Рыбаченко Олег Павлович : другие произведения.

Актриса и агенты Цру и Мосада

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  
   Глава 1
   Актриса
   "Актриса" была впервые опубликована как "Ловушка для неосторожных" в журнале "Роман" в мае 1923 года.
   Потрепанный мужчина в четвертом ряду ямы наклонился вперед и недоверчиво уставился на сцену. Его бегающие глаза украдкой сузились.
   "Нэнси Тейлор!" - пробормотал он. - Ей-богу, маленькая Нэнси Тейлор!
   Его взгляд упал на программу в руке. Одно имя было напечатано чуть более крупным шрифтом, чем остальные.
   "Ольга Стормер! Так она себя называет. Вообразите себя звездой, не так ли, миледи? И ты, должно быть, тоже зарабатываешь неплохие деньги. Осмелюсь сказать, совсем забыли, что ваше имя когда-то было Нэнси Тейлор. Теперь мне интересно... интересно, что бы вы сказали, если бы Джейк Левитт напомнил вам об этом?
   Занавес опустился в конце первого акта. Бурные аплодисменты наполнили зал. Ольга Стормер, великая эмоциональная актриса, чье имя за несколько коротких лет стало нарицательным, добавляла еще один триумф к своему списку успехов в роли Коры в "Ангеле -мстителе" .
   Джейк Левитт не присоединился к аплодисментам, но медленная, благодарная ухмылка постепенно растянула его рот. Бог! Какая удача! Как раз тогда, когда он тоже был на краю пропасти. Он полагал, что она попытается блефовать, но она не могла переложить это на него . При правильной работе вещь была золотой жилой!
   На следующее утро стали видны первые работы на золотом руднике Джейка Левитта. В своей гостиной с красным лаком и черными портьерами Ольга Стормер задумчиво читала и перечитывала письмо. Ее бледное лицо с изысканно подвижными чертами было несколько более застывшим, чем обычно, и время от времени серо-зеленые глаза под ровными бровями упорно смотрели вдаль, как будто она созерцала угрозу, стоящую за спиной, а не слова. письма.
   Своим чудесным голосом, который мог трепетать от волнения или быть таким же четким, как щелканье пишущей машинки, Ольга позвала: - Мисс Джонс!
   Из соседней комнаты поспешила опрятная молодая женщина в очках, с блокнотом для стенографии и зажатым в руке карандашом.
   - Позвоните мистеру Данахану, пожалуйста, и попросите его немедленно приехать.
   Сид Данахан, менеджер Ольги Стормер, вошел в комнату с обычной опаской человека, чья жизнь состоит в том, чтобы справляться и преодолевать капризы художественной женственности. Уговаривать, успокаивать, запугивать, поодиночке или всех вместе, таков был его распорядок дня. К его облегчению, Ольга выглядела спокойной и собранной и просто бросила ему через стол записку.
   - Прочтите это.
   Письмо было нацарапано неграмотным почерком на дешевой бумаге.
   Уважаемая госпожа,
   Я очень ценю твое выступление в "Ангеле-мстителе" прошлой ночью. Мне кажется, у нас есть общая подруга в лице мисс Нэнси Тейлор, покойной из Чикаго. В ближайшее время будет опубликована статья о ней. Если бы вы захотели обсудить то же самое, я мог бы зайти к вам в любое удобное для вас время.
   С уважением,
   Джейк Левитт
   Данахан выглядел слегка сбитым с толку.
   - Я не совсем понимаю. Кто такая Нэнси Тейлор?
   - Девушка, которой лучше умереть, Дэнни. В ее голосе была горечь и усталость, которая выдавала ее 34 года. "Девушка, которая была мертва, пока этот ворон-падальщик снова не вернул ее к жизни".
   'Ой! Затем . . .'
   "Я, Дэнни. Просто я.'
   - Это, конечно, означает шантаж?
   Она кивнула. - Конечно, и человеком, досконально знающим это искусство.
   Данахан нахмурился, обдумывая вопрос. Ольга, положив щеку на длинную тонкую руку, смотрела на него непостижимыми глазами.
   "А как насчет блефа? Все отрицать. Он не может быть уверен, что его не ввело в заблуждение случайное сходство.
   Ольга покачала головой.
   "Левитт зарабатывает на жизнь, шантажируя женщин. Он уверен.
   'Полиция?' - с сомнением намекнул Данахан.
   Ее слабая, насмешливая улыбка была достаточным ответом. Под ее самообладанием, хотя он и не догадывался, скрывалось нетерпение острого мозга, наблюдающего, как более медленный мозг старательно покрывает землю, которую он уже прошел в мгновение ока.
   - Вы... э... не думаете, что с вашей стороны было бы разумно... э... сказать что-нибудь сэру Ричарду? Это отчасти заткнуло бы его пушки.
   Несколько недель назад было объявлено о помолвке актрисы с депутатом парламента сэром Ричардом Эверардом.
   - Я рассказала Ричарду все, когда он предложил мне выйти за него замуж.
   - Честное слово, это было умно с вашей стороны! - восхищенно сказал Данахан.
   Ольга слегка улыбнулась.
   - Это не было хитростью, Дэнни, дорогой. Вы бы не поняли. Тем не менее, если этот человек, Левитт, сделает то, что угрожает, мой номер выпал, и, кстати, парламентская карьера Ричарда тоже потерпит крах. Нет, насколько я понимаю, нужно сделать только две вещи.
   'Что ж?'
   "Платить - и это, конечно, бесконечно! Или исчезнуть, начать заново".
   Усталость снова была очень очевидна в ее голосе.
   - Не то чтобы я сделал что-то, о чем сожалел. Дэнни, я был полуголодным маленьким бродягой, стремящимся держаться прямо. Я застрелил человека, чудовищного человека, который заслуживал расстрела. Обстоятельства, при которых я убил его, были таковы, что ни один суд присяжных на свете не осудил бы меня. Теперь я это знаю, но тогда я был всего лишь испуганным ребенком - и - я побежал.
   Данахан кивнул.
   - Я полагаю, - сказал он с сомнением, - что нет ничего против этого человека, Левитта, которого мы могли бы заполучить?
   Ольга покачала головой.
   'Очень маловероятно. Он слишком трус, чтобы заниматься злодеяниями. Звук собственных слов, казалось, поразил ее. 'Трус! Интересно, не могли бы мы как-нибудь над этим поработать?
   - Если бы сэр Ричард увидел его и напугал, - предположил Данахан.
   "Ричард - слишком хороший инструмент. С таким человеком в перчатках не справиться.
   - Что ж, позволь мне увидеть его.
   - Прости меня, Дэнни, но я не думаю, что ты достаточно хитер. Нужно что-то среднее между перчатками и голыми кулаками. Скажем, варежки! Значит женщина! Да, мне кажется, женщина могла бы проделать трюк. Женщина с некоторой утонченностью , но знающая низменную сторону жизни на горьком опыте. Ольга Стормер, например! Не разговаривай со мной, у меня есть план.
   Она наклонилась вперед, закрыв лицо руками. Она вдруг подняла его.
   - Как зовут ту девушку, которая хочет меня дублировать? Маргарет Райан, не так ли? Девушка с такими же волосами, как у меня?
   - С ее волосами все в порядке, - неохотно признал Данахан, его взгляд остановился на бронзово-золотом кольце, окружавшем голову Ольги. - Это как у вас, как вы говорите. Но по-другому она никуда не годится. Я собирался уволить ее на следующей неделе.
   - Если все пойдет хорошо, вам, вероятно, придется отпустить ее дублершу "Кору". Она подавила его протест взмахом руки. - Дэнни, честно ответь мне на один вопрос. Как вы думаете, я могу действовать? Действительно действовать , я имею в виду. Или я просто привлекательная женщина, которая ходит в красивых платьях?
   'Действовать? О Господи! Ольга, таких, как ты, после Дузе не было!
   - Тогда, если Левит действительно трус, как я подозреваю, дело пойдет. Нет, я не собираюсь рассказывать вам об этом. Я хочу, чтобы ты связался с девушкой Райан. Скажи ей, что я заинтересован в ней и хочу, чтобы она поужинала здесь завтра вечером. Она придет достаточно быстро.
   "Я должен сказать, что она будет!"
   "Другая вещь, которую я хочу, это несколько хороших сильных нокаутирующих дропов, что-то, что выведет любого из строя на час или два, но не оставит их хуже на следующий день".
   Данахан усмехнулся.
   "Я не могу гарантировать, что у нашего друга не будет головной боли, но необратимого вреда не будет".
   'Хороший! Беги сейчас же, Дэнни, а остальное предоставь мне. Она повысила голос: - Мисс Джонс!
   Молодая женщина в очках появилась с обычным для нее рвением.
   - Снимите это, пожалуйста.
   Медленно прохаживаясь взад-вперед, Ольга диктовала дневную корреспонденцию. Но один ответ она написала собственноручно.
   Джейк Левитт в своей обшарпанной комнате с ухмылкой вскрыл ожидаемый конверт.
   Уважаемый господин,
   Я не могу припомнить даму, о которой вы говорите, но я встречаю так много людей, что моя память по необходимости ненадежна. Я всегда рада помочь любой коллеге-актрисе и буду дома, если вы позвоните сегодня вечером в девять часов.
   С уважением,
   Ольга Штормер
   Левитт одобрительно кивнул. Умное замечание! Она ничего не признала. Тем не менее она была готова лечить. Золотой рудник развивался.
   Ровно в девять часов Левитт стоял у дверей квартиры актрисы и нажимал кнопку звонка. На зов никто не ответил, и он уже собирался нажать еще раз, когда понял, что дверь не заперта. Он толкнул дверь и вошел в холл. Справа от него была открытая дверь, ведущая в ярко освещенную комнату, оформленную в алых и черных тонах. Вошел Левитт. На столе под лампой лежал лист бумаги, на котором были написаны слова:
   Пожалуйста, подождите, пока я не вернусь. - О. Штормер.
   Левитт сел и стал ждать. Вопреки его воле чувство беспокойства кралось над ним. В квартире было очень тихо. В тишине было что-то жуткое.
   Ничего страшного, конечно, как могло быть? Но в комнате было так смертельно тихо; и все же, как бы ни было тихо, у него возникло нелепое и неприятное ощущение, что он не одинок в этом. Абсурд! Он вытер пот со лба. И все же впечатление усиливалось. Он был не один! Пробормотав ругательство, он вскочил и начал ходить взад-вперед. Через минуту женщина вернется, и тогда... Он замер с приглушенным криком. Из-под черной бархатной драпировки окна высунулась рука! Он наклонился и коснулся его. Холодно - ужасно холодно - мертвая рука.
   С криком он отдернул шторы. Там лежала женщина, одна рука была широко раскинута, другая сложена пополам, она лежала лицом вниз, ее золотисто-бронзовые волосы растрепались на шее.
   Ольга Стормер! Дрожащими пальцами искал ледяной холод этого запястья и нащупывал пульс. Как он и думал, его не было. Она была мертва. Значит, она сбежала от него, выбрав самый простой выход.
   Внезапно его глаза остановились на двух концах красного шнура, заканчивавшихся фантастическими кистями и наполовину скрытых массой ее волос. Он осторожно коснулся их; голова при этом поникла, и он мельком увидел ужасное багровое лицо. Он с криком отпрыгнул назад, голова кружилась. Здесь было что-то, чего он не понял. Его краткий взгляд на лицо, каким бы изуродованным оно ни было, показал ему одну вещь. Это было убийство, а не самоубийство. Женщину задушили и - это была не Ольга Штормер!
   Ах! Что это было? Звук позади него. Он обернулся и посмотрел прямо в испуганные глаза служанки, присевшей к стене. Ее лицо было таким же белым, как чепец и фартук, но он не понимал очарованного ужаса в ее глазах, пока ее еле слышные слова не осветили ему опасность, в которой он оказался.
   "О, мой Горд! Вы убили его!
   Даже тогда он не совсем понял. Он ответил:
   - Нет, нет, она была мертва, когда я ее нашел.
   - Я видел, как ты это сделал! Ты дернул за веревку и задушил ее. Я слышу булькающий крик, который она издает.
   Пот выступил на его лбу не на шутку. Его мысли быстро пробежались по его действиям за предыдущие несколько минут. Должно быть, она вошла как раз в тот момент, когда он уже держал в руках два конца веревки; она видела обвисшую голову и приняла его собственный крик за исходящий от жертвы. Он беспомощно смотрел на нее. Не было никаких сомнений в том, что он увидел на ее лице - ужас и глупость. Она расскажет полиции, что видела совершение преступления, и никакой перекрестный допрос ее не поколеблет, он был в этом уверен. Она отдаст ему жизнь с непоколебимой уверенностью, что говорит правду.
   Какая ужасная, непредвиденная цепь обстоятельств! Стоп, это было непредвиденно? Была ли здесь какая-то чертовщина? Порывисто он сказал, пристально глядя на нее:
   - Знаешь, это не твоя любовница.
   Ее ответ, данный механически, пролил свет на ситуацию.
   - Нет, это ее подруга-актриса - если их можно назвать друзьями, учитывая, что они дрались, как кошка с собакой. Они были в этом сегодня вечером, "молоток и щипцы".
   Ловушка! Он увидел это сейчас.
   - Где твоя любовница?
   - Вышел десять минут назад.
   Ловушка! И он вошел в него, как ягненок. Умница эта Ольга Штормер; она избавилась от соперника, и он должен был пострадать за поступок. Убийство! Боже мой, они повесили человека за убийство! И он был невиновен - невиновен!
   О нем напомнил тихий шорох. Маленькая служанка бочком направилась к двери. Ее разум снова начал работать. Ее глаза метнулись к телефону, потом снова к двери. Во что бы то ни стало, он должен заставить ее замолчать. Это был единственный способ. Так же как и вешать за настоящее преступление, как за вымышленное. У нее не было оружия, у него тоже. Но у него были руки! Затем его сердце подпрыгнуло. На столе рядом с ней, почти под рукой, лежал маленький, украшенный драгоценными камнями револьвер. Если бы он смог добраться до него первым -
   Инстинкт или его глаза предупредили ее. Она поймала его, когда он прыгнул, и направила его на грудь. Она неловко держала его, но ее палец был на спусковом крючке, и она едва могла промахнуться по нему с такого расстояния. Он остановился как вкопанный. Револьвер такой женщины, как Ольга Штормер, наверняка будет заряжен.
   Но было одно но, она больше не была прямо между ним и дверью. Пока он не напал на нее, у нее не хватило смелости выстрелить. В любом случае, он должен рискнуть. Цепляясь зигзагами, он побежал к двери, через холл и наружу через внешнюю дверь, хлопнув ею за собой. Он услышал ее голос, слабый и дрожащий: "Полиция, убийство!" Ей придется кричать громче, прежде чем ее кто-нибудь услышит. Во всяком случае, у него было начало. Он спустился по лестнице, побежал по открытой улице, затем перешел на шаг, когда из-за угла свернул заблудший пешеход. Его план был обрезан и высушен. В Грейвсенд как можно быстрее. В ту ночь оттуда отплывала лодка в отдаленные уголки мира. Он знал капитана, человека, который за вознаграждение не стал бы задавать вопросов. Оказавшись на борту и выйдя в море, он будет в безопасности.
   В одиннадцать часов у Данахана зазвонил телефон. Голос Ольги говорил.
   - Подготовьте контракт для мисс Райан, хорошо? Она должна дублировать "Кору". Спорить абсолютно бесполезно. Я должен ей кое-что после всего, что я сделал с ней сегодня ночью! Какая? Да, я думаю, что я из моих проблем. Кстати, если она завтра скажет вам, что я ярый спиритуалист и сегодня ночью ввела ее в транс, не выказывайте открытого недоверия. Как? Нокаутирующие капли в кофе, за которыми следуют научные пассы! После этого я нарисовал ей лицо фиолетовой жирной краской и наложил жгут на левую руку! Озадачен? Что ж, ты должен оставаться озадаченным до завтра. У меня нет времени сейчас объяснять. Я должен снять кепку и фартук до того, как моя верная Мод вернется с картин. Она сказала мне, что сегодня вечером была "красивая драма". Но она пропустила лучшую драму из всех. Сегодня я сыграл свою лучшую роль, Дэнни. Варежки победили! Джейк Левитт, конечно, трус, и о, Дэнни, Дэнни, я актриса!
  
  
  
   Глава 2
   Девушка в поезде
   "Девушка в поезде" была впервые опубликована в журнале Grand Magazine в феврале 1924 года.
   - Вот и все! - с сожалением заметил Джордж Роуленд, глядя на внушительный закопченный фасад здания, которое он только что покинул.
   Можно было бы сказать, что он очень точно представляет власть Денег, а Деньги в лице Уильяма Роуленда, дяди вышеупомянутого Джорджа, только что высказали свое мнение очень свободно. В течение коротких десяти минут Джордж из зеницы ока своего дяди, наследника его богатства и молодого человека, у которого впереди была многообещающая деловая карьера, вдруг превратился в одного из огромной армии безработных. .
   -- А в этой одежде мне даже пособия не дадут, -- мрачно размышлял мистер Роуленд, -- а что касается сочинения стихов и продажи их на пороге по два пенса (или "сколько тебе угодно дать, lydy"), то я просто "нет мозгов".
   Это правда, что Джордж олицетворял собой настоящий триумф портняжного искусства. Он был изысканно и красиво одет. Соломона и полевых лилий просто не было с Джорджем. Но человек не может жить одной одеждой - если только он не имеет достаточного опыта в искусстве, - и мистер Роуленд болезненно осознавал этот факт.
   "И все из-за вчерашнего гнилого шоу, - грустно подумал он.
   Отвратительное шоу прошлой ночью было балом в Ковент-Гардене. Мистер Роуленд вернулся из него несколько поздно - или, скорее, рано - в самом деле, он не мог строго сказать, что вообще помнит, что возвращался. Роджерс, дворецкий его дяди, был услужливым парнем и, несомненно, мог бы рассказать по этому поводу больше подробностей. Раскалывающаяся голова, чашка крепкого чая и прибытие в контору в пять минут двенадцатого вместо половины девятого ускорили катастрофу. Мистер Роуленд-старший, который в течение двадцати четырех лет потворствовал и расплачивался, как и подобает тактичному родственнику, внезапно отказался от этой тактики и предстал в совершенно новом свете. Непоследовательность ответов Джорджа (голова молодого человека все еще открывалась и закрывалась, как какой-то средневековый инструмент инквизиции) вызвала у него еще большее недовольство. Уильям Роуленд был очень тщательным. Он бросил своего племянника по течению мира в нескольких коротких емких словах, а затем приступил к своему прерванному обследованию некоторых нефтяных месторождений в Перу.
   Джордж Роуленд стряхнул с ног пыль кабинета своего дяди и вышел в лондонский Сити. Джордж был практичным парнем. Он считал, что хороший обед необходим для пересмотра ситуации. У него это было. Затем он вернулся к семейному особняку. Роджерс открыл дверь. Его воспитанное лицо не выражало удивления по поводу того, что он увидел Джорджа в такой необычный час.
   - Добрый день, Роджерс. Просто собери мои вещи для меня, хорошо? Я ухожу отсюда.
   'Да сэр. Всего лишь на короткое время, сэр?
   - Навсегда, Роджерс. Я еду в колонии сегодня днем.
   - В самом деле, сэр?
   'Да. Это если есть подходящая лодка. Вы знаете что-нибудь о лодках, Роджерс?
   - Какую колонию вы собирались посетить, сэр?
   - Я не привередлив. Подойдет любой из них. Скажем, Австралия. Что вы думаете об этой идее, Роджерс?
   Роджерс осторожно кашлянул.
   - Ну, сэр, я точно слышал, что там найдется место для любого, кто действительно хочет работать.
   Мистер Роуленд смотрел на него с интересом и восхищением.
   - Очень аккуратно сказано, Роджерс. Как раз то, о чем я думал сам. Я не поеду в Австралию - во всяком случае, не сегодня. Принеси мне азбуку , а? Мы выберем что-нибудь поближе.
   Роджерс принес необходимый объем. Джордж открыл ее наугад и быстро перевернул страницы.
   "Перт - слишком далеко - мост Путни - слишком близко. Рамсгейт? Думаю, нет. Рейгейт также оставляет меня равнодушным. Что за необыкновенная вещь! На самом деле есть место под названием Замок Роуленда. Вы когда-нибудь слышали об этом, Роджерс?
   - Я полагаю, сэр, что вы отправитесь туда из Ватерлоо.
   - Какой вы необыкновенный человек, Роджерс. Ты знаешь все. Ну-ну, Замок Роуленда! Интересно, что это за место?
   - Я бы сказал, что места немного, сэр.
   "Тем лучше; будет меньше конкуренции. В этих тихих деревенских деревушках витает дух старого феодализма. Последний из оригинальных Rowlands должен получить мгновенную оценку. Меня бы не удивило, если бы они избрали меня мэром через неделю.
   с грохотом захлопнул азбуку .
   'Жребий брошен. Собери мне небольшой чемодан, хорошо, Роджерс? Также мои комплименты кухарке, и не одолжит ли она мне кошку. Дик Уиттингтон, вы знаете. Когда ты собираешься стать лорд-мэром, кошка просто необходима.
   "Извините, сэр, но кошка в данный момент недоступна".
   'Как так?'
   - Семья из восьми человек, сэр. Прибыл сегодня утром.
   - Вы так не говорите. Я думал, его зовут Питер.
   - Так оно и есть, сэр. Большой сюрприз для всех нас.
   - Дело о неосторожном крещении и лживом сексе, а? Ну-ну, мне придется остаться без кошки. Немедленно собери эти вещи, хорошо?
   - Очень хорошо, сэр.
   Роджерс помедлил, затем прошел немного дальше в комнату.
   - Прошу прощения за вольность, сэр, но на вашем месте я бы не обратил особого внимания ни на что, сказанное мистером Роулендом сегодня утром. Вчера вечером он был на одном из городских обедов и...
   - Ни слова больше, - сказал Джордж. 'Я понимаю.'
   - И склонность к подагре...
   'Я знаю я знаю. Довольно напряженный вечер для тебя, Роджерс, с нами вдвоем, а? Но я решил отличиться в замке Роуленда - колыбели моей исторической расы - это было бы хорошо в речи, не так ли? Телеграмма туда или осторожное объявление в утренних газетах вызовут меня в любое время, если готовится фрикасе из телятины. А теперь - к Ватерлоо! - как сказал Веллингтон накануне исторической битвы.
   Станция Ватерлоо в тот день была не в лучшем свете. Мистер Роуленд в конце концов обнаружил поезд, который должен был доставить его к месту назначения, но это был ничем не примечательный поезд, ничем не примечательный поезд - поезд, на котором, казалось, никто не хотел ехать. У мистера Роуленда был собственный вагон первого класса в начале поезда. Над мегаполисом неопределенным образом спускался туман, то поднимался, то спускался. Перрон был пуст, и только астматическое дыхание паровоза нарушало тишину.
   А затем, внезапно, события начали происходить с ошеломляющей быстротой.
   Первой случилась девушка. Она рывком распахнула дверь и прыгнула внутрь, разбудив мистера Роуленда от того, что было опасно близко к дремоте, и воскликнула при этом: "О! спрячь меня - о! пожалуйста, спрячь меня.
   Джордж был по сути человеком действия - его не рассуждать, его - делать и умирать и т. д. В вагоне можно спрятаться только в одном месте - под сиденьем. Через семь секунд девушку пожаловали туда, а чемодан Джорджа, небрежно стоявший дыбом, прикрыл ее отступление. Нет слишком рано. В окне вагона появилось взбешенное лицо.
   'Моя племянница! Она у вас здесь. Я хочу свою племянницу.
   Джордж, немного запыхавшись, полулежал в углу, погрузившись в спортивную колонку вечерней газеты, номер один тридцать. Он отложил его в сторону с видом человека, вспоминающего себя издалека.
   - Прошу прощения, сэр? - вежливо сказал он.
   - Моя племянница - что вы с ней сделали?
   Придерживаясь политики, согласно которой нападение всегда лучше защиты, Джордж ринулся в бой.
   - Что, черт возьми, ты имеешь в виду? - воскликнул он, очень похвально подражая манерам своего дяди.
   Другой остановился на минуту, ошеломленный этой внезапной яростью. Это был толстяк, все еще немного задыхающийся, как будто он пробежал какой-то путь. Его волосы были подстрижены en brosse , и у него были усы в духе Гогенцоллернов. Его акцент был явно гортанным, а жесткость его осанки указывала на то, что в форме он чувствовал себя скорее как дома, чем без нее. У Джорджа было чистокровное британское предубеждение против иностранцев и особая неприязнь к немецким иностранцам.
   - Что, черт возьми, вы имеете в виду, сэр? - сердито повторил он.
   - Она пришла сюда, - сказал другой. 'Я видел ее. Что ты с ней сделал?
   Джордж отшвырнул бумагу и просунул голову и плечи в окно.
   - Так вот оно что? - взревел он. 'Шантажировать. Но вы попробовали это не на том человеке. Сегодня утром я прочитал все о вас в Daily Mail . Сюда, караул, караул!
   Уже издалека привлеченный перебранкой, этот чиновник прибежал.
   - Вот, охранник, - сказал мистер Роуленд с тем властным видом, который так обожают низшие классы. "Этот парень меня раздражает. Если потребуется, я отдам его за попытку шантажа. Делает вид, что у меня здесь спрятана его племянница. Там целая банда этих иностранцев примеряет такие штуки. Это должно быть остановлено. Уведи его, ладно? Вот моя визитка, если хотите.
   Охранник переводил взгляд с одного на другого. Вскоре он решился. Его образование привело к тому, что он презирал иностранцев, а также уважал и восхищался хорошо одетыми джентльменами, которые путешествовали первым классом.
   Он положил руку на плечо незваного гостя.
   "Вот, - сказал он, - вы вышли из этого".
   В этот кризис английский язык незнакомца подвел его, и он погрузился в страстную сквернословие на своем родном языке.
   - Хватит, - сказал охранник. - Отойди, ладно? Она должна выйти.
   Размахивали флагами и дули в свистки. Невольным рывком поезд тронулся со станции.
   Джордж оставался на своем наблюдательном посту, пока они не покинули платформу. Затем он втянул голову и, подняв чемодан, швырнул его на полку.
   - Все в порядке. Можете выходить, - сказал он успокаивающе.
   Девушка выползла.
   'Ой!' - выдохнула она. - Как я могу отблагодарить вас?
   'Все в порядке. Уверяю вас, это было приятно, - небрежно ответил Джордж.
   Он ободряюще улыбнулся ей. В ее глазах читалось легкое недоумение. Ей как будто не хватало чего-то, к чему она привыкла. В этот момент она увидела себя в узком стекле напротив и ахнула от души.
   Сомнительно, подметают ли уборщики вагонов каждый день под сиденьями или нет. Внешность была против этого, но, может быть, каждая частица грязи и дыма находит там свой путь, как самонаводящаяся птица. Джордж едва успел осмотреть девушку, так внезапно она появилась, и так мало времени прошло, прежде чем она спряталась, но это, несомненно, была опрятная и хорошо одетая молодая женщина, исчезнувшая под сиденьем. . Теперь ее маленькая красная шляпка была смята и помята, а лицо обезображено длинными полосами грязи.
   'Ой!' сказала девушка.
   Она пошарила в своей сумке. Джордж с тактом истинного джентльмена пристально смотрел в окно и любовался улицами Лондона к югу от Темзы.
   - Как я могу отблагодарить вас? - снова сказала девушка.
   Восприняв это как намек на то, что теперь можно возобновить разговор, Джордж отвел взгляд и сделал еще одно вежливое опровержение, но на этот раз с изрядной долей теплоты в своей манере.
   Девушка была просто прелесть! Никогда раньше, сказал себе Джордж, он не видел такой прелестной девушки. Импрессионизм его манер стал еще более заметным.
   - Я думаю, это было просто великолепно с твоей стороны, - с энтузиазмом сказала девушка.
   'Нисколько. Самая легкая вещь в мире. Очень рад, что был полезен, - пробормотал Джордж.
   - Великолепно, - решительно повторила она.
   Несомненно, приятно, когда самая красивая девушка, которую ты когда-либо видел, смотрит тебе в глаза и говорит, какой ты великолепный. Джордж наслаждался этим настолько, насколько это вообще возможно.
   Затем наступило довольно тяжелое молчание. Казалось, до девушки дошло, что можно ожидать дальнейших объяснений. Она немного покраснела.
   "Неловкость здесь в том, - нервно сказала она, - что, боюсь, я не могу объяснить".
   Она посмотрела на него с жалобным видом неуверенности.
   - Вы не можете объяснить?
   'Нет.'
   "Как прекрасно!" - с энтузиазмом сказал мистер Роуленд.
   'Извините?'
   Я сказал: "Как прекрасно. Прямо как одна из тех книг, которые не дают спать всю ночь. Героиня всегда говорит "Я не могу объяснить" в первой главе. Конечно, в конце она объясняет, и нет никакой реальной причины, по которой она не должна была делать это в начале, за исключением того, что это испортило бы историю. Не могу передать, как мне приятно быть замешанным в настоящей тайне - я не знал, что такие вещи бывают. Надеюсь, это как-то связано с секретными документами огромной важности и Балканским экспрессом. Я обожаю балканский экспресс.
   Девушка смотрела на него широко раскрытыми подозрительными глазами.
   - Что заставляет вас говорить о балканском экспрессе? - резко спросила она.
   - Надеюсь, я не был нескромным, - поспешил вставить Джордж. - Возможно, ваш дядя путешествовал на нем.
   - Мой дядя... - Она сделала паузу, затем начала снова. 'Мой дядя -'
   - Совершенно верно, - сочувственно сказал Джордж. - У меня самого есть дядя. Никто не должен нести ответственность за своих дядей. Маленькие отбросы природы - вот как я на это смотрю".
   Девушка вдруг начала смеяться. Когда она заговорила, Джордж заметил легкую иностранную интонацию в ее голосе. Сначала он принял ее за англичанку.
   - Какой вы освежающий и необычный человек, мистер...
   "Роуленд. Джордж моим друзьям".
   "Меня зовут Элизабет..."
   Она резко остановилась.
   - Мне нравится имя Элизабет, - сказал Джордж, чтобы скрыть ее мгновенное замешательство. - Надеюсь, они не называют тебя Бесси или что-то в этом роде ужасное?
   Она покачала головой.
   - Что ж, - сказал Джордж, - теперь, когда мы знаем друг друга, пора переходить к делу. Если ты встанешь, Элизабет, я отряхну спину твоего пальто.
   Она послушно встала, и Джордж сдержал свое слово.
   - Благодарю вас, мистер Роуленд.
   "Джордж. Джордж моим друзьям, помните. И ты не можешь забраться в мой милый пустой вагон, залезть под сиденье, заставить меня солгать твоему дяде, а потом отказаться дружить, не так ли?
   - Спасибо, Джордж.
   'Так-то лучше.'
   - Я хорошо выгляжу сейчас? - спросила Элизабет, пытаясь заглянуть через левое плечо.
   - Ты смотришь - о! ты выглядишь - ты выглядишь хорошо, - сказал Джордж, строго сдерживая себя.
   - Видите ли, все это было так неожиданно, - объяснила девушка.
   'Это должно было быть.'
   "Он увидел нас в такси, а потом на вокзале я просто бросился сюда, зная, что он был рядом со мной. Кстати, куда идет этот поезд?
   - Замок Роуленда, - твердо сказал Джордж.
   Девушка выглядела озадаченной. - Замок Роуленда?
   - Не сразу, конечно. Только после долгих остановок и медленного движения. Но я уверен, что буду там до полуночи. Старая Юго-Западная была очень надежной линией - медленной, но надежной, - и я уверен, что Южная железная дорога соблюдает старые традиции".
   - Я не знаю, хочу ли я ехать в замок Роуленда, - с сомнением сказала Элизабет.
   'Ты причиняешь мне боль. Это восхитительное место.
   'Ты когда-нибудь был здесь?'
   'Не совсем. Но есть много других мест, куда вы можете пойти, если вам не нравится замок Роуленда. Есть Уокинг, Уэйбридж и Уимблдон. Поезд обязательно остановится на одном из них.
   - Понятно, - сказала девушка. - Да, я могу выбраться оттуда и, возможно, вернуться в Лондон на машине. Думаю, это был бы лучший план.
   Пока она говорила, поезд начал замедляться. Мистер Роуланд взглянул на нее умоляющими глазами.
   - Если я смогу что-нибудь сделать...
   - Нет, правда. Вы уже много сделали.
   Повисла пауза, потом девушка вдруг выпалила:
   - Я... я хотел бы объяснить. я...
   - Ради бога, не делай этого! Это бы все испортило. Но послушайте, неужели я ничего не могу сделать? Отвезти секретные документы в Вену или что-то в этом роде? Всегда есть секретные документы. Дайте мне шанс.
   Поезд остановился. Элизабет быстро выскочила на платформу. Она повернулась и заговорила с ним через окно.
   - Вы серьезно? Ты действительно сделаешь что-нибудь для нас - для меня?
   - Я сделаю для тебя все на свете, Элизабет.
   - Даже если бы я не мог назвать вам никаких причин?
   "Гнилые вещи, причины!"
   - Даже если бы это было... опасно?
   "Чем больше опасности, тем лучше".
   Она поколебалась минуту, а потом, казалось, приняла решение.
   "Высунься из окна. Посмотрите вниз на платформу, как будто вы на самом деле не смотрели. Г-н Роуленд попытался выполнить эту довольно трудную рекомендацию. "Видите, вон тот человек влезает - с небольшой темной бородкой - в светлое пальто? Следуйте за ним, посмотрите, что он делает и куда идет.
   'В том, что все?' - спросил мистер Роуленд. 'Что я -?'
   Она прервала его.
   - Вам будут отправлены дальнейшие инструкции. Следи за ним - и охраняй это. Она сунула ему в руку небольшой запечатанный пакет. "Охраняй его ценой своей жизни. Это ключ ко всему.
   Поезд пошел дальше. Мистер Роуленд продолжал смотреть в окно, наблюдая за высокой изящной фигурой Элизабет, спускающейся по платформе. В руке он сжимал небольшой запечатанный пакет.
   Остаток пути был монотонным и без происшествий. Поезд был медленным. Он остановился везде. На каждой станции голова Джорджа вылетала из окна на случай, если его добыча сойдет. Время от времени он ходил взад и вперед по платформе, когда ожидание обещало быть долгим, и убеждал себя, что человек все еще там.
   Конечным пунктом назначения поезда был Портсмут, и именно там сошел чернобородый путешественник. Он направился в небольшую гостиницу второго класса, где забронировал номер. Мистер Роуленд также забронировал номер.
   Комнаты находились в одном коридоре, через две двери друг от друга. Такое расположение показалось Джорджу удовлетворительным. Он был полным новичком в искусстве слежки, но стремился показать себя хорошо и оправдать доверие Элизабет к себе.
   На обед Джорджу дали столик недалеко от стола его добычи. Зал был не полон, и большинство обедающих Джордж назвал коммивояжерами, тихими респектабельными людьми, которые ели с аппетитом. Только один мужчина привлек его особое внимание, невысокий человечек с рыжими волосами и усами и оттенком лошади в одежде. Он, казалось, интересовался и Джорджем и предложил выпить и сыграть в бильярд, когда трапеза подошла к концу. Но Джордж только что заметил чернобородого мужчину, надевающего шляпу и пальто, и вежливо отказался. Еще через минуту он уже был на улице, по-новому постигая сложное искусство слежки. Погоня была долгой и утомительной, и в конце концов она, казалось, ни к чему не привела. Проехав около четырех миль по улицам Портсмута, мужчина вернулся в отель, а Джордж несся за ним по пятам. Слабое сомнение овладело последним. Возможно ли, что мужчина знал о его присутствии? Пока он обсуждал этот вопрос, стоя в холле, наружная дверь распахнулась, и вошел маленький рыжий человечек. Очевидно, он тоже был на прогулке.
   Джордж вдруг понял, что прекрасная девица в конторе обращается к нему.
   - Мистер Роуленд, не так ли? К вам звонили два джентльмена. Два иностранных джентльмена. Они в маленькой комнате в конце коридора.
   Несколько удивленный, Джордж искал комнату, о которой шла речь. Двое мужчин, сидевших там, поднялись на ноги и пунктуально поклонились.
   - Мистер Роуленд? Я не сомневаюсь, сэр, что вы можете угадать нашу личность.
   Джордж переводил взгляд с одного на другого. Докладчиком был старший из двоих, седовласый напыщенный джентльмен, превосходно говоривший по-английски. Другой был высокий, несколько прыщавый молодой человек с белокурым тевтонским оттенком лица, который не делался более привлекательным от свирепого хмурого взгляда, который он носил в данный момент.
   С некоторым облегчением обнаружив, что ни один из его посетителей не был тем пожилым джентльменом, с которым он столкнулся при Ватерлоо, Джордж принял свой самый жизнерадостный вид.
   - Садитесь, джентльмены. Я рад познакомиться с вами. Как насчет выпить?'
   Старший протестующе поднял руку.
   - Спасибо, лорд Роуланд, не для нас. У нас есть всего несколько кратких минут - как раз время, чтобы вы ответили на вопрос.
   - Очень мило с твоей стороны избрать меня в пэры, - сказал Джордж. - Мне жаль, что ты не хочешь выпить. И что это за важный вопрос?
   - Лорд Роуленд, вы уехали из Лондона в сопровождении одной дамы. Ты прибыл сюда один. Где дама?
   Джордж поднялся на ноги.
   - Я не понимаю вопроса, - холодно сказал он, говоря как можно больше, как герой романа. - Имею честь пожелать вам доброго вечера, господа.
   - Но вы это понимаете. Вы это прекрасно понимаете, -- вскрикнул вдруг молодой человек. - Что ты сделал с Алексой?
   - Успокойтесь, сэр, - пробормотал другой. - Умоляю вас, будьте спокойны.
   - Уверяю вас, - сказал Джордж, - что я не знаю ни одной дамы с таким именем. Тут какая-то ошибка.
   Старший пристально смотрел на него.
   - Едва ли это возможно, - сухо сказал он. - Я взял на себя смелость изучить гостиничный реестр. Вы представились как мистер Дж. Роуленд из замка Роуленда.
   Джордж был вынужден покраснеть.
   - А... это моя маленькая шутка, - слабым голосом объяснил он. - Несколько неудачная уловка. Давай, не будем ходить вокруг да около. Где Ее Высочество?
   - Если ты имеешь в виду Элизабет...
   С воплем ярости молодой человек снова бросился вперед.
   "Наглая свинья-собака! Говорить о ней так.
   - Я имею в виду, - медленно произнес другой, - как вы прекрасно знаете, великую княгиню Анастасию Софию Александру Марию Елену Ольгу Елизавету Катонскую.
   'Ой!' - беспомощно сказал мистер Роуленд.
   Он попытался вспомнить все, что когда-либо знал о Катонии. Насколько он помнил, это было маленькое балканское королевство, и он, кажется, помнил что-то о случившейся там революции. Он собрался с усилием.
   - Очевидно, мы имеем в виду одну и ту же особу, - сказал он весело, - только я зову ее Элизабет.
   - Вы доставите мне удовлетворение за это, - прорычал младший. "Мы будем сражаться".
   'Драться?'
   "Дуэль".
   - Я никогда не дрался на дуэлях, - твердо сказал мистер Роуленд.
   'Почему бы и нет?' - неприятно спросил другой.
   - Я слишком боюсь пораниться.
   'Ага! это так? Тогда я, по крайней мере, надеру тебе нос за тебя.
   Молодой человек яростно продвигался вперед. Что именно произошло, было трудно разглядеть, но он описал в воздухе внезапный полукруг и с тяжелым стуком упал на землю. Он ошеломленно поднялся. Мистер Роуленд приятно улыбался.
   - Как я уже сказал, - заметил он, - я всегда боюсь пораниться. Вот почему я счел за благо изучить джиу-джитсу".
   Была пауза. Двое иностранцев с сомнением посмотрели на этого симпатичного на вид молодого человека, как будто вдруг поняли, что за приятной небрежностью его манер скрывается какое-то опасное качество. Младший тевтон побледнел от страсти.
   - Ты покаешься в этом, - прошипел он.
   Старик сохранил достоинство.
   - Это ваше последнее слово, лорд Роуланд? Вы отказываетесь сообщить нам местонахождение Ее Высочества?
   - Я сам о них не знаю.
   - Вряд ли вы можете ожидать, что я поверю в это.
   - Боюсь, вы неверующий человек, сэр.
   Другой только покачал головой и пробормотал: "Это еще не конец. Вы еще услышите о нас, - двое мужчин попрощались.
   Джордж провел рукой по лбу. События развивались с ошеломляющей скоростью. Очевидно, он был замешан в первоклассном европейском скандале.
   - Это может означать даже новую войну, - с надеждой сказал Джордж, осматриваясь вокруг, чтобы посмотреть, что сталось с человеком с черной бородой.
   К своему великому облегчению, он обнаружил его сидящим в углу торгового зала. Джордж сел в другом углу. Минуты через три чернобородый встал и лег спать. Джордж последовал за ним и увидел, как он вошел в свою комнату и закрыл дверь. Джордж вздохнул с облегчением.
   - Мне нужен ночной отдых, - пробормотал он. "Очень нужно".
   Тогда его осенила ужасная мысль. А что, если чернобородый понял, что Джордж идет по его следу? Что если он ускользнет ночью, пока сам Джордж спит сном праведника? Несколько минут размышлений подсказали мистеру Роуленду, как справиться со своей трудностью. Он распутал один из своих носков, пока не получил приличную длину шерсти нейтрального цвета, затем тихонько выполз из своей комнаты, приклеил один конец шерсти к дальней стороне двери незнакомца с помощью гербовой бумаги, перенеся через нее шерсть. и в свою комнату. Там он повесил конец с маленьким серебряным колокольчиком - реликтом вчерашнего развлечения. Он осмотрел эти договоренности с большим удовлетворением. Если чернобородый мужчина попытается выйти из своей комнаты, Джорджа тут же предупредит звонок.
   Покончив с этим делом, Джордж, не теряя времени, стал искать свою кушетку. Небольшой пакет он осторожно положил под подушку. При этом он на мгновение погрузился в коричневое исследование. Его мысли можно было бы перевести так:
   'Анастасия София Мари Александра Ольга Элизабет. Черт возьми, я пропустил один. Интересно, теперь...
   Он не мог сразу заснуть, мучаясь своей неспособностью понять ситуацию. Что это было? Какая связь была между убегающей великой княгиней, запечатанным пакетом и чернобородым мужчиной? От чего бежала великая княгиня? Знали ли иностранцы, что запечатанный пакет находится у него? Что он мог содержать?
   Размышляя над этим, с раздраженным чувством, что он не приблизился к разгадке, мистер Роуленд заснул.
   Его разбудил слабый звон колокольчика. Не из тех мужчин, которые просыпаются для мгновенных действий, ему потребовалось всего полторы минуты, чтобы осознать ситуацию. Потом он вскочил, надел какие-то туфли и, отворив дверь с величайшей осторожностью, выскользнул в коридор. Слабое движущееся пятно тени в дальнем конце прохода указало ему направление, в котором шла его добыча. Двигаясь как можно бесшумнее, мистер Роуленд пошел по следу. Он как раз успел увидеть, как чернобородый мужчина исчез в ванной. Это озадачивало, особенно учитывая то, что прямо напротив его комнаты находилась ванная. Подойдя ближе к двери, которая была приоткрыта, Джордж заглянул в щель. Мужчина стоял на коленях рядом с ванной и что-то делал с плинтусом сразу за ней. Он оставался там минут пять, потом поднялся на ноги, и Джордж благоразумно отступил. В безопасности в тени собственной двери он наблюдал, как другой прошел и вернулся в свою комнату.
   "Хорошо, - сказал себе Джордж. - Тайна ванной будет расследована завтра утром.
   Он лег в постель и сунул руку под подушку, чтобы убедиться, что драгоценный пакет все еще там. Еще через минуту он в панике разбрасывал постельное белье. Пакет пропал!
   Это был печально наказанный Джордж, который на следующее утро ел яйца с беконом. Он подвел Элизабет. Он позволил отобрать у него драгоценный пакет, который она доверила ему, а "Тайна ванной" была совершенно неадекватной. Да, несомненно, Джордж сделал из себя шавку.
   После завтрака он снова поднялся наверх. Горничная стояла в коридоре в недоумении.
   - Что-нибудь не так, моя дорогая? - ласково сказал Джордж.
   - Это джентльмен здесь, сэр. Он попросил позвать его в половине девятого, и я не могу получить никакого ответа, а дверь заперта.
   - Вы так не говорите, - сказал Джордж.
   Тревожное чувство поднялось в его собственной груди. Он поспешил в свою комнату. Какие бы планы он ни строил, они тут же были отметены самым неожиданным зрелищем. На туалетном столике лежал сверток, украденный у него накануне вечером!
   Джордж поднял его и осмотрел. Да, это было, несомненно, то же самое. Но печати были сломаны. После минутного колебания он развернул его. Если другие люди видели его содержимое, то не было причин, почему бы и ему не увидеть их. Кроме того, вполне возможно, что содержимое было абстрагировано. В размотанной бумаге обнаружилась небольшая картонная коробка, вроде тех, что используют ювелиры. Джордж открыл ее. Внутри на подстилке из ваты лежало простое золотое обручальное кольцо.
   Он поднял его и осмотрел. Надписи внутри не было - ничего, что отличало бы его от любого другого обручального кольца. Джордж со стоном уронил голову на руки.
   - Безумие, - пробормотал он. 'Это и есть. Старк смотрит на безумие. Нигде нет смысла.
   Вдруг он вспомнил заявление горничной и в то же время заметил, что за окном широкий парапет. Это был не подвиг, на который он в обычных обстоятельствах попытался бы пойти, но он был так воспылал любопытством и гневом, что был в настроении легкомысленно относиться к трудностям. Он вскочил на подоконник. Через несколько секунд он уже заглядывал в окно комнаты, которую занимал чернобородый мужчина. Окно было открыто, и комната была пуста. Чуть дальше была пожарная лестница. Было ясно, как добыча восприняла его уход.
   Джордж прыгнул в окно. Вещи пропавшего все еще были разбросаны. Среди них может быть какая-то подсказка, которая прольет свет на затруднения Джорджа. Он начал рыться, начав с содержимого потрепанного вещмешка.
   Это был звук, который остановил его поиски - очень тихий звук, но звук, несомненно, раздавался в комнате. Взгляд Джорджа метнулся к большому платяному шкафу. Он вскочил и распахнул дверь. Как только он это сделал, из него выпрыгнул мужчина и покатился по полу, запертый в объятиях Джорджа. Он был неплохим антагонистом. Все специальные уловки Джорджа мало помогали. В конце концов они разошлись в полном изнеможении, и Джордж впервые увидел, кто его противник. Это был человечек с рыжими усами.
   - Кто ты, черт возьми? - спросил Джордж.
   В ответ другой вытащил карточку и протянул ему. Джордж прочитал его вслух.
   - Детектив-инспектор Джарролд, Скотленд-Ярд.
   - Верно, сэр. И хорошо бы вам рассказать мне все, что вы знаете об этом деле.
   - Я бы хотел, не так ли? - задумчиво сказал Джордж. - Знаете, инспектор, я думаю, вы правы. Может, перейдем в более веселое место?
   В тихом уголке бара Джордж раскрыл свою душу. Инспектор Джаррольд сочувственно слушал.
   - Очень загадочно, как вы сказали, сэр, - заметил он, когда Джордж закончил. - Я многого не могу понять сам, но есть один или два момента, которые я могу прояснить для вас. Я был здесь после Марденберга (твоего чернобородого друга), и то, что ты явился и стал наблюдать за ним, вызвал у меня подозрения. Я не мог разместить вас. Я пробрался в твою комнату прошлой ночью, когда тебя не было дома, и это я стащил маленький пакет из-под твоей подушки. Когда я открыл его и обнаружил, что это не то, что мне было нужно, я воспользовался первой возможностью, чтобы вернуть его в твою комнату.
   - Это, конечно, проясняет ситуацию, - задумчиво сказал Джордж. "Кажется, я все время вел себя как осел".
   - Я бы так не сказал, сэр. Вы сделали необычайно хорошо для новичка. Вы говорите, что сегодня утром зашли в ванную и забрали то, что было спрятано за плинтусом?
   'Да. Но это всего лишь гнилое любовное письмо, - мрачно сказал Джордж. - Черт возьми, я не собирался совать нос в личную жизнь бедняги.
   - Не могли бы вы показать мне его, сэр?
   Джордж вынул из кармана сложенное письмо и передал его инспектору. Последний развернул его.
   - Как скажете, сэр. Но мне кажется, что если вы проведете линии от одной точки через i к другой, вы получите другой результат. Да благословит вас бог, сэр, это план обороны Портсмутской гавани.
   'Какая?'
   'Да. Мы уже некоторое время следим за этим джентльменом. Но он был слишком резким для нас. У меня есть женщина, которая сделает большую часть грязной работы.
   'Женщина?' сказал Джордж, слабым голосом. - Как ее звали?
   - Она проходит довольно много, сэр. Чаще всего известна как Бетти Брайтайс. Она удивительно красивая молодая женщина.
   - Бетти - Ясноглазка, - сказал Джордж. - Спасибо, инспектор.
   - Простите, сэр, но вы плохо выглядите.
   'Мне не хорошо. Я очень болен. На самом деле, я думаю, мне лучше вернуться в город первым же поездом.
   Инспектор посмотрел на часы.
   - Боюсь, это будет медленный поезд, сэр. Лучше дождитесь экспресса.
   - Это не имеет значения, - мрачно сказал Джордж. "Ни один поезд не может идти медленнее, чем тот, на котором я приехал вчера".
   Снова сидя в вагоне первого класса, Джордж неторопливо просматривал новости дня. Внезапно он резко выпрямился и уставился на простыню перед собой.
   "Вчера в Лондоне состоялась романтическая свадьба, когда лорд Роланд Гей, второй сын маркиза Аксминстера, женился на великой герцогине Анастасии Катонской. Церемония держалась в глубокой тайне. Великая княгиня живет в Париже со своим дядей после беспорядков в Катонии. Она познакомилась с лордом Роландом, когда он был секретарем британского посольства в Катонии, и их привязанность восходит к тому времени.
   - Ну, я...
   Мистер Роуленд не мог придумать ничего достаточно сильного, чтобы выразить свои чувства. Он продолжал смотреть в пространство. Поезд остановился на небольшой станции, и в него вошла дама. Она села напротив него.
   - Доброе утро, Джордж, - ласково сказала она.
   'Боже мой!' - воскликнул Джордж. 'Элизабет!'
   Она улыбнулась ему. Она была, если возможно, прекраснее, чем когда-либо. - Послушайте, - вскричал Джордж, схватившись за голову. - Ради бога, скажи мне. Вы великая княгиня Анастасия или Бетти Ясноглазка?
   Она уставилась на него.
   'Я тоже нет. Я Элизабет Гей. Я могу рассказать вам все об этом сейчас. И я тоже должен извиниться. Видите ли, Роланд (это мой брат) всегда был влюблен в Алексу...
   - Имея в виду великую княгиню?
   - Да, так ее называют в семье. Ну, как я уже сказал, Роланд всегда был влюблен в нее, а она в него. А потом грянула революция, и Алекса была в Париже, и они как раз собирались привести его в порядок, когда появился старый канцлер Штюрм и настоял на том, чтобы похитить Алексу и заставить ее выйти замуж за принца Карла, ее кузена, ужасного прыщавого человек -'
   "Мне кажется, я уже встречался с ним, - сказал Джордж.
   - Кого она просто ненавидит. А старый принц Усрик, ее дядя, запретил ей снова видеться с Роландом. Итак, она убежала в Англию, а я приехал в город и встретил ее, и мы телеграфировали Роланду, который был в Шотландии. И как раз в самую последнюю минуту, когда мы ехали в ЗАГС на такси, кого мы должны были встретить в другом такси лицом к лицу, как не старого принца Усрика. Конечно, он последовал за нами, и мы были в недоумении, что делать, потому что он устроил бы самую страшную сцену, и, в любом случае, он ее опекун. Тогда мне пришла в голову блестящая идея поменяться местами. В наши дни от девушки практически ничего не видно, кроме кончика ее носа. Я надел красную шляпу Алексы и коричневое пальто с запахом, а она надела мое серое. Потом мы велели такси ехать в Ватерлоо, и я выскочил оттуда и поспешил на станцию. Старый Осрик шел за красной шляпой, не думая о другом пассажире такси, который сидел, сгорбившись, внутри, но, конечно, ему не стоило видеть мое лицо. Так что я просто влетел в вашу карету и сдался на вашу милость.
   - У меня все в порядке, - сказал Джордж. - Это все остальное.
   'Я знаю. Вот за что я должен извиниться. Надеюсь, вы не будете ужасно сердиться. Видите ли, вы выглядели так заинтересованными в том, чтобы это была настоящая тайна - как в книгах, что я действительно не мог устоять перед искушением. Я выбрал довольно зловещего вида мужчину на платформе и сказал вам следовать за ним. А потом я сунул тебе сверток.
   "Содержит обручальное кольцо".
   'Да. Алекса и я купили это, потому что Роланд должен был прибыть из Шотландии незадолго до свадьбы. И, конечно же, я знал, что к тому времени, когда я доберусь до Лондона, они не захотят этого - им пришлось бы использовать кольцо для занавески или что-то в этом роде".
   - Понятно, - сказал Джордж. - Это как все эти вещи - так просто, когда знаешь! Позвольте мне, Элизабет.
   Он снял с нее левую перчатку и вздохнул с облегчением при виде обнаженного безымянного пальца.
   - Все в порядке, - заметил он. "Это кольцо не будет потрачено впустую".
   'Ой!' воскликнула Элизабет; - Но я ничего о вас не знаю.
   - Ты знаешь, какой я милый, - сказал Джордж. - Между прочим, мне только что пришло в голову, что вы, конечно же, леди Элизабет Гей.
   'Ой! Джордж, ты сноб?
   - На самом деле, да. Моим лучшим сном был тот, в котором король Георг одолжил у меня полкроны, чтобы повидаться с ним на выходных. Но я думал о своем дяде - о том, с кем я отдалился. Он ужасный сноб. Когда он узнает, что я выйду за тебя и что у нас будет титул в семье, он сразу же сделает меня партнером!
   'Ой! Джордж, он очень богат?
   - Элизабет, вы наемница?
   'Очень. Я обожаю тратить деньги. Но я думал об отце. Пять дочерей, полных красоты и голубой крови. Он просто тоскует по богатому зятю.
   - Гм, - сказал Джордж. "Это будет один из тех браков, которые заключаются на небесах и утверждаются на земле. Мы будем жить в замке Роуленда? Они обязательно сделают меня лорд-мэром вместе с вами в жены. Ой! Элизабет, дорогая, это, наверное, противоречит уставу компании, но я просто обязан тебя поцеловать!
  
  
  
   Глава 3
   Пока горит свет
   "Пока длится свет" была впервые опубликована в журнале "Роман" в апреле 1924 года.
   Автомобиль "Форд" метался из колеи в колею, и жаркое африканское солнце лило нещадно. По обеим сторонам так называемой дороги тянулась непрерывная линия деревьев и кустарников, поднимавшихся и опускавшихся мягкими волнистыми линиями, насколько мог дотянуться глаз, окрашенных в мягкий, насыщенный желто-зеленый цвет, и весь эффект был томным и странно тихим. . Несколько птиц всколыхнули дремлющую тишину. Однажды змея переползла через дорогу перед автомобилем, с извилистой легкостью ускользнув от разрушительных усилий водителя. Однажды из кустов вышел туземец, величественный и прямой, за ним женщина с младенцем, тесно привязанным к ее широкой спине, и полный домашний инвентарь, включая сковороду, великолепно балансирующую на голове.
   На все это Джордж Крозье не преминул указать своей жене, которая ответила ему односложным невниманием, что его раздражало.
   - Думая об этом парне, - гневно заключил он. Именно поэтому он имел обыкновение мысленно намекать на первого мужа Дейдры Крозье, убитого в первый год войны. Убит тоже в походе против немецкой Западной Африки. Возможно, она должна была бы быть естественной - он украдкой взглянул на нее, на ее красоту, на бело-розовую гладкость ее щеки; округлые линии ее фигуры, быть может, более округлые, чем в те далекие дни, когда она пассивно позволяла ему обручиться с ней, а затем, в этом первом эмоциональном страхе перед войной, резко отбрасывала его в сторону и устроила военную свадьбу со своим худощавым, загорелым любовником, Тимом Ньюджентом.
   Ну-ну, этот парень умер - благородно умер - и он, Джордж Крозье, женился на девушке, на которой всегда собирался жениться. Она тоже любила его; как же ей было помочь, когда он был готов удовлетворить любое ее желание и имел на это деньги! Он с некоторым самодовольством размышлял о своем последнем подарке ей в Кимберли, где, благодаря своей дружбе с некоторыми директорами De Beers, он смог купить бриллиант, который при обычных обстоятельствах не попал бы в на рынке, камень, ничем не примечательный по величине, но очень изысканного и редкого оттенка, своеобразного глубокого янтаря, почти состаренного золота, алмаз, какого не найдешь и через сто лет. И выражение ее глаз, когда он дал ей это! Женщины были одинаковы в отношении бриллиантов.
   Необходимость держаться обеими руками, чтобы его не выдернули, вернула Джорджа Крозье к реальности. Он вскричал, может быть, в четырнадцатый раз с простительным раздражением человека, у которого есть два автомобиля "Роллс-Ройс" и который упражнялся на дорогах цивилизации: "Боже мой, что за машина! Какая дорога! Он продолжал сердито: "Где, черт возьми, это табачное хозяйство? Прошло больше часа с тех пор, как мы покинули Булавайо.
   - Потерялся в Родезии, - легко сказала Дейдра между двумя непроизвольными прыжками в воздух.
   Но водитель кофейного цвета, к которому обратились, ответил обнадеживающей новостью, что их пункт назначения находится как раз за следующим поворотом дороги.
   Управляющий поместьем, мистер Уолтерс, ждал на крыльце, чтобы встретить их с оттенком почтения из-за известности Джорджа Крозье в Union Tobacco. Он представил свою невестку, которая провела Дейдру через прохладный темный внутренний холл в спальню за ним, где она могла снять вуаль, которой она всегда старалась скрыть свое лицо, когда ехала на машине. Когда она в своей обычной неторопливой и грациозной манере расстегивала булавки, взгляд Дейдры окинул взглядом выбеленное уродство голой комнаты. Здесь не было роскоши, и Дейдра, любившая комфорт, как кошка любит сливки, слегка вздрогнула. На стене перед ней стоял текст. "Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?" - спросил он у всех и каждого, и Дейдра, приятно осознавая, что вопрос не имеет к ней никакого отношения, повернулась, чтобы сопровождать своего застенчивого и довольно молчаливого проводника. Она отметила, но ничуть не злобно, широкие бедра и неуместное дешевое хлопчатобумажное платье. И с сиянием тихого восхищения ее глаза опустились на изысканную, дорогую простоту ее собственного французского белого белья. Красивая одежда, особенно когда она носила ее сама, вызывала в ней радость художника.
   Двое мужчин ждали ее.
   - Вам тоже не будет скучно зайти, миссис Крозье?
   'Нисколько. Я никогда не был над табачной фабрикой.
   Они вышли в тихий родезийский полдень.
   "Вот эти саженцы; мы высаживаем их по мере необходимости. Понимаете -'
   Голос менеджера бубнил, прерываясь резкими отрывистыми вопросами мужа - объем производства, гербовый сбор, проблемы цветного труда. Она перестала слушать.
   Это была Родезия, это была земля, которую любил Тим, куда он и она должны были отправиться вместе после окончания войны. Если бы его не убили! Как всегда, при этой мысли в ней поднялась горечь бунта. Два коротких месяца - вот и все, что у них было. Два месяца счастья - если эта смесь восторга и боли была счастьем. Была ли любовь когда-нибудь счастьем? Разве сердце влюбленного не терзала тысяча мук? Она жила насыщенно в течение этого короткого промежутка времени, но знала ли она когда-нибудь покой, праздность, тихое довольство своей теперешней жизни? И в первый раз она признала, несколько неохотно, что, может быть, все было к лучшему.
   "Мне не понравилось бы жить здесь. Возможно, я не смог сделать Тима счастливым. Возможно, я разочаровал его. Джордж любит меня, и я очень люблю его, и он очень, очень хорошо ко мне относится. Да вы посмотрите на тот бриллиант, который он купил мне только на днях. И, подумав об этом, ее веки немного опустились от чистого удовольствия.
   "Здесь мы продеваем листья". Уолтерс вел их в низкий длинный сарай. На полу лежали огромные кучи зеленых листьев, а одетые в белое черные "мальчики" сидели вокруг них, ловкими пальцами собирая и отбрасывая их, рассортировывая по размеру и нанизывая примитивными иглами на длинную веревку. Работали они с веселой неторопливостью, шутя между собой и скаля белые зубы во время смеха.
   - А теперь сюда...
   Они прошли через сарай и снова вышли на дневной свет, где ряды листьев висели, сохнув на солнце. Дейдре деликатно понюхала слабый, почти неуловимый аромат, наполнявший воздух.
   Уолтерс вел их в другие сараи, где табак, поцелованный солнцем и приобретший бледно-желтый цвет, подвергался дальнейшей обработке. Здесь темно, а наверху бурые качающиеся массы, готовые рассыпаться в прах от грубого прикосновения. Аромат был сильнее, почти всепоглощающим, как показалось Дейрдре, и вдруг на нее напал какой-то ужас, страх неизвестно чего, выбрасывавший ее из этого угрожающего благоухающего мрака на солнечный свет. Крозье заметил ее бледность.
   - Что с тобой, милый мой, тебе нехорошо? Солнце, наверное. Лучше не ходить с нами по плантациям? А?
   Уолтерс был осторожен. Миссис Крозье лучше вернуться в дом и отдохнуть. Он позвал человека на небольшом расстоянии.
   - Мистер Арден - миссис Крозье. Миссис Крозьер немного устала от жары, Арден. Просто отведи ее обратно в дом, хорошо?
   Кратковременное чувство головокружения прошло. Дейдре шла рядом с Арден. Она еще едва взглянула на него.
   - Дейдре!
   Ее сердце подпрыгнуло, а затем остановилось. Только один человек когда-либо произносил ее имя так, с легким ударением на первом слоге, которое превращало его в ласку.
   Она повернулась и посмотрела на мужчину рядом с ней. Он был обожжен солнцем почти до черноты, ходил прихрамывая, и на щеке, ближе к ее щеке, был длинный шрам, который изменил его выражение, но она знала его.
   'Тим!'
   Вечность, казалось ей, смотрели они друг на друга, немые и дрожащие, а потом, сами не зная, как и почему, оказались в объятиях друг друга. Время покатилось для них вспять. Затем они снова разошлись, и Дейдра, осознавая, как она выразилась, идиотизм вопроса, сказала:
   - Значит, ты не умер?
   - Нет, они, должно быть, приняли за меня другого парня. Меня сильно ударили по голове, но я пришел в себя и сумел заползти в кусты. После этого я не знаю, что происходило месяцы и месяцы, но дружественное племя присматривало за мной, и, наконец, я снова пришел в себя и сумел вернуться к цивилизации". Он сделал паузу. - Я обнаружил, что вы женаты шесть месяцев.
   Дейдра воскликнула:
   - О, Тим, пойми, пожалуйста, пойми! Это было так ужасно, одиночество и нищета. Я не возражал против того, чтобы быть бедным с тобой, но когда я был один, у меня не хватило смелости противостоять всей этой мерзости.
   - Все в порядке, Дейдра; Я понял. Я знаю, ты всегда страстно желал котлов с мясом. Я забрал тебя у них один раз, а вот во второй раз нервы не выдержали. Я был изрядно разбит, видите ли, едва мог ходить без костыля, а тут еще этот шрам".
   Она страстно прервала его.
   - Как ты думаешь, меня бы это волновало?
   - Нет, я знаю, ты бы не стал. Я был дурак. Некоторые женщины возражали, знаете ли. Я решил, что смогу увидеть тебя мельком. Если бы ты выглядел счастливым, если бы я думал, что ты доволен тем, что ты с Крозье, - ну, тогда я бы остался мертвым. Я видел тебя. Ты только что сел в большую машину. На тебе были прекрасные соболиные меха - вещи, которые я никогда не смог бы дать тебе, даже если бы работал до костей, - и - что ж - ты казался достаточно счастливым. У меня не было той силы и мужества, той веры в себя, что были до войны. Все, что я мог видеть, это я сам, сломленный и бесполезный, едва способный заработать достаточно, чтобы содержать тебя - и ты выглядела так красиво, Дейдра, такая королева среди женщин, такая достойная иметь меха, драгоценности, красивую одежду и все сто один роскошь, которую Крозье мог бы дать вам. Это - и - ну, боль - видеть вас вместе, решило меня. Все считали меня мертвым. Я бы остался мертвым.
   'Боль!' повторила Deirdre вполголоса.
   - Ну, черт возьми, Дейдра, больно! Не то чтобы я виню тебя. Я не. Но было больно.
   Они оба молчали. Затем Тим поднял ее лицо к себе и поцеловал с новой нежностью.
   - Но теперь все кончено, милая. Единственное, что нужно решить, это как мы собираемся сообщить об этом Крозье.
   'Ой!' Она резко отстранилась. - Я не думала... - Она замолчала, когда из-за угла дорожки появились Крозье и управляющий. Быстро повернув голову, она прошептала:
   - Ничего не делай сейчас. Оставь это мне. Я должен подготовить его. Где я могу встретиться с вами завтра?
   Ньюджент задумался.
   - Я мог бы приехать в Булавайо. Как насчет кафе возле Standard Bank? В три часа здесь будет довольно пусто.
   Дейдра коротко кивнула в знак согласия, прежде чем повернуться к нему спиной и присоединиться к двум другим мужчинам. Тим Ньюджент посмотрел ей вслед, слегка нахмурившись. Что-то в ее поведении озадачило его.
   Дейдре была очень молчаливой по дороге домой. Прикрываясь вымыслом о "прикосновении солнца", она обдумывала свой план действий. Как ей сказать ему? Как бы он воспринял это? Ею, казалось, овладела странная усталость и растущее желание отсрочить откровение как можно дольше. Завтра будет достаточно скоро. До трех часов будет много времени.
   Отель был неудобным. Их комната находилась на первом этаже и выходила окнами во внутренний двор. В тот вечер Дейдре стояла, вдыхая спертый воздух и брезгливо поглядывая на безвкусную мебель. Ее мысли обратились к легкой роскоши Монктон-Корт среди сосновых лесов Суррея. Когда служанка наконец оставила ее, она медленно подошла к своей шкатулке с драгоценностями. Золотой бриллиант на ее ладони ответил на ее взгляд.
   Почти резким жестом она вернула его в футляр и захлопнула крышку. Завтра утром она расскажет Джорджу.
   Она плохо спала. Под тяжелыми складками москитной сетки было душно. Пульсирующая тьма прерывалась вездесущим звоном , которого она научилась бояться. Она проснулась бледная и вялая. Невозможно начинать сцену так рано!
   Все утро она лежала в маленькой тесной комнате, отдыхая. Время обеда пришло к ней с чувством шока. Пока они пили кофе, Джордж Крозье предложил съездить к Матопу.
   - Уйма времени, если мы начнем сразу.
   Дейдра покачала головой, сославшись на головную боль, и подумала про себя: "Это все решает. Я не могу спешить. В конце концов, какое значение имеет день больше или меньше? Я объясню Тиму.
   Она помахала Крозье на прощание, когда он уехал на своем потрепанном "Форде". Затем, взглянув на часы, она медленно пошла к месту встречи.
   В этот час в кафе было пусто. Они сели за столик и заказали непременный чай, который Южная Африка пьет в любое время дня и ночи. Никто из них не сказал ни слова, пока официантка не принесла его и не удалилась в свою крепость за розовыми занавесками. Затем Дейдра подняла глаза и вздрогнула, встретив настороженность в его глазах.
   - Дейдра, ты ему сказала?
   Она покачала головой, облизнув губы, ища слова, которые не поддавались.
   'Почему бы и нет?'
   "У меня не было шанса; не было времени.
   Даже ей самой слова звучали сбивчиво и неубедительно.
   'Это не то. Есть кое-что еще. Я подозревал это вчера. Сегодня я в этом уверен. Дейдре, что случилось?
   Она тупо покачала головой.
   - Есть какая-то причина, по которой ты не хочешь расставаться с Джорджем Крозье, почему ты не хочешь вернуться ко мне. Что это?'
   Это было правдой. Когда он сказал это, она знала это, знала это с внезапным обжигающим стыдом, но знала это вне всяких сомнений. И все же его глаза искали ее.
   - Дело не в том, что ты его любишь! Вы не знаете. Но есть кое-что.
   Она подумала: "Еще миг он увидит! О, Боже, не дай ему!
   Внезапно его лицо побелело.
   - Дейдра... это... это... будет... ребенок?
   В мгновение ока она увидела шанс, который он ей предложил. Прекрасный способ! Медленно, почти невольно, она склонила голову.
   Она услышала его быстрое дыхание, потом голос, довольно высокий и резкий.
   - Это... меняет дело. Я не знал. Мы должны найти другой выход. Он перегнулся через стол и взял обе ее руки в свои. - Дейдра, дорогая моя, никогда не думай - никогда не мечтай, что ты в чем-то виновата. Что бы ни случилось, помни об этом. Я должен был потребовать тебя, когда вернулся в Англию. Я занервничал, так что теперь я должен сделать все, что в моих силах, чтобы все исправить. Понимаете? Что бы ни случилось, не волнуйся, дорогая. Ты ни в чем не виноват.
   Он поднес сначала одну руку, потом другую к губам. Потом она осталась одна, уставившись на непродегустированный чай. И, как ни странно, она увидела только одно - ярко освещенный текст, висевший на побеленной стене. Слова, казалось, вырывались из него и швырялись в нее. - Какая польза мужчине... - Она встала, заплатила за чай и вышла.
   По возвращении Джорджа Крозье встретила просьба не беспокоить его жену. Горничная сказала, что у нее очень сильная головная боль.
   Было девять часов следующего утра, когда он вошел в ее спальню с довольно серьезным лицом. Дейдра сидела в постели. Она выглядела бледной и изможденной, но ее глаза сияли.
   - Джордж, я должен тебе кое-что сказать, кое-что довольно ужасное...
   Он резко прервал ее.
   - Итак, вы слышали. Я боялся, что это может вас расстроить.
   - Расстроил меня?
   'Да. В тот день вы разговаривали с беднягой.
   Он видел, как ее рука подкралась к сердцу, как дрогнули веки, потом она сказала низким, быстрым голосом, который почему-то испугал его:
   - Я ничего не слышал. Скажи мне быстро.
   'Я думал -'
   'Скажи-ка!'
   - В том табачном поместье. Чап застрелился. Сильно разбит на войне, нервы, наверное, в клочья. Других причин для этого нет.
   - Он застрелился - в том темном сарае, где висел табак. Она говорила уверенно, глаза ее были как у лунатика, когда она увидела перед собой в пахучей темноте фигуру, лежащую с револьвером в руке.
   "Почему, чтобы быть уверенным; вот где вы были приняты странно вчера. Странно это!
   Дейдра не ответила. Она увидела другую картину - стол с чайными принадлежностями и женщину, склонившую голову, принимая ложь.
   - Ну-ну, Войне есть за что ответить, - сказал Крозье и протянул руку за спичкой, осторожно закуривая трубку.
   Крик жены испугал его.
   "Ах! не надо, не надо! Я не выношу этого запаха!
   Он посмотрел на нее с добрым удивлением.
   - Моя дорогая девочка, ты не должна нервничать. Ведь от запаха табака никуда не деться. Вы встретите его повсюду.
   - Да везде! Она улыбнулась медленной, кривой улыбкой и пробормотала несколько слов, которых он не расслышал, слов, которые она выбрала для оригинального некролога о смерти Тима Ньюджента. "Пока горит свет, я буду помнить, и во тьме не забуду".
   Ее глаза расширились, следя за поднимающейся спиралью дыма, и она повторила низким монотонным голосом: "Везде, везде".
  
  
  
   Глава 4
   Красный сигнал
   "Красный сигнал" был впервые опубликован в журнале Grand Magazine в июне 1924 года.
   - Нет, но как же это волнующе, - сказала хорошенькая миссис Эверсли, широко раскрыв свои прелестные, но немного пустые глаза. "Всегда говорят, что у женщин есть шестое чувство; вы думаете, что это правда, сэр Алингтон?
   Знаменитый алиенист сардонически улыбнулся. У него было безграничное презрение к таким глупым красавчикам, как его приятельница. Алингтон Уэст был высшим авторитетом в области психических заболеваний, и он полностью осознавал свое положение и важность. Слегка напыщенный мужчина полной фигуры.
   - Говорят много вздора, я это знаю, миссис Эверсли. Что означает этот термин - шестое чувство?
   - Вы, ученые, всегда такие суровые. И это действительно необычно, когда кажется, что иногда что-то знаешь положительно - просто знаешь, чувствуешь, я имею в виду - совершенно сверхъестественно - это действительно так. Клэр понимает, что я имею в виду, не так ли, Клэр?
   Она обратилась к хозяйке с легкой надутой губой и наклоненным плечом.
   Клэр Трент ответила не сразу. Это был небольшой званый обед: она и ее муж, Вайолет Эверсли, сэр Алингтон Уэст и его племянник Дермот Уэст, старый друг Джека Трента. Сам Джек Трент, несколько туповатый румянец, с добродушной улыбкой и приятным ленивым смехом подхватил нить.
   "Чушь, Вайолет! Ваш лучший друг погиб в железнодорожной катастрофе. Ты сразу вспоминаешь, что в прошлый вторник тебе приснился черный кот - чудесно, ты все время чувствовал, что вот-вот что-то произойдет!
   - О нет, Джек, теперь ты путаешь предчувствие с интуицией. Ну же, сэр Алингтон, вы должны признать, что предчувствия реальны?
   - Возможно, в какой-то степени, - осторожно признал врач. "Но многое зависит от совпадения, а потом есть неизменная тенденция извлечь максимальную пользу из истории - вы всегда должны принимать это во внимание".
   "Я не думаю, что существует такая вещь, как предчувствие", довольно резко сказала Клэр Трент. - Или интуиция, или шестое чувство, или что-то из того, о чем мы так бойко говорим. Мы идем по жизни, как поезд, несущийся сквозь тьму в неизвестном направлении".
   - Это плохое сравнение, миссис Трент, - сказал Дермот Уэст, впервые подняв голову и приняв участие в обсуждении. В ясных серых глазах, довольно странно блестевших на сильно загорелом лице, горел странный блеск. - Видишь ли, ты забыл сигналы.
   - Сигналы?
   - Да, зеленый, если все в порядке, и красный - опасность!
   "Красный - опасность - как волнующе!" - выдохнула Вайолет Эверсли.
   Дермот довольно нетерпеливо отвернулся от нее.
   - Конечно, это просто способ описать это. Опасность впереди! Красный сигнал! Высматривать!'
   Трент с любопытством посмотрел на него.
   - Ты говоришь так, как будто это был реальный опыт, Дермот, старина.
   - Так оно и есть - я имею в виду, было.
   - Дай нам пряжу.
   - Я могу привести вам один пример. В Месопотамии, сразу после перемирия, однажды вечером я вошел в свою палатку с сильным чувством. Опасность! Высматривать! Не имел ни малейшего представления, о чем идет речь. Я обошел лагерь, суетился напрасно, принял все меры предосторожности против нападения враждебных арабов. Потом я вернулся в свою палатку. Как только я попал внутрь, чувство снова выскочило сильнее, чем когда-либо. Опасность! В конце концов, я вынесла одеяло на улицу, завернулась в него и заснула там".
   'Что ж?'
   "На следующее утро, когда я вошел в палатку, первое, что я увидел, был большой набор ножей - около полуярда длиной - пронзенный через мою койку, как раз там, где я должен был лежать. Вскоре я узнал об этом - один из арабских слуг. Его сын был расстрелян как шпион. Что вы можете сказать на это, дядя Алингтон, в качестве примера того, что я называю красным сигналом?
   Специалист неопределенно улыбнулся.
   - Очень интересная история, мой дорогой Дермот.
   - Но не тот, который вы бы приняли безоговорочно?
   - Да, да, я не сомневаюсь, что вы предчувствовали опасность, как вы и утверждаете. Но я оспариваю происхождение предчувствия. По вашему мнению, оно пришло извне, впечатленное каким-то внешним источником в ваш менталитет. Но в наши дни мы обнаруживаем, что почти все исходит изнутри - из нашего подсознания".
   - Старое доброе подсознание, - воскликнул Джек Трент. "Сегодня это мастер на все руки".
   Сэр Алингтон продолжал, не обращая внимания на прерывание.
   "Я предполагаю, что по какому-то взгляду или взгляду этот араб выдал себя. Ваше сознательное я не заметило и не вспомнило, но с вашим подсознательным я было иначе. Подсознание никогда не забывает. Мы верим также, что он может рассуждать и делать выводы совершенно независимо от высшей или сознательной воли. Ваше подсознательное "я", таким образом, поверило, что может быть предпринята попытка убить вас, и преуспело в том, чтобы навязать свой страх вашему сознательному осознанию".
   - Признаю, звучит очень убедительно, - улыбаясь, сказал Дермот.
   - Но не так захватывающе, - надулась миссис Эверсли.
   "Возможно также, что вы могли подсознательно осознавать ненависть, которую мужчина испытывал к вам. То, что в старые времена называлось телепатией, безусловно, существует, хотя условия, управляющие этим, очень мало изучены".
   - Были ли другие случаи? - спросила Клэр у Дермота.
   'Ой! да, но ничего особенно образного - и я полагаю, что все это можно было бы объяснить под заголовком совпадения. Однажды я отказался от приглашения на дачу, только по причине поднятия "красного сигнала". Место было сожжено в течение недели. Кстати, дядя Алингтон, причем здесь подсознание?
   - Боюсь, что нет, - сказал Алингтон, улыбаясь.
   - Но у вас есть столь же хорошее объяснение. Давай, сейчас. Не надо быть тактичным с близкими родственниками.
   -- Ну, тогда, племянник, смею предположить, что ты отказался от приглашения по той простой причине, что тебе не очень-то хотелось идти, и что после пожара ты внушил себе, что получил предупреждение об опасности, которая объяснение, в которое ты теперь безоговорочно веришь.
   - Безнадежно, - рассмеялся Дермот. "Ты выигрываешь решкой, я теряю решку".
   - Неважно, мистер Уэст, - воскликнула Вайолет Эверсли. - Я безоговорочно верю в ваш "Красный сигнал". Время в Месопотамии у тебя было в последний раз?
   - Да, пока...
   'Извините?'
   'Ничего такого.'
   Дермот молчал. Слова, которые почти сорвались с его губ, были: "Да, до сегодняшнего вечера". Они совершенно непрошено сорвались с его губ, выражая мысль, которая еще не осознана сознательно, но он сразу понял, что они были правдой. Красный сигнал вырисовывался из темноты. Опасность! Опасность рядом!
   Но почему? Какая мыслимая опасность может быть здесь? Здесь, в доме его друзей? По крайней мере - ну да, такая опасность была. Он посмотрел на Клэр Трент - на ее белизну, стройность, изысканную склоненность ее золотистой головы. Но эта опасность существовала уже какое-то время - вряд ли она обострится. Ибо Джек Трент был его лучшим другом, и даже больше, чем его лучшим другом, человеком, который спас ему жизнь во Фландрии и был за это рекомендован венчурным капиталом. Хороший парень, Джек, один из лучших. Проклятое невезение, что он должен был влюбиться в жену Джека. Он предполагал, что когда-нибудь это пройдет. Вещь не могла продолжать так болеть вечно. Его можно было заморить голодом - вот и все, заморить голодом. Не то чтобы она когда-либо догадывалась, а если и догадывалась, то ей не было никакой опасности. Статуя, прекрасная статуя, вещь из золота, слоновой кости и бледно-розового коралла. . . игрушка для короля, а не настоящая женщина. . .
   Клэр. . . самая мысль об ее имени, произнесенном молча, причиняла ему боль. . . Он должен преодолеть это. Он и раньше заботился о женщинах. . . - Но не так! сказал что-то. 'Не так.' Что ж, это было. Там нет никакой опасности - душевная боль, да, но не опасность. Не опасность красного сигнала. Это было для чего-то другого.
   Он оглядел стол, и его впервые осенило, что это было довольно необычное маленькое собрание. Его дядя, например, редко обедал так скромно и неформально. Не то чтобы Тренты были старыми друзьями; до сегодняшнего вечера Дермот и не подозревал, что вообще их знает.
   Чтобы быть уверенным, было оправдание. После обеда приходил довольно известный медиум, чтобы дать сеанс . Сэр Алингтон заявил, что проявляет умеренный интерес к спиритизму. Да, это был повод, конечно.
   Это слово привлекло его внимание. Оправдание . _ Был ли сеанс просто предлогом, чтобы сделать присутствие специалиста на ужине естественным? Если да, то какова была реальная цель его пребывания здесь? В голову Дермоту пронеслось множество деталей, мелочей, незамеченных в то время или, как сказал бы его дядя, незамеченных сознательным умом.
   Великий врач не раз странно, очень странно смотрел на Клэр. Казалось, он наблюдал за ней. Ей было не по себе под его пристальным вниманием. Она делала небольшие подергивающие движения руками. Она нервничала, ужасно нервничала, и было ли, неужели это было страшно ? Почему она испугалась?
   Рывком он вернулся к разговору за столом. Миссис Эверсли заставила великого человека говорить на свою тему.
   - Милая госпожа, - говорил он, - что такое безумие? Могу заверить вас, что чем больше мы изучаем предмет, тем труднее нам его произносить. Все мы в той или иной степени прибегаем к самообману, и когда мы заходим так далеко, что верим в то, что являемся царем России, нас запирают или сдерживают. Но предстоит долгий путь, прежде чем мы достигнем этой точки. В каком именно месте мы поставим на нем столб и скажем: "С этой стороны здравомыслие, с другой - безумие?" Это невозможно сделать, вы знаете. И вот что я вам скажу, если бы человек, страдающий бредом, промолчал об этом, по всей вероятности, мы никогда не смогли бы отличить его от нормального человека. Чрезвычайное здравомыслие душевнобольных - очень интересный предмет".
   Сэр Алингтон с благодарностью отхлебнул вина и сиял, глядя на компанию.
   - Я всегда слышала, что они очень хитры, - заметила миссис Эверсли. - Я имею в виду психов.
   - Удивительно. А подавление того или иного заблуждения очень часто приводит к катастрофическим последствиям. Все подавления опасны, как учит нас психоанализ. Человек, обладающий безобидной эксцентричностью и способный потакать ей как таковой, редко переступает черту. Но мужчина, - он сделал паузу, - или женщина, которые внешне совершенно нормальны, на самом деле могут быть серьезным источником опасности для общества.
   Его взгляд мягко скользнул по столу к Клэр, а затем снова вернулся. Он еще раз отхлебнул вина.
   Ужасный страх охватил Дермота. Он это имел в виду? Это то, к чему он вел? Невозможно, но -
   - И все от того, что подавляешь себя, - вздохнула миссис Эверсли. "Я вполне понимаю, что нужно всегда быть очень осторожным, чтобы... выражать свою индивидуальность. Опасности другого ужасны.
   - Моя дорогая миссис Эверсли, - возразил врач. - Вы совершенно неправильно меня поняли. Причина шалости находится в физической материи мозга - иногда она возникает из-за какого-то внешнего фактора, такого как удар; иногда, увы, врожденное.
   - Наследственность - это так печально, - неопределенно вздохнула дама. - Расход и все такое.
   - Туберкулез не передается по наследству, - сухо заметил сэр Алингтон.
   'Не так ли? Я всегда так думал. Но безумие есть! Как ужасно. Что-то еще?'
   - Подагра, - улыбаясь, сказал сэр Алингтон. - И дальтонизм - последнее довольно интересно. Он передается непосредственно мужчинам, но латентно у женщин. Таким образом, несмотря на то, что существует много дальтоников, для того, чтобы женщина была дальтоником, она должна была быть скрытой в ее матери, а также присутствовать в ее отце - довольно необычное положение вещей. Это то, что называется наследственностью, ограниченной полом".
   'Как интересно. Но безумие не таково, не так ли?
   - Сумасшествие одинаково передается и мужчинам, и женщинам, - серьезно сказал врач.
   Клэр внезапно встала, оттолкнув свой стул так резко, что он опрокинулся и упал на землю. Она была очень бледна, и нервные движения ее пальцев были очень заметны.
   - Ты... ты ненадолго, не так ли? - умоляла она. - Миссис Томпсон будет здесь через несколько минут.
   "Один стакан портвейна, и я буду с вами на один раз", - заявил сэр Алингтон. - Чтобы увидеть это чудесное выступление миссис Томпсон, я и пришел сюда, не так ли? Ха, ха! Не то чтобы мне нужно было какое-то побуждение. Он поклонился.
   Клэр слабо улыбнулась в знак признательности и вышла из комнаты, положив руку на плечо миссис Эверсли.
   - Боюсь, я болтаю о делах, - заметил врач, садясь на свое место. - Прости меня, мой дорогой друг.
   - Вовсе нет, - небрежно сказал Трент.
   Он выглядел напряженным и обеспокоенным. Дермот впервые почувствовал себя чужаком в компании своего друга. Между этими двумя была тайна, которой не мог бы поделиться даже старый друг. И все же все это было фантастично и невероятно. На что ему было идти? Ничего, кроме пары взглядов и женской нервозности.
   Они задержались за своим вином, но очень недолго, и прибыли в гостиную как раз в тот момент, когда была объявлена миссис Томпсон.
   Медиумом была пухлая женщина средних лет, ужасно одетая в пурпурный бархат, с довольно громким голосом.
   - Надеюсь, я не опоздала, миссис Трент, - весело сказала она. - Вы сказали девять часов, не так ли?
   - Вы весьма пунктуальны, миссис Томпсон, - сказала Клэр своим сладким, слегка хриплым голосом. "Это наш маленький кружок".
   Никаких дальнейших представлений сделано не было, как, очевидно, было принято. Медиум окинул их всех проницательным, проницательным взглядом.
   - Надеюсь, мы добьемся хороших результатов, - бодро заметила она. "Я не могу передать вам, как я ненавижу, когда выхожу на улицу, и я не могу, так сказать, доставить удовольствие. Это просто сводит меня с ума. Но я думаю, что Широмако (моя японская команда, знаете ли) сможет справиться сегодня вечером. Я чувствую себя в отличной форме и отказался от уэльского кролика, хотя и люблю поджаренный сыр.
   Дермот слушал, наполовину удивленный, наполовину с отвращением. Как все это было прозаично! И все же, не глупо ли он судил? Все, в конце концов, было естественным - силы, на которые претендовали медиумы, были природными силами, еще недостаточно понятыми. Великий хирург мог опасаться несварения желудка накануне деликатной операции. Почему не миссис Томпсон?
   Стулья расставили по кругу, фонари так, чтобы их было удобно поднимать или опускать. Дермот заметил, что не может быть и речи об испытаниях или о том, чтобы сэр Алингтон удостоверился в условиях сеанса . Нет, это дело миссис Томпсон было лишь прикрытием. Сэр Алингтон был здесь совсем с другой целью. Мать Клэр, как вспомнил Дермот, умерла за границей. В ней была какая-то тайна. . . Наследственный . . .
   Резким движением он заставил свой разум вернуться к тому, что происходило в данный момент.
   Все заняли свои места, и все огни были выключены, кроме маленького с красным абажуром на дальнем столе.
   Некоторое время было слышно только тихое ровное дыхание медиума. Постепенно он становился все более и более хриплым. Затем, с внезапностью, от которой Дермот подпрыгнул, из дальнего конца комнаты донесся громкий рэп. Это повторилось с другой стороны. Затем послышалось идеальное крещендо рэпа. Они замерли, и по комнате разнесся внезапный высокий взрыв насмешливого смеха. Потом тишина, нарушаемая голосом, совершенно не похожим на голос миссис Томпсон, - высоким голосом с причудливой интонацией.
   - Я здесь, джентльмены, - сказал он. - Да, я здесь. Вы хотите меня кое о чем спросить?
   'Кто ты? Широмако?
   - Да. Я Широмако. Прохожу давно. Я работаю. Я очень счастлив.'
   Далее последовали подробности жизни Широмако. Все это было очень плоско и неинтересно, и Дермот часто слышал это раньше. Все были счастливы, очень счастливы. Сообщения были даны от нечетко описанных родственников, причем описание было сформулировано настолько расплывчато, что подходило практически для любых непредвиденных обстоятельств. Пожилая дама, мать одного из присутствовавших, некоторое время держала слово, придавая изречениям из прописи новизну, едва подтверждаемую ее предметом.
   - Кто-то еще хочет пройти сейчас, - объявила Широмако. - У меня очень важное сообщение для одного из джентльменов.
   Наступила пауза, а затем заговорил новый голос, предварив свое замечание злым демоническим смешком.
   "Ха, ха! Ха, ха, ха! Лучше не идти домой. Лучше не идти домой. Послушай мой совет.'
   - С кем ты говоришь? - спросил Трент.
   - Один из вас троих. Я не должен был идти домой, если бы я был им. Опасность! Кровь! Не очень много крови - вполне достаточно. Нет, не иди домой. Голос стал слабее. ' Не уходи домой! '
   Оно угасло совсем. Дермот почувствовал, как покалывает его кровь. Он был убежден, что предупреждение предназначалось ему. Так или иначе, сегодня ночью снаружи была опасность.
   Медиум вздохнул, а затем застонал. Она приближалась. Свет был включен, и вскоре она села прямо, ее глаза немного моргали.
   - Ушел хорошо, моя дорогая? Я надеюсь, что это так.'
   - Очень хорошо, спасибо, миссис Томпсон.
   - Широмако, я полагаю?
   - Да, и другие.
   Миссис Томпсон зевнула.
   "Я в бешенстве. Абсолютно вниз и наружу. Справедливо берет это из вас. Ну, я рад, что это был успех. Я немного боялся, что это может быть не так, боялся, что может случиться что-то неприятное. Сегодня в этой комнате какое-то странное ощущение.
   Она оглядела по очереди каждое широкое плечо, а затем неловко пожала плечами.
   - Мне это не нравится, - сказала она. - В последнее время среди вас были внезапные смерти?
   - Что ты имеешь в виду - среди нас?
   "Близкие родственники - дорогие друзья? Нет? Ну, если бы я хотел быть мелодраматичным, я бы сказал, что сегодня в воздухе витала смерть. Там только мой бред. До свидания, миссис Трент. Я рад, что вы остались довольны.
   Миссис Томпсон в пурпурном бархатном платье вышла.
   - Надеюсь, вам было интересно, сэр Алингтон, - пробормотала Клэр.
   - Очень интересный вечер, моя дорогая леди. Большое спасибо за предоставленную возможность. Позвольте пожелать вам спокойной ночи. Вы все собираетесь танцевать, не так ли?
   - Ты не пойдешь с нами?
   'Нет нет. Я взял за правило ложиться спать в половине одиннадцатого. Спокойной ночи. Спокойной ночи, миссис Эверсли. Ах! Дермот, я хочу поговорить с тобой. Ты можешь пойти со мной сейчас? Вы можете присоединиться к остальным в галереях Графтона.
   - Конечно, дядя. Тогда встретимся там, Трент.
   Во время короткой поездки на Харли-стрит между дядей и племянником обменялись очень немногими словами. Сэр Алингтон чуть не извинился за то, что утащил Дермота, и заверил его, что задержит его всего на несколько минут.
   - Мне оставить машину для тебя, мой мальчик? - спросил он, когда они вышли.
   - О, не беспокойтесь, дядя. Я вызову такси.
   'Отлично. Я не люблю заставлять Чарлсона спать позже, чем могу помочь. Спокойной ночи, Чарлсон. Куда, черт возьми, я положил свой ключ?
   Машина скользнула прочь, а сэр Алингтон стоял на ступеньках, тщетно роясь в карманах.
   - Должно быть, оставил его в другом пальто, - сказал он наконец. - Позвони в звонок, ладно? Осмелюсь сказать, что Джонсон все еще не спит.
   Невозмутимый Джонсон действительно открыл дверь за шестьдесят секунд.
   - Я потерял ключ, Джонсон, - объяснил сэр Алингтон. - Принеси в библиотеку пару бутылок виски и газировки, ладно?
   - Очень хорошо, сэр Алингтон.
   Врач прошел в библиотеку и включил свет. Он жестом приказал Дермоту закрыть за собой дверь после того, как войдет.
   - Я не задержу тебя надолго, Дермот, но я хочу тебе кое-что сказать. Это моя фантазия, или у вас есть определенная ... скажем так, нежность к миссис Джек Трент ?
   Кровь бросилась Дермоту в лицо.
   "Джек Трент - мой лучший друг".
   - Прошу прощения, но это вряд ли ответ на мой вопрос. Осмелюсь сказать, что вы считаете мои взгляды на развод и подобные вещи в высшей степени пуританскими, но я должен напомнить вам, что вы мой единственный близкий родственник и что вы мой наследник.
   - О разводе не может быть и речи, - сердито сказал Дермот.
   - Определенно нет, по причине, которую я понимаю, возможно, лучше, чем вы. Эту конкретную причину я не могу назвать вам сейчас, но хочу вас предупредить. Клэр Трент не для тебя.
   Молодой человек уверенно смотрел в глаза дяде.
   - Я понимаю - и позвольте мне сказать, может быть, даже лучше, чем вы думаете. Я знаю причину твоего присутствия сегодня за ужином.
   - А? Врач был явно поражен. 'Откуда ты знал это?'
   - Назовем это предположением, сэр. Я прав, не так ли, когда говорю, что вы были там в своем... профессиональном качестве.
   Сэр Алингтон расхаживал взад и вперед.
   - Ты совершенно прав, Дермот. Я, конечно, не мог сам вам этого сказать, хотя боюсь, что это скоро станет общим достоянием.
   Сердце Дермота сжалось.
   - Вы имеете в виду, что... приняли решение?
   - Да, маразм в семье - по материнской линии. Печальный случай - очень печальный случай.
   - Не могу в это поверить, сэр.
   - Осмелюсь сказать, что нет. Для непрофессионала мало признаков, если они вообще есть.
   - А к эксперту?
   "Доказательства убедительны. В таком случае пострадавшего необходимо как можно скорее наложить на него фиксацию".
   'О Господи!' - выдохнул Дермот. - Но ведь ни за что никого не заткнешь.
   "Мой дорогой Дермот! Дела помещаются под стражу только тогда, когда их нахождение на свободе может создать опасность для общества.
   "Очень серьезная опасность. По всей вероятности, своеобразная форма мании убийства. Так было и в случае с матерью.
   Дермот со стоном отвернулся, закрыв лицо руками. Клэр - бело-золотая Клэр!
   - В данных обстоятельствах, - спокойно продолжал врач, - я счел своим долгом предупредить вас.
   - Клэр, - пробормотал Дермот. "Моя бедная Клэр".
   - Да, действительно, мы все должны ее пожалеть.
   Внезапно Дермот поднял голову.
   - Не верю.
   'Какая?'
   - Я говорю, что не верю. Врачи ошибаются. Все это знают. И они всегда увлечены своей специальностью".
   - Мой дорогой Дермот, - сердито воскликнул сэр Алингтон.
   - Говорю вам, я в это не верю, да и если даже так, мне все равно. Я люблю Клэр. Если она поедет со мной, я увезу ее подальше, подальше от назойливых врачей. Я буду охранять ее, заботиться о ней, защищать ее своей любовью".
   - Ничего подобного вы не сделаете. Ты злишься?'
   Дермот презрительно рассмеялся.
   - Осмелюсь сказать, вы так и сказали.
   - Пойми меня, Дермот. Лицо сэра Алингтона было красным от сдерживаемой страсти. "Если ты сделаешь это - это постыдное дело - это конец. Я отменю пособие, которое сейчас делаю тебе, и составлю новое завещание, оставив все, что у меня есть, разным больницам".
   - Распоряжайся своими проклятыми деньгами, как хочешь, - сказал Дермот тихим голосом. "У меня будет женщина, которую я люблю".
   "Женщина, которая..."
   - Замолвите против нее хоть слово, и, ей-богу! Я убью тебя!' - воскликнул Дермот.
   Легкий звон бокалов заставил их обоих обернуться. Незаметно для них в пылу спора вошел Джонсон с подносом со стаканами. Его лицо было невозмутимым, как у доброго слуги, но Дермот задумался, как много он подслушал.
   - Сойдет, Джонсон, - коротко сказал сэр Алингтон. - Можешь идти спать.
   'Спасибо, сэр. Доброй ночи, сэр.'
   Джонсон удалился.
   Двое мужчин посмотрели друг на друга. Мгновенное прерывание успокоило бурю.
   - Дядя, - сказал Дермот. - Я не должен был говорить с тобой так, как говорил. Я вполне вижу, что с вашей точки зрения вы совершенно правы. Но я давно люблю Клэр Трент. Тот факт, что Джек Трент - мой лучший друг, до сих пор мешал мне когда-либо говорить о любви к самой Клэр. Но в данных обстоятельствах этот факт уже не имеет значения. Мысль о том, что любые денежные условия могут меня удержать, абсурдна. Думаю, мы оба сказали все, что можно было сказать. Спокойной ночи.'
   "Дермот..."
   - Действительно, дальше спорить бесполезно. Спокойной ночи, дядя Алингтон. Извините, но вот оно.
   Он быстро вышел, закрыв за собой дверь. В зале было темно. Он прошел через нее, открыл входную дверь и вышел на улицу, хлопнув дверью за собой.
   Такси только что оплатило проезд в доме дальше по улице, и Дермот остановил его и поехал в галереи Графтона.
   В дверях бального зала он с минуту стоял в недоумении, голова у него кружилась. Хриплый джаз, улыбающиеся женщины - он словно попал в другой мир.
   Ему все это приснилось? Невозможно, чтобы этот мрачный разговор с дядей действительно имел место. Мимо проплыла Клэр, словно лилия, в бело-серебряном платье, обтягивающем ее стройность, словно ножны. Она улыбнулась ему, ее лицо было спокойным и безмятежным. Наверняка все это было сном.
   Танец прекратился. В настоящее время она была рядом с ним, улыбаясь ему в лицо. Как во сне он пригласил ее на танец. Теперь она была в его руках, снова раздались хриплые мелодии.
   Он немного чувствовал ее флаг.
   'Устала? Вы хотите остановиться?
   - Если вы не возражаете. Мы можем пойти куда-нибудь, где мы можем поговорить? Я хочу тебе кое-что сказать.
   Не сон. Он вернулся на землю с шишкой. Мог ли он когда-нибудь считать ее лицо спокойным и безмятежным? Его преследовали тревога, страх. Как много она знала?
   Он нашел тихий уголок, и они сели рядом.
   - Что ж, - сказал он, приняв легкость, которой не чувствовал. - Вы сказали, что хотите мне что-то сказать?
   'Да.' Ее глаза были опущены. Она нервно играла кисточкой на платье. - Трудно... скорее.
   - Скажи мне, Клэр.
   - Это просто. Я хочу, чтобы ты... уехал на время.
   Он был поражен. Чего бы он ни ожидал, это было не так.
   - Ты хочешь, чтобы я ушел? Почему?'
   - Лучше быть честным, не так ли? Я - я знаю, что вы - джентльмен и мой друг. Я хочу, чтобы вы ушли, потому что я... я позволил себе полюбить вас.
   "Клэр".
   Ее слова сделали его онемевшим - косноязычным.
   - Пожалуйста, не думайте, что я настолько тщеславен, что воображаю, что вы... что вы когда-нибудь влюбитесь в меня. Только это - я не очень счастлив - и - о! Я бы предпочел, чтобы вы ушли.
   "Клэр, разве ты не знаешь, что я беспокоился - чертовски беспокоился - с тех пор, как встретил тебя?"
   Она подняла испуганные глаза на его лицо.
   - Тебе было не все равно? Вас это давно волнует?
   'С самого начала.'
   'Ой!' воскликнула она. - Почему ты мне не сказал? Затем? Когда я мог прийти к тебе! Зачем говорить мне сейчас, когда уже слишком поздно. Нет, я сумасшедший - я не знаю, что говорю. Я бы никогда не пришел к вам.
   Клэр, что вы имели в виду, когда сказали "теперь уже слишком поздно?" Это... это из-за моего дяди? Что он знает? Что он думает?
   Она молча кивнула, слезы текли по ее лицу.
   - Послушай, Клэр, ты не должна всему этому верить. Вы не должны думать об этом. Вместо этого ты уйдешь со мной. Мы отправимся в Южные моря, на острова, как зеленые драгоценности. Вы будете счастливы там, и я буду заботиться о вас - буду всегда в безопасности".
   Его руки обвили ее. Он привлек ее к себе, почувствовал, как она дрожит от его прикосновения. И вдруг она вырвалась на свободу.
   - О нет, пожалуйста. Разве ты не видишь? Я не мог сейчас. Было бы некрасиво - некрасиво - некрасиво. Я все время хотел быть хорошим - а теперь - это было бы еще и уродливо".
   Он колебался, сбитый с толку ее словами. Она взглянула на него умоляюще.
   - Пожалуйста, - сказала она. "Я хочу быть хорошим. . .'
   Не говоря ни слова, Дермот встал и ушел от нее. На данный момент он был тронут и потрясен ее бесспорными словами. Он пошел за своей шляпой и пальто, наткнувшись при этом на Трента.
   - Привет, Дермот, ты ушел рано.
   - Да, я не в настроении сегодня танцевать.
   - Это гнилая ночь, - мрачно сказал Трент. - Но тебе нет до меня моих забот.
   Дермота охватила внезапная паника, что Трент может довериться ему. Не то - ничего, кроме этого!
   - Ну, пока, - поспешно сказал он. "Я не дома".
   - Дома, а? Как насчет предупреждения духов?
   - Я рискну. Спокойной ночи, Джек.
   Квартира Дермота была недалеко. Он пошел туда, чувствуя потребность в прохладном ночном воздухе, чтобы успокоить воспаленный мозг.
   Он вошел со своим ключом и включил свет в спальне.
   И вдруг, во второй раз за эту ночь, на него нахлынуло чувство, которое он обозначил названием "Красный сигнал". Это было так непреодолимо, что на мгновение даже Клэр вылетело из его головы.
   Опасность! Он был в опасности. В этот самый момент, в этой самой комнате, он был в опасности.
   Он тщетно пытался высмеять себя свободным от страха. Возможно, его усилия были втайне половинчатыми. До сих пор Красный сигнал своевременно предупреждал его, что позволяло ему избежать катастрофы. Немного улыбнувшись собственному суеверию, он осторожно обошел квартиру. Возможно, внутрь проник какой-то злоумышленник и спрятался там. Но его поиск ничего не дал. Его слуга Милсон отсутствовал, а квартира была абсолютно пуста.
   Он вернулся в свою спальню и медленно разделся, хмурясь про себя. Чувство опасности было острым, как никогда. Он подошел к ящику стола, чтобы достать носовой платок, и вдруг замер. В середине ящика лежал незнакомый комок - что-то твердое.
   Его быстрые нервные пальцы разорвали носовые платки и вынули спрятанный под ними предмет. Это был револьвер.
   С величайшим изумлением Дермот внимательно осмотрел его. Он был какой-то незнакомой формы, и недавно из него был произведен один выстрел. Кроме того, он ничего не мог с этим поделать. Кто-то положил его в этот ящик в тот же вечер. Его не было, когда он одевался к обеду - он был в этом уверен.
   Он уже собирался положить его обратно в ящик стола, когда его вздрогнул звонок. Он звонил снова и снова, звуча необычно громко в тишине пустой квартиры.
   Кто это мог подойти к парадной двери в такой час? И на вопрос пришел только один ответ - ответ инстинктивный и настойчивый.
   "Опасность - опасность - опасность". . .'
   Руководствуясь каким-то инстинктом, который он не учитывал, Дермот выключил свет, надел пальто, лежавшее на стуле, и открыл дверь в холл.
   Снаружи стояли двое мужчин. За ними Дермот заметил синюю форму. Полицейский!
   - Мистер Уэст? - спросил первый из двух мужчин.
   Дермоту казалось, что прошли века, прежде чем он ответил. На самом деле прошло всего несколько секунд, прежде чем он ответил, прекрасно имитируя бесстрастный голос своего мужчины:
   - Мистер Уэст еще не пришел. Что вам нужно от него в это время ночи?
   - Еще не пришел, а? Очень хорошо, тогда я думаю, что нам лучше войти и подождать его.
   - Нет.
   - Послушайте, дружище, меня зовут инспектор Вералл из Скотленд-Ярда, и у меня есть ордер на арест вашего хозяина. Вы можете увидеть это, если хотите.
   Дермот просмотрел протянутую бумагу или сделал вид, что просматривает, и спросил ошеломленным голосом:
   'Зачем? Что он сделал?
   "Убийство. Сэр Алингтон, к западу от Харли-стрит.
   В голове у него закружилась голова, Дермот отступил перед грозными посетителями. Он прошел в гостиную и включил свет. Инспектор последовал за ним.
   - Проведите обыск, - приказал он другому мужчине. Затем он повернулся к Дермоту.
   - Оставайся здесь, мой человек. Никакого соскальзывания, чтобы предупредить своего хозяина. Кстати, как тебя зовут?
   - Милсон, сэр.
   - Во сколько вы ожидаете своего хозяина, Милсон?
   - Не знаю, сэр, кажется, он собирался на танцы. В галереях Графтона.
   - Он ушел оттуда меньше часа назад. Он точно не был здесь?
   - Я так не думаю, сэр. Кажется, я слышал, как он вошел.
   В этот момент из соседней комнаты вошел второй мужчина. В руке он нес револьвер. Он передал его инспектору в некотором волнении. Выражение удовлетворения мелькнуло на лице последнего.
   - Это все решает, - заметил он. - Должно быть, он проскальзывал туда-сюда, а вы его не слышали. Он уже зацепил это. Мне лучше уйти. Коули, оставайся здесь на случай, если он снова вернется, и присматривай за этим парнем. Он может знать о своем хозяине больше, чем притворяется.
   Инспектор поторопился. Дермот попытался выведать подробности этого романа у Коули, который был вполне готов к разговорам.
   - Довольно ясное дело, - соизволил он. "Убийство было раскрыто практически сразу. Джонсон, слуга, только что лег в постель, как ему показалось, что он услышал выстрел, и снова спустился. Найден сэр Алингтон мертвым, с простреленным сердцем. Он сразу позвонил нам, и мы пришли и выслушали его историю.
   - Что сделало это дело довольно ясным? - рискнул Дермот.
   'Абсолютно. Этот молодой Уэст вошел со своим дядей, и они ссорились, когда Джонсон принес выпивку. Старичок угрожал составить новое завещание, а твой хозяин говорил о том, чтобы его застрелить. Не прошло и пяти минут, как раздался выстрел. Ой! да, достаточно ясно. Глупый юный дурак.
   Действительно достаточно ясно. Сердце Дермота упало, когда он осознал неопровержимую природу улик против него. Опасность воистину - ужасная опасность! И нет выхода, кроме бегства. Он принялся за дело. Вскоре он предложил сделать чашку чая. Коули с готовностью согласился. Он уже обыскал квартиру и знал, что черного хода нет.
   Дермоту разрешили уйти на кухню. Оказавшись там, он поставил чайник и усердно звякнул чашками и блюдцами. Затем он быстро подкрался к окну и поднял створку. Квартира находилась на втором этаже, а за окном стоял небольшой канатный подъемник, используемый торговцами, который поднимался и опускался на стальном тросе.
   Словно вспышка, Дермот оказался за окном и спрыгнул с троса. Он врезался в его руки, заставив их кровоточить, но он отчаянно продолжал.
   Через несколько минут он осторожно вышел из задней части блока. Повернув за угол, он выстрелил в фигуру, стоящую на тротуаре. К своему крайнему изумлению, он узнал Джека Трента. Трент полностью осознавал опасность ситуации.
   'О Господи! Дермот! Быстро, не торчи здесь.
   Взяв его за руку, он повел его по улочке, потом по другой. Было замечено и остановлено одинокое такси, и они запрыгнули внутрь, Трент назвал человеку свой адрес.
   "Самое безопасное место на данный момент. Там мы можем решить, что делать дальше, чтобы сбить этих дураков со следа. Я зашел сюда, надеясь предупредить вас до того, как сюда приедет полиция, но я опоздал.
   - Я даже не знал, что ты слышал об этом. Джек, ты не веришь...
   - Конечно нет, старина, ни на одну минуту. Я знаю тебя слишком хорошо. Все-таки скверное для вас дело. Они приходили и задавали вопросы - во сколько ты приехал в Галерею Графтона, когда уехал и т. д. Дермот, кто мог прикончить старика?
   - Не могу представить. Кто бы это ни сделал, я полагаю, он положил револьвер в мой ящик. Должно быть, очень внимательно наблюдал за нами.
   - Этот спиритический сеанс был чертовски забавным. " Не ходи домой ". Предназначен для бедного старого Запада. Он пошел домой, и его застрелили".
   - Это относится ко мне, - сказал Дермот. "Я пошел домой и нашел подброшенный револьвер и полицейского инспектора".
   - Что ж, надеюсь, меня это тоже не достанет, - сказал Трент. 'Мы здесь.'
   Он расплатился с такси, открыл дверь своим ключом и повел Дермота вверх по темной лестнице в его логово, которое представляло собой маленькую комнатку на первом этаже.
   Он распахнул дверь, и вошел Дермот, а Трент включил свет и присоединился к нему.
   - Пока здесь довольно безопасно, - заметил он. "Теперь мы можем собраться и решить, что лучше сделать".
   - Я выставил себя дураком, - вдруг сказал Дермот. - Я должен был признать это. Теперь я вижу более ясно. Все дело в сюжете. Какого черта ты смеешься?
   Потому что Трент откинулся на спинку стула, дрожа от безудержного веселья. В этом звуке было что-то ужасное - что-то ужасное и в самом человеке. В его глазах горел странный огонек.
   - Чертовски хитрый план, - выдохнул он. - Дермот, мой мальчик, тебе конец.
   Он потянул телефон к себе.
   'Чем ты планируешь заняться?' - спросил Дермот.
   "Позвоните в Скотленд-Ярд. Скажи им, что их птичка здесь - в безопасности под замком. Да, я запер дверь, когда вошел, и ключ у меня в кармане. Неприятно смотреть на другую дверь позади меня. Он ведет в комнату Клэр, и она всегда запирает его со своей стороны. Она боится меня, ты же знаешь. Боялся меня давно. Она всегда знает, когда я думаю об этом ноже - длинном остром ноже. Нет, ты не...
   Дермот хотел броситься на него, но тот внезапно вытащил уродливого вида револьвер.
   - Это второй из них, - усмехнулся Трент. - Первую из них я положил в твой ящик - после того, как выстрелил из нее в старого Уэста. - Что ты смотришь поверх моей головы? Эта дверь? Это бесполезно, даже если бы Клэр открыла его - а она могла бы открыть его тебе - я бы пристрелил тебя до того, как ты туда доберешься. Не в сердце - не убить, просто накрыло тебя, чтоб не уйти. Я очень хороший стрелок, знаете ли. Однажды я спас тебе жизнь. Еще я дурак. Нет, нет, я хочу, чтобы тебя повесили - да, повесили. Нож нужен мне не для тебя. Это Клэр - хорошенькая Клэр, такая белая и нежная. Старый Запад знал. Именно для этого он был здесь сегодня вечером, чтобы узнать, сошла ли я с ума или нет. Он хотел заткнуть меня, чтобы я не ударил Клэр ножом. Я был очень хитер. Я взял его ключ и твой тоже. Я ускользнул от танца, как только я туда попал. Я видел, как ты вышел из его дома, и я вошел. Я выстрелил в него и сразу ушел. Потом я пошел к тебе и оставил револьвер. Я снова был в Графтонских галереях почти сразу же, как и вы, и я положил ключ обратно в карман вашего пальто, когда я желал вам спокойной ночи. Я не против рассказать вам все это. Никто больше не услышит, и когда тебя будут вешать, я хочу, чтобы ты знал, что это сделал я. . . Боже, как мне смешно! Что Вы думаете о? Какого черта ты смотришь?
   - Я думаю о некоторых словах, которые вы только что процитировали. Лучше бы ты, Трент, не возвращался домой.
   'Что ты имеешь в виду?'
   'Оглянись!' Трент обернулся. В дверях проходной комнаты стояли Клэр и инспектор Вералл. . .
   Трент был быстр. Револьвер проговорил всего раз - и попал в цель. Он упал вперед через стол. Инспектор подскочил к нему, а Дермот во сне уставился на Клэр. Мысли бессвязно пронеслись в его мозгу. Его дядя - их ссора - колоссальное недоразумение - законы о разводе в Англии, которые никогда не освободит Клэр от безумного мужа - "мы все должны ее пожалеть" - заговор между ней и сэром Алингтоном, который хитрость Трента раскрыла - ее кричите ему: "Уродливый - уродливый - уродливый!" Да, но сейчас -
   Инспектор снова выпрямился.
   - Мертвый, - сказал он с досадой.
   - Да, - услышал свой голос Дермот, - он всегда был хорошим стрелком. . .'
  
  
  
   Глава 5
   Тайна синего кувшина
   "Тайна синего кувшина" была впервые опубликована в журнале Grand Magazine в июле 1924 года.
   Джек Хартингтон с сожалением оглядел свой подъезд. Стоя у мяча, он оглянулся на ти, измеряя расстояние. Его лицо красноречиво выражало отвращение и презрение, которое он чувствовал. Со вздохом он вытащил свой утюг, сделал им два яростных взмаха, уничтожив по очереди одуванчик и пучок травы, а затем решительно обратился к мячу.
   Это тяжело, когда тебе двадцать четыре года, и твоя единственная цель в жизни - уменьшить свой гандикап в гольфе, быть вынужденным уделять время и внимание проблеме заработка на жизнь. Пять с половиной дней из семи Джек был заключен в какую-то городскую гробницу из красного дерева. Субботний день и воскресенье были религиозно посвящены настоящему делу жизни, и в избытке рвения он снял комнату в маленьком отеле недалеко от Стоуртон-Хит, и ежедневно вставал в шесть часов утра, чтобы потренироваться час, прежде чем поймать 8.46 в город.
   Единственным недостатком этого плана было то, что он по своей природе не мог ни во что попасть в этот утренний час. Обманутое железо сменило глухой драйв. Его маши-шоты весело летели по земле, а четыре патта казались минимумом на любом грине.
   Джек вздохнул, крепко сжал утюг и повторил про себя волшебные слова: "Левая рука насквозь и не смотри вверх".
   Он повернулся назад - и тут же остановился, окаменев, когда пронзительный крик разорвал тишину летнего утра.
   "Убийство", - звало оно. 'Помощь! Убийство!
   Это был женский голос, и в конце он замер, превратившись в какой-то булькающий вздох.
   Джек бросил дубинку и побежал на звук. Оно пришло откуда-то совсем рядом. Эта конкретная часть трассы была довольно дикой местностью, и вокруг было мало домов. На самом деле под рукой был только один небольшой живописный коттедж, который Джек часто замечал из-за его утонченности старого мира. Именно к этому коттеджу он и побежал. Она была скрыта от него поросшим вереском склоном, но он обогнул его и меньше чем через минуту уже стоял, держась рукой за маленькую запертую калитку.
   В саду стояла девушка, и на мгновение Джек пришел к естественному выводу, что это она издала крик о помощи. Но быстро передумал.
   В руке у нее была маленькая корзинка, наполовину заполненная сорняками, и, очевидно, она только что выпрямилась после прополки широкой каймы анютиных глазок. Ее глаза, как заметил Джек, были прямо как анютины глазки, бархатистые, мягкие и темные, скорее фиолетовые, чем голубые. Она вообще была похожа на анютины глазки в своем прямом пурпурном льняном платье.
   Девушка смотрела на Джека с выражением между раздражением и удивлением.
   - Прошу прощения, - сказал молодой человек. - Но вы только что кричали?
   'Я? Нет, правда.
   Ее удивление было настолько искренним, что Джек смутился. Голос у нее был очень мягкий и красивый, с легким иностранным оттенком.
   - Но вы, должно быть, слышали это, - воскликнул он. - Оно пришло откуда-то совсем отсюда.
   Она уставилась на него.
   - Я вообще ничего не слышал.
   Джек, в свою очередь, уставился на нее. Было совершенно невероятно, что она не услышала этого мучительного призыва о помощи. И все же ее спокойствие было настолько очевидным, что он не мог поверить, что она лжет ему.
   - Оно исходило откуда-то совсем рядом, - настаивал он.
   Теперь она смотрела на него подозрительно.
   - Что он сказал? она спросила.
   "Убийство - помогите! Убийство!
   "Убийство - помогите! Убийство, - повторила девушка. - Кто-то подшутил над вами, мсье. Кого здесь можно убить?
   Джек огляделся, смутившись от мысли обнаружить мертвое тело на садовой дорожке. И все же он был совершенно уверен, что услышанный им крик был реальным, а не плодом его воображения. Он посмотрел на окна коттеджа. Все казалось совершенно тихим и мирным.
   - Вы хотите обыскать наш дом? - сухо спросила девушка.
   Она была так явно настроена скептически, что замешательство Джека стало еще глубже, чем когда-либо. Он отвернулся.
   - Мне очень жаль, - сказал он. "Должно быть, он пришел с высоты в лесу".
   Он поднял шапку и ретировался. Оглянувшись через плечо, он увидел, что девушка спокойно возобновила прополку.
   Некоторое время он рыскал по лесу, но не мог найти никаких признаков того, что произошло что-то необычное. И все же он был уверен, как никогда, что действительно слышал крик. В конце концов, он бросил поиски и поспешил домой, чтобы позавтракать и успеть на 8.46 с обычным отрывом в секунду или около того. Его немного угрызла совесть, когда он сел в поезд. Разве он не должен был немедленно сообщить об услышанном в полицию? То, что он этого не сделал, было исключительно из-за недоверия анютиной глазки. Она явно подозревала его в романтических отношениях - возможно, полиция поступила бы так же. Был ли он абсолютно уверен, что услышал крик?
   К настоящему времени он уже далеко не был так уверен, как раньше, - естественный результат попытки восстановить утраченное ощущение. Был ли это птичий крик вдалеке, который он превратил в подобие женского голоса?
   Но он гневно отверг это предложение. Это был женский голос, и он его услышал. Он вспомнил, как посмотрел на часы как раз перед тем, как раздался крик. Насколько это возможно, было двадцать пять минут седьмого, когда он услышал звонок. Этот факт может оказаться полезным для полиции, если - если что-нибудь обнаружится.
   Вечером, возвращаясь домой, он с тревогой просматривал вечерние газеты в поисках упоминаний о совершенном преступлении. Но ничего не было, и он не знал, радоваться ему или разочаровываться.
   Следующее утро было мокрым - таким мокрым, что энтузиазм даже самого заядлого игрока в гольф мог бы угаснуть. Джек встал в самый последний момент, проглотил завтрак, побежал к поезду и снова жадно просмотрел бумаги. До сих пор нет никаких упоминаний о каком-либо ужасном открытии. Вечерние газеты рассказывали ту же историю.
   "Странно, - сказал себе Джек, - но это так. Вероятно, какие-нибудь моргание, мальчишки, играющие вместе в лесу.
   Он вышел рано утром следующего дня. Проходя мимо коттеджа, он заметил краем глаза, что девушка снова пропалывает сорняки в саду. Видимо, это ее привычка. Он сделал особенно хороший подход и надеялся, что она это заметила. Подходя к следующему мячу, он взглянул на часы.
   - Всего двадцать пять минут седьмого, - пробормотал он. 'Я думаю -'
   Слова застыли на его губах. Из-за его спины раздался тот же крик, который так напугал его раньше. Женский голос в отчаянии.
   "Убийство - помогите! Убийство!
   Джек помчался обратно. Анютины глазки стояли у ворот. Она выглядела пораженной, и Джек торжествующе подбежал к ней, крича:
   - Во всяком случае, на этот раз вы это слышали.
   Ее глаза были широко открыты от какого-то волнения, которое он не мог понять, но он заметил, что она отпрянула от него, когда он приблизился, и даже оглянулась на дом, как будто собиралась бежать к нему в поисках убежища.
   Она покачала головой, глядя на него.
   - Я вообще ничего не слышала, - удивленно сказала она.
   Как будто она ударила его между глаз. Ее искренность была настолько очевидной, что он не мог ей не поверить. И все же он не мог этого вообразить - он не мог - он не мог -
   Он услышал ее мягкий голос, почти с сочувствием.
   - У вас был контузии, да?
   В мгновение ока он понял ее испуганный взгляд, ее взгляд на дом. Она думала, что он страдает бредом. . .
   И тут, как обливание холодной водой, пришла ужасная мысль, неужели она права? Страдал ли он заблуждениями? Одержимый ужасом этой мысли, он повернулся и, спотыкаясь, побрел прочь, не сказав ни слова. Девушка посмотрела ему вслед, вздохнула, покачала головой и снова наклонилась, чтобы прополоть сорняки.
   Джек попытался разобраться с самим собой. "Если я снова услышу эту чертову штуку в двадцать пять минут седьмого, - сказал он себе, - то ясно, что у меня какая-то галлюцинация. Но я не хочу этого слышать.
   Весь день он нервничал и рано лег спать, решив проверить это на следующее утро.
   Что, быть может, было естественно в таком случае, он не спал полночи и, наконец, проспал. Было двадцать минут седьмого, когда он выбрался из отеля и побежал к трассе. Он понял, что не сможет добраться до рокового места двадцать пять минут прошлого, но, конечно, если бы голос был чистой галлюцинацией, он бы услышал его где угодно. Он бежал, не отрывая глаз от стрелок часов.
   Двадцать пятое прошлое. Издалека донеслось эхо женского голоса, зовущего. Слов нельзя было разобрать, но он был уверен, что это был тот самый крик, который он уже слышал раньше, и что он исходил из того же места, где-то поблизости от избы.
   Как ни странно, этот факт успокоил его. В конце концов, может быть, это обман. Маловероятно, что сама девушка могла подшутить над ним. Он решительно расправил плечи и достал из сумки для гольфа клюшку. Он играл на нескольких лунках до коттеджа.
   Девушка, как обычно, была в саду. Этим утром она подняла голову и, когда он поднял перед ней кепку, довольно застенчиво поздоровалась. . . Она выглядела, подумал он, красивее, чем когда-либо.
   - Хороший день, не так ли? - радостно воскликнул Джек, проклиная неизбежную банальность наблюдения.
   "Да, действительно, это прекрасно".
   - Хорошо для сада, я полагаю?
   Девушка слегка улыбнулась, обнажив очаровательную ямочку.
   "Увы, нет! Для моих цветов нужен дождь. Смотри, они все засохли.
   Джек принял приглашение ее жеста и подошел к низкой изгороди, отделяющей сад от поля, и заглянул через нее в сад.
   - С ними все в порядке, - неловко заметил он, чувствуя, как пробежался по нему слегка сочувствующий взгляд девушки.
   "Солнце хорошее, не так ли?" она сказала. - Цветы всегда можно полить. Но солнце дает силы и восстанавливает здоровье. Я вижу, месье сегодня намного лучше.
   Ее ободряющий тон сильно раздражал Джека.
   "Будь проклято все это, - сказал он себе. - Я думаю, она пытается вылечить меня внушением.
   - Я совершенно здоров, - сказал он.
   - Тогда хорошо, - быстро и успокаивающе ответила девушка.
   У Джека было раздражающее чувство, что она ему не верит.
   Он сыграл еще несколько лунок и поспешил обратно к завтраку. Пока он ел, он уже не в первый раз ощущал пристальный взгляд человека, сидевшего за соседним столом. Это был мужчина средних лет, с сильным сильным лицом. У него была небольшая темная бородка и очень проницательные серые глаза, а также непринужденность и уверенность в манерах, которые ставили его в один ряд с высшими чинами профессионального класса. Джек знал, что его зовут Лавингтон, и до него доходили смутные слухи о том, что он известный специалист в области медицины, но, поскольку Джек не был частым гостем на Харли-стрит, это имя ничего ему не говорило.
   Но сегодня утром он очень хорошо чувствовал тихое наблюдение, под которым его держат, и это его немного испугало. Была ли его тайна написана прямо на его лице, чтобы все видели? Знал ли этот человек в силу своего профессионального призвания, что в скрытом сером веществе что-то не так?
   Джек вздрогнул от этой мысли. Было ли это правдой? Он действительно сошел с ума? Было ли все это галлюцинацией или гигантской мистификацией?
   И вдруг ему в голову пришел очень простой способ проверить решение. До сих пор он был один на своем обходе. А если бы с ним был кто-то еще? Тогда может произойти одно из трех. Голос может быть тихим. Они оба могут услышать это. Или - он только мог это услышать.
   В тот же вечер он приступил к осуществлению своего плана. Лавингтон был тем человеком, которого он хотел видеть рядом с собой. Они довольно легко заговорили - мужчина постарше, возможно, ждал такого открытия. Было ясно, что по какой-то причине Джек заинтересовал его. Последний смог довольно легко и естественно прийти к предложению сыграть вместе несколько лунок перед завтраком. Договоренность была сделана на следующее утро.
   Они вышли незадолго до семи. Это был прекрасный день, тихий и безоблачный, но не слишком теплый. Доктор играл хорошо, Джек скверно. Весь его разум был сосредоточен на предстоящем кризисе. Он все время украдкой поглядывал на часы. Около двадцати седьмого они достигли седьмого тройника, между которым и ямой располагался коттедж.
   Девушка, как обычно, была в саду, когда они проходили. Она не подняла головы.
   Два мяча лежали на лужайке, Джек у лунки, доктор чуть поодаль.
   - У меня есть вот что, - сказал Лавингтон. "Я должен пойти на это, я полагаю".
   Он наклонился, прикидывая, какую линию ему следует занять. Джек стоял неподвижно, не сводя глаз с часов. Было ровно двадцать пять минут седьмого.
   Мяч стремительно пробежал по траве, остановился на краю лунки, помедлил и упал.
   - Хороший удар, - сказал Джек. Его голос звучал хрипло и непохоже на него самого. . . Он сунул свои наручные часы дальше по руке со вздохом огромного облегчения. Ничего не произошло. Заклинание было разрушено.
   "Если вы не против подождать минутку, - сказал он, - думаю, я возьму трубку".
   Они немного остановились на восьмом ти. Джек набил и раскурил трубку пальцами, которые невольно дрожали. Казалось, с его разума свалился огромный груз.
   - Господи, какой хороший сегодня день, - заметил он, с большим удовлетворением глядя на предстоящую ему перспективу. - Давай, Лавингтон, твой удар.
   А потом оно пришло. Как раз в тот момент, когда доктор бил. Женский голос, высокий и мучительный.
   "Убийство - помогите! Убийство!
   Трубка выпала из бесчувственной руки Джека, когда он повернулся в направлении звука, а затем, вспомнив, затаив дыхание, посмотрел на своего спутника.
   Лавингтон смотрел на поле, прикрывая глаза.
   - Немного коротковат - я думаю, только что зачистил бункер.
   Он ничего не слышал.
   Мир, казалось, закружился вместе с Джеком. Он сделал шаг или два, тяжело шатаясь. Когда он пришел в себя, то увидел, что лежит на короткой траве, а Лавингтон склонился над ним.
   - Ну, успокойся, успокойся.
   - Что я сделал?
   - Вы упали в обморок, молодой человек, или очень сильно постарались.
   'О Господи!' - сказал Джек и застонал.
   'В чем проблема? У тебя что-то на уме?
   - Я скажу вам через минуту, но сначала я хотел бы спросить вас кое о чем.
   Доктор закурил свою трубку и устроился на берегу.
   - Спрашивай все, что хочешь, - спокойно сказал он.
   - Вы наблюдали за мной последние день или два. Почему?'
   Глаза Лавингтона слегка блеснули.
   - Это довольно неудобный вопрос. Вы же знаете, что кошка может смотреть на короля.
   "Не отталкивай меня. Я серьезно. Почему это было? У меня есть веская причина спросить.
   Лицо Лавингтона стало серьезным.
   - Я отвечу вам совершенно честно. Я распознал в вас все признаки человека, работающего под острым напряжением, и меня заинтересовало, что это за напряжение может быть".
   - Я легко могу вам это сказать, - с горечью сказал Джек. "Я схожу с ума".
   Он резко остановился, но, похоже, его заявление не вызвало интереса и испуга, которых он ожидал, и повторил его.
   - Говорю тебе, я схожу с ума.
   - Очень любопытно, - пробормотал Лавингтон. - Действительно, очень любопытно.
   Джек возмутился.
   - Я полагаю, это все, что вам кажется. Врачи такие чертовски черствые.
   - Ну, ну, мой юный друг, ты говоришь наобум. Начнем с того, что, хотя я и получил степень, я не занимаюсь медициной. Строго говоря, я не врач, то есть не врач тела.
   Джек пристально посмотрел на него.
   - Или разум?
   "Да, в некотором смысле, но вернее я называю себя доктором души".
   'Ой!'
   "Я вижу пренебрежение в вашем тоне, и все же мы должны использовать какое-то слово для обозначения активного начала, которое может быть отделено и существовать независимо от своего плотского дома, тела. С душой надо смириться, знаете ли, молодой человек, это не просто религиозный термин, придуманный священнослужителями. Но мы назовем это разумом, или подсознательным я, или любым другим термином, который вам больше подходит. Вы только что обиделись на мой тон, но я могу вас уверить, что мне действительно показалось очень любопытным, что такой уравновешенный и совершенно нормальный молодой человек, как вы, страдает бредом, что он сходит с ума. '
   - Я не в своем уме. Абсолютно ароматный.
   - Вы простите меня за то, что я так сказал, но я этому не верю.
   "Я страдаю бредом".
   'После ужина?'
   - Нет, утром.
   -- Невозможно, -- сказал доктор, вновь раскуривая потухшую трубку.
   - Говорю тебе, я слышу то, чего никто другой не слышит.
   "Один человек из тысячи может видеть спутники Юпитера. Поскольку остальные девятьсот девяносто девять не могут их видеть, нет причин сомневаться в существовании спутников Юпитера и, конечно, нет причин называть тысячного человека сумасшедшим.
   "Спутники Юпитера - доказанный научный факт".
   "Вполне возможно, что заблуждения сегодняшнего дня могут стать доказанными научными фактами завтрашнего дня".
   Вопреки его воле, деловитость Лавингтона подействовала на Джека. Он почувствовал себя безмерно успокоенным и повеселевшим. Доктор внимательно смотрел на него минуту или две, а затем кивнул.
   - Так-то лучше, - сказал он. - Беда с вами, молодые люди, в том, что вы настолько самоуверенны, что ничего не может существовать вне вашей собственной философии, что впадаете в ярость, когда происходит что-то, что отталкивает вас от этого мнения. Давайте выслушаем ваши основания полагать, что вы сходите с ума, и решим, сажать вас потом или нет.
   Со всей возможной достоверностью Джек рассказал всю серию происшествий.
   "Но чего я не могу понять, - закончил он, - так это почему сегодня утром оно должно прийти в половине седьмого - на пять минут позже".
   Лавингтон задумался на минуту или две. Затем -
   - Сколько сейчас времени на ваших часах? он спросил.
   - Без четверти восемь, - ответил Джек, сверяясь с ним.
   - Тогда это достаточно просто. Мой говорит без двадцати восемь. Ваши часы спешат на пять минут. Это очень интересный и важный момент - для меня. На самом деле, это бесценно".
   'Каким образом?'
   Джек начал проявлять интерес.
   "Ну, очевидное объяснение состоит в том, что в первое утро вы действительно слышали такой крик - может быть, это была шутка, а может и нет. На следующее утро вы предложили себе послушать его точно в то же время.
   - Уверен, что нет.
   - Не сознательно, конечно, но подсознание играет с нами какие-то забавные шутки, знаете ли. Но в любом случае, это объяснение не сработает. Если бы это был случай внушения, вы бы услышали крик в двадцать пять минут седьмого по своим часам и никогда бы не услышали его, когда время, как вы думали, прошло.
   'Ну тогда?'
   - Ну - это же очевидно, не так ли? Этот крик о помощи занимает совершенно определенное место и время в пространстве. Место рядом с этим коттеджем, время двадцать пять минут седьмого.
   - Да, но почему я должен это слышать? Я не верю в призраков и во все эти жуткие штуки - рэп духов и все такое прочее. Почему я должен слышать эту чертову штуку?
   "Ах! что мы не можем сказать в настоящее время. Любопытно, что многие из лучших медиумов созданы из закоренелых скептиков. Проявления получают не люди, интересующиеся оккультными явлениями. Некоторые люди видят и слышат то, чего не видят другие - мы не знаем почему, и в девяти случаях из десяти они не хотят ни видеть, ни слышать, и убеждены, что страдают бредом - так же, как и вы. мы. Это как электричество. Одни вещества являются хорошими проводниками, другие - непроводниками, и мы долгое время не знали, почему, и должны были довольствоваться тем, что просто приняли этот факт. Теперь мы знаем, почему. Когда-нибудь, без сомнения, мы узнаем, почему вы слышите это, а я и девушка нет. Вы знаете, все управляется законами природы - на самом деле сверхъестественного не существует. Выяснение законов, управляющих так называемыми психическими явлениями, будет непростой задачей, но любая мелочь поможет".
   'Но что я собираюсь делать? - спросил Джек.
   Лавингтон усмехнулся.
   - Практично, я вижу. Что ж, мой юный друг, ты хорошо позавтракаешь и отправишься в город, не забивая голову вещами, которых не понимаешь. А я, с другой стороны, собираюсь покопаться и посмотреть, что я могу узнать о том коттедже вон там. Вот где центр тайны, смею поклясться.
   Джек поднялся на ноги.
   - Хорошо, сэр, я иду, но я говорю...
   'Да?'
   Джек неловко покраснел.
   - Я уверен, что с девушкой все в порядке, - пробормотал он.
   Лавингтон выглядел удивленным.
   - Ты не говорил мне, что она красивая девушка! Ну, взбодрись, я думаю, тайна началась раньше ее времени.
   В тот вечер Джек вернулся домой в полной лихорадке от любопытства. Теперь он слепо связывал свою веру с Лавингтоном. Доктор воспринял это так естественно, был так обыден и невозмутим, что Джек был впечатлен.
   Когда он спустился к обеду, он нашел своего нового друга ожидающим его в холле, и доктор предложил им пообедать вместе за одним столом.
   - Есть новости, сэр? - с тревогой спросил Джек.
   - Я хорошо собрал историю жизни Хизер Коттедж. Сначала его снимали старый садовник и его жена. Старик умер, а старуха пошла к дочери. Затем им завладел строитель и с большим успехом модернизировал его, продав городскому джентльмену, который использовал его по выходным. Около года назад он продал его неким людям по фамилии Тернер - мистеру и миссис Тернер. Насколько я могу судить, они были довольно любопытной парой. Он был англичанином, жена его считалась наполовину русской и была очень красивой женщиной экзотического вида. Они жили очень тихо, никого не видя и почти не выходя за пределы дачного сада. Ходят местные слухи, что они чего-то боялись, но я не думаю, что нам следует полагаться на это.
   "А потом вдруг однажды они ушли, убрались рано утром и больше не вернулись. Агенты получили письмо от мистера Тернера, написанное из Лондона, с указанием продать это место как можно быстрее. Мебель была распродана, а сам дом продан мистеру Молевереру. На самом деле он прожил в ней всего две недели, а потом объявил, что ее сдают с мебелью. Люди, у которых он сейчас есть, - это чахоточный профессор-француз и его дочь. Они пробыли там всего десять дней.
   Джек переварил это молча.
   - Я не вижу, чтобы нам это помогло, - сказал он наконец. 'Ты?'
   - Я скорее хочу узнать больше о Тернерах, - тихо сказал Лавингтон. - Вы помните, они уехали очень рано утром. Насколько я могу судить, никто не видел, как они уходили. С тех пор мистера Тернера видели, но я не могу найти никого, кто видел миссис Тернер.
   Джек побледнел.
   - Этого не может быть... ты же не имеешь в виду...
   - Не волнуйтесь, молодой человек. Влияние человека, находящегося в момент смерти, особенно насильственной, на его окружение очень сильно. Это окружение могло бы предположительно поглотить это влияние, передав его, в свою очередь, на соответствующим образом настроенный приемник - в данном случае на вас самих.
   - Но почему я? - бунтарски пробормотал Джек. "Почему не тот, кто мог бы сделать что-то хорошее?"
   - Вы считаете силу разумной и целеустремленной, а не слепой и механической. Я не верю себе в земных духов, преследующих какое-то место с одной конкретной целью. Но то, что я видел снова и снова, до тех пор, пока я не могу поверить, что это чистое совпадение, было своего рода слепым поиском справедливости - подземным движением слепых сил, всегда смутно работающих к этой цели. . .'
   Он встряхнулся, словно сбросив с себя какую-то навязчивую идею, которая его занимала, и повернулся к Джеку с готовой улыбкой.
   "Давайте оставим эту тему - во всяком случае, сегодня вечером", - предложил он.
   Джек с готовностью согласился, но не смог так просто выбросить эту тему из головы.
   В течение выходных он сам провел энергичные расследования, но ему удалось выяснить немногим больше, чем доктору. Он определенно перестал играть в гольф перед завтраком.
   Следующее звено в цепи появилось с неожиданной стороны. Вернувшись однажды, Джеку сообщили, что его ждет молодая леди. К его сильному удивлению, это оказалась девушка из сада - анютины глазки, как он всегда называл ее в уме. Она очень нервничала и растерялась.
   - Вы простите меня, мсье, за то, что я пришел искать вас вот так? Но я хочу тебе кое-что сказать... я...
   Она неуверенно огляделась.
   "Идите сюда", - быстро сказал Джек, ведя их в ныне опустевшую "Дамскую гостиную" отеля, унылую квартиру, обставленную большим количеством красного плюша. - А теперь садитесь, мисс, мисс...
   - Маршо, месье, Фелиз Маршо.
   - Садитесь, мадемуазель Маршо, и расскажите мне все об этом.
   Фелис послушно села. Сегодня она была одета в темно-зеленое, и красота и очарование гордого личика были очевидны как никогда. Сердце Джека забилось быстрее, когда он сел рядом с ней.
   - Вот как, - объяснила Фелиза. - Мы пробыли здесь недолго, и с самого начала мы слышим, что в доме - нашем милом маленьком домике - обитают привидения. Ни один слуга не останется в нем. Это не имеет большого значения - я достаточно легко могу заниматься домашним хозяйством и готовить".
   "Ангел", - подумал влюбленный юноша. "Она прекрасна".
   Но он сохранял внешнее подобие делового внимания.
   "Эти разговоры о привидениях, я думаю, все это глупость - до тех пор, пока не прошло четыре дня. Месье, четыре ночи подряд мне снится один и тот же сон. Там стоит дама - красивая, высокая и очень белокурая. В руках она держит синюю фарфоровую банку. Она огорчена, очень огорчена и беспрестанно протягивает мне банку, как бы умоляя меня сделать что-нибудь с ней, но увы! она не может говорить, и я - я не знаю, о чем она спрашивает. Это был сон первых двух ночей, но позавчера его было больше. Она и синяя банка исчезли, и вдруг я услышал ее крик - я знаю, это ее голос, вы понимаете, - и, о! Месье, слова, которые она говорит, это те же слова, которые вы сказали мне утром. "Убийство - помогите! Убийство!" Я проснулась в ужасе. Я говорю себе - это кошмар, слова, которые ты услышал, - случайность. Но прошлой ночью сон повторился. Месье, что это? Вы тоже слышали. Что нам следует сделать?'
   На лице Фелис был ужас. Ее маленькие ручки сложились вместе, и она умоляюще посмотрела на Джека. Последнее притворялось равнодушием, которого он не чувствовал.
   - Все в порядке, мадемуазель Маршо. Вы не должны волноваться. Вот что я хочу, чтобы вы сделали. Если не возражаете, перескажите всю историю моему другу, который остановился здесь, доктору Лавингтону.
   Фелиза показала, что готова принять этот курс, и Джек отправился на поиски Лавингтона. Он вернулся с ним через несколько минут.
   Лавингтон пристально посмотрел на девушку, признавая поспешное представление Джека. Несколькими ободряющими словами он вскоре успокоил девушку, а сам, в свою очередь, внимательно выслушал ее рассказ.
   - Очень любопытно, - сказал он, когда она закончила. - Вы сказали об этом своему отцу?
   Фелиз покачала головой.
   - Мне не хотелось его беспокоить. Он еще очень болен, - ее глаза наполнились слезами, - я скрываю от него все, что могло бы взволновать или взволновать его.
   - Я понимаю, - любезно сказал Лавингтон. - И я рад, что вы пришли к нам, мадемуазель Маршо. Хартингтон здесь, как вы знаете, пережил что-то похожее на ваше. Думаю, я могу сказать, что сейчас мы на верном пути. Вы ничего не можете придумать?
   Фелиз сделала быстрое движение.
   'Конечно! Какой я глупый. Это суть всей истории. Взгляните, мсье, на то, что я нашел в задней части одного из шкафов, где оно спряталось за полку.
   Она протянула им грязный лист чертежной бумаги, на котором был грубо нарисован акварелью женский набросок. Это была простая мазня, но сходство, вероятно, было достаточно хорошим. На нем была изображена высокая светловолосая женщина с чем-то слегка неанглийским в лице. Она стояла у стола, на котором стояла голубая фарфоровая банка.
   - Я нашла его только сегодня утром, - объяснила Фелиза. - Monsieur le docteur, это лицо женщины, которую я видел во сне, и это та самая синяя банка.
   - Необычайно, - прокомментировал Лавингтон. "Ключ к тайне, очевидно, кроется в синем кувшине. Мне кажется, это китайская баночка, наверное, старая. Кажется, на нем есть любопытный выпуклый узор.
   - Это китайский язык, - заявил Джек. - Точно такой же я видел в коллекции моего дяди - он, знаете ли, большой коллекционер китайского фарфора, и я недавно заметил точно такой же кувшин.
   - Китайский кувшин, - размышлял Лавингтон. Минуту или две он задумался, потом вдруг поднял голову, в глазах его блеснул странный огонек. - Хартингтон, как давно этот кувшин у вашего дяди?
   'Сколько? Я действительно не знаю.
   'Считать. Он купил его в последнее время?
   - Не знаю - да, кажется, знал, теперь я об этом подумал. Я сам не очень интересуюсь фарфором, но помню, как он показывал мне свои "недавние приобретения", и это было одним из них".
   - Меньше двух месяцев назад? Тернеры покинули Хизер Коттедж всего два месяца назад.
   - Да, я думаю, что был.
   - Твой дядя иногда бывает на деревенских распродажах?
   - Он всегда занимается продажами.
   - Тогда нет ничего невероятного в нашем предположении, что он купил именно этот предмет фарфора на распродаже вещей Тернеров. Любопытное совпадение - или, может быть, то, что я называю поисками слепой справедливости. Хартингтон, вы должны немедленно узнать у своего дяди, где он купил эту банку.
   Лицо Джека поникло.
   - Боюсь, это невозможно. Дядя Джордж уехал на континент. Я даже не знаю, куда ему написать".
   - Как долго он будет отсутствовать?
   - По крайней мере, от трех недель до месяца.
   Наступила тишина. Фелиза с тревогой переводила взгляд с одного мужчины на другого.
   - Мы ничего не можем сделать? - робко спросила она.
   - Да, есть одно но, - сказал Лавингтон тоном подавленного волнения. "Возможно, это необычно, но я верю, что это удастся. Хартингтон, ты должен достать эту банку. Принесите его сюда, и, если мадемуазель позволит, мы проведем ночь в Хизер-коттедж, взяв с собой синюю банку.
   Джек почувствовал, как его кожа неприятно покрылась мурашками.
   'Как ты думаешь, что произойдет?' - спросил он беспокойно.
   "Я не имею ни малейшего представления, но я искренне верю, что тайна будет разгадана и призрак исчезнет. Вполне возможно, что у банки может быть двойное дно и что-то спрятано внутри него. Если никакого явления не происходит, мы должны использовать нашу собственную изобретательность".
   Фелиса всплеснула руками.
   - Прекрасная идея, - воскликнула она.
   Ее глаза горели энтузиазмом. Джек и близко не чувствовал такого энтузиазма - на самом деле, внутренне он плохо себя чувствовал, но ничто не заставило бы его признать этот факт перед Фелизой. Доктор вел себя так, как будто его предложение было самым естественным в мире.
   - Когда ты сможешь получить банку? - спросила Фелиза, поворачиваясь к Джеку.
   "Завтра", сказал последний, неохотно.
   Он должен был пройти через это сейчас, но воспоминание об бешеном крике о помощи, преследовавшее его каждое утро, было чем-то, что нужно было безжалостно отбросить и не думать о чем-то большем, чем можно помочь.
   На следующий вечер он пошел в дом своего дяди и забрал указанную банку. Когда он снова увидел его, он был более чем когда-либо убежден, что это тот же самый, что изображен на акварельном наброске, но внимательно осмотрев его, он не увидел никаких признаков того, что в нем есть какой-либо секретный сосуд.
   Было одиннадцать часов, когда они с Лавингтоном прибыли в Хизер-коттедж. Фелиза высматривала их и тихонько открыла дверь, прежде чем они успели постучать.
   - Входите, - прошептала она. - Мой отец спит наверху, и мы не должны его будить. Я приготовил для вас здесь кофе.
   Она провела меня в маленькую уютную гостиную. В камине стояла спиртовка, и, склонившись над ней, она сварила им обоим ароматный кофе.
   Затем Джек отстегнул китайскую банку от множества оберток. Фелиз ахнула, когда ее взгляд упал на него.
   -- Но да, да, -- воскликнула она с жаром. - Вот именно - я бы узнал это где угодно.
   Тем временем Лавингтон делал свои собственные приготовления. Он убрал все украшения с небольшого столика и поставил его посреди комнаты. Вокруг него он поставил три стула. Затем, взяв у Джека синюю банку, он поставил ее в центр стола.
   "Теперь, - сказал он, - мы готовы. Выключите свет и посидим в темноте за столом.
   Остальные подчинились ему. Из темноты снова раздался голос Лавингтона.
   - Не думай ни о чем - или обо всем. Не насилуйте ум. Возможно, что один из нас обладает медиумическими способностями. Если это так, этот человек войдет в транс. Помните, бояться нечего. Изгони страх из своих сердец и плыви... плыви...
   Его голос стих, и наступила тишина. Минута за минутой тишина, казалось, становилась все более наполненной возможностями. Для Лавингтона было очень хорошо сказать: "Изгони страх". Джек чувствовал не страх, а панику. И он был почти уверен, что Фелиз чувствовала то же самое. Внезапно он услышал ее голос, низкий и испуганный.
   "Произойдет что-то ужасное. Я чувствую это.'
   - Изгони страх, - сказал Лавингтон. "Не боритесь с влиянием".
   Темнота, казалось, сгущалась, а тишина становилась все острее. И все ближе и ближе подходило это неопределенное чувство угрозы.
   Джек почувствовал, что задыхается - задыхается - зло было совсем рядом. . .
   И вот момент конфликта прошел. Он плыл, плыл вниз по течению - его веки закрыты - покой - тьма. . .
   * * *
   Джек слегка пошевелился. Голова у него была тяжелая - тяжелая, как свинец. Где он был?
   Солнечный свет . . . птицы. . . Он лежал, глядя в небо.
   Потом все к нему вернулось. Сидение. Маленькая комната. Фелис и доктор. Что произошло?
   Он сел, голова его неприятно пульсировала, и огляделся. Он лежал в роще недалеко от хаты. Рядом с ним больше никого не было. Он вынул часы. К его изумлению, это было половина двенадцатого.
   Джек с трудом поднялся на ноги и побежал так быстро, как только мог, в направлении коттеджа. Должно быть, они были встревожены тем, что он не смог выйти из транса, и вынесли его на открытый воздух.
   Подойдя к даче, он громко постучал в дверь. Но не было ни ответа, ни признаков жизни. Должно быть, они ушли за помощью. Или же... Джек почувствовал, как его охватывает неописуемый страх. Что произошло прошлой ночью?
   Он вернулся в отель как можно быстрее. Он уже собирался навести справки в конторе, когда его отвлек колоссальный удар по ребрам, который чуть не сбил его с ног. Обернувшись с некоторым негодованием, он увидел седовласого пожилого джентльмена, хрипевшего от веселья.
   - Не ждал меня, мой мальчик. Не ждал меня, а? сказал этот человек.
   - А я-то думал, дядя Джордж, что вы далеко отсюда - где-то в Италии.
   "Ах! но я не был. Приземлился в Дувре прошлой ночью. Подумал, что поеду в город и остановлюсь здесь, чтобы увидеть тебя по дороге. И что я нашел. Всю ночь, эй? Хорошие дела...
   - Дядя Джордж, - твердо остановил его Джек. - Я хочу рассказать вам совершенно необыкновенную историю. Осмелюсь сказать, вы не поверите.
   - Осмелюсь сказать, что не стану, - рассмеялся старик. - Но постарайся, мой мальчик.
   - Но мне нужно что-нибудь поесть, - продолжал Джек. 'Я голоден.'
   Он провел их в столовую и за обильным обедом рассказал всю историю.
   - И Бог знает, что с ними стало, - закончил он.
   Его дядя, казалось, был на грани апоплексического удара.
   - Банку, - наконец удалось выдавить из себя. "СИНЯЯ БАНКА! Что с этим стало?
   Джек непонимающе уставился на него, но погрузившись в поток последовавших слов, начал понимать.
   Он пришел с поспешностью: "Минг - уникальный - жемчужина моей коллекции - стоимостью не менее десяти тысяч фунтов - предложение от Хоггенхаймера, американского миллионера - единственный в мире в своем роде - Черт возьми, сэр, что вы сделали с мою СИНЮЮ банку?
   Джек выбежал из комнаты. Он должен найти Лавингтона. Девушка в офисе холодно посмотрела на него.
   - Доктор Лавингтон уехал вчера поздно вечером - на машине. Он оставил вам записку. Джек разорвал его. Это было коротко и по делу.
   ДОРОГОЙ МОЛОДОЙ ДРУГ ,
   День сверхъестественного закончился? Не совсем, особенно когда это изложено новым научным языком. С наилучшими пожеланиями от Фелизы, отца-инвалида, и от меня. У нас есть двенадцать часов на начало, которых должно быть достаточно. Всегда твой,
   МБРОУЗ _ ЛАВИНГТОН ,
   Доктор Души.
  
  
  
   Глава 6
   Джейн в поисках работы
   "Джейн в поисках работы" была впервые опубликована в журнале Grand Magazine в августе 1924 года.
   Джейн Кливленд полистала страницы " Дейли Лидер" и вздохнула. Глубокий вздох, исходивший из самых сокровенных уголков ее существа. Она с отвращением посмотрела на стол с мраморной столешницей, на лежавшее на нем яйцо-пашот на тосте и маленький чайник с чаем. Не потому, что она не была голодна. Это было далеко не так. Джейн была очень голодна. В этот момент ей захотелось съесть полтора фунта хорошо прожаренного бифштекса с картофельными чипсами и, возможно, с французской фасолью. Все это запивается более захватывающим винтажем, чем чай.
   Но молодые женщины, чье казначейство находится в плачевном состоянии, не могут выбирать. Джейн посчастливилось заказать яйцо-пашот и чайник чая. Казалось маловероятным, что она сможет сделать это завтра. Это если только -
   Она снова обратилась к рекламным колонкам " Дейли Лидер" . Проще говоря, Джейн осталась без работы, и положение обострялось. Благородная дама, заведовавшая ветхим пансионом, уже косо смотрела на эту молодую женщину.
   "И все же, - сказала себе Джейн, возмущенно вздернув подбородок, что было ее привычкой, - и все же я умна, хороша собой и хорошо образована. Что еще нужно?
   Согласно " Дейли Лидер ", им, по-видимому, нужны были машинистки с большим опытом работы, менеджеры коммерческих домов с небольшим капиталом для инвестиций, дамы, которые разделяли бы прибыль от птицеводства (здесь снова требовался небольшой капитал), и бесчисленное множество поваров. горничные и горничные, особенно горничные.
   "Я была бы не прочь стать горничной, - сказала себе Джейн. - Но опять же, без опыта меня никто не возьмет. Осмелюсь сказать, я могла бы отправиться куда-нибудь в качестве добровольной молодой девушки, но они не платят добровольным молодым девушкам за то, чтобы о них говорили.
   Она снова вздохнула, положила перед собой газету и набросилась на яйцо-пашот со всей энергией здорового юноши.
   Когда последний кусок был съеден, она перевернула бумагу и, пока пила чай, изучала колонку "Агония и личное". Колонка "Агония" всегда была последней надеждой.
   Если бы у нее была пара тысяч фунтов, дело было бы достаточно легко. Было как минимум семь уникальных возможностей - все приносили не менее трех тысяч в год. Губа Джейн слегка скривилась.
   "Если бы у меня было две тысячи фунтов, - пробормотала она, - меня было бы нелегко от них отделить".
   Она быстро опустила глаза к нижней части колонны и поднялась с легкостью, рожденной долгой практикой.
   Там была дама, которая давала такие замечательные цены на ненужную одежду. "Женские гардеробы осмотрены в их собственных жилищах". Были джентльмены, которые покупали что угодно, но главным образом зубы. Были знатные дамы, уезжавшие за границу, которые продавали свои меха по смехотворной цене. Там были и бедствующий священник, и трудолюбивая вдова, и инвалид-офицер, нуждавшиеся в суммах от пятидесяти до двух тысяч фунтов. И вдруг Джейн резко остановилась. Она поставила чашку и еще раз перечитала рекламу.
   - Конечно, в этом есть подвох, - пробормотала она. - В таких вещах всегда есть подвох. Я должен быть осторожен. Но все равно -'
   Реклама, которая так заинтриговала Джейн Кливленд, гласила:
   Если молодая дама в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет, темно-голубые глаза, очень светлые волосы, черные ресницы и брови, прямой нос, стройная фигура, рост пять футов семь дюймов, хорошая мимика и говорящая по-французски, позвонит в Эндерслей-стрит, 7, между 17 и 18 часами, она узнает что-то полезное для себя.
   - Бесхитростная Гвендолен, или Почему девушки ошибаются, - пробормотала Джейн. - Я определенно должен быть осторожен. Но на самом деле слишком много спецификаций для такого рода вещей. Интересно сейчас. . . Давайте пересмотрим каталог.
   Она продолжила это делать. "От двадцати пяти до тридцати - мне двадцать шесть. Глаза темно-синие, это верно. Волосы очень светлые - черные ресницы и брови - все в порядке. Прямой нос? Да-да, во всяком случае, достаточно прямолинейно. Не цепляет и не поднимается. И у меня стройная фигура - стройная даже по нынешним временам. Во мне всего пять футов шесть дюймов, но я могу носить высокие каблуки. Я хороший мимик - ничего особенного, но я умею копировать голоса людей и говорю по-французски, как ангел или француженка. На самом деле, я абсолютно товар. Они должны кувыркаться от восторга, когда я появляюсь. Джейн Кливленд, иди и победи.
   Решительно Джейн вырвала рекламу и сунула в сумочку. Затем она потребовала свой счет с новой живостью в голосе.
   Без десяти пять Джейн проводила разведку в районе Эндерслей-стрит. Сама Эндерслей-стрит представляет собой небольшую улицу, зажатую между двумя большими улицами в районе Оксфорд-серкус. Это серо, но респектабельно.
   Дом Љ 7, казалось, ничем не отличался от соседних домов. Она была составлена так, как будто они были из офисов. Но, взглянув на нее, Джейн впервые осознала, что она не единственная голубоглазая, светловолосая, прямоносая, стройная девушка в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет. Очевидно, в Лондоне было полно таких девушек, и по крайней мере сорок или пятьдесят из них собрались у дома Љ 7 по Эндерсли-стрит.
   - Соревнование, - сказала Джейн. "Я лучше быстро встану в очередь".
   Она так и сделала, когда еще три девушки свернули за угол улицы. За ними последовали другие. Джейн развлекалась, оценивая своих непосредственных соседей. В каждом случае ей удавалось найти что-то неправильное: светлые ресницы вместо темных, глаза скорее серые, чем голубые, светлые волосы, обязанные своей чистотой искусству, а не природе, интересные вариации носов и фигуры, которые могла понять только всеобъемлющая благотворительность. описали как стройную. Настроение Джейн поднялось.
   "Я считаю, что у меня такие же всесторонние шансы, как и у любого другого", - пробормотала она себе под нос. 'Интересно, в чем дело? Надеюсь, хор красоты.
   Очередь медленно, но неуклонно продвигалась вперед. Вскоре начался второй поток девушек, выходящий из дома. Некоторые из них вскинули головы, некоторые ухмыльнулись.
   - Отклонено, - радостно сказала Джейн. - Надеюсь, они не наполнятся до того, как я войду.
   И все же очередь девушек продвигалась вперед. Были тревожные взгляды в крошечных зеркалах и бешеное пудрение носов. Помады размахивались свободно.
   "Хотела бы я иметь шляпу покрасивее", - грустно сказала себе Джейн.
   Наконец настала ее очередь. За дверью дома с одной стороны была стеклянная дверь с надписью "Господа Катбертсоны". Именно через эту стеклянную дверь один за другим проходили заявители. Пришла очередь Джейн. Она глубоко вздохнула и вошла.
   Внутри находилась приемная, явно предназначенная для клерков. В конце была еще одна стеклянная дверь. Джейн было приказано пройти через это, что она и сделала. Она оказалась в маленькой комнате. В ней стоял большой письменный стол, а за письменным столом сидел зоркий мужчина средних лет с густыми, несколько иностранного вида, усами. Его взгляд скользнул по Джейн, затем он указал на дверь слева.
   - Подождите там, пожалуйста, - сказал он резко.
   Джейн повиновалась. Квартира, в которую она вошла, уже была занята. Там сидели пять девушек, все очень прямо и все смотрели друг на друга. Джейн было ясно, что ее включили в число вероятных кандидатов, и ее настроение поднялось. Тем не менее, она была вынуждена признать, что эти пять девушек имеют равные права с ней в том, что касается условий рекламы.
   Прошло время. Через внутренний кабинет явно проходили потоки девушек. Большинство из них были отпущены через другую дверь, ведущую в коридор, но время от времени прибывал новобранец, чтобы пополнить избранное собрание. В половине седьмого там собралось четырнадцать девушек.
   Джейн услышала бормотание голосов из внутреннего кабинета, а затем в дверях появился джентльмен иностранного вида, которого она прозвала в уме "полковником" из-за военного характера его усов.
   - Я буду видеть вас, дамы, по одной, если позволите, - объявил он. - В том порядке, в котором вы прибыли, пожалуйста.
   Джейн была, конечно же, шестой в списке. Прошло двадцать минут, прежде чем ее позвали. "Полковник" стоял, заложив руки за спину. Он провел ее через быстрый катехизис, проверил ее знание французского языка и измерил ее рост.
   - Возможно, мадемуазель, - сказал он по-французски, - что вам подойдет. Я не знаю. Но это возможно.
   - Что это за пост, позвольте спросить? - прямо сказала Джейн.
   Он пожал плечами.
   - Этого я пока не могу вам сказать. Если тебя выберут - ты узнаешь".
   - Это кажется очень загадочным, - возразила Джейн. - Я не мог бы взяться за что-либо, не зная всего об этом. Это связано со сценой, позвольте спросить?
   'Сцена? Действительно, нет.
   'Ой!' сказала Джейн, несколько ошеломленная.
   Он пристально смотрел на нее.
   - У тебя есть разум, да? И осмотрительность?
   "У меня достаточно ума и осмотрительности, - спокойно сказала Джейн. - А как насчет платы?
   - Плата составит две тысячи фунтов - за две недели работы.
   'Ой!' - слабо сказала Джейн.
   Она была слишком ошеломлена щедростью названной суммы, чтобы вернуть все сразу.
   Полковник продолжал говорить.
   - Я уже выбрал еще одну юную леди. Вы и она одинаково подходите. Могут быть и другие, которых я еще не видел. Я дам вам инструкции относительно ваших дальнейших действий. Вы знаете отель Харриджа?
   Джейн задохнулась. Кто в Англии не знал отеля Harridge's? Эта знаменитая гостиница скромно располагалась на улочке Мейфера, куда приезжали и уезжали знатные особы и королевские особы. Только сегодня утром Джейн прочитала о прибытии великой княгини Полины Островской. Она приехала открыть большой базар в помощь русским беженцам и, конечно, остановилась у Харриджа.
   - Да, - сказала Джейн в ответ на вопрос полковника. 'Отлично. Иди туда. Спросите графа Стрептича. Пришлите свою карточку - у вас есть карточка?
   Джейн произвела один. Полковник взял у нее карточку и написал в углу минуту "П". Он вернул ей карточку.
   - Это гарантирует, что граф вас увидит. Он поймет, что ты исходишь от меня. Окончательное решение остается за ним - и за другим. Если он сочтет вас подходящей, он объяснит вам ситуацию, и вы сможете принять или отклонить его предложение. Это удовлетворительно?
   - Вполне удовлетворительно, - сказала Джейн.
   - Пока, - пробормотала она про себя, выходя на улицу, - я не вижу подвоха. И все же он должен быть. Не бывает денег ни за что. Это должно быть преступление! Больше ничего не осталось.
   Ее настроение поднялось. В меру Джейн не возражала против преступлений. В последнее время газеты пестрели рассказами о подвигах разных бандиток. Джейн серьезно подумывала о том, чтобы стать одной из них, если ничего не получится.
   Она вошла в эксклюзивные порталы Харриджа с легким трепетом. Больше, чем когда-либо, она хотела, чтобы у нее была новая шляпа.
   Но она храбро подошла к конторе, предъявила карточку и спросила графа Стрептича без малейшего колебания в своей манере. Ей показалось, что клерк с любопытством посмотрел на нее. Однако он взял карточку и отдал ее маленькому пажу с какими-то вполголоса инструкциями, которых Джейн не расслышала. Вскоре паж вернулся, и Джейн пригласили сопровождать его. Они поднялись на лифте и по коридору подошли к большим двустворчатым дверям, куда постучал паж. Через мгновение Джейн очутилась в большой комнате перед высоким худощавым мужчиной с белокурой бородой, который держал ее карточку в томной белой руке.
   - Мисс Джейн Кливленд, - медленно прочел он. - Я граф Стрептич.
   Его губы внезапно раскрылись в том, что должно было быть улыбкой, обнажая два ряда белых ровных зубов. Но никакого эффекта веселья получено не было.
   - Насколько я понимаю, вы обратились в ответ на наше объявление, - продолжал граф. - Вас прислал сюда добрый полковник Кранин.
   "Он был полковником", - подумала Джейн, довольная своей проницательностью, но только склонила голову.
   - Вы простите меня, если я задам вам несколько вопросов?
   Он не стал ждать ответа, а начал знакомить Джейн с катехизисом, очень похожим на катехизис полковника Кранина. Ее ответы, казалось, его удовлетворили. Он кивнул головой один или два раза.
   - Сейчас я попрошу вас, мадемуазель, медленно пройти к двери и обратно.
   "Возможно, они хотят, чтобы я была манекеном", - подумала Джейн, подчиняясь. - Но они не стали бы платить две тысячи фунтов за манекен. Тем не менее, полагаю, мне лучше пока не задавать вопросов.
   Граф Стрептич нахмурился. Он постучал по столу белыми пальцами. Внезапно он встал и, открыв дверь соседней комнаты, заговорил с кем-то внутри.
   Он вернулся на свое место, и невысокая дама средних лет вошла в дверь и закрыла ее за собой. Она была пухленькой и крайне некрасивой, но тем не менее имела вид важного человека.
   -- Ну, Анна Михайловна, -- сказал граф. - Что вы о ней думаете?
   Дама оглядела Джейн с ног до головы, как если бы та была восковой фигурой на представлении. Она не делала вид, что здоровается.
   - Могла бы, - сказала она наконец. "Действительного сходства в прямом смысле слова очень мало. Но фигурка и окраска очень хорошие, лучше всех остальных. Что вы об этом думаете, Федор Александрович?
   - Согласен с вами, Анна Михайловна.
   - Она говорит по-французски?
   - У нее превосходный французский.
   Джейн все больше и больше чувствовала себя дурой. Ни один из этих странных людей, похоже, не помнил, что она была человеком.
   - Но будет ли она осторожна? спросила дама, тяжело хмурясь на девушку.
   - Это княгиня Попоренская, - сказал граф Стрептич Джейн по-французски. - Она спрашивает, можешь ли ты быть осторожным?
   Джейн адресовала свой ответ принцессе.
   "Пока мне не объяснили позицию, я вряд ли могу давать обещания".
   -- Это она там так говорит, малышка, -- заметила дама. - Я думаю, она умна, Федор Александрович, умнее других. Скажи мне, малыш, есть ли у тебя мужество?
   - Не знаю, - озадаченно сказала Джейн. "Мне не особенно нравится, когда меня ранят, но я могу это вынести".
   "Ах! это не то, что я имею в виду. Вы не боитесь опасности, не так ли?
   'Ой!' сказала Джейн. 'Опасность! Все в порядке. Я люблю опасность.
   - А ты бедный? Вы хотели бы заработать много денег?
   - Испытай меня, - сказала Джейн с чем-то вроде энтузиазма.
   Граф Стрептич и княгиня Попоренская переглянулись. Затем они одновременно кивнули.
   - Объяснить, Анна Михайловна? - спросил бывший.
   Принцесса покачала головой.
   - Ее Высочество желает сделать это сама.
   - Это ненужно - и неразумно.
   - Тем не менее таковы ее команды. Я должен был привести девушку, как только вы с ней покончите.
   Стрептич пожал плечами. Ясно, что он был недоволен. Столь же очевидно, что он не собирался нарушать указ. Он повернулся к Джейн.
   "Княгиня Попоренская представит вас Ее Высочеству Великой Княгине Полине. Не беспокойтесь.
   Джейн ничуть не встревожилась. Она была в восторге от мысли, что ее подарят настоящей живой великой княгине. В Джейн не было ничего социалистического. На данный момент она даже перестала беспокоиться о своей шляпе.
   Княгиня Попоренская шла впереди, ковыляя походкой, которую ей удавалось придать некоторому достоинству, несмотря на неблагоприятные обстоятельства. Они прошли через соседнюю комнату, которая была чем-то вроде прихожей, и княгиня постучала в дверь в дальней стене. Голос изнутри ответил, и принцесса открыла дверь и вошла, Джейн следовала за ней по пятам.
   - Позвольте представить вам, мадам, - торжественным голосом сказала принцесса, - мисс Джейн Кливленд.
   Молодая женщина, сидевшая в большом кресле в другом конце комнаты, вскочила и бросилась вперед. Минуту или две она пристально смотрела на Джейн, а потом весело рассмеялась.
   - Но это великолепно, Анна, - ответила она. "Я никогда не думал, что мы добьемся такого успеха. Давай, посмотрим, как мы бок о бок.
   Взяв Джейн за руку, она повела девушку через комнату, остановившись перед зеркалом в полный рост, висевшим на стене.
   'Понимаете?' - воскликнула она в восторге. "Идеальная пара!"
   Уже с первого взгляда на великую княгиню Полину Джейн начала понимать. Великая княгиня была молодой женщиной, возможно, на год или два старше Джейн. У нее был такой же оттенок светлых волос и такая же стройная фигура. Она была, пожалуй, чуть выше. Теперь, когда они стояли рядом, сходство было очень очевидным. Деталь за деталью, окраска была почти такой же.
   Великая княгиня захлопала в ладоши. Она казалась чрезвычайно жизнерадостной молодой женщиной.
   "Нет ничего лучше, - заявила она. - Вы должны поздравить Федора Александровича за меня, Анна. Он действительно преуспел.
   - Пока еще, сударыня, - тихо пробормотала княгиня, - эта молодая женщина не знает, что от нее требуется.
   - Верно, - сказала Великая Княгиня, становясь несколько спокойнее. - Я забыл. Что ж, я ее просветлю. Оставьте нас вместе, Анна Михайловна.
   - Но, мадам...
   - Оставь нас в покое, говорю я.
   Она сердито топнула ногой. С немалой неохотой Анна Михайловна вышла из комнаты. Великая княгиня села и жестом попросила Джейн сделать то же самое.
   - Они утомительны, эти старухи, - заметила Полина. - Но они должны быть у человека. Анна Михайловна лучше многих. Итак, мисс... ах, да, мисс Джейн Кливленд. Мне нравится это имя. Ты мне тоже нравишься. Вы сочувствуете. Я сразу могу сказать, сочувствуют ли люди.
   - Очень умно с вашей стороны, мэм, - сказала Джейн, впервые заговорив.
   - Я умна, - спокойно сказала Полина. - Пойдем, я объясню тебе кое-что. Не то, чтобы нужно было много объяснять. Вы знаете историю Острова. Практически вся моя семья мертва - убита коммунистами. Я, пожалуй, последний из своей линии. Я женщина, я не могу сидеть на троне. Ты думаешь, они позволили бы мне быть. Но нет, куда бы я ни пошел, меня пытаются убить. Абсурд, не так ли? У этих пропитанных водкой скотов никогда нет чувства меры.
   - Понятно, - сказала Джейн, чувствуя, что от нее что-то требуется.
   "По большей части я живу на пенсии, где я могу принимать меры предосторожности, но время от времени мне приходится принимать участие в публичных церемониях. Пока я здесь, например, я должен посетить несколько полупубличных мероприятий. Также в Париже на обратном пути. Знаете, у меня есть поместье в Венгрии. Спорт там великолепный.
   - Это правда? сказала Джейн.
   "Отлично. Я обожаю спорт. К тому же - мне не следовало бы вам этого говорить, но я скажу, потому что у вас такое сочувственное лицо, - там строятся планы - очень тихо, вы понимаете. В целом очень важно, чтобы меня не убили в течение следующих двух недель".
   - Но ведь полиция... - начала Джейн.
   'Полиция? О, да, они очень хороши, я считаю. И у нас тоже есть свои шпионы. Возможно, меня предупредят, когда будет совершено покушение. Но опять же, я не могу.
   Она пожала плечами.
   - Я начинаю понимать, - медленно сказала Джейн. - Ты хочешь, чтобы я занял твое место?
   - Только в определенных случаях, - горячо ответила Великая Княгиня. - Вы должны быть где-то рядом, понимаете? Я могу потребовать вас дважды, трижды, четыре раза в следующие две недели. Каждый раз это будет по случаю какого-то публичного мероприятия. Естественно, в интимных отношениях любого рода вы не могли представлять меня.
   - Конечно, нет, - согласилась Джейн.
   - У тебя действительно все получится. Умно со стороны Федора Александровича придумали рекламу, не так ли?
   - А если, - сказала Джейн, - меня убьют?
   Великая княгиня пожала плечами.
   "Риск есть, конечно, но по нашим секретным данным, меня хотят похитить, а не сразу убить. Но я буду совершенно честен - всегда есть вероятность, что они могут бросить бомбу.
   - Понятно, - сказала Джейн.
   Она старалась подражать беззаботной манере Полины. Ей очень хотелось перейти к вопросу о деньгах, но она не знала, как лучше ввести предмет. Но Полина избавила ее от неприятностей.
   - Конечно, мы вам хорошо заплатим, - небрежно сказала она. -- Не могу теперь точно припомнить, сколько предлагал Федор Александрович. Мы говорили во франках или кронах.
   - Полковник Кранин, - сказала Джейн, - сказал что-то о двух тысячах фунтов.
   - Вот и все, - сказала Полина, просияв. 'Я вспомнил. Надеюсь, хватит? Или лучше три тысячи?
   - Ну, - сказала Джейн, - если тебе все равно, то я бы предпочла три тысячи.
   - Я вижу, вы деловой человек, - ласково сказала Великая Княгиня. 'Хорошо бы быть. Но я понятия не имею о деньгах вообще. То, что я хочу, я должен иметь, вот и все".
   Это казалось Джейн простым, но замечательным складом ума.
   - И конечно, как вы говорите, есть опасность, - задумчиво продолжала Полина. - Хотя ты не смотришь на меня так, как будто боишься опасности. Я не сам. Надеюсь, ты не думаешь, что я хочу, чтобы ты занял мое место из-за того, что я трус? Видите ли, для Острова важнее всего, чтобы я вышла замуж и родила хотя бы двух сыновей. После этого не имеет значения, что со мной будет".
   - Понятно, - сказала Джейн.
   - И вы согласны?
   - Да, - решительно сказала Джейн. 'Я принимаю.'
   Полина несколько раз сильно хлопнула в ладоши. Княгиня Попоренская явилась сразу.
   - Я все ей рассказала, Анна, - объявила великая княгиня. - Она сделает то, что мы хотим, и у нее будет три тысячи фунтов. Скажи Федору, пусть запишет. Она действительно очень похожа на меня, не так ли? Хотя я думаю, что она лучше выглядит.
   Княжна вперевалку вышла из комнаты и вернулась с графом Стрептичем.
   - Мы все устроили, Федор Александрович, - сказала Великая Княгиня.
   Он поклонился.
   - Интересно, она может сыграть свою роль? - спросил он, с сомнением глядя на Джейн.
   - Я покажу вам, - вдруг сказала девушка. - Вы разрешаете, мэм? - сказала она Великой Княгине.
   Последний удовлетворенно кивнул.
   Джейн встала.
   - Но это великолепно, Анна, - сказала она. "Я никогда не думал, что мы добьемся такого успеха. Давай, посмотрим на себя, бок о бок.
   И, как это сделала Полина, она привлекла другую девушку к стеклу.
   'Понимаете? Идеальное сходство!'
   Слова, манеры и жесты - это была превосходная имитация приветствия Полины. Принцесса кивнула головой и одобрительно хмыкнула.
   - Это хорошо, - заявила она. - Это обмануло бы большинство людей.
   - Вы очень умны, - одобрительно сказала Полина. "Я не мог подражать кому-либо еще, чтобы спасти свою жизнь".
   Джейн поверила ей. Ей уже пришло в голову, что Полина была молодой женщиной, очень похожей на себя.
   - Анна обсудит с вами детали, - сказала Великая Княгиня. - Отведи ее в мою спальню, Анна, и примерь на ней мою одежду.
   Она милостиво кивнула на прощание, и княгиня Попоренская увела Джейн.
   "Это то, что Ее Высочество наденет на открытие базара", - объяснила пожилая дама, держа в руках смелое бело-черное творение. - Это через три дня. Возможно, вам придется занять ее место там. Мы не знаем. Мы еще не получили информацию.
   По настоянию Анны Джейн скинула свою ветхую одежду и примерила платье. Он идеально подходил ей. Другой одобрительно кивнул.
   - Оно почти идеальное - на вас чуть длиннее, потому что вы на дюйм или около того ниже Ее Высочества.
   - Это легко исправить, - быстро сказала Джейн. - Я заметил, что Великая Княгиня носит туфли на низком каблуке. Если я надену такие же туфли, но на высоких каблуках, это хорошо улучшит ситуацию".
   Анна Михайловна показала ей туфли, которые великая княгиня обычно носила с платьем. Кожа ящерицы с ремешком поперек. Джейн запомнила их и договорилась, что купит такие же, но с другими каблуками.
   -- Было бы хорошо, -- сказала Анна Михайловна, -- если бы у вас было платье особого цвета и материала, совсем не похожее на платье Ее Высочества. Тогда, если вам вдруг понадобится поменяться местами, вероятность того, что вас заметят, будет меньше.
   Джейн на минуту задумалась.
   - А как насчет огненно-красного марокана? А можно, пожалуй, простое стеклянное пенсне. Это очень меняет внешний вид.
   Оба предложения были одобрены, и они стали более детальными.
   Джейн вышла из отеля с банкнотами в сто фунтов в сумочке и инструкциями купить необходимый наряд и снять номер в отеле "Блиц" как мисс Монтрезор из Нью-Йорка.
   На второй день после этого граф Стрептич заехал к ней туда.
   - Действительно, преображение, - сказал он, поклонившись.
   Джейн ответила ему шутливым поклоном. Она очень наслаждалась новой одеждой и роскошью своей жизни.
   - Все это очень мило, - вздохнула она. - Но я полагаю, что ваш визит означает, что я должен заняться делом и заработать свои деньги.
   'Это так. Мы получили информацию. Не исключено, что Ее Высочество попытаются похитить по дороге домой с базара. Это должно произойти, как вы знаете, в Орион-Хаусе, что примерно в десяти милях от Лондона. Ее Высочество будет вынуждена лично присутствовать на базаре, так как графиня Анчестерская, продвигающая его, знает ее лично. Но вот план, который я придумал.
   Джейн внимательно слушала, пока он излагал ей это.
   Она задала несколько вопросов и, наконец, заявила, что прекрасно понимает роль, которую ей предстоит сыграть.
   Следующий день выдался ясным и ясным - идеальный день для одного из главных событий лондонского сезона - базара в Орион-Хаусе, устроенного графиней Анчестерской в помощь островским беженцам в этой стране.
   Принимая во внимание изменчивость английского климата, сам базар проходил в просторных залах дома Ориона, который вот уже пятьсот лет находится во владении графов Анчестерских. Были одолжены различные коллекции, и очаровательной идеей было подарить сотне светских дам по одной жемчужине, снятой с их собственных ожерелий, и продать каждую жемчужину с аукциона на второй день. На территории также было множество аттракционов и аттракционов.
   Джейн была там рано в роли мисс Монтрезор. На ней было платье из пламенного марокана и маленькая красная шляпка-клош. На ногах были туфли на высоком каблуке из кожи ящерицы.
   Приезд великой княгини Полины был большим событием. Ее проводили на платформу, и маленький ребенок вручил должным образом букет роз. Она произнесла короткую, но очаровательную речь и объявила базар открытым. Граф Стрептич и княгиня Попоренская были при ней.
   На ней было платье, которое видела Джейн, белое с ярким черным узором, а ее шляпа представляла собой небольшой черный клош с обилием белых скоп, свисающих над полями, и тонкой кружевной вуалью, спускавшейся до середины лица. Джейн улыбнулась про себя.
   Великая Княгиня обошла базар, заходя в каждый прилавок, делая несколько покупок и неизменно любезничая. Затем она приготовилась к отъезду.
   Джейн тут же подхватила реплику. Она попросила слова у княгини Попоренской и попросила представить ее великой княгине.
   'О да!' сказала Полина, в ясном голосе. - Мисс Монтрезор, я помню это имя. Я полагаю, она американская журналистка. Она много сделала для нашего дела. Я был бы рад дать ей короткое интервью для ее газеты. Есть ли место, где нас могли бы не беспокоить?
   В распоряжение великой княгини тотчас же была предоставлена маленькая прихожая, и граф Стрептич был послан за мисс Монтрезор. Как только он это сделал и снова удалился, а княгиня Попоренская осталась при нем, произошел быстрый обмен платьями.
   Через три минуты дверь открылась, и вышла Великая Княгиня с букетом роз, поднесенным к лицу.
   Грациозно поклонившись и произнеся несколько слов на прощание с леди Анчестер по-французски, она потеряла сознание и села в ожидавшую ее машину. Княгиня Попоренская села рядом с нею, и машина уехала.
   - Ну, - сказала Джейн, - вот и все. Интересно, как дела у мисс Монтрезор?
   "Никто ее не заметит. Она может выскользнуть незаметно.
   - Это правда, - сказала Джейн. - Я сделал это красиво, не так ли?
   "Вы сыграли свою роль с большим отличием".
   - Почему графа нет с нами?
   - Он был вынужден остаться. Кто-то должен следить за безопасностью Ее Высочества.
   - Надеюсь, никто не будет бросать бомбы, - с опаской сказала Джейн. 'Привет! мы сворачиваем с главной дороги. Почему это?'
   Набирая скорость, машина неслась по проселочной дороге.
   Джейн вскочила и высунула голову из окна, протестуя с водителем. Он только рассмеялся и увеличил скорость. Джейн снова опустилась на свое место.
   - Ваши шпионы были правы, - сказала она со смехом. - Мы за это. Полагаю, чем дольше я держу это, тем безопаснее для Великой Княгини. В любом случае мы должны дать ей время, чтобы она благополучно вернулась в Лондон.
   При мысли об опасности настроение Джейн поднялось. Ей не нравилась перспектива бомбы, но такого рода приключения нравились ее спортивным инстинктам.
   Внезапно со скрежетом тормозов машина вырвалась вперед. Мужчина вскочил на ступеньку. В его руке был револьвер.
   - Поднимите руки, - прорычал он.
   Руки княжны Попоренской быстро поднялись, но Джейн только пренебрежительно взглянула на него, а руки держала на коленях.
   - Спросите его, что означает это безобразие, - сказала она по-французски своему спутнику.
   Но не успел последний и слова сказать, как вмешался мужчина. Он излил поток слов на каком-то иностранном языке.
   Ничего не понимая, Джейн только пожала плечами и ничего не сказала. Шофер слез со своего места и присоединился к другому мужчине.
   "Будет ли знатная дама рада спуститься вниз?" - спросил он с ухмылкой.
   Снова поднеся цветы к лицу, Джейн вышла из машины. Княгиня Попоренская последовала за ней.
   - Прославленная дама пойдет сюда?
   Джейн не обратила внимания на притворно-дерзкую манеру мужчины, но по собственной воле направилась к приземистому ветхому дому, стоявшему ярдах в ста от того места, где остановилась машина. Дорога представляла собой тупик, заканчивающийся воротами и подъездом, который вел к этому, по-видимому, нежилому зданию.
   Мужчина, все еще размахивая пистолетом, подошел к двум женщинам вплотную. Когда они поднимались по ступенькам, он прошел мимо них и распахнул дверь слева. Это была пустая комната, в которую, очевидно, внесли стол и два стула.
   Джейн прошла и села. Анна Михайловна последовала за ней. Мужчина хлопнул дверью и повернул ключ.
   Джейн подошла к окну и выглянула.
   - Конечно, я могла бы выпрыгнуть, - заметила она. - Но мне не следует уходить далеко. Нет, нам просто нужно пока остаться здесь и извлечь из этого максимум пользы. Интересно, они принесут нам что-нибудь поесть?
   Примерно через полчаса на ее вопрос был дан ответ.
   Принесли большую тарелку дымящегося супа и поставили на стол перед ней. Также два куска сухого хлеба.
   - Очевидно, аристократам не до роскоши, - весело заметила Джейн, когда дверь закрылась и снова заперлась. - Ты начнешь или я?
   Княгиня Попоренская с ужасом отмахивалась от самой мысли о еде.
   "Как я мог есть? Кто знает, в какой опасности может не оказаться моя госпожа?
   - С ней все в порядке, - сказала Джейн. - Я беспокоюсь о себе. Вы знаете, эти люди будут очень недовольны, когда обнаружат, что связались не с тем человеком. На самом деле они могут быть очень неприятными. Я буду поддерживать надменный трюк Великой княгини, пока смогу, и лягу на койку, если представится случай.
   Княгиня Попоренская ничего не ответила.
   Джейн, которая была голодна, выпила весь суп. У него был странный вкус, но он был горячим и пикантным.
   После этого она чувствовала себя довольно сонно. Княгиня Попоренская как будто тихонько плакала. Джейн устроилась на своем неудобном стуле самым неудобным образом и позволила себе опустить голову.
   Она спала.
   Джейн резко проснулась. Ей показалось, что она очень долго спала. Голова казалась тяжелой и неудобной.
   И вдруг она увидела что-то, что снова заставило ее проснуться.
   На ней было огненно-красное мароккановое платье.
   Она села и огляделась. Да, она все еще была в комнате в пустом доме. Все было точно так же, как когда она легла спать, за исключением двух фактов. Во-первых, княгиня Попоренская уже не сидела на другом стуле. Второй была ее собственная необъяснимая смена костюма.
   - Мне это не могло присниться, - сказала Джейн. - Потому что, если бы мне это приснилось, меня бы здесь не было.
   Она посмотрела в окно и отметила второй важный факт. Когда она легла спать, в окно светило солнце. Теперь дом отбрасывал резкую тень на залитую солнцем дорогу.
   "Дом выходит на запад, - подумала она. "Был полдень, когда я пошел спать. Следовательно, сейчас должно быть завтра утром. Поэтому этот суп был одурманен. Поэтому - о, я не знаю. Все это кажется безумием.
   Она встала и подошла к двери. Он был разблокирован. Она осмотрела дом. Было тихо и пусто.
   Джейн приложила руку к своей ноющей голове и попыталась думать.
   И тут она увидела порванную газету, лежащую у входной двери. У него были кричащие заголовки, которые привлекли ее внимание.
   "Американская бандитка в Англии", - прочитала она. "Девушка в красном платье. Сенсационное ограбление на базаре Орион Хаус.
   Джейн вышла на солнечный свет. Сидя на ступеньках, она читала, и ее глаза становились все больше и больше. Факты были краткими и лаконичными.
   Сразу после отъезда великой княгини Полины трое мужчин и девушка в красном платье достали револьверы и успешно задержали толпу. Они аннексировали сотню жемчужин и совершили побег на быстрой гоночной машине. До сих пор их не отследили.
   В стоп-прессе (это была вечерняя газета) было несколько слов о том, что "бандитка в красном платье" остановилась в "Блице" как мисс Монтрезор из Нью-Йорка.
   - Я в бешенстве, - сказала Джейн. 'Абсолютно помятый. Я всегда знал, что в этом есть подвох.
   А потом она начала. Странный звук пронзил воздух. Голос человека, произносящего одно слово через частые промежутки времени.
   - Черт, - сказал он. 'Проклятие.' И еще раз: "Черт!"
   Джейн была в восторге от звука. Это так точно выражало ее собственные чувства. Она сбежала по ступенькам. В углу лежал молодой человек. Он пытался поднять голову от земли. Его лицо показалось Джейн одним из самых приятных лиц, которые она когда-либо видела. Оно было веснушчатым и слегка насмешливым.
   - Будь проклята моя голова, - сказал молодой человек. 'Блин. я...
   Он прервался и уставился на Джейн.
   - Должно быть, я сплю, - сказал он слабым голосом.
   - Я так и сказала, - сказала Джейн. - Но это не так. Что у тебя с головой?
   "Кто-то ударил меня по этому поводу. К счастью, он толстый.
   Он заставил себя принять сидячее положение и скривился.
   - Думаю, скоро мой мозг начнет функционировать. Вижу, я все еще на том же месте.
   'Как вы сюда попали?' - с любопытством спросила Джейн.
   - Это долгая история. Между прочим, вы не великая княгиня. Как ее там?
   'Я не. Я просто Джейн Кливленд.
   -- Вы и так некрасивы, -- сказал молодой человек, глядя на нее с откровенным восхищением.
   Джейн покраснела.
   - Я должен принести вам воды или еще чего-нибудь, не так ли? - неуверенно спросила она.
   - По-моему, так принято, - согласился молодой человек. - Все равно я предпочитаю виски, если вы его найдете.
   Джейн не смогла найти виски. Молодой человек сделал большой глоток воды и заявил, что ему лучше.
   - Мне рассказать о моих приключениях или вы расскажете о своих? он спросил.
   'Ты первый.'
   - Мне особо нечего. Я случайно заметил, что Великая Княгиня вошла в эту комнату в туфлях на низком каблуке, а вышла в туфлях на высоком каблуке. Мне это показалось довольно странным. Я не люблю, чтобы все было странно.
   "Я преследовал машину на своем мотоцикле, я видел, как тебя завели в дом. Минут через десять подъехала большая гоночная машина. Из него вышла девушка в красном и трое мужчин. На ней были туфли на низком каблуке, все в порядке. Они вошли в дом. Вскоре появились туфли на низких каблуках, одетые в черное и белое, и уехали в первой же машине вместе со старой киской и высоким мужчиной со светлой бородой. Остальные уехали на гоночной машине. Я думал, что они все ушли, и просто пытался залезть в окно и спасти тебя, когда кто-то ударил меня сзади по голове. Это все. Теперь твоя очередь.
   Джейн рассказала о своих приключениях.
   - И мне ужасно повезло, что вы последовали за ней, - закончила она. "Видите ли вы, в какой ужасной дыре я должен был бы быть в противном случае? У великой княгини было бы идеальное алиби. Она ушла с базара до начала ограбления и приехала в Лондон на своей машине. Мог ли кто-нибудь когда-нибудь поверить в мою фантастическую невероятную историю?
   - Ни в коем случае, - убежденно сказал молодой человек.
   Они были настолько поглощены своими повествованиями, что совершенно не обращали внимания на то, что их окружало. Теперь они подняли глаза и увидели высокого человека с грустным лицом, прислонившегося к дому. Он кивнул им.
   - Очень интересно, - прокомментировал он.
   'Кто ты?' - спросила Джейн.
   Глаза грустного мужчины слегка блеснули.
   - Детектив-инспектор Фаррелл, - мягко сказал он. - Мне было очень интересно услышать вашу историю и историю этой юной леди. Мы бы с трудом поверили ей, если бы не одно или два обстоятельства.
   'Например?'
   - Видите ли, сегодня утром мы узнали, что настоящая великая княгиня сбежала с шофером в Париже.
   Джейн задохнулась.
   "А потом мы узнали, что эта американская "девушка-бандитка" приехала в эту страну, и мы ожидали какого-то переворота. Мы схватим их очень скоро, могу вам это обещать. Простите меня на минутку, хорошо?
   Он взбежал по ступенькам в дом.
   " Ну! - сказала Джейн. Она вложила много силы в выражение. - Я думаю, с твоей стороны было очень умно заметить эти туфли, - вдруг сказала она.
   - Вовсе нет, - сказал молодой человек. "Я вырос в сапожной торговле. Мой отец своего рода король сапог. Он хотел, чтобы я занялась торговлей, вышла замуж и остепенилась. Все в таком духе. Никто конкретно - просто принцип вещи. Но я хотел быть художником". Он вздохнул.
   - Мне очень жаль, - мягко сказала Джейн.
   - Я пытался шесть лет. Там не мигает. Я гнилой художник. Я готов бросить это и пойти домой, как блудный сын. Меня ждет хорошая заготовка.
   "Работа - это здорово, - задумчиво согласилась Джейн. - Как ты думаешь, ты мог бы достать мне где-нибудь примерку ботинок?
   - Я мог бы дать тебе и получше, если бы ты согласился.
   - О, что?
   - Неважно. Я скажу тебе позже. Знаешь, до вчерашнего дня я никогда не видел девушку, на которой мог бы жениться.
   'Вчерашний день?'
   "На базаре. И тут я увидел ее - единственную и неповторимую Ее!"
   Он очень пристально посмотрел на Джейн.
   - Какие красивые дельфиниумы, - торопливо сказала Джейн с очень розовыми щеками.
   - Это люпины, - сказал молодой человек.
   - Это не имеет значения, - сказала Джейн.
   - Ничуть, - согласился он. И он подошел немного ближе.
  
  
  
   Глава 7.
   Приключения мистера Иствуда
   "Приключение мистера Иствуда" было впервые опубликовано как "Тайна второго огурца" в журнале "Роман" в августе 1924 года. Позже оно также появилось как "Тайна испанской шали".
   Мистер Иствуд посмотрел в потолок. Потом посмотрел в пол. С пола его взгляд медленно путешествовал вверх по правой стене. Затем, с внезапным суровым усилием, он снова сосредоточил свой взгляд на пишущей машинке перед ним.
   Девственная белизна листа бумаги была испорчена названием, написанным заглавными буквами.
   " ТАЙНА ВТОРОГО ОГУРЦА ", - так гласило оно. Приятное название. Энтони Иствуд чувствовал, что любой, кто прочитает это название, будет сразу же заинтригован и арестован. "Тайна второго огурца", - говорили они. 'О чем это может быть? Огурец ? _ Второй огурец ? Я обязательно должен прочитать эту историю. И они были бы взволнованы и очарованы непревзойденной легкостью, с которой этот мастер детективного романа сплел захватывающий сюжет вокруг этого простого овоща.
   Это было очень хорошо. Энтони Иствуд не хуже других знал, какой должна быть эта история, - проблема заключалась в том, что он так или иначе не мог с ней справиться. Двумя основными элементами рассказа были заглавие и завязка - остальное было черновой работой, иногда заглавие как бы само собой приводило к сюжету, и тогда все шло гладко, - но в данном случае заглавие продолжалось. чтобы украсить верхнюю часть страницы, а не остатки сюжета предстояло.
   И снова взгляд Энтони Иствуда искал вдохновения в потолке, полу и обоях, но ничего не материализовалось.
   - Я позову героиню Соней, - сказал Антоний, чтобы подбодрить себя. - У Сони или, может быть, у Долорес - у нее будет кожа цвета слоновой кости - такая, что не от болезни, и глаза, похожие на бездонные лужи. Героя назовут Джорджем или, возможно, Джоном - как-нибудь коротко и по-британски. Тогда садовник - я полагаю, должен быть садовник, мы должны каким-то образом притащить этот ужасный огурец - садовник может быть шотландцем и забавно пессимистично относиться к ранним заморозкам.
   Этот метод иногда срабатывал, но сегодня утром, похоже, не собирался. Хотя Энтони мог ясно видеть Соню, Джорджа и смешного садовника, они не проявляли никакого желания действовать и что-то делать.
   "Конечно, я мог бы сделать его из банана", - в отчаянии подумал Энтони. - Или салат, или брюссельскую капусту - брюссельскую капусту, как насчет этого? На самом деле криптограмма для Брюсселя - украденные облигации на предъявителя - зловещий бельгийский барон.
   На мгновение показалось, что вспыхнул свет, но он снова угас. Бельгийский барон не материализовался, и Энтони вдруг вспомнил, что ранние заморозки и огурцы несовместимы, что, казалось, положило конец забавным замечаниям шотландского садовника.
   'Ой! Проклятие!' - сказал мистер Иствуд.
   Он поднялся и схватил Daily Mail . Вполне возможно, что кого-то убили таким образом, чтобы вдохновить вспотевшего автора. Но новости этим утром были в основном политическими и иностранными. Мистер Иствуд с отвращением отбросил газету.
   Затем, схватив со стола роман, он закрыл глаза и провел пальцем по одной из страниц. Таким образом, Судьба указала слово "овца". Немедленно, с поразительной яркостью, в мозгу мистера Иствуда развернулась целая история. Прекрасная девушка - возлюбленный, убитый на войне, с расстроенным мозгом, пасет овец в шотландских горах - мистическая встреча с мертвым возлюбленным, финальный эффект овец и лунного света, как на картинке Академии с мертвой девушкой, лежащей в снегу, и две дорожки шагов . . .
   Это была красивая история. Энтони вышел из своей концепции со вздохом и грустным покачиванием головы. Он слишком хорошо знал, что упомянутому редактору не нужна такая история, какой бы красивой она ни была. История, которую он хотел и на которой настаивал (и, кстати, щедро заплатил за получение), была о таинственных темных женщинах, пронзенных ножом в сердце, о молодом герое, которого несправедливо подозревают, и о внезапном разгадывании тайны и установлении вины. на наименее вероятного человека с помощью совершенно неадекватных улик - фактически " ТАЙНА ВТОРОГО ОГУРЦА ".
   "Хотя, - подумал Энтони, - десять к одному, он изменит название и назовет его чем-нибудь гнилым, вроде " Грязнейшее убийство ", даже не спрашивая меня! О, будь проклят этот телефон.
   Он сердито подошел к нему и снял трубку. Дважды уже за последний час его вызывали туда - один раз по неверному номеру, а другой раз, чтобы его пригласила к обеду пугливая светская дама, которую он люто ненавидел, но которая была слишком настойчива, чтобы победить.
   "Привет!" - прорычал он в трубку.
   Ему ответил женский голос, мягкий ласкающий голос с легким иностранным акцентом.
   - Это ты, любимый? мягко сказал он.
   - Ну... э... не знаю, - осторожно сказал мистер Иствуд. 'Кто говорит?'
   - Это я. Кармен. Слушай, любимый. Меня преследуют - в опасности - вы должны немедленно явиться. Теперь это жизнь или смерть.
   - Прошу прощения, - вежливо сказал мистер Иствуд. - Боюсь, вы ошиблись...
   Она прервала его прежде, чем он успел закончить предложение.
   " Мадре де Диос! Они идут. Если они узнают, что я делаю, они убьют меня. Не подведи меня. Приходите немедленно. Для меня смерть, если ты не придешь. Знаете, Кирк Стрит, 320. Слово огурец. . . Тише. . .'
   Он услышал слабый щелчок, когда она повесила трубку на другом конце провода.
   - Будь я проклят, - сказал мистер Иствуд, очень удивленный.
   Он подошел к своему табачному кувшину и осторожно набил трубку.
   "Я полагаю, - размышлял он, - что это был какой-то любопытный эффект моего подсознания. Она не могла сказать огурец. Все очень необычно. Она сказала огурец или нет?
   Он ходил взад и вперед, нерешительно.
   '320 Кирк Стрит. Интересно, что это такое? Она будет ожидать появления другого мужчины. Хотел бы я объяснить. Кирк-стрит, 320. Слово "огурец" - о, невозможное, абсурдное - галлюцинация занятого мозга.
   Он злобно взглянул на пишущую машинку.
   - Что хорошего в тебе, хотел бы я знать? Я смотрел на тебя все утро, и это принесло мне много пользы. Сюжет автор должен брать из жизни - из жизни, слышите? Я сейчас пойду за одним".
   Он нахлобучил на голову шляпу, ласково посмотрел на свою бесценную коллекцию старинных эмалей и вышел из квартиры.
   Кирк-стрит, как известно большинству лондонцев, представляет собой длинную извилистую улицу, главным образом посвященную антикварным лавкам, где всевозможные поддельные товары предлагаются по баснословным ценам. Есть также старые медные магазины, стекольные магазины, обветшавшие секонд-хенды и торговцы подержанной одеждой.
   Љ 320 был посвящен продаже старого стекла. Стеклянная посуда всех видов наполняла его до отказа. Энтони нужно было двигаться осторожно, когда он продвигался по центральному проходу, окруженному бокалами с вином, а над его головой качались и мерцали люстры и люстры. В задней части магазина сидела очень пожилая дама. У нее были распускающиеся усы, которым могли бы позавидовать многие студенты, и свирепые манеры.
   Она посмотрела на Энтони и сказала: "Ну?" запрещающим голосом.
   Энтони был молодым человеком, несколько легко сбивающимся с толку. Он немедленно осведомился о цене некоторых скакательных очков.
   - Сорок пять шиллингов за полдюжины.
   - О, правда, - сказал Энтони. - Довольно мило, не так ли? Сколько стоят эти вещи?
   - Они прекрасны, старый Уотерфорд. Возьму пару за восемнадцать гиней.
   Мистер Иствуд чувствовал, что навлекает на себя неприятности. Через минуту он будет что-то покупать, загипнотизированный взглядом этой свирепой старухи. И все же он не мог заставить себя покинуть магазин.
   'Что об этом?' - спросил он и указал на люстру.
   - Тридцать пять гиней.
   "Ах!" - с сожалением сказал мистер Иствуд. - Это больше, чем я могу себе позволить.
   'Что ты хочешь?' - спросила старушка. - Что-нибудь на свадьбу?
   - Вот и все, - сказал Энтони, ухватившись за объяснение. "Но их очень трудно устроить".
   - Ну что ж, - сказала дама, решительно вставая. "Хороший кусок старого стекла никому не помешает. У меня здесь есть пара старых графинов, и есть миленький набор для ликера, как раз для невесты...
   Следующие десять минут Энтони мучился. Дама крепко держала его в руке. Перед его глазами выставлялись все мыслимые образцы стекольного искусства. Он впал в отчаяние.
   - Красиво, красиво, - небрежно воскликнул он, ставя большой кубок, который привлекал его внимание. Затем поспешно выпалил: "Я говорю, вы здесь по телефону?"
   'Нет, мы не. Прямо напротив есть телефонная служба на почте. А теперь, что вы скажете, кубок или эти прекрасные старые ромы?
   Не будучи женщиной, Энтони совершенно не владел изящным искусством выйти из магазина, ничего не купив.
   - Я бы лучше поставил ликер, - мрачно сказал он.
   Это казалось самым маленьким. Он боялся, что его упадут вместе с люстрой.
   С горечью в сердце он заплатил за свою покупку. А потом, когда старушка заворачивала сверток, к нему вдруг вернулась смелость. В конце концов, она сочла бы его только чудаком, да и какая, черт возьми, какая разница, что она думает?
   - Огурец, - сказал он четко и твердо.
   Старая карга резко прервала свои операции по упаковке.
   'Э? Что вы сказали?'
   - Ничего, - вызывающе солгал Энтони.
   'Ой! Я думал, ты сказал огурец.
   - Я так и сделал, - вызывающе сказал Энтони.
   - Ну, - сказала старушка. - Почему ты никогда не говорил этого раньше? Трачу свое время. Через ту дверь туда и наверх. Она ждет тебя.
   Словно во сне, Антоний прошел в указанную дверь и поднялся по какой-то чрезвычайно грязной лестнице. Наверху стояла приоткрытая дверь, ведущая в крошечную гостиную.
   На стуле сидела девушка, устремив глаза на дверь и выражая нетерпеливое ожидание на лице.
   Такая девушка! У нее действительно была бледность цвета слоновой кости, о которой так часто писал Энтони. И ее глаза! Такие глаза! Она не была англичанкой, это было видно с первого взгляда. В ней была какая-то чужеземная экзотика, которая проявлялась даже в дорогой простоте ее платья.
   Энтони остановился в дверях, несколько смущенный. Казалось, настал момент объяснений. Но с криком восторга девушка поднялась и полетела в его объятия.
   - Ты пришел, - воскликнула она. 'Ты пришел. О, слава святым и святой Мадонне".
   Энтони, никогда не упускающий возможности, горячо поддержал ее. Наконец она отстранилась и посмотрела ему в лицо с очаровательной застенчивостью.
   - Я никогда не должна была вас знать, - заявила она. "Конечно, я не должен".
   - Не так ли? - слабо сказал Энтони.
   - Нет, даже глаза кажутся другими - и ты в десять раз красивее, чем я когда-либо думал.
   - Я?
   Сам себе Энтони говорил: "Сохраняй спокойствие, мой мальчик, сохраняй спокойствие. Ситуация развивается очень хорошо, но не теряйте голову.
   - Я могу поцеловать тебя еще раз, да?
   - Конечно, можешь, - сердечно сказал Энтони. - Так часто, как вам нравится.
   Получилась очень приятная интерлюдия.
   "Интересно, кто я такой, черт возьми?" подумал Энтони. - Надеюсь, настоящий парень не объявится. Какая она милая".
   Внезапно девушка отстранилась от него, и на ее лице отразился мгновенный ужас.
   - Вас здесь не преследовали?
   - Господи, нет.
   - Ах, но они очень хитры. Вы не знаете их так хорошо, как я. Борис, он дьявол.
   - Я скоро устрою для вас Бориса.
   - Ты лев - да, но лев. Что до них, то они canaille - все до одного. Слушай, у меня есть! Они бы убили меня, если бы знали. Я боялся - я не знал, что делать, и тогда я подумал о тебе. . . Тише, что это было?
   Это был звук в магазине внизу. Приказав ему оставаться на месте, она на цыпочках вышла на лестницу. Она вернулась с бледным лицом и вытаращенными глазами.
   " Мадре де Диос! Это полиция. Они идут сюда. У тебя есть нож? Револьвер? Который?'
   - Моя дорогая девочка, ты же не думаешь, что я всерьез убью полицейского?
   - О, но вы сумасшедший - сумасшедший! Они уведут тебя и повесят за шею, пока ты не умрешь.
   - Что? -- сказал мистер Иствуд с очень неприятным чувством, пробегающим по его спине.
   На лестнице послышались шаги.
   - Вот они, - прошептала девушка. "Все отрицать. Это единственная надежда.
   - Это достаточно просто, - признал мистер Иствуд вполголоса .
   Еще через минуту в комнату вошли двое мужчин. Они были в штатском, но имели официальную осанку, говорящую о длительной подготовке. Младший из двоих, невысокий темноволосый человечек с тихими серыми глазами, был представителем.
   "Я арестовываю вас, Конрад Флекман, - сказал он, - за убийство Анны Розенбург. Все, что вы скажете, будет использовано в качестве улик против вас. Вот мой ордер, и вы сделаете все возможное, если придете тихо.
   С губ девушки сорвался полузадушенный крик. Энтони шагнул вперед с сдержанной улыбкой.
   - Вы делаете ошибку, офицер, - любезно сказал он. "Меня зовут Энтони Иствуд".
   Двое детективов, казалось, совершенно не впечатлены его заявлением.
   - Об этом мы еще поговорим, - сказал один из них, тот, кто раньше не говорил. - А пока ты пойдешь с нами.
   - Конрад, - взвыла девушка. - Конрад, не позволяй им забрать тебя.
   Энтони посмотрел на детективов.
   - Вы позволите мне, я уверен, попрощаться с этой молодой леди?
   С большей порядочностью, чем он ожидал, двое мужчин двинулись к двери. Энтони отвел девушку в угол у окна и заговорил с ней вполголоса.
   'Послушай меня. То, что я сказал, было правдой. Я не Конрад Флекман. Когда вы звонили сегодня утром, они, должно быть, дали вам неправильный номер. Меня зовут Энтони Иствуд. Я пришел в ответ на ваш призыв, потому что... ну, я пришел.
   Она недоверчиво посмотрела на него.
   - Вы не Конрад Флекман?
   'Нет.'
   'Ой!' воскликнула она, с глубоким акцентом бедствия. - И я поцеловал тебя!
   - Все в порядке, - заверил ее мистер Иствуд. "Ранние христиане практиковали подобные вещи. Веселый разумный. А теперь слушайте, я пойду с этими людьми. Я скоро подтвержу свою личность. А пока они не будут беспокоить вас, и вы можете предупредить этого вашего драгоценного Конрада. После -'
   'Да?'
   - Ну, только это. Мой телефонный номер - Северо-Западный 1743 - и смотри, чтобы тебе не ошиблись.
   Она одарила его очаровательным взглядом, полуслезами, полуулыбкой.
   "Я не забуду - действительно, я не забуду".
   - Тогда все в порядке. До свидания. Я говорю -'
   'Да?'
   "Кстати, о первых христианах - лишний раз не имеет значения, не так ли?"
   Она обвила руками его шею. Ее губы только что коснулись его. - Ты мне нравишься - да, ты мне нравишься. Ты будешь помнить это, что бы ни случилось, не так ли?
   Энтони неохотно высвободился и подошел к своим похитителям.
   - Я готов пойти с вами. Я полагаю, вы не хотите задерживать эту молодую леди?
   - Нет, сэр, все будет в порядке, - вежливо сказал маленький человечек.
   "Хорошие ребята, эти люди из Скотланд-Ярда", - подумал Энтони, спускаясь вслед за ними по узкой лестнице.
   Старухи в лавке не было видно, но Антоний уловил тяжелое дыхание из задней двери и догадался, что она стоит за ней, осторожно наблюдая за происходящим.
   Оказавшись на мрачной Кирк-стрит, Энтони глубоко вздохнул и обратился к меньшему из двух мужчин.
   - Итак, инспектор, вы, я полагаю, инспектор?
   'Да сэр. Детектив-инспектор Веррол. Это детектив-сержант Картер.
   - Что ж, инспектор Верралл, пришло время говорить здраво - и прислушиваться к нему. Я не Конрад Как-его-там. Меня зовут Энтони Иствуд, как я уже говорил вам, и по профессии я писатель. Если вы сопроводите меня в мою квартиру, я думаю, что смогу удостоверить вас в том, кто я.
   Что-то в разговоре Энтони, похоже, произвело впечатление на детективов. Впервые выражение сомнения промелькнуло на лице Веррола.
   Картера, по-видимому, было труднее убедить.
   - Осмелюсь сказать, - усмехнулся он. - Но ты ведь помнишь, что юная леди называла тебя "Конрадом".
   "Ах! это другое дело. Я не против признаться вам обоим, что по... э-э... причинам я выдавал себя перед этой дамой за человека по имени Конрад. Вы понимаете, личное дело.
   - Вероятная история, не так ли? заметил Картер. - Нет, сэр, вы пойдете с нами. Окликни это такси, Джо.
   Проезжавшее мимо такси было остановлено, и трое мужчин сели внутрь. Энтони предпринял последнюю попытку, обратившись к Верроллу как к тому, кого легче убедить из них двоих.
   - Послушайте, мой дорогой инспектор, какой вам будет вред, если вы придете ко мне на квартиру и посмотрите, правду ли я говорю? Вы можете оставить такси, если хотите - есть щедрое предложение! В любом случае разницы в пять минут не будет.
   Веррол испытующе посмотрел на него.
   - Я сделаю это, - сказал он вдруг. - Как ни странно, я верю, что вы говорите правду. Мы не хотим выставлять себя на вокзале дураками, арестовывая не того человека. Какой адрес?'
   "Сорок восемь бранденбургских особняков".
   Веррол высунулся и прокричал адрес таксисту. Все трое сидели в тишине, пока не достигли места назначения, когда оттуда выскочил Картер, и Веррол жестом пригласил Энтони следовать за ним.
   - Не надо никаких неприятностей, - объяснил он, тоже спускаясь. "Мы пойдем по-дружески, как если бы мистер Иствуд привел домой пару приятелей".
   Энтони был чрезвычайно благодарен за это предложение, и его мнение об уголовном розыске росло с каждой минутой.
   В коридоре им посчастливилось встретить Роджерса, носильщика. Энтони остановился.
   "Ах! Добрый вечер, Роджерс, - небрежно заметил он.
   - Добрый вечер, мистер Иствуд, - почтительно ответил портье.
   Он был привязан к Антонию, который подавал пример щедрости, которой не всегда следовали его соседи.
   Энтони остановился, поставив ногу на нижнюю ступеньку лестницы.
   - Кстати, Роджерс, - небрежно сказал он. 'Как давно я живу здесь? Я только что немного поговорил об этом с моими друзьями.
   "Позвольте мне видеть, сэр, это, должно быть, продолжается уже около четырех лет".
   - Именно то, что я думал.
   Энтони бросил торжествующий взгляд на двух детективов. Картер хмыкнул, но Веррол широко улыбнулся.
   - Хорошо, но недостаточно хорошо, сэр, - заметил он. - Поднимемся?
   Энтони открыл дверь квартиры своим ключом. Он был рад вспомнить, что Симарк, его человек, отсутствовал. Чем меньше свидетелей этой катастрофы, тем лучше.
   Пишущая машинка была такой, какой он ее оставил. Картер подошел к столу и прочитал заголовок на бумаге.
   ' ТАЙНА ВТОРОГО ОГУРЦА '
   - объявил он мрачным голосом.
   - Моя история, - небрежно объяснил Энтони.
   - Это еще одно хорошее замечание, сэр, - сказал Веррол, кивая головой и сверкая глазами. - Кстати, сэр, о чем это было? В чем была тайна второго огурца?
   - А, вот и я, - сказал Энтони. "Именно второй огурец стал причиной всех этих неприятностей".
   Картер пристально смотрел на него. Внезапно он покачал головой и многозначительно постучал себя по лбу.
   - Душевно, бедный молодой человек, - пробормотал он в слышимой стороне.
   - Итак, джентльмены, - бодро сказал мистер Иствуд. "К делу. Вот письма, адресованные мне, моя банковская книжка, сообщения редакции. Что вы еще хотите?'
   Веррол изучил документы, которые Энтони сунул ему.
   - Что касается меня, сэр, - почтительно сказал он, - мне больше ничего не нужно. Я совершенно убежден. Но я не могу взять на себя ответственность освободить вас. Видите ли, хотя кажется очевидным, что вы проживаете здесь как мистер Иствуд уже несколько лет, все же возможно, что Конрад Флекман и Энтони Иствуд - одно и то же лицо. Я должен произвести тщательный обыск в квартире, снять у вас отпечатки пальцев и позвонить в штаб.
   "Похоже, это комплексная программа", - заметил Энтони. - Уверяю вас, что вам будут рады узнать любые мои преступные секреты, к которым вы можете прикоснуться.
   Инспектор усмехнулся. Для детектива он был исключительно человечным человеком.
   - Вы не пойдете в маленькую комнату, сэр, с Картером, пока я занят?
   - Хорошо, - неохотно сказал Энтони. - Я полагаю, не может быть и наоборот, не так ли?
   'Значение?'
   - Чтобы мы с тобой и парой стаканов виски с содовой заняли последнюю комнату, пока наш друг, сержант, проведет тяжелые поиски.
   - Если вам так больше нравится, сэр?
   - Я предпочитаю это.
   Они оставили Картера исследовать содержимое стола с деловой ловкостью. Выходя из комнаты, они услышали, как он снял трубку и позвонил в Скотленд-Ярд.
   - Это не так уж и плохо, - сказал Энтони, устраиваясь рядом с виски с содовой, гостеприимно угостив инспектора Верралла. - Мне сначала выпить, просто чтобы показать вам, что виски не отравлено?
   Инспектор улыбнулся.
   - Все это очень необычно, - заметил он. - Но мы знаем кое-что в своей профессии. Я с самого начала понял, что мы ошиблись. Но, конечно, нужно было соблюдать все обычные формы. Вы не можете уйти от бюрократии, не так ли, сэр?
   - Наверное, нет, - с сожалением сказал Энтони. - Однако сержант пока не выглядит очень дружелюбным, не так ли?
   - О, он прекрасный человек, детектив-сержант Картер. Вам будет нелегко что-нибудь на него наложить.
   - Я это заметил, - сказал Энтони.
   - Между прочим, инспектор, - добавил он, - не возражаете ли вы, чтобы я кое-что услышал о себе?
   - Каким образом, сэр?
   - Ну же, разве ты не понимаешь, что меня снедает любопытство? Кто такая Анна Розенбург и почему я ее убил?
   - Вы прочтете об этом завтра в газетах, сэр.
   "Завтра я могу быть собой со вчерашним десятью тысячами лет", - процитировал Энтони. - Я действительно думаю, что вы могли бы удовлетворить мое совершенно законное любопытство, инспектор. Отбросьте официальное молчание и расскажите мне все.
   - Это довольно необычно, сэр.
   "Мой дорогой инспектор, когда мы становимся такими близкими друзьями?"
   "Ну, сэр, Анна Розенбург была немкой-еврейкой, которая жила в Хэмпстеде. Не имея видимых средств к существованию, она с каждым годом становилась все богаче и богаче".
   "Я как раз наоборот", - прокомментировал Энтони. "У меня есть видимые средства к существованию, и я с каждым годом становлюсь все беднее и беднее. Возможно, мне было бы лучше, если бы я жил в Хэмпстеде. Я всегда слышал, что Хэмпстед очень бодрит.
   - Одно время, - продолжал Веррол, - она торговала подержанной одеждой...
   - Это все объясняет, - перебил Энтони. "Я помню, как продал свою форму после войны - не хаки, а что-то другое. Вся квартира была забита красными брюками и золотыми кружевами, разложенными с наибольшей выгодой. Толстяк в клетчатом костюме приехал на "роллс-ройсе" с фактотумом и сумкой. Он предложил один фунт десять за лот. В конце концов я добавил охотничью куртку и очки Zeiss, чтобы компенсировать эти два фунта, по данному сигналу фактотум открыл сумку и сгреб вещи внутрь, а толстяк протянул мне десятифунтовую банкноту и попросил у меня сдача.'
   - Около десяти лет назад, - продолжал инспектор, - в Лондоне было несколько испанских политических эмигрантов, среди них некий дон Фернандо Феррарес с молодой женой и ребенком. Они были очень бедны, и жена была больна. Анна Розенбург посетила место, где они остановились, и спросила, есть ли у них что-нибудь на продажу. Дон Фернандо отсутствовал, и его жена решила расстаться с чудесной, великолепно вышитой испанской шалью, которая была одним из последних подарков ей от мужа перед отлетом из Испании. Когда дон Фернандо вернулся, он пришел в ужасную ярость, узнав, что шаль продана, и тщетно пытался вернуть ее. Когда ему наконец удалось найти женщину из подержанной одежды, она заявила, что перепродала шаль женщине, имени которой она не знала. Дон Фернандо был в отчаянии. Через два месяца он получил ножевое ранение на улице и в результате полученных ранений скончался. С этого времени Анна Розенбург казалась подозрительно богатой. За последующие десять лет ее дом ограбили не менее восьми раз. Четыре попытки были сорваны, и ничего не было взято, в остальных четырех случаях среди добычи была какая-то вышитая шаль".
   Инспектор сделал паузу, а затем продолжил, повинуясь настойчивому жесту Энтони.
   "Неделю назад Кармен Феррарес, юная дочь дона Фернандо, прибыла в эту страну из монастыря во Франции. Ее первым действием было найти Анну Розенбург в Хэмпстеде. Сообщается, что там у нее была жестокая сцена со старухой, и ее слова при уходе были подслушаны одним из слуг.
   "Он все еще у тебя есть, - воскликнула она. "Все эти годы ты разбогател на этом, но я торжественно говорю тебе, что в конце концов это принесет тебе несчастье. У тебя нет на это морального права, и придет день, когда ты пожалеешь, что никогда не видел Шали Тысячи Цветов.
   "Через три дня после этого Кармен Феррарес таинственным образом исчезла из отеля, где она остановилась. В ее комнате были найдены имя и адрес - имя Конрада Флекмана, а также записка от человека, представившегося антикваром, с вопросом, готова ли она расстаться с некой вышитой шалью, которая, по его мнению, у нее была. Адрес, указанный в записке, был ложным.
   "Ясно, что шаль - центр всей тайны. Вчера утром Конрад Флекман посетил Анну Розенбург. Она заперлась с ним на час или больше, а когда он ушел, ей пришлось лечь в постель, настолько она была бледна и потрясена разговором. Но она распорядилась, чтобы, если он снова придет к ней, его всегда принимали. Прошлой ночью она встала и вышла около девяти часов и не вернулась. Ее нашли сегодня утром в доме, который занимал Конрад Флекман, с ножевым ранением в сердце. Рядом с ней на полу лежало... как ты думаешь?
   - Шаль? - выдохнул Энтони. "Шаль тысячи цветов".
   "Что-то гораздо более ужасное, чем это. Что-то, что объясняло всю загадочную сущность шали и делало очевидным ее скрытую ценность. . . Извините, мне кажется, это шеф...
   Звонок в колокол действительно был. Энтони, как мог, сдерживал нетерпение и ждал возвращения инспектора. Теперь он вполне спокойно относился к своему положению. Как только они возьмут отпечатки пальцев, они поймут свою ошибку.
   И тогда, может быть, позвонит Кармен. . .
   Шаль тысячи цветов! Какая странная история - как раз такая история, чтобы создать подходящую обстановку для утонченной темной красоты девушки.
   Кармен Феррарес. . .
   Он рывком вырвался из дневного сна. Какое время было у этого инспектора. Он поднялся и распахнул дверь. В квартире было странно тихо. Могли ли они уйти? Конечно, не без слов к нему.
   Он вышел в соседнюю комнату. Там было пусто, как и в гостиной. Странно пусто! У него был голый растрепанный вид. Боже мой! Его эмали - серебро!
   Он бешено метался по квартире. Везде была одна и та же история. Место было оголено. Каждая ценная вещь, а Энтони обладал прекрасным коллекционным вкусом в мелочах, была украдена.
   Со стоном Энтони пошатнулся к стулу, обхватив голову руками. Его разбудил звонок у входной двери. Он открыл ее, чтобы противостоять Роджерсу.
   - Вы извините меня, сэр, - сказал Роджерс. - Но джентльмены подумали, что вам может быть что-то нужно.
   - Джентльмены?
   - Эти два ваших друга, сэр. Я помогал им с упаковкой, как мог. К счастью, у меня в подвале оказалось два хороших ящика. Его глаза опустились на пол. - Я подмел солому, как мог, сэр.
   - Вы упаковали вещи сюда? - простонал Энтони. 'Да сэр. Разве это не было вашим желанием, сэр? Это высокий джентльмен велел мне сделать это, сэр, и, видя, что вы были заняты разговором с другим джентльменом в маленькой дальней комнате, я не хотел вас беспокоить.
   - Я с ним не разговаривал, - сказал Энтони. - Он разговаривал со мной - будь он проклят.
   Роджерс закашлялся.
   - Я очень сожалею о необходимости, сэр, - пробормотал он. 'Необходимость?'
   - О расставании со своими маленькими сокровищами, сэр.
   'Э? О, да. Ха, ха! Он безрадостно рассмеялся. - Полагаю, они уже уехали. Эти... те мои друзья, я имею в виду?
   - О да, сэр, некоторое время назад. Я поставил чемоданы на такси, и высокий джентльмен снова поднялся наверх, а потом они оба сбежались вниз и разом уехали. . . Простите, сэр, что-нибудь не так, сэр?
   Роджерс вполне может спросить. Глухой стон, который издал Энтони, вызвал бы подозрение где угодно.
   - Все не так, спасибо, Роджерс. Но я ясно вижу, что ты не виноват. Оставь меня, я поговорю немного с телефоном.
   Пять минут спустя Энтони излил свой рассказ в уши инспектору Драйверу, сидевшему напротив него с блокнотом в руке. Бесчувственный человек, инспектор Драйвер, и далеко не такой (размышлял Энтони) как настоящий инспектор! На самом деле явно театральный. Еще один яркий пример превосходства Искусства над Природой.
   Энтони дошел до конца своего рассказа. Инспектор захлопнул блокнот.
   'Что ж?' - с тревогой сказал Энтони.
   - Чисто, как краска, - сказал инспектор. - Это банда Паттерсона. В последнее время они проделали много умной работы. Большой светловолосый мужчина, маленький смуглый мужчина и девушка.
   'Девушка?'
   - Да, темноволосый и очень красивый. Обычно действует как приманка.
   - А... испанка?
   - Она может называть себя так. Она родилась в Хэмпстеде.
   - Я сказал , что это бодрящее место, - пробормотал Энтони.
   - Да, все ясно, - сказал инспектор, вставая, чтобы уйти. - Она связалась с вами по телефону и рассказала вам историю - она догадалась, что вы согласитесь. Затем она идет к старой матушке Гибсон, которая не прочь принять чаевые за использование ее комнаты для них, так как считает неудобным встречаться на публике - любовники, вы понимаете, ничего криминального. Вы попадетесь на это, все в порядке, они возвращают вас сюда, и пока один из них рассказывает вам историю, другой уходит с добычей. Это все Паттерсоны, просто их прикосновение.
   - А мои вещи? - с тревогой сказал Энтони.
   - Мы сделаем все, что сможем, сэр. Но Паттерсоны необычайно сообразительны.
   - Кажется, да, - с горечью сказал Энтони.
   Инспектор ушел, и едва он ушел, как в дверь позвонили. Энтони открыл. Там стоял маленький мальчик, держа пакет.
   - Посылка для вас, сэр.
   Энтони воспринял это с некоторым удивлением. Никакой посылки он не ждал. Вернувшись с ним в гостиную, он перерезал веревку.
   Это был ликерный сет!
   'Проклятие!' - сказал Энтони.
   Потом он заметил, что на дне одного из стаканов была крошечная искусственная розочка. Его мысли вернулись в верхнюю комнату на Кирк-стрит.
   - Ты мне нравишься - да, ты мне нравишься. Вы будете помнить это, что бы ни случилось, не так ли?
   Вот что она сказала. Что бы ни случилось . . . Она имела в виду -
   Энтони строго взял себя в руки.
   "Так не пойдет, - увещевал он себя.
   Его взгляд упал на пишущую машинку, и он сел с решительным лицом.
   ТАЙНА ВТОРОГО ОГУРЦА
   Его лицо снова стало мечтательным. Шаль тысячи цветов. Что было найдено на полу рядом с трупом? Ужасная вещь, которая объяснила всю тайну?
   Ничего, конечно, потому что это была всего лишь сфабрикованная история, чтобы привлечь его внимание, а рассказчик использовал старый прием из "Тысячи и одной ночи", обрывая рассказ на самом интересном месте. Но разве не может быть чего-то ужасного, объясняющего всю тайну? сейчас нельзя? Если бы кто-то отдавался этому?
   Энтони вырвал лист бумаги из пишущей машинки и заменил другим. Он напечатал заголовок:
   ТАЙНА ИСПАНСКОЙ ШАЛИ
   Он рассматривал его минуту или две в тишине.
   Затем он начал быстро печатать. . .
  
  
  
   Глава 8
   Коттедж Филомеля
   "Коттедж Филомеля" был впервые опубликован в журнале Grand Magazine в ноябре 1924 года.
   - До свидания, дорогой.
   - До свидания, милый.
   Аликс Мартин стояла, склонившись над маленькими деревенскими воротами, наблюдая за удаляющейся фигурой своего мужа, который шел по дороге в направлении деревни.
   Вскоре он свернул за поворот и скрылся из виду, но Аликс все еще оставалась в том же положении, рассеянно поглаживая прядь роскошных каштановых волос, упавшую ей на лицо, ее глаза были далеко и мечтательны.
   Аликс Мартин не была ни красавицей, ни даже, строго говоря, хорошенькой. Но ее лицо, лицо женщины уже не в первой юности, засияло и смягчилось до такой степени, что бывшие коллеги прежних канцелярских времен вряд ли узнали бы ее. Мисс Алекс Кинг была аккуратной, деловой молодой женщиной, деловитой, с несколько резкими манерами, явно способной и деловитой.
   Аликс окончила суровую школу. В течение пятнадцати лет, с восемнадцати лет до тридцати трех, она содержала себя (и семь лет из того времени мать-инвалид) работой стенографистки. Это была борьба за существование, которая ожесточила мягкие линии ее девичьего лица.
   Правда, был роман - своего рода - Дик Уиндифорд, коллега-клерк. В глубине души Аликс всегда знала, хотя и не подозревала, что он заботится о ней. Внешне они были друзьями, не более того. Из своего скудного жалованья Дику было трудно обеспечить обучение младшего брата. На данный момент он не мог думать о женитьбе.
   И тут вдруг самым неожиданным образом пришло к девушке избавление от ежедневного труда. Умерла дальняя родственница, оставив Аликс свои деньги - несколько тысяч фунтов, чего хватило бы на пару сотен в год. Для Аликс это была свобода, жизнь, независимость. Теперь им с Диком больше не нужно ждать.
   Но Дик отреагировал неожиданно. Он никогда прямо не говорил о своей любви к Аликс; теперь он казался менее склонным к этому, чем когда-либо. Он избегал ее, становился угрюмым и мрачным. Аликс быстро осознала правду. Она стала состоятельной женщиной. Деликатность и гордость мешали Дику просить ее стать его женой.
   Он нравился ей от этого ничуть не хуже, и она уже раздумывала, не сделать ли ей самой первого шага, когда во второй раз на нее обрушилось непредвиденное.
   Она встретила Джеральда Мартина в доме друга. Он страстно влюбился в нее, и через неделю они обручились. Аликс, которая всегда считала себя "не влюбчивой", была сбита с ног.
   Невольно она нашла способ возбудить своего бывшего любовника. Дик Уиндифорд пришел к ней, заикаясь от ярости и гнева.
   - Этот человек вам совершенно незнаком! Вы ничего о нем не знаете!
   - Я знаю, что люблю его.
   - Откуда вы знаете - через неделю?
   - Не всем нужно одиннадцать лет, чтобы понять, что они влюблены в девушку, - сердито воскликнула Аликс.
   Его лицо побелело.
   - Я заботился о тебе с тех пор, как встретил тебя. Я думал, что тебя это тоже волнует.
   Аликс была правдива.
   - Я тоже так думала, - призналась она. - Но это потому, что я не знал, что такое любовь.
   Затем Дик снова взорвался. Молитвы, мольбы, даже угрозы - угрозы человеку, который его заменил. Аликс было удивительно видеть вулкан, который существовал под сдержанной внешностью человека, которого, как ей казалось, она знала так хорошо.
   Мысли ее вернулись к той беседе сейчас, в это солнечное утро, когда она прислонилась к воротам коттеджа. Она была замужем месяц и была идиллически счастлива. Тем не менее, в момент отсутствия мужа, который был для нее всем, оттенок беспокойства вторгся в ее совершенное счастье. И причиной этого беспокойства был Дик Уиндифорд.
   Три раза с тех пор, как она вышла замуж, ей снился один и тот же сон. Окружение было разным, но главные факты всегда были одни и те же. Она увидела своего мужа, лежащего мертвым, и Дика Уиндифорда, стоящего над ним, и ясно и отчетливо знала, что именно его рука нанесла смертельный удар .
   Но как бы это ни было ужасно, было еще кое-что еще более ужасное - ужасное было при пробуждении, ибо во сне это казалось совершенно естественным и неизбежным. Она, Аликс Мартин, была рада, что ее муж умер ; она протягивала благодарные руки убийце, иногда благодарила его. Сон всегда заканчивался одним и тем же, когда она оказывалась в объятиях Дика Уиндифорда.
   Она ничего не сказала об этом сне своему мужу, но втайне он встревожил ее больше, чем она хотела бы признаться. Было ли это предупреждением - предупреждением против Дика Уиндифорда?
   Аликс отвлекся от размышлений резким телефонным звонком, доносившимся из дома. Она вошла в коттедж и взяла трубку. Внезапно она покачнулась и оперлась рукой о стену.
   - Кто, по-вашему, говорил?
   - Почему, Аликс, что у тебя с голосом? Я бы этого не знал. Это Дик.
   'Ой!' - сказала Аликс. 'Ой! Где... где ты?
   - "В объятиях путешественника" - это правильное название, не так ли? Или вы даже не знаете о существовании вашего деревенского паба? Я в отпуске - немного порыбачу здесь. Есть какие-нибудь возражения против того, чтобы я заглянул к вам, двум хорошим людям, сегодня вечером после ужина?
   - Нет, - резко сказала Аликс. - Вы не должны приходить.
   Наступила пауза, а затем голос Дика с едва уловимым изменением заговорил снова.
   - Прошу прощения, - официально сказал он. - Конечно, я не буду вас беспокоить...
   Аликс поспешно вмешалась. Он должен думать, что ее поведение слишком экстраординарно. Это было экстраординарно. Ее нервы, должно быть, на пределе.
   - Я только имела в виду, что мы... обручены сегодня вечером, - объяснила она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более естественно. - Разве ты... ты не придешь завтра вечером на обед?
   Но Дик, очевидно, заметил отсутствие сердечности в ее тоне.
   - Большое спасибо, - сказал он тем же официальным тоном, - но я могу уйти в любой момент. Зависит от того, появится мой приятель или нет. До свидания, Аликс. Он сделал паузу, а затем поспешно добавил другим тоном: "Удачи вам, моя дорогая".
   Аликс с облегчением повесила трубку.
   "Он не должен приходить сюда, - повторяла она про себя. - Он не должен приходить сюда. О, какая я дура! Представить себя в таком состоянии. И все же я рад, что он не придет.
   Она взяла со стола деревенскую тростниковую шляпу и снова вышла в сад, остановившись, чтобы посмотреть на название, вырезанное над крыльцом: Коттедж Филомеля.
   - Разве это не очень причудливое имя? - сказала она однажды Джеральду, прежде чем они поженились. Он рассмеялся.
   "Ты, маленький кокни, - ласково сказал он. - Я не верю, что ты когда-нибудь слышал соловья. Я рад, что вы этого не сделали. Соловьи должны петь только для влюбленных. Мы послушаем их вместе летним вечером возле нашего собственного дома.
   И при воспоминании о том, как они действительно их слышали, Аликс, стоя в дверях своего дома, радостно покраснела.
   Это Джеральд нашел Филомел Коттедж. Он пришел к Аликс в полном восторге. Он нашел для них самое место - уникальное - жемчужину - шанс на всю жизнь. И когда Аликс увидела это, она тоже была очарована. Это правда, что обстановка была довольно одинокой - они были в двух милях от ближайшей деревни, - но сам коттедж был таким изысканным со своим старинным видом и солидным комфортом ванных комнат, горячей воды, электрического освещения и телефона. , что она сразу же пала жертвой его обаяния. И тут случилась заминка. Хозяин, богатый человек, сделавший это своей прихотью, отказался. Он бы только продал.
   Джеральд Мартин, хотя и обладал хорошим доходом, не мог прикоснуться к своему капиталу. Он мог собрать максимум тысячу фунтов. Хозяин просил три. Но на помощь пришла Аликс, которая всем сердцем стремилась к этому месту. Ее собственный капитал легко реализовывался, будучи в облигациях на предъявителя. Половину этой суммы она вложит в покупку дома. Так Филомель Коттедж стал их собственным домом, и Аликс ни на минуту не пожалела о своем выборе. Слуги, правда, не ценили деревенского уединения, да и в тот момент у них его вообще не было, но Аликс, изголодавшаяся по домашней жизни, с удовольствием готовила вкусные маленькие обеды и ухаживала за домом.
   Сад, пышно усаженный цветами, посещал старик из деревни, приезжавший два раза в неделю.
   Обогнув угол дома, Аликс с удивлением увидела, что старый садовник возится с клумбами. Она была удивлена, потому что его рабочие дни были по понедельникам и пятницам, а сегодня была среда.
   - Почему, Джордж, что ты здесь делаешь? - спросила она, подходя к нему.
   Старик со смешком выпрямился, дотронувшись до полей ветхой шапки.
   - Я думал, как вы удивитесь, мэм. Но это так. В пятницу у Сквайра будет праздник, и я говорю себе, что ни мистер Мартин, ни его добрая леди не обидятся, если я приду хоть раз в среду, а не в пятницу.
   - Все в порядке, - сказала Аликс. - Надеюсь, вам понравится праздник.
   - Думаю, - просто сказал Джордж. "Хорошо иметь возможность наесться досыта и все время знать, что платишь за это не ты. У сквайра Аллуса есть подходящий чай для арендаторов. Тогда я тоже подумал, сударыня, что мне лучше повидаться с вами, прежде чем вы уедете, чтобы узнать ваши пожелания относительно границ. Полагаю, вы понятия не имеете, когда вернетесь, мэм?
   - Но я не уйду.
   Джордж уставился.
   - Разве ты не собираешься завтра в Луннон?
   'Нет. Что вбило тебе в голову такую мысль?
   Джордж мотнул головой через плечо.
   - Вчера встречал Мейстера в деревне. Он сказал мне, что вы оба завтра уезжаете в Ланнон, и неизвестно, когда вы вернетесь снова.
   - Чепуха, - рассмеялась Аликс. - Вы, должно быть, неправильно его поняли. Тем не менее, она задавалась вопросом, что именно такого сказал Джеральд, что привело старика к такой странной ошибке. Собираетесь в Лондон? Она больше никогда не хотела ехать в Лондон.
   - Я ненавижу Лондон, - внезапно и резко сказала она.
   "Ах!" - спокойно сказал Джордж. - Должно быть, я как-то ошибся, и все же он сказал это достаточно ясно, как мне показалось. Я рад, что вы остановились здесь. Меня не устраивает все это слоняние, и я ничего не думаю о Лунноне. Мне никогда не нужно было идти туда. Слишком много мотыльков - вот беда нынче. Когда у людей есть мотыль, благо, если они могут где-то оставаться на месте. У мистера Эймса был этот дом, он был милым миролюбивым джентльменом, пока не купил одну из этих вещей. Не прошло и месяца, как он выставил этот коттедж на продажу. На него он тоже потратил приличную сумму, включая краны во всех спальнях, электрический свет и все такое. "Ты никогда не вернешь свои деньги", - говорю я ему. "Но, - говорит он мне, - я получу за этот дом каждую пенни из двух тысяч фунтов". И, конечно же, он это сделал.
   - У него три тысячи, - сказала Аликс, улыбаясь.
   - Две тысячи, - повторил Джордж. "О сумме, которую он просил, говорили в то время".
   - На самом деле было три тысячи, - сказала Аликс.
   - Дамы никогда не разбираются в цифрах, - неубедительно сказал Джордж. - Неужели вы не скажете мне, что у мистера Эймса хватило наглости выступить против вас и громким голосом сказать три тысячи?
   - Мне он этого не говорил, - сказала Аликс. "Он сказал это моему мужу".
   Джордж снова наклонился к своей клумбе.
   - Цена была две тысячи, - упрямо сказал он.
   Аликс не стала с ним спорить. Подойдя к одной из дальних грядок, она начала собирать охапку цветов.
   Двигаясь со своим ароматным букетом к дому, Аликс заметила небольшой темно-зеленый предмет, выглядывающий из-за листьев на одной из кроватей. Она нагнулась и подняла его, узнав в нем карманный дневник своего мужа.
   Она открыла его, просматривая записи с некоторым удовольствием. Почти с самого начала их супружеской жизни она поняла, что импульсивный и эмоциональный Джеральд обладал нехарактерными достоинствами аккуратности и методичности. Он был чрезвычайно суетлив в отношении пунктуальности приема пищи и всегда планировал свой день вперед с точностью до расписания.
   Просматривая дневник, она с удивлением заметила запись от 14 мая: "Жениться на Аликс в соборе Святого Петра в 2.30".
   "Большая глупость", - пробормотала себе под нос Аликс, переворачивая страницы. Внезапно она остановилась.
   "Среда, 18 июня" - ведь это сегодня.
   В графе "Этот день" аккуратным, четким почерком Джеральда было написано: "9 вечера". Больше ничего. Что Джеральд собирался делать в 9 часов вечера? - недоумевала Аликс. Она улыбнулась про себя, когда поняла, что если бы это была история, подобная тем, которые она так часто читала, дневник, несомненно, дал бы ей какое-нибудь сенсационное откровение. В нем наверняка было бы имя другой женщины. Она лениво перелистывала последние страницы. Были даты, встречи, загадочные упоминания о деловых сделках, но только одно женское имя - ее собственное.
   И все же, когда она сунула книгу в карман и пошла с цветами в дом, она почувствовала смутное беспокойство. Ей вспомнились слова Дика Уиндифорда, словно он стоял у ее локтя и повторял их: "Этот человек вам совершенно незнаком. Вы ничего о нем не знаете.
   Это было правдой. Что она знала о нем? В конце концов, Джеральду было сорок. В сорок лет в его жизни должны были быть женщины. . .
   Аликс нетерпеливо встряхнулась. Она не должна поддаваться этим мыслям. У нее была гораздо более сиюминутная забота. Должна ли она или не должна сказать мужу, что ей звонил Дик Уиндифорд?
   Можно было предположить, что Джеральд уже мог встретить его в деревне. Но в таком случае он обязательно скажет ей об этом сразу же по возвращении, и дело будет взято из ее рук. Иначе - что? Аликс чувствовала отчетливое желание ничего не говорить об этом.
   Если она расскажет ему, он обязательно предложит пригласить Дика Уиндифорда в Филомел Коттедж. Тогда ей придется объяснить, что Дик сделал предложение сам и что она нашла предлог, чтобы помешать его приезду. А когда он спросил ее, почему она так поступила, что она могла ответить? Рассказать ему свой сон? Но он только посмеется или, хуже того, увидит, что она придает этому значение, которого он не придает.
   В конце концов, довольно стыдливо, Аликс решила ничего не говорить. Это была первая тайна, которую она когда-либо скрывала от своего мужа, и сознание этого заставляло ее чувствовать себя неловко.
   Услышав, что Джеральд возвращается из деревни незадолго до обеда, она поспешила на кухню и притворилась, что занята готовкой, чтобы скрыть свое замешательство.
   Сразу стало ясно, что Джеральд никогда не видел Дика Уиндифорда. Аликс почувствовала одновременно облегчение и смущение. Теперь она определенно придерживалась политики сокрытия.
   Только после простого ужина, когда они сидели в гостиной с дубовыми скамьями и окнами, распахнутыми настежь, чтобы впустить сладкий ночной воздух, пропитанный запахом розовато-лиловых и белых цветов снаружи, Аликс вспомнила карманный дневник.
   - Вот что-то, чем ты поливал цветы, - сказала она и бросила ему на колени.
   - Я уронил его на границе?
   'Да; Теперь я знаю все твои секреты.
   - Невиновен, - сказал Джеральд, качая головой.
   - А как насчет вашего свидания сегодня в девять часов?
   'Ой! что... - он как будто смутился на мгновение, потом улыбнулся, как будто что-то доставило ему особое удовольствие. - Это свидание с особенно милой девушкой, Аликс. У нее каштановые волосы и голубые глаза, и она очень похожа на тебя.
   - Не понимаю, - с притворной строгостью сказала Аликс. - Ты уклоняешься от сути.
   'Нет я не. На самом деле, это напоминание о том, что сегодня вечером я собираюсь развить некоторые негативы, и я хочу, чтобы вы мне помогли.
   Джеральд Мартин был увлеченным фотографом. У него был несколько старомодный фотоаппарат, но с превосходным объективом, и он проявлял свои собственные фотопластинки в маленьком подвале, который он приспособил под фотолабораторию.
   - И это нужно сделать ровно в девять часов, - поддразнила Аликс.
   Джеральд выглядел немного раздраженным.
   - Милая моя девочка, - сказал он с оттенком вспыльчивости, - всегда следует планировать дело на определенное время. Тогда человек хорошо справляется со своей работой".
   Минуту или две Аликс сидела молча, наблюдая за мужем, который лежал в кресле и курил, запрокинув темную голову, и на мрачном фоне выделялись четкие линии чисто выбритого лица. И вдруг из какого-то неизвестного источника на нее нахлынула волна паники, так что она вскрикнула, не успев удержаться: "О, Джеральд, хотела бы я узнать о тебе больше!"
   Муж повернул к ней изумленное лицо.
   - Но, моя дорогая Аликс, ты знаешь обо мне все. Я рассказал вам о моем детстве в Нортумберленде, о жизни в Южной Африке и о последних десяти годах в Канаде, которые принесли мне успех.
   'Ой! бизнес!' - презрительно сказала Аликс.
   Джеральд вдруг рассмеялся.
   - Я знаю, что ты имеешь в виду - любовные связи. Вы, женщины, все одинаковы. Вас не интересует ничего, кроме личного.
   Аликс почувствовала, как у нее пересохло в горле, и невнятно пробормотала: - Ну, а ведь наверняка были - любовные связи. Я имею в виду - если бы я только знал...
   Снова на минуту или две наступила тишина. Джеральд Мартин нахмурился, на его лице отразилась нерешительность. Говорил он серьезно, без тени прежней шутливой манеры.
   - Ты считаешь это разумным, Аликс - это - камерный бизнес Синей Бороды? В моей жизни были женщины; да я и не отрицаю. Вы бы мне не поверили, если бы я это отрицал. Но я могу честно поклясться вам, что ни один из них ничего не значил для меня.
   В его голосе звучала искренность, которая успокаивала слушающую жену.
   - Довольна, Аликс? - спросил он с улыбкой. Затем он посмотрел на нее с оттенком любопытства.
   - Что заставило вас задуматься об этих неприятных вещах именно сегодня?
   Аликс встала и начала беспокойно ходить.
   - О, я не знаю, - сказала она. - Весь день я был нервным.
   - Странно, - сказал Джеральд тихим голосом, как будто разговаривая сам с собой. "Это очень странно".
   "Почему это странно?"
   - О, моя милая девочка, не вспыхивайте так на меня. Я только сказал, что это странно, потому что, как правило, ты такой милый и безмятежный.
   Аликс заставила себя улыбнуться.
   "Сегодня все сговорились, чтобы досадить мне", - призналась она. "Даже старому Джорджу пришла в голову какая-то нелепая мысль, что мы уезжаем в Лондон. Он сказал, что вы сказали ему об этом.
   - Где ты его видел? - резко спросил Джеральд.
   - Он пришел на работу сегодня, а не в пятницу.
   - Проклятый старый дурак, - сердито сказал Джеральд.
   Аликс удивленно посмотрела на него. Лицо ее мужа исказилось от ярости. Она никогда не видела его таким рассерженным. Видя ее изумление, Джеральд попытался взять себя в руки.
   - Ну, он чертов старый дурак, - запротестовал он.
   - Что вы могли такого сказать, чтобы он так подумал?
   'Я? Я никогда ничего не говорил. По крайней мере - о да, я помню; Я слабо пошутил о том, что "утром уезжаю в Лондон", и, полагаю, он отнесся к этому серьезно. Или он плохо расслышал. Вы, конечно, его разубедили?
   Он с нетерпением ждал ее ответа.
   "Конечно, но он из тех стариков, которым если однажды в голову пришла идея - ну, не так-то просто выкинуть ее снова".
   Затем она рассказала ему о том, что Джордж настаивает на сумме, которую просят за коттедж.
   Джеральд помолчал минуту или две, потом медленно сказал:
   - Эймс был готов взять две тысячи наличными, а оставшуюся тысячу - в залог. Мне кажется, в этом и причина этой ошибки.
   - Вполне возможно, - согласилась Аликс.
   Затем она посмотрела на часы и указала на них озорным пальцем.
   - Мы должны заняться этим, Джеральд. На пять минут позже графика.
   На лице Джеральда Мартина появилась очень своеобразная улыбка.
   - Я передумал, - сказал он тихо. - Я не буду фотографировать сегодня вечером.
   Женский ум - любопытная штука. Когда в среду вечером она легла спать, Аликс была довольна и пребывала в покое. Ее на мгновение захлестнувшее счастье вновь заявило о себе, торжествующее, как прежде.
   Но к вечеру следующего дня она поняла, что какие-то тонкие силы подрывают его. Дик Уиндифорд больше не звонил, тем не менее она чувствовала его влияние на работе. Снова и снова ей вспоминались его слова: " Этот человек совершенно чужой. Вы ничего о нем не знаете . А вместе с ними пришло воспоминание о лице ее мужа, четко сфотографированном в ее мозгу, когда он сказал: "Ты считаешь это разумным, Аликс, это - камерный бизнес Синей Бороды?" Почему он сказал это?
   В них было предупреждение - намек на угрозу. Он как будто сказал: "Тебе лучше не соваться в мою жизнь, Аликс. Если вы это сделаете, вы можете получить неприятный шок.
   К утру пятницы Аликс убедила себя, что в жизни Джеральда была женщина - комната Синей Бороды, которую он усердно пытался скрыть от нее. Ее ревность, медленно пробуждавшаяся, теперь была безудержной.
   Была ли это женщина, с которой он собирался встретиться той ночью в 9 часов вечера? Был ли его рассказ о фотографиях для развития лжи придуман под влиянием момента?
   Три дня назад она поклялась бы, что знает своего мужа насквозь. Теперь ей казалось, что он чужой, о котором она ничего не знала. Она помнила его необоснованную злость на старого Джорджа, столь несовместимую с его обычным добродушным нравом. Может быть, мелочь, но она показала ей, что она на самом деле не знала человека, который был ее мужем.
   В пятницу из села требовалось несколько мелочей. Днем Аликс предложила ей отправиться за ними, пока Джеральд останется в саду; но, к ее удивлению, он яростно воспротивился этому плану и настоял на том, чтобы пойти сам, пока она остается дома. Аликс была вынуждена уступить ему дорогу, но его настойчивость удивила и встревожила ее. Почему он так стремился помешать ей поехать в деревню?
   Внезапно ей пришло в голову объяснение, которое все прояснило. Неужели Джеральд, ничего не говоря ей, действительно наткнулся на Дика Уиндифорда? Ее собственная ревность, совершенно дремлющая во время их брака, развилась только позже. Не то же самое может быть и с Джеральдом? Разве он не хочет помешать ей снова увидеться с Диком Уиндифордом? Это объяснение так согласовывалось с фактами и так утешало взволнованный ум Аликс, что она охотно приняла его.
   Тем не менее, когда время чая подошло и прошло, она была беспокойной и не в своей тарелке. Она боролась с искушением, которое преследовало ее с тех пор, как ушел Джеральд. Наконец, успокоив свою совесть уверенностью, что комната действительно нуждается в тщательной уборке, она поднялась наверх, в уборную мужа. Она взяла с собой тряпку, чтобы поддерживать вид домохозяйки.
   "Если бы я только была уверена", - повторяла она про себя. - Если бы я только мог быть уверен .
   Напрасно она говорила себе, что все компрометирующее было бы уничтожено давным-давно. Против этого она возражала, что мужчины иногда действительно хранят самые убийственные улики из-за преувеличенной сентиментальности.
   В конце концов Аликс сдалась. Ее щеки горели от стыда ее поступка, она, затаив дыхание, рылась в пачках писем и документов, выворачивала ящики и даже рылась в карманах одежды своего мужа. Только два ящика ускользали от нее; нижний ящик комода и маленький правый ящик письменного стола были заперты. Но Аликс уже потеряла всякую стыдливость. В одном из этих ящиков она была уверена, что найдет доказательства существования этой воображаемой женщины прошлого, которая одержима ею.
   Она вспомнила, что Джеральд небрежно оставил ключи на буфете внизу. Она достала их и попробовала один за другим. Третий ключ подходил к ящику письменного стола. Аликс нетерпеливо открыла ее. Там были чековая книжка и бумажник, набитый банкнотами, а в глубине ящика - пачка писем, перевязанная лентой.
   Дыхание было неровным, Аликс развязала ленту. Затем ее лицо залила яркая румянец, и она бросила письма обратно в ящик, закрыла и снова заперла его. Потому что это были ее собственные письма, написанные Джеральду Мартину до того, как она вышла за него замуж.
   Теперь она повернулась к комоду, скорее из желания почувствовать, что она ничего не упустила, чем из надежды найти то, что искала.
   К ее неудовольствию, ни один из ключей в связке Джеральда не подходил к рассматриваемому ящику. Чтобы не быть побежденной, Аликс пошла в другие комнаты и принесла с собой набор ключей. К ее удовольствию, ключ от платяного шкафа подходил и к комоду. Она отперла ящик и выдвинула его. Но в нем не было ничего, кроме рулона газетных вырезок, уже грязных и выцветших от времени.
   Аликс вздохнула с облегчением. Тем не менее она взглянула на вырезки, ей любопытно было узнать, какая тема так сильно заинтересовала Джеральда, что он взял на себя труд сохранить пыльный свиток. Почти все это были американские газеты, датированные лет семь назад и посвященные делу известного афериста и двоеженца Шарля Леметра. Леметра подозревали в том, что он расправлялся со своими жертвами-женщинами. Скелет был найден под полом одного из домов, которые он арендовал, и о большинстве женщин, на которых он "женился", больше ничего не было слышно.
   Он защищался от обвинений с непревзойденным мастерством, которому помогали одни из лучших юристов в Соединенных Штатах. Шотландский вердикт "Не доказано" мог бы, пожалуй, наилучшим образом изложить ситуацию. В его отсутствие он был признан невиновным по обвинению в смертной казни, хотя и приговорен к длительному сроку тюремного заключения по другим обвинениям, выдвинутым против него.
   Аликс вспомнила волнение, вызванное этим делом в то время, а также сенсацию, вызванную побегом Леметра три года спустя. Его так и не поймали. Личность этого мужчины и его необычайная власть над женщинами широко обсуждались в английских газетах того времени, наряду с отчетами о его возбудимости в суде, его страстных протестах и его случайных внезапных физических срывах из-за того, что что у него было слабое сердце, хотя невежды приписывали это его драматическим способностям.
   В одной из вырезок, которые держала Аликс, была его фотография, и она с интересом ее рассмотрела - длиннобородый, ученого вида джентльмен.
   Кого ей напомнило это лицо? Внезапно, потрясенная, она поняла, что это был сам Джеральд. Глаза и брови были очень похожи на его. Возможно, он сохранил вырезку именно по этой причине. Ее взгляд остановился на абзаце рядом с картинкой. Определенные даты, по-видимому, были занесены в бумажник обвиняемого, и утверждалось, что это были даты, когда он расправлялся со своими жертвами. Тогда женщина дала показания и опознала заключенного положительно по тому, что у него была родинка на левом запястье, чуть ниже ладони.
   Аликс уронила бумаги и, пошатываясь, встала. На левом запястье, чуть ниже ладони, у ее мужа был небольшой шрам . . .
   Комната закружилась вокруг нее. После этого ей показалось странным, что она сразу пришла к такой абсолютной уверенности. Джеральд Мартин был Шарлем Леметром! Она знала это и мгновенно приняла это. Разрозненные фрагменты кружились в ее мозгу, словно кусочки головоломки, складывающиеся на свои места.
   Деньги, уплаченные за дом, - ее деньги, только ее деньги; облигации на предъявителя, которые она доверила ему на хранение. Даже ее сон предстал в своем истинном значении. В глубине души ее подсознание всегда боялось Джеральда Мартина и желало убежать от него. И именно к Дику Уиндифорду она обратилась за помощью. Вот почему она так легко приняла правду, без сомнений и колебаний. Она должна была стать еще одной жертвой Леметра. Очень скоро, пожалуй. . .
   У нее вырвался полукрик, когда она кое-что вспомнила. Среда, 21:00 . Подвал с плитами, которые так легко поднялись! Однажды он похоронил одну из своих жертв в подвале. Все было запланировано на вечер среды. Но так методично записывать заранее - безумие! Нет, это было логично. Джеральд всегда составлял меморандум о своих обязательствах; убийство было для него деловым предложением, как и любое другое.
   Но что ее спасло? Что могло ее спасти? Уступил ли он в последнюю минуту? Нет. В мгновение ока к ней пришел ответ - старый Джордж .
   Теперь она поняла неудержимый гнев своего мужа. Несомненно, он проложил путь, говоря каждому встречному, что на следующий день они едут в Лондон. Затем Джордж неожиданно пришел на работу, упомянул при ней Лондон, и она опровергла эту историю. Слишком рискованно покончить с ней той ночью, когда старый Джордж повторял тот разговор. Но какой побег! Если бы она не упомянула об этом пустяке... Аликс вздрогнула.
   А потом она осталась неподвижной, словно застыла в камне. Она услышала скрип ворот на дороге. Ее муж вернулся .
   Секунду Аликс стояла как окаменевшая, потом на цыпочках подкралась к окну, выглядывая из-за укрытия занавески.
   Да, это был ее муж. Он улыбался про себя и напевал какую-то мелодию. В руке он держал предмет, от которого сердце перепуганной девушки чуть не остановилось. Это была совершенно новая лопата.
   Аликс подскочила к знанию, рожденному инстинктом. Это должно было быть сегодня вечером . . .
   Но шанс все же был. Джеральд, напевая свою мелодию, пошел к задней части дома.
   Не колеблясь ни секунды, она сбежала по лестнице и выбежала из коттеджа. Но как только она вышла из двери, с другой стороны дома появился ее муж.
   - Здравствуй, - сказал он, - куда ты так торопишься?
   Аликс отчаянно старалась казаться спокойной и обычной. На данный момент ее шанс был упущен, но если она будет осторожна, чтобы не вызвать у него подозрений, они снова представятся позже. Даже сейчас, пожалуй. . .
   - Я собиралась пройти до конца переулка и обратно, - сказала она голосом, который прозвучал слабым и неуверенным в ее собственных ушах.
   - Верно, - сказал Джеральд. - Я пойду с тобой.
   - Нет, пожалуйста, Джеральд. Я нервничаю, у меня болит голова, я лучше пойду один.
   Он внимательно посмотрел на нее. Ей показалось, что в его глазах мелькнуло подозрение.
   - Что с тобой, Аликс? Ты бледный, дрожишь.
   'Ничего такого.' Она заставила себя быть резкой - улыбнулась. - У меня болит голова, вот и все. Прогулка пойдет мне на пользу.
   - Что ж, не стоит говорить, что я тебе не нужен, - заявил Джеральд со своим легким смехом. - Я иду, хочешь ты меня или нет.
   Она не осмелилась протестовать дальше. Если он подозревал, что она знала . . .
   С усилием ей удалось кое-что вернуть в свои нормальные манеры. И все же у нее было тревожное ощущение, что он то и дело косится на нее, как бы не вполне удовлетворенный. Она чувствовала, что его подозрения не совсем рассеялись.
   Когда они вернулись в дом, он настоял на том, чтобы она прилегла, и принес немного одеколона, чтобы промыть ей виски. Он был, как всегда, преданным мужем. Аликс чувствовала себя такой беспомощной, словно была связана по рукам и ногам в капкане.
   Ни на минуту он не оставит ее одну. Он пошел с ней на кухню и помог ей принести простые холодные блюда, которые она уже приготовила. Ужин был едой, от которой она задыхалась, но она заставляла себя есть и даже казаться веселой и естественной. Теперь она знала, что борется за свою жизнь. Она была наедине с этим мужчиной, далеко от помощи, полностью в его власти. Единственным ее шансом было так усыпить его подозрения, чтобы он оставил ее одну на несколько минут - достаточно, чтобы она успела добраться до телефона в холле и вызвать помощь. Теперь это была ее единственная надежда.
   На мгновение ее озарила надежда, когда она вспомнила, как он раньше отказался от своего плана. А что, если она скажет ему, что Дик Уиндифорд придет навестить их сегодня вечером?
   Слова дрожали у нее на губах, но она поспешно отвергла их. Второй раз этот человек не откажется. За его спокойной манерой поведения скрывалась решимость, восторг, от которых ее тошнило. Она только ускорит преступление. Он убьет ее тут же и спокойно позвонит Дику Уиндифорду и расскажет, что его внезапно отозвали. Ой! если бы только Дик Уиндифорд пришел сегодня вечером в дом! Если Дик. . .
   Внезапно ей в голову пришла идея. Она резко искоса посмотрела на мужа, как будто боялась, что он может прочитать ее мысли. С формированием плана ее мужество укрепилось. Она стала вести себя настолько естественно, что дивилась самой себе.
   Она сварила кофе и вынесла его на крыльцо, где они часто сидели в погожие вечера.
   - Кстати, - вдруг сказал Джеральд, - мы сделаем эти фотографии позже.
   Аликс почувствовала, как по ней пробежала дрожь, но небрежно ответила: - Ты не справишься одна? Сегодня я довольно устал.
   - Это не займет много времени. Он улыбнулся про себя. - И я могу обещать вам, что после этого вы не устанете.
   Слова, казалось, позабавили его. Аликс вздрогнула. Сейчас или никогда настало время осуществить ее план.
   Она поднялась на ноги.
   - Я сейчас позвоню мяснику, - небрежно объявила она. - Не беспокойтесь о том, чтобы двигаться.
   - К мяснику? В это время ночи?
   - Его магазин, конечно, закрыт, глупышка. Но он в своем доме, все в порядке. А завтра суббота, и я хочу, чтобы он принес мне котлеты из телятины пораньше, пока кто-нибудь другой не отобрал их у него. Старушка сделает для меня все, что угодно.
   Она быстро прошла в дом, закрыв за собой дверь. Она услышала, как Джеральд сказал: "Не закрывай дверь", и поспешила с легким ответом: "Это не пускает мотыльков". Я ненавижу мотыльков. Ты боишься, что я займусь любовью с мясником, глупыш?
   Оказавшись внутри, она схватила телефонную трубку и назвала номер "Оружия Путешественника". Ее тут же пропустили.
   - Мистер Уиндифорд? Он все еще там? Могу я поговорить с ним?
   Затем ее сердце дало тошнотворный удар. Дверь распахнулась, и в холл вошел ее муж.
   - Уходи, Джеральд, - раздраженно сказала она. "Я ненавижу, когда кто-то подслушивает, когда я звоню по телефону".
   Он только рассмеялся и бросился в кресло.
   - Вы действительно звоните мяснику? - спросил он.
   Аликс была в отчаянии. Ее план провалился. Через минуту Дик Уиндифорд подойдет к телефону. Должна ли она рискнуть всем и воззвать о помощи?
   А потом, когда она нервно нажала и отпустила ключик в трубке, которую держала в руке, что позволяет слышать или не слышать голос на другом конце провода, в ее голове промелькнул еще один план.
   "Это будет трудно", - подумала она про себя. - Это значит держать голову, думать о правильных словах и ни на мгновение не колебаться, но я верю, что смогу это сделать. Я должен это сделать.
   И в эту минуту она услышала голос Дика Уиндифорда на другом конце провода.
   Аликс глубоко вздохнула. Затем она твердо нажала клавишу и заговорила.
   " Филомель". Пожалуйста, приходите (она отпустила клавишу) завтра утром с шестью вкусными котлетами из телятины (она снова нажала клавишу). Это очень важно (она отпустила ключ). Большое вам спасибо, мистер Хексворти, вы не будете возражать, если я позвоню вам так поздно. Я надеюсь, но эти котлеты из телятины действительно являются вопросом (она снова нажала клавишу) жизни или смерти (она отпустила ее). Очень хорошо - завтра утром (она подавилась) , как можно скорее .
   Она положила трубку на крючок и повернулась к мужу, тяжело дыша.
   - Так вот как ты разговариваешь со своим мясником? - сказал Джеральд.
   - Это женское прикосновение, - легко сказала Аликс.
   Она кипела от волнения. Он ничего не подозревал. Дик, даже если он не понимает, придет.
   Она прошла в гостиную и включила электрический свет. Джеральд последовал за ней.
   - Вы сейчас кажетесь очень воодушевленным? - сказал он, с любопытством наблюдая за ней.
   - Да, - сказала Аликс. "Моя головная боль прошла".
   Она села на свое обычное место и улыбнулась мужу, опустившемуся в свое кресло напротив нее. Она была спасена. Было только двадцать пять минут восьмого. Дик должен был появиться задолго до девяти.
   - Мне не понравился тот кофе, который вы мне угостили, - пожаловался Джеральд. "Оно было очень горьким на вкус".
   - Это новый вид, который я пробовал. У нас его больше не будет, если он тебе не понравится, дорогая.
   Аликс взяла кусочек рукоделия и начала вышивать. Джеральд прочитал несколько страниц своей книги. Затем он взглянул на часы и отбросил книгу.
   'Половина девятого. Пора спускаться в подвал и начинать работу.
   Шитье выскользнуло из пальцев Аликс.
   - О, еще нет. Давайте подождем до девяти часов.
   - Нет, девочка моя, половина девятого. Это время я исправил. Вы сможете ложиться спать еще раньше.
   - Но я лучше подожду до девяти.
   "Вы знаете, когда я назначаю время, я всегда его придерживаюсь. Пойдем, Аликс. Я не собираюсь больше ждать ни минуты.
   Аликс взглянула на него и, вопреки своей воле, почувствовала, как на нее накатывает волна ужаса. Маска была снята. Руки Джеральда дергались, глаза его блестели от возбуждения, он то и дело водил языком по пересохшим губам. Он больше не пытался скрывать своего волнения.
   Аликс подумала: "Это правда - он не может ждать - он как сумасшедший".
   Он подошел к ней и рывком поставил ее на ноги, положив руку ей на плечо.
   - Пошли, моя девочка, или я отнесу тебя туда.
   Его тон был веселым, но за ним скрывалась неприкрытая свирепость, которая ужаснула ее. С огромным усилием она вырвалась и прижалась к стене. Она была бессильна. Она не могла уйти - она ничего не могла сделать - и он шел к ней.
   - Теперь, Аликс...
   'Нет нет.'
   Она закричала, ее руки бессильно протянулись, чтобы отогнать его.
   - Джеральд, стой, мне нужно кое-что тебе сказать, кое в чем признаться...
   Он остановился.
   'Признаваться?' - спросил он с любопытством.
   - Да, чтобы признаться. Она использовала слова наугад, но отчаянно продолжала, пытаясь удержать его внимание.
   На его лице отразилось презрение.
   - Бывший любовник, я полагаю, - усмехнулся он.
   - Нет, - сказала Аликс. 'Что-то другое. Вы бы назвали это, я полагаю, да, вы назвали бы это преступлением.
   И тотчас же она увидела, что взяла правильную ноту. Снова его внимание было задержано, задержано. Увидев это, ее нервы вернулись к ней. Она снова почувствовала себя хозяйкой положения.
   - Вам лучше снова сесть, - тихо сказала она.
   Она сама пересекла комнату к своему старому креслу и села. Она даже нагнулась и взяла свое рукоделие. Но за своим спокойствием она лихорадочно думала и выдумывала: ведь выдуманная ею история должна удерживать его интерес, пока не подоспеет помощь.
   - Я говорила вам, - медленно произнесла она, - что уже пятнадцать лет работаю стенографисткой. Это было не совсем так. Было два перерыва. Первое произошло, когда мне было двадцать два года. Я наткнулся на человека, пожилого мужчину с небольшим имуществом. Он влюбился в меня и предложил выйти за него замуж. Я принял. Мы были женаты. Она сделала паузу. - Я убедил его застраховать свою жизнь в мою пользу.
   Она увидела, как на лице мужа внезапно отразился живой интерес, и продолжала с новой уверенностью:
   "Во время войны я некоторое время работал в госпитальной амбулатории. Там я имел дело со всеми видами редких лекарств и ядов".
   Она задумалась. Теперь он был живо заинтересован, без сомнения. Убийца должен быть заинтересован в убийстве. Она сделала ставку на это и преуспела. Она украдкой взглянула на часы. Без двадцати без пяти девять.
   "Есть один яд - это маленький белый порошок. Щепотка его означает смерть. Вы, наверное, знаете что-нибудь о ядах?
   Она задала вопрос с некоторым трепетом. Если он это сделает, ей придется быть осторожной.
   - Нет, - сказал Джеральд. - Я очень мало о них знаю.
   Она вздохнула с облегчением.
   - Вы, конечно, слышали о гиосцине? Это лекарство, которое действует почти так же, но его нельзя отследить. Любой врач выдаст справку о сердечной недостаточности. Я украл небольшое количество этого наркотика и держал его при себе".
   Она остановилась, собирая силы.
   - Продолжайте, - сказал Джеральд.
   'Нет. Боюсь. Я не могу тебе сказать. В другой раз.'
   - Сейчас, - сказал он нетерпеливо. 'Я хочу услышать.'
   "Мы были женаты месяц. Я очень хорошо относилась к своему пожилому мужу, очень добрая и преданная. Он хвалил меня всем соседям. Все знали, какая я преданная жена. Я всегда каждый вечер сам готовил ему кофе. Однажды вечером, когда мы были наедине, я положила ему в чашку щепотку смертельного алкалоида...
   Аликс сделала паузу и осторожно снова вставила нить в иглу. Она, которая никогда в жизни не снималась, в этот момент соперничала с величайшей актрисой мира. На самом деле она играла роль хладнокровной отравительницы.
   "Это было очень мирно. Я сидел, наблюдая за ним. Однажды он немного задохнулся и попросил воздуха. Я открыл окно. Потом он сказал, что не может сдвинуться со стула. Вскоре он умер .
   Она остановилась, улыбаясь. Было без четверти девять. Наверняка они скоро придут.
   - Сколько, - спросил Джеральд, - стоила страховка?
   - Около двух тысяч фунтов. Я спекулировал этим и проиграл. Я вернулся к своей офисной работе. Но я никогда не собирался оставаться там надолго. Потом я встретила другого мужчину. В офисе я придерживалась своей девичьей фамилии. Он не знал, что я была замужем раньше. Он был моложе, довольно красив и вполне обеспечен. Мы тихо поженились в Суссексе. Он не хотел страховать свою жизнь, но, конечно, составил завещание в мою пользу. Ему нравилось, чтобы я сама готовила ему кофе, как это делал мой первый муж.
   Аликс задумчиво улыбнулась и просто добавила: "Я готовлю очень хороший кофе".
   Затем она продолжила:
   "У меня было несколько друзей в деревне, где мы жили. Они очень жалели меня, так как мой муж внезапно умер от сердечного приступа однажды вечером после обеда. Врач мне не очень понравился. Я не думаю, что он подозревал меня, но он определенно был очень удивлен внезапной смертью моего мужа. Я не совсем понимаю, почему я снова вернулся в офис. Привычка, наверное. Мой второй муж оставил около четырех тысяч фунтов стерлингов. На этот раз я не стал спекулировать на этом; Я вложил это. Тогда, видите ли...
   Но ее прервали. Джеральд Мартин с окровавленным лицом, задыхаясь, указывал на нее трясущимся указательным пальцем.
   "Кофе - Боже мой! кофе!'
   Она уставилась на него.
   "Теперь я понимаю, почему это было горько. Ты дьявол! Ты снова справился со своими трюками.
   Его руки вцепились в подлокотники кресла. Он был готов броситься на нее.
   - Ты отравил меня.
   Аликс отступила от него к камину. Теперь, в ужасе, она открыла рот, чтобы отрицать, но затем остановилась. Через минуту он прыгнет на нее. Она собрала все свои силы. Ее глаза не отрывались от его взгляда.
   - Да, - сказала она. - Я отравил тебя. Яд уже действует. В эту минуту ты не можешь пошевелиться со стула - ты не можешь пошевелиться...
   Если бы она могла удержать его там - хотя бы несколько минут. . .
   Ах! что это было? Шаги на дороге. Скрип ворот. Затем шаги на дорожке снаружи. Открытие внешней двери.
   - Ты не можешь двигаться , - снова сказала она.
   Затем она проскользнула мимо него и стремительно выбежала из комнаты, чтобы в обмороке упасть в объятия Дика Уиндифорда.
   'О Господи! Аликс, - воскликнул он.
   Затем он повернулся к сопровождавшему его мужчине, высокому коренастому человеку в форме полицейского.
   - Иди и посмотри, что происходит в той комнате.
   Он осторожно уложил Аликс на кушетку и склонился над ней.
   - Моя маленькая девочка, - пробормотал он. "Моя бедная маленькая девочка. Что они с тобой делали?
   Ее веки дрогнули, а губы лишь пробормотали его имя.
   Дик возбудился от того, что полицейский прикоснулся к его руке. - В этой комнате ничего нет, сэр, кроме человека, сидящего в кресле. Похоже, он сильно испугался и...
   'Да?'
   - Ну, сэр, он... мертв.
   Они были поражены, услышав голос Аликс. Она говорила как будто во сне, глаза ее все еще были закрыты.
   -- А вскоре , -- сказала она, как будто цитируя что-то, -- он умер ...
  
  
  
   Глава 9.
   Мужественность Эдварда Робинсона
   "Мужественность Эдварда Робинсона" была впервые опубликована как "День его мечты" в журнале Grand Magazine в декабре 1924 года.
   Взмахом своих могучих рук Билл поднял ее прямо с ног, прижав к своей груди. С глубоким вздохом она поддалась губам в таком поцелуе, о каком он и не мечтал...
   Со вздохом мистер Эдвард Робинсон поставил "Когда любовь - король " и уставился в окно подземного поезда. Они бежали через Стэмфорд Брук. Эдвард Робинсон думал о Билле. Билл был настоящим стопроцентным мужчиной-любимцем романисток. Эдвард завидовал его мускулам, грубой внешности и ужасающим страстям. Он снова взял книгу и прочитал описание гордой маркизы Бьянки (той, что поджала губы). Так восхитительна была ее красота, опьянение ею было так велико, что сильные мужчины падали перед ней, как кегли, изнеможенные и беспомощные от любви.
   "Конечно, - сказал себе Эдвард, - все это чепуха, все такое. Все чушь, это так. И все же мне интересно...
   Его глаза выглядели задумчивыми. Был ли где-нибудь мир романтики и приключений? Были ли женщины, чья красота опьяняла? Была ли такая вещь, как любовь, пожирающая, как пламя?
   - Это настоящая жизнь, - сказал Эдвард. "Я должен вести себя так же, как и все остальные ребята".
   В общем, полагал он, он должен считать себя счастливым молодым человеком. У него была отличная должность - клерк в процветающем концерне. У него было крепкое здоровье, от него никто не зависел, и он был помолвлен с Мод.
   Но одна мысль о Мод омрачила его лицо. Хотя он никогда бы в этом не признался, он боялся Мод. Он любил ее - да, - он до сих пор помнил трепет, с которым любовался ее белой шеей, торчащей из-под дешевой блузки за четыре одиннадцать пенсов, когда они впервые встретились. Он сидел позади нее в кинотеатре, и друг, с которым он был, знал ее и познакомил их. Без сомнения, Мод была намного лучше. Она была хороша собой, умна и очень женственна и всегда во всем была права. Все говорили, что из такой девушки получится отличная жена.
   Эдуард задавался вопросом, была бы маркиза Бьянка прекрасной женой. Почему-то он в этом сомневался. Он не мог представить сладострастную Бьянку с красными губами и покачивающейся фигурой, смиренно пришивающую пуговицы, скажем, для мужественного Билла. Нет, Бьянка была Романтиком, а это была настоящая жизнь. Он и Мод были бы очень счастливы вместе. В ней было так много здравого смысла. . .
   Но все же ему хотелось, чтобы она была не такой уж... ну, резкой в манерах. Так склонны "прыгать на него".
   Конечно, ее благоразумие и здравый смысл заставили ее сделать это. Мод была очень благоразумна. И, как правило, Эдвард тоже был очень благоразумен, но иногда... Он хотел жениться, например, в это Рождество. Мод указала, насколько благоразумнее было бы подождать какое-то время - год или два, может быть. Зарплата у него была не большая. Он хотел подарить ей дорогое кольцо - она ужаснулась и заставила его взять его обратно и обменять на более дешевое. Все ее качества были прекрасными качествами, но иногда Эдварду хотелось, чтобы в ней было больше недостатков и меньше достоинств. Именно ее достоинства толкали его на отчаянные поступки.
   Например -
   Румянец вины залил его лицо. Он должен сказать ей - и сказать ей поскорее. Его тайная вина уже заставляла его вести себя странно. Завтра был первый из трех дней праздника, Сочельник, Рождество и День подарков. Она предложила ему зайти и провести день с ее людьми, и неуклюже-дурацкой манерой, которая не могла не вызвать у нее подозрений, ему удалось выкрутиться - он рассказал длинную лживую историю. о своем приятеле в деревне, с которым он обещал провести день.
   И не было приятеля в стране. Была только его преступная тайна.
   Три месяца назад Эдвард Робинсон вместе с несколькими сотнями тысяч других молодых людей участвовал в конкурсе в одной из еженедельных газет. Двенадцать имен девочек нужно было расположить в порядке популярности. У Эдварда была блестящая идея. Его собственное предпочтение наверняка было неправильным - он заметил это на нескольких подобных соревнованиях. Он записал двенадцать имен, расположив их в своем собственном порядке достоинств, затем снова записал их, на этот раз поместив попеременно одно сверху и одно снизу списка.
   Когда был объявлен результат, Эдвард получил восемь сразу из двенадцати и получил первый приз в размере 500 фунтов стерлингов. Этот результат, который легко можно было бы приписать удаче, Эдуард упорно считал прямым следствием своей "системы". Он был непомерно горд собой.
   Следующим вопросом было, что делать с 500 фунтами стерлингов? Он очень хорошо знал, что скажет Мод. Инвестируйте это. Хорошая маленькая заначка на будущее. И, конечно же, Мод будет совершенно права, он это знал. Но выиграть деньги в результате соревнования - это совершенно другое чувство, не похожее ни на что другое в мире.
   Если бы деньги были оставлены ему в наследство, Эдвард, конечно же, неукоснительно вложил бы их в конверсионный кредит или сберегательный сертификат. Но деньги, добытые одним росчерком пера, по счастливой и невероятной случайности, попадают под ту же рубрику, что и детский шестипенсовик - "для себя - тратьте, как хотите".
   А в одном богатом магазине, мимо которого он ежедневно проходил по дороге в контору, была невероятная мечта, маленькая двухместная машина с длинным блестящим носом, и на ней была четко указана цена - 465 фунтов стерлингов.
   "Если бы я был богат", - говорил ему Эдуард день за днем. "Если бы я был богат, у меня был бы ты".
   И теперь он был если не богат, то, по крайней мере, обладал крупной суммой денег, достаточной для осуществления его мечты. Эта машина, этот сияющий очаровательный кусочек красоты, был бы его, если бы он захотел заплатить цену.
   Он собирался рассказать Мод о деньгах. Если бы он сказал ей, он бы обезопасил себя от искушения. Перед лицом ужаса и неодобрения Мод у него никогда не хватило бы мужества упорствовать в своем безумии. Но, как оказалось, сама Мод решила вопрос. Он водил ее в кино - и на лучшие места в доме. Она указала ему, любезно, но твердо, на преступную глупость его поведения - растрата хороших денег - три и шесть пенсов против двух и четырех пенсов, когда из последних мест видно не хуже.
   Эдвард принял ее упреки в угрюмом молчании. Мод с удовлетворением чувствовала, что производит впечатление. Эдуарду нельзя было позволить продолжать эти экстравагантные поступки. Она любила Эдварда, но понимала, что он слаб - ее задача всегда быть под рукой, чтобы влиять на него и на его путь. Она с удовлетворением наблюдала за его червеподобным поведением.
   Эдвард действительно был похож на червя. Как черви, он вертелся. Он остался подавлен ее словами, но именно в эту минуту он решил купить машину.
   "Черт побери, - сказал себе Эдвард. "Хоть раз в жизни я буду делать то, что мне нравится. Мод может пойти повеситься!
   И уже на следующее утро он вошел в этот дворец из зеркального стекла, с его барскими обитателями в их блеске эмали и мерцающем металле, и с удивившей его самого беззаботностью купил машину. Это была самая легкая вещь в мире, купить машину!
   Он принадлежал ему уже четыре дня. Он ходил, внешне спокойный, но внутренне купающийся в экстазе. А Мод он еще не сказал ни слова. Четыре дня, во время обеденного перерыва, он обучался тому, как обращаться с прелестным созданием. Он был способным учеником.
   Завтра, в канун Рождества, он должен был увезти ее за город. Он солгал Мод и солжет снова, если понадобится. Он был порабощен телом и душой своим новым владением. Для него это было романтикой, приключением, всем тем, чего он жаждал, но никогда не имел. Завтра он и его любовница отправятся в путь вместе. Они будут мчаться в пронзительном холодном воздухе, оставляя пульсацию и суету Лондона далеко позади - в широкие чистые просторы. . .
   В этот момент Эдуард, хотя и не осознавал этого, был очень близок к тому, чтобы стать поэтом.
   Завтра -
   Он посмотрел на книгу в своей руке - "Когда любовь - король" . Он рассмеялся и сунул его в карман. Машина, красные губы маркизы Бьянки и удивительная доблесть Билла, казалось, смешались воедино. Завтра -
   Погода, обычно неприятная для тех, кто рассчитывает на нее, была благосклонна к Эдуарду. Она подарила ему день его грез, день сверкающего мороза, бледно-голубого неба и первоцветно-желтого солнца.
   Итак, в настроении авантюриста, дерзкой злобы Эдуард выехал из Лондона. Были неприятности на Гайд-Парк-Корнер и печальные неприятности на Путни-Бридж, было много возражений по поводу передач и частого дребезжания тормозов, и водители других транспортных средств свободно осыпали Эдуарда оскорблениями. Но для новичка он показал себя не так уж плохо и вскоре выехал на одну из тех прекрасных широких дорог, которые доставляют удовольствие автомобилисту. Сегодня на этой дороге пробок не было. Эдвард ехал все дальше и дальше, опьяненный своей властью над этим существом с блестящими боками, мчащийся по холодному белому миру с восторгом бога.
   Это был сумасшедший день. Он остановился пообедать в старомодной гостинице, а потом снова попить чаю. Потом с неохотой повернул домой - снова в Лондон, к Мод, к неизбежным объяснениям, взаимным обвинениям. . .
   Он отогнал эту мысль со вздохом. Пусть завтра о себе позаботится. У него еще был сегодняшний день. А что может быть увлекательнее этого? Мчусь сквозь тьму с фарами, выискивающими дорогу впереди. Почему, это было лучше всего!
   Он решил, что у него нет времени остановиться где-нибудь на обед. Это вождение в темноте было щекотливым делом. Чтобы вернуться в Лондон, потребуется больше времени, чем он думал. Было ровно восемь часов, когда он проехал через Хайндхед и вышел на край Чаши Дьявольского пунша. Светила луна, и снег, выпавший два дня назад, еще не растаял.
   Он остановил машину и остановился, глядя. Какая разница, если он не вернется в Лондон до полуночи? Какая разница, если он так и не вернулся? Он не собирался отрываться от этого сразу.
   Он вышел из машины и подошел к краю. Рядом с ним соблазнительно вилась тропинка. Эдвард поддался заклинанию. Следующие полчаса он лихорадочно блуждал по заснеженному миру. Никогда он не представлял себе ничего подобного. И это было его, его собственное, подаренное ему его сияющей любовницей, которая верно ждала его на дороге наверху.
   Он снова взобрался наверх, сел в машину и поехал, все еще слегка ошарашенный открытием чистой красоты, которое время от времени приходит к самым прозаическим людям.
   Потом, вздохнув, пришел в себя и сунул руку в карман машины, куда накануне засунул дополнительный глушитель.
   Но глушителя уже не было. Карман был пуст. Нет, не совсем пусто - там было что-то колючее и твердое - вроде камешков.
   Эдвард сунул руку глубоко вниз. Еще через минуту он смотрел, как человек, потерявший рассудок. Предмет, который он держал в руке, свисающий с его пальцев, и лунный свет, выбивавший из него сотни огней, был бриллиантовым ожерельем.
   Эдвард смотрел и смотрел. Но сомнений быть не могло. Бриллиантовое колье стоимостью, наверное, в тысячи фунтов (камни были крупные) небрежно покоилось в боковом кармане машины.
   Но кто его туда положил? Его точно не было, когда он выехал из города. Должно быть, кто-то подошел, когда он ходил по снегу, и нарочно воткнул его. Но зачем? Почему выбрал его автомобиль? Неужели владелец ожерелья ошибся? Или это было... может быть, это было украденное ожерелье?
   А потом, когда все эти мысли пронеслись в его голове, Эдвард внезапно напрягся и похолодел. Это была не его машина .
   Очень понравилось, да. Он был такого же блестящего алого оттенка - красного, как губы маркизы Бьянки, - у него был такой же длинный и блестящий нос, но по тысяче мелких признаков Эдвард понял, что это не его машина. Его сияющая новизна была местами покрыта шрамами, на нем были слабые, но безошибочные следы износа. В этом случае . . .
   Эдвард без лишних слов поспешил развернуть машину. Повороты не были его сильной стороной. Когда машина ехала задним ходом, он неизменно терял голову и крутил руль не в ту сторону. Кроме того, он часто запутывался между акселератором и ножным тормозом, что приводило к катастрофическим последствиям. В конце концов, однако, ему это удалось, и машина тотчас же снова помчалась в гору.
   Эдвард вспомнил, что недалеко от него стояла еще одна машина. Он не заметил этого особенно в то время. Он вернулся с прогулки не той дорогой, по которой спустился в лощину. Этот второй путь вывел его на дорогу сразу за, как он думал, собственной машиной. Должно быть, это действительно был другой.
   Минут через десять он снова оказался на том же месте, где остановился. Но теперь на обочине не было ни одной машины. Кто бы ни владел этой машиной, он, должно быть, теперь уехал в машине Эдуарда - возможно, он тоже был введен в заблуждение сходством.
   Эдвард вынул из кармана бриллиантовое колье и растерянно пустил его сквозь пальцы.
   Что делать дальше? Бежать в ближайший полицейский участок? Объясните обстоятельства, отдайте ожерелье и дайте номер собственной машины.
   Кстати, какой номер у его машины? Эдуард думал и думал, но хоть в жизни он не мог вспомнить. Он ощутил холодную дрожь. В полицейском участке он собирался выглядеть полнейшим дураком. Там была восьмерка, это все, что он мог вспомнить. Конечно, это не имело особого значения - по крайней мере. . . Он неловко посмотрел на бриллианты. А что, если бы они подумали - о, но они бы не подумали - а могли бы, - что он украл машину и бриллианты? Потому что, в конце концов, разве кто-нибудь в здравом уме небрежно сует в открытый карман автомобиля ценное бриллиантовое колье?
   Эдвард вышел и подошел к задней части мотора. Его номер был XR10061. Помимо того факта, что это точно был не номер его машины, это ничего ему не говорило. Затем он принялся планомерно обыскивать все карманы. В том, где он нашел бриллианты, он сделал открытие - небольшой клочок бумаги с несколькими словами, написанными карандашом. В свете фар Эдвард достаточно легко их прочитал.
   Встретимся, Грин, угол Солтерс-лейн, десять часов . '
   Он вспомнил имя Грин. Он видел его на указателе ранее в тот же день. Через минуту он решился. Он поедет в эту деревню, Грин, найдет Солтерс-лейн, встретится с человеком, написавшим записку, и объяснит обстоятельства. Это было бы намного лучше, чем выглядеть дураком в местном полицейском участке.
   Он начал почти радостно. Ведь это было приключением. Такое происходило не каждый день. Бриллиантовое колье сделало его захватывающим и загадочным.
   У него были небольшие трудности с поиском Грина и еще большие трудности с поиском Солтерс-лейн, но после того, как он снес два коттеджа, ему это удалось.
   Тем не менее, прошло несколько минут после назначенного часа, когда он осторожно ехал по узкой дороге, внимательно следя за левой стороной, где, как ему сказали, ответвлялся Солтерс-лейн.
   Он неожиданно наткнулся на нее за поворотом, и, когда он остановился, из темноты вышла фигура.
   'В конце концов!' - крикнул девичий голос. - Какой ты был возраст, Джеральд!
   Пока она говорила, девушка шагнула прямо в яркий свет фар, и у Эдварда перехватило дыхание. Она была самым славным существом, которое он когда-либо видел.
   Она была совсем молода, с черными, как ночь, волосами и прекрасными алыми губами. Тяжелый плащ, который она носила, распахнулся, и Эдвард увидел, что она была в полном вечернем платье - своего рода ножнах цвета пламени, обрисовывающих ее идеальное тело. На ее шее был ряд изысканных жемчужин.
   Внезапно девушка вздрогнула.
   "Почему," воскликнула она; "Это не Джеральд".
   - Нет, - поспешно сказал Эдвард. - Я должен объяснить. Он достал из кармана бриллиантовое колье и протянул ей. "Меня зовут Эдвард..."
   Дальше он не продвинулся, потому что девушка захлопала в ладоши и перебила:
   - Эдвард, конечно! Я так рад. Но этот идиот Джимми сказал мне по телефону, что отправляет Джеральда вместе с машиной. Это ужасно спортивно с твоей стороны. Я умирал, чтобы встретиться с вами. Помни, я не видел тебя с тех пор, как мне было шесть лет. Вижу, ожерелье у тебя в порядке. Снова засуньте в карман. Деревенский полицейский мог прийти и увидеть это. Бррр, здесь холодно как лед! Позвольте мне войти.
   Словно во сне, Эдвард открыл дверь, и она легко прыгнула рядом с ним. Ее меха коснулись его щеки, и неуловимый аромат фиалок после дождя ударил ему в ноздри.
   У него не было ни плана, ни даже определенной мысли. Через минуту, без сознательной воли, он отдался приключению. Она назвала его Эдвардом - какая разница, если он был не тем Эдвардом? Она найдет его достаточно скоро. А пока пусть игра продолжается. Он отпустил сцепление, и они скользнули прочь.
   В настоящее время девушка рассмеялась. Ее смех был таким же чудесным, как и все остальное в ней.
   - Легко заметить, что ты мало разбираешься в машинах. Я полагаю, у них их там нет?
   - Интересно, а где "там"? подумал Эдвард. Вслух он сказал: "Не так много".
   "Лучше позвольте мне вести машину", - сказала девушка. "Нелегко найти дорогу по этим переулкам, пока мы снова не выйдем на главную дорогу".
   Он с радостью уступил ей свое место. В настоящее время они напевали сквозь ночь в темпе и с безрассудством, которое втайне ужаснуло Эдварда. Она повернула к нему голову.
   "Мне нравится темп. Ты? Знаешь, ты совсем не похож на Джеральда. Никто и никогда не примет вас за братьев. Ты тоже немного не похож на то, что я себе представлял.
   - Я полагаю, - сказал Эдвард, - что я совершенно обычный. Это оно?'
   "Не обычный - другой. Я не могу сделать вас. Как поживает бедный старый Джимми? Очень надоело, я полагаю?
   - О, с Джимми все в порядке, - сказал Эдвард.
   "Это достаточно легко сказать, но ему не повезло с вывихнутой лодыжкой. Он рассказал вам всю историю?
   'Ни слова. Я полностью в темноте. Я хочу, чтобы ты просветил меня.
   "О, это сработало как сон. Джимми вошел в парадную дверь, одетый в одежду своей девушки. Я дал ему минуту или две, а затем подошел к окну. Служанка Агнес Лареллы раскладывала платье Агнес, драгоценности и все остальное. Потом внизу раздался громкий крик, сработала петарда, и все закричали "огонь". Служанка выскочила, а я вскочил, помог себе с ожерельем, и в мгновение ока выскочил из дома через черный ход через чашу для пунша. Ожерелье и уведомление, где меня забрать, я засунул в карман машины на ходу. Затем я присоединился к Луизе в отеле, разумеется, сбросив зимние сапоги. Идеальное алиби для меня. Она понятия не имела, что меня вообще не было.
   - А как же Джимми?
   - Ну, ты знаешь об этом больше, чем я.
   - Он ничего мне не сказал, - легко сказал Эдвард.
   - Ну, в общей тряпке, зацепился ногой за юбку и успел ее вывихнуть. Его пришлось отнести в машину, и шофер Ларелласов отвез его домой. Только представьте, если бы шофер случайно засунул руку в карман!
   Эдвард рассмеялся вместе с ней, но его мысли были заняты. Теперь он понял положение более или менее. Имя Ларелла было ему смутно знакомо - это имя означало богатство. Эта девушка и неизвестный мужчина по имени Джимми сговорились украсть ожерелье, и им это удалось. Из-за вывихнутой лодыжки и присутствия шофера Ларелласов Джимми не смог заглянуть в карман машины, прежде чем позвонить девушке - вероятно, не хотел этого делать. Но было почти наверняка, что другой неизвестный "Джеральд" сделает это при первой же возможности. И в нем он найдет шарф Эдварда!
   - Хорошо, - сказала девушка.
   Мимо них пронесся трамвай, они были на окраине Лондона. Они вспыхивали в потоке и выходили из него. Сердце Эдварда остановилось у него во рту. Она была замечательным водителем, эта девушка, но она рисковала!
   Четверть часа спустя они остановились перед внушительным домом на холодной площади.
   "Мы можем скинуть здесь часть нашей одежды, - сказала девушка, - прежде чем отправиться к Ритсону".
   - Ритсона? - спросил Эдвард. Он упомянул знаменитый ночной клуб почти благоговейно.
   - Да, разве Джеральд тебе не сказал?
   - Он этого не сделал, - мрачно сказал Эдвард. - Что насчет моей одежды?
   Она нахмурилась.
   -- Вам ничего не сказали ? Мы тебя как-нибудь устроим. Мы должны довести это до конца.
   Величественный дворецкий открыл дверь и отступил в сторону, пропуская их.
   - Звонил мистер Джеральд Чемпнис, ваша светлость. Он очень хотел поговорить с вами, но не оставил ни слова.
   "Бьюсь об заклад, ему не терпелось поговорить с ней, - сказал себе Эдвард. - Во всяком случае, теперь я знаю свое полное имя. Эдвард Чемпнис. Но кто она? Ваша светлость, они звали ее. Зачем она хочет украсть ожерелье? Погасить долги?
   В фельетонах , которые он изредка читал, красивая и титулованная героиня всегда доводилась до отчаяния долгами по мосту.
   Эдварда увел величественный дворецкий и передал учтивому лакею. Через четверть часа он присоединился к своей хозяйке в холле, изысканно одетый в вечерний костюм, сшитый на Сэвил-Роу, который подходил ему как нельзя лучше.
   Небеса! Что ночью!
   Они поехали на машине к знаменитому Ритсону. Как и все остальные, Эдвард читал скандальные заметки о Ритсоне. Любой, кто был кем-то, рано или поздно оказывался у Ритсона. Единственным страхом Эдварда было то, что может появиться кто-то, кто знал настоящих Эдвардов Чампни. Он утешал себя мыслью, что настоящий мужчина, очевидно, уже несколько лет как не был в Англии.
   Сидя за столиком у стены, они потягивали коктейли. Коктейли! Для простого Эдуарда они представляли квинтэссенцию быстрой жизни. Девушка, закутанная в чудесную вышитую шаль, небрежно отхлебнула. Внезапно она сбросила шаль с плеч и встала.
   'Давайте потанцуем.'
   Единственное, что Эдвард умел делать в совершенстве, это танцевать. Когда он и Мод вместе выступали во Дворце танца, меньшие огоньки стояли неподвижно и с восхищением наблюдали за происходящим.
   - Чуть не забыла, - вдруг сказала девушка. 'Ожерелье?'
   Она протянула руку. Эдвард, совершенно сбитый с толку, достал его из кармана и отдал ей. К его крайнему изумлению, она хладнокровно повесила его на шею. Затем она улыбнулась ему опьяняюще.
   - А теперь, - тихо сказала она, - мы будем танцевать.
   Они танцевали. И во всем Ритсоне ничего более совершенного увидеть не удалось. Затем, когда они наконец вернулись к своему столику, к спутнику Эдварда обратился пожилой джентльмен с якобы развязным видом.
   "Ах! Леди Норин всегда танцует! Да, да. Капитан Фоллиот сегодня здесь?
   "Джимми попал в аварию - сломал лодыжку".
   - Вы так не говорите? Как это произошло?'
   - Пока никаких подробностей.
   Она засмеялась и прошла дальше.
   Эдвард последовал за ним. Теперь он знал. Леди Норин Элиот, сама знаменитая леди Норин, пожалуй, самая обсуждаемая девушка в Англии. Прославленная за свою красоту, за свою смелость - лидер группы, известной как Яркая молодежь. Недавно было объявлено о ее помолвке с капитаном Джеймсом Фоллиотом, вице-президентом Домашней кавалерии.
   Но ожерелье? Он все еще не мог понять ожерелье. Он должен рискнуть выдать себя, но знай, что должен.
   Когда они снова сели, он указал на него.
   - Почему, Норин? он сказал. 'Скажи мне почему?'
   Она мечтательно улыбнулась, ее глаза были далеко, чары танца все еще удерживали ее.
   - Я полагаю, вам трудно это понять. Так устаешь от одного и того же - всегда одно и то же. Какое-то время охота за сокровищами была очень хороша, но ко всему можно привыкнуть. "Кражи" были моей идеей. Плата за вход пятьдесят фунтов и жребий. Это третье. Джимми и я нарисовали Агнес Лареллу. Вы знаете правила? Кража со взломом должна быть совершена в течение трех дней, а добыча должна носиться не менее часа в общественном месте, иначе вы лишитесь своей ставки и штрафа в сто фунтов. Не повезло, что Джимми вывихнул лодыжку, но мы все равно зачерпнем бассейн.
   - Понятно, - сказал Эдвард, глубоко вздохнув. 'Я понимаю.'
   Норин внезапно встала, закутываясь в шаль.
   - Отвези меня куда-нибудь на машине. Вплоть до доков. Где-то ужасно и интересно. Подождите минутку... - Она протянула руку и сняла с шеи бриллианты. - Лучше возьми еще раз. Я не хочу быть убитым за них.
   Они вместе ушли из Ритсона. Машина стояла в маленьком переулке, узком и темном. Когда они свернули за угол, к обочине подъехала другая машина, и из нее выскочил молодой человек.
   - Слава Богу, Норин, наконец-то я тебя поймал, - воскликнул он. "За это надо платить дьяволу. Этот придурок Джимми выбрал не ту машину. Бог знает, где эти бриллианты в эту минуту. Мы в дьявольской неразберихе.
   Леди Норин уставилась на него.
   'Что ты имеешь в виду? У нас есть бриллианты - по крайней мере, у Эдварда.
   - Эдвард?
   'Да.' Она сделала легкий жест, указывая на фигуру рядом с ней.
   "Это я попал в чертову кашу, - подумал Эдвард. - Десять против одного, это брат Джеральд.
   Молодой человек уставился на него.
   'Что ты имеешь в виду?' - медленно сказал он. - Эдвард в Шотландии.
   'Ой!' закричала девушка. Она уставилась на Эдварда. 'Ой!'
   Ее цвет пришел и ушел.
   - Так вы, - сказала она тихим голосом, - настоящий?
   Эдварду потребовалась всего одна минута, чтобы понять ситуацию. В глазах девушки был трепет - неужели это было - восхищение? Должен ли он объяснить? Ничего такого ручного! Он будет играть до конца.
   Он церемонно поклонился.
   - Я должен поблагодарить вас, леди Норин, - сказал он в манере разбойника с большой дороги, - за восхитительный вечер.
   Он бросил быстрый взгляд на машину, из которой только что вышел второй. Алая машина с блестящим капотом. Его машина!
   - А я желаю вам доброго вечера.
   Один быстрый рывок, и он уже внутри, его нога на сцеплении. Машина двинулась вперед. Джеральд стоял парализованный, но девушка была быстрее. Когда машина проехала мимо, она прыгнула на нее, приземлившись на подножку.
   Машина вильнула, вслепую вылетела из-за угла и остановилась. Норин, все еще тяжело дыша после прыжка, положила руку на руку Эдварда.
   - Вы должны отдать его мне - о, вы должны отдать его мне. Я должен вернуть его Агнес Ларелле. Будь спортивным - мы хорошо провели вечер вместе - мы танцевали - мы были - друзьями. Ты не отдашь его мне? Ко мне ?
   Женщина, которая опьяняла вас своей красотой. Тогда были такие женщины. . .
   Кроме того, Эдвард очень хотел избавиться от ожерелья. Это была ниспосланная небесами возможность для красивого жеста .
   Он достал его из кармана и бросил ей в протянутую руку.
   - Мы были... друзьями, - сказал он.
   "Ах!" Ее глаза тлели - загорались.
   Затем она неожиданно наклонила к нему голову. На мгновение он держал ее, ее губы на его. . .
   Потом она спрыгнула. Алая машина мчалась вперед огромным прыжком.
   Романтика!
   Приключение!
   В двенадцать часов дня Рождества Эдвард Робинсон вошел в крохотную гостиную дома в Клэпхеме с обычным приветствием "Счастливого Рождества".
   Мод, которая перекладывала остролист, холодно приветствовала его.
   - Хорошо провести день за городом с этим твоим другом? - спросила она.
   - Послушайте, - сказал Эдвард. - Это была ложь, которую я тебе сказал. Я выиграл конкурс - 500 фунтов и купил на них машину. Я не сказал тебе, потому что знал, что ты поднимешь скандал из-за этого. Это первое. Я купил машину и больше нечего сказать о ней. Во-вторых, я не собираюсь торчать годами. Мои перспективы достаточно хороши, и я собираюсь жениться на тебе в следующем месяце. Видеть?'
   'Ой!' - слабо сказала Мод.
   Был ли это - мог ли это быть - Эдвард говорил в такой властной манере?
   'Вы будете?' - сказал Эдвард. 'Да или нет?'
   Она смотрела на него, завороженная. В ее глазах читались благоговение и восхищение, и вид этого взгляда опьянял Эдварда. Исчезла та терпеливая материнская забота, которая приводила его в ярость.
   Так же смотрела на него леди Норин прошлой ночью. Но леди Норин удалилась далеко, прямо в область Романтики, бок о бок с маркизой Бьянкой. Это было Настоящей Вещью. Это была его женщина.
   'Да или нет?' - повторил он и сделал шаг ближе.
   - Д-д-д, - пробормотала Мод. - Но, о, Эдвард, что с тобой случилось? Ты сегодня совсем другой.
   - Да, - сказал Эдвард. "Сутки я был человеком, а не червяком - и, ей-богу, это окупается!"
   Он подхватил ее на руки почти так, как это сделал бы супермен Билл.
   - Ты любишь меня, Мод? Скажи мне, ты меня любишь?
   - О, Эдвард! - выдохнула Мод. 'Я тебя обожаю . . .'
  
  
  
   Глава 10
   Свидетель обвинения
   "Свидетель обвинения" был впервые опубликован в США под названием "Руки предателя" в еженедельнике Флинна 31 января 1925 года.
   Мистер Мейхерн поправил пенсне и откашлялся с легким сухим, как пыль, кашлем, который был совершенно для него типичен. Затем он снова посмотрел на человека напротив него, человека, обвиненного в умышленном убийстве.
   Мистер Мейхерн был невысокого роста, аккуратен в манерах, опрятно, если не сказать щегольски одет, с парой очень проницательных и проницательных серых глаз. Ни в коем случае не дурак. Действительно, репутация мистера Мейхерна как солиситора была очень высока. Его голос, когда он разговаривал со своим клиентом, был сухим, но не лишенным сочувствия.
   "Я должен еще раз убедить вас, что вы в очень серьезной опасности и что необходима предельная откровенность".
   Леонард Воул, ошеломленно уставившийся на глухую стену перед собой, перевел взгляд на поверенного.
   - Я знаю, - сказал он безнадежно. - Ты постоянно говоришь мне это. Но я пока не могу осознать, что меня обвиняют в убийстве - убийстве . И такое подлое преступление.
   Мистер Мейхерн был практичен, а не эмоционален. Он снова кашлянул, снял пенсне, тщательно протер их и надел на нос. Затем он сказал:
   - Да, да, да. А теперь, мой дорогой мистер Воул, мы приложим решительные усилия, чтобы вытащить вас, и у нас получится, у нас получится. Но мне нужны все факты. Я должен знать, насколько разрушительным может быть дело против вас. Тогда мы сможем выбрать лучшую линию обороны.
   Тем не менее молодой человек смотрел на него все так же ошеломленно и безнадежно. Мистеру Мэйхерну дело казалось достаточно черным, и вина заключенного была гарантирована. Теперь впервые он почувствовал сомнение.
   - Вы считаете меня виновным, - сказал Леонард Воул тихим голосом. - Но, ей-богу, клянусь, что нет! На моем фоне он выглядит довольно черным, я это знаю. Я как человек, запутавшийся в сети - сети вокруг меня, опутывающие меня, куда бы я ни повернулся. Но я этого не делал, мистер Мэйхерн, я этого не делал!
   В таком положении человек был обязан заявить о своей невиновности. Мистер Мэйхерн знал это. Тем не менее, несмотря на себя, он был впечатлен. В конце концов, вполне возможно, что Леонард Воул был невиновен.
   - Вы правы, мистер Воул, - серьезно сказал он. - Дело действительно выглядит очень черным против вас. Тем не менее, я принимаю ваше заверение. Теперь давайте перейдем к фактам. Я хочу, чтобы вы рассказали мне своими словами, как вы познакомились с мисс Эмили Френч.
   "Это было однажды на Оксфорд-стрит. Я увидел пожилую женщину, переходящую дорогу. Она несла много посылок. Посреди улицы она уронила их, попыталась подобрать, обнаружила, что автобус почти на нее наехал, и ей только что удалось благополучно добраться до тротуара, ошеломленная и сбитая с толку людьми, которые кричали на нее. Я нашла свертки, стерла с них грязь, как могла, перевязала одну веревку и вернула ей.
   - Не было и речи о том, чтобы вы спасли ей жизнь?
   'Ой! дорогой мой, нет. Все, что я сделал, это выполнил обычный акт вежливости. Она была очень благодарна, горячо поблагодарила меня и сказала что-то о моих манерах, не похожих на манеры большей части молодого поколения - я не помню точных слов. Тогда я поднял шляпу и пошел дальше. Я никак не ожидал увидеть ее снова. Но жизнь полна совпадений. В тот же вечер я встретил ее на вечеринке в доме друга. Она сразу узнала меня и попросила представить меня ей. Затем я узнал, что она была мисс Эмили Френч и жила в Криклвуде. Я разговаривал с ней какое-то время. Я полагаю, это была пожилая дама, у которой возникали внезапные бурные фантазии по отношению к людям. Она отдала мне одну из-за совершенно простого действия, которое мог бы выполнить любой. Уходя, она горячо пожала мне руку и попросила зайти к ней. Я ответил, конечно, что был бы очень рад сделать это, и тогда она убедила меня назвать день. Ехать особо не хотелось, но отказываться было бы грубо, так что я назначил на следующую субботу. После того, как она ушла, я узнал кое-что о ней от своих друзей. Что она была богата, эксцентрична, жила одна с одной служанкой и владела не менее чем восемью кошками.
   - Понятно, - сказал мистер Мэйхерн. - Вопрос о ее обеспеченности возник уже тогда?
   - Если вы имеете в виду, что я спрашивал... - горячо начал Леонард Воул, но мистер Мэйхерн остановил его жестом.
   "Я должен посмотреть на дело, как оно будет представлено другой стороной. Обычный наблюдатель не счел бы мисс Френч состоятельной дамой. Жила она бедно, почти скромно. Если бы вам не сказали обратное, вы, по всей вероятности, сочли бы ее бедной, во всяком случае, с самого начала. Кто именно сказал вам, что она богата?
   "Мой друг Джордж Харви, в доме которого проходила вечеринка".
   - Он, вероятно, помнит, что делал это?
   - Я действительно не знаю. Конечно, это было некоторое время назад.
   - Совершенно верно, мистер Воул. Видите ли, первой целью обвинения будет установить, что вы были на мели в финансовом отношении - это правда, не так ли?
   Леонард Воул покраснел.
   - Да, - сказал он тихим голосом. "Тогда у меня была полоса адских неудач".
   - Совершенно верно, - снова сказал мистер Мэйхерн. - Что, как я уже сказал, в бедственном финансовом положении вы познакомились с этой богатой старой дамой и усердно поддерживали ее знакомство. Теперь, если мы можем сказать, что вы понятия не имели, что она богата, и что вы посетили ее из чистой доброты сердца...
   "В чем дело?"
   'Осмелюсь сказать. Я не спорю. Я смотрю на это со стороны. Многое зависит от памяти мистера Харви. Помнит ли он этот разговор или нет? Мог ли он быть сбит с толку советом, заставив его поверить, что это произошло позже?
   Леонард Воул задумался на несколько минут. Затем он сказал достаточно твердо, но с несколько побледневшим лицом:
   - Я не думаю, что эта линия будет успешной, мистер Мэйхерн. Несколько из присутствующих услышали его замечание, и один или два из них поддразнили меня по поводу моего завоевания богатой старой дамы".
   Поверенный попытался скрыть свое разочарование взмахом руки.
   - К сожалению, - сказал он. - Но я поздравляю вас с откровенностью, мистер Воул. Я смотрю на тебя, чтобы вести меня. Ваше суждение совершенно верно. Упорствовать в линии, о которой я говорил, было бы катастрофой. Мы должны оставить эту точку. Вы познакомились с мисс Френч, вы зашли к ней, знакомство продолжилось. Нам нужна ясная причина для всего этого. Почему вы, молодой человек лет тридцати трех, красивый, увлекающийся спортом, пользующийся популярностью у друзей, уделял так много времени пожилой женщине, с которой у вас едва ли могло быть что-то общее?
   Леонард Воул нервно вскинул руки.
   - Я не могу вам сказать - я действительно не могу вам сказать. После первого визита она уговаривала меня приехать снова, говорила, что одинока и несчастна. Она затруднила мне отказ. Она так ясно показала мне свою нежность и привязанность, что я оказался в неловком положении. Видите ли, мистер Мейхерн, у меня слабая натура - я дрейфую - я из тех людей, которые не могут сказать "нет". И верьте мне или нет, как хотите, после третьего или четвертого посещения, которое я нанес ей, я обнаружил, что искренне полюбил старую вещь. Моя мать умерла, когда я был маленьким, меня воспитывала тетя, и она тоже умерла, когда мне еще не исполнилось пятнадцати. Если бы я сказал вам, что мне искренне нравилось, когда меня лелеют и балуют, смею предположить, вы бы только рассмеялись.
   Мистер Мэйхерн не смеялся. Вместо этого он снова снял пенсне и протер их, что всегда было для него признаком того, что он глубоко задумался.
   - Я принимаю ваше объяснение, мистер Воул, - сказал он наконец. - Я считаю, что это психологически вероятно. Другое дело, примут ли присяжные такую точку зрения. Пожалуйста, продолжайте свой рассказ. Когда мисс Френч впервые попросила вас заняться ее делами?
   - После моего третьего или четвертого визита к ней. Она очень мало понимала в денежных делах и беспокоилась о некоторых инвестициях.
   Мистер Мейхерн резко поднял взгляд.
   - Будьте осторожны, мистер Воул. Служанка, Джанет Маккензи, заявляет, что ее хозяйка была хорошей деловой женщиной и вела все дела сама, и это подтверждается показаниями ее банкиров".
   - Ничего не могу поделать, - серьезно сказал Воул. - Вот что она сказала мне.
   Мистер Мейхерн минуту или две молча смотрел на него. Хотя он и не собирался так говорить, в тот момент его вера в невиновность Леонарда Воула укрепилась. Он кое-что знал о складе ума пожилых дам. Он видел, как мисс Френч, без ума от красивого молодого человека, выискивала предлоги, чтобы привести его в дом. Что может быть более вероятным, чем то, что она сослалась бы на невежество в бизнесе и умоляла бы его помочь ей с ее денежными делами? Она была достаточно светской женщиной, чтобы понять, что любому мужчине слегка льстит такое признание своего превосходства. Леонард Воул был польщен. Может быть, и она не прочь была дать знать этому молодому человеку, что она богата. Эмили Френч была волевой старухой, готовой заплатить свою цену за то, что она хотела. Все это быстро пронеслось в голове мистера Мейхерна, но он не дал ни малейшего намека на это и вместо этого задал еще один вопрос.
   - И вы вели ее дела вместо нее по ее просьбе?
   'Я сделал.'
   - Мистер Воул, - сказал поверенный, - я собираюсь задать вам очень серьезный вопрос, и мне жизненно необходимо получить правдивый ответ. Вы были в низкой воде в финансовом отношении. Вам приходилось вести дела старой дамы - старой дамы, которая, по ее собственному утверждению, мало или совсем не разбиралась в бизнесе. Конвертировали ли вы когда-либо или каким-либо образом для собственного использования ценные бумаги, с которыми вы распоряжались? Участвовали ли вы в какой-либо сделке ради собственной денежной выгоды, которая не выдержит дневного света? Он подавил ответ другого. - Подожди минутку, прежде чем отвечать. Перед нами открыты два курса. Либо мы можем отметить вашу честность и честность в ведении ее дел, указывая при этом на то, насколько маловероятно, чтобы вы совершили убийство, чтобы получить деньги, которые вы могли бы получить таким бесконечно более легким способом. Если, с другой стороны, в ваших делах есть что-нибудь такое, чем может завладеть обвинение, если, грубо говоря, можно доказать, что вы каким-то образом обманули старую даму, мы должны придерживаться той линии, которую вы избрали. никакого мотива для убийства, так как она уже была для вас прибыльным источником дохода. Вы чувствуете различие. А теперь, умоляю вас, не торопитесь, прежде чем отвечать.
   Но у Леонарда Воула времени не было.
   "Мое отношение к делам мисс Френч абсолютно честное и честное. Я действовал в ее интересах в меру своих возможностей, в чем убедится всякий, кто разберется в этом вопросе.
   - Благодарю вас, - сказал мистер Мэйхерн. - Вы очень меня успокаиваете. Я делаю вам комплимент, полагая, что вы слишком умны, чтобы лгать мне в таком важном вопросе.
   - Конечно, - с жаром сказал Воул, - самый сильный аргумент в мою пользу - это отсутствие мотива. Допустим, я завязал знакомство с одной богатой старой дамой в надежде получить от нее деньги - это, как я понимаю, суть того, о чем вы говорите, - ее смерть развеяла все мои надежды?
   Адвокат пристально посмотрел на него. Затем очень неторопливо повторил свой бессознательный трюк с пенсне. Он заговорил только после того, как они были надежно закреплены на его носу.
   - Вы не знаете, мистер Воул, что мисс Френч оставила завещание, по которому вы являетесь главным бенефициаром?
   'Какая?' Заключенный вскочил на ноги. Его тревога была очевидной и непринужденной. 'О Господи! Что ты говоришь? Она оставила мне свои деньги?
   Мистер Мейхерн медленно кивнул. Воул снова опустился, обхватив голову руками.
   - Вы притворяетесь, что ничего не знаете об этом завещании?
   'Притворяться? В этом нет никакого притворства. Я ничего об этом не знал.
   - Что бы вы сказали, если бы я сказал вам, что горничная Джанет Маккензи клянется, что вы знали ? Что ее госпожа ясно сказала ей, что советовалась с вами по этому поводу и сообщила вам о своих намерениях?
   'Сказать? Что она лжет! Нет, я иду слишком быстро. Джанет - пожилая женщина. Она была верным сторожевым псом своей хозяйки, и я ей не нравился. Она была ревнивой и подозрительной. Я должен сказать, что мисс Френч сообщила о своих намерениях Дженет, и что Дженет либо ошиблась в своих словах, либо мысленно была убеждена, что я убедил старую леди сделать это. Осмелюсь сказать, что теперь она сама себе верит, раз мисс Френч сказала ей об этом.
   - Вы не думаете, что вы ей не нравитесь настолько, чтобы намеренно лгать по этому поводу?
   Леонард Воул выглядел потрясенным и испуганным.
   - Нет, правда! С чего бы ей?
   - Не знаю, - задумчиво сказал мистер Мэйхерн. - Но она очень зла на тебя.
   Несчастный молодой человек снова застонал.
   - Я начинаю видеть, - пробормотал он. "Это ужасно. Я ей помирился, вот что они скажут, я заставил ее составить завещание, чтобы она оставила мне свои деньги, а потом я иду туда в ту ночь, а в доме никого нет - на следующий день ее найдут - о! Боже мой, это ужасно!
   - Вы ошибаетесь, говоря, что в доме никого нет, - сказал мистер Мейхерн. - Джанет, как вы помните, должна была уехать на вечер. Она пошла, но около половины десятого вернулась за выкройкой рукава блузки, которую обещала подруге. Она вошла через черный ход, поднялась наверх, взяла его и снова вышла. Она слышала голоса в гостиной, хотя и не могла разобрать, что они говорили, но готова поклясться, что один из них принадлежал мисс Френч, а другой - мужчине.
   - В половине девятого, - сказал Леонард Воул. "В половине девятого. . .' Он вскочил на ноги. - Но тогда я спасен... спасен...
   - Что ты имеешь в виду под спасением? - изумленно воскликнул мистер Мейхерн.
   " К половине девятого я снова был дома! Моя жена может это доказать. Я ушел от мисс Френч примерно без пяти девять. Я приехал домой около двадцати девятого. Там меня ждала жена. Ой! слава богу - слава богу! И благослови выкройку рукава Джанет Маккензи".
   В своем изобилии он почти не заметил, что серьезное выражение лица стряпчего не изменилось. Но слова последнего шишкой повалили его на землю.
   - Кто же, по-вашему, убил мисс Френч?
   - Да ведь грабитель, конечно, как подумали сначала. Окно было взломано, вы помните. Она была убита сильным ударом лома, а лом был найден лежащим на полу рядом с телом. И несколько статей отсутствовали. Если бы не абсурдные подозрения Джанет и ее неприязнь ко мне, полиция никогда бы не свернула с правильного пути.
   - Это вряд ли подойдет, мистер Воул, - сказал поверенный. "Недостающие вещи были просто безделушками, не имеющими ценности, взятыми как слепая. И следы на окне были не все убедительны. Кроме того, подумайте сами. Вы говорите, что вас не было дома к половине девятого. Кем же тогда был тот человек, которого Джанет слышала, когда он разговаривал с мисс Френч в гостиной? Вряд ли она будет вести дружескую беседу с грабителем?
   - Нет, - сказал Воул. - Нет... - Он выглядел озадаченным и обескураженным. -- Но во всяком случае, -- прибавил он с оживлением, -- это меня отпускает. У меня есть алиби . Вы должны немедленно увидеть Ромейн, мою жену.
   - Конечно, - согласился адвокат. - Я уже должен был увидеть миссис Воул, если бы ее не было, когда вас арестовали. Я сразу же телеграфировал в Шотландию и понял, что она возвращается сегодня вечером. Я собираюсь навестить ее, как только выйду отсюда.
   Воул кивнул, на его лице отразилось огромное удовлетворение.
   - Да, Ромэн скажет вам. О Господи! это счастливый случай.
   - Простите, мистер Воул, но вы очень любите свою жену?
   'Конечно.'
   - А она из вас?
   "Ромейн предан мне. Она сделает для меня все на свете.
   Он говорил с энтузиазмом, но сердце адвоката упало немного ниже. Свидетельство преданной жены - заслужит ли оно доверие?
   - Кто-нибудь еще видел, как вы вернулись в девять двадцать? Служанка, например?
   - У нас нет горничной.
   - Вы не встретили кого-нибудь на улице на обратном пути?
   - Никто, кого я знал. Часть пути я проехал на автобусе. Кондуктор может помнить.
   Мистер Мейхерн с сомнением покачал головой.
   - Значит, никто не может подтвердить показания вашей жены?
   'Нет. Но ведь в этом нет необходимости?
   - Осмелюсь сказать, что нет. Осмелюсь сказать, что нет, - поспешно сказал мистер Мэйхерн. 'Теперь есть еще одна вещь. Мисс Френч знала, что вы женаты?
   'О, да.'
   - И все же вы никогда не водили к ней свою жену. Почему?
   Впервые Леонард Воул ответил сбивчиво и неуверенно.
   - Ну... не знаю.
   - Вам известно, что Джанет Маккензи говорит, что ее любовница считала вас холостым и собиралась в будущем выйти за вас замуж?
   Воул рассмеялся.
   "Абсурд! Между нами была сорокалетняя разница в возрасте.
   - Сделано, - сухо сказал поверенный. "Факт остается фактом. Ваша жена никогда не встречалась с мисс Френч?
   "Нет..." Снова ограничение.
   - Позвольте мне сказать, - сказал адвокат, - что я с трудом понимаю ваше отношение к этому делу.
   Воул покраснел, помедлил, а потом заговорил.
   - Я чистосердечно отношусь к этому. Мне было тяжело, как вы знаете. Я надеялся, что мисс Френч одолжит мне немного денег. Она любила меня, но ее совершенно не интересовала борьба молодой пары. Вначале я обнаружил, что она считала само собой разумеющимся, что мы с женой не ладим - живем порознь. Мистер Мэйхерн - я хотел денег - ради Ромена. Я ничего не сказал и позволил пожилой даме думать, что она выбрала. Она говорила, что я для нее приемный сын. О женитьбе не могло быть и речи - должно быть, это всего лишь воображение Джанет.
   - И это все?
   - Да, это все.
   Был ли в словах лишь оттенок нерешительности? Адвокату так показалось. Он поднялся и протянул руку.
   - До свидания, мистер Воул. Он посмотрел в изможденное юное лицо и заговорил с необычным порывом. "Я верю в вашу невиновность, несмотря на множество фактов, выдвинутых против вас. Я надеюсь доказать это и полностью оправдать вас.
   Воул улыбнулся ему в ответ.
   - Вы обнаружите, что с алиби все в порядке, - весело сказал он.
   Он снова почти не заметил, что другой не ответил.
   "Все дело во многом зависит от показаний Джанет Маккензи, - сказал мистер Мэйхерн. - Она ненавидит тебя. Это ясно.
   - Едва ли она может ненавидеть меня, - возразил молодой человек.
   Уходя, адвокат покачал головой.
   "Теперь миссис Воул, - сказал он себе.
   Он был серьезно встревожен тем, как эта вещь формировалась.
   Полевки жили в маленьком ветхом домике недалеко от Паддингтон-Грин. Именно в этот дом отправился мистер Мейхерн.
   В ответ на его звонок дверь открыла крупная неряшливая женщина, очевидно, уборщица.
   - Миссис Воул? Она уже вернулась?
   - Вернулся час назад. Но я не знаю, видишь ли ты ее.
   - Если вы отнесете ей мою карточку, - тихо сказал мистер Мейхерн, - я совершенно уверен, что она так и сделает.
   Женщина с сомнением посмотрела на него, вытерла руку о фартук и взяла карточку. Затем она закрыла дверь перед его носом и оставила его на ступеньке снаружи.
   Однако через несколько минут она вернулась в несколько измененном виде.
   - Проходите внутрь, пожалуйста.
   Она провела его в крошечную гостиную. Мистер Мейхерн, разглядывая рисунок на стене, вдруг поднял голову и увидел высокую бледную женщину, которая вошла так тихо, что он ее не услышал.
   - Мистер Мэйхерн? Вы адвокат моего мужа, не так ли? Вы пришли от него? Пожалуйста, присядьте?
   Пока она не заговорила, он не понял, что она не англичанка. Теперь, присмотревшись к ней повнимательнее, он заметил высокие скулы, густые иссиня-черные волосы и время от времени очень легкое движение рук, явно чуждое. Странная женщина, очень тихая. Так тихо, что становится не по себе. С самого начала мистер Мейхерн понял, что столкнулся с чем-то, чего не понимает.
   -- Ну, моя дорогая миссис Воул, -- начал он, -- вы не должны уступать...
   Он остановился. Было так очевидно, что Ромэн Воул не собирался уступать. Она была совершенно спокойна и собрана.
   - Не могли бы вы рассказать мне все об этом? она сказала. - Я должен знать все. Не думай щадить меня. Я хочу знать самое худшее. Она помедлила, затем повторила более низким тоном с любопытным акцентом, которого адвокат не понял: "Я хочу знать самое худшее".
   Г-н Мейхерн повторил свое интервью с Леонардом Воулом. Она внимательно слушала, время от времени кивая головой.
   - Понятно, - сказала она, когда он закончил. - Он хочет, чтобы я сказал, что в тот вечер он пришел в двадцать минут девятого?
   - Он пришел в это время? - резко сказал мистер Мейхерн.
   - Дело не в этом, - холодно сказала она. - Оправдают ли его мои слова? Поверят ли они мне?
   Мистер Мэйхерн был ошеломлен. Она так быстро подошла к сути дела.
   - Вот что я хочу знать, - сказала она. 'Этого будет достаточно? Есть ли кто-нибудь еще, кто может подтвердить мои показания?
   В ее поведении было скрытое рвение, от которого ему стало немного не по себе.
   - Пока никого нет, - неохотно сказал он.
   - Понятно, - сказал Ромейн Воул.
   Минуту или две она сидела совершенно неподвижно. Легкая улыбка играла на ее губах.
   Тревога адвоката становилась все сильнее и сильнее.
   - Миссис Воул... - начал он. - Я знаю, что ты должен чувствовать...
   'Ты?' она сказала. 'Я думаю.'
   "В данных обстоятельствах..."
   "В сложившихся обстоятельствах я намерен играть в одиночку".
   Он посмотрел на нее с тревогой.
   - Но, моя дорогая миссис Воул, вы переутомились. Быть такой преданной своему мужу...
   'Извините?'
   Резкость ее голоса заставила его вздрогнуть. Он неуверенно повторил:
   - Быть такой преданной своему мужу...
   Ромейн Воул медленно кивнула с той же странной улыбкой на губах.
   - Он говорил вам, что я ему предан? - тихо спросила она. "Ах! да, я вижу, что он сделал. Как глупы мужчины! Глупый - глупый - глупый...
   Она вдруг поднялась на ноги. Все сильные эмоции, которые адвокат ощущал в атмосфере, теперь сосредоточились в ее тоне.
   - Я ненавижу его, говорю вам! Я ненавижу его. Я ненавижу его, я ненавижу его! Я бы хотел, чтобы его повесили за шею, пока он не умрет.
   Адвокат отшатнулся перед ней и тлеющей страстью в ее глазах.
   Она подошла на шаг ближе и продолжала страстно:
   - Возможно, я увижу это. А если я скажу вам, что он пришел в ту ночь не в двадцать минут девятого, а в двадцать минут одиннадцатого ? Вы говорите, что он говорит вам, что ничего не знал о пришедших к нему деньгах. Предположим, я скажу вам, что он все знал об этом, рассчитывал на это и совершил убийство, чтобы получить это? Предположим, я скажу вам, что он признался мне той ночью, когда пришел, что он сделал? Что на его пальто была кровь? Что тогда? А если я встану в суде и скажу все это?
   Ее глаза, казалось, бросали ему вызов. С усилием он скрыл растущее смятение и попытался говорить разумным тоном.
   - Вас нельзя просить давать показания против собственного мужа...
   - Он не мой муж!
   Слова вырвались у него так быстро, что ему показалось, что он ее неправильно понял.
   'Извините? я...
   - Он не мой муж.
   Тишина была настолько напряженной, что можно было услышать падение булавки.
   "Я была актрисой в Вене. Мой муж жив, но в сумасшедшем доме. Так и не смогли пожениться. Теперь я рад.
   Она с вызовом кивнула.
   - Я хотел бы, чтобы вы сказали мне одну вещь, - сказал мистер Мэйхерн. Он умудрился казаться таким же хладнокровным и бесстрастным, как всегда. - Почему вы так ожесточены против Леонарда Воула?
   Она покачала головой, слегка улыбнувшись.
   - Да, вы хотели бы знать. Но я не скажу вам. Я сохраню свой секрет. . .'
   Мистер Мейхерн издал сухой кашель и встал.
   "Кажется, нет смысла затягивать это интервью, - заметил он. "Вы еще услышите обо мне после того, как я поговорю со своим клиентом".
   Она подошла к нему ближе, глядя ему в глаза своими прекрасными темными глазами.
   - Скажи мне, - сказала она, - ты верила - честно - что он был невиновен, когда пришла сюда сегодня?
   - Да, - сказал мистер Мэйхерн.
   - Бедняжка, - засмеялась она.
   - И я так думаю до сих пор, - закончил адвокат. 'Добрый вечер, мадам.'
   Он вышел из комнаты, унося с собой воспоминание о ее испуганном лице.
   "Это будет дьявольское дело", - сказал себе мистер Мэйхерн, шагая по улице.
   Чрезвычайно, все дело. Необыкновенная женщина. Очень опасная женщина. Женщины были дьяволом, когда вонзали в тебя свой нож.
   Что делать? У этого несчастного молодого человека не было ноги, на которой он мог бы стоять. Конечно, возможно, он совершил преступление. . .
   "Нет, - сказал себе мистер Мейхерн. - Нет, улик против него слишком много. Я не верю этой женщине. Она сфабриковала всю историю. Но она никогда не доведет дело до суда.
   Ему хотелось, чтобы он чувствовал больше убежденности в этом вопросе.
   Судебное разбирательство в полиции было кратким и драматичным. Главными свидетелями обвинения были Джанет Маккензи, служанка убитой, и Роман Хейльгер, австрийская подданная, любовница заключенного.
   Мистер Мейхерн сидел в суде и слушал изобличительную историю, которую рассказал последний. Это было на линиях, которые она указала ему в их интервью.
   Заключенный зарезервировал свою защиту и был предан суду.
   Мистер Мейхерн был в отчаянии. Дело против Леонарда Воула было неописуемым. Даже знаменитый КЦ, привлеченный к обороне, мало на что надеялся.
   - Если мы сможем поколебать показания этой австрийки, мы сможем что-то сделать, - с сомнением сказал он. - Но это плохой бизнес.
   Мистер Мейхерн сосредоточил свои усилия на одном-единственном вопросе. Если предположить, что Леонард Воул говорит правду и покинул дом убитой женщины в девять часов, кто был тот человек, которого Джанет слышала, разговаривая с мисс Френч в половине девятого?
   Единственным лучом света был племянник-шалопай, который в былые дни задабривал и угрожал своей тете различными суммами денег. Джанет Маккензи, как узнал адвокат, всегда была привязана к этому молодому человеку и никогда не переставала настаивать на его требованиях к своей любовнице. Вполне возможно, что именно этот племянник был с мисс Френч после отъезда Леонарда Воула, тем более что его нельзя было найти ни в одном из его старых убежищ.
   По всем остальным направлениям исследования юриста дали отрицательный результат. Никто не видел, чтобы Леонард Воул входил в свой дом или выходил из дома мисс Френч. Никто не видел, чтобы кто-то другой входил или выходил из дома в Криклвуде. Все запросы оказались пустыми.
   Это было накануне суда, когда мистер Мейхерн получил письмо, которое должно было направить его мысли в совершенно новом направлении.
   Оно пришло шестичасовой почтой. Безграмотная каракуля, написанная на обычной бумаге и вложенная в грязный конверт с криво приклеенной маркой.
   Мистер Мейхерн прочел его раз или два, прежде чем понял смысл.
   Уважаемый господин
   Ты парень-адвокат, который помогает молодому парню. Если вы хотите, чтобы эта накрашенная иностранная шлюха появилась из-за того, что она - ее сборище лжи, приходите сегодня вечером в Шоу Рентс, Степни, 16. Это даст вам 200 фунтов стерлингов для миссис Могсон.
   Поверенный читал и перечитывал это странное послание. Это могло быть, конечно, обманом, но, подумав, он все больше убеждался в том, что он был подлинным, а также в том, что это была единственная надежда заключенного. Показания Романа Хейльгера полностью его очернили, и линия, которую намеревалась проводить защита, линия, согласно которой показаниям женщины, которая, по общему признанию, вел аморальный образ жизни, нельзя доверять, была в лучшем случае слабой.
   Мистер Мэйхерн принял решение. Его обязанностью было спасти своего клиента любой ценой. Он должен пойти в "Арендную плату Шоу".
   Ему было нелегко найти это место, ветхое здание в зловонных трущобах, но в конце концов он это сделал, и по запросу миссис Могсон был отправлен в комнату на третьем этаже. В эту дверь он постучал и, не получив ответа, постучал еще раз.
   При этом втором стуке он услышал внутри шаркающий звук, и вскоре дверь осторожно приоткрылась на полдюйма, и из нее выглянула согбенная фигура.
   Внезапно женщина, а это была женщина, усмехнулась и открыла дверь шире.
   - Так это ты, милочка, - сказала она хриплым голосом. - С вами никого нет? Никаких трюков? Вот так. Вы можете войти, вы можете войти.
   С некоторой неохотой адвокат шагнул через порог в маленькую грязную комнату с мерцающей газовой струей. В углу стояла неубранная неубранная кровать, простой сосновый стол и два шатких стула. Впервые мистер Мейхерн мог полностью увидеть жильца этой сомнительной квартиры. Это была женщина средних лет, сгорбленная, с копной всклокоченных седых волос и туго обмотанным вокруг лица шарфом. Она увидела, как он смотрит на это, и снова засмеялась, тем же любопытным бесцветным смешком.
   "Интересно, почему я прячу свою красоту, дорогая? Он, он, он. Боишься, что это может соблазнить тебя, а? Но ты увидишь, ты увидишь.
   Она откинула шарф, и адвокат невольно отпрянул от почти бесформенного алого пятна. Она снова заменила шарф.
   - Так ты не хочешь меня поцеловать, дорогуша? Он, он, я не удивляюсь. И все же я когда-то была хорошенькой девушкой - не так давно, как вы думаете. Купорос, душенька, купорос - вот что сделал. Ах! но я буду даже с ними...
   Она разразилась отвратительным потоком ненормативной лексики, которую мистер Мейхерн тщетно пытался подавить. Наконец она замолчала, нервно сжимая и разжимая руки.
   - Довольно, - сурово сказал адвокат. - Я пришел сюда, потому что у меня есть основания полагать, что вы можете дать мне информацию, которая оправдает моего клиента, Леонарда Воула. Так ли это?
   Ее глаза лукаво посмотрели на него.
   - А как насчет денег, дорогуша? - прохрипела она. - Двести фунтов, ты помнишь?
   - Давать показания - ваша обязанность, и вас могут попросить сделать это.
   - Так не пойдет, дорогая. Я старуха и ничего не знаю. Но вы дадите мне двести фунтов, и, возможно, я смогу дать вам пару советов. Видеть?'
   - Какой намек?
   "Что сказать на письмо? Письмо от нее . Теперь неважно, как я его заполучил. Это мое дело. Это поможет. Но я хочу свои двести фунтов.
   Мистер Мэйхерн холодно посмотрел на нее и принял решение.
   - Я дам тебе десять фунтов, больше ничего. И только в том случае, если это письмо такое, как вы говорите.
   'Десять фунтов?' Она кричала и ругалась на него.
   - Двадцать, - сказал мистер Мэйхерн, - и это мое последнее слово.
   Он встал, как бы собираясь уйти. Затем, внимательно наблюдая за ней, он вытащил бумажник и отсчитал двадцать однофунтовых банкнот.
   - Видишь ли, - сказал он. - Это все, что у меня есть с собой. Вы можете взять его или оставить.
   Но он уже знал, что вид денег был для нее чересчур. Она бессильно ругалась и бредила, но, наконец, сдалась. Подойдя к кровати, она вытащила что-то из-под рваного матраца.
   - Вот ты где, черт тебя побери! - прорычала она. - Это лучший из тех, что вам нужны.
   Она бросила ему пачку писем, и мистер Мейхерн развязал их и просмотрел в своей обычной спокойной методичной манере. Женщина, жадно наблюдавшая за ним, ничего не могла понять по его бесстрастному лицу.
   Он прочитывал каждое письмо, затем снова возвращался к верхнему и читал его во второй раз. Затем он снова тщательно связал весь узел.
   Это были любовные письма, написанные Ромейном Хейлгером, и человеком, которому они были написаны, был не Леонард Воул. Верхнее письмо было датировано днем ареста последнего.
   - Я говорил правду, дорогая, не так ли? - захныкала женщина. - Ей подойдет это письмо?
   Мистер Мейхерн положил письма в карман и задал вопрос.
   - Как вы получили эту корреспонденцию?
   - Это показательно, - сказала она с ухмылкой. - Но я знаю кое-что еще. Я слышал в суде, что сказала эта шлюха. Узнай, где она была в двадцать минут одиннадцатого, в то время, когда, по ее словам, была дома. Спросите в кинотеатре Lion Road. Они запомнят - такую хорошую, порядочную девушку - будь она проклята!
   'Кто этот человек?' - спросил мистер Мейхерн. - Здесь только христианское имя.
   Голос другой стал хриплым и хриплым, ее руки сжимались и разжимались. Наконец она поднесла одну к лицу.
   - Это человек, который сделал это со мной. Много лет назад. Она увела его у меня - девчонкой она тогда была. И когда я пошел за ним - и пошел за ним тоже - он бросил в меня эту проклятую дрянь! И она засмеялась - будь она проклята! У меня было это для нее в течение многих лет. Я следил за ней, шпионил за ней. И теперь она у меня! Она пострадает за это, не так ли, мистер адвокат? Она будет страдать?
   - Вероятно, она будет приговорена к тюремному заключению за дачу ложных показаний, - тихо сказал мистер Мейхерн.
   - Заткнись - вот чего я хочу. Вы собираетесь, не так ли? Где мои деньги? Где эти хорошие деньги?
   Не говоря ни слова, мистер Мейхерн положил записи на стол. Затем, глубоко вздохнув, он повернулся и вышел из убогой комнаты. Оглянувшись назад, он увидел старуху, напевающую деньги.
   Он не терял времени даром. Он без труда нашел кинотеатр на Лайон-роуд, и, увидев фотографию Ромейн Хейльгер, комиссионер сразу ее узнал. Она пришла в кино с мужчиной в тот же вечер после десяти часов. Он не обратил особого внимания на ее сопровождение, но вспомнил даму, которая говорила с ним о картине, которую показывали. Они просидели до конца, примерно через час.
   Мистер Мейхерн был удовлетворен. Показания Романа Хейлгера были сплошь ложью от начала до конца. Она развила его из своей страстной ненависти. Адвокат задавался вопросом, узнает ли он когда-нибудь, что скрывается за этой ненавистью. Что сделал с ней Леонард Воул? Он казался ошеломленным, когда адвокат сообщила о ее отношении к нему. Он искренне заявил, что это невероятно, но мистеру Мейхерну показалось, что после первого изумления его протесты были лишены искренности.
   Он знал . Мистер Мэйхерн был убежден в этом. Он знал, но не собирался раскрывать этот факт. Секрет между этими двумя остался секретом. Мистер Мейхерн задавался вопросом, придет ли он когда-нибудь, чтобы узнать, что это такое.
   Адвокат взглянул на часы. Было поздно, но время было всем. Он поймал такси и назвал адрес.
   "Сэр Чарльз должен знать об этом немедленно", - пробормотал он себе под нос, входя в комнату. Суд над Леонардом Воулом за убийство Эмили Френч вызвал широкий интерес. Во-первых, подсудимый был молод и красив, затем его обвинили в особо подлом преступлении, а дальше - интерес Ромена Хейльгера, главного свидетеля обвинения. Во многих газетах были ее фотографии и несколько выдуманных историй о ее происхождении и истории.
   Процесс начался достаточно тихо. Сначала появились различные технические доказательства. Потом позвонили Джанет Маккензи. Она рассказала практически ту же историю, что и раньше. В ходе перекрестного допроса адвокату защиты удалось заставить ее раз или два опровергнуть саму себя по поводу ее рассказа об отношениях Воула с мисс Френч, он подчеркнул тот факт, что, хотя той ночью она слышала мужской голос в гостиной, ничего, что указывало бы на то, что это была Воул, и ему удалось внушить мысль, что ревность и неприязнь к узнику лежат в основе многих ее показаний.
   Затем был вызван следующий свидетель.
   - Вас зовут Ромейн Хайльгер?
   'Да.'
   - Вы австрийский подданный?
   'Да.'
   - Последние три года вы жили с арестантом и выдавали себя за его жену?
   Лишь на мгновение глаза Ромейна Хейлгера встретились с глазами человека на скамье подсудимых. В ее выражении было что-то любопытное и непостижимое.
   'Да.'
   Вопросы продолжались. Слово за словом вылезли изобличающие факты. В указанную ночь заключенный взял с собой лом. Он вернулся в двадцать минут одиннадцатого и признался, что убил старуху. Его наручники были в крови, и он сжег их в кухонной плите. Он терроризировал ее, чтобы она замолчала с помощью угроз.
   По ходу повествования чувства двора, которые вначале были несколько благосклонны к арестанту, теперь резко настроились против него. Сам он сидел с опущенной головой и угрюмым видом, как будто знал, что обречен.
   Тем не менее, можно было бы заметить, что ее собственный совет стремился сдержать враждебность Ромена. Он предпочел бы, чтобы она была более беспристрастным свидетелем.
   Встал грозный и тяжеловесный защитник.
   Он объяснил ей, что ее история была злонамеренной выдумкой от начала до конца, что она даже не была в своем собственном доме в то время, о котором идет речь, что она влюблена в другого мужчину и намеренно стремится отправить Воула к нему. смерти за преступление, которого он не совершал.
   Ромен отверг эти обвинения с величайшей наглостью.
   Затем наступила неожиданная развязка - получение письма. Его читали вслух в суде посреди затаившейся тишины.
   Макс, любимый, Судьба отдала его в наши руки! Его арестовали за убийство, но да, за убийство старухи! Леонард, который и мухи не обидит! Наконец-то я отомщу. Бедный цыпленок! Я скажу, что он пришел в ту ночь с кровью на нем - что он признался мне. Я повешу его, Макс, и когда он будет повешен, он узнает и поймет, что это Ромейн послал его на смерть. И тогда - счастье, Любимый! Наконец-то счастье!
   Присутствовали эксперты, готовые поклясться, что это почерк Романа Хайльгера, но в них не было необходимости. Столкнувшись с письмом, Ромен окончательно сломался и во всем признался. Леонард Воул вернулся в дом, как он сказал, в двадцать минут девятого. Она придумала всю эту историю, чтобы погубить его.
   С крахом Романа Хейлгера рухнуло и дело Короны. Сэр Чарльз вызвал своих немногочисленных свидетелей, заключенный сам вошел в ложу и рассказал свою историю по-мужски прямолинейно, не поколебавшись перекрестным допросом.
   Обвинение пыталось сплотиться, но без особого успеха. Резюме судьи было не совсем благоприятным для заключенного, но реакция наступила, и присяжным потребовалось немного времени, чтобы обдумать свой вердикт.
   - Мы считаем заключенного невиновным.
   Леонард Воул был свободен!
   Маленький мистер Мейхерн поспешил со своего места. Он должен поздравить своего клиента.
   Он поймал себя на том, что энергично полирует свое пенсне и остановился. Жена только накануне вечером сказала ему, что это вошло у него в привычку. Любопытные вещи привычки. Сами люди никогда не знали, что они у них есть.
   Интересный случай - очень интересный случай. Та женщина, теперь Ромейн Хейлгер.
   В деле для него по-прежнему доминировала экзотическая фигура Романа Хейльгера. В доме в Паддингтоне она казалась бледной и тихой женщиной, но в суде она вспыхнула на фоне трезвости. Она красовалась, как тропический цветок.
   Если бы он закрыл глаза, то мог бы видеть ее сейчас, высокую и страстную, ее изящное тело слегка наклонилось вперед, ее правая рука все время бессознательно сжимала и разжимала себя. Любопытные вещи, привычки. Этот жест рукой был ее привычкой, предположил он. Однако совсем недавно он видел, как это делал кто-то другой. Кто это был сейчас? Совсем недавно -
   Он судорожно вдохнул, когда оно вернулось к нему. Женщина в ренте Шоу . . .
   Он стоял неподвижно, голова кружилась. Это было невозможно - невозможно - И все же Ромэн Хейлгер была актрисой.
   KC подошел к нему сзади и хлопнул по плечу.
   - Уже поздравили нашего человека? Знаешь, он побрился налысо. Пойдем и повидаемся с ним.
   Но маленький адвокат стряхнул с себя руку другого.
   Он хотел только одного - увидеть Ромэна Хайльгера лицом к лицу.
   Он не видел ее до тех пор, пока спустя некоторое время, и место их встречи не имеет значения.
   - Итак, вы догадались, - сказала она, когда он рассказал ей все, что было у него на уме. 'Лицо? Ой! это было достаточно просто, а свет от газовой струи был слишком плох, чтобы можно было разглядеть грим".
   - Но почему... почему...
   "Почему я сыграл в одиночку?" Она слегка улыбнулась, вспомнив, когда в последний раз использовала эти слова.
   "Какая сложная комедия!"
   - Мой друг - я должен был спасти его. Свидетельств преданной ему женщины было бы недостаточно - вы сами намекнули. Но я кое-что знаю о психологии толпы. Пусть мои показания будут вырваны из меня, как признание, порочащее меня в глазах закона, и немедленно наступит реакция в пользу арестанта".
   - А пачка писем?
   - Одинокий, жизненно важный мог показаться... как бы это назвать? - подстава.
   - Тогда человек по имени Макс?
   - Никогда не существовало, мой друг.
   - Я все еще думаю, - обиженно сказал маленький мистер Мейхерн, - что мы могли бы отделаться от него... э-э... обычной процедурой.
   - Я не осмелился рискнуть. Видите ли, вы думали , что он невиновен...
   - И ты это знал ? Понятно, - сказал маленький мистер Мейхерн.
   -- Дорогой мой мистер Мейхерн, -- сказал Ромэн, -- вы совсем ничего не понимаете. Я знал - он виновен!
  
  
  
   Глава 11
   Беспроводная связь
   "Беспроводная сеть" была впервые опубликована в "Sunday Chronicle Annual 1925" в сентябре 1925 года.
   "Прежде всего, избегайте беспокойства и волнений, - сказал доктор Мейнелл с непринужденной манерой, свойственной врачам.
   Миссис Хартер, как это часто бывает с людьми, слышащими эти успокаивающие, но бессмысленные слова, скорее засомневалась, чем почувствовала облегчение.
   - Есть некоторая сердечная слабость, - бегло продолжал доктор, - но не о чем беспокоиться. Я могу заверить вас в этом.
   "Все равно, - добавил он, - было бы неплохо установить лифт. А? Что насчет этого?'
   Миссис Хартер выглядела обеспокоенной.
   Доктор Мейнелл, напротив, выглядел довольным собой. Причина, по которой он любил лечить богатых пациентов, а не бедных, заключалась в том, что он мог проявлять свое активное воображение, прописывая их болезни.
   - Да, лифт, - сказал доктор Мейнелл, пытаясь придумать что-нибудь еще более лихое - и безуспешно. "Тогда мы будем избегать всех чрезмерных усилий. Ежедневные физические упражнения на ровном месте в погожий день, но избегайте подъемов в гору. А главное, - радостно добавил он, - много отвлечений для ума. Не зацикливайтесь на своем здоровье.
   С племянником пожилой леди, Чарльзом Риджуэем, доктор был немного более откровенным.
   - Не поймите меня неправильно, - сказал он. "Ваша тетя может прожить много лет, возможно, проживет. В то же время шок или перенапряжение могут так ее увлечь! Он щелкнул пальцами. "Она должна вести очень спокойную жизнь. Никаких усилий. Никакой усталости. Но, конечно, нельзя позволять ей размышлять. Ее нужно поддерживать в хорошем настроении, а мысли должны быть хорошо отвлечены.
   - Отвлекся, - задумчиво сказал Чарльз Риджуэй.
   Чарльз был задумчивым молодым человеком. Он также был молодым человеком, который верил в то, что, когда это возможно, следует продвигать свои собственные наклонности.
   В тот же вечер он предложил установить беспроводной набор.
   Миссис Хартер, уже серьезно расстроенная мыслью о лифте, была встревожена и не хотела. Чарльз говорил бегло и убедительно.
   "Я не знаю, что я забочусь об этих новомодных вещах". - жалобно сказала миссис Хартер. - Волны, знаете ли, электрические волны. Они могут повлиять на меня.
   Чарльз высокомерно и любезно указал на тщетность этой идеи.
   Миссис Хартер, чье знание предмета было весьма смутным, но твердо стоявшая на своем собственном мнении, осталась неубежденной.
   - Все это электричество, - робко пробормотала она. - Можете говорить что хотите, Чарльз, но на некоторых людей действует электричество. У меня всегда ужасно болит голова перед грозой. Я знаю это.'
   Она торжествующе кивнула головой.
   Чарльз был терпеливым молодым человеком. Он также был настойчив.
   "Моя дорогая тетя Мэри, - сказал он, - позвольте мне объяснить вам, в чем дело".
   Он был своего рода авторитетом в этом вопросе. Теперь он прочитал целую лекцию на эту тему; согревая свою задачу, он говорил о лампах с ярким эмиттером, о лампах с тусклым эмиттером, о высокой частоте и низкой частоте, об усилении и конденсаторах.
   Миссис Хартер, погруженная в море слов, которых она не понимала, сдалась.
   - Конечно, Чарльз, - пробормотала она, - если ты действительно думаешь...
   - Моя дорогая тетя Мэри, - с энтузиазмом сказал Чарльз. - Это самое главное для вас, чтобы вы не хандрили и все такое.
   Лифт, прописанный доктором Мейнеллом, был установлен вскоре после этого и едва не стал причиной смерти миссис Хартер, поскольку, как и многие другие пожилые дамы, она ненавидела незнакомых мужчин в доме. Она подозревала их всех и каждого в замыслах на ее старое серебро.
   После лифта прибыл беспроводной комплект. Миссис Хартер осталась созерцать отталкивающий для нее предмет - большую неуклюжую коробку с ручками.
   Потребовался весь энтузиазм Чарльза, чтобы примирить ее с этим.
   Чарльз был в своей стихии, он крутил ручки, красноречиво рассуждая.
   Миссис Хартер сидела в своем кресле с высокой спинкой, терпеливая и вежливая, с глубоко укоренившейся убежденностью в том, что эти новомодные понятия не более и не менее, как полнейшая неприятность.
   - Послушайте, тетя Мэри, мы едем в Берлин, разве это не прекрасно? Ты слышишь парня?
   - Я ничего не слышу, кроме жужжания и щелчков, - сказала миссис Хартер.
   Чарльз продолжал крутить ручки. - Брюссель, - объявил он с энтузиазмом.
   - Это правда? - спросила миссис Хартер с легким интересом.
   Чарльз снова повернул ручки, и по комнате разнесся неземной вой.
   "Теперь мы, кажется, добрались до Собачьего приюта", - сказала миссис Хартер, пожилая дама с определенной долей духа.
   - Ха, ха! - сказал Чарльз. - Вы будете шутить, не так ли, тетя Мэри? Очень хорошо!
   Миссис Хартер не могла не улыбнуться ему. Она очень любила Чарльза. Несколько лет с ней жила племянница Мириам Хартер. Она намеревалась сделать девочку своей наследницей, но Мириам не добилась успеха. Она была нетерпелива и явно скучала в обществе своей тети. Она всегда отсутствовала, "бродяжничая", как называла это миссис Хартер. В конце концов, она связалась с молодым человеком, которого ее тетя категорически не одобряла. Мириам вернули матери с краткой запиской, как будто она была одобрена. Она вышла замуж за упомянутого молодого человека, и миссис Хартер обычно присылала ей на Рождество футляр для носового платка или серединку стола.
   Найдя племянниц разочаровывающими, миссис Хартер обратила свое внимание на племянников. Чарльз с самого начала пользовался безоговорочным успехом. Он всегда был приятно почтителен со своей теткой и с видимым интересом слушал ее воспоминания о юности. В этом он сильно отличался от Мириам, которая откровенно скучала и показывала это. Чарльзу никогда не было скучно, он всегда был добродушен, всегда весел. Он много раз на дню говорил своей тетке, что она совершенно замечательная старушка.
   Весьма довольная своим новым приобретением, миссис Хартер написала своему адвокату с инструкциями относительно составления нового завещания. Это было отправлено ей, должным образом одобрено ею и подписано.
   И теперь, даже в вопросе беспроводной связи, вскоре оказалось, что Чарльз завоевал новые лавры.
   Миссис Хартер, поначалу враждебная, стала терпимой и, наконец, очарованной. Ей гораздо больше нравилось, когда Чарльз уходил. Беда Чарльза заключалась в том, что он не мог оставить это дело в покое. Миссис Хартер, удобно устроившись в своем кресле, слушала симфонический концерт или лекцию о Лукреции Борджиа или жизни у пруда, вполне счастливая и в мире со всем миром. Не то что Чарльз. Гармония нарушалась нестройными визгами, пока он с энтузиазмом пытался поймать иностранные станции. Но в те вечера, когда Чарльз обедал с друзьями, миссис Хартер действительно очень нравилась радиосвязь. Она включала два выключателя, садилась в кресло с высокой спинкой и наслаждалась программой вечера.
   Примерно через три месяца после того, как была установлена беспроводная связь, произошло первое жуткое событие. Чарльз отсутствовал на вечеринке в бридж.
   Программой этого вечера был концерт баллад. Известное сопрано пело "Энни Лори", и в середине "Энни Лори" произошла странная вещь. Произошел внезапный перерыв, музыка на мгновение умолкла, жужжание, щелканье продолжалось, а потом и это стихло. Наступила мертвая тишина, а потом послышался очень слабый жужжащий звук.
   У миссис Хартер сложилось впечатление, почему она не знала, что машина настраивается где-то очень далеко, и тут ясно и отчетливо раздался голос, мужской голос со слабым ирландским акцентом.
   - Мэри , ты слышишь меня, Мэри? Говорит Патрик. . . Я скоро приду за тобой. Ты будешь готова, правда, Мэри?
   Затем, почти сразу, комнату снова заполнили звуки "Энни Лори". Миссис Хартер неподвижно сидела в кресле, стиснув руки на подлокотниках. Снилась ли она? Патрик! Голос Патрика! Голос Патрика в этой самой комнате, говорящий с ней. Нет, это должен быть сон, возможно, галлюцинация. Должно быть, она просто заснула на минуту или две. Любопытно, что ей приснилось, что голос ее умершего мужа заговорил с ней по эфиру. Это ее немного испугало. Какие слова он сказал?
   - Я скоро приду за тобой, Мэри. Вы будете готовы, не так ли? '
   Было ли это, может быть, это было предчувствие? Сердечная слабость. Ее сердце. В конце концов, она была в годах.
   -- Это предупреждение -- вот что это такое, -- сказала миссис Хартер, медленно и с трудом поднимаясь со стула, и характерно добавила:
   - Все эти деньги потрачены впустую на установку лифта!
   Она никому ничего не рассказала о своем опыте, но следующие день или два была задумчивой и немного озабоченной.
   И тут случился второй случай. Она снова была одна в комнате. Радио, которое играло оркестровую подборку, замерло так же внезапно, как и раньше. Снова наступила тишина, ощущение отдаленности и, наконец, голос Патрика не такой, каким он был при жизни, - голос разреженный, далекий, со странным неземным звучанием. Патрик говорит с тобой, Мэри, я скоро приду за тобой . . .'
   Потом щелк, жужжание, и оркестровая подборка снова заиграла полным ходом.
   Миссис Хартер взглянула на часы. Нет, на этот раз она не спала. Проснувшись и полностью владея своими способностями, она услышала голос Патрика. Это была не галлюцинация, она была в этом уверена. В замешательстве она пыталась обдумать все, что Чарльз объяснил ей по теории эфирных волн.
   Могло ли быть так, что Патрик действительно говорил с ней? Что его настоящий голос доносился сквозь пространство? Были недостающие длины волн или что-то в этом роде. Она вспомнила, как Чарльз говорил о "пробелах в шкале". Возможно, исчезнувшие волны объяснили все так называемые психологические явления? Нет, в самой идее не было ничего невозможного. Патрик говорил с ней. Он воспользовался современной наукой, чтобы подготовить ее к тому, что вскоре должно было произойти.
   Миссис Хартер позвонила своей служанке Элизабет.
   Элизабет была высокой худощавой женщиной лет шестидесяти. Под непоколебимой внешностью она скрывала богатство привязанности и нежности к своей госпоже.
   - Элизабет, - сказала миссис Хартер, когда появился ее верный слуга, - вы помните, что я вам говорила? Верхний левый ящик моего бюро. Он заперт, длинный ключ с белой наклейкой. Все готово.
   - Готовы, мэм?
   - На мои похороны, - фыркнула миссис Хартер. - Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, Элизабет. Ты сам помог мне положить туда вещи.
   Лицо Элизабет начало странно двигаться.
   - О, мэм, - причитала она, - не зацикливайтесь на таких вещах. Я думал, ты видишь лучше.
   - Нам всем рано или поздно придется уйти, - практично сказала миссис Хартер. - Мне больше трех десятков и десяти лет, Элизабет. Вот-вот, не строй из себя дурака. Если тебе нужно плакать, иди и плачь в другом месте".
   Элизабет удалилась, все еще принюхиваясь.
   Миссис Хартер заботливо ухаживала за ней.
   - Глупый старый дурак, но верный, - сказала она, - очень верный. Дай-ка посмотреть, сто фунтов я ей оставил или только пятьдесят? Должно быть сто. Она была со мной долгое время.
   Этот вопрос обеспокоил пожилую женщину, и на следующий день она села и написала своему адвокату, спрашивая, не пришлет ли он ей завещание, чтобы она могла его просмотреть. В тот же день Чарльз напугал ее тем, что сказал за обедом.
   "Кстати, тетя Мэри, - сказал он, - кто этот забавный старый шутник в запасной комнате? Я имею в виду картину над камином. Старый Джонни с бобрами и бакенбардами?
   Миссис Хартер строго посмотрела на него.
   - Это твой дядя Патрик в молодости, - сказала она.
   - О, я говорю, тетя Мэри, мне ужасно жаль. Я не хотел показаться грубым.
   Миссис Хартер приняла извинения с достоинством склонив голову.
   Чарльз продолжал довольно неуверенно:
   'Я просто интересуюсь. Понимаете -'
   Он остановился в нерешительности, и миссис Хартер резко сказала:
   'Что ж? Что ты собирался сказать?
   - Ничего, - поспешно сказал Чарльз. - Ничего, что имело бы смысл, я имею в виду.
   На мгновение старая дама больше ничего не сказала, но позже в тот же день, когда они остались вдвоем, она вернулась к этой теме.
   - Я бы хотел, чтобы ты рассказал мне, Чарльз, что заставило тебя спросить меня о портрете твоего дяди.
   Чарльз выглядел смущенным.
   - Я же говорил вам, тетя Мэри. Это была не что иное, как моя глупая фантазия, совершенно абсурдная.
   - Чарльз, - сказала миссис Хартер своим самым властным голосом, - я настаиваю на том, чтобы знать.
   - Ну, моя дорогая тетушка, если хотите, мне показалось, что я видела его - я имею в виду мужчину на фотографии - выглядывающего из дальнего окна, когда я вчера вечером шла по подъездной аллее. Какой-то эффект света, я полагаю. Мне было интересно, кем он мог быть, лицо было таким - ранневикторианским, если вы понимаете, о чем я. А потом Элизабет сказала, что в доме никого нет, ни посетителя, ни постороннего, а поздно вечером я случайно проскользнул в свободную комнату, где над камином стояла картина. Мой мужчина к жизни! Это довольно легко объяснимо, на самом деле, я ожидаю. Подсознание и все такое. Должно быть, я заметил картину раньше, не осознавая, что заметил ее, а потом просто представил себе лицо в окне.
   - Крайнее окно? - резко сказала миссис Хартер.
   'Да, почему?'
   - Ничего, - ответила миссис Хартер.
   Но она все равно была поражена. Эта комната была гардеробной ее мужа.
   В тот же вечер, когда Чарльз снова отсутствовал, миссис Хартер с лихорадочным нетерпением слушала радио. Если бы она в третий раз услышала таинственный голос, это доказало бы ей окончательно и без тени сомнения, что она действительно находится в связи с каким-то другим миром.
   Хотя ее сердце забилось быстрее, она не удивилась, когда произошел тот же перерыв, и после обычного интервала гробовой тишины слабый далекий ирландский голос заговорил еще раз.
   " Мэри , теперь ты готова. . . В пятницу я приду за тобой. . . Пятница, половина девятого. . . Не бойся - боли не будет. . . Будь готов . . .'
   Затем, почти оборвав последнее слово, снова заиграла музыка оркестра, шумная и нестройная.
   Миссис Хартер минуту или две сидела неподвижно. Ее лицо побледнело, она посинела и сжала губы.
   Вскоре она встала и села за письменный стол. Несколько дрожащей рукой она написала следующие строки:
   Сегодня вечером, в 9.15, я отчетливо услышала голос своего умершего мужа. Он сказал мне, что придет за мной в пятницу вечером в 9.30. Если я умру в этот день и в этот час, я хотел бы, чтобы факты были известны, чтобы несомненно доказать возможность общения с духовным миром.
   Мэри Хартер.
   Миссис Хартер прочитала то, что она написала, вложила это в конверт и надписала конверт. Затем она позвонила в звонок, на который тут же ответила Элизабет. Миссис Хартер встала из-за стола и отдала старухе записку, которую только что написала.
   "Элизабет, - сказала она, - если я умру в пятницу вечером, мне бы хотелось, чтобы эта записка была передана доктору Мейнеллу. Нет, - Элизабет, казалось, собиралась возразить, - не спорь со мной. Вы часто говорили мне, что верите в предчувствия. У меня сейчас есть предчувствие. Есть еще одна вещь. Я оставил вам в моем завещании 50 фунтов стерлингов. Я хотел бы, чтобы у вас было 100 фунтов стерлингов. Если я не смогу сам пойти в банк до того, как умру, мистер Чарльз позаботится об этом.
   Как и прежде, миссис Хартер оборвала слезливые протесты Элизабет. Следуя своему решению, на следующее утро пожилая дама заговорила на эту тему со своим племянником.
   "Помни, Чарльз, если со мной что-нибудь случится, у Элизабет должны быть лишние 50 фунтов".
   - Вы очень мрачны в эти дни, тетя Мэри, - весело сказал Чарльз. 'Что с тобой будет? По словам доктора Мейнелла, через двадцать лет мы будем отмечать ваш сотый день рождения!
   Миссис Хартер нежно улыбнулась ему, но не ответила. Через минуту-две она сказала:
   - Что ты делаешь в пятницу вечером, Чарльз?
   Чарльз выглядел слегка удивленным.
   - На самом деле Юинги попросили меня войти и сыграть в бридж, но если вы предпочитаете, чтобы я остался дома...
   - Нет, - решительно сказала миссис Хартер. "Конечно, нет. Я серьезно, Чарльз. В эту ночь из всех ночей я предпочел бы быть один.
   Чарльз с любопытством взглянул на нее, но миссис Хартер больше ничего не сообщила. Она была пожилой женщиной мужественной и решительной. Она чувствовала, что должна справиться со своим странным опытом в одиночку.
   В пятницу вечером в доме было очень тихо. Миссис Хартер, как обычно, сидела в кресле с прямой спинкой, пододвинутом к камину. Все ее приготовления были сделаны. В то утро она была в банке, вытащила банкнотами 50 фунтов стерлингов и передала их Элизабет, несмотря на слезливые протесты последней. Она рассортировала и расставила все свои личные вещи и пометила одно или два украшения именами друзей или родственников. Она также написала список инструкций для Чарльза. Вустерский чайный сервиз должен был достаться кузине Эмме. Севрские сотрясения для молодого Уильяма и так далее.
   Теперь она посмотрела на длинный конверт, который держала в руке, и вытащила из него сложенный документ. Это было ее завещание, отправленное ей мистером Хопкинсоном в соответствии с ее инструкциями. Она уже внимательно прочитала его, но теперь еще раз просмотрела, чтобы освежить память. Это был короткий, лаконичный документ. Завещание в размере 50 фунтов стерлингов Элизабет Маршалл за верную службу, два завещания по 500 фунтов стерлингов сестре и двоюродному брату, а остаток - ее любимому племяннику Чарльзу Ридж-уэю.
   Миссис Хартер несколько раз кивнула головой. Чарльз станет очень богатым человеком, когда она умрет. Что ж, он был для нее дорогим хорошим мальчиком. Всегда добрая, всегда ласковая и с веселым языком, который всегда ей нравился.
   Она посмотрела на часы. Три минуты до получаса. Что ж, она была готова. И она была спокойна - совершенно спокойна. Хотя она несколько раз повторяла про себя эти последние слова, сердце ее билось странно и неровно. Сама она этого почти не осознавала, но была взвинчена до предела натянутыми нервами.
   Половина десятого. Беспроводная связь была включена. Что она услышит? Знакомый голос, сообщающий прогноз погоды, или далекий голос человека, умершего двадцать пять лет назад?
   Но она не слышала ни того, ни другого. Вместо этого раздался знакомый звук, звук, который она хорошо знала, но который сегодня заставил ее почувствовать, как будто ей на сердце легла ледяная рука. Возня в дверь. . .
   Оно пришло снова. А потом холодный ветер, казалось, пронесся по комнате. Миссис Хартер теперь не сомневалась в своих ощущениях. Она боялась . . . Она была более чем напугана - она была в ужасе. . .
   И вдруг ей пришла мысль: двадцать пять лет - это большой срок. Патрик теперь мне незнаком .
   Террор! Вот что вторгалось в нее.
   Мягкий шаг за дверью - тихий запинающийся шаг. Затем дверь бесшумно распахнулась. . .
   Миссис Хартер вскочила на ноги, слегка покачиваясь из стороны в сторону, ее глаза были устремлены на дверной проем, что-то выскользнуло из ее пальцев в решетку.
   Она издала сдавленный крик, который застрял у нее в горле. В тусклом свете дверного проема стояла знакомая фигура с каштановой бородой и бакенбардами, в старомодном викторианском пальто.
   Патрик пришел за ней!
   Ее сердце в ужасе подпрыгнуло и остановилось. Она соскользнула на землю сгорбленной кучей.
   Там Элизабет нашла ее через час.
   Сразу же вызвали доктора Мейнелла, а Чарльза Риджуэя поспешно отозвали с вечеринки в бридж. Но ничего нельзя было сделать. Миссис Хартер вышла за рамки человеческой помощи.
   Лишь два дня спустя Элизабет вспомнила о записке, данной ей любовницей. Доктор Мейнелл прочитал его с большим интересом и показал Чарльзу Риджуэю.
   - Очень любопытное совпадение, - сказал он. - Кажется очевидным, что у вашей тетушки были галлюцинации по поводу голоса ее покойного мужа. Она, должно быть, натянула себя до такой степени, что возбуждение было фатальным, и когда время действительно пришло, она умерла от потрясения".
   - Самовнушение? - сказал Чарльз.
   - Что-то в этом роде. Я сообщу вам результат вскрытия как можно скорее, хотя сам в этом не сомневаюсь. В данных обстоятельствах вскрытие было желательно, хотя и чисто для формы.
   Чарльз понимающе кивнул.
   Накануне ночью, когда домочадцы спали, он убрал некий провод, идущий от задней части радиошкафа к его спальне этажом выше. Кроме того, поскольку вечер был прохладным, он попросил Элизабет разжечь в его комнате огонь, и в этом огне он сжег каштановую бороду и бакенбарды. Часть одежды викторианской эпохи, принадлежавшей его покойному дяде, он положил в пропахший камфарой сундук на чердаке.
   Насколько он мог видеть, он был в полной безопасности. Его план, смутные очертания которого впервые сложились в его мозгу, когда доктор Мейнелл сказал ему, что его тетя могла бы прожить много лет при должном уходе, удался блестяще. Внезапный шок, как сказал доктор Мейнелл. Чарльз, этот ласковый молодой человек, любимый старушками, улыбнулся про себя.
   Когда доктор ушел, Чарльз машинально занялся своими обязанностями. Необходимо было окончательно урегулировать некоторые приготовления к похоронам. Родственников, прибывающих издалека, должны были ждать поезда. В одном-двух случаях им приходилось оставаться на ночь. Чарльз делал все это эффективно и методично, под аккомпанемент своих собственных мыслей.
   Очень хороший ход дела! Это было их бременем. Никто, и менее всего его покойная тетка, не знал, в каком опасном положении находился Чарльз. Его деятельность, тщательно скрытая от мира, привела его туда, где впереди маячила тень тюрьмы.
   Разоблачение и разорение смотрели ему прямо в глаза, если он не мог за несколько коротких месяцев собрать значительную сумму денег. Что ж, теперь все было в порядке. Чарльз улыбнулся про себя. Благодаря - да, назовем это розыгрышем - в этом нет ничего криминального - он был спасен. Теперь он был очень богатым человеком. Он не беспокоился по этому поводу, поскольку миссис Хартер никогда не скрывала своих намерений.
   Очень кстати присоединившись к этим мыслям, Элизабет просунула голову в дверь и сообщила ему, что мистер Хопкинсон здесь и хотел бы его видеть.
   "О времени тоже", - подумал Чарльз. Подавив привычку насвистывать, он придал лицу подходящую серьезность и направился в библиотеку. Там он поздоровался с аккуратным пожилым джентльменом, который более четверти века был юрисконсультом покойной миссис Хартер.
   Адвокат сел по приглашению Чарльза и с сухим кашлем принялся за дело.
   - Я не совсем понял ваше письмо ко мне, мистер Риджуэй. У вас, кажется, сложилось впечатление, что завещание покойной миссис Хартер находится на нашем хранении?
   Чарльз уставился на него.
   - Но конечно - я слышал, как моя тетя говорила то же самое.
   'Ой! именно так, именно так. Он был у нас на хранении.
   'Был?'
   - Вот что я сказал. Миссис Хартер написала нам, прося переслать ей письмо в прошлый вторник.
   Тревожное чувство охватило Чарльза. Он почувствовал далекое предчувствие неприятности.
   - Несомненно, это обнаружится среди ее бумаг, - спокойно продолжил адвокат.
   Чарльз ничего не сказал. Он боялся доверять своему языку. Он уже довольно тщательно изучил бумаги миссис Хартер, достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что среди них нет завещания. Через минуту или две, когда он взял себя в руки, он так и сказал. Его голос казался ему нереальным, и ему показалось, что по его спине стекает холодная вода.
   - Кто-нибудь рылся в ее личных вещах? - спросил адвокат.
   Чарльз ответил, что это сделала ее собственная служанка Элизабет. По предложению мистера Хопкинсона послали за Элизабет. Она пришла быстро, мрачная и прямолинейная, и ответила на заданные ей вопросы.
   Она перерыла всю одежду и личные вещи своей госпожи. Она была совершенно уверена, что среди них не было никакого юридического документа, такого как завещание. Она знала, как выглядело завещание - оно было у ее госпожи в руках только в утро ее смерти.
   - Вы в этом уверены? - резко спросил адвокат.
   'Да сэр. Она так мне и сказала и заставила взять пятьдесят фунтов банкнотами. Завещание было в длинном синем конверте.
   - Совершенно верно, - сказал мистер Хопкинсон.
   -- А теперь, если подумать, -- продолжала Элизабет, -- тот же самый синий конверт лежал на столе на следующее утро -- но пустой. Я положил его на стол.
   - Я помню, что видел его там, - сказал Чарльз.
   Он встал и подошел к письменному столу. Через минуту или две он обернулся с конвертом в руке, который передал мистеру Хопкинсону. Последний осмотрел его и кивнул головой.
   - Это конверт, в котором я отправил завещание в прошлый вторник.
   Оба мужчины пристально посмотрели на Элизабет.
   - Есть что-нибудь еще, сэр? - уважительно спросила она.
   - Не сейчас, спасибо.
   Элизабет подошла к двери.
   - Одну минуту, - сказал адвокат. - Был ли пожар в камине в тот вечер?
   - Да, сэр, всегда был пожар.
   "Спасибо, так и будет".
   Элизабет вышла. Чарльз наклонился вперед, положив дрожащую руку на стол.
   'Что вы думаете? К чему вы клоните?
   Мистер Хопкинсон покачал головой.
   - Мы все еще должны надеяться, что завещание может появиться. Если нет...
   - А если нет?
   - Боюсь, возможен только один вывод. Твоя тетя послала за этим завещанием, чтобы уничтожить его. Не желая от этого проигрыша Элизабет, она отдала ей часть своего наследства наличными.
   'Но почему?' - дико воскликнул Чарльз. 'Почему?'
   Мистер Хопкинсон закашлялся. Сухой кашель.
   - У вас не было... э... разногласий с вашей тетей, мистер Риджуэй? - пробормотал он.
   Чарльз задохнулся.
   - Нет, правда, - горячо воскликнул он. "Мы были в самых добрых, самых нежных отношениях до самого конца".
   "Ах!" - сказал мистер Хопкинсон, не глядя на него.
   Чарльз был шокирован тем, что адвокат ему не поверил. Кто знал, чего бы не услышала эта сухая старая палка? До него могли дойти слухи о деяниях Чарльза. Что может быть более естественным, чем предположить, что те же самые слухи дошли до миссис Хартер и тетка с племянником поссорились по этому поводу?
   Но это было не так! Чарльз знал один из самых горьких моментов в своей карьере. Его лжи поверили. Теперь, когда он говорил правду, ему не верили. Какая ирония!
   Конечно, его тетя никогда не сжигала завещание! Конечно -
   Его мысли внезапно остановились. Что это за картина встала перед его глазами? Пожилая дама, прижав одну руку к сердцу. . . что-то проскальзывает. . . бумага . . . падая на раскаленные угли. . .
   Лицо Чарльза побагровело. Он услышал хриплый голос - свой собственный - спрашивавший:
   - Если это завещание так и не будет найдено?
   - До сих пор сохранилось прежнее завещание миссис Хартер. Датировано сентябрем 1920 года. По нему миссис Хартер оставляет все своей племяннице Мириам Хартер, ныне Мириам Робинсон.
   Что говорил старый дурак? Мириам? Мириам со своим невзрачным мужем и четырьмя нытиками. Вся его хитрость - для Мириам!
   Телефон резко зазвонил у его локтя. Он взял трубку. Это был голос доктора, сердечный и добрый.
   - Это ты, Риджуэй? Подумал, что вы хотели бы знать. Вскрытие только что закончилось. Причина смерти, как я и предполагал. Но на самом деле болезнь сердца оказалась гораздо серьезнее, чем я подозревал, когда она была жива. При максимальной осторожности она не смогла бы прожить на свободе дольше двух месяцев. Подумал, что вы хотели бы знать. Может утешить вас более или менее.
   - Простите, - сказал Чарльз, - не могли бы вы повторить это еще раз?
   - Она не могла прожить дольше двух месяцев, - сказал доктор чуть громче. - Все идет к лучшему, знаешь ли, дорогой мой...
   Но Чарльз захлопнул трубку на крючке. Он услышал голос адвоката, говоривший издалека.
   - Боже мой, мистер Риджуэй, вы больны?
   Черт их всех! Адвокат с самодовольным лицом. Этот ядовитый старый осел Мейнелл. Никакой надежды перед ним - лишь тень тюремной стены. . .
   Он чувствовал, что Кто-то играл с ним - играл с ним, как кошка с мышкой. Кто-то должен смеяться. . .
  
  
  
   Глава 12
   Внутри Стены
   "За стеной" впервые был опубликован в журнале Royal Magazine в октябре 1925 года.
   О существовании Джейн Хауорт узнала миссис Лемприер. Было бы, конечно. Кто-то однажды сказал, что миссис Лемприер была самой ненавидимой женщиной в Лондоне, но я думаю, что это преувеличение. Она, безусловно, умеет наткнуться на то, о чем вы хотите умолчать, и делает это с подлинным гением. Это всегда несчастный случай.
   В данном случае мы пили чай в студии Алана Эверарда. Он давал эти чаи изредка и, бывало, стоял по углам, одетый в очень старую одежду, бряцая медяками в карманах брюк и выглядя крайне несчастным.
   Я не думаю, что кто-либо будет оспаривать притязания Эверарда на гениальность в настоящее время. Две его самые известные картины, " Цвет " и "Знаток ", относящиеся к его раннему периоду, до того, как он стал модным портретистом, были куплены нацией в прошлом году, и на этот раз выбор остался без возражений. Но в тот день, о котором я говорю, Эверард только начинал приходить в себя, и мы могли считать, что открыли его.
   Эти вечеринки организовывала его жена. Отношение Эверарда к ней было своеобразным. То, что он обожал ее, было очевидно, и этого следовало ожидать. Поклонение было должное Изобель. Но он, казалось, всегда чувствовал себя немного в долгу перед ней. Он соглашался на все, что она желала, не столько из нежности, сколько из непоколебимого убеждения, что она имеет право поступать по-своему. Я полагаю, что это тоже было вполне естественно, если подумать.
   Ибо Изобель Лоринг действительно была очень знаменита. Когда она вышла, она была дебютанткой сезона . У нее было все, кроме денег; красота, положение, воспитанность, мозги. Никто не ожидал, что она выйдет замуж по любви. Она была не такой девушкой. Во втором сезоне у нее было три струны: наследница герцогства, восходящий политик и южноафриканский миллионер. А затем, ко всеобщему удивлению, она вышла замуж за Алана Эверарда - молодого художника, о котором никто никогда не слышал.
   Я думаю, это дань ее личности, что все продолжали называть ее Изобель Лоринг. Никто никогда не называл ее Изобель Эверард. Это было бы так: "Сегодня утром я видел Изобель Лоринг. Да, с мужем, молодым Эверардом, маляром.
   Люди говорили, что Изобель "делала для себя". Думаю, большинству мужчин было бы "полезно" быть известными как "муж Изобель Лоринг". Но Эверард был другим. В конце концов, талант Изобель к успеху не подвел ее. Алан Эверард нарисовал Color .
   Я полагаю, всем знакома картина: участок дороги с вырытой на ней траншеей, вскопанная земля, красноватого цвета, блестящий отрезок коричневой глазурованной водосточной трубы и огромный землекоп, на минуту прислоненный к лопате, - геркулесова фигура в грязные вельветовые брюки с алым воротником на шее. Его глаза смотрят на вас с холста, без разума, без надежды, но с немой бессознательной мольбой, глаза великолепного грубого зверя. Это пламенная вещь - симфония оранжевого и красного. Много написано о его символике, о том, что он должен выражать. Сам Алан Эверард говорит, что не хотел ничего выражать. Он сказал, что его тошнит от того, что ему пришлось смотреть на множество фотографий венецианских закатов, и его внезапно охватила тоска по буйству чисто английских красок.
   После этого Эверард подарил миру ту эпическую картину трактира - Романс ; черная улица под дождем - полуоткрытая дверь, фонари и блестящие стекла, лисий человечек, проходящий в дверной проем, маленький, подлый, ничтожный, с разинутыми губами и жаждущими глазами, проходящий, чтобы забыться.
   Благодаря этим двум картинам Эверард был признан художником "рабочих". У него была своя ниша. Но он отказался оставаться в нем. Его третья и самая блестящая работа - портрет сэра Руфуса Хершмана в полный рост. Знаменитый ученый изображен на фоне реторт, тиглей и лабораторных полок. В целом есть то, что можно назвать эффектом кубизма, но линии перспективы проходят странно.
   И вот он закончил свою четвертую работу - портрет жены. Нас пригласили посмотреть и покритиковать. Сам Эверард нахмурился и посмотрел в окно; Изобель Лоринг двигалась среди гостей, говоря о технике с безошибочной точностью.
   Мы сделали комментарии. Мы должны. Мы похвалили картину из розового атласа. Обработка этого, как мы сказали, была действительно изумительной. Таким способом сатин еще никто не красил.
   Миссис Лемприер, один из самых интеллигентных искусствоведов, которых я знаю, почти сразу отвела меня в сторону.
   - Джорджи, - сказала она, - что он с собой сделал? Дело мертво. Это гладко. Это - о! это чертовски".
   "Портрет дамы в розовом атласе?" Я предложил.
   'В яблочко. И все же техника идеальна. И уход! Работы хватит на шестнадцать картин.
   'Слишком много работы?' Я предложил.
   'Возможно, это все. Если там когда-либо было что-то, он убил это. Чрезвычайно красивая женщина в розовом атласном платье. Почему бы не цветную фотографию?
   'Почему бы и нет?' Я согласился. - Как вы думаете, он знает? - Разве ты не видишь, что мужчина на взводе? Это происходит, я осмелюсь сказать, от смешения чувств и бизнеса. Он вложил всю свою душу в то, чтобы нарисовать Изобель, потому что она Изобель, и, пощадив ее, он ее потерял. Он был слишком добр. Вы должны... уничтожить плоть, прежде чем вы сможете добраться до души.
   Я задумчиво кивнул. Сэр Руфус Хершман не был польщен физически, но Эверарду удалось воплотить на холсте незабываемую личность.
   - А у Изобель очень сильный характер, - продолжала миссис Лемприер.
   - Возможно, Эверард не умеет рисовать женщин, - сказал я.
   - Возможно, - задумчиво сказала миссис Лемприер. - Да, это может быть объяснением.
   И вот тут-то она со свойственной ей гениальностью к точности вытащила холст, прислоненный лицом к стене. Их было около восьми, небрежно сложенных друг на друга. То, что миссис Лемприер выбрала то, что она выбрала, было чистой случайностью, но, как я уже говорил, с миссис Лемприер такое случается.
   "Ах!" - сказала миссис Лемприер, поворачивая его к свету.
   Он был незакончен, просто набросок. Женщина или девушка - ей, как мне показалось, не больше двадцати пяти или шести лет - наклонилась вперед, подперев подбородок рукой. Меня поразили сразу две вещи: необычайная жизненность картины и поразительная ее жестокость. Эверард рисовал мстительной кистью. Отношение было даже жестоким - оно выявляло каждую неловкость, каждую острую сторону, каждую грубость. Это был этюд в коричневом - коричневом платье, коричневом фоне, карие глаза - задумчивые, нетерпеливые глаза. Страстность была, действительно, преобладающей нотой этого.
   Миссис Лемприер несколько минут молча смотрела на него. Затем она позвонила Эверарду.
   - Алан, - сказала она. 'Иди сюда. Это кто?'
   Эверард послушно подошел. Я увидел внезапную вспышку раздражения, которую он не мог полностью скрыть.
   - Это всего лишь мазня, - сказал он. - Не думаю, что когда-нибудь закончу ее.
   'Кто она?' - сказала миссис Лемприер.
   Эверард явно не хотел отвечать, и его нежелание было как пища и питье для миссис Лемприер, которая из принципа всегда верит в худшее.
   'Мой друг. Мисс Джейн Хаворт.
   - Я никогда не встречала ее здесь, - сказала миссис Лемприер.
   "Она не приходит на эти шоу". Он помолчал минуту, а потом добавил: - Она крестная мать Винни.
   Винни была его маленькой дочерью пяти лет.
   'Действительно?' - сказала миссис Лемприер. 'Где она живет?'
   "Бэттерси. Квартира.'
   - В самом деле, - снова сказала миссис Лемприер, а затем добавила: - А что она когда-либо делала вам?
   'Мне?'
   'Тебе. Сделать тебя таким... безжалостным.
   'Ах это!' он смеялся. - Ну, ты же знаешь, она не красавица. Я не могу сделать ее из дружбы, не так ли?
   - Вы поступили наоборот, - сказала миссис Лемприер. - Ты ухватился за каждый ее недостаток, преувеличил и извратил его. Ты пытался выставить ее смешной, но тебе это не удалось, дитя мое. Этот портрет, если ты его закончишь, будет жить".
   Эверард выглядел раздраженным.
   - Неплохо, - сказал он легкомысленно, - для наброска, конечно. Но, конечно, это не пятно на портрете Изобель. Это, безусловно, лучшее, что я когда-либо делал".
   Последние слова он сказал вызывающе и агрессивно. Никто из нас не ответил.
   "Безусловно лучшая вещь, - повторил он.
   Некоторые из других приблизились к нам. Они тоже увидели набросок. Были восклицания, комментарии. Атмосфера начала проясняться.
   Именно так я впервые услышал о Джейн Хаворт. Позже мне предстояло встретиться с ней - дважды. Я должен был услышать подробности ее жизни от одного из ее самых близких друзей. Мне предстояло многому научиться у самого Алана Эверарда. Теперь, когда они оба мертвы, я думаю, пришло время опровергнуть некоторые истории, которые миссис Лемприер усердно распространяет за границей. Если хотите, назовите некоторые из моих рассказов выдумкой - это недалеко от истины.
   Когда гости ушли, Алан Эверард снова повернул портрет Джейн Хауорт лицом к стене. Изобель прошла через комнату и встала рядом с ним.
   - Как вы думаете, успех? - задумчиво спросила она. - Или - не совсем успех?
   'Портрет?' - быстро спросил он.
   - Нет, глупышка, вечеринка. Конечно, портрет удался.
   - Это лучшее, что я когда-либо делал, - агрессивно заявил Эверард.
   - Мы продвигаемся, - сказала Изобель. - Леди Чармингтон хочет, чтобы вы ее нарисовали.
   'О Господи!' Он нахмурился. - Знаете, я не модный портретист.
   'Ты будешь. Вы доберетесь до вершины дерева.
   "Это не то дерево, на вершину которого я хочу взобраться".
   - Но, дорогой Алан, это способ заработать кучу денег.
   - Кому нужны монетные дворы?
   - Возможно, знаю, - сказала она, улыбаясь.
   Ему сразу стало извиняющимся, стыдно. Если бы она не вышла за него замуж, она могла бы иметь свои монетные дворы денег. И она нуждалась в этом. Определенная доля роскоши была ее подобающей обстановкой.
   - В последнее время у нас не так уж плохо шли дела, - задумчиво сказал он.
   "Нет, конечно; но счета приходят довольно быстро.
   Счета - всегда счета!
   Он ходил вверх и вниз.
   - О, черт возьми! Я не хочу писать леди Чармингтон, - выпалил он, как капризный ребенок.
   Изобель слегка улыбнулась. Она стояла у костра, не шевелясь. Алан прекратил свою беспокойную ходьбу и подошел к ней ближе. Что же было в ней, в ее неподвижности, в ее косности, что влекло его - влекло, как магнитом? Как она была прекрасна - руки, как скульптурный белый мрамор, чистое золото волос, губы - алые полные губы.
   Он поцеловал их - почувствовал, как они сцепились сами по себе. Что-нибудь еще имело значение? Что было в Изобель, что успокаивало тебя, отнимало у тебя все заботы? Она втянула тебя в свою прекрасную инертность и держала там, тихая и довольная. Мак и мандрагора; ты дрейфовал там, на темном озере, во сне.
   "Я буду леди Чармингтон," сказал он в настоящее время. 'Что это значит? Мне будет скучно, но ведь художники должны есть. Есть мистер Потс, художник, миссис Потс, жена художника, и мисс Потс, дочь художника, - все нуждаются в пропитании.
   - Абсурдный мальчик! - сказала Изобель. - Кстати о нашей дочери - тебе следует как-нибудь навестить Джейн. Она была здесь вчера и сказала, что не видела вас несколько месяцев.
   - Джейн была здесь?
   - Да, повидаться с Винни.
   Алан оттолкнул Винни в сторону.
   - Она видела твою фотографию?
   'Да.'
   - Что она об этом думает?
   - Она сказала, что это было великолепно.
   'Ой!'
   Он нахмурился, погрузившись в свои мысли.
   - Мне кажется, миссис Лемприер подозревает вас в преступной страсти к Джейн, - заметила Изобель. "Ее нос сильно дергался".
   'Эта женщина!' сказал Алан, с глубоким отвращением. 'Эта женщина! Что бы она не подумала? Что она не думает?
   - Ну, я так не думаю, - улыбаясь, сказала Изобель. - Так что скорее иди к Джейн.
   Алан посмотрел на нее. Теперь она сидела на низкой кушетке у огня. Ее лицо было полуотвернуто, улыбка все еще задержалась на ее губах. И в эту минуту он почувствовал себя растерянным, растерянным, как будто вокруг него образовался туман и, внезапно расступившись, дал ему заглянуть в чужую страну.
   Что-то сказало ему: "Почему она хочет, чтобы ты поехал к Джейн? Есть причина. Потому что с Изобель должна была быть причина. В Изобель не было импульса, только расчет.
   - Тебе нравится Джейн? - спросил он вдруг.
   - Она милая, - сказала Изобель.
   - Да, но она тебе действительно нравится?
   'Конечно. Она так предана Винни. Кстати, она хочет увезти Винни на море на следующей неделе. Вы не возражаете, не так ли? Это оставит нас свободными для Шотландии.
   - Это будет чрезвычайно удобно.
   Это, действительно, было бы именно так. Необыкновенно удобно. Он посмотрел на Изобель с внезапным подозрением. Спросила ли она Джейн? На Джейн так легко навязать.
   Изобель встала и вышла из комнаты, напевая себе под нос. О, ну, это не имело значения. В любом случае, он пойдет и навестит Джейн.
   Джейн Хаворт жила на верхнем этаже многоквартирного дома с видом на парк Баттерси. Когда Эверард поднялся на четыре лестничных пролета и нажал кнопку звонка, Джейн его разозлила. Почему она не могла жить в более доступном месте? Когда, не получив ответа, он трижды нажал на звонок, досада его усилилась. Почему она не могла оставить кого-нибудь, способного открыть дверь?
   Внезапно она открылась, и в дверях стояла сама Джейн. Она покраснела.
   - Где Алиса? - спросил Эверард, даже не пытаясь поздороваться.
   - Ну, я боюсь - я имею в виду - она сегодня нездорова.
   - Вы имеете в виду пьяный? - мрачно сказал Эверард.
   Как жаль, что Джейн оказалась такой закоренелой лгуньей.
   - Я полагаю, это все, - неохотно сказала Джейн.
   'Позвольте мне увидеть ее.'
   Он вошел в квартиру. Джейн последовала за ним с обезоруживающей кротостью. Он нашел провинившуюся Алису на кухне. В ее состоянии не было никаких сомнений. Он последовал за Джейн в гостиную в мрачном молчании.
   - Вам придется избавиться от этой женщины, - сказал он. - Я уже говорил тебе об этом.
   - Я знаю, что ты это сделал, Алан, но я не могу этого сделать. Вы забываете, что ее муж в тюрьме.
   - Там, где он должен быть, - сказал Эверард. - Как часто эта женщина была пьяна за те три месяца, что она у вас?
   "Не так уж много раз; три или четыре, может быть. Она впадает в депрессию, знаете ли.
   "Три или четыре! Девять или десять были бы ближе к отметке. Как она готовит? Гнило. Является ли она для вас наименьшей помощью или утешением в этой квартире? Ничего подобного. Ради бога, избавься от нее завтра утром и найми девушку, которая хоть сколько-нибудь пригодится.
   Джейн несчастно посмотрела на него.
   - Не будешь, - мрачно сказал Эверард, опускаясь в большое кресло. - Ты такое невероятно сентиментальное существо. Что я слышал о том, что ты взял Винни на море? Кто это предложил, вы или Изобель?
   Джейн очень быстро сказала: "Конечно, знала".
   - Джейн, - сказал Эверард, - если бы ты только научилась говорить правду, я бы очень полюбил тебя. Садитесь и, ради бога, не лгите больше, по крайней мере, десять минут.
   - О, Алан! - сказала Джейн и села.
   Художник критически рассматривал ее в течение минуты или двух. Миссис Лемприер - эта женщина - была совершенно права. Он был жесток в обращении с Джейн. Джейн была почти, если не совсем, красивой. Длинные линии ее тела были чисто греческими. Именно это страстное стремление угодить делало ее неловкой. Он ухватился за это - преувеличил - обострил линию ее слегка заостренного подбородка, придал ее телу безобразную позу.
   Почему? Почему он не мог находиться пять минут в комнате с Джейн, не чувствуя сильного раздражения по поводу того, что она поднимается в нем? Что ни говори, Джейн была милой, но раздражающей. Он никогда не был успокоен и спокоен с ней, как с Изобель. И все же Джейн так стремилась угодить, так охотно соглашалась со всем, что он говорил, но, увы! так прозрачно не в силах скрыть своих настоящих чувств.
   Он оглядел комнату. Типично Джейн. Какие-то милые вещицы, чистые драгоценные камни, например, этот кусок эмали Баттерси, а рядом с ним ужасная ваза, расписанная вручную розами.
   Он подобрал последнюю.
   "Ты очень рассердишься, Джейн, если я выброшу это из окна?"
   'Ой! Алан, ты не должен.
   "Что вам нужно от всего этого хлама? У вас много вкуса, если вы хотите его использовать. Перепутал!
   - Я знаю, Алан. Не то чтобы я не знаю . Но люди дают мне вещи. Эта ваза - мисс Бейтс привезла ее из Маргейта - а она такая бедная, ей приходится скрести руки, и это, должно быть, дорого ей стоило - для нее, понимаете, и она думала, что я буду так доволен. Я просто должен был положить его в нужное место".
   Эверард ничего не сказал. Он продолжал осматривать комнату. На стенах висели одна или две гравюры, а также несколько фотографий младенцев. Младенцы, что бы ни думали их мамы, не всегда хорошо фотографируют. Все друзья Джейн, у которых были младенцы, спешили прислать ей их фотографии, ожидая, что эти подарки будут ей дороги. Джейн должным образом лелеяла их.
   "Кто этот маленький ужас?" - спросил Эверард, косясь на пухлое дополнение. - Я его раньше не видел.
   - Это она, - сказала Джейн. - Новорожденный Мэри Кэррингтон.
   - Бедняжка Мэри Каррингтон, - сказал Эверард. - Я полагаю, ты притворишься, что тебе нравится, когда этот ужасный младенец весь день косится на тебя?
   Подбородок Джейн вздернулся.
   "Она прекрасный ребенок. Мэри - моя давняя подруга.
   - Верная Джейн, - сказал Эверард, улыбаясь ей. - Значит, Изобель свела тебя с Винни?
   - Ну, она сказала, что ты хочешь поехать в Шотландию, и я ухватился за это. Ты отдашь мне Винни, не так ли? Я уже давно думаю, позволите ли вы ей прийти ко мне, но я не любил спрашивать.
   - О, вы можете получить ее, но это ужасно мило с вашей стороны.
   - Тогда все в порядке, - радостно сказала Джейн.
   Эверард закурил.
   - Изобель покажет вам новый портрет? - спросил он довольно невнятно.
   'Она сделала.'
   'Что вы думаете об этом?'
   Ответ Джейн пришел быстро - слишком быстро:
   "Это просто великолепно. Абсолютно великолепно.
   Алан внезапно вскочил на ноги. Рука, державшая сигарету, дрожала.
   - Будь ты проклят, Джейн, не лги мне!
   - Но, Алан, я уверен, это совершенно великолепно.
   - Разве ты еще не поняла, Джейн, что я знаю каждый тон твоего голоса? Ты лжешь мне, как шляпник, чтобы не задеть моих чувств, я полагаю. Почему ты не можешь быть честным? Вы думаете, я хочу, чтобы вы сказали мне, что вещь прекрасна, когда я не хуже вас знаю, что это не так? Проклятая тварь мертва, мертва. В ней нет жизни - ничего сзади, только поверхность, чертова гладь. Я обманывал себя все это время - да, даже сегодня днем. Я пришел к вам, чтобы узнать. Изобель не знает. Но ты знаешь, ты всегда знаешь. Я знал, что ты скажешь мне, что это хорошо - у тебя нет никакого морального смысла в таких вещах. Но я могу сказать по тону твоего голоса. Когда я показывал тебе романс , ты вообще ничего не говорил - затаил дыхание и как-то ахнул.
   "Алан. . .'
   Эверард не дал ей возможности заговорить. Джейн производила на него эффект, который он так хорошо знал. Странно, что такое нежное существо могло вызвать в нем такой яростный гнев.
   - Возможно, вы думаете, что я потерял силу, - сказал он сердито, - но это не так. Я могу делать работу ничуть не хуже Романтики , а может быть, и лучше. Я покажу тебе, Джейн Хаворт.
   Он довольно выбежал из квартиры. Быстро шагая, он пересек парк и мост Альберта. Его все еще покалывало все тело от раздражения и сбитой с толку ярости. Джейн, точно! Что она знала о живописи? Чего стоило ее мнение? Почему он должен заботиться? Но он заботился. Он хотел нарисовать что-то такое, что заставило бы Джейн ахнуть. Ее рот чуть-чуть открывался, а щеки краснели. Сначала она смотрела на фотографию, а потом на него. Она, наверное, вообще ничего не сказала бы.
   Посреди моста он увидел картину, которую собирался написать. Оно пришло к нему совершенно ниоткуда, на ровном месте. Он видел это там, в воздухе, или это было в его голове?
   Маленькая обшарпанная сувенирная лавка, довольно темная и затхлая. За прилавком еврей - маленький еврей с хитрыми глазами. Перед ним покупатель, крупный мужчина, холеный, сытый, богатый, обрюзгший, с огромной челюстью. Над ними на полке бюст из белого мрамора. Свет там, на мраморном лице мальчика, бессмертная красота старой Греции, презрительная, не обращающая внимания на продажу и мену. Еврей, богатый коллекционер, голова греческого мальчика. Он видел их всех.
   - Знаток , так я его назову, - пробормотал Алан Эверард, сойдя с тротуара и едва не увидев, как его уничтожил проезжающий мимо автобус. - Да, Знаток . Я покажу Джейн .
   Придя домой, он сразу прошел в студию. Изобель нашла его там, перебирающим холсты.
   - Алан, не забудь, что мы обедаем с Марками...
   Эверард нетерпеливо покачал головой.
   "Черт побери. Я собираюсь работать. Я кое-что зацепил, но я должен это зафиксировать - немедленно зафиксировать на холсте, прежде чем оно уйдет. Позвоните им. Скажи им, что я мертв.
   Изобель задумчиво посмотрела на него минуту или две, а затем вышла. Она прекрасно понимала искусство жить с гением. Она подошла к телефону и привела какое-то правдоподобное оправдание.
   Она огляделась вокруг, слегка зевнув. Затем она села за письменный стол и начала писать.
   " Дорогая Джейн,
   Большое спасибо за ваш чек, полученный сегодня. Вы хорошо относитесь к своему крестнику. Сто фунтов сделают все виды вещей. Дети - это ужасный расход. Ты так любишь Винни, что я почувствовал, что не ошибся, обратившись к тебе за помощью. Алан, как и все гении, может работать только над тем, над чем он хочет работать - и, к сожалению, это не всегда поддерживает кипение котла. Надеюсь увидеть вас в ближайшее время.
   Ваша, Изобель '
   Когда несколько месяцев спустя "Знаток " был закончен, Алан пригласил Джейн прийти и посмотреть его. Все было не совсем так, как он себе представлял - на это нельзя было надеяться, - но это было достаточно близко. Он чувствовал свечение создателя. Он сделал эту вещь, и это было хорошо.
   На этот раз Джейн не сказала ему, что все было великолепно. Румянец залил ее щеки, а губы приоткрылись. Она посмотрела на Алана, и он увидел в ее глазах то, что хотел видеть. Джейн знала.
   Он шел по воздуху. Он показал Джейн!
   Картина вылетела из его головы, он снова начал замечать свое непосредственное окружение.
   Две недели, проведенные на берегу моря, принесли Винни огромную пользу, но его поразило, что ее одежда была очень потрепанной. Он сказал это Изабель.
   'Алан! Вы никогда ничего не замечаете! Но я люблю, чтобы дети были просто одеты - я ненавижу их всех суетливыми".
   "Есть разница между простотой и штопкой и заплатой".
   Изобель ничего не сказала, но купила Винни новое платье.
   Два дня спустя Алан боролся с налоговыми декларациями. Перед ним лежала его собственная паспортная книжка. Он рылся в столе Изобель в поисках ее, когда Винни танцевала в комнате с куклой с сомнительной репутацией.
   "Папа, у меня есть загадка. Сможешь угадать? "В стене, белой, как молоко, за занавеской, мягкой, как шелк, купающейся в кристально чистом море, появляется золотое яблоко". Угадайте, что это?
   - Твоя мать, - рассеянно сказал Алан. Он все еще охотился.
   'Папочка!' Винни залился смехом. "Это яйцо . Почему вы решили, что это мумия?
   Алан тоже улыбнулся.
   - Я действительно не слушал, - сказал он. "И слова почему-то звучали как мумия".
   Стена белая, как молоко. Занавес. Кристалл. Золотое яблоко. Да, это навело его на мысль об Изобель. Любопытные вещи, слова.
   Теперь он нашел пропускную книжку. Он безапелляционно приказал Винни покинуть комнату. Через десять минут он поднял голову, пораженный резким восклицанием.
   'Алан!'
   - Привет, Изобель. Я не слышал, как вы вошли. Послушайте, я не могу разобрать эти пункты в вашей паспортной книжке.
   - Какое вам дело было трогать мою паспортную книжку?
   Он удивленно уставился на нее. Она была злая. Он никогда раньше не видел ее сердитой.
   - Я понятия не имел, что ты будешь возражать.
   - Я очень возражаю. Тебе нечего трогать мои вещи.
   Алан вдруг тоже рассердился.
   'Я прошу прощения. Но поскольку я прикоснулся к вашим вещам, может быть, вы объясните одну или две записи, которые меня озадачивают. Насколько я вижу, в этом году на ваш счет было переведено почти пятьсот фунтов, что я не могу проверить. Откуда это взялось?'
   Изобель пришла в себя. Она опустилась на стул.
   - Тебе не нужно быть таким торжественным по этому поводу, Алан, - легкомысленно сказала она. - Это не возмездие за грех или что-то в этом роде.
   "Откуда взялись эти деньги?"
   "От женщины. Твой друг. Это вообще не мое. Это для Винни.
   "Винни? Вы имеете в виду - эти деньги пришли от Джейн?
   Изобель кивнула.
   "Она предана ребенку - мало что может для него сделать".
   - Да, но... конечно, деньги надо было вложить для Винни.
   'Ой! это совсем не то. Это на текущие расходы, одежду и все такое.
   Алан ничего не сказал. Он думал о платьях Винни - сплошь заштопанных и заплатанных.
   - Твой счет тоже превышен, Изобель?
   'Это? Это всегда происходит со мной.
   - Да, но эти пятьсот...
   "Мой дорогой Алан, я потратил их на Винни так, как мне казалось наилучшим. Уверяю вас, Джейн вполне удовлетворена.
   Алан не был удовлетворен. Однако такова была сила спокойствия Изобель, что он больше ничего не сказал. Ведь Изобель была небрежна в денежных делах. Она не собиралась использовать на себя деньги, данные ей на ребенка. В тот же день пришел счет, адресованный по ошибке мистеру Эверарду. Оно было от портнихи с Ганновер-сквер и стоило двести с лишним фунтов. Он отдал его Изобель без слов. Она посмотрела на него, улыбнулась и сказала:
   "Бедный мальчик, я полагаю, это кажется вам ужасно много, но ведь нужно быть более или менее одетым".
   На следующий день он пошел к Джейн.
   Джейн, как обычно, была раздражительной и неуловимой. Он не должен был беспокоить. Винни был ее крестником. Женщины это понимали, мужчины нет. Конечно, она не хотела, чтобы у Винни было платьев на пятьсот фунтов. Не мог бы он оставить это ей и Изобель? Они прекрасно понимали друг друга.
   Алан ушел в состоянии растущего недовольства. Он прекрасно знал, что уклонился от единственного вопроса, который действительно хотел задать. Он хотел сказать: "Изобель когда-нибудь просила у вас денег для Винни?" Он не сказал этого, потому что боялся, что Джейн может солгать недостаточно хорошо, чтобы обмануть его.
   Но он волновался. Джейн была бедна. Он знал, что она бедна. Она не должна... не должна обнажаться. Он решил поговорить с Изабель. Изобель была спокойна и обнадеживала. Конечно, она не позволит Джейн тратить больше, чем она может себе позволить.
   Через месяц Джейн умерла.
   Это был грипп, за которым последовала пневмония. Она сделала Алана Эверарда своим душеприказчиком и оставила все, что у нее было, Винни. Но это было не очень.
   Алану было поручено просмотреть бумаги Джейн. Она оставила там запись, за которой было легко следить - многочисленные свидетельства добрых дел, письма с просьбами, благодарственные письма.
   И, наконец, он нашел ее дневник. При нем был клочок бумаги:
   "Для чтения после моей смерти Аланом Эверардом. Он часто упрекал меня в том, что я не говорю правду. Вся правда здесь.
   Так он наконец узнал, найдя единственное место, где Джейн осмелилась быть честной. Это была запись, очень простая и непринужденная, о ее любви к нему.
   Было очень мало сентиментальности по этому поводу - никакого красивого языка. Но фактов не было.
   "Я знаю, что ты часто меня раздражаешь, - писала она. - Все, что я делаю или говорю, кажется, иногда вас злит. Я не знаю, почему это должно быть, потому что я так стараюсь угодить вам; но я все-таки верю, что значу для вас что-то настоящее. На людей, которые не в счет, не сердятся.
   Джейн не виновата, что Алан нашел другие дела. Джейн была лояльной, но в то же время неопрятной; она заполнила свои ящики слишком полно. Незадолго до смерти она тщательно сожгла все письма Изобель. Та, которую нашел Алан, была зажата за ящиком. Когда он прочитал ее, ему стало ясно значение некоторых каббалистических знаков на корешках чековой книжки Джейн. В этом конкретном письме Изобель едва ли удосужилась сохранить притворство, что деньги требуются для Винни.
   Алан сидел перед столом и долго смотрел невидящими глазами в окно. Наконец он сунул чековую книжку в карман и вышел из квартиры. Он вернулся в Челси, чувствуя, что гнев быстро нарастает.
   Изабель отсутствовала, когда он вернулся, и ему было очень жаль. Он так ясно представлял себе, что хотел сказать. Вместо этого он поднялся в студию и вытащил незаконченный портрет Джейн. Он поставил его на мольберт рядом с портретом Изобель в розовом атласе.
   Женщина Лемприер была права; в портрете Джейн была жизнь. Он посмотрел на нее, жадные глаза, на красоту, от которой он так безуспешно пытался отказаться. Это была Джейн - живость, больше всего на свете, была Джейн. Она была, подумал он, самым живым человеком, которого он когда-либо встречал, настолько, что даже сейчас он не мог думать о ней как о мертвой.
   И он подумал о других своих картинах - " Цвет ", " Романтика ", "Сэр Руфус Хершман". В каком-то смысле все они были портретами Джейн. Она зажгла искру для каждого из них - отослала его в гневе и раздражении - чтобы показать ей! И сейчас? Джейн была мертва. Нарисует ли он когда-нибудь картину - настоящую картину - снова? Он снова посмотрел на нетерпеливое лицо на холсте. Возможно. Джейн была недалеко.
   Звук заставил его обернуться. Изобель вошла в студию. К ужину она была одета в прямое белое платье, открывавшее чистое золото ее волос.
   Она остановилась как вкопанная и проверила слова на губах. Настороженно глядя на него, она подошла к дивану и села. У нее были все признаки спокойствия.
   Алан достал из кармана чековую книжку.
   - Я просматривал бумаги Джейн.
   'Да?'
   Он пытался изобразить ее спокойствие, чтобы его голос не дрожал.
   - Последние четыре года она снабжала вас деньгами.
   'Да. Для Винни.
   - Нет, не для Винни, - крикнул Эверард. - Вы оба делали вид, что это для Винни, но вы оба знали, что это не так. Вы понимаете, что Джейн продавала свои ценные бумаги, живя впроголодь, чтобы снабжать вас одеждой - одеждой, в которой вы на самом деле не нуждались?
   Изабель не сводила глаз с его лица. Она устроилась поудобнее на подушках, как могла бы сделать белая персидская кошка.
   "Я ничего не могу поделать, если Джейн оголила себя больше, чем должна была", - сказала она. - Я полагал, что она может позволить себе эти деньги. Она всегда была без ума от тебя - я это видел, конечно. Некоторые жены подняли бы шум из-за того, что ты всегда спешишь к ней и проводишь там часы. Я этого не сделал.
   - Нет, - сказал Алан, очень побледнев. - Вместо этого ты заставил ее заплатить.
   - Ты говоришь очень оскорбительные вещи, Алан. Будь осторожен.'
   'Разве они не верны? Почему тебе так легко удалось вытянуть деньги из Джейн?
   - Не из любви ко мне, конечно. Должно быть, из любви к тебе.
   - Так оно и было, - просто сказал Алан. "Она заплатила за мою свободу - свободу работать по-своему. Пока у тебя достаточно денег, ты оставишь меня в покое, а не заставляешь меня рисовать толпу ужасных женщин.
   Изабель ничего не сказала.
   'Что ж?' - сердито воскликнул Алан.
   Ее молчание приводило его в ярость.
   Изобель смотрела в пол. Вскоре она подняла голову и тихо сказала:
   - Иди сюда, Алан.
   Она коснулась дивана рядом с собой. Неловко, нехотя он подошел и сел, не глядя на нее. Но он знал, что боится.
   - Алан, - сказала Изобель.
   'Что ж?'
   Он был раздражителен, нервничал.
   - Все, что вы говорите, может быть правдой. Это не имеет значения. Я такой. Мне нужны вещи - одежда, деньги, ты. Джейн мертва , Алан.
   'Что ты имеешь в виду?'
   'Джейн мертва. Теперь ты полностью принадлежишь мне. Вы никогда не делали этого раньше - не совсем так.
   Он посмотрел на нее - увидел свет в ее глазах, собственнический, собственнический - был возмущен, но очарован.
   "Теперь ты будешь весь мой".
   Он понял Изобель тогда, как никогда раньше не понимал ее.
   - Ты хочешь, чтобы я был рабом? Я буду рисовать то, что ты мне велишь, жить так, как ты велишь мне жить, меня будут тащить за колеса твоей колесницы".
   - Сформулируйте так, пожалуйста. Какие слова?'
   Он чувствовал ее руки на своей шее, белые, гладкие, твердые, как стена. Слова танцевали в его мозгу. "Стена белая, как молоко". Он уже был внутри стены. Мог ли он все-таки сбежать? Он хотел сбежать?
   Он услышал ее голос возле своего уха - мак и мандрагора.
   "На что еще жить? Разве этого недостаточно? Любовь - счастье - успех - любовь...
   Стена росла теперь вокруг него - "занавес мягкий, как шелк", завеса обволакивала его, немного душила, но такая мягкая, такая милая! Теперь они дрейфовали вместе, в мире, в кристальном море. Стена теперь была очень высокой, закрывая собой все остальные вещи - эти опасные, тревожные вещи, которые причиняли боль - которые всегда причиняли боль. В море хрусталя, золотое яблоко в их руках.
   Свет на фотографии Джейн померк.
  
  
  
   Глава 13
   Тайна Листердейла
   "Тайна Листердейла" была впервые опубликована под названием "Доброжелательный дворецкий" в журнале Grand Magazine в декабре 1925 года.
   Миссис Сент-Винсент складывала числа. Раз или два она вздохнула и провела рукой по ноющему лбу. Она всегда не любила арифметику. К сожалению, в настоящее время ее жизнь, по-видимому, состоит исключительно из какой-то суммы, непрерывное сложение мелких необходимых статей расходов дает итог, который всегда удивлял и тревожил ее.
   Конечно, до этого не могло дойти ! Она вернулась к цифрам. Она сделала незначительную ошибку в пенсах, но в остальном цифры были правильными.
   Миссис Сент-Винсент снова вздохнула. Ее головная боль к настоящему времени действительно была очень сильной. Она подняла голову, когда дверь открылась, и в комнату вошла ее дочь Барбара. Барбара Сент-Винсент была очень хорошенькая девушка, у нее были материнские тонкие черты и тот же гордый поворот головы, но глаза у нее были не голубые, а темные, и рот у нее был другой, угрюмо-красный, не лишенный привлекательности.
   'Ой! Мать, - плакала она. - Все еще жонглируете этими ужасными старыми счетами? Бросьте их всех в огонь.
   - Мы должны знать, где находимся, - неуверенно сказала миссис Сент-Винсент.
   Девушка пожала плечами.
   - Мы всегда в одной лодке, - сухо сказала она. - Чертовски тяжело. Как обычно, до последней копейки.
   Миссис Сент-Винсент вздохнула.
   - Я хочу... - начала она и остановилась.
   - Я должна найти себе занятие, - жестко сказала Барбара. - И быстро найди. В конце концов, я прошла курс стенографии и машинописи. Так что есть около миллиона других девушек из всех, что я могу видеть! "Какой опыт?" - Ничего, но... - О! спасибо, доброе утро. Мы сообщим вам". Но они никогда не делают! Я должен найти какую-нибудь другую работу - любую работу".
   - Еще нет, дорогая, - умоляла ее мать. - Подожди еще немного.
   Барбара подошла к окну и остановилась, глядя невидящими глазами, которые не замечали грязный ряд домов напротив.
   - Иногда, - медленно сказала она, - мне очень жаль, что кузина Эми взяла меня с собой в Египет прошлой зимой. Ой! Я знаю, что мне было весело - пожалуй, единственное удовольствие, которое я когда-либо получал или, вероятно, получу в своей жизни. Я действительно наслаждался собой - наслаждался полностью. Но это было очень тревожно. Я имею в виду... возвращаясь к этому .
   Она провела рукой по комнате. Миссис Сент-Винсент проследила за ним глазами и поморщилась. Комната была типичной для дешевого меблированного жилья. Пыльная аспидистра, кричащая декоративная мебель, яркие обои, выцветшие пятнами. Были признаки того, что личность арендаторов боролась с личностью хозяйки; один или два куска хорошего фарфора, сильно потрескавшиеся и залатанные, так что их товарная стоимость была равна нулю , кусок вышивки, брошенный на спинку дивана, акварельный набросок молодой девушки в моде двадцатилетней давности; достаточно близко еще к миссис Сент-Винсент, чтобы не ошибиться.
   "Это не имело бы значения, - продолжала Барбара, - если бы мы никогда не знали ничего другого. Но если подумать об Анстисе...
   Она замолчала, не решаясь говорить о любимом доме, который веками принадлежал семье Сент-Винсент, а теперь оказался в руках чужаков.
   - Если бы только отец - не спекулировал - и брал взаймы...
   - Дорогая моя, - сказала миссис Сент-Винсент, - ваш отец никогда, ни в каком смысле этого слова, не был бизнесменом.
   Она сказала это с грациозной завершенностью, и Барбара подошла и одарила ее бесцельным поцелуем, а она пробормотала: "Бедные старые мамочки. Я ничего не скажу.
   Миссис Сент-Винсент снова взялась за перо и склонилась над письменным столом. Барбара вернулась к окну. В настоящее время девушка сказала:
   'Мать. Сегодня утром я получил известие от Джима Мастертона. Он хочет прийти и увидеть меня.
   Миссис Сент-Винсент отложила перо и резко подняла глаза.
   'Здесь?' - воскликнула она.
   - Ну, мы не можем пригласить его на ужин в "Ритц", - усмехнулась Барбара.
   Ее мать выглядела несчастной. Она снова оглядела комнату с врожденным отвращением.
   - Ты прав, - сказала Барбара. - Это отвратительное место. Благородная бедность! Звучит нормально - побеленный коттедж, за городом, потертые ситцы хорошего покроя, вазы с розами, чайный сервиз в виде короны Дерби, который моешь сам. Вот как это бывает в книгах. В реальной жизни, когда сын начинает с нижней ступеньки офисной жизни, это означает Лондон. Неряшливые квартирные хозяйки, грязные дети на лестнице, соседи по квартире, которые всегда кажутся метисами, пикша на завтрак не совсем-совсем и прочее.
   - Если бы только... - начала миссис Сент-Винсент. - Но на самом деле я начинаю опасаться, что мы не сможем позволить себе даже эту комнату дольше.
   - Значит, спальня-гостиная - ужас! - для нас с тобой, - сказала Барбара. - И шкаф под плиткой для Руперта. А когда придет Джим, я приму его в этой ужасной комнате внизу, а полосатые полосатые по стенам вяжут, пялятся на нас и кашляют этим ужасным глотательным кашлем, какой у них бывает!
   Была пауза.
   - Барбара, - сказала наконец миссис Сент-Винсент. - Вы... я имею в виду - вы бы...?
   Она остановилась, немного покраснев.
   - Не нужно быть деликатной, мама, - сказала Барбара. "Сегодня никого нет. Выйти замуж за Джима, я полагаю, ты имеешь в виду? Я бы хотел попробовать, если бы он попросил меня. Но я ужасно боюсь, что он этого не сделает.
   - О, Барбара, дорогая.
   "Ну, одно дело видеть меня там с кузиной Эми, вращающейся (как говорится в новеллах) в лучшем обществе. Он мне приглянулся . Теперь он придет сюда и увидит меня в этом ! А он, знаете ли, забавное существо, брезгливое и старомодное. Я... он мне больше нравится за это. Напоминает Анстейс и деревню - все на сто лет отстало от времени, но так - так - ох! Я не знаю - так ароматно. Как лаванда!
   Она рассмеялась, стыдясь своего рвения. Миссис Сент-Винсент говорила с какой-то серьезной простотой.
   - Я бы хотела, чтобы ты вышла замуж за Джима Мастертона, - сказала она. - Он - один из нас. Он тоже очень обеспечен, но это меня не особо беспокоит.
   - Да, - сказала Барбара. "Мне надоело быть в беде".
   - Но, Барбара, это не...
   "Только за это? Нет, правда. Я - о! Мама, разве ты не видишь ?
   Миссис Сент-Винсент выглядела очень несчастной.
   - Хотела бы я, чтобы он увидел тебя в надлежащей обстановке, дорогой, - задумчиво сказала она.
   'Ну что ж!' - сказала Барбара. 'Чего переживать? С тем же успехом мы могли бы попытаться быть веселыми. Извини, что у меня была такая ворчливость. Не унывайте, дорогая.
   Она склонилась над матерью, легонько поцеловала ее в лоб и вышла. Миссис Сент-Винсент, оставив все попытки заняться финансами, села на неудобный диван. Ее мысли бегали по кругу, как белки в клетке.
   Что ни говори, а внешность отталкивает. Не позже - если они действительно были помолвлены. Тогда бы он знал, какая она милая, милая девушка. Но молодым людям так легко подстроиться под тон своего окружения. Руперт, сейчас он сильно отличается от того, кем был раньше. Не то чтобы я хотел, чтобы мои дети застряли. Это немного не то. Но мне было бы ненавистно, если бы Руперт обручился с этой ужасной девушкой из табачной лавки. Я осмелюсь сказать, что она может быть очень хорошей девушкой, на самом деле. Но она не наша. Это все так сложно. Бедные маленькие Бабы. Если бы я мог сделать что-нибудь - что угодно. Но откуда взять деньги? Мы продали все, чтобы дать Руперту старт. Мы действительно не можем себе этого позволить".
   Чтобы отвлечься, миссис Сент-Винсент взяла " Морнинг пост " и пролистала объявления на первой полосе. Большинство из них она знала наизусть. Люди, которые хотели капитал, люди, которые имели капитал и стремились распоряжаться им только на руки, люди, которые хотели купить зубы (она всегда удивлялась, почему), люди, которые хотели продавать меха и платья и которые имели оптимистические представления о предмет цены.
   Внезапно она напряглась. Снова и снова она читала напечатанные слова.
   "Только для нежных людей. Небольшой дом в Вестминстере, изысканно обставленный, предлагается тем, кто действительно о нем заботится. Аренда чисто номинальная. Никаких агентов.
   Самая обычная реклама. Она читала много таких же или... ну, почти таких же. Номинальная рента - вот в чем ловушка.
   Тем не менее, так как она была беспокойна и стремилась вырваться из своих мыслей, она тут же надела шляпу и села на удобный автобус по адресу, указанному в объявлении.
   Оказалось, что это фирма агентов по продаже домов. Не новая шумная фирма - довольно дряхлое, старомодное место. Она довольно робко предъявила вырванное объявление и спросила подробности.
   Седовласый пожилой джентльмен, ухаживавший за ней, задумчиво погладил подбородок.
   'Отлично. Да, прекрасно, мадам. Этот дом, дом, упомянутый в рекламе, - дом Љ 7 на Чевиот Плейс. Хочешь заказ?
   - Я хотел бы сначала узнать арендную плату? - сказала миссис Сент-Винсент.
   "Ах! рента. Точная цифра не установлена, но уверяю вас, что она чисто номинальная.
   - Представления о том, что чисто номинально, могут различаться, - сказала миссис Сент-Винсент.
   Старый джентльмен позволил себе немного хихикнуть. - Да, это старый трюк - старый трюк. Но можете поверить мне на слово, в данном случае это не так. Две-три гинеи в неделю, может быть, не больше.
   Миссис Сент-Винсент решила получить заказ. Не то чтобы, конечно, существовала реальная вероятность того, что она сможет позволить себе это место. Но, в конце концов, она может просто увидеть это. С ним должен быть связан какой-то серьезный недостаток, раз он предлагается по такой цене.
   Но ее сердце немного забилось, когда она посмотрела на улицу Чевиот Плейс, 7. Жемчужина дома. Королева Анна, в идеальном состоянии! Дверь открыл дворецкий, у него были седые волосы, маленькие бакенбарды и задумчивое спокойствие архиепископа. Добрый архиепископ, подумала миссис Сент-Винсент.
   Он принял заказ с доброжелательным видом.
   - Конечно, мадам. Я покажу тебе. Дом готов к заселению.
   Он шел перед ней, открывая двери, объявляя комнаты.
   - Гостиная, белый кабинет, дамская кладовая здесь, сударыня.
   Это было прекрасно - мечта. Мебель всего периода, каждый предмет со следами износа, но отполирован с любовью. Свободные ковры были красивых тусклых старых цветов. В каждой комнате стояли вазы со свежими цветами. Задняя часть дома выходила на Грин-парк. Все место излучало очарование Старого Света.
   На глаза миссис Сент-Винсент выступили слезы, и она с трудом сдерживала их. Так выглядел Анстейс - Анстейс. . .
   Ей было интересно, заметил ли дворецкий ее волнение. Если так, то он был слишком хорошо обученным слугой, чтобы показать это. Ей нравились эти старые слуги, с ними было безопасно, легко. Они были как друзья.
   - Красивый дом, - тихо сказала она. 'Очень красиво. Я рад, что увидел это.
   - Это только для вас, мадам?
   "Для себя, сына и дочери. Но я боюсь -'
   Она оборвалась. Она хотела этого так ужасно - так ужасно.
   Она инстинктивно почувствовала, что дворецкий понял. Он не взглянул на нее, а сказал отстраненно-безлично:
   - Мне известно, сударыня, что хозяину нужны прежде всего подходящие жильцы. Арендная плата для него не имеет значения. Он хочет, чтобы дом арендовал кто-то, кто действительно позаботится о нем и оценит его".
   - Я была бы вам признательна, - тихо сказала миссис Сент-Винсент.
   Она повернулась, чтобы уйти.
   - Спасибо, что проводили меня, - вежливо сказала она.
   - Вовсе нет, мадам.
   Он стоял в дверях, очень правильный и прямой, пока она шла по улице. Она подумала про себя: "Он знает. Он жалеет меня. Он тоже из старой партии. Он хотел бы , чтобы она была у меня - не член профсоюза и не производитель пуговиц! Мы вымираем, наш вид, но мы объединяемся.
   В конце концов она решила не возвращаться к агентам. Что было хорошего? Она могла позволить себе арендную плату, но нужно было подумать о прислуге. В таком доме должны быть слуги.
   На следующее утро у ее тарелки лежало письмо. Это было от домов агентов. Он предложил ей арендовать дом 7 по Шевиот-Плейс на шесть месяцев за две гинеи в неделю и продолжал: - Полагаю, вы учли тот факт, что слуги остаются за счет домовладельца? Это действительно уникальное предложение".
   Это было. Она так испугалась, что прочитала письмо. Последовал шквал вопросов, и она описала свой вчерашний визит.
   "Скрытные мамочки!" - воскликнула Барбара. "Неужели это так прекрасно?"
   Руперт прочистил горло и начал судебный перекрестный допрос.
   "За всем этим что-то стоит. Это подозрительно, если вы спросите меня. Решительно подозрительно.
   - Мое яйцо тоже, - сказала Барбара, сморщив нос. 'Фу! Почему за этим должно что-то стоять? Прямо как ты, Руперт, всегда делаешь тайны из ничего. Это те ужасные детективы, которые ты всегда читаешь.
   "Арендная плата - это шутка", - сказал Руперт. - В городе, - важно добавил он, - на все странности начинаешь мудрить. Говорю вам, в этом деле есть что-то очень подозрительное.
   - Чепуха, - сказала Барбара. "Дом принадлежит человеку с большими деньгами, он любит его и хочет, чтобы в нем жили приличные люди, пока его нет. Что-то в этом роде. Деньги, вероятно, не имеют для него значения.
   - Какой, вы сказали, адрес? - спросил Руперт у своей матери.
   "Семь Шевиот Плэйс".
   "Вау!" Он отодвинул стул. - Я говорю, это захватывающе. Это дом, из которого исчез лорд Листердейл.
   'Ты уверен?' - с сомнением спросила миссис Сент-Винсент.
   "Положительно. У него много других домов по всему Лондону, но он жил в этом. Однажды вечером он вышел из него, сказав, что идет в свой клуб, и больше его никто не видел. Предполагалось, что он уехал в Восточную Африку или куда-то в этом роде, но никто не знает, почему. Будьте уверены, он был убит в том доме. Вы говорите, что там много панелей?
   -- Да, -- слабо сказала миссис Сент-Винсент, -- но...
   Руперт не дал ей времени. Он продолжал с огромным энтузиазмом.
   "Обшивка! Вот ты где. Наверняка где-то есть тайник. Тело было засунуто туда и с тех пор там. Возможно, его сначала забальзамировали.
   "Руперт, дорогой, не говори чепухи, - сказала его мать.
   - Не будь двуличным идиотом, - сказала Барбара. - Ты слишком часто водишь эту перекисную блондинку на фотографии.
   Руперт поднялся с достоинством - с таким достоинством, какое позволял его долговязый и неуклюжий возраст, - и поставил окончательный ультиматум.
   - Вы берете этот дом, мам. Я разгадаю тайну. Вы видите, если я не.
   Руперт поспешно удалился, опасаясь опоздать в офис.
   Взгляды двух женщин встретились.
   - Можем ли мы, Мать? - дрожащим голосом пробормотала Барбара. 'Ой! если бы мы могли.'
   - Слуги, - жалобно сказала миссис Сент-Винсент, - съели бы , знаете ли. То есть, конечно, хотелось бы, но в этом и недостаток. Можно так легко - просто обойтись без вещей - когда это только ты сам".
   Она жалобно посмотрела на Барбару, и девушка кивнула.
   "Мы должны все обдумать", - сказала мать.
   Но на самом деле она приняла решение. Она увидела блеск в глазах девушки. Она подумала про себя: "Джим Мастертон должен видеть ее в надлежащем окружении. Это шанс - прекрасный шанс. Я должен взять его.
   Она села и написала агентам, что принимает их предложение.
   - Квентин, откуда взялись лилии? Я действительно не могу покупать дорогие цветы".
   - Их прислали из Кингс-Шевиота, мадам. Здесь всегда так было.
   Дворецкий удалился. Миссис Сент-Винсент вздохнула с облегчением. Что бы она делала без Квентина? Он сделал все так легко . Она подумала про себя: "Это слишком хорошо, чтобы продолжаться долго. Я скоро проснусь, я знаю, что проснусь, и обнаружу, что все это было сном. Я так счастлив здесь - уже два месяца, и это пролетело как одно мгновение".
   Жизнь действительно была удивительно приятной. Квентин, дворецкий, выставил себя самодержцем на Шевиот-плейс, 7. - Если вы оставите все мне, мадам, - почтительно сказал он. - Ты найдешь лучший способ.
   Каждую неделю он приносил ей книги по ведению домашнего хозяйства, и их итоги были поразительно малы. Прислуги было всего двое, кухарка и горничная. Они были приятны в обращении и умелы в своих обязанностях, но домом управлял Квентин. Иногда на столе появлялась дичь и домашняя птица, что вызывало беспокойство у миссис Сент-Винсент. Квентин успокоил ее. Присылают из загородной резиденции лорда Листердейла, Кингс-Чевиот, или из его йоркширской пустоши. - Так всегда было, мадам.
   Про себя миссис Сент-Винсент сомневалась, что отсутствующий лорд Листердейл согласится с этими словами. Она была склонна подозревать Квентина в узурпации власти своего хозяина. Видно было, что они ему приглянулись и что в его глазах ничего для них не годится.
   Ее любопытство, вызванное заявлением Руперта, миссис Сент-Винсент сделала предварительную ссылку на лорда Листердейла, когда она в следующий раз беседовала с агентом по дому. Седовласый пожилой джентльмен ответил немедленно.
   Да, лорд Листердейл был в Восточной Африке, был там последние полтора года.
   "Наш клиент довольно эксцентричный человек, - сказал он, широко улыбаясь. - Он уехал из Лондона самым необычным образом, как вы, возможно, помните? Ни слова никому. Газеты попались на глаза. На самом деле в Скотленд-Ярде велись расследования. К счастью, новости были получены от самого лорда Листердейла из Восточной Африки. Он выдал своему двоюродному брату, полковнику Карфаксу, доверенность. Именно последний ведет все дела лорда Листердейла. Да, боюсь, довольно эксцентрично. Он всегда был заядлым путешественником по дебрям - вполне вероятно, что он может не возвращаться в Англию в течение многих лет, хотя он и стареет.
   "Конечно, он не так уж и стар", - сказала миссис Сент-Винсент, внезапно вспомнив грубоватое бородатое лицо, похожее на елизаветинского моряка, которое она однажды заметила в иллюстрированном журнале.
   - Средних лет, - сказал седовласый джентльмен. - Пятьдесят три, по словам Дебретта.
   Этот разговор миссис Сент-Винсент рассказала Руперту с намерением упрекнуть этого молодого джентльмена.
   Однако Руперт был непреклонен.
   "Мне это кажется еще более подозрительным, чем когда-либо", - заявил он. - Кто этот полковник Карфакс? Вероятно, это входит в название, если что-нибудь случится с Листердейлом. Письмо из Восточной Африки, вероятно, было подделано. Через три года или что-то в этом роде этот Карфакс посмеет умереть и получит титул. Между тем, он получил все управление поместьем. Очень подозрительно, я бы сказал.
   Он соизволил любезно одобрить дом. В минуты досуга он был склонен постукивать по панелям и тщательно измерять возможное местонахождение потайной комнаты, но мало-помалу его интерес к тайне лорда Листердейла угасал. Он также был менее восторженным по поводу дочери табачника. Атмосфера рассказывает.
   Барбаре дом принес большое удовлетворение. Джим Мастертон вернулся домой и был частым гостем. Они с миссис Сент-Винсент прекрасно ладили, и однажды он сказал Барбаре что-то, что ее напугало.
   - Знаешь, этот дом - прекрасное место для твоей матери.
   - Для матери ?
   'Да. Это было сделано для нее! Она принадлежит к нему необыкновенным образом. Вы знаете, что в этом доме есть что-то странное, что-то жуткое и навязчивое.
   "Не уподобляйся Руперту, - умоляла его Барбара. - Он убежден, что злой полковник Карфакс убил лорда Листердейла и спрятал его тело под полом.
   Мастертон рассмеялся.
   "Я восхищаюсь детективным рвением Руперта. Нет, я не имел в виду ничего подобного . Но есть что-то в воздухе, какая-то атмосфера, которую не совсем понимаешь".
   Они пробыли на Чевиот-плейс три месяца, когда Барбара пришла к матери с сияющим лицом.
   "Джим и я - мы помолвлены. Да - прошлой ночью. О, Мать! Все это похоже на сбывшуюся сказку".
   'О, мой дорогой! Я так рад, так рад.
   Мать и дочь крепко обняли друг друга.
   - Ты же знаешь, что Джим почти так же влюблен в тебя, как и в меня, - сказала наконец Барбара с озорным смехом.
   Миссис Сент-Винсент очень мило покраснела.
   - Он есть, - настаивала девушка. "Вы думали, что этот дом станет для меня такой красивой обстановкой, и все время это действительно декорация для вас . Нам с Рупертом здесь не место. Вы делаете.'
   - Не говори чепухи, дорогой.
   - Это не чепуха. В этом есть что-то от заколдованного замка, где ты в образе заколдованной принцессы, а Квентин - как - как - о! доброжелательный маг.
   Миссис Сент-Винсент рассмеялась и признала последний пункт.
   Руперт очень спокойно воспринял известие о помолвке сестры.
   - Я думал, что в ветре есть что-то подобное, - проницательно заметил он.
   Он и его мать обедали вместе вдвоем; Барбара была с Джимом.
   Квентин поставил порт перед собой и бесшумно удалился.
   "Это ромовая старая птица", - сказал Руперт, кивая на закрытую дверь. - Знаете, в нем есть что-то странное, что-то...
   - Не подозрительно? прервала миссис Сент-Винсент, с легкой улыбкой.
   "Почему, мама, как ты узнала, что я собирался сказать?" - на полном серьезе спросил Руперт.
   - Это скорее твое слово, дорогая. Вы думаете, что все подозрительно. Я полагаю, у вас есть идея, что это Квентин покончил с лордом Листердейлом и засунул его под пол?
   "За панелью", - поправил Руперт. - Ты всегда немного ошибаешься, мама. Нет, я спрашивал об этом. Квентин в то время был в "Кингс Шевиот".
   Миссис Сент-Винсент улыбнулась ему, встала из-за стола и направилась в гостиную. В некотором смысле Руперт долго рос.
   И все же впервые ее охватило внезапное удивление относительно причин, по которым лорд Листердейл так внезапно покинул Англию. Должно быть что-то за этим, чтобы объяснить это внезапное решение. Она все еще обдумывала этот вопрос, когда вошел Квентин с кофейным подносом, и она импульсивно заговорила:
   - Вы уже давно с лордом Листердейлом, не так ли, Квентин?
   'Да мадам; с тех пор, как я был парнем двадцати одного года. Это было во времена позднего Господа. Я начинал третьим лакеем.
   - Вы должны очень хорошо знать лорда Листердейла. Что он за человек?
   Дворецкий немного повернул поднос, чтобы ей было удобнее набирать сахар, и ответил ровным бесстрастным тоном:
   - Лорд Листердейл был очень эгоистичным джентльменом, мадам: он не считался с другими.
   Он убрал поднос и вынес его из комнаты. Миссис Сент-Винсент сидела с кофейной чашкой в руке, и на ее лице было озадаченное хмурое выражение. Что-то показалось ей странным в речи, если не считать выраженных в ней взглядов. Еще через минуту оно мелькнуло у нее дома.
   Квентин использовал слово " было ", а не "есть". Но тогда, он должен думать - должен верить - Она подтянулась. Она была такой же плохой, как Руперт! Но очень определенное беспокойство напало на нее. Впоследствии она датировала свои первые подозрения этим моментом.
   Счастье и будущее Барбары были обеспечены, и у нее было время обдумать свои собственные мысли, и против ее воли они начали концентрироваться вокруг тайны лорда Листердейла. Какова была реальная история? Что бы это ни было, Квентин кое-что знал об этом. Это были его странные слова: "очень эгоистичный джентльмен, не уважающий других". Что скрывалось за ними? Он говорил так, как мог бы говорить судья, отстраненно и беспристрастно.
   Был ли Квентин причастен к исчезновению лорда Листердейла? Принимал ли он активное участие в какой-либо трагедии, которая могла произойти? В конце концов, каким бы нелепым ни казалось предположение Руперта в то время, это единственное письмо с доверенностью, пришедшее из Восточной Африки, вызывало подозрения.
   Но как она ни старалась, она не могла поверить ни в какое настоящее зло Квентина. Квентин, говорила она себе снова и снова, был хорош - она использовала это слово так просто, как мог бы сделать ребенок. Квентин был хорош . Но он-то знал!
   Она никогда больше не говорила с ним о его хозяине. Тема, видимо, была забыта. Руперту и Барбаре нужно было думать о других вещах, и дальнейших дискуссий не было.
   К концу августа ее смутные догадки превратились в реальность. Руперт отправился в двухнедельный отпуск с другом, у которого был мотоцикл и прицеп. Через десять дней после его отъезда миссис Сент-Винсент испугалась, увидев, как он ворвался в комнату, где она сидела и писала.
   'Руперт!' - воскликнула она.
   - Я знаю, мама. Ты не ожидал увидеть меня еще три дня. Но что-то случилось. Андерсону - моему приятелю, знаете ли, - было все равно, куда он едет, так что я предложил заглянуть в "Кингс Шевиот"...
   "Королевский шевиот"? Но почему -?'
   - Ты прекрасно знаешь, мама, что я всегда чую здесь что-то подозрительное. Ну, я посмотрел на старом месте - оно, знаете ли, сдано - там ничего нет. Не то чтобы я действительно ожидал что-то найти - я просто, так сказать, вынюхивал.
   Да, подумала она. В этот момент Руперт был очень похож на собаку. Охота кругами за чем-то смутным и неопределенным, ведомая инстинктом, занятая и счастливая.
   - Это случилось, когда мы проезжали через деревню милях в восьми или девяти от нас, - то есть я его увидел.
   - Видел кого?
   "Квентин, просто захожу в маленький домик. Что-то здесь подозрительное, сказал я себе, и мы остановили автобус, и я вернулся. Я постучал в дверь, и он сам открыл ее".
   - Но я не понимаю. Квентин никуда не уезжал...
   - Я к этому иду, мама. Если бы ты только слушал, а не перебивал. Это был Квентин и не Квентин, если вы понимаете, о чем я.
   Миссис Сент-Винсент явно не знала, поэтому он разъяснил ситуацию дальше.
   - Это был Квентин, но не наш Квентин. Это был настоящий мужчина".
   'Руперт!'
   'Ты слушай. Я сначала был погружен в себя и сказал: "Это Квентин, не так ли?" И старый Джонни сказал: "Совершенно верно, сэр, это мое имя. Что я могу сделать для вас?" И тут я увидел, что это был не наш человек, хотя и драгоценный, как он, голос и все такое. Я задал несколько вопросов, и все получилось. Старик и понятия не имел, что происходит что-то подозрительное. Он был дворецким у лорда Листердейла, вышел на пенсию и получил этот коттедж как раз в то время, когда лорд Листердейл должен был уехать в Африку. Вы видите, куда это нас ведет. Этот человек самозванец - он играет роль Квентина в собственных целях. Моя версия состоит в том, что он приехал в город в тот вечер, притворившись дворецким из Кингс-Чевиот, взял интервью у лорда Листердейла, убил его и спрятал тело за панелями. Это старый дом, там наверняка есть потайная ниша...
   - О, не будем снова об этом, - яростно перебила миссис Сент-Винсент. "Я не могу этого вынести. Почему он должен - вот что я хочу знать - почему? Если он сделал такое - во что я ни на минуту не верю, заметьте, - то в чем причина всего этого?
   "Ты прав, - сказал Руперт. "Мотив - это важно. Теперь я сделал запросы. У лорда Листердейла было много домовладений. За последние два дня я обнаружил, что практически каждый из этих его домов за последние восемнадцать месяцев был сдан в аренду таким людям, как мы, за символическую плату - и с условием, что слуги останутся ... И в каждом случае сам Квентин - человек, называющий себя Квентином, я имею в виду - какое-то время был там дворецким. Похоже, что-то - драгоценности или бумаги - спрятано в одном из домов лорда Листердейла, но банда не знает, что именно. Я предполагаю банду, но, конечно, этот парень Квентин может быть в ней один. Есть -'
   Миссис Сент-Винсент прервала его с некоторой решимостью:
   'Руперт! Прекратите говорить на одну минуту. Ты заставляешь мою голову кружиться. В любом случае, то, что вы говорите, - чепуха - о бандах и тайных документах.
   "Есть еще одна теория, - признал Руперт. - Этот Квентин может быть кем-то, кого ранил лорд Листердейл. Настоящий дворецкий рассказал мне длинную историю о человеке по имени Сэмюэл Лоу, младшем садовнике, примерно такого же роста и телосложения, как и сам Квентин. Он затаил обиду на Листердейла...
   Миссис Сент-Винсент вздрогнула.
   "Не считаясь с другими". Слова вернулись ей в голову в их бесстрастном, размеренном акценте. Неадекватные слова, но что они могут не обозначать?
   В своей поглощенности она почти не слушала Руперта. Он быстро объяснил что-то, чего она не поняла, и поспешно вышел из комнаты.
   Потом она проснулась. Куда делся Руперт? Что он собирался делать? Она не расслышала его последних слов. Возможно, он шел за полицией. В этом случае . . .
   Она резко встала и позвонила в звонок. Квентин ответил со своей обычной быстротой.
   - Вы звонили, мадам?
   'Да. Входите, пожалуйста, и закройте дверь.
   Дворецкий повиновался, и миссис Сент-Винсент на мгновение замолчала, пристально глядя на него.
   Она подумала: "Он был добр ко мне - никто не знает, как добр. Дети бы не поняли. Вся эта дикая история Руперта может быть чепухой - с другой стороны, может - да, может - что-то в ней есть. Почему человек должен судить? Нельзя знать . Я имею в виду его права и недостатки. . . И я бы поставил на карту свою жизнь - да, я бы! - за то, что он хороший человек.
   Раскрасневшаяся и дрожащая, она говорила.
   - Квентин, мистер Руперт только что вернулся. Он был в Кингс-Чевиот, в деревне неподалеку...
   Она остановилась, заметив быстрый старт, который он не смог скрыть.
   - Он... кого-то видел, - продолжала она с размеренным акцентом.
   Она подумала про себя: "Вот - он предупрежден. Во всяком случае, он предупрежден. После этого первого быстрого движения Квентин снова стал вести себя невозмутимо, но его глаза были устремлены на ее лицо, настороженные и пронзительные, и в них было что-то, чего она раньше не замечала. Впервые это были глаза мужчины, а не слуги.
   Он помедлил с минуту, а потом сказал голосом, который тоже чуть-чуть изменился:
   - Почему вы мне это говорите, миссис Сент-Винсент?
   Прежде чем она успела ответить, дверь распахнулась, и в комнату вошел Руперт. С ним был солидный мужчина средних лет с небольшими бакенбардами и видом доброжелательного архиепископа. Квентин!
   "Вот он", сказал Руперт. "Настоящий Квентин. Он был снаружи в такси. А теперь, Квентин, посмотри на этого человека и скажи мне - это Сэмюэл Лоу?
   Для Руперта это был триумфальный момент. Но это было ненадолго, почти сразу он почуял что-то неладное. В то время как настоящий Квентин выглядел смущенным и крайне смущенным, второй Квентин улыбался широкой улыбкой нескрываемого удовольствия.
   Он хлопнул смущенного дубликата по спине.
   - Все в порядке, Квентин. Полагаю, надо выпустить кота из мешка на некоторое время. Вы можете сказать им, кто я.
   Достойный незнакомец выпрямился.
   - Это, сэр, - объявил он укоризненным тоном, - мой господин, лорд Листердейл, сэр.
   В следующую минуту увидел много вещей. Во-первых, полный крах самоуверенного Руперта. Прежде чем он понял, что происходит, его рот все еще был открыт от шока открытия, как он обнаружил, что его осторожно ведут к двери, дружелюбный голос, который был, но все же не был знакомым для его уха.
   - Все в порядке, мой мальчик. Кости не сломаны. Но я хочу поговорить с твоей матерью. Вы очень хорошо поработали, раз вынюхивая меня вот так.
   Он был снаружи на лестничной площадке, глядя на закрытую дверь. Рядом с ним стоял настоящий Квентин, с его губ лился нежный поток объяснений. В комнате лорд Листердейл столкнулся с миссис Сент-Винсент.
   "Позвольте мне объяснить - если я могу! Всю свою жизнь я был эгоистичным дьяволом - однажды я осознал этот факт. Я решил попробовать немного альтруизма для разнообразия, и, будучи фантастическим дураком, я фантастически начал свою карьеру. Я рассылал подписки на странные вещи, но чувствовал потребность сделать что-то - ну, что-то личное . Мне всегда было жалко класс, который не может нищенствовать, который должен страдать молча - бедные господа. У меня много домашнего имущества. У меня возникла идея сдать эти дома в аренду людям, которые в них нуждались и ценили. Молодые пары со своими заработками, вдовы с сыновьями и дочерьми, начинающие свой путь в мир. Квентин был для меня больше, чем дворецким, он мой друг. С его согласия и помощи я позаимствовал его личность. У меня всегда был талант к актерскому мастерству. Идея пришла мне в голову, когда я шел в клуб однажды вечером, и я сразу пошел обсудить ее с Квентином. Когда я обнаружил, что они поднимают шум из-за моего исчезновения, я устроил так, чтобы письмо пришло от меня из Восточной Африки. В нем я дал полные инструкции моему двоюродному брату Морису Карфаксу. И... ну, это вкратце.
   Он прервался довольно неуклюже, бросив умоляющий взгляд на миссис Сент-Винсент. Она стояла очень прямо, и ее глаза встретились с его взглядом.
   - Это был хороший план, - сказала она. - Очень необычный, и он делает вам честь. Я - премного благодарен. Но - вы, конечно, понимаете, что мы не можем остаться?
   - Я этого и ожидал, - сказал он. - Ваша гордость не позволит вам принять то, что вы, вероятно, назвали бы "благотворительностью".
   - Разве это не так? - спросила она уверенно.
   - Нет, - ответил он. - Потому что я прошу кое-что взамен.
   'Что-нибудь?'
   'Все.' Его голос звенел, голос человека, привыкшего доминировать.
   "Когда мне было двадцать три года, - продолжал он, - я женился на девушке, которую любил. Она умерла через год. С тех пор я очень одинок. Я очень хотел, чтобы я мог найти определенную даму - даму моей мечты. . .'
   - Это я? - спросила она очень тихо. "Я такой старый, такой поблекший".
   Он смеялся.
   'Старый? Вы моложе любого из ваших детей. Теперь я стар, если хотите.
   Но ее смех раздался в свою очередь. Мягкая рябь веселья.
   'Ты? Ты еще мальчик. Мальчик, который любит наряжаться.
   Она протянула руки, и он поймал их в свои.
  
  
  
   Глава 14
   Четвертый человек
   "Четвертый человек" был впервые опубликован в журнале Pearson's Magazine в декабре 1925 года.
   Кэнон Парфитт немного запыхался. Бегать за поездом для человека его возраста было не очень интересно. Во-первых, его фигура была не такой, какой она была, и с потерей стройного силуэта у него усилилась тенденция к одышке. Эту склонность сам каноник всегда с достоинством называл: " Мое сердце , знаете ли!"
   Он со вздохом облегчения опустился в угол вагона первого класса. Тепло отапливаемого вагона было ему очень приятно. За окном падал снег. Повезло получить угловое место в долгом ночном путешествии. Жалкое дело, если ты этого не сделал. В этом поезде должно быть спальное место.
   Остальные три угла уже были заняты, и, заметив этот факт, каноник Парфитт понял, что человек в дальнем углу улыбается ему, узнавая ласковую улыбку. Это был чисто выбритый мужчина с насмешливым лицом и седыми волосами на висках. Его профессия была настолько близка к закону, что никто ни на мгновение не мог спутать его ни с кем другим. Сэр Джордж Дюран действительно был очень известным юристом.
   - Ну, Парфит, - весело заметил он, - ты побежал, не так ли?
   - Боюсь, это очень плохо для моего сердца, - сказал каноник. - Совершенно случайное знакомство с вами, сэр Джордж. Вы собираетесь далеко на север?
   - Ньюкасл, - лаконично сказал сэр Джордж. - Кстати, - добавил он, - вы знаете доктора Кэмпбелла Кларка?
   Человек, сидевший с той же стороны вагона, что и каноник, любезно склонил голову.
   - Мы встретились на платформе, - продолжил адвокат. - Еще одно совпадение. Каноник Парфитт посмотрел на доктора Кэмпбелла Кларка с большим интересом. Это имя он часто слышал. Доктор Кларк был в авангарде как врач и психиатр, а его последняя книга "Проблема бессознательного" стала самой обсуждаемой книгой года.
   Кэнон Парфитт увидел квадратную челюсть, очень прямые голубые глаза и рыжеватые волосы, не затронутые сединой, но быстро редеющие. И он производил также впечатление очень сильной личности.
   По совершенно естественной ассоциации мыслей каноник посмотрел на сиденье напротив себя, наполовину ожидая получить опознавательный взгляд и там, но четвертый пассажир экипажа оказался совершенно незнакомым - иностранцем, как показалось канонику. Это был худощавый темноволосый мужчина, довольно невзрачный на вид. Закутавшись в большое пальто, он, казалось, крепко спал.
   - Каноник Парфитт из Брэдчестера? - спросил доктор Кэмпбелл Кларк приятным голосом.
   Канон выглядел польщенным. Эти его "научные проповеди" действительно имели большой успех, особенно после того, как их подхватила пресса. Что ж, это было то, что нужно было Церкви - хороший, современный, современный материал.
   - Я с большим интересом прочитал вашу книгу, доктор Кэмпбелл Кларк, - сказал он. "Хотя здесь и там это немного технически для меня, чтобы следовать".
   Вмешался Дюран.
   - Ты хочешь поговорить или поспать, Кэнон? он спросил. "Сразу признаюсь, что я страдаю бессонницей и поэтому я за первое".
   'Ой! безусловно. Во что бы то ни стало, - сказал каноник. "Я редко сплю в этих ночных путешествиях, а книга, которую я беру с собой, очень скучная".
   - Мы, во всяком случае, представительное собрание, - с улыбкой заметил доктор. "Церковь, закон, медицина".
   "Не так уж много вещей, о которых мы не могли бы составить мнение между нами, а?" засмеялся Дюран. "Церковь за духовное воззрение, я за чисто мирское и юридическое, а вы, доктор, с широчайшим полем, от чисто патологического до сверхпсихологического! Я полагаю, что мы втроем должны почти полностью охватить любую территорию.
   - Думаю, не так уж полно, как вы думаете, - сказал доктор Кларк. - Знаете, есть еще одна точка зрения, которую вы упустили, и она довольно важная.
   'Значение?' - спросил адвокат.
   "Точка зрения человека с улицы".
   'Разве это так важно? Разве Человек с улицы обычно не ошибается?
   'Ой! почти всегда. Но у него есть то, чего не должно быть во всяком экспертном мнении, - личная точка зрения. В конце концов, сами понимаете, от личных отношений никуда не деться. Я нашел это в своей профессии. На каждого пациента, приходящего ко мне действительно больным, приходятся по крайней мере пять человек, у которых нет ничего, кроме неспособности жить счастливо с обитателями одного дома. Называют как угодно - от горничной коленки до писательской судороги, но это все одно и то же, шероховатая поверхность, произведенная умом, трущимся о разум".
   - У вас, наверное, много пациентов с "нервами", - пренебрежительно заметил каноник. Его собственные нервы были превосходны.
   "Ах! и что вы хотите этим сказать? Другой повернулся к нему, быстро, как вспышка. "Нервы! Люди используют это слово и смеются после него, как и вы. "Ничего с тем-то и тем-то", - говорят они. "Просто нервы". Но, Боже мой, мужик, у тебя там суть всего! Вы можете добраться до простого телесного недуга и исцелить его. Но в наши дни мы знаем о неясных причинах ста и одной формы нервных заболеваний не больше, чем в... ну, во времена правления королевы Елизаветы!
   - Боже мой, - сказал каноник Парфит, несколько сбитый с толку этим натиском. 'Это так?'
   - Имейте в виду, это знак благодати, - продолжал доктор Кэмпбелл Кларк. "В старину мы считали человека простым животным, телом и душой - с упором на первое".
   - Тело, душа и дух, - мягко поправил священник.
   'Дух?' Доктор странно улыбнулся. - Что вы, пасторы, имеете в виду под словом "дух"? Вы никогда не были очень ясны об этом, вы знаете. Всю эпоху ты выдумывал точное определение.
   Каноник откашлялся, готовясь к речи, но, к его огорчению, ему не дали возможности. Доктор продолжал.
   - А мы хотя бы уверены, что это слово - дух? Может быть, это не духи? '
   - Духи? - спросил сэр Джордж Дюран, вопросительно подняв брови.
   'Да.' Взгляд Кэмпбелла Кларка переместился на него. Он наклонился вперед и легонько постучал мужчину по груди. -- Вы так уверены, -- серьезно сказал он, -- что в этом здании живет только один человек -- ведь это все, что в нем есть -- это желанное жилище, которое нужно сдать в аренду -- на семь, двадцать один, сорок один год. , семьдесят один - что бы это ни было! - годы? И в конце концов жилец вывозит свои вещи - понемногу - а потом и вовсе уходит из дома - и рушится дом, груда разрухи и разрухи. Вы хозяин дома - мы это признаем, но разве вы никогда не замечаете присутствия других - мягконогих слуг, которых почти не замечают, за исключением той работы, которую они выполняют - работы, которую вы не осознаете. сделанного? Или друзья - настроения, которые овладевают вами и делают из вас на время, как говорится, "другого человека"? Ты король замка, верно, но будь уверен, что "грязный негодяй" тоже там.
   - Мой дорогой Кларк, - протянул адвокат. - Ты заставляешь меня чувствовать себя некомфортно. Действительно ли мой разум является полем битвы конфликтующих личностей? Это последняя разработка науки?
   Настала очередь доктора пожать плечами.
   - Твое тело, - сухо сказал он. "Если тело, то почему не разум?"
   - Очень интересно, - сказал каноник Парфитт. "Ах! Замечательная наука - замечательная наука".
   И про себя подумал: "Из этой идеи я могу получить интереснейшую проповедь".
   Но доктор Кэмпбелл Кларк откинулся на спинку кресла, его мгновенное волнение улетучилось.
   "На самом деле, - заметил он сухим профессиональным тоном, - именно случай раздвоения личности привел меня сегодня вечером в Ньюкасл. Очень интересный случай. Невротическая тема, конечно. Но совершенно искренне.
   - Раздвоение личности, - задумчиво сказал сэр Джордж Дюран. - Думаю, это не так уж и редко. Также есть потеря памяти, не так ли? Я знаю, что на днях этот вопрос возник в суде по наследственным делам.
   Доктор Кларк кивнул.
   "Конечно, классический случай, - сказал он, - был случай с Фелисией Боулт. Возможно, вы помните, что слышали об этом?
   - Конечно, - сказал каноник Парфит. - Я помню, как читал об этом в газетах - но довольно давно - лет семь как минимум.
   Доктор Кэмпбелл Кларк кивнул.
   "Эта девушка стала одной из самых известных фигур во Франции. Посмотреть на нее приезжали ученые со всего мира. У нее было не менее четырех разных личностей. Они были известны как Felicie 1, Felicie 2, Felicie 3 и т. д.".
   - Не было ли намека на преднамеренный обман? - настороженно спросил сэр Джордж.
   "Личности Фелиции 3 и Фелиции 4 вызывали некоторые сомнения, - признал доктор. - Но основные факты остаются. Фелиси Бо была крестьянкой из Бретани. Она была третьей в семье из пяти человек; дочь пьяного отца и психически неполноценной матери. В одной из своих запоек отец задушил мать и был, если не ошибаюсь, перевезен на всю жизнь. Фелиции тогда было пять лет. Некоторые благотворительные люди заинтересовались детьми, и Фелиция была воспитана и воспитана английской девицей, у которой был своего рода дом для обездоленных детей. Однако она мало что могла понять из Фелиции. Она описывает девушку как ненормально медлительную и глупую, только обученную читать и писать с величайшим трудом и неуклюжую с руками. Эта дама, мисс Слейтер, пыталась приспособить девочку к домашней прислуге и действительно нашла ей несколько мест, когда она достигла того возраста, когда можно было их взять. Но она никогда и нигде не задерживалась подолгу по своей глупости, а также по крайней лени".
   Доктор на минуту помолчал, и каноник, снова скрестив ноги и поплотнее укутав себя своим дорожным пледом, вдруг осознал, что человек напротив него слегка шевельнулся. Глаза его, прежде закрытые, теперь были открыты, и что-то в них, что-то насмешливое и неуловимое, испугало достойного каноника. Как будто человек слушал и тайно злорадствовал над тем, что он услышал.
   - Есть фотография Фелиси Бо, семнадцати лет, - продолжал доктор. "На нем она изображена неотесанной крестьянской девушкой, грузного телосложения. На этой фотографии нет ничего, что указывало бы на то, что вскоре ей предстояло стать одним из самых известных людей во Франции.
   "Пять лет спустя, когда ей было 22 года, Фелиси Бо перенесла тяжелое нервное заболевание, и по выздоровлении стали проявляться странные явления. Ниже приведены факты, подтвержденные многими выдающимися учеными. Личность по имени Фелиси 1 ничем не отличалась от Фелиси Боулт последних двадцати двух лет. Фелиция 1 писала по-французски плохо и сбивчиво, не знала иностранных языков и не умела играть на фортепиано. Фелиция 2, напротив, бегло говорила по-итальянски и умеренно по-немецки. Ее почерк был совсем не похож на почерк Фелиции 1, и она писала бегло и выразительно по-французски. Она могла обсуждать политику и искусство и страстно любила играть на фортепиано. У Фелиции 3 было много общего с Фелисией 2. Она была умна и, по-видимому, хорошо образована, но по моральным качествам она была полной противоположностью. Она оказалась, в самом деле, совершенно развратным существом - но развратным по-парижски, а не по-провинциально. Она знала весь парижский арго и выражения шикарного полусвета . Ее язык был грязным, и она выступала против религии и так называемых "хороших людей" в самых кощунственных выражениях. Наконец, была Фелиция 4 - мечтательное, почти полоумное существо, отчетливо набожное и якобы ясновидящее, но эта четвертая личность была очень неудовлетворительной и неуловимой, и иногда ее считали преднамеренным обманом со стороны Фелиции 3 - своего рода шутка, сыгранная ею над доверчивой публикой. Я могу сказать, что (за исключением, возможно, Felicie 4) каждая личность была отличной и отдельной и ничего не знала о других. Felicie 2, несомненно, был самым преобладающим и длился иногда по две недели, затем Felicie 1 внезапно появлялся на день или два. После этого, возможно, Felicie 3 или 4, но два последних редко оставались в командовании дольше нескольких часов. Каждое изменение сопровождалось сильной головной болью и тяжелым сном, и в каждом случае происходила полная потеря памяти о других состояниях, и рассматриваемая личность возвращалась к жизни там, где она ее оставила, не осознавая течения времени".
   - Замечательно, - пробормотал каноник. "Очень примечательно. Пока мы почти ничего не знаем о чудесах вселенной.
   - Мы знаем, что в нем есть очень хитрые мошенники, - сухо заметил адвокат.
   - Дело Фелиси Бо расследовали юристы, а также врачи и ученые, - быстро сказал доктор Кэмпбелл Кларк. - Мэтр Кимбелье, как вы помните, провел самое тщательное расследование и подтвердил мнение ученых. И в конце концов, почему это должно нас так удивлять? Мы сталкиваемся с двухжелтковым яйцом, не так ли? А двойной банан? Почему не двойная душа - в едином теле?"
   - Двойная душа? - запротестовал каноник.
   Доктор Кэмпбелл Кларк обратил на него свои пронзительные голубые глаза.
   'Как еще мы можем это назвать? То есть - если личность есть душа?"
   "Хорошо, что такое положение дел носит лишь характер "фрика", - заметил сэр Джордж. "Если бы дело было обычным, это привело бы к довольно сложным осложнениям".
   - Состояние, конечно, совершенно ненормальное, - согласился доктор. "Очень жаль, что нельзя было провести более длительное исследование, но всему этому положил конец неожиданная смерть Фелисии".
   - В этом было что-то странное, если я правильно помню, - медленно сказал адвокат.
   Доктор Кэмпбелл Кларк кивнул.
   - Совершенно необъяснимое дело. Однажды утром девушку нашли мертвой в постели. Она явно была задушена. Но, ко всеобщему изумлению, вскоре выяснилось с несомненностью, что она действительно задушила себя. Следы на ее шее принадлежали ее собственным пальцам. Метод самоубийства, который, хотя и не был физически невозможен, должен был потребовать огромной мускульной силы и почти сверхчеловеческой силы воли. Что привело девушку в такое затруднительное положение, так и не удалось выяснить. Конечно, ее душевное равновесие всегда должно было быть шатким. Тем не менее, это так. Навеки опущена завеса над тайной Фелиси Боулт.
   Именно тогда мужчина в дальнем углу засмеялся.
   Остальные трое подпрыгнули, как от выстрела. Они совершенно забыли о существовании четвертого среди них. Пока они смотрели туда, где он сидел, все еще кутаясь в пальто, он снова рассмеялся.
   - Вы должны извинить меня, джентльмены, - сказал он на прекрасном английском языке, в котором, тем не менее, чувствовался иностранный привкус.
   Он сел, демонстрируя бледное лицо с маленькими угольно-черными усами.
   - Да, вы должны извинить меня, - сказал он с притворным поклоном. 'Но действительно! в науке сказано ли последнее слово?
   - Вам что-нибудь известно о деле, которое мы обсуждали? - вежливо спросил доктор.
   - По делу? Нет. Но я знал ее.
   - Фелиция Боулт?
   'Да. И Аннет Равель тоже. Я вижу, вы не слышали об Аннет Равель? И все же история одного есть история другого. Поверьте мне, вы ничего не знаете о Фелиси Бо, если не знаете также историю Аннет Равель.
   Он вынул часы и посмотрел на них.
   - Всего полчаса до следующей остановки. У меня есть время рассказать вам эту историю, если вы хотите ее услышать?
   - Пожалуйста, расскажите нам об этом, - тихо сказал доктор.
   - В восторге, - сказал каноник. 'Получивший удовольствие.'
   Сэр Джордж Дюран просто сосредоточился в позе пристального внимания.
   -- Меня зовут, джентльмены, -- начал их странный попутчик, -- Рауль Летардо. Вы только что говорили об одной англичанке мисс Слейтер, которая занималась благотворительностью. Я родился в этой рыбацкой деревушке в Бретани, и когда мои родители оба погибли в железнодорожной катастрофе, именно мисс Слейтер пришла на помощь и спасла меня от эквивалента вашего английского работного дома. На ее попечении было около двадцати детей, девочек и мальчиков. Среди этих детей были Фелиси Бо и Аннет Равель. Если я не смогу заставить вас понять личность Аннет, господа, вы ничего не поймете. Она была дочерью того, что вы называете "fille de joie", которая умерла от чахотки, брошенная любовником. Мать была танцовщицей, и у Аннет тоже было желание танцевать. Когда я впервые увидел ее, ей было одиннадцать лет, маленькая креветка с глазами, которые попеременно насмехались и обещали - маленькое существо, полное огня и жизни. И сразу - да, сразу - она сделала меня своим рабом. Это было "Рауль, сделай это для меня". - Рауль, сделай это для меня. И я послушался. Я уже боготворил ее, и она это знала.
   "Мы спускались на берег вместе, мы втроем, потому что Фелиция шла с нами. А там Аннет стаскивала туфли и чулки и танцевала на песке. А затем, когда она, запыхавшись, опускалась на землю, она рассказывала нам о том, что собиралась делать и кем быть.
   "Увидимся, я прославлюсь. Да, очень известный. У меня будут сотни и тысячи шелковых чулок - тончайшего шелка. И я буду жить в изысканной квартире. Все мои любовники будут молодыми и красивыми, а также богатыми. И когда я буду танцевать, весь Париж придет посмотреть на меня. Они будут кричать, звать, кричать и сходить с ума из-за моего танца. А зимой танцевать не буду. Я пойду на юг к солнечному свету. Там есть виллы с апельсиновыми деревьями. У меня будет один из них. Я буду лежать на солнышке на шелковых подушках и есть апельсины. Что касается тебя, Рауль, я никогда не забуду тебя, каким бы богатым и знаменитым я ни был. Я буду защищать тебя и продвигать твою карьеру. Фелиция будет моей горничной - нет, у нее слишком неуклюжие руки. Посмотри на них, какие они большие и грубые".
   - Фелиция бы рассердилась на это. А потом Аннет продолжала ее дразнить.
   "Она такая женственная, Фелиция, такая элегантная, такая утонченная. Она переодетая принцесса - ха, ха".
   "Мои отец и мать были женаты больше, чем ваши", - злобно ворчала Фелиция.
   - Да, и твой отец убил твою мать. Красиво быть дочерью убийцы.
   "Твой отец оставил твою мать гнить, - возражала Фелиси.
   "Ах! да." Аннет задумалась. " Паувр Маман . Нужно оставаться сильным и здоровым. Это все, чтобы оставаться сильным и здоровым".
   "Я сильна, как лошадь, - хвасталась Фелиция. - И действительно была. Она была вдвое сильнее любой другой девушки в Доме. И никогда не болела.
   - Но она была глупа, понимаете, глупа, как скотина. Я часто задавался вопросом, почему она так ходит за Аннет. С ней это было своего рода очарованием. Иногда, мне кажется, она действительно ненавидела Аннет, и действительно, Аннет не была к ней добра. Она высмеивала ее медлительность и глупость и дразнила ее перед другими. Я видел, как Фелиси побелела от ярости. Иногда мне казалось, что она сомкнет пальцы на шее Аннет и задушит ее. У нее не хватило сообразительности ответить на насмешки Аннет, но со временем она научилась давать один ответ, который никогда не подводил. Это было ссылкой на ее собственное здоровье и силу. Она узнала (то, что я всегда знал), что Аннет завидует ее сильному телосложению, и она инстинктивно ударила в слабое место в доспехах своего врага.
   "Однажды Аннет пришла ко мне в великом ликовании.
   - Рауль, - сказала она. - Мы сегодня повеселимся с этой глупой Фелисией. Мы умрем со смеху".
   '"Чем ты планируешь заняться?"
   -- Подойди за сарайчик, и я тебе скажу. "Кажется, Аннет раздобыла какую-то книгу. Часть этого она не понимала, да и вообще все было выше ее понимания. Это была ранняя работа по гипнозу.
   "Яркий объект, говорят они. Медная ручка моей кровати крутится. Я заставил Фелиси взглянуть на это прошлой ночью. - Смотри внимательно, - сказал я. - Не своди с него глаз. А потом я его закрутил. Рауль, я испугался. Ее глаза выглядели такими странными - такими странными. - Фелиция, ты всегда будешь делать то, что я говорю, - сказал я. - Я всегда буду делать то, что ты говоришь, Аннет, - ответила она. И тогда - и тогда - я сказал: "Завтра ты принесешь сальную свечу на детскую площадку в двенадцать часов и начнешь ее есть. И если кто-нибудь спросит вас, вы скажете, что это лучшая галетта , которую вы когда-либо пробовали". Ой! Рауль, подумай об этом!
   - Но она никогда не сделает этого, - возразил я.
   "В книге так написано. Не то чтобы я мог в это поверить, но, о! Рауль, если в книге все правда, как мы будем развлекаться!
   - Мне тоже эта идея показалась очень забавной. Мы сообщили товарищам, и в двенадцать часов все были на детской площадке. С точностью до минуты вышла Фелиси с огарком свечи в руке. Поверите ли вы мне, господа, она торжественно принялась жевать его? Мы все были в истерике! Время от времени кто-нибудь из детей подходил к ней и торжественно говорил: "Хорошо, что ты там ешь, а, Фелиция?" А она отвечала: "Но да, это лучшая галетта , которую я когда-либо пробовала". И тогда мы бы покатились со смеху. Наконец мы рассмеялись так громко, что этот шум, казалось, пробудил Фелиси к осознанию того, что она делает. Она недоуменно моргнула, посмотрела на свечу, потом на нас. Она провела рукой по лбу.
   "Но что же я здесь делаю?" - пробормотала она.
   "Вы едите свечу, - кричали мы.
   " Я заставил тебя сделать это. Я заставила тебя это сделать, - воскликнула Аннет, приплясывая.
   Фелиция какое-то время смотрела на меня. Затем она медленно подошла к Аннет. - Так это ты - это ты сделал меня смешным? Кажется, я помню. Ах! Я убью тебя за это".
   Она говорила очень тихим тоном, но Аннет внезапно бросилась прочь и спряталась за моей спиной.
   "Спаси меня, Рауль! Я боюсь Фелиции. Это была всего лишь шутка, Фелиция. Всего лишь шутка".
   "Мне не нравятся эти шутки, - сказала Фелиция. "Ты понимаешь? Я ненавижу тебя. Я ненавижу всех вас."
   "Она вдруг расплакалась и бросилась прочь. "Аннет, я думаю, испугалась результата своего эксперимента и не пыталась повторить его. Но с того дня ее превосходство над Фелисией, казалось, только усилилось.
   Фелиция, как мне теперь кажется, всегда ненавидела ее, но тем не менее не могла держаться от нее подальше. Она ходила за Аннет повсюду, как собака.
   "Вскоре после этого, мсье, мне нашли работу, и я приезжал в приют лишь изредка на праздники. Желание Аннет стать танцовщицей не воспринималось всерьез, но с возрастом у нее развился очень красивый певческий голос, и мисс Слейтер согласилась на ее обучение певице.
   - Она не была ленивой, Аннет. Она работала лихорадочно, без отдыха. Мисс Слейтер была вынуждена не позволять ей делать слишком много. Однажды она говорила со мной о ней.
   "Ты всегда любил Аннет, - сказала она. - Убеди ее не работать слишком много. В последнее время у нее небольшой кашель, который мне не нравится".
   "Вскоре после этого моя работа увела меня далеко за пределы страны. Сначала я получил одно или два письма от Аннет, но потом наступило молчание. В течение пяти лет после этого я был за границей.
   "Совершенно случайно, когда я вернулся в Париж, мое внимание привлек рекламный плакат Аннет Равелли с изображением этой дамы. Я сразу ее узнал. В тот вечер я пошел в театр, о котором идет речь. Аннет пела на французском и итальянском языках. На сцене она была прекрасна. Потом я пошла к ней в гримерку. Она приняла меня сразу.
   "Почему, Рауль, - воскликнула она, протягивая ко мне свои побелевшие руки. "Это великолепно. Где ты был все эти годы?
   "Я бы сказал ей, но она действительно не хотела слушать".
   "Видишь, я почти приехал!"
   Она торжествующе обвела рукой комнату, уставленную букетами.
   "Добрая мисс Слейтер должна гордиться вашим успехом".
   "Этот старый? Нет, правда. Она создала меня, знаете ли, для консерватории. Приличное концертное пение. Но я художник. Именно здесь, на эстрадной сцене, я могу выразить себя".
   В этот момент вошел красивый мужчина средних лет. Он был очень знатен. По его поведению я вскоре понял, что он был защитником Аннет. Он искоса посмотрел на меня, и Аннет объяснила.
   "Друг моего младенчества. Он проезжает через Париж, видит мою фотографию на афише и вуаля! "
   "Человек тогда был очень приветлив и учтив. В моем присутствии он достал браслет с рубинами и бриллиантами и надел его на запястье Аннет. Когда я поднялся, чтобы уйти, она бросила на меня торжествующий взгляд и прошептала.
   "Я прибыл, не так ли? Понимаете? Весь мир передо мной".
   "Но когда я вышел из комнаты, я услышал ее кашель, резкий сухой кашель. Я знал, что это значит, этот кашель. Это было наследие ее чахоточной матери.
   "Я увидел ее двумя годами позже. Она обратилась за убежищем к мисс Слейтер. Ее карьера рухнула. Она находилась в состоянии прогрессирующей чахотки, с которой врачи ничего не могли поделать.
   "Ах! Я никогда не забуду ее такой, какой я ее тогда увидел! Она лежала в каком-то укрытии в саду. Ее держали на улице день и ночь. Ее щеки были впалыми и раскрасневшимися, ее глаза блестели и горели лихорадкой, и она неоднократно кашляла.
   "Она встретила меня с каким-то отчаянием, которое меня поразило.
   - Рад тебя видеть, Рауль. Знаешь, как говорят, что я могу не выздороветь? Они говорят это за моей спиной, понимаете. Для меня они успокаивают и утешают. Но это неправда, Рауль, это неправда! Я не позволю себе умереть. Умереть? С красивой жизнью, простирающейся передо мной? Важно желание жить. Так говорят сегодня все великие врачи. Я не из тех слабаков, которые отпускают. Я уже чувствую себя бесконечно лучше, бесконечно лучше, слышишь?
   Она приподнялась на локте, чтобы довести свои слова до конца, но тут же упала, пораженная приступом кашля, сотрясшим ее худое тело.
   "Кашель - это ничего, - выдохнула она. "И кровоизлияния меня не пугают. Я удивлю врачей. Это воля, которая имеет значение. Помни, Рауль, я буду жить.
   - Жалко было, понимаете, жалко.
   В этот момент вышла Фелиси Бо с подносом. Стакан горячего молока. Она дала его Аннет и смотрела, как она пьет с выражением, которое я не мог понять. В этом было какое-то самодовольное удовлетворение.
   Аннет тоже поймала этот взгляд. Она сердито швырнула стакан вниз, так что он разбился вдребезги.
   "Ты видишь ее? Так она всегда смотрит на меня. Она рада, что я умру! Да, она злорадствует по этому поводу. Она здорова и сильна. Посмотрите на нее, ни дня не болеет, эта! И все зря. Какая ей польза от этой огромной туши? Что она может с этим сделать?
   Фелиция нагнулась и подобрала осколки стекла.
   -- Мне все равно, что она говорит, -- заметила она певучим голосом. "Что это значит? Я респектабельная девушка, я. Что касается ее. Вскоре она познает пламя Чистилища. Я христианин, я ничего не говорю".
   "Ты ненавидишь меня, - воскликнула Аннет. - Ты всегда ненавидел меня. Ах! но я могу очаровать вас, все равно. Я могу заставить тебя делать то, что я хочу. Вот видишь, если я попрошу тебя, ты опустишься передо мной на колени прямо сейчас на траву.
   - Вы нелепы, - с тревогой сказала Фелиция.
   "Но да, ты сделаешь это. Ты сможешь. Чтобы доставить мне удовольствие. На колени. Я прошу тебя, я, Аннет. Встань на колени, Фелиция.
   "Была ли это чудесная мольба в голосе или какой-то более глубокий мотив, Фелиция повиновалась. Она медленно опустилась на колени, широко раскинув руки, лицо ее было пустым и глупым.
   Аннет откинула голову назад и рассмеялась - раскат за раскатом смеха.
   "Посмотрите на нее, с ее глупым лицом! Как нелепо она выглядит. Теперь можешь вставать, Фелиция, спасибо! Бесполезно хмуриться на меня. Я твоя любовница. Ты должен делать то, что я говорю".
   "Она откинулась на подушки в изнеможении. Фелиция взяла поднос и медленно отошла. Однажды она оглянулась через плечо, и тлеющая обида в ее глазах поразила меня.
   "Меня не было там, когда Аннет умерла. Но это было ужасно, кажется. Она цеплялась за жизнь. Она боролась со смертью, как сумасшедшая. Снова и снова она выдыхала: "Я не умру - ты меня слышишь? Я не умру. Я буду жить... жить...
   - Мисс Слейтер рассказала мне все это, когда я пришел к ней шесть месяцев спустя.
   - Мой бедный Рауль, - ласково сказала она. - Ты любил ее, не так ли?
   '"Всегда всегда. Но чем я могу быть ей полезен? Давайте не будем говорить об этом. Она мертва - она так блестяща, так полна горящей жизни. . ".
   Мисс Слейтер была сочувствующей женщиной. Она продолжала говорить о других вещах. Она очень волновалась за Фелиси, поэтому сказала мне. У девушки был странный нервный срыв, и с тех пор она вела себя очень странно.
   -- Вы знаете, -- сказала мисс Слейтер после минутного колебания, -- что она учится играть на фортепиано?
   - Я этого не знал и был очень удивлен, услышав это. Фелиция - учится игре на фортепиано! Я бы заявил, что девушка не отличит одну ноту от другой.
   - Говорят, у нее есть талант, - продолжала мисс Слейтер. "Я не могу этого понять. Я всегда унижал ее, потому что... ну, Рауль, ты сам знаешь, она всегда была глупой девчонкой.
   'Я кивнул.
   "Она иногда так странно себя ведет - я действительно не знаю, что с этим делать".
   "Через несколько минут я вошел в Зал лекций. Фелиция играла на пианино. Она играла ту мелодию, которую Аннет пела в Париже. Вы понимаете, мсье, меня это сильно задело. И тут, услышав меня, она вдруг осеклась и оглянулась на меня глазами, полными насмешки и ума. На мгновение я подумал: ну, я не скажу вам, что я думал.
   "Тяньши!" она сказала. - Так это вы, мсье Рауль.
   "Я не могу описать, как она это сказала. Для Аннет я никогда не переставал быть Раулем. Но Фелиция, с тех пор как мы познакомились уже взрослыми, всегда обращалась ко мне "месье Рауль". Но то, как она говорила это теперь, было другим - как будто месье , слегка напрягшись, как-то очень забавно.
   - Почему, Фелиция, - пробормотал я. - Ты сегодня выглядишь совсем по-другому.
   "Я?" - сказала она задумчиво. - Это странно. Но не будь таким торжественным, Рауль, я решительно буду звать тебя Раулем, разве мы не играли вместе в детстве? - Жизнь создана для смеха. Поговорим о бедной Аннете, о той, что умерла и похоронена. Интересно, она в чистилище или где?
   - И она напела отрывок песни - достаточно фальшиво, но слова привлекли мое внимание.
   - Фелиция, - закричал я. "Ты говоришь по итальянски?"
   "Почему бы и нет, Рауль? Возможно, я не так глуп, как притворяюсь. Она рассмеялась над моей загадочностью.
   -- Я не понимаю... -- начал я.
   "Но я скажу вам. Я очень хорошая актриса, хотя никто этого не подозревает. Я могу сыграть много ролей - и сыграть их очень хорошо".
   Она снова засмеялась и быстро выбежала из комнаты, прежде чем я успел ее остановить.
   - Я снова видел ее перед отъездом. Она спала в кресле. Она сильно храпела. Я стоял и смотрел на нее, очарованный, но отталкивающий. Внезапно она проснулась. Ее глаза, тусклые и безжизненные, встретились с моими.
   - Месье Рауль, - машинально пробормотала она.
   "Да, Фелиция, я иду. Ты сыграешь мне еще раз, прежде чем я уйду?
   '"Я? Играть в? Вы смеетесь надо мной, месье Рауль.
   "Разве ты не помнишь, как играл со мной сегодня утром?"
   - Она покачала головой.
   '"Я играю? Как такая бедная девочка, как я, может играть?
   Она помолчала, как бы задумавшись, потом подозвала меня поближе.
   "Мсье Рауль, в этом доме происходят странные вещи! Они играют с вами злые шутки. Они переводят часы. Да, да, я знаю, что говорю. И это все ее заслуги".
   "Чье дело?" - спросил я, пораженный.
   "Этой Аннет. Тот злой. Когда она была жива, она всегда мучила меня. Теперь, когда она мертва, она восстала из мертвых, чтобы мучить меня".
   Я уставился на Фелицию. Теперь я мог видеть, что она была в крайнем ужасе, ее глаза смотрели из головы.
   "Она плохая, эта. Она плохая, скажу я вам. Она возьмет хлеб изо рта, одежду из спины, душу из тела . . ".
   "Она внезапно схватила меня.
   "Я боюсь, говорю вам - боюсь. Я слышу ее голос - не в ухо - нет, не в ухо. Здесь, в моей голове... - Она постучала себя по лбу. "Она меня прогонит, прогонит совсем, и что же мне тогда делать, что со мной будет?"
   - Ее голос поднялся почти до крика. В ее глазах было выражение напуганного зверя в страхе. . .
   Внезапно она улыбнулась крестьянской улыбкой, полной лукавства, в которой было что-то такое, что заставило меня вздрогнуть.
   "Если уж на то пошло, мсье Рауль, я очень силен руками, очень силен руками".
   "Я никогда прежде не замечал ее рук. Теперь я смотрел на них и невольно содрогнулся. Приземистые жестокие пальцы и, как сказала Фелиси, ужасно сильные. . . Я не могу объяснить вам тошноту, охватившую меня. Такими руками ее отец, должно быть, задушил ее мать. . .
   "Это был последний раз, когда я видел Фелиси Боулт. Сразу после этого я уехал за границу - в Южную Америку. Я вернулся оттуда через два года после ее смерти. Что-то я читал в газетах о ее жизни и внезапной смерти. Сегодня вечером я услышал более подробные сведения - от вас, господа! Felicie 3 и Felicie 4 - интересно? Она была хорошей актрисой, знаете ли!
   Поезд резко сбавил скорость. Мужчина в углу сел прямо и плотнее застегнул пальто.
   - Какова ваша теория? - спросил адвокат, наклоняясь вперед.
   - С трудом могу поверить... - начал каноник Парфитт и остановился.
   Врач ничего не сказал. Он пристально смотрел на Рауля Лепардо.
   - Одежда из твоей спины, душа из твоего тела , - легкомысленно процитировал француз. Он встал. - Я говорю вам, мсье, что история Фелиси Бо - это история Аннет Равель. Вы ее не знали, господа. Я сделал. Она очень любила жизнь . . .'
   Его рука на двери, готовая прыгнуть, он внезапно повернулся и наклонился вниз постучал Canon Parfitt в грудь.
   'М. le docteur вон там, он только что сказал, что все это , - его рука хлопнула каноника по животу, и каноник вздрогнул, - было только резиденцией. Скажи мне, если ты найдешь грабителя в своем доме, что ты будешь делать? Пристрелите его, не так ли?
   - Нет! - воскликнул каноник. - Нет, действительно... я имею в виду - не в этой стране.
   Но последние слова он сказал пустому воздуху. Хлопнула дверца вагона.
   Священник, адвокат и врач были одни. Четвертый угол был свободен.
  
  
  
   Глава 15
   Дом мечты
   "Дом грез" был впервые опубликован в журнале The Sovereign Magazine в январе 1926 года. Согласно автобиографии Агаты Кристи, это была переработанная версия неопубликованного "Дома красоты", написанного до Первой мировой войны и "первого, что я когда-либо писал, что показывал какие-либо обещания".
   Это история Джона Сегрейва - его жизни, которая была неудовлетворительной; его любви, которая была неудовлетворенной; о его снах и о его смерти; и если в двух последних он нашел то, что было отвергнуто в двух первых, то его жизнь можно, в конце концов, считать удачной. Кто знает?
   Джон Сегрейв происходил из семьи, которая в последнее столетие медленно катилась вниз. Они были землевладельцами со времен Елизаветы, но последнее их имущество было продано. Считалось, что хотя бы один из сыновей должен научиться полезному искусству делать деньги. Это была бессознательная ирония судьбы, что избранным должен быть Джон.
   С его странно чувствительным ртом и длинными темно-синими прорезями глаз, которые наводили на мысль об эльфе или фавне, о чем-то диком и лесном, было неуместно, что его приносят в жертву на алтарь финансов. Запах земли, вкус морской соли на губах и свободное небо над головой - вот то, что любил Джон Сегрейв, с чем ему предстояло проститься.
   В возрасте восемнадцати лет он стал младшим клерком в большом торговом доме. Семь лет спустя он все еще был клерком, уже не таким младшим, но в остальном статус не изменился. Способность "преуспевать в мире" была исключена из его характера. Он был пунктуален, трудолюбив, трудолюбив - клерк и только клерк.
   И все же он мог быть - кем? Сам он вряд ли мог бы ответить на этот вопрос, но не мог отделаться от убеждения, что где-то есть жизнь, в которой он мог бы - рассчитывать. В нем была сила, быстрота видения, чего никогда не видали его товарищи по труду. Он им понравился. Он был популярен из-за своего беззаботного дружеского вида, и они никогда не ценили тот факт, что он таким же образом отгораживал их от любой настоящей близости.
   Сон пришел к нему внезапно. Это не было детской фантазией, которая росла и развивалась с годами. Оно пришло в летнюю ночь или, вернее, ранним утром, и он проснулся от того, что его тело покалывало, он пытался удержать его, пока оно убегало, выскальзывая из его лап неуловимым образом, как это бывает во сне.
   Он отчаянно цеплялся за него. Он не должен уйти, не должен, он должен помнить дом. Конечно, это был Дом! Дом, который он так хорошо знал. Был ли это настоящий дом или он просто видел его во сне? Он не помнил - но он определенно знал это - знал очень хорошо.
   Тусклый серый свет раннего утра проникал в комнату. Тишина была необычайной. В четыре тридцать утра Лондон, усталый Лондон, нашел свое короткое мгновение покоя.
   Джон Сегрейв лежал тихо, окутанный радостью, изысканным чудом и красотой своего сна. Как умно было с его стороны помнить об этом! Сон, как правило, пролетел так быстро, пробежал мимо вас, как только бодрствующим сознанием ваши неуклюжие пальцы стремились остановить и удержать его. Но он был слишком быстр для этой мечты! Он схватил его, когда тот быстро ускользнул от него.
   Это был действительно самый замечательный сон! Там был дом и - его мысли рывком пронеслись, потому что, когда он думал об этом, он не мог вспомнить ничего, кроме дома. И вдруг с оттенком разочарования он понял, что дом все-таки был для него совсем чужим. Раньше он даже не мечтал об этом.
   Это был белый дом, стоящий на возвышенности. Рядом с ним были деревья, вдалеке голубые холмы, но его особая прелесть не зависела от окружения, ибо (и в этом был смысл, кульминация сна) это был красивый, необыкновенно красивый дом. Его пульс участился, когда он снова вспомнил странную красоту дома.
   Снаружи, конечно, потому что он не был внутри. Об этом не было и речи, вообще никаких вопросов.
   Затем, когда тусклые очертания его спальни-гостиной начали обретать форму в нарастающем свете, он испытал разочарование сновидца. Может быть, все-таки не так уж чудесен был его сон - или чудесная, объяснительная часть проскользнула мимо него и посмеялась над его бездейственными хватательными руками? Белый дом, стоящий на возвышенности - там, конечно, особо волноваться не о чем? Это был довольно большой дом, вспомнил он, со множеством окон, и все жалюзи были опущены не потому, что людей не было (он был в этом уверен), а потому, что было так рано, что никто не вставал. пока что.
   Потом он рассмеялся над нелепостью своих фантазий и вспомнил, что сегодня вечером должен обедать с мистером Веттерманом.
   Мейзи Веттерман была единственной дочерью Рудольфа Веттермана, и она всю жизнь привыкла иметь именно то, что хотела. Однажды, заходя в офис отца, она заметила Джона Сегрейва. Он принес несколько писем, которые просил ее отец. Когда он снова ушел, она спросила отца о нем. Веттерман был общительным.
   - Один из сыновей сэра Эдварда Сегрейва. Прекрасная старая семья, но на последнем издыхании. Этот мальчик никогда не подожжет Темзу. Он мне все равно нравится, но в нем нет ничего. Никакого удара.
   Мейси, возможно, была равнодушна к пуншу. Это качество больше ценилось ее родителями, чем ею самой. Так или иначе, через две недели она уговорила отца пригласить Джона Сегрейва на обед. Это был интимный ужин, она и ее отец, Джон Сегрейв, и подруга, которая гостила у нее.
   Подруга была тронута, чтобы сделать несколько замечаний. - Полагаю, с одобрения, Мейси? Позже отец упакует его в красивый сверток и привезет домой из города в подарок своей милой доченьке, как следует купленный и оплаченный".
   Аллегра! Ты - предел".
   Аллегра Керр рассмеялась.
   - Знаешь, Мейзи, тебе действительно чудится. Мне нравится эта шляпа - она должна быть у меня! Если шляпы, то почему не мужья?
   "Не говорите абсурда. Я еще почти не разговаривал с ним.
   'Нет. Но ты решил, - сказала другая девушка. - Что привлекает, Мейзи?
   - Не знаю, - медленно ответила Мейзи Веттерман. - Он... другой.
   'Другой?'
   'Да. Я не могу объяснить. Вы знаете, он хорош собой, как-то странно, но дело не в этом. Он способ не видеть, что ты здесь. Право, я не верю, что он даже взглянул на меня в тот день в кабинете отца.
   Аллегра рассмеялась.
   - Это старый трюк. Должен сказать, довольно проницательный молодой человек.
   - Аллегра, ты ненавистна!
   'Подними себе настроение, дорогой. Отец купит шерстяного ягненка своим маленьким Мейзикинам.
   - Я не хочу, чтобы это было так.
   "Любовь с большой буквы".
   "Почему бы ему не влюбиться в меня?"
   - Никакой причины. Я ожидаю, что он будет.
   Аллегра улыбнулась, когда говорила, и позволила своему взгляду скользнуть по другому. Мэйси Веттерман была невысокого роста, склонной к полноте, с темными волосами, хорошо уложенными и искусно завитыми. Ее от природы хороший цвет лица был подчеркнут новейшими красками пудры и помады. У нее был хороший рот и зубы, темные глаза, довольно маленькие и блестящие, а челюсть и подбородок немного тяжеловаты. Она была красиво одета.
   - Да, - сказала Аллегра, заканчивая осмотр. - Я не сомневаюсь, что он будет. Весь эффект действительно очень хорош, Мейзи.
   Подруга с сомнением посмотрела на нее.
   - Я серьезно, - сказала Аллегра. - Я имею в виду - честь яркая. Но просто предположим, ради аргумента, что он не должен. Влюбиться, я имею в виду. Предположим, его привязанность должна была стать искренней, но платонической. Что тогда?'
   "Когда я узнаю его лучше, он может мне совсем не понравиться".
   - Именно так. С другой стороны, он может вам очень нравиться. И в этом последнем случае...
   Мэйси пожала плечами.
   - Я должен надеяться, что во мне слишком много гордости...
   - прервала Аллегра.
   "Гордость пригодится для маскировки своих чувств - она не мешает вам чувствовать их".
   - Ну, - сказала Мейси, покраснев. - Не понимаю, почему я не должен этого говорить. Я очень хороший матч. Я имею в виду - с его точки зрения, папина дочь и все такое.
   - Партнерство не за горами и так далее, - сказала Аллегра. - Да, Мейси. Ты дочь отца, ясно. Я ужасно доволен. Мне нравится, когда мои друзья бегают в точности.
   Слабая насмешка в ее тоне заставила другого смутиться.
   - Ты ненавистна, Аллегра.
   - Но возбуждает, дорогой. Вот почему я здесь. Вы знаете, я изучаю историю, и меня всегда интересовало, почему придворный шут разрешается и поощряется. Теперь, когда я один, я вижу смысл. Это довольно хорошая роль, видите ли, я должен был что-то сделать. Была я, гордая и без гроша в кармане, как героиня романа, хорошо рожденная и плохо воспитанная. "Что делать, девочка? Боже мой, - сказала она . Я заметил, что девушка типа бедной родственницы, готовая обходиться без огня в своей комнате и довольствующаяся случайными заработками и "помощью дорогому кузену такому-то", была в большом почете. На самом деле она никому не нужна - кроме тех людей, которые не могут держать своих слуг и обращаются с ней как с галерной рабыней.
   Так я стал придворным шутом. Наглость, прямо скажем, остроумие время от времени (не слишком много, чтобы мне не пришлось соответствовать этому), и за всем этим очень проницательное наблюдение человеческой природы. Людям нравится, когда им говорят, насколько они ужасны на самом деле. Вот почему они стекаются к популярным проповедникам. Это был большой успех. Меня всегда заваливают приглашениями. Я могу с величайшей легкостью жить за счет своих друзей и стараюсь не притворяться, что благодарю их".
   - Нет никого похожего на тебя, Аллегра. Вы ничуть не возражаете против того, что говорите.
   - Вот тут ты ошибаешься. Я очень возражаю - я забочусь и думаю о деле. Моя кажущаяся откровенность всегда рассчитана. Я должен быть осторожен. Эта работа должна довести меня до старости".
   'Почему бы не жениться? Я знаю, что куча людей спрашивала тебя.
   Лицо Аллегры внезапно стало суровым.
   "Я никогда не смогу жениться".
   - Потому что... - Мэйси не закончила фразу, глядя на подругу. Последний коротко кивнул в знак согласия.
   На лестнице послышались шаги. Дворецкий распахнул дверь и объявил:
   - Мистер Сегрейв.
   Джон вошел без особого энтузиазма. Он не мог себе представить, почему старик спросил его. Если бы он мог выбраться из этого, он бы сделал это. Дом угнетал его своим солидным великолепием и мягким ворсом ковра.
   Девушка подошла и пожала ему руку. Он смутно помнил, что однажды видел ее в кабинете отца.
   - Как поживаете, мистер Сегрейв? Мистер Сегрейв - мисс Керр.
   Затем он проснулся. Кем она была? Откуда она взялась? От огненных драпировок, развевающихся вокруг нее, до крошечных крыльев Меркурия на ее маленькой греческой голове, она была существом преходящим и беглым, выделяющимся на унылом фоне с эффектом нереальности.
   Вошел Рудольф Веттерман, его широкая блестящая манишка поскрипывала при ходьбе. Они неофициально спустились к обеду.
   Аллегра Керр поговорила со своим хозяином. Джону Сегрейву пришлось посвятить себя Мэйси. Но все его мысли были сосредоточены на девушке по другую сторону от него. Она была удивительно эффективна. Ее эффективность была, по его мнению, скорее изученной, чем естественной. Но за всем этим скрывалось нечто другое. Мерцающий огонь, прерывистый, капризный, как блуждающие огоньки, которые в древности заманивали людей в болота.
   Наконец у него появилась возможность поговорить с ней. Мэйси передавала отцу сообщение от какого-то друга, которого она встретила в тот день. Теперь, когда момент настал, он был косноязычен. Его взгляд молча умолял ее.
   - Темы за обеденным столом, - легко сказала она. - Начнем с театров или с одного из тех бесчисленных вступлений, начинающихся со слов "Тебе нравится...?"
   Джон рассмеялся.
   - А если мы обнаружим, что оба любим собак и не любим песчаных кошек, между нами возникнет так называемая "связь"?
   - Конечно, - серьезно сказала Аллегра.
   - Мне кажется, жаль начинать с катехизиса.
   "Однако это делает разговор доступным для всех".
   - Верно, но с катастрофическими последствиями.
   "Правила знать полезно - хотя бы для того, чтобы их нарушать".
   Джон улыбнулся ей.
   - Я так понимаю, что мы с тобой потакаем нашим личным капризам. Хотя мы проявляем тем самым гениальность, близкую к безумию".
   Резким неосторожным движением рука девушки смела со стола рюмку. Послышался звон разбитого стекла. Мейси и ее отец замолчали.
   - Мне очень жаль, мистер Веттерман. Я бросаю стаканы на пол.
   - Моя дорогая Аллегра, это совсем не имеет значения, совсем нет.
   Про себя Джон Сегрейв быстро сказал:
   'Разбитое стекло. Это невезение. Я бы хотел, чтобы этого не случилось.
   'Не волнуйся. Как это происходит? "Неудача ты не можешь принести туда, где у нее есть дом".
   Она снова повернулась к Веттерману. Джон, возобновляя разговор с Мэйси, попытался поместить цитату. Он получил это наконец. Эти слова использовала Зиглинда в "Валькирии", когда Зигмунд предлагает выйти из дома.
   Он подумал: "Неужели она имела в виду...?"
   Но Мейси спрашивала его мнение о последнем "Ревю". Вскоре он признался, что увлекается музыкой.
   - После обеда, - сказала Мейси, - мы заставим Аллегру играть для нас.
   Они все вместе поднялись в гостиную. Втайне Веттерман считал это варварским обычаем. Ему нравилась тяжеловесная тяжесть вина, проносящегося по кругу, сигары в руках. Но, возможно, так было и сегодня. Он не знал, что ему сказать юному Сегрейву. Мэйси была слишком плоха со своими причудами. Не то чтобы этот парень был хорош собой - действительно хорош собой - и, конечно же, он не был забавным. Он был рад, когда Мейзи попросила Аллегру Керр сыграть. Они быстрее переживут вечер. Молодой идиот даже не играл в бридж.
   Аллегра играла хорошо, хотя и без уверенного броска профессионала. Она играла современную музыку, Дебюсси и Штрауса, немного Скрябина. Затем она погрузилась в первую часть " Патетики " Бетховена , это выражение бесконечной печали, печали, бесконечной и огромной, как века, но в которой от конца до конца дышит дух, который не приемлет поражения. В торжественности неумирающего горя он движется в ритме завоевателя к своей окончательной гибели.
   Под конец она запнулась, ее пальцы слились в диссонанс, и она резко оборвалась. Она посмотрела на Мейси и насмешливо рассмеялась.
   - Видишь ли, - сказала она. - Меня не пускают.
   Затем, не дожидаясь ответа на свое несколько загадочное замечание, она погрузилась в странную навязчивую мелодию, в которой были странные гармонии и странный размеренный ритм, совершенно непохожие ни на что, что Сегрейв когда-либо слышал раньше. Он был нежным, как полет птицы, уравновешенной, парящей, - вдруг, без малейшего предупреждения, он превратился в простое нестройное звяканье нот, и Аллегра, смеясь, встала из-за фортепиано.
   Несмотря на смех, она выглядела встревоженной и почти испуганной. Она села рядом с Мейси, и Джон услышал, как та тихо сказала ей:
   - Вы не должны этого делать. Вам действительно не следует этого делать.
   - Что было последним? - с нетерпением спросил Джон. - Что-то мое.
   Она говорила резко и коротко. Веттерман сменил тему.
   В ту ночь Джону Сегрейву снова приснился Дом.
   Джон был недоволен. Его жизнь была надоедлива ему, как никогда прежде. До сих пор он терпеливо принимал это - неприятная необходимость, но которая практически не затрагивала его внутреннюю свободу. Теперь все изменилось. Внешний мир и внутренний смешались.
   Он не скрывал от себя причину перемены. Он влюбился с первого взгляда в Аллегру Керр. Что он собирался с этим делать?
   В ту первую ночь он был слишком сбит с толку, чтобы строить какие-либо планы. Он даже не пытался снова увидеть ее. Чуть позже, когда Мейзи Веттерман пригласила его на выходные к своему отцу в деревню, он с радостью поехал, но был разочарован, потому что Аллегры там не было.
   Однажды он упомянул ее в разговоре с Мейзи, и она сказала ему, что Аллегра находится в Шотландии с визитом. На этом он остановился. Он хотел бы продолжать говорить о ней, но слова как будто застряли у него в горле.
   В те выходные Мэйси была озадачена им. Казалось, он не видел - ну, не видел того, что было так ясно видно. Она была прямолинейной молодой женщиной в своих методах, но Джон потерял прямоту. Он думал, что она добрая, но немного подавляющая.
   И все же Судьбы оказались сильнее Мэйси. Они хотели, чтобы Джон снова увидел Аллегру.
   Они встретились в парке одним воскресным днем. Он видел ее издалека, и его сердце колотилось о ребра. Предположим, она должна была забыть его -
   Но она не забыла. Она остановилась и заговорила. Через несколько минут они уже шли бок о бок, ударяя по траве. Он был смехотворно счастлив.
   Он сказал вдруг и неожиданно:
   - Ты веришь в сны?
   "Я верю в кошмары".
   Резкость ее голоса напугала его.
   - Кошмары, - глупо сказал он. - Я не имел в виду кошмары.
   Аллегра посмотрела на него.
   - Нет, - сказала она. - В твоей жизни не было кошмаров. Я это вижу.'
   Голос у нее был нежный - другой.
   Он рассказал ей тогда о своем сне о белом доме, немного заикаясь. У него было это уже шесть - нет, семь раз. Всегда одно и то же. Это было красиво - так красиво!
   Он продолжал.
   - Видишь ли, это как-то связано с тобой . У меня было это впервые в ночь перед тем, как я встретил тебя.
   - Что делать со мной? Она рассмеялась - коротким горьким смехом. - О нет, это невозможно. Дом был красивый.
   - Ты тоже, - сказал Джон Сегрейв.
   Аллегра немного покраснела от раздражения.
   - Прости, я был глуп. Кажется, я попросил комплимент, не так ли? Но я совсем не это имел в виду. Внешне у меня все в порядке, я знаю.
   - Я еще не видел дом изнутри, - сказал Джон Сегрейв. "Когда я это сделаю, я знаю, что он будет таким же красивым, как и снаружи".
   Он говорил медленно и серьезно, придавая словам значение, которое она предпочла игнорировать.
   "Есть еще кое-что, что я хочу вам сказать - если вы меня послушаете".
   - Я буду слушать, - сказала Аллегра.
   "Я бросаю эту свою работу. Я должен был сделать это давным-давно - теперь я вижу это. Я был доволен тем, что плыл по течению, зная, что я полный неудачник, не особо заботясь, просто живя изо дня в день. Мужчина не должен этого делать. Мужское дело - найти то, что он может сделать, и добиться в этом успеха. Я бросаю это и берусь за что-то другое - совсем другое дело. Это что-то вроде экспедиции в Западную Африку - я не могу вам рассказать подробностей. Они не должны быть известны; а если сойдет - ну, я буду богатым человеком".
   - Значит, вы тоже считаете успех деньгами?
   - Деньги, - сказал Джон Сегрейв, - значат для меня только одно - тебя! Когда я вернусь... - он сделал паузу.
   Она наклонила голову. Ее лицо стало очень бледным.
   - Не буду притворяться, что неправильно понял. Вот почему я должен сказать вам теперь раз и навсегда: я никогда не выйду замуж .
   Он немного постоял, задумавшись, а потом очень мягко сказал:
   - Не могли бы вы сказать мне, почему?
   - Я мог бы, но больше всего на свете я не хочу вам говорить.
   Он снова замолчал, потом вдруг поднял голову, и необыкновенно привлекательная улыбка осветила лицо его фавна.
   - Понятно, - сказал он. - Значит, вы не позволяете мне войти в Дом - даже заглянуть на секунду? Жалюзи должны оставаться опущенными.
   Аллегра наклонилась вперед и положила свою руку на его.
   - Вот что я вам скажу. Вы мечтаете о своем доме. Но я - не мечтаю. Мои сны - кошмары!"
   И на этом она бросила его, резко, обескураживающе.
   В ту ночь ему снова приснился сон. В последнее время он понял, что дом наверняка занят. Он видел, как рука отдернула жалюзи, мельком увидел движущиеся фигуры внутри.
   Сегодня Дом казался более справедливым, чем когда-либо прежде. Его белые стены сияли на солнце. Мир и красота этого были полны.
   Затем, внезапно, он ощутил более полную рябь волн радости. Кто-то подходил к окну. Он знал это. Рука, та же самая рука, которую он видел раньше, схватила слепого и потянула его назад. Через минуту он увидит. . .
   Он проснулся - все еще дрожа от ужаса, невыразимого отвращения к Существу , смотревшему на него из окна Дома.
   Это было Вещь совершенно и совершенно ужасная, Вещь настолько гнусная и отвратительная, что одно воспоминание о ней вызывало у него тошноту. И он знал, что самым невыразимо и ужасно мерзким в этом было его присутствие в этом Доме - Доме Красоты.
   Ибо там, где обитало это Существо, был ужас - ужас, который поднялся и убил мир и безмятежность, которые были неотъемлемыми правами Дома. Красота, чудесная бессмертная красота Дома была уничтожена навеки, ибо в его святых освященных стенах обитала Тень Нечистой Твари!
   Сегрейв знал, что если ему когда-нибудь снова приснится Дом, он тотчас же проснется в ужасе, опасаясь, что из-за его белой красоты Существо вдруг взглянет на него.
   На следующий вечер, выйдя из офиса, он направился прямо к дому Веттерманов. Он должен увидеть Аллегру Керр. Мейси скажет ему, где ее можно найти.
   Он так и не заметил жадного огонька, вспыхнувшего в глазах Мейси, когда его впустили, и она вскочила, чтобы поприветствовать его. Он тут же пробормотал свою просьбу, все еще держа ее руку в своей.
   "Мисс Керр. Я встретил ее вчера, но не знаю, где она остановилась.
   Он не чувствовал, как рука Мейзи обмякла в его руке, когда она отдернула ее. Внезапная холодность ее голоса ничего ему не сказала.
   "Аллегра здесь - остается с нами. Но боюсь, вы ее не видите.
   'Но -'
   - Видишь ли, ее мать умерла сегодня утром. Мы только что получили новости.
   'Ой!' Он был ошеломлен.
   - Все это очень грустно, - сказала Мейси. Она помедлила всего минуту, а потом продолжила. - Видите ли, она умерла... ну, практически в приюте. В семье сумасшествие. Дедушка застрелился, а одна из теток Аллегры - безнадежная дура, а другая утонула.
   Джон Сегрейв издал нечленораздельный звук.
   - Я подумала, что должна вам сказать, - добродетельно сказала Мейзи. - Мы такие друзья, не так ли? И, конечно же, Аллегра очень привлекательна. Многие просили ее выйти за них замуж, но, естественно, она вообще не выйдет замуж - не могла же она?
   - С ней все в порядке, - сказал Сегрейв. - С ней все в порядке .
   Его голос звучал хрипло и неестественно в его собственных ушах. - Кто знает, с ее матерью было все в порядке, когда она была маленькой. И она была не просто... странной, знаете ли. Она была в полном бешенстве. Это ужасная вещь - безумие.
   "Да, - сказал он, - это ужасно".
   Теперь он знал, кто смотрел на него из окна Дома.
   Мейси все еще говорила. Он резко прервал ее.
   - Я действительно пришел попрощаться - и поблагодарить вас за всю вашу доброту.
   - Вы не... уезжаете?
   В ее голосе звучала тревога.
   Он улыбнулся ей искоса - кривой улыбкой, жалкой и привлекательной.
   - Да, - сказал он. "В Африку".
   "Африка!"
   Мейзи тупо повторила это слово. Прежде чем она смогла взять себя в руки, он пожал ей руку и ушел. Она так и осталась стоять, сжав руки по бокам, и на каждой щеке по красному пятну гнева.
   Внизу, на пороге, Джон Сегрейв столкнулся лицом к лицу с Аллегрой, вошедшей с улицы. Она была в черном, ее лицо было белым и безжизненным. Она взглянула на него, а затем повела в маленькую утреннюю комнату.
   - Мэйси сказала тебе, - сказала она. - Вы знаете ?
   Он кивнул.
   - Но какое это имеет значение? Ты в порядке. Это... это упускает из виду некоторых людей.
   Она посмотрела на него мрачно, скорбно.
   - Вы в порядке, - повторил он.
   - Не знаю, - почти прошептала она. 'Я не знаю. Я говорил тебе - о своих снах. И когда я играю - когда я на пианино, - эти другие приходят и берут меня за руки".
   Он смотрел на нее - парализованный. На мгновение, пока она говорила, что-то выглянуло из ее глаз. Оно исчезло в мгновение ока, но он знал это. Это было Существо, выглядывавшее из Дома.
   Она поймала его мгновенную отдачу.
   - Вот видишь, - прошептала она. - Видишь ли, но мне жаль, что Мейзи тебе не сказала. Он забирает у тебя все.
   'Все?'
   'Да. Не останется даже мечты. А пока - ты больше никогда не посмеешь мечтать о Доме.
   Западноафриканское солнце палило, и жара была невыносимой.
   Джон Сегрейв продолжал стонать.
   - Я не могу найти. Я не могу его найти.
   Маленький английский доктор с рыжей головой и огромной челюстью хмуро посмотрел на своего пациента с той дерзкой манерой, которую он сделал своей собственной.
   - Он всегда так говорит. Что он имеет в виду?'
   - Думаю, он говорит о доме, мсье. Мягким голосом сестра милосердия из Римско-католической миссии говорила со своей нежной отстраненностью, так как она тоже смотрела свысока на пораженного мужчину.
   - Дом, а? Что ж, он должен выкинуть это из головы, иначе мы его не вытащим. Это у него на уме. Сегрейв! Сегрейв!
   Блуждающее внимание было зафиксировано. Глаза с узнаванием остановились на лице доктора.
   - Послушай, ты выкарабкаешься. Я собираюсь вытащить тебя. Но ты должен перестать беспокоиться об этом доме. Он не может убежать, ты же знаешь. Так что не утруждайте себя поисками сейчас.
   'Хорошо.' Он казался послушным. "Я полагаю, что он не может сбежать, если его никогда там не было".
   'Конечно нет!' Доктор рассмеялся своим веселым смехом. - Теперь ты скоро поправишься. И с неистовой прямотой образом он ушел.
   Сегрейв лежал в раздумьях. Лихорадка на время утихла, и он мог думать ясно и ясно. Он должен найти этот Дом.
   Десять лет он боялся найти его - мысль, что он может наткнуться на него врасплох, была его самым большим ужасом. А потом, вспомнил он, когда его страхи совсем улеглись, однажды он нашёл его . Он ясно помнил свой первый навязчивый ужас, а затем свое внезапное, прекрасное облегчение. Ибо, в конце концов, Дом был пуст!
   Совершенно пустой и изысканно мирный. Все было так, как он помнил десять лет назад. Он не забыл. Огромный черный мебельный фургон медленно удалялся от Дома. Последний жилец, разумеется, съезжает со своим товаром. Он подошел к людям, ответственным за фургон, и заговорил с ними. Было что-то зловещее в этом фургоне, настолько он был черным. Лошади тоже были черными, с развевающимися гривами и хвостами, а мужчины все были в черных одеждах и перчатках. Все это напомнило ему что-то еще, что-то, чего он не мог вспомнить.
   Да, он был совершенно прав. Последний арендатор съезжал, так как срок его аренды истек. Дом должен был пока стоять пустым, пока хозяин не вернется из-за границы.
   А проснувшись, он был полон мирной красоты пустого Дома.
   Через месяц после этого он получил письмо от Мейзи (она писала ему настойчиво, раз в месяц). В нем она рассказала ему, что Аллегра Керр умерла в том же доме, что и ее мать, и разве это не ужасно грустно? Хотя конечно милостивый релиз.
   Это действительно было очень странно. Придя за своей мечтой вот так. Он не совсем все понял. Но это было странно.
   И хуже всего было то, что с тех пор он так и не смог найти Дом. Каким-то образом он забыл дорогу.
   Лихорадка снова начала овладевать им. Он беспокойно метался. Конечно, он забыл, Дом был на возвышенности! Он должен подняться, чтобы добраться туда. Но карабкаться по скалам было жарко - ужасно жарко. Вверх, вверх, вверх - о! он поскользнулся! Он должен начать снова с самого низа. Вверх, вверх, вверх - шли дни, недели - он не был уверен, что годы не проходят! И он все еще лез.
   Однажды он услышал голос доктора. Но он не мог перестать карабкаться, чтобы послушать. Кроме того, доктор посоветовал бы ему не искать Дом. Он думал, что это обычный дом. Он не знал.
   Он вдруг вспомнил, что должен быть спокоен, очень спокоен. Вы не сможете найти Дом, если не будете очень спокойны. Бесполезно искать Дом в спешке или в волнении.
   Если бы он только мог сохранять спокойствие! Но было так жарко! Горячий? Было холодно - да, холодно. Это были не утесы, это были айсберги - зазубренные холода, айсберги.
   Он так устал. Он не стал бы искать - это было бесполезно. Ах! вот была полоса - это все равно лучше, чем айсберги. Как приятно и тенисто было в прохладном зеленом переулке. А эти деревья - они были великолепны! Они были скорее похожи - что? Он не мог вспомнить, но это не имело значения.
   Ах! здесь были цветы. Все золотое и синее! Как все это было мило и как странно знакомо. Конечно, он был здесь раньше. Там, сквозь деревья, мерцал Дом, стоящий на возвышенности. Как это было красиво. Зеленая аллея, деревья и цветы были ничем по сравнению с первостепенной, удовлетворяющей всех красотой Дома.
   Он ускорил шаги. Подумать только, он никогда еще не был внутри! Какая невероятная глупость с его стороны, когда ключ все время был в кармане!
   И, конечно же, красота снаружи была ничтожной по сравнению с красотой внутри, особенно теперь, когда владелец вернулся из-за границы. Он поднялся по ступенькам к большой двери.
   Жестокие сильные руки тащили его обратно! Они боролись с ним, таща его туда и сюда, взад и вперед.
   Доктор тряс его, ревел ему в ухо. - Подожди, мужик, ты можешь. Не отпускай. Не отпускай. Его глаза горели яростью человека, который видит врага. Сегрейв задумался, кто такой Враг. Монахиня в черном молилась. Это тоже было странно.
   И все , чего он хотел, это чтобы его оставили в покое. Чтобы вернуться в Дом. С каждой минутой Дом становился все слабее.
   Это, конечно, потому, что доктор был очень сильным. Он был недостаточно силен, чтобы бороться с доктором. Если бы он только мог.
   Но стоп! Был и другой путь - как шли сны в момент бодрствования. Никакая сила не могла их остановить - они просто проносились мимо. Руки доктора не смогли бы удержать его, если бы он поскользнулся - просто поскользнулся!
   Да, это был путь! Снова стали видны белые стены, голос доктора стал тише, его руки почти не чувствовались. Теперь он знал, как смеются сны, когда ускользают от тебя!
   Он был у дверей Дома. Изысканная тишина не нарушалась. Он вставил ключ в замок и повернул его.
   Всего мгновение он ждал, чтобы полностью осознать совершенную, невыразимую, всеудовлетворяющую полноту радости.
   Потом - перешел Порог.
  
  
  
   Глава 16
   SOS
   "SOS" впервые было опубликовано в журнале Grand Magazine в феврале 1926 года.
   "Ах!" - одобрительно сказал мистер Динсмид.
   Он отступил назад и оглядел круглый стол с одобрением. Свет костра отражался на грубой белой скатерти, на ножах и вилках, на другой сервировке стола.
   - Все... все готово? - нерешительно спросила миссис Динсмид. Это была маленькая бледная женщина с бесцветным лицом, редкими волосами, зачесанными назад со лба, и постоянно нервным видом.
   - Все готово, - сказал ее муж с каким-то свирепым добродушием.
   Это был крупный мужчина с сутулыми плечами и широким красным лицом. У него были маленькие поросячьи глазки, блестевшие под густыми бровями, и большая челюсть без волос.
   'Лимонад?' - почти шепотом предложила миссис Динсмид.
   Ее муж покачал головой.
   'Чай. Гораздо лучше во всех отношениях. Посмотрите на погоду, течет и дует. В такой вечер на ужин нужна чашка горячего чая.
   Он шутливо подмигнул, затем снова принялся рассматривать стол.
   "Хорошее блюдо из яиц, холодной солонины, хлеба и сыра. Это мой заказ на ужин. Так что иди и приготовь это, мама. Шарлотта на кухне ждет, чтобы помочь тебе.
   Миссис Динсмид встала, осторожно сворачивая клубок своего вязания. - Она выросла очень красивой девочкой, - пробормотала она. - Сладко хорошенькая, говорю я.
   "Ах!" - сказал мистер Динсмид. "Смертный образ ее мамы! Так что идите с вами и не будем больше терять время.
   Минуту или две он ходил по комнате, напевая себе под нос. Однажды он подошел к окну и выглянул.
   "Дикая погода", - пробормотал он себе под нос. - Маловероятно, что сегодня вечером у нас будут гости.
   Потом он тоже вышел из комнаты.
   Минут через десять вошла миссис Динсмид с блюдом яичницы. Две ее дочери последовали за ней, принеся остальные продукты. Мистер Динсмид и его сын Джонни шли в тылу. Первый сел во главе стола.
   - И за то, что мы должны получить, и так далее, - шутливо заметил он. - И благословение тому человеку, который первым придумал консервы. Что бы мы делали, хотел бы я знать, за много миль отовсюду, если бы у нас не было консервной банки время от времени, на которую можно было бы опереться, когда мясник забудет о своем еженедельном визите?
   Он ловко принялся резать солонину.
   "Интересно, кому когда-либо приходило в голову строить такой дом за много миль от чего бы то ни было", - раздраженно сказала его дочь Магдалина. - Мы никогда не видим ни души.
   - Нет, - сказал ее отец. - Ни души.
   - Не могу понять, что заставило вас взять его, отец, - сказала Шарлотта. - Не можешь, моя девочка? Ну, у меня были свои причины - у меня были свои причины.
   Его глаза украдкой искали жену, но она нахмурилась.
   - И с привидениями тоже, - сказала Шарлотта. - Я ни за что не стал бы спать здесь один.
   - Полная чепуха, - сказал ее отец. - Никогда ничего не видел, не так ли? Приходите сейчас.
   Возможно, ничего не видел , но...
   'Но что?'
   Шарлотта не ответила, но слегка вздрогнула. Сильный дождь ударил в оконное стекло, и миссис Динсмид со звоном уронила ложку на поднос.
   - Ты не нервничаешь, мама? - сказал мистер Динсмид. - Это дикая ночь, вот и все. Не волнуйтесь, мы в безопасности здесь, у нашего камина, и ни одна душа снаружи не побеспокоит нас. Ведь было бы чудом, если бы кто-нибудь это сделал. И чудес не бывает. Нет, -- прибавил он как бы про себя с каким-то особенным удовлетворением. "Чудес не бывает".
   Как только слова сорвались с его губ, в дверь внезапно постучали. Мистер Динсмид стоял как окаменевший.
   - Что это? - пробормотал он. Его челюсть упала.
   Миссис Динсмид тихонько всхлипнула и закуталась в шаль. Лицо Магдалины залилось краской, она наклонилась вперед и заговорила с отцом.
   "Чудо случилось, - сказала она. - Вам лучше пойти и впустить того, кто там.
   Двадцатью минутами ранее Мортимер Кливленд стоял под проливным дождем и туманом, рассматривая свою машину. Это было действительно проклятое невезение. Два прокола с интервалом в десять минут, и вот он, застрявший в нескольких милях от любого места, посреди голых холмов Уилтшира, с надвигающейся ночью и без надежды на укрытие. Подайте ему должное за попытку срезать путь. Если бы только он придерживался главной дороги! Теперь он заблудился на том, что казалось простой проселочной дорогой, и понятия не имел, есть ли где-нибудь поблизости деревня.
   Он озадаченно огляделся, и его взгляд был пойман отблеском света на склоне холма над ним. Секунду спустя туман снова скрыл его, но, терпеливо ожидая, он увидел его во второй раз. После минутного размышления он вышел из машины и поехал вверх по склону холма.
   Вскоре он выбрался из тумана и узнал свет, исходивший из освещенного окна маленького домика. Во всяком случае, здесь было убежище. Мортимер Кливленд ускорил шаг, наклонив голову, чтобы встретить яростный натиск ветра и дождя, которые, казалось, изо всех сил пытались отбросить его назад.
   Кливленд был в своем роде знаменитостью, хотя, несомненно, большинство людей продемонстрировало бы полное игнорирование его имени и достижений. Он был авторитетом в области психологии и написал два превосходных учебника по подсознанию. Он также был членом Общества психических исследований и изучал оккультизм в той мере, в какой это влияло на его собственные выводы и направления исследований.
   Он был по натуре особенно чувствителен к атмосферным явлениям и благодаря целенаправленным тренировкам усилил свой природный дар. Когда он, наконец, добрался до хижины и постучал в дверь, он ощутил волнение, оживление интереса, как будто все его способности вдруг обострились.
   Ему было ясно слышно бормотание голосов внутри. После его стука наступила внезапная тишина, затем звук отодвигаемого по полу стула. Через минуту дверь распахнул мальчик лет пятнадцати. Кливленд посмотрел прямо через плечо на сцену внутри.
   Это напомнило ему интерьер какого-то голландского мастера. Круглый стол, накрытый для трапезы, семейная вечеринка вокруг него, одна-две мерцающие свечи и мерцание костра над всем. Отец, крупный мужчина, сидел с одной стороны стола, против него сидела маленькая седая женщина с испуганным лицом. Перед дверью, глядя прямо на Кливленда, стояла девушка. Ее испуганные глаза смотрели прямо ему в глаза, рука с чашкой замерла на полпути к губам.
   Она была, как сразу заметил Кливленд, красивой девушкой крайне необычного типа. Волосы ее, красно-золотые, обрамляли лицо туманом, глаза, широко расставленные, были чисто-серого цвета. У нее были рот и подбородок ранней итальянской Мадонны.
   Повисла мертвая тишина. Затем в комнату вошел Кливленд и объяснил свое затруднительное положение. Он подвел свою банальную историю к концу, и последовала еще одна пауза, которую было труднее понять. Наконец, как бы с усилием, отец поднялся.
   - Входите, сэр... мистер Кливленд, вы сказали?
   - Это мое имя, - сказал Мортимер, улыбаясь.
   "Ах! да. Входите, мистер Кливленд. Не погода для собаки на улице, не так ли? Заходите к огню. Закрой дверь, не так ли, Джонни? Не стойте там полночи.
   Кливленд вышел вперед и сел на деревянный табурет у огня. Мальчик Джонни закрыл дверь.
   - Динсмид, это мое имя, - сказал другой мужчина. Он был весь гениальность сейчас. - Это миссис, а это две мои дочери, Шарлотта и Магдалина.
   Впервые Кливленд увидел лицо девушки, сидевшей к нему спиной, и увидел, что она совсем по-другому прекрасна, как ее сестра. Очень смуглый, с мраморно-бледным лицом, тонким орлиным носом и серьезным ртом. Это была какая-то застывшая красота, строгая и почти неприступная. Она ответила на представление отца, склонив голову, и посмотрела на него пристальным взглядом, испытующим в характере. Она словно подытоживала его, взвешивала на весах своего юного суждения.
   - Каплю чего-нибудь выпить, а, мистер Кливленд?
   - Спасибо, - сказал Мортимер. - Чашка чая превосходно подойдет к делу. Мистер Динсмид помедлил с минуту, потом взял со стола одну за другой пять чашек и вылил их в помойную миску.
   - Этот чай холодный, - резко сказал он. - Сделаешь нам еще, мама?
   Миссис Динсмид быстро встала и поспешила с чайником. Мортимер подумал, что она была рада выйти из комнаты.
   Вскоре принесли свежий чай, и нежданного гостя угостили яствами.
   Мистер Динсмид говорил и говорил. Он был экспансивным, жизнерадостным, болтливым. Он рассказал незнакомцу все о себе. Недавно он ушел из строительной отрасли - да, неплохо заработал на этом. Он и Миссис подумали, что хотели бы немного подышать деревенским воздухом - никогда раньше не жили в деревне. Неправильное время года выбрали, конечно, октябрь и ноябрь, но ждать не хотелось. - Жизнь ненадежна, знаете ли, сэр. Итак, они взяли этот коттедж. В восьми милях от любого места и в девятнадцати милях от всего, что можно назвать городом. Нет, они не жаловались. Девочки нашли его немного скучным, но он и мать наслаждались тишиной.
   Так что он продолжал говорить, оставив Мортимера почти загипнотизированным легким течением. Здесь, конечно, ничего, кроме банальной домашней жизни. И все же, при первом взгляде на интерьер, он диагностировал что-то еще, какое-то напряжение, какое-то напряжение, исходившее от одного из этих пяти человек - он не знал от чего. Просто глупость, у него все нервы были на взводе! Все были поражены его внезапным появлением - вот и все.
   Он поднял вопрос о ночлеге и получил готовый ответ.
   - Вам придется остановиться у нас, мистер Кливленд. Больше ничего на мили вокруг. Мы можем дать тебе спальню, и хотя моя пижама может быть немного просторной, но это лучше, чем ничего, а твоя собственная одежда к утру будет сухой.
   - Очень мило с твоей стороны.
   - Вовсе нет, - добродушно сказал другой. - Как я только что сказал, в такую ночь нельзя прогнать собаку. Магдалина, Шарлотта, поднимитесь и осмотрите комнату.
   Две девушки вышли из комнаты. Вскоре Мортимер услышал, как они двигаются над головой.
   - Я вполне понимаю, что таким привлекательным барышням, как ваши дочери, здесь может быть скучно, - сказал Кливленд.
   - Красиво выглядят, не так ли? - сказал мистер Динсмид с отцовской гордостью. - Не так, как их мать или я. Мы домашняя пара, но очень привязаны друг к другу. Я вам так скажу, мистер Кливленд. Э, Мэгги, не правда ли?
   Миссис Динсмид чопорно улыбнулась. Она снова начала вязать. Иглы деловито щелкали. Она была быстрой вязальщицей.
   Вскоре было объявлено, что комната готова, и Мортимер, еще раз поблагодарив ее, объявил о своем намерении лечь спать.
   - Ты положил в кровать грелку? - спросила миссис Динс-мид, внезапно вспомнив о своей домашней гордости.
   - Да, мама, два.
   - Верно, - сказал Динсмид. - Поднимитесь с ним, девочки, и убедитесь, что ему больше ничего не нужно.
   Магдалина подошла к окну и увидела, что засовы надежны. Шарлотта бросила последний взгляд на встречи с умывальником. Потом они оба задержались у двери.
   - Спокойной ночи, мистер Кливленд. Вы уверены, что есть все?
   - Да, спасибо, мисс Магдалина. Мне стыдно, что доставил вам обоим столько хлопот. Спокойной ночи.'
   'Спокойной ночи.'
   Они вышли, закрыв за собой дверь. Мортимер Кливленд был один. Он разделся медленно и задумчиво. Надев розовую пижаму мистера Динсмида, он собрал свою мокрую одежду и выложил за дверь, как велел ему хозяин. Снизу до него доносился рокочущий голос Динсмида.
   Какой разговорчивый был человек! Вообще странная личность - но действительно было что-то странное во всей семье, или это было его воображение?
   Он медленно вернулся в свою комнату и закрыл дверь. Он стоял у кровати, задумавшись. И тут он начал -
   Стол из красного дерева у кровати был завален пылью. На пыли были четко видны три буквы: SOS .
   Мортимер смотрел так, будто не мог поверить своим глазам. Это было подтверждением всех его смутных догадок и предчувствий. Тогда он был прав. Что-то в этом доме было не так.
   SOS. Призыв о помощи. Но чей палец написал это на пыли? Магдалины или Шарлотты? Они оба постояли там, вспомнил он, минуту или две, прежде чем выйти из комнаты. Чья рука тайно опустилась на стол и начертила эти три буквы?
   Перед ним предстали лица двух девушек. У Магдалины, темный и отчужденный, и у Шарлотты, как он увидел сначала, с широко открытыми глазами, испуганный, с непостижимым что-то во взгляде. . .
   Он снова подошел к двери и открыл ее. Громкого голоса мистера Динсмида больше не было слышно. В доме было тихо.
   Он подумал про себя. "Сегодня вечером я ничего не могу сделать. Завтра - хорошо. Мы увидим.'
   Кливленд проснулся рано. Он прошел через гостиную и вышел в сад. Утро было свежим и прекрасным после дождя. Кто-то тоже рано встал. В конце сада Шарлотта, прислонившись к забору, смотрела на Даунс. Его пульс немного ускорился, когда он спустился, чтобы присоединиться к ней. Все это время он был втайне убежден, что сообщение написала Шарлотта. Когда он подошел к ней, она повернулась и пожелала ему "Доброе утро". Ее глаза были прямыми и детскими, без намека на тайное понимание.
   - Очень доброе утро, - сказал Мортимер, улыбаясь. "Погода сегодня утром отличается от прошлой ночи".
   'Это точно.'
   Мортимер отломил ветку от соседнего дерева. Он начал лениво рисовать на гладком песчаном пятне у своих ног. Он начертил букву S, затем букву O, затем букву S, внимательно наблюдая за девушкой. Но снова он не мог обнаружить ни проблеска понимания.
   - Вы знаете, что означают эти буквы? - резко сказал он. Шарлотта немного нахмурилась. - Разве это не те лодки - лайнеры, которые высылают, когда терпят бедствие? она спросила.
   Мортимер кивнул. - Кто-то написал это прошлой ночью на столе у моей кровати, - тихо сказал он. - Я подумал, что, может быть , вы так и поступили.
   Она смотрела на него широко открытыми от удивления глазами. 'Я? О, нет.'
   Он ошибся тогда. Острая боль разочарования пронзила его. Он был так уверен - так уверен. Нечасто его интуиция вела его в заблуждение.
   - Вы совершенно уверены? он настаивал. 'О, да.'
   Они повернулись и вместе медленно пошли к дому. Шарлотта казалась чем-то озабоченной. Она ответила наугад на несколько сделанных им замечаний. Вдруг она выпалила тихим торопливым голосом:
   - Это... странно, что ты спрашиваешь об этих письмах, SOS. Я их, конечно, не писал, но - я так легко мог бы это сделать.
   Он остановился и посмотрел на нее, а она быстро продолжила: - Звучит глупо, я знаю, но я была так напугана, так ужасно напугана, и когда вы вошли прошлой ночью, это казалось... ответом на что-то. '
   - Чего ты боишься? - быстро спросил он. 'Я не знаю.'
   - Вы не знаете.
   - Я думаю - это дом. С тех пор, как мы приехали сюда, он рос и рос. Все как-то по-разному кажутся. Отец, Мать и Магдалина - все они кажутся разными.
   Мортимер не сразу заговорил, и прежде чем он успел это сделать, Шарлотта снова продолжила:
   - Ты знаешь, что в этом доме должны быть привидения?
   'Какая?' Весь его интерес оживился. - Да, мужчина убил в нем свою жену, о, несколько лет назад. Мы узнали об этом только после того, как приехали сюда. Отец говорит, что призраки - это все чепуха, а я - не знаю.
   Мортимер быстро соображал. - Скажите, - сказал он деловым тоном, - это убийство было совершено в той комнате, где я был прошлой ночью?
   - Я ничего об этом не знаю, - сказала Шарлотта. "Интересно, - подумал Мортимер про себя, - да, может быть, так оно и есть". Шарлотта непонимающе посмотрела на него. - Мисс Динмид, - мягко сказал Мортимер, - у вас когда-нибудь были основания полагать, что вы медиумист?
   Она уставилась на него. - Я думаю, ты знаешь, что прошлой ночью написал SOS, - тихо сказал он. 'Ой! совершенно неосознанно, конечно. Преступление, так сказать, портит атмосферу. Такой чувствительный ум, как ваш, мог бы подействовать таким образом. Вы воспроизводите ощущения и впечатления жертвы. Много лет назад она , возможно, написала SOS на том столе, а вы бессознательно воспроизвели ее действия прошлой ночью.
   Лицо Шарлотты просветлело. - Понятно, - сказала она. - Думаешь, это объяснение?
   Из дома ее позвал голос, и она вошла, предоставив Мортимеру расхаживать взад и вперед по садовой дорожке. Удовлетворился ли он своим объяснением? Охватывало ли оно факты, какие он знал? Это объясняет напряжение, которое он ощутил, входя в дом прошлой ночью?
   Возможно, и все же у него все еще было странное чувство, что его внезапное появление произвело нечто очень похожее на испуг, он подумал про себя:
   "Я не должен увлекаться экстрасенсорным объяснением, оно может объяснить Шарлотту - но не остальных. Мой приход их ужасно расстроил, всех, кроме Джонни. Что бы это ни было, Джонни не в себе.
   Он был в этом совершенно уверен, странно, что он был таким уверенным, но так оно и было.
   В эту минуту из коттеджа вышел сам Джонни и подошел к гостю.
   - Завтрак готов, - неловко сказал он. - Вы войдете? Мортимер заметил, что пальцы парня сильно испачканы. Джонни почувствовал его взгляд и горестно рассмеялся.
   "Знаешь, я всегда возился с химикатами, - сказал он. "Иногда это делает папу ужасно диким. Он хочет, чтобы я занимался строительством, но я хочу заниматься химией и исследовательской работой".
   Перед ними в окне появился мистер Динсмид, широкоплечий, веселый, улыбающийся, и при виде его пробудились все недоверие и враждебность Мортимера. Миссис Динсмид уже сидела за столом. Она пожелала ему доброго утра бесцветным голосом, и у него опять сложилось впечатление, что она почему-то его боится.
   Магдалина пришла последней. Она коротко кивнула ему и села напротив него.
   'Хорошо ли спалось?' - резко спросила она. - Ваша кровать была удобной? Она очень серьезно посмотрела на него, и когда он вежливо ответил утвердительно, он заметил, что на ее лице промелькнуло что-то очень похожее на разочарование. Интересно, чего она ожидала от него?
   Он повернулся к своему хозяину. - Этот ваш парень, кажется, интересуется химией? - сказал он приятно.
   Произошла авария. Миссис Динсмид уронила чашку с чаем.
   - Ну, Мэгги, ну, - сказал ее муж.
   Мортимеру показалось, что в его голосе звучало предостережение, предостережение. Он повернулся к своему гостю и бегло рассказал о преимуществах строительного ремесла и о том, что мальчишкам не следует возвышаться над собой.
   После завтрака он вышел один в сад и покурил. Было ясно, что близится время, когда он должен покинуть коттедж. Одно дело ночлег, продлить его без уважительной причины было трудно, да и какое оправдание он мог предложить? И все же он очень не хотел уходить.
   Снова и снова прокручивая это в уме, он пошел по тропинке, ведущей к другой стороне дома. Подошва его ботинок была из крепированной резины, и они практически не издавали шума. Он проходил мимо кухонного окна, когда услышал изнутри слова Динсмида, и эти слова сразу же привлекли его внимание.
   - Это приличная сумма денег.
   - ответил голос миссис Динсмид. Голос был слишком слабым, чтобы Мортимер мог расслышать слова, но Динсмид ответил:
   - Около 60 000 фунтов стерлингов, - сказал адвокат.
   Мортимер не собирался подслушивать, но очень задумчиво пошел по своим следам. Упоминание о деньгах, казалось, кристаллизовало ситуацию. Где-то встал вопрос о 60 000 фунтов стерлингов - это прояснило ситуацию - и уродливее.
   Магдалина вышла из дома, но почти сразу же ее позвал голос отца, и она снова вошла. Вскоре к гостю присоединился сам Динсмид.
   - Редкое доброе утро, - сказал он добродушно. - Надеюсь, твоя машина будет ничуть не хуже.
   "Хочет узнать, когда я уйду", - подумал Мортимер. Вслух он еще раз поблагодарил мистера Динсмида за своевременное гостеприимство. - Вовсе нет, совсем нет, - сказал другой.
   Магдалина и Шарлотта вместе вышли из дома и, взявшись за руки, направились к деревенской скамье неподалеку. Темная голова и золотая составляли приятный контраст вместе, и Мортимер порывисто сказал:
   - Ваши дочери очень непохожи, мистер Динсмид.
   Другой, только что раскуривший трубку, резко дернул запястьем и выронил спичку.
   'Ты так думаешь?' он спросил. - Да, я полагаю, что да. У Мортимера была вспышка интуиции. - Но, разумеется, обе они не ваши дочери, - спокойно сказал он. Он увидел, как Динсмид посмотрел на него, мгновение помедлил, а затем принял решение.
   - Очень умно с вашей стороны, сэр, - сказал он. - Нет, одна из них - подкидыш, мы взяли ее младенцем и воспитали, как родную. Она сама не имеет ни малейшего понятия об истине, но скоро ей придется это узнать. Он вздохнул.
   - Вопрос о наследстве? - тихо предложил Мортимер.
   Другой бросил на него подозрительный взгляд.
   Потом он, кажется, решил, что откровенность лучше; его манеры стали почти агрессивно откровенными и открытыми.
   - Странно, что вы так говорите, сэр.
   - Случай телепатии, а? - сказал Мортимер и улыбнулся. - Это так, сэр. Мы взяли ее, чтобы угодить матери - за вознаграждение, так как в то время я только начинал заниматься строительным бизнесом. Несколько месяцев назад я заметил объявление в газетах, и мне показалось, что речь идет о ребенке нашей Магдалины. Я пошел к адвокатам, и было много разговоров о том и другом. Они были подозрительны - естественно, как вы могли бы сказать, но теперь все прояснилось. Саму девушку я везу в Лондон на следующей неделе, она пока ничего об этом не знает. Ее отец, кажется, был одним из этих богатых еврейских джентльменов. Он узнал о существовании ребенка только за несколько месяцев до своей смерти. Он нанял агентов, чтобы попытаться найти ее, и оставил ей все свои деньги, когда ее найдут.
   Мортимер внимательно слушал. У него не было причин сомневаться в рассказе мистера Динсмида. Это объясняло темную красоту Магдалины; объяснила, может быть, и ее отчужденность. Тем не менее, хотя сама история могла быть правдой, за ней скрывалось нечто нераскрытое.
   Но Мортимер не собирался вызывать подозрения у другого. Вместо этого он должен изо всех сил стараться успокоить их.
   - Очень интересная история, мистер Динсмид, - сказал он. "Поздравляю мисс Магдалину. Наследница и красавица, у нее впереди прекрасное время".
   - У нее это есть, - горячо согласился ее отец, - и она еще и редкостная хорошая девочка, мистер Кливленд.
   В его поведении было все свидетельство сердечной теплоты. - Что ж, - сказал Мортимер, - теперь я, должно быть, тороплюсь. Я должен еще раз поблагодарить вас, мистер Динсмид, за исключительно своевременное гостеприимство.
   В сопровождении хозяина он вошел в дом, чтобы попрощаться с миссис Динсмид. Она стояла у окна спиной к ним и не слышала, как они вошли. На радостное восклицание мужа: "А вот и мистер Кливленд пришел попрощаться", она нервно вздрогнула и обернулась, уронив что-то, что держала в руке. Мортимер подобрал его для нее. Это была миниатюра Шарлотты, выполненная в стиле двадцатипятилетней давности. Мортимер повторил ей слова благодарности, которые он уже выразил ее мужу. Он снова заметил ее испуганный взгляд и украдкой взгляды, которые она бросала на него из-под век.
   Двух девушек не было видно, но Мортимер не желал их видеть; также у него была своя идея, которая вскоре подтвердилась.
   Он прошел около полумили от дома, направляясь к тому месту, где прошлой ночью оставил машину, когда кусты на обочине тропы были раздвинуты в стороны, и Магдалина вышла на тропу впереди него.
   - Я должна была тебя увидеть, - сказала она.
   - Я ждал тебя, - сказал Мортимер. - Это вы написали "SOS" на столе в моей комнате прошлой ночью, не так ли?
   Магдалина кивнула.
   'Почему?' - мягко спросил Мортимер.
   Девушка отвернулась и стала срывать листья с куста.
   "Я не знаю, - сказала она, - честно, я не знаю".
   - Скажи мне, - сказал Мортимер.
   Магдалина глубоко вздохнула.
   "Я человек практичный, - сказала она, - а не из тех, кто воображает или фантазирует о вещах. Вы, я знаю, верите в призраков и духов. Я не знаю, и когда я говорю вам, что в этом доме что-то очень неладное, - она указала на холм, - я имею в виду, что что-то явно не так; это не просто отголосок прошлого. Это происходит с тех пор, как мы были там. С каждым днем становится все хуже, отец другой, мать другая, Шарлотта другая".
   - вмешался Мортимер. - Джонни другой? он спросил.
   Магдалина посмотрела на него, в ее глазах зарождалась признательность. - Нет, - сказала она, - теперь я об этом подумала. Джонни не отличается. Он единственный, кого все это не касается. Прошлой ночью за чаем его не трогали.
   'И ты?' - спросил Мортимер.
   "Я боялся - ужасно боялся, совсем как ребенок, - не зная, чего я боялся. А отец был - чудак, по-другому и не скажешь, чудак. Он говорил о чудесах, а потом я молился - действительно молился о чуде, и ты постучал в дверь".
   Она резко остановилась, глядя на него.
   - Наверное, я кажусь вам сумасшедшей, - вызывающе сказала она. - Нет, - сказал Мортимер, - напротив, вы кажетесь в высшей степени здравомыслящим. Все здравомыслящие люди предчувствуют опасность, если она рядом с ними".
   - Вы не понимаете, - сказала Магдалина. - Я не боялся - за себя.
   - Тогда для кого?
   Но Магдалина снова озадаченно покачала головой. 'Я не знаю.'
   Она пришла:
   "Я написал SOS импульсивно. У меня была идея - абсурдная, конечно, что они не дадут мне говорить с вами - остальные, я имею в виду. Я не знаю, что я хотел попросить тебя сделать. Я не знаю.
   - Неважно, - сказал Мортимер. - Я сделаю это.
   'Что ты можешь сделать?'
   Мортимер слегка улыбнулся.
   - Я могу думать.
   Она посмотрела на него с сомнением.
   - Да, - сказал Мортимер, - таким образом можно сделать многое, даже больше, чем вы можете себе представить. Скажите, не привлекло ли ваше внимание какое-нибудь случайное слово или фраза накануне ужина?
   Магдалина нахмурилась. - Я так не думаю, - сказала она. - По крайней мере, я слышал, как отец что-то говорил матери о том, что Шарлотта - ее живой образ, и очень странно смеялся, но - в этом нет ничего странного, не правда ли?
   - Нет, - медленно сказал Мортимер, - за исключением того, что Шарлотта не похожа на твою мать.
   Минуту или две он погрузился в размышления, затем поднял глаза и увидел, что Магдалина неуверенно наблюдает за ним.
   "Иди домой, дитя, - сказал он, - и не беспокойся; оставь это в моих руках.
   Она послушно пошла по тропинке к коттеджу. Мортимер прошел еще немного, потом бросился на зеленый газон. Он закрыл глаза, оторвался от сознательных мыслей или усилий и позволил череде образов промелькнуть в его уме.
   Джонни! Он всегда возвращался к Джонни. Джонни, совершенно невинный, совершенно свободный от всех сетей подозрений и интриг, но тем не менее стержень, вокруг которого все вращалось. Он вспомнил, как утром за завтраком разбилась чашка миссис Динсмид о ее блюдце. Что вызвало ее волнение? Случайная ссылка с его стороны на пристрастие парня к химикатам? В тот момент он не замечал мистера Динсмида, но теперь ясно видел его, когда тот сидел, поднеся чашку на полпути к губам.
   Это вернуло его к Шарлотте, какой он видел ее прошлой ночью, когда дверь открылась. Она сидела и смотрела на него поверх края чашки. И быстро за этим последовало другое воспоминание. Мистер Динсмид опорожняет чайные чашки одну за другой и говорит: "Чай холодный".
   Он вспомнил поднимавшийся вверх пар. Ведь чай ведь не был таким уж холодным?
   Что-то начало шевелиться в его мозгу. Воспоминание о чем-то, прочитанном не так давно, может быть, в течение месяца. Какой-то отчет о целой семье, отравленной невнимательностью парня. Пакет мышьяка, оставленный в кладовой, весь вытек на хлеб внизу. Он прочитал это в газете. Вероятно, мистер Динсмид тоже ее читал.
   Все стало проясняться. . .
   Через полчаса Мортимер Кливленд быстро поднялся на ноги.
   В коттедже снова был вечер. Яйца были сварены сегодня вечером, и там была банка холодца. Вскоре из кухни вышла миссис Динсмид с большим чайником. Семья заняла свои места вокруг стола.
   - Контраст с погодой прошлой ночи, - сказала миссис Динсмид, взглянув в окно.
   -- Да, -- сказал мистер Динсмид, -- сегодня ночью так тихо, что слышно, как падает булавка. А теперь, матушка, налей, ладно?
   Миссис Динсмид наполнила чашки и разнесла их по столу. Затем, когда она поставила чайник, она вдруг вскрикнула и прижала руку к сердцу. Мистер Динсмид развернулся на стуле, следя за направлением ее испуганных глаз. Мортимер Кливленд стоял в дверях.
   Он выступил вперед. Его манера была приятной и извиняющейся.
   - Боюсь, я напугал вас, - сказал он. "Я должен был вернуться за чем-то".
   -- За чем-то вернулся, -- воскликнул мистер Динсмид. Его лицо было багровым, вены вздулись. - Назад для чего, хотел бы я знать?
   - Чай, - сказал Мортимер.
   Быстрым движением он вытащил что-то из кармана и, взяв со стола одну из чашек, вылил часть ее содержимого в маленькую пробирку, которую держал в левой руке.
   - Что... что ты делаешь? - выдохнул мистер Динсмид. Его лицо стало белым, как мел, а багровый цвет исчез, как по волшебству. Миссис Динсмид испустила тонкий, высокий, испуганный крик.
   - Вы, кажется, читали газеты, мистер Динсмид? Я уверен, что вы делаете. Иногда читаешь отчеты об отравлении целой семьи, кто-то выздоравливает, кто-то нет. В этом случае никто бы не . Первым объяснением может быть консервированный зельц, который вы ели, но предположим, что доктор был подозрительным человеком, которого не так-то просто принять на веру в теорию консервов? В твоей кладовой есть пакет с мышьяком. На полке под ним лежит пакет чая. В верхней полке есть удобное отверстие, что может быть более естественным, если предположить, что мышьяк случайно попал в чай? Твоего сына Джонни можно обвинить в невнимательности, не более того.
   - Я... я не понимаю, что вы имеете в виду, - выдохнул Динсмид.
   - Думаю, да, - Мортимер взял вторую чашку и наполнил вторую пробирку. Он прикрепил красную метку к одной и синюю метку к другой.
   - В одной с красной этикеткой, - сказал он, - чай из чашки вашей дочери Шарлотты, в другой - из чашки вашей дочери Магдалины. Я готов поклясться, что в первом я найду в четыре или пять раз больше мышьяка, чем во втором".
   - Ты сумасшедший, - сказал Динсмид.
   'Ой! дорогой мой, нет. Я ничего подобного. Вы сказали мне сегодня, мистер Динсмид, что Магдалина - ваша дочь. Шарлотта была ребенком, которого вы усыновили, ребенком, который был так похож на свою мать, что, когда я сегодня держал в руках миниатюру этой матери, я принял ее за миниатюру самой Шарлотты. Твоя собственная дочь должна была унаследовать состояние, и, поскольку было невозможно скрыть из виду твою предполагаемую дочь Шарлотту, а кто-то, кто знал ее мать, мог понять истинность сходства, ты решил, что ж, щепотку белого мышьяк на дне чашки".
   Миссис Динсмид внезапно захохотала, раскачиваясь из стороны в сторону в неистовой истерике.
   - Чай, - пискнула она, - так он сказал, чай, а не лимонад.
   - Придержи язык, не так ли? - гневно зарычал ее муж.
   Мортимер увидел, как Шарлотта смотрит на него через стол широко раскрытыми глазами и недоумевает. Затем он почувствовал чью-то руку на своей руке, и Магдалина оттащила его подальше от слышимости.
   - Те, - она указала на склянки, - папа. Вы не будете...
   Мортимер положил руку ей на плечо. "Дитя мое, - сказал он, - ты не веришь в прошлое. Я делаю. Я верю в атмосферу этого дома. Если бы он не пришел к этому, возможно, - я говорю " возможно ", - ваш отец мог бы и не додуматься до того плана, который он составил. Я храню эти две пробирки, чтобы защитить Шарлотту сейчас и в будущем. Кроме того, я ничего не сделаю, если хотите, в благодарность той руке, которая написала SOS.
  
  
  
   Глава 17
   Цветение магнолии
   "Цветение магнолии" впервые было опубликовано в журнале Royal Magazine в марте 1926 года.
   Винсент Истон ждал под часами на вокзале Виктория. Время от времени он беспокойно поглядывал на нее. Он подумал про себя: "Сколько других мужчин ждали здесь женщину, которая не пришла?"
   Острая боль пронзила его. А если Тео не придет, что она передумала? Такие вещи делали женщины. Был ли он уверен в ней - был ли он когда-нибудь уверен в ней? Знал ли он вообще что-нибудь о ней? Разве она не озадачила его с самого начала? Казалось, там были две женщины - прелестное, смеющееся создание, которое было женой Ричарда Даррелла, и другая - молчаливая, загадочная, которая шла рядом с ним в саду Хеймерс-Клоуз. Как цветок магнолии - так он думал о ней - может быть, потому, что именно под магнолией они вкусили свой первый восторженный, недоверчивый поцелуй. Воздух был сладок от аромата цветущей магнолии, и один или два лепестка, бархатисто-мягких и благоухающих, плыли вниз, останавливаясь на этом запрокинутом лице, таком же кремовом, таком же мягком и молчаливом, как они. Цветок магнолии - экзотический, ароматный, загадочный.
   Это было две недели назад - на второй день, когда он встретил ее. И теперь он ждал, что она приедет к нему навсегда. Снова недоверие пронзило его. Она не придет. Как он вообще мог в это поверить? Это было бы отказом от столь многого. Прекрасная миссис Даррел не могла делать такие вещи тихо. Это должно было стать девятидневным чудом, далеко идущим скандалом, который никогда не будет полностью забыт. Были лучшие, более целесообразные способы сделать это - например, незаметный развод.
   Но они ни разу об этом не подумали - по крайней мере, он. Была ли она, подумал он? Он никогда ничего не знал о ее мыслях. Он почти робко просил ее уйти с ним - ведь кто он такой? Никто конкретно - один из тысячи производителей апельсинов в Трансваале. Что за жизнь с ней - после великолепия Лондона! И все же, поскольку он так отчаянно хотел ее, он должен был спросить.
   Она согласилась очень тихо, без колебаний и протестов, как будто это была самая простая вещь на свете, о которой он ее спрашивал.
   'Завтра?' - сказал он пораженно, почти не веря своим глазам.
   И она пообещала этим мягким, ломаным голосом, который так отличался от смехотворного блеска ее светской манеры. Когда он впервые увидел ее, он сравнил ее с бриллиантом - сверкающим пламенем, отражающим свет сотен граней. Но в то первое прикосновение, в тот первый поцелуй она чудесным образом превратилась в мутную мягкость жемчужины - жемчужины, похожей на цветок магнолии, кремово-розовой.
   Она обещала. И теперь он ждал, что она выполнит это обещание.
   Он снова посмотрел на часы. Если она не придет в ближайшее время, они опоздают на поезд.
   Резко накатила волна реакции. Она не придет! Конечно, она не придет. Дурак, что он когда-либо ожидал этого! Какие были обещания? Вернувшись в свою комнату, он найдет письмо - объясняющее, протестующее, говорящее все то, что делают женщины, когда оправдывают себя за недостаток мужества.
   Он чувствовал гнев - гнев и горечь разочарования.
   Затем он увидел, как она идет к нему по платформе со слабой улыбкой на лице. Она шла медленно, без спешки и волнения, как будто перед ней была целая вечность. Она была в черном - нежно-черном, облегающем, с маленькой черной шляпкой, обрамлявшей чудесную кремовую бледность ее лица.
   Он поймал себя на том, что сжимает ее руку, глупо бормоча: "Итак, вы пришли - вы пришли. После всего!'
   'Конечно.'
   Как спокойно звучал ее голос! Как спокойно! - Я думал, что ты этого не сделаешь, - сказал он, отпуская ее руку и тяжело дыша. Ее глаза открылись - большие, красивые глаза. В них было удивление, простое удивление ребенка.
   'Почему?'
   Он не ответил. Вместо этого он отвернулся и потребовал проходившего мимо носильщика. У них было не так много времени. Следующие несколько минут прошли в суматохе и суматохе. Потом они сидели в своем плацкартном купе, а мимо них проплывали унылые дома южного Лондона.
   Теодора Даррелл сидела напротив него. Наконец-то она была его. И теперь он знал, каким недоверчивым был до самой последней минуты. Он не смел позволить себе поверить. Это волшебное, неуловимое качество в ней испугало его. Казалось невозможным, чтобы она когда-либо принадлежала ему.
   Теперь интрига закончилась. Бесповоротный шаг был сделан. Он посмотрел на нее. Она лежала в углу совершенно неподвижно. Слабая улыбка задержалась на ее губах, ее глаза были опущены, длинные черные ресницы скользнули по кремовому изгибу ее щеки.
   Он подумал: "Что у нее сейчас на уме? О чем она думает? Мне? Ее муж? Что она вообще думает о нем? Она заботилась о нем когда-то? Или ей было все равно? Она ненавидит его или равнодушна к нему? И с болью пронзила его мысль: "Не знаю. Я никогда не узнаю. Я люблю ее и ничего о ней не знаю - что она думает и что чувствует".
   Его мысли кружились вокруг мысли о муже Теодоры Даррелл. Он знал множество замужних женщин, которые были слишком готовы говорить о своих мужьях - о том, как они их неправильно понимают, как игнорируются их тонкие чувства. Винсент Истон цинично заметил, что это был один из самых известных дебютных гамбитов.
   Но Тео никогда не говорил о Ричарде Даррелле, разве что вскользь. Истон знал о нем то, что знали все. Он был популярным человеком, красивым, с обаятельными, беззаботными манерами. Всем нравился Даррелл. Его жена, казалось, всегда была с ним в прекрасных отношениях. Но это ничего не доказывает, подумал Винсент. Тео была хорошо воспитана - она не выносила свои обиды на публику.
   И между ними не было сказано ни слова. С того второго вечера их свидания, когда они шли вместе по саду, молча, соприкасаясь плечами, и он чувствовал легкую дрожь, сотрясавшую ее от его прикосновения, не было никаких объяснений, никакого определения положения. Она отвечала на его поцелуи, немое, дрожащее создание, лишенное всего того резкого блеска, который вместе с ее кремово-розовой красотой сделал ее знаменитой. Ни разу она не говорила о своем муже. В то время Винсент был благодарен за это. Он был рад избежать доводов женщины, желавшей уверить себя и своего возлюбленного в том, что они вправе отдаться своей любви.
   Но теперь молчаливый заговор молчания беспокоил его. У него снова возникло паническое чувство, что он ничего не знает об этом странном существе, которое добровольно связало свою жизнь с его. Он боялся.
   Стремясь успокоить себя, он наклонился вперед и положил руку на затянутое в черное колено напротив себя. Он снова почувствовал легкую дрожь, которая сотрясла ее, и потянулся к ее руке. Наклонившись вперед, он поцеловал ладонь долгим, затяжным поцелуем. Он почувствовал реакцию ее пальцев на своих и, подняв глаза, встретился с ней взглядом и остался доволен.
   Он откинулся на спинку сиденья. На данный момент он не хотел большего. Они были вместе. Она была его. И тут же сказал легким, почти шутливым тоном:
   - Ты очень молчишь?
   - Я?
   'Да.' Он подождал минуту, затем сказал более серьезным тоном: - Вы уверены, что не... сожалеете?
   Ее глаза широко раскрылись при этом. 'О, нет!'
   Он не сомневался в ответе. За этим скрывалась уверенность в искренности.
   'О чем ты думаешь? Я хочу знать.'
   Понизив голос, она ответила: "Кажется, я боюсь".
   'Боюсь?'
   'Счастья.'
   Затем он подошел к ней, прижал к себе и поцеловал нежность ее лица и шеи.
   - Я люблю тебя, - сказал он. "Я люблю тебя - люблю тебя".
   Ее ответ был в цеплянии ее тела, в непринужденности ее губ. Затем он вернулся в свой угол. Он взял журнал, и она тоже. Время от времени их взгляды встречались поверх журналов. Затем они улыбнулись.
   Они прибыли в Дувр сразу после пяти. Они должны были провести там ночь и на следующий день отправиться на континент. Тео вошел в их гостиную в отеле, Винсент следовал за ней. В руке у него была пара вечерних газет, которые он бросил на стол. Двое слуг отеля внесли багаж и удалились.
   Тео отвернулся от окна, где она стояла и смотрела наружу. Еще через минуту они были в объятиях друг друга.
   В дверь осторожно постучали, и они снова разошлись. - Черт возьми, - сказал Винсент, - не похоже, что мы когда-нибудь останемся одни.
   Тео улыбнулся. - Не похоже, - тихо сказала она. Сев на диван, она взяла одну из бумаг.
   Стук оказался официантом, несущим чай. Он положил его на стол, подтянув последнего к дивану, на котором сидел Тео, окинул ловким взглядом круг, осведомился, нет ли чего еще, и удалился.
   Винсент, ушедший в соседнюю комнату, вернулся в гостиную.
   - Теперь к чаю, - сказал он весело, но вдруг остановился посреди комнаты. 'Ничего плохого?' он спросил.
   Тео сидел прямо на диване. Она смотрела перед собой ошеломленными глазами, и ее лицо стало смертельно белым.
   Винсент сделал быстрый шаг к ней. - Что такое, милая?
   Вместо ответа она протянула ему бумагу, указывая пальцем на заголовок.
   Винсент взял у нее бумагу. " НЕУДАЧА ХОБСОНА , ДЖЕКИЛЛА И ЛУКАСА " , - прочитал он. Название крупной городской фирмы в данный момент ничего ему не говорило, хотя в глубине души у него было раздражающее убеждение, что так и должно быть. Он вопросительно посмотрел на Тео.
   "Ричард - это Хобсон, Джекил и Лукас, - объяснила она. 'Твой муж?'
   'Да.'
   Винсент вернулся к газете и внимательно прочитал откровенную информацию, которую она содержала. Такие фразы, как "внезапная авария", "последующие серьезные разоблачения", "затронуты другие дома" неприятно поразили его.
   Разбуженный движением, он поднял голову. Тео поправляла свою маленькую черную шляпку перед зеркалом. Она повернулась на его движение. Ее глаза пристально смотрели в его.
   - Винсент, я должен пойти к Ричарду.
   Он вскочил.
   - Тео, не будь абсурдом.
   Она машинально повторила: "Я должна пойти к Ричарду".
   - Но, моя дорогая...
   Она сделала жест в сторону бумаги на полу.
   - Это означает разорение - банкротство. Я не могу выбрать этот день из всех, чтобы расстаться с ним.
   - Вы оставили его до того, как узнали об этом. Будь благоразумен!'
   Она печально покачала головой.
   - Вы не понимаете. Я должен пойти к Ричарду.
   И от этого он не мог сдвинуть ее. Странно, что существо такое мягкое, такое податливое может быть таким неуступчивым. После первого она не спорила. Она позволила ему сказать то, что он должен был сказать беспрепятственно. Он держал ее в своих объятиях, стремясь сломить ее волю, поработив ее чувства, но, хотя ее нежный рот отвечал на его поцелуи, он чувствовал в ней что-то отчужденное и непобедимое, что противостояло всем его мольбам.
   Наконец он отпустил ее, устав от напрасных усилий. От мольбы он перешел к горечи, упрекая ее в том, что она никогда не любила его. Это тоже она приняла молча, без возражений, на свое немое и жалкое лицо, выдавая ложь за его слова. В конце концов ярость овладела им; он швырял в нее каждое жестокое слово, какое только мог придумать, стремясь только ушибить и побить ее на колени.
   Наконец слова вырвались; больше нечего было сказать. Он сидел, обхватив голову руками, и смотрел на красный ворсистый ковер. У двери стояла Теодора, черная тень с белым лицом.
   Все было кончено.
   Она тихо сказала: - До свидания, Винсент.
   Он не ответил.
   Дверь открылась - и снова закрылась.
   Дарреллы жили в доме в Челси - интригующем старинном доме, стоявшем в собственном маленьком саду. Перед домом росла магнолия, грязная, грязная, закопченная, но все же магнолия.
   Тео посмотрел на нее, когда она стояла на пороге три часа спустя. Внезапная улыбка скривила ее рот от боли.
   Она пошла прямо в кабинет в задней части дома. По комнате ходил взад и вперед мужчина - молодой человек с красивым лицом и изможденным выражением лица.
   Когда она вошла, он с облегчением воскликнул.
   - Слава богу, ты объявился, Тео. Они сказали, что вы взяли с собой свой багаж и уехали куда-то за город.
   - Я услышал новости и вернулся.
   Ричард Даррелл обнял ее и потянул к дивану. Они сели на него рядышком. Тео высвободилась из окружавшей ее руки, что казалось совершенно естественным.
   - Насколько все плохо, Ричард? - тихо спросила она.
   "Настолько плохо, насколько это возможно - и это говорит о многом".
   'Скажи-ка!'
   Он снова начал ходить взад-вперед, пока говорил. Тео сидел и смотрел на него. Он не должен был знать, что время от времени в комнате становилось тускло, а его голос исчезал из ее ушей, в то время как другой номер в гостинице в Дувре ясно предстал перед ее глазами.
   Тем не менее ей удавалось достаточно интеллигентно слушать. Он вернулся и сел на диван рядом с ней.
   - К счастью, - закончил он, - они не могут коснуться вашего брачного соглашения. Дом тоже твой.
   Тео задумчиво кивнул.
   "В любом случае это будет у нас", - сказала она. - Значит, все будет не так уж плохо? Это означает новое начало, вот и все.
   'Ой! Именно так. Да.'
   Но его голос не звучал правдоподобно, и Тео вдруг подумал: "Есть кое-что еще. Он не все мне рассказал.
   - Больше ничего нет, Ричард? - мягко сказала она. - Ничего хуже? Он поколебался всего полсекунды, а потом: - Хуже? Что должно быть?
   - Не знаю, - сказал Тео.
   - Все будет в порядке, - сказал Ричард, говоря скорее, чтобы успокоить себя, чем Тео. - Конечно, все будет хорошо.
   Он внезапно обнял ее рукой.
   - Я рад, что ты здесь, - сказал он. - Теперь, когда ты здесь, все будет в порядке. Что бы ни случилось, ты у меня есть, не так ли?
   Она мягко сказала: "Да, ты меня поймал". И на этот раз она оставила его руку вокруг себя.
   Он поцеловал ее и прижал к себе, как будто каким-то странным образом находил утешение в ее близости.
   - Я понял тебя, Тео, - вскоре снова сказал он, и она ответила, как прежде: - Да, Ричард.
   Он соскользнул с дивана на пол у ее ног. - Я устал, - раздраженно сказал он. - Боже мой, прошел день. Ужасный! Не знаю, что бы я делал, если бы тебя здесь не было. В конце концов, жена есть жена, не так ли?
   Она ничего не говорила, только склонила голову в знак согласия.
   Он положил голову ей на колени. Он вздохнул, как вздох усталого ребенка.
   Тео снова подумал: "Он кое-что мне не сказал. Что это?'
   Машинально ее рука опустилась на его гладкую темную головку, и она нежно погладила ее, как мать утешает ребенка.
   Ричард неопределенно пробормотал: - Теперь, когда ты здесь, все будет в порядке. Вы меня не подведете.
   Его дыхание стало медленным и ровным. Он спал. Ее рука все еще гладила его голову.
   Но ее глаза пристально смотрели в темноту перед ней, ничего не видя.
   - Ты не думаешь, Ричард, - сказала Теодора, - что тебе лучше рассказать мне все?
   Это было через три дня. Они были в гостиной перед обедом.
   Ричард вздрогнул и покраснел.
   - Не понимаю, что вы имеете в виду, - парировал он.
   - Не так ли?
   Он бросил на нее быстрый взгляд.
   - Конечно, есть... ну... подробности.
   - Я должен все знать, не так ли, если я должен помочь?
   Он странно посмотрел на нее. - С чего ты взял, что я хочу, чтобы ты помог?
   Она была немного удивлена.
   - Мой дорогой Ричард, я твоя жена.
   Он вдруг улыбнулся старой, привлекательной, беззаботной улыбкой.
   - Так ты и есть, Тео. И очень красивая жена. Я никогда не выносил некрасивых женщин.
   Он стал ходить взад-вперед по комнате, как всегда, когда его что-то тревожило.
   - Не стану отрицать, что вы в чем-то правы, - сказал он вскоре. 'Есть что-то.'
   Он прервался.
   'Да?'
   - Чертовски трудно объяснять такие вещи женщинам. Они хватаются не за тот конец палки - вообразите, что это - ну, что это не так.
   Тео ничего не сказал.
   - Видите ли, - продолжал Ричард, - закон - это одно, а правильное и неправильное - совсем другое. Я могу сделать что-то совершенно правильное и честное, но закон не будет относиться к этому так же. В девяти случаях из десяти все идет хорошо, а в десятый раз ты... ну, попадаешь в загвоздку.
   Тео начал понимать. Она подумала про себя: "Почему я не удивлена? Всегда ли я знала в глубине души, что он не натурал?
   Ричард продолжал говорить. Он объяснял себя в ненужных подробностях. Тео довольствовался тем, что он скрывал настоящие подробности романа за этой мантией многословия. Дело касалось большого участка южноафриканской собственности. Что именно сделал Ричард, ей было неинтересно знать. С моральной точки зрения, заверил он ее, все было честно и честно; юридически - ну, вот оно; не уходя от этого факта, он привлек к уголовной ответственности.
   Говоря, он продолжал бросать быстрые взгляды на жену. Он нервничал и чувствовал себя неловко. И все же он извинялся и пытался объяснить то, что ребенок мог видеть в голой правде. Затем, наконец, в порыве оправдания, он сломался. Возможно, глаза Тео, на мгновение презрительные, как-то связаны с этим. Он опустился на стул у камина, обхватив голову руками.
   - Вот оно, Тео, - срывающимся голосом сказал он, - что ты собираешься с этим делать?
   Она подошла к нему почти без минутной паузы и, опустившись на колени у стула, прижалась лицом к его лицу.
   - Что можно сделать, Ричард? Что мы можем сделать?'
   Он поймал ее к себе. 'Это ты имеешь ввиду? Ты останешься со мной?
   'Конечно. Моя дорогая, конечно.
   Он сказал, невольно движимый искренностью: - Я вор, Тео. Вот что значит, без красивого языка - просто вор.
   - Тогда я жена вора, Ричард. Мы либо утонем, либо поплывем вместе. Они немного помолчали. Вскоре Ричард немного восстановил свою бойкую манеру поведения.
   - Знаешь, Тео, у меня есть план, но мы поговорим об этом позже. Это как раз во время обеда. Мы должны пойти и переодеться. Надень свою кремовую штучку-боб, знаешь, модель Кайо.
   Тео вопросительно подняла брови.
   - На вечер дома?
   - Да, да, я знаю. Но мне нравится это. Надень его, вот хорошая девочка. Меня поднимает настроение, когда я вижу, что ты выглядишь на все сто".
   Тео спустился поужинать в "Кайо". Это было творение из кремовой парчи с едва заметным золотым узором и бледно-розовым оттенком, придающим теплоту кремовому цвету. Он был смелым вырезом на спине, и ничто не могло быть лучше, чтобы показать ослепительную белизну шеи и плеч Тео. Теперь она действительно была цветком магнолии.
   Взгляд Ричарда остановился на ней с теплым одобрением. "Хорошая девочка. Знаешь, ты выглядишь просто сногсшибательно в этом платье.
   Они вошли на ужин. Весь вечер Ричард нервничал и был непохож на себя, шутил и смеялся ни о чем, словно в тщетной попытке стряхнуть с себя заботы. Несколько раз Тео пытался вернуть его к теме, которую они обсуждали раньше, но он уклонялся от нее.
   И вдруг, когда она встала, чтобы лечь спать, он перешел к делу. - Нет, не уходи. Мне есть что сказать. Вы знаете, об этом жалком деле.
   Она снова села.
   Он начал быстро говорить. Если повезет, все можно будет замять. Он довольно хорошо заместил следы. Лишь бы какие-то бумаги не попали в руки получателю -
   Он значительно остановился.
   - Документы? - недоуменно спросил Тео. - Вы хотите сказать, что уничтожите их? Ричард скривился. - Я бы уничтожил их достаточно быстро, если бы смог их заполучить. В том то и дело!
   - Тогда у кого они?
   - Человек, которого мы оба знаем - Винсент Истон.
   Очень слабое восклицание вырвалось у Тео. Она заставила его вернуться, но Ричард это заметил.
   - Я подозревал, что он все время что-то знал об этом бизнесе. Вот почему я попросил его здесь хорошенько. Вы помните, что я просил вас быть с ним добрым?
   - Я помню, - сказал Тео.
   "Почему-то я никогда не был с ним в по-настоящему дружеских отношениях. Не знаю почему. Но ты ему нравишься. Я должен сказать, что ты ему очень нравишься.
   Тео сказал очень четким голосом:
   "Ах!" - сказал Ричард одобрительно. 'Это хорошо. Теперь вы видите, к чему я веду. Я убежден, что если бы вы пошли к Винсенту Истону и попросили его передать вам эти бумаги, он бы не отказался. Хорошенькая женщина, знаете ли, и все в таком духе.
   - Я не могу этого сделать, - быстро сказал Тео.
   'Бред какой то.'
   'Об этом не может быть и речи.'
   Краснота медленно проступала пятнами на лице Ричарда. Она видела, что он сердится.
   "Моя дорогая девочка, я не думаю, что вы вполне понимаете положение. Если это выяснится, мне грозит тюрьма. Это разорение - позор".
   - Винсент Истон не станет использовать эти бумаги против вас. Я в этом уверен.
   - Дело не в этом. Он может не понимать, что меня инкриминируют. Только в сочетании с моими делами, с фигурами, которые они обязательно найдут. Ой! Я не могу вдаваться в подробности. Он погубит меня, даже не подозревая, что делает, если только кто-нибудь не предложит ему свою позицию.
   - Вы, конечно, можете сделать это сами. Написать ему.'
   - Это было бы очень хорошо! Нет, Тео, у нас есть только одна надежда. Ты козырная карта. Ты моя жена. Вы должны помочь мне. Отправляйся сегодня вечером в Истон...
   Крик вырвался у Тео.
   'Не этой ночью. Возможно, завтра.
   - Боже мой, Тео, ты что, не понимаешь? Завтра может быть слишком поздно. Не могли бы вы пойти сейчас же - немедленно - в комнаты Истона. Он увидел, как она вздрогнула, и попытался ее успокоить. - Я знаю, моя дорогая девочка, я знаю. Это чудовищно. Но это жизнь или смерть. Тео, ты меня не подведешь? Ты сказал, что сделаешь все, чтобы помочь мне...
   Тео услышала, как она говорит жестким, сухим голосом. "Не эта штука. Есть причины.
   - Это жизнь или смерть, Тео. Я серьезно. Глянь сюда.'
   Он выдвинул ящик стола и достал револьвер. Если в этом действии и было что-то театральное, то оно ускользнуло от ее внимания.
   - Либо так, либо застрелюсь. Я не могу противостоять рэкету. Если ты не сделаешь, как я тебя прошу, я буду мертвецом еще до утра. Я торжественно клянусь вам, что это правда.
   Тео тихо вскрикнул. - Нет, Ричард, не это!
   - Тогда помоги мне.
   Он бросил револьвер на стол и опустился на колени рядом с ней. "Тео, мой дорогой, если ты любишь меня - если ты когда-либо любил меня - сделай это для меня. Ты моя жена, Тео, мне больше не к кому обратиться.
   Снова и снова его голос шел, бормоча, умоляя. И наконец Тео услышала собственный голос, говорящий: "Хорошо - да".
   Ричард подвел ее к двери и посадил в такси.
   'Тео!'
   Винсент Истон вскочил в недоумении от восторга. Она стояла в дверях. С плеч свисала накидка из белого горностая. Никогда еще, подумал Истон, она не выглядела так красиво.
   - Вы все-таки пришли.
   Она протянула руку, чтобы остановить его, когда он подошел к ней. - Нет, Винсент, это не то, что ты думаешь.
   Она говорила низким, торопливым голосом. "Я здесь от мужа. Он думает, что есть какие-то бумаги, которые могут... навредить ему. Я пришел просить вас отдать их мне.
   Винсент стоял неподвижно, глядя на нее. Затем он издал короткий смешок.
   'Так вот что, не так ли? На днях мне показалось, что Хобсон, Джекил и Лукас кажутся знакомыми, но в ту минуту я не мог их определить. Не знала, что ваш муж связан с фирмой. Там уже какое-то время что-то идет не так. Мне поручили разобраться в этом вопросе. Я подозревал какого-то подчиненного. Никогда не думал о человеке наверху.
   Тео ничего не сказал. Винсент с любопытством посмотрел на нее. - Для тебя это не имеет значения? он спросил. - Это... ну, прямо говоря, что ваш муж - мошенник?
   Она покачала головой.
   "Это бьет меня," сказал Винсент. Затем он тихо добавил: "Подождите минутку или две? Я принесу бумаги.
   Тео сел в кресло. Он ушел в другую комнату. Вскоре он вернулся и вручил ей в руку небольшой сверток.
   - Спасибо, - сказал Тео. - У вас есть спичка?
   Взяв предложенный им спичечный коробок, она опустилась на колени у камина. Когда бумаги обратились в груду пепла, она встала.
   - Спасибо, - снова сказала она. - Вовсе нет, - официально ответил он. - Давай я вызову тебе такси.
   Он посадил ее в него, видел, как она уехала. Странное официальное интервью. После первого они даже не смели смотреть друг на друга. Ну вот и все, конец. Он уедет, за границу, попробует и забудет.
   Тео высунула голову из окна и заговорила с таксистом. Она не могла сразу вернуться в дом в Челси. У нее должна быть передышка. Увидев снова Винсента, она ужасно потряслась. Если бы только - если бы. Но она подтянулась. Любви к мужу у нее не было - но она была ему верна. Он упал, она должна держаться за него. Что бы он ни делал, он любил ее; его преступление было совершено против общества, а не против нее.
   Такси петляло по широким улицам Хэмпстеда. Они вышли на пустошь, и дуновение прохладного, бодрящего воздуха обдуло щеки Тео. Теперь она снова держала себя в руках. Такси рвануло обратно в сторону Челси.
   Ричард вышел встретить ее в холле. "Ну, - потребовал он, - вы были давно".
   'Есть я?'
   - Да, очень давно. Все в порядке?'
   Он последовал за ней с хитрым взглядом в глазах. Его руки тряслись. - Это... все в порядке, а? - сказал он снова. - Я сам их сжег.
   'Ой!'
   Она прошла в кабинет, опустившись в большое кресло. Ее лицо было мертвенно-бледным, а все тело обмякло от усталости. Она подумала про себя: "Если бы я могла заснуть сейчас и никогда, никогда больше не просыпаться!"
   Ричард наблюдал за ней. Его взгляд, застенчивый, украдкой, то появлялся, то исчезал. Она ничего не заметила. Ее было не замечать.
   - Все прошло хорошо, а?
   - Я же говорил тебе.
   - Вы уверены, что это были те документы? Вы смотрели?
   'Нет.'
   'Но потом -'
   - Я уверен, говорю вам. Не беспокой меня, Ричард. Сегодня я больше не могу.
   Ричард нервно заерзал.
   'Нет нет. Я понимаю.'
   Он ерзал по комнате. Вскоре он подошел к ней, положил руку ей на плечо. Она стряхнула это.
   "Не прикасайся ко мне". Она попыталась рассмеяться. - Прости, Ричард. Мои нервы на пределе. Я чувствую, что не могу вынести, когда ко мне прикасаются".
   'Я знаю. Я понимаю.'
   Он снова бродил вверх и вниз.
   - Тео, - внезапно выпалил он. - Мне чертовски жаль.
   'Какая?' Она подняла голову, слегка пораженная. - Мне не следовало отпускать вас туда в такое время ночи. Мне и в голову не приходило, что вы подвергнетесь... неприятностям.
   - Неприятность? Она смеялась. Это слово, казалось, позабавило ее. - Ты не знаешь! О, Ричард, ты не знаешь!
   - Я не знаю что?
   Она сказала очень серьезно, глядя прямо перед собой: "Чего мне стоила эта ночь".
   'О Господи! Тео! Я никогда не имел в виду - Ты - ты сделал это для меня? Свинья! Тео... Тео... я не мог знать. Я не мог догадаться. О Господи!'
   Он стоял перед ней на коленях, теперь уже заикаясь, обняв ее, и она повернулась и посмотрела на него с легким удивлением, как будто его слова наконец-то действительно привлекли ее внимание.
   - Я... я никогда не имел в виду...
   - Что ты никогда не имел в виду, Ричард?
   Ее голос поразил его.
   'Скажи-ка. Что ты никогда не имел в виду?
   - Тео, не будем об этом говорить. Я не хочу знать. Я хочу никогда не думать об этом.
   Она смотрела на него, уже полностью проснувшись, с тревогой всех факультетов. Ее слова прозвучали ясно и отчетливо:
   - Ты никогда не имел в виду... Что, по-твоему, произошло?
   - Этого не было, Тео. Допустим, этого не произошло.
   И все же она смотрела, пока правда не начала приходить к ней.
   'Ты так думаешь -'
   "Я не хочу..."
   Она перебила его: - Вы думаете, что Винсент Истон спрашивал цену за эти письма? Вы думаете, что я... заплатил ему?
   Ричард сказал слабо и неубедительно: - Я... я никогда не думал, что он такой человек.
   - Не так ли? Она испытующе посмотрела на него. Его глаза упали перед ней. "Почему ты попросила меня надеть это платье сегодня вечером? Зачем ты послал меня туда одного в такое время ночи? Вы догадались, что он заботился обо мне. Ты хотел спасти свою шкуру - спасти ее любой ценой - даже ценой моей чести. Она встала.
   'Я вижу сейчас. Вы имели в виду это с самого начала - или, по крайней мере, вы видели в этом возможность, и это вас не остановило.
   "Тео..."
   - Ты не можешь этого отрицать. Ричард, я думал, что знаю о тебе все много лет назад. Я почти с самого начала знал, что вы не были честны в отношении к миру. Но я думал, что вы были со мной откровенны.
   "Тео..."
   - Вы можете отрицать то, что я только что сказал?
   Он молчал, несмотря ни на что. - Послушай, Ричард. Я должен тебе кое-что сказать. Три дня назад, когда на вас обрушился этот удар, слуги сказали вам, что я уехал, уехал в деревню. Это было правдой лишь отчасти. Я уехал с Винсентом Истоном...
   Ричард издал нечленораздельный звук. Она протянула руку, чтобы остановить его. 'Ждать. Мы были в Дувре. Увидел бумагу - понял, что произошло. Потом, как вы знаете, я вернулся.
   Она сделала паузу.
   Ричард схватил ее за запястье. Его глаза впились в нее. - Ты вернулся - вовремя?
   Тео издал короткий горький смешок. - Да, я вернулся, как вы говорите, "вовремя", Ричард.
   Муж перестал держать ее за руку. Он стоял у камина, запрокинув голову. Он выглядел красивым и довольно благородным.
   "В таком случае, - сказал он, - я могу простить".
   'Я не могу.'
   Два слова пришли четко. Они имели вид и эффект бомбы в тихой комнате. Ричард двинулся вперед, глядя, его челюсть отвисла почти нелепо.
   - Ты... э... что ты сказал, Тео?
   - Я сказал, что не могу простить! Уходя от тебя к другому мужчине. Я согрешил - может быть, не технически, а намеренно, что одно и то же. Но если я согрешил, то согрешил любовью. Ты тоже не был мне верен с момента нашего брака. О, да, я знаю. Что я простил, потому что очень верил в твою любовь ко мне. Но то, что вы сделали сегодня вечером, отличается. Это отвратительно, Ричард, и ни одна женщина не должна прощать этого. Ты продал меня, свою собственную жену, чтобы купить безопасность!
   Она взяла свою накидку и повернулась к двери. - Тео, - пробормотал он, - куда ты идешь?
   Она оглянулась на него через плечо.
   - Нам всем приходится платить в этой жизни, Ричард. За свой грех я должен заплатить одиночеством. Что касается твоего - ну, ты поставил на кон любимую вещь и проиграл!
   'Вы собираетесь?'
   Она глубоко вздохнула.
   "На свободу. Меня здесь ничто не связывает.
   Он услышал, как закрылась дверь. Прошли века или это было несколько минут? Что-то порхнуло за окном - последние лепестки магнолии, мягкие, ароматные.
  
  
  
   Глава 18
   Одинокий Бог
   "Одинокий бог" был впервые опубликован в журнале Royal Magazine в июле 1926 года.
   Он стоял на полке в Британском музее, одинокий и одинокий среди компании явно более важных божеств. Все эти великие личности, расположившиеся вокруг четырех стен, казалось, демонстрировали непреодолимое чувство собственного превосходства. На пьедестале каждого из них была должным образом написана земля и раса, которые гордились тем, что владели им. Их положение не вызывало сомнений; они были важными божествами и признавались таковыми.
   Только маленький бог в углу был отчужден и далек от их общества. Грубо высеченный из серого камня, с почти совершенно стертыми временем и непогодой чертами лица, он сидел в одиночестве, положив локти на колени и спрятав голову в ладони; одинокий маленький бог в чужой стране.
   Не было надписи, сообщающей стране, откуда он пришел. Он действительно был потерян, без чести и славы, жалкая фигурка очень далеко от дома. Никто его не заметил, никто не остановился, чтобы посмотреть на него. Почему они должны? Он был таким ничтожным, глыбой серого камня в углу. По обе стороны от него стояли два лоснящихся от старости мексиканских бога, безмятежные идолы со сложенными руками и жестокими ртами, искривленными в улыбке, которая открыто демонстрировала их презрение к человечеству. Был еще пухлый, буйно самоуверенный божок со сжатым кулачком, который, видимо, страдал опухшим чувством собственной важности, но прохожие иногда останавливались, чтобы бросить на него взгляд, хотя бы только для того, чтобы посмеяться над ним. контраст его абсурдной напыщенности с улыбающимся безразличием его мексиканских товарищей.
   И маленький заблудший бог сидел безнадежно, обхватив голову руками, как он сидел год за годом, пока однажды не случилось невозможное, и он не нашел - поклонника.
   * * *
   - Есть письма для меня?
   Швейцар вынул из ящика пачку писем, бегло просмотрел их и сказал деревянным голосом:
   - Ничего для вас, сэр.
   Фрэнк Оливер вздохнул, снова выходя из клуба. Не было особой причины, по которой для него что-то должно было быть. Ему мало кто писал. С тех пор, как весной он вернулся из Бирмы, он начал осознавать растущее и усиливающееся одиночество.
   Фрэнку Оливеру было чуть за сорок, и последние восемнадцать лет своей жизни он провел в разных частях земного шара, с короткими отпусками в Англии. Теперь, когда он вышел на пенсию и вернулся домой, чтобы жить вечно, он впервые осознал, насколько он одинок в этом мире.
   Правда, была его сестра Грета, замужем за йоркширским священником, очень занятая приходскими обязанностями и воспитанием семьи маленьких детей. Грета, естественно, очень любила своего единственного брата, но столь же естественно у нее было очень мало времени, чтобы уделять ему. Потом был его старый друг Том Херли. Том был женат на милой, яркой, жизнерадостной девушке, очень энергичной и практичной, которую Фрэнк втайне боялся. Она весело сказала ему, что он не должен быть раздражительным старым холостяком и всегда производит "хороших девушек". Фрэнк Оливер обнаружил, что ему никогда нечего сказать этим "милым девочкам"; они продолжали с ним какое-то время, а затем отказались от него как от безнадежного.
   И все же он не был действительно нелюдимым. Ему очень хотелось товарищеских отношений и сочувствия, и с тех пор, как он вернулся в Англию, он начал осознавать растущее разочарование. Он отсутствовал слишком долго, он отстал от времени. Он проводил долгие, бесцельные дни, бродя по округе, размышляя, что ему делать дальше.
   В один из таких дней он забрел в Британский музей. Его интересовали азиатские диковинки, и поэтому он случайно наткнулся на одинокого бога. Его очарование сразу же захватило его. Здесь было что-то смутно похожее на него самого; здесь тоже был кто-то потерянный и заблудший в чужой стране. У него вошло в привычку часто наведываться в музей только для того, чтобы заглянуть в маленькую серую каменную фигурку на ее темном месте на высокой полке.
   "Не повезло малышу, - подумал он про себя. - Наверно, когда-то вокруг него подняли много шума, кривляния, подношения и все такое прочее.
   Он начал чувствовать в своем маленьком друге такое право собственности (на самом деле это почти сводилось к чувству фактической собственности), что был склонен возмущаться, когда обнаруживал, что маленький бог одержал вторую победу. Он открыл одинокого бога; никто другой, как он чувствовал, не имел права вмешиваться.
   Но после первой вспышки негодования он был вынужден улыбнуться самому себе. Ибо этот второй прихожанин был такой мелочью, таким нелепым, жалким существом в потертом черном пальто и юбке, пережившей свои лучшие дни. Она была молода, ему было немногим больше двадцати, со светлыми волосами и голубыми глазами, с задумчивым выражением лица.
   Ее шляпка особенно привлекала его благородство. Очевидно, она сама подстригла его, и он предпринял такую смелую попытку быть умным, что его провал был жалким. Очевидно, это была дама, хотя и бедная, и он тотчас решил про себя, что она гувернантка и одна на свете.
   Вскоре он узнал, что дни ее посещения бога - вторник и пятница, и она всегда приходила в десять часов, как только открывался музей. Сначала ему не нравилось ее вторжение, но мало-помалу оно стало одним из главных интересов его монотонной жизни. В самом деле, сотоварищ по преданию быстро вытеснял объект поклонения со своего превосходящего положения. Дни, когда он не видел "Маленькую одинокую леди", как он называл ее про себя, были пустыми.
   Может быть, и она тоже интересовалась им, хотя и старалась с прилежным равнодушием скрыть этот факт. Но мало-помалу между ними медленно росло чувство товарищества, хотя до сих пор они не обменялись ни словом. По правде говоря, этот человек был слишком застенчив! Он доказывал себе, что она, пожалуй, даже и не заметила его (какое-то внутреннее чувство тут же солгало), что она сочтет это за большую дерзость и, наконец, что он не имеет ни малейшего понятия, что сказать.
   Но судьба, или маленький бог, была добра и послала ему вдохновение - или то, что он считал таковым. С бесконечным наслаждением своей хитростью он купил женский носовой платок, хрупкую вещицу из батиста и кружева, к которой он почти боялся прикоснуться, и, вооруженный таким образом, последовал за ней, когда она уходила, и остановил ее в египетской комнате.
   - Простите, это ваше? Он попытался говорить с напускной беззаботностью, но явно потерпел неудачу.
   Одинокая Леди взяла его и сделала вид, что внимательно изучает.
   - Нет, это не мое. Она вернула его и добавила с виноватым, как ему показалось, подозрительным взглядом: - Совсем новый. Цена все еще на нем.
   Но он не хотел признавать, что его разоблачили. Он начал слишком правдоподобный поток объяснений.
   - Видишь ли, я подобрал его под тем большим чемоданом. Это было как раз у самой дальней его ноги. Он получил огромное облегчение от этого подробного рассказа. "Итак, поскольку вы стояли там, я подумал, что это должно быть ваше, и пошел за вами с ним".
   Она опять сказала: "Нет, это не мое", - и прибавила как бы с чувством нелюбезности: "Спасибо".
   Разговор зашел в неловкое тупик. Девушка стояла, розовая и смущенная, видимо, не зная, как уйти с достоинством.
   Он сделал отчаянное усилие, чтобы воспользоваться своим шансом.
   - Я... я не знал, что в Лондоне есть еще кто-нибудь, кто заботится о нашем маленьком одиноком боге, пока ты не пришел.
   Она с жаром ответила, забыв о сдержанности:
   - Ты тоже его так называешь ?
   Видимо, если она и заметила его местоимение, то не возмутилась. Она была поражена сочувствием, и его тихое "Конечно!" казалось самым естественным возражением в мире.
   Снова наступила тишина, но на этот раз тишина, рожденная пониманием.
   Это Одинокая Леди нарушила его, внезапно вспомнив об условностях.
   Она выпрямилась во весь рост и с почти смешным для такого маленького человека достоинством заметила леденящим акцентом:
   'Мне нужно идти. Доброе утро.' И, слегка наклонив голову, она пошла прочь, держась очень прямо.
   По всем общепризнанным меркам Фрэнк Оливер должен был чувствовать себя отвергнутым, но то, что он просто пробормотал себе под нос: "Миленький!", является прискорбным признаком его быстрого прогресса в разврате.
   Однако вскоре ему пришлось раскаяться в своей безрассудности. В течение десяти дней его маленькая дама ни разу не подходила к музею. Он был в отчаянии! Он напугал ее! Она никогда не вернется! Он был скотиной, злодеем! Он никогда больше не увидит ее!
   В отчаянии он целыми днями бродил по Британскому музею. Она могла просто изменить время прихода. Вскоре он стал знать соседние комнаты наизусть и заразился стойкой ненавистью к мумиям. Охранник-полицейский с подозрением наблюдал за ним, когда он три часа корпел над ассирийскими иероглифами, а созерцание бесконечных ваз всех возрастов едва не сводило его с ума от скуки.
   Но однажды его терпение было вознаграждено. Она кончила снова, более розовая, чем обычно, и изо всех сил старалась казаться сдержанной.
   Он приветствовал ее с веселым дружелюбием.
   'Доброе утро. Ты давно здесь не был.
   'Доброе утро.'
   Она позволила словам выскользнуть с ледяной холодностью и холодно проигнорировала окончание его предложения.
   Но он был в отчаянии.
   'Смотри сюда!' Он стоял перед ней с умоляющими глазами, которые неотразимо напоминали ей большую, верную собаку. 'Разве вы не будете друзьями? Я совсем один в Лондоне - совсем один во всем мире, и я думаю, что ты тоже. Мы должны быть друзьями. Кроме того, наш маленький бог познакомил нас.
   Она подняла полусомненный взгляд, но в уголках ее рта мелькнула слабая улыбка.
   'Неужели он?'
   'Конечно!'
   Он уже во второй раз употребил эту весьма положительную форму уверенности, и теперь, как и прежде, она не утратила своего действия, ибо через минуту или две девушка сказала в той своей несколько царственной манере:
   'Очень хорошо.'
   - Прекрасно, - хрипло ответил он, но в его голосе было что-то такое, что заставило девушку быстро, с резким порывом жалости, взглянуть на него.
   Так и началась странная дружба. Дважды в неделю они встречались у святилища маленького языческого идола. Сначала они ограничивали свой разговор только им. Он был как бы одновременно паллиативом и предлогом их дружбы. Широко обсуждался вопрос о его происхождении. Мужчина настаивал на том, чтобы приписать ему самые кровожадные характеристики. Он изобразил его ужасом и ужасом родной земли, ненасытным на человеческие жертвы, и склоняющимся перед своим народом в страхе и трепете. В контрасте между его прежним величием и нынешним ничтожеством заключался, по мнению человека, весь пафос положения.
   Одинокая Леди не согласилась бы с этой теорией. По сути, он был добрым маленьким богом, настаивала она. Она сомневалась, что он когда-либо был очень могущественным. Если бы он был таким, возражала она, он не был бы теперь потерянным и одиноким, и, во всяком случае, он был милым маленьким богом, и она любила его, и ей было противно думать о том, как он сидит здесь день за днем со всеми этими другими. ужасные, надменные существа насмехались над ним, потому что вы могли видеть, как они это делали! После этого яростного взрыва маленькая леди совсем запыхалась.
   Исчерпав эту тему, они, естественно, начали говорить о себе. Он обнаружил, что его предположение было верным. Она была гувернанткой в семье детей, живших в Хэмпстеде. Он зачал мгновенную неприязнь к этим детям; Теда, которому было пять лет, и он действительно не был непослушным , только озорным; о близнецах, которые довольно старались, и о Молли, которая не делала ничего из того, что ей говорили, но была такой милой, что на нее нельзя было сердиться!
   - Эти дети издеваются над тобой, - мрачно и укоризненно сказал он ей.
   - Нет, - с воодушевлением возразила она. "Я очень суров с ними".
   'Ой! О боги! он смеялся. Но она заставила его смиренно извиниться за свой скептицизм.
   Она сказала ему, что она сирота, совсем одна в целом мире.
   Постепенно он рассказал ей кое-что о своей жизни: о своей официальной жизни, которая была кропотливой и несколько успешной; и о его неофициальном времяпрепровождении, которое заключалось в порче ярдов холста.
   "Конечно, я ничего об этом не знаю, - пояснил он. "Но я всегда чувствовал, что когда-нибудь смогу что-нибудь нарисовать. Я могу довольно прилично рисовать, но я хотел бы сделать реальную картину чего-нибудь. Знающий парень однажды сказал мне, что моя техника неплохая.
   Она интересовалась, требовала подробностей.
   - Я уверен, что вы рисуете ужасно хорошо. Он покачал головой. - Нет, в последнее время я начал кое-что и бросил в отчаянии. Я всегда думал, что, когда у меня будет время, все будет просто. Я годами вынашивал эту мысль, но теперь, как и все остальное, полагаю, я слишком поздно от нее отказался.
   "Никогда не поздно, никогда", - сказала маленькая леди с неистовой серьезностью очень юной.
   Он улыбнулся ей. - Думаешь, нет, дитя? Для меня уже слишком поздно для некоторых вещей.
   А маленькая леди посмеялась над ним и прозвала его Мафусаилом.
   Они начинали чувствовать себя как дома в Британском музее. Твердый и отзывчивый полицейский, патрулировавший галереи, был человеком тактичным, и при появлении пары он обычно обнаруживал, что его обременительные обязанности опекуна срочно нужны в соседней ассирийской комнате.
   Однажды мужчина сделал смелый шаг. Он пригласил ее на чай!
   Сначала она возражала.
   'У меня нет времени. Я не свободен. Я могу приходить по утрам, потому что у детей уроки французского".
   - Ерунда, - сказал мужчина. - Вы могли бы справиться в один прекрасный день. Убей тетю, или троюродного брата, или кого-то еще, но приходи . Мы пойдем в маленький магазин ABC неподалеку отсюда и выпьем булочек к чаю! Я знаю, ты любишь булочки!
   - Да, копеечный со смородиной!
   - И прекрасная глазурь сверху...
   "Они такие пухлые, милые..."
   - Есть что-то, - торжественно сказал Фрэнк Оливер, - бесконечно утешительное в булочке!
   Так было устроено, и пришла маленькая гувернантка с довольно дорогой оранжерейной розой за поясом в честь такого случая.
   Он заметил, что в последнее время у нее был напряженный, обеспокоенный вид, и это было особенно заметно сегодня днем, когда она разливала чай за мраморным столиком.
   - Дети беспокоили вас? - спросил он заботливо.
   Она покачала головой. В последнее время она казалась странно не склонной говорить о детях.
   ' С ними все в порядке. Я не против них.
   - Не так ли?
   Его сочувственный тон, казалось, необоснованно огорчил ее. 'О, нет. Этого никогда не было. Но - но, действительно, я был одинок. Я действительно был! Ее тон был почти умоляющим.
   Он сказал быстро, растроганный: "Да, да, дитя, я знаю, я знаю".
   После минутной паузы он заметил веселым тоном: "Знаете, вы еще даже не спросили моего имени?"
   Она подняла протестующую руку.
   - Пожалуйста, я не хочу этого знать. И не спрашивай мою. Давайте будем просто двумя одинокими людьми, которые собрались вместе и подружились. Это делает его намного более замечательным - и - и другим".
   Он сказал медленно и задумчиво: - Очень хорошо. В иначе одиноком мире мы будем двумя людьми, которые есть только друг у друга.
   Это немного отличалось от ее манеры выражаться, и ей, казалось, было трудно продолжать разговор. Вместо этого она наклонялась все ниже и ниже над своей тарелкой, пока не стала видна только макушка ее шляпы.
   - Довольно милая шляпка, - сказал он, чтобы вернуть ее невозмутимость.
   - Я сама подстригала, - гордо сообщила она. - Я так и подумал, как только увидел, - ответил он, с веселым невежеством говоря не то.
   - Боюсь, это не так модно, как я хотел!
   - По-моему, это просто чудесная шляпка, - преданно сказал он.
   На них снова навалилась стесненность. Фрэнк Оливер храбро нарушил молчание.
   - Маленькая Леди, я еще не хотел тебе говорить, но ничего не могу поделать. Я тебя люблю. Я хочу тебя. Я полюбил тебя с первого момента, как увидел, что ты стоишь там в своем маленьком черном костюме. Дорогой мой, если бы два одиноких человека были вместе - почему - не было бы больше одиночества. И я бы работал, о! как бы я работал! Я бы нарисовал тебя. Я мог, я знаю, что мог. Ой! моя маленькая девочка, я не могу жить без тебя. Я действительно не могу...
   Его маленькая леди смотрела на него очень пристально. Но то, что она сказала, было последним, что он ожидал от нее. Очень тихо и отчетливо она сказала: "Вы купили этот платок!"
   Он был изумлен этим доказательством женской проницательности и еще более изумлен тем, что она вспомнила это теперь против него. Несомненно, по прошествии столь долгого времени его можно было бы простить.
   - Да, - смиренно признал он. - Мне нужен был повод поговорить с тобой. Ты очень сердишься? Он смиренно ждал ее слов осуждения.
   - Я думаю, это было мило с твоей стороны! воскликнула маленькая леди с горячностью. - Просто мило с твоей стороны! Ее голос закончился неуверенно.
   Фрэнк Оливер продолжал своим грубым тоном:
   - Скажи мне, дитя, разве это невозможно? Я знаю, что я уродливый, грубый старик. . .'
   Одинокая Леди прервала его.
   - Нет! Я бы не хотел, чтобы вы отличались, ни в коем случае. Я люблю тебя таким, какой ты есть, понимаешь? Не потому, что мне тебя жаль, не потому, что я один на свете и хочу, чтобы кто-то любил меня и заботился обо мне, - а потому, что ты просто - ты . Теперь ты понимаешь?
   'Это правда?' - спросил он полушепотом.
   И она твердо ответила: "Да, это правда..." Удивление переполняло их.
   Наконец он капризно сказал: - Вот мы и попали на небеса, дражайшая!
   - В магазине ABC, - ответила она голосом, в котором звучали слезы и смех.
   Но земные небеса недолговечны. Маленькая леди вздрогнула от восклицания.
   - Я понятия не имел, как поздно! Я должен идти немедленно.
   - Увидимся дома.
   "Нет, нет, нет! '
   Он был вынужден уступить ее настоянию и просто проводил ее до станции метро.
   - До свидания, дорогая. Она цеплялась за его руку с силой, которую он потом помнил.
   - Только до завтра, - весело ответил он. - Десять часов, как обычно, и мы назовем друг другу наши имена и наши истории, и будем ужасно практичны и прозаичны.
   - Однако до свидания, небеса, - прошептала она.
   - Оно всегда будет с нами, милая!
   Она улыбнулась ему в ответ, но с той же грустной мольбой, которая беспокоила его и которую он не мог понять. Затем безжалостный лифт потащил ее вниз с глаз долой.
   * * *
   Он был странно взволнован этими ее последними словами, но решительно выбросил их из головы и заменил их лучезарным предвкушением завтрашнего дня.
   В десять часов он был там, на привычном месте. Впервые он заметил, как злобно смотрели на него другие идолы. Казалось, что они обладали каким-то тайным зловещим знанием, влияющим на него, и злорадствовали над этим. Он с тревогой осознавал их неприязнь.
   Маленькая леди опоздала. Почему она не пришла? Атмосфера этого места действовала ему на нервы. Никогда еще его маленький друг ( их бог) не казался таким безнадежно бессильным, как сегодня. Беспомощный кусок камня, обнимающий собственное отчаяние!
   Его размышления были прерваны маленьким остролицым мальчиком, который подошел к нему и серьезно осмотрел его с головы до ног. Очевидно, довольный результатом своих наблюдений, он протянул письмо.
   'Для меня?'
   На нем не было надписей. Он взял его, и сообразительный мальчик с необычайной быстротой сбежал.
   Фрэнк Оливер прочел письмо медленно и неверяще. Это было довольно коротко.
   Дорогой,
   Я никогда не смогу выйти за тебя замуж. Пожалуйста, забудь, что я вообще когда-либо входил в твою жизнь, и постарайся простить меня, если я причинил тебе боль. Не пытайся найти меня, потому что это бесполезно. Это действительно "до свидания".
   Одинокая леди
   Был постскриптум, видимо, нацарапанный в последний момент:
   Я люблю тебя. Я действительно делаю.
   И этот маленький импульсивный постскриптум был единственным утешением, которое он имел в последующие недели. Излишне говорить, что он не подчинился ее запрету "не пытаться найти ее", но все напрасно. Она полностью исчезла, и он понятия не имел, как ее отследить. Он отчаянно давал объявления, завуалированно умоляя ее хотя бы объяснить тайну, но пустое молчание вознаградило его усилия. Она ушла, чтобы никогда не вернуться.
   И вот тогда он впервые в жизни по-настоящему начал рисовать. Его техника всегда была хорошей. Теперь мастерство и вдохновение шли рука об руку.
   Картина, сделавшая ему имя и принесшая ему известность, была принята и вывешена в Академии и признана картиной года не менее за изысканную трактовку сюжета, чем за мастерство исполнения и техники. Определенная доля тайны также делала его более интересным для широкой публики.
   Его вдохновение пришло совершенно случайно. Волшебная история в журнале захватила его воображение.
   Это была история счастливой принцессы, у которой всегда было все, что она хотела. Она выразила желание? Это моментально порадовало. Желание? Это было предоставлено. У нее были преданные отец и мать, большое богатство, красивая одежда и драгоценности, рабыни, которые прислуживали ей и исполняли ее малейшие прихоти, смеющиеся девушки, которые составляли ее компанию, все, чего только могло пожелать сердце принцессы. Самые красивые и богатые принцы платили ей за ухаживания и тщетно требовали ее руки и были готовы убить любое количество драконов, чтобы доказать свою преданность. И все же одиночество принцессы было сильнее одиночества самого бедного нищего в стране.
   Он больше не читал. Конечная судьба принцессы его совершенно не интересовала. Перед ним встала картина одержимой удовольствиями принцессы с печальной, одинокой душой, пресыщенной счастьем, задыхающейся от роскоши, голодающей во Дворце Изобилия.
   Он начал рисовать с бешеной энергией. Неистовая радость творения овладела им.
   Он представлял принцессу в окружении своего двора, лежащую на диване. Буйство восточного колорита пронизывало картину. На принцессе было чудесное платье с вышивкой странного цвета; ее золотые волосы падали вокруг нее, а на голове был тяжелый обруч, украшенный драгоценными камнями. Ее девицы окружили ее, а князья преклонили колени у ее ног, неся богатые дары. Вся сцена была наполнена роскошью и богатством.
   Но лицо принцессы было отвернуто; она не обращала внимания на смех и веселье вокруг нее. Ее взгляд был прикован к темному и затененному углу, где стоял, казалось бы, неуместный предмет: маленький серый каменный идол с головой, спрятанной в руке в причудливом отчаянии.
   Это было так нелогично? Глаза юной княжны остановились на нем со странным сочувствием, как будто зарождающееся чувство собственного одиночества непреодолимо привлекало ее взгляд. Они были похожи, эти двое. Весь мир был у ее ног, но она была одна: Одинокая принцесса, смотрящая на одинокого маленького бога.
   Весь Лондон говорил об этой картине, и Грета торопливо написала несколько поздравлений из Йоркшира, а жена Тома Херли умоляла Фрэнка Оливера "приехать на выходные и познакомиться с действительно очаровательной девушкой, большой поклонницей ваших работ". Фрэнк Оливер сардонически рассмеялся и бросил письмо в огонь. Успех пришел - но что толку? Он хотел только одного - ту маленькую одинокую леди, которая навсегда ушла из его жизни.
   Был День Кубка Аскота, и полицейский, дежуривший в одном из отделов Британского музея, протер глаза и подумал, не спит ли он, ибо никто не ожидает увидеть там видение Аскота, в кружевном платье и чудесной шляпе, настоящая нимфа в воображении парижского гения. Полицейский смотрел в восторженном восхищении.
   Одинокий бог, возможно, не был так удивлен. Возможно, он был в своем роде могущественным маленьким богом; во всяком случае, здесь был один прихожанин, которого вернули в стадо.
   Маленькая Одинокая Леди смотрела на него снизу вверх, и ее губы шевелились быстрым шепотом.
   "Дорогой маленький бог, о! дорогой маленький бог, пожалуйста, помоги мне! О, пожалуйста, помогите мне!
   Возможно, маленький бог был польщен. Возможно, если он действительно был свирепым, неумолимым божеством, каким его представлял себе Фрэнк Оливер, долгие, утомительные годы и марш цивилизации смягчили его холодное, каменное сердце. Возможно, Одинокая Леди была права с самого начала, и он действительно был добрым маленьким богом. Возможно, это было просто совпадение. Как бы то ни было, именно в этот момент Фрэнк Оливер медленно и грустно вошел в дверь ассирийской комнаты.
   Он поднял голову и увидел парижскую нимфу.
   В следующий момент его рука была вокруг нее, и она запинаясь, быстро, ломаные слова.
   "Мне было так одиноко - знаете , вы, должно быть, читали тот рассказ, который я написал; вы не смогли бы нарисовать эту картину, если бы не поняли и не поняли. Принцесса была я; У меня было все, и все же я был так одинок, что не передать словами. Однажды я пошел к гадалке и одолжил у своей служанки одежду. Я зашел сюда по дороге и увидел, что ты смотришь на маленького бога. Вот так все и началось. Я притворился - о! мне было ненавистно, и я продолжал притворяться, а потом не смел признаться, что сказал вам такую страшную ложь. Я думал, тебе будет противно, как я тебя обманул. Я не мог допустить, чтобы ты узнал об этом, поэтому я ушел. Потом я написал этот рассказ, а вчера увидел твою фотографию. Это была твоя фотография, не так ли?
   Только боги действительно знают слово "неблагодарность". Надо полагать, что одинокий маленький бог знал черную неблагодарность человеческой натуры. Как божество он имел уникальные возможности наблюдать это, однако в час испытания тот, кому были принесены бесчисленные жертвы, в свою очередь принес жертву. Он принес в жертву своих единственных двух прихожан в чужой стране, и это показало, что он великий маленький бог в своем роде, поскольку он пожертвовал всем, что у него было.
   Сквозь щели в пальцах он смотрел, как они идут рука об руку, не оглядываясь назад, два счастливых человека, которые нашли рай и больше не нуждались в нем.
   В конце концов, кем он был, как не очень одиноким маленьким богом в чужой стране?
  
  
  
   Глава 19
   Изумруд раджи
   "Изумруд раджи" был впервые опубликован в журнале Red Magazine 30 июля 1926 года.
   С серьезным усилием Джеймс Бонд снова обратил внимание на маленькую желтую книжку в своей руке. На внешней стороне книги была простая, но приятная легенда: "Вы хотите, чтобы ваша зарплата увеличилась на 300 фунтов стерлингов в год?" Его цена составляла один шиллинг. Джеймс только что закончил читать две страницы четких абзацев, в которых ему предписывалось смотреть своему боссу в лицо, развивать динамичную личность и излучать атмосферу эффективности. Теперь он подошел к более тонкому вопросу. "Есть время для откровенности, есть время для осмотрительности", - сообщила ему маленькая желтая книжка. "Сильный человек не всегда выбалтывает все , что знает". Джеймс позволил книжке закрыться и, подняв голову, посмотрел на голубую гладь океана. Ужасное подозрение овладело им, что он не сильный человек. Сильный человек был бы хозяином нынешней ситуации, а не ее жертвой. В шестидесятый раз за это утро Джеймс репетировал свои ошибки.
   Это был его праздник. Его праздник? Ха, ха! Сардонический смех. Кто уговорил его приехать на фешенебельный морской курорт Кимптон-он-Си? Милость. Кто заставил его потратить больше, чем он мог себе позволить? Милость. И он охотно согласился с планом. Она привела его сюда, и каков был результат? Пока он останавливался в захудалом пансионе примерно в полутора милях от берега моря, Грейс, которая должна была жить в таком же пансионе (не в том самом - правила приличия в кругу Джеймса были очень строгими), вопиющим образом бросила его и остановилась не менее чем в отеле "Эспланада" на берегу моря.
   Похоже, у нее там были друзья. Друзья! Джеймс снова сардонически рассмеялся. Он вспомнил последние три года неторопливых ухаживаний за Грейс. Она была чрезвычайно рада, когда он впервые обратил на нее внимание. Это было еще до того, как она достигла вершин славы в салоне шляп у господ Бартлз на Хай-стрит. В те далекие времена это был Джеймс, который зазнавался, теперь, увы! ботинок был на другой ноге. Благодать была тем, что технически известно как "хороший заработок". Это сделало ее высокомерной. Да, это было так, совершенно высокопарно. В памяти Джеймса всплыл запутанный отрывок из сборника стихов, что-то о "возблагодарить небеса постом за любовь хорошего человека". Но ничего подобного в Грейс не наблюдалось. Насытившись завтраком в отеле "Эспланада", она полностью игнорировала любовь хорошего человека. Она действительно принимала внимание ядовитого идиота по имени Клод Сопворт, человека, который, по убеждению Джеймса, не имел никакой моральной ценности.
   Джеймс уперся пяткой в землю и мрачно посмотрел на горизонт. Кимптон-он-Си. Что заставило его прийти в такое место? Это был преимущественно курорт богатых и фешенебельных, в нем было две большие гостиницы и несколько миль живописных бунгало, принадлежавших модным актрисам, богатым евреям и тем представителям английской аристократии, которые женились на богатых женах. Арендная плата с мебелью самого маленького бунгало составляла двадцать пять гиней в неделю. Воображение поразило, до чего может доходить арендная плата за крупные. Один из этих дворцов располагался сразу за сиденьем Джеймса. Он принадлежал известному спортсмену лорду Эдуарду Кэмпиону, и в нем в то время гостили полные дома высоких гостей, в том числе раджа Марапутны, чье богатство было баснословным. Тем утром Джеймс прочитал о нем все в местной еженедельной газете; обширность его индийских владений, его дворцы, его замечательная коллекция драгоценностей, с особым упоминанием об одном знаменитом изумруде, о котором газеты с энтузиазмом заявили, что он был размером с голубиное яйцо. Джеймс, выросший в городе, был несколько туманен размером с голубиное яйцо, но впечатление, оставшееся в его памяти, было хорошим.
   - Если бы у меня был такой изумруд, - сказал Джеймс, снова глядя на горизонт, - я бы показал Грейс.
   Чувство было расплывчатым, но его высказывание заставило Джеймса почувствовать себя лучше. Сзади его окликнули смеющиеся голоса, и он резко повернулся к Грейс. С ней были Клара Сопворт, Элис Сопворт, Дороти Сопворт и - увы! Клод Сопворт. Девочки держались за руки и хихикали.
   - Да вы совсем чужой, - лукаво воскликнула Грейс.
   - Да, - сказал Джеймс.
   Ему казалось, что он мог бы найти более красноречивый ответ. Вы не можете произвести впечатление динамичной личности, используя одно слово "да". Он посмотрел с сильным отвращением на Клода Сопворта. Клод Сопворт был одет почти так же красиво, как герой музыкальной комедии. Джеймс страстно мечтал о том моменте, когда восторженная пляжная собака упрется мокрыми, засыпанными песком передними лапами в безупречную белизну фланелевых брюк Клода. Сам он носил исправные темно-серые фланелевые брюки, знавшие лучшие дни.
   - Разве воздух не прекрасен? - сказала Клара, оценивающе принюхиваясь. - Довольно настраивает вас, не так ли?
   Она хихикнула.
   - Это озон, - сказала Элис Сопворт. - Знаешь, это так же хорошо, как тонизирующее средство. И она тоже хихикнула.
   Джеймс подумал:
   - Я хотел бы столкнуть их глупые головы друг с другом. Какой смысл все время смеяться? Они не говорят ничего смешного.
   Безупречный Клод томно пробормотал:
   - Примем ванну, или это слишком много сигарет?
   Мысль о купании была воспринята резко. Джеймс присоединился к ним. Ему даже удалось, с некоторой долей хитрости, немного отвлечь Грейс от остальных.
   'Смотри сюда!' - пожаловался он. - Я почти ничего с вами не вижу.
   - Ну, я уверена, что теперь мы все вместе, - сказала Грейс, - и ты можешь пообедать с нами в отеле, по крайней мере...
   Она с сомнением посмотрела на ноги Джеймса.
   'Какая разница?' - свирепо спросил Джеймс. - Я полагаю, недостаточно умна для вас?
   - Я думаю, дорогая, ты мог бы еще немного постараться, - сказала Грейс. - Здесь все такие ужасно умные. Посмотрите на Клода Сопворта!
   - Я смотрел на него, - мрачно сказал Джеймс. "Я никогда не видел человека, который выглядел бы более полным задницей, чем он сам".
   Грейс выпрямилась.
   - Нет нужды критиковать моих друзей, Джеймс, это не манеры. Он одет так же, как и любой другой джентльмен в отеле.
   "Ба!" - сказал Джеймс. "Знаете, что я прочитал на днях в "Отрывках из общества"? Да ведь этот герцог... Герцог, я не помню, но один герцог, во всяком случае, был хуже всего одетым человеком в Англии!
   - Осмелюсь сказать, - сказала Грейс, - но ведь, видите ли, он герцог.
   'Что ж?' - спросил Джеймс. "Что плохого в том, что я когда-нибудь стану герцогом? По крайней мере, ну, может быть, не герцог, а пэр.
   Он шлепнул желтую книгу в карман и процитировал ей длинный список пэров королевства, которые начинали свою жизнь гораздо более безвестно, чем Джеймс Бонд. Грейс только хихикнула.
   - Не будь таким мягким, Джеймс, - сказала она. - Представляю вам графа Кимптон-он-Си!
   Джеймс смотрел на нее со смесью ярости и отчаяния. Воздух Кимптонон-Си определенно ударил Грейс в голову.
   Пляж в Кимптоне представляет собой длинный прямой участок песка. Ряд купален и будок ровно тянулся вдоль него версты на полторы. Группа только что остановилась перед рядом из шести хижин с внушительной надписью: "Только для посетителей отеля "Эспланада".
   "Вот мы," весело сказала Грейс; - Но боюсь, Джеймс, ты не можешь пойти с нами, тебе придется пройти вон там, к общественным палаткам. Мы встретимся с вами в море. Так долго!'
   'Так долго!' - сказал Джеймс и зашагал в указанном направлении.
   Двенадцать ветхих палаток торжественно стояли лицом к океану. Их охранял пожилой моряк со свертком синей бумаги в руке. Он принял от Джеймса монету королевства, вырвал у него из рулона синий билет, бросил его на полотенце и ткнул большим пальцем через плечо.
   "Возьми свою очередь", сказал он хрипло.
   Именно тогда Джеймс осознал факт конкуренции. Другим, кроме него, пришла в голову идея войти в море. Мало того, что каждая палатка была занята, снаружи каждой палатки стояла целая толпа людей, уставившихся друг на друга. Джеймс присоединился к самой маленькой группе и стал ждать. Веревки палатки разошлись, и на сцену вышла красивая молодая женщина, почти не одетая, поправляя купальную шапочку с видом человека, который провел все утро впустую. Она подошла к кромке воды и мечтательно села на песок.
   "Это нехорошо", - сказал себе Джеймс и тут же присоединился к другой группе.
   После пятиминутного ожидания во второй палатке послышались звуки активности. С рывками и натугой створки разошлись, и из них вышли четверо детей, отец и мать. Палатка была такой маленькой, что в ней было что-то вроде фокуса. В тот же миг две женщины прыгнули вперед, каждая схватившись за полог палатки.
   - Извините, - сказала первая девушка, немного запыхавшись.
   - Извините , - сказала другая молодая женщина, сверля взглядом.
   - Я хочу, чтобы вы знали, что я была здесь минут на десять раньше вас, - быстро сказала первая молодая женщина.
   - Я пробыла здесь добрую четверть часа, как вам любой скажет, - вызывающе сказала вторая молодая женщина.
   -- Ну, ну, ну, -- сказал пожилой моряк, подходя ближе.
   Обе молодые женщины пронзительно заговорили с ним. Когда они закончили, он ткнул пальцем в сторону второй девушки и коротко сказал:
   'Это ваше.'
   Затем он ушел, глухой к возражениям. Он не знал и не заботился о том, что было там раньше, но его решение, как говорят на газетных соревнованиях, было окончательным. Отчаявшийся Джеймс схватил его за руку.
   'Смотри сюда! Я говорю!'
   - Ну, мистер?
   "Сколько времени пройдет, прежде чем я получу палатку?"
   Пожилой моряк бросил бесстрастный взгляд на ожидающую толпу. "Может быть, час, может быть, полтора часа, я не могу сказать".
   В этот момент Джеймс заметил Грейс и девочек из Соуорта, легко бегущих по песку к морю.
   'Проклятие!' сказал себе Джеймс. 'О, черт!'
   Он еще раз дернул пожилого моряка.
   "Разве я не могу получить палатку где-нибудь еще? Как насчет одной из этих хижин? Все они кажутся пустыми.
   - Хижины, - с достоинством сказал старый моряк, - частные.
   Произнеся этот упрек, он ушел. С горьким чувством, что его обманули, Джеймс отделился от ожидавших его групп и свирепо зашагал по пляжу. Это был предел! Это был абсолютный, полный предел! Он свирепо посмотрел на аккуратные купальные боксы, мимо которых проходил. В этот момент из независимого либерала он стал ярым социалистом. Почему богатые должны иметь купальные боксы и иметь возможность купаться в любую минуту, не дожидаясь толпы? - Эта наша система, - неопределенно сказал Джеймс, - совершенно неверна .
   С моря доносились кокетливые крики плескавшихся. Голос Грейс! И перекрывая ее писк, бессмысленное "Ха, ха, ха" Клода Сопворта.
   'Проклятие!' - сказал Джеймс, скрежеща зубами, чего он никогда раньше не делал, о чем читал только в художественных произведениях.
   Он остановился, свирепо крутя палкой и твердо повернувшись спиной к морю. Вместо этого он с сосредоточенной ненавистью смотрел на Орлиное Гнездо, Буэна-Висту и Мон-Дезир. У жителей Кимптона-он-Си был обычай давать своим купальням причудливые имена. "Орлиное гнездо" просто показалось Джеймсу глупым, а Буэна-Виста была выше его лингвистических способностей. Но его знания французского было достаточно, чтобы он понял уместность третьего имени.
   - Mong Desire, - сказал Джеймс. - Я бы с радостью подумал, что да.
   И в этот момент он увидел, что в то время как двери других купален были наглухо закрыты, дверь Мон Дезира была приоткрыта. Джеймс задумчиво оглядывал пляж, именно это место было в основном занято многодетными матерями, деловито занятыми присмотром за своими отпрысками. Было только десять часов, еще слишком рано, чтобы аристократия Кимптона-он-Си спускалась купаться.
   - Едят перепелов и грибов в своих грядках, скорее всего, приносят им на подносах напудренные лакеи, тьфу! Ни один из них не появится здесь раньше двенадцати часов, - подумал Джеймс.
   Он снова посмотрел в сторону моря. С послушанием хорошо натренированного "лейтмотива" в воздухе поднялся пронзительный крик Грейс. За ним последовало "Ха, ха, ха" Клода Сопворта.
   - Буду, - сказал Джеймс сквозь зубы.
   Он толкнул дверь "Мон Дезир" и вошел. На мгновение он испугался, увидев разную одежду, висевшую на крючках, но быстро успокоился. Хижина была разделена на две части, с правой стороны на крючке висели девичий желтый свитер, потрепанная панама и пара пляжных туфель. С левой стороны старая пара серых фланелевых брюк, пуловер и зюйдвестка свидетельствовали о разделении полов. Джеймс поспешно перебрался в мужскую часть хижины и быстро разделся. Три минуты спустя он уже был в море, важно пыхтя и фыркая, совершая чрезвычайно короткие рывки профессионально выглядящего плавания - голова под водой, руки хлещут по морю - в таком стиле.
   - О, вот ты где! - воскликнула Грейс. - Я боялся, что тебя долго не задержат со всей этой толпой людей, ожидающих там.
   'Действительно?' - сказал Джеймс.
   С нежной преданностью подумал он о желтой книге. "Сильный мужчина иногда может быть осторожным". На данный момент его настроение вполне восстановилось. Он смог любезно, но твердо сказать Клоду Сопворту, обучавшему Грейс удару рукой:
   - Нет, нет, старик, ты все неправильно понял. Я покажу ей.
   И такова была уверенность его тона, что Клод удалился в замешательстве. Жаль только, что его триумф был недолгим. Температура наших английских вод не такова, чтобы заставить купающихся оставаться в них сколько-нибудь продолжительное время. Грейс и девочки из Сопуорт уже демонстрировали синие подбородки и стучащие зубы. Они помчались вверх по пляжу, и Джеймс продолжил свой одинокий путь обратно в Мон-Дезир. Энергично вытираясь полотенцем и натягивая рубашку через голову, он был доволен собой. По его мнению, он проявлял динамичную личность.
   И вдруг он остановился, застыв от ужаса. Снаружи послышались девичьи голоса, совсем не похожие на голоса Грейс и ее друзей. Мгновение спустя он понял правду: прибыли законные владельцы Мон Дезира. Возможно, что если бы Джеймс был полностью одет, он бы с достоинством дождался их прихода и попытался бы объясниться. Так как он действовал в панике. Окна "Мон Дезира" были скромно закрыты темно-зелеными занавесками. Джеймс бросился на дверь и отчаянно сжал ручку. Руки безрезультатно пытались повернуть его снаружи.
   - Он все-таки заперт, - сказал женский голос. - Я думал, Пег сказала, что она открыта.
   - Нет, так сказал Уоггл.
   "Покачивание - это предел", - сказала другая девушка. "Какая мерзость, нам придется вернуться за ключом".
   Джеймс услышал их удаляющиеся шаги. Он сделал долгий, глубокий вдох. В отчаянной спешке он накинул остальную одежду. Две минуты спустя он увидел, как он небрежно прогуливается по пляжу с почти агрессивным видом невинности. Грейс и девушки из Сопуорта присоединились к нему на пляже четверть часа спустя. Остаток утра приятно прошел в бросании камней, писании на песке и легкой шутке. Затем Клод взглянул на часы.
   - Время обеда, - заметил он. - Нам лучше вернуться назад.
   - Я ужасно голодна, - сказала Элис Сопворт.
   Все остальные девочки сказали, что тоже ужасно голодны. - Ты идешь, Джеймс? - спросила Грейс.
   Несомненно, Джеймс был чрезмерно обидчив. Он решил обидеться на ее тон.
   - Нет, если моя одежда недостаточно хороша для тебя, - с горечью сказал он. - Может быть, раз вы так разборчивы, мне лучше не приходить.
   Это было поводом для бормотания протеста Грейс, но приморский воздух неблагоприятно подействовал на Грейс. Она лишь ответила:
   'Очень хорошо. Как хочешь, тогда увидимся сегодня днем.
   Джеймс остался ошеломленным.
   'Что ж!' - сказал он, глядя вслед удаляющейся группе. - Ну, из всего...
   Он угрюмо пошел в город. В Кимптонон-Си было два кафе, оба жаркие, шумные и переполненные. Дело снова зашло о купальнях, и Джеймсу пришлось ждать своей очереди. Ему пришлось ждать дольше своей очереди, недобросовестная надзирательница, только что прибывшая, опередила его, когда появилось свободное место. Наконец он уселся за маленький столик. Рядом с его левым ухом три девицы с неряшливой стрижкой усердно пели итальянскую оперу. К счастью, Джеймс не был музыкален. Он бесстрастно изучал счет за проезд, глубоко засунув руки в карманы. Он подумал про себя:
   "Что бы я ни попросил, это обязательно будет "отключено". Вот такой я парень.
   Его правая рука, шарившая в тайниках кармана, коснулась незнакомого предмета. Это было похоже на гальку, большую круглую гальку.
   "Зачем, черт возьми, я хотел положить камень в карман?" подумал Джеймс.
   Его пальцы сомкнулись вокруг него. К нему подошла официантка.
   - Жареную камбалу и жареный картофель, пожалуйста, - сказал Джеймс. - Жареная камбала "убрана", - пробормотала официантка, мечтательно устремив глаза в потолок.
   - Тогда я возьму говядину с карри, - сказал Джеймс.
   "Говядина с карри отключена".
   "Есть ли что-нибудь в этом чудовищном меню, что не "выключено"?" - спросил Джеймс.
   Официантка выглядела огорченной и коснулась бледно-серым пальцем баранины с фасолью. Джеймс смирился с неизбежным и заказал фасоль из баранины. Его разум все еще кипел негодованием против обычаев кафе, и он вытащил руку из кармана с камнем, все еще в нем. Разжав пальцы, он рассеянно посмотрел на предмет в своей ладони. Затем с потрясением все второстепенные вопросы вылетели из его головы, и он уставился во все глаза. То, что он держал, было не камешком, а - он почти не мог в этом сомневаться - изумрудом, огромным зеленым изумрудом. Джеймс уставился на него в ужасе. Нет, это не может быть изумруд, это должно быть цветное стекло. Не могло быть изумруда такого размера, если только - печатные слова плясали перед глазами Джеймса: "Раджа Марапутны - знаменитый изумруд размером с голубиное яйцо". Был ли это - мог ли быть - тот изумруд, на который он сейчас смотрел? Официантка вернулась с бараньей фасолью, и Джеймс судорожно сжал пальцы. Горячие и холодные мурашки пробежали по его позвоночнику вверх и вниз. У него было ощущение, что он попал в ужасную дилемму. Если это был изумруд - но был ли он? Может быть? Он разжал пальцы и тревожно выглянул. Джеймс не был экспертом в драгоценных камнях, но глубина и сияние драгоценного камня убедили его, что это настоящая вещь. Он поставил оба локтя на стол и наклонился вперед, глядя невидящими глазами на баранью фасоль, медленно застывающую на блюде перед ним. Он должен был это обдумать. Если это был изумруд Раджи, что он собирался с ним делать? В голове всплыло слово "полиция". Если вы нашли что-то ценное, вы отнесли это в полицейский участок. На этой аксиоме был воспитан Иаков.
   Да, но как, черт возьми, изумруд попал ему в карман брюк? Это, несомненно, вопрос, который задаст полиция. Это был неудобный вопрос, к тому же вопрос, на который у него в данный момент не было ответа. Как изумруд попал в карман его брюк? Он с отчаянием посмотрел на свои ноги, и в этот момент его пронзило предчувствие. Он посмотрел внимательнее. Одна пара старых серых фланелевых брюк очень похожа на другую пару старых серых фланелевых брюк, но все же у Джеймса возникло инстинктивное ощущение, что это все-таки не его брюки. Он откинулся на спинку стула, ошеломленный силой открытия. Теперь он понял, что случилось, торопясь выйти из купальни, он взял не те брюки. Он вспомнил, что повесил свою собственную на колышек рядом со старой парой, висевшей там. Да, это пока объясняет, что он взял не те брюки. Но все же, что там делал изумруд стоимостью в сотни и тысячи фунтов? Чем больше он думал об этом, тем более любопытным это казалось. Он мог бы, конечно, объяснить полиции...
   Это было неловко, без сомнения, это было определенно неловко. Надо бы упомянуть и о том, что кто-то нарочно вошел в чужую купальню. Это не было, конечно, серьезным проступком, но это его сбило с толку.
   - Могу я принести вам что-нибудь еще, сэр?
   Это снова была официантка. Она многозначительно смотрела на нетронутую фасоль. Джеймс торопливо вывалил немного на тарелку и попросил счет. Получив его, он заплатил и вышел. Пока он стоял в нерешительности на улице, его внимание привлек плакат напротив. В соседнем городе Харчестер была вечерняя газета, и Джеймс просматривал содержание этой газеты. В нем сообщалось о простом, сенсационном факте: "Изумруд раджи украден".
   - Боже мой, - слабым голосом сказал Джеймс и прислонился к колонне. Собравшись с силами, он выудил пенни и купил экземпляр газеты. Он не замедлил найти то, что искал. Сенсационных сообщений в местных новостях было немного. Крупные заголовки украшали первую полосу. "Сенсационное ограбление у лорда Эдварда Кэмпиона. Кража знаменитого исторического изумруда. Раджа ужасной утраты Марапутны". Фактов было мало, и они были простыми. Накануне вечером лорд Эдвард Кэмпион принимал нескольких друзей. Желая показать камень одной из присутствовавших дам, раджа пошел за ним и обнаружил, что он пропал. Была вызвана полиция. До сих пор не было получено никаких зацепок. Джеймс позволил бумаге упасть на землю. Ему все еще было непонятно, каким образом изумруд мог покоиться в кармане старых фланелевых брюк в купальне, но каждую минуту ему приходило в голову, что полиция непременно расценит его собственный рассказ как подозрительный. Что ему было делать? Вот он, стоящий на главной улице Кимптона-он-Си с награбленной добычей на сумму королевского выкупа, лениво отдыхающий в кармане, в то время как вся полиция округа деловито ищет точно такую же добычу. Перед ним было открыто два пути. Курс номер один - пойти прямо в полицейский участок и рассказать свою историю - но надо признать, что Джеймс плохо справился с этим курсом. Курс номер два, так или иначе избавиться от изумруда. Ему пришло в голову упаковать это в аккуратный сверток и отправить обратно радже. Потом покачал головой, слишком много детективов он прочитал для такого рода вещей. Он знал, как ваш супер-сыщик может возиться с увеличительным стеклом и всевозможными запатентованными устройствами. Любой достойный сыщик занялся бы посылкой Джеймса и примерно через полчаса выяснил бы профессию отправителя, возраст, привычки и внешность. После этого пройдет всего несколько часов, прежде чем его выследят.
   Именно тогда Джеймсу пришла в голову ослепительно простая схема. Был обеденный час, пляж будет относительно пустынным, он вернется в Мон-Дезир, повесит брюки там, где их нашел, и вернет свою одежду. Он быстрым шагом направился к берегу.
   Тем не менее совесть его слегка ужалила. Изумруд следует вернуть радже. Ему пришла в голову мысль, что он мог бы, может быть, немного поработать сыщиком, то есть когда-то он вернул свои штаны и заменил другие. Следуя этой идее, он направил свои шаги к пожилому моряку, которого справедливо считал исчерпаемым источником кимптоновской информации.
   'Извините меня!' сказал Джеймс вежливо; - Но, кажется, у моего друга есть хижина на этом берегу, мистер Чарльз Лэмптон. Кажется, он называется "Мон Дезир".
   Пожилой моряк очень прямо сидел в кресле с трубкой во рту и смотрел на море. Он немного пошевелил трубкой и ответил, не отрывая взгляда от горизонта:
   "Мон Дезир принадлежит его светлости, лорду Эдварду Кэмпиону, это всем известно. Я никогда не слышал о мистере Чарльзе Лэмптоне, должно быть, он новичок.
   - Спасибо, - сказал Джеймс и удалился.
   Информация ошеломила его. Конечно, раджа не мог сам сунуть камень в карман и забыть о нем. Джеймс покачал головой, теория его не удовлетворила, но, очевидно, вором был кто-то из домочадцев. Ситуация напомнила Джеймсу некоторые из его любимых произведений художественной литературы.
   Тем не менее, его собственная цель осталась неизменной. Все выпадало достаточно легко. Пляж был, как он и надеялся, практически безлюден. Еще более удачливым было то, что дверь "Мон Дезир" оставалась приоткрытой. Проскользнуть внутрь было делом минуты, Эдвард как раз снимал свои брюки с крючка, когда голос позади него заставил его резко обернуться.
   - Итак, я поймал тебя, мой человек! сказал голос.
   Джеймс смотрел с открытым ртом. В дверях Мон-Дезира стоял незнакомец; хорошо одетый мужчина лет сорока с проницательным и ястребиным лицом.
   - Значит, я поймал тебя! - повторил незнакомец. - Кто... кто вы? - пробормотал Джеймс. - Детектив-инспектор Меррилис со двора, - резко сказал другой. - И я побеспокою вас, чтобы вы отдали этот изумруд.
   - Изумруд?
   Джеймс пытался выиграть время.
   - Это то, что я сказал, не так ли? - сказал инспектор Меррилис.
   У него была четкая, деловая дикция. Джеймс попытался взять себя в руки.
   - Я не знаю, о чем вы говорите, - сказал он с напускным достоинством.
   - О, да, мой мальчик, я думаю, да.
   - Все это, - сказал Джеймс, - ошибка. Я могу объяснить это довольно легко... - Он сделал паузу.
   На лице другого отразилась усталость.
   - Они всегда так говорят, - сухо пробормотал сотрудник Скотланд-Ярда. - Я полагаю, вы подобрали его, когда гуляли по пляжу, а? Вот такое объяснение.
   Это действительно было похоже на него, Джеймс признал этот факт, но все же попытался выиграть время.
   - Откуда мне знать, что ты такой, за кого себя выдаешь? - слабо спросил он. Меррилиз на мгновение откинул пальто, показывая значок. Эдвард уставился на него глазами, которые вылезли из орбит.
   - А теперь, - сказал другой почти добродушно, - вы видите, с чем вы столкнулись! Вы новичок - я могу это сказать. Ваша первая работа, не так ли?
   Джеймс кивнул.
   - Я так и думал. А теперь, мой мальчик, ты собираешься отдать этот изумруд или мне придется тебя обыскать?
   Джеймс нашел свой голос.
   - Я... у меня его нет, - заявил он.
   Он отчаянно думал. - Оставил его у себя? - спросил Меррилиз.
   Джеймс кивнул.
   - Хорошо, - сказал сыщик, - мы пойдем туда вместе.
   Он просунул руку под руку Джеймса.
   - Я не рискую, что ты уйдешь от меня, - мягко сказал он. - Мы пойдем к тебе, а ты передашь мне этот камень.
   Джеймс говорил неуверенно.
   - Если я это сделаю, ты меня отпустишь? - спросил он дрожащим голосом.
   Меррилиз выглядел смущенным.
   - Мы знаем, как был взят этот камень, - объяснил он, - и о замешанной в этом даме, и, конечно, насколько это касается - ну, раджа хочет, чтобы это замяли. Вы знаете, кто такие эти туземные правители?
   Джеймс, который ничего не знал о туземных правителях, кроме одной причины célèbre , кивнул головой с видом нетерпеливого понимания.
   "Конечно, это будет очень необычно, - сказал сыщик. 'но вы можете выйти безнаказанным.'
   Джеймс снова кивнул. Они прошли всю Эспланаду и теперь сворачивали в город. Джеймс указал направление, но другой мужчина не ослабил крепкой хватки на руке Джеймса.
   Внезапно Джеймс замялся и полуговорил. Меррилиз резко подняла глаза и рассмеялась. Они как раз проходили мимо полицейского участка, и он заметил мучительные взгляды Джеймса.
   - Сначала я даю тебе шанс, - добродушно сказал он.
   Именно в этот момент что-то начало происходить. У Джеймса вырвался громкий рев, он схватил другого за руку и заорал во весь голос:
   'Помощь! вор. Помощь! вор.'
   Толпа окружила их менее чем за минуту. Меррилис пытался вырвать свою руку из хватки Джеймса.
   - Я обвиняю этого человека! - воскликнул Джеймс. "Я обвиняю этого человека, он обчистил мой карман".
   - О чем ты говоришь, дурак? закричал другой.
   За дело взялся констебль. Мистера Меррилиса и Джеймса доставили в полицейский участок. Джеймс повторил свою жалобу.
   - Этот человек только что обчистил мой карман, - возбужденно заявил он. - У него в правом кармане мой портфель для банкнот!
   - Этот человек сошел с ума, - проворчал другой. - Вы можете посмотреть сами, инспектор, и убедиться, что он говорит правду.
   По знаку инспектора констебль почтительно сунул руку в карман Меррилиз. Он вытащил что-то и поднял с удивленным вздохом.
   'О Господи!' сказал инспектор, пораженный из профессионального приличия. - Должно быть, это изумруд раджи.
   Меррилис выглядел более недоверчивым, чем кто-либо другой. - Это чудовищно, - пробормотал он. 'чудовищный. Мужчина, должно быть, сам положил его мне в карман, когда мы шли вместе. Это растение.
   Сильный характер Меррилиз заставил инспектора колебаться. Его подозрения пали на Джеймса. Он что-то прошептал констеблю, и тот вышел.
   "А теперь, джентльмены, - сказал инспектор, - позвольте мне получить ваши показания, пожалуйста, по одному".
   - Конечно, - сказал Джеймс. "Я гулял по пляжу, когда встретил этого джентльмена, и он притворился, что знаком со мной. Я не мог припомнить, чтобы встречался с ним раньше, но был слишком вежлив, чтобы сказать об этом. Мы шли вместе. У меня были подозрения на него, и когда мы оказались напротив полицейского участка, я обнаружил его руку в кармане. Я держался за него и звал на помощь".
   Инспектор перевел взгляд на Меррилиз. - А теперь вы, сэр.
   Меррилис казался немного смущенным.
   - История почти верна, - медленно сказал он. 'но не совсем. Не я наскреб с ним знакомства, а он наскреб со мной знакомства. Несомненно, он пытался избавиться от изумруда и сунул его мне в карман, пока мы разговаривали.
   Инспектор перестал писать.
   "Ах!" - сказал он беспристрастно. - Что ж, через минуту здесь будет джентльмен, который поможет нам добраться до сути дела.
   Меррилис нахмурился.
   - Мне действительно невозможно ждать, - пробормотал он, вытаскивая часы. 'У меня назначена встреча. Неужто, инспектор, вы не можете быть настолько смешны, чтобы предположить, что я украл изумруд и ходил с ним в кармане?
   - Это маловероятно, сэр, я согласен, - ответил инспектор. - Но вам придется подождать всего пять или десять минут, пока мы проясним это дело. Ах! вот его светлость.
   В комнату вошел высокий мужчина лет сорока. На нем были ветхие штаны и старый свитер.
   - Итак, инспектор, что это такое? он сказал. - Вы говорите, что раздобыли изумруд? Это великолепная, очень умная работа. Кто эти люди, которые у вас здесь?
   Его взгляд скользнул по Джеймсу и остановился на Меррилис. Сильная личность последнего, казалось, истощалась и сжималась.
   "Почему... Джонс!" - воскликнул лорд Эдвард Кэмпион.
   - Вы узнаете этого человека, лорд Эдвард? - резко спросил инспектор. - Конечно, знаю, - сухо сказал лорд Эдвард. - Он мой камердинер, приехал ко мне месяц назад. Парень, которого прислали из Лондона, сразу же напал на него, но среди его вещей не было и следа изумруда.
   - Он носил его в кармане пальто, - заявил инспектор. - Этот джентльмен навел нас на него. Он указал на Джеймса.
   Еще через минуту Джеймса тепло поздравляли и пожимали ему руку.
   - Мой дорогой друг, - сказал лорд Эдвард Кэмпион. - Значит, ты говоришь, что все это время подозревал его?
   - Да, - сказал Джеймс. "Мне пришлось сфабриковать историю об обыске моего кармана, чтобы заманить его в полицейский участок".
   - Ну, это великолепно, - сказал лорд Эдвард, - просто великолепно. Вы должны вернуться и пообедать с нами, если вы еще не обедали. Уже поздно, я знаю, уже два часа.
   - Нет, - сказал Джеймс. - Я не обедал, но...
   - Ни слова, ни слова, - сказал лорд Эдвард. - Знаешь, раджа захочет поблагодарить тебя за то, что ты вернул ему его изумруд. Не то чтобы я уже совсем разобрался в этой истории.
   Они уже вышли из полицейского участка и стояли на ступеньках. "На самом деле, - сказал Джеймс, - я думаю, что хотел бы рассказать вам правдивую историю".
   Он так и сделал. Его светлость очень развлекался.
   "Лучшее, что я когда-либо слышал в своей жизни", - заявил он. "Теперь я все вижу. Джонс, должно быть, поспешил в купальню, как только ущипнул вещь, зная, что полиция проведет тщательный обыск в доме. Те старые штаны, которые я иногда надевал, отправляясь на рыбалку, вряд ли кто-нибудь тронул их, и он мог забрать драгоценность на досуге. Должно быть, он был шокирован, когда пришел сегодня и обнаружил, что его нет. Как только вы появились, он понял, что вы тот человек, который убрал камень. Я до сих пор не совсем понимаю, как вам удалось разглядеть его детективную позу!
   "Сильный человек, - подумал про себя Джеймс, - знает, когда быть откровенным, а когда - осторожным".
   Он пренебрежительно улыбнулся, пока его пальцы нежно скользили по внутренней стороне лацкана его пальто, нащупывая маленький серебряный значок этого малоизвестного клуба, Мертон Парк Супер Велосипедный Клуб. Удивительное совпадение, что человек Джонс тоже должен быть членом, но так оно и было!
   - Привет, Джеймс!
   Он повернулся. Грейс и девочки из Соуорта звали его с другой стороны дороги. Он повернулся к лорду Эдварду.
   'Извините, я на секунду?'
   Он перешел им дорогу. - Мы идем в кино, - сказала Грейс. - Подумал, может быть, ты захочешь прийти.
   - Мне очень жаль, - сказал Джеймс. - Я как раз возвращаюсь к обеду с лордом Эдвардом Кэмпионом. Да, вон тот мужчина в удобной старой одежде. Он хочет, чтобы я встретил раджу Марапутны.
   Он вежливо приподнял шляпу и присоединился к лорду Эдварду.
  
  
  
   Глава 20
   "Лебединая песня"
   "Лебединая песня" была впервые опубликована в журнале Grand Magazine в сентябре 1926 года.
   Было одиннадцать часов майского утра в Лондоне. Мистер Коуэн смотрел в окно, позади него виднелась несколько богато украшенная гостиная в номере-люкс отеля "Ритц". Люкс, о котором идет речь, был зарезервирован для мадам Паулы Назорковой, знаменитой оперной звезды, только что приехавшей в Лондон. Мистер Коуэн, главный деловой человек мадам, ждал свидания с дамой. Он вдруг повернул голову, когда дверь отворилась, но это была всего лишь мисс Рид, секретарь мадам Назорковой, бледная девушка с деловитым видом.
   - О, так это вы, моя дорогая, - сказал мистер Коуэн. - Мадам еще не встала, а? Мисс Рид покачала головой. - Она сказала мне прийти в десять часов, - сказал мистер Коуэн. - Я ждал час.
   Он не выказал ни обиды, ни удивления. Мистер Коуэн действительно привык к причудам артистического темперамента. Это был высокий мужчина, чисто выбритый, со слишком хорошо прикрытым телосложением и слишком безупречной одеждой. Его волосы были очень черными и блестящими, а зубы агрессивно-белыми. Когда он говорил, у него была манера невнятно произносить "с", что было не совсем шепелявостью, но опасно близко к ней. Не требовалось большого воображения, чтобы понять, что имя его отца, вероятно, было Коэн. В эту минуту дверь в другом конце комнаты отворилась, и внутрь поспешила подтянутая француженка.
   - Мадам встает? - с надеждой спросил Коуэн.
   - Расскажите нам новости, Элиза. Элиза тут же воздела обе руки к небу.
   - Мадам, сегодня утром она как семнадцать чертей, ничто ей не нравится! Прекрасные желтые розы, которые месье прислал ей прошлой ночью, она говорит, что все они очень хороши для Нью-Йорка, но глупо посылать их ей в Лондон. В Лондоне, говорит она, возможны только красные розы, и она тут же открывает дверь и швыряет желтые розы в коридор, где они обрушиваются на monsieur, très comme il faut , кажется, военного джентльмена. а он справедливо негодует, этот!
   Коуэн поднял брови, но не выказал никаких других признаков эмоций. Затем он достал из кармана небольшую книжечку для заметок и написал в ней карандашом слова "красные розы".
   Элиза поспешила к другой двери, и Коуэн снова повернулся к окну. Вера Рид села за письменный стол и стала вскрывать письма и сортировать их. Минут десять прошло в тишине, а потом дверь спальни распахнулась, и в комнату ворвалась Паула Назоркова. Ее немедленный эффект на него заключался в том, что он стал казаться меньше, Вера Рид казалась более бесцветной, а Коуэн отступил в простую фигуру на заднем плане.
   "Ах, ха! Дети мои, - сказала примадонна, - разве я не пунктуальна?
   Она была высокой женщиной и для певицы не слишком толстой. Ее руки и ноги были по-прежнему стройными, а шея представляла собой красивый столб. Ее волосы, свернутые в большой пучок до середины шеи, были темно-красного цвета. Если хотя бы частично своим цветом она обязана хне, результат был тем не менее эффектным. Она была уже немолодой женщиной, лет сорока по крайней мере, но черты ее лица все еще были прекрасны, хотя кожа вокруг сверкающих темных глаз была дряблой и морщинистой. У нее был смех ребенка, пищеварение страуса и характер дьявола, и она была признана величайшим драматическим сопрано своего времени. Она повернулась прямо к Коуэну.
   - Ты сделал, как я просил? Вы унесли это отвратительное английское пианино и бросили его в Темзу?
   - У меня для вас есть еще одна, - сказал Коуэн и указал на то место, где она стояла в углу.
   Назорков бросился к ней и поднял крышку. - Эрард, - сказала она, - так лучше. Теперь давайте посмотрим.
   Красивое сопрано звучало арпеджио, затем дважды слегка пробежало вверх и вниз по гамме, затем мягко поднялось до высокой ноты, удерживая ее, ее громкость нарастала все громче и громче, а затем снова смягчалась, пока не замерла. в небытии.
   "Ах!" - с наивным удовлетворением сказала Паула Назоркова. "Какой у меня красивый голос! Даже в Лондоне у меня прекрасный голос".
   - Это так, - согласился Коуэн, сердечно поздравляя. - И ты держишь пари, что Лондон влюбится в тебя точно так же, как Нью-Йорк.
   'Ты так думаешь?' - спросил певец.
   На ее губах была легкая улыбка, и видно было, что вопрос для нее был обычным делом.
   - Конечно, - сказал Коуэн.
   Паула Назоркофф закрыла крышку фортепиано и подошла к столу той медленной волнистой походкой, которая оказалась столь эффектной на сцене.
   - Ну-ну, - сказала она, - давайте приступим к делу. У вас есть все договоренности, мой друг?
   Коуэн вынул несколько бумаг из папки, которую положил на стул.
   "Ничего особо не изменилось, - заметил он. "Ты будешь петь пять раз в Ковент-Гарден, три раза в " Тоске ", дважды в " Аиде ".
   " Аида! Тьфу, - сказала примадонна. "Это будет невыразимая скука. Тоска , это другое.
   - Ах, да, - сказал Коуэн. " Тоска - твоя роль".
   Паула Назоркофф выпрямилась.
   - Я величайшая Тоска в мире, - просто сказала она.
   - Это так, - согласился Коуэн. "Никто не может вас тронуть".
   - Я полагаю, Роскари споет "Скарпиа"?
   Коуэн кивнул.
   - И Эмиль Липпи.
   'Какая?' - завопил Назорков. - Липпи, эта мерзкая лающая лягушка, каркай, каркай, каркай. Я не буду петь с ним, я укушу его, я расцарапаю ему лицо".
   - Ну-ну, - успокаивающе сказал Коуэн. - Он не поет, говорю вам, он дворняга, который лает.
   - Что ж, посмотрим, посмотрим, - сказал Коуэн.
   Он был слишком мудр, чтобы спорить с темпераментными певцами.
   - Кавардосси? - спросил Назорков. - Американский тенор Хенсдейл.
   Другой кивнул.
   "Он славный мальчик, красиво поет".
   - И Баррер, кажется, однажды ее споет.
   - Он художник, - великодушно сказала мадам. - Но чтобы эта квакающая лягушка Липпи была Скарпиа! Ба, я не буду петь с ним.
   - Предоставь это мне, - успокаивающе сказал Коуэн.
   Он откашлялся и взял новую пачку бумаг.
   - Я устраиваю специальный концерт в Альберт-Холле.
   Назорков поморщился. - Я знаю, знаю, - сказал Коуэн. 'но все делают это.'
   "Я буду хорошим, - сказал Назорков, - и он будет наполнен до потолка, и у меня будет много денег. Экко! ó8'
   Коуэн снова перетасовал бумаги. - А вот и совсем другое предложение, - сказал он, - от леди Растонбери. Она хочет, чтобы вы спустились вниз и спели.
   - Растонбери?
   Бровь примадонны нахмурилась, словно пытаясь что-то вспомнить.
   - Я читал это имя недавно, совсем недавно. Это город - или деревня, не так ли?
   - Верно, хорошенькое местечко в Хартфордшире. Что касается дома лорда Растонбери, замка Растонбери, то это настоящая феодальная резиденция феодалов, призраки и семейные фотографии, потайные лестницы и потрепанный частный театр. Они купаются в деньгах и всегда устраивают какое-нибудь частное представление. Она предлагает поставить целую оперу, желательно " Баттерфляй ".
   " Бабочка? '
   Коуэн кивнул.
   - И они готовы платить. Нам, конечно, придется раскошелиться на Ковент-Гарден, но даже после этого это будет стоить ваших финансовых затрат. По всей вероятности, королевские особы будут присутствовать. Это будет пощечина".
   Мадам подняла свой все еще красивый подбородок.
   "Нужна ли мне реклама?" - гордо спросила она.
   - Хорошего много не бывает, - беззастенчиво сказал Коуэн.
   - Растонбери, - пробормотал певец, - где я видел?..
   Она внезапно вскочила и, подбежав к центральному столу, начала перелистывать лежавшие там страницы иллюстрированной газеты. Наступила внезапная пауза, когда ее рука остановилась, зависнув над одной из страниц, затем она уронила журнал на пол и медленно вернулась на свое место. После одной из ее быстрых перемен настроения она казалась теперь совершенно другой личностью. Ее манеры были очень тихими, почти строгими.
   "Сделайте все аранжировки для Растонбери, я хотел бы петь там, но есть одно условие - опера должна быть " Тоска ".
   Коуэн выглядел сомнительным.
   - Это будет довольно сложно - для частного шоу, знаете ли, декорации и все такое.
   " Тоска или ничего".
   Коуэн очень внимательно посмотрел на нее. То, что он увидел, казалось, убедило его, он коротко кивнул и поднялся на ноги.
   - Я посмотрю, что я могу устроить, - тихо сказал он.
   Назорков тоже встал. Она казалась более, чем обычно, озабоченной объяснением своего решения.
   "Это моя величайшая роль, Коуэн. Я могу спеть эту партию так, как ее не пела ни одна другая женщина".
   - Прекрасная роль, - сказал Коуэн. "Джерица добилась большого успеха в прошлом году".
   "Джерица!" - воскликнула другая, и ее щеки залились румянцем. Она продолжала подробно излагать ему свое мнение о Джерице.
   Коуэн, привыкший прислушиваться к мнениям певцов о других певцах, отвлекал свое внимание, пока тирада не закончилась; затем он упрямо сказал:
   - Во всяком случае, она поет "Vissi D'Arte", лежа на животе.
   'И почему бы нет?' - спросил Назорков. "Что может ей помешать? Я буду петь ее на спине, болтая ногами в воздухе".
   Коуэн совершенно серьезно покачал головой. "Я не думаю, что это уменьшится", - сообщил он ей. - Все-таки такие вещи случаются, знаете ли.
   "Никто не может спеть Vissi D'Arte так, как я", - уверенно сказал Назорков. - Я пою ее голосом монастыря - так много лет назад меня научили петь добрые монахини. Голосом певчего или ангела, без чувства, без страсти".
   - Я знаю, - сердечно сказал Коуэн. - Я слышал вас, вы прекрасны.
   "Вот это искусство, - сказала примадонна, - платить цену, страдать, терпеть и, в конце концов, иметь не только все знание, но и силу вернуться, вернуться к самому началу и вернуть себе потерянная красота сердца ребенка".
   Коуэн с любопытством посмотрел на нее. Она смотрела мимо него со странным пустым выражением в глазах, и что-то в этом ее взгляде вызывало у него жуткое чувство. Ее губы приоткрылись, и она тихо прошептала несколько слов самой себе. Он только что поймал их.
   - Наконец-то, - пробормотала она. "Наконец-то - после стольких лет ".
   Леди Растонбери была одновременно амбициозной и артистичной женщиной, она с полным успехом использовала эти два качества вместе. Ей посчастливилось иметь мужа, который не заботился ни о честолюбии, ни об искусстве и поэтому ничем ей не мешал. Граф Растонбери был крупным, коренастым мужчиной, питавшим интерес к лошадям и ни к чему другому. Он восхищался своей женой, гордился ею и радовался тому, что его большое богатство позволяет ей потакать всем ее планам. Частный театр был построен менее ста лет назад его дедом. Это была главная игрушка леди Растонбери - она уже дала в ней и драму Ибсена, и пьесу ультра-ньюскул, сплошные разводы и наркотики, еще и поэтическую фантазию с кубистскими декорациями. Предстоящее исполнение " Тоски " вызвало всеобщий интерес. Леди Растонбери устроила по этому поводу весьма знатную вечеринку, и весь Лондон, который имел значение, съезжал на машине, чтобы ее посетить.
   Мадам Назоркова и ее компания прибыли как раз перед завтраком. Новый молодой американский тенор Хенсдейл должен был спеть "Каварадосси", а Роскари, знаменитый итальянский баритон, должен был быть Скарпиа. Расходы на производство были огромными, но это никого не волновало. Паула Назоркова была в прекрасном настроении, она была очаровательна, грациозна, самой очаровательной и космополитичной. Коуэн был приятно удивлен и молился, чтобы так продолжалось.
   После завтрака труппа отправилась в театр и осмотрела декорации и различные аранжировки. Оркестром руководил мистер Сэмюэл Ридж, один из самых известных дирижеров Англии. Все, казалось, шло без сучка и задоринки, и, как ни странно, этот факт обеспокоил мистера Коуэна. Ему было как дома в атмосфере хлопот, этот необычный покой беспокоил его.
   - Все идет чертовски гладко, - пробормотал себе под нос мистер Коуэн. "Мадам похожа на кошку, которую накормили сливками, это слишком хорошо, чтобы продолжаться, что-то обязательно произойдет".
   Возможно, в результате долгого контакта с оперным миром у мистера Коуэна развилось шестое чувство, несомненно, его прогнозы оправдались. Было около семи часов вечера, когда к нему в сильном горе прибежала француженка Элиза.
   - Ах, мистер Коуэн, идите скорее, умоляю вас, идите скорее.
   - Что случилось? - с тревогой спросил Коуэн. - Мадам не подвела ее ни к чему - к ссорам, а, что ли?
   - Нет, нет, это не мадам, это синьор Роскари, он болен, он умирает!
   'Умирающий? О, давай сейчас.
   Коуэн поспешил за ней, пока она шла в спальню пораженного итальянца. Маленький человечек лежал на своей кровати или, вернее, дергался на ней в серии конвульсий, которые выглядели бы забавно, если бы не были столь серьезными. Паула Назоркова склонилась над ним; - властно поприветствовала она Коуэна.
   "Ах! вот ты где. Наш бедный Роскари ужасно страдает. Несомненно, он что-то съел.
   - Я умираю, - простонал маленький человек. "Боль - это ужасно. Ой! Он снова скривился, прижал обе руки к животу и покатился по кровати.
   - Мы должны послать за доктором, - сказал Коуэн.
   Паула остановила его, когда он уже собирался подойти к двери.
   "Доктор уже в пути, он сделает все, что может быть сделано для бедного страдающего, что устроено, но никогда, никогда Роскари не сможет петь сегодня вечером".
   "Я больше никогда не буду петь, я умираю", - простонал итальянец.
   - Нет, нет, ты не умираешь, - сказала Паула. "Это всего лишь несварение желудка, но все же невозможно, чтобы вы пели".
   "Меня отравили".
   - Да, без сомнения, это птомейн, - сказала Паула. - Останься с ним, Элиза, пока не придет доктор.
   Певица унесла с собой Коуэна из комнаты.
   'Что мы собираемся делать?' - спросила она.
   Коуэн безнадежно покачал головой. Время было так далеко, что никто из Лондона не мог занять место Роскари. Леди Растонбери, которой только что сообщили о болезни ее гостя, поспешила по коридору, чтобы присоединиться к ним. Ее главной заботой, как и Паулы Назоркофф, был успех " Тоски " .
   -- Если бы хоть кто-нибудь был под рукой, -- простонала примадонна.
   "Ах!" Леди Растонбери внезапно вскрикнула. 'Конечно! Бреон.
   - Бреон?
   - Да, вы знаете, Эдуард Бреон, знаменитый французский баритон. Он живет недалеко отсюда, на этой неделе в Country Homes была фотография его дома . Он тот самый человек.
   - Это ответ небес! - воскликнул Назорков. "Бреон в роли Скарпиа, я хорошо его помню, это была одна из его величайших ролей. Но он ушел в отставку, не так ли?
   - Я его достану, - сказала леди Растонбери. 'Оставь это мне.'
   И, будучи женщиной решительной, она тут же заказала " Испано Суизу " . Десять минут спустя в загородный дом г-на Эдуара Бреона вторглась взволнованная графиня. Леди Растонбери, приняв решение, стала очень решительной женщиной, и месье Бреон, несомненно, понял, что ничего не остается, кроме как подчиниться. Сам человек очень скромного происхождения, он поднялся на вершину своей профессии и общался на равных с герцогами и принцами, и этот факт никогда не переставал его удовлетворять. Тем не менее, с тех пор, как он ушел на пенсию и переехал в этот старосветский английский уголок, он знал недовольство. Он скучал по жизни, полной лести и аплодисментов, и английское графство не так быстро признало его, как он думал, должно было быть. Поэтому он был очень польщен и очарован просьбой леди Растонбери.
   - Я сделаю все, что в моих силах, - сказал он, улыбаясь. "Как вы знаете, я уже давно не пою публично. Я даже не беру учеников, только одного-двух как большое одолжение. Но вот - поскольку синьор Роскари, к сожалению, нездоров...
   - Это был ужасный удар, - сказала леди Растонбери. - Не то чтобы он действительно был певцом, - сказал Бреон.
   Он подробно рассказал ей, почему это так. Казалось, что с тех пор, как Эдуард Бреон вышел на пенсию, не было ни одного выдающегося баритона.
   - Мадам Назоркова поет "Тоску", - сказала леди Растонбери. - Осмелюсь сказать, вы ее знаете?
   - Я никогда не встречался с ней, - сказал Бреон. "Однажды я слышал, как она поет в Нью-Йорке. Великая художница - у нее есть чувство драмы".
   Леди Растонбери почувствовала облегчение - у этих певцов никогда не бывает ничего подобного - у них была такая странная ревность и антипатия.
   Минут через двадцать она снова вошла в зал замка, торжествующе махнув рукой.
   - Он у меня! - воскликнула она, смеясь. "Дорогой господин Бреон действительно был слишком добр, я никогда этого не забуду".
   Все столпились вокруг француза, и их благодарность и признательность были для него как ладан. Эдуард Бреон, хотя сейчас ему было около шестидесяти, все еще оставался красивым мужчиной, крупным и смуглым, с притягательной личностью.
   - Дай-ка посмотреть, - сказала леди Растонбери. - Где мадам? Ой! вот она.'
   Паула Назоркова не принимала участия в общей встрече француза. Она так и осталась спокойно сидеть в высоком дубовом кресле в тени камина. Костра, конечно, не было, потому что вечер был теплым, и певица медленно обмахивалась огромным веером из пальмовых листьев. Она была такой отчужденной и отстраненной, что леди Растонбери испугалась, что она обиделась.
   'М. Бреон. Она подвела его к певице. - Вы говорите, вы еще никогда не встречались с мадам Назорковой.
   Последним взмахом, почти росчерком, пальмового листа Паула Назоркова отложила его и протянула руку французу. Он взял его и низко поклонился, и с губ примадонны сорвался слабый вздох.
   - Мадам, - сказал Бреон, - мы никогда не пели вместе. Это наказание моего возраста! Но судьба была добра ко мне и пришла мне на помощь.
   Пола тихо рассмеялась.
   - Вы слишком добры, месье Бреон. Когда я был еще бедным маленьким неизвестным певцом, я сидел у твоих ног. Ваш "Риголетто" - какое искусство, какое совершенство! Никто не мог тебя тронуть.
   'Увы!' - сказал Бреон, делая вид, что вздыхает. "Мой день окончен. Скарпиа, Риголетто, Радамес, Шарплес, сколько раз я их не пел, а теперь - нет!
   - Да, сегодня вечером.
   - Верно, мадам, я забыл. Сегодня ночью.'
   - Вы пели со многими "Тоска", - высокомерно сказал Назорков. 'но никогда со мной !'
   Француз поклонился.
   - Это будет честью, - мягко сказал он. - Это великолепная роль, мадам.
   - Нужна не только певица, но и актриса, - вставила леди Растонбери.
   - Это правда, - согласился Бреон. "Помню, когда я был молодым человеком в Италии, я ходил в немного отдаленный театр в Милане. Мое место стоило мне всего пару лир, но в тот вечер я слышал такое же хорошее пение, какое я слышал в Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Совсем юная девушка пела "Тоску", пела как ангел. Никогда не забуду ее голос в "Vissi D'Arte", его ясность, чистоту. Но драматической силы не хватало".
   Назорков кивнул.
   - Это позже, - тихо сказала она.
   'Истинный. Эта молодая девушка - Бьянка Капелли, ее звали - меня заинтересовала ее карьера. Через меня у нее были шансы получить большие помолвки, но она была глупа, прискорбно глупа.
   Он пожал плечами.
   - Как она была глупа?
   Заговорила двадцатичетырехлетняя дочь леди Растонбери, Бланш Эмери. Стройная девушка с большими голубыми глазами.
   Француз тотчас же вежливо повернулся к ней.
   'Увы! Мадемуазель, она поссорилась с каким-то мерзавцем, разбойником, членом Каморры. У него были проблемы с полицией, его приговорили к смертной казни; она пришла ко мне, умоляя меня сделать что-нибудь, чтобы спасти ее любовника.
   Бланш Эмери смотрела на него. - А ты? - спросила она, затаив дыхание. - Я, мадемуазель, что я мог сделать? Незнакомец в деревне.
   - Вы могли иметь влияние? предложил Назорков, в ее низкий звонкий голос.
   "Если бы я это сделал, я сомневаюсь, что я должен был бы приложить это. Человек того не стоил. Я сделал для девушки все, что мог".
   Он слегка улыбнулся, и в его улыбке англичанке вдруг показалось что-то особенно неприятное. Она чувствовала, что в этот момент его слова были далеки от того, чтобы выразить его мысли.
   - Ты сделал, что мог, - сказал Назорков. - Это было мило с твоей стороны, и она была тебе благодарна, а?
   Француз пожал плечами.
   - Мужчину казнили, - сказал он, - а девушку отправили в монастырь. Эх, вуаля! Мир потерял певца".
   Назорков тихо рассмеялся.
   - Мы, русские, более непостоянны, - легкомысленно сказала она.
   Бланш Эмери случайно наблюдала за Коуэном как раз в тот момент, когда певец говорил, и она увидела его быстрое изумление и его губы, которые приоткрылись, а затем сомкнулись, повинуясь предупредительному взгляду Паулы.
   В дверях появился дворецкий.
   - Ужин, - сказала леди Растонбери, вставая. "Бедняжки, мне вас так жаль, это, должно быть, ужасно - морить себя голодом перед пением. Но потом будет очень хороший ужин.
   "Мы будем с нетерпением ждать этого", - сказала Паула Назоркова. Она тихо рассмеялась. ' Потом! '
   В театре только что закончился первый акт " Тоски ". Публика зашевелилась, заговорила друг с другом. Члены королевской семьи, очаровательные и грациозные, сидели в трех бархатных креслах в первом ряду. Все перешёптывались и перешёптывались, было общее ощущение, что в первом акте Назоркова едва ли оправдала свою великую репутацию. Большая часть зрителей не осознавала, что в этом певица показала свое искусство, в первом акте она спасала свой голос и себя. Она сделала из Ла Тоски легкую, легкомысленную фигуру, играющую любовью, кокетливо ревнивую и возбуждающую. Бреон, несмотря на то, что слава его голоса уже миновала, по-прежнему производил впечатление великолепной фигуры циничного Скарпиа. В его концепции роли не было и намека на дряхлую девицу. Он сделал из Скарпиа красивую, почти добрую фигуру, с едва уловимым оттенком недоброжелательности, лежащей в основе внешнего вида. В последнем пассаже, с органом и процессией, когда Скарпиа задумался, злорадствуя над своим планом по захвату Тоски, Бреон проявил удивительное искусство. Теперь поднялся занавес второго акта, сцены в апартаментах Скарпиа.
   На этот раз, когда вошла Тоска, искусство Назоркова сразу стало очевидным. Это была женщина в смертельном ужасе, играющая свою роль с уверенностью прекрасной актрисы. Ее легкое приветствие Скарпиа, ее небрежность, ее улыбающиеся ответы ему! В этой сцене Паула Назоркова действовала глазами, держалась с мертвенной тишиной, с бесстрастным, улыбающимся лицом. Только ее глаза, которые продолжали бросать взгляды на Скарпиа, выдавали ее истинные чувства. Так продолжалась история, сцена пыток, нарушение самообладания Тоски и ее полное отвержение, когда она упала к ногам Скарпиа, тщетно умоляя его о пощаде. Старый лорд Леконмер, знаток музыки, одобрительно шевельнулся, и сидевший рядом с ним иностранный посол пробормотал:
   - Сегодня она превзошла себя, Назорков. На сцене нет другой женщины, которая могла бы позволить себе так, как она".
   Леконмер кивнул.
   И вот Скарпиа назвал свою цену, и Тоска в ужасе летит от него к окну. Затем издалека доносится барабанный бой, и Тоска устало падает на диван. Скарпиа, стоя над ней, декламирует, как его люди поднимают виселицу - и затем тишина, и снова далекий бой барабанов. Назоркова лежала ничком на диване, ее голова свисала вниз, почти касаясь пола, замаскированная волосами. Затем, резко контрастируя со страстью и напряжением последних двадцати минут, зазвучал ее голос, высокий и чистый, голос, как она сказала Коуэну, мальчика из хора или ангела.
   ' Vissi d'arte, vissi d'arte, no feci mai male ad anima viva. Con man furtiva quante miserie conobbi, aiutai. '
   Это был голос удивленного, озадаченного ребенка. Затем она снова становится на колени и умоляет до того момента, пока не входит Сполетта. Тоска, измученная, сдается, и Скарпиа произносит свои роковые слова с обоюдоострым смыслом. Сполетта снова уходит. Затем наступает драматический момент, когда Тоска, поднимая в дрожащей руке бокал с вином, замечает лежащий на столе нож и сует его за спину.
   Бреон поднялся, красивый, угрюмый, воспламененный страстью. " Тоска, finalmente mia!" Молния бьет ножом, и Тоска мстительно шипит:
   Questo e il bacio di Tosca! ("Так целует Тоска".)
   Никогда еще Назорков не выказывал такой оценки акту мести Тоски. Последний свирепый шепот прошептал: " Муори даннато ", а затем странным, тихим голосом, наполнившим зал:
   ' Или гли пердоно! ("Теперь я его прощаю!")
   Мягкая мелодия смерти началась, когда Тоска приступила к своей церемонии, поставив свечи по бокам его головы, распятие на его груди, ее последняя пауза в дверном проеме, оглядываясь назад, барабанная дробь вдалеке, и занавес опустился.
   На этот раз в аудитории вспыхнул настоящий энтузиазм, но он был недолгим. Кто-то поспешно вышел из-за кулис и обратился к лорду Растонбери. Он встал и, посовещавшись минуту или две, повернулся и поманил к себе сэра Дональда Калторпа, выдающегося врача. Почти сразу же правда распространилась среди аудитории. Что-то случилось, несчастный случай, кто-то сильно пострадал. Перед занавесом появился один из певцов и объяснил, что месье Бреон, к сожалению, попал в аварию - опера не может продолжаться. Снова поползли слухи, что Бреон был зарезан, Назоркова потеряла голову, она жила своей ролью так полно, что действительно зарезала человека, который играл с ней. Лорд Леконмир, разговаривая со своим другом-послом, почувствовал прикосновение к своей руке и повернулся, чтобы посмотреть в глаза Бланш Эмери.
   - Это был не несчастный случай, - говорила девушка. - Я уверен, что это не был несчастный случай. Разве вы не слышали перед обедом ту историю, которую он рассказывал о девушке в Италии? Этой девушкой была Паула Назоркофф. Сразу после этого она сказала что-то о том, что она русская, и я увидел удивленный вид мистера Коуэна. Может, она и взяла русское имя, но он прекрасно знает, что она итальянка.
   - Моя дорогая Бланш, - сказал лорд Леконмер.
   - Говорю вам, я в этом уверен. У нее в спальне была открыта газета с картинками на странице, изображающей мсье Бреона в его английском загородном доме. Она знала это еще до того, как пришла сюда. Я полагаю, что она дала что-то этому бедному маленькому итальянцу, чтобы он заболел.
   'Но почему?' - воскликнул лорд Леконмер. 'Почему?'
   - Разве ты не видишь? Это история Тоски снова и снова. Он хотел, чтобы она была в Италии, но она была верна своему возлюбленному и пошла к нему, чтобы попытаться заставить его спасти ее возлюбленного, а он притворился, что сделает это. Вместо этого он позволил ему умереть. И вот наконец свершилась ее месть. Разве ты не слышал, как она прошипела " Я Тоска "? И я видел лицо Бреона, когда она это сказала, тогда он понял - он узнал ее!
   В своей уборной Паула Назоркова сидела неподвижно, закутавшись в белый горностаевый плащ. Был стук в дверь.
   - Войдите, - сказала примадонна.
   Элис вошла. Она рыдала.
   "Мадам, мадам, он умер! А также -'
   'Да?'
   - Мадам, как я могу вам сказать? Там два господа полицейских, они хотят с вами поговорить.
   Паула Назоркофф поднялась во весь рост.
   - Я пойду к ним, - тихо сказала она.
   Она раскрутила жемчужный воротничок со своей шеи и вложила его в руки француженке.
   - Это тебе, Элиза, ты была хорошей девочкой. Теперь, куда я иду, они мне не понадобятся. Ты понимаешь, Элис? Я больше не буду петь "Тоску" .
   Она постояла у двери, окинув взглядом гримерку, словно оглянувшись на последние тридцать лет своей карьеры.
   Затем тихо сквозь зубы пробормотала последнюю строчку из другой оперы:
   " Комедия и конец! " '
  
  
  
   Глава 21
   Последний сеанс
   "Последний сеанс" был впервые опубликован в США в журнале Ghost Stories в ноябре 1926 года и как "Украденный призрак" в журнале The Sovereign Magazine в марте 1927 года.
   Рауль Добрей пересек Сену, напевая себе под нос какую-то мелодию. Это был красивый молодой француз лет тридцати двух, со свежим румянцем и черными усиками. По профессии он был инженером. Со временем он добрался до Кардоне и зашел в дверь дома Љ 17. Консьержка выглянула из своего логова и неохотно сказала ему: "Доброе утро", на что он весело ответил. Затем он поднялся по лестнице в квартиру на третьем этаже. Пока он стоял там, ожидая ответа на звонок, он снова напевал свою песенку. Этим утром Рауль Добрей чувствовал себя особенно бодро. Дверь открыла пожилая француженка, морщинистое лицо которой расплылось в улыбке, когда она увидела посетителя.
   - Доброе утро, месье.
   - Доброе утро, Элиза, - сказал Рауль.
   Он прошел в вестибюль, стянув при этом перчатки. - Мадам ждет меня, не так ли? - спросил он через плечо. - Ах, да, действительно, мсье.
   Элиза закрыла входную дверь и повернулась к нему. - Если месье пройдет в маленькую гостиную , мадам будет с ним через несколько минут. Сейчас она отдыхает.
   Рауль резко поднял голову. - Она нездорова?
   " Ну! '
   Элиза фыркнула. Она прошла перед Раулем и открыла ему дверь маленькой гостиной . Он вошел, и она последовала за ним.
   " Ну! - продолжила она. "Как она может быть здоровой, бедная овечка? Сеансы, сеансы и всегда сеансы ! Это неправильно, неестественно, не то, что нам предназначил добрый Бог. Для меня, говорю прямо, это торговля с дьяволом".
   Рауль ободряюще похлопал ее по плечу. - Ну, там, Элиза, - сказал он успокаивающе, - не волнуйся и не будь слишком готов видеть дьявола во всем, чего ты не понимаешь.
   Элиза с сомнением покачала головой.
   -- Ну, -- проворчала она себе под нос, -- месье может говорить, что хочет, мне это не нравится. Посмотрите на мадам, она с каждым днем все белее и худее, и головные боли!
   Она подняла руки. - Ах, нет, это нехорошо, все эти дела с духами. Действительно духи! Все добрые духи в Раю, а остальные в Чистилище".
   - Твой взгляд на жизнь после смерти освежающе прост, Элиза, - сказал Рауль, опускаясь в кресло.
   Старуха выпрямилась. - Я добрый католик, мсье.
   Она перекрестилась, подошла к двери, потом остановилась, держа руку на ручке.
   - Потом, когда вы поженитесь, мсье, - умоляюще сказала она, - этого больше не будет - всего этого?
   Рауль нежно улыбнулся ей. - Ты доброе и преданное существо, Элиза, - сказал он, - и предана своей госпоже. Не бойтесь, как только она станет моей женой, все эти "духовные дела", как вы их называете, прекратятся. Для мадам Добрей больше не будет сеансов .
   Лицо Элизы расплылось в улыбке. - Это правда, что вы говорите? - спросила она с нетерпением.
   Другой серьезно кивнул. - Да, - сказал он, обращаясь почти больше к себе, чем к ней. - Да, все это должно закончиться. У Симоны прекрасный дар, и она свободно им пользовалась, но теперь она сделала свое дело. Как вы справедливо заметили, Элиза, день ото дня она становится все белее и худее. Жизнь медиума особенно тяжела и трудна, связана с ужасным нервным напряжением. Тем не менее, Элиза, ваша любовница - самый чудесный медиум в Париже, вернее, во Франции. К ней приезжают люди со всего мира, потому что знают, что с ней нет ни хитрости, ни обмана".
   Элиза презрительно фыркнула. "Обман! Ах, нет, правда. Мадам не смогла бы обмануть новорожденного, даже если бы попыталась.
   - Она ангел, - с жаром сказал молодой француз. - А я... я сделаю все, что в силах мужчины, чтобы сделать ее счастливой. Вы верите в это?
   Элиза выпрямилась и заговорила с некоторым простым достоинством. - Я служу мадам много лет, мсье. При всем уважении могу сказать, что люблю ее. Если бы я не верил, что вы обожали ее так, как она того заслуживает, - eh bien , Monsieur! Я должен быть готов разорвать вас на части.
   Рауль рассмеялся. "Браво, Элиза! вы верный друг, и вы должны одобрить меня теперь, когда я сказал вам, что мадам собирается испустить дух.
   Он ожидал, что старуха воспримет эту любезность со смехом, но, к его удивлению, она оставалась серьезной.
   - А если, мсье, - нерешительно сказала она, - духи не выдадут ее ?
   Рауль уставился на нее.
   "Э! Что ты имеешь в виду?'
   - Я сказала, - повторила Элиза, - а если духи не откажутся от нее ?
   - Я думал, ты не веришь в духов, Элиза?
   - Больше не хочу, - упрямо сказала Элиза. - Глупо в них верить. Все так же -'
   'Что ж?'
   - Мне трудно объяснить, мсье. Видишь ли, я всегда думал, что эти медиумы, как они себя называют, просто хитрые мошенники, которые навязывались бедным душам, потерявшим своих близких. Но мадам не такая. Мадам хороша. Мадам честна и...
   Она понизила голос и заговорила благоговейным тоном.
   " Вещи случаются . Это не обман, всякое случается, и поэтому я боюсь. Ибо я уверен в этом, сударь, это неправильно. Это против природы и le bon Dieu, и кому-то придется заплатить .
   Рауль встал со стула, подошел и похлопал ее по плечу. - Успокойся, моя добрая Элиза, - сказал он, улыбаясь. - Видишь ли, я сообщу тебе хорошие новости. Сегодня последний из этих сеансов ; после сегодняшнего дня больше не будет".
   - Значит, сегодня есть ? - подозрительно спросила старуха. - Последнее, Элиза, последнее.
   Элис безутешно покачала головой. - Мадам не подходит... - начала она.
   Но ее слова были прерваны, дверь отворилась, и вошла высокая белокурая женщина. Она была стройна и грациозна, с лицом Мадонны Боттичелли. Лицо Рауля просветлело, и Элиза быстро и осторожно удалилась.
   - Симона!
   Он взял обе ее длинные белые руки в свои и поцеловал каждую по очереди. Она очень тихо пробормотала его имя.
   - Рауль, мой дорогой.
   Он снова поцеловал ее руки, а затем пристально посмотрел ей в лицо. - Симона, какая ты бледная! Элиза сказала мне, что ты отдыхаешь; ты не болен, мой возлюбленный?
   - Нет, не болен... - она запнулась.
   Он подвел ее к дивану и сел на него рядом с ней. - Но тогда скажи мне.
   Медиум слабо улыбнулся. - Вы сочтете меня глупой, - пробормотала она. 'Я? Думаете, вы глупы? Никогда.'
   Симона высвободила свою руку из его хватки. Несколько мгновений она сидела совершенно неподвижно, глядя на ковер. Затем она заговорила низким торопливым голосом.
   - Боюсь, Рауль.
   Он подождал минуту или две, ожидая, что она продолжит, но так как она этого не сделала, ободряюще сказал:
   - Да, боишься чего?
   - Просто боюсь - вот и все.
   'Но -'
   Он посмотрел на нее в недоумении, и она быстро ответила на его взгляд. - Да, это абсурд, не правда ли, и все же я чувствую именно это. Боюсь, не более того. Не знаю, что и почему, но все время одержима мыслью, что со мной произойдет что-то ужасное, ужасное. . .'
   Она смотрела перед собой. Рауль нежно обнял ее. "Милая моя, - сказал он, - подойди, ты не должна уступать. Я знаю, что это такое, напряжение, Симона, напряжение жизни медиума. Все, что вам нужно, это отдых. Отдых и покой.
   Она посмотрела на него с благодарностью. - Да, Рауль, ты прав. Вот что мне нужно, покой и покой.
   Она закрыла глаза и немного откинулась на его руку. - И счастья, - пробормотал ей на ухо Рауль.
   Его рука привлекла ее ближе. Симона, все еще с закрытыми глазами, глубоко вздохнула. - Да, - пробормотала она, - да. Когда твои руки обнимают меня, я чувствую себя в безопасности. Я забываю свою жизнь - ужасную жизнь - медиума. Ты много знаешь, Рауль, но даже ты не знаешь всего, что это значит.
   Он чувствовал, как ее тело напрягается в его объятиях. Ее глаза снова открылись, глядя прямо перед собой.
   "Сидишь в кабинете в темноте и ждешь, и темнота ужасна, Рауль, ибо это тьма пустоты, небытия. Намеренно человек отдается тому, чтобы потеряться в нем. После этого ничего не знаешь, ничего не чувствуешь, но, наконец, наступает медленное, мучительное возвращение, пробуждение ото сна, но такое усталое, ужасно усталое".
   - Я знаю, - пробормотал Рауль, - я знаю.
   - Так устала, - снова пробормотала Симона.
   Казалось, все ее тело обмякло, когда она повторила эти слова. - Но ты прекрасна, Симона.
   Он взял ее руки в свои, пытаясь разбудить ее, чтобы разделить его энтузиазм. "Вы уникальны - величайший медиум, которого когда-либо знал мир". Она покачала головой, слегка улыбнувшись при этом. - Да, да, - настаивал Рауль.
   Он вынул из кармана два письма. "Послушайте, от профессора Роша из Сальпетриера и этого от доктора Генира из Нанси, оба умоляют вас и впредь время от времени позировать для них".
   - Ах, нет!
   Симона вскочила на ноги. - Не буду, не буду. Со всем нужно покончить - со всем покончено. Ты обещал мне, Рауль.
   Рауль в изумлении уставился на нее, пока она стояла, колеблясь, лицом к нему, почти как существо в страхе. Он встал и взял ее за руку.
   - Да, да, - сказал он. "Конечно, с этим покончено, это понятно. Но я так горжусь тобой, Симона, поэтому и упомянул об этих письмах.
   Она бросила на него быстрый косой взгляд с подозрением. - Вы никогда не захотите, чтобы я снова села?
   -- Нет, нет, -- сказал Рауль, -- если только вы сами не захотите, хотя бы изредка для этих старых друзей...
   Но она перебила его, говоря взволнованно.
   - Нет, нет, больше никогда. Есть опасность. Говорю вам, я чувствую, большая опасность.
   Она сцепила руки на лбу на минуту, затем подошла к окну.
   - Обещай мне никогда больше, - сказала она более тихим голосом через плечо. Рауль последовал за ней и обнял ее за плечи. - Дорогая моя, - нежно сказал он, - я обещаю тебе, что после сегодняшнего дня ты больше никогда не сядет.
   Он почувствовал, как она внезапно вздрогнула.
   - Сегодня, - пробормотала она. - Ах да, я забыл мадам Экз. Рауль посмотрел на часы. - Она должна появиться с минуты на минуту. но, может быть, Симона, если вы нездоровы...
   Симона, казалось, почти не слушала его; она следовала за своим собственным ходом мыслей.
   - Она... странная женщина, Рауль, очень странная женщина. Вы знаете, я... я почти боюсь ее.
   - Симона!
   В его голосе был упрек, и она быстро это почувствовала.
   - Да, да, я знаю, ты такой же, как все французы, Рауль. Для тебя мать священна, и с моей стороны нехорошо относиться к ней так, когда она так скорбит о своем потерянном ребенке. Но - я не могу этого объяснить, она такая большая и черная, а ее руки - ты когда-нибудь замечал ее руки, Рауль? Большие большие сильные руки, такие же сильные, как у мужчины. Ах!
   Она слегка вздрогнула и закрыла глаза. Рауль убрал руку и сказал почти холодно.
   - Я действительно не могу понять тебя, Симона. Ведь ты, женщина, не должна питать ничего, кроме сочувствия к другой женщине, к матери, лишенной единственного ребенка.
   Симона сделала нетерпеливый жест.
   -- Ах, это вы не понимаете, друг мой! Этим вещам нельзя помочь. В первый момент, когда я увидел ее, я почувствовал...
   Она раскинула руки.
   ' Страх! Помнишь, прошло много времени, прежде чем я согласился позировать для нее? Я был уверен, что она каким-то образом принесет мне несчастье".
   Рауль пожал плечами.
   - А на самом деле она принесла тебе прямо противоположное, - сухо сказал он. "Все заседания прошли с заметным успехом. Дух маленькой Амели сразу смог овладеть вами, и материализации были действительно поразительны. Профессору Роше действительно следовало бы присутствовать на последнем из них.
   - Материализация, - тихо сказала Симона.
   - Скажи мне, Рауль (ты знаешь, что я ничего не знаю о том, что происходит, пока я нахожусь в трансе), действительно ли материализации так прекрасны?
   Он с энтузиазмом кивнул.
   "В первые несколько сеансов фигура ребенка была видна в каком-то туманном тумане, - объяснил он, - но на последнем сеансе ..."
   'Да?'
   Он говорил очень тихо.
   "Симона, ребенок, который стоял там, был настоящим живым ребенком из плоти и крови. Я даже прикасался к ней, но, видя, что прикосновение причиняло вам острую боль, я не позволил бы мадам Экз сделать то же самое. Я боялся, что ее самообладание может рухнуть, и это может причинить вам вред.
   Симона снова отвернулась к окну.
   - Когда я проснулась, я была ужасно истощена, - пробормотала она. - Рауль, ты уверен - ты действительно уверен, что все это правильно ? Знаешь, что думает дорогая старушка Элиза, что я торгую с дьяволом?
   Она рассмеялась довольно неуверенно.
   - Ты знаешь, во что я верю, - серьезно сказал Рауль. "В обращении с неизвестным всегда должна быть опасность, но дело благородное, ибо это дело Науки. Во всем мире были мученики науки, пионеры, которые заплатили цену, чтобы другие могли безопасно следовать по их стопам. Вот уже десять лет вы работаете в науке ценой огромного нервного напряжения. Теперь ваша часть выполнена, с сегодняшнего дня вы можете быть счастливы".
   Она ласково улыбнулась ему, ее спокойствие восстановилось. Затем она быстро взглянула на часы.
   - Мадам Экз опаздывает, - пробормотала она. - Она может не прийти.
   - Думаю, так и будет, - сказал Рауль.
   - Твои часы немного спешат, Симона. Симона ходила по комнате, то тут, то там переставляя орнамент.
   - Интересно, кто она такая, эта мадам Exe? - заметила она. "Откуда она родом, кто ее люди? Странно, что мы ничего о ней не знаем.
   Рауль пожал плечами.
   "Большинство людей остаются инкогнито, если это возможно, когда они приходят к медиуму", - заметил он. - Это элементарная мера предосторожности.
   - Наверное, да, - вяло согласилась Симона.
   Маленькая фарфоровая вазочка, которую она держала, выскользнула из ее пальцев и разбилась о плиты камина. Она резко повернулась к Раулю.
   - Видишь ли, - пробормотала она, - я не в себе. Рауль, вы бы сочли меня очень... очень трусливым, если бы я сказал мадам Экз, что не могу сегодня сидеть?
   Его болезненно-удивленный взгляд заставил ее покраснеть.
   - Ты обещала, Симона... - мягко начал он.
   Она отступила к стене. - Я не буду этого делать, Рауль. Я не буду этого делать.
   И опять этот его взгляд, нежно-укоризненный, заставил ее вздрогнуть.
   - Я имею в виду не деньги, Симона, хотя вы должны понимать, что деньги, которые эта женщина предложила вам за последний сеанс, огромны, просто огромны.
   Она прервала его вызывающе.
   "Есть вещи, которые важнее денег".
   - Конечно есть, - горячо согласился он. - Именно это я и говорю. Подумайте - эта женщина - мать, мать, потерявшая единственного ребенка. Если вы на самом деле не больны, если это только прихоть с вашей стороны, - вы можете отказать богатой женщине в капризе, можете ли вы отказать матери в последнем взгляде на ее ребенка?
   Медиум в отчаянии вскинула руки перед собой.
   - О, вы меня мучаете, - пробормотала она. - Все равно ты прав. Я сделаю, как вы хотите, но теперь я знаю, чего я боюсь - это слово "мама".
   - Симона!
   - Существуют определенные примитивные элементарные силы, Рауль. Большинство из них уничтожено цивилизацией, но материнство стоит там, где стояло вначале. Животные - люди, они все одинаковые. Любовь матери к своему ребенку ни на что не похожа. Он не знает ни закона, ни сострадания, он смеет все и безжалостно сокрушает все, что стоит на его пути".
   Она остановилась, немного запыхавшись, затем повернулась к нему с быстрой, обезоруживающей улыбкой.
   - Я сегодня глуп, Рауль. Я знаю это.'
   Он взял ее руку в свою.
   - Прилягте на минуту или две, - попросил он. - Отдохни, пока она не придет.
   'Очень хорошо.' Она улыбнулась ему и вышла из комнаты.
   Рауль задумался на минуту или две, потом подошел к двери, открыл ее и пересек маленькую прихожую. Он вошел в комнату с другой стороны, в гостиную, очень похожую на ту, которую он покинул, но в одном конце была ниша с большим креслом в ней. Тяжелые черные бархатные портьеры были задернуты так, что ниша перекрывалась. Элиза была занята обустройством комнаты. Рядом с нишей она поставила два стула и небольшой круглый стол. На столе был бубен, рожок, бумага и карандаши.
   - В последний раз, - пробормотала Элиза с мрачным удовлетворением. - Ах, мсье, как бы мне хотелось, чтобы все было кончено.
   Раздался резкий звон электрического звонка.
   -- Вот она, великая женщина-жандарм, -- продолжал старый слуга. "Почему она не может пойти и прилично помолиться за душу своей малышки в церкви и поставить свечку Пресвятой Богородице? Разве добрый Бог не знает, что для нас лучше всего?"
   - Ответь на звонок, Элиза, - безапелляционно сказал Рауль.
   Она бросила на него взгляд, но повиновалась. Через минуту или две она вернулась, провожая посетителя.
   - Я скажу моей госпоже, что вы здесь, мадам.
   Рауль вышел вперед, чтобы пожать руку мадам Экс. Слова Симоны всплыли в его памяти.
   - Такой большой и такой черный.
   Она была крупной женщиной, и тяжелая чернота французского траура казалась в ее случае почти преувеличенной. Ее голос, когда она говорила, был очень низким.
   - Боюсь, я немного опоздал, мсье.
   - Всего несколько минут, - сказал Рауль, улыбаясь. "Мадам Симона лежит. К сожалению, она далеко не в порядке, очень нервная и переутомленная.
   Ее рука, которую она только что отдернула, внезапно сомкнулась на его, как тиски.
   - Но она будет сидеть? - резко спросила она.
   - О да, мадам.
   Мадам Экз вздохнула с облегчением и опустилась в кресло, ослабив одну из тяжелых черных вуалей, которые развевались вокруг нее.
   - Ах, месье! - пробормотала она. - Вы не можете себе представить, вы не можете себе представить чудо и радость этих сеансов со мной! Моя крошка! Моя Амели! Увидеть ее, услышать ее, даже - может быть - да, может быть, даже суметь - протянуть руку и коснуться ее.
   Рауль говорил быстро и безапелляционно.
   "Мадам Экз - как я могу объяснить? - ни в коем случае не делайте ничего, кроме как по моему прямому указанию, иначе существует серьезнейшая опасность.
   - Опасно для меня?
   - Нет, мадам, - сказал Рауль, - медиуму. Вы должны понимать, что происходящие явления определенным образом объясняются Наукой. Скажу очень просто, без технических терминов. Дух, чтобы проявить себя, должен использовать реальную физическую субстанцию среды. Вы видели пар жидкости, исходящий из губ медиума. Это, наконец, уплотняется и выстраивается в физическое подобие мертвого тела духа. Но мы верим, что эта эктоплазма и есть настоящая субстанция среды. Мы надеемся когда-нибудь доказать это тщательным взвешиванием и тестированием, но большая трудность заключается в опасности и боли, которые сопровождают медиума при любом обращении с феноменами. Если кто-нибудь ухватится за материализацию грубо, это может привести к смерти медиума.
   Мадам Экз внимательно слушала его.
   - Это очень интересно, мсье. Скажи мне, не придет ли время, когда материализация продвинется настолько далеко, что сможет отделиться от своего родителя, медиума?
   - Это фантастическое предположение, мадам.
   Она настаивала. - Но на самом деле не невозможно?
   "Совершенно невозможно сегодня".
   - Но, может быть, в будущем?
   Он был спасен от ответа, потому что в этот момент вошла Симона. Она выглядела вялой и бледной, но, очевидно, полностью овладела собой. Она подошла и обменялась рукопожатием с мадам Экс, хотя Рауль заметил легкую дрожь, пробежавшую по ней при этом.
   "Мне жаль, мадам, слышать, что вы нездоровы, - сказала мадам Exe. - Ничего, - довольно резко сказала Симона. 'Начнем?'
   Она подошла к алькову и села в кресло. Внезапно Рауль, в свою очередь, ощутил, как на него накатывает волна страха.
   - Вы недостаточно сильны, - воскликнул он. "Нам лучше отменить сеанс . Мадам Экс поймет.
   - Месье!
   Мадам Exe поднялась с негодованием. - Да, да, лучше не надо, я в этом уверен.
   - Мадам Симона обещала мне последний сеанс.
   - Это так, - спокойно согласилась Симона, - и я готова выполнить свое обещание.
   "Я держу вас на этом, мадам, - сказала другая женщина. - Я не нарушаю своего слова, - холодно сказала Симона. - Не бойся, Рауль, - мягко добавила она, - ведь это в последний раз - в последний раз, слава богу.
   По ее знаку Рауль задернул альков тяжелыми черными портьерами. Он также задернул шторы на окне, чтобы комната погрузилась в полумрак. Он указал на одно из кресел мадам Экз и приготовился занять другое. Однако мадам Экз колебалась.
   - Вы извините меня, мсье, но... вы понимаете, я абсолютно верю в вашу честность и в честность мадам Симоны. Тем не менее, чтобы мое свидетельство было более ценным, я взял на себя смелость взять это с собой.
   Из своей сумочки она вытащила отрезок тонкого шнура. 'Мадам!' - воскликнул Рауль. - Это оскорбление!
   "Предосторожность".
   - Повторяю, это оскорбление.
   - Я не понимаю вашего возражения, мсье, - холодно сказала мадам Экз. - Если нет обмана, тебе нечего бояться.
   Рауль презрительно рассмеялся.
   - Уверяю вас, мадам, мне нечего бояться. Свяжите меня по рукам и ногам, если хотите.
   Его речь не произвела того эффекта, на который он рассчитывал, потому что мадам Экзе только бесстрастно пробормотала:
   - Спасибо, мсье, - и подошла к нему со своим моток шнура. Внезапно Симона из-за занавески вскрикнула. - Нет, нет, Рауль, не позволяй ей это сделать.
   Мадам Экзе насмешливо рассмеялась. - Мадам боится, - саркастически заметила она. - Да, я боюсь.
   - Помни, что ты говоришь, Симона, - воскликнул Рауль. - Мадам Экз, по-видимому, считает нас шарлатанами.
   - Я должна убедиться, - мрачно сказала мадам Экз.
   Она методично выполняла свою задачу, надежно привязав Рауля к его стулу.
   - Должен поздравить вас с узлами, мадам, - иронически заметил он, когда она закончила. - Теперь ты доволен?
   Мадам Экз не ответила. Она обошла комнату, внимательно рассматривая обшивку стен. Затем она заперла дверь, ведущую в переднюю, и, вынув ключ, вернулась на свое кресло.
   - Теперь, - сказала она неописуемым голосом, - я готова.
   Минуты шли. Из-за занавески дыхание Симоны стало тяжелее и хрипче. Затем он совсем стих, сменившись серией стонов. Потом снова на некоторое время наступила тишина, нарушенная внезапным грохотом бубна. Рог был схвачен со стола и брошен на землю. Послышался иронический смех. Занавески в алькове, казалось, были немного отодвинуты, фигура медиума едва виднелась в проеме, ее голова склонилась вперед на грудь. Внезапно у мадам Эксе резко перехватило дыхание. Лентообразный поток тумана выходил изо рта медиума. Он уплотнился и начал постепенно принимать форму, форму маленького ребенка.
   "Амели! Моя маленькая Амели!
   Хриплый шепот исходил от мадам Экс. Туманная фигура еще больше сгустилась. Рауль смотрел почти недоверчиво. Никогда еще не было более удачной материализации. Теперь, конечно же, там стоял настоящий ребенок, настоящий ребенок из плоти и крови.
   " Маман! '
   Заговорил мягкий детский голос.
   'Мой ребенок!' воскликнула мадам Exe.
   'Мой ребенок!'
   Она приподнялась со своего места.
   - Будьте осторожны, мадам, - предостерегающе воскликнул Рауль.
   Материализация нерешительно прошла сквозь занавески. Это был ребенок. Она стояла там, раскинув руки.
   " Маман! '
   "Ах!" воскликнула мадам Exe.
   Она снова приподнялась со своего места.
   -- Мадам, -- встревожился Рауль, -- медиум...
   - Я должна прикоснуться к ней, - хрипло воскликнула мадам Экз.
   Она сделала шаг вперед.
   - Ради бога, мадам, держите себя в руках! - воскликнул Рауль.
   Теперь он был действительно встревожен. - Садитесь немедленно.
   "Малыш мой, я должен прикоснуться к ней".
   - Мадам, приказываю вам сесть!
   Он отчаянно корчился в своих оковах, но мадам Экз сделала свою работу хорошо; он был беспомощен. Страшное ощущение надвигающейся катастрофы охватило его.
   - Ради бога, мадам, садитесь! он крикнул. "Помните о среде".
   Мадам Экзе повернулась к нему с резким смехом.
   - Какое мне дело до твоего медиума? воскликнула она.
   "Я хочу своего ребенка".
   'Ты сумасшедший!'
   - Дитя мое, говорю тебе. Мой! Мой собственный! Моя собственная плоть и кровь! Мой малыш вернулся ко мне из мертвых, живой и дышащий".
   Рауль открыл рот, но слов не было. Она была ужасна, эта женщина! Безжалостная, дикая, поглощенная собственной страстью. Детские губы разошлись, и в третий раз эхом прозвучало слово:
   " Маман! '
   "Ну же, мой малыш," воскликнула мадам Exe.
   Резким жестом она подхватила ребенка на руки. Из-за занавесок донесся протяжный крик крайней муки.
   - Симона! - воскликнул Рауль. - Симона!
   Он смутно сознавал, что мимо него проносится мадам Экз, как отпирается дверь, как удаляются шаги вниз по лестнице.
   Из-за занавесок все еще раздавался страшный высокий протяжный крик - такой крик, какого Рауль никогда не слышал. Он замер с ужасным бульканьем. Затем раздался глухой стук падающего тела. . .
   Рауль работал как маньяк, чтобы освободиться от оков. В своем безумии он совершил невозможное, оборвав шнур силой. Когда он с трудом поднялся на ноги, в комнату бросилась Элиза с криком: "Мадам!"
   - Симона! - воскликнул Рауль.
   Вместе они бросились вперед и задернули занавеску.
   Рауль отшатнулся.
   'О Господи!' - пробормотал он. "Красный - весь красный. . .'
   Рядом с ним раздался резкий и дрожащий голос Элизы.
   - Значит, мадам мертва. Это закончилось. Но скажите мне, месье, что случилось? Почему мадам вся съёжилась, почему она вполовину меньше своего обычного размера? Что здесь происходит?
   - Не знаю, - сказал Рауль.
   Его голос поднялся до крика.
   'Я не знаю. Я не знаю. Но думаю - схожу с ума. . . Симона! Симона!
  
  
  
   Глава 22.
   Грань
   "Край" был впервые опубликован в журнале Pearson's Magazine в феврале 1927 года.
   Клэр Холливелл шла по короткой дорожке, ведущей от двери ее коттеджа к воротам. На руке у нее была корзина, а в корзине бутылка супа, домашний кисель и несколько виноградин. В маленькой деревушке Деймерс-Энд было не так много бедняков, но за теми, кто был, тщательно ухаживали, а Клэр была одной из самых умелых приходских работниц.
   Клэр Холливелл было тридцать два года. У нее была прямая осанка, здоровый цвет лица и красивые карие глаза. Она не была красивой, но выглядела свежо, приятно и очень по-английски. Всем она нравилась, и говорили, что она хорошая. После смерти ее матери два года назад она жила в коттедже одна со своей собакой Ровером. Она держала домашнюю птицу, любила животных и здоровый образ жизни на природе.
   Когда она отпирала ворота, мимо пронеслась двухместная машина, и водитель, девушка в красной шляпе, приветственно помахала рукой. Клэр ответила, но на мгновение ее губы сжались. Она почувствовала ту боль в сердце, которая всегда появлялась при виде Вивьен Ли. Жена Джеральда!
   Мыза Меденхем, расположенная всего в миле от деревни, принадлежала Ли на протяжении многих поколений. Сэр Джеральд Ли, нынешний владелец Мызы, был человеком старым для своих лет, и многие считали его чопорным. Его напыщенность действительно скрывала изрядную долю застенчивости. В детстве они с Клэр играли вместе. Позже они стали друзьями, и многие с уверенностью ожидали более тесной и родственной связи, включая, можно сказать, и саму Клэр. Конечно, спешить было некуда, но когда-нибудь. . . Она оставила это в своей памяти. Когда-нибудь.
   А потом, всего год назад, всю деревню потрясло известие о женитьбе сэра Джеральда на мисс Харпер - девушке, о которой никто никогда не слышал!
   Новая леди Ли не пользовалась популярностью в деревне. Она не проявляла ни малейшего интереса к местным делам, ей наскучила охота, она ненавидела сельскую местность и спорт на открытом воздухе. Многие умники качали головами и гадали, чем это кончится. Было легко понять, к чему привело увлечение сэра Джеральда. Вивьен была красавицей. С головы до ног она была полной противоположностью Клэр Холливелл, маленькой, эльфийской, изящной, с золотисто-рыжими волосами, очаровательно вьющимися над ее хорошенькими ушами, и большими фиолетовыми глазами, которые могли бросать косой провокационный взгляд на прирожденную манеру.
   Джеральд Ли, по-своему простому человеку, очень хотел, чтобы его жена и Клэр стали большими друзьями. Клэр часто приглашали отобедать в "Грейндже", и Вивьен всякий раз, когда они встречались, делала вид, будто влюблена в них. Отсюда ее веселое приветствие этим утром.
   Клэр пошла дальше и выполнила свое поручение. Викарий также навещал упомянутую старуху, и после этого они с Клэр прошли вместе несколько ярдов, прежде чем их пути разошлись. Они постояли с минуту, обсуждая приходские дела.
   - Боюсь, у Джонса снова случился приступ, - сказал викарий. - И у меня были такие надежды после того, как он добровольно вызвался принять присягу.
   - Отвратительно, - резко сказала Клэр.
   - Нам так кажется, - сказал мистер Уилмот, - но мы должны помнить, что очень трудно поставить себя на его место и осознать его искушение. Желание выпить нам неведомо, но у всех нас есть свои искушения, и поэтому мы можем понять".
   - Полагаю, да, - неуверенно сказала Клэр.
   Викарий взглянул на нее.
   "Некоторым из нас посчастливилось почти не подвергаться искушению, - мягко сказал он. - Но и для этих людей наступает их час. Бодрствуйте и молитесь, помните, чтобы не впасть в искушение".
   Затем, попрощавшись с ней, он быстро ушел. Клэр задумчиво продолжала и чуть не наткнулась на сэра Джеральда Ли.
   "Привет, Клэр. Я надеялся нарваться на тебя. Ты выглядишь в хорошей форме. Какой у тебя цвет.
   Минуту назад этого цвета не было. Ли продолжал: "Как я уже сказал, я надеялся встретить вас. Вивьен должна уехать в Борнмут на выходные. Ее мать нездорова. Вы не могли бы поужинать с нами во вторник, а не сегодня?
   'О, да! Вторник мне тоже подойдет.
   - Тогда все в порядке. Великолепный. Я должен спешить.
   Клэр пошла домой и обнаружила, что ее верная прислуга стоит на пороге и высматривает ее.
   - Вот вы где, мисс. Такая хлопотня. Они привезли Ровер домой. Сегодня утром он ушел сам по себе, и его начисто сбила машина.
   Клэр поспешила к собаке. Она обожала животных, а Ровер был ее особым любимцем. Она ощупала его ноги одну за другой, а затем провела руками по его телу. Он простонал раз или два и лизнул ее руку.
   - Если и есть серьезные повреждения, то внутренние, - сказала она наконец. "Кажется, кости не сломаны".
   - Пригласим к нему ветеринара, мисс?
   Клэр покачала головой. Она мало доверяла местному ветеринару. - Подождем до завтра. Кажется, он не испытывает сильной боли, и его десны хорошего цвета, так что сильного внутреннего кровотечения быть не может. Завтра, если он мне не понравится, я отвезу его в Скиппингтон на машине и дам Ривзу взглянуть на него. Он, безусловно, лучший человек".
   На следующий день Ровер казался слабее, и Клэр должным образом выполнила свой план. Небольшой город Скиппингтон находился примерно в сорока милях отсюда, далековато, но Ривза, местного ветеринара, славили на многие мили вокруг.
   Он диагностировал некоторые внутренние повреждения, но возлагал большие надежды на выздоровление, и Клэр ушла вполне довольная тем, что оставила Ровера на его попечении.
   В Скиппингтоне был только один достойный отель - " Каунти Армс" . Его в основном посещали коммивояжеры, потому что рядом со Скиппингтоном не было хороших охотничьих угодий, и он находился в стороне от основных дорог для автомобилистов.
   Обед не был подан до часу дня, и, поскольку ей нужно было несколько минут этого часа, Клэр развлекалась тем, что просматривала записи в открытой книге посетителей.
   Внезапно она сдавленно воскликнула. Наверняка она знала этот почерк с его петлями, завихрениями и завитушками? Она всегда считала это безошибочным. Даже сейчас она могла бы поклясться, но, конечно, это было невозможно. Вивьен Ли была в Борнмуте. Сама запись показала, что это невозможно: мистер и миссис Сирил Браун. Лондон .
   Но невольно ее глаза снова и снова возвращались к этому завитому письму, и, поддавшись импульсу, которого она не могла точно определить, она резко спросила у женщины в конторе:
   - Миссис Сирил Браун? Интересно, это тот же самый, которого я знаю?
   - Маленькая дама? Рыжие волосы? Очень хорошенькая. Она приехала в красной двухместной машине, мадам. Пежо, кажется.
   Тогда это было! Совпадение было бы слишком примечательным. Словно во сне она услышала, как женщина продолжала:
   "Они были здесь чуть больше месяца назад на выходных, и им так понравилось, что они приехали снова. Думаю, недавно вышла замуж.
   Клэр услышала, как она говорит: "Спасибо. Я не думаю, что это может быть мой друг.
   Ее голос звучал иначе, как будто он принадлежал кому-то другому. В настоящее время она сидела в столовой, спокойно ела холодный ростбиф, ее разум был лабиринтом противоречивых мыслей и эмоций.
   У нее не было никаких сомнений. Она довольно точно охарактеризовала Вивьен при их первой встрече. Вивьен была такой. Она смутно гадала, кто этот мужчина. Кто-то, кого Вивьен знала до замужества? Весьма вероятно - это не имело значения - ничто не имело значения, кроме Джеральда.
   Что ей - Клэр - делать с Джеральдом? Он должен знать, конечно, он должен знать. Ясно, что это было ее долгом сказать ему. Она случайно раскрыла тайну Вивьен, но не должна терять времени и познакомить Джеральда с фактами. Она была другом Джеральда, а не Вивьен.
   Но почему-то она чувствовала себя неловко. Ее совесть не была удовлетворена. На первый взгляд, ее рассуждения были хороши, но долг и склонность подозрительно шли рука об руку. Она призналась себе, что не любит Вивьен. Кроме того, если бы Джеральд Ли развелся со своей женой - а Клэр нисколько не сомневалась, что именно так он и поступит, он был человеком с почти фанатичным отношением к собственной чести - тогда - что ж, путь был бы открыт. чтобы Джеральд пришел к ней. В таком виде она брезгливо отпрянула. Ее собственный предложенный поступок казался голым и уродливым.
   Личный элемент вошел слишком много. Она не могла быть уверена в собственных мотивах. Клэр, по сути, была благородной и добросовестной женщиной. Теперь она очень серьезно стремилась понять, в чем заключается ее долг. Она хотела, как всегда хотела, поступить правильно. Что было правильно в этом случае? Что случилось?
   По чистой случайности она получила в свое распоряжение факты, жизненно важные для мужчины, которого она любила, и для женщины, которую она не любила и - да, можно быть откровенным - к которой она горько ревновала. Она могла погубить эту женщину. Была ли она оправдана в этом?
   Клэр всегда держалась в стороне от злословия и скандалов, которые являются неизбежной частью деревенской жизни. Ей было ненавистно чувствовать, что теперь она похожа на одного из тех человеческих упырей, которых она всегда презирала.
   Внезапно в ее памяти промелькнули слова викария того утра: " Даже для таких людей приходит их час. '
   Был ли это ее час? Было ли это ее искушением? Пришло ли это коварно замаскированное под долг? Она была Клэр Холливелл, христианкой, влюбленной и милосердной ко всем мужчинам и женщинам. Если она должна была сказать Джеральду, она должна была быть совершенно уверена, что ею руководили только безличные мотивы. Пока она ничего не сказала.
   Она расплатилась за завтрак и уехала, чувствуя неописуемое облегчение духа. Действительно, она чувствовала себя более счастливой, чем когда-либо в течение длительного времени. Она была рада, что у нее хватило сил сопротивляться искушению.
   д., не делать ничего подлого или недостойного. Всего на секунду ей в голову мелькнуло, что это могло быть чувство силы, которое так подняло ей настроение, но она отвергла эту идею как фантастическую.
   К вечеру вторника ее решимость укрепилась. Откровение не могло прийти через нее. Она должна хранить молчание. Ее собственная тайная любовь к Джеральду делала слова невозможными. Скорее возвышенное мнение принять? Возможно; но это было единственно возможное для нее.
   Она приехала в Грейндж на своей маленькой машине. Шофер сэра Джеральда был у входной двери, чтобы отвезти его в гараж после того, как она вышла, так как ночь была дождливой. Он только что уехал, когда Клэр вспомнила о некоторых книгах, которые она одолжила и привезла с собой, чтобы вернуться. Она позвала, но мужчина ее не услышал. Дворецкий выбежал за машиной.
   Итак, на минуту или две Клэр была одна в холле, рядом с дверью гостиной, которую дворецкий только что отпер, прежде чем объявить о ней. Однако те, кто находился в комнате, ничего не знали о ее прибытии, поэтому голос Вивьен, высокий - не совсем женский - прозвучал ясно и отчетливо.
   - О, мы ждем только Клэр Холливелл. Вы должны знать ее - живет в деревне - вроде бы одна из местных красавиц, но на самом деле ужасно непривлекательная. Она изо всех сил пыталась поймать Джеральда, но у него ничего не получалось.
   "О, да, дорогая", - это было в ответ на бормотание протеста мужа. - Да, - возможно, вы этого не знали, - но она сделала все возможное. Бедная старушка Клэр! Хороший сорт, но такая помойка!
   Лицо Клэр стало мертвенно-белым, ее руки, свисающие по бокам, сжались в гневе, какого она никогда раньше не знала. В тот момент она могла убить Вивьен Ли. Только огромным физическим усилием она восстановила контроль над собой. Это, а также полусформировавшаяся мысль, что в ее силах наказать Вивьен за эти жестокие слова.
   Дворецкий вернулся с книгами. Он открыл дверь, доложил о ней, и в следующий момент она приветствовала комнату, полную людей, в своей обычной приятной манере.
   Вивьен, изысканно одетая в темно-винный цвет, подчеркивавший ее белоснежную хрупкость, была особенно ласковой и страстной. Они и наполовину не видели Клэр. Она, Вивьен, собиралась научиться играть в гольф, и Клэр должна пойти с ней на игру.
   Джеральд был очень внимательным и добрым. Хотя он и не подозревал, что она подслушала слова его жены, у него было смутное представление о том, как загладить их вину. Он очень любил Клэр и хотел, чтобы Вивьен не говорила того, что говорила. Он и Клэр были друзьями, не более того, и если в глубине души у него и возникло тревожное подозрение, что он уклоняется от правды в своем последнем утверждении, он от него отмахивался.
   После обеда разговор зашел о собаках, и Клэр рассказала о несчастном случае с Ровером. Она нарочно выжидала паузы в разговоре, чтобы сказать:
   '. . . поэтому в субботу я отвез его в Скиппингтон.
   Она услышала внезапный стук кофейной чашки Вивьен Ли о блюдце, но не смотрела на нее - пока.
   - Чтобы увидеть этого человека, Ривз?
   'Да. Я думаю, он будет в порядке. После этого я пообедал в " Каунти Армс" . Довольно приличный маленький паб. Теперь она повернулась к Вивьен. - Вы когда-нибудь останавливались там?
   Если у нее и были какие-то сомнения, то они были отброшены. Вивьен ответила быстро - в спешке, запинаясь.
   'Я? Ой! Н-нет, нет.
   Страх был в ее глазах. Они были широкими и темными, когда встретились с Клэр. Глаза Клэр ничего не говорили. Они были спокойны, присматривались. Никто не мог и мечтать о остром удовольствии, которое они скрывали. В этот момент Клэр почти простила Вивьен за слова, которые она подслушала ранее вечером. В этот момент она ощутила полноту силы, от которой у нее чуть не закружилась голова. Она держала Вивьен Ли на ладони.
   На следующий день она получила записку от другой женщины. Придет ли Клэр и тихонько выпьет с ней чаю в тот день? Клэр отказалась.
   Затем Вивьен позвонила ей. Дважды она приходила в часы, когда Клэр почти наверняка была дома. В первый раз Клэр действительно не было дома; на втором она выскользнула через черный ход, когда увидела Вивьен, идущую по тропинке.
   "Она еще не уверена, знаю я или нет", - сказала она себе. - Она хочет узнать, не связывая себя обязательствами. Но она не будет - пока я не буду готов.
   Клэр едва ли сама знала, чего она ждет. Она решила хранить молчание - это был единственный прямой и честный путь. Она ощутила дополнительный прилив добродетели, когда вспомнила, какую крайнюю провокацию получила. Услышав, как Вивьен говорила о ней за ее спиной, она почувствовала, что более слабый персонаж мог бы отказаться от ее хороших решений.
   Она дважды ходила в церковь по воскресеньям. Сначала к раннему причащению, из которого вышла окрепшей и возвышенной. Никакие личные чувства не должны ее тяготить - ничего подлого или мелкого. Она снова пошла на утреннюю службу. Мистер Уилмот проповедовал знаменитую молитву фарисея. Он зарисовал жизнь этого человека, хорошего человека, столпа церкви. И он представил себе медленный, ползучий упадок духовной гордыни, которая искажала и пачкала все, чем он был.
   Клэр не слушала очень внимательно. Вивьен сидела на большой квадратной скамье семьи Ли, и Клэр инстинктивно знала, что другой намеревался схватить ее позже.
   Так выпало. Вивьен присоединилась к Клэр, пошла с ней домой и спросила, может ли она войти. Клэр, конечно же, согласилась. Они сидели в маленькой гостиной Клэр, украшенной цветами и старомодными ситцами. Речь Вивьен была бессвязной и отрывистой.
   - Знаете, я была в Борнмуте на прошлых выходных, - заметила она.
   - Джеральд сказал мне об этом, - сказала Клэр.
   Они посмотрели друг на друга. Сегодня Вивьен выглядела почти невзрачной. У ее лица было острое, лисье выражение, которое лишало его большей части его очарования.
   - Когда вы были в Скипптоне... - начала Вивьен.
   - Когда я был в Скипптоне? - вежливо повторила Клэр. - Вы говорили о каком-то там маленьком отеле.
   "Герб графства . Да. Ты сказал, что не знал этого?
   - Я... я был там однажды.
   'Ой!'
   Ей оставалось только молчать и ждать. Вивьен была совершенно не приспособлена к любым нагрузкам. Она уже ломалась под ним. Внезапно она наклонилась вперед и страстно заговорила.
   - Я тебе не нравлюсь. Вам никогда не придется. Ты всегда ненавидел меня. Ты сейчас развлекаешься, играя со мной, как кошка с мышкой. Ты жесток - жесток. Вот почему я тебя боюсь, потому что в глубине души ты жесток.
   - Правда, Вивьен! - резко сказала Клэр. 'Вы знаете , не так ли? Да, я вижу, что ты знаешь. Ты знал это той ночью, когда говорил о Скипптоне. Вы как-то узнали. Ну, я хочу знать, что ты собираешься с этим делать? Чем ты планируешь заняться?'
   Клэр не отвечала минуту, и Вивьен вскочила на ноги. 'Чем ты планируешь заняться? Я должен знать. Вы же не собираетесь отрицать, что знаете об этом все?
   - Я не собираюсь ничего отрицать, - холодно сказала Клэр. - Вы видели меня там в тот день?
   'Нет. Я видел ваш почерк в книге - мистер и миссис Сирил Браун. Вивьен густо покраснела.
   - С тех пор, - спокойно продолжала Клэр, - я наводила справки. Я обнаружил, что в тот уик-энд вас не было в Борнмуте. Твоя мать никогда не посылала за тобой. Точно то же самое произошло около шести недель назад.
   Вивьен снова опустилась на диван. Она разразилась яростным плачем, плачем испуганного ребенка.
   'Чем ты планируешь заняться?' - выдохнула она. - Ты собираешься рассказать Джеральду?
   - Я еще не знаю, - сказала Клэр.
   Она чувствовала себя спокойной, всемогущей.
   Вивьен села, откинув со лба рыжие локоны.
   - Хочешь услышать все об этом?
   - Я думаю, это было бы хорошо.
   Вивьен рассказала всю историю. В ней не было сдержанности. Сирил "Браун" был Сирилом Хэвилендом, молодым инженером, с которым она ранее была помолвлена. Его здоровье пошатнулось, и он потерял работу, после чего не стал скрывать, что бросил бедную Вивьен и женился на богатой вдове, которая была на много лет старше его. Вскоре после этого Вивьен вышла замуж за Джеральда Ли.
   Она снова встретила Сирила случайно. Это была первая из многих встреч. Кирилл, обеспеченный деньгами жены, преуспел в своей карьере и стал известной фигурой. Это была грязная история, история закулисных встреч, непрерывной лжи и интриг.
   "Я так люблю его", - повторяла Вивьен снова и снова с внезапным стоном, и каждый раз от этих слов Клэр становилось физически плохо.
   Наконец заикающийся рассказ подошел к концу. Вивьен стыдливо пробормотала: - Ну?
   'Что я собираюсь делать?' - спросила Клэр. - Я не могу тебе сказать. У меня должно быть время подумать.
   - Вы не выдадите меня Джеральду?
   - Возможно, это мой долг.
   'Нет нет.' Голос Вивьен поднялся до истерического визга. - Он разведется со мной. Он не будет слушать ни слова. Он узнает из той гостиницы, и Сирила в нее втянут. И тогда его жена разведется с ним. Все уйдет - его карьера, его здоровье - он снова останется без гроша в кармане. Он никогда не простил бы меня - никогда.
   "Если вы извините, что я так говорю, - сказала Клэр, - я не очень высокого мнения об этом вашем Сириле".
   Вивьен не обратила внимания. - Говорю тебе, он возненавидит меня - возненавидит. Я не могу этого вынести. Не говори Джеральду. Я сделаю все, что ты захочешь, только не говори Джеральду.
   - Мне нужно время, чтобы решить, - серьезно сказала Клэр. - Не могу ничего обещать навскидку. А пока вы с Сирилом не должны больше встречаться.
   - Нет, нет, не будем. Клянусь.'
   "Когда я узнаю, что нужно делать, - сказала Клэр, - я дам вам знать".
   Она встала. Вивьен вышла из дома украдкой, крадучись, оглядываясь через плечо.
   Клэр с отвращением сморщила нос. Зверское дело. Сдержит ли Вивьен свое обещание не видеться с Сирилом? Возможно нет. Она была слаба - прогнила насквозь.
   В тот день Клэр отправилась на долгую прогулку. Там была тропа, которая вела вдоль холмов. Слева зеленые холмы плавно спускались к морю далеко внизу, а тропинка неуклонно вилась вверх. Эта прогулка была известна в местном масштабе как Край. Хотя это было достаточно безопасно, если идти по тропе, сходить с нее было опасно. Эти коварные пологие склоны были опасны. Однажды Клэр потеряла там собаку. Животное помчалось по гладкой траве, набирая скорость, не смогло остановиться и слетело с края утеса, чтобы разбиться на куски об острые камни внизу.
   День был ясным и прекрасным. Далеко внизу доносилась рябь моря, успокаивающий ропот. Клэр села на короткую зеленую траву и уставилась на голубую воду. Она должна ясно видеть это. Что она хотела сделать?
   Она подумала о Вивьен с отвращением. Как согнулась девушка, как униженно сдалась! Клэр почувствовала растущее презрение. У нее не было ни мужества, ни мужества.
   Тем не менее, как бы ей не нравилась Вивьен, Клэр решила, что пока пощадит ее. Вернувшись домой, она написала ей записку, в которой сообщила, что, хотя она не может дать определенного обещания на будущее, в настоящее время решила хранить молчание.
   Жизнь в Даймерс-Энде продолжалась почти так же. Местные заметили, что леди Ли выглядит далеко не так хорошо. С другой стороны, Клэр Халлиуэлл расцвела. Ее глаза стали ярче, она подняла голову выше, и в ее поведении появилась новая уверенность и уверенность. Они с леди Ли часто встречались, и в этих случаях было замечено, что младшая женщина следила за старшей с лестным вниманием к малейшему ее слову.
   Иногда мисс Холливелл делала замечания, которые казались несколько двусмысленными - не совсем относящимися к рассматриваемому вопросу. Она вдруг говорила, что за последнее время передумала о многих вещах, что любопытно, как одна мелочь может совершенно изменить точку зрения. Кто-то был слишком склонен отдавать жалости - и это было действительно неправильно.
   Когда она говорила что-то в этом роде, она обычно как-то особенно смотрела на леди Ли, и последняя вдруг становилась совсем белой и выглядела почти испуганной.
   Но по прошествии года эти маленькие тонкости стали менее очевидными. Клэр продолжала делать те же замечания, но на леди Ли они, похоже, не произвели особого впечатления. Она начала восстанавливать свою внешность и настроение. К ней вернулась прежняя веселая манера.
   * * *
   Однажды утром, когда она выгуливала свою собаку, Клэр встретила Джеральда в переулке. Спаниель последнего братался с Ровером, а его хозяин разговаривал с Клэр.
   - Слышал наши новости? - бодро сказал он. - Я полагаю, Вивьен рассказала вам.
   'Какие новости? Вивьен ничего конкретного не упомянула.
   "Мы едем за границу - на год - может быть, дольше. Вивьен надоело это место. Она никогда не заботилась об этом, вы знаете. Он вздохнул, на мгновение или два он выглядел подавленным. Джеральд Ли очень гордился своим домом. - В любом случае, я пообещал ей сдачу. Я снял виллу недалеко от Алжира. Чудесное место, по всем параметрам. Он рассмеялся немного застенчиво. - Второй медовый месяц, а?
   Минуту или две Клэр не могла говорить. Что-то, казалось, подступало к ее горлу и душило ее. Она видела белые стены виллы, апельсиновые деревья, чувствовала мягкое ароматное дыхание Юга. Второй медовый месяц!
   Они собирались бежать. Вивьен больше не верила ее угрозам. Она уходила, беззаботная, веселая, счастливая.
   Клэр услышала свой собственный голос, немного хриплый по тембру, говорящий соответствующие вещи. Как мило! Она завидовала им!
   К счастью, в этот момент Ровер и спаниель решили не согласиться. В последовавшей потасовке о дальнейшем разговоре не могло быть и речи.
   В тот же день Клэр села и написала записку Вивьен. Она попросила ее встретиться с ней на Краю на следующий день, так как ей нужно было сказать ей что-то очень важное.
   Утро следующего дня было ясным и безоблачным. Клэр шла по крутой тропинке Края с облегчением на сердце. Какой прекрасный день! Она была рада, что решила сказать то, что должно было быть сказано, на открытом воздухе, под голубым небом, а не в своей душной маленькой гостиной. Ей было жаль Вивьен, очень жаль, но дело нужно было сделать.
   Она увидела желтую точку, похожую на какой-то желтый цветок выше у края дорожки. Когда она подошла ближе, он превратился в фигуру Вивьен, одетую в желтое вязаное платье, сидящую на короткой траве, сцепив руки на коленях.
   - Доброе утро, - сказала Клэр. - Разве это не прекрасное утро?
   'Это?' - сказала Вивьен. - Я не заметил. Что ты хотел мне сказать?
   Клэр опустилась на траву рядом с ней.
   - Я совсем запыхалась, - извиняющимся тоном сказала она. - Здесь крутой подъем.
   'Черт тебя подери!' - пронзительно воскликнула Вивьен. - Почему ты не можешь сказать это, гладколицый дьявол, вместо того, чтобы мучить меня?
   Клэр выглядела потрясенной, и Вивьен поспешно отреклась.
   - Я не это имел в виду. Прости, Клэр. Я действительно являюсь. Только - нервы у меня на пределе, а ты тут сидишь и о погоде говоришь - ну, меня это все взбесило.
   - У тебя будет нервный срыв, если ты не будешь осторожна, - холодно сказала Клэр.
   Вивьен коротко рассмеялась.
   "Перейти через край? Нет, я не такой. Я никогда не буду сумасшедшим. А теперь скажи мне - о чем все это?
   Клэр на мгновение замолчала, затем заговорила, глядя не на Вивьен, а прямо на море.
   - Я счел справедливым предупредить вас, что больше не могу молчать о... о том, что произошло в прошлом году.
   - Ты имеешь в виду - ты пойдешь к Джеральду со всей этой историей?
   - Если только ты сам не скажешь ему. Это был бы бесконечно лучший путь.
   Вивьен резко рассмеялась.
   - Ты прекрасно знаешь, что у меня не хватает смелости сделать это.
   Клэр не возражала против утверждения. У нее уже были доказательства крайне малодушного нрава Вивьен.
   - Было бы несравненно лучше, - повторила она.
   Снова Вивьен издала короткий уродливый смешок. - Полагаю, это твоя бесценная совесть толкает тебя на это? - усмехнулась она.
   - Осмелюсь сказать, вам это кажется очень странным, - тихо сказала Клэр. - Но это, честно говоря, так.
   Бледное застывшее лицо Вивьен смотрело на нее. 'О Господи!' она сказала. - Я действительно верю, что вы тоже это имеете в виду. Ты на самом деле думаешь, что причина в этом.
   - Это причина.
   - Нет. Если да, то вы бы сделали это раньше - давным-давно. Почему нет? Нет, не отвечай. Я вам скажу. Ты получил больше удовольствия от того, что держал его надо мной - вот почему. Тебе нравилось держать меня в напряжении, заставлять морщиться и корчиться. Ты говорил вещи - дьявольские вещи - просто чтобы мучить меня и постоянно держать в напряжении. Так они и жили какое-то время, пока я к ним не привыкла.
   - Ты должен чувствовать себя в безопасности, - сказала Клэр.
   - Ты видел это, не так ли? Но даже тогда ты сдерживался, наслаждаясь своим чувством силы. А теперь мы уходим, убегаем от вас, может быть, даже будем счастливы - этого вы не удержите ни за что. Так проснется твоя удобная совесть!
   Она остановилась, задыхаясь. Клэр сказала очень тихо:
   "Я не могу запретить вам говорить все эти фантастические вещи; но я могу заверить вас, что они не соответствуют действительности.
   Вивьен внезапно повернулась и схватила ее за руку.
   - Клэр, ради бога! Я был честен - я сделал то, что ты сказал. Больше я Сирила не видел - клянусь.
   - Это не имеет к этому никакого отношения.
   - Клэр, нет ли у тебя сострадания, доброты? Я преклоню перед тобой колени.
   - Скажи Джеральду сам. Если ты скажешь ему, он может тебя простить.
   Вивьен презрительно рассмеялась.
   - Ты лучше знаешь Джеральда. Он будет бешеным - мстительным. Он заставит меня страдать - он заставит страдать Сирила. Вот чего я не могу вынести. Послушай, Клэр, у него все хорошо. Он что-то изобрел - машины, я в этом ничего не понимаю, но, может быть, это будет чудесный успех. Сейчас он это отрабатывает - деньги на это, конечно, дает его жена. Но она подозрительна - ревнива. Если она узнает, а она узнает, если Джеральд подаст на развод, она бросит Сирила, его работу, все. Сирил будет разорен.
   - Я не думаю о Сириле, - сказала Клэр. - Я думаю о Джеральде. Почему бы тебе тоже немного не подумать о нем?
   'Джеральд! Мне все равно, что... - она щелкнула пальцами, - Джеральду. У меня никогда не было. Теперь мы можем знать правду. Но я забочусь о Сириле. Я гниль насквозь, признаю это. Осмелюсь сказать, что он тоже гниль. Но мое чувство к нему - это не гнилье. Я бы умер за него, слышишь? Я готов умереть за него!
   - Легко сказать, - насмешливо сказала Клэр. - Думаешь, я не всерьез? Слушай, если ты продолжишь заниматься этим гнусным делом, я убью себя. Я бы сделал это раньше, чем Сирил вмешался и разорился.
   Клэр осталась равнодушной.
   - Ты мне не веришь? - сказала Вивьен, задыхаясь. "Самоубийство требует большого мужества".
   Вивьен отшатнулась, словно ее ударили.
   - Ты меня там. Да, у меня нет мужества. Если бы был легкий путь...
   - Перед тобой простой путь, - сказала Клэр. - Тебе нужно только бежать прямо по зеленому склону. Все было бы кончено через пару минут. Вспомни того ребенка в прошлом году.
   - Да, - задумчиво сказала Вивьен. - Это было бы легко - совсем легко - если бы действительно захотелось...
   Клэр рассмеялась.
   Вивьен повернулась к ней.
   "Давайте еще раз обсудим это. Разве вы не понимаете, что, храня молчание так долго, вы не имеете права вернуться к нему сейчас? Я больше не увижу Сирила. Я буду хорошей женой Джеральду, клянусь. Или я уйду и больше никогда его не увижу? Как вам нравится. Клэр...
   Клэр встала.
   - Советую вам, - сказала она, - самой сказать мужу. . . иначе - буду".
   - Понятно, - мягко сказала Вивьен. "Ну, я не могу позволить Сирилу страдать. . .'
   Она встала, постояла, как бы соображая, минуту или две, потом легко побежала вниз к тропинке, но, вместо того чтобы остановиться, перешла ее и пошла вниз по склону. Один раз она полуповернула голову и весело помахала Клэр рукой, потом побежала весело, легко, как может бежать ребенок, скрывшись из виду. . .
   Клэр стояла окаменев. Вдруг она услышала крики, крики, шум голосов. Потом - тишина.
   Она с трудом выбралась на тропинку. Примерно в сотне ярдов группа людей, приближавшихся к нему, остановилась. Они смотрели и показывали. Клэр сбежала и присоединилась к ним.
   - Да, мисс, кто-то упал со скалы. Двое мужчин спустились - посмотреть.
   Она ждала. Был ли это час, или вечность, или всего несколько минут?
   На подъем поднялся мужчина. Это был викарий в рубашке с рукавами. С него сняли пальто, чтобы прикрыть то, что лежало внизу.
   - Ужасно, - сказал он, его лицо было очень бледным. "К счастью, смерть должна была быть мгновенной".
   Он увидел Клэр и подошел к ней.
   - Должно быть, это было для вас ужасным потрясением. Вы вместе гуляли, я так понимаю?
   Клэр услышала свой механический ответ.
   Да. Они только что расстались. Нет, поведение леди Ли было вполне нормальным. Один из группы вставил информацию о том, что дама смеялась и махала рукой. Ужасно опасное место - вдоль тропы должны быть перила.
   Голос викария снова повысился. - Несчастный случай - да, явно несчастный случай.
   И вдруг Клэр рассмеялась - хриплый, хриплый смех эхом прокатился по утесу.
   - Это наглая ложь , - сказала она. " Я убил ее ".
   Она почувствовала, как кто-то похлопал ее по плечу, раздался успокаивающий голос. 'Там там. Все нормально. Сейчас ты будешь в порядке.
   Но с Клэр сейчас было не все в порядке. Она больше никогда не была в порядке. Она упорствовала в иллюзии - безусловно, иллюзии, поскольку свидетелями этой сцены были по меньшей мере восемь человек, - что она убила Вивьен Ли.
   Она была очень несчастна, пока сестра Лористон не взяла на себя заботу. Медсестра Лористон очень успешно лечила психические заболевания.
   "Побалуйте их, бедняжки", - утешительно говорила она.
   Поэтому она сказала Клэр, что она надзирательница тюрьмы Пентонвиль. Приговор Клэр, по ее словам, был заменен пожизненной каторгой. Комната была приспособлена под камеру.
   - А теперь, я думаю, мы будем вполне счастливы и довольны, - сказала медсестра Лористон доктору. - Ножи с круглым лезвием, если хотите, доктор, но я не думаю, что есть хоть малейший страх перед самоубийством. Она не из тех. Слишком эгоцентричен. Забавно, как часто именно они легче всего переходят край".
  
  
  
   Глава 23.
   Ночной клуб по вторникам
   "Ночной клуб вторника" был впервые опубликован в журнале Royal Magazine в декабре 1927 года, а в США как "The Solving Six" в журнале Detective Story Magazine 2 июня 1928 года. Это был дебют мисс Марпл, за целых два года до ее первого появления в полнометражный роман "Убийство в доме священника" (Коллинз, 1930).
   "Неразгаданные тайны".
   Рэймонд Уэст выпустил облачко дыма и повторил слова с намеренным застенчивым удовольствием.
   "Неразгаданные тайны".
   Он с удовлетворением огляделся. Комната была старая, с широкими черными балками на потолке и обставлена старой доброй мебелью, которая принадлежала ей. Отсюда одобрительный взгляд Рэймонда Уэста. По профессии он был писателем и любил, чтобы атмосфера была безупречной. Дом его тети Джейн всегда нравился ему как подходящее место для ее личности. Он посмотрел через камин туда, где она сидела, выпрямившись, в большом дедушкином кресле. Мисс Марпл была одета в черное парчовое платье, сильно зауженное в талии. Кружево Mechlin располагалось каскадом по передней части лифа. На ней были черные кружевные варежки, и черная кружевная шапочка венчала копны ее белоснежных волос. Она вязала - что-то белое, мягкое и пушистое. Ее выцветшие голубые глаза, ласковые и ласковые, с кротким удовольствием рассматривали племянника и его гостей. Сначала они остановились на самом Раймонде, застенчиво любезном, затем на Джойс Лемприер, художнице, с ее коротко остриженной черной головой и странными орехово-зелеными глазами, затем на этом холеном светском человеке, сэре Генри Клитеринге. В комнате было еще два человека: доктор Пендер, пожилой священник прихода, и мистер Петерик, адвокат, сухопарый человечек в очках, которые он смотрел сквозь, а не сквозь них. Мисс Марпл уделила внимание всем этим людям и вернулась к вязанию с нежной улыбкой на губах.
   Мистер Петерик издал сухой кашель, которым он обычно предварял свои замечания.
   - Что ты говоришь, Рэймонд? Неразгаданные тайны? Ха, а что с ними?
   - О них ничего, - ответила Джойс Лемприер. "Раймонду просто нравится звучание слов и то, как он их произносит".
   Рэймонд Уэст бросил на нее укоризненный взгляд, на что она запрокинула голову и рассмеялась.
   - Он обманщик, не так ли, мисс Марпл? - спросила она. - Вы это знаете, я уверен.
   Мисс Марпл мягко улыбнулась ей, но ничего не ответила.
   - Сама жизнь - неразгаданная тайна, - серьезно сказал священник. Раймонд сел в кресле и импульсивным жестом отбросил сигарету.
   'Это не то, что я имею в виду. Я не говорил о философии, - сказал он. "Я думал о реальных голых прозаических фактах, о вещах, которые произошли и которые никто никогда не объяснял".
   - Я знаю, что ты имеешь в виду, дорогая, - сказала мисс Марпл. - Например, вчера утром с миссис Каррутерс произошел очень странный случай. Она купила две порции креветок у Эллиота. Она зашла в два других магазина и, вернувшись домой, обнаружила, что креветок у нее с собой нет. Она вернулась в два магазина, которые посетила, но эти креветки полностью исчезли. Теперь это кажется мне очень примечательным.
   - Очень подозрительная история, - серьезно сказал сэр Генри Клитеринг. - Конечно, есть всевозможные объяснения, - сказала мисс Марпл, и ее щеки от волнения чуть порозовели. - Например, кто-нибудь еще...
   - Дорогая моя тетя, - сказал Рэймонд Уэст с некоторым весельем, - я не имел в виду такого рода деревенские инциденты. Я думал об убийствах и исчезновениях - таких вещах, о которых сэр Генри мог бы рассказывать нам по часам, если бы захотел.
   - Но я никогда не говорю о делах, - скромно сказал сэр Генри. - Нет, я никогда не говорю о делах.
   Сэр Генри Клитеринг до недавнего времени был комиссаром Скотланд-Ярда.
   "Я полагаю, что есть много убийств и вещей, которые никогда не раскрываются полицией", - сказала Джойс Лемприер.
   - Я полагаю, это общепризнанный факт, - сказал мистер Петерик. "Интересно, - сказал Рэймонд Уэст, - какой класс мозга действительно лучше всего преуспевает в разгадке тайны? Всегда кажется, что обычному полицейскому сыщику мешает отсутствие воображения.
   - Это точка зрения непрофессионала, - сухо сказал сэр Генри.
   - Вам действительно нужен комитет, - сказал Джойс, улыбаясь. "За психологией и воображением обращайтесь к писателю..."
   Она иронически поклонилась Раймонду, но он остался серьезен. - Искусство письма дает возможность проникнуть в суть человеческой природы, - серьезно сказал он. "Возможно, видны мотивы, мимо которых обычный человек прошел бы".
   - Я знаю, дорогая, - сказала мисс Марпл, - что ваши книги очень умны. Но неужели вы думаете, что люди действительно так неприятны, как вы их изображаете?
   - Дорогая тетушка, - мягко сказал Раймонд, - придерживайтесь своих убеждений. Боже упаси, чтобы я каким-либо образом разбил их.
   - Я имею в виду, - сказала мисс Марпл, слегка наморщив лоб, считая петли своего вязания, - что так много людей кажутся мне ни плохими, ни хорошими, а просто, знаете ли, очень глупыми.
   Мистер Петерик снова издал сухой кашель.
   -- Вам не кажется, Рэймонд, -- сказал он, -- что вы придаете слишком большое значение воображению? Воображение - очень опасная вещь, как мы, юристы, слишком хорошо знаем. Уметь беспристрастно отсеивать свидетельства, брать факты и смотреть на них как на факты - это кажется мне единственным логическим методом достижения истины. Могу добавить, что, судя по моему опыту, только это удается".
   "Ба!" - воскликнула Джойс, с негодованием откидывая назад свою черную голову. - Держу пари, что смогу победить вас всех в этой игре. Я не только женщина - и что ни говори, у женщин интуиция, которой нет у мужчин, - я еще и художник. Я вижу то, чего не видишь ты. Да и потом, как художник, я шлялся среди всякого рода и состояния людей. Я знаю жизнь так, как не может знать ее милая мисс Марпл.
   - Я ничего об этом не знаю, дорогая, - сказала мисс Марпл. "Иногда в деревнях случаются очень болезненные и огорчительные вещи".
   'Можно я скажу?' - улыбаясь, сказал доктор Пендер. - Я знаю, что сейчас в моде поносить духовенство, но мы слышим кое-что, мы знаем ту сторону человеческого характера, которая для внешнего мира - закрытая книга.
   - Что ж, - сказал Джойс, - мне кажется, мы довольно представительное собрание. Что было бы, если бы мы создали клуб? Что сегодня? Вторник? Мы назовем его "Ночной клуб вторника". Он должен собираться каждую неделю, и каждый член по очереди должен предложить проблему. Какая-то тайна, о которой они знают лично и на которую, конечно же, знают ответ. Позвольте мне видеть, сколько нас? Раз, два, три, четыре, пять. Нам действительно должно быть шесть.
   - Вы забыли меня, дорогая, - сказала мисс Марпл, широко улыбаясь.
   Джойс была слегка ошарашена, но быстро скрыла этот факт.
   - Было бы прекрасно, мисс Марпл, - сказала она. - Я не думал, что ты захочешь играть.
   - Я думаю, это было бы очень интересно, - сказала мисс Марпл, - особенно в присутствии такого количества умных джентльменов. Боюсь, я и сам не очень умен, но, прожив все эти годы в Сент-Мэри-Мид, можно лучше понять человеческую природу.
   - Я уверен, что ваше сотрудничество будет очень ценным, - вежливо сказал сэр Генри.
   - Кто начнет? - сказал Джойс.
   -- Думаю, в этом нет никаких сомнений, -- сказал доктор Пендер, -- если нам посчастливилось, что с нами останавливается такой выдающийся человек, как сэр Генри...
   Он оставил свою фразу незаконченной, учтиво поклонившись сэру Генри.
   Последний молчал минуту или две. Наконец он вздохнул, скрестил ноги и начал:
   "Мне немного трудно выбрать именно то, что вам нужно, но я думаю, что, как это бывает, я знаю экземпляр, который очень точно подходит для этих условий. Возможно, вы видели упоминания об этом деле в газетах годичной давности. В то время она была отложена как неразгаданная тайна, но, как оказалось, разгадка попала мне в руки не так уж много дней назад.
   "Факты очень просты. Трое сели за ужин, состоящий, среди прочего, из консервированных омаров. Ночью всем троим стало плохо, и срочно вызвали врача. Двое выздоровели, третий умер".
   "Ах!" - одобрительно сказал Раймонд.
   - Как я уже сказал, факты как таковые были очень просты. Считалось, что смерть наступила в результате отравления птомаином, о чем было выдано свидетельство, и жертва была должным образом похоронена. Но на этом дело не остановилось.
   Мисс Марпл кивнула.
   - Полагаю, разговор был, - сказала она, - обычно бывает.
   - А теперь я должен описать действующих лиц этой маленькой драмы. Я назову мужа и жену мистером и миссис Джонс, а спутницу жены мисс Кларк. Мистер Джонс был командиром фирмы химиков-производителей. Это был красивый мужчина, несколько грубоватый, румяный, лет пятидесяти. Жена его была довольно заурядной женщиной лет сорока пяти. Спутница, мисс Кларк, была женщина лет шестидесяти, полная веселая женщина с сияющим румяным лицом. Ни один из них, можно сказать, очень интересный.
   "Теперь начало неприятностей возникло очень любопытным образом. Накануне вечером мистер Джонс остановился в небольшом коммерческом отеле в Бирмингеме. Случилось так, что промокательная бумага в промокательной книжке была свежей в тот день, и горничная, видимо, от нечего делать, развлекалась тем, что изучала промокашку в зеркале сразу после того, как мистер Джонс писал там письмо. Несколько дней спустя в газетах появилось сообщение о смерти миссис Джонс в результате употребления в пищу консервированных омаров, и тогда горничная передала своим сослуживцам слова, которые она расшифровала на промокательной бумаге. Они были следующими: Полностью зависим от моей жены. . . когда она умрет, я буду. . . сотни и тысячи. . . - Вы, наверное, помните, что недавно был случай, когда муж отравил жену. Нужно было совсем немного, чтобы воспламенить воображение этих служанок. Мистер Джонс планировал покончить со своей женой и унаследовать сотни тысяч фунтов стерлингов! Так случилось, что у одной из служанок были родственницы, жившие в маленьком рыночном городке, где проживали Джонсы. Она писала им, а они в ответ писали ей. Мистер Джонс, по-видимому, был очень внимателен к дочери местного доктора, красивой молодой женщине тридцати трех лет. Скандал начал напевать. Министру внутренних дел была подана петиция. В Скотленд-Ярд посыпались многочисленные анонимные письма, в которых Джонс обвинялся в убийстве своей жены. Теперь я могу сказать, что ни на одно мгновение мы не думали, что в этом есть что-то, кроме пустых деревенских разговоров и сплетен. Тем не менее, чтобы успокоить общественное мнение, был выдан ордер на эксгумацию. Это был один из тех случаев народного суеверия, не основанного ни на чем твердом, которое оказалось столь удивительно оправданным. В результате вскрытия было обнаружено достаточное количество мышьяка, чтобы было ясно, что покойная женщина умерла от отравления мышьяком. Скотленд-Ярд должен был работать с местными властями, чтобы доказать, как и кем был введен этот мышьяк".
   "Ах!" - сказал Джойс. 'Мне это нравится. Это настоящий материал.
   Подозрение, естественно, пало на мужа. Он выиграл от смерти жены. Не до сотен тысяч, романтически воображаемых горничной отеля, а до весьма солидной суммы в 8000 фунтов стерлингов. У него не было собственных денег, кроме того, что он зарабатывал, и он был человеком несколько экстравагантных привычек с пристрастием к обществу женщин. Мы тщательно расследовали слух о его привязанности к дочери доктора; но хотя казалось очевидным, что когда-то между ними была крепкая дружба, два месяца назад произошел резкий разрыв, и с тех пор они, похоже, не видели друг друга. Сам доктор, пожилой человек прямого и ничего не подозревающего типа, был ошарашен результатом вскрытия. Его вызвали около полуночи, и он обнаружил, что все трое страдают. Он сразу понял серьезность состояния миссис Джонс и послал обратно в свою аптеку за таблетками опиума, чтобы облегчить боль. Однако, несмотря на все его усилия, она поддалась, но он ни на мгновение не заподозрил, что что-то неладно. Он был убежден, что ее смерть наступила из-за формы ботулизма. Ужин в тот вечер состоял из консервированных лобстеров и салата, мелочей, хлеба и сыра. К сожалению, ни одного лобстера не осталось - все было съедено, а банка выброшена. Он допросил молодую горничную, Глэдис Линч. Она была ужасно расстроена, очень слезлива и взволнована, и он с трудом уговаривал ее продолжать дело, но она снова и снова уверяла, что банка никоим образом не вздулась и что омар явился ей в идеально хорошее состояние.
   - Таковы были факты, на которые нам приходилось опираться. Если Джонс преднамеренно давал своей жене мышьяк, казалось очевидным, что это не могло быть сделано ни в одной из вещей, съеденных за ужином, поскольку все трое принимали участие в еде. Кроме того - еще один момент - сам Джонс вернулся из Бирмингема как раз в тот момент, когда к столу подавали ужин, так что у него не было возможности заранее подправить какую-либо еду.
   - А что насчет компаньона? - спросила Джойс. - Полная женщина с добродушным лицом.
   Сэр Генри кивнул.
   - Мы не пренебрегали мисс Кларк, уверяю вас. Но казалось сомнительным, какой у нее мог быть мотив для преступления. Миссис Джонс не оставила ей никакого наследства, а конечным результатом смерти ее нанимателя стало то, что ей пришлось искать другую работу.
   "Похоже, ее это не касается, - задумчиво сказал Джойс.
   - Один из моих инспекторов вскоре обнаружил важный факт, - продолжал сэр Генри. В тот вечер после ужина мистер Джонс спустился на кухню и потребовал миску кукурузной муки для своей жены, которая жаловалась на плохое самочувствие. Он подождал на кухне, пока его приготовила Глэдис Линч, а затем сам отнес его в комнату жены. Это, я признаю, казалось, решило дело.
   Адвокат кивнул.
   - Мотив, - сказал он, ставя галочки на пальцах. 'Возможность. Как путешественник фирмы аптекарей, легкий доступ к яду.
   - И человек слабых моральных устоев, - сказал священник.
   Рэймонд Уэст смотрел на сэра Генри.
   - В этом где-то есть подвох, - сказал он. - Почему вы не арестовали его?
   Сэр Генри довольно криво улыбнулся.
   - Это неудачная часть дела. До сих пор все шло гладко, но теперь мы подошли к препятствиям. Джонс не был арестован, потому что на допросе мисс Кларк она сказала нам, что всю миску кукурузной муки выпила не миссис Джонс, а она.
   - Да, кажется, она пошла в комнату миссис Джонс по своему обыкновению. Миссис Джонс сидела в постели, рядом с ней стояла миска с кукурузной мукой.
   - Мне нехорошо, Милли, - сказала она. - Полагаю, мне так и надо, что я прикасаюсь к лобстеру ночью. Я попросила Альберта принести мне миску кукурузной муки, но теперь, когда она у меня есть, она мне не нравится.
   "Жаль, - прокомментировала мисс Кларк, - он тоже хорошо сделан, без комочков. Глэдис очень хороший повар. Очень немногие девушки в наши дни умеют красиво приготовить миску кукурузной муки. Я заявляю, что мне это очень нравится, я так голоден.
   "Мне кажется, вы со своими глупостями", - сказала миссис Джонс.
   - Должен пояснить, - прервал его сэр Генри, - что мисс Кларк, встревоженная своей растущей полнотой, занималась тем, что в народе называют "бантингом".
   "Это нехорошо для вас, Милли, это действительно нехорошо", - настаивала миссис Джонс. "Если Господь сделал вас толстыми, Он хотел, чтобы вы были толстыми. Ты выпьешь эту миску кукурузной муки. Это принесет тебе все хорошее в мире".
   - И тут же мисс Кларк принялась за миску и действительно допила ее. Так что, видите ли, это разбило наше дело против мужа в пух и прах. На просьбу объяснить слова в блокноте Джонс охотно ответил. Он объяснил, что письмо было ответом на письмо, написанное его братом из Австралии, который обратился к нему за деньгами. Он написал, указав, что он полностью зависит от своей жены. Когда его жена умрет, он получит контроль над деньгами и будет помогать своему брату, если это возможно. Он сожалел о своей неспособности помочь, но указал, что сотни и тысячи людей в мире находятся в таком же плачевном положении".
   - И так дело развалилось? - сказал доктор Пендер.
   - Итак, дело развалилось, - серьезно сказал сэр Генри. "Мы не могли рисковать и арестовывать Джонса, когда ему не на что опереться".
   Наступила тишина, а потом Джойс сказал: - И это все, не так ли?
   "Это так, как это было в прошлом году. Истинное решение теперь находится в руках Скотленд-Ярда, и через два-три дня вы, вероятно, прочтете о нем в газетах.
   - Правильное решение, - задумчиво сказал Джойс. 'Я думаю. Давайте все пять минут подумаем, а потом поговорим.
   Рэймонд Уэст кивнул и отметил время на своих часах. Когда пять минут истекли, он посмотрел на доктора Пендера.
   - Ты будешь говорить первым? он сказал.
   Старик покачал головой. - Признаюсь, - сказал он, - я совершенно сбит с толку. Я могу только думать, что муж в чем-то должен быть виноват, но как он это сделал, я не могу себе представить. Я могу только предположить, что он должен был дать ей яд каким-то образом, который еще не обнаружен, хотя как в таком случае он должен был выйти на свет после стольких лет, я не могу себе представить".
   'Джойс?'
   - Товарищ! - решительно сказал Джойс. "Компаньон каждый раз! Откуда мы знаем, какой у нее мог быть мотив? Из того, что она была старой, толстой и некрасивой, еще не следует, что она сама не любила Джонса. Возможно, она ненавидела жену по какой-то другой причине. Подумайте о том, чтобы быть компаньоном - всегда нужно быть приятным, соглашаться, подавлять себя и закупоривать себя. Однажды она не выдержала и убила ее. Вероятно, она положила мышьяк в миску с кукурузной мукой, и вся эта история о том, что она сама съела ее, - ложь.
   - Мистер Петерик?
   Адвокат профессионально соединил кончики пальцев. - Едва ли я хотел бы сказать. О фактах я вряд ли хотел бы говорить.
   - Но вы должны, мистер Петерик, - сказал Джойс. "Вы не можете оставить за собой право судить и сказать "без предубеждений" и быть законным. Вы должны играть в эту игру.
   - О фактах, - сказал мистер Петерик, - кажется, говорить нечего. Мое личное мнение, видя, увы, слишком много подобных случаев, что муж был виновен. Похоже, что единственное объяснение, которое соответствует фактам, состоит в том, что мисс Кларк по той или иной причине преднамеренно приютила его. Возможно, между ними была заключена какая-то финансовая договоренность. Он мог понять, что его заподозрят, а она, видя перед собой только будущее бедности, могла согласиться рассказать историю о том, как она пила кукурузную муку, в обмен на значительную сумму, которую ей выплатят в частном порядке. Если это и было так, то это было, конечно, очень необычно. В самом деле, самый неправильный.
   - Я не согласен со всеми вами, - сказал Раймонд. - Вы забыли один важный фактор в этом деле. Дочь доктора . Я дам вам мое прочтение дела. Консервированный лобстер был плохим. Это объясняло симптомы отравления. Послали за доктором. Он находит миссис Джонс, которая съела больше лобстеров, чем другие, страдающей от сильной боли, и посылает, как вы нам сказали, за таблетками опиума. Он не идет сам, он посылает. Кто даст посыльному пилюли опиума? Явно его дочь. Скорее всего, она продает ему лекарства. Она влюблена в Джонса, и в этот момент все худшие инстинкты в ее натуре пробуждаются, и она понимает, что средства для обеспечения его свободы находятся в ее руках. Таблетки, которые она присылает, содержат чистый белый мышьяк. Это мое решение".
   - А теперь, сэр Генри, расскажите нам, - с жаром сказал Джойс.
   - Минутку, - сказал сэр Генри. - Мисс Марпл еще не говорила. Мисс Марпл печально покачала головой.
   "Дорогой, дорогой, - сказала она. "Я снял еще один стежок. Меня так заинтересовала история. Печальный случай, очень печальный случай. Это напоминает мне о старом мистере Харгрейвсе, который жил на горе. У его жены никогда не было ни малейших подозрений - пока он не умер, оставив все свои деньги женщине, с которой жил и от которой у него было пятеро детей. Одно время она была их горничной. Такая милая девушка, всегда говорила миссис Харгрейвс, на которую можно положиться, чтобы переворачивать матрасы каждый день, кроме пятницы, конечно. И был старый Харгрейвс, который держал эту женщину в доме в соседнем городке и продолжал быть церковным старостой и раздавать посуду каждое воскресенье.
   - Моя дорогая тетя Джейн, - сказал Раймонд с некоторым нетерпением. - Какое отношение мертвый Харгрейвс имеет к этому делу?
   "Эта история сразу же напомнила мне о нем, - сказала мисс Марпл. - Факты так похожи, не так ли? Я полагаю, бедняжка уже во всем созналась, и вот откуда вы это знаете, сэр Генри.
   'Что за девушка?' - сказал Раймонд. - Моя дорогая тетя, о чем вы говорите?
   - Бедняжка, конечно, Глэдис Линч - та самая, которая была так ужасно взволнована, когда с ней заговорил доктор, - и, может быть, так оно и есть, бедняжка. Я надеюсь, что злодей Джонс повешен, я уверен, и бедняжка станет убийцей. Полагаю, ее тоже повесят, бедняжку.
   - Я думаю, мисс Марпл, что вы немного заблуждаетесь, - начал мистер Петерик.
   Но мисс Марпл упрямо покачала головой и посмотрела на сэра Генри.
   "Я прав, не так ли? Мне это кажется таким ясным. Сотни и тысячи - и мелочь - я имею в виду, нельзя не заметить.
   - А как насчет пустяков, сотен и тысяч? - воскликнул Раймонд.
   Тетка повернулась к нему.
   - Повара почти всегда кладут на мелочь сотни и тысячи, дорогая, - сказала она. "Эти маленькие розовые и белые сахарные штучки. Конечно, когда я услышала, что у них есть мелочь на ужин и что муж писал кому-то о сотнях и тысячах, я, естественно, соединила эти две вещи воедино. Вот где был мышьяк - в сотнях и тысячах. Он оставил его у девушки и велел ей положить его на безделушку.
   - Но это невозможно, - быстро сказал Джойс. "Они все съели мелочь".
   - О нет, - сказала мисс Марпл. - Компаньон болтал, ты помнишь. Вы никогда не едите мелочь, если вы бантингуете; и я полагаю, что Джонс просто соскреб сотни и тысячи со своей доли и оставил их на краю своей тарелки. Это была умная идея, но очень злая.
   Глаза остальных были устремлены на сэра Генри.
   - Это очень любопытно, - медленно сказал он, - но мисс Марпл случайно наткнулась на правду. Как говорится, Джонс навлек на Глэдис Линч неприятности. Она была почти в отчаянии. Он хотел, чтобы его жена не мешала ему, и пообещал жениться на Глэдис, когда его жена умрет. Он подделал сотни и тысячи и дал ей инструкции, как их использовать. Глэдис Линч умерла неделю назад. Ее ребенок умер при рождении, и Джонс бросил ее ради другой женщины. Когда она умирала, она призналась в правде".
   Несколько мгновений молчания, а затем Раймонд сказал:
   - Что ж, тетя Джейн, решать вам. Я не могу представить, как тебе удалось докопаться до правды. Я никогда бы не подумал, что маленькая служанка на кухне связана с этим делом.
   - Нет, дорогой, - сказала мисс Марпл, - но ты не так много знаешь о жизни, как я. Человек типа Джонса - грубый и веселый. Как только я услышал, что в доме есть хорошенькая молодая девушка, я был уверен, что он не оставил бы ее одну. Все это очень огорчительно и болезненно, и не очень приятно об этом говорить. Не могу передать, какое потрясение это было для миссис Харгрейвс и каково было девятидневное чудо в деревне.
  
  
  
   Глава 24
   Дом идолов Астарты
   "Дом идолов Астарты" был впервые опубликован в журнале "Royal Magazine" в январе 1928 года, а в США как "The Solving Six and the Evil Hour" в журнале "Detective Story Magazine" 9 июня 1928 года.
   - А теперь, доктор Пендер, что вы собираетесь нам сказать?
   Старый священник мягко улыбнулся.
   "Моя жизнь прошла в тихих местах, - сказал он. "Очень мало событий произошло на моем пути. И все же однажды, когда я был молодым человеком, со мной произошел один очень странный и трагический случай".
   "Ах!" - ободряюще сказала Джойс Лемприер. - Я никогда этого не забывал, - продолжал священник. "В то время это произвело на меня глубокое впечатление, и по сей день легким усилием памяти я снова могу ощутить трепет и ужас того ужасного момента, когда я увидел человека, убитого, по-видимому, не по вине смертного".
   - Ты меня пугаешь, Пендер, - пожаловался сэр Генри. "Это заставило меня чувствовать себя жутко, как вы это называете", - ответил другой. "С тех пор я никогда не смеялся над людьми, которые используют слово "атмосфера". Есть такая вещь. Есть определенные места, пронизанные и пропитанные добрыми или злыми влияниями, которые могут дать о себе знать.
   "Этот дом, Ларчи, очень несчастен", - заметила мисс Марпл. "Старый мистер Смитерс потерял все свои деньги и был вынужден их оставить, потом их забрали Карслейки, а Джонни Карслейк упал с лестницы и сломал ногу, а миссис Карслейк пришлось уехать на юг Франции по состоянию здоровья, а теперь Бердены получили и я слышал, что бедному мистеру Бердену почти немедленно предстоит операция.
   -- Мне кажется, в таких вещах слишком много суеверий, -- сказал мистер Петерик. "Большой ущерб имуществу наносится глупыми сообщениями, которые беспечно распространяют".
   "Я знал одного или двух "призраков", у которых был очень крепкий характер", - заметил сэр Генри, посмеиваясь.
   - Я думаю, - сказал Рэймонд, - мы должны позволить доктору Пендеру продолжить свой рассказ.
   Джойс встала и выключила две лампы, оставив комнату освещенной только мерцающим светом камина.
   - Атмосфера, - сказала она. - Теперь мы можем поладить.
   Доктор Пендер улыбнулся ей и, откинувшись на спинку стула и сняв пенсне, начал свой рассказ нежным, напоминающим голосом.
   - Я не знаю, знает ли кто-нибудь из вас Дартмур вообще. Место, о котором я вам рассказываю, находится на границе Дартмура. Это была очень очаровательная собственность, хотя она выставлялась на продажу и не находила покупателя уже несколько лет. Зимой обстановка была, может быть, немного унылой, но виды открывались великолепные, а в самой собственности были некоторые любопытные и оригинальные особенности. Его купил человек по имени Хейдон - сэр Ричард Хейдон. Я знал его еще в колледже, и хотя я потерял его из виду на несколько лет, старые узы дружбы все еще держались, и я с удовольствием принял его приглашение поехать в Сайлент-Гроув, как называлась его новая покупка.
   "Домашняя вечеринка была не очень большой. Там был сам Ричард Хейдон и его двоюродный брат Эллиот Хейдон. Жила-была леди Мэннеринг с бледной, довольно неприметной дочерью по имени Вайолет. Был капитан Роджерс и его жена, заядлые, обветренные люди, которые жили только лошадьми и охотой. Был также молодой доктор Саймондс и мисс Диана Эшли. Я кое-что знал о последнем имени. Ее фотография очень часто появлялась в газетах Общества, и она была одной из печально известных красавиц сезона. Ее внешность действительно была очень эффектной. Она была смуглая и высокая, с красивой кожей ровного бледно-кремового оттенка, а ее полузакрытые темные глаза, косо посаженные, придавали ей необычайно пикантный восточный вид. У нее был также прекрасный говорящий голос, глубокий и похожий на колокольчик.
   Я сразу увидел, что она очень нравится моему другу Ричарду Хейдону, и догадался, что вся вечеринка была устроена просто как декорация для нее. В ее собственных чувствах я не был так уверен. Она была капризна в своих милостях. То разговаривая с Ричардом и исключая всех остальных из своего внимания, то в другой день она благоволила к его двоюродному брату Эллиоту и, казалось, почти не замечала существования такого человека, как Ричард, а потом снова одаривала тишину самыми обворожительными улыбками. и уходящий на пенсию доктор Саймондс.
   "Наутро после моего приезда наш хозяин показал нам все это место. Сам дом ничем не примечательный, добротный добротный дом из девонширского гранита. Создан, чтобы выдерживать время и воздействие. Это было неромантично, но очень удобно. Из его окон открывалась панорама Мавра, обширных холмов, увенчанных обветренными вершинами.
   "На ближайших к нам склонах Тора стояли различные круги хижин, реликты давно минувших дней позднего каменного века. На другом холме был недавно раскопан курган, в котором были найдены бронзовые орудия. Хейдон интересовался антиквариатом и говорил с нами с большой энергией и энтузиазмом. Он объяснил, что именно это место особенно богато реликвиями прошлого.
   "Неолитические обитатели хижин, друиды, римляне и даже следы ранних финикийцев должны были быть найдены.
   "Но это место самое интересное из всех, - сказал он. - Вы знаете его название - Тихая Роща. Что ж, достаточно легко понять, от чего он получил свое название.
   - Он указал рукой. Эта конкретная часть страны была достаточно голой - скалы, вереск и папоротник, но примерно в сотне ярдов от дома была густо засаженная деревьями роща.
   "Это пережиток очень ранних дней, - сказал Хейдон, - деревья умерли и были заново посажены, но в целом все сохранилось почти так же, как и раньше - возможно, во времена финикийских поселенцев. Подойди и посмотри".
   "Мы все последовали за ним. Когда мы вошли в рощу деревьев, меня охватило странное угнетение. Я думаю, это была тишина. Казалось, что на этих деревьях не гнездятся птицы. Было ощущение опустошения и ужаса. Я увидел, как Хейдон смотрит на меня с любопытной улыбкой.
   "Какие-нибудь чувства по поводу этого места, Пендер?" он спросил меня. "Антагонизм сейчас? Или беспокойство?"
   - Мне это не нравится, - тихо сказал я.
   "Вы в своем праве. Это был оплот одного из древних врагов вашей веры. Это Роща Астарты.
   "Астарта?"
   "Астарта, или Иштар, или Астарта, или как вы ее назовете. Я предпочитаю финикийское имя Астарта. В этой стране, кажется, есть одна известная Роща Астарты - на севере на Стене. У меня нет доказательств, но мне хочется верить, что здесь перед нами настоящая и подлинная Роща Астарты. Здесь, в этом плотном кругу деревьев, совершались священные обряды".
   - Священные обряды, - пробормотала Диана Эшли. В ее глазах был мечтательный далекий взгляд. - Что это были, интересно?
   "По общему мнению, не очень респектабельный", - сказал капитан Роджерс с громким бессмысленным смехом. "Довольно горячая штучка, я полагаю".
   "Хейдон не обратил на него внимания.
   "В центре Рощи должен быть Храм, - сказал он. "Я не могу бежать в Темплс, но я предавался своей маленькой фантазии".
   "В этот момент мы вышли на небольшую полянку посреди деревьев. Посреди него было что-то похожее на беседку из камня. Диана Эшли вопросительно посмотрела на Хейдона.
   "Я называю его "Дом идола", - сказал он. - Это Дом Идолов Астарты. - Он проложил путь к нему. Внутри на грубом столбе из черного дерева покоилось любопытное маленькое изображение женщины с рогами в форме полумесяца, восседающей на льве.
   - Астарта финикийцев, - сказал Хейдон, - богиня Луны.
   "Богиня Луны", - воскликнула Диана. "О, давай устроим сегодня дикую оргию. Прикольное платье. А мы выйдем сюда при лунном свете и отпразднуем обряды Астарты.
   Я сделал резкое движение, и Эллиот Хейдон, кузен Ричарда, быстро повернулся ко мне.
   "Вам все это не нравится, не так ли, падре?" он сказал.
   - Нет, - сказал я серьезно. "Я не." 'Он посмотрел на меня с любопытством. - Но это всего лишь дурачество. Дик не может знать, что это действительно священная роща. Это просто его фантазия; он любит играть с идеей. И вообще, если бы...
   '"Если бы?"
   - Ну... - он неловко рассмеялся. - Ты не веришь в такие вещи, не так ли? Вы, пастор.
   "Я не уверен, что как священник я не должен верить в это".
   - Но с такими вещами покончено.
   - Я не уверен, - сказал я задумчиво. "Я знаю только одно: я, как правило, человек нечувствительный к атмосфере, но с тех пор, как я вошел в эту рощу, я почувствовал странное впечатление и ощущение зла и угрозы вокруг меня".
   Он беспокойно оглянулся через плечо.
   "Да, - сказал он, - это так, это как-то странно. Я понимаю, что вы имеете в виду, но я полагаю, что только наше воображение заставляет нас чувствовать себя так. Что скажешь, Саймондс?
   "Доктор помолчал минуту или две, прежде чем ответить. Потом тихо сказал:
   "Мне это не нравится. Я не могу сказать вам, почему. Но так или иначе, мне это не нравится".
   В этот момент мне попалась Вайолет Мэннеринг.
   "Я ненавижу это место, - воскликнула она. "Я ненавижу это. Давайте выберемся из этого". "Мы отошли, и остальные последовали за нами. Задержалась только Дайана Эшли. Я повернул голову через плечо и увидел, как она стоит перед Домом Идола и пристально смотрит на изображение внутри него.
   "День был необычайно жарким и прекрасным, и предложение Дайаны Эшли устроить вечеринку в маскарадном костюме было воспринято с одобрением. Состоялся обычный смех, шепот и бешеное тайное шитье, а когда мы все собрались к обеду, раздались обычные возгласы веселья. Роджерс и его жена жили в хижинах эпохи неолита, что объясняет внезапное отсутствие ковриков у очага. Ричард Хейдон называл себя финикийским моряком, а его двоюродный брат был начальником разбойников, доктор Саймондс был поваром, леди Мэннеринг - медсестрой в больнице, а ее дочь - черкесской рабыней. Я сам был одет как-то слишком тепло, как монах. Дайана Эшли спустилась последней и немного разочаровала всех нас, будучи завернутой в бесформенное черное домино.
   - Неизвестный, - беззаботно заявила она. "Вот кто я. А теперь, ради бога, пойдем обедать.
   "После ужина мы вышли на улицу. Это была чудесная ночь, теплая и мягкая, и взошла луна.
   Мы бродили и болтали, и время пролетело достаточно быстро. Должно быть, через час мы поняли, что Дайаны Эшли с нами нет.
   "Конечно, она не ложилась спать, - сказал Ричард Хейдон.
   Вайолет Мэннеринг покачала головой.
   "О, нет, - сказала она. - Я видел, как она уходила в том направлении около четверти часа назад. Говоря это, она указала на рощу деревьев, которые казались черными и тенистыми в лунном свете.
   "Интересно, что она задумала, - сказал Ричард Хейдон, - какая-то чертовщина, клянусь. Пойдем посмотрим".
   Мы все дружно пошли прочь, немного любопытствуя, чем занималась мисс Эшли. И все же я, например, почувствовал странное нежелание входить в эту темную полосу предчувствий деревьев. Что-то более сильное, чем я сам, казалось, сдерживало меня и уговаривало не входить. Я чувствовал себя более определенно убежденным, чем когда-либо, в существенном зле пятна. Я думаю, что некоторые из других испытали те же ощущения, что и я, хотя и не хотели признаваться в этом. Деревья были посажены так близко, что лунный свет не мог проникнуть. Вокруг нас раздавались дюжины тихих звуков, шепотов и вздохов. Ощущение было до крайности жутковатое, и по общему согласию мы все держались вместе.
   Внезапно мы вышли на открытую полянку посреди рощи и замерли в изумлении, ибо там, на пороге Дома Идола, стояла мерцающая фигура, туго закутанная в прозрачную марлю и с двумя полумесяцами на рогах. поднимаясь из темных масс ее волос.
   '"О Господи!" - сказал Ричард Хейдон, и пот выступил у него на лбу.
   - Но Вайолет Мэннеринг была острее.
   "Да ведь это же Диана, - воскликнула она. "Что она с собой сделала? О, она выглядит совсем по-другому!"
   Фигура в дверях подняла руки. Она сделала шаг вперед и запела высоким сладким голосом.
   - Я Жрица Астарты, - напевала она. "Остерегайтесь приближаться ко мне, ибо я держу в руке смерть".
   - Не делай этого, дорогой, - запротестовала леди Мэннеринг. "Ты наводишь на нас мурашки, правда".
   Хейдон бросился к ней. "Боже мой, Диана!" воскликнул он. "Вы замечательный." "Мои глаза привыкли к лунному свету, и я мог видеть более ясно. Она действительно выглядела, как и сказала Вайолет, совсем по-другому. Ее лицо было более определенно восточным, а глаза больше похожи на щелочки, в которых блестит что-то жестокое, и странная улыбка на ее губах была такой, какой я никогда раньше не видел.
   "Осторожно, - предостерегающе воскликнула она. "Не приближайся к Богине. Если кто-нибудь коснется меня, это смерть".
   "Ты прекрасна, Диана, - воскликнул Хейдон, - но перестань. Как-то мне... мне это не нравится".
   Он двигался к ней по траве, и она протянула ему руку.
   "Стой, - крикнула она. "Один шаг ближе, и я поражу тебя магией Астарты".
   Ричард Хейдон рассмеялся и ускорил шаг, как вдруг произошла любопытная вещь. Он колебался мгновение, а затем, казалось, споткнулся и упал головой вниз.
   Он больше не вставал, а лежал там, где упал ничком на землю.
   "Внезапно Диана начала истерически смеяться. Это был странный ужасный звук, нарушавший тишину поляны.
   С проклятием Эллиот бросился вперед. "Я этого не вынесу, - воскликнул он, - вставай, Дик, вставай, мужик". - Но Ричард Хейдон все еще лежал там, где упал. Эллиот Хейдон подошел к нему сбоку, встал рядом с ним на колени и осторожно перевернул его. Он склонился над ним, вглядываясь в его лицо.
   Затем он резко поднялся на ноги и остановился, немного покачиваясь. - Доктор, - сказал он. "Доктор, ради бога, приезжайте. Я... я думаю, что он мертв.
   Саймондс побежал вперед, а Эллиот присоединился к нам, идя очень медленно. Он смотрел на свои руки так, как я не понимал.
   "В этот момент раздался дикий крик Дианы.
   "Я убила его, - воскликнула она. "Боже мой! Я не хотел, но я убил его.
   И она упала в обморок замертво, скомканной кучей рухнув на траву. - Раздался крик миссис Роджерс. "О, давайте уйдем из этого ужасного места, - причитала она, - здесь с нами может случиться что угодно. О, это ужасно!"
   Эллиот схватил меня за плечо. - Не может быть, чувак, - пробормотал он. - Я говорю вам, что этого не может быть . Нельзя так человека убивать. Это... это против Природы".
   - Я пытался его успокоить. - Есть какое-то объяснение, - сказал я. - У вашего кузена, должно быть, была непредвиденная слабость сердца. Шок и волнение...
   - Он прервал меня. - Вы не понимаете, - сказал он. Он поднял руки, чтобы я мог видеть, и я заметил на них красное пятно.
   "Дик не умер от шока, его ударили ножом - ударом ножа в сердце, а оружия нет ".
   Я недоверчиво посмотрел на него. В этот момент Саймондс поднялся от осмотра тела и подошел к нам. Он был бледен и весь дрожал.
   "Мы все сошли с ума?" он сказал. "Что это за место, что в нем могут происходить подобные вещи?"
   - Тогда это правда, - сказал я. 'Он кивнул. "Рана такая, как от длинного тонкого кинжала, но - кинжала там нет".
   "Мы все посмотрели друг на друга. "Но он должен быть там, - воскликнул Эллиот Хейдон. "Должно быть, он выпал. Он должен быть где-то на земле. Давайте посмотрим".
   "Мы тщетно озирались на земле. Вайолет Мэннеринг вдруг сказала:
   "У Дианы что-то было в руке. Типа кинжал. Я видел это. Я видел, как он блестел, когда она угрожала ему.
   Эллиот Хейдон покачал головой. - Он даже не приблизился к ней на три ярда, - возразил он. Леди Мэннеринг склонилась над распростертой на земле девушкой. "Теперь в ее руке ничего нет, - объявила она, - и я ничего не вижу на земле. Ты уверена, что видела это, Вайолет? Я этого не сделал.
   Доктор Саймондс подошел к девушке. "Мы должны отвести ее в дом, - сказал он. - Роджерс, ты поможешь? Мы вместе отнесли девушку без сознания обратно в дом. Затем мы вернулись и принесли тело сэра Ричарда.
   Доктор Пендер прервался извиняющимся тоном и огляделся. "В наши дни можно было бы лучше знать, - сказал он, - из-за преобладания детективной фантастики. Каждый уличный мальчишка знает, что тело нужно оставить там, где его нашли. Но в те дни у нас не было того же знания, и поэтому мы отнесли тело Ричарда Хейдона обратно в его спальню в квадратном гранитном доме, а дворецкий был отправлен на велосипеде на поиски полиции - поездка около двенадцати миль.
   "Именно тогда Эллиот Хейдон отвел меня в сторону. "Послушайте, - сказал он. "Я возвращаюсь в рощу. Это оружие должно быть найдено".
   - Если бы было оружие, - с сомнением сказал я. "Он схватил меня за руку и яростно тряхнул ею. - У тебя в голове эти суеверия. Вы думаете, что его смерть была сверхъестественной; хорошо, я возвращаюсь в рощу, чтобы узнать.
   "Как ни странно, я был против того, чтобы он это делал. Я делал все возможное, чтобы отговорить его, но безрезультатно. Сама мысль об этом густом кругу деревьев была мне противна, и я почувствовал сильное предчувствие новой катастрофы. Но Эллиот был совершенно упрям. Думаю, он и сам испугался, но не хотел в этом признаваться. Он ушел, вооружившись решимостью докопаться до сути тайны.
   "Это была очень ужасная ночь, никто из нас не мог уснуть или пытался это сделать. Полиция, когда они прибыли, откровенно скептически отнеслась ко всему происходящему. Они выказали сильное желание подвергнуть мисс Эшли перекрестному допросу, но тут им пришлось считаться с доктором Саймондсом, который категорически противился этой идее. Мисс Эшли вышла из обморока или транса, и он долго давал ей снотворное. Ее ни в коем случае нельзя было беспокоить до следующего дня.
   "Только около семи часов утра кто-либо думал об Эллиоте Хейдоне, и тогда Саймондс внезапно спросил, где он был. Я объяснил, что сделал Эллиот, и серьезное лицо Саймондса стало еще серьезнее. - Я бы хотел, чтобы он этого не делал. Это - это безрассудно", - сказал он.
   - Вы не думаете, что с ним могло произойти что-то плохое?
   '"Надеюсь нет. Я думаю, падре, нам с вами лучше пойти и посмотреть. "Я знал, что он прав, но мне потребовалось все мужество, чтобы набраться храбрости для этой задачи. Мы отправились вместе и снова вошли в ту злополучную рощу деревьев. Мы звонили ему дважды и не получили ответа. Через минуту или две мы вышли на поляну, которая казалась бледной и призрачной в свете раннего утра. Саймондс схватил меня за руку, и я пробормотал восклицание. Прошлой ночью, когда мы видели его при лунном свете, на траве лицом вниз лежало тело мужчины. Теперь в свете раннего утра то же самое зрелище предстало нашим глазам. Эллиот Хейдон лежал точно на том же месте, где лежал его кузен.
   '"О Господи!" - сказал Саймондс. " Его тоже достало! "Мы вместе побежали по траве. Эллиот Хейдон был без сознания, но слабо дышал, и на этот раз не было никаких сомнений в том, что стало причиной трагедии. В ране осталось длинное тонкое бронзовое оружие.
   "Попал ему в плечо, а не в сердце. Вот повезло", - прокомментировал врач. "Боже мой, я не знаю, что и думать. В любом случае он не умер и сможет рассказать нам, что произошло.
   - Но именно этого Эллиот Хейдон не смог сделать. Его описание было предельно расплывчатым. Он тщетно искал кинжал и, наконец, бросив поиски, занял позицию возле Дома Идола. Именно тогда он все больше убеждался, что кто-то наблюдает за ним из-за деревьев. Он боролся с этим впечатлением, но не мог избавиться от него. Он описал холодный странный ветер, который начал дуть. Казалось, он исходил не от деревьев, а изнутри Дома Идола. Он обернулся, заглянув внутрь. Он увидел маленькую фигурку Богини и почувствовал, что попал в оптический обман. Фигура, казалось, становилась все больше и больше. Затем он внезапно получил что-то похожее на удар между висками, от которого его отбросило назад, и когда он падал, он почувствовал острую жгучую боль в левом плече.
   На этот раз кинжал был идентифицирован как тот самый, который был выкопан в кургане на холме и куплен Ричардом Хейдоном. Где он хранил его, в доме или в Доме Идола в роще, казалось, никто не знал.
   "Полиция считала и всегда будет считать, что он был преднамеренно зарезан мисс Эшли, но, принимая во внимание наши совокупные доказательства того, что она никогда не была в пределах трех ярдов от него, они не могли надеяться поддержать обвинение против нее. Так что дело было и остается загадкой.
   Наступила тишина.
   - Кажется, тут не о чем говорить, - наконец сказала Джойс Лемприер. "Все это так ужасно - и сверхъестественно. У вас нет объяснения для себя, доктор Пендер?
   Старик кивнул. - Да, - сказал он. - У меня есть объяснение - своего рода объяснение. Довольно любопытно, но, на мой взгляд, некоторые факторы остаются неучтенными".
   - Я был на сеансах, - сказал Джойс, - и вы можете говорить, что хотите, могут происходить очень странные вещи. Полагаю, это можно объяснить каким-то гипнозом. Девушка действительно превратилась в жрицу Астарты, и я предполагаю, что она каким-то образом зарезала его. Возможно, она бросила кинжал, который мисс Мэннеринг видела у нее в руке.
   - Или это мог быть дротик, - предположил Рэймонд Уэст. "В конце концов, лунный свет не очень силен. Возможно, у нее в руке было что-то вроде копья, и она пронзила его на расстоянии, и тогда, я полагаю, принимается во внимание массовый гипноз. Я имею в виду, вы все были готовы увидеть, как он будет повержен сверхъестественными средствами, и поэтому вы видели это именно так.
   "Я видел много замечательных вещей, сделанных из оружия и ножей в мюзик-холлах, - сказал сэр Генри. - Я допускаю возможность, что человек мог спрятаться в полосе деревьев и оттуда с достаточной точностью метнуть нож или кинжал, - соглашаясь, конечно, с тем, что он был профессионалом. Я признаю, что это кажется довольно надуманным, но это кажется единственной действительно осуществимой теорией. Вы помните, что другой человек явно был под впечатлением, что в роще кто-то наблюдает за ним. Что касается того, что мисс Мэннеринг сказала, что у мисс Эшли в руке был кинжал, а другие говорят, что у нее его не было, меня это не удивляет. Если бы у вас был мой опыт, вы бы знали, что пять человек рассказывают об одном и том же деле так сильно, что это кажется почти невероятным".
   Мистер Петерик закашлялся.
   "Но во всех этих теориях мы, кажется, упускаем из виду один существенный факт, - заметил он. "Что стало с оружием? Мисс Эшли едва могла избавиться от копья, стоя посреди открытого пространства; и если бы спрятавшийся убийца бросил кинжал, то кинжал все еще был бы в ране, когда человека переворачивали. Мы должны, я думаю, отбросить все надуманные теории и ограничиться трезвыми фактами".
   - А куда нас ведет трезвый факт?
   - Что ж, одно кажется совершенно ясным. Никого не было рядом с мужчиной, когда он был сбит, поэтому единственным человеком, который мог нанести ему удар, был он сам. Фактически, самоубийство.
   - Но с какой стати он должен желать покончить жизнь самоубийством? - недоверчиво спросил Рэймонд Уэст.
   Адвокат снова закашлялся. - А, это опять вопрос теории, - сказал он. "В данный момент меня не интересуют теории. Мне кажется, исключая сверхъестественное, в которое я ни на мгновение не верю, что все могло произойти только так. Он заколол себя, и при падении его руки вылетели, выдернув кинжал из раны и швырнув его далеко в зону деревьев. Это, я думаю, хотя и несколько маловероятно, возможно.
   - Не хочу говорить, я уверена, - сказала мисс Марпл. - Меня все это очень озадачивает. Но любопытные вещи случаются. В прошлом году на вечеринке в саду у леди Шарпли человек, который устанавливал часы для игры в гольф, споткнулся об одну из цифр - он был совершенно без сознания - и не приходил в себя около пяти минут.
   - Да, дорогая тетя, - мягко сказал Рэймонд, - но его ведь не зарезали, не так ли?
   - Конечно нет, дорогая, - сказала мисс Марпл. - Вот что я тебе говорю. Конечно, бедный сэр Ричард мог быть заколот только одним способом, но мне бы очень хотелось знать, что вообще заставило его споткнуться. Конечно, это мог быть корень дерева. Конечно, он будет смотреть на девушку, а когда светит луна, о вещи спотыкаешься.
   - Вы говорите, что сэр Ричард мог быть заколот только одним способом, мисс Марпл, - сказал священник, с любопытством глядя на нее.
   "Это очень грустно, и я не хочу об этом думать. Он был правшой, не так ли? Я имею в виду, чтобы ударить себя ножом в левое плечо, он, должно быть, был. Мне всегда было так жаль бедного Джека Бейнса на войне. Он выстрелил себе в ногу, как вы помните, после очень жестокого боя под Аррасом. Он рассказал мне об этом, когда я пошла к нему в больницу, и очень стыдилась этого. Я не думаю, что этот бедняга, Эллиот Хейдон, много нажился на своем гнусном преступлении.
   - Эллиот Хейдон! - воскликнул Рэймонд. - Вы думаете, это сделал он?
   - Я не понимаю, как это мог сделать кто-то другой, - сказала мисс Марпл, открывая глаза в легком удивлении. - Я имею в виду, если, как мудро заметил мистер Петерик, посмотреть на факты и отбросить всю эту атмосферу языческих богинь, которую я не считаю приятной. Он подошел к нему первым и перевернул его, а для этого он, конечно, должен был бы стоять ко всем спиной, а будучи одет как разбойник, у него наверняка было бы за поясом какое-нибудь оружие. . Я помню, как танцевала с мужчиной, одетым как главарь разбойников, когда была маленькой девочкой. У него было пять видов ножей и кинжалов, и я не могу вам передать, как неловко и неудобно было его напарнику.
   Все взгляды были обращены на доктора Пендера.
   "Я знал правду, - сказал он, - через пять лет после той трагедии. Оно пришло в виде письма, написанного мне Эллиотом Хейдоном. В нем он сказал, что ему кажется, что я всегда подозревал его. Он сказал, что это было внезапное искушение. Он тоже любил Дайану Эшли, но был всего лишь бедным барристером. Убрав Ричарда с дороги и унаследовав его титул и поместья, он увидел перед собой замечательную перспективу. Кинжал выскочил из-за его пояса, когда он опустился на колени рядом со своим двоюродным братом, и почти не успел он подумать, как вонзил его и снова вернул на пояс. Позже он зарезал себя, чтобы отвести подозрения. Он написал мне накануне начала экспедиции на Южный полюс на случай, если, по его словам, он никогда не вернется. Я не думаю, что он собирался возвращаться, и я знаю, что, как сказала мисс Марпл, его преступление не принесло ему никакой пользы. "Пять лет, - писал он, - я жил в аду. Я надеюсь, по крайней мере, что смогу искупить свое преступление достойной смертью".
   Была пауза.
   - И он действительно умер с честью, - сказал сэр Генри. - Вы изменили имена в своем рассказе, доктор Пендер, но, кажется, я узнаю человека, которого вы имеете в виду.
   - Как я уже сказал, - продолжал старый священник, - я не думаю, что это объяснение полностью соответствует фактам. Я все еще думаю, что в этой роще было какое-то злое влияние, влияние, которое руководило действиями Эллиота Хейдона. Даже по сей день я не могу без содрогания думать о "Доме идолов Астарты".
  
  
  
   Глава 25
   Золотые слитки
   "Золотые слитки" были впервые опубликованы в журнале Royal Magazine в феврале 1928 года, а в США как "Шесть решений и золотая могила" в журнале Detective Story Magazine 16 июня 1928 года.
   "Я не уверен, что история, которую я собираюсь вам рассказать, справедлива, - сказал Рэймонд Уэст, - потому что я не могу дать вам ее разгадку. Однако факты были настолько интересны и любопытны, что я хотел бы предложить их вам в качестве задачи. И, может быть, между нами мы придем к какому-нибудь логическому заключению.
   "Дата этих событий была два года назад, когда я отправился провести Троицу с человеком по имени Джон Ньюман в Корнуолле".
   - Корнуолл? - резко сказала Джойс Лемприер.
   'Да. Почему?'
   'Ничего такого. Только это странно. Моя история тоже об одном месте в Корнуолле - маленькой рыбацкой деревушке под названием Крысиная дыра. Не говори мне, что у тебя то же самое?
   'Нет. Моя деревня называется Полперран. Он расположен на западном побережье Корнуолла; очень дикое и скалистое место. Я был представлен несколько недель назад и нашел его очень интересным компаньоном. Умный и независимый человек, он обладал романтическим воображением. Из-за своего последнего увлечения он арендовал Пол Хаус. Он был знатоком елизаветинских времен и живым и образным языком описал мне разгром испанской армады. Он был так воодушевлен, что можно было почти вообразить, будто он был очевидцем происходящего. Есть ли что-нибудь в реинкарнации? Интересно, очень интересно.
   - Вы такой романтичный, дорогой Раймонд, - сказала мисс Марпл, благосклонно глядя на него.
   "Романтика - это последнее, чем я являюсь", - сказал Рэймонд Уэст, слегка раздраженный. "Но этот парень Ньюман был полон всего этого, и по этой причине он интересовал меня как любопытный пережиток прошлого. Похоже, что некий корабль, принадлежащий Армаде и, как известно, содержащий огромное количество сокровищ в виде золота с Испанского Майна, потерпел крушение у побережья Корнуолла на знаменитых и коварных Змеиных скалах. В течение нескольких лет, как сказал мне Ньюман, предпринимались попытки спасти корабль и вернуть сокровища. Я считаю, что такие истории не редкость, хотя количество мифических кораблей с сокровищами значительно превышает количество настоящих. Была создана компания, но она обанкротилась, и Ньюман смог купить права на эту вещь - или как вы это называете - за бесценок. Он был очень воодушевлен всем этим. По его словам, это был просто вопрос новейшей научной, современной техники. Золото было там, и он не сомневался, что его можно найти.
   "Когда я слушал его, мне пришло в голову, как часто все происходит именно так. Такой богатый человек, как Ньюмен, достигает успеха почти без усилий, и все же, по всей вероятности, действительная стоимость его находки в деньгах мало что для него значит. Должен сказать, что его пыл заразил меня. Я видел галеоны, дрейфующие вдоль побережья, летящие перед бурей, разбитые и разбитые о черные скалы. Само слово "галеон" звучит романтично. Словосочетание "Испанское золото" приводит в трепет школьника, да и взрослого мужчину тоже. Более того, я работал в то время над романом, некоторые сцены которого были перенесены в шестнадцатый век, и я видел перспективу получить от своего хозяина ценный местный колорит.
   "В пятницу утром я отправился из Паддингтона в приподнятом настроении и с нетерпением ждал поездки. Вагон был пуст, за исключением одного человека, сидевшего против меня в противоположном углу. Это был высокий солдатский вид, и я не мог отделаться от впечатления, что где-то видел его раньше. Я напрасно некоторое время ломал себе голову; но в конце концов он у меня был. Моим попутчиком был инспектор Бэджворт, и я столкнулся с ним, когда писал серию статей о деле об исчезновении Эверсона.
   Я обратил на себя его внимание, и вскоре мы довольно мило поболтали. Когда я сказал ему, что еду в Полперран, он заметил, что это простое совпадение, потому что сам тоже направлялся в это место. Мне не нравилось казаться любознательным, поэтому я старался не спрашивать его, что привело его сюда. Вместо этого я рассказал о своем собственном интересе к этому месту и упомянул о разбитом испанском галеоне. К моему удивлению, инспектор, похоже, знал об этом все. "Это будет Хуан Фернандес ", - сказал он. "Ваша подруга не будет первой, кто просадит деньги, пытаясь вытянуть из нее деньги. Это романтическое понятие".
   - И, наверное, вся эта история - миф, - сказал я. - Там вообще ни один корабль не потерпел крушения.
   -- О, судно тут же затонуло, -- сказал инспектор, --
   "Вместе с хорошей компанией других. Вы были бы удивлены, если бы знали, сколько затонувших кораблей находится в этой части побережья. Собственно говоря, именно это и привело меня туда сейчас. Именно здесь шесть месяцев назад потерпел крушение "Оранто" .
   - Я помню, как читал об этом, - сказал я. - По-моему, никто не погиб?
   "Никто не погиб, - сказал инспектор. "Но что-то еще было потеряно. Общеизвестно, но " Отранто " перевозил слитки".
   '"Да?" - сказал я, очень заинтересованный. "Естественно, у нас были водолазы, работавшие над спасательными работами, но ... золото пропало, мистер Уэст ".
   '"Прошло!" - сказал я, глядя на него. - Как это могло пройти?
   -- Вот в чем вопрос, -- сказал инспектор. "Камни проделали зияющую дыру в ее хранилище. Водолазам было достаточно легко пробраться туда, но они обнаружили, что кладовая пуста. Вопрос в том, золото было украдено до крушения или после? Он вообще когда-нибудь был в сейфе?
   - Случай любопытный, - сказал я. "Это очень любопытный случай, если учесть, что такое слитки. Не бриллиантовое колье, которое можно положить в карман. Если подумать, насколько это громоздко и громоздко, то все это кажется совершенно невозможным. Перед отплытием корабля мог быть какой-то фокус-покус; а если нет, значит, его удалили в течение последних шести месяцев, и я собираюсь разобраться в этом деле".
   "Я нашел Ньюмана, ожидающего встречи со мной на вокзале. Он извинился за отсутствие своей машины, которая отправилась в Труро на необходимый ремонт. Вместо этого он встретил меня с фермерским грузовиком, принадлежащим собственности.
   Я пристроился рядом с ним, и мы осторожно петляли по узким улочкам рыбацкой деревушки. Мы поднялись по крутому подъему, с уклоном, я бы сказал, один к пяти, пробежали немного по извилистой улочке и свернули к гранитным воротам дома Пола.
   "Место было очаровательное; он был расположен высоко на скалах, с хорошим видом на море. Части его было около трехсот или четырехсот лет, и к нему было пристроено современное крыло. За ним вглубь тянулись сельскохозяйственные угодья площадью около семи или восьми акров.
   "Добро пожаловать в Пол Хаус, - сказал Ньюман. - И к Знаку Золотого Галеона. И он указал туда, где над входной дверью висела точная копия испанского галеона со всеми парусами.
   "Мой первый вечер был самым очаровательным и поучительным. Мой хозяин показал мне старые рукописи, относящиеся к Хуану Фернандесу . Он развернул мне карты и указал на них точки пунктиром, а также представил планы водолазных аппаратов, которые, надо сказать, озадачили меня окончательно и окончательно.
   Я рассказал ему о своей встрече с инспектором Бэджвортом, которая его очень заинтересовала.
   - Странные люди на этом побережье, - сказал он задумчиво. "Контрабанда и вредительство у них в крови. Когда корабль тонет у их берегов, они не могут не рассматривать это как законную добычу, предназначенную для их карманов. Здесь есть парень, которого я хотел бы, чтобы вы видели. Он интересный выживший".
   "Следующий день выдался ярким и ясным. Меня отвезли в Полперран и там представили ныряльщику Ньюмана, человеку по имени Хиггинс. Это был человек с деревянным лицом, чрезвычайно молчаливый, и его участие в разговоре было в основном односложным. После обсуждения сугубо технических вопросов между ними мы перешли к Трем якорям. Кружка пива несколько развязала язык достойному парню.
   - Спустился джентльмен-детектив из Лондона, - проворчал он. "Говорят, что корабль, затонувший в ноябре прошлого года, перевозил огромное количество золота. Что ж, она не первая погибла, и она не будет последней.
   -- Слушай, слушай, -- вмешался хозяин "Трех якорей". - Это верное слово, которое ты говоришь, Билл Хиггинс.
   - Думаю, да, мистер Кельвин, - сказал Хиггинс. Я с некоторым любопытством посмотрел на хозяина. Это был человек замечательной наружности, смуглый и смуглый, с необычайно широкими плечами. Его глаза были налиты кровью, и у него была странная манера украдкой избегать взглядов. Я подозревал, что это был тот самый человек, о котором говорил Ньюман, говоря, что он интересный выживший.
   "Мы не хотим, чтобы иностранцы мешали нам на этом побережье, - сказал он несколько резко.
   "Имея в виду полицию?" - спросил Ньюман, улыбаясь. - Имеется в виду полиция - и другие , - многозначительно сказал Кельвин. - И не забывайте об этом, мистер.
   "Знаете ли вы, Ньюман, это прозвучало для меня очень похоже на угрозу", - сказал я, пока мы поднимались по холму домой.
   'Мой друг рассмеялся. '"Бред какой то; Я не причиняю здешним людям никакого вреда. Я с сомнением покачал головой. В Кельвине было что-то зловещее и нецивилизованное. Я чувствовал, что его мысли могут двигаться по странным, неизвестным каналам.
   "Я думаю, что датирую начало своего беспокойства этим моментом. В первую ночь я спал достаточно хорошо, но на следующую ночь мой сон был беспокойным и прерывистым. Наступило воскресенье, темное и угрюмое, с пасмурным небом и грозой грозы в воздухе. Я всегда плохо скрываю свои чувства, и Ньюман заметил перемену во мне.
   "Что с тобой, Уэст? Ты сегодня сгусток нервов.
   "Не знаю, - признался я, - но у меня ужасное предчувствие".
   "Это погода".
   "Да, возможно". - Я больше ничего не сказал. Днем мы вышли на моторной лодке Ньюмена, но дождь лил с такой силой, что мы были рады вернуться на берег и переодеться в сухую одежду.
   "В тот вечер мое беспокойство усилилось. Снаружи буря выла и ревела. К десяти часам буря утихла. Ньюман выглянул в окно.
   "Проясняется, - сказал он. - Я не сомневаюсь, что через полчаса ночь будет прекрасной. Если да, то я пойду прогуляюсь".
   Я зевнул. - Я ужасно сонный, - сказал я. "Я мало спал прошлой ночью. Я думаю, что сегодня вечером я лягу пораньше.
   - Это я сделал. Накануне ночью я мало спал. Сегодня я крепко спал. И все же мой сон не был спокойным. Меня все еще томило ужасное предчувствие зла. Мне снились ужасные сны. Мне снились страшные пропасти и огромные пропасти, среди которых я бродил, зная, что поскользнуться на ноге означает смерть. Я проснулся и обнаружил, что стрелки моих часов указывают на восемь часов. Моя голова сильно болела, и ужас моих ночных снов все еще был во мне.
   Это было так сильно, что, когда я подошел к окну и задрал его, я отшатнулся с новым чувством ужаса, ибо первое, что я увидел, или мне показалось, что я увидел, - это был человек, роющий открытую могилу.
   "Мне потребовалась минута или две, чтобы взять себя в руки; потом я понял, что могильщик был садовником Ньюмена, а "могиле" суждено было вместить три новых розовых дерева, которые лежали на дерне и ждали момента, когда их надежно посадят в землю.
   "Садовник поднял голову, увидел меня и дотронулся до своей шляпы. '"Доброе утро, сэр. Доброе утро, сэр.
   -- Наверное, -- сказал я с сомнением, еще не в силах полностью стряхнуть с себя уныние.
   "Однако, как сказал садовник, это было, безусловно, прекрасное утро. Светило солнце, и небо было ясного бледно-голубого цвета, что предвещало хорошую погоду в течение дня. Я спустился к завтраку, насвистывая мелодию. У Ньюмана в доме не было горничных. Две сестры средних лет, жившие в соседнем фермерском доме, ежедневно приходили, чтобы удовлетворить его простые нужды. Один из них ставил кофейник на стол, когда я вошел в комнату.
   - Доброе утро, Элизабет, - сказал я. - Мистер Ньюман еще не спустился?
   "Должно быть, он ушел очень рано, сэр, - ответила она. - Его не было дома, когда мы приехали.
   "Мгновенно мое беспокойство вернулось. Двумя предыдущими утрами Ньюмен несколько поздно спускался к завтраку; и я не представлял себе, что в любое время он был ранним пташкой. Тронутая этими предчувствиями, я побежала в его спальню. Она была пуста, и, кроме того, его постель не спала. Беглый осмотр его комнаты показал мне еще две вещи. Если Ньюмен вышел на прогулку, он, должно быть, вышел в своем вечернем костюме, потому что его не было.
   "Теперь я был уверен, что мое предчувствие зла оправдалось. Ньюман ушел, как и обещал, на вечернюю прогулку. По тем или иным причинам он не вернулся. Почему? Он попал в аварию? Упал со скал? Поиск должен быть сделан немедленно.
   "За несколько часов я собрал большую группу помощников, и вместе мы охотились во всех направлениях вдоль утесов и на скалах внизу. Но никаких признаков Ньюмана не было.
   В конце концов, в отчаянии, я разыскал инспектора Бэджворта. Его лицо стало очень серьезным.
   "Мне кажется, что произошла нечестная игра, - сказал он. "В этих краях есть не слишком щепетильные клиенты. Вы не видели Кельвина, хозяина "Трех якорей"?
   - Я сказал, что видел его. "А вы знали, что он побывал в тюрьме четыре года назад? Нападение и побои".
   - Меня это не удивляет, - сказал я. "Общее мнение в этом месте, кажется, таково, что ваш друг слишком любит совать свой нос в вещи, которые его не касаются. Надеюсь, он не пострадал серьезно".
   "Поиски продолжались с удвоенной энергией. Лишь ближе к вечеру наши усилия были вознаграждены. Мы обнаружили Ньюмана в глубокой канаве на углу его собственного участка. Его руки и ноги были надежно связаны веревкой, а платок был засунут ему в рот и закреплен там, чтобы он не закричал.
   "Он был ужасно истощен и сильно страдал; но после некоторого трения запястий и лодыжек и долгого глотка из фляги с виски он смог дать свой отчет о том, что произошло.
   Когда погода прояснилась, он вышел прогуляться около одиннадцати часов. Его путь пролегал вдоль утесов к месту, широко известному как Бухта контрабандистов из-за большого количества пещер, которые можно было найти там. Здесь он заметил, что какие-то люди высаживают что-то с маленькой лодки, и спустился вниз, чтобы посмотреть, что происходит. Что бы это ни было, оно оказалось очень тяжелым, и его несли в одну из самых дальних пещер.
   "Не имея никаких реальных подозрений в чем-то неладном, тем не менее, Ньюман задался вопросом. Он подошел совсем близко к ним незамеченным. Внезапно раздался тревожный крик, и сразу же на него набросились два могучих моряка, и он потерял сознание. Когда он в следующий раз пришел в себя, то обнаружил, что лежит на какой-то машине, которая, насколько он мог догадаться, со множеством ударов и ударов ехала по дороге, ведущей от побережья к деревне. К его великому удивлению, грузовик свернул к воротам его собственного дома. Там, после разговора между мужчинами шепотом, они, наконец, вытащили его и бросили в канаву в таком месте, где ее глубина делала какое-то время маловероятным обнаружение. Потом грузовик поехал дальше и, как ему показалось, выехал через другие ворота где-то в четверти мили ближе к деревне. Он не мог описать нападавших, за исключением того, что это были мореплаватели и, судя по их речи, корнуоллцы.
   Инспектор Бэджворт был очень заинтересован. "Будь уверен, что это именно то место, где спрятаны вещи, - воскликнул он. - Каким-то образом его удалось спасти от крушения и хранить где-то в какой-то одинокой пещере. Известно, что мы обыскали все пещеры в Бухте Контрабандистов, и что мы теперь отправляемся дальше, и они, видимо, ночью перетаскивали вещи в пещеру, которую уже обыскали и вряд ли будут обыскивать снова. . К сожалению, у них было по крайней мере восемнадцать часов, чтобы избавиться от хлама. Если прошлой ночью они забрали мистера Ньюмена, я сомневаюсь, что мы найдем что-нибудь там сейчас.
   Инспектор поспешил на обыск. Он нашел убедительные доказательства того, что слиток хранился, как предполагалось, но золото снова было изъято, и не было никакой подсказки относительно его нового тайника.
   Одна улика, однако, была, и сам инспектор указал мне на нее на следующее утро.
   "Эта полоса очень мало используется автомобилями, - сказал он, - и в одном или двух местах мы очень четко видим следы шин. В одной покрышке есть треугольный кусок, оставляющий совершенно безошибочный след. Он показывает вход в ворота; кое-где видны слабые следы того, что он выезжает из других ворот, так что нет особых сомнений, что мы ищем именно тот автомобиль. Итак, почему они вынесли его через дальние ворота? Мне кажется совершенно ясным, что грузовик приехал из деревни. Сейчас в селе не так много людей, у которых есть грузовик, не больше двух-трех, максимум. У Кельвина, владельца "Трех якорей", есть такой.
   "Какова была первоначальная профессия Кельвина?" - спросил Ньюман. "Любопытно, что вы спросили меня об этом, мистер Ньюман. В молодости Кельвин был профессиональным ныряльщиком".
   "Ньюман и я посмотрели друг на друга. Головоломка, казалось, складывалась по частям.
   "Вы не узнали в Кельвине одного из мужчин на пляже?" - спросил инспектор.
   Ньюман покачал головой. - Боюсь, я ничего не могу сказать на этот счет, - сказал он с сожалением. - Я действительно не успел ничего увидеть.
   "Инспектор очень любезно разрешил мне сопровождать его до "Трех якорей". Гараж находился в переулке. Большие двери были закрыты, но, пройдя небольшой переулок сбоку, мы нашли маленькую дверь, которая вела туда, и дверь была открыта. Инспектору хватило очень краткого осмотра шин. "Мы поймали его, клянусь Юпитером!" - воскликнул он. "Вот пятно размером с жизнь на заднем левом колесе. Так вот, мистер Кельвин, я не думаю, что у вас хватит ума вывернуться из этого.
   Рэймонд Уэст остановился.
   'Что ж?' - сказал Джойс. "Пока что я не вижу ничего, из-за чего можно было бы возражать, если только они так и не нашли золото".
   "Они точно так и не нашли золото", - сказал Реймонд. - И Кельвина у них тоже не было. Я полагаю, что он был слишком умен для них, но я не совсем понимаю, как он это сделал. Его должным образом арестовали - на основании следа от шины. Но возникла чрезвычайная заминка. Прямо напротив больших ворот гаража стоял коттедж, который арендовала на лето художница.
   - Ох уж эти художницы! - смеясь, сказала Джойс. Как вы говорите: "Ох уж эти художницы!" Эта конкретная больна уже несколько недель, и, как следствие, за ней ухаживают две больничные медсестры. Медсестра, дежурившая в ночное время, пододвинула кресло к окну, где была поднята штора. Она заявила, что грузовик не мог выехать из гаража напротив, не увидев ее, и клялась, что на самом деле в ту ночь он никогда не выезжал из гаража".
   - Не думаю, что это большая проблема, - сказал Джойс. - Медсестра, конечно, пошла спать. Они всегда так делают.
   - Это... э... было известно, - рассудительно сказал мистер Петерик. "Но мне кажется, что мы принимаем факты без достаточной проверки. Прежде чем принять показания больничной медсестры, мы должны очень тщательно выяснить ее добросовестность. Алиби, появившееся с такой подозрительной быстротой, склонно вызывать сомнения.
   - Есть также показания художницы, - сказал Раймонд. "Она заявила, что ей было больно, и что она не спала большую часть ночи, и что она, конечно, слышала шум грузовика, потому что это был необычный шум, а ночь была очень тихой после грозы".
   - Гм, - сказал священник, - это, конечно, дополнительный факт. Было ли у самого Кельвина алиби?
   "Он заявил, что находится дома и лежит в постели с десяти часов, но не может представить свидетелей, подтверждающих это заявление".
   "Медсестра заснула, - сказала Джойс, - и пациент тоже. Больные всегда думают, что всю ночь не сомкнули глаз.
   Рэймонд Уэст вопросительно посмотрел на доктора Пендера.
   - Знаете, мне очень жаль этого Кельвина. Мне кажется, это очень похоже на случай "Дать собаке дурную славу". Кельвин сидел в тюрьме. Если не считать следа от шины, который кажется слишком примечательным, чтобы быть совпадением, против него, похоже, мало что есть, кроме его неудачного послужного списка.
   - Вы, сэр Генри?
   Сэр Генри покачал головой.
   - Так уж вышло, - сказал он, улыбаясь, - что я кое-что знаю об этом деле. Так ясно, что я не должен говорить.
   - Ну, продолжайте, тетя Джейн; тебе нечего сказать?
   - Одну минуту, дорогая, - сказала мисс Марпл. - Боюсь, я неправильно посчитал. Две изнаночные, три простые, один СН, две изнаночные - да, правильно. Что ты сказал, дорогая?
   'Каково твое мнение?'
   - Тебе не понравится мое мнение, дорогой. Я заметил, что молодые люди никогда этого не делают. Лучше ничего не говорить.
   "Чепуха, тетя Джейн; с ним.
   - Что ж, дорогой Раймонд, - сказала мисс Марпл, откладывая вязание и глядя на племянника. - Я думаю, тебе следует быть осторожнее в выборе друзей. Ты так доверчива, дорогая, так легко обманываешься. Я полагаю, это быть писателем и иметь так много воображения. Вся эта история про испанский галеон! Если бы вы были старше и имели больше жизненного опыта, вы бы сразу насторожились. Человека, которого вы знали всего несколько недель!
   Сэр Генри вдруг разразился громким смехом и хлопнул себя по колену.
   - На этот раз попался, Рэймонд, - сказал он. - Мисс Марпл, вы прекрасны. У твоего друга Ньюмана, мой мальчик, другое имя, даже несколько других имен. В настоящий момент он находится не в Корнуолле, а в Девоншире, точнее, в Дартмуре, каторжник в Принстаунской тюрьме. Мы поймали его не из-за кражи драгоценных металлов, а из-за грабежа конюха одного из лондонских банков. Затем мы просмотрели его прошлые записи и нашли значительную часть украденного золота, закопанного в саду дома Пола. Это была довольно хорошая идея. По всему корнуоллскому побережью ходят истории о потерпевших крушение галеонах, полных золота. Это объясняло ныряльщика, а позже и золото. Но нужен был козел отпущения, и Кельвин идеально подходил для этой цели. Ньюман очень хорошо сыграл свою маленькую комедию, и наш друг Рэймонд, известный как писатель, стал безупречным свидетелем.
   - Но след от шины? возразил Джойс. - О, я сразу это увидела, дорогой, хотя я ничего не смыслю в моторах, - сказала мисс Марпл. - Знаете, люди меняют колесо - я часто видел, как они это делают, - и, конечно, они могли снять колесо с грузовика Кельвина, вынести его через маленькую дверцу в переулок, поставить на грузовик мистера Ньюмена и вывезти грузовик из одних ворот на пляж, наполнить его золотом и вывести через другие ворота, а затем они, должно быть, забрали колесо и поставили его обратно на грузовик мистера Кельвина, в то время как, я полагаю, кто-то еще связывал мистера Ньюмена в канаве. Очень неудобно для него и, вероятно, дольше, чем он ожидал, прежде чем его нашли. Я полагаю, человек, называвший себя садовником, занимался этой стороной дела.
   - Почему вы говорите, "назвал себя садовником", тетя Джейн? - с любопытством спросил Раймонд.
   - Ну, он не мог быть настоящим садовником, не так ли? - сказала мисс Марпл. "Садовники не работают в Троичный понедельник. Все это знают.
   Она улыбнулась и сложила вязание.
   "Именно этот маленький факт навел меня на правильный след, - сказала она. Она посмотрела на Раймонда.
   "Когда ты будешь домохозяином, дорогая, и у тебя будет собственный сад, ты будешь знать эти мелочи".
  
  
  
   Глава 26.
   Окровавленный тротуар
   "Окровавленный тротуар" был впервые опубликован в журнале "Royal Magazine" в марте 1928 года, а в США - как "Drip! Капать!' в журнале "Детективная история", 23 июня 1928 г.
   - Любопытно, - сказала Джойс Лемприер, - но вряд ли мне нравится рассказывать вам свою историю. Это случилось давным-давно, пять лет назад, если быть точным, но с тех пор это не дает мне покоя. Улыбчивая, яркая верхняя часть - и скрытая ужасность под ней. И самое странное, что этюд, который я тогда нарисовал, стал окрашен той же атмосферой. Когда вы смотрите на него сначала, это просто грубый набросок небольшой крутой улицы Корнуолла с солнечным светом. Но если смотреть на него достаточно долго, вкрадывается что-то зловещее. Я никогда не продавал его, но никогда не смотрю на него. Живет в мастерской в углу лицом к стене.
   - Это место называлось Крысиная дыра. Это странная рыбацкая деревушка в Корнуолле, очень живописная, может быть, слишком живописная. В нем слишком много атмосферы "Ye Olde Cornish Tea House". В нем есть магазины, где стриженые девушки в блузах рисуют девизы на пергаменте, иллюминированные вручную. Это красиво и необычно, но очень застенчиво".
   - Разве я не знаю, - простонал Рэймонд Уэст. - Проклятие шарабана, я полагаю. Какими бы узкими ни были улочки, ведущие к ним, ни одна живописная деревня не является безопасной.
   Джойс кивнула.
   - Это узкие улочки, которые ведут вниз к Крысиной дыре и очень крутые, как стена дома. Ну, чтобы продолжить мой рассказ. Я приехал в Корнуолл на две недели порисовать. В Крысиной дыре есть старая гостиница, The Polharwith Arms. Это должен был быть единственный дом, оставшийся у испанцев, когда они обстреляли его в тысяча пятьсот с небольшим.
   - Не обстрелян, - нахмурившись, сказал Рэймонд Уэст. - Постарайся быть исторически точным, Джойс.
   - Ну, во всяком случае, где-то на берегу высадили пушки, и они стреляли, и дома рушились. В любом случае, это не главное. Гостиница была чудесным старинным помещением с чем-то вроде крыльца, построенного на четырех столбах. У меня была очень хорошая подача, и я как раз собирался работать, когда с холма ползла и петляла машина. Конечно, он остановится перед постоялым двором - как раз там, где мне наиболее неловко. Вышли люди - мужчина и женщина - я их особо не заметил. На ней было лиловое льняное платье и лиловая шляпка.
   Вскоре мужчина снова вышел и, к моей огромной благодарности, отогнал машину к набережной и оставил ее там. Он прошел мимо меня к гостинице. Как раз в этот момент свернула еще одна чудовищная машина, и из нее вышла женщина, одетая в самое яркое ситцевое платье, которое я когда-либо видел, кажется, это были алые пуансеттии, и на ней была одна из тех больших туземных соломенных шляп - кубинских. , не так ли? - очень ярко-алого цвета.
   "Эта женщина не остановилась перед гостиницей, а повела машину дальше по улице к другой. Затем она вышла, и человек, увидев ее, издал удивленный крик. "Кэрол, - воскликнул он, - во имя всего прекрасного. Неожиданно встретиться с вами в этом отдаленном месте. Я не видел тебя много лет. Алло, это Марджери - моя жена, знаете ли. Вы должны прийти и познакомиться с ней.
   "Они бок о бок пошли вверх по улице к гостинице, и я увидел, что другая женщина только что вышла из двери и направилась к ним. Я только мельком увидел женщину по имени Кэрол, когда она проходила мимо меня. Ровно столько, чтобы увидеть очень белый напудренный подбородок и пылающий алый рот, и я подумал - просто подумал, - будет ли Марджери так рада встрече с ней. Я не видел Марджери вблизи, но издалека она выглядела неряшливой, очень чопорной и приличной.
   - Ну, конечно, меня это не касалось, но иногда случаются очень странные проблески жизни, и ты не можешь не размышлять о них. С того места, где они стояли, я мог уловить лишь обрывки их разговора, доплывшие до меня. Они говорили о купании. Муж, которого, кажется, звали Денис, хотел взять лодку и погрести вокруг берега. По его словам, примерно в миле отсюда была знаменитая пещера, которую стоит посмотреть. Кэрол тоже хотела увидеть пещеру, но предложила пройтись по скалам и посмотреть на нее со стороны суши. Она сказала, что ненавидит лодки. В итоге исправили так. Кэрол должна была пройти по тропинке утеса и встретить их у пещеры, а Дэнис и Марджери должны были взять лодку и погрести вокруг.
   "Услышав, как они говорят о купании, мне тоже захотелось помыться. Утро было очень жарким, и я не особенно хорошо работал. Кроме того, мне показалось, что послеполуденный солнечный свет будет гораздо привлекательнее. Так что я собрал свои вещи и отправился на небольшой пляж, о котором я знал - он был совсем в противоположной стороне от пещеры и был скорее моим открытием. Я искупался там, пообедал консервированным языком и двумя помидорами и вернулся после обеда, полный уверенности и энтузиазма, чтобы продолжить свой набросок.
   "Кажется, весь Крысоул спит. Я был прав насчет послеполуденного солнечного света, тени были гораздо красноречивее. Полхар с оружием был главной нотой моего наброска. Луч солнца падал наискось вниз и падал на землю перед ним, производя довольно любопытный эффект. Я понял, что купающаяся группа благополучно вернулась, потому что два купальных платья, алое и темно-синее, висели на балконе и сохли на солнце.
   "Что-то пошло не так с одним углом моего наброска, и я несколько секунд наклонялся над ним, пытаясь что-то исправить. Когда я снова поднял голову, я увидел фигуру, прислонившуюся к одной из колонн "Полхарс-Армс", которая, казалось, появилась там по волшебству. Он был одет в морскую одежду и, полагаю, был рыбаком. Но у него была длинная темная борода, и если бы я искал модель для злого испанского капитана, я не мог бы представить никого лучше. Я принялся за дело с лихорадочной поспешностью, прежде чем он успел отойти, хотя по его позе он выглядел так, будто был полностью готов поддерживать колонны на протяжении всей вечности.
   Однако он пошевелился, но, к счастью, только после того, как я получил то, что хотел. Он подошел ко мне и начал говорить. О, как этот человек говорил.
   "Ратхол, - сказал он, - было очень интересным местом". "Я уже знал это, но хотя я так сказал, это меня не спасло. У меня была вся история об обстреле - я имею в виду разрушение - деревни и о том, как последним погиб хозяин "Полхарвит Армс". Пробитый на собственном пороге шпагой испанского капитана, и о том, как его кровь брызнула на мостовую и никто не мог отмыть пятно сто лет.
   "Все это очень хорошо сочеталось с томной сонливостью после полудня. Голос мужчины был очень учтивым, и в то же время в нем было что-то пугающее. Он был очень подобострастным в своих манерах, но я чувствовал, что внутри он был жестоким. Он заставил меня понять инквизицию и все ужасы испанцев лучше, чем я когда-либо понимал.
   "Все время, пока он говорил со мной, я продолжал рисовать, и вдруг я понял, что в волнении, слушая его рассказ, я нарисовал что-то, чего там не было. На том белом квадрате тротуара, куда солнце падало перед дверью "Полхарвит Армс", я нарисовал пятнами крови. Казалось невероятным, что разум может проделывать такие трюки с рукой, но когда я снова посмотрел в сторону гостиницы, меня снова поразил шок. Моя рука нарисовала только то, что видели глаза - капли крови на белом асфальте.
   - Я смотрел минуту или две. Тогда я закрыл глаза, сказал себе: "Не будь таким глупым, там действительно ничего нет", потом я снова открыл их, но пятна крови все еще были на месте.
   "Я вдруг почувствовал, что не могу этого вынести. Я прервал словесный поток рыбака.
   "Скажите, - сказал я, - у меня зрение не очень хорошее. Это пятна крови на том тротуаре вон там?
   Он посмотрел на меня снисходительно и ласково. - Никаких пятен крови в эти дни, леди. То, о чем я вам рассказываю, произошло почти пятьсот лет назад.
   "Да, - сказал я, - но сейчас - на тротуаре", - слова замерли у меня в горле. Я знал - я знал , что он не увидит того, что вижу я. Я встал и трясущимися руками начал собирать вещи. Пока я это делал, молодой человек, приехавший утром на машине, вышел из дверей гостиницы. Он растерянно оглядывал улицу. На балкон выше вышла его жена и собрала купальные принадлежности. Он пошел к машине, но внезапно свернул и наткнулся на рыбака.
   - Скажи мне, мой человек, - сказал он. - Вы не знаете, вернулась ли дама, приехавшая в той второй машине?
   "Дама в платье, усыпанном цветами? Нет, сэр, я ее не видел. Сегодня утром она шла вдоль утеса к пещере.
   '"Я знаю я знаю. Мы купались там все вместе, а потом она ушла от нас домой, и с тех пор я ее не видел. Это не могло занимать ее все это время. Скалы вокруг не опасны, не так ли?
   "Это зависит, сэр, от того, как вы пойдете. Лучше всего взять с собой человека, который знает это место.
   Он очень явно имел в виду себя и начал было распространяться на эту тему, но молодой человек бесцеремонно оборвал его и побежал обратно в трактир, окликнув жену на балконе.
   "Я говорю, Марджери, Кэрол еще не вернулась. Странно, не правда ли? - Я не слышал ответа Марджери, но ее муж продолжал. - Что ж, мы не можем больше ждать. Мы должны продвигаться к Пенритару. Вы готовы? Я поверну машину".
   Он сделал, как сказал, и вскоре они вдвоем уехали. Тем временем я намеренно нервировал себя, чтобы доказать, насколько нелепы были мои фантазии. Когда машина уехала, я подошел к гостинице и внимательно осмотрел тротуар. Крови там, конечно, не было. Нет, все это время было результатом моего искаженного воображения. Тем не менее, почему-то это, казалось, делало происходящее еще более пугающим. Стоя там, я услышал голос рыбака.
   'Он смотрел на меня с любопытством. - Вы думали, что видели здесь пятна крови, а, леди?
   'Я кивнул. "Это очень любопытно, это очень любопытно. У нас есть суеверие, леди. Если кто-нибудь увидит эти пятна крови...
   'Он сделал паузу. '"Что ж?" Я сказал. Он продолжал своим мягким голосом, корнским по интонации, но бессознательно гладким и благовоспитанным в своем произношении и совершенно свободным от корнуоллских оборотов речи.
   "Говорят, леди, что если кто-нибудь увидит эти пятна крови, то через двадцать четыре часа наступит смерть".
   'Противный! Это вызвало у меня неприятное чувство по всему позвоночнику. - продолжал он убедительно. - В церкви есть очень интересная табличка, госпожа, о смерти...
   - Нет, спасибо, - решительно сказал я и, резко повернувшись на каблуках, пошел по улице к избе, где я ночевал. Как только я добрался туда, я увидел вдалеке женщину по имени Кэрол, идущую по тропинке утеса. Она торопилась. На фоне серых скал она казалась каким-то ядовитым алым цветком. Ее шляпа была цвета крови. . .
   Я встряхнулся. Действительно, у меня была кровь на мозгу. "Позже я услышал звук ее машины. Я подумал, не собирается ли она тоже отправиться в Пенритар; но она взяла дорогу налево в противоположном направлении. Я смотрел, как машина ползет в гору и исчезает, и мне как-то легче вздохнуло. Крысиная дыра снова казалась своим тихим сонным "я".
   - Если это все, - сказал Раймонд Уэст, когда Джойс остановился, - я немедленно выношу свой вердикт. Расстройство желудка, пятна перед глазами после еды".
   - Это еще не все, - сказал Джойс. "Вы должны услышать продолжение. Два дня спустя я прочитал это в газете под заголовком "Смертельные случаи при купании в море". В нем рассказывалось, как миссис Дакр, жена капитана Дениса Дакра, к несчастью, утонула в бухте Ландир, чуть дальше по побережью. Она и ее муж остановились в это время в гостинице и заявили о своем намерении искупаться, но подул холодный ветер. Капитан Дакр заявил, что было слишком холодно, поэтому он и еще несколько человек в отеле отправились на соседнее поле для гольфа. Миссис Дэкр, однако, сказала, что ей не слишком холодно, и пошла одна в бухту. Поскольку она не вернулась, ее муж встревожился и в компании своих друзей спустился на пляж. Ее одежду нашли лежащей у скалы, но от несчастной не осталось и следа. Ее тело было найдено только через неделю, когда его выбросило на берег в какой-то точке на некотором расстоянии от побережья. Перед смертью ее сильно ударили по голове, и предполагалось, что она, должно быть, нырнула в море и ударилась головой о камень. Насколько я мог судить, ее смерть наступила всего через двадцать четыре часа после того, как я увидел пятна крови.
   - Я протестую, - сказал сэр Генри. "Это не проблема - это история о привидениях. Мисс Лемприер, очевидно, медиум.
   Мистер Петерик издал свой обычный кашель.
   - Меня поражает один момент, - сказал он, - этот удар по голове. Мы не должны, я думаю, исключать возможность нечестной игры. Но я не вижу, чтобы у нас были какие-то данные, на которые можно было бы опереться. Галлюцинации или видения мисс Лемприер, безусловно, интересны, но я не совсем понимаю, о чем она хочет, чтобы мы говорили.
   -- Несварение желудка и совпадение, -- сказал Раймонд, -- и в любом случае нельзя быть уверенным, что это были одни и те же люди. Кроме того, проклятие, или что бы это ни было, применимо только к настоящим обитателям Крысиной дыры.
   - Я чувствую, - сказал сэр Генри, - что зловещий мореплаватель имеет какое-то отношение к этой истории. Но я согласен с мистером Петериком, мисс Лемприер дала нам очень мало данных.
   Джойс повернулся к доктору Пендеру, который с улыбкой покачал головой.
   "Это очень интересная история, - сказал он, - но, боюсь, я согласен с сэром Генри и мистером Петериком в том, что данных, на которые можно опереться, очень мало".
   Затем Джойс с любопытством посмотрела на мисс Марпл, которая улыбнулась ей в ответ.
   - Я тоже думаю, что ты немного несправедлив, дорогая Джойс, - сказала она. "Конечно, для меня это другое. Я имею в виду, что мы, женщины, понимаем, что касается одежды. Я не думаю, что это справедливая проблема, чтобы поставить перед мужчиной. Должно быть, это означало много быстрых изменений. Какая злая женщина! И еще более злой человек.
   Джойс уставилась на нее.
   - Тетя Джейн, - сказала она. - Мисс Марпл, я имею в виду, я верю... я действительно верю, что вы знаете правду.
   -- Что ж, дорогая, -- сказала мисс Марпл, -- мне гораздо легче спокойно сидеть здесь, чем вам, -- а ведь вы, будучи художником, так восприимчивы к атмосфере, не так ли? Сидя здесь с вязанием, ты просто видишь факты. Пятна крови падали на мостовую от купального платья, висевшего наверху, и, поскольку купальное платье было красным, сами преступники, конечно, не осознавали, что оно было запачкано кровью. Бедняжка, бедняжка!
   - Простите меня, мисс Марпл, - сказал сэр Генри, - но вы знаете, что я все еще в полном неведении. Вы с мисс Лемприер, похоже, понимаете, о чем говорите, но мы, мужчины, все еще в кромешной тьме.
   - Сейчас я расскажу вам конец истории, - сказал Джойс. "Это было через год. Я был на маленьком морском курорте на восточном побережье и делал наброски, как вдруг у меня возникло странное ощущение, что что-то произошло раньше. Передо мной на тротуаре стояли два человека, мужчина и женщина, и они приветствовали третьего человека, женщину, одетую в платье из алого ситца с пуансеттией. "Кэрол, клянусь всем, это прекрасно! Необычно встретить тебя после всех этих лет. Вы не знаете мою жену? Джоан, это мой старый друг, мисс Хардинг.
   - Я сразу узнал этого человека. Это был тот самый Денис, которого я видел в Рэтхоле. Жена была другой, то есть она была Жанной, а не Марджери; но она была того же типа, молодой и довольно безвкусной и очень незаметной. На минуту я подумал, что схожу с ума. Они начали говорить о купании. Я расскажу вам, что я сделал. Я шел прямо тогда и там в полицейский участок. Я думал, что они, вероятно, подумают, что я сошел с ума, но мне было все равно. А так получилось, что все было в порядке. Там был человек из Скотленд-Ярда, и он приехал как раз по этому поводу. Кажется - о, это ужасно говорить, - что полиция заподозрила Дени Дакра. Это было не его настоящее имя - он брал разные имена в разных случаях. Он знакомился с девушками, обычно тихими, неприметными девушками, без многих родственниц и друзей, женился на них и страховал их жизнь на большие суммы, а потом - о, это ужасно! Женщина по имени Кэрол была его настоящей женой, и они всегда следовали одному и тому же плану. Вот так они и пришли его ловить. Страховые компании заподозрили. Он приходил в какое-нибудь тихое приморское местечко со своей новой женой, потом появлялась другая женщина, и они все вместе шли купаться. Затем жену убивали, а Кэрол одевалась и возвращалась с ним в лодке. Затем они покидали это место, где бы оно ни находилось, предварительно спросив о предполагаемой Кэрол, и когда они выезжали за пределы деревни, Кэрол торопливо переодевалась обратно в свою яркую одежду и свой яркий макияж, возвращалась туда и уезжала в своем собственная машина. Они узнают, в каком направлении течет течение, и предполагаемая смерть наступит в следующем месте купания вдоль побережья таким образом. Кэрол играла роль жены и спускалась на какой-нибудь уединенный пляж, оставляла одежду жены там у скалы и уходила в цветочном ситцевом платье, чтобы спокойно ждать, пока ее муж не сможет присоединиться к ней.
   - Я полагаю, когда они убивали бедняжку Марджери, часть крови должна была брызнуть на купальный костюм Кэрол, а поскольку он был красным, они этого не заметили, как говорит мисс Марпл. Но когда повесили над балконом, капало. Фу!' она вздрогнула. - Я все еще вижу это.
   - Конечно, - сказал сэр Генри, - теперь я очень хорошо помню. Дэвис было настоящим именем этого человека. У меня совершенно вылетело из памяти, что одним из его многочисленных псевдонимов был Дакр. Они были необычайно хитрой парой. Мне всегда казалось таким удивительным, что никто не заметил смены личности. Я полагаю, как говорит мисс Марпл, одежду узнать легче, чем лица; но это был очень хитрый план, поскольку, хотя мы и подозревали Дэвиса, было нелегко донести до него вину, поскольку у него всегда было безупречное алиби".
   - Тетя Джейн, - сказал Рэймонд, с любопытством глядя на нее, - как вы это делаете? Вы жили такой мирной жизнью, и все же, похоже, вас ничто не удивляет.
   - В этом мире я всегда нахожу одно очень похожим на другое, - сказала мисс Марпл. - Знаешь, была миссис Грин, она похоронила пятерых детей - и каждый из них застрахован. Ну, естественно, начали что-то подозревать.
   Она покачала головой.
   "В деревенской жизни много зла. Надеюсь, вы, дорогие молодые люди, никогда не поймете, насколько испорчен мир.
  
  
  
   Глава 27
   Мотив против возможности
   "Мотив против возможности" был впервые опубликован в журнале Royal Magazine в апреле 1928 г., а в США - как "Где подвох?" в
   Журнал "Детективная история", 30 июня 1928 г.
   Мистер Петерик откашлялся куда более важно, чем обычно.
   - Боюсь, моя маленькая проблема покажется вам всем довольно банальной, - сказал он извиняющимся тоном, - после сенсационных историй, которые мы слышали. В моей нет кровопролития, но она кажется мне интересной и довольно остроумной задачкой, и, к счастью, я в состоянии знать правильный ответ на нее".
   - Это не очень законно, не так ли? - спросила Джойс Лемприер. - Я имею в виду вопросы права и множество дел Барнаби против Скиннера в 1881 году и тому подобное.
   Мистер Петерик одобрительно улыбнулся ей поверх очков.
   - Нет, нет, моя дорогая юная леди. Вам нечего опасаться на этот счет. История, которую я собираюсь рассказать, совершенно проста и прямолинейна, и ее может понять любой неспециалист".
   - Теперь никаких юридических придирок, - сказала мисс Марпл, грозя ему вязальной спицей.
   - Конечно, нет, - сказал мистер Петерик. "Ну что ж, я не уверен, но давайте послушаем историю".
   - Это касается моего бывшего клиента. Я буду звать его мистер Клод - Саймон Клод. Он был человеком весьма богатым и жил в большом доме недалеко отсюда. У него был один сын, убитый на войне, и этот сын оставил одного ребенка, маленькую девочку. Ее мать умерла при ее рождении, а после смерти отца она переехала жить к дедушке, который сразу же страстно привязался к ней. Маленькая Крис могла делать со своим дедушкой все, что ей нравилось. Я никогда не видел человека, более поглощенного ребенком, и я не могу описать вам его горя и отчаяния, когда в возрасте одиннадцати лет ребенок заболел воспалением легких и умер.
   "Бедный Саймон Клод был безутешен. Его брат недавно умер в бедственном положении, и Саймон Клод великодушно предложил дом детям своего брата - двум девочкам, Грейс и Мэри, и мальчику, Джорджу. Но, хотя старик был добр и великодушен к своим племяннику и племянницам, он никогда не изливал на них той любви и преданности, которые он проявлял к своему маленькому внуку. Джорджу Клоду нашли работу в ближайшем банке, и Грейс вышла замуж за умного молодого химика-исследователя по имени Филип Гаррод. Мария, тихая, замкнутая девушка, жила дома и присматривала за дядей. Я думаю, она любила его своим тихим, сдержанным образом. И судя по всему, все шло очень мирно. Могу сказать, что после смерти маленького Кристобеля ко мне пришел Саймон Клод и поручил мне составить новое завещание. По этому завещанию его состояние, очень значительное, было разделено поровну между его племянником и племянницами, по трети доли каждой.
   "Время шло. Случайно встретив однажды Джорджа Клода, я осведомился о его дяде, которого давно не видел. К моему удивлению, лицо Джорджа помрачнело. - Хотел бы я, чтобы вы вразумили дядю Саймона, - с сожалением сказал он. Его честное, но не очень блестящее лицо выглядело озадаченным и обеспокоенным. "Этот алкогольный бизнес становится все хуже и хуже".
   "Какое духовное дело?" - спросил я, очень удивленный. "Тогда Джордж рассказал мне всю историю. Как мистер Клод постепенно увлекся этим предметом и как вдобавок к этому интересу он случайно встретил американского медиума, миссис Эвридику Спрэгг. Эта женщина, которую Джордж, не колеблясь, охарактеризовал как отъявленную аферистку, завоевала огромное влияние на Саймона Клода. Она практически всегда была в доме, и было проведено множество сеансов, на которых дух Кристобель проявлялся перед любящим дедушкой.
   "Я могу сказать здесь и сейчас, что я не принадлежу к числу тех, кто покрывает спиритуализм насмешками и презрением. Я, как я уже говорил вам, верю в доказательства. И я думаю, что когда мы обладаем беспристрастным умом и взвешиваем доказательства в пользу спиритизма, остается многое, что нельзя списать на мошенничество или легко отбросить в сторону. Поэтому, как я говорю, я не верующий и не неверующий. Есть свидетельства, с которыми нельзя не согласиться.
   С другой стороны, спиритуализм очень легко поддается мошенничеству и обману, и из всего, что молодой Джордж Клод рассказал мне об этой миссис Эвридике Спрэгг, я все больше и больше убеждался, что Саймон Клод попал в плохие руки и что миссис Спрэгг, вероятно, была самозванкой. худшего типа. Старик, как бы проницателен он ни был в практических делах, легко мог быть обманут в том, что касалось его любви к умершему внуку.
   "Переворачивая вещи в уме, я чувствовал себя все более и более неловко. Мне нравились юные Клодс, Мэри и Джордж, и я понимал, что эта миссис Спрэгг и ее влияние на их дядю могут привести к неприятностям в будущем.
   - При первой же возможности я нашел предлог, чтобы зайти к Саймону Клоду. Я обнаружил, что миссис Спрагг назначена почетной и дружелюбной гостьей. Как только я увидел ее, мои худшие опасения сбылись. Это была полная женщина средних лет, одетая в ярком стиле. Весьма полно ханжеских фраз о "милах наших, которые прошли мимо" и тому подобное.
   В доме гостил и ее муж, мистер Абсалом Спрагг, худощавый, долговязый мужчина с меланхолическим выражением лица и чрезвычайно украдкой глазами. Как только я смог, я привлек Саймона Клода к себе и тактично рассказал ему об этом. Он был полон энтузиазма. Эвридика Спрэгг была прекрасна! Она была послана к нему прямо в ответ на молитву! Она не заботилась о деньгах, ей было достаточно радости помочь сердцу в беде. У нее было настоящее материнское чувство к маленькому Крису. Он начинал относиться к ней почти как к дочери. Затем он рассказал мне подробности - как он услышал голос своей Крис, - как она была здорова и счастлива со своими отцом и матерью. Затем он рассказал о других чувствах, выраженных ребенком, которые, при воспоминании о маленькой Кристобель, казались мне весьма маловероятными. Она подчеркнула, что "отец и мать любили дорогую миссис Спрагг".
   "Но, конечно, - перебил он, - вы насмешник, Петерик".
   "Нет, я не насмешник. Очень далеко от этого. Некоторые из людей, писавших на эту тему, - это люди, чьи показания я бы принял без колебаний, и я бы отнесся к любому рекомендованному ими медиуму с уважением и доверием. Я полагаю, что за эту миссис Спрагг можно поручиться?
   Саймон пришел в восторг от миссис Спрагг. Она была послана ему Небом. Он встретил ее на водопое, где провел два месяца летом. Случайная встреча, с каким прекрасным результатом!
   "Я ушел очень недовольным. Мои худшие опасения оправдались, но я не видел, что я мог сделать. После долгих размышлений и размышлений я написал Филипу Гарроду, который, как я уже упоминал, только что женился на старшей дочери Клод, Грейс. Я излагаю перед ним дело - разумеется, самым тщательно охраняемым языком. Я указал на опасность того, что такая женщина возобладает над разумом старика. И я предложил, чтобы г-н Клод был установлен, если это возможно, в контакте с некоторыми авторитетными спиритуалистическими кругами. Я подумал, что Филипу Гарроду не составит труда это устроить.
   "Гаррод не замедлил действовать. Он понимал, в отличие от меня, что здоровье Саймона Клода было в очень шатком состоянии, и как практичный человек он не собирался допустить, чтобы его жена или ее сестра и брат были лишены наследства, которое по праву принадлежало им. Он приехал на следующей неделе, приведя с собой в качестве гостя не кого иного, как знаменитого профессора Лонгмана. Лонгман был ученым первого порядка, человеком, чья связь со спиритизмом заставляла относиться к последнему с уважением. Не только блестящий ученый; он был человеком предельной честности и честности.
   "Результат визита был самым печальным. Лонгман, казалось, говорил очень мало, пока был там. Было проведено два сеанса - в каких условиях я не знаю. Лонгман был ни к чему не обязывающим все время, пока был в доме, но после отъезда написал письмо Филипу Гарроду. В нем он признал, что ему не удалось уличить миссис Спрагг в мошенничестве, тем не менее его личное мнение заключалось в том, что явления не были подлинными. Мистер Гаррод, сказал он, волен показать это письмо своему дяде, если сочтет нужным, и предложил, чтобы он сам свел мистера Клода с совершенно честным медиумом.
   Филип Гаррод отнес это письмо прямо своему дяде, но результат оказался не таким, как он ожидал. Старик пришел в ярость. Все это было заговором с целью опорочить миссис Спрагг, оклеветанную и оскорбленную святую! Она уже говорила ему, какая горькая зависть к ней в этой стране. Он указал, что Лонгман был вынужден заявить, что не обнаружил мошенничества. Эвридика Спрэгг пришла к нему в самый мрачный час его жизни, дала ему помощь и утешение, и он был готов поддержать ее дело, даже если это означало ссору с каждым членом его семьи. Она была для него больше, чем кто-либо другой в мире.
   Филипа Гаррода выгнали из дома без особых церемоний; но в результате его ярости собственное здоровье Клода резко ухудшилось. В течение последнего месяца он практически постоянно лежал в постели, и теперь казалось, что он может оставаться прикованным к постели инвалидом до тех пор, пока смерть не освободит его. Через два дня после отъезда Филипа я получил срочный вызов и поспешил к нему. Клод лежал в постели и даже на мой непрофессиональный взгляд выглядел очень больным. Он задыхался.
   "Это мой конец, - сказал он. "Я чувствую это. Не спорь со мной, Петерик. Но прежде чем я умру, я собираюсь исполнить свой долг перед единственным человеком, который сделал для меня больше, чем кто-либо другой в мире. Я хочу составить новое завещание.
   "Конечно, - сказал я, - если вы дадите мне свои указания сейчас, я составлю завещание и отправлю его вам".
   - Так не пойдет, - сказал он. "Почему, чувак, я могу не пережить ночь. Я написал здесь то, что хочу, - он пошарил под подушкой, - и вы можете сказать мне, правильно ли это.
   Он достал лист бумаги с несколькими словами, грубо нацарапанными карандашом. Это было достаточно просто и понятно. Он оставил по 5000 фунтов стерлингов каждой из своих племянниц и племянников, а остаток своего огромного имущества прямо Эвридике Спрагг "в знак благодарности и восхищения".
   "Мне это не понравилось, но это было так. О слабоумии не могло быть и речи, старик был в здравом уме, как и все остальные.
   - Он позвонил в колокольчик двум слугам. Они пришли быстро. Горничная, Эмма Гонт, была высокой женщиной средних лет, которая служила там много лет и преданно ухаживала за Клодом. С нею пришла кухарка, свежая пышногрудая девушка лет тридцати. Саймон Клод посмотрел на них обоих из-под кустистых бровей.
   "Я хочу, чтобы вы засвидетельствовали мою волю. Эмма, дай мне мою перьевую ручку. Эмма послушно подошла к столу. - Не тот левый ящик, девочка, - раздраженно сказал старый Саймон. - Разве ты не знаешь, что он в правой?
   - Нет, он здесь, сэр, - сказала Эмма, доставая его. -- Значит, в прошлый раз вы, должно быть, неправильно убрали его, -- проворчал старик. "Я терпеть не могу вещи, которые не лежат на своих местах".
   Все еще ворча, он взял у нее перо и скопировал свой черновой набросок, исправленный мной, на новый лист бумаги. Затем он подписался своим именем. Эмма Гонт и повар Люси Дэвид также подписались. Я сложил завещание и положил его в длинный синий конверт. Это было обязательно, понимаете, написано на обычном листе бумаги.
   Когда слуги повернулись, чтобы выйти из комнаты, Клод откинулся на подушки с задыхающимся воздухом и искаженным лицом. Я с тревогой склонился над ним, и Эмма Гонт быстро вернулась. Однако старик оправился и слабо улыбнулся.
   "Все в порядке, Петерик, не тревожьтесь. Во всяком случае, теперь я умру спокойно, сделав то, что хотел.
   Эмма Гонт вопросительно посмотрела на меня, как будто желая узнать, может ли она выйти из комнаты. Я ободряюще кивнул, и она вышла, остановившись сначала, чтобы подобрать синий конверт, который я уронил на землю в минуту беспокойства. Она протянула его мне, и я сунул его в карман пальто, а затем она вышла.
   - Ты раздражен, Петерик, - сказал Саймон Клод. "Вы предвзяты, как и все остальные".
   "Это не вопрос предрассудков, - сказал я. "Миссис Спрагг может быть всем, за что себя выдает. Я не вижу возражений против того, чтобы вы оставили ей небольшое наследство в знак благодарности; но я говорю тебе откровенно, Клод, что лишать своей плоти и крови наследства ради чужого неправильно.
   С этими словами я повернулся, чтобы уйти. Я сделал все, что мог, и выразил свой протест.
   Мэри Клод вышла из гостиной и встретила меня в холле. "Выпьешь чаю перед уходом, не так ли? Иди сюда, - и она повела меня в гостиную.
   "В очаге горел огонь, и в комнате было уютно и весело. Она сняла с меня пальто как раз в тот момент, когда в комнату вошел ее брат Джордж. Он взял его у нее и положил на стул в дальнем конце комнаты, потом вернулся к камину, где мы пили чай. Во время трапезы возник вопрос о каком-то пункте, касающемся поместья. Саймон Клод сказал, что не хочет, чтобы его беспокоили, и предоставил решение Джорджу. Джордж довольно нервничал из-за того, что доверился собственному суждению. По моему предложению мы перешли в кабинет после чая, и я просмотрел упомянутые бумаги. Нас сопровождала Мэри Клод.
   "Через четверть часа я приготовился к отъезду. Вспомнив, что я оставил свое пальто в гостиной, я пошел туда за ним. Единственной обитательницей комнаты была миссис Спрагг, которая стояла на коленях у стула, на котором лежало пальто. Казалось, она делала что-то совершенно ненужное с кретоновым покрывалом. Когда мы вошли, она встала с очень красным лицом.
   "Эта обложка никогда не сидела правильно, - пожаловалась она. "Мой! Я мог бы приспособиться лучше сам".
   Я взял пальто и надел его. При этом я заметил, что конверт с завещанием выпал из кармана и лежал на полу. Я положил его обратно в карман, попрощался и ушел.
   "По прибытии в офис я подробно опишу свои дальнейшие действия. Я снял пальто и достал из кармана завещание. Я держал его в руке и стоял у стола, когда вошел мой клерк. Кто-то хотел поговорить со мной по телефону, а добавочный номер к моему столу не работал. Соответственно, я проводил его до приемной и оставался там минут пять, ведя разговор по телефону.
   Когда я вышел, меня ждал мой клерк. "Мистер Спрагг звонил вам, сэр. Я провел его в ваш кабинет. - Я пошел туда и нашел мистера Спрагга сидящим за столом. Он встал и поприветствовал меня в несколько елейной манере, а затем продолжил длинную содержательную речь. В основном это казалось непростым оправданием себя и своей жены. Он боялся, что люди будут говорить и т. д. и т. д. Его жена с детства была известна чистотой своего сердца и своими мотивами. . . И так далее, и так далее. Боюсь, я был с ним довольно резок. В конце концов, я думаю, он понял, что его визит не увенчался успехом, и ушел несколько резко. Тут я вспомнил, что оставил завещание лежать на столе. Я взял его, запечатал конверт, написал на нем и убрал в сейф.
   "Теперь я перехожу к сути моего рассказа. Два месяца спустя г-н Саймон Клод умер. Не буду вдаваться в пространные рассуждения, просто констатирую голые факты. Когда запечатанный конверт с завещанием был вскрыт, в нем был обнаружен лист чистой бумаги ".
   Он сделал паузу, оглядывая круг заинтересованных лиц. Он улыбался сам с некоторым удовольствием.
   - Вы, конечно, понимаете? Два месяца запечатанный конверт пролежал в моем сейфе. Тогда его нельзя было испортить. Нет, срок был очень коротким. Между моментом подписания завещания и тем, как я запер его в сейфе. У кого же была такая возможность и в чьих интересах это было сделать?
   "Я резюмирую важные моменты в кратком изложении: завещание было подписано мистером Клодом, я положил его в конверт - пока все хорошо. Потом я положил его в карман пальто. Это пальто Мэри забрала у меня и передала Джорджу, который был у меня на виду, пока держал пальто. За то время, пока я находился в кабинете, у миссис Эвридики Спрэгг было достаточно времени, чтобы вытащить конверт из кармана пальто и прочесть его содержимое, и, в самом деле, найти конверт на земле, а не в кармане, казалось чтобы указать на то, что она это сделала. Но тут мы подходим к любопытному моменту: у нее была возможность подставить чистый лист бумаги, но не было мотива . Завещание было в ее пользу, и, заменив его чистым листом бумаги, она лишила себя наследства, которое так стремилась получить. То же самое относилось и к мистеру Спраггу. У него тоже была возможность. Он остался наедине с рассматриваемым документом на две-три минуты в моем кабинете. Но опять же, это было не в его пользу. Таким образом, мы столкнулись с любопытной проблемой: у двух человек, имевших возможность заменить чистый лист бумаги, не было для этого мотива , а у двух людей, у которых был мотив , не было такой возможности . Кстати, горничную Эмму Гонт я бы не исключал из-под подозрения. Она была предана своему молодому хозяину и любовнице и ненавидела Спраггов. Она, я уверен, была бы вполне готова к попытке замены, если бы додумалась до этого. Но хотя она действительно держала конверт в руках, когда поднимала его с пола и вручала мне, у нее, конечно, не было возможности подделать его содержимое, и она не могла подменить его каким-нибудь ловким движением руки (которое она в любом случае знала бы). быть не в состоянии), потому что конверт, о котором идет речь, был принесен в дом мной, и вряд ли у кого-то там был бы дубликат".
   Он огляделся, сияя на собрание.
   - А теперь моя маленькая проблема. Я, надеюсь, ясно выразился. Мне было бы интересно услышать ваше мнение.
   Ко всеобщему изумлению мисс Марпл издала долгий и продолжительный смешок. Что-то, казалось, очень забавляло ее.
   - В чем дело, тетя Джейн? Разве мы не можем поделиться шуткой? - сказал Раймонд.
   - Я думал о маленьком Томми Саймондсе, озорном маленьком мальчике, боюсь, но иногда очень забавном. Один из тех детей с невинными детскими лицами, которые всегда затевают какие-нибудь шалости. Я подумал, как на прошлой неделе в воскресной школе он сказал: "Учитель, как вы говорите, желток яйца белый или желток яйца белый ?" И мисс Дерстон объяснила, что любой скажет: "желтки яиц белые , или желток яйца белый ", - и непослушный Томми сказал: "Ну, я должен сказать, что желток яйца желтый!" Очень непослушно с его стороны, конечно, и старо как мир. Я знал его в детстве.
   - Очень смешно, моя дорогая тетя Джейн, - мягко сказал Раймонд, - но, конечно же, это не имеет ничего общего с очень интересной историей, которую нам рассказал мистер Петерик.
   - О да, - сказала мисс Марпл. "Это улов! Так что история мистера Петерика - это ловушка. Ну как юрист! Ах, мой дорогой старый друг! Она укоризненно покачала головой.
   - Интересно, действительно ли вы знаете, - подмигнув, сказал адвокат.
   Мисс Марпл написала несколько слов на клочке бумаги, сложила его и передала ему.
   Мистер Петерик развернул бумагу, прочитал, что на ней написано, и оценивающе взглянул на нее.
   - Мой дорогой друг, - сказал он, - есть ли что-нибудь, чего ты не знаешь?
   - Я знала это еще ребенком, - сказала мисс Марпл. - Тоже играл с ним.
   - Я чувствую себя не в своей тарелке, - сказал сэр Генри. - Я уверен, что у мистера Петерика в рукаве есть какой-нибудь хитрый юридический трюк.
   - Вовсе нет, - сказал мистер Петерик. 'Нисколько. Это совершенно справедливое прямое предложение. Вы не должны обращать никакого внимания на мисс Марпл. У нее свой взгляд на вещи.
   - Мы должны быть в состоянии прийти к истине, - сказал Рэймонд Уэст с легкой досадой. - Факты, безусловно, кажутся достаточно простыми. На самом деле к этому конверту прикасались пять человек. Очевидно, Спрагги могли вмешаться, но столь же очевидно, что они этого не сделали. Остаются остальные три. Теперь, когда видишь чудесные способы фокусников делать что-то у себя на глазах, мне кажется, что Джордж Клод мог извлечь бумагу и заменить ее другой в то время, когда он нес пальто в дальний конец комнаты. номер.'
   - Ну, я думаю, это была девушка, - сказал Джойс. "Я думаю, что горничная сбежала и рассказала ей, что происходит, и она взяла еще один синий конверт и просто заменила его другим".
   Сэр Генри покачал головой. - Я не согласен с вами обоими, - медленно сказал он. - Такого рода вещи проделываются фокусниками, и они проделываются на сцене и в романах, но я думаю, что в реальной жизни это было бы невозможно, особенно под проницательным взглядом такого человека, как мой друг, мистер Петерик. Но у меня есть идея - это только идея и ничего более. Мы знаем, что профессор Лонгман только что был с визитом и говорил очень мало. Разумно предположить, что Спрагги были очень обеспокоены результатами этого визита. Если бы Саймон Клод не доверял им, что весьма вероятно, они могли бы рассматривать его посылку за мистером Петериком с совершенно другой точки зрения. Возможно, они полагали, что мистер Клод уже составил завещание в пользу Эвридики Спрэгг, а новое завещание могло быть составлено специально для того, чтобы исключить ее в результате разоблачений профессора Лонгмана или, как вы, адвокаты, говорите, Филипа Гаррода. впечатлил дядю своей плотью и кровью. В таком случае предположим, что миссис Спрагг приготовилась произвести замену. Она это делает, но мистер Петерик, появившийся в неудачный момент, не успела прочитать настоящий документ и поспешно сожгла его на случай, если адвокат обнаружит его пропажу.
   Джойс решительно покачала головой. "Она никогда не сожжет его, не прочитав".
   - Решение довольно слабое, - признал сэр Генри. - Я полагаю... э... мистер Петерик сам не помогал Провиденсу.
   Предложение было только смехотворным, но маленький адвокат выпрямился с оскорбленным достоинством.
   - Крайне неподходящее предложение, - сказал он с некоторой резкостью.
   - Что говорит доктор Пендер? - спросил сэр Генри.
   "Не могу сказать, что у меня есть какие-то очень четкие идеи. Я думаю, что подмена должна была быть произведена либо миссис Спрагг, либо ее мужем, возможно, по мотиву, предложенному сэром Генри. Если она не прочтет завещание до тех пор, пока мистер Петерик не уедет, она окажется перед некоторой дилеммой, поскольку не сможет признаться в своих действиях в этом вопросе. Возможно, она поместит его среди бумаг мистера Клода, где, как она думала, его найдут после его смерти. Но почему его не нашли, я не знаю. Это может быть простым предположением, что Эмма Гонт наткнулась на него и из-за неуместной преданности своим работодателям намеренно уничтожила его.
   "Я думаю, что решение доктора Пендера - лучшее из всех, - сказал Джойс. - Верно, мистер Петерик?
   Адвокат покачал головой. "Я продолжу с того места, на котором остановился. Я был ошеломлен и точно так же в море, как и все вы. Я не думаю, что должен был когда-либо догадаться об истине - возможно, нет, - но я был просветлен. Тоже ловко сделано.
   "Примерно через месяц я пошел пообедать с Филипом Гарродом, и в ходе нашей послеобеденной беседы он упомянул интересный случай, который недавно стал известен ему".
   - Я хотел бы рассказать вам об этом, Петерик, конечно, конфиденциально.
   -- Совершенно верно, -- ответил я.
   "Мой друг, который возлагал надежды на одного из своих родственников, был очень огорчен, обнаружив, что у этого родственника есть мысли о том, чтобы принести пользу совершенно недостойному человеку. Боюсь, мой друг несколько беспринципен в своих методах. В доме была служанка, очень преданная интересам того, что я могу назвать законной стороной. Мой друг дал ей очень простые инструкции. Он дал ей перьевую ручку, должным образом заправленную. Она должна была положить это в ящик письменного стола в комнате своего хозяина, но не в обычный ящик, где обычно хранят ручку. Если ее хозяин просил ее засвидетельствовать его подпись на каком-либо документе и просил принести ему его ручку, она должна была принести ему не ту, а ту, которая была ее точной копией. Это все, что она должна была сделать. Он не дал ей никакой другой информации. Она была преданным существом и добросовестно выполняла его указания".
   Он прервался и сказал: "Надеюсь, я не утомил вас, Петерик".
   - Вовсе нет, - сказал я. "Я очень заинтересован". "Наши взгляды встретились. - Мой друг, конечно, вам не известен, - сказал он. "Конечно, нет, - ответил я. -- Тогда все в порядке, -- сказал Филип Гаррод. Он сделал паузу, а затем с улыбкой сказал: "Вы понимаете, в чем дело? Ручка была заполнена тем, что широко известно как Evanescent Ink - раствором крахмала в воде, к которому было добавлено несколько капель йода. Получается густая иссиня-черная жидкость, но надпись полностью исчезает через четыре или пять дней".
   Мисс Марпл усмехнулась.
   - Исчезающие чернила, - сказала она. 'Я знаю это. Много раз я играл с ним в детстве".
   И она лучезарно посмотрела на них всех, остановившись, чтобы еще раз погрозить пальцем мистеру Петерику.
   - Но все равно это ловушка, мистер Петерик, - сказала она. - Прямо как адвокат.
  
  
  
   Глава 28.
   Знак большого пальца святого Петра
   "Знак большого пальца Святого Петра" был впервые опубликован в журнале "Royal Magazine" в мае 1928 года, а в США как "Знак большого пальца Святого Петра" в
   Журнал "Детективная история", 7 июля 1928 г.
   - А теперь, тетя Джейн, решать вам, - сказал Рэймонд Уэст.
   - Да, тетя Джейн, мы ожидаем чего-то действительно острого, - вмешалась Джойс Лемприер.
   - Вы смеетесь надо мной, мои дорогие, - безмятежно сказала мисс Марпл. - Вы думаете, что, поскольку я прожил в этом захолустье всю свою жизнь, у меня, вероятно, не было ничего интересного?
   - Не дай бог мне когда-нибудь считать деревенскую жизнь мирной и беспрецедентной, - с жаром сказал Раймонд. - Только не после ужасных разоблачений, которые мы услышали от вас! Космополитический мир кажется мягким и мирным местом по сравнению с Сент-Мэри-Мид.
   -- Что ж, моя дорогая, -- сказала мисс Марпл, -- человеческая природа везде одинакова, и, конечно, в деревне есть возможность наблюдать ее вблизи.
   - Вы действительно уникальны, тетя Джейн, - воскликнула Джойс. - Надеюсь, вы не возражаете, если я буду называть вас тетей Джейн? она добавила. "Я не знаю, почему я это делаю".
   - Не так ли, моя дорогая? - сказала мисс Марпл.
   Она посмотрела на мгновение или два с чем-то насмешливым во взгляде, от чего кровь запылала у девушки на щеках. Рэймонд Уэст заерзал и несколько смущенно откашлялся.
   Мисс Марпл посмотрела на них обоих, снова улыбнулась и снова сосредоточила свое внимание на своем вязании.
   "Правда, конечно, что я прожил то, что называется очень беспрецедентной жизнью, но у меня был большой опыт в решении различных мелких проблем, которые возникали. Некоторые из них были действительно весьма изобретательны, но было бы бесполезно рассказывать их вам, потому что они касались таких неважных вещей, которые вас не интересовали бы, - всего лишь такие вещи, как: Кто разрезал ячейку авоськи миссис Джонс? и почему миссис Симс надела свою новую шубу только один раз. Очень интересные вещи, на самом деле, для любого изучающего человеческую природу. Нет, единственный случай, который я могу вспомнить, который мог бы вас заинтересовать, это случай с мужем моей бедной племянницы Мэйбл.
   - Это было лет десять или пятнадцать назад, и, к счастью, все кончено, и все забыли об этом. Память у людей очень короткая - я всегда думаю, что повезло.
   Мисс Марпл помолчала и пробормотала про себя:
   "Я должен просто пересчитать этот ряд. Уменьшение немного неудобное. Раз, два, три, четыре, пять, а затем три изнаночных; это верно. Итак, что я говорил? О, да, о бедной Мэйбл.
   - Мэйбл была моей племянницей. Милая девушка, действительно очень милая девушка, но всего лишь мелочь, которую можно было бы назвать глупой . Довольно любила мелодраматизировать и говорить гораздо больше, чем думала, когда была расстроена. Она вышла замуж за мистера Денмана, когда ей было двадцать два года, и, боюсь, это был не очень счастливый брак. Я очень надеялся, что эта привязанность ни к чему не приведет, поскольку мистер Денман был человеком очень вспыльчивого характера - не из тех, кто будет терпеливо относиться к слабостям Мэйбл, - и я также узнал, что в его семье было безумие. Однако девушки были такими же упрямыми тогда, как и сейчас, и такими, какими они будут всегда. И Мэйбл вышла за него замуж.
   "Я почти не видел ее после замужества. Она приезжала ко мне погостить раз или два, и меня несколько раз приглашали туда, но, в сущности, я не очень люблю останавливаться в чужих домах, и мне всегда удавалось оправдаться. Они были женаты десять лет, когда мистер Денман внезапно умер. Детей не было, и все свои деньги он оставил Мэйбл. Я, конечно, написала и предложила Мэйбл приехать, если я ей нужен; но она написала в ответ очень разумное письмо, и я понял, что она не совсем подавлена горем. Я думал, что это было вполне естественно, потому что я знал, что они уже давно не ладят. Месяца через три я получил весьма истерическое письмо от Мэйбл, умолявшей меня приехать к ней и говорящей, что дела идут все хуже и хуже, и она больше не может этого выносить.
   - Итак, конечно, - продолжала мисс Марпл, - я включила Клару в заработную плату, отправила тарелку и кружку "Король Чарльз" в банк и тут же ушла. Я нашел Мэйбл в очень нервном состоянии. Дом Миртл Дин был довольно большим и очень удобно обставленным. Там были кухарка и горничная, а также няня, чтобы присматривать за старым мистером Денманом, отцом мужа Мэйбл, у которого, что называется, "не совсем в порядке с головой". Довольно мирный и хорошо воспитанный, но временами явно странный. Говорю же, в семье было сумасшествие.
   "Я был действительно потрясен, увидев перемену в Мэйбл. Она была комком нервов, вся дергалась, но мне было очень трудно заставить ее рассказать мне, в чем дело. Я добрался до этого, как всегда добираются до таких вещей, косвенно. Я спросил ее о некоторых ее друзьях, которых она всегда упоминала в своих письмах, о Галлахерах. К моему удивлению, она сказала, что теперь почти их не видела. Другие друзья, которых я упомянул, вызвали то же замечание. Я говорил ей тогда о том, как глупо запираться и размышлять, и особенно глупо отрываться от своих друзей. Потом она пришла, разразившись правдой.
   "Это не моя работа, это их. Здесь нет ни души, которая заговорила бы со мной сейчас. Когда я иду по Хай-стрит, все они уходят с дороги, чтобы им не пришлось встречаться со мной или разговаривать со мной. Я как прокаженный. Это ужасно, и я больше не могу этого выносить. Мне придется продать дом и уехать за границу. Но почему я должен быть изгнан из такого дома? Я ничего не сделал".
   - Я был встревожен больше, чем могу вам сказать. В то время я вязала одеяло для старой миссис Хей и в смятении оборвала две петли и обнаружила это только спустя много времени.
   "Дорогая Мейбл, - сказал я, - вы меня удивляете. Но в чем причина всего этого?"
   "Даже в детстве Мэйбл всегда было трудно. Мне было очень трудно добиться от нее прямого ответа на мой вопрос. Она говорила только туманные вещи о злых разговорах и о праздных людях, которым нечем было заняться, кроме как сплетничать, и о людях, которые вкладывают идеи в головы других людей.
   -- Мне все совершенно ясно, -- сказал я. - Очевидно, о вас ходит какая-то история. Но что это за история, вы должны знать не хуже других. И ты мне расскажешь".
   "Это так безнравственно, - простонала Мэйбл. "Конечно, это скверно, - бодро сказал я. "Ничего из того, что вы можете рассказать мне о мышлении людей, меня бы удивило или удивило. А теперь, Мэйбл, расскажи мне на простом английском, что люди говорят о тебе?
   - Потом все выяснилось.
   "Казалось, что смерть Джеффри Денмана, совершенно внезапная и неожиданная, породила различные слухи. На самом деле - и на простом английском языке, как я ей сказал, - люди говорили, что она отравила своего мужа.
   - Ну, как я надеюсь, вы знаете, нет ничего более жестокого, чем болтовня, и нет ничего более трудного в борьбе. Когда люди говорят что-то за вашей спиной, вы ничего не можете опровергнуть или опровергнуть, и слухи продолжают расти и расти, и никто не может их остановить. В одном я был совершенно уверен: Мэйбл совершенно не способна никого отравить. И я не понимал, почему жизнь ей должна быть разрушена, а ее дом сделан невыносимым только потому, что, по всей вероятности, она сделала что-то глупое и глупое.
   - Дыма без огня не бывает, - сказал я. "Теперь, Мэйбл, ты должна рассказать мне, что заставило людей пойти по этому пути. Должно быть, что-то было".
   Мэйбл была очень бессвязна и заявила, что ничего не было, вообще ничего, за исключением, конечно, того, что смерть Джеффри была очень внезапной. В тот вечер за ужином он казался совершенно здоровым, а ночью сильно заболел. Послали за доктором, но бедняга умер через несколько минут после прихода доктора. Считалось, что смерть наступает в результате употребления в пищу отравленных грибов.
   "Ну, - сказал я, - я полагаю, что такая внезапная смерть может вызвать болтовню, но уж точно не без некоторых дополнительных фактов. У вас была ссора с Джеффри или что-то в этом роде?
   Она призналась, что поссорилась с ним накануне утром во время завтрака.
   - А слуги, я полагаю, слышали? Я попросил. "Их не было в комнате".
   "Нет, моя дорогая, - сказал я, - но они, вероятно, были довольно близко к двери снаружи".
   "Я слишком хорошо знал несущую мощь высокого истерического голоса Мэйбл. Джеффри Денман тоже был человеком, склонным громко повышать голос, когда злился.
   - Из-за чего вы поссорились? Я попросил. "О, обычные вещи. Это всегда были одни и те же вещи снова и снова. Какая-нибудь мелочь начинала нас смущать, а потом Джеффри становился невозможным и говорил отвратительные вещи, а я говорила ему все, что о нем думала.
   - Значит, было много ссор? Я попросил. "Это была не моя вина..."
   "Мое дорогое дитя, - сказал я, - не имеет значения, чья это была вина. Это не то, что мы обсуждаем. В таком месте личные дела каждого являются более или менее общественным достоянием. Вы с мужем всегда ссорились. Однажды утром у вас была особенно серьезная ссора, а ночью ваш муж внезапно и загадочно умер. Это все или есть что-то еще?"
   - Я не знаю, что ты имеешь в виду под чем-то еще, - угрюмо сказала Мэйбл. - Именно то, что я говорю, моя дорогая. Если вы сделали что-нибудь глупое, не держите это сейчас, ради всего святого. Я только хочу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе".
   "Ничто и никто не может мне помочь, - дико сказала Мэйбл, - кроме смерти".
   - Побольше верь в провидение, дорогая, - сказал я. - Итак, Мэйбл, я прекрасно знаю, что есть еще кое-что, что ты скрываешь.
   - Я всегда знал, даже когда она была ребенком, когда она говорила мне не всю правду. Это заняло много времени, но я, наконец, выбрал его. В то утро она пошла в аптеку и купила мышьяк. Она должна была, конечно, расписаться в книге за это. Естественно, химик говорил.
   "Кто ваш врач?" Я попросил.
   "Доктор Роулинсон".
   - Я знал его в лицо. Мэйбл указала мне на него на днях. Говоря простым языком, он был тем, кого я бы назвал старым слабаком. У меня слишком много жизненного опыта, чтобы верить в непогрешимость врачей. Одни из них умные люди, другие нет, и в половине случаев лучшие из них не знают, что с тобой. Я сам не в ладах с врачами и их лекарствами.
   Я все обдумал, а потом надел шляпу и пошел навестить доктора Роулинсона. Он был именно таким, каким я его и представлял, - милым старичком, добрым, неясным и до того близоруким, что жалким, чуть глухим и притом обидчивым и чувствительным до последней степени. Он сразу же вскочил, когда я упомянул о смерти Джеффри Денмана, долго говорил о разных видах грибов, съедобных и прочих. Он расспросил кухарку, и она признала, что один или два приготовленных гриба были "немного странными", но поскольку магазин прислал их, она подумала, что они должны быть в порядке. Чем больше она с тех пор думала о них, тем больше убеждалась, что их внешний вид необычен.
   "Она была бы, - сказал я. "Вначале они были похожи на грибы, а в конце становились оранжевыми с пурпурными пятнами. Нет ничего, что класс не смог бы вспомнить, если бы попытался".
   - Я понял, что Денман потерял дар речи, когда к нему подошёл доктор. Он не мог глотать и умер через несколько минут. Доктор казался вполне удовлетворенным выданным ему свидетельством. Но насколько это было упрямством и насколько искренней верой, я не мог быть уверен.
   Я пошел прямо домой и совершенно откровенно спросил Мэйбл, почему она купила мышьяк.
   - У вас, должно быть, была какая-то идея, - заметил я. Мэйбл расплакалась. "Я хотела покончить с собой", - простонала она. "Я был слишком несчастен. Я думал, что покончу со всем этим".
   - У вас еще есть мышьяк? Я попросил.
   "Нет, я его выбросил".
   "Я сидел там, снова и снова прокручивая мысли в уме.
   "Что случилось, когда он заболел? Он звонил тебе?
   '"Нет." Она покачала головой. "Он резко позвонил в звонок. Должно быть, он звонил несколько раз. Наконец Дороти, горничная, услышала это, разбудила кухарку, и они спустились вниз. Когда Дороти увидела его, она испугалась. Он был бессвязным и в бреду. Она оставила повара с ним и бросилась ко мне. Я встал и пошел к нему. Конечно, я сразу увидел, что он ужасно болен. К сожалению, Брюстер, присматривающий за старым мистером Денманом, отсутствовал на ночь, так что никто не знал, что делать. Я послал Дороти за доктором, кухаркой и я остался с ним, но через несколько минут я не мог больше этого выносить; это было слишком ужасно. Я убежал обратно в свою комнату и запер дверь".
   - Очень эгоистично и недобро с вашей стороны, - сказал я. - И, без сомнения, с тех пор ваше поведение ничем вам не помогло, можете быть в этом уверены. Кук будет повторять это повсюду. Ну-ну, это скверное дело".
   Затем я поговорил со слугами. Кухарка хотела рассказать мне о грибах, но я остановил ее. Я устал от этих грибов. Вместо этого я очень подробно расспросил их обоих о состоянии их хозяина в ту ночь. Они оба согласились, что он, кажется, сильно мучился, что он не мог глотать и мог говорить только сдавленным голосом, а когда говорил, то только бессвязно - ничего разумного.
   "Что он говорил, когда болтал?" - спросил я с любопытством. "Что-то о рыбе, не так ли?" обращаясь к другому. Дороти согласилась. - Куча рыбы, - сказала она. "Бред какой-то такой. Я сразу понял, что он не в своем уме, бедняга.
   "Кажется, в этом нет никакого смысла. В качестве последнего средства я отправился к Брюстер, тощей женщине средних лет лет пятидесяти.
   "Жаль, что меня не было здесь в ту ночь, - сказала она. "Кажется, никто не пытался что-либо сделать для него, пока не пришел доктор".
   - Я полагаю, он был в бреду, - сказал я с сомнением. - Но это не симптом отравления птомаином, не так ли?
   "Это зависит от того, - сказал Брюстер.
   Я спросил ее, как поживает ее пациент.
   - Она покачала головой.
   - Он довольно плохой, - сказала она. '"Слабый?"
   "О нет, он достаточно силен физически - все, кроме зрения. Это плохо. Может, он и переживет всех нас, но сейчас его разум отказывается очень быстро. Я уже сказал мистеру и миссис Денман, что он должен быть в приюте, но миссис Денман и слышать об этом не хочет ни за что.
   "Я скажу о Мэйбл, что у нее всегда было доброе сердце.
   - Ну, вот в чем дело. Я все обдумал со всех сторон и, наконец, решил, что остается сделать только одно. Ввиду ходивших слухов, необходимо испросить разрешение на эксгумацию тела, произвести надлежащее вскрытие и раз и навсегда утихомирить лживые языки. Мэйбл, конечно, засуетилась, в основном из сентиментальных соображений - потревожила покойника в его мирной могиле и т. д. и т. п. - но я был тверд.
   - Я не буду долго рассказывать об этой части. Мы получили приказ, и они сделали вскрытие, или как там его называют, но результат оказался не таким удовлетворительным, как мог бы быть. Мышьяка не было и в помине - и это было к лучшему, - но суть доклада заключалась в том, что нет ничего, что указывало бы на то, каким образом покойный пришел к своей смерти .
   - Так что, видите ли, это не совсем избавило нас от неприятностей. Люди продолжали говорить - о редких ядах, которые невозможно обнаружить, и о такой ерунде. Я виделся с патологоанатомом, проводившим вскрытие, и задал ему несколько вопросов, хотя он изо всех сил старался не отвечать на большинство из них; но я выведал у него, что он считает крайне маловероятным, чтобы причиной смерти были отравленные грибы. В моем уме кипела идея, и я спросил его, какой яд, если таковой имелся, мог быть использован для достижения такого результата. Он дал мне длинное объяснение, большую часть которого, должен признаться, я не понял, но сводилось оно к следующему: эта смерть могла быть вызвана каким-то сильным растительным алкалоидом.
   "Идея у меня была такая: предположим, что заражение безумием было и в крови Джеффри Денмана, не мог ли он покончить с собой? В какой-то период своей жизни он изучал медицину и хорошо разбирался в ядах и их действии.
   "Я не думал, что это звучит очень правдоподобно, но это было единственное, о чем я мог думать. И я был почти в своем уме, я могу вам сказать. Теперь, осмелюсь сказать, вы, современные молодые люди, будете смеяться, но когда мне действительно плохо, я всегда молюсь про себя - где угодно, когда я иду по улице или на базаре. И всегда получаю ответ. Это может быть какая-то мелочь, по-видимому, совершенно не связанная с предметом, но она есть. Когда я была маленькой девочкой, у меня над кроватью была приколота надпись: " Просите, и вы получите " . В то утро, о котором я вам рассказываю, я шел по Хай-стрит и усердно молился. Я закрыл глаза, а когда открыл их, как вы думаете, что я увидел первым?
   Пять лиц с разной степенью интереса были обращены к мисс Марпл. Однако можно с уверенностью предположить, что никто не угадал бы правильный ответ на вопрос.
   - Я видела, - внушительно сказала мисс Марпл, - витрину рыбной лавки . В нем было только одно: свежая пикша .
   Она торжествующе огляделась.
   'Боже мой!' - сказал Рэймонд Уэст. "Ответ на молитву - свежая пикша!"
   - Да, Рэймонд, - сурово сказала мисс Марпл, - и нет нужды ругаться по этому поводу. Рука Божья повсюду. Первое, что я увидел, были черные пятна - следы большого пальца святого Петра. Это легенда, знаете ли. Большой палец Святого Петра. И это вернуло меня домой. Мне нужна была вера, всегда истинная вера Святого Петра. Я соединил две вещи вместе, веру - и рыбу".
   Сэр Генри торопливо высморкался. Джойс закусила губу.
   - Что это мне пришло в голову? Конечно, и кухарка, и горничная упомянули рыбу как одну из вещей, о которых говорил умирающий. Я был убежден, совершенно убежден, что в этих словах содержится какое-то решение тайны. Я пошел домой, полный решимости докопаться до сути дела".
   Она сделала паузу.
   -- Вам никогда не приходило в голову, -- продолжала старушка, -- насколько мы руководствуемся тем, что, кажется, называется контекстом? В Дартмуре есть место под названием Грей Уэзерс. Если бы вы разговаривали там с фермером и упомянули Серых Ветров, он, вероятно, решил бы, что вы говорите об этих каменных кругах, однако возможно, что вы говорите об атмосфере; и точно так же, если бы вы имели в виду каменные круги, посторонний человек, услышав обрывок разговора, мог бы подумать, что вы имели в виду погоду. Поэтому, когда мы повторяем разговор, мы, как правило, не повторяем настоящие слова; мы вставляем некоторые другие слова, которые, как нам кажется, означают то же самое.
   "Я видел кухарку и Дороти по отдельности. Я спросил кухарку, уверена ли она, что ее хозяин действительно упомянул кучу рыбы. Она сказала, что совершенно уверена.
   "Это были его точные слова, - спросил я, - или он упомянул какой-то конкретный вид рыбы?"
   -- Вот именно, -- сказал повар. - Это был какой-то особый вид рыбы, но я сейчас не могу вспомнить, какой. Куча - что это было? Не любую рыбу, которую вы отправляете на стол. Будет ли это сейчас окунь или щука? Нет. Оно не начиналось с буквы "П".
   Дороти также вспомнила, что ее хозяин упомянул какой-то особый вид рыбы. - Какая-то диковинная рыба, - сказала она.
   "Куча... что это было?"
   "Он сказал куча или куча?" Я попросил.
   "Я думаю, что он сказал кучу. Но тут я действительно не могу быть уверен - так трудно запомнить настоящие слова, не так ли, мисс, особенно когда они кажутся бессмысленными. Но теперь, когда я подумал об этом, я почти уверен, что это была куча, и рыба начиналась с C; но это была не треска и не рак".
   "В следующей части я действительно горжусь собой, - сказала мисс Марпл, - потому что, конечно же, я ничего не знаю о наркотиках - я их называю отвратительными и опасными вещами. У меня есть старинный бабушкин рецепт чая с пижмой, который стоит любых ваших лекарств. Но я знал, что в доме есть несколько медицинских томов, и в одном из них есть указатель лекарств. Видите ли, я думал, что Джеффри принял какой-то яд и пытался назвать его.
   - Ну, я просмотрел список букв Х, начиная с Хе. Там не было ничего похожего; потом я начал на П и почти сразу пришел в себя - как вы думаете?
   Она огляделась, оттягивая момент триумфа.
   "Пилокарпин. Разве вы не можете понять человека, который едва мог говорить, пытаясь вытянуть это слово? Как бы это звучало для повара, который никогда не слышал этого слова? Разве это не создаст впечатление "кучи карпов"?
   "Ей-богу!" - сказал сэр Генри.
   "Мне никогда не следовало до этого додумываться, - сказал доктор Пендер. - Очень интересно, - сказал мистер Петерик. "Действительно очень интересно".
   Я быстро перешел на страницу, указанную в указателе. Я читал о пилокарпине и его влиянии на глаза и о других вещах, которые, казалось, не имели отношения к делу, но в конце концов дошел до очень важной фразы: с успехом применялся в качестве противоядия при отравлении атропином .
   "Я не могу передать вам свет, который озарил меня тогда. Я никогда не думал, что Джеффри Денман совершит самоубийство. Нет, это новое решение было не только возможным, но я был абсолютно уверен, что оно правильное, потому что все части складывались логически".
   - Я не собираюсь пытаться угадать, - сказал Раймонд. - Продолжайте, тетя Джейн, расскажите нам, что было для вас столь поразительно ясно.
   -- Я, конечно, ничего не смыслю в медицине, -- сказала мисс Марпл, -- но мне довелось знать, что, когда мое зрение ухудшалось, доктор прописал мне капли с сульфатом атропина. Я поднялся прямо наверх, в комнату старого мистера Денмана. Я не ходил вокруг да около.
   "Мистер Денман, - сказал я, - я все знаю. Зачем ты отравил своего сына?
   Он смотрел на меня минуту или две - довольно красивый старик, по-своему, - а потом расхохотался. Это был один из самых злобных смехов, которые я когда-либо слышал. Уверяю вас, от этого у меня мурашки по коже пошли мурашки. Я слышал что-то подобное только однажды, когда бедная миссис Джонс сошла с ума.
   "Да, - сказал он, - я поквитался с Джеффри. Я был слишком умен для Джеффри. Он собирался посадить меня, не так ли? Заперли меня в приюте? Я слышал, как они говорили об этом. Мэйбл - хорошая девочка. Мэйбл заступилась за меня, но я знала, что она не сможет противостоять Джеффри. В конце концов, у него будет свой путь; он всегда делал. Но я его поселила - поселила своего доброго, любящего сына! Ха, ха! Я спустился ночью. Это было довольно легко. Брюстер отсутствовал. Мой дорогой сын спал; у его кровати стоял стакан с водой; он всегда просыпался посреди ночи и выпивал его. Я вылил его - ха, ха! - и я вылила пузырек с глазными каплями в стакан. Он проснется и выпьет его, прежде чем узнает, что это такое. Его была всего столовая ложка - вполне достаточно, вполне достаточно. Так он и сделал! Они пришли ко мне утром и разбили его мне очень нежно. Они боялись, что это расстроит меня. Ха! Ха! Ха! Ха! Ха!"
   - Что ж, - сказала мисс Марпл, - это конец истории. Конечно, бедного старика поместили в сумасшедший дом. На самом деле он не был ответственен за то, что он сделал, и правда была известна, и всем было жаль Мэйбл, и они не могли сделать достаточно, чтобы загладить ее несправедливые подозрения, которые у них были. Но если бы Джеффри не сообразил, что это за вещество он проглотил, и не попытался заставить всех немедленно получить противоядие, оно, возможно, так никогда и не было бы обнаружено. Я считаю, что у атропина есть очень определенные симптомы - расширенные зрачки и все такое; но, конечно, как я уже сказал, доктор Роулинсон был очень близорук, бедняга. И в той же медицинской книге, которую я продолжал читать - и некоторые из них были очень интересными - приводились симптомы отравления птомаином и атропином, и они мало чем отличаются. Но я могу заверить вас, что я никогда не видел кучу свежей пикши, не думая о знаке большого пальца Святого Петра.
   Была очень долгая пауза.
   - Мой дорогой друг, - сказал мистер Петерик. "Мой очень дорогой друг, вы действительно удивительны".
   - Я порекомендую Скотленд-Ярду обратиться к вам за советом, - сказал сэр Генри.
   - Во всяком случае, тетя Джейн, - сказал Раймонд, - есть одна вещь, которой вы не знаете.
   - О да, люблю, дорогая, - сказала мисс Марпл. - Это случилось как раз перед обедом, не так ли? Когда ты взял Джойс полюбоваться закатом. Это очень любимое место, т. Там, у жасминовой изгороди. Там молочник спросил Энни, может ли он поставить запреты.
   - Бросай все, тетя Джейн, - сказал Раймонд, - не порти весь роман. Мы с Джойс не такие, как молочник и Энни.
   - Вот тут-то вы и ошибаетесь, дорогая, - сказала мисс Марпл. - На самом деле все очень похожи. Но, к счастью, возможно, они этого не осознают.
  
  
  
   Глава 29
   Плодотворное воскресенье
   "Плодотворное воскресенье" было впервые опубликовано в Daily Mail 11 августа 1928 года.
   - Ну, право же, я считаю это слишком восхитительным, - в четвертый раз сказала мисс Дороти Пратт. "Как бы я хотел, чтобы старый кот мог видеть меня сейчас. Она и ее Джейн!
   "Старая кошка", о которой так язвительно упоминали, была весьма уважаемой работодательницей мисс Пратт, миссис Маккензи Джонс, у которой были твердые взгляды на христианские имена, подходящие для горничных, и которая отказалась от Дороти в пользу презираемого мисс Пратт второго имени Джейн.
   Спутница мисс Пратт ответила не сразу - по самой лучшей причине. Когда вы только что купили Baby Austin, четвертая рука, за двадцать фунтов и берете его только во второй раз, все ваше внимание обязательно сосредоточено на трудной задаче использования обеих рук и ног в чрезвычайных ситуациях. момент диктует.
   - Э... ах! - сказал мистер Эдвард Пэлгроув и договорился о кризисе с ужасным скрежещущим звуком, от которого у настоящего автомобилиста оскомину наломали бы.
   - Ну, с девушкой ты мало разговариваешь, - пожаловалась Дороти.
   Мистер Пэлгроув был спасен от необходимости отвечать, так как в этот момент водитель омнибуса резко и громко обругал его.
   - Ну, из-за всей наглости, - сказала мисс Пратт, тряхнув головой.
   "Я только хотел бы , чтобы у него был этот ножной тормоз", - с горечью сказал ее приятель. - Что-нибудь не так?
   -- Вы можете стоять на своем, пока не придет королевство, -- сказал мистер Пэлгроув. - Но ничего не происходит.
   - Ну, Тед, ты не можешь ожидать всего за двадцать фунтов. В конце концов, вот мы, в настоящей машине, в воскресенье днем едем за город, как и все".
   Больше скрежета и грохота.
   - А, - сказал Тед, покраснев от триумфа. "Это была лучшая перемена".
   - Вы водите что-то прекрасное, - восхищенно сказала Дороти.
   Ободренный женской признательностью, мистер Пэлгроув попытался пробежать через Хаммерсмит-Бродвей, но полицейский резко отругал его.
   "Ну, я никогда", - сказала Дороти, пока они шли к Хаммерсмитскому мосту в строгой манере. "Я не знаю, к чему прибегает полиция. Вы могли бы подумать, что они будут говорить более вежливо, глядя на то, как они себя показали в последнее время.
   - В любом случае, я не хотел идти по этой дороге, - грустно сказал Эдвард. "Я хотел пойти по Грейт-Уэст-роуд и устроить арест".
   - И скорее всего попадете в ловушку, - сказала Дороти. - Вот что случилось с хозяином на днях. Пять фунтов и расходы.
   - В конце концов, полиция не такая уж пыльная, - великодушно сказал Эдвард. - Они влезают в богатеньких. Нет благосклонности. Меня сводит с ума мысль об этих молодцах, которые могут зайти в магазин и купить пару "Роллс-Ройсов", даже не моргнув глазом. В этом нет смысла. Я так же хорош, как и они.
   - И украшения, - вздохнула Дороти. "Эти магазины на Бонд-стрит. Бриллианты и жемчуг и я не знаю что! А я с ниткой жемчуга Вулворт.
   Она грустно размышляла на эту тему. Эдвард снова смог полностью сосредоточиться на вождении. Им удалось пройти через Ричмонд без происшествий. Ссора с полицейским пошатнула нервы Эдварда. Теперь он пошел по линии наименьшего сопротивления, слепо следуя за любой впереди идущей машиной всякий раз, когда представлялся выбор магистрали.
   Таким образом, он вскоре обнаружил, что следует по тенистой проселочной дороге, на поиски которой многие опытные автомобилисты отдали бы свою душу.
   - Довольно умно сворачивать, как я, - сказал Эдвард, приписывая себе все заслуги.
   - Мило хорошенько, я бы сказал, - сказала мисс Пратт. "И я заявляю, что есть человек с фруктами на продажу".
   И действительно, в удобном углу стоял маленький плетеный столик с корзинами с фруктами, а на плакате была надпись "Ешьте больше фруктов".
   'Сколько?' - с опаской сказал Эдвард, когда яростное дергание ручного тормоза дало желаемый результат.
   "Прекрасная клубника", - сказал ответственный.
   Он был неказистым на вид человеком с ухмылкой. - То, что нужно леди. Спелые фрукты, свежесобранные. Вишни тоже. Настоящий английский. У вас есть корзина вишен, леди?
   - Они выглядят мило, - сказала Дороти.
   - Милые, вот они какие, - хрипло сказал мужчина. - Эта корзинка принесет вам удачу, леди. Наконец он снизошел до ответа Эдуарду. - Два шиллинга, сэр, и очень дешево. Вы бы так и сказали, если бы знали, что внутри корзины.
   - Они ужасно мило выглядят, - сказала Дороти.
   Эдвард вздохнул и заплатил два шиллинга. Его ум был одержим расчетами. Потом чай, бензин - в это воскресенье автомобильный бизнес был не из дешевых . Это было худшее из вывоза девушек! Они всегда хотели всего, что видели.
   - Благодарю вас, сэр, - сказал невзрачный вид. - В этой корзине с вишнями больше, чем стоит твои деньги.
   Эдвард яростно толкнул ногу, и Малыш Остин прыгнул на продавца вишни в манере разъяренного эльзасца.
   - Извини, - сказал Эдвард. - Я забыл, что она была в снаряжении.
   - Тебе следует быть осторожной, дорогая, - сказала Дороти. - Ты мог причинить ему боль.
   Эдвард не ответил. Еще полмили привели их к идеальному месту на берегу ручья. "Остин" остался на обочине дороги, а Эдвард и Дороти ласково сидели на берегу реки и жевали вишни. Воскресная газета лежала без внимания у их ног.
   'Какие новости?' - сказал наконец Эдвард, растянувшись на спине и сдвинув шляпу, чтобы прикрыть глаза.
   Дороти пробежала глазами заголовки. "Горестная жена. Необыкновенная история. На прошлой неделе утонули 28 человек. Сообщается о смерти летчика. Удивительное ограбление драгоценностей. Рубиновое ожерелье стоимостью пятьдесят тысяч фунтов пропало. О, Тед! Пятьдесят тысяч фунтов. Только представьте! Она продолжала читать. "Ожерелье состоит из двадцати одного камня в платиновой оправе и отправлено заказным письмом из Парижа. По прибытии в пакете было обнаружено несколько камешков, а драгоценных камней не было".
   - Защемлен столбом, - сказал Эдвард. "Посты во Франции, по-моему, ужасны".
   "Я хотела бы увидеть такое ожерелье", - сказала Дороти. - Все пылает, как кровь - голубиная кровь, так они называют этот цвет. Интересно, как бы вы себя чувствовали, если бы такая штука висела у вас на шее?
   - Ну, ты вряд ли узнаешь, моя девочка, - шутливо сказал Эдвард. Дороти вскинула голову. - Почему бы и нет, я хотел бы знать. Удивительно, как девушки могут преуспеть в этом мире. Я мог бы выйти на сцену.
   - Девушки, которые ведут себя хорошо, ничего не добьются, - обескураженно сказал Эдвард.
   Дороти открыла рот, чтобы ответить, но остановилась и пробормотала: "Передай мне вишни".
   - Я ела больше, чем ты, - заметила она. - Я поделю то, что осталось, и - зачем, что это на дне корзины?
   Говоря это, она вытащила его - длинную сверкающую цепочку кроваво-красных камней.
   Оба смотрели на него с изумлением. - В корзине, ты сказал? - сказал наконец Эдвард.
   Дороти кивнула.
   - Прямо внизу - под фруктами.
   Они снова уставились друг на друга.
   - Как ты думаешь, как оно туда попало?
   - Не могу представить. Странно, Тед, сразу после того, как прочитал тот отрывок в газете - о рубинах.
   Эдвард рассмеялся.
   - Вы же не воображаете, что держите в руке пятьдесят тысяч фунтов?
   - Я просто сказал, что это странно. Рубины в платиновой оправе. Платина - это такой тусклый серебристый материал, вот такой. Разве они не сверкают, и разве они не прекрасного цвета? Интересно, сколько их? Она считала. - Я говорю, Тед, их ровно двадцать один.
   'Нет!'
   'Да. Тот же номер, что и в газете. О, Тед, ты же не думаешь...
   'Возможно.' Но он говорил нерешительно. "Есть какой-то способ определить это - поцарапать их на стекле".
   - Это бриллианты. Но знаешь, Тед, это был очень странный вид - мужчина с фруктами - неприятный вид. И он был забавен по этому поводу - сказал, что у нас в корзине больше, чем стоит наши деньги.
   - Да, но послушай, Дороти, за что он хочет отдать нам пятьдесят тысяч фунтов?
   Мисс Пратт обескураженно покачала головой.
   - Кажется, это не имеет смысла, - признала она. - Если только его не преследовала полиция.
   'Полиция?' Эдвард слегка побледнел.
   'Да. Далее в газете говорится: "У полиции есть зацепка".
   По спине Эдварда пробежали мурашки.
   - Мне это не нравится, Дороти. Предположим, что за нами охотится полиция .
   Дороти смотрела на него с открытым ртом.
   - Но мы ничего не сделали, Тед. Мы нашли его в корзине.
   - И это будет глупо рассказывать! Это маловероятно.
   - Это не очень, - признала Дороти. - О, Тед, ты действительно думаешь, что это оно? Это как в сказке!"
   - Не думаю, что это похоже на сказку, - сказал Эдвард. "Мне это больше напоминает историю, в которой герой отправляется в Дартмур, несправедливо обвиненный на протяжении четырнадцати лет".
   Но Дороти не слушала. Она застегнула ожерелье на шее и оценивала эффект в маленьком зеркальце, извлеченном из сумочки.
   - То же, что могла бы носить герцогиня, - восторженно пробормотала она.
   - Я не поверю, - яростно сказал Эдвард. - Это имитация. Они должны быть имитацией.
   - Да, дорогая, - сказала Дороти, все еще глядя на свое отражение в зеркале. 'Скорее всего.'
   - Все остальное было бы слишком... совпадением.
   - Голубиная кровь, - пробормотала Дороти.
   "Это абсурд. Это то что я сказал. Абсурд. Послушай, Дороти, ты слушаешь, что я говорю, или нет?
   Дороти убрала зеркало. Она повернулась к нему, держа одну руку на рубинах на шее.
   'Как я выгляжу?' она спросила.
   Эдвард уставился на нее, забыв о своей обиде. Он никогда не видел Дороти такой. В ней было торжество, какая-то царственная красота, совершенно новая для него. Вера в то, что у нее на шее драгоценности на пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, превратила Дороти Пратт в новую женщину. Она выглядела нахально безмятежной, этакая Клеопатра, Семирамида и Зенобия в одном лице.
   - Ты выглядишь - ты выглядишь - ошеломляюще, - смиренно сказал Эдвард.
   Дороти рассмеялась, и ее смех тоже был совсем другим.
   - Послушайте, - сказал Эдвард. - Мы должны что-то сделать. Мы должны отвезти их в полицейский участок или что-то в этом роде.
   - Чепуха, - сказала Дороти. - Вы сами только что сказали, что вам не поверят. Вас, вероятно, посадят в тюрьму за их кражу.
   - Но... но что еще мы можем сделать?
   "Оставь их себе", - сказала новая Дороти Пратт.
   Эдвард уставился на нее. 'Держать их? Ты безумен.'
   - Мы нашли их, не так ли? Почему мы должны думать, что они ценны. Мы сохраним их, и я буду носить их.
   - И полиция тебя ущипнет .
   Дороти обдумывала это минуту или две. - Хорошо, - сказала она. - Мы продадим их. И ты можешь купить "Роллс-Ройс" или два "Роллс-Ройса", а я куплю бриллиантовую головку и несколько колец.
   Эдвард все еще смотрел. Дороти проявила нетерпение.
   "Теперь у тебя есть шанс - ты должен им воспользоваться. Мы не воровали эту вещь - я бы не стал с этим связываться. Оно пришло к нам, и это, вероятно, единственный шанс получить все, что мы хотим. У тебя совсем нет мужества, Эдвард Пэлгроув?
   Эдвард нашел свой голос.
   - Продать, говоришь? Это было бы не так уж легко. Любой ювелир хотел бы знать, где я достал эту цветущую штуку.
   - Ты не отдашь его ювелиру. Ты никогда не читал детективы, Тед? Вы, конечно, отнесете его к "забору".
   - А откуда мне знать заборы? Меня воспитали респектабельным.
   - Мужчины должны знать все, - сказала Дороти. - Вот для чего они.
   Он посмотрел на нее. Она была спокойна и непреклонна.
   - Я бы не поверил в это из-за тебя, - сказал он слабым голосом. - Я думал, в тебе больше духа.
   Была пауза. Затем Дороти поднялась на ноги.
   - Ну, - сказала она легко. - Нам лучше вернуться домой.
   - Носишь эту штуку на шее?
   Дороти сняла ожерелье, благоговейно посмотрела на него и бросила в сумочку.
   - Послушайте, - сказал Эдвард. - Ты дашь это мне.
   'Нет.'
   - Да. Меня воспитали честной, девочка моя.
   - Ну, можешь продолжать быть честным. Тебе не нужно иметь к этому никакого отношения.
   - О, передай, - безрассудно сказал Эдвард. 'Я сделаю это. Я найду забор. Как вы говорите, это единственный шанс, который у нас когда-либо будет. Мы подошли к нему честно - купили его за два шиллинга. Это не более чем то, что джентльмены делают в антикварных магазинах каждый день своей жизни и гордятся этим".
   'Вот и все!' - сказала Дороти.
   - О, Эдвард, ты великолепен!
   Она передала ожерелье, и он бросил его в карман. Он чувствовал себя взволнованным, возбужденным, чертовски парнем! В таком настроении он начал Остин. Они оба были слишком взволнованы, чтобы вспоминать о чае. В Лондон они возвращались молча. Однажды на перекрестке к машине шагнул полицейский, и сердце Эдварда екнуло. Чудом добрались до дома без происшествий.
   Последние слова Эдуарда Дороти были проникнуты авантюрным духом.
   "Мы покончим с этим. Пятьдесят тысяч фунтов! Это стоит того!'
   В ту ночь ему снились широкие стрелы и Дартмур, и он встал рано, изможденный и несвежий. Пришлось заняться поиском забора - а как это сделать, он не имел ни малейшего представления!
   Его работа в конторе была неряшливой и до обеда навлекла на него два резких выговора.
   Как найти "забор"? Уайтчепел, подумал он, был правильным районом - или Степни?
   Когда он вернулся в офис, ему позвонили по телефону. Раздался голос Дороти - трагический и слезливый.
   - Это ты, Тед? Я разговариваю по телефону, но она может прийти в любую минуту, и мне придется остановиться. Тед, ты ведь ничего не сделал?
   Эдвард ответил отрицательно. "Ну, послушай, Тед, ты не должен. Я не спал всю ночь. Это было ужасно. Думая о том, как сказано в Библии, вы не должны красть. Должно быть, вчера я был зол - действительно должен. Ты ведь ничего не сделаешь, Тед, дорогой?
   Чувство облегчения охватило мистера Пэлгроува? Возможно, так оно и было, но он не собирался в этом признаваться.
   "Когда я говорю, что с чем-то справляюсь, я с этим справляюсь", - сказал он голосом, который мог бы принадлежать сильному сверхчеловеку со стальными глазами.
   - О, но, Тед, дорогой, ты не должен. О, Господи, она идет. Слушай, Тед, сегодня она идет ужинать. Я могу выскользнуть и встретиться с вами. Ничего не делай, пока не увидишь меня. Восемь часов. Подожди меня за углом. Ее голос превратился в серафимское бормотание. - Да, мэм, кажется, это был неверный номер. Они хотели Блумсбери 0234.
   Когда Эдвард вышел из офиса в шесть часов, его внимание привлек огромный заголовок.
   ДЖЕВЕЛ РОББЕРИ . _ _ ПОСЛЕДНИЕ РАЗРАБОТКИ _ _
   Поспешно протянул пенни. Надежно устроившись в метро, ловко усевшись, он жадно просматривал печатный лист. Он достаточно легко нашел то, что искал.
   У него вырвался сдавленный свист. - Ну... я...
   А затем его внимание привлек еще один соседний абзац. Он прочитал его и позволил бумаге соскользнуть на пол незамеченной.
   Ровно в восемь часов он ждал на рандеву. Запыхавшаяся Дороти, бледная, но миловидная, поспешила к нему.
   - Ты ничего не сделал, Тед?
   - Я ничего не сделал. Он достал рубиновую цепочку из кармана. - Можешь надеть.
   - Но, Тед...
   - У полиции все в порядке с рубинами - и с человеком, который их украл. А теперь прочитайте это!
   Он сунул ей под нос газетную заметку. Дороти прочитала:
   НОВЫЙ РЕКЛАМНЫЙ ТРЮК
   Всеанглийская пятипенсовая ярмарка использует хитрую новую рекламную уловку, которая намерена бросить вызов знаменитым Вулвортам. Корзины с фруктами были проданы вчера и будут продаваться каждое воскресенье. Из каждых пятидесяти корзин в одной будет имитация ожерелья из разноцветных камней. Эти ожерелья действительно прекрасное соотношение цены и качества. Большой ажиотаж и веселье они вызвали вчера, а в следующее воскресенье ЕДИТЬ БОЛЬШЕ ФРУКТОВ будет большой модой. Мы поздравляем Fivepenny Fair с их ресурсом и желаем им удачи в их кампании Buy British Goods.
   - Ну... - сказала Дороти.
   И после паузы: "Ну!"
   - Да, - сказал Эдвард. "Я чувствовал то же самое".
   Проходивший мимо человек сунул ему в руку бумагу.
   - Возьми одну, брат, - сказал он. " Цена добродетельной женщины намного выше рубинов. '
   'Там!' - сказал Эдвард. - Надеюсь, это тебя подбодрит.
   - Не знаю, - с сомнением сказала Дороти. "Я не совсем хочу выглядеть как хорошая женщина".
   - Нет, - сказал Эдвард. - Вот почему этот человек дал мне эту бумагу. С этими рубинами на шее ты совсем не похожа на хорошую женщину.
   Дороти рассмеялась.
   - Ты довольно милый, Тед, - сказала она. "Давай, пойдем к картинкам".
  
  
  
   Глава 30
   Золотой мяч
   "Золотой мяч" был впервые опубликован под названием "Игра невинных" в Daily Mail 5 августа 1929 года.
   Джордж Дандас стоял в лондонском Сити и медитировал.
   Вокруг него, как обволакивающий прилив, вздымались и текли труженики и делатели денег. Но Джордж, красиво одетый, с искусно замятыми брюками, не обращал на них внимания. Он был занят, думая, что делать дальше.
   Что-то произошло! Между Джорджем и его богатым дядей (Эфраимом Лидбеттером из фирмы Ледбеттер и Джиллинг) было то, что в низших слоях общества называется "словами". Чтобы быть строго точным, слова были почти полностью на стороне мистера Ледбеттера. Они лились из его уст сплошным потоком горького негодования, и тот факт, что они почти сплошь состояли из повторений, казалось, его не беспокоил. Сказать что-нибудь однажды красиво, а потом оставить это в покое, не было одним из девизов мистера Ледбеттера.
   Тема была простая - преступная глупость и злоба молодого человека, который находит себе выход, беря выходной посреди недели, даже не попросившись на отпуск. Мистер Ледбеттер, дважды сказав все, что мог придумать, и несколько вещей, сделал паузу, чтобы перевести дух, и спросил Джорджа, что он имел в виду.
   Джордж просто ответил, что ему нужен выходной. Праздник, по сути.
   А что такое суббота после обеда и воскресенье, поинтересовался мистер Лидбеттер? Не говоря уже о недавних Троицких праздниках и грядущих августовских выходных?
   Джордж сказал, что ему плевать на субботу, воскресенье или праздничные дни. Он имел в виду настоящий день, когда можно будет найти место, где еще не собралось пол-Лондона.
   Затем мистер Ледбеттер сказал, что он сделал все возможное для сына своей умершей сестры - никто не мог сказать, что он не дал ему шанса. Но было ясно, что это бесполезно. И в будущем у Джорджа может быть пять настоящих дней с добавлением субботы и воскресенья, которые он может делать по своему усмотрению.
   - Вам подброшен золотой мячик возможностей, мой мальчик, - сказал мистер Ледбеттер в последнем прикосновении поэтического воображения. - И ты не понял этого.
   Джордж сказал, что ему кажется, что именно это он и сделал, а мистер Ледбеттер в гневе бросил стихи и велел ему убираться.
   Отсюда Джордж - медитирующий. Смягчится ли его дядя или нет? Была ли у него тайная привязанность к Джорджу или просто холодное отвращение?
   Как раз в этот момент голос - самый неожиданный голос - сказал: "Привет!"
   Рядом с ним к тротуару подъехал алый туристический автомобиль с огромным длинным капотом. За рулем была красивая и популярная светская девица Мэри Монтрезор. (Описание взято из иллюстрированных газет, которые печатали ее портрет по крайней мере четыре раза в месяц.) Она улыбалась Джорджу в совершенной манере.
   "Я никогда не думала, что человек может быть так похож на остров, - сказала Мэри Монтрезор. - Хочешь войти?
   - Я бы любил его больше всего на свете, - без колебаний сказал Джордж и встал рядом с ней.
   Они двигались медленно, потому что движение запрещало что-либо еще. - Я устала от города, - сказала Мэри Монтрезор. - Я пришел посмотреть, каково это. Я вернусь в Лондон.
   Не думая поправить ее географию, Джордж сказал, что это великолепная идея. Они двигались иногда медленно, иногда с дикой скоростью, когда Мэри Монтрезор видела шанс вмешаться. Джорджу показалось, что она была несколько оптимистична в последнем отношении, но он подумал, что человек может умереть только один раз. Однако он счел за лучшее воздержаться от разговора. Он предпочитал, чтобы его честный водитель строго выполнял свою работу.
   Это она возобновила разговор, выбрав момент, когда они прогуливались по углу Гайд-парка.
   - Как бы ты хотел жениться на мне? - небрежно спросила она.
   Джордж ахнул, но это могло быть из-за большого автобуса, который, казалось, предвещал верную гибель. Он гордился своей быстротой реакции.
   - Мне должно понравиться, - легко ответил он.
   - Ну, - неопределенно сказала Мэри Монтрезор. - Возможно, когда-нибудь. Они без происшествий свернули на прямую, и в этот момент Джордж заметил большие новые купюры на станции метро Hyde Park Corner. Зажатый между ТЯЖЕЛОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИЕЙ и ПОЛКОВНИКОМ В ДОКЕ , один сказал, что СОЦИАЛЬНАЯ ДЕВУШКА ВЫХОДИТ ЗА МУЖЧИНУ , а другой - ГЕРЦОГ ЭДЖХИЛЛСКИЙ И МИСС МОНТРЕСОР .
   - Что насчет герцога Эджхилла? - строго спросил Джордж.
   "Я и Бинго? Занимались.'
   - Но тогда - то, что вы только что сказали...
   - Ах, это ... - сказала Мэри Монтрезор. - Видите ли, я еще не решил, на ком же мне на самом деле жениться .
   - Тогда почему вы обручились с ним?
   - Просто посмотреть, смогу ли я. Казалось, все думали, что это будет ужасно трудно, и это было совсем не так!
   - Очень не повезло с... э... Бинго, - сказал Джордж, преодолевая смущение от того, что назвал по прозвищу настоящего живого герцога.
   - Вовсе нет, - сказала Мэри Монтрезор. "Для Бинго будет хорошо, если что-нибудь может принести ему пользу - в чем я сомневаюсь".
   Джордж сделал еще одно открытие - опять же с помощью удобного плаката.
   - Конечно же, в Аскоте день кубка. Я должен был подумать, что это единственное место, где ты просто обязана быть сегодня.
   Мэри Монтрезор вздохнула.
   - Я хотела праздника, - жалобно сказала она.
   - Я тоже, - сказал Джордж в восторге. "И в результате мой дядя выгнал меня голодать".
   - Значит, на случай, если мы поженимся, - сказала Мэри, - мои двадцать тысяч в год могут пригодиться?
   "Это, безусловно, обеспечит нам некоторые домашние удобства", - сказал Джордж.
   "Кстати о домах, - сказала Мэри, - давайте поедем в деревню и найдем дом, в котором нам хотелось бы жить".
   Это казалось простым и очаровательным планом. Они миновали мост Патни, добрались до объездной дороги Кингстона, и Мэри со вздохом удовлетворения нажала на педаль газа. Они очень быстро попали в страну. Полчаса спустя Мэри с внезапным восклицанием драматически вытянула руку и указала на него.
   На гребне холма перед ними приютился дом, который агенты по продаже домов описывают (но редко искренне) как очарование "старого мира". Представьте, что описание большинства домов в стране действительно сбылось хоть раз, и вы получите представление об этом доме.
   Мэри остановилась у белых ворот.
   - Мы оставим машину, поднимемся и посмотрим на нее. Это наш дом!
   - Определенно, это наш дом, - согласился Джордж. - Но на данный момент кажется, что в нем живут другие люди.
   Мэри отпустила других людей взмахом руки. Они вместе шли по извилистой аллее. Вблизи дом казался еще более желанным.
   - Мы пойдем и заглянем во все окна, - сказала Мэри.
   Джордж возмутился.
   - Как вы думаете, другие люди?..
   - Я не буду их рассматривать. Это наш дом - они живут в нем случайно. Кроме того, это прекрасный день, и они обязательно отсутствуют. И если кто-нибудь нас поймает, я скажу - я скажу - что я думал, что это дом миссис... миссис Пардонстенгер, и что мне очень жаль, что я ошибся.
   - Ну, это должно быть достаточно безопасно, - задумчиво сказал Джордж.
   Они заглянули внутрь через окна. Дом был восхитительно обставлен. Только они подошли к кабинету, как позади них захрустели шаги по гравию, и они повернулись лицом к самому безупречному дворецкому.
   'Ой!' сказала Мэри. А затем, изобразив свою самую обворожительную улыбку, сказала: - Миссис Пардонстенгер дома? Я хотел посмотреть, была ли она в кабинете.
   - Миссис Пардонстенгер дома, мадам, - сказал дворецкий. - Пожалуйста, пройдите сюда.
   Они сделали единственное, что могли. Они последовали за ним. Джордж прикидывал, каковы могут быть шансы против этого события. С таким именем, как Пардонстенгер, он пришел к выводу, что это примерно один случай на двадцать тысяч. Его спутник прошептал: "Предоставьте это мне. Все будет хорошо.
   Джордж был только рад предоставить это ей. Ситуация, по его мнению, требует женской утонченности.
   Их проводили в гостиную. Едва дворецкий вышел из комнаты, как дверь почти тотчас же снова открылась, и в ожидание вошла крупная румяная дама с перекисью волос.
   Мэри Монтрезор сделала движение в ее сторону, но остановилась в хорошо нарисованном удивлении.
   'Почему!' - воскликнула она. "Это не Эми! Какая необыкновенная вещь!
   - Это необыкновенная вещь, - сказал мрачный голос.
   За миссис Пардонстенгер вошел мужчина, огромный мужчина с лицом бульдога и зловещим хмурым взглядом. Джорджу показалось, что он никогда не видел такого неприятного зверя. Мужчина закрыл дверь и встал спиной к ней.
   - Очень необыкновенная вещь, - повторил он насмешливо. - Но я думаю, мы понимаем вашу маленькую игру! Внезапно он достал то, что казалось негабаритным для револьверов. 'Руки вверх. Руки вверх, говорю. Обыщи их, Белла.
   Джордж, читая детективы, часто задавался вопросом, что значит быть обысканным. Теперь он знал. Белла (псевдоним миссис П.) убедилась, что ни он, ни Мэри не прятали при себе никакого смертоносного оружия.
   - Думал, ты очень умный, не так ли? усмехнулся мужчина. "Приходить сюда в таком виде и играть в невиновных. На этот раз вы совершили ошибку - серьезную ошибку. На самом деле, я очень сомневаюсь, что ваши друзья и родственники когда-нибудь увидят вас снова. Ах! Вы бы, не так ли? как Джордж сделал движение. "Ни одной из ваших игр. Я бы пристрелил тебя, как только взгляну на тебя.
   - Будь осторожен, Джордж, - дрожащим голосом произнесла Мэри.
   "Я буду," сказал Джордж с чувством. 'Очень осторожно.'
   - А теперь марш, - сказал человек. - Открой дверь, Белла. Держите руки над головой, вы двое. Дама первая - это правильно. Я пойду за вами обоими. Через зал. Вверх по лестнице . . .'
   Они повиновались. Что еще они могли сделать? Мэри поднялась по лестнице, высоко подняв руки. Джордж последовал за ним. За ними шел громадный хулиган с револьвером в руке.
   Мэри достигла вершины лестницы и свернула за угол. В тот же момент, без малейшего предупреждения, Джордж яростно нанес удар ногой назад. Он поймал мужчину прямо посредине, и тот опрокинулся вниз по лестнице. Через мгновение Джордж повернулся и прыгнул за ним, встав коленями ему на грудь. Правой рукой он поднял револьвер, выпавший из другой руки при падении.
   Белла вскрикнула и отступила через обитую сукном дверь. Мэри сбежала вниз по лестнице, ее лицо было белым, как бумага.
   - Джордж, ты не убил его?
   Мужчина лежал совершенно неподвижно. Джордж склонился над ним.
   - Не думаю, что я убил его, - с сожалением сказал он. - Но он, конечно, хорошо посчитал.
   'Слава Богу.' Она быстро дышала. - Довольно аккуратно, - сказал Джордж с допустимым самолюбованием. "Много уроков можно извлечь из веселого старого мула. Что?
   Мэри потянула его за руку.
   - Уходи, - лихорадочно закричала она. - Уходи быстро.
   - Если бы нам было чем связать этого парня, - сказал Джордж, сосредоточившись на своих планах. - Я полагаю, вы нигде не могли найти кусок веревки или веревки?
   - Нет, я не могла, - сказала Мэри. - И отойди, пожалуйста, пожалуйста, я так боюсь.
   - Вам нечего бояться, - сказал Джордж с мужественным высокомерием. " Я здесь".
   - Дорогой Джордж, пожалуйста, ради меня. Я не хочу быть замешанным в этом. Пожалуйста , пошли.
   Изящная манера, с которой она произнесла слова "ради меня", поколебала решимость Джорджа. Он позволил вывести себя из дома и поспешил по подъездной дорожке к ожидавшей его машине. Мэри слабо сказала: - Ты водишь. Я не чувствую, что могу". Джордж взял на себя управление рулем.
   - Но мы должны довести дело до конца, - сказал он. - Небесам известно, что за подлость затевает этот противный тип. Я не буду втягивать в это полицию, если вы этого не хотите, но я попробую сам. Я должен быть в состоянии выйти на их след в полном порядке.
   - Нет, Джордж, я не хочу, чтобы ты это делал.
   - У нас есть первоклассное приключение, подобное этому, и ты хочешь, чтобы я отказался от него? Не в моей жизни.
   - Я и не подозревала, что ты такой кровожадный, - со слезами на глазах сказала Мэри.
   "Я не кровожаден. Я не начал это. Проклятая щека парня - грозит нам негабаритным револьвером. Кстати, почему, черт возьми, этот револьвер не выстрелил, когда я пнул его вниз по лестнице?
   Он остановил машину и выудил револьвер из бокового кармана машины, куда положил его. Осмотрев его, он присвистнул.
   "Ну, я проклят! Вещь не загружена. Если бы я знал, что... - Он сделал паузу, задумавшись. - Мэри, это очень любопытное дело.
   'Я знаю, это. Вот почему я умоляю вас оставить это в покое.
   - Никогда, - твердо сказал Джордж.
   Мэри издала душераздирающий вздох.
   - Я вижу, - сказала она, - что мне придется рассказать вам. И хуже всего то, что я понятия не имею, как ты это воспримешь.
   - Что ты имеешь в виду - скажи мне?
   "Видите ли, это так". Она сделала паузу. "Я чувствую, что в наши дни девушки должны держаться вместе - они должны настаивать на том, чтобы знать что-то о мужчинах, которых они встречают".
   'Что ж?' сказал Джордж, совершенно затуманенный.
   - А для девушки самое главное, как мужчина поведет себя в экстренной ситуации - есть ли у него присутствие духа - смелость - сообразительность? Это то, что вы вряд ли когда-нибудь узнаете - пока не станет слишком поздно. Чрезвычайная ситуация может не возникнуть, пока вы не проживете в браке много лет. Все, что вы знаете о мужчине, это то, как он танцует и умеет ли он вызывать такси в дождливую ночь.
   - Оба очень полезных достижения, - заметил Джордж.
   - Да, но хочется чувствовать, что мужчина - это мужчина.
   "Большие просторы, где мужчины остаются мужчинами". Джордж рассеянно процитировал.
   'В яблочко. Но у нас в Англии нет широких просторов. Поэтому приходится создавать ситуацию искусственно. Я так и сделал.
   'Ты имеешь ввиду -?'
   - Я имею в виду. Этот дом, как оказалось, на самом деле мой дом. Мы пришли к этому намеренно - не случайно. А человек - тот человек, которого вы чуть не убили...
   'Да?'
   - Это Руб Уоллес - киноактер. Вы знаете, он занимается призовыми бойцами. Милейший и нежнейший из мужчин. Я обручил его. Белла его жена. Вот почему я был так напуган, что ты убил его. Конечно, револьвер не был заряжен. Это сценическое свойство. О, Джордж, ты очень сердишься?
   "Я первый человек, на котором вы... э... пробовали этот тест?"
   'О, нет. Их было - позвольте мне видеть - девять с половиной!
   "Кто был половинкой?" спросил Джордж с любопытством.
   - Бинго, - холодно ответила Мэри.
   - Кто-нибудь из них думал брыкаться, как мул?
   - Нет. Некоторые пытались буянить, некоторые сразу сдавались, но все они позволили провести себя наверх, связать и заткнуть рот. Потом, конечно, мне удалось освободиться от оков - как в книгах - и я освободил их, и мы ушли - обнаружив, что дом пуст".
   - И никто не подумал о фокусе с мулом или о чем-то подобном?
   'Нет.'
   - В таком случае, - любезно сказал Джордж, - я прощаю вас.
   - Спасибо, Джордж, - кротко сказала Мэри.
   - На самом деле, - сказал Джордж, - возникает единственный вопрос: куда нам теперь идти? Я не уверен, что это Ламбетский дворец или Докторская община, где бы это ни было.
   - О чем ты говоришь?
   "Лицензия. Специальная лицензия, я думаю, указана. Ты слишком любишь обручиться с одним мужчиной, а потом тут же просить другого выйти за тебя замуж.
   - Я не просил тебя выйти за меня замуж!
   'Ты сделал. На углу Гайд-парка. Не то место, которое я должен выбрать для предложения сам, но у каждого есть свои особенности в этих вопросах.
   - Ничего подобного я не делал. Я просто в шутку спросил, не хочешь ли ты выйти за меня замуж? Это не было задумано серьезно.
   - Если бы мне пришлось узнать мнение адвоката, я уверен, что он сказал бы, что это действительное предложение. Кроме того, ты знаешь, что хочешь на мне жениться.
   'Я не.'
   - Не после девяти с половиной неудач? Представьте, какое чувство безопасности даст вам идти по жизни с человеком, который может вытащить вас из любой опасной ситуации".
   Мэри, казалось, немного ослабла после этого красноречивого аргумента. Но она твердо сказала: "Я не выйду замуж за любого мужчину, если он не преклонит колени передо мной".
   Джордж посмотрел на нее. Она была очаровательна. Но у Джорджа были и другие характеристики мула, кроме его лягания. Он сказал с такой же твердостью:
   "Стать на колени перед любой женщиной унизительно. Я не буду это делать.'
   Мэри сказала с очаровательной задумчивостью: "Какая жалость".
   Они поехали обратно в Лондон. Джордж был суров и молчалив. Лицо Мэри было скрыто полями ее шляпы. Когда они проезжали угол Гайд-парка, она тихо пробормотала:
   - Не мог бы ты встать передо мной на колени?
   Джордж твердо сказал: "Нет".
   Он чувствовал себя суперменом. Она восхищалась его отношением. Но, к несчастью, он сам подозревал ее в склонности к мулишам. Он внезапно выпрямился.
   - Извините, - сказал он.
   Он выскочил из машины, вернулся к фруктовой тележке, мимо которой они только что прошли, и вернулся так быстро, что полицейский, который навалился на них, чтобы спросить, что они имеют в виду, не успел прибыть.
   Джордж поехал дальше, слегка бросив яблоко на колени Мэри. - Ешьте больше фруктов, - сказал он. - Тоже символично.
   "Символический?"
   'Да. Изначально Ева дала Адаму яблоко. В настоящее время Адам дает Еве один. Видеть?'
   - Да, - с сомнением ответила Мэри.
   - Куда мне вас отвезти? официально спросил Джордж. - Домой, пожалуйста.
   Он поехал на Гросвенор-сквер. Его лицо было абсолютно бесстрастным. Он выскочил и подошел, чтобы помочь ей выбраться. Она обратилась с последним призывом.
   "Дорогой Джордж, а ты не мог? Просто чтобы доставить мне удовольствие?
   - Никогда, - сказал Джордж.
   И в этот момент это случилось. Он поскользнулся, попытался восстановить равновесие и потерпел неудачу. Он стоял перед ней на коленях в грязи. Мэри взвизгнула от радости и захлопала в ладоши.
   "Дорогой Джордж! Теперь я выйду за тебя замуж. Вы можете отправиться прямо в Ламбетский дворец и договориться об этом с архиепископом Кентерберийским.
   - Я не хотел, - горячо сказал Джордж. - Это был бл... э... банановая кожура. Он укоризненно поднял обидчика.
   - Неважно, - сказала Мэри. 'Это произошло. Когда мы ссоримся, и ты бросаешь мне в зубы, что я сделал тебе предложение, я могу возразить, что тебе пришлось встать передо мной на колени, прежде чем я вышла за тебя замуж. И все из-за этой благословенной кожуры банана! Вы хотели сказать, что это была благословенная банановая кожура?
   - Что-то в этом роде, - сказал Джордж.
   В половине шестого мистеру Ледбеттеру сообщили, что звонил его племянник и хотел бы его видеть.
   "Призван съесть скромный пирог", - сказал себе мистер Ледбеттер. "Смею сказать, что я был довольно суров с парнем, но это было для его же блага".
   И он приказал принять Джорджа.
   Джордж небрежно вошел.
   - Я хочу поговорить с вами, дядя, - сказал он. - Вы поступили со мной серьезно несправедливо сегодня утром. Я хотел бы знать, мог ли ты в моем возрасте выйти на улицу, отречься от своих родственников и между одиннадцатью пятнадцатью и пятью тридцатью получить доход в двадцать тысяч в год. Вот что я сделал!
   - Ты сумасшедший, мальчик.
   - Не сумасшедший, находчивый! Я женюсь на молодой, богатой, красивой светской девушке. Более того, тот, кто бросает герцога ради меня.
   Жениться на девушке из-за ее денег? Я бы не подумал о тебе.
   - И ты был бы прав. Я бы никогда не осмелился спросить ее, если бы она, к счастью, не попросила меня. Потом она отказалась, но я заставил ее передумать. А знаешь, дядя, как все это делалось? Разумной тратой двух пенсов и использованием золотого шара возможностей.
   - Почему два пенса? - спросил мистер Ледбеттер, финансово заинтересованный.
   "Один банан - с тачки. Не все бы подумали об этом банане. Где получить свидетельство о браке? Это Докторс Коммонс или Ламбет Палас?
  
  
  
   Глава 31
   Несчастный случай
   "Несчастный случай" был впервые опубликован под названием "Непревзойденный путь" в газете "Санди Диспетч" 22 сентября 1929 года.
   '. . . И вот что я вам скажу - это та же женщина - несомненно!
   Капитан Хейдок взглянул в нетерпеливое, страстное лицо своего друга и вздохнул. Он хотел бы, чтобы Эванс не был таким позитивным и таким ликующим. За время своей морской карьеры старый морской капитан научился оставлять в покое то, что его мало касалось. У его друга Эванса, покойного инспектора уголовного розыска, была другая философия жизни. "Действовать на основе полученной информации..." - таков был его девиз в первые дни, и он усовершенствовал его до такой степени, что стал находить собственную информацию. Инспектор Эванс был очень умным, бодрым офицером и по праву заслужил свое повышение. Даже сейчас, когда он уволился из армии и поселился в загородном доме своей мечты, его профессиональное чутье все еще действовало.
   - Не часто забывают лицо, - самодовольно повторил он. - Миссис Энтони - да, это миссис Энтони. Когда вы сказали миссис Мерроуден, я сразу узнал ее.
   Капитан Хейдок беспокойно пошевелился. Мерроудены были его ближайшими соседями, за исключением самого Эванса, и это отождествление миссис Мерроудин с бывшей героиней знаменитого дела огорчало его.
   - Это было давно, - сказал он довольно слабым голосом. - Девять лет, - точно, как всегда, сказал Эванс. "Девять лет и три месяца. Вы помните тот случай?
   - Как-то расплывчато.
   "Энтони оказалась любителем мышьяка, - сказал Эванс, - поэтому ее оправдали".
   - А почему бы и нет?
   "Никакой причины в мире. Единственный вердикт, который они могли вынести на основании улик. Совершенно верно.'
   - Тогда все в порядке, - сказал Хейдок. - И я не понимаю, о чем мы беспокоимся.
   "Кто беспокоится?"
   'Я думал ты был.'
   'Нисколько.'
   - Дело кончено, - подытожил капитан. - Если миссис Мерроудин хоть раз в жизни не посчастливилось быть судимой и оправданной за убийство...
   - Обычно оправдание не считается несчастьем, - вставил Эванс. - Вы понимаете, о чем я, - раздраженно сказал капитан Хейдок. - Если бедняжка пережила этот мучительный опыт, не наше ли дело ворошить его, не так ли?
   Эванс не ответил.
   - Ну же, Эванс. Дама была невиновна - вы только что это сказали.
   - Я не говорил, что она невиновна. Я сказал, что ее оправдали.
   'Это то же самое.'
   'Не всегда.'
   Капитан Хейдок, который начал стучать трубкой о спинку стула, остановился и сел с очень настороженным выражением лица.
   -- Алло-алло-алло, -- сказал он. - Ветер дует в ту сторону, не так ли? Вы думаете, она не была невиновна?
   - Я бы так не сказал. Я просто - не знаю. Энтони имел привычку принимать мышьяк. Жена достала для него. Однажды по ошибке он берет слишком много. Была ли ошибка его или его жены? Никто не мог сказать, и присяжные очень правильно дали ей презумпцию невиновности. Все совершенно правильно, и я не придираюсь к этому. Все-таки - хотелось бы знать .
   Капитан Хейдок снова переключил внимание на свою трубку. - Что ж, - сказал он спокойно. - Это не наше дело.
   'Я не уверен . . .'
   - Но ведь...
   - Послушайте меня минутку. Этот человек, Мерроудин, сегодня вечером в своей лаборатории возился с тестами, вы помните...
   'Да. Он упомянул тест Марша на мышьяк. Сказал , что ты все об этом знаешь - это было по твоему - и усмехнулся. Он бы не сказал этого, если бы хоть на мгновение задумался...
   Эванс прервал его.
   - Ты имеешь в виду, что он бы не сказал этого, если бы знал ... Как долго они женаты - шесть лет, ты мне сказал? Держу пари, что он понятия не имеет, что его жена - некогда печально известная миссис Энтони.
   - И уж точно от меня он этого не узнает, - сухо сказал капитан Хейдок.
   Эванс не обратил на это внимания, но продолжал:
   - Ты только что прервал меня. После пробы Марша Мерроуден нагревал вещество в пробирке, металлический остаток растворял в воде и затем осаждал его добавлением нитрата серебра. Это был тест на хлораты. Аккуратный скромный маленький тест. Но я случайно прочитал эти слова в книге, которая стояла раскрытой на столе:
   Н 2 SO 4 разлагает хлораты с выделением CL 4 O 2 . При нагревании происходят сильные взрывы; поэтому смесь следует хранить в прохладном месте и использовать только в очень малых количествах. '
   Хейдок уставился на своего друга.
   - Ну, что насчет этого?
   'Только это. В моей профессии тоже есть тесты - тесты на убийство. Есть сложение фактов - их взвешивание, анализ остатка, когда вы допустили предубеждение и общую неточность свидетелей. Но есть еще один тест на убийство - довольно точный, но довольно - опасный! Убийца редко довольствуется одним преступлением . Дайте ему время и отсутствие подозрений, и он совершит еще одно. Вы ловите человека - он убил свою жену или нет? - возможно, дело не очень черное в его отношении. Загляните в его прошлое - если вы обнаружите, что у него было несколько жен - и что все они умерли, скажем так - довольно любопытно? - тогда ты знаешь ! Я говорю не по закону , понимаете. Я говорю о моральной уверенности. Как только вы это узнаете , можете искать улики".
   'Что ж?'
   - Я перехожу к делу. Ничего страшного, если есть прошлое , в которое можно заглянуть. Но предположим, вы поймаете своего убийцу при его или ее первом преступлении? Тогда этот тест будет таким, на который вы не получите никакой реакции. Но предположим, осужденного оправдали - начало жизни под другим именем. Повторит ли убийца преступление?
   - Это ужасная идея!
   - Вы все еще говорите, что это не наше дело?
   'Да. У вас нет никаких оснований думать, что миссис Мерроуден не что иное, как совершенно невинная женщина.
   Бывший инспектор некоторое время молчал. Затем он медленно сказал: - Я же говорил вам, что мы заглянули в ее прошлое и ничего не нашли. Это не совсем так. Был отчим. Восемнадцатилетней ей приглянулся какой-то молодой человек, и отчим применил свою власть, чтобы разлучить их. Они с отчимом отправились на прогулку по довольно опасному участку скалы. Произошла авария - отчим подошёл слишком близко к краю - он поддался, а он перевернулся и погиб".
   - Вы не думаете...
   'Это был несчастный случай. Несчастный случай! Передозировка Энтони мышьяком была несчастным случаем. Ее бы никогда не судили, если бы не выяснилось, что был еще один мужчина - он, между прочим, ушел. Выглядело так, как будто он не был удовлетворен, даже если присяжные были удовлетворены. Говорю вам, Хейдок, что касается этой женщины, я боюсь другого - несчастного случая!
   Старый капитан пожал плечами. - Прошло девять лет после того романа. Почему сейчас должна произойти еще одна "авария", как вы это называете?
   - Я не говорил сейчас. Я сказал когда-нибудь. Если возникнет необходимый мотив.
   Капитан Хейдок пожал плечами. - Ну, я не знаю, как ты собираешься защищаться от этого.
   - Я тоже, - с сожалением сказал Эванс.
   - Мне лучше уйти в покое, - сказал капитан Хейдок. "Никакого толка от того, чтобы вмешиваться в чужие дела".
   Но этот совет не понравился бывшему инспектору. Он был человеком терпеливым, но решительным. Попрощавшись со своим другом, он не спеша направился в деревню, обдумывая возможности какого-нибудь успешного действия.
   Зайдя на почту, чтобы купить несколько марок, он столкнулся с объектом своих забот, Джорджем Мерроуденом. Бывший профессор химии был невысокого роста, мечтательного вида человечек, с мягкими и добрыми манерами и обычно совершенно рассеянный. Он узнал другого и дружелюбно поприветствовал его, наклонившись, чтобы подобрать письма, которые он уронил на землю в результате удара. Эванс тоже нагнулся и, двигаясь быстрее, чем другой, первым закрепил их, вернув их владельцу с извинениями.
   При этом он взглянул на них сверху вниз, и адрес на самом верху вдруг вновь пробудил все его подозрения. Он носил имя известной страховой компании.
   Мгновенно он принял решение. Бесхитростный Джордж Мерроуден едва ли понял, как получилось, что он и бывший инспектор прогуливались вместе по деревне, и еще менее мог он сказать, как случилось, что разговор зашел о страховании жизни.
   Эванс без труда достиг своей цели. Мерроуден по собственному желанию сообщил, что он только что застраховал свою жизнь в пользу своей жены, и спросил мнение Эванса о рассматриваемой компании.
   "Я сделал несколько неразумных вложений, - объяснил он. "В результате мой доход уменьшился. Если бы со мной что-нибудь случилось, моей жене было бы очень плохо. Эта страховка все исправит.
   - Она не возражала против этой идеи? - небрежно спросил Эванс. - Некоторые дамы, знаете ли. Чувствовать, что это не повезло - что-то в этом роде.
   - О, Маргарет очень практична, - сказал Мерроуден, улыбаясь. - Совсем не суеверен. На самом деле, я считаю, что изначально это была ее идея. Ей не понравилось, что я так беспокоюсь.
   Эванс получил нужную ему информацию. Вскоре после этого он ушел от другого, и его губы сжались в мрачную линию. Покойный мистер Энтони застраховал свою жизнь в пользу жены за несколько недель до смерти.
   Привыкший полагаться на свои инстинкты, он был совершенно уверен в собственном уме. А вот как действовать - другое дело. Он хотел не арестовать преступника с поличным, а предотвратить совершение преступления, а это было совсем другое и гораздо более трудное дело.
   Весь день он был очень задумчив. В тот день на территории местного сквайра проходил праздник Лиги первоцветов, и он пошел на него, предаваясь глотку пенни, угадывая вес свиньи и шарахаясь от кокосов, и все с тем же отрешенно-сосредоточенным выражением лица. лицо. Он даже побаловал себя Зарой, Хрустальным созерцателем стоимостью в полкроны, слегка улыбаясь про себя, вспоминая свою деятельность против гадалок в свои официальные дни.
   Он не особо обращал внимание на ее певучий бубнящий голос - до конца фразы удержал его внимание.
   '. . . И вы очень скоро - действительно очень скоро - будете заняты вопросом жизни или смерти. . . Жизнь или смерть одному человеку.
   - Э... что это? - резко спросил он. "Решение - вам нужно принять решение. Вы должны быть очень осторожны, очень, очень осторожны. . . Если бы вы сделали ошибку - самую маленькую ошибку...
   'Да?'
   Гадалка вздрогнула. Инспектор Эванс знал, что все это чепуха, но тем не менее был впечатлен.
   "Предупреждаю - вы не должны ошибаться . Если вы это сделаете, я ясно вижу результат - смерть. . .'
   Странно, чертовски странно. Смерть. Представьте, как она освещает это! "Если я совершу ошибку, это приведет к смерти? Это оно?'
   'Да.'
   - В таком случае, - сказал Эванс, вставая и протягивая полкроны, - я не должен ошибиться, а?
   Он говорил довольно легкомысленно, но когда вышел из палатки, его челюсть решительно сжалась. Легко сказать - не так просто, чтобы быть уверенным в том, что делаешь. Он не должен ошибаться. От этого зависела жизнь, беззащитная человеческая жизнь.
   И помочь ему было некому. Он посмотрел на фигуру своего друга Хейдока вдалеке. Никакой помощи там. "Оставьте все в покое", - был девиз Хейдока. И это не годится здесь.
   Хейдок разговаривал с женщиной. Она отошла от него и подошла к Эвансу, и инспектор узнал ее. Это была миссис Мерроуден. Под влиянием импульса он намеренно встал у нее на пути.
   Миссис Мерроудин была довольно красивой женщиной. У нее был широкий безмятежный лоб, очень красивые карие глаза и безмятежное выражение лица. У нее был вид итальянской мадонны, который она усилила, разделив волосы пробором посередине и накинув их на уши. У нее был низкий, несколько сонный голос.
   Она улыбнулась Эвансу довольной приветственной улыбкой.
   - Я думал, это вы, миссис Энтони - я имею в виду миссис Мерроудин, - бойко сказал он.
   Он сделал промах преднамеренно, наблюдая за ней, как будто не делая этого. Он видел, как расширились ее глаза, слышал ее быстрое дыхание. Но ее глаза не дрогнули. Она пристально и гордо смотрела на него.
   - Я искала своего мужа, - тихо сказала она. - Вы видели его где-нибудь?
   - Он был в том направлении, когда я в последний раз видел его.
   Они шли бок о бок в указанном направлении, тихо и приятно беседуя. Инспектор почувствовал, как его восхищение нарастает. Ах какая женщина! Какое самообладание. Какая чудесная уравновешенность. Замечательная женщина - и очень опасная. Он был уверен - очень опасен.
   Он все еще чувствовал себя очень неловко, хотя был доволен своим первым шагом. Он дал ей понять, что узнал ее. Это заставило бы ее насторожиться. Она не посмеет сделать ничего опрометчивого. Был вопрос о Мерроудене. Если бы его можно было предупредить. . .
   Они застали человечка рассеянно созерцающим фарфоровую куклу, выпавшую на его долю в пенни. Жена предложила вернуться домой, и он с радостью согласился. Миссис Мерроудин повернулась к инспектору:
   - Не могли бы вы вернуться с нами и выпить чашечку чая, мистер Эванс?
   Были ли в ее голосе слабые нотки вызова? Он думал, что есть.
   - Спасибо, миссис Мерроудин. Я бы очень хотел.
   Они шли туда, разговаривая о приятных обыденных вещах. Светило солнце, дул легкий ветерок, все вокруг было приятно и обыденно.
   Их служанка отсутствовала на празднике, как объяснила миссис Мерроуден, когда они прибыли в очаровательный старинный коттедж. Она ушла в свою комнату, чтобы снять шляпу, и, вернувшись, поставила чай и вскипятила чайник на серебряной лампе. С полки у камина она взяла три маленькие мисочки и блюдца.
   "У нас есть очень особенный китайский чай, - объяснила она. - И мы всегда пьем его по-китайски - из тарелок, а не из чашек.
   Она прервалась, заглянула в тарелку и с раздраженным восклицанием сменила ее на другую.
   - Джордж, это очень плохо с твоей стороны. Ты снова брал эти миски.
   - Простите, дорогая, - извиняющимся тоном сказал профессор. "Они такого удобного размера. Те, что я заказал, не пришли.
   "На днях вы нас всех отравите", - сказала его жена с полусмехом. "Мэри находит их в лаборатории и приносит сюда, и никогда не утруждает себя их промывкой, если только в них нет ничего заметного. Вы использовали один из них для цианистого калия на днях. Право, Джордж, это ужасно опасно.
   Мерроуден выглядел немного раздраженным.
   - Мэри не имеет права выносить вещи из лаборатории. Она не должна ничего там трогать.
   - Но мы часто оставляем там свои чашки после чая. Откуда ей знать? Будьте благоразумны, дорогая.
   Профессор ушел в свою лабораторию, что-то бормоча себе под нос, а миссис Мерроуден с улыбкой залила чай кипятком и задула пламя маленькой серебряной лампы.
   Эванс был озадачен. И все же мерцание света проникло в него. По той или иной причине миссис Мерроудин показывала свою руку. Было ли это "несчастным случаем"? Говорила ли она обо всем этом для того, чтобы нарочно заранее подготовить свое алиби? Так что, когда однажды произойдет "несчастный случай", он будет вынужден дать показания в ее пользу. Глупо с ее стороны, если так, ведь до этого -
   Внезапно у него перехватило дыхание. Она налила чай в три пиалы. Одну она поставила перед ним, одну перед собой, другую поставила на столик у огня рядом со стулом, на котором обычно сидел ее муж, и когда она поставила на стол этот последний стул, вокруг нее появилась странная улыбка. губы. Это была улыбка, которая сделала это.
   Он знал!
   Замечательная женщина - опасная женщина. Нет ожидания - нет подготовки. Сегодня днем - сегодня днем - он здесь как свидетель. От смелости у него перехватило дыхание.
   Это было умно - это было чертовски умно. Он ничего не сможет доказать. Она рассчитывала, что он ничего не заподозрит - просто потому, что это было "так скоро". Женщина молниеносной скорости мысли и действия.
   Он глубоко вздохнул и наклонился вперед. - Миссис Мерроуден, я человек со странными причудами. Не будете ли вы очень любезны и побалуете меня одним из них?
   Она смотрела вопросительно, но ничего не подозревая.
   Он встал, взял миску, стоявшую перед ней, и подошел к маленькому столику, где заменил ее другой. Эту другую он принес и поставил перед ней.
   - Я хочу посмотреть, как ты выпьешь это.
   Ее глаза встретились с его. Они были устойчивыми, непостижимыми. Краска медленно сходила с ее лица.
   Она протянула руку, подняла чашку. Он затаил дыхание. Предположим, что все это время он ошибался.
   Поднесла к губам - в последний момент, вздрогнув, наклонилась вперед и быстро вылила в горшок с папоротником. Затем она откинулась на спинку кресла и с вызовом посмотрела на него.
   Он вздохнул с облегчением и снова сел. 'Что ж?' она сказала.
   Ее голос изменился. Это было слегка насмешливо - вызывающе.
   Он ответил ей трезво и спокойно: - Вы очень умная женщина, миссис Мерроуден. Я думаю, вы меня понимаете. Не должно быть повторения. Если вы понимаете, о чем я?'
   'Я знаю, что Вы имеете ввиду.'
   Голос у нее был ровный, лишенный выражения. Он удовлетворенно кивнул головой. Она была умной женщиной и не хотела, чтобы ее повесили.
   - За вашу долгую жизнь и за жизнь вашего мужа, - многозначительно сказал он и поднес чай к губам.
   Затем его лицо изменилось. Оно ужасно искривилось. . . он попытался подняться - закричать. . . Его тело напряглось, лицо побагровело. Он упал, растянувшись на стуле, его конечности тряслись в конвульсиях.
   Миссис Мерроуден наклонилась вперед, наблюдая за ним. Легкая улыбка скользнула по ее губам. Она говорила с ним - очень мягко и нежно.
   - Вы сделали ошибку, мистер Эванс. Вы думали, что я хотел убить Джорджа. . . Как глупо с твоей стороны, как очень глупо.
   Она еще с минуту сидела, глядя на мертвеца, третьего мужчину, который угрожал перейти ей дорогу и разлучить ее с мужчиной, которого она любила.
   Ее улыбка стала шире. Она больше, чем когда-либо, была похожа на мадонну. Потом она повысила голос и позвала:
   "Джордж, Джордж! . . . О, иди сюда! Боюсь, произошла ужаснейшая авария. . . Бедный мистер Эванс. . .'
  
  
  
   Глава 32
   Рядом с собакой
   "Рядом с собакой" впервые был опубликован в журнале Grand Magazine в сентябре 1929 года.
   Благородная женщина за столом ЗАГСа откашлялась и посмотрела на девушку, сидевшую напротив.
   - Значит, вы отказываетесь рассматривать пост? Пришло только сегодня утром. По-моему, очень милая часть Италии, вдовец с трехлетним мальчиком и пожилая дама, его мать или тетя.
   Джойс Ламберт покачала головой. - Я не могу уехать из Англии, - сказала она усталым голосом. 'есть причины. Если бы вы только могли найти мне ежедневную почту?
   Ее голос слегка дрожал - совсем чуть-чуть, потому что она держала его под контролем. Ее темно-синие глаза умоляюще смотрели на женщину напротив нее.
   - Это очень трудно, миссис Ламберт. Единственная требуемая ежедневная гувернантка - это та, у которой есть полная квалификация. У вас их нет. В моих книгах сотни - буквально сотни". Она сделала паузу. - У вас есть кто-то дома, которого вы не можете оставить?
   Джойс кивнула.
   'Ребенок?'
   - Нет, не ребенок. И легкая улыбка скользнула по ее лицу. - Что ж, очень жаль. Я, конечно, сделаю все, что в моих силах, но...
   Интервью явно подходило к концу. Джойс поднялась. Она закусила губу, чтобы слезы не выступили на глазах, когда вышла из захламленного офиса на улицу.
   "Нельзя", - строго увещевала она себя. - Не будь хнычущим идиотом. Вы паникуете - вот что вы делаете - паникуете. Ничего хорошего не выходило из того, чтобы поддаваться панике. Еще довольно рано, и многое может случиться. В любом случае, тете Мэри должно хватить на две недели. Ну-ка, девица, выходи и не заставляй своих состоятельных родственниц ждать.
   Она пошла по Эджвер-роуд, через парк, а затем по Виктория-стрит, где свернула в Армейский и Морской магазины. Она прошла в гостиную и села, глядя на часы. Было всего полвторого. Прошло пять минут, и тут к ней устремилась пожилая дама с полными пакетами руками.
   "Ах! Вот ты где, Джойс. Боюсь, я опаздываю на несколько минут. Обслуживание не такое хорошее, как в столовой. Вы, конечно, пообедали?
   Джойс поколебалась минуту или две, затем тихо сказала: - Да, спасибо.
   - Я всегда получаю свой в половине двенадцатого, - сказала тетя Мэри, удобно устраиваясь со своими посылками. "Меньше спешки и более ясная атмосфера. Яйца с карри здесь превосходны.
   'Они?' - слабым голосом сказала Джойс. Ей казалось, что ей трудно думать о яйцах с карри, о горячем паре, поднимающемся от них, о восхитительном запахе! Она решительно отбросила свои мысли в сторону.
   - Ты выглядишь осунувшейся, дитя, - сказала тетя Мэри, которая сама была удобной фигурой. "Не увлекайтесь этой современной причудой не есть мяса. Все фаль-де-лал. Хороший срез сустава еще никому не причинил вреда.
   Джойс удержалась от того, чтобы сказать: "Теперь это не причинит мне никакого вреда". Если бы только тетя Мэри перестала говорить о еде. Вселить в вас надежду, попросив вас встретиться с ней в половине второго, а затем поговорить о яйцах с карри и кусочках жареного мяса - о! жестокий - жестокий.
   - Ну, моя дорогая, - сказала тетя Мэри. - Я получил твое письмо, и было очень мило с твоей стороны поверить мне на слово. Я сказал, что был бы рад увидеть вас в любое время, и так и должно было быть, но так получилось, что мне только что поступило очень хорошее предложение сдать дом. Слишком хорошо, чтобы пропустить, и приносить свою тарелку и постельное белье. Пять месяцев. Они приходят в четверг, а я еду в Харрогейт. В последнее время меня беспокоит мой ревматизм.
   - Понятно, - сказал Джойс. 'Я так виноват.'
   - Значит, придется в другой раз. Всегда рад тебя видеть, моя дорогая.
   - Спасибо, тетя Мэри.
   - Знаешь, ты выглядишь осунувшейся, - сказала тетя Мэри, внимательно рассматривая ее. - Ты тоже худой; на твоих костях нет плоти, и что случилось с твоим красивым цветом? У тебя всегда был красивый здоровый цвет. Имейте в виду, что вы делаете много упражнений.
   "Сегодня я много занимаюсь спортом", - мрачно сказала Джойс. Она поднялась. - Ну, тетя Мэри, я, должно быть, лажу.
   Назад - на этот раз через парк Сент-Джеймс и так далее через Беркли-сквер, через Оксфорд-стрит и вверх по Эджвер-роуд, мимо Прейд-стрит до точки, где Эджвер-роуд начинает думать о том, чтобы стать чем-то другим. Потом в сторону, через ряд грязных улочек, пока не добрались до одного обшарпанного дома.
   Джойс вставила отмычку и вошла в маленькую неприхотливую прихожую. Она побежала вверх по лестнице, пока не достигла верхней площадки. Перед ней была дверь, и из-под этой двери донесся гнусавый звук, за которым через секунду последовала серия радостных визгов и визгов.
   "Да, Терри, дорогой, это миссис вернулась домой".
   Когда дверь открылась, на девушку обрушилось белое тело - старый жесткошерстный терьер, очень лохматый по шерсти и подозрительно мутный на взгляд. Джойс взяла его на руки и села на пол.
   "Терри, дорогой! Дорогая, дорогая Терри. Люби свою миссис, Терри; очень люблю свою миссис!
   И Терри повиновался, его жадный язык деловито работал, он лизал ее лицо, уши, шею и все это время яростно вилял обрубком хвоста.
   "Терри, дорогой, что мы будем делать? Что с нами будет? Ой! Терри, дорогой, я так устала.
   - Итак, мисс, - раздался позади нее терпкий голос. "Если вы перестанете обнимать и целовать эту собаку, вот вам чашка вкусного горячего чая".
   'Ой! Миссис Барнс, как хорошо с вашей стороны.
   Джойс вскочила на ноги. Миссис Барнс была крупной женщиной грозного вида. Под внешностью дракона она скрывала неожиданно теплое сердце.
   "Чашка горячего чая еще никому не причинила вреда", - заявила миссис Барнс, выражая общее мнение своего класса.
   Джойс с благодарностью отпила. Хозяйка украдкой посмотрела на нее.
   - Не повезло, мисс... мэм, я должен сказать?
   Джойс покачала головой, ее лицо затуманилось. "Ах!" сказала миссис Барнс со вздохом. "Ну, похоже, это не тот день, который можно назвать удачным".
   Джойс резко подняла голову.
   - О, миссис Барнс, вы не имеете в виду...
   Миссис Барнс мрачно кивала. - Да, это Барнс. Опять без работы. Что мы собираемся делать, я точно не знаю.
   - О, миссис Барнс, я должен... я имею в виду, вы захотите...
   - А теперь не волнуйся, моя дорогая. Я не отрицаю, но я был бы рад, если бы вы что-то нашли, а если нет, то не нашли. Ты допил этот чай? Я возьму чашку.
   'Не совсем.'
   "Ах!" - упрекнула миссис Барнс. - Ты собираешься отдать то, что осталось, этой проклятой собаке - я тебя знаю.
   - О, пожалуйста, миссис Барнс. Всего лишь капелька. Вы ведь не возражаете?
   - Если бы я это сделал, это было бы бесполезно. Ты без ума от этого сварливого скота. Да, это то, что я говорю - и это то, что он есть. Как будто ничто не укусило меня этим утром, так это он.
   - О нет, миссис Барнс! Терри бы так не поступил.
   "Зарычал на меня - оскалил зубы. Я просто пытался посмотреть, можно ли что-нибудь сделать с твоими ботинками.
   "Ему не нравится, когда кто-то трогает мои вещи. Он считает, что должен охранять их.
   "Ну и о чем он хочет думать? Не собачье дело думать. Ему было бы достаточно хорошо на своем месте, привязанном во дворе, чтобы отпугнуть грабителей. Все это объятия! Его надо убрать, мисс, вот что я говорю.
   'Нет нет нет. Никогда. Никогда!'
   - Пожалуйста, - сказала миссис Барнс. Она взяла чашку со стола, подняла блюдце с пола, где Терри только что доел свою порцию, и вышла из комнаты.
   - Терри, - сказал Джойс. - Подойди сюда и поговори со мной. Что мы будем делать, моя милая?
   Она устроилась в шатком кресле, поставив Терри на колени. Она сбросила шляпу и откинулась назад. Она положила лапы Терри на свою шею с каждой стороны и нежно поцеловала его в нос и между глаз. Потом она заговорила с ним тихим тихим голосом, нежно крутя пальцами его уши.
   - Что мы будем делать с миссис Барнс, Терри? Мы должны ей четыре недели, а она такая овечка, Терри, такая овечка. Она бы никогда не выгнала нас. Но мы не можем воспользоваться тем, что она ягненок, Терри. Мы не можем этого сделать. Почему Барнс хочет остаться без работы? Я ненавижу Барнса. Он всегда напивается. А если ты постоянно напиваешься, ты обычно без работы. Но я не напиваюсь, Терри, и все же я без работы.
   - Я не могу оставить тебя, милый. Я не могу оставить тебя. Мне даже не с кем тебя оставить - никого, кто был бы к тебе добр. Ты стареешь, Терри, двенадцать лет, и никому не нужна старая собака, которая довольно слепа, немного глуха и немного - да, совсем немного - вспыльчива. Ты мила со мной, дорогая, но ты мила не со всеми, не так ли? Ты рычишь. Это потому, что ты знаешь, что мир отворачивается от тебя. Мы только что нашли друг друга, не так ли, дорогая?
   Терри нежно лизнул ее в щеку.
   - Поговори со мной, дорогой.
   Терри издал долгий протяжный стон - почти вздох, затем уткнулся носом за ухо Джойс.
   - Ты доверяешь мне, не так ли, ангел? Ты знаешь, я никогда не оставлю тебя. Но что мы будем делать? Теперь мы готовы к этому, Терри.
   Она откинулась на спинку кресла, полузакрыв глаза.
   - Ты помнишь, Терри, все наши счастливые времена? Ты и я, Майкл и папа. О, Майкл - Майкл! Это был его первый отпуск, и он хотел сделать мне подарок, прежде чем вернуться во Францию. И я сказал ему, чтобы он не был экстравагантным. А потом мы оказались за городом - и все это было неожиданностью. Он сказал мне выглянуть в окно, а там ты танцуешь вверх по дорожке на длинном поводке. Забавный человечек, который привел тебя, человечек, от которого пахло собаками. Как он говорил. "Товар, вот кто он. Посмотрите на него, мэм, разве он не картинка? Я сказал себе, как только леди и джентльмен увидят его, они скажут: "Эта собака - товар!"
   - Он все твердил - а мы вас так долго звали - Товар! О, Терри, ты был таким милым щенком, с маленькой головкой набок и виляющим нелепым хвостом! И Майкл уехал во Францию, и у меня была ты - самая дорогая собака в мире. Ты прочитал со мной все письма Майкла, не так ли? Вы бы понюхали их, и я бы сказал: "От Мастера", и вы бы поняли. Мы были так счастливы - так счастливы. Ты, Майкл и я. А теперь Майкл мертв, а ты стар, а я... я так устал быть храбрым.
   Терри лизнул ее.
   - Вы были там, когда пришла телеграмма. Если бы не ты, Терри, если бы я не держал тебя за... . .'
   Несколько минут она молчала.
   - И с тех пор мы вместе - прошли вместе все взлеты и падения - было много падений, не так ли? И вот мы прямо столкнулись с этим. Есть только тёти Майкла, и они думают, что я в порядке. Они не знают, что он проиграл эти деньги. Мы никогда не должны никому об этом говорить. Мне все равно - почему бы и нет? У каждого должна быть какая-то ошибка. Он любил нас обоих, Терри, и это главное. Его собственные родственники всегда были склонны обижаться на него и говорить гадости. Мы не собираемся давать им шанс. Но я бы хотел, чтобы у меня были свои родственники. Очень неловко вообще без отношений.
   - Я так устал, Терри, и ужасно голоден. Не могу поверить, что мне всего двадцать девять - чувствую себя на шестьдесят девять. Я не очень храбрый - я только притворяюсь. И я получаю ужасно подлые идеи. Вчера я прошел весь путь до Илинга, чтобы увидеть кузину Шарлотту Грин. Я думал, что если я приду туда в половине двенадцатого, она обязательно попросит меня остановиться на обед. А потом, когда я добрался до дома, я почувствовал, что это слишком уговаривает меня. Я просто не мог. Так что я прошел весь обратный путь. И это глупо. Вы должны быть решительным вымогателем, иначе даже не думайте об этом. Я не думаю, что у меня сильный характер".
   Терри снова застонал и ткнулся черным носом в глаз Джойс.
   - У тебя все еще прекрасный нос, Терри - весь холодный, как мороженое. О, я так люблю тебя! Я не могу расстаться с тобой. Я не могу заставить тебя "убраться", я не могу. . . Я не могу. . . Я не могу. . .'
   Теплый язык жадно лизнул. - Ты и так понимаешь, моя милая. Вы бы сделали все, чтобы помочь миссис, не так ли?
   Терри сползла вниз и нетвердо зашла в угол. Он вернулся, держа в зубах разбитую миску.
   Джойс была на полпути между слезами и смехом.
   - Он проделывал свой единственный трюк? Единственное, что он мог придумать, чтобы помочь миссис. О Терри, Терри, нас никто не разлучит! Я бы сделал что угодно. Хотя бы я? Один так говорит, а потом, когда тебе это показывают, ты говоришь: "Я ничего подобного не имел в виду " . Сделал бы я что-нибудь?
   Она опустилась на пол рядом с собакой.
   - Видишь ли, Терри, это так. Воспитательницы не могут иметь собак, а компаньоны пожилых дам не могут иметь собак. Только замужние женщины могут иметь собак, Терри, маленьких пушистых дорогих собачек, которых берут с собой в магазин, а если предпочесть старого слепого терьера, то почему бы и нет?
   Она перестала хмуриться и в эту минуту снизу раздался двойной стук.
   "Пост. Я думаю.'
   Она вскочила и поспешила вниз по лестнице, вернувшись с письмом.
   'Может быть. Если только . . .'
   Она разорвала его.
   Уважаемая госпожа,
   Мы осмотрели картину и пришли к выводу, что это не настоящий Кейп и что его ценность практически равна нулю.
   С уважением,
   Слоан и Райдер.
   Джойс стояла, держа его. Когда она заговорила, ее голос изменился.
   - Вот именно, - сказала она. "Последняя надежда ушла. Но мы не расстанемся. Способ есть - и он не будет уговорами. Терри, дорогой, я ухожу. Я скоро вернусь.'
   Джойс поспешила вниз по лестнице туда, где в темном углу стоял телефон. Там она попросила определенный номер. Ей ответил мужской голос, тон которого изменился, когда он понял, кто она.
   - Джойс, моя дорогая девочка. Выходи, поужинай и потанцуй сегодня вечером.
   - Я не могу, - легкомысленно сказала Джойс. - Ничего подходящего для ношения.
   И она мрачно улыбнулась, подумав о пустых крючках в хлипком буфете.
   - Что было бы, если бы я пришел и увидел тебя сейчас? Какой адрес? Господи, где это? Лучше сойти с высокой лошади, не так ли?
   'Полностью.'
   - Ну, ты откровенен. Так долго.'
   Машина Артура Холлидея подъехала к дому примерно через три четверти часа. Преисполненная благоговения миссис Барнс провела его наверх.
   "Моя дорогая девочка, какая ужасная дыра. Что, черт возьми, привело тебя в эту неразбериху?
   "Гордость и несколько других бесполезных эмоций".
   lОна говорила достаточно легко; глаза ее сардонически посмотрели на мужчину напротив нее.
   Многие люди называли Холлидея красавчиком. Это был крупный мужчина с квадратными плечами, светловолосый, с маленькими очень бледно-голубыми глазами и тяжелым подбородком.
   Он сел на шаткий стул, на который она указала.
   - Что ж, - сказал он задумчиво. - Я должен сказать, что вы получили урок. Я говорю - эта скотина укусит?
   - Нет, нет, с ним все в порядке. Я научил его быть скорее... сторожевым псом.
   Холлидей рассматривал ее сверху донизу.
   - Спускаюсь вниз, Джойс, - мягко сказал он. 'Это оно?'
   Джойс кивнула.
   - Я уже говорил тебе, моя дорогая девочка. Я всегда получаю в итоге то, что хочу. Я знал, что ты пришел как раз вовремя, чтобы посмотреть, каким маслом намазан твой хлеб.
   - Мне повезло, что вы не передумали, - сказал Джойс.
   Он посмотрел на нее подозрительно. С Джойс никогда не угадаешь, к чему она клонит.
   - Ты выйдешь за меня замуж?
   Она кивнула. - Как только вам будет угодно.
   - На самом деле, чем раньше, тем лучше. Он рассмеялся, оглядывая комнату. Джойс покраснела.
   - Кстати, есть условие.
   'Состояние?' Он снова выглядел подозрительно. 'Моя собака. Он должен пойти со мной.
   - Это старое пугало? У вас может быть любая собака, которую вы выберете. Не жалейте денег.
   - Я хочу Терри.
   'Ой! Ладно, пожалуйста.
   Джойс смотрела на него. - Ты ведь знаешь - не так ли - что я тебя не люблю? Не в списке.'
   - Меня это не беспокоит. Я не тонкокожий. Но не хвастайтесь, моя девочка. Если ты женишься на мне, ты играешь честно.
   Щеки Джойс залились краской. "Ты будешь стоит своих денег", - сказала она.
   - Как насчет поцелуя?
   Он наступал на нее. Она ждала, улыбаясь. Он взял ее на руки, целуя ее лицо, губы, шею. Она не напряглась и не отпрянула. Он наконец отпустил ее.
   - Я куплю тебе кольцо, - сказал он. "Что бы вы хотели, бриллианты или жемчуг?"
   - Рубин, - сказал Джойс. "Самый крупный из возможных рубинов - цвета крови".
   - Странная идея.
   "Я хотел бы, чтобы это было контрастом с маленьким жемчужным обручем, который был всем, что Майкл мог позволить себе подарить мне".
   - На этот раз повезет больше, а?
   - Ты прекрасно излагаешь вещи, Артур.
   Холлидей, посмеиваясь, ушел.
   - Терри, - сказал Джойс. "Оближи меня - оближи сильно - все мое лицо и шею - особенно шею".
   И когда Терри подчинился, она задумчиво пробормотала:
   - Очень тяжело думать о чем-то другом - это единственный способ. Вы никогда не догадаетесь, что я подумал о варенье, варенье в бакалейной лавке. Я сказал это себе. Клубника, черная смородина, малина, чернослив. И, возможно, Терри, он довольно скоро устанет от меня. Я надеюсь на это, а вы? Говорят, мужчинам это нравится, когда они женаты на тебе. Но Майкл не устал бы от меня - никогда - никогда - никогда - О! Майкл . . .'
   Джойс встала на следующее утро с сердцем, как свинец. Она глубоко вздохнула, и тут же Терри, спавший на ее кровати, придвинулся и нежно поцеловал ее.
   - О, милый - милый! Мы должны пройти через это. Но лишь бы что-нибудь случилось. Терри, дорогой, ты не можешь помочь миссис? Если бы ты мог, ты бы сделал это, я знаю.
   Миссис Барнс принесла чай, хлеб с маслом и сердечно поздравила.
   - Ну вот, мэм, если подумать, вы собираетесь выйти замуж за этого джентльмена. Он приехал в "Роллсе". Это действительно был он. Барнса отрезвило, когда он подумал об одном из этих "Роллс", стоящих у нашей двери. Я заявляю, что эта собака сидит на подоконнике.
   - Он любит солнце, - сказал Джойс. - Но это довольно опасно. Терри, входи.
   - На вашем месте я бы избавила бедняжку от страданий, - сказала миссис Барнс, - и попросила бы вашего джентльмена купить вам одну из тех пернатых собачек, каких дамы носят в муфтах.
   Джойс улыбнулась и снова позвала Терри. Пес неловко поднялся, и как раз в этот момент снизу донесся шум собачьей драки. Терри вытянул шею вперед и добавил несколько бойких лаев. Подоконник старый и гнилой. Он накренился, и Терри, слишком старый и жесткий, чтобы восстановить равновесие, упал.
   С диким криком Джойс сбежала по лестнице и выбежала из парадной двери. Через несколько секунд она уже стояла на коленях рядом с Терри. Он жалобно скулил, и его положение показывало ей, что он сильно ранен. Она склонилась над ним.
   "Терри... Терри, дорогая... дорогая, дорогая, дорогая..."
   Очень слабо он пытался вилять хвостом.
   "Терри, мальчик, Миссис сделает тебя лучше, милый мальчик..."
   Толпа, состоявшая в основном из мальчишек, толкалась вокруг.
   - Выпал из окна.
   - Боже, он плохо выглядит.
   "Сломанный" вернулся скорее всего, чем нет.
   Джойс не обратила внимания. - Миссис Барнс, где ближайший ветеринар?
   - Есть Джоблинг - где-то на Мир-Стрит - если бы вы могли привести его туда.
   'Такси.'
   'Позволь мне.'
   Это был приятный голос пожилого мужчины, только что вышедшего из такси. Он опустился на колени рядом с Терри и поднял верхнюю губу, затем провел рукой по телу собаки.
   - Боюсь, у него может быть внутреннее кровотечение, - сказал он. "Кажется, кости не сломаны. Нам лучше отвести его к ветеринару.
   Между ними он и Джойс подняли собаку. Терри взвизгнул от боли. Его зубы встретились в руке Джойс.
   - Терри, все в порядке, старик.
   Они посадили его в такси и уехали. Джойс рассеянно обмотала руку платком. Терри, огорченный, попытался лизнуть его.
   'Я знаю дорогая; Я знаю. Ты не хотел причинить мне боль. Все нормально. Все в порядке, Терри.
   Она погладила его по голове. Мужчина напротив наблюдал за ней, но ничего не сказал. Они прибыли к ветеринару довольно быстро и нашли его дома. Это был краснолицый мужчина с несимпатичным видом.
   Он обращался с Терри не слишком нежно, в то время как Джойс стояла в агонии. Слезы текли по ее лицу. Она продолжала говорить тихим, успокаивающим голосом.
   - Все в порядке, дорогой. Все нормально . . .'
   Ветеринар выпрямился. "Невозможно сказать точно. Я должен провести надлежащее обследование. Вы должны оставить его здесь.
   'Ой! Я не могу.
   - Боюсь, вы должны. Я должен отвести его вниз. Я позвоню вам, скажем, через полчаса.
   С болью в сердце Джойс сдалась. Она поцеловала Терри в нос. Ослепленная слезами, она спотыкалась по ступенькам. Человек, который помог ей, все еще был там. Она забыла его.
   - Такси еще здесь. Я верну тебя обратно. Она покачала головой. - Я лучше пройдусь.
   - Я пойду с тобой.
   Он расплатился с такси. Она почти не замечала его, пока он молча шел рядом с ней. Когда они прибыли к миссис Барнс, он заговорил.
   - Твое запястье. Вы должны позаботиться об этом.
   Она посмотрела на него.
   'Ой! Все в порядке.'
   "Его нужно как следует вымыть и связать. Я пойду с тобой.
   Он пошел с ней вверх по лестнице. Она позволила ему вымыть это место и перевязать его чистым носовым платком. Она сказала только одно.
   "Терри не хотел этого делать. Он никогда, никогда не собирался этого делать. Он просто не понял, что это я. Должно быть, ему было ужасно больно.
   - Боюсь, что да.
   - А может быть, теперь они ужасно его бьют?
   "Я уверен, что все, что можно сделать для него, делается. Когда позвонит ветеринар, ты можешь пойти за ним и вылечить его здесь.
   'Да, конечно.'
   Мужчина помолчал, затем направился к двери.
   - Надеюсь, все будет в порядке, - неловко сказал он. 'До свидания.'
   'До свидания.'
   Минуты через две-три ей пришло в голову, что он был добр и что она так и не поблагодарила его.
   Появилась миссис Барнс с чашкой в руке.
   - А теперь, мой бедный ягненок, чашку горячего чая. Ты весь разбит, я это вижу.
   - Спасибо, миссис Барнс, но я не хочу чая.
   - Это пойдет тебе на пользу, дорогая. Не берись за это сейчас. С песиком все будет в порядке, и даже если он не ваш джентльмен, он подарит вам новую хорошенькую собачку...
   - Не надо, миссис Барнс. Не. Пожалуйста, если вы не возражаете, я лучше останусь один.
   - Ну, я никогда... вот телефон.
   Джойс устремилась к нему, как стрела. Она подняла трубку. Миссис Барнс тяжело дышала ей вслед. Она услышала, как Джойс сказала: "Да, говорю. Какая? Ой! Ой! Да. Да спасибо.'
   Она положила трубку. Лицо, которое она повернула к миссис Барнс, поразило эту добрую женщину. Он казался лишенным какой-либо жизни или выражения.
   - Терри мертв, миссис Барнс, - сказала она.
   - Он умер там один, без меня. Она поднялась наверх и, войдя в свою комнату, очень решительно закрыла дверь.
   - Ну, я никогда, - сказала миссис Барнс обоям в прихожей.
   Через пять минут она заглянула в комнату. Джойс сидела прямо в кресле. Она не плакала.
   - Это ваш джентльмен, мисс. Послать его?
   Внезапно глаза Джойс осветились.
   'Да, пожалуйста. Я хотел бы увидеть его.
   Холлидей шумно вошел. "Ну, вот и мы. Я не потерял много времени, не так ли? Я готов унести тебя из этого ужасного места здесь и сейчас. Вы не можете оставаться здесь. Давай, одевайся.
   - В этом нет необходимости, Артур.
   'Незачем? Что ты имеешь в виду?'
   "Терри мертв. Мне не нужно жениться на тебе сейчас.
   'О чем ты говоришь?'
   "Моя собака - Терри. Он умер. Я женился на тебе только для того, чтобы мы могли быть вместе.
   Холлидей уставился на нее, его лицо становилось все краснее и краснее. 'Ты безумен.'
   'Осмелюсь сказать. Люди, которые любят собак.
   - Вы серьезно говорите мне, что женились на мне только потому, что... О, это абсурд!
   - Почему ты решил, что я выхожу за тебя замуж? Ты знал, что я тебя ненавижу.
   - Ты женился на мне, потому что я мог хорошо провести время с тобой - и я могу.
   - На мой взгляд, - сказал Джойс, - это гораздо более отвратительный мотив, чем мой. В любом случае, это выключено. Я не женюсь на тебе!
   - Ты понимаешь, что чертовски плохо со мной обращаешься?
   Она посмотрела на него хладнокровно, но с таким блеском в глазах, что он отшатнулся перед ней.
   - Я так не думаю. Я слышал, ты говорил о том, чтобы получать удовольствие от жизни. Вот что ты получил от меня, и моя неприязнь к тебе усилила это. Ты знал, что я ненавижу тебя, и тебе это нравилось. Когда вчера я позволила тебе поцеловать меня, ты был разочарован, потому что я не вздрогнула и не вздрогнула. В тебе есть что-то грубое, Артур, что-то жестокое, что-то такое, что любит причинять боль. . . Никто не мог относиться к тебе так плохо, как ты того заслуживаешь. А теперь не могли бы вы выйти из моей комнаты? Я хочу это для себя.
   Он немного плюнул.
   - Что ты собираешься делать? У тебя нет денег.
   - Это мое дело. Пожалуйста иди.'
   "Ты маленький дьявол. Ты совершенно сводящий с ума маленький дьявол. Ты еще не закончил со мной.
   Джойс рассмеялась.
   Смех сбил его с толку, как ничто другое. Это было так неожиданно. Он неловко спустился по лестнице и уехал.
   Джойс вздохнула. Она надела свою потертую черную фетровую шляпу и в свою очередь вышла. Она шла по улицам машинально, не думая и не чувствуя. Где-то в глубине ее разума была боль - боль, которую она скоро почувствует, но на данный момент все было милостиво притуплено.
   Она прошла ЗАГС и заколебалась.
   "Я должен что-то сделать. Там река, конечно. Я часто думал об этом. Просто закончи все. Но так холодно и сыро. Я не думаю, что я достаточно храбр. На самом деле я не храбрый.
   Она обратилась в ЗАГС.
   - Доброе утро, миссис Ламберт. Боюсь, у нас нет ежедневной почты.
   - Это не имеет значения, - сказал Джойс. "Теперь я могу занять любую должность. Мой друг, с которым я жил, уехал.
   - Значит, ты собираешься поехать за границу?
   Джойс кивнула.
   - Да, как можно дальше.
   - Мистер Аллаби, как оказалось, сейчас здесь, проводит собеседования с кандидатами. Я пришлю вас к нему.
   Еще через минуту Джойс сидела в кабинке и отвечала на вопросы. Что-то в собеседнике показалось ей смутно знакомым, но она не могла его определить. А затем внезапно ее разум немного проснулся, осознавая, что последний вопрос был слегка необычным.
   - Вы хорошо ладите со старушками? - спрашивал мистер Аллаби.
   Джойс невольно улыбнулась.
   'Я думаю так.'
   "Видите ли, моя тетя, которая живет со мной, довольно непростая. Она очень любит меня и на самом деле очень дорогая, но мне кажется, что молодой женщине иногда может показаться, что она довольно трудная.
   "Я думаю, что я терпелив и добродушен, - сказал Джойс, - и я всегда очень хорошо ладил с пожилыми людьми".
   - Тебе придется делать некоторые вещи для моей тети, а в противном случае ты будешь присматривать за моим маленьким мальчиком, которому три года. Его мать умерла год назад.
   'Я понимаю.'
   Была пауза.
   - Тогда, если вы думаете, что вам понравится этот пост, мы будем считать, что это решено. Мы выезжаем на следующей неделе. Я сообщу вам точную дату, и я полагаю, что вы хотели бы получить небольшой аванс из жалованья, чтобы приспособиться.
   'Большое спасибо. Это было бы очень любезно с вашей стороны.
   Они оба встали. Внезапно мистер Оллаби неловко сказал: "Я... ненавижу вмешиваться... я имею в виду, я хотел бы... я хотел бы знать... я имею в виду, с вашей собакой все в порядке?"
   Впервые Джойс взглянула на него. Краска залила ее лицо, ее голубые глаза стали почти черными. Она посмотрела прямо на него. Она считала его пожилым, но он не был таким уж старым. Седеющие волосы, приятное обветренное лицо, несколько сутулые плечи, карие глаза и что-то вроде застенчивой доброты собаки. Он немного похож на собаку, подумала Джойс.
   - О, это ты , - сказала она. - Я потом подумал - я так и не поблагодарил тебя.
   'Незачем. Не ожидал. Знал, что ты чувствуешь. А как же бедняга?
   Слезы выступили на глазах Джойс. Они текли по ее щекам. Ничто на земле не могло их удержать.
   'Он умер.'
   'Ой!'
   Он больше ничего не сказал, кроме Джойс, что О! было одной из самых утешительных вещей, которые она когда-либо слышала. В нем было все, что не передать словами.
   Через минуту или две он отрывисто сказал: - Дело в том, что у меня была собака. Умер два года назад. Был с толпой людей в то время, которые не могли понять, что такое плохая погода. Довольно гнило, что приходится продолжать, как будто ничего не произошло.
   Джойс кивнула. - Я знаю ... - сказал мистер Аллаби.
   Он взял ее руку, крепко сжал и отпустил. Он вышел из маленькой кабинки. Джойс последовала за ним через минуту или две и уладила различные детали с этой женственной особой. Когда она приехала домой. Миссис Барнс встретила ее на пороге с типичным для ее класса мрачным наслаждением.
   - Тело бедной собачки отправлено домой, - объявила она. - Он в твоей комнате. Я говорил Барнсу, а он готов выкопать миленькую ямку в саду за домом...
  
  
  
   Глава 33
   Спой песнь за грош
   Песня "Sing a Song of Sixpence" была впервые опубликована в Holly Leaves (издана Illustrated Sporting and Dramatic News) 2 декабря 1929 года.
   Сэр Эдвард Паллисер, KC, жил в доме Љ 9 на улице Королевы Анны. Улица Королевы Анны - тупик . В самом сердце Вестминстера царит мирная атмосфера старого мира, далекая от суматохи двадцатого века. Это прекрасно подходило сэру Эдварду Паллисеру.
   Сэр Эдвард был одним из самых выдающихся адвокатов по уголовным делам своего времени, и теперь, когда он больше не практиковал в адвокатуре, он развлекался, собирая прекрасную криминологическую библиотеку. Он также был автором сборника воспоминаний о выдающихся преступниках.
   В тот вечер сэр Эдвард сидел перед камином в своей библиотеке, потягивал превосходный черный кофе и качал головой над томом Ломброзо. Такие гениальные теории и так совершенно устарели.
   Дверь отворилась почти бесшумно, и по толстому ворсовому ковру подошел хорошо обученный слуга и осторожно пробормотал:
   - Вас желает видеть молодая леди, сэр.
   - Юная леди?
   Сэр Эдвард был удивлен. Здесь произошло нечто совершенно необычное для обычного хода событий. Потом он подумал, что это могла быть его племянница Этель, но нет, в таком случае Армор так бы и сказал.
   - осторожно спросил он.
   - Леди не назвала своего имени?
   - Нет, сэр, но она сказала, что совершенно уверена, что вы захотите ее увидеть.
   - Впустите ее, - сказал сэр Эдвард Паллисер. Он был приятно заинтригован. Высокая смуглая девушка лет тридцати, в черном пальто и юбке, хорошо скроенных и в маленькой черной шляпе, подошла к сэру Эдварду с протянутой рукой и выражением нетерпеливого узнавания на лице. Армор отступил, бесшумно закрыв за собой дверь.
   - Сэр Эдвард, вы меня знаете, не так ли? Я Магдалина Воан.
   'Почему конечно.' Он тепло пожал протянутую руку.
   Теперь он прекрасно ее помнил. Это путешествие домой из Америки по Силурику ! Это очаровательное дитя, потому что она была немногим больше, чем ребенком. Он помнил, что занимался с ней любовью в манере скромного пожилого светского человека. Она была так восхитительно молода, так полна энтузиазма, так полна восхищения и поклонения герою, что только что была создана, чтобы очаровать сердце мужчины, которому около шестидесяти. Воспоминание придало дополнительную теплоту прикосновению его руки.
   - Это очень мило с твоей стороны. Садись, хорошо. Он устроил ей кресло, говорил легко и ровно, все время недоумевая, зачем она пришла. Когда, наконец, он положил конец легкому течению светской беседы, наступила тишина.
   Ее рука сомкнулась и разжалась на подлокотнике кресла, она облизала губы. Внезапно она заговорила - резко.
   - Сэр Эдвард, я хочу, чтобы вы мне помогли.
   Он удивился и машинально пробормотал:
   'Да?'
   Она продолжала, говоря более настойчиво:
   - Вы сказали, что если мне когда-нибудь понадобится помощь - что если бы вы могли что-то сделать для меня, - вы бы это сделали.
   Да, он сказал это. Так говорили, особенно в момент расставания. Он мог вспомнить, как сорвался его голос - как он поднес ее руку к своим губам.
   " Если я когда-нибудь смогу что-то сделать - помните, я серьезно. . . '
   Да, один сказал что-то подобное. . . Но очень, очень редко приходилось исполнять свои слова! И уж точно не после - сколько? - девять или десять лет. Он мельком взглянул на нее - она была еще очень хорошенькой девушкой, но потеряла то, что было для него ее обаянием, - этот взгляд росистой нетронутой юности. Возможно, сейчас это лицо стало более интересным - так мог бы подумать молодой человек, - но сэр Эдвард был далек от того, чтобы ощутить прилив тепла и эмоций, которые охватили его в конце атлантического путешествия.
   Его лицо стало законным и осторожным. Он сказал довольно бодро:
   - Конечно, моя дорогая юная леди. Я буду счастлив сделать все, что в моих силах, хотя я сомневаюсь, что смогу быть кому-то очень полезным в эти дни".
   Если он готовился к отступлению, она этого не заметила. Она была из тех, кто может видеть только одну вещь за раз, и то, что она видела в этот момент, было ее собственной потребностью. Она приняла готовность сэра Эдварда помочь как должное.
   - У нас ужасные неприятности, сэр Эдвард.
   " Мы ? Вы женаты?'
   - Нет, я имел в виду своего брата и себя. О! и Уильям с Эмили тоже, если уж на то пошло. Но я должен объяснить. У меня... у меня была тетя - мисс Крэбтри. Возможно, вы читали о ней в газетах. Это было ужасно. Ее убили - убили.
   "Ах!" Вспышка интереса осветила лицо сэра Эдварда. - Около месяца назад, не так ли?
   Девушка кивнула.
   - Скорее меньше - три недели.
   'Да, я помню. Ее ударили по голове в собственном доме. Они не поймали парня, который это сделал.
   Магдалина Воган снова кивнула.
   "Они не поймали человека - я не верю, что они когда-нибудь получат этого человека. Видите ли, может, и не найдется человека.
   'Какая?'
   - Да, это ужасно. В газетах об этом ничего не сообщается. Но так думает полиция. Они знают , что в ту ночь никто не приходил в дом.
   'Ты имеешь в виду -?'
   - Что это один из нас четверых. Должно быть . Они не знают, что - и мы не знаем, что. . . Мы не знаем . И мы сидим там каждый день, тайком смотрим друг на друга и удивляемся. Ой! если бы это мог быть кто-то со стороны - но я не понимаю, как это может быть. . .'
   Сэр Эдвард уставился на нее с возрастающим интересом.
   - Вы имеете в виду, что члены семьи находятся под подозрением?
   - Да, именно это я и имею в виду. Полиция, конечно, ничего не сказала. Они были довольно вежливы и милы. Но они обыскали дом, они расспрашивали нас всех, и Марту снова и снова. . . И поскольку они не знают, что именно, они держат их за руку. Я так напуган - так ужасно напуган. . .'
   "Мой дорогой ребенок. Ну же, конечно же, вы, конечно, преувеличиваете.
   'Я не. Это один из нас четверых - должно быть.
   - Кто те четверо, о которых вы говорите?
   Магдалина выпрямилась и заговорила более сдержанно.
   - Это я и Мэтью. Тетя Лили была нашей двоюродной бабушкой. Она была сестрой моей бабушки. Мы живем с ней с тех пор, как нам исполнилось четырнадцать (мы ведь близнецы). Потом был Уильям Крэбтри. Он был ее племянником - ребенком ее брата. Он тоже жил там со своей женой Эмили.
   - Она поддерживала их?
   'Более менее. У него есть немного собственных денег, но он не силен и должен жить дома. Он тихий, мечтательный человек. Я уверен, что для него было бы невозможно - о! - мне ужасно даже подумать об этом!
   "Я все еще очень далек от понимания позиции. Может быть, вы не возражаете пробежаться по фактам, если это вас не слишком огорчает.
   'Ой! нет - я хочу тебе сказать. И все это совершенно ясно в моем сознании до сих пор - ужасно ясно. Выпили чаю, понимаете, и все разошлись по своим делам. Мне заняться пошивом одежды. Мэтью напечатать статью - он немного занимается журналистикой; Уильям, чтобы сделать свои марки. Эмили еще не пила чай. Она приняла порошок от головной боли и легла. Итак, мы все были заняты и заняты. И когда Марта вошла накрыть ужин в половине седьмого, тетя Лили была мертва. Ее голова - о! это ужасно - все раздавлено".
   - Оружие, кажется, нашли?
   'Да. Это было тяжелое пресс-папье, которое всегда лежало на столе у двери. Полиция проверила его на наличие отпечатков пальцев, но их не оказалось. Его вытерли начисто.
   - А ваше первое предположение?
   - Мы, конечно, подумали, что это грабитель. Два или три ящика комода были выдвинуты, как будто вор что-то искал. Конечно, мы подумали, что это грабитель! А потом пришла полиция - и они сказали, что она умерла уже как минимум час, и спросили Марту, кто был в доме, и Марта сказала, что никто. И все окна были заперты изнутри, и не было никаких признаков того, что что-то было взломано. И тогда они стали задавать нам вопросы. . .'
   Она остановилась. Ее грудь вздымалась. Ее глаза, испуганные и умоляющие, искали утешения в глазах сэра Эдварда.
   - Например, кому была выгодна смерть вашей тети?
   "Это просто. Мы все получаем пользу в равной степени. Она оставила свои деньги, чтобы разделить их поровну между нами четырьмя".
   - А какова была стоимость ее имущества?
   "Адвокат сказал нам, что сумма составит около восьмидесяти тысяч фунтов стерлингов после уплаты пошлины за смерть".
   Сэр Эдвард открыл глаза в легком удивлении. - Это довольно значительная сумма. Вы, я полагаю, знали всю сумму состояния вашей тети?
   Магдалина покачала головой. - Нет, это стало для нас полной неожиданностью. Тетя Лили всегда была ужасно осторожна с деньгами. Она держала только одну служанку и всегда много говорила об экономии".
   Сэр Эдвард задумчиво кивнул. Магдалина немного наклонилась вперед в своем кресле.
   - Ты поможешь мне? Поможешь?
   Ее слова неприятно потрясли сэра Эдварда как раз в тот момент, когда он заинтересовался ее историей ради нее самой.
   "Моя дорогая юная леди, что я могу сделать? Если вам нужен хороший юридический совет, я могу назвать вам имя...
   Она прервала его.
   'Ой! Я не хочу такого! Я хочу, чтобы ты помог мне лично - как друг.
   - Очень мило с твоей стороны, но...
   - Я хочу, чтобы ты пришел к нам домой. Я хочу, чтобы вы задавали вопросы. Я хочу, чтобы вы сами увидели и рассудили.
   - Но мой дорогой юноша...
   - Помни, ты обещал. В любом месте - в любое время, - сказал ты, если мне нужна помощь. . .'
   Ее глаза, умоляющие, но уверенные, смотрели в его. Ему было стыдно и странно тронуто. Эта потрясающая ее искренность, эта абсолютная вера в праздное обещание десятилетней давности, как в священную обязывающую вещь. Сколько мужчин не произносили одних и тех же слов - почти клише ! - и как мало из них когда-либо были призваны творить добро.
   Он сказал довольно слабым голосом: "Я уверен, что есть много людей, которые могли бы посоветовать вам лучше, чем я".
   - У меня много друзей - естественно. (Его забавляла эта наивная самоуверенность.) Но ведь никто из них не умный. Не такой, как ты. Вы привыкли расспрашивать людей. И со всем своим опытом вы должны знать .
   'Знаешь что?'
   "Независимо от того, невиновны они или виновны".
   Он довольно мрачно улыбнулся про себя. Он льстил себе, что в общем и целом знал ! Хотя во многих случаях его личное мнение не совпадало с мнением присяжных.
   Магдалина нервным жестом сдвинула со лба шляпу, оглядела комнату и сказала:
   "Как здесь тихо. Разве тебе не хочется иногда пошуметь? Тупик ! _ Все невольно ее слова, сказанные наобум, задели его до глубины души. Тупик . _ Да, но всегда был выход - путь, которым ты пришел - путь обратно в мир. . . Что-то стремительное и юношеское зашевелилось в нем. Ее простое доверие апеллировало к лучшим сторонам его натуры, а состояние ее проблемы апеллировало к чему-то другому - к врожденному криминологу в нем. Он хотел увидеть этих людей, о которых она говорила. Он хотел составить собственное мнение.
   Он сказал: "Если вы действительно убеждены, что я могу быть вам полезен. . . Имейте в виду, я ничего не гарантирую.
   Он ожидал, что она будет в восторге, но она восприняла это очень спокойно.
   - Я знал, что ты это сделаешь. Я всегда считал тебя настоящим другом. Ты вернешься со мной сейчас?
   'Нет. Я думаю, если я нанесу вам визит завтра, это будет более удовлетворительным. Вы не дадите мне имя и адрес адвоката мисс Крэбтри? Возможно, я захочу задать ему несколько вопросов.
   Она записала его и передала ему. Потом она встала и довольно застенчиво сказала:
   - Я... я действительно ужасно благодарен. До свидания.'
   - А ваш собственный адрес?
   "Как глупо с моей стороны. Палатин-Уок, 18, Челси.
   Было три часа следующего дня, когда сэр Эдвард Паллисер подошел к Палатинской аллее, 18 спокойной размеренной походкой. В промежутке он узнал несколько вещей. В то утро он нанес визит в Скотланд-Ярд, где помощник комиссара был его старым другом, а также имел беседу с адвокатом покойной мисс Крэбтри. В результате он имел более ясное видение обстоятельств. Распоряжения мисс Крэбтри относительно денег были несколько своеобразны. Она никогда не пользовалась чековой книжкой. Вместо этого она имела обыкновение писать своему адвокату и просить, чтобы он приготовил для нее определенную сумму в пятифунтовых купюрах. Это была почти всегда одна и та же сумма. Триста фунтов четыре раза в год. Она приехала за ним сама на квадроцикле, который считала единственным безопасным средством передвижения. В остальное время она не выходила из дома.
   В Скотленд-Ярде сэр Эдвард узнал, что финансовый вопрос был тщательно продуман. Мисс Крэбтри почти должна была получить следующий платеж. Предположительно, предыдущие три сотни были потрачены - или почти потрачены. Но это было именно то, что было нелегко установить. Проверив расходы на домашнее хозяйство, вскоре выяснилось, что ежеквартальные расходы мисс Крэбтри значительно меньше трехсот фунтов. С другой стороны, у нее была привычка рассылать пятифунтовые банкноты нуждающимся друзьям или родственникам. Вопрос о том, было ли много или мало денег в доме на момент ее смерти, был спорным. Ни один не был найден.
   Именно этот вопрос крутился в голове сэра Эдварда, когда он приближался к Палатинской аллее.
   Дверь дома (которая была неподвальной) ему открыла маленькая пожилая женщина с настороженным взглядом. Его провели в большую двухместную комнату слева от маленького коридора, и там к нему подошла Магдалина. Яснее, чем прежде, он увидел на ее лице следы нервного напряжения.
   - Вы сказали мне задавать вопросы, и я пришел сделать это, - сказал сэр Эдвард, улыбаясь и пожимая руки. - Прежде всего я хочу знать, кто в последний раз видел вашу тетю и в какое именно время это было?
   - Это было после чая - пять часов. Марта была с ней последней. В тот день она оплачивала счета и принесла тете Лили сдачу и счета.
   - Ты доверяешь Марте?
   - О, абсолютно. Она была с тетей Лили... о! тридцать лет, я полагаю. Она честна как день.
   Сэр Эдвард кивнул.
   'Другой вопрос. Почему ваша кузина, миссис Крэбтри, приняла порошок от головной боли?
   - Ну, потому что у нее болела голова.
   - Естественно, но была ли какая-то особая причина, по которой у нее должна была болеть голова?
   - Ну да, в каком-то смысле. За обедом была сцена. Эмили очень возбудима и очень возбуждена. Они с тетей Лили иногда ссорились.
   - И они ели один за обедом?
   'Да. Тетя Лили довольно старалась по мелочам. Все началось ни с того ни с сего - а потом они взялись за молоток и щипцы - Эмили говорила всякие вещи, которые она, возможно, не имела в виду - что она уйдет из дома и никогда не вернется - что ей жалко каждый глоток. она съела - о! всякие глупости. А тетя Лили сказала, что чем раньше они с мужем упакуют свои коробки и уедут, тем лучше. Но на самом деле все это ничего не значило.
   - Потому что мистер и миссис Крэбтри не могли позволить себе собраться и уйти?
   - О, не только это. Уильям любил тетю Эмили. Он действительно был.
   - Это случайно не был день ссор?
   Цвет Магдалины усилился. 'Ты имеешь ввиду меня? Ажиотаж вокруг моего желания быть манекеном?
   - Твоя тетя не согласится?
   'Нет.'
   - Почему вы захотели быть манекеном, мисс Магдалина? Жизнь кажется вам очень привлекательной?
   - Нет, но все лучше, чем жить здесь.
   - Тогда да. Но теперь у вас будет комфортный доход, не так ли?
   'Ой! да, теперь все совсем по-другому .
   Она сделала признание с предельной простотой.
   Он улыбнулся, но не стал развивать эту тему дальше. Вместо этого он сказал: "А твой брат? Он тоже поссорился?
   'Мэтью? О, нет.'
   "Тогда никто не может сказать, что у него был мотив для того, чтобы желать, чтобы его тетя убралась с дороги".
   Он быстро уловил мгновенное смятение, отразившееся на ее лице.
   - Я забыл, - сказал он небрежно. - Он должен много денег, не так ли?
   'Да; бедный старый Мэтью.
   - Тем не менее, теперь все будет в порядке.
   - Да... - Она вздохнула. "Это облегчение" .
   И все же она ничего не видела! Он поспешно сменил тему. - Твои кузены и твой брат дома?
   'Да; Я сказал им, что ты придешь. Они все так хотят помочь. О, сэр Эдвард, мне почему-то кажется, что вы скоро узнаете, что все в порядке, что никто из нас не имеет к этому никакого отношения, что, в конце концов, это был посторонний.
   "Я не умею творить чудеса. Я могу узнать правду, но я не могу сделать правду такой, какой ты хочешь ее видеть.
   - Не можешь? Я чувствую, что ты можешь сделать что угодно - что угодно.
   Она вышла из комнаты. Он с тревогой подумал: "Что она имела в виду? Она хочет, чтобы я предложил линию защиты? Для кого?'
   Его размышления были прерваны появлением мужчины лет пятидесяти. У него было мощное от природы телосложение, но он слегка сутулился. Его одежда была неопрятной, а волосы небрежно причесаны. Он выглядел добродушным, но рассеянным.
   - Сэр Эдвард Паллисер? О, как дела. Магдалина послала меня с собой. Я уверен, что вы очень добры, что хотите нам помочь. Хотя я не думаю, что что-то когда-либо действительно будет обнаружено. Я имею в виду, они не поймают парня.
   - Значит, вы думаете, это был грабитель - кто-то снаружи?
   - Ну, должно быть. Это не мог быть кто-то из семьи. Эти парни теперь очень умны, они лазают, как кошки, и входят и выходят, когда им вздумается.
   - Где вы были, мистер Крэбтри, когда произошла трагедия?
   - Я возился со своими марками в своей маленькой гостиной наверху.
   - Вы ничего не слышали?
   - Нет, но ведь я ничего не слышу, когда поглощен. Очень глупо с моей стороны, но это так.
   - Гостиная, о которой вы говорите, находится над этой комнатой?
   - Нет, он сзади.
   Снова дверь открылась. Вошла маленькая светловолосая женщина. Ее руки нервно дергались. Она выглядела взволнованной и взволнованной.
   - Уильям, почему ты не дождался меня? Я сказал "подожди".
   - Извини, мой дорогой, я забыл. Сэр Эдвард Паллисер - моя жена.
   - Как поживаете, миссис Крэбтри? Надеюсь, вы не возражаете, если я зайду сюда, чтобы задать несколько вопросов. Я знаю, как вы, должно быть, волнуетесь, чтобы все прояснилось.
   - Естественно. Но я ничего не могу тебе сказать - могу я, Уильям? Я спал - на своей кровати - и проснулся только тогда, когда Марта закричала".
   Ее руки продолжали дергаться. - Где ваша комната, миссис Крэбтри?
   "Все кончено. Но я ничего не слышал - как я мог? Я спал.' Он не мог добиться от нее ничего, кроме этого. Она ничего не знала, она ничего не слышала, она спала. Она повторила это с упрямством испуганной женщины. И все же сэр Эдвард очень хорошо знал, что это вполне могло быть - а может быть, и было - голой правдой.
   Наконец он извинился и сказал, что хотел бы задать Марте несколько вопросов. Уильям Крэбтри вызвался проводить его на кухню. В холле сэр Эдвард чуть не столкнулся с высоким смуглым молодым человеком, который шел к входной двери.
   - Мистер Мэтью Воган?
   - Да, но послушайте, я не могу дождаться. У меня назначена встреча.
   'Мэтью!' Это был голос его сестры с лестницы. 'Ой! Мэтью, ты обещал...
   - Я знаю, сестренка. Но я не могу. Должен встретиться с парнем. Да и вообще, что толку снова и снова говорить об этом проклятом деле. У нас с полицией этого достаточно. Я сыт по горло всем этим шоу.
   Хлопнула входная дверь. Мистер Мэтью Воэн уже ушел.
   Сэра Эдварда ввели на кухню. Марта гладила. Она остановилась, держа в руке железо. Сэр Эдвард закрыл за собой дверь.
   - Мисс Воган попросила меня помочь ей, - сказал он. - Надеюсь, вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов.
   Она посмотрела на него, затем покачала головой.
   - Никто из них этого не сделал, сэр. Я знаю, о чем ты думаешь, но это не так. Самые милые леди и джентльмены, какие только можно пожелать видеть.
   - Я в этом не сомневаюсь. Но их любезность - это не то, что мы называем свидетельством, знаете ли.
   - Возможно, сэр. Закон забавная штука. Но есть доказательства - как вы это называете, сэр. Никто из них не смог бы сделать это без моего ведома.
   - Но ведь...
   - Я знаю, о чем говорю, сэр. Вот, послушай...
   "Это" - скрипучий звук над их головами.
   - Лестница, сэр. Каждый раз, когда кто-то идет вверх или вниз, лестница ужасно скрипит. Неважно, как тихо вы идете. Миссис Крэбтри лежала на своей кровати, а мистер Крэбтри возился со своими жалкими штампами, а мисс Магдалина снова была наверху, работая на своей машине, и если бы кто-нибудь из этих троих спустился по лестнице, я бы известно это. И они этого не сделали!
   Она говорила с уверенностью, которая произвела впечатление на адвоката. Он подумал: "Хороший свидетель. Она будет иметь вес.
   - Вы могли не заметить.
   'Да я бы. Я бы заметил, не заметив, так сказать. Как вы замечаете, когда дверь закрывается и кто-то выходит.
   Сэр Эдвард изменил позицию.
   - То есть трое из них учтены, но есть четвертый. Мистер Мэтью Воэн тоже был наверху?
   - Нет, но он был в маленькой комнате внизу. По соседству. И он печатал. Вы можете слышать это ясно здесь. Его машина не останавливалась ни на мгновение. Ни на минуту, сэр, могу поклясться. Это тоже неприятный раздражающий стук.
   Сэр Эдвард помолчал минуту. - Это ты нашел ее, не так ли?
   - Да, сэр. Лежит там с кровью на ее бедных волосах. И никто не слышал ни звука из-за постукивания пишущей машинки мистера Мэтью.
   - Я так понимаю, вы уверены, что никто не входил в дом?
   - Как они могли, сэр, без моего ведома? Здесь звенит звонок. И есть только одна дверь.
   Он посмотрел ей прямо в лицо. - Вы были привязаны к мисс Крэбтри?
   Теплое сияние - подлинное - безошибочное - осветило ее лицо. - Да, действительно, был, сэр. Но что касается мисс Крэбтри - ну, я пошла и не против поговорить об этом сейчас. Я попала в беду, сэр, когда была девочкой, и мисс Крэбтри поддержала меня - взяла меня обратно к себе на службу, когда все было кончено. Я бы умер за нее - действительно бы.
   Сэр Эдвард распознал искренность, когда услышал ее. Марта была искренней.
   - Насколько вам известно, никто не подходил к двери?..
   - Никто не мог прийти.
   Насколько вам известно , я сказал . Но если мисс Крэбтри кого-то ждала - если она сама открыла дверь этому кому-то... . .'
   'Ой!' Марта казалась ошеломленной.
   - Я полагаю, это возможно? - настаивал сэр Эдвард. - Возможно - да - но маловероятно. Я имею в виду . . .'
   Она явно была ошеломлена. Она не могла отказать, и все же ей хотелось это сделать. Почему? Потому что она знала, что правда была в другом. Это было? Четыре человека в доме - один из них виновен? Хотела ли Марта защитить эту виновную сторону? Скрипела лестница? Может быть, кто-то тайком спустился вниз, и Марта знала, кто это был?
   Сама она была честна - в этом сэр Эдвард был убежден.
   Он настаивал, наблюдая за ней.
   - Я полагаю, это могла сделать мисс Крэбтри? Окно этой комнаты выходит на улицу. Она могла бы увидеть из окна того, кого она ждала, выйти в переднюю и впустить его - или ее - внутрь. Она могла бы даже пожелать, чтобы никто не видел этого человека.
   Марта выглядела обеспокоенной. Наконец она нехотя сказала:
   - Да, возможно, вы правы, сэр. Никогда об этом не думал. Что она ждет джентльмена - да, вполне может быть.
   Это было, хотя она начала видеть преимущества в идее. - Вы были последним, кто ее видел, не так ли?
   'Да сэр. После того, как я убрала чай. Я отнес ей расписки и сдачу из денег, которые она мне дала.
   - Она дала вам деньги пятифунтовыми банкнотами?
   - Банкнота в пять фунтов, сэр, - сказала Марта потрясенным голосом. "Книга никогда не поднималась выше пяти фунтов. Я очень осторожен.
   - Где она хранила деньги?
   - Точно не знаю, сэр. Надо сказать, что она носила его с собой - в черном бархатном мешочке. Но, конечно, она могла хранить его в одном из запертых ящиков своей спальни. Она очень любила запирать вещи, хотя часто теряла ключи.
   Сэр Эдвард кивнул.
   - Вы не знаете, сколько у нее было денег - я имею в виду пятифунтовыми купюрами?
   - Нет, сэр, я не могу назвать точную сумму.
   - И она не сказала вам ничего такого, что могло бы натолкнуть вас на мысль, что она кого-то ждет?
   'Нет, сэр.'
   - Ты совершенно уверен? Что именно она сказала?
   "Ну, - подумала Марта, - она сказала, что мясник был не более чем мошенником и мошенником, и она сказала, что я выпила на четверть фунта чая больше, чем должна, и она сказала, что миссис Крэбтри была полна вздор из-за того, что не любит есть маргарин, и ей не понравился один из шестипенсовиков, которые я ей принес, один из новых с дубовыми листьями на нем, она сказала, что он плохой, и мне было очень трудно убедить ее. И она сказала - о, что торговец рыбой прислал пикшу вместо путассу, и если бы я сказал ему об этом, а я сказал, что прислал, - и, право, я думаю, что все-с.
   Речь Марты сделала покойную женщину ясной для сэра Эдварда, чего никогда не удалось бы сделать подробное описание. Он сказал небрежно:
   - Довольно трудно угодить любовнице, а?
   - Немножко суетливая, но вот, бедняжка, выбиралась она нечасто, а, сидя взаперти, ей надо было чем-нибудь себя развлечь. Она была привередливой, но доброй душой - никогда нищего не отсылали от дверей без чего-либо. Может быть, она и была суетливой, но настоящей благотворительной дамой.
   - Я рад, Марта, что она оставила одного человека, который пожалеет ее.
   У старой служанки перехватило дыхание. - Ты имеешь в виду - о, но они все любили ее - правда - внутри. Все они время от времени переговаривались с ней, но это ничего не значило.
   Сэр Эдвард поднял голову. Сверху послышался скрип.
   - Это мисс Магдалина спускается.
   'Откуда вы знаете?' он выстрелил в нее.
   Старуха покраснела. - Я знаю ее шаг, - пробормотала она.
   Сэр Эдвард быстро вышел из кухни. Марта была права. Магдалина только что достигла нижней лестницы. Она посмотрела на него с надеждой.
   - Еще недалеко, - сказал сэр Эдвард, отвечая на ее взгляд, и добавил: - Вы случайно не знаете, какие письма получила ваша тетя в день своей смерти?
   "Они все вместе. Полиция их, конечно, проверила. Она провела меня в большую гостиную с двумя кроватями и, отпирая ящик, достала большую черную бархатную сумку со старомодной серебряной застежкой.
   - Это сумка тети. Здесь все так же, как и в день ее смерти. Я так и хранил.
   Сэр Эдвард поблагодарил ее и стал выкладывать содержимое сумки на стол. Это был, как ему казалось, прекрасный образец сумочки эксцентричной пожилой дамы.
   Там была какая-то странная серебряная мелочь, два имбирных ореха, три вырезки из газет о ящике Джоанны Сауткотт, дрянное печатное стихотворение о безработных, Альманах Старого Мура , большой кусок камфоры, несколько очков и три письма. Паучье письмо от кого-то по имени "Кузина Люси", счет за починку часов и обращение от благотворительной организации.
   Сэр Эдвард очень тщательно все просмотрел, затем снова упаковал сумку и со вздохом вручил ее Магдалине.
   - Спасибо, мисс Магдалина. Боюсь, там немного.
   Он встал, заметил, что из окна хорошо видны ступени входной двери, затем взял руку Магдалины в свою.
   'Вы собираетесь?'
   'Да.'
   - Но это... все будет в порядке?
   "Никто, связанный с законом, никогда не делает таких опрометчивых заявлений", - торжественно сказал сэр Эдвард и убежал.
   Он шел по улице, погруженный в свои мысли. Головоломка была у него под рукой - и он не решил ее. Ему что-то нужно - какая-то мелочь. Просто указать путь.
   Рука легла ему на плечо, и он вздрогнул. Это был Мэтью Воэн, несколько запыхавшийся.
   - Я преследовал вас, сэр Эдвард. Я хочу попросить прощения. За мои дурные манеры полчаса назад. Но, боюсь, у меня не самый лучший характер на свете. Ужасно хорошо, что вы беспокоитесь об этом деле. Пожалуйста, спрашивайте меня, что хотите. Если я могу чем-нибудь помочь...
   Внезапно сэр Эдвард напрягся. Его взгляд был прикован не к Мэтью, а к другой стороне улицы. Несколько сбитый с толку Мэтью повторил:
   - Если я могу чем-нибудь помочь...
   - Вы уже сделали это, мой дорогой молодой человек, - сказал сэр Эдвард. "Остановив меня в этом конкретном месте и таким образом зафиксировав мое внимание на чем-то, что я иначе мог бы пропустить".
   Он указал через улицу на небольшой ресторан напротив. " Двадцать четыре дрозда"? - спросил Мэтью озадаченным голосом. 'В яблочко.'
   - Странное название, но, я думаю, там вполне приличная еда.
   - Я не рискну экспериментировать, - сказал сэр Эдвард. - Будучи дальше от детских лет, чем ты, друг мой, я, наверное, лучше помню свои детские стишки. Есть классика, которая звучит так, если я правильно помню: Спой песню о шестипенсовике, кармане, полном ржи, Двадцать четыре черных дрозда, испеченных в пироге - и так далее. Остальное нас не касается.
   Он резко обернулся. 'Куда ты идешь?' - спросил Мэтью Воан. - Возвращайся к себе домой, мой друг.
   Они шли молча, Мэтью Воан бросал озадаченные взгляды на своего спутника. Сэр Эдвард вошел, подошел к ящику, вынул бархатный мешочек и открыл его. Он посмотрел на Мэтью, и молодой человек неохотно вышел из комнаты.
   Сэр Эдвард высыпал на стол серебряную сдачу. Затем он кивнул. Его память не ошиблась.
   Он встал и позвонил в звонок, при этом что-то сунув в ладонь.
   Марта ответила на звонок. - Вы сказали мне, Марта, если я правильно помню, что у вас была небольшая ссора с вашей покойной любовницей из-за одного из новых шестипенсовиков.
   'Да сэр.'
   "Ах! но любопытно, Марта, что среди этой разменной монеты нет нового шестипенсовика. Есть два шестипенсовика, но оба старые.
   Она озадаченно посмотрела на него. - Вы понимаете, что это значит? Кто-то пришел в дом в тот вечер
   - тот, кому твоя любовница дала шестипенсовик . . . Думаю, она дала его ему в обмен на это. . .'
   Быстрым движением он махнул рукой вперед, протягивая вислоухий стих о безработице.
   Одного взгляда на ее лицо было достаточно.
   - Игра окончена, Марта, - видишь ли, я знаю. Вы можете также рассказать мне все.
   Она опустилась на стул - слезы потекли по ее лицу. - Это правда - это правда - звонок не звонил как следует - я не был уверен, а потом подумал, что лучше пойти и посмотреть. Я добрался до двери как раз в тот момент, когда он ударил ее. Пачка пятифунтовых банкнот лежала на столе перед ней - это их вид заставил его сделать это - и мысль о том, что она одна в доме, когда она впустила его. Я не могла кричать. . Я был слишком парализован, а потом он повернулся - и я увидел, что это мой мальчик. . .
   - О, он всегда был плохим. Я дал ему все деньги, которые я мог. Он был в тюрьме дважды. Должно быть, он зашел ко мне, а потом мисс Крэбтри, увидев, что я не открываю дверь, пошла открывать сама, и он был ошеломлен и вытащил одну из этих листовок по безработице, а хозяйка как бы благотворительный, сказал ему войти и достал шесть пенсов. И все это время эта пачка банкнот лежала на столе, где она была, когда я давал ей сдачу. И дьявол забрался в моего Бена, он подошел к ней сзади и ударил ее.
   'А потом?' - спросил сэр Эдвард.
   - О, сэр, что я мог сделать? Моя собственная плоть и кровь. Его отец был плохим, и Бен похож на него, но он был моим родным сыном. Я вытолкал его, вернулся на кухню и пошел ужинать в обычное время. Вы думаете, что это было очень безнравственно с моей стороны, сэр? Я пытался не лгать, когда ты задавал мне вопросы.
   Сэр Эдвард встал.
   - Бедняжка моя, - сказал он с чувством в голосе, - мне вас очень жаль. Все равно закону придется идти своим чередом, знаете ли.
   - Он бежал из страны, сэр. Я не знаю, где он.
   - Значит, есть шанс, что он избежит виселицы, но не надейтесь на него. Вы пришлете ко мне мисс Магдалину?
   - О, сэр Эдвард. Как вы прекрасны, как вы прекрасны, - сказала Магдалина, когда он закончил свой краткий рассказ. - Вы спасли нас всех. Как я могу отблагодарить вас?
   Сэр Эдвард улыбнулся ей и нежно похлопал ее по руке. Он был очень великим человеком. Маленькая Магдалина была очень очаровательна на Силуре . Это цветение семнадцати лет - прекрасно! Конечно, теперь она полностью потеряла его.
   - В следующий раз тебе понадобится друг, - сказал он.
   - Я приду прямо к вам.
   - Нет, нет! - встревоженно воскликнул сэр Эдвард. - Вот именно этого я и не хочу, чтобы ты делал. Иди к человеку помоложе.
   Он ловко выбрался из благодарного двора и, вздохнув с облегчением, погрузился в него, поймав такси.
   Даже очарование росистых семнадцатилетних казалось сомнительным.
   Это не могло сравниться с действительно богатой библиотекой по криминологии.
   Такси свернуло на улицу Королевы Анны.
   Его тупик .
  
  
  
   Глава 34
   Голубая герань
   "Голубая герань" была впервые опубликована в "Рождественском рассказчике" в декабре 1929 года.
   - Когда я был здесь в прошлом году... - сказал сэр Генри Клитеринг и остановился.
   Его хозяйка, миссис Бантри, с любопытством посмотрела на него.
   Бывший комиссар Скотленд-Ярда остановился у своих старых друзей, полковника и миссис Бантри, которые жили недалеко от Сент-Мэри-Мид.
   Миссис Бэнтри с ручкой в руке только что спросила его совета, кого следует пригласить в качестве шестого гостя на обед в этот вечер.
   'Да?' - ободряюще сказала миссис Бантри. - Когда вы были здесь в прошлом году?
   - Скажите, - сказал сэр Генри, - вы знаете мисс Марпл?
   Миссис Бэнтри была удивлена. Это было последнее, чего она ожидала.
   - Знаешь мисс Марпл? Кто не знает! Типичная старая дева из фантастики. Довольно дорогой, но безнадежно отсталый от времени. Вы хотите, чтобы я пригласил ее на обед?
   - Вы удивлены?
   - Немного, должен признаться. Вряд ли я подумал бы о тебе - но, может быть, этому есть объяснение?
   "Объяснение достаточно простое. Когда я был здесь в прошлом году, у нас появилась привычка обсуждать неразгаданные тайны - нас было пятеро или шестеро - начал это романист Рэймонд Уэст. Каждый из нас рассказал историю, ответ на которую знал только мы, но никто другой. Предполагалось, что это будет упражнением в дедуктивных способностях - посмотреть, кто сможет приблизиться к истине.
   'Что ж?'
   - Как в старой сказке - мы едва поняли, что играет мисс Марпл; но мы отнеслись к этому очень вежливо - не хотели обидеть старушку. А теперь наступает сливки шутки. Старушка каждый раз нас превосходила!
   'Какая?'
   - Уверяю вас - прямо к истине, как почтовый голубь.
   - Но как необыкновенно! Ведь дорогая старая мисс Марпл почти никогда не покидала Сент-Мэри-Мид.
   "Ах! Но, по ее словам, это дало ей неограниченные возможности наблюдения за человеческой природой - как бы под микроскопом".
   - Я полагаю, в этом что-то есть, - признала миссис Бантри. - По крайней мере, можно было бы знать мелочную сторону людей. Но я не думаю, что среди нас есть действительно захватывающие преступники. Я думаю, мы должны попробовать ее с рассказом о привидениях Артура после обеда. Я был бы благодарен, если бы она нашла решение.
   - Я не знала, что Артур верил в призраков?
   'Ой! он не знает. Вот что его так беспокоит. И это случилось с его другом, Джорджем Причардом, человеком самым прозаичным. Это действительно довольно трагично для бедного Джорджа. Либо эта необычная история правдива, либо...
   - Или что?
   Миссис Бэнтри не ответила. Через минуту или две она сказала неуместно:
   "Вы знаете, мне нравится Джордж - всем нравится. Не верится, что он - но люди делают такие невероятные вещи.
   Сэр Генри кивнул. Он лучше, чем миссис Бэнтри, знал, какие необычные вещи делают люди.
   Так случилось, что в тот вечер миссис Бэнтри оглядела свой обеденный стол (при этом слегка вздрогнув, потому что в столовой, как и в большинстве английских столовых, было очень холодно) и остановила свой взгляд на очень прямой пожилой даме. сидит справа от мужа. На мисс Марпл были черные кружевные варежки; старая кружевная косынка была накинута на ее плечи, а еще один кусок кружева венчал ее седые волосы. Она оживленно беседовала с пожилым врачом, доктором Ллойдом, о работном доме и предполагаемых недостатках окружной медсестры.
   Миссис Бантри снова изумилась. Она даже задалась вопросом, не отпустил ли сэр Генри искусную шутку, но в этом не было смысла. Невероятно, что то, что он сказал, могло быть действительно правдой.
   Взгляд ее продолжался и нежно остановился на краснолицем широкоплечем муже, который сидел и разговаривал с Джейн Хелиер, красивой и популярной актрисой. Джейн, более красивая (если это было возможно) вне сцены, чем на ней, открыла огромные голубые глаза и пробормотала через осторожные промежутки времени: "Правда?" "О фантазии!" - Как необычно! Она ничего не знала о лошадях и меньше заботилась о них.
   - Артур, - сказала миссис Бантри, - вы до чертиков утомляете бедняжку Джейн. Оставьте лошадей в покое и вместо этого расскажите ей свою историю с привидениями. Тебе известно . . . Джордж Причард.
   - А, Долли? Ой! но я не знаю...
   - Сэр Генри тоже хочет это услышать. Я говорил ему кое-что об этом сегодня утром. Было бы интересно услышать, что все говорят об этом".
   - О да! сказала Джейн. "Я люблю истории о привидениях".
   - Ну... - полковник Бэнтри замялся. "Я никогда особо не верил в сверхъестественное. Но это -
   - Не думаю, что кто-нибудь из вас знает Джорджа Причарда. Он один из лучших. Его жена... ну, она уже умерла, бедняжка. Скажу лишь одно: она не давала Джорджу слишком легкого времяпрепровождения, когда была жива. Она была одной из тех полуинвалидов - я уверен, что с ней действительно что-то не так, но что бы это ни было, она играла изо всех сил. Она была капризной, требовательной, неразумной. Она жаловалась с утра до ночи. Ожидалось, что Джордж будет ждать ее руки и ноги, и все, что он делал, всегда было неправильно, и его за это проклинали. Я полностью убежден, что большинство мужчин уже давно ударили бы ее топором по голове. Эх, Долли, не правда ли?
   - Она была ужасной женщиной, - убежденно сказала миссис Бантри. "Если бы Джордж Притчард проломил ей голову топором и в присяжных была хоть одна женщина, его бы триумфально оправдали".
   - Я не совсем понимаю, как началось это дело. Джордж был довольно расплывчатым об этом. Насколько я понимаю, миссис Притчард всегда питала слабость к гадалкам, хиромантам, ясновидящим - ко всему в этом роде. Джордж не возражал. Если она нашла в этом развлечение, то хорошо. Но сам он отказывался петь рапсодии, и это была еще одна обида.
   Через дом постоянно проходила череда больничных медсестер, и миссис Причард обычно через несколько недель становилась ими недовольна. Одна молодая медсестра очень увлеклась этим гаданием, и какое-то время миссис Причард очень любила ее. Потом она вдруг поссорилась с ней и настояла на том, чтобы она ушла. К ней вернулась еще одна медсестра, которая была с ней ранее, - пожилая женщина, опытная и тактичная в обращении с невротическим пациентом. Медсестра Коплинг, по словам Джорджа, была очень хорошей женщиной - разумной женщиной, с которой можно было поговорить. Она с полным безразличием переносила истерики и нервные срывы миссис Причард.
   Миссис Притчард всегда обедала наверху, и обычно в обеденное время Джордж и медсестра приходили, чтобы договориться о том, что будет после обеда. Строго говоря, медсестра ушла с двух до четырех, но, как говорится, "в угоду", она иногда брала отпуск после чая, если Джордж хотел быть свободным до обеда. По этому поводу она упомянула, что собирается навестить сестру в Голдерс-Грин и может немного задержаться. Лицо Джорджа поникло, потому что он договорился сыграть партию в гольф. Медсестра Коплинг, однако, успокоила его.
   "Мы никого из нас не пропустим, мистер Причард". В ее глазах появился огонек. - У миссис Причард будет более интересная компания, чем у нас.
   '"Это кто?"
   "Подождите минутку, - глаза сестры Коплинг заблестели еще больше. "Позвольте мне сделать это правильно. Зарида, психический читатель будущего ".
   '"О Господи!" - простонал Джордж. - Это новый, не так ли?
   "Совершенно новый. Я полагаю, что моя предшественница, сестра Карстэйрс, подослала ее. Миссис Притчард ее еще не видела. Она заставила меня написать, назначив встречу на сегодня днем.
   "Ну, во всяком случае, я получу свой гольф", - сказал Джордж и ушел с самыми добрыми чувствами к Зариде, Читательнице Будущего.
   "Вернувшись в дом, он застал миссис Причард в состоянии сильного волнения. Она, как обычно, лежала на своей инвалидной кушетке, и в руке у нее был пузырек с нюхательной солью, которую она то и дело нюхала.
   - Джордж, - воскликнула она. - Что я тебе говорил об этом доме? В тот момент, когда я вошла в него, я почувствовала , что что-то не так! Разве я не говорил тебе об этом тогда?
   Подавив желание ответить: "Как всегда", Джордж сказал: "Нет, я не могу сказать, что помню это".
   "Ты никогда не помнишь ничего, что связано со мной. Все мужчины необычайно черствы, но я действительно считаю, что вы еще более бесчувственны, чем большинство".
   "Ну ладно, Мэри, дорогая, это несправедливо".
   "Ну, как я уже говорил, эта женщина сразу поняла ! Она - она даже побледнела - если вы понимаете, о чем я, - когда вошла в дверь и сказала: "Здесь зло - зло и опасность. Я чувствую это."'
   "Очень неблагоразумно рассмеялся Джордж. "Ну что ж, сегодня днем вы не зря потратили свои деньги". "Его жена закрыла глаза и долго нюхала из нюхательной бутылочки. "Как ты меня ненавидишь! Вы бы издевались и смеялись, если бы я умирал. - запротестовал Джордж, и через минуту или две она продолжила. "Вы можете смеяться, но я вам все расскажу. Этот дом определенно опасен для меня - так сказала женщина".
   Прежнее доброе отношение Джорджа к Зариде изменилось. Он знал, что его жена вполне способна настоять на переезде в новый дом, если каприз завладеет ею.
   - Что еще она сказала? он спросил. "Она мало что могла мне рассказать. Она была так расстроена. Одна вещь, которую она сказала. У меня было несколько фиалок в стакане. Она указала на них и крикнула:
   "Уберите их. Нет голубых цветов - никогда не будет голубых цветов. Синие цветы губительны для вас - помните об этом ".
   "И знаете, - добавила миссис Причард, - я всегда говорила вам, что синий цвет для меня отталкивает. Я чувствую естественное инстинктивное предостережение против".
   Джордж был слишком мудр, чтобы заметить, что он никогда раньше не слышал от нее таких слов. Вместо этого он спросил, на что похожа загадочная Зарида. Миссис Причард вошла с удовольствием после описания.
   "Черные волосы собраны в пучки над ушами, глаза полузакрыты, большие черные обводки вокруг глаз, рот и подбородок у нее затянута черной вуалью, и она говорила каким-то певучим голосом с заметным иностранным акцентом - испанский. , Я думаю -"
   - На самом деле все как обычно, - весело сказал Джордж. "Его жена тут же закрыла глаза. "Я чувствую себя очень плохо, - сказала она. "Кольцо для медсестры. Недоброжелательность расстраивает меня, как вы слишком хорошо знаете.
   Через два дня к Джорджу пришла сестра Коплинг с серьезным лицом.
   "Подойдите, пожалуйста, к миссис Причард. Она получила письмо, которое ее очень расстроило.
   "Он нашел свою жену с письмом в руке. Она протянула ему. "Читай, - сказала она. - Джордж прочитал. Он был на сильно надушенной бумаге, и почерк был крупным и черным.
   " Я видел будущее. Будьте предупреждены, пока не стало слишком поздно. Остерегайтесь полнолуния. Голубая примула означает предупреждение; Голубая мальва означает Опасность; Голубая герань означает Смерть. . .
   Джордж едва не расхохотался, но поймал взгляд сестры Коплинг. Она сделала быстрый предупреждающий жест. Он сказал довольно неловко: - Эта женщина, вероятно, пытается напугать тебя, Мэри. Во всяком случае, не бывает таких вещей, как голубые примулы и голубые герани.
   Но миссис Притчард начала плакать и говорить, что ее дни сочтены. Медсестра Коплинг вышла с Джорджем на лестничную площадку.
   -- Из всего этого глупого дурачества, -- выпалил он. "Я полагаю, что да". Что-то в тоне медсестры поразило его, и он в изумлении уставился на нее.
   "Конечно, няня, вы не верите..."
   "Нет, нет, мистер Притчард. Я не верю в чтение будущего - это чепуха. Что меня озадачивает, так это смысл этого. Гадалки обычно ищут то, что они могут получить. Но эта женщина, кажется, пугает миссис Причард без всякой выгоды для себя. Я не вижу смысла. Вот еще что...
   '"Да?"
   "Миссис Притчард говорит, что что-то в Зариде было ей слегка знакомо".
   '"Что ж?"
   "Ну, мне это не нравится, мистер Причард, вот и все".
   - Я не знал, что вы такая суеверная, няня.
   "Я не суеверен; но я знаю, когда что-то подозрительно. "Примерно через четыре дня после этого произошел первый инцидент. Чтобы объяснить это вам, мне придется описать комнату миссис Причард...
   - Лучше позвольте мне это сделать, - перебила миссис Бантри. "Он был оклеен одними из тех новых обоев, на которые можно наклеить пучки цветов, чтобы сделать своего рода травянистую границу. Эффект почти как в саду - хотя, конечно, все цветы не те. Я имею в виду, что они просто не могли цвести все одновременно...
   "Не позволяй страсти к садоводческой точности унести тебя, Долли, - сказал ее муж. - Мы все знаем, что ты увлеченный садовник.
   - Ну, это же абсурд, - возразила миссис Бантри. "Чтобы собрать вместе колокольчики, нарциссы, люпины, мальвы и маргаритки на Михайлов день".
   - Совершенно ненаучно, - сказал сэр Генри. - Но продолжим рассказ.
   "Ну, среди этой массы цветов были первоцветы, кусты желтых и розовых первоцветов и - да ладно, Артур, это твоя история..."
   Полковник Бэнтри подхватил рассказ.
   Однажды утром миссис Причард яростно позвонила в колокольчик. Домочадцы прибежали - думали, она в крайнем случае; нисколько. Она была сильно возбуждена и указывала на обои; и действительно была одна голубая примула среди других. . .'
   'Ой!' - сказала мисс Хелиер. - Какой жуткий!
   "Вопрос был таков: разве голубая примула не всегда была здесь? Это было предложение Джорджа и медсестры. Но миссис Причард ни за что не согласится. Она не замечала этого до самого утра, а накануне было полнолуние. Она была очень расстроена из-за этого".
   "В тот же день я встретила Джорджа Причарда, и он рассказал мне об этом, - сказала миссис Бантри. "Я пошел к миссис Притчард и изо всех сил старался высмеять все это; но безуспешно. Я ушел очень обеспокоенным и помню, как встретил Джин Инстоу и рассказал ей об этом. Джин странная девушка. Она сказала: "Значит, она действительно расстроена из-за этого?" Я сказал ей, что, по моему мнению, эта женщина вполне способна умереть от страха - она действительно ненормально суеверна.
   "Помню, Джин поразила меня тем, что она сказала дальше. Она сказала: "Ну, может, это и к лучшему, не так ли?" И она сказала это так хладнокровно, так обыденно, что я был действительно... ну, в шоке. Конечно, я знаю, что в наши дни так принято - быть грубым и откровенным; но я никогда не привыкну к этому. Джин довольно странно мне улыбнулась и сказала: "Тебе не нравится, что я это говорю, но это правда. Какая польза ей от жизни миссис Причард? Вовсе нет; и это ад для Джорджа Причарда. Лучшее, что могло с ним случиться, это испугать его жену. Я сказал: "Джордж всегда ужасно добр к ней". И она сказала: "Да, он заслуживает награды, бедняжка. Он очень привлекательный человек, Джордж Притчард. Так думала последняя медсестра - хорошенькая - как ее звали? Карстэйрс. Это было причиной ссоры между ней и миссис П.
   "Мне не понравилось, что Джин сказала это. Конечно, кто-то задавался вопросом ...
   Миссис Бантри многозначительно помолчала. - Да, дорогая, - безмятежно ответила мисс Марпл. - Всегда так. Мисс Инстоу красивая девушка? Я полагаю, она играет в гольф?
   'Да. Она хороша во всех играх. И она симпатичная, привлекательная, очень светлая, со здоровой кожей и красивыми ровными голубыми глазами. Конечно, мы всегда чувствовали, что она и Джордж Притчард - я имею в виду, если бы все было иначе - они так хорошо подходят друг другу".
   - И они были друзьями? - спросила мисс Марпл. 'О, да. Большие друзья.'
   - Как вы думаете, Долли, - жалобно сказал полковник Бэнтри, - можно ли мне позволить продолжить мой рассказ?
   - Артур, - смиренно сказала миссис Бантри, - хочет вернуться к своим призракам.
   - Остальную часть истории я узнал от самого Джорджа, - продолжал полковник. "Нет сомнения, что к концу следующего месяца миссис Притчард сильно разболелась. Она отметила в календаре день, когда будет полнолуние, и в эту ночь она привела к себе в комнату медсестру, а затем Джорджа и заставила их внимательно изучить обои. Были и розовые мальвы, и красные, но голубых среди них не было. Потом, когда Джордж вышел из комнаты, она заперла дверь...
   - А утром была большая голубая шток-мальва, - радостно сказала мисс Хелиер.
   - Совершенно верно, - сказал полковник Бантри. - Или, во всяком случае, почти правильно. Один цветок мальвы прямо над ее головой стал синим. Это поразило Джорджа; и, конечно, чем больше это ошеломляло его, тем больше он отказывался воспринимать это всерьез. Он настаивал на том, что все это было своего рода розыгрышем. Он проигнорировал свидетельство запертой двери и тот факт, что миссис Причард обнаружила подмену раньше, чем кто-либо - даже сестра Коплинг - была допущена.
   "Это потрясло Джорджа; и это сделало его неразумным. Жена хотела уйти из дома, а он ей не позволил. Он впервые был склонен поверить в сверхъестественное, но признаваться в этом не собирался. Обычно он уступал жене, но на этот раз не стал. Он сказал, что Мэри не следует выставлять себя дурой. Все это было самой адской чушью.
   "И так пролетел следующий месяц. Миссис Притчард возражала меньше, чем можно было предположить. Я думаю, что она была достаточно суеверна, чтобы поверить, что она не может избежать своей судьбы. Она повторяла снова и снова: "Голубой первоцвет - предупреждение. Голубая мальва - опасность. Синяя герань - смерть ". И она лежала, глядя на куст розово-красных гераней возле ее кровати.
   "Все это дело было довольно нервным. Даже медсестра подхватила инфекцию. Она пришла к Джорджу за два дня до полнолуния и умоляла его забрать миссис Причард. Джордж был зол.
   "Если бы все цветы на этой проклятой стене превратились в голубых дьяволов, это никого бы не убило!" он крикнул.
   "Может быть. Шок уже убивал людей".
   "Ерунда, - сказал Джордж. "Джордж всегда был чересчур упрямым. Ты не можешь водить его. Я полагаю, у него была тайная идея, что его жена сама произвела сдачу и что все это было ее болезненным истерическим планом.
   "Ну вот и наступила роковая ночь. Миссис Притчард, как обычно, заперла дверь. Она была очень спокойна - почти в приподнятом настроении. Медсестра была обеспокоена ее состоянием - хотела сделать ей стимулятор, укол стрихнина, но миссис Притчард отказалась. В некотором смысле, я полагаю, она наслаждалась собой. Джордж сказал, что да.
   - Я думаю, это вполне возможно, - сказала миссис Бантри. "Должно быть, во всем этом было какое-то странное очарование".
   "На следующее утро не было сильного звона в колокол. Миссис Причард обычно просыпалась около восьми. Когда в половине восьмого от нее не поступало никаких вестей, медсестра громко постучала в дверь. Не получив ответа, она позвала Джорджа и настояла на том, чтобы дверь взломали. Они сделали это с помощью стамески.
   Сестре Коплинг было достаточно одного взгляда на неподвижную фигуру на кровати. Она послала Джорджа позвонить доктору, но было уже поздно. Миссис Причард, сказал он, должна быть мертва по крайней мере восемь часов назад. Рядом с ней на кровати лежала нюхательная соль, а на стене рядом с ней росла одна из розово-красных гераней ярко -синего цвета.
   - Ужасно, - сказала мисс Хелиер с дрожью.
   Сэр Генри нахмурился.
   - Никаких дополнительных подробностей?
   Полковник Бэнтри покачал головой, но миссис Бэнтри быстро заговорила.
   'Газ.'
   - А как насчет газа? - спросил сэр Генри. "Когда прибыл доктор, почувствовался легкий запах газа, и действительно, он обнаружил, что газовая конфорка в камине слегка включена; но так мало, что это не могло иметь значения.
   - Разве мистер Причард и медсестра не заметили этого, когда впервые вошли?
   "Медсестра сказала, что почувствовала легкий запах. Джордж сказал, что не заметил газа, но что-то заставило его чувствовать себя очень странно и подавленно; но он списал это на шок - и, вероятно, так оно и было. Во всяком случае, об отравлении газом не могло быть и речи. Запах был едва заметен.
   - И это конец истории?
   - Нет. Так и иначе, было много разговоров. Видите ли, слуги кое-что слышали - слышали, например, как миссис Причард говорила своему мужу, что он ненавидит ее и будет насмехаться, если она умрет. А также более свежие замечания. Однажды она сказала по поводу его отказа выйти из дома: "Хорошо, когда я умру, надеюсь, все поймут, что ты убил меня". И как назло, накануне он замешивал средство от сорняков для садовых дорожек. Один из младших слуг видел его, а потом видел, как он брал стакан горячего молока для своей жены.
   "Разговор распространился и разросся. Врач выдал справку - не знаю точно, в каких терминах - шок, обморок, сердечная недостаточность, наверное, какие-то медицинские термины, ничего особенного не значащие. Однако не прошло и месяца, как бедняжка провела в могиле, как был запрошен и удовлетворен ордер на эксгумацию".
   - Насколько я помню, результат вскрытия был нулевым, - серьезно сказал сэр Генри. "На этот раз случай дыма без огня".
   - Все это действительно очень любопытно, - сказала миссис Бантри. - Вот эта гадалка, например, Зарида. По адресу, где она должна была находиться, никто никогда не слышал о таком человеке!
   "Она появилась один раз - ни с того ни с сего, - сказал ее муж, - а потом совсем исчезла. На ровном месте - это неплохо !
   - Более того, - продолжала миссис Бантри, - маленькая сестра Карстерс, которая, как предполагалось, рекомендовала ее, никогда о ней даже не слышала.
   Они посмотрели друг на друга.
   - Это загадочная история, - сказал доктор Ллойд. "Можно строить догадки; но догадаться...
   Он покачал головой.
   - Мистер Причард женился на мисс Инстоу? спросила мисс Марпл своим нежным голосом.
   - Почему ты спрашиваешь об этом? - спросил сэр Генри.
   Мисс Марпл открыла нежные голубые глаза. - Мне кажется, это так важно, - сказала она. - Они поженились? Полковник Бэнтри покачал головой.
   - Мы - ну, мы ожидали чего-то подобного - но уже восемнадцать месяцев. Я не верю, что они вообще часто видятся друг с другом.
   - Это важно, - сказала мисс Марпл. 'Очень важно.'
   - Значит, вы думаете так же, как и я, - сказала миссис Бантри. 'Вы думаете -'
   - Ну же, Долли, - сказал ее муж. - Это неоправданно - то, что вы собираетесь сказать. Вы не можете обвинять людей без тени доказательства.
   - Не будь таким... таким мужественным, Артур. Мужчины всегда боятся что- либо сказать . В любом случае, это все между нами. Это просто моя дикая фантастическая идея, что, возможно - только возможно, - Джин Инстоу замаскировалась под гадалку. Имейте в виду, она могла сделать это ради шутки. Я ни на минуту не думаю, что она хотела причинить вред; но если она это сделала и если миссис Причард была настолько глупа, что умерла от страха - ну, мисс Марпл это и имела в виду, не так ли?
   - Нет, дорогая, не совсем так, - сказала мисс Марпл. -- Видите ли, если бы я собирался кого-нибудь убивать -- чего, конечно, я ни на минуту не стал бы делать, потому что это было бы очень нехорошо, а кроме того, я не люблю убивать -- даже ос, хотя я знаю, что это должно быть, и я уверен, что садовник делает это максимально гуманно. Позвольте мне видеть, что я говорил?
   - Если бы вы хотели кого-нибудь убить, - подсказал сэр Генри. 'О, да. Что ж, если бы я это сделал, я бы совсем не удовлетворился доверием к страху . Я знаю, что люди читают о людях, умирающих от него, но это кажется очень ненадежным, и самые нервные люди гораздо храбрее, чем о них думают на самом деле. Мне хотелось бы чего-то определенного и определенного, и я бы тщательно обдумал это.
   - Мисс Марпл, - сказал сэр Генри, - вы меня пугаете. Надеюсь, ты никогда не захочешь удалить меня. Твои планы были бы слишком хороши.
   Мисс Марпл укоризненно посмотрела на него.
   "Я думала, что ясно дала понять, что никогда не помыслю о таком зле", - сказала она. - Нет, я пытался поставить себя на место... э... определенного человека.
   - Вы имеете в виду Джорджа Причарда? - спросил полковник Бэнтри. - Я никогда не поверю этому насчет Джорджа, хотя - заметьте, даже медсестра в это верит. Я пошел и увидел ее примерно через месяц, во время эксгумации. Она не знала, как это было сделано - на самом деле, она вообще ничего не говорила, - но было достаточно ясно, что она считала Джорджа каким-то образом ответственным за смерть своей жены. Она была в этом убеждена.
   - Что ж, - сказал доктор Ллойд, - возможно, она не так уж и ошибалась. И заметьте, медсестра часто знает . Она не может сказать - у нее нет доказательств, - но она знает .
   Сэр Генри наклонился вперед.
   - Ну же, мисс Марпл, - убедительно сказал он. "Ты потерялся в мечтах. Не расскажете ли вы нам все об этом?
   Мисс Марпл вздрогнула и порозовела.
   - Прошу прощения, - сказала она. - Я как раз думал о нашей окружной медсестре. Очень трудная проблема.
   - Более сложная, чем проблема голубой герани?
   - Это действительно зависит от примул, - сказала мисс Марпл. - Я имею в виду, миссис Бэнтри сказала, что они были желтыми и розовыми. Если бы это была розовая примула, ставшая синей, то, конечно, это вписывается идеально. Но если он окажется желтым...
   - Это был розовый, - сказала миссис Бантри.
   Она смотрела. Все уставились на мисс Марпл.
   "Тогда это, кажется, решает вопрос", - сказала мисс Марпл. Она с сожалением покачала головой. - И сезон ос, и все такое. И, конечно же, газ.
   - Наверное, это напоминает вам о бесчисленных деревенских трагедиях? - сказал сэр Генри.
   - Не трагедии, - сказала мисс Марпл. - И уж точно ничего криминального. Но это немного напоминает мне о наших проблемах с окружной медсестрой. В конце концов, медсестры - тоже люди, и почему им приходится вести себя так корректно, носить эти неудобные ошейники и так зацикливаться на семье - ну, можно ли удивляться тому, что иногда такое случается?
   Проблеск света упал на сэра Генри.
   - Вы имеете в виду сестру Карстэйрс?
   'О, нет. Не медсестра Карстэйрс. Медсестра Коплинг . Видите ли, она бывала там раньше и была очень увлечена мистером Причардом, который, по вашим словам, привлекательный мужчина. Я осмелюсь сказать, что она подумала, бедняжка - ну, нам не нужно вдаваться в это. Я не думаю, что она знала о мисс Инстоу, и, конечно же, когда она узнала, это настроило ее против него, и она постаралась причинить ему все, что могла. Конечно, письмо действительно выдало ее, не так ли?
   - Какое письмо?
   - Так вот, она написала гадалке по просьбе миссис Причард, и гадалка пришла, по-видимому, в ответ на письмо. Но позже выяснилось, что такого человека по этому адресу никогда не было. Так что это показывает, что медсестра Коплинг была в этом. Она только притворялась, что пишет, - так что же может быть правдоподобнее, чем то, что она сама была гадалкой?
   - Я не видел смысла в письме, - сказал сэр Генри. - Это, конечно, очень важный момент.
   - Довольно смелый шаг, - сказала мисс Марпл, - потому что миссис Причард могла узнать ее, несмотря на переодевание, хотя, конечно, если бы она узнала, медсестра могла бы притвориться, что это шутка.
   - Что вы имели в виду, - сказал сэр Генри, - когда сказали, что если бы вы были определенным человеком, вы бы не доверились страху?
   - Так нельзя быть уверенным , - сказала мисс Марпл. - Нет, я думаю, что предупреждения и голубые цветы были, если можно так выразиться, военным термином, - она застенчиво засмеялась, - всего лишь маскировкой .
   - А настоящая?
   - Я знаю, - извиняющимся тоном сказала мисс Марпл, - что у меня в голове осы. Бедняги, уничтоженные тысячами - и обычно в такой прекрасный летний день. Но я помню, как подумал, когда увидел, как садовник взбалтывает цианистый калий в бутылке с водой, как это похоже на нюхательную соль. А если его положить в склянку из-под нюхательной соли и заменить настоящую - ну, бедняжка имела привычку пользоваться своими нюхательными солями. Вы действительно сказали, что они были найдены ее рукой. Затем, конечно, пока мистер Причард ходил звонить доктору, медсестра меняла бутылку на настоящую и просто включала немного газ, чтобы заглушить запах миндаля, и на случай, если кто-нибудь почувствует себя странно, и я всегда слышал, что цианид не оставляет следов, если долго ждать. Но, конечно, я могу ошибаться, и в бутылке могло быть что-то совсем другое; но это ведь не имеет значения, не так ли?
   Мисс Марпл помолчала, немного запыхавшись.
   Джейн Хелиер наклонилась вперед и спросила: - А голубая герань и другие цветы?
   - У медсестер всегда есть лакмусовая бумажка, не так ли? - сказала мисс Марпл. - Для... ну, для проверки. Не очень приятная тема. Мы не будем на этом останавливаться. Я сама немного ухаживала за больными. Она стала нежно-розовой. "Синий становится красным от кислот, а красный от щелочей становится синим. Так легко наклеить красную лакмусовую бумажку на красный цветок - возле кровати, конечно. А потом, когда бедняжка воспользовалась своей нюхательной солью, сильные пары аммиака окрасили ее в синий цвет. Действительно самый гениальный. Конечно, герань не была синей, когда они в первый раз ворвались в комнату, - до тех пор никто этого не замечал. Когда медсестра меняла бутылки, она, наверное, с минуту прижимала аммиачный раствор к обоям.
   - Вы могли быть там, мисс Марпл, - сказал сэр Генри. -- Что меня беспокоит, -- сказала мисс Марпл, -- так это бедный мистер Причард и эта милая девушка мисс Инстоу. Наверное, и подозревают друг друга, и держатся порознь, а жизнь так коротка.
   Она покачала головой. - Вам не о чем беспокоиться, - сказал сэр Генри. - На самом деле у меня есть кое-что в рукаве. Медсестру арестовали по обвинению в убийстве пожилой пациентки, оставившей ей наследство. Это было сделано с цианистым калием, замененным на нюхательные соли. Медсестра Коплинг снова пытается проделать тот же трюк. Мисс Инстоу и мистер Причард не должны сомневаться в истине.
   - Разве это не мило? - воскликнула мисс Марпл. - Я не о новом убийстве, конечно. Это очень грустно и показывает, как много зла в мире, и что если вы хоть раз уступите - это напоминает мне, что я должен закончить свой маленький разговор с доктором Ллойдом о деревенской медсестре.
  
  
  
   Глава 35
   Спутник
   "Компаньон" был впервые опубликован как "Воскресение Эми Дюррант" в журнале "Рассказчик" в феврале 1930 года, а затем в США как "Компаньоны" в журнале "Пикториал ревью" в марте 1930 года.
   - Итак, доктор Ллойд, - сказала мисс Хелиер. - Ты что, не знаешь жутких историй?
   Она улыбнулась ему - улыбка, которая каждую ночь очаровывала театральную публику. Джейн Хелиер иногда называли самой красивой женщиной Англии, и завистливые представители ее профессии имели обыкновение говорить друг другу: "Конечно, Джейн не художница ... Она не может играть - если вы понимаете, о чем я. Это глаза!
   И эти "глаза" в эту минуту были умоляюще устремлены на седого пожилого холостяка-доктора, который последние пять лет лечил недуги деревни Сент-Мэри-Мид.
   Бессознательным жестом доктор стянул с себя жилет (склонявшийся в последнее время к неудобной тесноте) и торопливо напряг мозги, чтобы не разочаровать прекрасное создание, так уверенно обращавшееся к нему.
   - Я чувствую, - мечтательно сказала Джейн, - что сегодня вечером мне хотелось бы погрязнуть в преступлении.
   - Великолепно, - сказал полковник Бантри, ее хозяин. "Великолепно, великолепно". И засмеялся громким сердечным военным смехом. - А, Долли?
   Его жена, поспешно вызванная к нуждам светской жизни (она планировала свою весеннюю границу), с энтузиазмом согласилась.
   - Конечно, прекрасно, - сказала она сердечно, но неопределенно. - Я всегда так думал.
   - А ты, моя дорогая? - сказала старая мисс Марпл, и глаза ее слегка блеснули.
   - Вы знаете, мисс Хелиер, в Сент-Мэри-Мид у нас не так уж много жутких дел - и тем более уголовных - в Сент-Мэри-Мид, - сказал доктор Ллойд.
   - Вы меня удивляете, - сказал сэр Генри Клитеринг. Бывший комиссар Скотленд-Ярда повернулся к мисс Марпл. - От нашего друга я всегда понимал, что Сент-Мэри-Мид - настоящий рассадник преступности и порока.
   - О, сэр Генри! - запротестовала мисс Марпл, и щеки ее залились румянцем. - Я уверен, что никогда не говорил ничего подобного. Единственное, что я когда-либо говорил, это то, что человеческая природа в деревне почти такая же, как и везде, только у человека есть возможность и свободное время увидеть ее поближе".
   - Но вы не всегда жили здесь, - сказала Джейн Хелиер, все еще обращаясь к доктору. - Вы побывали во всевозможных странных местах по всему миру - в местах, где что-то происходит !
   - Это так, конечно, - сказал доктор Ллойд, все еще отчаянно размышляя. 'Да, конечно . . . Да . . . Ах! У меня есть это!'
   Он откинулся назад со вздохом облегчения. - Это было несколько лет назад - я почти забыл. Но факты были действительно очень странными, действительно очень странными. И последнее совпадение, которое дало мне ключ к разгадке, тоже было странным.
   Мисс Хелиер придвинула к нему стул поближе, накрасила губы и выжидательно ждала. Остальные тоже повернули к нему заинтересованные лица.
   - Не знаю, знает ли кто-нибудь из вас Канарские острова, - начал доктор.
   "Должно быть, они великолепны", - сказала Джейн Хелиер. - Они в Южных морях, не так ли? Или это Средиземное море?
   - Я заходил туда по дороге в Южную Африку, - сказал полковник. "Пик Тенерифе - прекрасное зрелище в лучах заходящего солнца".
   "Инцидент, который я описываю, произошел на острове Гранд-Канария, а не на Тенерифе. Это уже много лет назад. У меня было ухудшение здоровья, и я был вынужден бросить практику в Англии и уехать за границу. Я практиковал в Лас-Пальмасе, главном городе Гран-Канарии. Во многих отношениях я наслаждался жизнью там очень много. Климат был мягким и солнечным, было отличное купание при серфинге (а я увлекаюсь купанием) и меня привлекала морская жизнь порта. Корабли со всего мира заходят в Лас-Пальмас. Каждое утро я прогуливался вдоль крота с гораздо большим интересом, чем представительница прекрасного пола на улице шляпных магазинов.
   - Как я уже сказал, корабли со всего мира заходят в Лас-Пальмас. Иногда они остаются на несколько часов, иногда на день или два. В главном тамошнем отеле "Метрополь" вы увидите людей всех рас и национальностей - перелетных птиц. Даже люди, направляющиеся на Тенерифе, обычно приезжают сюда и остаются на несколько дней, прежде чем отправиться на другой остров.
   "Моя история начинается там, в отеле "Метрополь", одним январским вечером в четверг. Там шли танцы, и я и мой друг сидели за маленьким столиком и наблюдали за этой сценой. Было довольно много англичан и других национальностей, но большинство танцоров были испанцами; и когда оркестр заиграл танго, слово взяли только полдюжины пар последней национальности. Они все танцевали хорошо, а мы смотрели и восхищались. Одна женщина особенно вызывала наше живое восхищение. Высокая, красивая и извилистая, она двигалась с грацией полуприрученной леопарды. В ней было что-то опасное. Я сказал об этом своему другу, и он согласился.
   "У таких женщин, - сказал он, - обязательно будет история. Жизнь не пройдет мимо них".
   "Красота, пожалуй, опасное свойство, - сказал я. "Это не только красота, - настаивал он. "Есть кое-что еще. Посмотрите на нее еще раз. Что-то обязательно случится с этой женщиной или из-за нее. Как я уже сказал, жизнь не пройдет мимо нее. Ее будут окружать странные и захватывающие события. Достаточно взглянуть на нее, чтобы это понять.
   Он сделал паузу, а затем добавил с улыбкой: "Так же, как вам стоит только взглянуть на этих двух женщин и понять, что ни с одной из них никогда не может случиться ничего особенного! Они созданы для безопасного и спокойного существования".
   Я проследил за его глазами. Две женщины, о которых он упомянул, были только что прибывшими путешественницами: в тот вечер в порт зашло судно "Холланд Ллойд", и пассажиры только начинали прибывать.
   "Когда я посмотрел на них, я сразу понял, что имел в виду мой друг. Это были две англичанки - очень милые путешествующие англичанки, которых можно встретить за границей. Их возраст, я должен сказать, был около сорока. Одна была белокурая и немного - совсем немного - слишком пухлая; другой был смугл и немного - опять совсем немного - склонен к худобе. Они были, что называется, хорошо сохранившимися, тихо и незаметно одетыми в хорошо скроенные твидовые платья и без всякого макияжа. У них был тот вид спокойной уверенности, который является неотъемлемым правом благовоспитанных англичанок. Ни в том, ни в другом не было ничего примечательного. Они были похожи на тысячи своих сестер. Они, несомненно, увидят то, что хотят увидеть, с помощью Бедекера, и будут слепы ко всему остальному. Они пользовались английской библиотекой и посещали английскую церковь в любом месте, где оказывались, и вполне вероятно, что один или оба из них немного рисовали. И, как сказал мой друг, ни с одним из них никогда не произойдет ничего захватывающего или замечательного, хотя они, вполне вероятно, могут объехать полмира. Я перевел взгляд с них на нашу извилистую испанку с полузакрытыми тлеющими глазами и улыбнулся.
   - Бедняжки, - вздохнула Джейн Хелиер. "Но я действительно думаю, что это так глупо, что люди не используют себя по максимуму. Эта женщина с Бонд-стрит - Валентайн - действительно прекрасна. Одри Денман идет к ней; а вы видели ее в "Шаге вниз"? В роли школьницы в первом акте она просто великолепна. И все же Одри пятьдесят, если она в день. На самом деле я случайно знаю, что ей действительно под шестьдесят.
   - Продолжайте, - сказала миссис Бантри доктору Ллойду. "Я люблю истории об изворотливых испанских танцовщицах. Это заставляет меня забыть, какой я старый и толстый".
   - Извините, - извиняющимся тоном сказал доктор Ллойд. - Но, видите ли, на самом деле эта история не об испанке.
   - Разве?
   'Нет. Как оказалось, мы с другом ошиблись. Ничего интересного с испанской красавицей не произошло. Она вышла замуж за клерка в судоходной конторе, и к тому времени, когда я покинул остров, у нее было пятеро детей, и она сильно растолстела.
   - Совсем как та девушка Исраэль Питерс, - заметила мисс Марпл. "Тот, кто выходил на сцену и имел такие хорошие ноги, что они сделали ее главным мальчиком в пантомиме. Все говорили, что ничего хорошего она не сделала, но она вышла замуж за коммивояжера и прекрасно устроилась.
   - Деревенская параллель, - тихо пробормотал сэр Генри. - Нет, - продолжал доктор. - Моя история о двух англичанках.
   - Что-то случилось с ними? - выдохнула мисс Хелиер. - С ними что-то случилось - и на следующий день тоже.
   'Да?' - ободряюще сказала миссис Бантри. "Просто ради любопытства, выходя в тот вечер, я заглянула в гостиничный журнал. Я нашел имена достаточно легко. Мисс Мэри Бартон и мисс Эми Даррант из Литтл-Пэддокс, Каутон-Вейр, Бакс. Я мало думал тогда, как скоро мне снова предстоит встретиться с обладателями этих имен - и при каких трагических обстоятельствах.
   "На следующий день я договорился пойти на пикник с друзьями. Мы должны были проехать через остров, взяв с собой обед, в место под названием (насколько я помню - это было так давно) Лас-Ньевес, хорошо защищенная бухта, где мы могли искупаться, если захотим. Эту программу мы выполнили должным образом, за исключением того, что мы несколько опоздали с началом, так что остановились по дороге и устроили пикник, а затем отправились в Лас-Ньевес, чтобы искупаться перед чаем.
   "Когда мы подошли к берегу, мы сразу почувствовали ужасный шум. Казалось, все население маленькой деревни собралось на берегу. Как только они увидели нас, они бросились к машине и начали взволнованно объяснять. Поскольку наш испанский был не очень хорош, мне потребовалось несколько минут, чтобы понять его, но в конце концов я его понял.
   "Две сумасшедшие англичанки пошли купаться, а одна заплыла слишком далеко и попала в беду. Другой пошел за ней и пытался привести ее, но ее силы, в свою очередь, иссякли, и она тоже утонула бы, если бы человек не выплыл на лодке и не привел спасителя и не спас - последний без помощи.
   "Как только я освоился, я растолкал толпу и поспешил вниз по пляжу. Я не сразу узнал двух женщин. Пухлая фигура в черном трикотажном костюме и обтягивающей зеленой резиновой шапочке не вызвала ни малейшего отклика, когда она с тревогой подняла глаза. Она стояла на коленях рядом с телом своей подруги, делая несколько дилетантские попытки искусственного дыхания. Когда я сказал ей, что я врач, она вздохнула с облегчением, и я немедленно приказал ей отправиться в один из коттеджей, чтобы обтереться и высушить одежду. Одна из дам из моей компании пошла с ней. Я сам безрезультатно работал над телом утопленницы напрасно. Жизнь слишком явно угасла, и в конце концов мне пришлось неохотно сдаться.
   Я присоединился к остальным в маленьком рыбацком домике и должен был сообщить печальную новость. Выжившая была теперь одета в свою собственную одежду, и я сразу же узнал в ней одну из двух прибывших прошлой ночью. Печальное известие она восприняла довольно спокойно, и, видимо, ужас всего происходящего поразил ее больше, чем какое-либо большое личное чувство.
   "Бедная Эми, - сказала она. "Бедная, бедная Эми. Она так ждала купания здесь. А еще она хорошо плавала. Я не могу этого понять. Как вы думаете, что это могло быть, доктор?
   "Возможно, судороги. Ты расскажешь мне, что именно произошло?"
   "Мы оба плавали какое-то время - минут двадцать, я бы сказал. Потом я подумал, что войду, но Эми сказала, что собирается выплыть еще раз. Она так и сделала, и вдруг я услышал ее зов и понял, что она зовет на помощь. Я выплыл так быстро, как только мог. Она все еще была на плаву, когда я добрался до нее, но яростно вцепился в меня, и мы оба ушли под воду. Если бы не тот человек, выплывший на своей лодке, я бы тоже утонул".
   - Это случалось довольно часто, - сказал я. "Спасти кого-нибудь из тонущего - дело непростое".
   - Это кажется таким ужасным, - продолжала мисс Бартон. "Мы приехали только вчера и так радовались солнечному свету и нашему маленькому отпуску. И вот происходит эта - эта ужасная трагедия".
   "Тогда я спросил ее о подробностях умершей женщины, объяснив, что сделаю для нее все, что в моих силах, но испанские власти потребуют полной информации. Это она дала мне достаточно охотно.
   "Мертвая женщина, мисс Эми Даррант, была ее спутницей и приходила к ней около пяти месяцев назад. Они очень хорошо ладили друг с другом, но мисс Даррант очень мало говорила о своих родных. Она рано осталась сиротой, воспитывалась дядей и с двадцати одного года зарабатывала себе на жизнь.
   - Вот и все, - продолжал доктор. Он сделал паузу и сказал снова, но на этот раз с некоторой завершенностью в голосе: "Итак, это было так".
   - Не понимаю, - сказала Джейн Хелиер. 'В том, что все? Я имею в виду, это очень трагично, я полагаю, но это не... ну, это не то, что я называю жутким .
   - Я думаю, это еще не все, - сказал сэр Генри. - Да, - сказал доктор Ллойд, - это еще не все. Видите ли, как раз в то время была одна странная вещь. Конечно, я расспрашивал рыбаков и т. д. о том, что они видели. Они были очевидцами. А у одной женщины была довольно забавная история. В то время я не обращал на это никакого внимания, но потом это вернулось ко мне. Видите ли, она настаивала на том, что у мисс Даррант не было проблем, когда она звала. Другой подплыл к ней и, по словам этой женщины, намеренно держал голову мисс Даррант под водой. Я, как говорится, не обратил особого внимания. Это была такая фантастическая история, и эти вещи выглядят совсем по-другому с берега. Мисс Бартон, возможно, пыталась заставить свою подругу потерять сознание, понимая, что паническая хватка последней утопит их обоих. Видите ли, судя по рассказу испанки, это выглядело так... ну, как будто мисс Бартон намеренно пыталась утопить свою спутницу.
   - Как я уже сказал, в то время я очень мало внимания уделял этой истории. Это вернулось ко мне позже. Нам очень трудно было разузнать что-нибудь об этой женщине, Эми Даррант. У нее, похоже, не было никаких отношений. Мы с мисс Бартон вместе перебирали ее вещи. Мы нашли один адрес и написали туда, но это оказалась просто комната, которую она сняла для хранения своих вещей. Хозяйка ничего не знала, только видела ее, когда снимала комнату. Мисс Даррант заметила тогда, что ей всегда нравилось иметь одно место, которое она могла бы назвать своим, куда она могла бы вернуться в любой момент. Там были один или два симпатичных предмета старой мебели и несколько переплетенных коллекций академических картин, а также сундук, полный кусков ткани, купленных на распродажах, но никаких личных вещей. Она упомянула хозяйке, что ее отец и мать умерли в Индии, когда она была ребенком, и что ее воспитывал дядя, который был священником, но она не сказала, был ли он братом ее отца или ее матери, поэтому имя не было ориентиром.
   "Это было не то чтобы загадочно, это было просто неудовлетворительно. Должно быть много одиноких женщин, гордых и замкнутых, занимающих именно такое положение. Среди ее вещей в Лас-Пальмасе было несколько фотографий - довольно старых и выцветших, и они были обрезаны, чтобы соответствовать рамкам, в которых они были, так что на них не было имени фотографа, и был старый дагерротип, который, возможно, был ее мать или, скорее, ее бабушка.
   - Мисс Бартон дважды обращалась к ней. Одно она забыла, другое имя она вспомнила с усилием. Оказалось, что это была дама, которая сейчас находилась за границей, уехав в Австралию. Ей написали. Ее ответ, конечно, ждал долго, и я могу сказать, что когда он пришел, особой помощи от него не было. Она сказала, что мисс Даррант была с ней в качестве компаньонки и вела себя очень расторопно, и что она была очень очаровательной женщиной, но ничего не знала о ее личных делах или отношениях.
   - Так вот оно что - как я уже сказал, ничего необычного, на самом деле. Только эти две вещи вместе вызвали у меня беспокойство. Эта Эми Даррант, о которой никто ничего не знал, и странная история испанки. Да, и я добавлю третье: когда я впервые склонился над телом, а мисс Бартон пошла прочь к хижинам, она оглянулась. Оглянулась назад с выражением на лице, которое я могу описать только как острую тревогу - своего рода мучительную неуверенность, которая запечатлелась в моем мозгу.
   "В то время это не показалось мне чем-то необычным. Я приписываю это ее ужасным страданиям из-за подруги. Но, видите ли, позже я понял, что они не были на таких условиях. Между ними не было ни преданной привязанности, ни страшной печали. Мисс Бартон любила Эми Даррант и была потрясена ее смертью - вот и все.
   - Но тогда к чему эта ужасная пронзительная тревога? Это был вопрос, который постоянно возвращался ко мне. Я не ошибся в этом взгляде. И почти против моей воли в голове начал формироваться ответ. Предположим, история испанки была правдой; предположим, что Мэри Бартон преднамеренно и хладнокровно пыталась утопить Эми Даррант. Ей удается удержать ее под водой, притворяясь, что спасает ее. Ее спасает лодка. Они находятся на пустынном пляже далеко отовсюду. И тут появляюсь я - последнее, чего она ожидает. Доктор! И английский врач! Она достаточно хорошо знает, что люди, которые находились под водой намного дольше, чем Эми Даррант, были оживлены с помощью искусственного дыхания. Но она должна сыграть свою роль - уйти, оставив меня наедине со своей жертвой. И когда она поворачивается, чтобы в последний раз взглянуть, на ее лице появляется ужасная острая тревога. Вернется ли Эми Даррант к жизни и расскажет ли она все, что ей известно ?
   'Ой!' - сказала Джейн Хелиер. "Теперь я взволнован".
   "В этом аспекте все дело казалось более зловещим, а личность Эми Дюррант стала еще более загадочной. Кем была Эми Дюррант? Почему она, ничтожная наемная спутница, должна быть убита своим работодателем? Какая история стоит за этой роковой купальной экспедицией? Всего несколько месяцев назад она поступила на работу к Мэри Бартон. Мэри Бартон привезла ее за границу, и на следующий день после их приземления произошла трагедия. И обе были милые, заурядные, утонченные англичанки! Все это было фантастически, и я сказал себе так. Я позволил своему воображению убежать вместе со мной.
   - Значит, вы ничего не сделали? - спросила мисс Хелиер. "Моя дорогая юная леди, что я мог сделать? Доказательств не было. Большинство свидетелей рассказали ту же историю, что и мисс Бартон. Я выстроил свои подозрения на мимолетном выражении лица, которое, возможно, я мог вообразить. Единственное, что я мог сделать и сделал, это позаботиться о том, чтобы были проведены самые широкие расследования относительно родственников Эми Даррант. В следующий раз, когда я был в Англии, я даже пошел и увидел хозяйку ее комнаты, о результатах, о которых я вам рассказал.
   - Но вы чувствовали, что что-то не так, - сказала мисс Марпл.
   Доктор Ллойд кивнул.
   "Половину времени мне было стыдно за то, что я так думаю. Кто я такой, чтобы подозревать эту милую англичанку с приятными манерами в гнусном и хладнокровном преступлении? Я сделал все возможное, чтобы быть с ней как можно более сердечным в течение того короткого времени, которое она провела на острове. Я помогал ей с испанскими властями. Я сделал все, что мог сделать как англичанин, чтобы помочь соотечественнику в чужой стране; и все же я убежден, что она знала, что я подозреваю ее и не люблю ее.
   - Как долго она оставалась там? - спросила мисс Марпл. - Я думаю, это было около двух недель. Мисс Даррант была похоронена там, и, должно быть, дней через десять она отправилась на лодке в Англию. Шок настолько расстроил ее, что она почувствовала, что не сможет провести там зиму, как планировала. Это то, что она сказала.'
   - Похоже, это ее расстроило? - спросила мисс Марпл.
   Доктор колебался.
   - Ну, я не знаю, повлияло ли это на ее внешний вид, - осторожно сказал он.
   - Она, например, не потолстела? - спросила мисс Марпл. - Знаете ли... странно, что вы это говорите. Теперь я возвращаюсь к мыслям, я считаю, что вы правы. Она... да, она, кажется, действительно прибавила в весе.
   - Какой ужас, - с содроганием сказала Джейн Хелиер. - Это как... это как откармливаться на крови жертвы.
   -- И все же, возможно, я несправедлив к ней, -- продолжал доктор Ллойд. "Она определенно сказала что-то перед уходом, что указывало в совершенно другом направлении. Может быть, я думаю, что есть совесть, которая работает очень медленно - которой нужно время, чтобы проснуться от чудовищности совершенного деяния.
   - Это было накануне ее отъезда с Канарских островов. Она попросила меня навестить ее и очень тепло поблагодарила меня за все, что я сделал, чтобы помочь ей. Я, конечно, отмахнулся, сказал, что сделал только то, что было естественно при данных обстоятельствах, и т. д. После этого была пауза, а потом она вдруг задала мне вопрос.
   "Как вы думаете, - спросила она, - есть ли у человека право брать правосудие в свои руки?"
   Я ответил, что это довольно трудный вопрос, но в целом я так не думаю. Закон был законом, и мы должны были его соблюдать.
   "Даже когда он бессилен?"
   "Я не совсем понимаю".
   "Это трудно объяснить; но можно сделать что-то, что считается определенно неправильным - это считается преступлением даже по уважительной и достаточной причине".
   Я сухо ответил, что, возможно, в свое время так думали некоторые преступники, и она отшатнулась.
   - Но это ужасно, - пробормотала она. "Ужасный." "А потом, изменив тон, она попросила меня дать ей что-нибудь, чтобы она заснула. Она не могла нормально спать с тех пор - она колебалась - с тех ужасных потрясений.
   - Вы уверены, что это оно? Тебя ничего не беспокоит? У тебя ничего нет на уме?
   "На мой взгляд? Что должно быть у меня на уме?" - Она говорила свирепо и подозрительно. - Беспокойство иногда является причиной бессонницы, - легкомысленно заметил я. "Кажется, она на мгновение задумалась. "Ты имеешь в виду беспокойство о будущем или беспокойство о прошлом, которое нельзя изменить?"
   '"Либо."
   - Только не стоило бы беспокоиться о прошлом. Вы не могли вернуть - О! какая польза! Не надо думать. Не надо думать".
   Я прописал ей слабое снотворное и попрощался. Уходя, я немало удивился сказанным ею словам. - Ты не мог вернуть... - Что? Или кто ?
   "Я думаю, что последнее интервью подготовило меня к тому, что должно было произойти. Не ожидал, конечно, но когда это случилось, не удивился. Потому что, видите ли, Мэри Бартон всегда казалась мне совестливой женщиной - не слабой грешницей, а женщиной с убеждениями, которая будет действовать в соответствии с ними и которая не уступит, пока еще верит в них. Мне показалось, что в последнем нашем разговоре она начала сомневаться в своих убеждениях. Я знаю, что ее слова подсказали мне, что она чувствует первые слабые признаки этого страшного самокопания - угрызения совести.
   Это случилось в Корнуолле, на маленьком водопое, довольно пустынном в это время года. Должно быть, это было - позвольте мне видеть - в конце марта. Я читал об этом в газетах. Там в маленькой гостинице остановилась дама - мисс Бартон. Она вела себя очень странно и своеобразно. Это было замечено всеми. По ночам она ходила взад и вперед по своей комнате, что-то бормоча себе под нос и не позволяя людям по обе стороны от нее спать. Однажды она зашла к викарию и сказала ему, что хочет передать ему сообщение чрезвычайной важности. По ее словам, она совершила преступление. Затем, вместо того, чтобы продолжить, она резко встала и сказала, что позвонит в другой день. Викарий назвал ее слегка душевнобольной и не воспринял всерьез ее самообвинения.
   "На следующее утро ее не нашли в ее комнате. Была оставлена записка на имя коронера. Это работало следующим образом:
   "Вчера я пытался поговорить с викарием, во всем сознаться, но мне не разрешили. Она не позволяла мне. Я могу загладить свою вину только одним способом - жизнью за жизнь; и моя жизнь должна пройти так же, как и ее. Я тоже должен утонуть в глубоком море. Я считал себя оправданным. Теперь я вижу, что это было не так. Если я желаю прощения Эми, я должен пойти к ней. Пусть никто не будет виноват в моей смерти - Мэри Бартон.
   "Ее одежду нашли лежащей на пляже в уединенной бухте неподалёку, и было ясно, что она разделась там и решительно поплыла в море, где течение, как известно, было опасным, сметая одного вдоль побережья.
   "Тело не было извлечено, но через некоторое время было дано разрешение считать его умершим. Она была богатой женщиной, ее состояние оценивалось в сто тысяч фунтов. Поскольку она умерла, не оставив завещания, все досталось ее ближайшим родственникам - семье двоюродных братьев и сестер в Австралии. Газеты осторожно упоминали о трагедии на Канарских островах, выдвигая теорию о том, что смерть мисс Дюррант вывела из колеи мозг ее подруги. На дознании был вынесен обычный вердикт о самоубийстве во время временного безумия .
   "И так опускается занавес над трагедией Эми Даррант и Мэри Бартон".
   Последовала долгая пауза, а затем Джейн Хелиер тяжело вздохнула.
   - О, но вы не должны останавливаться на достигнутом - только на самом интересном. Продолжать.'
   - Но видите ли, мисс Хелиер, это не серийная история. Это реальная жизнь; и настоящая жизнь останавливается именно там, где она выбирает.
   - Но я этого не хочу, - сказала Джейн. 'Я хочу знать.'
   - Здесь мы используем наши мозги, мисс Хелиер, - объяснил сэр Генри. - Почему Мэри Бартон убила своего спутника? Это проблема, которую поставил перед нами доктор Ллойд.
   - Ну, - сказала мисс Хелиер, - она могла убить ее по многим причинам. Я имею в виду - о, я не знаю. Может быть, она действовала себе на нервы или приревновала, хотя доктор Ллойд не упоминает ни о каких мужчинах, но все же на лодке - ну, вы знаете, что все говорят о лодках и морских путешествиях.
   Мисс Хелиер сделала паузу, слегка запыхавшись, и до ее слушателей дошло, что внешняя сторона очаровательной головы Джейн явно превосходит внутреннюю часть.
   "Я хотела бы иметь много догадок, - сказала миссис Бантри. - Но я полагаю, что должен ограничиться одним. Ну, я думаю, что отец мисс Бартон заработал все свои деньги на разорении отца Эми Дюррант, так что Эми решила отомстить. О, нет, это неправильный путь. Как утомительно! Почему богатый работодатель убивает скромного компаньона? Я понял. У мисс Бартон был младший брат, который застрелился из любви к Эми Дюррант. Мисс Бартон ждет своего часа. Эми спускается в мир. Мисс Б. нанимает ее в качестве компаньона, берет с собой на Канарские острова и совершает месть. Как это?
   - Превосходно, - сказал сэр Генри. - Только мы не знаем, был ли у мисс Бартон когда-либо младший брат.
   - Мы делаем такой вывод, - сказала миссис Бантри. - Если у нее не было младшего брата, мотива нет. Значит, у нее должен быть младший брат. Вы понимаете, Ватсон?
   - Все очень хорошо, Долли, - сказал ее муж. - Но это только предположение.
   - Конечно, - сказала миссис Бантри. - Это все, что мы можем сделать - угадать. У нас нет никаких зацепок. Давай, дорогая, догадывайся сам.
   - Честное слово, я не знаю, что сказать. Но я думаю, что есть что-то в предположении мисс Хелиер, что они поссорились из-за мужчины. Послушай, Долли, это, наверное, был какой-нибудь священник из высшей церкви. Они оба вышили ему накидку или что-то в этом роде, и он первым надел платье женщины Даррант. Поверьте, это было что-то вроде этого. Посмотрите, как она ушла к пастору в конце. Все эти женщины теряют голову из-за симпатичного священника. Вы слышите об этом снова и снова.
   "Я думаю, что должен попытаться сделать свое объяснение немного более тонким, - сказал сэр Генри, - хотя я признаю, что это всего лишь предположение. Я предполагаю, что мисс Бартон всегда была психически неуравновешенной. Таких случаев больше, чем вы можете себе представить. Ее мания усилилась, и она начала считать своим долгом избавить мир от определенных лиц - возможно, так называемых несчастных женщин. О прошлом мисс Даррант мало что известно. Так что вполне возможно, что у нее было прошлое - "несчастливое". Мисс Бартон узнает об этом и решается на истребление. Позже праведность ее поступка начинает ее беспокоить, и ее одолевают угрызения совести. Ее конец показывает, что она совершенно расстроена. А теперь скажите, что согласны со мной, мисс Марпл.
   - Боюсь, что нет, сэр Генри, - сказала мисс Марпл, виновато улыбаясь. "Я думаю, что ее конец показывает, что она была очень умной и находчивой женщиной".
   Джейн Хелиер вскрикнула.
   'Ой! Я был таким глупым. Можно еще раз угадать? Конечно, должно быть так. Шантажировать! Соседка шантажировала ее. Только я не понимаю, почему мисс Марпл говорит, что поступила умно с ее стороны, покончив с собой. Я вообще этого не вижу.
   "Ах!" - сказал сэр Генри. - Видите ли, мисс Марпл знала точно такой же случай в Сент-Мэри-Мид.
   - Вы всегда надо мной смеетесь, сэр Генри, - укоризненно сказала мисс Марпл. - Должен признаться, это немного напоминает мне старую миссис Траут. Вы знаете, она получала пенсию по старости за трех умерших старух в разных приходах.
   - Звучит как очень сложное и изощренное преступление, - сказал сэр Генри. - Но мне кажется, что это не проливает света на нашу нынешнюю проблему.
   - Конечно, нет, - сказала мисс Марпл. - Это не было бы... для тебя. Но некоторые семьи были очень бедны, и пенсия по старости была большим подарком для детей. Я знаю, что это трудно понять любому постороннему. Но на самом деле я имел в виду, что все зависело от того, что одна старуха будет так похожа на любую другую старуху.
   - А? - сказал сэр Генри, озадаченный. - Я всегда так плохо объясняю. Я имею в виду, что, когда доктор Ллойд сначала описал двух дам, он не знал, кто из них кто, и я не думаю, что кто-то еще в отеле знал. Они бы, конечно, через день или около того, но уже на следующий день одна из двоих утонула, и если та, что осталась, сказала, что она мисс Бартон, я не думаю, что кому-нибудь придет в голову, что она не может быть.
   "Ты думаешь - О! Понятно, - медленно сказал сэр Генри. - Это единственный естественный способ думать об этом. Дорогая миссис Бантри только что начала так. Зачем богатому работодателю убивать скромного компаньона? Скорее всего будет наоборот. Я имею в виду - так все и происходит.
   'Это?' - сказал сэр Генри. - Ты шокируешь меня.
   -- Но, конечно, -- продолжала мисс Марпл, -- ей придется носить одежду мисс Бартон, и она, вероятно, будет ей тесновата, так что ее общий вид будет выглядеть так, как будто она немного пополнела. Вот почему я задал этот вопрос. Джентльмен наверняка подумает, что это дама потолстела, а не одежда стала меньше, хотя это не совсем правильное выражение.
   - Но если Эми Даррант убила мисс Бартон, что она от этого выиграла? - спросила миссис Бантри. "Она не могла продолжать обман вечно".
   - Она продержалась еще месяц или около того, - заметила мисс Марпл. - И я полагаю, что в это время она путешествовала, держась подальше от всех, кто мог ее знать. Вот что я имел в виду, говоря, что одна дама определенного возраста так похожа на другую. Я не думаю, что другая фотография в ее паспорте когда-либо была замечена - вы знаете, что такое паспорта. А потом, в марте, она поехала в это корнуоллское заведение и начала вести себя странно и привлекать к себе внимание, чтобы, когда люди найдут ее одежду на пляже и прочитают ее последнее письмо, они не подумали о здравом выводе.
   'Который был?' - спросил сэр Генри. - Нет тела , - твердо сказала мисс Марпл. "Это то, что бросилось бы вам в глаза, если бы не было такого количества отвлекающих маневров, которые могли бы сбить вас с пути, включая намеки на нечестную игру и раскаяние. Нет тела . Это был действительно важный факт.
   -- Вы хотите сказать, -- сказала миссис Бантри, -- вы хотите сказать, что угрызений совести не было? Что не было... что она не утопилась?
   - Только не она! - сказала мисс Марпл. - Это снова миссис Траут. Миссис Траут была хороша в отвлекающих маневрах, но во мне она нашла себе достойного соперника. И я вижу насквозь вашу движимую угрызениями совести мисс Бартон. Утопить себя? Уехал в Австралию, насколько я понимаю.
   - Да, мисс Марпл, - сказал доктор Ллойд. - Несомненно. Теперь это снова застало меня врасплох. Ведь в тот день в Мельбурне вы могли сбить меня с ног пером.
   - Это то, о чем вы говорили, как об окончательном совпадении?
   Доктор Ллойд кивнул.
   - Да, мисс Бартон - или мисс Эми Даррант - как бы вы ее ни называли, не повезло. На какое-то время я стал корабельным врачом, и, приземлившись в Мельбурне, первым человеком, которого я увидел, идя по улице, была женщина, которая, как я думал, утонула в Корнуолле. Она увидела, что для меня игра проиграна, и сделала смелый поступок - доверилась мне. Любопытная женщина, совершенно лишенная, я полагаю, какого-то нравственного чувства. Она была старшей в семье из девяти человек, и все они были ужасно бедны. Однажды они обратились за помощью к своему богатому кузену в Англии, но были отвергнуты, так как мисс Бартон поссорилась с их отцом. Деньги нужны были отчаянно, потому что трое младших детей были слабыми и нуждались в дорогостоящем лечении. Эми Бартон тогда и там, кажется, определилась со своим планом хладнокровного убийства. Она отправилась в Англию, отработав свой проезд детской няней. Она получила положение компаньонки мисс Бартон, назвав себя Эми Даррант. Она сняла комнату и поставила в нее немного мебели, чтобы создать для себя больше индивидуальности. План утопления был внезапным вдохновением. Она ждала возможности представиться. Затем она поставила финальную сцену драмы и вернулась в Австралию, и в свое время она, ее братья и сестры унаследовали деньги мисс Бартон как ближайшие родственники".
   - Очень смелое и совершенное преступление, - сказал сэр Генри. " Почти идеальное преступление. Если бы мисс Бартон погибла на Канарских островах, Эми Дюррант могла бы заподозрить Эми и ее связь с семейством Бартонов могла бы быть обнаружена; но изменение личности и двойное преступление, как вы можете это назвать, фактически покончили с этим. Да, почти идеальное преступление.
   'Что с ней случилось?' - спросила миссис Бантри. - Что вы сделали в этом случае, доктор Ллойд?
   - Я был в очень любопытном положении, миссис Бантри. Доказательств, как их понимает закон, у меня пока очень мало. Кроме того, были определенные признаки, очевидные для меня, как для врача, что, несмотря на сильную и энергичную внешность, эта дама недолго прожила в этом мире. Я пошел с ней домой и увидел остальных членов семьи - очаровательную семью, преданную своей старшей сестре и не имевшую в голове мысли, что она может оказаться виновной в совершении преступления. Зачем причинять им горе, когда я ничего не мог доказать? Признание дамы ко мне не было услышано никем другим. Я позволяю Природе идти своим чередом. Мисс Эми Бартон умерла через шесть месяцев после моей встречи с ней. Я часто задавался вопросом, была ли она веселой и нераскаявшейся до последнего.
   - Конечно, нет, - сказала миссис Бантри.
   - Я так и подозреваю, - сказала мисс Марпл. - Миссис Траут была.
   Джейн Хелиер немного встряхнулась. - Ну, - сказала она. "Это очень, очень захватывающе. Я не совсем понимаю, кто кого утопил. И при чем тут эта миссис Траут?
   - Нет, моя дорогая, - сказала мисс Марпл. "Она была просто человеком - не очень хорошим человеком - в деревне".
   'Ой!' сказала Джейн. 'В деревне. Но в деревне никогда ничего не происходит, не так ли? Она вздохнула. - Я уверен, что у меня вообще не было бы мозгов, если бы я жил в деревне.
  
  
  
   Глава 36
   Четыре подозреваемых
   "Четыре подозреваемых" были впервые опубликованы в США под названием "Четыре подозреваемых" в "Pictorial Review" в январе 1930 года, а затем в "Storyteller" в апреле 1930 года.
   Разговор шел вокруг нераскрытых и безнаказанных преступлений. Все по очереди высказывали свое мнение: полковник Бэнтри, его пухлая любезная жена, Джейн Хелиер, доктор Ллойд и даже старая мисс Марпл. Тот человек, который не говорил, по мнению большинства людей, лучше всего подходил для этого. Сэр Генри Клитеринг, бывший комиссар Скотленд-Ярда, сидел молча, крутя свои усы - или, вернее, поглаживая их - и полуулыбаясь, как будто какой-то внутренней мысли, которая его забавляла.
   - Сэр Генри, - сказала наконец миссис Бантри. - Если ты ничего не скажешь, я закричу. Много ли преступлений остается безнаказанным или нет?
   - Вы думаете о газетных заголовках, миссис Бантри. Скотленд-Ярд снова виноват. И список неразгаданных тайн.
   - Которые на самом деле, я полагаю, составляют очень небольшой процент от общего числа? - сказал доктор Ллойд.
   'Да; это так. О сотнях раскрытых преступлений и наказании виновных редко говорят и воспевают. Но ведь не в этом дело? Когда вы говорите о нераскрытых преступлениях и нераскрытых преступлениях, вы говорите о двух разных вещах. К первой категории относятся все преступления, о которых Скотленд-Ярд никогда не узнает, преступления, о совершении которых никто даже не подозревает".
   - Но, я полагаю, их не очень много? - сказала миссис Бантри. - Разве нет?
   - Сэр Генри! Вы не имеете в виду , что есть ?
   - Я думаю, - задумчиво сказала мисс Марпл, - что их должно быть очень много.
   Очаровательная пожилая дама с ее невозмутимым видом, присущим старому миру, сделала свое заявление тоном крайнего безмятежности.
   - Моя дорогая мисс Марпл, - сказал полковник Бантри.
   "Конечно, - сказала мисс Марпл, - многие люди глупы. И глупых людей узнают, что бы они ни делали. Но есть довольно много неглупых людей, и страшно подумать, чего бы они могли достичь, если бы у них не было очень глубоко укоренившихся принципов".
   - Да, - сказал сэр Генри, - есть много неглупых людей. Как часто какое-нибудь преступление выявляется просто из-за какой-то откровенной халтуры, и каждый раз задаешь себе вопрос: если бы это не было халтурно, разве кто-нибудь узнал бы об этом?"
   - Но это очень серьезно, Клитеринг, - сказал полковник Бантри. - Действительно, очень серьезно.
   'Это?'
   'Что ты имеешь в виду! Это! Конечно, это серьезно.
   - Вы говорите, что преступление остается безнаказанным; но так ли это? Может быть, безнаказанные по закону; но причина и следствие работают вне закона. Говорить, что каждое преступление влечет за собой наказание, - это банальность, но, по-моему, нет ничего вернее.
   - Возможно, возможно, - сказал полковник Бантри. - Но это не меняет серьезности... э-э... серьезности... - Он сделал паузу, несколько растерявшись.
   Сэр Генри Клитеринг улыбнулся.
   - Девяносто девять человек из ста, несомненно, придерживаются вашего образа мыслей, - сказал он. - Но знаешь, на самом деле важна не вина, а невиновность. Это то, чего никто не поймет".
   - Не понимаю, - сказала Джейн Хелиер. - Да, - сказала мисс Марпл. "Когда миссис Трент обнаружила, что из ее сумки пропал полкроны, больше всего это затронуло ежедневную женщину, миссис Артур. Тренты, конечно, думали, что это она, но, будучи добрыми людьми и зная, что у нее большая семья и муж-пьяница, ну - они, естественно, не хотели впадать в крайности. Но они относились к ней иначе и не оставили ее присматривать за домом, когда уезжали, что для нее имело большое значение; и другие люди тоже начали испытывать к ней чувства. А потом вдруг выяснилось, что это была гувернантка. Миссис Трент увидела ее через дверь, отраженную в зеркале. Чистейший шанс - хотя я предпочитаю называть это провидением. Думаю, именно это и имеет в виду сэр Генри. Большинству людей было бы интересно только, кто взял деньги, а это оказался самый неожиданный человек - прямо как в детективах! Но настоящим человеком, для которого это была жизнь и смерть, была бедная миссис Артур, которая ничего не сделала. Вы именно это имеете в виду, не так ли, сэр Генри?
   - Да, мисс Марпл, вы точно уловили мою мысль. Вашей уборщице повезло в том случае, о котором вы рассказываете. Была показана ее невиновность. Но некоторые люди могут прожить всю жизнь, раздавленные тяжестью подозрений, которые на самом деле необоснованны".
   - Вы имеете в виду какой-то конкретный случай, сэр Генри? - проницательно спросила миссис Бантри.
   - На самом деле, миссис Бантри, да. Очень любопытный случай. Дело, в котором мы считаем, что убийство было совершено, но нет никаких шансов когда-либо доказать это.
   - Наверное, яд, - выдохнула Джейн. "Что-то неуловимое".
   Доктор Ллойд беспокойно зашевелился, а сэр Генри покачал головой. - Нет, дорогая леди. Не секретный яд для стрел южноамериканских индейцев! Я бы хотел, чтобы это было что-то в этом роде. Нам приходится иметь дело с чем-то гораздо более прозаичным - настолько прозаичным, что нет никакой надежды донести преступление до его виновника. Пожилой джентльмен, который упал с лестницы и сломал себе шею; один из тех прискорбных происшествий, которые случаются каждый день.
   - Но что произошло на самом деле?
   'Кто может сказать?' Сэр Генри пожал плечами. - Толчок сзади? Кусок ваты или веревки, привязанный к верхней части лестницы, а затем аккуратно снятый? Этого мы никогда не узнаем.
   - Но вы же думаете, что это... ну, не было ли это несчастным случаем? Почему? - спросил доктор.
   - Это довольно длинная история, но... ну, да, мы почти уверены. Как я уже сказал, нет никаких шансов донести дело до кого-либо - улики будут слишком надуманными. Но есть и другой аспект дела - тот, о котором я говорил. Видите ли, там было четыре человека, которые могли провернуть этот трюк. Один виноват; но остальные трое невиновны . И пока правда не будет раскрыта, эти трое останутся под ужасной тенью сомнения.
   - Я думаю, - сказала миссис Бантри, - вам лучше рассказать нам свою длинную историю.
   - В конце концов, мне не нужно так долго, - сказал сэр Генри. "Я могу, во всяком случае, сжать начало. Это имеет дело с немецким тайным обществом - "Рукой Шварца" - чем-то вроде Каморры или того, что большинство людей представляет себе Каморру. Схема шантажа и террора. Дело началось совершенно внезапно после войны и распространилось до поразительных размеров. Жертвами этого стали бесчисленные люди. Властям не удалось совладать с ней, ибо тайны ее ревностно охранялись, и почти невозможно было найти кого-либо, кого можно было бы склонить к их предательству.
   "В Англии об этом почти ничего не знали, но в Германии это имело самый парализующий эффект. В конце концов она была расформирована и рассеяна благодаря усилиям одного человека, доктора Розена, который в свое время занимал видное место в работе секретной службы. Он стал ее членом, проник в ее самые тесные круги и, как я уже сказал, сыграл важную роль в ее падении.
   "Но он был, следовательно, отмеченным человеком, и было сочтено мудрым, чтобы он покинул Германию - во всяком случае, на время. Он приехал в Англию, и у нас были письма о нем от берлинской полиции. Он приехал и лично побеседовал со мной. Его точка зрения была одновременно беспристрастной и покорной. Он не сомневался в том, что его ждет в будущем.
   "Они поймают меня, сэр Генри, - сказал он. - Не сомневаюсь. Это был крупный мужчина с прекрасной головой и очень низким голосом, лишь с легкой гортанной интонацией, указывающей на его национальность. "Это предрешенный вывод. Неважно, я готов. Я столкнулся с риском, когда взялся за это дело. Я сделал то, что намеревался сделать. Организация больше никогда не сможет собраться вместе. Но многие его члены на свободе, и они отомстят единственно возможным способом - моей жизнью. Это просто вопрос времени; но я беспокоюсь, что это время должно быть как можно дольше. Видите ли, я собираю и редактирую очень интересный материал - результат работы всей моей жизни. Я хотел бы, если это возможно, выполнить свою задачу".
   Он говорил очень просто, с некоторым величием, которым я не мог не восхищаться. Я сказал ему, что мы примем все меры предосторожности, но он отмахнулся от моих слов.
   "Когда-нибудь, рано или поздно, они меня поймают, - повторил он. "Когда этот день наступит, не огорчайтесь. Вы, я не сомневаюсь, сделаете все, что возможно.
   Затем он начал излагать свои планы, которые были достаточно просты. Он предложил снять небольшой коттедж в деревне, где он мог бы спокойно жить и продолжать свою работу. В конце концов он выбрал деревню в Сомерсете - Кингс-Гнатон, в семи милях от железнодорожной станции и на редкость нетронутую цивилизацией. Он купил очень очаровательный домик, сделал различные улучшения и переделки и поселился там весьма довольным. Его дом состоял из его племянницы Греты, секретарши, старого слуги-немца, верой и правдой служившего ему почти сорок лет, и садовника и разнорабочего, уроженца Кингс-Гнатона.
   - Четверо подозреваемых, - мягко сказал доктор Ллойд. 'В яблочко. Четверо подозреваемых. Больше нечего сказать. Жизнь в Кингс-Гнатоне протекала мирно пять месяцев, а потом случился удар. Доктор Розен однажды утром упал с лестницы и через полчаса был найден мертвым. В то время, когда, должно быть, произошел несчастный случай, Гертруда была на своей кухне с закрытой дверью и ничего не слышала - так она говорит. Фройлейн Грета была в саду и сажала луковицы - опять же, как она говорит. Садовник Доббс сидел в маленьком сарае для рассады и пил свои одиннадцать, так он говорит; а секретарь ушел гулять, и опять на это есть только его собственное слово. Ни у кого нет алиби - никто не может подтвердить чью-либо историю. Но одно несомненно . Никто извне не мог этого сделать, потому что чужака в деревушке Кингс-Гнатон обязательно заметили бы. И задняя, и передняя двери были заперты, и у каждого члена семьи был свой ключ. Итак, вы видите, что он сужается до этих четырех. И все же каждый из них, кажется, вне подозрений. Грета, дочь его родного брата. Гертруда, с сорока годами верной службы. Доббс, который никогда не покидал Кингс-Гнатон. А Чарльз Темплтон, секретарь...
   - Да, - сказал полковник Бантри, - а что насчет него? Он кажется мне подозрительным человеком. Что ты о нем знаешь?'
   - Именно то, что я знал о нем, совершенно исключило его из суда - во всяком случае, в то время, - серьезно сказал сэр Генри. - Видите ли, Чарльз Темплтон был одним из моих людей.
   'Ой!' - сказал полковник Бэнтри, значительно ошеломленный. 'Да. Я хотел, чтобы кто-то был на месте, и в то же время не хотел вызывать разговоров в деревне. Розен очень нуждался в секретаре. Я поставил Темплтона на работу. Он джентльмен, бегло говорит по-немецки и вообще очень способный малый.
   - Но что же вы подозреваете? - спросила миссис Бэнтри сбитым с толку тоном. - Все они кажутся такими... ну, невозможными.
   - Да, похоже. Но можно посмотреть на дело под другим углом. Фрейлейн Грета была его племянницей и очень красивой девушкой, но война снова и снова показывала нам, что брат может восстать против сестры, отец против сына и так далее, и самые милые и самые нежные из молодых девушек совершали самые удивительные вещи. . То же самое относится и к Гертруде, и кто знает, какие другие силы могут действовать в ее случае. Возможно, ссора с ее хозяином, растущая обида, тем более продолжительная из-за долгих лет верности позади нее. Пожилые женщины этого класса иногда могут быть удивительно озлобленными. А Доббс? Был ли он прямо вне этого, потому что у него не было связи с семьей? Деньги сделают многое. Каким-то образом к Доббсу можно было подойти и купить его.
   - Одно кажется несомненным: какое-то сообщение или какой-то приказ должны были прийти извне. Иначе зачем пятимесячный иммунитет? Нет, агенты общества должны были работать. Еще не будучи уверенными в вероломстве Розена, они медлили до тех пор, пока предательство не было установлено вне всяких сомнений. А затем, отбросив все сомнения, они, должно быть, отправили свое сообщение шпиону за воротами - сообщение, в котором говорилось: "Убить".
   "Как противно!" - сказала Джейн Хелиер и вздрогнула. - Но как пришло сообщение? Это был момент, который я пытался разъяснить - единственная надежда на решение моей проблемы. К одному из этих четырех человек, должно быть, обращались или каким-то образом общались. Задержки не будет - я знал это - как только придет команда, она будет выполнена. Это была особенность Руки Шварца.
   - Я углубился в вопрос, углубился в него таким образом, что он, вероятно, покажется вам смехотворно дотошным. Кто пришел в коттедж в то утро? Я никого не устранил. Вот список.
   Он вынул из кармана конверт и выбрал из его содержимого бумагу.
   Мясник принес баранью шейку . Проверил и нашел правильно.
   Помощник бакалейщика принес пакет кукурузной муки, два фунта сахара, фунт масла и фунт кофе. Тоже исследовал и нашел правильно.
   " Почтальон принес два циркуляра для фройляйн Розен, местное письмо для Гертруды, три письма для доктора Розена, одно с иностранной маркой и два письма для мистера Темплтона, одно также с иностранной маркой".
   Сэр Генри помолчал, а затем вынул из конверта стопку документов.
   - Возможно, вам будет интересно увидеть это своими глазами. Их передавали мне разные заинтересованные лица или собирали из корзины для бумаг. Вряд ли стоит говорить, что они были проверены экспертами на наличие невидимых чернил и т. д. Никакого возбуждения такого рода быть не может.
   Все столпились вокруг, чтобы посмотреть. Каталоги были соответственно от питомника и известного лондонского мехового предприятия. Два счета, адресованных доктору Розену, были местными за семена для огорода и одним от лондонской канцелярской фирмы. Письмо, адресованное ему, гласило:
   Мой дорогой Розен - только что вернулся от доктора Хельмута Спата. Я видел Эдгара Джексона на днях. Он и Амос Перри только что вернулись из Циндау. Честно говоря, я не могу сказать, что завидую их поездке. Позвольте мне получить новости о вас в ближайшее время. Как я уже говорил: остерегайтесь определенного человека. Вы знаете, кого я имею в виду, хотя вы не согласны. -
   Ваша Джорджина.
   - Почта мистера Темплтона состояла из этого счета, который, как вы видите, является счетом, полученным от его портного, и письма от друга из Германии, - продолжал сэр Генри. "Последнее, к сожалению, он порвал во время прогулки. Наконец мы получили письмо, полученное Гертрудой.
   Дорогая миссис Шварц, Мы надеемся, что вы сможете прийти на вечеринку в пятницу, говорит викарий, и надеется, что вы приедете, и всех и каждого приветствуем. Ресипы на ветчину были очень хорошими, и я благодарю вас за это. Надеясь, что вы выздоровеете и что мы увидимся в пятницу, я остаюсь. - С уважением, Эмма Грин.
   Доктор Ллойд слегка улыбнулся при этом, и миссис Бантри тоже.
   "Я думаю, что последнее письмо можно не рассматривать в суде, - сказал доктор Ллойд. - Я думал так же, - сказал сэр Генри. - Но я предусмотрительно проверил, есть ли миссис Грин и церковный прихожанин. Знаете, нельзя быть слишком осторожным.
   - Так всегда говорит наша подруга мисс Марпл, - улыбаясь, сказал доктор Ллойд. - Вы замечтались, мисс Марпл. Что ты задумал?
   Мисс Марпл вздрогнула.
   - Так глупо с моей стороны, - сказала она. - Мне просто интересно, почему слово "Честность" в письме доктора Розена написано с большой буквы.
   Миссис Бэнтри подняла его. - Так оно и есть, - сказала она. " О! '
   - Да, дорогой, - сказала мисс Марпл. - Я думал, ты заметишь!
   - В этом письме есть определенное предупреждение, - сказал полковник Бантри. - Это первое, что привлекло мое внимание. Я замечаю больше, чем ты думаешь. Да, определенное предупреждение - против кого?
   - В этом письме есть довольно любопытный момент, - сказал сэр Генри. - По словам Темплтона, доктор Розен открыл письмо за завтраком и бросил ему, сказав, что не знает, кто этот парень от Адама.
   - Но это был не парень, - сказала Джейн Хелиер. "Это было подписано "Джорджина".
   - Трудно сказать, что именно, - сказал доктор Ллойд. - Это может быть Джорджи; но она определенно больше похожа на Джорджину. Только мне кажется, что пишет мужчина.
   - Знаете, это интересно, - сказал полковник Бантри. - То, что он швыряет ее вот так через стол и делает вид, что ничего об этом не знает. Хотел посмотреть чье-то лицо. Чье лицо - девичье? или мужского?
   - Или даже повара? - предложила миссис Бантри. - Она могла быть в комнате, принося завтрак. Но чего я не вижу. . . это очень странно...
   Она нахмурилась над письмом. Мисс Марпл подошла к ней поближе. Палец мисс Марпл вытянулся и коснулся листа бумаги. Они пробормотали вместе.
   - Но почему секретарь порвала другое письмо? - неожиданно спросила Джейн Хелиер. "Кажется - о! Я не знаю - это кажется странным. Зачем ему письма из Германии? Хотя, конечно, если он вне подозрений, как вы говорите...
   - Но сэр Генри этого не говорил, - быстро возразила мисс Марпл, оторвавшись от бормочущего разговора с миссис Бэнтри. - Он сказал, четверо подозреваемых. Так что это показывает, что он включает мистера Темплтона. Я прав, не так ли, сэр Генри?
   - Да, мисс Марпл. Я понял одну вещь на горьком опыте. Никогда не говорите себе, что кто -то вне подозрений. Я только что привел вам доводы, почему трое из этих людей все-таки могут быть виновны, как бы маловероятно это ни казалось. В то время я не применял тот же процесс к Чарльзу Темплтону. Но в конце концов я пришел к нему, следуя только что упомянутому правилу. И я был вынужден признать следующее: в каждой армии, каждом флоте и каждой полиции есть определенное количество предателей, как бы нам не хотелось признавать эту мысль. И я беспристрастно рассмотрел дело против Чарльза Темплтона.
   - Я задавал себе почти те же вопросы, что только что задала мисс Хелиер. Почему же он один из всего дома не может предъявить полученного им письма, притом письма с немецким штампом. Зачем ему письма из Германии?
   "Последний вопрос был невинным, и я действительно задал его ему. Его ответ пришел достаточно просто. Сестра его матери была замужем за немцем. Письмо было от немецкой двоюродной сестры. Так я узнал то, чего раньше не знал, - что у Чарльза Темплтона были связи с людьми в Германии. И это определенно поставило его в список подозреваемых - очень даже. Он мой человек - парень, которого я всегда любил и которому доверял; но по справедливости и справедливости я должен признать, что он возглавляет этот список.
   - А вот и - не знаю! я не знаю . . . И, по всей вероятности, я никогда не узнаю. Вопрос не в наказании убийцы. Этот вопрос кажется мне в сто раз более важным. Возможно, это губительно для всей карьеры благородного человека. . . из-за подозрения - подозрения, которое я не смею игнорировать.
   Мисс Марпл кашлянула и мягко сказала: - В таком случае, сэр Генри, если я вас правильно понимаю, вы так много думаете только об этом молодом мистере Темплтоне?
   - Да, в некотором смысле. Теоретически он должен быть одинаковым для всех четырех, но на самом деле это не так. Например, Доббс - в моем сознании к нему могут возникнуть подозрения, но на самом деле это не повлияет на его карьеру. Никто в деревне никогда не подозревал, что смерть старого доктора Розена была не чем иным, как несчастным случаем. Гертруда немного больше пострадала. Это должно изменить, например, отношение к ней фройляйн Розен. Но это, возможно, не имеет для нее большого значения.
   "Что касается Греты Розен - ну, вот мы и подошли к сути дела. Грета - очень красивая девушка, а Чарльз Темплтон - симпатичный молодой человек, и в течение пяти месяцев они были вместе, ни на что не отвлекаясь. Случилось неизбежное. Они влюбились друг в друга - даже если не дошли до того, чтобы признаться в этом на словах.
   "А потом случается катастрофа. Прошло уже три месяца, и через день или два после моего возвращения ко мне пришла Грета Розен. Она продала дачу и возвращалась в Германию, окончательно уладив дела дяди. Она пришла ко мне лично, хотя знала, что я вышел на пенсию, потому что это было действительно личное дело, и она хотела меня видеть. Она немного ходила вокруг да около, но в конце концов все вышло наружу. Что я думал? То письмо с немецкой маркой - она беспокоилась и беспокоилась об этом - то самое, которое Чарльз разорвал. Все было в порядке? Наверняка все должно быть в порядке. Конечно, она поверила его рассказу, но - о! если бы она только знала ! Если бы она знала - наверняка.
   'Понимаете? То же чувство: желание довериться - но жуткое затаившееся подозрение, решительно задвинутое на задворки сознания, но все же упорствующее. Я говорил с ней с абсолютной откровенностью и просил ее сделать то же самое. Я спросил ее, собиралась ли она заботиться о Чарльзе, а он о ней.
   - Думаю, да, - сказала она. - О да, я знаю, что это было так. Мы были так счастливы. Каждый день проходил так радостно. Мы знали - мы оба знали. Некуда было торопиться - было все время мира. Когда-нибудь он скажет мне, что любит меня, и я скажу ему, что я тоже... Ах! Но вы можете догадаться! А теперь все изменилось. Между нами наступила черная туча - мы скованы, при встрече не знаем, что сказать. С ним, пожалуй, так же, как и со мной. . . Каждый из нас говорит себе: "Если бы я был уверен !" Вот почему, сэр Генри, я умоляю вас сказать мне: "Вы можете быть уверены, кто бы ни убил вашего дядю, это был не Чарльз Темплтон!" Скажи это мне! О, скажи это мне! Умоляю - умоляю!"
   - И, черт возьми, - сказал сэр Генри, ударив кулаком по столу, - я не мог ей этого сказать. Они будут отдаляться друг от друга все дальше и дальше, эти двое - с подозрением, словно призрак, между ними - призраком, которого невозможно уложить.
   Он откинулся на спинку стула, его лицо выглядело усталым и серым. Он раз или два уныло покачал головой.
   - И больше ничего нельзя сделать, если только... - Он снова выпрямился, и на его лице появилась легкая причудливая улыбка, - если мисс Марпл не сможет нам помочь. Не так ли, мисс Марпл? У меня такое чувство, что письмо может быть в твоей очереди, знаешь ли. О церковном обществе. Не напоминает ли это вам что-то или кого-то, что делает все совершенно простым? Вы не можете сделать что-нибудь, чтобы помочь двум беспомощным молодым людям, которые хотят быть счастливыми?
   За причудливостью в его привлекательности было что-то серьезное. Он стал очень высокого мнения об умственных способностях этого хрупкого старичка.
   вылепленная дева леди. Он посмотрел на нее с чем-то очень похожим на надежду в глазах.
   Мисс Марпл кашлянула и разгладила кружево. "Это немного напоминает мне Энни Поултни, - призналась она. - Конечно, письмо совершенно простое - и миссис Бэнтри, и мне. Я имею в виду не Церковно-социальное письмо, а другое. Вы, живя так много в Лондоне и не будучи садовником, сэр Генри, вряд ли заметили бы это.
   - А? - сказал сэр Генри. - Что заметил?
   Миссис Бантри протянула руку и выбрала каталог. Она открыла ее и с упоением прочитала вслух:
   "Доктор Хельмут Спат. Чистая сирень, удивительно красивый цветок на исключительно длинном и жестком стебле. Великолепен для срезки и украшения сада. Новинка поразительной красоты.
   "Эдгар Джексон. Цветок красивой формы, похожий на хризантему, отчетливо выраженного кирпично-красного цвета.
   "Амос Перри. Блестяще-красный, очень декоративный. 'Цинтау. Блестящее оранжево-красное, эффектное садовое растение и стойкий цветок на срезку.
   "Честность..."
   - С большой буквы, вы помните, - пробормотала мисс Марпл. 'Честность. Розовые и белые оттенки, огромный цветок идеальной формы. Миссис Бэнтри швырнула каталог и сказала с огромной взрывной силой:
   " Георгины! '
   - И их начальные буквы означают "смерть", - объяснила мисс Марпл. - Но письмо пришло самому доктору Розену, - возразил сэр Генри. "Это была умная часть, - сказала мисс Марпл. - Это и предупреждение в нем. Что бы он сделал, получив письмо от кого-то, кого он не знал, полное имен, которых он не знал. Ну, конечно, передать его секретарю.
   - Тогда, в конце концов...
   " О, нет! - сказала мисс Марпл. - Не секретарь. Ведь именно поэтому совершенно ясно, что это был не он. Если бы это было так, он бы никогда не позволил найти это письмо. Точно так же он никогда бы не уничтожил письмо самому себе с немецкой маркой. На самом деле, его невинность - если вы позволите мне употребить это слово - просто сияет .
   'Тогда кто -'
   - Что ж, это кажется почти определенным - настолько определенным, насколько что-либо может быть в этом мире. За завтраком сидел еще один человек, и она - вполне естественно в данных обстоятельствах - протягивала руку за письмом и читала его. И это было бы так. Вы помните, она получила по той же почте каталог садоводства...
   - Грета Розен, - медленно произнес сэр Генри. - Тогда ее визит ко мне...
   "Джентльмены никогда не разбираются в таких вещах, - сказала мисс Марпл. - И боюсь, они часто думают, что мы, старые женщины, - ну, кошки, если смотреть на вещи так, как мы. Но вот оно. К сожалению, человек очень много знает о своем поле. Я не сомневаюсь, что между ними был барьер. Молодой человек почувствовал внезапное необъяснимое отвращение. Он подозревал чисто инстинктивно и не мог скрыть подозрения. И я действительно думаю, что визит девушки к вам был чистой воды злобой . На самом деле она была в достаточной безопасности; но она только что изо всех сил старалась окончательно направить ваши подозрения на бедного мистера Темплтона. Вы не были так уверены в нем до ее визита.
   - Я уверен, что она ничего не говорила... - начал сэр Генри. - Джентльмены, - спокойно сказала мисс Марпл, - никогда не смотрите сквозь эти вещи.
   - А эта девушка... - он остановился. "Она совершает хладнокровное убийство и остается безнаказанной!"
   'Ой! нет, сэр Генри, - сказала мисс Марпл. "Не безнаказанно. Ни ты, ни я в это не верим. Вспомни, что ты сказал не так давно. Нет. Грета Розен не избежит наказания. Во-первых, она должна быть связана с очень странным кругом людей - шантажистами и террористами - сообщниками, которые не принесут ей никакой пользы и, вероятно, приведут ее к жалкому концу. Как вы говорите, не надо думать о виновных, важны невиновные. Мистер Темплтон, который, смею предположить, женится на этой кузине-немке, то, как он разрывает ее письмо, выглядит - ну, выглядит подозрительно - использует это слово совсем в другом смысле, чем тот, который мы использовали весь вечер. Как будто он боялся, что другая девушка заметит или попросит его посмотреть? Да, я думаю, что там должна была быть небольшая романтика. А еще есть Доббс - хотя, как вы сказали, я осмелюсь сказать, что для него это не имеет большого значения. Его одиннадцатилетние, вероятно, все, о чем он думает. А еще есть эта бедная старушка Гертруда - та, что напомнила мне Энни Поултни. Бедная Энни Поултни. Пятьдесят лет верной службы и подозрение в нарушении завещания мисс Лэмб, хотя доказать ничего не удалось. Чуть не разбила верное сердце бедняги; а потом, когда она умерла, оно обнаружилось в потайном ящике чайницы, куда старая мисс Лэмб сама положила его для сохранности. Но тогда слишком поздно для бедной Энни.
   - Вот что меня так беспокоит в этой бедной старой немке. Когда человек стар, он очень легко озлобляется. Мне было гораздо жалко ее, чем мистера Темплтона, который молод и хорош собой и явно пользуется симпатией дам. Вы напишете ей, не так ли, сэр Генри, и просто скажете ей, что ее невиновность не подлежит сомнению? Ее дорогой старый хозяин умер, а она, без сомнения, размышляет и чувствует, что ее подозревают в... . . Ой! Об этом нельзя думать!
   - Я напишу, мисс Марпл, - сказал сэр Генри. Он посмотрел на нее с любопытством.
   - Знаешь, я никогда тебя полностью не пойму. Твое мировоззрение всегда отличается от того, что я ожидаю".
   - Боюсь, мое мировоззрение весьма мелочно, - смиренно сказала мисс Марпл. - Я почти никогда не выхожу из Сент-Мэри-Мид.
   - И тем не менее вы разгадали то, что можно назвать международной тайной, - сказал сэр Генри. "Потому что вы решили это. Я убежден в этом.
   Мисс Марпл покраснела, потом немного возмутилась. "Думаю, я был хорошо образован по меркам своего времени. У нас с сестрой была немка-гувернантка - фройляйн. Очень сентиментальное существо. Она научила нас языку цветов - ныне забытому предмету, но очень очаровательному. Например, желтый тюльпан означает безнадежную любовь, а китайская астра означает, что я умру от ревности у твоих ног. Это письмо было подписано "Джорджин", что, насколько я помню, было "Далия" по-немецки, и это, конечно, делало все совершенно ясным. Хотел бы я вспомнить значение имени Далия, но, увы, это ускользает от меня. Моя память уже не та, что была".
   - Во всяком случае, это не означало смерти.
   - Нет, правда. Ужасно, не так ли? В мире есть очень грустные вещи.
   - Есть, - вздохнула миссис Бантри. - К счастью, у тебя есть цветы и есть друзья.
   - Заметьте, она ставит нас последними, - сказал доктор Ллойд. - Один человек каждый вечер присылал мне в театр фиолетовые орхидеи, - мечтательно сказала Джейн.
   -- Я жду ваших милостей, -- вот что это значит, -- весело сказала мисс Марпл.
   Сэр Генри как-то странно закашлялся и отвернулся. Мисс Марпл неожиданно воскликнула. - Я вспомнил. Георгины означают "Предательство и введение в заблуждение".
   - Замечательно, - сказал сэр Генри. 'Абсолютно замечательный.'
   И он вздохнул.
  
  
  
   Глава 37.
   Рождественская трагедия
   "Рождественская трагедия" впервые была опубликована как "Шляпа и алиби" в "Рассказчике" в январе 1930 года.
   - У меня есть жалоба, - сказал сэр Генри Клитеринг. Его глаза мягко мерцали, когда он оглядывал собравшуюся компанию. Полковник Бэнтри, вытянув ноги, хмуро смотрел на каминную полку, как будто это был провинившийся солдат на параде, его жена украдкой просматривала каталог лампочек, доставленный последней почтой, доктор Ллойд с искренним восхищением смотрел на Джейн. Хелиер, да и сама эта красивая молодая актриса задумчиво рассматривала свои розовые начищенные ногти. Только эта пожилая незамужняя дама, мисс Марпл, сидела как вкопанная, и ее выцветшие голубые глаза встретились с глазами сэра Генри ответным огоньком.
   'Жалоба?' - пробормотала она. "Очень серьезная жалоба. Нас компания из шести человек, по три представителя каждого пола, и я протестую от имени забитых самцов. Сегодня вечером нам рассказали три истории - и рассказали трое мужчин! Я протестую против того, что дамы не внесли должного вклада.
   'Ой!' - возмутилась миссис Бэнтри. - Уверен, что есть. Мы слушали с самой разумной признательностью. Мы проявили истинно женское отношение - не желая выставлять себя напоказ!"
   "Отличное оправдание, - сказал сэр Генри. 'но это не будет делать. И в "Тысяче и одной ночи" есть очень хороший прецедент! Итак, вперед, Шахерезада.
   - Ты имеешь в виду меня? - сказала миссис Бантри. - Но я не знаю, что сказать. Я никогда не был окружен кровью или тайной.
   - Я вовсе не настаиваю на крови, - сказал сэр Генри. - Но я уверен, что у одной из вас трех дам есть любимая тайна. Ну же, мисс Марпл, "Загадочное совпадение уборщицы" или "Тайна собрания матерей". Не разочаровывай меня в Сент-Мэри-Мид.
   Мисс Марпл покачала головой. - Ничего, что могло бы вас заинтересовать, сэр Генри. У нас, конечно, есть свои маленькие загадки - вот эта жабра отборных креветок, которая так непостижимо исчезла; но это вас не заинтересовало бы, потому что все оказалось так тривиально, хотя и проливало значительный свет на человеческую природу.
   - Вы научили меня любить человеческую природу, - торжественно сказал сэр Генри.
   - А вы, мисс Хелиер? - спросил полковник Бэнтри. - Должно быть, у вас был интересный опыт.
   - Да, действительно, - сказал доктор Ллойд. 'Мне?' сказала Джейн. - Вы имеете в виду... вы хотите, чтобы я рассказал вам о том, что со мной случилось?
   - Или одному из ваших друзей, - поправился сэр Генри. 'Ой!' - неопределенно сказала Джейн. "Я не думаю, что со мной когда-либо что-то случалось - я имею в виду не такие вещи. Цветы, конечно, и странные послания - но ведь это ведь только мужчины, не так ли? Я не думаю, - она сделала паузу и казалась погруженной в свои мысли.
   - Я вижу, нам придется устроить эпопею с креветками, - сказал сэр Генри. - Итак, мисс Марпл.
   - Вы так любите свою шутку, сэр Генри. Креветки - это просто чепуха; но теперь, если подумать , я припоминаю один случай - по крайней мере, не совсем случай, нечто гораздо более серьезное - трагедию. И я был в некотором роде замешан в этом; и о том, что я сделал, я никогда не сожалел - нет, совсем не сожалел. Но этого не произошло в Сент-Мэри-Мид.
   - Это меня разочаровывает, - сказал сэр Генри. - Но я постараюсь выдержать. Я знал, что мы не должны полагаться на вас напрасно.
   Он занял позицию слушателя. Мисс Марпл слегка порозовела.
   "Надеюсь, я смогу рассказать это как следует", - с тревогой сказала она. - Боюсь, я очень склонен к бессвязности . Человек отклоняется от цели, совершенно не зная, что он это делает. И так трудно запомнить каждый факт в правильном порядке. Вы все должны меня терпеть, если я плохо расскажу свою историю. Это случилось очень давно.
   - Как я уже сказал, это не было связано с Сент-Мэри-Мид. На самом деле, это было связано с Гидро...
   - Вы имеете в виду гидросамолет? - спросила Джейн широко раскрытыми глазами. - Ты не знаешь, дорогая, - сказала миссис Бантри и объяснила. Ее муж добавил свою квоту:
   "Звериные места - совершенно звериные! Надо вставать рано и пить воду с грязным вкусом. Вокруг сидит много старух. Злобная болтовня. Боже, когда я думаю...
   - Ну, Артур, - безмятежно сказала миссис Бантри. - Ты знаешь, что это принесло тебе все добро в мире.
   - Вокруг сидит много старух и болтают о скандалах, - проворчал полковник Бэнтри.
   - Боюсь, это правда, - сказала мисс Марпл. 'Я сам -'
   - Моя дорогая мисс Марпл, - в ужасе воскликнул полковник. - Я ни на секунду не имел в виду...
   Румяными щеками и легким движением руки мисс Марпл остановила его.
   - Но это правда , полковник Бантри. Только я хотел бы сказать это. Позвольте мне вспомнить мои мысли. Да. Говорить о скандале, как вы говорите, - ну, это делается немало. И люди очень расстроены, особенно молодежь. Мой племянник, который пишет книги - и, кажется, очень умные, - говорил самые язвительные вещи о том, что без всяких доказательств отнимают у людей характеры, - и как это подло, и все такое. Но я говорю, что ни один из этих молодых людей никогда не перестанет думать . Они действительно не исследуют факты. Ведь вся суть дела вот в чем: как часто сплетни , как вы это называете, верны ! И я думаю, что если бы, как я говорю, они действительно изучили факты, то обнаружили бы, что это было правдой в девяти случаях из десяти! Это действительно то, что людей так раздражает".
   - Вдохновенная догадка, - сказал сэр Генри. - Нет, не то, совсем не то! Это действительно вопрос практики и опыта. Я слышал, что египтолог, если вы покажете ему одного из этих любопытных маленьких жуков, может сказать вам по внешнему виду и осязанию предмета, какого он года рождения, или это бирмингемская имитация. И он не всегда может дать определенное правило для этого. Он просто знает . Вся его жизнь была посвящена таким вещам.
   "И это то, что я пытаюсь сказать (очень плохо, я знаю). У тех, кого мой племянник называет "лишними женщинами", много свободного времени, и их главным интересом обычно являются люди . Так что, видите ли, они становятся теми, кого можно назвать экспертами . Нынешние молодые люди - они очень свободно говорят о вещах, о которых не упоминалось в дни моей молодости, но, с другой стороны, их умы ужасно невинны. Они верят во всех и во всё. И если попытаться их осторожно предупредить, они скажут, что у человека викторианский ум, а это, мол, похоже на раковину ".
   - В конце концов, - сказал сэр Генри, - что плохого в раковине ?
   - Вот именно, - горячо сказала мисс Марпл. "Это самая необходимая вещь в любом доме; но, конечно, не романтично. Теперь я должен признаться, что у меня есть свои чувства , как и у всех, и меня иногда жестоко ранят необдуманные замечания. Я знаю, что джентльмены не интересуются домашними делами, но я должен упомянуть только мою служанку Этель - очень красивую девушку и во всех отношениях услужливую. Теперь, как только я ее увидел, я понял, что она из того же типа, что и Энни Уэбб, и подружка бедной миссис Бруитт. Если представится возможность, моя и твоя ничего не значат для нее. Так что я отпустил ее в месяц и дал ей письменную рекомендацию, что она честна и трезва, но в частном порядке я предупредил старую миссис Эдвардс, чтобы она не брала ее; а мой племянник Рэймонд очень рассердился и сказал, что никогда не слышал о чем-то столь гнусном, да, гнусном ... Ну, она пошла к леди Эштон, которую я не чувствовал себя обязанным предупредить - и что случилось? С ее нижнего белья срезали все кружева и отобрали две бриллиантовые броши - и девушка ушла среди ночи, и с тех пор о ней ничего не слышно!
   Мисс Марпл помолчала, глубоко вздохнула и продолжила.
   "Вы скажете, что это не имеет ничего общего с тем, что происходило в Кестон-Спа-Гидро, - но в некотором смысле имеет. Это объясняет, почему я не сомневался в том, что в первый момент, когда я впервые увидел Сандерсов вместе, он намеревался покончить с ней".
   - А? - сказал сэр Генри, наклоняясь вперед.
   Мисс Марпл повернула к нему спокойное лицо.
   - Как я уже сказал, сэр Генри, я не сомневался в себе. Мистер Сандерс был крупным, красивым, румяным мужчиной, очень добродушным в своих манерах и пользующимся популярностью у всех. И никто не мог быть приятнее его жене, чем он. Но я знал! Он хотел покончить с ней.
   - Моя дорогая мисс Марпл...
   'Да, я знаю. Так сказал бы мой племянник Рэймонд Уэст. Он сказал бы мне, что у меня нет ни тени доказательства. Но я помню Уолтера Хоунса, который сохранил Зеленого Человека. Однажды ночью, идя домой с женой, она упала в реку - и он получил страховые деньги! И еще один или два человека, которые по сей день разгуливают безнаказанно - действительно один из нашего класса жизни. Ездил в Швейцарию на летние каникулы, альпинизм с женой. Я предупредил ее, чтобы она не уходила, - бедняжка не рассердилась на меня, как могла бы, - она только засмеялась. Ей показалось забавным, что такая странная старуха, как я, может говорить такие вещи о ее Гарри. Ну-ну, случилась авария, и теперь Гарри женат на другой женщине. Но что я мог сделать ? Я знал , но доказательств не было".
   'Ой! Мисс Марпл, - воскликнула миссис Бантри. - Ты же не имеешь в виду...
   - Моя дорогая, это очень обычное дело - действительно очень обычное. И особенно искушаются джентльмены, потому что они намного сильнее. Так просто, если что-то похоже на несчастный случай. Как я уже сказал, я сразу понял Сандерса. Это было в трамвае. Он был полон внутри, и мне пришлось подняться наверх. Мы все трое встали, чтобы выйти, и мистер Сандерс потерял равновесие и упал прямо на свою жену, отправив ее вниз головой вниз по лестнице. К счастью, кондуктор был очень сильным молодым человеком и поймал ее".
   - Но ведь это наверняка был несчастный случай.
   "Конечно, это был несчастный случай - ничто не могло выглядеть более случайным! Но мистер Сандерс служил в Торговой службе, так он сказал мне, и человек, который может удержать равновесие на скверно накренившейся лодке, не потеряет его на крыше трамвая, если этого не сделает такая старуха, как я. Не говори мне!
   - Во всяком случае, мы можем считать, что вы приняли решение, мисс Марпл, - сказал сэр Генри. "Выдумал это тогда и там".
   Старушка кивнула.
   Я был достаточно уверен, а другой случай, когда я переходил улицу вскоре после этого, сделал меня еще более уверенным. Теперь я спрашиваю вас, что я мог сделать, сэр Генри? Вот милая, довольная, счастливая маленькая замужняя женщина, которую скоро убьют.
   "Моя дорогая леди, у меня перехватывает дыхание".
   - Это потому, что, как и большинство современных людей, ты не хочешь смотреть в лицо фактам. Вы предпочитаете думать, что такого не может быть. Но это было так, и я знал это. Но один такой печально инвалид! Я не мог, например, пойти в полицию. И предупреждать молодую женщину, как я понял, бесполезно. Она была предана мужчине. Я просто поставил перед собой задачу узнать о них как можно больше. У человека есть много возможностей заниматься рукоделием у костра. Миссис Сандерс (ее звали Глэдис) очень хотела поговорить. Кажется, они не так давно женаты. У ее мужа было какое-то имущество, которое переходило к нему, но на данный момент они были очень бедны. На самом деле они жили на ее небольшой доход. Эту сказку уже слышали. Она оплакивала тот факт, что не может прикоснуться к столице. Кажется, кто-то где-то сообразил! Но деньги принадлежали ей - я это выяснил. И она, и ее муж составили завещания в пользу друг друга сразу после свадьбы. Очень трогательно. Конечно, когда дела Джека пошли на лад - Это было бременем в течение всего дня, а между тем они действительно были в очень тяжелом положении - у них действительно была комната на верхнем этаже, вся среди слуг - и такая опасная в случае пожара, хотя, как оказалось, сразу за окном была пожарная лестница. Я внимательно осведомился, есть ли балкон - опасные вещи, балконы. Один толчок - и ты знаешь!
   "Я взял с нее обещание не выходить на балкон; Я сказал, что видел сон. Это произвело на нее впечатление - с суевериями иногда можно многое сделать. Это была светловолосая девушка с несколько поблекшим лицом и неряшливым пучком волос на шее. Очень легковерный. Она повторила то, что я сказал ее мужу, и я заметил, что он раз или два с любопытством посмотрел на меня. Он не был легковерным; и он знал, что я был на том трамвае.
   - Но я очень волновался - ужасно волновался, - потому что не видел, как его обойти. Я мог бы предотвратить что-либо, происходящее на Гидро, просто сказав ему несколько слов, чтобы показать ему, что я подозреваю. Но это означало только то, что он отложил свой план на потом. Нет, я начал верить, что единственная политика - это смелая политика - так или иначе подставить ему ловушку. Если бы я мог убедить его попытаться убить ее способом по моему собственному выбору - что ж, тогда он был бы разоблачен, и она была бы вынуждена посмотреть правде в глаза, каким бы сильным шоком она ни была для нее.
   - У меня перехватывает дыхание, - сказал доктор Ллойд. - Какой мыслимый план вы могли бы принять?
   - Я бы нашла - не бойтесь, - сказала мисс Марпл. - Но этот человек был слишком умен для меня. Он не ждал. Он подумал, что я могу что-то заподозрить, и ударил прежде, чем я успел убедиться. Он знал, что я заподозрю несчастный случай. Так что он сделал это убийством.
   Легкий вздох прошел по кругу. Мисс Марпл кивнула и мрачно сжала губы.
   - Боюсь, я выразился довольно резко. Я должен попытаться рассказать вам, что именно произошло. Я всегда очень горько переживал по этому поводу - мне кажется, что я должен был как-то предотвратить это. Но, несомненно, провидение знало лучше. Я сделал все, что мог, во всяком случае.
   "Было то, что я могу описать только как необычайно жуткое ощущение в воздухе. Казалось, что-то давит на всех нас. Ощущение несчастья. Начнем с того, что это был Джордж, портье. Был там много лет и знал всех. Бронхит и пневмония, и скончался на четвертый день. Ужасно грустно. Настоящий удар для всех. И за четыре дня до Рождества тоже. А потом одна из горничных - такая милая девушка - септический палец, действительно умерла через сутки.
   "Я был в гостиной с мисс Троллоп и старой миссис Карпентер, и миссис Карпентер вела себя просто омерзительно - знаете, наслаждалась всем этим.
   "Помяни мои слова, - сказала она. " Это не конец . Вы знаете поговорку? Никогда два без трех . Я доказывал это снова и снова. Будет еще одна смерть. Не сомневаюсь. И нам не придется долго ждать. Никогда два без трех ".
   "Когда она произнесла последние слова, кивая головой и щелкая спицами, я случайно поднял глаза и увидел, что в дверях стоит мистер Сандерс. Буквально на минуту он потерял бдительность, и я увидел выражение его лица, такое же простое, как простое. Я до самой смерти буду верить, что это отвратительные слова миссис Карпентер вбили ему все в голову. Я видел, как работает его разум.
   Он вошел в комнату, улыбаясь своей добродушной улыбкой. - Какие рождественские покупки я могу сделать для вас, дамы? он спросил. - Я сейчас еду в Кестон.
   Он постоял минуту или две, смеясь и разговаривая, а потом вышел. Говорю вам, я смутился и сразу сказал:
   "Где миссис Сандерс? Кто-нибудь знает?" Миссис Троллоп сказала, что ходила к своим друзьям, Мортимерам, поиграть в бридж, и это на мгновение успокоило меня. Но я все еще очень волновался и не знал, что делать. Примерно через полчаса я поднялся в свою комнату. Там я встретил доктора Коулза, моего доктора, спускавшегося по лестнице, пока я поднимался, и, поскольку мне захотелось посоветоваться с ним по поводу моего ревматизма, я тут же взял его с собой в свою комнату. Он упомянул мне тогда (по его словам, по секрету) о смерти бедной девушки Марии. Менеджер не хотел, чтобы новости стали известны, сказал он, так что я буду держать это при себе. Конечно, я не сказал ему, что мы все последний час ни о чем другом не говорили - с тех пор, как бедняжка испустила последний вздох. Эти вещи всегда известны сразу, и человек с его опытом должен знать это достаточно хорошо; но доктор Коулз всегда был простым, ничего не подозревающим парнем, который верил в то, во что хотел верить, и это как раз и встревожило меня через минуту. Уходя, он сказал, что Сандерс попросил его взглянуть на его жену. Похоже, в последнее время она была неважной - несварение желудка и т. д.
   В тот же самый день Глэдис Сандерс сказала мне, что у нее прекрасное пищеварение, и она благодарна за это.
   'Понимаете? Все мои подозрения насчет этого человека вернулись стократно. Он готовил путь - для чего? Доктор Коулз ушел прежде, чем я решил, говорить с ним или нет, хотя, если бы я заговорил, то не знал бы, что сказать. Когда я вышел из своей комнаты, сам мужчина - Сандерс - спустился по лестнице этажом выше. Он был одет для прогулки и снова спросил меня, не может ли он что-нибудь сделать для меня в городе. Это было все, что я мог сделать, чтобы быть вежливым с этим человеком! Я пошел прямо в гостиную и заказал чай. Это было как раз в половине пятого, насколько я помню.
   "Теперь мне очень не терпится объяснить, что произошло дальше. Без четверти семь я все еще был в гостиной, когда вошел мистер Сандерс. С ним было два джентльмена, и все трое были склонны вести себя немного оживленно. Мистер Сандерс оставил двух своих друзей и подошел прямо к тому месту, где я сидела с мисс Троллоп. Он объяснил, что хочет нашего совета по поводу рождественского подарка, который он сделает своей жене. Это была вечерняя сумочка.
   - И вы видите, дамы, - сказал он. - Я всего лишь грубый моряк. Что я знаю о таких вещах? Мне прислали три документа на одобрение, и я хочу получить экспертное заключение по ним".
   Мы, конечно, сказали, что будем рады помочь ему, и он спросил, не возражаем ли мы подняться наверх, так как его жена может прийти в любую минуту, если он принесет вещи вниз. Итак, мы поднялись вместе с ним. Я никогда не забуду того, что произошло дальше, - теперь я чувствую, как покалывают мои мизинцы.
   Мистер Сандерс открыл дверь спальни и включил свет. Я не знаю, кто из нас увидел это первым. . .
   Миссис Сандерс лежала на полу лицом вниз - мертвая .
   - Я добрался до нее первым. Я опустился на колени, взял ее руку и пощупал пульс, но это было бесполезно, сама рука была холодной и жесткой. Прямо у ее головы был чулок, наполненный песком - оружие, которым она была поражена. Мисс Троллоп, глупая тварь, стонала и стонала у двери, держась за голову. Сандерс громко закричал: "Моя жена, моя жена" и бросился к ней. Я остановил его прикасаться к ней. Видите ли, я был уверен в тот момент, что он это сделал, и, возможно, было что-то, что он хотел отобрать или спрятать.
   "Ничего нельзя трогать, - сказал я. - Соберитесь, мистер Сандерс. Мисс Троллоп, пожалуйста, спуститесь и приведите управляющего.
   Я остался там, стоя на коленях у тела. Я не собирался оставлять Сандерса наедине с этим. И все же я был вынужден признать, что если этот человек и действовал, то действовал изумительно. Он выглядел ошеломленным, сбитым с толку и напуганным до потери сознания.
   "Менеджер был с нами в мгновение ока. Он быстро осмотрел комнату, потом всех нас выгнал и запер дверь, ключ от которой взял. Затем он ушел и позвонил в полицию. До их прихода казалось, что прошло много времени (позже мы узнали, что очередь вышла из строя). Управляющему пришлось послать гонца в полицейский участок, а Гидро стоит прямо за городом, на краю болота; а миссис Карпентер всех нас очень сурово испытала. Она была так рада тому, что ее пророчество "Никогда два без трех" сбылось так быстро. Сандерс, как я слышал, вышел на территорию, схватившись за голову, постанывая и демонстрируя все признаки горя.
   "Однако в конце концов приехала полиция. Они поднялись наверх с управляющим и мистером Сандерсом. Позже они послали за мной. Я поднялся. Инспектор был там, сидел за столом и писал. Он был интеллигентным мужчиной, и он мне нравился.
   "Мисс Джейн Марпл?" он сказал.
   '"Да."
   "Я так понимаю, мадам, что вы присутствовали при обнаружении тела покойного?"
   - Я сказал, что был, и точно описал, что произошло. Думаю, для бедняги было облегчением найти кого-то, кто мог бы связно ответить на его вопросы, поскольку ранее ему приходилось иметь дело с Сандерсом и Эмили Троллоп, которая, как я понимаю, была полностью деморализована - она была бы, глупая тварь! Я помню, как моя дорогая матушка учила меня, что аристократка всегда должна уметь держать себя в руках на публике, как бы она ни уступала наедине.
   - Замечательное изречение, - серьезно сказал сэр Генри. Когда я закончил, инспектор сказал: "Спасибо, мадам. Теперь, боюсь, я должен попросить вас еще раз взглянуть на тело. Это именно та поза, в которой он лежал, когда вы вошли в комнату? Его никоим образом не перемещали?
   Я объяснил, что помешал мистеру Сандерсу сделать это, и инспектор одобрительно кивнул.
   "Джентльмен кажется ужасно расстроенным, - заметил он. "Кажется, что да, - ответил я. "Не думаю, что я особо акцентировал внимание на "кажется", но инспектор довольно пристально посмотрел на меня.
   - Значит, мы можем считать, что тело точно такое, каким оно было, когда его нашли? он сказал.
   -- Да, кроме шляпы, -- ответил я. Инспектор резко поднял глаза. - Что ты имеешь в виду - шляпа? Я объяснил, что шляпа была на голове бедной Глэдис, а теперь лежит рядом с ней. Я думал, конечно, что это сделала полиция. Инспектор, однако, это категорически отрицал. Ничего еще не было перемещено или тронуто. Он стоял и недоуменно хмурился, глядя на бедную распростертую фигуру. Глэдис была одета в свою верхнюю одежду - большое темно-красное твидовое пальто с воротником из серого меха. Шляпа из дешевого красного фетра лежала прямо у ее головы.
   Инспектор несколько минут стоял молча, хмурясь про себя. Тогда его осенила идея.
   "Не припоминаете ли вы, сударыня, были ли серьги в ушах, или покойник обыкновенно носил серьги?"
   "Теперь, к счастью, у меня есть привычка внимательно наблюдать. Я вспомнил, что прямо под полями шляпы блестели жемчужины, хотя тогда я не обратил на это особого внимания. Я смог ответить на его первый вопрос утвердительно.
   "Тогда все решается. Шкатулка с драгоценностями дамы была ограблена - не то чтобы у нее было что-то особенно ценное, как я понимаю, - и кольца были сняты с ее пальцев. Убийца, должно быть, забыл серьги и вернулся за ними после того, как убийство было раскрыто. Крутой клиент! Или, может быть... - Он оглядел комнату и медленно сказал: - Он мог быть спрятан здесь, в этой комнате, - все это время.
   - Но я отверг эту идею. Я сам, объяснил я, заглянул под кровать. И управляющий открыл дверцы гардероба. Больше человеку негде было спрятаться. Правда, шкафчик для шляп был заперт посреди платяного шкафа, но так как там было всего лишь мелкое дело с полками, там никто не мог спрятаться.
   Инспектор медленно кивал головой, пока я все это объяснял. - Поверю вам на слово, мадам, - сказал он. - В таком случае, как я уже сказал, он должен был вернуться. Очень крутой клиент".
   "Но управляющий запер дверь и взял ключ!"
   "Это ничего. Балкон и пожарная лестница - так пришел вор. Почему, скорее всего, вы на самом деле побеспокоили его на работе. Он выскользнет из окна, а когда вы все уйдете, вернется и пойдет дальше по своим делам.
   "Вы уверены, - сказал я, - что это был вор?" Он сухо сказал: "Ну, похоже, не так ли?" - Но что-то в его тоне меня удовлетворило. Я чувствовал, что он не воспримет мистера Сандерса в роли осиротевшего вдовца слишком серьезно.
   - Видишь ли, я признаю это откровенно. Я был абсолютно убежден в том, что наши соседи, французы, называют идеей фикс . Я знал, что этот человек, Сандерс, намеревался убить свою жену. Чего я не допустил, так это странного и фантастического совпадения. Мои взгляды на мистера Сандерса были - я был в этом уверен - абсолютно правильными и верными . Мужчина был негодяем. Но хотя его лицемерные предположения о горе не обманули меня ни на минуту, я помню, что в то время я чувствовал, что его удивление и замешательство были прекрасно сделаны. Они казались абсолютно естественными - если вы понимаете, о чем я. Должен признаться, что после моего разговора с инспектором меня охватило странное чувство сомнения. Потому что, если Сандерс совершил этот ужасный поступок, я не мог себе представить ни одной мыслимой причины, по которой он должен был прокрасться по пожарной лестнице и снять серьги с ушей своей жены. Это было бы неразумно , а Сандерс был очень разумным человеком - именно поэтому я всегда чувствовал, что он так опасен".
   Мисс Марпл оглядела свою аудиторию.
   - Видишь, может быть, к чему я иду? Так часто в этом мире случается что-то неожиданное. Я был так уверен , и, думаю, это и ослепило меня. Результат стал для меня шоком. Ибо было доказано вне всякого сомнения, что мистер Сандерс не мог совершить преступление . . .'
   Миссис Бэнтри удивленно вздохнула. Мисс Марпл повернулась к ней.
   - Я знаю, моя дорогая, вы не этого ожидали, когда я начал этот рассказ. Это было не то, что я ожидал. Но факты есть факты, и если окажется, что кто-то ошибается, нужно просто смириться с этим и начать заново. Я знал, что мистер Сандерс в глубине души убийца, и никогда не происходило ничего, что могло бы разрушить это мое твердое убеждение.
   - А теперь, я полагаю, вы хотели бы услышать сами настоящие факты. Миссис Сандерс, как вы знаете, провела день, играя в бридж с друзьями, Мортимерами. Она ушла от них около четверти седьмого. От дома ее друзей до Гидро было около четверти часа ходьбы, меньше, если спешить. Должно быть, она пришла около шести тридцати. Никто не видел, как она вошла, значит, она вошла через боковую дверь и поспешила прямо в свою комнату. Там она переоделась (коричневое пальто и юбка, в которых она была на бридж-пати, висели в шкафу) и, очевидно, собиралась снова выйти, когда раздался удар. Вполне возможно, говорят, она даже не знала, кто ее ударил. Мешок с песком, как я понимаю, очень эффективное оружие. Похоже, что нападавшие спрятались в комнате, возможно, в одном из больших шкафов, который она не открывала.
   - Теперь о передвижениях мистера Сандерса. Он ушел, как я уже сказал, около пяти тридцати или чуть позже. Он сделал покупки в паре магазинов и около шести часов вошел в отель "Гранд СПА", где встретил двух друзей - тех самых, с которыми он позже вернулся в "Гидро". Они играли в бильярд и, насколько я понимаю, вместе выпили немало виски и содовой. Эти двое (их звали Хичкок и Спендер) на самом деле были с ним все время, начиная с шести часов. Они пошли с ним обратно к Гидро, и он оставил их только для того, чтобы они встретились со мной и мисс Троллоп. Это, как я вам говорил, было без четверти семь - в это время его жена, должно быть, уже умерла.
   - Должен вам сказать, что сам разговаривал с этими двумя его друзьями. они мне не нравились. Они не были ни приятными, ни джентльменскими людьми, но я был совершенно уверен в одном: они говорили абсолютную правду, когда говорили, что Сандерс все время был в их компании.
   "Был еще один маленький момент, который всплыл. Кажется, пока шел бридж, миссис Сандерс позвали к телефону. Мистер Литтлуорт хотел поговорить с ней. Казалось, она чем-то и взволнована, и довольна - и, между прочим, допустила одну или две серьезные ошибки. Она ушла раньше, чем от нее ожидали.
   Мистера Сандерса спросили, знает ли он имя Литтлуорта как одного из друзей его жены, но он заявил, что никогда не слышал ни о ком с таким именем. И мне кажется, это подтверждается отношением его жены - она тоже, похоже, не знала имени Литтлворта. Тем не менее она вернулась от телефона, улыбаясь и краснея, так что, похоже, кто бы это ни был, он не назвал своего настоящего имени, а это уже само по себе имеет подозрительный аспект, не правда ли?
   "В любом случае, это проблема, которая осталась. История со взломщиком, которая кажется маловероятной, или альтернативная версия, что миссис Сандерс готовилась пойти и встретиться с кем-то. Кто-то проник в ее комнату по пожарной лестнице? Была ли ссора? Или он вероломно напал на нее?
   Мисс Марпл остановилась.
   'Что ж?' - сказал сэр Генри. 'Какой ответ?'
   - Я подумал, может ли кто-нибудь из вас догадаться.
   - Я никогда не умею гадать, - сказала миссис Бантри. "Жаль, что у Сандерса было такое замечательное алиби; но если вас это удовлетворило, значит, все в порядке.
   Джейн Хелиер покачала своей красивой головой и задала вопрос.
   "Почему, - сказала она, - шкаф для шляп был заперт?"
   - Как вы умны, моя дорогая, - сказала мисс Марпл, сияя. "Это как раз то, что я сам задавался вопросом. Хотя объяснение было довольно простым. В ней была пара вышитых туфель и несколько носовых платков, которые бедная девушка вышивала для своего мужа на Рождество. Вот почему она заперла шкаф. Ключ был найден в ее сумочке.
   'Ой!' сказала Джейн. - Тогда это не очень интересно.
   'Ой! но это так, - сказала мисс Марпл. - Это просто одна действительно интересная вещь - вещь, из-за которой все планы убийцы сорвались.
   Все уставились на старуху. - Я сама не видела его два дня, - сказала мисс Марпл. Я ломал голову, ломал голову - и вдруг все ясно. Я пошел к инспектору и попросил его кое-что попробовать, и он сделал".
   - Что ты попросил его попробовать?
   надеть эту шапку на бедную девушку, и он, конечно же, не смог. Это не будет продолжаться. Видишь ли, это была не ее шляпа .
   Миссис Бэнтри уставилась на него.
   - Но с самого начала это было на ее совести?
   "Не на голове ..."
   Мисс Марпл остановилась на мгновение, чтобы ее слова осмыслились, а затем продолжила.
   "Мы считали само собой разумеющимся, что там было тело бедняжки Глэдис; но мы никогда не смотрели в лицо. Она была лицом вниз, помните, и шляпа все скрывала.
   - Но ее убили ?
   'Да, позже. В тот момент, когда мы звонили в полицию, Глэдис Сандерс была жива и здорова".
   - Вы имеете в виду, что это кто-то притворялся ею? Но, конечно же, когда ты прикоснулся к ней...
   - Это был мертвый труп, - серьезно сказала мисс Марпл. -- Но, черт возьми, -- сказал полковник Бэнтри, -- мертвые тела нельзя хватать направо и налево. Что они потом сделали с... первым трупом?
   - Он положил его обратно, - сказала мисс Марпл. - Это была злая идея, но очень умная. Наш разговор в гостиной вбил ему это в голову. Тело бедной Марии, горничной - почему бы не использовать его? Помните, комната Сандерса была среди помещений для прислуги. Комната Мэри была через две двери. Гробовщики придут только после наступления темноты - он рассчитывал на это. Он пронес тело по балкону (в пять было уже темно), одел его в одно из платьев жены и в ее большое красное пальто. А потом он обнаружил, что шкаф для шляп заперт! Оставалось только одно: он принес одну из шляпок бедняжки. Никто бы не заметил. Он положил мешок с песком рядом с ней. Затем он отправился устанавливать свое алиби.
   - Он позвонил своей жене, назвавшись мистером Литтлуортом. Я не знаю, что он ей сказал - она была доверчивой девушкой, как я только что сказал. Но он уговорил ее покинуть вечеринку у моста пораньше и не возвращаться на ГЭС, и договорился с ней встретиться с ним на территории ГЭС возле пожарной лестницы в семь часов. Вероятно, он сказал ей, что у него есть для нее сюрприз.
   - Он возвращается на "Гидро" со своими друзьями и принимает меры, чтобы мисс Троллоп и я раскрыли преступление вместе с ним. Он даже делает вид, что переворачивает тело - и я его останавливаю! Затем посылают за полицией, и он, шатаясь, выходит на территорию.
   "Никто не спрашивал у него алиби после преступления. Он встречает жену, ведет ее по пожарной лестнице, они входят в свою комнату. Возможно, он уже рассказал ей какую-нибудь историю о теле. Она наклоняется над ним, и он поднимает свой мешок с песком и ударяет. . . О, Боже! Мне тошно думать об этом, даже сейчас! Затем он быстро снимает с нее пальто и юбку, вешает их и одевает ее в одежду с другого тела.
   - Но шляпа не пойдет . Голова Мэри покрыта черепицей - у Глэдис Сандерс, как я уже сказал, был большой пучок волос. Он вынужден оставить его рядом с телом и надеяться, что никто не заметит. Затем он несет тело бедной Мэри обратно в ее комнату и еще раз благопристойно укладывает его.
   - Это кажется невероятным, - сказал доктор Ллойд. "Риски, на которые он пошел. Полиция могла приехать слишком рано.
   - Вы помните, что линия вышла из строя, - сказала мисс Марпл. - Это была часть его работы. Он не мог позволить себе вызвать полицию на место слишком рано. Когда они пришли, они провели некоторое время в кабинете управляющего, прежде чем подняться в спальню. Это было самое слабое место - шанс, что кто-нибудь заметит разницу между телом, которое было мертво два часа назад, и телом, которое было мертво чуть больше получаса; но он рассчитывал на то, что люди, которые первыми раскроют преступление, не будут обладать экспертными знаниями".
   Доктор Ллойд кивнул.
   - Предполагалось, что преступление было совершено без четверти семь или около того, я полагаю, - сказал он. "На самом деле это было совершено в семь или несколько минут спустя. Когда полицейский хирург осматривал тело, было самое раннее около половины седьмого. Он не мог сказать.
   - Это я должна была знать, - сказала мисс Марпл. "Я почувствовал руку бедной девушки, и она была ледяной. Однако через некоторое время инспектор сказал так, будто убийство должно было быть совершено как раз перед нашим приездом, а я ничего не видел!
   - Я думаю, вы многое видели, мисс Марпл, - сказал сэр Генри. - Дело было до меня. Я даже не помню, чтобы слышал об этом. Что случилось?'
   - Сандерса повесили, - твердо сказала мисс Марпл. - И хорошая работа. Я никогда не сожалел о своем участии в привлечении этого человека к ответственности. Я не выношу современных гуманитарных угрызений совести по поводу смертной казни.
   Ее суровое лицо смягчилось.
   - Но я часто горько упрекал себя за то, что не смог спасти жизнь этой бедной девочке. Но кто стал бы слушать старуху, делающую поспешные выводы? Ну-ну - кто знает? Возможно, ей было лучше умереть, пока жизнь была еще счастливой, чем жить дальше, несчастной и разочарованной, в мире, который вдруг показался бы ей ужасным. Она любила этого негодяя и доверяла ему. Она так и не нашла его.
   - Что ж, - сказала Джейн Хелиер, - с ней все в порядке. Все в порядке. Я хочу... - она остановилась.
   Мисс Марпл посмотрела на знаменитую, красивую, успешную Джейн Хелиер и мягко кивнула головой.
   - Понятно, мой дорогой, - сказала она очень мягко. 'Я понимаю.'
  
  
  
   Глава 38
   Трава смерти
   "Трава смерти" была впервые опубликована в Storyteller в марте 1930 года.
   - Итак, миссис Б., - ободряюще сказал сэр Генри Клитеринг.
   Миссис Бантри, его хозяйка, посмотрела на него с холодным упреком. - Я уже говорил вам раньше, что меня не будут называть миссис Б. Это неприлично.
   - Значит, Шахерезада.
   - И еще меньше я Ше - как ее там! Я никогда не могу рассказать историю как следует, спроси Артура, если не веришь мне.
   - Вы очень хорошо разбираетесь в фактах, Долли, - сказал полковник Бантри, - но плохо в вышивке.
   - Вот именно, - сказала миссис Бантри. Она взмахнула каталогом лампочек, который держала на столе перед собой. - Я вас всех слушал и не знаю, как вы это делаете. "Он сказал, она сказала, ты удивился, они подумали, все подразумевали" - ну не мог я, и вот! К тому же я не знаю, о чем рассказать.
   - Мы не можем в это поверить, миссис Бантри, - сказал доктор Ллойд. Он покачал седой головой в насмешливом недоверии.
   Старая мисс Марпл сказала своим нежным голосом: "Конечно, дорогая..."
   Миссис Бантри продолжала упрямо качать головой.
   "Вы не представляете, насколько банальна моя жизнь. Что со слугами и трудностями с поиском судомойки, и просто поездками в город за одеждой, дантистами, Аскотом (который Артур ненавидит) и потом садом...
   "Ах!" - сказал доктор Ллойд. 'Сад. Мы все знаем, какое у вас сердце, миссис Бантри.
   "Должно быть, хорошо иметь сад", - сказала Джейн Хелиер, красивая молодая актриса. - То есть, если бы не пришлось копать или замарать руки. Я всегда так люблю цветы.
   - Сад, - сказал сэр Генри. - Разве мы не можем взять это за отправную точку? Приходите, миссис Б. Отравленная луковица, смертельные нарциссы, смертельная трава!
   - Странно, что вы это говорите, - сказала миссис Бантри. - Вы только что напомнили мне. Артур, ты помнишь то дело в Клоддерхем Корт? Тебе известно. Старый сэр Эмброуз Берси. Вы помните, каким придворным очаровательным стариком мы его считали?
   'Почему конечно. Да, это было странное дело. Давай, Долли.
   - Лучше расскажи, дорогая.
   'Бред какой то. Вперед, продолжать. Должен грести на собственном каноэ. Я только что внес свою лепту.
   Миссис Бантри глубоко вздохнула. Она всплеснула руками, и на ее лице отразилась полная душевная боль. Она говорила быстро и бегло.
   - Ну, на самом деле рассказывать особо нечего. Трава Смерти - вот что пришло мне в голову, хотя в уме я называю ее шалфеем и луком .
   - Шалфей и лук? - спросил доктор Ллойд.
   Миссис Бэнтри кивнула.
   - Вот как это случилось, видите ли, - объяснила она. Мы остановились, Артур и я, у сэра Эмброуза Берси в Клоддерхем Корт, и однажды по ошибке (хотя я всегда думал, что это было очень глупо) вместе с шалфеем было сорвано много листьев наперстянки. Утки на ужин в тот вечер были начинены им, и все были очень больны, а одна бедная девочка - воспитанница сэра Эмброуза - умерла от него.
   Она остановилась. "Дорогой, дорогой, - сказала мисс Марпл, - как это трагично".
   - Разве не так?
   - Ну, - сказал сэр Генри, - что дальше?
   - Дальше нет, - сказала миссис Бантри, - вот и все.
   Все ахнули. Хотя они были предупреждены заранее, они не ожидали такой краткости.
   - Но, моя дорогая леди, - возразил сэр Генри, - не может быть всего этого. То, что вы рассказали, является трагическим происшествием, но ни в коем случае не проблемой.
   - Ну, конечно, есть еще, - сказала миссис Бантри. - Но если бы я сказал вам это, вы бы знали, что это было.
   Она вызывающе оглядела собравшихся и жалобно сказала: - Я же говорила вам, что не могу приукрасить вещи и заставить их звучать так, как должно звучать в рассказе.
   "Ах-ха!" - сказал сэр Генри. Он сел в кресле и поправил очки. - Право, ты знаешь, Шахерезада, это очень освежает. Наша изобретательность подвергается сомнению. Я не уверен, что вы не сделали это нарочно - чтобы возбудить наше любопытство. Несколько бойких раундов "Двадцати вопросов" показаны, я думаю. Мисс Марпл, вы начнете?
   - Я хотела бы узнать кое-что о кухарке, - сказала мисс Марпл. "Должно быть, она была очень глупой женщиной или очень неопытной".
   "Она была просто очень глупа, - сказала миссис Бантри. "Она потом сильно плакала и говорила, что листья сорвали и принесли ей как шалфей, и откуда ей было знать?"
   - Не из тех, кто думал за себя, - сказала мисс Марпл. - Наверное, пожилая женщина и, смею предположить, очень хорошая кухарка?
   'Ой! превосходно, - сказала миссис Бантри. - Ваша очередь, мисс Хелиер, - сказал сэр Генри. 'Ой! Вы имеете в виду - задать вопрос? Наступила пауза, пока Джейн размышляла. Наконец она беспомощно сказала: "Право... я не знаю, о чем спросить".
   Ее красивые глаза умоляюще смотрели на сэра Генри.
   - Почему бы не драматические персонажи, мисс Хелиер? предложил он улыбаться. Джейн все еще выглядела озадаченной. - Персонажи в порядке их появления, - мягко сказал сэр Генри. - О да, - сказала Джейн. 'Это хорошая идея.'
   Миссис Бэнтри начала бойко ставить галочки на пальцах.
   "Сэр Эмброуз - Сильвия Кин (это девушка, которая умерла) - ее подруга, которая жила там, Мод Уай, одна из тех темных уродливых девушек, которые каким-то образом ухитряются прилагать усилия - я никогда не знаю, как они это делают. Потом был мистер Керл, который пришел поговорить с сэром Эмброузом о книгах - вы знаете, о редких книгах - о странных старых вещах на латыни - сплошь заплесневелый пергамент. Был Джерри Лоример - он был своего рода соседом. Его дом, Фэрлис, присоединился к поместью сэра Эмброуза. А еще была миссис Карпентер, одна из тех шлюх средних лет, которым, кажется, всегда удается удобно устроиться где-нибудь. Я полагаю, она была дамой компании Сильвии.
   - Если сейчас моя очередь, - сказал сэр Генри, - а я полагаю, что это так, поскольку я сижу рядом с мисс Хелиер, я хочу многого. Мне нужен краткий словесный портрет, пожалуйста, миссис Бантри, всего вышеперечисленного.
   'Ой!' Миссис Бэнтри колебалась. - Теперь сэр Эмброуз, - продолжал сэр Генри. - Начни с него. Каким он был?'
   'Ой! это был очень знатный старик -- и не очень-то и старый -- не больше шестидесяти, я полагаю. Но он был очень нежен - у него было слабое сердце, он никогда не мог подняться наверх - его нужно было поставить на лифте, и поэтому он казался старше, чем был на самом деле. Очень обаятельные манеры - куртуазные - это слово лучше всего его описывает. Вы никогда не видели его взволнованным или расстроенным. У него были красивые белые волосы и особенно чарующий голос".
   - Хорошо, - сказал сэр Генри. - Я вижу сэра Эмброуза. Теперь девушка Сильвия - как, вы сказали, ее звали?
   "Сильвия Кин. Она была хорошенькой, действительно очень красивой. Светловолосая, знаете ли, и красивая кожа. Не очень, пожалуй, умно. На самом деле, довольно глупо.
   'Ой! пойдем, Долли, - запротестовал ее муж.
   - Артур, конечно, так не думает, - сухо сказала миссис Бантри. - Но она была глупа - она действительно никогда не говорила ничего, что стоило бы слушать.
   - Одно из самых грациозных существ, которых я когда-либо видел, - тепло сказал полковник Бантри. "Посмотрите, как она играет в теннис - очаровательно, просто очаровательно. И она была полна веселья - самая забавная штучка. И такой красивый образ с ней. Бьюсь об заклад, все молодые парни так и думали.
   - Вот тут-то вы и ошибаетесь, - сказала миссис Бантри. "Молодежь как таковая не имеет нынче чар для юношей. Только такие старые буферы, как ты, Артур, болтают о молодых девушках.
   - Быть молодым нехорошо, - сказала Джейн. "У вас должен быть SA".
   - Что такое СА? - спросила мисс Марпл.
   - Сексуальная привлекательность, - сказала Джейн.
   "Ах! да, - сказала мисс Марпл. "То, что в мое время называли "пришедшим сюда в глаза".
   - Неплохое описание, - сказал сэр Генри. - Даму de compagnie , которую вы, кажется, назвали киской, миссис Бантри?
   Знаете, я не имела в виду кошку ", - сказала миссис Бантри. - Это совсем другое. Просто большой мягкий белый мурлыкающий человек. Всегда очень мило. Вот какой была Аделаида Карпентер".
   - Что за пожилая женщина?
   'Ой! Я должен сказать сорок. Она была там какое-то время - с тех пор, как Сильвии исполнилось одиннадцать, я думаю. Очень тактичный человек. Одна из этих вдов уехала при несчастливых обстоятельствах, имея множество аристократических связей, но не имея наличных денег. Мне самой она не нравилась - но ведь мне никогда не нравились люди с очень белыми длинными руками. И я не люблю киски.
   - Мистер Керл?
   'Ой! один из тех пожилых сутулых мужчин. Их так много, что едва ли можно отличить одно от другого. Он проявлял энтузиазм, когда говорил о своих заплесневелых книгах, но не в любое другое время. Я не думаю, что сэр Амброз знал его очень хорошо.
   - А Джерри по соседству?
   "Очень очаровательный мальчик. Он был помолвлен с Сильвией. Вот почему это было так грустно".
   - А теперь мне интересно... - начала было мисс Марпл, но тут же замолчала. 'Какая?'
   'Ничего дорогой.'
   Сэр Генри с любопытством посмотрел на старую леди. Затем он задумчиво сказал: - Значит, эта молодая пара была помолвлена. Они давно помолвлены?
   'Около года. Сэр Эмброуз возражал против помолвки, ссылаясь на то, что Сильвия слишком молода. Но после года помолвки он сдался, и брак должен был состояться довольно скоро".
   "Ах! Была ли у юной леди какое-нибудь имущество?
   - Почти ничего - всего лишь сотня или две в год.
   - В этой дыре нет крыс, Клитеринг, - сказал полковник Бэнтри и рассмеялся. - Настала очередь доктора задавать вопрос, - сказал сэр Генри. - Я стою.
   - Мое любопытство в основном профессиональное, - сказал доктор Ллойд. - Я хотел бы знать, какие медицинские показания были даны на дознании, то есть помнит ли наша хозяйка или даже знает ли.
   - Я примерно знаю, - сказала миссис Бантри. - Это было отравление дигиталином - верно?
   Доктор Ллойд кивнул.
   "Действующее начало наперстянки - наперстянки - действует на сердце. Действительно, это очень ценный препарат при некоторых формах сердечных заболеваний. А вообще очень любопытный случай. Я бы никогда не поверил, что употребление в пищу препарата из листьев наперстянки может привести к летальному исходу. Эти представления о поедании ядовитых листьев и ягод сильно преувеличены. Очень немногие понимают, что жизненный принцип, или алкалоид, нужно извлекать с большой тщательностью и подготовкой".
   - На днях миссис Макартур прислала миссис Туми несколько особых луковиц, - сказала мисс Марпл. "И повар миссис Туми принял их за лук, и все Туми действительно были очень больны".
   - Но они не умерли от этого, - сказал доктор Ллойд. 'Нет. Они не умерли от этого, - призналась мисс Марпл. "Девушка, которую я знала, умерла от отравления птомаином, - сказала Джейн Хелиер. - Мы должны продолжить расследование преступления, - сказал сэр Генри. 'Преступление?' сказала Джейн, пораженная. - Я думал, это был несчастный случай.
   - Если бы это был несчастный случай, - мягко сказал сэр Генри, - я не думаю, что миссис Бантри рассказала бы нам эту историю. Нет, как я читал, это был несчастный случай только с виду - за этим скрывается нечто более зловещее. Помню случай - разные гости на вечеринке болтали после ужина. Стены были украшены всевозможным старинным оружием. Исключительно в шутку один из группы схватил старинный конский пистолет и направил его на другого человека, делая вид, что стреляет из него. Пистолет был заряжен и выстрелил, убив мужчину. В этом случае мы должны были установить, во-первых, кто тайно подготовил и зарядил этот пистолет, а во-вторых, кто так вел и направлял разговор, что закончилась эта последняя забава, - ибо человек, выстреливший из пистолета, был совершенно невиновен!
   - Мне кажется, у нас здесь почти такая же проблема. Эти листья дигиталина были намеренно смешаны с шалфеем, зная, каким будет результат. Поскольку мы реабилитируем повара, мы реабилитируем повара, не так ли? - возникает вопрос: кто собирал листья и доставлял их на кухню?"
   - На это легко ответить, - сказала миссис Бантри. - По крайней мере, последняя часть. Сама Сильвия отнесла листья на кухню. Частью ее повседневной работы было собирать такие вещи, как салат или травы, пучки молодой моркови - все то, что садовники никогда не выбирают правильно. Они ненавидят давать вам что-то молодое и нежное - они ждут, когда из них будут прекрасные экземпляры. Сильвия и миссис Карпентер привыкли ко многим из этих вещей присматривать сами. И наперстянка действительно росла среди шалфея в одном углу, так что ошибка была вполне естественной.
   - Но действительно ли Сильвия сама их выбрала?
   - Этого никто никогда не знал. Так и предполагалось.
   - Предположения, - сказал сэр Генри, - вещь опасная.
   - Но я знаю, что их не выбирала миссис Карпентер, - сказала миссис Бантри. - Потому что так случилось, что в то утро она гуляла со мной по террасе. Мы пошли туда после завтрака. Было необычно хорошо и тепло для ранней весны. Сильвия пошла одна в сад, но позже я видел, как она шла под руку с Мод Уай.
   - Значит, они были большими друзьями? - спросила мисс Марпл. - Да, - сказала миссис Бантри. Казалось, она хотела что-то сказать, но не сказала.
   - Она долго там пробыла? - спросила мисс Марпл. - Недели через две, - сказала миссис Бантри.
   В ее голосе слышалась нотка беспокойства.
   - Вам не понравилась мисс Уай? предложил сэр Генри. 'Я сделал. Вот именно. Я сделал.'
   Проблема в ее голосе превратилась в тревогу.
   - Вы что-то утаиваете, миссис Бантри, - укоризненно сказал сэр Генри.
   - Я только что задумалась, - сказала мисс Марпл, - но мне не хотелось продолжать.
   - Когда ты задумался?
   - Когда вы сказали, что молодые люди были помолвлены. Вы сказали, что именно поэтому это так грустно. Но, если ты понимаешь, о чем я, твой голос звучал не так, когда ты это сказал, неубедительно, знаешь ли.
   - Какой вы ужасный человек, - сказала миссис Бантри. - Кажется, ты всегда знаешь . Да, я думал о чем-то. Но я действительно не знаю, должен ли я говорить это или нет.
   - Вы должны это сказать, - сказал сэр Генри. "Каковы бы ни были ваши сомнения, их нельзя скрывать".
   - Ну, это было именно так, - сказала миссис Бантри. "Однажды вечером - фактически накануне трагедии - я вышел на террасу перед ужином. Окно в гостиной было открыто. И случайно я увидел Джерри Лоримера и Мод Уай. Он... ну... целовал ее. Я, конечно, не знал, была ли это какая-то случайность, или - ну, то есть, нельзя сказать . Я знал, что сэр Эмброуз никогда по-настоящему не любил Джерри Лоримера, так что, возможно, он знал, что он такой молодой человек. Но в одном я уверен : эта девушка, Мод Уай, действительно любила его. Вы бы только видели, как она смотрит на него, когда она была врасплох. И я также думаю, что они действительно подходили лучше, чем он и Сильвия.
   - Я собираюсь задать вопрос быстро, пока это не успела сделать мисс Марпл, - сказал сэр Генри. - Я хочу знать, женился ли Джерри Лоример после трагедии на Мод Уай?
   - Да, - сказала миссис Бантри. 'Он сделал. Шесть месяцев спустя.
   'Ой! Шахерезада, Шехерезада, - сказал сэр Генри. - Подумать только, как ты сначала рассказал нам эту историю! Действительно, голые кости - и подумать только о том, сколько плоти мы находим на них сейчас.
   - Не говори так омерзительно, - сказала миссис Бантри. - И не используй слово "плоть". Вегетарианцы всегда так делают. Они говорят: "Я никогда не ем мяса" таким образом, что вы сразу же теряете свой маленький бифштекс. Мистер Керл был вегетарианцем. На завтрак он ел какую-то странную пищу, похожую на отруби. Эти пожилые сутулые мужчины с бородой часто чудаковатые. У них тоже есть запатентованное нижнее белье.
   - Что, Долли, - сказал ее муж, - вы знаете о нижнем белье мистера Керла?
   - Ничего, - с достоинством ответила миссис Бантри. - Я просто предположил.
   - Я внесу поправку в свое прежнее заявление, - сказал сэр Генри. - Вместо этого я скажу, что действующие лица вашей проблемы очень интересны. Я начинаю видеть их всех, а, мисс Марпл?
   - Человеческая природа всегда интересна, сэр Генри. И любопытно наблюдать, как определенные типы всегда склонны действовать совершенно одинаково".
   - Две женщины и мужчина, - сказал сэр Генри. "Старый вечный человеческий треугольник. Это основа нашей проблемы здесь? Мне кажется, что да.
   Доктор Ллойд прочистил горло.
   - Я тут подумал, - сказал он довольно застенчиво. - Вы говорите, миссис Бантри, что вы сами были больны?
   - Разве я не был! Как и Артур! Как и все!
   - Вот именно - всех, - сказал доктор. - Вы понимаете, что я имею в виду? В рассказе сэра Генри, который он только что рассказал нам, один человек застрелил другого - ему не нужно было стрелять во всю комнату.
   - Я не понимаю, - сказала Джейн. - Кто в кого стрелял?
   - Я говорю о том, что тот, кто задумал это дело, действовал очень любопытно, то ли со слепой верой в случай, то ли с совершенно безрассудным пренебрежением к человеческой жизни. Я с трудом могу поверить, что есть человек, способный преднамеренно отравить восемь человек с целью убрать из них одного".
   - Я понимаю вашу точку зрения, - задумчиво сказал сэр Генри. - Признаюсь, мне следовало подумать об этом.
   - А не мог ли он и себя отравить? - спросила Джейн.
   - Кто-нибудь отсутствовал на ужине в тот вечер? - спросила мисс Марпл. Миссис Бэнтри покачала головой. "Все были там".
   - Кроме мистера Лоримера, моя дорогая. Он не оставался в доме, не так ли?
   'Нет; но в тот вечер он обедал там, - сказала миссис Бантри. 'Ой!' - сказала мисс Марпл изменившимся голосом. - В этом вся разница.
   Она досадливо нахмурилась.
   - Я была очень глупа, - пробормотала она. - Очень глупо.
   - Признаюсь, ваша точка зрения меня беспокоит, Ллойд, - сказал сэр Генри. "Как гарантировать, что девочка, и только девочка, получит смертельную дозу?"
   - Вы не можете, - сказал доктор. - Это подводит меня к тому, что я собираюсь сделать. А если предположить, что девушка все-таки не была предполагаемой жертвой ?
   'Какая?'
   "Во всех случаях пищевого отравления результат очень неопределенный. Несколько человек делят блюдо. Что случается? Один или два слегка больны, еще двое, скажем, тяжело больны, один умирает. Так оно и есть - нигде нет уверенности. Но бывают случаи, когда может вмешаться и другой фактор. Дигиталин - это препарат, который действует непосредственно на сердце - как я уже говорил, его назначают в определенных случаях. Так вот, в этом доме был один человек, который страдал сердечной недостаточностью . Предположим, он был выбран жертвой? То, что не было бы фатальным для остальных , было бы фатальным для него - по крайней мере, так мог разумно предположить убийца. То, что дело обернулось иначе, является лишь доказательством того, о чем я только что говорил, - неопределенности и ненадежности действия наркотиков на человека".
   - Сэр Амброз, - сказал сэр Генри, - вы думаете, что он был целью? Да, да, и смерть девушки была ошибкой.
   - Кому достались его деньги после его смерти? - спросила Джейн. - Очень здравый вопрос, мисс Хелиер. - Один из первых, о чем мы всегда спрашиваем в моей поздней профессии, - сказал сэр Генри.
   - У сэра Эмброуза был сын, - медленно сказала миссис Бантри. - Он поссорился с ним много лет назад. Мальчик был диким, я полагаю. Тем не менее, сэр Эмброуз не мог лишить его наследства - был привлечен суд Клоддерхэма. Мартин Берси унаследовал титул и поместье. Однако было много другого имущества, которое сэр Амброз мог оставить по своему усмотрению, и которое он оставил своей подопечной Сильвии. Я знаю это, потому что сэр Эмброуз умер менее чем через год после событий, о которых я вам рассказываю, и он не удосужился составить новое завещание после смерти Сильвии. Я думаю, что деньги пошли Короне - или, возможно, его сыну как ближайшему родственнику - я точно не помню.
   - Значит, это было только в интересах сына, которого там не было, и девушки, которая сама умерла, чтобы покончить с ним, - задумчиво сказал сэр Генри. - Это не кажется многообещающим.
   - Разве другая женщина ничего не получила? - спросила Джейн. - Та самая, которую миссис Бантри называет Пусси-женщиной.
   - В завещании она не упоминалась, - сказала миссис Бантри. - Мисс Марпл, вы не слушаете, - сказал сэр Генри. - Ты где-то далеко.
   - Я думала о старом мистере Бэджере, химике, - сказала мисс Марпл. "У него была очень юная экономка - достаточно юная, чтобы быть ему не только дочерью, но и внучкой. Ни слова никому, а его семья, множество племянников и племянниц, полных ожиданий. А когда он умер, вы поверите, он уже два года был тайно женат на ней? Конечно, мистер Бэджер был химиком и к тому же очень грубым, заурядным стариком, а сэр Амброз Берси был очень учтивым джентльменом, как говорит миссис Бэнтри, но, несмотря на все это, человеческая природа везде одинакова.
   Была пауза. Сэр Генри пристально посмотрел на мисс Марпл, которая посмотрела на него нежно-насмешливыми голубыми глазами. Тишину нарушила Джейн Хелиер.
   - Эта миссис Карпентер была красивой? она спросила. - Да, очень тихо. Ничего удивительного.
   - У нее был очень сочувственный голос, - сказал полковник Бантри.
   - Мурлыканье - так я это называю, - сказала миссис Бантри. "Мурлыканье!"
   - Ты сама назовешь себя кошкой на днях, Долли.
   "Мне нравится быть кошкой в моем домашнем кругу, - сказала миссис Бантри. - Я все равно не очень люблю женщин, и ты это знаешь. Я люблю мужчин и цветы.
   - Отличный вкус, - сказал сэр Генри. "Особенно в том, чтобы ставить мужчин на первое место".
   - Это было тактично, - сказала миссис Бантри. - Ну, а как насчет моей маленькой проблемы? Я был вполне справедлив, я думаю. Артур, тебе не кажется, что я был справедлив?
   'Да, дорогой. Я не думаю, что будет какое-либо расследование бегства стюардов Жокей-клуба.
   - Первый мальчик, - сказала миссис Бантри, указывая пальцем на сэра Генри.
   - Я буду многословен. Потому что, видите ли, у меня нет никакого чувства уверенности в этом вопросе. Во-первых, сэр Эмброуз. Что ж, он не стал бы прибегать к такому оригинальному способу самоубийства - а с другой стороны, смерть подопечного ему точно не была выгодна. Выйти сэр Эмброуз. Мистер Керл. Мотива смерти девушки нет. Если сэр Эмброуз был предполагаемой жертвой, он, возможно, украл редкую рукопись или две, которые никто другой не упустит. Очень тонкий и самый маловероятный. Итак, я думаю, что, несмотря на подозрения миссис Бэнтри относительно его нижнего белья, мистер Керл оправдан. Мисс Вай. Мотив смерти сэра Эмброуза - отсутствует. Мотив смерти Сильвии довольно веский. Она хотела молодого человека Сильвии, и хотела его довольно сильно - со слов миссис Бэнтри. В то утро она была с Сильвией в саду, так что у нее была возможность собирать листья. Нет, мы не можем так просто уволить мисс Уай. Молодой Лоример. У него есть мотив в любом случае. Если он избавится от своей возлюбленной, он может жениться на другой девушке. Тем не менее, убить ее кажется несколько радикальным - что такое разорванная помолвка в наши дни? Если сэр Эмброуз умрет, он женится на богатой девушке, а не на бедной. Это может быть важно или нет - зависит от его финансового положения. Если я узнаю, что его имение было заложено в крупную сумму и что миссис Бантри умышленно скрыла от нас этот факт, я потребую штраф. Теперь миссис Карпентер. Знаете, у меня есть подозрения насчет миссис Карпентер. Эти белые руки, во-первых, и ее превосходное алиби в то время, когда собирали травы - я всегда не доверяю алиби. И у меня есть еще одна причина подозревать ее, которую я оставлю при себе. Тем не менее, в целом, если мне придется пухнуть, я буду пухнуть за мисс Мод Уай, потому что улик против нее больше, чем у кого-либо другого.
   - Следующий мальчик, - сказала миссис Бантри и указала на доктора Ллойда.
   - Я думаю, ты ошибаешься, Клитеринг, придерживаясь теории о том, что смерть девушки имела в виду. Я убежден, что убийца намеревался покончить с сэром Эмброузом. Я не думаю, что молодой Лоример обладал необходимыми знаниями. Я склонен полагать, что миссис Карпентер была виновна. Она долгое время жила в семье, знала все о состоянии здоровья сэра Эмброуза и легко могла устроить этой девочке Сильвии (которая, как вы сами сказали, довольно глупа) срывать правильные листья. Мотива, каюсь, не вижу; но рискну предположить, что сэр Амброз когда-то составил завещание, в котором она упоминается. Это лучшее, что я могу сделать.
   Миссис Бантри указала пальцем на Джейн Хелиер.
   "Я не знаю, что сказать, - сказала Джейн, - кроме одного: почему бы самой девушке не сделать этого? В конце концов, она отнесла листья на кухню. И вы говорите, что сэр Амброз выступал против ее брака. Если он умрет, она получит деньги и сможет сразу же выйти замуж. Она будет знать о здоровье сэра Эмброуза не меньше, чем миссис Карпентер.
   Палец миссис Бантри медленно приблизился к мисс Марпл.
   - Итак, Школьный Марм, - сказала она. - Сэр Генри выразился очень ясно, очень ясно, - сказала мисс Марпл. - И доктор Ллойд был так прав в том, что сказал. Между ними они, кажется, прояснили ситуацию. Только я не думаю, что доктор Ллойд до конца понял один аспект того, что он сказал. Видите ли, не будучи медицинским советником сэра Эмброуза, он не мог знать, что за болезнь сердца у сэра Эмброуза, не так ли?
   - Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, мисс Марпл, - сказал доктор Ллойд.
   - Вы предполагаете - не так ли? - что у сэра Эмброуза такое сердце, на которое дигиталин неблагоприятно повлияет? Но нет ничего, что доказывало бы, что это так. Может быть, все наоборот.
   - Наоборот?
   - Да, вы говорили, что его часто прописывают при сердечной недостаточности?
   - Даже в этом случае, мисс Марпл, я не понимаю, к чему это ведет?
   - Что ж, это означало бы, что дигиталин будет у него вполне естественно - без необходимости отчитываться за это. Я пытаюсь сказать (я всегда так плохо выражаюсь): предположим, вы хотите отравить кого-нибудь смертельной дозой дигиталина. Не будет ли самым простым и легким способом отравить всех - на самом деле листьями дигиталина? В чьем-то другом случае это, конечно, не было бы смертельным, но никто не удивился бы одной жертве, потому что, как сказал доктор Ллойд, такие вещи очень ненадежны. Вряд ли кто-нибудь спросит, действительно ли девушка приняла смертельную дозу настоя наперстянки или что-то в этом роде. Он мог добавить его в коктейль, или в ее кофе, или даже заставить ее пить его просто как тонизирующее средство".
   - Вы имеете в виду, что сэр Эмброуз отравил свою подопечную, очаровательную девушку, которую любил?
   - Вот именно, - сказала мисс Марпл. - Как мистер Бэджер и его юная экономка. Не говорите мне, что шестидесятилетнему мужчине нелепо влюбляться в двадцатилетнюю девушку. Это случается каждый день, и, осмелюсь сказать, с таким старым самодержцем, как сэр Амброз, это может показаться странным. Эти вещи иногда становятся безумием. Он не мог вынести мысли о том, что она выйдет замуж - изо всех сил сопротивлялся этому - и потерпел неудачу. Его безумная ревность стала настолько велика, что он предпочел убить ее, чем отпустить к юному Лоримеру. Должно быть, он подумал об этом заранее, потому что это семя наперстянки должно было быть посеяно среди мудреца. Он соберет его сам, когда придет время, и отправит ее с ним на кухню. Ужасно думать об этом, но я полагаю, что мы должны отнестись к этому как можно снисходительнее. Джентльмены в этом возрасте иногда действительно очень своеобразны, когда речь идет о молодых девушках. Наш последний органист, но я не должен скандалить.
   - Миссис Бантри, - сказал сэр Генри. - Это так?
   Миссис Бэнтри кивнула.
   'Да. Я понятия не имел об этом - никогда не мечтал, что это может быть чем-то иным, кроме несчастного случая. Затем, после смерти сэра Эмброуза, я получил письмо. Он оставил указания, чтобы отправить его мне. Он сказал мне правду в нем. Не знаю почему, но мы с ним всегда очень хорошо ладили.
   В наступившей тишине она, казалось, почувствовала невысказанный упрек и поспешно продолжила:
   - Вы думаете, что я предаю доверие, - но это не так. Я изменил все имена. На самом деле его звали не сэр Амброз Берси. Разве ты не видел, как Артур тупо уставился, когда я назвал ему это имя? Сначала он не понял. Я все изменил. Это как говорят в журналах и в начале книг: "Все персонажи в этой истории чисто вымышленные". Никогда не знаешь, кто они на самом деле.
  
  
  
   Глава 39
   Дело в бунгало
   "Дело в бунгало" впервые было опубликовано в Storyteller в мае 1930 года.
   - Я кое-что придумала, - сказала Джейн Хелиер.
   Ее красивое лицо осветилось уверенной улыбкой ребенка, ожидающего одобрения. Это была улыбка, которая каждую ночь волновала публику в Лондоне и на которой фотографы заработали состояние.
   - Это случилось, - осторожно продолжила она, - с моим другом.
   Все издавали ободряющие, но слегка лицемерные звуки. Полковник Бэнтри, миссис Бэнтри, сэр Генри Клитеринг, доктор Ллойд и старая мисс Марпл были все как один убеждены, что "другом" Джейн была сама Джейн. Она была бы совершенно неспособна вспомнить или проявить интерес к чему-либо, касающемуся кого-либо еще.
   "Моя подруга, - продолжала Джейн, - (я не буду называть ее имени) была актрисой - очень известной актрисой".
   Никто не выразил удивления. Сэр Генри Клитеринг подумал про себя: "Интересно, сколько предложений потребуется, прежде чем она забудет продолжать вымысел и скажет "я" вместо "она"?"
   "Мой друг был на гастролях в провинции - это было год или два назад. Я полагаю, мне лучше не называть название места. Это был прибрежный город недалеко от Лондона. Я назову это...
   Она замолчала, ее брови нахмурились. Изобретение даже простого имени оказалось для нее непосильным. Сэр Генри пришел на помощь.
   - Назовем его Ривербери? - серьезно предложил он. - О да, это было бы прекрасно. Ривербери, я это запомню. Ну, как я уже сказал, это - моя подруга - была в Ривербери со своей компанией, и там произошла очень любопытная вещь.
   Она снова нахмурила брови.
   - Очень трудно, - сказала она жалобно, - сказать, что ты хочешь. Человек путает вещи и сначала говорит не то".
   - Вы прекрасно это делаете, - ободряюще сказал доктор Ллойд. 'Продолжать.'
   "Что ж, произошла любопытная вещь. Моего друга вызвали в полицию. И она пошла. Похоже, в бунгало на берегу реки была совершена кража со взломом, и они арестовали молодого человека, и он рассказал очень странную историю. И вот за ней послали.
   "Она никогда раньше не была в полицейском участке, но они были очень милы с ней - действительно очень милы".
   - Уверен, что да, - сказал сэр Генри. - Сержант - я думаю, это был сержант - или, может быть, это был инспектор - подал ей стул и объяснил, и я, конечно, сразу понял, что это какая-то ошибка...
   "Ага, - подумал сэр Генри. 'Я. Мы здесь. Я так и думал.
   - Так сказала моя подруга, - продолжала Джейн, безмятежно не осознавая своего предательства. Она объяснила, что репетировала со своей дублершей в отеле и что она никогда даже не слышала об этом мистере Фолкенере. И сержант сказал: "Мисс Хель..."
   Она остановилась и покраснела. - Мисс Хелман, - подмигнул сэр Генри. - Да... да, это сойдет. Спасибо. Он сказал: "Ну, мисс Хелман, я подумал, что это должно быть какая-то ошибка, зная, что вы остановились в отеле "Бридж", и спросил, не буду ли я возражать против очной ставки - или это была очная ставка? Я не могу вспомнить.
   - На самом деле это не имеет значения, - успокаивающе сказал сэр Генри. - Во всяком случае, с молодым человеком. Поэтому я сказал: "Конечно, нет". И они привели его и сказали: "Это мисс Хелиер", и - О! Джейн замолчала с открытым ртом.
   - Ничего, моя дорогая, - утешительно сказала мисс Марпл. - Мы должны были догадаться, знаете ли. И вы не сказали нам ни названия места, ни чего-либо действительно важного.
   - Что ж, - сказала Джейн. - Я действительно хотел рассказать об этом так, как будто это случилось с кем-то другим. Но это сложно , не правда ли! Я имею в виду, что так забывают.
   Все уверяли ее, что это очень тяжело, и, успокоенная и успокоенная, она продолжала свой слегка запутанный рассказ.
   - Он был симпатичным мужчиной - довольно симпатичным мужчиной. Молодой, с рыжеватыми волосами. Его рот просто открылся, когда он увидел меня. И сержант сказал: "Это дама?" И он сказал: "Нет, это действительно не так. Каким ослом я был". А я улыбнулась ему и сказала, что это не имеет значения".
   - Я могу представить себе эту сцену, - сказал сэр Генри.
   Джейн Хелиер нахмурилась.
   - Дай-ка посмотреть - как мне лучше продолжать?
   - Предположим, вы расскажете нам, в чем дело, дорогая, - сказала мисс Марпл так мягко, что никто не мог заподозрить ее в иронии. - Я имею в виду, в чем была ошибка молодого человека и в краже со взломом.
   - О да, - сказала Джейн. - Видите ли, этот молодой человек - его звали Лесли Фолкенер - написал пьесу. На самом деле он написал несколько пьес, хотя ни одна из них так и не была поставлена. И он прислал мне прочитать именно эту пьесу. Я не знал об этом, потому что, конечно, мне прислали сотни пьес, и я очень мало из них прочитал сам - только те, о которых я что-то знаю. Так или иначе, так оно и было, и кажется, что мистер Фолкенер получил письмо от меня - только оказалось, что оно было не совсем от меня - вы понимаете...
   Она с тревогой замолчала, и они заверили ее, что поняли. - Сказав, что я читал пьесу, и она мне очень понравилась, и не мог бы он прийти и обсудить ее со мной. И дал адрес - "Бунгало", Ривербери. Итак, мистер Фолкенер был ужасно доволен, спустился и прибыл в это место - в Бунгало. Горничная открыла дверь, и он спросил мисс Хелиер, и она сказала, что мисс Хелиер дома и ждет его, и провела его в гостиную, и там к нему подошла женщина. И он принял ее как меня, как само собой разумеющееся - что кажется странным, потому что он все-таки видел, как я играю, а мои фотографии очень хорошо известны, не так ли?
   - По всей Англии вдоль и поперек, - быстро ответила миссис Бантри. - Но часто бывает большая разница между фотографией и оригиналом, моя дорогая Джейн. И есть большая разница между тем, что происходит за рампой и за сценой. Помните, что не каждая актриса выдерживает испытание так же хорошо, как вы.
   - Что ж, - слегка смягчившись, сказала Джейн, - может быть и так. Так или иначе, он описал эту женщину как высокую и светловолосую, с большими голубыми глазами и очень красивую, так что я полагаю, что это было достаточно близко. У него точно не было никаких подозрений. Она села и начала рассказывать о его пьесе и сказала, что ей не терпится ее сыграть. Пока они разговаривали, принесли коктейли, и мистер Фолкенер, разумеется, выпил один. Ну - это все, что он помнит, - этот коктейль. Когда он очнулся, или пришел в себя, или как там это называется, - он лежал на дороге, у изгороди, разумеется, чтобы не было опасности, что его задавят. Он чувствовал себя очень странно и трясло - до такой степени, что он просто вставал и шатался по дороге, не вполне понимая, куда он идет. Он сказал, что если бы у него был на этот счет здравый смысл, он бы вернулся в "Бунгало" и попытался выяснить, что произошло. Но он чувствовал себя просто глупым и сбитым с толку и шел, не вполне осознавая, что делает. Он просто более или менее пришел в себя, когда полиция арестовала его.
   - Почему полиция арестовала его? - спросил доктор Ллойд. 'Ой! Разве я не говорил тебе? сказала Джейн широко раскрыв глаза. "Какой же я глупый. Кража со взломом.
   - Вы упомянули кражу со взломом, но не сказали, где, что и почему, - сказала миссис Бантри.
   "Ну, это бунгало - конечно, то, в которое он ездил, - было вовсе не моим. Он принадлежал человеку, которого звали...
   Джейн снова нахмурила брови.
   - Ты хочешь, чтобы я снова стал крестным отцом? - спросил сэр Генри. "Псевдонимы предоставляются бесплатно. Опишите арендатора, а я назову его.
   - Его забрал богатый горожанин - рыцарь.
   - Сэр Герман Коэн, - предложил сэр Генри. - Прекрасно. Он принял это за даму - она была женой актера, да и сама была актрисой".
   "Мы назовем актера Клодом Лисоном, - сказал сэр Генри, - и, я полагаю, дама будет известна под ее сценическим псевдонимом, так что мы назовем ее мисс Мэри Керр".
   - Я думаю, вы ужасно умны, - сказала Джейн. - Не понимаю, как ты так легко думаешь об этих вещах. Видите ли, это был что-то вроде коттеджа на выходные для сэра Германа - вы сказали Герман? - и дама. И, разумеется, его жена ничего об этом не знала.
   - Что так часто и бывает, - сказал сэр Генри. "И он подарил этой женщине-актрисе много драгоценностей, включая несколько прекрасных изумрудов".
   "Ах!" - сказал доктор Ллойд. "Теперь мы приступаем к делу".
   "Эти украшения были в бунгало, просто заперты в шкатулке для драгоценностей. Полиция сказала, что это было очень небрежно - кто угодно мог взять его".
   - Видите ли, Долли, - сказал полковник Бантри. - Что я всегда тебе говорю?
   - Что ж, по моему опыту, - сказала миссис Бантри, - всегда теряют вещи люди, которые так ужасно осторожны. Я не запираю свои в шкатулке для драгоценностей - я держу их в ящике стола под чулками. Осмелюсь сказать, если... как ее зовут? - Мэри Керр сделала то же самое, его бы никогда не украли".
   - Так и есть, - сказала Джейн, - потому что все ящики выбиты, а содержимое разбросано.
   "Значит, на самом деле они не искали драгоценности, - сказала миссис Бантри. "Они искали секретные документы. Так всегда бывает в книгах.
   - Я ничего не знаю о секретных документах, - с сомнением сказала Джейн. - Я никогда ни о ком не слышал.
   - Не отвлекайтесь, мисс Хелиер, - сказал полковник Бантри. "Дикие отвлекающие маневры Долли не следует воспринимать всерьез".
   - Насчет кражи со взломом, - сказал сэр Генри.
   'Да. Ну, в полицию позвонил кто-то, кто сказал, что она мисс Мэри Керр. Она сказала, что бунгало было ограблено, и описала молодого человека с рыжими волосами, который позвонил туда тем утром. Ее служанка подумала, что в нем что-то странное, и отказала ему в приеме, но позже они видели, как он вылезал через окно. Она так точно описала этого человека, что полиция арестовала его только через час, после чего он рассказал свою историю и показал им письмо от меня. И, как я говорил вам, они привели меня, и когда он увидел меня, он сказал то, что я вам сказал, - что это был вовсе не я!
   - Очень любопытная история, - сказал доктор Ллойд. - Мистер Фолкенер знал эту мисс Керр?
   - Нет, не знал - или сказал, что не знал. Но я еще не рассказал вам самое любопытное. Полиция, конечно же, отправилась в бунгало и обнаружила все, как описано - ящики выдвинуты, драгоценности исчезли, но в целом дом был пуст. Только через несколько часов вернулась Мэри Керр, а когда она вернулась, то сказала, что вообще никогда им не звонила, и она впервые об этом слышит. Похоже, этим утром она получила телеграмму от менеджера, предлагающего ей самую важную роль и назначающего встречу, так что она, естественно, помчалась в город, чтобы сохранить ее. Приехав туда, она обнаружила, что все это было мистификацией. Ни одной телеграммы не было отправлено.
   - Достаточно распространенная уловка, чтобы убрать ее с дороги, - заметил сэр Генри. - А слуги?
   "Там произошло то же самое. Был только один, и ей позвонили по телефону - очевидно, Мэри Керр, которая сказала, что забыла самое важное. Она приказала горничной принести сумочку, которая была в ящике ее спальни. Она должна была успеть на первый поезд. Горничная так и сделала, разумеется, заперев дом; но когда она прибыла в клуб мисс Керр, где ей велели встретиться со своей любовницей, она ждала там напрасно.
   - Гм, - сказал сэр Генри. "Я начинаю видеть. Дом остался пустым, и, полагаю, войти через одно из окон не составило бы труда. Но я не совсем понимаю, при чем здесь мистер Фолкенер. Кто звонил в полицию, если не мисс Керр?
   "Это то, чего никто не знал и никогда не узнавал".
   - Любопытно, - сказал сэр Генри. - Молодой человек оказался действительно тем, за кого себя выдавал?
   - О да, с этой частью все было в порядке. Он даже получил письмо, которое должно было быть написано мной. Это ничуть не походило на мой почерк - но, конечно же, он не мог этого знать.
   - Что ж, давайте четко изложим позицию, - сказал сэр Генри. "Поправьте меня, если я ошибаюсь. Даму и горничную выманивают из дома. Этот молодой человек заманен туда с помощью фальшивого письма - цвет этому последнему придает тот факт, что вы на самом деле выступаете в Ривербери на этой неделе. Молодой человек принимает допинг, звонят в полицию и подозревают его. На самом деле произошло ограбление. Я полагаю, драгоценности были украдены?
   'О, да.'
   - Они когда-нибудь были восстановлены?
   'Нет никогда. Я думаю, что на самом деле сэр Герман пытался замять все, что мог. Но он не мог этого сделать, и я думаю, что его жена в результате этого затеяла бракоразводный процесс. Тем не менее, я действительно не знаю об этом.
   - Что случилось с мистером Лесли Фолкенером?
   "В конце концов его отпустили. Полиция сказала, что на самом деле у них недостаточно против него. Тебе не кажется, что все это было довольно странно?
   "Очень странно. Первый вопрос: чьей истории верить? Рассказывая это, мисс Хелиер, я заметил, что вы склонны верить мистеру Фолкенеру. Есть ли у вас какие-либо причины для этого помимо вашего собственного инстинкта в этом вопросе?
   - Нет-нет, - неохотно сказала Джейн. - Наверное, нет. Но он был так мил и так извинялся за то, что принял кого-то за меня, что я уверен, что он, должно быть, говорил правду".
   - Понятно, - сказал сэр Генри, улыбаясь. - Но согласитесь, он легко мог выдумать эту историю. Он мог сам написать письмо якобы от вас. Он также мог принимать наркотики после успешного совершения кражи со взломом. Но, признаюсь, я не вижу, в чем смысл всего этого. Легче войти в дом, взять себя в руки и тихо исчезнуть - если только, возможно, его не заметил кто-то по соседству и не знал, что за ним наблюдают. Тогда он мог бы поспешно состряпать этот план, чтобы отвести от себя подозрения и объяснить свое присутствие по соседству.
   - Он был в достатке? - спросила мисс Марпл. - Я так не думаю, - сказала Джейн. "Нет, я думаю, что он был довольно тяжело."
   - Все это кажется любопытным, - сказал доктор Ллойд. - Должен признаться, что если мы примем рассказ молодого человека за правду, дело, по-видимому, значительно усложнится. Почему неизвестная женщина, выдававшая себя за мисс Хелиер, должна втягивать в дело этого неизвестного мужчину? Зачем ей ставить такую замысловатую комедию?
   - Скажите мне, Джейн, - сказала миссис Бантри. "Сталкивался ли когда-нибудь молодой Фолкенер лицом к лицу с Мэри Керр на каком-либо этапе судебного разбирательства?"
   - Точно не знаю, - медленно произнесла Джейн, припоминая озадаченно нахмурив брови.
   - Потому что, если бы он этого не сделал, дело было бы раскрыто! - сказала миссис Бантри. - Я уверен, что прав. Что может быть проще, чем притвориться, что тебя вызвали в город? Вы звоните своей горничной из Паддингтона или с любой другой станции, на которую прибываете, и когда она приезжает в город, вы снова спускаетесь вниз. Молодой человек звонит по предварительной записи, он под наркотой, вы готовите почву для кражи со взломом, максимально переусердствовав. Вы звоните в полицию, описываете своего козла отпущения и снова отправляетесь в город. Затем вы приедете домой более поздним поездом и сделаете удивленную невинность.
   - Но зачем ей красть собственные драгоценности, Долли?
   - Они всегда так делают, - сказала миссис Бантри. - И вообще, я могу придумать сотни причин. Возможно, она сразу же захотела денег - старый сэр Герман, возможно, не дал бы ей наличных, поэтому она притворилась, что драгоценности украдены, а затем тайком продала их. Или ее мог шантажировать кто-то, кто угрожал рассказать об этом ее мужу или жене сэра Германа. Или она, возможно, уже продала драгоценности, а сэр Херман взбесился и просил показать их, так что ей нужно было что-то с этим делать. Это сделано в книгах. Или, может быть, она собиралась сбросить их, а у нее были вставленные копии. Или - вот очень хорошая идея - и в книгах ее не так много - она делает вид, что они украдены, приходит в ужасное состояние, и он дает ей новую партию. Таким образом, она получает два лота вместо одного. Такие женщины, я уверен, ужасно хитры.
   - Ты умница, Долли, - восхищенно сказала Джейн. 'Никогда об этом не думал.'
   - Может быть, вы и умны, но она не говорит, что вы правы, - сказал полковник Бантри. "Я склоняюсь к подозрению в отношении городского джентльмена. Он знал бы, какой должна быть телеграмма, чтобы убрать даму с дороги, а с остальным он мог бы справиться достаточно легко с помощью новой подруги. Кажется, никому не пришло в голову попросить его об алиби.
   - Что вы думаете, мисс Марпл? - спросила Джейн, поворачиваясь к пожилой даме, которая сидела молча с озадаченным хмурым лицом.
   - Дорогая, я действительно не знаю, что сказать. Сэр Генри будет смеяться, но на этот раз я не припомню ни одной параллельной деревни, которая могла бы мне помочь. Конечно, есть несколько вопросов, которые напрашиваются сами собой. Например, вопрос о слуге. В - кхм - нерегулярном менеджменте, который вы описываете, нанятая служанка, несомненно, была бы прекрасно осведомлена о положении вещей, и действительно милая девушка не заняла бы такое место - ее мать не позволила бы ей ни на минуту. Так что я думаю, мы можем предположить, что горничная не была действительно заслуживающим доверия персонажем. Возможно, она была в сговоре с ворами. Она оставила бы для них дом открытым и на самом деле поехала бы в Лондон, как бы уверенная в притворном телефонном сообщении, чтобы отвести от себя подозрения. Должен признаться, что это кажется наиболее вероятным решением. Только если речь идет о простых ворах, это выглядит очень странно. Кажется, это говорит о большем знании, чем может быть у служанки.
   Мисс Марпл помолчала, а потом мечтательно продолжила:
   "Я не могу отделаться от ощущения, что было какое-то... ну, то, что я должен описать как личное чувство по поводу всего этого. Предположим, например, что у кого-то есть злость? Молодая актриса, с которой он плохо обращался? Вам не кажется, что это лучше объяснило бы ситуацию? Преднамеренная попытка навлечь на него неприятности. Вот как это выглядит. И все же - это не совсем удовлетворительно. . .'
   - Вы ничего не сказали, доктор, - сказала Джейн. - Я забыл тебя.
   - Меня всегда забывают, - грустно сказал седой доктор. "Должно быть, у меня очень незаметная личность".
   'О, нет!' сказала Джейн. - Расскажите нам, что вы думаете.
   "Я скорее в состоянии согласиться со всеми решениями - и все же ни с одним из них. У меня самого есть надуманная и, вероятно, совершенно ошибочная версия, что жена могла иметь к этому какое-то отношение. Жена сэра Германа, я имею в виду. У меня нет никаких оснований так думать, -- только вы бы удивились, если бы знали о необыкновенных, действительно очень необыкновенных вещах, которые вздумается сделать обиженной жене.
   'Ой! Доктор Ллойд! - взволнованно воскликнула мисс Марпл. - Как умно с твоей стороны. И я никогда не думал о бедной миссис Пебмарш.
   Джейн уставилась на нее.
   - Миссис Пебмарш? Кто такая миссис Пебмарш?
   - Ну... - мисс Марпл замялась. - Я не знаю, заходит ли она на самом деле. Она прачка. И она украла опаловую булавку, приколотую к блузке, и подбросила ее в дом другой женщины.
   Джейн выглядела еще более затуманенной, чем когда-либо. - И теперь вам все совершенно ясно, мисс Марпл? сказал сэр Генри, с его огоньком.
   Но, к его удивлению, мисс Марпл покачала головой.
   - Боюсь, что нет. Должен признаться, что я в полной растерянности. Что я действительно понимаю, так это то, что женщины должны держаться вместе - в чрезвычайной ситуации нужно поддерживать свой пол. Я думаю, что это мораль истории, которую рассказала нам мисс Хелиер.
   - Должен признаться, что от меня ускользнуло особое этическое значение этой тайны, - серьезно сказал сэр Генри. "Возможно, я увижу значение вашей точки зрения более ясно, когда мисс Хельер раскроет решение".
   - А? сказала Джейн, выглядя довольно сбитой с толку. "Я заметил, что, выражаясь детским языком, мы "сдаемся". Вам и только вам, мисс Хелиер, выпала большая честь раскрыть такую совершенно непостижимую тайну, что даже мисс Марпл вынуждена признать, что потерпела поражение.
   - Вы все сдаетесь? - спросила Джейн. 'Да.' После минутного молчания, в течение которого он ждал, пока остальные заговорят, сэр Генри снова объявил себя докладчиком. "Иными словами, мы стоим или падаем из-за схематичных решений, которые мы предварительно выдвинули. По одному для простых мужчин, два для мисс Марпл и около дюжины от миссис Б.
   - Их было меньше дюжины, - сказала миссис Бантри. "Это были вариации на главную тему. И как часто я должен говорить вам, что меня не будут звать миссис Б.?
   - Значит, вы все сдаетесь, - задумчиво сказала Джейн. "Это очень интересно". Она откинулась на спинку стула и начала довольно рассеянно полировать ногти.
   - Что ж, - сказала миссис Бантри. - Пошли, Джейн. Каково решение?'
   'Решение?'
   'Да. Что на самом деле произошло?'
   Джейн уставилась на нее.
   - Я понятия не имею.
   " Что? '
   - Я всегда задавался вопросом. Я думал, что вы все такие умные, что один из вас сможет рассказать мне .
   Все затаили чувство раздражения. Для Джейн было очень хорошо быть такой красивой, но в этот момент все чувствовали, что глупость может зайти слишком далеко. Даже самая трансцендентная прелесть не могла оправдать его.
   - Вы имеете в виду, что истина так и не была раскрыта? - сказал сэр Генри. 'Нет. Вот почему, как я уже сказал, я думал, что вы сможете мне сказать . Джейн казалась раненой. Было ясно, что она чувствовала, что у нее есть обида. - Ну... я... я... - сказал полковник Бэнтри, не находя слов. "Ты самая раздражающая девушка, Джейн, - сказала его жена. - Во всяком случае, я уверен и всегда буду в том, что был прав. Если вы просто назовете нам имена людей, я буду совершенно уверен.
   - Я не думаю, что смогла бы это сделать, - медленно сказала Джейн. - Нет, дорогая, - сказала мисс Марпл. - Мисс Хелиер не могла этого сделать.
   - Конечно, могла, - сказала миссис Бантри. - Не будь таким высокомерным, Джейн. У нас, пожилых людей, должен быть небольшой скандал. Во всяком случае, скажите нам, кто был городским магнатом.
   Но Джейн покачала головой, а мисс Марпл по-старому продолжала поддерживать девушку.
   "Должно быть, это было очень неприятное дело", - сказала она. - Нет, - честно сказала Джейн. - Я думаю... думаю, мне это даже понравилось.
   - Ну, может быть, так и было, - сказала мисс Марпл. - Я полагаю, это был перерыв в монотонности. В какой пьесе вы играли?
   " Смит ".
   'О, да. Это одна из работ мистера Сомерсета Моэма, не так ли? Все его очень умные, я думаю. Я видел их почти всех.
   "Вы возрождаете его, чтобы отправиться в турне следующей осенью, не так ли?" - спросила миссис Бантри.
   Джейн кивнула. - Что ж, - сказала мисс Марпл, вставая. 'Я должен идти домой. Такие поздние часы! Но у нас был очень интересный вечер. Очень необычно. Думаю, приз получит история мисс Хелиер. Вы не согласны?
   - Мне жаль, что ты сердишься на меня, - сказала Джейн. - О незнании конца, я имею в виду. Думаю, мне следовало сказать это раньше.
   Ее тон звучал задумчиво. Доктор Ллойд галантно воспользовался случаем. "Моя дорогая юная леди, почему вы должны? Вы дали нам очень красивую задачу, чтобы отточить наше остроумие. Мне только жаль, что никто из нас не смог решить ее убедительно.
   - Говори за себя, - сказала миссис Бантри. - Я решил ее . Я убежден, что прав.
   - Знаешь, я действительно верю, что да, - сказала Джейн. - То, что вы сказали, звучало так правдоподобно.
   "О каком из ее семи решений вы говорите?" - насмешливо спросил сэр Генри.
   Доктор Ллойд галантно помог мисс Марпл надеть калоши. "На всякий случай", как объяснила старушка. Доктор должен был сопровождать ее в старомодном коттедже. Закутавшись в несколько шерстяных шалей, мисс Марпл еще раз пожелала всем спокойной ночи. Она подошла к Джейн Хелиер последней и, наклонившись вперед, прошептала что-то актрисе на ухо. Испуганное "О!" - вырвалось у Джейн - так громко, что остальные повернули головы.
   Улыбаясь и кивая, мисс Марпл вышла, Джейн Хелиер смотрела ей вслед.
   - Ты идешь спать, Джейн? - спросила миссис Бантри. - Что с тобой? Ты смотришь так, словно увидел привидение.
   С глубоким вздохом Джейн пришла в себя, одарила обоих мужчин красивой и сбивающей с толку улыбкой и последовала за хозяйкой вверх по лестнице. Миссис Бэнтри вошла вместе с ней в комнату девушки.
   - Ваш огонь почти погас, - сказала миссис Бантри, злобно и безрезультатно ткнув его. - Они не могли это правильно выдумать. Как глупы домработницы. Тем не менее, я полагаю, что мы довольно поздно сегодня вечером. Ведь уже час ночи!
   - Как вы думаете, много ли таких людей, как она? - спросила Джейн Хелиер. Она сидела на краю кровати, явно погруженная в свои мысли. - Как горничная?
   'Нет. Как та забавная старушка - как ее зовут - Марпл?
   'Ой! Я не знаю. Я полагаю, что она довольно распространенный тип в маленькой деревне.
   - О боже, - сказала Джейн. "Я не знаю, что делать".
   Она глубоко вздохнула.
   - Что случилось?
   'Я обеспокоен.'
   'Как насчет?'
   - Долли, - торжественно произнесла Джейн Хелиер. - Знаешь, что прошептала мне эта чудаковатая старушка сегодня вечером перед тем, как выйти за дверь?
   'Нет. Какая?'
   Она сказала: " Я бы не стала этого делать на твоем месте, моя дорогая. Никогда не отдавай себя слишком во власть другой женщины, даже если в данный момент ты считаешь ее своей подругой . Знаешь, Долли, это ужасно верно.
   "Максимум? Да, возможно, это так. Но я не вижу приложения".
   - Я полагаю, вы никогда не сможете по-настоящему доверять женщине. И я должен быть в ее власти. Никогда об этом не думал.'
   - О какой женщине вы говорите?
   - Нетта Грин, моя дублерша.
   - Что мисс Марпл знает о вашем дублере?
   - Я полагаю, она догадалась, но я не понимаю, как.
   - Джейн, не могли бы вы сразу сказать мне, о чем вы говорите?
   'История. Тот, который я сказал. О, Долли, ты знаешь эту женщину - ту, что забрала у меня Клода?
   Миссис Бэнтри кивнула, быстро мысленно возвращаясь к первому из неудачных браков Джейн - с Клодом Эвербери, актером.
   "Он женился на ней; и я мог бы сказать ему, как это будет. Клод не знает, но она занимается с сэром Джозефом Сэлмоном - проводит с ним выходные в бунгало, о котором я тебе говорила. Я хотел, чтобы она появилась - я хотел бы, чтобы все знали, что она за женщина. А ведь со взломом обязательно все вылезет наружу.
   'Джейн!' - выдохнула миссис Бэнтри. - Вы придумали эту историю, которую нам рассказали?
   Джейн кивнула. "Вот почему я выбрал Смита . Знаешь, я ношу в нем костюм горничной. Так что он должен быть у меня под рукой. И когда за мной послали в полицейский участок, проще всего было сказать, что я репетировал свою роль со своим дублером в отеле. На самом деле, конечно, мы были бы в бунгало. Мне просто нужно открыть дверь и принести коктейли, а Нетте притвориться собой. Конечно, он никогда больше ее не увидит , так что не будет бояться, что он ее узнает. И я могу заставить себя выглядеть совершенно по-другому, как горничная; к тому же на горничных не смотрят, как на людей. Мы планировали потом вытащить его на дорогу, упаковать шкатулку с драгоценностями, позвонить в полицию и вернуться в отель. Я бы не хотел, чтобы бедный молодой человек страдал, но сэр Генри, похоже, не думал, что он будет страдать, не так ли? И она будет в газетах и все такое - и Клод увидит, какая она на самом деле.
   Миссис Бантри села и застонала.
   'Ой! моя бедная голова. И все время - Джейн Хелиер, лживая ты девица! Расскажите нам эту историю так, как вы это сделали!
   - Я хорошая актриса, - самодовольно сказала Джейн. "Я всегда был таким, что бы люди ни говорили. Я ни разу не выдал себя, не так ли?
   - Мисс Марпл была права, - пробормотала миссис Бантри. "Личный элемент. Ах да, личный элемент. Джейн, моя хорошая девочка, ты понимаешь, что воровство есть воровство, и тебя могли посадить в тюрьму?
   - Ну, никто из вас не догадался, - сказала Джейн. - Кроме мисс Марпл. На ее лицо вернулось обеспокоенное выражение. - Долли, ты действительно думаешь, что таких, как она, много?
   - Честно говоря, не знаю, - сказала миссис Бантри.
   Джейн снова вздохнула.
   - И все же лучше не рисковать. И, конечно же, я должен быть во власти Нетты - это правда. Она может повернуться против меня или шантажировать меня или что-то в этом роде. Она помогла мне обдумать детали и заявила, что предана мне, но с женщинами никогда не знаешь наверняка. Нет, я думаю, что мисс Марпл была права. Мне лучше не рисковать.
   - Но, моя дорогая, ты рисковал.
   'О, нет.' Джейн широко раскрыла свои голубые глаза. - Разве ты не понимаешь? Ничего этого еще не было ! Я... ну, так сказать, примерял это на собаке.
   - Я не утверждаю, что понимаю ваш театральный сленг, - с достоинством сказала миссис Бантри. "Вы имеете в виду, что это будущий проект, а не прошлый поступок?"
   - Я собирался сделать это этой осенью - в сентябре. Я не знаю, что теперь делать.
   - А Джейн Марпл догадалась - на самом деле догадалась об истине и ничего нам не сказала, - гневно сказала миссис Бантри.
   - Я думаю, поэтому она так сказала - о женщинах, держащихся вместе. Она не выдала бы меня перед мужчинами. Это было мило с ее стороны. Мне все равно, что ты знаешь, Долли.
   - Ну, брось эту идею, Джейн. Я умоляю вас.
   - Думаю, я так и сделаю, - пробормотала мисс Хелиер. - Могут быть и другие мисс Марпл. . .'
  
  
  
   Глава 40
   Манкс Золото
   "Золото острова Мэн" было впервые опубликовано в The Daily Dispatch с 23 по 28 мая 1930 года как охота за сокровищами для развития туризма на острове Мэн.
   Старый Милечарейн зарабатывал на этом чуваке.
   Где Джерби спускается к миру,
   Его ферма была вся в золоте от кушага и фурзы,
   Его дочь была прекрасна на вид.
   "Отец, говорят, у тебя много припасов,
   Но спрятано отовсюду.
   Я не вижу золота, но оно блестит на утеснике;
   Тогда что вы с ним сделали, скажите на милость?
   "Мое золото заперто в дубовом сундуке,
   Который я бросил в прилив, и он затонул,
   И вот он лежит неподвижно, как якорь надежды,
   Все яркое и безопасное, как банк.
   - Мне нравится эта песня, - сказал я одобрительно, когда Фенелла закончила.
   - Ты должен это сделать, - сказала Фенелла. - Это о нашем предке, твоем и моем. Дедушка дяди Майлза. Он нажил состояние на контрабанде и спрятал его где-то, и никто никогда не знал, где".
   Родословная - сильная сторона Фенеллы. Она проявляет интерес ко всем своим предкам. Мои тенденции строго современные. Трудное настоящее и неопределенное будущее поглощают всю мою энергию. Но мне нравится слушать, как Фенелла поет старые мэнские баллады.
   Фенелла очень очаровательна. Она моя двоюродная сестра, а также, время от времени, моя невеста. В настроениях финансового оптимизма мы занимаемся. Когда на нас накатывает соответствующая волна пессимизма и мы понимаем, что по крайней мере десять лет не сможем выйти замуж, мы разрываем ее.
   - Разве никто никогда не пытался найти сокровище? - спросил я. 'Конечно. Но они никогда этого не делали.
   "Возможно, они не смотрели с научной точки зрения".
   - Дядя Майлс здорово постарался, - сказала Фенелла. - Он сказал, что любой умный человек должен быть в состоянии решить такую маленькую задачку.
   Мне это показалось очень похожим на нашего дядю Майлса, капризного и эксцентричного пожилого джентльмена, который жил на острове Мэн и был очень склонен к назидательным высказываниям.
   В этот момент пришла почта - и письмо! - Боже мой, - воскликнула Фенелла. - К слову о дьяволе - я имею в виду ангелов - дядя Майлс мертв!
   И она, и я видели нашего эксцентричного родственника всего два раза, так что ни один из нас не мог изображать глубокое горе. Письмо было от адвокатской фирмы в Дугласе, и в нем сообщалось, что по завещанию покойного мистера Майлза Милечарейна мы с Фенеллой стали сонаследниками его состояния, которое состояло из дома недалеко от Дугласа и ничтожно малого дохода. К письму был приложен запечатанный конверт, который мистер Милечарейн приказал переслать Фенелле после его смерти. Это письмо мы вскрыли и прочитали его удивительное содержание. Привожу его полностью, так как это был действительно характерный документ.
   , что там, где один из вас, другой будет недалеко! Во всяком случае, так шептались сплетники), вы, должно быть, помните, что слышали, как я говорил, что любой, кто проявит хоть немного ума, может легко найти сокровище. сокрыт моим любезным негодяем дедом. Я проявил этот ум - и моей наградой были четыре сундука с чистым золотом - прямо как в сказке, не правда ли?
   Из живых родственников у меня только четверо: вы двое, мой племянник Юэн Корджиаг, о котором я всегда слышал, что он очень плохой человек, и двоюродный брат, доктор Фейл, о котором я слышал очень мало, и это немногое не всегда хорошо.
   Собственное состояние я оставляю вам и Фенелле, но я чувствую, что на меня возложена определенная обязанность в отношении этого "сокровища", которое выпало на мою долю исключительно благодаря моей изобретательности. Я чувствую, что мой любезный предок не удовлетворился бы тем, что я передам его по наследству. Поэтому я, в свою очередь, придумал небольшую задачку.
   Осталось еще четыре "сундука" с сокровищами (правда, в более современной форме, чем золотые слитки или монеты) и должно быть четыре конкурента - четыре моих живых родственника. Справедливее всего было бы выделить каждому по одному "сундуку", но мир, дети мои, несправедлив. В гонке участвуют самые быстрые - и часто самые беспринципные!
   Кто я такой, чтобы идти против природы? Вы должны противопоставить свой ум
   два других. Боюсь, у вас будет очень мало шансов. Доброта и невинность редко вознаграждаются в этом мире. Я так сильно это чувствую, что нарочно обманул (опять несправедливость, заметьте!). Это письмо отправляется вам на двадцать четыре часа раньше, чем письма к двум другим. Таким образом, у вас будут очень хорошие шансы заполучить первое "сокровище" - двадцатичетырехчасового старта, если у вас вообще есть мозги, должно хватить.
   Ключи к поиску этого сокровища можно найти в моем доме в Дугласе. Подсказки для второго "сокровища" не будут раскрыты до тех пор, пока не будет найдено первое сокровище. Следовательно, во втором и последующих случаях вы все начнете ровно. Примите мои наилучшие пожелания успеха, и ничто не порадует меня больше, чем приобретение вами всех четырех "сундуков", но по причинам, которые я уже изложил, я думаю, что это маловероятно. Помните, что никакие угрызения совести не встанут на пути дорогого Юэна. Не совершайте ошибку, доверяя ему в любом отношении. Что же касается доктора Ричарда Фейла, то я мало о нем знаю, но он, мне кажется, темная лошадка.
   Удачи вам обоим, но с небольшими надеждами на ваш успех, ваш любящий дядя, Майлс Милечарейн '
   Когда мы достигли сигнатуры, Фенелла прыгнула сбоку от меня.
   'Что это?' Я плакал.
   Фенелла быстро перелистывала страницы азбуки. "Мы должны добраться до острова Мэн как можно скорее, - кричала она. - Как он смеет говорить, что мы хорошие, невинные и глупые? Я покажу ему! Хуан, мы найдем все эти четыре "сундука", поженимся и будем жить долго и счастливо с "роллс-ройсами", лакеями и мраморными ваннами. Но мы должны немедленно добраться до острова Мэн.
   Прошло двадцать четыре часа. Мы прибыли в Дуглас, побеседовали с адвокатами и теперь были в Могольд-Хаусе перед миссис Скиликорн, экономкой нашего покойного дяди, довольно грозной женщиной, которая, тем не менее, немного смягчилась перед рвением Фенеллы.
   - Странные у него были манеры, - сказала она. "Любил сбивать всех с толку и интриговать".
   - Но улики! - воскликнула Фенелла. - Подсказки?
   Намеренно, как она делала все, миссис Скилликорн вышла из комнаты. Она вернулась после нескольких минут отсутствия и протянула сложенный лист бумаги.
   Мы с жадностью развернули его. В ней был вислоухий стишок, написанный ворчливым почерком моего дяди.
   Четыре румба, чтобы были
   Ю., З., С. и В.
   Восточные ветры вредны для человека и зверя.
   Идите на юг и на запад и на север, а не на восток.
   'Ой!' - безучастно сказала Фенелла.
   'Ой!' сказал я, почти с той же интонацией.
   Миссис Скилликорн улыбнулась нам с мрачным удовольствием.
   - В этом нет особого смысла, не так ли? - сказала она услужливо.
   - Это... я не знаю, как начать, - жалобно сказала Фенелла.
   "Начало, - сказал я с бодростью, которой не чувствовал, - всегда трудная. Как только мы начнем...
   Миссис Скилликорн улыбнулась еще мрачнее, чем когда-либо. Она была депрессивной женщиной.
   - Вы не можете нам помочь? - ласково спросила Фенелла.
   - Я ничего не знаю об этом глупом деле. Не доверился мне, твой дядя не поверил. Я сказал ему положить свои деньги в банк, и никакой чепухи. Я никогда не знал, что он задумал.
   - Он никогда не выходил с сундуками или чем-то в этом роде?
   - Что он этого не сделал.
   - Вы не знаете, когда он спрятал эти вещи - недавно или давно?
   Миссис Скиликорн покачала головой.
   - Что ж, - сказал я, пытаясь собраться. "Есть две возможности. Либо сокровище спрятано здесь, на самой земле, либо оно может быть спрятано где-нибудь на Острове. Конечно, это зависит от массы.
   Внезапная мозговая волна пришла в голову Фенелле.
   - Вы ничего не заметили? она сказала. - Я имею в виду среди вещей моего дяди?
   -- Ну, странно, что вы говорите, что...
   - Значит, да?
   - Как я уже сказал, странно, что ты это говоришь. Табакерки - их по крайней мере четыре, я нигде не могу достать.
   - Четверо! - воскликнула Фенелла. - Должно быть, это так! Мы на трассе. Пойдемте в сад и осмотримся.
   - Там ничего нет, - сказала миссис Скилликорн.
   - Я бы знал, если бы они были. Твой дядя не мог ничего закопать в саду без моего ведома.
   - Упоминаются стороны компаса, - сказал я.
   - Первое, что нам нужно, - это карта острова.
   - Один на том столе, - сказала миссис Скилликорн.
  
   Фенелла нетерпеливо развернула его. Что-то трепетало, когда она это делала. Я поймал это.
   - Привет, - сказал я.
   - Похоже, это еще одна подсказка.
   Мы оба жадно прошлись по ней.
   Карта оказалась грубой. На нем был и крест, и круг, и стрелка-указатель, и направления были примерно обозначены, но он почти не освещал. Мы изучали его молча.
   - Не очень понятно, не так ли? - сказала Фенелла. - Естественно, это требует разгадывания, - сказал я. "Мы не можем ожидать, что это бросится в глаза".
   Миссис Скилликорн прервала нас, предложив поужинать, на что мы с благодарностью согласились.
   - А можно нам кофе? - сказала Фенелла. "Много всего - очень черного". Миссис Скилликорн угостила нас превосходным обедом, а в конце появился большой кувшин кофе.
   - А теперь, - сказала Фенелла, - мы должны приступить к делу.
   - Первое, - сказал я, - это направление. Кажется, это ясно указывает на северо-восток острова.
   'Кажется так. Посмотрим на карту.
   Мы внимательно изучили карту. - Все зависит от того, как ты к этому отнесешься, - сказала Фенелла. - Крест представляет собой сокровище? Или это что-то вроде церкви? Правила действительно должны быть!
   - Это было бы слишком легко.
   - Я полагаю, что да. Почему с одной стороны круга есть маленькие линии, а с другой нет?
   'Я не знаю.'
   - Где-нибудь есть еще карты?
   Мы сидели в библиотеке. Было несколько отличных карт. Были также различные путеводители с описанием острова. Была книга по фольклору. Была книга по истории острова. Мы читаем их все.
   И, наконец, мы сформировали возможную теорию. - Кажется, оно подходит, - наконец сказала Фенелла. "Я имею в виду, что два вместе - вероятное сочетание, которое, похоже, больше нигде не встречается".
   - Во всяком случае, попытаться стоит, - сказал я. "Я не думаю, что мы сможем сделать что-то еще сегодня вечером. Завтра первым делом возьмем напрокат машину и поедем попытать счастья.
   - Теперь уже завтра, - сказала Фенелла. "Половина третьего! Только представьте!
   Раннее утро встретило нас на дороге. Мы арендовали машину на неделю, договорившись водить ее сами. Настроение Фенеллы поднялось, когда мы мчались по прекрасной дороге, миля за милей.
   "Если бы только не двое других, как бы это было весело", - сказала она. - Именно здесь изначально проходило Дерби, не так ли? До того, как он был изменен на Эпсом. Как странно это думать!
   Я обратил ее внимание на фермерский дом. "Должно быть, там, где, как говорят, есть секретный проход, ведущий под водой к этому острову".
   'Как весело! Я люблю потайные ходы, а ты? Ой! Хуан, мы уже совсем близко. Я ужасно взволнован. Если мы должны быть правы!
   Через пять минут мы бросили машину. - Все в порядке, - дрожащим голосом сказала Фенелла.
   Мы пошли дальше.
   "Шесть из них - это верно. Теперь между этими двумя. У тебя есть компас?
   Через пять минут мы стояли лицом друг к другу, на лицах была недоверчивая радость, а на моей протянутой ладони лежала старинная табакерка.
   Мы были успешны!
   По возвращении в Могольд-Хаус миссис Скиликорн встретила нас и сообщила, что прибыли два джентльмена. Один снова ушел, а другой остался в библиотеке.
   Когда мы вошли в комнату, из кресла поднялся, улыбаясь, высокий светловолосый мужчина с румяным лицом.
   - Мистер Фаракер и мисс Милечарейн? Рад познакомиться с вами. Я ваш дальний родственник, доктор Фейл. Забавная игра все это, не правда ли?
   Он вел себя учтиво и приятно, но я сразу же невзлюбил его. Я чувствовал, что в некотором роде этот человек был опасен. Его приятные манеры были как-то слишком приятными, и его глаза никогда не встречались с вашими взглядами.
   - Боюсь, у нас для вас плохие новости, - сказал я. "Мы с мисс Милечаран уже обнаружили первое "сокровище".
   Он воспринял это очень хорошо. - Очень плохо... очень плохо. Посты отсюда должны быть странными. Мы с Барфордом сразу же начали.
   Мы не осмелились признаться в вероломстве дяди Майлса. - В любом случае, мы все честно начнем второй раунд, - сказала Фенелла. 'Великолепный. Как насчет того, чтобы сразу перейти к подсказкам? Я полагаю, ваша превосходная миссис... э... Скилликорн держит их?
   - Это было бы несправедливо по отношению к мистеру Корджеагу, - быстро сказала Фенелла. - Мы должны дождаться его.
   - Верно, верно - я забыл. Мы должны связаться с ним как можно быстрее. Я позабочусь об этом - вы двое, должно быть, устали и хотите отдохнуть.
   После этого он ушел. Юэна Корджига, должно быть, оказалось неожиданно трудно найти, потому что доктор Фейл позвонил только около одиннадцати часов ночи. Он предложил, чтобы они с Юэном пришли в Могольд-Хаус в десять часов утра следующего дня, когда миссис Скилликорн сможет дать нам улики.
   - Отлично подойдет, - сказала Фенелла. - Завтра в десять часов. Мы легли спать уставшие, но довольные.
   На следующее утро нас разбудила миссис Скиликорн, совершенно выбитая из своего обычного пессимистического спокойствия.
   - Что вы думаете? - выдохнула она. - Дом взломан.
   - Грабители? - недоверчиво воскликнул я. - Что-нибудь взято?
   - Ничего - и это самое странное! Несомненно, они охотились за серебром, но поскольку дверь была заперта снаружи, они не могли продвинуться дальше.
   Мы с Фенеллой сопровождали ее на место преступления, которое произошло в ее собственной гостиной. Окно там, несомненно, было взломано, но, похоже, ничего не было взято. Все это было довольно любопытно.
   - Я не понимаю, что они могли искать? - сказала Фенелла.
   - Не то чтобы в доме был спрятан "сундук с сокровищами", - шутливо согласился я. Внезапно мне в голову пришла идея. Я повернулся к миссис Скилликорн. - Подсказки... подсказки, которые вы должны были дать нам сегодня утром?
   - Да что там говорить, они в том верхнем ящике. Она подошла к нему. "Почему, - заявляю я, - здесь ничего нет! Они ушли!'
   - Не грабители, - сказал я. - Наши уважаемые родственники! И я помню предупреждение дяди Майлза о недобросовестных сделках. Очевидно, он знал, о чем говорил. Грязный трюк!
   - Тише, - внезапно сказала Фенелла, подняв палец. 'Что это было?' Звук, который она уловила, ясно дошел до наших ушей. Это был стон, и он исходил снаружи. Мы подошли к окну и высунулись. С этой стороны дома рос куст, и мы ничего не могли видеть; но стон повторился, и мы увидели, что кусты как будто были растревожены и вытоптаны.
   Мы поспешили вниз и вокруг дома. Первое, что мы нашли, была упавшая лестница, по которой воры добрались до окна. Еще несколько шагов привели нас туда, где лежал мужчина.
   Это был молодой человек, темноволосый и, по-видимому, сильно раненный, так как голова его лежала в луже крови. Я опустился на колени рядом с ним.
   - Мы должны немедленно вызвать врача. Боюсь, он умирает.
   Садовника поспешно отослали. Я сунул руку в его нагрудный карман и вытащил бумажник. На нем были инициалы ЕС.
   - Эван Корджиаг, - сказала Фенелла.
   Глаза мужчины открылись. Он сказал слабым голосом: "Упал с лестницы". . .' потом снова потерял сознание.
   Рядом с его головой был большой зазубренный камень, запятнанный кровью. - Достаточно ясно, - сказал я. "Лестница соскользнула, и он упал, ударившись головой об этот камень. Боюсь, для него это сделано, бедняга.
   - Так ты думаешь, это было все? - спросила Фенелла странным тоном.
   Но в этот момент прибыл доктор. У него было мало надежды на выздоровление. Юэна Корджига перевели в дом, и за ним послали медсестру. Ничего нельзя было сделать, и через пару часов он умрет.
   За нами послали, и мы стояли у его кровати. Его глаза открылись и замерцали.
   - Мы ваши двоюродные братья Хуан и Фенелла, - сказал я. - Мы можем что-нибудь сделать?
   Он сделал слабое отрицательное движение головой. С его губ сорвался шепот. Я наклонился, чтобы поймать его.
   - Хочешь подсказку? Я задолбался. Не позволяй Файллу сломить тебя.
   - Да, - сказала Фенелла. 'Скажи-ка.'
   Что-то похожее на ухмылку появилось на его лице. -- D'ye ken ... -- начал он.
   Затем внезапно его голова упала на бок, и он умер.
   * * *
   - Мне это не нравится, - вдруг сказала Фенелла.
   - Что тебе не нравится?
   - Послушай, Хуан. Юэн украл эти подсказки - он признается, что упал с лестницы. Тогда где они? Мы видели все содержимое его карманов. Там было три запечатанных конверта, как говорит миссис Скилликорн. Там нет этих запечатанных конвертов.
   - Что вы тогда думаете?
   "Я думаю, там был кто-то еще, кто-то, кто рванул лестницу так, что упал. А тот камень - он на него ни разу не падал - он был принесён издалека - я нашёл метку. Его намеренно ударили ею по голове".
   - Но Фенелла - это убийство!
   - Да, - сказала Фенелла, очень бледная. - Это убийство. Помните, доктор Фейл так и не появился сегодня в десять часов утра. Где он?'
   - Вы думаете, что он убийца?
   'Да. Знаешь, это сокровище - это большие деньги, Хуан.
   - И мы понятия не имеем, где его искать, - сказал я. - Жаль, что Корджеаг не смог договорить то, что собирался сказать.
   - Есть одна вещь, которая может помочь. Это было в его руке.
   Она протянула мне порванный снимок. - Предположим, это подсказка. Убийца выхватил его и не заметил, что оставил угол. Если бы мы нашли вторую половину...
   - Для этого, - сказал я, - мы должны найти второе сокровище. Давайте посмотрим на эту штуку.
  
   - Гм, - сказал я, - особо нечего делать. Это похоже на башню в центре круга, но ее очень трудно идентифицировать.
   Фенелла кивнула. - У доктора Файлла важная половина. Он знает, где искать. Мы должны найти этого человека, Хуана, и присмотреть за ним. Конечно, мы не позволим ему увидеть, что мы подозреваем.
   "Интересно, где на Острове он находится в эту минуту. Если бы мы только знали...
   Мои мысли вернулись к умирающему. Внезапно я взволнованно сел. - Фенелла, - сказал я, - разве Корджеаг не был шотландцем?
   'Нет, конечно нет.'
   - Ну, разве ты не видишь? Что он имел в виду?
   'Нет?'
   Я что-то нацарапал на клочке бумаги и бросил ей.
   'Что это?'
   - Название фирмы, которая может нам помочь.
   "Беллман и Тру. Кто они? Юристы?
   - Нет, они больше по нашей линии - частные детективы.
   И я стал объяснять.
   - К вам доктор Фейл, - сказала миссис Скилликорн.
   Мы посмотрели друг на друга. Прошло двадцать четыре часа. Мы вернулись из нашего квеста успешно во второй раз. Не желая привлекать к себе внимание, мы путешествовали в "Снайфелле" - шарабане.
   - Интересно, знает ли он, что мы видели его вдалеке? - пробормотала Фенелла. "Это необычно. Если бы не подсказка, которую нам дала фотография...
   - Тише - и будь осторожен, Хуан. Должно быть, он просто в ярости от того, что мы его перехитрили, несмотря ни на что.
   Однако в поведении доктора не было и следа этого. Он вошел в комнату своим учтивым и обаятельным видом, и я почувствовал, как моя вера в теорию Фенеллы тает.
   - Какая шокирующая трагедия! он сказал. "Бедный Корджеаг. Я полагаю, он - ну - пытался обойти нас. Возмездие было быстрым. Ну-ну, мы его, беднягу, почти не знали. Вы, должно быть, задавались вопросом, почему я не появился сегодня утром, как договаривались. Я получил фальшивое сообщение - я полагаю, дело рук Корджига - оно отправило меня в погоню за дикими гусями прямо через остров. А теперь вы двое снова помчались домой. Как ты сделал это?'
   В его голосе звучала нотка настоящего любопытства, которая не ускользнула от меня.
   "К счастью, перед смертью кузен Юэн мог говорить, - сказала Фенелла.
   Я наблюдал за мужчиной и мог поклясться, что при ее словах в его глазах мелькнула тревога.
   -- Э-э? Это что?' он сказал. "Он просто смог дать нам ключ к разгадке местонахождения сокровища", - объяснила Фенелла.
   'Ой! Я вижу, я вижу. Я был чист от вещей - хотя, как ни странно, я сам был в той части Острова. Вы могли видеть, как я прогуливаюсь.
   - Мы были так заняты, - извиняющимся тоном сказала Фенелла. 'Конечно, конечно. Вы, должно быть, натолкнулись на эту штуку более или менее случайно. Повезло молодым людям, не так ли? Ну какая следующая программа? Обяжет ли нас миссис Скилликорн новыми уликами?
   Но оказалось, что этот третий набор улик был сдан на хранение адвокатам, и мы все трое отправились в кабинет адвоката, где нам передали запечатанные конверты.
   Содержание было простым. Карта с обозначенным на ней районом и приложенная бумага с указанием направления.
  
   В 85-м это место вошло в историю.
   Десять шагов от ориентира на
   восток, затем столько же
   шагов на север. Стой там
   Глядя на восток. В поле зрения два дерева .
   Один из них
   Был священным на этом острове. Нарисуйте
   круг в пяти футах от
   Испанского каштана и,
   наклонив голову, обойдите его. Выглядеть хорошо. Ты найдешь.
   "Похоже, сегодня мы немного наступим друг другу на пятки", - прокомментировал доктор.
   Верный своей политике кажущегося дружелюбия, я предложил подвезти его на нашей машине, и он согласился. Мы пообедали в Порт-Эрине, а затем отправились на поиски.
   Я размышлял про себя, почему мой дядя передал этот конкретный набор улик своему адвокату. Предвидел ли он возможность кражи? И решил ли он, что не более одного набора улик должно попасть во владение вора?
   Охота за сокровищами сегодня днем была не лишена юмора. Район поиска был ограничен, и мы постоянно находились в поле зрения друг друга. Мы подозрительно посмотрели друг на друга, каждый пытался определить, был ли другой дальше или у него была мозговая волна.
   - Все это часть плана дяди Майлса, - сказала Фенелла. "Он хотел, чтобы мы наблюдали друг за другом и прошли через все муки, думая, что другой человек добирается туда".
   - Пойдем, - сказал я. "Давайте подойдем к этому с научной точки зрения. У нас есть одна определенная подсказка, чтобы начать. " В 85-м это место вошло в историю ". Посмотрите справочники, которые у нас с собой, и посмотрите, не сможем ли мы найти это. Как только мы получим это...
   - Он ищет в той изгороди, - перебила Фенелла. 'Ой! Я не могу этого вынести. Если у него это...
   - Послушай меня, - твердо сказал я. - На самом деле есть только один способ сделать это - правильный путь.
   - На Острове так мало деревьев, что проще поискать каштан! - сказала Фенелла.
   Я пропускаю следующий час. Мы разгорячились и впали в уныние - и все это время нас мучил страх, что Файлл может преуспеть, а мы потерпеть неудачу.
   - Помню, как-то в одном детективе читал, - сказал я, - как один парень сунул бумажку в ванну с кислотой - и вылезли всякие другие слова.
   - Вы думаете... но у нас нет ванны с кислотой!
   - Я не думаю, что дядя Майлс мог ожидать экспертных знаний в области химии. Но есть обычная или огородная жара...
   Мы проскользнули за угол живой изгороди, и через минуту или две я зажег несколько веток. Я поднес бумагу так близко к огню, как только осмелился. Почти сразу же я был вознагражден, увидев, как внизу листа начинают появляться символы. Было всего два слова.
   "Станция Киркхилл", - прочитала Фенелла.
   Как раз в этот момент из-за угла появился Фейл. Слышал он или нет, мы не могли судить. Он ничего не показал.
   - Но, Хуан, - сказала Фенелла, уходя, - станции Киркхилл нет! Говоря, она протянула карту.
   - Нет, - сказал я, рассматривая его, - но посмотри сюда.
   И карандашом нарисовал на нем линию. 'Конечно! И где-то на этой линии...
   'В яблочко.'
   - Но я бы хотел, чтобы мы знали точное место.
   Именно тогда ко мне пришла вторая мозговая волна. 'Мы делаем!' Я вскрикнул и, снова схватив карандаш, сказал: "Смотрите!" Фенелла вскрикнула. - Какой идиотизм! воскликнула она. "И как чудесно! Какая продажа! Действительно, дядя Майлс был находчивейшим старым джентльменом!
   Пришло время последней подсказки. Это, как сообщил нам адвокат, не находится в его ведении. Оно должно было быть отправлено нам по получении отправленной им открытки. Он не сообщил никакой дополнительной информации.
   Однако в то утро, когда это должно было произойти, ничего не пришло, и мы с Фенеллой мучились, полагая, что Файллу каким-то образом удалось перехватить наше письмо. Однако на следующий день наши опасения рассеялись, и тайна объяснилась, когда мы получили следующую неграмотную каракулю:
   'Уважаемый Господин или Госпожа,
   Извините, задержка, но были все шестерки и семерки, но я делаю сейчас, как мистер Милечаран топорил меня, и посылаю вам часть письма, которое было в моей семье много долгих лет, потому что он хотел этого, я не знаю. благодаря тебе я Мэри Керруиш
   "Почтовый штемпель - Невеста", - заметил я. "Теперь перейдем к "обряду, переданному в моей семье по наследству"!"
   На скале знак, который ты увидишь.
   О, скажи мне, какой в этом может быть смысл? Ну, во-первых, (А). Рядом вы найдете, совершенно неожиданно, свет, который вы ищете. Затем (Б). Дом. Коттедж с соломой и стеной.
   Извилистый переулок рядом. Это все.
   - Очень несправедливо начинать с камня, - сказала Фенелла. "Повсюду камни. Как вы можете определить, на какой из них есть знак?
   - Если бы мы могли остановиться на местности, - сказал я, - найти скалу было бы довольно легко. На нем должна быть метка, указывающая в определенном направлении, и в этом направлении будет что-то спрятано, что прольет свет на обнаружение сокровища.
   - Думаю, ты прав, - сказала Фенелла. - Это А. Новая подсказка подскажет, где находится коттедж Б. Само сокровище спрятано в переулке рядом с коттеджем. Но ясно, что сначала мы должны найти А.
   Из-за сложности начального шага последняя задача дяди Майлза оказалась настоящей забавой. На Фенеллу выпала честь распутать его - и даже тогда она не делала этого почти неделю. Время от времени мы натыкались на Файлл в поисках скалистых районов, но местность была обширной.
   Когда мы наконец сделали наше открытие, это было поздно вечером. Слишком поздно, сказал я, чтобы отправиться в указанное место. Фенелла не согласилась.
   - Предположим, что Файлл тоже его найдет, - сказала она. - И мы подождем до завтра, а сегодня вечером он уедет. Как мы должны пинать себя!
   Внезапно мне пришла в голову замечательная идея. - Фенелла, - сказал я, - вы все еще верите, что Фейл убил Юэна Корджиага?
   'Я делаю.'
   "Тогда я думаю, что теперь у нас есть шанс донести до него преступление".
   "Этот человек заставляет меня дрожать. Он плохой во всем. Скажи-ка.'
   - Сообщите, что мы нашли А. Тогда начните. Десять против одного, он последует за нами. Это уединенное место - как раз то, что подходит его книге. Он выйдет наружу, если мы притворимся, что нашли сокровище.
   'А потом?'
   - А потом, - сказал я, - его ждет небольшой сюрприз.
   Было около полуночи. Мы оставили машину на некотором расстоянии и ползли вдоль стены. У Фенеллы был мощный фонарик, которым она пользовалась. Я сам носил револьвер. Я не рисковал.
   Внезапно с тихим криком Фенелла остановилась. - Смотри, Хуан, - закричала она. - У нас есть. В конце концов.'
   На мгновение я потерял бдительность. Руководствуясь инстинктом, я обернулся, но слишком поздно. Файлл стоял в шести шагах от нас, и его револьвер прикрывал нас обоих.
   - Добрый вечер, - сказал он. "Этот трюк принадлежит мне. Вы отдадите это сокровище, если хотите.
   - Хочешь, я тоже передам кое-что еще? Я попросил. - Половину снимка, вырванного из руки умирающего? Думаю, у тебя есть вторая половина .
   Его рука дрогнула.
   'О чем ты говоришь?' - прорычал он. - Истина известна, - сказал я. - Вы с Корджиагом были там вместе. Ты отодвинул лестницу и разбил ему голову этим камнем. Полиция умнее, чем вы думаете, доктор Фейл.
   - Они знают, не так ли? Тогда, клянусь небом, я замахнусь на три убийства вместо одного!
   - Брось, Фенелла, - закричал я. И в ту же минуту громко рявкнул его револьвер.
   Мы оба упали в вереск, и, прежде чем он успел снова выстрелить, люди в форме выскочили из-за стены, где они прятались. Через мгновение на Фейла надели наручники и увели.
   Я поймал Фенеллу на руки. - Я знала, что была права, - дрожащим голосом сказала она. 'Милый!' - воскликнул я. - Это было слишком рискованно. Он мог выстрелить в тебя.
   - Но он этого не сделал, - сказала Фенелла. - И мы знаем, где сокровище.
   - А мы?
   'Я делаю. Видите... - она нацарапала слово. - Мы поищем его завтра. Должен сказать, там не так много укрытий.
   Был только полдень, когда:
   "Эврика!" - мягко сказала Фенелла. "Четвертая табакерка. У нас есть все. Дядя Майлз был бы доволен. И сейчас -'
   "Теперь, - сказал я, - мы можем пожениться и жить вместе долго и счастливо".
   - Мы будем жить на острове Мэн, - сказала Фенелла. - На "Мэнкс Голд", - сказал я и громко рассмеялся от чистого счастья.
  
  
  
   Глава 41
   Смерть в результате утопления
   "Смерть в результате утопления" была впервые опубликована в журнале Nash's Pall Mall в ноябре 1931 года.
   Сэр Генри Клитеринг, бывший комиссар Скотланд-Ярда, гостил у своих друзей Бэнтри у маленькой деревушки Сент-Мэри-Мид.
   В субботу утром, спустившись к завтраку в приятный гостевой час одиннадцать пятнадцать, он чуть не столкнулся со своей хозяйкой, миссис Бэнтри, в дверях зала для завтраков. Она выбегала из комнаты, видимо, в состоянии некоторого волнения и беспокойства.
   Полковник Бэнтри сидел за столом, его лицо было более красным, чем обычно. - Доброе утро, Клитеринг, - сказал он. 'Хороший день. Угощайтесь.'
   Сэр Генри повиновался. Когда он занял свое место, перед ним стояла тарелка с почками и беконом, хозяин продолжил:
   - Долли сегодня утром немного расстроена.
   - Да... э... я так и думал, - мягко сказал сэр Генри.
   Он немного задумался. Хозяйка его была спокойного нрава, мало склонна к капризам или волнениям. Насколько сэр Генри знал, она остро интересовалась только одним предметом - садоводством.
   - Да, - сказал полковник Бантри. - Новость, которую мы получили сегодня утром, расстроила ее. Девушка в деревне - дочь Эммотта - Эммотта, который держит Синего Кабана.
   'Ах, да, конечно.'
   - Да, - задумчиво сказал полковник Бантри. 'Красивая девушка. Сама попала в беду. Обычная история. Я спорил с Долли об этом. Глупо с моей стороны. Женщины никогда не видят смысла. Долли ополчилась на девчонку - вы знаете, что такое женщины, мужчины - скоты, все остальное и так далее. Но не все так просто - не в наши дни. Девушки знают, о чем они. Парень, который соблазняет девушку, не обязательно злодей. Пятьдесят на пятьдесят так часто, как нет. Мне самому юный Сэндфорд нравился. Я бы сказал, молодой осел, а не донжуан.
   - Это этот Сэндфорд навлек на девушку неприятности?
   'Ну, это похоже. Я, конечно, лично ничего не знаю, - осторожно сказал полковник. - Это все сплетни и болтовня. Вы знаете, что это за место! Как говорится, я ничего не знаю . И я не такая, как Долли - делать поспешные выводы, разбрасывать обвинения повсюду. Черт возьми, надо быть осторожным в том, что говоришь. Вы знаете - дознание и все такое.
   - Дознание?
   Полковник Бэнтри уставился на него.
   'Да. Разве я не говорил тебе? Девушка утопилась. Это то, о чем говорит отец.
   - Это скверное дело, - сказал сэр Генри. 'Конечно, это является. Не люблю думать об этом сам. Бедный хорошенький дьяволенок. Ее отец, судя по всему, суровый человек. Я полагаю, она просто чувствовала, что не может смотреть в лицо музыке".
   Он сделал паузу. - Вот что так расстроило Долли.
   - Где она утопилась?
   'В реке. Прямо под мельницей он работает довольно быстро. Там есть пешеходная дорожка и мост. Они думают, что она бросилась от этого. Ну, ну, об этом не стоит думать.
   И со зловещим шорохом полковник Бэнтри открыл свою газету и начал отвлекать свой разум от болезненных вопросов, погружаясь в новейшие беззакония правительства.
   Сэра Генри мало интересовала деревенская трагедия. После завтрака он устроился в удобном кресле на лужайке, надвинул шляпу на глаза и созерцал жизнь с мирной стороны.
   Было около половины одиннадцатого, когда аккуратная горничная споткнулась о лужайку.
   - С вашего позволения, сэр, мисс Марпл звонила и хотела бы вас видеть.
   - Мисс Марпл?
   Сэр Генри сел и поправил шляпу. Имя удивило его. Он очень хорошо помнил мисс Марпл - ее нежные, тихие манеры старой девы, ее поразительную проницательность. Он вспомнил дюжину нераскрытых и гипотетических случаев - и то, как в каждом случае эта типичная "деревенская дева" безошибочно находила правильное решение тайны. Сэр Генри очень уважал мисс Марпл. Он задавался вопросом, что привело ее к нему.
   Мисс Марпл сидела в гостиной - как всегда очень прямо, рядом с ней - ярко раскрашенная маркетинговая корзина иностранного производства. Ее щеки были довольно розовыми, и она казалась взволнованной.
   - Сэр Генри, я так рад. Так повезло найти тебя. Я только что услышал, что ты остановился здесь. . . Я надеюсь, что ты простишь меня. . .'
   - Это большое удовольствие, - сказал сэр Генри, взяв ее за руку. - Боюсь, миссис Бантри нет дома.
   - Да, - сказала мисс Марпл. - Я видел, как она разговаривала с Футитом, мясником, когда проходил мимо. Генри Футита вчера сбила машина - это была его собака. Один из тех гладкошерстных фокстерьеров, довольно толстых и сварливых, какие всегда бывают у мясников.
   - Да, - услужливо сказал сэр Генри. - Я была рада оказаться здесь, когда ее не было дома, - продолжала мисс Марпл. - Потому что я хотел увидеть тебя. Об этом печальном деле.
   - Генри Футит? - спросил сэр Генри, слегка сбитый с толку.
   Мисс Марпл бросила на него укоризненный взгляд. 'Нет нет. Роуз Эммотт, конечно. Вы слышали?
   Сэр Генри кивнул.
   - Бэнтри рассказывал мне. Очень грустный.'
   Он был немного озадачен. Он не мог понять, почему мисс Марпл захотела поговорить с ним о Роуз Эммот.
   Мисс Марпл снова села. Сэр Генри тоже сел. Когда старушка заговорила, манера ее изменилась. Это было серьезно и имело определенное достоинство.
   - Вы, должно быть, помните, сэр Генри, что один или два раза мы играли в действительно приятную игру. Предлагая загадки и предлагая решения. Вы были достаточно любезны, чтобы сказать, что я... что я поступил не так уж плохо.
   - Вы всех нас обыграли, - тепло сказал сэр Генри. - Вы проявили абсолютный гений в том, чтобы докопаться до истины. И вы всегда приводили в качестве примера, я помню, какую-то деревенскую параллель, которая и дала вам ключ к разгадке.
   Говоря это, он улыбался, но мисс Марпл не улыбалась. Она оставалась очень серьезной.
   - То, что вы сказали, придало мне смелости прийти к вам сейчас. Я чувствую, что если я тебе что-то скажу - по крайней мере, ты не будешь надо мной смеяться".
   Он вдруг понял, что она настроена смертельно серьезно. - Конечно, я не буду смеяться, - мягко сказал он. - Сэр Генри - эта девушка - Роуз Эммот. Она не утопилась - ее убили . . . И я знаю, кто ее убил.
   Сэр Генри молчал в изумлении целых три секунды. Голос мисс Марпл был совершенно тихим и невозбужденным. Она могла бы сделать самое обычное заявление в мире для всех эмоций, которые она показала.
   - Это очень серьезное заявление, мисс Марпл, - сказал сэр Генри, когда отдышался.
   Она несколько раз мягко кивнула головой.
   - Я знаю, я знаю, поэтому я и пришел к вам.
   - Но, моя дорогая леди, я не тот человек, к которому следует приходить. Я просто частное лицо в настоящее время. Если у вас есть знания, о которых вы говорите, вы должны обратиться в полицию.
   - Я не думаю, что смогу это сделать, - сказала мисс Марпл. 'Но почему нет?'
   - Потому что, видите ли, у меня нет... того, что вы называете знанием .
   - Вы имеете в виду, что это всего лишь ваша догадка?
   - Можете называть это так, если хотите, но на самом деле это совсем не так. Я знаю . Я в состоянии знать; но если бы я рассказал инспектору Дрюитту, почему я это знаю, он бы просто рассмеялся. И действительно, я не знаю, стал бы я винить его. Очень трудно понять то, что вы могли бы назвать специализированным знанием".
   'Такие как?' предложил сэр Генри.
   Мисс Марпл слегка улыбнулась. - Если бы я сказал вам, что знаю это из-за человека по имени Пизгуд, который оставил репу вместо моркови, когда несколько лет назад приехал с тележкой и продал овощи моей племяннице...
   Она красноречиво остановилась.
   - Очень подходящее название для профессии, - пробормотал сэр Генри. - Вы имеете в виду, что просто судите по фактам в параллельном деле?
   - Я знаю человеческую природу, - сказала мисс Марпл. "Невозможно не знать человеческую природу, живя все эти годы в деревне. Вопрос в том, веришь ты мне или нет?
   Она посмотрела на него очень прямо. Румянец на ее щеках усилился. Ее глаза встретились с его постоянно, не колеблясь.
   Сэр Генри был человеком с очень большим жизненным опытом. Он быстро принимал решения, не ходил вокруг да около. Каким бы невероятным и фантастическим ни казалось заявление мисс Марпл, он тут же понял, что принимает его.
   - Я верю вам, мисс Марпл. Но я не понимаю, что вы хотите, чтобы я сделал в этом вопросе, или почему вы пришли ко мне.
   - Я думала и думала об этом, - сказала мисс Марпл. - Как я уже сказал, без фактов обращаться в полицию было бы бесполезно. У меня нет фактов. Я бы попросил вас проявить интерес к этому делу - я уверен, инспектор Дрюитт был бы очень польщен. И, конечно, если бы дело зашло дальше, полковник Мелчетт, главный констебль, я уверен, был бы в ваших руках как воск.
   Она взглянула на него умоляюще. - И какие данные вы собираетесь дать мне для работы?
   - Я думала, - сказала мисс Марпл, - написать имя - имя - на клочке бумаги и отдать его вам. Тогда, если в ходе расследования вы решите, что этот - этот человек - никоим образом не причастен - что ж, я сильно ошибусь.
   Она сделала паузу, а затем добавила с легкой дрожью. "Было бы так ужасно, очень ужасно, если бы повесили невиновного человека".
   - Что за черт... - испуганно воскликнул сэр Генри.
   Она повернула к нему огорченное лицо. - Я могу ошибаться на этот счет, хотя я так не думаю. Видите ли, инспектор Друитт действительно умный человек. Но посредственный уровень интеллекта иногда очень опасен. Это не займет достаточно далеко.
   Сэр Генри с любопытством посмотрел на нее.
   Немного повозившись, мисс Марпл открыла небольшой ридикюль, вынула из него записную книжку, вырвала листок, аккуратно написала на нем имя и, сложив его пополам, протянула сэру Генри.
   Он открыл его и прочитал имя. Ему это ничего не сообщило, но его брови немного приподнялись. Он посмотрел на мисс Марпл и сунул лист бумаги в карман.
   - Ну-ну, - сказал он. - Это довольно экстраординарное дело. Я никогда не делал ничего подобного раньше. Но я поддержу свое мнение о вас , мисс Марпл.
   Сэр Генри сидел в комнате с полковником Мелчеттом, главным констеблем округа, и инспектором Дрюиттом.
   Главный констебль был невысоким человеком с агрессивно-военными манерами. Инспектор был высоким, широкоплечим и в высшей степени благоразумным.
   - Я действительно чувствую, что вмешиваюсь, - сказал сэр Генри с приятной улыбкой. "Я не могу сказать вам, почему я это делаю". (Строгая правда это!)
   - Мой дорогой друг, мы очарованы. Это отличный комплимент".
   - С уважением, сэр Генри, - сказал инспектор.
   Главный констебль думал: "До смерти скучно, бедняга, в Бантри. Старик, ругающий правительство, и старуха, болтающая о лампочках.
   Инспектор подумал: "Жаль, что мы не столкнулись с настоящим тизером. Я слышал, что это один из лучших умов Англии. Жаль, что все так гладко.
   Вслух главный констебль сказал: - Боюсь, все это очень грязно и прямолинейно. Первая мысль была о том, что девушка вмешалась. Она была в семейном кругу, понимаете. Однако наш доктор Хейдок человек осторожный. Он заметил синяки на каждой руке - предплечье. Нанесено перед смертью. Как раз там, где парень взял бы ее за руки и швырнул внутрь.
   - Для этого потребуется много сил?
   'Думаю, нет. Борьбы бы не было - девушка была бы застигнута врасплох. Это пешеходный мост из скользкого дерева. Проще всего ее перевернуть - с той стороны нет перил.
   - Вы точно знаете, что трагедия произошла именно там?
   'Да. У нас есть мальчик - Джимми Браун - двенадцати лет. Он был в лесу на другой стороне. Он услышал какой-то крик с мостика и всплеск. Были сумерки, вы знаете, трудно что-либо разглядеть. Вскоре он увидел что-то белое, плавающее в воде, и побежал за помощью. Ее вытащили, но реанимировать было уже поздно.
   Сэр Генри кивнул.
   - Мальчик никого не видел на мосту?
   'Нет. Но, как я вам говорю, были сумерки, и там всегда висит туман. Я собираюсь расспросить его, видел ли он кого-нибудь сразу после или незадолго до этого. Видите ли, он, естественно, предположил, что девушка бросилась. Все так и делали с самого начала.
   - Тем не менее записка у нас есть, - сказал инспектор Дрюитт. Он повернулся к сэру Генри.
   - Записка в кармане мертвой девушки, сэр. Она была написана каким-то художественным карандашом, и, несмотря на то, что бумага была подачка, нам удалось прочитать ее".
   - И что там было сказано?
   - Оно было от молодого Сэндфорда. "Хорошо", вот как это было. - Встретимся у моста в восемь тридцать. - Р. С. "Ну, было около восьми тридцати - несколько минут спустя, - когда Джимми Браун услышал крик и всплеск".
   - Я не знаю, встречались ли вы вообще с Сэндфордом? - продолжал полковник Мелчетт. - Он здесь около месяца. Один из этих современных молодых архитекторов, которые строят своеобразные дома. Он делает дом для Аллингтона. Бог знает, на что это будет похоже - я полагаю, полный новомодных вещей. Стеклянный обеденный стол и хирургические стулья из стали и лямок. Ну, это ни то, ни другое, но это показывает, что за парень Сэндфорд. Большие, знаете ли, никакой морали.
   - Совращение, - мягко сказал сэр Генри, - довольно давно зарекомендовавшее себя преступление, хотя оно, конечно, не так далеко восходит к убийству.
   Полковник Мелчетт уставился на него.
   'Ой! да, - сказал он. 'Довольно. Довольно.'
   -- Что ж, сэр Генри, -- сказал Дрюитт, -- вот оно, некрасивое, но простое дело. Этот молодой Сэндфорд навлекает на девушку неприятности. Тогда он за то, чтобы убраться обратно в Лондон. Там у него есть девушка - милая барышня - он на ней женится. Ну, естественно, это дело, если она узнает о нем, может приготовить его гуся как следует. Он встречает Роуз на мосту - туманный вечер, никого вокруг - он хватает ее за плечи и бросает. Настоящая молодая свинья - и заслуживает того, что ему предстоит. Это мое мнение.'
   Сэр Генри помолчал минуту или две. Он почувствовал сильный подтекст местных предубеждений. Маловероятно, что новомодный архитектор будет популярен в консервативной деревне Сент-Мэри-Мид.
   - Я полагаю, нет сомнений, что этот человек, Сэндфорд, действительно был отцом будущего ребенка? он спросил.
   - Он отец, - сказал Дрюитт. "Роуз Эммот рассказала об этом своему отцу. Она думала, что он женится на ней. Женись на ней! Не он!
   "Боже мой, - подумал сэр Генри. "Кажется, я вернулся в середину викторианской мелодрамы. Ничего не подозревающая девушка, злодей из Лондона, суровый отец, предательство - нам нужна только верная деревенская любовница. Да, я думаю, пришло время спросить о нем.
   И вслух он сказал: "Разве у этой девушки здесь нет собственного молодого человека?"
   - Вы имеете в виду Джо Эллиса? - сказал инспектор. - Молодец Джо. Столярное дело - его ремесло. Ах! Если бы она осталась с Джо...
   Полковник Мелчетт одобрительно кивнул. - Держись своего класса, - рявкнул он. - Как Джо Эллис воспринял это дело? - спросил сэр Генри. - Никто не знал, как он это воспринял, - сказал инспектор. - Он тихий парень, Джо. Закрывать. Все, что делала Роуз, было правильно в его глазах. Она держала его на веревке, все в порядке. Просто надеялся, что она когда-нибудь вернется к нему - таково было его отношение, я полагаю.
   - Я хотел бы его увидеть, - сказал сэр Генри. 'Ой! Мы собираемся его разыскать, - сказал полковник Мелчетт. "Мы не пренебрегаем ни одной линией. Я думал, что сначала мы увидим Эммотта, потом Сэндфорда, а потом мы сможем продолжить и увидеть Эллиса. Вас это устраивает, Клитеринг?
   Сэр Генри сказал, что это ему очень идет.
   Они нашли Тома Эммотта в "Синем вепре". Это был крупный крепкий мужчина средних лет с бегающим взглядом и свирепой челюстью.
   - Рад вас видеть, джентльмены. Доброе утро, полковник. Иди сюда, и мы можем быть наедине. Могу я предложить вам что-нибудь, господа? Нет? Это как вам угодно. Вы пришли по делу моей бедной девочки. Ах! Она была хорошей девочкой, Роза. Всегда была хорошей девочкой - пока эта чертова свинья - прошу прощения, но он такой - пока он не появился. Обещал ей выйти замуж, он сделал. Но у меня на него будет закон. Довел ее до этого, он сделал. Убийство свиньи. Позорит всех нас. Моя бедная девочка.
   - Ваша дочь ясно сказала вам, что мистер Сэндфорд несет ответственность за ее состояние? - резко спросил Мелчетт.
   'Она сделала. В этой самой комнате она это сделала.
   - И что ты ей сказал? - спросил сэр Генри. - Сказать ей? Мужчина, казалось, на мгновение опешил. 'Да. Вы, например, не угрожали выгнать ее из дома.
   "Я был немного расстроен - это естественно. Я уверен, вы согласитесь, что это естественно. Но, конечно, я не выгнал ее из дома. Я бы не стал этого делать. Он принял добродетельное негодование. 'Нет. Для чего закон - вот что я говорю. Для чего закон? Он должен воздать ей должное. А если бы он этого не сделал, ей-Богу, ему пришлось бы заплатить.
   Он ударил кулаком по столу. - Когда вы в последний раз видели свою дочь? - спросил Мелчетт. "Вчера - время чая".
   - Каковы же были ее манеры?
   - Ну, как обычно. Я ничего не заметил. Если бы я знал...
   - Но вы не знали, - сухо сказал инспектор.
   Они попрощались. - Эммот вряд ли производит благоприятное впечатление, - задумчиво сказал сэр Генри.
   - Что-то вроде мерзавца, - сказал Мелчетт. - Если бы у него был шанс, он бы пустил Сэндфорду кровь.
   Их следующий звонок был на архитектора. Рекс Сэндфорд сильно отличался от того образа, который бессознательно сложился о нем сэром Генри. Это был высокий молодой человек, очень светловолосый и очень худой. Его глаза были голубыми и мечтательными, а волосы были всклокочены и слишком длинны. Его речь была слишком женственной.
   Полковник Мелчетт представил себя и своих спутников. Затем, перейдя прямо к цели своего визита, он предложил архитектору сделать заявление о своих перемещениях накануне вечером.
   - Вы понимаете, - сказал он предостерегающе. "Я не имею права требовать от вас показаний, и любое ваше заявление может быть использовано в качестве доказательства против вас. Я хочу, чтобы положение было совершенно ясным для вас.
   - Я... я не понимаю, - сказал Сэндфорд. - Вы понимаете, что девушка Роуз Эммот утонула прошлой ночью?
   'Я знаю. Ой! это слишком, слишком огорчительно. Действительно, я не сомкнул глаз. Я был неспособен ни к какой работе сегодня. Я чувствую себя ответственным - ужасно ответственным".
   Он провел руками по волосам, делая их еще более неряшливыми. - Я никогда не хотел зла, - жалобно сказал он. 'Я никогда бы не подумал. Я никогда не думал, что она воспримет это таким образом.
   Он сел за стол и закрыл лицо руками. - Я так понимаю, мистер Сэндфорд, что вы отказываетесь сообщить, где вы были прошлой ночью в восемь тридцать?
   - Нет, нет, конечно, нет. Меня не было. Я вышел на прогулку.'
   - Вы встречались с мисс Эммот?
   'Нет. Я пошел один. Через лес. Длинный путь.'
   - Тогда как вы объясните эту записку, сэр, которая была найдена в кармане мертвой девушки?
   И инспектор Дрюитт бесстрастно прочитал его вслух. - Теперь, сэр, - закончил он. - Вы отрицаете, что написали это?
   'Нет нет. Ты прав. Я это написал. Роуз попросила меня встретиться с ней. Она настаивала. Я не знал, что делать. Так что я написал эту записку.
   - А, так уже лучше, - сказал инспектор. - Но я не пошел! Голос Сэндфорда стал высоким и взволнованным. 'Я не пошел! Я чувствовал, что лучше бы этого не было. Я возвращался в город завтра. Я чувствовал, что лучше не встречаться. Я собирался написать из Лондона и - и сделать - кое-что.
   - Вы знаете, сэр, что у этой девочки должен был родиться ребенок и что она назвала вас его отцом?
   Сэндфорд застонал, но не ответил. - Это утверждение было правдой, сэр?
   Сэндфорд глубже зарылся лицом. - Наверное, да, - сказал он приглушенным голосом. "Ах!" Инспектор Дрюитт не мог скрыть удовлетворения. - Теперь об этой вашей "прогулке". Кто-нибудь видел вас прошлой ночью?
   'Я не знаю. Я так не думаю. Насколько я помню, я ни с кем не встречался.
   'Какая жалость.'
   'Что ты имеешь в виду?' Сэндфорд дико уставился на него. "Какая разница, гулял я или нет? Какая разница, если Роза утопится?
   "Ах!" - сказал инспектор. - Но, видите ли, она этого не сделала . Ее бросили преднамеренно, мистер Сэндфорд.
   - Она была... Ему потребовалась минута или две, чтобы осознать весь этот ужас. 'О Господи! Затем -'
   Он упал в кресло.
   Полковник Мелчетт сделал движение, чтобы уйти. - Вы понимаете, Сэндфорд, - сказал он. - Вы ни в коем случае не покидаете этот дом.
   Трое мужчин ушли вместе. Инспектор и начальник полиции обменялись взглядами.
   - Думаю, достаточно, сэр, - сказал инспектор. 'Да. Получите ордер и арестуйте его.
   - Извините, - сказал сэр Генри, - я забыл свои перчатки.
   Он быстро вернулся в дом. Сэндфорд сидел так же, как они его оставили, ошеломленно глядя перед собой.
   - Я вернулся, - сказал сэр Генри, - чтобы сказать вам, что лично я стремлюсь сделать все, что в моих силах, чтобы помочь вам. Мотив моего интереса к вам я не имею права раскрывать. Но я попрошу вас, если хотите, рассказать мне как можно короче, что именно произошло между вами и этой девушкой Роуз.
   - Она была очень хорошенькой, - сказал Сэндфорд. "Очень красиво и очень соблазнительно. И... и она сделала мне неподвижное сиденье. Перед Богом, это правда. Она не оставила бы меня в покое. И здесь было одиноко, и никто меня особенно не любил, и - и, как я уже сказал, она была удивительно хорошенькой, и казалось, что она знает, что делать, и все такое... - Его голос замер. Он посмотрел вверх. 'А потом это случилось. Она хотела, чтобы я женился на ней. Я не знал, что делать. Я помолвлен с девушкой из Лондона. Если она когда-нибудь об этом услышит - а она, конечно, услышит - что ж, все кончено. Она не поймет. Как она могла? А я гнида, конечно. Как говорится, я не знал, что делать. Я избегал встречи с Роуз. Я думал, что вернусь в город, поговорю со своим адвокатом, договорюсь о деньгах и так далее для нее. Боже, какой я был дурак! И так все ясно - дело против меня. Но они сделали ошибку. Должно быть, она сделала это сама.
   - Она когда-нибудь угрожала лишить ее жизни?
   Сэндфорд покачал головой. 'Никогда. Я не должен был говорить, что она такая.
   - А как насчет человека по имени Джо Эллис?
   - Плотник? Старый добрый деревенский инвентарь. Тупой парень, но без ума от Роуз.
   - Он мог ревновать? предложил сэр Генри. - Я полагаю, он был немного... но он бычий вид. Он будет страдать молча.
   - Что ж, - сказал сэр Генри. 'Я должен идти.'
   Он присоединился к остальным. "Знаешь, Мелчетт, - сказал он, - я чувствую, что нам следует взглянуть на этого другого парня - Эллиса - прежде чем мы предпримем что-то радикальное. Жаль, если вы произвели арест, который оказался ошибкой. В конце концов, ревность - довольно хороший мотив для убийства, и довольно распространенный.
   - Совершенно верно, - сказал инспектор. - Но Джо Эллис не такой. Он и мухи не обидит. Ведь никто никогда не видел его в ярости. Тем не менее, я согласен, нам лучше просто спросить его, где он был прошлой ночью. Он сейчас будет дома. Он живет у миссис Бартлетт, очень порядочной души, вдовы, она немного стирает.
   Небольшой домик, к которому они направляли свои шаги, был безукоризненно чист и опрятен. Дверь им открыла крупная полная женщина средних лет. У нее было приятное лицо и голубые глаза.
   - Доброе утро, миссис Бартлетт, - сказал инспектор. - Джо Эллис здесь?
   - Вернулся не десять минут назад, - сказала миссис Бартлетт. - Проходите внутрь, пожалуйста, господа.
   Вытирая руки о фартук, она провела их в крохотную гостиную с плюшевыми птичками, фарфоровыми собачками, диваном и несколькими бесполезными предметами мебели.
   Она торопливо расставила им места, взяла в руки этажерку, чтобы освободить место, и вышла, крича:
   - Джо, тебя хотят видеть трое джентльменов.
   Голос из задней кухни ответил: "Я буду там, когда приберусь".
   Миссис Бартлет улыбнулась.
   - Входите, миссис Бартлетт, - сказал полковник Мелчетт. 'Садиться.'
   - О нет, сэр, я не мог об этом подумать.
   Миссис Бартлетт была потрясена этой идеей. - Вы находите Джо Эллиса хорошим жильцом? - спросил Мелчетт, казалось бы, небрежным тоном.
   - Лучшего и быть не могло, сэр. Настоящий уравновешенный молодой человек. Никогда не прикасается к капле напитка. Гордится своей работой. И всегда добрый и услужливый по дому. Он поставил для меня эти полки и починил новый комод на кухне. И всякая мелочь, которую хочется делать по дому, - ведь Джо делает это как само собой разумеющееся и вряд ли возьмет за это благодарность. Ах! таких молодых парней, как Джо, сэр, немного.
   - Какой-нибудь девушке когда-нибудь повезет, - небрежно сказал Мелчетт. - Он был довольно мил с этой бедной девушкой, Роуз Эммот, не так ли?
   Миссис Бартлетт вздохнула.
   - Меня это утомило. Он боготворил землю, по которой она ступала, а ей было наплевать на него и по щелчку пальцев.
   - Где Джо проводит вечера, миссис Бартлетт?
   - Здесь, сэр, обычно. По вечерам он иногда делает какую-то странную работу и пытается по переписке научиться вести бухгалтерский учет.
   "Ах! В самом деле. Он был вчера вечером?
   'Да сэр.'
   - Вы уверены, миссис Бартлетт? - резко сказал сэр Генри.
   Она повернулась к нему. - Совершенно уверен, сэр.
   - Он не выходил, например, где-то около восьми - восьми тридцати?
   'О, нет.' Миссис Барлетт рассмеялась. "Он чинил для меня кухонный комод почти весь вечер, а я ему помогала".
   Сэр Генри посмотрел на ее улыбающееся уверенное лицо и почувствовал первый укол сомнения.
   Через мгновение в комнату вошел сам Эллис.
   Это был высокий, широкоплечий молодой человек, по-деревенски очень красивый. У него были застенчивые голубые глаза и добродушная улыбка. В целом любезный молодой великан.
   Мелчетт начал разговор. Миссис Бартлет удалилась на кухню.
   "Мы расследуем смерть Роуз Эммотт. Ты знал ее, Эллис.
   'Да.' Он поколебался, потом пробормотал: - Надеялся когда-нибудь жениться на ней. Бедняжка.
   - Вы слышали о ее состоянии?
   'Да.' В его глазах мелькнула искра гнева. - Подвел ее, он это сделал. Но это к лучшему. Она не была бы счастлива в браке с ним. Я полагал, что она пришла ко мне, когда это случилось. Я бы присмотрел за ней.
   'Несмотря на -'
   - Это не ее вина. Он сбил ее с пути прекрасными обещаниями и всем прочим. Ой! она рассказала мне об этом. Она не станет звонить, чтобы утопиться. Он того не стоил.
   - Где ты был, Эллис, прошлой ночью в восемь тридцать?
   Была ли это фантазия сэра Генри, или в самом готовом - почти слишком готовом - ответе присутствовал оттенок скованности.
   'Я был здесь. Ремонтирует на кухне приспособление для миссис Б. Вы спросите ее. Она расскажет вам.
   "Он поторопился с этим, - подумал сэр Генри. - Он медлительный человек. Получилось так удачно, что я подозреваю, что он приготовил это заранее.
   Потом он сказал себе, что это было воображение. Ему все чудилось - да, даже тревожный блеск в этих голубых глазах.
   Еще несколько вопросов и ответов, и они ушли. Сэр Генри нашел предлог, чтобы пойти на кухню. Миссис Бартлет возилась у плиты. Она посмотрела с приятной улыбкой. Новый комод был прикреплен к стене. Он был не совсем закончен. Вокруг валялись какие-то инструменты и несколько кусков дерева.
   - Это то, над чем Эллис работал прошлой ночью? - сказал сэр Генри. - Да, сэр, это хорошая работа, не так ли? Он очень умный плотник, Джо.
   В ее глазах не было опаски - никакого смущения.
   Но Эллис - он вообразил это? Нет, что -то было . "Я должен схватить его, - подумал сэр Генри.
   Поворачиваясь, чтобы покинуть кухню, он столкнулся с детской коляской. - Надеюсь, не разбудил ребенка, - сказал он.
   Смех миссис Бартлет раздался. - О нет, сэр. У меня нет детей - больше жаль. Вот на чем я стираю белье, сэр.
   'Ой! Я понимаю -'
   Он сделал паузу, а затем импульсивно сказал: - Миссис Бартлетт. Вы знали Роуз Эммотт. Скажи мне, что ты на самом деле думал о ней.
   Она посмотрела на него с любопытством. - Ну, сэр, я думал, что она взбалмошная. Но она мертва, а я не люблю говорить плохо о мертвых.
   - Но у меня есть причина - очень веская причина спросить.
   Он говорил убедительно.
   Казалось, она задумалась, внимательно изучая его. Наконец она решилась.
   - Она была скверной партией, сэр, - тихо сказала она. - Я бы не сказал этого при Джо. Она приняла его хорошо и правильно. Та может - больше жаль. Вы знаете, как это бывает, сэр.
   Да, сэр Генри знал. Джо Эллисы мира были особенно уязвимы. Они доверяли слепо. Но именно по этой причине шок от открытия может быть сильнее.
   Он вышел из коттеджа сбитый с толку и озадаченный. Он стоял у глухой стены. Джо Эллис весь вчерашний вечер работал дома. Миссис Бартлет действительно наблюдала за ним. Можно ли было обойти это? Нечего было противопоставить этому - кроме, может быть, подозрительной готовности Джо Эллиса к ответу - этого предложения порассуждать.
   - Что ж, - сказал Мелчетт, - теперь, кажется, дело становится совершенно ясным, а?
   - Да, сэр, - согласился инспектор. - Сэндфорд - наш человек. Ни ноги, на которой можно было бы стоять. Все ясно как божий день. Это мое мнение, так как девочка и ее отец хотели - ну - практически шантажировать его. У него нет денег, чтобы говорить о нем - он не хотел, чтобы дело дошло до ушей его барышни. Он был в отчаянии и действовал соответственно. Что вы скажете, сэр? - добавил он, почтительно обращаясь к сэру Генри.
   - Похоже на то, - признал сэр Генри. - И все же... я с трудом могу себе представить, чтобы Сэндфорд совершал какие-либо насильственные действия.
   Но он знал, когда говорил, что это возражение вряд ли справедливо. Самое кроткое животное, загнанное в угол, способно на удивительные поступки.
   - Однако я хотел бы увидеть мальчика, - сказал он вдруг. - Тот, кто услышал крик.
   Джимми Браун оказался интеллигентным парнем, невысоким для своего возраста, с острым, довольно хитрым лицом. Он очень хотел, чтобы его допросили, и был несколько разочарован, когда его проверили в его драматическом рассказе о том, что он услышал в роковую ночь.
   - Насколько я понимаю, вы были на другой стороне моста, - сказал сэр Генри. - Через реку от деревни. Вы видели кого-нибудь с той стороны, когда шли по мосту?
   "В лесу кто-то шел. Кажется, это был мистер Сэндфорд, джентльмен-архитектор, который строит странный дом.
   Трое мужчин обменялись взглядами. - Это было минут за десять или около того, прежде чем вы услышали крик? Мальчик кивнул. - Вы видели кого-нибудь еще - на деревенском берегу реки?
   "В ту сторону по тропинке шел мужчина. Он шел медленно и насвистывал. Возможно, это был Джо Эллис.
   - Вы не могли видеть, кто это был, - резко сказал инспектор. "Что с туманом и сейчас сумерки".
   - Это из-за свистка, - сказал мальчик. "Джо Эллис всегда насвистывает одну и ту же мелодию - "Я хочу быть счастливым" - это единственная мелодия, которую он знает".
   Он говорил с презрением модерниста к старомодному. "Любой может насвистывать мелодию, - сказал Мелчетт. - Он шел к мосту?
   'Нет. Другой путь - в деревню".
   - Я не думаю, что нам стоит беспокоиться об этом неизвестном человеке, - сказал Мелчетт. "Вы услышали крик и всплеск, а через несколько минут увидели тело, плывущее по течению, и побежали за помощью, вернулись к мосту, пересекли его и направились прямо в деревню. Вы не видели никого возле моста, когда бежали за помощью?
   "Я думаю, что на речной тропе стояли двое мужчин с тачкой; но они были где-то далеко, и я не мог понять, идут они или идут, а дом мистера Джайлза был ближе всего, так что я побежал туда".
   - Ты хорошо справился, мой мальчик, - сказал Мелчетт. - Вы действовали очень достойно и с присутствием духа. Вы разведчик, не так ли?
   'Да сэр.'
   'Отлично. Действительно очень хорошо.'
   Сэр Генри молчал, размышляя. Он вынул из кармана листок бумаги, посмотрел на него и покачал головой. Это казалось невозможным - и все же -
   Он решил нанести визит мисс Марпл.
   Она приняла его в своей хорошенькой, немного тесноватой гостиной в старинном стиле.
   - Я пришел сообщить о продвижении, - сказал сэр Генри. - Боюсь, с нашей точки зрения, дела идут не очень хорошо. Они собираются арестовать Сэндфорда. И я должен сказать, что думаю, что они оправданы.
   - Значит, вы ничего не нашли в - как бы это сказать - подтверждении моей теории? Она выглядела озадаченной - встревоженной. "Возможно, я ошибался - совершенно ошибался. У вас такой большой опыт - вы бы обязательно это заметили, если бы это было так.
   - Во-первых, - сказал сэр Генри, - я с трудом могу в это поверить. А во-вторых, у нас есть нерушимое алиби. Джо Эллис весь вечер чинил полки на кухне, и миссис Бартлетт смотрела, как он это делает.
   Мисс Марпл наклонилась вперед, быстро вздохнув. - Но этого не может быть, - сказала она. - Это было в пятницу вечером.
   'Вечер пятницы?'
   - Да, в пятницу вечером. По пятницам вечером миссис Бартлет разносит стирку, которую она сделала, разным людям.
   Сэр Генри откинулся на спинку стула. Он вспомнил рассказ мальчика Джимми о свистящем человеке, и - да - все это вписывалось.
   Он встал, тепло взяв мисс Марпл за руку. - Думаю, я вижу свой путь, - сказал он. - По крайней мере, я могу попытаться. . .'
   Пять минут спустя он вернулся в коттедж миссис Бартлетт и встретился с Джо Эллисом в маленькой гостиной среди фарфоровых собачек.
   - Вы солгали нам, Эллис, о прошлой ночи, - резко сказал он. - Тебя не было на кухне, чтобы чинить комод между восемью и восемью тридцатью. Вас видели идущим по тропинке вдоль реки к мосту за несколько минут до того, как Роуз Эммотт была убита.
   Мужчина задохнулся.
   - Ее не убили - не убили. Я не имел к этому никакого отношения. Она бросилась, да. Она была в отчаянии. Я бы и волоса на ее голове не повредил, не стал бы.
   - Тогда почему вы солгали о том, где вы были? - спросил сэр Генри остро. Глаза мужчины сместились и неловко опустились. 'Я был напуган. Миссис Б. видела меня там, и когда мы сразу после этого услышали, что произошло, она подумала, что это может выглядеть плохо для меня. Я решил, что скажу, что работаю здесь, и она согласилась поддержать меня. Она редкая, да. Она всегда была добра ко мне.
   Не говоря ни слова, сэр Генри вышел из комнаты и прошел на кухню. Миссис Бартлетт мыла посуду в раковине.
   - Миссис Бартлет, - сказал он, - я все знаю. Я думаю, вам лучше признаться, если только вы не хотите, чтобы Джо Эллиса повесили за то, чего он не делал. . . Нет. Я вижу, ты этого не хочешь. Я расскажу вам, что произошло. Ты отнес белье домой. Вы наткнулись на Роуз Эммотт. Вы думали, что она бросила Джо и завела роман с этим незнакомцем. Теперь она попала в беду - Джо был готов прийти на помощь - жениться на ней, если понадобится, и если он будет у нее. Он жил в вашем доме четыре года. Вы влюбились в него. Ты хочешь его для себя. Ты ненавидел эту девчонку - ты не мог вынести того, что эта никчемная маленькая шлюха отняла у тебя твоего мужчину. Вы сильная женщина, миссис Бартлетт. Вы схватили девушку за плечи и столкнули в ручей. Через несколько минут вы встретили Джо Эллиса. Мальчик Джимми видел вас вместе вдалеке, но в темноте и тумане принял коляску за тачкой, которую катили двое мужчин. Вы убедили Джо, что его могут подозревать, и выдумали то, что должно было быть алиби для него, но на самом деле было алиби для вас . Итак, я прав, не так ли?
   Он затаил дыхание. Он поставил все на этот бросок.
   Она стояла перед ним, потирая руки о фартук, медленно принимая решение.
   - Все как вы сказали, сэр, - сказала она наконец своим тихим, приглушенным голосом (опасным голосом, как внезапно почувствовал сэр Генри). "Я не знаю, что на меня нашло. Бесстыдница - вот какой она была. Меня просто осенило - она не отнимет у меня Джо. У меня не было счастливой жизни, сэр. Муж мой был бедняк - инвалид и скряга. Я кормила и ухаживала за ним правда. А потом Джо приехал сюда, чтобы поселиться. Я не такая уж старуха-с, несмотря на мои седины. Мне всего сорок, сэр. Джо один из тысячи. Я бы сделал для него все, что угодно. Он был как маленький ребенок, сэр, такой нежный и доверчивый. Он был моим, сэр, чтобы заботиться и следить за ним. И это... это... - Она сглотнула - подавила свои эмоции. Даже в этот момент она была сильной женщиной. Она выпрямилась и с любопытством посмотрела на сэра Генри. - Я готов прийти, сэр. Я никогда не думал, что кто-нибудь узнает. Я не знаю, как вы узнали, сэр, я не знаю, я уверен.
   Сэр Генри мягко покачал головой. "Это не я знал", - сказал он и подумал о листке бумаги, все еще лежавшем у него в кармане, со словами, написанными на нем аккуратным старомодным почерком.
   - Миссис Бартлетт, с которой Джо Эллис живет в коттеджах "2 Милл".
   Мисс Марпл снова была права.
  
  
  
   Глава 42
   Пес Смерти
   "Пес смерти" был впервые опубликован в твердом переплете "Собака смерти и другие истории" (Odhams Press, 1933). Предыдущих появлений не обнаружено.
   Впервые я услышал об этом от Уильяма П. Райана, корреспондента американской газеты. Я обедал с ним в Лондоне накануне его возвращения в Нью-Йорк и случайно упомянул, что завтра еду в Фолбридж.
   Он поднял взгляд и резко сказал: - Фолбридж, Корнуолл?
   Сейчас только один человек из тысячи знает, что в Корнуолле есть Фолбридж. Они всегда считают само собой разумеющимся, что имеется в виду Фолбридж, Хэмпшир. Итак, знания Райана пробудили мое любопытство.
   - Да, - сказал я. 'Ты знаешь это?'
   Он просто ответил, что он был проклят. Затем он спросил, не знаю ли я там, внизу, дом под названием Трирн.
   Мой интерес возрос.
   - Очень хорошо. На самом деле, я еду в Трирн. Это дом моей сестры.
   - Что ж, - сказал Уильям П. Райан. "Если это не побьет группу!"
   Я предложил ему прекратить делать загадочные замечания и объясниться.
   - Что ж, - сказал он. "Для этого мне придется вернуться к своему опыту начала войны".
   Я вздохнул. События, о которых я рассказываю, произошли в 1921 году. Напоминания о войне были последним, чего хотел человек. Мы, слава богу, начали забывать. . . Кроме того, Уильям П. Райан о своем военном опыте, как я знал, был склонен быть невероятно многословным.
   Но теперь его было не остановить. - В начале войны, осмелюсь сказать, вы знаете, я был в Бельгии для своей газеты - немного переезжал. Ну, есть маленькая деревушка, я назову ее X. Конюшня на одну лошадь, если она когда-либо была, но там довольно большой монастырь. Монахини в белом, как вы их называете? Я не знаю названия ордена. В любом случае, это не имеет значения. Так вот, этот маленький городок стоял прямо на пути наступления немцев. Прибыли уланы...
   Я беспокойно поерзал. Уильям П. Райан ободряюще поднял руку. - Все в порядке, - сказал он. "Это не история о зверствах немцев. Возможно, так оно и было, но это не так. На самом деле ботинок на другой ноге. Гунны направились к этому монастырю - они добрались туда, и все взорвалось.
   'Ой!' - сказал я, несколько пораженный. - Странное дело, не так ли? Конечно, навскидку, я должен сказать, что гунны праздновали и возились со своей собственной взрывчаткой. Но, похоже, ничего подобного у них с собой не было. Это были не фугасные штаны. Ну тогда, я вас спрашиваю, что должна знать о взрывчатке стая монашек? Некоторые монахини, я бы сказал!
   - Странно, - согласился я. "Мне было интересно услышать мнение крестьян по этому поводу. У них все было вырезано и высушено. По их словам, это было первоклассное современное чудо, стопроцентно эффективное. Кажется, одна из монахинь приобрела что-то вроде репутации - подающая надежды святая - впадала в транс и видела видения. И, по их словам, она работала над трюком. Она призвала молнию, чтобы поразить нечестивого гунна - и она поразила его - и все остальное в пределах досягаемости. Довольно эффективное чудо!
   - Я так и не докопался до истины - не было времени. Но тогда в моде были чудеса - ангелы в Монсе и все такое. Я написал об этом, вставил немного слезливой чепухи, хорошо вытащил религиозную заглушку и отправил в свою газету. В Штатах все прошло очень хорошо. Им как раз тогда это нравилось.
   "Но (не знаю, поймете ли вы это) в письменном виде я стал интереснее. Я чувствовал, что хотел бы знать, что же произошло на самом деле. На самом месте смотреть было нечего. Две стены все еще стояли, и на одной из них был след от черного пороха, точно по форме напоминавший огромную гончую.
   "Крестьяне вокруг были до смерти напуганы этой меткой. Они называли его Гончей Смерти, и после наступления темноты они не ходили по нему.
   - Суеверия всегда интересны. Я чувствовал, что хотел бы увидеть даму, которая работала над трюком. Казалось, она не погибла. Она уехала в Англию с группой других беженцев. Я взял на себя труд разыскать ее. Я обнаружил, что ее отправили в Трирн, Фолбридж, Корнуолл.
   Я кивнул. "Моя сестра приняла много бельгийских беженцев в начале войны. Около двадцати.'
   - Ну, я всегда имел в виду, если бы у меня было время, отыскать эту даму. Я хотел услышать ее собственный рассказ о катастрофе. Потом из-за того, что я был занят, и то, и другое, это ускользнуло из моей памяти. Корнуолл все равно немного в стороне. На самом деле, я и забыл обо всем этом, пока вы только что не вспомнили о Фолбридже.
   - Я должен спросить мою сестру, - сказал я. - Возможно, она что-то слышала об этом. Конечно, все бельгийцы давно репатриированы.
   - Естественно. И все же, если вашей сестре что-нибудь известно, я буду рад, если вы мне это передадите.
   - Конечно, - сказал я сердечно.
   И это было так.
   Эта история вспомнилась мне на второй день после моего прибытия в Трирн. Мы с сестрой пили чай на террасе.
   - Китти, - сказал я, - у вас среди бельгийцев не было монахини?
   - Вы не имеете в виду сестру Мари Анжелику?
   - Возможно, да, - осторожно сказал я. - Расскажите мне о ней.
   'Ой! моя дорогая, она была самым жутким существом. Она все еще здесь, ты же знаешь.
   'Какая? В доме?'
   - Нет, нет, в деревне. Доктор Роуз - вы помните доктора Роуза?
   Я покачал головой. - Я помню старика лет восьмидесяти трех.
   "Доктор Лэрд. Ой! Он умер. Доктор Роуз работает здесь всего несколько лет. Он довольно молод и очень увлечен новыми идеями. Он проявлял огромный интерес к сестре Мари Анжелике. Вы знаете, у нее галлюцинации и прочее, и, по-видимому, она ужасно интересна с медицинской точки зрения. Бедняжка, ей некуда было идти - и действительно, по моему мнению, она была довольно жалкой - только впечатляюще, если вы понимаете, что я имею в виду - ну, как я уже сказал, ей некуда было идти, и доктор Роуз очень любезно привел ее в порядок. в деревне. Кажется, он пишет о ней монографию или что-то в этом роде, что пишут врачи.
   Она сделала паузу, а затем сказала: "Но что вы знаете о ней?"
   - Я слышал довольно любопытную историю.
   Я передал историю так, как получил ее от Райана. Китти очень заинтересовалась.
   "Она выглядит из тех, кто может взорвать тебя - если ты понимаешь, о чем я", - сказала она.
   - Я действительно думаю, - сказал я с возросшим любопытством, - что должен увидеть эту молодую женщину.
   'Делать. Я хотел бы знать, что вы думаете о ней. Иди сначала к доктору Роуз. Почему бы не спуститься в деревню после чая?
   Я принял предложение.
   Я нашел доктора Роуза дома и представился. Он казался приятным молодым человеком, но что-то в его характере меня несколько отталкивало. Это было слишком сильно, чтобы быть полностью приемлемым.
   В тот момент, когда я упомянул о сестре Мари Анжелике, он напрягся по стойке смирно. Он явно был сильно заинтересован. Я дал ему версию Райана по этому поводу.
   "Ах!" - сказал он задумчиво. - Это многое объясняет.
   Он быстро посмотрел на меня и продолжил. - Дело действительно необычайно интересное. Женщина прибыла сюда, очевидно, перенеся сильное психическое потрясение. Она также находилась в состоянии сильного душевного возбуждения. У нее были галлюцинации самого поразительного характера. Характер у нее самый необычный. Возможно, вы захотите пойти со мной и навестить ее. Ее действительно стоит увидеть.
   Я с готовностью согласился.
   Мы отправились вместе. Нашей целью был небольшой коттедж на окраине села. Фолбридж - живописнейшее место. Он расположен в устье реки Фол, в основном на восточном берегу, западный берег слишком крут для строительства, хотя несколько коттеджей все же цепляются там за скалы. Собственный коттедж доктора примостился на самом краю скалы с западной стороны. Отсюда вы смотрели вниз на большие волны, бьющиеся о черные скалы.
   Небольшой коттедж, к которому мы сейчас направлялись, находился вдали от моря.
   - Здесь живет участковая медсестра, - объяснил доктор Роуз. - Я договорился с сестрой Мари Анжеликой, чтобы она поселилась вместе с ней. Также хорошо, что она находится под квалифицированным наблюдением.
   - Она вполне нормальная в своих манерах? - спросил я с любопытством. -- Сию минуту можете судить сами, -- ответил он, улыбаясь.
   Участковая медсестра, пухленькая приятная тельца, как раз ехала на велосипеде, когда мы приехали.
   - Добрый вечер, медсестра, как ваш пациент? позвал доктора. - Она как обычно, доктор. Просто сидит со сложенными руками и мыслями далеко. Довольно часто она не отвечает, когда я с ней разговариваю, хотя, если уж на то пошло, она и сейчас плохо понимает по-английски.
   Роуз кивнула, и когда медсестра уехала на велосипеде, он подошел к двери коттеджа, резко постучал и вошел.
   Сестра Мари Анжелика лежала в длинном кресле у окна. Она повернула голову, когда мы вошли.
   Это было странное лицо - бледное, прозрачное, с огромными глазами. Казалось, в этих глазах была бесконечность трагедии.
   - Добрый вечер, сестра, - сказал доктор по-французски. - Добрый вечер, господин доктор.
   - Позвольте представить вам друга, мистер Анструтер.
   Я поклонился, и она склонила голову со слабой улыбкой. 'И как вы сегодня?' - спросил доктор, садясь рядом с ней.
   - Я почти такой же, как обычно. Она сделала паузу, а затем продолжила. "Ничто не кажется мне реальным. Это дни, которые проходят, или месяцы, или годы? Я едва ли знаю. Только мои сны кажутся мне реальными.
   - Значит, ты все еще много мечтаешь?
   - Всегда - всегда - и, понимаете? - сны кажутся более реальными, чем жизнь".
   - Вы мечтаете о своей стране - о Бельгии?
   Она покачала головой. 'Нет. Я мечтаю о стране, которой никогда не существовало - никогда. Но вы это знаете, господин доктор. Я говорил тебе много раз. Она остановилась и затем резко сказала: "Но, может быть, этот джентльмен тоже врач - может быть, врач по болезням мозга?"
   'Нет нет.' Роуз ободряюще сказал, но когда он улыбнулся, я заметил, насколько необычайно острыми были его клыки, и мне пришло в голову, что в этом человеке было что-то волчье. Он продолжил:
   - Я подумал, что вам может быть интересно познакомиться с мистером Анструтером. Он кое-что знает о Бельгии. Он недавно слышал новости о вашем монастыре.
   Ее глаза обратились ко мне. Слабый румянец залил ее щеки. - Да ничего, - поспешил объяснить я. - Но как-то вечером я обедал с другом, который описывал мне разрушенные стены монастыря.
   - Значит, он разрушен!
   Это было мягкое восклицание, обращенное скорее к ней самой, чем к нам. Потом, еще раз взглянув на меня, она нерешительно спросила: - Скажите, мсье, ваш друг сказал, как - каким образом - он был разрушен?
   - Взорвали, - сказал я и прибавил: - Мужики ночью боятся проходить этой дорогой.
   - Почему они боятся?
   - Из-за черной метки на разрушенной стене. У них суеверный страх перед ним.
   Она наклонилась вперед.
   - Скажите мне, мсье, - быстро, быстро - скажите! Что это за знак?
   - Он имеет форму огромной гончей, - ответил я. "Крестьяне называют его Гончей Смерти".
   "Ах!"
   Пронзительный крик сорвался с ее губ.
   - Тогда это правда - это правда. Все, что я помню, правда. Это не какой-то черный кошмар. Это произошло! Это произошло!'
   - Что случилось, сестра? - тихо спросил доктор.
   Она с нетерпением повернулась к нему. -- вспомнил я . Там на ступеньках, вспомнил я. Я вспомнил способ. Я использовал силу, как мы использовали ее. Я встал на ступеньки алтаря и велел им не идти дальше. Я сказал им уйти с миром. Они не слушали, они пришли, хотя я их предупреждал. Итак... - Она наклонилась вперед и сделала любопытный жест. - И вот я выпустил на них Пса Смерти. . .'
   Она откинулась на спинку стула, вся дрожа, ее глаза были закрыты.
   Доктор встал, достал из шкафа стакан, наполовину наполнил его водой, добавил пару капель из маленькой бутылочки, которую вынул из кармана, и отнес ей стакан.
   - Выпейте это, - авторитетно сказал он.
   Она повиновалась - механически, как казалось. Ее глаза смотрели вдаль, как будто они созерцали какое-то собственное внутреннее видение.
   - Но тогда все это правда, - сказала она. 'Все. Город Кругов, Люди Кристалла - все. Это все правда.
   - Похоже на то, - сказала Роуз.
   Его голос был низким и успокаивающим, явно предназначенным для того, чтобы подбодрить, а не нарушить ход ее мыслей.
   - Расскажите мне о Городе, - сказал он. - Кажется, вы сказали "Город кругов"?
   Она ответила рассеянно и машинально. - Да, кругов было три. Первый круг для избранных, второй для жриц и внешний круг для жрецов.
   - А в центре?
   Она резко перевела дух, и ее голос понизился до тона неописуемого благоговения.
   "Дом Кристалла. . .'
   Пока она выдыхала эти слова, ее правая рука потянулась ко лбу, и ее палец провел там какую-то фигуру.
   Фигура ее как будто окаменела, глаза закрылись, она немного покачнулась - потом вдруг рывком села прямо, как будто вдруг проснулась.
   'Что это?' - смущенно сказала она. - Что я говорил?
   - Ничего, - сказала Роуз. 'Ты устал. Вы хотите отдохнуть. Мы оставим вас.
   Она казалась немного ошеломленной, когда мы отправились в путь. - Ну, - сказала Роуз, когда мы вышли наружу. 'Что ты думаешь об этом?' Он бросил на меня острый взгляд.
   - Я полагаю, что ее разум, должно быть, полностью сошел с ума, - медленно сказал я. - Тебя это так поразило?
   - Нет, на самом деле она была... ну, на удивление убедительной. Когда я ее слушал, у меня сложилось впечатление, что она действительно сделала то, о чем заявляла, - сотворила нечто вроде гигантского чуда. Ее вера в то, что она это сделала, кажется достаточно искренней. Поэтому -'
   - Вот почему вы говорите, что ее разум, должно быть, сошел с ума. Именно так. Но теперь подойдите к делу с другой стороны. Предположим, что она действительно сотворила это чудо - предположим, что она лично уничтожила здание и несколько сотен людей.
   - Простым усилием воли? - сказал я с улыбкой. - Я бы не стал так выражаться. Вы согласитесь, что один человек может уничтожить множество людей, коснувшись переключателя, управляющего системой мин.
   - Да, но это механически.
   "Правда, это механическое, но это, в сущности, обуздание и управление природными силами. Гроза и электростанция - это, в сущности, одно и то же".
   - Да, но для управления грозой приходится использовать механические средства. Роуз улыбнулась. - Я сейчас уйду по касательной. Есть вещество, называемое зимней зеленью. Встречается в природе в растительной форме. Он также может быть создан человеком синтетическим и химическим путем в лаборатории".
   'Что ж?'
   "Я хочу сказать, что часто есть два способа прийти к одному и тому же результату. Наш путь, по общему признанию, синтетический. Может быть другой. Необыкновенные результаты, достигнутые, например, индийскими факирами, не могут быть легко объяснены. То, что мы называем сверхъестественным, есть только естественное, законы которого еще не поняты".
   'Ты имеешь в виду?' - спросил я, очарованный. - Что я не могу полностью исключить возможность того, что человек может использовать некую огромную разрушительную силу и использовать ее для достижения своих целей. Средства, с помощью которых это было достигнуто, могли бы показаться нам сверхъестественными, но на самом деле это было бы не так".
   Я уставился на него.
   Он смеялся. - Это предположение, вот и все, - сказал он легкомысленно. - Скажите, вы обратили внимание на ее жест, когда она упомянула Дом Кристалла?
   - Она приложила руку ко лбу.
   'В яблочко. И начертил там круг. Очень похоже на то, как католик крестится. А теперь я расскажу вам кое-что довольно интересное, мистер Анструтер. Слово "кристалл" так часто встречалось в бессвязной речи моей пациентки, что я решил провести эксперимент. Я одолжил у кого-то кристалл и однажды неожиданно достал его, чтобы проверить реакцию моего пациента на него".
   'Что ж?'
   "Ну, результат был очень любопытным и наводящим на размышления. Все ее тело напряглось. Она смотрела на него, как будто не веря своим глазам. Потом она опустилась перед ним на колени, пробормотала несколько слов - и потеряла сознание".
   - Что это было за несколько слов?
   "Очень любопытные. Она сказала: " Кристалл! Тогда Вера еще жива! "'
   "Необычайно!"
   - Наводит на размышления, не так ли? Теперь следующее любопытное. Когда она очнулась от обморока, она все забыла. Я показал ей кристалл и спросил, знает ли она, что это такое. Она ответила, что, по ее мнению, это кристалл, который используют гадатели. Я спросил ее, видела ли она когда-нибудь его раньше? Она ответила: "Никогда, господин доктор". Но я увидел недоумение в ее глазах. - Что тебя беспокоит, сестра моя? Я попросил. Она ответила: "Потому что это так странно. Я никогда раньше не видел кристалла и все же - мне кажется, что я хорошо его знаю. Что-то есть - если бы я только мог вспомнить. . ". Усилие памяти, очевидно, было для нее настолько тягостным, что я запретил ей больше думать. Это было две недели назад. Я намеренно выжидал. Завтра я приступлю к следующему эксперименту.
   - С кристаллом?
   "С кристаллом. Я заставлю ее заглянуть в него. Думаю, результат должен быть интересным".
   - Что вы ожидаете получить? - спросил я с любопытством.
   Слова были праздными, но они имели непредвиденный результат. Роуз напрягся, покраснел, и его манера говорить незаметно изменилась. Это было более официально, более профессионально.
   "Свет некоторых психических расстройств изучен недостаточно. Сестра Мари Анжелика - очень интересное исследование.
   Значит, интерес Роуз был чисто профессиональным? Я поинтересовался. - Вы не возражаете, если я тоже пойду? Я попросил.
   Возможно, это мне показалось, но я подумал, что он колебался, прежде чем ответить. У меня была внезапная интуиция, что он не хотел меня.
   'Безусловно. Я не вижу возражений.
   Он добавил: "Я полагаю, вы не собираетесь оставаться здесь долго?"
   - Только до послезавтра.
   Мне показалось, что ответ его порадовал. Его брови прояснились, и он начал рассказывать о недавних экспериментах, проведенных на морских свинках.
   Я встретился с доктором по предварительной записи на следующий день, и мы вместе пошли к сестре Мари Анжелике. Сегодня доктор был весь гениален.
   Я подумал, что ему не терпится стереть впечатление, которое он произвел накануне.
   - Вы не должны слишком серьезно относиться к тому, что я сказал, - заметил он, смеясь. - Мне бы не хотелось, чтобы вы считали меня дилетантом оккультных наук. Хуже всего то, что у меня адская слабость к раскрытию дела.
   'Действительно?'
   - Да, и чем оно фантастичнее, тем больше оно мне нравится.
   Он рассмеялся, как смеется человек над забавной слабостью.
   Когда мы прибыли в коттедж, окружная медсестра хотела кое о чем поговорить с Роуз, так что я остался с сестрой Мари Анжелик.
   Я видел, как она внимательно изучает меня. Вскоре она заговорила. "Эта хорошая няня сказала мне, что вы брат доброй дамы из большого дома, куда меня привезли, когда я приехал из Бельгии?"
   - Да, - сказал я. "Она была очень добра ко мне. Она хорошая.'
   Она молчала, как бы следя за ходом какой-то мысли. Затем она сказала:
   'М. le docteur, он тоже хороший человек?
   Я был немного смущен. 'Почему да. Я имею в виду... я так думаю.
   "Ах!" Она сделала паузу, а затем сказала: "Конечно, он был очень добр ко мне".
   - Уверен, что да.
   Она резко посмотрела на меня. - Месье... вы... вы, которые сейчас со мной разговариваете, - вы верите, что я сошел с ума?
   "Почему, сестра моя, такая мысль никогда..."
   Она медленно покачала головой, прерывая мой протест. 'Я сошел с ума? Я не знаю - что помню - что забываю. . .'
   Она вздохнула, и в этот момент в комнату вошла Роуз.
   Он радостно поприветствовал ее и объяснил, что от нее требуется. - Некоторые люди, видите ли, обладают даром видеть вещи в кристалле. Мне кажется, у тебя мог бы быть такой дар, сестра моя.
   Она выглядела огорченной.
   - Нет, нет, я не могу этого сделать. Пытаться читать будущее - это грех". Роуз была ошеломлена. Это была точка зрения монахини, которую он не допускал. Он ловко изменил позицию.
   "Не следует заглядывать в будущее. Ты совершенно прав. Но заглянуть в прошлое - это другое".
   'Прошлое?'
   - Да, в прошлом было много странностей. Вспышки возвращаются к единице - они видны на мгновение - затем снова исчезают. Не стремитесь увидеть что-либо в кристалле, поскольку это вам не позволено. Просто взять в руки - так. Загляни в него - загляни вглубь. Да - глубже - еще глубже. Вы помните, не так ли? Ты помнишь. Ты слышишь, как я говорю с тобой. Вы можете ответить на мои вопросы. Ты меня не слышишь?
   Сестра Мария Анжелика приняла кристалл, как было велено, и обращалась с ним с любопытным благоговением. Затем, когда она смотрела в него, ее глаза стали пустыми и невидящими, ее голова поникла. Казалось, она спит.
   Доктор осторожно взял у нее кристалл и положил на стол. Он поднял уголок ее века. Потом он пришел и сел рядом со мной.
   - Мы должны подождать, пока она проснется. Думаю, это ненадолго.
   Он был прав. Через пять минут сестра Мари Анжелика зашевелилась. Ее глаза мечтательно открылись.
   'Где я?'
   - Ты здесь - дома. Вы немного поспали. Вы мечтали, не так ли?
   Она кивнула. - Да, я мечтал.
   - Вам приснился Кристалл?
   'Да.'
   - Расскажите нам об этом.
   - Вы сочтете меня сумасшедшим, господин доктор. Увидимся, в моем сне Кристалл был священной эмблемой. Я даже представлял себе второго Христа, Учителя Кристалла, погибшего за свою веру, его последователей выследили - преследовали. . . Но вера устояла.
   - Да - на пятнадцать тысяч полных лун - я имею в виду, на пятнадцать тысяч лет.
   "Как долго длилось полнолуние?"
   "Тринадцать обычных лун. Да, это было в пятнадцатитысячное полнолуние - конечно же, я была Жрицей Пятого Знака в Доме Кристалла. Это было в первые дни прихода Шестого Знака. . .'
   Ее брови сошлись вместе, на лице отразился страх. - Слишком рано, - пробормотала она. "Слишком рано. Ошибка . . . Ах! Да, я помню! Шестой знак. . .'
   Она вскочила на ноги, потом упала, провела рукой по лицу и пробормотала:
   - Но что я говорю? Я в бреду. Таких вещей никогда не было.
   - Не расстраивайтесь.
   Но она смотрела на него в мучительном недоумении. 'М. Доктор, я не понимаю. Зачем мне эти сны, эти фантазии? Мне было всего шестнадцать, когда я начал религиозную жизнь. Я никогда не путешествовал. И все же мне снятся города, странные люди, странные обычаи. Почему?' Она прижала обе руки к голове.
   - Тебя когда-нибудь гипнотизировали, сестра? Или был в состоянии транса?
   - Меня никогда не гипнотизировали, господин доктор. Во-вторых, во время молитвы в часовне мой дух часто отрывался от тела, и я был как мертвый в течение многих часов. Это было несомненно блаженное состояние, сказала Преподобная Мать, состояние благодати. Ах! да, - у нее перехватило дыхание. - Я помню, мы тоже называли это состоянием благодати .
   - Я хотел бы провести эксперимент, сестра. Роза говорила будничным голосом. - Это может развеять эти болезненные полувоспоминания. Я попрошу вас еще раз заглянуть в кристалл. Затем я скажу вам определенное слово. Вы ответите другому. Мы будем продолжать в том же духе, пока вы не устанете. Сосредоточь свои мысли на кристалле, а не на словах.
   Когда я еще раз развернула кристалл и отдала его в руки сестры Марии Анжелики, я заметила, как благоговейно ее руки прикоснулись к нему. Покоясь на черном бархате, он лежал между ее тонких ладоней. Ее чудесные глубокие глаза смотрели в него. Наступило короткое молчание, а потом доктор сказал:
   ' Собака. '
   Сестра Мари Анжелика немедленно ответила: " Смерть ".
   Я не предлагаю давать полный отчет об эксперименте. Многие неважные и бессмысленные слова были введены врачом намеренно. Другие слова он повторял несколько раз, иногда получая на них один и тот же ответ, иногда другой.
   В тот вечер в домике доктора на скалах мы обсуждали результат эксперимента.
   Он откашлялся и придвинул к себе блокнот. "Эти результаты очень интересны - очень любопытны. В ответ на слова "Шестой Знак" мы получаем по разному Разрушение, Фиолетовый, Гончая, Сила , затем снова Разрушение и, наконец, Сила . Позднее, как вы, возможно, заметили, я обратил этот метод и получил следующие результаты. В ответ на Destruction я получаю Hound ; к Фиолетовый, Сила ; к Гончей, снова Смерти , и к Власти, Гончей . Все это держится вместе, но при втором повторении Destruction я получаю Sea , что кажется совершенно неуместным. К словам "Пятый знак" я получаю " Синий", "Мысли", "Птица", "Синий " и, наконец, довольно двусмысленную фразу "Открытие разума разуму" . Из того факта, что "Четвертый знак" вызывает слово " Желтый ", а затем " Свет ", и что "Первому знаку" соответствует слово " Кровь " , я делаю вывод, что каждый Знак имел определенный цвет и, возможно, определенный символ. птица , а у Шестого - гончая . Однако я предполагаю, что Пятый Знак представлял собой то, что известно как телепатия - открытие разума разуму. Шестой Знак, несомненно, означает Силу Разрушения.
   "Что означает Море ?"
   - Этого, признаюсь, я не могу объяснить. Я ввел это слово позже и получил обычный ответ Лодка. К "Седьмому знаку" я получил сначала Жизнь , второй раз Любовь . На "Восьмой знак" я получил ответ " Нет " . Таким образом, я полагаю, что семь было суммой и числом знаков".
   - Но Седьмая не была достигнута, - сказал я, внезапно вдохновленный. "Поскольку через Шестой пришло Разрушение !"
   "Ах! Ты так думаешь? Но мы очень серьезно относимся к этим безумным бредням. На самом деле они интересны только с медицинской точки зрения.
   - Наверняка они привлекут внимание исследователей экстрасенсов.
   Глаза доктора сузились. "Мой дорогой сэр, я не собираюсь обнародовать их".
   - Тогда ваш интерес?
   - Это чисто личное. Я, конечно, сделаю записи по этому делу.
   'Я понимаю.' Но в первый раз я почувствовал, как слепой, что совсем не вижу. Я поднялся на ноги.
   - Что ж, я желаю вам спокойной ночи, доктор. Завтра я снова уезжаю в город.
   "Ах!" Мне показалось, что за этим восклицанием скрывалось удовлетворение, может быть, облегчение.
   - Желаю вам удачи в ваших расследованиях, - легкомысленно продолжил я. "Не спусти на меня Гончую Смерти в следующий раз, когда мы встретимся!"
   Пока я говорил, его рука была в моей, и я почувствовал, как она вздрогнула. Он быстро пришел в себя. Его губы растянулись из-за длинных острых зубов в улыбке.
   "Для человека, любившего власть, какая это была бы сила!" он сказал. "Держать жизнь каждого человека в своих ладонях!"
   И его улыбка стала шире.
   На этом моя непосредственная связь с этим делом закончилась.
   Позже в мои руки попали записная книжка и дневник врача. Я воспроизведу здесь несколько скудных записей из него, хотя вы понимаете, что на самом деле он попал в мое распоряжение только некоторое время спустя.
   5 августа. Обнаружил, что под "Избранными" сестра М.А. подразумевает тех, кто воспроизвел расу. По-видимому, они пользовались наивысшим почетом и превозносились над священством. Сравните это с ранними христианами.
   7 августа. Уговорил сестру М.А. позволить мне ее загипнотизировать. Удалось вызвать гипнотический сон и транс, но раппорт не установился.
   9 августа. Были ли в прошлом цивилизации, по сравнению с которыми наша ничто? Странно, если так и должно быть, а я единственный, кто знает об этом. . .
   12 августа. Сестра М.А. совершенно не поддается внушению в состоянии гипноза. Тем не менее состояние транса легко наводится. Не могу понять.
   13 августа. Сестра М.А. упомянула сегодня, что в "состоянии благодати" "врата должны быть закрыты, чтобы другой не мог управлять телом". Интересно - но непонятно.
   18 августа. Итак, Первый Знак есть не что иное, как . . . ( слова здесь стерты ). . . тогда сколько веков потребуется, чтобы достичь Шестого? Но если должен быть короткий путь к Власти. . .
   20 августа. Договорились, чтобы М.А. приехала сюда с медсестрой. Сказали ей, что необходимо держать пациента под морфием. Я сумасшедший? Или я буду Суперменом с Силой Смерти в моих руках?
   ( Здесь записи прекращаются )
   Я получил письмо, кажется, 29 августа. Оно было адресовано мне, заботе моей невестки, косым иностранным почерком. Я открыл его с некоторым любопытством. Это работало следующим образом:
   Шер Месье,
   Я видел вас всего дважды, но я чувствовал, что могу доверять вам. Реальны мои сны или нет, в последнее время они стали яснее. . . И, сударь, во всяком случае, Пес Смерти не сон. . . В те дни, о которых я вам рассказывал (реальны они или нет, я не знаю), Тот, кто был Хранителем Кристалла, слишком рано открыл людям Шестой Знак. . . Зло вошло в их сердца. У них была власть убивать по желанию - и они убивали без справедливости - в гневе. Они были опьянены похотью Власти. Когда мы увидели это, Мы, еще чистые, мы знали, что еще раз нам не завершить Круг и не прийти к Знаку Вечной Жизни. Тому, кто должен был стать следующим Стражем Кристалла, было приказано действовать. Чтобы старое могло умереть, а новое, спустя бесконечные века, могло прийти снова, он выпустил на море Пса Смерти (стараясь не замкнуть круг), и море поднялось в форме Пса и поглотило земля совсем. . .
   Однажды я вспомнил об этом - на ступенях алтаря в Бельгии . . . Доктор Роуз, он из Братства. Он знает Первый Знак и форму Второго, хотя его значение скрыто от всех, кроме избранных. Он узнает обо мне Шестой . Я выдержал его до сих пор -
   но я слабею, сударь, нехорошо, если человек приходит к власти раньше срока. Должно пройти много столетий, прежде чем мир будет готов принять в свои руки власть смерти. . . Умоляю вас, сударь, любящих добро и правду, помогите мне. . . пока не стало слишком поздно.
   Твоя сестра во Христе,
   Мари Анжелика
   Я позволил бумаге упасть. Твердая земля подо мной казалась менее твердой, чем обычно. Потом я начал митинговать. Вера бедной женщины, достаточно искренняя, почти подействовала на меня! Одно было ясно. Доктор Роуз в своем рвении к делу грубо злоупотреблял своим профессиональным положением. Я бы сбежал и -
   Вдруг я заметил письмо от Китти среди другой моей корреспонденции. Я разорвал его.
   "Произошла такая ужасная вещь, - прочитал я. - Помнишь домик доктора Роуза на скале? Прошлой ночью его снесло оползнем, доктор и бедная монахиня, сестра Мари Анжелика, погибли. Мусор на пляже слишком ужасен - все свалено в фантастическую массу - издалека это похоже на огромную гончую . . .'
   Письмо выпало из моей руки.
   Остальные факты могут быть совпадением. Мистер Роуз, который, как я выяснил, был богатым родственником доктора, внезапно скончался в ту же ночь - говорят, его ударила молния. Насколько было известно, грозы поблизости не было, но один или два человека заявили, что слышали один раскат грома. На нем был электрический ожог "странной формы". По его завещанию все осталось его племяннику, доктору Роуз.
   Теперь предположим, что доктору Роуз удалось получить секрет шестого Знака от сестры Мари Анжелики. Я всегда считал его беспринципным человеком - он не побоялся бы лишить дядю жизни, если бы был уверен, что ее нельзя вернуть домой. Но одна фраза из письма сестры Марии Анжелики звенит у меня в голове. . . стараясь не замкнуть Круг. . .' Доктор Роуз не проявлял такой осторожности - возможно, он не знал о шагах, которые нужно было предпринять, или даже о необходимости их. Итак, Сила, которую он использовал, вернулась, завершив свой кругооборот. . .
   Но, конечно, это все ерунда! Все можно объяснить вполне естественно. То, что доктор верил в галлюцинации сестры Марии Анжелики, просто доказывает, что его разум тоже был немного неуравновешенным.
   И все же иногда мне снится континент под морями, где когда-то жили люди и достигли уровня цивилизации, намного опередившего нас. . .
   Или сестра Мари Анжелика помнила задом наперёд - как некоторые говорят, что это возможно - и этот Город Кругов в будущем, а не в прошлом?
   Ерунда - конечно, все это было просто галлюцинацией!
  
  
  
   Глава 43
   Цыганка
   "Цыганка" была впервые опубликована в твердом переплете "Собака смерти и другие истории" (Odhams Press, 1933). Предыдущих появлений не обнаружено.
   Макфарлейн часто замечал, что его друг Дикки Карпентер испытывает странное отвращение к цыганам. Он никогда не знал причины этого. Но когда помолвка Дикки с Эстер Лоуз была разорвана, между двумя мужчинами на мгновение исчезли резервы.
   Макфарлейн был помолвлен с младшей сестрой Рэйчел около года. Он знал обеих девочек Лоус с детства. Медленный и осторожный во всем, он не желал признаваться себе в растущем влечении, которое вызывали у него детское лицо и честные карие глаза Рейчел. Не такая красавица, как Эстер, нет! Но невыразимо вернее и милее. С помолвкой Дикки со старшей сестрой связь между двумя мужчинами, казалось, сблизилась.
   И вот, спустя несколько коротких недель, эта помолвка снова была расторгнута, и Дикки, простой Дикки, сильно пострадал. До сих пор в его молодой жизни все шло так гладко. Его карьера на флоте была выбрана удачно. Его тяга к морю была врожденной. В нем было что-то от викинга, примитивное и прямолинейное, натура, на которую тратились тонкости мысли. Он принадлежал к той нечленораздельной категории молодых англичан, которые не любят никаких эмоций и которым особенно трудно объяснить словами свои мыслительные процессы.
   Макфарлейн, этот суровый шотландец, с затаившимся где-то кельтским воображением, слушал и курил, пока его друг барахтался в море слов. Он знал, что грядет облегчение. Но он ожидал, что тема будет другой. Во всяком случае, для начала не было никакого упоминания об Эстер Лоуз. Только, казалось, рассказ о детском ужасе.
   "Все началось с мечты, которая приснилась мне в детстве. Точно не кошмар. Она - цыганка, знаете ли - просто войдет в любой старый сон - даже хороший сон (или детское представление о том, что хорошо - вечеринка, крекеры и прочее). Я бы бесконечно наслаждался собой, а потом я бы почувствовал, я бы знал , что если я подниму глаза, она будет там, стоя, как всегда стояла, наблюдая за мной. . . Знаете, с грустными глазами, как будто она поняла что-то, чего я не понял. . . Не могу объяснить, почему меня это так потрясло, но это так! Каждый раз! Я просыпался, воя от ужаса, и моя старая няня говорила: "Вот! Мастеру Дикки снова приснился один из его цыганских снов!
   - Вы когда-нибудь боялись настоящих цыган?
   - Никогда раньше не видел. Это тоже было странно. Я гонялся за своим щенком. Он убежал. Я прошел через садовую дверь и по одной из лесных тропинок. Знаешь, мы тогда жили в Новом лесу. В конце я пришел к какой-то поляне с деревянным мостом через ручей. А рядом стояла цыганка - с красным платком на голове - такая же, как в моем сне. И сразу я испугался! Она посмотрела на меня, понимаете. . . Тот же взгляд - как будто она знала что-то, чего не знал я, и сожалела об этом. . . И тогда она сказала совсем тихо, кивнув на меня головой: " Я бы не пошла туда, если бы я была на твоем месте ". Не могу сказать почему, но это напугало меня до смерти. Я бросился мимо нее на мост. Я предполагаю, что это было гнилое. Так или иначе, он поддался, и меня бросило в поток. Он бежал довольно быстро, и я чуть не утонул. Стыдно чуть не утонуть. Я никогда этого не забывал. И я чувствовал, что все это связано с цыганами. . .'
   - Но на самом деле она предостерегала вас от этого?
   -- Я полагаю, вы могли бы выразиться и так, -- Дикки помолчал, а затем продолжил: -- Я рассказал вам об этом своем сне не потому, что он имеет какое-то отношение к тому, что случилось после (по крайней мере, я полагаю, t), а потому, что это как бы отправная точка. Теперь вы понимаете, что я имею в виду под "цыганским чувством". Итак, я перейду к той первой ночи у Лоуза. Тогда я только что вернулся с западного побережья. Ужасно было снова оказаться в Англии. Лоу были давними друзьями моего народа. Я не видел девочек с тех пор, как мне было около семи, но молодой Артур был моим большим другом, и после его смерти Эстер писала мне и присылала мне бумаги. Ужасно веселые письма она писала! Ободрил меня без конца. Я всегда хотел, чтобы у меня была лучшая рука, чтобы писать в ответ. Мне ужасно хотелось ее увидеть. Казалось странным хорошо узнать девушку по ее письмам, а не иначе. Ну, я первым делом пошел к Лоусу. Когда я приехал, Эстер не было дома, но в тот вечер ее ждали. За обедом я сидел рядом с Рейчел, и когда я оглядел длинный стол, меня охватило странное чувство. Я почувствовал, что кто-то наблюдает за мной, и мне стало не по себе. Потом я увидел ее...
   "Видел, кто..."
   - Миссис Хаворт, о чем я вам говорю.
   У Макфарлейна вертелось на языке: "Я думал, вы рассказываете мне об Эстер Лоус". Но он промолчал, и Дикки продолжал.
   "В ней было что-то совершенно отличное от всех остальных. Она сидела рядом со старым Лоусом и очень серьезно слушала его, склонив голову. На шее у нее было что-то из красного тюля. Он порвался, я думаю, все равно встал у нее за головой, как маленькие языки пламени. . . Я сказал Рэйчел: "Что это за женщина вон там? Темный - с красным шарфом?"
   - Вы имеете в виду Алистера Хауорта? У нее красный шарф. Но она справедлива. Очень справедливо".
   - Так она и была, ты знаешь. Ее волосы были прекрасного бледно-желтого цвета. И все же я мог бы поклясться, что она была темной. Странно, какие шутки играет с одним глаз. . . После ужина Рэйчел представила нас, и мы прогулялись по саду. Мы говорили о реинкарнации. . .'
   - Это не в твоем духе, Дикки!
   - Я полагаю, что да. Помню, я сказал, что это, по-видимому, весьма разумный способ объяснения того, как человек сразу узнает некоторых людей - как будто вы уже встречались с ними раньше. Она сказала: "Ты имеешь в виду любовников. . ". Было что-то странное в том, как она это сказала, что-то мягкое и страстное. Что-то мне это напомнило, но я не мог вспомнить что. Мы еще немного поболтали, а потом старый Лоус позвал нас с террасы и сказал, что Эстер пришла и хочет меня видеть. Миссис Хаворт положила руку мне на плечо и сказала: "Вы идете?" - Да, - сказал я. - Я полагаю, нам лучше, - а потом... тогда...
   'Что ж?'
   - Звучит такая чушь. Миссис Хауорт сказала: " На вашем месте я бы не входила . . ."' Он сделал паузу. - Знаете, меня это напугало. Меня это сильно напугало. Вот почему я рассказал вам о сне. . . Потому что, видите ли, она сказала это точно так же - тихо, как будто знала что-то, чего не знал я. Это была не просто красивая женщина, которая хотела, чтобы я не гулял с ней в саду. Голос у нее был просто добрый - и очень жалкий. Как будто она знала, что должно произойти. . . Полагаю, это было грубо, но я развернулся и ушел от нее - почти побежал к дому. Это было похоже на безопасность. Тогда я понял, что боялся ее с самого начала. Для меня было облегчением увидеть старого Лоуза. Эстер была рядом с ним. . .' Он поколебался с минуту, а затем пробормотал довольно невнятно: - Не было никаких сомнений - в тот момент, когда я ее увидел. Я знал, что попал ему в шею.
   Мысли Макфарлейна быстро переместились к Эстер Лоус. Однажды он слышал, как о ней говорили: "Шесть футов один дюйм еврейского совершенства". Проницательный портрет, подумал он, вспомнив ее необыкновенный рост и длинное стройное тело.
   белизна ее лица, мраморная белизна ее лица с тонким, свесившимся вниз носом, и черное великолепие волос и глаз. Да, его не удивляло, что мальчишеская простота Дикки капитулировала. Эстер никогда бы не заставила его пульс биться хоть на йоту быстрее, но он признал ее великолепие.
   - А потом, - продолжал Дикки, - мы обручились.
   'Однажды?'
   - Ну, примерно через неделю. Ей потребовалось около двух недель после этого, чтобы понять, что ей все равно. . .' Он издал короткий горький смешок.
   - Это был последний вечер перед тем, как я вернулся на старый корабль. Я возвращался из деревни через лес - и тут я увидел ее - миссис Хаворт, я имею в виду. На ней был красный там-о'шантер, и - знаете, всего на минуту - я подпрыгнул! Я рассказал тебе о своем сне, так что ты поймешь. . . Потом мы немного прогулялись. Не то чтобы было слово, которое Эстер не могла бы услышать, знаете ли... . .'
   'Нет?' Макфарлейн с любопытством посмотрел на своего друга. Странно, как люди рассказывали вам вещи, о которых сами не подозревали!
   "А потом, когда я повернулся, чтобы вернуться в дом, она остановила меня. Она сказала: "Скоро будешь дома. Я бы не стал возвращаться слишком рано на твоем месте . . ". И тогда я понял - что меня ждет что-то звериное. . . а также . . . как только я вернулся, Эстер встретила меня и сказала, что она узнала, что ей все равно. . .'
   Макфарлейн сочувственно хмыкнул.
   - А миссис Хаворт? он спросил. - Больше я ее не видел - до сегодняшнего вечера.
   'Сегодня ночью?'
   'Да. В доме престарелых доктора Джонни. Они посмотрели на мою ногу, ту самую, что сломалась в том деле с торпедой. В последнее время меня это немного беспокоит. Старик посоветовал операцию - это будет совсем несложно. Потом, выходя из дома, я столкнулся с девушкой в красном джемпере поверх вещей медсестры, и она сказала: " На вашем месте я бы не стала делать эту операцию . . ". Потом я увидел, что это была миссис Хаворт. Она прошла так быстро, что я не смог ее остановить. Я встретил другую медсестру и спросил о ней. Но она сказала, что никого с таким именем в доме не было. . . странный . . .'
   - Уверена, что это была она?
   'Ой! да, вы видите - она очень красивая. . .' Он сделал паузу, а затем добавил: "Конечно, я получу старую операцию, но... но на случай, если мой номер окажется ..."
   "Гниль!"
   "Конечно, это гниль. Но все же я рад, что рассказал тебе об этом цыганском деле. . . Знаешь, там еще много всего, если бы я только мог вспомнить. . .'
   * * *
   Макфарлейн шел по крутой вересковой дороге. Он свернул в ворота дома у гребня холма. Сжав челюсть, он нажал на звонок.
   - Миссис Хауорт дома?
   'Да сэр. Я скажу ей.' Горничная оставила его в низкой длинной комнате с окнами, выходившими на дикую вересковую пустошь. Он немного нахмурился. Он выставил себя колоссальным задницей?
   Затем он начал. Низкий голос пел сверху:
   'Цыганка
   Живет на болотах...
   Голос прервался. Сердце Макфарлейна забилось чуть быстрее. Дверь открылась.
   Невероятная, почти скандинавская справедливость ее повергла в шок. Несмотря на описание Дикки, он представлял ее темноволосой цыганкой. . . И он вдруг вспомнил слова Дикки и их особенный тон. - Видишь ли, она очень красивая. . . Совершенная неоспоримая красота встречается редко, а совершенная неоспоримая красота была тем, чем обладал Алистер Хаворт.
   Он взял себя в руки и двинулся к ней. - Боюсь, вы не знаете меня от Адама. Я получил твой адрес от Лоуза. Но... я друг Дикки Карпентера.
   Она пристально смотрела на него минуту или две. Потом она сказала: "Я уходила. На болоте. Вы тоже пойдете?
   Она распахнула окно и вышла на склон холма. Он последовал за ней. В плетеном кресле сидел и курил грузный, несколько глуповатого вида мужчина.
   'Мой муж! Мы идем по болоту, Морис. А потом мистер Макфарлейн вернется к нам на обед. Вы будете, не так ли?
   'Спасибо большое.' Он последовал за ее легкой походкой в гору и подумал про себя: "Почему? Зачем, черт возьми, жениться на этом? '
   Алистер добралась до камней. - Мы сядем здесь. И ты скажешь мне - то, что ты пришел сказать мне.
   'Ты знал?'
   "Я всегда знаю, когда грядут плохие вещи. Это плохо, не так ли? О Дикки?
   "Ему сделали небольшую операцию - вполне успешно. Но его сердце, должно быть, было слабым. Он умер под наркозом.
   Что он ожидал увидеть на ее лице, он едва ли знал, вряд ли это выражение крайней вечной усталости... . . Он услышал ее бормотание: "Опять - ждать - так долго, так долго. . .' Она подняла глаза: "Да, что ты собирался сказать?"
   'Только это. Кто-то предостерег его от этой операции. Няня. Он думал, что это ты. Это было?
   Она покачала головой. - Нет, это был не я. Но у меня есть двоюродная сестра, которая работает медсестрой. Она похожа на меня в тусклом свете. Осмелюсь сказать, что так оно и было. Она снова посмотрела на него. - Это не имеет значения, не так ли? И вдруг ее глаза расширились. Она затаила дыхание. 'Ой!' она сказала. 'Ой! Как весело! Вы не понимаете. . .'
   Макфарлейн был озадачен. Она все еще смотрела на него. 'Я думал, ты сделал . . . Вы должны сделать. Ты выглядишь так, как будто у тебя тоже есть это. . .'
   - Есть что?
   - Дар - проклятие - называйте как хотите. Я верю, что у вас есть. Посмотрите внимательно на эту выемку в скалах. Не думай ни о чем, просто смотри. . . Ах! она отметила его легкое начало. - Ну, ты что-то видел?
   "Должно быть, это было воображение. Всего на секунду я увидел его полным крови! Она кивнула. - Я знал, что он у тебя есть. Это место, где старые солнцепоклонники приносили жертвы. Я знал это еще до того, как мне кто-то сказал. И бывают моменты, когда я точно знаю, как они относились к этому - как будто я сам был там. . . И есть что-то в болоте, что заставляет меня чувствовать, что я возвращаюсь домой. . . Конечно, это естественно, что у меня должен быть подарок. Я Фергессон. В семье есть второе зрение. И моя мать была медиумом, пока мой отец не женился на ней. Ее звали Кристинг. Она была довольно знаменитой.
   - Вы имеете в виду под "даром" способность видеть вещи до того, как они произойдут?
   - Да, вперед или назад - все равно. Например, я видел, как вы недоумевали, почему я вышла замуж за Мориса - о! да вы сделали! - Просто потому, что я всегда знал, что над ним нависло что-то ужасное. . . Я хотел спасти его от этого. . . Женщины такие. С моим даром я должен быть в состоянии предотвратить это. . . если кто-то когда-нибудь сможет. . . Я не мог помочь Дикки. И Дикки не понял бы. . . Он боялся. Он был очень молод.
   'Двадцать два.'
   - А мне тридцать. Но я не это имел в виду. Есть так много способов деления, в длину, в высоту и в ширину. . . но быть разделенным по времени - это худший путь из всех. . .' Она погрузилась в долгое задумчивое молчание.
   Низкий звон гонга из дома внизу разбудил их.
   За обедом Макфарлейн наблюдал за Морисом Хауортом. Он, несомненно, был безумно влюблен в свою жену. В его глазах светилась беспрекословная счастливая нежность собаки. Макфарлейн также отметил нежность ее ответа с намеком на материнство. После обеда он ушел.
   - Я останусь в гостинице на день или около того. Могу я прийти и увидеть вас снова? Завтра, может быть?
   'Конечно. Но -'
   'Но что -'
   Она быстро провела рукой по глазам. 'Я не знаю. Я - мне казалось, что мы больше не встретимся - и все. . . До свидания.'
   Он медленно пошел по дороге. Вопреки его воле холодная рука как будто сжала его сердце. Ничего в ее словах, конечно, но...
   Из-за угла вылетел мотор. Он прижался к изгороди. . . только вовремя. Странная сероватая бледность поползла по его лицу. . .
   - Боже мой, мои нервы в гнилом состоянии, - пробормотал Макфарлейн, проснувшись на следующее утро. Он бесстрастно пересмотрел события вчерашнего дня. Мотор, кратчайший путь к гостинице и внезапный туман, из-за которого он сбился с пути, зная, что опасное болото недалеко. Затем дымоход, упавший с гостиницы, и запах гари в ночи, который он уловил в золе на коврике перед камином. В нем вообще ничего! Ничего, кроме ее слов и той глубокой непризнанной уверенности в его сердце, которую она знала . . .
   Он с неожиданной силой сбросил с себя одеяло. Он должен пойти и увидеть ее первым делом. Это разрушило бы заклинание. То есть, если он добрался туда благополучно . . . Господи, какой он был дурак!
   Он мог немного позавтракать. В десять часов он вышел на дорогу. В половине одиннадцатого его рука была на звонке. Тогда, и только тогда, он позволил себе глубоко вздохнуть с облегчением.
   - Мистер Хаворт дома?
   Это была та самая пожилая женщина, которая открыла дверь раньше. Но лицо у нее было другое - истерзанное горем.
   'Ой! сэр, о! сэр, значит, вы не слышали?
   - Что слышал?
   - Мисс Алистер, хорошенькая овечка. Это был ее тоник. Она принимала его каждую ночь. Бедный капитан вне себя, он почти сошел с ума. В темноте он взял с полки не ту бутылку. . . Послали за доктором, но он опоздал...
   И тут же Макфарлейн вспомнил слова: "Я всегда знал, что над ним нависло что-то ужасное. Я должен быть в состоянии предотвратить это - если вообще возможно... - Ах! но судьбу не обманешь. . . Странная фатальность видения, разрушившего там, где оно стремилось спасти. . .
   Старый слуга продолжал: "Моя хорошенькая овечка! Такая милая и нежная она была, и так жаль всех в беде. Терпеть не могу, чтобы кто-то пострадал. Она поколебалась, потом добавила: - Не хотите ли вы подняться и увидеть ее, сэр? Я думаю, судя по тому, что она сказала, вы, должно быть, знали ее давно. Очень давно , сказала она. . .'
   Макфарлейн последовал за старухой вверх по лестнице в комнату над гостиной, где накануне он слышал голос. В верхней части окон были витражи. Он бросил красный свет на изголовье кровати. . . Цыганка с красным платком на голове . . . Ерунда, нервы снова сыграли злую шутку. Он бросил последний долгий взгляд на Алистера Хауорта.
   - Вас хочет видеть дама, сэр.
   - А? Макфарлейн рассеянно посмотрел на хозяйку. 'Ой! Прошу прощения, миссис Роуз, я видел призраков.
   - Не совсем так, сэр? Я знаю, что после наступления темноты на болотах можно увидеть странные вещи. Там и белая дама, и дьявольский кузнец, и матрос, и цыган...
   'Это что? Моряк и цыган?
   - Так говорят, сэр. В дни моей юности это была настоящая сказка. Они пересеклись в любви некоторое время назад. . . Но они не ходили уже много дней.
   'Нет? Интересно, может быть, теперь они снова будут. . .'
   "Господи! сэр, что вы говорите! Насчет той юной леди...
   - Какая юная леди?
   - Тот, который ждет встречи с тобой. Она в гостиной. Мисс Лоуз, она сказала, что ее зовут.
   'Ой!'
   Рэйчел! Он почувствовал странное чувство сжатия, изменение перспективы. Он заглядывал в другой мир. Он забыл Рэйчел, потому что Рэйчел принадлежала только этой жизни. . . Снова это любопытное изменение перспективы, это соскальзывание обратно в мир только трех измерений.
   Он открыл дверь гостиной. Рэйчел - с ее честными карими глазами. И вдруг, как человека, очнувшегося ото сна, на него нахлынул теплый порыв радостной реальности. Он был жив - жив! Он думал: "Есть только одна жизнь, в которой можно быть уверенным ! Вот этот!'
   - Рэйчел! - сказал он и, приподняв ее подбородок, поцеловал ее в губы.
  
  
  
   Глава 44
   Лампа
   "Лампа" была впервые опубликована в твердом переплете "Собака смерти и другие истории" (Odhams Press, 1933). Предыдущих появлений не обнаружено.
   Несомненно, это был старый дом. Вся площадь была старой, той неодобрительно-величавой старостью, которую часто можно встретить в соборном городе. Но Љ 19 производил впечатление старейшины среди старейшин; в нем была настоящая патриархальная торжественность; он возвышался самым серым из серых, самым надменным из надменных, самым холодным из холодных. Строгий, неприступный и отмеченный печатью запустения, присущей всем домам, которые долгое время оставались безлюдными, он господствовал над другими жилищами.
   В любом другом городе его свободно назвали бы "населенным привидениями", но Вейминстер терпеть не мог привидений и считал их едва ли достойными уважения, кроме как в уделе "уездной семьи". Так что номер 19 никогда не упоминался как дом с привидениями; но, тем не менее, год за годом он оставался для сдачи в аренду или продажи.
   Миссис Ланкастер с одобрением смотрела на дом, подъезжая с болтливым агентом по недвижимости, который был в необычайно веселом настроении при мысли о снятии Љ 19 со счетов. Он вставил ключ в дверь, не переставая одобрительно отзываться.
   - Как давно дом пустует? - спросила миссис Ланкастер, довольно резко прервав его поток речи.
   Мистер Рэддиш (из Рэддиш и Фоплоу) немного смутился. - Э... э... какое-то время, - вежливо заметил он. - Я так думаю, - сухо сказала миссис Ланкастер.
   Тускло освещенный зал пронизывал зловещим холодом. Женщина с большим воображением могла бы содрогнуться, но эта женщина оказалась в высшей степени практичной. Она была высокой, с густыми темно-каштановыми волосами с легким оттенком седины и довольно холодными голубыми глазами.
   Она прошлась по дому от чердака до подвала, время от времени задавая уместный вопрос. Осмотр закончился, она вернулась в одну из передних комнат, выходивших на площадь, и решительно посмотрела на агента.
   - Что случилось с домом?
   Мистер Рэддиш был застигнут врасплох. - Конечно, в доме без мебели всегда мрачновато, - слабо парировал он.
   - Чепуха, - сказала миссис Ланкастер. "Квартплата за такой дом смехотворно низкая - чисто номинальная. На это должна быть какая-то причина. Я полагаю, дом населен привидениями?
   Мистер Рэддиш нервно вздрогнул, но ничего не сказал.
   Миссис Ланкастер пристально посмотрела на него. Через несколько мгновений она снова заговорила. - Конечно, это все вздор, я не верю в призраков и во что-то в этом роде, и лично меня это не удерживает от взятия дома; но слуги, к сожалению, очень доверчивы и легко пугаются. Было бы любезно с вашей стороны сказать мне, что именно... что за существо должно преследовать это место.
   - Я... э... действительно не знаю, - пробормотал агент по дому. - Я уверена, что вы должны, - тихо сказала дама. - Я не могу взять дом, не зная. Что это было? Убийца?'
   'Ой! нет, -- воскликнул мистер Рэддиш, потрясенный мыслью о чем-то столь чуждомом респектабельности площади. - Это... это всего лишь ребенок.
   'Ребенок?'
   'Да.'
   - Я точно не знаю этой истории, - неохотно продолжил он. "Конечно, есть много разных версий, но я думаю, что около тридцати лет назад человек по имени Уильямс занял девятнадцатый номер. О нем ничего не было известно; он не держал слуг; у него не было друзей; он редко выходил в дневное время. У него был один ребенок, маленький мальчик. Пробыв там около двух месяцев, он отправился в Лондон и едва ступил в столицу, как в нем признали человека, "разыскиваемого" полицией по какому-то обвинению - точно какому, я не знаю. Но, должно быть, серьезно, потому что, прежде чем сдаться, он застрелился. Тем временем ребенок жил здесь, один в доме. У него было немного еды, и он день за днем ждал возвращения своего отца. К сожалению, ему внушили, что он ни при каких обстоятельствах не должен выходить из дома и ни с кем разговаривать. Он был слабым, больным, маленьким существом и не помышлял ослушаться этого приказа. Ночью соседи, не зная, что отец ушел, часто слышали, как он рыдает в страшном одиночестве и запустении пустого дома".
   Мистер Рэддиш помолчал.
   - И... э... ребенок умер от голода, - заключил он тем же тоном, каким мог бы объявить, что дождь только что начался.
   - И это призрак ребенка должен бродить по этому месту? - спросила миссис Ланкастер.
   - На самом деле ничего особенного, - поспешил заверить ее мистер Рэддиш. - Ничего не видно , не видано , только люди говорят, смешно, конечно, а ведь говорят, что слышат - ребенок - плачет, знаете ли.
   Миссис Ланкастер подошла к входной двери. - Мне очень нравится этот дом, - сказала она. "Я не получу ничего лучше по цене. Я подумаю и дам вам знать.
   - Выглядит очень весело, правда, папа?
   Миссис Ланкастер с одобрением осмотрела свое новое владение. Яркие коврики, хорошо начищенная мебель и множество безделушек совершенно преобразили мрачный вид дома Љ 19.
   Она говорила с худым, сгорбленным стариком с сутулыми плечами и тонким мистическим лицом. Мистер Уинберн не был похож на свою дочь; действительно, нельзя было вообразить большего контраста, чем тот, который представляет ее решительная практичность и его мечтательная отвлеченность.
   "Да, - ответил он с улыбкой, - никому и в голову не придет, что в доме обитают привидения".
   - Папа, не говори глупостей! В наш первый день тоже.
   Мистер Уинберн улыбнулся.
   "Хорошо, моя дорогая, мы согласны с тем, что призраков не существует".
   - И пожалуйста, - продолжала миссис Ланкастер, - не говорите ни слова при Джеффе. У него такое воображение.
   Джефф был маленьким сыном миссис Ланкастер. Семья состояла из мистера Уинберна, его овдовевшей дочери и Джеффри.
   Дождь начал стучать в окно - тук-тук, тук-тук.
   - Послушайте, - сказал мистер Уинберн. - Разве это не похоже на маленькие шаги?
   - Это больше похоже на дождь, - с улыбкой сказала миссис Ланкастер. - Но это, это шаги! - воскликнул отец, наклоняясь вперед, чтобы послушать. Миссис Ланкастер откровенно рассмеялась.
   Мистер Уинберн тоже не мог не рассмеяться. В холле пили чай, а он сидел спиной к лестнице. Теперь он повернул свой стул лицом к ней.
   Маленький Джеффри спускался вниз, довольно медленно и степенно, с детским благоговением перед незнакомым местом. Лестница была из полированного дуба, без ковра. Он подошел и встал рядом с матерью. Мистер Уинберн слегка вздрогнул. Когда ребенок пересекал этаж, он отчетливо услышал еще пару шагов на лестнице, как будто кто-то шел за Джеффри. Волочащиеся шаги, на удивление болезненные, они были. Потом недоверчиво пожал плечами. "Дождь, верно, - подумал он.
   - Я смотрю на бисквиты, - заметил Джефф с восхитительно отстраненным видом человека, указывающего на интересный факт.
   Его мать поспешила выполнить намек. - Ну, Сонни, как тебе твой новый дом? она спросила. - Много, - ответил Джеффри с набитым ртом. "Фунты, фунты и фунты". После этого последнего утверждения, явно выражавшего глубочайшее удовлетворение, он снова замолчал, желая только поскорее убрать бисквит с глаз людей.
   Сделав последний глоток, он разразился речью. 'Ой! Мама, здесь есть чердаки, говорит Джейн; а можно я сразу пойду и яйцо зплоре их? И может быть потайная дверь, Джейн говорит, что ее нет, но я думаю, что она должна быть, и, во всяком случае, я знаю, что там будут трубы, водопроводные трубы (с лицом, полным экстаза) и могу ли я поиграть с ними , и, о! можно мне пойти посмотреть на Бой-и-лер? Последнее слово он выкрутил с таким явным упоением, что деду стало совестно думать, что это несравненное наслаждение детства только рисовало в его воображении картину негорячей горячей воды и тяжелых и многочисленных счетов за сантехнику.
   - Насчет чердаков посмотрим завтра, дорогая, - сказала миссис Ланкастер. "Предположим, вы возьмете кирпичи и построите хороший дом или паровоз".
   - Не хочу строить "дом".
   " Дом. '
   "Дом, или двигатель h'либо".
   - Построй котел, - предложил дед.
   Джеффри покраснел. - С трубками?
   - Да, много трубок.
   Джеффри радостно убежал за своими кирпичами.
   Дождь все еще шел. Мистер Уинберн слушал. Да, он, должно быть, слышал дождь; но это было похоже на шаги.
   В ту ночь ему приснился странный сон.
   Ему приснилось, что он идет по городу, большому городу, как ему показалось. Но это был детский город; там не было взрослых людей, одни дети, толпы их. Во сне они все бросились к незнакомцу с криком: "Ты привел его?" Казалось, он понял, что они имели в виду, и грустно покачал головой. Увидев это, дети отвернулись и заплакали, горько всхлипывая.
   Город и дети исчезли, и он проснулся и обнаружил, что лежит в постели, но рыдания все еще стояли в его ушах. Хотя он и не спал, он отчетливо слышал его; и он вспомнил, что Джеффри спал этажом ниже, в то время как этот звук детской печали доносился сверху. Он сел и чиркнул спичкой. Мгновенно рыдания прекратились.
   Мистер Уинберн не рассказал дочери ни о сне, ни о его продолжении. Он был убежден, что это не игра его воображения; действительно, вскоре после этого он снова услышал его в дневное время. Ветер выл в трубе, но это был отдельный звук - отчетливый, безошибочный; жалкие маленькие рыдания с разбитым сердцем.
   Он также узнал, что он был не единственным, кто слышал их. Он слышал, как горничная говорила горничной в гостиной, что она "не думала, что, поскольку эта медсестра была добра к мастеру Джеффри, она слышала, как он плакал чуть не до потери пульса только в то утро". Джеффри спустился к завтраку и обеду, сияя здоровьем и счастьем; и мистер Уинберн знал, что плакал не Джефф, а тот другой ребенок, чья волочащая походка не раз пугала его.
   Одна миссис Ланкастер никогда ничего не слышала. Возможно, ее уши не были приспособлены для того, чтобы улавливать звуки из другого мира.
   Но однажды она тоже испытала шок. - Мамочка, - жалобно сказал Джефф. - Я бы хотел, чтобы ты позволил мне поиграть с этим маленьким мальчиком.
   Миссис Ланкастер с улыбкой подняла голову от письменного стола. - Какой мальчик, дорогой?
   - Я не знаю его имени. Он был на чердаке, сидел на полу и плакал, но убежал, увидев меня. Я полагаю, он был застенчив (с легким презрением), не как большой мальчик, а потом, когда я был в яслях, я увидел, как он стоит в дверях и смотрит, как я строю, и он выглядел таким ужасно одиноким и как будто хотел играть со мной. Я сказал: "Иди и построй мотор", но он ничего не сказал, только посмотрел, как будто он увидел много шоколадок, а мама велела ему их не трогать. Джефф вздохнул, явно возвращаясь к нему с печальными личными воспоминаниями. "Но когда я спросил Джейн, кто он такой, и сказал ей, что хочу поиграть с ним, она ответила, что в доме нет маленького мальчика, и нельзя рассказывать гадости. Я совсем не люблю Джейн.
   Миссис Ланкастер встала. Джейн была права. Маленького мальчика не было.
   - Но я видел его. Ой! Мамочка, дай мне поиграть с ним, он выглядел ужасно одиноким и несчастным. Я действительно хочу сделать что-то, чтобы "сделать его лучше".
   Миссис Ланкастер хотела снова заговорить, но ее отец покачал головой.
   "Джефф, - сказал он очень мягко, - этот бедный маленький мальчик одинок , и, возможно, вы можете сделать что-нибудь, чтобы утешить его; но ты должен выяснить, как сам - как головоломка - ты видишь?
   "Это потому, что я становлюсь большим , я должен делать это все в одиночку?"
   "Да, потому что ты становишься большим".
   Когда мальчик вышел из комнаты, миссис Ланкастер нетерпеливо повернулась к отцу.
   - Папа, это абсурд. Чтобы побудить мальчика поверить в праздные россказни слуг!
   - Ни один слуга ничего не сказал ребенку, - мягко сказал старик. "Он видел - то, что я слышу , что я мог бы увидеть, если бы был в его возрасте".
   - Но это такая ерунда! Почему я этого не вижу и не слышу?
   Мистер Уинберн улыбнулся странно усталой улыбкой, но ничего не ответил. 'Почему?' повторила его дочь. - И почему ты сказал ему, что он может помочь этой - этой - штуке. Это... это все так невозможно.
   Старик посмотрел на нее задумчивым взглядом. 'Почему бы и нет?' он сказал. "Ты помнишь эти слова:
   "Какой Светильник имеет Судьбу вести
   Своих маленьких Детей, спотыкающихся во Тьме?
   "Слепое понимание", - ответили Небеса.
   - У Джеффри есть это - слепое понимание. Им обладают все дети. Только когда мы становимся старше, мы теряем его, мы отбрасываем его от себя. Иногда, когда мы уже состарились, к нам возвращается слабый свет, но ярче всего Светильник горит в детстве. Вот почему я думаю, что Джеффри может помочь.
   - Не понимаю, - слабо пробормотала миссис Ланкастер. - И я тоже. Это - этот ребенок в беде и хочет - быть освобожденным. Но как? Я не знаю, но - страшно подумать об этом - рыдая от всего сердца - ребенок .
   Через месяц после этого разговора Джеффри сильно заболел. Восточный ветер был сильным, и он не был сильным ребенком. Доктор покачал головой и сказал, что это тяжелый случай. Мистеру Уинберну он рассказал больше и признался, что дело совершенно безнадежно. "Ребенок никогда бы не дожил до взрослого возраста ни при каких обстоятельствах", - добавил он.
   "У меня уже давно серьезные проблемы с легкими".
   Именно во время кормления Джеффа миссис Ланкастер узнала об этом - другом ребенке. Сначала рыдания были неразличимой частью ветра, но постепенно они становились все более отчетливыми, более безошибочными. Наконец она услышала их в минуты мертвого затишья: детские рыдания - глухие, безнадежные, с разбитым сердцем.
   Джеффу становилось все хуже, и в бреду он снова и снова говорил о "маленьком мальчике". - Я действительно хочу помочь ему уйти! воскликнул он.
   На смену бреду пришло состояние летаргии. Джеффри лежал неподвижно, едва дыша, погрузившись в забытье. Ничего не оставалось делать, как ждать и смотреть. Потом наступила тихая ночь, ясная и спокойная, без единого дуновения ветра.
   Внезапно ребенок зашевелился. Его глаза открылись. Он посмотрел мимо матери на открытую дверь. Он попытался заговорить, и она наклонилась, чтобы уловить едва дышащие слова.
   - Ладно, иду, - прошептал он. затем он опустился обратно.
   Мать вдруг испугалась, она пересекла комнату к отцу. Где-то рядом с ними смеялся другой ребенок. По комнате разнесся радостный, довольный, торжествующий и серебристый смех.
   'Я напуган; Я боюсь, - простонала она.
   Он защищающе обнял ее. Внезапный порыв ветра заставил их обоих вздрогнуть, но он быстро прошел и сделал воздух таким же тихим, как прежде.
   Смех прекратился, и до них донесся слабый звук, настолько слабый, что едва слышный, но становившийся все громче, пока они не могли его различить. Шаги - легкие шаги, быстро удаляющиеся.
   Тук-тук, тук-тук, они побежали, эти знаменитые хромающие ножки. Но - несомненно - теперь к ним вдруг примешались и другие шаги, двигаясь быстрее и легче.
   Единодушно они поспешили к двери.
   Вниз, вниз, вниз, за дверь, рядом с ними, цок-стук, стук-стук шли вместе невидимые ножки маленьких детей .
   Миссис Ланкастер дико подняла глаза. - Их двое - двое! '
   Серая от внезапного страха, она повернулась к койке в углу, но отец мягко удержал ее и указал в сторону.
   - Вот, - просто сказал он.
   Топ-топ, топ-топ - все слабее и слабее. А дальше - тишина.
  
  
  
   Глава 45
   Странная история сэра Артура Кармайкла
   "Странная история сэра Артура Кармайкла" была впервые опубликована в твердом переплете "Собака смерти и другие истории" (Odhams Press, 1933). Предыдущих появлений не обнаружено.
   (Взято из записей покойного доктора Эдварда Карстэйрса, доктора медицины, выдающегося психолога.)
   Я прекрасно осознаю, что есть два разных взгляда на странные и трагические события, которые я изложил здесь. Мое собственное мнение никогда не колебалось. Меня уговорили написать эту историю полностью, и я действительно считаю, что благодаря науке такие странные и необъяснимые факты не должны быть преданы забвению.
   Это была телеграмма от моего друга, доктора Сеттла, которая впервые познакомила меня с этим вопросом. Помимо упоминания имени Кармайкл, телеграмма не была явной, но в соответствии с ней я сел на поезд в 12.20 из Паддингтона в Уолден в Хартфордшире.
   Имя Кармайкл не было мне незнакомо. Я был немного знаком с покойным сэром Уильямом Кармайклом из Уолдена, хотя и не видел его последние одиннадцать лет. Я знал, что у него был один сын, нынешний баронет, которому сейчас должно быть около двадцати трех лет. Я смутно припоминала, что слышала слухи о второй женитьбе сэра Уильяма, но не могла вспомнить ничего определенного, если только это не было смутным впечатлением, наносящим ущерб второй леди Кармайкл.
   Сеттл встретил меня на вокзале. - Хорошо, что ты пришла, - сказал он, пожимая мне руку. 'Нисколько. Я так понимаю, это что-то по моей линии?
   'Даже очень.'
   - Значит, психический случай? Я рискнул. - Обладает какими-то необычными чертами?
   К этому времени мы собрали мой багаж и сидели в собачьей упряжке, ехав от станции в направлении Уолдена, который находился примерно в трех милях от меня. Сетлл не отвечал минуту или две. Потом он внезапно вырвался.
   "Все это непонятно! Вот молодой человек двадцати трех лет, совершенно нормальный во всех отношениях. Приятный любезный мальчик с не более чем присущей ему долей тщеславия, возможно, не блестящий ум, но превосходный тип обычного молодого англичанина из высшего общества. Однажды вечером он ложится спать в своем обычном здоровье, а на следующее утро его обнаруживают блуждающим по деревне в полуидиатическом состоянии, неспособным узнавать своих близких и родных".
   "Ах!" - сказал я, возбужденный. Этот случай обещал быть интересным. "Полная потеря памяти? И это произошло?
   'Вчера утром. 9 августа.
   - И не было ничего - никакого шока, о котором вы знаете, - объясняющего это состояние?
   'Ничего такого.'
   У меня возникло внезапное подозрение. - Вы что-нибудь скрываете?
   "Н-нет".
   Его колебания подтвердили мои подозрения. - Я должен знать все.
   - Это не имеет ничего общего с Артуром. Это связано с... с домом.
   - С домом, - повторил я удивленно. - У вас много общего с подобными вещами, не так ли, Карстерс? Вы "испытывали" так называемые дома с привидениями. Каково ваше мнение обо всем этом?
   - В девяти случаях из десяти мошенничество, - ответил я. - А вот десятое - ну, я столкнулся с явлениями, совершенно необъяснимыми с обычной материалистической точки зрения. Я верю в оккультизм.
   Сеттл кивнул. Мы как раз сворачивали у ворот парка. Он указал хлыстом на невысокий белый особняк на склоне холма.
   - Это дом, - сказал он. - И - в этом доме есть что- то жуткое - ужасное. Мы все это чувствуем. . . И я не суеверный человек. . .'
   - Какую форму он принимает? Я попросил.
   Он смотрел прямо перед собой. - Я бы предпочел, чтобы ты ничего не знал. Видишь ли, если ты - придя сюда беспристрастно - ничего не зная об этом - тоже увидишь... что ж...
   - Да, - сказал я, - так лучше. Но я был бы рад, если бы вы рассказали мне немного больше о семье.
   - Сэр Уильям, - сказал Сеттл, - был дважды женат. Артур - ребенок своей первой жены. Девять лет назад он снова женился, и нынешняя леди Кармайкл представляет собой нечто вроде загадки. Она только наполовину англичанка, и, подозреваю, в ее жилах течет азиатская кровь.
   Он сделал паузу. - Успокойтесь, - сказал я, - вам не нравится леди Кармайкл.
   Он признал это откровенно. - Нет. В ней всегда было что-то зловещее. Ну и в продолжение, от второй жены у сэра Уильяма родился еще один ребенок, тоже мальчик, которому сейчас восемь лет. Сэр Уильям умер три года назад, и титул и место занял Артур. Его мачеха и сводный брат продолжали жить с ним в Уолдене. Поместье, должен вам сказать, очень обеднело. Почти весь доход сэра Артура уходит на его содержание. Несколько сотен в год - вот все, что сэр Уильям мог оставить своей жене, но, к счастью, Артур всегда прекрасно ладил со своей мачехой и был только рад, что она живет с ним. В настоящее время -'
   'Да?'
   "Два месяца назад Артур обручился с очаровательной девушкой, мисс Филлис Паттерсон". Он добавил, понизив голос с ноткой волнения: "Они должны были пожениться в следующем месяце. Она остается здесь сейчас. Вы можете себе представить ее страдания...
   Я молча склонил голову.
   Мы уже подъезжали к дому. Справа от нас плавно спускалась зеленая лужайка. И вдруг я увидел прекраснейшую картину. По лужайке к дому медленно шла молодая девушка. На ней не было шляпы, и солнечный свет усиливал сияние ее великолепных золотых волос. Она несла большую корзину с розами, а красивая серая персидская кошка любовно обвилась вокруг ее ног, пока она шла.
   Я вопросительно посмотрел на Сетла. - Это мисс Паттерсон, - сказал он. - Бедняжка, - сказал я, - бедняжка. Какую картину она рисует с розами и своим серым котом".
   Я услышал слабый звук и быстро оглянулся на моего друга. Поводья выскользнули из его пальцев, и лицо его совсем побледнело.
   - Что случилось? - воскликнул я.
   Он с усилием пришел в себя.
   Через несколько минут мы прибыли, и я последовал за ним в зеленую гостиную, где был накрыт чай.
   Когда мы вошли, женщина средних лет, но все еще красивая, встала и вышла вперед с протянутой рукой.
   - Это мой друг, доктор Карстерс, леди Кармайкл.
   Я не могу объяснить инстинктивную волну отвращения, охватившую меня, когда я взял протянутую руку этой очаровательной и величественной женщины, которая двигалась с темной и томной грацией, которая напомнила предположение Сеттла о восточной крови.
   - Очень хорошо, что вы пришли, доктор Карстерс, - сказала она низким музыкальным голосом, - и попытаетесь помочь нам в нашей большой беде.
   Я ответил банально, и она протянула мне мой чай.
   Через несколько минут в комнату вошла девушка, которую я видел на лужайке снаружи. Кошки уже не было с ней, но она по-прежнему несла в руке корзину с розами. Сеттл представил меня, и она импульсивно выступила вперед.
   'Ой! Доктор Карстэйрс, доктор Сеттл так много рассказал нам о вас. У меня такое чувство, что ты сможешь кое-что сделать для бедного Артура.
   Мисс Паттерсон, безусловно, была очень милой девушкой, хотя щеки у нее были бледные, а откровенные глаза обведены темными кругами.
   - Моя дорогая юная леди, - сказал я успокаивающе, - вы не должны отчаиваться. Эти случаи потери памяти или вторичной личности часто очень кратковременны. В любую минуту пациент может вернуться к своей полной силе.
   Она покачала головой. "Я не могу поверить, что это вторая личность", - сказала она. - Это совсем не Артур. Это не его личность. Это не он . я...
   - Филлис, дорогая, - сказал мягкий голос леди Кармайкл, - вот вам чай. И что-то в выражении ее глаз, остановившихся на девушке, подсказало мне, что леди Кармайкл мало любит свою предполагаемую невестку.
   Мисс Паттерсон отказалась от чая, и я сказал, чтобы облегчить разговор: "Разве киска не выпьет блюдце молока?"
   Она посмотрела на меня довольно странно. "Киска-кошка?"
   - Да, ваш спутник, который несколько минут назад был в саду...
   Меня прервал грохот. Леди Кармайкл опрокинула чайник, и горячая вода залила весь пол. Я исправил ситуацию, и Филлис Паттерсон вопросительно посмотрела на Сеттла. Он поднялся.
   - Вы хотите сейчас увидеть своего пациента, Карстерс?
   Я сразу последовал за ним. Мисс Паттерсон пошла с нами. Мы поднялись наверх, и Сеттл достал из кармана ключ.
   "Иногда у него бывают приступы бродяжничества, - объяснил он. "Поэтому я обычно запираю дверь, когда меня нет дома".
   Он повернул ключ в замке и вошел.
   Молодой человек сидел на подоконнике, куда падали последние лучи западного солнца, широкие и желтые. Он сидел как ни странно неподвижно, довольно сгорбившись, с расслабленным каждым мускулом. Я сначала подумал, что он совершенно не подозревает о нашем присутствии, пока вдруг не увидел, что из-под неподвижных век он пристально наблюдает за нами. Его глаза опустились, встретившись с моими, и он моргнул. Но он не двигался.
   - Пойдем, Артур, - весело сказал Сеттл. - Мисс Паттерсон и мой друг пришли навестить вас.
   Но молодой человек на подоконнике только моргнул. Однако минуту или две спустя я увидел, как он снова наблюдает за нами - украдкой и тайком.
   - Хочешь чаю? - спросил Сеттл все так же громко и весело, как будто обращаясь к ребенку.
   Он поставил на стол чашку, полную молока. Я удивленно поднял брови, и Сеттл улыбнулся.
   "Забавно, - сказал он, - единственный напиток, к которому он прикоснется, - это молоко".
   Через мгновение или два, без излишней спешки, сэр Артур развернулся, конечность за конечностью, из своего сгорбленного положения и медленно подошел к столу. Я вдруг осознал, что его движения были абсолютно бесшумными, его ноги не издавали звука, когда ступали. Как только он добрался до стола, он сильно потянулся, выставив одну ногу вперед, а другую вытянув позади себя. Он продлил это упражнение до предела, а затем зевнул. Никогда я не видел такой зевоты! Казалось, он поглотил все его лицо.
   Теперь он обратил свое внимание на молоко, наклонившись к столу, пока его губы не коснулись жидкости.
   Сеттл ответил на мой вопросительный взгляд. "Руками вообще не пользуется. Кажется, вернулся в первобытное состояние. Странно, не правда ли?
   Я почувствовал, как Филлис Паттерсон немного прижалась ко мне, и успокаивающе положил свою руку на ее руку.
   С молоком наконец было покончено, и Артур Кармайкл еще раз потянулся, а затем теми же тихими бесшумными шагами вернулся на подоконник, где и сидел, сгорбившись, как прежде, и моргая, глядя на нас.
   Мисс Паттерсон вывела нас в коридор. Она вся дрожала.
   'Ой! Доктор Карстерс, - воскликнула она. - Это не он, это не Артур! Я должен чувствовать - я должен знать...
   Я печально покачал головой. - Мозг может проворачивать странные шутки, мисс Паттерсон.
   Признаюсь, я был озадачен этим случаем. Он представил необычные черты. Хотя я никогда раньше не видел молодого Кармайкла, было что-то в его своеобразной походке и в том, как он моргал, что напомнило мне кого-то или что-то, чего я не мог точно определить.
   Наш ужин в тот вечер прошел в тишине, бремя беседы легло на плечи леди Кармайкл и меня. Когда дамы удалились, Сеттл спросил, каково мое впечатление о моей хозяйке.
   - Должен признаться, - сказал я, - что ни с того, ни с сего я ее сильно не люблю. Вы совершенно правы, в ней восточная кровь и, надо сказать, она обладает заметными оккультными способностями. Она женщина необычайной притягательной силы".
   Сеттл, казалось, хотел что-то сказать, но сдержался и только заметил через минуту или две: "Она совершенно предана своему маленькому сыну".
   Мы снова сидели в зеленой гостиной после обеда. Мы только что допили кофе и довольно сухо беседовали на злободневные темы, когда за дверью жалобно замяукала кошка. Никто не обратил на это внимания, и, поскольку я люблю животных, через пару минут я встал.
   - Могу я впустить бедняжку? - спросил я леди Кармайкл.
   Ее лицо показалось мне очень бледным, подумал я, но она сделала легкий жест головой, который я принял за согласие, и, подойдя к двери, открыл ее. Но коридор снаружи был совершенно пуст.
   "Странно, - сказал я, - я мог бы поклясться, что слышал кошку".
   Вернувшись к своему стулу, я заметил, что все они пристально смотрят на меня. Как-то мне стало как-то не по себе.
   Мы легли спать рано. Сетл проводил меня до моей комнаты. - Получил все, что хочешь? - спросил он, оглядываясь. 'Да, спасибо.'
   Он по-прежнему неловко медлил, словно хотел что-то сказать, но не мог выговориться.
   - Кстати, - заметил я, - вы сказали, что в этом доме было что-то жуткое? Пока это кажется самым нормальным.
   - Вы называете это веселым домом?
   - Вряд ли, при данных обстоятельствах. Он явно находится под сенью великой скорби. Но что касается любого аномального влияния, я должен дать ему чистую справку о здоровье.
   - Спокойной ночи, - резко сказал Сеттл. - И приятных снов.
   Сон у меня точно был. Серый кот мисс Паттерсон, казалось, запечатлелся в моем мозгу. Всю ночь, как мне казалось, мне снился несчастный зверек.
   Проснувшись вздрогнув, я вдруг понял, что так насильно заставило меня задуматься о кошке. Существо настойчиво мяукнуло за моей дверью. Невозможно спать с этим шумом. Я зажег свечу и пошел к двери. Но коридор возле моей комнаты был пуст, хотя мяуканье все еще продолжалось. Меня поразила новая идея. Несчастное животное было заперто где-то, не имея возможности выбраться. Слева был конец коридора, где находилась комната леди Кармайкл. Поэтому я повернул направо и сделал всего несколько шагов, когда позади меня снова раздался шум. Я резко повернулся, и звук повторился, на этот раз отчетливо справа от меня.
   Что-то, вероятно, сквозняк в коридоре, заставило меня вздрогнуть, и я резко вернулся в свою комнату. Теперь все было тихо, и вскоре я снова заснул - чтобы проснуться в еще один великолепный летний день.
   Одеваясь, я увидел из своего окна нарушителя моего ночного сна. Серая кошка медленно и крадучись кралась по лужайке. Я предположил, что объектом нападения была небольшая стая птиц, которые чирикали и прихорашивались неподалёку.
   И тут произошла очень любопытная вещь. Кошка шла прямо и прошла сквозь гущу птиц, чуть не задев их мехом, - и птицы не улетели. Я не мог этого понять - вещь казалась непонятной.
   Это произвело на меня такое живое впечатление, что я не мог не упомянуть об этом за завтраком.
   'Вы знаете?' Я спросил леди Кармайкл: "У вас очень необычная кошка?"
   Я услышал быстрое звяканье чашки о блюдце и увидел Филлис Паттерсон с приоткрытыми губами и учащенным дыханием, серьезно смотрящую на меня.
   Наступила минутная тишина, а затем леди Кармайкл сказала в явно неприятной манере: - Я думаю, вы, должно быть, ошиблись. Здесь нет кота. У меня никогда не было кошки.
   Было видно, что я плохо умудрился в этом разобраться, поэтому я поспешно сменил тему.
   Но дело меня озадачило. Почему леди Кармайкл заявила, что в доме нет кота? Возможно, это была мисс Паттерсон, и ее присутствие было скрыто от хозяйки дома? У леди Кармайкл могла быть одна из тех странных антипатий к кошкам, которые так часто встречаются в наши дни. Это вряд ли казалось правдоподобным объяснением, но на данный момент я был вынужден удовольствоваться им.
   Наш пациент был в том же состоянии. На этот раз я провел тщательное обследование и смог рассмотреть его более внимательно, чем прошлой ночью. По моему предложению было устроено, что он должен проводить как можно больше времени с семьей. Я надеялся не только иметь лучшую возможность понаблюдать за ним, когда он потерял бдительность, но и то, что обычная повседневная рутина могла пробудить в нем проблески разума. Однако его поведение оставалось неизменным. Он был тих и послушен, казался отсутствующим, а на самом деле был напряженно и несколько лукаво настороже. Одна вещь, безусловно, стала для меня неожиданностью, это сильная привязанность, которую он проявлял к своей мачехе. Мисс Паттерсон он полностью игнорировал, но ему всегда удавалось сидеть как можно ближе к леди Кармайкл, и однажды я видел, как он трется головой о ее плечо в немом выражении любви.
   Меня беспокоил случай. Я не мог не чувствовать, что есть какой-то ключ ко всему этому, который до сих пор ускользал от меня.
   - Это очень странный случай, - сказал я Сеттлу. - Да, - сказал он, - это очень... наводит на размышления.
   Он посмотрел на меня довольно украдкой, как мне показалось. - Скажи мне, - сказал он. - Он... не напоминает вам ничего?
   Эти слова неприятно поразили меня, напомнив мне вчерашнее впечатление.
   - Напомнить мне о чем? Я попросил.
   Он покачал головой. - Возможно, это моя фантазия, - пробормотал он. - Просто моя фантазия.
   И больше он ничего не сказал по этому поводу.
   В общем, тайна окутывала это дело. Я все еще был одержим тем сбивающим с толку чувством, что упустил ключ, который должен был прояснить это для меня. И относительно меньшего вопроса также была тайна. Я имею в виду то пустяковое дело серого кота. По какой-то причине это действовало мне на нервы. Мне снились кошки - мне постоянно чудилось, что я его слышу. Время от времени вдалеке я мельком видел красивое животное. И то, что с этим была связана какая-то тайна, меня невыносимо тревожило. Под влиянием внезапного импульса я обратился однажды днем к лакею за информацией.
   - Вы можете мне что-нибудь рассказать, - сказал я, - о кошке, которую я вижу?
   - Кот, сэр? Он выглядел вежливо удивленным. - А разве там не было - разве нет - кота?
   - У ее светлости был кот, сэр. Отличный питомец. Хотя пришлось убрать. Очень жаль, так как это было красивое животное".
   - Серый кот? - медленно спросил я. 'Да сэр. Персидский.
   - И вы говорите, что он был уничтожен?
   'Да сэр.'
   - Вы совершенно уверены, что он был уничтожен?
   'Ой! совершенно уверен, сэр. Ее светлость не хотела, чтобы его отправили к ветеринару, но сделала это сама. Чуть меньше недели назад. Он похоронен там, под медным буком, сэр. И он вышел из комнаты, оставив меня в моих размышлениях.
   Почему леди Кармайкл так уверенно утверждала, что у нее никогда не было кошки?
   Я интуитивно чувствовал, что это пустяковое кошачье дело имеет какое-то значение. Я нашел Сеттла и отвел его в сторону.
   - Успокойтесь, - сказал я. 'Я хочу задать вам вопрос. Вы видели или не слышали кошку в этом доме?
   Он не казался удивленным вопросом. Скорее он, казалось, ожидал этого.
   - Я слышал, - сказал он. - Я не видел.
   - Но в первый день! - воскликнул я. - На лужайке с мисс Паттерсон!
   Он смотрел на меня очень пристально. - Я видел, как мисс Паттерсон шла по лужайке. Ничего больше.'
   Я начал понимать. - Тогда, - сказал я, - кошка?..
   Он кивнул. "Я хотел посмотреть, услышите ли вы - беспристрастно - то, что слышим все мы. . . ?
   - Значит, вы все это слышите?
   Он снова кивнул.
   - Странно, - задумчиво пробормотал я. "Я никогда раньше не слышал о кошачьих бродягах".
   Я рассказал ему, что узнал от лакея, и он выразил удивление.
   - Это новость для меня. Я этого не знал.
   'Но что это значит?' - беспомощно спросил я.
   Он покачал головой. -- Одному небу известно! Но вот что я вам скажу, Карстерс - боюсь. Голос существа звучит угрожающе.
   - Угрожающий? - резко сказал я. 'Кому?'
   Он развел руками. - Не могу сказать.
   Только вечером после обеда я понял значение его слов. Мы сидели в зеленой гостиной, как в ночь моего приезда, когда раздалось - громкое настойчивое мяуканье кошки за дверью. Но на этот раз в его тоне явно звучала злость - свирепый кошачий вой, протяжный и угрожающий. И затем, когда он прекратился, медный крюк за дверью яростно загрохотал, как от кошачьей лапы.
   Сетл запустился.
   - Клянусь, это правда! - воскликнул он.
   Он бросился к двери и распахнул ее.
   Там ничего не было.
   Он вернулся, вытирая лоб. Филлис была бледна и дрожала, леди Кармайкл смертельно бледна. Только Артур, довольный, как ребенок, прислонившись головой к колену мачехи, был спокоен и невозмутим.
   Мисс Паттерсон положила руку мне на плечо, и мы поднялись наверх. 'Ой! Доктор Карстерс, - воскликнула она. 'Что это? Что все это значит?'
   - Мы еще не знаем, моя дорогая юная леди, - сказал я. - Но я хочу узнать. Но вы не должны бояться. Я убежден, что лично вам ничего не угрожает.
   Она посмотрела на меня с сомнением. 'Ты так думаешь?'
   - Уверен в этом, - твердо ответил я. Я вспомнил, как ласково серая кошка обвилась вокруг ее ног, и у меня не было никаких сомнений. Угроза была не для нее.
   Некоторое время я засыпал, но в конце концов впал в беспокойный сон, от которого проснулся с чувством потрясения. Я услышал царапающий шум, как будто что-то сильно разорвали или порвали. Я вскочил с кровати и бросился в коридор. В тот же миг из своей комнаты напротив выскочил Сетлл. Звук исходил слева от нас.
   - Ты слышишь, Карстерс? воскликнул он. - Ты слышишь?
   Мы быстро подошли к двери леди Кармайкл. Ничто не прошло мимо нас, но шум прекратился. Наши свечи тускло мерцали на блестящих панелях двери леди Кармайкл. Мы смотрели друг на друга.
   - Вы знаете, что это было? - прошептал он.
   Я кивнул. "Кошачьи когти рвут и рвут что-то". Я немного вздрогнул. Внезапно я воскликнул и опустил свечу, которую держал.
   - Послушай, Сеттл.
   "Вот" стояло кресло, которое уперлось в стену, и сиденье его было разорвано и разорвано длинными полосами. . .
   Мы внимательно осмотрели его. Он посмотрел на меня, и я кивнул. - Кошачьи когти, - сказал он, резко втягивая воздух. "Безошибочно". Его взгляд переместился со стула на закрытую дверь. - Это человек, которому угрожают. Леди Кармайкл!
   В ту ночь я больше не спал. Дело дошло до того, что нужно что-то делать. Насколько я знал, был только один человек, у которого был ключ к ситуации. Я подозревал, что леди Кармайкл знает больше, чем хочет рассказать.
   Когда на следующее утро она спустилась вниз, она была смертельно бледна и только играла с едой на своей тарелке. Я был уверен, что только железная решимость удержала ее от того, чтобы сломаться. После завтрака я попросил с ней несколько слов. Я сразу перешел к делу.
   - Леди Кармайкл, - сказал я. - У меня есть основания полагать, что вы в очень серьезной опасности.
   'Верно?' Она выдержала это с удивительной беззаботностью. "В этом доме есть, - продолжал я, - Нечто - Присутствие - явно враждебное вам".
   - Что за вздор, - презрительно пробормотала она. - Как будто я верил во всякую чепуху в этом роде.
   - Стул у твоей двери, - сухо заметил я, - прошлой ночью разорвало в клочья.
   'Верно?' Подняв брови, она изобразила удивление, но я увидел, что не сказал ей ничего такого, чего бы она не знала. - Наверное, какая-то глупая розыгрыш.
   - Дело было не в этом, - ответил я с некоторым чувством. - И я хочу, чтобы вы сказали мне - ради вас самих... - я сделал паузу.
   'Скажу тебе что?' - спросила она. - Все, что может пролить свет на это дело, - серьезно сказал я.
   Она смеялась. - Я ничего не знаю, - сказала она. 'Совершенно ничего.'
   И никакие предупреждения об опасности не могли заставить ее смягчить высказывание. И все же я был убежден, что она знает гораздо больше, чем кто-либо из нас, и у нее есть некий ключ к делу, о котором мы совершенно не знали. Но я видел, что заставить ее говорить было совершенно невозможно.
   Я решил, однако, принять все возможные меры предосторожности, будучи убежденным, что ей угрожает очень реальная и непосредственная опасность. Перед тем, как на следующую ночь она ушла в свою комнату, мы с Сеттлом тщательно осмотрели ее. Мы договорились, что будем по очереди наблюдать за проходом.
   Я взял первую вахту, которая прошла без происшествий, и в три часа меня сменил Сеттл. Я устал после бессонной ночи накануне и сразу задремал. И мне приснился очень любопытный сон.
   Мне приснилось, что серый кот сидит у изножья моей кровати и его глаза устремлены на меня с любопытной мольбой. Затем с легкостью сна я понял, что существо хочет, чтобы я последовал за ним. Я так и сделал, и это привело меня вниз по большой лестнице и прямо в противоположное крыло дома в комнату, которая, очевидно, была библиотекой. Там он остановился в одном конце комнаты и поднял свои передние лапы, пока они не остановились на одной из нижних полок с книгами, и снова посмотрел на меня с тем же трогательным и умоляющим взглядом.
   Затем - кошка и библиотека исчезли, и я проснулся и обнаружил, что наступило утро.
   Вахта Сеттла прошла без происшествий, но он очень интересовался моим сном. По моей просьбе он провел меня в библиотеку, которая во всех деталях совпадала с моим видением ее. Я мог бы даже указать точное место, где животное бросило на меня последний печальный взгляд.
   Мы оба стояли в молчаливом недоумении. Внезапно мне пришла в голову идея, и я нагнулся, чтобы прочитать название книги именно в этом месте. Я заметил, что в строке есть пробел.
   "Отсюда унесли какую-то книгу, - сказал я Сеттлу.
   Он тоже наклонился к полке. - Привет, - сказал он. - Здесь сзади гвоздь, оторвавший фрагмент недостающего тома.
   Он осторожно оторвал клочок бумаги. Он был не больше квадратного дюйма, но на нем были напечатаны два многозначительных слова: "Кошка. . .'
   - От этой штуки у меня мурашки по коже, - сказал Сетл. - Это просто ужасно сверхъестественно.
   - Я бы все отдал, чтобы узнать, - сказал я, - какой именно книги здесь не хватает. Как вы думаете, есть ли способ это выяснить?
   - Может быть, где-нибудь есть каталог. Возможно, леди Кармайкл...
   Я покачал головой. - Леди Кармайкл ничего вам не скажет.
   'Ты так думаешь?'
   'Я уверен в этом. Пока мы гадаем и шарим в темноте, леди Кармайкл знает . И по своим причинам она ничего не скажет. Она предпочитает пойти на ужаснейший риск раньше, чем нарушить молчание.
   День прошел без происшествий, что напомнило мне затишье перед бурей. И у меня было странное чувство, что проблема близка к решению. Я блуждал в темноте, но скоро должен был увидеть. Все факты были наготове, ожидая маленькой вспышки озарения, которая соединит их воедино и покажет их значение.
   Так и случилось! Самым странным образом!
   Это было, когда мы все вместе сидели в зеленой гостиной, как обычно, после обеда. Мы были очень молчаливы. В комнате действительно было так тихо, что по полу пробежала маленькая мышка - и в одно мгновение дело случилось.
   Одним длинным прыжком Артур Кармайкл вскочил со стула. Его дрожащее тело было быстрым, как стрела, летящая по следу мыши. Он скрылся за обшивкой, и там он присел на корточки - настороженный - его тело все еще дрожало от нетерпения.
   Это было ужасно! Я никогда не знал такого парализующего момента. Меня больше не удивляло то, что напоминало мне Артура Кармайкла своими крадущимися ногами и зоркими глазами. И в мгновение ока мне в голову пронеслось объяснение, дикое, невероятное, невероятное. Я отверг это как невозможное - немыслимое! Но я не мог выбросить это из своих мыслей.
   Я плохо помню, что было дальше. Все это казалось размытым и нереальным. Я знаю, что каким-то образом мы поднялись наверх и коротко пожелали спокойной ночи, почти со страхом встретиться глазами, чтобы не увидеть там подтверждение наших собственных опасений.
   Сеттл расположился перед дверью леди Кармайкл, чтобы нести первую вахту, договорившись позвонить мне в 3 часа ночи. Я не питал особых опасений за леди Кармайкл; Я был слишком занят своей фантастической невозможной теорией. Я сказал себе, что это невозможно, но мой разум вернулся к этому, очарованный.
   И вдруг тишина ночи была нарушена. Голос Сеттла поднялся до крика, зовя меня. Я выскочил в коридор.
   Он колотил и колотил изо всех сил в дверь леди Кармайкл.
   "Черт возьми эту женщину!" воскликнул он. - Она заперла его!
   'Но -'
   - Он там, чувак! С ней! Разве ты не слышишь?
   Из-за запертой двери яростно раздался протяжный кошачий вой. А потом вслед за этим ужасный крик - и еще один. . . Я узнал голос леди Кармайкл.
   'Дверь!' Я крикнул. - Мы должны взломать его. Еще минута, и мы опоздаем.
   Мы уперлись в него плечами и рванули изо всех сил. Он с треском дал - и мы чуть не упали в комнату.
   Леди Кармайкл лежала на кровати, вся в крови. Я редко видел более ужасное зрелище. Ее сердце все еще билось, но ее раны были ужасны, потому что кожа на горле была вся разодрана и разорвана. . . Вздрагивая, я прошептал: "Когти". . .' Трепет суеверного ужаса пронзил меня.
   Я тщательно перевязал и перевязал раны и предложил Сеттлу сохранить в тайне точную природу травм, особенно от мисс Паттерсон. Я написал телеграмму медсестре больницы, чтобы она была отправлена, как только телеграф откроется.
   Рассвет уже крался в окно. Я посмотрел на лужайку внизу.
   - Одевайся и выходи, - резко сказал я Сеттлу. - Теперь с леди Кармайкл все будет в порядке.
   Вскоре он был готов, и мы вместе вышли в сад. 'Чем ты планируешь заняться?'
   - Выкопайте кошачье тело, - коротко сказал я. - Я должен быть уверен...
   Я нашел лопату в сарае для инструментов, и мы принялись за работу под большим медным буком. Наконец наши раскопки были вознаграждены. Это была неприятная работа. Животное было мертво неделю. Но я увидел то, что хотел увидеть.
   - Это кошка, - сказал я. "Тот самый кот, которого я увидел в первый день, когда пришел сюда".
   Сеттл фыркнул. Запах горького миндаля все еще чувствовался. - Синильная кислота, - сказал он.
   Я кивнул. 'Что ты думаешь?' - спросил он с любопытством. - Что ты тоже думаешь!
   Моя догадка не была для него новой - она тоже прошла через его мозг, я мог видеть.
   - Это невозможно, - пробормотал он. 'Невозможно! Это против всей науки - против всей природы. . .' Его голос оборвался дрожью. - Та мышь прошлой ночью, - сказал он. - Но - о! этого не может быть!
   - Леди Кармайкл, - сказал я, - очень странная женщина. У нее есть оккультные способности - гипнотические силы. Ее предки пришли с Востока. Можем ли мы узнать, какую пользу она могла бы извлечь из этой власти над такой слабой привлекательной натурой, как у Артура Кармайкла? И помните, Сеттл, если Артур Кармайкл останется безнадежным слабоумным, преданным ей, то все имущество практически принадлежит ей и ее сыну, которого, как вы сказали мне, она обожает. А Артур собирался жениться!
   - Но что мы будем делать, Карстерс?
   - Ничего не поделаешь, - сказал я. - Мы сделаем все возможное, чтобы встать между леди Кармайкл и местью.
   Леди Кармайкл медленно поправлялась. Ее раны зажили сами собой, как и можно было ожидать - шрамы от того ужасного нападения, которые она, вероятно, пронесет до конца своей жизни.
   Я никогда не чувствовал себя более беспомощным. Сила, победившая нас, все еще была на свободе, непобедима, и, хотя она и замолчала на минуту, мы вряд ли могли считать ее чем-то иным, чем выжиданием своего часа. Я был настроен на одно. Как только леди Кармайкл поправится настолько, что ее можно будет трогать, ее нужно будет забрать у Уолдена. Был лишь шанс, что ужасное воплощение не сможет последовать за ней. Так шли дни.
   Я установил 18 сентября как дату удаления леди Кармайкл. Это было утром 14-го, когда возник неожиданный кризис.
   Я был в библиотеке, обсуждая с Сеттлом подробности дела леди Кармайкл, когда в комнату ворвалась взволнованная горничная.
   'Ой! сэр, - воскликнула она. 'Быстрее! Мистер Артур, он упал в пруд. Он наступил на плоскодонку, и она оттолкнулась вместе с ним, а он потерял равновесие и упал! Я видел это из окна.
   Я не стал больше ждать и выбежал из комнаты, сопровождаемый Сеттлом. Филлис была снаружи и услышала рассказ горничной. Она бежала с нами.
   - Но тебе нечего бояться! - воскликнула она. "Артур - великолепный пловец". Однако я почувствовал предчувствие и удвоил шаг. Поверхность пруда была ровная. Пустая плоскодонка лениво плавала вокруг, но Артура не было видно.
   Сеттл снял пальто и ботинки. - Я иду, - сказал он. - Ты берешь крюк и ловишь рыбу с другой плоскодонки. Это не очень глубоко.
   Очень долгим казалось время, пока мы тщетно искали. Минута следовала за минутой. А потом, когда мы уже совсем отчаялись, мы нашли его и вынесли на берег безжизненное тело Артура Кармайкла.
   Пока я жив, я никогда не забуду безнадежную агонию на лице Филлис.
   - Не... не... - ее губы отказывались произнести ужасное слово.
   - Нет, нет, моя дорогая, - вскричал я. - Мы приведем его в чувство, не бойтесь.
   Но внутри у меня было мало надежды. Он находился под водой полчаса. Я послал Сеттла на дом за горячими одеялами и другими необходимыми вещами, а сам начал делать искусственное дыхание.
   Мы энергично работали с ним больше часа, но признаков жизни не было. Я жестом предложил Сеттлу снова занять мое место и подошел к Филлис.
   - Боюсь, - мягко сказал я, - что это бесполезно. Артур нам не поможет.
   Какое-то время она стояла совершенно неподвижно, а затем внезапно бросилась на безжизненное тело.
   'Артур!' - отчаянно воскликнула она. 'Артур! Вернись ко мне! Артур, вернись, вернись!
   Ее голос эхом отозвался в тишине. Внезапно я коснулся руки Сеттла. 'Смотреть!' Я сказал.
   Слабый оттенок цвета прокрался на лицо утопленника. Я чувствовал его сердце.
   - Продолжайте дышать, - крикнул я. - Он приближается!
   Мгновения, казалось, летели. Через удивительно короткое время его глаза открылись.
   И вдруг я понял разницу. Это были разумные глаза, человеческие глаза . . .
   Они остановились на Филлис. "Привет! Фил, - сказал он слабым голосом. 'Это ты? Я думал, ты не придешь до завтра.
   Она еще не могла доверять себе говорить, но она улыбнулась ему. Он огляделся с растущим недоумением.
   "Но, говорю, где я? И - как мне гнило! Что со мной? Здравствуйте, доктор Сеттл!
   - Ты чуть не утонул, вот в чем дело, - мрачно ответил Сеттл.
   Сэр Артур поморщился. "Я всегда слышал, что возвращаться потом было ужасно! Но как это произошло? Я шел во сне?
   Сеттл покачал головой. - Мы должны отвести его в дом, - сказал я, делая шаг вперед.
   Он уставился на меня, и Филлис представила меня. - Доктор Карстерс, который остановился здесь.
   Мы поддержали его между собой и направились к дому. Внезапно он поднял взгляд, словно его осенила какая-то идея.
   - Я говорю, доктор, это не заставит меня залетать до 12-го числа, не так ли?
   - Двенадцатого? Я медленно сказал: "Вы имеете в виду 12 августа?"
   - Да, в следующую пятницу.
   - Сегодня 14 сентября, - резко сказал Сеттл. Его недоумение было очевидным.
   - Но... но я думал, что это восьмое августа? Должно быть, я тогда был болен?
   Филлис вставила довольно быстро своим нежным голосом. - Да, - сказала она, - ты был очень болен.
   Он нахмурился. "Я не могу этого понять. Со мной было все в порядке, когда я ложился спать прошлой ночью - по крайней мере, конечно, это было не прошлой ночью. Хотя у меня были сны. Я помню, сны. . .' Его брови нахмурились еще больше, когда он попытался вспомнить. "Что-то... что это было? Что-то ужасное - кто-то сделал это со мной - и я был зол - в отчаянии. . . А потом мне приснилось, что я кот - да, кот! Забавно, не так ли? Но это был не смешной сон. Это было больше - ужасно! Но я не могу вспомнить. Все проходит, когда я думаю.
   Я положил руку ему на плечо. - Не пытайтесь думать, сэр Артур, - серьезно сказал я. "Быть довольным - забыть".
   Он озадаченно посмотрел на меня и кивнул. Я слышал, как Филлис вздохнула с облегчением. Мы подошли к дому.
   - Кстати, - вдруг сказал сэр Артур, - где материя?
   - Она была... больна, - сказала Филлис после минутной паузы. 'Ой! бедная старушка! В его голосе звучала искренняя тревога. 'Где она? В ее комнате?'
   -- Да, -- сказал я, -- но лучше не беспокоить...
   Слова застыли на моих губах. Дверь гостиной открылась, и леди Кармайкл, закутанная в халат, вышла в холл.
   Ее глаза были устремлены на Артура, и если я когда-либо видел выражение абсолютного ужаса, вызванного чувством вины, то я видел его тогда. Ее лицо едва ли можно было назвать человеческим в его бешеном ужасе. Ее рука потянулась к горлу.
   Артур подошел к ней с мальчишеской нежностью. "Здравствуй, мэтр! Так ты тоже залетел? Я говорю, мне ужасно жаль. Она отпрянула перед ним, ее глаза расширились. И вдруг, с воплем обреченной души, она упала навзничь в открытую дверь.
   Я бросился и наклонился над ней, потом поманил Сеттла. - Тише, - сказал я. - Тихо отведите его наверх, а потом снова спускайтесь. Леди Кармайкл мертва.
   Он вернулся через несколько минут. 'Что это было?' он спросил. - Что это вызвало?
   - Шок, - мрачно сказал я. "Шок от того, что я увидел Артура Кармайкла, возвращенного к жизни! Или вы можете назвать это, как я предпочитаю, судом Божьим!
   - Вы имеете в виду... - он замялся.
   Я посмотрел ему в глаза, чтобы он понял. - Жизнь за жизнь, - многозначительно сказал я. 'Но -'
   Ой! Я знаю, что странная и непредвиденная случайность позволила духу Артура Кармайкла вернуться в его тело. Но тем не менее Артур Кармайкл был убит.
   Он посмотрел на меня полуиспуганно. - Синильной кислотой? - спросил он низким тоном.
   - Да, - ответил я. "С синильной кислотой".
   Мы с Сеттлом никогда не говорили о своей вере. Это вряд ли будет зачислено. Согласно ортодоксальной точке зрения, Артур Кармайкл просто страдал потерей памяти, леди Кармайкл разорвала себе горло во временном припадке мании, а появление Серого Кота было просто воображением.
   Но есть два факта, которые, на мой взгляд, безошибочны. Одним из них является разорванный стул в коридоре. Другое еще более значимо. Был найден каталог библиотеки, и после исчерпывающих поисков было доказано, что пропавший том был древним и любопытным трудом о возможностях превращения людей в животных!
   Еще кое-что. Я рад сообщить, что Артур ничего не знает. Филлис заперла тайну тех недель в своем сердце, и я уверена, что она никогда не откроет ее мужу, которого так сильно любит и который вернулся через преграду могилы по зову ее голоса.
  
  
  
   Глава 46
   Зов Крыльев
   "Зов крыльев" был впервые опубликован в твердом переплете "Собака смерти и другие истории" (Odhams Press, 1933). Предыдущих появлений не обнаружено.
   Сайлас Хамер впервые услышал его зимней февральской ночью. Он и Дик Борроу ушли с ужина, который устроил Бернард Селдон, специалист по нервам. Борроу был необычайно молчалив, и Сайлас Хамер с некоторым любопытством спросил его, о чем он думает. Ответ Займа был неожиданным.
   Я думал, что из всех этих мужчин сегодня вечером только двое могут претендовать на счастье. И что эти двое, как ни странно, были ты и я!
   Слово "странно" было уместным, потому что два человека не могли быть более непохожими, чем Ричард Борроу, трудолюбивый священник с Ист-Энда, и Сайлас Хамер, лоснящийся самодовольный человек, чьи миллионы были предметом домашнего обихода.
   "Знаете, это странно, - размышлял Борроу, - я считаю, что вы единственный довольный миллионер, которого я когда-либо встречал".
   Хамер помолчал. Когда он заговорил, его тон изменился. "Раньше я был несчастным дрожащим маленьким газетчиком. Я хотел тогда - то, что имею сейчас! - комфорт и роскошь денег, а не их власть. Я хотел денег, но не для того, чтобы использовать их как силу, а для того, чтобы щедро их тратить - на себя! Я откровенен в этом, видите ли. Деньги не могут купить все, говорят они. Очень верно. Но на него можно купить все, что я хочу - поэтому я доволен. Я материалист, Борроу, материалист до мозга костей!
   Широкий свет освещенной улицы подтверждал это исповедание веры. Гладкие линии тела Сайласа Хамера подчеркивались тяжелой подбитой мехом шубой, а белый свет подчеркивал толстые складки плоти под его подбородком. В противоположность ему шел Дик Борроу, с худощавым аскетичным лицом и фанатичным взглядом на звезды.
   - Это ты , - сказал Хамер с ударением, - которого я не могу понять. Борроу улыбнулся.
   Я живу среди нищеты, нужды, голода - всех болезней плоти! И преобладающее Видение поддерживает меня. Это нелегко понять, если ты не веришь в Видения, а я так понимаю, что ты не веришь.
   - Я не верю, - флегматично сказал Сайлас Хамер, - ни во что, чего я не могу увидеть, услышать и потрогать.
   - Именно так. В этом разница между нами. Ну, до свидания, теперь земля поглощает меня!"
   Они подошли к освещенной станции метро, по которой Борроу шел домой.
   Хамер пошел один. Он был рад, что сегодня вечером отослал машину и решил пойти домой пешком. Воздух был резким и морозным, его чувства восхитительно ощущали обволакивающее тепло меховой шубы.
   Он на мгновение задержался на обочине, прежде чем перейти дорогу. Огромный автобус тяжело прокладывал себе путь к нему. Хамер, с чувством бесконечной праздности, ждал, пока это пройдет. Если бы он перешел дорогу, ему пришлось бы спешить, а спешка была ему противна.
   Рядом с ним по тротуару пьяно скатился потрепанный изгой рода человеческого. Хамер услышал крик, безрезультатный вираж автобуса, а потом - он тупо, с постепенно пробуждающимся ужасом, смотрел на обмякшую инертную кучу тряпья посреди дороги.
   Собралась волшебная толпа, ядром которой стали пара полицейских и водитель автобуса. Но глаза Хамера были прикованы к этому бездыханному узлу, который когда-то был человеком - таким же человеком, как он сам! Он вздрогнул, как от какой-то угрозы.
   -- Да не вините себя, хозяин, -- заметил сидевший рядом с ним человек грубого вида. Ты не мог ничего не сделать. "С E все равно покончено".
   Хамер уставился на него. Мысль о том, что можно каким-либо образом спасти этого человека, честно говоря, никогда не приходила ему в голову. Теперь он оценил эту идею как абсурдную. Почему, если бы он был таким глупым, он мог бы в этот момент... . . Мысли его резко оборвались, и он отошел от толпы. Он чувствовал, что дрожит от безымянного неутолимого ужаса. Он был вынужден признаться себе, что боится - ужасно боится - Смерти. . . Смерть, пришедшая с ужасающей быстротой и безжалостной уверенностью как к богатым, так и к бедным. . .
   Он пошел быстрее, но новый страх все еще был с ним, окутывая его своей холодной и леденящей хваткой.
   Он дивился самому себе, потому что знал, что по натуре он не трус. Пять лет назад, размышлял он, этот страх не напал бы на него. Ибо тогда Жизнь не была так сладка. . . Да, это было так; любовь к Жизни была ключом к тайне. Радость жизни была для него на высоте; он знал только одну угрозу, Смерть, разрушитель!
   Он свернул с освещенной улицы. Узкий проход между высокими стенами вел к площади, где находился его дом, славившийся своими художественными сокровищами.
   Шум улицы за его спиной уменьшился и стих, единственным звуком, который можно было услышать, был тихий стук его собственных шагов.
   И тут из мрака перед ним раздался еще один звук. У стены сидел мужчина, игравший на флейте. Конечно, один из огромного племени уличных музыкантов, но почему он выбрал такое необычное место? Наверняка в это время ночи полиция - размышления Хамера внезапно прервались, когда он с потрясением понял, что у человека нет ног. Рядом с ним у стены стояла пара костылей. Теперь Хамер увидел, что он играл не на флейте, а на странном инструменте, ноты которого были намного выше и чище, чем у флейты.
   Мужчина продолжал играть. Он не обратил внимания на приближение Хамера. Голова его была закинута далеко назад на плечи, как бы приподнявшись от радости собственной музыки, и ноты лились ясно и радостно, поднимаясь все выше и выше. . .
   Это была странная мелодия - строго говоря, это была вовсе не мелодия, а отдельная фраза, мало чем отличающаяся от медленного оборота, издаваемого скрипками Риенци , повторяемая снова и снова, переходя от тональности к тональности, от гармонии к гармонии . , но всегда поднимаясь и достигая с каждым разом все большей и безграничной свободы.
   Это было не похоже ни на что, что Хамер когда-либо слышал. В этом было что-то странное, что-то вдохновляющее и возвышающее. . . Это . . . Он отчаянно схватился обеими руками за выступ в стене рядом с ним. Он сознавал только одно - что он должен пригнуться - во что бы то ни стало, он должен пригнуться . . .
   Он вдруг понял, что музыка остановилась. Безногий мужчина потянулся за костылями. И вот он, Сайлас Хамер, цепляющийся, как сумасшедший, за каменную опору по той простой причине, что у него было совершенно нелепое представление - абсурдное на первый взгляд! - что он поднимался с земли - что музыка несла его вверх. . .
   Он смеялся. Какая совершенно безумная идея! Конечно, его ноги ни на мгновение не отрывались от земли, но что за странная галлюцинация! Быстрый стук дерева по мостовой подсказал ему, что калека уходит. Он смотрел ему вслед, пока фигура мужчины не растворилась во мраке. Странный тип!
   Он продолжал свой путь медленнее; он не мог изгладить из своей памяти воспоминание о том странном невозможном ощущении, когда земля провалилась под его ногами. . .
   А затем импульсивно повернулся и поспешно последовал в том же направлении, что и другой. Мужчина не мог уйти далеко - скоро он его настигнет.
   Он закричал, как только увидел изуродованную фигуру, медленно раскачивающуюся.
   'Привет! Одна минута.'
   Человек остановился и стоял неподвижно, пока Хамер не поравнялся с ним. Лампа горела прямо над его головой и раскрывала каждую черту лица. У Сайласа Хамера перехватило дыхание от невольного удивления. У этого человека была самая необыкновенно красивая голова, которую он когда-либо видел. Он мог быть любого возраста; конечно, он не был мальчиком, но его преобладающей чертой была молодость - молодость и энергия в страстном накале!
   Хамер обнаружил странное затруднение в начале разговора. - Послушайте, - неловко сказал он, - я хочу знать, что это за штука, которую вы только что играли?
   Мужчина улыбнулся. . . От его улыбки мир как будто вдруг запрыгал в радость. . .
   "Это была старая мелодия, очень старая мелодия. . . Годы - века. Он говорил со странной чистотой и отчетливостью произношения, придавая равное значение каждому слогу. Он явно не был англичанином, но Хамер не знал, кто он по национальности.
   - Вы не англичанин? Откуда ты?'
   Снова широкая радостная улыбка. - Из-за моря, сэр. Я пришел - давным-давно, очень давно.
   - Вы, должно быть, попали в серьезную аварию. Это было недавно?
   - Скоро, сэр.
   "Не повезло потерять обе ноги".
   - Все было хорошо, - очень спокойно сказал мужчина. Он со странной торжественностью перевел взгляд на собеседника. "Они были злыми".
   Хамер уронил в руку шиллинг и отвернулся. Он был озадачен и смутно обеспокоен. - Они были злыми! Как странно говорить! Очевидно, операция по поводу какой-то болезни, но - как бы странно это ни звучало.
   Хамер задумчиво пошел домой. Он тщетно пытался выбросить этот инцидент из головы. Лежа в постели, с первым начавшимся ощущением подкрадывающейся сонливости, он услышал, как соседние часы бьют час. Один четкий удар, а затем тишина - тишина, которую нарушил слабый знакомый звук. . . Признание пришло стремительно. Хамер почувствовал, как быстро забилось его сердце. Это играл мужчина в коридоре, где-то неподалеку. . .
   Ноты доносились с радостью, медленный поворот с радостным зовом, та же навязчивая фразочка... . . - Это сверхъестественно, - пробормотал Хамер, - это сверхъестественно. У него есть крылья. . .'
   Все яснее и яснее, выше и выше - каждая волна поднимается над предыдущей и догоняет его вместе с ней. На этот раз он не сопротивлялся, он позволил себе уйти. . . Вверх вверх . . . Звуковые волны несли его все выше и выше. . . Торжествующие и свободные, они мчались дальше.
   Все выше и выше . . . Теперь они преодолели пределы человеческого звука, но все еще продолжали расти, все возрастая. . . Достигнут ли они конечной цели, полного совершенства высоты?
   рост . . .
   Что -то тянуло - тянуло его вниз. Что-то большое, тяжелое и настойчивое. Он тянул безжалостно - тянул его назад и вниз. . . вниз . . .
   Он лежал в постели и смотрел в окно напротив. Затем, тяжело и болезненно дыша, он вытянул руку из постели. Движение показалось ему странно громоздким. Мягкость постели давила, давили и тяжелые занавеси на окне, закрывавшие свет и воздух. Потолок, казалось, давил на него. Он почувствовал себя подавленным и задохнувшимся. Он слегка шевелился под постельным бельем, и тяжесть его тела казалась ему самой тягостной из всех. . .
   - Мне нужен твой совет, Селдон.
   Селдон отодвинул стул примерно на дюйм от стола. Ему было интересно, какова цель этого ужина тет-а-тет. Он мало видел Хамера с зимы, а сегодня заметил в своем друге какую-то не поддающуюся определению перемену.
   - Просто так, - сказал миллионер. "Я беспокоюсь о себе". Селдон улыбнулся, глядя через стол. - Ты выглядишь в самом лучшем состоянии.
   'Это не то.' Хамер помолчал минуту, а затем тихо добавил: - Боюсь, я сойду с ума.
   Специалист по нервам поднял глаза с внезапным живым интересом. Он довольно медленным движением налил себе рюмку портвейна, а потом тихо, но бросив на собеседника острый взгляд, сказал: - С чего ты это взял?
   "Что-то случилось со мной. Что-то необъяснимое, невероятное. Этого не может быть, значит, я схожу с ума".
   - Не торопись, - сказал Селдон, - и расскажи мне об этом.
   - Я не верю в сверхъестественное, - начал Хамер. 'У меня никогда не было. Но это дело. . . Что ж, лучше я расскажу вам всю историю с самого начала. Это началось прошлой зимой, в один из вечеров после того, как я пообедал с вами.
   Затем кратко и лаконично он рассказал о событиях своего пути домой и о странном продолжении.
   - Это было началом всего. Я не могу объяснить вам это должным образом - я имею в виду чувство, - но это было чудесно! В отличие от всего, что я когда-либо чувствовал или видел во сне. Ну, с тех пор это продолжается. Не каждую ночь, только время от времени. Музыка, ощущение приподнятости, парящий полет. . . а затем ужасная тяга, притяжение к земле, а затем боль, настоящая физическая боль пробуждения. Это как спуститься с высокой горы - знаете, какие бывают боли в ушах? Ну, это то же самое, но усиленное - и вместе с этим ужасное ощущение тяжести - зажатости, задушенности. . .'
   Он прервался, и наступила пауза. - Слуги уже считают меня сумасшедшим. Я не вынес крыши и стен - у меня было устроено место наверху дома, открытое небу, без мебели, ковров и всяких душных вещей. . . Но даже тогда дома вокруг почти так же плохи. Я хочу открытой местности, где можно дышать. . .' Он посмотрел на Селдона. 'Ну, что ты скажешь? Вы можете это объяснить?
   - Гм, - сказал Селдон. "Много объяснений. Вы были загипнотизированы, или вы загипнотизировали себя. У тебя нервы не в порядке. Или это может быть просто сон.
   Хамер покачал головой. - Ни одно из этих объяснений не годится.
   - Есть и другие, - медленно сказал Селдон, - но их обычно не пускают.
   - Вы готовы принять их?
   - В целом да! Мы многого не можем понять, что невозможно объяснить нормально. Нам еще многое предстоит выяснить, и я, например, верю в то, что нужно сохранять непредвзятость.
   - Что вы мне посоветуете? - спросил Хамер после молчания. Селдон резко наклонился вперед. - Одна из нескольких вещей. Уезжайте из Лондона, ищите свою "открытую страну". Сны могут прекратиться.
   - Я не могу этого сделать, - быстро сказал Хамер. - Дошло до того, что я без них не могу. Я не хочу без них.
   "Ах! Я так и предполагал. Другой вариант, найти этого парня, этого калеку. Теперь вы наделяете его всевозможными сверхъестественными качествами. Поговори с ним. Разрушить чары.'
   Хамер снова покачал головой. 'Почему бы и нет?'
   - Боюсь, - просто сказал Хамер.
   Селдон сделал нетерпеливый жест. - Не верьте всему этому так слепо! Эта мелодия сейчас, среда, с которой все начинается, на что она похожа?
   Хамер напевал ее, а Селдон слушал, озадаченно нахмурившись.
   - Что-то вроде отрывка из увертюры к " Риенци " . В нем есть что-то возвышенное - у него есть крылья. Но меня не уносит с земли! Ну, эти твои полеты, они все одинаковые?
   'Нет нет.' Хамер нетерпеливо наклонился вперед. "Они развиваются. Каждый раз я вижу немного больше. Это трудно объяснить. Видите ли, я всегда осознаю достижение определенной точки - музыка несет меня туда - не прямо, а последовательностью волн , каждая из которых поднимается выше предыдущей, до высшей точки, дальше которой уже нельзя идти. Я остаюсь там, пока меня не притащат обратно. Это не место, это скорее состояние . Ну, не только сначала, но через некоторое время я начал понимать, что вокруг меня были другие вещи, ожидающие, пока я смогу их воспринять. Подумайте о котенке. У него есть глаза, но сначала он ими не видит. Он слеп и должен научиться видеть. Ну, это было то, что было для меня. Смертные глаза и уши не годились для меня, но было что-то им соответствующее, еще не развитое, что-то совсем не телесное . И понемногу это росло. . . были ощущения света. . . потом звука. . . потом цвета. . . Все очень расплывчато и бесформенно. Это было больше знание вещей, чем их видение или слышание. Сначала это был свет, свет, который становился все сильнее и яснее. . . затем песок, большие участки красноватого песка. . . кое-где прямые длинные полосы воды, похожие на каналы...
   Селдон резко вздохнул. " Каналы! Это интересно. Продолжать.'
   - Но эти вещи не имели значения - они больше не считались. Настоящими были вещи, которых я еще не мог видеть, но я их слышал. . . Это был звук, похожий на шелест крыльев. . . каким-то образом, я не могу объяснить почему, это было великолепно! Здесь нет ничего подобного. А потом пришла еще одна слава - я их видел - Крылья! О, Селдон, Крылья!
   - Но что это было? Люди - ангелы - птицы?
   'Я не знаю. Я не мог видеть - пока нет. Но цвет их! Цвет крыла - у нас его нет - замечательный цвет".
   - Цвет крыла? повторил Селдон. 'На что это похоже?' Хамер нетерпеливо всплеснул руками. 'Как я могу тебе сказать? Объясните слепому синий цвет! Это цвет, которого вы никогда не видели. Цвет крыла!
   'Что ж?'
   'Что ж? Это все. Это все, что у меня есть. Но с каждым разом возвращение было хуже - болезненнее. Я не могу этого понять. Я убежден, что мое тело никогда не покидает кровать. В этом месте я дохожу до того, что у меня нет физического присутствия. Почему тогда это должно быть так ужасно больно?
   Селдон молча покачал головой. "Это что-то ужасное - возвращение. Притяжение - потом боль, боль в каждой конечности и каждом нерве, и у меня такое ощущение, что уши лопаются. Тогда все так давит , тяжесть всего этого, ужасное чувство заточения. Я хочу света, воздуха, пространства - прежде всего пространства , чтобы дышать! А я хочу свободы.
   - А что, - спросил Селдон, - обо всем остальном, что раньше так много значило для вас?
   - Это самое худшее. Я забочусь о них все так же, если не больше, чем когда-либо. И эти вещи, комфорт, роскошь, наслаждение, кажется, тянут в противоположные стороны к Крыльям. Между ними идет вечная борьба, и я не вижу, чем она закончится".
   Селдон молчал. Странная история, которую он слушал, была поистине фантастической. Было ли все это иллюзией, дикой галлюцинацией - или это могло быть правдой? А если так, то почему Хамер , из всех мужчин. . . ? Несомненно, материалист, человек, любивший плоть и отрицавший дух, был последним человеком, увидевшим достопримечательности другого мира.
   Хамер через стол с тревогой наблюдал за ним. - Я полагаю, - медленно сказал Селдон, - что вам остается только ждать. Подожди и посмотри, что произойдет.
   "Я не могу! Я говорю вам, я не могу! Ваше высказывание, которое показывает, что вы не понимаете. Это разрывает меня надвое, эта ужасная борьба - эта убийственная, затянувшаяся борьба между... между... - Он заколебался.
   - Плоть и дух? - предложил Селдон.
   Хамер тяжело смотрел перед собой. - Я полагаю, это можно было бы так назвать. В любом случае, это невыносимо. . . Я не могу освободиться. . .'
   Бернард Селдон снова покачал головой. Он был захвачен необъяснимым. Он сделал еще одно предложение.
   "На вашем месте, - посоветовал он, - я бы схватил этого калеку".
   Но, возвращаясь домой, он пробормотал себе под нос: " Каналы - интересно".
   Сайлас Хамер вышел из дома на следующее утро с новой решимостью в шаге. Он решил последовать совету Селдона и найти безногого. Но внутренне он был уверен, что его поиски будут напрасны и что человек исчезнет так же бесследно, как если бы земля поглотила его.
   Темные здания по обеим сторонам прохода заслоняли солнечный свет, оставляя его темным и загадочным. Только в одном месте, на полпути к ней, в стене был пролом, и сквозь него падал луч золотого света, освещавший сиянием фигуру, сидящую на земле. Фигура - да, это был человек!
   Инструмент из свирелей был прислонен к стене рядом с его костылями, а он рисовал цветным мелом узоры на брусчатке. Два были закончены, лесные сцены изумительной красоты и нежности, качающиеся деревья и прыгающий ручей, который казался живым.
   И снова Хамер засомневался. Был ли этот человек простым уличным музыкантом, художником по тротуарам? Или он был кем-то большим. . .
   Внезапно самообладание миллионера сломалось, и он яростно и сердито закричал: "Кто вы? Ради бога, кто вы?
   Глаза мужчины встретились с его, улыбаясь. 'Почему ты не отвечаешь? Говори, мужик, говори!
   Затем он заметил, что человек с невероятной скоростью рисует на голой каменной плите. Хамер проследил за движением глазами. . . Несколько смелых штрихов, и гигантские деревья обрели форму. Потом сели на валун. . . человек . . . игра на инструменте свирели. Человек со странно красивым лицом и козлиными ногами . . .
   Рука калеки сделала быстрое движение. Человек все еще сидел на камне, но козлиные ноги исчезли. Его глаза снова встретились с Хамером.
   - Они были злыми, - сказал он.
   Хамер зачарованно уставился на него. Ибо лицо перед ним было лицом с картины, но странно и невероятно приукрашенным. . . Очищенный от всего, кроме интенсивной и изысканной радости жизни.
   Хамер повернулся и почти побежал по коридору на яркий солнечный свет, беспрестанно повторяя про себя: "Это невозможно. Невозможно . . . Я сумасшедший - мечтаю! Но лицо преследовало его - лицо Пана. . .
   Он вошел в парк и сел на стул. Это был пустынный час. Несколько нянек со своими подопечными сидели в тени деревьев, а на зеленых просторах то тут, то там, словно островки в море, лежали лежачие тела мужчин. . .
   Слова "несчастный бродяга" были для Хамера воплощением страдания. Но вдруг сегодня он им позавидовал. . .
   Они казались ему из всех сотворенных существ единственными свободными. Земля под ними, небо над ними, мир, в котором можно блуждать. . . они не были скованы или прикованы цепями.
   Как вспышка, до него дошло, что то, что связывало его так безжалостно, было тем, чему он поклонялся и ценил превыше всего, - богатством! Он думал, что это самое крепкое существо на земле, и теперь, окутанный его золотой силой, он понял правду своих слов. Именно его деньги держали его в рабстве. . .
   Но было ли это? Это действительно было так? Была ли более глубокая и конкретная истина, которую он не видел? Были ли это деньги или его собственная любовь к деньгам? Он был скован оковами собственного изготовления; цепью было не само богатство, а любовь к богатству.
   Теперь он ясно знал две рвущиеся к нему силы, теплую составную силу материализма, окружавшую и окружавшую его, и, в противовес ей, четкий повелительный зов - он называл его про себя Зовом Крыльев.
   И пока один боролся и цеплялся, другой презирал войну и не опускался до борьбы. Оно только звало - звало без умолку. . . Он слышал это так ясно, что это почти говорило словами.
   "Ты не можешь договориться со мной", - казалось, говорило оно. "Ибо я выше всего остального. Если вы последуете моему призыву, вы должны отказаться от всего остального и отсечь силы, удерживающие вас. Ибо только Свободные пойдут туда, куда я поведу. . .'
   - Я не могу! - воскликнул Хамер. - Я не могу. . .'
   Несколько человек повернулись, чтобы посмотреть на большого мужчину, который сидел и разговаривал сам с собой. Так что от него требовали жертвы, жертвы тем, что было для него самым дорогим, тем, что было частью его самого.
   Часть себя - он вспомнил человека без ног. . .
   - Что, во имя Фортуны, привело вас сюда? - спросил Борроу.
   Действительно, миссия в Ист-Энде была незнакома Хамеру.
   "Я прослушал немало проповедей, - сказал миллионер, - во всех говорилось о том, что можно было бы сделать, если бы у вас были средства. Я пришел сказать вам вот что: вы можете получить деньги.
   - Очень хорошо, - ответил Борроу с некоторым удивлением. - Большая подписка, а?
   Хамер сухо улыбнулся.
   - Я должен так сказать. Только каждый пенни, который у меня есть. 'Какая?'
   Хамер быстро и по-деловому выпалил подробности. У Борроу кружилась голова.
   - Вы... вы хотите сказать, что вы тратите все свое состояние на помощь бедным в Ист-Энде, а я назначен попечителем?
   'Вот и все.'
   - Но почему? '
   - Не могу объяснить, - медленно сказал Хамер. "Помнишь наш разговор о видении в феврале прошлого года? Что ж, видение овладело мной.
   "Великолепно!" Борроу наклонился вперед, его глаза блестели. - В этом нет ничего особенно великолепного, - мрачно сказал Хамер. "Меня совершенно не волнует нищета в Ист-Энде. Все, что они хотят, это песок! Я был достаточно беден - и я выбрался из этого. Но я должен избавиться от денег, а эти дурацкие общества не получат их. Ты человек, которому я могу доверять. Кормите ею тела или души - предпочтительно первое. Я был голоден, но вы можете делать, что хотите.
   - Ничего подобного еще не было известно, - пробормотал Борроу. - Все сделано и покончено, - продолжал Хамер. "Адвокаты наконец все уладили, и я все подписал. Могу сказать, что последние две недели я был занят. Избавиться от состояния почти так же трудно, как и заработать.
   - Но ты... ты что- то сохранил? '
   - Ни пенни, - весело сказал Хамер. - По крайней мере - это не совсем так. У меня всего два пенса в кармане. Он смеялся.
   Он попрощался со своим растерянным другом и вышел из миссии на узкие зловонные улицы. Слова, которые он только что сказал так весело, вернулись к нему с ноющим чувством утраты. - Ни пенни! Из всего своего огромного богатства он ничего не сохранил. Теперь он боялся - боялся бедности, голода и холода. Жертва не была для него сладостью.
   Но за всем этим он сознавал, что тяжесть и угроза вещей исчезли, он больше не был угнетен и скован. Разрыв цепи обжигал и разрывал его, но видение свободы укрепляло его. Его материальные нужды могли приглушить Зов, но они не могли его заглушить, потому что он знал, что это нечто бессмертное, что не может умереть.
   В воздухе было прикосновение осени, и дул холодный ветер. Он почувствовал холод и озноб, а потом и проголодался - он забыл пообедать. Это приблизило будущее к нему. Невероятно, что он отказался от всего этого; легкость, комфорт, тепло! Его тело бессильно вскрикнуло. . . И тут к нему снова пришло радостное и воодушевляющее чувство свободы.
   Хамер колебался. Он был недалеко от станции метро. В кармане у него было два пенса. Ему пришла в голову идея отправиться на нем в парк, где две недели назад он наблюдал за лежачими бездельниками. Кроме этой прихоти он не планировал на будущее. Теперь он достаточно искренне верил, что сошел с ума - нормальные люди не поступали так, как он. Тем не менее, если это так, безумие было прекрасной и удивительной вещью.
   Да, теперь он отправится в открытую местность Парка, и для него было особое значение добраться туда на метро. Ибо Труба представляла ему все ужасы погребенной, замкнутой жизни. . . Он поднимется из заточения на свободу к широкой зелени и деревьям, скрывающим угрозу надвигающихся домов.
   Лифт нес его быстро и безжалостно вниз. Воздух был тяжелым и безжизненным. Он стоял в самом конце платформы, подальше от массы людей. Слева от него был вход в туннель, из которого скоро должен был появиться поезд, похожий на змею. Он чувствовал, что все это место было утонченно злым. Рядом с ним не было никого, кроме сидящего на скамье сгорбленного парня, погрязшего, казалось, в пьяном угаре.
   Вдалеке послышался слабый угрожающий рев поезда. Парень поднялся со своего места и неуверенно проковылял к Хамеру, где он стоял на краю платформы, глядя в туннель.
   Затем - это произошло так быстро, что это было почти невероятно - он потерял равновесие и упал. . .
   Сотни мыслей одновременно пронеслись в мозгу Хамера. Он увидел сбившуюся в кучу толпу, которую переехал автобус, и услышал хриплый голос, говорящий: "Не вините себя, хозяин. Ты не мог ничего не сделать. И вместе с этим пришло осознание того, что эту жизнь можно было бы спасти, если бы она была спасена, только им самим. Рядом никого не было, и поезд был близко. . . Все это пронеслось в его голове с молниеносной быстротой. Он испытал странную спокойную ясность мысли.
   У него была одна короткая секунда, чтобы принять решение, и в этот момент он понял, что его страх перед Смертью не ослабевает. Он ужасно боялся. И тут поезд, несущийся по изгибу туннеля, бессильный вовремя остановиться.
   Быстро Хамер подхватил парня на руки. Никакой природный галантный порыв не поколебал его, его дрожащая плоть лишь повиновалась приказу чуждого духа, призывавшего к жертвам. Последним усилием он швырнул парня вперед, на помост, и сам упал. . .
   Затем внезапно его Страх умер. Материальный мир больше не удерживал его. Он был свободен от своих оков. На мгновение ему показалось, что он слышит радостное пение Пана. Затем - ближе и громче - поглотив все остальное - раздался радостный вихрь бесчисленных Крыльев. . . обволакивая и окружая его. . .
  
  
  
   Глава 47
   В темном стекле
   "In a Glass Darkly" была впервые опубликована в США в журнале Collier's в июле 1934 года, а затем в Woman's Journal в декабре 1934 года. Однако его самая первая публичная трансляция состоялась 6 апреля 1934 года, когда Агата Кристи прочитала рассказ в национальной программе радио BBC. . Известно, что записи этого 15-минутного выступления не существует.
   - У меня нет объяснения этой истории. У меня нет теорий о том, почему и зачем это. Просто вещь - это случилось.
   Тем не менее, я иногда думаю, как бы все пошло, если бы я заметил в то время только одну существенную деталь, которую я никогда не ценил до тех пор, пока столько лет спустя. Если бы я заметил это - что ж, я полагаю, ход трех жизней совершенно изменился бы. Почему-то - это очень пугающая мысль.
   Для начала я должен вернуться к лету 1914 года - как раз перед войной - когда я ездил в Бэджворти с Нилом Карслейком. Нейл был, я полагаю, о моем лучшем друге. Я знал и его брата Алана, но не так хорошо. Сильвию, их сестру, я никогда не встречал. Она была на два года моложе Алана и на три года младше Нейла. Дважды, пока мы вместе учились в школе, я собиралась провести часть каникул с Нилом в Бэджворти, и дважды что-то вмешивалось. Так получилось, что мне было двадцать три года, когда я впервые увидел дом Нейла и Алана.
   Мы должны были быть там довольно большой компанией. Сестра Нила, Сильвия, только что обручилась с парнем по имени Чарльз Кроули. Он был, по словам Нейла, намного старше ее, но вполне порядочным парнем и довольно обеспеченным.
   Приехали, помню, около семи часов вечера. Все ушли в его комнату, чтобы переодеться к ужину. Нил отвел меня к себе. Бэджворти был красивым, беспорядочным старым домом. Его свободно пристраивали за последние три века, и он был полон маленьких ступенек вверх и вниз и неожиданных лестниц. Это был такой дом, в котором нелегко ориентироваться. Помню, Нил обещал зайти за мной по пути на обед. Я чувствовал себя немного застенчивым при первой встрече с его людьми. Помню, я сказал со смехом, что в этом доме можно встретить призраков в коридорах, а он небрежно сказал, что, по его мнению, это место, как говорят, населено привидениями, но никто из них никогда ничего не видел, а он не видел. Я даже не знаю, какую форму должен был принять призрак.
   Потом он поспешил уйти, а я принялась за работу, чтобы нырнуть в чемоданы за своим вечерним нарядом. Карслейки не были богаты; они цеплялись за свой старый дом, но не было слуг, которые могли бы распаковать для вас вещи или обслуживать вас.
   Ну, я как раз добрался до стадии завязывания галстука. Я стоял перед стеклом. Я мог видеть свое лицо и плечи, а за ними стену комнаты - простой участок стены, только что разбитый посередине дверью, - и как только я наконец поправил галстук, я заметил, что дверь открывается.
   Не знаю, почему я не обернулся - думаю, это было бы естественно; во всяком случае, я этого не сделал. Я только смотрел, как дверь медленно отворилась, и когда она распахнулась, я увидел комнату за ней.
   Это была спальня - комната больше моей - с двумя кроватями, и вдруг у меня перехватило дыхание.
   Ибо у изножья одной из этих кроватей лежала девушка, а на шее у нее была пара мужских рук, и мужчина медленно заставлял ее откидываться назад и при этом сжимал ей горло, так что девушка медленно задыхалась.
   Не было ни малейшей вероятности ошибки. То, что я видел, было совершенно ясно. То, что делалось, было убийством.
   Я мог ясно видеть лицо девушки, ее ярко-золотые волосы, агонизирующий ужас на ее красивом лице, медленно наливающемся кровью. У мужчины я мог видеть его спину, руки и шрам, идущий по левой стороне лица к шее.
   Потребовалось некоторое время, чтобы сказать, но на самом деле прошло всего мгновение или два, пока я ошеломленно смотрел. Тогда я повернулся на помощь. . .
   А на стене позади меня, стене, отражающейся в стекле, был только викторианский шкаф из красного дерева. Нет открытой двери - нет сцены насилия. Я повернулась к зеркалу. В зеркале отражался только шкаф. . .
   Я провел руками по глазам. Затем я прыгнул через комнату и попытался выдвинуть шкаф, и в этот момент Нил вошел через другую дверь из коридора и спросил меня, какого черта я пытаюсь сделать.
   Он, должно быть, счел меня немного сумасшедшим, когда я повернулся к нему и спросил, есть ли дверь за шкафом. Он сказал, да, там была дверь, она вела в соседнюю комнату. Я спросил его, кто занимает соседнюю комнату, и он сказал, что людей зовут Олдхэм - майор Олдхэм и его жена. Тогда я спросил его, очень ли светлые волосы у миссис Олдем, и когда он сухо ответил, что она темноволосая, я начал понимать, что, вероятно, выставляю себя дураком. Я взял себя в руки, дал какое-то неубедительное объяснение, и мы вместе спустились вниз. Я сказал себе, что у меня, должно быть, была какая-то галлюцинация, и вообще чувствовал себя довольно пристыженным и немного задницей.
   А потом - и потом - Нейл сказал: "Моя сестра Сильвия", и я посмотрел в прекрасное лицо девушки, которую я только что видел задушенной до смерти. . . и меня представили ее жениху, высокому темнокожему мужчине со шрамом на левой стороне лица .
   Ну - вот так. Я хочу, чтобы вы подумали и сказали, что бы вы сделали на моем месте. Вот девушка - та самая девушка - и вот мужчина, которого я видел, душит ее - и они должны были пожениться примерно через месяц. . .
   Было ли у меня - или не было - пророческое видение будущего? Смогут ли Сильвия и ее муж приехать сюда, чтобы остаться когда-нибудь в будущем, и им дадут эту комнату (лучшую свободную комнату), и будет ли та сцена, свидетелем которой я была, происходить в мрачной реальности?
   Что мне было с этим делать? Могу ли я что-нибудь сделать? Поверят ли мне кто-нибудь - Нейл - или сама девушка?
   Я снова и снова прокручивал в уме все это дело всю неделю, пока был там. Говорить или не говорить? И почти сразу же возникло еще одно осложнение. Видите ли, я влюбился в Сильвию Карслейк в первый же момент, когда увидел ее. . . Я хотел ее больше всего на свете. . . И так, что связали мне руки.
   И все же, если я ничего не скажу, Сильвия выйдет замуж за Чарльза Кроули, и Кроули убьет ее. . .
   И вот, за день до моего отъезда, я выболтал ей все это. Я сказал, что ожидаю, что она подумает, что я тронут интеллектом или что-то в этом роде, но я торжественно поклялся, что видел это именно так, как я сказал ей, и что я чувствую, что если она решила выйти замуж за Кроули, я должен сказать ее мой странный опыт.
   Она слушала очень тихо. В ее глазах было что-то, чего я не понимал. Она совсем не злилась. Когда я закончил, она только серьезно поблагодарила меня. Я продолжал повторять, как идиот: "Я видел это. Я действительно видела это, - и она сказала: - Я уверена, что вы видели, если вы так говорите. Я верю тебе.'
   В итоге я ушел, не зная, поступил ли я правильно или был дураком, а через неделю Сильвия разорвала помолвку с Чарльзом Кроули.
   Потом была война, и времени думать о чем-то другом не было. Раз или два, когда я был в отпуске, я встречал Сильвию, но, насколько это было возможно, избегал ее.
   Я любил ее и хотел ее так же сильно, как всегда, но почему-то чувствовал, что это не будет игрой. Это из-за меня она разорвала свою помолвку с Кроули, и я продолжал говорить себе, что могу оправдать свой поступок, только сделав свое отношение совершенно бескорыстным.
   Затем, в 1916 году, Нила убили, и мне выпало рассказать Сильвии о его последних минутах. После этого мы не могли оставаться на формальной основе. Сильвия обожала Нейла, и он был моим лучшим другом. Она была мила - восхитительно мила в своем горе. Мне удалось только промолчать, и я снова вышел молиться, чтобы пуля положила конец всему этому жалкому делу. Жизнь без Сильвии не стоила жизни.
   Но пули с моим именем не было. Один чуть не попал мне ниже правого уха, а другой был отбит портсигаром в моем кармане, но я остался невредимым. Чарльз Кроули погиб в бою в начале 1918 года.
   Как-то это имело значение. Я вернулся домой осенью 1918 года, как раз перед перемирием, пошел прямо к Сильвии и сказал ей, что люблю ее. У меня не было особой надежды, что она сразу же позаботится обо мне, и вы могли бы сбить меня с ног перышком, когда она спросила меня, почему я не сказал ей раньше. Я пробормотал что-то о Кроули, и она сказала: "Но почему ты думаешь, что я порвала с ним?" а потом она мне сказала, что полюбила меня так же, как и я ее - с первой же минуты.
   Я сказал, что думал, что она разорвала помолвку из-за истории, которую я ей рассказал, а она презрительно рассмеялась и сказала, что если ты любишь мужчину, ты не будешь такой трусливой, и мы снова обсудили это мое старое видение. и согласился, что это странно, но не более того.
   - Ну, после этого пока особо рассказывать нечего. Мы с Сильвией были женаты и были очень счастливы. Но я понял, как только она действительно стала моей, что я не создан для лучшего мужа. Я преданно любил Сильвию, но ревновал, нелепо ревновал ко всем, кому она хоть немного улыбалась. Сначала это забавляло ее, я думаю, ей даже нравилось. Это доказывало, по крайней мере, насколько преданным я был.
   Что же касается меня, то я совершенно полно и безошибочно сознавал, что не только дурачу себя, но и подвергаю опасности весь покой и счастье нашей совместной жизни. Я знал, говорю я, но не мог измениться. Каждый раз, когда Сильвия получала письмо, которое она мне не показывала, мне было интересно, от кого оно. Если она смеялась и разговаривала с любым мужчиной, я становился угрюмым и настороженным.
   Сначала, как я уже сказал, Сильвия смеялась надо мной. Она подумала, что это большая шутка. Тогда ей эта шутка не показалась такой уж смешной. Наконец она вовсе не подумала, что это шутка -
   И медленно она начала отдаляться от меня. Ни в каком физическом смысле, но она убрала от меня свой тайный разум. Я больше не знал, о чем она думала. Она была доброй - но грустной, как будто издалека.
   Мало-помалу я понял, что она меня больше не любит. Ее любовь умерла, и это я убил ее. . .
   Следующий шаг был неизбежен, я поймал себя на том, что жду его - со страхом. . .
   Потом в нашу жизнь вошел Дерек Уэйнрайт. У него было все, чего не было у меня. У него были мозги и острый язык. Он тоже был хорош собой и, вынужден признать, вполне хороший парень. Как только я увидела его, я сказала себе: "Этот мужчина как раз для Сильвии". . .'
   Она боролась с этим. Я знаю, что она боролась. . . но я не оказал ей никакой помощи. Я не мог. Я застыл в своей мрачной, угрюмой замкнутости. Я страдал, как в аду, и я не мог протянуть палец, чтобы спастись. Я не помог ей. Я усугубил ситуацию. Однажды я обрушился на нее - череда диких, необоснованных оскорблений. Я чуть не обезумел от ревности и горя. То, что я говорил, было жестоко и лживо, и, говоря это, я знал, насколько жестоко и лживо это было. И все же я получал дикое удовольствие, произнося их. . .
   Я помню, как Сильвия покраснела и сжалась. . .
   Я довел ее до предела выносливости.
   Помню, она сказала: "Так больше не может продолжаться". . .'
   Когда я пришел домой той ночью, дом был пуст - пуст. Была записка - вполне в традиционной манере.
   В нем она сказала, что уходит от меня - навсегда. Она собиралась в Бэджворти на день или два. После этого она ушла к одному человеку, который любил ее и нуждался в ней. Я должен был считать это окончательным.
   Я полагаю, что до сих пор я не очень верил своим собственным подозрениям. Это черно-белое подтверждение моих худших опасений свело меня с ума. Я помчался в Бэджворти за ней так быстро, как только позволяла машина.
   Помню, она как раз переоделась к обеду, когда я ворвался в комнату. Я вижу ее лицо - удивленное, красивое, испуганное.
   Я сказал: "Никто, кроме меня, никогда не будет иметь тебя. Никто.'
   И я поймал ее горло руками, схватил ее и согнул ее назад.
   Внезапно я увидел наше отражение в зеркале. Сильвия задыхалась, и я душил ее, и шрам на моей щеке, где пуля задела его под правым ухом.
   Нет, я не убивал ее. Это внезапное открытие парализовало меня, я ослабил хватку и позволил ей соскользнуть на пол. . .
   И тут я не выдержал - и она меня утешила. . . Да, она утешала меня.
   Я рассказал ей все, и она сказала мне, что под фразой "единственный человек, который любил ее и нуждался в ней" она имела в виду своего брата Алана. . . В ту ночь мы заглянули друг другу в сердца, и я не думаю, что с того момента мы когда-либо снова отдалялись друг от друга. . .
   Это отрезвляющая мысль идти по жизни - с этим, если бы не милость Божия и зеркало, можно было бы стать убийцей. . .
   Одна вещь действительно умерла в ту ночь - дьявол ревности, который так долго владел мной. . .
   Но иногда я удивляюсь - предположим, я не сделал той первоначальной ошибки - шрам на левой щеке - хотя на самом деле это был правый - перевернутый зеркалом. . . Должен ли я был так уверен, что этим человеком был Чарльз Кроули? Предупредил бы я Сильвию? Выйдет ли она замуж за меня или за него?
   Или прошлое и будущее - одно целое?
   Я простой малый - и не могу притворяться, что понимаю эти вещи, - но я видел то, что видел, - и из-за того, что я видел, мы с Сильвией вместе, говоря старомодными словами, - пока смерть не разлучит нас. А возможно и дальше. . .'
  
  
  
   Глава 48
   Мисс Марпл рассказывает историю
   "Мисс Марпл рассказывает историю" была впервые опубликована под названием "За закрытыми дверями" в журнале Home Journal 25 мая 1935 года.
   Кажется, я никогда не рассказывал вам, мои дорогие, - вам, Рэймонд, и вам, Джоан, - о довольно любопытном маленьком происшествии, которое произошло несколько лет назад. Я ни в коем случае не хочу показаться тщеславным - я, конечно, знаю, что по сравнению с вами, молодыми людьми, я совсем не умна - Раймонд пишет те самые современные книги о довольно неприятных молодых мужчинах и женщинах, - а Джоан рисует этих очень примечательные фотографии квадратных людей с причудливыми выпуклостями на них - очень умно с твоей стороны, моя дорогая, но, как всегда говорит Раймонд (только очень любезно, потому что он самый добрый из племянников), я безнадежно викторианский. Я восхищаюсь мистером Альма-Тадемой и мистером Фредериком Лейтоном и полагаю, что вам они кажутся безнадежно vieux jeu . Теперь позвольте мне видеть, что я говорил? О, да - что я не хотел показаться тщеславным, - но я не мог не быть лишь чуточку-чуть-чуть довольным собой, потому что, просто применив немного здравого смысла, я верю, что действительно решил проблему, которая озадачил более умные головы, чем моя. Хотя на самом деле я должен был думать, что все было очевидно с самого начала. . .
   Что ж, я расскажу вам свою маленькую историю, и если вы думаете, что я склонен к самодовольству, вы должны помнить, что я, по крайней мере, помог ближнему, который был в очень тяжелом положении.
   Впервые я узнал об этом деле как-то вечером около девяти, когда Гвен (вы помните Гвен? Моя рыжеволосая служанка) вошла Гвен и сообщила мне, что ко мне звонили мистер Петерик и какой-то джентльмен. Гвен провела их в гостиную - совершенно правильно. Я сидел в столовой, потому что ранней весной, по-моему, так расточительно иметь два камина.
   Я приказал Гвен принести вишневого бренди и несколько стаканов и поспешил в гостиную. Не знаю, помните ли вы мистера Петерика? Он умер два года назад, но много лет был моим другом, а также занимался всеми моими юридическими делами. Очень проницательный человек и действительно умный адвокат. Теперь моими делами за меня занимается его сын - очень хороший парень и очень современный, - но почему-то я не чувствую того доверия , которое было у меня с мистером Петериком.
   Я объяснил мистеру Петерику про пожары, и он сразу же сказал, что они с другом войдут в столовую, а затем представил своего друга, некоего мистера Родса. Это был молодой человек - немногим больше сорока, - и я сразу понял, что что-то очень не так. Его манера была очень своеобразной . Можно было бы назвать это грубостью , если бы не сообразили, что бедняга страдает от напряжения .
   Когда мы уселись в столовой и Гвен принесла вишневое бренди, мистер Петерик объяснил причину своего визита.
   - Мисс Марпл, - сказал он, - вы должны простить старого друга за то, что он позволил себе вольность. Я пришел сюда за консультацией.
   Я никак не мог понять, что он имел в виду, и он продолжал: "В случае болезни нравятся две точки зрения - точка зрения специалиста и точка зрения семейного врача. Это мода считать первое более ценным, но я не уверен, что согласен. Специалист имеет опыт только в своем предмете - у семейного врача знаний, может быть, меньше, но опыта больше".
   Я точно знал, что он имел в виду, потому что моя юная племянница незадолго до этого торопила своего ребенка к очень известному специалисту по кожным заболеваниям, не посоветовавшись с собственным доктором, которого она считала старым болваном, и этот специалист прописал очень дорогостоящее лечение, а позже выяснилось, что все, от чего страдал ребенок, - это довольно необычная форма кори.
   Я упомянул об этом - хотя и боюсь отвлечься - чтобы показать, что понимаю точку зрения мистера Петерика, - но я все еще не имел ни малейшего представления, к чему он клонит.
   - Если мистер Роудс болен... - сказал я и остановился, - потому что бедняга ужасно расхохотался.
   Он сказал: "Я ожидаю, что умру от перелома шеи через несколько месяцев". А потом все вышло наружу. Недавно произошло убийство в Барчестере - городке милях в двадцати отсюда. Боюсь, в то время я не обратил на это особого внимания, потому что в деревне у нас было много волнений из-за нашей участковой медсестры и посторонних событий, таких как землетрясение в Индии и убийство в Барнчестере. конечно, гораздо важнее на самом деле - уступили место нашим собственным маленьким местным волнениям. Боюсь, деревни такие. Тем не менее, я помнил, что читал о женщине, получившей ножевое ранение в отеле, хотя я не помнил ее имени. Но теперь казалось, что эта женщина была женой мистера Роудса - и, как будто этого было недостаточно, - он действительно находился под подозрением в том, что убил ее сам.
   Все это мистер Петерик объяснил мне очень ясно, сказав, что, хотя присяжные коронора вынесли вердикт об убийстве неизвестным лицом или лицами, у мистера Родса есть основания полагать, что он, вероятно, будет арестован в течение дня или двух, и что он пришел к мистеру Петерику и отдал себя в его руки. Г-н Петерик сообщил, что в тот день они проконсультировались с сэром Малкольмом Олдом, KC, и что в случае, если дело будет передано в суд, сэр Малькольм был проинструктирован защищать г-на Роудса.
   Сэр Малькольм был молодым человеком, сказал мистер Петерик, очень продвинутым в своих методах, и он указал определенную линию обороны. Но такая линия защиты мистера Петерика не совсем удовлетворила.
   "Видите ли, моя дорогая леди, - сказал он, - это испорчено тем, что я называю точкой зрения специалиста. Дайте сэру Малькольму дело, и он увидит только одну точку - наиболее вероятную линию защиты. Но даже самая лучшая линия обороны может полностью игнорировать то, что, на мой взгляд, является жизненно важным. Он не принимает во внимание то, что произошло на самом деле.
   Затем он продолжил очень любезно и лестно отзываться о моей проницательности, суждениях и моем знании человеческой природы и попросил разрешения рассказать мне историю этого случая в надежде, что я смогу предложить какое-то объяснение.
   Я видел, что мистер Родс весьма скептически относился к моей пользе, и его раздражало, что его сюда привели. Но мистер Петерик не обратил на это никакого внимания и продолжил излагать мне факты о том, что произошло в ночь на 8 марта.
   Мистер и миссис Родс остановились в отеле "Краун" в Барн-Честере. Миссис Родс, которая (как я понял из осторожности мистера Петерика) была, возможно, всего лишь оттенком ипохондрика, легла спать сразу после обеда. Она и ее муж заняли смежные комнаты со смежной дверью. Мистер Родс, который пишет книгу о доисторических кремнях, уселся за работу в соседней комнате. В одиннадцать часов он привел в порядок свои бумаги и приготовился лечь спать. Прежде чем сделать это, он просто заглянул в комнату жены, чтобы убедиться, что ей ничего не нужно. Он обнаружил включенный электрический свет и лежащую в постели жену с пронзенным ножом сердцем. Она была мертва по крайней мере час - возможно, дольше. Были отмечены следующие моменты. В комнате миссис Родс была еще одна дверь, ведущая в коридор. Эта дверь была заперта и заперта изнутри. Единственное окно в комнате было закрыто и заперто. По словам мистера Родса, никто не проходил через комнату, в которой он сидел, кроме горничной, приносившей грелки. Оружием, найденным в ране, был кинжал стилет, который лежал на туалетном столике миссис Родс. У нее была привычка использовать его как нож для бумаги. На нем не было отпечатков пальцев.
   Ситуация сводилась к тому, что в комнату потерпевшего не входил никто, кроме мистера Родса и горничной.
   Я спросил о горничной. - Это было нашим первым направлением расследования, - сказал мистер Петерик. - Мэри Хилл - местная женщина. Она десять лет работала горничной в Короне. Кажется, нет абсолютно никакой причины, по которой она должна внезапно напасть на гостя. Она во всяком случае необыкновенно глупа, почти полоумна. Ее история никогда не менялась. Она принесла миссис Роудс свою грелку и говорит, что дама была сонная - просто заснула. Честно говоря, я не могу поверить, и я уверен, что ни один присяжный не поверит, что она совершила преступление.
   Далее г-н Петерик упомянул несколько дополнительных деталей. В начале лестницы в Crown Hotel есть своего рода миниатюрная гостиная, где люди иногда сидят и пьют кофе. Коридор уходит вправо, и последняя дверь в нем - это дверь в комнату, которую занимает мистер Родс. Затем коридор снова резко поворачивает направо, и первая дверь за углом - это дверь в комнату миссис Родс. Так получилось, что обе эти двери были видны свидетелям. Первую дверь - ту, что в комнату мистера Родса, которую я назову А, могли видеть четыре человека, два коммивояжера и пожилая супружеская пара, которые пили кофе. По их словам, никто не входил и не выходил из двери А, кроме мистера Родса и горничной. Что касается другой двери в коридоре Б, то там работал электрик, и он также клянется, что никто не входил и не выходил из двери Б, кроме горничной.
   Это был, конечно, очень любопытный и интересный случай. На первый взгляд все выглядело так, как будто мистер Родс убил свою жену. Но я видел, что мистер Петерик был совершенно убежден в невиновности своего клиента, а мистер Петерик был очень проницательным человеком.
   На дознании мистер Родс рассказал невнятную и бессвязную историю о какой-то женщине, которая писала его жене письма с угрозами. Я понял, что его история была в высшей степени неубедительной. По призыву мистера Петерика он объяснился.
   "Честно говоря, - сказал он, - я никогда в это не верил. Я думал, Эми все выдумала.
   Миссис Родс, насколько я понял, была одной из тех романтических лгуней, которые идут по жизни, приукрашивая все, что с ними происходит. Количество приключений, которые, по ее собственным словам, случались с ней за год, было просто невероятным. Если она поскользнется на кусочке банановой кожуры, это почти спасение от смерти. Если абажур загорался, ее спасали из горящего здания с риском для жизни. Ее муж имел привычку не принимать во внимание ее утверждения. Ее рассказ о какой-то женщине, ребенка которой она повредила в автокатастрофе и которая поклялась ей отомстить, - ну, мистер Роудс просто не обратил на это внимания. Инцидент произошел до того, как он женился на своей жене, и, хотя она читала ему письма, написанные безумным языком, он подозревал, что она сама их сочиняет. Она на самом деле делала подобное один или два раза раньше. Это была женщина с истерическими наклонностями, которая постоянно жаждала возбуждения.
   Теперь все это казалось мне очень естественным - действительно, у нас в деревне есть молодая женщина, которая делает то же самое. Опасность таких людей в том, что, когда с ними действительно случается что-нибудь экстраординарное, никто не верит, что они говорят правду. Мне казалось, что именно это и произошло в данном случае. Полиция, насколько я понял, просто полагала, что мистер Родс выдумывает эту неубедительную историю, чтобы отвести от себя подозрения.
   Я спросил, останавливались ли в гостинице женщины одни. Похоже, их было двое: миссис Грэнби, вдова англо-индейского происхождения, и мисс Каррутерс, скорее старая дева, которая уронила свои г. Г-н Петерик добавил, что самые подробные расследования не смогли выявить никого, кто видел кого-либо из них рядом с местом преступления, и нет ничего, что могло бы каким-либо образом связать их обоих с этим. Я попросил его описать их внешний вид. Он сказал, что у миссис Грэнби рыжеватые волосы, несколько небрежно уложенные, желтоватое лицо и лет пятидесяти от роду. Ее одежда была довольно живописной, сделанной в основном из натурального шелка и т. д. Мисс Каррутерс было около сорока, она носила пенсне, коротко стригла волосы, как мужчина, и носила мужские пальто и юбки.
   "Боже мой, - сказал я, - это очень усложняет задачу".
   Мистер Петерик вопросительно посмотрел на меня, но я не хотел больше ничего говорить, поэтому я спросил, что сказал сэр Малькольм Олд.
   Сэр Малькольм был уверен, что сможет выявить противоречащие друг другу медицинские показания и предложить какой-нибудь способ преодолеть трудности с отпечатками пальцев. Я спросил мистера Роудса, что он думает, и он сказал, что все врачи дураки, но сам он не мог поверить, что его жена покончила с собой. - Она была не такой женщиной, - просто сказал он, и я ему поверил. Истеричные люди обычно не совершают самоубийства.
   Я подумал минуту, а потом спросил, ведет ли дверь из комнаты миссис Родс прямо в коридор. Мистер Роудс сказал, что нет - там был небольшой коридор с ванной и туалетом. Это была дверь из спальни в коридор, которая была заперта и заперта изнутри.
   - В таком случае, - сказал я, - все кажется удивительно простым. И действительно, вы знаете, так оно и было . . . самая простая вещь в мире. И все же никто, казалось, не видел его таким.
   И мистер Петерик, и мистер Роудс уставились на меня так, что я почувствовал себя весьма смущенным.
   - Возможно, - сказал мистер Роудс, - мисс Марпл не вполне оценила трудности.
   - Да, - сказал я, - думаю, да. Есть четыре возможности. Либо миссис Родс была убита мужем, либо горничной, либо она покончила жизнь самоубийством, либо ее убил посторонний, которого никто не видел ни входящим, ни выходящим.
   - А это невозможно, - вмешался мистер Родс. - Никто не мог войти или выйти через мою комнату, не увидев меня, и даже если бы кому-нибудь удалось войти через комнату моей жены так, чтобы электрик не увидел их, как, черт возьми, мог они снова выходят, оставив дверь запертой и запертой изнутри?
   Мистер Петерик посмотрел на меня и сказал: - Ну что, мисс Марпл? в поощрительной манере.
   - Я хотел бы, - сказал я, - задать вопрос. Мистер Родс, как выглядела горничная?
   Он сказал, что не уверен - она была высокой, как ему показалось, - он не помнил, светловолосая она или темноволосая. Я повернулся к мистеру Петерику и задал тот же вопрос.
   Он сказал, что она была среднего роста, со светлыми волосами, голубыми глазами и довольно яркой кожей.
   Мистер Родс сказал: "Вы лучший наблюдатель, чем я, Петерик".
   Я рискнул не согласиться. Затем я спросил мистера Родса, может ли он описать горничную в моем доме. Ни он, ни мистер Петерик не могли этого сделать.
   - Разве ты не понимаешь, что это значит? Я сказал. - Вы оба пришли сюда, занятые своими делами, и человек, впустивший вас, был всего лишь горничной . То же самое относится и к мистеру Роудсу в отеле. Он увидел ее униформу и фартук. Он был поглощен своей работой. Но мистер Петерик брал интервью у той же женщины в другом качестве. Он смотрел на нее как на человека .
   - Именно на это рассчитывала женщина, совершившая убийство.
   Так как они еще не видели, мне пришлось объяснять. - Я думаю, - сказал я, - что так оно и было. Горничная вошла через дверь А, прошла через комнату мистера Роудса в комнату миссис Роудс с грелкой и вышла через коридор в коридор Б. в прихожей, спряталась - ну, в какой-то квартире, кхм, - и дождалась, пока горничная не вырубится. Затем она вошла в комнату миссис Родс, взяла с туалетного столика стилет (она, несомненно, исследовала комнату ранее днем), подошла к кровати, ударила ножом дремлющую женщину, вытерла ручку стилета, заперла и заперла дверь. которым она вошла, а затем вышла через комнату, где работал мистер Родс.
   Мистер Родс вскричал: "Но я должен был ее видеть . Электрик видел бы, как она вошла.
   'Нет, я сказал. - Вот тут ты ошибаешься. Вы бы ее не увидели , если бы она была одета как горничная . Я позволил ей впитаться, а затем продолжил: "Вы были поглощены своей работой - краем глаза вы видели, как вошла горничная, вошла в комнату вашей жены, вернулась и вышла. Это было то же платье , но не та женщина. Вот что видели люди, пьющие кофе - входит горничная и выходит горничная. Электрик сделал то же самое. Осмелюсь предположить, что если бы горничная была очень хорошенькой, джентльмен мог бы заметить ее лицо - такова уж человеческая природа, - но если бы она была просто обычной женщиной средних лет - что ж, вы бы увидели платье горничной, а не женщину. саму себя.'
   Мистер Родс воскликнул: "Кто она такая?"
   - Что ж, - сказал я, - это будет немного трудно. Должно быть, это миссис Грэнби или мисс Каррутерс. Миссис Грэнби звучит так, как будто она могла бы носить парик нормально - так что она могла бы носить собственные волосы в качестве горничной. С другой стороны, мисс Каррутерс с ее коротко остриженной мужеподобной головой могла бы легко надеть парик, чтобы сыграть свою роль. Осмелюсь сказать, что вы достаточно легко узнаете, кто из них это. Лично я склоняюсь к тому, что это будет мисс Каррутерс.
   И действительно, мои дорогие, это конец истории. Каррузерс было вымышленным именем, но она была женщиной. В ее семье было сумасшествие. Миссис Родс, очень безрассудный и опасный водитель, наехала на свою маленькую девочку, и это сбило бедную женщину с ума. Она очень хитро скрывала свое безумие, за исключением того, что писала явно безумные последние своей предполагаемой жертве. Она следила за ней в течение некоторого времени, и она строила свои планы очень ловко. Накладные волосы и платье горничной она отправила посылкой на следующее утро. Когда ее обвинили в правде, она не выдержала и сразу же во всем созналась. Бедняжка сейчас в Бродмуре. Совершенно неуравновешенное конечно, но очень хитро спланированное преступление.
   После этого ко мне подошел мистер Петерик и принес мне очень милое письмо от мистера Роудса - право, я покраснел. Тогда мой старый друг сказал мне: "Только одно - почему ты решил, что это скорее Каррутеры, чем Грэнби? Вы никогда не видели ни одного из них.
   - Ну, - сказал я. 'Это было G's. Вы сказали, что она уронила свои g. Так вот, многие охотники проделывают это в книгах, но я не знаю многих людей, которые делают это на самом деле, и, конечно же, никого моложе шестидесяти. Вы сказали, что этой женщине сорок. Эти опущенные буквы "g" звучали для меня как женщина, которая играла роль и переигрывала".
   Я не буду рассказывать вам, что сказал на это мистер Петерик, но он был очень комплиментарен, и я действительно не мог не чувствовать себя крохотным, крошечным, довольным собой.
   Удивительно, как все обернулось к лучшему в этом мире. Мистер Роудс снова женился - такая милая, разумная девушка, - и у них есть милая малышка, и - как вы думаете? - они попросили меня стать крестной матерью. Разве это не мило с их стороны?
   Надеюсь, вы не думаете, что я слишком долго тянул. . .
  
  
  
   Глава 49
   Странная шутка
   "Странная шутка" была впервые опубликована в США в журнале This Week 2 ноября 1941 года, а затем как "Дело о зарытом сокровище" в журнале Strand Magazine, июль 1944 года (sic).
   - А это, - сказала Джейн Хелиер, завершая свое представление, - мисс Марпл!
   Будучи актрисой, она смогла добиться своего. Это явно был кульминационный момент, триумфальный финал! Ее тон был в равной степени составлен из благоговейного трепета и триумфа.
   Странным было то, что объект, о котором так гордо заявили, был всего лишь нежной, суетливой на вид пожилой старой девой. В глазах двух молодых людей, которые только что, благодаря добрым услугам Джейн, познакомились с ней, читалось недоверие и оттенок смятения. Они были красивыми людьми; девушка, Чармиан Страуд, стройная и смуглая, - мужчина, Эдвард Росситер, светловолосый, любезный молодой великан.
   Чармиан сказала немного задыхаясь. 'Ой! Мы ужасно рады познакомиться с вами. Но в ее глазах было сомнение. Она бросила быстрый вопросительный взгляд на Джейн Хелиер.
   "Дорогая, - сказала Джейн, отвечая на ее взгляд, - она совершенно изумительна . Оставь все ей. Я сказал тебе, что приведу ее сюда, и я сделал это. Она добавила к мисс Марпл: " Я знаю, ты им это устроишь. Тебе будет легко .
   Мисс Марпл обратила свои безмятежные фарфорово-голубые глаза на мистера Росситера. "Не скажете ли вы мне, - сказала она, - что все это значит?"
   - Джейн - наша подруга, - нетерпеливо вмешалась Чармиан. "Эдвард и я находимся в затруднительном положении. Джейн сказала, что если мы придем к ней на вечеринку, она познакомит нас с кем-то, кто... кто бы... кто мог...
   Эдвард пришел на помощь. - Джейн сказала нам, что вы последнее слово среди сыщиков, мисс Марпл!
   Глаза старой дамы блеснули, но она скромно запротестовала. - О нет, нет! Ничего подобного. Просто, живя в деревне, как я, так много узнаешь о человеческой природе. Но на самом деле вы сделали меня весьма любопытным. Расскажи мне о своей проблеме.
   - Боюсь, это ужасно избито - просто зарытое сокровище, - сказал Эдвард. 'Верно? Но это звучит очень захватывающе!
   'Я знаю. Как Остров сокровищ . Но в нашей проблеме отсутствуют обычные романтические штрихи. Ни точки на карте, обозначенной черепом и скрещенными костями, ни направлений типа "четыре шага влево, запад через север". Это ужасно прозаично - как раз там, где мы должны копать.
   - Ты вообще пробовал?
   - Я должен сказать, что мы выкопали около двух квадратных акров! Все место готово для превращения в огород. Мы как раз обсуждаем, выращивать кабачки или картошку.
   Чармиан сказала довольно резко: - Можем ли мы в самом деле рассказать вам все об этом?
   - Но, конечно, моя дорогая.
   - Тогда давай найдем спокойное место. Пошли, Эдвард. Она вышла из переполненной и прокуренной комнаты, и они поднялись по лестнице в маленькую гостиную на втором этаже.
   Когда они сели, Чармиан резко начала: - Ну вот! История начинается с дяди Мэтью, дяди - или, скорее, пра-пра-дяди - для нас обоих. Он был невероятно древним. Эдвард и я были его единственными родственниками. Он любил нас и всегда заявлял, что, когда умрет, оставит свои деньги между нами. Что ж, он умер в марте прошлого года, и все, что у него было, пришлось разделить поровну между мной и Эдвардом. То, что я только что сказал, звучит довольно бессердечно - я не имею в виду, что он умер правильно - на самом деле мы его очень любили. Но он был болен в течение некоторого времени.
   Дело в том, что "все", что он оставил, оказалось практически ничем. И это, честно говоря, было для нас обоих ударом, не так ли, Эдвард?
   Любезный Эдвард согласился. - Видите ли, - сказал он, - мы немного на это рассчитывали. Я имею в виду, что когда вы знаете, что к вам придет приличная сумма денег, вы не станете - ну - пристегиваться и пытаться заработать их самостоятельно. Я в армии - мне не о чем говорить, кроме жалованья, - а у самой Чармиан нет ни гроша. Она работает режиссёром в репертуарном театре - довольно интересно, и ей это нравится - но денег на это нет. Мы рассчитывали пожениться, но не беспокоились о денежной стороне этого, потому что мы оба знали, что когда-нибудь нам будет очень хорошо".
   - А теперь, видите ли, нет! - сказала Чармиан. - Более того, Ansteys - это семейное заведение, и мы с Эдвардом оба его любим - вероятно, придется продать. И мы с Эдвардом чувствуем, что просто не можем этого вынести! Но если мы не найдем денег дяди Мэтью, нам придется продать.
   Эдвард сказал: - Знаешь, Чармиан, мы еще не подошли к главному.
   - Ну, тогда ты говоришь.
   Эдвард повернулся к мисс Марпл. - Видите ли, вот так. По мере взросления дядя Мэтью становился все более и более подозрительным. Он никому не доверял.
   - Очень мудро с его стороны, - сказала мисс Марпл. "Порочность человеческой природы невероятна".
   - Что ж, возможно, вы правы. Во всяком случае, так думал дядя Мэтью. У него был друг, который потерял свои деньги в банке, и еще один друг, которого разорил сбежавший адвокат, и он сам потерял немного денег в мошеннической компании. Он дошел до того, что долго повторял, что единственное безопасное и разумное, что можно сделать, - это превратить ваши деньги в твердые слитки и закопать их.
   - А, - сказала мисс Марпл. - Я начинаю видеть.
   'Да. Друзья спорили с ним, указывали, что так он не получит интереса, но он считал, что это не имеет большого значения. По его словам, большую часть денег следует "хранить в ящике под кроватью или закапывать в саду". Это были его слова.
   Чармиан продолжала.
   - А когда он умер, то почти ничего не оставил в ценных бумагах, хотя был очень богат. Поэтому мы думаем, что именно это он и сделал".
   Эдвард объяснил. "Мы обнаружили, что он продавал ценные бумаги и время от времени снимал крупные суммы денег, и никто не знает, что он с ними делал. Но вполне вероятно, что он жил в соответствии со своими принципами, купил золото и закопал его.
   - Он ничего не сказал перед смертью? Оставить какую-нибудь бумагу? Нет письма?
   'Это сводящая с ума часть этого. Он этого не сделал. Несколько дней он был без сознания, но перед смертью пришел в себя. Он посмотрел на нас обоих и усмехнулся - слабым, слабым смешком. Он сказал: "С вами все будет в порядке, мои прелестные голубки". А потом он постучал своим глазом - своим правым глазом - и подмигнул нам. А потом - он умер. Бедный старый дядя Мэтью.
   - Он постучал себе по глазу, - задумчиво сказала мисс Марпл.
   - с жаром сказал Эдвард.
   - Это вам что-нибудь говорит? Это напомнило мне историю Арсена Люпена, где что-то было скрыто в стеклянном глазу мужчины. Но у дяди Мэтью не было стеклянного глаза.
   Мисс Марпл покачала головой. - Нет, сейчас я ничего не могу придумать.
   сразу скажете, где копать!
   Мисс Марпл улыбнулась.
   - Знаете, я не совсем фокусник. Я не знал вашего дядю, не знал, что он за человек, не знаю ни дома, ни территории.
   Чармиан спросила: "Если бы вы их знали?"
   - Ну, это должно быть очень просто, не так ли? - сказала мисс Марпл.
   'Простой!' - сказала Чармиан. - Приезжай в Анстейс и посмотри, так ли это просто!
   Возможно, она не имела в виду, что приглашение следует воспринимать всерьез, но мисс Марпл живо сказала: - Ну, правда, моя дорогая, это очень мило с вашей стороны. Я всегда хотел иметь возможность искать зарытые сокровища. И, - добавила она, глядя на них с лучезарной поздневикторианской улыбкой, - еще и с любовным увлечением!
   'Понимаете!' - сказала Чармиан, драматически жестикулируя.
   Они только что завершили грандиозный тур по Ansteys. Они обошли огород - сильно окопанный. Они прошли через небольшой лесок, где были окопаны все важные деревья, и с грустью смотрели на изрытую поверхность когда-то гладкой лужайки. Они побывали на чердаке, где из старых сундуков и сундуков было вычищено их содержимое. Они побывали в подвалах, где плиты неохотно вываливались из гнезд. Они измерили и постучали по стенам, и мисс Марпл показали все предметы антикварной мебели, в которых был или мог быть заподозрен секретный ящик.
   На столе в гостиной лежала куча бумаг - все бумаги, которые оставил покойный Мэтью Страуд. Ни один из них не был уничтожен, и Чармиан и Эдуард имели обыкновение возвращаться к ним снова и снова, внимательно просматривая счета, приглашения и деловую переписку в надежде обнаружить доселе незамеченную зацепку.
   - Можете ли вы вспомнить, где мы еще не смотрели? - с надеждой спросила Чармиан.
   Мисс Марпл покачала головой. - Вы, кажется, были очень тщательны, моя дорогая. Пожалуй, если можно так сказать, слишком тщательно. Я всегда думаю, знаете ли, что у человека должен быть план. Это как у моей подруги, миссис Элдрич, у нее была такая хорошенькая служанка, прекрасно полировала линолеум, но она была настолько тщательной, что полировала слишком много пола в ванной, и когда миссис Элдрич выходила из ванны, пробковый коврик выскользнул из-под ее, и она очень неприятно упала и фактически сломала ногу! Самое неловкое, потому что дверь в ванную, конечно же, была заперта, и садовнику пришлось взять лестницу и войти через окно, что ужасно огорчило миссис Элдрич, которая всегда была очень скромной женщиной.
   Эдвард беспокойно двигался.
   Мисс Марпл быстро сказала: - Пожалуйста, простите меня. Так склонен, я знаю, улететь по касательной. Но одно напоминает одно о другом. И иногда это полезно. Все, что я пытался сказать, это то, что, возможно, если мы попытаемся обострить свой ум и придумать вероятное место...
   Эдвард сердито сказал: - Вы думаете об одном, мисс Марпл. Мозги Чармиан и мои теперь всего лишь красивые пустышки!
   'Дорогой-дорогой. Конечно - самое утомительное для вас. Если вы не возражаете, я просто просмотрю все это. Она указала на бумаги на столе. - То есть, если нет ничего личного - я не хочу показаться любопытным.
   - О, все в порядке. Но боюсь, вы ничего не найдете.
   Она села за стол и методично проштудировала стопку документов. По мере того, как она заменяла каждую, она автоматически сортировала их в аккуратные маленькие кучки. Закончив, она несколько минут сидела, глядя перед собой.
   Эдвард спросил не без злобы: - Ну что, мисс Марпл? Мисс Марпл вздрогнула. 'Извините. Очень полезно.
   - Вы нашли что-то важное?
   - О нет, ничего подобного, но, кажется, я знаю, что за человек был ваш дядя Мэтью. Скорее, как мой собственный дядя Генри, я думаю. Любит довольно очевидные шутки. Холостяк, видимо - интересно, почему - может быть, раннее разочарование? В меру методичен, но не очень любит быть связанным - так мало холостяков!
   За спиной мисс Марпл Чармиан сделала знак Эдварду. Он сказал: "Она га-га" .
   Мисс Марпл продолжала радостно рассказывать о своем покойном дяде Генри. - Он очень любил каламбуры. А некоторых людей больше всего раздражают каламбуры. Простая игра слов может сильно раздражать. Он тоже был подозрительным человеком. Всегда был убежден, что слуги его грабят. А иногда, конечно, были, но не всегда. Оно выросло на нем, бедном человеке. Под конец он заподозрил их в подделке его еды и в конце концов отказался есть что-либо, кроме вареных яиц! Сказал, что никто не может возиться с внутренностью вареного яйца. Дорогой дядя Генри, когда-то он был таким весельчаком - очень любил кофе после обеда. Он всегда говорил: "Этот кофе очень мавританский", имея в виду, знаете ли, что он хотел бы еще немного".
   Эдвард чувствовал, что если он еще хоть что-нибудь услышит о дяде Генри, то сойдет с ума.
   - Я тоже люблю молодежь, - продолжала мисс Марпл, - но склонна немного подразнить ее, если вы понимаете, о чем я. Раньше мешки с конфетами клали туда, куда ребенок просто не мог до них дотянуться".
   Отбросив вежливость в сторону, Чармиан сказала: - По-моему, он звучит ужасно!
   - О нет, дорогой, просто старый холостяк, знаете ли, и не привыкший к детям. И он вовсе не был глуп, на самом деле. Он имел обыкновение держать в доме много денег, и у него был встроенный сейф. Он поднял из-за этого большой шум - и как он был надежен. Из-за того, что он так много говорил, однажды ночью к нему ворвались грабители и фактически проделали дыру в сейфе с помощью химического устройства".
   - Так ему и надо, - сказал Эдвард. - О, но в сейфе ничего не было, - сказала мисс Марпл. - Видите ли, он действительно держал деньги где-то в другом месте - за какими-то томами проповедей в библиотеке, между прочим. Он сказал, что люди никогда не брали такую книгу с полки!
   Эдвард взволнованно прервал его.
   - Я говорю, это идея. Что насчет библиотеки?
   Но Чармиан презрительно покачала головой. - Думаешь, я об этом не подумал? Я просмотрел все книги во вторник на прошлой неделе, когда ты уехал в Портсмут. Вытащил их всех, потряс. Здесь пусто.'
   Эдвард вздохнул. Затем, придя в себя, он попытался тактично избавиться от разочаровавшего их гостя. - Как хорошо, что вы спустились вниз и попытались нам помочь. Извините, что все было размыто. Чувствую, что мы сильно посягнули на ваше время. Однако... я выгоню машину, и ты сможешь успеть в три тридцать...
   - О, - сказала мисс Марпл, - но нам нужно найти деньги, не так ли? Вы не должны сдаваться, мистер Росситер. "Если с первого раза не получится, попробуй, попробуй, попробуй еще раз".
   - Вы хотите сказать, что собираетесь... продолжать попытки?
   - Строго говоря, - сказала мисс Марпл, - я еще не начала. "Сначала поймай зайца" - как говорит миссис Битон в своей кулинарной книге - книга замечательная, но ужасно дорогая; большинство рецептов начинаются со слов "Возьмите литр сливок и дюжину яиц". Позвольте мне видеть, где я был? О, да. Ну вот, мы, так сказать, поймали нашего зайца - зайцем, конечно, является ваш дядя Мэтью, и нам осталось только решить, куда бы он спрятал деньги. Это должно быть очень просто.
   'Простой?' - спросила Чармиан. - О да, дорогая. Я уверен, что он сделал бы очевидную вещь. Секретный ящик - вот мое решение".
   Эдвард сухо сказал: - Вы не можете положить слитки золота в потайной ящик.
   - Нет, нет, конечно, нет. Но нет причин полагать, что деньги в золоте.
   - Он всегда говорил...
   - Так же, как и мой дядя Генри по поводу своего сейфа! Так что я должен сильно подозревать, что это был просто слепой. Бриллианты - теперь они запросто могут оказаться в потайном ящике.
   - Но мы просмотрели все потайные ящики. К нам приходил краснодеревщик, чтобы осмотреть мебель.
   - А ты, дорогой? Это было умно с твоей стороны. Я должен предположить, что собственный стол вашего дяди был бы наиболее вероятным. Был ли это высокий секретер у стены?
   'Да. И я покажу тебе. Чармиан подошла к нему. Она сняла лоскут. Внутри были ящички и маленькие ящички. Она открыла маленькую дверцу в центре и коснулась пружины внутри левого ящика. Дно центральной ниши щелкнуло и скользнуло вперед. Чармиан вытащила его, обнаружив под собой неглубокий колодец. Было пусто.
   - Разве это не совпадение? - воскликнула мисс Марпл. - У дяди Генри был такой же письменный стол, только его из орехового дерева, а этот из красного дерева.
   - Во всяком случае, - сказала Чармиан, - там, как видите, ничего нет.
   - Я полагаю, - сказала мисс Марпл, - что ваш краснодеревщик был молодым человеком. Он не знал всего. В те дни люди были очень искусны, когда устраивали тайники. Есть такая вещь, как секрет внутри секрета.
   Она вытащила шпильку из аккуратного пучка седых волос. Выпрямив его, она воткнула острие в крошечную червоточину в одной из сторон потайной ниши. С небольшим трудом она выдвинула небольшой ящик. В ней была пачка выцветших писем и сложенная бумага.
   Эдвард и Чармиан вместе набросились на находку. Дрожащими пальцами Эдвард развернул бумагу. Он уронил его с восклицанием отвращения.
   "Проклятый кулинарный рецепт. Запеченная ветчина!
   Чармиан развязывала ленту, на которой были скреплены буквы. Она вытащила одну и взглянула на нее. 'Любовные письма!'
   Мисс Марпл отреагировала с викторианским удовольствием. 'Как интересно! Возможно, поэтому твой дядя так и не женился.
   Чармиан прочитала вслух:
   "Дорогой мой Мэтью, должен признаться, что прошло очень много времени с тех пор, как я получил твое последнее письмо. Я стараюсь заниматься различными задачами, отведенными мне, и часто говорю себе, что мне действительно повезло увидеть так много земного шара, хотя я и не думал, когда ездил в Америку, что должен отправиться в путешествие на эти далекие острова. !"
   Чармейн замолчала. 'Откуда это? Ой! Гавайи! Она пришла:
   "Увы, этим туземцам еще далеко до света. Они находятся в раздетом и диком состоянии и проводят большую часть времени, плавая и танцуя, украшая себя гирляндами цветов. Мистер Грей обратился в христианство, но это тяжелая работа, и он и миссис Грей сильно разочаровываются. Я стараюсь делать все, что в моих силах, чтобы развеселить и подбодрить его, но я тоже часто грущу по причине, которую вы можете догадаться, дорогой Мэтью. Увы, разлука - суровое испытание для любящего сердца. Твои обновленные клятвы и заверения в привязанности очень ободрили меня. Теперь и всегда у тебя есть мое верное и преданное сердце, дорогой Мэтью, и я остаюсь - Твоя настоящая любовь, Бетти Мартин.
   "PS - я адресую свое письмо под прикрытием нашей общей подруге Матильде Грейвс, как обычно. Надеюсь, небеса простят эту маленькую уловку".
   Эдвард присвистнул. "Женщина-миссионерка! Таков был роман дяди Мэтью. Интересно, почему они так и не поженились?
   - Кажется, она объехала весь мир, - сказала Чармиан, просматривая письма. "Маврикий - много где. Вероятно, умер от желтой лихорадки или чего-то еще.
   Нежный смешок заставил их вздрогнуть. Мисс Марпл, по-видимому, очень позабавилась. - Ну-ну, - сказала она. - Представьте себе это сейчас!
   Она читала рецепт запеченной ветчины. Видя их вопрошающие взгляды, она прочитала: "Ветчина запеченная со шпинатом. Возьмите хороший кусок окорока, начините его гвоздикой и посыпьте коричневым сахаром. Выпекать в медленной духовке. Подавайте с бордюром из пюре из шпината". Что вы теперь об этом думаете?
   - По-моему, это звучит грязно, - сказал Эдвард. - Нет, нет, на самом деле это было бы очень хорошо, - но что вы думаете обо всем этом ?
   Внезапный луч света осветил лицо Эдварда. - Думаешь, это код... какая-то криптограмма? Он схватил его. - Послушайте, Чармиан, может быть, знаете ли! В противном случае нет причин складывать кулинарный рецепт в потайной ящик.
   - Вот именно, - сказала мисс Марпл. "Очень, очень важно".
   Чармиан сказала: - Я знаю, что это может быть - невидимые чернила! Давайте подогреем. Включи электрический огонь.
   Эдвард так и сделал, но при лечении не появилось никаких следов письма. Мисс Марпл закашлялась. - Я действительно думаю, знаете ли, что вы все слишком усложняете. Рецепт является лишь указанием, так сказать. Я думаю, что буквы имеют значение.
   'Письма?'
   - Особенно, - сказала мисс Марпл, - подпись.
   Но Эдвард почти не слышал ее. Он взволнованно крикнул: "Чармиан! Иди сюда! Она права. Видишь - конверты старые, правда, а сами письма написаны гораздо позже.
   - Вот именно, - сказала мисс Марпл. "Они только фальшивые старые. Держу пари, старый дядя Мэт сам их подделал...
   - Совершенно верно, - сказала мисс Марпл. "Все это на продажу. Никогда не было женщин-миссионеров. Это должен быть код.
   "Мои милые, милые дети, в самом деле, незачем все так усложнять. Твой дядя был действительно очень простым человеком. Ему нужно было пошутить, вот и все.
   Впервые они уделили ей все свое внимание. - Что именно вы имеете в виду, мисс Марпл? - спросила Чармиан. - Я имею в виду, дорогая, что в эту минуту ты действительно держишь деньги в руках.
   Чармиан посмотрела вниз.
   - Подпись, дорогая. Это выдает все. Рецепт - всего лишь указание. Без всей гвоздики, коричневого сахара и всего остального, что это на самом деле? Ну да, окорока и шпината! Окорок и шпинат! В смысле - ерунда! Итак, понятно, что важны буквы. И потом, если принять во внимание то, что сделал твой дядя незадолго до своей смерти. Он постучал по глазу, ты сказал. Ну, вот видите, это дает вам ключ к разгадке.
   Чармиан спросила: - Мы сошли с ума или ты?
   "Неужели, голубушка, вы, должно быть, слышали выражение, означающее, что что-то не есть истинная картина, или оно совсем вымерло в наши дни? "Все мое внимание и Бетти Мартин".
   Эдвард задохнулся, его взгляд упал на письмо в руке. "Бетти Мартин..."
   - Конечно, мистер Росситер. Как вы только что сказали, нет - не было такого человека. Письма были написаны твоим дядей, и я осмелюсь сказать, что он получил большое удовольствие от их написания! Как вы говорите, надписи на конвертах намного старше - на самом деле конверт не может принадлежать письмам, потому что почтовый штемпель того, что вы держите в руках, - восемнадцать пятьдесят один.
   Она сделала паузу. Она сделала это очень выразительно. "Восемнадцать пятьдесят один. И это все объясняет, не так ли?
   - Не для меня, - сказал Эдвард. - Ну, конечно, - сказала мисс Марпл, - осмелюсь сказать, что со мной этого не случилось бы, если бы не мой внучатый племянник Лайонел. Такой милый мальчик и страстный коллекционер марок. Знает все о марках. Это он рассказал мне о редких и дорогих марках и о том, что на аукцион выставлена замечательная новая находка. И я действительно помню, как он упомянул одну марку - восемнадцать пятьдесят один синий два цента . По-моему, получилось что-то около двадцати пяти тысяч долларов. Изысканный! Я должен представить, что остальные марки тоже являются чем-то редким и дорогим. Без сомнения, ваш дядя покупал через дилеров и тщательно "заметал следы", как говорят в детективных романах.
   Эдвард застонал. Он сел и закрыл лицо руками. - Что случилось? - спросила Чармиан.
   'Ничего такого. Только ужасная мысль, что если бы не мисс Марпл, мы могли бы сжечь эти письма по-джентльменски!
   -- Ах, -- сказала мисс Марпл, -- вот чего никогда не понимают эти старые джентльмены, обожающие свои шутки. Помнится, дядя Генри прислал любимой племяннице пятифунтовую банкноту в качестве рождественского подарка. Он вложил его в рождественскую открытку, склеил ее и написал на ней: "С любовью и наилучшими пожеланиями. Боюсь, это все, на что я способен в этом году".
   "Она, бедняжка, рассердилась на то, что она считала его подлостью, и бросила все это прямо в огонь; тогда, конечно, он должен был дать ей другой.
   Чувства Эдварда к дяде Генри резко и полностью изменились.
   - Мисс Марпл, - сказал он, - я возьму бутылку шампанского. Мы все выпьем за здоровье твоего дяди Генри.
  
  
  
   Глава 50.
   Убийство с помощью рулетки.
   "Убийство с помощью рулетки" было впервые опубликовано в США в журнале This Week 16 ноября 1941 года, а затем как "Дело ювелира на пенсии" в журнале Strand Magazine за февраль 1942 года.
   Мисс Политт взялась за молоток и вежливо постучала в дверь коттеджа. После осторожного перерыва она снова постучала. При этом сверток под ее левой рукой немного сместился, и она поправила его. В пакете было новое зеленое зимнее платье миссис Спенлоу, готовое к примерке. В левой руке мисс Политт висел мешочек из черного шелка, в котором лежала рулетка, подушечка для иголок и большие практичные ножницы.
   Мисс Полит была высокой и худой, с острым носом, поджатыми губами и скудными седыми волосами. Она колебалась, прежде чем использовать молоток в третий раз. Взглянув на улицу, она увидела быстро приближающуюся фигуру. Мисс Хартнелл, веселая, обветренная, пятидесяти пяти лет, крикнула своим обычным громким басом: "Добрый день, мисс Политт!"
   Портниха ответила: "Добрый день, мисс Хартнелл". Ее голос был чересчур тонким и благородным в своих акцентах. Она начала жизнь горничной. - Извините, - продолжала она, - вы случайно не знаете, миссис Спенлоу нет дома?
   - Ни малейшего представления, - сказала мисс Хартнелл. - Видите ли, это довольно неловко. Сегодня днем я должен был примерить новое платье миссис Спенлоу. Она сказала, в три тридцать.
   Мисс Хартнелл сверилась со своими наручными часами. - Сейчас чуть больше получаса.
   'Да. Я стучал три раза, но, похоже, никто не ответил, поэтому я подумал, не могла ли миссис Спенлоу уйти и забыть. Она, как правило, не забывает о встречах и хочет, чтобы платье было надето послезавтра.
   Мисс Хартнелл вошла в ворота и пошла по дорожке, чтобы присоединиться к мисс Полит у дверей коттеджа Лабернум.
   - Почему Глэдис не открывает дверь? - спросила она. - О нет, конечно, сегодня четверг - у Глэдис выходной. Я полагаю, что миссис Спенлоу заснула. Не думаю, что ты наделал достаточно шума этой штукой.
   Схватив дверной молоток, она оглушительно постучала в дверь и вдобавок забарабанила по дверным панелям. Она также крикнула зычным голосом: "Что за хо, там внутри!"
   Ответа не последовало.
   Мисс Полит пробормотала: "О, я думаю, что миссис Спенлоу, должно быть, забыла и ушла, я зайду в другой раз". Она начала отползать по тропинке.
   - Чепуха, - твердо сказала мисс Хартнелл. - Она не могла выйти. Я бы встретил ее. Я просто загляну в окна и посмотрю, не найду ли я признаков жизни.
   Она рассмеялась в своей обычной сердечной манере, показывая, что это была шутка, и бросила небрежный взгляд на ближайшее оконное стекло - небрежно, потому что она прекрасно знала, что передней комнатой пользовались редко, а мистер и миссис Спенлоу предпочитали маленькую заднюю комнату. гостиная.
   Однако, как бы формально это ни было, оно достигло своей цели. Мисс Харт-нелл, правда, не подавала признаков жизни. Напротив, она увидела в окно миссис Спенлоу, лежащую на коврике перед камином - мертвую.
   "Конечно, - сказала мисс Хартнелл, рассказывая эту историю впоследствии, - мне удалось сохранить голову. Эта тварь из Политт понятия не имела, что делать. "Надо держать голову", - сказал я ей. - Ты оставайся здесь, а я пойду за констеблем Полком. Она сказала что-то о том, что не хочет, чтобы ее оставляли, но я не обратил на это никакого внимания. С таким человеком нужно быть твердым. Я всегда находил, что им нравится поднимать шум. Я как раз собиралась уйти, когда в этот самый момент из-за угла дома появился мистер Спенлоу.
   Здесь мисс Хартнелл сделала многозначительную паузу. Это позволяло ее аудитории, затаив дыхание, спрашивать: "Скажите, как он выглядел ?"
   Затем мисс Хартнелл продолжала: "Честно говоря, я сразу кое-что заподозрила! Он был слишком спокоен. Он ничуть не удивился. И вы можете говорить что угодно, для мужчины неестественно слышать, что его жена умерла, и не проявлять никаких эмоций.
   С этим утверждением согласились все.
   С этим согласилась и полиция. Отстраненность мистера Спенлоу показалась им настолько подозрительной, что они, не теряя времени, занялись выяснением положения этого джентльмена после смерти его жены. Когда они обнаружили, что миссис Спенлоу была их партнером и что ее деньги достались ее мужу по завещанию, составленному вскоре после их свадьбы, они стали более подозрительными, чем когда-либо.
   Мисс Марпл, эта миловидная и, по мнению некоторых, язвительная на язык,
   пожилая старая дева, жившая в доме по соседству со священником, была допрошена очень рано - уже через полчаса после раскрытия преступления. К ней подошел констебль полиции Полк, важно листая блокнот. - Если вы не возражаете, мэм, я хочу задать вам несколько вопросов.
   Мисс Марпл спросила: - В связи с убийством миссис Спенлоу? Палк был поражен. - Могу я спросить, мадам, как вы узнали об этом?
   - Рыба, - сказала мисс Марпл.
   Ответ был совершенно понятен констеблю Полку. Он правильно предположил, что его принес мальчик торговца рыбой вместе с ужином мисс Марпл.
   Мисс Марпл мягко продолжила. - Лежит на полу в гостиной, задушен - возможно, очень узким ремнем. Но что бы это ни было, оно было убрано".
   Лицо Палка было гневным. - Как этот юный Фред все узнает...
   Мисс Марпл ловко перебила его. Она сказала: "В твоей тунике есть булавка".
   Констебль Полк испуганно посмотрел вниз. Он сказал: "Говорят: "Увидишь булавку и поднимешь ее, весь день тебе будет сопутствовать удача".
   "Я надеюсь, что это сбудется. Так что же вы хотите, чтобы я вам сказал? Констебль Полк прочистил горло, принял важный вид и сверился со своей записной книжкой. "Заявление сделал мне мистер Артур Спенлоу, муж покойной. Мистер Спенлоу говорит, что в два тридцать, насколько он может сказать, ему позвонила мисс Марпл и спросила, не придет ли он в четверть третьего, поскольку ей не терпится посоветоваться с ним кое о чем. Итак, мэм, это правда?
   - Конечно, нет, - сказала мисс Марпл. - Вы не звонили мистеру Спенлоу в два тридцать?
   - Ни в два тридцать, ни в другое время.
   - А, - сказал констебль Полк и с большим удовлетворением пососал усы.
   - Что еще сказал мистер Спенлоу?
   По словам мистера Спенлоу, он явился сюда, как его просили, и вышел из дома в десять минут четвертого; что по прибытии сюда служанка сообщила ему, что мисс Марпл "нет дома".
   - Эта часть правда, - сказала мисс Марпл. - Он приходил сюда, но я была на собрании в Женском институте.
   - А, - снова сказал констебль Полк.
   - Скажите, констебль, - воскликнула мисс Марпл, - вы подозреваете мистера Спенлоу?
   "Не мне говорить на данном этапе, но мне кажется, что кто-то, не называя имен, пытался быть хитрым".
   Мисс Марпл задумчиво спросила: - Мистер Спенлоу?
   Ей нравился мистер Спенлоу. Это был невысокий, худощавый человек, с жесткой и условной речью, вершина респектабельности. Казалось странным, что он приехал жить в деревню, ведь он всю жизнь прожил в городе. Мисс Марпл он признал причину. Он сказал: "С тех пор, как я был маленьким мальчиком, я всегда намеревался когда-нибудь пожить в деревне и иметь собственный сад. Я всегда была очень привязана к цветам. Моя жена, знаете ли, держала цветочный магазин. Там я впервые увидел ее.
   Сухое заявление, но оно открыло перспективу романтики. Более молодая и красивая миссис Спенлоу на фоне цветов.
   Однако мистер Спенлоу ничего не смыслил в цветах. Он понятия не имел о семенах, черенках, грядках, однолетниках и многолетниках. У него было только видение - видение небольшого коттеджного сада, густо засаженного благоухающими яркими цветами. Он почти патетически просил указаний и записывал ответы мисс Марпл на вопросы в книжечку.
   Он был человеком тихого метода. Возможно, из-за этой черты им заинтересовалась полиция, когда его жену нашли убитой. Благодаря терпению и настойчивости они многое узнали о покойной миссис Спенлоу, а вскоре об этом узнал и весь Сент-Мэри-Мид.
   Покойная миссис Спенлоу начала свою жизнь служанкой в большом доме. Она оставила это место, чтобы выйти замуж за второго садовника, и вместе с ним открыла цветочный магазин в Лондоне. Магазин процветал. Но не садовник, который вскоре заболел и умер.
   Его вдова продолжила лавку и расширила ее честолюбивым образом. Она продолжала процветать. Затем она продала бизнес по хорошей цене и вышла замуж во второй раз - с мистером Спенлоу, ювелиром средних лет, унаследовавшим небольшой и едва сдерживаемый бизнес. Вскоре после этого они продали бизнес и переехали в Сент-Мэри-Мид.
   Миссис Спенлоу была состоятельной женщиной. Прибыль от своего цветочного магазина она вложила - "под руководством духа", как она объясняла всем и каждому. Духи посоветовали ей с неожиданной проницательностью.
   Все ее вложения принесли процветание, некоторые из них оказались весьма сенсационными. Однако вместо того, чтобы укрепить свою веру в спиритизм, миссис Спенлоу подло отказалась от медиумов и сеансов и предприняла краткое, но искреннее погружение в малоизвестную религию с индийским родством, основанную на различных формах глубокого дыхания. Однако когда она прибыла в Сент-Мэри-Мид, она снова впала в период ортодоксальных верований англиканской церкви. Она много работала в доме священника и с усердием посещала церковные службы. Она покровительствовала деревенским магазинам, интересовалась местными событиями и играла в деревенский бридж.
   Скучная, будничная жизнь. И - вдруг - убийство.
   Полковник Мелчетт, главный констебль, вызвал инспектора Слака.
   Слэк был человеком положительного типа. Когда он принял решение, он был уверен. Теперь он был совершенно уверен. - Это сделал муж, сэр, - сказал он.
   'Ты так думаешь?'
   - Совершенно уверен. Вы должны только посмотреть на него. Виноват как черт. Никогда не выказывал признаков горя или эмоций. Он вернулся в дом, зная, что она мертва.
   - Разве он не попытался бы, по крайней мере, сыграть роль рассеянного мужа?
   - Не он, сэр. Слишком доволен собой. Некоторые джентльмены не умеют действовать. Слишком жестко.
   - Любая другая женщина в его жизни? - спросил полковник Мелчетт. - Не удалось найти ни одного следа. Конечно, он хитрый. Он бы заместил следы. Как я понимаю, ему просто надоела его жена. У нее были деньги, и я должен сказать, что она была женщиной, с которой трудно было жить, вечно связываясь с тем или иным "измом". Он хладнокровно решил покончить с ней и спокойно жить самостоятельно.
   - Да, я полагаю, это может быть так.
   - Не сомневайтесь, это было все. Тщательно осуществил свои планы. Сделал вид, что получил телефонный звонок...
   Мелчетт прервал его.
   - Звонок не отслеживался?
   'Нет, сэр. Значит, либо он солгал, либо звонок был сделан из телефонной будки. Единственные два таксофона в деревне есть на вокзале и на почте. Почтовое отделение точно не было. Миссис Блэйд видит всех, кто входит. Это может быть станция. Поезд прибывает в два двадцать семь, и тогда немного суматохи. Но главное, он говорит, что его вызвала мисс Марпл, а это уж точно неправда. Звонок был не из ее дома, а сама она была в Институте.
   - Вы не упускаете из виду возможность того, что мужа намеренно убрали с дороги - кем-то, кто хотел убить миссис Спенлоу?
   - Вы думаете о юном Теде Джерарде, не так ли, сэр? Я работаю над ним - мы столкнулись с отсутствием мотива. Он ничего не выиграет.
   - Однако он нежелательный персонаж. На его счету немало хищений.
   - Я не говорю, что он неправильный. Тем не менее, он пошел к своему боссу и признался в этом хищении. И его работодатели не поняли этого.
   - Оксфордский групер, - сказал Мелчетт. 'Да сэр. Стал новообращенным и ушел, чтобы поступить по-честному и признаться в том, что присвоил деньги. Я не говорю, заметьте, что это не могло быть проницательностью. Возможно, он подумал, что его подозревают, и решил сделать ставку на честное раскаяние.
   - У вас скептический склад ума, Слэк, - сказал полковник Мелчетт. - Кстати, вы вообще разговаривали с мисс Марпл?
   - При чем тут она , сэр?
   'О ничего. Но она что-то слышит, знаете ли. Почему бы тебе не пойти и не поговорить с ней? Она очень проницательная старушка.
   Слэк сменил тему. - Я хотел спросить вас об одной вещи, сэр. Та работа домашней прислуги, с которой покойная начала свою карьеру - дом сэра Роберта Аберкромби. Вот где было это ограбление драгоценностей - изумрудов - стоящих пачку. Никогда их не получал. Я искал это - должно быть, это произошло, когда там была женщина Спенлоу, хотя в то время она была совсем девочкой. Не думаете ли вы, что она была замешана в этом, не так ли, сэр? Спенлоу, как вы знаете, был одним из тех мелких ювелиров с копейками - просто парень для забора.
   Мелчетт покачал головой. - Не думаю, что в этом что-то есть. В то время она даже не знала Спенлоу. Я помню случай. В полицейских кругах существовало мнение, что в этом замешан сын дома - Джим Аберкромби - ужасный молодой расточитель. У них была куча долгов, и сразу после ограбления все они были выплачены - какая-то богатая женщина, как они сказали, но я не знаю - старый Аберкромби немного уклонялся от этого дела - пыталась отозвать полицию.
   - Это была просто идея, сэр, - сказал Слэк.
   Мисс Марпл с удовлетворением приняла инспектора Слака, особенно когда узнала, что его прислал полковник Мелчетт.
   - Право же, это очень мило со стороны полковника Мелчетта. Я не знал, что он помнит меня.
   - Он тебя помнит, ясно. Сказал мне, что то, чего вы не знали о том, что происходит в Сент-Мэри-Мид, знать не стоит.
   - Слишком добр с его стороны, но я, право, вообще ничего не знаю. Об этом убийстве, я имею в виду.
   - Вы знаете, что об этом говорят.
   - О, конечно, - но не годится ли повторять пустословие? Слэк сказал с попыткой любезности: "Знаете, это не официальный разговор. Так сказать, по секрету.
   - Ты хочешь сказать, что действительно хочешь знать, что говорят люди? Есть в этом доля правды или нет?
   'Это идея.'
   - Ну, конечно, было много разговоров и предположений. И на самом деле есть два различных лагеря, если вы меня понимаете. Во-первых, есть люди, которые думают, что это сделал муж. Муж или жена в каком-то смысле являются естественными лицами, которых следует подозревать, вы так не думаете?
   - Возможно, - осторожно сказал инспектор. - Знаете, такая теснота. Затем, так часто, денежный угол. Я слышал, что деньги были у миссис Спенлоу, и поэтому мистеру Спенлоу выгодна ее смерть. Боюсь, в этом порочном мире самые неблаговидные предположения часто оправдываются.
   "Он входит в кругленькую сумму, все в порядке".
   'Именно так. Казалось бы вполне правдоподобно, не так ли, если бы он задушил ее, вышел из дома через заднюю дверь, пришел через поля к моему дому, спросил меня и сделал вид, что он получил от меня телефонный звонок, а затем вернулся обратно. и найти его жену убитой в его отсутствие - надеясь, конечно, что преступление будет списано на какого-нибудь бродягу или грабителя.
   Инспектор кивнул.
   - А что с деньгами - и если они в последнее время были в плохих отношениях...
   Но мисс Марпл прервала его. - О, но они этого не сделали.
   - Вы это точно знаете?
   - Все бы знали, если бы они поссорились! Горничная, Глэдис Брент, она бы быстро распространила это по деревне.
   Инспектор слабо сказал: "Она могла не знать..." - и получил в ответ сочувствующую улыбку.
   Мисс Марпл продолжала. - А еще есть другая школа мысли. Тед Джерард. Симпатичный молодой человек. Боюсь, вы знаете, что приятная внешность имеет тенденцию влиять на человека больше, чем следовало бы. Наш предпоследний помощник - просто волшебный эффект! Все девушки пришли в церковь - и на вечернюю службу, и на утреннюю. И многие пожилые женщины стали необычайно активными в приходской работе - и тапочки и платки, которые были сделаны для него! Очень стыдно за бедного молодого человека.
   - Но позвольте мне посмотреть, где я был? О, да, этот молодой человек, Тед Джерард. Конечно, о нем говорили. Он так часто приходил повидаться с ней. Хотя миссис Спенлоу сама сказала мне, что он был членом того, что, кажется, они называют Оксфордской группой. Религиозное движение. Я полагаю, они совершенно искренни и очень серьезны, и миссис Спенлоу все это произвело впечатление.
   Мисс Марпл вздохнула и продолжила. - И я уверен, что не было причин полагать, что в этом есть что-то большее, но вы знаете, что такое люди. Довольно много людей убеждено, что миссис Спенлоу была без ума от молодого человека и что она одолжила ему довольно много денег. И совершенно верно, что его действительно видели в тот день на вокзале. В поезде - два двадцать семь поезда вниз. Но, конечно, было бы очень легко, не так ли, выскользнуть с другой стороны поезда, пройти через просеку, перелезть через забор, обогнуть живую изгородь и вообще никогда не выходить из входа на станцию. Так что его не должны были видеть идущим в коттедж. И, конечно же, люди считают, что миссис Спенлоу была одета довольно странно.
   'Своеобразный?'
   "Кимоно. Не платье. Мисс Марпл покраснела. - Такого рода вещи, знаете ли, могут показаться некоторым людям весьма наводящими на размышления.
   - Думаешь, это наводило на размышления?
   - О нет, я так не думаю, я думаю, это было совершенно естественно.
   - Думаешь, это было естественно?
   - При данных обстоятельствах да. Взгляд мисс Марпл был холодным и задумчивым.
   Инспектор Слэк сказал: - Это может дать нам еще один мотив для мужа. Ревность.
   - О нет, мистер Спенлоу никогда бы не стал ревновать. Он не из тех, кто замечает вещи. Если бы его жена ушла и оставила записку на игольнице, он бы впервые узнал о чем-то подобном.
   Инспектор Слэк был озадачен тем, как пристально она смотрела на него. У него была идея, что весь ее разговор был предназначен для того, чтобы намекнуть на что-то, чего он не понял. Теперь она сказала с некоторым акцентом: - Вы не нашли никаких улик, инспектор - на месте?
   - В наше время люди не оставляют отпечатков пальцев и сигаретного пепла, мисс Марпл.
   - Но я думаю, - предположила она, - что это было старомодное преступление... - резко сказал Слэк. - Что вы хотите этим сказать?
   Мисс Марпл медленно заметила: - Я думаю, вы знаете, что констебль Полк мог бы вам помочь. Он был первым человеком на... на "месте преступления", как говорится.
   Мистер Спенлоу сидел в шезлонге. Он выглядел сбитым с толку. Он сказал своим тонким, четким голосом: "Конечно, я могу вообразить, что произошло. Мой слух не так хорош, как раньше. Но мне отчетливо кажется, что я слышал, как маленький мальчик крикнул мне вдогонку: "Да, кто такой Криппен?" Это... это произвело на меня впечатление, будто он того же мнения, что и я, - убил мою дорогую жену".
   Мисс Марпл, осторожно срезая мёртвую розу, сказала: "Без сомнения, именно такое впечатление он хотел произвести".
   - Но что могло вбить в голову ребенка такую мысль? Мисс Марпл закашлялась. - Прислушивается, без сомнения, к мнению старших.
   - Вы... вы действительно имеете в виду, что и другие люди тоже так думают?
   - Половина жителей Сент-Мэри-Мид.
   - Но, милая госпожа, что могло породить такую мысль? Я был искренне привязан к своей жене. Увы, ей не понравилось жить в деревне так сильно, как я надеялся, но полное согласие по каждому вопросу - невозможная идея. Уверяю вас, я очень остро чувствую ее утрату.
   'Вероятно. Но если вы извините, что я так говорю, вы не звучите так, как будто вы это делаете.
   Мистер Спенлоу выпрямился во весь рост. "Милостивая госпожа, много лет тому назад я читал об одном китайском философе, который, когда у него отняли горячо любимую жену, продолжал спокойно бить в гонг на улице - обычное китайское занятие, я полагаю, - точно так же, как обычно. Жители города были очень впечатлены его стойкостью".
   - Но, - сказала мисс Марпл, - жители Сент-Мэри-Мид реагируют совсем по-другому. Китайская философия их не привлекает".
   - Но вы понимаете?
   Мисс Марпл кивнула.
   "Мой дядя Генри, - объяснила она, - был человеком необычайного самообладания. Его девизом было "Никогда не показывать эмоции". Он тоже очень любил цветы.
   -- Я тут подумал, -- сказал мистер Спенлоу с чем-то вроде рвения, -- что, может быть, у меня будет беседка с западной стороны коттеджа. Розовые розы и, возможно, глициния. И есть белый звездный цветок, имя которого на данный момент ускользает от меня...
   Тоном, которым она разговаривала со своим трехлетним внучатым племянником, мисс Марпл сказала: "У меня есть очень хороший каталог с картинками. Может быть, ты захочешь его просмотреть - мне нужно подняться в деревню".
   Оставив мистера Спенлоу счастливо сидеть в саду со своим каталогом, мисс Марпл поднялась к себе в комнату, торопливо завернула платье в кусок коричневой бумаги и, выйдя из дома, быстрым шагом направилась на почту. Мисс Политт, портниха, жила в комнатах над почтой.
   Но мисс Марпл не сразу вышла в дверь и поднялась по лестнице. Было ровно два тридцать, и, опоздав на минуту, автобус Мач-Бенэма остановился у дверей почтового отделения. Это было одно из событий дня в Сент-Мэри-Мид. Почтмейстерша поспешила с посылками, посылками, связанными с магазинной стороной ее бизнеса, ибо почта торговала также сладостями, дешевыми книгами и детскими игрушками.
   Минуты четыре мисс Марпл была одна на почте. Только когда почтмейстер вернулась на свой пост, мисс Марпл поднялась наверх и объяснила мисс Политт, что хочет переделать свой старый серый креп и сделать его более модным, если это возможно. Мисс Полит пообещала посмотреть, что она может сделать.
   * * *
   Старший констебль был несколько удивлен, когда ему представили имя мисс Марпл. Она пришла с множеством извинений. - Извините, очень жаль, что побеспокоил вас. Вы так заняты, я знаю, но вы всегда были очень любезны, полковник Мелчетт, и я решил, что лучше приду к вам, чем к инспектору Слэку. Во-первых, вы знаете, я бы ненавидел констебля Полка, если бы он попал в беду. Строго говоря, я полагаю, что он вообще ничего не должен был трогать.
   Полковник Мелчетт был слегка сбит с толку. Он сказал: "Палк? Это констебль Сент-Мэри-Мид, не так ли? Что он делал?
   - Он взял булавку, знаете ли. Это было в его тунике. И тогда мне пришло в голову, что вполне вероятно, что он действительно подобрал его в доме миссис Спенлоу.
   "Вполне, вполне. Но ведь знаешь, что такое булавка? Дело в том, что он поднял булавку рядом с телом миссис Спенлоу. Пришел вчера и сказал об этом Slack - вы его на это подтолкнули, я так понимаю? Конечно, трогать ничего не следовало, но, как я уже сказал, что такое булавка? Это была всего лишь обычная булавка. Такой штукой могла бы воспользоваться любая женщина.
   - О нет, полковник Мелчетт, здесь вы ошибаетесь. Мужскому глазу она, может быть, и казалась обычной булавкой, но это была не она. Это была особая булавка, очень тонкая булавка, из тех, что покупаются в коробках, такие обычно используются портнихами.
   Мелчетт уставился на нее, и его озарило слабое понимание. Мисс Марпл несколько раз энергично кивнула головой.
   'Да, конечно. Мне кажется это так очевидно. Она была в кимоно, потому что собиралась примерить новое платье, и пошла в гостиную, а мисс Политт сказала что-то про мерки и надела рулетку на шею - и все, что ей оставалось делать. было пересечь его и потянуть - довольно легко, как я слышал. А потом, конечно же, она выходила на улицу, закрывала дверь и стояла там и стучала, как будто только что пришла. Но булавка показывает, что она уже была в доме .
   - И это мисс Полит звонила Спенлоу?
   'Да. С почты в два тридцать - как раз тогда, когда приедет автобус, а почта будет пуста.
   Полковник Мелчетт сказал: "Но моя дорогая мисс Марпл, почему? Во имя небес, почему? У вас не может быть убийства без мотива.
   - Ну, я думаю, вы знаете, полковник Мелчетт, судя по тому, что я слышал, преступление было совершено очень давно. Знаете, это напоминает мне двух моих двоюродных братьев, Энтони и Гордона. Что бы Энтони ни делал, у него всегда все получалось, а с беднягой Гордоном все было как раз наоборот. Скаковые лошади захромали, акции дешевели, имущество обесценивалось. Насколько я понимаю, две женщины были в этом вместе.
   'В чем?'
   'Ограбление. Давным-давно. Очень ценные изумруды, так я слышал. Горничная дамы и подросток. Потому что одна вещь не была объяснена - как, когда подросток женился на садовнике, у них было достаточно денег, чтобы открыть цветочный магазин?
   - Ответ в том, что это была ее доля... хабара, я думаю, это правильное выражение. Все, что она делала, получалось хорошо. Деньги сделали деньги. Но другой, служанке, должно быть, не повезло. Она стала просто деревенской портнихой. Потом они снова встретились. Думаю, поначалу все было в порядке, пока не появился мистер Тед Джерард.
   Видите ли, миссис Спенлоу уже мучилась совестью и была склонна к религиозности. Этот молодой человек, без сомнения, убеждал ее "повернуться лицом" и "прийти во все тяжкие", и я осмелюсь сказать, что она была взволнована, чтобы сделать это. Но мисс Политт так не считала. Все, что она видела, это то, что она может попасть в тюрьму за ограбление, которое она совершила много лет назад. Поэтому она решила положить всему этому конец. Боюсь, вы знаете, что она всегда была довольно злой женщиной. Я не думаю, что она и на волосок повернулась бы, если бы повесили этого милого, глупого мистера Спенлоу.
   Полковник Мелчетт медленно сказал: - Мы можем... э... проверить вашу теорию - до определенного момента. Личность женщины Политт с горничной у Аберкромби, но...
   Мисс Марпл успокоила его. - Все будет очень просто. Она из тех женщин, которые сразу же сломаются, когда на них обрушится правда. А потом, видите, у меня есть ее рулетка. Я - э-э - абстрагировался вчера, когда примерял. Когда она упустит его и подумает, что дело попало в полицию... Что ж, она довольно невежественная женщина и подумает, что это каким-то образом докажет, что дело против нее.
   Она ободряюще улыбнулась ему. - У вас не возникнет проблем, уверяю вас. Это был тон, которым его любимая тетушка однажды заверила его, что он не может не сдать вступительный экзамен в Сандхерст.
   И он прошел.
  
  
  
   Глава 51
   Дело смотрителя
   "Дело смотрителя" было впервые опубликовано в журнале "Strand Magazine" в январе 1942 года, а затем в США в "Chicago Sunday Tribune" 5 июля 1942 года.
   - Что ж, - спросил доктор Хейдок своего пациента. - А как дела сегодня?
   Мисс Марпл слабо улыбнулась ему с подушки. "Я полагаю, в самом деле, что мне лучше, - призналась она, - но я чувствую себя ужасно подавленной. Я не могу отделаться от ощущения, насколько лучше было бы, если бы я умер. Ведь я старая женщина. Никто не хочет меня и не заботится обо мне".
   Доктор Хейдок прервал его со своей обычной резкостью. - Да-да, типичная реакция после такого гриппа. Что вам нужно, так это что-то, что выведет вас из себя. Психический тоник.
   Мисс Марпл вздохнула и покачала головой. - И более того, - продолжал доктор Хейдок, - я взял с собой свое лекарство!
   Он бросил длинный конверт на кровать. - Как раз то, что тебе нужно. Такая головоломка, которая находится прямо на вашей улице.
   'Загадка?' Мисс Марпл выглядела заинтересованной. - Мое литературное усилие, - сказал доктор, слегка покраснев. "Пытался сделать из этого обычную историю. "Он сказал", "она сказала", "девушка подумала" и т. д. Факты этой истории верны.
   - Но почему головоломка? - спросила мисс Марпл.
   Доктор Хейдок усмехнулся.
   - Потому что интерпретация зависит от вас. Я хочу посмотреть, так ли ты умен, как всегда кажешься.
   С этим парфянским выстрелом он ушел.
   Мисс Марпл взяла рукопись и начала читать.
   - А где невеста? - добродушно спросила мисс Хармон.
   Вся деревня с нетерпением ждала появления богатой и красивой молодой жены, которую Гарри Лэкстон привез из-за границы. Был генерал
   снисходительное чувство, что Гарри - злобному молодому шалопаю - повезло. Все всегда относились к Гарри снисходительно. Даже владельцы окон, которые пострадали от его неразборчивого использования катапульты, обнаружили, что их негодование рассеялось униженным выражением сожаления юного Гарри. Он бил окна, грабил сады, варил кроликов, а потом влез в долги, запутался с дочерью местного табачника - был выпутан и сослан в Африку, - а деревня в лице разных старых старых дев снисходительно роптала. 'Ах хорошо! Овсюг! Он успокоится!
   И вот, действительно, блудный сын вернулся - не в печали, а с триумфом. Гарри Лакстон, как говорится, "исправился". Он взял себя в руки, много работал и, наконец, встретил и успешно ухаживал за молодой англо-француженкой, обладательницей значительного состояния.
   Гарри мог бы жить в Лондоне или купить поместье в каком-нибудь фешенебельном охотничьем округе, но он предпочитал вернуться в ту часть мира, которая была его домом. И там самым романтичным образом приобрел заброшенное поместье, в приданом которого прошло его детство.
   Кингсдин-Хаус пустовал почти семьдесят лет. Постепенно оно пришло в упадок и заброшено. В единственном обитаемом углу жил пожилой дворник с женой. Это был огромный, неказистый грандиозный особняк, сады, заросшие буйной растительностью, и деревья, окружавшие его, словно логово мрачного волшебника.
   Дом вдовы был приятным, неприхотливым домом и был сдан в аренду на долгие годы майору Лэкстону, отцу Гарри. Мальчиком Гарри бродил по поместью Кингсдин и знал каждый дюйм зарослей леса, а сам старый дом всегда очаровывал его.
   Майор Лакстон умер несколько лет назад, поэтому можно было подумать, что у Гарри не было бы никаких связей, чтобы вернуть его - тем не менее именно в дом своего детства Гарри привел свою невесту. Разрушенный старый Кингсдин-Хаус был снесен. Армия строителей и подрядчиков обрушилась на это место, и в почти чудесно короткое время - так чудесно говорит богатство - новый дом вырос белым и сияющим среди деревьев.
   Следующей шла группа садовников, а за ними вереница мебельных фургонов.
   Дом был готов. Пришли слуги. Наконец, дорогой лимузин доставил Гарри и миссис Гарри к входной двери.
   Деревня бросилась звонить, и миссис Прайс, владевшая самым большим домом и считавшая себя главой местного общества, разослала приглашения на вечеринку "познакомить с невестой".
   Это было большое событие. У нескольких дам были новые платья по этому случаю. Все были взволнованы, любопытны, жаждали увидеть это сказочное существо. Говорили, что все это было так похоже на сказку!
   Мисс Хармон, обветренная старая дева, бросила свой вопрос, протискиваясь через тесную дверь гостиной. Маленькая мисс Брент, худая старая дева, закисшая кислотой, выплескивала информацию.
   - О, моя дорогая, очень очаровательно. Такие милые манеры. И совсем молодой. Право же, знаете ли, вызывает некоторую зависть, когда видишь человека, у которого все так. Симпатичная внешность, деньги и воспитание - очень выдающаяся, в ней нет ничего обычного - и дорогой Гарри, такой преданный!
   - Ах, - сказала мисс Хармон, - еще рано!
   Тонкий нос мисс Брент одобрительно дернулся. - О, моя дорогая, ты действительно думаешь...
   - Мы все знаем, кто такой Гарри, - сказала мисс Хармон. - Мы знаем, кем он был! Но я ожидаю, что теперь...
   - Ах, - сказала мисс Хармон, - мужчины всегда одинаковы. Один раз гей-обманщик, всегда гей-обманщик. Я знаю их.'
   'Дорогой-дорогой. Бедняжка. Мисс Брент выглядела намного счастливее. - Да, я полагаю, у нее будут проблемы с ним. Кто-то действительно должен предупредить ее. Интересно, слышала ли она что-нибудь из старой истории?
   -- Это так несправедливо, -- сказала мисс Брент, -- что она ничего не знает. Так неловко. Тем более, что в деревне всего одна аптека.
   Дочь бывшего табачника теперь вышла замуж за мистера Эджа, аптекаря.
   "Было бы гораздо приятнее, - сказала мисс Брент, - если бы миссис Лакстон имела дело с Бутсом в Мач-Бенэме".
   - Осмелюсь предположить, - сказала мисс Хармон, - что Гарри Лэкстон сам предложит это.
   И снова между ними обменялись многозначительными взглядами. - Но я определенно думаю, - сказала мисс Хармон, - что она должна знать.
   "Звери!" - с негодованием сказала Клариса Вейн своему дяде, доктору Хейдоку. "Некоторые люди просто звери".
   Он посмотрел на нее с любопытством.
   Это была высокая темноволосая девушка, красивая, сердечная и импульсивная. Ее большие карие глаза теперь светились негодованием, когда она сказала: "Все эти кошки - что-то говорят - намекают".
   - О Гарри Лакстоне?
   - Да, о его романе с дочерью табачника.
   'Ах это!' Доктор пожал плечами. "У очень многих молодых людей есть дела такого рода".
   - Конечно. И все кончено. Так зачем на этом зацикливаться? И поднять его спустя годы? Это как упыри, пирующие мертвыми телами.
   - Осмелюсь сказать, дорогая, тебе так кажется. Но видите ли, здесь им не о чем говорить, и поэтому, боюсь, они склонны останавливаться на прошлых скандалах. Но мне любопытно узнать, почему это так тебя расстраивает?
   Клариса Вейн закусила губу и покраснела. - сказала она странным приглушенным голосом. - Они... они выглядят такими счастливыми. Лакстоны, я имею в виду. Они молоды и влюблены, и все это так прекрасно для них. Ненавижу думать, что его испортят шепотом, намеками, инсинуациями и вообще безобразием.
   "Гм. Я понимаю.'
   Кларисса продолжала. - Он только что говорил со мной. Он так счастлив, нетерпелив, взволнован и - да, взволнован - тем, что исполнил желание своего сердца и восстановил Кингсдин. Он как ребенок во всем этом. А она... ну, я не думаю, что за всю ее жизнь что-то пошло не так. У нее всегда все было. Вы видели ее. Что ты о ней думаешь?
   Доктор ответил не сразу. Для других людей Луиза Лакстон могла бы стать предметом зависти. Избалованный баловень судьбы. Она принесла ему только припев популярной песни, услышанной много лет назад: Бедняжка, богатая девочка .
   Маленькая изящная фигурка с льняными волосами, довольно туго завитыми вокруг лица, и большими задумчивыми голубыми глазами.
   Луиза немного поникла. Длинный поток поздравлений утомил ее. Она надеялась, что скоро придет время уходить. Возможно, даже сейчас Гарри мог бы так сказать. Она посмотрела на него сбоку. Такой высокий и широкоплечий со своим нетерпеливым удовольствием в этой ужасной, унылой вечеринке.
   Бедная богатенькая девочка -
   "Уф!" Это был вздох облегчения.
   Гарри повернулся и удивленно посмотрел на жену. Они уезжали с вечеринки.
   Она сказала: "Дорогой, какая ужасная вечеринка!"
   Гарри рассмеялся. - Да, довольно ужасно. Ничего себе, мой милый. Это нужно было сделать, понимаете. Все эти старые киски знали меня, когда я жил здесь мальчишкой. Они были бы ужасно разочарованы, если бы не увидели тебя вблизи.
   Луиза поморщилась. Она сказала: "Нам придется их увидеть?"
   'Какая? О, нет. Они придут и сделают церемонные визиты с визитницами, а вы будете отвечать на звонки, и тогда вам больше не придется беспокоиться. Вы можете пригласить своих друзей или кого угодно.
   Луиза сказала через минуту или две: "Разве здесь внизу не живет кто-нибудь забавный?"
   'О, да. Знаете, это графство. Хотя вам они тоже могут показаться скучными. В основном интересуются луковицами, собаками и лошадьми. Ты поедешь, конечно. Вам это понравится. Я хочу, чтобы вы увидели лошадь в Эглинтон. Красивое животное, отлично выдрессированное, в нем нет порока, но много духа.
   Машина замедлила ход, чтобы повернуть к воротам Кингсдина. Гарри вывернул руль и выругался, когда посреди дороги возникла гротескная фигура, и ему едва удалось ее избежать. Он стоял там, потрясая кулаком и крича им вслед.
   Луиза схватила его за руку. - Кто это - эта ужасная старуха? Брови Гарри были черными. - Это старый Мергатройд. Она и ее муж были смотрителями в старом доме. Они были там почти тридцать лет.
   - Почему она грозит вам кулаком?
   Лицо Гарри покраснело. - Она... ну, она была возмущена тем, что дом снесли. И она получила мешок, конечно. Ее муж умер два года назад. Говорят, после его смерти она стала немного странной.
   - Она... она не голодает?
   Идеи Луизы были расплывчатыми и несколько мелодраматичными. Богатство помешало вам соприкоснуться с реальностью.
   Гарри был возмущен. - Господи, Луиза, какая идея! Я, конечно, отправил ее на пенсию - и прилично! Нашел ей новый коттедж и все такое.
   Луиза спросила в недоумении: "Тогда почему она возражает?"
   Гарри хмурился, его брови были сведены вместе. - О, откуда мне знать? Сумасшествие! Она любила дом.
   - Но это были руины, не так ли?
   "Конечно, это было - разваливается на куски - течет крыша - более или менее небезопасно. Тем не менее я полагаю, что это что-то значило для нее. Она была там давно. О, я не знаю! Думаю, старый дьявол сломался.
   Луиза с тревогой сказала: - Она... я думаю, она прокляла нас. О, Гарри, лучше бы она этого не делала.
   Луизе казалось, что ее новый дом был испорчен и отравлен злобной фигурой одной сумасшедшей старухи. Когда она выезжала в машине, когда ехала верхом, когда гуляла с собаками, ее всегда ждала одна и та же фигура. Сгорбившись, потрепанная шляпа на прядях железно-седых волос и медленное бормотание проклятий.
   Луиза пришла к выводу, что Гарри был прав - старуха сошла с ума. Тем не менее, это не облегчило ситуацию. Миссис Мергатройд на самом деле никогда не приходила в дом, не прибегала к конкретным угрозам и не применяла насилие. Ее присевшая фигура всегда оставалась прямо за воротами. Обращаться в полицию было бы бесполезно и, во всяком случае,
   Гарри Лакстон был против такого образа действий. По его словам, это вызовет симпатию местных жителей к старому зверю. Он воспринял это легче, чем Луиза.
   - Не беспокойся об этом, дорогой. Ей надоест эта глупая ругань. Наверное, она только примеряет его.
   - Это не так, Гарри. Она... она ненавидит нас! Я чувствую это. Она... она злит нас.
   - Она не ведьма, дорогая, хоть и выглядит таковой! Не будь болезненным из-за всего этого.
   Луиза молчала. Теперь, когда первое волнение, связанное с обустройством дома, прошло, она почувствовала себя до странности одинокой и не в своей тарелке. Она привыкла к жизни в Лондоне и на Ривьере. У нее не было ни знаний, ни вкуса в английской деревенской жизни. Она ничего не знала о садоводстве, за исключением последнего акта "уборки цветов". Она не очень любила собак. Ей надоели такие соседи, которых она встречала. Больше всего ей нравилось кататься, иногда с Гарри, иногда, когда он был занят в поместье, в одиночестве. Она продиралась сквозь леса и переулки, наслаждаясь легкими шагами красивой лошади, которую купил для нее Гарри. Тем не менее, даже принц Хэл, самый чувствительный из гнедых скакунов, имел обыкновение робеть и фыркать, пронося свою госпожу мимо сгорбленной фигуры злобной старухи.
   Однажды Луиза взяла свое мужество обеими руками. Она гуляла. Она прошла мимо миссис Мергатройд, делая вид, что не замечает ее, но вдруг свернула назад и направилась прямо к ней. Она сказала, немного запыхавшись: "Что такое? В чем дело? Что ты хочешь?'
   Старуха моргнула, глядя на нее. У нее было хитрое смуглое цыганское лицо с прядями железно-седых волос и затуманенными подозрительными глазами. Луизе стало интересно, пьет ли она.
   Она говорила плаксивым и в то же время угрожающим голосом. "Чего я хочу, спросите вы? Что, в самом деле! То, что было отнято у меня. Кто выгнал меня из Кингсдин Хаус? Я прожила там, девушка и женщина, почти сорок лет. Выгнать меня было черным делом, и это принесет вам и ему черные несчастья!
   Луиза сказала: "У вас очень хороший коттедж и..."
   Она оборвалась. Руки старухи взлетели вверх. Она закричала: "Что мне в этом хорошего? Это мое собственное место, которое я хочу, и мой собственный огонь, когда я сидел рядом все эти годы. А что касается вас с ним, то я вам говорю, что не будет вам счастья в вашем новом прекрасном доме. Это черная печаль будет на вас! Печаль и смерть и мое проклятие. Пусть твое прекрасное лицо сгниет.
   Луиза отвернулась и, спотыкаясь, побежала. Она подумала, я должна уйти отсюда! Мы должны продать дом! Мы должны уйти.
   На данный момент такое решение казалось ей легким. Но полное непонимание Гарри заставило ее вернуться. Он воскликнул: "Оставить здесь? Продать дом? Из-за угроз сумасшедшей старухи? Вы, должно быть, сошли с ума.
   'Нет я не. Но она... она меня пугает, я знаю, что что-то произойдет.
   Гарри Лакстон мрачно сказал: - Оставьте миссис Мергатройд мне. Я улажу ее!
   Между Клэрис Вейн и юной миссис Лакстон зародилась дружба. Обе девушки были почти одного возраста, хотя и отличались друг от друга как по характеру, так и по вкусам. В обществе Кларисы Луиза нашла успокоение. Кларисса была такой самостоятельной, такой уверенной в себе. Луиза упомянула о миссис Мергатройд и ее угрозах, но Кларисса, похоже, сочла это скорее раздражающим, чем пугающим.
   - Это так глупо, - сказала она. - И действительно очень раздражает тебя.
   - Знаешь, Клариса, я... я иногда чувствую себя довольно напуганной. Мое сердце делает самые ужасные скачки.
   - Ерунда, нельзя позволять такой глупости сбивать вас с толку. Ей это скоро надоест.
   Она молчала минуту или две. Клариса спросила: "В чем дело?" Луиза замолчала на минуту, а затем быстро ответила: 'Я ненавижу это место! Я ненавижу быть здесь. Лес и этот дом, и ужасная ночная тишина, и странный шум, который издают совы. О, и люди, и все остальное.
   'Люди. Какие люди?'
   "Люди в деревне. Эти любопытные, сплетничающие старые девы. Клариса резко спросила: - Что они говорили?
   'Я не знаю. Ничего особенно. Но у них скверный ум. Когда вы разговариваете с ними, вы чувствуете, что никому не доверяете - вообще никому".
   Клариса резко сказала: - Забудь о них. Им нечего делать, кроме как сплетничать. И большую часть дерьма, о котором они говорят, они просто выдумывают.
   Луиза сказала: "Лучше бы мы никогда сюда не приходили. Но Гарри это так обожает. Ее голос смягчился.
   Клариса подумала, как она его обожает. Она резко сказала: "Мне пора идти".
   - Я отправлю вас обратно в машине. Приходи скорее.
   Кларис кивнула. Луиза была утешена визитом своего нового друга. Гарри был рад найти ее более веселой и с тех пор убеждал ее чаще приглашать Клариссу в дом.
   Затем однажды он сказал: "Хорошие новости для тебя, дорогая".
   - О, что?
   - Я починил "Мергатройд". Знаете, у нее есть сын в Америке. Ну, я договорился, чтобы она вышла и присоединилась к нему. Я оплачу ее проезд.
   - О, Гарри, как чудесно. Думаю, мне все-таки может понравиться Кингсдин.
   'Нравится? Ведь это самое чудесное место в мире! Луиза вздрогнула. Она не могла так легко избавиться от своего суеверного страха.
   Если дамы Сент-Мэри-Мид надеялись на удовольствие сообщить невесте информацию о прошлом своего мужа, то в этом удовольствии им было отказано из-за незамедлительных действий самого Гарри Лэкстона.
   Мисс Хармон и Клариса Вейн были в магазине мистера Эджа, одна покупала шарики от нафталина, а другая пакет борной кислоты, когда вошли Гарри Лэкстон и его жена.
   Поприветствовав двух дам, Гарри повернулся к прилавку и как раз потребовал зубную щетку, когда остановился на полуслове и сердечно воскликнул: "Ну, ну, вы только посмотрите, кто здесь! Белла, я заявляю.
   Миссис Эдж, выскочившая из задней гостиной, чтобы разобраться с скоплением дел, весело улыбнулась ему в ответ, обнажая большие белые зубы. Она была смуглая, красивая девушка и все еще оставалась довольно красивой женщиной, хотя и прибавила в весе, а черты ее лица огрубели; но ее большие карие глаза были полны тепла, когда она ответила: "Белла, это так, мистер Гарри, и я рада видеть вас после стольких лет".
   Гарри повернулся к жене. - Белла - моя давняя любовь, Луиза, - сказал он. - По уши влюблен в нее, не так ли, Белла?
   - Это вы так говорите, - сказала миссис Эдж.
   Луиза рассмеялась. Она сказала: "Мой муж очень рад снова увидеть всех своих старых друзей".
   - А, - сказала миссис Эдж, - мы вас не забыли, мистер Гарри. Кажется волшебной сказкой, что ты вышла замуж и построила новый дом вместо разрушенного старого Кингсдинского дома.
   "Ты выглядишь очень хорошо и цветешь", - сказал Гарри, а миссис Эдж рассмеялась и сказала, что с ней все в порядке, а что насчет зубной щетки?
   Кларисса, наблюдая за озадаченным выражением лица мисс Хармон, торжествующе сказала себе: "О, молодец, Гарри". Вы закололи их пушки.
   Доктор Хейдок резко сказал своей племяннице: - Что это за вздор, что старая миссис Мергатройд слоняется по Кингсдину, трясет кулаком и проклинает новый режим?
   - Это не ерунда. Это правда. Это очень расстроило Луизу.
   - Скажи ей, что ей не о чем беспокоиться - когда Мургатройды были сторожами, они никогда не переставали ворчать на это место - они остались только потому, что Мергатройд пила и не могла найти другую работу.
   - Я скажу ей, - с сомнением сказала Кларисса, - но я не думаю, что она вам поверит. Старуха так и кричит от ярости.
   "В детстве всегда любил Гарри. Я не могу этого понять. Клариса сказала: - Ну что ж, скоро от нее избавятся. Гарри оплачивает ее проезд в Америку.
   Через три дня Луизу сбросили с лошади и убили. Свидетелями аварии стали двое мужчин в фургоне пекаря. Они увидели, как Луиза выехала из ворот, увидели, как старуха вскочила и встала на дороге, размахивая руками и крича, увидели, как лошадь вздрогнула, свернула и бешено помчалась по дороге, сбросив Луизу Лакстон через голову.
   Один из них стоял над лежащей без сознания фигурой, не зная, что делать, а другой бросился в дом за помощью.
   Выбежал Гарри Лакстон с ужасным лицом. Они сняли дверь фургона и понесли ее на ней к дому. Она умерла, не приходя в сознание и до приезда врачей.
   (Конец рукописи доктора Хейдока.)
   Когда на следующий день прибыл доктор Хейдок, он с удовлетворением отметил, что на щеках мисс Марпл появился розовый румянец, а в ее поведении заметно больше оживления.
   - Ну, - сказал он, - каков вердикт?
   - В чем проблема, доктор Хейдок? возразила мисс Марпл. - О, моя дорогая леди, я должен вам это сказать?
   - Я полагаю, - сказала мисс Марпл, - что это странное поведение смотрителя. Почему она вела себя так странно? Люди не возражают против того, чтобы их выгнали из их старых домов. Но это был не ее дом. На самом деле, она жаловалась и ворчала, пока была там. Да, это, конечно, выглядит очень подозрительно. Кстати, что с ней стало?
   "Отправлялся в "Ливерпуль". Авария испугала ее. Думала, она подождет там свою лодку.
   - Все очень удобно для кого-то, - сказала мисс Марпл. - Да, я думаю, что "проблема поведения смотрителя" может быть решена достаточно легко. Взяточничество, не так ли?
   - Это ваше решение?
   "Ну, если для нее не было естественным вести себя таким образом, то она, должно быть, "притворялась", как говорят в народе, а это значит, что кто-то заплатил ей за то, что она сделала".
   - И вы знаете, кто этот кто-то был?
   - О, я так думаю. Боюсь, снова деньги. И я всегда замечал, что джентльмены всегда склонны восхищаться одним и тем же типом.
   "Теперь я не в своей тарелке".
   - Нет, нет, все сходится. Гарри Лакстон восхищался Беллой Эдж, смуглой, жизнерадостной девушкой. Ваша племянница Кларисса была такой же. Но бедная женушка была совсем другого типа - белокурая и цепкая - совсем не в его вкусе. Значит, он, должно быть, женился на ней из-за ее денег. И убил ее тоже из-за ее денег!
   - Вы используете слово "убийство"?
   "Ну, он кажется правильным типом. Привлекательный для женщин и довольно беспринципный. Полагаю, он хотел сохранить деньги своей жены и жениться на вашей племяннице. Возможно, его видели разговаривающим с миссис Эдж. Но я не думаю, что он был привязан к ней больше. Хотя я осмелюсь сказать, что он заставил бедную женщину думать, что это он, в своих целях. Я полагаю, он вскоре взял ее в свои руки.
   - Как вы думаете, как именно он ее убил?
   Мисс Марпл несколько минут смотрела перед собой мечтательными голубыми глазами.
   "Это было очень вовремя - фургон пекаря был свидетелем. Они могли видеть старуху и, конечно, списывали на это испуг лошади. Но я бы предположил, что это пневматическая пушка или, может быть, катапульта. Да, как раз в тот момент, когда лошадь прошла через ворота. Лошадь, конечно, понеслась, и миссис Лакстон была сброшена.
   Она помолчала, нахмурившись. - Падение могло убить ее. Но он не мог быть в этом уверен. И он кажется из тех людей, которые будут тщательно планировать и ничего не оставлять на волю случая. В конце концов, миссис Эдж могла купить ему что-нибудь подходящее без ведома мужа. Иначе зачем бы Гарри возился с ней? Да, я думаю, у него был под рукой какой-то сильнодействующий препарат, который можно было ввести до твоего прихода. В конце концов, если женщину сбрасывают с лошади, она получает серьезные травмы и умирает, не приходя в сознание, что ж, доктор обычно не вызывает подозрений, не так ли? Он бы списал это на шок или что-то в этом роде.
   Доктор Хейдок кивнул.
   - Почему вы подозревали? - спросила мисс Марпл. - С моей стороны не было особого ума, - сказал доктор Хейдок. - Это был просто банальный, общеизвестный факт, что убийца настолько доволен своей сообразительностью, что не принимает должных мер предосторожности. Я как раз говорила несколько утешительных слов скорбящему мужу - и мне было чертовски жаль этого парня, - когда он бросился на диван, чтобы немного поиграть, и из его кармана выпал шприц для подкожных инъекций.
   Он схватил его и выглядел таким испуганным, что я начал думать. Гарри Лэкстон не принимал наркотики; он был в полном здравии; что он делал со шприцем для подкожных инъекций? Я сделал вскрытие, имея в виду определенные возможности. Я нашел строфантин. Остальное было легко. У Лэкстона был строфантин, и Белла Эдж, допрошенная полицией, не выдержала и призналась, что добыла его для него. И, наконец, старая миссис Мергатройд призналась, что это Гарри Лакстон подтолкнул ее к этой ругательной выходке.
   - А ваша племянница пережила это?
   "Да, ее привлек этот парень, но дело не зашло далеко".
   Доктор взял свою рукопись. - Полный балл вам, мисс Марпл, и полный балл мне за рецепт. Ты выглядишь почти как снова.
  
  
  
   Глава 52
   Дело идеальной горничной
   "Дело идеальной горничной" было впервые опубликовано как "Идеальная горничная" в журнале Strand Magazine в апреле 1942 года, а затем в США как "Исчезнувшая горничная" в газете Chicago Sunday Tribune 13 сентября 1942 года.
   - О, если позволите, мадам, могу я поговорить с вами минутку?
   Можно было подумать, что эта просьба носила характер абсурдной, поскольку Эдна, маленькая служанка мисс Марпл, на самом деле в данный момент разговаривала со своей госпожой.
   Однако, узнав эту идиому, мисс Марпл тут же сказала: - Конечно, Эдна, входите и закройте дверь. Что это?'
   Послушно захлопнув дверь, Эдна вошла в комнату, сжала пальцами угол передника и пару раз сглотнула.
   - Да, Эдна? - ободряюще сказала мисс Марпл.
   - О, пожалуйста, мэм, это моя кузина Глэдди.
   - Боже мой, - сказала мисс Марпл, думая о худшем - и, увы, о самом обычном заключении. - Не... не в беде?
   Эдна поспешила ее успокоить. - О нет, мэм, ничего подобного. Глэдди не такая девушка. Просто она расстроена. Видите ли, она потеряла свое место.
   "Боже мой, мне жаль это слышать. Она была в Олд-холле, не так ли, с мисс... мисс... Скиннер?
   - Да, мэм, верно, мэм. И Глэдди очень расстроена из-за этого, очень расстроена.
   - Однако раньше Глэдис довольно часто менялась местами, не так ли?
   - О да, мэм. Она всегда одна для разнообразия, Глэдди. Кажется, она никогда не успокаивается, если ты понимаешь, о чем я. Но она всегда была тем, кто предупреждал, понимаете!
   - А на этот раз все наоборот? - сухо спросила мисс Марпл. - Да, мэм, и это ужасно расстроило Глэдди.
   Мисс Марпл выглядела слегка удивленной. Она помнила, что Глэдис, которая время от времени заходила попить чай на кухню в ее "выходные дни", была толстой, хихикающей девушкой непоколебимо уравновешенного темперамента.
   Эдна продолжила.
   - Видите ли, мэм, так уж вышло - как выглядела мисс Скиннер.
   - Как, - терпеливо осведомилась мисс Марпл, - мисс Скиннер выглядела? На этот раз Эдна хорошо сошла со своим выпуском новостей. - О, мэм, это было потрясением для Глэдди. Видите ли, одна из брошек мисс Эмили пропала, и такой шум и крики из-за нее, как никогда не было, и, конечно, никому не нравится, когда такое случается; это расстраивает, мэм, если вы понимаете, о чем я. И Глэдди везде помогала искать, и мисс Лавиния говорила, что собирается обратиться по этому поводу в полицию, а потом оно снова обнаружилось, задвинутое прямо в ящик туалетного столика, и Глэдди была очень благодарна.
   - А на следующий день, как обычно, разбилась тарелка, и мисс Лавиния тут же выскочила и велела Глэдди предупредить за месяц. И Глэдди чувствует, что это не могла быть тарелка, и что мисс Лавиния просто оправдывала это, и что это должно быть из-за броши, и они думают, когда она взяла ее и положила обратно, когда упоминалась полиция. , а Глэдди никогда бы так не поступила, никогда бы не сделала, и она чувствует, что это обернется против нее и скажется против нее, а это очень серьезно для девушки, как вы знаете, мэм. '
   Мисс Марпл кивнула. Хотя она не испытывала особой симпатии к прыгучей, самоуверенной Глэдис, она была совершенно уверена в присущей этой девушке честности и вполне могла представить, что эта интрижка, должно быть, расстроила ее.
   Эдна задумчиво сказала: - Полагаю, мэм, вы ничего не могли бы с этим поделать? Глэдди постоянно попадает в такие неприятности.
   - Скажи ей, чтобы она не вела себя глупо, - резко сказала мисс Марпл. - Если она не взяла брошь - а я уверен, что не брала, - то у нее нет причин расстраиваться.
   - Все получится, - уныло сказала Эдна.
   Мисс Марпл сказала: - Я... э... пойду туда сегодня днем. Я переговорю с миссис Скиннер.
   - О, спасибо, мадам, - сказала Эдна.
   Старый зал был большим викторианским домом, окруженным лесом и парком. Поскольку было доказано, что оно непригодно для сдачи в аренду и не может быть продано, предприимчивый спекулянт разделил его на четыре квартиры с центральной системой горячего водоснабжения, а использование "участков" было общим для арендаторов. Эксперимент был удовлетворительным. Богатая и эксцентричная старушка и ее горничная занимали одну квартиру. Старушка обожала птиц и каждый день угощала пернатых. Индийский судья на пенсии и его жена арендовали второй. Третью комнату занимала очень молодая пара, недавно поженившаяся, а четвертую всего два месяца назад заняли две незамужние дамы по фамилии Скиннер. Четыре группы арендаторов были лишь в самых отдаленных отношениях друг с другом, так как ни у кого из них не было ничего общего. Было слышно, как хозяин сказал, что это превосходная вещь. Чего он боялся, так это дружбы, за которой следовали отчуждения и последующие претензии к нему.
   Мисс Марпл была знакома со всеми арендаторами, хотя никого из них она не знала хорошо. Старшая мисс Скиннер, мисс Лавиния, была тем, кого можно было бы назвать рабочим сотрудником фирмы, мисс Эмили, младшая, проводила большую часть времени в постели, страдая от различных недомоганий, которые, по мнению Сент-Мэри Мид, были в значительной степени воображаемыми. . Только мисс Лавиния искренне верила в мученическую смерть своей сестры и в ее терпение в скорбях и охотно бегала с поручениями и рысью в деревню за вещами, которые "моей сестре вдруг приснились".
   По мнению Сент-Мэри-Мид, если бы мисс Эмили страдала хотя бы наполовину так, как она говорит, она бы давно послала за доктором Хейдоком. Но мисс Эмили, когда ей намекнули на это, высокомерно закрыла глаза и пробормотала, что дело ее не простое - лучшие специалисты Лондона были сбиты с толку - и что ее подставил чудесный новый мужчина. самый революционный курс лечения, и она действительно надеялась, что ее здоровье улучшится благодаря ему. Ни один банальный врач общей практики не смог бы понять ее случай.
   - И я считаю, - откровенно сказала мисс Хартнелл, - что она поступила очень мудро, не послав за ним. Дорогой доктор Хейдок в своей легкомысленной манере сказал бы ей, что с ней все в порядке, и пусть встанет и не суетится! Сделай ей много добра!
   Однако, не справляясь с таким произволом, мисс Эмили продолжала лежать на диванах, окружать себя странными коробочками для таблеток и отказываться почти от всего, что для нее готовили, и просить чего-то другого, обычно чего-то труднодоступного и неудобного.
   Дверь мисс Марпл открыла "Глэдди", выглядевшая более подавленной, чем мисс Марпл когда-либо могла себе представить. В гостиной (четверть поздней гостиной, которая была разделена на столовую, гостиную, ванную комнату и чулан для прислуги) мисс Лавиния встала, чтобы поприветствовать мисс Марпл.
   Лавиния Скиннер была высокой, худощавой, костлявой женщиной лет пятидесяти. У нее был грубый голос и резкие манеры.
   - Рада тебя видеть, - сказала она. - Эмили лежит - сегодня плохо себя чувствуешь, бедняжка. Надеюсь, она тебя увидит, это подбодрит ее, но бывают моменты, когда ей не хочется ни с кем встречаться. Бедняжка, она удивительно терпелива.
   Мисс Марпл ответила вежливо. Слуги были главной темой разговоров в Сент-Мэри-Мид, так что вести разговор в этом направлении было нетрудно. Мисс Марпл сказала, что слышала, что та милая девушка, Глэдис Холмс, уезжает.
   Мисс Лавиния кивнула.
   "Среда неделя. Сломанные вещи, вы знаете. Этого не может быть.
   Мисс Марпл вздохнула и сказала, что в наше время всем нам приходится мириться. Было очень трудно уговорить девушек приехать в деревню. Неужели мисс Скиннер действительно считала разумным расстаться с Глэдис?
   - Знайте, как трудно найти слуг, - призналась мисс Лавиния. - У Деверо никого нет, - впрочем, неудивительно - вечно ссорятся, джаз звучит всю ночь - обедают в любое время - эта девушка ничего не смыслит в домашнем хозяйстве. Жалко ее мужа! Тогда Ларкины только что потеряли горничную. Конечно, учитывая индийский нрав судьи и его желание чота хазри, как он это называет, в шесть утра и вечно суетливую миссис Ларкин, меня это тоже не удивляет. Дженет в исполнении миссис Кармайкл, конечно, неотъемлемая часть, хотя, по моему мнению, она самая неприятная женщина и абсолютно задирает старую леди.
   - Тогда не думаешь ли ты, что можешь пересмотреть свое решение насчет Глэдис? Она действительно милая девушка. Я знаю всю ее семью; очень честный и превосходный.
   Мисс Лавиния покачала головой. - У меня есть свои причины, - важно сказала она.
   Мисс Марпл пробормотала: - Вы пропустили брошь, как я понимаю...
   "Ну, кто говорил? Я полагаю, что у девушки есть. Честно говоря, я почти уверен, что она его взяла. А потом испугался и положил обратно - но, конечно, нельзя ничего говорить, не будучи уверенным". Она сменила тему. - Приходите повидаться с Эмили, мисс Марпл. Я уверен, что это пойдет ей на пользу.
   Мисс Марпл смиренно последовала туда, где мисс Лавиния постучала в дверь, ей предложили войти, и она провела свою гостью в лучшую комнату в квартире, большую часть света которой заслоняли наполовину опущенные шторы. Мисс Эмили лежала в постели, видимо наслаждаясь полумраком и собственными неопределенными страданиями.
   В тусклом свете она показалась худощавым, нерешительным на вид существом с кучей серовато-желтых волос, небрежно намотанных на голову и взъерошенных кудрями, и все это было похоже на птичье гнездо, которое ни одна уважающая себя птица не могла разглядеть. гордиться. В комнате пахло одеколоном, несвежим печеньем и камфорой.
   С полузакрытыми глазами и тонким, слабым голосом Эмили Скиннер объяснила, что это был "один из ее плохих дней".
   -- Худшее из болезней -- это то, -- меланхолическим тоном сказала мисс Эмили, -- что человек осознает, какой он обуза для окружающих.
   "Лавиния очень хорошо ко мне относится. Лавви, дорогой, я так ненавижу доставлять хлопоты, но если бы мою грелку можно было наполнить так, как я люблю - слишком полной, она давит на меня так - с другой стороны, если она недостаточно наполнена, она становится холодной. немедленно!'
   - Прости, дорогой. Дай это мне. Я немного опорожню.
   "Возможно, если вы это сделаете, его можно будет снова наполнить. Сухарей в доме, наверное, нет - нет, нет, неважно. Я могу обойтись без. Некрепкий чай и долька лимона - без лимонов? Нет, правда, я не мог пить чай без лимона. Я думаю, что молоко было слегка перевернуто этим утром. Это настроило меня против молока в моем чае. Это не имеет значения. Я могу обойтись без моего чая. Только я чувствую себя такой слабой. Устрицы, говорят, сытные. Интересно, могу ли я представить себе несколько? Нет, нет, слишком много хлопот, чтобы заполучить их так поздно. Я могу поститься до завтра".
   Лавиния вышла из комнаты, бормоча что-то бессвязное о поездке в деревню на велосипеде.
   Мисс Эмили слабо улыбнулась своей гостье и заметила, что ненавидит доставлять кому-либо неприятности.
   В тот вечер мисс Марпл сказала Эдне, что опасается, что ее посольство не увенчалось успехом.
   Она была несколько обеспокоена, обнаружив, что по деревне уже ходят слухи о нечестности Глэдис.
   На почте мисс Уэтерби схватила ее. "Дорогая Джейн, они дали ей письменную рекомендацию, в которой говорилось, что она готова, трезва и респектабельна, но ничего не говорили о честности. Это кажется мне самым важным! Я слышал, что были проблемы с брошью. Я думаю, в этом должно быть что-то, знаете ли, потому что в наше время слугу не отпускают, если только это не что-то довольно серьезное. Им будет очень трудно заполучить кого-то другого. Девушки просто не пойдут в Старый зал. Они нервничают, возвращаясь домой в свободное время. Вот увидишь, Скиннеры больше никого не найдут, и тогда, может быть, этой ужасной ипохондричной сестре придется встать и что-нибудь предпринять!
   Велико было огорчение деревни, когда стало известно, что миссис Скиннер наняли через агентство новую горничную, которая, по общему мнению, была идеальным образцом.
   "Трехлетняя рекомендация рекомендует ее самым теплым образом, она предпочитает деревню и на самом деле просит меньше, чем Глэдис. Я действительно чувствую, что нам очень повезло".
   - Ну, правда, - сказала мисс Марпл, которой мисс Лавиния сообщила эти подробности в рыбной лавке. "Это кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой".
   Затем в Сент-Мэри-Мид сложилось мнение, что образец отплачет в последнюю минуту и не прибудет.
   Однако ни один из этих прогнозов не сбылся, и жители деревни смогли наблюдать за домашним сокровищем по имени Мэри Хиггинс, проезжавшим через деревню на такси Рида в Олд-Холл. Надо признать, что внешность у нее была хорошая. Очень респектабельная женщина, очень аккуратно одетая.
   Когда мисс Марпл в следующий раз посетила Олд-Холл по случаю набора прилавков для праздника священника, Мэри Хиггинс открыла дверь. Это была, несомненно, очень красивая горничная, лет сорока от роду, с аккуратными черными волосами, румяными щеками, пухлая фигура, скромно одетая в черное, в белом фартуке и чепце - "довольно хороший, старомодный тип женщины". служанка, - как объяснила потом мисс Марпл, и приличным, неслышимым почтительным голосом, столь отличным от громкого, но аденоидного акцента Глэдис.
   Мисс Лавиния выглядела гораздо менее взволнованной, чем обычно, и, хотя она сожалела, что не может занять прилавок из-за своей озабоченности сестрой, тем не менее внесла солидный денежный взнос и пообещала доставить партию салфеток для ручек и детских принадлежностей. носки.
   Мисс Марпл прокомментировала ее самочувствие. "Я действительно чувствую, что многим обязан Мэри, я так благодарен, что решил избавиться от той другой девушки. Мэри действительно бесценна. Вкусно готовит и прекрасно ждет, содержит нашу маленькую квартирку в безупречной чистоте - матрасы переворачиваются каждый день. И она действительно чудесна с Эмили!
   Мисс Марпл поспешно осведомилась об Эмили. - О, бедняжка, в последнее время она очень плохо себя чувствовала. Она, конечно, ничего не может поделать, но иногда это действительно усложняет ситуацию. Она хочет, чтобы некоторые вещи были приготовлены, а затем, когда они приходят, говорит, что она не может сейчас есть, а затем снова хочет их через полчаса, а все испорчено, и ее приходится делать снова. Это, конечно, требует много работы, но, к счастью, Мэри, кажется, совсем не возражает. Она привыкла ждать инвалидов, говорит она, и понимает их. Это такое утешение.
   - Боже мой, - сказала мисс Марпл. - Вам повезло.
   'Да, в самом деле. Я действительно чувствую, что Мария была послана нам как ответ на молитву".
   -- Мне кажется, -- сказала мисс Марпл, -- она слишком хороша, чтобы быть правдой. Я должен... ну, я должен быть немного осторожен на вашем месте.
   Лавиния Скиннер не поняла смысла этого замечания. Она сказала: "О! Уверяю вас, я делаю все, что в моих силах, чтобы ей было комфортно. Я не знаю, что мне делать, если она уйдет.
   - Я не думаю, что она уйдет, пока не будет готова уйти, - сказала мисс Марпл и пристально посмотрела на хозяйку.
   Мисс Лавиния сказала: - Если у человека нет домашних забот, это снимает с ума такой груз, не так ли? Как поживает твоя маленькая Эдна?
   "У нее все хорошо. Не большая голова, конечно. Не то что твоя Мэри. Тем не менее, я знаю все об Эдне, потому что она деревенская девушка.
   Выходя в переднюю, она услышала раздраженно повышенный голос больного. "Этому компрессу дали полностью высохнуть - доктор Аллертон, в частности, сказал, что влага постоянно обновляется. Там, там, оставь это. Я хочу чашку чая и вареное яйцо - вареное всего три с половиной минуты, помните, - и пришлите ко мне мисс Лавинию.
   Расторопная Мэри вышла из спальни и, сказав Лавинии: "Мисс Эмили спрашивает вас, сударыня", открыла дверь мисс Марпл, помогла ей надеть пальто и вручила ей зонтик самым безукоризненным образом.
   Мисс Марпл взяла зонт, уронила его, попыталась поднять и уронила свою сумку, которая распахнулась. Мэри вежливо достала разные мелочи - носовой платок, книгу помолвки, старомодный кожаный кошелек, два шиллинга, три пенни и полосатый кусочек мятного камня.
   Мисс Марпл приняла последнее с некоторым замешательством. - О, дорогой, это, должно быть, сынишка миссис Клемент. Помню, он сосал ее и взял мою сумку, чтобы поиграть с ней. Должно быть, он положил его внутрь. Он ужасно липкий, не так ли?
   - Принять, мадам?
   'О, не могли бы вы? Большое спасибо.'
   Мэри нагнулась, чтобы достать последний предмет, маленькое зеркальце, найдя которое мисс Марпл горячо воскликнула: "Какое счастье, что оно не разбито".
   После этого она ушла, Мэри вежливо стояла у двери, держа кусок полосатого камня с совершенно невыразительным лицом.
   Еще десять дней Сент-Мэри Мид должна была выносить слухи о превосходстве сокровищ мисс Лавинии и мисс Эмили.
   На одиннадцатый день деревня проснулась от великого трепета.
   Мэри, образец, пропала! В ее постели не спали, а входная дверь была приоткрыта. Она тихо ускользнула ночью.
   И не одна Мария пропала! Две броши и пять колец мисс Лавинии; пропали три кольца, кулон, браслет и четыре броши мисс Эмили!
   Это было началом главы катастрофы.
   Юная миссис Деверо потеряла свои бриллианты, которые хранила в незапертом ящике стола, а также несколько ценных мехов, подаренных ей на свадьбу. У судьи и его жены также были изъяты драгоценности и определенная сумма денег. Миссис Кармайкл была величайшим страдальцем. У нее были не только очень ценные драгоценности, но и большая сумма пропавших денег. Это был вечер Дженет, и ее хозяйка имела обыкновение прогуливаться по саду в сумерках, подзывая птиц и разбрасывая крошки. Казалось очевидным, что у Мэри, идеальной горничной, были ключи от всех квартир!
   Должен признаться, в Сент-Мэри-Мид было немало злобных удовольствий. Мисс Лавиния так хвасталась своей чудесной Мэри.
   - И все время, мой милый, просто вор!
   Далее последовали интересные откровения. Мало того, что Мэри исчезла в синеве, так еще и агентство, которое предоставило ей и поручилось за ее полномочия, было встревожено, обнаружив, что Мэри Хиггинс, которая обратилась к ним и чьи рекомендации они взяли, во всех смыслах и целях никогда не существовал. Это было имя добросовестного слуги, который жил с добросовестной сестрой декана, но настоящая Мэри Хиггинс мирно существовала в одном месте в Корнуолле.
   - Чертовски умно все это, - вынужден был признать инспектор Слэк. - И, если вы спросите меня, эта женщина работает в банде. Примерно такой же случай произошел год назад в Нортумберленде. Вещи так и не были отслежены, и они так и не поймали ее. Однако в Мач-Бенхаме мы добьемся большего!
   Инспектор Слэк всегда был уверенным в себе человеком.
   Тем не менее прошли недели, а Мэри Хиггинс триумфально оставалась на свободе. Напрасно инспектор Слэк удваивал ту энергию, которая так противоречила его имени.
   Мисс Лавиния продолжала плакать. Мисс Эмили была так расстроена и так встревожена своим состоянием, что даже послала за доктором Хейдоком.
   Вся деревня ужасно хотела узнать, что он думает о жалобах мисс Эмили на плохое здоровье, но, естественно, не могла спросить его. Однако удовлетворительные данные по этому вопросу поступили от мистера Мика, помощника аптекаря, который гулял с Кларой, горничной миссис Прайс-Ридли. Тогда стало известно, что доктор Хейдок прописал смесь асафетиды и валерианы, которая, по словам мистера Мика, была основным средством от симулянтов в армии!
   Вскоре после этого стало известно, что мисс Эмили, не испытывая удовольствия от оказанной ей медицинской помощи, заявляла, что в состоянии своего здоровья она считает своим долгом находиться рядом с лондонским специалистом, который понимает ее дело. Она сказала, что это справедливо по отношению к Лавинии.
   Квартира была сдана в субаренду.
   * * *
   Через несколько дней после этого мисс Марпл, довольно розовая и взволнованная, позвонила в полицейский участок Мач-Бенэма и спросила инспектора Слака.
   Инспектору Слэку не нравилась мисс Марпл. Но он знал, что главный констебль, полковник Мелчетт, не разделял этого мнения. Поэтому он принял ее довольно неохотно.
   - Добрый день, мисс Марпл, чем я могу вам помочь?
   - О, дорогой, - сказала мисс Марпл, - боюсь, ты торопишься.
   - Работы много, - сказал инспектор Слэк, - но я могу уделить несколько минут.
   - О боже, - сказала мисс Марпл. - Надеюсь, я смогу правильно выразить то, что говорю. Так трудно, знаете ли, объясниться, вам не кажется? Нет, возможно, нет. Но, видите ли, не имея образования в современном стиле - просто гувернантка, знаете ли, которая научила одного финикам королей Англии и общим знаниям - доктор Брюэр - три вида болезней пшеницы - фитофтороз, милдью - ну и что? был третий - это была грязь?
   - Хочешь поговорить о грязи? - спросил инспектор Слэк и тут же покраснел.
   - О нет, нет. Мисс Марпл поспешно отказалась от всякого желания говорить о непристойностях. - Просто иллюстрация, понимаете. И как делают иглы, и все такое. Дискурсивно, знаете ли, но не учит придерживаться сути. Что я и хочу сделать. Вы же знаете, это о служанке мисс Скиннер, Глэдис.
   - Мэри Хиггинс, - сказал инспектор Слэк. - О, да, вторая служанка. Но я имею в виду Глэдис Холмс - довольно дерзкую девушку и слишком самодовольную, но очень честную, и это так важно, чтобы это признали.
   - Насколько мне известно, против нее нет никаких обвинений, - сказал инспектор. - Нет, я знаю, что обвинения нет, но от этого еще хуже. Потому что, видите ли, люди продолжают думать. О, Боже, я знал, что должен объяснять вещи плохо. На самом деле я имею в виду, что важно найти Мэри Хиггинс.
   - Разумеется, - сказал инспектор Слэк. - У вас есть какие-нибудь идеи по этому поводу?
   - Ну, на самом деле, да, - сказала мисс Марпл. 'Можно я задам тебе вопрос? Отпечатки пальцев для вас бесполезны?
   - А, - сказал инспектор Слэк, - вот тут-то она и оказалась слишком хитрой для нас. Большую часть работы она, кажется, работала в резиновых перчатках или перчатках горничной. И она была осторожна - вытерла все в своей спальне и на раковине. Не удалось найти ни одного отпечатка пальца!
   - Если бы у вас были отпечатки пальцев, это помогло бы?
   - Возможно, мадам. Они могут быть известны во дворе. Я бы сказал, это не первая ее работа!
   Мисс Марпл радостно кивнула. Она открыла сумку и достала маленькую картонную коробку. Внутри него, завернутого в вату, было маленькое зеркальце.
   - Из моей сумочки, - сказала мисс Марпл. - На нем отпечатки горничной. Я думаю, они должны быть удовлетворительными - минуту назад она прикоснулась к очень липкому веществу.
   Инспектор Слэк уставился на него.
   - Вы специально взяли ее отпечатки пальцев?
   'Конечно.'
   - Значит, вы подозревали ее?
   - Ну, знаешь, меня поразило, что она слишком хороша, чтобы быть правдой. Я практически так и сказал мисс Лавинии. Но она просто не поняла намека! Боюсь, вы знаете, инспектор, что я не верю в идеалы. У большинства из нас есть свои недостатки, и домашняя прислуга их очень быстро выявляет!"
   - Что ж, - сказал инспектор Слэк, восстанавливая равновесие, - я вам очень обязан, я уверен. Мы пошлем их в Ярд и посмотрим, что они скажут.
   Он остановился. Мисс Марпл склонила голову немного набок и многозначительно смотрела на него.
   - Я полагаю, инспектор, вы бы не подумали о том, чтобы поискать поближе к дому?
   - Что вы имеете в виду, мисс Марпл?
   "Это очень трудно объяснить, но когда вы сталкиваетесь с необычной вещью, вы ее замечаете. Хотя зачастую странные вещи могут быть сущими пустяками. Я чувствовал это все время, вы знаете; Я имею в виду Глэдис и брошь. Она честная девушка; она не взяла эту брошь. Тогда почему мисс Скиннер так думала? Мисс Скиннер не дура; отнюдь не! Почему она так стремилась отпустить девушку, которая была хорошей служанкой, когда прислуги трудно найти? Это было необычно, знаете ли. Поэтому я задался вопросом. Я очень удивился. И я заметил еще одну особенность! Мисс Эмили ипохондрик, но она первая ипохондрик, которая не послала сразу за тем или иным доктором. Ипохондрики любят врачей, а мисс Эмили нет!
   - Что вы предлагаете, мисс Марпл?
   - Ну, я полагаю, знаете ли, что мисс Лавиния и мисс Эмили - странные люди. Мисс Эмили почти все время проводит в темной комнате. И если эти ее волосы не парик, я... я съем свой собственный прут! А я вот что говорю: вполне возможно, чтобы худая, бледная, седая, плаксивая женщина была такой же, как черноволосая, румяная, полная женщина. И никто, кого я могу найти, никогда не видел мисс Эмили и Мэри Хиггинс в одно и то же время.
   - Уйма времени, чтобы снять все ключи, уйма времени, чтобы узнать все о других жильцах, а потом - избавиться от местной девушки. Однажды ночью мисс Эмили совершает быструю прогулку по стране и на следующий день прибывает на станцию в образе Мэри Хиггинс. И тут, в нужный момент, Мэри Хиггинс исчезает, и за ней уходит шум и крик. Я скажу вам, где вы ее найдете, инспектор. На диван мисс Эмили Скиннер! Возьми ее отпечатки пальцев, если не веришь мне, но ты увидишь, что я прав! Пара ловких воров, вот кто такие Скиннеры - и, без сомнения, в союзе с ловким столбом и перилами, или забором, или как там это называется. Но на этот раз им это не сойдет с рук! Я не позволю, чтобы одну из наших деревенских девчонок за честность вот так забрали! Глэдис Холмс честна как день, и все об этом узнают! Добрый день!'
   Мисс Марпл вышла еще до того, как инспектор Слэк пришел в себя. 'Вот?' - пробормотал он. "Интересно, права ли она?"
   Вскоре он убедился, что мисс Марпл снова была права.
   Полковник Мелчетт поздравил Слэка с его эффективностью, а мисс Марпл пригласила Глэдис на чай к Эдне и серьезно поговорила с ней о том, чтобы освоиться в хорошей ситуации, когда она ее получит.
  
  
  
   Глава 53
   Святилище
   "Святилище" было впервые опубликовано в США под названием "Убийство в доме священника" в журнале "Эта неделя" 12 и 19 сентября 1954 года, а затем в "Женском журнале" в октябре 1954 года.
   Жена викария вышла из-за угла дома викария с полными хризантем руками. К ее крепким брогам прилипло много плодородной садовой земли, а к носу прилипло несколько комочков земли, но она совершенно не осознавала этого факта.
   Ей пришлось немного потрудиться, чтобы открыть ворота дома викария, которые с ржавчиной свисали наполовину с петель. Порыв ветра подхватил ее потрепанную фетровую шляпу, заставив ее сидеть еще более лихо, чем раньше. 'Беспокоить!' - сказал Банч.
   Миссис Хармон, которую ее оптимистичные родители окрестили Дианой, стала Банч в раннем возрасте по несколько очевидным причинам, и с тех пор это имя закрепилось за ней. Схватив хризантемы, она пробралась через калитку на погост и так к церковным дверям.
   Ноябрьский воздух был мягким и влажным. По небу мчались облака, кое-где голубые пятна. Внутри церкви было темно и холодно; он не отапливался, за исключением времени обслуживания.
   "Бррррр!" - выразительно сказал Банч. - Мне лучше заняться этим побыстрее. Я не хочу умереть от холода.
   С быстротой, рожденной практикой, она собрала необходимые принадлежности: вазы, воду, подставки для цветов. "Хотел бы я, чтобы у нас были лилии", - подумала Банч про себя. "Я так устал от этих тощих хризантем". Ее ловкие пальцы расположили цветы в держателях.
   В декорациях не было ничего особенно оригинального или художественного, поскольку сама Банч Хармон не была ни оригинальной, ни художественной, но это была домашняя и приятная аранжировка. Осторожно неся вазы, Банч прошла по проходу и направилась к алтарю. Пока она это делала, выглянуло солнце.
   Он светил в восточное окно из несколько грубоватого цветного стекла, в основном синего и красного, - подарок богатого викторианского прихожанина. Эффект был почти поразительным в своей внезапной роскоши. "Как драгоценности", - подумала Банч. Внезапно она остановилась, глядя перед собой. На ступенях алтаря стояла сгорбленная темная фигура.
   Аккуратно положив цветы, Банч подошла к нему и наклонилась над ним. Там лежал мужчина, свернувшись калачиком. Банч опустилась рядом с ним на колени и медленно, осторожно перевернула его. Ее пальцы потянулись к его пульсу - пульсу такому слабому и трепещущему, что он говорил сам за себя, как и почти зеленоватая бледность его лица. Нет никаких сомнений, подумал Банч, что этот человек умирает.
   Это был мужчина лет сорока пяти, одетый в темный потертый костюм. Она отложила вялую руку, которую подняла, и посмотрела на его другую руку. Это казалось сжатым как кулак на его груди. Приглядевшись повнимательнее, она увидела, что пальцы сомкнулись на чем-то, похожем на большой комок или носовой платок, который он крепко прижимал к груди. Вокруг сжатой руки были брызги сухой коричневой жидкости, которая, как догадался Банч, была засохшей кровью. Банч села на пятки, нахмурившись.
   До сих пор глаза мужчины были закрыты, но в этот момент они вдруг открылись и остановились на лице Банча. Они не были ни ошеломлены, ни блуждали. Они казались полностью живыми и разумными. Его губы шевельнулись, и Банч наклонился вперед, чтобы уловить слова, или, вернее, слово. Он сказал только одно слово:
   "Святилище".
   Она подумала, что это была всего лишь очень слабая улыбка, когда он выдыхал это слово. В этом не было никакой ошибки, потому что через мгновение он повторил это снова: "Убежище...". . .'
   Затем, со слабым, протяжным вздохом, его глаза снова закрылись. Снова пальцы Банча потянулись к его пульсу. Он все еще был там, но теперь слабее и прерывистее. Она встала с решением.
   - Не двигайся, - сказала она, - и не пытайся двигаться. Я иду за помощью.
   Глаза мужчины снова открылись, но теперь он, казалось, сосредоточил свое внимание на цветном свете, проникавшем через восточное окно. Он пробормотал что-то, чего Банч не могла расслышать. Она подумала, пораженная, что это могло быть имя ее мужа.
   - Джулиан? она сказала. - Ты пришел сюда, чтобы найти Джулиана? Но ответа не было. Мужчина лежал с закрытыми глазами, его дыхание было медленным, неглубоким.
   Банч быстро повернулась и вышла из церкви. Она взглянула на часы и кивнула с некоторым удовлетворением. Доктор Гриффитс все еще будет в своей операционной. До церкви было всего пару минут ходьбы. Она вошла, не дожидаясь стука или звонка, прошла через приемную и в кабинет врача.
   - Вы должны прийти немедленно, - сказала Банч. - В церкви умирает человек.
   Несколько минут спустя доктор Гриффитс поднялся с колен после краткого осмотра.
   - Мы можем перевести его отсюда в дом священника? Там я могу лучше ухаживать за ним - не то чтобы в этом есть какая-то польза.
   - Конечно, - сказал Банч. - Я пойду и приготовлю вещи. Я позову Харпера и Джонса, хорошо? Чтобы помочь тебе нести его.
   'Спасибо. Я могу вызвать из дома викария скорую помощь, но боюсь, пока она не приедет. . .' Он оставил замечание незаконченным.
   Банч спросил: - Внутреннее кровотечение?
   Доктор Гриффитс кивнул. Он сказал: "Как он попал сюда?"
   - Я думаю, он, должно быть, был здесь всю ночь, - задумалась Банч. "Харпер отпирает церковь утром, когда идет на работу, но обычно не заходит".
   Примерно через пять минут доктор Гриффитс положил трубку и вернулся в комнату для утренней встречи, где раненый лежал на наспех застеленном одеяле на диване. Банч двигал таз с водой и приходил в себя после осмотра доктора.
   - Ну вот и все, - сказал Гриффитс. - Я вызвал скорую помощь и уведомил полицию. Он стоял, нахмурившись, глядя на лежавшего с закрытыми глазами пациента. Его левая рука нервно, судорожно дергала бок.
   - Его застрелили, - сказал Гриффитс. "Стреляли с довольно близкого расстояния. Он скатал платок в клубок и заткнул им рану, чтобы остановить кровотечение".
   - Мог ли он уйти далеко после того, как это случилось? - спросил Банч. - О да, это вполне возможно. Известно, что смертельно раненый человек поднимается и идет по улице, как ни в чем не бывало, а затем внезапно падает через пять или десять минут. Значит, его не нужно было застреливать в церкви. О, нет. Возможно, он был застрелен на некотором расстоянии. Конечно, он мог застрелиться, а затем выронить револьвер и слепо побрел к церкви. Я не совсем понимаю, почему он направился в церковь, а не в дом священника.
   - О, это я знаю , - сказала Банч. - Он сказал: "Святилище".
   Доктор уставился на нее. - Святилище?
   - Это Джулиан, - сказала Банч, повернув голову, когда услышала в холле шаги мужа. Джулиан! Иди сюда.'
   В комнату вошел преподобный Джулиан Хармон. Его расплывчатые, ученые манеры всегда заставляли его казаться намного старше, чем он был на самом деле. "Боже мой!" - спросил Джулиан Хармон, кротко и озадаченно глядя на хирургические инструменты и лежащую на диване фигуру.
   Банч объяснила, используя свою обычную экономию слов. - Он был в церкви, умирал. Он был застрелен. Ты знаешь его, Джулиан? Я думал, он назвал твое имя.
   Викарий подошел к дивану и посмотрел на умирающего. - Бедняга, - сказал он и покачал головой. - Нет, я его не знаю. Я почти уверен, что никогда раньше его не видел.
   В этот момент глаза умирающего снова открылись. Они перешли от доктора к Джулиану Хармону, а от него к его жене. Глаза остались там, глядя в лицо Банчу. Гриффитс шагнул вперед.
   - Если бы вы могли рассказать нам, - настойчиво сказал он.
   Но, не сводя глаз с Банча, человек сказал слабым голосом: "Пожалуйста, пожалуйста ..." И затем, с легкой дрожью, он умер. . .
   Сержант Хейс облизал карандаш и перевернул страницу блокнота. - Так это все, что вы можете мне сказать, миссис Хармон?
   - Вот и все, - сказал Банч. - Это вещи из карманов его пальто. На столе у локтя сержанта Хейса лежал бумажник, довольно потрепанные старые часы с инициалами WS и обратный билет до Лондона. Больше ничего.
   - Вы узнали, кто он? - спросил Банч. "Мистер и миссис Экклз позвонили в участок. Он ее брат, кажется. Имя Сэндборн. Некоторое время был в плохом самочувствии и нервах. Ему стало хуже в последнее время. Позавчера он ушел и не вернулся. Он взял с собой револьвер.
   - И он вышел сюда и застрелился из него? - сказал Банч. 'Почему?'
   "Ну, видите ли, он был в депрессии. . .'
   Банч прервал его.
   - Я не это имел в виду . Я имею в виду, почему здесь? Поскольку сержант Хейс, очевидно, не знал ответа на этот вопрос, он уклончиво ответил: "Он приехал сюда, на автобусе пять-десять".
   - Да, - снова сказал Банч. - Но почему ?
   - Не знаю, миссис Хармон, - сказал сержант Хейс. "Бухгалтерии нет. Если равновесие ума нарушено...
   Банч закончил за него. - Они могут делать это где угодно. Но мне все же кажется ненужным ехать на автобусе в такое маленькое загородное местечко. Он никого здесь не знал, не так ли?
   - Насколько можно судить, нет, - сказал сержант Хейс. Он кашлянул извиняющимся тоном и сказал, поднимаясь на ноги: "Может быть, мистер и миссис Экклс выйдут и повидаются с вами, мэм, если вы не возражаете, то есть".
   - Конечно, я не против, - сказал Банч. "Это очень естественно. Мне только жаль, что мне нечего им сказать.
   - Я буду ладить, - сказал сержант Хейс. - Я так благодарен, - сказала Банч, направляясь с ним к парадной двери, - что это было не убийство.
   К воротам дома викария подъехала машина. Сержант Хейс, взглянув на него, заметил: "Похоже, это мистер и миссис Экклс пришли сюда, мэм, чтобы поговорить с вами".
   Банч приготовилась вынести то, что, по ее мнению, могло оказаться довольно трудным испытанием. "Однако, - подумала она, - я всегда могу позвать Джулиана на помощь. Священнослужитель очень помогает, когда люди скорбят.
   Какими именно она ожидала видеть мистера и миссис Эклз, Банч не могла сказать, но, приветствуя их, она испытывала чувство удивления. Мистер Эклс был толстым, румяным мужчиной, чьи манеры естественно были веселыми и шутливыми. Миссис Экклз выглядела несколько ослепительно. У нее был маленький, злой, поджатый рот. Голос у нее был тонкий и пронзительный.
   - Это был ужасный шок, миссис Хармон, как вы понимаете, - сказала она. - О, я знаю, - сказала Банч. 'Это должно было быть. Сядьте. Могу я предложить вам... ну, может быть, еще рановато для чая...
   Мистер Экклс махнул пухлой рукой. - Нет, нет, ничего для нас, - сказал он. - Это очень мило с твоей стороны, я уверен. Просто хотел. . . Что ж . . . что сказал бедняга Уильям и все такое, понимаете?
   - Он давно за границей, - сказала миссис Эклс, - и, думаю, с ним, должно быть, произошли очень неприятные события. Он был очень тихим и подавленным с тех пор, как вернулся домой. Сказал, что мир непригоден для жизни и ждать нечего. Бедный Билл, он всегда был угрюмым".
   Банч смотрела на них обоих мгновение или два, не говоря ни слова. - Он стащил револьвер моего мужа, - продолжала миссис Экклс. - Без нашего ведома. Потом, кажется, он приехал сюда на автобусе. Полагаю, это было приятное чувство с его стороны. Ему бы не хотелось делать это в нашем доме.
   - Бедняга, бедняга, - вздохнул мистер Эклс. - Не надо судить.
   Последовала еще одна короткая пауза, и мистер Эклз спросил: - Он оставил сообщение? Какие-нибудь последние слова, ничего подобного?
   Его блестящие, как у свиньи, глаза внимательно следили за Банчем. Миссис Экклз тоже наклонилась вперед, словно ожидая ответа.
   - Нет, - тихо сказал Банч. "Он пришел в церковь, когда умирал, для убежища".
   - спросила миссис Экклс озадаченным голосом. "Святилище? Я не думаю, что совсем. . .'
   Мистер Экклс прервал его.
   - Святое место, моя дорогая, - нетерпеливо сказал он. - Вот что имеет в виду жена викария. Это грех - самоубийство, знаете ли. Думаю, он хотел загладить свою вину.
   - Он пытался что-то сказать перед смертью, - сказал Банч. Он начал: "Пожалуйста", но на этом все.
   Миссис Экклз приложила носовой платок к глазам и всхлипнула. - О, дорогой, - сказала она. - Это ужасно расстраивает, не так ли?
   - Вот, вот, Пэм, - сказал ее муж. - Не берись. Этим ничего не поделаешь. Бедный Вилли. Тем не менее, сейчас он спокоен. Большое спасибо, миссис Хармон. Надеюсь, мы вас не прервали. Жена священника - занятая дама, мы это знаем.
   Они пожали ей руки. Затем Экклз внезапно повернулся и сказал: "О да, есть еще кое-что. Я думаю, у тебя здесь его пальто, не так ли?
   - Его пальто? Банч нахмурился.
   Миссис Экклс сказала: - Знаете, нам нужны все его вещи. Сентиментальный.
   - В карманах у него были часы, бумажник и железнодорожный билет, - сказала Банч. - Я отдал их сержанту Хейсу.
   - Тогда все в порядке, - сказал мистер Экклс. - Думаю, он передаст их нам. Его личные бумаги будут в бумажнике.
   - В кошельке была банкнота в фунтах, - сказала Банч. 'Ничего больше.'
   "Нет писем? Ничего подобного?'
   Банч покачала головой. - Что ж, еще раз спасибо, миссис Хармон. Пальто, которое было на нем, может быть, и у сержанта есть?
   Банч нахмурился, пытаясь вспомнить. - Нет, - сказала она. - Я не думаю. . . дайте-ка подумать. Мы с доктором сняли с него пальто, чтобы осмотреть его рану. Она неопределенно оглядела комнату. - Должно быть, я взял его наверх вместе с полотенцами и тазом.
   - Интересно, миссис Хармон, если вы не возражаете... . . Нам бы его пальто, знаете, последнее, что он носил. Ну, жена довольно сентиментальна по этому поводу.
   - Конечно, - сказал Банч. - Хочешь, чтобы я сначала почистил его? Боюсь, он довольно... ну... испачкан.
   - О, нет, нет, нет, это не имеет значения.
   Банч нахмурился. 'Теперь интересно, где . . . Извините, я на секунду.' Она поднялась наверх, и прошло несколько минут, прежде чем она вернулась.
   "Мне так жаль, - сказала она, затаив дыхание, - моя повседневная женщина, должно быть, отложила ее вместе с другой одеждой, которая отправлялась в чистку. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы найти его. Вот. Я сделаю это для вас на коричневой бумаге.
   Отвергая их протесты, она так и сделала; затем, еще раз бурно попрощавшись с ней, Экклезы ушли.
   Банч медленно пересекла холл и вошла в кабинет. Преподобный Джулиан Хармон поднял голову, и его лоб прояснился. Он сочинял проповедь и опасался, что его ввели в заблуждение интересы политических отношений между Иудеей и Персией в царствование Кира.
   'Да, дорогой?' - сказал он с надеждой. - Джулиан, - сказала Банч. - Что такое Санктуарий ?
   Джулиан Хармон с благодарностью отложил в сторону лист с проповедью. - Что ж, - сказал он. "Святилище в римских и греческих храмах относилось к целле , в которой стояла статуя бога. Латинское слово " ара " для алтаря также означает "защита". Он продолжал учено: "В триста девяносто девятом году нашей эры право на убежище в христианских церквях было окончательно и определенно признано. Самое раннее упоминание о праве на убежище в Англии содержится в Кодексе законов, изданном Этельбертом в шестисотом году нашей эры. . .'
   Некоторое время он продолжал свое изложение, но, как всегда, был сбит с толку тем, как жена восприняла его эрудированное заявление.
   - Дорогой, - сказала она. - Ты милый.
   Наклонившись, она поцеловала его в кончик носа. Джулиан чувствовал себя скорее собакой, которую поздравили с умным трюком.
   - Здесь были Экклезы, - сказал Банч.
   Викарий нахмурился.
   "Экклесы? Кажется, я не помню. . .'
   - Ты их не знаешь. Они сестра и ее муж человека из церкви.
   - Дорогая, ты должна была позвонить мне.
   - В этом не было необходимости, - сказал Банч. "Они не нуждались в утешении. Интересно сейчас. . .' Она нахмурилась. - Если я завтра поставлю запеканку в духовку, ты справишься, Джулиан? Думаю, я поеду в Лондон на распродажи.
   - Паруса? Муж непонимающе посмотрел на нее. - Вы имеете в виду яхту, лодку или что-то в этом роде?
   Банч рассмеялся. 'Нет дорогая. В "Берроуз и Портман" есть специальная распродажа белых вещей. Вы знаете, простыни, скатерти, полотенца и стеклоткани. Я не знаю, что мы делаем с нашими стеклянными тканями, как они изнашиваются. Кроме того, - задумчиво добавила она, - я думаю, мне следует пойти и повидаться с тетей Джейн.
   Эта милая старушка, мисс Джейн Марпл, две недели наслаждалась прелестями мегаполиса, удобно устроившись в квартире-студии своего племянника.
   - Такой милый Раймонд, - пробормотала она. "Он и Джоан уехали в Америку на две недели, и они настояли, чтобы я приехал сюда и развлекался. А теперь, дорогая Банч, скажи мне, что тебя беспокоит?
   Банч была любимой крестницей мисс Марпл, и старушка смотрела на нее с большой нежностью, пока Банч, сдвинув ей на затылок свою лучшую фетровую шляпу, начала свой рассказ.
   Выступление Банча было кратким и ясным. Мисс Марпл кивнула, когда Банч закончил. - Понятно, - сказала она. 'Да я вижу.'
   "Вот почему я чувствовал, что должен увидеть вас, - сказал Банч. - Видишь ли, не быть умным...
   - Но ты умница, моя дорогая.
   'Нет я не. Не такой умный, как Джулиан.
   - У Джулиана, конечно, очень крепкий интеллект, - сказала мисс Марпл. - Вот и все, - сказал Банч. "У Джулиана есть интеллект, но, с другой стороны, у меня есть смысл ".
   - У вас много здравого смысла, Банч, и вы очень умны.
   - Видишь ли, я действительно не знаю, что мне делать. Я не могу спросить Джулиана, потому что... ну, я имею в виду, что Джулиан так честен. . .'
   Это заявление, по-видимому, было прекрасно понято мисс Марпл, которая сказала: "Я понимаю, что вы имеете в виду, дорогая. Мы, женщины, - это другое дело. Она пришла. - Вы рассказали мне, что случилось, Банч, но я хотел бы сначала узнать, что именно вы думаете.
   - Все неправильно, - сказал Банч. "Человек, который был там в церкви, умирая, знал все о Санктуарии. Он сказал это так, как сказал бы Джулиан. Я имею в виду, он был начитанным, образованным человеком. И если бы он застрелился, то не стал бы потом тащиться в церковь и говорить "святилище". Святилище означает, что вас преследуют, и когда вы попадаете в церковь, вы в безопасности. Ваши преследователи не могут вас тронуть. Одно время даже закон не мог добраться до вас.
   Она вопросительно посмотрела на мисс Марпл. Последний кивнул. Банч продолжала: "Эти люди, Экклезы, были совсем другими. Невежественный и грубый. И еще одно. Эти часы - часы мертвеца. На обратной стороне были инициалы WS. Но внутри - я открыл - очень мелкими буквами было "Вальтеру от отца" и дата. Уолтер . Но Экклезы продолжали называть его Уильямом или Биллом.
   Мисс Марпл, казалось, собиралась заговорить, но Банч продолжала. - О, я знаю, что тебя не всегда называют тем именем, которым тебя крестили. Я имею в виду, я могу понять, что вас могут окрестить Уильямом и назвать "Порги" или "Морковка" или что-то в этом роде. Но твоя сестра не стала бы называть тебя Уильямом или Биллом, даже если бы тебя звали Уолтер.
   - Вы имеете в виду, что она не была его сестрой?
   - Я совершенно уверен, что она не была его сестрой. Они были ужасны - оба. Они пришли в дом викария, чтобы забрать его вещи и узнать, говорил ли он что-нибудь перед смертью. Когда я сказал, что нет, я увидел на их лицах облегчение. Я сам думаю, - закончила Банч, - что это Экклс застрелил его.
   - Убийство? - сказала мисс Марпл.
   - Да, - сказал Банч. "Убийство. Вот почему я пришел к тебе, дорогая. Замечание Банча могло показаться несведущему слушателю неуместным, но в некоторых сферах мисс Марпл имела репутацию убийцы.
   - Перед смертью он сказал мне "пожалуйста", - сказал Банч. "Он хотел, чтобы я кое-что для него сделал. Ужасно то, что я понятия не имею, что.
   Мисс Марпл задумалась на мгновение или два, а затем ухватилась за то, что уже пришло в голову Банчу. - Но почему он вообще был там? она спросила.
   - Вы имеете в виду, - сказала Банч, - если вам нужно убежище, вы можете заглянуть в церковь где угодно. Нет нужды садиться на автобус, который ходит всего четыре раза в день, и приезжать за ним в такое пустынное место, как наше".
   "Должно быть, он пришел сюда с определенной целью", - подумала мисс Марпл. - Должно быть, он пришел к кому-то. Чиппинг Клегхорн не такое большое место, Банч. Наверняка вы имеете какое-то представление о том, к кому он пришел?
   Банч мысленно перебрала жителей своей деревни, прежде чем с сомнением покачать головой. "В каком-то смысле, - сказала она, - это может быть кто угодно".
   - Он никогда не называл имени?
   - Он сказал Джулиан, или я думал, что он сказал Джулиан. Наверное, это была Джулия. Насколько я знаю, в Чиппинг-Клегхорне не живет ни одна Джулия.
   Она прищурила глаза, вспоминая эту сцену. Человек, лежащий на ступенях алтаря, свет, льющийся из окна с его жемчужинами красного и синего света.
   - Драгоценности, - задумчиво сказала мисс Марпл. - Я перехожу к самому важному, - сказала Банч. Причина, по которой я действительно пришел сюда сегодня. Видите ли, Экклезы подняли большой шум из-за его пальто. Мы сняли его, когда его осматривал врач. Это было старое, потертое пальто - не было причин, по которым они должны были хотеть его. Они притворялись, что это сентиментально, но это была чепуха.
   - Во всяком случае, я поднялся, чтобы найти его, и, уже поднимаясь по лестнице, вспомнил, как он как бы ковырял рукой, как будто возился с пальто. Поэтому, когда я взял пальто, то очень внимательно посмотрел на него и увидел, что в одном месте подкладка снова зашита другой ниткой. Поэтому я распаковал его и обнаружил внутри небольшой клочок бумаги. Я вынул его и снова зашил подходящей ниткой. Я был осторожен, и я действительно не думаю, что Экклезии знали бы, что я сделал это. Я так не думаю , но не могу быть уверен. Я отнесла им пальто и извинилась за задержку.
   "Клочок бумаги?" - спросила мисс Марпл.
   Банч открыла сумочку. "Я не показала его Джулиану, - сказала она, - потому что он сказал бы, что я должна отдать его Экклезам". Но я подумал, что лучше принесу его тебе.
   - Билет из гардероба, - сказала мисс Марпл, глядя на него. "Вокзал Паддингтон".
   - У него в кармане был обратный билет до Паддингтона, - сказал Банч. Взгляды двух женщин встретились. - Это требует действий, - живо сказала мисс Марпл. - Но, думаю, было бы целесообразно быть осторожным. Заметили бы вы, дорогая Банч, следили ли за вами, когда вы приехали сегодня в Лондон?
   "Следили!" - воскликнул Банч. - Вы не думаете...
   - Что ж, я думаю, это возможно , - сказала мисс Марпл. "Когда что-то возможно, я думаю, мы должны принять меры предосторожности". Она поднялась быстрым движением. - Вы приехали сюда якобы, голубчик, на распродажи. Поэтому я думаю, что правильным было бы для нас пойти на распродажи. Но перед тем, как мы отправимся в путь, мы могли бы позаботиться об одной или двух небольших договоренностях. Я не думаю, - туманно добавила мисс Марпл, - что сейчас мне понадобится старый пестрый твидовый костюм с бобровым воротником.
   Примерно через полтора часа две дамы, несколько потрепанные и потрепанные на вид, обе сжимая свертки с трудом добытым домашним бельем, сели в маленькой уединенной гостинице под названием "Яблочная ветвь", чтобы восстановить свои силы. силы со стейком и пудингом из почек, а затем яблочным пирогом и заварным кремом.
   - Полотенце для лица действительно довоенного качества, - выдохнула мисс Марпл, слегка запыхавшись. - И еще с буквой "J". Так повезло, что жену Рэймонда зовут Джоан. Я отложу их в сторону до тех пор, пока они мне действительно не понадобятся, и тогда они подойдут ей, если я уйду раньше, чем я ожидал.
   - Мне действительно нужны были стеклянные ткани, - сказала Банч. - И они были очень дешевыми, хотя и не такими дешевыми, как те, что та женщина с рыжими волосами сумела вырвать у меня.
   В этот момент в "Яблочную ветвь" вошла элегантная молодая женщина с обильным румянцем и губной помадой. После того, как она неопределенно осмотрелась вокруг на мгновение или два, она поспешила к их столику. Она положила конверт у локтя мисс Марпл.
   - Вот вы где, мисс, - сказала она живо. - О, спасибо, Глэдис, - сказала мисс Марпл. 'Большое спасибо. Так любезно с вашей стороны.'
   - Я всегда рада услужить, - сказала Глэдис. "Эрни всегда говорит мне: "Всему хорошему, что вы узнали от своей мисс Марпл, у которой вы служили", и я уверен, что всегда рад услужить вам, мисс".
   - Такая милая девочка, - сказала мисс Марпл, когда Глэдис снова ушла. "Всегда такая охотная и такая добрая".
   Она заглянула в конверт и передала его Банчу. - А теперь будь очень осторожен, дорогой, - сказала она. - Между прочим, я помню еще того милого молодого инспектора в Мельчестере?
   - Не знаю, - сказал Банч. - Я так и подозреваю.
   - Ну, если нет, - задумчиво сказала мисс Марпл. - Я всегда могу позвонить главному констеблю. Думаю , он меня помнит.
   "Конечно, он вас помнит", - сказала Банч. - Все бы тебя помнили . Вы совершенно уникальны. Она поднялась.
   Прибыв в Паддингтон, Банч зашла в камеру хранения и предъявила билет из гардероба. Минуту или две спустя ей передали довольно потрепанный старый чемодан, и с ним она направилась к платформе.
   Дорога домой прошла без происшествий. Когда поезд подошел к Чиппингу Клегхорну, Банч поднялась и подняла старый чемодан. Она только что вышла из кареты, как мужчина, бежавший по перрону, вдруг выхватил у нее из рук чемодан и умчался с ним.
   'Останавливаться!' Банч закричала. - Останови его, останови его. Он взял мой чемодан. Контролер, который на этой сельской станции был человеком несколько медлительным, только начал было говорить: "Послушайте, вы не можете этого сделать...", как резкий удар в грудь оттолкнул его в сторону, и мужчина с чемоданом выбежал с вокзала. Он направился к ожидающей машине. Бросив чемодан, он уже собирался лезть за ним, но прежде чем он успел пошевелиться, рука легла ему на плечо, и голос полицейского констебля Абеля сказал: "Ну, что все это значит?"
   Банч прибыл, тяжело дыша, с вокзала. - Он украл мой чемодан. Я только что вышел с ним из поезда.
   - Ерунда, - сказал мужчина. - Я не знаю, что имеет в виду эта дама. Это мой чемодан. Я только что вышел с ним из поезда.
   Он посмотрел на Банча бычим и беспристрастным взглядом. Никто бы и не догадался, что полицейский констебль Абель и миссис Хармон потратили долгие полчаса в свободное от полицейского констебля Абеля обсуждение достоинств навоза и костной муки для розовых кустов.
   - Вы говорите, мадам, что это ваш чемодан? - сказал констебль полиции Абель.
   - Да, - сказал Банч. 'Определенно.'
   'И вы сэр?'
   - Я говорю, что этот чемодан мой.
   Мужчина был высоким, темноволосым и хорошо одетым, с протяжным голосом и превосходными манерами. Женский голос из машины сказал: - Конечно, это твой чемодан, Эдвин. Я не знаю, что имеет в виду эта женщина.
   "Мы должны это выяснить, - сказал полицейский констебль Абель. - Если это ваш чемодан, мадам, что, по-вашему, в нем?
   - Одежда, - сказала Банч. - Длинное крапчатое пальто с бобровым воротником, два шерстяных джемпера и пара туфель.
   - Что ж, это достаточно ясно, - сказал полицейский констебль Абель. Он повернулся к другому.
   - Я театральный костюмер, - важно сказал темноволосый. "В этом чемодане театральный реквизит, который я привез сюда для любительского спектакля".
   - Верно, сэр, - сказал полицейский констебль Абель. - Ну, мы просто заглянем внутрь, ладно, и посмотрим? Мы можем пойти в полицейский участок, или, если вы торопитесь, мы отнесем чемодан обратно в участок и откроем его там.
   - Меня это устроит, - сказал темноволосый. - Между прочим, меня зовут Мосс, Эдвин Мосс.
   Полицейский констебль с чемоданом в руках вернулся в участок. - Просто отнесу это в посылочную, Джордж, - сказал он контролеру.
   Полицейский констебль Абель положил чемодан на стойку посылочного отдела и отодвинул застежку. Дело не было заперто. Банч и мистер Эдвин Мосс стояли по обе стороны от него, мстительно глядя друг на друга.
   "Ах!" - сказал констебль полиции Абель, поднимая крышку.
   Внутри аккуратно сложенное длинное довольно потертое твидовое пальто с воротником из бобрового меха. Были также два шерстяных джемпера и пара деревенских ботинок.
   - Именно так, как вы сказали, мадам, - сказал констебль полиции Абель, поворачиваясь к Банчу. Никто бы не сказал, что мистер Эдвин Мосс что-то недоделал. Его тревога и угрызения совести были великолепны.
   - Я прошу прощения, - сказал он. - Я действительно извиняюсь . Пожалуйста, поверьте мне, дорогая леди, когда я скажу вам, как мне очень, очень жаль. Непростительно - совершенно непростительно - мое поведение. Он посмотрел на свои часы. - Я должен спешить. Наверное, мой чемодан уехал на поезде. Еще раз приподняв шляпу, он с умилением сказал Банчу: "Ну, простите меня", - и поспешно выбежал из посылочного отдела.
   - Вы позволите ему уйти? - спросила Банч заговорщицким шепотом полицейскому констеблю Абелю.
   Последний медленно закрыл бычий глаз, подмигивая. - Он далеко не уйдет, мэм, - сказал он. - То есть он не уйдет далеко незамеченным, если вы меня понимаете.
   - О, - с облегчением сказала Банч. - Та старушка звонила по телефону, - сказал полицейский констебль Абель, - та самая, что звонила сюда несколько лет назад. Яркая она, не так ли? Но сегодня было много приготовлений. Не удивлюсь, если инспектор или сержант придут к вам по этому поводу завтра утром.
   * * *
   Пришел инспектор, инспектор Крэддок, которого помнила мисс Марпл. Он приветствовал Банча с улыбкой, как старый друг.
   - Опять преступление в Чиппинг-Клегхорне, - весело сказал он. - Вам здесь не хватает сенсаций, не так ли, миссис Хармон?
   - Я мог бы обойтись и меньшими затратами, - сказал Банч. - Ты пришел задавать мне вопросы или собираешься рассказать мне кое-что для разнообразия?
   - Сначала я вам кое-что скажу, - сказал инспектор. - Начнем с того, что мистер и миссис Экклз уже некоторое время за ними присматривают. Есть основания полагать, что они были связаны с несколькими ограблениями в этой части мира. Во-вторых, хотя у миссис Экклс есть брат по имени Сэндборн, который недавно вернулся из-за границы, человек, которого вы вчера нашли умирающим в церкви, определенно не был Сэндборном.
   - Я знал, что это не так, - сказал Банч. - Начнем с того, что его звали Уолтер, а не Уильям.
   Инспектор кивнул.
   - Его звали Уолтер Сент-Джон, и сорок восемь часов назад он сбежал из Чаррингтонской тюрьмы.
   "Конечно, - тихо сказала Банч себе, - за ним охотились по закону, и он нашел убежище". Затем она спросила: "Что он сделал?"
   - Мне придется вернуться довольно далеко. Это сложная история. Несколько лет назад в мюзик-холлах выступала одна танцовщица. Я не ожидаю, что вы когда-либо слышали о ней, но она специализировалась на повороте "Арабской ночи", "Аладдин в пещере драгоценностей", он назывался. Она носила кусочки горного хрусталя и больше ничего.
   "Я думаю, она не очень хорошо танцевала, но она была... ну... привлекательна. Как бы то ни было, некая азиатская королевская особа влюбилась в нее по-крупному. Между прочим, он подарил ей великолепное изумрудное ожерелье.
   - Исторические драгоценности раджи? - восторженно пробормотала Банч. Инспектор Крэддок кашлянул. - Ну, более современная версия, миссис Хармон. Роман продлился недолго, распался, когда вниманием нашего владыки завладела некая кинозвезда, требования которой были не столь скромны.
   Зобейда, чтобы дать танцовщице ее сценический псевдоним, повисла на колье, и со временем оно было украдено. Он исчез из ее гримерной в театре, и у властей осталось подозрение, что она сама могла организовать его исчезновение. Такие вещи были известны как рекламный ход или даже из более нечестных побуждений.
   "Ожерелье так и не нашли, но в ходе расследования внимание полиции было привлечено к этому человеку, Уолтеру Сент-Джону. Он был образованным и воспитанным человеком, который спустился в свет и работал ювелиром в довольно малоизвестной фирме, которую подозревали в том, что она служила прикрытием для кражи драгоценностей.
   "Есть доказательства того, что это ожерелье прошло через его руки. Однако именно в связи с кражей некоторых других драгоценностей он, наконец, предстал перед судом, был осужден и отправлен в тюрьму. Ему оставалось недолго служить, так что его побег был скорее неожиданностью.
   - Но зачем он пришел сюда? - спросил Банч. - Мы бы очень хотели это знать, миссис Хармон. Похоже, что после суда он сначала отправился в Лондон. Он не навестил никого из своих старых коллег, но навестил пожилую женщину, миссис Джейкобс, которая раньше работала театральным костюмером. Она ни слова не говорит о том, зачем он пришел, но, по словам других жильцов дома, он ушел с чемоданом.
   - Понятно, - сказал Банч. - Он оставил его в гардеробе в Паддингтоне, а потом пришел сюда.
   - К тому времени, - сказал инспектор Крэддок, - Эклз и человек, называющий себя Эдвином Моссом, вышли на его след. Они хотели этот чемодан. Они видели, как он садился в автобус. Должно быть, они выехали на машине впереди него и ждали его, когда он вышел из автобуса".
   - И он был убит? - сказал Банч. - Да, - сказал Крэддок. 'Он был подстрелен. Это был револьвер Эклза, но мне кажется, что стрелял Мосс. А теперь, миссис Хармон, мы хотим знать, где чемодан, который Уолтер Сент-Джон оставил на Паддингтонском вокзале?
   Банч ухмыльнулся. - Думаю, тетя Джейн уже получила его, - сказала она. - Я имею в виду мисс Марпл. Это был ее план. Она отправила свою бывшую горничную с чемоданом, набитым ее вещами, в гардероб в Паддингтоне, и мы обменялись билетами. Я собрал ее чемодан и привез его поездом. Казалось, она ожидала, что будут предприняты попытки получить его от меня.
   Настала очередь инспектора Крэддока улыбаться. - Так она сказала, когда позвонила. Я еду в Лондон, чтобы увидеть ее. Вы тоже хотите пойти, миссис Хармон?
   - Ну-ну, - сказал Банч, задумавшись. - Ну-ну, на самом деле, это очень удачно. У меня прошлой ночью разболелся зуб, так что мне действительно нужно съездить в Лондон к дантисту, не так ли?
   - Определенно, - сказал инспектор Крэддок. . .
   Мисс Марпл перевела взгляд с лица инспектора Крэддока на энергичное лицо Банча Хармона. Чемодан лежал на столе. - Конечно, я не открывала, - сказала старушка. - Я бы и не подумал о таком, пока не прибудет кто-нибудь из официальных лиц. Кроме того, - добавила она с скромно-озорной викторианской улыбкой, - он заперт.
   - Хотите угадать, что внутри, мисс Марпл? - спросил инспектор.
   -- Вы знаете, мне кажется, -- сказала мисс Марпл, -- что это будут театральные костюмы Зобейды. Хотите долото, инспектор?
   Долото вскоре сделало свое дело. Обе женщины ахнули, когда крышка поднялась. Солнечный свет, проникавший в окно, осветил то, что казалось неиссякаемым сокровищем сверкающих драгоценных камней, красных, синих, зеленых, оранжевых.
   - Пещера Аладдина, - сказала мисс Марпл. "Сверкающие драгоценности, в которых девушка танцевала".
   - А, - сказал инспектор Крэддок. - Как вы думаете, что в нем такого ценного, что ради него убили человека?
   - Я полагаю, она была проницательной девушкой, - задумчиво сказала мисс Марпл. - Она мертва, не так ли, инспектор?
   - Да, умер три года назад.
   - У нее было это дорогое изумрудное ожерелье, - задумчиво сказала мисс Марпл. "Камни вынули из оправы и прикрепили кое-где к ее театральному костюму, где все приняли бы их за просто цветные стразы. Затем она сделала копию настоящего ожерелья, и это, конечно, было то, что было украдено. Неудивительно, что он так и не появился на рынке. Вскоре вор обнаружил, что камни фальшивые.
   - Вот конверт, - сказала Банч, отодвигая несколько сверкающих камней.
   Инспектор Крэддок взял его у нее и извлек из него два официальных документа. Он прочитал вслух: "Свидетельство о браке между Уолтером Эдмундом Сент-Джоном и Мэри Мосс". Это было настоящее имя Зобейды.
   - Значит, они были женаты, - сказала мисс Марпл. 'Я понимаю.'
   - Что еще? - спросил Банч. - Свидетельство о рождении дочери Джуэл.
   - Драгоценность? - воскликнул Банч. 'Почему конечно. Драгоценность! Джилл! Вот и все. Теперь я понимаю, почему он приехал в Чиппинг Клегхорн. Вот что он пытался мне сказать. Драгоценность. Манди, вы знаете. Коттедж Лабурнум. Они присматривают за маленькой девочкой для кого-то. Они преданы ей. Она была как их собственная внучка. Да, я сейчас вспомнил, ее звали Джуэл , только, конечно, зовут ее Джилл.
   - У миссис Манди неделю назад случился инсульт, а у старика тяжелое воспаление легких. Они оба собирались отправиться в лазарет. Я изо всех сил пытался найти где-нибудь хороший дом для Джилл. Я не хотел, чтобы ее забрали в лечебницу.
   - Я полагаю, что ее отец услышал об этом в тюрьме, и ему удалось вырваться и забрать этот чемодан из старого комода, где он или его жена оставили его. Полагаю, если драгоценности действительно принадлежали ее матери, теперь их можно использовать для ребенка.
   - Мне кажется, что да, миссис Хармон. Если они здесь.
   - О, они будут здесь, - весело сказала мисс Марпл. . .
   * * *
   - Слава богу, ты вернулась, дорогая, - сказал преподобный Джулиан Хармон, приветствуя жену с нежностью и довольным вздохом. - Миссис Берт всегда старается изо всех сил, когда вас нет дома, но на обед она угостила меня очень необычными рыбными котлетами. Я не хотел ее обидеть, поэтому отдал их Тиглатпаласару, но даже он не стал их есть, поэтому мне пришлось выбросить их в окно".
   - Тиглатпаласар, - сказала Банч, поглаживая кошку викария, которая мурлыкала у нее на коленях, - очень разборчива в том, какую рыбу он ест. Я часто говорю ему, что у него гордый живот!"
   - А твой зуб, дорогой? Вы его видели?
   - Да, - сказал Банч. "Больно не было, и я снова пошла к тете Джейн. . .'
   - Милая старушка, - сказал Джулиан. "Надеюсь, она не ошибается".
   - Ни в коей мере, - с ухмылкой ответила Банч.
   На следующее утро Банч отнесла в церковь свежий запас хризантем. Солнце снова светило в восточное окно, и Банч стояла в сиянии драгоценных камней на ступенях алтаря. Она сказала очень тихо себе под нос: "С вашей маленькой девочкой все будет в порядке. Я увижу, что она есть. Обещаю.'
   Затем она привела в порядок церковь, скользнула на скамью и на несколько минут встала на колени, чтобы помолиться, прежде чем вернуться в дом священника, чтобы приступить к работе, накопившейся за два заброшенных дня.
  
  
  
   Глава 54
   Безумие Гриншоу
   "Безумие Гриншоу" впервые было опубликовано в Daily Mail 3-7 декабря 1956 года.
   Двое мужчин обогнули угол куста.
   - Ну вот, - сказал Рэймонд Уэст. 'Вот и все.'
   Гораций Биндлер глубоко вздохнул. "Но, моя дорогая, - воскликнул он, - как чудесно". Его голос возвысился до высокого визга эстетического наслаждения, а затем углубился в благоговейный трепет. 'Это невероятно. Из этого мира! Старинная часть из лучших".
   - Я думал, вам понравится, - самодовольно сказал Рэймонд Уэст. 'Нравится? Моя дорогая... - Горацию не хватило слов. Он расстегнул ремешок фотоаппарата и принялся за дело. "Это будет одна из жемчужин моей коллекции", - радостно сказал он. - Я думаю, не так ли, довольно забавно иметь коллекцию чудовищ? Идея пришла мне в голову однажды ночью семь лет назад в моей ванне. Моя последняя настоящая жемчужина была в Кампо-Санто в Генуе, но я действительно думаю, что это лучше. Как это называется?'
   - Понятия не имею, - сказал Раймонд. - Я полагаю, у него есть имя?
   - Должно быть. Но дело в том, что здесь его никогда не называли иначе, как "Безумием Гриншоу".
   "Гриншоу был человеком, который построил его?"
   'Да. В тысяча восемьсот шестьдесят или семьдесят или около того. Местная история успеха того времени. Босоногий мальчик, достигший огромного благополучия. Местные мнения разделились относительно того, почему он построил этот дом, было ли это просто изобилием богатства или это было сделано, чтобы произвести впечатление на его кредиторов. Если последнее, то это их не впечатлило. Либо он обанкротился, либо что-то в этом роде. Отсюда и название "Безумие Гриншоу".
   Камера Горация щелкнула. - Вот, - сказал он удовлетворенным голосом. - Напомните мне показать вам номер 310 из моей коллекции. Невероятная мраморная каминная полка в итальянском стиле. Он добавил, глядя на дом: "Я не могу понять, как мистер Гриншоу до всего этого додумался".
   - В некотором смысле довольно очевидно, - сказал Реймонд. - Он побывал в замках Луары, вы так не думаете? Те башни. А затем, к сожалению, он, кажется, путешествовал по Востоку. Влияние Тадж-Махала безошибочно. Мне больше нравится мавританский флигель, - добавил он, - и следы венецианского дворца".
   "Удивительно, как он смог найти архитектора, который смог бы воплотить в жизнь эти идеи".
   Раймонд пожал плечами. - Думаю, с этим проблем не возникнет, - сказал он. "Вероятно, архитектор вышел на пенсию с хорошим доходом на всю жизнь, а бедняга Гриншоу обанкротился".
   - Можем ли мы взглянуть на это с другой стороны? - спросил Гораций. - Или мы нарушили границу!
   - Мы нарушаем границу, - сказал Раймонд, - но я не думаю, что это будет иметь значение.
   Он повернулся к углу дома, и Гораций поскакал за ним.
   - Но кто здесь живет, моя дорогая? Сироты или гости праздника? Это не может быть школа. Никаких игровых площадок или быстрой эффективности.
   - О, здесь до сих пор живет Гриншоу, - сказал Рэймонд через плечо. "Сам дом не попал в аварию. Его унаследовал сын старого Гриншоу. Он был немного скрягой и жил здесь, в углу. Ни копейки не потратил. Вероятно, никогда не было ни копейки, чтобы потратить. Сейчас здесь живет его дочь. Старушка - очень эксцентричная.
   Говоря это, Рэймонд поздравлял себя с тем, что подумал о "Безумии Гриншоу" как о способе развлечь своего гостя. Эти литературные критики всегда заявляли, что жаждут провести выходные в деревне, и имели обыкновение находить деревню чрезвычайно скучной, когда они приезжали туда. Завтра будут воскресные газеты, а сегодня Рэймонд Уэст поздравил себя с предложением посетить "Безумие Грин-шоу", чтобы пополнить известную коллекцию чудовищ Горация Биндлера.
   Они свернули за угол дома и вышли на запущенную лужайку. В одном углу стоял большой искусственный горный массив, над которым склонилась фигура, при виде которой Гораций радостно схватил Раймонда за руку.
   - Дорогая, - воскликнул он, - видишь, во что она одета? Платье с цветочным принтом. Также как горничная - когда были горничные. Одно из моих самых заветных воспоминаний - пребывание в загородном доме, когда я был еще совсем мальчишкой, где по утрам звонила настоящая горничная, вся хрустящая, в ситцевом платье и кепке. Да, мой мальчик, действительно - кепка. Муслин с растяжками. Нет, возможно, вымпелы были у горничной. Но в любом случае она была настоящей горничной и принесла огромный медный бак с горячей водой. Какой захватывающий у нас сегодня день.
   Фигура в ситцевом платье выпрямилась и повернулась к ним с лопаткой в руке. Она была достаточно поразительной фигурой. Растрепанные пряди железно-серого цвета тонкими локонами падали ей на плечи, соломенная шляпа, очень похожая на шляпы, которые носят лошади в Италии, была нахлобучена на голову. Цветное ситцевое платье на ней было почти до щиколоток. С обветренного, не слишком чистого лица проницательные глаза оценивающе осматривали их.
   - Я должен извиниться за вторжение, мисс Гриншоу, - сказал Рэймонд Уэст, подходя к ней, - но мистер Гораций Биндлер, который остановился у меня...
   Гораций поклонился и снял шляпу. - Больше всего интересуется... э-э... древней историей и... э-э... красивыми зданиями. Рэймонд Уэст говорил с легкостью известного писателя, который знает, что он знаменитость, что он может отважиться на то, на что другие люди не могут.
   Мисс Гриншоу подняла глаза на расползающееся позади нее изобилие. - Хороший дом, - сказала она с благодарностью. - Мой дедушка построил его - до меня, конечно. Сообщается, что он сказал, что хотел удивить туземцев".
   - Я скажу, что это сделал он, мэм, - сказал Гораций Биндлер. - Мистер Биндлер - известный литературный критик, - сказал Рэймонд Уэст. Мисс Гриншоу явно не питала почтения к литературным критикам. Она осталась равнодушной.
   - Я считаю его, - сказала мисс Гриншоу, имея в виду дом, - памятником гениальности моего дедушки. Тупые дураки приходят сюда и спрашивают меня, почему я не продам ее и не поеду жить в квартире. Что бы я делал в квартире? Это мой дом, и я живу в нем, - сказала мисс Гриншоу. "Всегда жили здесь". Она задумалась, размышляя о прошлом. "Нас было трое. Лаура вышла замуж за священника. Папа не дал бы ей денег, сказал, что священнослужители должны быть не от мира сего. Она умерла, родив ребенка. Малыш тоже умер. Нетти убежала с мастером верховой езды. Папа, конечно, исключил ее из завещания. Красивый парень, Гарри Флетчер, но ничего хорошего. Не думаю, что Нетти была с ним счастлива. Во всяком случае, прожила она недолго. У них был сын. Иногда он пишет мне, но, конечно, он не Гриншоу. Я последний из Гриншоу. Она с некоторой гордостью расправила согнутые плечи и поправила лихой угол соломенной шляпы. Затем, повернувшись, резко сказала: - Да, миссис Кресуэлл, что случилось?
   Из дома к ним приближалась фигура, которая рядом с мисс Гриншоу казалась до смешного непохожей. У миссис Крессуэлл была великолепно уложенная голова с иссиня-черными волосами, торчащими вверх в тщательно уложенных локонах и локонах. Словно она убрала голову, чтобы отправиться в образе французской маркизы на маскарад. Остальная часть ее лица средних лет была одета в то, что должно было быть шуршащим черным шелком, но на самом деле было одной из самых блестящих разновидностей черного вискозы. Хотя она не была крупной женщиной, у нее был хорошо развитый и пышный бюст. Ее голос, когда она говорила, был неожиданно низким. Говорила она с изысканной дикцией, только легкая заминка в словах, начинающихся на "н", и окончательное произношение их с преувеличенным придыханием вызывали подозрение, что в какой-то отдаленный период юности она могла с трудом опускать "з".
   - Рыба, мадам, - сказала миссис Кресуэлл, - кусок трески. Он не прибыл. Я попросил Альфреда спуститься за ним, но он отказывается.
   Довольно неожиданно мисс Гриншоу расхохоталась. - Отказывается, не так ли?
   - Альфред, мадам, был крайне нелюбезен.
   Мисс Гриншоу поднесла к губам два перепачканных землей пальца, вдруг издала оглушительный свист и в то же время закричала:
   'Альфред. Альфред, иди сюда.
   Из-за угла дома в ответ на зов появился молодой человек с лопатой в руке. У него было смелое красивое лицо, и когда он приблизился, то бросил явно злобный взгляд на миссис Крессуэлл.
   - Вы хотели меня, мисс? он сказал. - Да, Альфред. Я слышал, ты отказался пойти за рыбой. Что насчет этого, а?
   Альфред сказал угрюмым голосом. - Я спущусь за ним, если вы хотите, мисс. Вы только должны сказать.
   - Я хочу этого. Я хочу его на ужин.
   - Вы правы, мисс. Я сейчас же пойду.
   Он бросил наглый взгляд на миссис Крессуэлл, которая покраснела и пробормотала себе под нос:
   'Действительно! Это невыносимо.
   - Если подумать, - сказала мисс Гриншоу, - парочка странных посетителей - это как раз то, что нам нужно, не так ли, миссис Крессуэлл?
   Миссис Крессуэлл выглядела озадаченной. - Простите, мадам...
   - Для сами-знаете-чего, - сказала мисс Гриншоу, кивнув головой. "Наследник завещания не должен быть его свидетелем. Верно, не так ли? Она обратилась к Рэймонду Уэсту.
   - Совершенно верно, - сказал Раймонд.
   - Я достаточно знаю юриспруденцию, чтобы знать это, - сказала мисс Гриншоу. - А вы двое - уважаемые люди.
   Она швырнула совок на корзину для прополки. - Не могли бы вы пройти со мной в библиотеку?
   - Восхищен, - горячо сказал Гораций.
   Она провела ее через французские окна и через просторную желто-золотую гостиную с выцветшей парчой на стенах и пылезащитными чехлами на мебели, затем через большой полутемный холл, вверх по лестнице и в комнату на втором этаже.
   - Библиотека моего дедушки, - объявила она.
   Гораций оглядел комнату с острым удовольствием. Это была комната, с его точки зрения, полная чудовищ. Головы сфинксов появлялись на самых невероятных предметах мебели, там были колоссальные бронзовые изделия, изображающие, как он думал, Пола и Вирджинию, и огромные бронзовые часы с классическими мотивами, которые он страстно желал сфотографировать.
   - Много хороших книг, - сказала мисс Гриншоу.
   Рэймонд уже смотрел на книги. Судя по тому, что он мог видеть беглым взглядом, здесь не было ни одной действительно интересной книги, да и вообще ни одной книги, которая казалась бы прочитанной. Все это были превосходно переплетенные наборы классических произведений, поставленные девяносто лет назад для оснащения библиотеки джентльмена. Были включены некоторые романы ушедшего периода. Но и на них тоже не было никаких признаков того, что их читали.
   Мисс Гриншоу копалась в ящиках огромного письменного стола. Наконец она вытащила пергаментный документ.
   - Моя воля, - объяснила она. - Придется оставить кому-нибудь свои деньги - по крайней мере, так говорят. Если бы я умер без завещания, я полагаю, что этот сын конюха получил бы его. Красивый парень, Гарри Флетчер, но мошенник, если таковой вообще когда-либо существовал. Не понимаю, почему его сын должен унаследовать это место. Нет, - продолжала она, как бы отвечая на какое-то невысказанное возражение, - я решила. Я оставляю это Крессвеллу.
   - Ваша экономка?
   'Да. Я объяснил это ей. Я составлю завещание, оставив ей все, что у меня есть, и тогда мне не нужно будет платить ей никакой зарплаты. Значительно экономит мне на текущих расходах, а ее поддерживает на должном уровне. Не предупреждая меня и уходя в любую минуту. Очень ла-ди-да и все такое, не так ли? Но ее отец работал сантехником в очень небольшой степени. Ей нечего зазнаваться.
   Она уже развернула пергамент. Взяв перо, она окунула его в чернильницу и поставила свою подпись: "Кэтрин Дороти Грин-шоу".
   - Верно, - сказала она. "Вы видели, как я его подписал, а потом вы двое подписали его, и это делает его законным".
   Она передала ручку Рэймонду Уэсту. Он колебался мгновение, чувствуя неожиданное отвращение к тому, что его просили сделать. Затем он быстро нацарапал известную подпись, на которую его утренняя почта обычно приносила не менее шести требований в день.
   Гораций взял у него ручку и добавил свою мелкую подпись. - Готово, - сказала мисс Гриншоу.
   Она подошла к книжному шкафу и постояла, неуверенно глядя на них, потом открыла стеклянную дверцу, достала книгу и сунула внутрь свернутый пергамент.
   - У меня есть собственные места для хранения вещей, - сказала она. " Секрет леди Одли" , - заметил Рэймонд Уэст, увидев название, когда она положила книгу на место.
   Мисс Гриншоу снова расхохоталась. "Бестселлер своего времени", - заметила она. - Не то что в ваших книгах, а?
   Она внезапно дружески толкнула Рэймонда под ребра. Рэймонд был несколько удивлен, что она вообще знала, что он пишет книги. Хотя Рэймонд Уэст был довольно известен в литературе, вряд ли его можно было назвать бестселлером. Несмотря на то, что он немного смягчился с наступлением среднего возраста, его книги мрачно освещали грязную сторону жизни.
   - Интересно, - задыхаясь, спросил Гораций, - можно мне просто сфотографировать часы?
   - Конечно, - сказала мисс Гриншоу. - Кажется, с парижской выставки.
   - Очень возможно, - сказал Гораций. Он сделал свой снимок. "Эта комната почти не использовалась со времен моего дедушки, - сказала мисс Гриншоу. - На этом столе полно его старых дневников. Интересно, я думаю. У меня нет зрения, чтобы читать их самому. Я хотел бы издать их, но, полагаю, над ними придется хорошо поработать".
   - Вы могли бы нанять кого-нибудь для этого, - сказал Рэймонд Уэст. 'Могу ли я действительно? Знаете, это идея. Я подумаю об этом.' Рэймонд Уэст взглянул на часы. - Мы не должны больше злоупотреблять вашей добротой, - сказал он. - Рада вас видеть, - любезно сказала мисс Гриншоу. - Я подумал, что ты полицейский, когда услышал, как ты выбегаешь из-за угла дома.
   - Почему полицейский? - спросил Гораций, который никогда не возражал против вопросов.
   Мисс Гриншоу ответила неожиданно. "Если хочешь узнать время, спроси у полисмена", - пропела она и этим образцом викторианского остроумия ткнула Горация локтем в ребра и расхохоталась.
   - Это был чудесный день, - вздохнул Гораций, пока они шли домой. "Действительно, в этом месте есть все. Единственное, что нужно библиотеке, это тело. Эти старомодные детективы об убийствах в библиотеке - я уверен, именно такую библиотеку имели в виду авторы.
   - Если вы хотите обсудить убийство, - сказал Рэймонд, - вы должны поговорить с моей тетей Джейн.
   - Твоя тетя Джейн? Вы имеете в виду мисс Марпл? Он чувствовал себя немного растерянным. Очаровательная дама из Старого Света, с которой он был представлен накануне вечером, казалось, была последней, кого упоминали в связи с убийством.
   - О да, - сказал Раймонд. - Убийство - ее специальность.
   - Но, моя дорогая, как интригующе. Что вы на самом деле имеете в виду?
   - Я имею в виду именно это, - сказал Раймонд. Он перефразировал: "Одни совершают убийства, другие замешаны в убийствах, другим навязывают убийство. Моя тетя Джейн относится к третьей категории.
   'Ты шутишь.'
   'Не в списке. Я могу направить вас к бывшему комиссару Скотланд-Ярда, нескольким старшим констеблям и одному или двум трудолюбивым инспекторам УУР.
   Гораций радостно сказал, что чудеса никогда не прекратятся. За чайным столом они вручили Джоан Уэст, жене Раймонда, Лу Оксли, ее племяннице, и старой мисс Марпл краткое изложение событий дня, подробно пересказав все, что сказала им мисс Гриншоу.
   - Но мне кажется, - сказал Гораций, - что во всей этой затее есть что-то зловещее . Это существо, похожее на герцогиню, экономка - может быть, мышьяк в чайнике, теперь, когда она знает, что ее хозяйка составила завещание в ее пользу?
   - Расскажите нам, тетя Джейн, - сказал Рэймонд. - Убийство будет или не будет? Что вы думаете?
   - Я думаю, - сказала мисс Марпл, с довольно строгим видом наматывая шерсть, - что вам не следует так много шутить по этому поводу, как вы это делаете, Рэймонд. Мышьяк, конечно, вполне возможен. Так легко получить. Вероятно, он уже присутствует в сарае в виде средства от сорняков.
   - О, правда, дорогой, - ласково сказала Джоан Уэст. - Не слишком ли это очевидно?
   - Очень хорошо составить завещание, - сказал Раймонд. - Я не думаю, что бедняге действительно есть что оставить, кроме этого ужасного белого слона дома, а кому это нужно?
   - Возможно, кинокомпания, - сказал Гораций, - гостиница или учреждение?
   - Они рассчитывали купить его за бесценок, - сказал Рэймонд, но мисс Марпл покачала головой.
   - Знаешь, дорогой Раймонд, здесь я не могу с тобой согласиться. О деньгах, я имею в виду. Дедушка, очевидно, был из тех щедрых транжир, которые легко зарабатывают деньги, но не могут их удержать. Он, может быть, и разорился, как вы говорите, но вряд ли обанкротился, иначе его сын не получил бы дома. Теперь сын, как это часто бывает, был совершенно другим характером, чем его отец. Скряга. Человек, который экономил каждую копейку. Я должен сказать, что в течение своей жизни он, вероятно, накопил очень хорошую сумму. Эта мисс Гриншоу, по-видимому, пошла в него, то есть не любила тратить деньги. Да, я думаю, вполне вероятно, что у нее была припрятана неплохая сумма.
   - В таком случае, - сказала Джоан Уэст, - интересно, а как же Лу? Они смотрели на Лу, когда она молча сидела у огня.
   Лу была племянницей Джоан Уэст. Ее брак недавно, как она сама выразилась, дал трещину, оставив ее с двумя маленькими детьми и скудной суммой денег, чтобы их содержать.
   - Я имею в виду, - сказала Джоан, - если эта мисс Гриншоу действительно хочет, чтобы кто-то просмотрел дневники и подготовил книгу к публикации... . .'
   - Это идея, - сказал Раймонд.
   Лу сказал тихим голосом: "Это работа, которую я мог бы делать, и я бы получил от нее удовольствие".
   - Я напишу ей, - сказал Раймонд. - Интересно, - задумчиво сказала мисс Марпл, - что старая леди имела в виду, говоря о полицейском?
   - О, это была просто шутка.
   "Это напомнило мне, - сказала мисс Марпл, энергично кивая головой, - да, это очень напомнило мне мистера Нейсмита".
   - Кем был мистер Нейсмит? - с любопытством спросил Раймонд. - Он держал пчел, - сказала мисс Марпл, - и отлично рисовал акростихи в воскресных газетах. И ему нравилось производить на людей ложное впечатление просто для развлечения. Но иногда это приводило к неприятностям.
   Все на мгновение замолчали, раздумывая над мистером Нейсмитом, но, поскольку между ним и мисс Гриншоу не было ни малейшего сходства, они решили, что дорогая тетя Джейн, возможно, в старости немного потеряла связь.
   Гораций Биндлер вернулся в Лондон, так и не собрав больше чудовищ, а Рэймонд Уэст написал письмо мисс Гриншоу, в котором сообщил ей, что знает миссис Луизу Оксли, способную взяться за работу над дневниками. По прошествии нескольких дней пришло письмо, написанное паучьим старомодным почерком, в котором мисс Гриншоу заявила, что очень хочет воспользоваться услугами миссис Оксли и договаривается о встрече с миссис Оксли, чтобы она навестила ее.
   Лу вовремя пришла на встречу, были оговорены выгодные условия, и она приступила к работе на следующий день.
   - Я вам ужасно благодарна, - сказала она Раймонду. - Прекрасно впишется. Я могу отвезти детей в школу, зайти в "Безумие Гриншоу" и забрать их на обратном пути. Как фантастична вся установка! Эту старуху нужно увидеть, чтобы поверить.
   Вечером своего первого рабочего дня она вернулась и описала свой день.
   - Я почти не видела экономку, - сказала она. "Она пришла с кофе и печеньем в половине одиннадцатого, сжав рот, как чернослив и призмы, и почти не говорила со мной. Думаю, она глубоко не одобряет мою помолвку. Она продолжила: - Кажется, между ней и садовником Альфредом возникла вражда. Он местный мальчик и довольно ленивый, я полагаю, и он и экономка не разговаривают друг с другом. Мисс Гриншоу сказала в своей довольно величественной манере: "Сколько я себя помню, между садоводами и прислугой всегда были распри. Так было во времена моего дедушки. Тогда в саду было трое мужчин и мальчик, а в доме восемь служанок, но всегда были трения".
   На следующий день Лу вернулся с очередной новостью. "Представь себе, - сказала она, - меня попросили сегодня утром позвонить племяннику".
   - Племянник мисс Гриншоу?
   'Да. Кажется, он актер, играющий в труппе, которая проводит летний сезон в Борхэм-он-Си. Я позвонила в театр и оставила сообщение, приглашая его завтра пообедать. Довольно весело, правда. Старушка не хотела, чтобы экономка знала. Я думаю, что миссис Крессуэлл сделала что-то, что ее разозлило.
   - Завтра еще одна серия этого захватывающего сериала, - пробормотал Раймонд.
   - Прямо как в сериале, не так ли? Примирение с племянником, кровь гуще воды - нужно составить другое завещание, а старое разрушить".
   - Тетя Джейн, у вас очень серьезный вид.
   - Был ли я, моя дорогая? Вы слышали что-нибудь еще о полицейском? Лу выглядел сбитым с толку. - Я ничего не знаю о полицейском.
   "Это ее замечание, моя дорогая, - сказала мисс Марпл, - должно быть, что - то значило ".
   Лу пришла на работу на следующий день в приподнятом настроении. Она прошла через открытую входную дверь - двери и окна дома всегда были открыты. Мисс Гриншоу, похоже, не боялась грабителей, и, вероятно, это было оправдано, так как большинство вещей в доме весило несколько тонн и не представляло никакой рыночной ценности.
   Лу обогнал Альфреда на подъездной дорожке. Когда она впервые увидела его, он стоял, прислонившись к дереву, и курил сигарету, но как только он ее увидел, он схватил метлу и начал усердно подметать листья. Праздный молодой человек, подумала она, но красивый. Его черты напомнили ей кого-то. Проходя через холл по пути наверх в библиотеку, она взглянула на большую фотографию Натаниэля Гриншоу, стоявшую над камином, на которой он был изображен в апогее викторианского процветания, откинувшись на спинку большого кресла, положив руки на золотой альберт на его вместительном животе. Когда ее взгляд скользнул от живота к лицу с тяжелым подбородком, густыми бровями и пышными черными усами, ей пришла в голову мысль, что Натаниэль Гриншоу, должно быть, был красив в молодости. Возможно, он был немного похож на Альфреда. . .
   Она вошла в библиотеку, закрыла за собой дверь, открыла пишущую машинку и достала дневники из ящика стола. Через открытое окно она мельком увидела мисс Гриншоу на красновато-коричневом гравюре с веточками, склонившуюся над альпинарием и усердно пропалывающую сорняки. У них было два дождливых дня, которыми в полной мере воспользовались сорняки.
   Лу, городская девушка, решила, что если у нее когда-нибудь и будет сад, в нем никогда не будет альпинариев, которые нужно пропалывать вручную. Потом она принялась за свою работу.
   Когда миссис Крессуэлл вошла в библиотеку с подносом с кофе в половине одиннадцатого, она явно была в очень плохом настроении. Она грохнула поднос на стол и посмотрела на вселенную.
   "Компания за обедом - и ничего в доме! Что мне делать, хотелось бы знать? И никаких следов Альфреда.
   - Когда я пришел, он подметал подъездную аллею, - предположил Лу. 'Осмелюсь сказать. Хорошая мягкая работа.
   Миссис Крессуэлл выбежала из комнаты и захлопнула за собой дверь. Лу ухмыльнулась про себя. Она задавалась вопросом, на что был бы похож "племянник".
   Она допила кофе и снова принялась за работу. Это было так захватывающе, что время пролетело быстро. Натаниэль Гриншоу, когда начал вести дневник, поддался удовольствию откровенности. Пробуя отрывок, относящийся к личному обаянию буфетчицы из соседнего городка, Лу подумал, что потребуется много редактирования.
   Пока она думала об этом, ее вздрогнул крик из сада. Вскочив, она подбежала к открытому окну. Мисс Гриншоу, шатаясь, брела от альпинария к дому. Ее руки были прижаты к груди, а между ними торчало оперенное древко, в котором Лу с изумлением признал древко стрелы.
   Голова мисс Гриншоу в потрепанной соломенной шляпе упала ей на грудь. Она позвала Лу срывающимся голосом: . . выстрелил . . . он стрелял в меня. . . со стрелкой. . . получить помощь . . .'
   Лу бросился к двери. Она повернула ручку, но дверь не открывалась. Ей потребовалось мгновение или два тщетных усилий, чтобы понять, что она заперта. Она бросилась обратно к окну.
   "Я заперт".
   Мисс Гриншоу, стоя спиной к Лу и слегка покачиваясь, звала экономку у дальнего окна.
   "Позвонить в полицию. . . телефон . . .'
   Затем, шатаясь из стороны в сторону, как пьяная, она исчезла из поля зрения Лу через окно внизу, в гостиной. Мгновение спустя Лу услышал звон разбитого фарфора, тяжелое падение и тишину. Ее воображение реконструировало сцену. Мисс Гриншоу, должно быть, вслепую подошла к маленькому столику с севрским чайным сервизом.
   В отчаянии Лу стучал в дверь, звоня и крича. За окном не было лианы или водосточной трубы, которые могли бы помочь ей выбраться таким образом.
   Устав наконец стучать в дверь, она вернулась к окну. Из окна ее гостиной показалась голова экономки.
   - Подойдите и выпустите меня, миссис Оксли. Я заперт.
   'И я тоже.'
   "О боже, разве это не ужасно? Я позвонил в полицию. В этой комнате есть пристройка, но чего я не могу понять, миссис Оксли, так это того, что нас запирают. Я никогда не слышал поворота ключа, а вы?
   'Нет. Я вообще ничего не слышал. О, дорогая, что нам делать? Возможно, Альфред нас услышит. Лу закричала во весь голос: - Альфред, Альфред!
   - Скорее всего, ушел на свой обед. Который сейчас час?'
   Лу взглянула на часы. "Двадцать пять минут двенадцатого".
   - Он не должен уходить раньше половины второго, но он ускользает раньше, когда может.
   - Ты думаешь... ты думаешь...
   Лу хотел спросить: "Вы думаете, она мертва?" но слова застряли у нее в горле.
   Ничего не оставалось делать, как ждать. Она села на подоконник. Казалось, прошла вечность, прежде чем из-за угла дома появилась бесстрастная фигура констебля в шлеме. Она высунулась из окна, и он посмотрел на нее, прикрыв глаза рукой. Когда он говорил, в его голосе звучал упрек.
   'Что тут происходит?' - неодобрительно спросил он.
   Из своих окон Лу и миссис Кресуэлл обрушили на него поток взволнованной информации.
   Констебль достал блокнот и карандаш. - Вы, дамы, побежали наверх и заперлись? Можно мне ваши имена, пожалуйста?
   'Нет. Нас запер кто-то другой. Подойди и выпусти нас.
   Констебль укоризненно сказал: "Всему свое время", - и исчез через окно внизу.
   И снова время показалось бесконечным. Лу услышал звук подъезжающей машины, и через, казалось бы, час, но на самом деле прошло три минуты, сначала миссис Крессуэлл, а затем Лу, были освобождены сержантом полиции, более бдительным, чем первоначальный констебль.
   - Мисс Гриншоу? Голос Лу дрогнул. - Что... что случилось? Сержант прочистил горло. - Сожалею, что вынужден сообщить вам, мадам, - сказал он, - то, что я уже сказал здесь миссис Крессуэлл. Мисс Гриншоу мертва.
   - Убит, - сказала миссис Крессуэлл. - Вот что это такое - убийство.
   Сержант с сомнением сказал: - Мог быть несчастный случай - какие-то деревенские парни стреляли из лука и стрел.
   Снова послышался звук подъезжающей машины. Сержант сказал: "Это будет МО", - и начал спускаться вниз.
   Но это было не МО. Когда Лу и миссис Кресуэлл спускались по лестнице, в парадную дверь нерешительно вошел молодой человек и остановился, оглядываясь с несколько растерянным видом.
   Затем, заговорив приятным голосом, который показался Лу каким-то знакомым (возможно, в нем было фамильное сходство с голосом мисс Гриншоу), он спросил:
   - Простите, а... э... здесь живет мисс Гриншоу?
   - Могу я узнать ваше имя, если хотите, - сказал сержант, приближаясь к нему.
   - Флетчер, - сказал молодой человек. "Нат Флетчер. На самом деле я племянник мисс Гриншоу.
   - В самом деле, сэр, ну... извините... я уверен...
   - Что-нибудь случилось? - спросил Нат Флетчер. - Произошел... несчастный случай... ваша тетя была ранена стрелой... пробила яремную вену...
   Миссис Кресуэлл заговорила истерически и без обычной для нее изысканности: - Твоя тетя убита, вот что случилось. Ваш дом убит.
   Инспектор Уэлч придвинул свой стул немного ближе к столу и перевел взгляд с одного на другого из четырех человек в комнате. Был вечер того же дня. Он зашел в дом Вестов, чтобы еще раз допросить Лу Оксли по поводу ее показаний.
   - Вы уверены в точных словах? Выстрелил - он выстрелил в меня - стрелой - помочь? '
   Лу кивнул. - А время?
   - Через минуту или две я посмотрел на часы - тогда было двенадцать двадцать пять.
   - Твои часы показывают точное время?
   - Я тоже посмотрел на часы.
   Инспектор повернулся к Рэймонду Уэсту.
   - Судя по всему, сэр, около недели назад вы и мистер Хорас Биндлер были свидетелями завещания мисс Гриншоу?
   Вкратце Раймонд рассказал о событиях дневного визита, который они с Горацием Биндлером нанесли в "Безумие Гриншоу".
   - Это ваше свидетельство может быть важным, - сказал Уэлч. - Мисс Грин-шоу ясно сказала вам, что ее завещание составляется в пользу миссис Крессвелл, экономки, и что она не платит миссис Кресс-велл никакого жалованья ввиду того, что миссис Крессвелл надеялась получить от нее прибыль. смерть?'
   - Вот что она мне сказала - да.
   - Могли бы вы сказать, что миссис Кресуэлл определенно знала об этих фактах?
   - Я должен сказать несомненно. Мисс Гриншоу упомянула в моем присутствии, что бенефициары не могут засвидетельствовать завещание, и миссис Кресс-велл ясно поняла, что она имела в виду. Более того, сама мисс Гриншоу сказала мне, что она договорилась с миссис Крессуэлл.
   - Значит, у миссис Крессуэлл были основания полагать, что она была заинтересованной стороной. Мотивы в ее деле достаточно ясны, и я осмелюсь сказать, что она была бы нашей главной подозреваемой сейчас, если бы не тот факт, что она была надежно заперта в своей комнате, как миссис Оксли здесь, а также то, что мисс Гриншоу определенно сказала, что человек застрелил ей -'
   - Она точно была заперта в своей комнате?
   'О, да. Сержант Кейли выпустил ее. Это большой старомодный замок с большим старомодным ключом. Ключ был в замке, и нет шансов, что его можно было повернуть изнутри или что-то в этом роде. Нет, вы можете с уверенностью сказать, что миссис Кресуэлл была заперта в этой комнате и не могла выбраться. И в комнате не было луков и стрел, и в мисс Гриншоу ни в коем случае нельзя было стрелять из окна - угол этого запрещает - нет, миссис Крессвелл там нет.
   Он сделал паузу и продолжил: "Можете ли вы сказать, что мисс Гриншоу, по вашему мнению, была шутницей?"
   Мисс Марпл резко подняла взгляд из своего угла. - Значит, завещание все-таки было не в пользу миссис Кресуэлл? она сказала. Инспектор Уэлч посмотрел на нее несколько удивленно. - Это очень умная ваша догадка, мадам, - сказал он. 'Нет. Миссис Кресс-велл не названа бенефициаром.
   - Совсем как мистер Нейсмит, - кивнула мисс Марпл. Мисс Гриншоу сказала миссис Крессуэлл, что собирается оставить ей все, и поэтому отказалась от выплаты жалованья; а потом она оставила свои деньги кому-то другому. Без сомнения, она была очень довольна собой. Неудивительно, что она хихикнула, когда спрятала завещание в "Секрет леди Одли" .
   "К счастью, миссис Оксли смогла рассказать нам о завещании и о том, куда оно было отправлено", - сказал инспектор. - В противном случае мы могли бы долго его искать.
   - Викторианское чувство юмора, - пробормотал Рэймонд Уэст. - Значит, она все-таки оставила свои деньги племяннику, - сказал Лу.
   Инспектор покачал головой. "Нет, - сказал он, - она не оставила это Нату Флетчеру. История ходит здесь по кругу - конечно, я новичок в этом месте и до меня доходят только сплетни из вторых рук, - но кажется, что в старые времена и мисс Гриншоу, и ее сестра были настроены на красивого молодого мастера верховой езды, и сестра достала его. Нет, она не оставила деньги своему племяннику... - Он сделал паузу, потирая подбородок. - Она оставила их Альфреду, - сказал он.
   - Альфред - садовник? Джоан сказала удивленным голосом. - Да, миссис Уэст. Альфред Поллок.
   'Но почему?' - воскликнул Лу.
   Мисс Марпл кашлянула и пробормотала: "Я полагаю, хотя, может быть, и ошибаюсь, что могли быть... то, что мы могли бы назвать семейными причинами".
   - Можно было бы их и так назвать, - согласился инспектор. - Кажется, в деревне хорошо знают, что Томас Поллок, дед Альфреда, был одним из подручных старого мистера Гриншоу.
   "Конечно, - воскликнула Лу, - сходство! Я видел это сегодня утром.
   Она вспомнила, как, пройдя мимо Альфреда, вошла в дом и посмотрела на портрет старого Гриншоу.
   -- Осмелюсь предположить, -- сказала мисс Марпл, -- что она думала, что Альфред Поллок может гордиться этим домом, может быть, даже захочет жить в нем, в то время как ее племяннику он почти наверняка не понадобится и он продаст его, как только как он мог это сделать. Он актер, не так ли? В какой именно пьесе он сейчас играет?
   "Позвольте пожилой даме уйти с мыса", - подумал инспектор Уэлч, но вежливо ответил:
   "Я полагаю, мадам, они делают сезон пьес Джеймса Барри".
   - Барри, - задумчиво сказала мисс Марпл. -- То, что знает каждая женщина , -- сказал инспектор Уэлч и тут же покраснел. - Название пьесы, - быстро сказал он. "Я сам не большой любитель театра, - добавил он, - но жена пошла и посмотрела его на прошлой неделе. Очень хорошо сделано, она сказала, что это было.
   -- Барри написал несколько очень очаровательных пьес, -- сказала мисс Марпл, -- хотя должна сказать, что, когда я пошла с моим старым другом, генералом Истерли, смотреть " Маленькую Мэри " Барри, -- она печально покачала головой, -- ни то, ни другое. из нас знали, где искать.
   Инспектор, незнакомый со спектаклем " Маленькая Мэри " , выглядел совершенно затуманенным. Мисс Марпл объяснила:
   - Когда я была девочкой, инспектор, никто никогда не упоминал слово " желудок ". Инспектор еще больше посмотрел на море. Мисс Марпл тихонько бормотала титулы.
   " Восхитительный Крайтон . Очень умный. Мэри Роуз - очаровательная пьеса. Я плакала, я помню. Улица Качества меня не особо волновала. Потом был "Поцелуй Золушки" . О, конечно .
   Инспектору Уэлчу некогда было тратить время на театральную дискуссию. Он вернулся к делу.
   "Вопрос в том, - сказал он, - знал ли Альфред Поллок, что старая дама составила завещание в его пользу? Она сказала ему? Он добавил: "Видите ли, в Борэм-Ловелл есть клуб стрельбы из лука, и Альфред Поллок состоит в нем . Он действительно очень хорошо стреляет из лука и стрел.
   - Тогда разве ваше дело не совсем ясно? - спросил Рэймонд Уэст. "Это соответствовало бы тому, что двери были заперты за двумя женщинами - он точно знал бы, где они были в доме".
   Инспектор посмотрел на него. Он говорил с глубокой меланхолией. - У него есть алиби, - сказал инспектор. - Я всегда думаю, что алиби определенно подозрительны.
   - Возможно, сэр, - сказал инспектор Уэлч. - Вы говорите как писатель.
   "Я не пишу детективы, - сказал Рэймонд Уэст, ужаснувшись одной мысли.
   - Легко сказать, что алиби подозрительны, - продолжал инспектор Уэлч, - но, к сожалению, нам приходится иметь дело с фактами.
   Он вздохнул. - У нас есть трое хороших подозреваемых, - сказал он. "Три человека, которые, как оказалось, в то время находились очень близко к месту происшествия. И все же странно то, что похоже, что никто из троих не смог бы этого сделать. Экономка, с которой я уже разобрался, - племянник Нат Флетчер, в момент выстрела в мисс Гриншоу находился в паре миль отсюда, заправлял свою машину в гараже и спрашивал дорогу - что касается Альфреда Поллока, шесть человек готовы поклясться, что он вошел в "Собаку и утку" в двадцать минут двенадцатого и просидел там целый час, поедая свой обычный хлеб, сыр и пиво.
   - Умышленное установление алиби, - с надеждой сказал Рэймонд Уэст. - Возможно, - сказал инспектор Уэлч, - но если так, то он это установил.
   Наступило долгое молчание. Затем Раймонд повернул голову туда, где мисс Марпл сидела прямо и задумчиво.
   - Вам решать, тетя Джейн, - сказал он. - Инспектор сбит с толку, сержант сбит с толку, я сбит с толку, Джоан сбита с толку, Лу сбита с толку. Но для вас, тетя Джейн, это кристально ясно. Я прав?'
   - Я бы так не сказала, дорогой, - сказала мисс Марпл, - не кристально ясно, а убийство, дорогой Раймонд, - это не игра. Я не думаю, что бедная мисс Грин-шоу хотела умереть, и это было особенно жестокое убийство. Очень хорошо спланировано и довольно хладнокровно. Это не то, над чем можно шутить !
   - Простите, - смущенно сказал Раймонд. - На самом деле я не такой бессердечный, как кажусь. Легкомысленно относятся к вещи, чтобы отнять у нее... ну, ее ужас.
   -- Такова, по-моему, современная тенденция, -- сказала мисс Марпл, -- все эти войны и шутки о похоронах. Да, возможно, я был легкомыслен, когда сказал, что вы черствы.
   - Это не так, - сказала Джоан, - как если бы мы знали ее совсем хорошо.
   - Совершенно верно, - сказала мисс Марпл. - Ты, дорогая Джоан, совсем ее не знала. Я ее совсем не знал. Раймонд составил впечатление о ней после одного дневного разговора. Лу знал ее два дня.
   - Ну же, тетя Джейн, - сказал Раймонд, - выскажите нам свое мнение. Вы не возражаете, инспектор?
   - Вовсе нет, - вежливо ответил инспектор. "Ну, моя дорогая, кажется, у нас есть три человека, которые имели или могли думать, что у них есть мотив убить старую леди. И три довольно простых причины, почему никто из троих не мог этого сделать. Экономка не могла этого сделать, потому что она была заперта в своей комнате и потому что мисс Гриншоу определенно заявила, что ее застрелил мужчина . Садовник не мог этого сделать, потому что он был внутри Собаки и Утки в момент совершения убийства, племянник не мог этого сделать, потому что в момент убийства он все еще находился на некотором расстоянии в своей машине".
   - Очень ясно сказано, мадам, - сказал инспектор. - А поскольку маловероятно, чтобы это сделал кто-то посторонний, то где же мы?
   - Это и хочет знать инспектор, - сказал Рэймонд Уэст. - Как часто на вещи смотрят с другой стороны, - извиняющимся тоном сказала мисс Марпл. "Если мы не можем изменить движения или положение этих трех человек, то не можем ли мы изменить время убийства?"
   - Вы имеете в виду, что и мои часы, и часы были неверными? - спросил Лу. - Нет, дорогой, - сказала мисс Марпл, - я вовсе не это имела в виду. Я имею в виду, что убийство произошло не тогда, когда вы думали, что оно произошло.
   - Но я видел это, - воскликнул Лу. - Что ж, я все думал, моя дорогая, неужели тебе не суждено было это увидеть. Знаете, я спрашивал себя, не это ли было настоящей причиной, по которой вас наняли на эту работу.
   - Что вы имеете в виду, тетя Джейн?
   - Ну, дорогая, это кажется странным. Мисс Гриншоу не любила тратить деньги, и тем не менее она наняла вас и вполне охотно согласилась на предложенные вами условия. Мне кажется, что, может быть, вы должны были быть там, в той библиотеке на первом этаже, смотреть в окно, чтобы быть ключевым свидетелем - кем-то извне, безукоризненно добросовестным - назначить определенное время и место для убийца.'
   - Но вы же не имеете в виду, - недоверчиво сказал Лу, - что мисс Гриншоу хотела быть убитой?
   - Я имею в виду, дорогая, - сказала мисс Марпл, - что вы на самом деле не знали мисс Гриншоу. Ведь нет никакой реальной причины, по которой мисс Гриншоу, которую вы видели, когда подошли к дому, должна быть той самой мисс Гриншоу, которую Рэймонд видел несколькими днями ранее? О, да, я знаю, - продолжала она, чтобы помешать ответу Лу, - на ней было странное старомодное ситцевое платье и странная соломенная шляпа, и у нее были нечесаные волосы. Она точно соответствовала описанию, которое Рэймонд дал нам в прошлые выходные. Но те две женщины, как вы знаете, были примерно одного возраста, роста и комплекции. Я имею в виду экономку и мисс Гриншоу.
   - Но экономка толстая! - воскликнул Лу. - У нее огромная грудь.
   Мисс Марпл закашлялась.
   - Но, моя дорогая, конечно же, я сам видел... э-э... их в магазинах в самом непристойном виде. Любой человек может легко иметь бюст любого размера и размера".
   'Что ты пытаешься сказать?' - спросил Раймонд. - Я как раз подумал, дорогая, что за те два-три дня, что Лу работал там, две роли могла сыграть одна женщина. Ты сам сказал, Лу, что почти не видел экономку, за исключением одного момента утром, когда она принесла тебе поднос с кофе. Можно увидеть, как эти умные артисты появляются на сцене как разные персонажи, у которых есть всего одна-две минуты, и я уверен, что изменение могло быть произведено довольно легко. Этот маркизский головной убор мог быть просто париком, который надевали и снимали.
   "Тетя Джейн! Вы имеете в виду, что мисс Гриншоу умерла до того, как я начал там работать?
   'Не мертв. Под наркотиками, я бы сказал. Очень легкая работа для недобросовестной женщины вроде домработницы. Затем она договорилась с вами и заставила вас позвонить племяннику, чтобы пригласить его на обед в определенное время. Единственным человеком, который знал бы, что эта мисс Гриншоу не была мисс Гриншоу, был бы Альфред. И если вы помните, первые два дня, когда вы там работали, было сыро, и мисс Гриншоу осталась в доме. Альфред никогда не заходил в дом из-за своей вражды с экономкой. А в последнее утро Альфред был на подъездной аллее, а мисс Гриншоу возилась с альпинарием - я хотел бы взглянуть на этот альпинарий.
   - Вы имеете в виду, что это миссис Крессуэлл убила мисс Гриншоу?
   Я думаю, что после того, как она принесла вам кофе, женщина, уходя, заперла перед вами дверь, отнесла бессознательную мисс Гриншоу в гостиную, затем переоделась мисс Гриншоу и пошла возиться с рокарием. где ее можно было увидеть из окна. Вскоре она закричала и, шатаясь, побежала к дому, сжимая стрелу, как будто она вонзилась ей в горло. Она позвала на помощь и постаралась сказать " он стрелял в меня", чтобы снять подозрения с экономки. Она также позвала к окну экономки, как будто увидела ее там. Затем, оказавшись в гостиной, она опрокинула стол с фарфором на нем - и быстро взбежала наверх, надела свой маркизский парик и через несколько мгновений смогла высунуть голову из окна и сказать вам, что она, тоже был заперт.
   - Но она была заперта, - сказал Лу. 'Я знаю. Тут в дело вступает полицейский.
   - Какой полицейский?
   - Именно - какой полицейский? Интересно, инспектор, не могли бы вы рассказать мне, как и когда вы прибыли на место происшествия?
   Инспектор выглядел немного озадаченным. В двенадцать двадцать девять нам позвонила миссис Кресс-велл, экономка мисс Гриншоу, и сообщила, что ее любовницу застрелили. Сержант Кейли и я сразу же поехали туда на машине и прибыли в дом в двенадцать тридцать пять. Мы нашли мисс Гриншоу мертвой, а двух дам запертыми в своих комнатах.
   - Итак, вы видите, моя дорогая, - сказала мисс Марпл Лу. - Полицейский констебль , которого вы видели, не был настоящим полицейским констеблем. Вы никогда больше не вспоминали о нем - никто не думает - просто принимается еще один мундир как часть закона.
   - Но кто? Почему?
   - А кто - ну, если они играют "Поцелуй Золушки ", то полицейский - главный герой. Нату Флетчеру нужно было только помочь себе в костюме, который он носит на сцене. Он спрашивал дорогу в гараже, обращая внимание на время - двенадцать двадцать пять, затем быстро ехал, оставлял машину за углом, надевал полицейскую форму и делал свое "действо".
   'Но почему? - Почему?'
   Кто - то должен был запереть дверь экономки снаружи, а кто-то должен был воткнуть стрелу в горло мисс Гриншоу. Вы можете проткнуть любого стрелой так же хорошо, как и выстрелом в нее, но для этого нужна сила".
   - Вы имеете в виду, что они оба были в нем?
   - О да, я так думаю. Мать и сын, скорее всего, нет.
   - Но сестра мисс Гриншоу давно умерла.
   - Да, но я не сомневаюсь, что мистер Флетчер снова женился. Похоже, он такой человек, и я думаю, что ребенок тоже умер, и что этот так называемый племянник был ребенком второй жены, а вовсе не родственником. Женщина устроилась домработницей и подсматривала за землей. Затем он написал от имени ее племянника и предложил зайти к ней - возможно, он в шутку упомянул о том, что придет в форме полицейского, - или пригласил ее на спектакль. Но я думаю, что она заподозрила правду и отказалась его видеть. Он был бы ее наследником, если бы она умерла, не составив завещания, - но, конечно, раз она составила завещание в пользу домоправительницы (как они думали), тогда дело пошло на лад.
   - Но зачем использовать стрелу? возразила Джоан. "Так очень далеко".
   - Совсем не за горами, дорогая. Альфред состоял в клубе лучников - Альфред должен был взять на себя вину. Тот факт, что он был в пабе уже в двенадцать двадцать, был самым неудачным с их точки зрения. Он всегда уходил немного раньше положенного времени, и это было бы в самый раз, - она покачала головой. "Это действительно кажется неправильным - я имею в виду с моральной точки зрения, что лень Альфреда должна была спасти ему жизнь".
   Инспектор прочистил горло.
   - Что ж, мадам, ваши предложения очень интересны. Мне, конечно, придется расследовать...
   Мисс Марпл и Рэймонд Уэст стояли у альпинария и смотрели вниз на садовую корзину, полную отмирающей растительности.
   Мисс Марпл пробормотала: - Алиссум, камнеломка, цитисус, наперсток колокольчик... . . Да, это все доказательства, которые мне нужны. Та, что пропалывала здесь вчера утром, не была садовником - она выдергивала не только сорняки, но и растения. Так что теперь я знаю, что я прав. Спасибо, дорогой Рэймонд, что привел меня сюда. Я хотел сам увидеть это место.
   Она и Рэймонд посмотрели на возмутительную стопку "Безумия Грин-шоу".
   Кашель заставил их обернуться. Красивый молодой человек тоже смотрел на дом.
   - Плэги, большое место, - сказал он. "Слишком большой для сегодняшнего дня - по крайней мере, так говорят. Я не знаю об этом. Если бы я выиграл футбольный пул и заработал много денег, я бы хотел построить такой дом".
   Он смущенно улыбался им. "Пожалуй, теперь я могу сказать, что этот дом построил мой прадед", - сказал Альфред Поллок. "И это прекрасный дом, для всех, кто называет его Причудой Гриншоу!"
  
  
  
   Глава 55.
   Кукла портнихи
   "Кукла портнихи" была впервые опубликована в "Женском журнале" в декабре 1958 года.
   Кукла лежала в большом обитом бархатом кресле. В комнате было мало света; лондонское небо было темным. В нежном, серовато-зеленом полумраке шалфейно-зеленые покрывала, портьеры и ковры сливались друг с другом. Кукла тоже смешалась. Она лежала длинной, обмякшей и распластавшейся в своем зеленом бархатном платье, бархатном чепце и разрисованной маске на лице. Она была Куклой-Марионеткой, прихотью Богатых Женщин, куклой, которая валяется возле телефона или среди подушек дивана. Она растянулась там, вечно вялая и все же странно живая. Она выглядела декадентским продуктом двадцатого века.
   Сибил Фокс, прибежавшая с выкройками и наброском, смотрела на куклу с легким чувством удивления и недоумения. Она задавалась вопросом, но что бы она ни задавалась вопросом, это не приходило ей в голову. Вместо этого она подумала про себя: "Что случилось с узором на синем бархате? Куда я его положил? Я уверен, что он только что был здесь. Она вышла на лестничную площадку и позвала в мастерскую.
   - Элспет, Элспет, у тебя есть синий узор? Миссис Феллоуз-Браун будет здесь с минуты на минуту.
   Она снова вошла, включив свет. Она снова взглянула на куклу. - Ну, где на земле... ах, вот оно. Она подняла выкройку с того места, где она выпала из ее руки. Снаружи на лестничной площадке раздался обычный скрип, когда лифт остановился, и через минуту или две миссис Феллоуз-Браун в сопровождении своего пекинеса ворвалась в комнату, пыхтя, как суетливый пригородный поезд, прибывающий на придорожную станцию.
   - Сейчас польется, - сказала она, - просто налей !
   Она сбросила перчатки и мех. Вошла Алисия Кумб. Теперь она заходит не всегда, а только когда приходят особые клиенты, а миссис Феллоуз-Браун была такой клиенткой.
   Элспет, мастерица мастерской, спустилась вниз с платьем, и Сибил натянула его через голову миссис Феллоуз-Браун.
   - Вот, - сказала она, - я думаю, все хорошо. Да, это определенно успех".
   Миссис Феллоуз-Браун повернулась боком и посмотрела в зеркало. "Должна сказать, - сказала она, - твоя одежда что -то делает с моим задом".
   - Вы намного похудели, чем были три месяца назад, - заверила ее Сибил.
   - На самом деле нет, - сказала миссис Феллоуз-Браун, - хотя, должна сказать, я смотрю на это. Есть что-то в том, как ты стрижешь, это действительно уменьшает мою попу. Я почти выгляжу так, как будто у меня его нет - я имею в виду только обычный вид, который есть у большинства людей. Она вздохнула и осторожно погладила беспокоящую часть ее анатомии. "Для меня это всегда было испытанием, - сказала она. "Конечно, в течение многих лет я мог тянуть его, знаете ли, высовываясь вперед. Ну, я больше не могу этого делать, потому что теперь у меня есть живот и зад. И я имею в виду... ну, вы же не можете делать это в обе стороны, не так ли?
   Алисия Кумб сказала: "Вы бы видели некоторых из моих клиентов!"
   Миссис Феллоуз-Браун экспериментировала туда и сюда. - Живот хуже, чем зад, - сказала она. "Это показывает больше. Или, возможно, вы так думаете, потому что, я имею в виду, когда вы разговариваете с людьми, вы смотрите на них лицом, и в этот момент они не могут видеть ваш зад, но они могут заметить ваш живот. Во всяком случае, я взял за правило втягивать живот, а зад пусть сам о себе позаботится. Она еще больше вытянула шею и вдруг сказала: "Ах, эта твоя кукла! Она вызывает у меня мурашки. Как давно она у вас?
   Сибил неуверенно взглянула на Алисию Кумб, которая выглядела озадаченной, но смутно огорченной.
   - Точно не знаю. . . какое-то время я думаю - я никогда ничего не могу вспомнить. Это ужасно в наше время - я просто не могу вспомнить. Сибил, как долго она у нас?
   Сибил коротко ответила: - Не знаю.
   -- Ну, -- сказала миссис Феллоуз-Браун, -- меня от нее мурашки по коже. Странно! Знаете, она выглядит так, как будто наблюдает за всеми нами и, может быть, смеется в этом своем бархатном рукаве. На твоем месте я бы от нее избавился. Она слегка вздрогнула, а затем снова погрузилась в детали шитья. Должны или не должны быть рукава на дюйм короче? А что с длиной? Когда все эти важные вопросы были благополучно улажены, миссис Феллоуз-Браун вновь надела свою одежду и собралась уходить. Проходя мимо куклы, она снова повернула голову.
   "Нет, - сказала она, - мне не нравится эта кукла. Она выглядит слишком много, как если бы она принадлежала здесь. Это не здорово.
   - Что она имела в виду? - спросила Сибил, когда миссис Феллоуз-Браун спускалась по лестнице.
   Прежде чем Алисия Кумб успела ответить, миссис Феллоуз-Браун вернулась и высунула голову из-за двери.
   "Боже мой, я совсем забыл о Фу-Линге. Где ты, утенок? Ну я никогда!'
   Она смотрела, и две другие женщины тоже смотрели. Пекинес сидел у обитого зеленым бархатом стула и смотрел на распростертую на нем обмякшую куклу. На его маленьком выпученном личике не было ни выражения ни удовольствия, ни обиды. Он просто смотрел.
   - Пойдемте, маменькин сыночек, - сказала миссис Феллоуз-Браун.
   Любимец мамы не обратил никакого внимания. - С каждым днем он становится все непослушнее, - сказала миссис Феллоуз-Браун с видом человека, перечисляющего добродетель. "Давай , Фу-Линг. Диндинс. Луффи печень.
   Фу-Линг повернул голову примерно на полтора дюйма в сторону своей хозяйки, а затем с презрением возобновил оценку куклы.
   - Она определенно произвела на него впечатление, - сказала миссис Феллоуз-Браун. - Я не думаю, что он когда-либо замечал ее раньше. Я тоже. Она была здесь в прошлый раз, когда я приходил?
   Две другие женщины переглянулись. Сибил теперь нахмурилась, и Алисия Кумб сказала, наморщив лоб: - Я же говорила вам - я просто ничего не могу вспомнить в последнее время. Как давно она у нас, Сибил?
   - Откуда она взялась? - спросила миссис Феллоуз-Браун. - Ты купил ее?
   'О, нет.' Почему-то Алисия Кумб была потрясена этой идеей. "О нет . Я полагаю... я полагаю, кто-то дал мне ее. Она покачала головой. "Сводит с ума!" - воскликнула она. "Абсолютно бесит, когда все вылетает из головы в тот же момент после того, как это произошло".
   - Не глупи, Фу-Линг, - резко сказала миссис Феллоуз-Браун. 'Ну давай же. Мне придется тебя забрать.
   Она подняла его. Фу-Линг издал короткий агонизирующий протестующий лай. Они вышли из комнаты с лупоглазым лицом Фу-Линга, повернутым через его пушистое плечо, все еще с огромным вниманием смотрящим на куклу на стуле. . .
   - От этой куклы, - сказала миссис Гроувс, - у меня мурашки по коже, правда. Миссис Гроувз была уборщицей. Она только что закончила крабовое движение назад по полу. Теперь она встала и медленно возила тряпкой по комнате.
   "Забавно, - сказала миссис Гроувс, - что до вчерашнего дня я этого не замечал. А потом, как вы могли бы сказать, меня осенило.
   - Вам это не нравится? - спросила Сибил. "Говорю вам, миссис Фокс, у меня мурашки по коже", - сказала уборщица.
   - Это неестественно, если ты понимаешь, о чем я. Все эти длинные свисающие ноги, и то, как она сутулится, и хитрый взгляд, который у нее в глазах. Он не выглядит здоровым, вот что я говорю.
   - Ты никогда раньше ничего о ней не говорил, - сказала Сибил. - Говорю вам, я никогда не замечал ее - до сегодняшнего утра. . . Конечно, я знаю, что она была здесь какое-то время, но... - Она остановилась, и на ее лице мелькнуло озадаченное выражение. "О чем можно мечтать по ночам", - сказала она и, собрав различные чистящие средства, вышла из примерочной и прошла через лестничную площадку в комнату с другой стороны.
   Сибил уставилась на расслабленную куклу. На ее лице росло недоумение. Вошла Алисия Кумб, и Сибил резко обернулась.
   - Мисс Кумб, как давно это существо у вас?
   - Что, кукла? Дорогая, ты же знаешь, что я ничего не помню. Вчера - как же это глупо! - Я собиралась на эту лекцию и не прошла и половины улицы, как вдруг обнаружила, что не могу вспомнить, куда иду. Я думал и думал. Наконец я сказал себе, что это должно быть Fortnums. Я знал, что хочу получить что-то в Fort-nums. Ну, вы мне не поверите, только когда я действительно пришел домой и пил чай, я вспомнил о лекции. Конечно, я всегда слышал, что люди сходят с ума по ходу жизни, но со мной это происходит слишком быстро. Я уже забыла, куда положила свою сумочку - и очки тоже. Куда я положил эти очки? Они у меня только что были - я читал что-то в "Таймс ".
   - Очки здесь, на каминной полке, - сказала Сибил, протягивая их ей. "Откуда у тебя кукла? Кто дал ее вам?
   - Это тоже пустое место, - сказала Алисия Кумб. " Кто -то дал мне ее или послал ко мне, я полагаю. . . Тем не менее, она, кажется, очень подходит к комнате, не так ли?
   - По-моему, слишком хорошо, - сказала Сибил. - Самое смешное, что я не могу вспомнить, когда впервые заметил ее здесь.
   "Теперь ты не поступаешь так же, как я", - увещевала ее Алисия Кумб. - В конце концов, ты еще молод.
   - Но на самом деле, мисс Кумб, я не помню. Я имею в виду, вчера я посмотрел на нее и подумал, что в ней есть что-то - ну, миссис Гроувс совершенно права - что-то жуткое в ней. А потом я подумал, что уже так думал, а потом попытался вспомнить, когда я впервые так подумал, и - ну, никак не мог вспомнить! В каком-то смысле я как будто никогда ее раньше не видел - только это не было так. Мне казалось, что она здесь уже давно, а я только что ее заметил".
   - Возможно, однажды она влетела в окно на метле, - сказала Алисия Кумб. - В любом случае, теперь ей здесь место. Она огляделась. - Вы вряд ли могли представить комнату без нее, не так ли?
   - Нет, - сказала Сибил с легкой дрожью, - но мне бы хотелось, чтобы я могла.
   "Может что?"
   "Представьте себе комнату без нее".
   - Мы все сходим с ума по поводу этой куклы? - нетерпеливо спросила Алисия Кумб. 'Что не так с бедняжкой? Мне кажется, что капуста гнилая, но, может быть, - прибавила она, - это оттого, что я без очков". Она надела их на нос и пристально посмотрела на куклу. - Да, - сказала она, - я понимаю, что вы имеете в виду. Она немного жутковатая. . . Грустный вид, но... ну, хитрый и довольно решительный.
   - Забавно, - сказала Сибил, - миссис Феллоуз-Браун испытывает к ней такую яростную неприязнь.
   - Она из тех, кто никогда не прочь высказать свое мнение, - сказала Алисия Кумб. - Но странно, - настаивала Сибил, - что эта кукла произвела на нее такое впечатление.
   "Ну, иногда люди очень внезапно начинают испытывать неприязнь".
   "Возможно, - усмехнувшись, сказала Сибил, - этой куклы не было здесь до вчерашнего дня". . . Может быть, она просто... влетела в окно, как вы говорите, и устроилась здесь.
   - Нет, - сказала Алисия Кумб, - я уверена, что она была здесь какое-то время. Возможно, она только вчера стала видимой.
   - Я тоже так думаю, - сказала Сибил, - что она была здесь какое-то время... . . но все-таки я не помню, чтобы видел ее до вчерашнего дня.
   - А теперь, дорогая, - бодро сказала Алисия Кумб, - перестань. Ты заставляешь меня чувствовать себя довольно странно, когда по моему позвоночнику бегут мурашки. Ты же не собираешься раскручивать сверхъестественную чепуху об этом существе, не так ли? Она взяла куклу, встряхнула ее, поправила плечи и снова усадила на другой стул. Тут же кукла слегка плюхнулась и расслабилась.
   "Это немного не похоже на жизнь", - сказала Алисия Кумб, глядя на куклу. - И все же, как ни странно, она кажется живой, не так ли?
   "О, это меня заинтриговало", - сказала миссис Гроувс, протирая пыль по выставочному залу. - Такой поворот, что я вряд ли больше люблю ходить в примерочную.
   - Что заставило вас повернуться? - спросила мисс Кумб, сидевшая за письменным столом в углу и занятая различными счетами. "Эта женщина, - добавила она больше для себя, чем для миссис Гроувс, - думает, что может иметь два вечерних платья, три коктейльных платья и костюм каждый год, не заплатив мне за них ни пенни! Правда, некоторые люди!
   - Это кукла, - сказала миссис Гроувс. - Что, опять наша кукла?
   - Да, сидит там за столом, как человек. Ооо, он и наполовину не дал мне поворота!
   'О чем ты говоришь?'
   Алисия Кумб встала, прошла через комнату, через лестничную площадку и в комнату напротив - примерочную. В углу стоял небольшой письменный стол "Шератон", и там, сидя в кресле, пододвинутом к нему, с длинными висящими руками на столе, сидела кукла.
   - Кажется, кому-то было весело, - сказала Алисия Кумб. "Представь себе, что она вот так сидит. В самом деле, она выглядит вполне естественно.
   В этот момент по лестнице спустилась Сибил Фокс, неся платье, которое должны были примерить этим утром.
   - Иди сюда, Сибил. Посмотрите на нашу куклу, которая сейчас сидит за моим письменным столом и пишет письма".
   Обе женщины переглянулись. "В самом деле, - сказала Алисия Кумб, - это слишком нелепо! Интересно, кто подпирал ее там. А ты?
   - Нет, не знала, - сказала Сибил. - Должно быть, это была одна из девушек с верхнего этажа.
   - На самом деле глупая шутка, - сказала Алисия Кумб. Она взяла куклу со стола и швырнула ее обратно на диван.
   Сибил осторожно положила платье на стул, потом вышла и поднялась по лестнице в мастерскую.
   - Вы знаете куклу, - сказала она, - бархатную куклу в комнате мисс Кумб внизу - в примерочной?
   Бригадир и три девушки подняли глаза. - Да, мисс, конечно, мы знаем.
   - Кто усадил ее сегодня утром за стол ради шутки?
   Три девушки посмотрели на нее, затем Элспет, бригадир, сказала: "Посадила ее за стол? Я этого не сделал.
   - Я тоже, - сказала одна из девушек. - А ты, Марлен? Марлен покачала головой.
   - Это развлекает тебя, Элспет?
   - Нет, правда, - сказала Элспет, суровая женщина, у которой, казалось, рот всегда должен быть набит булавками. "У меня есть больше дел, чем просто играть с куклами и сажать их за парты".
   - Послушайте, - сказала Сибил, и, к ее удивлению, ее голос слегка дрожал. - Это было... это была неплохая шутка, только я хотел бы знать, кто это сделал.
   Три девушки ощетинились. - Мы говорили вам, миссис Фокс. Никто из нас этого не делал, не так ли, Марлен?
   "Я этого не делала, - сказала Марлен, - а если Нелли и Маргарет говорят, что они этого не делали, значит, никто из нас этого не делал".
   - Вы слышали, что я хотела сказать, - сказала Элспет. - О чем все это, миссис Фокс?
   - Возможно, это была миссис Гроувс? - сказала Марлен.
   Сибил покачала головой. - Это будет не миссис Гроувс. Это дало ей настоящий поворот.
   - Я спущусь и сама увижу, - сказала Элспет. - Сейчас ее там нет, - сказала Сибил. Мисс Кумб отвела ее от стола и швырнула обратно на диван. Ну, - она сделала паузу, - я имею в виду, что кто-то, должно быть, посадил ее в кресло за письменным столом, думая, что это смешно. Я полагаю. И... и я не понимаю, почему они об этом не говорят.
   - Я уже дважды говорила вам, миссис Фокс, - сказала Маргарет. - Не понимаю, почему вы продолжаете обвинять нас во лжи. Никто из нас не сделал бы такой глупости.
   - Прости, - сказала Сибил, - я не хотела тебя расстроить. Но... но кто еще мог это сделать?
   - Может быть, она встала и сама пошла туда, - сказала Марлен и захихикала. По какой-то причине Сибил это предложение не понравилось. - Да все равно это все вздор, - сказала она и снова спустилась по лестнице.
   Алисия Кумб довольно весело напевала. Она оглядела комнату.
   "Я снова потеряла очки, - сказала она, - но это не имеет большого значения. Я не хочу ничего видеть в этот момент. Беда, конечно, в том, что когда ты такой же слепой, как я, когда ты потерял свои очки, если у тебя нет другой пары, чтобы надеть их и найти, ну, тогда ты не можешь их найти, потому что вы не можете видеть, чтобы найти их.
   - Я поищу тебя, - сказала Сибил. - Они только что были у вас.
   - Я ушел в другую комнату, когда ты поднялся наверх. Думаю, я забрал их туда.
   Она прошла в другую комнату. - Это так надоело, - сказала Алисия Кумб. - Я хочу заняться этими счетами. Как я могу, если у меня нет очков?
   - Я пойду и возьму из спальни твою вторую пару, - сказала Сибил. - У меня сейчас нет второй пары, - сказала Алисия Кумб. - Что с ними случилось?
   - Ну, кажется, я оставил их вчера, когда отсутствовал на обеде. Я звонил туда, а также звонил в два магазина, в которые заходил.
   я полагаю , тебе придется купить три пары.
   "Если бы у меня было три пары очков, - сказала Алисия Кумб, - я бы всю жизнь искала то одну, то другую. Я действительно думаю, что лучше всего иметь только один файл . Тогда вы должны искать , пока не найдете его.
   - Что ж, они должны быть где-то, - сказала Сибил. - Вы не выходили из этих двух комнат. Их здесь точно нет, так что вы, должно быть, положили их в примерочной.
   Она пошла назад, прохаживаясь, присматриваясь довольно внимательно. Наконец, в качестве последней мысли, она взяла куклу с дивана.
   - Они у меня, - крикнула она. - О, где они были, Сибил?
   "Под нашей драгоценной куклой. Я полагаю, вы, должно быть, бросили их, когда укладывали ее обратно на диван.
   - Я этого не сделал. Я уверен, что нет.
   - О, - раздраженно сказала Сибил. - Тогда я полагаю, что кукла взяла их и прятала от вас!
   "Право, знаете ли, - сказала Алисия, задумчиво глядя на куклу, - я бы не смогла пройти мимо нее. Она выглядит очень умной, тебе не кажется, Сибил?
   - Не думаю, что мне нравится ее лицо, - сказала Сибил. - Похоже, она знала что-то, чего не знали мы.
   - Тебе не кажется, что она выглядит какой-то грустной и милой? сказала Алисия Кумб умоляюще, но без убеждения.
   - Я не думаю, что она хоть сколько-нибудь милая, - сказала Сибил. 'Нет . . . возможно ты прав. . . О, ладно, давайте по делу. Леди Ли будет здесь через десять минут. Я просто хочу, чтобы эти счета были оформлены и отправлены".
   "Миссис Фокс. Миссис Фокс?
   - Да, Маргарет? - сказала Сибил. 'Что это?'
   Сибил, склонившись над столом, вырезала кусок атласной ткани. - О, миссис Фокс, это снова та кукла. Я сняла коричневое платье, как ты и сказал, и снова та кукла сидит за столом. И это был не я - это был не кто-то из нас. Пожалуйста, миссис Фокс, мы действительно не стали бы так поступать.
   Ножницы Сибил немного скользнули. - Вот, - сердито сказала она, - посмотри, что ты заставил меня сделать. О, ну, я полагаю, все будет в порядке. А что с куклой?
   - Она снова сидит за столом.
   Сибил спустилась и прошла в примерочную. Кукла сидела за столом точно так же, как и раньше.
   - Вы очень решительны, не так ли? - сказала Сибил, обращаясь к кукле. Она бесцеремонно подняла ее и положила обратно на диван. - Это твое место, моя девочка, - сказала она. - Оставайся там.
   Она прошла в другую комнату. - Мисс Кумб.
   - Да, Сибил?
   , кто-то играет с нами. Эта кукла снова сидела за столом".
   - Как вы думаете, кто это?
   - Должно быть, это один из тех трех наверху, - сказала Сибил. - Наверное, думает, что это смешно. Конечно, все они клянутся высшим небом, что это были не они.
   - Как вы думаете, кто это? Маргарет?
   - Нет, я не думаю, что это Маргарет. Она выглядела довольно странно, когда она вошла и сказала мне. Думаю, это хихикающая Марлен.
   - В любом случае, это очень глупо.
   - Конечно, идиотизм, - сказала Сибил. "Однако, - мрачно добавила она, - я собираюсь положить этому конец".
   'Чем ты планируешь заняться?'
   - Вот увидишь, - сказала Сибил.
   В ту ночь, когда она ушла, она заперла примерочную снаружи. "Я запираю эту дверь, - сказала она, - и беру с собой ключ".
   - О, понятно, - сказала Алисия Кумб с легким видом веселья. - Ты начинаешь думать, что это я, не так ли? Вы думаете, что я настолько рассеян, что я иду туда и думаю, что буду писать за столом, но вместо этого я беру куклу и ставлю ее туда, чтобы она писала для меня. Это идея? А потом я обо всем забываю?
   - Что ж, это возможно, - признала Сибил. "В любом случае, я собираюсь быть совершенно уверенным, что сегодня вечером не будет сыграно никакой глупой розыгрыша".
   На следующее утро, мрачно сжав губы, Сибил первым делом по прибытии отперла дверь примерочной и вошла внутрь. .
   " Теперь посмотрим!" - сказала Сибил.
   Затем она отпрянула с легким вздохом.
   Кукла сидела за столом. "Ку!" - сказала миссис Гроувс позади нее. "Это невероятно! Это и есть. О, миссис Фокс, вы выглядите совсем бледной, как будто сошли с ума. Тебе нужна капля чего-нибудь. Вы не знаете, мисс Кумб заскочила наверх?
   - Со мной все в порядке, - сказала Сибил.
   Она подошла к кукле, осторожно подняла ее и пересекла с ней комнату.
   - Кто-то снова подшутил над вами, - сказала миссис Гроувс. - Не понимаю, как на этот раз они могли сыграть надо мной злую шутку, - медленно сказала Сибил. - Я запер эту дверь прошлой ночью. Вы сами знаете, что никто не мог войти.
   - Может быть, у кого-то есть еще один ключ, - услужливо сказала миссис Гроувс. - Я так не думаю, - сказала Сибил. - Мы никогда раньше не удосужились запереть эту дверь. Это один из тех старомодных ключей, и их всего один.
   - Может быть, к нему подходит другой ключ - тот, что от двери напротив.
   Со временем они перепробовали все ключи в магазине, но ни один не подходил к двери примерочной.
   - Странно , мисс Кумб, - сказала Сибил позже, когда они вместе обедали.
   Алисия Кумб выглядела довольно довольной. - Мой дорогой, - сказала она. "Я думаю, что это просто экстраординарно. Я думаю, мы должны написать об этом специалистам по психическим исследованиям. Знаешь, они могут послать следователя - медиума или кого-нибудь - посмотреть, нет ли в комнате чего-нибудь необычного.
   - Кажется, ты совсем не возражаешь, - сказала Сибил. "Ну, в каком-то смысле мне это даже нравится", - сказала Алисия Кумб. - Я имею в виду, в моем возрасте довольно весело, когда что-то происходит! Все равно - нет, - задумчиво прибавила она. - Не думаю, что мне это нравится. Я имею в виду, что эта кукла становится немного выше себя, не так ли?
   В тот вечер Сибил и Алисия Кумб снова заперли дверь снаружи.
   - Я все еще думаю, - сказала Сибил, - что кто-то, может быть, разыгрывает розыгрыш, хотя, право, не понимаю, почему... . .'
   - Как вы думаете, завтра утром она снова будет за столом? - спросила Алисия.
   - Да, - сказала Сибил, - знаю.
   Но они ошибались. Куклы не было на столе. Вместо этого она сидела на подоконнике и смотрела на улицу. И снова в ее положении была необыкновенная естественность.
   - Все это ужасно глупо, не так ли? - спросила Алисия Кумб, когда в тот день они быстро выпили чашку чая. По общему согласию они устраивали вечеринку не в примерочной, как обычно, а в собственной комнате Алисии Кумб напротив.
   - В чем глупость?
   - Ну, я имею в виду, ты ничего не можешь достать. Просто кукла, которая всегда в другом месте".
   День за днем это наблюдение становилось все более и более уместным. Теперь кукла двигалась не только ночью. В любой момент, войдя в примерочную, даже через несколько минут отсутствия, они могли найти куклу в другом месте. Они могли оставить ее на диване и найти на стуле. Тогда она будет на другом стуле. Иногда она сидела у окна, иногда снова за столом.
   "Она просто передвигается, как ей вздумается", - сказала Алисия Кумб. - И я думаю, Сибил, я думаю , что это забавляет ее.
   Обе женщины стояли, глядя вниз на неподвижную распростертую фигуру в обмякшем, мягком бархате, с раскрашенным шелковым лицом.
   "Некоторые кусочки старого бархата и шелка да мазок краски, вот и все".
   - сказала Алисия Кумб. Ее голос был напряженным. - Я полагаю, вы знаете, мы могли бы... э-э... мы могли бы избавиться от нее.
   - Что вы имеете в виду, избавиться от нее? - спросила Сибил. Ее голос звучал почти потрясенно.
   - Что ж, - сказала Алисия Кумб, - мы могли бы бросить ее в огонь, если бы был пожар. Сжечь ее, я имею в виду, как ведьму. . . Или, конечно, - добавила она как ни в чем не бывало, - мы могли бы просто выкинуть ее на помойку.
   - Не думаю, что это подойдет, - сказала Сибил. "Кто-нибудь, наверное, вытащил бы ее из мусорного бака и вернул бы нам".
   - Или мы могли бы послать ее куда-нибудь, - сказала Алисия Кумб. - Знаешь, в одно из тех обществ, которые вечно что-то пишут и просят - на распродажу или на базар. Я думаю, это лучшая идея.
   'Я не знаю . . .' - сказала Сибил. - Я бы почти побоялся сделать это.
   'Боюсь?'
   - Ну, я думаю, она вернется, - сказала Сибил. - Вы имеете в виду, что она вернулась сюда ?
   'Да.'
   - Как почтовый голубь?
   - Да, это то, что я имею в виду.
   - Я полагаю, мы не сходим с ума, не так ли? - сказала Алисия Кумб. "Может быть, я действительно сошел с ума, и, возможно, вы просто шутите со мной, не так ли?"
   - Нет, - сказала Сибил. - Но у меня неприятное пугающее чувство - ужасное чувство, что она слишком сильна для нас.
   'Какая? Эта куча тряпок?
   - Да, это ужасное бесформенное месиво из тряпок. Потому что, видите ли, она такая решительная.
   'Определенный?'
   "Поступать по-своему! Я имею в виду, теперь это ее комната!
   - Да, - сказала Алисия Кумб, оглянувшись, - правда? Конечно, так было всегда, если подумать - цвета и все такое. . . Я думал, что она подходит здесь, но ей подходит именно эта комната. Должна сказать, - добавила портниха с ноткой живости в голосе, - это довольно нелепо, когда кукла приходит и овладевает такими вещами. Знаешь, миссис Гроувс больше не будет приходить сюда и убираться.
   - Она говорит, что боится куклы?
   'Нет. Она просто оправдывается тем или иным образом. Затем Алисия добавила с намеком на панику: - Что мы будем делать, Сибил? Это меня угнетает, знаете ли. Я не мог ничего спроектировать в течение нескольких недель".
   - Я не могу сосредоточиться на том, чтобы как следует вырезать, - призналась Сибил. "Я совершаю всевозможные глупые ошибки. Возможно, - неуверенно сказала она, - ваша идея написать специалистам по психическим исследованиям могла бы принести пользу.
   - Просто выставим нас парочкой дураков, - сказала Алисия Кумб. - Я не серьезно. Нет, я полагаю, нам придется продолжать, пока...
   - До чего?
   - О, я не знаю, - сказала Алисия и неуверенно рассмеялась.
   На следующий день Сибил, придя, обнаружила, что дверь примерочной заперта.
   - Мисс Кумб, у вас есть ключ? Ты запирал это прошлой ночью?
   "Да, - сказала Алисия Кумб, - я заперла его, и он останется запертым".
   'Что ты имеешь в виду?'
   - Я просто имею в виду, что уступил комнату. Кукла может иметь его. Нам не нужны две комнаты. Мы можем поместиться здесь.
   - Но это твоя личная гостиная.
   - Ну, я больше не хочу. У меня очень хорошая спальня. Я могу сделать из этого гостиную, не так ли?
   - Вы действительно больше никогда не пойдете в эту примерочную? - недоверчиво сказала Сибил.
   'Вот именно то, что я имею в виду.'
   - Но... как насчет уборки? Он придет в ужасное состояние.
   "Пусть!" - сказала Алисия Кумб. "Если это место страдает от какой-то одержимости куклой, ладно, пусть она сохраняет владение. И убери комнату сама. И добавила: "Знаешь, она нас ненавидит".
   'Что ты имеешь в виду?' - сказала Сибил. - Кукла нас ненавидит ?
   - Да, - сказала Алисия. - Разве ты не знал? Вы должны были знать. Вы, должно быть, видели это, когда смотрели на нее.
   - Да, - задумчиво сказала Сибил, - наверное, так и было. Полагаю, я все это время чувствовал, что она ненавидит нас и хочет вытащить нас оттуда.
   - Она злобная маленькая штучка, - сказала Алисия Кумб. - Во всяком случае, теперь она должна быть довольна.
   Дальше дело пошло более мирно. Алисия Кумб объявила своим сотрудникам, что на данный момент отказывается от использования примерочной - она объяснила, что в ней слишком много комнат, которые нужно вытирать и убирать.
   Но вряд ли ей помогло то, что вечером того же дня одна из работниц сказала другой: "Она действительно взбесилась, мисс Кумб сейчас". Я всегда думал, что она немного странная - она теряет вещи и забывает их. Но сейчас это действительно выше всего, не так ли? У нее что-то насчет этой куклы внизу.
   - О-о-о, ты же не думаешь, что она совсем разозлится, не так ли? сказала другая девушка. - Что она может зарезать нас ножом или что-то в этом роде?
   Они прошли, болтая, и Алисия возмущенно приподнялась на стуле. Действительно летучие мыши! Затем она с сожалением добавила про себя: "Думаю, если бы не Сибил, я бы и сама подумала, что схожу с ума. Но что касается меня, Сибил и миссис Гроувс, то, похоже, в этом что- то есть . Но чего я не вижу, так это того, чем это закончится?
   Иногда нам нужно заходить в эту комнату ".
   'Почему?'
   - Ну, я имею в виду, он должен быть в грязном состоянии. Мотыльки будут забираться на вещи и все такое. Мы должны просто вытереть пыль и подмести его, а потом снова запереть.
   "Я бы предпочла держать его закрытым и не возвращаться туда", - сказала Алисия Кумб.
   Сибил сказала: "Знаешь, ты еще более суеверен, чем я".
   - Наверное, да, - сказала Алисия Кумб. - Я был гораздо более готов поверить во все это, чем вы, но для начала, вы знаете - я - ну, я находил это странным образом захватывающим. Я не знаю. Я просто боюсь и не хочу больше входить в эту комнату".
   - Ну, я хочу, - сказала Сибил, - и собираюсь.
   - Вы знаете, что с вами? - сказала Алисия Кумб. - Вам просто любопытно, вот и все.
   - Хорошо, тогда мне любопытно. Я хочу посмотреть, что сделала кукла.
   - Я все же думаю, что лучше оставить ее в покое, - сказала Алисия. "Теперь мы вышли из той комнаты, она довольна. Вам лучше оставить ее довольной. Она раздраженно вздохнула. - Что за вздор мы говорим!
   'Да. Я знаю, что мы говорим ерунду, но если вы мне подскажете, как не говорить чепухи, - ну же, дайте мне ключ.
   - Хорошо, хорошо.
   - Я полагаю, ты боишься, что я ее выпущу или что-то в этом роде. Я думаю, что она из тех, кто может проходить сквозь двери или окна.
   Сибил отперла дверь и вошла. - Как ужасно странно, - сказала она. - Что странного? - сказала Алисия Кумб, заглядывая ей через плечо. - Комната совсем не кажется пыльной, не так ли? Можно подумать, после того как все это время тебя заткнули...
   - Да, это странно.
   - Вот она, - сказала Сибил.
   Кукла лежала на диване. Она не лежала в своей обычной безвольной позе. Она сидела прямо, подушка за спиной. У нее был вид хозяйки дома, ожидающей приема людей.
   - Ну, - сказала Алисия Кумб, - кажется, она как дома, не так ли? Я почти чувствую, что должен извиниться за то, что пришел.
   - Пошли, - сказала Сибил.
   Она отступила; потянув дверь, и снова запер ее.
   Две женщины смотрели друг на друга. - Хотела бы я знать, - сказала Алисия Кумб, - почему это нас так пугает... . .'
   "Боже мой, кто бы не испугался?"
   "Ну, я имею в виду, что же все-таки происходит ? На самом деле это ничего - просто марионетка, которую перемещают по комнате. Думаю, это не сама марионетка, а полтергейст.
   - Вот это хорошая идея.
   - Да, но я не очень в это верю. Я думаю, это... это кукла.
   - Вы уверены , что не знаете, откуда она на самом деле взялась?
   - У меня нет ни малейшего представления, - сказала Алисия. - И чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что я ее не покупал и что мне ее никто не дарил. Я думаю, она... ну, она только что пришла.
   - Как ты думаешь, она... когда-нибудь уйдет?
   - Право, - сказала Алисия, - я не понимаю, почему она должна... . . У нее есть все, что она хочет.
   Но, похоже, кукла получила не все, что хотела. На следующий день, когда Сибил вошла в выставочный зал, у нее внезапно перехватило дыхание. Потом она позвала вверх по лестнице.
   - Мисс Кумб, мисс Кумб, подойдите сюда.
   - Что случилось?
   Алисия Кумб, которая поздно встала, спустилась по лестнице, слегка хромая, потому что у нее был ревматизм в правом колене.
   - Что с тобой, Сибил?
   'Смотреть. Смотри, что случилось.
   Они стояли в дверях выставочного зала. На диване, легко распластавшись на его подлокотнике, сидела кукла.
   -- Она вышла, -- сказала Сибил, -- она вышла из той комнаты! Она тоже хочет эту комнату.
   Алисия Кумб села у двери. "В конце концов, - сказала она, - я полагаю, ей понадобится весь магазин".
   - Может, - сказала Сибил. - Ты противная, хитрая, злобная скотина, - сказала Алисия, обращаясь к кукле. "Почему вы хотите прийти и приставать к нам так? Вы нам не нужны.
   Ей и Сибил показалось, что кукла шевелится очень слабо. Его конечности как будто расслабились еще больше. На подлокотнике дивана лежала длинная безвольная рука, и полускрытое лицо как бы выглядывало из-под подлокотника. И это был хитрый, злобный взгляд.
   - Ужасное существо, - сказала Алисия. 'Я не могу этого вынести! Я больше не могу этого выносить. Внезапно, застигнув Сибил врасплох, она бросилась через комнату, схватила куклу, подбежала к окну, открыла его и выбросила куклу на улицу. Сибил вздохнула и наполовину вскрикнула от страха.
   - О, Алисия, ты не должна была этого делать! Я уверен, что тебе не следовало этого делать!
   - Я должна была что-то сделать, - сказала Алисия Кумб. - Я просто не мог больше этого выносить.
   Сибил присоединилась к ней у окна. Внизу, на тротуаре, лицом вниз лежала кукла, расслабившаяся.
   - Ты убил ее, - сказала Сибил. "Не будь абсурдом. . . Как я могу убить то, что сделано из бархата и шелка, в клочья. Это нереально.'
   - Это ужасно реально, - сказала Сибил.
   У Алисии перехватило дыхание. 'Боже мой. Этот ребенок...
   Над куклой на тротуаре стояла маленькая оборванная девочка. Она посмотрела вверх и вниз по улице - улице, не слишком многолюдной в это утреннее время, хотя автомобильное движение и было. потом, как бы довольный, ребенок нагнулся, взял куклу и побежал через улицу.
   - Стой, стой! позвонила Алисии.
   Она повернулась к Сибил. "Этот ребенок не должен брать куклу. Она не должна ! Эта кукла опасна - она злая. Мы должны остановить ее.
   Не они ее остановили. Это был трафик. В этот момент подъехали три такси в одну сторону и два фургона торговцев в другую. Ребенок был выброшен на остров посреди дороги. Сибил бросилась вниз по лестнице, Алисия Кумб последовала за ней. Прыгая между фургоном торговца и частной машиной, Сибил с Алисией Кумб прямо за ней прибыли на остров до того, как ребенок смог прорваться сквозь поток машин на противоположной стороне.
   - Вы не можете взять эту куклу, - сказала Алисия Кумб. - Верни ее мне. Ребенок посмотрел на нее. Это была худенькая девочка лет восьми, с легким косоглазием. Ее лицо было вызывающим.
   - Почему я должен отдавать ее вам? она сказала. - Вы выбросили ее из окна, вы - я вас видела. Если ты вытолкнул ее из окна, она тебе не нужна, так что теперь она моя.
   - Я куплю тебе еще одну куклу, - отчаянно сказала Алисия. - Мы пойдем в магазин игрушек - куда хочешь, - и я куплю тебе лучшую куклу, какую только сможем найти. Но верни мне этот.
   - Не буду, - сказал ребенок.
   Ее руки обняли бархатную куклу, защищая ее. - Ты должен вернуть ее, - сказала Сибил. - Она не твоя.
   Она потянулась, чтобы взять куклу у ребенка, и в этот момент ребенок топнул ногой, повернулся и закричал на них.
   "Нельзя! Не надо! Не надо! Она моя собственная. Я люблю ее. Ты не любишь ее. Ты ненавидишь ее. Если бы ты не ненавидел ее, ты бы не вытолкнул ее из окна. Я люблю ее, говорю вам, и это то, чего она хочет. Она хочет быть любимой.
   А затем, как угорь, проскользнув сквозь машины, ребенок побежал через улицу, по переулку и скрылся из виду, прежде чем две пожилые женщины решили увернуться от машин и последовать за ними.
   - Она ушла, - сказала Алисия. - Она сказала, что кукла хочет, чтобы ее любили, - сказала Сибил. "Возможно, - сказала Алисия, - возможно, это то, чего она хотела все время". . . быть любимым . . .'
   Посреди лондонского движения две испуганные женщины уставились друг на друга.
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"