Аннотация: Известная революционерка Роза Люксембург была арестована, и заключена под стражу. В женской тюрьме ей приходится пережить дотошные обыски, прочие процедуры, унижения и серьезные испытания.
АРЕСТ И ОБЫСК РОЗЫ ЛЮКСЕМБУРГ
АННОТАЦИЯ
Известная революционерка Роза Люксембург была арестована, и заключена под стражу. В женской тюрьме ей приходится пережить дотошные обыски, прочие процедуры, унижения и серьезные испытания.
. ГЛАВА Љ 1
Молодая женщина Роза Люксембург была арестована по личному приказу кайзера Вильгельма.
На нее надели наручники и вывели из дома. Люди растерянно смотрели как белокурую революционерку, на вид примерно тридцати лет со стройно фигурой выводят полицейские.
Роза топала кожаными сапожками по тающему мартовскому снегу, и пыталась сохранить спокойное выражение своего бледного от страха лица.
Чтобы взбодриться и не выдать волнения марксистка запела;
В мире холод - снегопад,
Нищий даже кто богат!
На планете черти правят,
Превратили Землю в ад!
Коль хочешь ты в радости жить,
Чтоб счастье всем в хату пришло!
Порви цепи рабства как нить,
Тогда будет полным мешок!
Есть страна, что всем в пример,
Сильный воин - пионер!
Меч его святой Отчизне,
Чтоб не вякнул злобный Сэр!
Германия мирам всем указ,
Держава мудрейших светил!
Без всяких мы скажем прикрас,
Всевышний нам путь озарил!
Знать не будем слова трус,
Не шепнет солдат - страшусь!
Православной верой чистой,
Вдохновит Бог Иисус!
Нет мира в сердцах без Христа,
На брань лучезарный ведет!
Без веры война суета,
Потерям безудержным счет!
Станет Дьявол искушать,
Врать своим - экзамен пять!
Но не верьте нечестивым,
Нет резона предавать!
Присяге по гроб мы верны,
Ждет космос потомков - поверь!
Низвергнем сынов сатаны,
Не сможет пленить Землю!
Посему удача ждет,
Кто силен - Господь спасет!
Любит Бог народ немецкий,
Пламя в жилах плавит лед!
Достигнем бескрайних границ -
Вселенной покажем свой путь!
Не пасть Православным нам ниц,
Нечистому в рог не согнуть!
Розу по пути шлепнули ладонью полицейские по заду - мол, нечего песни петь, когда кайзеровская Германия проигрывает войну. И когда войска царской России уже вступили в Варшаву, что знаменует переломный ход войны. А эта стерва знай себе поет.
Роза довезли до здания центральной Берлинской тюрьмы. Тут все более-менее чисто и по-немецки аккуратно. Роза успокоилась. В немецкой тюрьме будет чисто, и скорее всего одиночная камера без клопов и крыс, с положенной по закону пайкой. А там Германия через несколько месяцев капитулирует и ее освободят. И может быть даже в новом правительстве, она получит должность министра.
Роза, топая каблучками сапожек, пропела:
- Пускай живешь ты дворником,
Родишься вновь прорабом...
А после из прораба до министра дорастешь,
Но если туп как дерево -
Родишься баобабом,
И будешь баобабом,
Сто веков пока помрешь!
Роза, так, не обращая внимания на тюремные коридоры, решетки, запоры, колючую проволоку шествовала словно королева. Она представляла, как снимают про нее фильмы, и сочиняют фильмы про мученицу большевичку. И какая она стала от этого популярная и крутая - не описать словами, просто сказка.
Ну и как в этой ситуации не взять и не запеть. Вот ты идешь в тюрьму - как на праздник.
И Роза, не стесняясь, пела вслух, словно была реальной царицей которую возводили на трон;
Я комсомолка храбрая в плену,
Там оказалась в битве очень лютой...
О Родина знай, долг тебе верну,
Наполню дом комфортом и уютом!
Я знала ведь немного - ничего,
А на допрос меня босой водили,
Фашизм конечно полное дерьмо,
Меня жестоко плетью фрицы били!
Раздели, полуголой на сугроб,
И так по селам в писугах погнали...
Да чтобы получил ваш фюрер гроб,
А мы увидим коммунизма дали!
Пощады лучше нам не ожидать,
И не сказу, фашистам ни словечка!
Напрасно думал в дикой злобе тать,
Что комсомолка робкая овечка!
Меня на дыбу вздернули враги,
Под пятками пожары запалили...
И слышу бой - ты проводом пори,
Я путь скорбей углей каленных мили!
Признанья нет и не страшен ток,
Я выдержу любые испытанья...
Пускай фашистам это будет шок-
А для меня любые пыль страданья!
Пройду все это, вынесу поверь,
Поскольку моя Родина Россия...
И будет погребен фашизма зверь,
Придет Христос и Красная миссия!
Да видно знаю, ждет меня петля,
Возможно и похуже будут казни!
Придется начинать стране с нуля,
Поскольку много стало безобразий!
И вот пришел великий коммунизм,
По Марсу мы, играя, пробежались...
Пусть торжествует в мире гуманизм,
За то, что мы так яростно сражались!
Вселенная ты будешь, знай моей,
Такой бескрайней звездами лучистой...
Орел кто был когда-то воробей,
Любой из нас с признанием артиста!
Роза даже не заметила в своей гордыне, как ее ввели в помещение для обыска. И три женщины-надзирательницы стали ее раздевать своими ловкими, привычными движениями профессионалок. И гордая небожительница Роза Люксембург оказалась совсем обнаженная перед тремя надзирательница, сильно смахивающими на горилл.
Лишь болезненный щипок крупной лапой за голую грудь со словами: "Ах, какие сисечки", развеял мажорное настроение Розы, и она стыдливо прикрывшись, воскликнула:
- Что вы делаете!?
Роза особенно в обнаженном виде выглядело очень юной, ее талия была тонка, а фигура безупречна.
Так что надзирательница ухмыльнувшись, ответила:
- Ничего особенного девочка! Тетя сейчас пощупает тебя, на предмет запрещенного - колющего, режущего, химии! Ну и секретных записок!
Роза, безуспешно стараясь прикрыть свою наготу руками, ответила:
- У меня ничего нет, и это унизительно и мерзко!
Надзирательница с офицерскими погонами рассмеялась и решительно ответила:
- Не дергайся! Иначе будет больнее!
И крупные руки в тонких резиновых перчатках стали бесцеремонно шарить по ладному, красивому, соблазнительному телу Розу. Две другие надзирательницы - тоже мужеподобные и рослые крепко держали молодую, фигуристую женщину за руки, не давая ей прикрыть своим срамные места.
Крупная надзирательница, дергала Розу за уши, пощупала и заглянула в ноздри. Затем полезла пальцами в перчатках в рот. И это было очень противно, Розу затошнило, от прикосновений резины. Кроме того возникла мысль, что может быть это не одноразовые перчатки, и она их использовала ранее, залезая в интимные места женщин. И от этих мыслей Розу чуть не вырвало. Только титаническое усилие воли, и нежелание, показать свою слабость, позволило Розе сдержать выброс блевотины.
А её пальцы дошли до самых гланд, были под языком, щупали небо, за щеками, и во рту остался очень даже отвратительный вкус резины. Кончив с проверкой во рту, надзирательница стала опять мять грудь Розы. От ее грубых прикосновений алые соски молодой женщины набухли и отвердели.
Надзирательницы усмехнулась и буркнула:
- Ну что? Нравится? Я вижу, тебя мои ласки возбуждают!
Роза Люксембург рыкнула:
- Вы сука! Так себя вести!
Женщина-офицер в ответ удалила молодую революционерку по лицу и отметила:
- Знай свое место бунтарка! А-то отправлю в ледяной карцер - голую!
После чего продолжила бесстыдно шарить по телу заключенной.
Ее сильные пальцы надавили на пупок, от чего Роза Люксембург вскрикнула от боли. Потом пощупали очень грубо и болезненно под мышками женщины-революционерки.
Но самое грубое и унизительное было впереди. Надзирательница приказала:
- Расставь по шире ноги!
Роза нехотя повиновалась. И женщина-надзирательница грубо сунула, свою крупную лапу во влагалище. Большие пальцы в перчатках, скользкие от слюны, что была во рту розу очень глубо вошли в лоно женщины. Стенки влагалища сильно раздвинулись, и стало невероятно больно.
Роза завопила и задергалась, стараясь вырваться. Но мощные надзирательницы, имеющие немалый опыт обыска держали ее крепко. Пальцы тюремщицы достали до самой матки, и продолжали ковыряться. Это было и больно и чрезвычайно унизительно.
А мужеподобная надзирательница-горилла продолжала крутить. Наконец после очередного поворота громадной лапы, женщина-революционерка смертельно побледнела, и охнув, отключилась. Ее голова со светлыми волосами упала бок.
Стоящая справа тюремщица отметила:
- Она в шоке!
Крупная надзирательница очень умело похлопала по щекам Розу, помассировала ей шею, грубо ущипнув. Женщина пришла в себя. В ее глазах были слезы от боли и унижения. Она ожидала от тюрьмы всего чего угодно, но не думала, что ее встретят вот так, грубо, словно она не человек, а меньше, чем животное.
Старшая надзирательница ласково сказала:
- Ну не бойся! Сейчас наклонись, тетя пощупает тебе попку и самое страшное будет уже позади!
Роза дрожащим голосом, роняя слезу на пол произнесла:
- Может, не надо!
Надзирательница-горилла рыкнула:
- Нет! Вот именно надо! Давайте наклоните ее!
Мощные тюремщицы грубо вывернули руки Розе, заставив ее хрипеть от боли и наклонили. Девушка оказалась в позе рака. И ее обнаженное тело, блестело от пота, словно смазанное маслом.
А надзирательница-горилла без церемоний сунула ей два своих крупных, длинных пальца в задний проход. И очень глубоко, до самой толстой кишки просунула. Роза завопила от боли и стыда. Ее держали очень сильные женщины-тюремщицы крепко и не давали вырваться. А мощная рука надзирательницы копошилась в заднице красивой и соблазнительной революционерки.
Роза стонала, и ее обнаженная грудь то вздымалась, то опадала. И по измученному, бледному лицу текли слезы. Обыск напоминал пытку и моральную и физическую.
Она чувствовала, кто старшая надзирательница хочет ее по максимуму унизить, и поэтому не торопится.
Роза пропела посиневшими зубами, стряхивая со щек слезы боли и унижения:
Ждет победа, ждет победа,
Тех, кто жаждет оковы разбить!
Ждет победа, ждет победа,
Мы сумеем Вильгельма сломить!
Надзирательница-горилла рассмеялась и ответила:
- А ты смелая девочка!
И еще раз крутанула, причинив сильную боль в очке, и наконец, достала свою лапу в перчатке, которая покрылась кровь.
Она это громила поморщилась и бросила испорченную перчатку в урну, воскликнув:
- Проверьте ей ноги, все обыск закончен!
Щупанье босых подошв и осмотр между пальцами - это вовсе не так унизительно, как было раньше, когда лезла лапа-ковш во влагалище и анус. Так что пережить подобное уже можно и без слез.
Розу кончили обыскивать, и вот так нагую, и босую повели в соседнюю комнату.
Там ее стали фотографировать. Дали таблицу с номерком и поставили к белой стене. Щелкнули в профиль, в анфас, полубоком и сзади. Потом сняли в полный рост обнаженную, тоже спереди, сзади, сбоку, и полу боком. И фотограф был мужчина, что делало это все еще более унизительным.
Потом Розу поставили на весы. Взвесили, измерили и рост, а затем постав к стене и размах ее рук. Далее зафиксировал длину ступни, и размер обуви. Это не больно, но очень унизительно. Тем более в помещении были не только женщины, но и мужчины.
Вот мужчина и две женщины в белых халатах поставили Розу на свет и стали ее внимательно осматривая, записывать в журнал все родинки, шрамы, ожоги и особые приметы.
Роза стала алой от стыда и гнева. Как ее унижают, и разве можно так обходиться с молодой женщиной, ставшей уже настоящей легендой. Впрочем, может быть, поэтому с ней так и обходятся, чтобы уничижить вождя немецких левых.
Время шло медленно, и Роза стала напевать:
Весь мир насилья мы разроем,
До основанья, а затем...
Мы новый, новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!
Женщина в белом халате строго заметила:
- Вот ты сейчас никто - всего лишь узница!
И ущипнула Розу за обнаженный сосок груди. Роза стояла бледная, и блестящая от холодного пота, напевая:
- Это есть наш последний,
И решительный бой...
Без всяких сомнений -
Ребята за мной!
Наконец-то переписывание примет кончилось. И ее отвели с следующее помещение. Там женщина в форме приказала протянуть ладони. И Розе вымазали руки черную краску. После чего сначала отпечатали всю ладонь, а затем каждый палец в отдельности. Далее смазали Розе и уши - сначала правое, а затем левой. И это тоже отпечатали. Потом и губы. Что уже довольно противно. Когда тебе губки мажут темным и резко пахнущим. И прикладывают к листу белой бумаги.
По конец сняли отпечатки с босых ступней красивой женщины. Одну за другой. Это уже не так противно.
Вытерли подошвы специальной губкой, чтобы не было следов.
После чего Розу снова повели. Она терялась в догадкой, что с ней еще сделают дотошные и педантичные немцы-тюремщики.
На это раз ее отвели в рентген-кабинет. И сделали снимок желудка и кишечника, что в общем можно понят, тайники бывают. И проверили также ноздри на снимке. Так в них порой прятали капсулы с ядом или драгоценные камни.
Когда все закончилась, то Роза ощутила в себе некоторое облегчение. Больно, во всяком случае, не было. И привыкаешь как-то ходить вот так обнаженной.
Но ведь и Ева ходила нагая, и комплексов, поэтому поводу не испытывала. И она походит и ничего не случится.
Скорее бы процедуры закончились бы. И вот ее действительно повели под длинному коридору в душевую. Там вот присмотром надзирательниц Роза наконец-то помылась. Вода была теплая, приятная, и ты с себя смываешь моральную и физическую грязь. Ну и еще надзирательницы ей казенного мыла дали.
Роза даже повеселела: на халяву она моется с мылом. Потом ей дадут бесплатно крышу над головой, а еще и тюремную пайку. Неприятно конечно, что ее вот так надзирательницы рассматривают, но она красивая и ей стыдиться нечего.
Женщина отмыла от черной краски свои босые ножки. У нее очень хорошая благодаря спортивному образу жизни фигура - словно у юной девушки с упругой грудью, но по лицу видно, что она куда старше. Впрочем, не больше тридцать на вид. Роза гордилась тем, что так хорошо выглядит.
Вот она помылась, ей крикнули:
- Хватит, заканчивай!
Она вышла. И надзирательница полезла ей пальцам в рот, словно Роза могла что-то унести или украсть. А другая женщина-тюремщица еще лапой в лоно и задний проход. Что было унизительно и противно. Причем наверное не только Роза, так надзирательница лезла голыми пальцами не удосужившись надеть на руки перчатки.
Роза терпела, хотя ей было унизительно, стыдно, да еще и больно. Ногти надзирательницы очень царапали ей нежные, интимные места в лоне и пятой точке.
Но наконец-то и этим мучительные часы уже совсем ненужного обыска прошли.
И Розе нацепили наручники и снова повели. Молодая женщина, даже с удивлением подумала: неужели ее и камере запрут голую? Но это быть не может. Заключенных не имеют права по закону держать без одежду. Да хоть какую-обувь ей обязаны, выдать.
Но вот действительно ее отвели в раздевалку. Где должны выдать казенную одежду, если нет разрешения, носить свое. Розе выдали только полосатое платье на голое тело. В платье был пришит номеров вместо ее фамилии.
Роза спросила:
- А трусы и лифчик?
Надзирательница строго ответила:
- Есть специальный приказ коменданта, вам казенные трусы и лифчик не выдавать!
Роза с удивлением спросила:
- А это еще почему?
Тюремщица строго ответила:
- Вы можете на них повеситься!
Молодая революционерка развела руками:
- Что я дура, чтобы вешаться? Максимум, через несколько месяцев меня освободят!
Надзирательница сердито кивнула:
- Все так говорят, но сидят годами!
Роза теперь была только в полосатом, выше колен платье, и с голыми, босыми ножками.
Молодая женщина посмотрела на полку. Там было много разной обуви, не очень привлекательной на вид. Но ее босые, ступни мерзли. Она будут в шоке от унижения обыском и прочих процедур, не обращала внимания на холод, сырого, бетонного пола тюрьмы. Но теперь ее просто затрясло.
Роза жалобным тоном простонала:
- У меня озябли ноги, дайте хоть какую-нибудь обувь!
Тюремщица жестко ответила:
- Специальное распоряжение коменданта! Ввиду особой опасности политической заключенной вам запрещено носить обувь во время пребывания под стражей, так как ее вы можете использовать как боевое оружие, или метательные предметы!
Роза со вздохом заметила:
- Но в тюрьме так холодно! Я ведь могу простыть и заболеть!
Надзирательница ее успокоила:
- У нас хороший лазарет! И вообще, хватит пререкаться. А том тебя хорошенько выпорют!
Революционерка удивилась:
- А разве порке не отменены?
Тюремщица кивнула:
- Во время войны их снова ввели! Так что смирись красавица - целее будешь! И на счет босых ног, то к этому узницы быстро привыкают. Да и скоро на улице потеплеет, уже весна и тебе станет легче. И еще если у тебя есть друзья на свободе, пусть пайку побольше присылают. Так до заключенных доходит лишь малая часть!
Роза энергично кивнула:
- Я это знаю! Германию погубит коррупция!
Тюремщица буркнула:
- Как и Россию!
Молодой женщине снова защелкнули наручники на запястьях и поверили ее босоногую, в тюремной, коротком платье, словно рабыню времен Спартака по тюремным коридорам.
Розу теперь ждал камера. Причем, она бы предпочла бы общую, чем одиночку. В общей камере и теплее и есть с кем пообщаться. Тем более женщины пахнут куда приятнее, чем мужчины и с ними ей было бы хорошо.
Чтобы хоть немного поднять упавшее от боли, унижения, холода в стынущих от холодного, бетонного пола босых, женских ногах Роза запела: