Рыбаченко Олег Павлович : другие произведения.

Сумасшедшая баба и агенты Цру

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
   ПОЗВОЛЬТЕ ЕЕ УБИТЬ СЕБЯ, Руфус Кинг
   Первоначально опубликовано в журнале The Saint Detective Magazine в мае 1956 года.
   Мотель, прижимавшийся к берегу ленивого моря, назывался "У Блэка". Расположенный на Золотом Берегу между Майами-Бич и Форт-Лодердейлом, он предлагал роскошную одноэтажную жизнь по хорошей цене. Там был обычный бассейн, частный пляж, совершенно атмосферный коктейль-бар и, если вы были достаточно глупы, чтобы покровительствовать ему, небольшой ресторан, где подавали закуски на обед.
   На самом пляже, художественно задуманном как крытая соломой работа из Паго-Паго, располагались совмещенные жилые помещения и магазин пляжной одежды спасателя Оскара Бьоргсена. Он жил там, пока еще не с женой, а с Джимми Хартом, ночным барменом коктейль-бара. У них также был спортивный кабриолет, и их точка плавления по отношению к дамам могла быть достигнута с помощью свечения спички.
   Как часто замечал Джимми в течение следующих шести месяцев, когда появился более свежий предмет для разговора в виде отравленного развода с Акроном, ничто не могло быть более гладким, чем вечер четверга. Все завсегдатаи были на своих обычных местах, и, переворачивая два манхэттена в поисках сумок с кардиганами, он заметил, что последний элемент в том, что он назвал ситуацией Дин-Спанг, входит в гостиную.
   Она была зарегистрирована как мисс Теда Сэнгфорд, и с первого взгляда можно было определить ее как женщину-загадку, ее внешность была мрачно-экзотической, а ее костюмы были откровенны, как хрустальный шар. Естественно, она кралась, ее надежные ноги и победный торс придавали всем ее движениям плавную координацию ртути. Вы были готовы к любому контральто иностранному акценту и, следовательно, были потрясены, когда ее голос оказался твердым бронксом, как будто чирикала птица.
   Бар закрылся в два, и незадолго до этого мисс Сэнгфорд сказала Джимми: "Закажи бутылку по дороге, а, Джимми?"
   "Обычно?"
   "Да. Может быть, вам лучше сделать их двумя.
   - Рад, мисс Сэнгфорд. Примерно через полчаса?
   "Это будет замечательно."
   Джимми убрал бар, а Эрик Хавермей, у которого была концессия на бар, взял квитанции за ночь, и они вместе выпили пива.
   - У меня такое предчувствие, - сказал Хавермей. "У меня такое чувство, что что-то происходит, и мне это не нравится. Это плохая ситуация".
   - Молодой Дин? - спросил Джимми.
   - И он, и его мать, и Спэнг, и Сэнгфорд.
   - Таких установок здесь пруд пруди, и ты это знаешь.
   - Да, и я знаю, что из этого выйдет. Беда. Кому нужны бутылки?
   "Сэнгфорд. Она хочет, чтобы я забросил их по дороге.
   - Она сейчас в нем плавает.
   "Что ж?"
   "Ну, только это. Это то, о чем я говорил. Именно тогда, когда это происходит. Пусть они уберут достаточно этих вещей, и они превратятся в Энни Окли. Ни разу, когда это когда-либо случалось здесь, они не были трезвыми.
   Джимми снова сказал: "Ну?"
   Хавермей боролся с несколькими редкими клочьями совести ранней Новой Англии, той, которая была сияющим полем, роскошным урожаем основных добродетелей и сделанных на заказ тонкостей. Но человек должен был жить. И он должен был получить его, пока получение было хорошим. За бакс можно немного потянуться, потому что бакс есть бакс.
   Он не любил этого растягивания и часто говорил об этом назидательным тоном моралиста. Но, тем не менее, он это сделал. Она была хорошим клиентом. Хорошо за двадцать баксов за ночь.
   - Хорошо, - сказал он. "Пусть она вырубится. Пусть убивает себя, если хочет".
   Хавермей ушел. Ложа была заперта на замок, а свет погас, за исключением одного факела на подставке из коряги возле двери. Джимми убил жука-пальметто (Флорида - летающий таракан), наступив на его тонкую, как бумага, броню и пнув его под утиной походкой.
   Бар был в порядке, пепельницы чистые и правильно расставленные по всей его длине, стаканы сияли чистотой, а в тенях заполненного ночью помещения шевелилась белая рука. Его бледная дуга зависла над столом, за которым всегда сидел молодой Дин со своим сторожевым псом Бертом Джексоном и Дженни Спэнг. Джимми подошел к сидевшей там женщине.
   - Время закрытия, мисс Фернандес, - сказал он.
   Это была привлекательная женщина с грузным телосложением, темноглазая и темноволосая, в нарядной одежде, с пачкой дорогих браслетов на левом предплечье и большими золотыми серьгами затейливой формы.
   - Да, - сказала она, - я знаю. Я очень расстроен. Там туман, очень черный. Не для меня, понимаете, а для других. Ради того живого юноши и девушки, на которой он должен жениться. Я нащупываю их будущее, но мои пальцы ничего не касаются".
   Джимми резюмировал свои знания о мисс Фернандес. Богатый, вполне возможно, пуэрториканец необычайно знатного происхождения, хороший, но никогда не перебарщивающий чаевые, консервативный пьяница, а не похититель мужчин и не скряга. Ее странный способ самовыражения был небольшой причудой. Но это дело с "черным туманом" граничило с сумасшествием. Его соседка-спасатель рассказала ему о ее сильном увлечении сбором ракушек в нерабочее время у кромки прилива.
   Чего Джимми не смог оценить, так это того, что мисс Фернандес, если не считать причуд, была наблюдательной женщиной в своей странной манере и почти до математической степени.
   -- Я остаюсь здесь, -- продолжала она, -- и думаю. Вы не возражаете?"
   "Ничуть."
   "Ты добр. Спокойной ночи."
   "Спокойной ночи."
   Луны не было, и коралловая дорожка мимо внутренних двориков казалась серебристой на бархатно-сером фоне, поверхность бассейна была серебристой, и янтарный свет проникал сквозь венецианские жалюзи сэнгфордского подразделения.
   Джимми нажал на кнопку двери и услышал тихий перезвон и ее птичий чириканье: "Войдите".
   Он вошел в пустую гостиную, и ее голос снова позвал из-за закрытой двери: "Джимми? Просто оставь бутылки, ладно?
   - На столе, мисс Сэнгфорд.
   Он поставил бутылки на стол, а затем с порывом, которого не мог понять ни в тот момент, ни в дальнейшем, позвал: "Мисс Сэнгфорд..."
   - Что, Джимми?
   - Вас беспокоили какие-нибудь... ну, то, что вы могли бы назвать предчувствиями? Например, блуждать в тумане?
   - Не я, мальчик Джимми. Сегодня мир - моя устрица. Забудь о мурашках, приятель, иди домой и проспись.
   Джимми пошел, тонкой тенью сквозь тишину полутропической ночи, и воспоминание о ее смехе не успокоило его, потому что чувство, которое испытал Хавермей, было преобладающим, и треск о туманах мисс Фернандес, и взгляд, видящий в ее глазах.
   * * * *
   Ночь продолжалась, возвращаясь домой из клубов и трапезных ужинов. Юные Эрнест Дин и Дженни Спэнг, а также сторожевой пес Эрнеста Берт Джексон вернулись с танцев в Коралловой комнате башен Чалефонт, и между Эрнестом и Бертом обменялись знакомыми взглядами. По привычке он был вполне понятен каждому, и карикатурист изобразил бы его зрачками в виде долларовых марок.
   Точное положение Берта Джексона в доме декана было предметом многочисленных догадок среди коктейльной бригады. Внешне Берт напоминал несколько повзрослевшего Тупикового Ребенка, с телосложением борца и редкой заразительной улыбкой, пробивавшейся сквозь темный взгляд. Он носил дорогую одежду, а его манеры были отточены до такой степени, что это вызвало бы одобрение у Эмили Пост.
   Он сделал фетиш из чистоты, дошел до неописуемой заботы и детализации о чистоте своей персоны, и где-то в смутном прошлом лежал фон как денег, так и аристократизма.
   Женская часть завсегдатаев считала роль Берта от Маленького пастуха до сыночка пустым зрелищем, даже несмотря на то, что карманы Эрнеста были набиты деньгами его матери, а случайные перерывы то ли на беговой дорожке, то ли в одном из подземных переходов. Казино Rosa Gaming еще больше увеличило объем его денежных средств.
   Нет, сплетники решили, что настоящая работа Берта заключалась в романе с Мамой Дин. Им показалось, что это полностью соответствует действительности, поскольку миссис Дин была загруженной вдовой и все еще вполне могла сравниться с лучшими из них. С ее стройной, ухоженной фигурой и волосами до плеч, зачесанными ниже и окрашенными в бледно-золотистый цвет, ее часто принимали за сестру Эрнеста, тем более что в его манерах был оттенок серьезной зрелости, странным образом расходившийся с его настоящим. возраст.
   Берт ушел в квартиру Дина, а Эрнест вместе с Дженни направился в соседний внутренний дворик Спанга. Они сидели на металлическом бело-эмалированном диванчике и в темноте под точечной индивидуальностью звезд были очень близко и в объятиях друг друга. Голоса у них были тихие, очень низкие. Но они были недостаточно низкими, чтобы их можно было приглушить в полной тишине, если бы не дремотный прибой у берега. Эрнест крепче прижал ее к себе, а тепло ее щеки превратилось в огонь на его.
   "Думаю, ты знаешь, почему я пью", - сказал он. "В трудные времена, я имею в виду. Я напиваюсь так, что не помню на следующий день, что я сделал или что я сказал. Все абсолютно пусто".
   - Берту платят за то, чтобы он мешал тебе, не так ли?
   - Да, и сдавать матери отчеты с полей. Ну, ему тоже заплатили, чтобы он забыл об этом. Мной. Я говорю ей, что проиграл на лошадях или в кости, а потом передам деньги Берту за то, что он меня прикрыл. Он добавил с ядовитой силой юности, в душном отвращении к себе, которое захлестнуло его, как желчь: "Я никуда не годен. Правда, Дженни, я серьезно. Я ни с кем не честен. Даже с тобой. Мама самая замечательная женщина на свете. Она сделала для меня все, пошла на все жертвы".
   С не по годам мудростью Дженни держалась своего совета. На самом деле она считала миссис Дин кровным родственником тех рыб-каннибалов, которые пожирают собственных детенышей.
   Но она сказала: "Она никогда не позволит тебе выйти замуж. Она никогда тебя не бросит".
   "Я знаю, и бывают моменты, когда я ненавижу ее. Я никогда раньше не говорил этого живой душе, Дженни, но иногда я желал ей смерти.
   "Вы ничего не можете с этим поделать. Это ощущение прикованности. Со мной тоже так. Я иногда схожу с ума, когда мама пихает меня в какого-нибудь богатого старого козла. Тогда ее сердце...
   Эрнест кивнул. "Я знаю. Матери тоже.
   Единственное, что у миссис Дин и миссис Спэнг было очень общим, - это их сердца. У каждого было удобное "условие" в качестве одного из эффектов поводка, который можно было пустить в ход по желанию - миссис. У Дина закружилась голова, за которой последовал обморок, а миссис Спэн ловко справилась с пугающим периодом вздохов в последнюю минуту.
   Обе женщины держали под рукой соответствующий реквизит, чтобы усилить иллюзию. Миссис Спэнг никогда не расставалась с ампулами амилнитрита, а миссис Дин всегда держала под рукой флакон со стрихнином в таблетках.
   Эрнест пристегнулся еще сильнее. "Я даже не мужчина. Но я буду, Дженни, теперь, когда ты у меня есть. Я улажу один беспорядок, в котором я нахожусь, о котором ты даже не знаешь, о котором я никогда не хочу, чтобы ты знал. Утром я разберусь с этим раз и навсегда".
   Из квартиры Дина донесся низкий свист, свидетельствующий о том, что миссис Дин проснулась.
   - Это Берт.
   Они торопливо, но все же страстно поцеловались на прощание, и Эрнест ушел.
   Вода была теплой и бесконечно успокаивала восхитительное тело мисс Сэнгфорд, особенно ее голову, которая развлекала собрание клепальщиков. Это также вызывало некоторые сомнения.
   Она чувствовала себя неуверенно, что ее курс был правильным. Было достаточно просто отследить его до этого мотеля под названием "У Блэка". Об этом позаботился материал в одной из колонок светской хроники кафе. Но этот гнев, это решение крушить, рвать на куски просто ради бальзама мести, мести, которая, несомненно, обойдется дорого - было ли это разумно?
   Она закрыла глаза и в успокаивающей воде оказалась в мире одна, и вместе с этим чувством одиночества на нее напал знакомый страх. Чувство одиночества внезапно исчезло. Но страх остался.
   Она закричала, когда руки сомкнулись вокруг ее лодыжек.
   Знакомые руки.
   Вода, когда хватка усилилась и рванула вверх, заглушила ее крик.
   * * * *
   Прошло несколько часов, когда на востоке бледнел рассвет, а полосы вишнево-вишневого цвета тянулись низко над горизонтом моря, и мисс Фернандес, блистательная в купальнике с изображением фламинго, подошла к кромке прилива, чтобы искупаться и собрать ракушки.
   На самом деле это был почти невозможный час для поисков, так как воздух, море и песок купались в бледном сиянии, а не в истинном свете. Но это было физическое действие, похожее на перебирание бусинок, которое занимало ее тело, в то время как ее настоящая концентрация была сосредоточена на ее мыслях.
   Ее внимание привлекло движение слева от нее в угловой части мотеля, где жили деканы. Он зарегистрировал себя как несколько осторожное закрывание пляжной двери квартиры. Дверь осторожно тянули внутрь.
   Затем почти сразу же в пределах периметра, видимого ее ищущим раковины глазами, появившимся за его окружностью, когда она медленно продвигалась вперед, было тело женщины. Шок сбил ее с толку, в то время как медленно пришло осознание, что это была мисс Сэнгфорд и что мисс Сэнгфорд мертва.
   Представление мисс Фернандес о процедуре обнаружения трупов в Соединенных Штатах было основано исключительно на испанских переводах книг в мягкой обложке. От них она усвоила непреложное правило: ничего нельзя трогать в точке Х, пока не приедет полиция. Кроме того, помимо того, что она не знала, как это сделать, она не рассматривала возможность использования искусственного дыхания. Пройдя через многочисленные политические революции в Пуэрто-Рико, она считала себя экспертом в распознавании безвозвратно мертвых, когда она их видела.
   Большое значение имела скорость информирования соответствующих органов. Она выудила кошелек из своего мешка с ракушками и, подойдя к телефонной будке, прикрепленной к магазину спасателей, набрала номер оператора и попросила, чтобы ее соединили с полицией.
   - Чрезвычайная ситуация? - спросил оператор.
   "Очень. Женщина. Она утонула".
   - Я свяжу вас напрямую с домом шефа Даггана. Люди на станции будут патрулировать.
   Билл Дагган, которому было за тридцать, был погружен в неторопливость жизни во Флориде, но, несмотря на отсталое отношение к незаконным выходкам своих собратьев, он был в курсе большинства новых фаз криминологии. Утопленники не были для него новостью. До прихода в армию он был спасателем, и его знания о сумасшедших купальщиках, разумной рыбе и полезной, липкой, острой соленой воде были энциклопедическими.
   Когда он добрался до частного пляжа Блэка в сопровождении статного здоровяка офицера Алана Дэя, он обнаружил мисс Фернандес, стоящую рядом с телом на страже.
   Она спокойно сказала: "Сначала, на самый краткий миг, подумалось, что она спит. Но нет. Как заметили джентльмены, она мертва.
   Дагган заметил. Тело, одетое в скуднейший из купальных костюмов, лежало на боку рядом с прибоем. Купальной шапочки не было, а пряди волос частично скрывали профиль, который по своей натянутости говорил о начавшейся окоченелости. Дагган опустился на колени и подтвердил, что трупное окоченение уже поразило лицо и челюсть.
   - Я буду работать? - спросил Дэй.
   Дагган покачал головой. - Бесполезно, Ал. Слишком поздно. Позвоните и отмените пульсмотор и скажите Роту, что нам нужны снимки. Кроме того, попросите Tropical прислать скорую помощь".
   Дагган изучал высохшие на теле песочные узоры. Он откинул назад слипшиеся волосы, чтобы лучше видеть черты лица. Его пальцы остановились, затем осторожно исследовали кожу головы. У основания волос была некоторая влажность, которую предохраняла высокая влажность воздуха от высыхания, хотя, судя по наступлению озноба, смерть наступила по крайней мере два часа назад.
   Он наклонился довольно близко к волосам и понюхал. Он обнаружил несколько синяков вокруг лодыжек, которые его заинтересовали. Он достал из кармана записную книжку и повернулся к мисс Фернандес.
   - Можно ваше полное имя, пожалуйста?
   "Лорета Джанета Фернандес".
   - Вы здесь гостья, мисс Фернандес?
   "На одну неделю и еще на одну неделю. Потом я снова дома, в Сан-Хуане".
   - Ты знаешь, кто это?
   "Она тоже гостья. Мисс Теда Сэнгфорд из Нью-Йорка. Кроме того, я ничего не знаю, кроме инцидента неопределенной ценности. Я стесняюсь говорить. Он хороший, приятный молодой человек, но его плохо контролирует его мать. У вас выражение - маменькин сынок?
   "Да."
   "Мне было бы противно думать, что он позволит этому несчастному утонуть. Ты понимаешь?"
   "Отлично." Дагган слабо улыбнулся. - Кто он такой и почему, по-вашему, у него может быть?
   "Он Эрнест Дин. Он юноша, очень крепкий до крайности, но его кровь превращается из красной в молочную под прикосновением матери". Мисс Фернандес указала, подчеркивая жест все более глубоким выражением лица. "Я вижу движение этой двери. Его запирают изнутри. Это будет минуту назад, в час, когда никого нет за границей. Вы будете взвешивать случай с этой дверью в судебном порядке? С состраданием? Вы примете во внимание его молодость и то, что он изо всех сил пытался спасти ее? Напрасно. А потом в панике, заметив мое приближение, убежал".
   Любопытно, подумал Дагган, как легко неспециалист может связать убийство и представить его решение с абсурдной уверенностью подготовленному наблюдателю.
   - Очевидно, вам известно о какой-то связи между этой женщиной и мистером Дином, - сказал он.
   Мисс Фернандес выглядела мрачно-мудрой. Она изо всех сил пыталась сформулировать в нескольких словах панораму ситуации, которая уже долгое время беспокоила ее внутренне.
   "Это глубже, чем затасканная условность, которую называют вечным треугольником. Его корни лежат в характере этой опасной женщины".
   "Эта женщина? Мисс Сэнгфорд?
   Она пожала плечами, выражая нетерпение по поводу его неспособности мгновенно схватить неумолимые цепи, сковывающие молодого Дина.
   "Нет, корни лежат в его матери. Она богата, но фантастически богата. Одни только ее драгоценности стоят целое состояние. Она положила мир к его ногам, но он не осмеливается исследовать его без ее визы".
   - Я полагаю, вы имеете в виду, мисс Фернандес, что мисс Сэнгфорд предприняла серьезную попытку поймать мальчика.
   "Что-то еще? Не только я, но и все гости знали, что это правда. Я был в коктейль-баре в тот вечер, когда пришел этот жадный. Как я вам скажу?
   Она посмотрела на него и за его спину, а затем снова на сцену первого появления Теды Сэнгфорд неделей ранее в коктейль-баре, устанавливая главных героев (молодых Дина и Берта) на их надлежащее место на сцене, которая представляла собой стол под верхом на марлине. на западной стене.
   Она представила себя сидящей достаточно близко к этому столу, чтобы ее можно было наблюдать, но совершенно вне слышимости того, о чем говорят. Затем она превратила тело Теды Сэнгфорд из неподвижной позы на песке в эффект жизни, который был убедительным, несмотря на ее диковинный способ самовыражения.
   "Один наблюдал за ее входом, который был в манере, где каждый шаг - провокация. Один наблюдал, как она остановилась и оглядела поле. Один смотрел, как она достала сигарету из украшенного драгоценностями портсигара и села на банкетку, примыкающую к столу мистера Дина. Это было проявление виртуозности, которое принесло бы признание Клеопатре. Почти сразу же она попросила у него огонька. Ах, удар!
   - На Дине?
   "Я скажу вам вот что. Вы можете считать, что это было равносильно действию на человека, которое произвела бы только кобра с деловым взглядом".
   - Ну, в конце концов, - ровным голосом сказал Дагган, - если с его стороны и было такое изначальное отвращение к ней - боюсь, я просто не понимаю. Она сказала с учтивым нетерпением, что он не понимает своего собственного пола и, очевидно, не понимает силы секса самого по себе, особенно когда им владеет образованная женщина. Это, конечно, была абсолютная клевета, но Дагган пропустил это.
   - Ты смиришься с тем, что прошлой ночью он был в ее власти. Мисс Фернандес пустилась в полноценный поток своего повествования. "Вы увидите меня в час коктейлей, сидящего на выгодной позиции, с которой можно было очень ясно наблюдать один аспект этой трагедии".
   "Просто дай мне понять это прямо. Вы сейчас говорите о прошлой ночи?
   "Я. Справа от меня, за их привычным столом, под этой жесткой фаршированной рыбой, сидят мистер Дин и похожий на пиявку мистер Джексон.
   - Почему пиявкообразный?
   - Он агент, нанятый миссис Дин, чтобы сообщать о каждом передвижении ее сына. Так что они сидят там и утешаются двойным дайкири, ожидая прибытия мисс Спэнг.
   "Двойной дайкири. Как молодой Дин? Можно ли сказать, что он был пьян?
   "Он слишком много выпил. Но это не мисс Спэнг занимает кресло для ожидания. Вот этот бедняга. Мисс Фернандес бросила взгляд христианского сочувствия на мертвых. "Должен сказать вам, что мистер Джексон временно отсутствует, он ушел в ту дверь, на которой виднеется силуэт бегущего человека.
   На мгновение меня ошеломляет Франсин, барменша, готовящая за моим столом ромовый пунш. Когда я снова смотрю на мистера Дина, я вижу, что его лицо такое же белое, как нижняя часть этой ужасной рыбы. Он говорит, забыв о своем истинном благородстве: "Заткнись!" А эта несчастная пускает на губы улыбку чистой злобы и говорит: "К рассвету, понятно? Будь там, или ты будешь очень, очень жалким маленьким мальчиком". Мисс Фернандес просто заключила: "Она стоит. Она идет. Это занавес ее сцены".
   Это также, как понял Дагган, поставило Дина прямо на место.
   - Вы упомянули один аспект, мисс Фернандес. Были ли другие?
   Солнце неторопливо поднималось над краем океана. Песок загорелся золотом, и только тело мисс Сэнгфорд сохранило смертельную бледность. Прилив во время отлива вздохнул в море, и мисс Фернандес появилась с еще одним маленьким букетом из сада своих мыслей.
   "После ужина, в час, когда работает телевизор, на банкетке рядом со мной сидят миссис Дин и миссис Спэнг. Ах, этот!
   Дагган спросил с разумной неуверенностью: "Какой?"
   "Миссис. Спанг, мать этой очаровательной, ароматной девочки. Женщина, поймите, изо льда, с холодной красотой, которая с возрастом начинает таять. Как сказала мне одна женщина, она - Кастер в Скиапарелли, вставшая на свою окончательную позицию".
   "Попался?"
   "Так говорят. Это либо важный брак для ее дочери, либо конец. Состояние Дина выставляет себя напоказ как ее последнее оружие.
   - Что ж, судя по тому, что вы мне сказали, он, кажется, вполне согласен. Или мисс Сэнгфорд представляла серьезную угрозу?
   "Вы вспомните разговор, который я подслушал, когда сценарий на телеэкране касается пантомимы. Выслушайте, пожалуйста, миссис Дин: "Если бы Эрнест женился и бросил меня, я бы полностью урезал его содержание". На это решение миссис Спэнг отвечает: "Полагаю, тебе виднее, дорогой. Но эта женщина полна решимости. Почему бы тебе не поехать в Нассау, пока она не уедет? А теперь суть. Это голос миссис Дин: "Я встречу эту опасность по-своему - и никогда не убегу".
   Мисс Фернандес дошла до конца своих откровений и, очевидно, ждала, пока Дагган возьмет мяч в руки. Чего она ожидала, как он вообразил, так это быстрого нисхождения с его стороны к молодому Дину, который, будучи прекрасным, порядочным американским юношей (независимо от того, насколько сильно он был одержим матерью), услужливо признал бы, что встретился с мисс Сэнгфорд по предварительной договоренности на рассвете. . Разумеется, под безобидным предлогом утреннего купания. Затем выяснилось, что падение имело неприятные последствия, и что молодой Дин, охваченный паникой, отправился домой.
   * * * *
   Дагган был спасен от разочарования мисс Фернандес в отношении количества дырок в этом любительском кусочке швейцарского языка группой, прогуливающейся к ним из мотеля. Его возглавил Офицер Дэй.
   Дагган объяснил Роту, полицейскому технику, какие снимки делать, указав, в частности, крупные планы лодыжек и волос, а также узоры, оставленные на теле мертвой женщины высохшим песком. Он предложил их сначала обвести, скажем, помадой.
   Он хотел, чтобы полный набор отпечатков пальцев мисс Сэнгфорд был передан по телеграфу в Нью-Йорк и Вашингтон, после чего мальчики могли бы перевезти тело в морг Тропикал для судебно-медицинской экспертизы.
   Он оставил последнее предложение провести тщательный осмотр береговой линии на севере и юге. Если бы океан был достаточно любезен, чтобы извергнуть его, ему бы понравилась купальная шапочка, которая пропала с головы мисс Сэнгфорд. Предположительно, он был потерян во время обычных судорожных схваток, которые предшествуют смерти от утопления. Затем он пошел в офис управляющего и позвонил Сибли.
   Доктор Фрэнк Сибли, патологоанатом из Тропической больницы общего профиля, был назначен младшим судмедэкспертом округа Саут-Бровард. Он был молод, он был перфекционистом, и он был ловким. Убийство представляло для него своеобразное очарование китайской головоломки, вроде кольца, решение которой требует самого тонкого терпения.
   Дагган объяснил.
   В заключение он сказал Сибли: - Я хочу, чтобы ты немедленно сделал одну вещь, Фрэнк. Подвергните сердце тесту Геттлера".
   Сибли был впечатлен.
   - Так это один из тех?
   "Я думаю, что это. Дай мне знать, как только проверишь? Как можно раньше сегодня днем?
   "Послушай, Билл, растворы для этого теста должны стоять всю ночь. До завтрашнего утра ничего решающего в этом не будет.
   Уолдо Баркомб, управляющий мотелем, вошел в комнату из своей комнаты и недовольно посмотрел на Даггана. Работа Уолдо была в основном формальной, так как его жена Китти занималась управлением и фактической работой по обеспечению бесперебойной работы заведения. Несмотря на свою должность перед публикой, Уолдо на самом деле не был приветливым человеком, он был подвержен тотальной неприязни, такой как отвращение ко всем южанам, ко всем работам, требующим малейшего физического напряжения, и отсутствие вкуса в приготовлении пищи. Китти из его еды. Он был всесторонне избалованным яйцом.
   - Привет, Билл, - сказал он. - Китти сказала мне. Всегда найдется такая мисс Сэнгфорд. Нарушитель спокойствия.
   - Расскажи мне о ней.
   "Что мы знаем о каждом из них? Что нам говорят, вот и все. У нее было тесто, и она положила его на веревку".
   "На сколько долго?"
   "Две недели."
   "Что-то еще?"
   "Нью-йоркский адрес в Ист-Пятидесятых".
   - А как насчет почты с тех пор, как она здесь?
   "Нет почты".
   "Телефонные звонки?"
   Уолдо поднял трубку и сказал девушке на коммутаторе в главном офисе: "Насчет мисс Сэнгфорд, Мэйбл..."
   "Разве это не ужасно!"
   "Нет, это не так. Вероятно, она искупалась в горшке и получила то, что ей предстояло".
   - О, мистер Баркомб! Библия говорит...
   "Неважно, что говорит Библия. Скажи мне, не звонили ли ей, пока она была здесь.
   - Не тогда, когда я был включен.
   "Узнай у Пита о ночах".
   "У меня есть. То есть он упомянул об этом только сегодня утром, когда я вступил во владение. Ни звонка, а то, что с ее фигурой, ему показалось странным".
   Уолдо повесил трубку и передал все это Даггану.
   - С чего ты взял, что она пришла к ней? - спросил Дагган.
   - Зацепиться за молодого Дина с одной стороны. Пытаюсь отобрать его у Дженни Спэнг. Боже, у мамы этого парня есть деньги. У нее даже есть сторожевой пес-телохранитель, который ездит на нем, она его так нагружает. Без шуток."
   "Берт Джексон? Это его имя?
   - Вы знаете об этом?
   - Мисс Фернандес проинформировала меня.
   "Эта птица. Она шлепается в тумане, нащупывая вещи. Я думаю, что она наполовину сломана.
   "Возможно. Впусти меня в квартиру мисс Сэнгфорд, ладно, Уолдо?
   Уолдо достал ключ из ящика стола.
   "Пойдем."
   Пока Дагган обыскивал квартиру в Сэнгфорде с фанатичной щепетильностью карри-нэйшн, вынюхивающей рюмку, солнце взошло выше в утреннем тепле, а мотель ожил под влиянием стремительно растущих слухов.
   В женском подразделении они включали такие общеизвестные факты, как то, что эта вампирша случайно утонула - она покончила с собой - ее утащили под воду (а) миссис Дин, (б) миссис Спэнг, (в) Дженни Спэнг. , (г) Эрнест. Она безумно боролась за свою жизнь и была вся в синяках, несколько человек знали нескольких человек, которые слышали ее совершенно ужасные предсмертные крики (чайки). Она сдалась без борьбы, находясь в позорном пьяном угаре, с единственным пунктом полного согласия между дамами в том, что Офицер Дэй был куклой.
   Местная пресса - Форт-Лодердейл, Голливуд, Майами - пока холодно относилась к этой истории, и инцидент был тактично отнесен к категории печально утонувшего туриста. Таким образом, это было незаметно преуменьшено, с добродетельной надеждой, что любители плавания, посетители наших золотых берегов, примут должное внимание и перестанут рисковать в нашем нежном, восхитительном, лазурно-голубом море до того, как эффективные спасатели прибудут на дежурство и будут под рукой. выловить их из него снова.
   Дагган закончил свой дюйм за дюймом поиск и попросил Рота сделать такие фотографии, которые, по его мнению, окружной прокурор мог использовать в качестве доказательства. Среди них были три набора отпечатков пальцев на одной из двух бутылок виски, оставленных Джимми. Дагган хотел, чтобы их пропустили через мельницу.
   Затем он сказал Уолдо: "Я почти готов к молодому Дину".
   Уолдо посмотрел на него умоляющими глазами голодного тюленя.
   - Полегче с ребенком, хорошо, Билл? Они платят самую высокую сезонную арендную плату, и, более того, у нее достаточно вещей, чтобы врезать тебе в лицо киркой законных шишек, если ты переступишь черту".
   Дагган пообещал, что он не переступит черту, и они подошли к квартире Дина, и Уолдо нажал кнопку дверного звонка. Солнце заливало пурпурным пламенем бугенвиллии в одном углу дворика, и только шум прибоя на берегу издавал звуки, и в этой тишине замер звон. Затем дверь открылась, и Дагган впервые увидел миссис Дин.
   Несмотря на то, что было только половина девятого, она представила картину, хорошо сохранившуюся. Ее золотые волосы сияли от расчесывания и дорогого блеска импортного бриллиантина. Ее лицо было в порядке, а обманчиво простое хлопчатобумажное платье напоминало свежесть нарциссов на солнечном холме.
   Уолдо управленческо улыбнулся.
   - Я полагаю, вы слышали, - сказал он.
   - Да, я слышал.
   "Эти прискорбные, эти глупые случайности!"
   Она послушно подыгрывала своему мягкому, богатому голосу, метнув взгляд с длинными ресницами на Даггана.
   - Всегда так трагично, - согласилась она. "Особенно с людьми среднего возраста".
   "Середина-! Мисс Сэнгфорд ?
   - О, легко, я думаю, мой собственный современник. Вы не войдете?
   "Спасибо, я не могу. У меня, как обычно, тысяча дел, а теперь еще и это . Я просто хотел представить Билла Даггана, нашего начальника полиции. Тогда я побегу".
   Миссис Дин протянула твердую холодную руку. - Шеф Дагган?
   "Миссис. Дин.
   Они обменялись рукопожатием, и Уолдо побежал вперед, чтобы заняться своими тысячами дел, которые представляли собой не что иное, как нырнуть с головой на поролоновый матрас. Дагган последовал за миссис Дин в гостиную, где она попросила его сесть, а затем приняла формальную позу на кушетке. Она сидела там, очень собранная, и наблюдала за ним с вежливым вниманием.
   - Я хотел бы поговорить с вашим сыном, миссис Дин.
   - Эрнест спит, мистер Дагган. Наркотик, правда. Сегодня утром он пережил довольно шокирующий опыт. На рассвете, если быть точным. Это стало кульминацией тяжелой ночи, и это сочетание сильно подействовало на его нервы. Я настоял на том, чтобы он принял две мои таблетки. Люминал.
   Дагган понимающе улыбнулся ей в ответ. Гораздо более понимающе, чем она знала. Он восхищался ее техникой нападения на себя, на врага.
   "Шокирующий опыт. Вы имеете в виду его встречу с мисс Сэнгфорд?
   Миссис Дин пристально смотрела на него глазами, которые были не совсем фиалковыми, не совсем зелеными, и социальный оттенок ее улыбки оставался неизменным.
   "Конечно, вы бы знали об этом. Я полагаю, одна из барменш - Франсин - распространила слух? Или кто-нибудь другой, пьющий коктейли в пределах слышимости голоса мисс Сэнгфорд. Вы когда-нибудь замечали приглушенное качество некоторых баров, особенно тех, которые используют освещение Либераче, как здесь?"
   "Да. Дополнительный децибел звука в голосе человека...
   "В яблочко. Что касается рандеву, то оно так и не состоялось. Мисс Сэнгфорд, утонувшая, лежала на песке, когда Эрнест спустился на берег. Как я уже сказал, шок от этого вкупе с ужасным похмельем...
   - Я вполне могу представить. Он сочувственно добавил: "Должно быть, было довольно сложно заставить его не уведомить ни руководство, ни полицию".
   Она спокойно посмотрела на него и позволила ему закурить сигарету, которую она взяла из коробки на журнальном столике между ними.
   - Очевидно, вам это придет в голову, мистер Дагган. Это пришло бы в голову любому. Я не спал, когда вернулся Эрнест. Я слышал, как его сильно тошнило у двери на пляж. Вы могли заметить, что его верхняя половина застеклена? Я подошел к нему и сквозь оконные стекла увидел пляж. Я видел ту пуэрториканку, мисс Фернандес. Я видел, как мисс Фернандес нашла тело мисс Сэнгфорд, а затем увидела, как она подошла к телефонной будке в магазине спасателей. Звонок был в полицию, вам, не так ли, мистер Дагган?
   "Да."
   "Я был уверен, что так и будет, и полностью сосредоточился на Эрнесте. Берт помог мне. Берт Джексон, друг моего сына. После того, как мы уложили Эрнеста в постель, я снова посмотрел на пляж, и вы с тем другим офицером заняли место.
   Дагган оставил объяснение в тишине, которая затянулась до предела, когда улыбка исчезла с накрашенных гвоздиками губ миссис Дин.
   Ей это стало невыносимо, и она спросила: "Ну что, мистер Дагган?"
   - Вы тоже слышали своего сына, когда он ушел на пляж, миссис Дин?
   "Я очень чутко сплю и почти ничего не слышу ночью. Эрнест встал и вышел не более чем за четверть часа до того, как я услышал, как он вернулся. В том состоянии, о котором я вам говорил. Выражение ее лица стало более напряженным. - Вас озадачивает причина свидания?
   "В каком-то смысле".
   - Ну, действительно, мистер Дагган, с женщиной ее типа, зачем? Мой сын - совершенно нормальный молодой человек".
   "Меня беспокоит секретность".
   "Бред какой то. Разве вы никогда, скажем так, в возрасте Эрнеста не занимались подобным образом?
   - Нет, ни тогда, ни сейчас. Видите ли, я все еще холостяк, миссис Дин.
   Потребовался целый момент, чтобы смысл дошел до сознания, и эффект от него на миссис Дин был ужасающим.
   - Холостяк... холостяк?
   - Вы наверняка знали, что мисс Сэнгфорд была женой вашего сына?
   Ее слова были прерывистыми, как смертный приговор замедляющемуся сердцу.
   - Я вам не верю, мистер Дагган.
   Он достал из кармана пиджака бумагу и протянул ей. - Свидетельство о браке, - сказал он. "Она довольно ловко спрятала его среди лицевых тканей. Очевидно, мисс Сэнгфорд боялась, что его будут искать.
   Миссис Дин заметила, что он не указал прямо, что обыск должен был произвести Эрнест, хотя явно намекал на это. Ее глаза с полным недоверием задержались на дате сертификата, которая была два месяца назад, и на месте, которым был район Манхэттен.
   - Я не знала, - с трудом сказала она. Ей удалось встать, борясь с противоречивыми волнами тошноты и ярости, которые захлестнули ее. - Не могли бы вы... не могли бы вы оставить меня, мистер Дагган? Я не могу сосредоточиться".
   - Возможно, через час или два, миссис Дин?
   "Спасибо. Тогда, конечно, да".
   - Не могли бы вы дать мне свидетельство о браке, пожалуйста?
   "Этот? О, да." Привычка к власти, годы господства, которыми она наслаждалась после смерти мужа на своем прочном, несокрушимом пьедестале женщины с высоким положением в обществе и большим богатством, - все эти активы возвращались освежающими струйками, и она говорила в ее обычная манера: "Зачем тебе это?"
   Дагган положил сертификат в карман. - Возможные доказательства, миссис Дин.
   "Которого?"
   "Мотив".
   "Я могу показаться глупым, но мотив чего?"
   - Убийство жены вашего сына, миссис Дин.
   * * * *
   Было десять тридцать утра той пятницы, когда доктор Сибли, полностью позавтракав и в сопровождении стенографистки, вошел в морг в новом крыле "Тропикал Дженерал". Они наблюдали лежащее на широком столе с проточной водой и адекватным дренажем, поверхность которого блестела в свете флуоресцентного освещения, обнаженное тело мисс Сэнгфорд.
   Из застекленных шкафов вдоль стены Сибли выбрал, помимо обычных инструментов, пару колб Эрленмейера. Он приготовил раствор нитрата серебра, раствор йодида калия и смесь цитрата крахмала. Он предпринял деликатные меры предосторожности, чтобы вода не загрязнила кровь, вытерев насухо поверхность сердца и ножа и убедившись, что пипетка и приемные колбы были сухими.
   Он сделал то, что нужно было сделать, а затем отложил решения в сторону. Он посмотрел на свои часы. Возможно, к завтрашнему утру он сможет сообщить Даггану результат.
   К полудню он завершил такие другие тесты и наблюдения, которые стали обязательными для обычной процедуры вскрытия. Он был готов сообщить Даггану два факта: мисс Сэнгфорд была беременна, а мисс Сэнгфорд была пьяна.
   Дагган переварил этот предварительный отчет Сибли во время обеда с жареным снуком в компании Офицера Дэя.
   "Все закрыто", - сказал Дэй. - Остальное - обычная рутина.
   Дагган положил на тарелку рыбную кость и налил себе еще салата из капусты.
   - Ты говоришь как мисс Фернандес, - сказал он.
   "Я делаю? Ну, что ты знаешь!"
   "Пока не будет проведен тест Геттлера, мы высовываем свои шеи на милю, если только укажем на него пальцем".
   "Я не понимаю. Возьмите установку. Денежные мешки Мама готова урезать ему содержание, если он переступит черту, а для него, в ее книге, свадебные колокола означают, по ком звонит колокол, - мальчик, как я хорош.
   "Примерно так же хорош, как селедка на прошлой неделе".
   "Безумцы, шеф. Что случается? Пару месяцев назад его сажают в банку, и он просыпается женатым на Маленьком Египте и начинает платить ей, чтобы она не рассказала маме. И я предлагаю, чтобы Бладхаунд Джексон был посредником.
   - Вот это я тебе дам.
   "Шеф, это мог понять и ребенок со связанными за спиной ручонками. Серьезно, мама везет его сюда, чтобы он замерзал зимой, а он натыкается на номер Спэнга и исчезает. Настоящего нет".
   "Хорошо. А еще он женатый мужчина".
   - Что в этом смешного?
   - Я бы не знал.
   - Значит, Сэнгфорд следует за ним. Почему? Потому что в одно прекрасное утро она приходит в себя и обнаруживает, что находится в деликатном состоянии.
   "Брат, ты хорошо его нарезаешь".
   "Хорошо, значит, меня воспитали утонченным. Ну, она знает счет, и она вычисляет углы так, и она вычисляет их так. Если мама узнает, что ее яблочный пирог женат, он выйдет из себя и отправится в Скид-Роу. Но. Я говорю " но ".
   - Конечно, конечно, и козырь в рукаве - прелестный внук, который, говоря вашим утонченным языком, уже два месяца находится в пути на трамвае из Сторквиля, и этот факт заставляет маму Дин сиять от радости, а ее твердое сердце просто тает. Эл, ты не только читал книгу, ты приклеился к телевизору.
   - Прекрати, шеф. Что находит Сэнгфорд, когда приземляется здесь? Она находит своего законного мужа за бортом из-за поворота Спэнга. Поэтому она выбирает второй вариант и говорит Дину: "Ты заплатишь мне и заплатишь впритык". Затем я тихонько разведусь с вами или получу аннулирование, как вам больше нравится. Парень говорит, что заплатит, и она уговаривает, чтобы расплата была сегодня утром, на рассвете, на пляже.
   "Почему? Почему рассвет?
   "Могу ли я читать мысли парочки запутавшихся детей?"
   "Если бы Сэнгфорд был ребенком, приятель, я стал бы детской кинозвездой".
   - Хорошо, значит, она на несколько миль впереди. Они заключают сделку и идут купаться, чтобы встреча выглядела красиво, и любовник видит, что это прекрасная возможность затащить ее под воду, когда все его проблемы, большие и маленькие, ушли навсегда. Говорю вам, что Освальду Пинкеру, нашему беззаботному окружному прокурору, это понравится. Он будет в бреду.
   - Он сойдет с ума, если мы дадим ему дело в том виде, в каком оно сейчас. Это все так же фальшиво, как улыбка мошенника".
   * * * *
   Мисс Фернандес задумчиво подошла к концу обеда. Ела она обильно и обдуманно, с очень небольшим количеством эпикурейских пристрастий, и еда в ресторане мотеля не утоляла ее аппетита. Был воздух особенного ожидания. Комната была необыкновенно полна, и ей пришло в голову, что смерть и полиция слили разношерстных гостей в группу, которая инстинктивно сбилась в кучу и обособилась как единое целое, как нечто особенное.
   В центре внимания посетителей, естественно, был стол, за которым сидела миссис Дин с сыном и Бертом Джексоном. Мисс Фернандес сердечно одобрила решение миссис Динс относительно этого публичного выступления, назвав его в некотором смысле бравадой положения - положения миссис Дин в обществе - и того, что ее разреженное окружение окружает ее, словно стеклянный щит.
   Второстепенный интерес представляли Спанги. И мать, и дочь обладали той твердостью выражения, которая делает превосходные восковые фигуры мадам Тюссо чуть ли не реалистичными. Они совершали физические акты еды и разговора, создавая при этом невозможный эффект пребывания в состоянии остановленного движения.
   Миссис Спэнг демонстрировала свою заплесневелую прелесть в полном выставочном стиле, но ничего не вышло. И девственная прелесть Дженни была не более чем хрупкой вуалью для смертельного удара по ее любви, нанесенного сознанием того, что Эрнест был женат, когда...
   Мисс Фернандес улыбнулась.
   Информация о том, что Эрнест Дин и Теда Сэнгфорд были мужем и женой, прошла стадию слухов и стала признанным фактом. Было очарование, даже очарование, в убийстве, и в сотни раз больше, когда главные герои были прямо перед вашими глазами.
   Любая мысль о случайном утоплении была выброшена из окна. И над всем (это было все равно, что смотреть на артиста на высокой трапеции, который в любой момент мог промахнуться и упасть насмерть) было пугающее клише, что "убийство порождает". Что он размножается, если и как диктует необходимость. Пока рука убийцы не успокоится.
   Кажущееся бездействие полиции и уездной прокуратуры, а также то, что казалось медлительным и пресыщенным отношением, были сочтены любопытными. Мисс Фернандес больше всего. Она считала это не только любопытным, но и опасным.
   Таковы были красные призраки в ее тумане. Их предварительно идентифицировали, но пока недостаточно четко, чтобы она могла сделать серьезное предупреждение. Чтобы она сказала: Ты должен охранять себя при свете небес и во мраке ночи, когда разнообразие смерти легион. Вы должны даже заглянуть под маску любви.
   Поверят ли ей? Мисс Фернандес глубоко вздохнула над порцией пирога с лаймом. К ней прислушаются не больше, чем люди прислушались к предупреждениям Кассандры или любой из древних провидиц, когда их пророчества не были радужно-розовыми.
   Однако один жест ей удалось сделать, когда, выйдя из столовой, она оказалась рядом с Дженни Спэнг. Кратковременно она сжала руку девочки и пробормотала: "Мужайся, малышка! Мужаться!"
   * * * *
   К трем часам ветер с юга посвежел, взметая умеренные гребни и разбивая пенистые покровы вдоль берега и загоняя решительных мальчишек-натуралов за укрытие брезентовых ветрозащитных полос. Предупреждения о маломерных судах были отправлены из Палм-Бич через Кис.
   Дагган, подходя к дворику Дина, заметил Эрнеста и его личного сенбернара Берта Джексона, изображавших нарочитую лень на паре кресел-пароходов. Оба встали, когда он вошел, и оба в своих чемоданах были похожи на покрытые медью экземпляры фотографий "после" в журнале по физкультуре. Из этих двоих в вопросе нагрудных матрасов Берт имел преимущество перед Эрнестом на пригоршню волос.
   Дагган сказал, что он вождь Дагган, и Эрнест сказал, что да, он знает. Потом все пожали друг другу руки и сели.
   - Я думаю, мама дала тебе неплохое описание того, что произошло, - сказал Эрнест.
   - Да, - любезно согласился Дагган, - она это сделала. Конечно, с ее несколько ограниченной точки зрения.
   - Он имеет в виду брачный ракурс, - терпеливо объяснил Берт Эрнесту, несколько в манере Эдгара Бергена. - Он имеет в виду, что она не знает об этом.
   Эрнест посмотрел на Даггана остекленевшим взглядом бойца, которого только что избили. - Не думаю, что смогу заставить тебя понять.
   "Пытаться."
   - Вы случайно не будете единственным ребенком?
   "Нет, нас было восемь детей, - сказал Дагган. - Разделите поровну, мальчики и девочки.
   - Тогда ты бы не понял.
   "Получите то, что?"
   "Ответственность. Быть в центре внимания с того момента, как умер папа. Ты-теперь-человек-в-семье. Быть окутанным". Эрнест почувствовал, что этого недостаточно, и добавил: "Быть съеденным, можно так сказать".
   - Сыграй еще раз, ладно?
   Эрнест погрузился в тишину и погрузился в свои мрачные мысли, а Берт взял на себя управление.
   - Вот так, шеф. То, что вы видите и то, что видит весь мир в миссис Дин, - всего лишь внешняя оболочка. Много лака и много блесток. Ну, это для птиц. Настоящая женщина, внутренняя женщина, всегда была семьей. Я имею в виду как жена своего мужа и мать Эрнеста, а с тех пор, как ее муж умер от осложненной пневмонии, она была просто Эрнестом. Он привязан к ней, как сиамский близнец, и вы знаете, что происходит, когда вы разрезаете их на части".
   Дагган задумался, кого же, по мнению Джексона, он шутит? Ответ был прост. Дагган. Мысль о миссис Дин в спокойной, мудрой роли Матери Уистлеров или в любой другой закрытой семейной ситуации была слишком тяжела для Даггана. Тщеславная, ревнивая, чрезмерно собственническая и деспотичная женщина больше походила на нее. Одна с мертвой хваткой на ее сыне. Смертельная хватка.
   - Я все еще не в курсе, - сказал Дагган. - Скажите мне вот что, мистер Дин, если вы не возражаете. Естественно, вы знали о мыслях вашей матери о замужестве. Она ожидала, что ты останешься один на всю жизнь?
   Румянец усилил бронзу на щеках Эрнеста. Смущение? Дагган задумался. Или это был гнев вынужденной ненависти?
   - Не всю мою жизнь, нет, мистер Дагган. Только для всех ее.
   - Тем не менее, ты вышла замуж.
   "Когда мертвецки пьян".
   "Г-н. Джексон...
   "Главный?"
   - Разве предотвращение чего-либо подобного не входит в ваши обязанности?
   "Да. Но в ту ночь, Шеф, умерла моя сестра.
   "Берта позвали к ее постели, - сказал Эрнест. "В Бруклине. Я подобрал Теду в баре. Запутался. Женился."
   Берт сказал: "После того, как Эрнест сказал мне, что она бросает на него крючки, я встретился с ней и сделал все, что мог, чтобы вытащить его из этого - чтобы скрыть это, пока мы торговались. Уже больше двух месяцев я сижу на люке".
   - А как насчет свидания на рассвете, мистер Дин? Вы пришли к соглашению?"
   "Да. Это то, на что я надеялся.
   "Зачем назначать встречу на рассвете?"
   "Звучит как плащ и кинжал, не так ли? Теда хотела, чтобы мы поговорили прошлой ночью, но я был занят ужином и танцами. Я не мог назначить время, чтобы вернуться сюда".
   - Вы и мисс Спэнг? И, конечно же, мистер Джексон?
   "Да."
   - Вы все трое постоянно были вместе?
   - Так и было, - сказал Берт, - пока мы с Эрнестом не сдались.
   "Когда это было?"
   "Около трех часов".
   - У вас есть отдельные спальни?
   "Да."
   "Г-н. Дин, ты завел будильник на рассвет?
   "Нет. Это разбудило бы Мать. Берт разбудил меня. Он сел и стал читать".
   - Мистер Дин все это время спал, мистер Джексон?
   - Если ты имеешь в виду, встал ли он и вышел из своей комнаты, то нет. Я мог видеть его дверь с того места, где сидел".
   Итак, сторожевой пес сел, а сторожевой пес прочитал. Он тоже, подумал Дагган, вздремнул? А если и так, то во время этого напряженного отрезка дня перед рассветом закрывал ли он глаза только на дверь спальни Эрнеста? Разве они не могли также наблюдать возможное появление миссис Дин?
   "Г-н. Дин, я бы хотел, чтобы это было абсолютно ясно, пожалуйста. Пока вы не спустились на пляж, вы были практически в чьей-то компании. Ты ведь ходил на пляж один, не так ли?
   "Да."
   "На десять минут? Пятнадцать?"
   "О."
   "Когда вы наткнулись на свою жену, что вы сделали, чтобы определить, жива ли она еще? Или эта помощь - реанимация - будет бесполезна?
   Вопрос отпал с нерешительным запалом, и бронзовые щеки Эрнеста побледнели, как мел.
   "Теда была мертва. Я просто знал это".
   - Мертвые вам знакомы?
   "Нет. Мой отец - иначе только Теда. А потом я увидел ту пуэрториканку и пришел в ярость. Я думаю, вы думаете, что я довольно слабая сестра. Я предполагаю, что я."
   "Большинство из нас в то или иное время. Ты прикасался к ней?
   "Теда? Боже, нет".
   "Что ж, давайте потратим несколько минут на ее предысторию. Ее родственники, друзья - что вы о них знаете?
   "Ничего такого."
   - Возможно, вы знаете, мистер Джексон? Из твоих с ней разговоров. Пока, как вы говорите, вы удерживали люк.
   Берт пожал широкими плечами. - Она никогда не говорила.
   - Тогда как ты с ней связался? Где она жила?
   - Я этого не сделал. Она связалась со мной".
   - У деканов?
   "Да. Она назначит время и место, и мы встретимся. В основном это была пиццерия в West Forties".
   Дагган небрежно спросил Эрнеста: - Ты знал, что твоя жена беременна?
   - Я не знал до прошлой ночи. Откуда ты знаешь?"
   "Отчет судебно-медицинской экспертизы".
   "Прошлой ночью, когда она остановилась у стола на минуту, пока я ждал Дженни. Она сказала мне тогда".
   -- Она накрутила гайки, -- сказал Берт и добавил так, как будто это все объясняло и говорить об этом больше нечего: -- Она была бродягой.
   * * * *
   Вернувшись в свои холостяцкие апартаменты, которые представляли собой эффективную контору на окраине города, Дагган свел в таблицу полученные краткие отчеты.
   Купальную шапочку мисс Сэнгфорд не нашли.
   У мисс Сэнгфорд была запись, и ее отпечатки были в деле.
   Она была забронирована дважды. Один раз за попытку вымогательства, один раз по обвинению в барсучьей охоте.
   Последние два года она жила в своей маленькой нью-йоркской квартирке на Ист-Файтс, якобы в качестве модели, но, предположительно, из списка мужских имен и номеров в книге рядом с ее телефоном в качестве девушки по вызову.
   Он взял телефон и набрал номер оператора.
   - Это Дагган, дорогая, - сказал он.
   - О, привет, Билл.
   - У вас есть телефонный справочник Нью-Йорка?
   "Конечно, есть".
   - Найди мне номер, пожалуйста, дорогая?
   "Конечно, Билл. Какое имя?"
   Он сказал ей. Он ждал. Она дала ему номер. Он не удосужился записать это.
   "Спасибо, милая. А теперь принеси мне Блэка, хорошо?
   Связь с мотелем установлена, он попросил клерка соединить его с баром.
   "Джимми? Дагган здесь.
   - Привет, сыщик.
   "Мне нужна дурь на Сэнгфорд".
   "Какой?"
   "Те две бутылки виски прошлой ночью. Она часто это делала?
   "Может быть, два или три раза, что является довольно хорошим результатом, если подумать. Она была здесь всего неделю.
   - Она была пышкой?
   "Не больше, чем большинство. Она могла удержать его".
   "А мужчины? Она играла на поле?
   "Нет. Эксклюзив для молодого Дина. Когда любой из других клыкастых бабуинов пытался сделать ее, они никогда не отказывались от тарелки. Когда ты собираешься забрать его, Шерлок?
   - Дин?
   "Кто еще?"
   "Вы были бы поражены. Спасибо, Джимми. Увидимся".
   - Почему ты молчишь...
   Дагган положил трубку.
   Он удовлетворённо зевнул. Затем он некоторое время размышлял о том, насколько глупым может быть умный преступник.
   * * * *
   День клонился к концу, и порывистый ветер трепал пальмовые ветви, как волосы сумасшедшей. С заходом солнца в коктейль-баре было варенье до последнего банкета, и Джимми заметил, что из числа постоянных посетителей отсутствовало лишь несколько человек. Миссис Дин не было, Дженни Спэнг и ее матери не было, мисс Фернандес не было.
   Мисс Фернандес находилась в гостиной своей квартиры, и ей было очень трудно принять решение. Что ей хотелось сделать, так это пойти к миссис Дин и предупредить ее о вероятности того, что перед ней поджидает опасность самого отчаянного характера.
   На этом мисс Фернандес поставила бы на карту свою репутацию в Сан-Хуане женщины со сверхъестественным даром предсказывать грядущий поворот событий. На самом деле в этом было мало сверхъестественного, и прогнозы мисс Фернандес основывались на ее здравых дедуктивных способностях и самых элементарных указателях здравого смысла.
   Наконец, с оттенком мрачности мисс Фернандес открыла входную дверь, выдержала удары ветра по краям бассейна и пробилась к угловой комнате Дина. Выражение лица миссис Дин, когда она ее поприветствовала, выражало откровенное раздражение.
   "Мисс Фернандес? Я знаю, вы поймете и простите меня, если я не приглашу вас войти. Мои нервы не в состоянии принимать гостей.
   - Я пришел сюда не для того, чтобы меня развлекали, мадам Дин. Моя миссия актуальна. Я пришел научить вас притче".
   Ничто не могло быть менее удачным, чем это вступительное замечание. Люди не "инструктировали" миссис Дин. Это была операция, которую она приберегла исключительно для себя, и ее гнев неизменно поднимался всякий раз, когда она сталкивалась с таким отношением со стороны другого человека.
   Но мисс Фернандес не сдвинулась с места. Она подняла руку с двумя вытянутыми вверх пальцами в жесте, который когда-то наблюдала кардинал Филипе Эрнандос перед лицом непокорного кающегося.
   - Моя непоколебимая цель, - просто сказала она, - спасти вашу жизнь.
   Вопреки здравому смыслу, миссис Дин действительно почувствовала возбуждение своего любопытства.
   "Давайте выберемся из этого тайфуна, - сказала она, - и тогда вы сможете рассказать мне об этом".
   В гостиной, в относительной тишине, создаваемой закрытыми жалюзи, мисс Фернандес направилась к цели.
   "Жила-была, - сказала она, - рыба".
   Миссис Дин сжала пальцы. "Пожалуйста, давайте будем проще, хорошо? Нет рыбы".
   -- Рыба, -- неумолимо продолжала мисс Фернандес, -- обитавшая в коралловом дворце на дне глубокого, глубокого моря. Это была рыба, чудовище, и с чудовищным аппетитом ей было трудно насытиться, потому что она была совершенно слепой".
   "Смотреть. Это совершенно увлекательно, но у меня просто нет сил ...
   "Терпение, мадам! Один открывает другую рыбу, столь же чудовищную, но наделенную двумя детскими глазами".
   Миссис Дин встала. Эта фантастическая чепуха была не только смешна, но и неприятна, и она намеревалась положить ей конец. Помимо того, что она явно представлена в сказке как чудовищный слепой ужас, вторая рыба, несомненно, должна была представлять ее сына. Несомненно, женщина была сумасшедшей. В ее темных обвиняющих глазах было отчетливое выражение интровертной страсти.
   - Я должна попросить вас оставить меня, - сказала она. -- Идите, пожалуйста, -- немедленно -- мне нехорошо...
   К смущению, совершенно неожиданно мисс Фернандес разразилась слезами, лившимися от глубоких, сотрясаемых рыданий. Конечно, это было последнее, чего ожидала миссис Дин, и она довольно глупо сказала: "Я принесу вам стакан воды".
   Она зашла в кладовую и обнаружила, что кувшин с охлажденной водой пуст. Так что она разбила кубики льда, с обычным временем и заботами, которые влечет за собой эта работа. Прошло несколько минут, прежде чем она вернулась в гостиную с водой и обнаружила, что мисс Фернандес уже нет, и, как ни странно, миссис Спэнг, стоящая там на ее месте, как ни странно, как искусный магический трюк.
   - Эта пуэрториканка впустила меня, дорогой. Потом она даже проплыла мимо меня в потоке слез и ушла. Она совсем в здравом уме? Иногда я задавался вопросом. И самое странное - она все бормотала между рыданиями, слепая, слепая ... Потом что-то об опасности и о том, что глупец не слушает.
   "У нее есть какая-то глупая идея, что моя жизнь в опасности. Конечно, она сумасшедшая. Она должна быть предана.
   Маленькие мускулы на лице миссис Спэнг напряглись, придавая ее выражению вид гипсовой маски.
   - Твоя... жизнь, дорогая?
   "Да. Очевидно, я чудовищная рыба на дне моря, пожирающая все, что попадается на глаза, хотя я слепа, как летучая мышь".
   "Ты серьезно? Она действительно говорила такие вещи?
   "Она сделала. Она просто вломилась, и я ничего не мог сделать, чтобы остановить ее бормотание".
   "Но как же это странно. Вы же не думаете...
   - Что, если предположить?
   - Нет, нет, это слишком абсурдно. Что у нее может быть второе зрение, или экстрасенсорика, как они это называют? Нравятся те пугающие тесты и все то, что происходит в Университете Дьюка? Кое-что о повязках на глазах и цветных карточках.
   Миссис Дин сказала с таким ядом, что слова вонзились в миссис Спэнг, как маленькие ножи: "Если из шляпы собираются вытащить какие-нибудь цветные карты или кролики - я намерена их вытащить".
   Вид гипса стал еще жестче, пока не стало казаться, что, когда миссис Спанг шевелит губами, ее кожа трескается.
   "Моя дорогая, ты выглядишь такой напряженной. Я просто не понимаю тебя".
   Миссис Дин беззвучно рассмеялась. "Говорят, что терпение - это добродетель. Дураки! Это самое ценное оружие, которое существует".
   "Оружие?"
   "Да, оружие. И я намерен использовать его на полную катушку.
   "Дорогой... возможно ли... я имею в виду, ты что- нибудь знаешь ?"
   - Насчет утопления этой презренной блудницы? Миссис Дин долго и спокойно смотрела на миссис Спэнг, хирургическим прикосновением разрезая частицы жадности и тигриной жадности, скрывавшиеся под накрашенной кремом кожей женщины. Она сказала: "Что ты думаешь?"
   * * * *
   Миссис Дин была потрясенной женщиной. Мир, ее мир, в котором она жила с уверенностью в надежном продолжении жизни, взорвался у нее перед носом. Она любила своего сына. В этом не могло быть никаких сомнений. И все ее ограничения его свободы были вовсе не ограничениями, как она их видела, а постоянным навязыванием мудрого руководства.
   Ей никогда не приходило в голову болезненное чувство собственности, которое она испытывала к Эрнесту, и она искренне верила, что все, что она делала, было для его блага.
   И кто лучше, чем она сама, сможет укрыть его этим крепким зонтом от опасных житейских бурь? Уж точно не такой ребенок, как Дженни, особенно с такой жадной, охотящейся за состоянием матерью, как миссис Спэнг. Нет, Дженни не могла - не больше, чем другие. Как их звали - Эстель? Маргарита? Та довольно опасная - Этель?
   Раздавленный. Все они. Как жук, под каблуком, усыпанным бриллиантами.
   Тогда это.
   Невероятное предательство тайной жены.
   Мертвый, теперь.
   Убит.
   Ее черты ожесточились. Был долг, связанный с убийством. Платили виновные, а иногда, реже, и невиновные. Было ли ошибкой зайти так далеко? Она поймала себя. Это ее ложное знание предало ее, потому что из всего, что она знала об этом, угроза Сэнгфорда существовала только в течение прошлой недели.
   Миссис Дин никогда раньше не чувствовала себя так, когда ее умственные способности были разбиты на осколки, которые были не чем иным, как бессмысленными блуждающими мыслями. Конечно, она никогда еще не чувствовала себя такой несчастной, такой прямо-таки больной на сердце и насквозь. Ни такой потный холод с ледяным гневом.
   Она заметила без особого интереса, что время было час после полуночи. Пройдет еще несколько часов, прежде чем Эрнест и Берт вернутся из игорного клуба Марио на границе округа. Она настояла на уходе Эрнеста, так как хотела, чтобы он следовал обычному распорядку своих вечеров, чтобы выставить напоказ свое равнодушие перед лицом укрепившегося общественного мнения, столь возмутительно несправедливого.
   Ее вздох превратился в восклицательный знак, резкий, как стилет из дамасской стали. Была бы справедливость, да. Но именно она разберется с этим.
   Миссис Дин редко пила в одиночестве, но сейчас она чувствовала потребность в подкрепляющем встряхивании. Хороший крепкий джин-тоник. В кладовой ей показалось странным, что в холодильнике должна быть только одна бутылка тоника. Она могла отчетливо припомнить, что ранее днем их было трое. Ни Эрнест, ни Берт никогда не пили тоник, им не нравился его горьковатый хининовый привкус. Может служанка? Багамская негритянка с британскими вкусами?
   Она бросила кубики льда в высокий стакан и налила двойную порцию джина. Крышка тоника в кои-то веки не прилипла, как припаянная. Он довольно легко оторвался при первом нажатии на открывалку для бутылок. Она размешала напиток и понесла его, не попробовав, обратно в гостиную, остановившись в коротком темном коридоре, чтобы закрыть дверь на пляж, которую, очевидно, продул ветер.
   Она решила, что холл в гостиной будет подходящим местом для ее открытия Эрнестом по его возвращении. Ее найдут лежащей там в полуобморочном состоянии в результате тяжелого сердечного приступа, вызванного его невыразимым обманом. Оттуда она перейдет к делу Дженни Спэнг.
   Она поставила джин с тоником на столик перед гостиной, села и потянулась за сумочкой, лежавшей на краю подушки, куда она обычно бросала ее, возвращаясь в квартиру. Она порылась в его содержимом в поисках пузырька с таблетками стрихнина, которые, стоя на видном месте на столе, должны были немым свидетельством перенесенного ею смертельного потрясения.
   Она поняла, что флакон пуст.
   Она сидела неподвижно, пока арктический холод охватывал каждую частицу ее тела, а ее глаза с ужасной задумчивостью путешествовали к стакану с джином и тоником и остановились на нем.
   Единственная бутылка там, где их было три, и крышка, отскочившая одним движением!
   Как ужасно, ужасно умно, подумала она. Что может лучше скрыть горький привкус стрихнина, чем горький привкус хинина? Они были настолько похожи, что различить их было бы трудно. Мягко протянулась ее рука. Осторожно, пробуя, она сделала глоток, позволив жидким каплям напитка растечься по ее языку.
   Затем резко выплюнула их.
   Было ли это смятение ужасающей веры, из-за которой горечь казалась необычайно острой? Убеждение, что в содержимом стакана была жидкая смерть? Однажды любопытство заставило ее спросить своего врача, какова будет смерть от отравления стрихнином. Она вспомнила, что симптомы начались примерно через десять или пятнадцать минут после приема: предчувствие надвигающегося бедствия, дрожь, внезапный сильный тетанический спазм, натянутая сардоническая ухмылка и (это беспокоило миссис Дин больше всего на свете) психика пострадавший во время этих конвульсий обычно оставался ясным.
   Как это закончилось? Тот момент, когда смерть вышибла тебя из жизни, - да, теперь она вспомнила. Он раздавил вас своим скелетным забвением то ли от истощения, то ли в разгар пароксизма от удушья.
   Миссис Дин поставила стакан на стол рядом с пустым флаконом.
   Как ни странно, она чувствовала себя заново родившейся. Неужели и другие чувствовали то же самое? Других, которым, как и ей, был дан второй шанс прожить ближайшие щедрые годы? На самом деле - так близко она была к этому - вернуться из мертвых к жизни.
   В ее голове не было никаких сомнений, кроме того, что бутылка с тоником была наполнена смертельной дозой стрихнина, а затем закрыта крышкой. Что от двух других запомненных бутылок избавились, так что выбора не осталось. И никто, кроме нее самой, не привык пользоваться тоником, что было общеизвестно всем завсегдатаям бара, как и вездесущим таблеткам стрихнина на случай внезапного сердечного приступа.
   Пустой флакон? Почему его тоже не утилизировали? Но конечно. Его намеренно оставили, чтобы найти как мрачный указатель того, что в своем шоке и душераздирающем разочаровании из-за чудовищной ситуации с браком в Сэнгфорде она покончила с собой.
   Миссис Дин вступила во вторую эмоциональную фазу, покончив с восторгом от того, что она еще жива. Словно темная волна внутри нее хлынула полная волна мести, которая должна была быть ее. Она задумалась, какая смертная казнь применяется во Флориде, и была почти уверена, что это электрический стул.
   Ее первой мыслью было сохранить напиток в качестве улики. О ее потрясенном душевном состоянии свидетельствовало то, что она не осознавала, что суд будет проводиться за умышленное утопление Теды Сэнгфорд, а не за эту неудачную попытку убийства себя.
   Ленивые минуты часов переместились на час пятнадцать.
   Она вернулась в служебную кладовую и выудила из мусорного бака пустую бутылку из-под тоника и крышку. Среди посуды в ящике она нашла воронку. Эти вещи она отнесла обратно в гостиную и поставила на пустой кофейный столик.
   Пустой-
   Ее наэлектризованный взгляд пронзил поверхность. Напиток и флакон со стрихнином исчезли. Холод ее гнева сменился липким потом испуга. Дверь на пляж, которую она так недавно закрыла , распахнула ее не от ветра. Не изначально. До тех пор, пока в чрезмерной скрытности злоумышленнику не удалось надежно закрыть его после того, как он прокрался внутрь из внешней ночи.
   Страх миссис Дин достиг предела, когда она поняла, что ее реакция на обнаружение пустого стрихнинового флакона была замечена этим незваным гостем, и должно быть очевидно, что попытка пресечь яд бумерангом приведет к разоблачению и аресту. Напуганная почти до тошноты, она задавалась вопросом, не рухнул ли снова этот великолепный пульс жизни, который так недолго казался безопасным.
   Щелкнул выключатель, погасив свет и парализовав миссис Дин в парализующей тьме, которая заморозила голосовые мышцы, которыми она в отчаянии хотела закричать. Вечный момент кладбищенской тишины был нарушен только двумя вдохами, один из которых был ее собственным.
   Кривые пальцы душителя сомкнулись на ее горле.
   * * * *
   Мисс Фернандес со своего поста наблюдения за жалюзи в собственной гостиной видела, как потемнели жалюзи в гостиной квартиры Дина. Она отметила время на своих наручных часах: час двадцать три. Какое-то дурное предчувствие держало ее на этом бдении в течение последних получаса, и никто ни вошел в квартиру Декана, ни вышел. Не у входной двери. Там была, подумала мисс Фернандес, дверь, которая открывалась на пляж.
   Ее мрачные мысли подтвердились, когда венецианские жалюзи в спальне миссис Дин не указывали на то, что лампы были включены для того, чтобы миссис Дин могла лечь спать. Она снова посмотрела на свои наручные часы и увидела, что прошло пять минут. Миссис Дин не собиралась ложиться спать в темноте. Это мисс Фернандес считала чисто академическим умозаключением.
   Ее мысли выражались в неестественной элегантности ранней латиноамериканской драмы. Что-то было не так. Ее отпор ранее тем вечером от рук миссис Дин был суровым, и с величайшей силой характера она заставила себя выдержать новое испытание. Она накинула на плечи бархатную накидку, как щит от холодного ночного ветра, и обошла край бассейна.
   На звонок не было ответа. Мисс Фернандес открыла входную дверь и вошла в кромешную тьму комнаты. Как она и ожидала, выключатель света был расположен так же, как и ее собственный. Она нажала на нее, заливая сцену янтарем.
   Тело миссис Дин лежало на ковре рядом с гостиной. Высунулся кончик языка. Глаза производили неприятное впечатление вывалившихся из орбит. Лицо было темно-синим.
   Мисс Фернандес коснулась запястья. Плоть была теплой. Она пощупала и не нашла пульса. Зеркало ее пудреницы, приставленное к ноздрям, оставалось незамутненным. Это были простые тесты и определенно безрезультатные, но только они были известны мисс Фернандес.
   Она была совершенно спокойна. Ее нервы после того, как она столько раз сталкивалась с этим, были невосприимчивы к насильственной смерти. Она хотела связаться с Шефом Дагганом и сделать так, чтобы все оставалось так, как было, пока он не доберется туда. Для этого нужно было избежать фурора, который последовал бы за звонком через коммутатор фронт-офиса.
   Судя по сильному сквозняку в коридоре, она решила, что дверь на пляж открыта. Так оно и было, и она оставила это так и подошла к телефонной будке, примыкающей к магазину пляжной одежды Оскара Бьоргсена. При свете зажигалки она нашла номер и набрала.
   - Шеф Дагган?
   "Да?"
   - Говорит Лорета Фернандес.
   - Да, мисс Фернандес?
   - Это касается миссис Дин. Она задохнулась".
   Дагган воспринял новость одним замечательным шагом. "Где ты?"
   "Телефонная будка спасателя. Вы хотели бы, чтобы вещи были нетронутыми. Я не разбираюсь в полицейских аспектах преступности. Коммутатор мотеля, понимаете?
   - Она в своей квартире?
   "Да."
   "Ты поступил правильно. Скажи мне, ты можешь вернуться назад? Может быть, подождать во внутреннем дворике, пока я не приду?
   - Я не позволю никому войти, пока ты не придешь.
   - Тогда десять минут.
   Как ни странно, мисс Фернандес тогда сказала: "Спешить некуда. Думаю, мы оба это знаем".
   Она повесила трубку, и у Дагган сложилось сильное впечатление, что в своей особенно мелодраматической и колдовской манере она установила личность убийцы и мотив преступления. И это знание, подумал он с оттенком мрачности, было так же безопасно возить с собой, как коктейль Молотова, особенно учитывая широко разрекламированную привычку мисс Фернандес нащупывать вещи в тумане.
   Перед тем, как покинуть свою каюту, он позвонил доктору Сибли. "Откровенный? Это Дагган.
   - О да, Билл?
   "Еще один. Миссис Дин. Задушен".
   - У Блэка?
   - Да, в ее квартире. Когда ты сделал то, что должен был там, есть кое-что, что мне нужно, и мне это нужно очень сильно. Тест Геттлера на Сэнгфорде. Вы можете поторопиться с этим?"
   Сибли считал часы.
   "Ну, растворы стояли тринадцать, четырнадцать часов. Я думаю, возможно.
   - Спасибо, Фрэнк.
   - Я сделаю все возможное, Билл.
   Дагган повесил трубку только для того, чтобы снова набрать номер несколько раз, сделав обычные приготовления: Рот сделал снимки, техник по отпечаткам пальцев и офицер Дэй, которого он подобрал и отвез с собой к Блэку.
   День, конечно, закончил работу. - Это так же ясно, как нос на вашем лице, шеф.
   - Не будем переходить на личности, Пинкертон.
   "Это так просто, что попадает в слоты. Как пинболы. Тайная жена - я сейчас говорю о Сэнгфорде.
   - Это я собрал.
   "И ее, и нежеланный ребенок навсегда спрятаны на льду, и все ясно, чтобы собрать число Спанга в законном браке, за исключением одного".
   "Мама".
   "Абсолютно верно. Мы были нацелены на то, чтобы не рассматривать ее как следующую в списке".
   Дагган сказал со смертельной серьезностью: "Мы не были. Я был."
   "Я продолжал говорить, что мы должны были схватить его, с тестом Геттлера или без теста Геттлера. Не так ли?
   "Ты сделал."
   "Итак, теперь он ускользает от своего сторожевого пса и задушит последнее препятствие на пути к своему счастью. Сколько времени нужно, чтобы задохнуться, Шеф?
   "Зависит от. Обычно менее нескольких минут из-за последствий удушья, церебральной анемии и шока".
   "Без шуток! Я записал это как простое отсутствие ветра".
   "Пышный, если он попадает в цель, делает это быстрее и с меньшими трудностями. В случае грабежа жертва может в любой момент очнуться от шока во время борьбы, даже до полной асфиксии".
   - Я бы не назвал миссис Дин пышной, а вы?
   "Нет, я бы рассчитывал на ее хорошую жесткую драку. Я хочу, чтобы ты взял соскобы с ее ногтей и отдал их Сибли. Он знает, что с ними делать.
   - Вы полагаете, что она его сгребла?
   "Вероятно. Возможно, выкололи запястья, тыльную сторону кистей. Обычно есть знак. Дагган резко оскалился: "Что ты знаешь о спасателе? Джергсон? Бьоргсен?
   "Оскар?"
   - Да, Оскар.
   "Он чертовски любит юбки. Прямо сейчас он играет блондина из Веро-Бич, который прыгает по бордюру у подъезда Хэнка и...
   - ...и ее муж присылает ему заметки из Ку-клукс-клана.
   - Боже, шеф, как ты узнал?
   "Я обойду. И меня не интересует его личная жизнь. Я хочу знать, можешь ли ты положиться на него? Сможет ли он держать свою ловушку закрытой?"
   - Насчет его нравов, шеф, я не знаю.
   "Независимо от того. Я узнаю сам".
   "Почему?"
   "Есть работа, которую я хочу, чтобы он сделал". Они остановились на стоянке мотеля. - Я передам тебе распорядок дня. Оставайтесь в квартире Дина и, когда придут мальчики, сверните ее.
   - Где ты будешь, шеф?
   "Я буду рядом."
   * * * *
   Осмотрев тело и запечатлев в своем воображении фотографическое впечатление о гостиной и других помещениях квартиры, которые занимали его немногим более нескольких минут, Дагган оставил Дэя ответственным, а затем присоединился к мисс Фернандес во внутреннем дворике.
   Ветер стих до жесткого бриза, и на небе появились звезды. Свет у входа горел, и его свет заливал желтым светом бугенвиллии и подстриженную живую изгородь из гибискусов, отделявшую внутренний двор квартиры от внутреннего дворика Спангов. Он коснулся шафраном яркого румянца смуглых щек мисс Фернандес и придал почти кошачий блеск ее мрачным карим глазам.
   - Что на самом деле заставило тебя прийти сюда? он спросил.
   "Как я и объявил в нашей первоначальной краткости, огни. Они вышли. Других не было".
   - Это предчувствие, - Дагган подыскивал слово, которое она употребила, - неправильности, было ли что-то более определенное?
   "Что можно пожелать? Свет в салоне гаснет. Свет в будуаре не горит. Не горит свет. Ни один человек не уходит. Не, говорят, у входной двери. Один указывает на дверь в задней части пляжа, которую оставили открытой, когда убийца в исступлении сбежал".
   "Мисс Фернандес, я не хочу форсировать тему, но я хочу, чтобы вы вспомнили те полчаса, когда вы сказали мне, что смотрите. Разве не было ничего, ни одного случая, каким бы ничтожным он ни был, что ты можешь вспомнить?
   Легкая дрожь скользнула по ее телу, когда до нее дошел тот факт, что Дагган намеренно и весьма очевидно подмигнул. В этом не было никаких сомнений. Мисс Фернандес вцепилась в свои воспоминания об уголовных делах США, которые она вытащила из переводов в мягкой обложке. Не раз ловкий сыщик сообщал свидетелю, что их разговор подслушивают, обычно с помощью какого-то механического устройства, спрятанного за картиной или в горшке с растением. Было ли это преднамеренное подмигивание такой подсказкой?
   Она думала, что это так. Ее взгляд небрежно блуждал по внутреннему дворику, менее небрежно останавливался на живой изгороди из гибискуса, по другую сторону которой находился внутренний дворик миссис Спэнг, отчаявшейся матери, пытавшейся сделать свой последний бой.
   Значение подмигивания стало еще яснее. Это не только указывало на вероятность подслушивания, но и призывало к сотрудничеству. Конечно, подтверждение вопроса, который только что задал Дагган. Будучи и в душе, и по национальному темпераменту заговорщиком с большим апломбом, она ухватилась за эту роль тайного заговорщика с приятным удовольствием.
   Для установки существовал стандартизированный шаблон, и она следовала ему.
   - Все, теперь, когда я задумался...
   Короткая улыбка убедила ее, что она на правильном пути.
   Она продолжила: "Это... как я могу вам это выразить? Что-то нежное, как тень...
   Дагган услужливо предложил: "В тумане?"
   - Туман, да. Очень черный. Сейчас эта вещь ускользает, но она вернется. Возможно, подсознание, пока я отдыхаю. Возможно, к рассвету.
   "Может быть, как вчера утром на рассвете, когда вы окунаетесь и собираете ракушки?"
   "Но конечно! Всегда это на рассвете, когда мысли лучше всего. Она добавила мрачно и, видимо, просто так: "Когда вода остынет".
   Дагган прервал ее, добившись своей точки зрения. По крайней мере, он на это надеялся, был в этом почти уверен. Он не мог сразу выйти и сказать: "Веди себя как подсадную утку". Но именно это он имел в виду и полагал, что мисс Фернандес поняла. Если бы он судил ее правильно, она бы выполнила эту работу с упрямым мужеством.
   - Я иду в бар, - сказал он. - Я хочу попытаться найти молодого Дина.
   Он ушел из желтого света в темноту с нисходящим ветром. Мисс Фернандес подошла ближе к живой изгороди из гибискусов и тихо спросила на пробу: - Мадам Спанг?
   Что-то похожее на хныканье ответило. Затем выцветшее лицо миссис Спэнг поднялось, как лунная паутина, над живой изгородью и произнесло: "Я ужасно беспокоюсь. Она не должна была уйти таким образом".
   "Никто не выбирает способ своего окончательного ухода".
   - Я не имею в виду миссис Дин. Я имею в виду Дженни. Совсем недавно - несколько часов назад. Она сказала, что сбегает в коктейль-бар, чтобы посмотреть телевизор. В конце концов, я так забеспокоился, что отправился на ее поиски. Джимми и Франсин сказали, что ее там вообще не было. Она ушла. Просто ушел ".
   Мисс Фернандес тихо спросила: - Откуда вы знаете о смерти миссис Дин?
   - Это потому, что я сидел здесь и беспокоился, а потом увидел, как ты подошла, вошла и зажгла свет. Я заглянул внутрь через жалюзи, и это было ужасно, ужасно. А теперь еще и Дженни.
   "Мадам, я вам сочувствую. Не беспокойтесь об этом прекрасном ребенке. Она идет с Богом".
   - Это очень хорошо, что ты так говоришь. Но я говорю вам, что я слаб. Просто больной и слабый".
   "Напиток?"
   "Да. Ты пойдешь со мной?
   - Это точно, мадам Спанг.
   * * * *
   - Говорю тебе, - сказал Джимми Даггану, - это все, что я знаю. Дин и Джексон ушли к Марио около девяти, чтобы попытаться расквитаться, и больше они сюда не возвращались. Миссис Спэнг забрела около часа назад и позвонила мне и Франсин.
   Знали ли мы, где дорогая Дженни? Если бы мы... Скажи, Билл, набери кучу тех, кто только что пришел. Старый Верный Джексон и без сына на буксире. Он похож на сырой блин".
   Скорее, Джексон, его глубокий загар от усталости или беспокойства превратился в бледно-серый. Он подошел прямо к бару и к Даггану и сказал: "Я потерял его".
   - У Марио?
   "Да. Это правда, что сказал тот парень снаружи? Она мертва?"
   "Да."
   - Задохнулся?
   "Да."
   "Когда?"
   - Недолго, - сказал Дагган.
   "Я должен выпить три стакана виски так быстро, как только смогу их убрать".
   "Почему?"
   "Это не хорошо. Вот почему."
   - Когда Дин пропустил?
   "Может быть, около десяти. Он поднялся в офис Марио, чтобы заставить его обналичить чек. Марио так и сделал, оставив его допивать напиток. Когда он вернулся, Эрнеста уже не было, и Марио решил, что он крутит руль".
   - Десять было почти четыре часа назад, Джексон.
   "Я знаю это."
   - Давно смотреть.
   "Это длинный город, пляж и округ. Я побывал в каждом заведении, в котором мы когда-либо были".
   "В чем?"
   - Что ты имеешь в виду?
   "Разве он не взял свою машину? Я должен был подумать, что он это сделает.
   "Нет. Я полагаю, что он поторопился с каким-то землекопом, или новым приятелем, или взял такси. Он поднимал их весь день, и поверьте мне, это был трудный день".
   "Конечно, вы заглянули сюда?"
   - Вы думаете, я сумасшедший, шеф? Хотел бы я, чтобы миссис Дин знала, что я позволила ему обольститься и ускользнула от меня? Он так запутался, что вы не можете сказать, что он будет делать.
   "Одна вещь, на которую, я думаю, мы можем рассчитывать. Сыновья просто не убивают своих матерей".
   Джимми перегнулся через стойку и заинтересованно вставил весло. "Но, - сообщил он им, - иногда они убивают своих жен".
   - Этот бродяга? - с отвращением сказал Джексон. "Ты в облаке, брат. Эрнест и мухи не убьет. Просто время от времени он теряет сознание и может начать плыть в Китай, насколько нам известно. Вы собираетесь связаться с Марио, шеф?
   "Да."
   "Может быть, вы что-то вытянете из него. Когда я продолжал приставать к нему, он дал мне отговорку с голубыми глазами. "Нет, - говорит он, - я понятия не имею, что могло случиться с мистером Дином. Почему бы тебе не заработать бабла и пойти посмотреть? Тогда он действительно хихикает. Липкий придурок.
   Мисс Фернандес и миссис Спэнг вошли в гостиную, и миссис Спэнг заметила Берта Джексона. Две женщины направились к ним, и Дагган отодвинулся, заставив мисс Фернандес слегка опустить левое веко и получив толчок, обнаружив, что она отвечает ему тем же.
   В помещении Оскара Бьоргсена в магазине пляжной одежды горел свет. Дагган постучал и, когда его позвали войти, оказался лицом к лицу с типичным скандинавским великаном, одетым в светло-зеленую спортивную рубашку и темно-серые брюки.
   - Бьоргсен?
   "Да. Вы шеф Дагган?
   "Да. Я хочу воспользоваться телефонной будкой на несколько минут, а потом поговорить.
   Бьоргсен посмотрел на дорогие наручные часы, которые, к его постоянному недоумению, показывали день, месяц и фазы луны в качестве бонуса к времени. Это был подарок от благодарной угольной баронессы из Питтсбурга.
   - Рад, шеф. Она подождет.
   - Веро Бич?
   "Вот так. О чем мы говорим? Сэнгфорд? Миссис Дин?
   "В каком-то смысле".
   "Боже, неужели эта кроватка заросла вшами".
   Дагган согласился и, подойдя к внешней телефонной будке, заперся внутри, нашел личный номер в маленькой записной книжке и набрал номер.
   Приятный женский голос произнес: "Континентальный клуб Марио".
   "Говорит Дагган. Начальник полиции, Галикон.
   - О да, шеф?
   "Я хотел бы поговорить с Марио. О молодом Дине. Его мать только что убили".
   "О, нет! Я имею в виду, что это так ужасно всегда, ты просто никогда не сможешь к этому привыкнуть. Пожалуйста, подождите минуту, шеф.
   Дагган ждал.
   Отточенный голос произнес: "Шеф Дагган? Я Марио. Я правильно понял насчёт миссис Дин?
   "Да. Задушен".
   "Когда?"
   "Может быть, час назад. Может быть, больше или меньше".
   - Тогда все в порядке.
   - Алиби для Дина?
   "Да."
   - Ты абсолютно уверен?
   - Никто не может быть абсолютно уверен, шеф. Если бы это было так, я был бы не при делах. Я знаю, что примерно в это же время мне позвонил Дин и сказал, что всю ночь держит машину у себя. Он сказал, что звонит из Палм-Бич.
   - А что насчет этой машины?
   "Я скажу тебе. Он пришел ко мне в офис около десяти. Я обналичил чек на тысячу. Я держу некоторые под рукой для удобства моих гостей. Он попросил одолжить машину на несколько часов".
   - Почему он не воспользовался своим?
   - Он хотел уклониться от мистера Джексона.
   "Почему?"
   "Он не сказал. Он рассказал мне очень мало. На самом деле он мне ничего не сказал, и я не стал спрашивать. Он попросил меня заткнуться насчет машины, поэтому, когда мистер Джексон сорвался, я справился со старым двойником. Мистер Дин слишком ценный клиент.
   - Эта машина - "Кадди" с откидным верхом, 58-го года, я полагаю?
   Марио приятно рассмеялся. "Чего еще можно было ожидать? Черный, белые стены и лимонный верх. Никаких неоновых огней".
   - У вас есть номер лицензии?
   Марио сверился с записной книжкой, содержащей менее важную статистику клуба, и дал Даггану число.
   "Было и это, - сказал он. "Независимо от того, что он задумал, я решил, что парню нужен перерыв. Его мать держала его в Алькатрасе, и, говоря безлично, я рад, что она сварилась.
   Дагган поблагодарил Марио и повесил трубку. Он сделал несколько звонков, чтобы организовать присутствие в машине генерала штата для всех патрулей и нескольких ночных диск-жокеев, попросив Эрнеста Дина, в свою очередь, попросить связаться с шефом Дагганом из Blacks. Характер запроса: Срочный.
   Он набрал Тропический. Он попросил соединить его с доктором Сибли.
   Сибли коротко спросил: "Билл?"
   - Да, Фрэнк. При удаче?"
   "Множество. Тест мистера Геттлера завершен, и тоже успешно. Вы были абсолютно правы. И о том, под присягой, так и буду свидетельствовать в суде. Что делает тебя таким умным?"
   "Я просто знаю флоатеров, вот и все. Какое-то время я был спасателем".
   "Несмотря на это. Это может объяснить ваше телосложение, но не ваши мозги.
   - Ты неправильно понял мальчиков, - сказал Дагган. - Поймай одного в одежде, и он шлепнет тебе по лицу ключом Phi Beta Kappa. Что-нибудь еще о миссис Дин?
   "Еще не начинал. Но эти соскобы с ногтей - любезно предоставленные офицером Дэем - я исследовал под микроскопом. Пока не химически. Нет плоти. Нет крови. Просто немного резины.
   "Резина?"
   "Правильно, Билл. Красная резина. Типа от резиновых перчаток такие, подсказываю вашему ястребиному уму, какие женщины используют, когда красят волосы.
   "Что такое орлиный ястреб?"
   - Нам все равно?
   "Нет."
   - Миссис Дин красила волосы? - спросил Сибли. - Я еще не посмотрел.
   "Конечно, она это сделала, но со своим тестом она не делала этого в резиновых перчатках. Это было сделано в ложе у какого-нибудь Эмиля или Антуана. Но, задумчиво подумал Дагган, скупердяйка миссис Спэнг сама покрасит волосы.
   - Я же говорил тебе, что ты смышленый мальчик, - сказал Сибли. "Когда вы поднимаете занавес в финальном акте?"
   "Может быть, на рассвете. Может быть."
   - Что ж, удачной вам охоты.
   "Спасибо, Фрэнк. Я сохраню лисий хвост для твоих ручек.
   Дагган положил трубку. Прощай, подумал он, с любыми царапинами на руках и запястьях душителя. Резиновые перчатки хорошо прилегали к предплечью. Некоторое время он стоял, наблюдая, как бледная линия гребенщиков с шипением разбивается о песок. У них было движение на ограниченной арене этого частного мира, где вообще ничего не двигалось. Только ветер, который можно было слышать и чувствовать, но не видеть.
   В своем воображении он представил картину приближающегося рассвета, одинокую фигуру в купальнике цвета фламинго, мужественно беззащитную во всей этой пустоте, с глазами, обращенными к песку в поисках ракушек. А потом из уст убийцы небрежное приглашение к взаимному купанию.
   Он вернулся в апартаменты Бьоргсена.
   Он сказал: "Послушай, Бьоргсен. Вот что я хотел бы, чтобы мы сделали".
   Он изложил свой план и, таким образом, привел в действие один из самых непредсказуемых промахов своего официального существования.
   Мотель спал, и медленно тянулись минуты. В этом сне в комнатах было темно, за исключением жалюзи в гостиной деканов.
   Дагган вошел и с радостью заметил, что тело увезли. Он отдал должное публике дуэту бульканья и храпа, который транслировался из "Дня станции", который почти распластался в шезлонге, и из комнаты, где Берт Джексон лежал совершенно распластавшись на своей кровати.
   Осторожно, чтобы не встревожить сторожевых псов своим лаем и не разбудить их, Дагган тихо осмотрел комнату более подробно, чем раньше. Этот тщательный поиск обнаружил почти незаметный кончик металла, торчащий из-под передней кромки салона. Это была воронка, и, почтительно обращая внимание на отпечатки пальцев, он положил ее на кофейный столик.
   Вещь была неуместной, особенно ее местонахождение после того, как ее перекатили или ударили ногой под гостиной, и это неуместное всегда интриговало его. Для чего использовалась воронка? Перелить что-то во что-то через горлышко бутылки. Дагган, поздравил он себя, ты быстр, как уиппет. Размер воронки казался подходящим для пивной бутылки или бутылки для безалкогольных напитков.
   Он преследовал головоломку в служебной кладовой. Видимо, там нет ответа. Он порылся и нашел пластиковый пакет для овощей, достал воронку, запаковал его и спрятал за фарфоровой посудой на полке настенного шкафа. Он продолжил свой футляр против продолжающейся музыки настроения храпа.
   * * * *
   Шли часы, и ветер из жесткого превратился в бриз, и гнев вышел из океана, и его движения, за исключением случайных мятежных всплесков, стали плавными, как грудь крепкого спящего.
   Ночь еще стояла, но в воздухе витало предчувствие рассвета, и мисс Фернандес приготовилась. Она намеренно рекламировала свое пробуждение, включив свет в спальне и гостиной. Затем она встала на колени и произнесла утреннюю молитву. Они включали в себя просьбу о том, чтобы Бог через посредство вождя Даггана так устроил ее перспективы, чтобы она могла снова увидеть свой любимый Сан-Хуан, свои любимые рыбацкие деревни на южном побережье и маленькие горные деревушки в самом сердце кофейной страны Пуэрто-Рико. и ее любимые места "на острове" Понсе, Паргера, Маягуэс и Коамо.
   Закончив этот обширный кулинарный тур, она сменила ночную рубашку на купальник с изображением фламинго. Из ящика для столовых приборов в служебной кладовой она достала небольшой нож для очистки овощей и убедилась в его остроте и режущей кромке. Она была, с ножами, в характере знатока. Она бросила его в сумку, которую носила для снарядов.
   Тьма отступила к тонкой полосе предрассвета и, по мере того как момент приближался, становился нулевым часом близко, мисс Фернандес испытывала напряжение маленьких нервов. Это никоим образом не было связано с каким-либо сужающим сердце качеством страха (таким, который удерживал нерожденные крики в горле миссис Дин), поскольку она была довольна тем, что Дагган никогда бы не выдвинул своего полутонкого предложения, говоря о это любезно, не имея в виду надлежащих охранников для ее безопасности.
   Напряжение было похоже на напряжение примадонны, ожидающей сигнала, чтобы вывести ее на сцену, и полоса бледно-малинового цвета на востоке неба предупредила ее, что сигнал пришел. Она выключила свет, затем вошла в пастельную тишину внутреннего дворика, и ей казалось, что она одна в мире не спит, но она знала, что это не так.
   Если расчеты Дагган и ее собственные не были серьезной ошибкой, убийца, в этот момент замаскированный каким-то аспектом природы или структурной работой человека, уже бросил бы на нее смертоносный взгляд.
   Она неторопливо прошла мимо черной жемчужной глади бассейна к сводчатому проходу, ведущему к пляжу. Его кафельный пол был прохладным, как стекло, а затем песок оказался под ее ногами и покрылся перед ней кремовым слоем пены, когда каждый гребенщик проводил свой путь по сланцу. Она наблюдала за прибоем профессионально, будучи отличным пловцом, и считала его умеренным, ни плескающимся, ни сильным приливом.
   Мисс Фернандес пересекла сухую секцию, изрытую вчерашними следами и еще не расчищенную к утру, и подошла к твердости столешницы влажной, забитой полки, чисто вымытой приливом во время отлива.
   Она приняла знакомую позу, легкую сутулость и опущенный взгляд искателя снарядов. Но ее глаза были слепы, и те немногие экземпляры, которые она собирала, были бесполезными, подобранными для эффекта наугад. Она достигла северной границы частного пляжа Блэка, когда почувствовала (конечно, было невозможно услышать шаги по песку) чье-то присутствие позади нее.
   - Доброе утро, - приятно сказал голос.
   Она позволила мешку с ракушками выпасть, а затем неуклюже нащупала его, но прежде чем она смогла его подобрать, он был поднят.
   - Извините, мисс Фернандес. Надеюсь, я вас не напугал. Хотя, очевидно, должен был.
   Она неопределенно улыбнулась. "В этот час так привыкли к одиночеству".
   "После этого ужасного события прошлой ночи я подумал, что раннее купание может быть бодрящим".
   Она купила банальность. "Сон затруднен в моменты драмы".
   "Невозможно, я нашел это. Хотя мы часто думаем, что не спали всю ночь, хотя на самом деле мы дремали".
   Она задавалась вопросом, как долго этот лепет будет скользить с равновесием канатоходца, прежде чем руки начнут свою тупую цель, которая должна была убить ее, заставить ее замолчать навсегда.
   В тот момент руки возились с мешком с ракушками, пробуя содержимое сквозь джинсовую ткань и останавливаясь (мисс Фернандес могла сказать точное время), когда определяли форму и состав ножа для очистки овощей. Затем мешок был небрежно брошен на песок.
   - Давайте окунемся, мисс Фернандес. А не ___ ли нам?"
   - Если хочешь.
   Сильная фаталистка по натуре, мисс Фернандес мельком взглянула на сумку из ракушек, теперь так бесполезно горбившуюся на пляже импровизированной шпилькой.
   Вместе они шли вдвоем по этому пустынному плато, охватывающему пески, поверхность моря и небо над головой. Разбитая волна с шипением пронеслась вдоль полки. Он с изнуренной силой извивался у их лодыжек, теплый, чистый и острый в этом остатке былой силы. Они нырнули через вал, достигший гребня, вынырнули из длинных гладких желобов и умеренных холмов и выплыли к более плоскому валуну.
   Они остановились, чтобы передохнуть, топчась на месте, и мисс Фернандес небрежным движением рук сохраняла осторожное расстояние между ними.
   - Вы хорошо плаваете, мистер Джексон, - сказала она.
   - Почти так же хорошо, как и ты. Глаза Берта обратились к берегу и нашли его лишенным жизни. Но ты никогда не знал. Он оценил рассвет. Уже довольно ярко. И скоро солнце. - Я думаю, мы зашли достаточно далеко, - сказал он. "Не так ли?"
   В нескольких ярдах от того места, где топтались в воде ноги Берта и мисс Фернандес, а чуть ниже Дагган и Бьоргсен наблюдали за ленивыми гребцами из их подводного убежища. Они были экипированы аквалангами, утяжелителями, ластами и масками из акваланга в магазине пляжной одежды.
   Света было достаточно, чтобы хорошо видеть, он просачивался сквозь переливающийся янтарно-серый океанский потолок. Когда ноги Берта с едва заметной целью приблизились к ногам мисс Фернандес, оба мужчины с рыбьей легкостью подошли ближе.
   Дагган испытал неизмеримое облегчение. Ситуация была в руках. Два свидетеля, он сам и Бьоргсен, задержат убийцу в его третьем и последнем нападении на человеческую жизнь. Его восхищение мисс Фернандес не знало границ.
   Мягко между двумя наборами болтающихся ног, мягко уменьшился зазор.
   Теперь ноги Берта были совершенно неподвижны, и мускулы кнута напряглись вдоль их бедер, пока с мощным грохотом барракуды Берт не нырнул и, схватив мисс Фернандес за лодыжки, не дернул ее вниз.
   В отличие от самой барракуды Дагган ударил.
   Вдобавок к своей мускульной силе Дагган обладал огромным преимуществом ударно-тактической внезапности. У Берта не было никакого мыслимого способа узнать, что именно его ударило, и его первым впечатлением было то, что рука, которая хлестнула его по горлу, обхватив его, была щупальцем осьминога. Он мгновенно отказался от своих намерений относительно мисс Фернандес и в панике предпринял яростную попытку вырваться из мертвой хватки этого чудовища из глубин.
   Пока это происходило, Бьоргсен схватился и всплыл с мисс Фернандес, когда он откинул маску и заботливо спросил: "Ты в порядке?"
   Мисс Фернандес выпила последний глоток соленой воды. Хотя она все еще была немного смущена невероятным спасением этого существа в очках (теперь идентифицированного), она чувствовала себя сильной, как бык, и в целом была в полном порядке.
   - Внутри немного сыро, мистер Бьоргсен. В остальном хорошо. Но мистер Дагган - он, как можно догадаться, внизу? Не должны ли мы создать диверсию? Помочь?"
   "Почему?" - резонно спросил Оскар. - Если они не всплывут в течение следующих десяти секунд, эта крошка Джексона превратится в безветренный труп. У Даггана легкое. Одна вещь-"
   "Да?"
   "Джексон. Он убийца. Для меня это не имеет смысла".
   "Вы обнаружите, мистер Бьоргсен, что когда раскрываются доказательства и мотивы этих трагедий - жадность, похоть, ножи страха, подавление кастовой жажды души - это единственное верное решение".
   Голова Даггана в маске первой вырвалась из воды. Затем появилась и угрюмая внешность Берта, но его челюсть была нокаутирована кулаком Даггана.
   Дагган разоблачил. - Вы двое в порядке? он спросил.
   - Отлично, шеф, - сказал Оскар.
   "Держаться вместе. Я вытащу этого кальмара на берег.
   Они предложили беспрецедентную флотилию в квартете по пути к берегу. Без происшествий, то есть до тех пор, пока они не наткнулись на линию прибоя, когда, возвышаясь в своей сравнительной величине позади них, седьмая волна ворвалась на огромной скорости.
   Реакцией Даггана на это вечно непредсказуемое явление моря было то, что он обнаружил себя перевернутым, и его лицо с силой поршня врезалось в океанское дно, в то время как его буксир, вялый Берт, превратился в динамо-машину и с сильным ударом в поясница Даггана, вырвалась на свободу. Неизбежная неразбериха момента сдерживала неуверенность землетрясения.
   Не обремененный аквалангами, поясами-утяжелителями и ластами, Берт легко выбрался на берег прежде, чем кто-либо из остальных высунул нос или глаз из воды. Он не терял времени даром и бросился к сводчатой пляжной арке, исчезнув в ее пещере, пока остальные еще восстанавливали свои силы и разум.
   Наконец, освободившись от Оскара, мисс Фернандес, борясь с нарастающим приливом, выбралась на берег. Дагган и Бьоргсен последовали за ним.
   "Где он?" - спросил Оскар.
   Все трое посмотрели, тяжело дыша, на последнее известное место жительства Берта - на прибой.
   - Лучше посмотрим, что мы можем сделать, - сказал Дагган, начиная избавляться от своих водолазных принадлежностей.
   Бьоргсен последовал ее примеру, и они уже были готовы броситься бежать, когда мисс Фернандес обратила их внимание на следы на песке.
   "Вот, - сказала она, указывая на глубокие, острые удары в гладком сланце, - направление, в котором он пошел".
   * * * *
   Рассвет уже был в самом разгаре, и Берту, как ему казалось, невероятная удача. Он с головокружительной скоростью пронесся через арочный свод, а затем направился к стоянке мотеля. У него не было иных мыслей, кроме мгновенного бегства и стремления как можно дальше отдалиться от закона, пока он не придумает какой-нибудь план более надежного побега.
   Он собирался воспользоваться "ягуаром", машиной Эрнеста, которую Берт припарковал по возвращении после полуночи. Запасной ключ зажигания всегда был спрятан с намагниченным гаджетом под крылом. Он почти добрался до нее, когда красный кабриолет "понтиак" вылетел на стоянку и направился к открытому пространству рядом с "ягуаром". К своему смущенному изумлению, Берт увидел, что Дженни Спанг за рулем, а Эрнест, явно обессиленный и обессиленный, сгорбился рядом с ней.
   Вдохновленный, Берт прыгнул. Он распахнул дверцу "понтиака", толкнул Дженни вдоль сиденья и сказал: Я искал ребенка всю ночь.
   - В, - спросила Дженни с сдерживаемой раздражительностью отвратительной полудюжины последних часов, - в паре мокрых плавок?
   - Не умничай, - злобно сказал Берт и дал задний ход "понтиаку". Затем он направился к выходу и отдал ей пистолет, дернувшись так, что чуть не сбил купе "Линкольн" из "Кардиган Бэгс", которые туманно катились домой после того, как уложили "Клуб Сан-Суси" спать.
   Несколько слов о сумках-кардиганах. Они были сестрами-близнецами неопределенного возраста из Акрона, штат Огайо, где их родители умерли и оставили их в неаппетитной роли старой девы, но также и наследницами нескольких тонн хорошо вложенных денег, полученных от производства шин. Оба были алкоголиками в приятной, благородной манере, они жили в парной дымке жидкого веселья, сохраняя достаточно координации, чтобы позволить им вести свою машину от оазиса к оазису, не совершая самоубийства.
   Это объясняет, почему, когда они разговаривали с Дагганом через несколько минут после того, как столкнулись с "понтиаком", их рассказ об инциденте имел сомнительную связность и расплывчатые грани усталого бланманже.
   Это было, сказали они ему в контрапункте, чудом, что они спаслись живыми. Берт Джексон, который был за рулем и которого они узнали, бросился к ним, как сумасшедший, и с ним, с испуганным видом, была Дженни Спэнг, а с другой стороны от нее, выглядевший мертвым, Эрнест Дин.
   "Была ли эта машина, - спросил Дуган у близнеца, - черным кадиллаком с откидным верхом с лимонным верхом?"
   - Мы не заметили, - сказал близнец.
   - Нам было все равно, - сказал другой близнец.
   "У нас не было времени на лимоны".
   - И в любом случае, что бы это ни было, оно упало.
   "Вершина?" - спросил Дагган.
   "Должно быть, потому что все трое торчали на открытом воздухе".
   "Как три листочка. Вот так они прошли мимо нас. Как три развевающихся листа в огромном ужасающем ветре".
   Для Даггана этого было достаточно, даже "флаттинг", что бы это ни означало в словаре dipsos. Удивительно, как в алкогольном тумане, через который они в данный момент наслаждались жизнью, они смогли отличить кабриолет от бронированного танка. Его на мгновение озадачило, что общая тревога не сработала и "Кадди" заработал, но он объяснил это темнотой и тем фактом, что основное внимание при поиске было сосредоточено вокруг Палм-Бич и, предположительно, на севере. Теперь, когда наступил дневной свет, он чувствовал себя удовлетворенным тем, что какой-нибудь крейсер заметит и остановит машину.
   Но остановится ли Берт?
   Дагган похолодел от осознания того, что Берт, конечно же, не станет. Он был достаточно уверен, что Берт не был вооружен, не остановился, чтобы подобрать какое-то оружие, но сама машина была оружием со смертоносной силой смертельной аварии во время погони.
   Он поспешил к ближайшему телефону, находившемуся в кабинете управляющего, и прошиб пот, сняв общую тревогу о том, что людей в черном кадиллаке с откидным верхом с лимонным верхом теперь трое, что человек за рулем был убийцей в процессе побега и похищения двух других пассажиров. Во время задержания нужно было соблюдать крайнюю осторожность, чтобы предотвратить травмы в результате аварии.
   * * * *
   Движения почти не было, и Берт успел вовремя, пересек мост Берегового канала в Дании, а затем проложил курс к конечному пункту назначения - кипарисовому болоту в округе Коллиер, изо всех сил толкая его. Он знал об охотничьей хижине в одной из саванн, поскольку однажды посетил ее с Эрнестом и одним из местных приятелей Эрнеста по бару. Это было место мечты для любого ракурса, о котором вы только могли подумать. Много воронок, чтобы поглотить вещи.
   В Эрнесте было тесто, живое или мертвое. Свяжитесь с семейным адвокатом - Берт несколько раз встречался с ним у деканов - и договоритесь о выкупе. Потом Мексика, Бразилия, Тимбукту - кого это волнует? И девушка. Ее можно использовать, чтобы держать Дина в узде. Сделай из ее рук штопор, и Дин будет умолять его принять тесто. Смех.
   Болотная страна. Грязь и грибковый, гниющий запах воды. Говорят, первыми глаза выклевали индюки.
   Его желудок сжался узлом, когда он заметил впереди патрульную машину, лениво подъехавшую к обочине на перекрестке. Он взглянул на Дженни, бледную, жилистую и испуганную, и в его голосе звучала угроза пистолета у ее головы.
   "Хватит думать, сестра. Одно движение, один ваш крик, когда мы пройдем мимо них, и вы будете мертвее большинства. Просто сиди спокойно и играй спокойно".
   Он осторожно сбавил скорость и вспотел от облегчения, когда два человека в патрульной машине в форме бросили на "понтиак" лишь беглый взгляд. Он прикинул, сколько времени прошло. Сумки "Кардиган" заметили его взлет, и, несмотря на то, что они постоянно были забиты, он мог сказать, что они узнали его. Было вполне возможно, что Дагган поднимет общую тревогу.
   Берт посмотрел на автомобильное радио. У него не было полосы для звонков в полицию, но обычные каналы наверняка уже передали отчет об операции по удушению, может быть, даже прямо на месте из мотеля. Имя Дина было для этого достаточно информативным.
   Он настроился и поймал окончание выпуска новостей из Майами:
   "... едва пропустил купе Lincoln, которым управляла мисс Эвелин Кардиган, которая возвращалась из ночного клуба со своей сестрой-близнецом мисс Лили Кардиган. Сестры родом из Акрона, штат Огайо, и являются наследницами компании Fleetwood Tyres. Хотя они слегка пострадали от шока, они дали интервью вашему репортеру".
   Репортер спросил сквозь шипение магнитофонной записи: "Вы хорошо рассмотрели пассажиров, мисс Кардиган?"
   "Идеальный. Положительно идеально, - сказала она.
   Ее сестра сказала: "В конце концов, их чуть не бросили нам на колени".
   - Нет, Лили, нас чуть не бросили к ним.
   Репортер спросил: "Вы определили марку машины?"
   "Абсолютно. Мы подробно описали его дорогому вождю Даггану.
   - Какой марки, мисс Кардиган?
   "Кадиллак с откидным верхом. Черный и с лимонным верхом.
   - Вы получили номер лицензии, мисс Кардиган?
   - Мы этого не сделали.
   Сестра Хрр добавила: "Мы чувствовали себя слишком слабыми".
   "Миссис Кардиган снова поддалась шоку в этот момент, и интервью закончилось. Мы будем приносить вам постоянные бюллетени в течение всего утра по мере их поступления, а теперь, после небольшой паузы, и погоду".
   Берт щелкнул выключателем. Он сказал: "Брат, какой перерыв! Эти два дипсо пропитаны паром.
   - Они всегда такие, - сказала Дженни.
   "Черный Кэдди! Лимонный топ! Удивительно, что они не придумали шесть ящериц в зеленых штанах".
   Его переполняло ужасное ликование и почти пьяное чувство абсолютной безопасности. У него были перерывы, и все, что ему нужно было делать, это катиться с ними, чтобы они продолжали идти к нему. Он чувствовал себя хорошо. Цезарь хорошо, во всем. Он хотел, чтобы у него была сигара.
   "Берт-"
   В этом избытке теплого комфорта он сказал почти любезно: "Ну?"
   - Нерожденный ребенок - все остальное, что я мог бы понять...
   Он врезался в лед.
   "Отрежь струнную секцию, сестра. Как насчет ребенка? Это было мое, не так ли?
   Порыв удивления охватил Дженни с ощущением горных ручьев.
   - Ваш - и мисс Сэнгфорд?
   "Мисс Сэнгфорд в заднем бампере свиньи. Этой бродягой была миссис Берт Джексон до того, как она нырнула в двоеженство, став миссис Эрнест Дин. Он... Берт бросил на Эрнеста презрительный взгляд. "В ту ночь, когда мы сделали так, чтобы она его зацепила. Позже Теда сказал мне, что он даже не мог скинуть туфли".
   - Значит, брака не было по закону?
   Берт нетерпеливо воскликнул: "Как ты думаешь, почему я убил ее? Этот ее придурок все просчитал до копейки. Сначала она решила, что я сдерживаюсь, что я и сделал. Потом она решила продаться. Большая отдача, а я в мусорной корзине.
   - Она призналась бы в двоеженстве?
   "Она могла сыграть это несколькими способами, и все они для нее были очень радужными. И я ничего не мог сделать. Так я и сделал". Он посмотрел на Дженни пустыми убийственными глазами. - Так что будь хорошей девочкой, Дженни, или я вышвырну тебя на левое поле.
   * * * *
   Солнце поднялось выше, и окружной прокурор Освальд Пинкер закончил паковать чемоданы для короткой прогулки на выходных в Нассау в качестве гостя Томми Андерсонов на борту их дизельной яхты Carp II .
   Пинкер был притягательным, энергично приятным мужчиной лет тридцати, с первоклассным юридическим умом и манерами в зале суда, которые могли бы дать парочку театральных репертуаров мисс Фернандес для размышлений. Как в клубе яхт-клубов, так и в политической машине его партии его хорошо считали гладким, блестящим орешком, которому суждено было далеко пойти.
   Его дом недалеко от окружного центра, который он занимал со своей женой Селестой и тремя детьми, представлял собой красивое строение в стиле ранчо, которое можно было легко расширить до летнего особняка, подходящего для губернатора.
   Зазвонил телефон, и Пинкер нашел на линии доктора Лоуренса Форда, судмедэксперта округа.
   - Подумал, что тебе может быть интересно узнать, Оз, - сказал Форд. "Те два убийства в Алкионе превращаются в довольно горячую штучку".
   "Убийства? Два? Я думал, что это простое утопление.
   - Сначала это выглядело именно так, но Сибли говорит, что это определенно убийство. С повторением прошлой ночью, предположительно, того же самого Джо, удушения.
   - Послушай, Ларри, успокойся. Я только проснулся. Собираюсь в Нассау с Андерсонами.
   - Лучше распакуйся, Оз. Это вылилось в основные темы - светские деятели, деньги, похищения, общенациональное освещение. Насколько ему известно, Сибли вкратце рассказал мне.
   Форд рассказал о ситуации столько, сколько узнал от Сибли. С неохотой Пинкер отменил круиз по Нассау и направил свою машину в Алкион.
   Он обнаружил, что мотель, уже заполненный до середины сезона, еще больше переполнен прессой, телеграфными службами, радио и телевидением. Он дипломатично управлял этой перчаткой и, наконец, был заперт наедине с Дагганом в подразделении, которое было занято Тедой Сэнгфорд и в котором Дагган открыл магазин. Каждая вторая аренда трещала по швам.
   Они пожали друг другу руки. Пинкер вытер лоб. - Пойдем, - сказал он. - Прямо сейчас эта работа читается как страница из "Зазеркалья" - ложный поплавок, которого нет, матереубийство, которого нет, арест, которого нет, и какая-то чепуха о тесте Геттлера, раскрывающем дело. Что такое тест Геттлера?"
   "В основном это используется для доказательства утопления".
   "Но мы знали это. Что женщина из Сэнгфорда утонула.
   - Конечно, но мы не знали как. Или где."
   "Где? Как-то глупо, не так ли? Разделить Атлантический океан - X обозначает волну?
   Дагган улыбнулся в ответ. "Это не тот угол. Настоящая ценность теста Геттлера заключается в том, что он может показать, произошло ли утопление в пресной воде или в соленой".
   Пинкер сразу заинтересовался. Это было то, что он мог бы использовать, по-настоящему вонзить зубы и драматически представиться перед присяжными. Как фокус с рогом изобилия с цветными шелками.
   "Расскажи мне, - сказал он, - как именно".
   "Ну, давайте возьмем сердце. Их две, две стороны на самом деле. Левый и правый. Когда парень тонет, он вдыхает воду, и эта вода всасывается в кровь легочных вен и, наконец, достигает левого сердца".
   "Я понимаю ударение".
   "Теперь, если утопление происходит в пресной воде, кровь левого сердца содержит меньше хлорида натрия, чем правого".
   "Хлористый натрий, если я не ошибаюсь, был простой поваренной солью".
   - Вот-вот, но попробуй поймать доктора медицины, который это признает. Тогда, с другой стороны, если бы утопление произошло в морской воде, левое сердце содержало бы гораздо больше соли, чем правое. На этом основан тест Геттлера".
   "Я вижу, куда вы направляетесь. Но, смотри сюда, возьми вон тот бассейн. Это пресная вода, если судить по мнению присяжных, и тем не менее она очищена хлорированием. Защита обязательно ухватится за этот угол и сделает из этого полевой день. Разве это не выбрасывает тест из окна?"
   "Нет. По ГОСТу содержание хлора в плавательных бассейнах должно поддерживаться в пределах от минус четырех до минус шести процентов. Сибли сделал поправку на это в своем анализе. Сэнгфорд утонул в пресной воде, но не в пресноводном хлорированном бассейне. Она утонула в той ванне прямо в этой комнате.
   - Помимо теста Геттлера, у вас есть какие-нибудь доказательства?
   "Множество. В ту минуту, когда я увидел тело, я понял, что установка была неправильной. Видите ли, я был спасателем. Я знаком с плавунцами. Было то, как лежало тело, и рисунок песка, высохшего на ее коже".
   "Песочные узоры. Интересно. Я буду использовать их. Что в них было уникального?"
   Дагган из бумаг на столе выбрал две фотографии, сделанные Ротом. Он передал их Пинкеру.
   "Взглянем."
   Пинкер внимательно изучал кадры. - Я бы сказал, что сначала ее бросили на пол, а потом уложили на бок. Если бы ее выбросило на берег, она была бы более завязана, и прилив смыл бы песок".
   "Это именно то, что уникально в узорах. Их не должно быть. Потом ее волосы. Не было купальной шапочки".
   "Но разве они не мечутся? Не могла ли она стащить его с себя, когда тонула? Я просто снова изучаю защиту, Дагган. Мы знаем, что она никогда их не носила. Не в ванне. Что насчет волос?"
   "Некоторые из них попали на ее лицо, и я смахнул их обратно. Возле кожи головы он был не просто влажным, а мягким влажным, пресноводным влажным, не липким".
   - Довольно тонкое различие, не так ли?
   "Очень. Ни один парень из сотни этого не заметит, и это ни к чему не приведет в качестве доказательства. Но было масло для волос, и оно будет".
   - Да, хорошо - соленая вода смоет нефть при любом погружении, но не короткое ныряние под пресную.
   "Затем на ее лодыжках есть следы синяков, когда он дернул ее за ноги, чтобы затащить под голову".
   "Ты что-то знаешь? Это как тот знаменитый старый случай в Англии, когда ванны были еще в новинку. Это была Англия или здесь?
   - Я помню ту, которую ты имеешь в виду. Парень женился на куче жен, зацепил их за каблуки, пока они принимали ванну, дернул вверх, и головы ушли под воду. И тотчас же снова стал богатым вдовцом. Простой как пирог. Только Джексон уточнил. Он выбросил тело в море до того, как предложил подозреваемому номер один, молодому Дину, спуститься на пляж на рандеву на рассвете.
   "Помедленнее немного. Я озадачен тем, как мисс Сэнгфорд могла лежать спокойно, и я мог бы добавить, полностью обнаженной, в ванне с водой и позволять Джексону бродить без ее визга?
   "Никаких проблем. Они были женаты. Примерно за год до этого она купила себе обвинение в двоеженстве, выйдя замуж за Дина. Я получил это из Нью-Йорка, когда пластинку Сэнгфорда пропустили через мельницу".
   - Тогда это мотив - двоеженство. У того пацана тоже были фигурки, не так ли?
   "Конечно, в том же духе. Я думаю, что она сдала Джексона. Мы выкопаем это из него. Между прочим, она приняла эту ванну около четырех утра, вероятно, чтобы попытаться протрезветь свой ум до того, как туда придет Джексон. Мы можем быть уверены, что она его ждала.
   "Как?"
   "Она попросила Джимми, бармена, принести пару бутылок виски после закрытия бара. Отпечатки пальцев Джексона есть на одном из них. Вероятно, ему нужна была пуля после того, как он закончил работу с ванной.
   Пинкер был очарован. "Это гвоздь. Это пригвоздит его к месту преступления. Интересно, почему он был невнимателен? Не вытер здесь вещи, к которым прикасался?
   "Он был достаточно тщеславен, чтобы быть уверенным, что это никогда не будет считаться местом убийства. Он бы сделал книгу, что океан будет официально принят в качестве места, а молодой Дин будет поставлен рядом с ним в качестве призового козла".
   Пинкер какое-то время обдумывал имеющиеся улики, переваривая их и сопоставляя с более общей картиной, которую ему ранее представил по телефону судмедэксперт.
   - Скажи мне, - сказал он, - что тебя на него навело? Почти все указывало на Дина, или на его мать, или даже на Спангов.
   "Его ложь и тот факт, что он занимал ключевую позицию во всей системе".
   "Удивительно, не правда ли, как даже самые умные из них могут лгать и рассчитывать, что это сойдет им с рук?"
   "Они становятся дерзкими. Джексон знал, что у нас нет причин его подозревать - тогда я впервые расспрашивал его о брачном соглашении Сэнгфорда и Дина - и тогда он поскользнулся".
   - О чем он лгал?
   "Рассказывая о паре месяцев, в течение которых он был откупным для Дина, чтобы сохранить брак в тайне. Джексон утверждал, что вообще ничего не знает о Сэнгфорд, не знает, где она живет, сказал, что она всегда связывалась с ним по телефону у деканов и договаривалась о времени и месте встречи. Ну, во-первых, мне показалось забавным, что он не пошел за нею; затем, когда из Нью-Йорка пришло ее досье, в котором она была указана как вероятная девушка по вызову из маленькой книжки с номерами мужчин по телефону в ее квартире...
   "Конечно. Вы проверили телефонный справочник.
   "У нашего местного оператора была книга о Манхэттене, и она нашла ее. Теда Сэнгфорд была указана в нем для всеобщего обозрения, и это широко раскрывало историю Джексона о том, что она не знает, где она живет. Остальное было простой арифметикой".
   "Какая полная вошь. Подумай об этом, Дагган. Его собственная жена для приманки. Теперь насчет удушения - я полагаю, что миссис Дин что-то напутала, или Джексон так думал.
   "Он знал, что она ждет, и ее терпение было не в ее характере". Дагган стал краток. Он все больше беспокоился о том, почему общая сигнализация для "кадиллака" не дала результатов. Он сказал лаконично: "Джексон знал, что такая женщина, как миссис Дин, взорвала бы его, как только узнала бы, что он дважды упрекнул ее по поводу тайного брака. Если только она не собиралась мстить погорячее - вроде того, что он убийца. На самом деле миссис Спанг сказала миссис Дин, что миссис Дин "что-то знала". Молва распространилась, и, естественно, Джексон получил ее. Ему это подходило. Та же установка с Фернандесом".
   - Это ты, конечно, подложил.
   "Конечно, и эти вещи подтвердятся, когда мы его поймаем - наряду с мелочами вроде воронки, резиновых перчаток, того, как он не нашел свидетельство о браке декана и так далее. Но сейчас я беспокоюсь - плохо".
   - О Дине и мисс Спэнг? Я тоже. Полагаю, единственная причина, по которой их не заметили, в том, что они спрятались.
   - Нет, я думал. Может быть другой ответ. Марио". Дагган позвонил в Club Continental, и резкий мужской голос рявкнул: "Да?"
   "Я Дагган. Начальник полиции, Халсион. Я хочу поговорить с Марио.
   "Вы не можете. Он спит. Он никогда не встает раньше трех часов дня".
   - Разбуди его.
   "Ты смеешься?"
   "Ты слышал меня."
   - Это тяжелая работа, шеф.
   "Сделай это."
   "Хорошо, если вы говорите так."
   Вскоре звонкий голос Марио небрежно сказал: - Это я, Марио. Почему ты делаешь это со мной так плохо, Дагган?
   - Почему ты солгал мне?
   Голос Марио был самодовольным. - Ах, моя маленькая выдумка.
   "Ваша маленькая выдумка может привести к убийству Дина и мисс Спэнг".
   "Не шути со мной, пока я сплю".
   - Возьми это, Марио. Джексон похитил Дина и Дженни Спанг.
   "Это так ужасно? Сторожевой пес собирает своих овец? За это я и проснулся, - голос Марио потонул в ужасе, - mama mia , еще только одиннадцать часов!
   - Ради бога, брось это. Джексон не сторожевой пес. Он убийца. Он убийца. Это впитывается?"
   Голос Марио заострился до полной серьезности. - Да, и сейчас я вам скажу. Если из-за меня с этими двумя хорошими богатыми детьми что-то случится, я покончу с собой".
   - В этом я сомневаюсь.
   "Независимо от того. Это благородная мысль. Когда мистер Дин пришел ко мне в офис прошлой ночью, он обналичил этот чек на тысячу долларов. Но это не для клеток или колеса. В дневное время он тайно согласовал план с мисс Спэнг. Им предстоит сбежать. Они должны ехать в Грузию, где можно жениться, просто открыв рот - Дагган, почему они сейчас не в Грузии?
   "Я не знаю. Вернитесь на линию".
   "Это правда, как я сказал вам прошлой ночью, что одолжил ему машину, но это был не один из кадиллаков".
   - Почему ты сказал, что это было?
   - Я этого не сделал. Ты сделал. Это было то, что вы приняли как должное. Я просто подыгрывал. Запомнить?"
   Дагган вспомнил. "Но почему?" он спросил.
   - Чтобы мистера Дина не беспокоили во время его медового месяца. Было бы невежливо позволить копам забрать его обратно на том глупом основании, что его мать была законно убита. Я сентиментальный человек".
   "Г-н. Шейлок тоже. Какую машину взял Дин?
   "Я сказал Слику дать ему любую машину, какую он захочет, и он взял машину Слика".
   "Что делает?"
   "Это Понтиак с откидным верхом. Весь красный, и, может быть, поэтому он так понравился мистеру Дину по поводу счастливого случая. Самый праздничный".
   "Не толпитесь. В каком году? Лицензионный номер?"
   - Расслабься, пока я узнаю такие вещи от Слика. Он рядом со мной. Это он рисковал своей жизнью, чтобы разбудить меня.
   После бормотания вне линии голос Марио вернулся и дал Даггану данные, которые он хотел. Дагган поблагодарил его, записал номер "Понтиака" в блокнот и повесил трубку.
   - Не та машина? - спросил Пинкер.
   "Не та машина".
   * * * *
   Канал вдоль дороги был задушен замшевыми зелеными листьями и лавандой водяного гиацинта, а высоко в мерцающем зное над веерами полынной пальмы и скипидарными деревьями бездельничал канюк.
   Милю за милей безопасной, быстрой мили Берт, как весна, рвался наружу с почти пьяным, высокомерным чувством удовлетворения. Молодец, радостно сказал он себе, у тебя на плече радуга. На этом редко проходимом участке, ведущем к обрыву через саванну к охотничьей хижине, ничего не могло произойти, и опасная часть работы была бы закончена. Начальный полет.
   Даже на более людных магистралях удача сопутствовала. Одна патрульная машина, одна машина из офиса шерифа. Постоянные сорок наезда на них, и все было гладко. Одна мысль беспокоила: он в плавках. Но он также был, как он помнил, во Флориде, где многие джои, которых вы видели в машинах, выглядели раздетыми.
   И вот на этом пустынном пути он убедился, от частых взглядов в зеркало заднего вида, что у него нет хвоста. Только тот канюк, висящий в небе. Только этот желтый вертолет, уносящийся, как старая дева в длинных юбках, далеко вверху, в жаркой безоблачной синеве. С одного из полей, как невзначай подумал Берт.
   Взрыв резко перенес его взгляд на панель. Индикатор газа стоял на "Пустой". Возвышающаяся ярость захлестнула его из-за собственной убаюканной глупости.
   - Когда ты в последний раз наполнял этот ящик? - рявкнул он на Дженни.
   - Мы собирались туда прошлой ночью, но остановились у придорожной забегаловки, и Эрнест... ну, когда мы вышли, Эрнест не умел водить.
   - Я все думал, почему ты повернулся.
   "Я не мог смириться с этим. Приземлиться в такой час ночи где-нибудь с Эрнестом, каким он был, и...
   "Пропустить чертежи". Берт с отвращением посмотрел на обломки с другой стороны. "Как такой аккуратный пакетик, как ты, мог когда-либо быть связан с таким ленивым сотейником, как он. Меня это достает".
   "Я люблю его. Я очень люблю его."
   Берт сдержал свою бурную реакцию на эту накрахмаленную кружевную валентинку, поскольку его ярость исчезла перед визуальным доказательством того, что его удача все еще горяча. Впереди, в поле зрения, как благословение, стояло нечто, похожее на небольшой обшарпанный универмаг. Перед его крыльцом стояли две газовые колонки.
   Берт вылетел на обочину, двигатель машины заглох. Он предался быстрым размышлениям. Далекий магазин выглядел безжизненным, а машину, по его мнению, до сих пор не заметили бы.
   - Оставайтесь на месте, - сказал он Дженни.
   Он вышел и открыл багажник. Среди небольшого хлама его содержимого ему понравились кусок буксирного троса и тряпка для вытирания.
   Он сказал Дженни: "Уходи".
   "Чем ты планируешь заняться?"
   Берт свободно прислонился к открытой двери.
   "Ты играешь по-моему или у тебя в голове монтируется монтировка?"
   Дженни вышла. Используя буксирный трос и тряпку, он обмотал ее. Он поднял ее в багажное отделение и захлопнул крышку. Он выудил бумажник из кармана Эрнеста и с изумлением обнаружил, что в нем, по приблизительным подсчетам, было больше восьмисот или девяти сотен баксов. Неся его в руке, он направился к магазину.
   Он был дальше, чем казалось, и его босые ноги обжигали каждый шаг, когда они прижимались к асфальту. Однако это было незначительным раздражением. Общая картина продолжала звучать. Он добрался до магазина и надеялся, что кто-то внутри его умирающей оболочки все еще жив. Он ушел в сумерки.
   "Кто-нибудь здесь?" он назвал.
   В глубине комнаты открылась дверь, и из тени вышла крупная молодая женщина в спортивном костюме и осмотрела его.
   - Плавали, мистер?
   "Много раз, сахарный шарик, и давай урежем Эббот-и-Костелло, хорошо? У меня закончился бензин. У вас есть галлонная банка? Я заправлю, когда принесу его обратно.
   "Я пойду посмотрю и увижу. Я думаю, что Эзра оставил пустое место в подсобке где-то неделю назад.
   Минуты просачивались сквозь нетерпение Берта в жужжащей тени, а комары, прилетевшие из окрестных болот, совершали свои тайные атаки. Наконец, спустя добрых бесконечных четверть часа, вернулась молодая женщина.
   - У меня есть банка.
   Он раздраженно сказал: "Это прекрасно, мэм. Просто персиковый. Давай заполним".
   Банка была заполнена. Он дал ей пятидолларовую купюру.
   - Подожди, - сказал он, - пока я не вернусь.
   Он направился к машине и посмотрел вперед, и его живот схватили внутренние руки, которые чуть не вывернули ему кишки, когда он увидел, что рядом с "понтиаком" стоит патрульная машина. Удача взорвалась в его голове. Он уронил канистру с бензином и напрягся, чтобы броситься в пальметто из офсайда.
   - Не пытайся, Джексон, - сказал голос позади него.
   Помощник шерифа был не только крупным молодым человеком, но и держал в правой руке то, что показалось Берту пушками.
   "Просто продолжайте двигаться по дороге", - сказал депутат.
   Берт пошевелился. Он схватился за изорванные спасательные пояса.
   - У тебя нет права прыгать на меня вот так.
   Голос депутата был жестким и точным. - Вы арестованы за похищение и убийство.
   "Вы ошиблись машиной. Я услышал сигнал тревоги. Черный Caddy с лимонным верхом. Этот мой автобус...
   "Сохрани это. Вы слышали звонок, который Дагган заставлял их посылать по обычным каналам вещания. Генерал, которого он связал с полицией, потребовал красный кабриолет "понтиак", который у вас как раз есть. Этот фейерверк проложил путь шириной в два ярда, и мы просто откладывали, пока вы не остановились.
   - Я все время оглядывался назад...
   - Конечно. Как и тот вертолет наверху. Двусторонняя радиосвязь, Джексон. Полевой бинокль. Они даже заметили твою работу по хранению девушки в багажнике.
   * * * *
   Полуденное солнце в час сиесты освещало дом Блэка, и мисс Фернандес снова нанесла одеколон на лихорадочный лоб миссис Спэнг. Если бы только, если бы только , молила миссис Спэнг в безмолвной молитве, они бы вернулись живыми. Тогда все, весь большой большой прекрасный мир был бы персиками со сливками.
   У нее уже были основные планы свадьбы. Сент-Томас, разумеется, с приемом в "Уолдорф-Астория". Естественно, между шокирующей смертью миссис Дин и божественным событием должно было пройти какое-то время, приличный промежуток, но время не будет потрачено впустую. Во время этого миссис Спэнг планировала обнять дорогого Эрнеста теми же мудрыми, нежными кольцами, которыми она связала дорогую Дженни. Да, великодушно, самоотверженно она возьмет на себя нежное лидерство, когда-то принадлежавшее покойной матери дорогого мальчика. Всегда заботится о его интересах. И его тесто.
   - Вы ужасно добры ко мне, - сказала она мисс Фернандес. - Стоять вот так в эти ужасные часы беспокойства.
   - Мы все дети Божьи, мадам. Даже плохие из нас".
   - Ты не можешь понимать это буквально. Не Берт Джексон.
   - Даже он.
   От ответа на этот возмутительный вздор миссис Спэнг избавил Дагган, который вошел и сказал: "Все в порядке. Мне только что сказали. Их привозит патруль шерифа. Все в безопасности. Все сделано."
   Позже, в очаровательном ресторане за Алкионом, вдали от людей и мест, где их могли бы узнать, мисс Фернандес развлекала за ужином миссис Спэнг, ее дочь и возродившегося Эрнеста.
   Это была приятная еда при свечах, которую подавали на затененной веранде с видом на сад с пышной растительностью полутропиков. Одно происшествие навсегда останется, мисс Фернандес знала, счастливая в своих мыслях.
   Миссис Спэнг во время печеного помпано язвительно сказала Эрнесту: "Я решила, что около двух месяцев будет достаточно".
   - Для чего, миссис Спэнг?
   "Чтобы проявить уважение к твоей дорогой маме. Пышная свадьба до этого была бы дурным тоном. После церемонии я подумал, что мы могли бы отправиться в расширенный тур. Возможно, Бразилия и Аргентина. Вам не о чем беспокоиться, дорогой Эрнест.
   Эрнест задумчиво посмотрел на нее.
   - Нет, миссис Спэнг.
   "Пока во мне еще дышит, я постараюсь восполнить твою потерю".
   - Мы ценим это, миссис Спэнг. И Дженни, и я. Но, боюсь, возможностей будет немного.
   Холодная рука, казалось, погладила стареющий позвоночник миссис Спэнг.
   "Возможности? Я просто не понимаю?
   - Подождем, пока закончатся следствие и похороны, Дженни и я. Потом подумываем о тихом венчании в церкви, после чего едем на запад до суда. Мы будем планировать, где мы хотим жить. Дженни и я, миссис Спанг. Естественно, мы позаботимся о том, чтобы вы поселились там, где вы пожелаете.
   Мисс Фернандес сделала знак официанту налить еще шампанского.
   - Я выдвигаю тост. Она подняла свой стакан. Она посмотрела на Эрнеста с любовью и облегчением в глазах и сказала: "Добрый друг, до твоего совершеннолетия".
  
   ПРОВЕДЕННЫЕ ДНИ, Флетчер Флора
   Первоначально опубликовано в журнале Ellery Queen's Mystery Magazine в июне 1961 года.
   Кора Роган наткнулась на девушку на повороте дорожки, где белая береза отбрасывала узор легкой тени. Она сидела, скрестив ноги, на траве под березой, у самого края аллеи, и тени листьев танцевали на теплом ветерке в ее волосах и на белом платье.
   Она играла в валеты. Она наклонялась вперед и разбрасывала маленькие металлические кусочки по гладкому бетону, а затем подбрасывала в воздух резиновый мячик, позволяя ему подпрыгнуть один раз, и между тем, когда он поднимался, опускался и поднимался от отскока, она зачерпывала его. некоторые из валетов, сколько бы ни требовалось количество на данном этапе игры, и ловят той же рукой мяч, когда он опускался. Она прекрасно умела это делать.
   Кора стояла и смотрела, как она делает двойки и тройки без промаха.
   Если она и знала о присутствии Коры, то не подала виду.
   - Привет, - сказала Кора через некоторое время. Девушка подняла взгляд и улыбнулась, держа в правой руке домкраты и резиновый мячик. У нее было маленькое сердцевидное лицо с большими серыми глазами. Хотя она была очень хорошенькой, Кору поразила не ее красота, а безмятежность в ее глазах и улыбка, которая, казалось, соответствовала тому, как она держала руки и голову и так спокойно сидела, скрестив ноги, на диване. трава. - Привет, - сказала она.
   "Я смотрел, как ты играешь. Вы не возражаете?"
   "Нисколько. Почему я должен?"
   "Я не знаю. Это может заставить вас нервничать и заставить вас промахнуться".
   "Я никогда не нервничаю и почти никогда не пропускаю. Только время от времени, когда я добираюсь до более сложных вещей".
   - Ты довольно хорош, все в порядке. Я мог видеть это".
   - Не могли бы вы сыграть со мной в игру?
   - Я не знаю, как.
   "О, это очень просто. Я покажу тебе, как мы пойдем.
   "Хорошо, но вы не должны ожидать, что я составлю вам большую конкуренцию". Кора села рядом с девочкой, чтобы играть на бетонной дорожке. Она могла слышать, как кто-то насвистывал мелодию за кустом спиреи дальше по дорожке, но никого не было видно.
   "Ты должен выбрасывать валеты, - сказала девочка, - и подбирать их, пока мяч прыгает. Затем вы должны поймать мяч одной рукой с валетами. Сначала вы делаете по одному, затем по два, пока, наконец, вы не должны собрать их все вместе. После этого есть более сложные вещи, которые нужно сделать".
   "Может быть, вам лучше объяснить более сложные вещи, когда мы до них доберемся".
   "Да. Я думал, что так будет лучше. Что вы должны помнить, так это то, что очень важно, как вы выбрасываете валеты. Вы должны стараться бросать их так, чтобы их было легко подобрать по одному, или по два, или по трое, или в любом другом количестве".
   "Я понимаю."
   "Если вы коснетесь валета, который не должны поднимать, или даже заставите его двигаться, подтолкнув к нему другой валет, это означает, что вы промахнулись и должны отказаться от своего хода".
   "Хорошо. Я думаю, что понимаю это вплоть до более сложных вещей".
   "Тогда у тебя может быть первая очередь". Она вручила Коре мяч и валеты, а Кора выбросила валеты и начала играть. Она прошла через единицы и через двойки, но пропустила тройки.
   "Это было очень хорошо для начала", - сказала девушка.
   "Ты так думаешь? Спасибо."
   - Если бы ты выбрасывал тройки поаккуратнее, ты мог бы идти дальше.
   - Думаю, я бросил их слишком сильно.
   "Да, они были слишком рассеяны для троек. Мяч дважды отскочил, прежде чем вы смогли его подобрать. Вы поняли, что это промах, если мяч отскакивает дважды?"
   "Да. Я понял это."
   - Кажется, я забыл вам сказать.
   "Все в порядке. Я знал это."
   - Тогда моя очередь.
   Она собрала валеты, выбросила их и начала играть, и вскоре прошла игру, насколько она объяснила. Затем она начала ставить более сложные пьесы, тщательно и ясно объясняя каждую перед тем, как приступить к ней, чтобы Кора заранее точно знала, что от нее требуется.
   Некоторые пьесы требовали немалой ловкости, но она выполняла их все по порядку, после объяснений, а потом смеялась от удовольствия своему мастерству, в то же время уныло глядя на Кору из-за того, что она так легко ее обыграла.
   - Ты слишком хорош для меня, - сказала Кора.
   - Ну, в основном это вопрос практики. Я не удивлюсь, если после того, как поиграешь некоторое время, ты стал довольно хорош.
   "Я никогда не смогу стать таким же хорошим, как ты".
   "Хотели бы вы играть до конца, просто чтобы учиться? Промахи не засчитываются. Я объясню все еще раз, когда вы будете продолжать.
   "О, нет. Это не будет для тебя забавой.
   "Я не против. Мы могли бы сыграть еще одну игру после того, как ты потренируешься.
   "Нет, спасибо. Я знаю, когда меня полностью избивают". Кора рассмеялась и встала, глядя вниз на тени листьев в светлых волосах. - Я иду к дому, чтобы увидеть твою мать. Она там?"
   "Да. Думаю, она на задней террасе.
   - Твой отец тоже там?
   "Мой отец мертв. Он умер до моего рождения".
   "Ой. Мне жаль."
   "Моя мать убила его. Она выстрелила в него случайно".
   "Какая ужасная ошибка!"
   "Она сама рассказала мне об этом, когда я был достаточно взрослым, чтобы понять. Она подумала, что это будет лучше, чем если бы я услышал это от кого-то другого".
   - Твоя мать поступила мудро, сказав это тебе по-своему.
   - О чем ты хочешь поговорить с моей матерью?
   "Я подумал, что она могла бы внести свой вклад в благотворительность, в которой я заинтересован.
   "Ну, я не знаю. Мать, конечно, очень богата, потому что отец оставил ей все деньги, но у нее уже есть некоторые благотворительные фонды, которые она поддерживает.
   - В любом случае, спросить ее не повредит, а?
   "Нет. Если хочешь, можешь пройти прямо вокруг дома на террасу.
   - Не думаю, что мне лучше это сделать. Я позвоню в парадную дверь и попрошу разрешения увидеть ее первой.
   "Возможно, так будет лучше. Ты скоро вернешься сюда?
   "Вероятно. Очень скоро."
   - Если я все еще здесь, тогда я попрощаюсь с тобой.
   "Это было бы чудесно."
   "Спасибо, что играли со мной в валеты".
   - Не за что, я уверен. Удовольствие было моим".
   Кора отвернулась и пошла дальше по извилистой бетонной дорожке мимо небольшого фонтана, извергающего воду, словно осколки сверкающего стекла, на солнечный свет. За фонтаном она поднялась по трем широким ступеням и прошла между высокими колоннами на веранду дома в колониальном стиле.
   Дом был белый, с темно-зелеными ставнями на окнах, и в белом жарком полуденном свете он казался прохладным и грациозным. На самом деле на веранде, подальше от солнца, было намного прохладнее, и Кора подождала несколько секунд с восхитительным чувством облегчения и удовольствия, прежде чем позвонить в дверь.
   Она все еще думала о девочке под белой березой у аллеи, и ей показалось благоприятным предзнаменованием, что она встретила ее именно в этот день.
   Чтобы открыть , нужны валеты или лучше, подумала она, чувствуя при этой мысли восхитительное, трепетное ощущение внутреннего смеха.
   Она позвонила в дверь и ждала, прислушиваясь к звукам умолкающих курантов, и вскоре дверь открыла женщина в форме горничной. Кондиционированный воздух, вырываясь, вытекал наружу.
   "Да?" - сказала горничная.
   - Я хотела бы увидеть миссис Морроу, - сказала Кора.
   "Кто, скажем так, звонит?"
   "Кора Роган".
   - Не могли бы вы изложить суть вашего визита, пожалуйста?
   "Это личное. Если миссис Морроу будет так любезна принять меня, я отниму у нее всего несколько минут.
   - Если вы войдете и подождете минутку, я поговорю с миссис Морроу.
   Кора вошла в широкий зал, который разделялся перед ней, поднимаясь по спирали справа на второй этаж и уходя слева через весь дом в заднюю часть.
   Горничная закрыла входную дверь и прошла по коридору мимо лестницы, повернулась и исчезла в комнате с правой стороны, а Кора осталась стоять в прохладном кондиционированном воздухе. Ее отражение ждало вместе с ней, запертое в стекле на стене рядом с ней, и она долго переглядывалась с отражением, чуть улыбалась и в целом была довольно довольна.
   Ей было уже тридцать восемь, уже немолодая, но стройная, как девушка, в бежевом льняном костюме, и плоть ее была еще упругая, лишь с малейшим углублением морщин вокруг глаз и рта, и она еще могла пройти в мягкий свет для того, чем она на самом деле больше не была. Теперь она, конечно, уставала чаще, чем раньше, и время от времени ей становилось немного страшно, когда она думала о годах, прошедших так быстро, и о годах, которые каким-то образом еще должны были прийти и уйти.
   Отвернувшись от своего отражения, она медленно оглядела холл, ее взгляд неторопливо переходил с одного предмета на другой, и ей казалось, что все осталось таким же, как прежде. На лестнице была новая дорожка, и телефон на столике у стены был бледно-зеленым, а не черным, и картина на стене над телефоном отличалась от той, что висела раньше, - но ничего существенного. не изменились даже основные цвета или тонкое ощущение характера, которым обладают дома.
   Она сделала пару шагов к лестнице, ее тонкие каблуки резко стучали по блестящему паркетному полу, и в этот момент горничная внезапно появилась в задней части коридора и выступила вперед.
   - Если вы пойдете сюда, пожалуйста, - сказала она, - миссис Уилсон. Завтра увидимся.
   Кора последовала за ней по коридору и направо, в большую комнату с высокими широкими окнами и парой стеклянных дверей, ведущих на выложенную плиткой террасу. Горничная остановилась прямо в комнате и кивнула на двери, через которые Кора могла видеть женщину в прозрачном цветочном платье, сидящую в светлом брезентовом кресле рядом со столом со стеклянной столешницей. На столе лежала раскрытая книга, лицом вниз, кувшин и такие же стаканы.
   Кора подошла к стеклянным дверям и вышла на террасу, а женщина, Джулия Морроу, встала у стола и поприветствовала ее с выражением, в котором был намек на любопытство.
   - Добрый день, мисс Роган, - сказала она. - Вы присядете?
   - Спасибо, - сказала Кора. - Как мило с твоей стороны видеть меня.
   Было ясно, подумала она, что ее имя ничего не значило для Джулии Морроу, потому что в тоне ее голоса не было признаков узнавания, и даже не было того тщательного контроля, который можно было бы предпринять, чтобы исключить такие доказательства.
   Пройдя по каменным плитам к столу со стеклянной столешницей, Кора села на светлое кресло, а Джулия Морроу снова села на то, с которого только что встала. Стулья не стояли прямо напротив друг друга поперек стола, только небольшая дуга окружности разделяла двух женщин. Их взаимное положение, казалось, указывало на состояние близости, как будто они собрались вместе, чтобы обменяться откровениями.
   - Могу я предложить вам чай со льдом? - сказала Джулия Морроу.
   "Нет, спасибо."
   - Тогда что я могу сделать для вас?
   "Честно говоря, начать довольно сложно. Я вижу, ты не узнаешь моего имени".
   "Твое имя? Кора Роган? Мне жаль. Должен ли я признать это?"
   "Возможно нет. Я была первой женой нашего мужа".
   Теперь выражение любопытства, целиком прикованное к глазам Джулии Морроу, на мгновение сменилось вспышкой удивления. Однако оно исчезло почти до того, как стало различимо, и после этого не было никакого выражения, кроме вежливой сдержанности.
   "Я понимаю. Я, конечно, знала, что первую жену моего мужа звали Кора, но забыла все остальное. Я так понял, что ты снова вышла замуж.
   - Так и было, но мне нравится использовать свою девичью фамилию. Я жила со вторым мужем в Европе. Теперь он мертв".
   "Мне жаль."
   "Это не было большой потерей. Жили мы хорошо, так и иначе, а он почти ничего не оставил. Видно, что вы добились большего".
   "У меня есть все, что мне нужно. Вы пришли ко мне просто потому, что в разное время у нас был один и тот же человек?
   "Мне пришло в голову, что я не выразил сочувствия во время его смерти. Я подумал, что должен прийти и сделать это".
   "После всего этого времени? Это было восемь лет назад - почти девять.
   "Так долго? Время идет, не так ли? Или это мы? Кто-то написал об этом стихотворение. О том, что мы идем вместо времени. Ронсар?
   "Я не знаю. Я читаю очень мало стихов".
   "Должно быть, это было ужасно для тебя. Я имею в виду, убить собственного мужа по ошибке.
   "Да. Это было ужасно."
   - Насколько я помню, вы думали, что он бродяга. Кажется, вы выстрелили в него из дробовика, когда он поднимался по лестнице. Свет на лестнице, помню, почему-то погас.
   "В районе была паника бродяг. Джеймс оставил дробовик заряженным в нашей комнате. Я не ждала его дома в ту ночь и была в ужасе. Однако это воспоминание болезненно, и я бы предпочел не обсуждать его".
   "Простите меня. Следствие, конечно, было очень коротким. Не более чем формальность. У вас, казалось, не было совершенно никаких мотивов для преднамеренного убийства вашего мужа. Кроме того, ваше состояние в то время вызывало большое сочувствие.
   - Я ждала ребенка, если ты это имеешь в виду.
   "Да. Твоя дочь. Очаровательная маленькая девочка. Я встретил ее возле дорожки, когда подходил к дому. Мы играли в валетов".
   "Она довольно небрежна с незнакомцами. Иногда это беспокоит меня".
   "Я тебе завидую. У меня нет собственного ребенка, даже после двух браков. Помню, как я был поражен, когда впервые узнал, что у вас будет такой".
   "Действительно? Интересно, почему."
   - Я была, как я уже сказала, первой женой вашего мужа. Кора мягко улыбнулась и на несколько мгновений отвела взгляд с видом рассеянного, как будто воспоминание было приятным, хотя и немного грустным. "Для него было совершенно невозможно иметь детей".
   Джулия Морроу тоже внезапно замкнулась в себе. Только слабое выражение привередливого отвращения свидетельствовало о том, что она услышала слова и поняла их смысл.
   - Это абсурд, - сказала она. "Вы предполагаете, что Джеймс был изуродован, как тот глупый персонаж в романе Хемингуэя?"
   "Ничего такого романтичного". Кора тихо рассмеялась и снова посмотрела на женщину по ту сторону стеклянной дуги. "Если использовать ваш собственный термин, это было действительно довольно абсурдно. Какая-то неудачная шутка. Орхит - это его название. Осложнение свинки. Она снова рассмеялась, тихо, с оттенком искреннего веселья. "Это было ужасно унизительно для такого тщеславного человека, как бедняга Джеймс. Вы ведь не возражаете против того, чтобы я называл его Джеймсом, не так ли? Это сделало его комическим персонажем в его собственных глазах, и он и не подумал бы признаться кому-либо в своем несчастье. Во время его смерти, его врач умер раньше него, я скорее полагаю, что никто из живых не знал об этом, кроме трех человек. Ты и я, миссис Морроу и сам Джеймс. Интересно, если бы об этом стало известно всем, как бы это повлияло на расследование - я имею в виду мотивы. Интересное предположение, не правда ли?
   "Не особенно." Голос Джулии Морроу, под безупречным контролем, был вокальным эквивалентом ее привередливого выражения лица. "Я нахожу это скучным, а также абсурдным. Однако, допуская мотив, я должен думать, что это сработало бы в обратном направлении. Убит не тот человек".
   "Поверхностно может так показаться. Однако вы должны признать, что мы в состоянии знать , кто был убит, а кто нет". Кора помолчала несколько секунд, как будто обдумывая сказанное, а затем снова небрежно заговорила. - Скажите, миссис Морроу, почему вы его убили? Он собирался с тобой развестись? Но, конечно, был. Он был так тщеславен, бедняжка, что никогда не смог бы допустить неверности своей жены, даже ценой огласки собственной несостоятельности. В данных обстоятельствах это было бы катастрофой, не так ли? Вы бы, конечно, ничего не получили. Теперь у вас есть все, что вам нужно, не так ли?
   - Ты искажаешь мои слова против меня. Джулия заговорила, а потом замерла. Если она и была потрясена или сильно обеспокоена, то не показывала этого. Через некоторое время она вздохнула. - Чего ты хочешь, Кора Роган? Вы, конечно, понимаете, что после столь долгого времени было бы чрезвычайно трудно установить что-либо против меня.
   "Трудно сказать". Кора задумалась и пожала плечами. "Кто знает, что было бы, если бы все это возродилось? В худшем - разорение. В лучшем случае много неприятностей. Особенно, мне кажется, за очаровательную девочку, которую я встретил по дороге в дом. Я говорил тебе, что мы играли в валетов? Джулия Морроу резко встала и отошла на несколько шагов. Она постояла с минуту, глядя через залитый солнцем двор на ряд русских оливковых деревьев позади, серебристо-зеленых на свету, а потом повернулась и вернулась к столу; но больше не сел.
   Кора тайно улыбнулась.
   - Почему ты так долго ждал? - сказала Джулия Морроу.
   - Я не жадный человек, - сказала Кора. "До недавнего времени я жил хорошо и не имел нужды. Теперь я нуждаюсь".
   "Скажи мне чего ты хочешь"
   "Чего я хочу?" Кора говорила мечтательно, как ребенок с невыполнимым желанием. "Я думаю, что больше всего на свете я хотел бы вернуться в Европу и прожить там остаток своей жизни. Я знаю небольшую виллу на юге Франции, где я мог бы жить довольно дешево. Для того, кто умеет делать все как можно лучше, мне должно хватить пятидесяти тысяч долларов - на долгое-долгое время.
   - На всю оставшуюся жизнь, я думаю.
   "Да. На всю оставшуюся жизнь". Джулия Морроу села. Она закрыла глаза, явно усталая, но лицо ее было спокойным.
   - Ты уверен, что я не могу предложить тебе чаю, прежде чем ты уйдешь? она сказала.
   "Совершенно уверен". Пришло время Коре Роган встать. - Я вторгался достаточно долго.
   - Ты живешь поблизости?
   "В отеле в городе".
   "Как неудобно тебе. Помещения плачевные, я понимаю, но, конечно, в таком маленьком месте бывает очень мало гостей. Вы, вероятно, не захотите остаться надолго.
   "Надеюсь выехать завтра днем. Я ожидаю небольшую посылку до этого".
   - Уверен, вы не будете разочарованы.
   "Вы очень любезны, и еще раз спасибо, что приняли меня".
   Кора ушла, не оглядываясь; но она не прошла, как пришла, через дом. Она шла снаружи по дорожке, окаймляющей клумбы с яркими цветами, и так мимо фонтана и вокруг бетонного изгиба к белой березе и маленькой девочке.
   - Ты видел маму?
   "Да. Мы мило поговорили".
   - Она дала тебе что-нибудь на благотворительность?
   "Она думает об этом. Я уверен, что она будет.
   "Я рада. Хочешь сыграть еще одну партию в валетов?"
   "Нет, спасибо. Я действительно должен идти.
   "Хорошо. Думаю, мне лучше сейчас вернуться в дом. До свидания."
   Кора смотрела, как она идет по дорожке одна. Несколько ярдов она прошла степенно, а потом вдруг перешла на походку, которая кажется свойственной маленьким девочкам, - что-то среднее между рысью и прыжком, а может быть, то и другое попеременно.
   Стоя под белой березой и глядя ей вслед, у Коры вдруг возникло такое сильное и ужасное чувство потери и одиночества, что она вслух тихо, сама того не осознавая, вскрикнула от тоски. В это мгновение маленькая вилла на юге Франции превратилась в далекое и пустое место изгнания, и она завидовала уязвимой женщине, которую только что оставила на террасе, - женщине, которая спасла что-то, чего не удалось Коре, от бесплодных лет. .
   Девушка ушла, оставив свои кофты в куче на траве возле дорожки. Нагнувшись, Кора подняла мелкие металлические детали и бросила их в карман льняной куртки.
   Она сохранит их, думала она, на память об этом дне - и обо всех прожитых днях до этого.
  
   УТЕШИТЕЛЬНЫЙ ПРИЗ, Стивен Василик
   Первоначально опубликовано в журнале Mystery Magazine Альфреда Хичкока в мае 1972 года.
   Джонни Барбелла вручил мне карточку. - Она ждет вас, сержант.
   На карточке было написано, что каштановую красавицу, нетерпеливо вышагивающую у перил дежурного отделения, звали Марта Флетчер, и она работала в страховой компании "Либерти". Как сказала бы Барбелла, она была куклой.
   В другое время и в другом месте я был бы более чем счастлив поговорить с ней, желательно за чашечкой напитка в уединенном коктейль-баре, но сейчас я работал по десять часов в день исполняющим обязанности лейтенанта в отделе кражи со взломом. Мой стол был завален отчетами о семидесяти одной краже со взломом, совершенной в городе за последние двадцать четыре часа, большинство из которых должны были быть обработаны моим Центральным округом.
   - Есть идеи, чего она хочет? - спросил я Барбеллу.
   - Какая разница, Майлз? Если такая кукла хочет поговорить с тобой, говори.
   Тот факт, что я был одинок, раздражал Барбеллу, которая была замужем и была отцом троих детей. Моя ситуация была той, которую он всегда старался изменить. Он не принял во внимание, что я был относительно невысоким и тяжелым, со сломанным носом на лице, которое напугало бы большинство женщин в темноте, и не считался самым приятным человеком в полиции.
   Я вздохнул. - Скажи ей, пусть входит.
   Кукла одарила меня теплой улыбкой и крепким рукопожатием. Мне нравятся сильные женщины, а эта вела себя очень уверенно. Она была примерно моего роста, возможно, около двадцати пяти, и хорошо сидящий на ней фиолетовый брючный костюм стоил бы мне моей недельной зарплаты.
   Я предложил ей стул. "Что я могу сделать для вас?"
   - Вы отвечаете за кражу со взломом, сержант Хэтэуэй?
   "К сожалению."
   "Прошлой ночью произошло ограбление. Женщина по имени Озер потеряла произведение искусства стоимостью три тысячи долларов. У нас есть политика".
   Я перерыл бумаги на своем столе и нашел отчет. "Да, это значится как картина. Ты здесь, чтобы забрать копию отчета для своего офиса?
   - Мне поручили расследовать это заявление, - твердо сказала она.
   Мои брови поднялись. - Необычная работа для женщины, не правда ли?
   "Моя компания тоже так думала. Вот почему мне пришлось так сильно бороться, чтобы получить его, и я буду бороться еще больше, чтобы сохранить его".
   "Это не лучшая работа в мире".
   "Деньги - это название игры, сержант. Здесь платят больше, чем на той работе, которую я имел". Ее лицо немного окаменело. - Вы возражаете против того, чтобы иметь дело с женщиной?
   "Они среди моих любимых людей. Как бы вы хотели, чтобы я поступил с вами?" Я попытался слегка украдкой усмехнуться.
   Она проигнорировала это. - Я хочу знать, что ты скажешь о краже со взломом.
   Я просмотрел отчет. "Кажется вырезанным и высушенным. В нем говорится, что входную дверь взломали между шестью часами и полуночью. Кража картины была обнаружена, когда миссис Осер вернулась домой, проведя вечер в городе.
   "Это была не картина. Назовите это коллажем, сборкой или трехмерным изображением".
   Я хмыкнул. "Что это меняет? Оплатить претензию. Он слишком мал, чтобы тратить на него время".
   "Не так быстро. Я вытащил отчет о миссис Осер. Она богатая вдова и что-то вроде коллекционера произведений искусства. В этом доме у нее есть картины и предметы искусства на сумму более трех тысяч долларов. Кто бы ни вломился, он мог бы неплохо заработать на искусстве, не говоря уже о других ценностях, которые были в наличии. Мне любопытно, что кто-то приложил все усилия и взял только одно произведение искусства. И еще: миссис Осер привезла собрание из Голландии всего неделю назад. Бумаги на нем даже не проходят через секцию обработки.
   Я сделал единственный комментарий, который мог сделать. "Хмммм".
   "Я думаю, что это требует немного большего внимания, чем обычно", - продолжила она, затем приняла задумчивую позу.
   - С чьего ракурса, твоего или моего?
   "Оба. Здесь есть что-то странное".
   "Я согласен с этим. Что ты хочешь чтобы я сделал?"
   Она скрестила ноги, и на брючном костюме образовались интересные складки. "Посмотрите на это лично. Что-то вроде этого очень много значит для меня. Это мой первый случай, и я хотел бы, чтобы он увенчался успехом". Она улыбнулась мне.
   Улыбка заставила меня почувствовать, что она позволила мне сделать что-то хорошее, потому что я был таким хорошим парнем, и я был на пути к тому, чтобы делать все, что она хотела. Я откинулся назад и положил ноги на стол. Это звучало как что-то немного необычное, что-то, на что я должен обратить внимание.
   Она уставилась на мои подошвы. - У тебя дырка в ботинке.
   - Воротник моей рубашки тоже потрепался, - сказал я. "С моей зарплатой ни то, ни другое не примечательно". Думаю, именно это меня и убедило. Мне не помешало бы жалованье лейтенанта, и что-то вроде этого могло бы принести мне дополнительное признание, которое ускорило бы продвижение по службе.
   Я спустила ноги и подошла к Барбелле. Я передал ему отчет. "Есть определенные люди, с которыми мы должны поговорить об этом. Узнай, кто в городе и свободен - я хотел бы взять у них интервью".
   - Кто-нибудь конкретно имеется в виду?
   - Если я кого-нибудь вспомню, я позвоню тебе. Я иду к Озеру.
   Он ухмыльнулся. "С ней?"
   - Думаю, да.
   "Хороший. С тех пор, как эта блондинка бросила тебя ради того биржевого маклера, с тобой было трудно поладить. Может быть, этот поможет тебе исправиться.
   - Забудь, сваха. Я иду, потому что эта кража выглядит интересной, а не потому, что она.
   - Да, - сказала Барбелла. "Конечно. Но тебе лучше почистить обувь. Соммес-Пойнт довольно шикарный.
   - Нет в этом смысла, - сказал я. - В одном из них есть дырка.
   Я поманил Марту Флетчер. - Ты не можешь ехать со мной, но если ты поедешь к дому Осеров и застанешь меня там, я мало что смогу с этим поделать.
   Ее глаза просветлели. - У меня есть идея, что мы с тобой станем хорошими друзьями.
   Она вложила в слова много обещания. Я улыбнулась в ответ, чувствуя себя виноватой, потому что она думала, что я делаю все это для нее и ни по какой другой причине.
   Соммес-Пойнт был захудалой частью города, вдававшейся в реку. Городская реконструкция догнала его несколько лет назад и выровняла некоторые его части, а другие выпотрошила. Затем было возведено несколько высотных многоквартирных домов, а дома поменьше отремонтированы. Они превратили его из кармана бедняков в эксклюзивный район, где за пятьдесят тысяч долларов можно было купить корпус двухсотлетнего дома, который вам придется перестраивать самому - в колониальном стиле, конечно, чтобы соответствовать современному стилю. остальная часть раздела.
   Поскольку миссис Озер жила там, мне не нужно было говорить, что у нее есть деньги. Это было очевидно, когда я остановился перед адресом. Маленькая иномарка Марты Флетчер остановилась прямо позади меня.
   Дом был большим, с внушительным входом с двумя дверями, окруженным двумя колоннами и защищенным небольшой крышей.
   Рядом с Мартой Флетчер я нажала кнопку звонка. Было легко увидеть, где эксперт просунул отмычку между дверями и открыл их. Я знал, что замок можно купить в любом скобяном магазине за десять долларов с мелочью, и думал о людях, которые не делают больше для защиты своего дома. Особенно таких, как миссис Осер, у которых было что защищать. Лучшие замки облегчили бы мою работу.
   Служанка, которая ответила, провела нас в большую гостиную из круглого коридора с висячей лестницей, изгибающейся вверх. Потолок был высоким, мебель искусно подобрана и точно расставлена, а стены были усеяны красочными абстракциями, которые завершали все это.
   Вошла высокая рыжеволосая женщина, одетая в белый пуловер и короткую юбку, в теннисных туфлях и с ракеткой в руках. Она была искусно накрашена, но никого не обманывала. Ей должно быть около пятидесяти.
   За ней шел мужчина помоложе с окладистой бородой, длинными темными вьющимися волосами и худощавым красивым лицом, выглядевшим так, словно он демонстрировал новейшую теннисную одежду для молодых свингеров.
   - Это Дерек Ратген, - сказала она. - Что мы можем сделать для вас, сержант?
   - Просто рутинное продолжение вашей кражи со взломом, - сказал я.
   - Вы восстановили сборку? - с нетерпением спросил Ратген. "Очень важно, чтобы он был восстановлен".
   - Еще нет, - сказал я ему. "Еще слишком рано, но мы сделаем все возможное".
   "Мы рассказали все подробности офицерам, которые были здесь прошлой ночью, - сказала миссис Осер. Она повернулась к Марте Флетчер. - Вы, наверное, принесли какие-то бланки для подписи?
   Марта Флетчер ощетинилась и открыла рот.
   - Мисс Флетчер - следователь страховой компании. - поспешно сказал я. "Пока мы оба здесь, мы можем убить двух зайцев одним выстрелом".
   Ратген усмехнулся. - Очень оригинально, сержант. Он посмотрел на содержимое брючного костюма Марты Флетчер, и я чуть не ухмыльнулась. Если он будет продолжать думать в том же духе, у него, очевидно, будут серьезные проблемы с миссис Озер. Интересно, какой у него иностранный акцент?
   Марта Флетчер и миссис Озер с опаской смотрели друг на друга, и я подумал, что нам лучше вернуться к сути встречи. - Вы отсутствовали вчера вечером?
   "Г-н. Ратген и я, - сказала она. - Кроме того, у прислуги был выходной.
   Я повернулся к Ратгену. - Вы в гостях?
   "Из Голландии. Я остановился в отеле. Около полуночи я привел миссис Осер домой, мы обнаружили, что входная дверь взломана, и немедленно вызвали полицию. Потом мы обнаружили, что сборище исчезло".
   Я махнул рукой на стены. "Я понимаю, что некоторые из этих вещей одинаково ценны. Почему воры должны брать только одну?"
   "Это было ново и уникально. Цена не указывает на его ценность".
   - Вы знаете об этой картине?
   "Это была не картина. Это был ассамбляж, созданный одним из самых многообещающих молодых европейских художников. Так я познакомился с миссис Озер. Она купила его по моей рекомендации в галерее моего дяди в Амстердаме всего неделю назад.
   - Вы продолжаете использовать слово "ассамбляж". Что это значит?
   Он улыбнулся. "Ассамбляж - это произведение искусства, состоящее из материалов окружающей среды. Подойдет все, что угодно, лишь бы оно имело смысл и выражало идею, которую пытается донести художник".
   - Твои слова для меня мало что значат, - сказал я. - Мне нужно точное описание.
   - Я могу помочь, - сказала миссис Озер. Она выдвинула ящик стола и вытащила маленькую глянцевую фотографию.
   Возможно, в цвете это имело больше смысла, но в черно-белом виде все это выглядело как груда сплющенных жестяных банок, две из которых все еще целы и торчали наружу, как пара выпученных глаз, установленные на жестком фоне, покрытом рваными пятнами. корешки билетов и фрагменты плакатов.
   Марта Флетчер взяла его у меня. "Очень впечатляет", - сказала она.
   Миссис Озер немного оттаяла. "Фотография не соответствует действительности".
   Наверное, я не разбирался в искусстве. - У него есть имя?
   - Он называется "Массы", - сказал Ратген.
   "Насколько это велико?"
   - Примерно три на четыре фута, - ответила миссис Осер.
   Я хмыкнул. Никто не бегал с этой штукой под мышкой. Он был не только громоздким, но и должен был быть тяжелым.
   - Это так убедительно, - сказала Марта. "Красивый образец дадаистского коллажа; красивый и в то же время сильный".
   Ратген придвинулся ближе к ней. "Знаешь экологическое искусство?"
   "Искусство - это хобби", - ответила она, улыбаясь.
   - Мы должны поговорить об этом, - сказал Ратген.
   Миссис Озер свирепо посмотрела на нее, и мне показалось, что за красивым фасадом скрывается настоящий грязный мятежник. Если бы Ратген продолжал в том же духе, у него были бы проблемы.
   Я потянулся за картинкой до того, как ситуация стала липкой. Ратген показался мне знатоком искусства, поэтому я обратился к нему. "Теперь, когда он украден, что вор будет с ним делать? Можно ли продать?"
   "Возможно. Ее может купить частный коллекционер, который не задает слишком много вопросов".
   - Интересно, - сказала Марта. "Он еще не приобрел репутацию".
   - Значит, рынок не очень большой? Я попросил.
   - К счастью, нет, - сказал Ратген. - Вот почему я надеюсь, что ты скоро восстановишь его.
   - Я с тобой, - согласился я. Я поднял руку в полусалюте миссис Озер и Ратгену. "Спасибо за ваше время. Я посмотрю что я могу сделать."
   Ратген взял меня за руку. "Я хочу еще раз убедить вас, насколько важно восстановить сборку, сержант. Я уверен, что мы сможем оправдать ваше время".
   - В этом нет необходимости, - сказал я ему. "Это моя работа, и я сделаю все, что в моих силах".
   Я последовал за Мартой Флетчер на осеннее солнце. - Вы чему-нибудь научились? Я попросил.
   "Я поняла, что многое бы отдала, чтобы жить так, как она. Почему некоторым людям везет?"
   - Найди себе осера и выйдешь за него замуж, - нетерпеливо сказал я. - Я не это имел в виду.
   Она вздохнула. "Значит, я мало что узнал, за исключением того, что Ратген очень хочет получить обратно произведение искусства за три тысячи долларов, которое в любом случае полностью застраховано. Может быть, он проявляет личный интерес, потому что уговорил миссис Осер купить его.
   - Возможно, - сказал я.
   "Где сейчас?"
   "Еще одна остановка, прежде чем я вернусь в офис. Я подумал, что поговорю с кем-то, кто знает об арт-бизнесе больше, чем я. Если по городу плавает украденная картина, он об этом узнает.
   - Сборка, - машинально поправила она. "Кто он?"
   - Я не уверен, что вам стоит идти с нами, - сказал я.
   - Я должна, - сказала она. Она посмотрела на меня из-под длинных ресниц. "Ты понимаешь."
   Я понимал, что ей очень трудно отказать.
   Я ехал по городу, все еще чувствуя себя немного виноватым. Я расследовал эту кражу по своим собственным причинам, позволяя ей думать, что я делаю это, потому что она попросила меня об этом.
   Клайда Лича нельзя было назвать недобросовестным коллекционером произведений искусства, но он был ближе всех к этому, кого я знал. У него была международная репутация, которую он заработал, когда был моложе, до того, как его поймали на выдаче копий за оригиналы, что навсегда подорвало эту репутацию. В наши дни, если бы Клайд мог заработать, он справился бы со всем, горячим или холодным. У него был небольшой магазин картин и багетов в месте, которое когда-то было хорошим районом, но теперь оказалось на краю гетто, улица узкая и грязная, стены покрыты граффити. Это было не то место, куда рядовой гражданин пошел бы за покупками, поэтому я предположил, что Клайд был вынужден измениться вместе с окрестностями.
   Перед его магазином была небольшая галерея, которая, даже на мой неискушенный взгляд, была заполнена второсортными картинами. Он услышал звон колокольчика и вышел из задней части магазина. Он был невысоким, толстым и круглолицым, а его смуглая жирная кожа блестела, из-за чего он выглядел так, будто постоянно вспотел. Это была очень обманчивая внешность. Под вялым телом Клайд был сильным и выносливым, о чем свидетельствовал открытый дверной проем. Владельцы магазинов в этом районе обычно держали свои двери запертыми и открывали их только для знакомых покупателей.
   "Хэтэуэй, - сказал он, - я вижу тебя только тогда, когда что-то крадут. Что на этот раз?
   "Собрание под названием "Массы ".
   "Никогда об этом не слышал." Он указал на Марту Флетчер. "Кто она?"
   - Она ведет расследование для страховой компании.
   - Это стоит таких денег?
   "Три тысячи долларов".
   "Арахис. Оплатите претензию и забудьте. Когда вор узнает, чего она стоит, он выбросит ее куда-нибудь на свалку".
   Я ухмыльнулся. "Может быть, это то, к чему оно относится". Я передал ему фотографию.
   - Не так уж и плохо, - неохотно признал он. "Может быть, и хорошо, но я бы не дал вам за это ни цента".
   - Если это так, то почему его украли? - спросила Марта.
   "Юная леди, первое, что вы узнаете об арт-бизнесе, это то, что все, кто в нем участвует, - сумасшедшие, включая меня. Я не знаю, почему его украли, и мне все равно".
   "Вы знаете кого-нибудь, кому были бы интересны The Masses ?" Я попросил.
   "Я понятия не имею."
   Я не ожидал, что все так быстро зайдет в тупик, но мне показалось, что ответы Клайда были слишком быстрыми и слишком гладкими, как будто он предвидел мои вопросы.
   - Насколько вам известно, никто в этом городе не хотел этого собрания? - спросила Марта.
   "Иногда люди спрашивают меня о чем-то или просят определенный тип живописи, определенный стиль. Я ничего не слышал о собраниях.
   Я усмехнулся. Это было вежливое признание Клайда, что он был забором, но поскольку я и так знал это, я думаю, что он не видел ничего плохого в том, чтобы признать это.
   - Фотография тебе о чем-нибудь говорит? Я спросил его.
   "Чтобы понять полное значение, вам нужно увидеть оригинал. Фото мало что говорит. Цвет играет важную роль в композиции. Обклеенные консервные банки на синем фоне, например..."
   - Что там написано, Клайд?
   Он некоторое время изучал фотографию. "Протест, - сказал он, - против перенаселения, загрязнения, разрушения окружающей среды".
   У меня ничего не получалось в этом направлении. "Эта штука имеет размеры примерно три на четыре фута. Это необычный размер?
   "Не обязательно. Художник работает в любом удобном размере".
   "Предположим, что кому-то за городом нужны "Массы ", - вмешалась Марта. - Как их отправить?
   "Автомобиль или фургон".
   - Я говорю о больших расстояниях, - быстро добавила Марта.
   - Насколько я понимаю, только одним способом - самолетом. Вы тщательно его упаковываете, лично доставляете в самолет и просите кого-нибудь встретить, когда он прибудет в пункт назначения".
   Марта посмотрела на меня. "Я мог бы проверить аэропорт, чтобы узнать, покинул ли он город".
   Я кивнул. "Хорошая идея."
   Я сказал Клайду, что мы, вероятно, больше не будем его беспокоить. Снаружи я подумал, что пора вернуться к своему столу. Похоже, я зря потратил утро.
   Марта Флетчер сказала: "Увидимся позже".
   "Не торопись. Попозже, и мы поужинаем вместе.
   Ее брови изогнулись. - Мы поговорим об этом.
   Я медленно поехал обратно в штаб, чувствуя себя немного сбитым с толку. Я больше не был уверен, буду ли я вмешиваться ради нее или ради себя.
   Барбелла ждала. - Я надеялся, что ты скоро вернешься. Кое-что оказалось очень интересным. Сегодня утром одного из парней, которых я собирался забрать, нашли избитым. Просто может быть какая-то связь".
   "Кто это был?"
   "Киз Джордано. Сейчас он в больнице общего профиля.
   Слишком много совпадений , подумал я. У Киз была репутация человека, вовлеченного в странные сделки, и кража сборки звучала как его дело.
   Барбелла подтолкнула меня. - Как ты поцеловался с куклой?
   "Тебя должно больше интересовать это дело", - сказал я ему. "Просто займись делом, пока меня нет".
   Я думал о Кисе, пока ехал в больницу. Он был здесь уже давно, так давно, что потерял способность открывать чужие замки, главным образом потому, что его чувствительные тонкие пальцы были изрядно повреждены артритом. В наши дни Киз был известен более грубой техникой входа. Все равно, что открыть дверь отжимом , подумал я; дверь с обычным замком, который любой уважающий себя взломщик откроет менее чем за минуту. Что подняло вопрос о том, кто будет использовать Ключи для такой работы, когда доступно так много других. Не имеет смысла, так что, возможно, Киз вообще не был причастен к краже сборки.
   Регистратура больницы направила меня на третий этаж. На посту медсестер я попросила позвать главного врача, и появилась высокая красивая молодая женщина с медовыми волосами в белом халате и со стетоскопом на шее.
   - Я доктор Джонс, - сказала она. "Меня назначили на эту службу".
   Я показал ей свой значок. - У вас есть пациент по имени Джордано?
   - Его привезли рано утром.
   - В какой он форме?
   "Его довольно сильно избили, у него сотрясение мозга".
   - Он может говорить?
   - Не думаю, что хочу, чтобы его беспокоили.
   - Это дело полиции, и это важно. Все, что мне нужно, это несколько минут".
   Она выглядела сомнительной. "Он не очень последователен".
   "Не имеет значения. Он может сказать что-нибудь интересное.
   Она провела меня по коридору в одну из комнат. Киз растянулся на кровати, завернутый в то, что выглядело как половина больничных бинтов.
   "Он находится под действием успокоительного", - сказала она. - Можешь попробовать, но я сомневаюсь, что он ответит.
   Я нашел незабинтованное плечо. "Ключи? Это Хэтэуэй. Вы меня слышите?"
   Глаза распахнулись, в них мелькнуло узнавание.
   - Кто это сделал, Киз?
   Губы работали. "Клайд."
   - Клайд Лич?
   Глаза моргнули.
   "Почему?"
   Губы снова заработали. "Наемный."
   - Наняли для чего?
   - Украсть, - сказал он, вздохнув.
   - Клайд нанял тебя, чтобы ты кое-что украла для него?
   Глаза снова моргнули.
   - Ты украл его?
   Глаза затрепетали.
   - У Клайда?
   "Стоит большего."
   - Что ценнее, Киз?
   Глаза закрылись.
   - Это все, - сказал доктор, осторожно потянув меня за руку.
   - Как долго он будет таким?
   - По крайней мере, до завтра.
   - Позаботься о нем, - сказал я. - Я вернусь утром.
   Я посидел в машине какое-то время, позволяя вещам встать на свои места, если то, что сказал Киз, имело смысл, он украл что-то для Клайда Лича и был избит за свои усилия. Я подумал о своем разговоре с Клайдом, ища связь, а затем медленно сел. Клайд упомянул ржавые банки и синий фон после изучения черно-белой фотографии. Догадка, или он видел собрание?
   Я бросил машину на передаче. Это было достаточным основанием для обыска.
   Марта Флетчер только что припарковала свою машину, когда я подъехал. Она ждала меня на ступеньках, и я понял, что увидеть ее снова было для меня настоящим удовольствием.
   "При удаче?" Я спросил ее.
   "Совсем никаких", - ответила она.
   "У меня получилось лучше, но это нужно развивать".
   Барбелла ждала. Он улыбнулся Марте. - Вы двое хорошо смотритесь вместе.
   - Неважно, - отрезал я. - Я хочу, чтобы вы получили ордер на обыск. Я сообщил ему подробности и отослал.
   "Даже если мы найдем собрание, мы все равно не знаем, почему оно было украдено", - сказала Марта.
   "Один шаг за раз. У нас есть идея, кто ее украл, у кого она есть и где она находится. Остальное встанет на свои места". Я предложил ей стул. - Сиди, пока не вернется Барбелла. Я хотел бы заняться другой работой".
   - Я думала, - медленно сказала она. - Ратген предложил тебе премию, если ты вернешь сборку. Это обычное дело?
   "Не слишком редко. Некоторые люди думают, что это помогает, особенно когда они потеряли что-то очень ценное для них".
   "Интересно знать, что он заплатит, чтобы получить его обратно. Интересно, сколько?
   Я ухмыльнулся. - Думаешь собирать?
   Ее голос был задумчивым. "Я бы хотел, но боюсь, что мои работодатели не осудят это".
   "Некоторые из них недалеки от этого".
   "Ты?"
   "Наверное, да, но с другой стороны, я никогда не был рядом с очень большой суммой. Какой-то мозг однажды сказал мне, что невозможно предсказать, как человек отреагирует, оказавшись в подобной ситуации. Наименее вероятные будут делать наименее вероятные вещи".
   Она слегка нахмурилась. "Что это значит?"
   Барбелла спасла меня от ответа. Он взмахнул ордером. - Ты готов идти?
   - Я бы хотела пойти с вами, - сказала Марта.
   "Ничего не делая."
   Барбелла подтолкнула меня. - Так нельзя набирать очки, - прошептал он.
   - Я не думаю о очках, - сказал я ему. - Ты знаешь Клайда. Что произойдет, если он станет агрессивным? Она может пострадать".
   - Я возьму на себя эту ответственность, - сказала она. "Пойдем?"
   - В случае неприятностей иди к двери, - предупредил я ее. "Помни это".
   Я вел машину через городское движение, пока не остановился с визгом шин перед галереей Клайда. Внутри Клайд увидел, что я иду, и, должно быть, понял почему, потому что он больше не выглядел вспотевшим. Он был.
   Я помахал ордером перед его носом. - Мы нашли Киз Джордано, Клайд.
   - Я не знаю, о чем ты говоришь.
   - Не время быть крутым, Клайд. Ключи будут говорить завтра и, вероятно, предпочтут сборы. Ты хочешь показать нам, где сборище, или нам придется его искать?
   Его глаза говорили, что он снова собирается солгать. - Я же сказал тебе, что никогда его не видел.
   "Конечно, вы видели это. Вы сказали мне, что это были ржавые банки на синем фоне. Потребовалось некоторое время, чтобы это проникло. "Кейс украл сборку и принес тебе, а все, что ему досталось, это побои. Вы сборку у него почему-то взяли, вместо того, чтобы купить. Почему?"
   - Мне не нужно ничего говорить.
   - Ты будешь говорить, Клайд. Я сделал знак Барбелле. - Ты загляни сюда, впереди, и присматривай за ним. Я начну сзади.
   На это ушло около получаса, но я, наконец, нашел его в кладовке, накрытый пластиковой пленкой и стоявший у стены за стопкой картин без рам. Я вынес его в галерею и поставил у стены. Клайд не сказал ни слова. Марта Флетчер самодовольно улыбнулась, а Барбелла просто смотрела на нее. Я не винил его.
   Это выглядело так, как будто художник собрал каждую пустую жестяную банку, которую смог найти, и обработал их молотком, раздавив их в разные формы, а затем спаял массу в холмик. Две банки, почти целые, выглядели как выпученные глаза на гротескном красноватом лице, и все это было установлено на синем фоне, усеянном обрывками красочных корешков билетов и плакатов.
   Я повернулся к Клайду. "Я думаю, вы знаете, где вы сейчас находитесь. Прочтите ему его права, - сказал я Барбелле, - и пойдемте отсюда.
   Клайд напрягся, на мгновение выглядя так, словно не собирался сдаваться без боя. Когда он увидел выражение моего лица и то, как я двигалась, чтобы заслонить Марту Флетчер, он передумал. Я вздохнула легче. Галерея была маленькой, и было бы трудно держать ее в стороне. Я вдруг понял, что беспокоюсь за нее больше, чем должен был.
   Барбелла надела на Клайда наручники, я уложил сборку в багажник машины, и мы уехали.
   Вот и все, подумал я. Мы восстановили сборку, и я вышел из нее. Клайда арестуют за получение краденого, а остальную часть истории мы узнаем завтра от Киз. Киз должен был предпочесть обвинение в нападении против Клайда.
   Я поставил "The Masses " на батарею отопления за своим столом, и все решили зайти и прокомментировать. Я никогда не знал, что в полиции так много арт-критиков.
   Марта Флетчер не была удовлетворена. "Почему?" она настаивала. - Почему украли?
   "Сейчас мне все равно, - сказал я ей. "Разве недостаточно того, что мы нашли его и у нас есть люди, которые его забрали?"
   "Не для меня. Мне все еще любопытно".
   "Будьте любопытны в свое время".
   Она не отходила от собрания с тех пор, как я принес его сюда. Должно быть, она несколько раз осмотрела каждый квадратный дюйм, прежде чем отступила и указала. "Это что?"
   - Смотри, - сказал я нетерпеливо. - Лич ждет в коридоре, в комнате для допросов. Я добьюсь большего, расспросив его, чем пытаясь понять, что это значит. Я не искусствовед".
   "Я не говорю об искусстве, - сказала она. "Мне это кажется странным".
   Я решил подшутить над ней и осмотрел сборку. Припой, скрепляющий массу металла, постарел и потускнел, за исключением тех мест, куда она указывала. У основания одной из стоящих банок она все еще была очень тонкой, ярко-серебристой, явно недавней и свежей, такой тонкой и такой маленькой, что я удивился, как она ее заметила.
   - Возможно, его удалили и заменили, - сказал я. "Возможно, он был сбит, и его нужно было починить".
   Она протянула руку и щелкнула его длинным острым ногтем. Он издал небольшой глухой стук. Она щелкнула другой банкой. Это звучало пусто. - Может быть, там что-то есть.
   Я собрал сборку. "Пойдем"
   Лаборантам потребовалось всего несколько минут, чтобы отпаять банку, а мы стояли и смотрели, как один из них осторожно поднял банку, снял упаковку и вытащил небольшой кожаный мешочек. Я взял его и высыпал содержимое на стол. Я никогда в жизни не видел столько бриллиантов. Я не мог даже предположить, сколько они стоили, но это должно было быть целое состояние, даже с убытком, который вы понесете, фехтуя ими.
   - Я знал это! - взвизгнула Марта. "Я знал, что должна быть причина для кражи собрания. Представьте, что эта женщина со всеми ее деньгами оказалась контрабандисткой".
   - Не миссис Озер, - сказал я. "Она могла снять бриллианты в любое время".
   Она щелкнула пальцами. "Ратген!"
   - Ратген, - согласился я. "Бриллианты, вероятно, украдены. Ему было бы легко спрятать их в банку, уговорить миссис Озер купить сборку и привезти ее в эту страну. Не имея возможности получить их без подозрений миссис Озер, он, вероятно, обратился за помощью к Клайду Личу. Каждый вор в мире искусства должен знать Клайда. Итак, Клайд нанял Киз, чтобы украсть сборку. Ключи почуяли что-то странное в настройке и захотели еще денег. Клайд этого не потерпел, поэтому избил Киса".
   - Лич знал о бриллиантах?
   "Не Клайд. Если бы он знал, он бы давно их оттуда выгнал. Киз, вероятно, вбил ему в голову идею. Вместо того, чтобы сказать Ратгену, что собрание готово, он позволил ему немного потушиться, чтобы посмотреть, что произойдет. Миссис Осер, не зная ничего лучшего, немедленно предъявила претензию, еще больше усложнив ситуацию. Все, что Ратген знает на данный момент, это то, что собрание исчезло. Он не уверен, взял ли его Клайд или это была обычная кража со взломом.
   "Что теперь?" она спросила.
   - Мы передаем все дело таможне, - сказал я. "Мы через. Мы восстановили сборку и выяснили, кто ее взял. Наша работа сделана".
   "Можем ли мы что-нибудь сделать с Ратгеном?"
   "Не наша работа".
   - Было бы хорошо, если бы мы могли, - с тоской сказала она. "Зачем позволять кому-то другому присваивать себе все заслуги? Мне не помешала бы реклама, и тебе тоже".
   Я зачерпнула бриллианты обратно в мешочек. "Мы должны каким-то образом заманить Ратгена в ловушку", - сказал я. - Он ничего не признает. У меня нет времени на такие действия, да я и не смог бы это осуществить. Он никогда бы не поверил, что я хочу заключить сделку.
   - Но он бы поверил, что я поверю.
   "Он может."
   Она посмотрела на меня проницательно. - Разве кражей со взломом не должен руководить лейтенант? Пригласите Ратгена, и, возможно, им придется дать вам повышение.
   Я подумал , что Барбелла снова заговорила . "Они также могут дать мне месячный отпуск без оплаты", - сказал я, сунув мешочек с бриллиантами в карман и подняв сборку и отдельно стоящую банку. - И еще кое-что, о чем я даже не хочу думать.
   Я подошел к лифту и нажал кнопку. Она была прямо позади меня.
   "Мне нравятся нервные мужчины", - настаивала она, стоя рядом.
   - Вы не понимаете, - сказал я. "Недостаточно договориться о встрече с Ратгеном. Вам придется отдать ему бриллианты, а нам придется забрать его с ними. Вы не могли обмануть его. Он изучит их, прежде чем заплатит вам, а это значит, что мне придется позволить вам отдать ему настоящую вещь. Если что-то пойдет не так, я могу сдать свой значок и улететь из города на первом же самолете.
   - Ты мог мне доверять.
   - Я доверяю только себе, - сухо сказал я.
   Подъехал лифт, и мы вошли внутрь. Она снова встала рядом со мной - слишком близко. "Подумай о повышении", - сказала она. - Разве оно того не стоит?
   Она не выразила это словами, но сказала, что согласилась на сделку и с каждой секундой становилась все привлекательнее. - Да, - сказал я. "Звучит хорошо".
   "Затем сделать его!" прошептала она. "Ты ничего не добьешься в этом мире, если будешь осторожен".
   Двери лифта открылись. У меня был выбор. Переверните бриллианты и сборку и позвоните в таможню, или сделайте еще один шаг вперед и посмотрите, смогу ли я поймать Ратгена - не говоря уже о том, чтобы с нетерпением ждать благодарной Марты Флетчер, перспектива, которая разрешила бы многие одинокие внеслужебные обязанности. часы.
   Я глубоко вдохнул ее духи. Как она сказала, осторожностью ничего не добьешься.
   - Хорошо, - сказал я. "Позвони ему. Будьте осторожны с тем, что вы говорите. Скажите ему , что вы забрали сборку у Клайда и случайно обнаружили алмазы, и Клайд разговаривал с вами.
   Она указала на телефонную будку в холле. "Я воспользуюсь этим. Мы не хотим, чтобы весь ваш отдел подслушивал".
   Я спрятал сборку за письменным столом, похлопал себя по карману, чтобы убедиться, что бриллианты все еще там, и откинулся на спинку кресла, чтобы обдумать свой шанс.
   Подошла Барбелла. - Что ты хочешь сделать с Личем?
   "Закажите его за получение краденого и пусть вызовет адвоката. Он, вероятно, выйдет под залог до сегодняшнего вечера, но если Киз предпочитает обвинения, мы можем забрать его снова.
   Марта вошла, улыбаясь. "Все устроено. Сначала он пытался выдать это за большую ошибку, но согласился встретиться со мной".
   Это было не то, на что я надеялась, и разочарование оставило холод внутри. - Ты говорил с ним о деньгах?
   - Он сказал, что это будет стоить десять тысяч долларов, - осторожно сказала она.
   Бриллианты стоят гораздо больше, подумал я. - Он собирается взять его с собой?
   - Он сказал, что будет.
   Мне было интересно, откуда, по ее мнению, Ратген мог так быстро получить столько денег. - Где ты с ним встречаешься?
   "Где еще? Художественный музей".
   - Это большое здание, - заметил я.
   "Первый этаж восточного крыла".
   Я был в Художественном музее всего один раз, но запомнил, как восточное крыло первого этажа было разделено на множество маленьких галерей. Было бы трудно уследить за кем-то в этом лабиринте.
   "Сколько времени?" Я попросил.
   - Примерно через полтора часа.
   "Отлично. Я здесь кое-что приберу, а потом мы пойдем туда.
   "Я хотела бы сначала пойти в свою квартиру и переодеться", - сказала она. "В конце концов, я хочу выглядеть как можно лучше. Встретимся в восточном крыле через час. Она протянула руку. - Ты хочешь отдать мне бриллианты сейчас?
   - Никаких шансов, - сказал я. - Я приведу их с собой.
   Она поспешила. Барбелла смотрела ей вслед, потом посмотрела на меня. "О чем все это было?"
   Я указал на стул. - Садитесь, и я вам скажу.
   Когда я закончил, он уставился на меня. "Ты сумасшедший! Ты знаешь что? Обыкновенный, прямо сумасшедший! Эта кукла тебе очень понравилась.
   - Вы против плана?
   "Спорим, я!" он взорвался.
   - Хорошо, - сказал я. "Я хочу, чтобы вы официально зафиксировали, что вы против этого и что вы согласились, потому что я вам приказал. Если что-то пойдет не так, вы будете в чистоте. А теперь закажи Лич и возвращайся сюда. У меня есть кое-какие дела".
   Через час мы с Барбеллой были в Художественном музее. Я проверил восточное крыло. Это было так, как я это помнил; тихие маленькие комнаты с мозаичными полами и стенами с картинами. Было только два пути добраться до него. Один был из главного зала, другой - из запертой двери в дальнем конце, ведущей к лестничному пролету, ведущему к внешнему входу, охраняемому человеком в форме.
   Марта Флетчер нашла нас в одной из маленьких комнат. Она переоделась в зеленое платье с короткой юбкой и блестящие белые сапоги. Она выглядела великолепно.
   - Ратген не сможет сосредоточиться на драгоценностях, - сказал я. "Вероятно, вы получите предложение больше, чем деньги".
   "Что ты хочешь чтобы я сделал?"
   "Пройдись по этим галереям. Он найдет тебя. Барбелла будет бродить вокруг, следя за тобой, потому что Ратген его не знает.
   "Где ты будешь?"
   - Рядом с главным залом есть небольшой кабинет. У меня есть разрешение смотреть оттуда. Если Ратген попытается уйти таким образом, я его остановлю. Если он попытается уйти по лестнице, Барбелла схватит его.
   Она протянула руку и улыбнулась. - Надеюсь, ты не забыл бриллианты.
   Я вытащил из кармана кожаный мешочек, открыл ее сумочку и бросил внутрь. "Позаботься о них. Если что-то случится, у меня большие проблемы".
   - Тебе не о чем беспокоиться, - сказала она. "Я позабочусь."
   Я оставил их там и удалился в маленький кабинет, чтобы наблюдать за коридором. Это был напряженный день для музея, особенно для восточного крыла, из-за специального показа широко разрекламированной и прекрасной коллекции одного из мировых мастеров живописи. Семейные группы, пары и отдельные лица медленно шли.
   Час пролетел быстро, и никто даже отдаленно не напоминал Ратгена, когда я услышал шум в конце зала и бросился мимо озадаченных посетителей на шум.
   Я нашел Барбеллу с замком руки на мужчине средних лет с окладистой бородой. - Он у меня, - торжествующе сказал он.
   Я предложил ему отпустить этого человека. - У вас есть кто?
   - Ратген, - сказал он. - Я видел, как она разговаривала с ним, и ждал, пока он попытается уйти, как ты и сказал.
   - Меня зовут не Ратген, - возмущенно сказал мужчина. - Это Мелвин Таб. Я из Цинциннати.
   Потребовалось некоторое время, прежде чем я достаточно извинился перед Мелвином Табом, чтобы он ушел, а толпа разошлась.
   Я повел растерянную Барбеллу к машине. "Что случилось?"
   "Этот парень подошел к ней и вел себя очень дружелюбно".
   "Наверное, пытается забрать ее. С такими куклами, как она, такое случается постоянно.
   "Я потерял их из виду на минуту, когда они ушли в другую комнату. Потом она ушла, а он слонялся вокруг, разглядывая картины. Когда он попытался уйти через дверь, я схватил его. Я был уверен, что это Ратген.
   - Моя вина, - сказал я. - Я должен был сказать тебе, что Ратген был моложе, но я не думал, что что-то подобное произойдет. Я знал, что Ратген не появится.
   Барбелла остановилась. - Откуда ты мог это знать?
   "Она сказала, что звонила ему по телефону-автомату в холле. Телефон не работает уже два дня. Она врет."
   "Зачем?"
   "Потому что она положила глаз на бриллианты и решила, что это хороший способ их получить".
   Барбелла бегло выругалась. "Бриллианты! Они у нее есть, и она ушла!
   - Не беспокойся об этом, - сказал я ему. - Я передал бриллианты и сборку капитану, пока вы заказывали Лича.
   Барбелла покачал головой. - Тогда что ты ей дал?
   - Мешок мелких камней с парковки, но она не будет искать, пока не уйдет далеко отсюда, и я сомневаюсь, что она вернется, чтобы пожаловаться.
   "Я не понимаю, почему такая хорошенькая кукла могла так поступить".
   "Нечего понимать. Она увидела шанс получить большие деньги. Она, наверное, никогда даже не думала, что это воровство. Бриллианты не принадлежали миссис Озер, и если у Ратгена есть хоть какой-то смысл, он будет отрицать, что знает о них что-либо. В конечном итоге правительство конфискует всю партию, поэтому она решила, что опередит правительство".
   - Не знаю, Майлз, просто не знаю.
   "Послушайте, большинство из нас никогда не приближаются к большой пачке денег, не говоря уже о возможности прикоснуться к ней. Я не осуждаю ее, потому что вы ловите любого из нас в нужное время в нужном настроении, и никто не знает, куда мы прыгнем".
   - Я не это имел в виду. Если ты знал, что Ратген не появится, а она попытается заполучить бриллианты, зачем ты прошел через все это?
   "Самозащита. Я знал, что она задумала на этот раз. Предположим, я остановил ее? А что, если в следующий раз она на меня набросится и ей это сойдет с рук? Что еще хуже, если она уговорила меня пойти с ней? Нелегко отказать такой кукле. Я не мог позволить себе рисковать, поэтому решил избавиться от нее сейчас". Я сделал знак. "Вы едете. Я хочу выйти в центральном торговом районе.
   - Что-то, что ты должен сделать?
   - Да, - сказал я. "Я хочу взять одну из этих причудливых полосатых рубашек и починить туфли".
   "В рабочее время? Капитану это не понравится.
   Я вздрогнул от этой мысли. Мысль о том, что я могу ускорить свое продвижение по службе, произведя впечатление на капитана, не сработала. После легкого похлопывания по спине он указал, что должен был быть назначен кто-то еще, пока я разбираюсь с отчетами, накопившимися на моем столе. Хороший администратор, с грустью сказал он, подумал бы об этом.
   - Может быть, и нет, - сухо сказал я. "Но мне кажется, что герой всегда получает девушку или какую-то другую награду в конце этих вещей, поэтому я полагаю, что заслуживаю утешительного приза, даже если мне придется купить его самому".
  
   СПЕЦИАЛЬНАЯ ДОСТАВКА, Джеймс Холдинг
   Первоначально опубликовано в журнале Mystery Magazine Альфреда Хичкока в апреле 1974 года.
   Фоули заплатил за сигареты и задержался у прилавка, отрывая уголок от пачки, когда в аптеку вошла хорошенькая темноволосая женщина.
   Она подошла к нему, слегка покачивая бедрами, на что было приятно смотреть, потому что ее розовые шорты и топ с бретельками открывали фигуру такую же подтянутую и грациозную, как у русской гимнастки. У нее были голубые глаза, кожа кремового цвета, слегка сдобренная кофе, выражение лица, как будто готовое к жизни, а по пятам за ней на поводке бежала большая собака. Собака была французским пуделем стандартного размера, с собачьей стрижкой. Он танцевал так же легко и весело, как и его любовница.
   Женщина подошла к Фоули и взяла экземпляр ежедневной газеты из стопки рядом с кассовым аппаратом. Она дважды сложила газету, слегка согнула ее по обоим краям и протянула собаке. - Вот ты где, Бо, - сказала она счастливым голосом. - Ты можешь отнести его мне.
   Бо жадно взял газету в рот и откинулся на корточки, весело дергая хвостом по линолеуму аптеки, ожидая, пока его хозяйка заплатит продавцу за газету.
   Фоули любил собак. Он сунул приоткрытую пачку сигарет в карман и склонился над собакой. - Привет, Бо, - пробормотал он заискивающим, ласкающим тоном, который обычно используют незнакомцы, обращаясь к незнакомым собакам. - Ты красивый старик, не так ли?
   Он протянул руку, чтобы собака понюхала. Когда Бо не переставал вилять хвостом, Фоули схватил газету в пасти собаки и сделал вид, что пытается оторвать ее от него. Бо думал, что это игра. Он покачал головой и схватился за бумагу, его черные глаза сверкнули. Он изобразил угрожающее рычание сквозь стиснутые зубы.
   Над головой Фоули услышал звон кассового аппарата. Он выпрямился и улыбнулся даме в розовом, когда она принимала у продавца сдачу. "Прекрасная собака, - сказал ей Фоули. "Пудели самые лучшие".
   Женщина повернулась к нему, кивнув в знак согласия. Продавец за сигаретным прилавком сказал: "Он тоже умен. Каждый день приносит газету домой, не так ли, Бо?
   Бо завилял.
   Фоули сказал: "У пуделей нет мозгов. Это признают все".
   Дама в розовом улыбнулась ему, признавая его восхищение ее собакой и, возможно, также восхищение, которое она увидела в глазах Фоли перед собачьей хозяйкой. Затем, слегка потянув за поводок Бо, она отошла от прилавка и вышла. Бо шел за ним степенно, с очень важным видом, высоко подняв морду, чтобы газета в пасти не скользила.
   Фоули вынул сигарету из своей новой пачки и закурил. После пары затяжек он поднял руку на прощание к клерку за прилавком и толкнул дверь на тротуар снаружи. Он мог видеть Бо и розовую леди, идущих на север примерно в квартале от него.
   Это было самое теплое время дня, час после полудня. Рубашка Фоули вскоре стала влажной от пота. Он недоумевал, как девушке в розовых шортах и короткой бретельке удалось выглядеть так круто и свежо после прогулки с собакой в аптеку в такую жару.
   Краем глаза он увидел, как Гарри и Рамон оставили осмотр товаров в витрине магазина через улицу и двинулись за ним.
   Он не увеличил скорость, не подал вида, что заметил их. Они стояли на противоположном тротуаре, пока он не свернул на Блейксли, в двух кварталах от аптеки, и не направился к своей дрянной гостинице. Когда он вошел в вестибюль отеля - на самом деле это был не что иное, как бар со стойкой отеля у подножия лестницы, - Гарри и Рамон быстро закрылись и последовали за ним.
   В баре было пусто, если не считать толстого бармена, неуверенно сидевшего на высоком табурете и хрипло храпящего, положив голову на стойку, пьяного уже в час дня от собственной выпивки.
   Фоули был на первой ступеньке лестницы сзади, когда Гарри окликнул его. - Фоули!
   Фоули остановился, повернулся и, прищурившись, посмотрел сквозь полумрак бара на Гарри и Рамона. Он сказал: "Гарри?"
   - Ага, - сказал Гарри. - Ты живешь в этом заведении?
   "Временно. Как ты нашел меня здесь?
   - Не было, - сказал Гарри. "С прошлой недели вы перешли с адреса, который дали Энди. Почему?"
   "Больше не мог себе этого позволить. Вы должны знать.
   Гарри хмыкнул. - К счастью для тебя, мы заметили, как ты заходил в ту аптеку. Энди мог бы подумать, что ты пытаешься сбежать от него, иначе.
   - Я тоже не мог себе этого позволить, - сказал Фоули. "Какого черта ты хочешь?"
   - Поговори с тобой, - сказал Гарри.
   "Как насчет? На прошлой неделе я сказал Энди, что у меня еще нет денег.
   - Я знаю, что ты это сделал. Гарри и Рамон уже стояли у подножия лестницы. - Давай поднимемся в твою комнату.
   Фоули повернулся и пошел вверх по узкой лестнице. Наверху вглубь дома шел ветхий коридор. Из него вели шесть дверей. Фоули подошел к ближайшей к лестнице двери и открыл ее ключом. Гарри и Рамон последовали за ним. Рамон закрыл за ними дверь.
   Рамон был маленьким и смуглым, с пучком черной бороды на подбородке и одним выпученным глазом. Гарри был сложен как бык, с массивными сутулыми плечами и тонкой опорой канатоходца.
   Фоули сел на свою неубранную постель и сказал: "Ну?"
   - Энди думал, что, может быть, ты уже получил его деньги, вот и все, - сказал Гарри. Его голос был легким и тонким, совершенно неуместным для человека его крупного телосложения.
   - Не знаю, - сказал Фоули. "У меня его не было на прошлой неделе и нет сейчас. Энди дал мне еще месяц, чтобы поднять его. Конечно, еще за несколько очков. Его тон был горьким. - Ты слышал его. Вы были там."
   - Ага, - сказал Гарри. - Но теперь Энди думает, что ты все-таки сможешь расплатиться с ним, не дожидаясь этого лишнего месяца.
   Фоули уставился на него. - Чем расплатиться с ним?
   "С деньгами, дурак. Что-то еще?" Гарри издал теноровый смешок. Казалось, он наслаждался собой.
   "Какие деньги? Я говорил тебе-"
   Гарри сказал Рамону: "Слышишь, Рамон? 'Какие деньги?' - говорит Фоули, как будто он и понятия не имеет, о чем мы говорим.
   Блуждающий взгляд Рамона обратился к Гарри. Второй его глаз вообще не двигался. Фоули хотелось рассмеяться, но он решил, что пока лучше не делать этого.
   - О каких деньгах ты говоришь? он спросил.
   "Энди слышал, что ты вчера заработал".
   "Оценка?" Фоли был искренне удивлен. "Какой балл?
   "Сберегательно-кредитный отдел Сенека", - сказал Гарри. "Торчать."
   Фоули какое-то время молчал. Затем он сказал: "Почему Энди думает , что я сделал эту работу?"
   Огромные плечи пожали. "Как Энди узнаёт что-то из того, что он узнаёт? Он просто узнает о них, вот и все. Это бизнес".
   "Ну, вот в чем он ошибается. Вы можете сказать ему это от меня. Я даже не знал, что вчера была ограбление, пока сегодня утром не прочитал об этом в газете. Скажи Энди, что я трачу все свое время, пытаясь добыть для него деньги. Но не так".
   - Если не в ссудо-сберегательной ссуде Сенеки, - сказал Гарри, - то где?
   "Другие ростовщики, вот где. Думаю, Энди занес меня в черный список. Я не могу собрать ни копейки".
   - Думаешь, ты мог бы сделать это таким образом? - презрительно спросил Гарри. "Когда ты любишь Энди за три тысячи? И у вас нет никеля номер один, чтобы расплатиться? О таких вещах говорят повсюду, Фоули.
   "Где он ожидает, что я возьму его деньги, если я не могу поднять их с акул?"
   "Мы вернулись к тому, с чего начали". Гарри улыбнулся. "Сберегательная ссуда Сенеки. Энди сказал, что у тебя там пять тысяч новых сотен.
   - сказал Фоли. "Энди сумасшедший.
   Гарри пожал плечами. - Или, может быть, ты сдерживаешься. Он сделал небольшое движение рукой, и Рамон достал из-под пальто короткоствольный револьвер и направил его в живот Фоули. Фоули заметил, что его больной глаз беспорядочно блуждал, но здоровый глаз не отрывался от лица Фоули.
   "Что то, что для?" - спросил Фоли.
   - Энди сказал взглянуть, - ответил Гарри. Он сделал два шага вперед, схватил Фоули за плечи и рывком поднял на ноги. Фоули был беспомощен, как младенец, чтобы сопротивляться резиновой силе Гарри, даже если бы он хотел попытаться. - Повернись, друг, - сказал Гарри.
   Фоули посмотрел на пистолет Рамона и обернулся. Он чувствовал, как руки Гарри тщательно и неторопливо осматривают его одежду и личность. Гарри вынул из карманов новую пачку сигарет, коробок спичек, грязный носовой платок, шариковую ручку и тридцать четыре доллара и восемьдесят два цента наличными.
   - Где деньги? - спросил Гарри, поворачивая Фоули к себе лицом.
   - Единственные деньги, которые у меня есть, прямо здесь, - сказал Фоули, указывая на счета и сдачу, которые Гарри бросил на пол. "Вот и все. Вот и все. Тридцать четыре бакса. Все мое состояние. Теперь ты понимаешь, почему мне пришлось переехать на эту свалку?
   Гарри не ответил. Он начал методично обыскивать комнату Фоули. Дешёвый комод, единственный ящик в маленьком деревянном столике на одной короткой ножке ничего не давали. Итак, Гарри разорвал кровать, превратив матрас в руины. Он постучал по полу, прислушиваясь, не болтается ли доска. Он открыл единственное грязное окно в комнате и осмотрел подоконник. Ничего такого. - Где банка? - спросил Гарри.
   - Дальше по коридору, вторая дверь налево, - сказал Фоули.
   Гарри вышел. Пистолет Рамона удерживал Фоули посреди комнаты рядом с кроватью, пока не вернулся Гарри. - Его там нет, - сказал Гарри Рамону.
   Впервые заговорил Рамон. - Позвольте мне спросить его, - сказал он.
   Гарри хихикнул. "Хорошо, спорт, - сказал он, - давай. Думаешь, он держится?
   Рамон кивнул. "Я думаю так. Положите его руку на стол".
   Гарри схватил левое запястье Фоули и толкнул его достаточно близко к наклонному деревянному столу, чтобы левая рука Фоули опустилась на его верхнюю часть. "Как это?" - сказал он Рамону.
   Рамон кивнул. Он перевернул ружье и, держа его за короткий ствол, сильно ударил Фоули прикладом по мизинцу. Фоули услышал, как хрустнула кость, словно ветка ломается во время ледяной бури. Он подавил крик боли и попытался вырвать запястье из хватки Гарри. Гарри рассмеялся над ним и положил руку на стол.
   "Ну, - сказал Рамон, взвешивая пистолет, - это образец. Каждый раз, когда ты лжешь, вылетает еще один палец. Где деньги от Seneca Savings and Loan?
   Лицо Фоули было бледным, губы скривились в гримасе боли. Его глаза, глядя на маленького человека, были убийственны. Тем не менее, его голос был относительно спокойным и бесстрастным, когда он сказал: "Я знаю, что у Энди большое влияние в этом городе, но недостаточное, чтобы прикрыть вас за такую глупость, как эта. Я скажу вам еще раз, я не делал работу Сенеки. У меня нет денег Сенеки. Я не могу заплатить Энди, что я ему должен. Это достаточно просто для вас? Вы можете сломать каждый палец, который у меня есть, и вы все равно не можете изменить эти факты".
   Рамон сказал: "Подержи его руку, Гарри", - и поднял пистолет.
   - Подожди, - сказал Гарри. Его хватка на запястье Фоули немного ослабла. Он по-медвежьи обдумывал сказанное Фоули. Наконец он пробормотал: - Достаточно, Рамон. На данный момент. Нам лучше проконсультироваться с Энди.
   Рамон пожал узкими плечами. Пистолет скользнул из виду под курткой.
   Фоули высвободил свое запястье из хватки Гарри и нежно сжал сломанный палец в другой руке. Он сказал: "В следующий раз, когда я увижу тебя, Рамон, я выпотрошу тебя, как рыбу".
   Рамон улыбнулся, его пучок бороды дернулся от движения губ. - Ага, - сказал он, - ты пугаешь меня до смерти, Фоули. Он вытер больной глаз тыльной стороной большого пальца.
   Гарри сказал своим высоким голосом: - Извини за палец, Фоули. Просто доказывает, что Энди не любит несогласных, даже если на этот раз ты им не являешься. Ради тебя, я надеюсь, ты выравниваешься.
   - Да, - сказал Фоули. - У тебя очень забавный способ показать это. Гарри и Рамон ушли, спустившись по крутой лестнице к бару. Когда Фоули убедился, что они не вернутся, он прошел по коридору в ванную, заперся в ней, налил холодной воды в испачканный унитаз и держал руку со сломанным пальцем в холодной воде, пока боль не начала утихать. . Затем он вернулся в свою комнату, лег на свой испорченный матрас и стал думать, что делать дальше.
   В три часа он встал с кровати, провел расческой по своим густым волосам, поправил галстук и пиджак и подобрал тридцать четыре доллара и восемьдесят два цента, которые все еще лежали на полу. Он сунул раненую руку в карман пиджака и посмотрел на себя в треснувшее зеркало над комодом. Он решил, что выглядит вполне нормально, чтобы появляться на улицах, не вызывая комментариев.
   Он подошел к подножию лестницы и осмотрел вестибюль бара, который теперь был почти заполнен дюжиной или около того строителями в касках, видимо, отдыхавшими на какой-то работе поблизости. Фоули решил не рисковать, пройдя через бар и выйдя на Блейксли-стрит. Гарри или Рамон могли бы ждать его там... возможно, ждали бы, подумал он. Энди не очень верил на слово своим клиентам.
   Фоули вышел через заднюю дверь отеля, которая вывела его на узкий переулок, мерцающий от зноя. Он дошел до конца переулка и повернул на север к Виандот, время от времени оглядываясь назад. Казалось, никто не преследовал его.
   Пытаясь побороть дурное предчувствие, он нашел телефонную будку на заправке, достал монетку, бросил ее в прорезь и набрал номер.
   После трех гудков радостное контральто произнесло: "Привет".
   Фоули подумал, что голос как раз подходит для дамы в розовых шортах и топе с бретельками на шее, кем бы она ни была.
   Он сказал: "Это та дама, у которой есть черный стандартный пудель по кличке Бо?"
   - Да, - весело ответила она, - а это кто?
   "Меня зовут Фоули. Я человек, который говорил с вами о вашей собаке в аптеке пару часов назад.
   "Ой!" - сказала она и рассмеялась. Это было похоже на падение хрусталя. "В конце концов! Я ждал, что ты позвонишь.
   Фоули почувствовал, как у него забилось сердце. Может, все-таки получится. - Из-за денег? - осторожно спросил он.
   "Конечно. Не могу передать, как мы были удивлены. Я подумал, что это должно быть твое. Это не могло быть чье-то еще, не так ли?
   - Это мое, - сказал Фоули. "Могу ли я прийти и получить его сейчас? Я объясню, когда увижу тебя.
   "Я живу на Розелон Драйв, 225, - быстро сказала она. - Ты знаешь, где это?
   "Я возьму такси. Ты собираешься побыть дома какое-то время?"
   - Я буду здесь, - сказала она. "Я умираю от любопытства".
   Фоули вышел из кабинки и вытер лоб грязным носовым платком. Он сунул раненую руку обратно в карман пиджака и стоял на углу у заправочной станции, пока не проехало такси. Он приветствовал это.
   Она сама открыла дверь, рядом с ней был Бо. Она по-прежнему носила розовый наряд. Она сказала: "Входите, мистер Фоули".
   Бо взвизгнул от удовольствия, возобновив знакомство с Фоули, и энергично завилял хвостом.
   Она провела Фоули в скромную гостиную, обставленную со вкусом. В заднем стекле мурлыкал кондиционер. Прохлада была очень кстати после липкой жары на открытом воздухе.
   Она усадила его в кресло и сама села на край стула с лестницей, но тут же снова вскочила и сказала: - Как насчет чая со льдом, мистер Фоули? Или выпить?
   "Чай со льдом было бы здорово, - сказал он. - Извини, но я пока не знаю твоего имени.
   - Джоан Фрэнсис, - сказала она, улыбаясь ему. - Меня сейчас не будет. Она прошла через дверь, предположительно на кухню, и вскоре появилась снова с кувшином чая со льдом и двумя стаканами. "Откуда вы узнали мой номер телефона, если не знали моего имени?" - спросила она его с любопытством, наливая чай.
   - Ваш номер телефона есть на бирке на ошейнике Бо. Я заметил это в аптеке.
   "Мой, ты очень наблюдательный! Но тогда, я полагаю, при данных обстоятельствах вы бы... вложили пять тысяч долларов в пасть собаке.
   Он кивнул. - Я полагал, что клерк в аптеке все равно знает, кто вы, поскольку вы с Бо, похоже, были постоянными покупателями. Когда Бо услышал, как Фоули назвал его имя, он пересек комнату с резиновой костью размером с индюшачью ногу в зубах и присел на корточки перед стулом Фоули. Его глаза-пуговицы умоляли Фоули снова сыграть с ним в игру. Фоули протянул здоровую руку и несколько раз туго дернул резиновую кость. Бо удержался и резко отпрянул, издавая фальшивое рычание глубоко в горле.
   - сказала Джоан Фрэнсис. "Можете себе представить, что я почувствовал, когда ваш конверт со стодолларовыми купюрами выпал из газеты Бо".
   - Это было единственное, что я мог придумать, - серьезно сказал Фоули, - что, казалось, давало хоть какой-то шанс благополучно вывести свои деньги из этого магазина и вернуть их позже. Он подумал, что должен сказать что-то еще. - Прошу прощения, мисс Фрэнсис, за то, что втянул вас в такие темные дела.
   - Не извиняйтесь, ради всего святого, - сказала мисс Фрэнсис. "Я получаю огромное удовольствие. Это увлекательно! Мне, конечно, до смерти хочется узнать, почему тебе пришлось избавиться от денег именно в ту минуту, когда мы с Бо вошли в магазин.
   Фоули отхлебнул чай со льдом. - Я скажу вам правду, - сказал он. "Это самое меньшее, что я могу сделать, чтобы сохранить свои деньги для себя. Видите ли, я должен несколько тысяч долларов... ростовщику. Я думаю, вы бы позвонили ему. Я сказал ему на прошлой неделе, что я не могу заплатить ему, когда я должен был. И я не мог. Так что он дал мне немного продление времени. Тогда, к моему большому удивлению. Несколько дней назад я выиграл пять тысяч долларов, играя в покер, начав с очень маленькой ставки - моих последних двадцати долларов. Эти пять тысяч - деньги, которые я сегодня вложил в газету Бо. И причина, по которой я это сделал, заключалась в том, что как раз перед тем, как вы вошли в аптеку, я случайно выглянул в витрину и увидел двух приспешников моего ростовщика, скрывающихся снаружи. Он типа гангстера, понимаете, и у него, как они называют, мускулистые люди, работающие на него, чтобы собрать деньги, которые он ему должен. Так или иначе, двое его мускулистых мужчин явно ждали, пока я выйду из аптеки. Я сразу заподозрил, что они каким-то образом узнали, что я выиграл деньги, и намерены забрать их сейчас же - силой, если нужно. Ты видишь, в каком я был затруднительном положении".
   Глаза мисс Фрэнсис расширились от интереса. - Я слышала, что ростовщики на самом деле бесчеловечные кровопийцы, - сказала она, сморщив нос от отвращения. Она на мгновение замолчала, и Фоли подумал, что она выглядит слегка смущенной. Затем она сказала. "Может быть, я просто тупой, но если ты выиграл достаточно денег, чтобы погасить свой долг ростовщику, почему ты просто не погасил его?"
   - У меня было лучшее применение этим деньгам, - коротко сказал Фоули.
   "Что лучше использовать?"
   "Ну, у меня есть старшая сестра в Колумбусе, штат Огайо". Фоули мрачно посмотрел поверх головы Бо, мимо кувшина с чаем со льдом мисс Фрэнсис, в угол веселой комнаты. "Она вырастила меня в своем доме, когда наши родители погибли в автокатастрофе. Теперь она вдова и бедняк, шесть недель назад у нее случился инсульт. Именно для этого я и занял деньги, в первую очередь, чтобы помочь оплатить ее медицинские расходы, и именно так я собираюсь использовать и эти пять тысяч. Это почти манна небесная. Я полагаю, что моей сестре нужны деньги больше, чем ростовщику, на данный момент. Вы не представляете, сколько в наши дни стоит содержать кого-то в доме престарелых!"
   "Ой. Мне ужасно жаль вашу сестру, мистер Фоули. Но разве у тебя нет работы или что-то в этом роде? Какой-то способ заработать деньги? Зачем идти к ростовщику?"
   Фоули криво улыбнулся. - Наверное, я врожденный бездельник, мисс Фрэнсис. Я зарабатываю на жизнь - или пытаюсь зарабатывать - азартными играми. Карты, лошади, что угодно. И вот уже шесть месяцев, как я упомянул о той игре в покер, у меня была полоса огромных поражений". Он допил чай со льдом. "А теперь, можно мне мои деньги, пожалуйста? Я хочу сесть на дневной автобус в Колумбус.
   - Когда он уходит?
   "Пять часов".
   - Тогда у тебя будет достаточно времени, чтобы удовлетворить мое любопытство. - твердо сказала мисс Фрэнсис. - Есть еще вещи, о которых ты мне не сказал.
   - Например, что?
   ли мускулисты ростовщика взыскать с вас силой?
   Фоли вытащил левую руку из кармана и показал ей свой мизинец. Она задохнулась. Палец сильно распух: плоть приобрела темный, сердитый цвет синяка.
   "Милосердие!" Мисс Фрэнсис вздохнула. - Они причинили тебе боль, не так ли? Он сломан?
   Он кивнул.
   "Доктор должен увидеть это прямо сейчас", - сказала она.
   - Я пойду к врачу, как только вы дадите мне мои деньги, мисс Фрэнсис.
   Она налила еще чая со льдом. - У меня есть деньги, - задумчиво сказала она. "Мне просто интересно, как вы узнали, что я не стану отрицать, что знаю об этом, и сохраню это для себя?"
   Фоули сказал: "Вы казались мне абсолютно честной женщиной. И Бо тоже выглядел совершенно честным. Он ухмыльнулся собаке.
   - Спасибо, - сказала мисс Фрэнсис, - за нас обоих. Однако, возможно, вам будет интересно узнать, что сначала я был искушен. Честно. Я никогда в жизни не видел столько денег сразу! И не было никакой возможности доказать, что я лгал, если бы я просто сохранил деньги. Потом я подумал: нет, деньги, должно быть, принадлежат тому милому человеку из аптеки, который разговаривал с Бо и любил пуделей. И я решил вернуть тебе твои деньги, но я не представлял, как мне тебя найти. Поэтому я позвонил своему брату в его офис и рассказал ему обо всем, и он сказал, что я должен оставить деньги себе, пока не получу известие от тебя. Он был уверен, что я получу от тебя известие.
   - Хороший совет, - сказал Фоули, - потому что я здесь, верно? Он терял терпение. - А где деньги, пожалуйста, мисс Фрэнсис?
   Она небрежно указала на стол под оконным кондиционером. "Вон там. В центральном ящике. Он знал, что она говорит правду. "В том же конверте, и все. Только я бы хотел, чтобы вы дождались моего брата, мистер Фоули. Когда я позвонил ему, что вы пришли за деньгами, он сказал, что хотел бы, чтобы вы подождали, пока он не приедет. Он уже в пути. Он хочет задать тебе несколько вопросов.
   "О чем?"
   "О вы знаете. Идентификация и тому подобное, я полагаю. Мой брат говорит, что нам нужно быть уверенными в своих силах, прежде чем мы будем беспечно распоряжаться такими деньгами.
   Рука Фоули болела. Ему не терпелось получить деньги от этой милой женщины и уйти, но он знал, что не должен казаться слишком озабоченным. - В таком случае я подожду его, - сказал он. - Я не могу винить твоего брата в том, что он хочет проверить меня. Он кажется достаточно осторожным, чтобы быть адвокатом. Он?"
   - Нет, - сказала мисс Фрэнсис, - он не юрист. Он лейтенант полиции в отделе ограблений.
   Фоули вздрогнул, как будто кто-то сломал ему еще один палец. Мисс Фрэнсис пристально смотрела на него с любопытным извиняющимся выражением в глазах. Она сказала: - Я заметила, что все числа на ваших стодолларовых купюрах идут по порядку, мистер Фоули. Именно поэтому я позвонил своему брату. Он сказал мне, что ваши деньги были украдены из ссудно-сберегательного банка "Сенека".
   Фоули вскочил на ноги, едва сдерживая крик агонии, и уперся сломанным пальцем в подлокотник кресла. Прежде чем он успел двинуться к столу или двери, мисс Фрэнсис резко скомандовала Бо. - Охраняй его, Бо! Фоули временно замер.
   Бо прыгнул перед Фоули и присел, как свернутая пружина. Пуговичные глаза пса больше не блестели озорством и весельем. Они закрепились на лице Фоули и цеплялись за него. На этот раз глубокое рычание в горле Бо не было подделкой.
   Фоули пытался решить, стоит ли рисковать собачьими зубами, даже с бесполезной рукой, когда по деревянному настилу переднего крыльца послышались торопливые шаги. Фоули мог слышать их сквозь урчание кондиционера. Он сунул ноющую руку обратно в карман куртки и безмолвно опустился на стул.
   С лейтенантом Фрэнсисом был полицейский в форме. Когда они вывели Фоли между собой, он мельком взглянул на мисс Фрэнсис. Выражение ее лица было смесью неуверенности и сочувствия.
   - У вас действительно есть больная сестра в Колумбусе, штат Огайо, мистер Фоули? - спросила она. Это был не ее обычный радостный голос.
   Фоули не ответил ей.
  
   ПЕРЕМЕНА СЕРДЦЕ, Талмейдж Пауэлл
   Первоначально опубликовано в журнале The Executioner Mystery Magazine в августе 1975 года.
   Свернув на континентальном автомобиле на вымощенную белым гравием подъездную дорожку к поместью тети Крэбби, Эдди Крэбтри прислушался к болтовне на заднем сиденье между своей тетей и доктором Пикардом. Каждое невинное слово добавляло еще одну каплю яда в резервуар горечи Эдди.
   Он подавил чудовищную изжогу, пока вел тяжелую машину сквозь блестки яркого солнечного света, просачивающегося сквозь затененный вязами переулок. Сегодня он ненавидел мать-природу вместе со всем остальным. Словно по специальному уговору, нельзя было и вообразить более прекрасного весеннего дня для возвращения тети Крэбби из больницы. В воздухе витал первый тонкий привкус лета. Небо было туманно-голубым. Оживленная и свежо-зеленая, сама земля делилась с тетей Крэбби взрывом новой жизни, обновления. Предсмертный хрип падающих листьев миновал как для тети Крэбби, так и для деревьев.
   Блестящая стально-серая машина проехала по террасным газонам и садам перед домом. Впереди вырисовывался внушительный двухэтажный кирпичный дом в неоколониальном стиле, который покойный муж тети Крэбби оставил как отражение самого себя. Его тихая, крепостная основательность смягчалась прикосновением растущего на стенах плюща. Слуги в количестве пяти человек заметили приближение машины и выстроились на веранде у входной двери, чтобы поприветствовать тетю Крэбби.
   Тетя Крэбби, затаив дыхание, наклонилась вперед, чтобы впервые взглянуть после всех этих долгих недель. - Домой... - пробормотала она прямо за правым ухом Эдди. "Мне не терпится попасть внутрь и погладить каждую деталь мебели!"
   - Вам нет восемнадцати, моя дорогая, - проворчал доктор Пикард, - даже если у вас действительно сердце восемнадцатилетнего. Теперь ты выполняешь мои приказы. Не переусердствуйте".
   "Конечно, я не чувствую своих сорока девяти лет. Но я не хочу, чтобы на меня рычал старый лохматый медведь-кардиохирург, - счастливо хихикнула тетя Крэбби.
   Эдди напряженно смотрел в ветровое стекло. Смеющийся? Тетя Крэбби? Это казалось невозможным. Он был ужасно уверен, что ее новой жизненной силы хватит еще на пятьдесят лет...
   Он остановил машину у неглубоких ступеней, по бокам которых стояла пара каменных львов. Он выскочил и открыл заднюю дверь. Его лицо превратилось в тщательно подобранную и давно отработанную маску, и он протянул нежную руку, чтобы помочь тете Крэбби выбраться из машины.
   Ее взгляд задержался на его лице. Ее глаза были почти как у незнакомца, глубже, нежнее, тише, чем глаза, которые он помнил. - Спасибо, дорогой, - она быстро по-матерински сжала его руку.
   Доктор Пикард неуклюже вышел рядом с ней. Он позволил ей подняться одной, медленно и осторожно, шаг за шагом, пока слуги напрягались при каждом ее движении.
   Она остановилась на веранде, чтобы принять их приветствие. Повар, садовник, горничная, дворецкий, дипломированная медсестра с худощавым телосложением, которой доктор Пикард поручил пожить некоторое время.
   "Добро пожаловать домой, мама...
   "Как хорошо, что ты вернулся!..."
   Когда все бормочущие приветствия закончились, слуги украдкой переглянулись. Глаза миссис Виолетты Крэбтри Харпер наполнились слезами нежности и благодарности!
   Тетя Крэбби прошла в просторное фойе со сводчатым потолком, зеркалом в золотой раме, антикварной вешалкой для шляп и подставкой для зонтов. Эдди вошел последним, волоча ноги.
   Слуги разбежались по своим делам. Доктор Пикард дал тете Крэбби несколько минут, чтобы она осмотрелась и воскликнула, как хорошо быть дома. Затем он приказал ей подняться на кресельном подъемнике, установленном на изящной изогнутой лестнице.
   - Мы поднимаемся, моя дорогая, - сказал он. "У вас было много волнений в первый день. Не торопите события. Теперь у вас есть годы и годы, чтобы наслаждаться своим домом".
   Это был крупный, неряшливо выглядевший мужчина, внешность которого выдавала за его гениальность кардиохирурга. Ему потребовалось прикосновение скальпеля в операционной, чтобы преобразить его.
   Тетя Крэбби, доктор Пикард и костлявая медсестра (ее звали мисс Мэйберри) исчезли в верхнем течении в сторону спальни тети Крэбби. Эдди прокрался в гостиную и плюхнулся в огромное кресло с подголовником, обитое темно-зеленым шелком. Кресло, казалось, уменьшало его стройную фигуру. За тяжелыми черными очками его лицо было похоже на воробья, с тонкой шапкой каштановых волос, прилепившейся к длинному узкому черепу.
   Он смотрел слепо. Его скудные жилистые мускулы время от времени подергивались, явные отголоски его бурлящих мыслей.
   Вплоть до сегодняшнего дня он боролся с мыслью, что тетя Крэбби выйдет из больницы живой. Конечно, трансплантация сердца уже не была новостью. Но Эдди просто не представлялось возможным, что доктор Пикард может вырвать сердце из еще теплого тела голландского юноши, вонзить его в грудь тети Крэбби, и все получится. Ее ткани отвергнут чужеродную плоть; ее почки откажутся; ее легкие заполнялись жидкостью, и она тонула в легочных соках. Но ее ткани, почки и легкие работали с легкостью компьютера.
   "Она паршивая, подлая мошенница!" - прошептал Эдди, и его голос дрожал от ярости, даже когда в нем звучала нотка сильной жалости к себе.
   Такова была сумма и сущность этого. Два долгих невыносимых года он играл роль послушного племянника. Мальчик для битья. Раб, не меньше.
   Он прыгнул, чтобы повиноваться ее прихотям. Он успокаивал ее страхи перед смертью, когда кошмары заставляли ее кричать и просыпаться в три часа ночи. Он терпел ее брань, когда она возненавидела тех, чьи дни не сочтены.
   Казалось бы, определенная и предсказуемая цель поддерживала Эдди. Он выстоял, даже несмотря на то, что попытка остаться в образе уступчивого племянника стоила ему язвы. Каждый день, который она израсходовала, приближал его на двадцать четыре часа к тому моменту, когда он сможет купить своей дорогой, покойной тете самый большой похоронный венок в городе.
   Он честно играл в эту игру. Как в детстве, когда он играл в "Монополию" по соседству, пропуская квадраты на доске.
   Когда единственный выживший родственник проходит "Go", он получает два миллиона долларов. Разве это не было правилом?
   Но они сговорились, этот ужасный старик с докторскими степенями и тетя Крэбби. И они залезли в стопку "Шанс" и вытащили для Эдди карточку с надписью: "Иди в тюрьму". Сразу в тюрьму. Не проходите мимо Go. Не собрать два миллиона долларов...
   Ощущение жгучего ножа набрало силу за пупком Эдди и пронзило его внутренности к позвоночнику. Он стиснул зубы, с трудом встал со стула и с трудом поднялся наверх в свою комнату. Он был в ванной, гоняясь за порцией амфожеля с порцией алка-зельцера, когда робкие костяшки пальцев постучали в дверь его спальни.
   "Что это?" - прорычал он через открытую дверь ванной.
   Голос горничной доносился из коридора: Крэбтри, с вами хочет поговорить миссис Харпер.
   Эдди вставил стакан в фарфоровую подставку и уставился на себя в зеркало аптечки. Сосунок... ты, наверное, выскочишь с кровоточащей язвой задолго до того, как она снова подумает о смерти...
   Тетя Крэбби отдыхала в белом шезлонге возле высоких окон с паутинными занавесками, когда Эдди вошел в ее комнату. Она бросила книгу, которую читала, и улыбнулась ему. - Спасибо, что пришел так быстро, Эдвард. Я извинил мисс Мейберри. Я хотел, чтобы мы поболтали, только вдвоем".
   По давней привычке лицо Эдди превратилось в мягкую близорукую маску. Лишь дрожание мышц челюсти указывало на скрежетание зубами.
   Она изучала его, пока он брел вперед, его костлявые плечи слегка сутулились. Свет сострадания смягчил ее карие глаза. "Бедный мальчик, морщины на этом прелестном маленьком бледном личике - моя вина, не так ли?"
   Она подняла тонкую руку, когда Эдди начал говорить.
   "Нет дорогой. Не надо мне врать. Она перевела дух. "Не забывайте, у меня были недели, чтобы подумать о себе, о других людях, о жизни, о действительно важных вещах. Знаете ли вы, что нет места лучше больницы, чтобы поразмышлять над чем-то тяжелым?
   Она похлопала по ручке соседнего будуарного кресла. Жест был быстрым и живым. Одно можно сказать наверняка: восстановление жизни - посреди верной смерти - казалось, стянуло с нее годы. Трудно было смотреть на почти юношеский румянец ее лица и воображать изможденный, хищный лик, вошедший в госпиталь.
   - Пожалуйста, садись, Эдди. Потерпите меня на мгновение. То, что я должен сказать, нелегко".
   "Тетя Виолетта..."
   - Нет, Эдди. Не пытайтесь замазать это. Я знаю, какой я была настоящей строптивой. Улыбка дрожала на изящном овальном лице. "Виксен. Гарридан. Старая ведьма. Я сделал жизнь совершенно ужасной для всех, кто меня окружал. Я отплатил гневом за доброту, гневом за сострадание. Но я потерялся, Эдди. Ничто не было для меня реальным, кроме страдания и мрака смерти. Теперь я знаю, что я набрасывался..."
   Она перевела дыхание. - Да просто издеваюсь.
   Глядя на нее, Эдди опустился на край будуарного кресла.
   "Но доктор Пикард... новое сердце..." Ее серьезные глаза искали его лицо. - Я пытаюсь сказать, что старое сердце, Эдди, и вся мерзкая злоба, которая из него вытекала, ушли. Я не могу вернуться и исправить подлость старой ведьмы, которой я стала. Значит, мы должны позволить ей покоиться с миром, не так ли?
   Эдди отвел взгляд, ненавидя ее жизненную силу. "Почему бы и нет?"
   "Я знал, что могу рассчитывать на вашу доброту и понимание!" Она села, в ее глазах загорелся огонь возбуждения. "Я хочу начать писать новую страницу жизни с небольшого акта возмездия, Эдди. Мое новое сердце дало мне веру и надежду. Теперь мне надлежит проявить милосердие.
   Эдди затаил дыхание. Она действительно собиралась сделать что-то приличное для него?
   Затем жжение начало распространяться по его внутренностям, когда он услышал ее намерение, это большое дело, которое она придумала в больнице.
   "Этот мальчик, чье сердце бьется в этот момент в моей собственной груди..." - говорила она. - Этот Пиковый Датчер... Эдди, у меня был больничный санитар, который наводил справки в его выходные.
   - Но я не знал, что ты... - выпалил Эдди.
   Она прервала его, похлопав по руке. - Да, ты бы взялся за эту работу, если бы я попросил. Я знаю это. Но ты бы торчал, как маленький зеленый человечек с Марса, в бедном квартале гетто. Никто бы тебе ничего не сказал".
   - А чему научился этот принятый человек, этот больничный санитар в выходные дни? - сухо спросил Эдди.
   - Многое из того, что я буду помнить всегда, - тетя Крэбби какое-то время задумчиво смотрела в залитое солнцем окно. Затем ее глаза постепенно снова сфокусировались на Эдди.
   - Не обращай внимания на все мелкие детали, - вздохнула она. "Вам нужны только основные моменты для вашей работы".
   - Тяжело, тетя Виолетта?
   "Да, дорогой. Вот к чему я клоню. У мальчика, Пикового Датчера, было так мало. Неблагополучной семье. Нехватка образования. Все это. И все же он оставил меня так много. Он также оставил бедную старую мать, которая живет совсем одна".
   Эдди тупо уставился на тетю Крэбби. Она поймала его взгляд и криво улыбнулась.
   - Да, Эдди, - кивнула она. - Старой Виолетте Крэбтри Харпер, погруженной в собственные проблемы, было наплевать на миссис Датчер. Она была просто подписью на юридических документах, необходимых для трансплантации, которые можно было получить по самой низкой цене. Но теперь она человек, Эдди. И я хочу сделать что-нибудь для нее. Что-то прочное, в память о ее сыне.
   Тетя Крэбби указала на свой туалетный столик. - Ты найдешь ее адрес в блокноте, Эдди. Иди к этой бедной женщине. Скажи ей, что мои банкиры позаботятся о том, чтобы она ежемесячно получала небольшой, но достаточный счет, пока она жива. Подробности банк сообщит ей позже. Но поторопитесь с хорошими новостями! Ей больше никогда не будет холодно или голодно.
   Эди слепо нащупал туалетный столик. Он сорвал верхний лист с площадки для ожидания. У него возникло искушение повернуться и засунуть адрес тете Крэбби в глотку. Она сделала бы добро незнакомцу, но для него... ничего. Она изменила свое мнение, все в порядке. Она была еще хуже, чем когда-либо!
   * * * *
   Эдди рассчитывал найти жалкое, истощенное, рыхлое пугало из трущоб. Наоборот, встреча с миссис Джордж Датчер была чем-то вроде шока. Она жила в двухкомнатной галерее обшарпанного столетнего кирпичного дома. Эдди припарковал "Континенталь" у заваленного мусором бордюра, и он оказался в непосредственной близости от банды оборванных, устрашающих на вид ребят.
   Эдди не смел открыть дверь, пока не подошел полицейский.
   Эдди нажал на кнопку, открывающую окно с электроприводом, высунул голову из машины и объяснил копу, что у него наверху важное дело.
   - Лучше побыстрее, - сказал полицейский. - Я не могу следить за кучей целый день, а если бы я этого не делал, у вас не осталось бы даже свечи зажигания, когда вы выйдете.
   Эдди взял себя в руки, бросился через тротуар и взбежал по темной вонючей лестнице. Его желудок превратился в кипящий котел с соляной кислотой, когда он добрался до четвертого этажа, отыскал ржавый номер, висевший на одной гвозде, и постучал в дверь.
   Дверь открыла крупная женщина в засаленном плаще. У нее было выпуклое, печеночного цвета лицо и взлохмаченные клочья волос, которые, возможно, в смутном и забытом прошлом были довольно роскошными темно-русыми.
   "Ага?" - прорычала она. "Если вы сборщик счетов, побейте его. Я на мели".
   - Нет, мэм. Эдди сглотнул. Он боролся с желанием зажать нос. Дыхание женщины срывалось, как у льва после трехдневного мускатного похмелья. - Я имею в виду, вы миссис Джордж Датчер?
   - Ну и что, если я?
   - Меня зовут Эдвард Крэбтри. Он окинул взглядом мрачный коридор, где кое-где виднелись деревянные станки, похожие на тощие ребра, обнажившиеся из-за упавшей штукатурки. - Можем ли мы поговорить - кратко - внутри?
   "Как насчет?"
   - Разве мое имя - Крэбтри - тебе ничего не говорит?
   - Не могу сказать, что это так.
   "Как насчет Харпер? Миссис Виолетта Крэбтри Харпер?
   Заря знаний пришла к пропитанным вином серым глазам в складках сального жира. - Конечно... Харпер... Женщина, которая получила сердце моего сына - за паршивую сотню баксов.
   - Я хочу поговорить с вами о стипендии, миссис Датчер.
   "Что?"
   "Деньги."
   "Ну, почему ты так говоришь! Заходи." Она распахнула дверь.
   Чувство слабости охватило Эди, когда он вошел в темную дыру, обставленную раскачивающейся кроватью, небрежно застеленной грязным бельем, сломанным умывальником и диваном, из щелей которого в его замасленных подлокотниках высыпался серый наполнитель. Он мельком увидел соседнюю кухню, где рои мух сражались с колонией марширующих тараканов над столом, заваленным жестяными банками, грязной посудой и винными бутылками.
   "Я сказал Пиковому, что у него будут проблемы, если он будет дурачиться с этими бандами". Миссис Датчер отодвинула в сторону несколько потрепанных журналов с признаниями, чтобы Эдди мог сесть. Пересекая комнату, чтобы выключить потрепанный, залитый снегом телевизор, она добавила: - Как и положено хорошей матери, я предупредила его. Я выполнил свой долг, я сделал. Думаете, это помогло, что-то изменилось? Ни капельки, не было. Он был там, в соседнем квартале - там все цветное - выбивал окна лучшими из них в ту ночь, когда случился бунт. Некоторое волнение вокруг здесь на некоторое время, я вам говорю! Шесть больших зданий взорвались дымом. Люди бегают как сумасшедшие. Скажите, не хотите ли присесть, мистер Крэбтри?
   - Ну, я... то, что я должен сказать, не займет много времени.
   "Если речь идет о деньгах, давайте продолжим. Давно пора мне сделать перерыв. Никогда не было. Как Пика, мой бедный мальчик. Он бежал через улицу, когда какой-то шутник сбросил кусок разбитого цемента с крыши здания. Лопаты и кирпичный бит... они оба выбрали одно и то же место на улице в одну и ту же секунду. Пробил дыру прямо в черепе. Ее голова медленно двигалась из стороны в сторону. Водянистое содержимое ее глаз чуть-чуть переполняло. Ее огромный мясистый подбородок вздернулся. "И где, черт возьми, свиньи, паршивые менты? Они всегда готовы дать тебе по зубам, но почему они не смогли помешать кому-нибудь врезать моему бедному Пику в голову!
   Неуклюжий диван просел еще на несколько дюймов, когда на него опустилась ее пышная попка. Она посидела там какое-то время, подняв руку с толстыми пальцами, чтобы вытереть слезы с глаз. - В любом случае, думаю, вы здесь не для того, чтобы говорить обо всем этом. Вы знаете остальное. Пика отвезли в больницу, и он точно умирал, а этот доктор сказал мне, что у него целая очередь из пациентов, которые очень нуждаются и хотят новые сердца. Она покосилась на Эдди. - А эта дама, которая прислала вас, досталась Пиковому.
   - Вот почему банк свяжется с вами, миссис Датчер. Вы не переедете в "Хилтон" при любом усилии воображения, но вам не придется беспокоиться о бобах или крыше".
   "В это трудно поверить... трудно поверить". Она покачала головой. Постепенно она замерла, глядя на трещину в полу.
   Мгновенья прошли. Эдди откашлялся от нервного дискомфорта.
   - Я не хочу, чтобы ты рассказывал об этом Джорджу, - пробормотала она, не поднимая глаз.
   "Какая?"
   - Джордж, мой муж.
   Его глаза вылезли из-под тяжелых очков. "Муж? Я думал, ты вдова.
   - Может быть. Она вытерла нос тыльной стороной указательного пальца. - Если вас беспокоят те юридические документы, которые я подписал для доктора, не беспокойтесь. Я рассказал доктору о Джордже. Думаю, он просто не удосужился тебе сказать. Джордж не может подписать никаких бумаг, ни как, он в государственной психушке.
   - Прости, - сказал Эдди.
   "Конечно, я знаю. Но все в порядке. У Джорджа был свой день, у него был. Двести тринадцать боев. Он дрался на каждом ринге танкового городка от Мэна до Майами. Журнал Ring даже однажды упомянул его. Отличные дни, мистер Крэбтри. Однажды Джордж заплатил за меня за настоящую шубу, и мне пришлось носить ее почти всю зиму, прежде чем финансовая компания прибила нас к чертям в Гринсборо, Северная Каролина".
   Ее вздох был тяжелым. "Последний бой... Джордж больше не мог выносить пчел, жужжащих в его голове. Больше ничего не слышал. Продолжал бой после того, как закончился четвертый звонок. Нравилось, что убили другого бойца, и рефери, и двух полицейских, которые потребовались, чтобы вытащить его с ринга.
   Она посмотрела в сторону кухни, исследуя винные бутылки. - С Джорджем большую часть времени все в порядке, мистер Крэбтри. Они позволяют ему гулять по территории, когда смотрители смотрят, и даже иметь компанию. Но иногда для того, чтобы вывести Джорджа из игры, нужно совсем немного, очень плохо. Так что просто позвольте ему быть. Он действительно счастлив там, где он есть, и ему может прийти в голову сумасшедшая идея, если он узнает, что у меня есть небольшие деньги".
   Молчание Эдди, сама его неподвижность отвлекли ее внимание от винных бутылок. Она начала хмуриться, глядя на него. Она медленно встала. - Что-то не так, мистер Крэбтри?
   "Неправильный?" Он посмотрел на нее, блестящими глазами. Его счастливый смех разносился по чешуйчатым стенам. "Миссис. Датчер, ты просто источник вдохновения! Никогда в жизни я так не радовался встрече с кем-либо!" Словно потеряв рассудок, он потянулся и быстро обнял ее отвратительную громадину.
   Когда он повернулся и бросился к двери, она бросилась за ним. "Эй, насчет денег..."
   "Банк свяжется с вами". Он бросил эти слова через плечо и исчез на лестнице.
   * * * *
   Крупный мужчина с железно-седыми волосами и морщинистым лицом, терпеливым, как у гончей, надзиратель в белом халате прогуливался по территории государственной психиатрической больницы, присматривая за своими подопечными. Это был прекрасный день, очень тихий и мирный. Маленькая мисс Квакенбуш спокойно читала один и тот же томик стихов снова и снова, прогуливаясь по дорожкам, пересекающим зеленые лужайки. Мистер Хитерли тихо, прислонившись к стволу огромного дуба, обсуждал ситуацию на рынке с невидимым брокером; Короткое замыкание мозга мистера Хитерли устроило так, что тот день черного рынка в 1929 году навсегда остался в несуществующем завтра.
   Надзиратель взглянул на длинные крылья кирпичных зданий, которые начали отбрасывать тени на лужайки. Как раз пора загонять их, смотреть, чтобы они не пытались съесть свои ложки на ужин, и засовывать их на ночь.
   Надзиратель зевнул, потянулся, а затем медленно опустил руки. Он размышлял о паре мужчин, сидевших на низкой каменной скамье возле журчащего фонтана.
   Теперь не брать торт? Голова надзирателя дернулась. Все это время все думали, что Джордж Датчер не более чем избитый, пьяный бывший мопс. Затем этот худощавый молодой парень в тяжелых очках подлетает к нам в шикарном континентальном автомобиле. Говорит, что он двоюродный брат из дальней ветви семьи. Давно в Европе. Пытался найти Джорджа и был потрясен, обнаружив его здесь. Хочет увидеть старика. Может быть, устроить его в частный санаторий. "В конце концов, - говорит молодой человек, - не хочется думать, что твоя семья находится в общественном учреждении, не так ли?"
   Джордж совершенно не помнил своего посетителя. Это неудивительно. Иногда Джордж Датчер вспоминал в деталях то, что произошло двадцать лет назад. Простые неважные вещи, которые большинство людей вообще не могли бы вспомнить. Тогда в следующую секунду Джордж мог забыть о том, что произошло пять минут назад.
   Как бы то ни было, молодой парень вел себя с Джорджем приятно, легко и терпеливо. Это было хорошо. Визит должен быть хорошим для Джорджа.
   - ...Он наблюдает за нами, - тихо сказал Эдди, его лицо было близко к ужасно бугристому лицу Джорджа Датчера. "Большой мужчина с железно-седыми волосами".
   "Я сломаю его пополам!" Джордж поморщился.
   Эдди быстро положил руку на сжавшуюся в кулак волосатую рукавицу. - Нет, нет, Джордж! Даже не оглядывайся. Он заподозрит. Помните, он надзиратель, и мы не хотим, чтобы кто-нибудь что-то заподозрил, не так ли?
   Слоновьи плечи Джорджа расслабились. Его руки, скрюченные и деформированные из-за переломов костей и сухожилий, медленно разгибались. Он сидел, сгорбившись, клацая костяшками пальцев на коленях. "Неа! Никто. Только я и ты, приятель. И спасибо, что пришли и дали мне чаевые".
   - Ты уверен, что все понял? - сказал Эдди. "Ты не забудешь? Ее имя? Где она живет? Как добраться до ее дома?"
   "Я не буду фергит орехов!"
   - Это она, Джордж. Эдди оглянулся через плечо. Надзиратель в белом халате шел к старому чудаку у дуба, ничего не подозревая. - У нее был парень, разбивший череп Спейдса кирпичной битой. Потом она вырезала сердце твоего мальчика.
   Джордж поднял левую руку и ударил ладонью по черепу прямо над ухом.
   - Джордж?
   "Да, приятель? Ладно... Я в порядке... Не беспокойся обо мне. Никто не унижает Бэттлина Джорджа. Я доберусь до нее и положу конец этим шумам в моей голове..."
   Эдди вздрогнул, глядя в молочно-белые глаза Джорджа. Эдди сглотнул. Его скальп покалывал. Он сдерживал свой голос и желание бежать. - Но ты должен быть умным, Джордж. Вы можете выбраться отсюда достаточно легко, но вы должны быть умнее, чтобы они не тащили вас обратно. Вот... - Он быстро сунул Джорджу в руку пятидесятидолларовую купюру. "Это поможет. В каком-нибудь бильярдном ты узнаешь, где купить ружье. Эдди вскочил на ноги. - Мне пора идти, Джордж. Действительно есть.
   - Ты был настоящим другом, приятель. Я не буду фергит. Пиковый... он был моим мальчиком... моим единственным ребенком...
   * * * *
   Эдди был краток в своем отчете тете Крэбби, заявив лишь, что он видел миссис Датчер, и бедняжка была очень ему благодарна.
   - Тебя долго не было, дорогая, - сказала тетя Крэбби из-за провинциального письменного стола, где она писала записку.
   - Машину проверили, - пробормотал Эдди. "Двигатель начал немного пропадать. Ничего особенного. Все исправлено. На самом деле все исправлено".
   - Ну, скажи кухарке, что ты здесь. Она держала твой ужин.
   - Хорошо, - весело сказал Эдди. Он остановился в дверном проеме, оглядываясь на нее. Он вернул ей милую улыбку. Хмммм, подумал он, кого я возьму в качестве несущих гроб?
   * * * *
   Нервный пот не подействовал на него до позднего вечера. В своей спальне, расположенной дальше по коридору от тети Крэбби, он попытался сосредоточиться на телешоу. Он ожидал напряжения, не зная точно, когда Джордж Датчер сделает свой ход. Он мог бы справиться сам, если бы его язва не начала кровоточить. Каждые несколько минут он выходил из своей гостиной в аптечку, чтобы глотнуть леденцов с содовой, успокаивающих таблеток.
   Он возился с телевизором, пока его мысли прокручивали собственный фильм. Он говорил с тихим горем полицейскому: Да, сэр, я поехал в уезд в психиатрическую лечебницу. Я видел Датчера. Моя тетя попросила меня сделать это. Она узнала, что у миссис Датчер был живой муж. Она велела мне сначала зайти к миссис Датчер, а затем посетить мистера Датчера под каким-то предлогом. Моя тетя хотела помочь им обоим. Она собиралась создать небольшой фонд для миссис Датчер. Банкиры скажут вам это. Ей хотелось узнать что-нибудь о мистере Датчере, как он выглядит, каким он был. Тогда, я полагаю, она планировала предпринять дальнейшие шаги от его имени... Да, сэр... ужасная вещь, мистер Датчер вломился и убил ее вот так... Но никаких сомнений в том, кто это сделал... Простите, сэр. ... Больше вам могла рассказать только тетка, а ее уже нет с нами...
   Пэт история. Встань на это. Придерживаться его. Никто не мог опровергнуть это. Если бы полиция начала свистеть, это было бы в темноте.
   Кислотный источник вырвался наружу в третий раз после обеда. Эдди схватился за живот, встал с дивана в гостиной и направился к аптечке с ужасающе неадекватными бальзамами.
   На полпути через спальню он поморщился, когда кто-то постучал в дверь. Он повернулся к двери и рывком распахнул ее. Доктор Пикард стоял в коридоре.
   - Ну... - сказал Эдди. "Как дела, доктор? Я не ожидал тебя увидеть".
   - Обычный визит к моему пациенту - в каком-то смысле. Доктор Пикард усмехнулся. "Но это превратилось в настоящую болтовню. Скажи, мой мальчик, ты чувствуешь себя на высоте? Ты выглядишь очень бледным.
   "Просто устал."
   Доктор Пикард положил руку на плечо Эдди. - Ты прошел через это, все в порядке. Но теперь ты можешь расслабиться. Взять отпуск. Начни получать удовольствие". Он посмотрел в пустой коридор. - Она действительно изменилась, Эдди. Я думаю, что она будет расстегивать кошелек - до тех пор, пока она жива. И ты это заслужил, ты знаешь. Вы верно ухаживали за ней в течение долгого времени.
   - Пока... пока она жива?
   Рука доктора Пикарда ласково сжала плечо Эдди. - Нет, нет, мой мальчик! Я не это имел в виду! Ей не стало хуже. К тому времени, как она скончается, ты сам будешь старым бизнесменом на пенсии.
   - Тогда что ты имел в виду?
   "Она хочет продолжить исследования, которые так много для нее сделали. На самом деле, в свои последние дни в больнице она коротала часть скуки выздоровления, обсуждая это со своим адвокатом и заставляя его оформлять все необходимые документы". Доктор Пикард снова посмотрел в сторону закрытой двери тети Крэбби. "Я думаю, что это замечательно с ее стороны. После ее кончины большая часть состояния пойдет на исследования сердца. Рука поднялась. - Просто подумал, что вам понравятся новости о тех ослабленных путях кошелька. Если ее нынешнее настроение сохранится - а я думаю, что так и будет, - вам еще долго не придется беспокоиться о том, чтобы успокоиться. У вас будет бал, о котором мечтают юноши. Но обратитесь к хорошему терапевту и пройдите обследование, чтобы вы могли по-настоящему насладиться".
   С последним шлепком по плечу доктор Пикард ушел.
   Эдди вышел из ступора, судорожно вздрогнув. Он бросился вниз по лестнице, схватил телефон в холле и свирепо посмотрел на него. Кому звонить? Кто предупредит, что сумасшедший, вероятно, уже на свободе и вооружился? Больница? Полиция? Анонимный звонок, это был билет.
   Его палец тыкал в циферблат, когда из тени донесся хриплый голос: "Привет, приятель".
   Эдди выронил трубку и повернулся спиной к столу. Джордж Датчер стоял прямо у открытой двери. - Пришлось отпустить этого парня, приятель, - сказал Датчер, шаркая вперед. - Чуть не столкнулся с ним.
   Бугристое лицо Датчера с безумной заговорщицкой улыбкой было ужасом из другого мира. Он медленно поднял правую руку, показывая Эдди, что держит пистолет.
   - Ты отлично спланировал, приятель. Это быстро. Где ведьма, которая вырезала сердце моему мальчику?
   - Слушай, - выдохнул Эди, - это все ошибка!
   - И это последнее, что она сделает, - сказал Датчер. - Можешь прогуляться, приятель, пока я расплачиваюсь за Пик.
   Когда Датчер двинулся к лестнице, Эдди вырвал все мышцы. Он схватил Датчера за руку.
   - Пожалуйста, Джордж, она должна жить. Пока она жива, я справлюсь. Но в ту минуту, когда она умрет, пройдет кучка парней с пробирками и микроскопами. Иди и собери два миллиона долларов! Джордж... ты должен понять!
   Эдди бросился между Джорджем и лестницей. Это было все равно, что пытаться перевернуть тяжелую плиту цемента.
   - Джордж, - тихо закричал Эдди, - ты просто не можешь ее убить! Ты же не стал бы убивать невинную женщину, правда, Джордж?
   Джордж замедлил шаг. "Невиновный?"
   - Конечно, - сказал Эдди. - Это не она разбила череп Пикового.
   Глаза Джорджа сфокусировались на Эдди. Их терзала боль от попыток связать мыслительный процесс. Затем, когда позади них щелкнул невидимый переключатель, они сбежали. Глаза почти успокоились. Голос Джорджа был почти нежным. - Я понял, приятель. Я был рядом. Я знаю счет. Ты прикрывал - для себя! Только так ты мог так много знать. Итак, вот подарок для Пик!
   - Нет, Джордж... Джордж, ты должен...
   Джорджу не нужно было ничего делать, кроме как нажать на спусковой крючок один, два, три раза, чтобы остановить шум в голове. Пули пробили легкое, солнечное сплетение и кровоточащую язву.
   * * * *
   Сразу после полуночи молодой стажер сообщил миссис Виолетте Крэбтри Харпер новости. Она тихо встала, пока он пересекал приемную больницы.
   - Простите, миссис Харпер. Для Эдди было сделано все возможное. Но у вашего племянника есть в лучшем случае еще несколько часов. Доктор Пикард отправил меня вперед. Он спустится как можно скорее.
   "Нет, - сказала тетя Крэбби после некоторого размышления, - в хирургии потребность в докторе Пикарде гораздо выше..."
   Тетя Крэбби глубоко вздохнула. "Пожалуйста, посоветуйте ему начать немедленную подготовку к следующей пересадке сердца в его списке ожидания. Похоже, у нас будет донор, и я уверен, что милое, чудесное сердце бедняги Эди еще долго будет поддерживать кровь жизни для кого-то еще...
  
   КОМПЛИМЕНТЫ НАЧАЛЬНИКА, Линкольн Стеффенс
   Первоначально появился в журнале Эйнсли , июль 1900 года.
   Начальник полиции в одиночестве лежал на большом кожаном диване в своем кабинете. Он не устал. Парикмахер побрил его и ушел, за почтой позаботились; рутинные дела на сегодня закончились. Приятно было лежать вот так, без рукавов рубашки, без воротника, манжет и ботинок, и чувствовать себя комфортно. Все было в порядке, и в течение часа, до полудня, начальника нельзя было беспокоить.
   Легкий стук в дверь, и вошел его сержант, плавный человечек, с глазами то светло-голубыми и невинными, то темно-синими и острыми. Шеф знал, что никто больше не войдет, поэтому не поднял глаз.
   Сержант показал карточку: "Мр. Вейланд Моррисон Болл", но Шеф читать не стал.
   "Кто это, Мак? Что же он хочет?"
   - Это визг, шеф, из-за золотых часов.
   - Ну, а почему бы не обратиться в сыскное бюро?
   "Только прочитайте имя, Банкир Болл".
   Начальник поднялся на ноги, торопливо натянул сапоги, надел воротничок, обшлага и застегнул галстук, а сержант держал шинель. Когда Шеф дошел до этого, он подошел к стакану, застегнул мундир, коснулся волос и подошел к своему письменному столу. Когда он сел, он подпер голову рукой, сделал мечтательный, далекий взгляд, и сержант кивнул.
   -- Хорошо, тогда присылайте его, -- сказал вождь.
   И так мистер Болл нашел его, размышляющего и поглощенного. Сержант ушел в отставку.
   - Шеф Рейли?
   Нет ответа.
   "Г-н. Рейли, кажется.
   Шеф кивнул и жестом указал джентльмену на стул. Еще минута бурного изучения, и Шеф трижды нажал кнопку.
   Вошел детектив и стоял у стола по стойке смирно, пока Шеф не вышел из своей озабоченности.
   "Где сейчас люди, которые занимаются этим ограблением драгоценностей?"
   - Они преследуют вора вдоль набережной.
   "В этот момент?"
   "В этот момент."
   "Ну, вы предупредите их, что вор сядет на паром из Пенсильвании и купит билеты в Джерси-Сити до Вашингтона. Арестуйте его с этой стороны.
   Мужчина отдал честь и вышел.
   Шеф казался удовлетворенным тем, что дело было закрыто. Он встал, еще немного подумал и одобрительно кивнул. Его рука играла с картой банкира; его взгляд случайно уловил его, прочитал, затем медленно поднял из-под тяжелых бровей взгляд на банкира, который вскочил на ноги вместе с шефом.
   "Г-н. Мяч?"
   "Уэйленд Моррисон Болл".
   - Банкир?
   "Одиннадцатый национальный банк".
   - Верно, - сказал Шеф, медленно кивая головой. "Одиннадцатый национальный банк". Он подошел к окну, спиной к банкиру, потом подошел и прислонился к столу.
   -- Вам когда-нибудь вернули, -- равнодушно сказал он, -- облигации -- три, кажется, да, три CB&Q, -- украденные два года назад?
   "Нет."
   - С тем же успехом. Они были согласованы в Чикаго за неделю до того, как вы их пропустили, попали в обращение и вскоре попали в уважаемые руки.
   Банкир был поражен. Об этом случае в полицию не сообщалось. Было вызвано детективное агентство, и, хотя его люди усердно работали, они так и не получили ни малейшего намека на вора или собственность, пока клерк железнодорожной компании не поймал облигации во время выплаты дивидендов.
   - Мальчик совершил глупую ошибку, не так ли, взяв облигации? спросил вождь, все еще довольно рассеянно. - Я полагаю, больше никогда не воровал?
   "Да ведь мы так и не узнали, кто их взял", - сказал банкир. - Вы хотите сказать, что вор был наемным работником? Сотрудник?
   "Я думаю, он больше никогда этого не сделает", - сказал Шеф. "Я должен отбросить все мысли об этом. Возьми этот стул.
   Шеф сел за свой стол, подпер голову рукой, но на этот раз он пристально посмотрел на лицо банкира, весь настороженный и внимательный.
   "Ну, - сказал он, - что сегодня случилось?"
   Банкир собрался и занял указанное кресло. Она стояла возле стола и свет падал на лицо банкира, лицо шефа было в тени.
   - Ограбили?
   - Да, о золотых часах, подаренных мне отцом, и в качестве подарка от него я дорожу ими выше их истинной ценности. Но-"
   Шеф неодобрительно поднял руку.
   - Где ты был и как это случилось?
   - Я переходил мост и...
   "Один момент, мистер Болл. Куда вы шли?
   "Из Бруклина сюда. Я почти никогда не бываю в Бруклине".
   - Во сколько ты добрался до моста?
   "Одиннадцать пятьдесят пять. Я знаю это, потому что смотрел на часы, когда садился в вагон моста. Вот откуда я знаю, что потерял его на мосту. Понимаете-"
   - Когда ты пропустил часы?
   "Когда я вышел из машины с этой стороны".
   "Вагон был переполнен, дамы, господа и несколько рабочих. Часы сняли с цепочки, застежку и цепочку вернули на место. Это было прошлой ночью?
   Банкир утвердительно кивал в ответ на каждое заявление, и его глаза льстили шефу, как он любил, чтобы ему льстили, изумлением и удивлением, проявляемыми так, как ребенок проявляет эти эмоции.
   - Ваше имя было на ящике внутри, а имя вашего отца?
   "Да. "Джон Генри Болл - своему сыну Вейленду Моррисону Боллу. 3 декабря 1879 года". Женевские часы в тяжелом футляре для охоты...
   Шеф встал и подошел к окну.
   - Все в машине, кроме рабочих, говорили...
   "Разговоры и смех в нескольких группах..."
   Шеф Рейли обернулся, снова задумавшись.
   "Можете ли вы быть в своем офисе завтра в 12:30?" - спросил он наконец.
   'Да."
   - Часы будут доставлены вам тогда.
   Банкир знал, как вести себя в большинстве жизненных кризисов, но сейчас ему было не по себе. Ему хотелось задать несколько вопросов, выразить благодарность, немного откровенно похвалить чиновника, но шеф, казалось, был уже поглощен чем-то другим, поэтому мистер Болл отступил назад, поклонившись.
   - Уверяю вас, я буду благодарен за эту услугу, шеф Рейли. Добрый день."
   Шеф опустил голову, как бы машинально кланяясь, и банкир подошел к двери. Она распахнулась перед ним, и он вышел к своей карете, которая быстро увезла его в контору.
   - Мак, - сказал начальник, когда к нему вернулся сержант, - кто сейчас работает на мосту?
   "Я не знаю, если только это не толпа Бочонка Келли, но нет, ты сказал им убираться, не так ли?"
   - Да, и после этого я предупредил курицу и цыплят.
   - Может быть, они вернулись.
   - Пришлите Томпсона.
   Томпсон пришел, торопясь из суда. Это был толстый, но чистоплотный человек лет сорока, и больше похожий на вора, чем на актера, ибо лицо его, хотя и квадратное и гладко выбритое, было красное и неправильное, с маленькими влажными розовыми глазками. Его "штатская одежда" была немного "жесткой" по стилю.
   Шеф посмотрел на детектива сверху вниз, медленно и сердито.
   "Кто-то из ваших друзей на мосту ограбил моего друга, банкира Болла. Прекрасные большие золотые часы с именем мужчины.
   Томпсон беспокойно переминался с ноги на ногу, намотал шляпу на руку - и повесил голову. Он дважды бегло взглянул вверх, словно обдумывая ответ, но так и не ответил.
   - Я хочу, - сказал Шеф. - Я хочу, чтобы ты и часы были здесь завтра в десять часов утра.
   Детектив вышел. Шеф снял сапоги, пальто и воротничок и лег на кушетку.
   Когда Томпсон вышел из кабинета начальника, он спустился в подвал, где бездельничали полдюжины детективов. Он заговорил с ними, задав сначала тот же вопрос, который Шеф задал сержанту: "Кто работает на мосту?" Все предлагали предложения, и Томпсон обсуждал их со своими друзьями. Затем он спустился к зданию уголовного суда, где находился его "напарник" Тарни. Тарни был свидетелем, поэтому Томпсон двигался среди адвокатов в зале суда. Он говорил с каждым в отдельности, серьезно, сначала спрашивая, а потом говоря что-то решительное. Все они, казалось, отвечали примерно одинаково, каждый качал головой, беспомощно воздевал руки и потом кивал. Когда Тарни сказали "уйти в отставку", Томпсон вывел его в коридор, и они долго совещались, прислонившись к колонне. Они шептались, говоря с жаром, потом молчали, потом снова с энтузиазмом, пока не разошлись.
   Тарни, следуя одной подсказке, посетил каждый зал суда в здании и поговорил со всеми вероятными адвокатами, которых он встречал. Он вышел на улицу и позвонил в другие уголовные юридические фирмы по соседству. Иногда он встречал на тротуаре мужчин, с которыми разговаривал. Время от времени он заходил в салуны, оглядывался и либо уходил, пожимая плечами, либо прыгал на какого-нибудь человека, чтобы что-то ему шептать. Сделав эту часть работы, Тарни провел остаток дня, бегая по ломбардам и обратно. Он никогда не задерживался надолго на месте, достаточно долго, чтобы сказать несколько строгих слов, сделать несколько жестов и написать одно слово "Бал".
   - Старик хочет, понимаешь? Это была единственная фраза, которую он произнес вслух.
   Томпсон подошел к мостику. В нью-йоркском конце он поговорил с мужчиной, лениво наблюдавшим за толпой, потом с полицейским. Каждый говорил ему что-то, что его интересовало, но он шел по мосту пешком, дважды останавливаясь по пути, чтобы обратиться к невзрачным людям. На бруклинском конце он также обратился к людям, которые его знали. Короткий, быстрый тур по ломбардам в Нижнем Бруклине, и он поехал обратно в Нью-Йорк. Он посетил несколько салунов и еще несколько ломбардов.
   "И старик хочет его вернуть", - так Томпсон заканчивал интервью.
   Без пяти шесть Тарни вышел из толпы на Двадцать третьей улице и подошел к юго-восточному углу Шестой авеню. Там стоял рослый полицейский, но, увидев Тарни, двинулся, не узнавая его. Детектив прислонился к углу. Без трех минут шесть появился Томпсон. Они сразу же свернули в ресторан, где Томпсон провел их к столику в углу и, взяв стул, откуда открывался вид на всю комнату, сел. Тарни сел напротив него. Заказали обед, с вином, и, ничего не говоря, съели. За сигарами они обменялись несколькими словами.
   "Бывали в "Курицах и цыплятах"?" - спросил Томпсон.
   "Неа. Где-либо еще. Оставил это до вечера. Ты останавливаешься у Келли?
   "Неа. До вечера бесполезно.
   Было восемь часов, когда Томпсон, идущий в одиночестве в тени многоквартирных домов по темному переулку, внезапно свернул в шумный салун. Он толкнул качающиеся дверцы и остановился между ними, держа в каждой руке по крылу. Комната была полна мужчин, одни за столиками, другие у стойки, третьи снова в задней комнате. Все остановились, чем бы они ни занимались, и посмотрели на Томпсона. Наступила тишина. Они уставились, и полуподнятые стаканы были поставлены на стойку. Бармен пришел в себя первым.
   "Вот, Том, - сказал он. "Иметь что-то?"
   Мужчина в задней комнате быстро вышел из боковой двери. Другой медленно последовал за ним.
   - Бочонок здесь? - спросил Томпсон.
   - Да, - сказал голос, и из задней комнаты вышел хорошо одетый невысокий мужчина. Лицо у него было твердое, хотя кожа мягкая и бледная, а руки длинные и очень тонкие.
   "Хочешь меня?" он спросил.
   Вошел Томпсон и закрыл двери.
   - Нет, я никого не "хочу", - сказал детектив, слегка улыбаясь.
   Вся атмосфера комнаты изменилась. Толпа расслабилась. Прерванные напитки были проглочены, и спиртное лилось рекой, все смеялись.
   - Иди сюда, - сказал Томпсон.
   Он поймал Кега Келли за петлю и загнал его в угол, и Томпсон с минуту говорил с большой твердостью.
   -- И старик снова хочет его вернуть, -- сказал он наконец. "Спокойной ночи."
   На следующее утро в 9 часов Томпсон стоял на углу Мотт-стрит и Хьюстон, Тарни-эт-Мотт и Бликер, между ними был задний вход в штаб-квартиру полиции. Похоже, они устраивали приемы. К ним по одному подходили чудаковатые старые иностранцы, ветхие бездельники, "спортсмены", отъявленные "крутилки". Большинство из них делали извиняющиеся жесты, ругались и убегали, некоторые улыбались, говорили несколько слов и доставляли небольшие посылки.
   Сыщики одновременно вышли из своих углов и, подойдя к полицейскому управлению, вместе спустились в подвал. Там они осмотрели "материал", как они это называли, одиннадцать часов всех размеров и форм. Томпсон снял с Тарни шляпу и протянул ее, пока Тарни вставлял свои часы, затем отдал ее Тарни, пока тот "разряжал".
   "Уолл, - сказал он, - Микровиц не был уверен в имени. Отнеси ему обратно".
   Тарни положил его в карман.
   "'Мяч.' Может быть, так оно и есть, - сказал Томпсон, глядя на следующие часы, - но они довольно маленькие. Я покажу старику. Он сохранил это. "А вот еще один "Бал". Думаю, это все. Кег прислал обоих. Красота, не правда ли? Вот "Звонок". Возьми и это тоже. "Вал". Скажем, вот "Холл". Это улов, конечно же, регулярное стихотворение. Что это, еще один "Холл". Те другие малыши нг Keep 'Em. Я позволю старику выбрать эти два "шара". Но я думаю, что этот здоровяк - тот, за кого он дал слово.
   В тот день в полдень у мистера Вейланда Моррисона Болла было несколько друзей, которые обедали с ним в его офисе. Он обещал показать им кое-что интересное и объяснил достаточно, чтобы всем было очень интересно услышать больше. Они посмотрели на часы, когда вошли.
   - Ровно в 12.20, - повторил мистер Болл, - ровно в минуту. Он замечательный человек. Говорю вам, он рассказывал мне вещи, которых я сам не знал: кто был в машине, что они делали, какие пели, какие разговаривали и... Проницательный маленький маклер улыбнулся.
   - Ну, да, - настаивал мистер Болл. "Он даже точно описал, как сняли часы с цепочки. И тот другой наш случай здесь, вы знаете. Он спрашивал меня об этом, но думал, что я знаю больше, чем на самом деле. Он знает, кто взял облигации. Мистер Болл понизил голос. - И мы не знаем этого по сей день. Он рассказал мне, что с ними сделал вор, куда они пошли, через чьи руки прошли. Это было самым удивительным".
   Банкиры и брокеры и наполовину не поверили Боллу. Они съели обед, выпили глоток чая, воды или вина и взглянули на часы. Некоторые из них пытались рассказывать прочитанные детективы, но Болл говорил, что все эти истории - чепуха.
   "Это настоящая вещь, - настаивал он. - Шеф Рейли, вы бы видели, как он смотрел на меня и какие вопросы задавал - остро, пронзительно. Он замечательный человек, замечательный. Все по делу, каждое слово, каждый жест, каждый взгляд...
   Было 12:20, и все это знали. Они молчали, глядя на часы или глядя на свои часы. Некоторые из них перестали есть. Следующие десять минут тянулись, но они прошли, 12:25, 12:26, 27. Мужчины теперь все были нервными и серьезными. Наконец было 12:28. Знака не было, и мистер Болл встревожился, но уверенно улыбнулся. - Еще не время, - сказал он.
   Прошла еще минута; Вы могли слышать тиканье часов над бегущей строкой. Длинная стрелка часов медленно двинулась вперед, пока не оказалась напротив цифры VI, а не знака. Это было на протяжении VI в.
   Рэп в дверь. Все вздрогнули, и компания положила салфетки посмотреть, но вспомнила и отвела глаза.
   - Входите, - сказал мистер Болл, выжидающе вставая.
   - Двое... двое мужчин... джентльмены, к вам...
   "Проведи их внутрь".
   Клерк отошел в сторону. Томпсон и Тарни вошли бок о бок, торжественные, как гробовщики.
   "Г-н. Мяч?" сказал Томпсон, глядя на банкира.
   - Я мистер Болл.
   - С наилучшими пожеланиями от шефа Рейли, - сказал детектив. Он положил часы на стол. Затем он и Тарни повернулись и вышли.
   Часы лежали на столе, все взгляды были прикованы к ним. Никто не двигался. Джентльмены оглянулись друг на друга, затем на своего хозяина. Мистер Болл слегка улыбнулся, довольно гордо.
  
   ВЫКУП ТЕЛА, Артур Уоллес
   Первоначально опубликовано в Spicy Detective Stories , ноябрь 1935 года.
   Мона Дрейк окутала публику в Casa Grande благодарной улыбкой, отвечая на аплодисменты. Стройная, податливая зрелость ее фигуры сверкала, как гигантский бриллиант под чистым белым пятном. Под украшенной драгоценностями бандо ее твердые груди ритмично поднимались и опускались. Она откинула выбившуюся прядь платиновых волос и вскочила с пола.
   Аплодисменты последовали за ней до дверей ее гримерки. Она открыла ее и вошла внутрь. Ее лицо стало пустым, и что-то лопнуло внутри ее сердца, как струна скрипки.
   "Монти!" - выдохнула она.
   Плоское тяжелое лицо Волка Монтаны ухмылялось ей со стула перед ее туалетным столиком. Сигарета свисала с уголка его толстого рта.
   - Привет, детка! он приветствовал. "Что, черт возьми, случилось? Ты выглядишь так, будто увидел привидение!
   Мона быстро закрыла дверь и попятилась к ней. Ее щеки были бледными под слоем румян, а нижняя губа дрожала.
   "Монти! Что ты здесь делаешь? Я думал-"
   Он неторопливо поднялся, встряхивая свое большое костлявое тело. Слабая, презрительная ухмылка скривила его рот. "Конечно, вы думали, что я проведу остаток своей жизни вверх по реке". Его глаза-бусинки сузились. - Ну, я вышел, видишь?
   Он расхаживал по комнате. - Как насчет того, чтобы показать мне, что ты рада меня видеть, детка, или меня больше нет на картинке?
   Мона вздрогнула, когда его руки скользнули к ее бедрам, скользнули вверх по обнаженному изгибу ее талии и сомкнулись вокруг груди. Он наклонился и поцеловал ее в губы. Когда он снова откинулся назад, зрачки его глаз расширились.
   - Восемь месяцев - это долго, детка, - выдохнул он. Его пальцы были под украшенной драгоценными камнями бандо и ласкали обнаженную мягкость ее грудей.
   Мона оттолкнула его... нежно. Она повернула ключ в замке. "Боже мой, Монти, зачем ты пришел сюда? Разве ты не понимаешь, что они, должно быть, охотятся за тобой!
   Его улыбка была почти пьяной ухмылкой. Мона знала, что он выпил. Она почувствовала привкус несвежего алкоголя на губах.
   - Не терпится избавиться от меня, не так ли, детка? Есть еще какой-нибудь Джон на связи?
   Мона тяжело дышала. - Не будь дураком, Монти! Убирайся из штата, пока это не закончится!"
   Его твердые пальцы сжали округлость ее плеча. "Я спустился по двум причинам, детка. Первое место, у меня была иена для тебя, понимаешь? Второе место, мне нужно тесто. Есть какие-либо?"
   Мона вздрогнула. - Всего около ста долларов.
   "Это не хорошо. Мне нужны большие деньги. Какого черта ты делаешь со всем своим баблом? Вы сбиваете сто пятьдесят в неделю, не так ли? Надуваешься всякими модными штучками, чтобы Джоны разгорячились и забеспокоились, а?
   Он притянул ее к себе и прижал к себе, обвив рукой за талию. - У меня есть друзья, детка, и они наговорили мне о тебе, понимаешь? Кто этот Мэллори, с которым ты общалась?
   Мона попыталась вывернуться из его хватки. - Ты сумасшедший, Монти! Никого нет!"
   "Ты лжешь! Я понял это прямо! Мэллори зовут этого парня, и у него паршиво с деньгами. Меня это устраивает, понимаете, потому что, может быть, вы и я сможем отобрать у него что-то из этого. Я не возражаю, если ты хорошо относишься к мальчикам, просто чтобы я получил свое. Он оторвал одну из чашечек бандо, освободив упругую, округлую грудь. - Все еще есть, что нужно, не так ли, детка?
   Мона вздрогнула, когда его пальцы коснулись ее чувствительной груди.
   - Пожалуйста, Монти! - умоляла она. - Я сделаю все, если ты только уйдешь! Я встречу тебя где-нибудь и...
   "Замолчи! Я думал об этом восемь месяцев. Лежу там и думаю, что будет, когда я выйду. Вы никогда не были в движении, так что вы не знаете, что это значит. Иногда по ночам я мечтал о том, чтобы поцеловать тебя и полюбить тебя. Я бы сошла с ума, просто подумав об этом!" Его глаза превратились в тлеющие угли.
   Он запрокинул ей голову и сомкнул влажные губы на ее горле. Его рука скользнула вниз с ее груди, пересекла бархатистую плоскость ее живота... Горячие ищущие пальцы обожгли ее бедро.
   Стук в дверь заставил его напрячься. Он отступил назад, потянувшись за пистолетом. Румянец сошёл со щек Моны. Она прикрыла рот рукой, чтобы не закричать.
   Бегущие глаза Монтаны просканировали комнату. Он распахнул дверь шкафа. - Впустите их, - прошептал он, - и говорите побыстрее! Он скользнул за ряд марлевых и шелковых костюмов, закрыл за собой дверь.
   Снова раздался стук, на этот раз нетерпеливо. Мона накинула бледно-голубой халат. Ее пальцы были ледяными, когда она поворачивала ключ в замке, но тепло просачивалось по ним, когда Боб Мэллори, дотошный в хвосте, переступил порог.
   "Привет, красотка!" Его левая рука обвилась вокруг тонкой талии Моны, и он притянул ее к себе для долгого, бездыханного поцелуя. "Конечно, заставил меня ждать. На мгновение я подумал, что у вас здесь другой мужчина.
   Фиолетовые глаза Моны метнулись в шкаф. Она скрестила руки на грудях, чтобы скрыть их вздымающуюся бурю. Покалывание пробежало вверх и вниз по ее позвоночнику. Ее улыбка была жалко натянутой. "Глупый!"
   Наследник баснословного состояния Мэллори на коммунальных услугах пожал плечами. - Ну, никогда не скажешь! Он положил свой цилиндр и трость с серебряным набалдашником на стул. - Что напомнило мне: - помнишь, я упомянул младшую сестру? Итак, Джейн прилетела на " Нормандии " сегодня поздно вечером. Она пробудет в Санкт-Морице несколько дней, а потом отправится в феодальный замок на Уотч-Хилл.
   Мона умерла тысячей смертей, пока он с энтузиазмом говорил. В любой момент она ожидала, что Монтана выйдет из туалета и разорвет на части единственную прекрасную вещь в ее жизни. Но по тем или иным причинам он этого не сделал.
   Боб взял ее на руки. - Я подумал, что было бы неплохо, милая, если бы ты сегодня вечером позвонила Джейн и пригласила ее пообедать с тобой завтра. Он поцеловал ее в щеку. "Если мы сможем переманить ее на нашу сторону, губернатору придется сдаться".
   Нижняя губа Моны задрожала. Она глубоко вздохнула, надув свою упругую, прекрасную грудь. "Я чувствую себя дешевкой и безвкусицей, делая такие вещи, Боб. Если я недостаточно хорош...
   Его собственнический рот прервал фразу. Кружась на головокружительной высоте, Мона не возражала, когда его рука скользнула к ее груди, зарываясь под халат, чтобы коснуться бархатных сфер, которые обнажил Вульф Монтана.
   - Никогда больше не говори так! он предупредил. - Ты знаешь, какой у меня отец! Он приезжает в город сегодня вечером, и я встречаюсь с ним. Попробуй договориться о выходных, и мы проведем их в Уотч-Хилле. Нет ничего лучше, чем терпеть льва в его собственной берлоге".
   Он снова крепко поцеловал ее. - Ты позвонишь Джейн?
   Мона кивнула. "Да."
   Она повернула ключ, запирая дверь, через мгновение после того, как он ушел. Глаза Монтаны сверкали, как черные бриллианты, когда он вышел из укрытия. Он угрожающе поднял пистолет в ладони.
   - Значит, другого парня не было! - усмехнулся он. - Не так много, сестра! Он сунул пистолет в карман и пересек комнату. Его жилистые пальцы глубоко впились в руки Моны. "Тебе чертовски повезло, что я не вломился на твое маленькое чаепитие, детка! Все готово, чтобы бежать по проходу, а?
   Мона отшатнулась от него. Горячие уколы боли пронзали ее руки. - Пожалуйста, Монти! Ты делаешь мне больно!"
   Он прижал ее спиной к стене. - Я причиню тебе много боли, если ты не будешь играть в мяч. Теперь вот макет. У этого парня Мэллори есть бабло, которое нужно сжечь. Мне нужно что-то из этого. Ты собираешься принести мне десять штук завтра к полудню, понимаешь?
   Ледяной ужас отразился в глазах Моны. - Нет, Монти! Я не могу!
   Его ликерное дыхание было выдохом гнилой доменной печи ей в лицо. "Что ты имеешь в виду, я не могу? Ты должен! Десять тысяч будут держать меня в тайне, пока мальчики не уладят ситуацию.
   Мона глотнула воздуха. Ее руки онемели от жестокого давления его пальцев. Грубые лацканы его дрянного пиджака царапали ее грудь, царапая чувствительную кожу.
   - Я покончила с рэкетом, Монти, - жалобно захныкала она. "Я иду прямо. Я не коснулся ни доллара горячих денег с тех пор, как вы поднялись.
   Полное презрение скривило его искривленные губы. - Белая, как лилия, а? Он прижался к ней своим огромным телом, сминая ее груди. "Ну, это одна сделка, в которой ты замешан, детка. Ты опрокинул Мэллори на десять штук, или я узнаю почему! Сообразительный?"
   "Нет! Нет!" Голос Моны был хриплым и сдавленным.
   Монтана попятился. Его лицо превратилось в жестокую, непристойную маску ненависти. "Повтори!" - прошипел он.
   Мона съёжилась перед его неуклюжей скотиной. - Я не могу, Монти! - выдохнула она. "Я не буду!" Словно выстрел из ружья, его ладонь вылетела и ударилась о ее щеку. За ударом стояла вся сила неповоротливых плеч Монтаны. Голова Моны склонилась набок. Крик, больше испуганный, чем боль, сорвался с ее губ.
   Монтана поймала ее, когда она споткнулась. Он сорвал верх ее халата, оставив голыми алебастровые плечи и пульсирующую грудь. Его когтистые пальцы сжимали мягкую плоть, пока каждый нерв в ее теле не превратился в болезненный узел.
   - И не только это, - пробормотал он, - но ты играешь, как раньше, видишь? Ты можешь устроить брачный акт с Мэллори, хорошо. Это нормально для меня. Но когда я хочу тебя, малыш, ты ковыляешь. Его правая рука метнулась в карман. Мона почувствовала, как холодная сталь вонзилась ей в живот.
   "Почувствуй это, детка? Я все еще знаю, как заставить его работать. Встретимся завтра ровно в двенадцать у Ника. Возьми с собой тесто".
   Мона съёжилась, подняв руку к покалывающей щеке. - Говорю тебе, я не могу этого сделать, Рокки! воскликнула она. - И вообще, у него нет своих денег. Клянусь, нет!
   - Ты знаешь, что я думаю о твоей клятве, - огрызнулась Монтана. Его рука метнулась вперед, схватила ее за плечо и дернула так, что слезы боли застилали ее глаза. - Либо ты его получишь, либо... Ствол пистолета вонзился ей в плоть. - Предположим, я сообщу джентльмену, что Вольф Монтана целый год играл с тобой в мужья и жену, а! А что, если я подскажу ему пару сомнительных сделок? Предположим...
   Мона ударила своими крошечными кулачками в его массивную грудь. - Ты бы не стал! Монти, ты бы не стал!
   "О, не так ли? Как будто скатился с бревна, детка.
   - Он назвал бы тебя лжецом!
   - Он бы, не так ли? Хорошо! Я получу пятьдесят штук от твоего приятеля в шляпе и заодно починю твой фургон. Его голос упал. -- А когда все кончится, ты приползешь обратно на четвереньках, понимаешь? Он попятился к двери.
   Освободившись, Мона расправила плечи. - Если ты прикоснешься к нему, Монти...
   - А если да? - воинственно зарычал он.
   В глазах Моны вспыхнуло неповиновение. - Тебе придется кое-что объяснить.
   Его лицо почернело. Он яростно прыгнул на нее, царапая ногтями ее обнаженную кожу и оставляя жуткие кровавые следы.
   - Объясни ему это, сестра! - насмешливо воскликнул он.
   В одиночестве в раздевалке Мона омывала багровые царапины, отмечающие белизну ее груди, но ни жгучая боль, ни уродливое обезображивание ее не беспокоили. Это было нечто большее.
   Отныне, когда Монтана была на свободе, каждое ее мгновение бодрствования будет наполнено страхом. Ее руки дрожали, внешнее свидетельство натертых нервов, когда она втирала успокаивающий холодный крем в жестокие порезы от ногтей. Что было на уме у Монтаны? Должна ли она предупредить Боба; сказать ему о надвигающейся опасности? Это означало бы обнажить безобразие своего прошлого, давно похороненного.
   - Две минуты до вашего номера, мисс Дрейк, - раздался голос.
   Продрогнув до мозга костей, Мона сняла украшенный драгоценностями костюм и надела тонкое шифоновое платье. Почему, когда счастье было в пределах досягаемости, адская летучая мышь должна заслонить солнце? Она одна поняла, стоя в теплом сиянии янтарного пятна и всхлипывая ностальгическую факельную песню, что рыдания были настоящими.
   На обратном пути в свою гримерку Мона вспомнила, что должна была позвонить Джейн Мэллори в "Санкт-Мориц". Было десять тридцать, а следующее представление началось в полночь. Она оделась по-уличному, выскользнула через боковой вход и поспешила к телефонной будке аптеки.
   - Мисс Джейн Мэллори, пожалуйста, - попросила она, как только соединение с коммутатором отеля было установлено. Повисла короткая пауза, а потом:
   - Мисс Мэллори не отвечает.
   Мона нервно прикусила нижнюю губу. "Примите сообщение, пожалуйста? Скажите мисс Мэллори, что звонила Мона Дрейк и...
   Голос оператора был пытливо-напевным. - Вас отключили от мисс Мэллори? - спросила она.
   Мона замялась. "Э-э... отключился? Почему... э... я не понимаю.
   - Вы звонили мисс Мэллори около десяти минут назад. Вы нашли ее?
   Кожа на голове Моны натянулась. Холодный иней, казалось, образовался вокруг ее сердца. Вольф Монтана нанес удар ! Ошеломленная, она вернула трубку на место, не обращая внимания на настойчивое: "Алло?.. Алло?"
   Она вышла из кабинки и прислонилась к стеклянной двери. Ее желудок скрутил тошнотой, а голова бешено кружилась. Теперь она поняла, что имел в виду Монтана, когда сказал: "Я получу пятьдесят штук от твоего приятеля в высоких шляпах и заодно починю твой фургон!" Все было до ужаса ясно.
   Монтана использовала свое имя, чтобы заманить сестру Боба в ловушку для похищения! Оператор в "Сент-Морице" уже знал, что мисс Дрейк звонила и разговаривала с Джейн Мэллори. Это был жестокий дьявольский замысел, каждое щупальце которого в конце концов сокрушит все, что было ей близко и дорого.
   Мона вышла на улицу, радуясь прохладному ветру, обдувавшему ее воспаленный лоб. Казалось, судьба сговорилась против тех немногих капель счастья, которые ей удалось выжать из жизни.
   Мона вздрогнула, представив Джейн Мэллори в руках Монтаны. Боб показал ей фотографию своей сестры. Она была молода, энергична и сформирована как брачная богиня. Монтана помимо всего прочего потребует дань уважения телу.
   Нужно было что-то делать - и быстро!
   Все было на кону! Она вернулась к будке и позвонила в Casa Grande .
   Через несколько минут она уже ехала на такси в центр города. Легкая сардоническая улыбка искривила ее губы, когда она подумала о том, что рассказала Дэнни Киллеру. " Я не могу делать шоу! Я позвоню тебе утром. Другого утра может и не быть. Всего час назад пистолет Вольфа Монтаны пронзил ей живот! Он может снова надоесть, но не так безобидно!
   Мона вышла из такси в квартале от кабаре "Золотая Заря" . Она быстро подошла к нему, бойкие движения ее бедер противоречили бьющемуся сердцу и трепетанию грудей.
   На полпути вверх по позолоченным ступеням в стиле рококо здания, в котором располагалось кабаре, Мона услышала горячие, знойные ритмы грохота джазового оркестра. Громкая музыка обрушилась на нее, когда она прошла через тяжелую синюю плюшевую преграду внутрь заведения.
   Почувствовав себя как дома, она обошла комнату, открыла дверь и вошла в кабинет, обшитый панелями из искусственного дуба. Человек за конторкой - невысокий, коренастый, с толстым лицом - сунул руку на грудь куртки.
   Мона ярко улыбнулась, закрывая дверь. - Немного нервничаешь, Ник, да? Она подошла к столу, опираясь на ладони и наклонившись достаточно далеко, чтобы его глаза-бусинки не могли не видеть белую мягкость ее груди без бюстгальтера под лифом. - Монти заполучил даму? прошептала она.
   Ник провел толстым языком по распухшим губам. -- Где ты пряталась, Венера?
   Мона пожала плечами: "О, я все еще в обращении. Что насчет дамы?
   - Какая дама?
   - Хватит тянуть время, Ник! Ты не хуже меня знаешь, что у Рокки сегодня был рывок. Прошло?"
   Его глаза пробежались по ее фигуре от бедер до шеи. - Какое тебе дело?
   Мона придала своему голосу хрупкую твердость. "Множество! Он ее поймал?
   - А если бы он это сделал?
   - Это все, что я хочу знать. Она хороша для пятидесяти тысяч, и я врезан. Знаешь, куда они взяли ее?
   Ник встал, отодвинув вращающееся кресло. Он обошел стол, потирая влажные пухлые руки. Он был на несколько дюймов ниже Моны. Его подбородок достиг верхней границы ее груди.
   - Для маленькой девочки, - пробормотал он плавно, - ты хочешь много знать, не так ли? Ты все еще знаешь все трюки?
   Мона поборола свое отвращение, покачиваясь к нему, когда его пухлые руки с короткими пальцами скользнули по ее бедрам. Она сгорбилась так, что ее грудь прижалась к его груди.
   - Да, я знаю парочку, - хрипло ответила она. - И еще несколько новых.
   Он поднялся на цыпочки и поцеловал ее. Моне стало противно от прикосновения его резиновых губ, но она дала ему все в большой, задыхающейся дозе.
   Когда он отстранился, на его лбу выступили капельки пота. Его руки двинулись вверх, нащупывая ее грудь. Мона обвила руками его шею. Каждый дюйм ее тела дрожал против него.
   - Куда они увезли дамочку Мэллори, Ник? она дышала. "Она шикарно выглядит, и я должен следить, чтобы Монти не бездельничал".
   Ник был застигнут врасплох. - До таверны Тонелли, но тебе не нужно беспокоиться о Монти, дорогой. Ник позаботится о тебе.
   Таверна Тонелли ! Сердце Моны подпрыгнуло. Она хорошо знала это место. Это была псевдо-придорожная закусочная в десяти милях от города на Почтовой дороге. Во время сухого закона он использовался как склад. Теперь это было пристанище банды Монтаны.
   - Как насчет того, чтобы мы с тобой поднялись наверх? Ник тяжело вздохнул.
   Мона выскользнула из его хватки, ища пальцы. - Не сегодня, Ник. Я пою в Casa Grande . Нужно сделать следующее шоу". Она была у двери, прежде чем он успел ее остановить. "Так долго. Скажи Монти, если увидишь его, что я жду свой кусок.
   На улице Мона снова размышляла сама с собой, играть ли в одиночку или вызвать полицию. Опасность попытки перехитрить Монтану была велика, но обращение в полицию привело бы к перестрелке, возможному убийству Джейн Мэллори и, что еще хуже, открыло бы Бобу и его отцу все, что было раньше. Она решила взять его в одиночку. Если одна из пуль Волка Монтаны прикончит ее - тем лучше!
   Неохотный таксист в конце концов согласился выехать из города за фиксированную плату в двадцать долларов. Это был каждый пенни, который был с Моной, но она согласилась.
   - Надеюсь, вы знаете, куда едете, леди, - прокомментировал он, пока такси мчалось сквозь ночь. "Тонелли не место для вечеринок с розовым чаем".
   Таверна Тонелли представляла собой низкое, беспорядочно оштукатуренное здание, стоявшее в стороне от дороги и не имевшее никаких признаков, указывающих на природу его существования. Мона вышла из кабины, когда она подъехала к месту. Водитель захлопнул дверь, включил протестующие шины и направился обратно в город.
   Мона глубоко вздохнула, плотно закуталась в легкое пальто-куртку и пошла по гравийной дорожке. За мгновение до того, как ее рука потянулась к дверной ручке, дверь распахнулась, и из нее выглянуло покрытое шрамами неаппетитное лицо. Это было новое лицо для Моны, но оно носило неизгладимые следы бандитизма. Искривленная челюсть, разбитый нос и блестящие и бегающие глаза в глубоких глазницах. Мона раскрыла свои сочные губы в заискивающей улыбке.
   - Я ищу Монти... Волка Монтану, - дрожащим голосом сказала она, - он здесь?
   Он держал дверь открытой. "Заходи."
   Мона почувствовала, как его взгляд скользнул по ее изогнутой фигуре, когда она вошла в фойе. Почему мужские глаза - глаза большинства мужчин - облизывались, как апельсиновые языки?
   - Кто хочет видеть Монти? - подозрительно спросила горилла со шрамом на лице.
   Мона смягчила его обещанием в своих фиолетовых глазах. - Просто скажи ему, Мона Дрейк.
   Он поднялся по ступенькам, ведущим на второй этаж придорожной забегаловки. Мона заглянула в главную комнату. За столиками вдоль стен сидели две-три пары. Над тускло освещенным местом свидания витало дурное предчувствие, свидетельствующее о скрытых секретах и вещах, выходящих за рамки закона.
   Посредник спустился по лестнице. - Рокки говорит, чтобы я поднялся, - пробормотал он.
   Что-то в его манере донести сообщение предупредило Мону, что не все гладко. У нее были конкретные доказательства этого в тот момент, когда она повернулась спиной. Ствол пистолета вонзился ей в позвоночник.
   - Пошёл, сестра! - предупредил бандит.
   На верхней площадке он распахнул дверь. "Внутрь, и сделай побыстрее!"
   Мона вошла в комнату. Вольф Монтана, закинув одну ногу на стул, с дулом револьвера 45-го калибра на коленях, искоса смотрел на нее, как дьявольская горгулья. - Обыщи ее, Кролик, - рявкнул он.
   Руки Кролика забегали по фигуре Моны. Это было больше, чем просто обыск. Его пальцы обвились вокруг ее груди и сделали ненужные набеги на ее бедра. Наконец, с первого взгляда Монтаны, он вырвал ее сумочку, распахнул ее и высыпал содержимое на пол. Там был кошелек для мелочи, мятый носовой платок, губная помада, пудреница и два ключа.
   Монтана ткнул большим пальцем в сторону двери. - Ладно, Кролик, беги!
   Бросив последний взгляд на сладострастные изгибы, которых он коснулся, подчиненный со шрамом вышел из комнаты. Мона взяла быка за рога, как только дверь закрылась.
   - Что за идея, Монти! - спросила она. "Почему обыск и почему оборудование? Я просто пришел сказать вам, что согласен на эту сделку.
   Монтана провел искривленным указательным пальцем по стволу своего пистолета. "О, это то, что ты придумал? Мне было интересно.
   Мона глубоко вздохнула, выгнув грудь. Она скинула пальто, дав ему возможность увидеть свою опьяняющую стройность под шелковым и худым обтягивающим платьем. В глазах Монтаны заплясали горячие огоньки.
   "Конечно! Я думал забрать тебя у Ника, но он сказал мне, что ты здесь. Положи удочку и веди себя как общительный.
   Глаза Монтаны сузились. - Ты ничего не знаешь, да? Тупой как лиса, да?
   Лицо Моны выражало недоумение. - Что ты имеешь в виду, Монти?
   Он выпрямился во весь свой неуклюжий рост, пистолет болтался у него в руке. - Ты не знаешь, что мы похитили сестру Мэллори?
   Мона задохнулась. Это и отвисшая челюсть были на удивление реалистичными. - Ты... ты похитил его сестру? Каждое слово проносилось на задыхающемся дыхании.
   Великолепная актерская игра начала работать. Монтана сунул пистолет в наплечную кобуру под курткой. Он прошел через комнату, его глаза были прикованы к мягкому изгибу груди Моны. Твердые пальцы сомкнулись вокруг ее предплечий.
   - Ты на уровне? - рявкнул он. "Потому что, если ты не..."
   Мудро, Мона позволила своему лицу говорить за нее. Он был красноречив в своем шокированном изумлении. Монтана ослабил хватку на ее руках. Она почти видела, как работает его разум. Он думал, что она не может так быстро узнать, что он похитил Джейн Мэллори; что она должна быть на уровне.
   Его алчная улыбка развеяла последние сомнения. Мона позволила своему гибкому телу обмякнуть, когда он притянул ее к себе. Голова запрокинута назад, бедра медленно качаются... чувственно Мона довела победу до конца. Рот Монтаны опустился и овладел ее губами, раздвигая их с почти зверской страстью.
   Когда он отстранился, застывший и тяжело дышащий, глаза Моны горели. - Ты дурачился с какой-то другой дамой, Рокки, - обвинила она. "Двойной удар по мне".
   В его низком смешке было грубое эго. "Почему бы и нет, детка? Вы дали мне холодное плечо. И вообще, эта дамочка Мэллори вся здесь. Он снова попытался дотянуться до губ Моны, но она вырвалась из его рук.
   "Итак, это все! Ты ждал меня восемь месяцев, а потом возился с мелким светским шалопаем. У меня хороший ум... Кляп от ревности был источником вдохновения. Монтана распухла от мысли, что такая красавица, как Мона Дрейк, борется за его безраздельное внимание. Он стал мягким, как перезрелая груша.
   - Тебе не о чем беспокоиться, детка. Дама Мэллори, может быть, и горячая штучка, но у вас есть карты и пики, а не она. Он рванулся вперед. "Боже, когда я прикасаюсь к тебе, у меня мурашки по коже. Как насчет тебя и меня...
   "Где она?" - прервала Мона.
   Руки Монтаны дернулись за лиф ее платья. "По коридору. Черт с ней! Как насчет тебя и ее...
   Мона напряглась. "Сначала позвольте мне сказать чиппи, что я о ней думаю".
   С обещанием того, что должно было произойти, Монтана капитулировала. Мона последовала за ним по коридору, где он открыл дверь комнаты. Она вошла внутрь как раз вовремя, чтобы увидеть, как стройная рыжеволосая девушка вскочила со стула. Она была воплощением фотографии, которую показал ей Боб, от дерзкого вздернутого носа до миниатюрной полноты тела ее зрелой девушки. Маленькая грудь выпирала из корсажа ее платья, на одной стороне которого виднелась длинная дыра.
   Какое-то время обе женщины смотрели друг на друга. Монтана нарушил молчание. - Леди здесь, чтобы увидеть вас, мисс Мэллори. Старый друг твоего брата. Его смех был насмешливым. "Мона Дрейк. Вы когда-нибудь слышали о ней?
   Карие глаза Джейн Мэллори сверкнули. Ее кулаки были сжаты по бокам, костяшки пальцев побелели сквозь кожу. Рот Моны скривился, когда она напряглась. Она оказалась на расстоянии вытянутой руки от девушки.
   - Довольно мудрый ребенок, не правда ли, мисс Мэллори! Только недостаточно мудрый. Твой старик не мог принять меня и за два цента, не так ли? Теперь это дорого ему обойдется!
   Без предупреждения ее ладонь метнулась и хлестнула по лицу Джейн Мэллори. Удар хрустнул, как винтовочный выстрел.
   - Ты грязный маленький бродяга! Мона закричала, вцепившись когтистыми пальцами в горловину платья Джейн Мэллори и разорвав его посередине. В поле зрения показались две девичьи груди. С яростью тигра Мона провела острыми когтями по одному из алебастровых конусов. Другая ее рука запуталась в волосах Джейн, отбрасывая ее назад, пока ее колени не подогнулись, и она не упала на пол.
   Мона прыгнула на нее, разорвав в клочья ее шифоновое платье. Ошеломленная первоначальным ударом и скрежетом ногтей Моны, Джейн вслепую нанесла удар, чтобы отразить бешеную атаку Моны. Но судя по всему, гнев Моны был раскален добела. Снова и снова ее ладонь ударяла Джейн по лицу.
   "Я исправлю тебя!" - закричала она. "Ты больше не будешь гнусить мою игру!"
   В этот момент в бой вступил Вольф Монтана. Он оторвал Мону от распростертого тела Джейн Мэллори, сдерживая ее дико бьющиеся руки, и заставил выйти из комнаты, следуя за ней и заперев дверь.
   "Какая идея?" - спросил он.
   - Я убью ее! Мона заплакала. - Я... - Она снова попыталась добраться до двери, но Монтана удержал ее. С трудом он провел ее в комнату, из которой они вышли. Ее тело тряслось от гнева, а груди вздымались.
   - Ты точно ненавидишь кишки этой дамы, - прокомментировал он.
   Мона схватила его за плечи. - Сколько ты ее держишь, Рокки? Сделай побольше и позволь мне написать записку о выкупе. Я просто хочу получить шанс хорошенько встряхнуть ее вонючего старика.
   Монтана ухмыльнулся. - Записка уже в пути, детка. Ее брат получит его утром. Мы работаем быстро, чтобы держать члены подальше. Мы сказали ему пятьдесят тысяч, и это то, что мы получим.
   Мона поникла. - Значит, я не могу вмешаться?
   Руки Монтаны обвили ее гибкую талию. - Конечно, можешь, детка. Мы даем брату указание явиться завтра в полночь на Дариен-роуд. Как бы ты хотел взять у него тесто?
   Сердце Моны подскочило к горлу. - Могу я? - выдохнула она. - Можно, Монти?
   Его горячие глаза закатились. "Конечно, детка. А теперь, как насчет нас с тобой...
   Ее круглые руки обвили его шею. Груди, бедра и бедра касались его. - Хорошо, Монти, - выдохнула она.
   * * * *
   Черный туристический автомобиль, низкий и быстрый, был припаркован у Дариен-роуд, его двигатель тихо урчал на холостом ходу. Кролик со шрамом на лице сидел за рулем, рядом с ним Волк Монтана, а Мона сидела на заднем сиденье.
   - Который час, Монти? - прошептала она нервным дрожащим голосом.
   "Три минуты двенадцатого. Чувствуешь себя хорошо?
   "Конечно".
   - Гат есть?
   Пальцы Моны сжались вокруг маленького автомата. - Да, я понял.
   В следующий момент сдвоенные фары вылетели из-за поворота дороги примерно в полумиле вверх. Они медленно двинулись вперед и остановились в сотне ярдов позади туристического автомобиля. Они моргнули три раза, затем погасли.
   "Это он!" - прошипел Монтана, упираясь обрезанным стволом дробовика в дверцу машины. "Иди, детка, бери, а если будут проблемы, откроем".
   Мона, продрогшая до костей, вышла на дорогу. Она быстро пошла по мягкой обочине, узнав изогнутый хромированный бампер родстера Боба, как только подошла к нему. Задыхаясь, она подошла к водительскому сиденью. Она могла смутно видеть испуганное лицо Боба.
   "Боб!" - выдохнула она. "Это Мона - Мона Дрейк! Не разговаривай; просто слушай! Джейн держат в таверне Тонелли на Почтовой дороге над Ларчмонтом! Возьми полицию и соверши налет на это место! Я постараюсь задержать этих парней, пока...
   Его рука потянулась, чтобы коснуться ее. "Мона!"
   Она посмотрела на дорогу. "Торопиться! Нельзя терять время! Разворачивайся и гони со всех ног!" Ее голос сорвался, когда она отошла. "Боб!" прошептала она. "Я люблю тебя!"
   На полпути к туристическому автомобилю она услышала, как родстер Боба свернул на дорогу и с ревом унесся в ночь. Она бросилась бежать. Кролик заставил машину двигаться в тот момент, когда она наткнулась на заднюю часть. "Хорошо?" - выпалил Монтана.
   "Хорошо!" - повторила она. "Наступай!"
   Машина рванулась вперед. Мона провела указательным пальцем по изогнутому спусковому крючку автоматического пистолета, который ей дал Волк. Она досчитала до десяти, схватила левой рукой перекладину одеяла, наклонилась и втиснула ствол между лопатками Монтаны.
   - Не двигайся, Монти! - рявкнула она. - А ты смотри на дорогу и держи газ на газу, Кролик! Когда вы попадете на Почтовую дорогу, поверните налево , а не направо ! Один щелчок от любого из вас, и вы получите все преимущество этого удилища!
   Голова Монтаны дернулась. На долю секунды Мона отвела взгляд от гангстера за рулем. Этой доли секунды было достаточно. Машина рванула с одной стороны дороги на другую, визжа на двух колесах.
   Словно соломинку на ветру, Мона потеряла равновесие и валялась на полу машины. Монтана встала полупрямо, повернулась и прижала обрез к груди. Мышечный рефлекс поднял ее правую руку вверх. Автомат сработал, посылая огонь и свинец в лицо Монтане. Его тело выгнулось, напряглось, на мгновение повисло, а затем упало через дверь на дорогу.
   Машину дико накренило, пока Кролик пытался вернуть контроль над ней. Но внезапный поворот был слишком большим. Он попал в мягкое плечо, правое переднее колесо провисло, и большое тело снова и снова переворачивалось, пока оно катилось в лес.
   Голова Моны треснулась о дверную ручку. Вес небес, казалось, обрушился на нее. Все почернело.
   * * * *
   Нюхательная соль была первым, что почувствовала Мона, когда очнулась, и обеспокоенное лицо Боба Мэллори было первым, что она увидела.
   Слова сорвались с ее губ - слова, которые касались Джейн и Волка Монтаны, - но Боб приложил палец к ее губам.
   - Теперь твоя очередь слушать, дорогая, - прошептал он. "Монтана во всем признался перед смертью. Другой парень погиб, когда машина перевернулась. С Джейн все в порядке, за исключением распухшей щеки и нескольких царапин, которым она очень рада. Он наклонился над кроватью и подышал ей в ухо. - А папа ждет снаружи, чтобы войти и сказать, что для него большая честь иметь тебя в качестве невестки.
   Мона слабо улыбнулась. Она закрыла глаза, но ее губы чувствовали божественно сладкое давление рта Боба, и это было все, что имело значение.
  
   СБОРНИК ДОЛГОВ, Морис Левел
   Первоначально появился в журнале Hearst's Magazine , ноябрь 1919 года.
   Равенот, десять лет занимавшийся сбором долгов в одном и том же банке, был образцовым работником. Никогда не было ни малейшей причины придираться к нему. В его книгах никогда не было обнаружено ни малейшей ошибки.
   Живя один, старательно избегая новых знакомств, держась подальше от кафе и без любовных связей, он казался счастливым, вполне довольным своей участью. Если бы в его присутствии иногда говорили: "Должно быть, соблазн иметь дело с такими большими суммами!" он отвечал тихо: "Почему? Деньги, которые вам не принадлежат, - это не деньги".
   В местности, где он жил, на него смотрели как на образец.
   Вечером одного из сборов он не вернулся домой. Мысль о нечестности даже не пришла в голову тем, кто его знал. Возможно, было совершено преступление. Полиция отслеживала его передвижения в течение дня. Он предъявил свои счета вовремя и получил свою последнюю сумму у ворот Монруж около семи часов. В то время у него было более двухсот тысяч франков. Более того, все его следы были потеряны. Они прочесали окрестности и пустырь, лежащий возле укреплений, разграбили лачуги, встречающиеся кое-где в военной зоне; все безрезультатно. Формально они телеграфировали во все стороны, на каждую пограничную станцию. Но директора банка, как и полиция, почти не сомневались, что его подкараулили, ограбили и бросили в реку. Основываясь на своих выводах на определенных уликах, они смогли почти уверенно заявить, что ограбление было спланировано профессиональными ворами.
   Только один человек в Париже пожал плечами, прочитав об этом в газетах; этим человеком был Равенот.
   * * * *
   Как раз в то время, когда самые зоркие полицейские сыщики сбивались со следа, он добрался до Сены по внешним бульварам. Под аркой моста он облачился в повседневную одежду, которую оставил там накануне вечером, сунул в карман двести тысяч франков и, свернув в кучу свой мундир и ранец, бросил все это, нагруженное большой камень в реку и вернулся в Париж. Он спал в гостинице, и спал хорошо. За несколько часов он стал непревзойденным вором.
   Пользуясь своим стартом, он мог бы сесть на поезд через границу, но он был слишком мудр, чтобы предполагать, что несколько сотен километров оставят его вне досягаемости жандармов, и не питал иллюзий насчет ожидавшей его участи. Его наверняка арестуют. Кроме того, его план был совсем другим.
   Когда рассвело, он вложил двести тысяч франков в конверт, запечатал его пломбами и пошел к адвокату.
   -- Сударь, -- сказал он, -- вот почему я пришел к вам: в этом конверте у меня ценные бумаги, бумаги, которые я хочу оставить в целости и сохранности. Я отправляюсь в долгое путешествие и не знаю, когда вернусь. Я хотел бы оставить этот пакет с вами. Я полагаю, вы не возражаете против того, чтобы я это сделал?
   "Ничего подобного. Я дам вам квитанцию.
   Он согласился, затем начал думать. Квитанция? Куда он мог его положить? Кому это доверить? Если бы он держал его при себе, то наверняка потерял бы свой депозит. Он колебался, не предвидя этого осложнения. Потом легко сказал:
   " Пн Дьё, я один на свете без родных и друзей. Путешествие, которое я намереваюсь совершить, небезопасно. Я должен рискнуть потерять квитанцию, или она может быть уничтожена. Не могли бы вы завладеть пакетом и положить его в целости и сохранности среди своих документов, а когда я вернусь, я просто должен был бы назвать вам или вашему преемнику свое имя?
   - Но если я это сделаю...
   "Укажите в квитанции, что ее можно получить только таким образом. В любом случае, если и есть риск, то он мой".
   "Согласовано. Как тебя зовут?"
   Он ответил не задумываясь:
   - Дюверже, Анри Дюверже.
   * * * *
   Вернувшись на улицу, он вздохнул с облегчением. Первая часть его программы была закончена. Теперь они могли надеть на него наручники, суть его кражи была вне досягаемости.
   Он хладнокровно и обдуманно уладил дело следующим образом: по истечении срока он потребует задаток. Никто не сможет оспорить его право на это. Пройдет четыре-пять неприятных лет, и он станет богатым человеком. Это было предпочтительнее, чем всю жизнь ходить от двери к двери, собирая долги! Он уедет жить в деревню. Для всех он был бы господином Дюверже. Он состарится в мире и довольстве, слывет честным и щедрым человеком, потому что часть денег он потратит на других.
   Он хотел еще двадцать четыре часа, чтобы удостовериться, что номера банкнот не известны, и, успокоившись на этот счет, сдался, с сигаретой в зубах.
   Другой человек на его месте придумал бы какую-нибудь историю. Он предпочитал говорить правду, признаваться в краже. Зачем тратить время? Но на суде, как и при первом обвинении, от него нельзя было вытянуть ни слова о том, что он сделал с двумястами тысячами франков.
   Он ограничился словами:
   "Я не знаю. Я заснул на скамейке... В свою очередь меня ограбили".
   Благодаря своему безукоризненному прошлому он был приговорен всего к пяти годам каторжных работ. Он выслушал предложение, не шевельнув ни одним мускулом. Ему было тридцать пять. В сорок лет он будет свободен и богат. Он считал заточение небольшой необходимой жертвой.
   В тюрьме, где он отбывал наказание, он был образцом для всех, как был образцовым работником. Он смотрел, как медленно проходят дни, без нетерпения или беспокойства, заботясь только о своем здоровье.
   * * * *
   Наконец настал день его выписки. Ему вернули небольшой запас личных вещей, и он ушел с одной мыслью: добраться до адвоката. Пока он шел, он представлял себе грядущую сцену.
   Он приедет. Его введут во впечатляющий кабинет. Узнает ли его адвокат? Он посмотрит в зеркало, решительно он значительно постарел и, несомненно, на лице его остались следы пережитого... Нет, уж адвокат его не узнает. Ха! Ха! Это добавило бы юмора ситуации...
   - Что я могу сделать для вас, мсье?
   "Я пришел за депозитом, который я сделал здесь пять лет назад".
   "Какое месторождение?... На какое имя?"
   "Именем мсье..."
   Равено внезапно остановился, пробормотав:
   "Как необычно... Я не могу вспомнить имя, которое я назвал!"
   Он ломал голову... пустота! Он сел на скамейку и, чувствуя, что нервничает, рассуждал сам с собою:
   "Ну, ну, успокойся! Месье... Месье... Оно начиналось с... какой буквы?...
   Целый час он сидел в задумчивости, напрягая память, нащупывая что-то, что могло бы подсказать ключ... Пустая трата времени. Имя плясало перед ним, вокруг него, он видел, как прыгают буквы, исчезают слоги... Каждую секунду он чувствовал, что оно у него, что оно перед глазами, на губах... Нет. Сначала это только беспокоило его. , затем превратилось в острое раздражение, которое пронзило его болью почти физической. Горячие волны бежали вверх и вниз по его спине. Его мышцы сжались; он обнаружил, что невозможно усидеть на месте. Его руки начали дергаться. Он прикусил пересохшие губы. Он был разделен между импульсом плакать и бороться. Но чем больше он концентрировал свое внимание, тем дальше, казалось, отступало имя. Он ударил ногой о землю, встал и громко сказал:
   "Что хорошего в беспокойстве?... Это только усугубляет ситуацию. Если я перестану думать об этом, это придет само собой".
   Но от одержимости таким способом избавиться нельзя. Напрасно обращал он внимание на лица прохожих, останавливался у витрин, прислушивался к уличным шумам, а он прислушивался, не слыша, и смотрел, не видя, - оставался великий вопрос:
   - Месье?.. Месье?..
   * * * *
   Наступила ночь. Улицы были пустынны. Измученный, он пошел в гостиницу, попросил комнату и, одетый, рухнул на кровать. В течение нескольких часов он продолжал ломать голову. На рассвете он заснул. Было уже совсем светло, когда он проснулся. Он с наслаждением потянулся, его мысли были в покое, но в мгновение ока навязчивая идея снова охватила его:
   -- Месье?.. Месье?..
   Новое ощущение стало доминировать над его душевной болью: страх. Страх, что он может никогда не вспомнить имя, никогда. Он встал, вышел, часами ходил наугад, слоняясь по конторе адвоката. Второй раз наступила ночь. Он схватился за голову руками и застонал.
   "Я сойду с ума!"
   Ужасная мысль теперь овладела его умом; у него было двести тысяч франков в банкнотах, двести тысяч франков, нажитых нечестным путем, конечно, но его, и они были вне его досягаемости. Чтобы получить их, он провел пять лет в тюрьме, и теперь он не мог их трогать! Записки ждали его там, и одно слово, простое слово, которого он не мог вспомнить, стояло непреодолимой преградой между ним и ними. Он бил сжатыми кулаками по голове, чувствуя, как его рассудок дрожит на волоске, он спотыкался о фонарные столбы с покачиванием пьяного, спотыкался о тумбы. Это уже не было наваждением или мучением, это стало исступлением всего его существа, его мозга и его плоти. Теперь он убедился, что никогда не вспомнит. В его воображении возник сардонический смех, который звенел в ушах, люди на улицах, казалось, указывали на него, когда он проходил мимо. Его шаги ускорились, и он понесся прямо вперед, натыкаясь на прохожих, не обращая внимания на движение. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь ударил его, чтобы он мог нанести ответный удар; что его могут задавить, раздавить с лица земли...
   - Месье?.. Месье?..
   * * * *
   У его ног текла Сена, грязно-зеленая, усыпанная отблесками ярких звезд. Он всхлипнул: "Мсье?.. О, это имя!.. Это имя!.."
   Он спустился по ступенькам, ведущим к воде, и, лёжа лицом вниз, полез к реке, чтобы охладить лицо и руки. Он задыхался... вода влекла его... влекла его горячие глаза... уши... все тело... Он чувствовал, что соскальзывает, но не в силах уцепиться за крутой берег, он упал... Толчок холодной воды заставил покалывать каждый нерв. . Он вырывался... выбрасывал руки... вскинул голову... ушел под воду... снова поднялся на поверхность и внезапным могучим усилием, выпучив глаза, закричал:
   "Я понял!... Помогите! Дюверже! Ду..."
   Набережная была безлюдна. Вода плескалась о опоры моста, эхо мрачной арки повторяло в тишине название... Река лениво вздымалась и опускалась, на ней плясали огни, белые и красные... Волна чуть сильнее остальных лизала берег возле движущихся колец... Все было тихо.
  
   СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ, Руфус Кинг
   Первоначально опубликовано в журнале Ellery Queen's Mystery Magazine в октябре 1958 года.
   Пляжный домик в Алкионе, где Лили Дэвидсон проводила каждый зимний сезон, был построен девять лет назад, после смерти ее родителей и последующего наследования состояния Дэвидсона (сети универмагов). Она занимала его вместе с изрядным штатом слуг, семью своими французскими пуделями и своим социальным секретарем-компаньоном мисс Анджелой Штутц.
   Это место вполне соответствовало характеру Лили, в нем не было ничего роскошного или показного, но все же было достаточно просторно с бассейном, патио, теннисным кортом и полутропическим садом, чтобы устраивать большие вечеринки, пикники, коктейльные потасовки и прочие развлечения. диверсий в пользу невеселых богачей колонии.
   Именно на одном из них Лили познакомилась с Брюсом.
   Нина Петерс привела его в качестве сопровождающего, и, поскольку это была шумная вечеринка, медное обнажение туловища и ног Брюса, опубликованных в журнале физкультуры, устранило всякую необходимость в женском отделе для спекуляций.
   "Среди других достижений, - сказала Нина во время вступления, - он поет. В основном сентиментальность - Кэрри Джейкобс Бонд и более голубоватый Берлин. Если он когда-нибудь встречается с тобой в тандеме, Лили, надень беруши.
   После этого они все чаще видели друг друга, Лили и Брюс, и их близость постепенно перешла от более общих вечеринок к тем, где они были вдвоем за ужином, или танцевали, или совершали долгие бесцельные поездки в кабриолете Линкольна Лили под неуловимой магией. луны Флориды.
   В такие моменты Брюс тихо пел, приблизив полные губы к уху Лили (отключенной), и снова и снова он возвращался к тому, что составляло его заглавную песню, плавному, наполненному желанием удару Си Джея Бонда " Я тебя искренне люблю" . воистину дорогой - жизнь с ее горем, жизнь с ее слезой - и так далее.
   Это стало слишком большим, до такой степени, что даже давний скептицизм Лили в отношении охотников за сокровищами начал трещать по швам, и она была готова принять безумную возможность того, что Брюс действительно заботился о ней только для нее самой.
   - Ты ошибаешься насчет него, Лили, - наконец сказала ее спутница-секретарь. "Бомж есть бомж. Он разобьет тебе сердце".
   - Возможно, - согласилась Лили. - Но красиво.
   "В мистере Брюсе Гамильтоне Джеймсе нет ничего приятного. Я позвонил Фриде и спросил". (Фрида Уиллетт считалась безупречным источником информации о том, кто есть что, для их нью-йоркской группы.) "Возьмите, к примеру, его голос псевдо-Перри Комо. У этого болотного рысака было единственное профессиональное выступление в ратуше, а все остальное его музыкальное прошлое - вздор. Миссис Уилбертон Уокер заплатила за концерт, который вежливо провалился, и Фрида говорит, что это только сделало миссис Уокер более материнской, чем когда-либо. Пока ее деньги не исчезли, потерянные в инвестициях, сделанных для нее сыночком Брюсом. Потом Брюс ушел.
   Лили уклончиво сказала: "Анжела, ты никогда не думала о любви как об одностороннем рэкете? Почти всегда так?
   "Я вообще никогда не думал о любви. Если надо, то нет. Сколько он у тебя отнял на сегодняшний день? Или ты молчишь?
   - Он ничего не поднял.
   "Помимо того факта, что я в это не верю, сколько раз он готовился к вам взаймы?"
   "Дважды."
   "Что ж?"
   "Я отказался."
   - Ну, прощай, Брюс. Или ты собираешься выйти за него замуж?
   - Он попросил меня. Я сказал, что отвечу, когда мы лучше узнаем друг друга.
   "Он никогда не будет ждать. Этот стервятник охотится за наличными на линии. Когда он будет уверен, что не сможет получить его от вас, он переместится туда, где сможет".
   - Почему я терплю тебя, Анджела?
   - Потому что я тебе нужен. Как гироскоп, чтобы держать вас на ровном киле.
   * * * *
   Соединение, обозначаемое как хлоралгидрат, представляет собой бесцветное кристаллическое вещество со слегка ароматным запахом и горьким вкусом. При приеме в спирте его действие настолько быстрое, что его называют нокаутирующими каплями, и он высоко ценится как предмет стандартного снаряжения в ряду зажимных соединений. По цене хороший клиент, тот, кто не в ладах с барменом, может приобрести скромное количество для своих личных устройств.
   "Лили, я никогда не показывал тебе фотографии моей семьи", - сказал Брюс, когда они ехали под полуночным лунным светом. - Моя мама, папа, моя сестра Элеонора - не хотите ли вы их увидеть?
   "В настоящее время?"
   "Почему бы и нет?"
   - Они у тебя дома, я полагаю?
   - Да, и я обещаю тебе, Лили, это не гравюры.
   "Лучше бы их не было. Хорошо, я хотел бы увидеть их, Брюс.
   Мать была по-матерински не в духе Уистлера, папа представлял собой нечто среднее между выдающимся человеком и священником епископальной церкви в штатском, тогда как сестра Элеонора выглядела интеллигентно милой. Это была великолепная коллекция, и Брюс потратил много времени и рассудительности в студии приятеля-портретиста, выбирая ее.
   "Я взял их сам, с моим маленьким Графлексом".
   - У тебя есть чутье, Брюс. Они очень профессиональны".
   "Просто хобби. Я хочу, чтобы ты познакомилась с ними, Лили. Я распоряжусь, чтобы они приехали и провели здесь неделю после Рождества.
   Он смешал джин-тоник и дал ей один.
   " Салюд !"
   " Салюд !"
   Вскоре после восхода солнца Лили пришла в себя.
   Ориентация была затруднена из-за ужасной тошноты в животе и голове. Она чувствовала мучительно близкую смерть.
   - Попробуй этот черный кофе, - сказал Брюс.
   Обстановка комнаты отчетливо становилась в центре внимания. Кушетка, на которой она растянулась. Ей удалось сесть.
   - Мы все еще здесь.
   - Верно, Лили.
   "Который сейчас час?"
   "Половина седьмого."
   "Я отключился. Я не понимаю, почему? У нас почти ничего не было до приезда сюда. Тогда ничего, кроме этого джина с тоником. Почему отключили свет, Брюс?
   "Было ли это?"
   - Я тебя не понимаю.
   "Возможно, через несколько месяцев, Лили, вы это сделаете".
   Потребовалось некоторое время, чтобы это осозналось, и первой реакцией Лили после этого был сдавленный, разрывающий гнев. Совсем другая реакция, чем в тот единственный раз, когда в доверчивом подростковом возрасте она вместе с Чаком Дэвисом оказалась в ловушке химии невыносимого желания.
   - Вот и все, - сказала она.
   "Может быть."
   - Скажи мне, Брюс. Так или не так?"
   Брюс налил черный кофе.
   "Возьмите еще немного этого за пояс", - сказал он.
   Лили не хотела кофе. Она хотела воздуха. Она настояла на том, чтобы они взяли машину и все обсудили. Брюс вел. Он направился к одной из более узких второстепенных дорог, ведущих на запад.
   - Я тут подумала, - сказала Лили. "Я не собираюсь рисковать. Слишком много фатальных примеров попыток все испортить. То же самое случилось с моей подругой, и она умерла. Я собираюсь жениться на тебе, а когда все закончится, мой адвокат устроит развод.
   "Нет."
   - Не будь дураком, Брюс. Мистер Хартвелл может устроить что угодно.
   "Я не имею в виду развод. Я имею в виду, Лили, что я не собираюсь на тебе жениться.
   "Не понимаю, почему бы и нет? Вы уже просили меня об этом.
   - С тех пор я могу наблюдать кое-что, Лили. В основном твоя благовоспитанная, но молотковая хватка за семейную добычу.
   Лили обдумывала это несколько миль.
   "Я понимаю."
   - А ты, Лили?
   "Как выразилась Анджела, на кону нужны наличные".
   "Множество."
   - Я полагаю, ты фотографировал со своим маленьким Графлексом? Это просто обязательная процедура, не так ли, в такой сделке?
   - Так говорят.
   - Что ж, Брюс, ты ничего от меня не получишь. Ни цента".
   "Нет?"
   "Нет." Лили добавила, как будто это все решило: "Я любила тебя".
   Тихо, почти насмешливо из-под спелых губ вырвалось пение - Я люблю тебя по-настоящему, по-настоящему милый - жизнь с ее...
   Лили протянула ногу и нажала на тормоз.
   "Убирайся."
   "Извините, моя единственная аллергия - ходьба".
   Он оттолкнул ее ногу в сторону и увеличил скорость автомобиля.
   "Перестань, идиот! Вы набрали сто двадцать.
   Лили, когда раздался грохот телефонного столба, отлетела в сторону, выстрелом рванув в задушенные гиацинтами воды канала, окаймлявшего дорогу. Она потеряла в своем коротком полете туфли. За исключением привкуса удара о поверхность канала, никаких дополнительных повреждений ее личности нанесено не было.
   * * * *
   В коридоре возле комнаты, где лежал Брюс в Мемориале, Лили сказала доктору Стайвесанту: "Ну что, доктор?"
   - Мисс Дэвидсон, я - мои консультанты - мы сделали все, что могли. Я не буду вдаваться в клинический случай, но состояние мистера Джеймса крайне тяжелое.
   - Будьте откровенны, пожалуйста.
   Доктор Стайвесант пожал плечами. Он изучал напряженное, любопытное погружение в выражение лица Лили. Горе? Вряд ли. Было ли это... неужели это было невозможно! Ненавидеть?
   "Нет, - сказал он, - никакой надежды".
   "Сколько?"
   "Это невозможно предсказать. Наверное, сегодня вечером, ближе к утру.
   - Определенно, ему уже ничем нельзя помочь?
   "Да."
   - Он в сознании?
   "Во время."
   - Вы сдавали анализ крови, доктор?
   "Естественно".
   "Не могли бы вы взять одну сейчас, от меня?"
   - Конечно, но могу я спросить, почему?
   "Потому что я понимаю, что закон Флориды требует их перед свадьбой".
   Анджела Штутц под давлением все устроила.
   "Лили, - спросила она почти дико, - почему?"
   "Это мера предосторожности. В случае."
   "Несмотря ни на что, Лили, Брюс умирает. Ты просто выйдешь замуж за трупа.
   - Как ты думаешь, иначе я вышла бы за него замуж?
   Анжела была потрясена выражением лица Лили.
   - Ты ненавидишь его.
   "Ненавидеть? Я ненавижу его.
   - Тогда что за земное добро, Лили?
   Голос Лили был таким же холодным, как и ее глаза.
   "Помимо моей основной причины, я, как его вдова, буду нести ответственность за его имущество".
   Твердо убежденная, что ее подруга и работодатель временно сошла с ума, Анджела занялась техническими вопросами. Влияние богатства Дэвидсонов, должным образом смягченный суррогат, отказы - все это смазало работу к вечеру, уничтожив требуемое по закону трехдневное ожидание. Лили отнесла лицензию в "Мемориал" в тот период, когда ей по телефону сообщили, что Брюс в сознании. Анжела должна была последовать за ней, забрав мирового судью.
   Лили попросила медсестру оставить их в покое.
   Она придвинула стул к кровати, и бледная окантовка ее глубокого отвращения достигла ауры холода над телом Брюса, из которого в мучительном досуге уходила жизнь.
   Его голос был астральным в своей спокойной отстраненности.
   - Не ненавидь меня, Лили. Больше нет нужды".
   - Тебе сказали?
   "О, да. Колокольчик, книга и свеча.
   - Я хочу, чтобы ты подписал это, Брюс.
   "Свидетельство о браке? Доктор Стайвесант рассказал мне о том, что вы сдавали анализ крови. Он поздравил меня".
   - Ты справишься с этим, не так ли, Брюс?
   "Почему бы и нет? Почему сейчас ничего?
   "Где фотографии?"
   - Все еще в Графлексе, Лили.
   "Где Графлекс?"
   "В духовке, на кухоньке".
   Сознание длилось через принятие обетов. Затем последовала кома. Глубокий. Полный.
   - Вы останетесь здесь на ночь, миссис Джеймс? - спросил доктор Стайвесант. - Мы можем организовать комнату.
   - Нет, доктор, но спасибо. Выйдет ли мой муж из этой комы?"
   - Возможно, но я очень в этом сомневаюсь.
   - Вы хотите, чтобы кто-нибудь позвонил?
   "Да."
   Перед тем, как поехать домой, Лили остановилась в квартире Брюса, воспользовалась ключом, который он ей дал, достала графлекс из духовки и сожгла пленку в ванне в целлулоидной вспышке.
   Ночь прошла. Иногда Лили спала. В семь часов утра зазвонил телефон.
   - Это доктор Стайвесант, миссис Джеймс.
   - Да, доктор? Это конец?"
   "Это будет шоком для вас, но радостным. Я почти мог сказать, что произошло чудо. Конечно, он уже никогда не будет прежним, но ваш муж будет жить, миссис Джеймс.
   * * * *
   Статья в Halcyon Sun под авторством Этель Смит, редактора Общества: "Брюсы Джеймсы решили не закрывать свой пляжный дом, 2764, Ройал-Палм-Драйв, в конце нынешнего сезона. Лили говорит нам, что Брюс настолько удовлетворительно поправляется после автомобильной аварии, что произошла месяц назад, что она чувствует, что любое изменение северных краев было бы неразумным, пока ее муж не выздоровеет. Она планирует остаться в резиденции в случае необходимости в течение всего лета".
   В конце июня заболел один из семи французских пуделей.
   Она была любимицей Лили, Сара Бернхардт, и когда ветеринар сказал, что ее придется убрать, Лили ответила, что позаботится об этом сама, а не в обезличенной странности ветлечебницы доктора Свиберга. Сара Бернар умрет дома. Доктор Свиберг, хорошо знакомый со странностями любителей животных и смирившийся с ними, дал Лили бутылку хлороформа на шесть унций и соответствующие инструкции, и Лили с помощью Анжелы Штутц и Брюса вынесла их.
   Было использовано три унции хлороформа, пропитанного губкой и нанесенного на нос Сары Бернар. Осталось три унции.
   Помимо его использования в качестве анестетика, или как средства безболезненного ухода домашних животных в животную нирвану, есть еще вот что о хлороформе. По составу это прозрачная, бесцветная, летучая жидкость, имеющая характерный ароматный запах и острый вкус. Если жидкость проглатывается взрослым (в отличие от вдыхания), смерть от паралича дыхания может наступить в течение нескольких минут, хотя иногда некоторые случаи выживают в течение нескольких часов или дней. При проглатывании унция обычно является смертельной дозой.
   Вскоре после довольно эксцентричных похорон Сары Бернар (остальные шесть французских пуделей проделали несколько хитрых трюков в качестве прощального салюта вокруг могилы) Анджела Штутц уехала на месячный отпуск в Мичиган со своими родителями, сократив социальный треугольник в семье до двух человек. . В своей прямолинейной и доброй манере Анджела действовала как буфер, и с ее уходом между Лили и Брюсом возникло понимание того, что, когда Анджела была рядом, их не существовало.
   - Почему ты не разводишься со мной, Лили? - сказал однажды Брюс. - Вы уже должны знать, что ничего не произойдет.
   - Да, я проверил.
   "Тогда чего ты ждешь? Ты ненавидишь меня сильнее, чем любая ненависть, которую я когда-либо знал.
   - Не больше, чем ты ненавидишь мою.
   "Возможно так. Итак, опять же, почему задержка?"
   Лили яростно сказала: "Можете себе представить, что скажут люди? Вышвырнуть тебя в том же состоянии, в котором ты сейчас находишься?
   "Ну, это угол. Я не подумал.
   "Я даже снял клеймо со всех разговоров, что я купил тебя и держу тебя. Я сделал это вчера, Брюс.
   - Что сделал, Лили?
   "Сделал вас финансово независимым. Я назначил тебе ренту. Ты можешь получать пятьдесят тысяч в год, Брюс, пока жив. Даже после того, как мы разведемся, ты продолжишь получать его".
   - Неплохая сумма, Лили, и большое спасибо, но почему? Я действительно имею в виду, почему?
   Она снова сказала, как однажды сказала: "Я любила тебя".
   * * * *
   Когда именно Лили пришла к выводу, что Брюс намеревался ее убить, Лили не знала. Это был скорее постепенный вывод, чем тот, к которому он пришел решительно, и его различные антенны сигнализировали ей несколькими способами. Периоды глубокой задумчивости и меланхолии были буревестниками психического состояния Брюса, но кульминация ее растущей убежденности наступила, когда бутылка хлороформа с тремя оставшимися унциями исчезла с полки в кладовой, где она ее оставила. .
   Она пошла в публичную библиотеку и четверть часа провела в читальном зале с книгой по токсикологии. Она ознакомилась со смертоносными качествами, присущими хлороформу. Ее одновременно удивило и даже похолодело, когда она узнала, что жидкость так же смертельна при проглатывании, как и при вдыхании.
   "Я придумал новый коктейль, Лили, - сказал Брюс перед ужином несколько вечеров спустя.
   "Смертельный?"
   Он белоснежно улыбнулся ей в ответ.
   "В своей моде. Я называю это "Счастливый конец".
   Они находились в зале "Флорида", где панорама моря и вечернего неба, и пальмы в темной фантазии простирались за пределы жалюзи. Брюс подошел к погребу, и его спина превратилась в ширму, а руки были заняты бутылками и шейкером.
   - Имя парадоксальное, - сказала Лили. "Все концовки, как известно, печальны".
   "Нет, не обязательно. Могли бы вы сказать, что христианские мученики были опечалены окончанием пыток львами?"
   - Пример крайний, Брюс. Во всяком случае, такой бесчеловечности больше не существует".
   - Не так ли, Лили?
   Теперь он смотрел на нее и направлялся к журнальному столику, держа в каждой руке по двойному бокалу для коктейля. Ее глаза цеплялись за свои отдельные отблески тонкого хрусталя.
   - Возможно, ты прав, Брюс. Возможно, он все еще существует".
   Он поставил один стакан перед ней, другой сбоку от своего стула.
   - Есть кешью, Брюс?
   "Я думаю так."
   "Не могли бы вы?"
   Он снова стоял к ней спиной, когда с терпением выздоравливающего проделал четырнадцать шагов до погреба, и во время этого прохода пальцы Лили неуверенно дрожали, когда она меняла свой бокал для коктейля на его, но ни капли не пролилось.
   Брюс вернулся с серебряным блюдцем, наполненным орехами кешью, и поставил его на стол.
   " Салюд! "
   " Салюд! "
   Смерть , как помнила Лили из книги по токсикологии, от паралича дыхания может наступить через несколько минут, хотя в некоторых случаях удается выжить через несколько часов или дней .
   - Философия утомляет тебя, Лили?
   "Нет, не особенно. Почему?"
   "Просто чудо".
   "О чем?"
   "Об алхимии изменения души человека".
   "Разве это не довольно причудливое обращение к леопарду и его пятнам? Я думал, что любые изменения в этом направлении считались невозможными".
   Лили поставила свой пустой стакан на стол, а Брюс продолжил медленным глотком из своего, его содержимое нежного янтарного оттенка, наполовину выпитое.
   "Я думаю, - сказал он, - что этот старый хрип весь влажный. Это вопрос обстоятельств. Когда ты сталкиваешься со смертью, Лили, происходит каталектический процесс.
   "Как тогда, когда ты был? В память?"
   "Да."
   - И я думаю, вы скрывали докторскую степень.
   - Мы оба многое скрывали друг от друга, Лили.
   "Что такое каталектический процесс?"
   "Это связано с обменом. В моем случае в эти безнадежные часы плохое во мне вытеснялось хорошим. Хотите пополнение?
   - Спасибо, нет.
   Брюс допил свой напиток и поставил пустой стакан рядом с ней на стол.
   - Я могу сказать вам сейчас, - сказал он.
   Вскоре , вспомнила она, появится покраснение лица, учащенный пульс и учащенное дыхание. На этой стадии, объяснялось в книге , смерть может наступить от рефлекторной остановки сердца .
   - Картин никогда не было, Лили, и ты спала безмятежно.
   Она заставила свой голос звучать холодно.
   "Их угроза шантажа осталась".
   "До каталектического процесса обмена. Не дальше".
   - Я бы хотела, чтобы ты смог это доказать, - сказала Лили, думая, что еще может быть время, в то время как воспоминания о правильном противоядном лечении с особенной ленью крутились в ее голове.
   - Я это доказал.
   Она почувствовала сильное, императивное желание узнать правду, действительно ли Брюс изменился, все ли пятна исчезли. "Какие доказательства? Как?"
   "Я добавил в свой напиток хлороформ".
   - Ваш напиток?
   - Да, и если вы позволите мне один последний, паршивый момент батоса, эта сгоревшая туша, это зеркало для вашей ненависти теперь исчезает со сцены.
   - Твой напиток, Брюс?
   С ослепительной вспышкой ужаса он наблюдал за внезапным румянцем, от которого ее щеки стали карминными, и за ее дыханием, которое сбилось с ритма. Он оттолкнул разбивающийся стол в сторону и поймал ее вплотную.
   - Ты поменял очки.
   Лили не ответила, потому что не могла.
   Его крик "Лили!" звонил по всему дому.
   Он сказал ей в глухую оболочку уха: "Я тоже любил тебя".
  
   АЛЛИГАТОРЫ НЕ ПРОСЯТ ПЛАТЫ, Стивен Василик
   Первоначально появился в журнале Mystery Magazine Альфреда Хичкока , июль/август 1997 года.
   Каждый человек время от времени переживает плохой год. То, что у меня было, определенно можно назвать Матерью всех плохих лет, оно принесло мне приглашение выступить в ток-шоу на телевидении и заставило зрителей плакать.
   Моя жена уехала и развелась со мной, забрав с собой все активы, которые, как я по глупости полагал, были взаимными, включая полуособняк, который, как она настаивала, мы должны были держать с высоко поднятой головой.
   Обычная трагедия, и материальные потери меня особо не беспокоили. Если вы достаточно молоды, то, что вы заработали один раз, вы можете заработать снова. Быть преданным кем-то, кому ты безоговорочно доверял, который так великолепно лгал, что она должна была быть награждена Круа де Анания со скрещенными ладонями, ну, это было довольно обидно.
   Я до сих пор каждое утро постукивал костяшками пальцев по своей голове, пытаясь решить, был ли я самым наивным мужчиной, когда-либо захваченным полной луной и ароматом жасмина, или теплая, заботливая женщина каким-то образом выпила колдовское зелье той ночью. превратил ее в подлую, мстительную мегеру.
   Потом умерла моя мать, в ее глазах читался легкий упрек, как будто ни один из ее сыновей не допустил бы такого.
   Но, как говорится, плохих вещей бывает по три.
   Небольшая корпорация, в которой я работал, приобрела нового генерального директора, который вошел в вестибюль с криком: "Все в очередь! Пришло время сокращения! Затем он начал увольнять каждого четвертого стоявшего, как нацистский оберлейтенант , выбирающий жителей деревни для казни. Естественно, я был восьмым в очереди.
   На самом деле, конечно, все произошло не совсем так, но мне определенно казалось, что так оно и есть.
   На этом все не закончилось. Мой сильный психический стресс вызвал физические симптомы, из-за которых я оказался в руках медиков. Меня избили, просканировали, обескровили и сделали рентген, и, как если бы я был частью говядины, которую исследовали, чтобы убедиться, что я пригоден к употреблению, в естественные отверстия моего тела были вставлены различные зонды весело болтающими установщиками, несомненно, надеющимися. для предлога, чтобы создать несколько новых. Очень унизительный и унизительный опыт.
   Кража денег человека не может сравниться с кражей его достоинства. Моей бывшей жене пришлось за многое ответить.
   Не говоря уже о медицинской страховке, огромные счета съели то немногое, что у меня осталось. Безденежье было слишком мягким определением для моего финансового положения, когда я извлек письмо из почтового ящика в своем многоквартирном доме, на шаг выше бездомного, лишь мельком задумавшись о том, как хищники из почтового ящика пропустили его. Они считали, что все обращено к ним, возможно, потому, что они не умели читать.
   Судя по обратному адресу, юридическая фирма, я предположил, что это просто очередное напоминание с угрозами подать в суд, если я не заплачу. Один из них так меня разозлил, что я взял камень, зашел в кабинет прокурора, положил его на его стол и велел сжать. Когда оно взывает о пощаде, он может рассчитывать на проверку.
   Потом я заметил почтовую марку. Клейтон, Пенсильвания.
   Моя мать родилась на ферме поблизости.
   Посасывая болезненный порез бумаги, который я сделал себе, слишком поспешно вскрыв тяжелый конверт кремового цвета, я прочитал неестественную легализацию, которая сообщала Стэнфорду Харди, что его дядя Ральф скончался, и называла его основным наследником. Погребение было - я взглянул на календарь - завтра в девять. Как душеприказчик Гровер Мейссер, эсквайр, подумал, что я, возможно, захочу присутствовать, после чего мы сможем уладить необходимые детали.
   Это была поездка, которую я не мог себе позволить. За цену марки я мог бы уполномочить его распорядиться имуществом и прислать мне выручку, если бы я был настолько глуп, чтобы когда-либо снова доверять адвокату. Или всю оставшуюся жизнь мириться с сердитым хлопаньем ангельских крыльев и огрызающимся голосом моей матери: "Ради бога, он твой дядя! Мы так не поступаем!" "Мы" было ее кодовым словом для семьи. Очень горжусь своей семьей, моя мать, хотя я не видел, чтобы мы когда-либо многого добились, кроме того, что не попали в тюрьму. Уже.
   Адвокат Мейссер не ожидал необъяснимой задержки почтового отделения до прибытия письма, но я все же смог успеть, совершив вечерний рейс из Флориды в Филадельфию, арендовав машину и проехав три часа ночью.
   Я неохотно разложил свои кредитные карты в поисках той, которая, возможно, еще не попала в список изъятых и уничтоженных.
   * * * *
   Дремав в самолете, я лишь смутно помнил дядю Ральфа, когда я видел его в последний раз, когда ему было семь лет. Высокий, костлявый, черноволосый мужчина, он унаследовал ферму моих бабушки и дедушки. Конечно, моя мать не хотела этого. Она никогда не считала себя деревенской девушкой, уехавшей в восемнадцать лет, встретившей моего отца и поселившейся в Гаррисберге. Она была полной противоположностью Ральфу; маленькие, нежные, медово-светлые волосы. Когда он хотел подколоть ее, мой отец говорил, что она была очевидным результатом безумного, тайного, страстного романа за амбаром между ее матерью и коммивояжером - естественно, ему говорили: "Мы так не поступаем ". ".
   Мы время от времени навещали дядю Ральфа, пока моего отца не перевели во Флориду. Когда умер мой отец, дядя Ральф не присутствовал на похоронах. Мама почему-то не рассердилась. Она продолжала регулярно переписываться с ним.
   Она говорила о нем на протяжении многих лет; о том, как весело они росли на ферме. Я не проявил особого интереса, когда она сказала мне, что он никогда не был женат, потому что женщина выставила его дураком и оставила его озлобленным, думая, что со мной такого никогда не случится. Мне должно быть было шестнадцать, когда она сказала мне, что он никогда не покидал ферму. Я вообще не обращал на это внимания, думая о более важных вещах, таких как таинственные, изумительно гладкие белые бедра Хайди Джонсон.
   Уже классифицировав его как странного, я не счел странным, что он не присутствовал на ее похоронах или когда после этого я ничего о нем не слышал. Теперь я его главный наследник? Некоторых родственников невозможно объяснить.
   Что ж, какой бы ни была причина его добровольного заключения, он, черт возьми, был не в том положении, чтобы возражать в тот день, когда его увезли.
   * * * *
   При погребении присутствовала лишь горстка людей: священник средних лет с благочестивым лицом, без энтузиазма читавший Библию и немедленно ушедший, не распространяя вокруг обычных пустых соболезнований, как будто раздраженный тем, что его день был прерван, и Том Уэлленс. и его жена, соседи, которые делали все необходимое для Ральфа за все эти годы - то, что сказала мне моя мать, казалось правдой, он никогда не покидал ферму - и были вознаграждены фермерским инвентарем и техникой.
   В неизменном темном костюме, который он носил только на свадьбах, похоронах и по воскресеньям, его жена в чем-то вроде строгого черного бомбазина и широкополой черной соломенной шляпе, украшенной фруктами, Велленсы напомнили мне Джека Спратта и его жену, хотя миссис Спрэтт никогда не могла бы быть такой теплой и дружелюбной, как миссис Уэлленс, единственная из нас, кто плакал. Кто-то вроде нее, кто плачет искренними слезами по поводу кончины представителя человеческого рода, а не лицемерными, социально ожидаемыми, является членом редкого, медленно исчезающего племени.
   И Гровер Мейссер, адвокат. Есть полные мужчины, толстяки, коренастые мужчины, грузные мужчины. Мейссер был в своей собственной категории, представляя собой розовую, гладкокожую, нестареющую надутую куклу с идеальными зубами и черными волосами. Я подозревал, что оба были импортированы из Кореи.
   Он кивнул мне. "Пойдем?"
   Поскольку я не собирался стоять и плакать, как миссис Уэлленс, я кивнул в ответ и последовал за ним к его машине.
   Я зарегистрировался в мотеле в два часа ночи, попытался уснуть, но не смог, позавтракал в семь и позвонил ему.
   Он подобрал меня, и мы поехали на катафалке на кладбище, ничего неожиданного в нашем вполне цивилизованном разговоре. По его словам, Ральф умер в постели во сне. Том Велленс заметил отсутствие активности и нашел его. Лично я заметил, что машину узнавали, пока головы качали, а руки поднимали в знак узнавания, но не в знак приветствия, а с почтением. Мейссер явно имел власть в этом городе.
   Он приступил к делу, как только мы вышли из кладбища. - Вы, конечно, собираетесь продавать.
   Я, конечно, знал, но его уверенная манера говорить заставила меня оградиться.
   - Это один из вариантов, я полагаю.
   Рука на руле слегка дернулась.
   "Ой? У тебя есть что-то еще на уме?
   "Зависит от. Сколько стоит ферма?
   - Я думаю, ты легко сможешь получить двести тысяч, может быть, чуть больше, если хочешь быть упрямым. Заинтересованы несколько разработчиков".
   Я записал это как пробу, чтобы проверить, насколько я умен. Ферма должна была стоить больше. "Чем именно я владею?"
   "Земля, дом, его содержимое и другие постройки".
   - Я мог бы сдать его в аренду, конечно.
   "Хм. Рискованные инвестиции, фермерство".
   Он вытащил ключ из кармана рубашки и протянул мне. - Я предлагаю вам выехать из мотеля и жить там, пока все не уладится. Вам придется избавиться от содержимого, но я уверен, что есть вещи, представляющие семейный интерес, которые вы захотите оставить. Все, что вам нужно сделать, это зайти в мой офис и подписать несколько бумаг. Вы будете платить налоги на наследство, но платить не торопитесь.
   Самодовольство в его голосе говорило о том, что он знал, что мне, черт возьми, придется продать часть собственности, чтобы заплатить те.
   "Название понятно? Никаких непогашенных долгов или залогов?
   "Вовсе нет."
   Как-то не думал, что есть. "Он никогда не покидал ферму. Моя мать никогда не говорила мне, почему. Вы знаете?"
   - О, это не секрет. Много лет назад он подвез молодую девушку, которая жила в городе. Она обвинила его в растлении ее. Он яростно отрицал это, но вы же знаете, как люди склонны думать о ком-либо самое худшее. Его арестовали, но дело так и не дошло до суда, потому что девушка наконец призналась, что выдумала эту историю, чтобы оправдать опоздание домой. Ральф был гордым человеком. Что касается его самого, его слово было его обязательством, и если он говорил, что невиновен, он ожидал, что люди, которые его знали, поверили этому. Единственными, кто это сделал, были Велленсы. Итак, однажды в воскресенье он пошел в церковь и сказал собравшимся прихожанам, что в следующий раз, когда он будет говорить с кем-либо из них, он будет в аду, потому что он определенно не собирался делать этого в этой жизни. Он сказал, что никогда больше не покинет ферму, и если кто-то из них появится, он их пристрелит, и это включало в себя жалкое оправдание для священника, чья проповедь однажды утром была о том, как мы все должны контролировать наши основные похотливые инстинкты. Возможно, вы заметили сегодня некоторую холодность со стороны достопочтенного. Некоторые представители светской иерархии не более склонны прощать, чем остальные из нас".
   В мотеле я вышел из машины, наклонился и сказал: "Назовите время".
   - Как насчет десяти утра завтра?
   Глубоко в моей голове зазвенели колокольчики, замигали огни и появилось слово "наклон". Он должен был сказать - никакой спешки.
   * * * *
   Некоторые вещи отпечатываются в уме семилетнего ребенка. Путь на ферму был один.
   Сельская местность, протекавшая мимо, теперь была усеяна группами новых домов - с остроконечными остроконечными крышами, с виниловыми стенами, застекленными, украшенными настилами - где когда-то, если урожай можно было выращивать и продавать с прибылью, его выращивали. Я представлял себе, что с высоты эти разноцветные дома будут казаться странным грибком, выползающим из города и пожирающим зеленые долины.
   Ферма, сарай, сарай для машин и птичник были выкрашены в белый цвет и блестели на солнце у подножия гравийной подъездной дороги, спускавшейся с шоссе, пролегавшего на полпути вверх по холму. Там ничего не изменилось.
   Я обошел безмолвные, заброшенные хозяйственные постройки. Все аккуратно, как булавка, и в первоклассной форме. Семейная черта.
   На крыльце не было ни качалки, ни качелей, поэтому я устроился у подножия лестницы, вспоминая, как сидел там в детстве, смотрел вниз на долину и удивлялся, почему все вокруг такое зеленое, а дальние холмы - туманно-голубые.
   Помимо того, что я узнала как полувыращенную кукурузу, я понятия не имел, какие еще культуры выращивал Ральф на зеленых и золотых полях, раскинувшихся вдали от дома. После того, как я продал, бульдозеры уничтожили их всех, к огорчению призраков моих предков по материнской линии. Они считали выбрасывание еды преступлением.
   Они пересекли горы с топором на одном плече и винтовкой Кентукки на другом, расчищали землю, сражались за нее, проливали кровь за нее, умирали на ней и за нее. Двое потеряли больше своей доли в Геттисберге, который был не так уж и далеко, под июльским солнцем, все еще твердым, как медь, и ложившимся на плечи тяжелым грузом. Теперь это пришло ко мне, последнему в очереди, и я не хотел этого.
   По подъездной дороге подъехал пикап и остановился за моей арендованной машиной. Том Велленс переоделся в джинсы, белую футболку и бейсболку. Он выглядел худощавым, но эти завязанные шнуром руки были прочны на растяжение стальной проволоки. Он присоединился ко мне на ступеньках.
   - Готов поспорить, что ты не придешь, но Ральф сказал, что придешь. Он будет здесь, чтобы похоронить меня, сказал он, потому что моя сестра правильно его воспитала.
   - Не знаю, как мужчина, который не пришел на ее похороны, мог быть так уверен.
   "Не смог прийти. Положил. Прошлой осенью соскользнул с комбайна и повредил бедро. Никогда не приходило в себя должным образом. Делал все, что мог, но, - он махнул рукой в сторону полей, - без моей помощи ничего бы не получилось. "Конечно, у нас уже была довольно хорошая рабочая договоренность. Один человек не может сделать все это, и помощь трудно найти".
   "Насчет бедра. Он мог бы дать мне знать.
   - Сказал ему это. Самый упрямый человек, которого я когда-либо знал. Не стал бы слушать. Сказал, что у тебя хватило бы мозгов понять, что если бы он мог прийти, он бы пришел.
   - Откуда он мог это знать?
   - Письма твоей матери. Горжусь тобой, Ральф, всеми теми наградами, которые ты получил в колледже, и тем, как хорошо ты справился после. Сказал, что пришло время семье произвести на свет человека с мозгами. Он усмехнулся. - Вы думали, что из-за этой ерунды он никогда не покидал ферму, не так ли?
   "Бред какой то?"
   Он снял кепку и провел пальцем по ленте. "Бред какой то. Поддерживал это просто для того, чтобы напомнить тем хорошим прихожанам, чтобы они не судили, дабы не быть судимыми. Они настолько привыкли к тому, что моя жена делает для него покупки, что им и в голову не приходило думать иначе. Конечно, он ушел с фермы, но не так, чтобы они заметили. Не был сумасшедшим, знаете ли. Не жил здесь как монах. Хороший человек, Ральф. Слишком упрямый и принципиальный, вот и все.
   Я позволил своему воображению подсказать мне, что значит "не жил здесь, как монах".
   - Эти откровения ошеломляют, - сухо сказал я. - Есть еще?
   - Хотите продать?
   - Мейссер, похоже, уверен, что я это сделаю.
   Он надел кепку и наклонился вперед, щурясь в долину. "Знал, что Ральф никогда этого не сделает, поэтому им нужно было что-то сделать, не так ли?"
   Я уставился на него. - К чему, черт возьми, вы клоните, мистер Велленс?
   - Говорили же вам, что я нашел его в его постели, не так ли? Просто еще один измученный старый фермер, чье сердце не выдержало. Позвольте мне рассказать вам кое-что. Внутри вы найдете одно из тех кресел. Большой мягкий. Обошелся ему в шестьсот долларов. Сказал, что это стоит каждой копейки, потому что это был единственный способ спать без боли после того, как он повредил бедро. Он никогда не пользовался кроватью. Но это знал только я. Немного подозрительно, тебе не кажется?
   Когда кто-то намекает на убийство, вы либо выпаливаете: "Это сумасшествие", либо теряете дар речи. Я был ошеломлен, потерял дар речи.
   "Насколько я понимаю, - сказал он, - они дали ему что-то, чтобы это выглядело как сердечный приступ, а затем положили его в эту кровать, чтобы все думали, что он умер мирно. Нет проблем, если никто не подозревает, это сойдет с рук.
   Я нашел свой голос. Квакание, но внятное. "Это бессмысленно. Они могли оставить его на полу. Или в кресле. Никто бы не подумал об этом".
   "Иногда люди слишком умны для своего же блага. Мужчина должен умереть в постели, вы его в нее кладете. Откуда они могли знать, что он никогда им не пользовался?
   Непроверенные предположения взорвали многие безотказные схемы до небес. Я почувствовал холод.
   "Ты говорил об этом кому-нибудь? Доктор? Шериф округа?
   - Думаешь, они бы послушались?
   Черт, нет, подумал я. Они бы записали его как сумасшедшего старого болвана.
   "Так зачем мне рассказывать? Я ничего не могу сделать сейчас, не так ли?"
   - Ты его племянник, - сказал он, как будто это ответило на все вопросы. - Он очень гордился тобой, тем, что говорила ему твоя мать. Он оставил бы все тебе, но сказал, что ты чертовски разбираешься в сельском хозяйстве, так что лучше всего, если я возьму скот, землю и технику, но ты будешь знать, что делать с землей. Не знаю. Должно быть, подозревал, что что-то произойдет. За день до смерти он сказал мне, что ты должен заглянуть в свое укромное место, когда появишься.
   - Мое секретное место?
   Он пожал плечами. "Где-то ты прятал вещи, когда приходил в гости в детстве".
   Секретное место? Через тридцать лет я должен был вспомнить секретное место , где я прятал вещи в детстве с богатым воображением?
   Я встал и отряхнул сиденья своих брюк. Черт с ним. Мозги Велленса, вероятно, были затуманены из-за того, что он слишком много времени проводил на солнце. Дяде Ральфу тоже не принесла много пользы. Не то чтобы я был в состоянии критиковать. Мой в последнее время не работал как компьютерный чип, что делало нас троих ничем не отличающимися от остальной части страны. Все немного сумасшедшие.
   "Г-н. Велленс, я буду держать рот на замке, возьму за это место как можно больше и улечу куда-нибудь подальше.
   Он спустился по ступенькам, повернулся и понимающе ухмыльнулся. - Да, конечно.
   Я открыл дверь и шагнул на тридцать лет в прошлое. Живя один, у дяди Ральфа не было причин что-то менять. Мебель, от дивана до занавесок и ламп в гостиной, была именно такой, какой я ее помнил. Так же как и дубовый стол, стулья, сервант и шкаф с фарфоровой посудой в столовой, все они ждали, когда их раскупит нетерпеливый торговец подержанной мебелью. Должно быть, миссис Велленс убирала его время от времени. Ни пылинки нигде. Еще одна семейная черта.
   Я не сомневался, что в спальнях наверху есть антиквариат. Я должен преуспеть на одном домашнем содержании.
   Зато переделал кухню. Все, от раковины до микроволновой печи и кафельного пола, было новым.
   Казалось намного меньше, чем я помнил. Потом я понял, почему.
   Он переоборудовал большую часть большой старомодной фермерской кухни вместе с кладовой и задней верандой в двухкомнатную квартиру, подходящую для холостяка. Спальня и ванная в одном; ден в другом.
   Я не мог не ухмыльнуться. Зачем подниматься по лестнице, если в этом нет необходимости? Теперь я знал, откуда взялся мой прагматизм.
   Письменный стол и пара шкафов для документов в одном углу кабинета служили кабинетом. Сельское хозяйство, в конце концов, требовало ведения учета, как и любого другого. Кресло, о котором упоминал Уэлленс, стояло напротив, напротив девятнадцатидюймового телевизора на подставке, а под ним - видеомагнитофона. Никакого мха на дяде Ральфе. Я не мог отделаться от мысли, что если бы он прожил немного дольше, то купил бы компьютер.
   Я опустилась в кресло и откинулась назад, погружаясь в его обтянутую тканью мягкость. Легко понять, почему он предпочитал ее своей кровати. На маленьком столике рядом стояла лампа для чтения и компактный AM-FM-радио с часами. Использовался, когда не находил ничего интересного по телевизору, как я полагал, или чтобы слушать сводки о ферме и погоде.
   У стены сразу за столом стоял неглубокий книжный шкаф с небольшими журналами. Их четыре ряда. Я выпрямился, потянулся и вытащил первую.
   Журнал Mystery Альфреда Хичкока , апрель 1968 года.
   Должно быть, он постоянно продлевал подписку и сохранял каждую копию. Очевидно, он любил тайны, но на полках не было ни романов, ни даже книг в мягкой обложке. Теперь это было загадкой само по себе. В конце концов, там были и очень хорошие.
   Я положил книгу на место, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и задумался, почему трудолюбивый фермер ограничивается чтением коротких рассказов. В полудреме я придумал, каким может быть ответ - если предположить, что мы с ним очень похожи, а это вовсе не было хорошим предположением.
   Вечером он мог сидеть здесь и без труда докончить небольшой рассказ, даже если глаза его отяжелели; все там, персонажи, сюжет, вывод, взятый в одном укусе. С некоторыми романами он будет против того, что я нашел. Появлялись имена, незнакомые, пока я не понял, что персонаж был представлен тридцатью страницами и тремя днями ранее. Ссылки на предыдущие события заставят меня задаться вопросом, когда это произошло? И иногда мои глаза закрывались, прежде чем я доходил до конца главы или отмечал страницу, и я начинал следующую ночь с того, где, черт возьми, я был?
   Полуулыбаясь, я подумал, что мы с дядей Ральфом отлично поладили бы. Гены есть гены. Наши мысли путешествовали по одним и тем же дорогам.
   А потом я с грохотом расправил кресло, прошел в столовую и залез под стол.
   Он был большим и квадратным, с массивным постаментом в центре, предназначенным для размещения дополнительных листьев, чтобы его можно было расширить до восьми мест. Листья хранились над пьедесталом, оставляя пространство около двух дюймов, где мальчик мог спрятать от глаз взрослых всевозможные хорошие вещи.
   Мое секретное место.
   Я сунул в него руку, нашел гладкий пластик и вытащил миниатюрный магнитофон, легко спрятавшийся в карман рубашки.
   Встав на колени, я перевел маленький переключатель в положение "Воспроизвести".
   Звук закрывающейся двери, а затем: "Обдумывал предложение, Ральф?"
   "Никаких размышлений не требуется".
   - А теперь, Ральф, я сказал тебе, что у нас есть расписание встреч. Здесь замешано много больших людей, важных людей, и они начинают терять терпение. Не то чтобы тебя обманывали или что-то в этом роде. Я был вашим адвокатом в течение долгого времени, и я не позволил бы им сделать это. Вы получаете справедливую цену. Вы можете жить где угодно, успокойтесь".
   "Что-то, чего ты не знаешь. Это мое бедро, сейчас. Поковырявшись там, они обнаружили рак, с которым ничего не могут поделать. Один из диких, быстрорастущих видов. Меня не будет через шесть месяцев, так что мне незачем брать все эти деньги, не так ли? Если вы не возражаете, я закончу свои дни здесь. Так вот, если это доставляет неудобства вашим влиятельным друзьям, что ж, так и должно быть. Я не продаю. Не то, что я хочу".
   "Мне жаль слышать о раке. Действительно я. Тем больше причин для вас, чтобы взять деньги. Куплю тебе очень много хорошей заботы, в которой ты будешь нуждаться.
   "Предпочитаю умереть там, где родился".
   Вздох и угроза в голосе. - Это может произойти раньше, чем ты думаешь.
   Смех. - Тогда вам придется иметь дело с моим племянником. Он может быть более упрямым, чем я".
   - Пошли, Ральф. Мы посмотрели его. Жена уволилась и оставила его на мели, а он потерял работу. Он возьмет деньги и сбежит".
   Совершенно верно.
   - Лучшее, что ты можешь для него сделать, - это взять деньги. Вы оставите ему больше, чем он получит от нас. Он неудачник".
   Оскорбляйте меня, если хотите, но сначала заплатите мне.
   - Хорошая причина для тебя отступить и позволить мне спокойно умереть, не так ли? Скажу тебе что. Я подпишусь, если они пообещают обойти меня".
   Скрип стула, отодвинутого назад. "Не может быть сделано. Были приняты обязательства и подписаны контракты. Я принесу бумаги завтра вечером. И пара друзей. Надеюсь, ты передумаешь к тому времени. Поймите, у меня нет выбора. Я просто большая лягушка в маленьком пруду и делаю то, что мне говорят".
   - Нет смысла пытаться меня напугать.
   - Не пытаюсь, Ральф. Я говорю, что они не будут ждать, чтобы разобраться с вашим племянником через шесть месяцев. Они скажут, если так должно быть, сделайте это сейчас".
   - Тогда я желаю им удачи, Мейссер. Я всегда говорил, что у этого ребенка голова потверже, чем у меня".
   Звук закрывающейся двери. Мой большой палец был на выключателе, когда мое имя остановило меня. Голос Ральфа.
   - Сэнфорд, ты будешь слушать это только в том случае, если я присоединюсь к твоей матери в каком-нибудь небесном хоре раньше, чем мне хотелось. Она когда-нибудь говорила тебе, что у нас самые лучшие голоса в долине? Я действительно не знаю, почему они так сильно хотят ферму, но ведь я не изучал ее, имея на уме более важные вещи. Они предложили миллион долларов, но, черт возьми, деньги ничего не значат для умирающего. Время делает. Не понимаю, почему они отказываются дать мне мои шесть месяцев. Одна из причин, по которой я хотел их, заключалась в том, чтобы встретиться с тобой. Но если Мейссер украдет их у меня завтра, ты поступишь так, как считаешь нужным. Если вы просто хотите взять деньги и уйти, все в порядке. Я не был большим дядей, так что ты действительно мне ничего не должен. Я просто ненавижу видеть, как им что-то сходит с рук. Жаль, что мы никогда не были вместе, но годы, ну, они действительно ускользают, не так ли? Моя вина, но я хочу, чтобы ты знал, что ты всегда был в моих мыслях.
   Диктофон загудел.
   Я встал, выдвинул стул, поставил диктофон на стол и сидел, уставившись на него, подперев локти, обхватив голову руками, переваривая услышанное.
   Никто не мог спорить с тем, что было на пленке. Возможно, слов Мейссера было недостаточно в суде, но они были достаточно ясны. У него и его друзей был такой график, что нельзя было ждать шесть месяцев, пока Ральф умрет, поэтому они поторопили его. Поскольку он все равно собирался умереть, он не особо сопротивлялся.
   Я не мог понять, что шестимесячная задержка может иметь какое-либо значение для другого жилищного строительства. Нужно было задействовать что-то большее, особенно учитывая миллион долларов. Типа торгового центра или индустриального парка.
   Я всегда считал, что со мной легко ладить. Меня учили, что я никогда не оказываюсь прав на сто процентов, но никто другой не был прав. Старайтесь изо всех сил, и вы всегда сможете найти золотую середину. Расписание или его отсутствие, можно было что-то придумать, чтобы Ральф умер так, как хотел. Все, что для этого потребовалось, - это немного понимания и сострадания, которых, казалось, не хватало Мейссеру и его друзьям.
   Не дурак, Ральф. Что бы он ни написал или сказал мне, он выглядел бы как параноидальный старик. Читая все эти детективные истории, он наткнулся бы на все заговоры, уловки и схемы, чтобы изменить положение злодея, о которых когда-либо думал любой умный автор, поэтому он адаптировал одну из них, чтобы сообщить мне, что происходит. Он сделал запись так, чтобы я мог послушать сам, и спрятал ее там, где только я мог ее найти, когда приду его хоронить. Но у меня не было реальных доказательств и не было возможности их получить. Даже если бы я мог каким-то образом использовать эту запись для эксгумации тела, я все равно ничего не смог бы доказать.
   Меня также учили, что никогда нельзя отворачиваться от друга, что Мейссер, очевидно, и сделал, вероятно, из-за денег. Он должен был знать лучше. Человек, вошедший в церковь и отчитавший всю паству и служителя за то, что они отвернулись от него, каким-то образом сделает так, чтобы последнее слово оставалось за ним.
   Ральф был прав, когда сказал, что я ему ничего не должен. Он просто бросил мне мяч. Мой выбор: бежать с ним или перекинуть через плечо и уйти с поля с миллионом в кармане. Несомненно, я мог довести их до суммы, которую они ему предложили.
   Голова в моих руках, я сидел там в этом безмолвном фермерском доме, один, но для поколений призраков, давящих на меня и ожидающих, чтобы вынести приговор последнему из рода.
   Я ничего не хотел больше, чем запрокинуть голову и закричать: " Нет, черт возьми! Я не буду этого делать! Я беру деньги и ухожу! "
   Но я не мог, и я чертовски хорошо знал, что не могу.
   О, я бы взял деньги, хорошо. Мы были горды, а не глупы. Но это не закончится.
   Продукт матриархального рода, где сильные женщины всегда устанавливали стандарты и устанавливали правила, хитрый старый Ральф знал, что я не буду игнорировать этих призраков. Моя мать воспитала бы меня правильно, сказал он Велленсу.
   Я выросла, слушая, как она говорит: "Мы никому не позволим топтаться по нам, дорогая. Мы всегда балансируем бухгалтерские книги".
   Она бы поняла, но не одобрила бы тот решительный способ, которым я уравновесил свою, но поскольку я был потерпевшей стороной, это был мой выбор. Будучи безработным, у меня было достаточно времени, чтобы разобраться во всем, так что полиция допросила меня только один раз после исчезновения моей бывшей жены. Пришлось, конечно, импровизировать, так как денег не было, но, к счастью, аллигаторы не требуют оплаты.
   Моя мать также не одобрила бы то, как я в конце концов свела счеты за растоптанного дядю Ральфа. Миллион долларов дал бы мне достаточно времени, чтобы разобраться и с этим.
   Возможно, следующей зимой Мейссер приедет ко мне во Флориду. У него нет причин отказываться от бесплатного отдыха в Солнечном штате. Он понятия не имел, что я знаю, что он сделал с Ральфом.
   Моя бывшая жена была худенькой - можно сказать, диетическим блюдом. Теперь Мейссер... аллигаторы сочли бы его скорее действительно хорошим куском первоклассного ребра.
   Нет смысла тратить деньги, если в этом нет необходимости.
  
   - ПРОЩАЙ, СЛАДКИЙ МИР, Брайс Уолтон
   Первоначально опубликовано в журнале Mystery Magazine Альфреда Хичкока в августе 1958 года.
   Треснувшее зеркало заставило меня увидеть свет. Напомнил мне, что пьяница - это не что иное, как продолжительное самоубийство, и что мне лучше покончить с собой как можно скорее. Пьяницы известны своей живучестью. Я мог бы продолжать вечно и даже мог бы смириться с деградацией. Человек ко всему привыкает, может быть, быстрее всего он привыкает к деградации. Но не я.
   Трещина в зеркале бежала прямо и с наводящей резкостью линии на изображение моего горла.
   Был приятный весенний день в ветхой ночлежке миссис Фаррар, и в моей маленькой комнате пахло дезинфицирующим средством. Теплый ветерок играл в открытое окно. Газонокосилка бегала со своим особенным веселым жужжанием. Где-то хлопнула дверь. Миссис Фаррар закричала на одну из своих персидских кошек.
   Я чувствовал себя виноватым за то, что разочаровал ее. Старуха еще верила в детские чудеса и ждала, что я исправлюсь, осознаю свое прежнее место в обществе и отплачу ей за ее много-много доброты ко мне.
   "Человек твоего воспитания и образования, - бранила она. "Это такой ужасный позор. Я просто не понимаю этого, мистер Брукс.
   На что я, возможно, ответил бы: "Самые знаменитые гибнут, а глупцы и клоуны остаются".
   Малиновка сидела на дереве за окном и высматривала червей с той же свирепостью, с какой орел высматривает более грозную добычу. Таково, подумал я, тщеславие. Что в значительной степени подытоживает мою философию после многолетнего изучения и обсуждения ее со студентами-идиотами.
   - До свидания, Робин, - сказал я. Я взял лезвие бритвы. В зеркале я увидела тонкую полоску насмешливой улыбки. Затем я потянул подбородок вверх и назад левой рукой, натягивая кожу и сухожилия, а правой рукой нанес себе удар.
   * * * *
   Согласно авторитетным данным о человеческом поведении - а их сегодня предостаточно, уверяю вас, - вы больше не со мной. По мнению этих одержимых догмами джентльменов, вы слишком незрелы и вам не хватает мужества, чтобы столкнуться с такой неприятной темой. У вас глубокое отвращение к самоубийству. Вы одержимы примитивным табу. Есть некоторые неприятные темы, которыми вы будете заниматься, но только в шутку, как бы для того, чтобы предупредить необходимость когда-либо серьезно обсуждать их. Но не самоубийство. Вы свободно читаете об убийствах, относитесь к этому как к шутке, интересному кроссворду. Вы избегаете суицидальных аккаунтов. Так велико это табу, что большинство из вас даже слова не скажет. Вы не позволите ни многим газетам напечатать отчеты об этом, ни телевидению, кино, журналам драматизировать это. Даже ученые избегают его как предмета для исследования.
   Вам действительно не следует брезгливо относиться к этому, если вы ответственный гражданин, заботящийся об общественном благополучии. Самоубийство является серьезной проблемой общественного здравоохранения. И ваше нежелание обсуждать это только усугубляет его серьезность.
   В прошлом году примерно 17 000 человек покончили жизнь самоубийством в США. Уровень самоубийств почти вдвое превышает уровень убийств. Власти согласны с тем, что официальная статистика занижает проблему. Офисы судебно-медицинской экспертизы не назовут смерть самоубийством, если нет безошибочных доказательств самоубийства. Таким образом, имеется ряд смертей из-за отравления барбитуратами, которые, несомненно, являются суицидальными, но предположительно могут быть случайными - и, таким образом, исключены из общего числа самоубийств.
   Прыжки со смертью помечаются в статистике как "прыгал или падал", если нет явных доказательств намерения, таких как предсмертные записки или свидетели. Может случиться так, что количество самоубийств занижено на целых тридцать или сорок процентов. Многие автокатастрофы и утопления являются замаскированными самоубийствами - сознательными или бессознательными, - но цифры этого не показывают. Также нет таблицы неудачных попыток самоубийства, которые намного превышают общее количество успешных попыток. Я знаю из изматывающего личного опыта, как попытка совершить самоубийство.
   Что возвращает нас к моей первой мрачной попытке и возрождению из того же самого.
   Я услышал тихие переливчатые голоса, затем открыл глаза. Не веря ни в рай, ни в ад, я сразу определил свое светское окружение. Пьяное отделение городской больницы. Там был мой старый друг Ал, который измерял мне пульс, выглядя покорным и грустным.
   - Что, вы снова с нами, мистер Брукс?
   - Да, Ал, мой друг. Но в последний раз".
   - Ты говорил это каждый раз, но всегда возвращаешься. Он протянул стакан с паральдегидом, который я отхлебнул; Я чувствовал себя блаженно улучшенным.
   Я сказал, что хочу видеть Дока Шаффера. Ал сказал мне отдохнуть. Но звуки Бедлама беспокоили меня. Наркоманы, пьяницы, старческие больные, шизофреники и пр. Особенно гогочущий старый болван в смирительной рубашке. - Я чувствителен к влиянию окружающей среды, Эл, - сказал я. "Я не хочу опускаться до очевидного психопата. Если я это сделаю, вы повесите на меня ярлык, и тогда у вас будет законное право посадить меня в колодки или заковать в одну из ваших обитых нейлоном темниц.
   - Не волнуйся, Брукс. Мы никогда не сможем классифицировать вас.
   - И это не то место, где я хотел бы провести свои последние часы, простите мою резкость.
   Ал улыбнулся. - Я не думаю, что ты когда-нибудь где-нибудь умрешь, Брукс. Насколько нам известно, ты будешь жить вечно.
   Я начал смеяться, потом почувствовал, как марлевый шарф согревает мою больную шею. Я невинно спросил, что случилось.
   - Звонила ваша квартирная хозяйка, - сказал Ал, - сообщила, что вы, очевидно, упали в зеркало и немного поранились. Зеркало было разбито".
   Я сказал ему, что, по его словам и его коллегам-знахарям, это означало семь лет невезения.
   Ал грустно покачал головой. - Ты получил свое, приятель.
   -- Должно быть, мне подсунули дешевое вино, -- сказал я.
   - Конечно, - сказал Ал. - Думаю, это все. Вам следует держаться подальше от дешевых вещей и придерживаться лучших импортных ядов".
   Затем он сказал с серьезностью, которая заставила меня чувствовать себя неловко. "Возьми себя в руки, Брукс. Вы блестящий человек. Вы исправитесь, они примут вас обратно в университет. Вот как о тебе там думают.
   - Образование, - я болезненно рассмеялся. "То, что открывает мудрым и скрывает от глупых их непонимание".
   Ал ушел. Я думал о своей первой попытке и ее неудаче. Я не привык к неудачам. Во всем, что я когда-либо предпринимал, я проявлял настойчивость и преуспевал, включая упорство и эффективность, с которыми я выбрался из того, что известно как хороший мир трезвости и респектабельности. Моя неудача перед зеркалом только подогрела мой энтузиазм. Это был вызов. Я рассматривал это как своего рода инициацию, взлом. Или, если хотите, смягчение табу. Я просто порезал себе шею. Глубоко укоренившееся табу заблокировало жизненный толчок.
   Мне повезло, что док Шаффер счел это пьяным несчастным случаем, а не тем, что было на самом деле. Пришлось проявлять осторожность. Следует избегать необдуманной тактики. Самоубийство незаконно. Меня могут арестовать, заставить выступать перед какой-нибудь комиссией по безумию. Такое заточение лишило бы меня права, которое Шопенгауэр отстаивал превыше всего. Право каждого человека решать, умереть ему или жить.
   Моя жена Люси считала меня невыносимым педантом, чересчур интеллектуализированным снобом, циником, бунтарем, образованным дураком. На ее мнение обо мне сильно повлиял тот факт, что моя зарплата как профессора не равнялась зарплате местного сантехника или придурка, с которым она впоследствии связалась, торговца недвижимостью. Однако другие в академических кругах уважали мою академическую ценность. Я решил повторно использовать свой интеллект, планировать с осторожностью. Я бы ничего не оставил на волю случая.
   Мои мысли вернулись к Люси, как муха к липучке. Я вспомнил, как всего через несколько месяцев после того, как я спился (я предпочитаю этот термин алкоголику, он менее клинический), Люси развелась со мной, отказалась писать, видеться, говорить или как-то иначе напоминать себе, что я когда-либо существовала. можно сказать, что существует нечто большее, чем плохой сон. Она немедленно вышла замуж за торговца землей, как будто этот поступок был отсроченным рефлексом.
   Другие воспоминания такого рода я топил в паральдегиде и строил планы высокого интеллектуального калибра для последующих нападений на мой упрямый дом души.
   Док Шаффер отпустил меня на следующий день под опеку миссис Фаррар. Простая формальность. На самом деле у него было недостаточно коек в палате для пьяных, и я бросил вызов юридической классификации, из-за которой он не мог заключить меня в один из своих мягких люксов в психиатрической палате. Алкоголизм является социально приемлемым расстройством. Насколько я понимаю, в прошлом году в этой стране было выпито 18,95 галлона на человека, всего около 3 000 000 000 галлонов. И что ликероводочная промышленность, видным должностным лицом которой является отец Люси, потратила примерно 250 000 000 долларов на рекламу и продвижение своей продукции, плюс миллионы на "образовательную" работу. Я не говорю, что отец Люси сделал это только для того, чтобы избавиться от меня, ради благополучия своей дочери. Но это было сопутствующим фактором.
   Кроме того, что касается того, что док Шаффер освободил меня, эксцентричность еще не стала достаточным основанием, чтобы бросить человека в дурака. Он должен был отпустить меня.
   - Будь осторожен, Брукс, - сказал он угрожающе. - Или ты убьешь себя.
   Я подождал, пока не выйду из здания, где было более вежливо выпустить свой смех. Затем я отправился прямо в публичную библиотеку, подкрепившись маленькой бутылочкой паральдегида, комплименты Ала, чтобы провести день, исследуя тему убийства, направленного внутрь себя. Благослови публичные библиотеки в этой стране, приюты для пьяниц, бомжей, иммигрантов без надлежащих документов, старых пенсионеров и чудаков, а иногда и отчаявшихся школьников.
   * * * *
   Исследования пробудили мой интерес до апогея. Сначала я установил с помощью психиатрической догмы, что я, вероятно, в своем уме. Как мы можем объяснить человека, который преуспевает в какой-то трудной профессии за годы самоотверженной борьбы только для того, чтобы покончить с собой в момент триумфа? Где мотив? Поскольку очевидный мотив кажется несоизмеримым с действием, обычно делается предположение, что только безумный человек убивает себя. Психиатры говорят, что это явно не так.
   Почему, спрашиваю я, человек, убивающий другого человека, считается вменяемым, а человек, убивающий себя, априори считается сумасшедшим? Разве последний не проявляет гораздо меньше антиобщественного поведения, обращая свою деструктивность внутрь себя, не причиняя вреда никому, кроме самого себя? Разве последнее во многих случаях не делает одолжение друзьям и родственникам, признают они это или нет? Это прекрасный философский вопрос, достойный размышления.
   Как бы то ни было, многие невротики, а также нормальные люди - в зависимости от того, как понимать нормальность - совершают самоубийство, говорят психиатры и клинические психологи, изучая крыс в лабиринте. Так что я укрепился в своем убеждении, что я был если не нормальным, то, по крайней мере, в моем индивидуальном смысле - в здравом уме.
   Не столь утешительным было мое открытие, что я был почти идеальной статистикой, суицидальной нормой, почти идеальным мистером Обыкновенным мужчиной-самоубийцей.
   Я немного обиделся на то, что меня причислили к чему-то среднему, но так оно и было. Например, мужчин в три раза больше, чем женщин, которые убивают себя. Женщины чаще пытаются покончить жизнь самоубийством, но чаще ошибаются. Я был мужчиной. Я мог бы не стать статистикой, ошибившись. Я не собирался делать какие-либо грубые ошибки.
   Еще одна вещь. Самоубийства увеличиваются с возрастом. Мало кто из детей заботится об этом. Почти всем мужчинам, которые это делают, сорок пять или больше. Мне было сорок семь. Молодые энтузиасты, как правило, делают неудачные попытки. Я не.
   Самоубийств больше в городах, чем в сельской местности. Я всегда был вежлив.
   Тем не менее, я не был стопроцентной статистикой. В США не самый высокий уровень самоубийств. Как немец, чек, швейцарец или австриец, я был бы ближе к золотой середине. Кроме того, я не был склонен к самоубийству из-за того, что был вовлечен в экономическую депрессию, кроме как в личном смысле. Во время депрессий число самоубийств увеличивается как на дрожжах.
   Во всем остальном статистика. Войны нет, и самоубийств в военное время становится меньше. Я не католик или еврей, который не часто убивает себя. В регионах, где уровень самоубийств низкий, уровень убийств высок. Из-за большого количества полицейских, патрулирующих наш город, количество убийств сведено к минимуму. Немного размышлений выявит значение этой последней статистики. Предотвратив убийство, вы получите увеличение числа самоубийств. Убийство исчезнет - так или иначе.
   Добавьте к сказанному, что это была весна. Весной значительно увеличивается количество самоубийств, вызванных апрельскими ливнями.
   Таким образом, вооружившись статистикой, фольклором, достоверными текстами и кувшином розового вина, я вернулся в ночлежку миссис Фаррар. Вино я спрятал под кроватью. Миссис Фаррар осторожно отчитала меня о воздержании, уложила меня поудобнее и принесла тарелку чая и две размокшие вафли. Когда она ушла, я залил герань в горшке прохладным чаем. Затем я потягивал розовое вино и всю ночь изучал статистику.
   Позвольте мне сказать здесь, что я считал заботливость миссис Фаррар весьма подозрительной. Она не могла выкинуть из своего детского, романтического мышления, что я скоро стану очень богатым. Я позволил ей сохранить это заблуждение, потому что я за месяцы просрочил арендную плату.
   На следующий вечер я прыгнул в более укромный северо-западный угол Бин-Лейк.
   После эпизода с Бин-Лейк я отбросил более девяноста процентов общепринятых методов как ненадежных, непрактичных, слишком сложных и косвенных. Интеллект (по крайней мере, это одно из его многочисленных запутанных определений) - это способность учиться на собственном опыте. Эмоционально я научился на опыте тому, о чем раньше знал только интеллектуально, теоретически. Что глубокая, первобытная, так называемая "воля к жизни" есть упрямая бессмысленная сила, рефлекс. Он воспользуется любой возможностью, чтобы разрушить замыслы самых передовых и изощренных сознательных усилий по самоуничтожению.
   Я выбрал время и место, которые, казалось, способствовали успеху. Никаких свидетелей, кроме нескольких белых гусей и двух крякв, да маленьких птичек, похожих на клубы дыма, порхающих в ветвях зеленых листьев, нависающих над водой. Любовники, дети, бомжи, потерявшиеся люди уходили из парка, потому что был поздний вечер.
   Я купил еще одну бутылку вина розового на несколько долларов, оставшихся от моей пенсии. На этом я закончил, но не с пышностью, а с должным вниманием к серьезности момента. Затем я подошел к оконечности небольшого скалистого полуострова. Два маленьких Тома Сойера в современной одежде окунали погнутые булавки в ловлю раков. Я подождал, пока они уйдут; затем я прыгнул в воду и поплыл туда, где ранее проверил глубину с помощью весла для каноэ. Я выдохнул весь воздух из легких, нырнул на илистое дно, где вдохнул озерную воду.
   Понятия не имею, сколько раз я повторял этот жалкий ритуал удушения. В конце концов я потерял сознание, но меня, отплевываясь, вытащила на берег стая бойскаутов. Насколько я помню, бобровый патруль, отряд 113 баптистской церкви.
   Случай ожирения, одетый в шорты, почти преуспел там, где мне не удавалось, применяя искусственное дыхание со всей деликатностью садистского массажиста. Я пережил даже его манипуляции, страдая только от ушибов почек и грудной клетки. Меня завернули в одеяла, лечили от шока, в то время как маленький парень в очках в роговой оправе настаивал на том, чтобы высунуть мой язык на несколько дюймов изо рта. Два ивовых шеста были обрезаны и обрезаны, пропущены через две рубашки бойскаутов и превращены в носилки. Как только скаутмастер устроил мне пьяный тест своими самодовольными ноздрями, он с отвращением отмахнулся от моей неудачи как от несчастного случая споткнувшегося бомжа.
   Патруль начал нести меня домой. И пока я прыгал вперед, довольно болезненно, я переоценил весь масштаб своего проекта. Моя воля к жизни была огромным препятствием. Казалось, что в этом, как и во всех предыдущих случаях, я был своим злейшим врагом.
   Пришлось планировать заново. Висит? Слишком рискованно и была проблема локали без свидетелей. В общем, слишком сложно. Галстук рвется. Водопровод уступает. Узлы скользят. Слышны чьи-то сдавленные крики. Подвешивание испортят даже опытные профессионалы.
   Лезвия бритвы, ножи, ножницы? Порезы горла и/или запястий. Непрактично, да и рискованно. Слишком медлительный, к тому же поддающийся на уловки своего желания жить. Я пытался перерезать себе горло. Если я перережу себе запястья, лягу ждать, шансы на то, что моя жизнь улетучится, возьмут верх, и я заставлю меня звать на помощь или ползти к миссис Фаррар или к какому-нибудь другому удобному человеку. спаситель.
   Оружие? Применяются те же негативные принципы. В эту последнюю жизненно важную долю секунды, небольшая переделка пистолета, моя рука нервничает, и я, скорее всего, поранюсь. Я не мог позволить себе никакого метода, который в случае неудачи также раскрыл бы мою цель. Я должен был быть умным об этом.
   У меня не было машины с удобной выхлопной трубой. Опять же, воля к жизни никогда не позволила бы мне уморить себя голодом, даже если бы я смог найти необходимое уединение для этой попытки. И, во всяком случае, я не мог использовать какой-либо метод, который не позволил бы мне заранее получить мой vino rosa.
   Я также исключил все неуклюжие методы, такие как бросок перед машиной, которые могли привести к простой травме и опрокидыванию руки.
   Подобные неудачи сделали бы меня уязвимым перед доктором Шаффером, который ждал, как стервятник, чтобы запихнуть меня в одну из своих аккуратно помеченных и обитых ящиков.
   * * * *
   Миссис Фаррар отнеслась ко мне с нетерпеливым пониманием. Она снова уложила меня в постель, принесла чай и отчитала, на этот раз громче... и дольше.
   На следующее утро я надел свой единственный оставшийся твидовый костюм, побрился, подкрепился квартой розового вина и отправился к врачу на Пятой улице, который почему-то не любил прибыльную практику, присущую большинству шарлатанов. Моя жалоба на бессонные ночи была подкреплена моим внешним видом, но я представил свое дело с достоинством и достоинством джентльмена. Я пообещал вернуться через несколько дней для медосмотра, убедил его, что я хорошо зарабатываю, и притворился хроническим ипохондриком, не желая тратить свои сбережения на любое лекарство, рекомендованное властями. Он дал мне рецепт на снотворное с радостным предвкушением.
   После покупки этого яда-барбитурата у меня оставалось всего полтора доллара, и это было только первое число месяца. Меня это почти не беспокоило, потому что это был мой последний день в нашем дивном новом мире.
   Когда я вошел в верхний холл, миссис Фаррар была впечатлена моим явным преображением, так же как и вся поверхностность, жертва ярлыка и красивая упаковка. Она стала застенчивой, неприятное зрелище, потому что была толстой и бесформенной, и от нее пахло кошками, а худшего запаха, пожалуй, не было даже для бесчувственных. Она подумала, что волшебное изменение наконец произошло, что ее детские мечты материализовались, как она давно хотела, чтобы они это сделали, что зверь стал принцем, что что-то великолепное и нагруженное добычей наконец появилось из грязной куколки.
   Она приготовила бараньи отбивные, горячие булочки, брокколи с маслом и подала мне в постель. Я наделяю ее качествами хорошего повара. Мы болтали за тарелками чая. Я не был нетерпелив. Она была достаточно любезна, независимо от мотива. Я требовал некое подобие приличного жилого помещения. Я никогда не отождествлял себя с теми негодяями, которые, совершенно не уважая себя, валяются в дверных проемах и канавах, заползают в парковые кусты или спят на пустырях, частично затертых разбитыми картонными коробками и эксельсиором.
   Я должен был признать, что была какая-то сила в большой, уродливой медвежьей походке миссис Фаррар, ее челюсть-фонарь качалась с домашней силой. Она сделала большие глотки чая и опустилась в мягкое кресло.
   "Ваша проблема, мистер Брукс. Вы отказываетесь от веры в любовь".
   - Я считаю любовь временным помешательством, миссис Фаррар, излечимым женитьбой или удалением одного из больных.
   - Улыбнись, если хочешь. Когда человек отказывается от любви, его душа умирает".
   - Если бы все было так просто, - сказал я.
   Ее рот раскрылся в упрямой сочувственной ухмылке, обнажив вставные зубы и покрасневшие искусственные десны. - Вы озлоблены, мистер Брукс. Как тебе, должно быть, было больно. Это правда, что не слишком многие знают настоящую любовь". Она говорила с такой серьезностью, что я испугался и вдруг захотел, чтобы она вышла. "Есть такие несчастные, которые верят, что единственная смерть, которую оплакивает живой человек, - это его собственная смерть".
   - Тебя бы волновало, если бы я умер? - спросил я миссис Фаррар.
   - Надеюсь, что да, - сказала она. "Библия говорит, что жалость к себе жалит. Вы должны делать добро другим; это все, что есть для тех, кто не любит. И эти добрые дела вернутся тысячекратно, мистер Брукс.
   Никогда прежде я не был так благодарен за то, что пожелал миссис Фаррар спокойной ночи. Мне было холодно и некомфортно. Я успел рассмеяться, когда начал считать снотворное, перепроверил их активность в граммах. Я подготовил график. Я знал, сколько нужно принять, и точно знал, сколько времени пройдет, прежде чем меня обнаружат - слишком поздно.
   Я ждал до десяти, в это время миссис Фаррар всегда уходила спать. Я закурил сигарету и посмотрел на нежную весеннюю ночь. Я снова подумал о Люси, бывшей помощнице или горькой половинке. Я быстро опустил штору, проглотил достаточное количество барбитуратов, запил их домой стаканом розового вина и уложил на приятные сны.
   * * * *
   Ал стоял надо мной, медленно грозя увещевающим пальцем.
   - Опять вы, мистер Брукс?
   "Что случилось?" Я прошептал.
   - Кажется, ты проглотил слишком много снотворного, Брукс. Разве в наши дни плоды винограда не успокаивают твою бессонницу?" Что-то в попытке Ала выглядеть привлекательной казалось зловещим.
   - Виноград никогда не был достаточно крепким, - сказал я. - Веришь или нет, Эл, но я принимаю лекарство. Я думал, что снотворное поможет. Выруби себя, избавься от беспокойства...
   - Ради бога, Брукс, если тебе наплевать на свою жизнь, подумай о других людях, о стариках, застрявших в этой пожарной опасности. Вы могли бы сжечь все это место.
   "Что случилось?" - спросил я снова.
   "Заснул, жонглируя зажженной сигаретой. Сосед увидел дым из окна и вызвал пожарных. Спас жизнь тебе и другим людям. На этот раз нам пришлось прокачать твой желудок, Брукс.
   - Что сгорело?
   Ал пожал плечами. - Я не знаю наверняка.
   Меня отпустили на следующий день. У доктора Шаффера, казалось, возникло искушение примерить на мне этикетку размера допустимого, но он пожал плечами.
   У меня остался всего один доллар. Я купил полгаллона вина розового и вернулся в ночлежку миссис Фаррар с опасениями. Ввиду той напряженности, которую я вложил в наши отношения, я сомневался, что постоянная благосклонность миссис Фаррар, искренняя или своевременная, продержится еще долго. Я дождался далеко за десять и прокрался по лестнице в свою комнату. Пахло сыростью, горелой тканью и ватой. Матрац лежал оголенный, с зияющей черной дырой посередине.
   Я запер дверь, закрыл окно, включил газовые форсунки, лег на матрац и почти сразу заснул.
   Малиновка разбудила меня, и в комнату вливалось солнце. Малиновка сидела на моем подоконнике и пела мне сквозь стекло мелодичную и приглушенную иронию.
   Я обнаружил, что клапан газовой плиты был закрыт. Я также нашел записку, которую не видел прошлой ночью, и определил явные царапины миссис Фаррар:
   Уважаемый мистер Брукс:
   Пожалуйста, выйдите из этой комнаты сегодня днем, или я вызову полицию, чтобы вас выселили. Я надеюсь, что Бог будет милостив, поскольку я, кажется, не могу.
   С уважением, как всегда,
   Миссис Фаррар.
   Быстрый обыск показал, что все, что у меня было, вся моя одежда и даже сумка с клюшками для гольфа, которую я держал в качестве последней ставки, было конфисковано вместо просроченной арендной платы.
   Позвольте мне сказать, что я был охвачен яростной решимостью в этот момент. Я прошел через парк к зданию RH Foley Building.
   В течение ряда лет я был членом Этнического Культурного Братства с отличной репутацией. Швейцар в ливрее не выказал удивления, увидев меня после годичного отсутствия.
   - Доброе утро, Джефф, - сказал я и прошел через вестибюль. Я поднялся на лифте на двадцать седьмой этаж. В этот утренний час в большом зале со стропилами и тихой тенью никого не было. Я поднялся по лестнице на крышу. Там дул довольно сильный сильный ветер, когда я подошел прямо к краю крыши. По краю тянулся парапет высотой около трех футов.
   Я без церемоний подполз, сел на этот парапет и прыгнул.
   Я провисел в подвешенном состоянии примерно минуту, прежде чем признаться себе, что каким-то образом зацепился ремнем за верхнюю часть парапета.
   Умудрившись чувствовать себя неловко позади себя, я обнаружил, что, скользя по парапету, мой ремень соскользнул с болтового основания, от которого недавно оторвалась телевизионная антенна.
   Я извивался и брыкался, пытаясь вырваться. Я не мог достаточно повернуться, чтобы снова поднять свой вес над крюком. Неоднократные попытки выпада не смогли разорвать ремень. Я попытался расстегнуть ремень, но обнаружил, что мой висящий вес делает это невозможным, но я продолжал пытаться делать это, поскольку это казалось единственным способом предотвратить непредвиденный трюк обстоятельств.
   В этот момент ко мне подошло поднимающееся море звука. Впервые я заметил удивительную толпу, собравшуюся внизу, на Пятой улице. Откуда они все взялись за такое короткое время, я понятия не имею. Они стекались со всех сторон, из офисных зданий, с улиц, из парка. Движение застопорилось. Люди выходили из машин и бежали, чтобы присоединиться к толпе зрителей. Пассажиры автобуса высыпали из нескольких автобусов. Крики, крики, крики все громче расцветали из суетящейся толпы. Вниз по улице, через два квартала, прозвучал гонг, и поток школьников из PS 116, смеющихся и визжащих, хлынул в растущее озеро зрителей подо мной.
   Было продано несколько тележек с мороженым, и они начали торговаться в спешке. Несколько детей, увлекшись карнавальным азартом, стали бороться на парковой траве через улицу, другие стояли на голове, а некоторые катались на колесиках.
   Затем, что невероятно, я услышал высокий злобный крик.
   "Прыгай, давай, прыгай!"
   К омерзительной просьбе присоединились еще несколько голосов.
   - Давай, ныряй с высоты!
   "Быстрее, прыгай!"
   "Прыгай, я смею тебя прыгать!"
   Я услышал смех. Мне казалось, что слова Прыгай, Прыгай, Давай, Прыгай, превратились в распевающий хор, который становился все громче и громче. Внезапно у меня закружилась голова, и карнавал внизу превратился в угольное пятно с прожилками тающего красного и желтого. Это была Люси там внизу, Люси и торговец недвижимостью, змея в траве, я был в этом уверен, я знал, что видел, как они смотрели вверх, ждали, смотрели, может быть, улыбались или, может быть, даже присоединялись к этому. хор.
   Я почувствовал, как мои пятки коснулись выступа окна подо мной. Это давало рычаги воздействия. Я рванулся вверх, изогнулся и перекинул руки через парапет. Я переползла обратно на крышу, затем повернулась и посмотрела на них.
   Я смутно осознавал, что я тогда делал, и у меня было смутное ощущение, что я уже делал это когда-то, давным-давно, когда-то, когда был еще очень молод, но с тех пор и до сих пор больше никогда. Я подпрыгивал, тряс кулаками, кричал в приступе беспричинной ярости.
   "Прыгай, давай, прыгай. Я смею тебя прыгать".
   Я наклонился и потряс кулаком. О, Боже, огромные чаны с расплавленным свинцом, которые можно спустить вниз.
   - Вы, упыри! Я крикнул. "Прыжок? Почему вы, упыри, никогда не получите удовольствия. Понять? Я бы не прыгнул, не за миллион долларов. Я бы не...
   Двое полицейских грубо маневрировали мной по крыше.
   Док Шаффер освободил меня из-под стражи несколько месяцев спустя, убежденный, что именно его бесконечные рассуждения о травмах и катарсисе дали мне право снова свободно ходить среди моих цивилизованных собратьев.
   Правда гораздо проще. Я отказываюсь дать им омерзительное удовлетворение, которого они жаждут. Они, конечно, продолжат получать свои жутковатые пинки, но я, конечно, никогда не буду способствовать их удовольствию ни на йоту.
   И поэтому я никогда больше не прикасался к алкоголю ни в каком виде. Я больше никогда не буду выступать для них, ни в коем случае. У меня есть только презрение к ранее цитированным мнениям тех авторитетов в отношении человеческого поведения, которые настаивают на том, что "люди" брезгливы в отношении самоубийства. Некоторые, возможно. Но болтаясь там на моем подлинном ремне Картера из воловьей кожи, я был одной из величайших достопримечательностей, когда-либо появлявшихся в этом городе со времен П. Т. Барнума и его резвящихся уродов.
   Полагаю, из чувства долга за то, что она помогла мне обмануть упырей, я снизошел до того, чтобы поделиться своим добрым именем с бывшей миссис Фаррар. А сейчас я преподаю философию и этику в маленьком центре врожденной неграмотности на Среднем Западе. И я по-прежнему настаиваю на том, что в каком-то смысле я действительно преуспел, хотя и косвенно, в своем первоначальном замысле.
   Вы называете это жизнью?
  
   БЕЛАЯ ПОЧТА, Джойс Килмер
   Первоначально опубликовано в The Smart Set , март 1914 года.
   Мы со Спайком Ричи вместе работали в Daily News с 1904 по 1907 год, и он мне всегда нравился. Он был умным, трудолюбивым, компанейским и, как мне показалось, совершенно прямым. На днях он рассказал мне о довольно нечестной сделке, в которой был замешан. На самом деле, он сказал мне, что он нераскаявшийся шантажист и предатель. И он мне нравится больше, чем когда-либо прежде.
   Вернувшись на прошлой неделе в Нью-Йорк, я просмотрел картины, купленные в Турции, и решил, что у меня есть материал для воскресных рассказов. Так что я пошел в офис новостей . Лифтер меня не знал - он проработал там всего два года, - но он знал Спайка.
   "Г-н. Ричи теперь помощник воскресного редактора, - сказал он. - Но я не думаю, что вы найдете его в своем кабинете. Сегодня четверг, так что, думаю, он в композиторской.
   Я заставил его отпустить меня в композиторскую и вошел внутрь. Там был Спайк, который рассказывал мастеру, что у Мэтти стеклянная рука, и составлял страницу мод. Он сильно облысел, но в остальном мало изменился с тех пор, как я видел его шесть лет назад. Это был тот же сутулый человечек, с такими же усиками-крысиными хвостиками и, по-видимому, с тем же окурком, застрявшим в уголке рта. Кроме того, через несколько минут я обнаружил, что у него такой же алкогольный запах изо рта.
   "Привет Джон!" он сказал. "Подожди, пока я все исправлю, и я пойду с тобой".
   Вскоре мы удобно устроились за столиком в баре Джимми. Джимми, я был нелепо рад заметить, вспомнил обо мне и добавил несколько капель сиропа в мой ирландский, как будто я все еще был ежедневным гостем. Спайк посмотрел на мои фотографии и сказал, чтобы я продолжал рассказывать истории. Потом, конечно, мы оба вспомнили, и после третьей рюмки и небольшого обеда последовало его признание. То есть, если это можно назвать исповедью... - Ты не один ездишь по миру, - сказал он, в четвертый раз закуривая свой аморфный окурок. - Я уехал за границу два лета назад.
   Я проявил интерес - без особого энтузиазма, потому что хотел поговорить о Турции.
   "Да, - сказал он, - у меня было скоплено немного денег - я тогда еще не был женат - и я чувствовал себя довольно паршиво, поэтому я решил немного повременить. Несколько недель я путешествовал по континенту, а затем отправился в Лондон. Мне хотелось увидеть что-нибудь из страны, поэтому я купил рюкзак и отправился в неторопливую пешую прогулку по графствам Мидленд. Результатом этой пешеходной экскурсии стал могучий странный опыт. И, несмотря на то, что вас распирает желание рассказать мне, как вы подобрали гроши с султаном и швырнули ему под подбородок гарем, я сейчас отниму у " Новостей" несколько минут, чтобы рассказать вам об этом . опыт. Она никогда не использовалась в качестве новостного материала и никогда не будет. Но злодей - если вы не называете меня злодеем - теперь мертв, и я думаю, не будет никакого вреда, если вы назовете его другими именами и сделаете из него вымысел. Тогда, если вы продадите его, вы можете разделить со мной пятьдесят на пятьдесят.
   - Давай, - сказал я.
   - Ну, - начал Спайк, - я наткнулся на торговый городок под названием Эшборн, который мне очень понравился. Так что я снял комнату в гостинице с забавным названием "Зеленый человек и черная голова" и устроился там на недельку. Других гостей было очень мало, поэтому мы с хозяином довольно сдружились. Конечно, как и все англичане, он был удивлен, что я не знаю его двоюродного брата, работавшего на ранчо в Техасе, и его племянника, управляющего продуктовым магазином в Милуоки.
   "Есть один из ваших соотечественников, о котором я не могу сказать, что мне он небезразличен", - сказал он однажды вечером. - Был мистер Джеймс Родни, который приехал сюда из Нью-Йорка, и мы все жалеем, что никогда его не видели, сэр. Возможно, вы его знаете - это высокий худощавый джентльмен с родинкой над правым глазом. Он сказал нам, что у него есть большая мукомольная мельница, но я не знаю, так как он сказал правду. Вы знаете человека с таким именем?
   "Я сказал ему, что никогда раньше не слышал о Джеймсе Родни, и, задав несколько вопросов, услышал историю, которая была неприятной, хотя и не особенно странной. Двумя годами ранее американец, назвавшийся Джеймсом Родни, приехал в Эшборн и остановился у миссис Кларк, вдовы старого священника. У нее было очень мало денег, и она зарабатывала на жизнь тем, что нанимала жильцов. Он направлялся на север, и у него было два часа ожидания между поездами в Эшборне. Он прогулялся по городу, остановился, чтобы напиться в доме миссис Кларк, обнаружил, что она берет постояльцев, и к той ночи уже отказался от всякой мысли ехать на север. Он сказал, что ему нравится Эшборн и коттедж Кларк, но, по словам трактирщика, "что действительно привлекло его, так это Мэри Кларк". Она была удивительно хорошенькая девушка в те дни-с, да и сейчас она такая, хотя ей пришлось нелегко.
   "Родни не потребовалось много времени, чтобы заставить миссис Кларк и Мэри поверить в то, что он является важной персоной в Нью-Йорке. У него, казалось, было много денег, его манеры были манерами джентльмена, и он стал популярным в местном обществе. На самом деле все были довольны, когда после бурных ухаживаний Мария и он обвенчались в красивой старинной приходской церкви.
   "Мэри думала, что муж сразу же отвезет ее в Америку, но он сказал, что предпочел бы еще немного увидеть Европу. Итак, они уехали в Швейцарию на пару недель, а затем вернулись в коттедж миссис Кларк. По его словам, Родни получил телеграмму из Нью-Йорка. Он должен ненадолго вернуться на свою мельницу. Дело было срочное: на следующий день он должен был отправить лодку из Ливерпуля. Он посылал письма каждой почтой и через месяц возвращался за женой и ее матерью.
   "Конечно, вы догадались, что произошло. Джеймс Родни, или как там его настоящее имя, так и не вернулся. Он не писал и, что более важно, не присылал денег. Письма, отправленные Джеймсу Родни, Rodney Flour and Grain Company, 13 West 98th Street, New York City, USA, были возвращены. Его имени не было в списке пассажиров парохода, на котором, по его словам, он собирался плыть. Некоторое время миссис Кларк и Мэри думали, что он попал в какой-то роковой несчастный случай, но после того, как их друг, посетивший Америку, обнаружил, что такого концерна, как Rodney Flour and Grain Company, никогда не существовало и что там не было мельниц. на 98-й улице они знали, что их жестоко обманули. Со временем у Мэри родился ребенок, очень славный ребенок. Это был маленький мальчик, такой же хорошенький, как сама Мэри, и поразительно на нее похожий. Только в одном он был похож на своего отца - над его правым глазом была маленькая, но безошибочно узнаваемая родинка.
   Эта история меня очень заинтересовала, и я позволил себе на следующий день зайти к миссис Кларк под предлогом поиска ночлега. В самом деле, это стало больше, чем предлогом, потому что миссис Кларк была такой очаровательной пожилой джентльменом, а коттедж и Мэри - мне было трудно назвать ее миссис Родни - такими привлекательными, что я снял комнату и остался там на три недели.
   "Конечно, я узнал от них все, что они знали о таинственном Джеймсе Родни, и это было немногим больше того, что мне рассказал трактирщик. Но незадолго до моего отъезда миссис Родни дала мне маленький кодаковский снимок своего мужа и себя, сделанный ее матерью на крыльце коттеджа.
   "Я вернулся в Америку с непоколебимой решимостью найти этого Родни, разбить ему лицо и заставить отправить все, что у него было, обратно в Эшборн. Видите ли, я знал, какие страдания причинила его маленькая игра Мэри и ее матери, и я был очень зол на это. Признаюсь, у меня не было особой надежды найти этого парня, но я все равно собирался сделать хорошую попытку. Ну, мне не пришлось сильно стараться. Я никогда не был особенно хорош в этом саспенс-бизнесе, так что я сразу же выскажу вам свою сенсацию. Джеймс Родни был Эндрю Джаддом. Да - не проливайте виски - Эндрю Джадд, президент компании Judd Iron Works, филантроп и реформатор.
   "Через два дня после моего возвращения Босс Риддер отправил меня взять интервью у Джадда для воскресного выпуска. Джадд только что изобрел очень причудливую модель многоквартирного дома со спортзалом и плавательным бассейном на каждом этаже. Чтобы понять, какие улучшения необходимы для жилья бедняков, он провел два дня в многоквартирном доме в Нижнем Ист-Сайде и очень хотел поговорить об этом. Как только я его увидел, я узнал его, и вы можете легко понять, что моим первым желанием было сделать большой бодрящий глоток напитка, известного как виски. И, кстати, позвони в колокольчик, хорошо? Джимми, еще два таких же.
   "Ну, конечно, я сразу подумал то же, что и вы, - вот вам один совок! Несмотря на то, что мы поместили это интервью на странице в воскресенье, " Новости " не питали особой дружбы к Джадду. На самом деле мы собирались выступить против него осенью, когда он собирался баллотироваться в мэры.
   "У меня были все факты, и было достаточно времени, чтобы опубликовать статью в утренней газете. Все, что мне нужно было сделать, это посветить Джадду ту маленькую картинку кодака (которую я всегда носил с собой), рассказать ему все, что я знаю о его маленькой европейской прогулке, и позволить ему вышвырнуть меня из офиса. Затем вернемся к новостям, чтобы занять все место, которое я хотел, для самой большой сенсации, которую когда-либо производила газета. Подумайте, что значила бы для меня такая история, абсолютно эксклюзивная история с картинкой в доказательство! Я видел, как получаю колоссальную премию и постоянную работу вдобавок. Кроме того, вы знаете, что я не говорю сентиментальности, когда говорю, что я был - всегда был - верным Новостям. Вы были в игре достаточно долго, чтобы узнать, что такое лояльность газетчика - как его первая идея, когда происходит что-то важное, всегда состоит в том, чтобы выбить это на своей машине и ввести до того, как первое издание отправится в печать.
   "Но у меня хватило ума, чтобы какое-то время держаться за себя. Я пожал руку Джадду - кажется, я довольно внимательно посмотрел на родинку над его правым глазом - и продолжил интервью, как и было условлено. В тот день Джадд чувствовал себя открытым, и он действительно умел говорить. Он рассказал мне отличную маленькую историю, полную человеческого интереса и в которой было много нового, но все время, пока я слушал его, я думал усерднее, чем когда-либо раньше. У меня в голове было три разных плана - я не мог, чтобы спасти свою жизнь, думать, что я должен делать. Через некоторое время Джадд почувствовал, что дал мне все, что мне было нужно, и замолчал.
   "'Г-н. Джадд, - сказал я почти невольно, - когда ты был женат?
   "Почему, мой дорогой мальчик, я не понимаю, какое это имеет отношение к тому, о чем мы говорили, но я был женат пять лет назад. В церкви Св. Мармадюка, младшим надзирателем которой я являюсь, если хотите подробностей. Моей женой была мисс Эмили Линдси, и вот ее фотография.
   "Он взял со своего стола фотографию в рамке, на которой была изображена очень красивая женщина с маленькой девочкой на коленях.
   "Понятно, - неопределенно сказал я. - А когда вы уехали за границу?
   "Ну, я действительно не думаю, что публика будет интересоваться подобными вещами, - сказал он, - но я несколько раз был за границей. Два года тому назад я провел лето в Англии, а затем совершил довольно продолжительное путешествие по Германии. Но я думаю, что я должен попросить вас извинить меня сейчас. Я дал вам все, что вам нужно, не так ли? О, да!' добавил он. - Я полагаю, вам понадобится моя фотография. Кажется, у меня есть кое-что в ящике стола. Я посмотрю и увижу.
   "Нет, - сказал я голосом, который показался мне странным. - У меня уже есть фотография.
   "Он стоял ко мне спиной и рылся в своем столе. - Но я боюсь, что это использовалось раньше. Думаю, я смогу найти для тебя новые.
   "Эта фотография никогда раньше не использовалась, - сказал я. - Это было сделано два года назад в Эшборне.
   "При слове "Эшборн" он вдруг обернулся и посмотрел на квадратик серого картона в моих руках. Потом он сильно побелел и стоял совершенно неподвижно.
   "В течение минуты никто из нас не говорил.
   "Затем с самообладанием, за которое я не мог не восхищаться им, он придвинул стул к столу, сел, повернулся ко мне спиной и стал писать.
   "Я услышал треск рваной бумаги. Он повернулся на стуле и протянул ко мне руки. В его левой руке был продолговатый лист зеленой бумаги с его именем, написанным в правом нижнем углу. Его правая рука была пуста.
   "Вот пустой чек, который я подписал, - сказал он. - Дайте мне фотографию, пожалуйста.
   "Признаюсь, на мгновение я колебался. Я не настолько предан своей работе, чтобы ненавидеть независимое состояние. Но я не долго колебался.
   "Это было смехотворно театрально, но я взял чек, разорвал его на четыре части и бросил их на промокательную бумагу на его столе.
   "К черту ваш чек! - сказал я тихим разговорным тоном. - Эти деньги понадобятся тебе, когда ты начнешь защищаться от обвинения в двоеженстве.
   "Джадд намеренно закурил сигару и сидел, глядя на меня.
   "Итак, у тебя есть интересная статья для завтрашней газеты, не так ли?" он сказал. 'Но в чем идея? Что вы получаете, нападая на меня? Эта маленькая картинка интересна, но она абсолютно ничего не доказывает.
   "Я встал, чтобы идти. - Во-первых, - сказал я, взявшись за дверную ручку, - я знаю девушку, на которой вы незаконно женились два года назад, и Новости приведут ее сюда - с ребенком. Мы выиграем две вещи: будем поставщиками очень интересной истории и накажем проклятого лицемера".
   "Он был совершенно спокоен. - Я вижу ваш первый пункт, - задумчиво ответил он. - Вы можете опубликовать очень сенсационный рассказ - в этом нет сомнения. Но я очень сомневаюсь в вашей способности обосновать свое обвинение и не понимаю, почему вы так яростно злитесь на меня. Должен быть какой-то мотив... Кажется, я понимаю. Да, кажется, я вижу. Но какая земная польза от того, что молодая женщина втянет свое имя в этот скандал? Вы не можете осуществить свой любезный замысел погубить меня, не погубив при этом двух женщин.
   "Хорошо, - сказал я, - я скажу вам, что я сделаю. Вы должны взять себя в руки, а я помолчу об этом деле.
   "Что ты имеешь в виду под "привести себя в порядок"? он сказал.
   "Джеймс Родни должен умереть".
   "'О Господи!' - воскликнул он. - Ты хочешь, чтобы я покончил с собой?
   - Вы должны убить Джеймса Родни, - сказал я. - Послушайте, Мэри Кларк никогда не слышала об Эндрю Джадде. Что вам нужно сделать, так это написать ей письмо, подписавшись своим именем и сказав, что Джеймс Родни был Томом Смитом, или Джоном Джонсом, или кем угодно. В любом случае, вы должны сказать, что он был вашим другом и что он мертв. Скажите, что он признался вам на смертном одре, что женился и бросил девушку по имени Мэри Кларк в Эшборне, Англия, и что он просил вас известить ее о его смерти и отправить ей все его деньги.
   "Я сделаю это, - сказал он. - Я сделаю это сегодня днем. Я пошлю ей десять тысяч долларов - пятьдесят тысяч долларов - все, что вы скажете.
   "Ты определенно сделаешь это сегодня, - сказал я, - потому что я собираюсь остаться и посмотреть, как ты это сделаешь. Ты напишешь письмо под мою диктовку, а я отправлю его сам. Но что касается денег, которые вы отправляете, у вас неправильное представление. Вы пришлете мисс Кларк достаточно денег, чтобы купить этот домик, чтобы им не приходилось зарабатывать на ренту, нанимая жильцов, и достаточно, чтобы оплатить поездку за границу для нее и ее матери. Им нужен небольшой отдых после неприятностей, в которые вы их втянули. Затем вы должны добавить достаточно, чтобы ваш сын закончил школу и университет. Я полагаю, мы установим его в двадцать тысяч долларов - это довольно дешево, и я не хочу обременять их кучей ваших грязных денег.
   "Я полагаю, вы знаете, - сказал мне мистер Джадд, - что вы занимаетесь шантажом".
   "Сегодня, - ответил я, - скрывая эту историю, я нарушаю заповедь газетного дела - нарушаю этический кодекс, которого вы, возможно, не понимаете. Я предатель Новостей и своей профессии. И после этого я не возражаю против небольшого шантажа".
   Джимми забрал наши пустые стаканы и демонстративно протирал стол серой салфеткой. Спайк посмотрел на часы и встал, чтобы уйти. Когда мы шли по улице, я повернулся к нему и сказал: "Но разве Мэри, как вы ее называете, никогда не поумнела? Когда Джадд умер в прошлом году, она, должно быть, увидела его фотографию в какой-нибудь английской газете и поняла, что это он ее одурачил. Я думаю, она подаст в суд на его имущество и получит хорошие деньги.
   - Конечно, она поумнела, - сказал Спайк. - Но сейчас она ничего не начнет. Думаю, ей вполне комфортно.
   "Что она делает?" Я попросил.
   - Да ведь, - сказал Спайк, закуривая окурок в девятый раз, - она замужем за помощником воскресного редактора " Дейли ньюс".
  
  
   ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ ДЖОРДЖА, Роберт Артур
   Первоначально опубликовано в журнале Bestseller Mystery Magazine в мае 1959 года.
   Голос Дейва Денниса: "Лора, ты приличная?" и стук в дверь заставил Лору вздрогнуть и проснуться. Она сидела за туалетным столиком, еще полуодетая, и вздрогнула, потому что ей приснилось. Во сне она была перед камерой, и глаз камеры медленно превратился в глаз Джорджа и подмигнул ей - медленное, злобное многозначительное подмигивание, которое было визитной карточкой Джорджа в бурлеске.
   Но Джордж был мертв, слава богу. Джорджа уже пять лет как нет в живых, и он снился ей только тогда, когда она очень устала, как сейчас, - так устала, что задремала посреди переодевания для вечеринки, устроенной внизу.
   "Одну минутку, Дэйв", - позвала она, но дверь уже открылась, и перед ней стояла щеголеватая фигурка главы отдела рекламы Foremost Films. Маленькое круглое лицо Дейва выражало язвительный гнев, и он упер руки в бедра, с негодованием глядя на нее.
   - Ну, Лаура! он сказал. - Возможно, вы забыли, что устраиваете вечеринку специально для укрепления хороших отношений с прессой. Чего ты не делаешь, дуясь здесь, в своей комнате. Несмотря на то, что премьера "Звездной любви" состоялась сегодня вечером и имела успех, вы, конечно, не повлияете на обозревателей и не заведете друзей, если не выступите, и я имею в виду скоро".
   - Я иду, Дэйв. Она с трудом сдержалась. Она ненавидела Дэйва Денниса так же сильно, как он ненавидел ее. - Я устал, вот и все.
   "Звезда не может позволить себе устать. Звезда принадлежит публике, а это значит, прессе, - елейно сказал Дэйв.
   - Тебе лучше уйти отсюда, - сказала ему Лора Лэйн с опасной сладостью в голосе. - Или я могу бросить это в тебя. Дэйв отступил на шаг, когда она взяла с туалетного столика серебряную статуэтку, подарок от Гарри Лоуренса, ее личного менеджера.
   - Минутку, Лора! - отрезал он. "Сегодня вечером не должно быть знаменитого темперамента Лоры Лэйн, иначе твое имя навсегда останется в грязи".
   "Не волнуйся." Она повернулась к нему спиной. "Я буду улыбаться каждой из этих гарпий, как будто не хочу плевать им в лицо. Я полагаю, Хайла Френч и Билли Пирс здесь?
   - И грызут ногти, ожидая тебя.
   "Держу пари. Они качают Мари, мою горничную, и Педро, слугу, примерно в то время, когда я чистил зубы. Ее губы скривились. "Мария получает жалованье от Хайлы, знаете ли, чтобы передавать любые пикантные мелочи обо мне, которые она может. Педро делает то же самое для Билли. Если я заговорю во сне, эти стервятники узнают об этом на следующий день".
   "Они очень важны для карьеры звезды, - сказал Дэйв Деннис. "Ты знаешь что. Жду вас через десять минут. И... О да, здесь появился новый обозреватель. Из Восточного Синдиката. Он хочет короткое интервью с вами. Каково это быть женщиной, которую жаждет каждый мужчина".
   - Я дам ему три-Б. А теперь пришлите Гарри Лоуренса с выпивкой, а потом я спущусь.
   - При хорошем поведении, - сказал человечек и закрыл дверь.
   Лора наклонилась вперед, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Тридцать пять, а обычно выгляжу на двадцать девять. Но сегодня вечером она выглядела на 40. Потому что она устала - Боже, она устала. Все пересъемки, потом сегодняшняя премьера... Ну, все кончено. Три успеха подряд, и она отработала свой контракт со студией. Теперь она и Гарри могли создать собственную компанию и делать фотографии, которые хотели. Он уже договорился с "Юнайтед" о трех картинах, что означало не менее миллиона за каждую. И самое главное, они могли снимать их за границей, подальше от всех газетных и фан-журнальных жуликов, чиселеров и стервятников, которые сосут звездную кровь и превращают ее в чернила. В течение пяти лет они все долбили ее, пытаясь узнать правду о ее происхождении, ее прошлом - правду, которую они с Гарри так усердно старались скрыть.
   Удивительно, но те семь лет, что предшествовали ее появлению в Голливуде, не отразились на ее лице. Семь лет в дешевых бурлескных домах по всей стране, стриптиз с Джорджем, ее мужем, в роли комика. Джордж, который забрал все, что она зарабатывала, и бросил ее, когда она заболела. Джорджа, единственным бескорыстным поступком в его жизни было то, что он убил себя во время ограбления в Ньюарке. Никогда в жизни она не была счастливее, чем когда прочитала в газетах о его смерти.
   Но как же Хайла Френч или Билли Пирс хотели бы откопать эту историю и расклеить ее по трем сотням газет для сотен миллионов читателей!
   Если бы не Гарри Лоуренс... Что ж, слава Богу за Гарри! Теперь она могла видеть его, высокого, широкоплечего, мягко говорящего, пробирающегося вниз среди обозревателей и звездочек, очаровывающего всех, услаждающего даже Хайлу Френч. Теперь она и Гарри могли пожениться - теперь, когда у них была собственная компания. Конечно, они должны были сначала очистить его с помощью Haila! Она пообещала Хайле эксклюзив, если и когда. И мрачная смерть не была такой безжалостной, как долговязая, костлявая женщина, которая возглавляла голливудские светские хроники по отношению к любому, кто нарушил такое обещание.
   В дверь снова постучали. Она весело качалась.
   - Входи, Гарри!
   Дверь открылась, но это был не Гарри Лоуренс. Это был невысокий мужчина с черными как смоль волосами и большими очками в роговой оправе, закрывавшими большую часть его лица. У Лоры было мимолетное чувство знакомства, но оно было потеряно в ее гневе.
   "Кто ты?" - спросила она. - Что ты имеешь в виду, говоря, что пришел в мою комнату?
   - Истерн Пресс, - хрипло сказал мужчина. - Просто хотел небольшое интервью. Он закрыл дверь и долго и медленно осматривал роскошную уборную.
   - Я сказал Дэйву, что встречу тебя внизу!
   - Я подумал, что ты предпочитаешь поговорить наедине, Глория.
   - Почему ты... - Она остановилась, прижав руку к груди. "Как ты меня назвал?"
   Он снял тяжелые очки в роговой оправе и взъерошил гладко намазанные волосы. Затем его правый глаз медленно закрылся, затем снова наполовину приоткрылся в долгом, медленном, неприлично многозначительном подмигивании.
   - Узнали меня сейчас?
   "Нет! О, нет!" В ее голове что-то кричало, Джордж! Не мертв! Не мертв! "Ты не можешь быть! Черт тебя побери, ты мертв. Это было в газетах. Ограбление в Ньюарке.
   "Ошибка. Я позволил этому поехать. Я все равно сидел в загоне под другим именем. Вышел полгода назад. Мне потребовалось время, чтобы найти тебя, детка. Новое имя, новый нос, новые зубы, новая карьера. Не так много осталось от старой Глории Гордон из Джорджа и Глории, песен и комедий. Хорошее место у вас здесь. Не то что те крысиные норы, в которых мы играли.
   Отчаяние и ненависть почти потрясли ее физически. Это было похоже на Джорджа. Как и он, вернуться даже из мертвых, чтобы снова испортить ей жизнь.
   "Что ты хочешь?" Она с усилием сдерживала голос. - Если это деньги, я заплачу тебе двадцать пять тысяч, чтобы ты убрался и развелся.
   "Развод?" Джордж однобоко усмехнулся, показывая гнилые зубы. "Не я. Я твой любящий муж, вернусь к тебе после прискорбной, но неизбежной разлуки".
   - Я бы умерла первой, - сказала она с отвращением. "Ты был крысой и остаешься крысой. Пятьдесят тысяч. Я возьму его где-нибудь. Пятьдесят тысяч за то, чтобы залезть обратно в свою нору. Не забывай, я знаю, что произошло в Кливленде. Вы все еще можете попасть в тюрьму за это".
   "Пока все читают о Глории Гордон, бурлеск-стриптизёрше, а теперь о Лоре Лейн, самой горячей сексуальной женщине Голливуда? Между прочим, у меня есть несколько фотографий твоего старого стриптиз-шоу, на которые действительно бы обратили внимание скандальные журналы.
   Лора на мгновение закрыла глаза.
   - Джордж, - сказала она. "Я предупреждаю тебя. Я подниму ставку до ста тысяч. Бери, что можешь, и уходи. Я уже не ребенок, и ты больше не можешь меня помыкать".
   Джордж сунул большие пальцы за пояс и многозначительно усмехнулся.
   "Детка, это Калифорния. Вы знаете, общественная собственность. Что мое, то твое. Что твое, то мое. У тебя миллион долларов в банке, так что давай не будем говорить о пенни анте. А теперь давай, поцелуй своего давно потерянного мужа, у которого была амнезия, и ты выздоровеешь".
   Она вскочила на ноги, и Джордж направился к ней. Затем он обнял ее и заставил ее голову запрокинуться.
   - Убери от меня руки! - выдохнула она.
   "Веди себя хорошо, если хочешь, чтобы я был хорошим. Ну же, поцелуй одинокого Джорджа. Его рука сомкнулась на ее левом запястье и скрутила его за спину, пока она не закусила губу, чтобы не закричать. - Вот именно, - сказал он с диким юмором. "Теперь подойдите к своему любящему мужу, как подобает женщине".
   Боль и ненависть были белым пламенем в ее сознании. Она почувствовала, как ее нащупывающая правая рука коснулась серебряной статуэтки, и поняла, что поднимает ее, раскачивает, опускает. Что она делала тогда, она не знала - это было похоже на те два или три других случая, когда она заработала себе репутацию взрывного темперамента, когда красный туман ярости затуманил ее разум. Когда все рассеялось, она склонилась над Джорджем, прерывисто дыша, со статуэткой в руке. А Джордж лежал на ковре перед камином, его глаза были широко открыты, как будто в изумлении, а бок его головы превратился в кровавое месиво.
   Тут Лора поняла, что кто-то вошел в комнату.
   Она обернулась. Это был Гарри Лоуренс, стоящий спиной к двери с высоким стаканом в руке.
   "Господин!" он сказал. Даже сквозь загар его сильные черты были бледными. - Лаура, что это?
   Дрожащей рукой она взяла у него стакан и осушила половину, пока он запирал дверь. Затем, нащупывая свой путь к стулу за туалетным столиком, она рассказала ему.
   - Понятно, - сказал он, когда она закончила. "Твой муж. Боже, Лора.
   "Я думал он мертв!"
   "Он сейчас. Господи, но теперь он точно мертв. Конечно, это была самооборона, но тебе обязательно было размозжить ему голову?
   "Он не отпускал меня. Я потерял контроль и просто продолжал бить и бить, пока он, наверное, не упал".
   "Конечно, я понимаю. Но будут ли в прессе мальчики? Или они получат большие заголовки, сказав, что вы снова вышли из себя и ударили его?
   - Он был вошью, - прошептала она. - Он был здесь, чтобы шантажировать меня.
   "Я знаю. Но если бы вы могли просто отбиваться от него, пока я не доберусь сюда... - Он вынул носовой платок и вытер лоб. - Господи, Лора. Возьмите кого-нибудь вроде Хайлы Френч. Как только она узнает, что ты смог скрыть от нее свою прошлую жизнь, она начнет против тебя вендетту. Она, скорее всего, встанет на сторону Джорджа и нарисует жалкую картину бедняги в тюрьме, брошенного вами, а затем приползающего к вам за помощью. И что ты делаешь? Ты вышибаешь ему мозги. Подумайте, как она может издавать этот звук? И остальные последуют ее примеру.
   - Боже мой, Гарри! Она потянулась к его руке и вцепилась в нее. - Это означало бы - все, не так ли? Наша компания - наша сделка с "Юнайтед" - мое будущее..."
   - И, может быть, тебе срок в Сан-Квентине за непредумышленное убийство или даже убийство второй степени. В зависимости от того, насколько злобными стали Хайла, Билли и остальные. Или, сказав, что мы можем снять это обвинение, в любом случае конец нашей компании, нашим планам, вашей карьере".
   - Нет, Гарри, нет! Она прижала его руку к своей щеке и лихорадочно потерлась о нее лицом. "Должно быть что-то, что мы можем сделать. Его никто не знает. Он здесь под вымышленным именем, и он не настоящий обозреватель. Если бы мы могли просто как-нибудь избавиться от него - может быть, Дэйв Деннис помог бы нам ради студии".
   "Он может." Гарри задумался. - Нет, мы не могли ему доверять. Как только картина будет выпущена, он будет так же склонен выдать правду для очередного всплеска заголовков. Дэйв перерезал бы горло своей бабушке за рассказ".
   - Тогда что мы можем сделать? - простонала она. - Если бы мы только могли увести его отсюда... но это безнадежно. Вы знаете, что за мной следят - Мари, Педро следят за всем, что я делаю. Куда бы я ни пошел, обозреватели и фотографы выскакивают из кустов. Я не мог украсть чемодан из этого дома и открыть его в уединении, не говоря уже о том, чтобы избавиться от Джорджа".
   "Я знаю. Но, по крайней мере, мы должны убрать его из поля зрения. И вам нужно спуститься вниз. У тебя нет сундука или чего-то в этом роде?
   "В шкафу. Старый сундук. Я просто сохранил его, потому что когда-то он принадлежал моей матери. Пусто."
   "Хороший. Вы заканчиваете исправлять себя. Я позабочусь о Джордже.
   Она повернулась к зеркалу и лихорадочно начала гримироваться, наклоняясь так близко, чтобы не видеть отражение действий Гарри. Она услышала стук багажника, услышала ворчание Гарри, услышала, как багажник захлопнулся, когда она закончила. Она превратилась. Сундук стоял у стены, запертый. Джордж и ковер, на котором он лежал, исчезли. Как и окровавленная статуэтка. Гарри внимательно осмотрел себя, крови не обнаружил и кивнул в сторону сундука.
   "Джордж спит мирно", - сказал он. - Он останется, а я попытаюсь что-нибудь придумать. Но я думаю, нам лучше разогнать вечеринку и вызвать полицию. Я уверен, что мы можем сделать заявление о признании вины в целях самообороны, хотя это будет грязно, по крайней мере, когда все закончится, все будет кончено. Чем дольше мы ждем, тем хуже будет".
   "Нет!" она сказала. - Нет, Гарри! Я пробился на вершину Голливуда и собираюсь там остаться. Джордж не собирается портить это. Он испортил остаток моей жизни - он не собирается делать это снова. Мы должны что-то придумать. Мы должны!"
   "Тогда все в порядке. Давай спустимся вниз и встретимся с прессой. И улыбнись, Лора, улыбнись.
   Она улыбнулась. Она бормотала легкие ответы на грязные шутки и булькала женским смехом.
   "Где этот обозреватель с Востока?" - спросил ее Дэйв Деннис, и она мило улыбнулась. "Я говорил с ним. Думаю, он поспешил записать свою историю.
   Хайла Френч загнала ее в угол. - Ты выглядишь бледной сегодня ночью, дорогая, - сказала высокая некрасивая женщина. - Я думаю, ты слишком много работаешь.
   - Я люблю свою работу, Хайла, дорогая, - пробормотала она. - Иначе я бы этого не сделал.
   - А ваш менеджер? - спросила Хайла. - Когда вы двое сделаете роковой бросок?
   - Когда мы это сделаем, вы узнаете об этом первыми, - засмеялась Лаура и продолжила хождение. Все лица стали одним лицом - Джорджем. Глаза стали его глазами, подмигивая ей непристойно, понимающе. Как будто у нее было рентгеновское зрение, она могла видеть сквозь потолок, в свою гримерку, сквозь запертый сундук, на Джорджа, свернувшегося внутри, мертвого во второй раз в жизни - мертвого и все еще пытающегося ей все разрушить. .
   Но он не стал бы, черт бы его побрал, он не стал бы, он не стал бы... Мысли ее резко оборвались. Гарри сжимал ее руку.
   - Полегче, Лора, полегче! он прошептал. "Вы выглядели так, как будто видели призраков. Я понял. Пойдемте и просто следуйте моему примеру. Дейв безумен, как осиное гнездо, а Хайла будет еще безумнее. Но это единственный способ, которым мы можем это сделать".
   Она последовала за ним, не задавая вопросов. Они заняли свое место на лестнице, глядя на большую комнату, и Гарри обнял ее за талию. Дэйв Деннис, глаза которого горели горечью, стоял рядом с ними и бил в китайский обеденный гонг, пока вся комната, полная веселых писателей и старлеток, не собралась послушать и не утихла.
   - Ребята, - сказал он с легким смешком. "У меня есть для вас очень неожиданное объявление. Признаюсь, я только что узнал об этом сам, потому что Лора и Гарри только что приняли решение. Так что вы должны простить их за то, что они сообщают вам новости таким образом. Они... Но я позволю Гарри рассказать тебе.
   Гарри крепко держал ее, отдавая ей свою силу.
   "Друзья, - сказал он, - поскольку вы все наши друзья, Лауры и мои, большие новости просты. Лора и я - ну, мы были влюблены в течение долгого времени. И теперь, когда фотография Лауры в банке, мы решили, что время пришло. Мы собираемся пожениться. Сегодня вечером мы ускользнем, полетим в Юму и поженимся. Те из вас, кто хочет приехать, приглашаются, столько, сколько вместит самолет, который я собираюсь зафрахтовать. Остальным предлагается остаться и продолжить эту вечеринку, потому что мы вернемся завтра, чтобы забрать наши вещи и начать наш медовый месяц. И мы надеемся, что у нас есть наилучшие пожелания всем здесь!"
   Затем начался гул и стук голосов, и Лора напряглась, увидев, как Хайла Френч яростно мчится к ней с багровым лицом.
   - Но почему, Гарри, почему? прошептала она. - О, я рад, но почему?
   - Потому что, Лора, - прошептал он ей на ухо, - это единственный способ избавиться от Джорджа. Даже голливудская звезда имеет право на уединение в свой медовый месяц, не так ли?
   Прошли день и пол ночи, прежде чем она снова увидела свою гримерку. Затем она проскользнула в дверь, вспыхнула вспышка, она ослепительно улыбнулась, Гарри последовал за ней и толкнул дверь, заперев ее. Они были женаты двенадцать часов и почти не оставались одни.
   - Мы скоро спустимся, - крикнул он. "Держите напиток горячим для нас".
   Фотографы снаружи исчезли, спускаясь по лестнице. Улыбка Лауры сморщилась и превратила ее лицо в маску отчаяния.
   "Гарри-"
   - Полегче, Лора. Он обнял ее. "Худшее позади".
   "Если мне когда-нибудь снова придется улыбаться фотографу..."
   "Я знаю. И ты никогда не играл лучше".
   "Они попросили меня широко улыбнуться. И я подумал о Джордже, ожидающем здесь в багажнике, и улыбнулся, Гарри. Я улыбнулась!" Он держал ее, пока тошнота внутри нее не утихла.
   - Спасибо, дорогой, - сказала она. "Теперь я буду в порядке. Что нам теперь делать?"
   Гарри оглядел комнату.
   - Не слишком много, - сказал он. - Я вижу, Мари упаковала твои вещи. Вот моя сумка - мой слуга принес ее. Мое пальто, дорожные карты, перчатки, фотоаппарат, темные очки. Все, наверное. Мы скажем Мари, чтобы Педро и ваш шофер загрузили мой фургон. Тогда мы должны попрощаться с репортерами внизу. Мы должны получить от Дейва обещание оставить нас в покое. И тогда мы сможем избавиться от Джорджа.
   В дверь постучали. "Дэйв Деннис, ребята".
   - Входи, Дэйв. Гарри отпер дверь и распахнул ее. Дэйв Деннис остановился в дверях, его улыбка была полунасмешливой, его взгляд метался от одного к другому.
   "Ну, как поживают два влюбленных? Все готовы к медовому месяцу?
   - Да, Дэйв, дорогой. Тон Лауры был воркующим. "Спасибо, что обработали для нас так много деталей. Ты был ягненком.
   "Все в порядке." Взгляд мягкого упрека скрывал его тлеющую ярость. - Но я все же хотел бы, чтобы вы меня предупредили. У нас могли бы быть статьи во всех газетах в течение месяца".
   "Любовь и война никого не ждут, Дэйв, - сказал Гарри Лоуренс. "Вы знаете, как оно есть."
   "Ну, во всяком случае, - взгляд руководителя отдела рекламы был снисходительным, - у нас есть заставки на первых полосах в каждой ежедневной газете, и мы можем поддерживать кипение котла в течение целых двух недель вашего медового месяца - интервью, фоторепортажи и тому подобное. Кстати, ты никогда никому не говорил, куда собираешься.
   "Мы едем в Мексику". Голос Гарри Лоуренса стал жестче. "Но мы сказали вам - мы хотим уединения. Никаких интервью, никаких репортеров".
   - А теперь подожди минутку! Маска добродушия Дэйва Денниса исчезла. - Вы подставили меня, навязав всем этот брак. Вы не можете вырезать меня со всех сторон".
   - Мы можем и собираемся это сделать, - натянуто сказала Лора. "Даже в Голливуде медовый месяц должен быть частным".
   "Я уже пообещал Хайле Френч эксклюзив в первый день вашей свадьбы!" - сказал Дэйв Деннис. - Если ты хочешь, чтобы она навсегда возненавидела тебя до глубины души - включая новую компанию, которую ты собираешься создать...
   - Смотри, - сказал Гарри, - два дня! Дайте нам сорок восемь часов на себя, и мы сыграем в мяч. Хайла может рассказать эксклюзивную историю этих двух дней".
   - Ну, - Дэйв развел свои маленькие женские руки, - хорошо. Два дня. Мексика, а?
   "Вот так. Мы идем в горы, чтобы навестить моего старого друга. Займитесь охотой. Мы позвоним вам через два дня и сообщим, где. Скажи Хайле, что она может взять интервью по телефону, эксклюзив.
   "Хорошо." Дэйв грациозно пожал плечами. "Все мальчики и девочки собрались внизу, чтобы выпить за тебя, и я думаю, было бы очень мило, если бы ты сказала несколько слов, Лора".
   - Она будет, Дэйв. Как только мы скажем Мари, чтобы она заставила слугу погрузить машину, мы спустимся.
   "Отлично." Дэйв вышел, и Лора закрыла глаза, глубоко и судорожно вздохнув.
   - Все в порядке, Гарри, я могу еще раз встретиться с ними лицом к лицу, - сказала она. - Я точно знаю, что скажу. Она выпрямилась, ослепительно улыбнулась, протянула руку в бесконечно умоляющем жесте.
   "Спасибо, спасибо всем вам, замечательные люди. Я не могу передать вам, как мы счастливы, и что ваши добрые пожелания значат для нас. Ты был таким милым и понимающим. Теперь у нас есть еще одна просьба. Мы ускользнем - пожалуйста, дорогие друзья, не пытайтесь следовать за нами или узнать, куда мы идем. Мы просим у мира только один свадебный подарок - сорок восемь часов мы хотели бы просто побыть наедине, наедине - совсем наедине".
   Ее лицо изменилось и превратилось в измученную маску.
   "Совершенно одна, - сказала она, - чтобы избавиться от Джорджа, моего первого мужа, ублюдка".
   * * * *
   Дорога уходила в темноту, бесконечная, и фары универсала откусывали постоянно меняющийся ее отрезок. Гарри Лоуренс сидел за рулем, прямой, но с морщинами усталости на лице. Лаура прислонилась к нему, находя утешение в его тепле и близости. Каждый мускул на ее собственном лице дрогнул от усталости.
   - Думаю, теперь мы в чистоте, - тихо сказал Гарри, глядя на пустую дорогу. - Если они попытались преследовать нас, а я держу пари, что они это сделали, несмотря на вашу просьбу, мы их потеряли. Однако хорошо, что мы не доверяли этому обманщику Деннису.
   - В любом случае, мы женаты. Ее голос повысился, угрожая сломаться. - Это нечто, не так ли, Гарри? И мы останемся в браке, потому что должны, потому что мы слишком много знаем".
   "Мы женаты, и я этому рада!" - резко сказал он. "И мы останемся в браке, потому что мы этого хотим. Во всяком случае, Джордж сделал для нас очень много.
   "Джордж! Дорогой, милый Джордж! Он поженил нас. И теперь счастливая невеста начинает свой медовый месяц со своим первым мужем в багажнике, как часть приданого".
   Она закрыла лицо руками. Гарри позволил ей всхлипнуть полминуты, затем убрал руку с руля, чтобы встряхнуть ее.
   "Лора! Позади нас фары, они быстро приближаются.
   У нее перехватило дыхание. "Репортеры?"
   - Нет, послушай. Они оба услышали нарастающий вой полицейской сирены. - Это полицейская машина.
   - Гарри, они узнали! О, Боже, они узнали!
   "Они не могли. Только ты, я и Джордж знаем, и никто из нас ничего не сказал. Мы не можем убежать от полиции на фургоне. Что бы это ни было, будь Лорой Лейн - играй на полную катушку". Он затормозил универсал на обочине, и полицейская машина с визгом подъехала сзади и остановилась. Лора отчаянно восстанавливала свой макияж. Гарри достал сигарету, закуривал ее, когда невысокий, коренастый офицер подошел к машине и драчливо высунул лицо в окно.
   - Давай посмотрим на твои права, - рявкнул он. - Вы очень торопитесь куда-то сегодня вечером, мистер?
   "Собственно говоря!" Голос Гарри был наполнен хорошим настроением: "Да. Мы только что поженились и...
   - О, офицер. Рука Лауры нашла плафон и включила его. Она наклонилась вперед и улыбнулась. - Я уверен, ты поймешь. Я Лора Лейн, а это мой муж. Мы поженились только сегодня утром.
   - Лора Лэйн, да? драчливый взгляд превратился в понимающую улыбку. "Скажи, я видел твою свадьбу по телевизору. Лента новостей, сегодня днем. И газеты были полны этим".
   - Да, вся эта реклама. Она вздохнула, прекрасная, печальная, влюбленная женщина, ищущая только уединения. "Теперь мы пытаемся уехать в тихий медовый месяц. Если мы превышали скорость, то вот почему.
   "Да, конечно." Рука Гарри бесшумно опустилась за окно машины, и официальные пальцы достали купюру, которую она держала. "Я знаю, как это бывает. Скажи, моя жена получит удовольствие, услышав, что я чуть не арестовал Лору Лейн во время ее медового месяца?
   - Вы очень меня понимаете, - пробормотала Лора, и ее улыбка выражала любезную благодарность. "Приведи как-нибудь свою жену в студию. Я бы хотел, чтобы она посмотрела, как мы снимаем сцену".
   "Вы держите пари. Она получит удар из этого. Что ж, удачи вам, мистер и миссис Лейн.
   - Большое вам спасибо, - прошептала Лора, и универсал набрал скорость, когда автоматическая коробка передач переключилась. Полицейская машина скрылась за ними. Она подождала, пока его фары не исчезли из виду, прежде чем заговорить.
   - Гарри, я больше не могу. Я просто не могу".
   - Тебе и не придется, милая. Через милю мы повернем на север, к моему домику в горах. Мы бежали на юг на случай, если Дэйв придет за нами. Теперь безопасно вернуться назад. К трем часам мы будем в домике. В это время года там совершенно безлюдно. Тогда мы сможем избавиться от Джорджа раз и навсегда.
   - Быстрее, - прошептала она. "Торопиться. Каждую милю пути я чувствую, как он там, позади нас, в багажнике, подмигивает нам, как будто точно знает, что происходит".
   Он кивнул, и их скорость увеличилась. Она сидела, напряженно глядя на белую дорогу, раскачиваясь перед ними, пока, наконец, ее глаза не закрылись, и она не уснула, прислонившись к его плечу.
   Позади них багажник, в котором находился Джордж, однажды угрожал упасть, когда задняя дверь чуть не открылась на неровном участке дороги.
   Но дверь багажника выдержала и багажник проседал...
   Когда она снова открыла глаза, машина остановилась. Было тихо. Не было даже звуков насекомых, только шепот легкого ветерка, пробирающегося сквозь ветви высоких сосен. Гарри выключил фары, и его домик, большой, но старый и ветхий, казался безмолвным силуэтом на фоне звездного неба, а за ним виднелось уединенное горное озеро.
   - Мы здесь, - сказал он, когда она пошевелилась. "Все в порядке. Я не видел фар уже час. Мы должны провести Джорджа внутрь и спрятать его в подвале, но как только это будет сделано, мы закроем это место и позволим ему гнить. Он будет в безопасности до конца света".
   - Слава богу, - сказала она. - Я все время был так уверен, что Джордж каким-то образом все равно найдет способ все испортить.
   - Не беспокойся о Джордже. Гарри вышел и начал открывать заднюю дверь. - На самом деле, мне нравилось уводить Джорджа из-под носа у всех этих репортеров. Когда-нибудь я думаю, что смогу даже снять фильм о Джордже".
   "Нет! Даже не говори так, Гарри!
   - Ладно, я забуду. Вот ключ от домика - не то чтобы вы не могли попасть внутрь через окно. Я приведу Джорджа, а ты иди и включи свет.
   Он открыл багажник, и она услышала его ворчание, но не оглянулась. Она пошла по гравийной дорожке, и позади нее его шаги были медленными и тяжелыми. Она поднялась по лестнице на деревянное крыльцо, нащупала ключ в замке, когда Гарри подошел к ней сзади, и распахнула дверь. Она вошла первой, шаря на незнакомой стене в поисках выключателя.
   - Я не могу найти свет, - сказала она.
   "Это накладные расходы. Нащупайте струну. Джордж становится тяжелым. Я хочу уложить Джорджа спать.
   Она нащупала в кромешной тьме световой шнур и только дотронулась до него, как услышала внезапный звук пьяных голосов, смех, топот ног, доносившийся из соседней комнаты.
   - Мексика, - сказал мужчина. Издевательский голос Дейва Денниса заставил ее пальцы замереть на шнуре питания. - Когда у него в кармане пальто была размеченная дорожная карта, показывающая путь к его сторожке, и он не удосужился достать визитные карточки мексиканских гостей! Ладно, ребята, давайте как следует поприветствуем счастливую пару. Я думаю, он переносит невесту через порог. Сделай снимок, Пит.
   Дюжина пьяных веселых голосов начала: "Вот идет невеста, идет невеста..."
   Вспышка залила комнату ослепляющим светом. Рука Лауры конвульсивно дернулась, включив верхний свет.
   Когда погас свет и ослепляющий эффект вспышки рассеялся, пение превратилось в прерывистую тишину.
   "Иисус!" - раздался благоговейный голос, а затем закричала женщина-репортер.
   Гарри стоял рядом с Лорой, Джордж за его плечом, и лицо Джорджа было всего в нескольких дюймах от ее лица. Она не видела ни Дэйва Денниса, ни группу репортеров, ни кричащую женщину. Она видела только мертвый глаз Джорджа, так близко от нее, который медленно открывался под действием наступающего трупного окоченения, а затем снова полузакрывался в непристойном и многозначительном подмигивании.
  
   ЖЮРИ ИЗ ОДНОГО, Талмейдж Пауэлл
   Первоначально опубликовано в журнале Mystery Magazine Альфреда Хичкока в октябре 1959 года.
   Я сразу понял, что окружной прокурор хочет видеть миссис Клевенджер в качестве присяжных.
   Делая вид, что слушаю, как мой адвокат допрашивает потенциального присяжного заседателя, окружной прокурор изучал миссис Клевенджер, оценивая ее краем глаза.
   В горле пересохло, в животе заурчало - меня судили за жизнь. Убийство в этом штате считалось преступлением, караемым смертной казнью, и ничего милосердного и чистого вроде газовой камеры не применяли. Они заставили тебя совершить последнюю долгую прогулку и сесть в кресло, предназначенное для смерти.
   Был хороший весенний день. Высокие окна сводчатого зала суда были открыты, впуская мягкий, ленивый ветерок. Говоря тихо и не торопясь, адвокаты уже полтора дня занимаются подбором присяжных. Толстый лысый судья выглядел сонным, как будто его мысли были о форелевых ручьях. Все это до сих пор было случайным, почти неформальным. Я задавался вопросом, учитывая разницу, которую этот день и половина произвели внутри меня, смогу ли я высидеть весь процесс, не закричав и не бросившись в одно из окон.
   Чтобы отвлечься от себя, я повернул голову, чтобы по-новому взглянуть на миссис Клевенджер. Она была уже в среднем возрасте; ее доспехи из поясов и корсетов напомнили мне бетонный дот. Ее одежда, драгоценности и норковый шейный платок, небрежно висевший на подлокотнике ее кресла, - все вместе составляло большой знак доллара.
   Я смотрел на тяжелые, грубые очертания ее лица, которые не смогли смягчить даже услуги дорогого косметолога. Вам не обязательно было ее знать; просто взглянув на нее, вы бы сказали, что она богатая, высокомерная, эгоистичная, безжалостная. Совершенно очевидно, что ничто, кроме миссис Клевенджер, не имело значения для миссис Клевенджер. И когда она бросила мимолетный взгляд в мою сторону, ее глаза были холодными и круглыми. Не было никаких сомнений в том, что она из тех людей, которые будут добиваться своего, несмотря ни на что.
   Мне не понравилось, как она посмотрела на меня, но окружному прокурору понравилось. Он был из тех, кто мог произвести впечатление на женщин, переживших свой расцвет. У него было высокое, стройное, спортивное телосложение, суровое лицо, песочные волосы, коротко остриженные под ежик. Он уже заметил миссис Клевенджер как ключевого присяжного, ту, на которую он обратил бы свои открытые, теплые карие глаза, к которой он обратился бы со своими тихими, разумными замечаниями - если бы она была выбрана. Выиграй ее, и он получит присяжных. Выиграйте ее, и остальные присяжные попытаются сдвинуть гору.
   Мой адвокат закончил допрос присяжного заседателя. - Он приемлем для нас, ваша честь, - сказал он.
   Судья подавил зевок, кивнул, лениво постучал молоточком и велел присяжным уйти.
   Миссис Клевенджер должна была пройти обследование следующей. Мысленно я съежился на краю сиденья.
   Мой адвокат подошел к столу защитников. Его звали Сирил Эббот. Его имя очень подходило ему, идеально подходило. Он был долговяз, у него было худое лицо, из-за которого его нос казался большой задумкой, небрежно застрявшей между отвисшими губами и узкими глазами. Седая копна непослушных волос дополняла румяную картину. Но если вы внимательно вглядитесь в его глаза, вы увидите, что он был крутым старым лисом с мудростью, накопленной в бесчисленных судебных баталиях.
   Перетасовывая бумаги, Сирил Эббот спросил: "Как ты себя чувствуешь, Тейлор?"
   - Не очень хорошо, - сказал я.
   "Расслабляться. Пока все под контролем".
   - Меня беспокоит то, что Клевенджер входит в состав присяжных, - сказал я.
   * * * *
   Меня больше беспокоил этот момент, чем свидетель.
   Свидетель был одной из тех случайностей. Убийство выглядело совершенно рутинным, просто еще одна работа, хотя и немного не в моем обычном стиле.
   Это был единственный раз, когда я взялся за что-то вне Синдиката. Я проработал в Синдикате довольно много лет. Думаю, я стал воспринимать эту работу как должное. Меня никогда не трогал закон. Профессионалов мало. Нам дали задание, прилететь в незнакомый город. Нам указывают на нашего человека. Мы выбираем непосредственное время и место. Мы выполняем свою работу, и нас вывозят из города.
   Работа Лена Доти казалась простой. Худощавый, бедный мошенник, он приехал сюда недавно и поселился в четвертом отеле класса.
   Я два дня изучал движения Доти. Худощавый, измученный, нервный мужчина, он, казалось, много думал. Он был в напряжении, как будто что-то большое в его жизни было неизбежным.
   Я была неминуемым чем-то, только он этого не знал.
   Я пытался подойти к этой работе с тем же отсутствием чувств, что и на работе в Syndicate. Но здесь я занималась своим собственным планированием и не наслаждалась безопасностью, которая была у вас, когда вы были винтиком в огромной машине.
   К концу двух дней я знал, что должен закончить работу. Я чувствовал растущую нервозность. Я не стремился к одиночеству. Я хотел вернуться в большой город, выпить с мужчинами, которых я знал, или выйти на улицу с определенной женщиной, которая была в бешенстве из-за моего высокого смуглого телосложения.
   Я держал в голове мысль о пятнадцати штуках - сколько Доти стоила мертвая. Что может пойти не так? Он был таким же, как и все остальные, ничего, что связывало бы меня с Доти. Он умрет, а я исчезну. Дело в конечном итоге попало в нераскрытое досье местного полицейского управления. Может быть, идеальных преступлений и не бывает, но записи полны нераскрытых преступлений, и записи были достаточно хороши для меня.
   Я определился со временем и местом. Обе ночи, допоздна, Доти шел из своего блошиного отеля к жирной ложке далеко внизу на углу, чтобы перекусить перед сном.
   Квартал был длинным и темным, с переулком в середине, соединяющим улицу с улицей, идущей параллельно ей. Всегда разумно выбрать переулок, открытый с обоих концов.
   Параллельная улица представляла собой трущобную артерию, заполненную музыкальными автоматами, дешевыми аркадами, харчевнями. Короче говоря, улица, на которой можно поглотить человека.
   Я знал, что у больших шишек Синдиката есть правило планирования, которое они стараются никогда не нарушать. Будь проще.
   Я сделал это просто. План состоял в том, чтобы застрелить Доти из пистолета с глушителем в переулке, дойти до мусорного бака, выбросить незарегистрированное, протертое дочиста ружье, продолжить движение по людной улице с забегаловками, смешаться, сесть на городской автобус и доехать до центра города. Там я возвращался в хороший отель, где зарегистрировался под псевдонимом, брал такси до аэропорта и возвращался в большой город богаче на пятнадцать тысяч.
   Доти вышел из отеля в ожидаемое время. В устье переулка я прислушался к его шагам на темной улице.
   Когда он догнал переулок, я сказал: "Доти".
   Он остановился.
   - Иди сюда, - сказал я, - я хочу поговорить с тобой. Я позволил ему взглянуть на пистолет.
   Его начало трясти. Он лихорадочно огляделся.
   Я толкнул его на двадцать футов в переулок. Он умолял сохранить ему жизнь.
   Звук выстрела был похож на лопнувший воздушный шар. Колени Доти подкосились, и он упал замертво.
   В этот момент свидетельница закричала, протяжно и громко, как может кричать только кудрявая блондинка в дешевой одежде и с косметикой. Она и ее приятель выбрали переулок как кратчайший путь от одного из увеселительных заведений на параллельной улице к многоквартирному дому, где она жила.
   У ее бойфренда ничего из этого не было. Он взлетел в мгновение ока. Девушка была прямо за ним, но все равно мельком увидела мое лицо.
   В переулке лопнули еще два шара, но в темноте стрельба была плохой. Я скучал по ней. Затем я нарушил еще одно правило Синдиката. Я запаниковал и выбежал из переулка прямо в объятия полицейского, который услышал крики и бросился на осмотр.
   Полицейский не был сидячей уткой. Он был большим и быстрым - и вооруженным.
   Я бросил пистолет с глушителем и поднял обе руки так высоко, как только мог.
   Синдикат, конечно, никогда не слышал обо мне. Я бы поставил себя на конечность. Тем не менее, у меня было достаточно денег, чтобы нанять Сирила Эббота. В первый же день, когда он пришел в тюрьму, чтобы увидеть меня, он спросил, сколько стоит работа. У меня хватило ума сказать десять штук. Он взял все десять и сказал мне не волноваться.
   Это было все равно, что сказать мне не дышать. Может быть, такой хитрый адвокат, как Эбботт, сможет усомниться в показаниях блондинки. В конце концов, в переулке было довольно темно. Я лишь ненадолго столкнулся с уличным свечением. И все произошло ужасно быстро.
   * * * *
   Главный вопрос для меня заключался в том, достойна ли эта властная пожилая леди Клевенджер войти в состав присяжных.
   Окружной прокурор подбадривал ее своими мальчишескими дружелюбными карими глазами. "Ваше имя, пожалуйста?"
   "Миссис. Кларисса Баттерворт Клевенджер.
   - Вы гражданин Америки?
   "Конечно."
   "Есть ли у вас какие-либо моральные или религиозные убеждения против смертной казни, которые лишают вас права участвовать в качестве присяжных по делу о смертной казни в этом штате?"
   - Ничего подобного, молодой человек.
   Я потянулся за носовым платком, чтобы вытереть лицо. Я вспомнил то немногое, что слышал о миссис Клариссе Баттерворт Клевенджер. Она прожила здесь двадцать лет, познакомившись и выйдя замуж за одного из видных горожан, когда он был на каникулах во Флориде. Эббот упомянул, что она была смелой, поразительно красивой в те дни, до времени, роскоши, и ее внутреннее "я" расширило луч и изменило поверхность. Ее муж был старше ее на пятнадцать лет. Три года назад он умер в частной больнице после продолжительной болезни.
   Окружной прокурор вежливо улыбнулся ей, молча говоря, что ему не нравится подвергать даму ее положения бессмысленной рутине. - У вас уже есть какие-то мнения относительно этого дела, миссис Клевенджер?
   "Никто."
   - Вы знаете подсудимого, Макса Тейлора?
   Она свысока посмотрела на окружного прокурора "Вряд ли".
   "Конечно. Но все это необходимо, миссис Клевенджер.
   "Я вполне понимаю. Продолжайте, молодой человек.
   "Я думаю, нам не нужно идти дальше", - сказал окружной прокурор. Он повернулся к судье. - Ваша честь, мы считаем присяжного приемлемым.
   Судья кивнул. "Адвокат защиты может допросить присяжного".
   Сирил Эббот сделал несколько шагов к скамейке. Он стоял с этой деревенской деревенской сутулостью и расчесывал свой седой клубок. "Ваша честь, я полагаю, что окружной прокурор задал важные вопросы. Оснований для отвода присяжного не вижу. Защита принимает ее.
   Какое-то время я смотрел на сгорбленную спину Эббота. Затем я опустился на стул, и из моих легких вырвался сдавленный вздох.
   Когда Эббот повернулся ко мне лицом. Я уверен, что он сдерживал желание подмигнуть. На секунду я почти пожалел, что солгал ему, не дал ему все пятнадцать штук.
   Я не знаю, кем была миссис Клевенджер до того, как вышла замуж за старика Клевенджера, когда она совершила ту поездку в ослепительную страну отдыха в тропическом климате. Я не знаю, что было на нее у Лена Доти, когда он вырисовывался из ее прошлого. Должно быть, этого было достаточно, чтобы заставить ее потратить молодое состояние на поиски заслуживающего доверия имени - моего имени - и на подготовку к тому, чтобы избавиться от него.
   Я никогда не знал этой части, и мне было все равно. Я знал, что есть только одна вещь, которую она могла бы сделать сейчас, если бы не хотела, чтобы я пел навзрыд.
   Я знала, как здорово будет вернуться в город и рассказать мальчикам, как меня судили с моим собственным клиентом присяжными.
  
  
   ПОЙДЕМ НА ПОХОРОНЫ, Джеймс Майкл Уллман
   Первоначально опубликовано в журнале Mystery Magazine Альфреда Хичкока в декабре 1974 года.
   Штеффи подошла к окну маленькой комнаты мотеля, раздраженно посмотрела на широкий пригородный бульвар и сказала: "Меня не волнует, что в вашем кармане казначейских векселей на четверть миллиона долларов. Это катастрофа. У нас осталось последние пятьдесят центов наличными, которые можно потратить, а я проголодался.
   "Дорогая, - ответил Фрэнк, как он надеялся, обнадеживающим тоном, - все, что нам нужно сделать, это продержаться еще немного".
   Худощавый лысеющий мужчина лет сорока с небольшим, Фрэнк был обеспокоен незрелой реакцией Штеффи на их проблемы, но не хотел с ней спорить. Тот факт, что этот юный, златовласый, девятнадцатилетний подросток согласился бежать вместе с ним и разделить его недавно украденное состояние, был чудом, которое он не хотел рисковать. Она была воплощением всех эротических мечтаний его одинокой холостяцкой жизни.
   - Как только завтра откроются банки, - продолжал он, - мы компенсируем это. Я продам одну купюру, мы пойдем в лучший ресторан Чикаго и...
   "Нет!" В гневе Штеффи повернулась. "Я хочу есть сейчас . И я не имею в виду очередной шоколадный батончик из торгового автомата. Я имею в виду настоящую, горячую еду.
   Про себя Фрэнк должен был признать, что это была комедия ошибок с тех пор, как он вышел из трастового отдела банка Далласа, где он работал кассиром, с украденными казначейскими векселями в кармане. Состояние состояло из 10 листков бумаги в толстом банковском конверте, каждый стоил 25 000 долларов, и их было так же трудно отследить, как валюту, при условии, что вы знали, как торговать ими - и Фрэнк знал. Украсть их на самом деле было идеей Штеффи, но с обещанием чар Штеффи и четвертью миллиона долларов в качестве вознаграждения Фрэнка было легко убедить.
   Главное было избегать легко отслеживаемых коммерческих способов передвижения, уезжая далеко от Далласа, прежде чем пытаться оплатить какой-либо из счетов, но подержанная машина, которую он купил для их отдыха на проселочных дорогах, сломалась в Миссури, забрав несколько дней и почти все деньги на ремонт; и из-за задержки они прибыли в район Чикаго в выходной день.
   "Я не думаю, - продолжала Штеффи, - что вы, наконец, воспользуетесь кредитной картой, хотя бы раз. Чтобы мы не умерли с голоду".
   "Ни за что. Когда заряд доберется до компьютера, следователи банка приедут прямо сюда.
   "Ну, а как насчет того, чтобы поесть в ресторане? А потом улизнуть, не заплатив?
   "Это глупо. Мы рискуем быть арестованными за мелкое воровство. Кроме того, если полиция найдет у меня эти счета, нам конец.
   - Тогда тебе лучше что- нибудь придумать . Она снова выглянула в окно, хлопнула в ладоши и сказала: "Эй, я поняла. Пойдем на похороны!"
   "Хватит шутить."
   "Это не шутка. Иди сюда."
   Он посмотрел через ее плечо. Через дорогу было похоронное бюро. Стоянка была заполнена автомобилями.
   "Это большие похороны, - сказала она. "Должно быть уже не меньше тридцати или сорока машин".
   "И что?"
   "Во время Великой депрессии у меня был дядя, ставший семейной легендой. Он умер до моего рождения, но о нем до сих пор говорят. Он потерял работу, но всегда хорошо ел. Он читал некрологи и выбирал похороны, на которые могло прийти много людей. Обычно после службы семья приглашала скорбящих на большую трапезу. Так что почти каждый день мой дядя ходил на большие похороны и даром ел изысканный обед".
   Сомневаясь, Фрэнк покачал головой. "Нелепый. Рано или поздно нам пришлось бы с кем-то поговорить. Члены семьи, может быть. Они бы сразу поняли, что мы не знали покойника".
   "Нет, они не будут. Если похороны будут достаточно масштабными, никто никогда не заговорит с нами. Даже если бы они это сделали, прочитав некролог, мы могли бы узнать о покойном достаточно, чтобы обойтись. О каждой крупной похороне есть некролог в газете".
   - Штеффи, я не думаю...
   Штеффи, теперь восторженная, приняв решение, обвила его руками, импульсивно поцеловала, оттолкнулась и пируэтом направилась к шкафу, где потянулась за своим лучшим платьем.
   - Давай, любовник, - радостно позвала она. "Наденьте костюм, рубашку и галстук. Мы собираемся пойти на большие похороны и поесть".
   * * * *
   Органист уже играл в часовне, когда Фрэнк и Штеффи вошли в похоронное бюро. Тем не менее, несколько человек все еще крутились в гостиной, разговаривая вполголоса.
   Вывеска у входа в часовню гласила: ГЕРБЕРТ Дж. БРАУН.
   Фрэнк развернул страницу некролога из газеты, украденной из офиса мотеля, просмотрел ее и сказал: "Вот мы и пришли. Есть даже короткая новость. Он утонул в прошлую пятницу. Упал с яхты в гавани Монтроуз. У него был ресторан Blue Ox, который он основал в 1949 году. Он уроженец Чикаго и во время Второй мировой войны был героем морской пехоты на Гуадалканале - одна медаль за другой".
   - Хорошо, - сказала Штеффи. - Ты тоже был на той войне. Если кто-нибудь спросит, скажи, что ты старый боевой приятель.
   - Я не был морским пехотинцем на Гуадалканале. Я работала машинисткой на флоте в Филадельфии".
   - Что ж, вы, должно быть, наслушались военных разговоров, чтобы притворяться. Что насчет его семьи? Мой дядя всегда пытался узнать, кто такие близкие родственники, чтобы избежать их, если мог".
   "У него остались жена Арлин и два брата, Филип и Джон. Детей, видимо, нет.
   - Жена важнее. Мы хотим избежать ее, если сможем. Нахмурившись, Штеффи добавила: "Но они потом будут есть? Если их нет, мы теряем время. Придется искать другие похороны.
   "Как я должен знать?"
   "Вы спрашиваете. И заодно узнай, кто жена, чтобы мы знали, кого следует избегать.
   У входа в часовню стоял толстый мужчина средних лет в темно-синем костюме с пальто через руку.
   Нервно Фрэнк подошел к нему и почти шепотом спросил: "Извините. Вы член семьи?
   - Нет, - прошептал мужчина в ответ. "Просто сосед".
   "Ну, мы приехали из другого города. Семья планирует обед или что-то в этом роде? Мы целый день ничего не ели, и...
   - О да, - заверил его толстяк. - Они сказали, что обед будет дома у его брата. Все приглашены".
   "Хороший. Я никогда не встречался с его женой". Взгляд Фрэнка метнулся в часовню. Большинство рядов были забиты битком, но в первом ряду было всего трое: двое мужчин и одна женщина в черном, все с опущенными головами. "Где она?"
   - Это женщина в первом ряду.
   "Как это случилось?" Фрэнку пришло в голову, что, как предполагаемый житель другого города, он должен задавать очевидные вопросы. "Все, что мы знаем, это то, что мы читаем в газетах. Что он упал с лодки и утонул.
   "Я действительно не знаю обстоятельств. Я... извините. Из дамской комнаты вперевалку вышла пухлая женщина. - Моя жена, - извиняющимся тоном продолжал толстяк. "Службы начинаются. Нам лучше войти.
   Служба была милосердно короткой. После этого скорбящие прошли мимо гроба, отдавая последние почести. Фрэнк поначалу стеснялся, но быстро обрел уверенность.
   Достаточно мрачный, он остановился у гроба. Браун был толстым, с резкими чертами лица, выпуклым носом и дряблыми щеками. Без сомнения, старый герой войны на протяжении многих лет вкушал много еды и напитков из своего ресторана.
   На пути к выходу Фрэнк также разглядывал семейную группу в первом ряду: двое мужчин, более худощавых и моложе человека в гробу, но с такими же суровыми лицами; женщина, темноволосая и удивительно молодая и привлекательная, устремила свой мрачный взгляд в пол.
   Через час, когда службы на кладбище закончились, Фрэнк припарковался на пригородной улице, заставленной другими машинами. Они подождали, пока большинство других скорбящих уже прибыли в дом брата, большое жилище в стиле ранчо на большом угловом участке.
   - Помни, - сказал Фрэнк. "Если кто-то спросит, я Боб Адамс. Мы живем в Милуоки. Ты моя племянница. Не то чтобы мне стыдно представить вас своей женой. Но из-за нашего возраста и того факта, что мы не хотим привлекать к себе внимание...
   "Не обращайте внимания на детали". Штеффи открыла дверцу машины. - Мы достаточно часто повторяли эту историю. В любом случае, я позволю тебе говорить все.
   Входная дверь была не заперта, но когда они пересекли вестибюль, то обнаружили, что путь в гостиную заблокирован. Стоя спиной к ним, три главы семьи разговаривали с скорбящими.
   - Что будем делать? - недоумевал Фрэнк.
   - Просто скажи что-нибудь вдове, - посоветовала Штеффи, - и продолжай. В любом случае, она будет слишком занята.
   - Но предположим...
   "Продолжать. Все будет хорошо.
   Фрэнк прочистил горло и сказал: Коричневый?"
   Она превратилась. "Да?"
   - Вы меня не знаете, но я познакомилась с вашим мужем во время войны. Это моя племянница. Сейчас мы живем в Милуоки, но когда я еще жил в Чикаго, мы много раз заглядывали в ресторан. Херб всегда проявлял к нам особую заботу. Я не думаю, что он когда-либо упоминал меня, но мы много думали о нем и мы...
   - Ну... как хорошо, что вы зашли так далеко, - сказала она. "Просто чувствуй себя как дома".
   "Спасибо."
   Они проскользнули мимо нее в гостиную, битком набитую скорбящими, и торжественно ждали в углу. В столовой накрывали еду, готовый обед. Двое мужчин в форме спешили из кухни туда-сюда, принося на стол новые соблазнительные блюда.
   - Посмотри сюда, - прошептала Штеффи. - Антипасто, ростбиф, индейка, ветчина, колбаса, сыр - Фрэнк, когда мы начнем?
   - Пока нет, - предупредил он. "Пусть кто-то другой пойдет первым. Мы не хотим быть слишком очевидными".
   Они подождали еще несколько минут.
   Наконец пара прошла в столовую, взяла тарелки и столовое серебро и направилась к буфету.
   - Хорошо, - сказал Фрэнк. "Теперь хорошо-"
   Позади них мужчина сказал: "Извините, ребята". Это был один из братьев Брауна. Он протянул руку и добавил: "Мы должны оказать вам особое гостеприимство за то, что вы проделали весь этот путь. Насколько я понимаю, из Милуоки. Я Фил Браун".
   Фрэнк пробормотал вступление.
   "Мы не хотим навязываться, - продолжил Фрэнк. "Мы только-"
   "Это не навязывание. Я настаиваю." Браун положил большие руки им на плечи, повел их сквозь толпу и по коридору к берлоге, где их ждали двое мужчин.
   - Мой брат Джон, - объявил Браун. - И мой сосед, Гас. Мальчики, это Дон Адамс и его племянница. Дон был на войне с Хербом. Он приехал сюда из Милуоки.
   Они пожали руки всем вокруг.
   Гас, дородный краснолицый мужчина, спросил: "Чем ты занимаешься, Дон?"
   - Продажи, - неопределенно ответил Фрэнк. "Машины, до прошлой недели. Но рынок стал настолько медленным, что меня уволили".
   "Да, здесь тоже все непросто. У нас были увольнения прямо в этом пригороде. Выпьем вместе с нами?
   - Спасибо, но...
   "О, да ладно". Гас практически толкнул Фрэнка на диван. С обеспокоенным выражением лица Штеффи села рядом с Фрэнком. - Что это будет?
   - Ну, бурбон, пожалуйста. И вода.
   - Всего лишь рутбир, - осторожно сказала Штеффи.
   Гас пошел в бар, приготовил напитки и принес их обратно.
   Фрэнк начал чувствовать, что что-то может быть ужасно неправильным. Он медленно отхлебнул свой напиток и попытался собраться с мыслями.
   Фил спросил: "Где ты служил с Хербом? На Гуадалканале?
   - Нет, - сказал Фрэнк, решив быть максимально правдивым. "Я был на флоте. Но я встретил Херба во время войны, когда мы оба были в отпуске. И когда я услышала, что он открывает ресторан, я зашла, и он меня вспомнил. Это никогда не было близкой дружбой, но с годами...
   - К черту это, - сказал брат Джон, впервые заговорив. Сжав кулаки, Джон сделал шаг к Фрэнку. "Давайте перестанем играть в игры с этими уродами".
   "Что ты имеешь в виду?" - спросил Фрэнк.
   - Он имеет в виду, - вставил Фил, подойдя к Фрэнку сзади, - что мы думаем, что вы лжете. Что ты никогда в жизни не видел Херба в том ресторане.
   - Если бы я не знал твоего брата, - возмущенно возразил Фрэнк, - что бы я делал на его похоронах?
   - Я назову тебе причину, - сказал Гас, наклоняясь и прижимаясь лицом к лицу Фрэнка. - Дело в том, что ты и эта девушка - воры. Вы ходите на похороны, чтобы проникнуть в прекрасные дома и украсть что-нибудь маленькое и ценное, что не приколочено. Либо это, либо дело о краже со взломом.
   Фрэнк ушки искренне возмущен. "Мне? Воспользоваться горем семьи, чтобы украсть? Я бы не стал делать ничего подобного!"
   "Не так ли? Помимо того, что я сосед Фила, я здесь начальник полиции. Я не в первый раз встречаю таких стервятников, как ты.
   "Я могу заверить вас-"
   "Хороший. Если ты ничего не украл, ты не будешь возражать, если я пошарю в твоих карманах. Особенно тот внутренний карман куртки, где у тебя что-то толстое...
   Фрэнк попытался вывернуться, но с напитком в одной руке и Филом, внезапно вырисовывающимся позади него, прижимающим его плечи к дивану, у него не было шансов.
   У него закружилась голова, он осознал, что его мир рушится, он откинулся назад и закрыл глаза, когда Гас сказал: "Эй, смотри! Казначейские векселя в конверте из техасского банка! Они должны быть либо украдены, либо подделаны. Мы поймали даже большую рыбу, чем я думал".
   Штеффи сказала: "Казначейские векселя? Честно говоря, я не знал. Я знал, что он работал в банке, но когда он практически заставил меня покинуть Даллас вместе с ним - я имею в виду, что меня фактически похитили, - он ничего не сказал о краже казначейских векселей. Все, что, по его словам, у него было в этом конверте, это его сбережения в электронных облигациях...
   Через несколько минут в переулок за домом незаметно въехала полицейская машина. Фрэнк, Штеффи и шеф забрались сзади.
   Наблюдая за происходящим из дома, Фил Браун повернулся к женщине в черном и сказал: "Вы представляете? Здесь так много людей, которых мы никогда раньше не встречали, мы бы никогда их не заметили, если бы он не предположил, что ты жена Херба, а не моя жена. Но любой, кто когда-либо видел Херба в ресторане, видел и его жену.
   - Я скажу, - ответила жена Фила. "Она всегда была рядом с ним, помогая ему управлять домом. Пока ей так не надоело его пьянство и погони за девушками, что она бросила его. На самом деле, она до сих пор ненавидит его так сильно, что даже не пришла бы на его похороны".
   Вернувшись в столовую, к фуршетному столу подошла дородная пара средних лет.
   "Эти люди, с которыми я видела, как вы разговаривали перед службой, - сказала женщина, накладывая на свою тарелку ростбиф, индейку, картофельное пюре и салат из макарон, - о чем все это было?"
   "Парень хотел знать, будет ли обед", - ответил мужчина, накладывая еду себе на тарелку. - И он попросил меня указать на вдову.
   - Но как ты мог ? Мы ничего не слышали об этой семье до сегодняшнего утра, когда прочитали некролог.
   "Какая разница , кого я указал? Просто загрузись. Как я уже говорил вам, когда вы без работы, как я, вы найдете лучшие бесплатные обеды в городе на больших похоронах.
  
   ИСПОВЕДЬ, Морис Левел
   Первоначально опубликовано в The Black Mask , июнь 1920 г.
   Я остановился на мгновение перед открытой дверью, колебался, и только когда посланная за мной старуха сказала во второй раз: "Это здесь", я вошел.
   Сначала я мог видеть только лампу, затененную низко надвинутым абажуром, потом различил на стене неподвижную тень лежащего тела, длинного и тонкого, с острыми чертами. Вокруг меня плыл смутный запах эфира. Но из-за стука дождя по шиферу крыши и глухого завывания ветра в пустой трубе тишина была мертвой.
   - Месье, - мягко сказала старуха, наклоняясь над тем, что, как я теперь увидел, было кроватью, - месье!.. джентльмен, которого вы просили, здесь.
   Тень поднялась, и слабый голос сказал:
   "Очень хорошо... оставьте нас, мадам..."
   Когда она закрыла за собой дверь, голос продолжал: -- Подойдите ближе, мсье. Я почти ослеп, у меня шум в ушах, и я очень плохо слышу... Здесь, совсем близко от меня, должен быть стул... Простите, что послал за вами, но я должен сказать вам кое-что очень серьезное. ".
   Глаза на лице, вытянувшемся ко мне, были широко раскрыты в каком-то пристальном взгляде, и он дрожал, запнувшись:
   - Но прежде всего, вы мсье Жерну? Я говорю с господином Жерну, начальником бара?
   "Да."
   Он вздохнул как бы с облегчением.
   "Тогда, наконец, я могу сделать свое признание. Я подписал свое письмо Перье, но это не мое настоящее имя. Возможно, что если бы Смерть, находящаяся сейчас так близко, не изменила уже мое лицо, вы могли бы смутно узнать меня. Но не важно...
   "Несколько лет назад, много долгих лет, я был прокурором республики. Я был одним из тех, о ком люди говорят: "Его ждет блестящее будущее", и я решил его иметь. Мне нужен был только шанс доказать свою способность: дело присяжных дало мне этот шанс. Это было в маленьком городке. Это преступление не привлекло бы большого внимания в Париже, но там оно вызвало страстный интерес, и, слушая оглашение обвинения, я видел, что будет большая борьба. Улики против заключенного были самого серьезного характера, но им не хватало определяющего фактора, который часто требует от преступника признания или эквивалента признания. Мужчина отчаянно защищался. Чувство сомнения, почти сочувствия пробежало по двору, и вы знаете, как велика сила этого чувства.
   "Но такие влияния не действуют на магистрата. Я ответил на все опровержения, приведя факты, которые составили сильную цепь косвенных доказательств. Я вывернул жизнь человека наизнанку и выявил все его слабые места и проступки. Я дал присяжным живое описание преступления и, как гончая ведет охотников к каменоломне, закончил тем, что указал на обвиняемого как на преступника. Адвокат ответил на мои доводы, пытался со мной бороться, но это было бесполезно. Я просил голову человека: я получил ее.
   "Любое сочувствие, которое я мог испытывать к заключенному, было быстро подавлено гордостью за мое красноречие. Осуждение было для меня и победой закона, и большим личным триумфом.
   "Я снова увидел этого человека утром в день казни. Я пошел смотреть, как его будят и готовят к эшафоту, и, взглянув на его непроницаемое лицо, меня вдруг охватила душевная тоска. Каждая деталь того зловещего часа до сих пор свежа в моей памяти. Он не выказал никакого протеста, пока ему связывали руки и сковывали ноги. Я не смел смотреть на него, потому что чувствовал, как его глаза устремлены на меня с выражением сверхчеловеческого спокойствия. Когда он вышел из тюремной двери и оказался лицом к лицу с гильотиной, он дважды воскликнул: "Я невиновен!" и толпы, готовые освистать его, вдруг умолкли. Затем он повернулся ко мне и сказал: "Смотри, как я умру, это будет стоить твоего времени"... Он обнял священника и его адвоката... Затем он без посторонней помощи лег на доску и ни разу не дрогнул в вечном мгновении ожидания ножа. . Я стоял с непокрытой головой. Но я, я не видел, потеряв на мгновение всякое сознание внешних вещей.
   "В последующие дни мои мысли были слишком спутаны, чтобы я мог ясно понять, почему я был полон каких-то неприятностей, которые, казалось, парализовали меня. Мой разум был одержим смертью этого человека. Мои коллеги сказали мне:
   "Это так в первый раз".
   "Я верил им, но постепенно понял, что у моей озабоченности была определенная причина: сомнение. С того момента, как я это понял, у меня не было покоя. Подумайте о том, что должен чувствовать судья, когда, приказав обезглавить человека, он начинает спрашивать себя:
   "А вдруг он невиновен?"
   "Я изо всех сил боролся с этой идеей, стараясь убедить себя в том, что это невозможно, нелепо. Я апеллировал ко всему уравновешенному и логичному в моем мозгу и разуме, но мои рассуждения всегда обрывались вопросом: "Какие там были настоящие доказательства?" Тогда бы я вспомнил последние минуты преступника, увидел бы его спокойные глаза, услышал бы его голос. Это видение эшафота было у меня в голове однажды, когда кто-то сказал мне:
   "Как хорошо он защищался! Удивительно, как он не отделался... Честное слово, если бы я не слышал твоего обращения к суду, я был бы склонен думать, что он невиновен.
   "Итак, магия слов, сила моей воли к успеху успокоили колебания этого человека, которые, вероятно, возобладали над колебаниями присяжных. Я один был причиной его смерти, и если он был невиновен, я один был ответственен за чудовищное преступление его казни.
   "Человек не обвиняет себя таким образом, не стараясь выставить какую-нибудь защиту, не делая чего-нибудь для освобождения от совести, и, чтобы избавиться от этих парализующих сомнений, я пересмотрел дело еще раз. Пока я перечитывал свои записи и рассматривал свои документы, мое убеждение стало таким же, как прежде, но это были мои записи, мои документы, произведение моего, вероятно, предвзятого ума, моей воли, порабощенной моим желанием, моей потребностью найти его виновным. Я изучил другую точку зрения, вопросы, заданные обвиняемому, и его ответы, показания свидетелей. Чтобы быть совершенно уверенным в некоторых моментах, которые никогда не были очень ясны, я внимательно изучил место, где было совершено преступление, план улиц возле дома. Я взял в свои руки орудие, которым пользовался убийца, нашел новых свидетелей, которые были упущены или забыты, и, перечитав все эти детали двадцать раз, пришел к определенному выводу, теперь уже непоколебимому. , что человек невиновен... И как бы в довершение моего раскаяния мне было предложено блестящее повышение в должности!
   - Я был очень труслив, мсье, потому что считал, что сделал достаточно, подав прошение об отставке без объяснения причин. Я путешествую. Увы! Забывчивость не лежит в конце длинных дорог... Сделать что-то, чтобы искупить непоправимую обиду, которую я причинил, стало моим единственным желанием в жизни. Но человек был бродягой, без семьи, без друзей.
   "Одну вещь я мог сделать, единственно достойную вещь: я мог признать свою ошибку. У меня не хватило смелости сделать это. Я боялся гнева, презрения со стороны коллег. Наконец, я решил, что попытаюсь искупить вину, используя свое состояние, чтобы облегчить тех, кто попал в большую беду, прежде всего, чтобы помочь тем, кто был виноват. Кто имел большее право, чем я, пытаться предотвратить осуждение людей?
   "Я отвернулся от всех радостей жизни, отказался от всех удобств и удобств, не давал покоя. Забытый всеми, я жил в одиночестве и преждевременно постарел. Я свел жизненные потребности к минимуму. Несколько месяцев я жил на этом чердаке и именно здесь подхватил болезнь, от которой умираю. Я умру здесь, я хочу умереть здесь... А теперь, сударь, я пришел к тому, о чем хочу вас спросить.
   Его голос стал таким низким, что мне пришлось следить за его дрожащими губами, чтобы понять его слова.
   "Я не хочу, чтобы эта история умерла вместе со мной. Я хочу, чтобы вы преподнесли это как урок тем, чей долг - наказывать по справедливости, а не потому, что они в любом случае должны наказывать, я хочу, чтобы это помогло привлечь Призрак непоправимого к прокурору, когда он его долг просить об осуждении".
   - Я сделаю, как вы просите, - заверил я его.
   Лицо его побагровело, рука тряслась, когда он задыхался:
   "Но это еще не все. У меня еще есть немного денег, которые я еще не успел раздать несчастным. Он там - в том комоде. Я хочу, чтобы вы отдали его им, когда меня не станет, - не на мое имя, а на имя человека, казненного из-за моей ошибки тридцать лет назад. Отдай их им во имя Ранайля.
   Я начал.
   "Ранаиль? Но это я его защитил! Я был..."
   Он склонил голову.
   "Я знаю. Вот почему я попросил вас прийти. Это тебе я был обязан этим признанием. Я Деру, прокурор. Он попытался поднять руки к потолку, бормоча: "Ранайль... Ранайль..."
   Я выдал профессиональную тайну? Был ли я виновен в нарушении правил, которые должны быть обязательными? Жалкое зрелище этого умирающего вопреки моей воле вытянуло из меня правду.
   "Месье Деру! Месье Деру! Ранайль был виновен... Он признался в этом, когда пошел на эшафот... Он сказал мне, когда прощался со мной там...
   Но он уже откинулся на подушку. Я всегда старалась верить, что он меня услышал.
  
   НАЖИВКА, Харли Л. Корт
   Первоначально опубликовано в Spicy Detective Stories , ноябрь 1935 года.
   Билл Фрейзер из Sentinel был жестким репортером. Начальник полиции Джо Райли был крутым копом. Они вдвоем сидели в личном кабинете Райли в штаб-квартире, глядя друг на друга.
   Райли наклонился вперед в своем вращающемся кресле и прорычал: - Ты напечатаешь историю так, как я дал ее тебе, Фрейзер. Кем, черт возьми, ты себя воображаешь? Бог?
   Билл Фрейзер отрезал: "Нет. Я не думаю, что я Бог. Но я не буду использовать эту историю. Я не убийца! Он посмотрел в немигающие глаза начальника полиции. Они были похожи на сверкающие бусинки блестящего черного стекла, без всякого выражения. Тяжелое лицо Райли было испещрено крошечными сердитыми красными венами.
   Он напомнил Фрейзеру кобру, которую репортер однажды видел в зоопарке. Его глаза были такими же, как у Райли, а толстая, выпуклая шея Райли чем-то напоминала надутый от ярости капюшон змеи.
   Райли сказала: "Какого черта тебя волнует, Фрейзер, если у дамы есть шанс быть вытертым? Что она тебе? Ты дурачился с ней?
   Фрейзер густо покраснел и сказал: "Нет. Она мне никто. Я даже никогда не видел ее - не знаю, как она выглядит. Дело Беретти было до меня в этом городе. Вы знаете, что Месяц назад Страж привез меня сюда, чтобы провести расследование рэкета с наркоторговлей, происходящего в этом городе. Это моя работа, и я буду ее придерживаться".
   Райли сказала: "К черту расследование о торговле наркотиками. Я даю вам шанс получить эксклюзивный рассказ о поимке Палец Беретти, осужденного убийцы. Вы должны быть благодарны.
   "Благодарен мой глаз!" - возразил Фрейзер. "Я не одобряю установку ловушек с живой наживкой".
   Райли ухмыльнулась. - Значит, ты не одобряешь! - издевался он с тяжелым сарказмом. "Хорошо. Ну и черт с тобой! Шеф потянулся через свой загроможденный стол, распутал телефон, толстыми пальцами дернул трубку вверх и вниз. Он сказал: "Оператор, соедините со мной Трэвиса Юргена, издателя Sentinel ". Пока ждал, он сплюнул тонкую струйку табачного сока в плевательницу. Фрейзер подумал о змее, изрыгающей яд.
   Через мгновение Райли сказала: "Здравствуйте. Юрген? Это Джо Райли из штаб-квартиры. Ага. У меня есть кое-что, что я хочу, чтобы вы опубликовали, но ваш человек Фрейзер не возьмет это. Хм? Даю это тебе? Конечно. Вот оно:
   - Это угол в деле Thumbs Beretti. Вы знаете, что Беретти выбил из колеи сегодня днем. Вы рассказали эту историю в своем финальном выпуске сегодня вечером. Беретти отбывал пожизненный срок за убийство. Он вырвался из-под пера - ушел чистым".
   Райли на мгновение остановилась. Затем он продолжил. "Помнишь ту девчонку по имени Эвелин Литори? Да, она была возлюбленной Беретти. Танцовщица-фанат в клип-джойнте ночного клуба. Именно ее показания разрушили алиби Беретти и отправили его наверх. Мы пообещали ей защиту за то, что она представит улики штата, потому что она боялась, что кто-нибудь из приятелей Беретти раскритикует ее за то, что она сделала". Райли снова остановилась; затем, еще раз, он продолжил. "Эта дама Литори скрывается с тех пор, как Беретти отправили наверх. Но я знаю, где она жила. Квартира 12 в Габриэле Армс, Раймонд и Пенн. Ага.
   "Теперь, вот что у меня на уме. Я хочу, чтобы вы немного упомянули о ней сегодня в своем полуночном выпуске. Обязательно укажите ее адрес. Насколько я понимаю, Беретти первым делом отправится в этот город. Он будет читать газеты, чтобы узнать, что написано о его побеге. Он также будет искать Эвелин Литори, чтобы уладить с ней свою обиду.
   "Когда он увидит ее адрес в Sentinel , он пойдет туда, готовый накормить ее свинцовой таблеткой. Я расставлю своих людей по всей квартире. Беретти попадет прямо в мою ловушку. Девушка Литори будет приманкой, которая его привлечет.
   Наступило короткое молчание, пока Райли слушала. Затем Райли сказала: "Ты сделаешь это? Это нормально! Большое спасибо, мистер Юрген. Начальник полиции положил трубку. Он повернулся и одарил Билла Фрейзера торжествующим рычащим смехом. Он сказал: "Как тебе эти яблоки, Фрейзер?"
   Фрейзер сказал: "Райли, ты каблук". Потом встал и вышел.
   Он взял такси и поехал к зданию Стражей . Он вошел в личную святыню Трэвиса Юргена, издателя газеты. Юрген поднял глаза и посмотрел на него с легким неодобрением.
   Фрейзер сказал: "Босс, ты же не собираешься нести эту чепуху о женщине Литори, не так ли?"
   Юрген, седовласый и добрый, сказал: Почему бы и нет? Это может помочь полиции снова поймать Thumbs Beretti.
   Фрейзер сказал: "Да. И это также может быть смертным приговором для Эвелин Литори.
   Трэвис Юрген выглядел огорченным. - Как ты это имеешь в виду? - медленно спросил он.
   Фрейзер сказал: "Предположим, что Большой Беретти проскользнет мимо полиции в квартире дамы! Он ее, черт возьми, вышвырнет.
   - Но полиция обязательно его схватит, - твердо заявил Юрген.
   Фрейзер сказал: "Да. Но чертовски много пользы принесет Эвелин Литори после того, как она сдохнет.
   Издатель Sentinel нахмурился. Он сказал: "Послушай, Фрейзер. Вы пришли в эту газету с репутацией сваренного вкрутую репортера - крутого яйца. Я нанял вас исходя из этого предположения. Я послал тебя выследить банду, которая продавала наркотики в город. До сих пор вы провалились на работе...
   - Полиция тоже, - с иронией перебил Фрейзер.
   Юрген не обратил на него внимания. - Теперь ты пытаешься указывать мне, как вести мою газету. Ты ведешь себя как рыдающая сестра. Разве вы не понимаете, что если мы получим адрес Эвелин Литори и это поможет в поимке Беретти, это станет большим пером на шапке Стража ?
   Фрейзер сказал: "Значит, вы идете вперед и управляете этим делом, а, босс?"
   Трэвис Юрген сказал: "Да. Я собираюсь проверить ее адрес.
   "Не предупредив ее, чтобы она могла защитить себя?"
   Юрген сказал: "Я не вижу, где это необходимо. Она может уйти - и в ловушке не будет приманки.
   Фрейзер сказал: "Хорошо". Он развернулся на каблуках и вышел.
   Он пошел в угловой салон и заказал скотч. Электрические часы за стойкой показывали тридцать минут до полуночи. В полночь Страж будет на улице, а затем Большой Беретти направится к квартире Эвелин Литори...
   Фрейзер сказал: "Черт! Я должен быть крутым, а тут я беспокоюсь о какой-то Джейн, которую никогда не видел. Он допил свой напиток. Он нахмурился. Затем он сказал: "К черту мою работу!" Он шлепнул четвертак по стойке. Он вышел и остановил проезжавшее мимо такси. Водителю он сказал: "Реймонд и Пенн, приятель. Не будем задерживаться в пути".
   Кабина рванулась вперед. На углу Рэймонд и Пенн он остановился перед входом в апартаменты Габриэля Армса. Фрейзер вышел. Он сказал: "На сколько я застрял, приятель?"
   Водитель сказал: "Один доллар, два бита".
   Фрейзер сказал: "Как бы вы хотели заработать дополнительную десятку?"
   Водитель усмехнулся и сказал: "Кого вы хотите сбить?"
   Фрейзер сказал: "Никто. Я просто хочу, чтобы ты подождал здесь и держал свою ловушку на замке насчет всего, что ты можешь увидеть. Это сделка?
   Водитель сказал: "Да. Это сделка. Где десять баксов?
   Фрейзер полез в карман и достал скомканную десятку. Он разорвал ее пополам и передал часть изуродованной купюры таксисту. Он сказал: "Вы получите вторую половину, когда я вернусь". Затем он вошел в многоквартирный дом.
   Это было неприхотливое недорогое двухэтажное жилое строение. Фрейзер поднялся по лестнице на второй этаж и нашел дверь с надписью "12". Он позвонил в звонок.
   Он ждал долго. Затем дверь открылась. Фрейзер увидел рыжеволосую девушку, стоящую в дверях. На ней была прозрачная шелковая пижама, и она сонно смотрела на Фрейзера глубокими фиолетовыми глазами. Ее голые руки были белыми и гладкими, а лицо - красивым, даже без макияжа.
   Ее бедра были гладкими и женственными. Ее груди плотно прижались к шелку пижамного верха. Она не была похожа на девчонку, которая могла бы быть шлюхой гангстера.
   Она сказала: "Что ты хочешь?.."
   Фрейзер сказал: "Я хочу тебя". Затем он поднял кулак и ударил ее по челюсти. Он поймал ее, когда она упала. Ее тело было легким, изящным и хрупким. Ладонь Фрейзера прижалась к теплому основанию упругой груди, когда он поднял ее своими сильными руками.
   В дальнем конце коридора была задняя лестница. Фрейзер понес девушку к нему. Он спустился вниз. Девушка обмякла в его объятиях. Слабый аромат исходил от ее взлохмаченных рыжих волос.
   Низкий вырез верха ее пижамы распахнулся, обнажая намек на сливочное, набухшее наслаждение под ним. Фрейзер почувствовал покалывание в венах. Голова девушки откинулась назад, так что он мог видеть безупречную белизну ее юной шеи.
   Он вышел через заднюю дверь многоквартирного дома. Он пополз вперед через переулок. Он рискнул и бросился к улице.
   Таксист увидел его, открыл дверь кабины. Фрейзер бросил рыжеволосую девушку в машину и вскарабкался за ней. Оставшуюся половину порванной десятидолларовой банкноты он бросил водителю. Мужчина захлопнул дверцу такси. Фрейзер сказал: "Окленд и Херкимер, приятель. Наступи на него". Таксист кивнул и сел за руль. Кабина рванулась вперед.
   В темном кузове Фрейзер прижал к себе потерявшую сознание рыжеволосую девушку. Сквозь тонкий шелк он чувствовал гладкость ее кожи; мог чувствовать нежную твердость ее грудей и пышные изгибы бедер и бедер. Ему было интересно, что она скажет, когда узнает, что он спас ее от Большого Беретти. Может быть, она была бы достаточно благодарна, чтобы предложить что-то взамен! Фрейзер улыбнулся, подумав о единственной оплате, которую он хотел бы получить от нее...
   Рыжеволосая девушка все еще была без сознания, когда такси подъехало к Окленду и Херкимеру, где у Фрейзера была квартира. Фрейзер вынес ее из машины. Он взял ее в свою квартиру.
   Он положил ее на диван в своей гостиной. Он взял немного виски и влил его между ее красными, манящими поцелуями губами. Она задохнулась, открыла свои фиолетовые глаза и дико уставилась на него.
   Фрейзер сказал: "Не кричи, детка. Я не собираюсь причинять тебе боль. Я привел тебя сюда только для того, чтобы уберечь тебя от возможности быть сбитым с толку.
   Она глубоко и испуганно вздохнула. Ее груди интригующе выглядывали из-под тонкого шелка пижамы. Девушка вырывалась, пыталась встать.
   Фрейзер толкнул ее назад, его руки на ее твердой груди. Он сказал: "Ради Бога, не поднимайте скандал. Говорю тебе, я сделал тебе одолжение, приведя тебя сюда.
   Она сказала: "Ч-что ты имеешь в виду?"
   Фрейзер закурил сигарету и сказал: "Послушай, дорогая. Я знаю о тебе все. Вы Эвелин Литори. Раньше ты был приятелем Большого Беретти. Ваши показания отправили Беретти в тюрьму на всю жизнь. Но сегодня он сбежал - и будет охотиться за тобой, как только узнает, где ты живешь. Он узнает это, как только прочитает полуночный выпуск Sentinel . Фрейзер посмотрел на свои наручные часы. "Это будет примерно через три минуты", - добавил он.
   Девушка уставилась на Фрейзера. Она сказала: "Ты... ты должен выпустить меня отсюда! Вы...
   Фрейзер сказал: "Безумцы. Если ты боишься меня, забудь об этом. Я репортер Sentinel . Я не собираюсь причинять тебе боль".
   - Но... но вы не понимаете! - воскликнула девушка. - Я... я не Эвелин Литори !
   Фрейзер вскочил на ноги. Он сказал: "Какого черта!" испуганным голосом. Он почувствовал, как внезапный страх вонзил пальцы ему в грудь.
   Девушка схватила его. "Слушать!" - прошептала она быстро, напряженно. "Меня зовут Элин Блэр. Я - я живу с Эвелин Литори - делю с ней квартиру. Эвелин работает официанткой в круглосуточном ресторане. Она заканчивает в одиннадцать тридцать. Она должна вернуться домой около полуночи. Когда вы недавно постучали, я подумал, что это Эвелин. Ты... ты похитил не ту девушку!
   Фрейзер посмотрел на свои наручные часы. Была полночь, даже до утра. Он сказал: "Боже мой!"
   Рыжеволосая Алин Блэр прошептала: "Ты должен что-то сделать! Эвелин уже попала в одну передрягу, а теперь, когда за ней гонится Беретти, она в двойной опасности!
   Фрейзер уставился на него. - А какое у нее еще варенье? - рявкнул он.
   - Она... она связалась с какими-то торговцами наркотиками. Она боится их. Я... я не знаю, кто они, но...
   Фрейзер сказал: "Черт! Если я спасу даму Литори от Большого Беретти, она может помочь мне раскрыть мою историю с наркоторговлей! Он повернулся, прыгнул к двери. Он сказал: "Подожди здесь, красный! Я иду за ней. Может быть, еще есть время!"
   Девушка быстро подбежала к нему, схватила его за руку, трепетно прижалась к нему. - Ты... ты будешь осторожен? - хрипло сказала она.
   Фрейзер посмотрел ей в глаза. Внезапное ускорение пульсировало в его сердце. На мгновение его руки коснулись теплого тела рыжеволосой девушки. Импульсивно он поцеловал ее. - Я буду осторожен! он обещал. Он вылетел из комнаты.
   Он вышел из дома. Его собственная машина была припаркована в гараже под зданием. Он врезался в него, придавил пяткой стартер.
   Он вытащил машину из подземного гаража и направился к Рэймонду и Пенну - квартирам Габриэля Армса.
   Он припарковался в квартале от дома, где жила Эвелин Литори. Он шагнул вперед, держась в тени. Он нырнул в переулок за многоквартирным домом; дошел до заднего входа.
   Он услышал выстрел.
   Оно было глухим, невнятным. Это вызвало внезапную панику у Билла Фрейзера. - Боже, я опоздал! - прохрипел он. Он бросился внутрь дома.
   Несущаяся фигура врезалась в него, сбив его с ног. Он почувствовал удар кулаком в челюсть. Он откинулся назад, когда темная фигура пронеслась мимо него в переулок. Фрейзер пошатнулся, но выпрямился. Он яростно тряхнул головой, чтобы прояснить ситуацию. Он качнулся к двери, ведущей в переулок, и выглянул наружу. Ни одна движущаяся вещь не шевелилась в ночной тьме.
   Неизвестный нападавший на Фрейзера ушел чистым... и где, черт возьми, полиция?
   Репортер заколебался, его разум превратился в расплывчатый туман кружащихся мыслей. Затем резко сказал: "К черту паршивых крыс!.." и повернул обратно в здание. Он взбежал по задней лестнице и оказался в коридоре второго этажа. Он добрался до квартиры 12 - квартиры Эвелин Литори. Его дверь была открыта.
   Фрейзер ворвался в крошечную гостиную. Дальше он увидел открытую дверь, ведущую в спальню. Он прыгнул за ней. Потом он привел невысокого, белолицего, широкоглазого.
   На кровати лежало обнаженное тело девушки. Длинные волосы, иссиня-черные, как вороново крыло, беспорядочно ниспадали на ее обнаженные плечи, частично закрывая ее тяжелую грудь. Ее торс был полным и белым; широкие бедра плавно переходили в плотные бедра и гладкие, ритмичные ноги. Лицо у нее было красивое, с жесткой латинской прелестью; а в ее левой груди была круглая красная дыра. Кровь влажно хлынула из отверстия.
   Фрейзер бросился к кровати и посмотрел вниз. Глаза черноволосой девушки распахнулись. Они были стеклянными, матовыми. Ее губы были мертвенно-белыми под обильным нанесением румян. Хриплое, судорожное дыхание вырвалось у нее из горла.
   Фрейзер сказал: "Кто стрелял в тебя, скажи мне! Быстрый!"
   "Я... кольцо с наркотиками..." Весь воздух вырвался из девушки в хрипе, выдохе. Она обмякла. Ее глаза закатились. Ее челюсть отвисла в неподвижной ухмылке смерти!
   Фрейзер схватил девушку за запястье. Не было ни пульса, ни сердцебиения.
   Вдалеке внизу репортер услышал завывание сирен, когда полицейские машины подъехали к многоквартирному дому. Он огляделся. Одежда мертвой девушки была разбросана повсюду, как будто она раздевалась перед сном, когда ее настигло убийство. Там было дешевое красное платье, дрянное белье, недорогие туфли и чулки.
   Внизу полицейские сирены стали громче, пронзительнее. Фрейзер выскочил из спальни через гостиную на крошечную кухоньку. Он включил свет, открыл то, что оказалось дверью половинного шкафа. Он увидел зияющее отверстие металлического желоба для белья, ведущего в подвал...
   Он развернулся и бросился обратно в спальню. Он собрал одежду убитой девушки, скомкал ее в сверток, сунул под мышку. Потом он наклонился над кроватью, поднял обнаженный женский труп.
   Со своей двойной ношей он проковылял к кухоньке, добрался до открытого желоба для белья. Он бросил ватный сверток одежды в желоб. Затем он засунул обмякший труп в проем, уцепился за него, пока сам заползал за ним. Внизу, на первом этаже здания, он услышал тяжелые, шлепающие шаги.
   Он собрался с силами, выругался в горле и отпустил дверцу желоба для белья. Он рухнул вниз в сплошную тьму, труп убитой девушки скользнул перед ним со слабым, странным, скользящим звуком.
   Фрейзер развел колени и локти, прервав инерцию спуска. Гладкая металлическая обшивка желоба обожгла его плоть от трения о проход. Он стиснул зубы. Внезапно он рванулся вперед и приземлился в кучу на цокольный этаж. Тело мертвой девушки тошнотворно подвернулось под ним...
   Он вскочил на ноги в кромешной тьме, сориентировался. Он нашел ватный узел женской одежды, подобрал его. Затем он схватил тело убитой девушки, перебросил его через широкое плечо. Он побрел к задней части подвала.
   Там были ступеньки, ведущие вверх. Фрейзер брал их по двое за раз. Он выбил дверь и оказался в переулке за многоквартирным домом. Он собрал свои протестующие мускулы, шатаясь сквозь защищающие тени. Он подошел к своей припаркованной машине. Он швырнул обмякший труп брюнетки в машину, а ее одежду свалил вслед за ней.
   Он помчался к дальнему борту машины, забрался под колесо, нажал на стартер. Мотор закашлял, ровно заурчал. Фрейзер вырвался на второе место. Машина рванула вперед на визжащих шинах. Когда он завернул машину за угол, репортер почувствовал, как тело мертвой девушки обмякло вокруг него. По коже поползли мурашки. Он стиснул зубы и сильнее надавил на газ.
   Наконец он добрался до Окленда и Херкимера. Он въехал на машине в подвальный гараж под своей квартирой и выключил фары. Над головой горела одна тусклая лампочка. Фрейзер нашел переключатель, который им управлял, и выключил его. Затем в темноте он нырнул в свою машину, схватил тело мертвой девушки, подобрал ее ватные одежды. Он нес труп и одежду к задней лестнице.
   Коридор первого этажа дома был пуст. Фрейзер проскользнул по коридору и добрался до двери своей квартиры. Он отпер ее, шатаясь внутри.
   Рыжеволосая Алин Блэр стояла посреди комнаты, побледнев, глядя на дверь. Она увидела Фрейзера; видел его ужасную ношу. Ее рука легла на грудь. "Ой-!" она слабо всхлипывала.
   Фрейзер положил труп брюнетки на диван. Затем он посмотрел на рыжеволосую девушку мрачными, прищуренными глазами. Он сказал: "Я пришел туда слишком поздно".
   "Эвелин... Эвелин Литори!" - прошептала рыжеволосая девушка с тихим, сдавленным всхлипом. - Она... она мертва? Беретти... убил ее?
   У Фрейзера отвисла челюсть. Он сказал: "Я не знаю. Это мог быть Беретти, а мог быть и кто-то другой. Копов не было на работе, так что убийца ударил меня и скрылся. Я не видел его лица".
   Элин Блэр вздрогнула. - Но... но зачем вы принесли сюда ее тело? Ее фиолетовые глаза испуганно скользнули по жалкому обнаженному трупу на диване.
   Репортер нахмурился. - Она была еще не совсем мертва, когда я добрался до нее. Она прошептала что-то о кольце с наркотиками. Вот почему я думаю, что, возможно, ее убил не Беретти. И именно поэтому я принес ее труп сюда, в свою квартиру. У меня есть план, который может даже сейчас поймать убийцу по пятам!
   - сказала Элин Блэр. - А... схему?
   "Да. Схема - отчаянный план. Но мне понадобится помощь. Ваша помощь, - добавил он напряженно. Он подошел к рыжеволосой девушке, нежно коснулся ее руки. - Ты готов помочь мне, красный? он прошептал.
   Она посмотрела ему в глаза, покраснела, застенчиво опустила взгляд. - Я... я сделаю все, что смогу... для тебя... - ответила она.
   Сердце Фрейзера подпрыгнуло. На одно мгновение он схватил рыжую девушку в свои объятия, прижал ее к себе, вкусил росистой сладости ее влажных губ. Его руки блуждали по ее телу, лаская ее грудь и бедра сквозь тонкий шелк пижамы.
   Она дрожала в его руках; Волнообразные, чувственные движения прокатились по ее гибкому телу. В ее глазах было завуалированное обещание...
   И вот, наконец, она высвободилась из его объятий. "Что ты хочешь чтобы я сделал?" - тихо спросила она.
   Фрейзер сказал: "Сними пижаму. Надень красное платье Эвелин Литори.
   Она отвернулась от него послушно, беспрекословно. Фрейзер прошел в дальний конец комнаты, взял телефон и набрал номер офиса Стражей . Краем глаза он наблюдал за рыжеволосой Алин Блэр, подбиравшей стеганую одежду убитой девушки Литори.
   Потом Фрейзер получил его номер. Он сказал: "Здравствуйте. Страж ? Позвольте мне поговорить с Трэвисом Юргеном, издателем.
   Он выждал короткое мгновение. Затем он услышал голос Трэвиса Юргена: "Да, кто это?"
   Репортер сказал: "Послушайте, босс. Это Билл Фрейзер. У меня есть кое-что чертовски горячее для тебя. Это должно оправдать дополнительную порцию - прямо сейчас!
   Юрген сказал: "Ты кажешься взволнованным. В чем дело?"
   - Дело Беретти, босс. Кто-то ворвался в квартиру Эвелин Литори и застрелил ее. Полицейские опоздали на работу. Стрелявший ушел чистым".
   - Я все это знаю. Мы только что получили сообщение из штаб-квартиры, - медленно ответил Юрген.
   - Ага, - сказал Фрейзер. - Но вот кое-что, чего ты не знаешь. Я работал в квартире Габриэля Армса. Я услышал выстрел и ворвался в квартиру дамы Литори. Эвелин Литори не умерла. Пуля только что задела ей ребра - она похолодела. Я вытащил ее из ее квартиры и привел сюда, в свой собственный клуб в Окленде и Херкимере. Я получил ее здесь прямо сейчас. Она без сознания, но когда придет в себя, будет много болтать! Звучит круто, босс!
   Юрген сказал: "Господи, чувак, это история года! Я переделаю первую страницу и добавлю дополнительную на улицы. Между тем, вы звоните в ту минуту, когда женщина Литори приходит в сознание и начинает говорить! Оставайтесь там с ней, пока она не сделает это!
   Фрейзер сказал: "Хорошо, босс", и повесил трубку. Он обернулся.
   Рыжеволосая Алин Блэр сбросила верхнюю часть своей прозрачной пижамы; стоял, обнаженный до пояса, готовясь надеть красное платье убитой Эвелин Литори. Фрейзер смотрел на девушку, упиваясь восхитительным зрелищем ее упругих грудей и белоснежного безупречного тела.
   Она покраснела под его взглядом, попыталась прикрыть грудь своими крошечными ручками. - Пожалуйста, не смотри на меня... так! - прошептала она со смущением в глазах.
   Фрейзер подошел к ней, почти благоговейно коснулся ее гладких плеч. Покалывание пронзило его вены от интимного контакта. "Боже, ты прекрасна!" он сказал.
   Она посмотрела на него. Внезапно вопрос прыгнул в ее глазах; отражалось в ее словах, когда она говорила. - Я слышала, как ты сообщил своей газете, что Эвелин не умерла, - прошептала девушка. "Почему ты лежишь?"
   Фрейзер невесело усмехнулся. "Потому что я просто крутой репортер", - ответил он.
   - Потому что ты... крутой? Я не понимаю-"
   Фрейзер сказал: "Сегодня вечером я брыкался как в аду, потому что начальник полиции Джо Райли хотел заманить ловушку живой наживкой, хотел использовать Эвелин Литори в качестве приманки, чтобы снова поймать Thumbs Beretti. Я боялся, что девчонку Литори могут прогнать, и оказался прав. И все же я здесь и сам использую ту же гнилую тактику!"
   - Ты... ты имеешь в виду?..
   "Трэвис Юрген только что пообещал мне выпустить лишнее, рассказав, как я спасла Эвелин Литори и привела ее сюда, в свою квартиру. Я надеюсь, что убийца увидит эту историю. Полагая, что он провалил свою убийственную работу, он может прийти сюда, чтобы закончить свою работу. А коли так - бог ему в помощь! - резко прохрипел Фрейзер.
   - А ты... ты хочешь, чтобы я выдавал себя за Эвелин Литори?
   "Да. Вы будете?"
   - Я... я сделаю это. Но я боюсь!" Рыжеволосая девушка подкралась к Фрейзеру. Он заключил ее в свои оберегающие руки, прижал к себе. Ее твердые груди дрожали под его ищущими пальцами...
   На мгновение она беспомощно слилась с его телом, пока его губы искали и находили ее дрожащий рот. Он ощутил на своих ладонях тепло волнующей теплой девичьей плоти, и в его пульсирующих венах вспыхнуло пламя...
   Внезапно Фрейзер напрягся. Он услышал слабый звук за закрытым окном комнаты. Репортер нахмурился. "Это дополнение не может выйти так скоро!" - быстро прошептал он. - И все же - мне кажется, кто-то пытается проникнуть внутрь!
   Он прыгнул к выключателю, щелкнул им. Комната погрузилась во тьму. Фрейзер услышал слабый скрип за окном... Он нашел рыжеволосую девушку в темноте, быстро прошептал ей на ухо. "Повысьте голос - говорите громко, когда я задам вам вопрос!" - приказал он. "Попробуйте подражать голосу Эвелин Литори!"
   - Я... я попробую! Алин Блэр ответила еле слышно.
   Затем Фрейзер громко заговорил. - Вы говорите, что вас застрелил член банды наркоторговцев, мисс Литори!
   - Я... я думаю, что да, - хрипло и гортанно ответила рыжеволосая девушка.
   - Можете ли вы назвать имя человека, которого вы подозреваете?
   "Это было-"
   В этот момент Фрейзер услышал позади себя звон стекла на кухне. Он развернулся и бросился в заднюю комнату. Он наткнулся на электрический холодильник, выругался, нашел шнур, потянул за него.
   В внезапном свете он увидел неровную дыру в окне. Стекло было выбито. Но никого не было видно. Фрейзер озадаченно повернулся.
   Внезапно из гостиной закричала женщина. Это был голос рыжеволосой Алины Блэр, в темноте звучал ужас.
   "Бог!" Фрейзер прохрипел: "Они меня обманули!" В его мозгу закипал дикий гнев, когда он понял, что разбитое окно его кухни было уловкой, чтобы отвлечь его от гостиной. Он повернулся и бросился обратно к комнате, где оставил рыжеволосую девушку.
   Мрак этого места был пронзен призрачно-голубым лучом электрического фонарика. Фрейзер увидел две мужские фигуры. Они были в масках и держали Алин Блэр на привязи. Один из мужчин в маске выхватил сверкающий нож, высоко поднял его...
   Фрейзер бросился вперед, как летящая стрела, с губ срывались хриплые ругательства. Люди в масках обернулись. Фрейзер отскочил вбок, врезался в стол, опрокинул его. Когда он упал, его руки сомкнулись на тяжелой металлической подставке для книг. Поднял, швырнул...
   Он с тошнотворным стуком ударился о череп человека в маске, который держал нож. Убийца обмяк и рухнул на пол в бессознательном состоянии. Его оставшийся спутник прыгнул на Фрейзера. В его сжатом кулаке был автомат. Он ревел; изрыгнул язык огня.
   Фрейзер почувствовал жгучую боль в левой руке; ошеломляющий шок прокатился по его плечу. Он покачнулся, и второй выстрел человека в маске сошел с ума. Фрейзер прорычал: "Будь ты проклят!" и сам напал на своего противника. Их тела соприкоснулись с синяками; они сомкнулись, сомкнувшись в объятиях смерти.
   Из угла комнаты в ужасе завыла Алин Блэр.
   Билл Фрейзер выкрутил свою единственную здоровую руку; поднял кулак и ударил им в рот отмеченному мужчине. Он почувствовал, как его костяшки пальцев треснули от удара о осколки зубов. Его антагонист отступил. Фрейзер прыгнул на него и ударил мужчину коленом в пах. Боевик в маске согнулся пополам. Фрейзер схватился за автомат, вырвал его из пальцев другого. Он перевернул его, ударил прикладом по черепу убийцы.
   Человек в маске рухнул лицом вперед в небытие.
   Задыхаясь, Билл Фрейзер прыгнул к выключателю и включил его. Комната озарилась светом. Фрейзер перекатил обмякшие тела двух своих бессознательных антагонистов лицом вверх; сорвали с себя маски - "Боже на небесах!" он задохнулся. "Трэвис Юрген из Sentinel и шеф полиции Джо Райли!"
   Рыжеволосая Алин Блэр подкралась к Фрейзеру. - Вы... вы имеете в виду, что они...
   "Должно быть, они стояли во главе наркобизнеса!" - прохрипел Фрейзер. "Неудивительно, что полиции так и не удалось ничего узнать о наркоторговцах! Сам начальник был одним из главарей! А Трэвис Юрген, издатель Sentinel , был другим! Каким-то образом Эвелин Литори узнала об их связи с наркоторговлей.
   "Им пришлось убить ее, чтобы она не раскрыла то, что знала. По чистой случайности сегодня Thumbs Beretti сбежал из тюрьмы. Итак, эти люди решили убить девушку Литори - и представить дело так, как будто это сделал Беретти! Теперь я понимаю, почему они попали сюда до того , как на улицах появилась дополнительная версия Sentinel . Когда я позвонил Трэвису Юргену - солгал ему, что Эвелин Литори находится здесь, в моей квартире, живой - он связался с Джо Райли, и они вдвоем приехали сюда, чтобы закончить свою убийственную работу!
   Элин Блер содрогнулась от Фрейзера. Затем она увидела, как кровь капает с его раненой руки. она побелела. - Ты... ранен! Моя дорогая, ты ранена! Она схватила его, прижала к себе.
   Он ухмыльнулся ей. "Я не сильно ранен. Я крутой, - сказал он.
  
   HEIST IN PIANISSIMO, Талмейдж Пауэлл
   Первоначально опубликовано в журнале Mystery Magazine Альфреда Хичкока в мае 1964 года.
   Джуди зажала уши руками. - Я не желаю больше слышать об этом, Дэви! Мы не преступники, знаете ли.
   В лунном свете у озера она казалась милой миниатюрной брюнеткой. Я быстрыми шагами последовала за ней, когда она расправила юбку и направилась к моему драндулету, припаркованному неподалеку.
   - Ладно, ладно, - сказал я. "Просто притворись, что я никогда не открывал свой большой рот".
   Я придержала дверь, чтобы она села в машину.
   - Сама идея, Дэви, в том, чтобы мы вдвоем ограбили банк! Ведь мы выходцы из приличных респектабельных семей. У нас никогда не было метки против нас, даже когда мы были подростками. Мы едва ли не последняя пара молодых людей, которых кто-либо в городе связал бы с ограблением банка.
   Я обошел машину и сел. - Я знаю, - сказал я. - Так забудь об этом?
   Она украдкой взглянула на меня, когда я завел машину, развернул ее и направился обратно в город.
   "Дэви..." сказала она бормотанием, которое указывало на гору мыслей за одним словом. Дэви предвидел это.
   "Ага?"
   - Что навело тебя на эту мысль?
   "О, я не знаю. Я просто хочу, чтобы ты и я могли зарабатывать на жизнь, пока мы еще молоды, я думаю. Может быть, он смотрел на старика Петерсона, на вашего босса в банке или на мистера Харпера в хозяйственном магазине. Завтра утром, например, они будут стоять менее чем в шести дюймах от того места, где они стояли тридцать или сорок лет назад.
   - Оба наших босса - хорошие люди, Дэви. Они купили дома, создали семьи..."
   "...И видели одни и те же лица, говорили об одном и том же, день за днем двигались по одному и тому же распорядку. С таким же успехом это могут быть овощи, Джуди. Один день или миллион дней составляют для них одно и то же. Потому что они никогда не жили. Они просто существовали в своего рода вакууме. Теперь для них слишком поздно. Еще несколько лет такой же ерунды, и они будут высажены в мраморном саду, а кто-то другой переселится на их же унылые места".
   - Лучше не думать об этих вещах, Дэви.
   - Иногда ты ничего не можешь поделать, - сказал я. "Нет, если есть кто-то особенный, для которого вы хотите особенные вещи".
   Она потянулась вперед и включила автомобильное радио достаточно громко, чтобы заглушить мой голос. Но мы проехали меньше полумили, когда она снова отказалась.
   - Теперь учти, Дэви, - пробормотала она. "Я не собираюсь делать ничего такого безумного, но разве не было бы чудесно, если бы мы проснулись завтра утром или послезавтра и получили пятьдесят или шестьдесят тысяч долларов?"
   - Это то, на что я пытался указать там, на озере, - сказал я. "Мы не превращались в патологических преступников. Мы просто делаем одну вещь. Мы продолжаем заниматься своими делами, пока шумиха вокруг ограбления не уляжется. Затем однажды я говорю мистеру Харперу, что у меня есть предложение работы в Калифорнии. Мы поженились. Наши друзья устроили нам прощальную вечеринку. Обещаем написать, но почему-то никогда не пишем. Вы знаете, как это происходит.
   "Через несколько лет мы даже не вспомним, как выглядит этот грязный заводской городок. Вместо этого мы купим собственный бизнес, усердно поработаем и уйдем на пенсию к тому времени, когда нам исполнится тридцать пять. Потом купаемся в Майами-Бич или играем в гольф в Пасадене.
   - Я точно не собираюсь разбрасываться деньгами, Джуди. Просто перерыв, возможность начать, сделать это для себя, пока мы молоды, вот все, о чем я думал. Это не хуже, чем старые финансовые магнаты, которые сговорились отобрать нефтяные земли у индейцев или вступали в политические сделки, чтобы использовать общественное достояние для строительства железных дорог". Я взглянул на нее, не поворачивая головы, и вздохнул. "Конечно, я думаю, это было принятие желаемого за действительное, как мы все иногда делаем, и я сожалею, что поднял это".
   - Было бы неплохо, - сказала Джуди. - Да, действительно было бы.
   "Если бы у нас был ребенок или два, мы могли бы дать им тоже достойный шанс". Мы катили через окраину города к дому Джуди.
   Внезапно она подошла и коснулась моей руки. - Не поворачивай, Дэви. Мне не хочется входить. Пойдем в "Джиффибургер", возьмем бутерброд и солод.
   - Хорошо, - сказал я.
   При въезде я нашел место не слишком близко к другим машинам. Какое-то время мы молча жевали гамбургеры.
   Затем Джуди зашевелилась на своем месте, как будто ее мышцы свело. - Дэви...
   "Ага?"
   "Это правда, что около семидесяти пяти тысяч долларов будет в моей клетке в пятницу из-за зарплаты Landers Mills и всех их чеков".
   - Я знаю, - сказал я. "Это одна вещь, которая заставила меня задуматься".
   - Что ж, мне определенно не нравятся твои воровские идеи, Дэйв Хартшелл! Но... просто притворяясь... как бы вы взяли деньги из банка, если бы охранник не арестовал вас, прежде чем вы доберетесь до входной двери?
   Я сгорбился на сиденье и сделал большой глоток соломинки. "О, я бы устроил ограбление в пианиссимо".
   "В чем?"
   "Пианиссимо, Джуди. Это музыкальный термин. Это значит очень мягко. Я брал деньги так тихо, что охранник улыбался, прикрывая дверь, чтобы я вышел из банка".
   Она выпрямилась, наклонилась, чтобы рассмотреть меня поближе.
   "Дэви, как ты собираешься держать пианино-грабителя банков, что бы это ни было?"
   "Я готовил в пятницу утренний депозит из магазина немного раньше, чем обычно, - сказал я. - Я приносил его в банк, как всегда, в кожаной и холщовой сумке для денег.
   - Я бы передал залог тебе, Джуди, как и в любое другое утро. Только когда ты закончишь, я выйду из банка с сумкой, набитой купюрами самого большого номинала в твоей клетке.
   Она резко выпрямилась, ударившись головой о крышу моего драндулета. "Из всех нервов, Дэви! Просят меня рискнуть своей репутацией, всем...
   - Ты бы ничем не рисковала, дорогая, - сказал я. "Вся мелодия гармонична, как в пианиссимо. Мы заранее делаем записку, напечатанную мелом на листе дешевой бумаги, на котором мы стараемся не оставить отпечатков пальцев. Кроме твоего. Тебе придется с этим справиться".
   "Дэви, я верю, что ты начал тайно пить!"
   - Просто пиво изредка, - сказал я. "Эта записка, которую вы принесете с собой в банк в пятницу утром, гласит: "Отдай деньги, или я убью тебя на месте".
   "После того, как я выхожу из банка на полчаса или около того, и место начинает заполняться людьми, вы позволяете банкноте упасть на пол. А потом ты падаешь в очень сильный обморок.
   Она дошла до того, что уставилась на меня так, словно была беспомощна, чтобы двигать глазами.
   - Я падаю в обморок, - сказала она наконец.
   - И сразу, когда ты приходишь в себя, - сказал я, - ты какой-то расплывчатый. Потом оно начинает возвращаться к вам. Вы взволнованы, напуганы и чертовски близки к истерике. Так как я молодой, стройный и смуглый, вы спросите их, поймали ли они среднего возраста, среднего телосложения, румяного мужчину. Потом они нашли записку на полу твоей клетки и спрашивают: "Какой мужчина?" А вы говорите: "Он расстегнул пальто, чтобы показать мне пистолет, который был у него при себе". Я положил деньги в мешок, который он мне вручил. Он сунул его под пальто. Я попытался поднять тревогу, но меня накрыла ужасная, пустая чернота".
   - Ужасная, пустая чернота, - сказала Джуди.
   "Ты единственная девушка, которую я знаю, которая может по-настоящему крутиться, Джуди. Затем вы оставляете его лежать в этой точке. Не слишком сложно. Не слишком много описания".
   - Есть только один недостаток, Дэви. Помнишь ограбление банка несколько месяцев назад в Коновере?
   "Конечно, именно это натолкнуло меня на мысль..."
   - Кассиру пришлось пройти проверку на детекторе лжи, Дэви. Это рутина. Они предвидели то, что вы планируете.
   - И я предвидел их , куколка, - сказал я, чувствуя себя довольно хорошо в данный момент.
   - Правда? Ее голос был холодным и немного сочувствующим.
   Я не позволил женскому поведению меня раздражать. Просто погладил ее маленькую, сладкую ручку. - Тут в дело вступает мистер Эгглстон, - сказал я. - Эгглстон?
   "Пожилой джентльмен, которого я встретил в Ви Бочке".
   "Дэви! Я практически умолял тебя держаться подальше от этой таверны по пути домой с работы!
   "Этот Эгглстон - настоящий парень", - сказал я, проникаясь этой темой. "Чистый, ненавязчивый мужчина, в безупречной одежде. Никогда не увидишь его с неуместной седой шевелюрой".
   "Ну, мне нет никакого дела до знакомства с прихлебателями в Ви-Бочке". Джуди задрала нос. Через несколько секунд он немного опустился. - Когда ты включил его в свой план?
   "После того, как я узнал, что он когда-то был метафизическим терапевтом в Лос-Анджелесе".
   - Похоже, он был шарлатаном.
   - Но определенно, Джуди. В конце концов, они выгнали его из города. Он также манипулировал сделками с акциями, продавал соляные шахты и возглавлял кампании по сбору средств для несуществующих благотворительных организаций".
   - Похоже, ты хорошо его знаешь, Дэви, - сказала она с предостерегающей ноткой в голосе.
   "Да, мы стали довольно близкими друзьями после того, как он узнал, что моя подруга работает в банке".
   - Думаю, тебе придется выбросить все остальное из своего организма, прежде чем заводить машину, Дэви. И мне слишком далеко идти домой.
   "Этот Эгглстон, - сказал я, - когда он занимался лечением нервных и эмоционально неуравновешенных людей, часто прибегал к гипнозу. Он действительно великолепен в этом, Джуди. Вы должны увидеть некоторые трюки, которые он проделывает в Wee Barrel. Однажды ночью он сделал Коротышке Коннорсу постгипнотическое внушение встать ему на голову. И черт возьми, если Коротышка не попытался перевернуться через пять минут после того, как вышел из транса, как и сказал ему Эгглстон.
   - Я начинаю видеть свет, - тонко сказала Джуди.
   "Конечно, дорогой. Этот глупый детектор лжи ничего не значит. Вы столкнетесь с этим под влиянием постгипнотического внушения. Копы будут охотиться на несуществующего грабителя и никогда не заподозрят, что..."
   "Я, - сказала она, - ничуть не заинтересована".
   * * * *
   Она позвонила мне в семь тридцать на следующее утро, на полчаса раньше, чем обычно.
   В половине шестого мы вместе вошли в гостиничный номер мистера Эгглстона.
   Мистер Эгглстон слегка поклонился, когда я представил его. "Дэвид, она такая же милая, как ты сказал. Мне действительно приятно познакомиться с вами, моя дорогая Джуди. Могу я позвонить в обслуживание номеров и принести вам что-нибудь? Может быть, аперитив?
   "Спасибо, не надо."
   - Не нужно нервничать, моя дорогая. Процесс безболезненный. На самом деле вы почувствуете себя более расслабленным, чем раньше".
   - Давай покончим с этим, - сказала Джуди, вертя в руках свою маленькую сумочку.
   "Довольно."
   Мистер Эгглстон пересек комнату, приоткрыл жалюзи и указал на большое мягкое кресло.
   Джуди села так, будто заставляла колени согнуться. Мистер Эгглстон стоял перед ней, улыбаясь и молча.
   "Чтобы добиться полного успеха, моя дорогая, мне необходимо ваше полное сотрудничество. Полностью отдай себя в мои руки".
   Джуди слегка сглотнула. Я думал, она собирается отступить. Но она, должно быть, думала обо всех деньгах, которые завтра окажутся в клетке ее кассира.
   Мистер Эгглстон вел себя мягко и утешительно. Он пододвинул к ней легкий стул и сел. Из кармана он вынул блестящий кусок металла размером с четвертак.
   "Сосредоточьтесь на монете. Джуди, очисти свой разум... Полностью расслабься... Не сопротивляйся... Так приятно расслабиться...
   Он продолжал успокаивающе говорить. Веки Джуди начали опускаться.
   "Ты сонная, моя дорогая... Так нежно и восхитительно сонная... Спи... Ты собираешься спать... Как приятно спать... Ты спишь, Джуди... крепко спишь... очень крепко, Джуди".
   Мистер Эгглстон начал медленно отходить от нее. - Ты в глубоком, глубоком трансе, Джуди. Ты останешься в этом трансе, пока я не досчитаю до трех и не щелкну пальцами.
   Мое горло начало немного пересыхать. Я равномерно переминался с ноги на ногу.
   Мистер Эгглстон взглянул на меня. - Она очень интересный объект, Дэвид. Очень замечательный предмет. Доказательство ее интеллекта. Вы же знаете, идиота нельзя загипнотизировать.
   Он снова обратил внимание на Джуди. "Когда я, наконец, досчитаю до трех и щелкну пальцами, Джуди, ты немедленно выйдешь из транса. Ваш сознательный разум ничего не вспомнит. Вашему сознанию будет казаться, что вы просто заснули на несколько секунд. Но ваше подсознание сохранит все, что делается во время транса, чтобы подготовить вас психологически и физиологически к тому, что вас ждет впереди. Все ясно?
   "Да, это так." Голос Джуди был таким будничным и нормальным, что я на секунду задумался, не симулирует ли она транс. Но я знал лучше. В этом не было бы смысла. И я вспомнил, как естественно звучал Коротышка Коннорс, пока мистер Эгглстон держал его под присмотром.
   "Теперь, Джуди, - сказал мистер Эгглстон, - есть несколько вещей, которые мы должны понять и прояснить с самого начала. В том, что мы делаем, нет ничего магического или сверхъестественного. Я могу просто помочь вам. Я не могу заставить вас сделать что-то, чего вы решительно не хотите делать. Например, я не мог бы заставить вас раздеться на площади, если бы в тайных глубинах вашей личности не было эксгибиционистского побуждения сделать это. Ты понимаешь?"
   "Да."
   "Если бы вы могли поступиться морально и получить много денег, не причинив никому вреда, вы бы сделали это?"
   "Почему бы и нет?"
   "Вы бы сказали откровенную ложь за десять долларов?"
   "Нет."
   - Сто долларов?
   Джуди не колебалась. "Нет."
   - Тысяча долларов?
   Джуди колебалась.
   - Пятьдесят тысяч долларов? Мистер Эгглстон настаивал.
   Джуди поспешила с ответом: "В любой день недели! В любой старый день!" Мистер Эгглстон взглянул на меня с довольной улыбкой, на которую я довольно слабо ответила, вытирая капельки пота с лица.
   Затем мистер Эгглстон вернулся к своей теме: "Джуди, поскольку ты смышленая и умная девушка, я уверен, что ты знаешь основной принцип работы детектора лжи. Когда человек говорит неправду, у него немного учащается пульс, сердцебиение, артериальное давление. График фиксирует эти изменения, и оператор машины определяет, правду ли сказал человек".
   - Я понимаю, - сказала Джуди.
   "Хороший. Причина этих физиологических изменений кроется в психике, в подсознании. Разум важнее материи, так сказать".
   - Я понимаю, - повторила Джуди.
   - Но это улица с двусторонним движением, моя дорогая. Не так ли? Если подсознание может контролировать частоту пульса, подсознание также может его игнорировать. Завтра ты солжешь в полицейском управлении. Ваш сознательный разум распознает это как ложь. Но для вашего подсознания в тот момент это не будет иметь значения. В этом вся суть дела, Джуди. Это просто. Очень простой. Вашему подсознанию будет все равно, солгали вы по этому поводу или нет". Голос мистера Эгглстона стал мягким, но настойчивым. "Ваше подсознание испытает мгновенный моральный упадок, когда вы будете описывать человека, ограбившего банк. Следовательно, у вас не будет никаких физиологических симптомов, которые можно было бы записать на графике. Повторяйте за мной, Джуди: не имеет значения, лгу ли я насчет описания грабителя банка.
   - Это... не будет... иметь значение...
   - Ты должна принять эту мысль так, чтобы тебе было удобно, Джуди. Тебе удобно?"
   "Да."
   "Хороший. Сейчас мы проснемся. Раз два три..."
   Я слегка вздрогнул, когда его пальцы щелкнули.
   Джуди открыла глаза, мгновение смотрела на меня пустым взглядом, потом посмотрела на мистера Эгглстона.
   Он не обращал на нее внимания. "Дэвид, завтра вечером в десять я зайду к тебе в ночлежку за пятью тысячами долларов, которые ты согласился мне заплатить".
   Джуди сказала: "Должно быть, я задремала на секунду. Когда мы приступим к этому гипнозу?"
   - Мы с этим покончили, - улыбнулся Эгглстон.
   Она нахмурилась. - Это правда, Дэви?
   Я кивнул.
   - Но я не чувствую никакой разницы, - сказала Джуди. "Ты уверен?"
   - Положительно, - сказал мистер Эгглстон. Он похлопал меня по плечу. - И это блестящая идея, мой мальчик, я мог бы сам ее придумать!
   * * * *
   Я проснулся на следующее утро, в пятницу, и за предыдущую ночь проспал около двух часов. Мой желудок дергался, и я порезался во время бритья. Я выпил чашку кофе на завтрак.
   Я дважды обошла квартал, ожидая открытия хозяйственного магазина. Внутри я подготовил банковский депозит в рекордно короткие сроки. Мне пришлось убить несколько минут, устраивая выставку рыболовных снастей, по той простой причине, что я не считал разумным быть самым первым клиентом в банке.
   Чувствуя, что все взгляды в грязном фабричном городке прикованы ко мне, я протиснулся мимо стеклянных и медных дверей банка. Охранник, мистер Севьер, смотрел прямо на меня.
   Обычно мистер Севьер предстает передо мной добрым мужчиной средних лет с эльфийским лицом и пучками седых волос в ушах. Сегодня у него выросли рога; его кожа была угрожающе пурпурной; в его прищуренных глазах была сера.
   - Доброе утро, мистер Севьер.
   - Рад тебя видеть, Дэви. Он хлопнул меня по спине, когда я проходил мимо.
   За калиткой своей кассы Джуди тепло улыбнулась мне. Похоже, она спала довольно хорошо, и я подумал, может быть, мне не следовало позволять мистеру Эгглстону усыпить и меня.
   Я передал тяжелую кожаную и холщовую сумку Джуди. Она открыла его, проверила депозит.
   Никто не обратил внимания на то, что я задержался у окна Джуди. Ранних дел было достаточно, чтобы занять других сотрудников. Как бы то ни было, все в банке знали, что мы с Джуди копим пенни на общий счет в преддверии дня нашей свадьбы.
   С кивком, которого больше никто не заметил, она наконец вернула мне сумку.
   Мое сердце начало биться как шестьдесят. Я чувствовал, как будто вес сумки тянет меня в сторону, заставляя выйти из банка под сумасшедшим углом.
   Я был почти у дверей, когда Джуди тихо позвала меня по имени.
   Мне пришлось остановиться прямо возле мистера Севьера.
   - Не забудь пообедать, Дэви, - сказала Джуди.
   "Я не буду".
   Она послала мне воздушный поцелуй. Мистер Севьер нежно усмехнулся, легонько хлопнув меня по плечу.
   Я пошел на стоянку в полуквартале и упал в обморок в своей машине.
   Я подергал пальцем воротник, набрал полную грудь воздуха, завел машину и небрежно поехал в скобяной магазин. К тому времени, когда я припарковался за магазином, я переложил деньги в тяжелый коричневый бумажный пакет и засунул его под сиденье машины. Я практически дергался от нервного желания пересчитать деньги. Ведя машину с заурядной невинностью, выполняя важную работу свободной рукой ниже уровня окна, я ловил только взгляды на аккуратно перевязанных деньгах. Но я знал, что их предостаточно. Я никогда в жизни не видел столько стопок пятидесяти и сотен монет в одном месте, разве что в банке. Я, конечно, был благодарен Landers Mills за то, что они платили только два раза в месяц, первого и пятнадцатого числа.
   Я начал запирать машину, потом передумал Пока все было идеально. Я ехал прямо от берега, на виду у города. У нас с Джуди был обычный обычный день. В это время года у меня не было привычки запирать драндулет. Деньги благополучно скрылись из виду Я зашел в магазин.
   К счастью, нашлись клиенты, которые помогли скоротать утро. Несмотря на это, мне пришлось сделать три поездки в мужскую комнату в течение часа.
   Затем, в десять пятьдесят шесть, по часам на дальней стене, у которых маятник находился за усеянным мухами фасадом, рекламировавшим "Навоз весёлого Манея", ожидание закончилось.
   Словно сытая полногрудая индейка с седым хохолком, миссис Трекл подошла к двери конторы, назвала мое имя и лихорадочно махнула мне рукой.
   Я поспешил к ней. - Что случилось, миссис Трекл?
   - Ужасная вещь... - выдохнула она, - ужасная... ограбление банка... Джуди в полицейском управлении...
   Мне пришлось схватиться за дверной косяк офиса, чтобы не сложиться на пол, как рушащаяся буква Z. Эта часть тоже не была игрой. Я дико подумал: они поймали ее, и она пытается защитить меня, действуя одна...
   - Бедный ты, милый мальчик! - сказала миссис Трекл. - Ты должен немедленно спуститься туда. Я объясню мистеру Харперу.
   Я мог бы придумать несколько других направлений, более предпочтительных. Тогда миссис Трекл спасла меня от нервного срыва.
   - Она не пострадала, Дэви. Стрельбы не было. Они просто сняли ее, чтобы получить описание грабителя.
   Несколько минут спустя драндулет, полный ограбленных денег, был припаркован на видном месте перед зданием полиции. Внутри здания царила суматоха. Каждый раз, когда я пытался остановить спешащего полицейского, он тыкал большим пальцем через плечо, указывая вглубь здания. - Занят, приятель.
   Наконец я заметил старого Сайласа Гарта, мирно идущим из дверного проема.
   Сайлас был в отряде почти столько же, сколько у города была хартия. Он остановился в коридоре, больше намереваясь вырвать что-нибудь из зубов, чем грабителя банка.
   "Г-н. Гарт...
   - О, привет, Дэви. Думаю, вы ищете Джуди.
   "Да сэр. Она..."
   "Угомонись, сынок. Она в порядке. Возвращайтесь в комнату отделения, и мы будем играть в шашки, пока Хоскинс, Кроули и этот специалист по детектору лжи не закончат с ней.
   Бедная Джуди, подумал я. Пройти через ад, вот что.
   - Что случилось, мистер Гарт?
   Он пожал плечами, когда мы вместе шли по коридору. "Йегг вошел, позволил Джуди взглянуть на пистолет, дал ей секунду, чтобы прочитать записку, которую он сунул ей в руку, и ушел с шестьюдесятью пятью тысячами долларов в коричневом бумажном пакете".
   "Йоуи!" Я закричал. "Шестьдесят пять ты... Неужели на свете столько денег?"
   - Шор, Дэви. И я боюсь, что этот хулиган выбрался из города.
   - Почему вы так говорите, мистер Гарт?
   Джуди - благослови ее милое сердце - была так парализована страхом, что не могла сразу же поднять тревогу. И когда она поняла, что ей ничего не угрожает, она упала в обморок".
   - Но ты же сказал, что она в порядке!
   Он положил руку мне на плечо. - Она сейчас, Дэви. Успокойся, ладно?
   - Она смогла дать им описание грабителя?
   "Генерал - это все. Немолодой, румяный, среднего роста, крепкого телосложения. Я считаю, что он старый профи в игре с грабежами, Дэви.
   - Почему вы так говорите, мистер Гарт?
   Старик начал расставлять шашки по своим клеткам на доске, стоявшей на шатком карточном столе. "В настоящее время у нас есть способы снимать отпечатки с таких поверхностей, как бумага. На записке, которую он вручил Джуди, не было никаких отпечатков, кроме ее. Думаю, он знал, что его отпечатки опознают его. Мистер Гарт покачал головой. "Будь откровенен с тобой, Дэви, многим из этих яиц это сходит с рук, по крайней мере, на одну или две прогулки".
   - Думаешь, его не поймают?
   - Я бы не стала писать об этом книгу, сынок. Его шансы, конечно, все время уменьшаются. В следующий раз его могут поймать, и тогда мы раскроем дело.
   "Г-н. Гарт, если ты не возражаешь, я сейчас не могу думать об игре в шашки.
   - Конечно, Дэви. Он обнял меня за плечи. - Мы пойдем наверх, сынок, и посмотрим, сможем ли мы облегчить жизнь этой бедной девочке.
   Мы поднялись наверх, и я отыскал мужскую комнату, а мистер Гарт скрылся в кабинете. Я ходил по коридору, когда он открыл дверь кабинета и вышел позади Джуди.
   Она побежала прямо ко мне, и я сжал ее в своих объятиях.
   Мистер Гарт ласково кудахтал. "Джуди не раскрыла ни одной детали описания, согласно полиграфу Дэви. А теперь поведи эту девчонку по улице и купи ей чашечку кофе.
   Я сказал: "Да, сэр, мистер Гарт!"
   * * * *
   Джуди и я все еще были в легком бреду, когда мистер Эгглстон постучал в мою дверь в десять часов вечера.
   Он быстро проскользнул внутрь, и я закрыла дверь. Он перевел взгляд с меня на Джуди, и его худощавое ястребиное лицо расплылось в улыбке.
   "Ну, ребята, мы справились!"
   - Да, конечно, мистер Эгглстон, и ваши пять тысяч долларов готовы для вас.
   Его глаза стали холодными. Он вытащил из бокового кармана куртки короткоствольный пистолет.
   - Ч-что это, мистер Эгглстон? Это была настоящая вещь.
   "Я всю жизнь ждал по-настоящему большого", - сказал он. - Думаешь, я позволил бы парочке захолустных ребят встать у меня на пути? А теперь деньги!"
   - Но мистер Эгглстон...
   "Все это! В настоящее время! Если тебе это не пришло в голову, никто из нас не может визжать, не задевая себя.
   Я не мог ни пошевелиться, ни подумать ни секунды. - Но если вы выстрелите из этого ружья, мистер Эгглстон, кто-нибудь это услышит.
   - И ты будешь мертв. Я предлагаю тебе сделку, Дэви. Две жизни за деньги".
   - Ты сумасшедший, - сказал я.
   - Нет - и не позволяй деньгам разрушать твой рассудок, малыш. Если я выстрелю из пистолета, у меня будет хороший шанс уйти. У тебя не будет никаких шансов, и точка. Я готов рискнуть, Дэви. Я слишком стар, я слишком долго ждал, чтобы упустить этот последний шанс".
   Его скулы начали белеть, и он добавил: "Даю тебе десять секунд, чтобы принять решение, Дэвид".
   Я не знал, что Джуди встала. Теперь я чувствовал, как она прижимается ко мне. Она вздрогнула. "Дэви... он немного сумасшедший. Он это имеет в виду!"
   - Конечно, знаю, - хладнокровно ответил Эгглстон. "Шесть... пять... четыре... три..."
   - Дай ему денег, Дэви, - всхлипнула Джуди, дико вцепившись в меня.
   - В шкафу, - сказал я оцепенело. "Маленький чемодан".
   Все вокруг меня имело своего рода качество плавания. Г-н.
   Эгглстон подплыл к шкафу, чемодан подплыл к его руке. Он щелкнул защелкой, быстро заглянул внутрь и захлопнул ее левой рукой. С пистолетом, который все еще был у нас в правой руке, он вылетел за дверь.
   Джуди не нужно было работать на следующий день, была суббота. Я позвонил в магазин и сообщил, что слишком болен, чтобы работать.
   Но я был там ярким и ранним утром в понедельник. Нет лучшего способа произвести впечатление на работодателя, чем быть быстрым, когда вы, наконец, решите, что застрянете на работе на очень долгое время.
  
   ЦВЕТЫ ДЛЯ MR. VECCHI, Ларри Аллан
   Первоначально опубликовано в Ten Detective Aces , июль 1933 года.
   Векки только что снял туфли, откинулся на спинку стула и устроился поудобнее на радиаторе, когда раздался звонок в дверь. Не дожидаясь, чтобы натянуть ботинки, он подбежал к двери и распахнул ее.
   - Это дом Рудольфа Векки? - спросил высокий мужчина с серьезным лицом, стоявший на крыльце.
   - Да, - ответил Векки.
   - Покажи мне, где он, пожалуйста? - сказал мужчина, шагая в дверной проем.
   "Кто?" - спросил Векки, удивленно глядя на незнакомца.
   "Г-н. Векки, конечно!" - объяснил его посетитель. - Я гробовщик и пришел бальзамировать его.
   Векки моргнул в ужасе. Какое-то время он не мог говорить, потом к нему вернулся голос.
   - Ты пытаешься меня разыграть или что? - спросил он, блокируя попытку гробовщика войти. "Я Рудольф Векки. Я выгляжу так, будто мне нужно бальзамирование?"
   Гробовщик, Джон Штейн из похоронного бюро Штейна, выразил свое удивление, а затем объяснил. Ему позвонили по телефону, сказали, что по этому адресу умер некий Рудольф Векки, и попросили немедленно отвезти останки на бальзамирование. Он очень сожалел, что доставил г-ну Векки какие-либо неудобства, и искренне рад, что г-н Векки не нуждается в его профессиональных услугах.
   - Однако на случай, если вам когда-нибудь понадобятся мои услуги, - улыбнулся гробовщик, - я оставлю свою карточку.
   Мистер Векки вернулся к своему наклоненному креслу и обогревателю для ног. Он ломал голову над любопытной ошибкой гробовщика. Единственным объяснением, конечно, было то, что кто-то с таким же именем умер, а гробовщик указал неправильный адрес. Звонок в дверь снова раздался, прежде чем Векки окончательно решил этот вопрос в своем уме. Проклиная посетителей, потревоживших его вечерний отдых, Векки снова побежал к двери. Доставщик с большим громоздким пакетом ждал. Когда Векки открыл дверь, мальчик прислонил сверток к косяку и протянул свою квитанционную книжку.
   - Распишитесь здесь, пожалуйста, - сказал он, водя пальцем по пустой строке в книге.
   "Для чего?" - спросил Векки.
   - Похоронный венок для мистера Векки, - объяснил мальчик.
   На этот раз мистера Векки чуть не хватил апоплексический удар. Придя в себя, он схватил пакет, разорвал бумажную оболочку и увидел, что это похоронный венок, а вокруг него была перевязана пурпурная лента с надписью "Рудольф Векки", напечатанной золотыми буквами!
   Векки сердито оттолкнул мальчика с венком и снова вернулся на свое наклоненное кресло. Поразмыслив несколько минут, он решил действовать. Это зашло слишком далеко. Следующее, что он знал, это то, что катафалк подъедет к его входной двери! Векки позвонил в ближайший полицейский участок и поделился своими любопытными наблюдениями с дежурным сержантом. Дежурные сержанты слышат много странных историй, и он пообещал прислать человека для расследования.
   * * * *
   Через несколько минут звонок в дверь снова лязгнул, и Векки распахнул ее и выглянул наружу, быстро вытянув шею. Это был полицейский со станции. Векки объяснил, что произошло.
   "Разве полиция не может что-то сделать, чтобы исправить это?" он спросил.
   -- Ну, -- ответил полицейский, -- должно быть что-то, что мы можем...
   В дверь снова позвонили.
   Векки посмотрел на полицейского. Полицейский немного поколебался, затем открыл дверь.
   - Это дом Рудольфа Векки, офицер? - спросил мужчина, стоящий на крыльце.
   - Есть, - ответил полицейский.
   - Где они взяли тело? - спросил мужчина.
   Векки, стоявший позади полицейского, схватился за ближайший стул для поддержки. Что, во имя всех святых, происходит? У Векки по спине пробежало странное, леденящее чувство. Он ущипнул себя за правую ногу. Больно.
   Полицейский пригласил гробовщика из похоронного бюро на допрос. Это была та же самая история. Человек, представившийся родственником "покойного мистера Рудольфа Векки", позвонил и попросил приехать за телом. Нет, с адресом ошибки не было, он сам его записал, как тот человек дал ему по телефону.
   Когда второй гробовщик с сожалением удалился, свое мнение высказал патрульный Макгуайр.
   - Какой-то шутник разыгрывает шутку, мистер Векки, - заверил он его.
   "Адская шутка!" Векки взорвался. "Шутка шуткой, но это уже слишком!"
   - Вы правы, - ответил патрульный Макгуайр. - Я просто побуду здесь некоторое время. Может быть, мы сможем поставить подножку этому умнику.
   Они сидели, пробуя бутылку домашнего пива Векки, когда в следующий раз раздался звонок в дверь.
   Это был цветочный магазин из-за угла с венком на подставке с белой лентой, на которой было напечатано "Покойся с миром".
   Патрульный Макгуайр отослал его, когда он не смог предоставить им никакой информации. Векки быстро проглотил крепкую порцию ржаного напитка, так как пиво, похоже, не принесло ему пользы.
   Два часа - до полуночи - звонок в дверь молчал.
   "Они хорошо повеселились, и, думаю, это все", - заявил патрульный Макгуайр. - В любом случае, мне пора уходить с дежурства. Если они еще побеспокоят вас, позвоните сержанту еще раз. Он пошлет кого-то другого.
   Патрульный Макгуайр отсутствовал минут пять, когда раздался звонок в дверь.
   Векки, молча поклявшись сломать шею гробовщику, флористу или профессиональному гробовщику, который мог быть там, распахнул дверь.
   - Я немного опоздал, - объяснил мужчина, стоящий снаружи. "Я действительно должен был быть здесь в девять часов, но меня задержали. Я из вашей старой банды в Неаполе. Ты обманщик...
   Векки подпрыгнул, попытался захлопнуть дверь, но оба выстрела попали ему прямо в сердце. К тому времени, когда он соскользнул на пол, он был уже готов к следующему гробовщику, который позвонит в дверь.
  
   НЕ О ЧЕМ БЕСПОКОИТЬСЯ, Джеймс Майкл Ульман
   Впервые появился в журнале Mystery Magazine Альфреда Хичкока в октябре 1966 года.
   - Не о чем беспокоиться, - сказал экзаменатор, но Ала это не успокоило. Ему казалось, что есть о чем беспокоиться.
   Ал осторожно уселся на стул с прямой спинкой, а экзаменатор, раздражающе приветливый мужчина с короткой стрижкой в розовую клетку, представившийся просто "Фред", закрыл дверь. Они находились в офисе на верхнем этаже небоскреба в районе Чикаго-Луп. Единственными другими предметами обстановки в комнате для допросов были письменный стол со встроенным детектором лжи и вращающееся кресло для следователя.
   - Конфиденциально, - сказал Ал, стараясь говорить спокойно, - я никогда раньше не проходил тест на ложь.
   - Ну, это наша политика. Фред прошел вокруг и сел напротив Эла. "Ничего личного. Все, кого мы нанимаем, проходят через это, от клерков и стенографисток до самого верха". Он сделал паузу. - У вас нет никаких возражений, не так ли?
   Ал, у которого был миллион возражений, сказал: "Нет, нет, конечно, нет".
   "Отлично. Людям, которые возражают, обычно есть что скрывать. Если мужчине нечего скрывать, то и возражать нечего, не так ли? Кстати, если вас возьмут на работу, вас будут снова проверять, по крайней мере, два раза в год. Вы привыкнете к этому. Это даст вам душевное спокойствие, знание того, что мы абсолютно уверены в вашей лояльности". Фред взглянул на форму на своем столе. "Посмотрим. Тебя рассматривают как менеджера по сбору платежей.
   Убаюкивающим голосом Фред продолжал говорить. Ал знал, что это был период разминки, во время которого Фред пытался его успокоить. Ал провел утро в публичной библиотеке, читая все, что смог найти о детекторах лжи, и узнал довольно много.
   Во-первых, он понял, что, хотя детектор лжи можно обойти, шансы на успех невелики. Несмотря на это, Ал продолжал взвешивать эти шансы в уме. Должен ли он рисковать быть пойманным на большой лжи, которую он сказал в анкете, которая сейчас лежит на столе Фреда? Или он должен чистосердечно признаться во всем до того, как начнется испытание?
   То, что он прочитал, также убедило Ала в том, что детектор лжи не безошибочен. Его эффективность зависит от способности исследователя интерпретировать результаты. Даже говоря правду, нервный, сердитый испытуемый - а нервозность и гнев Ала возрастали с каждой секундой - мог вести себя как виноватый, если только экзаменатор не был достаточно проницателен, чтобы заметить разницу.
   Иными словами, судьба Ала теперь была в руках Фреда. Думая об этом, Алу захотелось сжать кулак и ударить им Фреда по лицу. Какое право имел этот незнакомец иметь над ним такую власть? Чтобы заглянуть в самые сокровенные тайны его жизни и разума? Принимать решения, которые, если они будут неверными, могут означать конец карьеры Эла?
   Это случилось как раз тогда, когда все, казалось, было установлено. Эл прошел все собеседования. Он даже позвонил Мэрилин в Канзас-Сити и сказал ей собрать вещи, забрать детей из школы, приехать в Чикаго и начать искать дом в пригороде.
   Затем, в последнюю минуту, ему сказали, что, прежде чем он сможет получить зарплату, ему придется пройти тест на ложь. Они назвали это "формальностью", но он зашел слишком далеко и теперь не мог отступить.
   Продолжая говорить успокаивающим тоном, Фред начал читать вслух информацию на бланке заявления. Это был второй этап, проверка того, что Эл рассказал своим потенциальным работодателям.
   Ал начал потеть. Фред, похоже, ничего не заметил. Плавно он перешел к третьему этапу, репетиции вопросов, которые он задавал на самом тесте.
   - В заявлении, - протянул Фред, - вы скрывали какую-либо информацию о своих личных долгах?
   - Ну, немного. Во рту пересохло, Ал барабанил пальцами по столу. Он читал, что это был момент, когда многие люди, которые лгали в своих заявлениях, ломались и говорили правду, и, что невероятно, это происходило с ним. Несмотря на внутреннюю ярость из-за того, что он признался Фреду, Ал услышал, как сказал: "Машина - она нам не принадлежит. Мы все еще должны восемьсот баксов.
   Приятно улыбаясь, Фред взял карандаш и сделал пометку. - В заявлении вы ничего не скрывали о степени своего пьянства?
   - Я... вообще-то я выпиваю пару мартини перед ужином каждый вечер. Но-"
   - Все в порядке, Ал. Фред тоже это отметил. "Мы ожидаем этих вещей; тут нечего стыдиться". Он подмигнул, один приятель другому. "Это фактор ореола. Вы будете удивлены, что почти все лгут об этих незначительных моментах. В своем заявлении вы утаили что-нибудь о...
   "Минуточку."
   Наконец Ал понял, что не может блефовать. Он должен вылить это сейчас, пока они не пошли дальше. Может быть, они примут во внимание, что он сказал правду до того, как Фред действительно пристегнул его к машине. - Я упустил кое-что важное.
   Все еще улыбаясь, Фред отложил карандаш и откинулся на спинку кресла. "Тогда пришло время сказать мне. Возможно, это не так серьезно, как вы думаете. Тот факт, что мы задаем много вопросов, которые могут показаться вам личными, не означает, что мы не обладаем широким кругозором. Так что сними это с груди, Ал, тебе станет лучше. Он протянул пачку сигарет. - Курить?
   "Спасибо." Ал взял одну, а Фред подержал для него свет. Ал глубоко вздохнул и добавил: - Фред, я... я даже не сказал об этом своей жене. Я не знаю, с чего начать.
   "Правда, Ал. Это все, что мы хотим. Просто скажи правду, как можно проще. Все, что вы говорите, строго конфиденциально".
   "Конечно. Ну, когда я заявил, что у меня нет записей в полиции, я солгал. Меня не только арестовали, но и отсидели. Я был совсем ребенком, мне всего тринадцать лет. Я не знал ничего лучшего...
   - Каково было обвинение? Фред мягко задал вопрос, его голос выражал полное сочувствие и понимание.
   "Магазинная кража".
   Экзаменатор не выглядел ни в малейшей степени шокированным или неодобрительным. Воодушевленный, Ал продолжил.
   "Я бегал с парнем постарше. Это была их идея. Мы уже пару раз заходили в этот универмаг, а потом меня поймали с радио под курткой. Когда я не назвал детективам магазина имена других парней из банды, они решили поставить меня в пример, и судья отправил меня в исправительное учреждение".
   "Почему, - недоумевал Фред, - наш отдел кадров об этом не узнал? Прежде чем они одобрят вас, они должны проверить вас на всем пути, включая документы школ вашего родного города и полицейского управления.
   "Годы спустя, - признался Ал, - я дернул за ниточки и уничтожил все записи об инциденте. Если бы вы не проделали весь этот путь до Западного побережья, чтобы лично поговорить с людьми в моем родном городе, вы бы никогда об этом не узнали".
   "Я понимаю." Фред потянулся за карандашом и написал еще немного. - Я рад, что ты сказал мне перед тестом, Ал. Вышло бы все равно. Есть ли еще что-нибудь? Любое другое место в этой анкете, где вы могли бы... ну, скажем, немного преувеличить правду? Но все во благо, конечно.
   "Нет. Все остальное правильно".
   "Хорошо." Фред поднялся. Он радостно начал прикреплять Ала к аппарату: резиновая трубка вокруг его груди, резиновая манжета вокруг верхней части правой руки и электроды на пальцах - все это было предназначено для измерения физической реакции Ала на вопросы. "Расслабься, худшее уже позади. Вы уже знаете вопросы, которые я задам. Скажи правду, и это будет легко".
   Экзаменатор щелкнул скрытым переключателем. Детектор лжи тихонько зажужжал, и рулон миллиметровой бумаги под ручками, который должен был записывать реакции Ала, начал двигаться и записывать импульсы...
   Все было кончено через пятнадцать минут.
   Отстегнувшись от устройства, Эл откинулся назад и закурил еще одну сигарету. В некотором смысле Фред был прав. Это было легко, как только Ал рассказал правду о старом аресте, и он действительно почувствовал себя лучше, избавившись от этого.
   Но два больших вопроса были на уме Ала. Во-первых, не разрушит ли старый арест его шансы получить работу? И во-вторых, правильно ли Фред истолковал эти волнистые линии на графике, которые для Эла были греческими? Если Фред совершит ошибку - если он решит, что Ал солгал, хотя на самом деле всю дорогу говорил правду, - Ал попытается каким-то образом заставить Фреда заплатить за это.
   Ал небрежно спросил: "Ну, как дела?"
   "Честно говоря, - ответил Фред, - я не должен говорить. Я просто должен проанализировать график и дать рекомендацию". Он снова подмигнул. - Но, по секрету, вы справились.
   Внезапно Фред оказался не таким уж плохим парнем, и детектор лжи оказался отличной идеей.
   - Я знаю, тебя это обжигает, - продолжал Фред, - когда ты попадаешь из-за жалкого рэпа вроде магазинной кражи, но, как ты говоришь, ты был слишком молод, чтобы понимать лучше. Начальству будет приятно, что вы не сдали своих приятелей и даже не рассказали жене, а позже уничтожили записи. Что касается остального - мест, которые вы ограбили, и людей, которых вы убили, - машина показывает, что вы сказали правду во всех деталях. Так что добро пожаловать в синдикат".
  
   ПОМЕЧЕНО КРАСНЫМ, Ральф Пауэрс
   Первоначально опубликовано в Ten Detective Aces , май/июнь 1933 года.
   В задней комнате Ретти стало опасно тихо, когда вошел Тип Марбери. Это была длинная комната, загроможденная столами, стульями и сгорбленными фигурами мужчин и женщин. Сигаретный дым клубился зыбучими слоями, и сквозь него, как рыбки в молочном аквариуме, двигались два бледнолицых официанта в грязных куртках.
   Девушка за угловым столиком говорила гнусаво, дыша тишиной. "Опять этот горячий член! Почему бы кому-нибудь не вышвырнуть его на ухо?
   Марбери ухмыльнулся, кивнул головой и снова ухмыльнулся. Но он чувствовал, как сквозь дым пронзают суровые яркие глаза, враждебные и любопытные.
   Он быстро пересек комнату на цыпочках и остановился перед человеком, который стоял, прислонившись к дальней двери, с сигаретой на нижней губе. Мужчина смотрел на него с молчаливым неодобрением.
   - Привет, Ретти, - сказал Марбери.
   Ретти, владелец бара, тихо сказал, не отрывая сигареты от губ.
   - Ты собираешься проводить с нами каждую ночь, шеф?
   - Я же говорил тебе, что у меня есть бычок, Ретти. Я сказал, что сюда приходит парень, с которым я хотел встретиться.
   "Кто?"
   Марбери уставился на иссиня-черные глаза Ретти, его тонкие губы и прилизанные волосы.
   - Герцог Хадден, - сказал он. "Вчера он вышел из себя. Я думал, он может появиться вместо тебя. Вы его не видели?
   На мгновение Ретти посмотрел в сторону через комнату. Затем он покачал головой.
   - Нет, он не появился.
   Марбери взглянул туда, куда глаза Ретти повернулись, и его губы расплылись в внезапной довольной улыбке.
   - Но я вижу, что его баба здесь, - сказал он. "Стелла Русано! Раньше он дружил с ней.
   - Да, их обоих отправили наверх. Она вышла первой".
   - И с тех пор она ждет, - сказал Марбери. - Думаю, я немного поболтаю с ней, Ретти. Может быть, Хадден заглянет позже.
   Он снова прошел через зал к столу, за которым в одиночестве сидела девушка, и при этом внимательно изучал ее лицо.
   Это было жесткое личико, белое, как мел, в свете верхней лампы, с нарисованной красной щелью рта. Но все было не так уж плохо. В глазах были намеки на мягкость. Намеки силы в маленьком остром подбородке.
   Марбери кивнул, усмехнулся ей и уселся рядом с ней. Ее губы почти не шевелились. Она смотрела прямо в свой стакан с виски, ощупывая его край.
   - У тебя чертовски нервный характер, - сказала она.
   - Как и вы, приехавшие сюда - с нераскрытым делом Беккермана. Где Хадден?
   "Я хотел бы знать!"
   В ее голосе было что-то такое, от чего у него дернулась голова; заставил его смотреть на нее с острым вниманием. Теперь вся мягкость покинула ее глаза. Ее рот превратился в прямую горькую линию.
   - Расскажи мне еще, - сказал он. Но она только покачала головой. "Ждем раскола, а? А Хадден так и не появился.
   - Ты все знаешь, - усмехнулась девушка.
   Ее тон выдал ее. Он знал, что находится на правильном пути. Берк Хадден и она отсидели за одно и то же дело - за кражу драгоценностей Бекермана. Они были пойманы с поличным с некоторыми мелочами, булавками и прочим, но большой захват, сине-белые камни, так и не были обнаружены.
   - Послушай, малыш, - сказал он. "Почему бы тебе не держаться подальше от этого парня? Ты был довольно прямолинейным, пока не начал играть с ним.
   Девушка пожала худыми плечами. Ее рот стал твердым и уродливым.
   - Он не может - обмануть - меня.
   Она медленно выговаривала слова, и Марбери, посмотрев на нее сверху вниз, увидел, что она дрожит. Она открыла маленькую яркую сумочку, которую несла, и начала шарить в поисках пакета окурков. Марбери начал было предлагать ей свой, но вдруг схватил ее за запястье.
   "Держись, сестра! Что у тебя там?
   * * * *
   Он смотрел на ее колени, заглядывая в сумочку, которую девушка пыталась захлопнуть. Затем его рука нырнула внутрь, и его пальцы вытянулись с маленьким блестящим револьвером.
   - Значит, ты начал ходить на каблуках?
   Она попыталась вырвать у него пистолет, но он удержал ее.
   "Дай мне это, ты, большой, похотливый шамус. Ты не заставишь меня за...
   Он покачал головой.
   - Я мог бы, но не буду. Я думаю о тебе, малыш. Ты только что вышел из ажиотажа месяц назад. Почему бы тебе не попробовать пойти прямо какое-то время?
   - Я после...
   "После чего?"
   - Ничего, но дай мне мой пистолет, Марбери. Я не собираюсь никого стрелять - это только для защиты".
   "Ага?"
   "Ага!"
   Его глаза были проницательными и добрыми, когда он смотрел на ее угрюмое лицо. То же самое лицо, которое он помнил, когда она была всего лишь одной из дочерей Русано, катаясь на роликах перед продуктовым магазином своего отца на Салливан-стрит. Тот самый парень, который воровал яблоки, чтобы отдать ему, когда он был новичком-полицейским, и который пару раз сбил его с ног на тротуаре, заставил вспотеть и выругаться.
   Потом она исчезла на долгие годы, и он не видел ее снова, пока она не появилась в образе служанки Бёрка Хаддена, жесткой и жесткой, какой они их сделали.
   Но каким-то образом, глядя на нее сейчас, он все еще видел того кривоногого мальчугана с забавным лицом, который протягивал ему яблоки.
   - Я становлюсь сентиментальным, - сказал он хрипло, - но ты же знаешь, что я тебя не заставлю. Как у тебя дела с баблом?
   "Я потратил свои последние пять баксов на эту пушку. Ретти доверяет мне, пока не придет Берк.
   - Пока он не придет, - медленно произнес Марбери и увидел, как дернулись веки девушки. Затем он порылся в кармане, вытащил тонкий бумажник и достал пять однодолларовых купюр.
   - Вот кредит, - сказал он. "Это немного, но это поможет, пока ты не найдешь работу".
   Сначала она покачала головой, потом взяла купюры. Но ее рука вернулась с открытыми пальцами.
   "Дай мне этот пистолет. Будьте спортом. Ты был не таким плохим, когда был копом, Марбери.
   - Ты выиграла, - сказал он и сунул пистолет обратно в ее потную маленькую руку.
   Он заказал себе стакан пива, выпил его и поднялся со своего места.
   - Я тебя увижу, - сказал он. "Будь хорошим ребенком и не делай того, чего не сделал бы я".
   Он вышел из решетчатой двери бара, прошел квартал, затем повернулся и вернулся с другой стороны, где тени были гуще. Он нырнул в дверной проем пустого дома и стал ждать, косясь глазами на место Ретти.
   Терпение было одной из сильных сторон Типа Марбери.
   Прошло почти два часа, прежде чем вышла Стелла Русано. Она была еще одна, и когда свет уличного фонаря падал на ее бледное личико, в нем было выражение, которое ему не нравилось.
   Она шла по кварталу в туфлях на высоких каблуках. Пара бродячих юношей освистала ее, но она, похоже, не услышала. Она подала сигнал такси на углу и села.
   "Вот уходит один из моих баксов. Она становится высокопарной для разоренной дамы.
   Он выбежал из дверного проема и поскакал через квартал к углу. Фары другого такси выпучили улицу. Он поднял большую лапу и подал сигнал, ожидая, пока такси не подъедет к бордюру.
   "Держи другой автобус в поле зрения", - сказал он водителю.
   Затем он откинулся на спинку кресла и закурил сигарету. Может быть, он и был бездельником, но попытаться стоило. Такси выехало на Седьмую авеню и направилось в центр города.
   На Двадцатой улице такси впереди повернуло налево и направилось к реке. Такси Марбери последовало за ним, миновав гаражи, дешевые квартиры, духовную семинарию и въехав в квартал ветхих ночлежных домов.
   - Помедленнее, - вдруг сказал Марбери. Он увидел, что такси впереди делает то же самое. Стелла Русано наклонилась вперед на своем сиденье, глядя в боковое окно, уставившись на номера домов.
   - Она плохая девочка, чтобы терпеть ее, - пробормотал он. "Я думаю, что этот парень, Берк Хадден, совершил ошибку".
   Если бы он смог найти алмазы Бекермана, он знал, что его собственные акции в штаб-квартире вырастут. Но он собирался убедиться, что Стелла Русано не замешана.
   Такси впереди остановилось, и девушка вышла. Она заплатила за проезд и пошла пешком. Марбери тоже вышел из машины и последовал за ней.
   Он держался далеко позади, но не слишком далеко. Он видел, как она свернула в ворота на полпути вниз и поднялась по крыльцу дома. Он видел, как она нажала кнопку звонка, а затем исчезла. И он перешел улицу и побрел вперед, узнав номер дома.
   Трудно было понять, что делать дальше. Хадден может быть внутри, а может и нет. Это было не ее место, иначе она бы не тратила столько времени на просмотр номеров. Может быть, она просто суетится вокруг; или она, возможно, последовала горячему совету.
   Марбери ждал на углу, попыхивая сигаретой и закосив глаза. Прошло полчаса, и он начал нервничать. Еще пятнадцать минут, и ему стало не по себе. Затем он внезапно оживился.
   Пожилая женщина с вьющимися волосами и морщинистым лицом бежала по ступеням дома, в котором жила Стелла Русано. Она повернулась на каблуках и побрела вверх по кварталу, где горел свет табачной лавки. Она шла быстрее, прикинул Марбери, чем подобает даме ее возраста.
   Он быстро пересек улицу и встал перед ней.
   - Куда ты торопишься, мама?
   Старуха вздрогнула и подняла на него подозрительные слезящиеся глаза, и он увидел, что она тяжело дышит.
   - Не ваше дело, мистер. Уйди с дороги, я должен найти телефон.
   * * * *
   Он расстегнул край пальто и позволил свету дуговой лампы осветить свой значок первоклассного детектива. Старуха уставилась на него, отступила назад и заговорила хриплым голосом.
   "В моем доме стреляли. Я услышал крик девушки. Дверь была заперта, и я не мог войти. Я собирался вызвать полицию, но ты сделаешь это.
   - Давай, мама.
   Он взял ее за руку и начал тянуть назад, отчего ее пятки хлопали, а дыхание сбивалось. Затем он выхватил у нее из рук ключ и взбежал по крыльцу впереди нее.
   - Первый этаж сзади, - выдохнула она.
   Он прошел по темному, душному коридору, подошел к двери и сжал ручку; но он был заперт, как она сказала. Старуха подошла к нему, ковыляя, и он задал ей вопрос.
   - У тебя нет ключа?
   Она делала широкие движения мозолистыми руками.
   - Он не войдет, мистер. Парень оставил свой ключ внутри.
   - Парень?
   - Ага, Берни Хэмпден - джентльмен, у которого была комната.
   "Берни Хэмпден - так он теперь себя называет, не так ли? Он всегда молчал о своих прозвищах".
   Тогда Марбери отступил, повернул мускулистое плечо к двери и рванулся вперед. Старуха жалобно кудахтала языком. Дверь хлопнула, и Марбери снова рванулся. На этот раз Вуд щелкнул, и он рухнул в комнату.
   Его пистолет был в руке; но ему не нужно было его использовать. Горел один свет, и Стелла Русано лежала на полу. За ней он увидел открытое окно и подбежал к нему. Потом он увидел, что до двора оставалось всего шесть футов. Там был забор с дверью, и она тоже была открыта, а ночь была темной и тихой.
   Он вернулся в комнату и посмотрел на девушку. Ее лицо было еще бледнее, чем прежде, а перед платья был выцветшим и промокшим. Ему не нужно было смотреть дважды, чтобы увидеть, что она мертва. Мужской галстук свисал со спинки стула, а три ящика комода были открыты, показывая, что кто-то быстро сбежал.
   - Вошь, - резко сказал Марбери. "Грязная вошь!" Он уставился на Стеллу Русано. Теперь она не была похожа на того маленького кривоногого ребенка, которого он помнил. Она выглядела тем, кем была, - девчонкой, получившей свое. Но на чулках, закрывавших ее худые ноги, были прорехи, а в ее темных волнистых волосах отливали медные блики, и Марбери тяжело сглотнула. Он не был таким крутым, каким хотел казаться.
   Затем он наклонился вперед и выругался себе под нос.
   "Что за черт?" он сказал.
   Сумочка Стеллы Русано была открыта. Пистолет все еще был в нем. Берк Хадден не дал ей возможности воспользоваться им. Но долларовая купюра, одна из тех, что дал ей Марбери, лежала на полу, и белые, неподвижные пальцы девушки держали возле нее губную помаду. Она накрасила губы губной помадой - провела красную неправильную линию на обратной стороне купюры, пока пуля, застрявшая близко к сердцу, не остановила ее. Она пыталась кому-то что-то сказать.
   С озадаченным выражением лица Марбери взял счет и изучил его.
   - Она знала, что готовится сдохнуть, - пробормотал он. "Она знала, что я появлюсь, когда вызов будет передан в штаб-квартиру. Чего она хотела?
   Он провел большой рукой по лбу и потер кончик носа. Затем он вытащил сигарету из пачки в кармане и медленно выдавил из нее табак, позволив ему стечь на пол.
   - Чего ты хотел, малыш? - пробормотал он снова. - Что ты пытался мне сказать?
   Он покачал головой, уставившись на счет, злясь на себя. Потом вдруг вскочил и повернулся к старой хозяйке.
   - Оставайся здесь, мама. Я передам этот звонок копам от вашего имени, и когда они придут, скажите им, что Тип Марбери работает над этим делом. Скажи им, что у него крутой бычок.
   Теперь его глаза блестели, а лицо было жестким. Он вышел из комнаты, прошел через холл и быстро спустился по ступенькам и направился к магазину сигар на углу. Он ворвался в телефонную будку, снял трубку и позвонил в штаб.
   "Говорит Марбери. Стелла Русано, подружка Хаддена, только что была убита. Теперь я иду за Хадденом - парнем, который это сделал.
   Он назвал улицу и номер дома и услышал возбужденный вопрос дежурного сержанта.
   - Где Хадден?
   "Где я его достану - и Бекерман рулит".
   * * * *
   Затем Марбери невесело усмехнулся и повесил трубку. С минуту он листал телефонный справочник, нашел то, что искал, и вышел на улицу. Он подозвал другое такси и назвал водителю адрес в Джерси-Сити.
   "Сделайте побыстрее, - сказал он, - плывет лодка, и на ней парень, которого я хочу видеть".
   Он злился, когда они переправлялись на пароме, но водитель наверстывал упущенное, когда они добрались до другой стороны. Он повернул налево, помчался вдоль реки и с визгом остановился перед пристанью с длинным навесом.
   Марбери нырнул в навес, взбежал по крытому трапу и оказался на борту двухтрубного парохода, пришвартованного к пирсу. Он пошел в офис казначея и показал свой значок.
   - Дайте мне посмотреть список пассажиров.
   Когда испуганный молодой человек за окном сунул его ему, он провел толстым пальцем по длинным столбцам имен. Затем он щелкнул языком.
   - На этот раз это будет не Хэмпден. Нет, Хорнер Беркли, глупое яйцо!
   Он повернулся и поманил стюарда пальцем.
   - Отведите меня в хижину Гомера Беркли - девять двадцать два.
   Стюард двинулся вперед, а Марбери последовал за ним, теребя револьвер в правом кармане пальто. Когда стюард остановился у двери каюты, он вынул пистолет и нарочно выставил его тупой носик вперед. Стюард начал стучать, но Марбери толкнул дверь и прыгнул внутрь.
   Крупный мужчина с резкими чертами лица обернулся, сверля взглядом. Его рука начала двигаться к карману.
   - Не делайте этого, мистер Беркли-Хэмпден-Хадден, это не принесет вам никакой пользы. Заткни их, паршивый убийца!
   Лицо большого человека побелело, и он поднял руки.
   "А теперь, - сказал Марбери, - я дам вам поиграть с новыми украшениями, раз они вам так нравятся".
   Он достал из кармана пару звенящих наручников и застегнул их на запястьях здоровяка. Затем он резко открыл чемодан, стоявший на нижней полке, и порылся в нем, пока не нашел маленький плоский сверток, завернутый в мягкую кожу. Он расстегнул ее и уставился на блестящую кучу бенгальских огней, бриллиантовых ожерелий, колец и браслетов стоимостью в четверть миллиона - драгоценности Бекермана. Хадден говорил сквозь стиснутые зубы, его глаза потемнели от ярости.
   - Кто вас предупредил? Как вы узнали?
   - Эта твоя подружка. Она умерла, но оставила мне сообщение. Марбери медленно покачал головой. - Ты тупой в двух вещах, Хадден - в этих хитрых именах, которые ты выбираешь, и в слабых, с которыми ты дружишь, - и пытаешься обмануть. Тебе следовало бы знать, что ты не можешь навязать такую девчонку, как Стелла Русано, и остаться безнаказанной. Вот записка, которую она оставила.
   Марбери полез в карман и вытащил долларовую банкноту с красной чертой, которую Стелла Русано провела умирающими пальцами. Он поднес его к непонимающим глазам Хаддена.
   - Я не понимаю тебя, Марбери, - прохрипел здоровяк. - Что за прикол...
   - Она перехитрила тебя, Хадден, выставила тебя тупым, кровожадным, обманчивым кулачком, каким ты и являешься. Ты насмехался над ней, не так ли? Сказал ей, что отплываешь сегодня вечером, даже показал ей свой паспорт? Затем, когда она попросила свою долю доли, вместо этого вы уступили ей инициативу. И парень-игрок прожил достаточно долго, чтобы сказать мне, где тебя найти.
   Тогда Марбери поднял руку и указал на сторону чемодана, стоявшего на койке. На нем была большая этикетка, наклеенная пароходной компанией, и она провозглашала всему миру, что означало предсмертное послание Стеллы Русано. Челюсть Хаддена отвисла, когда он прочитал слова:
   DOLLAR STEAMSHIP LINE, INC.
   Марбери медленно кивал.
   "Да, она провела линию прямо посередине купюры - понятно? "Долларовая черта" - и сказала мне, где тебя найти, словно написала это на дощатом заборе буквами высотой в шесть футов.
  
   ЧТО-ТО БЕСЦЕННОЕ, Флетчер Флора
   Первоначально опубликовано в журнале Mystery Magazine Альфреда Хичкока в ноябре 1968 года.
   Ужин был подан в семь, обычный час, как если бы это был обычный вечер обычного дня. Блюда подавались по порядку горничной по имени Клара. Нева Дурвард сидела за одним концом длинного обеденного стола, а Дуайт, ее муж, за другим. По шкале от трех дюймов до года интервал между ними был мерой несоответствия их возрастов. Это также было хорошим показателем климата их отношений. Неве было тридцать два года. Дуайт был вдвое больше.
   После последнего курса Дуайт попросил прощения и сказал Кларе, что выпьет кофе с бренди в библиотеке. Это было предсказуемо. Дуайт всегда был прав. Он всегда был скучным. В библиотеке у него всегда был кофе и бренди. Что касается Невы, которая не всегда была прилична и редко скучна, то она серьезно извинила его и убежала, когда он удалился, в гостиную.
   Ужин не заставил себя долго ждать. Взглянув на свои украшенные драгоценными камнями часы, Нева увидела, что сейчас только половина седьмого. Семь тридцать из девяти осталось один тридцать; полтора часа. Девяносто минут. Это было долго ждать при данных обстоятельствах, очень долго, но Нева, как ни странно, не была ни нетерпелива, ни опаслива. Она действительно была почти безмятежной. Возможно, немного беспокойный, но не более того. Она подумала о телевидении и отвергла его. Она подумала о чтении и не поддалась искушению. Она решила, что музыка - это то, что ей сейчас нужно. Однако не просто музыка. Музыка для возбуждения ума и разогрева крови. Моцарт, Бетховен, Брамс, Штраус? Да, Штраус. Ричард, а не Иоганн. Перейдя к стереосистеме, она выбрала запись и вставила ее в машину. Дон Кихот . Стоя там, склонив голову, растопырив пальцы и прикоснувшись кончиками к верхней части пульта, она внимательно прислушивалась к звукам сна сумасшедшего.
   Клара вошла в комнату. Она сделала несколько шагов к Неве и остановилась, не говоря ни слова, устремив глаза на спину своей госпожи. Нева не могла ее видеть и не слышала, но через некоторое время узнала, что Клара здесь. Она чувствовала это по электрическому покалыванию кожи. Она была уверена из-за своей внезапной иллюзии наготы. Она еще несколько мгновений стояла совершенно неподвижно, прислушиваясь в иллюзорной наготе к фантазиям безумия, а затем подняла голову и медленно повернула ее, чтобы посмотреть на Клару через плечо, после чего так же медленно повернулась всем телом, чтобы соответствовать.
   - Вот ты где, Клара, - сказала она.
   - Вы подали мистеру Дорварду кофе с бренди?
   - Да, миссис Дорвард.
   - Мы здесь одни, Клара. Не обращайте внимания на формальности.
   Губы Клары расплылись в едва заметной улыбке, и теперь эта улыбка, без каких-либо изменений в наборе губ, казалось, незаметно расползлась и собралась в ее глазах с яркой интенсивностью.
   - Да, Нева.
   "Так-то лучше. У меня достаточно приличий. Тебе что-нибудь нужно, Клара?
   - Я хотел спросить, не хочешь ли ты кофе с бренди для себя.
   "Бренди. Никакого кофе".
   Клара повернулась и вышла тем же путем, которым пришла. Она была прелестной девушкой, подумала Нева. Странная и милая девушка со странными и немыми обязательствами. Будучи красивой женщиной, Нева могла позволить себе такую щедрую уступку. У нее не было причин завидовать способностям своей служанки. Перейдя комнату к дивану у камина, в котором не было огня, она села на один край, упершись в угол под руку и спинку. Ей было интересно, что Дуайт делал в этот момент в библиотеке. Это тоже, как и многое другое, что делал Дуайт, было предсказуемо. Он наверняка сидел в глубоком кожаном кресле под лампой для чтения, окруженный тенью за пределами небольшого периметра света, его очки сползли на переносицу, а на коленях у него лежала открытая книга, которую он выбрал для чтения. урывками между сном, пока не было десять часов и пора ложиться спать.
   Книга, каким бы ни было ее точное название, каким-то образом связана с жизнью и временами Саванаролы. После сердечного приступа и последующего отказа от активного участия в деловых делах Дуайт поддерживал вымысел, так или иначе существенный для его представления о себе, что он усердно работает над тем, что станет окончательной биографией флорентийского монаха. Его работа так и не продвинулась дальше подготовительной стадии, недисциплинированного чтения и беспорядочных данных, и Нева знал, как и он в глубине души, что никогда не продвинется. Никаких потерь для мира, подумала Нева. Это было свидетельством качества характера Дуайта, которым он решил восхищаться, из эпохи Возрождения, буквально перенасыщенной гигантами искусства, резким и надоедливым реформатором, который в конце концов преуспел, что совершенно справедливо, сжег себя на костре. Нос Дуайта, к сожалению, был синим, как лакмусовая бумажка в щелочном растворе.
   Клара вернулась с бутылкой бренди и рюмкой на серебряном подносе. Она поставила поднос на низкий столик у локтя Невы и налила из бутылки в рюмку. Отступив назад, она стояла, наблюдая за своей госпожой со слабой, странной улыбкой, которая наполняла ее глаза.
   "Будет ли что-нибудь еще?" она сказала.
   "Нет. Ничего такого. Спасибо, Клара.
   - Могу я предложить предложение?
   "Да. Конечно. Что такое, Клара?
   - На твоем месте я бы выпил немного бренди.
   - Так я и сделаю. Так я всегда делаю. Ты когда-нибудь замечала, чтобы я слишком много пил, Клара?
   "Никогда. Однако я подумал, что сегодня вечером вы можете испытать искушение.
   "Вы ошибаетесь. Мне не нужно искать мужества в бутылке".
   "Ты обиделся? Мне жаль."
   - Обиделась, Клара? Напротив, я тронут вашей заботой.
   - Я был бы очень недоволен, если бы вы пострадали.
   "Поверьте мне, я тоже. Мы должны сделать все возможное, чтобы избежать этого. Скажи мне, Клара, ты уверена, что хочешь участвовать в этом?
   "Да. Я уверен."
   - Почему ты должен так много для меня делать?
   - Потому что ты об этом спрашиваешь.
   "Я не имею права. Возможно, вы поступили бы мудро, если бы отказались.
   - Я так не думаю, Нева.
   - Значит, ты так предан мне?
   "Я бы сделал гораздо больше, если бы мне потребовалось больше".
   - Сколько еще, Клара? Ты бы умер за меня?"
   "Нужно мужество, чтобы умереть. Если бы у меня хватило смелости, я бы умер за тебя".
   "Ну, вы и так достаточно привержены делу. Я предпочитаю тебя живым.
   - Спасибо, Нева.
   - Миссис Келси еще не ушла?
   - Она как раз заканчивает на кухне. Она уйдет через несколько минут.
   "Хороший. Убедитесь, что задняя дверь за ней заперта.
   "Не волнуйся. Я удостоверюсь. Напомнить вам, когда будет без четверти девять?
   "В этом не будет необходимости. Я обязательно буду следить за временем.
   Было тогда восемь. Отвернувшись, Клара вышла из комнаты. Нева смотрела ей вслед. Из сверкающего кубка, который она подняла с подноса рядом с собой, букет коньяка поднялся к ней и просочился ей в голову. Она подняла стакан и налила немного бренди в рот. Безумный сон Дон Кихота, угасший под звуки сладкого рожка, был прерван щелчком автоматического механизма и наступившей тишиной. Нева сидела неподвижно, в тишине осушая глотками свой кубок, а потом отставила его в сторону, встала и начала вторую половину сна. Вернувшись к дивану, она налила еще бренди и села. Время прошло. Дон Кихот плыл по Эбро на заколдованной лодке. Миссис Келси с чистой кухней наверняка ушла. Где-то рядом была Клара, а в библиотеке Дуайт дремал, просыпался и читал на островке света в море теней. Они были в доме одни, она, Клара и Дуайт, и было восемь тридцать. Осуществив свой безумный сон, Дон Кихот медленно умирал под грустный, разумный звук струн.
   Когда Нева снова посмотрела на часы, было без семнадцати минут девять. Она сидела неподвижно, держа руку, согнутую под прямым углом на груди, и пристально смотрела на циферблат часов. Незаметно поползли часовая и минутная стрелки. Стрелка, отмеряющая стремительный полет секунд, быстро пробежала по циферблату. Один раз. Дважды. Ровно в четверть девятого, как будто секунда или минута раньше или позже могла быть какой-то катастрофой, она встала и прошла через комнату в холл. Клара стояла там, через холл, у подножия лестницы, и, возможно, ждала там в тишине, насколько Нева знала или могла догадаться, уже почти час.
   - Если Мартин Крэнделл придет, пока я буду в библиотеке, - сказала Нева, - проводи его в гостиную, чтобы он подождал. Тем временем я сделаю то, что должно быть сделано. Пожелай мне удачи, Клара.
   - Желаю тебе удачи, - сказала Клара.
   Нева прошла по коридору к двери библиотеки. Она на мгновение задержалась снаружи, держа руку на ручке, слегка склонив голову в позе прислушивания, а затем повернула ручку, открыла дверь и проскользнула в комнату, тихо закрыв за собой дверь. Тишина. В тишине ничего не двигалось. Там было массивное кожаное кресло, а в кресле сидел Дуайт. Голова его наклонилась вперед, пока подбородок не коснулся груди. Его очки сползли на переносицу и ненадежно цеплялись за кончик. На его коленях, все еще прижатой рукой, лежащей на страницах поперек сгиба, лежал толстый том, который он читал перед тем, как уснуть. Страницы, как заметила Нева с обостренным вниманием к деталям, были очень мелким шрифтом, с широкими полями и выцветшим, ломким от времени видом. Она смотрела и слушала. Она могла уловить малейшее движение его груди, неглубокое биение его легких, а через мгновение она услышала, чуть более слышный, чем струйка дыма, шепот его дыхания между его губами, ближе к смерти, чем к жизни.
   Торопиться. Спешите сейчас. Но спеши, помни, с осторожностью .
   Она знала по опыту, что Дуайт в дремоте чутко спал в тусклом полумраке чуть ниже поверхности сознания, и поэтому, хотя ворс ковра был толстым под ее ногами, она наклонялась, вставая то на одну ногу, то на другую. , и сняла туфли. Оставив туфли у двери, она быстро и прямо, бесшумно подошла к столу Дуайта у занавешенного окна, немного дальше и позади стула, в котором он спал. Она открыла верхний ящик справа от коленной ямки и увидела револьвер, как она и ожидала, там, где Дуайт всегда держал его.
   В целом она очень мало знала о револьверах и понятия не имела о калибре этого револьвера, но она знала, что Дуайт держал его заряженным, хотя она никогда не видела, чтобы он стрелял из него, потому что это, по-видимому, давало ему , чувство безопасности. Взяв его из ящика, она убедилась, что пули на месте, а затем, бесшумно, как котенок в своих чулках, повернулась и подошла к стулу Дуайта, обогнула его сзади и встала на одно колено на пол перед ним. правая сторона. Он не двигался. Теперь она могла ясно слышать свистящий звук его неглубокого дыхания. Удерживая револьвер так, что он едва коснулся ткани его куртки, а курносый ствол был слегка наклонен между парой ребер, она выстрелила ему в сердце.
   Она встала, отступила назад и смотрела, как он умирает. Затем, снова быстро, она бросила револьвер, схватила его за ноги между лодыжками и коленями и стащила со стула на пол и через пол в положение примерно посередине между стулом и столом. Она вернулась в кресло и взяла револьвер. Не имея носового платка, она держала револьвер в складке юбки и стерла с него отпечатки пальцев. Все еще держа револьвер в складках юбки, юбка была поднята до талии, она подошла к телу и выпустила револьвер, чтобы он упал на пол рядом с правой рукой. Встав на колени, она осторожно взяла руку и обхватила пальцами рукоятку револьвера, а потом провела ими по рукоятке, чтобы слегка смазать отпечатки. Затем, встав, кончиками пальцев одной ноги она оттолкнула револьвер от тела в положение, в котором он, будучи брошенным, мог упасть естественным образом.
   Там. Сделано. Худшее было сделано. Стоя рядом с телом Дуайта, с закрытыми и опущенными глазами в аномальном эффекте непристойной молитвы, она испытала, в кратком перерыве в действиях между тем, что было сделано, и тем, что еще оставалось сделать, совершенно искреннее чувство сожаления. Она убила в нужде без угрызений совести, но не без жалости, и она предпочла бы, чтобы это было иначе. Если бы она могла, она предпочла бы, чтобы он прожил свои дни по-своему, скучно и угнетающе для нее, каким был его образ жизни, и увидела бы, как он умирает в своей постели в свое время, чего бы не случилось. был, в лучшем случае, очень долго. Но не бери в голову. У нее не было выбора. Или, скорее, ее вынудили сделать выбор, который она бы сделала не по своей воле. Теперь нужно было сделать больше, а времени, конечно же, было мало.
   Методично в непосредственной близости от тела она начала создавать следы борьбы. Она опрокинула настольную лампу. Она толкнула набок стол, на котором она сидела. Она швырнула на пол медную пепельницу. Она старалась не переусердствовать со сценой. Атакуемый Дуайт мог оказать лишь символическое сопротивление.
   Сцена устроена, она подошла к шторам, раздвинула их и отперла раздвижную стеклянную дверь, ведущую на террасу снаружи. Она приоткрыла дверь на пару футов и оставила ее открытой, позволив шторам снова закрыться. Ее отпечатки пальцев никого не волновали. Можно было бы ожидать ее собственной, и предполагалось, что любой, кто бежит таким образом из чувства вины, позаботится о том, чтобы никого не оставить. От двери на террасу она прошла прямо к двери в холл. Она посмотрела на часы. Без трех минут девять. Ей потребовалось около десяти минут, чтобы убить мужа и выполнить другие необходимые действия. Она подобрала, подобрала туфли и надела их, стоя, как прежде, то на одной ноге, то на другой. Открыв дверь, она встала и: прошла по коридору в гостиную. Клара ждала там, стоя прямо у входа, ее глаза сияли, ее губы были слегка приоткрыты, ее груди вздымались и опускались в размеренном ритме возбужденного возбуждения.
   "Готово?" она сказала.
   "Да, дело сделано".
   "Все в порядке?"
   - Да, все в порядке.
   Нева налила себе в бокал бренди и села. В дверь позвонили, и Клара; пошел отвечать. Нева слышала голос Клары и мужской голос в холле. Она допила бренди и отставила стакан.
   В комнату вошел Мартин Крэнделл. Это был довольно высокий мужчина, немногим более шести футов, с тщательно оберегаемым и ухоженным телом многолетнего пляжного мальчишки, готового регулярно выставляться на обозрение почти в ничего. Теперь на нем был консервативный серый костюм с белой рубашкой, бордовым галстуком и полированными черными туфлями. Плечи у него были широкие, талия и бедра узкие. Волосы у него были бледно-русые, гладко причесанные на узком черепе, а глаза бледно-голубые, беспокойно рыскающие в глазницах, вечно выискивающие секреты. Он пересек комнату к Неве с какой-то сдержанной грацией, легко покачивая ногами, почти не двигая руками и туловищем.
   - Дорогая, - сказал он, - как ты?
   - Не называй меня так, - сказала она.
   "Ой. Извиняюсь. Я на мгновение забыл, что между нами что-то изменилось. Тогда Нева, если хотите.
   - Я предпочитаю миссис Дорвард.
   "Ну, пусть идет. Я вижу, что этот визит носит исключительно деловой характер. Справедливо. Раз так, ты готов уладить наше маленькое дело?
   "Это зависит от. Каким образом?"
   "Есть ли более одного пути? Грубо говоря, у вас есть деньги? Пятьдесят тысяч долларов, я полагаю, была сумма, о которой договорились.
   Она встала и отошла от него, а потом, словно вдруг передумав, повернулась к нему прямо лицом.
   "Нет, - сказала она, - у меня его нет".
   "Это очень плохо. И не совсем честно, если вы не возражаете, если я так скажу. Когда вы позвонили и попросили меня увидеть вас здесь, вы заверили меня, что у вас будут деньги. Мог ли я прийти не в ту ночь?
   "Нет. Это подходящая ночь.
   "Не вовремя? Ровно в девять часов, не так ли?
   "Сейчас подходящее время".
   - Тогда я должен сказать, что не вижу оправдания вашей небрежности. Или это обман? Возможно, однако, вы просто решили, что это не то место. Я признаю, что наш собственный дом вряд ли кажется подходящим. Не то чтобы у меня были какие-то возражения, вы понимаете, но, похоже, вы сами берете на себя ненужный риск. Я был полностью готов встретить вас на нейтральной территории. Например, прятаться в каком-нибудь малоизвестном баре или прятаться в кустах какого-нибудь отдаленного парка".
   "Нет необходимости прятаться или прятаться в том или ином месте. Я решил не платить вам деньги.
   "Это что?"
   "Ты слышал меня. У меня нет денег, я не собираюсь их получать, а если бы они у меня были или могли бы получить. Я бы тебе не дал".
   Он был совершенно неподвижен и молчал, наблюдая за ней. Его бледные глаза, казалось, внезапно ослепли из-за катарактальной пленки. - Я полагаю, ты серьезно, - сказал он наконец.
   - Вам лучше поверить в это, - сказала она.
   - Вы знаете о последствиях?
   "Отлично."
   "Тем не менее, давайте рассмотрим их. Ваше упрямство заставит меня раскрыть подробности нашего незаконного романа грозному Дуайту, который является педантом, моралистом и снобом. Я, конечно, буду готов подкрепить свои разоблачения достаточными документальными доказательствами в виде нескромных заметок и нескольких пикантных фотографий, которые у меня хватило наглости собрать тайком на память о наших нежных отношениях. Дуайт, как вы знаете, заплатит своим синим носом, чтобы предотвратить скандал. Но это не все. Он и тебя вышвырнет, душенька, Неву, миссис Дорвард, сумку да поклажу. Он немедленно разведется с вами и лишит вас наследства за то время, которое потребуется, чтобы позвонить своему адвокату. Прийти; давайте рассуждать вместе. Готовы ли вы потерять миллионы, чтобы спасти жалкие пятьдесят тысяч?
   "Я готов ко всему".
   - В таком случае я должен как можно скорее во всем признаться Дуайту. Сожалею, конечно, но человек должен жить. Если ты не заплатишь, Дуайт должен будет.
   "Иди и признавайся. Признайся и будь проклят".
   "Надеюсь, у вас нет роковой иллюзии, что я этого не сделаю".
   "Нисколько. Почему я должен? Я прекрасно знаю тебя за то, что ты беззаконный кровопийца.
   "Совершенно так. Мы понимаем друг друга. Ну, я не буду больше навязываться, потому что вижу, что я никому не нужен. Я поговорю с Дуайтом при первой же возможности. Завтра, может быть.
   "Завтра? Зачем медлить? Почему не сейчас?"
   "В настоящее время?"
   "Безусловно. Это сэкономит вам время и нервы, связанные с дополнительной поездкой. Дуайт в библиотеке. Я уверен, что он был бы рад уделить вам несколько минут, чтобы развлечь его историей об измене его жены.
   Он снова замолчал на мгновение, пристально глядя на нее, его бледные глаза блестели из-под прищуренных век. - Что за трюк?
   "Никаких трюков. Я пригласил вас сюда, чтобы уладить наши дела друг с другом. Я устал от этого и хочу покончить с этим. Давайте уладим это".
   "Ты пожалеешь об этом."
   - Возможно.
   - Что ж, я полагаю, ты прав. Ничего не выиграешь, откладывая то, что лучше сделать сразу. Где библиотека, дорогая?
   "Я покажу тебе. На самом деле, я останусь и выслушаю ваше признание. Возможно, я смогу сообщить некоторые детали, если вы их упустите.
   Она проскользнула мимо него и вышла из комнаты и по коридору, услышав, как его шаги совпадают с ее шагами позади. Без колебаний открыв дверь библиотеки, она шагнула внутрь и в сторону, позволяя ему пройти перед ней. Через два шага он резко остановился. Его тело застыло, как камень. Она услышала, как дыхание пронзительно заржало в его ноздрях. Она закрыла дверь.
   - Вот Дуайт, - сказала она. - Скажи ему все, что хочешь.
   Он развернулся к ней лицом. Его тело согнулось, как будто он собирался прыгнуть на нее, а в его бледных испытующих глазах отразился внезапный шок и вспышка зарождающегося страха. Его голос был резким, преувеличенным шепотом из пережатого горла.
   - Какого черта ты пытаешься на меня надавить?
   "Вытащить? Ничего подобного. Я только что показал вам, что Дуайт мертв. Он был убит. Вы наверняка понимаете, что любая угроза моей безопасности устранена. Дуайт мертв, а я не разведена и не лишена наследства. Я буду свободен и богат. Вы когда-нибудь представляли себе на мгновение, что я заботился о чем-то большем, чем это? Думаешь, мне наплевать на мою драгоценную репутацию? Бред какой то. Расскажи миру, что мы легли спать вместе. Посмотрим, забочусь ли я. Опубликуйте рассказ с картинками. Сделайте его синдицированным. Делай, что хочешь".
   Он выпрямил свое тело с долгим вздохом. Мерцающий страх в его глазах сменился выражением смертельной хитрости. - Подожди, - сказал он. "Не так быстро. Дуайт мертв, да, и ты убил его. Это достаточно очевидно".
   "Я? Вы вольны сделать такое предположение, если оно вам нравится. По правде говоря, мне очень жаль, что он мертв. Я бы предпочел убить тебя, если бы собирался убить кого-нибудь.
   "Без сомнений. Но ты этого не сделал. Вы убили своего мужа и, по моему мнению, допустили грубую неразбериху. Судя по всему, вы его застрелили. Интересно, почему. Почему ты просто не подсыпал что-нибудь ему, например, в кофе или бренди? Все знали, что у него больное сердце. Это могло пройти как естественная смерть.
   "Ты так думаешь? Я сомневаюсь в этом. По крайней мере, не без подозрений.
   "У полиции скверный ум, и молодые вдовы богатых старых мужей, естественно, вызывают подозрения. Подозрение вызывает вскрытие, а вскрытие выявляет яды. Как бы то ни было, он явно был застрелен злоумышленником или, возможно, кем-то, кого он ожидал. Посмотреть на себя. Пистолет на полу - револьвер самого Дуайта. Он держал его загруженным в правом верхнем ящике стола. Есть несколько признаков борьбы. Не нужно быть очень умным, чтобы восстановить то, что произошло. Дуайт почему-то был вынужден пригрозить своему посетителю, кем бы он ни был, револьвером. Была борьба. Револьвер разрядился, и Дуайт был убит. Затем убийца сбежал через дверь на террасу за портьерами. Вы увидите, что дверь была оставлена частично открытой, если хотите посмотреть.
   "Очень аккуратный. Но не очень убедительно. Если полиция с подозрением относится к молодым вдовам старых мужей, она также склонна скептически относиться к таинственным злоумышленникам и невидимым гостям". Он резко рассмеялся и громко щелкнул пальцами, словно рефлекторно на какой-то неясный раздражитель. "Нет, нет, Нева, милая. Это не сработает. Ты убил его своими прекрасными руками. Если бы вы этого не сделали, вы бы позвонили в полицию задолго до этого. Чего я не могу понять, так это того, что вы надеялись получить этим. Конечно, это было бы более прямолинейно и эффективно, если бы ты просто убил меня.
   - И приятнее, конечно. Однако, как я уже сказал, я знаю вас слишком хорошо. Без сомнения, вы приняли меры, чтобы уличить меня в случае вашего убийства.
   "Так я и сделал. Но я все еще не вижу, чего ты добился. Во-первых, если я захочу быть добропорядочным гражданином, я легко смогу направить подозрения в вашу сторону и, возможно, осудить вас за убийство.
   "Если вы хотите, чтобы в процессе вас посадили в тюрьму за попытку вымогательства".
   "Хорошее замечание. Я признаю, что мне не нравится перспектива обменять даже несколько лет моей жизни на все, что осталось от тебя. Я очень желаю вам не зла, да и пользы от этого не будет. Что выводит меня на второе место. Если я решу не быть хорошим гражданином, что более вероятно, вы наверняка увидите, что вы, так сказать, только укрепили мою позицию на переговорах. Если несколько падений стоят пятьдесят тысяч, то чего стоит убийство?"
   "Ничего такого. Совсем ничего".
   "Будь осторожен. Вы можете заставить меня быть хорошим гражданином вопреки моей воле. Я уверен, что мог бы подозревать вас, не вмешиваясь. Возможно, анонимные письма и телефонные звонки в полицию.
   "Я уверен, что вы могли бы. Я уверен, что вы бы. Вот почему я принял меры предосторожности и предупредил вас. Ты будешь молчать, вот что ты будешь делать, и тебе не заплатят за это ни цента шантажа".
   - Ты чертовски уверен в себе, не так ли? Интересно, почему."
   - Потому что я не убивал Дуайта.
   - Если не ты, то кто?
   Нева не ответила прямо. Она повернула голову и подняла глаза, чтобы с внезапным отвлечением посмотреть на точку на стене рядом с стыком стены и потолка. Казалось, что она внимательно прислушивается к повторению какого-то тихого звука, который она слышала позади себя. Через мгновение она повысила голос и тихо позвала через плечо.
   "Клара? Ты здесь, Клара? Входите пожалуйста."
   Дверь библиотеки открылась, и в комнату вошла Клара. Она закрыла за собой дверь и встала у нее в странно скромной позе. Ее тело было выпрямлено, изящные лодыжки аккуратно сдвинуты вместе, руки свободно сложены на плоском животе.
   - Да, миссис Дорвард? она сказала.
   - Пожалуйста, расскажите мистеру Крэнделлу, что сегодня произошло в этом доме.
   - Да, конечно, миссис Дорвард. Глаза Клары медленно переместились с лица Невы на лицо Крэнделла, и в них на мгновение, прежде чем ее темные ресницы скромно опустились, чтобы скрыть это, промелькнуло выражение безмерной злобы. - В какое время вы хотите, чтобы я начал? - наивно спросила Клара.
   "Начинайте в то время, когда ужин был закончен".
   "Ну, мистер Дорвард пришел сюда, в библиотеку, и я принес ему кофе и бренди. У вас развилась сильная головная боль, и вы немедленно поднялись в свою комнату. После того, как я обслужил мистера Дорварда в библиотеке, я проследил за вами и дал вам две таблетки аспирина, и вы легли отдохнуть в своей одежде, пока не прошла головная боль.
   - Я снова спустился?
   "О, нет. Пока я не поднялся намного позже, чтобы забрать тебя. Это было после того, как звонивший мистеру Дорварду пришел и ушел. Я весь вечер был в холле или около лестницы, и если бы ты спустился, я бы непременно тебя увидел.
   "Очень хорошо. Вы упомянули звонившего, Клара. Во сколько он пришел?
   - Ровно в девять, как и ожидалось. Мистер Дорвард ранее сказал мне, что мне позвонил человек и договорился о встрече на этот час. Мне было приказано принять его".
   "Что случилось потом?"
   - Мне было приказано проводить его прямо в библиотеку, что я и сделал.
   - Мистер Дорвард был жив в то время?
   "О, да. Он сразу ответил на мой стук, а когда я открыл дверь, чтобы впустить звонившего, он уже сидел в своем большом кресле с книгой в руках".
   - А потом ты ушел и оставил их двоих одних?
   "Так случилось, что я не ушел далеко. Я все время был рядом в зале".
   - Вы были достаточно близко, чтобы услышать что-нибудь из сказанного?
   "Я ничего не слышал, пока мистер Дорвард не рассердился и не повысил голос. Уже тогда его слова были невнятными, но я уверен, что он говорил что-то о шантаже".
   - Ты совершенно уверен?
   - Да, миссис Дорвард. Абсолютно положительно. Я бы повторил это под присягой в суде".
   - Продолжай, Клара. Расскажите нам, что случилось потом".
   "Ну, почти сразу же раздался звук потасовки, за которым последовало что-то вроде приглушенного выстрела. Я начал было идти к двери и открывать ее, чтобы посмотреть, что происходит, но потом передумал и поднялся наверх, чтобы забрать тебя. Как вы знаете, мы спустились вниз вместе и нашли вещи такими, какие они есть. Мистер Дорвард был мертв, а звонивший сбежал через дверь на террасу.
   - Ты умная девочка, Клара. Как вы все это объясняете?"
   "Это кажется довольно ясным, на самом деле. Звонивший мистеру Дорварду пришел вымогать у него деньги. Чтобы шантажировать его. Но мистер Дорвард не подчинился. Он подошел к своему столу, взял револьвер и собирался задержать шантажиста, пока не вызовет сюда полицию. На него напал шантажист. Они боролись за револьвер, и мистер Дорвард был застрелен.
   "Хороший. Теперь, Клара, я хочу задать тебе очень важный вопрос. Хорошо подумайте и ответьте честно. Как вы думаете, узнали бы вы человека, звонившего мистеру Дорварду, если бы увидели его снова?
   - Конечно, миссис Дорвард. Я очень хорошо наблюдаю за людьми".
   - Вы можете его описать?
   "Да. Он был около шести футов ростом. Думаю, чуть выше. У него были светлые волосы и бледно-голубые глаза. На нем был серый костюм с белой рубашкой, бордовым галстуком и черными туфлями". Ее ресницы взметнулись вверх, обнажая неизмеримую злобу, все еще таившуюся в ее глазах. "На самом деле, он выглядел точно так же, как мистер Крэнделл".
   Крэнделл резко рассмеялся. Его руки дрожали, и он сунул их в карманы. "Интересно, - сказал он, - если бы вы действительно смогли это осуществить. В конце концов, это будет только ваше слово против моего.
   -- Слово шантажиста, -- сказала Нева, -- против слова его несчастной жертвы и ее невинной служанки. Имейте в виду, что я не колеблясь ни на мгновение, чтобы признаться в грязных подробностях нашего романа.
   - Я не дурак, ты же знаешь. Я мог бы найти способ победить тебя.
   "Можешь попробовать."
   "Нет." Он покачал головой. "Игра, как говорится, не стоит свеч. Я мог бы победить вас, но, с другой стороны, всегда есть неприятная вероятность того, что я не смогу. Кроме того, моя позиция в остальном несостоятельна. Избивая большой рэп, я обязательно подвергну себя меньшему, что было бы достаточно плохо".
   - В таком случае я, возможно, смогу убедить Клару быть несколько менее точным в своих воспоминаниях о том, кто звонил бедному Дуайту, кем бы он ни был и чего бы ни хотел. Это, конечно, не гарантирует, что ее память не улучшится позже или что я не буду готов, если представится случай, пожертвовать своей драгоценной репутацией ради удовольствия увидеть, как тебя повесят. Помните, пожалуйста, что у убийства нет срока давности.
   - В таких делах, поверь мне, моя память безошибочна.
   Он сделал легкий поклон ради эффекта в лохмотьях своего тщеславия, и пошел к двери. Клара отошла в сторону, чтобы пропустить его. Звук его шагов стих в зале. Входная дверь закрылась за ним.
   "Теперь, - сказала Нева, - мы должны немедленно вызвать полицию. Я понимаю, что время смерти невозможно установить с какой-либо точностью, но я полагаю, что мы приближаемся к опасной близости, к пределу любой допустимой широты. К счастью, Дуайт поддерживал непомерно высокую температуру в этой комнате".
   - С полицией все будет в порядке, - сказала Клара. "Вот увидишь. Я очень хорошо умею лгать.
   "Дорогая Клара. Вы были бесценны во всем. Как я могу отблагодарить тебя?"
   Клара улыбнулась. С того места, где она стояла у двери, она протянула руку и нежно коснулась Невы на голой руке.
   - Неважно, - сказала она. - Мы придумаем способ.
  
   ТЕЛО НА ПЛЯЖЕ, Артур Уоллес
   Первоначально опубликовано в Spicy Detective Stories в сентябре 1936 года.
   Было темно, как в аду. Я ни черта не видел. Я села на кровати и провела рукой по лицу. Это не помогло. Я чувствовал себя куском маринованного рубца, если вы можете себе это представить. Что-то заползло мне в рот и вышло оттуда. Я был в этом уверен.
   Я пытался понять, что произошло, но это было похоже на управление паромом сквозь туман. Колеса не сцеплялись. Я вспомнил, как позволил уютной маленькой блондинке уговорить меня выпить еще один коктейль с шампанским. Я вспомнил блондинку, но не коктейль.
   Я посмотрел на часы. К счастью, у него был радиевый циферблат. До полуночи оставалось десять минут. Где все были? Джерри, Паула и остальные члены банды? Они все отключились?
   Я начал сбрасывать ноги с кровати, но они наткнулись на что-то. Я потянулся, чтобы почувствовать, что это было. Мои пальцы коснулись лица - лица мужчины. Я быстро отпрянул. Оно было холодным и липким, это лицо. Не такой теплый, как мой. Мой скальп начал ползать, а волосяные фолликулы открывались и закрывались, как маленькие рты. Мой позвоночник был сосулькой.
   Каким-то образом я сползла с другой стороны кровати и нащупала выключатель. Казалось, прошел год, прежде чем я нашел его. Внезапное сияние ослепило меня. Когда я снова смог видеть, я стоял там, уставившись на кровать.
   На нем лежало распростертое тело. Из груди тела торчала окровавленная рукоять ножа. Шаг за шагом я приближался. В моем горле начался крик. Ужас заставил его замолчать.
   Мертвец на кровати был Джерри Харрис ! Мой друг, Джерри Харрис! Мертвый! Убит !
   Следующие несколько минут были украдены из моей жизни. Я никогда не жил ими. Они были полной ментальной пустотой. Следующее, что я осознала, это то, что я смотрела на свои руки. Они были покрыты запекшейся кровью! На моих руках была кровь Джерри! Кровь Джерри !
   Я попытался взять себя в руки, но меня трясло, как лист на сильном ветру. Не будь дураком, сказал я себе. Вы этого не сделали. Взбодрись! Крик! Сделай что-нибудь !
   Я что-то сделал. Это казалось единственным логичным выходом на данный момент. Я на цыпочках прошла через холл и вошла в ванную. Я вытер руки дочиста, вымыл миску дюжину раз.
   Выйдя в холл, я снова прислушался к звукам. Их не было. Пляжное бунгало Джерри Харриса все еще было похоже на могилу - его могилу !
   У меня тогда возникло ощущение, что все это был безумный кошмар. Джерри не мог быть мертв! Это была шутка, которую они сыграли со мной! Жуткая, грубая шутка. Джерри вовсе не был мертв!
   Я прошла в спальню, ухмыляясь. - Каково это, когда у тебя в груди нож, Джерри? - сказал я вслух. Он не шевельнул ни мышцей. Я облизал губы. Они были сухими. - Пока, приятель, - сказал я, направляясь к двери. "Кляп весь вымыт".
   Я повернулась у двери и вернулась к кровати. Я начал немного паниковать. Я протянул руку и коснулся щеки Джерри. Это было похоже на лед.
   "Джерри!" - крикнул я, отступая.
   Я выскочил в холл, сбежал по лестнице. В гостиной горел свет. Я бросился внутрь. Меррил Лорд, брат Паулы, сидел на диване с симпатичной маленькой блондинкой, которая предложила мне последний коктейль, растянувшись у него на коленях лицом вниз. Он играл на ее голой спине в крестики-нолики обгоревшими концами спичек. Ее юбка была выше колен. Она была вне холода.
   Меррил был далеко не трезв. Его глаза были стеклянными, а голова вращалась. Он посмотрел на меня, но ничего не заметил. Он вернулся к своей игре на голой спине блондинки.
   Мои глаза пробежались по комнате. Под пианино спал мужчина. Это был Леонард Баркер, брокерский партнер Джерри. Стройная брюнетка, которую он привел на вечеринку выходного дня, свернулась калачиком в двухместном кресле, опустив одну белую руку. Кто-то разорвал лиф ее вечернего платья, и из-под него выглядывала белая кожа.
   На коврике из шелковистой синели были следы спиртного, на столешнице рояля - осколки стекла. В комнате был беспорядок. Кружевной бюстгальтер - вероятно, блондинки - висел на спинке стула. Торшер лежал на боку, смятый пергаментный абажур.
   Паула пропала. Да и кто-то еще. Роджер Кэрролл, актер. Где они? Паула знала, что Джерри мертв?
   "Меррил!"
   Он посмотрел вверх, ухмыльнулся. "Ле'ш играть в тикш-такш-тоеш, а?" Спина блондинки уже была полностью перекошена. Меррил перевернул ее инертное тело, туманно взглянул на нее, затем снова повернул, потирая ее спину, пока она не превратилась в серое пятно. "Лешь играть!" - икнул он.
   - Где Пола, Меррил? - спросил я.
   "На пляже". Я выбежал из дома на пляж. Была полная луна. Его отражение прорезало серебряную дорожку через безмятежное море. Я увидел темный контур на белом песке. Я беззвучно двинулся вперед.
   Это были Паула и Роджер Кэрролл. Паула лежала на песке, корсаж ее платья зиял. Кэрролл склонился над ней, его руки лежали у нее за спиной, его губы впитывали влажное тепло ее рта и прокладывали дорожку ласки по ее шее и плечам.
   Вся кровь в моем теле бросилась к сердцу. Я подумал о Джерри, растянувшемся на кровати с ножом в груди. Гнев и негодование переполняли меня. Отбросив осторожность на ветер, я бросился вперед. Кэрролл услышал, как я пришел. Он был на ногах.
   Я не сказал ни слова. Я выстрелил кулаком, пряча за ним свое тело. Острая боль пронзила мое плечо, и мои костяшки пальцев врезались в кончик челюсти актера. Его голова откинулась назад, он споткнулся, упал. Я знал, что этот удар вырубил его. Это почти погубило меня.
   Я стоял над Полой. С ясного неба я чувствовал себя праведным, как ад. Бог свидетель, я переиграл достаточно замужних женщин, чтобы не проклясть ни одной. Но я думаю, именно смерть Джерри заставила меня почувствовать себя оловянным богом.
   "Тебе должно быть стыдно за себя!" - отрезал я.
   Пола только застонала. Я опустился на одно колено рядом с ней. Она была косоглазая. Неудивительно, что Кэрроллу удалось заманить ее на пляж. Она не знала, что делает.
   Я поднял ее, перекинул через плечо и пошел обратно к дому. Паула не была легкой. Я уже почти добрался до крыльца, сбросил ее на планере. Она вышла холодной. Глядя на нее с лучом лунного света, играющим на ее полуобнаженных плечах, я не винил Кэрролла в том, что он пытался дурачиться. В любом случае, это была вина Джерри. Он всегда был свободен с другими женщинами. Почему бы Поле не быть свободной с мужчинами?
   В следующую секунду я почувствовал себя пяткой. Джерри был мертв. Я не имел права даже думать о таких вещах.
   Пропитанный пьянством голос Меррила заставил меня очнуться лицом к двери. Он наполовину таскал, наполовину нес пятнистую блондинку.
   - Давай, детка, - призвал он. "Таш, что тебе нужно, воздух и лунные лучи. Давай детка."
   Я подождал, пока он соберет блондинку с крыльца и потащит ее по песку, как мешок с пшеницей. Затем я поднял Паулу и внес ее внутрь. Леонард Баркер все еще храпел под пианино. Его девушка не изменила своей позиции.
   Я растянул Паулу на диване и вспомнил, что видел в аптечке зеленый пузырек с нюхательной солью. Я боялся идти за ним; боялся, что увижу бездыханное тело Джерри на кровати. Вместо этого я нашла дорогу на кухню, намочив кухонное полотенце в холодной воде.
   Я работал над Паулой десять минут, прежде чем ее веки затрепетали и она пришла в себя. Прошло еще десять минут, прежде чем я смог заставить ее понять меня.
   - Это о Джерри, Пола, - настаивал я. "О Джерри!"
   - Джерри, - пробормотала она. - Джерри, ладно.
   - Нет, он не Паула! Что-то случилось с Джерри!
   Она внезапно протрезвела. Ее глаза прояснились. Она села на диван, прижав ладонь ко лбу. - Что такое, Гил?
   Впервые в жизни мне не хватило слов. У меня не хватило духу сказать ей об этом, и все же это нужно было сделать. Она почувствовала мою нерешительность. Ее пальцы сжали мою руку.
   "Гил! Что это? Он ранен? Гил, скажи мне!
   Я тяжело сглотнул. - Джерри мертв, Паула.
   Она странно рассмеялась. Это было так неожиданно, что пробрало до мозга костей. - Не шути, Гил, - сказала она. - Где Джерри?
   - Наверху, - мягко сказал я. "Растянулся на кровати. Он... его зарезали!
   Ее лицо стало призрачно белым. Я почти мог видеть, как краска оттекает от ее горла и груди.
   "Где?" она закричала. " Где ?"
   Я последовал за ней вверх по ступенькам, указал на спальню. Я резко остановился, когда моя правая нога переступила порог. Кровать была пуста! Тело Джерри исчезло !
   Паула повернулась ко мне. Ее глаза вспыхнули огнем. "Как ты мог быть таким жестоким? Я думаю, что ты самый низкий, самый презренный...
   "Паула!" Мой голос надломился. - Клянусь, я видел его на той кровати! Я коснулся его лица! Было холодно! Рукоять ножа торчала из его груди! Поверь мне, Паула!
   Ее глаза иссушили меня. "Если это твое представление о юморе, то я считаю его отвратительным!" - отрезала она.
   На мгновение я усомнился в собственном здравом уме. Я готов поклясться всем, что считал святым, что мертвое тело Джерри Харриса лежало на этой кровати всего двадцать минут назад. Был ли я жертвой розыгрыша, как мне сначала показалось? Нет, это было невозможно! Мои пальцы коснулись его щеки, и она была смертельно холодной. И кровь на моих руках, кровь на рукоятке ножа, лезвие воткнуто в грудь! Все это было слишком реально, слишком ужасно реально.
   Я услышал, как Паула вылетела из комнаты и поспешила вниз по лестнице. Я обыскал комнату, заглядывая в темные шкафы, заглядывая под кровать, ожидая, что в любой момент на меня уставятся незрячие глаза Джерри. Но ничего подобного не произошло. Тело исчезло! Растаяла в воздухе!
   Я стоял у кровати, ища пятна крови на смятом покрывале, когда меня вернул в чувство чей-то голос. Это была Мэри, служанка Харрисов. Хлопковый халат скрывал ее пухлую фигуру. Она обняла его вокруг себя.
   - Я... прошу прощения, сэр, - сказала она, - но что-нибудь не так? Водянистые голубые глаза вращались на ее плоском коровьем лице.
   "Неправильный?" - повторил я.
   -- Ну, я... я слышал какие-то крики, сэр, и подумал, может быть, что-то случилось.
   "Кричать? Кто ты слышала крики, Мэри?
   Ее губы нервно шевелились. - Я... я думал, что это вы, сэр. Это было похоже на ваш голос, сэр.
   На моей коже пошли мурашки. - Что... что ты слышала, Мэри?
   Она колебалась. - Ну, я не расслышал, сэр. Моя комната находится в конце коридора. Это звучало так, как будто вы кричали на мистера Харриса, сэр.
   "Что я сказал?"
   - Ну... э... может быть, я не расслышал, сэр, но мне показалось, что вы сказали что-то о ноже в чьей-то груди. А потом ты сказал, что что-то было... было все вымыто.
   Отвратительная правда обрушилась на меня, как холодная волна. Если бы Джерри был мертв - убит - а я была в этом уверена, история этой служанки была бы веревкой на моей шее. Я спросил Джерри, нравится ли ему нож в груди! Это было, когда я думал, что все это было шуткой! Я же сказал вслух, что кляп вымыт!
   Мое выражение выдало меня. - Что-нибудь не так, сэр? - хрипло прошептала она.
   Я выдавила из себя бледную улыбку. - Нет, Мэри, все в порядке. Можешь вернуться в постель.
   "Спасибо, сэр. Доброй ночи, сэр."
   Я подождал, пока не услышала, как закрылась ее дверь, прежде чем потянуться за телефоном, который Джерри Харрис предоставил для комфорта своих гостей. В каждой комнате была пристройка. После того, как я назвал нью-йоркский номер, я подумал, не попал ли я еще глубже в ловушку шутника.
   Телефон бесконечно звонил на другом конце, прежде чем я услышал знакомый хриплый голос Майка Хэддока.
   "Майк! Это Гил Баттен. Я в Сотакете на острове. Что-то случилось здесь. Я хочу, чтобы вы сели на первый поезд, который отправляется с Пенсильванского вокзала. Я встречу тебя на вокзале".
   Он ворчал. "Боже, Гил, я как раз в разгар игры в стад. Разве он не может задержаться до утра?
   - Нет, не может. Я приклеила губы к мундштуку. - Я думаю, это убийство, Майк.
   Я мог слышать его вздох. "Где ты?"
   "Сотакет, на северном берегу. Сейчас двенадцать тридцать. Вы должны добраться до Пенсильванского вокзала за пятнадцать минут. Я позвоню и узнаю, на какой поезд ты успеешь. Не теряйте времени".
   - Хорошо, - пропел он. Раздался щелчок.
   Я позвонил на станцию Сотакет, узнал, что поезд отправляется из Нью-Йорка в 1:05 и должен прибыть в 14:15. Полтора часа ждать долго, но оно того стоило. Я хотел, чтобы Майк был на месте на всякий случай. У меня было странное ощущение, что вокруг меня протянулись невидимые щупальца; что меня готовят как убийцу Джерри Харриса!
   Я спустился в гостиную. Паула помогала Леонарду Баркеру сесть на стул. Его подружка-брюнетка соскользнула с двухместного дивана и растянулась на полу, ее юбка была подвернута выше колен, одна бретелька ее платья была спущена на руку, и было видно много оливково-оливкового цвета кожи.
   - Отнесите Глорию на диван, - приказала Пола.
   Я поднял брюнетку и сделал, как велено. Она лежала мертвым грузом у меня на руках. Я чувствовал запах пьянящих духов, которыми она пользовалась, пока нес ее к дивану. Он опьяняющими вихрями поднимался из ее груди.
   "Где Меррил и Китти!" - спросила Паула. - А где Роджер? А Джерри? Она укоризненно посмотрела на меня. - Я не думаю, что это было очень мило с твоей стороны сделать то, что ты сделал, Гил. Где Джерри!
   Я чувствовал себя смехотворно беспомощным. Что я мог сказать? Как я мог убедить ее, что то, что я видел, было правдой!
   - Где Джерри, Гил? - повторила она.
   "Паула". Я потянулся к ее рукам. - Я сказал тебе правду. Я уже послал за детективом. Это серьезно."
   Колчан пронзил ее. В ее глубоких карих глазах вспыхнул ужас. - Нет, Гил! она дышала. "Это не может быть правдой!"
   - Но это так, Паула. Это Божья правда. Я видел его на той кровати! Я коснулся его щеки! Он был холоден... мертв!
   "Нет! Нет !" Ее голос истерически повысился.
   Я прижимал ее к себе, чувствуя гигантскую дрожь, проходящую через ее тело. Я чувствовал, как она трепещет рядом со мной, мягкая и теплая.
   - Ты не должна расслабляться, Паула, - прошептала я.
   Леонард Баркер вышел из своего пьяного оцепенения достаточно долго, чтобы поглазеть на нас. Я отстранился от Паулы. - Но... но где он, Гил? - спросила она. - Даже... даже если это правда, где он?
   Я вывел ее из зала. - Не знаю, Паула. Скажи мне, что произошло. Кто поднял меня наверх?
   Ее губы дрожали. "Джерри сделал. Ты вышел холодным, и Джерри отнес тебя в твою комнату.
   - Он снова спустился?
   - Я... я не помню. Мы все довольно много выпили. Роджер попросил меня прогуляться по пляжу. Я... кажется, я припоминаю, как он говорил, что Джерри был на пляже. После этого все туманно".
   - А как насчет Баркера и его девушки Сильвии?
   "Они отсутствовали, когда мы уходили. Как и Конни, маленькая блондинка. Меррил пытался привести ее в чувство, но сам был изрядно пьян. Она напряглась. - Мы должны найти Джерри, Гил! Ее брат Меррил, пошатываясь, вошел в дверь. Он почти мог стоять прямо. Он глупо ухмыльнулся.
   - Шик, - пробормотал он. - Конни в шоке. Его колени подогнулись. Я поймал его и помог сесть на стул.
   - Меррил, ты не видел Джерри? Его голова покатилась. От его дыхания исходил неприятный запах спиртного.
   Он пожал плечами. "Не знаю. Конни в шоке.
   - Я поищу на берегу, Паула, - сказал я. "Вы обыскиваете дом. Попробуйте протрезвить этих людей. Детектив захочет допросить их, когда доберется сюда.
   Я вышел на пляж. Луна скрылась за серым облаком. К дому приближалась фигура. Это был Роджер Кэрролл. Я обошел его стороной, повернувшись к кромке воды.
   Конни, маленькая пухленькая блондинка, раздетая до розового шелкового белья и ничего более, стояла на коленях там, где вода плескалась о берег, брызгая на ее лицо и грудь. Я держал дистанцию. - Чувствуешь себя хорошо? Я попросил. Она неуверенно поднялась, повернулась ко мне. Волосы упали ей на плечи, наполовину прикрывая пухлую грудь. Она была похожа на русалку, вышедшую из моря.
   - Теперь я в порядке, - сказала она, подходя ко мне. - Скажи, что с тобой случилось?
   Я проигнорировал ее вопрос. Беспокойство взяло верх надо мной. Девушка, казалось, не обращала внимания на свою почти наготу, а я нет. Было достаточно плохо, когда она прижалась ко мне в одежде. Теперь я обнаружил странные вещи, происходящие с моим сердцем и кровяным давлением.
   - Вы не видели Джерри? Харрис? Я попросил.
   "Не в течение нескольких часов. Думаю, у него есть планы на эту стройную брюнетку. В последний раз, когда я видел его, он спешил. Она ухмыльнулась. - Шикарная вечеринка, не так ли?
   - Я... я должен найти Джерри, - сказал я. - Если вы меня извините...
   Она скользнула своей рукой в мою, тепло прижалась ко мне. "Я пойду с тобой. Куда смотреть?"
   Мы прошли по утрамбованному песку метров сто. Каждый шаг Конни касался меня каким-нибудь изгибом ее стройной фигуры. Я ничего не мог с собой поделать, когда моя кровь начала гудеть.
   Внезапно она остановилась, упала на песок и потянула меня за собой. - К черту Джерри, милый! она сказала. "Пусть развлекается. Как насчет нас с тобой, а?
   Ее руки обвили мою шею, и ее опухшие губы нашли мой рот. На мгновение я боролся с теплом ее объятий, с тягучей сочностью ее приоткрытых губ. Но это была проигранная битва. Девушка была олицетворением эмоций, дрожащих от их интенсивности, когда она прижалась ближе, я мог чувствовать каждую ее рябь и волну. Сопротивления не было...
   * * * *
   Я взглянул на свои наручные часы. Было два часа. Поезд, на котором ехал Майк, должен был прибыть в 14:15.
   Он ждал на пустынной платформе вокзала, когда я подъехал.
   "Вы не только тащите меня в эту адскую дыру в полночь, но и заставляете меня ждать", - пожаловался он. "Как дела?"
   Я рассказал ему все, от начала до конца. Даже то, как я смыл кровь с рук. Я знал, что могу доверять ему.
   Его квадратная челюсть сжалась. - Похоже на рамку. Есть ли какая-то причина, по которой вы его прикончили? Мотив, на который мог бы указать кто-то другой?
   "Конечно нет! Мы с Джерри были друзьями.
   - Есть деловые связи?
   - Ну... э... да. Он одолжил мне немного денег. Двадцать тысяч. Он принял мою записку. Я выкупил его вчера, когда вышел отсюда. Я дал ему 20 000 долларов наличными".
   - Кто-нибудь еще знает об этом кредите?
   - Возможно, его напарник, Леонард Баркер.
   - Не подъезжай к дому, - сказал Майк. "Остановитесь, пока вы не дошли, я хочу осмотреться. Вы говорите, что не можете найти тело?
   - Я... я действительно не смотрел.
   - Но ты видел это на кровати в своей комнате. Вы в этом уверены?
   "Положительно. Я коснулся его лица. Было холодно, как лед".
   Впереди мерцали огни бунгало Харриса. Я остановился, выключил зажигание. - Это дом.
   Майк выудил из ночной сумки фонарик. "Ну давай же. Мы подойдем к нему с берега.
   Мы шли по еще теплому песку, свет Майка ярко прорезал темноту. Мы стояли напротив коттеджа, когда из темноты вдруг вырвался пронзительный женский крик.
   Майк выхватил револьвер и неуклюже побежал вперед, луч фонарика метался вверх и вниз. Снова раздался крик, на этот раз сдавленный. Я споткнулся обо что-то и упал. Это была пустая бутылка из-под виски. Потребность в оружии побудила меня взять его и носить с собой. Майк остановился впереди. Подойдя поближе, я понял, почему. В круге его фонарика было скрюченное тело. Пола стояла на коленях рядом с телом и истерически визжала.
   - Вот твое тело, - лаконично сказал Майк.
   * * * *
   Через час Майк позвал меня наверх. В спальне я увидел местного судмедэксперта и пузатого полицмейстера. Майк повел меня в конец зала.
   - Тут что-то неладное, Гил, - сказал он. - Харриса зарезали, да, но его еще и избили. У него сломаны четыре ребра и сломана рука, не говоря уже о ушибах на лице. Не было драки, была!"
   Я задохнулся. - Н-нет, я не знаю.
   - Чертовски много я собираюсь выжать из этой толпы, - прорычал Майк. "Все забили, когда его убили. То есть все, кроме убийцы. Его голос упал. - Мы должны держать этого толстого полицейского в неведении. Если он узнает о вас, он чертовски быстро вас сдаст. Что ж, пойдем вниз".
   Меррил и Сильвия были единственными, кто все еще был пьян. Волнение отрезвило Леонарда Баркера. Роджер Кэрролл, актер, был учтивым сам по себе. Паула, убитая горем, скорчилась в кресле, закрыв лицо руками.
   Майк посмотрел на разнообразную компанию. Конни была одета в неглиже. Ее пышные формы привлекли внимание Майка. Она кокетливо улыбнулась.
   - Кто знает, что здесь произошло! - спросил он. - Кто-нибудь из вас был достаточно трезв?
   Кэрролл провел рукой по своим блестящим волосам. Он посмотрел на меня. "Мы все пили, - сказал он. "Все были в хорошем настроении". Он указал на меня. "Он потерял сознание. Мистер Харрис отнес его наверх. Чуть позже мистер Баркер разорился. Он улыбнулся Сильвии. - Тогда эта юная леди. Я предложил миссис Харрис прогуляться по пляжу. Стало душно. Это все."
   - Вы не видели Харриса после того, как он поднялся наверх?
   "Нет."
   Майк повернулся к Меррилу. "А ты!"
   Меррил моргнул. "Мне? Я в порядке, спасибо".
   - Ты видел Харриса после того, как он поднялся наверх?
   Меррил взмахнул всеобъемлющей рукой. - Я никого не видел!
   "Кто-нибудь слышит звуки борьбы! Драка!"
   Ответа не было. Конни хихикнула, когда Меррил издал булькающие звуки губами.
   В комнату вошел начальник полиции. - Они все твои, шеф, - сказал Майк. "Я собираюсь осмотреться. Давай, Гил.
   - Подождите, мистер Мэддок, - сказал шеф. - Ты не можешь взять его. Он такой же подозреваемый, как и все остальные.
   "Я буду ответственным", - возразил Майк.
   В спальне, где я впервые проснулась и обнаружила рядом с собой тело Джерри Харриса, Майк ходил взад-вперед по полу. Труп был накрыт простыней. Он поднял его.
   - Он так выглядел, когда вы его увидели?
   Мой желудок перевернулся. Лицо бедняги Джерри было жестоко разбито. Нос был сломан и искривлен.
   "Нет!" Я задохнулся.
   - Я так и думал. Майк откинул простыню. Его острые серые глаза обвели комнату. Они сузились. Он подошел к окну, открыл его, выглянул наружу. "Возможно, - сказал он, - спускайся".
   Когда мы прошли, в коридор вышел начальник полиции. Он положил тяжелую руку мне на плечо.
   - Ты останешься здесь, - сказал он. - Слишком много на тебе.
   Майк посмотрел на меня. Он знал, что Мэри, служанка, в шутку повторила то, что слышала от меня. Я тоже это знал.
   - Хорошо, шеф, - сказал Майк. - Ты можешь взять его.
   Я был ошеломлен, когда Майк неторопливо вышел из парадной двери. Шеф провел меня в гостиную.
   "Где 20 000 долларов, которые вы должны были дать мистеру Харрису сегодня вечером!"
   - Я... я дал ему это! Он положил его в свой сейф в своей комнате! Я видел, как он это сделал!"
   Толстое лицо вождя помрачнело. "Ну, его там нет!"
   Вошел Майк. Я умоляюще повернулась к нему. - Он пытается меня одурачить! Я протестовал.
   - Он открыт и закрыт, мистер Мэддок, - сказал шеф. "Этот человек убил Харриса, чтобы не платить долг. Он притворился пьяным, чтобы увести Харриса наверх наедине. Он убил его и вынес тело на берег".
   - Звучит неплохо, шеф, - небрежно сказал Майк. - Я пойду с вами в участок. Есть твоя машина?
   Майк, прикрывая меня пистолетом, затолкал меня в заднее сиденье полицейского седана. Шеф сел за руль. Едва мы скрылись из виду бунгало, как Майк наклонился вперед, ударил прикладом ружья по голове вождя, схватился за руль, когда толстяк упал. Без ускорения машина затормозила, заглохла, остановилась.
   "Посмотри, не найдешь ли ты веревку в машине, Гил", - рявкнул Майк. "Работайте быстро!"
   Я нашел моток бельевой веревки. Майк связал вождя с головы до ног и даже заткнул ему рот.
   - Теперь, когда он убрался с дороги, мы можем куда-нибудь добраться. Если мы не решим это дело к рассвету, нам придется заплатить ад. Посади его на заднее сиденье машины и увези с дороги".
   * * * *
   Через несколько минут мы уже шли к бунгало. - Я знаю одно, - сказал Майк. "Тело Харриса выпало из окна. Вот как ему сломали ребра. Но почему убийца хотел переместить тело, мне непонятно. Тот, кто это сделал, намеревался вас подставить. У Баркера мог быть деловой мотив. Кэрролл, актер, явно любил жену Харриса. Слушай, давай попробуем что-нибудь. Расчешите волосы. Возьми мой пистолет и возвращайся в дом. Ты сбежал от нас, видишь? Пригрозите убить их всех, чтобы они замолчали. Действуй жестко, как черт".
   - Но... но в чем идея?
   - Я буду наблюдать через окно. Я просто хочу посмотреть, как они отреагируют. Идите в основном за женщинами. У нас нет времени проследить эту штуку. Возможно, таким образом мы получим быстрый ответ. Вперед, продолжать."
   Сжимая пистолет, я двинулся вперед. Все это звучало как безумная идея, но если Майк сказал сделать это, это не могло быть таким уж безумием. Входная дверь была приоткрыта. Я толкнул ее. Сильвия и Леонард Баркер стояли в холле и целовались. Его руки были вокруг нее, и они были склеены в одну фигуру.
   "Приклейте их!" Я лаял. - Иди в гостиную!
   Они оба стали белыми, как призраки. Ни один из них не шевельнулся. Я воткнул пистолет Баркеру в живот. - Иди туда, или я взорву тебя к черту! Конни и Меррил сидели на диване. Роджер Кэрролл пытался утешить Паулу. Все подняли глаза, когда я гнала Баркера и его даму перед собой. Я сосредоточился на Пауле.
   - Думал, меня сварили, а ты? Я усмехнулся. "Ну, теперь ты готов! Ни один из вас не выйдет из этой комнаты живым, чтобы свидетельствовать против меня! Вы все пойдете туда, куда ушел Джерри, и, черт возьми, скоро!
   Заплаканные глаза Паулы вылезли из орбит. Роджер Кэрролл был болезненно-желтым. Я подошел к ним, размахивая пистолетом. Пола окаменела.
   "Помолись!" - прошипел я.
   Я услышал шум позади себя. Я повернулся. Кулак выстрелил и попал мне прямо в челюсть. Моя голова, казалось, оторвалась от плеч. Это все, что я помню. В остальном была полная тьма.
   * * * *
   Майк стоял надо мной, когда я пришел в себя. Он улыбался, как чеширский кот.
   - Носок, а, малыш?
   Я моргнул. - Кто меня ударил?
   Он махнул пистолетом Меррилу, съежившемуся в кресле. - Пьяница - и убийца!
   "Но но-"
   - Довольно умно, - сказал Майк. "Он знал, что у всех остальных будут глаза как у пирога, поэтому оставался трезвым. Он убил своего зятя из-за 20 000 долларов наличными, которые, как он видел, он положил в сейф, а затем подставил вас. Когда вы пришли искать Паулу, он знал, что вы не собираетесь скрывать убийство, как он думал. Поэтому, чтобы еще больше запутать дело, он выбросил тело в окно и отнес его на пляж. Он совсем не был пьян. Просто закатал ликер в свой месяц, чтобы он пах до небес. В остальном это была чертовски хорошая актерская игра. Только он вышел из своей роли, когда подумал, что ты их всех сшибешь. Теперь, если вы получите шефа, мы закончим это. Лучше возьмите кого-нибудь с собой. Шеф может рассердиться.
   - Я пойду, - сказала Конни. - Я пойду с тобой, Гил.
   Снаружи она прижалась ко мне, потирая мою руку. - Я... я рада, что это был не ты, милый, - выдохнула она.
   Я поцеловал ее. Ее губы приоткрылись, а дыхание стало жарким. Я сделал заметку, чтобы получить ее адрес города.
   - Это дурной ветер, который никому не приносит пользы, - сказал я, как только смог разжать рот.
  
   ПРИЗНАН ВИНОВНЫМ, Джозайя Флинт и Фрэнсис Уолтон
   Первоначально опубликовано в McClure's , октябрь 1900 г.
   ГЛАВА I
   Среди серьезных несчастий в Подземном мире - оказаться правым в состязании с Силами, Которые Правят. Когда человек прибавляет к этому несчастью полнейшую глупость оскорбительного отстаивания своих прав, боги покидают его. Боги оставили Говарда Слайфера даже в час его триумфа; с самого начала его унижение было несомненным; только точное время и способ его были оставлены под сомнением.
   Говард Слифер был джентльменом из подземного мира, который позволил всем понять, что любой, кто попросит его о бое, получит его. Чуткое признание притязаний других людей и строгое уважение к ним не относится к делу чести в Преисподней; вопрос чести в подземном мире по большей части связан с чутким признанием человеком своих собственных притязаний и его решимостью добиться того, чтобы другие люди сурово уважали их; а Говард Слифер был пунктуально честен. Он обладал значительными суммами наличных денег, хранившихся, за редкими исключениями, в сейфах, рецепт вскрытия которых неизменно включал дрель и немного динамита. Мелкими исключениями были мелкие монеты и разорванные пачки банкнот, которые состоятельные люди, не имевшие ранее знакомства с мистером Слифером, выставляли и доставляли ему "на месте" и "по требованию" и благодаря солецизму в своих деловые привычки не требовали ни отказа, ни расписки. Его телосложение было патентом дворянства, в котором все, кто стоял, могли прочитать право взимать налоги и вступать во владение его личным имуществом, где бы он ни нашел его. Он был такого телосложения, что люди следили за ним взглядом и размышляли о размере "наказания", которое он мог вынести и нанести, и пока они размышляли, они очень уважали его - его и его слугу, и его служанку. , его вол и его осел, и все, что было его.
   Капитан Бригсток из... Участка не был мужчиной; он был заместителем божества и не уважал ничего, кроме архи-заместителей, своих официальных начальников. Технически его конституционная власть над простыми смертными была строго ограничена, но на практике технические различия так редко бросались ему в глаза, что его представление о них было склонно становиться весьма расплывчатым. По какой именно причине он вошел в жилище мистера Слифера, никто во внешнем мире так и не осмелился спросить его. Когда Слифера спросили, он сказал, что капитан зашел неофициально, по "частному делу", и не добавил никаких комментариев, кроме злобной ухмылки. Во внешнем мире сложилось впечатление, что капитан явился сюда как раз в то время, когда он знал, что мистера Слифера нет дома, и что мистер Слифер вернулся неожиданно; что было несомненно, так это то, что капитан покинул жилище Слайферов в необычайной спешке, и что об этом инциденте никогда не было никаких упоминаний в печатных изданиях. Он вышел на улицу из окна второго этажа, в которое он с такой силой рванулся назад, что вырвал раму. Это был час триумфа надменного Слайфера и час, когда боги покинули его.
   Три недели спустя среди держав, которые правили, произошло проявление esprit de corps , на что было неприятно смотреть. Патрульный Хупер из участка капитана Бригстока был убит ночью при исполнении служебных обязанностей; и не только в районе Бригстока, но и во всем городе силы были единодушны. Дело было не только в том, что если дежурный офицер не в безопасности, то ни один из них не в безопасности; был элемент оскорбления и наглости в нападении на патрульного, что возбудило в его соратниках нечто большее, чем личный страх; это задело их корпоративную гордость.
   "Кто-то должен за это хныкать", - сентенционно заявил детектив Суинтон группе своих братьев-сыщиков. "Меня не волнует, что Хупер был всего лишь плоскодонкой. Он был полицейским, и мы, летучие полицейские, должны послать какого-то парня в кресло за то, что он взорвал его. В этом городе есть толкучка, которая думает, что флэты не в счет, что толку не будет, когда кто-нибудь из них опрокинется, и они скоро схавают на некоторых из нас, летучих полицейских, если мы не учи их урок. Это был большой бык, которого никто не каркал за убийство патрульного Стимсона два года назад. Стимсон был достаточно глуп, чтобы пойти против банды, которая его убила, но если бы кто-нибудь из них прохрипел, чтобы его лупить, Хупер был бы сейчас жив. Говорю вам, ружья совсем как дети, когда дело доходит до обучения. Если они увидят, что ты не всерьез, они уползут, но если ты будешь с ними дурачиться, они тебя свалят. Кое-кто думает, что пушки будут действовать наравне с полицейскими, независимо от того, дойдут они до этого или нет. Это проклятая гниль. Конечно, есть и квадратнее, чем другие, но я знаю всех видов уже двадцать пять лет, и говорю вам прямо, они не созданы для того, чтобы любить нас. У них такое же классовое чувство, как и у нас, и, если мы не прокаркаем одного из них за Хупера, они так разозлятся, что каждый месяц копы будут бросаться им навстречу. Их нужно отозвать".
   Закон для Властей-Хищников состоит в том, что лучше девяносто девять виновных людей скроются, чем пострадает один невиновный; закон для Сил, Которых Правят, состоит в том, что пример должен быть подан. Силы-Добыча должны пострадать как клан за преступление против Сил-Что Правят. Клан должен отказаться от своего обидчика или должен стоять в ужасе и неуверенности в том, куда именно ударит рука силы. В том, что он где-то ударит, не должно быть ни малейшего сомнения.
   Приказы капитана Бригстока были лаконичны и отдавали его божественной властью. Он не признал невозможности в этом случае; он говорил с акцентом всемогущества; он сказал просто: "Найдите его; Я не хочу слышать ни слова о трудностях; к черту трудности; Я хочу, чтобы его нашли". На данный момент были лишь малейшие признаки того, что нужно продолжать. Хупера, должно быть, ударили сзади, он, должно быть, повернулся на нападавшего и в драке потерял свой шлем. По крайней мере, он получил два удара ножом в спину и получил сильный удар вниз в висок, от которого его спас бы шлем. Пружина его часов была сломана, а стрелки показывали пять минут четвертого, таким образом почти точно определяя момент, когда на него напали. Нападавший был ранен, и по пятнам крови его можно было отследить до защищенного дверного проема в половине квартала от него, где он, по-видимому, перевязал свои раны и переоделся. Сообщалось о сотнях других подробностей, но в течение трех дней они оставались, несмотря на приказ замещающего всемогущества, единственными существенными. Затем последовало заявление о том, что незадолго до своей смерти у патрульного Хупера были проблемы с Говардом Слифером, и что они обменялись высокими словами.
   Говорят, что Слифер попытался вырваться, когда оказался в безопасности в стенах полицейского участка в... Участке; его, во всяком случае, избили дубинкой, прежде чем его заперли в камере. Нанесенные удары были точно измерены в соответствии с его силой для принятия наказания. Можно усомниться в том, что капитан Бригсток был более сильно изранен, когда измерял свою длину на улице. Возможно, случайное совпадение, что капитан присутствовал, когда Слифера учили силе закона.
   Улики против заключенного обрабатывались с систематической энергией. Негативные доказательства были особенно значительными: нельзя было обнаружить, что в то время, когда патрульный Хупер был сбит, заключенного не было поблизости. Патрульный Ганди по ошибке предположил, что почти в то самое время, когда произошло убийство, он видел, как заключенный вошел в дом в дюжине кварталов от места происшествия. Взрыв неодобрения, с которым было воспринято это заявление, заставил патрульного Ганди сомневаться сначала в точном времени, затем в точном человеке и, наконец, в том, видел ли он кого-нибудь или нет. Патрульный Конард высказал мнение, что без четверти пять он встретил человека, который мог быть заключенным, в квартале от места происшествия. Капитан спросил его, во имя нецензурных вещей, для чего "его проблески", и сказал ему прямо, что любой, кроме осла, может сказать, был ли человек, мимо которого он прошел, пленным или нет; и патрульный Конард убедился, что он не осел, и что он миновал пленника, и вовсе не был уверен, что сейчас без четверти пять, или без четверти четыре, или три. В здании, непосредственно перед которым было найдено тело патрульного Хупера, был взорван сейф, и метод заключенного забрать деньги, которые мир ему задолжал, был хорошо известен. Был ряд других людей, которые использовали тот же метод, но это деталь. Брошенная одежда была слишком короткой для рук и ног заключенного и слишком маленькой, чтобы ее можно было надеть поверх второго костюма; но в нижнем белье только можно было в него втиснуться; и чем меньше они подходили ему, тем лучше была маскировка. А в то время, когда его раздевали и досматривали в камере, у него было столько свежих ран, что единственная трудность заключалась в том, чтобы решить, какие из них не нанесли ему похитители.
   Обвинение перед большим жюри было обеспечено доказательствами, которые, как писали газеты, были настолько "подавляюще убедительными", что единственным допустимым обвинением было убийство первой степени. Окружной прокурор публично похвалил полицию за ведение дела и заявил, что никогда прежде за время своей деятельности в качестве прокурора он не знал, чтобы убийца, которого на самом деле не видели при совершении преступления, предстал перед судом с доказательством вины. так тщательно установлено и умело представлено. В интервью представителю прессы он сказал: "Люди капитана Бригстока не только отомстили за убийство своего брата-офицера, они еще раз продемонстрировали замечательные способности городской полиции. Нелегко защищать такой большой город, как наш, который по самой природе вещей становится Меккой и Мединой для преступников, и приятно знать, что о нашей безопасности заботится такая добросовестная группа офицеров".
   Патрульные, назначенные перед большим жюри, не только отчетливо помнили, что видели Слифера в непосредственной близости от места преступления вскоре после его совершения, но и предъявили оружие, которым был сбит Хупер, и показали присяжным несколько рулонов банкнот. , взятые из карманов Слайфера, которые, без сомнения, были частью добычи, которую он захватил при ограблении сейфа. Свободно предаваясь своему воображению относительно того, как происходила борьба между Хупером и Слифером, прокурор изобразил злодея, обнаруженного добродетельным Хупером, когда он взорвал сейф или пытался сбежать, неважно что. Интеллектуальные и совершенно нетерпеливые присяжные, у которых были свои дела, которыми они не занимались, видели перед своим мысленным взором живую картину прокурора, видели, как негодяй Слифер взорвал сейф, видели, как он сбежал, видели преданную Хупер пытался его арестовать, видел борьбу, удары, блеск ножа. Наконец они увидели наедине, не мысленными глазами, изуродованное тело Слифера. Чтобы усилить эти конкретные доводы, на Слифера было составлено досье и как на "петровца", и как на каторжника, и он был объявлен одним из самых отчаянных преступников в стране. Интеллектуальному и совершенно нетерпеливому присяжным ничего не оставалось делать, как предъявить ему обвинение, и он был приговорен к следующему сроку суда.
   ГЛАВА II
   Фрэнсис Пири и Джеймс Шелл были двумя путешественниками Подземного мира, которые только что вернулись из Европы, чтобы получить новые аккредитивы. Они совершили модное грандиозное турне по континенту, "надулись" в "колыбели" Монте-Карло, повидали чудеса в запретном Париже и вернулись в "божью страну", чтобы заняться делами, пока их банковские счета не закончатся. разрешение на повторную поездку за границу. Шелл предложил, пока они были в Париже, отыграть свое состояние на месте и избежать морской болезни и различных передвижений, но совет Пири возобладал, и они прибыли в "божью страну" примерно за три недели до убийства патрульного Хупера.
   "Конечно, на этой стороне бабла есть, - признал Пири в ответ на предложение Шелла обосноваться во французской столице, - но это не наше бабло. С тех пор, как я был на этой стороне, я довольно сильно тренировался, и я рядом с тем, как здесь стоит денежный рынок. Вы помните того парня из Вены, у которого я одолжил сотню в Риме, и как он все время говорил мне, чтобы я был уверен и вернул их к тому времени, когда я сказал, что верну? Ну, он показывает весь бизнес. Он был довольно милым парнем, у него были камни и все такое, но он не из тех парней, которые позволяют нам с тобой жить и ездить за границу. Когда он подсчитывает свои счета в конце года, все должно сбалансироваться. У него будет целая цепочка статей под названием "человек не из дерева", но он знает, куда пошли эти пожертвования. Видеть? Ну, то же самое по всей Европе; все они узнали, куда и как ушло их тесто, кто его получил и что они за него получили. Их бы убило, если бы они вычислили одну из колонок в своих бухгалтерских книгах и написали после нее: "Ушли, черт бы меня побрал, если я знаю, куда". У них есть бабло, но им нечего терять, если не устроить из-за этого чертову говядину. Посмотрите, что они сделали с Бидуэллом, когда он в начале семидесятых привлек внимание Банка Англии. Дал ему жизнь! Ну, эти англичане считают деньги чем-то священным, святым, религиозным. Я ставлю на тысячу, что старый банк можно снова подправить за миллион или два, но парня, который это сделал, повесят. С другой стороны, все не так: каждый год так много бабла валяется, что его можно украсть, а если оно не украдено, оно заносится в колонку прибыли. Это то же самое тесто, которое ищет оборот в играх в покер. Он хочет продолжать двигаться и менять руки, а пушки есть, чтобы придать ему веревку. Видеть? Это какое-то провидение!
   - Копы здесь, чтобы доставить неприятности пушкам, - возразил Шелл. - Насчет рассыпчатого бабла все в порядке, а как насчет распущенных мух-копов? Я лучше возьму свой шанс с десятком этих рубиновых медяков здесь, в Париже, чем с одним маховым локтем в Йорке.
   - О, на этой стороне все копы, - возразил Пири. - Помнишь того ружья в Берлине, который пытался скрыться после того, как обчистил карман Молля, и как вся улица побежала за ним? Вот так и делают на этой стороне: толпа сочувствует копу, а не ружью. В Штатах ружью дают шанс побегать, а гонятся за ним копы. Так и должно быть.
   * * * *
   Утром следующего дня после убийства патрульного Хупера двое мужчин вели серьезный разговор в ярко обставленном номере отеля в верхней части города. Один лежал на кровати с повязкой на голове; и по пятнам крови на одежде видно было, что он залечивает рану; другой сидел у кровати. Эти двое были зарегистрированы в книгах отеля как выходцы из Сиднея, Австралия, и подписались под именами Ричард Вамперсон и Джексон Мазер.
   - Вы правильно потушили ему свет, - заметил мужчина у кровати. - Подобрали его хриплым.
   - Так и надо, - пробормотал инвалид. - Кого-нибудь уже выписали?
   - Волынщики говорят - да слушайте мое фурриновское наставление! - что полиция схватила этого мичиганского парня, Слайфера. Мы немного поработали с ним в Черри-Хилл восемь лет назад - помнишь? Этот тип однажды заставил старого Бригстока сбежать из его квартиры. Они собираются посадить его на честном слове. " Уорлд " сообщает, что полиция нашла у него оружие, а " Журнал " утверждает, что у него в карманах было немного бабла банка.
   "Эти газеты становятся по-настоящему мудрыми. Как много они знают. Похоже, ружье больше ничего не может сделать, если его не прищемят для чего-то другого!
   Это замечание было, конечно, неблагодарным, ведь инвалида в последнее время ни за что не щипали. Более того, это было неразумно: инвалид не понимал устройства вещей, которое делает необходимыми образные "новостные" колонки.
   "Лучше меня ущипнут за то, чего я не сделал, чем за то, что я сделал; это раздражает чувство справедливости парня, когда его обвиняют в ложных обвинениях, и это помогает ему прикрыться", - заявил другой. - Но вы пнули в Пейри, что в Европе все копы, а у ружья нет шансов; Как вы называете газеты в этой стране, как не копами?
   - Летающие, не так ли! Они не сговорились с тобой и со мной; они такие же мёртвые, как и тупицы во фронт-офисе!"
   "Говорят, Слифер ушел с полных пятидесяти тысяч, потому что у него нашли только несколько рулонов. Они умные, они! Они думают, что он где-то сделал растение.
   "Показывает, насколько они мертвы. Они много знают о том, кто украл эту монету, как это делает Слифер. Конечно, полиция должна блефовать и рада кого-нибудь ущипнуть; но вы могли бы подумать, что эти газеты могут время от времени падать сами по себе.
   - Хорошая работа для нас, ведь нас не ограбили в тот раз, когда старый Фреклтон заглянул к нам. Три года назад, не так ли?
   "Дольше этого; и к тому же старый Фрек каркнул. Он единственный человек в полиции, который нас не знал.
   "О, я не подозрительный, я не; но это пирог, чтобы принять свою конституцию без того, чтобы все резинали. Слушай, я думаю, я возьму немного разрыхлителя ног и посмотрю, как насчет этого бабла в Лондоне. Вот где он нам нужен в нашем бизнесе, и чем раньше мы его получим, тем быстрее. Мы хотим пошалить, как только вы сможете встать на анте!"
   - Хорошо, но не медли - здесь, наверху, я мертв для всего мира. Так долго!"
   "Так долго."
   * * * *
   В ночь на начало восьмой недели после убийства патрульного Хупера Фрэнсис Пири и Джеймс Шелл сидели "за виски" в фешенебельном полуночном ресторане на Шестой авеню. Пири должен был быть дома и в постели; почти любой неспециалист мог бы сказать ему, что он тяжело болен. Он был призраком из грошового романа, и плоть на его костях откинулась назад, так что они начали выступать под острыми углами. Заключение постороннего было бы таково, что он был еще одной из жертв, которых иногда требует жизнь на фешенебельных полуночных курортах, но выводы, сделанные посторонними, показывают их ум, а не их знания. Единственным присутствующим человеком, который действительно знал, что есть что, был Джеймс Шелл, но он не признался бы в этом даже Пири. На его лице было выражение отвращения, когда он смотрел, как больной слабо тянется к своему стакану.
   - Удивительно, что ты не взял наручи. У тебя последние два месяца живот болит вокруг этих суставов, и я уже устал смотреть на тебя! Я хочу перебраться на другую сторону. Кто-нибудь подумает, что полицейский ударил тебя бейсбольной битой, когда ты разыгрываешь детское представление. Он просто дал тебе любовный удар своей булавой, вот и все.
   - Пара любовных постукиваний вроде этого "уд-а" тут же погасили мой свет, - устало ответил Пири. - Я больной человек, Шелл.
   "Ничего не болит. Почему, черт возьми, ты не остаешься дома, если ты болен? Ты преследовал меня последние восемь недель, как щенок. Я никогда не просил тебя об этом. Оставайтесь дома и кормите себя грудью, если вы так залетели; я согласен; Я чертовски устал слышать, как ты скулишь. Вам не нужно бояться меня; Я не собираюсь стучать против вас; никто никогда не узнает от меня, ведь ты и этот флатти не могли поладить вместе; Я могу молчать об этом так же, как и ты. И я тоже не собираюсь делать тебя из бабла. Вы получите все, что придет к вам, когда мы доберемся до Лондона. Он хранится там, половина принадлежит вам. Но я тебе говорю прямо, я собираюсь дать тебе холодный мит, если ты не перестанешь гоняться за мной по всем этим забегаловкам.
   - Ты даешь мне холодный мит?
   Пири выпрямился на стуле с явным усилием. На самом деле рука смерти была на этом человеке, но его мужество было с ним.
   "Это то, что я сказал. С тобой все в порядке, когда ты этого хочешь, но я больше не потерплю, чтобы за мной следили, понимаешь? Что я думаю, так это то, что ты сумасшедший.
   Просто признать, что он болен, было признанием, которое при данных обстоятельствах стоило Пири больше, чем Шелл мог себе представить; сидеть за столом с человеком, которого он считал своим приятелем, и слышать, что он "психушка", было вызовом, от которого он не мог отказаться даже в своем ослабленном состоянии.
   - Возьми, тупица! - прошипел он сквозь зубы и со всей силы швырнул пивной стакан Шеллу в голову.
   Драка закончилась прежде, чем дежурные успели вмешаться. Шелл попытался бросить Пири на пол, и Пири пустил пулю ему в сердце. Его свет погас без мерцания.
   ГЛАВА III
   В больничной палате тюрьмы умирал человек. Капитан Бригсток из полицейского участка сидел рядом с кушеткой.
   - Я собирался каркать, не так ли? Поднимите меня немного, кэп. Спасибо."
   - Так они это называют, Пири.
   - Что ж, Кэп, я могу рассказать вам сейчас, а не позже. Вы взяли не того парня в этом деле с Хупером. Слифер не делал Хупера. Дайте мне еще немного этой дури - быстро - я - я - умираю . Господи, да грязное дело умирать: и я тоже - плохо умираю. Вот почему я говорю вам.
   Стимулятор на мгновение оживил его.
   - Слушай, Кэп - я и Шелл - ты слушаешь? - запиши это на бумагу, парень; Я становлюсь слабым в своих трубках; Карандаш там есть? Мы с Шеллом, прохрипели, - снимаешь его? мы каркали Хупера; я впереди с Билли, когда его шлем упал, а он сзади с ножом. То, что было в газетах, было гнилью. И Шелл, я потушил его свет, черт бы его побрал: он пытался выбить меня из бабла. Вот почему я нахожусь здесь. Видеть?"
   Его разум блуждал.
   Карандаш Бригстока остановился, и сам Бригсток воспринял это как знак особой заботы Провидения о нем, что признание Пири не было сделано никому другому. Какое Провидение, естественно, выбрало бы его для заботы, и было ли это в высших небесах или в глубочайшем другом месте, у него не было времени спрашивать в данный момент.
   "Где посажено тесто?" он спросил.
   Веки больного распахнулись, но он не узнал ни капитана Бригстока, ни его вопроса; в глазах светились злость и боль, а губы отдернулись от крепких выцветших зубов.
   "Ты даешь мне холодный мит!" - чуть не закричал он, полуподнявшись в постели. - Вот это, тупица! и он бросился на капитана Бригстока.
   Это было правдой, Пири умер плохо.
   В тот вечер Бригсток в своей квартире вновь задумался об особой заботе Провидения. В конце своих размышлений, которым он помогал, расхаживая взад и вперед по комнате, он встал на колени у открытого огня, вырвал и сжег несколько листов из своей тетради.
   * * * *
   В новогоднюю ночь, примерно через десять месяцев после убийства патрульного Хупера, Говард Слифер сидел в своей камере в... тюрьме и разговаривал через решетку двери камеры со своим "дозором смерти". Показания, данные во время предъявления ему обвинения, были повторены с дополнениями во время суда над ним, и среди этих дополнений признание Фрэнсиса Пири не было обнаружено.
   - Ты слышишь, что я тебе говорю, Джексон, - сказал в тот вечер Слифер. "Я не размякаю и не брыкаюсь, чтобы сесть на стул: не я! Я должен сидеть в нем, это прямо. И я сделал достаточно, чтобы заслужить карканье десять раз; но, Джексон, не мне стоять за убийство Хупера. Я этого не делал. Конечно, улики так не выглядят, и они думают, что поймали меня как следует; но это просто показывает, насколько ужасны некоторые вещи в этом мире. Джексон, если бы Хупер мог сейчас подняться из могилы, он бы сказал: "Слифер этого не делал". Я не против хныкать за то, что я сделал, но я чертовски ненавижу хныкать за то, чего не делал.
  
   ШЕПЯЩИЙ ТРУП, Ричард Б. Сейл
   Первоначально опубликовано в Secret Agent X , август 1934 года.
   ГЛАВА I
   КОМНАТА СМЕРТИ
   Это была круглая комната с гладким мраморным блеском на каменных стенах. Молчаливость смерти угрюмо висела над местом, окутывая его, как мутный туман. Был только тусклый свет. Это не рассеяло нечестивого мрака, а только увеличило жуткие черные тени, которые гротескно резвились, как крошечные дервиши. На мраморных стенах виднелись глухие металлические ручки, которые открывали огромные ящики стен. Они были расположены вертикально в систематических колоннах, как стальной картотечный шкаф.
   Детектив Барт Тревор, заклятый враг преступников, беззвучно прошел мимо открытой двери комнаты и вошел. Повсюду вокруг Тревора, искусно спрятанные в похожих на плиты камерах, валялись тела.
   Тревор вздрогнул.
   Внезапно он увидел двух мужчин, стоящих через комнату от него, видимо, напрягающихся, чтобы что-то услышать. Он подошел к ним, его туфли скользили по холодному цементному полу. Двое мужчин подпрыгнули от звука, на мгновение испугавшись.
   - Здравствуйте, Барт, - серьезно сказал инспектор Билл Брандт. - Ты мог постучать, когда входил. Это место вызывает у меня мурашки по коже. Я никогда не мог много ходить в морг".
   Тревор сказал: "Здравствуйте, инспектор. Ну вот я и добрался.
   Брандт кивнул и повернулся к человеку рядом с ним. - Продолжай, Карл. Скажи Тревору, что ты сказал мне. Скажи ему, почему я позвонил ему, чтобы спешить сюда.
   Карл Топика, седой старый немец, служитель городского морга, мрачно покачал головой Тревору. Его лицо под седыми волосами было землистым, а глаза расширились от ужаса.
   "Что это?" - спросил Тревор, озадаченный.
   - Это один из трупов, - ответил Топика странным свистящим шепотом. "Это был разговор сегодня вечером. Это было ваше имя, герр Тревор!
   Тревор уставился на немца. - Называет мое имя? - воскликнул он. - Ты имеешь в виду, что сегодня вечером один из этих дохлых ублюдков проснулся и позвал меня?
   " Джа, джа !" - заявил Топика. "Это было так! Гот , это было ужасно! Вот я сидел и читал газету. Вдруг я услышал чей-то шепот. Я думал, что это мое воображение. Но нет - не было! Один из трупов действительно шептал!
   Тревор усмехнулся: "Невозможно!"
   - Это то, что я сказал, - вмешался инспектор Брандт. - Но будь я проклят, если я сам этого не слышал всего за секунду или две до того, как вы вошли!
   - Вы оба, должно быть, сошли с ума! Тревор заплакал. "Мертвец не может говорить, даже шепотом". Он помедлил и внимательно посмотрел на них. "Какое тело выполняет призрачную работу?"
   Инспектор Брандт открыл было рот, чтобы объяснить. Но он быстро закрыл его снова с щелчком! Еще один голос прорезал мрачные стены морга. Это было что-то сверхъестественное - жуткое скрежещущее скольжение, похожее на предупреждающее шипение разъяренной змеи.
   "Барт Тревор - Барт Тревор..."
   Тревор ахнул от удивления и испуга и повернулся лицом к стене. Неземной зов, казалось, исходил прямо из панели перед ними. Это вселило ледяной ужас в колотящееся сердце Тревора и заставило его горячо задыхаться.
   "Вот оно!" Топика застонал. "Слушать!"
   "Барт Тревор - Барт Тревор..."
   Это было похоже на вой банши, ужасная мольба проклятой потерянной души, ищущей среди ужасных мертвецов друга. Это были единственные два слова, которые он сказал. Больше ничего.
   - Попробуйте ответить, - отрезал инспектор Брандт. "Попробуй что угодно! Барт, ради бога, я не выношу этот звук!
   Настороженным, дрожащим голосом Тревор ответил: "Я здесь".
   Дальше звука не было. Только гнетущая тишина сырого морга.
   - Я здесь, - серьезно повторил Тревор. "Барт Тревор здесь. Это кто? Что ты хочешь?"
   Ответ пришел медленно. Тревор напрягся и прислушался. Карл Топика пошатнулся, глубоко пораженный удивительным парадоксом. Инспектор Брандт с силой сжал руку Тревора.
   "Идите на Серкл Драйв - на Серкл Драйв лежит человек - его убил Мастер Убийств..."
   Глаза Барта Тревора мгновенно сузились. Такая важная информация довела его доверчивость до предела. Труп был мертв. Труп не мог направить полицию в логово убийцы. И если минуту назад он почти поверил, что шепчет мертвец, то теперь он криво усмехнулся и обратился к инспектору.
   Тревор ничего не сказал. Он мотнул головой в сторону двери и пошел к ней. Карл Топика стоял там, дрожа. Тревор похлопал старика по плечу и отвел его наверх. Инспектор Брандт последовал за ним по пятам.
   Выйдя из морга, Тревор сказал: "Это фальшивка, инспектор! Я не знаю, как, но кто-то там что-то соорудил и пытается сделать так, чтобы это выглядело как работа духа". Он повернулся к Топике. - Кто-нибудь был там на прошлой неделе или около того?
   - Много людей, - сказал Топика. - Они всегда приходят опознать тела.
   Тревор спросил: "Кто-нибудь пытался опознать трупы на той конкретной панели, перед которой мы стояли?"
   Немец покачал головой. "Нет."
   Тревор нахмурился. "Кто там? Место для троих, не так ли?
   - Джа, - сказал Топика. - Их там трое. Один цветной мужчина. Мы не знаем, кто он такой. Другой - моряк. Его нашли в Ист-Ривер.
   - Знаешь, кто он?
   "Нет. Но мы знаем третью. Это Роберт Херрик, рэкетир, которого вчера убили.
   - Херрик! - отрезал Тревор. Он быстро соображал. - Тело все еще ждет вскрытия, а?
   Топика кивнул.
   - Я еще не понял, инспектор, - сказал Тревор. - Но я бы посоветовал вам, чтобы ваш медик немедленно начал распиливать этот труп. У меня есть предчувствие, о чем идет речь. Херрик был привлечен к расследованию в связи с этим разоблачением Ассоциации Защитников Грюн. Херрик был правой рукой Грюн, как вы знаете. И ассоциация просто слепая, чтобы обескровить потных портных города. Чистильщики и красильщики. Прививка, шеф. Грюн, вероятно, боялся, что Херрик завизжит от давления. Значит, Грюн либо ударил его, либо сам ударил!
   "Кольцо трансплантата Груена!" - воскликнул инспектор Брандт. - Но разве это не то дело, над которым ты работаешь, Барт?
   - Я скажу, что да, - ответил Тревор. - Я не только работал над ним - я его закончил! У меня есть документы, подтверждающие, что Уолтер Грюн и его банда развратных жуликов обманули честных рабочих в этом городе почти на пять миллионов долларов. Пять миллионов! И у меня есть доказательства, подтверждающие обвинение! Это надолго отправит всех этих жуликов вверх по течению.
   Инспектор Брандт нахмурился. - Я начинаю видеть вещи, - сказал он. "Идея этого шепчущего трупа состоит в том, чтобы переключить вас с дела на что-то другое. Если моя догадка верна, за этим стоит Грюн. Он пытается отвлечь вас.
   "Может быть, - сказал Тревор, - а может быть, и нет. Я думаю, что Уолтер Грюн немного встревожен. Вероятно, он пропустил какие-то очень важные документы, которые мне пришлось украсть из его собственного кабинета. И он хочет их вернуть".
   - Боже, Барт, - воскликнул Брандт, - тебе лучше быть осторожным. Он должен быть вне, чтобы получить вас. Он убьет тебя!
   Тревор резко рассмеялся. - Нет, - сказал он, - он не убьет меня, инспектор. У него было достаточно возможностей для этого. Сейчас ему нужны эти бумаги. И пока я жив, они могут следовать за мной, надеясь найти их. Но если бы я был мертв - Грюн никогда не смог бы их вернуть!
   - Но почему ты? - спросил Брандт. - Разве их не получил окружной прокурор? Он выдаст ордера на аресты.
   "У окружного прокурора есть только копии. Я и только я знаю, где эти документы. А если я вдруг умру, они быстро доберутся до его кабинета. Я не рискую потерять их, пока жив. После этого это чужая забота".
   Глаза Тревора заблестели. Он нащупал в заднем кармане успокаивающую выпуклость револьвера. Затем он потуже затянул пальто на шее и сказал: "Увидимся, Брандт".
   Инспектор спросил: "Куда вы идете?"
   - На Серкл Драйв, - ответил Тревор. "Это должно оказаться интересным. А если там есть покойник, хотя я в этом серьезно сомневаюсь, почему, может быть, я смогу выдвинуть небольшое обвинение в убийстве и на Груена и его шайку.
   - Не будь дураком, Барт! - запротестовал Брандт. - Ваша удача не может длиться вечно. Говорю тебе, Груен вышвырнет тебя оттуда, прежде чем ты успеешь это осознать!
   - Нет, - с улыбкой сказал Тревор, - пока он не узнает, где эти бумаги.
   Тревор быстро добрался до тротуара. Ночь была холодной, и резкий призрачный ветер обжигал ему щеки и поднимал его дыхание серым непрозрачным облаком. Он сгорбился, чтобы не замерзнуть, и оглядел бордюр в поисках такси. Серкл Драйв была далеко отсюда.
   В этот момент к обочине подъехал желтый извозчик, и водитель, желая получить плату за проезд, крикнул: "Такси, сэр?"
   - Ага, - сказал Тревор, подходя к нему. "Серкл Драйв. И доллар, если вы сделаете это за двадцать минут!"
   "Верно!"
   Водитель забрался обратно на переднее сиденье. Послышался отталкивающий визг и лязг шестеренок, грохот мотора, и такси рванулось вперед, в ночь.
   Десять минут спустя Барт Тревор понял, что такси везет его далеко от Серкл Драйв. Водитель ловко вел машину в противоположном направлении, избегая красных светофоров и ярко освещенных шоссе, сворачивая назад по темным переулкам. Губы Тревора сжались. Он выглянул из машины. Затем он наклонился вперед и сильно ударил по стеклу, панели, которая отделяла его от водителя. Водитель повернулся.
   "Куда ты идешь?" - резко спросил Тревор.
   Водитель ухмыльнулся и покачал головой. Тревор выглядел мрачным. Эта стеклянная панель предотвращала любой звук, исходящий из внутренней части взлома.
   Тревор сел и быстро попытался открыть одну из дверей. Он был заперт. Так было и с другим. Это была изящная маленькая ловушка. Ручки, которые опускали стекла окон, были демонтированы. Из салона не было выхода. Единственный воздух, который достался Тревору, был тот, что со свистом поднимался сквозь покрытые ковриками половицы такси.
   Он внимательно вынул из заднего кармана сверкающий стальной револьвер. Он наклонился вперед, держа пистолет в правой руке, и постучал им по стеклянной панели. Водитель повернулся, посмотрел слегка удивленно на безобразно зияющее сопло револьвера, а потом презрительно махнул рукой и засмеялся.
   Тревор был озадачен. Он мог бы легко проткнуть этому парню затылок с такого расстояния в упор. Но это было бы самоубийством. Он убьет водителя, оставит хак без контроля и сам погибнет в последующей аварии!
   Он тщательно прицелился в бедро правой ноги водителя. Это только нанесет рану, выведет ногу парня из строя настолько, что ему придется остановить машину.
   Трескаться!
   Тревор уверенно нажал на курок и почувствовал, как пистолет подпрыгнул в его руке, когда из ствола вылетела горячая пуля.
   Снаружи водитель услышал взрыв, несмотря на стеклянную панель, которая его заглушила. Он обернулся и кинул дикий взгляд на стекло.
   Сам Тревор смотрел на него с изумлением. Там, в панели, была сплющенная свинцовая пуля из его оружия, полет которой резко остановился. Стекло даже не треснуло. От вихря, в который попала пуля, не было неровных расходящихся линий. Даже дырочки в стекле не было.
   Стекло кабины было пуленепробиваемым!
   Водитель повернулся и вдавил педаль газа в пол. Желтое такси устремилось вперед, как катапульта!
   В то же мгновение сзади машины раздался пронзительный пронзительный шипение. Тревор услышал это, безрезультатно осмотрел машину в поисках источника. Странный зловонный запах проник в кузов и тяжело обрушился на трудящиеся легкие Тревора.
   Его охватило тошнотворное головокружение, и мир поплыл перед глазами, как вращающийся гироскоп. Он не мог сосредоточиться. Теперь он не мог видеть. В его ушах стоял кавернозный рев, а тело онемело. Вниз, вниз он погружался в бездонную пропасть внизу. Это было похоже на годы, которые качались и тонули. Он ударил с беззвучным стуком. Потом забвение...
   ГЛАВА II
   ТЕРРОР ПЫТКИ
   Когда Барт Тревор пришел в сознание, он ничего не видел. Он был существом в мире сплошной черной смолы. Он не мог видеть свою руку перед глазами. И воздух был тяжелым, едким от враждебности.
   Тревор тихо застонал и потер грудь. Было ужасно больно, и каждый вдох пронзал его, как мириады иголок, пронзающих его внутренности. Он ошеломленно сел. От его одежды исходил странный запах. Эфир!
   Его пронзила вспышка мысли. Он попытался вспомнить, что произошло. Слизень в панели. Пуленепробиваемое стекло. Странное шипение. Потом - конечно! Хитроумным образом кабина была сконструирована с воздухонепроницаемой задней частью. Когда он попытался создать проблемы, водитель послал струю эфирного газа в тонно кабины. Это выбило его из колеи.
   Тревор молча поднялся на ноги и осторожно встал в темноте. Где он был сейчас? Что произошло после того, как газ лишил его чувств? О нем не было ни звука. Нет света. Ничего такого. Он шел прямо вперед очень медленно, вытянув перед собой руки. В настоящее время они ударил что-то. Стена.
   Он чувствовал это. Оно было гладким, с блеском, как воск. Он провел руками по стене, ища дверной проем. Он сделал полный обход комнаты. Регулярность стен никогда не нарушалась.
   Нет двери! Он был в ловушке, Тревор был. И красиво застрял. Он находился в закрытой камере. Выхода из него не было. И все же, если нигде не было двери, как он сюда попал?
   Он посмотрел сквозь темноту в сторону потолка. Вот оно. Его спустили в эту черную комнату через отверстие в потолке, теперь невидимое из-за непрозрачности темноты.
   Тревор быстро пошарил в кармане. Его пистолет исчез. Одновременно он услышал голоса. Они были над ним - хриплые мужественные мужские голоса. Он напряг слух.
   - Он безоружен?
   "Ага. Луи пришлось применить к нему газ в кабине. Он пытался создать проблемы. Выстрелил в Луи. Пули, естественно, не могли пройти, но Луи боялся, что кто-нибудь может услышать шум.
   "Где он?"
   "Ниже. Я поместил его в бассейн для пыток с водой".
   Мгновенная тишина. Затем: "Открой. Я хочу поговорить с ним".
   Тревор быстро присел в углу черной комнаты. Он посмотрел вверх. Потолок, казалось, поднялся вверх и прочь. Квадратное пятно желтоватого света просочилось сквозь потолок на пол камеры и неуверенно замерцало там. В следующее мгновение его закрыла яйцевидная тень, когда кто-то наверху перегнулся через дыру и крикнул: "Тревор!"
   Берт Тревор быстро обсудил свою ситуацию. Он не ответил.
   "Тревор!" - резко позвал мужчина. - Если ты не спишь, ответь мне. Промедление вам не поможет!
   - Я здесь, - ровно сказал Тревор. "Это кто?"
   Мужчина сверху усмехнулся. - Это Мастер Убийств, друг мой.
   Тревор громко рассмеялся. - Мастер убийств, а? Вы говорите, как мой старый приятель, мистер Мастер Убийств. Вы говорите, на самом деле, как Уолтер Грюн. Но ты не можешь быть им. Он слишком желтая крыса, чтобы даже просунуть голову в дыру, когда под ним застрял безоружный человек!
   Мастер Убийств нахмурился. - Все еще старая бравада, а, Тревор? - прорычал он. - Что ж, ты потеряешь его до того, как я закончу с тобой. Вы можете прекратить блефовать. У тебя нет шансов. И ты это знаешь - ты кончил!
   - рявкнул Тревор. - У меня есть все шансы, Груен. Вы и ваши грязные убийцы не можете меня тронуть!
   "Так!" - воскликнул Мастер Убийств. - Я думал, что это и есть причина твоего безвкусного высокомерия. У вас какое-то ложное представление о том, что ваша жизнь - заложник, вам гарантирована безопасность, пока я не найду те очень ценные бумаги, которые вы так ловко украли у меня.
   "Вы держите пари!" - резко сказал Тревор. - И это тоже не ложная идея. Это главная причина, по которой я давал окружному прокурору только копии этих соглашений о взятках! Я в безопасности, Грюн, пока я и только я знаю, где эта штука.
   "Ты так думаешь?"
   - Я скажу, что да. И на всякий случай, если у вас появится небольшая сыпь и вы столкнетесь со мной в момент безрассудства, позвольте мне сказать вам вот что. В тот момент, когда со мной что-нибудь случится, эти бумаги попадут в офис окружного прокурора, и он наложит на тебя гайки и добавит небольшое обвинение в убийстве.
   - И, - закончил Мастер Убийств, - в этом городе нет человека более честного, чем Джон Уолш.
   - С окружным прокурором все в порядке, - сказал Тревор. - Вы не отберете у него эти бумаги, что бы вы ему ни предлагали.
   - Осмелюсь сказать, что ты прав, - сладко ответил Мастер Убийств. "Поэтому я должен попытаться получить бумаги другим способом. Вы согласны?
   Тревор не ответил. Внезапный приступ ужаса пронзил его.
   "Итак, - сказал Мастер Убийств, - я позволю вам сказать мне, куда вы их положили".
   Тревор едко ответил: "Иди к черту!" Мастер Убийств усмехнулся.
   - Очень хорошо, - весело заметил он. - Если ты не скажешь по собственной воле и избавишь себя от мучений, мне придется заставить тебя рассказать. Он сделал украдкой жест человеку рядом с ним над запечатанной комнатой.
   Мгновенно Тревор ощутил новый звук, булькающий, стремительный музыкальный звук. Он прижался к стене, его зоркие глаза устремились на одинокое пятно освещенного пола, куда падал луч света сверху. Он мог видеть, как что-то похожее на песок неуклонно ползет по дереву, а затем проходит дальше, всеядно пожирая пол. Бульканье продолжалось несколько секунд, затем сглотнуло, как утопающий, и затихло.
   Тревор почувствовал, как холодная липкая жидкость омывает его ботинки. Она ползла выше подошв, а затем медленно, дразняще ползла по его лодыжкам. Это была вода! Человек-дьявол наверху заливал камеру водой!
   Челюсти Тревора мрачно сжались. Он напрягся от удара воды о колени. Луч света исчез без предупреждения. Тревор быстро поднял глаза. Грюн заменил панель потолка над проемом. Из черной ямы не было выхода.
   Вода жадно доходила ему до пояса. Тем не менее Тревор чувствовал себя в безопасности. Это была лишь незначительная форма пытки. Его пытались запугать, чтобы он признался в местонахождении вожделенных разоблачений взяточничества. Они не дадут ему утонуть, как крысе в капкане. Они позволяли воде подниматься так высоко, а затем останавливали ее.
   Но поднимающиеся во мраке бурлящие водовороты ничуть не колебались. Вода достигла его подбородка. Он больше не мог стоять. Он задрал за собой ноги и спокойно зашагал по воде, сохраняя силы на случай, если это испытание затянется. Вода скоро остановится.
   Это не так. Он продолжал подниматься, поднимая его все выше и выше. Тревор подходил все ближе и ближе к потолку. Он чувствовал это. Раздался глухой удар, когда его череп треснул о деревянный потолок. Вода оставалась - дальше вверх. Напуганный теперь, Тревор яростно барахтался в потоке. Он пытался плавать. Его голова постоянно билась о потолок. Он перевернулся на спину и задрал ноздри так далеко, как только мог. Его нос терся о потолок. Он чувствовал, как вода накатывает на его уши и неуклонно поднимается по его челюсти, вверх, вверх, ко рту, по ней.
   Она заплыла ему в нос как раз в тот момент, когда он сделал глубокий вдох и задержал дыхание на всю жизнь. Вода ударялась о потолок с характерным хлюпающим звуком. Оно накрыло его полностью.
   На полпути в струйной пасти воды Тревор плыл на последнем вздохе. Перед его глазами проносились скопления странных сцен. Его легкие стучали сильнее, чем его пульсирующее сердце. Тревор чувствовал, что скоро они должны широко разойтись из-за напора воды и слабого ветра. Перед ним вспыхнули искры. Взрывы метеоров беззвучно взрывались в его ушах. Он выдохнул. Гигантские пузыри, казалось, пронеслись мимо его глаз, когда драгоценный кислород вскипел вверх, к потолку.
   Тем не менее, в полубессознательном состоянии Тревор все еще мог различить тот факт, что тяжелые калечащие руки жестоко схватили его за волосы на голове и дернули вверх. Горящий свет вспыхнул в его глазах, и внезапная перемена в деликатной комнате ослепила его на несколько минут. Но ужасная хватка воды исчезла. Чистый свежий воздух омывал его тело и целовал лицо.
   Что-то ужалило его. Он открыл глаза. Уолтер Грюн стоял перед Тревором и ухмылялся, как дьявол. Даже когда Тревор разглядел его. Груен снова наклонился вперед и ударил Тревора по лицу с оглушительным ударом!
   Слабо, ошеломленно, Тревор попытался подняться. Он обнаружил, что его руки и ноги не функционируют. Они оцепенели, парализовались. Он смутно слышал мужские голоса, слащаво хохотавшие над его слабыми выходками. Открытая ладонь Груена оставила на его щеке еще один пятипалый след.
   Тревора это не особо беспокоило. Это не больно. Это помогло прочистить его затуманенный мозг. Значит, вытащили его в последний момент. Это было что-то. Значит, они еще не планировали его убивать. Они действительно хотели знать, где эти бумаги.
   Он слышал, как говорил Уолтер Грюн.
   - Тебе не понравилась твоя маленькая ванна, не так ли? Грюн злорадствовал. - Не многие, Тревор. И вы вернетесь к этому снова для еще одной попытки, если вы не столкнетесь. Где эти бумаги?
   "Ответ, - выдохнул Тревор, - тот же, что и раньше. Только больше!"
   Грюн ударил его.
   - Ты грязная крыса! - пронзительно воскликнул Тревор. - Я убью тебя за это! Вы никогда не доберетесь даже до присяжных!
   - Послушай, Тревор, - сказал Груен ровным, зловещим голосом, - скажи мне, куда ты сунул эти бумаги, и я освобожу тебя.
   Тревор слабо рассмеялся. "Освободите меня в аду", - сказал он. - Если бы ты знал, ты бы сбил меня с толку. Я не говорю, Грюн. Ты злодей! Теперь я знаю, почему придурки съеживаются, когда упоминают твое имя. Теперь я знаю, почему тебя называют Мастером убийств! Давай, дай мне снова водяную камеру. Я ничего не говорю! Возьми? А в следующий раз ты труп оттуда вытащишь, и твой гусь сварится!"
   Груен уставился на Тревора, его лицо исказилось яростью. Его поросячьи глаза украдкой скользнули по лицу Барта Тревора.
   - Хорошо, Тревор, - сказал он наконец. "Мы попробуем что-нибудь еще. Мы дадим кому-то другому работы и позволим вам посмотреть. Это будет немного по-другому. Тебе придется рассказать, чтобы спасти кого-то еще!
   Тревор нахмурился. - Я тебя не понимаю.
   "Нет?" - сказал Уолтер Грюн, самоуверенно улыбаясь. "Ну, я покажу вам, что я имею в виду. У нас тут твой друг. Я думаю, ты узнаешь ее. Вы уже встречались с ней раньше.
   "Ей?" - повторил Тревор, сузив глаза.
   - Да, - сказал Грюн. "Ей. Я не хотел этого делать. Но я должен буду использовать ее. Я приказал привести ее на тот случай, если ты так себя поведешь.
   Тревор изо всех сил пытался спрыгнуть со стула, на котором сидел. Его тело ответило, к нему вернулась сила. Но что-то удерживало его. Он посмотрел вниз. Мастер Убийств приковал свои запястья к подлокотникам кресла. Он попытался пошевелить ногами. Они тоже были закованы. Тревор осторожно взглянул на наручники. Это были обычные наручники. В глазах сыщика мелькнул лукавый блеск. Он тихо сел обратно.
   - Луи, - приказал Груен, - скажи Друну, чтобы привел ее.
   Мужчина подошел к стулу Тревора. Тревор вытянул шею и мельком увидел парня. Это был водитель такси. Барт также заметил другого мужчину позади себя с другой стороны. Он внимательно осмотрел его и узнал в нем Булла Моргана, одного из правых людей Груена и лидера ассоциации взяточников Груена.
   - Вся семья здесь, а, Грюн? - саркастически сказал Тревор. "Здравствуй, Бык. Разве из этого не получится хорошая история, когда я разобью ее на вкладки!"
   Булл Морган залился смехом. "Когда ты разбиваешь его на язычки", - усмехнулся он. - Да что ты, тупоголовый шамус, тебе никогда не разорвать его на части! Вы должны быть мудры к этому сейчас. Неважно, что произойдет. Грюн не позволит тебе выбраться отсюда живым. Ты расскажешь, где взял эти бумаги, а потом тебя врежут.
   - Ты слишком много говоришь, - раздраженно огрызнулся Груен.
   - Что ж, когда-нибудь он узнает.
   - Все еще думаешь, что найдешь бумаги, а, Груен? Тревор улыбнулся. - Ты тоже немного беспокоишься о них, не так ли? И ты собираешься ударить меня, так или иначе? Ну, слушай, Грюн. Голос Тревора стал напряженным. - Я бы не сказал, где они, даже если бы вы разрезали меня на тысячу маленьких кусочков. А что касается этой девушки, которую вы собираетесь мучить, я бы не сказал вам, даже если бы она была родной дочерью окружного прокурора! Дверь открылась. Вошел таксист Луи. За ним шли двое мужчин, которые несли в руках неподвижный узел.
   - Тебя ждет шок, Тревор, - злорадно улыбнулся Груен. - Потому что это именно она - дочь окружного прокурора. Рут Уолш!"
   Тревор замер на стуле при этих словах. Он в изумлении смотрел, как Мастер Убийств пересек комнату, грубо дернул сверток и поставил его на ноги. На голове свертка был серый капюшон. Груен сорвал его. Тревор тупо и беспомощно увидел, что это была Руфь, дочь честного Джона Уолша, окружного прокурора.
   - Груен, - зловеще прошептал Барт Тревор, - ты сошел с ума! Ты сумасшедший! Вам никогда не уйти с этим! Это рывок! Ты наступаешь на дядю Сэма!
   Грюн улыбнулся. - Я никого не наступаю, - многозначительно сказал он, - кроме тебя и этой оборки. Ты будешь говорить?
   "Нет!"
   Грюн кивнул Луи. "Положи ее на тот стол, - сказал он, - и привяжи ее ремнями. Ладно, Гарри и Джо. Вычищать. Бык, иди в соседнюю комнату и принеси вон ту красную бутылку на полке.
   Булл Морган кивнул и вышел из комнаты. Вскоре он появился с литровой бутылкой. Грюн принял бутылку от Моргана. Он медленно подошел к Тревору и поднес бутылку прямо к лицу Тревора.
   Тревор прочитал надпись - " Купорос".
   Он мгновенно побледнел, и капли пота обильно выступили с его лица. Лайнс нахмурил брови, глядя на это слово. В страхе Тревор поднял глаза, чтобы встретиться с Груеном. Груен был похож на горгулью со злой ухмылкой, мелькавшей на его толстых губах.
   - Не... это... - прохрипел Тревор. - Ради бога, Грюн...
   Лицо Грюн было непостижимой маской. - Ты расскажешь?
   - Послушай, Грюн, - пробормотал Тревор, - не вмешивай ее в это. Это между вами и мной. Оставьте ее в стороне. Она не имеет к этому никакого отношения. Она-"
   - Она имеет к этому отношение, - холодно сказал Грюн. "Я не тупой. Я знаю, что могу влить тебе в глотку всю эту чертову бутылку, и ты ляжешь, ничего не сказав. Но совсем другое дело смотреть, как девушка борется с тем, как эта кислота разъедает ее плоть. Совсем другое дело слышать ее крик от боли. Совсем другое дело смотреть, как она гниет до смерти под пылающими зубами купороса, потому что такой упрямый шамус, как ты, был слишком...
   Тревор глотнул воздуха. Он покачал головой. - Груен, - сказал он, - если я скажу тебе, где эти бумаги, ты отпустишь ее?
   Грюн резко рассмеялся. "Отпусти ее?" воскликнул он. - Не будь дураком, Тревор! За кого вы меня принимаете? Она видела меня. Она видела моих людей. Она бы завизжала! Нет, Тревор, она должна умереть - как и ты. Но ты можешь спасти ее от неприятной смерти за свою историю.
   - А если я скажу?
   - Буду добр, - усмехнулся Груен. - Я дам вам обоим прострелить череп. Безболезненно. Быстрый. Черт, о чем еще можно спросить?"
   Лицо Тревора поднялось в отвращении. - Ну, Груен, ты, желтая сволочь, мой ответ тот же, что и прежде - иди к черту!
   Грюн от удивления отпрянул. Затем он рванулся вперед и ударил Тревора своим похожим на лапу кулаком в подбородок. Барт взял трещину, не дрогнув. Голова у него закружилась, а на щеке осталось багровое пятно разорванной плоти.
   - Ты думаешь, это трибуна, - в ярости проревел Грюн. "Ну, клянусь Богом, я докажу вам, что это не так!"
   Он пролетел через комнату к столу. Рут Уолш лежала на нем так же, как они оставили ее там. Она была без сознания, как и тогда, когда ее принесли. Груен несколько раз сильно ударил ее по лицу. Тревор стиснул зубы и увидел, как Морган отошел от него сзади, чтобы оказаться рядом с Груеном.
   Рут Уолш пошевелилась под жгучими ударами, которые наносил ей Груен. Ее голубые глаза вдруг распахнулись. Она в ужасе уставилась на звериные черты Груена. Она тихо вскрикнула. Грюн откинула ее голову назад и ударилась ею о стол. Рут Уолш изогнулась и попыталась перевернуть стол, но удерживающие ее ремни не позволяли ее телу двигаться. Только ее голова. Это она успела рвануть вбок.
   Ее испуганный взгляд упал на стул. Там она увидела скованного Тревора, мрачно наблюдающего за ней.
   Рут воскликнула: "Барт! Барт Тревор!"
   Шлепок! Грюн позволил ей нанести жестокий удар. Она закричала от боли и откинула голову назад.
   - Ты собака, - пробормотал Тревор. Теперь он наклонился вперед, тайком стараясь казаться естественным для Моргана, Луиса и Груэна. Галстук Тревора упал ему на колени. Конец галстука наконец коснулся его ног. Затем его руки в наручниках извилистым образом скрутились к ногам и мучительно нащупали конец галстука. Его правая рука достигла его первой. Он наклонился вперед, согнувшись, и его левая рука потянулась к галстуку.
   Они крепко сжали его, ловкие пальцы разорвали переплет и лихорадочно рылись во внутренней подкладке.
   Пальцы Тревора нашли свое сокровище. Из подкладки его галстука торчал ключ. Это был маленький ключ, тупой и странной формы. Скелетный ключ. Тревор выпрямился, ключ был в его правой руке. Он повернул руку, пытаясь вставить ключ в замок наручников. Он сделал это. Замок щелкнул, наручники расстегнулись.
   Он быстро переложил ключ в левый замок и щелкнул его. Он оставил незапертые наручники на руках. Булл Морган повернулся и искоса взглянул на него. Потом отвернулся. У Тревора не было времени смотреть, что они делают с девушкой Уолш. Он наклонился и расстегнул обе наручники на ногах.
   В ту же секунду раздался жуткий, ужасный визг агонии и ужаса, когда Руфь извивалась, как змея, в своих оковах.
   Груен сатанински рассмеялся и повернулся к Тревору. - Посмотри на нее, - прохрипел он. "Это кислота! Начнем со щек. Тогда мы перейдем к глазам и каплю за каплей позволим ему въесться в ее мозг!
   "Оно горит! Оно горит!" - закричала Рут Уолш.
   ГЛАВА III
   ПОБЕГ
   Барт Тревор стремглав бросился через эту комнату, как снаряд, выпущенный из пушки! Застигнутый врасплох, Уолтер Грюн мог только смотреть, окаменев от изумления. Морган так и не увидел мигающую рамку Тревора, пока не стало слишком поздно. Но у Луи было.
   Луи прыгнул на пути Тревора, дергая пистолет. Он выпал из его руки, короткий автомат. Трескаться! Трескаться! Дважды он извергал оранжевое пламя и изрыгал свинцовые удары молнии. Первая пуля врезалась в противоположную стену и разорвала там штукатурку. Второй разорвал пальто Тревора, когда он нырнул, и своим толчком отбросил стул в дальний угол.
   Тогда Тревор был на Луи! Две наручники все еще были на руках Тревора, все еще на его боевых запястьях. Тревор поднял руки, как стрела буровой вышки, и позволил им упасть в рубящем, похожем на бритву ударе, столь же быстром и смертоносном, как у ядовитой алмазной спины!
   Незакрепленные наручники ударили Луи прямо в лицо, когда он нажал на спусковой крючок для третьего выстрела. Но цель Луи была разбита на куски. Он дернул пистолет. Придурок высоко поднял сопло и с глухим стуком отправил пулю в потолок.
   Наручники разорвали лицо Луи и продолжили проникать сквозь плоть. Луи упал камнем, его черты превратились в окровавленную мякоть. Грюн все еще стоял неподвижно, ошеломленный и сбитый с толку внезапным непривычным нападением, не находя ему объяснения и веря: это почти сверхъестественно. Но Булл Морган был более практичным.
   Бык повернулся, чтобы встретить Тревора, его звериные кулаки сжались в миниатюрные камни. Он ударил Тревора в лицо, но Тревор увернулся от дикого удара и ударил кулаком по косилке. Бык мотнул головой, и кулак Барта вонзился в воздух.
   Но Булл забыл о болтающихся наручниках на этом кулаке. Они вылетели в космос, когда кулак Барта не попал в цель, а замок наручников попал Быку Моргану прямо под глаз. Тревор видел, как это произошло, но так и не понял, что же произошло на самом деле. Следующее, что он знал. Булл стоял там, ругаясь и крича в ужасной агонии, и Тревору стало плохо, когда он увидел, что наручник широко разрезал плоть под глазницей и выколол глаз прямо из головы Моргана.
   Морган продолжал кричать и визжать в течение нескольких секунд. Затем, когда нечеловеческая боль поглотила его, он издал низкий стон и безвольно свалился в долгожданную беспамятство.
   Тревор отступил на распростертое тело Луи, который корчился на полу, стонал и царапал раненое лицо. Грюн - Мастер Убийств - перешел к действию. Он упал на стол, его черты исказились в животной ярости, и швырнул бутылку с купоросом прямо в лицо Тревора.
   Барт даже не увидел летящего к нему купороса. В ту же долю секунды он нырнул за уродливым автоматом, который Луи выронил на пол при падении. Купорос пронесся по воздуху прямо над его сутулым телом и с грохотом приземлился рядом с Морганом, кислота взорвалась тонкими брызгами, когда бутылка раскололась на тысячи острых осколков и упала на бессознательного Быка, забрызгав его. его лицо и сжигая его несопротивляющуюся плоть.
   Барт Тревор дважды выстрелил в Груена, но пули, похоже, не подействовали на него. Он бросился вперед! Барт выругался. Грюн, конечно же, был в бронежилете! Тогда было только одно место для слизняка. Прямо между глаз.
   Тревор выстрелил от бедра, дергая пистолет. Но был только металлический щелчок. Пистолет был без патронов. Луи использовал несколько, а последние два выстрела Тревора истощили запас. Пистолет был бесполезен.
   В отчаянии он швырнул пистолет Груену в лицо, когда Мастер Убийств схватился с ним, кошачьи когти яростно искали горло Тревора. Тревор ткнул Груена за ухо, и тот со свистом швырнул его на пол. Грюн попытался встать, качая головой от онемения, вызванного ударом Барта.
   Тревор бросился к Рут Уолш и отстегнул ее как раз в тот момент, когда дверь открылась, и в комнату ворвались Друн и человек, которого Груен назвал Джо.
   - Рут, - рявкнул Тревор, - иди в следующую комнату. Используйте воду на этом купоросе. Это рассеет действие кислоты!
   Рут Уолш испуганно кивнула и выбежала через открытую дверь в комнату, из которой Булл Морган ранее достал купорос.
   Уолтер Грюн поднялся на ноги. Он нетвердо покачивался, его глаза были красными от боли и ярости.
   "Возьми его!" - яростно заревел он. - Хватай его!
   На сцену вышли Гарри Друн и Джо. Друн обогнул стол и бросился, как бык, на Тревора, который ловко уклонился от натиска, ловко обогнул стол с другой стороны и побежал навстречу Джо в дверях. Его кулак ударил Джо, как экспресс. Мужчина упал. Тревор влетел в дверь, как вспышка молнии.
   Друн и Груен пошли за ним. Друн шел впереди с ужасным револьвером 45-го калибра в руке.
   Тревор спускался по лестнице по три за раз. Трескаться! Друн один раз выстрелил из большого ружья из синей стали. Тревор услышал, как слизняк сердито жужжит над его ухом. Он благополучно добрался до входной двери. На данный момент он был вне поля зрения остальных в полумраке коридора. Он открыл дверь и захлопнул ее.
   Но он не вышел из дома. Вместо этого он вернулся в черные тени коридора и присел там, как загнанная в угол пантера, в то время как Друн достиг дверного проема, прошел, огляделся на несколько секунд и вернулся обратно.
   Друн сказал: "Он ушел, шеф! Он ушел!"
   Тревор слышал, как Груен ругается, как маньяк, наверху лестницы.
   - Хочешь, я попытаюсь преследовать его? - спросил Друн.
   - Нет, дурак! - резко воскликнул Грюн. - Он сейчас далеко отсюда! Он собрал всех копов в округе для рейда на это место! Мы должны убраться отсюда - не оставлять никаких опознавательных знаков! Слово Тревора против нашего. Он ничего не может доказать. Торопиться!"
   - А что с дамой? - спросил Друн.
   - Мы возьмем ее с собой, - сказал Груен. - Мы еще не закончили, Гарри. Если эти бумаги когда-нибудь попадут к Джону Уолшу, все дело пойдет ко дну. Тревор не может их перевернуть. У нас есть Рут Уолш. У меня есть отличный план. Это только что пришло ко мне. Мы возьмем девушку в заложники. Либо Тревор сдастся нам, либо мы убьем девушку!
   - А если Тревор этого не сделает, шеф? Предположим, он передаст эти бумаги окружному прокурору?
   - Тогда мы скажем Уолшу, что, если он не уйдет в отставку немедленно, его дочь будет убита. Это поставит Джима Блока в кресло окружного прокурора.
   Друн радостно рассмеялся. - Я понимаю, - сказал он. "Джим Блок принадлежит к организации Грюн! Он возьмет эти бумаги и вернет их вам.
   - Вот именно, - сказал Грюн. "Ну давай же. Упакуйте эту девушку к родам. Мы должны ехать сегодня вечером и немедленно. Невозможно сказать, куда делся этот дурак Тревор! Друн кивнул и побежал вверх по лестнице на второй этаж. Он этого не знал, но почти в его тени другая фигура кралась по лестнице следом за ним. Тревор снова был в движении. Он остановился в темном коридоре и смотрел, как Друн уходит вслед за Груеном в другую комнату. Он услышал крик. Голос Рут.
   Тревор напрягся. Потом расслабился. Здесь они не причинят ей вреда. Они ожидали, что полиция приедет на место. Они везли ее с собой. Тревор проскользнул в комнату, где совсем недавно произошла хаотичная рукопашная. Он осторожно заглянул внутрь. Луи все еще был там, ошеломленно потирая лицо. Человек по имени Джо исчез. Булл Морган лежал на полу. Купорос уже оставил на парне свой жуткий след. Он был мертв.
   Тревор прокрался в комнату. Ему пришлось рискнуть. Он обшаривал карманы Моргана, а Луис, повернувшись спиной к шамусу, потирал свои изувеченные черты лица. Тревор почувствовал желанную хватку пистолета в заднем кармане Моргана. Он вытащил его, развернулся и прыгнул на Луи. Один короткий удар, и Луис упал лицом вниз без сознания.
   Затем Тревор прошел в комнату, в которой исчезли Друн и Мастер Убийств. Он не мог попробовать ручку. Он схватил расшатанный стул в холле и поставил его к стене сбоку от двери с пистолетом в руке. Он заглянул в комнату через фрамугу.
   Транец был покрашен. Оно должно было быть непрозрачным, но время стерло краску и оставило мутную прозрачность на стекле. Друн и Грюн были в комнате в полном порядке. Но что это была за комната!
   Там были огромные генераторы и электрические шкафы с элементами управления и регуляторами громкости, изобиловавшими на лицевых панелях. Проводной микрофон находился на маленьком столике перед этими радиопанелями. Грюн сидел перед микрофоном. Друн подошел к панели управления и включил сок.
   "Хотите вызвать полицию?" - спросил Друн.
   "Нет!" - отрезал Груен. "Назовите мне длину короткой волны 211. Именно такую длину я использовал в приемном устройстве, которое вживил в череп Херрика. Труп все еще может быть в морге. И есть лишь малейший шанс, что Тревор может вернуться в штаб-квартиру к своему глупому другу, инспектору Брандту. Попробую еще раз отправить сообщение через труп. Один раз сработало".
   У открытого транца Тревор был поражен всей компоновкой. Тайна шепчущего трупа сильно беспокоила его. Он не мог понять, как можно было устроить морг с приемным устройством. Но он увидел сейчас. Грюн, человек-дьявол, убил Роберта Херрика, опасаясь раскрытия языка Геррика. Затем череп Херрика подвергли трепанации и в полость мозга вставили небольшой коротковолновый приемный прибор, при этом мозг и другие органы были удалены. Затем череп заменили, а тело выбросили на улицу, где его нашла полиция и отвезла в морг для вскрытия. Мастер убийств позвонил Тревору через устройство в мертвой голове Херрика и теперь пытался восстановить связь.
   - Барт Тревор, - странно прошептал Груен.
   "Барт Тревор..."
   Через громкоговоритель через всю комнату Барт услышал, как кто-то вздохнул, а затем крик: " Должно быть !"
   Он должен был улыбаться. Бедный старый Карл Топика снова был напуган до смерти в морге. Все это было чертовски умно. Они также улавливали звуки на другом конце, как телефон.
   Грюн хмуро посмотрел на Друна и сказал: - Я не думаю, что он там. Я все равно оставлю ему сообщение. Он вернулся к микрофону и сказал. "Скажи Барту Тревору, что Рут Уолш будет убита, если он не вернется туда, где она одна, и не сдастся. Скажи ему это. Скажи ему, чтобы действовал немедленно, - Грюн выключил микрофон.
   "Что теперь?" - спросил Друн.
   "Быстрый!" - сказал Грюн. "Включите мне полицейскую коротковолновую длину - 215 метров!"
   Друн щелкнул регулятором и снова настроился.
   - Звоню в штаб-квартиру полиции, - сказал Груен. "Вызов полиции!" Наступило короткое молчание. "Скажите Джону Уолшу, что это похитители его дочери. Если он не покинет свой пост к полуночи, его дочь встретит ужасную смерть. Немедленно передайте это".
   Друн снова перебил его. - Что насчет убежища, шеф? он сказал. - Не лучше ли сообщить здешним мальчикам, что мы идем? Вы собираетесь на Лонг-Айленд, не так ли?
   - Настройтесь на меня, - рявкнул Груен. "Длина волны 200".
   Друн снова покрутил циферблаты. Он включил громкость и помахал Груену.
   - сказал Грюн. "Звоню на станцию Хемпстед. Звоню на станцию Хемпстед.
   Металлический голос ответил через громкоговоритель: "Хорошо, шеф, мы слушаем".
   "Это Мастер Убийств. Мы выходим туда прямо на скоростном катере. Держите хорошо под укрытием. Полиция может быть мудрой. Подписание".
   "Вот оно!" - воскликнул Друн. "А как же Тревор? Он придет сюда, если получит ваше сообщение, и мы уйдем!
   - Я оставляю Луи, - сказал Груен. - Он подождет Тревора на случай, если полицейская ловушка устроит. Что ж, оставьте другой катер Луи и Тревору. Луи может со всем справиться. Ну давай же."
   - Как насчет всего этого?
   "Оставь это!"
   Барт Тревор, наблюдавший за всем этим, прокрался обратно в тень коридора и увидел, как Груен и Друн выходят из радиорубки и входят в комнату, где ранее была связана Рут. Он последовал за ними и заглянул внутрь. Человек по имени Джо связал Рут по рукам и ногам. Луи выздоровел и дико жестикулировал и рассказывал, что кто-то ударил его сзади.
   "Ты сумасшедший!" - рявкнул Мастер Убийств. "Эта трещина, которую дал тебе Тревор, заставляет тебя видеть вещи. Ты останешься здесь, Луис, и будешь ждать Тревора. Он, вероятно, вернется, но боя не будет. Он пойдет с вами мирно. Отвезите его на катере в убежище Хемпстеда вверх по Звуку. Джо, Друн и я везем девушку на скоростной лодке.
   Луи сказал: "Хорошо, шеф".
   Джо и Друн упаковали Рут, чей рот был заклеен куском толстой белой липкой ленты, и вынесли ее, Уолтер Грюн последовал за ними.
   Затем Тревор, сжимая пистолет, который он взял у трупа, молча последовал за группой вниз по лестнице. Они не остановились на первом этаже, где был вход с улицы, а продолжили путь вниз, в подвал дома. Тревор осторожно последовал за ними, стараясь не издать ни звука.
   Следом за ними он спустился по лестнице в подвал и услышал слабый глухой звук плещущейся воды. Где был этот дом? Он не знал. Он не был вне его. И он не видел, как он туда попал. Очевидно, он граничил с рекой - без сомнения, с Ист-Ривер, поскольку люди говорили о поездке на Лонг-Айленд через пролив.
   Внезапно Тревор услышал оглушительный рев, когда бензиновый двигатель перевернулся, заглох и загрохотал стаккато в скрежещущем ритме. Раздался визг мотора и быстрый прилив мощности. Опасаясь того, что он опоздал, Тревор спрыгнул с лестницы.
   Вспышка белой кипящей воды, быстрое видение кормы моторной лодки, и Грюн и его убийцы исчезли.
   Тревор опоздал! Его добыча улетела!
   ГЛАВА IV
   СРЕДСТВО СМЕРТИ
   Одна вещь, которая сразу же впечатлила Барта Тревора, когда он стоял там, чувствуя себя побежденным и беспомощным, была чудесная планировка этой причальной площадки под домом. Это был подвал наверху. И этот подвал был ничем иным, как Ист-Ривер. Ступени заканчивались там, где под домом начинался узкий пирс. Речная вода подошла и омыла небольшой пирс. Было два причала. Тревор быстро увидел еще один катер, побольше. Да, он был больше, но и неповоротливее, и у него был только подвесной мотор. Преследовать было бы бесполезно. Телефон на стене привлек внимание Тревора.
   Он подскочил к нему, поднял трубку и прислушался к голосу оператора. - Номер, пожалуйста?
   Тревор набрал номер, связался с инспектором Брандтом и поспешно рассказал ему, что произошло. Брандт чуть не заплакал, услышав голос Тревора. Он задохнулся от того, что произошло. Штаб-квартира полиции и город в целом были возмущены похищением и угрозой смерти Рут Уолш. Тревор сказал Брандту предупредить полицию Лонг-Айленда, что убежище находится на набережной в Хемпстеде.
   - У них быстрый запуск, - выдохнул Тревор. - Или я бы пошел за ними. Вам понадобится лодка, чтобы поймать их сейчас. Но копы Лонг-Айленда могут схватить всех, когда приземлятся в Хемпстеде.
   - Черт, - сказал инспектор Брандт. - Парни из LI не возьмут на себя ответственность за это дело. Где ты!"
   - Где-то на Ист-Ривер, - сказал Барт. "Насчет 20-й улицы, я думаю. Я вижу знакомую вывеску в Бруклине.
   "О Господи!" - воскликнул Брандт. - Ты прямо возле самолета городской полиции. У тебя есть лодка? Они на Семнадцатой!"
   - У меня есть лодка.
   "Тогда спускайтесь к полицейскому пирсу, где пришвартован самолет. Там командует капитан Керри. Я позвоню заранее и все улажу для вас. Удачи!"
   - Спасибо, - сказал Тревор. Он повесил трубку.
   Отвязав трос катера, он вскочил в него и оседлал на корму, где стоял подвесной мотор. Он вращал диск коротким куском веревки. Мотор заглох, и катер под его направляющим рулем вылетел из пирса в реку.
   Тревор направился на юг. Запуск прошел быстрее, чем он думал. Через несколько минут из одного из пирсов на набережной вылетел длинный янтарный палец и опустился на него. Голос фантастически разносился по волнам.
   - Тревор?
   "Да!" - крикнул он в ответ.
   "Поверните сюда. Полицейский самолет ждет!"
   Тревор ткнул в руль направления и развернул катер вертикально. Прожектор осветил ему путь и выбрал место для стоянки у пирса. Он выскочил, выключив мотор.
   Он услышал своеобразный заикающийся ритм. Он бросил взгляд за борт пирса. Там устроилась огромная амфибия Сикорского, легко плывущая по воде, ее два двигателя крутились.
   - Сюда, Тревор, - сказал мужчина рядом с ним. "Запрыгивайте. Капитан Керри ждет вас!"
   Барт спрыгнул в каюту "Сикорского". Это было просторное помещение с креслами по бокам фюзеляжа. Капитан Керри находился в кабине управления, прямо перед кабиной. С ним за штурвалом был еще один мужчина. Керри высунулся и перезвонил. - Тревор?
   - Да, капитан.
   "Хорошая работа. Тревор. Я взлетаю. Хемпстед, не так ли?
   - Да, капитан, - ответил Барт. "Они в скоростной лодке, и у них неплохой старт!"
   - Мы их достанем, - сказал Керри. "Плотно держаться."
   Через двадцать минут Тревор увидел под собой серебристые просторы Зунда. Слева от него были Нью-Рошель и пригороды Вестчестера. Впереди маячила темная береговая линия Лонг-Айленда. Но в полумраке он ничего не видел от катера.
   Вскоре Керри рявкнул: "Скоростной катер под нами! Я бросаю магниевую сигнальную ракету. Смотри внимательно!"
   Тревор вцепился в окно салона самолета и посмотрел вниз. Он различил быстроходный катер и его пассажиров, скользящих по воде в туманности летящих брызг.
   "Вот и все!" он громко кричал. "Грюн у руля. А на корме Рут Уолш с двумя другими крысами! Спуститесь на них, капитан!
   Мужчина рядом с Тревором в салоне сунул что-то Барту в руки. Тревор посмотрел на объект. Это был пистолет-пулемет Томпсона.
   - Но мы не можем использовать против них пулемет! Барт протестовал. "Рут Уолш с ними в лодке!"
   Тем не менее капитан Керри отправил "Сикорский" в неглубокое пикирование. Под ним, в лодке, Тревор мог видеть, как из лодки в воздух выпрыгнуло прерывистое пламя. Затем он услышал рвущийся звук и увидел ряд дыр, врезавшихся в легированное полотно крыла.
   Керри развернул самолет. "У них на борту пулемет!" воскликнул он. "Мы должны стрелять по ним, независимо от девушки!"
   "Ты не можешь!" - запротестовал Тревор. "Это будет убийство. Рут Уолш...
   Он смотрел вниз, когда говорил. Он вдруг задохнулся и застыл как сталь. - Она за бортом! - взревел он. "Рут Уолш только что перевернулась. Она прыгнула! Боже мой, она вся связана! Она утонет.
   "Она знала, что мы не можем атаковать с ней на корабле", - сказал Керри. "Замечательная девочка! Она пошла, чтобы позволить нам травить остальных!
   - Но она утонет! - пронзительно закричал Барт.
   - Нет, - сказал Керри. "Посмотреть там!"
   Позади них, там, где слабая белая вспышка указывала на то место, где Рут Уолш упала в море, прожектор осветил это место, и смутные серые очертания лодки прорезали море к ней.
   "Полицейский катер!" - отрезал Керри. - Брандт, должно быть, предупредил Нью-Рошель о побеге! Они отправили полицейский катер из Хадсон Парка. Они заберут ее.
   "Тогда ныряй за скоростным катером!" - взволнованно закричал Тревор. "Ныряйте вниз, капитан, и давайте дадим ей немного свинца!"
   "Сикорский" поднялся на дыбы, как живой, а затем начал круто пикировать. Тревор вытолкнул автомат из окна каюты корабля.
   "Сикорский" летел вниз, сдвоенные двигатели издавали потрясающую песню перемалывающей мощи и стремительной смерти!
   Заикающееся пламя снова рванулось вверх от катера. И снова слизни нашли где-то в самолете метку. Так-так-так-так!
   Палец Тревора нажал на спусковой крючок Томпсона, и его пистолет подпрыгивал вверх и вниз, лая, как разъяренная собака, и извергая поток смертоносного серого свинца сквозь ночь!
   Огромные фонтаны воды взлетели высоко в воздух вокруг скоростного катера, когда пули Тревора не попали в корабль и вонзились глубоко в воду, как мстящие шершни. Другой полицейский в кабине уже стрелял из автомата, и рев наполнил самолет.
   "Сикорский" пронесся прямо над скоростным катером и снова поднялся в воздух, круто развернулся и вернулся в другом пикировании. Они уже приближались к Хемпстеду, и Тревор мог видеть множество автоматических огней на береговой линии. Полиция Лонг-Айленда была на работе, совершая набеги на убежище убийц Мастера убийств.
   Керри снова швырнул амфибию вниз. Корабль пошел ниже, чем раньше, так низко, что понтон каюты чуть не задел воды Зунда. Перед Тревором вспыхнуло видение скоростного катера прямо под ним. Он увидел три бледных испуганных лица, когда большая летающая лодка лоб в лоб врезалась в морское судно. Это было похоже на столкновение. Пистолет на скоростном катере остановил его злобный язык.
   Мрачный Тревор внимательно всмотрелся в поднятое, вытаращенное лицо Уолтера Груена - Мастера Убийств. Он нажал на спусковой крючок и послал безошибочную полосу свинца в небо. Он видел, как пули шлепнулись в лицо Груэну, когда горсть свинца забрызгала лодку. Лицо Грюн, казалось, растворилось в жуткой черной дыре. Мастер Убийств вскинул руки и безвольно свалился с борта катера в море.
   Керри снова увеличил масштаб, чтобы вернуться для еще одной попытки. Но это было бесполезно. Пули Тревора сделали свое дело. Корма катера взорвалась, и оранжевое пламя жадно лизнуло дерево корпуса и бортов, потрескивая, как разъяренный демон, когда над кораблем поднимались дым и огонь.
   - Тонет, - сказал Керри. - Ты это затеял, Тревор. Должно быть, попал в бензобак. Посмотри на нее!"
   Скоростной катер превратился в пылающий костер из искореженного металла и обугленного дерева. Печь устремилась в ночь призрачным пламенем, и через несколько секунд стремительное судно повернулось черепахой и быстро затонуло из виду.
   Тревор вынул автомат из окна и вздохнул. Дело было окончено. Бумаги, которые у него были, никогда не уличили бы Уолтера Грюн в краже, мошенничестве, взяточничестве и других преступлениях против него.
   Когда "Сикорский" снова плавно сел в водах Ист-Ривер и подрулил к причалу на Семнадцатой улице, Барт Тревор, уставший, но счастливый, обнаружил там ожидавшего его инспектора Билла Брандта.
   Брандт хлопнул его по спине и поздравил с хорошей работой.
   - Но Рут Уолш, - сказал Тревор. - Они ее нормально забрали?
   "Я скажу, что да", - воскликнул Брандт. "Полицейский катер Нью-Рошель схватил ее сразу после того, как она прыгнула. Она хорошо плавает, Тревор. Ей удавалось оставаться на плаву со связями и всем остальным, пока они не добрались до нее. Она какая-то девушка. Думаю, она сейчас дома с отцом. Я думаю, они забрали ее, пока вы с Керри были в Хемпстеде.
   - Чистая зачистка, - сказал Тревор. "Полиция Лонг-Айленда нашла убежище как раз перед тем, как мы сбили Груена, Друна и того другого человека на катере. Когда мы приземлились в Хемпстеде, это место было арестовано, и всех членов банды забрали туда". "Отличная работа, Барт, - сказал инспектор Брандт. - И, кстати, вы узнали тайну этого шепчущего трупа? Тревор рассмеялся. - Трупы не шепчутся, инспектор. И я покажу тебе почему, когда мы спустимся в морг!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"