем он медленно покачал головой. "Мне жаль. Я просто не мог пройти через такую вещь. Я люблю Сью".
   - О, Сью! Амелия презрительно сплюнула. Она наклонилась вперед, ее лицо было напряженным. "Том, не будь сентиментальным дураком. Что Сью может предложить такого, чего я не могу? Она просто нищая девчонка. Всю вашу жизнь с ней вам придется скупиться, чтобы оплачивать счета. Ты не создан для такой жизни. И, Том, я даю тебе твой единственный шанс. Второго такого у тебя не будет".
   Он снова покачал головой. - Я, я не могу этого сделать - честно. Я просто не мог забыть Сью".
   Амелия попробовала другой подход. - Возможно, я слишком поторопился с этим вопросом, Том. Я даю вам несколько дней, чтобы все обдумать".
   - Бесполезно, - упрямо ответил он. "Я не передумаю".
   Амелия поднялась на ноги. Ее угловатая худоба, форма тряслась, а лицо было очень белым. - Тогда... ты просто не собираешься жениться на мне?
   "Мне жаль."
   Амелия покачнулась, поймала себя. Комната бешено кружилась перед ее глазами. Жгучий комок в горле помешал ей произнести хлесткий обличение, которое пенилось в ней. Она слепо повернулась и выбежала из комнаты.
   Амелия бросилась на кровать и выплакала свою ярость, унижение и разочарование в подушку. Позже, во всем своем грязном наряде, она уснула. Когда она проснулась, было еще темно. Она смотрела в темноту, и в ее расстроенном уме начал вырисовываться план.
   Сью... Теперь, как никогда прежде, Амелия ненавидела Сью. Она возненавидела девушку за ее молодость и красоту, от которых, казалось, никакое обещанное богатство не могло отвратить Тома Вейла.
   Сью стояла на пути ее счастья, мрачно подумала Амелия. Сью была врагом. Следовательно, Сью будет следующей, кто наденет драгоценность.
   Амелия не могла снова заснуть. Она неподвижно лежала на кровати, пристально глядя перед собой, пока утреннее солнце ярко и тепло не засияло в окнах ее комнаты. Потом встала, умылась и оделась. Аккуратное нанесение косметики сделало ее лицо достаточно нормальным.
   Наконец Амелия почувствовала себя готовой к тому, что должна была сделать. Из футляра она достала драгоценность. Затем она быстро подошла к комнате Сью и тихонько постучала в дверь.
   "Некоторые внутри". Сью все еще лежала в постели, ее каштановые волосы рассыпались по подушке, ее голубые глаза были влажными от сна.
   - Доброе утро, дорогая, - поздоровалась Амелия. Она села на край кровати. - Том рассказал тебе, что произошло прошлой ночью?
   "Почему бы и нет", - ответила Сью. Выражение недоумения стерло приветливую улыбку с ее маленького лица. - Что ты имеешь в виду, Амелия?
   - У нас была небольшая ссора, - сказала Амелия, как будто не желая в этом признаваться. "В этом не было ничего особенно важного, но я боюсь, что мы задели чувства друг друга".
   Сью вздохнула с облегчением. "Том вел себя очень странно, когда я присоединился к нему прошлой ночью, и мне было интересно, что случилось. Амелия, эта ссора. Это не могло быть из-за денег?
   - Это было... в каком-то смысле. Амелия повернула голову, чтобы спрятаться, румянец вспыхнул на ее лице.
   "Вы предложили Тому деньги, необходимые для его бизнеса, а он отказался. Разве это не так? О, Амелия, это было хорошо с твоей стороны! Том такой упрямый.
   Амелия быстро кивнула. "Да, он. Вот почему я хочу, чтобы это было у тебя". Амелия достала драгоценный камень, свисавший с конца золотой цепочки. "Я знаю, в какой ситуации вы оказались с Томом, и я не вижу, чем еще я могу вам помочь. Надеюсь, это поднимет вам настроение - хотя бы немного. Ты наденешь его?"
   "Носи это?" - воскликнула Сью. "Конечно я буду! Это красиво." Она застегнула цепочку на шее, и драгоценный камень засиял розовато-красным светом на фоне ее белой кожи. Она начала плакать. - Амелия, ты такая хорошая.
   - Вот, вот, - успокаивающе пробормотала Амелия. - Давай, одевайся, и мы позавтракаем.
   В тот же день Сью пожаловалась на плохое самочувствие. К вечеру она легла спать, вялая и слабая.
   Когда Том позвонил, он был встревожен состоянием Сью. - Она больна, - сказал он Амелии. - Я думаю, нам лучше вызвать врача.
   - Утром со Сью все будет в порядке, - ответила Амелия с уверенностью одной женщины, понимающей беды другой.
   Но Том продолжал волноваться. Он сидел у кровати Сью, пока не стало очень поздно. Наконец он спустился в гостиную, где сидела Амелия, делая вид, что читает. Его лицо было белым и мрачным.
   - Послушайте, это серьезно, - сказал он. - Нам просто нужно вызвать врача.
   Амелия посмотрела на его решительное лицо. Она сразу поняла, что спор бесполезен. "Если вы настаиваете. Но я действительно не думаю, что со Сью что-то не так".
   - Возможно, нет, но нам лучше перестраховаться, - настаивал Том.
   Амелия скрыла бурную ярость, которая пылала в ней. Ненавидя Тома Вейла за то, что он заставил ее сделать это, она позвонила доктору Тайеру.
   Тайер много лет был семейным врачом Блендинга, невысокий румяный мужчина с тонкими прядями седых волос, аккуратно зачесанными на макушке. Он поднялся, чтобы увидеть Сью, как только он приехал. Амелия и Том Вейл последовали за ним, молча стоя рядом, пока Тайер производил осмотр. Сью выглядела очень худой и бледной. Амелия заметила; с внутренним сиянием удовлетворения от того, что драгоценный камень все еще висит на цепочке вокруг горла девушки, стало темнее.
   Наконец Тайер выпрямился, вынув стетоскоп из ушей. Его веселые черты были озадачены.
   - Что такое, доктор? - подсказал Том Вейл. "Что с ней не так?"
   "Вот именно", - ответил Тайер; "Я не знаю. Сью - очень больная девочка, но, как ни странно, у нее нет никаких узнаваемых симптомов. Я никогда раньше не сталкивался с чем-то подобным". Тайер потянул нижнюю губу, глубоко нахмурившись. Наконец он сел на стул рядом с кроватью.
   Том Вейл начал ходить взад-вперед по комнате, его лицо осунулось, а руки стиснуты в тревоге. Тайер наблюдал за Сью, его лицо было хмурым.
   Амелия оставалась до тех пор, пока не перестала выносить безмолвное напряжение этой сцены. Она пошла в свою комнату и легла, ликующе улыбаясь в темноту. Ее план сработал - сработал великолепно. Драгоценный камень, все еще насытившийся старой Харриет, работал довольно медленно, но, по-видимому, столь же тщательно. Скоро Сью умрет. А потом. Улыбка Амелии стала шире.
   * * * *
   Солнечный свет, ударивший в ее закрытые глаза, разбудил Амелию. Она села в постели, с удивлением обнаружив, что уже утро. Она умылась, переоделась и вышла из комнаты. В холле она услышала гул голосов снизу. Она начала спускаться по лестнице. Почти в то же время внизу появился Том Вейл и начал быстро подниматься к ней.
   Амелия остановилась у лестницы. "Доброе утро, Том. Как Сью?
   - Не намного лучше, - сказал он. Его лицо было изрезано морщинами усталости, волосы и одежда были растрепаны.
   Амелия уставилась на него. Не намного лучше . Что-то пошло не так! Сью уже должна была полностью поддаться драгоценному камню!
   - Тайер до сих пор не знает, что не так со Сью, - продолжил Том. - Его послали на побережье за специалистом по редким заболеваниям. Этот человек прилетает сюда на специальном самолете". Взгляд Тома Вейла упал на его руки. Внезапно он поднял взгляд, его изуродованное лицо стало целеустремленным. "Это будет стоить больших денег. Больше, чем есть у Сью или которую я надеюсь собрать. Я знаю, что нельзя ожидать, что ты оплатишь счет после, после того, что произошло между нами вчера. Но деньги должны быть каким-то образом получены, и поэтому... что ж, если ваше предложение выйти за меня замуж все еще в силе, я соглашусь, если вы проследите, чтобы о Сью позаботились.
   - Ты... ты бы женился на мне - только из-за этого? Амелия задохнулась. В ней поднялась неистовая ярость.
   Том Вейл медленно кивнул. - Да, и именно поэтому я хочу вернуть это вам. Из кармана своего пальто он достал драгоценный камень, покачивающийся на цепочке. - Хотя прошлой ночью Сью могла говорить, она рассказала мне, почему ты дал ей это - из-за меня. Я хочу, чтобы ты забрал его обратно. Я больше не буду упрямиться. Я сделаю то, что нужно вам обоим.
   Том протянул ей драгоценность. Амелия уставилась на него, чувствуя внезапный прилив разочарованной ярости. Лишь смутно осознавала она, что он снова говорит.
   "Я взял это у Сью, потому что не хотел, чтобы она носила это как символ моей бесполезности. Я не смог бы позаботиться о ней, будучи без гроша в кармане, и она не была бы счастлива. Это лучший способ..."
   Амелию затрясло от гнева. Красный туман поднялся перед ее глазами. Сью! Всегда Сью! Все, что он делал, было сделано для Сью, даже в том, что касается извлечения драгоценного камня до того, как он сделал свою смертельную работу. Внезапно Амелия злобно схватила то, что висело у него на пальцах.
   У нее это было. Она почувствовала, как его крепко сжали в руке. А затем, потеряв равновесие, она дико замахала в воздухе. Следующее, что она помнила, это то, что лестница бешено прыгала вверх навстречу ей, и она падала вниз, вниз - падала, как она всегда боялась, что упадет. Был ужасный шок - еще один. Затем все почернело.
   * * * *
   Доктор Тейер посмотрел на Амелию, лежавшую в постели, и на его круглом, румяном лице было странным образом смешанное выражение жалости и отвращения. Голова Амелии была обмотана бинтами, но она, похоже, не возражала. Она посмотрела на Тайера яркими и счастливыми глазами. Ее рот был открыт в свободной, бессмысленной улыбке, и струйка слюны стекала по уголку угловатого подбородка.
   Доктор Тайер отвернулся. - В этом нет никаких сомнений, - хрипло сказал он. "То падение с лестницы что-то сделало с ее мозгом. Боюсь, она уже никогда не будет прежней".
   "Как ужасно!" - сказала Сью. "Бедная Амелия!" Она зарылась лицом в пальто Тома Вейла. После аварии прошло несколько дней, и Сью быстро окрепла настолько, что могла ходить без посторонней помощи.
   "Если у Амелии не будет улучшений, мне придется отправить ее в частный санаторий", - сказал Тайер. - Там она получит надлежащий уход, - внезапно он просветлел. "У меня был разговор с адвокатом Херли. Он сказал мне, что в том случае, если я буду уверен, что Амелию можно объявить недееспособной, поместье Блендинга перейдет к Сью. Что ж, я совершенно уверен.
   Маленькое лицо Сью просияло. "Том!" воскликнула она. "Знаете ли вы, что это значит?"
   Том Вейл медленно кивнул. - И я обещаю не упрямиться. Я и так причинил достаточно неприятностей.
   На кровати Амелия забулькала, словно в ответ. Ее руки ласково теребили красный драгоценный камень, свисавший с золотой цепочки на ее шее.
   "Кажется, она привязана к этой безделушке", - заметил Тайер. "Ты просто не можешь отнять это у нее. Что ж, если это сделает ее счастливой, она может получить его...
   МИРАЖ МИР
   Первоначально опубликовано в Amazing Stories , декабрь 1945 года.
   Конли неустанно настаивал: "Говорю вам, нельзя терять время. Мы должны немедленно приземлиться.
   - Но, коммандер, что-то мешает, - запротестовал Айерс. - Радар показывает это, даже если нет на обзорном экране.
   - Значит, с радаром что-то не так, - проворчал Конли. - Вы уже четыре раза пытались приземлиться - и каждый раз радар указывал, что Что-то стоит на пути. Хотя, судя по всему, с обзорным экраном все в порядке. Там темно, но я вижу то, что кажется ровной местностью.
   Нерешительно закусив губу, Айерс наклонился вперед в своем пилотском кресле, прищурив глаза, вглядываясь в нечеткие черно-серые очертания на обзорном экране. Казалось бы, на пути корабля не было препятствий, но каждый раз, когда он пытался приземлиться, радар предупредительно жужжал.
   Конли проследил за взглядом Айера и недоуменно нахмурился. Что-то было в этом мире, Адулонн, - возможно, какие-то странные атмосферные условия, - что вызывало ажиотаж с инструментами. Немногим более получаса назад он и Айерс увидели на обзорном экране освещенные очертания огромного города на поверхности планеты. Но когда Айерс направил корабль к городу перед посадкой, он внезапно исчез. Теперь радар предупреждал о препятствиях, которых, судя по всему, не было.
   " Солнечная звезда " плыла на своем обычном космическом антигравитационном двигателе примерно в пятистах футах над поверхностью Адулонна. На этой стороне планеты была ночь, но света от скопившихся звезд над головой было достаточно, чтобы поверхность была смутно видна. Судя по тому, что Конли смог разглядеть на обзорном экране, там не было исключительно высоких деревьев или какой-либо другой формы гигантской растительности. Тусклое сияние звезд освещало гладкую гладь холмистой прерии. На этой высоте явно не было ничего, что могло бы находиться на прямом пути корабля.
   Конли выпрямился с внезапным нетерпением. "Мы теряем время, - сказал он Айерсу. - Вы знаете срочность нашей миссии. Мы должны приземлиться и найти тот город, который видели совсем недавно.
   Айерс медленно кивнул своей рыжей головой. - Я знаю это, коммандер, но мне не нравится, как работает радар.
   "Возможно, это просто из-за какого-то странного состояния атмосферы", - сказал Конли. "Невидимые низколежащие полутвердые массы влаги или газа, или что-то в этом роде. Этот мир еще не исследован, и неизвестно, какими странными свойствами он может обладать. Город, который мы видели, на самом деле мог быть намного дальше, чем казалось, из-за какого-то атмосферного искажения. Поскольку воздушные массы постоянно находятся в движении, кажущееся исчезновение города могло быть связано с внезапным исчезновением искажающих свойств".
   Айерс смущенно пожал плечами. "Мне все еще это не нравится", - сказал он. "Я не могу точно объяснить свои чувства, но когда ты пилотируешь корабли так же долго, как я, у тебя появляются странные предчувствия о таких вещах, как посадка и взлет".
   "Нравится вам это или нет, не имеет большого значения", - резко напомнил Конли. "Факт остается фактом: мы должны приземлиться. Мы не можем ждать до рассвета. Каждая секунда на счету".
   Айерс взглянул на Гейджа, который сидел за картографическим столом своего астронавигатора в задней части диспетчерской. Гейдж пожал стройными плечами. - Командир Конли отвечает за экспедицию, Йорг.
   Дверь диспетчерской резко открылась. Вошел Рэндольф Тиллман, на его квадратном грубоватом лице отразились черты раздражения. - Что здесь случилось? - спросил он. - Почему так долго приземляется?
   Позади него в диспетчерскую толпились другие фигуры. Взгляд Конли скользнул по Степану Осгуду, Вейну Морхаусу, Наэде Рассел и Дэву Термеру, главному инженеру "Солнечной звезды". Конли мгновение смотрел на Наэду Рассел, и когда ее глаза встретились с его глазами, он увидел, как в их теплых коричневых глубинах вспыхнул тот самый особый свет.
   Рэндольф Тиллман сердито повторил свои вопросы. "В чем дело? Почему мы не приземлились?
   Конли с досадой оглядел богато одетого, коренастого Тиллмана. Он снова задался вопросом, как Тиллман, которому так не хватало такта и терпения, был назначен послом в Адулонн Исполнительным советом Империи Терры. Конли казалось, что дипломатия Тиллмана заключалась лишь в том, чтобы сделать сложные ситуации еще более сложными.
   Конли обратил свои мысли к делу. Он объяснил странное поведение радара и нежелание Айера приземляться в темноте.
   Тиллман неуверенно нахмурился. "Я полностью осознаю, коммандер, что нам необходимо немедленно приземлиться. Но ввиду того, что вы сказали, возможно, не стоит действовать в спешке. Необходимо принять все меры предосторожности, чтобы мы могли благополучно вернуться на Терру со средствами борьбы с чумой - при условии, конечно, что у адулей есть средства.
   Люди, собравшиеся позади Тиллмана, согласно зашумели. Конли отметил, что Наэда Рассел хранила молчание. В ее карих глазах он увидел безоговорочную веру в любое решение, которое он мог бы принять. Это придало ему новой уверенности и решимости.
   - Мы собираемся приземлиться немедленно, - твердо заявил Конли. "Пожалуйста, вернитесь на свои амортизаторы, пока я не дам сигнал "все чисто".
   Тиллман с сомнением покачал своей жилистой седой головой. Остальные лишь пожали плечами. Побормотав между собой, они вышли из диспетчерской.
   Конли повернулся к Айерсу. - Ладно, давай покончим с этим. Посадите корабль и не обращайте внимания на радар.
   "Да сэр." Айерс глубоко вздохнул и сгорбился над пультом управления.
   Его опытные руки ловко скользили по различным переключателям и клавишам. " Солнечная звезда" плавно скользнула в движение, наклонившись к поверхности Адулонна.
   Конли смотрел на обзорный экран, и напряжение последнего месяца начало покидать его. Месяц трудного путешествия по гиперпространству и выходу из него. Войти "здесь" и выйти "там" - в десятках световых лет отсюда. Найдите свои путеводные звезды, установите свои координаты на Диске и войдите. Затем выйдите в конце нанесенного на карту времени. Снова найдите свои путеводные звезды, снова установите свои координаты, а затем снова. Вход и выход, вход и выход - снова и снова. Один месяц этого. Один месяц, который был веком беспокойства и опасений, темного, крадущегося страха, который въедался глубоко в ваши жизненные силы, как кислота.
   Это был не страх за себя, не страх за Наэду или кого-то из его близких. Это не было личным. Это было больше, чем это. Это было то, что охватило все человечество.
   Всего три месяца, в сотый раз напомнил себе Конли. Всего три месяца, чтобы найти сыворотку или лекарство - хоть что-нибудь, что остановит чуму.
   Чума... Мысленным взором Конли увидел ее начало и два возможных конца - и вздрогнул.
   * * * *
   Начало этому было положено почти два года назад, когда во время выполнения своих обязанностей Картографическая экспедиция 14 наткнулась на Адулонн. Гиперпространственный привод был замечательной вещью. Вы вошли "здесь" и вышли "там", за десятки, даже сотни световых лет от нас. Но если вы хотели знать, где "там", вам нужны были фиксированные координаты и точное нанесенное на карту время. Это чтобы вы могли найти определенную планетную систему в Млечном Пути, не приземляясь вместо этого в Плеяды. Таким образом, картографические экспедиции стали первопроходцами 31 века.
   На Адулонне четырнадцатая картографическая экспедиция обнаружила высокоразвитую расу гуманоидных существ, назвавших себя адулей. Общение стало возможным благодаря тому факту, что адулеи обладали высокой степенью телепатических способностей, что позволяло им читать мысли членов картографической экспедиции и передавать собственные мысли. Адулей жили в огромном и красивом городе под названием Итарра. Они еще не совершили космических полетов, но в других научных областях они были на одном уровне с терранской цивилизацией.
   После непродолжительного пребывания на Итарре 14-я картографическая экспедиция вернулась на Терру. По незнанию они принесли с собой семена страшной болезни. Болезнь проявилась только через год - после того, как ее семена были разнесены по всем уголкам галактической Терранской Империи. Затем, без предупреждения, оно внезапно расцвело и превратилось в ядовитую, разрушительную жизнь, пронесшуюся по Империи с пожирающей жадностью атомного взрыва. Чума - не было времени выделить ее или дать ей название - уносила человеческие жизни с катастрофической быстротой. В течение трех месяцев раса Homo sapiens была уничтожена наполовину. И это было только начало, потому что Чума не подавала признаков ослабления своей силы. При таком темпе развития человечеству оставалось жить всего три месяца.
   Обладая богатым научным гением, Терранская Империя могла бы в конце концов найти способ борьбы с чумой, но она распространялась так быстро, что времени на исследования не оставалось. Единственным выходом было отправить экспедицию помощи в Адулонн в надежде, что у адулеев может быть сыворотка или лекарство, которое справится с чумой. " Солнечная звезда " была выбрана и передана под командование Нелсу Конли. Рэндольф Тиллман был назначен послом в правительстве Адулей. Степан Осгуд, известный специалист по редким заболеваниям, вызвался сопровождать экспедицию в качестве научного сотрудника. Он взял с собой двух своих помощников, Вейна Морхауза и Наэду Рассел.
   Теперь Конли подумал о двух возможных концовках. Если бы адулеи обладали методом борьбы с чумой, человечество продолжало бы существовать и со временем снова достигло бы своего высокого пьедестала величия. Но если нет, то раса терранов обречена на вымирание. Обречены заснуть большим сном в вечной тьме - навсегда.
   Конли резко взглянул на резкое предупредительное гудение радара. Он увидел, как Айерс вздрогнул. Но хотя Айерс был бледным и напряженным, он твердо держал " Солнечную звезду" на длинном наклоне к земле. В следующий момент катастрофа обрушилась с ошеломляющей внезапностью. Корабль врезался во что-то прямо на своем пути - что-то, что не удалось показать на обзорном экране. Раздался громкий хруст и скрежет, а потом они падали вниз, вниз с тошнотворной быстротой.
   Конли почувствовал, как Солнечная звезда ударилась о землю. Амортизаторы, на которых сидели он и остальные, могли поглотить большую силу удара. Но нормальные космические антигравитационные двигатели работали. Последующая встряска заставила их на мгновение создать мучительно болезненное вибрационное поле. Под его воздействием Конли и остальные потеряли сознание.
   * * * *
   Конли открыл глаза, постепенно осознавая, что он оцепенел и болит, как будто от физического избиения. Затем к нему пришло воспоминание об аварии. Он напряженно сидел в своем шоковом кресле, с опаской оглядывая диспетчерскую.
   Айерс только что пришел в себя. В задней части диспетчерской Уол Гейдж, все еще в бессознательном состоянии, скорчился над штурманским столом. Конли быстро подошел к Гейджу и встряхнул его. К большому облегчению Конли, веки Гейджа дрогнули и наконец открылись.
   Пока все хорошо, подумал Конли. А что насчет остальных? Если кто-то погиб в аварии... Он резко повернулся и побежал в пассажирский салон.
   Тиллман и Морхауз были в полном сознании. Морхауз опустился на колени рядом с лежащей Наэдой Рассел. Он энергично потирал запястья девушки, а Тиллман склонился над сидящей фигурой Степана Осгуда, который только что пришел в себя.
   Не обращая внимания на остальных, Конли быстро подошел к Наэде. От резкого беспокойства у него перехватило дыхание.
   - Она... это... - Конли всмотрелся в лицо Морхауза, не в силах закончить вопрос.
   Морхаус понял. Он покачал головой. - С Наэдой все в порядке. Будучи физически слабее, чем остальные из нас, она просто медленно приходит в себя".
   На глазах у Конли карие глаза Наэды с трудом открылись. К ним пришло воспоминание. Она узнала склонившегося над ней Конли и улыбнулась. Он обнял ее за плечи, помог сесть.
   - Наэда, как ты себя чувствуешь? - с тревогой спросил Конли.
   Девушка печально улыбнулась. "Как будто кто-то пытался выбить мне ребра. Но в остальном я как будто цел".
   Тиллман оставил проснувшегося Осгуда и направился к Конли. Он спросил: "Что случилось?"
   "Мы обо что-то ударились и разбились", - просто объяснил Конли. - Что бы это ни было, оно не было видно на обзорном экране.
   - Но радар предупредил, - мрачно сказал голос Айерса. Айерс и Гейдж только что вошли в пассажирский салон. Теперь Айерс подошел к группе по поводу Конли. Его глаза были горько обвиняющими.
   Тиллман повернулся к Конли. "Это правда?"
   Конли медленно кивнул. "Радарная установка подала предупреждение. Но до этого он делал это четыре раза - и каждый раз на обзорном экране ничего не показывалось. Я решил, что радар просто капризничает из-за каких-то странных атмосферных условий на этой планете. Я ошибался, ужасно ошибался. Мы наткнулись на что-то твердое и, по-видимому, невидимое на обзорном экране.
   Конли повернулся вместе с остальными, когда в гостиную, прихрамывая, вошла фигура. Это был Дэв Термер, с окровавленной повязкой на седой голове. В увядающих голубых глазах Термера отражалась отчаянная безнадежность.
   "Если у вас есть какие-то идеи о спасении рода человеческого, вам лучше их забыть", - с горечью сказал Тёрмер и никому в частности.
   "Что ты имеешь в виду?" - спросил Тилман.
   - Двигатели, - ответил Термер. "В результате аварии было сломано несколько хрупких деталей, и у нас нет замены, по крайней мере, для тех частей, которые я имею в виду".
   Конли настойчиво схватил Термера за руку. - Но, огромное пространство, должны же быть инструменты и материалы...
   - Есть, - сказал Термер. "Но потребуется более трех месяцев, чтобы изготовить необходимые детали, а также устранить повреждения корпуса корабля. К тому времени чума уничтожит человечество. Так что делать особо нечего".
   Конли задохнулся от того, что до него дошел весь смысл слов Термера. Ему вдруг стало холодно и больно.
   "Это твоя ошибка! Все твоя вина!" - взревел Тиллман, обвиняя Конли пальцем. - Если бы вы не приказали Айерсу игнорировать предупреждение радара, этого бы не произошло.
   - Но на обзорном экране ничего не было, - запротестовал Конли. - Я не мог знать...
   Это было нехорошо. Конли знал это, даже когда слова сорвались с его губ. Там было так много стен, так много столбов. Его возражения могли бы быть беззвучными, несмотря на все сочувствие, которое они вызывали. Глаза, окружавшие его, были жесткими, холодными и осуждающими. Но больше всего ранило то, как Наэда отвернулась, когда он повернулся к ней за пониманием, которое, как он был уверен, он найдет. Ее лицо было холодным, белым надгробием мертвых эмоций, которые она когда-то питала к нему.
   Твоя вина! Все твоя вина! Слова пульсировали в голове Конли, как боль. Вы уничтожили последнюю надежду человечества.
   Конли узнал, что Тиллман говорит. Голос Тиллмана был размеренным и мрачным. "Командующий Конли, как посол в Адулонне и, следовательно, как представитель Терранской Империи, я имею полное право произвести такие изменения в составе этой экспедиции, которые послужат дальнейшему благу Империи - а наоборот, настоящей катастрофе. . Вы проявили некомпетентность и небрежность при исполнении своего торжественного долга перед Империей и человечеством. Поэтому я лишу вас вашего командования. Отныне вы будете служить под началом главного инженера Тюрмера и будете подчиняться тем приказам, которые он сочтет нужным отдать. На ваше место командиром экспедиции я назначаю Йорга Айерса.
   Тиллман огляделся. "Если кто-то не согласен с внесенным мною изменением, пусть заявит о своем несогласии".
   Глаза Конли метались от лица к лицу, в нем умирала безнадежная надежда. Разногласий не было.
   Тиллман сказал: "Поэтому Йорг Айерс командует экспедицией здесь и сейчас. Хорошо, коммандер Эйерс, каковы ваши приказы?
   Айерс выглядел очень смущенным. Он несколько раз облизал губы, но, видимо, был совершенно лишен приказов.
   Конли сказал: "Если мне будет позволено сделать несколько предложений..."
   - Продолжайте, сэр, - быстро согласился Айерс. - Я имею в виду... э... просто продолжай.
   "Самое главное, - сказал Конли, - это найти Итарру, город адулей. Мы увидели его с воздуха до того, как какое-то атмосферное искажение скрыло его из виду, поэтому он должен быть где-то не слишком далеко. У нас есть два вспомогательных корабля, которые можно использовать в качестве разведывательных кораблей с экипажем из двух человек на каждом. Пока они ищут город, остальные могут приступить к работе и отремонтировать Солнечную Звезду , насколько это возможно. Говорят, что адулеи вдобавок к высокоразвитой цивилизации обладают сильными телепатическими способностями, и поэтому вполне возможно, что они могут помочь нам завершить оставшуюся часть ремонта на основе мысленных описаний деталей и материалов, которые нам нужны.
   Конли увидел, как свинцовое отчаяние на лицах перед ним сменилось внезапной надеждой. Его последние слова были результатом внезапной мысли, но он понял, что с помощью адулей все еще можно спасти терранскую расу. Даже несмотря на то, что произошло, они еще не облизаны.
   Конли, Айерс, Термер и Гейдж поспешили к люлькам вспомогательных кораблей. Они опустили два небольших судна на землю снаружи. Затем Конли подошел к шлюзу и потянул за рычаг. Картографическая экспедиция 14 установила, что воздух Адулонна вполне пригоден для дыхания. Фактически, данные, которые были собраны, показали, что планета во многих отношениях удивительно похожа на Терру.
   * * * *
   Внешняя дверь шлюза скользнула в сторону. Конли спрыгнул на землю, смутно осознавая, что остальные последовали за ним. Его глаза были прикованы к сцене, которая потрясла его от изумления. Словно издалека, он услышал слабые вздохи удивления от фигур, выходящих из шлюза позади него.
   Было раннее утро. Желто-белое солнце Адулонна все еще низко поднималось над горизонтом. Теплый ветерок коснулся лица и волос Конли. Но он не чувствовал ни солнца, ни ветра. Его недоверчивый взгляд был устремлен на группу странных существ, собравшихся примерно в пятидесяти футах от Солнечной Звезды. За существами виднелась небольшая деревня из грубых хижин, построенных из шкур, натянутых на шесты.
   Существа были по существу гуманоидными, обладали двумя руками, двумя ногами и большими хорошо очерченными головами. Но на этом сходство с Homo sapiens заканчивалось. Фигуры этих туземцев Адулонна казались чересчур худощавыми и мелкокостными. Их тела с головы до пят были покрыты длинными шелковистыми волосами самых разных оттенков рыжего. Их глаза были большими, блестящими и выпуклыми. Их носы были маленькими, острыми клювами с широкими, раздувающимися ноздрями, губы маленькие и сжаты, как будто они постоянно морщились в беззвучном свисте.
   Они были варварски одеты в шкуры и меха. Костяные украшения свисали с их шеи, запястий и лодыжек. В своих маленьких цепких руках они держали грубое каменное оружие.
   Холодные пальцы ужаса сжали сердце Конли. Были ли это Адулей? Где был тот великолепный город, который, по словам Картографической экспедиции 14, был найден? Внезапная тайна, внезапное удивление. Внезапное отчаяние, которое сделало ноющую пустоту внутри вас.
   Глаза Конли обшаривали ландшафт, как отчаянные руки, но только прерия, гладкая и зеленая, уходящая в туманную даль, встретила его взгляд. Башен и шпилей могучего города просто не было.
   "Что-то не так!" Голос Тиллмана нарушил напряженную тишину, словно нож перерезал туго натянутый шнур. "Эти люди явно уровня развития каменного века. Они не могут быть Адулей.
   - И города здесь нет, - вставил Осгуд. - Судя по всему, города никогда и не было.
   Тиллман напрягся, как будто под давлением внезапной идеи. -- Скажите, вы полагаете, что произошла ошибка? Возможно ли, что этот мир все-таки не Адулонн? Возможно, мы достигли планеты, которая всего лишь напоминает Адулонн.
   - В этом случае мы не смогли исправить нашу ошибку, - тяжело сказал Термер. "Двигатели мертвы".
   "Как астронавигатор, это была бы моя вина", - заметил Уол Гейдж. Он покачал головой. - Однако я уверен, что не было допущено никакой ошибки. Мы до мельчайших деталей следовали графикам и таблицам, составленным картографической экспедицией 14. И этот мир идеально соответствует данным, собранным на Адулонне. Если бы другая планета точно соответствовала данным, это было бы похоже на дублирование человеческих отпечатков пальцев".
   Конли сказал: "Если город действительно где-то здесь, эти туземцы должны что-то о нем знать. Мы можем попытаться выяснить это".
   Тиллман посмотрел на Конли с презрением на его квадратном лице. Но после минутного размышления он склонил голову в неохотном кивке. "Я попробую."
   Тиллман медленно пошел к туземцам. Он улыбнулся, чтобы показать дружеские намерения, и поднял одну руку ладонью наружу в универсальном жесте мира. Затем он указал на деревню, взмахнул руками в стороны и вверх, чтобы указать размер. Он ткнул пальцем в четыре стороны компаса, пожал плечами и вопросительно посмотрел на туземцев.
   Очевидно, туземцы поняли, ибо улыбнулись, обнажив широко расставленные крошечные белые зубы. Некоторые отрицательно покачали головами.
   Массивные плечи Тиллмана поникли. "Ясно, что они не знают ничего большего, чем деревня, в которой они живут".
   "Возможно, есть и другие деревни, подобные этой", - предположил Конли. - Вы могли бы попытаться узнать об этом.
   Тиллман снова обратился к наивным. Он указал на деревню, затем пересчитал пальцы левой руки. Он указал на стрелки компаса и вопросительно посмотрел на них.
   Туземцы снова улыбнулись и покачали головами. Один из них, одетый более богато, чем остальные, и, по-видимому, вождь или предводитель, выступил вперед. Он указал на деревню и поднял тройной тонкий палец. Затем он указал стороны компаса и энергично покачал головой.
   "Только одна деревня", - перевел Тиллман. Черты его лица изогнулись глубже под тяжестью уныния. Внезапно он вскинул руки в жесте мучительного протеста. "Но если это Адулонн, город просто обязан быть здесь!"
   "Может, и так, только туземцы об этом не знают", - решил Конли. Он повернулся к Айерсу. - Было бы неплохо отправить вспомогательные корабли на разведку.
   Айерс быстро кивнул. "Посол Тиллман и я возьмем один из кораблей. Осгуд и Морхауз возьмут другого. Кто-нибудь из вас умеет управлять кораблем?
   "У меня был такой", - ответил Морхауз. - Я справлюсь.
   - Тогда ладно, - сказал Айерс. "Мы начнем с севера и востока, считая, что нос Солнечной звезды указывает на север. Если я правильно помню, город, который я увидел, находился где-то в этих основных направлениях. Мы с послом Тиллманом отправимся на север.
   Конли смотрел, как два корабля взлетают и мельчают в сине-зеленом небе Адулонна. Он горячо надеялся, что их поиски увенчаются успехом.
   Термер устало сказал: "Ну, Конли, вы с Гейджем можете помочь мне немного поработать на корабле. Я не думаю, что мы сможем многого добиться, но это лучше, чем просто стоять без дела. Что касается вас, мисс Рассел, я думаю, вам следует вернуться на корабль. Туземцы кажутся достаточно дружелюбными, но никогда не скажешь".
   Наэда кивнула и улыбнулась Термеру и Гейджу. Полностью игнорируя Конли, она грациозно влезла в шлюз и исчезла из виду.
   Конли смиренно вздохнул. Ситуация была у него на сердце, но он должен был смириться с этим. Он последовал за Термером и Гейджем, когда они подошли к носу "Солнечной звезды". Его настроение погружалось в новые глубины уныния, когда он осматривал порванный и разбитый корпус.
   - Хороший беспорядок, - пробормотал Термер. "На ремонт с имеющимися у нас инструментами уйдет шесть месяцев. А человеческому роду осталось всего три месяца!"
   "Твоя вина! Во всем виноват ты !" Мучительная мысль пульсировала в голове Конли.
   Они взяли инструменты из шкафчика в машинном отделении и приступили к работе. Конли знал, что это бесполезно, даже когда они начинали. Туземцы какое-то время наблюдали с выпученными глазами. Но вскоре они устали и один за другим пошли обратно в деревню.
   Конли использовал пневматический молот, пытаясь закрыть дыру в носовой части, когда во второй раз мельком увидел город. Перед глазами мелькнуло. Он автоматически поднял глаза, на мгновение забыв о своих трудах. Он увидел город. Вздох изумления сорвался с его губ, потому что он, казалось, был в самой гуще этого, и могучие шпили прыгали и парили вокруг него в радужном величии. Затем он заметил, что большие здания были прозрачными, потому что сквозь них он мог видеть волнистую зеленую гладь прерии. Но как только он понял это, призрачные очертания города истончились, как дым на ветру, и он внезапно исчез.
   Конли заметил, что Термер и Гейдж в замешательстве смотрят на него. - Я... мне показалось, что я что-то увидел, - неуверенно объяснил Конли. - Думаю, я ошибся.
   "Итак, теперь вы видите вещи", - саркастически заметил Термер. - Сначала ты ничего не видел - и разбил корабль. Теперь вы видите вещи. Я только надеюсь, что из-за этого у нас больше не будет неприятностей.
   Конли поджал губы и вернулся к работе. Он задавался вопросом, были ли у него галлюцинации. Потом отказался от этой идеи. Галлюцинации были результатом ненормального ума, и он был уверен, что с ним все в порядке. Поразмыслив, Конли наконец решил, что то, что он видел, было просто миражом, иллюзией, созданной каким-то странным атмосферным свойством Адулонна.
   Вспомогательные корабли вернулись незадолго до захода солнца. Осгуд и Морхауз первыми достигли Солнечной звезды , затем последовали Айерс и Тиллман. Обе стороны объявили о провале.
   "Знаете, во время поисков у меня было странное чувство, - заметил Осгуд. - Для всего мира, как будто что-то вело меня - указывало мне, куда мне не следует идти.
   "Это что?" - воскликнул Тилман. "Странно, но у меня было точно такое же ощущение. Я рассказал об этом командиру Эйерсу, и он сообщил, что испытал то же самое".
   Айерс торжественно кивнул. "Это было странное чувство отстраненности, как будто кто-то другой вместо меня вел корабль".
   Они напряженно смотрели друг на друга. Тиллман пожал тяжелыми плечами. "Еще одна необъяснимая вещь в этом мире. Во всяком случае, это, по-видимому, не опасно.
   "Тогда утром мы продолжим поиски", - заявил Айерс. "Мы довольно тщательно охватили сектор между севером и востоком. Утром попробуем снова в противоположных направлениях. Если мы не найдем город - что ж, мы будем последними членами Homo sapiens.
   Морхауз нерешительно сказал: - Коммандер Айерс, я тут подумал, может быть, мы приземлились не на той планете, а не на том континенте. Возможно, город расположен на каком-то участке земли в другой части планеты".
   "Никаких шансов на это", - ответил Айерс. "Адулонн состоит только из одного большого континента. Остальное - океан, усеянный небольшими островами. Мы там, где должен быть город.
   "Что, во имя галактики , вообще могло случиться с городом?" Тиллман озадаченно прорычал.
   В дверях шлюза появилась стройная фигура Наэды. "Наконец-то вернулся? Я ждал еды часами".
   Мужчины жадно толпились на корабле. Конли медленно последовал за ним, чувствуя себя забытым и одиноким.
   Покончив с едой, Конли, Термер и Гейдж, к которым присоединился Айерс, соорудили прожектор и вернулись к работе над разбитой носовой частью "Солнечной звезды". Конли не собирался тратить время на сон, и он знал, что другие думают так же.
   Свет прожектора привлекал туземцев, но с наступлением ночи они снова вернулись в деревню. Конли почувствовал давление тьмы, чуждое и слегка угрожающее. Он работал усердно, его руки болели от непрерывной тряски пневматического молота. Однажды он заметил движение у двери шлюза и быстро поднял глаза в надежде, что это может быть Наэда. Но это был всего лишь Тиллман, хмурый и явно слишком беспокойный, чтобы спать. Когда Конли посмотрел, он увидел, как Тиллман вздрогнул и недоверчиво уставился в ночь.
   "Смотреть!" - выдохнул Тилман. "Город!"
   Конли кружился вместе с остальными. И снова увидел. По испуганным звукам, нарушившим внезапную тишину, Конли понял, что остальные тоже это видят.
   Город светился множеством цветов на фоне темноты. Они затерялись посреди него, так много муравьев в лесу огромных башен и шпилей, которые сияли всеми великолепными оттенками радуги. Но город мерцал и мерцал, нереальный и нереальный. Это был город-призрак, материализовавшийся в ночи. Пока они глядели на него, застыв в холодной хватке благоговения, очертания города трепетали, как пламя свечи на ветру, бледнели, внезапно исчезали. Осталась только тьма, черное чудовище, сдерживаемое белыми руками прожектора.
   Голос Тиллмана был камнем, падающим в лужу тишины. - Во имя галактики, что... что это было?
   - Иллюзия... мираж, - сказал Конли, едва осознавая, что говорит. - Айерс, коммандер Айерс, и я видел его, когда мы впервые прибыли сюда. Я видел это снова сегодня днем.
   - Так вот почему... - Термер посмотрел на Конли так, словно увидел его впервые. - Я думал, ты сошел с ума. Теперь я не так уверен в своем здравом уме".
   Конли и остальные задумчиво вернулись к работе над " Солнечной звездой". Время от времени он резко поднимал глаза, наполовину ожидая снова увидеть призрачный город. Но была только огромная крыша тьмы, поддерживаемая единственной тонкой колонной прожектора.
   Утро пришло со всем знакомым великолепием терранского рассвета. Ремонтные работы на корабле не затухали. Термер мудро разделил работу на смены, чтобы у каждого человека были частые периоды отдыха. Щедрое употребление энергетических концентратов останавливало любые дальнейшие приступы истощения.
   Когда солнце взошло достаточно высоко, Айерс приготовился к очередной поисковой группе. Он и Тиллман укомплектовали один из двух вспомогательных кораблей, как и накануне. Однако на этот раз Наэда умоляла включить ее. Термер поддержал ее просьбу, утверждая, что это освободит Осгуда для помощи в ремонтных работах на Солнечной звезде. Айерс согласился, и Наэда присоединилась к Морхаусу на втором вспомогательном судне. Вскоре два корабля взлетели и растворились в сине-зеленом небе.
   Конли смотрел, как они исчезают, с ноющей болью внутри. Он задавался вопросом, была ли цель Наэды сопровождать Морхауза исключительно сотрудничеством. В конце концов, подумал он, Морхауз был молод и красив в некотором роде ученого. Однако во время поездки в Адулонн Конли не мог припомнить, чтобы Наэда проявляла к Морхаусу какой-либо другой интерес, кроме дружеского. На самом деле девушка большую часть времени проводила с Конли. Ее имя запечатлелось в его сердце с самого первого мгновения их встречи, и второй после жгучей неотложности его миссии была надежда, что он сможет добавить "миссис". перед этим. И казалось, что у него были отличные шансы на это - до того, как авария все испортила.
   Конли с горечью обдумывал свое положение. Приказав Айерсу проигнорировать предупреждение радара, он уничтожил последнюю надежду человечества, потерял и Наэду, и свое положение командира. Тот факт, что он не был полностью виноват, не имел большого значения. Все, что имело значение, это то, что это произошло.
   * * * *
   День подходил к концу, когда вернулся один из двух вспомогательных кораблей. Его обитателями были Айерс и Тиллман.
   Лицо Айерса было глубоко изборождено морщинами усталости. Он покачал головой в ответ на вопросы Осгуда, Гейджа и Турмера. "Не повезло, - сообщил он. "Я все больше убеждаюсь, что здесь никогда не было города. То, что мы видели прошлой ночью, было результатом массового заблуждения или чего-то в этом роде, вызванного нашим сильным желанием найти город Адулей.
   Тиллман хмыкнул: "Я уверен, что одно не было заблуждением". Он многозначительно посмотрел на Осгуда. "Коммандер Эйрес и я снова пережили этот странный опыт. Ощущение, что тебя направляют".
   Айерс серьезно кивнул. - Хотел бы я знать, что с этим делать.
   Конли возобновил свою работу, временно прерванную возвращением Айерса и Тиллмана. Он несколько раз взглянул на небо. Сгущалась тьма, а Наэды и Морхауза пока не было видно.
   Беспокойство Конли передалось другим мужчинам. Они тоже стали смотреть на небо. Но когда солнце наконец скрылось за далекими холмами на горизонте, оставшийся вспомогательный корабль так и не появился.
   Айерс громко выразил свой страх. - Надеюсь, Морхауз и девушка не потерялись. Если так, то, возможно, они увидят свет прожектора и, таким образом, вернутся обратно.
   Но хотя все с тревогой ждали всю ночь, Наэда и Морхауз не вернулись. Утро застало их напряженными от беспокойства.
   "Придется поискать Морхауза и девушку", - решил Айерс. "Я знаю общее направление, в котором они двинулись. Может быть, с ними случилось то же самое, что и с Солнечной звездой.
   Конли похолодело. Вспомогательные корабли были хрупкими. Если бы Наэда и Морхауз разбились, они могли бы сильно пострадать. Конли подумал о лежащей где-то Наэде, раздавленной и сломанной, нуждающейся в помощи, и в отрывистой речи из него вырвалась тревога.
   - Айерс, вы должны отпустить меня. Я знаю, как управлять вспомогательным кораблем, и...
   - Пытаешься уклониться от ремонта " Солнечной звезды ", а? - прорычал Термер. "Ну, послушай, Конли, ты ответственен за крушение корабля, и если у коммандера Эйерса есть чувство справедливости, он позаботится о том, чтобы ты остался здесь и продолжал работать".
   - Я уверен, что мистер Термер совершенно прав, - подтвердил Тиллман.
   Айерс пожал плечами. - Думаю, тебе придется остаться здесь, Конли. Посол Тиллман пойдет со мной.
   Все, что мог чувствовать Конли, - это тупой гнев, слишком усталый, чтобы выразиться словами. То сражение, которое он, возможно, имел, было погребено под непреодолимой тяжестью усталости.
   Айерс и Тиллман сделали паузу только для того, чтобы загрузить на борт вспомогательную аптечку. Затем они взлетели.
   Конли заставил свое свинцовое тело вернуться к работе. Поврежденный нос "Солнечной звезды" возвращал себе подобие прежней формы. Вскоре они смогут использовать атомные факелы и сплавлять осколки воедино. Но Конли подумал об неисправных двигателях, и крайняя безнадежность ситуации поразила его с резкой силой. Носовую часть можно было отремонтировать, но для двигателей требовались специальные детали. Чтобы заменить их, требовались сложные машины и разнообразные материалы, которых у них не было.
   Империя - человеческий род - была обречена. Конли знал это как неизбежную уверенность. Он понял, что другие мужчины намеренно не замечают этого факта, и ему стало интересно, сколько времени пройдет, прежде чем они осознают это.
   Единственным нарушением монотонности труда стал внезапный испуганный вздох Осгуда. Конли, взглянув в ответ, мельком увидел город-призрак. Но на этот раз его очертания исчезли так быстро, что через мгновение он уже не был уверен, что видел его.
   В тот день туземцы присутствовали на корабле, рассевшись группами и наблюдая за работами над " Солнечной звездой" с живым интересом, плясавшим в их выпученных глазах. Конли взглянул на них, задаваясь вопросом, видели ли они мираж. Но, по-видимому, это было не так, потому что их головы были повернуты к Осгуду в разной степени недоумения.
   Конли возвращался к своему пневматическому молоту, когда его осенила внезапная мысль. Он резко посмотрел на туземцев. Его глаза искали и цеплялись за группу из шести человек в самом конце собрания. Они смотрели прямо перед собой с гипнотической неподвижностью, их выпученные глаза не мигали, стройные тела были неподвижны. Конли долго изучал их, затем пожал плечами, решив, что по какой-то причине именно эта группа аборигенов нашла незавершенную работу над Солнечной звездой необычайно интересной.
   Айерс и Тиллман вернулись как раз перед тем, как солнце скрылось за горизонтом. Они не нашли ни малейших следов Наэды и Морхауза.
   - Мы попробуем еще раз утром, - упрямо сказал Айерс. - Морхауз и девушка не могли просто раствориться в воздухе. Они должны быть где-то".
   Конли охватило отчаяние. Наэда, единственная девушка, которая когда-либо что-то для него значила, потеряна - возможно, мертва.
   Это был период отдыха Конли вместе с Гейджем. Интервалы отдыха и концентрации энергии были всем, что их поддерживало. Конли был свинцовым, онемевшим от усталости. Гейдж был в похожем состоянии - даже в более тяжелом, смутно понял Конли. Глаза Гейджа были засвечены, лицо бледное и осунувшееся. Его дыхание сбилось. Когда пришло время возобновить работу, Гейдж смог подняться на ноги лишь величайшим усилием воли.
   Конли, направляясь к своему посту на носу, заметил, что туземцы все еще собрались внимательной группой перед " Солнечной звездой". Его глаза исследовали их, затем сузились. Трансовая шестерка не сдвинулась с тех позиций, в которых он их заметил раньше. Наблюдая, он был несколько поражен, увидев, как они медленно расслабляются, и к ним возвращаются осознание и движение.
   Инцидент остался в памяти Конли. Позже, вернувшись к работе, он снова посмотрел на собравшихся туземцев. Он напрягся, увидев еще одну группу, замершую в почти идентичных позах застывшей неподвижности. И эта группа, как и первая, состояла из шести человек! Конли пытался найти какой-то ответ на это странное поведение, но не нашел никакого логического объяснения.
   Еще одна вещь привлекла внимание Конли. Это было крайнее истощение Гейджа. Астронавигатор работал как в оцепенении, неуклюже возясь с пневматическим молотом и изредка встряхивая головой, как будто стараясь прогнать туман перед глазами. Конли знал, что Гейдж долго не продержится, и ему было интересно, как долго продержатся его собственные силы.
   Это было похоже на кошмар наяву, подумал Конли. Стук пневматического молота по жесткому, упрямому металлу Солнечной звезды. Мышцы, которые болели и тянули от усталости. Резкие блики прожекторов бьют в глаза. И три месяца... Еще три месяца для рода человеческого - затем вымирание. Где была Итарра, город адулей? Что случилось с Наэдой? Вопросы и сомнения, а ответов нет, света нет нигде. Только тряска пневматического молота, просто усталость, протестующая в каждом нерве.
   После нескольких часов, которые показались Конли веками, он и Гейдж испытали облегчение. Конли сгорбился на травянистой траве рядом с " Солнечной звездой" и размял ноющие ноги. Со звуком, который мог быть стоном или всхлипом, Гейдж рухнул рядом с ним.
   Конли сунул в рот капсулу с концентратом энергии и посмотрел на то место, где в последний раз видел туземцев. Его глаза привыкали к темноте, которая скрывалась за сиянием прожектора, и теперь, почти потерявшись во мраке, он мог различить шесть тихих фигур. Он не мог видеть их лиц, но знал, что они сидят очень неподвижно, глядя прямо перед собой с гипнотической напряженностью.
   Когда Конли посмотрел, он увидел группу фигур, материализовавшихся из темноты за шестью очарованными туземцами. Его тело внезапно насторожилось. Новичков было шестеро! Теперь первоначальная группа поднялась с того места, где они сидели, и ушла. Прибывшие заняли свои места, сели на траву и затихли.
   Конли сделал резкий вдох. Ибо в течение короткого промежутка, пока первоначальная группа туземцев вставала, а прибывшие рассаживались, он мельком увидел мираж! Призрачные очертания города на короткое время вспыхнули перед его глазами, а затем исчезли.
   Мысли Конли закружились, как листья на внезапном порыве возбуждения. Каким-то образом он почувствовал, что то, что он видел, было чрезвычайно важным. Но как же ускользнуло от него.
   Он все еще пытался найти ответ, когда его и Гейджа закончился период отдыха. Конли неловко поднялся на ноги. Гейдж не двигался. Конли наклонился и потряс астронавигатор.
   - Пошли, Уол, - подсказал Конли. "Мы должны вернуться к работе".
   Гейдж просто застонал. Встревоженный, Конли упал на колени, вглядываясь в лицо собеседника. Гейдж был смертельно бледен, а в его глазах горел неестественный лихорадочный блеск. Его щеки и лоб были горячими и влажными на ощупь.
   - В чем дело? Это был Осгуд, который только что подошел. Рядом с ним маячила фигура Термера.
   "Что-то не так с Гейджем". Конли объяснил напряженно. - Кажется, он очень болен.
   "Больной?" Осгуд встал на колени рядом с Гейджем и быстро огляделся. Он медленно поднял взгляд, его лицо внезапно постарело.
   Термер схватил Осгуда за руку. - Отличное место, выглядишь - долой! Что не так с Гейджем?"
   - У него... у него Чума, - ответил Осгуд. Его голос был мертв.
   Это объявление поразило Конли, как физический удар. Он отшатнулся на пятках, ужас пылал в нем. Чума! Его последние запасы сил исчезли под внезапным приливом отчаяния. Это был конец. Конец рода человеческого, самого себя - всего.
   * * * *
   Известие о том, что поразила Чума, положило конец дальнейшей работе над Солнечной звездой . Мужчины сгорбились в разных позах уныния, избегая смотреть друг другу в глаза. У всех в голове был один и тот же вопрос: "Кто будет следующим?"
   Конли лихорадочно думал. Как появилась Чума? Он и остальные были выбраны для миссии из-за их здоровья. Это были далеко не все возможные источники заражения. Тем не менее, чума поразила. Как? Как? Конли заставил свой уставший мозг работать еще активнее - и вдруг получил ответ.
   Конли жестом подозвал к себе остальных. Он говорил быстро и мягко. Там, где было отчаяние, появилась внезапная надежда. Там, где раньше была смерть, теперь была жизнь.
   Конли и Термер исчезли в Солнечной Звезде. Через четверть часа они вышли, разделившись в ночи, и потихоньку подкрались к определенному месту, где шесть фигур сидели в суровой тишине.
   Конли держал компактный цилиндрический предмет. Это был огнетушитель, часть регулирующего оборудования всех космических кораблей. У Термера тоже был такой. Он и Конли изменили химический состав устройств, что теперь сделало их способными выпускать газ, который вместо того, чтобы тушить огонь, вызывал быструю потерю сознания.
   Конли и Термер добрались до шести неподвижных туземцев. Но прежде чем они успели пустить в ход свои грубые газовые пушки, двое туземцев внезапно встали прямо! Через мгновение остальные четверо тоже поднялись.
   Конли вздохнул в поражении, выпустив газовый баллон из рук. Затем, к его крайнему изумлению, шестеро туземцев, стоявших перед Термером и им самим, улыбнулись.
   - Вы раскрыли нашу уловку. Мы рады."
   Никакого слышимого звука не было. Слова, казалось, сложились в голове Конли сами собой.
   Один из туземцев шагнул вперед. Выражение его лица безошибочно выражало дружелюбие.
   - Меня зовут Гаррон, - телепатически сказал он. "Туланн и я знали о твоем приближении, поскольку наши разумы были настроены на твой, чтобы поддерживать иллюзию. Поняв, что вы раскрыли наш трюк, мы решили с ним покончить".
   Туланн тоже выступил вперед. Его мысли тепло обратились к Конли.
   "Мы действительно счастливы, что вы наконец узнали, что мы держали вас в иллюзии. Мы, конечно, Адулей, и наш город, Итарра, все это время был здесь. Смотри!"
   Как один, Конли и Термер закружились. И город Адулей расцвел и запылал вокруг них. Огромные башни и шпили прыгали и взмывали в светлеющее небо. Там были широкие улицы и проспекты, и земля под их ногами была уже не иллюзией травянистого дерна, а гладкой стеклянной мостовой. Теперь Конли увидел, что " Солнечная звезда " окружена огражденной веревкой зоной площадью в несколько квадратных ярдов. У основания одной из башен были груды щебня и каменной кладки, и, взглянув вверх, Конли увидел, что здание повреждено.
   - Так вот во что врезался корабль! - воскликнул Конли. - Радар предупредил об этом на пути, но я ничего не увидел на обзорном экране.
   "Мы спрятали город от вас с помощью телепатического контроля над вашим разумом". - сказал Гаррон. "Мы могли бы предотвратить крушение, направляя вас, но в то время у нас не было необходимого точного контроля над вашим разумом. Только позже, когда ваши спутники отправились на так называемых вспомогательных кораблях, мы смогли направить вас так, чтобы вы не наткнулись ни на одно из зданий. Думаю, твои спутники знали об этом.
   Конли кивнул. "Они заметили, что испытали странное ощущение руководства. Но почему ты хотел спрятаться от нас в городе?
   - Потому что мы сомневались в намерениях вашей расы, - ответил Гаррон. "Корабль приземлился в нашем мире раньше вашего - да, Картографическая экспедиция 14. Ваша раса обладала способностью совершать межпланетные путешествия и, кроме того, построила великую галактическую империю. Мы боялись, что нас покорят, сделают подданными чужого народа. Мы знали, что представители вашей расы теперь снова посетят наш мир, и решили подготовиться к ним по-своему. У нас не было смертоносного силового оружия, но у нас было то, что среди вашего народа считается необычной телепатической способностью. Небольшая группа адулей была организована и обучена, чтобы, когда представители вашей расы вернутся, мы могли держать их в иллюзии, что Адулонн населен только дикарями. Таким образом, мы надеялись отговорить вас от повторного посещения нашего мира".
   К этому времени подошли Тиллман, Айерс и Осгуд. Конли представил их адулеям, и Термер начал кратко объяснять, что произошло.
   Гаррон спросил Конли: "Могу ли я узнать, как вы узнали, что вас держат в иллюзии?"
   "Именно тогда я заметил, что шестеро ваших людей постоянно находятся в странном трансе, - сказал Конли. "Эти шестеро всегда сменялись другими шестью, и в течение того промежутка, пока происходила замена, возникло то, что мы считали миражом города. Потом я понял, что нас здесь шестеро - Тиллман, Осгуд, Айерс, Гейдж, Термер и я. И шесть туземцев наблюдали за нами. Я пытался найти ответ, что это может означать. Я подумал о мираже, появившемся во время перехода, - и вдруг он у меня появился. Ответ заключался в том, что каждый из шестерых ваших людей держал каждого из моих шестерых в своего рода гипнотическом контроле, который не позволял им ни в малейшей степени осознавать город. Но когда ваши люди поменялись местами, этот контроль временно ослаб, и мы мельком увидели город. Когда я это обнаружил, я составил план, чтобы шестеро, наблюдавшие за нами, потеряли сознание, но вы узнали, что мы замышляли.
   Гаррон улыбнулся. "Вы вынуждаете нас. И тем самым вы спасли свою расу.
   "Спас мою расу..." повторил Конли. - Что ты имеешь в виду?
   Гаррон объяснил: "Когда мы узнали цель второго визита ваших людей в Адулонн - получить средства борьбы с тем, что вы называете Чумой, - мы сочувствовали и хотели помочь. Но в этом нам противостояла фракция, которая считала вашу расу угрозой нашей свободе. Таким образом возникли две фракции - одна, которая хотела помочь вашему народу, и другая, которая отказалась. Был достигнут компромисс. Если бы ваша раса была достаточно разумна, чтобы обнаружить уловку, с помощью которой мы скрывали от вас Итарру, вы могли бы заручиться нашим сотрудничеством. Гаррон усмехнулся. - И мы давали тебе все шансы, уверяю тебя. Не случайно мы вшестером сидели там, где вы могли нас видеть. Как бы то ни было, вы раскрыли нашу уловку и, таким образом, заручились нашей помощью.
   - Но у вас есть какие-нибудь средства для проверки чумы? - спросил Конли.
   Гаррон кивнул. "То, что вы называете чумой, уже давно стало для нас обычным заболеванием. Мы усовершенствовали лекарство под названием Nyalin , которое останавливает его почти мгновенно. Кроме того, у нас есть инструменты и материалы, необходимые для ремонта вашего космического корабля. Просто предоставьте нам спецификации, и наши инженеры немедленно приступят к работе".
   Конли покачнулся, внезапно ослабев от всепоглощающей радости и облегчения. Тиллман, Айерс, Турмер и Осгуд ликующие столпились вокруг него. Они хлопали его по плечам и трясли руками, пока ноющее тело Конли, казалось, не готово было развалиться на части.
   - Я снова назначаю тебя командиром, - объявил Тиллман. - Ты доказал, что достоин этой должности.
   "И я рад просто снова быть простым, обычным пилотом", - сказал Айерс. "Быть командиром - чертовски большая головная боль".
   Нельзя было исключать Термера. "Извини, что так отвез тебя, - сказал он Конли. "Я был очень огорчен тем, что корабль был поврежден, вот и все". Конли ухмыльнулся. Потом он протрезвел. Для того, чтобы его счастье было полным, была нужна только одна вещь - Наэда. Он повернулся к Гаррону во внезапном вдохновении.
   "Были девушка и мужчина. Они исчезли во время поисков Итарры. Есть ли шанс... возможно ли, что вы знаете, что с ними случилось?
   - Да, - сказал Гаррон. "Видите ли, прежде чем две противоборствующие фракции здесь, в Итарре, смогли прийти к компромиссу, та, которая боялась, что ваша раса лишит нас свободы, должна была убедиться, что этого не произойдет. Соответственно, мы решили тщательно изучить умы двух членов вашего народа. Девушка и мужчина с ней были очень удобными, и поэтому мы просто усилили контроль над их разумом, заставили их приземлиться в определенном месте города. Экспертиза показала, что ваша раса дружелюбна и благонамеренна, и достаточно ревнива к собственной свободе, чтобы не лишать ее другую расу. Девушка и мужчина не пострадали. Они будут возвращены как можно скорее".
   "Когда вы вернете девушку, не могли бы вы убедиться, что никто из Адулей не бросает свой мысленный вес?" - спросил Конли Гаррона. "Целовать иллюзию не весело!"
   ЧЕТЫРЕ ВЕРНУВШИХСЯ
   Первоначально опубликовано в Amazing Stories , февраль 1946 года.
   За пластиковыми вставками двери Роу сиял свет. Выходя из офиса, я остановился, удивившись, что он задержался так поздно. Я думал, что эти оценки держали меня так долго после того, как все остальные разошлись по домам. Поддавшись внезапному порыву, я подошел и постучал.
   "Заходи." Это был его голос с тем бесцветным, усталым оттенком, который стал мне слишком знаком.
   Роу сидел за своим письменным столом, положив локти на его неопрятную, замусоренную поверхность, и держал лохматую голову в руках. Он посмотрел на меня из-под седых густых бровей.
   "О... Херб. Просто уйти? Он откинулся на спинку стула, и по тому, как он делал это медленно и натянуто, я понял, что он задолго до моего появления держал свою задумчивую позу.
   Я кивнул. - Уже поздно, Фрэнк. Все остальные ушли домой". Я молча смотрел на него. - Фрэнк, ты снова терзаешь свое сердце. Неужели ты никогда не выберешься из этого?"
   - Не знаю, - сказал Роу. Он провел тыльной стороной скрюченной руки по лбу и вздохнул. "Мне интересно, Херб... Марс снова выходит из соединения, и мне интересно..."
   - Ты задаешься вопросом уже семь лет, - сказал я ему. - Семь лет, Фрэнк. После стольких лет просто не может быть никакой надежды. Вы должны забыть о Spaceward. "
   "Забывать?" Роу чуть не закричал. Глубокие морщины на его лице изогнулись в страдальческом выражении. "Забыть пятнадцать лет, которые я потратил на проектирование и совершенствование корабля? Забыть мужчин, которые на ней ездили? Забыть Джимми? Он вскочил со стула и подошел к окну за столом, где стоял, глядя в сгущающиеся сумерки.
   Я уставилась ему в спину, несколько ошеломленная вспышкой эмоций, которую вызвала. Я знала, что он чувствовал из-за потери " Космонавта " и всех мужчин на ней, включая собственного сына Джимми, но спустя семь лет я и не догадывалась, что его чувства все еще так глубоки.
   Я посмотрел на него с новой глубиной восприятия. Он стоял у окна, склонив косматую голову. Впервые я полностью осознал, что волосы его были почти белыми, и что его мощная короткая фигура огрубела, стала сутулой. И впервые я полностью осознал, что он стар, стар и несчастен.
   Через окна была видна неоновая вывеска у ворот, та самая знакомая вывеска, которая гласила: "Rowe Rocketcraft. Главный завод". И я мог видеть часть заводских построек, их раскидистые громады становились нечеткими в сгущающейся темноте. На фоне этих внешних свидетельств успеха Роу выступал как символ тщетности; ибо без счастья не может быть настоящего успеха.
   Я думал о долгих годах работы, надежд и устремлений, которые лежали за спиной Роу, и мне было грустно думать о его собственной жизни, насколько они были потрачены впустую. Для всего мира он, конечно, был олицетворением успеха, потому что ракеты, которые он спроектировал и построил, уже начали с ревом проноситься через разреженные просторы стратосферы, связывая самые дальние уголки земли на расстоянии нескольких часов полета. В историю он войдет как изобретатель первого успешного ракетного двигателя, строитель первого космического корабля, покинувшего Землю. Но что касается Джимми, единственного человека, который имел для него наибольшее значение, я знал, что он всегда будет чувствовать, что потерпел неудачу.
   Мое сочувствие было еще острее от того, что я был с Роу все эти тяжелые и трудные годы, в течение которых он довел свой ракетный двигатель до совершенства. Я видел, как мои сбережения исчезали, как и его задолго до этого, в голодной пасти тех ранних экспериментов. И моя вера в него никогда не колебалась, даже после того, как последний цент был потрачен, а успех все еще был лишь смутной надеждой. Я вышел и благодаря чудесам, которым я до сих пор не перестаю удивляться, выпросил и занял еще. Моя вера не была смещена; это было далеко от тех дней, когда Роу был бизнес-менеджером, когда вообще не было бизнеса, которым можно было бы управлять, до настоящего момента в качестве партнера в отрасли стоимостью во многие миллионы.
   Промежуточный период был непростым. Роу смотрел вперед глазами мечтателя; стратосферные ракеты были лишь первым шагом в его планах. Пока я боролся за то, чтобы заинтересовать сомневающийся мир первыми хлипкими ракетопланами, он начал работу над Spaceward . И последовали пятнадцать лет манипулирования скудным балансом между молодой отраслью, с одной стороны, и, казалось бы, ненасытными требованиями экспериментов Роу, с другой. Но в конце концов, ценой многих седых волос и многих бессонных ночей, я благополучно довел дело до конца; Spaceward стал реальностью, и птенец был на пути к тому, чтобы стать колоссом.
   Роу отвернулся от окна; его серые глаза на мгновение встретились с моими, затем отвели взгляд. - Прости, что я огрызаюсь на тебя, Херб. Я понимаю, что ты хотел хорошо. Он глубоко вздохнул и пожал плечами. "Кажется, я старею - слишком много живу прошлым".
   - Все в порядке, Фрэнк, - сказал я. "Я понимаю." И я сделал это так, как не был способен за мгновение до этого.
   Роу подошел к северной стене своего кабинета, почти полностью заставленной фотографиями в рамках. Это были фотографии корабля " Космосвард " и его бесстрашного экипажа до и после тех двух памятных полетов на Луну и до взлета на Марс. Южная стена была покрыта фотографиями лунных пейзажей и других видов Земли, видимых с Луны.
   - Да, в том-то и беда, - прошептал Роу. "Слишком много живу прошлым... Но кто может винить меня? Джимми был всем, что у меня осталось после смерти Хелен. А " Космический путь" - ну, ты сам знаешь, Херб, что вся моя работа с ракетами была связана с надеждой, что когда-нибудь она приведет к созданию такого корабля, как " Космический путь". Так оно и было, но цена в конце концов...
   Я отвела взгляд, опечаленная унынием в его внешности и голосе. Наступило долгое молчание, а потом Роу снова прошептал.
   "Семь лет... Джимми, мальчик, что могло случиться?"
   Мои глаза были прикованы к фотографиям, и я тоже задавался вопросом. Я увидел себя на них, Херба Фарнама на семь лет моложе, с гораздо меньшей сединой в волосах. На особенно большой фотографии, занимавшей центральное место на стене, я стоял слева от Роу - Роу тоже помоложе, - а справа от него стоял Джимми, выше отца, гораздо стройнее, но обладавший таким же мощным телосложением и полностью таким красивым, каким его считала моя старшая дочь Дорис. Вокруг нас собрались улыбающиеся герои полетов на Луну - Пол Уитон, Виктор Сорелл, Арт Колб, Дэйв Селлерс и Джон Лаудер. А фоном был гладкий, сверкающий корпус "Космического корабля" .
   В улыбающихся лицах этих людей сквозила отвага первооткрывателя, отвага авантюриста. В металлическом корпусе "Космического корабля" была сила , огромная мощь красноречиво выражалась в размерах его реактивных труб. Но в конце? В конце концов, семь лет молчания, семь лет ожидания людей и корабль, который так и не вернулся...
   Лицо Роу преобразилось, почти помолодело, когда он посмотрел на фотографии. Это заставило меня задуматься, насколько верной была его декламация о том, что он жил прошлым. Люди действительно живут прошлым, когда оно доставляет больше удовольствия, чем настоящее. Для Роу все, что связано с любовью и счастьем, было похоронено в прошлом.
   И я думал обо всех тех других - женах, возлюбленных, родственниках и друзьях, - которые были связаны с людьми на борту " Космического пути". Они тоже жили прошлым? Это была удивительно острая мысль, потому что я довольно близко познакомился с мужчинами и людьми в их жизни.
   Я рывком вернул себя к реальности. Было уже поздно, и Вера строила планы на вечер.
   Я коснулся руки Роу. - Фрэнк, мне пора. Разве не будет лучше, если ты...
   Роу устало и упрямо покачал головой. "Нет. Я хотел бы остаться здесь на некоторое время, Херб. Не беспокойся обо мне; Я буду в порядке.
   Со многими сомнениями относительно этого последнего я оставил его. Он по-прежнему смотрел на фотографии, но лицо его уже не преображалось. Его тоже вернули к реальности.
   Это было ближе к концу июля. Последующие дни были для меня напряженными, и пыль воспоминаний, поднятая этим перерывом в кабинете Роу, довольно скоро осела. Мои обязанности на заводе заставляли меня прыгать, а в свободное время я занимался различными общественными делами. У меня практически не было семейной жизни, о которой можно было бы говорить; У Веры, моей жены, всегда были планы или приглашения на то или иное, а сам дом казался не более и не менее чем временной перевалочной станцией для постоянного потока молодых людей Бесс и Андреа. Не то чтобы я возражал против последнего; если уж на то пошло, меня просто беспокоил контраст между Бет и Андреа, с одной стороны, и Дорис, с другой.
   Не менее красивая и очаровательная, чем ее сестры, Дорис, старшая, была очень тихой и серьезной. У нее было очень мало общественной жизни, если она вообще была, и она очень редко выходила из дома. Она работала в аспирантуре по литературе, намереваясь в конечном итоге стать преподавателем, и это, казалось, поглощало ее больше всего на свете - по крайней мере, так казалось в то время. Я из тех мужчин, которым трудно понять женщин, и это осложнялось еще и тем, что в моей семье их было четверо. Я часто оплакивал отсутствие сына, хотя в последние годы это компенсировалось тем, что случилось с Джимми - Джимми, который настоял на том, чтобы сопровождать меня в том злополучном полете на Марс.
   В середине октября пришло важное известие, которое сообщил мне не кто иной, как сам Роу. Был полдень, и мой нос был глубоко зарыт в стопку отчетов, когда он ворвался в мой офис в таком диком возбуждении, какого я никогда не видел. Несколько секунд ему было трудно говорить; затем из него вырвались слова.
   "Херб - космический ! Космический ! _ Она вернулась!"
   Я сидел и смотрел на Роу, слишком ошеломленный, чтобы среагировать сразу. Затем я вскочил на ноги, столь же дико взволнованный, как и он.
   Когда Роу достаточно успокоился, он объяснил, что у него в кабинете было включено "видение", и выпуск новостей всех станций объявил о возвращении "Космического корабля". Местом посадки был Грант Филд.
   "Ну давай же!" - закончил Роу.
   Мы не думали об осенней прохладе, витавшей тогда в воздухе; не останавливаясь, чтобы надеть шапки и пальто, мы бешено побежали к посадочной платформе на крыше здания, оставив за собой шлейф потрясенных и испуганных сотрудников. Бессвязно крича на обслуживающего персонала гаража, мой реактивный самолет закончился, а затем мы с Роу рухнули внутрь. Я рванул маленький корабль в воздух резким всплеском реактивных двигателей.
   Мы действовали не слишком быстро. Растущий рой кораблей направлялся к Полю. И когда я приземлился на флиттерджете, он всего на несколько секунд опередил эскадрилью воздушной полиции, которая прибыла, чтобы заблокировать дальнейший наплыв любопытных.
   К нам подбежал человек в зеленой форме полевого милиционера, крича, чтобы мы уходили. Мы быстро идентифицировали себя. Упоминание имени Роу и взгляд на лицо Роу успокоили дальнейшие протесты; Не долго думая, Полевой милиционер повернулся и повел нас к зданию администрации. Именно сюда, по его словам, были доставлены после приземления люди с " Космосварда ".
   Полицейский-полицейский был солидным молодым парнем, и я уверен, что он предпочел бы чинно-быструю прогулку, но мы с Роу погнали его сначала рысью, а потом бегом. Я, конечно, был взволнован и нетерпелив, но Роу действительно дрожал. Он был похож на человека на пороге достижения долгожданного личного рая. Он спотыкался на бегу, его широко раскрытые глаза были устремлены на административное здание, и между судорожными вздохами я слышал, как он снова и снова бормотал: "Джимми... Джимми, мальчик!"
   Это был, несомненно, величайший момент в его жизни - своего рода кульминационный момент. Возвращение двух вещей, которые всегда значили для него больше всего, - Джимми и " Космонавта". Я отчаянно надеялся, что он не будет разочарован. Казалось невероятным, что все люди, первоначально находившиеся на борту корабля, могли вернуться целыми и невредимыми после семи лет опасностей. Конечно, некоторые из них будут потеряны. И если бы одним из них был Джимми... что ж, для Роу это был бы конец всего. Семь лет ожидания, вознагражденные, наконец, непреодолимым горем... Напряжение накапливалось во мне по мере приближения административного здания.
   Во мне тоже было чувство благоговейного предвкушения. Исследователи вернулись из другого мира. Какие странные чудеса они видели? Какие странные приключения были у них? И как они будут выглядеть через семь лет?
   Эти вопросы калейдоскопом крутились у меня в голове, пока я бежал. А потом мы проталкивались локтями сквозь толпу перед дверями административного здания. В самом салоне было достаточно тихо, хотя повсюду казались полевые полицейские в зеленой форме.
   Наконец мы остановились перед дверью, которую охраняла особенно большая группа полевой полиции. Сопровождавший нас офицер, тяжело дыша, что-то объяснял начальнику, а затем нас с Роу провели в комнату.
   Это была светлая и приятная комната, не очень большая, но действительно казавшаяся просторной после увиденной мною толпы. И было тихо. Кажется, я первым заметил тишину. Немного позже мне показалось, что тишина была странная - напряженная и неловкая.
   Мои чувства внезапно обострились; Я огляделся, все больше осознавая, что что-то не так. Группа мужчин стояла с одной стороны комнаты, возле ряда широких окон. Я узнал нескольких важных персон и чиновников. Глядя на них, ко мне пришло осознание того, что все как-то не так.
   Они были очень тихими, эти люди. Они прижались друг к другу, как будто было холодно, и они искали взаимного тепла. Они стояли возле тех окон, как будто солнечный свет, который пробивался сквозь них, был самой нужной и нужной вещью на свете. Само их отношение было жестким и неестественным.
   Прямо через комнату, перед столом, уставленным посудой, к которой, казалось, почти не прикасались, сидели четверо мужчин. Я забыл обо всем остальном, когда смотрел на них.
   Шок прошел через меня. Это было леденящее душу ощущение, смешанное одновременно из крайнего удивления, смятения и немалого страха. Я смотрел на них с открытым ртом, выпучив глаза, как будто комната была зоопарком, а эти четверо мужчин были странными зверями из какого-то отдаленного уголка земли, доселе неизведанного.
   Они поднялись, пока я смотрел. Я подавил вздох, поймав себя на том, что отступаю назад. Мне кажется, я действительно забыл в тот момент, что они были мужчинами - более того, мужчинами, которых я когда-то знал близко.
   Они были одеты в свободные строгие простые туники, которые шелковисто переливались меняющимися оттенками коричневого и золотого. Поверх этого они носили что-то вроде металлической сбруи, на которой висело множество предметов или инструментов, которые мигали и блестели от их дыхания. Длинные, как у женщины, волосы ниспадали на плечи, а бороды закрывали челюсти. Видимые части их лиц были обожжены почти до черноты, а из худых впадин ярко горели глаза, странно серьезные и мрачные.
   Эти детали я заметил первым. Затем я узнал о другом, возможно, самом странном из всех.
   В центре лба у каждого каким-то образом был закреплен большой драгоценный камень - или, по крайней мере, что-то похожее на драгоценный камень. Они светились, как будто из какой-то таинственной внутренней жизни, и когда они светились, они пульсировали. Потемнение цвета радуги сменяется периодом молочного фосфоресценции, повторяющимся снова и снова в ритмичных тактах. Даже если бы не чуждое качество, исходившее от их лиц и глаз, не причудливость их одежд, одни только драгоценности сделали бы их тревожно неземными.
   За исключением того, что мы с Роу встали у входа, четверо мужчин не предприняли никаких других движений. Они просто смотрели на нас с серьезным, безличным спокойствием. Во мне росло чувство острого дискомфорта, что-то вроде той неловкости между новыми знакомыми или старыми друзьями, которые снова встречаются спустя долгие годы, когда разговор затягивается. Но мои ощущения в тот момент сильно усиливались странностью четверых и тем, что вообще ничего не было сказано. Я чувствовал острую потребность в речи, в каком-то движении, но мне казалось, что все, что я сейчас сделаю, будет антикульминацией.
   Ситуация была гротескной, нереальной. Я ничего не хотел так сильно, как иметь возможность уползти и спрятаться.
   Я взглянул на Роу, отчасти для того, чтобы отметить его реакцию, а отчасти для того, чтобы снять напряжение. Лицо его было измученным, обиженным. Он был похож на человека, ставшего жертвой отвратительной шутки. Он ожидал, более или менее сознательно, увидеть мужчин, похожих по манерам и одежде на мужчин семилетней давности. Но это изменение было настолько масштабным, что казалось почти посягательством на разум.
   Пока я смотрел на него, губы Роу зашевелились. Глаза его неуверенно скользнули по четверке, с таким торжественным терпением стоящей за столом. "Джимми?" он прошептал. "Джимми?" Его голос был нерешительным, вопросительным.
   Я оглянулся на четырех исследователей с внезапным изумлением. До сих пор я не осознавал их как отдельных лиц, а лишь как единую фантастическую группу. Слова Роу резко заставили меня задуматься об идентичности; Я вглядывался в серьезные лица, ища знакомые детали.
   "Джимми?" - снова прошептал Роу. Его голос стал умоляющим.
   Из первоначальных шести вернулось четверо. Внезапно я подумал, не был ли Джимми Роу одним из тех двоих, кто не вернулся.
   Едва эта мысль пришла мне в голову, как один из четверых двинулся, согнувшись в талии в медленном и торжественном поклоне. А потом он заговорил, его голос был странным и акцентированным.
   "Здравствуй, отец".
   Значит, это был Джимми. Мне стало холодно, и меня чуть не стошнило.
   Роу смотрел. Боль на его лице росла, пока я не подумала, что он заплачет. Но он собрался, должно быть, с огромным усилием. Он сказал.
   - Привет, сынок, - сказал он. Его голос был очень низким. Никогда я не видел его таким старым, как в тот момент.
   Было прикосновение к моей руке; Я испуганно обернулся и увидел, что ко мне подошел мужчина из группы, стоявшей напротив. Я узнал в нем Филиппа Бэрринджера, исполнительного директора месторождения.
   - Что... что ты собираешься делать? - спросил он нервным шепотом. "Там будут толпы... репортеры..."
   Несмотря на его неуклюжую попытку, я понял, какую идею пытался донести Бэрринджер. Своим возвращением исследователи произвели невероятную сенсацию. Людям хотелось бы взглянуть на этих первых людей, совершивших успешный космический полет на Марс. Они хотели бы поднять шум из-за исследователей, как люди с незапамятных времен поднимали шум из-за героев-завоевателей. А репортерам - комментаторам и сканерам - нужна была бы эпическая история, стоящая за этим семилетним отсутствием.
   Но, спрашивая меня, что я собираюсь делать, Бэрринджер намекал, что представлять исследователей перед публикой в данном случае было не самым очевидным решением. Он был прав, если такова была его цель; судя по общему мнению, которое до сих пор реагировало на исследователей, влияние их нынешних появлений на ничего не подозревающий мир было бы слишком сильным шоком.
   Требовалось время - небольшое время, в течение которого можно было подготовиться к представлению исследователей перед публикой, особенно перед их семьями и друзьями. Таким образом, влияние их изменения будет значительно уменьшено.
   Но как это было осуществить? Я был немало смущен ответственностью, которая так бесцеремонно была возложена на меня. Я знал некоторые из очевидных вещей, которые можно было бы сделать, но я не знал, как начать их делать. Появятся толпы любопытных, от которых нужно отвернуться, толпы жадных до сенсаций репортеров, которых нужно удовлетворить. Как мне было с ними поступить? По сути, я был бизнесменом, а не специалистом по связям с общественностью, вроде...
   "Сэм Пирс!" - выпалил я.
   Бэрринджер был поражен. "Что почему-"
   - Неважно, - сказал я. "Отведите меня к визифону".
   - Один в соседней комнате, - сказал Бэрринджер. Мгновение он неуверенно смотрел на меня, затем повернулся и пошел вперед.
   Мысль о Сэме Пирсе пришла ко мне с огромным чувством облегчения. Пирс знал, что делать в этой ситуации; он был на заводе специалистом по связям с общественностью, проницательным, резким молодым человеком, способным на все: от замять скандал до скандала.
   Он был в своем кабинете, когда я позвонил. Вид его угловатого, худого лица на экране визифона дополнительно успокаивал.
   - Сэм, у меня есть для тебя работа, - резко начала я. "Это самая большая вещь, с которой ты когда-либо сталкивался".
   - Исследователи? - спросил он, голубые глаза загорелись интересом. "Я слышал о возвращении Spaceward. Полагаю, вы хотите, чтобы я занялся рекламой.
   - В каком-то смысле, Сэм. Но поймите: я не хочу, чтобы это было разыграно. Вместо этого я хочу, чтобы он был как можно тише".
   Пирс посмотрел на меня так, словно подумал, что я сошла с ума. Он провел рукой по своей копне взлохмаченных рыжих волос и выпалил: "Шеф, я не понимаю! Это самое большое событие за последние годы. Благодаря огласке фирма могла бы заработать миллионы. Но ты хочешь, чтобы я замял это. Это не имеет смысла".
   - Это исследователи, Сэм. Это уже не те люди, которые ушли". Я быстро объяснил.
   Глаза Пирса сузились от понимания. - Кажется, теперь я понимаю, - медленно сказал он. "Что ты хочешь чтобы я сделал?"
   - Во-первых, придумай, как мы можем увести исследователей с Грант-Филд так, чтобы за нами не гналась толпа. Мне нужно немного времени, чтобы привести их в презентабельный вид, чтобы их внешний вид не был таким пугающим. Как только мы уйдем, твоя работа будет заключаться в том, чтобы справляться с толпой и репортерами. Так или иначе, вы должны их удовлетворить".
   Пирс задумчиво нахмурился, его рука несколько раз провела по его рыжей гриве, пока она буквально не встала дыбом. Я наблюдал за ним с растущим беспокойством. Пирс еще никогда меня не подводил. И если сейчас, когда я больше всего в нем нуждался...
   - Понял, шеф! - резко воскликнул он. "Исследователи проделали долгий и трудный путь, понимаете? Они измучены, истощены. Им нужен отдых. Я получу ответы на некоторые рутинные вопросы, которые будут заданы, и это временно удовлетворит любопытствующих. Что касается того, чтобы увести исследователей с Грант Филд, я пришлю за ними скорую помощь фирмы. Скорая помощь - это единственная вещь, которую, скорее всего, без проблем доставят на поле и обратно. Держи все, пока я не приду".
   Я принял меры к приезду Сэма Пирса и, ожидая его, коротко поговорил с Бэрринджером и остальными. Я объяснил, что пытаюсь сделать, и попросил не обсуждать ситуацию с журналистами, так как это, скорее всего, выльется в конфликтно неприятную огласку. Они довольно охотно согласились. Я не знаю, было ли это связано с моим успехом в убеждении или с престижем фирмы, которую я представлял.
   Большинство из них ушли. Я подозревал, что они присутствовали главным образом из-за известности, которую они надеялись получить в связи с исследователями. Поскольку ничего подобного не предвиделось, у них не было особых причин оставаться. И мне показалось, что они были рады выйти из комнаты.
   Роу и исследователи сидели. Очевидно, не было никаких попыток заговорить. Роу тупо смотрел в пол. Его горе не могло быть еще хуже, если бы Джимми вообще не вернулся.
   Шум снаружи проникал смутно. Толпы на поле росли; раздавались крики и приглушенный рев многих летающих самолетов. Но здесь было тихо - тихо, которое росло под тяжестью угнетения. Это было напряжение от того, что ты просто сидишь с мужчинами, которых знаешь много лет, и не говоришь им ни слова. Или, по крайней мере, я так чувствовал. Роу, казалось, был слишком далеко, чтобы что-то чувствовать. Четверо исследователей были невозмутимы. Их позы были расслабленными, что, казалось, указывало на то, что они не считали ситуацию ни в малейшей степени смущающей. Они были холодны, как рыбы, спящие в глубокой ледяной луже, не реагирующие ни на какую приманку.
   Нарастающий ропот снаружи ничего не добавлял моему душевному спокойствию. Когда наконец приехал Сэм Пирс, у меня развилась серьезная нервозность.
   Пирс был на полпути ко мне через комнату, когда заметил исследователей. Он остановился как вкопанный, как будто невидимая рука протянулась, чтобы остановить его. Его голубые глаза расширились, и он смотрел и смотрел. Затем он повернулся ко мне лицом; он выглядел ошеломленным.
   "Господин!" он прошептал. "Господин! Я ожидал сюрприза, но это..."
   "Теперь ты понимаешь?" - мягко спросил я.
   Пирс молча кивнул. Затем он напрягся с возвращением цели. "Скорая помощь у задней погрузочной платформы, откуда они могут незаметно покинуть здание. Но сначала я должен задать несколько вопросов. Они могут...?"
   - Думаю, да, - сказал я. Я провел Пирса к исследователям и представил его. Они встали и торжественно поклонились.
   Пирс сглотнул, неуверенно взглянул на меня и начал: - Мы собираемся забрать тебя отсюда. Это разочарует многих людей, и поэтому я хотел бы получить ответы на несколько вопросов, которые они захотят узнать в качестве замены. Во-первых, - Пирс замялся, - ваши имена.
   Джимми вызвался добровольцем. "Пол Уитон, Виктор Сорелл, Джон Лаудер и я, Джеймс Роу".
   - Понятно, - неловко признал Пирс. Он снова заколебался. - Изначально вас было шестеро. Что случилось с двумя другими?"
   "Колб и Селлерс? Они остались."
   "Остался?" Пирс уставился. И так, если на то пошло, я сделал.
   "Да. Они не хотели возвращаться".
   "Ой." Пирс взглянул на меня с ошеломленным выражением лица. - Другое дело, есть ли... ну, есть ли люди на Марсе?
   "Да."
   Ответ был дан просто и очень обыденно, но меня охватил жуткий трепет. Вот, наконец, и точный ответ на один из древнейших вопросов, которые люди всегда задавали относительно Марса. Тем не менее, принимая во внимание перемену, происшедшую в исследователях при контакте с этими другими существами, я мог чувствовать только тревогу, а не возбуждение.
   Пирс продолжал. "Марсиане... они похожи на нас?"
   - В некотором смысле, - уклончиво ответил Джимми.
   - Есть города?
   "Есть руины городов. Но в настоящее время в нашем понимании этого слова их нет. Эантии - марсиане - переросли их.
   Пирс снова взглянул на меня, и его голубые глаза потемнели. Эантии , которые переросли города... Что, мрачно подумал я, было на самом деле похоже на Марс ? Джимми довольно охотно отвечал на вопросы, но на самом деле мало что открывал. В том, что он открыл, таилась многозначительность, которая была... тревожной.
   - Еще одно, - сказал Пирс. - Почему тебя не было семь лет?
   " Корабль Spaceward был сильно поврежден при посадке. Часть времени, кроме времени, потраченного на дорогу, уходило на ремонт. Другая часть... Эантии знали многое. Мы остались учиться".
   Пирс глубоко вздохнул и выпрямился. У него было выражение лица, как у человека, которому дано заглянуть в неизведанное и который не знает, благоговеть или испугаться того, что он видит, но не понимает. - Думаю, это все. Я добавлю отступы там, где это необходимо".
   Мы были готовы уйти. Я сделал паузу только для того, чтобы приготовить космический корабль с Барринджером. Корабль должен был быть переведен в ангар и до поры до времени содержаться под жестким карантином. Мой собственный летающий самолет, на котором мы с Роу прибыли на поле, должен был храниться на складе до тех пор, пока мне его не вызовут.
   Я чувствовал себя виноватым при мысли о том, что оставлю Пирса один на один, но по тому, как мне приходилось поддерживать Роу, когда мы шли туда, где ждала скорая помощь, я понял, что больше ничего не мог сделать. Роу нуждалась в моей помощи в предстоящем, а я не мог быть в двух местах одновременно.
   Аппарат скорой помощи представлял собой комбинацию гироскопа и реактивного двигателя. Вращающиеся лопасти мягко подхватили нас, и реактивный самолет понес нас к загородному дому Роу.
   * * * *
   Прошло два дня - дни, которые я всецело провел в доме Роу, ложась спать в таком изнеможении, что у меня едва хватало сил раздеться.
   Я привел исследователей в презентабельный вид. Они были одеты в цивилизованную одежду, их волосы были подстрижены, а бороды подстрижены. Конечно, полное сбривание бород было бы не только болезненным процессом, но и сделало бы бледность их щек и челюстей резким контрастом с темными участками открытых частей лица.
   Законченная работа, хотя и значительно улучшилась по сравнению с их прежним внешним видом, все же не была такой завершенной, как мне бы хотелось. У исследователей было две вещи, с которыми ничего нельзя было поделать. Во-первых, они выглядели совершенно отстраненно и безразлично, как будто жили и двигались в своих собственных мирах. Они достаточно охотно отвечали, когда их спрашивали или к ним обращались, но в остальном они ничего не предлагали. В них не было ни оживления, ни настоящего дружелюбия. Они были вежливы и учтивы, но в остальном они могли быть марионетками в натуральную величину, которые двигались на ниточках.
   Во-вторых, это были драгоценности - или чем бы они ни были. Казалось, это постоянные приспособления. Норрис Трейн, врач Роу и наш близкий друг, имел возможность осмотреть драгоценности и сообщил, что они были вставлены прямо в плоть и кость лба исследователя. Это был подвиг, который мог быть совершен только чудом хирургии.
   В тот первый день я связался с семьями и друзьями исследователей и договорился о встрече. Я бы предпочел подождать несколько недель в надежде, что возвращение в земное окружение вернет мужчин к нормальной жизни, но, зная, как нетерпеливы должны быть их семьи, чтобы увидеть их снова, я понял, что это приведет только к недоразумениям. . Кроме того, в то же время было бы слишком большое давление со стороны других групп. Единственное, что я мог сделать, это сделать Пирса своего рода подушкой между исследователями и всеми теми, с кем они вступали в контакт.
   Я довольно сильно зависел от Пирса. Он совершил чудо в Грант-Филд, оттолкнув толпы и репортеров без каких-либо неприятных последствий. В выпусках новостей в тот же день высадки сообщалось лишь о том, что исследователи очень сильно физически ослабли из-за долгого возвращения на Землю, и их нужно будет держать без связи с внешним миром до тех пор, пока они полностью не выздоровеют. В остальном они довольствовались информацией, которую дал им Пирс.
   Однако передышка была лишь временной, поскольку мы с Пирсом понимали, что репортеров долго не задержать. Но у нас уже были более-менее определенные планы на интервью для прессы.
   Встреча исследователей, их семей и друзей должна была состояться во второй половине дня третьего дня. Пирс все устроил с заботой шоумена. Исследователи были одеты в яркую неформальную спортивную одежду, а гостиная была украшена цветами. Пирс был особенно доволен тем фактом, что это был ясный и солнечный осенний день, поскольку он утверждал, что это поможет психологическому эффекту, который он хотел произвести, чтобы компенсировать странный эффект, произведенный четырьмя вернувшимися космонавтами.
   Пирс и я старались, чтобы группа посетителей была как можно меньше, но это было трудно. Моя собственная семья настояла на том, чтобы присутствовать, во-первых, Дорис, в частности. А во-вторых, многие из приглашенных нами людей по неосторожности привели с собой своих друзей.
   Я был напряжен и взволнован, когда люди начали прибывать. Больше всего на свете я хотел, чтобы все прошло хорошо. Еще слишком яркой в моем сознании была картина разочарования Роу. Я отчаянно надеялся, что мои усилия пощадить этих других не были напрасны.
   Первыми прибыли жена и дочь Сореля, родители его жены и его отец, седовласый старик, чьи морщинистые черты излучали жалкое рвение. Дочери Сорелла было около девяти лет; она была совсем ребенком, когда он улетел на Марс. Мы возлагали большие надежды на этого ребенка.
   Роу, Трейн и я вместе с четырьмя исследователями ждали в гостиной. Пирс ввел семью Сорелла со всеми улыбками и болтовней церемониймейстера. Он, очевидно, заранее предупредил их о том, чего ожидать, так как мне показалось, что они выглядели немного настороженно.
   Взгляды группы остановились на исследователях сразу после входа в комнату. Мгновение они стояли в нерешительности, неуверенно, их взгляды метались с лица на лицо. Тогда жена Сорелла издала крик: "Вик!" Она подбежала к нему, обняла его и выплакала свое счастье у него на груди.
   Сорелл стоял там, опустив руки по бокам. На его похожих на маску чертах лица мне показалось, что я увидел легкую хмурость.
   Женщина высвободилась и подняла заплаканные глаза к его лицу. Постепенно счастье покидало его. Пришло недоверие и внезапный приступ боли.
   - Вик... ты меня не помнишь?
   "Да. Привет, Ада.
   Пирс прыгнул в брешь. Он собрал остальных, наполовину подталкивая, наполовину подталкивая их вперед. Его улыбка была немного натянутой, но его скороговорка шла быстро.
   "...долгое время был на Марсе. Жизнь в незнакомом мире, конечно, влияет на тебя...
   Пирс наклонился к маленькой девочке Сорелла, и его голос был добродушным, но не снисходительным. - Ты не собираешься поздороваться с папой? Знаешь, ты была совсем ребенком, когда он ушел.
   Ребенок уставился на Сорелл, разочарование отражалось в ее глазах. Не говоря ни слова, она повернулась и уткнулась лицом в пальто матери.
   Старший Сорелл, казалось, был ошеломлен увиденным. Словно сдерживаемый страхом перед собственным приемом, он стоял неподвижно. Его плечи были согнуты немного больше, чем когда он вошел.
   Затем последовала долгожданная диверсия в виде новых поступлений. Они были моей собственной семьей. Вера была одета так, словно для представления королевской семье, а Бесс и Андреа, как и следовало ожидать, взяли с собой своих нынешних кавалеров. А Дорис... Ее щеки раскраснелись, и волнение сотрясало ее стройное тело, как ветер.
   Дорис почти сразу заметила Джимми. Она медленно подошла к нему, шепча его имя. Тогда я понял, почему молодые люди не интересовались ею, почему она зарылась в книги. Моя тревога внезапно усилилась, когда меня поразило осознание того, что я больше не был сторонним наблюдателем этого странного воссоединения; прибытие Дорис сделало смену исследователей личной вещью.
   И вдруг я надеялся - отчаянно надеялся, - что на этот раз все будет по-другому. Исследователи не могли быть одинаковыми в своих реакциях на людей, которых они когда-то знали и любили. У некоторых из них должно остаться хоть немного человеческих чувств. Если бы Джимми только улыбнулся, если бы он только сделал что-то, чем отчужденно смотрел на эту девушку, которая ждала семь лет...
   Я всегда был ближе к Дорис, чем к Бет и Андреа. В некотором смысле Дорис заняла место сына, которого у меня никогда не было. Ее благополучие всегда особенно беспокоило меня, и я с немалым беспокойством наблюдал, как она посвящала лучшие годы своей жизни занятиям, которые, казалось странным, должны интересовать хорошенькую девушку. И теперь, понимая, я молился, чтобы она не пострадала, чтобы эти семь лет не прошли даром.
   Дорис остановилась. Ее глаза были широко открыты на Джимми. В них отразилось замешательство, растущая тревога.
   Он оглянулся на нее, разомкнув губы, и мне показалось, что на его лице смутно отразилась внутренняя борьба чувств, как будто он пытался вспомнить вещи, которые он забыл, и, вспоминая, пытался найти старые чувства, которые сопровождали их. - и потерпел неудачу. Тень скользнула по его лицу, тень из чужого мира.
   Джимми серьезно поклонился. - Приветствую, Дорис, - сказал он.
   Дорис закусила губу, и ее фигура, казалось, поникла. Она казалась слишком ошеломленной, чтобы плакать. Через мгновение она выпрямилась - и улыбнулась.
   "Привет, Джимми. Приятно снова тебя видеть". Она подошла ко мне, и я обнял ее. И боль, которую она, должно быть, чувствовала, могла быть не меньше моей.
   Затем пришли жена Уитона и двое его детей, мальчик и девочка позднего подросткового возраста. Это было то же самое. И то же самое было с матерью, отцом и братом Лаудера, когда они вскоре прибыли с несколькими друзьями.
   Пирс изо всех сил старался отвлечь внимание. Он представил одну группу другой, прислал угощение и метался туда-сюда, пытаясь завязать разговор. Мы с Трейном присоединились к нам скорее из симпатии к Пирсу, чем из реального желания быть общительными. Даже Роу, казалось, понял цель, которая мотивировала нас, потому что он очнулся от своих размышлений и начал помогать.
   Пирс пытался привлечь исследователей к вещам, но без особого успеха. Они либо пропустили, либо полностью проигнорировали его зацепки, отвечая только на прямые вопросы, да и то серьезным поклоном и несколькими короткими словами.
   Однако в целом дело шло не так уж плохо. Люди были предупреждены, и они более или менее знали, чего ожидать. И хотя они, конечно, были разочарованы, они не считали ситуацию совершенно безнадежной, потому что, когда пришло время отъезда, семьи Сорелла, Уитона и Лаудера подошли ко мне и спросили, когда их людей можно будет отвезти домой. Очевидно, они чувствовали, что, вернувшись домой, исследователи вернутся к нормальной жизни.
   Я не мог давать никаких определенных обещаний, так как не хотел передавать ответственность за исследователей в неопытные руки до тех пор, пока интерес мира не угаснет. Я не знал, когда это будет, хотя, вероятно, в течение месяца, по крайней мере. И я надеялся, что в то время исследователи смогут начать обратный путь к выздоровлению.
   С такими расплывчатыми заверениями, которые я смог дать, люди ушли. Роу, Трейн и я сделали первый настоящий вдох за весь день.
   Но это было только начало. В последующие недели были проведены интервью для прессы и "интервью-видения", последние сопровождались "компьютерщиками" и сканерами, которые расставили свои аппараты по всему дому. Были ученые со всего земного шара, снедаемые жадным желанием получить все данные о Марсе и его обитателях. Мы с Пирсом отклоняли десятки приглашений на банкеты и просьбы о лекциях.
   Вскоре люди, наконец, осознали истинное положение дел с исследователями и перестали восхвалять их. Пирс и я не имели к этому никакого отношения. Те, кто вступал в контакт с исследователями, - журналисты, ученые и различные другие группы - унесли с собой определенные впечатления, которые они, не колеблясь, предали гласности. Теперь мир знал, что исследователи радикально изменились после пребывания на Марсе. И в самом деле, несколько человек так обыгрывали чудаковатость первооткрывателей, что они казались опасными.
   Среди них выделялись Ник Гриффин и Саймон Хаф, которые, казалось, соперничали друг с другом в своих попытках представить исследователей как можно более подозрительными и угрожающими. Гриффин был диктором новостей, который специализировался на репортажах о сенсациях или разоблачениях, и свидетельством его способностей в этой области является тот факт, что его постоянно должен был сопровождать телохранитель. Он был, вероятно, самым неприятным, беспринципным и вместе с тем самым успешным человеком в своей профессии.
   Хаф писал для газет ежедневную серию популярных статей по психологии, которые в разное время осуждались авторитетами в этой области как ошибочные, вводящие в заблуждение и наполненные реальной ложью. Тем не менее популярность статей Хафа среди простых людей никогда не снижалась, и он продолжал свои занимательные искажения так же беспечно, как всегда.
   В исследователях Хаф и Гриффин нашли благодатную почву для проявления своих особых талантов, и их эксплуатация достигла точки, когда каждый пытался превзойти другого в стремлении произвести сенсацию. Гриффин даже намекнул в одном из своих выпусков новостей, что причина странностей исследователей заключалась в том, что их тела были захвачены марсианским разумом.
   Я не знал, радоваться или тревожиться такому полету фантазии. Конечно, на публику, обычно восприимчивую к мистификациям, страхам и всякого рода слухам, они могли оказать совсем не ободряющее воздействие.
   Однажды вечером я обсудил этот вопрос с Трейном. Казалось, он относился к этому очень серьезно.
   - Говорю тебе, Фарнам, мне это ничуть не нравится, - серьезно сказал он. "Хоф и Гриффин разыгрывают тему исследователей просто для рекламы. Скорее всего, они несерьезны даже в четверти того, что говорят. Но влияние на общественность - это другая история. Всегда есть огромная масса людей, готовых и желающих поверить во все, что приходит в видении или печатается в газетах. И именно таких людей можно ненамеренно спровоцировать на массовые акции".
   Я уставился на Трейна. "Не слишком ли это сильно? Вы, конечно, не могли ожидать, что что-то подобное произойдет в данном случае.
   Трейн пожал плечами. "Возможно нет. Но с людьми никогда ничего не скажешь, Фарнам. Человек общителен лишь постольку, поскольку в него вовлечены такие же, как он сам. Тех, кто не соответствует его стандартам поведения или мышления, жестко исключают или избегают. Мода и причуды являются выражением этого инстинкта. Вы и я носим наш нынешний стиль одежды, потому что так делают все остальные мужчины. Если бы мы носили римские тоги или средневековые доспехи, то сразу же стали бы объектами глубочайшего подозрения.
   "Вы должны помнить случаи, когда известно, что животные восстают против представителей своего вида из-за каких-то отличий. Прирученная обезьяна, выпущенная среди своих диких собратьев, уничтожается или прогоняется. Ворона, случайно или преднамеренно обсыпанная мукой, заклевывается другими себе подобными, если ей не удается убежать первой. И что такое человек под всей своей цивилизованностью, как не животное? Безусловно, человек будет мириться со многими различиями в себе подобных - при условии, что он способен понять их и рассуждать о них на основе этого понимания. Но там, где эти различия заходят так далеко в неизвестное, что граничат со сверхъестественным...
   "Больше всего люди боятся неизвестности, Фарнам. Они сделают самые грубые, самые порочные вещи, которые только можно вообразить, чтобы защитить себя от него. Станьте свидетелем охоты на ведьм и их сжигания на протяжении всей истории.
   "Исследователи были на Марсе. Они вернулись сильно изменившимися. Марс, теперь, когда известно, что он населен существами, подобными нам, вызывает глубокое недоверие. Особенно Фарнам, так как его обитатели, по-видимому, обладают таинственными способностями, способными вызвать такие большие изменения в исследователях.
   "Что, собственно, мы знаем о марсианах? Что знает обычный человек, питающийся преувеличениями и искажениями таких людей, как Гриффин и Хаф? Марс по-прежнему остается неизвестной величиной, и, Фарнам, не будет ли слишком далеким от истины утверждение, что для умов, не приспособленных к научным методам мышления, чрезмерные рассуждения об этой неизвестной величине могут толкнуть ее еще дальше в неизвестность? что это почти начинает граничить со сверхъестественным?"
   Я почувствовал озноб. Если Трейн был прав, Гриффин и Хаф неосознанно привлекали силы, которые имели крайне неприятные последствия для исследователей.
   - Я много думал о том, как, скорее всего, произошла перемена в составе исследователей, - сказал Трейн после долгого молчания. "Из того, что я узнал от самих исследователей, и из того, что мне удалось сделать, я думаю, что у меня есть ответ.
   "Как вы знаете, " Космосвард " довольно сильно пострадал при посадке на Марс. Прежде чем можно было бы подумать об обратном путешествии на Землю, необходимо было произвести определенный капитальный ремонт. Однако марсиане не обладали ни необходимыми металлами, ни необходимой технологией, которая сделала бы возможным быстрый ремонт. Дело не в том, что марсиане были отсталой или выродившейся расой; просто их культура не была приспособлена к машине. Или вы могли бы сказать, что их культура так же далека от машины, как наша в настоящее время от культуры древних римлян. На самом деле, у меня есть веские основания полагать, что их культура основывалась исключительно на разуме. Я не уверен, каким именно образом, но можно сказать, что сила разума сделала для них то, что машины сделали для нас.
   "Марсиане были готовы помочь, узнавая то, чего они не знали или, скорее всего, забыли. Но хотя и была готовность сотрудничать - одна сторона учить, другая - учиться, - было полное отсутствие понимания. Трудность была примерно такой: предположим, вы вызвались помочь человеку каменного века в ремонте определенных инструментов или оружия. Он каким-то образом забрел в ваш век, и прежде чем он сможет вернуться в свой, нужно произвести ремонт. Он не мог понять вас, и вы не могли понять его. Тем не менее ситуация не казалась полностью безнадежной; вы могли либо подчиняться инструкциям на языке жестов, либо просто подражать его действиям.
   "Но знаете ли вы, где располагались кремневые залежи, чтобы можно было делать наконечники для стрел и топориков? И не знаешь ли ты, где найти оленя, где взять ремни для связывания и рог для рубки? И знаете ли вы, где найти подходящее дерево для рукояти, лука и древка стрелы?
   "Насколько вам поможет язык жестов и подражание, когда дело дойдет до снятия кожи и придания формы луку? Даже если бы вы очень внимательно наблюдали, знали бы вы, как держать кусок оленьего рога и оказывать надлежащее давление в нужных местах, чтобы отколоть кремень и придать ему правильную форму?
   Эти вещи не являются результатом простого подражания. Это навыки - и может ли язык жестов помочь вам понять все маленькие хитрости и приемы, необходимые для овладения любым навыком?
   "Теперь применим эти трудности к космическому кораблю. Как вы могли бы объяснить марсианину различные металлы и их пропорции, которые идут на изготовление определенного сплава? Поймет ли он, даже если ты донесешь свою мысль, продвинувшись так же далеко от использования металла, как ты ушел от кремня, дерева и кожи? А как насчет пластика, стекла и резины? А как насчет температур, которые должны быть точными до определенного градуса, и измерений, которые должны быть точными с точностью до десятитысячных дюйма?
   "Трудности понимания были бы практически непреодолимыми. Для обучения марсиан вашего языка будет недостаточно. Были бы все еще технические термины, абстрактные идеи, точные оттенки значения, которые просто не могли быть переданы. Прежде чем марсиане смогли помочь исследователям с ремонтом " Космосварда", нужно было решить трудности понимания. Язык отсутствовал, как и знаки и диаграммы. Что же тогда оставалось?"
   На этот раз это был не риторический вопрос, потому что Трейн сделал паузу, словно ожидая моего ответа. Но я сразу ничего не мог придумать, и он продолжал:
   "Телепатия, конечно. Но сначала нужно было изобрести какие-то средства приема и передачи и, возможно, даже перевода мысли. И марсиане достигли этого с исключительным умом".
   "Драгоценности во лбах исследователей!" Я взорвался, внезапно осознав.
   Трейн кивнул. - Вот именно, Фарнам. Именно по этой причине я считаю марсианскую культуру культурой разума. Только люди с огромным знанием разума и его работы могли совершить то, что было сделано. Что такое драгоценности, я не знаю. Это могут быть псевдоживые кристаллические сущности или просто чрезвычайно компактные устройства порядка радиоприемника. Но чем бы они ни были, драгоценности сделали возможным полное взаимопонимание между марсианами и исследователями. Марсиане многому научились у исследователей, а исследователи узнали чему-то у марсиан".
   Трейн наклонился ко мне. Его глаза сузились, и он говорил очень тихо. - Фарнам, давайте предположим, что у нас с вами был прямой контакт разума с разумом. Разве не вероятно, что мы стали бы очень похожими в наших моделях мышления, если предположить, что период контакта растянется примерно на пять лет? Помните, Фарнам, эти отношения будут даже более близкими, чем отношения между мужем и женой, которые во многих случаях становятся очень похожими в речи и манерах после многих лет супружеской жизни.
   "Поскольку мы с вами одной расы и почти на одном уровне умственного развития, разница в степени влияния одного из нас на другого будет незначительной или отсутствующей. Но предположим, что я был бы марсианином, представителем другой расы, человеком, который благодаря своей умственной культуре обладал бы бесконечно более высоким уровнем разума. Разве эти ментальные отношения не изменили бы тебя больше, чем меня самого? До такой степени, что у вас сформировались совершенно новые модели мышления, новые ценности, новые точки зрения? Вплоть до того, что ты сам почти стал марсианином мысленно?
   - Да, - прошептал я. - Мой Лорд, да!
   "Вот что случилось с исследователями, - сказал Трейн. "Они оставались на Марсе в течение пяти лет просто потому, что были настолько поглощены учебой, что даже с полностью отремонтированным " Космосвардом " возвращение на Землю больше не имело значения. Можно даже сказать, что они ушли в школу. Теперь, окончив школу, они вернулись - и, Фарнам, я боюсь предположить, почему...
   - Что ты имеешь в виду? - спросил я. Казалось, в последних словах Трейна было что-то более чем зловещее.
   Трейн внезапно развел руками. - Хотел бы я знать, Фарнам. Я только уверен, что причины их возвращения не имеют к нам никакого отношения. Вы видели их реакцию на встречи с родителями, женами, друзьями, детьми. У них явно не осталось человеческих чувств любви или дружбы. Нет, это было что-то другое, что в конце концов вернуло их на Землю.
   Насколько это было правдой, я узнал в течение короткого времени. Жены Уитона и Сорелла, а также родители Лаудера постоянно спрашивали, когда их мужчин можно будет забрать домой. Непосредственный интерес к исследователям, за исключением того, что поддерживался сенсацией Гриффина и Хафа, угас. Я чувствовал, что время более или менее пришло. Но когда я затронул тему возвращения домой исследователям, они отказались.
   - Возвращаться домой было бы неразумно, - серьезно заявил Сорелл. "Мы не могли возобновить нашу прежнюю жизнь. Мы причинили достаточно боли и неприятностей. Возвращение в наши дома приведет только к большему".
   И он был прав. Но это породило еще одну проблему. Я рассчитывал на то, что семьи исследователей отберут у меня руки, но, поскольку они не желали возвращаться в свои дома, они в целом были таким же белым слоном, как и раньше.
   "Что, черт возьми, мы собираемся делать?" Я спросил Роу в тот же день. "Мы не можем вечно заботиться об исследователях, словно они безнадежные инвалиды".
   - Я позабочусь об этом, Херб, - сказал мне Роу. - Я собирался отвезти Джимми в Висконсин. Поскольку остальные не собираются возвращаться в свои дома, я просто возьму их с собой.
   Вряд ли это было время года - учитывая приближение зимы - для такого места, как поместье Роу в Висконсине, но с точки зрения уединения и тишины это место было идеальным. Сам дом располагался в лесоподобной местности, и соседей было немного и они были далеко друг от друга. Недалеко от него находился город, куда можно было доставить припасы.
   Роу быстро изложил свои планы. У него был смотритель и жена, жившие в доме в Висконсине. Их он намеревался увеличить с помощью наемников из близлежащего города. Харрис, пилот Роу, должен был временно помогать, переправляя те припасы, которые нельзя было получить из города.
   Трейн вызвался пойти с ним. Он утверждал, что нуждается в отдыхе в таком месте, как поместье Роу в Висконсине, но я знал, что его беспокоит благополучие Роу. Роу неуклонно ухудшался в течение последних семи лет, и последние несколько месяцев оставили ему лишь тень прежнего "я". Я полагал, что Трейну это удастся; он передал большую часть своей практики более молодому человеку и с тех пор был на грани выхода на пенсию.
   Я провожал их однажды утром, когда выпал первый в этом сезоне снег. По мере того, как корабль уменьшался в небе, у меня возникло странное ощущение, что он увозит их в своего рода добровольное изгнание.
   Теперь на меня легла неприятная задача сообщить семьям Сорелла, Уитона и Лаудера, что их люди не вернутся домой. Я не мог вынести мысли о том, что скажу им то, что хотел сказать, и вместо этого написал серию писем, в которых полностью и откровенно объяснил ситуацию.
   Оставалась только Дорис. Как и другие, без сомнения, она лелеяла надежду, что Джимми придет в себя вовремя, и с ее постоянным компаньоном и нянькой вернутся прежние отношения. Следовательно, для нее было шоком узнать о сделанном шаге. Пытаясь смягчить удар, я договорился с Верой, чтобы Дорис отвезли на зимний курорт на юге, и оставил специальные инструкции Бесс и Андреа, чтобы убедиться, что Дорис встречается с большим количеством молодых людей.
   Потом я устроился на работу на завод. За время моих частых отлучек накопилось огромное количество дел, требующих моего личного внимания, и следующие четыре недели я был занят сверх всего остального.
   Наконец-то я снова взял все под контроль. Беспокойство охватило меня. Мне было любопытно узнать, как обстоят дела в Висконсине, и, кроме того, я хотел увидеть Роу и Трейна. Решив, что мне самому нужен короткий отпуск, я собрал кое-какие вещи и направил нос своего флиттера в сторону Висконсина.
   Трейн встретил меня у дверей, когда я пришел. Обилие его приветствий казалось странным.
   "Фарнам! Скажи, это здорово. Рад видеть вас снова. Заходи. Рад тебя видеть. Вот, позволь мне помочь тебе с твоей сумкой. Слышал, как твой корабль приземлился в поле, но подумал, что это Харрис возвращается с поручением.
   - Как Роу? - спросил я, когда мы закончили рукопожатие.
   Трейн протрезвел. - Ему плохо, Фарнам, очень плохо. Острая меланхолия и депрессия".
   - Настолько плохо?
   "Худший. Фарнам, если бы мы только могли что-то сделать... Роу не протянет и шести месяцев, если все будет продолжаться так, как сейчас.
   "Мой господин!" Я прошептал. Прошло несколько секунд, прежде чем я смог перейти ко второму вопросу. - А как они... исследователи?
   Облако, казалось, скользнуло по лицу Трейна. - О, думаю, они достаточно здоровы. А затем резко добавил: - Полагаю, вы захотите увидеть Роу. Он в своей комнате. Я отвезу тебя туда".
   Пока мы шли по коридору, дом казался мне неестественно тихим и заброшенным. "Я думал, что Роу собирается нанять себе помощников из города, - заметил я Трейну. "Где они? Выходной?"
   Трейн пожал плечами, выглядя смущенным. "Он нанял пару женщин, чтобы они помогали с готовкой и работой по дому. Они уволились через неделю. Мы не могли получить никого другого. Смотритель Джонсон и его жена Нора делают здесь практически все.
   Я остановился. - Но что, черт возьми, не так?
   "Исследователи. Горожане их боятся. Кажется, они слишком серьезно восприняли Гриффина и Хафа".
   "Чертовы Гриффин и Хаф!" Я вздохнул.
   - Фарнам, через несколько дней после того, как женщины уволились, к нам в дом заезжала делегация из города. Они довольно вежливо спросили, не покинем ли мы окрестности".
   "Ну, если это не лучше..." Внезапный прилив гнева заглушил все остальное. Я мрачно смотрел на Трейна.
   "Я сказал им, - продолжал он, - что мы не нарушили ни одного из их законов, и пока мы не нарушили, они не имели права просить нас уйти". Трейн вздохнул. "Нам пришлось оставить Харриса, так как теперь ему нужно бежать в город за припасами. Торговцы в городе ничего ему не продадут.
   Казалось, я не мог сказать ничего, что могло бы выразить мое крайнее изумление и отвращение. Трейн и я продолжали молча. Когда мы поднимались по лестнице, вдруг стал слышен тонкий, скулящий звук.
   Я остановился, схватившись за перила. "Это что?"
   Облако снова сомкнулось на лице Трейна. - Наверное, одна из их машин. Видите ли, исследователи сделали мастерскую из игровой комнаты в подвале.
   - Мастерская?
   "Можно так это назвать. Лаборатория была бы более точным описанием. Они заполнили его машинами, химикатами и прочим. В последнее время Гаррис только и делает, что доставляет им вещи.
   Я молча наблюдал за Трейном. Он теребил нижнюю губу, и мне казалось, что что-то еще дрожало на грани произнесения. Но ничего не пришло.
   Роу был в своей комнате, сидел в кресле у окна, на коленях у него лежала раскрытая книга. Однако он не читал, просто мрачно смотрел в пространство. Он медленно и вяло огляделся, когда мы вошли.
   "Почему, Херб! Это приятный сюрприз". Роу поднялся со стула и пожал мне руку. - Остаться?
   - Может быть, на неделю или около того. Я не мог придумать, что еще сказать. Вид Роу явился для меня явным потрясением. Он был изможденным и неопрятным, а в его глазах читалось затравленное выражение, которое не могла избавить даже его радость при виде меня.
   - Как дела на заводе? - спросил Роу, и я понял, что это больше успокаивает меня, чем что-либо еще.
   Мы немного поговорили о деловых вопросах. Затем разговор перешел от политических событий к погоде, и, наконец, казалось, что говорить больше не о чем. После довольно тревожного молчания мы с Трейном ушли.
   Ужин в тот вечер был странным и молчаливым. Настроение беспокойного напряжения, которое пронизывало дом, к тому времени довольно сильно передалось мне. Казалось, никто не застрахован от этого; Меня приветствовали Джонсон и Харрис, а позже и жена Джонсона, Нора, и я чувствовал это в каждом из них так же осязаемо, как я чувствовал это в Трейне в самый первый момент моего прибытия.
   Единственными людьми, присутствовавшими за столом, были Роу, Трейн и я. Я задумался над этим какое-то время; затем, наконец, я высказал свои мысли Трейну.
   "Где исследователи? Разве они не собираются есть с нами?"
   Роу и Трейн переглянулись. Роу избегал смотреть мне в глаза и еще больше погрузился в ту апатию, которая, казалось, стала для него характерной. Трейн пожал плечами.
   - Исследователи не едят с нами, Фарнам. Джонсон оставляет еду у двери мастерской. Может быть, они предпочитают есть в одиночестве, а может быть, они слишком заняты, чтобы присоединиться к нам".
   - Эта мастерская... - пробормотал я. - Трейн, ты хоть представляешь, что они делают?
   "Я думал об этом. Но пока исследователи развлекаются, может быть, лучше оставить их в покое.
   После ужина мы удалились в гостиную, где немного поговорили за выпивкой и сигарами. Роу не задержался надолго; впав в один из своих слишком частых приступов угрюмости, он извинился и ушел.
   "Надо что-то делать с Роу, - сказал я Трейну. "Его нужно вытащить из этой атмосферы".
   - Я предложил поездку, - сказал Трейн. - Но Роу не собирается покидать дом. Кажется, он чувствует большую ответственность, когда дело касается исследователей".
   У меня было подавляющее чувство тщетности; это была такая невозможная ситуация со всех сторон. - Милорд, Трейн, чем все это закончится? Так не может продолжаться вечно. Играет в няню исследователей, которым, кажется, на все наплевать; Роу, хандрящий в могиле...
   Трейн устало развел руками. "Что мы можем сделать из того, что еще не сделали?"
   Я не мог найти немедленного ответа на проблему. Сама судьба должна была решить это за нас. И это произошло таким образом и с такой внезапностью, которую мы с Трейном никак не могли предвидеть.
   В середине дня следующего дня мы с Трейном за игрой в карты были прерваны звуком приближающихся автомобилей. Мы подошли к окнам как раз вовремя, чтобы увидеть две машины, подъезжающие к дому. Из каждого вышли мужчины; Я насчитал восемь вместе. Некоторое время они стояли в нерешительной группе, беспокойно оглядываясь вокруг. Затем они медленно направились к двери.
   Я открыл дверь как раз в тот момент, когда раздались первые стуки. Группа отступила, как будто не знала, чего ожидать.
   - Что ж, - сказал я. "Что ты хочешь?"
   Вперед выступил высокий худощавый мужчина с острым хищным лицом. Он отодвинул лацкан своего пальто, чтобы я мог видеть блестящий значок. - Шериф Овертон, - объявил он. "Из города". Он вынул из кармана сложенный прямоугольник бумаги и протянул его мне. "Ордер на обыск. Мы хотим взглянуть на дом.
   Я не пошевелился, чтобы взять бумагу.
   Меня ошеломил тот факт, что люди готовы пойти на все, чтобы удовлетворить подлое, ограниченное любопытство.
   - Но мы не сделали ничего плохого! Я вышел наконец. "Мы не нарушили никаких законов!"
   - Это не то, что ты сделал, - сказал Овертон. "Это то, что вы могли бы сделать. Это те четыре исследователя. Они опасны. Вы укрываете нежелательных персонажей. Мне нужно защищать сообщество, и я играю осторожно".
   Последние слова Овертона почти не запомнились мне. Среди мужчин позади него я заметил двоих, чье присутствие, казалось, все объясняло. Это были Ник Гриффин и его телохранитель Мэтт Йегер.
   "Ты!" - рявкнул я на Гриффина. - Так ты стоишь за этим.
   - Ты меня неправильно понял, - быстро запротестовал Гриффин, хотя глаза его были украдкой. - Я узнал, что вы держите здесь исследователей, и просто забрел в город, чтобы узнать, не смогу ли я раздобыть какие-нибудь новости. Я случайно попал в эту поисковую группу.
   - Он сказал, что мы должны заглянуть внутрь дома, - пробормотал один из мужчин позади Гриффина.
   "Да, - вмешался другой. - Сказал, что нас всех могут когда-нибудь убить, если мы этого не сделаем".
   Гриффин, казалось, сжался в своем дорогом пальто. - Ну, может быть, я сделал несколько предложений, - неуверенно сказал он.
   Я не знаю, откуда у меня холодная ярость, которую я вложил в свои следующие слова. - Гриффин, я этого не забуду. Вы доставили много неприятностей своими гнилыми, лживыми выпусками новостей, а это чуть ли не превосходит все. Вы подтолкнули этих людей к этому просто для того, чтобы собрать больше материала для вашей злобной лжи. Что ж, позвольте мне предупредить вас, что это последний трюк, который вы когда-либо проворачивали. Начиная здесь и сейчас, я собираюсь использовать все свое влияние, чтобы добиться того, чтобы тебя выкинули из "набора видения". Ты испортил жизнь многим людям своей клеветой. Они без колебаний помогут мне".
   Гриффин облизал губы. Йегер огляделся с легким недоумением, как будто он не совсем понимал, что происходит. Мужчины вокруг них отошли, неловко зашевелились.
   - Может быть, просто много лжи, как он говорит, - прошептал кто-то внятно.
   Овертон хмуро посмотрел на Гриффина. - Ну что, все еще хочешь пройти через это?
   Губы Гриффина шевельнулись, но слова пришли не сразу. - Поскольку вы получили ордер на обыск...
   "Тогда все в порядке." Овертон кивнул в неожиданном решении и снова повернулся ко мне. "Мы немного осмотримся. Просто для вида.
   - Насколько мне известно, нам нечего скрывать, - сказал я. "Заходи."
   Они прошли через дом, как мальчишки проходят по кладбищу в полночь.
   "Где живут четверо исследователей?" - наконец спросил Овертон.
   "У них есть мастерская в подвале", - добавил Трейн. - Я отведу тебя туда.
   Когда мы вошли, Джимми, Уитон, Лаудер и Сорелл стояли вместе небольшой группой. Я впервые увидел их с тех пор, как они были перемещены сюда. Их бороды отросли, и они казались намного тоньше. Волосы у них были всклокочены, одежда запачкана и растрепана. Они смотрели на нас без всякого выражения, но драгоценности на их лбах пульсировали быстрой игрой цвета, и у меня возникло любопытное убеждение, что в их странных светящихся глазах светится полное осознание ситуации.
   Раздались вздохи и вздохи, когда люди, толпящиеся позади меня, получили полную картину, которую сделали исследователи. Я сам немало удивился, поскольку последние четыре недели, похоже, были для них отнюдь не легкими.
   Трейн начал объяснять присутствие людей из города. Я не обратил внимания. Мои глаза тревожно бегали по мастерской. Если бы только не было ничего, что можно было бы истолковать как опасное...
   Оборудование для отдыха было свалено в кучу в одном конце комнаты. Собственно мастерская располагалась в другом конце. Вот в этом конце мы и стояли. Оглянувшись, я увидел, что работа исследователей была сосредоточена вокруг одного объекта - огромного куба из проволочной решетки, над которым извивались и извивались ленты и языки золотого огня. Куб казался странно нематериальным, переливаясь иллюзией нереальности.
   Машины, инструменты, приборы, сгруппированные вокруг куба, были мне знакомы. Исследователи взяли земные предметы и создали с их помощью нечто фантастическое и инопланетное.
   Рядом со мной было какое-то боковое движение. Я заметил это лишь смутно. Мой взгляд был прикован к мерцающему кубу с каким-то гипнотическим очарованием. У меня было непреодолимое ощущение того, что я смотрю в бездонные дали.
   Резкий толчок вернул меня в сознание. Я увидел удаляющуюся спину Мэтта Йегера, который следовал за другой фигурой через мастерскую. Грифон.
   Гриффин отделился от остальных и хитро двинулся к гигантскому кубу. Йегер, верный своему доверию, следовал за ним.
   Трейн говорил, отчаянно говорил, пытаясь убедить людей из города, что исследователи превратили игровую комнату в мастерскую только для того, чтобы занять себя. Остальные слушали. Они не знали, чем занимается Гриффин.
   Прежде чем я успел что-то предпринять, раздалось тихое восклицание. Джимми пронесся мимо меня, его лицо оживилось внезапным выражением.
   Гриффин дотянулся до куба и протянул руку, словно хотел дотронуться до него. Джимми подошел к нему, поймал за руку и отдернул.
   - Вы не должны это трогать! - яростно увещевал Джимми. "Это смерть..."
   Затем Йегер связался с Джимми. Катастрофа обрушилась на всех сразу.
   Тяжелое, покрытое шрамами лицо Йегера повсюду искажалось недоумением. Казалось, что природа настолько наполнила его тело мышцами, что для мозга почти не осталось места. Он видел, как Джимми прыгнул вперед и схватил Гриффина за руку. Гриффин, скорее всего, так и не понял почему. Но во всех смыслах и целях Гриффину угрожали. Его обязанностью было защищать Гриффина. Это Йегер понял.
   Йегер схватил Джимми за плечо и развернул его. Кулак размером с окорок врезался Джимми в рот, отбросив его назад. Затем Йегер последовал за ним, чтобы закончить то, что он начал, как собака, которая не перестанет беспокоить крысу, пока не прекратится всякое движение.
   Но Йегер больше никогда не связывался с Джимми. Уитон, Лаудер и Сорелл выступили вперед, их глаза сверкали холодной яростью. Словно батарея прожекторов, драгоценности на их лбах сосредоточились на Йегере. Йегер рухнул на пол, как будто его резко ударили топором.
   Гриффин издал крик чистого ужаса и бешено бросился к двери. Внезапно он схватился за грудь и рухнул, как обмякшая связка дорогих тряпок.
   Раздались крики и крики, когда мужчины из города проснулись и начали действовать. Они как один рванулись к двери, где и застряли, бормоча и царапая, в бешеных попытках первыми пройти через нее. Потом они прошли через это. Стук их удаляющихся шагов эхом разносился по всему дому. Снаружи взревели автомобильные моторы. Раздался лязг шестеренок. Звук моторов стихал с расстоянием. Затем наступила тишина.
   Трейн пришел в движение, быстро превратился из распростертого Гриффина в Йегера. Он провел краткий осмотр каждого. Наконец он выпрямился, лицо его было бледным и недоверчивым.
   "Они оба мертвы. Гриффин умер от сердечного приступа. Но Йегер...
   Трейн повернулся к исследователям. - Что... что ты сделал с Йегером?
   - Мы взорвали его ворганным полем третьего порядка, - тихо сказал Уитон. - Другими словами, смертельный луч ментальной силы.
   - Но это убийство! - воскликнул Трейн.
   - Это справедливость, - сказал Сорелл.
   Трейн медленно кивнул. "В каком-то смысле это так. Но по земным законам...
   "Земные законы нас больше не касаются, - сказал Уитон.
   - Но с земным возмездием все равно приходится считаться, - вставил я. - Тебе нужно уходить отсюда. Неизвестно, что теперь будут делать эти горожане. Они не могли видеть всего, что произошло, и, вероятно, думают, что на Гриффин и Йегера просто внезапно напали и убили".
   "Нет необходимости уходить". Это был Джимми, явно оправившийся от удара Йегера. - Мы уже сделали определенные приготовления.
   Я похолодел от внезапного страха. "Мой господин!" Я прошептал. - Ты не собираешься причинять еще больший вред?
   Джимми медленно и серьезно покачал головой. "Никакого дальнейшего вреда. Больше не беспокойтесь об этом". Он указал на дверь. - Я должен попросить вас уйти. Есть некоторые вещи, которые нам еще предстоит сделать".
   И каким-то образом, без дальнейших протестов, мы с Трейном направились к двери. Следующее, что я помню, это то, что мы были в холле, ведущем в гостиную, и Роу, Джонсон и Харрис столпились вокруг нас с тревожными вопросами.
   Трейн объяснил, что произошло, стараясь как можно облегчить жизнь Роу. Но когда он закончил, Роу рухнул на стул, закрыв лицо руками.
   Я тихо повернулся к Харрису. - Лучше проверь корабли. Возможно, нам придется уйти отсюда неожиданно.
   * * * *
   С приближением вечера начал падать тонкий, мелкий снег, и холодный ветер завывал около дома. Из мастерской внизу доносились странные скулящие и жужжащие звуки. Мы с Трейном переглянулись, отчаянно гадая, что могут делать исследователи. Трейн дал Роу успокоительное и отправил спать. Он был не в том состоянии, чтобы выдерживать напряжение ожидания того, что должно было произойти дальше.
   Наступила ночь, и завывание ветра усилилось. Я ходил по гостиной, а Трейн стоял у окна, глядя в темноту.
   "Кажется, снег идет сильнее", - прокомментировал Трейн через некоторое время.
   - Погода может их задержать, - сказал я.
   - Они придут, - мрачно заверил Трейн. "Рано или поздно. Есть ведьмы, на которых нужно охотиться...
   - Мы не можем что-нибудь сделать? - выпалил я. - Что угодно, кроме как сидеть и ждать вот так?
   - Думаю, это все, что мы можем сделать - пока они не приедут. Уход только усугубит ситуацию".
   - Но исследователи...
   Я резко прервался. Глубокий, глубокий звук внезапно завибрировал по всему дому, как игра на гигантской струне арфы. Оно пришло снова - и снова. В последующие секунды это повторилось много раз. Затем завывание ветра снова стало единственным звуком.
   Внезапно послышался топот шагов, и в комнату ворвался Харрис. "Они идут!" - объявил он, затаив дыхание. "Я видел огни их машин на дороге. Они приближаются быстро, и их много.
   Я рванул в движение. Исследователи должны были быть предупреждены.
   Я прошел через холл и спустился по лестнице. Слова сорвались с моих губ, и я толкнул дверь мастерской. Тогда я остановился, застыв от полного изумления.
   Это уже не мастерская. Это снова была просто игровая комната. Мой изумленный взгляд прошелся по столу для пинг-понга и бильярда, доске для дартса, набору для стрельбы из лука. Машины, инструменты, странно мерцающий куб - все исчезло.
   От четырех исследователей, от тел Гриффина и Йегера не было ни малейших следов. Они ушли со всеми остальными.
   Когда я снова ошеломленно повернулся к двери, я увидел Трейна, стоящего там. Мы смотрели друг на друга.
   - Ушел, - прошептал я. "Прошло!"
   Трейн медленно кивнул. "Они вернулись в единственное место, где их поняли. Им не нужен был Spaceward. Их знания, выраженные в земных инструментах и материалах, дали им нечто лучшее".
   И тут ко мне тоже пришло осознание. "Они вернулись на Землю, потому что здесь были инструменты, материалы, бесчисленное множество других вещей, которые нельзя было добыть на Марсе. И сейчас-"
   Трейн глубоко вздохнул. - А теперь они ушли - домой.
   КРИСТАЛЛ И ЗАКЛИНАНИЕ
   Первоначально опубликовано в журнале "Фантастические приключения" , май 1946 года.
   Послеполуденный солнечный свет, просачивающийся золотой жидкостью сквозь листья и ветви окаймляющих деревьев, ложился яркими лужами вдоль асфальтовой дорожки. Амос Баррик поспешил на ревматических ногах по дорожке к маленькой площади в конце. Он расстегнул потертую синюю куртку, а бесформенная зеленовато-черная шляпа была сдвинута на затылок неопрятной седой головы.
   В усыпляющей тишине парка слышалось многотонное щебетание птиц, изредка рядом взмахивавших крыльями. Где-то вдалеке жужжала газонокосилка, и с приглушенной резкостью звучали голоса играющих детей. Прохладный ветерок с резким запахом травы и цветов беспокойно шевелился в теплом воздухе. Окружающая листва протестующе зашелестела на ветру, словно обиженная тем, что ее потревожили.
   Подойдя к площади, Бэррик близоруко сощурил свои угасающие карие глаза. В центре его гранитный Линкольн задумчиво сгорбился в гранитном кресле. Статуя была установлена на бетонном постаменте, по бокам которого были расставлены деревянные скамейки. Никто не сидел на двух скамьях, видимых Бэррику. Он с тревогой подумал, приходил ли сегодня в парк Джон Тен Эйк.
   Бэррик почувствовал укол предчувствия, в котором была вся острота ребенка, вот-вот лишившегося любимой игрушки. На мгновение вернулось это старое чувство невыразимого одиночества. Он провел немало приятных часов в обществе Джона Тен Эйка и с особым нетерпением ждал сегодняшнего дня.
   Баррик поспешил вперед, чтобы осмотреть две другие стороны пьедестала. Он знал, что если Джон Тен Эйк вообще приходил в парк, то он обязательно будет здесь, потому что, как и Баррик, ему больше всего понравилась эта часть парка. Хотя Тен Эйк был новичком в парке, Баррик уже многому научился.
   Именно на одной из скамеек вокруг пьедестала за несколько дней до этого Баррик встретил Тен Эйка. Сам Бэррик был частым гостем в парке по той простой причине, что ему больше некуда было пойти. Он только мешался дома, о чем слишком часто и громко сообщала ему жена сына. Вдовец, он переехал жить к своему сыну несколько лет назад, платя за питание со скудного сберегательного счета, что делало его достаточно желанным гостем. Но теперь денег не стало, и он жил на благотворительность и в долг.
   Вопрос о благотворительности его не беспокоил, ибо он чувствовал, что сын ему очень обязан. Одолженное время беспокоило, но он научился не думать об этом слишком часто. Что действительно огорчило, так это то, что ему не с кем было поговорить. Его сын был слишком занят, чтобы общаться с ним, жена его сына была слишком раздражена его бесполезным присутствием, чтобы быть любезной в любое время, а дети достигли того возраста, что у них почти не было терпения к старикам. Пожилой человек обычно болтлив и любит компанию, и Амос Баррик был более типичным, чем большинство.
   Бёррик замедлил нетерпеливый шаг, приближаясь к статуе. Свернув за угол пьедестала, он увидел старика, сидевшего на скамейке и читавшего газету в очках в золотой оправе, низко сидящих на круглом красном носу.
   Бэррик небрежно подошел. - Здравствуйте, мистер Тен Эйк, - сказал он.
   Тен Эйк посмотрел поверх очков и улыбнулся. - А, это минхеер Бэррик. Он жестом пригласил на свою скамью.
   Все еще небрежно, Баррик сел рядом с другим. Он снял шляпу и, как будто она была новой и довольно дорогой, бережно положил ее на скамейку рядом с собой. Он скрестил ноги в их блестящих потертых штанах и удобно откинулся на спинку кресла. Он сказал:
   - Хорошего дня, мистер Тен Эйк, хорошего дня.
   Тен Эйк снял очки и огляделся, как будто в первый раз. - Это то, - согласился он. "Это почти как день в моей родной Пенсильвании". Белые волосы густой челкой росли вокруг нижней половины его головы. Его лысая макушка, как и его херувимское лицо, имела румяный отскребленный вид. Его короткое тело было похоже на клецку от хорошей жизни. Хорошо одетый, его внешний вид резко контрастировал с потрепанной худобой Амоса Беррика.
   Однако Баррик не заметил разницы. Только одно произвело на него впечатление. Чтоб было с кем поговорить.
   - Ты уже нашел своего родственника? - спросил Баррик разговорчиво.
   - Мой двоюродный брат Вильгельм? Тен Эйк мрачно покачал головой. -- Нет, и все утро я провел, расспрашивая. Мне сказали, что именно сюда, в этот город, приехал Вильгельм.
   - Город большой, - напомнил Баррик.
   - Это да. Но это было давно, и Вильгельм с тех пор, возможно, ушел. Румяные черты лица тен Эйка забеспокоились. "Я не знаю, что мне делать, если я не найду Вильгельма. Он был из семьи последним. У меня осталось немного времени, и кристалл должен быть передан следующему.
   - Кристалл, - многозначительно повторил Баррик. Он взглянул на Тен Эйка с внезапным лукавством. "Я до сих пор не верю, что он может думать так, как ты сказал на днях".
   Тен Эйк самоуверенно улыбнулась херувимом. "Вы не верите, что это вызовет чары, в которых вы снова живете прошлым? Но я ведь обещал тебе его показать, не так ли? Увидеть - значит поверить".
   - Я бы очень хотел на это посмотреть, - нетерпеливо сказал Баррик. Он вел к этому и теперь быстро потянулся за шляпой, пока Тен Эйк не передумал.
   - Тогда пойдем. До моего отеля всего несколько минут ходьбы. Тен Эйк бережно убрал очки в кожаный чехол и встал. Баррик последовал за ним, сдерживая вздох, когда его ревматические ноги ответили болезненной болью.
   Тен Эйк жил на деловой улице прямо напротив парка, в небольшом третьеразрядном отеле, который отражал его типичную голландскую бережливость. Клерк за стойкой почти не обратил внимания ни на Беррика, ни на Тена Эйка, вручая последнему свой ключ.
   Лифта не было. Баррик и Тен Эйк поднялись по лестнице на второй этаж. Комната Тен Эйк находилась в конце узкого темного коридора. Он жестом пригласил Баррика внутрь и тщательно запер дверь.
   "Жить здесь - это риск, на который я иду", - сказал он Беррику. "Но они берут слишком много, в других местах". Он пожал пухлыми плечами и подвел Баррика к стулу рядом с потрепанным письменным столом. Затем он вытащил из-под кровати пухлый чемодан и быстро просмотрел его содержимое. Наконец он выпрямился, держа в руках небольшой деревянный ящик примерно в три квадратных дюйма. Некоторое время он молча стоял, глядя на коробку, нахмурившись в глубокой задумчивости.
   - В моей семье так было на протяжении многих поколений, - сказал он наконец. "Всегда это передавалось от отца к сыну - до сих пор. У меня не было детей, и Вильгельм был единственным, кто остался в моей семье". Его задумчивый тон понизился. "Сколько лет кристаллу, я не знаю. Его привез из Индии один из моих предков, морской капитан, в то время, когда голландские корабли ходили по всем торговым путям мира. И уже тогда оно было очень старым".
   Пока Баррик внимательно наблюдал, Тен Эйк открыл коробку. Из его мягкой внутренней части он вынул сверкающий хрустальный восьмиугольник и положил его перед Бэрриком на письменный стол.
   Баррик с внезапным благоговением уставился на восьмиугольник. Он сиял радужным великолепием, словно какой-то огромный драгоценный камень. Его свет казался не отраженным, а скорее частью его самого, как будто его внутренность была наполнена призматическим сиянием. Глядя в него, Баррик внезапно обнаружил, что его внутренний свет не светится постоянно, как свет от электрической лампочки. Оно угасало и мерцало ритмично, как быстрое биение взволнованного сердца. И с каждым тактом его множество великолепных цветов вспыхивали и менялись в нескончаемой игре ярких оттенков. Пульсирующее пламя с его бесконечным хроматическим преобразованием гипнотически сковывало взгляд.
   Бэррику казалось, что комната померкла и исчезла, когда он, затаив дыхание, вгляделся в глубины восьмиугольника. Он снова услышал голос Тен Эйка, но голос другого доносился как будто издалека.
   "Когда человек смотрит на кристалл, он впадает в чары, и события его прошлой жизни он снова переживает. Если это просто сон, вызванный странной силой кристалла, или если кто-то действительно снова живет в прошлом, я не знаю. Но оно кажется реальным - таким же реальным, как настоящее".
   Баррик неподвижно сидел в кресле, застыв. Комнаты не было. В восьмиугольнике был только свет, пульсирующий, постоянно меняющийся, ошеломляющий своим чистым калейдоскопическим великолепием. Через последнюю тонкую щель в закрывающейся двери его сознания раздался голос - тонкий призрачный звук, который мог исходить из какого-то дальнего конца вселенной.
   "Но глядя на кристалл, есть опасность. Пьет от силы. Это как если бы энергия тела и разума использовалась для того, чтобы вызывать сны. Нужно быть осторожным, чтобы не..."
   Дверь закрылась. Голос умолк. Баррик плыл в теплом пульсирующем море цвета радуги. У него было ощущение невесомости, бесконечного покоя. Время остановилось. Сама жизнь казалась приостановленной.
   Затем пульсирующий мир цвета побледнел и исчез. Наступила серость. Сквозь серость, далеко, но приближаясь, шевелились звуки. Сначала он был в зачаточном состоянии и растерян, но через мгновение Бэррик смог разобрать грохот винтовок и грохот артиллерии.
   Звуки казались до боли знакомыми. Он стремился запечатлеть их в памяти. Сразу пришло воспоминание.
   Внезапно серость исчезла. Он присел, один из длинной вереницы мужчин в перепачканной в боях форме, за скудным подлеском на склоне длинного холма. Его штыковая винтовка была горячей в его руках от непрерывной стрельбы, На плече горело место, где его задела пуля.
   Они ждали, он знал, просто давали пищу для размышлений окопавшемуся на холме врагу, и ждали... И вот пришел долгожданный сигнал. Внезапно раздался грохот конских копыт, и слева от него показался отряд кавалерии с развевающимся над головой флагом.
   Даже на таком расстоянии он узнал Звездно-Полосатую звезду. Он забыл о жгучей жажде и боли в усталых мышцах. Неистовая яркая радость пронзила его. Он крепче сжал винтовку и жадно посмотрел на гребень холма.
   Гром приближающихся лошадей сотряс землю. Невысокий коренастый всадник во главе мчался к склону, солнце отражало его очки пенсне, он поднял меч. Бэррик ощутил прилив волнения. Это был Тедди, прямо впереди, где он всегда был.
   "Обвинение!"
   Командование поднялось над шумом боя. В ответ раздался громкий рев ликующих голосов.
   Как разбивающаяся волна, кавалерия бросилась к холму и взмыла вверх на гребень. Баррик шел сквозь удушающую пыль, соскальзывая, скользя, крича, как демон. Затем он был на гребне, тяжело дыша, полный сознания того, что была одержана решающая победа.
   Битва при холме Сан-Хуан и Беррик, рядовой-подросток, участвовавший в испано-американской войне.
   Он прожил все заново. Это было так живо и реально, как будто что-то происходило здесь и сейчас, а не что-то, что произошло вчера в полумраке и исчезло.
   Один за другим воссоздавались события той золотой эры его юности. Марш в Манилу... возвращение в Штаты... парады и музыка... Все было очень резко и ясно. Как будто время никогда не проходило за пределами происходящих сцен.
   А потом вернулась серость. В него вошли цвет и пульсирующее движение. Он снова был в радужном море, но оно угасало.
   Буррик открыл глаза. Долгое время он непонимающе оглядывался вокруг. Затем осознание окружающего нахлынуло на него холодной волной понимания. Он снова был просто потрепанным стариком в потрепанном гостиничном номере. Просто потрепанный старик без цели и надежды. Сознание этого поразило его с горькой остротой.
   Он сел в своем кресле. Потребовалось немало усилий, чтобы выполнить это движение, потому что он чувствовал себя странно вялым и слабым. Его сила, казалось, уменьшилась за время действия чар кристалла.
   Комната наполнилась вечерними тенями. Тен Эйк терпеливо стоял у окна, попыхивая большой трубкой с изогнутым мундштуком. Он повернулся, когда звуки пробуждения Баррика нарушили тишину комнаты.
   - Ну что, майнхеер Баррик, теперь вы убеждены?
   Баррик кивнул со слабой горячностью. "Эта хрустальная штука - изобретение самого Дьявола".
   - Но разве это было не по-настоящему?
   - Возможно, слишком настоящая лепта. Бэррик с усмешкой оглядел свои тощие морщинистые руки и ветхую одежду. - По сравнению с заклинанием это похоже на дурной сон.
   Тен Эйк тихонько усмехнулся, а потом протрезвел. Несколько секунд он внимательно наблюдал за Барриком. Он спросил: "Ты хорошо себя чувствуешь?"
   - Немного устал, - ответил Баррик.
   "Кристалл имеет такой эффект", - сказал Тен Эйк. - Как я уже объяснил, для создания заклинаний используется собственная сила.
   Баррик неопределенно кивнул и взглянул на окно. Он почувствовал укол опасения, когда вдруг заметил, что наступил вечер. Он поднялся на нетвердых ногах и потянулся за шляпой.
   - Мне пора идти, мистер Тен Эйк. Уже пора ужинать, и Альма - жена моего сына - собирается устроить мне ад за опоздание. Ты будешь завтра в парке?
   Тен Эйк кивнул. - Я буду в городе еще несколько дней. Я не могу отказаться от поисков Вильгельма, пока не убедюсь, что его здесь нет.
   Баррик в тревоге поспешил домой. Как он и ожидал, Альма пронзительно разозлился из-за его опоздания.
   - Ты просто старый бездельник, - обвинила она. - Все, на что ты годишься, - это есть, спать и бездельничать. Если ты не можешь сделать себя полезным по дому, знай Господь, самое меньшее, что ты можешь сделать, это прийти домой к ужину вовремя".
   Что еще хуже, Тома не было рядом, чтобы заступиться за него, как он обычно делал. Конечно, помощь Тома была в лучшем случае половинчатой, но, по крайней мере, это было лучше, чем выдерживать бурю тирад Альмы в одиночку.
   Алма, однако, не был лишен остаточного сочувствия. Через некоторое время она достаточно успокоилась, чтобы подогреть для Баррика остатки ужина, ворча на протяжении всего процесса о том, что ей приходится работать нянькой у никчемного старика. Торопясь сбежать от раздражительного присутствия Альмы, Баррик быстро проглотил свою еду. Он знал, почему его сын Том так часто отсутствовал дома. Том заявил, что это бизнес, но оправдание было ничуть не хуже.
   Вскоре закончив, Бэррик поднялся в свою комнату на чердаке. Он разделся, надел заплатанную ночную рубашку и лег на жесткую койку, служившую ему кроватью. Ему бы хотелось немного послушать радио, но это привело бы Альму в еще большую ярость. Он слишком хорошо знал, что она хотела сказать по поводу бестолковых стариков, слушающих радио.
   В темноте Баррик пожал костлявыми плечами. Он решил, что может обойтись и без радио, если придется. Хитроумно он задавался вопросом, сможет ли он выпросить у Тома утром плату за вход в кино. Все, что Том получал из своей зарплаты, - это то, что позволяла ему Альма, но иногда ему удавалось подсунуть Бэррику несколько мелочи.
   Бэррик почувствовал прилив жалости к себе. Прекрасная жизнь для старика! Не с кем поговорить, нельзя слушать радио, нет денег на шоу. Он хотел, чтобы он снова был молодым. Тогда он мог работать и делать то, что хотел.
   Внезапно он подумал о кристалле Тен Эйка. Теперь было что-то! Лучше, чем радио, лучше, чем кино. Даже лучше, чем с кем-то поговорить. На самом деле, почти так же хорошо, как снова быть молодым. Он жадно схватился за мысль о кристалле.
   Днем следующего дня Бэррик поспешил в парк. Но только к вечеру Тен Эйк появился у статуи на площади.
   Они поговорили какое-то время. Тен Эйк признал, что ему пока не удалось найти Вильгельма. Баррик хитро перевел разговор на кристалл.
   "Я определенно хотел бы увидеть это снова", - сказал он Тен Эйку. "В моей молодости есть многое, что я хотел бы повторить".
   - Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? - спросил Тен Эйк. - Так скоро после прошлой ночи может быть нехорошо.
   "Я чувствую себя хорошо, - настаивал Баррик. - На самом деле никогда не чувствовал себя лучше.
   Тен Эйк неохотно кивнул. - Хорошо, тогда я еще раз покажу тебе кристалл.
   "Сегодня ночью?" - сказал Беррик. - Мне нужно идти домой ужинать, но потом я ускользну.
   - Сегодня вечером, - сказал Тен Эйк. - Я буду ждать в своем отеле.
   * * * *
   В тот вечер Баррик снова сидел за письменным столом в комнате Тен Эйка, восторженно глядя в сверкающие глубины кристалла. На этот раз он вернулся к тем временам, когда ухаживал за Мартой, которая впоследствии стала его женой. Значит, у него была хорошая работа, спортивная одежда, лошадь и повозка, на зависть своему другу. Из всех воспоминаний Беррика воспоминания об этом периоде его юности были самыми лучшими. Старые добрые времена, потерянные на дороге лет, но возродившиеся под чарами кристалла. Снова вместе с Мартой он совершил длительную прогулку под летней луной и посетил множество хорошо запомнившихся танцев, пикников и вечеринок. Все это было настолько реально, что, когда сознание наконец вернулось, Бэррик больше, чем когда-либо, почувствовал, что это похоже на дурной сон, а не на пробуждение.
   Несмотря на то, что он был измотан пребыванием под заклинанием, в голове у Баррика была одна мысль: он должен снова увидеть кристалл. В нем желание было таким же непреодолимым, как голод наркомана по наркотикам.
   "Я должен снова увидеть кристалл, - сказал он Тен Эйку. - Могу я вернуться завтра?
   - Но опасность! Тен Эйк возразил. "Я говорил тебе, что взгляд на кристалл истощает силы. У тела, к счастью, есть шестое чувство, как будильник, который срывает чары, когда истощение становится слишком большим. Но со слишком большим количеством кристалла это предупредительное чувство притупляется, и человек впадает в заклинание, от которого никогда не просыпается".
   "Я просто должен снова увидеть кристалл!" - настаивал Беррик. - Я буду чувствовать себя хорошо к завтрашнему дню.
   Тен Эйк засомневался. "Это риск. Но если ты хочешь... - он резко пожал плечами. "Завтра - так тому и быть".
   Измученный, но торжествующий, Баррик вернулся домой. Было уже поздно, и Алма язвительно напомнил ему об этом факте. Но теперь, с нетерпением ожидая чего-то, Баррик едва почувствовал кислоту ее упреков. Он пробормотал невнятное извинение и поднялся на свою койку на чердаке, где погрузился в тяжелый сон.
   На следующий день под чарами кристалла Беррик пережил события из своей жизни мальчика. Он снова совершал запрещенные купания в заброшенном каменоломне за городом, ездил по выходным в походы по холмам и воровал яблоки с деревьев на ферме Сима Крокетта. Как и все остальное, что он испытал во время заклинания, все было очень живым и реальным. Он действительно чувствовал вкус яблок, чувствовал воду на своей коже, запах горящих сосновых ветвей, резкий в свежем вечернем воздухе.
   Когда он пришел в сознание - на этот раз чувствуя себя более усталым, чем прежде, - Баррик был настолько сильно захвачен чарами кристалла, что снова умолял Тен Эйка разрешить вернуться на следующий день. Но Тен Эйк оказался непреклонен. Только после почти слезных уговоров Бэррику удалось заручиться согласием Тен Эйка вернуться послезавтра.
   - И это будет в последний раз, - сказал Тен Эйк. "Я убежден, что Вильгельма больше нет в этом городе. Но я постараюсь еще два дня, а потом вернусь в Пенсильванию.
   Баррик в ужасе застыл. - Ты имеешь в виду, что забираешь кристалл с собой, что я больше не смогу его видеть?
   - Но естественно, - сказал Тен Эйк.
   - Ты не можешь... ты не должен! - взвыл Баррик, страдая от потери. Кристалл стал значить для него все: общение, которого у него не было, радио, которое он не мог слушать, фильмы, которые он не мог себе позволить. Это был ключ, отпиравший золотую дверь прошлого, чтобы придать жизни новую яркость и смысл. И теперь его собирались отобрать.
   Баррик не осознавал, что его эмоции основаны на психологических принципах. Старые живут прошлым. В настоящем есть только нездоровье и одиночество, серая серость существования без жизни. В будущем есть только смерть. Прошлое с его славными воспоминаниями о юности очаровательно и гламурно.
   Кристалл дал Бэррику возможность воссоздать прошлое со всем живым подобием действительности. В каком-то смысле это было похоже на способность вернуться назад и заново прожить свою прошлую жизнь. Это было одной из самых заветных мечтаний Бэррика - как это слишком часто бывает у стариков. И когда ему почти удалось это сделать, Бэррик содрогнулся от одной только мысли о том, что его заставят остановиться.
   Баррик умоляюще сжал руки Тен Эйка. - Пожалуйста, мистер Тен Эйк, не уходите так скоро. Останься еще на несколько дней. Кристалл - я должен снова увидеть кристалл.
   Тен Эйк твердо покачал головой. "Чтобы уйти, я принял решение. Неудобно было бы оставаться в городе дольше".
   "Тогда... тогда почему бы не оставить кристалл у меня?" - предложил Баррик с внезапной хитростью. - Я мог бы отправить его тебе позже.
   Тен Эйк снова покачал головой, и еще сильнее, чем прежде. - Прошу прощения, майнхеер Баррик, я не могу этого сделать. Кристалл в семье должен остаться. Есть некоторые старые истории... Тен Эйк оборвал себя резким жестом. В его голубые глаза вползла тень, и его румяные черты напряглись. "То, о чем вы просите, невозможно. Я должен вернуться домой - и кристалл со мной уходит. Послезавтра ты увидишь его в последний раз".
   Глядя на застывшее выражение лица собеседника, Баррик понял, что дальнейшие мольбы бесполезны. Исполненный пустой холодности при мысли о том, что придется возобновить прежнее безрадостное существование, он ушел.
   Слабо плетясь домой, Баррик все больше и больше возмущался лишением кристалла. В нем закипело жгучее негодование по поводу того, что Тен Эйк оказался таким черствым. И совершенно неожиданно он обнаружил, что ненавидит Тен Эйка горькой ядовитой ненавистью. У Тен Эйка были деньги, свобода - все. Почему он должен быть таким скупым, когда дело касается кристалла? Разве он не мог понять, что это компенсирует все то, чего у Бэррика не было и что он никогда не мог надеяться получить?
   Баррик постоянно размышлял о неминуемой потере кристалла, и на следующий день его ненависть к Тен Эйку переросла в план убийства. Убив Тен Эйка, он завладеет кристаллом. Это будет его... его, с которым он сможет погрузиться в золотое прошлое в любое время, когда захочет. Несчастная скука настоящего будет навсегда разрушена.
   План Беррика был довольно прост. Когда он снова посетит Тен-Эйк, он подождет, пока представится возможность, и убьет другого каким-нибудь способом, который не вызовет тревоги. Затем он брал кристалл и уходил. Портье почти не обращал на него внимания, так как был знаком с захудалыми людьми, и в лучшем случае мог дать полиции лишь смутное описание. В этой части города его не знали, и поэтому не приходилось опасаться, что какой-нибудь случайный знакомый станет свидетелем его отъезда из гостиницы. Это был всего лишь роман между Тен Эйком и им самим, и если Тен Эйк не будет вмешиваться, ему не о чем будет беспокоиться.
   Что же касается того, как будет совершено само дело, то в этом вопросе Баррик уже решил. Пистолет произвел бы слишком много шума, даже если бы он у него был. Нож, если бы он взял его из дома, пропал бы. Он остановился на ржавой свинцовой трубе, которую нашел в заваленном мусором углу подвала дома. Трубка имела локтевой шарнир на одном конце и представляла собой превосходную молотообразную дубинку.
   Баррик был настроен весьма решительно. И все же, когда он в последний раз представился в обшарпанном гостиничном номере Тен Эйка, сердце его бешено колотилось, а желудок сжимался от напряжения. Он подумал, что Тен Эйк наверняка заметит его нервозность и будет предупреждена.
   Но Тен Эйк этого не заметил. Его мысли явно были заняты подробностями отъезда. Он рассеянно кивнул Бэррику, указал на стул перед письменным столом и повернулся, чтобы вытащить из-под кровати чемодан, в котором хранил кристалл.
   Это был именно тот момент, когда Баррик решил вступить в бой. Из правого рукава своей потертой куртки, где он ее прятал, и упираясь локтем в ладонь, Бэррик вытряхнул свинцовую трубку. Это выглядело как гротескная боевая дубина какого-то варвара, когда он крепко сжал ее в потной руке. Его дыхание было затруднено, как будто он дышал сквозь множество слоев ткани. От волнения кровь гудела в ушах.
   Из чемодана Тен Эйк вынул знакомую маленькую деревянную коробочку. Он начал выпрямляться. Позади него на нетвердых ногах подкрался Баррик, высоко подняв кусок свинцовой трубы. Полный ужас перед тем, что он собирался сделать, потянул Бэррика вперед, как в трансе. Широко распахнутые и пристальные, его глаза были прикованы к голове Тен Эйка.
   Словно почувствовав позади себя Баррика, Тен Эйк резко повернулся, все еще пытаясь выпрямиться. Его херувимские черты скривились в бледную маску ужаса, когда он увидел поднятую дубину.
   Баррик действовал исключительно из страха быть обнаруженным. Мышцы его руки судорожно сжались, и трубка неуклюже рубящим ударом опустилась вниз. Тен Эйк в нужный момент умудрился отчаянно дернуться в сторону, и локтевой сустав едва задел его голову.
   Потеряв равновесие из-за инстинктивного взмаха руки, Баррик столкнулся с телом Тен Эйка, стоявшего на коленях, и упал ему на плечи на кровать. Тен Эйк в ужасе схватился за ноги Бэррика и с трудом поднялся на ноги. В панике Бёррик попытался вырваться, но ему удалось только поставить Тена Эйка на колени. Со стоном от ужаса Тен Эйк в отчаянии вцепился в ноги Бэррика.
   Повернувшись на кровати, Баррик принял сидячее положение. Тен Эйк снова попытался подняться. Внезапно обезумев от страха при мысли о неудаче, Баррик несколько раз ударил дубинкой по голове Тен Эйка. Это казалось нереальным, фантастическим, как что-то из ужасного кошмара. Всхлипывающее бормочущее существо, которое бесчувственно цеплялось за его ноги... поднимая трубку вверх, опуская ее, снова и снова, снова и снова... дыхание застряло у него в горле, кровь грохотала и стучала в ушах.
   Бэррик чуть не сошел с ума от отчаяния. Сколько еще он должен был продолжать бить. Разве Тен Эйк никогда не умрет?
   Только спустя долгое время он наконец понял, что бешеная хватка на его ногах ослабла. Тен Эйк был мертв.
   Баррик слабо поднялся. Заметив, что его брюки запачканы кровью, он быстро смахнул их уголком смятого одеяла. Затем, схватив деревянную коробку с того места, где она упала на изношенный ковер, Баррик вышел из комнаты.
   Видимо, борьба не привлекла внимания. В отеле было тихо. Медленно двигаясь огромным усилием воли, Баррик спустился по лестнице и пересек вестибюль. Портье читал журнал. Он не поднял головы, когда Баррик вышел за дверь.
   * * * *
   Когда Баррик добрался до дома, дома никого не было. Алма и дети пошли в кино. Он подошел к своей койке на чердаке и лег. Он чувствовал себя почти больным от нервного истощения.
   Через некоторое время Баррик замолчал. С этим делом было покончено, и ему это сошло с рук. Кристалл теперь принадлежал ему. При этой мысли его охватил торжествующий восторг. Сила и Целеустремленность вернулись к нему.
   Баррик включил свет и нетерпеливо достал кристалл из коробки. Он великолепно сверкал в его руках. Подтянув сундук, служивший ему столом, он положил на него кристалл и сел на кровать. Он жадно вглядывался в глубины кристалла, желая избавиться от его чар, чтобы избавиться от багровых воспоминаний о том, что он только что сделал.
   Пульсирующее море радужного цвета ползло вокруг него. Он с благодарностью погрузился в его теплые объятия. Серость пришла... растворилась. Он сидел на неровной кровати в обшарпанном гостиничном номере. Ноги хнычущего существа отчаянно сжимались, как тиски, и он бил его снова и снова, снова и снова, но оно отказывалось умирать. Вверх и вниз с трубкой, вверх и вниз, снова и снова, и оно рыдало и стонало, и не хотело умирать. Его легкие разрывались от дыхания, кровь визжала и звенела в голове. Невыразимый ужас придавал безумную силу его мечущейся руке. Снова и снова, снова и снова. Неужели это никогда не кончится? Разве эта штука никогда не умрет?
   Снова и снова, снова и снова, вверх и вниз, вверх и вниз...
   А потом он чистил брюки, заставляя себя медленно идти из отеля. Залез на свою койку на чердаке, ожидая возвращения энергии и спокойствия. Подняв сундук, заглянув в кристалл...
   Бэррик проснулся, слабый, онемевший от ужаса. Он смотрел на кристалл так, как будто он был воплощением всех страхов, которые он когда-либо знал. Огромная холодная рука, казалось, сомкнулась вокруг него. Что произошло? Почему кристалл больше не оживлял счастливые воспоминания его юности?
   Внезапно Бэррик вспомнил, как Тен Эйк настаивал на том, чтобы кристалл остался в его семье, и ужасную тень, прокравшуюся в лицо Тен Эйка при его незаконченном упоминании "некоторых старых историй". Было ли это тем, что владение кристаллом кем-то другим, кроме семьи Тен Эйк, привело к ужасному извращению его сил? Судя по тому, что только что испытал Баррик, находясь под его чарами, это казалось ответом.
   Баррик посмотрел на кристалл с внезапным отвращением. Если бы он повторял убийство Тен Эйка каждый раз, когда смотрел на него, то его нужно было бы уничтожить.
   И сейчас. До того, как Альма и Том вернулись домой.
   Осторожно, чтобы не смотреть прямо на него, Баррик подобрал кристалл и поспешил в подвал. Он положил его на деревянную колоду, затем достал из ящика с инструментами большой тяжелый молот. Он растопил кристалл в порошкообразные осколки. Метлой аккуратно сметал пыль на лопату и сбрасывал в зольную бочку.
   Буррик вздохнул с облегчением. Это было то. Теперь никто не мог связать его со смертью Тен Эйка. Он вернулся на чердак. Когда он сел на койку, готовясь снять обувь, его внимание привлекла яркость. Он озадаченно искал его. Он нашел это. Сердце, казалось, перевернулось внутри него.
   На стволе пульсировал, сияя призматическим великолепием, кристалл!
   Баррик уставился на него. Прежде чем он смог сопротивляться, он погрузился в пульсирующее радужное море. А потом он снова оказался в том обшарпанном гостиничном номере, сидел на кровати, а какое-то хнычущее существо держало его ноги в отчаянных тисках. Он бил его снова и снова, снова и снова, но оно отказывалось умирать. Вверх и вниз с трубой, вверх и вниз, снова и снова...
   Буррик открыл глаза. Он был покрыт потом. Тугая повязка, казалось, сомкнулась на его груди, мешая дышать. Его сердце странно трепетало. Очертания его чердачной комнаты безумно мерцали.
   Поток внезапного испуга заставил его двигаться. Кристалл! Он должен был избавиться от него. Он потянулся к нему, избегая его коварного великолепия. Он встал, покачнулся, упал обратно на койку. Он был потрясен, обнаружив, насколько слабым он стал.
   Он должен был избавиться от кристалла. Мысль ударила его. Но он был слишком слаб, чтобы вернуться в подвал. Что он мог сделать?
   Баррик безнадежно оглядел комнату. Его взгляд остановился на окнах в задней части чердака. Вот оно! Окна были открыты. Он мог швырнуть кристалл в ночь.
   Баррик заставил себя встать. Шатаясь, шатаясь, как пьяный, он неуверенно подошел к окнам. Собрав последние остатки сил, он выбросил кристалл наружу. Затем он медленно и мучительно пополз обратно к койке.
   С усталой апатией Бэррик начал снимать пиджак. Что-то яркое привлекло его внимание. Глянул - и мир закружился вокруг него в хаосе.
   На стволе пульсировал, сияя призматическим великолепием, кристалл!
   Он боролся с его чарами, отчаянно боролся с ним, но был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Пульсирующее радужное море поглотило его. А потом он снова оказался в том обшарпанном гостиничном номере, сидел на кровати, а какое-то хнычущее существо держало его ноги в отчаянных тисках. И он бил его снова и снова, снова и снова, а оно отказывалось умирать. Вверх и вниз с трубой, вверх и вниз, снова и снова...
   И на этот раз, когда из него высосали последние запасы жизненной силы, пробуждения не произошло. Была просто великая холодная чернота, которая пришла и никогда не уходила.
   УХОДИ
   Первоначально опубликовано в Amazing Stories , октябрь 1946 года.
   Ранним утром дождь превратился в серую изморось, которая наполняла похожую на сарай механическую мастерскую усталым ропотом. Симмонс открыл большие раздвижные двери, чтобы впустить воздух, и за дождем повисла занавеска из грязного целлофана.
   Симмонс постоял немного в дверях механического цеха, наблюдая за дождем с лукавой испытующей проницательностью, с которой он смотрел на все вокруг. Он видел, как будто не видел. Его узкое костлявое лицо было повернуто к коттеджу, находившемуся ярдах в тридцати от него, но он наблюдал за дождем краем прикрытых век. Его глаза были цвета жирных коричневых пуговиц от жилета и выражали примерно такое же выражение.
   Позади Симмонса, в магазине, закашляло радио. Он был включен все время, обратился к полицейской группе. Этот бюллетень, вспомнил Симмонс, был первым днем.
   Резким от внезапного напряжения движением он повернулся и вгляделся в мрачную внутренность лавки. Он не поворачивал голову полностью, ровно настолько, чтобы видеть то, что хотел видеть краем глаза. Лукавый страх сиял в его взгляде, как украдкой свет за темным окном.
   Радиоприемник представлял собой крошечный компактный портативный компьютер, стоявший на одном конце широкого дубового стола. Оверленд наклонился к радио с натужным рвением, словно оно собиралось передать сообщение, которого он так долго ждал. Худое, как палка, тело его слегка дрожало, и белые волосы, схематично покрывавшие его розовую голову, как будто пытались встать дыбом.
   В тишине магазина отчетливо прозвучал голос полицейского диктора. "Всем воздушным и наземным патрулям на маршрутах 72, 6 и 45: настороже: темно-бордовое купе Nesley, которое в последний раз видели мчащимся к маршруту 6. Считается, что у него номерные знаки штата Иллинойс. Подходите осторожно. Двое мужчин внутри только что ограбили Национальный банк Уоррена в Уоррене, убив охранника. Они вооружены и в отчаянии, и будут стрелять, чтобы сопротивляться аресту".
   Бюллетень повторился. Симмонс расслабился, и его губы легко дышали. Просто ограбление в городе. Не о чем беспокоиться.
   * * * *
   Губы Симмонс сжались в жесткую линию. Вероятность того, что новости об Альфреде Оверленде прозвучат по полицейскому радио, была маловероятной, но возможность оставалась. Симмонс решил, что это шанс, который он больше не может использовать. Не годится, чтобы сын Оверленда появился до того, как у него все будет под контролем.
   Симмонс немного повернул голову, так что его взгляд сбоку увидел огромный объект в форме пули, занимавший центр магазина, и почти полностью заполнил его. Объектом был корабль. Не морской корабль, не воздушный корабль, а корабль, построенный для пересечения пустоты между мирами.
   Он был около пятидесяти футов в длину и меньше половины в диаметре. У него была гладкая серебристая кожа, местами испещренная щелевидными заподлицо портами. По бокам торчали толстые короткие крылья. На корме группа широких толстостенных водометных труб ощетинилась, как пушечное дуло. Он не был стройным, гладким и красивым, вроде тех кораблей, которые изображают на картинках, где искусство важнее науки. Он выглядел подлым, жестким и компетентным, как будто действительно делал то, для чего был построен.
   Глаза Симмонса заблестели, когда он посмотрел на корабль. Голодный блеск алчности.
   Для Симмонса корабль олицетворял богатство и престиж, а на его пути стоял только пропавший ребенок по имени Альфред. По суше не в счет. Сухопутное препятствие было легко обойти.
   Если Альфред Оверленд появится до того, как Оверленд-старший умрет, он получит корабль в наследство. Симмонс знал, что, будучи не более чем помощником старого Оверленда, он мог рассчитывать лишь на жалкие крохи от пиршества доходов. Что, по его мнению, было несправедливо, учитывая тот факт, что он провел семь лет, помогая старому Оверленду строить корабль. Он игнорировал тот факт, что служил лишь дополнительной парой рук и ног, и что только инженерный гений Оверленда сделал корабль возможным.
   С другой стороны, если бы Альфред появился после смерти отца, Симмонс мог бы утверждать, что космический корабль был построен на партнерских началах. Таким образом, крохи достанутся Альфреду. Симмонсу досталось большое состояние и, более того, слава соавтора первой успешной космической ракеты.
   Сквозь стук дождя доносился рык автомобильного мотора. Симмонс снова повернулся к дверному проему, вытянув голову так, чтобы краем глаза видеть дорогу.
   Это был почтальон. Он засунул несколько писем в почтовый ящик деревенского типа, поднял флажок и сел обратно в машину. Он с рычанием пришел в движение и загрохотал по дороге на север, которая должна была вывести его из долины к следующей ферме почти в двух милях от нее.
   Пронзительный голос Оверленда звучал нетерпеливо. - Это был почтальон, Тед?
   - Да, - ответил Симмонс. "Он принес несколько писем. Я пойду и возьму их". Его тон был одним из дружеской учтивости. Это не соответствовало жесткому враждебному выражению его лица.
   - Тогда поторопитесь, - сказал Оверленд. - Могут быть новости об Альфреде.
   Губы Симмонса изогнулись в рычании. - Будь проклят старый дурак! он вздохнул. "Он и его Альфред". Он старался, чтобы шепот был надежно заглушен шумом дождя. У слепых острые уши.
   Симмонс быстро подошел к столу, где на вбитом в стену гвозде свисал его плащ. Все так же быстро он надел его, нахлобучил бесформенную выцветшую коричневую шляпу на прямые седые волосы. Он пытался произвести впечатление человека, стремящегося угодить, хорошего слуги, добросовестно выполняющего свои обязанности. И он знал, что ему это удалось. Незрячие глаза Оверленда, отвратительные, с пухлыми розовыми шрамами, были обращены в его сторону с тем же доверием, с которым собака наблюдает за своим хозяином.
   - Я скоро вернусь, - сказал Симмонс.
   Оверленд быстро кивнул своей тонкой лысиной. - Хорошо, Тед.
   Симмонс выскочил из магазина и пошел по дорожке, ведущей вдоль коттеджа. Он последовал за ним к почтовому ящику, ненадежно примостившемуся на столбе у края дороги. Дождь падал на его лицо холодными слезами.
   Симмонс повернул голову, бросая резкие взгляды по сторонам, как будто было важно, чтобы он ничего не упустил из своего окружения. Было нечего пропустить. Была только изба, грязная и усталая, сидела под дождем и обнимала свои покоробленные серые доски, как бездомная больная старуха, дрожащая в потертом пальто. Прямо напротив и примерно в тридцати ярдах находился магазин. Когда-то это был сарай. Компания Overland превратила его в превосходно укомплектованный и эффективный механический цех. Это стоило больших денег, но у Оверленда - по крайней мере, когда он начал строить корабль - было много денег. Он заработал небольшое состояние как конструктор ракет для стратосферы.
   Коттедж и механическая мастерская были окружены неглубокой долиной, образованной невысокими холмами. Долина когда-то была большой фермой, но под управлением Оверленда почва была заброшена сорняками, травой и деревьями. На них было весеннее белье, но они еще не успели надеть летний наряд.
   В почтовом ящике было два письма, оба адресованные Симмонсу. Ему не терпелось прочитать их, но это заняло бы время. Судя по игре, в которую он играл, эти письма были не для него.
   Засунув письма под плащ, Симмонс поспешил обратно в магазин. Оверленд повернул свой стул лицом к дверному проему и нетерпеливо наклонился вперед. При звуке возвращающихся шагов Симмона он напряженно выпрямился.
   - Для меня, Тед?
   "Да. Два письма".
   - Кто-нибудь из агентств, которых я нанял?
   "Оба. Один из отдела расследований Аргуса, другой из службы конфиденциальной информации Паркертона.
   - Быстрее, Тед, открывай их.
   Симмонс открыл первое письмо. - Это с Аргуса, - сказал он Оверленду. На фирменном бланке было написано: "Trans-World Stratolines, Inc.". Тело:
   Уважаемый мистер Симмонс:
   Меня очень заинтересовало описание построенного Вами космического корабля. Не могли бы вы зайти ко мне при первой же возможности, чтобы сообщить планы и подробности?
   Его подписал президент компании.
   Симмонс удовлетворенно ухмыльнулся. Это была третья рыба, которая попалась на приманку. И до сих пор это добавляло поддержку теории, которой он все время придерживался, что, хотя вокруг продолжавшихся тогда исследований космических ракет поднимался большой шум, Оверленд был единственным изобретателем, который до сих пор создал успешную модель.
   Письма Симмонса к руководителям различных стратолиний были осторожными и нераскрывающими, просто прощупыванием. Тем не менее, они вызвали немедленный интерес. Они показали, что разные стратолинии практически сражались друг с другом в своем стремлении первыми получить внеземную ракету.
   Ухмылка Симмонса стала широкой и волчьей. Умело играя одной фирмой против другой, он мог поднять цену корабля до баснословных высот - стать миллионером в десятки раз.
   Голос Оверленда звучал ворчливо. - Что в письме, Тед?
   Симмонс вернулся к реальности с хмурым взглядом. Он начал плавную импровизацию.
   "Агентство "Аргус" сообщает, что их оперативник выследил Альфреда до Лос-Анджелеса. Он был зарегистрирован на неделю в третьеразрядном отеле под названием The Baldwin Arms. Дата регистрации - с 15 по 22 августа 1956 г., т. е. более года назад. Кажется, на этом тропа закончилась".
   "Тупые переулки!" - устало пробормотал Оверленд. "Всегда тупик".
   "Есть бесчисленное множество молодых людей, которые соответствуют общему описанию Альфреда, - заметил Симмонс. - И Альфред не всегда использовал свое настоящее имя. Это делает его поиск почти невыполнимой задачей.
   Оверленд вздохнул, затем почти вдвое согнулся в кресле, когда приступ кашля сотряс его истощенное тело. Он снова выпрямился через мгновение и махнул тонкой рукой в каком-то усталом раздражении. Он прохрипел:
   "Я знаю я знаю! Но если Альфред жив, его можно найти. Что сообщает Паркертон?
   Симмонс открыл второе письмо. Оно было от пилота стратегической ракеты, с которым он был знаком. Она была написана от руки неаккуратными каракулями и полна грамматических ошибок. Но Симмонс не считал это важным. Важно то, что писатель был пилотом-ветераном и был готов пойти на риск.
   Уважаемый мистер Симмонс:
   Я получил твое письмо о новом корабле. Конечно, я выйду и попытаюсь заработать на твоих деньгах в любой момент, когда ты так скажешь. Я сейчас ничего не делаю. Не беспокойся обо мне. Я тестировал новые ванны раньше и знаю, чего ожидать. Я не боюсь ни одного корабля, который летает.
   Симмонс не сомневался, что корабль полетит. За семь лет, которые он провел, помогая Оверленду построить его, он достаточно хорошо изучил принцип его работы и конструкцию, чтобы знать, что он может и чего не может делать. Но прежде чем он пойдет дальше со своими планами, он должен был быть абсолютно уверен в характеристиках корабля. Неумелый автор того второго письма не был обычным летчиком-испытателем, но прошел бы. В конце концов, управление кораблем мало чем отличалось от стратосферной ракеты. Единственная разница заключалась в том, что у корабля были реактивные двигатели, достаточно мощные, чтобы вывести его за пределы стратосферы - полностью за пределы Земли.
   Заметив, что Оверленд теряет терпение, Симмонс быстро процитировал поддельный отчет Паркертона. "Агентство Паркертон, кажется, располагает немного дополнительной информацией об Альфреде. Они проследили его до Тусона, штат Аризона, а оттуда до близлежащего ракетного поля Литтел. 14 сентября 1956 года он подписал контракт на стрэт-ракету, направлявшуюся в Австралию. Он сбежал с корабля в Сиднее. Parkerton's сообщил властям Сиднея, но не смог получить никакой дополнительной информации".
   Кашляющая рука схватила Оверленда и грубо встряхнула его. Он остался согнутым в кресле, упершись локтями в колени. Его голос был тонким и ломким.
   "Снова тупик. Это... это сводит с ума. Оверленд положил руки на колени и выпрямил свое хрупкое туловище. - Тед, ты же не думаешь, что "Аргус" и "Паркертон" просто... дурачат меня? Просто брать мои деньги и давать фальшивые отчеты?"
   - Едва ли, - ответил Симмонс сквозь губы, внезапно одеревеневшие и пересохшие. "Это уважаемые агентства".
   "Тогда почему они не могут дать мне что-то определенное? Почему они не могут сказать мне, где Альфред, вместо того, чтобы сказать, где он был?"
   - Кажется, они стараются изо всех сил.
   "Это недостаточно хорошо. Они потратили слишком много времени, ничего не обнаружив. Я не могу больше ждать. Мне осталось жить недолго. Максимум шесть месяцев". Оверленд прервался, когда его скрутил очередной приступ кашля. "Единственное, что меня держит, - это Альфред. Я хочу, чтобы Альфред пилотировал корабль. И я хочу подняться с ним туда - за пределы Земли. Я знаю, что ускорение убьет меня, но если бы я мог управлять кораблем с Альфредом за штурвалом, я бы умер довольным".
   Симмонс благоразумно ничего не сказал.
   - Прошло уже десять лет, - продолжал Оверленд. "Десять лет... Альфреда исключили из колледжа из-за каких-то неприятностей, в которые он попал. Азартные игры, я думаю, что это было. Но он не был плохим мальчиком - может быть, предприимчивым, но не совсем плохим. Я не знаю, почему он не вернулся домой. Он, наверное, думал, что я отрекусь от него, или еще что-нибудь столь же глупое. Лицо Оверленда было мрачным и печальным. Он словно заблудился в каком-то пыльном месте воспоминаний. В тишине тихо шептал падающий дождь.
   Оверленд резко выпрямился в кресле. - Тед, я собираюсь сделать последнюю попытку. Можно обойтись без Argus Investigations. У Паркертона дела обстоят гораздо лучше, так что я оставлю их в деле. Я собираюсь продиктовать им письмо. Я распоряжусь, чтобы они отправили следователя в Сидней. Но сначала я хотел бы поговорить с ним лично. У меня есть несколько идей, которые могут помочь. Возьми свой блокнот, Тед. Я распоряжусь, чтобы Паркертон немедленно отправил сюда одного из своих людей.
   Симмонс неуверенно подошел к соседнему столу, на котором стояла потрепанная пишущая машинка. Он выдвинул ящик стола, достал стенографическую тетрадь и карандаш и вернулся в Оверленд. Он сел в ближайший стул, двигаясь рывками по частям, как сочлененная деревянная фигура. Он чувствовал холод и ловушку. Оверленд невольно заставил его руку. Он никогда не переписывался ни с "Аргус расследований", ни с секретной службой Паркертона, и теперь, независимо от того, приедет следователь или нет, Оверленд узнает.
   Сухопутные стали диктовать. Симмонс нацарапал в блокноте бессмысленные крючки. На самом деле не было необходимости делать что-то большее, чем обычное царапанье карандаша по бумаге, потому что Оверленд не знал разницы. Несчастный случай со сварочной горелкой три года назад полностью ослепил его.
   Разум Симмонса яростно работал. Если Оверленд обнаружит давний обман, который был сыгран с ним, планы Симмонса по завладению кораблем будут разрушены. Симмонс пришел к неизбежному выводу, что Оверленд должен умереть. Это было бы убийством, но это был единственный выход.
   Краем глаза Симмонс исследовал тени у крыши магазина, где с взлетно-посадочной полосы свисали массивный блок и снасть. Он и раньше думал об убийстве, и раньше тоже думал о блоке и захвате. Он знал способ, как искусно установить устройство, балансируя его настолько идеально, что малейшее прикосновение к такелажной веревке сбрасывало бы блок с силой забивки сваи на любого, стоящего внизу. Это было бы похоже на несчастный случай. Никто бы не заподозрил. Слепые путаются в вещах...
   Хитрый блеск снова закрался в глаза Симмонса, когда его уверенность в себе восстановилась. Он расставил ловушку - скоро.
   * * * *
   Шваб закурил новую сигарету от окурка последней. Он выпустил струйку дыма в лобовое стекло машины, метнул быстрый взгляд на Нордена и откинулся на спинку сиденья. Он провел кончиками своих толстых пальцев по ободу руля, медленно, ласково. Он старался сохранить выражение сонного безразличия на своем тяжелом, затененном бакенбардами лице, но время от времени взгляд его блуждал по лицу его спутника. Его глаза были бледно-голубыми, суровыми и расчетливыми. Глаза убийцы.
   Норден сгорбился на спине, упершись коленями в приборную панель. Он пристально смотрел на дождь. Ни разу, пока Шваб докуривал сигарету, он не шевельнулся. Что-то в его неподвижности напоминало тлеющий огонь, готовый в любой момент вспыхнуть пламенем. Его лицо было чем-то высеченным из замороженной кости, твердым, белым и холодным.
   Дождь навис над миром, как завеса из грязного целлофана. Он тихо бормотал на крыше купе - темно-бордового купе "Несли". Машина стояла под рощей деревьев, примерно в двадцати футах от узкой грунтовой дороги, которая бежала между невысокими холмами. Деревья еще были в почках, но их густо переплетающиеся ветви обеспечивали достаточную защиту от искателей сверху.
   Шваб докурил сигарету, опустил боковое окно и бросил окурок под дождь. Он снова поднял окно, снова начал ласкать руль, но вместо этого резко повернул свое короткое тяжелое тело, чтобы посмотреть на Нордена.
   - Смотри, малыш, что тебя гложет?
   Норден говорил прямо, не поворачивая головы. - Мне не нравится, как ты затуманил охранника, Маггер.
   - Но, черт возьми, малыш, это был он или я!
   - Он не стрелял из пистолета, - все так же ровно сказал Норден. - Ты мог ударить его по голове, когда он пытался тебя схватить, вместо того, чтобы протыкать ему кишки.
   Шваб тяжело пожал плечами. "Что такое охрана? Их приходит пруд пруди. Джон Лоу все равно получил достаточно, чтобы сжечь нас. Еще одно запотевание ничего не изменит на горячем сиденье".
   "Возможно, нет." Голос Нордена вдруг стал усталым. "Я просто не люблю убивать ради убийства".
   - Много вещей, которые вдруг тебе не нравятся, - прорычал Шваб. - Вы не хотели приезжать в эту часть страны. В Уоррене не хотелось тянуть с этой работой - ведь любой болван мог понять, что это было самое легкое прикосновение за сто лет. И вы не хотели убегать в этом направлении, даже если Джоны следили за всеми основными дорогами. Что на тебя нашло, малыш?
   - Не твое дело, Маггер.
   Толстые губы Шваба угрюмо скривились. Он закурил новую сигарету и принялся смотреть на дождь. Его обида длилась недолго. Мысль о добыче из банка, наполняющей кожаную сумку на сиденье рядом с ним, быстро вернула ему хорошее настроение.
   "Черт возьми, детка, брось это! Что мы должны быть в рот о? Мы получили почти двести штук от той операции в банке. Когда мы вернемся в город, мы будем жить как плейбои!"
   "К черту тесто!" Норден хмыкнул. - А меня тошнит от города. Меня тошнит от такой жизни - обклеивать заправочные станции и бакалейные лавки и прятаться. Всегда прячется. Меня тошнит от всего".
   Шваб задумчиво затянулся сигаретой. "Ребенок становился мягче", - подумал он. Это было плохо. Трудно сказать, что сделает парень, когда размякнет.
   Шваб решил, что с ребенком нужно что-то делать. Он взглянул на задумчивый профиль Нордена, затем на сумку между ними. Его бледные глаза сузились в резкой хитрости. Если бы с пацаном что-нибудь случилось - если бы он остановил, скажем, парочку слизняков, - не с кем было бы расстаться. Шваб представлял себя в городе со всеми своими деньгами. Получилась красивая картинка. И для Шваба самым лучшим было то, что никто не стал задавать вопросов о том, что случилось с ребенком. В его части света таких вопросов никто не задавал.
   Тонкий жужжащий звук ворвался в мысли Шваба. Он дернулся к лобовому стеклу купе, понимая, что Норден тоже движется. Вместе они смотрели в серое небо.
   Летя низко, гироскоп наклонился и кружил под дождем. Синий - полицейский автожир. Он приближался, подпрыгивая к ним, как пробка, которую влечет течение воды. Тонкое жужжание мотора превратилось в низкий гул.
   Шваб смотрел на гироскоп, затаив дыхание. Если бы Джоны увидели машину... Но гироскоп не опустился достаточно низко, чтобы пассажиры могли увидеть купе сквозь стволы деревьев, ветви которых заслоняли его сверху. Скрывающий эффект дождя мог бы помочь. Автожир накренился, еще находясь на некотором расстоянии, и ушел за пределы поля зрения и слышимости.
   Шваб выдохнул, но ощущение тесноты внутри осталось. Джоны знали, что они где-то поблизости. Они вернутся.
   Шваб с тревогой взглянул на Нордена. - Может, нам лучше поторопиться, малыш.
   - Не раньше темноты, - сказал Норден. "Джоны не скоро вернутся сюда".
   Дождь постепенно утихал, наконец прекратился. Серое небо потемнело. Подул ветер, и ветки загремели и заскребли о крышу купе, словно костлявые пальцы, просящие входа. Звезды начали появляться одна за другой по мере того, как небо медленно прояснялось.
   Норден сказал: "Хорошо, думаю, теперь мы можем сбежать. Разверни машину и вернись к шоссе.
   - Что не так с этой дорогой? - спросил Шваб.
   "Это медленно, и это уберет нас с нашего пути".
   "Ну и что, малыш? Это безопасно. Они расставят Джонов на всех здешних дорогах.
   Норден помолчал. - Тогда мы поедем по этой дороге - но без остановок, Маггер. Понять? Мы идем прямо.
   Шваб ничего не сказал. Он завел купе и выехал на дорогу. Он не включал свет. Сгорбившись над рулем, прищурив глаза, он направился к полосе окутанных ночью холмов.
   Это было тяжело. Дорога была просто грязной, а местами глубокой в воде. А в темноте купе кренилось и раскачивалось, как слепое или пьяное.
   Дорога поднималась вверх, прорезая холмы. На склонах вода сошла, а ветер сделал землю сравнительно сухой. Путешествие было легче. Вспыльчивый из-за вынужденной медлительности их продвижения, Шваб жадно ухватился за возможность, предоставленную плавным участком. Он завел двигатель купе и промчался через гребень.
   Норден резко выпрямился на стуле. "Не принимайте близко к сердцу!" - запротестовал он.
   Шваб крякнул, но не сбавил скорости. Купе нырнуло вниз, в карман черных теней. Только тогда Шваб коснулся тормоза. Но было слишком поздно. У подножия холма вода стекала в грязные лужи, скользкие, как масло. Купе врезалось в одну из них и, продолжая двигаться быстро, описало большой полукруг. Одно из задних колес со страшной силой ударилось об острый камень. Раздался громкий хлопок, когда шина отпустила. Колеса все еще крутились, но купе оставалось неподвижным.
   Норден глубоко вздохнул. - Вот и получилось, - бесцветным голосом сказал он.
   Бормоча проклятия, Шваб нажал на педаль газа и яростно закрутил руль. Грязь закипела под колеса, но купе осталось на месте. Через некоторое время Шваб сдался и заглушил двигатель.
   - Похоже, мы идем, - вызывающе прорычал он.
   Норден ничего не сказал. Какое-то время он сидел совершенно неподвижно, затем медленно выбрался из машины. Сжимая мешок с деньгами, Шваб последовал за ним.
   Они стояли у входа в широкую долину. Ночь тяжело легла на его просторы.
   Норден сказал: - Там внизу есть ферма. У них будет машина. Но пойми, Маггер, мы не собираемся угонять эту машину.
   - Не украсть? Шваб задохнулся. - Но, малыш, как мы...
   "Мы возьмем машину и оставим достаточно денег, чтобы заплатить за нее".
   Шваб подавил протест. Парень стал мягким, хорошо, подумал он. Он решил, что чем раньше Норден встретится со своим "несчастным случаем", тем безопаснее будет. Он крепче сжал ручку сумки и облизал губы.
   - Пошли, - сказал Норден.
   Ночь накрыла постройки фермы густым покрывалом теней. Света не было. Коттедж и сарай громоздились во мраке, словно чудовища, собравшиеся во сне. В тишине слышалось стрекотание сверчков, смешанное с прерывистым кваканьем лягушек.
   Норден прошептал: - Гаража нет. Машина будет в сарае.
   Шваб взглянул на коттедж. - Я голоден, - пробормотал он.
   "Забудь об этом, - посоветовал Норден. "Мы оставляем этих людей строго в покое. Давай, - снова приказал он. Он быстро направился к амбару.
   Раздвижные двери не закрывались. Они были немного приоткрыты посередине, чтобы можно было протиснуться.
   В сарае было кромешной тьмой. Шваб достал зажигалку и зажег ее. Он резко вдохнул.
   - Будь я проклят, малыш, смотри! - хрипло прошептал он. - Корабль-страто, не иначе!
   В слабом свете глаза Нордена сузились. - Это не страто-корабль. Я летал на них в контрабандных рейсах и знаю. Посмотрите на эти реактивные трубы. Они слишком большие, и их слишком много. Это космическая ракета".
   - Но что он здесь делает? - спросил Шваб.
   Норден пожал плечами, как будто этот вопрос его раздражал. Он повернулся к дверям и толкнул их. Затем он направился туда, где между двумя столами висела лампочка. Он обернул его носовым платком, включил. Он огляделся, нахмурившись.
   - Машины нет, - тихо сказал Шваб. "Ничего такого."
   - Наверное, им доставили вещи, - пробормотал Норден. "И путешествовать в город и из города на воздушном такси". Его пытливый взгляд упал на один из двух столов. На ней стояла пишущая машинка, а рядом пачка бумаг. Норден подобрал их. "Инструкции по управлению кораблем..."
   Шваб спросил: "Думаешь, ты сможешь на нем летать, малыш?"
   - Возможно, если органы управления не слишком отличаются от страто-ракеты. Но я не вижу, какая польза от этого бабла из банка на Луне. Глаза Нордена блестели, как будто позади них зажегся свет. Он посмотрел на корабль, потом на пачку инструкций в руке. Улыбка сгладила усталые морщины на его лице.
   - Нам нужна машина, - прорычал Шваб. Он щелкнул пальцами. "Скажи, может быть, у них и есть машина, но она припаркована где-то снаружи. Я собираюсь посмотреть".
   Норден, казалось, не слышал. Он сел на стол и читал пачку инструкций. Они, казалось, очаровали его.
   Когда Норден добрался до последнего листа, тишину нарушил приглушенный отчет. Его глаза оторвались от страницы, и в них вернулось изумленное осознание окружающего. Он положил бумаги обратно на стол и медленно поднялся на ноги. Он потянулся к V-образному вырезу куртки и расстегнул автомат в кобуре. Затем он посмотрел на двери, его глаза снова устали.
   Стал слышен звук приближающихся шагов. Шваб протиснулся в двери, его толстые губы растянулись в ухмылке. Он размахивал большим сверлом, завернутым в скатерть в зеленую клетку.
   - Смотри, пацан, жратва!
   Норден не смотрел на сверток. Он тихо сказал: "Что это был за выстрел, Маггер?"
   Ухмылка Шваба исчезла. Его выцветшие голубые глаза уклончиво забегали. - Ой, просто старик. Я опрокинул стул, и он ворвался внутрь.
   - Значит, ты убил его.
   "Это был он или я".
   - У него был пистолет?
   - Да, дробовик, - быстро ответил Шваб. "Я бы получил оба ствола, если бы не отдал его ему первым".
   - Ты лжешь, Маггер. У него не было пистолета. И я сказал тебе держаться подальше от дома.
   - Но, черт возьми, малыш, мы ничего не ели с полудня. Смотри, вот еда. Протягивая сверток и умиротворяюще ухмыляясь, Шваб подошел к столу.
   "Назад!" Голос Нордена разрезал воздух, словно хлыст. Мускулы на его челюсти побелели. - Я сказал тебе держаться подальше от дома. Я сказал тебе, что меня тошнит от твоих убийств. Тот старик, которого ты затуманил, мог быть моим отцом.
   - Черт, малыш, я не знал! Почему ты не сказал мне, почему ты...
   - Теперь ты знаешь, Маггер. Теперь мы квиты. Ты собираешься пойти за своим пистолетом, или я должен отдать его тебе таким образом? При первой предупреждающей ноте в голосе Нордена Шваб начал пятиться назад, освобождая себе пространство. Теперь он решил, что с него достаточно. Он слегка перенес свой вес на ноги, немного пригнувшись, весь собранный, настороженный и готовый к делу. Его уверенность исходила из знания превосходства. Он знает, что в розыгрыше он был быстрее, чем Норден.
   Шваб тихо рассмеялся. - Ты слишком упрощаешь мне это, малыш. Я собирался отдать его тебе в свое время за бабло, но если ты хочешь сейчас, я тебе сейчас отдам.
   Рука Шваба мелькнула в открытии его куртки, двигаясь так быстро, что это было всего лишь пятно. Его локоть ударился о страховочную веревку, свисавшую с взлетно-посадочной полосы над головой. Послышался шипящий звук, выворачивающий живот глухой удар. Шваб врезался в землю, как гвоздь, забитый молотком. Он лежал очень тихо. От его головы мало что осталось.
   Норден с пистолетом в руке стоял, покачиваясь на ногах, и ошеломленно смотрел. Мгновенная смерть Шваба казалась кошмарной нереальностью.
   Шок медленно покинул Нордена. Он спрятал пистолет в кобуру и замер, прислушиваясь, наклонив голову в сторону коттеджа. Ночь была очень тихой - на мгновение. Потом раздалось тонкое жужжание приближающегося гироскопа.
   Норден напрягся, но все еще не двигался. Что-то в звуке озадачило его. Он продолжал слушать. Через несколько секунд он понял, что случилось. В течение ночи двигалось более одного гироскопа. На самом деле, похоже, их был отряд. И было что-то целеустремленное в звуке их приближения - как будто они точно знали, куда идут и что найдут, когда туда доберутся.
   Норден подумал о старике в коттедже, которого убил Шваб. Вероятно, он прожил достаточно долго, чтобы позвонить в полицию. На мгновение Норден подумал, не пойти ли в коттедж, но неохотно отказался от этой мысли. Не хватило времени.
   Он активизировался. Он взял со стола пачку инструкций, сложил их вдоль и засунул во внутренний карман пиджака. Он поднял с пола сверток с украденной едой Шваба. Затем он быстро зашагал к кораблю.
   Входной порт был открыт. Норден повернулся внутрь и закрыл порт, повернув уплотнительное колесо, которое сделало его герметичным. Второй порт находился всего в нескольких футах от первого, пространство между ними образовывало воздушный шлюз. Норден также запечатал второй порт и двинулся к диспетчерской. Там были фонари. Он решил, что закрытие портов автоматически включило их.
   Устроившись в кресле пилота, он достал пачку инструкций. Он прочел первые несколько страниц во второй раз, а затем изучил перед собой панель управления. Через несколько минут он знал, что делать. Он нажал ряд шпилек, передвинул рычаг на одну ступеньку в калиброванном пазу и щелкнул выключателем. Корабль начал вибрировать до приглушенного рева снаружи.
   Норден знал, что пламя из струй подожжет амбар. Но огонь послужит своей цели, удерживая полицию на безопасном расстоянии, когда корабль взлетит.
   Реактивные трубы прогрелись. Все было готово. Норден снова потянулся к рычагу и переместил его на четыре деления вниз по прорези.
   Корабль должен был взлететь легко, постепенно набирая ускорение. Но в топливных магистралях был дефект - один из тех мелких дефектов, которые случаются в важном месте, - и страшная жара не помогла. Топливо вырвалось наружу с оглушительным ревом. Корабль с невероятной скоростью устремился к небу. Разум Нордена отключился, когда гигантская рука давления схватила его и безжалостно сжала.
   Норден проснулся в скованном сталью мире абсолютной тишины. Голова пульсировала от боли, и каждый мускул тела невыносимо ныл. Медленно, с каплями пота на лбу от усилий, он заставил себя выпрямиться в кресле. Взгляд в передний иллюминатор показал ему, что корабль находится в космосе.
   Норден двигал рычаг вверх и вниз в гнезде, но безрезультатно. Также не было никакого ответа от различных переключателей и шпилек. Норден столкнулся с осознанием того, что корабль уносится прочь от Земли, полностью выходя из-под его контроля. Обратного пути не было. Он устроил себе поездку в один конец в никуда.
   Он попытался почувствовать себя встревоженным, но обнаружил, что на самом деле ему все равно. Это было лучше, чем тюрьма. Он ухмыльнулся и потянулся за сверток с едой рядом с ним.
   Звук спотыкающихся шагов остановил Нордена, когда тот откусил кусочек сыра. Он развернулся в кресле, рука мелькнула внутри его пальто.
   Дверь в комнату управления открылась. Вошел мужчина, старик, чьи незрячие глаза были отвратительны и покрыты опухшими розовыми шрамами. Он шатался на ногах, его худое морщинистое лицо было очень бледным. Кровь из его носа и рта засохла длинными коричневыми пятнами на лице и одежде.
   "Кто... кто это? Альфред? Альфред, это ты? Его голос был тонкой сухой шелухой звука. Он еще немного покачнулся, а потом, казалось, согнулся.
   Норден быстро подошел к старику и просунул руку под тонкую белую голову. Через некоторое время окровавленные губы шевельнулись.
   "Альфред?"
   - Да, - сказал Норден. "Ага."
   "Сын! Ты вернулся?"
   "Конечно... папа. Я вернулся."
   - Но кто сказал вам, где...
   "Они сказали мне. Мне все рассказали".
   Белая голова кивнула слабым кивком понимания. Умиротворение отразилось на изможденном морщинистом лице.
   - Я... мне жаль, что меня не было дома, когда ты пришел, сын. Я думал, что буду лучше спать... на корабле.
   - Конечно, папа.
   - Мы в космосе?
   - В космосе, папа. Хотел бы я, чтобы ты это увидел. Красивый, полный звезд".
   Старик хотел еще что-то сказать, но кашель заглушил слова. Кровь вспенилась к его губам. Он снова стал тихим. Дыхание оставило его в долгий вздох удовлетворенности. Его предсмертная улыбка расколола запекшуюся кровь на лице.
   Норден медленно встал. Он задумчиво посмотрел на Оверленда.
   - Должно быть, это тот парень, который построил этот корабль, - пробормотал он. "Мама и папа, наверное, продали ему ферму..."
   СЧАСТЬЯ НИГДЕ
   Первоначально опубликовано в журнале "Фантастические приключения" , ноябрь 1946 года.
   Он знал, что не сможет продолжать водить машину так долго, как он себя чувствует. На этот раз старая лихорадка действительно разъела его. Его тело пылало пламенем, его голова была шаром, сотрясаемым бурей боли, дорога была огромным серым червем, который корчился и извивался перед его глазами.
   Но Росс Даунинг упрямо поджал губы и крепче сжал руль темно-бордового родстера потными ладонями. Он должен был сделать это. Он должен был добраться до города. "Я должен сказать им, - подумал он. - Я должен сказать им, что не я проворачивал это ограбление.
   Жужжание наполнило его уши. Ночь продолжала отражаться в его глазах. Продвинутая стадия, с горечью осознал Даунинг. Опасный этап. Стадия, на которой он должен был принять дозу этого чудодейственного лекарства, название которого он никак не мог вспомнить, была такой длинной, и отдохнуть, надеясь, что этот раз не будет последним. Но он в спешке забыл коробку с белыми таблетками. И некогда было отдыхать. Он должен был добраться до города. Он должен был сказать им...
   Родстер дергался и качался по дороге, которая изгибалась и извивалась, как дорога в кошмаре. Что было недалеко от истины, поскольку смутное восприятие Даунинга подсказывало ему, что грань между реальностью и бредом становится очень тонкой.
   Снова старая лихорадка. Смертоносный сувенир о его днях солдата в южной части Тихого океана. Даунинг попытался вспомнить его название, но не смог. Он решил, что это не имеет значения. Врачи, с которыми он консультировался, придумали для него название - причудливое латинское имя, - но не более того. Лихорадка была одним из тех редких тропических явлений, новых для медицины. Врачи знали, что одно из чудодейственных лекарств, для которого у них было другое причудливое название, временно сбивает лихорадку, но это было все, что они могли сделать.
   Итак, у Даунинга снова было это. Старая лихорадка снова встала на ноги, и не было гонга, сигнализирующего об окончании каждого раунда. Он упал! Он встал! Снова и снова, и так далее.
   Именно во время одного из своих повторяющихся нападений Даунинг взял короткий отпуск в бизнесе, которым он владел в партнерстве с Харрисом Огденом. Остальное пошло ему на пользу, и Даунинг почувствовал постепенное возвращение к некоему подобию своего нормального "я". Затем он узнал из газеты недельной давности, что его разыскивают для допроса по делу об ограблении, совершенном в фирме.
   Огден был осторожен в своем заявлении репортеру, но даже в этом случае палец подозрения указывал на Даунинга. Комбинация к сейфу была недавно изменена, и новая была известна только Даунингу и Огдену. А отпуск Даунинга, совпавший с ограблением, создавал впечатление, будто он вскрыл сейф и выкинул его содержимое. Даунинг не помог делу и своим внезапным уходом. В муках последнего приступа лихорадки он не думал о деталях. Всего лишь короткий телефонный звонок Грейс, короткая записка Огдену, и Даунинг ушел, так и не сказав, где собирается остановиться.
   Даунинг горячо надеялся, что его опоздание с известием об ограблении не причинило ему непоправимого вреда в глазах Грейс и Огдена. Ему было все равно, что думают другие люди. Но Грейс Уинтерс была девушкой, на которой он надеялся жениться, а Харрис Огден был его лучшим другом. То, что они думали, имело большое значение.
   Даунинг был уверен, что сможет достаточно легко доказать свою невиновность. Он написал новую комбинацию в сейфе на клочке бумаги. Он явно выпал из кармана, куда он положил его в тот день, когда его поразила лихорадка. Он этого не заметил. Он снова упал. Но, оглядываясь назад, Даунинг действительно вспомнил, как Фред Радек, один из клерков, поднимал что-то с пола, когда последний вышел из своего кабинета после того, как доставил пачку отчетов.
   Предмет, который Радек подобрал с пола, скорее всего, был клочком бумаги с новой комбинацией сейфа. В любом случае возвращение Даунинга сняло бы с него подозрения и сосредоточило бы их на тех из сотрудников офиса, которые могли бы найти листок бумаги и использовать содержащуюся в нем информацию. Всего лишь небольшое тщательное тайное расследование со стороны полиции - и где-нибудь по пути они обязательно найдут кого-то, кто вел себя слишком странно, тратя слишком много.
   Именно эта надежда поддерживала Даунинга в движении против тягостной тяжести его болезни. Он был невиновен, и ему нужно было это доказать. Каждая прошедшая секунда проклинала его в глазах Грейс и Огдена.
   Родстер мчался сквозь ночь, его фары прорезали темноту. Однажды пронесся верстовой столб, и Даунинг мельком увидел цифры. Еще десять миль, и он будет в городе. Он стиснул зубы, мрачно решив продержаться так долго.
   Образ верстового столба все еще стоял перед глазами Даунинга, как вдруг его охватило странное головокружение, которого он никогда прежде не испытывал в связи с приступами лихорадки. Он как будто падал, падал бесконечно. А затем его тело подверглось болезненному скручиванию и выворачиванию, как будто его выворачивали наизнанку. Следующее, что Даунинг понял, это был день.
   Дневной свет!
   От шока его нога ударила по тормозам родстера, заставив его резко остановиться. Он недоверчиво огляделся. На него нахлынула огромная волна холодного ужаса. За то время, пока его терзало это странное ощущение, ночь каким-то образом превратилась в день!
   Затем Даунинг увидел, что это был не единственный переход. Мир, каким он его знал, тоже изменился. Ибо небо было ярко-изумрудно-зеленым, а солнце, сиявшее на нем в зените, было огромным красно-золотым шаром. Это было не солнце, это было не небо Земли!
   Даунинг глубоко и судорожно вздохнул, почувствовав при этом множество богатых резких запахов, незнакомых ему. Что произошло? Что произошло? Вопрос прогремел в его голове.
   Бросив смущенные взгляды вокруг себя, Даунинг увидел, что родстер остановился на чем-то вроде широкого шоссе. Но это был не знакомый серый бетон. Вместо этого он был чистым, стеклянным белым. Он исследовал свой пораженный разум, но не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел такой тротуар раньше.
   По обеим сторонам шоссе было гладкое, похожее на траву пространство оливково-зеленого цвета, которое плавно катилось все дальше и дальше к гряде невысоких холмов на горизонте. Вокруг с любопытным намеком на симметрию стояли странные деревья с зелеными штамбами и ярко-желтой листвой. Даунинг нашел причудливый пейзаж, почти похожий на парк, и были признаки того, что он тщательно охранялся. А затем он резко потерял интерес к своему непосредственному окружению, когда его глаза случайно наткнулись на крохотную белую угловатость, почти затерянную в растительности далеко внизу шоссе. Дом! Это должно было быть. Даунинг молился, чтобы это было не что иное. Дом будет означать людей, а люди будут означать ответы и руководство.
   Даунинг рванул родстер. Психический шок, вызванный странной трансформацией, не пошел на пользу его лихорадке. На данный момент, когда временное раздражение прошло, его охватило внезапное головокружение, и пелена сверкающей тьмы опустилась перед его глазами. Родстер накренился, чуть не съехал с шоссе. Даунинг резко покачал головой, борясь за контроль, который быстро ускользал от него.
   В ушах снова зазвенело, только громче. Голоса бреда звали нарастающим хором. Темная пелена снова упала перед его глазами, и на этот раз оторвать ее было труднее. Сознание было пламенем свечи, мерцающим на постоянно усиливающемся ветру.
   Даунинг теперь видел белый объект более отчетливо, но это было похоже на нечто, промелькнувшее сквозь бурю. Это был дом, странный угловатый белый дом.
   Буря, которая была его лихорадкой, бушевала еще сильнее. Пламя свечи мелькнуло - мелькнуло. Чистая инстинктивная реакция заставила Даунинга нажать на педаль тормоза, когда родстер съехал с шоссе. Последнее мерцание - и вдруг приветственно поднялись голоса бреда.
   * * * *
   Тьма, свет, звук - смешались в безумном узоре вспышек и тонов. Милая, медленная музыка. Внезапный удар оглушительного грома. Грейс, в ярко-желтом платье, от которого почему-то резало глаза, улыбалась ему своим мягким красным ртом, курносый нос сморщился по-старому, знакомо. Затем - призрак с оливково-зелеными волосами, развевающимися в хлещущем порыве ветра, и двумя красно-золотыми шарами вместо глаз, которые бежали на него с когтистыми руками и кричали: "Вор! Вор!" А потом он лежал голый посреди молочно-белой пустыни, а зеленое солнце палило на него волна за волной обжигающего зноя. Он был пересохшим. Его язык превратился в мохнатую штуку, которая вздулась в горле, стала больше, больше, превратилась в огромную дыню, которая, наконец, лопнула с яростным звоном хрустальных колокольчиков. А потом он поплыл вверх, вверх, выше, все выше, невесомо, вверх, все вверх, в огромную мягкую тьму, которая мягко обволакивала его, тепло обнимала. "Спи, детка, спи. Закрой свои ярко-голубые глаза..." Грохот тарелок, бой барабанов, и все началось сначала. Снова и снова. Годы и годы этого, а затем милостивая тьма, небытие, полнейшее и полное.
   * * * *
   Свет просачивался сквозь тьму, разрастался, становился потоком, сдерживаемым вратами его век. Он лежал очень неподвижно, осознавая, что его сознание растет, ища среди пепла бреда фрагменты реальности. Постепенно к нему пришли воспоминания. Родстер. Странный мир изумрудно-зеленого неба и красно-золотого солнца. Невозможно, решил он. Всего лишь плод его лихорадочных мечтаний.
   Что-то теплое, мягкое и нежное коснулось его лба. Контакт напугал его. Его глаза резко распахнулись. Дыхание застряло в горле.
   Даунинг поймал себя на том, что смотрит на девушку экзотической рыжеволосой красоты. Ее рука отдернулась от его лба в тот момент, когда он открыл глаза, и теперь она смотрела на него в напряженном понимании его пристального взгляда. Она не казалась встревоженной. Это было больше похоже на то, как если бы она внезапно столкнулась с новой ситуацией и не совсем знала, как к ней приспособиться.
   Тишина между ними сгустилась. Даунинг чувствовал, что его следующий шаг, его сигнал, который создаст новое состояние отношений. Но на мгновение неземная красота девушки, стоявшей перед ним, очаровала его.
   Ее необычные глаза были первым, что он заметил. Они были рыжевато-коричневого цвета с золотыми крапинками, слегка скошенными внешними углами и густо обрамленными темными ресницами. Ее кожа была похожа на жирный крем с легким золотистым оттенком. На фоне него ее длинные волосы сияли глубоким темно-красным цветом красного дерева. Она была одета в облегающую серебристую куртку без рукавов. Короткая юбка из какой-то синей шелковой ткани изящными складками ниспадала до середины ее стройных колен.
   Девушка склонилась над ним. Теперь она медленно выпрямилась, румянец залил ее щеки.
   Даунинг внезапно проснулся от осознания того, что он смотрел грубо. Он мгновенно почувствовал раскаяние. Он улыбнулся, как он надеялся, улыбкой извинения. - Привет, - сказал он.
   Темные брови девушки изящно нахмурились. - Ал-лу? - повторила она вопросительно. Она покачала головой, ее длинные локоны блестели от движения. "Най шаннаер атти ". Голос у нее был мягкий, на удивление мелодичный.
   - Не понимаешь меня, а? Даунинг решил. - Если уж на то пошло, то, что ты сказал, для меня тоже греческое. Он переводил с улыбкой и покачивая головой.
   Девушка изучала его мгновение с детской торжественностью. Потом улыбнулась в ответ, пожала стройными плечами. " Ная Шаннаер Этла Восс ".
   "Это касается и меня, - усмехнулся Даунинг. Он резко протрезвел, когда до него дошло, что он каким-то образом вел себя не по-своему. На мгновение причина озадачила его. Затем ответ промелькнул у него. Он чувствовал - хорошо! Он был слаб, это правда, но чувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние годы. Лихорадка, казалось, полностью покинула его.
   Вместе с этим пришло осознание чего-то еще. Он был голоден, на самом деле, ненасытно голоден.
   Даунинг указал на свой рот, затем потер живот. Он сморщил лицо, словно от боли. Девушка поняла, потому что улыбнулась с быстрым сочувствием и поспешила из комнаты.
   Даунинг воспользовался возможностью осмотреть окрестности. Он увидел, что находится в большой приятной комнате, обставленной с какой-то простой элегантностью. Шторы глубокого розового цвета покрывали одну стену, в которой, очевидно, располагалось окно, поскольку полоса солнечного света косо спускалась вниз через отверстие в ткани. У другой стены стоял большой сундук из какого-то блестящего темного дерева, а рядом с ним зеркало в полный рост в металлической раме. Там был занавешенный дверной проем, за которым, как решил Даунинг, находилась ванна или что-то в этом роде. Посреди комнаты стояли стул и стол странной конструкции. Кровать, на которой лежал Даунинг, была низкой и похожей на ящик, но такой же мягкой и удобной, как любая другая кровать, которую он когда-либо знал.
   Даунинг пришел к выводу, что это была хорошая комната. В нем не было излишеств, но очевидная роскошь простой обстановки придавала ему определенный шарм.
   Даунинг потянулся, упиваясь ощущением благополучия. У него так долго была лихорадка, что он забыл, каково это - чувствовать себя по-настоящему хорошо. Должно быть что-то с климатом, решил он.
   Внезапно он протрезвел. Климат - где? Где он был? Что с ним случилось? На память пришло резкое падение, внезапное скручивание и выворачивание, а затем причудливый мир зеленого неба и красно-золотого солнца. Очевидно, он все еще был там, если судить по необычности комнаты, в которой он лежал, и по экзотической красоте девушки, которую он увидел, проснувшись. Что касается того, как он вообще добрался до комнаты, Даунинг решил, что обитатели дома, который он мельком увидел, прежде чем потерять сознание в родстере, нашли его и отнесли туда.
   Тревога вспыхнула внутри Даунинга, когда он задался вопросом, можно ли вернуться на Землю. Он не мог оставаться здесь - где бы "здесь" ни было. Все, что он знал или любил, вернулось в мир, из которого он пришел. Он с неожиданной остротой подумал об Огдене, пухлом и веселом, лучшем друге, который у него когда-либо был. И он подумал о Грейс с ее вздернутым носом и смеющимися голубыми глазами, с ее блестящими каштановыми волосами, мягкими локонами ниспадающими на плечи. Грейс - девушка, на которой он должен был жениться.
   Даунинг сопротивлялся внезапному искушению откинуть одеяло, вернуться к своему родстеру и ехать, ехать, пока каким-то образом знакомые виды Земли снова не предстали перед ним. Нельзя допустить, чтобы Огден и Грейс продолжали думать, что он вор, прячущийся со своей добычей. Он должен был доказать им, что он невиновен.
   Опасения холодили Даунинга, как ледяной ветер. Он должен был вернуться. Он должен был. Но... но что, если возврата не было?
   Легкие шаги возвестили о новом появлении экзотической девушки из другого мира. Она принесла поднос, который поставила на кровать рядом с Даунингом. На подносе стояла миска с кашей или супом, кубок с густой желтоватой жидкостью, которая могла быть молоком, и большое блюдо с яркими странными фруктами.
   Даунинг не нуждался в жестикуляции приглашения девушки, чтобы подстегнуть его. Он с жадностью упал. Еда была восхитительной, хотя и такой же странной для его вкуса, как и все остальное для других его органов чувств.
   Девушка подошла к окну и раздвинула шторы. Солнечный свет хлынул в комнату густым розовым потоком. Сделав это, девушка принялась деловито заниматься комнатой, расставляя мебель с особой тщательностью и вытирая их блестящие поверхности ватной тряпкой, которую она привезла с собой. Время от времени она с любопытством поглядывала на Даунинга, словно отмечая его успехи в еде.
   Наконец Даунинг был закончен. Он откинулся на спинку кровати со вздохом удовлетворения. Девушка подошла, чтобы взять поднос и посуду.
   - Дрианна? - спросила она своим мягким голосом.
   "Если вы имеете в виду, было ли это хорошо, то это определенно было так", - сказал Даунинг. - И, скажи, есть несколько вещей, которые я хотел бы знать. Он указал на себя. - Росс, - сказал он. "Росс Даунинг". Он указал на девушку и посмотрел вопросительно.
   В ее улыбке была легкая застенчивость. - Летра, - ответила она.
   Даунинг указал на окно, за которым виднелся участок изумрудно-зеленого неба и простор холмистых оливково-зеленых полей. Посмотрел еще вопрос.
   - Валледон, - сказала девушка.
   Чего Даунинг хотел, так это названия мира, в который он так необъяснимым образом попал. Он задавался вопросом, было ли имя, которое дала ему девушка, просто названием страны или континента, на котором находился дом. Он решил убедиться.
   Даунинг снова указал на окно, но на этот раз махнул рукой в всеобъемлющем жесте. Девушка улыбнулась и кивнула с внезапным пониманием. - Джорель, - сказала она.
   "Значит, Джорелл - это название этого другого места", - подумал Даунинг. Но... где Джорель?
   Даунинг прекратил дальнейшие рассуждения на эту тему, когда в комнату тихо вошел высокий пожилой мужчина. Он с дружеским интересом взглянул на Даунинга, потом вопросительно посмотрел на девушку. Она говорила быстро своим мягким, ритмичным голосом. Ее объяснение было очаровательно оживленным. Наблюдая за ней, Даунинг услышал упоминание своего имени. Затем девушка указала на пожилого мужчину. "Чурран", - сказала она Даунингу.
   Даунинг усмехнулся и протянул руку. - Рад познакомиться с вами, - сказал он.
   Чурран величественно поклонился. Затем, заметив протянутую руку Даунинга, он выглядел озадаченным. Очевидно, решил Даунинг, рукопожатие было жестом, неизвестным Джореллю. Он быстро опустил руку и попытался исправить свою ошибку, ответив поклоном. Исполненный в лежачем положении, эффект, должно быть, был комичным, потому что Чурран улыбался, а мягкий смех Летры звенел весело.
   Чурран явно был отцом Летры, поскольку между ними было сильное физическое сходство. Как и девушка, он был одет в серебристую куртку без рукавов, но с длинными свободными брюками, подвязанными на щиколотках. Он был гладко выбрит, его седеющие седые локоны были спрятаны от висков и лба серебряным обручем. В его внешности было тихое достоинство, которое сразу же понравилось Даунингу.
   Чурран пробыл недолго - точнее, Летра не позволила ему остаться. Она выпроводила отца из комнаты, энергично поправила одеяло на Даунинге, а затем, подняв поднос со стола, куда она его поставила, ушла.
   Еда вызвала у Даунинга сонливость. Он закрыл глаза и вскоре погрузился в сон.
   Последующие дни могли бы быть идиллией, если бы не постоянное мучительное желание Даунинга вернуться на Землю и оправдать себя в глазах Грейс и Огдена. Его прежнее чувство благополучия не было иллюзорным, так как к нему быстро вернулись силы. Наконец настал день, когда Летра позволила ему встать с постели и одеться. Она вывела его в сад позади дома.
   Сад был большим и ухоженным. В центре его был небольшой фонтан, построенный из какого-то розового камня и увенчанный металлической фигурой фееподобного существа, держащего в одной вытянутой руке раковину. Вода капала с раковины и с музыкальным плеском падала в бассейн внизу. Большие деревья с блестящей желтой листвой затеняют каменные дорожки, усеянные кое-где скамейками из того же розового камня, что и фонтан. Птицы с ярким радужным оперением летали, щебеча и щебеча, между деревьями, а запах мириадов цветов висел в воздухе опьяняющим благоуханием.
   Летра взяла Даунинга на экскурсию по саду, а затем, как будто опасаясь, что упражнение будет для него слишком тяжелым, посадила его на каменную скамью. - Дрианна? она спросила.
   "Опухать!" - сказал Даунинг. Он действительно имел это в виду. Буйная тропическая красота этого места поражала странностью цвета и деталей. Если бы Грейс была с ним, он знал, что мог бы быть здесь очень счастлив. Но Грейс была далеко - очень далеко. В другом мире. Даунинг задавался вопросом, увидит ли он когда-нибудь ее снова - Грейс, Огдена и Чикаго со всеми его старыми знакомыми достопримечательностями.
   Он повернулся от легкого прикосновения к его руке. Летра с тревогой смотрела на него. "Атти най серрата ?"
   Даунинг выдавил из себя улыбку и покачал головой. Летра тоже улыбнулась, но ее рыжевато-коричневые глаза были обеспокоены.
   Между ними повисла тишина. Даунинг уставился в землю, снова погрузившись в размышления. Лишь смутно он сознавал музыку фонтана и голоса птиц.
   Внезапно Летра поднялась, и, когда Даунинг поднял глаза в ответ на это движение, она грациозно махнула ему одной тонкой рукой. Даунинг мельком увидел ее прекрасное лицо, прежде чем она повернулась, чтобы пойти обратно к дому. Это было грустно. Даунинг поднялся, чтобы последовать за ней, упрекая себя за то, что беспокоит девушку своими заботами.
   Летра отвела Даунинга в маленькое здание, расположенное недалеко от задней части главного дома. Это была мастерская или что-то в этом роде. Даунинг видел рабочие столы, заваленные инструментами, различные мелкие станки, полки и шкафы, заполненные самыми разными предметами. Чурран склонился над чем-то вроде металлообрабатывающего устройства, придавая форму вращающемуся серебряному яйцу с помощью режущего инструмента. Он оторвался от своей работы на входе в Даунинг, и девушка приветственно улыбнулась.
   Чурран был серебряных дел мастером или ремесленником близкородственного характера. Летра показала Даунингу вазы, кубки и тарелки, искусно сделанные из странных, но явно драгоценных металлов. Создание вещей своими руками всегда привлекало Даунинга. Он нашел работу Чуррана очень интересной. С рвением мальчишки он прикасался к машинам и инструментам и наблюдал, как Чурран делает знаки для объяснения. Утро пролетело быстро, пока Даунинг погрузился в чудеса мастерской Чуррана. Его интерес, казалось, чрезвычайно порадовал Летру и Чурран.
   После обеда Даунинг вернулся в мастерскую с Чурраном. По настоянию самого Даунинга Черран предоставил ему кусок абразивной ткани, и Даунинг приступил к работе, полируя первый из набора кубков, изготовлением которых занимался Черран.
   Наступил вечер. Дальнейшая работа на день была остановлена. Руки Даунинга болели, а тяжесть в голове предупреждала его, что он не так здоров, как думал. Его деятельность, как бы легка она ни была, дала о себе знать слишком сильно. Он решил отложить свои планы покинуть Джорелл до тех пор, пока не будет абсолютно уверен в своем выздоровлении.
   Сидя в саду с Летрой и Чурраном, Даунинг вспомнил свой родстер. Внезапно его осенило беспокойство за сохранность машины. Он расспрашивал своих хозяев об этом, как мог, с помощью знаков.
   Чурран заверил Даунинга, что родстер цел. Интерес Даунинга к машине, казалось, опечалил Черрана и Летру. Они смотрели друг на друга с каким-то тихим отчаянием.
   Дни для Даунинга пролетели быстро. Большую часть времени он проводил в мастерской Чуррана, усердно работая над мелкими задачами, которые мог выполнить. Он быстро учился пользоваться различными инструментами и машинами, и его растущие навыки постоянно доставляли Чуррану удовольствие. Он также изучал язык Джореля, потому что Летра и Чурран использовали любую возможность, чтобы объяснить ему значение слов. Вскоре его словарный запас стал достаточно большим, чтобы охватить простые разговоры.
   "Вы не из Джорелла", - сказал Чурран Даунингу однажды вечером, когда они сидели в саду. - Значит, правда, что вы прибыли из какого-то другого мира?
   Даунинг медленно кивнул. "Из мира под названием Земля. Но где он сейчас и как я сюда попал, мне неизвестно". Даунинг рассказал о своем приступе лихорадки и о том, как во время вождения родстера он внезапно оказался в Джорелле.
   - Но разве твоя странная машина не средство передвижения между мирами? - удивленно спросила Летра. "Мы с Чурраном думали, что это так".
   "Почему бы и нет", - ответил Даунинг. "Это просто устройство для путешествий по поверхности мира". Он пристально посмотрел на Летру. - Что ты знаешь о путешествиях между мирами?
   "Говорят, что наши люди когда-то обладали этой способностью". - ответила Летра. "Легенды гласят, что мы родом из мира под названием Трантор. Мы, жители Джореля, - как бы это сказать? - путешественники, которые уезжают жить в другое место.
   - Колонисты, - подсказал Даунинг.
   - Странное слово, - сказала Летра. "В любом случае, не многие из нас поселились здесь, на Джорелле. Прежде чем машины, путешествующие между мирами, смогли принести больше, произошло то, что легенды называют войной. Из-за этого машины больше не приходили в Джорелл".
   "Война!" - резко сказал Чурран. "Это злое слово. Мы не говорим на нем здесь, кроме как в связи с легендами".
   - Но разве с Джорелем нет войны? - спросил Даунинг.
   - Нет, - сказал Чурран. "Почему должно быть? Нас слишком мало здесь, на Джорелле, для войны. Мы счастливы. Наша система обслуживания полностью удовлетворяет наши немногочисленные нужды".
   "Обслуживание?" - повторил Даунинг. - Это ваш срок пребывания в правительстве?
   Чурран улыбнулся. - А что такое правительство?
   "Да ведь это группа избранных людей, которые создают и проводят в жизнь законы, по которым правит нация".
   - У нас на Джореле нет правительства, - сказал Чурран, встряхивая седеющими локонами. "И нет никаких законов, кроме законов службы, которые являются основными законами выживания среди цивилизованных людей. Проще говоря, чтобы получить свой хлеб, вы должны служить человеку, который делает хлеб".
   - Это буквально? Даунинг хотел знать. - Я имею в виду, вы имеете дело напрямую с мясником, пекарем и ткачихой, обменивая свои продукты на их продукты?
   "Нет. Все торгуют через сервисный распределительный центр. Мой продукт, как только он попадает в сервисный распределительный центр, становится собственностью других, так же как продукты других становятся моей собственностью. Но все распределяется в соответствии с потребностями человека. Ни один продукт не считается более важным, чем другие продукты. Ни один человек не имеет права на большее, чем другие люди".
   - Разве не так обстоит дело в вашем мире? - спросила Летра Даунинга.
   Он отвернулся. "Нет... Люди моего мира работают на средство обмена, которое мы называем деньгами. На деньги они покупают то, что им нужно. Некоторые зарабатывают больше, чем другие, и могут покупать не только больше вещей, но и лучшие вещи. А некоторые не зарабатывают достаточно денег и никогда не имеют всего того, что им нужно".
   "Безумие!" - прорычал Чурран. "Чистое безумие. Как все могут быть счастливы в таком мире?"
   "Очень немногие счастливы, - со вздохом признал Даунинг.
   - И все же ты хочешь вернуться туда, - сказала Летра.
   Даунинг пожал плечами. "Это то место, где я принадлежу. Там есть все, что я знаю или люблю".
   Тишина опустилась на Летру и Чурран. Сейчас было слишком темно, чтобы Даунинг мог видеть их лица, но по особому свойству их молчания он чувствовал, что его слова, как всегда, огорчили их. Он знал, что они очень хотят, чтобы он остался, и при других обстоятельствах он был бы только рад сделать это. Джорель был прекрасным миром, местом, где человек мог быть счастлив и умиротворен. И Летра, и Чурран были двумя лучшими людьми, которых он когда-либо знал. Он мог бы легко полюбить их - особенно Летру, которая станет самой красивой и милой женой, на которую только может рассчитывать мужчина. Но, напомнил себе Даунинг, все это уже было в Грейс и Огдене. Более того, они были его людьми. Они были из мира, который он знал и к которому принадлежал.
   Внезапно в темноте раздался голос Чуррана. - Я думал о том, как могло случиться, что ты попал в Джорелль. Я читал старые книги - книги, написанные людьми, которые построили машины, которые когда-то путешествовали между мирами, - и думаю, что знаю. Старые книги рассказывают о мирах, существующих бок о бок, но совершенно неизвестных друг другу. Не исключено, что таковы отношения между вашим миром и Джорелем. Возможно, в какой-то момент барьер между Землей и Джорелем стал очень тонким. Вы оказались в этой точке в своем автомобиле, когда были больны тем, что вы называете лихорадкой. Вы вошли в Джорелль - не из-за тонкости барьера в этом месте, а из-за вашего душевного состояния, вызванного лихорадкой. Старые книги намекают, что в нашем сознании дремлют странные силы. Кто знает, может быть, ваша лихорадка разбудила одного из них, дав вам возможность войти в сосуществующие миры, где барьеры между ними оказались очень тонкими?
   "Это интересная тема, - сказал Даунинг. Его голос ускорился от нетерпения. - Но... но как ты думаешь, смогу ли я вернуться на Землю?
   - Возможно, - медленно ответил Чурран. - Ты не уроженец Джореля. Таким образом, вам должно быть легче войти в свой мир, чем покинуть его".
   Это была слабая надежда, но Даунинг цеплялся за нее. Он решил проверить теорию Чуррана. Теперь он был совершенно здоров. Родстер ждал на лужайке рядом с домом, куда он пригнал его несколько недель назад. Все было в готовности.
   * * * *
   Утром Даунинг начал готовиться к отъезду. На нем был комплект одежды, принадлежавший Чуррану. Теперь он надел свои собственные, которые благодаря кропотливой заботе Летры были в отличном состоянии. Он провел последнюю проверку родстера и был готов.
   Летра и Чурран стояли, чтобы проводить его. Желтовато-коричневые глаза Летры наполнились слезами, которые она тщетно пыталась сдержать, и черты лица Чурран углубились от печали.
   Даунинг коснулся щеки Летры. "Улыбнись, маленькая Летра. Память о тебе со слезами на глазах не будет счастливой. И единственные воспоминания, которые я хочу забрать с собой, - счастливые".
   С величайшим галантным усилием Летра улыбнулась, но по ее щекам скатились две крупные слезы.
   - Верно, - сказал Даунинг. "Вот таким я тебя запомню. Прощай, Летра.
   - Прощай, - тихо сказала она. - Прощай, Росс.
   Даунинг схватил Чуррана за руку. Затем он быстро повернулся, скользнул под руль родстера и с ревом умчался прочь. Даунинг помчался по дороге в том же направлении, откуда он подъехал к дому Чуррана, когда впервые оказался в Джорелле. Время от времени он замедлял взгляд, оглядываясь на дом и замечая, что он уменьшается в размерах. Наконец, это была просто белая угловатость, почти теряющаяся в растительности далеко внизу дороги. Даунинг напрягся. Он думал. В настоящее время!
   Его чувства настороженно вспыхнули, Даунинг вел родстер по дороге. Но скручивающего и мучительного ощущения не последовало, хотя он прошел мимо того места, где, как он рассудил, ранее вошел в Жорелла. Неужели возвращение на Землю все-таки невозможно? - с тревогой спросил он. Тогда его осенила идея. Чурран сказал, что перевод с Земли на Джорелль связан с разумом. Таким образом, возможно, было недостаточно просто коснуться критического соединения двух миров. Возможно, разум снова должен был быть задействован.
   Но как? - с отчаянием подумал Даунинг. Откуда он мог знать, как действовал его разум во время лихорадки? Внезапно Даунинг вспомнил заявление Чуррана о том, что получить доступ к Земле должно быть легче, чем покинуть ее. Может быть, силы воли, простого желания вернуться на Землю было бы достаточно, чтобы переступить черту.
   Даунинг развернул родстер и снова поехал по дороге. На этот раз, однако, он снова и снова повторял в своем уме непреодолимое желание вернуться, смешанное с настойчивым, уверенным утверждением, что он вернется .
   И это сработало! Внезапное головокружение охватило его, как будто он падал, падал без конца и в никуда. Затем - знакомое скручивающее и мучительное ощущение. Когда она исчезла, Даунинг оказался на дороге хорошо запомнившегося серого цвета бетона. Небо над головой было голубым, а пейзаж был прежним грязным из сорняков, заборов и рекламы.
   Восторг Даунинга был прерван, когда он понял, что было холодно. Холодно? Он недоуменно нахмурился. Последний раз он видел Землю поздней весной, а в Джорелле пробыл немногим меньше двух месяцев. Сейчас должно было быть лето, и тепло, и все же - все же как-то было холодно.
   Даунинг снова взглянул на небо. Теперь он видел, что приближается вечер. Он прикинул, что доберется до города незадолго до наступления темноты. Он сгорбился над рулем родстера, и его нога нажимала на педаль акселератора все ниже и ниже.
   На дороге появилась заправка. Ранее Даунинг отмечал, что его запасы бензина истощаются. Сейчас решил заправиться, пока есть возможность. Он замедлил родстер, свернул на подъезд к заправочной станции.
   Даунинг нетерпеливо ерзал, пока бак заполняли. Спустя, казалось, годы дежурный подошел к окну за сдачей.
   Даунинг сунул мужчине банкноту и начал переключать передачу, когда вдруг дежурный на станции заговорил.
   - Скажите, мистер, на вашем месте я бы что-нибудь сделал с этими номерными знаками.
   "Что с ними не так?" - спросил Даунинг.
   - Они устарели на два года, - сказал дежурный по станции. - Тебя ущипнут, если тебя поймает полицейский.
   "На два года просрочено!" Даунинг задохнулся. - Но... но это невозможно!
   - Это возможно. Взгляните на них сами". Дежурный по станции испытующе посмотрел на Даунинга. - Скажи, где ты был, чтобы так потерять счет времени?
   - Отпуск, - пробормотал Даунинг. "Долгий отпуск". Он пожал плечами, отбросив пригоршню мелочи и завершил свое действие по запуску родстера. Его мысли кружились хаотично. Два года! Два года! Невероятно, но за время его пребывания в Жорелле чуть меньше двух месяцев прошло два года!
   Майлз пронесся под крутящимися колесами родстера, а Даунинг обдумывал леденящее душу знание, готовя его для усвоения, для ошеломленного принятия как факта. Скорость, внезапно подумал он. Скорость Джореля была не такой, как на Земле. Один месяц на Джорелле был почти эквивалентен одному году на Земле.
   Даунинг был потрясен. Как он мог теперь надеяться убедить Грейс и Огдена в своей невиновности? Прошедшие два года, должно быть, укрепили их веру в его вину до такой степени, что они не могли сломаться.
   Даунинг с отчаянием подумал о том, чтобы развернуть родстер и вернуться в Джорелл. Потом он вспомнил, что возвращение возможно только через особое душевное состояние, вызванное лихорадкой, - и он был совершенно здоров.
   Он отчаянно искал какой-то курс действий. Когда Грейс и Огден были против него, не было никого, к кому он мог бы обратиться за помощью. А тех денег, что у него были, на долго не хватило. Мысль о том, чтобы начать все заново, почти без гроша в кармане и под вымышленным именем, была унизительной.
   Внезапно до Даунинга дошло, что за последние два года мог быть найден настоящий вор. Какой бы безнадежной ни казалась возможность, Даунинг решил действовать. Он нажал на акселератор с новой решимостью.
   Уже наступала ночь, когда Даунинг добрался до города. Холодность, которую он раньше почувствовал, теперь подчеркивалась легкой метелью снега. Часы, установленные над входом в здание, мимо которого он проходил, показывали чуть больше пяти. Огден все еще должен быть в офисе, подумал Даунинг. Он поедет туда в первую очередь.
   Даунинг остановился перед знакомым приземистым зданием, в котором когда-то размещалась фирма "Огден и Даунинг". Светящаяся вывеска, возвышавшаяся над дверью, теперь сообщала, что это "Харрис Огден и Ко". На улицу вытекали последние струйки потока возвращающихся домой служащих. Даунинг низко надвинул шляпу на глаза и подождал, пока все уйдут. Затем он распахнул дверь и быстро вошел в здание.
   Войдя в приемную, Даунинг увидел свет, льющийся через приоткрытую дверь кабинета Огдена. Он протиснулся мимо ворот в деревянных перилах и подошел к двери. При этом он услышал голоса.
   "...думал удивить тебя, дорогая. Знаешь, что сегодня?"
   - Если вы ожидали, что я забуду, вы обречены на разочарование. Наш юбилей, конечно.
   Наступила внезапная тишина. Даунинг втянул тишину в легкие вместе с глубоким медленным вдохом. Первый голос принадлежал Грейс, второй - Огдену.
   Выпрямившись с целеустремленностью, Даунинг толкнул дверь и вошел в комнату за ней. Грейс и Огден крепко обнялись, не замечая ничего, кроме прикосновения их губ друг к другу.
   Они расстались. Огден первым увидел Даунинга. Его пухлое лицо побледнело, как при виде призрака. Пораженная выражением его лица, Грейс обернулась.
   "Росс!" Имя вырвалось у них двоих почти одновременно.
   Улыбка Даунинга была тонкогубой и сардонической. "Что ж! Кажется, никто особо не плакал из-за меня. Мыши будут играть, пока кота нет, а? Он был горько саркастичен. Он использовал неверный подход и знал это. Он забыл, что два месяца для него были двумя годами для них. Но ему было больно войти в комнату и обнаружить девушку, на которой он был помолвлен, в объятиях своего лучшего друга.
   Огден с негодованием выпрямил свою пухлую фигуру. - Послушай, Росс, если кто и может объяснить, так это ты. Что касается твоего замечания о мышах и коте. Я хочу, чтобы вы поняли, что Грейс теперь моя жена. Сегодня мы женаты ровно год. Полные губы Огдена скривились в усмешке. "Зачем ты вернулся? Вы надеялись найти сейф открытым?
   Даунинг серьезно покачал головой. - Я вернулся, чтобы очиститься, Харрис.
   "После двух лет? Не будь дураком. Лучше послушайся моего совета и снова прячься.
   - Полиция все еще ищет тебя, Росс, - вставила Грейс. - Если они найдут тебя здесь, в городе, это будет означать тюрьму.
   Даунинг поднял руку. "Пожалуйста. Вы оба полностью убеждены в моей вине, и я вас не виню. Все, о чем я прошу, это выслушать мое объяснение. Даунинг говорил серьезно и мягко. Он начал с того дня, когда его поразила лихорадка, и, ошеломленный, потерял листок бумаги с новой комбинацией в сейфе компании. Он рассказал, что видел, как Фред Радек что-то поднимал с пола своего кабинета. Затем отпуск, на который он отправился, чтобы побороть лихорадку. Газета и его возвращение в город. Странный переход к Жорелле и, наконец, его возвращение, когда он обнаружил, что прошло два года.
   - Вероятная история, - проворчал Огден. "Как вы вообще ожидали, что такие умные люди, как Грейс и я, проглотят такую сказку, я не понимаю".
   - Я знаю, как это звучит, - терпеливо сказал Даунинг. - Отдайте мне должное за небольшой ум, не так ли? Думаешь, я стал бы рассказывать тебе такую историю, если бы это было неправдой? Клянусь всем честным и приличным, что это действительно произошло". Даунинг умоляюще развел руками. "Харрис, вспомни нашу дружбу. Подумай о временах, когда мы были вместе. Было ли что-то в моем характере или личности, что навело бы меня на мысль о том, что я способен на такую мерзкую вещь, как ограбление сейфа?" Даунинг повернулся к девушке. - Грейс, ты?
   Они были холодны и неподвижны. На лице Огдена снова появилась ухмылка. Грейс опустила глаза и отвернулась.
   - Послушайте, - упрямо продолжал Даунинг. "Харрис, вы помните, что после кражи кто-нибудь из сотрудников офиса внезапно уволился, надел новую одежду, заработал деньги или вообще произошло что-то хоть немного из ряда вон выходящее?"
   Огден пожал пухлыми плечами. "По прошествии двух лет нелегко вспомнить хорошую сделку. Но я припоминаю, что Фред Радек уволился через несколько месяцев после кражи. Он должен был уйти на другую работу или что-то в этом роде.
   "Радек!" - воскликнул Даунинг. "Тот самый человек, который поднял что-то с пола в моем кабинете - что-то, что, скорее всего, могло быть комбинацией с сейфом!"
   Огден снова пожал плечами. - Вам придется найти Радека, чтобы что-то доказать. И за два года у него было достаточно времени, чтобы преодолеть большую дистанцию. В любом случае, я предпочитаю, чтобы спящие собаки лежали. Насколько я понимаю, с этим делом покончено.
   - Но... но разве ты не дашь мне шанс очиститься? - с тревогой спросил Даунинг.
   - И сделать то, что равносильно тому, чтобы перерезать себе горло одновременно? - возразил Огден. Он резко рассмеялся. "Если бы мне удалось помочь вам, мне пришлось бы снова взять вас в бизнес в качестве партнера. И почему я должен это делать, когда бизнес, как он есть сейчас, является результатом моих собственных усилий в течение последних двух лет? Нет, вся подливка у меня на тарелке, и я намерен оставить ее там.
   - Грейс... - Даунинг повернулся к ней так, словно он был утопающим, а она - соломинкой.
   Грейс отказывалась смотреть на него. - Харрис теперь мой муж, - холодно сказала она. "Его интересы - это мои интересы. Я полностью согласен с тем, что он говорит".
   Даунинг был ошеломлен. Кровь гудела в ушах, и комната, казалось, бешено качалась. Он чувствовал холод, пустоту и боль.
   Огден согнул руку, чтобы посмотреть на свои наручные часы. "У нас с Грейс есть планы на вечер. Наша годовщина, знаете ли. Послушайся моего совета, Росс, и возвращайся туда, откуда пришел. Полиция все еще ищет вас, и если вы будете продолжать приставать ко мне, я без колебаний выдам вас. Внезапно он полез в нагрудный карман своего дорого сшитого костюма и достал бумажник. - Если вам нужны деньги, я буду рад...
   Огден резко прервался и попятился. "Росс! Не смей прикасаться ко мне!"
   Даунинг продолжал смотреть в холодной ярости. "Я бы не стал пачкать руки. И это касается вас обоих!" Он повернулся и вышел из комнаты.
   * * * *
   Вернувшись в свой родстер, Даунинг ехал бесцельно, не думая о конкретном пункте назначения. Он несколько раз кашлянул, поначалу даже не подозревая об этом. Затем, когда его кашель усилился, он встревожился. Он понял, что уже некоторое время ехал по сильному морозу, а пальто на нем не было. В горле было першение, а в носу было заложено. Он решил, что пребывание в Джореле каким-то образом повысило его восприимчивость к простуде.
   Джорель! Даунинг жадно ухватился за эту мысль. Джорель, мир, которого нигде не было - нигде, что было его последней заявкой на счастье. Он с внезапной остротой подумал о Летре и Чурране. В памяти он увидел странные рыжевато-коричневые глаза Летры и темно-рыжие волосы, пышно свисающие с ее плеч. Желание вернуться в Джорелл внезапно заныло в нем.
   "Эй, приятель, подъезжай к бордюру!"
   Грубый голос вывел Даунинга из задумчивости. Он повернул голову и увидел полицейскую машину, скользящую рядом с его родстером.
   Паника захлестнула его, как ледяной ветер. Полиция!
   Огден и Грейс предупредили его, что его все еще ищут. Неужели они, опасаясь за свою безопасность, пустили на его след полицию?
   Даунинг видел результаты захвата с резкой ясностью. У него не будет шанса доказать свою невиновность. Прошедшие два года разрушили всякую надежду на это. Его осудят, посадят в суровую серую камеру. Лихорадка вернется. У него бы были приступы этого снова и снова. Лихорадка и долгие годы в тюрьме будут убивать его медленно и неумолимо.
   Он не мог позволить себя захватить. Он должен добраться до Джореля - или умереть!
   Даунинг оживился. Вдавив ногу в педаль газа, он резко перевернул руль родстера, врезавшись прямо в полицейскую машину. Водитель автоматически затормозил, чтобы предотвратить столкновение. Даунинг с ревом пересек противоположную полосу движения как раз в тот момент, когда поменялся сигнал светофора. Поток машин двинулся в движение, эффективно блокируя полицейскую машину.
   Даунинг увеличил дистанцию позади себя. Наконец он остановился в темном переулке, чтобы передохнуть и обдумать планы. Его сердце, казалось, колотилось в горле, и ему приходилось бороться за дыхание. Его кашель усилился и стал более частым. Его сотрясали леденящие спазмы, за которыми следовали промежутки липкого тепла. Его лихорадка возвращалась. Он почувствовал это с уверенностью давнего знакомства.
   Но на этот раз он приветствовал ее приход. Лихорадка была его паспортом для Джореля.
   Несколько раз, пока Даунинг ютился в машине, попеременно дрожа и вспотев, полицейские машины проезжали мимо его убежища. Тревога была отправлена. Они охотились за ним неустанно.
   Даунинг ждал, пока голова его тяжелела и болела, а лихорадка вспыхивала и, наконец, вспыхнула в нем, как прежде. Ночь сгущалась. Пошел очередной шквал снега. Тонкий пронизывающий ветер поднял снег и погнал его белыми облаками по улице.
   Пока Даунинг сидел и думал, ему вдруг пришло в голову, что полиция, возможно, ищет его вовсе не в связи с кражей. Скорее всего, их внимание привлекли его устаревшие номерные знаки. Но ущерб был нанесен. Самим своим побегом он заклеймил себя подозрительной личностью, человеком, которого нужно разыскивать и допрашивать. Если бы его взяли под стражу, его личность была бы раскрыта, и его арест за кражу последовал бы как само собой разумеющееся.
   Наконец Даунинг решил, что выходить из своего укрытия безопасно. Прошло достаточно времени, чтобы полиция утратила первый прилив энтузиазма к погоне.
   Даунинг вырулил из переулка и, придерживаясь темных малолюдных улиц, направился к выходу из города. Дома начали редеть, когда позади Даунинга внезапно раздался вой полицейской сирены. Он повернулся на своем месте, бросив взгляд назад. За ним мчалась полицейская машина - и быстро!
   Вдавив педаль газа в половицы. Родстер рванулся вперед, как пришпоренная лошадь.
   Даунинг сгорбился над рулем, борясь за ясность зрения сквозь туман, который начал застилать глаза. Вой сирены в его тылу стал громче.
   Даунинг гнал родстер по одной улице, по другой, снова и снова в отчаянных попытках сбить полицейскую машину со своего следа. Из-за того, что он шел на почти невероятный риск, он на мгновение преуспел. Вой сирены по-прежнему преследовал его, но сияние преследующих фар исчезло. Даунинг направился к дороге и открытой местности - и Джорел.
   Даунинг тряхнул полицейскую машину в малонаселенном районе. Улиц стало меньше, и полиция быстро вышла на его след. Даунинг увеличил дистанцию, но его преследователи быстро сократили разрыв.
   Теперь все было прямо. У Даунинга было преимущество, и он намеревался сохранить его. Он вдавил педаль акселератора до упора. Ему стало все труднее видеть. Перед глазами плыл темнеющий туман, и каждая попытка убрать его отнимала больше усилий, чем предыдущая. Каждый толчок и раскачивание родстера причиняли боль, которая грозила расколоть ему голову. А потом дорога начала извиваться и извиваться, как большой серый червь.
   Внезапно Даунинг осознал, что пронзительный голос сирены позади него стал громче. Его догнала полицейская машина? Оглянувшись, он увидел одинокую фару, которая качалась за ним, становясь все больше. К погоне присоединился дорожный патруль!
   Отчаяние болезненно охватило Даунинга. На мотоцикле скоро догонит патрульный. Если Даунинг не остановится, выстрелы из револьвера патрульного взорвут его шины в клочья, и родстер рухнет в клочья.
   Даунинг вцепился в руль потными руками. Его сердце стучало в груди. Мотоцикл позади него нагонял, нагонял. Его сирена была роковым воем в его ушах. Внезапно, почти потерявшись в реве двигателей и завываниях сирен, Даунинг услышал глухой, плоский звук. Выстрел! Патрульный, уверенный теперь, что Даунинг не остановится, открыл огонь.
   В момент осознания Даунинг увидел верстовой столб вверх по дороге. Что-то в нем и в окружающей местности показалось ему знакомым. А потом, внезапно, он почувствовал, что падает, падает. Все крутилось и крутилось - а потом ночь ушла, и холод ушел, и небо стало ярко-изумрудно-зеленым, а солнце, все еще поднимающееся, превратилось в огромный красно-золотой шар.
   Джорель!
   Это знание звенело в Даунинге, как мелодия. Он не сбавил бешеной скорости родстера. Он продолжал идти вперед, прямо к угловатому белому дому, почти теряющемуся в зелени далеко на дороге. Две фигуры выбежали ему навстречу, когда он подъехал к остановке.
   "Росс! Росс!" Это была Летра, радостная и пораженная. - Ты вернулся?
   Даунинг коснулся ее щеки, улыбаясь в ее рыжевато-коричневые глаза, его лихорадка, все, что было забыто. - Я вернулся, малышка Летра. Вернуться, чтобы остаться.
   ПРИЗРАЧНЫЙ МЕТРОПОЛИС
   Первоначально опубликовано в Amazing Stories , ноябрь 1946 года.
   Уоринг резко наклонился вперед из-за стола. - О чем ты говоришь, Прентис? - спросил он. - Ты пытаешься сказать мне, что в Городе Один обитают привидения?
   Бак Прентис медленно наклонил свою копну рыжих волос. Он нервно крутил поля форменной фуражки, опасливо оглядывая кабинет. Полуденный свет Сириуса, льющийся через окна, придавал его поведению фантастический оттенок. Никто не ожидал, что летчик-ракетчик, да еще рыжеволосый, проявит нервозность средь бела дня.
   Уоринг откинулся на спинку стула. "Должно быть, у тебя развивается дрожь при полете, Прентис. Ведь это 27 век. Суеверие давно умерло".
   Лицо Прентиса упрямо застыло. "Может быть, так. Но это чужой мир. Кто может быть уверен, что в опустевших городах Фальтронии нет... вещей, которые... ну, не остались мертвыми? Говорю вам, сэр, если бы вы видели эти странные огни...
   - Вы упомянули свет, - сказал Уоринг. - Ты единственный, кто их видел?
   - Я не единственный, сэр. О них сообщили и другие ночные пилоты.
   - У них есть, а? Уоринг задумался. Он рассеянно потрогал металлическую табличку с именем, стоявшую на его столе. Печатными буквами была легенда: "Лон Уоринг. Начальник полиции, Город Один. Внезапно осознав, что он делает, он отдернул руку. На его лице на мгновение появились морщинки горечи. Он перевел взгляд на Прентиса, спросил:
   - Можешь описать свет?
   "Конечно, могу. Некоторые из них похожи на маленькие огненные шары, плывущие по улицам. Вроде белого цвета. Есть и другие, которые приходят и уходят очень быстро - как крошечные вспышки зеленых и желтых молний. И несколько зданий были освещены, как будто кто-то или что-то было внутри них".
   - Как давно это продолжается, Прентис?
   - Чуть больше недели, сэр.
   "Вы и другие не видели огней до этого времени?"
   Прентис покачал головой.
   "Где появляются огни?" - спросил Уоринг с растущим интересом. - То есть во всех незаселенных частях города или только в отдельных частях?
   - Только что в Восточной секции, сэр. Весь путь вниз, в дальний конец, к озеру.
   "Я понимаю." Уоринг задумчиво провел тыльной стороной ладони по подбородку. - Что ж, спасибо за эту информацию, Прентис. Я прослежу, чтобы было проведено расследование. Может быть, банда пиратов выбрала в качестве убежища Восточную секцию.
   - Может быть, это не пираты, сэр, - выпалил Прентис. - Может быть, это что-то нечеловеческое.
   "Призраки?" - предположил Уоринг с легкой ухмылкой.
   - Это было бы хорошим предположением. Прентис поднял руку в отрывистом приветствии, повернулся и вышел из кабинета.
   Несколько секунд Уоринг сидел тихо, задумчиво прищурив серые глаза. Наконец он поднялся со стула и поковылял к телевидеоприемнику, встроенному в стену позади его стола. Он набрал номер вызова на кнопках активатора. Огни калейдоскопически кружились на обзорном экране, сливаясь в изображение. Уоринг посмотрел на круглое, румяное лицо Тома Стивенса, президента Inter-Faltronia Rocket Lines.
   - Привет, Лон, - поприветствовал Стивенс с характерной для него веселостью. - Я могу что-нибудь сделать?
   - Вроде того, - ответил Уоринг. "Послушай, Том, один из твоих пилотов, Бак Прентис, заглянул ко мне с довольно странной болтовней. Кажется, он и другие ночные пилоты видели странные огни в Восточном секторе. Что-нибудь об этом известно?
   Стивенс кивнул с внезапной торжественностью. "Мои мальчики кажутся очень взволнованными из-за этих огней. Они утверждают, что в городе... э-э... обитают привидения.
   - Думаешь, это может быть просто розыгрыш? - спросил Уоринг.
   "Я так не думаю. Я довольно хорошо знаю своих мальчиков, и они серьезно относятся к этому делу, Лон. Очень серьезен."
   "Каково ваше мнение?"
   Стивенс колебался. На его пухлых чертах отразилось беспокойство. "Ну... эти огни странные . Кажется сомнительным, что они могли быть вызваны человеческой деятельностью, потому что вы знаете, как люди избегают пустынной части города по ночам.
   "Кажется, ваши пилоты заразили вас своими сверхъестественными страхами", - заметил Уоринг. "Почему бы тебе не признать, что за свет отвечают призраки, и покончить с этим?"
   Стивенс покраснел. "Возможно, это не так неправдоподобно, как кажется. Лон, говорю тебе, я серьезно обдумывал этот вопрос. Посмотрите сюда - первоначальные жители этого города были пришельцами. Получи это? Чужой . Можешь ли ты с уверенностью сказать, что смерть одинакова для всех рас людей?"
   Уоринг пожал плечами. "Это открыто для метафизических дебатов. Но помните, это загадочное легкое дело началось чуть больше недели назад. Если призраки пришельцев преследуют Восточную секцию, они очень долго ждали, чтобы сделать это. Нет, я уверен, что мы найдем что-то совершенно естественное и логичное, объясняющее свет.
   - Надеюсь, - пробормотал Стивенс. Уоринг прервал контакт. Его серые глаза потемнели от мысли, он медленно похромал к окну. Он смотрел на причудливые очертания Сити-Один, вырисовывавшиеся на фоне сине-зеленого неба Фальтронии.
   Каким-то образом, даже с теплым светом Сириуса, не казалось таким уж невероятным, что люди 27-го века могут поверить в возможность того, что в городе обитают духи инопланетной расы. Он знал, что цивилизация - это фанерный покров, который на большинстве людей легко царапается. К тому же жизнь в Сити-Один делала восприимчивыми к суеверным страхам и верованиям даже самых толстокожих.
   City One, казалось, источал почти осязаемую атмосферу странности и гротеска. Архитектура была причудливой, неземной, сбивающей с толку количеством орнаментальных деталей. Здания были преимущественно приземистыми и массивными, иногда куполообразными, но чаще всего увенчанными высокими башнями и шпилями, что напоминало готические соборы средневековья Терры. Но теперь они были темны и безмолвны, задумчивы, их бесчисленные окна походили на мертвые, вытаращенные глаза. Над городом висел дух заброшенности и запустения. Только ветер шевелился в полной тишине, шепча, как голоса извне.
   * * * *
   Первые межзвездные исследователи, пересекшие межпланетное пространство с помощью гиперпространственного двигателя, достигли четырех планет системы Сириуса немногим более тридцати лет назад. На второй планете, которую они назвали Фальтронией из-за обширных залежей одноименного минерала, они нашли шесть городов, каждый из которых был безмолвным и безлюдным. От их бывших обитателей не осталось и следа, и не было найдено никаких указаний на то, что с ними случилось. Они просто исчезли с поверхности Фальтронии, оставив позади великие города.
   С коммерциализацией гиперпространственного двигателя началась миграция колонистов на пригодные для жизни планеты ближайших звезд. Фальтрония из-за своих больших городов и жизненно важных ресурсов сначала была популярным местом поселения. Машины, инструменты и мебель, найденные в городах, легко пускались в ход, поскольку пришельцы были гуманоидами, не сильно отличавшимися по строению тела от человека. Картины и скульптуры показали, что они были около семи футов в высоту, стройные, с большими куполообразными головами и длинными цепкими пальцами рук и ног.
   Но, несмотря на то, что он содержал богатство во многих формах, большинство колонистов не осталось на Фальтронии. Задумчивая тишина и неземность покинутых городов настолько овладели ими, что единственным облегчением стало их отъезд. Теперь шесть городов насчитывали немногим более десяти тысяч человек каждый, крошечные островки человечества в огромном море зданий вокруг них.
   Глядя теперь на потрясающую панораму зданий перед собой, Уоринг почувствовал легкую грусть. Он понял, что у Фальтронии есть потенциал стать культурным центром, уступающим только самой Терре. Все необходимое для могущественного планетарного государства было там, но слава, которая должна была быть, не проявляла никаких признаков материализации. Фальтрония была похожа на гигантский факел, которого коснулось пламя терранской цивилизации, но до сих пор не удалось зажечь. Уоринг задумался, зажжется ли когда-нибудь факел.
   Внезапно он пожал плечами. Какое ему дело? Он напомнил себе, что ненавидит Фальтронию. Он также напомнил себе, что ненавидит свою мелкую канцелярскую работу начальника полиции Сити-1.
   Уоринг услышал, как позади него открылась дверь его кабинета. Он обернулся, когда в комнату вошла девушка. С чем-то более глубоким и пронзительным, чем простое опасение, его глаза исследовали ее. Горькие морщины на его лице углубились, когда он увидел именно то, чего боялся увидеть. В этих голубых глазах, обращенных к нему, была жалость. Жаль его.
   Уоринг отвернулся. Обида разъедала его, как кислота.
   - Давно уже пора уходить, Лон, - сказала Салли Роудс. Ее голос был нежным, странно терпеливым.
   Уоринг не обернулся. - Я ненадолго задержусь, - хрипло сказал он. - У меня есть небольшая работа.
   Салли Роудс посмотрела на свои руки. Ее маленький рот скривился. Через мгновение она подняла глаза. Боль сменила жалость в ее голубых глазах.
   - Ты избегаешь меня, не так ли, Лон? она спросила. "Что случилось?"
   Уоринг развернулся, слова объяснения горячо сорвались с его губ. В следующее мгновение он остановился. Его широкие плечи беспомощно поникли. Какая польза от этого? Как он мог сказать ей, что не может вынести той жалости, которая всегда светилась в ее глазах, когда она смотрела на него? Как он мог сказать ей, что слишком горд, чтобы принять ее сочувствие? Объяснения ничего бы не изменили. Она могла попытаться скрыть свою жалость, но он знал, что она все еще будет там. "Ничего страшного, - сказал он.
   Салли целенаправленно выпрямилась. - Тогда посмотри, Лон, я уже целый месяц на Фальтронии и до сих пор ничего не видел в Сити-Один. Ее голос ускорился. "Я особенно хотел бы увидеть Восточную секцию. Я слышал, что там красивые здания. Лон, не мог бы ты отвезти меня туда? До темноты еще два часа, и нам не придется далеко идти.
   Уоринг устало покачал головой. "Я только что получил несколько странных сообщений об Восточном секторе. Пока они не будут расследованы, думаю, будет лучше держаться подальше от этой части города".
   "Уклонения!" Салли внезапно вспыхнула. - Это все, что я получил от тебя с тех пор, как приехал. Лон, я пришла сюда, чтобы служить твоим секретарем, потому что думала, что смогу помочь тебе - немного облегчить тебе жизнь. Но вы очень усложнили мне жизнь - и с меня достаточно.
   - Это не было уклонением, - терпеливо настаивал Уоринг. - Это правда, Салли. Мне жаль."
   "Ну, мне все равно! Я дошел до того, что был бы рад, если бы мне свернули шею, Дин Хаслип предложил отвезти меня в Восточную секцию, но я подумал, что сначала попрошу вас. Поскольку ты очень занят, я пойду с Дином. Салли сердито подошла к двери, и она захлопнулась за ней.
   Уоринг колебался, собираясь пойти за ней. Потом устало пожал плечами. Спор ничего не даст. Салли отказывалась видеть опасность. Он знал, что она интерпретирует его протесты на том основании, что он не хочет, чтобы она развлекалась, что он ревнует к Хэслип. И вообще, подумал Уоринг, Салли будет в достаточной безопасности, если она вернется до темноты.
   Мысли Уоринга отказывались дальше бороться с горечью, поднявшейся в нем. Он поковылял к своему столу и безвольно рухнул на стул. "Калека!" он прошептал. "Калека годится только для офисной работы. Из всех людей в Системе, почему это должно было случиться со мной?"
   Он закрыл лицо руками. Он не знал, сколько времени прошло, когда за его спиной прозвучал сигнал телевидео.
   Уоринг поднялся на ноги. Было почти темно. Сириус сидел за далекими башнями на горизонте.
   Он коснулся выключателя, и в кабинете зажегся свет. Затем он повернулся к телевизору и включил его.
   На обзорном экране очертились черты мужчины. Уоринг узнал в нем доктора Уола Хардинга из больницы City One. Доктор Хардинг выглядел бледным и потрясенным.
   - Уоринг - слава силам! Хардинг задохнулся. - Я искал тебя повсюду. Рад, что ты все еще был в своем офисе.
   "Что в космосе не так?" - спросил Уоринг, встревоженный появлением другого.
   "Множество! Уоринг, в Восточной секции что-то есть - что-то, что час назад практически уничтожило группу археологов!
   Уоринг был ошеломлен. - Как ты узнал об этом?
   "Через проводника партии. Его привезли сюда, в больницу - скорая помощь. Из того, что я собрал по кусочкам из его истории, он ждал в машине археологов. Уже темнело, и они готовились к возвращению. Потом появились какие-то огни, напали на группу. Гид видел, как они были уничтожены - четверо мужчин и две женщины. Хардинг облизал губы. Он продолжил:
   "Гид был единственным, кому удалось уйти. Он был ужасно обожжен, но я уверен, что он выздоровеет, хотя я сомневаюсь, что его разум когда-нибудь снова станет прежним. Уоринг, он бредил призраками! Призраки пришельцев!"
   Значение последних слов Хардинга лишь смутно проникло в сознание Уоринга. Одна мысль поднялась с яростью от его ужаса.
   Салли! Салли ушла в Восточную секцию!
   ГЛАВА II
   Террор в восточной части
   На мгновение Уоринг застыл, словно застыв, мысли и движения застыли в непреодолимом смятении. Затем в нем пронеслись пламенные встречные потоки опасений и раскаяния. С резкой ясностью он осознал, как его гордость и упрямство подвергли Салли ужасной опасности. Даже сейчас, когда он стоит здесь, может быть слишком поздно.
   Срочное чувство необходимости действовать осмелело его. Его взволнованный разум отчаянно искал какой-то план.
   Он знал, что время нельзя терять зря. Что бы он ни сделал, это должно было быть сделано немедленно. Он сразу же отказался от идеи позвать на помощь крошечные полицейские силы Города Один. Широко разбросанные по городу, на их сборку уходят драгоценные минуты.
   В мгновение ока Уоринг понял, что он должен делать. Он шел за Салли один.
   Кивнув Хардингу, Уоринг выключил телевизор. Он повернулся к своему столу, движения были быстрыми и целеустремленными. Из ящика стола он вытащил огромный бластер служебной модели. Затем, схватив атомную вспышку, он быстро, прихрамывая, вышел из комнаты.
   Лифт доставил Уоринга в гараж, где он держал свою ракетную машину. Это была гладкая, скоростная работа, способная развивать скорость более 400 миль в час. Он скользнул за штурвал и с ревом двигателей стартовал.
   Уоринг знал, что туристы почти всегда выбирают определенный маршрут в Восточную секцию. Это был широкий бульвар, который, как правило, шел прямо через центр района и заканчивался у озера. Он был выбран главным образом потому, что открывал живописные виды впечатляющего великолепия. Уоринг был уверен, что Салли и Дин Хаслип выбрали бульвар.
   Он нетерпеливо волновался, медленно продвигая свою машину через оживленную часть города. Затем, по прошествии, казалось, эонов, он достиг окраины пустынной части. Он нажал на педаль акселератора, а ракеты взревели с нарастающей мощью.
   Диски Сириуса почти скрылись за башней на горизонте. Уоринг знал, что скоро стемнеет. На Фальтронию внезапно наступила ночь, почти так же, как щелчок выключателя затемняет освещенную комнату. В ожидании этого он включил фары своей машины.
   Уоринг свернул на бульвар, и теперь педаль акселератора нажала до упора. Машина прыгала, как пришпоренная лошадь, грохотали ракеты.
   Здание за гигантским зданием проносилось мимо, размытое от скорости. В сгущающемся мраке они казались серыми и безликими, как огромные надгробия на кладбище титанов.
   Было что-то гипнотическое в ровном грохоте реактивных двигателей. Сам того не осознавая, часть разума Уоринга оторвалась от управления машиной. Таким образом разъединенные мысли возвращались к тому роковому дню на Терре - дню, когда, по мнению Уоринга, его мир буквально рухнул.
   Авария... Всего два года назад - два года, которые были как два столетия.
   Он приехал на Терру в отпуск... Капитан межзвездных рейнджеров Лон Уоринг, очень прямой и опрятный в своей зелено-золотой форме. На груди у него была почетная лента рейнджеров, которой его наградили за работу по разоблачению главарей пиратской группировки, которая в течение нескольких лет терроризировала судоходство с Плутона до Альфы Центавра.
   Он вспомнил нетерпение, которое горело в нем. Он не видел Салли больше года, когда она участвовала в этой смертельной игре заговора и контрзаговора, которая в конечном итоге привела к краху пиратской сети. Ему не терпелось увидеть ее голубые глаза и каштановые волосы, которые мягкими густыми локонами ниспадали ей на плечи. Желание снова увидеть ее улыбку, услышать серебряный звон ее смеха было почти как голод.
   Он призывал водителя аэротакси к большей и большей скорости. Быстрее, мужик, быстрее! И водитель, желая угодить представителю "Рейнджерс", подчинился.
   Уоринг не мог точно вспомнить, как произошла авария. Визг тормозящих закрылков предупредил нас лишь на мгновение. Следующее, что он помнил, громоздкий аэрофургон мчался к его такси. На долю секунды он ощутил прилив ужаса, а затем наступила полная и полная тьма.
   Когда он, наконец, выписался из больницы, он обнаружил, что у него хромает нога. Хотя врачи и сотворили чудо, залатав его, они не обладали божественными силами, необходимыми для его полного восстановления. Больше не обладая полной физической подготовкой, необходимой для продолжения службы в Рейнджерах, он был отправлен в отставку, и сочувствующие чиновники предложили ему должность начальника полиции Города Один на Фальтронии.
   Офисная работа... Для Уоринга после его активной и полной приключений жизни в "Рейнджерс" ничто не могло быть более неприятным. Но поскольку это увело бы его далеко от жалости, которую он был слишком горд, чтобы терпеть, он согласился.
   Через три месяца после того, как он был на Фальтронии, к нему присоединилась Салли, сумевшая каким-то образом получить должность его секретаря. Уоринг был скорее встревожен, чем рад, потому что он так погрузился в горечь, что не мог видеть никого, связанного с его прежней жизнью. Особенно Салли, которую он упорно пытался исключить из своих мыслей. Он убедил себя, что калека годится только для офисной работы и больше не достоин Салли.
   И выражение шока и сочувствия, появившееся на ее лице, когда она впервые увидела его, ничуть не помогло ситуации. Если ее появление на Фальтронии заключило его в скорлупу негодования, то резкое напоминание о ее жалости сделало ее такой жесткой, что ее невозможно было сломать.
   Жизнь для него превратилась в сводящую с ума рутину избегания Салли, избегания жалостливого взгляда в ее глазах. В нем рос ежедневный стыд из-за того, что она должна быть свидетелем тщетности его существования на Фальтронии; чтобы она увидела, как ничтожны и ничтожны обязанности, которые он выполнял под высоким титулом начальника полиции города номер один. Он почти возненавидел ее, что она должна знать.
   Но теперь, когда Салли подверглась опасности, он понял, что его чувства к ней не изменились. Он все еще любил ее, как капитан Уоринг в своей зелено-золотой форме любил эту девушку с голубыми глазами и мягкими каштановыми волосами.
   Это знание причиняло ему боль. Даже если он найдет ее сейчас - на что он отчаянно надеялся - ничего не изменится. Он по-прежнему будет начальником полиции Города Один, озлобленный, тщетный, без цели и надежды.
   Уоринг отогнал свои ноющие мысли. Теперь он увидел, что фары его машины пронзают ночную тьму. Он снизил скорость, оглядываясь по сторонам. Некоторые знакомые детали окружающих зданий стали очевидны. Он был в восточной части.
   Уоринг медленно плыл вперед, двигательные ракеты переходили в пульсирующий рокот. Напряженно прищурив глаза, он искал всплески пламени, которые указывали бы на ракетную машину Дина Хаслипа. Он прошел вдоль бульвара, изучая каждый ответвляющийся проспект, который проходил.
   Минута за медленной минутой тянутся? Бульвар, казалось, бесконечно уходил в ночь. Тьма сомкнулась над ним, как саван, грозный, чужой.
   Уоринг был почти готов в отчаянии отказаться от своих поисков. И тут его усталые глаза уловили слабую вспышку света далеко на бульваре. Сердце его затрепетало от надежды, и он с грохотом послал ракетную машину вперед.
   Примерно в том месте, где, по его мнению, он увидел свет, он замедлил ход. С нетерпением он поискал в темноте еще какой-нибудь знак.
   А потом - далеко вверх по аллее, которая ответвлялась под прямым углом к бульвару, - он заметил качающуюся группу огней. Пока он смотрел на них, крик достиг его ушей. Это был человеческий крик. Крик девушки. И это было знакомо - наполнено ужасом.
   Салли! У огней была Салли!
   Уоринг дернул руль машины, и она понеслась вперед с бешеной скоростью. Скопление огней разделялось, росло. И тогда Уоринг увидел, что огни вовсе не были таинственными сущностями. Это были факелы. Факелы в руках -
   Он недоверчиво выдохнул. Это было невероятно, невозможно - но он поймал себя на том, что смотрит на высоких, веретенообразных чудовищ, чьи огромные куполообразные головы покачивались на тонких шеях. Невольно он затормозил машину.
   Инопланетяне! Тогда Прентис и Стивенс были правы. Ибо эти видения не могли быть ни больше, ни меньше, как призраки!
   На несколько секунд холод неизвестности заставил Уоринга замереть. Потом он вспомнил, что, призраки они или нет, но у этих тварей была Салли. Эта мысль побудила его к резким действиям. Схватив бластер, он выпрыгнул из машины.
   Призраки смотрели на него огромными светящимися глазами. Уоринг заметил, что у ближайших к нему людей было странное цилиндрическое оружие, похожее на огромные древние фонарики.
   Это произошло с ошеломляющей быстротой. Внезапно раздалась пронзительная команда. Одновременно существа подняли свое цилиндрическое оружие. Бледно-желтые лучи ударили в Уоринга.
   Мучительная боль пронзила его тело. Его мышцы, казалось, превратились в желе. Затем чернота захлестнула его, как черное облако.
   ГЛАВА III
   Призраки Фальтронии
   Уоринг медленно возвращался в сознание, словно плывущий сквозь темные океанские глубины к солнечному свету. Постепенно он начал осознавать, что его кто-то трясет. Он открыл глаза и обнаружил, что смотрит на взволнованное, залитое слезами лицо Салли Роудс.
   Ее вид полностью привел его в чувство. Чудо, пылающее внутри него, он выпрямился.
   Он увидел, что они находятся в маленькой, роскошно обставленной комнате, освещенной чем-то, что казалось большим многогранным драгоценным камнем, свисающим с потолка. Изысканные гобелены покрывали стены, резные столы и кушетки с глубокой обивкой. Уоринг увидел, что он занял одну из последних.
   - Лон, ты в порядке? - настойчиво спросила Салли.
   Он медленно кивнул, глядя на нее. Знание того, что он и Салли не пострадали, стало шоком. Но где они были? Что должно было стать с ними? И... Уоринг оглядел комнату, пораженный внезапной мыслью.
   - Где Дин Хаслип? - спросил он.
   Салли отвела взгляд, закусив губу. - Он... он мертв, Лон. Они убили его".
   Уоринг перевел дыхание. "Как это случилось?"
   "Мы с Дином дошли до озера и уже возвращались, когда машина внезапно остановилась. У него закончилось топливо. Дин забыл проверить машину перед тем, как мы начали. Пока мы сидели в машине, думая, как нам вернуться, вокруг нас появились огни. Мы видели... призраков. Дин выстрелил в них - и они убили его. Что-то, что держал один из Призраков, вспыхнуло зеленым светом, и Дин исчез. Салли закрыла лицо, словно пытаясь выбросить эту сцену из головы. Она пришла:
   "Затем появилась вторая группа Призраков и прогнала первую группу. Думаю, борьба была для меня слишком тяжелой - я потеряла сознание. Когда я снова проснулся, меня несли Призраки. Вот тогда я и закричал. А потом пришел ты, Лон. Ты искал меня?
   Уоринг кивнул и рассказал об инциденте, который привел к его поискам. Он закончил: "Это твой крик привел меня к тебе. У меня не было возможности выстрелить, как у Хэслипа, но даже в этом случае мои намерения должны были быть ясны. Не знаю, почему меня не убили".
   - Кажется, я знаю, почему, - задумчиво сказала Салли. "Мы пленники второй группы, которая увела меня от первой. Это была первая группа Призраков, убившая Дина. Почему-то вторая группа настроена против первой и не хотела, чтобы нас убивали".
   Уоринг растерянно покачал головой. "Это дело Призрака не имеет для меня никакого смысла. Когда первые исследователи высадились на Фальтронии, они не нашли следов пришельцев. Как и колонисты, прожившие в своих городах двадцать лет. Тогда откуда в мире появились пришельцы? Они на самом деле призраки?"
   - Хотела бы я быть уверена в этом сама, - возразила Салли. "Но я знаю, что они несли меня, и... ну, я сомневаюсь, что призраки могли бы это сделать".
   - В любом случае, ты знаешь, где мы?
   Салли покачала головой. - Нет, Лон, я снова потерял сознание после того, как они направили на тебя этот луч. Я... я думал, ты умер.
   "Я понимаю." Уоринг взглянул на свои руки и промолчал.
   - Послушайте, Лон, несмотря на то, что происходит, я хочу знать одну вещь, - резко сказала Салли. - Ты избегаешь меня с тех пор, как я приехал в Фальтронию, не так ли ?
   Уоринг неохотно кивнул. - Боюсь, что да, Глупышка. Мне жаль."
   - А почему, Лон?
   - Я бы не хотел тебе говорить. Это психологические вещи, которые неприятно слышать".
   - Но ты должен сказать мне. Мы должны разобраться с этим раз и навсегда. Особенно сейчас, до... до...
   - Я знаю, - мягко сказал Уоринг. - Ну, тогда я тебе скажу. Низким и прерывистым голосом в глубокой тишине этой причудливо экзотической комнаты он рассказал ей, что несчастный случай сделал с его гордостью и надеждами. Он рассказал ей - огромным усилием воли, - как жалость в ее глазах испортила его любовь. И он рассказал ей, как озлобила его незначительная офисная работа в качестве начальника полиции Сити-1.
   В голубых глазах Салли больше не было жалости, только ноющая печаль. - Почему ты не сказал мне этого раньше, Лон? Разве вы не видите, как можно было избежать нашего нынешнего положения? И разве ты не мог догадаться, что я сожалею вовсе не о том, что случилось с твоим телом, а о том, что случилось с твоей душой? Неужели ты не понял, что я знаю о твоих надеждах и амбициях после того, как ты так много говорил о них?
   - Наверное, я был дураком, - пробормотал Уоринг. "Слепой дурак".
   - Но, может быть, еще не поздно, - быстро продолжила Салли. - Если тот факт, что мы все еще живы, хоть как-то свидетельствует, возможно, Призраки отпустят нас. Возможно, они не собираются причинять нам вред.
   "Это было бы чудом", - сказал Уоринг. Он сделал жест внезапной безнадежности. - Но, Салли, даже если бы нас и отпустили, разве ты не видишь, что это ничего не изменит? Я по-прежнему был бы начальником полиции Сити-1 - манекеном с титулом, привязанным к работе без какого-либо будущего. Как я могу сделать тебя счастливым? Как я мог ожидать, что ты проведешь остаток своей жизни со мной в таком унылом месте, как Сити-Один?
   Губы Салли скривились в бледной улыбке. "Женщина потерпит все ради своего мужчины, если потребуется", - мягко напомнила она.
   Уорингу не нашлось, что сказать, да это и не требовалось, потому что она внезапно оказалась в его объятиях, и он знал, что никогда не сможет ее отпустить. Он был почти рад тому, что события, несмотря на их опасность, привели к этому примирению.
   Тишину комнаты нарушил щелкающий звук. Уоринг взглянул на Салли с внезапным напряжением. Через мгновение кто-то или что-то позади него отодвинуло гобелен, украшавший стену. Открылся квадратный дверной проем. А затем через него в комнату вошли два гротескных веретенообразных Призрака. Между собой они толкнули вперед странную замысловатую машину, установленную на роликах. В дверях появилось несколько охранников с цилиндрическим оружием наизготовку.
   Уоринг уставился на машину, в его голове роились мрачные размышления. Казалось, что в этом сложном устройстве есть сверкающая смертоносность. Он подумал, не было ли это каким-то научным пыточным аппаратом.
   Он почувствовал, как Салли сжала его руку напряженными от страха пальцами. Вместе они ждали, что должно было произойти.
   Долгие минуты двое ближайших Чужих возились над машиной, настраивая разные странные переключатели и циферблаты. И наблюдая за ними, Уоринг решил, что эти существа не призраки. Они были такими же прочными и существенными, как и он сам. Он чувствовал, как внутри него растет тайна их нового появления на Фальтронии.
   Наконец один из двух Чужих надел на свою куполообразную голову проволочный шлем в виде паутины. Уоринг заметил, что этот человек был одет более искусно, чем остальные. Его мерцающая металлом мантия сияла ярким цветом, а тяжелый пояс, стягивающий его талию, сверкал драгоценностями. Уоринг предположил, что Чужой был каким-то лидером.
   Чужой протянул Уорингу второй шлем - и невероятно улыбнулся. Или, по крайней мере, Уоринг истолковал гримасу, промелькнувшую на его странных чертах, как улыбку. Уоринг колебался, гадая, какая цель стоит за происходящим. Что бы это ни было, казалось очевидным, что никакого вреда не было.
   Уоринг пожал плечами и принял шлем. Она была слишком велика, но он обнаружил, что, разместив ее под авантюрным углом, она не будет скользить по его ушам. Он напряженно ждал, что будет дальше.
   Внезапно машина загудела. Огни пылали и светились в его запутанных работах. Уоринг вздрогнул, когда укол боли внезапно пронзил его голову. Но оно ушло так же быстро, как и появилось. Вслед за этим в его мозгу пришло какое-то неясное движение, смутное чувство, которое было скорее умственным, чем физическим. Оно усиливалось, становилось потоком, который мчался все быстрее и быстрее, увлекая за собой его мысли, оставляя его сознание ошеломленным и онемевшим, как перед натиском какой-то невообразимой силы.
   После этого Уоринг так и не смог вспомнить, как долго он простоял с этой паутиной из металла на голове. Возможно, это были секунды или годы. Все, что он помнил, - это период странной пустоты, что-то вроде бессознательного бодрствования, во время которого у него возникало сбивающее с толку впечатление, что его разум как-то заполняется.
   А потом все закончилось. Уоринг почувствовал прикосновение к своей руке. Шлем был снят с его головы. Сознание вернулось к нему, как будто он пробудился ото сна.
   - Лон, посмотри на меня! - спросил испуганный голос. "Ты в порядке?"
   - Да, конечно, - ответил Уоринг. Он ухмыльнулся взволнованному выражению лица Салли.
   Голубые глаза Салли прояснились с облегчением. - Я... я на мгновение испугался. Ты был похож на статую, Лон. Я думал-"
   - Теперь все в порядке, - заверил ее Уоринг. Он не знал, что было в порядке, кроме того факта, что его испытание с машиной, похоже, закончилось. Двое пришельцев склонились над устройством. Уоринг уставился на него, увидев, что теперь он почернел и оплавился. Что-то пошло не так?
   Лидер выпрямился, его металлическая мантия мерцала той же великолепной игрой цвета, что и масляная пленка на воде. Он отметил направление удивленного взгляда Уоринга.
   - Воспитатель разорился, - объяснил Чужой. "Однако этого следовало ожидать, потому что его механизм с годами ухудшился".
   Уоринг застыл в ошеломленном удивлении. Он понимал каждое сказанное ему слово!
   Чужой улыбнулся. "Вы, несомненно, поражены тем, что было сделано. С помощью наставника мы внушили вам глубокое знание друрианского языка. Теперь вы должны быть в состоянии общаться с нами довольно легко.
   Уоринг медленно кивнул, ошеломленный открытием. Он почувствовал прикосновение к своей руке. Он повернулся и увидел, что Салли с недоумением смотрит на него.
   - Лон, что он сделал? она спросила. - Ты можешь... понять его?
   Уоринг кратко объяснил новую способность, которую ему дала машина. Салли выглядела разочарованной тем, что ее оставили в стороне.
   "Мне очень жаль, что мы не могли включить и юную леди", - сказал лидер пришельцев. "Педагогические машины из-за их тонкой конструкции очень быстро изнашиваются. Этот был последним, что у нас был. И поскольку квалифицированных техников, которые их построили, больше нет, я боюсь, что вы будете единственным представителем вашей расы, способным общаться с нами. Чужой резко стал мрачным и целеустремленным. Какой-то грызущий страх, дотоле таившийся, теперь, казалось, взыграл в нем.
   "Но хватит об этом. Наша жизнь - вопрос времени, а оно становится очень коротким. Прежде всего, я хочу, чтобы вы поняли, что я ваш друг и что вам не причинят никакого вреда, пока вы в моих руках. А теперь слушай внимательно, что я скажу.
   "Здесь, в Кирроне, столице Друра, есть две политические группы. Одну возглавляю я - Гревельон, главный координатор, а другую - Варрана, повстанец. Варрана стремится уничтожить мою группу, чтобы стать повелителем Друра. И я уверяю вас, что у него есть для этого все средства.
   - Однако самым важным для вас является тот факт, что Варрана не только мой враг, но и враг вашего народа. Через заключенных я узнал, что Варрана намерен истребить всех представителей вашей расы здесь, на Друре. Он жесток, безжалостен, совершенно лишен совести и совести. Он желает, чтобы его власть была высшей, его авторитет был абсолютно неоспоримым. Более того, он слишком эгоистичен, чтобы делиться богатствами Друра с существами другой расы. Таким образом, даже если в конце концов он не одержит полной победы, он, тем не менее, может стать причиной истребления как моих последователей, так и ваших людей здесь, на Друре. Большие глаза Гревеллона горели настойчивостью.
   "Я привел вас сюда по двум причинам: во-первых, чтобы вы могли предупредить своих людей об опасности, которая им грозит; и второе, что вы можете организовать силы, чтобы помочь мне против Варраны. Я отчаянно нуждаюсь в помощи. Мои последователи истощены до такой степени, что теперь их единственная эффективность заключается в партизанской войне. Именно небольшая группа таких бойцов спасла вас и девушку от приспешников Варраны. Я сожалею, что они прибыли слишком поздно, чтобы спасти и другое существо из твоего вида. Трудно сказать, скольких из ваших людей Варрана, возможно, еще не убил в своем безумном плане истребления. Гревеллон повернулся к двери.
   - Теперь быстро следуй за мной. Я поведу вас от здания к вашей машине, чтобы вы могли предупредить своих людей и подготовиться к Варране. Нельзя терять ни минуты."
   Уоринг кивнул и взял Салли за руку. - Пошли, мы уходим отсюда. Я объясню все позже".
   Появился резкий шквал звуков и движения. В комнату ворвался друрианец.
   - Мятежник, сэр! - выдохнул он. "Варрана ворвался в здание. Его люди продвигаются по всем коридорам!
   Стволообразное тело Гревеллона обмякло от отчаяния. "Поздно!" он застонал. "Мы в ловушке!"
   ГЛАВА IV
   отчаянное предприятие
   Уоринг чувствовал себя безнадежно, совершенно не в своей тарелке. В нем все еще были прежние мужество и хитрость, которые вытаскивали его из многих безнадежных ситуаций во время службы в Межзвездных рейнджерах. Но он не знал различных подробностей, необходимых для того, чтобы основывать план действий. Он не знал ни о расположении здания, ни о его архитектурном плане, информации, которая могла бы позволить ему предположить стратегические места обороны или отступления. Он также не знал ни размеров противостоящих сил повстанцев, ни вида оружия, которое они использовали.
   Тем не менее он чувствовал настоятельную потребность в действии, которая быстро преобладала над его первым чувством неадекватности. Он повернулся к Гревеллону.
   "Есть ли какой-нибудь выход, по которому мы могли бы отступить из здания?" - быстро спросил он.
   Друрианец покачал своей куполообразной головой. - Боюсь, никаких. Мы в Склепах Сна, глубоко под этим зданием, которое мы называем Фортом Сна. Мы, друрианцы, не исчезли с лица планеты, как, должно быть, подумали ваши люди, обнаружив наши заброшенные города. Видите ли, страшная болезнь, которую мы назвали Чихающей Смертью, поразила Друра. Наш народ был истреблен так быстро, что мы боялись вымирания нашей расы. Единственный способ выжить для тех, кто остался, заключался в том, чтобы поместить себя в анабиоз в специально построенных подземных комнатах до тех пор, пока Чихающая Смерть не вымрет из-за отсутствия новых жертв. Здания, выбранные для этой цели, были названы Фортами Сна. В каждом городе есть такие. Мы в этом форте только недавно проснулись.
   - А как же друрианцы в остальных пяти городах? Уоринг хотел знать. - Они тоже проснулись?
   - Пока нет, - ответил Гревеллон. "Управление кабинетами сна было приурочено к тому, чтобы мы, жители этого города, проснулись раньше других. Затем мы должны были определить, присутствует ли еще Чихающая Смерть над нами. Если это так, мы должны были вернуться к анабиозу; если нет, мы должны были разбудить остальных в оставшихся городах. Однако мы определили, что вся опасность Чихающей Смерти миновала. И все же я не решался дернуть главный выключатель, который разбудил бы моих людей в других городах, по той причине, что революция Варраны распространится и там".
   Уоринг был поражен. - Вы хотите сказать, что он замышлял восстания во всех других городах одновременно?
   Гревеллон мрачно кивнул. "В яблочко. Из того, что я узнал на данный момент, Варрана уже давно замышляет революцию. Пришествие Чихающей Смерти просто отсрочило это. У него есть сообщники, высаженные в каждом из остальных пяти городов. Нажатие главного выключателя разбудило бы их вместе с моими собственными верными последователями, и с преимуществом внезапности и организованности они легко одержали бы победу.
   "Теперь я понимаю картину", - сказал Уоринг. "Этот Варрана хочет захватить главный переключатель, чтобы разбудить своих людей среди друрианцев в других городах. Затем, после того, как он получит там контроль, он намеревается пойти за моими людьми. Отличное пространство, оно простое и ужасное. Разве мы не можем что-то сделать?"
   Гревеллон бесполезно развел руки с длинными пальцами. - Никаких, если только мы не сможем открыть Арсенал.
   "Арсенал"? Уоринг нахмурился из-за своего непонимания.
   - Это огромная комната на том же уровне, что и Склепы Сна, - объяснил Гревеллон. "В нем старое оружие - высшее достижение друрианской науки; роботы-солдаты, дирижабли, оснащенные атомными бомбами и разрушительными лучами, защитные экраны и различные виды дезинтегрирующего оружия. До восстания Варраны на Друре много веков царил мир, и все орудия войны были размещены в Арсенале здесь, в Кирроне, столице. Имея их в нашем распоряжении, мы могли бы легко победить Варрану.
   - Тогда почему бы тебе не сделать это? - нетерпеливо спросил Уоринг.
   Гревеллон снова развел руками: "Вы не понимаете. Замок Арсенала можно открыть только комбинацией определенных электронных частот. Мы потеряли эту комбинацию с годами. Мои люди нашли подсказки в различных старых записях и работают над комбинацией. Они еще не решили ее, и нет никаких указаний на то, что они решат ее в течение необходимого короткого промежутка времени. Двери Арсенала имеют такую атомарную конструкцию, что их не может коснуться ни один луч дезинтегратора. Мои последователи, однако, удерживают коридор Арсенала на случай, если комбинация будет решена".
   - Это слишком маленькая надежда, - заметил Уоринг. - Каким-то образом мы должны выбраться из этого здания. Если я смогу предупредить своих людей и заставить их помочь, пока ты держишь главный выключатель, Варрана наверняка получит то, что ему причитается. Уоринг целенаправленно выпрямился. - Ваши люди сейчас защищают коридоры от повстанцев?
   - Да, - ответил Гревельон. - Но я боюсь, что они не продержатся долго. Их и так слишком мало".
   -- Тогда послушайте, -- быстро продолжал Уоринг, -- есть ли у вас средства взорвать коридоры, то есть заблокировать их проход?
   - У нас есть - да. Но что ты собираешься делать?
   - Это - прикажи своим людям взорвать все коридоры, кроме тех, что ведут к лифту. Затем их можно собрать в острие, с помощью которого мы сможем пробиться к лифту. Ты видишь?"
   В глазах Гревеллона загорелась новая надежда. - Да, и я немедленно осуществлю ваш план. Он повернулся к друрианцам, стоявшим по стойке смирно в дверях, и отдал быстрые команды.
   Вместе с Салли Уоринг последовал за Гревеллоном через дверной проем в тускло освещенный коридор. Теперь, слабея от расстояния, он слышал звуки борьбы, когда верные бойцы Гревеллона доблестно стремились остановить безжалостное наступление повстанцев Варраны. Вскоре послышались глухие, гулкие звуки, возвещавшие о блокировании коридоров.
   Наконец все стихло. В проходе появился бегущий друрианец. Он поднял руку к Гревеллону в жесте, который явно был приветствием.
   - Готово, сэр, - сообщил он.
   "Хороший!" Гревеллон повернулся к Уорингу. "Это испытание твоего плана. Дай Бог, чтобы мы дошли до лифта! Теперь внимательно следуй за мной.
   Уоринг взял Салли за руку и побежал позади друрианца. Салли была сбита с толку происходящим из-за своей неспособности понять дискуссию, которая велась на друрианском языке. Уоринг объяснял соответствующие фрагменты информации по ходу дела.
   Маршрут пролегал через запутанный и, казалось бы, бесконечный лабиринт тускло освещенных коридоров. Медленно возбужденный гомон усиливался, пока, наконец, поворот в одном из коридоров не привел их туда, где собрались люди Гревеллона.
   Гревельон отдал приказ. Друрианцы выстроились в ряды, колонна веретенообразных великанов, заполнявших коридор от одной стены до другой. Затем они издали громкий рев и устремились вперед.
   Гревельон махнул рукой. "Прийти. Мои люди образуют для нас защитный барьер, но держитесь пониже. Если Варрана не предугадает эту уловку, мы точно выиграем.
   Уоринг передал эту информацию Салли. Схватив ее за руку, он помчался вслед за атакующим клином Гревеллона так быстро, как только позволяла его хромая нога.
   Топот ног друрианцев эхом отдавался в сумрачном коридоре, словно непрекращающийся раскат грома. Несколько раз они оборачивались, пока шли по подземному лабиринту. Затем, наконец, поворот привел их в коридор, более широкий и высокий, чем другие, более ярко освещенный.
   - Главный коридор, - выдохнул Гревельон. - Лифт прямо впереди.
   Пружина напряжения сжалась до предела внутри Уоринга. Теперь, подумал он. В настоящее время. Все зависело от того, что произойдет в ближайшие несколько минут. Его хватка на руке Салли усилилась.
   Тем не менее они мчались вперед, ярд за ярдом, пока не стало казаться невероятным, что что-то может остановить их стремительное продвижение. А затем внезапно снова раздался боевой клич воинов Гревеллона, и их безумный бег замедлился, полностью остановился. Разноцветные огни вспыхивали зловещим существом впереди, и пронзительные крики смешивались с визгливыми командами.
   "Вниз!" - крикнул Гревельон. "Держись на низком уровне. Варрана организовал контратаку.
   Уоринг и Салли присели за укрытием колонны лояльных друрианцев. В нем росло благоговейное чувство ужаса, когда он думал о бойне, происходящей впереди. Коридор был не местом для такой битвы с применением оружия. Не было абсолютно никакого места для укрытия, никакого места для движения, кроме как вперед и назад. Две противоборствующие группировки могли лишь осыпать друг друга своими ужасными лучами, пока боевой дух то одной, то другой окончательно не сломался.
   Несколько раз силы Гревеллона продвигались вперед, но каждый раз были вынуждены отступать. Тогда преобладали отступления. Сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее последователи Гревеллона были отброшены назад под превосходящей мощью противоборствующих повстанцев. Затем они, наконец, повернулись, чтобы бежать из битвы, кричащей, царапающей массой охваченных паникой друрианцев.
   - Варрана сорвал наш план, - почти всхлипнул Гревеллон. "Наша последняя заявка на существование провалилась!"
   ГЛАВА V
   Простите мой чих
   В этом безумном отступлении было что-то кошмарно-нереальное. Уоринг тащил Салли за собой, а позади них обстреливали разбитые войска Гревеллона. Боль мучительно пульсировала в хромой ноге Уоринга от сильного напряжения, которому она подвергалась. Раньше он почти не осознавал этого, но теперь это было все, что он мог сделать, чтобы держать себя в движении. Он знал, что не может остановиться, потому что это означало бы быть растоптанным бегущими ногами деморализованных друрианцев позади него.
   Отступление текло обратно через главный коридор и прокладывало свой путь через меньшие. Наконец они добрались до самой дальней части Склепов, из которой они изначально стартовали. Для людей Гревеллона это было место последней битвы. Их ужас быстро сменился отчаянной яростью пойманных в ловушку животных. Обрушившись на нетерпеливо преследующих Варрану повстанцев, они обрушили шквал смертоносных лучей. Застигнутые врасплох повстанцы на мгновение были отброшены. И прежде чем они смогли прийти в себя, Гревельон отдал приказ, и проход был взорван, отрезав людей Варраны.
   - Это не задержит их надолго, - с трудом сказал Гревельон. "Наша смерть - лишь вопрос времени".
   Уоринг, рухнувший на пол коридора, ничего не сказал. Агония пульсировала и пылала в истерзанных мышцах его хромой ноги, а рот был бледным и сжатым от страдания. Салли сидела рядом с ним с закрытыми глазами, устало положив голову ему на плечо. Если бы не она, он был бы почти рад, если бы тогда все закончилось.
   Он пытался найти в себе упрек за свое отношение к поражению - и не смог. Никогда прежде ставки не были столь велики, а шансы против него не были так велики. По сравнению с ним его приключения в "Рейнджерс" казались детской игрой. Здесь от того, какую помощь он мог оказать, зависели жизни бесчисленных тысяч людей - жизни как верных Гревеллону друрианцев, так и терранских колонистов на Фальтронии, - и он ничего не мог сделать. Варрана поймал их в ловушку - полностью высек.
   Гревельон озвучил конец с фаталистическим спокойствием. "Мои люди получили указание дорого продать свои жизни, Варрана понесет тяжелые потери, прежде чем сможет заявить права на эту часть Циррона. А что касается меня, моим последним действием будет уничтожение главного выключателя. Таким образом, Варране придется путешествовать из города в город, пробуждая мятежников среди спящих. Возможно, таким образом ваши люди будут предупреждены. Он посмотрел на Уоринга, и мрачность в его пылающих глазах смягчилась. "Я сожалею, мой друг из другого мира, что ничего не могу сделать для спасения твоей жизни. Я бы умер с большей радостью, если бы мог...
   Гревеллон резко обернулся, услышав внезапный всплеск возбужденной активности в коридоре. Уоринг увидел нескольких бегущих друрианцев. Передовой держал в руках с длинными пальцами маленькую черную коробочку.
   - Что такое, Эвансу? - спросил Гревеллон, его вытянутое тело напряглось.
   "Комбинация!" Эвансу задыхался. "Наконец-то мы ее решили!" На мгновение лицо Гревеллона просветлело. Затем его изможденные плечи вяло поникли. - Что хорошего - сейчас? - пробормотал он. "Коридоры заблокированы, и Варрана держит ведущие в Арсенал".
   Уоринг выпрямился. - У вас есть какой-нибудь способ, которым можно очистить коридоры?
   - Лучи дезинтегратора можно настроить на нужную частоту, - ответил Гревеллон. - Но это в лучшем случае медленный бизнес.
   - Если отверстия должны быть достаточно большими для армии - да, - мелькнул в ответ Уоринг. - Но не только для нескольких человек.
   "Что хорошего могут сделать лишь немногие?" - запротестовал Гревельон.
   Уоринг говорил с жаром. "Разве ты не видишь? Армия, как и прежде, предупредит Варрану. Но некоторые, проникнув в его ряды незаметно, могут безопасно добраться до Арсенала.
   Глаза Гревеллона заблестели от внезапного энтузиазма. "Можем попробовать. Миссия будет опасной, но лучше, чем ждать здесь. Если мы сможем добраться до роботов-солдат и активировать их, Варрана обречен. Мы пойдем - Эвансу, ты и я. Мои люди останутся, чтобы обмануть Варрану, заставив его думать, что мы все еще здесь. Он повернулся, чтобы дать быстрые инструкции своим различным подчиненным.
   Уоринг объяснил план Салли. Она быстро протестовала.
   - Но, Лон, ты не можешь бросить меня! Разве ты не видишь? Если вы потерпите неудачу, мы потерпим неудачу и здесь. И если мне суждено умереть, я предпочел бы, чтобы это было с тобой.
   Уоринг нахмурился в болезненных раздумьях. Затем он кивнул с неохотной медлительностью. - Боюсь, ты права, Салли. Единственное, что нужно сделать, это взять вас с собой. Но я хочу... Уоринг не договорил. Он отвернулся, его глаза наполнились болью.
   Эвансу привязал комбинированное устройство к своей тонкой талии. И он, и Гревеллон теперь сжимали цилиндрические лучевые проекторы. Они были готовы начать.
   Гревеллон нахмурился, когда Уоринг сообщил, что их должна сопровождать Салли. "Было бы безопаснее как можно меньше. Но если вы этого хотите, то так тому и быть. Теперь приходи.
   Гревеллон выбрал обходной путь к Арсеналу, который вел через серию коридоров, которые вряд ли будут усиленно охраняться повстанцами. Они двинулись вперед, прожекторы прорезали узкие туннели в обломках, заполнивших заблокированные проходы. Сначала движение было сравнительно быстрым; Ближайшие коридоры были полностью свободны от охранников, так как они были настолько эффективно уничтожены ветром, что Варрана явно не счел, что за ними стоит наблюдать.
   Вскоре, однако, их продвижение должно было осуществляться с предельной осторожностью. Когда Гревеллон и Эвансу вышли из туннеля, проделанного их проекторами, они столкнулись с тремя испуганными повстанцами-охранниками. К счастью, они были отправлены до того, как они успели подать сигнал тревоги. Но с тех пор они шли медленнее, так как не всегда можно было рассчитывать на элемент неожиданности.
   Гревеллон и Эвансу разработали тактику, которая оказалась очень успешной. Они будут медленно пробивать обломки заблокированных проходов своими проекторами, пока только тонкая стена не будет отделять их от внешнего пространства. Затем они выслушивали местонахождение повстанцев. Определив это, они вдруг прорывались сквозь тонкую корку, простреливая коридор своими смертоносными лучами. Этим опасным и кропотливым способом они добились больших успехов.
   А затем Гревеллон повернулся к Уорингу, его большие глаза возбужденно светились. "Дальше некуда идти. Мы скоро доберемся до "Арсенала".
   Уоринг кивнул, хотя и не мог отделаться от предчувствия надвигающейся катастрофы. Все шло слишком гладко. Это просто не могло продолжаться.
   И случилась беда. Они свернули из ответвляющегося коридора в еще нетронутый и быстро продвигались к его верхнему концу. Внезапно с нижнего конца позади них раздался пронзительный вызов. Оставалось только один ответ.
   "Бежать!" - рявкнул Гревеллон.
   Они ринулись вперед, отбросив всякую осторожность. Позади них повстанческий охранник издавал вопль за всхлипом тревоги.
   По коридору они мчались. Поворот - и вот, встроившись в глубокую нишу в одной из стен, они оказались перед массивными дверями Арсенала.
   - Быстро - комбинация, - сказал Гревеллон Эвансу. - Варрана и его стая предупреждены. Мы не можем терять ни мгновения".
   Эвансу нащупал на поясе комбинированное устройство. Он отрегулировал несколько маленьких циферблатов на его циферблате, затем указал на круглую сетку в дверях Арсенала. Аппарат слабо гудел.
   Уоринг схватил Салли за руку, улыбка радости и облегчения заиграла в уголках его рта. Это было окончено. Невероятно, но они победили.
   Но двери Арсенала не открывались. Лицо Эвансу побледнело.
   - В чем дело? - подсказал Гревельон.
   - Настройка частот была недостаточно точной, - пробормотал Эвансу. Он снова настроил циферблаты - и снова двери не открылись.
   Гул голосов и шагов становился все громче и громче. Повстанцы приближались с пугающей быстротой.
   Руки Эвансу дрожали, когда он лихорадочно пытался найти правильную настройку электронных частот. Дыхание застряло у него в горле.
   Уоринг схватил лучевой проектор Эвансу и прыгнул к краю ниши. Он видел, как действует оружие, и теперь знал, что делать. Нажав кнопку сбоку, он направил проектор в коридор. Луч дезинтегратора вспыхнул, и ближайший из приближавшихся повстанцев резко исчез.
   Гревеллон поспешил присоединиться к Варингу, и на мгновение им удалось остановить наступление. Но вскоре к их убежищу липли лучи за грозными лучами, и в конце концов им пришлось нырнуть назад.
   Эвансу издал внезапный триумфальный крик. Уоринг обернулся, его глаза расширились от восторга. Двери Арсенала были открыты!
   Почти одновременно повстанцы подошли к выемке. Уоринг и Гревеллон были застигнуты врасплох из-за того, что на мгновение отвлеклись. Прежде чем они успели хотя бы завершить свои отдельные движения поворота, мятежники ринулись к ним.
   Уоринг рухнул под напором тонких, как палки, тел. Несколько секунд он яростно боролся, но вскоре его одолела тяжесть числа. Целая дюжина повстанцев схватила его за руки, и наконец его подняли на ноги. Он оказался лицом к лицу с друрианцем, чье великолепие одежды превзошло даже одежду Гревеллона. Но в этом лице не было сочувствия и мягкости. Это было сурово и холодно жестоко.
   "Варрана!" Гревеллон сплюнул.
   Мятежник злобно торжествующе улыбнулся. "К вашим услугам, мой дорогой главный координатор. Но ненадолго, могу добавить. Мы расстанемся очень скоро". Улыбка Варраны стала шире. "Я вижу, что вам удалось открыть двери "Арсенала". С твоей стороны было действительно любезно снабдить меня старым оружием. Они значительно облегчат оставшуюся часть моей задачи.
   - Они означали бы твою смерть, если бы у меня было еще несколько секунд, - ровным голосом сказал Гревеллон.
   - Однако вы этого не сделали, - насмешливо напомнил Варрана. Его черты резко окаменели. - Но довольно этой болтовни. Ты умрешь, мой дорогой Главный Координатор, а с тобой и твои инопланетные спутники!
   Варрана отдал приказ. Уоринг и другие были освобождены. Они стояли вместе, крошечной группой из четырех человек, в то время как перед ними выстраивалась карательная команда повстанцев.
   Варрана поднял руку, его прищуренные глаза сверкнули. Когда он рухнет, Уоринг знал, на них обрушится смерть от дюжины проекторов.
   А потом - странно и нелогично - эта мысль заставила его кое-что вспомнить. Из этого воспоминания он составил резкий план. Это было дико, почти глупо, но до вымирания оставалось всего несколько секунд, и Уоринг не терял времени на сомнения. Он действовал. Наклонившись к Салли, он настойчиво прошептал ей на ухо.
   Рука Варраны напряглась, готовясь опуститься. Повстанцы крепче сжали оружие, ожидая сигнала. Сцена на мгновение застыла, как картина из восковых манекенов. Все было очень тихо и неподвижно.
   А затем - прежде чем рука Варраны успела опуститься - Уоринг чихнул, громким, похотливым чиханием, которое поразительно взорвалось в напряженной тишине. Через мгновение Салли тоже чихнула.
   Уоринг снова чихнул. Он схватился за грудь, и пугающие гримасы исказили его лицо. С его губ слетали сдавленные звуки. Его глаза безумно вращались.
   Наступила ошеломленная, полная тишина. Повстанцы смотрели на Уоринга и Салли так, как будто они были внезапной материализацией всех сверхъестественных страхов, когда-либо известных друрианцам. Затем в коридоре раздался внезапный бедлам криков, визгов и воплей. Отбросив оружие, повстанцы в ужасе бежали. Пинаясь, царапаясь и ругаясь, они яростно пытались уйти.
   "Это уловка!" - крикнул Варрана. - Вернитесь, глупцы!
   Но повстанцы были слишком полны решимости бежать с места происшествия, чтобы подчиниться. Путаница превратилась в приказное бегство. Повстанцы хлынули по коридору и прочь. Через несколько секунд в поле зрения остался только Варрана. Его лицо было искаженной маской безумной ненависти.
   - Будь ты проклят! - прокричал он, Уоринг.
   - Я закончу... сам! Его рука метнулась к проектору, висевшему у него на бедре.
   Уоринг в прыжке покинул этаж. Его цепкие руки поймали Варрану примерно посередине. Они яростно растянулись на полу. Уоринг первым вскочил на ноги. Одной рукой он поднял Варрану. Другой, сжатый в мстительный кулак, выпрыгнул из его плеча. Раздался глухой хруст.
   Лидер повстанцев отскочил от противоположной стены коридора и медленно сполз на пол. Один взгляд на его причудливо свисающую куполообразную голову ясно показывал, что он никогда больше не пошевелится. Его шея была сломана ударом Уоринга.
   Уоринг торжествующе повернулся к Гревеллону и Эвансу. Но эти двое быстро попятились от него, закрыв лица руками.
   "Держись подальше!" Эвансу заплакал. "У вас есть это - Чихающая Смерть!"
   - Ты мой друг, - сказал Гревеллон. "Я не могу отблагодарить вас за то, что вы только что сделали. Но... пожалуйста, не подходи ближе.
   Уоринг запрокинул голову и разразился хохотом. "Это была уловка, - объяснил он. - У меня Чихающей Смерти не больше, чем у тебя. Видите ли, когда повстанцы столкнулись с нами, их прожекторы заставили меня подумать о мигающей смерти. И это напомнило мне о Чихающей Смерти. Зная, как сильно друрианцы боятся этой болезни, мне пришла в голову идея чихнуть, просто чтобы посмотреть, что произойдет. И... ну, я был удивлен больше, чем повстанцы!
   Мгновением позже Салли смогла только вытащить двух безумно довольных друрианцев из Уоринга. - Дай мне шанс и с ним, - умоляла она.
   Уоринг перевел. Гревеллон улыбнулся.
   - Она может забрать тебя пока. Сейчас у нас с Эвансу есть работа. Как только мы активируем роботов-солдат, на всем лице Друра не останется ни одного мятежника! Кивнув на Эвансу, он исчез в мрачных глубинах Арсенала.
   - Посмотри на меня, - приказала Салли Уорингу. - Что ты видишь в моих глазах сейчас?
   "Вы выглядели чертовски довольными тем, что живы", - решил Уоринг.
   - Это все, Лон? Разве ты не видишь что-то еще?"
   - Да, - мягко ответил Уоринг. - Да, Салли.
   Она нетерпеливо продолжала. - И, Лон, разве ты не видишь будущее - свое будущее и мое? С возвращением пришельцев города больше не будут почти полностью заброшенными. Придут новые колонисты, и больше. Фальтрония войдет в новую жизнь. Но самое главное, кто-то должен будет выступать посредником между терранами и друрианцами, и только вы сможете это сделать, потому что только вы сможете общаться с ними. Вы больше не будете привязаны к офисной работе. Вы будете знамениты и нужны. Лон... разве ты не видишь?
   Уоринг видел. Его глаза были немного влажными от увиденного...
   ПОИСК РАЗДЕЛЕННОЙ КАРТЫ
   Первоначально опубликовано в Mammoth Adventure , ноябрь 1946 года.
   Такси унесло в вечернюю тьму, оставив Грегга Стейси одного на обочине. Он не терял времени, задерживаясь там. Уличный фонарь в нескольких футах от него заключал его в круг своего освещения, делал его фигуру слишком заметной. Он еще не был уверен, что за ним не следят.
   Быстро согнувшись, он собрал свои сумки и зашагал по лужайке к тротуару. Неподалеку он увидел широкий затененный проход между двумя зданиями, обрамленный высокими кустами. Это был въезд на проезжую часть. Он повернулся к нему, остановившись там, где тени были самыми густыми. Теперь его не было видно с улицы.
   Он снова поставил свои сумки и вытащил трубку. Он начал наполнять его из клеенчатого мешочка, глядя на улицу, не в силах стряхнуть с себя чувство беспокойства, которое черной холодной тенью легло на его разум.
   Машины часто проезжали по улице. Они шли быстро, шли куда-то, а не медленно, как будто что-то искали. Время от времени попадались прохожие, но они приходили и уходили с определенностью, в которой не было и намека на то, что они что-то ищут.
   Наконец Грегг Стейси осторожно раскурил трубку. Спичка, мелькнувшая в его большой коричневой руке, осветила его лицо. Это было молодое широкое лицо с приятно широким ртом и густыми темными бровями, почти сходившимися над переносицей короткого тупого носа. Глаза, сосредоточенно прищуренные над трубкой, были ясного чисто-голубого цвета с густой бахромой темных ресниц. Это были быстрые, прямые, умные глаза, которые многих бы смутили. Морщинки вокруг его рта и глаз выражали легкое веселье, но теперь они усугублялись мрачностью и напряжением. На нем был коричневый габардиновый тренч с поясом поверх серого твидового костюма и коричневая фетровая шляпа, поля которой были надвинуты на лоб.
   Курив трубку удовлетворительно, Стейси возобновил наблюдение за улицей. Он подумал о девушке по имени Норма Реддик, и в нем начало накапливаться нетерпение. У Нормы Реддик была разгадка тайны, которая привела Стейси в Сиэтл. Она жила прямо за углом, в соседнем квартале, если таксист, который привез сюда Стейси, знал, как его проехать. Стейси дала адрес рядом с домом девушки на случай, если за ним могут следить. Он не хотел вести погоню прямо к ней, хотя дважды менял такси с тех пор, как покинул аэропорт.
   Норма Реддик не была совсем незнакома Стейси. Он видел ее несколько раз, в последний раз около десяти лет назад, когда оба были еще детьми. Эти встречи имели место в редких случаях, когда их отцы, Бен Стейси и Уоррен Реддик, приезжали с Аляски, чтобы навестить их. Эти двое мужчин были неразлучными друзьями и как напарники управляли парой шахт недалеко от Фэрбенкса.
   Стейси запомнила Норму как нахальную тощую девчонку с волосами неопределенного светлого оттенка и пренебрежительно вздернутым носом, щедро усыпанным веснушками. Она ему не нравилась, и он сомневался, что она понравится ему сейчас. Он напомнил себе, что единственная причина, по которой он вообще пришел к ней, заключалась в том, что она знала объяснение половины карты, которую он получил несколько дней назад. Его прислал Чинук Вервен, слуга-полукровка своего отца и Уоррена Реддика. С фрагментом карты. Вервен приложила плохо нацарапанную, едва читаемую записку, содержащую адрес Нормы и сообщающую Стейси, что вторая половина карты находится у девушки, и она объяснит ситуацию. Вербена добавила странное предупреждение Стейси быть осторожной; по мере развития предупреждение не было пустым. На следующий день к Стейси пришли двое мужчин, явных хулиганов, которые предложили купить его половину карты. Он отказался продавать. В тот вечер, когда Стейси готовилась к поездке в Сиэтл, его комнату тщательно обыскали. Половина карты не была найдена по той простой причине, что Стейси взяла ее с собой.
   Двое мужчин после этого последовали за Стейси, теперь их цель, очевидно, заключалась в том, чтобы украсть у него карту. Но дважды предупрежденная, Стейси удалось ускользнуть от них. Во всяком случае, пока, подумал он. Возможно, зловещий дуэт следовал за ним на другом самолете, приземлившись всего в нескольких минутах от него, и даже сейчас мог идти по его следу, опередив его благодаря быстрой проверке таксистов.
   Тяжелые темные брови сошлись в недоумении, Стейси попыхивал трубкой и смотрел на улицу. В десятый раз он задался вопросом, что может означать разделенная карта. К чему это привело? Очевидно, к чему-то достаточно ценному, чтобы двое его суровых посетителей проделали весь путь с Аляски, чтобы купить или украсть это. Кто были эти мужчины? Кто стоял за ними? И прежде всего Стейси хотела знать, почему ему написал Чинук Вервейн, а не его отец или Уоррен Реддик. Тот факт, что карта была разделена, показывал, что оба партнера ожидали каких-то неприятностей в связи с этим. Указывало ли их молчание на то, что с ними что-то случилось?
   Трубка вышла из зубов Стейси. Он постучал пустым ладонью, решение кристаллизовалось в его голове. Он собирался увидеть Норму Реддик. Он ждал достаточно долго, чтобы убедиться, что за ним не следили.
   Убрав трубку, Стейси собрала его сумки и вышла на подъездную дорожку. До угла оставалось совсем немного. Знак там убедил его, что пересекающаяся улица была той, которую он хотел. Он свернул в нее, быстрым шагом следя за номерами домов. Он не полностью отказался от чувства осторожности. Он внимательно всматривался в прохожих и проезжающие машины. Но все же он не видел ничего, что намекало бы на опасность.
   Адрес Нормы Реддик оказался адресом высокогорного апарт-отеля. Направляясь ко входу, Стейси услышала, как позади него хлопнула дверца машины. За шумом последовал топот быстро приближающихся ног. Стейси обернулась, мысли всполошились в тревоге.
   Навстречу ему шли двое мужчин. Он немного расслабился, увидев, что это были не те мужчины, которые навещали его в Лос-Анджелесе. Но в них была целеустремленность, которая показывала, что Стейси была их непосредственной целью.
   Стейси мрачно измерила их. Он не слышал, как подъехала машина. Эти двое, должно быть, ждали его все время. Он отказался от мысли ворваться в здание, как только она появится. Он бы не успел.
   - Вы Грегг Стейси, не так ли? - спросил один из мужчин вежливо вопросительным тоном. Он был такого же роста, как Стейси, хотя и несколько стройнее, с резкими оливковыми чертами лица, которые едва ли можно было назвать красивыми. Даже белые зубы торчали в улыбке из-под тонких, тщательно подстриженных черных усов. Он был нарядно и даже щегольски одет. Его черный хомбург был слишком лихо задран набок, а серый двубортный плащ слишком плотно прилегал к бедрам.
   Его спутник был совершенно другого типа. Человек был великаном. У него было квадратное, бугристое лицо и тяжелые, покатые плечи, из которых качались руки, которые казались ненормально длинными. Его одежда была ему мала на несколько размеров, не говоря уже о том, что бушмен с Борнео мог бы проявить больше вкуса в своей цветовой гамме.
   Стейси заставила себя улыбнуться и покачала головой. - Меня зовут Джонсон. Вы, наверное, меня с кем-то спутали.
   - Я более чем уверен, что нет. - ровно сказал человек в черном "Хомбурге". - Ты слишком похож на Бена Стейси, чтобы можно было ошибиться.
   Стейси ничего не сказала. Он не собирался связывать себя. Тот факт, что этот щеголеватый незнакомец знал его отца, не обязательно означал, что он был другом.
   Ровные белые зубы другого блеснули в чуть насмешливой улыбке. - Ваше молчание, я полагаю, является признанием того, что вы на самом деле Грегг Стейси. Давайте перестанем ходить вокруг да около. У вас есть часть определенной карты, мистер Стейси. Я хочу купить это."
   - Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите.
   - Ну, ну, мистер Стейси, я уверен, у нас есть дела поважнее, чем игры. Я случайно знаю, что у тебя есть карта.
   Слегка насмешливое выражение лица Стейси исчезло. - Тогда вы должны быть связаны с двумя мужчинами, которые пришли ко мне в Лос-Анджелес. Вы здесь, чтобы получить половину карты Нормы Реддик, и ребята из Лос-Анджелеса связались с вами после того, как я ускользнул от них. Каким-то образом ты знал, что я еду в Сиэтл, чтобы увидеть девушку.
   - Стоит быть информированным, мистер Стейси, - холодно ответил другой. "В любом случае, я уверен, что это знание не повлияет на мое предложение купить вашу половину карты".
   Мрачная Стейси заметила: "Эти мальчики из Лос-Анджелеса пытались украсть мою половину. Это не способ вести бизнес. Вы практически признали свою связь с ними.
   - Тогда позвольте мне извиниться за мальчиков. Просто иногда они слишком импульсивны". Элегантный незнакомец пожал худыми плечами. - Предположим, мы вернемся к теме карты, мистер Стейси. Как я уже сказал, я хочу купить его. Назовите вашу цену."
   "Мне нечего продавать".
   - Это отказ?
   - Можно так выразиться.
   Другой задумчиво теребил свои тонкие черные усы. Наконец он сказал: - Ваши слова говорят о том, что вы не в том положении, чтобы продать карту, мистер Стейси, даже если вам этого хочется. Это потому, что у тебя нет с собой карты?
   Этот вопрос прозвенел внутри Стейси тревожным звоночком. Ему вдруг стало ясно, что разговор незнакомца о покупке карты был просто уловкой, чтобы определить, была ли она у Стейси. Двое мужчин в Лос-Анджелесе обыскали его комнату, применив тот же трюк. Он почти не сомневался в том, что сделала бы пара перед ним, если бы он признал, что у него есть карта.
   - Ты угадал, - сказала Стейси. "После того трюка, который твои друзья пытались провернуть в Лос-Анджелесе, я решил, что мне лучше быть осторожным. Поэтому я отправил карту вперед. Поскольку вы заинтересованы только в том, чтобы купить его, я уверен, что мне не нужно будет говорить вам, где. Информация в любом случае не принесет вам никакой пользы, так как я единственный, кто может забрать письмо.
   - Умно, но вы слишком долго колебались, мистер Стейси. Человек в черном "хомбурге" тонко улыбнулся и кивнул своему неуклюжему, неуклюже одетому спутнику. - Хорошо, Бак.
   Великан двинулся вперед, толстые губы растянулись в нетерпеливой ухмылке. Стейси быстро оглядела улицу. На данный момент никого не было видно. Ему нечем было помочь в том, что вскоре должно было произойти.
   Но не было времени беспокоиться о шансах. Стейси приступила к делу. Он поднырнул под первый удар Бака и яростно ударил гиганта плечом в живот. Бак отшатнулся, врезавшись в своего щеголеватого начальника.
   Развернувшись, Стейси метнулась ко входу в апарт-отель. Он нашел ручку двери и потянул. Ничего не произошло. Дверь, казалось, была заперта. Затем он увидел маленькую металлическую пластину, прикрепленную к раме. Дверь нужно толкнуть, а не тянуть. Но информация пришла слишком поздно, чтобы помочь Стейси. Прежде чем он успел исправить свою ошибку, Бак снова подошел к нему.
   Огромная рука сомкнулась, как ловушка, на плече Стейси. Он чувствовал, что раскачивается так же легко, как если бы он был ребенком. Огромный кулак выскочил, взорвавшись у его подбородка. Все огни погасли.
   * * * *
   Стейси пришла в сознание и обнаружила себя на колесном столе в маленькой, выкрашенной в белый цвет комнате, в которой сильно пахло дезинфицирующим средством. Боль била в его черепе диким хором наковальни.
   Через некоторое время он сел. Это усилие пронзило его волнами добела горячей агонии. Он застонал. Подняв руки к вискам, он обнаружил, что его голова перевязана. Через мгновение пришло еще одно открытие. Его одежда была пропитана виски. Следы его все еще задерживались во рту.
   - Проснулся, а? - весело спросил голос.
   Стейси повернулась. В комнату вошел невысокий худощавый мужчина в белых брюках и тунике. Стажер, решила Стейси. Он сказал:
   - Это больница?
   Стажер кивнул. - Водитель нашел вас лежащим на рельсах на железнодорожном переезде и привез. Вам повезло, мистер. Поезд должен был прибыть еще через десять минут. И ты был холоден. Вероятно, споткнулся и ударился головой о рельсы. Он ухмыльнулся. "Должно быть, это была какая-то вечеринка!"
   Стейси открыла рот, потом закрыла. Объяснение того, что с ним на самом деле произошло, не даст ничего полезного. Перебирая события, приведшие к его пробуждению в больнице, он вдруг подумал о карте. Охваченный тревогой, он быстро полез во внутренний нагрудный карман пальто.
   Карта исчезла.
   ГЛАВА II
   На этот раз Стейси толкнула. Дверь плавно распахнулась, и он вошел в вестибюль апарт-отеля, где жила Норма Реддик.
   Выйти из больницы не составило труда. Стажер услужливо вызвал такси, и, приведя себя в порядок, насколько это было возможно, в туалете, Стейси ушла. К счастью, содержимое его бумажника осталось нетронутым. Карта была единственным, что у него забрали. Его багаж, как ни странно, не пропал.
   Слева от вестибюля, напротив лифта самообслуживания, находился небольшой офис. Женщина-ночной портье сидит у телефонного коммутатора и читает журнал. Она резко подняла взгляд, когда появилась Стейси. Ее глаза в очках расширились при виде его покрытого синяками лица и забинтованной головы.
   "Я хотела бы увидеть Норму Реддик", - попросила Стейси. Он назвал свое имя.
   Женщина неодобрительно взглянула на часы на соседней стене, прежде чем повернуться к коммутатору. Была почти полночь, как заметила Стейси, едва ли было время кого-либо навестить - и уж тем более юную леди.
   На звонок женщины-клерка ответили достаточно быстро. Какое-то время она говорила в микрофон, а затем снова повернулась к Стейси.
   "Вы можете подняться. Номер комнаты 506.
   Мысли Стейси были мрачны, когда он поднимался в лифте. Прошло десять лет с тех пор, как он в последний раз видел Норму Реддик. Она была очень неизвестной величиной. Он не мог быть полностью уверен, что она не связана с двумя мужчинами, которые ранее вечером подкараулили его и украли его половину карты.
   Стейси уже знала, что карта ведет к чему-то достаточно ценному, чтобы ограбление и покушение на убийство стоили того. Он не знал точно, что это было, но Норма Реддик, очевидно, знала, если она была в состоянии объяснить ему все, как написала Чинук Вервен. Девушка, возможно, решила получить половину Стейси. Вербена могла дать ей адрес Стейси в Лос-Анджелесе, как Стейси дали адрес в Сиэтле. Таким образом, девушка вполне может стоять за покушением в Лос-Анджелесе. И когда это не удалось, она могла бы подготовить ловушку на этом конце, зная, опять же через Вербену, что Стейси приедет в Сиэтл, чтобы увидеть ее.
   Это очень хорошо объяснило знание карты и местонахождения Стейси, которым владел человек в черном Хомбурге и его спутники. Стейси не могла понять, как другие вписываются в картину, и знала столько же, сколько и они.
   Лифт остановился. Стейси вышла со своими сумками в длинный холл. Найдя номер 506, он постучал. Через мгновение дверь открылась, и за ней оказалась девушка.
   Несмотря на себя, Стейси уставилась на него. Он и раньше видел красивых женщин, но не ожидал, что Норма Реддик попадет в эту категорию. По какой-то необъяснимой причине он вдруг почувствовал себя неловко и глупо.
   Девушка хладнокровно посмотрела на него большими карими глазами с длинными ресницами. Их выражение не совсем соответствовало напряженному набору ее пикантных овальных черт. На ее стройной фигуре был темно-бордовый атласный халат, а ее маленькие ножки были засунуты в пушистые белые туфли без задника. Светлые волосы цвета спелой пшеницы были уложены толстыми локонами на ее голове. Ее кожа была слегка загорелой, а веснушки, которые помнила Стейси, легли еле заметными бронзовыми тенями на ее щеки и переносицу. Она готовилась ко сну, решила Стейси, или уже спала, когда он пришел.
   Наконец Норма Реддик отошла в сторону. - Ты не войдешь? Ее голос был мягким и прохладным, как и ее глаза.
   Гостиная, в которую вошла Стейси, была маленькой, просто, но удобно и со вкусом обставленной. В нем не было ни одной из обычных излишеств женской занятости. Стейси напряженно села, не совсем уверенная в себе, когда девушка закрыла дверь и кивнула на диван.
   Она прислонилась к стене возле двери и посмотрела на него, засунув руки в карманы халата. Напряжение, которое ранее заметила Стейси, усилилось на ее лице, а теперь и настороженность стала очевидной. Ее взгляд скользнул по его одежде, а затем от ушибленной челюсти к забинтованной голове. Стейси внезапно, болезненно ощутил запах виски, который все еще витал вокруг него. Девушка сказала:
   "Вы утверждаете, что вы Грегг Стейси. Вполне возможно, что вы пытаетесь меня обмануть. В последний раз я видел Грегга Стейси десять лет назад, а за десять лет люди могут измениться так сильно, что другим людям не составит труда выдать себя за них". Она сделала паузу на мгновение, как будто чтобы отметить эффект ее слов. - Если ты на самом деле Грегг Стейси, что, если ты докажешь это?
   - А если ты скажешь мне, как? - сказала Стейси. - Ты начал игру.
   "Ну... во-первых, у вас может быть половина определенной карты".
   "Ты меня там поймал". Стейси указал на свою забинтованную голову и объяснил, что произошло, начиная с получения им половины карты от Чинука Вервена и заканчивая ее потерей при столкновении с человеком в черном Хомбурге и его гигантским компаньоном Баком.
   Норма Реддик равнодушно повела худыми плечами. "Интересная история. Это может быть просто слишком погладить ".
   Стейси почувствовала прилив гнева. - Ты мне не веришь?
   "Почему я должен? Вы так или иначе еще ничего не доказали.
   - Как и ты, если уж на то пошло, - мрачно заметила Стейси. - Нет никаких причин, по которым вы должны считаться полностью вне подозрений. Я не знаю, к чему ведет вся карта - очевидно, к чему-то ценному, - но вы знаете. Ты мог решить украсть мою половину. Чинук Вербен, вероятно, дал вам мой адрес, так же как и ваш. Так что вы могли быть человеком, стоящим за двумя мужчинами, которые обыскивали мою комнату в Лос-Анджелесе. И когда это не удалось, вы могли бы попросить двух других ждать меня снаружи, зная, что я иду сюда, чтобы увидеть вас.
   - Но я не имею к этому никакого отношения, - настаивала Норма Реддик с оттенком негодования. "Почему Марк Девор - тот, что в черной шляпе - тоже охотится за моей половиной карты!"
   "Слишком потрепанный", - сказала Стейси. "Ничего не доказывает, так или иначе".
   Лицо девушки злобно напряглось, но в следующий момент она ухмыльнулась. - Немного моего собственного лекарства, что ли? Ладно, давай уладим это раз и навсегда. Если вы на самом деле Грегг Стейси, расскажите мне, что произошло в фильме, в котором наши отцы видели нас в последний раз".
   Стейси нахмурилась. "Вы положили комок жвачки на мое сиденье, и я сел на него. Я тоже был одет в свою лучшую пару штанов".
   - Ты говоришь так, как будто все еще сошла с ума, - сказала Норма Реддик. Она старалась выглядеть серьезной, хотя в ее карих глазах предательски мерцал огонек. - Если еще не поздно извиниться, я хотел бы это сделать.
   Стейси без улыбки смотрела на нее из-под нависших над его густыми бровями. - Вы можете быть довольны мной, но, боюсь, я не могу сказать того же о вас. Вы не доказали, что не вы стоите за людьми, которые украли мою половину карты.
   Сжав красные губы, девушка потянулась к воротнику халата и вытащила конверт. Она бросила его на колени Стейси.
   В конверте была половина карты - половина девушки, как обнаружила Стейси. Он озадаченно посмотрел на нее. Она сказала:
   - Если ты думаешь, что я имею какое-то отношение к краже твоей части карты, то вот моя, чтобы компенсировать это. Я не знаю другого способа доказать свою невиновность".
   Стейси поспешно вернула конверт. "Мне и в голову не пришло бы сделать что-то подобное. В любом случае, твоя роль была бы бесполезна без моей.
   Норма Реддик задумчиво вернула конверт на место. - Ты прекрасно преодолел это последнее препятствие. Так что, думаю, мне это не понадобится". Она вытащила из кармана халата маленький револьвер и положила его на книжный шкаф у двери.
   Стейси смотрела в смятении. - Ты имеешь в виду, если бы я не вернул тебе конверт...?
   "Что-то такое." Девушка посмотрела на выражение лица Стейси и усмехнулась.
   Стейси гневно фыркнула. Но в следующий момент, встретив танцующую озорность в карих глазах Нормы Реддик, он тоже усмехнулся.
   Девушка подошла к ближайшему стулу и села. Стейси достал свою трубку и начал ее набивать, задумчиво хмурясь. Он сказал:
   - Но тот парень в черной шляпе - тот, которого вы звали Марк Девор. Как он в этом фигурирует? Если он посторонний, откуда он так много знает обо всем, что здесь произошло?
   - Если добавить то, что ты мне рассказал, к тому, что я уже знаю, то легко догадаться, - ответила Норма. "Марк Девор пришел ко мне два дня назад и объяснил, что он друг моего отца. Он сказал, что прилетел сюда из Грабстейка, крошечного шахтерского городка рядом с Фэрбенксом, где мой отец... и ваш, - ее голос странно дрогнул, - эксплуатировали свои шахты. Девор сказал мне, что отца держит в плену банда, и если я не отдам свою половину карты в качестве выкупа, отца убьют. У Девора даже была записка от отца, подтверждающая его историю. Отец написал, что его держат в плену, и что я должен отдать свою половину карты Девору, другу, которого банда выбрала в качестве посредника".
   - Девор солгал! - прорычала Стейси. "После того, что случилось со мной некоторое время назад, стало ясно, что Девор не выступал в качестве посредника ни для кого, кроме Девора. Он, скорее всего, лидер этой банды и заставил твоего отца написать записку.
   - В то время я ничего подобного не подозревала, - продолжала Норма. - Но я решил задержать его, пока ты не придешь. Я понял, что моя половина карты бесполезна, если с ней не пойдет твоя половина. Я хотел свериться с вами, посмотреть, предъявлялись ли к вам какие-либо требования и какие.
   "Я знал, что вы должны были навестить меня, потому что я тоже получил записку от Chinook Vervain с моей половиной карты. Но в приложении было также письмо от моего отца, в котором объяснялось, в чем дело. Письмо было написано не так давно. Отец боялся, что с ним что-нибудь может случиться, и договорился с Чинуком Вервеном, чтобы письмо было отправлено мне на случай, если что-нибудь случится. У Чинука также была карта с приказом отправить по половинке каждому из нас. Отец принял эту предосторожность, так как он подозревал, не зная, кто они в то время, что за картой охотятся недобросовестные люди - люди, которые не остановятся ни перед чем, чтобы заполучить ее.
   Стейси выпустила облако трубочного дыма и наклонилась вперед. "Есть одна вещь, которую я не понимаю. Где был мой отец, пока все это происходило?
   Норма колебалась, отводя взгляд. - Тебе придется подготовиться к шоку, Грегг.
   - Почему... что ты имеешь в виду?
   - Твой отец мертв.
   Стейси медленно поднялась с дивана.
   - ...Убит?
   - Нет, Грегг, он был болен. Норма на мгновение замолчала, словно нащупывая продолжение. - Пожалуй, я лучше объясню все по порядку.
   Стейси машинально кивнула. Он смотрел в пол, ничего не видя. Морщины на его лице углубились.
   Норма продолжила: "Я узнала о смерти Бена Стейси из письма отца. Это связано с объяснением карты. Видите ли, несколько лет назад в Грабстейк пришел старый старатель с рассказом о том, что он обнаружил сказочно богатую жилу золота, которую он назвал Золотой мечтой. Старатель напился до смерти в дикой оргии празднования, прежде чем он удосужился хотя бы подать иск, но он был единственным человеком, который знал местонахождение Золотой Мечты, и тайна умерла вместе с ним. Сотни мужчин позже искали вену, но никто так и не нашел ее, то есть до тех пор, пока это не сделал Бен Стейси.
   "У него и моего отца была теория о местонахождении жилы, и они планировали вместе отправиться на разведку. Но за несколько дней до их старта мой отец попал в аварию на одной из шахт и сломал лодыжку. Бен Стейси и Чинук отправились в путь одни. Они нашли вену, и Бен Стейси нарисовал ее на карте. Затем, когда они с Чинуком возвращались домой, Бен Стейси заболел. К тому времени, как Чинук доставил его в больницу в Грабстейке, было уже слишком поздно что-либо предпринимать.
   "Однако перед смертью Бен Стейси был в бреду и рассказал, что не только заново открыл Золотую мечту, но и начертил карту, ведущую к ней. Новости распространились. К этому времени у отца была карта, и он решил принять меры предосторожности, о которых я уже упоминал. Он приказал Чинуку скрыться, поскольку Чинук был с Беном Стейси и мог быть вынужден сказать, где находится вена. Таким образом, у Чинука было письмо и карта, и он мог прислать их нам, если бы что-нибудь случилось с отцом.
   - Почему твой отец не подал иск? - потребовала Стейси. - Тогда он был бы в безопасности.
   - Очевидно, все произошло слишком быстро, - сказала Норма. - Лодыжка отца еще не полностью зажила, и у него не было времени даже на то, чтобы телеграфировать вам о смерти Бена Стейси. Если бы не его лодыжка, он мог бы скрыться с Чинуком. В любом случае, у него нельзя было получить никакой информации, так как без карты он не знал, где находится "Золотая мечта".
   Стейси задумчиво кивнула. - Что касается Девора, то достаточно ясно, как он получил информацию. Он был одним из многих людей, которые слышали новости о Золотой Мечте и карте, которую дал папа в бреду. Мы уже знаем, что Девор должен быть лидером банды, которая держит в плену вашего отца. Девор, очевидно, заставил твоего отца рассказать, что случилось с картой, узнав, что она была отправлена нам. Потом Девор узнал наши адреса либо от твоего отца, либо из старых писем, которые мы написали. Стейси некоторое время молча пыхтела. - Как долго тебе удавалось удерживать Девора в тупике?
   - Я должна сообщить ему свое решение по поводу карты утром, - ответила Норма.
   - Я надеялась на большее время, - с тревогой сказала Стейси. "Единственный способ победить Девора - подать заявку на "Золотую мечту". Это невозможно без моей половины карты, но Девор, вероятно, думает, что поезд уже прикончил меня, и со временем я мог бы полететь в Грабстейк, чтобы найти Чинука. Он знает местонахождение вены, и его друзья сказали бы мне, где он прячется. Тогда я мог бы попытаться найти твоего отца. Скорее всего, его держат в плену где-то рядом с Грабстейком.
   Норма медленно сказала: - Я могла бы еще немного задержать Девора. Недостаток в том, что теперь у него есть ваша половина карты, и он откажется ждать. Я не мог сделать ничего, что могло бы поставить под угрозу жизнь моего отца".
   Стейси угрюмо смотрела в пространство, грызя;; своей трубы. Ситуация была безнадежной. Если бы только он не потерял свою часть карты... Внезапно Стейси хлопнула его по колену, лицо просветлело.
   "Я понял!" - сказал он Норме. "Слушать. Девор хочет половину твоей карты. Мы никак не можем остановить его, не рискуя тем, что твоего отца убьют. Хорошо, мы дадим ему то, что он хочет, но не совсем так. Девор не знает, как выглядит ваша половина карты. Мы могли бы дать ему фальшивую карту - карту, показывающую ложное местонахождение "Золотой мечты", - и он бы никогда не заметил разницы. И это именно то, что мы будем делать! Это на какое-то время избавит твоего отца от опасности, и прежде чем Девор узнает, что его обманули, я найду Чинука и подам иск.
   Норма жадно улыбалась, но через мгновение протрезвела. "Поддельная карта должна пройти тщательную проверку. Девор наверняка сравнит его с твоей половинкой.
   - Мы обойдем это, - уверенно сказала Стейси. "Мы будем использовать бумагу и чернила, максимально приближенные к оригиналу. И мы увидим, что он правильно состарен, загрязняясь и мясь".
   Норма щелкнула пальцами. "Внизу по улице есть круглосуточная аптека. В нем есть большой отдел канцтоваров, но если мы не сможем найти именно то, что хотим, менеджер доставит это для нас. Или, скорее, для меня. Норма криво усмехнулась. - Просто один из моих многочисленных поклонников.
   - Мы начнем немедленно, - сказала Стейси. "Когда мы закончим с картой, я заселюсь в гостиницу и немного посплю. Утром я полечу в Джуно. Оттуда я смогу найти другого, который отвезет меня в Грабстейк.
   - Похоже, ты не включаешь меня в свои планы, - заметила Норма. - Тебе лучше, потому что я иду.
   Стейси возразила, указывая на опасности, которые ждут впереди. Но девушка осталась непреклонна. В конце концов Стейси сдалась. Каким-то образом это было сделать нетрудно.
   ГЛАВА III
   Утренний солнечный свет согревал лицо Стейси, пока он стоял, наблюдая за входом в апарт-отель Нормы Реддик из глубоко утопленного дверного проема на той же стороне улицы, но с безопасного расстояния. Он нетерпеливо попыхивал трубкой и думал, сколько еще времени пройдет, прежде чем Девор и Бак выйдут. Прошло почти пятнадцать минут с тех пор, как они вошли в здание.
   Мысли Стейси стали беспокойными. Может что-то пошло не так? Неужели Девор с самого начала обнаружил, что половина карты Нормы была подделана?
   Такой возможности Стейси не могла избежать, несмотря на то, что ему и Норме удалось раздобыть материалы, очень похожие на те, что использовались в исходной карте, и что Стейси работала над имитацией до полуночи. Это заняло больше времени, чем ожидала Стейси. После этого времени на сон не было. Стейси зарегистрировалась в отеле, но только на то, чтобы принять холодный душ и переодеться. Потом он позавтракал и забронировал билеты на Джуно. Неугомонность и ноющая тревога заставили его принять решение присутствовать возле апарт-отеля Нормы, когда Девор прибыл с Баком, чтобы забрать половину карты Нормы. Он наблюдал с тех пор, как они появились и вошли в здание.
   Ожидая, Стейси обдумывала идею вызвать полицию, чтобы арестовать Девора и Бака, и даже прыгнуть на них двоих в одиночку, когда они появятся. Однако он понял, что ничего не может сделать, пока Девор держит Уоррена Реддика в своей власти. Предпринимать какие-либо действия против Девора в этот момент означало бы только обречь отца Нормы на смерть. Кроме того, Стейси видел, что его большое преимущество заключается в том, чтобы пока держаться подальше от картины. Пока Девор будет думать, что он не мешает, он сможет вести кампанию, которая застанет Девора врасплох прямо на его родине, не рискуя пострадать невиновным.
   Выглянув из своего наблюдательного пункта в дверях, Стейси напрягся, увидев, как двое мужчин выходят из апарт-отеля. Пара не ошиблась. Девор и Бак.
   Они казались очень воодушевленными. Стейси услышала смех Девора. Затем они пересекли тротуар и сели в машину, припаркованную у обочины. Машина выглядела так, как будто ее взяли напрокат в агентстве по самостоятельному вождению.
   Автомобиль оторвался от бордюра и умчался в противоположном направлении. Стейси смотрела, как он уменьшается вдали и, наконец, исчезает на пересекающейся улице. Он был уверен, что Девор не вернется. Выйдя за дверь, он направился к апарт-отелю.
   Норма была занята сбором вещей, когда пришла Стейси. Она взволнованно ухмыльнулась. "Оно работало завораживающе!" она сообщила. "Девор проглотил фальшивый крючок, леску и грузило. Он не стал внимательно его рассматривать, видимо, уверенный, что я побоюсь его обмануть.
   "Я начала волноваться, - призналась Стейси. "Он был здесь так долго, что я подумал, что он узнал, что мы замышляли".
   Норма поморщилась. "Девор подпевал мне и плясал о том, как он волновался за отца и как ему было жаль, что банда на Аляске заставила меня отказаться от карты таким образом. Он настаивал на том, что он друг отца и что ничто не может быть слишком хорошим для дочери его друга. Он был так обеспокоен моим будущим, что предложил мне работу".
   "Работа!" Стейси фыркнула. "Что делать? Взламывать сейфы и перерезать глотки?
   "Личный секретарь. Кажется, Девор сам управляет несколькими шахтами вокруг Грабстейка. Он назвал жалованье слишком большим для благородных намерений, и каждый раз, когда я отказывался, повышал его. В конце концов, однако, он согласился с мыслью, что я не заинтересован в том, чтобы работать на него любой ценой, и ушел".
   Стейси задумалась. - Если Девор был искренен в отношении этой работы, значит, твой отец не знает, что Девор несет ответственность за то, что его держат в плену. Таким образом, когда твоего отца освободят, Девор будет в безопасности. Он может предъявить претензии к "Золотой мечте", и никто ничего не сможет доказать. Без карты ни мы, ни твой отец не могли бы сказать, была ли это Золотая мечта или какая-то одна из дюжины еще не открытых золотых жил.
   Норма возобновила сборы, а Стейси позвонила по телефону, чтобы вызвать такси. Когда девушка закончила и приготовилась к отъезду, они разговаривали, ожидая прибытия такси. Типичная светская беседа, которая во многом сняла нервное напряжение, которое оба чувствовали.
   Стейси узнала, что Норма работала модельером в большом эксклюзивном магазине одежды в Сиэтле. Почти застенчиво она рассказала о своих планах открыть собственный небольшой магазин по продаже одежды, которую она разработала. В какой-то момент Стейси обнаружил у него в руках разговорный гамбит, и сказал девушке, что он учился в аспирантуре по химии в университете Лос-Анджелеса, учеба была прервана двумя годами военной службы в подразделении химического оружия в Европе. .
   Казалось, не прошло и времени, как клерк внизу позвонил, чтобы сообщить, что их такси ждет. Стейси взяла сумки девушки, и они вышли из комнаты. Его собственный багаж уже был отправлен в аэропорт.
   Стейси не упускала из виду возможность того, что Девор и Бак, очевидно, тоже направляющиеся в Грабстейк, могут сесть на тот же самолет, на котором они с Нормой забронировали билет. В аэропорту он дал водителю такси счет с приказом проверить список пассажиров под тем предлогом, что он пытался найти плату за проезд, которая, будучи привязанной к аэропорту ранее, оставила бумажник в своей машине. Водитель также должен был совершить поездку по зданию терминала в поисках Девора и Бака на основе описаний, которые предоставила Стейси. Стейси поняла, что Девор и Бак могут путешествовать под вымышленными именами.
   Однако таксист не нашел следов этих двоих. Тем не менее Стейси сохраняла осторожность, пока самолет с Нормой и им самим наконец не вылетел в Джуно.
   Поездка прошла без происшествий. Тем не менее, для Стейси в этом был весь гламур полета на Луну. Насколько это настроение было вызвано присутствием Нормы, он не осмелился предположить. Девушка была интеллигентной, с чувством юмора, увлекательной в общении. Он обнаружил, что у них удивительно много общих взглядов и идеалов.
   Стейси была поражена, когда стюардесса объявила, что они скоро приземлятся в Джуно. Казалось невероятным, что поездка могла быть совершена так скоро.
   Сразу после приземления Стейси навела справки в аэровокзале о следующем рейсе в Фэрбенкс. Самолет должен был вылететь через двадцать минут. Стейси была в восторге. Это означало, что время не будет потеряно. Он сделал необходимые приготовления к перелету, а затем, быстро перекусив в ресторане, примыкающем к терминалу, они с Нормой снова оказались в воздухе.
   В Фэрбенксе Стейси обнаружила, что поезд Аляскинской железной дороги доставит их в Грабстейк. Поезд был последним из Сьюарда в этот день и должен был прибыть через два часа. Стейси не возражала против ожидания. Для Нормы время имело мало значения, если вообще имело какое-либо значение, и он был уверен, что у него более чем достаточно большой отрыв от Девора и Бака.
   Стейси купила билеты, а потом они с Нормой заняли места на вокзале. Они мало говорили. К этому времени между ними была достигнута такая глубина и теплота взаимопонимания, что слова были излишними. Норма уснула, положив голову на плечо Стейси. Через некоторое время он обнял ее. Он подумал о своей трубке, но набить и зажечь ее пришлось бы убрать руку. Он решил, что ситуация и так достаточно совершенна.
   Поезд прибыл вовремя. Менее чем через час Стейси и Норма были в Грабстейке.
   У депо стоял ветхий фургон с грубо нарисованной на боках надписью "такси". Водитель, пожилой мужчина, внешность которого полностью соответствовала машине, отвёз Стейси и Норму в единственную гостиницу Грабстейка. Было уже за полночь, и дорога показала город темным и пустынным. Стейси была мрачно рада этому факту. Его и Нормы прибытие было как нельзя лучше рассчитано, так как оно вряд ли привлекло бы внимание.
   Гостиница представляла собой большое каркасное здание, покрытое асбестовой черепицей. Стейси и Норма зарегистрировались под вымышленными именами в соответствии с заранее оговоренным планом. Клерк провел их по широкой лестнице к дверям их комнат. Он был небольшого роста и лысый, с выпуклыми глазами, в которых читалось сильное любопытство.
   Стейси и Норма расстались с нарочитой небрежностью, которая явно разочаровала клерка. Оказавшись в его комнате, Стейси не теряла времени, готовясь ко сну. Последние несколько дней он мало спал, если вообще спал, и питался в основном за счет резервной энергии. Сон накрыл его, как приливная волна, как только голова коснулась подушки.
   * * * *
   Стейси разбудил стук в дверь. Солнечный свет лился в комнату из-за краев задернутой оконной шторы. Какое-то время он непонимающе оглядывался вокруг, пока снова не раздался стук.
   "Это кто?" - крикнул он.
   "Это я. Норма. Хочешь встать?"
   Стейси взглянул на часы. Было почти одиннадцать часов. Он ответил:
   "Я лучше встану, хочу я того или нет".
   - Тогда встретимся в столовой.
   "Будь прав с тобой".
   Стейси быстро умылась, оделась и спустилась вниз. Столовая отеля была маленькой и приятно старомодной. Он нашел Норму сидящей за угловым столиком. Едва он сел, как пришла пышногрудая официантка, чтобы принять его заказ.
   - Ну, вот и мы, - с мрачной веселостью сказала Норма, когда официантка ушла. "С чего начнем в первую очередь?"
   "Самое важное, что нужно сделать в начале, - это найти чавычу вербену", - ответила Стейси. "Чинук знает местонахождение "Золотой мечты", и с его помощью мы можем подать иск. Девор будет заблокирован в этом направлении. Тогда мы попытаемся найти твоего отца. Чинук знает местность вокруг Грабстейка и может иметь представление о том, где держат твоего отца.
   - Но как ты собираешься найти Чинука? - спросила Норма. - Он должен был скрываться - и он действительно должен быть хорошо спрятан, если Девор не смог его найти.
   - У Чинука есть друзья в Грабстейке, - заметила Стейси. "Очевидно, что их нужно искать среди людей, которые работали на твоего и моего отца. У горнодобывающей компании Стейси-Реддик есть офис здесь, в Грабстейке.
   Норма усмехнулась с характерной озорной улыбкой. "Вдохновитель!" Потом она протрезвела. - Грегг, это кажется слишком простым. А вдруг что-то пойдет не так?"
   - Я не понимаю, как что-то может пойти не так, пока Девор и Бак не приедут сюда. И у нас достаточно времени". Стейси вложила в его слова уверенность, которую он не совсем чувствовал.
   Норма оставалась серьезной. Стейси больше не делала попыток изображать ложную беззаботность. Он видел, что интимное настроение, которое они разделяли накануне, уже не вернуть. Для обоих Grubstake стал синонимом опасности, и их присутствие в городе, казалось, бросало тень на их мысли и эмоции.
   Официантка вернулась, принося заказ Нормы вместе с заказом Стейси. Они ели молча. Через некоторое время они вышли из отеля. Прохожий направил их к офису горнодобывающей компании Стейси-Реддик. Grubstake был небольшим, и они обнаружили, что могут легко пройти это расстояние.
   Их целью оказалось небольшое одноэтажное кирпичное здание сравнительно недавней постройки. Его вид и вывеска над входом подействовали на них как катализатор, высвободив давно сдерживаемое волнение.
   Стейси поймала нетерпеливый взгляд Нормы и кивнула. "Это оно. Скрести пальцы."
   Они вошли внутрь. Прямо у входа была деревянная ограда, за которой за рабочими столами сидела группа из дюжины или около того человек. Их внешний вид сделал их объектами согласованного шквала любопытных взглядов, самый долгий и пристальный из которых, казалось, был направлен на Стейси. Через мгновение молодая женщина поднялась из-за одного из ближайших столов и вышла вперед.
   "Я могу вам помочь?"
   "Я бы хотела увидеть, кто здесь главный", - сказала Стейси.
   - Это будет суперинтендант Билл Хэкстром. Кто мне сказать, что он звонит?
   Стейси назвала свое имя. На лице молодой женщины отразилось удивление, хотя ответ не казался совершенно неожиданным. Она быстро повернулась и вошла в один из трех офисов, отделенных от остальной комнаты. Почти сразу же она вернулась, открыв калитку в перилах.
   "Г-н. Хэкстром говорит, что будет рад вас видеть.
   Хэкстром был рыжеволосым, дородным мужчиной с широкими скандинавскими чертами лица. Он сжал руку Стейси с почти слезливым удовольствием.
   - Так ты Грегг, сын Бена Стейси! Я бы знал это за милю. Ты обычное зеркальное отражение своего папы. Обычный чип от старого блока!"
   Хекстрем приветствовал Норму с таким же энтузиазмом. Он возбужденно засуетился, закрывая дверь и рассаживая посетителей на стулья. Наконец он сел на угол стола, и его широкое лицо стало торжественным. Он медленно сказал:
   "За последние несколько недель здесь произошло много странных вещей. Может быть, вы объясните мне некоторые из них. Больше всего я хочу знать, что случилось с Уорреном Реддиком. Он лежал с разбитой лодыжкой, знаете ли. Потом он вдруг куда-то ушел, не дав мне знать, куда и зачем. Просто оставил мне записку, в которой велел взять все на себя, пока он не вернется.
   "Уоррена Реддика похитили, - сказала Стейси.
   Хекстром недоверчиво уставился на него. - Но записка, которую он мне оставил? Я знаю его почерк, как свое лицо. Он написал это, все в порядке.
   "Уоррена Реддика, несомненно, заставили написать эту записку, - объяснила Стейси. - Но прежде чем идти дальше, я хочу кое-что проверить. Вы слышали о том, что мой отец нашел "Золотую мечту" и начертил карту ее местонахождения?
   Хэкстрем кивнул своим ощетинившимся красным шоком. "Конечно, как и почти все остальные в Грабстейке. Твой отец был болен, знаешь ли, и говорил о залежах и карте до... перед смертью.
   Далее Стейси рассказала о получении половины карты от Chinook Vervain и о попытке украсть ее в Лос-Анджелесе. Затем он подробно описал его потерю во время встречи с Девором и Баком в Сиэтле, куда он отправился, чтобы увидеть Норму. Он обрисовал роль Девора в этом деле, объяснив, что на самом деле произошло с Реддиком, и рассказал об уловке, которую он и Норма использовали, чтобы помешать Девору получить половину карты Нормы. Наконец он рассказал о своей и Нормовой цели приезда в Грабстейк.
   "Чинук знает, где находится "Золотая мечта", и он может знать, где держат Уоррена Реддика, - сказала Стейси Хэкстрому. - Я пришел к вам, чтобы узнать, где прячется Чинук. Если я смогу найти Чинука, Девору конец.
   Хекстром грустно, горько улыбнулся. "Записка от Chinook пришла ко мне чуть больше недели назад. Он хотел меня видеть и сказал, где он. Хижина недалеко от Берч-Крик. Он сказал, что я не должна никому сообщать об этом и быть осторожной. Ну, когда я добрался туда, я обнаружил, что хижина сгорела. Исследуя, я нашел среди руин кости - едва ли больше золы и пепла. Чинук Вербен мертв.
   ГЛАВА IV
   Столовая отеля наполнилась гулом голосов. Был вечер, и почти все столики были заняты.
   Стейси и Норма сидели за столиком у одного из окон. Они только что закончили есть. Норма задумчиво смотрела в окно на освещенные вывески и витрины главной улицы Грабстейка. Тяжелые брови сошлись в хмуром взгляде, Стейси размышлял в пустой кофейной чашке, из зажатой между зубами трубки струился дым. Уныние легло тяжелым бременем на обоих.
   У Стейси больше не было никаких сомнений в том, что Чинук Вервен на самом деле мертв. Сначала он отказывался верить рассказу Хекстрома. Он инстинктивно доверился этому человеку с самого первого момента их встречи, но Чинук был его единственной надеждой на то, чтобы сокрушить безжалостные планы Девора, и он не хотел смириться с тем, что он должен так быстро погибнуть. Однако в тот день Хекстром отвез Стейси и Норму в Берч-Крик, и Стейси собственными глазами видел следы сгоревшей хижины.
   Осознание его беспомощности разъедало разум Стейси, как кислота. Казалось, теперь он совершенно ничего не мог сделать, некуда было повернуться.
   Стейси вздрогнул, почувствовав, как пальцы Нормы резко сжали его запястье. Девушка напряженно смотрела в окно. Проследив направление ее взгляда, Стейси увидела двух мужчин, проходящих мимо освещенной витрины магазина на противоположной стороне улицы. Он сразу узнал их. Девор и Бак!
   Двое несли чемоданы и шли быстро и целеустремленно. Очевидно, они только что вернулись в Грабстейк.
   Холодная пустота растекалась по нему, Стейси встретилась взглядом с Нормой. В чертах девушки отразилось отчаяние. Прошептала она:
   - Грегг, что мы будем делать? Если Девор узнает, что мы здесь, мой отец будет убит. Отец - это все улики, которые у нас есть против Девора, и Девор не будет рисковать, если мы сможем добраться до него.
   - Придется сражаться прямо с Девором, - мрачно ответила Стейси. - Мы здесь, и мы точно ничего не добьемся, если будем прятаться, как пара мышей. Если мы будем действовать достаточно быстро, у Девора не будет времени что-либо сделать с твоим отцом. Лицо Стейси напряглось от внезапного решения. - И я знаю, как начать. Я собираюсь следовать за Деворе!
   - Но, Грегг, если с тобой что-нибудь случится...
   "Это риск, на который мне придется пойти". Стейси встала, бросив купюру на стол. - Иди в свою комнату, Норма, и оставайся там, пока я не вернусь. Не обращая внимания на протесты девушки, он схватил шляпу и поспешил на улицу.
   Девор и Бак все еще были в поле зрения. Держась стороны улицы, противоположной той, по которой шла пара, Стейси быстро последовала за ними.
   Погоня шла два квартала по главной улице Грабстейка. Затем Девор и Бак свернули за угол. Они прошли еще почти квартал и наконец остановились перед входом в небольшое деревянное здание. Похоже, это был офис, потому что над дверью висела табличка " Шахты и металлы Большой Аляски".
   Стейси отступила в тень здания на своей стороне улицы, а Девор достала ключ и отперла дверь. Потом Девор вошел внутрь, Бак последовал за ним, и дверь закрылась. За окнами впереди вспыхнул свет, но в следующий момент шторы опустились.
   Быстро перейдя улицу, Стейси скользнула в густые тени, заполняющие пространство между стеной здания и соседней. За окнами здесь тоже были опущены шторы, но на одном из окон дальше Стейси обнаружила, что штора не полностью опущена на подоконник. Нижняя часть окна была на уровне его подбородка. Он мог без труда заглянуть в комнату за ним.
   Девор стоял за столом всего в пяти футах от него, его острое оливковое лицо было видно в профиль. Громадная фигура Бака растянулась в кресле неподалеку.
   На глазах у Стейси Девор полез во внутренний нагрудный карман пиджака и вытащил конверт. Он немного поиграл с ним, ликующе улыбаясь. Он что-то сказал Баку, и толстые губы великана растянулись в ухмылке. Стейси обнаружил, что, прижавшись к окну, он мог слышать почти каждое произносимое слово.
   "...лучший способ разбогатеть, но быстро", - говорил Девор. - В конце концов, Бак, ничего не рисковал, ничего не выиграл.
   - Вы сказали это, шеф! Бак согласился.
   Девор продолжил: "Теперь у меня есть вся карта, и как только я подам заявку и начну добывать золото, я стану лучшим человеком в этих краях - с финансовой точки зрения. И мне не о чем будет беспокоиться. Грегг Стейси убрался с дороги, а что касается девушки, она проглотила историю о своем старике, которую я ей рассказал, а это значит, что она проглотит любую другую историю, которую я расскажу.
   - А как же Реддик, шеф? - спросил Бак.
   Девор провел пальцем по горлу. - Реддик мог бы доставить мне слишком много неприятностей. Похищение - серьезное преступление, знаете ли, и деньги от "Золотой мечты" не принесут мне никакой пользы в тюрьме. Утром мы пойдем в "Козырную карту" и убедимся, что о Реддике позаботятся.
   Девор еще немного поиграла с конвертом, а затем повернулась к большому сейфу, стоявшему у стены на той стороне комнаты, прямо напротив Стейси. Спина Девора скрывала его манипуляции с циферблатом.
   Стейси больше не ждала. Он догадался, что следующим шагом Девора после того, как он закроет конверт, будет выход из здания вместе с Баком. Стейси ненадолго подумала о том, чтобы подождать, пока они уйдут, а затем взяться за сейф в попытке вернуть свою половину карты. Это было бы просто пустой тратой времени. Он был кем угодно, только не опытным медвежатником.
   Покинув здание тихо и осторожно, Стейси быстро зашагала обратно в отель. Его пульс учащался от волнения. Девор обронил подсказку, ведущую прямо к отцу Нормы!
   В отеле Стейси сразу же пошла в номер Нормы. Девушка открыла дверь на его стук, и он поспешил внутрь. Он сдержал нетерпеливый поток слов, когда увидел, что у Нормы посетитель. Это был Хэкстрем.
   "Только что зашел по поводу некоторых деловых вопросов, которые, я думаю, вам не захочется обсуждать сегодня днем", - объяснил Хэкстром. Он с любопытством посмотрел на Стейси. - Норма рассказала мне о том, что вы преследовали Девора и Бака. Ты что-нибудь нашел?
   Стейси кивнул и продолжил рассказывать о том, что он подслушал, подслушивая пару. Он закончил: "Девор еще этого не знает, но он предоставил нам именно ту информацию об отце Нормы, которую мы хотим. Ссылка на козырную карту в связи с Уорреном Реддиком, очевидно, означает, что козырная карта - это место, где его держат в плену".
   Маленькое лицо Нормы просветлело от недоверчивой радости. - Значит, все-таки не все так безнадежно, Грегг! Теперь у нас есть шанс спасти моего отца". Она слегка нахмурилась. "Но где и что такое козырная карта?"
   - Это заброшенная шахта примерно в десяти милях от города, - ответил Хекстром. "Я полагаю, что титул принадлежит Девору".
   - Думаешь, ты рискнешь и поведешь меня туда? - спросила Стейси.
   Широкие черты лица Хекстрема были решительны. "Не понимаю, почему бы и нет. Это моя битва в такой же степени, как и твоя".
   Стейси кивнула. "Хороший! Если мы сможем увести Уоррена Реддика от Девора, у нас еще будет шанс побороться за "Золотую мечту". Согласно тому, что сказал сам Девор, Реддик знает, что Девор - это человек, который держит его в плену. Спасая Реддика, мы получим оружие против Девора - заставим его вернуть мою половину карты или обвиним в похищении. Девор знает, что показания Реддика станут неопровержимым доводом против него.
   "Вы можете рассчитывать на меня во всем, что вы делаете", - сказал Хекстром. "Когда мы начнем за козырную карту?"
   - Немедленно, если возможно, - ответила Стейси.
   Хекстрем колебался. - Мне нужно немного времени, чтобы кое-что собрать. Это не займет у меня много времени. Кроме того, к козырной карте ведет неплохая дорога, и мы сможем выехать на моей машине.
   Стейси быстро кивнула, соглашаясь. - Тогда я буду ждать тебя. Что касается Нормы, она останется в отеле, пока нас не будет. Красный рот Нормы упрямо сжался. "Думаю, мне есть что сказать по этому поводу, Грегг Стейси! Я зашел так далеко, и я не понимаю, почему я не должен идти дальше. В конце концов, Уоррен Реддик - мой отец. У меня тоже должен быть шанс помочь ему.
   Стейси собиралась возразить, но Хекстром пожал плечами и сказал: - Норма может пойти с нами. Там не будет много, если любая опасность. Девор не выйдет на козырную карту до утра, а у него не может быть больше двух человек для охраны Реддика. Стейси сдалась, и Хекстром ушел, понимая, что Стейси и Норма должны подготовиться, пока его не будет.
   Через двадцать минут Хекстрем вернулся. Стейси и Норма ждали его в комнате Нормы. Они оба переоделись в грубую одежду.
   Хекстрем усмехнулся. "Это заняло у меня немного больше времени, чем я думал". Он снял свой деловой костюм и теперь носил шерстяной пиджак, вельветовые бриджи и ботинки со шнурками.
   - Что сделал, позвольте спросить? - спросила Норма. "Кажется, Грегг понимает, но для меня это загадка".
   - Нам придется убедить охрану твоего отца отпустить его, - ответил Хекстром. "Я просто пошел, чтобы получить небольшое убеждение. Пистолеты, другими словами. У меня в машине две винтовки и револьвер.
   "Ой." Карие глаза Нормы расширились. - Ты... ты действительно думаешь, что нам придется их использовать?
   Хекстрем торжественно кивнул. "Есть хороший шанс".
   "Я надеюсь на это, во-первых", проворчала Стейси. "Мужчины, которые будут работать на такого скунса, как Девор, заслуживают расстрела". Он указал на дверь. - Ладно, приступим.
   Они незаметно вышли из отеля, и Хекстром направился к своей машине - потрепанному седану, припаркованному у тротуара снаружи. Мгновение спустя они уже двигались к окраине Грабстейка.
   Огни города померкли и вскоре совсем исчезли за поворотом дороги. Фары седана врезались в темноту, глубокую, неподвижную и угрожающе первозданную. Пустыня простиралась, чтобы собрать их. По обеим сторонам крутые холмы возвышались над широкими полосами пихты и сосны, а вдалеке четверть луны показывала вершины гор, огромные зубчатые очертания на фоне неба. Прохладный воздух, струящийся мимо машины, был наполнен ароматами хвои, полевых цветов и влажной травы.
   Стейси, Норма и Хэкстром ехали молча, с серьезными лицами, думая о стоящей перед ними задаче. Через некоторое время Хэкстром свернул седан на узкую неровную грунтовую дорогу. Теперь они продвигались медленнее, кренясь и натыкаясь.
   - Почти готово, - наконец объявил Хекстром. Он проехал еще несколько минут, затем остановил седан. - Нам придется идти отсюда пешком. Если бы я подъехал слишком близко, шум машины уступил бы нам дорогу".
   Стейси и Норма выбрались наружу. Через мгновение к ним присоединился Хэкстром, держа в руках револьвер, две винтовки и фонарик. Стейси взяла одну из винтовок, а Хекстром передал револьвер Норме, но та отказалась.
   - У меня есть свой, спасибо, - объяснила девушка. Она достала маленький револьвер, который Стейси видела еще в Сиэтле.
   Хекстром усмехнулся и сунул запасное оружие в карман куртки. Жестом он рванулся вперед, осторожно освещая путь фонариком.
   Они шли по дороге вдоль невысоких холмов с одной стороны и густых зарослей кустарника и сосен с другой. Дорога постепенно становилась крутой, огибая холмы и входя в них между узким перевалом. За перевалом дорога спускалась к дну крошечной долины.
   Хекстрем выключил фонарик. "Это оно. Теперь нам действительно нужно быть осторожными.
   Вглядываясь в долину, когда его глаза привыкли к беспросветной темноте, Стейси увидел несколько огней. Они исходили из окон длинного невысокого деревянного дома.
   Стейси поймала взгляд Хекстрома и мрачно кивнула. Они начали спускаться, осторожно перешагивая через колеи и рыхлые камни дороги. Вскоре во мраке стал виден ряд других зданий. Они были неосвещенными. Единственным признаком жизни было то здание, к которому они приближались.
   Теперь их цель находилась всего в нескольких десятках ярдов от них. Они ползли вперед, двигаясь с особой осторожностью среди камней и зарослей кустарника. Дойдя до освещенного здания, Стейси, Норма и Хекстром прокрались к одному из ближайших окон и заглянули внутрь.
   Освещение исходило от двух керосиновых ламп, подвешенных на проводах к низкому потолку. Прямо под одной из ламп стоял стол, за которым сидели двое мужчин и играли в карты. Они были грубо одеты и небриты. Револьверы лежали под рукой на столе перед каждым. Нары были расставлены по сторонам комнаты. В одном из них, видимом через стол, лежал худощавый пожилой мужчина с растрепанными рыжеватыми волосами, на висках которых просвечивала седина. Казалось, он спит.
   Стейси взглянула на Норму. Она кивнула, карие глаза вдруг засверкали.
   Поманив Хекстрома, Стейси отошла от окна. Он прошептал:
   "Я войду через дверь. Когда услышишь, как я пинаю его, выбей окно своей винтовкой и прикрой двух охранников со своей стороны.
   Хекстром кивнул, и Стейси поползла к двери. Он сделал паузу, собираясь с силами, а затем резко ударил плечом по панели. Дверь распахнулась под треск расколотого дерева. Стейси катапультировалась в комнату за ней. Двое охранников наполовину приподнялись со своих кресел, инстинктивно потянувшись за оружием.
   "Не!" - предупредила Стейси, наводя винтовку. "Оставайся таким, каким был".
   - Это нехорошо, сынок. Вы попали в ловушку". Уоррен Реддик сидел на своей койке и печально смотрел на Стейси.
   Двое охранников ухмыльнулись и закончили свой акт достания оружия. Стейси смотрел в ошеломленном непонимании, слова Реддика пылали в его голове. Затем он понял, что Хэкстром не выполнил свою часть стратегии. Что произошло?
   Теперь у двух охранников были свои револьверы. Они повернулись к Стейси. Один из них говорил.
   - Ладно, бойскаут, брось железо!
   Стейси повернула винтовку так, чтобы прикрыть динамик, и нажала на курок.
   Винтовка громко щелкнула в тишине.
   Стейси нажала на курок еще несколько раз, затем отбросила оружие в сторону. Он не был загружен.
   С порога донесся тихий, насмешливый смешок. Девор вошла в комнату. За ним последовал Бак, толстые губы растянулись в широкой ухмылке. Затем пришла Норма, которую гнали вперед под прицелом винтовки Хекстрома.
   Стейси с горечью посмотрела на Хекстрома. - Значит, ты все время был с Девором, а?
   "Связь с нужными людьми окупается", - сказал Хекстром.
   ГЛАВА V
   Стейси глубоко вздохнула, борясь с болезнью внутри себя. "Теперь я понимаю. Ты предупредил Девора о моих планах, притворившись, что тебе нужно подготовиться к поездке сюда.
   Хэкстром кивнул. "У Марка было десятиминутное начало от нас. Он сказал мальчикам, что ты придешь. Это была моя идея дать вам пустую винтовку и позволить вам прыгнуть в дверь. Я собирался предложить это, если вы сами не додумались до этого. Марк и Бак ждали за одним из зданий снаружи. Все, что нам нужно было сделать, это войти, как только ты выставил себя дураком с этой пустой винтовкой. Между прочим, оба были пусты, так как я не знал, какой из них вы выберете. Я свой зарядил позже".
   - А как насчет "Чинука" и сгоревшей хижины? - спросила Стейси. - Это тоже был трюк?
   Хекстрем покачал головой. "Нет. Я получил наводку, что Чинук прятался там, пока Марка не было. Мы очень хотели его, так как Чинук знал, где находится "Золотая мечта". Но когда я нашел хижину, она была такой, какой вы ее видели.
   Девор усмехнулся. - Удовлетворены, мистер Стейси?
   "Насколько это возможно при данных обстоятельствах", - сказала Стейси, пожимая плечами.
   - Я думал, что прикончил тебя в Сиэтле, - сказал Девор. "На этот раз я буду более тщательным. Одна из причин, по которой от этой шахты отказались, заключается в том, что главный ствол ведет прямо в огромную расщелину, бездонную, насколько мне известно. А бывает, что крыша в этой части шахты неисправна. Если сбить хотя бы одну из опор, произойдет обвал. Что я и собираюсь сделать - как только вы, девушка и Реддик столкнутся в расщелину.
   Норма издала низкий крик. Не обращая внимания на пушки со всех сторон, она подбежала к отцу, сидевшему на койке, и уткнулась лицом ему в грудь, рыдая.
   Девор наблюдал с сардоническим изумлением. "Мне очень не хотелось бы оскорблять рану, мисс Реддик, но мне придется побеспокоить вас из-за вашей половины карты. Мистер Хэкстром рассказал мне о небольшом обмане, который был применен ко мне в Сиэтле. Довольно умно. Я так и не понял, что меня обманули".
   - Можешь пойти в отель в Грабстейке и взять его, если хочешь, - отрезала Норма.
   "Ту ту! Я уверен, что вы считаете карту слишком ценной, чтобы оставлять ее в номере отеля, мисс Реддик. Я не сомневаюсь, что карта прямо сейчас у вас с собой.
   "Я спрятал его - и он останется спрятанным".
   - Боюсь, вы вынуждаете меня, чтобы Бак вас обыскивал. Девор взглянул на свой гигантский спутник. - Тебе бы этого хотелось, не так ли, Бак?
   Бак ухмыльнулся. - Конечно, шеф!
   Норма посмотрела на Бака и вздрогнула. Она поколебалась мгновение, затем потянулась к воротнику своей блузки. Она вытащила конверт и бросила его на пол. "Там! Просто держи этого монстра подальше от меня.
   Девор не смог скрыть свое злорадное торжество, извлекая конверт и изучая его содержимое. "Ну вот и все! Поскольку теперь нет больше причин оставлять вас в живых, я предлагаю немедленно отправиться в шахту.
   Вулкан ярости и отчаяния, бурливший внутри Стейси, закипел. Он достиг Девора двумя быстрыми шагами, и его кулак врезался прямо в лицо противника.
   Пистолет выстрелил. Что-то прожгло борозду на плече Стейси. Затем Бак издал яростный рев и яростно бросился на Стейси. Уклонившись от удара огромного кулака, Стейси вонзила его в живот великана. Бак издал стон удивления и боли. Он постоял какое-то время, как будто застыв, прижав ладонь к ушибленному месту. Стейси снова качнулась. Удар пришелся Баку в челюсть и отбросил его назад, чтобы он рухнул на стол.
   Стейси не дали шанса продолжить. Один из двух охранников кружил позади него, и теперь ствол его револьвера сверкнул вниз. Комната потемнела.
   * * * *
   Грубые руки разбудили Стейси. Первым, кого он увидел, был Хекстрем, который, очевидно, работал над ним. Стейси села на пол. Боль вспыхнула и загудела в голове. Его щеки горели от неоднократных пощечин, а плечо затекло и болело там, где его задела пуля.
   Норма сидела на койке рядом с отцом. Ее глаза были красными и опухшими. Реддик выглядел невыразимо усталым, черты его лица подернулись безнадежностью.
   Девор сидел на столе и курил сигарету. Его нос, очевидно, сильно кровоточил, а верхняя губа была обесцвеченной и больше, чем обычно. Он зло посмотрел на Стейси.
   - Я мог бы выбросить тебя в расщелину, пока тебя не было дома, но тогда ты бы пропустил веселье. Теперь, когда ты проснулся, мы начнем.
   По приказу Девора Бак поднял Стейси на ноги. Бак не пытался быть нежным. Огромные волны агонии обрушились на Стейси, угрожая поглотить его. Он цеплялся за сознание с упорным усилием.
   Девор затушил сигарету и выпрямился. Он взял два уже зажженных фонаря, которые стояли на столе, и протянул один Хекстрому.
   - Ладно, пошли.
   Девор и Хекстром вышли из здания. Следующим последовал Бак, одной рукой сжимая спину куртки Стейси, а другой толкая его вперед повторяющимися ударами револьвера. Норма и Реддик шли сзади, их гнали двое охранников. Реддик мог ковылять с помощью грубого костыля. Он падал несколько раз.
   Процессия двигалась по дну долины к прямоугольному отверстию у подножия большого холма. Девор и Хекстром вошли в проем, их фонари освещали путь остальным сзади. Их поглотил длинный туннель, который постоянно спускался вниз. По мере того как спуск продолжался, воздух становился липким и сырым. Стейси казалось, что она вдыхает саму атмосферу смерти. Эта мысль заставила его осознать то, что впереди, внезапно резко и ясно.
   Туннель резко расширялся, заканчиваясь на краю широкой пропасти целых двадцать футов в диаметре. Это был естественный карман в земле, который пересекал искусственный туннель. Крыша пещеры была образована огромными каменными плитами, которые ненадежно прогибались, и от падения их удерживали только многочисленные поддерживающие балки.
   Девор высоко поднял фонарь и взглянул на Хекстрома. - Ты никогда не был здесь раньше, не так ли?
   Хекстрем покачал головой. На его широком лице отразилось растущее беспокойство.
   Девор указал на расщелину. "Не о чем беспокоиться. У этой штуки нет дна. Просто взгляните". Хекстром осторожно выглянул из-за края пропасти, направив на нее фонарь. Девор слегка улыбнулась - и нажала. Хекстрем исчез. Он оставил крик позади себя, крик, который, казалось, продолжался и продолжался, становясь все слабее, прежде чем внезапно прекратился.
   - На одного меньше, чтобы делить, - весело сказал Девор. Он посмотрел на Стейси. "Видите, что я имею в виду для вас? Как вам идея?"
   - Ты сумасшедший, если думаешь, что тебе это сойдет с рук, - заметила Стейси. "Нас будет не хватать. Рано или поздно власти свяжут тебя с нашим исчезновением".
   - Они никогда ничего не докажут, - уверенно ответил Дивор. "Вы будете в сотнях футов под землей, погребены под тоннами камней и песка. В любом случае, в последний раз вас видели с Хекстромом, а Хекстром мертв. Нет тропы, ведущей ко мне туда. Чинук Вервен мог бы во всем разобраться, но он тоже мертв. Наигранная обходительность Девора внезапно исчезла. Его острые черты стали твердыми и жестокими. - Я потратил на тебя достаточно времени. Чем быстрее я закончу с этим, тем больше он мне понравится. Бак, покончим с ними!
   Стейси почувствовала, как огромные руки Бака, похожие на ловушку, неумолимо сомкнулись над ним. Он услышал крик Нормы.
   Затем, с ошеломляющей неожиданностью, раздался повторный, настойчивый сигнал автомобильного гудка.
   Бак ахнул и невольно отпустил Стейси. Девор стоял, словно застыв, глядя на выход из туннеля.
   Сигнал повторился.
   "Кто-то снаружи!" - прошипел Девор. Он повернулся к Баку. - Дай мне свой пистолет. Я буду наблюдать за этими людьми. Иди с Хэнком и Мэттом и посмотри, кто там.
   Бак автоматически подчинился приказу. Вскоре он исчез в туннеле вместе с двумя охранниками.
   Девор поставил фонарь на каменный выступ и стал ждать. Он продолжал нервно облизывать губы, переводя взгляд со Стейси на вход в туннель.
   Через мгновение раздались выстрелы, ударившие, как внезапный гром, в напряженную тишину. Это заставило Девора забыть о том мгновении, которого ждала Стейси. Он оторвался от земли в прыжке, зацепив Девора за ноги. Они упали на землю извивающимся клубком всего в дюжине футов от края пропасти.
   Оправившись от внезапного нападения Стейси, Девор дрался как сумасшедший. Его борьба была бешеной борьбой того, кто держал победу в своих руках и чувствует, что она ускользает. Он выронил оружие при падении, его пальцы инстинктивно растопырились, чтобы схватиться за опору. Пистолет ударился о землю в нескольких футах от расщелины. Девор отчаянно пытался оторваться от Стейси, чтобы вернуть его.
   Стейси не смогла удержать его хватку. Он откатился в сторону. Быстрый, как кошка, Девор вскочил на четвереньки и бросился к пистолету. Стейси схватила Девора за резко отступающие лодыжки и отчаянно потянула. Девор растянулся на груди, ветер заставил его болезненно вздохнуть. Но в следующее мгновение, дико дергаясь, он вырвал Стейси из хватки за лодыжки, развернулся и выпрямился.
   Когда Стейси поднялся на ноги, Девор нанес шквал быстрых, онемевших ударов. На мгновение сбитый с толку, Стейси отступил, прикрывая лицо.
   Норма закричала: "Грегг, берегись! Край!" Стейси едва успела остановиться. Он увернулся от ударов кулаков Девора и поймал другого за талию. Несколько секунд они боролись с тихой дикостью, один рвался прочь, другой рвался к краю пропасти.
   Медленно, медленно, стиснув зубы, с лицом, покрытым потом, Стейси заставила Девора отступить. Потом вдруг вырвался на свободу и начал наносить собственные удары. Девор увернулся, но Стейси быстро и безжалостно приблизилась. Он разбил охрану Девора и, пока тот был повержен, нанес ошеломляющий удар в середину другого, почти мгновенно после этого нанеся удар сваебойным молотом в челюсть.
   С остекленевшими глазами Девор отшатнулся назад. Какое-то время он колебался на краю пропасти, а потом исчез.
   - Хорошая работа, парень! низкий голос одобрил.
   Это был голос, которого Стейси никогда раньше не слышала. Он озадаченно повернулся.
   Человек шагнул в круг света, отбрасываемого фонарем. Он был низеньким и коренастым, с сильно загорелыми чертами лица, слегка напоминавшими индейца. Его губы раскрылись в широкой улыбке, обнажая большие зубы, казавшиеся поразительно белыми на контрасте с кожей. На нем был шерстяной пиджак, джинсовые брюки, заправленные в сапоги. Потрепанная фетровая шляпа была сдвинута на затылок, обнажая седеющие черные волосы. Он держал винтовку на сгибе одной руки.
   "Чинук!" Уоррен Реддик ахнул. "Чинук!" Он проковылял вперед со своим костылем и недоверчиво схватил другого за руку. - Но... но Девор сказал, что ты мертв!
   Улыбка Чинука Вербена стала еще шире. "Ничего не повредило, если он и его друзья так думают. Я специально сжег хижину, оставив внутри убитого медведя, чтобы, когда найдут кости, люди подумали, что я сгорел вместе с хижиной. Девор и Хекстром пытались найти меня, и они были слишком близки, чтобы чувствовать себя комфортно. Особенно Хэкстрем. Он пытался выбить Девора из "Золотой мечты".
   - Но как ты сюда попал? - потребовала Стейси. - А где Бак и двое других мужчин?
   - Я видела вас и мисс Реддик в сгоревшей хижине с Хекстремом сегодня днем, - объяснила Вервен. "Всю свою охоту я провожу там, так что это не просто удача. Я знал, что Хекстром был с Девором, и решил, что мне лучше присматривать за тобой и мисс Реддик. Это было не так просто, потому что у Хекстрома и Девора были машины, а мне приходилось путешествовать верхом. Я следовал за вами, мисс Реддик, и за Хекстромом, когда вы уходили этим вечером из Грабстейка. Следы шин автомобиля привели меня к козырной карте. Верхом на лошади я добрался сюда почти слишком поздно.
   - Но я видел, как Девор и Хекстром вели вас в шахту, и догадался, что происходит. Я не мог справиться с Девором и остальными сразу, поэтому я подождал, пока они не войдут в шахту. Затем я нажал на клаксон автомобиля Девора, который он припарковал недалеко от одного из старых зданий шахты. Когда Бак и двое других выбежали из шахты, я отстрелил их так же легко, как пирог.
   Реддик ухмыльнулся и хлопнул Чинука по плечу. Он уже казался моложе и сильнее. Он взглянул на Стейси и Норму.
   - Думаю, многое еще предстоит объяснить, но сначала я хотел бы выбраться отсюда. После всего того времени, что я провел взаперти в этом месте, сейчас я ничего больше не хочу, кроме света, шума и людей вокруг меня".
   Чинук поспешил подчиниться. Он взял фонарь и вместе с Реддиком, хромающим рядом с ним, вышел из туннеля.
   Стейси и Норма медленно последовали за ней. Стейси задумалась.
   - Пока Чинук жив, у нас не возникнет проблем с подачей заявки на "Золотую мечту". Это означает, что мы сейчас так же богаты, как и богаты. Я... э... полагаю, на свою долю ты откроешь магазин одежды, о котором ты упоминал.
   - Думаю, да, - пробормотала Норма.
   - Что касается меня, - продолжала Стейси еще более задумчиво, - я думаю, что останусь здесь и буду помогать твоему отцу управлять бизнесом, включая "Золотую мечту" как его часть. Это хорошая страна. Чисто, с большим количеством места для локтя. Хорошее место, чтобы растить детей".
   - Прекрасная страна, - согласилась Норма.
   Стейси в отчаянии сказала: "Но это было бы совсем не чудесно, если бы одна девушка... То есть... ну, послушай, Норма, не лучше ли тебе открыть небольшой коттедж вместо этого твоего проклятого магазина одежды?"
   Норма ухмыльнулась. "Я думаю, что идея с магазином одежды - это полная ерунда!"
   ПРИГОВОР К СМЕРТНОЙ КАЗНИ
   Первоначально опубликовано в Amazing Stories , декабрь 1946 года.
   У меня было какое-то ощущение божественности, когда я стоял рядом с панелью управления, ожидая сигнала профессора Веллера. Ибо в моих руках была сила жизни и смерти. Конечно, это было всего лишь два тощих кролика с висячими ушами, но я знал, что вибратор - даже в модельном виде - достаточно смертоносен, чтобы убить человека.
   Смерть была там, в лаборатории, и ждала, как и я. Из нас двоих Смерть, я уверен, был самым терпеливым. Я очень хотел покончить с вечерними делами, хотел выбраться из лаборатории и остаться на свидании с Гейл...
   Профессор Веллер говорил, объясняя, как работает его изобретение. Он оживленно махал пухлыми руками, и его круглое румяное лицо сияло торжеством.
   Трое слушали...
   Майор Уильям Калхерн выглядел холодным и подозрительным. Если его единственная работа заключалась в том, чтобы брать интервью у таких людей, как профессор Веллер, я не винила его за то, что он так смотрел. Майор Кэлхерн был послан из Вашингтона военным ведомством для исследования возможностей вибратора как боевого оружия. Он выглядел худым и твердым, и почему-то его униформа казалась ему немного великоватой.
   Профессор Джон Арндт выглядел с отвращением. Он ненавидел войну, и страдания, и смерть, и я знал, что он ненавидел вибратор, ненавидел профессора Веллера за то, что он с удовольствием объяснял, на что способна эта смертоносная штука...
   Норман Холлис выглядел угрюмым. Время от времени он поглядывал на меня, и я избегала его взгляда. Он был отцом Гейл, и я знала, что он обвиняет меня в моем участии в этом, каким бы незначительным оно ни было. Норман Холлис тоже был изобретателем. Вибратор был разработан по его идее, и он, несомненно, чувствовал, что его ограбили.
   - ...ультравысокочастотные вибрации, - говорил профессор Веллер. "Вы слышали, как определенная нота арфы или скрипки разбивает тонкий стеклянный кубок. Что ж, мое изобретение использует тот же принцип, хотя и в бесконечно большем масштабе. Фактически, вибратор может превратить стекло в пыль, превратить в пыль кирпич и камень и ослабить многие металлы".
   Майор Калхерн спросил: "Влияет ли ваше изобретение и на людей?"
   Веллер энергично закивал своей седой головой. "Это убивает их, разрушая нежные ткани мозга. Я сейчас продемонстрирую. Во-первых, обратите внимание на этот корпус. Он звуконепроницаем, так что мы можем наблюдать за происходящим в полной безопасности". Он указал на большую закрытую клетку в углу комнаты. У него были очень толстые стены, и стеклянная смотровая пластина, установленная спереди, тоже была толстой. В вольере сидели два кролика и шевелили розовыми носами. Примерно в трех футах над ними на крыше вольера висела модель вибратора.
   Веллер посмотрел на майора Кэлхерна. "Теперь демонстрация. Попробуйте представить этих двух кроликов как людей. Ладно, Кирк, давай.
   Это последнее было со мной. Чувствуя себя палачом, я настроил пару циферблатов на панели управления, затем включил переключатель. Я видел, как это происходило раньше, но теперь я зачарованно смотрел через стеклянную смотровую пластину ограждения.
   Два кролика вздрогнули, когда их поразила первая вибрация. Их уши навострились, и они сделали несколько подпрыгивающих шагов. Затем они опрокинулись и замерли, и я понял, что они мертвы.
   Это было так же просто и немелодраматично. Наиболее смертоносные и эффективные формы смерти часто поражают именно так.
   Трое мужчин молчали, как будто в благоговейном страхе перед увиденным. Майор Кэлхерн больше не казался холодным и подозрительным. Худое, жесткое лицо его выражало убеждение и даже восхищение. Но отвращение профессора Джона Арндта усилилось, как и угрюмость Нормана Холлиса.
   Сияя, как шоумен, устроивший отличное представление, Веллер подошел к звуконепроницаемому ограждению и отпер дверь сбоку. Сначала он снял вибратор с опор, установив устройство на верстак. Затем он вытащил мертвых кроликов и положил их на стол для изучения.
   Майор Калхерн был единственным, кто удосужился их просмотреть. Он делал это быстрыми, ловкими движениями своих тонких рук с длинными пальцами. Затем он выпрямился, кивая. Веллеру он сказал:
   "Я удовлетворен, профессор, что ваше изобретение работает именно так, как вы утверждаете. Однако я не понимаю, как его можно безопасно использовать нашей стороной в качестве военного оружия. Вы знаете, мы не могли поместить наших врагов в звуконепроницаемые камеры, чтобы убить их.
   Веллер усмехнулся. "Конечно нет. Я объясню. Полноразмерные вибраторы просто сбрасывались бы на вражескую территорию с парашютами нашей авиацией. При соприкосновении с землей они автоматически приводились в действие. Вы обратили внимание на толщину стенок корпуса, необходимую для безопасного использования модельного вибратора. Вообразите же смертоносность одного в дюжину раз больше и весом в триста фунтов! Это было бы эффективно на сотни ярдов. Более эффективен, чем атомная бомба, потому что там, где бомба просто разрушает, вибратор полностью распадется! И в то время как эффект бомбы длится всего несколько секунд, вибратор будет работать в течение получаса".
   - Но когда он остановится?.. - сказал майор Калхерн. "Что может помешать нашим врагам проанализировать вибраторы, изготовить их и использовать против нас?"
   Веллер выглядел самодовольным. "Я позаботился об этом. Когда вибратор остановится, сработает другой автоматический регулятор, и устройство взорвется".
   "Я понимаю. И есть ли в модели такое автоматическое управление?"
   "Нет, он слишком мал, чтобы вместить необходимые детали". Веллер загорелся. "Ну, майор Калхерн, каково ваше мнение об этом устройстве?"
   - Благоприятно, уверяю вас, - ответил Кэлхерн. "Конечно, должны быть проведены более исчерпывающие испытания с использованием полноразмерной модели, прежде чем военное ведомство рассмотрит возможность использования изобретения. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедиться, что вас должным образом выслушают". Кэлхерн взглянул на свои наручные часы. - А теперь я должен уйти, чтобы отправить отчет. Вы снова услышите обо мне через несколько дней".
   Майор Калхерн пожал руки Арндту, Холлису и мне, а затем профессор Веллер отвел его наверх, чтобы проводить за дверь.
   Арндт посмотрел на модель вибратора на верстаке и гортанно зарычал. "Еще один и более смертоносный способ убийства беспомощных людей... как будто нам этого еще не хватало! Меня тошнит от одной мысли об этом. Что ж, я не собираюсь оставаться и слушать, как этот маленький эгоист и дальше кукарекает о своем изобретении. Арндт резкими, сердитыми движениями сдернул шляпу на голове. "Я выхожу."
   Холлис резко сказал: - Я иду с вами. У меня нет желания оставаться собой. Наш коллега постоянно забывал упомянуть, что он разработал вибратор на основе одной из моих старых идей, и было бы пустой тратой времени требовать признания там, где оно не предназначено".
   Они вышли из лаборатории, и их застывшие лица оставили во мне неприятное предчувствие. Когда профессор Веллер вернулся, на его пухлых чертах отразились черты гнева.
   "Упрямые, эгоистичные дураки!" - прорычал он. - Они завидуют, Кирк, завидуют! Люди науки... ба! Внезапно он пожал плечами. - Ну, я показал им. Ты можешь уйти, Кирк.
   Я встретил Гейл на нашем обычном углу в восемь. Из-за того, что я работал на профессора Веллера, а не на ее отца, все молчаливо понимали, что в ее доме мне не слишком рады. Я бы работал на Нормана Холлиса, если бы он был в состоянии платить мне, но он не мог, и он, казалось, ставил этот факт против всех, включая Гейл. Жизнь изобретателя не усыпана розами, и поэтому я едва ли мог винить Веллера за то, что он ликовал в момент своего триумфа. Холлис, я уверен, поступил бы так же, как и Веллер тоже завидовал бы и злился. Похоже, таков образ жизни, и интеллигентные мужчины не исключение.
   Гейл знала, что ее отец присутствовал на демонстрации Веллера, и по моему лицу она увидела, что все получилось не так, как следовало бы. Она потребовала сообщить, что произошло. Я неохотно объяснил, легко переходя к тем местам, которые касались ее отца. Но она была интуитивно понятна, и я знал, что мои попытки скрыться не увенчались успехом.
   Гейл беспокоилась о своем отце, и то, что я ей сказал - или, вернее, постарался не говорить ей, - только усилило ее тревогу. Это имело демпфирующий эффект на наш вечер.
   Мы сходили в кино в самый большой из двух кинотеатров Гровертона, а потом я проводил Гейл домой. Я жил с профессором Веллером. Было около одиннадцати тридцати, когда я вернулся.
   Я открыл дверь своим ключом. В зале горел свет. Первым, кого я увидел, был профессор Веллер. На самом деле я чуть не наступил на него. Он лежал там, в холле, всего в нескольких футах от двери, и был очень мертв. Затылок его представлял собой месиво запекшейся крови. Жестокий удар по голове убил его.
   Ужас его безмолвной фигуры надолго заставил меня замереть. Затем внезапная мысль привела меня в движение, заставила бежать в лабораторию.
   У убийства профессора Веллера могла быть только одна причина. Вибратор!
   Когда я добрался до лаборатории, мой взгляд метнулся к рабочему столу, на котором я в последний раз видел изобретение. Это прошло!
   * * * *
   У шерифа Джошуа Страуда был свой офис в здании суда Гровертона. Именно там я нашел его после того, как тщетно позвонил ему домой и в обычные вечерние походы. Он объяснил, что допоздна работал над одним делом. Я рассказал ему об убийстве профессора Веллера и краже вибратора. Он застонал и пообещал немедленно подняться.
   Шериф Страуд прибыл минут через двадцать. С ним были Биксби, его заместитель, и Солтер, коронер. Гровертон - небольшой город, несмотря на то, что в нем есть университет. Я предположил, что опоздание Страуда было связано с необходимостью вывести двух своих помощников из постели.
   "Еще одно убийство!" - проворчал Страуд, гневно глядя на тело профессора Веллера.
   Я посмотрел на него с внезапным опасением. - Еще одно убийство? - повторил я. - Что вы имеете в виду, шериф? Я думал о Холлисе и Арндте.
   "Сегодня утром в трех милях от города нашел мертвого человека, - объяснил Страуд. "Кто-то выстрелил ему в голову. Я его еще не опознал. Тот, кто его убил, забрал все его документы, даже бирки с одежды сорвал".
   Страуд пожал плечами и отвернулся. Меня не обмануло его нетерпеливое и ворчливое отношение. У него была репутация безжалостного стража закона, который всегда добивался своего человека. Было немало зловещих историй о его методах обеспечения соблюдения законов, но нельзя было отрицать тот факт, что он всегда добивался результатов.
   Солтер встал. "Убит ударом по голове. Какой-то тупой инструмент. Мертв около двух часов.
   - Два часа, а? - сказал Страуд. Он повернулся ко мне. - Где ты был, Роуэн?
   "Я смотрел фильм в "Ридже" с Гейл Холлис, - сказал я ему.
   - Когда вы в последний раз видели Веллера живым?
   "Примерно без десяти восемь".
   - Он был один, когда ты ушла от него?
   "Да." Я добавил, что готовкой и уборкой в доме занималась миссис Гатри, соседка. Она жила в нескольких домах дальше по кварталу, соединяясь между своим домом и домом Веллера, как того требовали ее обязанности. Она редко появлялась по вечерам.
   Страуд потер свою усыпанную шипами челюсть, его худое темное лицо помрачнело. - Насколько я понимаю, кто-то пришел к Веллеру примерно через час после вашего отъезда. Веллер впустил его, затем этот человек ударил Веллера по голове, убив его. Вы упомянули, что его изобретение было украдено по телефону. Видимо, это и было мотивом убийства. Есть какие-нибудь идеи о том, кто мог это сделать, Роуэн?
   Я пожал плечами. Я рассказал Страуду о демонстрации, проведенной профессором Веллером ранее вечером, и о трех присутствовавших на ней мужчинах: майоре Калхерн, Нормане Холлисе и Джоне Арндте. Насколько мне известно, только эти трое знали об изобретении достаточно, чтобы считать его достойным убийства и кражи.
   Черные глаза Страуда загорелись. - Холлис и Арндт... Я случайно узнал, что эти двое не были особыми друзьями Веллера, особенно Холлис. Я почти уверен, что один из двоих убил его.
   Страуд осмотрел дом и лабораторию. Однако он ничего не нашел и вскоре увел двух своих зевающих помощников. Позже прибыли гробовщики и вынесли останки профессора Веллера.
   Для меня не было сна. Я провел большую часть ночи, непрерывно куря и расхаживая по залу.
   На следующее утро, чуть позже одиннадцати, шериф Страуд вернулся в дом. Его присутствие стало для меня облегчением. Миссис Гатри боялась его, как и многие в Гровертоне, и ушла, когда он пришел. Она донимала меня вопросами все утро, несомненно, чтобы вооружиться сплетнями и развлечь своих любопытных друзей. Я легко мог себе представить, как известие об убийстве профессора Веллера должно было уволить Гровертона.
   "Узнать что-нибудь?" - спросил я Страуда.
   Он пожал плечами. "Я допросил Холлиса и Арндта, и они позволили мне обыскать их дома. Если у кого-то из них есть изобретение, его не так-то просто найти. Арндт утверждает, что всю прошлую ночь был дома, и его экономка, женщина Харрик, ручается за него. Думаю, вы слышали некоторые слухи об Арндте и Сьюзен Харрик. Они живут как муж и жена, если вы готовы верить сплетням. Они могут лгать, но как я могу это доказать?
   - Что касается Холлиса, то он был дома один, а Гейл пошла с тобой в кино. Холлис говорит, что весь вечер не выходил из дома. Возможно, он пришел сюда и убил Веллера, но нет ни малейших улик.
   - Я также проверил этого майора Кэлхерна. Вашингтон отправил его сюда, в Гровертон. А ночной клерк в отеле говорит, что Кэлхерн пришел около половины седьмого и оставался дома весь вечер. Остаются Холлис и Арндт. Роуэн, я убежден, что один из двоих убил Веллера и украл его изобретение. Каким-то образом я должен выяснить, кто это был". Его голос стал мрачным. - Должен быть какой-то способ!
   Наступило долгое молчание, в течение которого Страуд смотрел в пространство, яростно нахмурив темные брови. Скорее, чтобы нарушить молчание, я сказал ему, что обнаружил еще кое-что. Проходя тем утром по лаборатории, я обнаружил, что записи профессора Веллера подверглись спешному поиску. Все листки бумаги, относящиеся к вибратору, были изъяты.
   - Лаборатория... - задумчиво сказал Страуд. - Пойдем туда, Роуэн.
   Лаборатория казалась призрачной в лучах утреннего солнца, просачивавшегося сквозь немногочисленные грязные окна. Я включил свет, и Страуд огляделся. Он спросил:
   - Где было изобретение, когда ты видел его в последний раз, Роуэн?
   Я молча указал на верстак.
   - Значит, найти его несложно, - пробормотал Страуд. - Послушайте, - резко сказал он, - как работало изобретение Веллера? Что оно сделало?"
   Объяснение принципа действия вибратора вышло бы из головы Страуда. Я просто сказал ему, что устройство излучает сверхвысокочастотные вибрации, способные разлагать стекло и камень, а также разрушать тонкие ткани мозга у людей. Из-за своей смертоносности вибратор нельзя было использовать, кроме как в толстых, специально сконструированных пределах испытательной камеры. Включение и выключение осуществлялось с помощью пульта дистанционного управления.
   Когда я закончил, Страуд пристально посмотрел на меня. "Дистанционное управление? Что ты имеешь в виду, Роуэн? Провода или что-то в этом роде?
   - Радио, - объяснил я. Я указал на плату управления. "По сути, это радиопередатчик. Это довольно мощно".
   Страуд внезапно напрягся. "Как сильно, Роуэн? Достаточно мощный, чтобы добраться до Гровертона?
   Я задохнулся: "Боже мой, да!" А потом я уставился на него. И пока я смотрел, я вспомнил все неприятные истории, которые я слышал о безжалостных средствах, которыми он служил целям правосудия. Теперь я понял, что он хотел сделать. У того, кто убил профессора Веллера, все еще был вибратор. И устройство, где бы оно сейчас ни находилось, можно было привести в действие радиопередатчиком!
   Это раскрыло бы одну из двух вещей - или обе. Он уничтожит свое укрытие, тем самым указав местонахождение убийцы профессора Веллера. Или, если бы убийца был достаточно близко, это уничтожило бы и его!
   Таким образом, после того, как вибратор был приведен в действие, простая проверка решила бы дело. Я сказал это Страуду.
   - Точно, - сказал он мягко. Его черные глаза пристально смотрели на мои.
   - Но это вряд ли законно! Я запротестовал: "То, что вы собираетесь сделать, равносильно неофициальному смертному приговору".
   Страуд сделал короткий жест нетерпения. - Не будь закоснелым дураком, Роуэн. Мы имеем дело с убийцей - человеком, который должен понести наказание за свое преступление. Это единственный способ найти его и получить улики против него. Используя обычные юридические методы, я был бы беспомощен. У меня нет ни малейшего доказательства против кого бы то ни было".
   "Я не буду этого делать!" - отрезал я. И я знал, почему я бы этого не сделал. Я очень боялся, что человек, убивший профессора Веллера и похитивший его изобретение, был Норман Холлис. Все указывало на человека. Он ненавидел Веллера, чувствуя, что вибратор был результатом одной из его собственных идей, за что Веллер не отдал ему ни малейшего внимания. И он завидовал достижениям Веллера, завидовал славе, которую они принесут другому. Холлис весь вечер была одна. Он вполне мог прийти в дом, убить Веллера и украсть изобретение...
   Но он был отцом Гейл, а я любил Гейл. Предположим, что он действительно убийца... предположим, что он был рядом с вибратором, когда я запустил его с помощью передатчика, - его смерть была бы на моих руках. И убийца она или нет, но Гейл обвинила бы меня в смерти ее отца. Она бы не вышла замуж за человека, на руках которого кровь ее отца...
   Это была неприятная ситуация. Чем больше я думал об этом, тем меньше это мне нравилось. Работа с этим передатчиком вполне могла решить дело Страуда, но это чертовски усложнило бы мое собственное дело. Это разрушило бы все мои надежды и планы, связанные с Гейл.
   Страуд нетерпеливо поерзал. Его черные глаза были холодными. - Роуэн, это мой единственный шанс раскрыть дело. Говорю тебе, я не откажусь!"
   - Я не буду этого делать, - пробормотал я. "Я просто не могу этого сделать!"
   - А почему, Роуэн? Чего ты боишься? Вы знаете, кто убийца? Вы же не хотите, чтобы он умер?
   Я тупо покачал головой.
   Страуд взорвался: "Ей-богу, Роуэн, если ты не будешь управлять этим радио, я сделаю это сам!"
   - Ты не знаешь, как, - сказал я.
   - Ты мог бы показать мне, как.
   - Вам придется заставить меня.
   Страуд приблизил свое худое темное лицо к моему. Его черные глаза сверкнули на меня. "Я сделаю именно это. Роуэн, помни, что я Закон. У меня есть власть командовать".
   "Не в этом дело!" - отрезал я. "Это незаконно. Вы можете быть Законом, но ваша власть не обладает полномочиями судьи, присяжных и палача. Вы приговариваете человека к смертной казни без предварительного привлечения его к суду.
   "Ты дурак!" Страуд вспыхнул. "Как вы можете быть уверены, что убийца окажется где-то рядом с изобретением, когда вы используете радио? А насчет привлечения его к суду - разве я не объяснил, что это невозможно? У меня нет ни малейших улик против кого бы то ни было. Его глаза сузились, а голос стал убийственно мягким. - Роуэн, ты мешаешь правосудию. Я мог бы привлечь тебя к этому... Или, Роуэн, я мог бы все исправить, чтобы ты получил вину за убийство Веллера. Не сомневайтесь ни на миг. Я должен найти убийцу, и если я не смогу найти настоящего, ты сделаешь это.
   И Страуд имел это в виду, я знал. Каждое его слово.
   Я попал в ловушку - и выхода не было. Я ничего не мог сделать, кроме того, что Страуд хотел, чтобы я сделал.
   Я устало пожал плечами и кивнул. - Я сдаюсь, - сказал я.
   Улыбка Страуда была тонкой и жесткой. "Хороший! Давайте немедленно приступим к работе".
   - Подожди, - сказал я. - Я хочу позвонить Гейл Холлис, чтобы вывести ее из дома.
   - Так это ответ, а? - воскликнул Страуд. - Вы уверены, что Норман Холлис - убийца. Ты боишься, что девушка пострадает, если изобретение окажется спрятанным в доме... Ладно, ты можешь ей позвонить, но никаких фокусов, Роуэн. Не пытайся предупредить Холлис.
   Страуд проводил меня к телефону, и его блестящие черные глаза следили за мной каждую секунду, пока я говорил. Моя уловка была проста. Я просто сказал Гейл встретиться со мной на нашем обычном углу, что это важно. Я не объяснил. Я сказал ей это, а потом повесил трубку.
   Я занялся радиопередатчиком, отрегулировав его, чтобы добраться до вибратора. Тогда я был готов. Я дышал безмолвной молитвой за Гейл, и я дышал безмолвной молитвой за себя. И я надеялся вопреки всему, что Норман Холлис, если бы у него был вибратор, не оказался бы в пределах его смертельной досягаемости.
   Я включил переключатель.
   - спросил Страуд. - Готово?
   Я кивнул, как марионетка. Я не мог говорить. Мне казалось, что я больше никогда не смогу говорить.
   Губы, прижатые к зубам в волчьей ухмылке, глаза блестели, как кусочки полированного гагата, Страуд выбежал из лаборатории. Я сел и уставился в пустое пространство. Я боялся думать.
   Сколько времени спустя я услышала звонок в дверь, я не знаю. Это пробудило меня от моей апатии. Я поднялся, чтобы открыть дверь.
   Гейл споткнулась в моих объятиях. "Кирк! Что случилось? Ты так странно говорила по телефону... А я ждала на углу, а ты не пришла. Я забеспокоился и бросился сюда". Она с тревогой вглядывалась в мое лицо. - Кирк, что такое? Что произошло?"
   Я не мог заставить себя объяснить: я боялся сказать ей, что я сделал, боялся сказать ей, что ее отец может быть мертв даже сейчас, и что я виноват.
   Гейл схватила меня за руки. - Кирк, что это? Почему ты не говоришь мне?"
   Я проглотил свой голос в действии. - Не могу тебе сказать, дорогая, - сказал я. "Страуд и я работаем над чем-то, что может раскрыть тайну смерти профессора Веллера. Нам нужно дождаться возвращения Страуда. Тогда ты узнаешь.
   Гейл засомневалась, но воздержалась от расспросов. Она пошла на кухню и сварила кофе. Это был хороший кофе, но тогда я этого не заметил. Я лихорадочно думал.
   Холлис. Был ли убийца Холлис? Был ли он мертв сейчас или все еще жив? Я отчаянно надеялся, что он еще жив.
   Или Арндт. Арндт вполне может быть убийцей. Я молился, чтобы это был Арндт.
   Полдень тянулся с бесконечной медлительностью. Напряженность ожидания, незнания почти сводила меня с ума.
   А потом - наконец - перед домом послышался звук остановившейся машины. Гейл и я бросились к двери, когда ворвался шериф Страуд.
   "Ну, дело раскрыто!" - торжествующе объявил Страуд. - Я поймал убийцу профессора Веллера. Это сработало прекрасно, Роуэн.
   - Кто... кто это был? Я шелушился.
   - Калхерн, - ответил Страуд.
   Я ослабел от облегчения. Мои ноги стали такими резиновыми, что мне пришлось сесть на стул. Следующее мгновенное значение этого имени поразило меня, и я подпрыгнул с криком протеста.
   - Но это невозможно! Я закричал. - Кэлхерн не мог быть убийцей. Почему... почему он был прислан из Вашингтона военным министерством. Он бы не сделал ничего подобного!"
   - Но он это сделал, Роуэн. Ухмылка Страуда стала шире. - Видишь ли, Кэлхерн был вовсе не Кэлхерн, а чрезвычайно умный международный шпион, маскирующийся под Кэлхерна. Настоящим Кэлхерном был неопознанный мертвец, которого я нашел за городом вчера утром!
   Я снова сел в кресло.
   Страуд продолжил: "Очевидно, что произошло вот что. Каким-то образом шпион узнал о настоящей миссии майора Калхерна. Он перехватил Калхерн на окраине Гровертона. Вероятно, он столкнул машину Кэлхерна в кювет, затем застрелил Кэлхерна и обменял его одежду на униформу Кэлхерна, сорвав при этом этикетки. Затем он поехал в город, сообщник угнал собственную машину Кэлхерна.
   "Шпион хотел изобретение профессора Веллера. Наши враги с радостью отдали бы ему целое состояние за такое в то время. Он посетил демонстрацию профессора Веллера, узнав все, что хотел знать. Затем, ближе к вечеру, он выскользнул из отеля, пошел в дом Веллера и убил его, забрав изобретение и все относящиеся к нему записи.
   "Комната шпиона находилась на втором этаже. Было бы несложно протянуть веревку через окно, чтобы войти и выйти так, чтобы ночной служащий не заметил его. Сам вибратор он оставил в машине".
   - Но как ты его поймал? - спросил я. "Как вы узнали?"
   - Я его не поймал, - сказал Страуд. "Вибратор сделал это. Мы вовремя воспользовались радио. Шпион покидал город. Он был примерно в миле, когда изобретение вступило в действие. Его машина врезалась в дерево. От него мало что осталось, но из документов в форме, которую он носил, я узнал все, что мне нужно было знать.
   Страуд усмехнулся и направился к двери. "Ну вот и все. Впрочем, у меня еще есть над чем поработать". Он снова ухмыльнулся, помахал нам и ушел.
   Я отскочил от стула. Гейл так и не поняла, почему я кричал от радости. Она до сих пор не знает, почему я так крепко обнял ее...
   ВОДНАЯ ЖИЛА
   Первоначально опубликовано в Mammoth Western , декабрь 1946 года.
   Как обычно, Пит Татум поспорил. Мрачно, решительно и со всей энергией, которую он мог собрать под испепеляющим сиянием пустынного солнца.
   Тот факт, что он спорил сам с собой, никоим образом не уменьшал напряженности ссоры.
   "Черт возьми! Я говорил тебе, что в той долине в горах ничего не было, но ты хотел пронюхать вокруг, и теперь нам нужно спешить, потому что, если мы этого не сделаем, не будет достаточно жратвы и еды. ' вода, чтобы добраться до Красного Ущелья!
   Выражение морщинистых, кожистых черт лица Пита Татума, видневшихся над его лохматой седой бородой, сменилось с обвиняющего на вызывающее.
   "На это стоило посмотреть", - проворчал он своему альтер-эго. - В долине могло быть золото. Кроме того, вы должны радоваться, что у нас достаточно еды и воды, чтобы добраться до Красного Ущелья, даже если нам придется немного поторопиться!
   Татум покачал неопрятной седой головой и выглядел яростно упрямым. Он не собирался сдаваться - даже перед самим собой. Он сморщил свой почти безгубый рот, выстрелил струей табачного сока в куст кактуса и снова погрузился в словесную перепалку.
   С меланхолическим терпением своего вида вьючный ослик Юпитер брел рядом с Татумом. Время от времени длинные уши Юпитера подергивались, как бы демонстрируя слабый интерес к ссоре. Вполне вероятно, что это был просто жест долга, поскольку Юпитер уже давно привык к бесконечным спорам, которыми сопровождались разведывательные поездки Татума в пустыню.
   Был поздний вечер. Солнце, еще немного утратившее свою огненную силу, опускалось по выжженному небу к своей гряде далеких гор. Пустыня раскатывалась во всех направлениях волнистым морем горячего, сухого, желто-белого песка, усеянного редкими выходами выбеленных серых камней и усеянного многочисленными разновидностями кактусов. Более высокие наросты с их колючими вздернутыми конечностями странно напоминали гротескные зеленые чучела. Над всем повисла густая выжженная тишина, словно сцена была заключена в большой блок прозрачного стекла.
   Татум плелся по песку, неутомимо ссорясь. Слова выскакивали из него при каждом шаге его стоптанных кожаных сапог. Слушатель мог бы заметить изменения в его скрипучем гнусавом голосе, когда странные дебаты "два в одном" перешли на другую сторону.
   Нынешнее яблоко раздора было открыто, и ни один из противников не признал свое поражение. Он был отброшен в сторону, и тут же начался другой.
   -- Во всяком случае, ты кончился -- и ты это знаешь! Вы не бастовали годами, и ваша ставка в банке пропала. Тебе придется устроиться на одну из шахт в Красном Ущелье, если ты хочешь продолжать есть.
   "Не так! Я знаю нужных людей, понимаете? Они дадут мне корм для другой поездки. И на этот раз я что-нибудь найду. Просто подожди.
   "Подарить тебе кормушку? Вам чертовски повезет, если они не приведут шерифа! Просто никчемный старик, вот кто ты! Даже бродяга. Никаких видимых средств поддержки".
   - А теперь посмотри-ка сюда, Пит Татум!..
   Это продолжалось. И дальше.
   Татум достиг группы огромных валунов. Он на мгновение задержался в их тени, взглянув на солнце. Место было бы идеальным, чтобы разбить лагерь на день. Но пройдет еще немало времени, прежде чем ночь скроется. Было бы разумнее продолжать, насколько он может. Его запасов еды и воды не хватило бы до Красного ущелья, если бы он не поторопился.
   Татум облизнул запекшиеся губы при мысли о воде. Он отстегнул оставшуюся флягу от шеи Юпитера и отпил немного. Он не упустил из виду Юпитер. Выносливый маленький ослик достаточно хорошо уживался с такой влагой и питательными веществами, которые можно было найти в жестких, резиновых листьях кактуса, но немного воды время от времени всегда было кстати. Достав из холщового мешка небольшую кастрюлю, Татум налил в нее небольшое, но освежающее количество драгоценной жидкости. Юпитер жадно пил, благодарно всхлипывая.
   Затем, дернув провисший ремень и шлепнув Юпитера по волосатому заду, Татум снова двинулся вперед. Он оставил валуны на приличном расстоянии позади, когда звук выстрела нарушил тишину пустыни.
   Татум резко остановился, повернувшись и прищурившись в том направлении, откуда пришел доклад. Через мгновение он заметил двух всадников на вершине песчаного хребта менее чем в четверти мили от него. Пока он смотрел, они начали торопиться к нему.
   Выстрел не повторился. Очевидно, это было сделано исключительно для того, чтобы привлечь его внимание.
   Через несколько минут Татум понял, что что-то не так с ездовыми животными двух всадников. Они пьяно шатались и раскачивались, приближаясь по песку. Все устали, решил Татум. Или полумертвый от жажды. Внезапно он подумал о своем запасе воды - недостаточном для его скромных нужд.
   Одна из двух лошадей вдруг споткнулась и упала, швырнув седока на песок. Он больше не поднялся, а лежал там, где упал, не шевелясь. Оставшийся всадник не проверял его продвижение или как-либо еще предлагал помощь. Даже не взглянув на своего брошенного спутника, он продолжил свой путь к Татуму. Человек, которого бросили, с трудом поднялся на ноги и, неуклюже бегая, ругался в ярости и досаде.
   - Мне это не нравится, - пробормотал Татум про себя. "Нет, мне это совсем не нравится. С этими джентльменами не стоит делить воду, особенно когда у тебя ее немного.
   Он пожал плечами, когда его вторая половина обдумала этот вопрос и сформировала другое мнение.
   - Эти господа спятили от жажды, вот и все. Не могу винить их за то, что они так себя ведут. "Кроме того, Пит Татум, не пытайся ли ты уклониться от того факта, что ты всегда должен делиться водой с людьми в пустыне, у которых ее нет".
   Еще через несколько минут всадник добрался до Татума, спрыгнув на песок еще до того, как его полностью измученная лошадь полностью остановилась.
   "Вода!" - выдохнул он. "Надо пить воду!"
   Татум внимательно посмотрел на мужчину. Другой был чуть выше среднего роста, худощавый, почти худощавый, но с намеком на быструю, жилистую силу. Его заросшее щетиной лицо было слишком узким, а глаза слишком близко посажены по обеим сторонам длинного острого носа. Его одежда, выпачканная в дороге и запыленная, вряд ли походила на одежду человека, живущего и зарабатывающего на жизнь вблизи пустыни. Два шестизарядных пистолета висели на каждом бедре, пристегнуты ремнями и наклонены назад, как у человека, привыкшего использовать их не только часто, но и быстро.
   Татум переварил увиденное и обнаружил, что у него во рту горький привкус. Он медленно сказал:
   - У меня не хватит воды, чтобы продержаться нам троим очень долго, незнакомец, так что тебе придется очень полегче с ней.
   Другой слегка кивнул, аспидно-серые глаза прикрылись. Он провел тыльной стороной ладони по потрескавшимся губам.
   - Я слышал тебя, старожил. Теперь предположим, что вы шумите в воде.
   Испытывая смутные опасения, Татум отпер фляжку, откупорил ее и повернулся, намереваясь передать ее другому. Ему не дали возможности завершить жест, потому что сосуд резко выхватили из его руки. В следующее мгновение незнакомец уткнулся ртом между губами и жадно глотал его содержимое.
   Татум ревниво наблюдал, считая глотки. Внутри него росла тревога, поскольку другой не собирался сдаваться. Не в силах больше контролировать себя, Татум протянул руку и отодвинул фляжку.
   Был вихрь движения. Ошеломленно моргая, Татум обнаружил, что смотрит в стволы двух шестиствольных орудий незнакомца. Другой чуть пригнулся, аспидно-серые глаза теперь были широко открыты, твердые и холодные, как закаленная сталь.
   Татум нервно сглотнул. "Извини, что мне пришлось это сделать, незнакомец, но, как я уже говорил тебе, это вся вода, которую я получил. Мы должны быть очень осторожны с ним".
   Холодный, смертоносный взгляд исчез из глаз другого. Он отстраненно кивнул и убрал пистолеты в кобуры.
   "Полагаю, ты прав, старожил, но мне не нравится, когда со мной обращаются жестко и сообразительно? Мы прекрасно поладим, если ты просто запомнишь это. Худощавый остроносый мужчина повернулся и посмотрел на приближающегося товарища. Другой перешел на шаг и теперь заметно пошатывался, когда шел вперед.
   - Будь ты проклят, Слейд, - рявкнул опоздавший, тяжело дыша. - Почему бы тебе не помочь мне?
   Остроносый мужчина приподнял свободные плечи и опустил их. - Думай головой, Бык. Моя лошадь не смогла бы нести нас двоих".
   Булл был ненамного выше Слэйда, но по сравнению с ним его ширококостное, тяжелое тело казалось огромным. У него были мясистые, грубые черты, обожженные солнцем, и глубоко посаженные маленькие голубые глаза. Нижняя часть его лица была покрыта щетиной с зачатками соломенной бороды. Как и у Слэйда, он носил шесть пистолетов в кобурах на широких бедрах, но его преднамеренные, неторопливые движения свидетельствовали о том, что у него почти не было скорости Слэйда. Достаточно было лишь беглого взгляда на толстое, тупое лицо Быка, чтобы понять, что Слейд был лидером из них двоих.
   Булл перевел хмурый взгляд на Татума, проведя кончиком языка по губам. Он нетерпеливо хмыкнул: "У тебя что, манер нет? Вытряхни свинец из штанов и передай бутылку с водой.
   Дрожащими пальцами Татум снова откупорил фляжку, поморщившись, когда ее во второй раз выдернули из его рук. Бык уже подносил его ко рту, когда Слейд заговорил.
   - Полегче на воде, Бык. Это все, что есть у этого старика. Этого нам хватит, пока мы не доберемся до места, где их больше.
   Бык угрюмо кивнул, но как только он начал вливать воду себе в горло, Слэйд потребовал еще одного приказа, на этот раз резкого, чтобы заставить его остановиться. Булл начал отдавать фляжку Татуму, но Слейд потянулся за ней.
   - Я позабочусь об этом с этого момента.
   Татум собирался возмущенно возразить, но взгляд на решительное, твердое лицо Слэйда изменил его мнение. По жесту другого он передал пробку.
   Слейд повернулся к Быку и начал говорить коротко. "Придется застрелить лошадей. Им не хватает воды, и они все равно слишком далеко зашли. Ты возвращайся и позаботься о своих, Бык. И верни свою винтовку и одеяло. Они вам понадобятся.
   "Приказы!" - пробормотал Бык. - Аллус приказывает. Но он повернулся и побрел к своему упавшему коню.
   Слейд повернулся к своему жеребцу, стоявшему рядом с опущенной головой в полном изнеможении. Он начал снимать вещи, прикрепленные к его спине, пару набухших переметных сумок, ружье, спальный мешок и, наконец, седло. Затем он увел лошадь на небольшое расстояние. Отойдя на несколько футов, он вытащил один из своих пистолетов. В тишине прогремели два быстрых рапорта. Лошадь тяжело шлепнулась на песок.
   Слэйд вернулся к Татуму, заправляя свое ружье свежими патронами. Его узкие черты были невыразительны. Он спросил:
   - Куда ты направляешься, старожил?
   "Красное ущелье", - неохотно признал Татум.
   - Город, что ли?
   Татум кивнул. "Минин город".
   - Между здесь и Красным ущельем есть вода?
   "Меббе".
   "Что ты имеешь в виду?"
   Татум повернул голову и сплюнул струйку табачного сока, чтобы скрыть неожиданное лукавое выражение, промелькнувшее на его лице. - Может быть, если мы наткнемся на кого-нибудь, у кого есть лишняя вода.
   - Как далеко Красное ущелье?
   Теперь Татум хорошо контролировал свое лукавство. Он неопределенно указал на юг.
   - Довольно далеко, незнакомец. "Около трех дней спокойной ходьбы".
   Слэйд достал табачный мешок и бумаги и начал скручивать сигарету. Он медленно сказал:
   "Мне нравится точно знать, куда я иду и как туда добраться. Не могли бы вы объяснить, как вы добрались до Красного Ущелья?
   Татум отодвинул шляпу с отвисшими полями, почесал свалявшуюся серую солому и выглядел неуверенно. - Черт, незнакомец, в пустыне ты либо знаешь, куда идешь, либо нет. Должен знать страну. Просто следуй за мной, и ты доберешься туда.
   Слейд больше ничего не сказал. Он сел на седло, снятое с лошади, и закурил сигарету с задумчивым видом.
   Татум взглянул на небо. Два сарыча кружили высоко в воздухе. Они ждали, он знал. Ждем, когда мужчины уйдут. Затем они спускались вниз и наедались мертвой лошадью.
   Татум мрачно рассматривал канюков. Он не упускал из виду возможность того, что сам может стать кормом для канюков. Шансы на то, что они втроем доберутся до Красного ущелья при нынешнем запасе воды, были ничтожно малы. Татум намеренно скрыл от Слэйда информацию о том, как найти город. Слэйд и Булл были крепкими парнями. Он не мог рисковать, когда они узнают, как найти Красное ущелье в одиночку, что они убьют его, чтобы было на одного меньше, с кем делить воду.
   Татум испуганно подпрыгнул, когда выстрел нарушил тишину. Это Бык, приканчивающий свою лошадь. Через несколько минут появился здоровяк, плетясь к ним по песку, с винтовкой и спальным мешком на одной руке.
   Слейд посмотрел на Юпитера, затем на Татума. "Как долго продержится ваш ослик?"
   - Он выстоит, хорошо, - настаивал Татум в внезапном беспокойстве. "Старый Юп - крепкая тварь".
   "Тогда тебе лучше избавиться от некоторых своих вещей, чтобы мы с Быком могли погрузить туда наши вещи", - сказал Слейд.
   Неохотно Татум снял свое разведывательное оборудование. Остальные статьи были необходимы, и от них нельзя было отказаться. Слейд и Булл сложили свои пожитки на Юпитере - за исключением седельных сумок Слейда - и после того, как Татум еще раз закрепил крепления, отправились в путь.
   У оврага, частично закрытого с одного конца вертикальными базальтовыми плитами, Слейд наконец остановился. Солнце уже клонилось к закату.
   - Хорошее место для разбивки лагеря, - кратко объяснил Слейд. - Скоро стемнеет.
   По приказу Слэйда Булл ворчливо помог Татуму собрать кучу хвороста для костра. Слейд сидел и смотрел, рядом с ним лежали седельные сумки. К Тейтуму пришло осознание, что Слэйд ревностно заботился об этих седельных сумках. Он начал задаваться вопросом, что могло быть внутри них, что требовало такой защиты.
   Когда топлива было собрано достаточно, Татум приступил к приготовлению оладий и бекона. Он использовал собственные запасы. Слейд и Бык, похоже, исчерпали свои запасы - если они вообще взяли их с собой в путешествие по пустыне. Татум решил, что нет. Он уже был уверен, что они совершенно незнакомы с пустынной страной. Что побудило их пересечь его, было загадкой.
   Пока Татум выполнял знакомую задачу по приготовлению пищи, он на мгновение забыл, что он больше не один. Он затеял спор сам с собой, пока жарил бекон и замешивал тесто для оладий.
   Слейд и Булл несколько секунд смотрели на него с озадаченным удивлением. Потом многозначительно переглянулись.
   - Безумие пустыни, - выдохнул Слейд.
   Вскоре Татум достаточно опомнился, чтобы поднять вопрос о кофе. Слейд наложил вето на эту идею на том основании, что при кипячении будет потребляться слишком много воды.
   Они уселись есть, угощая себя прямо из кастрюль. Слейд и Булл жадно поглощали еду. Каждый раз, когда Татум тянулся за лепешкой или полоской бекона, он обнаруживал, что руки Слэйда и Булла уже там, перед ним. Еда закончилась еще до того, как он смог притупить край своего аппетита.
   Слейд откупорил флягу с водой и сделал несколько медленных глотков. Затем он передал его Быку, который, несмотря на бдительный взгляд Слейда, сумел проглотить больше, чем Слейд. Бык вернул флягу Слейду. Другой закупорил его и осторожно положил за спину.
   Татум смотрел. - Разве... ты ничего не дашь мне?
   Слейд взглянул на Татума из-под полуприкрытых век. - Утром принесешь воды, старичок. Знаешь, нам нужно быть полегче".
   "Н-но это моя вода, черт возьми!" Татум возмущенно фыркнул.
   - Ничего плохого в том, что я позабочусь об этом для тебя, не так ли? Слейд положил тощую руку на ореховый приклад шестиствольного ружья.
   Татум задумался. "Думаю нет." Он замолчал, глядя в огонь. Пустынная ночь теснилась вокруг, глубокая и неподвижная.
   Слейд и Булл сняли свои спальные мешки и растянулись возле базальтовых плит. Через мгновение Татум последовал его примеру, чувствуя настороженный взгляд Слейда. Устроившись вдоль стенки оврага на некотором расстоянии от других, он нахлобучил на глаза свою бесформенную шляпу и, судя по всему, тотчас заснул. Он даже захрапел через несколько минут. Но никогда в жизни он не бодрствовал так полно.
   Очевидно, уверенные, что Татум крепко спит, Слейд и Булл начали говорить тихим голосом.
   - Ближайший город - Красное Ущелье, судя по тому, что сказал мне этот старый ублюдок, - сказал Слейд. "Это небольшой городок. Воды по пути нет, берем то, что есть.
   - Как далеко? - спросил Булл.
   "Около трех дней. Старый ублюдок не знает точно, как далеко и где это находится, но он знает, как туда добраться.
   Бык издал хриплое проклятие. - Это значит, что мы должны делить с ним воду, пока...
   "Пока мы не будем достаточно близко, чтобы найти его в одиночестве", - закончил Слейд. "Мы не можем рисковать, что он может заговорить".
   - Думаешь, мы сможем добраться до Красного ущелья? - спросил Бык после короткого молчания.
   - Если мы будем очень осторожны с водой. Когда мы туда доберемся, нас будет сильно мучить жажда, но мы будем живы.
   "Мне это не нравится!" Бык зарычал. "Нам надо было оставаться на севере и вообще не пытаться пересечь пустыню".
   - Что еще мы могли сделать? - спросил Слейд. - Этот отряд был слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. Это был единственный способ избавиться от них".
   - Возможно, но мне не следовало позволять тебе уговаривать меня провернуть эту работу в банке. Ограбление - это не так уж и плохо, но убить шерифа и двух помощников - это уже слишком.
   - Либо я, либо они, - спокойно заметил Слейд. - О чем ты плачешь, Бык? Как только мы перейдем границу Мексики, мы будем жить как короли на банковские деньги". Слейд похлопал по лежащим сбоку сумкам. - Двадцать пять тысяч долларов, Бык, подумай об этом!
   С огромным усилием Татум заставил себя продолжать храпеть. Грабители банков! Двадцать пять тысяч награбленного! Знание горело в его голове, как пламя.
   Он лежал неподвижно, притворяясь спящим. Слейд и Булл еще немного поговорили. Затем послышался шорох одеял, когда они устроились для сна. Наступила тишина.
   Взволнованные мысли Татума кристаллизовались в план. Слейд и Булл устали. Когда они заснут, ничто иное, как землетрясение, не сможет их разбудить. Если Татум сможет тайком получить флягу с водой, он сможет добраться до Красного ущелья и рассказать тамошнему шерифу об этих двоих. Несомненно, за банковские деньги будет вознаграждение, и это даст ему новую ставку для дальнейших разведывательных поездок. Что же касается Слэйда и Булла, то у них не останется сил, чтобы сопротивляться, когда за ними придут шериф и его люди.
   Нетерпеливо сжимая план в своей голове, Татум ждал. Костер сгорел до нескольких угрюмо тлеющих углей. Ночные ветры обдували пустыню своим холодным дыханием. Слейд и Булл лежали спокойно, дыша размеренно, как во сне.
   Наконец, убедившись, что двое преступников спали достаточно крепко для успеха его плана, Татум откинул одеяла в сторону и подкрался к Слейду. Он обнаружил, что Слейд лежит почти касаясь одной из базальтовых плит, а Булл находится с другой стороны от него. Это было неудобное положение для намерений Татума. Чтобы добраться до фляги с водой между Слейдом и плитой, ему пришлось бы ненадежно перелезать через обоих мужчин. Между ними не было достаточно места, чтобы он мог подойти к Слейду одному.
   Упираясь одной ногой в камень, вкопанный в песок, и осторожно переступая через Быка другой, Татум потянулся к фляге с водой позади Слейда. С бесконечной осторожностью он начал освобождать его от того места, где спина преступника прижимала его к плите.
   Скала поддалась под напором его веса, откатилась в сторону. Его ботинок скользил по рыхлому песку.
   Татум рухнул на Слейда и Булла.
   Оба проснулись от смешанных восклицаний тревожного удивления. Когда Татум начал лихорадочно вырываться, преступники оправились от шока и через мгновение беспомощно прижали Татума между собой.
   - Ты, а? Слейд хмыкнул. Он отпустил Татума и встал. По жесту Булла Татума грубо подняли на ноги.
   Слейд мрачно изучал Татума. - Ладно, старина, что ты задумал?
   - Я... я просто хотел выпить воды, - пробормотал Татум. "Проснулся и почувствовал сильную жажду".
   - Уверен, что это все, что ты хотел? - спросил Слейд. - Уверены, что у вас не было мыслей взять воду и оставить меня с Быком?
   "Конечно нет!" - настаивал Татум. "Я бы не стал так поступать. Просто хотел попить воды, как я и говорил.
   "Даже если это правда, старожил, я не думаю, что мне лучше рисковать с тобой". Без предупредительного изменения выражения на узком лице Слейд резко взмахнул кулаком. Удар пришелся Татуму сбоку в челюсть, и он потерял сознание, как будто под ним внезапно открылся люк.
   Слэйд достал свободные ремни из рюкзака Юпитера и надежно связал руки и ноги Татума. Затем он и Бык снова легли и закутались в свои одеяла.
   - Старый болван, должно быть, все это время не спал, - сказал Слейд через несколько секунд. "Подождал, пока мы уснем, прежде чем он попробовал этот свой трюк".
   Ответ Быка был мрачным. - Это значит, что он слышал, о чем мы говорили некоторое время назад. Слейд... Он знает о деньгах... и о убийцах.
   Слейд мрачно кивнул. "Мы вспомним об этом, когда придет время. А сейчас давай попробуем немного поспать".
   * * * *
   Слейд встал незадолго до рассвета. Он встряхнул Булла, а затем обратил внимание на Татума. Он развязывал путы Татума, когда старый старатель что-то пробормотал и открыл глаза.
   "Трясти ногой!" - приказал Слэйд. "Пора завтракать. Нам нужно двигаться, пока солнце не пригрело.
   Татум медленно поднялся на ноги, охваченный отчаянием. Он потерпел неудачу. Осознание разрывало его.
   Удрученный Татум принялся готовить завтрак. Когда трапеза закончилась, Слейд и Булл выпили из столовой. Татума демонстративно игнорировали. Он горько посмотрел на Слейда.
   - Нет воды для меня, да?
   - Только не после того уловки, которую ты пытался провернуть прошлой ночью, - отрезал Слейд. - А теперь заткнись и двигайся.
   Груз Юпитера был пристегнут, и вскоре они отправились в путь: Татум и ослик впереди, а Слейд и Булл шли сзади. Солнце начало взбираться по лестнице в небо, стирая ночные тени одну за другой со дна пустыни. Медленно и ощутимо воздух становился теплее.
   Противоречивые мысли мелькали в голове Татума, пока он брел по песку. Самой главной была идея бесцельно кружить, пока не кончится вода и Слейд и Бык не умрут от жажды. Но это также означало бы пожертвовать собой. Татум не собирался обналичивать свои фишки раньше, чем это было бы абсолютно необходимо.
   Однако он не мог уклониться от знания, что Слейд и Булл убьют его или оставят умирать от жажды, как только они смогут найти Красное ущелье в одиночку. Он должен был предотвратить это. Каким-то образом он должен был найти способ обмануть этих двоих.
   Шаги Татума неумолимо вели его в сторону города - ближе к его собственной смерти - пока он размышлял над стоящей перед ним проблемой. Пока мили медленно раскручивались под ногами, он так и не приблизился к разгадке. Казалось, спасти его могло только чудо.
   Солнце достигло своего зенита, паля безжалостно. Движение группы замедлилось до вялого ползания, и, наконец, Слэйд остановился. Он и Бык снова выпили из фляги.
   Татум задумчиво смотрел. Он уже чувствовал нарастающую разрушительную жажду.
   Слейд задумчиво взглянул на Татума и потряс фляжкой. Бульканье в ответ показало, что он заполнен примерно наполовину.
   - Вы же не дадите ему выпить? - потребовал Бык. "Нам самим не хватает".
   - Старожилу нужно будет выпить воды, если он собирается отвести нас в Красное ущелье, - заметил Слейд. - Нельзя позволять ему наживаться на нас. Он снова взглянул на Татума. - Мы идем в правильном направлении, не так ли? Ты уверен, что не пытаешься потерять меня и Быка?
   Татум решительно покачал головой. - Я не собираюсь одновременно перерезать себе горло, незнакомец.
   - Продолжай идти в правильном направлении, и получишь воду, - пообещал Слейд. "Попробуй потерять меня и Быка, и ты будешь первым, кто получит деньги, сообразительный?" Услышав понимающий кивок Татума, Слейд протянул ему флягу. - Вот... успокойся.
   Вода была для Татума живительным эликсиром. Он почувствовал, как в него вливается новая сила. Возвращая фляжку Слейду, его осенила внезапная мысль. Он спросил:
   - А Юпитер?
   - Ему придется справляться самому. Мужчины важнее осликов, старина.
   Они немного отдохнули. После очередной порции оладий и бекона троица снова отправилась в путь. Дьяволы жары танцевали на песке, когда солнечный свет достиг своей послеполуденной интенсивности. Шаги мужчин снова стали трудоемкими и неторопливыми.
   Шаг за шагом перетаскивания. Минуты, которые казались часами; часы, которые казались днями. Солнце, палящее на них яркими, горячими руками. Пустыня, уходящая все дальше и дальше в сухие, унылые просторы песка, камней и кактусов.
   Наконец наступил вечер, а с ним еда и отдых. Татум почти сразу же погрузился в изможденный сон. Слейд и Булл заставили его двигаться в темпе, намного превышающем возможности его стареющих мышц.
   Во второй половине дня Слейд остановился в тени скалистого ущелья. К этому времени Татум был слишком слаб, чтобы готовить. Он сидел, распластавшись на камне, глаза были покрыты тусклой пленкой, тонкая грудь быстро вздымалась и опускалась при поверхностном, прерывистом дыхании. Его губы были сухими, потрескавшимися и ломкими, как старый пергамент. Темп, заданный двумя преступниками, нанес свой последний урон. Время от времени Татуму давали воду, но не столько, сколько требовалось его усилиям.
   Слэйд недобро взял на себя приготовление пищи. На обед едва хватило муки и сала. Татум был проигнорирован, когда Слэйд и Булл, наконец, собрались у костра, чтобы поесть. Его снова проигнорировали, когда фляга была передана.
   Слейд встряхнул фляжку, прежде чем закупорить ее, прислушиваясь с тревожным вниманием. Его аспидно-серые глаза потускнели.
   Остальное пошло на пользу Татуму. Тусклость постепенно исчезла из его глаз, и его дыхание стало более ровным. Его разум прояснился. Он медленно огляделся вокруг, зная, что это конец.
   Его внимание привлекло движение, когда из-за скалы примерно в двадцати футах появился небольшой объект. Это была пустынная черепаха. Моргнув прикрытыми глазами, он на мгновение застыл, с любопытством глядя на троих мужчин.
   Татум недоверчиво показал пальцем, его тело тряслось от внезапного возбуждения. "Вода!" - выдохнул он. "Вода!"
   Слейд и Булл перевели взгляд с черепахи на Татума. Их взгляды встретились. Слейд многозначительно постучал указательным пальцем по виску.
   С внезапным приливом сил Татум поднялся на ноги. С бешеной поспешностью достав из вьюка Юпитера одеяло, он заковылял к скале. На крик Татума черепаха скрылась из виду и теперь пыталась удрать в безопасное место. Но с бешеной скоростью Татум набросился на него, загоняя существо в складки одеяла.
   Он собирал вместе концы одеяла, когда его взгляд упал на другую черепаху в нескольких ярдах от него, замершую в бездействии из-за явного удивления этим необычным перерывом в монотонности ее безмятежного пустынного существования. После непродолжительной погони Татум поймал и этого, и он вместе с другим ушел в одеяло.
   Усилия оказались слишком большими для Татума. Он рухнул на песок, сердце опасно колотилось, дыхание сбивалось с губ.
   "Псих!" Бык с отвращением пробормотал. "С ума сойти!"
   Слейд встал и подошел к Татуму. - В чем была идея, старожил?
   Татум посмотрел на Слейда, глупо ухмыляясь. - Вода, - пробормотал он. "Обычная жила". Затем: "Ты сумасшедший, Пит Татум! Что ты делаешь, разговариваешь, как сумасшедший идиот?
   Возник спор, который длился несколько секунд. Слейд слушал, качая головой. Наконец, с гримасой нетерпения, он отвернулся. Он хмыкнул:
   "Пора начинать двигаться".
   Они покинули относительное укрытие оврага и снова двинулись в подобную печке сверкающую гладь пустыни. Татум вцепился в свое одеяло, бормоча и кудахча что-то себе под нос, пока неуверенно брел вперед. Юпитер медленно плелся рядом с ним, низко опустив голову и поникнув ушами, как увядшие листья.
   Менее чем через час Татум безвольно упал на песок. Бык рывком поднял его на ноги, но ему пришлось удержать его, чтобы он снова не упал.
   Татум покачал головой. - Не могу, - выдавил он. "Мне конец".
   Приказав Быку опустить старого старателя на песок, Слейд откупорил флягу с водой. - Слушай, старожил, не хочешь ли выпить? Взгляд Татума был устремлен на фляжку, словно она была объектом самого пристального внимания. Он попытался заговорить, но смог только кивнуть.
   "Прежде чем я напою вас, - сказал Слейд, - я хочу, чтобы вы сказали мне, где Красное Ущелье и как далеко отсюда". Татум с усилием выдавливал слова. "Прямо вперед... как будто мы собирались. Не могу... не могу пропустить. Вы успеете завтра поздно... если будете упорно продвигаться вперед.
   Слейд кивнул и встал. Он закупорил флягу. - Это все, что я хочу знать. Он указал на Быка. - Ладно, поехали.
   Бык сказал: "Ты собираешься оставить здесь старую дуру?"
   Слейд коротко кивнул. - Сейчас мы найдем город в одиночку.
   Булл опустил большую руку на приклад шестиствольного ружья. - Мы должны прикончить его. Нельзя рисковать.
   - Он уже закончил, - заметил Слейд. "Красное ущелье - выходной. Без воды он никогда не выживет".
   Бык наконец пожал плечами. Слейд повернулся туда, где на песке сидел Юпитер, и ткнул ослика сапогом. Юпитер попытался подняться, но слабо упал. Животное казалось таким же далеким, как Татум.
   Слейд сдался. Они с Быком сложили свои вещи в одеяла и накинули эти мешки на спины. Даже не оглянувшись на Татума, они отправились в путь. Старый старатель съежился на расстоянии, которое Слейд и Булл оставили позади. Он очень тихо лежал под палящим солнцем.
   Двое преступников добрались до Красного ущелья вечером третьего дня. Утром ушла последняя вода, и они едва смогли пробраться в маленький шахтерский городок. Они утоляли жажду насосом над корытом для лошадей. Позже они поели и сняли номер в единственном отеле Красного ущелья. Они спали до позднего утра следующего дня.
   После этого Слэйд и Булл потеряли немного времени. Мексика была совсем недалеко, и Слейд торопился пересечь границу. Они начали готовиться к отъезду, покупая лошадей, новую одежду, оборудование и припасы, которые им понадобятся.
   * * * *
   Во второй половине дня они были закончены. Выписавшись из отеля, они направились к конюшне, где оставили лошадей. Они были блистательны в своих новых нарядах, сыты и курили сигары. Слейд нес набитые седельные сумки. Он с жаром рассказывал Быку о том, что они предпримут, когда доберутся до Мексики.
   На полпути к конюшне группа мужчин двинулась с одной стороны улицы на их путь. Лидером группы был высокий мужчина с огненно-рыжими волосами. К одному карману выцветшей фланелевой рубашки у него был приколот значок шерифа. Рядом с ним была слишком знакомая фигура.
   Слейд и Булл недоверчиво уставились на него.
   Это был Пит Татум.
   Татум указал. - Это они, шериф!
   С серьезным кивком высокий мужчина шагнул вперед, небрежно зацепив большие пальцы за ремень с оружием. - Я хотел бы взглянуть на эти седельные сумки, мальчики. Пит Татум, говорит мне, что ты ограбил банк где-то на севере. Если это неправда...
   Рыча, Слейд бросился к своему оружию. Мгновение спустя, паника придала ему быстроты, которой ему обычно не хватало, Бык тоже бросился в атаку.
   Высокий человек резко повернулся в сторону, двигаясь очень быстро, но с нарочитой машинной точностью. Его ружья очищали кожу, когда он двигался, и их грохот смешивался с грохотом ружей Слэйда и Булла в реве, подобно веренице фейерверков.
   Внезапно наступила тишина, подчеркнутая пороховым дымом и усиленная запахом пороха. Высокий мужчина стоял, слегка покачиваясь. Из складки на его плече начала течь кровь. Пуля сбила с него шляпу, а на фланелевой рубашке на талии виднелась дыра там, где другая безвредно прошла сквозь провисшую ткань.
   Бык растянулся на боку в уличной пыли и смотрел в небо невидящими глазами. На его тяжелом лице застыла гримаса удивления и боли. Прямо над переносицей его тупого, толстого носа было что-то, чего раньше здесь не было, что-то, что странно походило на черную пуговицу, пришитую малиновыми нитками.
   Слэйд стоял на коленях, крепко схватившись за грудь, словно стремился удержать там что-то неисчислимо драгоценное. Но его пальцы не могли сдержать поток жизни, который неумолимо вытекал из двух пулевых отверстий возле сердца. Его лицо было белым, потрясенным, недоверчивым. Через мгновение он рухнул в пыль. Он лежал, а затем его глаза, медленно скользя по полукругу лиц перед ним, нашли Татума.
   "Ты!" он прошептал. "Ты сделал это! Но... но как? Ты должен был там умереть от жажды без воды.
   Татум покачал неряшливой седой головой. Его черты с бакенбардами были торжественны.
   - Хорошо, у меня была вода - достаточно и для Юпитера, и для меня. Нашел обычную водную жилу.
   Слейд на мгновение закрыл глаза, чуть крепче сжимая свою грудь. Затем он снова посмотрел на Татума.
   - Я... я не понимаю. Что это за водная жила? Где ты его нашел?
   "Помнишь двух пустынных черепах, которых я поймал?" - риторически спросил Татум. "Ну, они были моей водной жилой. Если бы вы знали, что пустыня "вместо того, чтобы быть чужаком с севера", вы бы знали, что у пустынных черепах под панцирем есть мочевой пузырь, вмещающий почти пинту хорошей чистой воды. С двумя, которых я поймал, у нас с Юпитером было достаточно воды, чтобы добраться до Красного ущелья. Я имел в виду пустынных черепах, когда вы спросили меня, есть ли вода между Красным ущельем и местом, где мы встретились, но, судя по тому, как вы тогда вели себя, я счел за лучшее ничего не говорить. "Кроме того, пустынные черепахи - это то место, где вы их найдете, и я не думал, что мне повезет. "Другое дело, я просто играл так, как будто наживался, так что вы бы оставили меня и дали мне шанс добраться до водяных пузырей".
   Губы Слэйда горько скривились. Внезапный спазм исказил его лицо, когда Татум закончил. Затем оно расслабилось, и в него закралась пустота. Его руки упали с груди. Его глаза закрылись. Слейд больше не двигался.
   Убрав пистолеты в кобуры, шериф наклонился, чтобы поднять шляпу и упавшие седельные сумки. Он мрачно кивнул, открывая и всматриваясь в них. Затем он повернулся к толпе позади него, призывая добровольцев унести тела Слэйда и Булла. Он получил много помощи.
   Шериф повернулся, чтобы последовать за процессией, когда Татум задерживающе дернул его за рукав.
   - Вы... вы думаете, что будет награда, шериф?
   Другой слегка ухмыльнулся. "Обязательно будет. Это большие деньги, Пит. Вы получите то, что придет к вам, не волнуйтесь. Если бы ты не использовал свою голову так, как ты это сделал, эти два койота ушли бы начисто.
   Позже, после того, как он все объяснил к удовольствию толпы любопытных горожан Красного ущелья, Татум использовал свой недавно завоеванный престиж, чтобы получить в кредит свежий запас бекона и муки. Затем, с полной флягой с водой, он отправился с Юпитером на окраину города, чтобы разбить лагерь на ночь.
   Он был доволен. С вознаграждением, полученным в виде новой доли в банке, будет больше поисковых поездок - на самом деле их много. И он нанесет удар. Он был в этом уверен.
   Когда он шел рядом с Юпитером, он пытался завязать с собой ссору. Попытка оказалась полным провалом.
   На этот раз Пит Татум был полностью в мире с Питом Татумом.
   ПОСЛЕДНИЙ ЧАС
   Первоначально опубликовано в Weird Tales , январь 1947 года.
   Часы на каминной полке тихонько, словно сожалея о необходимости, начали бить одиннадцать. Длинные, тонкие пальцы профессора Эдварда Крендона замерли в танце над клавишами портативного компьютера, и на мгновение другие звуки, наполнявшие темный кабинет, заставленный книгами, отошли на второй план, когда он прислушался к бою часов.
   ...пять, шесть, семь, восемь...
   "Еще один час", - подумал Крендон с спазмом ужаса. Всего один час жизни.
   ...девять, десять, одиннадцать.
   Сладкий, как дуновение старой мелодии, угасла последняя нота курантов. Снова доминировал прерывистый треск тлеющих поленьев в камине и журчание дождя, падавшего в ночи снаружи.
   Крендон еще мгновение оставался неподвижным, застыв в процессе печатания, пристально глядя на часы. Затем он медленно расслабился, как будто влияние курантов только сейчас покинуло его. Его руки скользнули от клавиш пишущей машинки к краю стола, на котором она стояла. Он откинулся на спинку стула, его длинное изможденное лицо горело от осознания приближающегося конца.
   Он не хотел идти. Было еще так много, ради чего нужно было жить. Несправедливо, что существование должно закончиться сейчас, как цветок перед полным расцветом, как песня, прерванная посреди припева. Восстание тупо шевельнулось внутри него.
   Насколько его чувства были вдохновлены страхом, Крендон не смел предположить. Он знал, что его конец не будет таковым в буквальном смысле. Это был бы только конец начала. Занавес поднимался на другой сцене. Начнется новая жизнь, по сравнению с которой его нынешнее существование будет лишь мигом рая.
   Конвульсивная дрожь пронзила худощавое тело Крендона. Вечное пребывание в аду было не из приятных ожиданий.
   Усилием воли он собрал свое угасающее мужество. Ему пришлось столкнуться с неизбежным. Сделка была заключена. Его нужно было бы сохранить.
   В конце концов, понял он, так много вещей навсегда остались бы невозможными, если бы он не заключил договор с Сатаной. Неизлечимо больной, он никогда не смог бы закончить свою книгу. Дом был в ипотеке. Были врачебные счета, а Эллен собиралась родить Дика, второго и самого младшего из двух детей.
   Все это тогда выглядело таким безнадежным. Предложение сатаны было единственным выходом. Крендон с иронией подумал о том, как охотно он согласился. Он взглянул на шрам на запястье, источник крови, которым он подписал условия обмена.
   Цена была высока, но он был освобожден от оков своей болезни. Он смог продолжить свою книгу. Издатели сделали щедрые авансы. Все счета были оплачены. Теперь в банке была приличная сумма, и, кроме того, Эллен и двое детей всегда будут хорошо обеспечены будущими гонорарами от его книги. Ему не придется беспокоиться о них.
   Он не сожалел ни о чем, кроме того, что касалось его самого. Семь лет, которые ему были дарованы, почти истекли. В двенадцать придет сатана, чтобы расплатиться - душой Крендона.
   На каминной полке док непрестанно, неумолимо отбивал секунды. Дождь барабанил по окнам кабинета, словно мокрые пальцы, требующие входа. В камине раздраженно потрескивали тлеющие поленья.
   Крендон пошевелился с возвращающейся целеустремленностью. Предстояло еще многое сделать. Заключительная глава последнего тома его книги еще не была закончена. Он с удовлетворением подумал о том, что уже было сделано. Книга, представляющая собой исследование в шести томах об эволюции литературного выражения с самых ранних письменных времен до наших дней, должна была стать прекрасной вещью, чтобы оставить ее позади. Так и должно быть. Он усердно работал над ним, отдавая ему все, что у него было.
   Он встал из-за стола и подошел к камину. Кочергой он снова подтолкнул бревна к пламенной активности. Когда он выпрямился, чтобы вернуться к своей пишущей машинке, в дверь постучали.
   Это была Эллен с подносом, на котором стояли кофейник с черным кофе, чашка с блюдцем. Она положила свою ношу на стол и повернулась, чтобы улыбнуться Крендону.
   - Я подумал, что немного кофе поможет, раз уж ты так поздно ложишься спать.
   Крендон улыбнулся ей в ответ. Нежность и тоска пронзили его, как боль.
   - Мне бы кофе, - сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно. Он крепко обнял ее на мгновение, затем осторожно повернул к двери. - А теперь ложись спать, Эллен, и не беспокойся обо мне. Я и раньше не спал допоздна".
   Она виновато рассмеялась. - Я волновался, но не из-за того, что ты поздно ложишься спать. Ты так странно себя ведешь последние несколько дней. Скажи мне, что-нибудь не так?"
   "Как же быть? Думаю, я просто взволнован тем, что заканчиваю свою книгу".
   - Но то, как ты себя водишь. Ты мало ел и так сильно похудел, ты только посмотри на себя. Все кости. Это как если бы вы вкладывали себя в работу унция за унцией".
   "Я просто тороплюсь закончить. Не о чем беспокоиться.
   - Что ж, я буду рад, когда ты закончишь. Это будет облегчением после более чем семи лет наблюдения за тем, как ты вкалываешь над этой своей книгой. Голос Эллен стал нетерпеливым. - Мы поедем в ту поездку, о которой я всегда говорил. Тебе нужен отдых.
   Крендон кивнул: "Думаю, да".
   - А мы возьмем детей.
   "Конечно. Дети получат огромное удовольствие. Как они, Эллен? Спать?"
   "Как бревна. Это то, что я собираюсь сделать через несколько минут. Доброй ночи."
   - Спокойной ночи, Эллен. Только он знал, что это прощание. Он с болью смотрел, как она идет к двери, зная, что больше никогда ее не увидит. У него было непреодолимое желание перезвонить ей, чтобы она провела с ним еще несколько этих последних минут, но он с отчаянием понял, что этого не может быть. Оставалось сделать последнюю главу. Он мог только безмолвно наблюдать, как ее стройная девичья фигура в длинном зеленом одеянии двигалась безвозвратно.
   Дверь мягко закрылась. Крендон был один. Он с внезапным опасением взглянул на причал. Было 11:15.
   Он поспешил обратно к своему столу. Он налил чашку кофе, закурил трубку и лихорадочно принялся за работу.
   Тиканье часов, стук дождя, треск бревен - все это исчезло незаметно. Была только последняя глава, только его пальцы летали по клавишам. Слова пришли к нему легче, чем когда-либо. Все, что он хотел сказать, казалось, находилось внутри него, яркое и живое, жаждущее выражения. Предложения, казалось, перескакивали с кончиков его танцующих пальцев на бумагу. Крендон писал так, как никогда раньше не писал.
   Наконец Крендон сел, измученный, но довольный. Сделано. И каким-то образом, несмотря на то, что его ждало впереди, он почувствовал глубокое счастье. Хотя жизнь, какой он знал ее сейчас, скоро закончится, часть его самого продолжит жить. Он не мог желать лучшего памятника.
   Крендон посмотрел на часы. Без пяти минут двенадцать. Он собрал вместе страницы своей последней рукописи и сложил их аккуратной стопкой на одном углу стола, придавив их тяжестью, чтобы их не унес случайный ветерок. Он немного привел в порядок свой письменный стол, разложив груды заметок, блокнотов и карандашей по разным ящикам. Затем он снова набил и зажег свою трубку и сел ждать.
   Он не чувствовал ужаса перед тем, что вскоре должно было произойти. Он как бы в огне своих последних творческих подвигов очистился от страха. Его существо казалось пронизанным великим спокойствием.
   На каминной полке деловито тикали часы, металлическое сердце перекачивало кровь секунд по артериям времени. Дождь лил сильнее. Редкие вспышки молнии озаряли темный струящийся прямоугольник окон кабинета. Поленья в камине превратились в несколько тлеющих углей, угрюмых среди запустения серо-белого пепла.
   Часы начали бить двенадцать. Крендон отложил трубку и выпрямился.
   Снаружи раздалась необычно сильная вспышка молнии, за которой последовал сильный раскат грома. Крендону это показалось почти сигналом. Он почувствовал, как холодный ветер пронесся по комнате. Огонь в очаге внезапно вспыхнул ярко.
   В дверь раздался тихий стук.
   - Входите, - тихо сказал Крендон.
   Сатана быстрыми шагами вошел в кабинет, стряхивая дождь со своего плаща с намокшей коричневой шляпой. Он остановился перед столом и посмотрел на Крендона. Он серьезно кивнул.
   - Срок действия вашего контракта истек, Эдвард Крендон, и теперь вы должны выполнить его условия.
   Крендон неохотно кивнул головой. Он был осторожен, не сводя глаз с консервативного красного галстука Сатаны, торчащего над буквой "V", образованной забрызганными дождем лацканами коричнево-коричневого габардина. Он уже мельком взглянул в глаза Сатаны и не наслаждался другим. Если бы не его ужасные глаза, сатана мог бы быть любым худощавым темноволосым мужчиной, выполняющим миссию под дождем.
   Крендон сказал: "Конечно, бесполезно просить еще немного времени?"
   "Совершенно бесполезно. Согласно нашему договору, Эдвард Крендон, ты должен отдать мне свою душу ровно в полночь - и ни минутой дольше.
   - Конечно, - сказал Крендон. Он невесело улыбнулся. - Я полагаю, вы часто получаете такие просьбы от тех - от тех, кто должен - уйти.
   "Частенько."
   - Это понятно, без сомнения. Должнику нелегко отказаться от первого настоящего счастья, которое он когда-либо знал, ради вечного заточения в аду".
   "Тюремное заключение?" Сатана тихо рассмеялся. - Вы выбираете мягкий термин, Эдвард Крендон. Уверяю вас, ваше пребывание в моих владениях будет чем-то большим, чем просто тюремное заключение.
   "Мучение?" Крендон пожал лишние плечи. "Если это цена, мне не о чем сожалеть. Моя жена и дети хорошо обеспечены. Моя книга закончена. Вы простите меня, я уверен, если я скажу, что это хорошая книга. Я отдал все, что у меня было. Я вложил в него свое сердце и душу".
   "Ваша душа?" Сатана отозвался эхом с внезапной резкостью. Затем он издал низкий смешок и расслабился. "Вы говорите образно, конечно, не буквально.
   Крендон перевел взгляд на часы. Уже почти пробило час. Он все это время более или менее бессознательно слушал ее.
   ...десять, одиннадцать, двенадцать.
   Резким тигриным движением Сатана склонился над столом, и его ужасные глаза сверкнули в глазах Крендона. Его голос звучал резким шепотом приказа.
   "Подойди, Эдвард Крендон, подойди ко мне!"
   На лице Сатаны было рвение, уверенность, предвкушение триумфа. Затем в мгновение ока все исчезло, сменившись огромным смятением. В очередном вихре движения Сатана отскочил от стола. Его страшные глаза смотрели в яростном недоумении.
   - Где все остальное? - прорычал сатана. "Говорить; Эдвард Крендон, где остальное? Ты обманул меня?
   - Ч-что?..
   "Ваша душа! Здесь нет всего, я должен иметь все это".
   Перед глазами Крендона рассеялись остатки ужасного клинкового тумана. Постепенно к нему пришло понимание того, что не так. Он рассмеялся в ликовании.
   - Тебе нужен остаток моей души? Крендон резко указал на толстую рукопись, лежавшую в углу стола. "Это там. В конце концов, кажется, я говорил не образно, а буквально, когда сказал вам, что вложил в свою книгу сердце и душу".
   Разочарование исказило лицо Сатаны в порыве высшей ярости. "Бумага и шрифт не подчиняются моей воле. Пропавшая часть тебя навсегда вне моей досягаемости. И я должен иметь вас всех или ничего.
   - Тогда ничего, - сказал Крендон. "Эта рукопись - последняя из шести томов. Мои издатели уже дали мне авансы за остальные пять. Деньги уже потрачены, так что и эта часть - самая большая и важная часть - мне недоступна. Ты не можешь иметь меня, сатана. Меня купили и оплатили по другому контракту, который вы не можете и надеяться разорвать. Меня набрали, и я сбежал из типографии, надежно заперт в пяти томах, каждый из которых издан тысячами экземпляров. Существенная часть меня лежит вне опасности, в хранилище отпечатков на бумаге, у которого нет ни замка, ни ключей".
   Сатана успокоился, хотя на его лице все еще оставались следы досады. Он пожал плечами.
   "Я не часто теряю контракт, Эдвард Крендон. Однако когда я это делаю, я изящно признаю поражение". Сатана полез в карман своего костюма и достал квадрат сложенной бумаги. Он посмотрел на него, и он вдруг вспыхнул в его руке. Он бросил пепел в камин.
   - Контракта больше нет, Эдвард Крендон. Вы свободны, и все, что вы приобрели, принадлежит вам". Серьезно кивнув на прощание, Сатана надел шляпу и направился к двери. Она мягко закрылась за его спиной.
   Крендон спокойно сидел, обдумывая великое открытие. Во все великие творения, размышлял он, люди вкладывают частичку себя. Именно благодаря этому одни книги и картины выжили, а все остальные были забыты. Именно благодаря этому известные произведения обладали качеством, называемым гениальностью. Чтобы сделать все возможное, человек должен щедро отдать себя, часть своего сердца и большую часть своей души.
   Часы тикали на своем месте на каминной полке. Огонь в очаге погас. Снаружи дождь прекратился. Яркая Луна висела на усыпанном звездами небе.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"