Ryndyn Eugene Рындин Акварель : другие произведения.

18-е Марта, среда...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пытаюсь избавить читателя и самого себя от траты времени на перечитывание того, что уже было, поэтому каждый новый абзац параллельно загружаю и в основной текст для "новичков" и выделяю вновь загруженное.
  
  
  
  
  21.12.15. 4.
   рындин акварель (eugene ryndyn eugene ryndyn) - Artmajeur
   www.artmajeur.com/ru/artist/ryndyn/.../1422271 eugene ryndyn eugene ryndyn is
  an international artist active both on the local
   and international market. eugene ryndyn eugene ryndyn presents a variety of... eugene ryndyn eugene ryndyn является международно признанным художником, действующим как на местном, так и на международном рынке. eugene ...
  
  
  
  
   есть два способа доказательства художественной выразительности:
   достаточно точно изобразить реальность
   привнеся в неё своё видение
   посредством техничности рисунка
   удачных композиций построения и цветовых пятен
   преднамеренной тональности
   стильности и твердости трактовки
  
   либо дать собственное толкование реальности
   в котором она реальность
   есть лишь повод для выражения собственного впечатления по поводу этой действительности
   ничего общего с ней не имеющее
  
   ранее я приводил пример
   где предлагалось графически выразить своё представление о том
   чем завершится стройка
   находящаяся пока в стадии строительства:
   несхожесть
   неадекватность гарантированы
  
   так случайна удача в попытке художественно выразиться и
   тогда критерием может быть только решительное понимание неудачи
   конечно в работах другого автора можно заметить выразительность или её отсутствие
   но это вовсе не означает
   что и сам в состоянии её рассмотреть в работах своих
  
  
   и в этом смысле должна быть разница в форме выразительности:
   в одном случае автор техническими средствами рассказывает то
   как красива действительность
   а это действительно красиво
   в другом - красота реальности отступает на задний план
   уступая место эмоциям автора
   оригинальности его представления
   мною приводились в пример/"АКВАРЕЛЬ-ТРАДИЦИЯ"/ два своих рисунка:
   достаточно технично исполненный рисунок цветка розы и
   в противовес ему букетик ромашек в вольной интерпретации
   но композиционно завершенный
   исполненный в стиле a la prima
   в первом - только красивость и ремесленничность
   во втором как раз выразительность и отсутствие претензии на красивость
   думается что первый рисунок остался без внимания
   ограничившись лишь мгновенным впечатлением старательностью автора
   никто не может знать секретов художественной выразительности
   её критерий есть только результат признания
   ибо действует на подсознание - или по-другому - каким-либо образом проявленный зрительский интерес
   /иногда профессиональное жюри
   оставшись не вполне довольным выступлением конкурсанта
   пропускает его дальше с оговоркой:
   "...потенциал заметен
   но в дальнейшем ты обязан подтвердить его"/
   так и адепты красивости обязаны из рисунка в рисунок подтверждать свой потенциал и
   если выразительность не динамична в развитии то
   интерес к автору затухает
   таких примеров предостаточно
   художественная выразительность должна быть заметна в каждом изделии претендента на неё
   во всем моем повествовании
   внимания заслуживает только то
   что художник
   стремящийся к признанию
   должен понимать то
   в чем он может преуспеть минимумом затрат времени и сил
   вот девочка
   награжденная большим талантом /Facebook/
   пишет восхитительный натюрморт и вдруг
   несмотря на признание публики
   спровоцированная ложной популярностью актуального искусства
   переключается на авангард
   где не может толком ничего сказть своими работами и
   беспомощно силится оправдать себя словами
   в искусстве слова есть мусор
   не зря при открытии Третьяковым своей галереи наиболее талантливые художники страстно сопротивлялись ярлыкам на своих работах
   и вынуждены были уступить
   вероятно в угоду популяризаторам Стандарта качества
   и порой
   натыкаясь на бесспорный талант
   упиваешься сознанием красоты Мира.
  
   _________________18.03.15
  
  
  
  
   в чем признаки художественной выразительности в отличии от выразительности профессиональной?
   по внешним признакам профессионально сделанная работа вполне может быть качественнее и ярче
   привлекательнее и интереснее ибо
   натренированность автора на каком-либо сюжете
   благотворнее сказывается на результате:
   безошибочность уверенность кисти гарантия тона и цвета
   единственно в чем она может проигрывать выразительному рисунку
   это скучноватость подобно мужскому фраку на приеме:
   одно и то же!
   следовательно
   может воспроизводиться многократно без потери изобразительности
  
   произведение художественно выразительное неповторимо даже для автора
   ибо как повторить импульс страсти?
   его же не срисуешь
   и если кисть художника подчинена этой страсти
   то и возникает произведение удивляющее именно своей неповторимостью ибо
   оставляет зрителю возможность довоображать картину
   делать это в сочувствии с изображением
   то есть по-своему индивидуально оригинально
   чем и удовлетворяет свои творческие порывы
  
   отсюда и ценность произведения - оно эксклюзивно для современников а
   попав в каталог
   неповторимо по определению
   не лишним будет добавить что
   под понятие повторимости подпадает и манер и техника и даже тональность которая присуща автору.
  
  
   это не статья
   не пособие по образованию
   это размышление вслух
   вызванное стремлением разобраться в причинах популярности того или иного произведения
   будь то рисунок рассказ или музыкальная пьеса
   зритель хочет удивляться ищет новизны впечатлений но
   видит одно и то же куда бы ни сунулся
  
   _________________19.03.15
  
  
  
  
  
  
  
  
   конечно я проиграл
   и это плохо
   но играя у меня хотя бы остается шанс когда-нибудь остаться в прибыли
   тогда как тот кто не играет уж точно никогда не выиграет
  
   это то же самое как если надеяться на удачный рисунок воодушевляя себя одними мечтами
   вместо того чтобы непрерывно рисовать и рисовать
  
   деньги - зло!
   когда есть их избыток перестаешь "шевелиться" вскрывать свой потенциал - источник всех успехов
   то же самое как кажущееся здоровье исключает необходимость постоянных физических упражнений и
   потому внезапная болезнь как случайный гость является неожиданной
  
   в то же время и в деньгах можно найти просвет:
   в какой-то момент перестаешь относиться к ним как к способу гарантировать свою стабильность и просто тратишь не оправдываясь необходимостью
  
  
   вероятно то что в организме человека нет ничего лишнего и
   что возникающие боли есть лишь сигнал о недоиспользовании каких-то функций организма
   в таком случае соответсвующий орган начинает "скучать"
   отсюда следует:
   1-е/ минимум еды то есть и в желудке не должно быть ничего лишнего
   чтобы этим лишним не перегружать органы - или по-другому - не отягощать непреодолимой броней тот или иной орган
   препятствовать недосягаемости его простыми средствами
  
   2-е/ непрерывно оздоравливать себя упражнениями испытывая тем самым оптимальность загрузки функций и одновременно достаток их питания
  
   3-е/ благодаря реализации по пп.1...2 иметь постоянную обратную связь с всеми своими органами
   то есть каждое их возмущение строго анализировать и ублажая тем или иным способом
   искать оптимальность условий их работы
  
   старение есть невостребованность функций каких-либо органов
   вследствие чего в этих органах возникает возмущение
   заражающее постепенно соседние органы и охватывающее всё тело
  
   если пойти дальше в инсинуациях и предположить что
   и в самой Природе происходят аналогичные процессы
   то согласиться со мной будет проще
   но всё это важно лишь в том случае если безусловно поверишь самому себе и воспользуешься своей Верой.
  
   половина восьмого утра
   ну вот и всё
   пора брать в руки лыжероллеры и выходить на пятикилометровую пробежку
  
  
   в какой-то момент вдруг ощущаешь нежелание событий
   ищешь сочувствия и тогда вся огромная библиотека становится лишь источником пыли и прибежищем моли
   и некуда спрятаться
  
  
   Луны кривое колесо
   висит над самой головой.
   И хорошо, что хорошо
   сидеть, забившись в угол свой,
  
   и ждать,
   когда кривое колесо
   застрянет в форточке окна,
   чтобы сказать: "Ну вот и всё,
   теперь и помощь не нужна".
  
   ________20-е МАРТА, пятница, половина шестого утра.
  
  
  
  
   ... не может быть достоинства в попытке доказательства истины только словами
   какими бы убедительными они ни казались
  
  
   начитался авторитетов и добавил в своё меню тресковую печень
  
   до сих пор никак не сформировать окончательно постоянное меню
   хотя с интересом познаю опыт тех
   кто правильность подхода к питанию доказал своей практикой
  
   моя практика меня почти устраивает
   но эти убедительные рекомендации продолжают смущать мою уверенность
  
   и вот результат на сегодняшемй день: утро:
   чай с булочкой получасовая пауза
   овсяная каша на воде с добавлением перед едой жирных сливок
   часовая зарядка на свежем воздухе/лыжи лыжероллеры/;
   второй завтрак: тертая морковка кофе булочка с адыг.сыром;
   обед: гречневая каша с поджаренным для вкуса луком и пропаренная в духовке в продолжении часа лечо горошек печень трески хлеб
   общий объем обеда оставляет в желудке место достаточное для кружки чая после получасовой паузы
   и это финиш
   после четырнадцати ни крошки ни капли в рот не беру
   для обуздания инстинктов тщательно чищу зубы
  
   при росте сто восемьдесят вес около шестидесяти кг
   при возрасте 76 лет пробегаю на лыжероллерах пять км за двадцать минут не останавливаясь
   не задыхаюсь и пульс на финише не превышает семидесяти ударов
   скорость могла быть и выше
   но бегаю в паралпель с пешеходами на тротуарах и автомобилями на проездах
   вежливо пропуская и тех и других на пересечениях
   эти подробности акцентирую желая знать опыт других
   ибо одновременно со мной ходят бегают бороздят снег и грязь десятки мне подобных но
   редко кто из них интересуется опытом коллег
   стесняясь признанием поражения
   так я потерял молодого напарника не выдержавшего темпа моего бега на лыжах
  
   но всё это мелочи жизни
   на которых не стоит и запариваться
   важно тут только то что существует гарантированный способ продление жизни лет на 25-30
   если следовать советам человека не располагающего ни особым геномом ни горным воздухом ни исключительной наследственностью ни классической диетой а
   только мудростью восприятия жизненых условий
  
   таким примером для меня был и есть Федор Углов
   проживший активной творческой жизнью сто четыре года
  
   а всего лишь надо относиться к происходящему вокруг тебя и в тебе самом как к неизбежности
   как к оправданной необходимости "...хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспаривай глупца."
  
   _____________________21.03.15
  
  1.
  
  
   наконец-то долго и лениво пухнущие тучи разродились осадками.
   сначала это были редкие робкие снежинки вперемешку с каплями дождя чуть заметные на пестром фоне безлистых яблонь
   но вот и трава некошеная с самого июля поседела;
   усилиями ветра начали возникать наносы снега
  
   со временем всё чаще оказываешься в ситуации
   когда начав какое-то действие вдруг забываешь его причину
   вот и сейчас
   открыв дверь ведущую на чердак вдруг останавливаюсь
   пришлось чуть выстоять в нерешительности
   чтобы догадаться:
   выпавший снег подсознательно надоумил меня если уж не приготовить лыжи к сезону то хотя бы опустить их вниз в комнату
  
   у меня нет определенного распорядка в существовании
   ибо с недавних пор я получил свободу
   никак её не предполагая
   и потому
   не надеясь на рассудок
   подчинился инстинкту как это случается в ситуации невольного порабощения
   и в этой связи поступаю - по определению психологов - как человек с характером "первичного типа"
   то есть сначала совершаю необдуманные действия и лишь потом
   когда-то а в некоторых случаях через недели и более того осознаю истинность этих действий.
  
   поднимаюсь по стремянке
   в темноте на ощупь пробираюсь к тому месту где должны быть эти лыжи
   нахожу их и выношу на свет
  
   лыжи как были весной внесены с улицы в дом так и оставлены без особой консервации
   всякий раз корю себя за подобное поведение и всякий раз "забываю" исправиться
   и все же у меня хватает духу заставить себя подойти к верстаку закрепить точило и заточить пики лыжных палок
   для снега это не так и нужно
   но до того как станет возможной прокладка лыжни по лесу можно побегать недельку-другую по льду соседнего пруда.
   сделав это
   довольный собой подхожу к огромному окну веранды
  
   снегу заметно прибавилось.
  
  
  
  2. а они вдруг ожили и - в рассыпную!
  
   о, Боже мой! что ж я наделал?!
   крышу закончил и убирая за собой в уголке нашел кучку мусора
   удивился мусору
   но взял горстью и обнаружил что это не мусор что это гнездышко малиновки и дохлые птенцы распластались
   такое бывает: мать кошке попалась
   пожалел птенцов и сбросил вместе с ними этот "мусор" с трехметровой высоты.
   а они вдруг...
  
   вот ведь как!
   конечно тут же сполз на землю и
   осторожно двигаясь принялся искупать свою вину
   четырех разыскал по разным щелям и ямкам
   не знаю теперь примет ли их мать
  
  ДАЛЬШЕ ТОЛЬКО АРХИВ ИЗ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ВЫДЕЛЕННЫХ ОТДЕЛЬНЫМИ КНИЖКАМИ НА ГЛАВНОЙ СТРАНИЦЕ--главная
  
  3. Чуть не наехал на гадюку: из-под самого колеса вывернулась и шмыгнула в траву. Иду осторожно вслед, но сделав пару шагов, останавливаюсь, пригибаюсь пониже, стараясь высмотреть её клубок в густой лебеде, но передумываю:"зачем?" Действительно, зачем? Шагнул, не обрачиваясь назад, и пошел дальше, ведя велосипед в поводу. Змей не боюсь, встречал их много, никогда не замечал у них агрессивности.
  
   Соседский кот по сути ещё котенок - у него первая весна, но уже попробовал парной дроздятинки и теперь сидит в корнях большой сосны, на которой висит дуплянка, занятая белогрудками. Самец белогрудки неосторожный игрун, то и дело трепещет крыльями над самой землей. Его-то, по всей видимости, и ждет кот. Кота прогнал, но теперь уже ничем белогрудкам не поможешь: выследит гаденыш!
  
   Я представляю себе зачем по лесу разгуливает охотник с ружьем и собаками; и лиса высматривает сквозь щели забора не виноград; нет в небесах приличной трапезы для ястреба, часами парящего над лесом... всё это естественно. Я и сам не выпущу в травку ещё живого клеща, извлеченного мною из складок кожи на собственном животе, буду сколько угодно размахивать просяным веником, изгоняя шершня с чердака своего дома, но убить змею иди даже крысу не смогу.
   Трусоватый сосед, чего он не отрицает своим поведением, пришел похвастаться проявлением своего героизма при убийстве на своем участке большой змеи:"...луплю, луплю её палкой, прыгает на меня... вон висит на заборе, посмотри". Смотреть там нечего, но какое-то сомнение потянуло меня к забору.
   - Это уж! Ты же веретинар, неужели не можешь отличить ужа от змеи?!
   Так дурно стало, дня три видеть его не мог.
  
   ...Вот день и прошел. Вставил новые батарейки в прибор и измерил давление.
  
  
  
  4. Сначала это были два желтых огонька в сплошной темноте октябрьской ночи. Они непрерывно двигались, точнее бы сказать, шевелились, беспокоились относительно друг друга, но когда словно из-за стены, хотя никакой стены там не было, появился третий такой же огонек, эти два чуть успокоились, притихли. Третий направился прямо к одному из них, сблизился с ним, сросся, отчего опять стало два огонька. Что это были за огоньки я так и не понял. На автомобильные фары это не было похоже, да и откуда там автомобили? для простых фонариков слишком ярко.
   Немного побесившись огоньки вдруг разом исчезли, погасли, но буквально через секунды на том же самом месте появились несколько синих огоньков. Их цвет почему-то сразу напомнил мне цвет той лампы, которая обладая, якобы, каким-то таинственным свойством, была в нашем доме и я, десятилетний пацан, всякий раз менял ею вдруг сгоравшую обычную лампочку. И тогда комната становилась таинственным прибежищем воображаемых духов.
   Синие огоньки сразу же выстроились в горизонтальный ряд с равными просветами и замерли.
   Там, где всё это происходило, не было ни людей, ни строений, поэтому я долго ломал голову над причудливой картинкой, но так и не смог додуматься до чего-то определенного. Бояться мне было нечего: огоньки не приближались ко мне, хотя и не удалялись, к тому же между нами была речка, точнее, широкий ручей не шире упавшего поперек телеграфного столба, но и это было достаточной защитой.
   Вообще говоря, я никогда не оставляю неразгаданными возникающие вопросы, бьюсь над ними до конца, и если разгадать не удается, то только потому, что какие-то другие события забирают на себя моё внимание.
   Подобное происходит и сейчас: за спиной, в противоположной стороне вдруг возникает гул двигателя приближающейся машины, который быстро нарастает и вот уже огромный грузовик с прицепом проносится в пяти метрах от моей головы. Я только плотнее сжимаюсь, забираюсь с головой в спальник, поверх его ещё накидываю телогрейку, поворачиваюсь на левый бок и считаю до ста.
  
  
  
  5. Она никак не решится: то ли ждать когда я сверну с тропы и объеду её по полуметровому сугробу, то ли самой отойти в сторонку. Но я уже отворачиваю в сторону, проваливаюсь в снег чуть не по колено и пытаюсь объехать старушку.
   Она что-то говорит.
   Я поворачиваю глаза в её сторону: маленькая, горбатенькая, бедно одетая, зубов нет. И на её улыбку улыбаюсь сам.
  
   - Я вот тоже мечтаю на лыжах... да снегу маловато.
  
  
  
  6. Эту жалкую пару я встречаю нередко. Два старых человека, цепко держась друг за друга, медленным шагом спускаются с холма, на котором стоит их дом. Такое ощущение, что старики каждый раз направляются на собственные похороны, но чего-то не срастается и им приходится возвращаться. Их жалкая собаченка рыданиями в голосе словно подтверждает мою догадку.
   Вероятно, дом строил их богатый предок: таких больших домов в деревне нет, но за многие годы сооружение обветшало до предела. Огромная четырехскатная крыша покрыта чем-попало: дрань, толь, куски шифера, ржавое железо; стены черны словно после пожара; цокольный этаж облицован белым кирпичом, но так небрежно, словно каждый камень с трудом поднимался и укладывался в стену обессилившей рукой.
   Долго закрывают калитку, о чем-то неслышно переговариваются, топчутся на месте. Но вот калитка закрыта, они неестественно плотно прижимаются друг к другу, сцепляют руки и спуск с холма начинается.
   Не дай Бог дожить до такой старости.
   Невольно ускоряю шаг, словно испытываю собственные силы.
   Не дай Бог!
  
  
  
  7. Холодновато сегодня. Ветер что-ли восточный. Но зато ясно и солнце где-нибудь в закутке греет, хоть в одной майке...
   То ли у вороны нечего снять, чтобы не сопреть в закутке, то ли закуток не найти...
   Она нашла трубу котельной и подобно огромной черной бабочке порхает в потоке горячего газа.
   Но долго порхать ей не по силам, ворона садится на шпиль громоотвода и пытается отдохнуть. А шпиль не холоднее газа и опять ворона...
   Мне смешно...
  
  
  
  8. Он делает мне замечание, он говорит:
   - Вы как-то медленно едете.
   Я пожимаю плечами и хочу добавить, что мне безразлично чьё-либо мнение по поводу своих привычек. Но не добавляю.
   Вчера в короткой беседе он, гуляющий по морозу с обнаженным торсом и таксой на поводке, на мой вопрос "как к нему относятся соседи", сказал ту же фразу: "Мне безразлично мнение соседей, я поступаю так, как хочу поступать".
   Вчера я поверил ему, а сегодня уже не верю: тот, кому безразлично чужое мнение, не заметит чужих привычек.
   Утром какой-то хмырь язвительно упрекнул меня в том, что при вполне комфортной погоде я иду глубоко запрятавшись под капюшоном. Можно было бы послать его подальше, но не послал.
   И правильно сделал.
  
  
  9. - Бианке, - говорит, - сети помогал ставить, - и так лукаво улыбается, что хочется закончить его фразу: "браконьерили".
   В моей ответной улыбке нескрываемое сомнение.
   Есть такие люди, с лица которых никогда не сходит лукавая улыбка, хотя ни рот, ни глаза не выдают этого состояния, просто разглаживаются морщины и кажется, что перед тобой "человек, который всегда...".
   Ему уже под восемьдесят, но выглядит, как, дай Бог, выглядеть в пятьдесят.
   Угощает меня карамелькой:
   - Пососи! тебе до дома, как раз, хватит.
   Стоять долго на морозе не могу, прощаюсь.
  
   Надо летом, как-нибудь, порасспросить: много, наверно, знает.
  
  
  10.Наконец-то всё это стало мне совершенно не нужно.
   Время непреодолимо прессует прошлые увлечения, заставляет отказываться от всего того, казавшегося неоспоримо ценным, что скапливалось годами с понятной, но сомнительной целью. И вот теперь ничего этого не нужно. Смотришь пустыми глазами и вдруг просто запнешься, но вместо того, чтобы "извиниться", матюгнешься и пнешь вдобавок: "фу ты, черт!"
   И только тогда опомнишься. Действительно, даже скопленные кредитки приносят удовольствие только тогда, когда удается потратить их с благой целью, то есть, когда эти траты кому-то доставят истинную радость, от которой чуть-чуть перепадет и тебе.
  
  
  11.Их много.
   Один увлеченный фотограф, без камеры из дому не выходит. Любит крупные планы: цветы, бабочки, минорные пейзажи. Флешки бережно хранит в коробочке.
   Другой пишет и пишет хорошие рассказы, ничуть не заботясь о читателе.
   Третий за свои деньги из года в год строит на удаленном озере приют для случайных туристов, не стесняясь их неблагодарностью.
   Четвертый безбоязненно прогуливается в любой мороз с обнаженным торсом.
   Пятый...
   Они искренне рады случайным встречам и могут простоять на дороге ... две-три минуты в интересной беседе.
   И с той же радостью расстаться.
   Но сердечное тепло от встречи долго держится в душе подобно тому, как держится в теле тепло от выпитой чашки горячего молока.
   Кто же они?
  
  
  12.Эти девчонки, пацанки, то и дело забегали на подвесной мост и с визгом побежденного страха падали в воду с пятиметровой высоты, дергаясь руками и ногами.
   - Утонете же! - сказал я.
  
  
  13.Ничего о нем не знаю.
   Точнее сказать, не пытаюсь знать ничего лишнего, чтобы не потерять имеющееся. А имеется то, что мы часто встречаемся и в меру терпимы друг к другу.
   Да, достаточно узнать это лишнее и терпимость улетучится, расплывется как расплываются случайные облака в ясный летний день.
   И потому ничего не спрашиваю, не задаю никаких вопросов, не пытаюсь советовать даже тогда, когда он об этом просит.
   И тем не менее наши многочасовые прогулки наполнены словами. Возможно пустыми, возможно безответными, возможно неправдивыми. Зато безошибочными.
   И мы вновь и вновь договариваемся о встрече, потому что быть вдвоем нам интересно в равной степени.
  
  
  14.Не могу вовремя уснуть: всё эта блажь из головы не выходит. Саша говорит: "Сколько вам лет?" Он собирается открывать багетную мастерскую и мне бы хотелось с ним дружить.
   - В Питере на каждой улице эти лыжники на роликах, - говорит Таня. Она снисходительна к моей глупости.
   Алексей сомневается:
   - Потерпите, - говорит, - я всегда так делаю.
   Терпеть невыносимо. Кликаю по ссылкам. Даже совет Тани, сокративший мои возможные расходы на поездку втрое, не избавляет меня от возбуждения, хотя должно бы это случиться, ибо реальность задачи всегда приводит страсть в уныние.
   Но ничего так не окрыляет, как случайно найденная в кармане десятка.
  
  
  15.Я в благодарности своей не волен и за улыбку Вашу и за плеч загар, но все же более всего за тот пожар поэзии, которым переполнен.
  
  
  16.Непрестанно вру: вру на рисунке, вру на бумаге, вру в диалоге с товарищем. Зачем?
   Смотрю в окно. От стола мне видно только небо. С утра шел дождь, он наверно продолжается и сейчас, можно посидеть дома. Но опять вру: дождя уже нет. Быстро одеваюсь, беру зонт и выхожу.
  
  
  17.С явной тоской посматриваю на приклеенное к двери ванной комнаты напоминание. Нет, я не отказываюсь от регулярной помывки, просто всякие обязательства мне противны. Но, походив-походив кругами, все же включаю воду и раздеваюсь.
   В постели не успеваю о чем-либо подумать - сразу засыпаю; в дороге меня всё что-нибудь отвлекает; грязной посуды - источнику глубоких раздумий - так мало, что ни о каких мыслях и речи не может быть.
   И остается одно место, где я освобожден от любых помех в своих размышлениях.
   В доме прохладно. Водопад горячей воды расслабляет.
  
  
  18.Мысль возникает вдруг и вдруг ощущаю состояние полной самодостаточности... и вдруг оказывается, что ни в ком не нуждаюсь, более того, нет желания кого-либо видеть возле себя, подобно тому как не хочется видеть сладкое после съеденного куска жирного торта.
   Нет, калитки не закрываю. Пусть приходят, пусть отвлекают, пусть крадут остатки моего времени. Буду рядом сидеть, буду слушать, буду благожелательно отвечать на вопросы, буду угощать яблоками прямо с яблони.
   И буду с облегчением смотреть как плавно удаляется спина гостя.
  
  
  19.Цифра "сто восемьдесят" сразу не понравилась. Охнул и отложил счет влево, на полку, где такие документы.
   Наверно, обиделся. Я всегда обижаюсь, когда меня принимают за идиота.
   "Платить не буду".
   Зелененькие листики лука появились на седьмой день. Надо было воткнуть поглубже: кончик луковицы подсох и листикам долго не удавалось пробиться.
   Люблю, когда что-нибудь растет и можно по нескольку раз в день подходить с баночкой теплой воды и поливать.
   Вздрогнул от сильного выстрела.
   " фу, ты! как надоели эти хлопушки!"
  
   Старухи толпились возле входа: они пораньше пришли платить за свет, возмущались.
   Немного подождав ухожу отнести заявление прямо в контору, а потом вернуться и получить посылку: очень хочется посмотреть на покупку.
   Вообще, больше не буду пить чай с вареньем: сахару в нем с лишком. Можно просто перед обедом ложечку подцепить и запить холодной водой.
  
   Снег идет всю неделю и по лесу не проехать, палки до середины проваливаются.
   " Заметил клопа на куртке и больше уж не хотелось дружить с товарищем", - это из Добычина.
   Ждут "двадцать первое", готовятся к встрече конца Света. Майя, майя... Ерунда какая-то... надо просто не платить: договора нет, счет не честный...
   Вообще-то, по такому снегу можно бы развернуться пораньше, где-нибудь на Бугре, но моих семечек ждут синицы и я тащусь по колено в снегу.
   Алексей не пишет, занят, наверно, своими школьниками. Может, и пишет, да я сам давно не заходил на E.mail.
   ..........Все-таки, заплатил. Частично. Видать, струсил.
  
  
  20.Вечер долог как дорога на кладбище. И ничего не придумать, чтобы скоротать его.
   Но вот, случайно взгляд упирается в ведро с водой, приготовленное к уборке полов.
   Я иногда так делаю: делю нелюбимую работу на части, заставляю себя натыкаться на препятствия.
   Отрываюсь от скучной книги, читаю которую с явным усилием, засыпая на каждой странице, вылезаю из мягкого кресла и делаю движение по направлению к ведру с водой.
   Не могу найти тапок, ищу в тени шкафов под креслом, под столом, натыкаюсь на вилку магнитолы. Механически сую вилку шнура в розетку, магнитола извлекает звук.
   Забываю причину поиска и возвращаюсь в кресло.
  
  
  21.Ждать - моя работа. Легкая работа. Даже когда сплю - "служба идет". Зато ничто меня не тревожит, совесть моя чиста - я работаю.
   Я ем свой ужин, ничем не стесняясь, ведь я работаю, моя работа - ждать. Я бездельничаю, но и это моя работа, потому что в такие моменты я вспоминаю, что безделье - моя работа. Иногда пытаюсь, все-таки, заставить себя работать вопреки инстинкту. И тогда раскладываю по всем столам краски, бумагу, наполняю кюветы свежей водой, замачиваю кисти... и ничего не делаю. Заглядывая в дневник удивляюсь тому, что работа моя слишком непроизводительна. Но ни ускорить, ни изменить что-либо в процессе или технологии работы я не могу и никто не может мне помочь, потому что нельзя ждать быстрее, нельзя ждать лучше или хуже.
   Но вот ожидаемое, словно дрожжевое тесто, наконец, вызревает, облачается в форму идеи, преобразуется в страсть и этой неудержимой страстью выравает меня из кресла, вешает на шею папку с бумагой и выбрасывает за дверь. Я во власти страсти.
  
  
  22.Стараясь быть приветливым вызываю его на разговор, долго не отпуская тяжелой ладони его.
   - Что тебе рассказывать? - он мнется, - плохой я рассказчик, жил как все, сорок один год за баранкой отмотал... - и вдруг полез платком к носу, - сволочи! открытку... - расстроился.
   Пару минут молча сидим у калитки его дома на большом березовом пне.
   - Я тебе не рассказывал как в Германии?..
   Рассказывал. Но ни тогда, ни теперь слушать я эту историю не хочу, прошу простых повседневных событий.
   - Что тут рассказывать? - сердится.
   Эта германская история тешит его самолюбие; он отбился от парней, напавших при патрулировании, получил за это отпуск и какую-то награду.
   - Вот вчера наколол гору поленьев, привезли такие чурбаки, что... хорошо есть колун острый: намечу бороздку и потом клином, клином... Интересно?
   Утвердительно киваю головой.
   - ...забор из профлиста...
   Мне всё интересно: рассказывая, он преображается, начинает вспоминать, придумывать то, чего и не было, и в конце-концов увлекается сам своим повествованием.
   Прощаемся мило.
   - Подожди, - говорит, - я сейчас.
   И приносит в подоле куртки крупных красивых яблок.
  
  
  23.Смородины в этом году наросло много.
   Решил ничего не заготовлять впрок, особенно сладкое: нет смысла никакого. Но жадность победила: намял-таки пару литровых банок с сахаром, как бы для зимы. Куст смородины и не почувствовал моих поборов: каким был черным от обилия ягод, таким и остался. Можно, конечно, пощипывать понемногу, но, ведь, рядом соблазнительная малина, да и яблоки уже призывают как в этой сказке. Вот и придумал штуку - срезАть по ветке, всякий раз появляясь на даче, и прямо с ягодами нести домой, а там в воде ветка будет долго стоять, не требуя внимания.
   Налил в большую пластиковую посудину воды, сунул туда смородину и иду.
   Нести неудобно: отростки торчат во все стороны, шаркают по штанам, да и тяжело с водой-то. К тому же, я после операции, пью какое-то антибактирицидное лекарство: качает, мотает, ноги не идут. Обычно за полтора часа дохожу до дому, а тут и половины не прошел, а полутора часов как не бывало; одно утешение: куст смородины на балконе!
   Перед подвесным дорожка узкая вдоль самого берега, машин здесь нет, деревенские избы стиснулись боками и глазеют на реку: красиво! Вот и гуляют тут бабы с детьми беззаботно.
   Люблю я эту улочку.
   Много уже и знакомых. Вот и эта любезная старушка с козой, всегда остановит, поговорит. Коза у неё как дрессированая, ходит за ней не отставая. Даже в продуктовую лавку вместе ходят. Коза встанет поперек двери и не пускает ни туда, ни оттуда. Смешно!
   - Ой, что это у вас? - интересуется и, приглядевшись, - сморода!..
   Пробую оправдать варварское отношение к растению, но старушка и не слушает.
   - ... я люблю смороду, а вот нет её у меня...
  
   Решительно протягиваю ветку любезной женщине и тут же отворачиваюсь к дороге.
   - Спасибо, спасибо, - несется вслед.
   "Чего уж там", - успокаиваю сам себя.
  
  
  24.Встречаясь они, не сбавляя шага, спрашивают:
   - Почему не на лыжах? - и довольные собственным остроумием, громко хохочут.
   Это они так шутят.
   Зная наперед эти шутки все же не успеваю адекватно отреагировать и, лишь пройдя с десяток шагов, оборачиваюсь им вслед и пробую острить. Но они уже насладились моей растерянностью и не слышат меня.
   Веселые люди, всё время в поиске.
   То ли вижу я их не там и не тогда, то ли их поиски не слишком удачливы, но они всегда трезвы. Иногда, правда, проходя мимо их допотопной халупы, слышу возбужденные голоса через разбитые временем окна. Но вот и халупа сгорела, а уныния на их лицах как не было, так и нет:
   - Почему не на лыжах? - беззлобно смеясь, интересуются эти дети Диогена.
   И их беззаботность передается мне.
  
  
  25.Он математик, профессор. Теперь уже "был".
   Видно как она жалеет: "Все удивлялись, - говорит, - у него нельзя было выиграть". "В преферанс?" - не меняя выражения лица вяло интересуюсь я. "Нет, - акцентируя слова отвечает она, - в домино".
  
  
  26.Так вот, завернул я за ближайший угол, а там Алексей: только что подъехал на велосипеде. "Ну что, - говорит,- прокатимся до Низино?" А я и рад избавиться от своей скуки: "Без проблем", - говорю и бегу в дом переодеться.
   Мы с ним каждую субботу куда-нибудь мотаемся, уже весь район объездили. Я-то езжу из желания что-нибудь обнаружить удивительное для наброска, Алексею же интересна сама возможность покрутить педали - он спортсмен, любит посоревноваться, ему вероятно показалось, что потаскать меня по нашим холмам удовольствие достаточное для его души. К тому же, у нас всегда есть интересная тема для дорожных бесед. Прошлый раз, например, мы четыре часа не могли договориться о роли веры в философском смысле для сохранении собственного здоровья. А сегодня, думаю, будет разговор о дружбе. Сложная тема. По моим понятиям в дружбе надо пробираться по краешкам, никак не углубляясь в дебри понятия и тогда гарантирована продолжительность отношений. Как думает Алексей - не знаю, он не торопится к откровению.
   Низино не близко: когда отвечаешь любознательному на вопрос, "куда?" тот удивляется, "такую даль!" А мы привыкли, бывало и подальше. Как-то добрались до БобинО, нашли живую душу, спрашиваем: "Это БОбино?" "Нет, - говорят, - БобинО."
   Зря тащились такую даль.
  
  
  27.Доминошники колотили фишками по столу и зло матерились; остальные в нетерпении тупо смотрели и молчали. Вокруг стола ходили голодные голуби и ждали кто бы чего выбросил. Всем было скучно.
   Land Cruiser перегородил дорогу, пришлось отклониться вправо и под ветвью старой березы сильно пригнуться к рулю. Надо бы поскандалить, но сдержался.
   Дождя не обещали, а небо топорщилось тучами. Спешил, боялся не успеть.
   Девица с мобильником детской коляской чуть не сбила грузовик. Дуреха.
   Шел купить китайскую терку для морковки за полторы сотни, зачем-то купил соковыжималку Moulinex за полторы тысячи.
   Ужинать не стал.
  
  
  28.Веселые ребята, давно чего-то не были.
   Я им и окна распахнул и ключ в двери оставил, а не идут.
   Прошлый раз заходили, на диванчике полежали, на мандолине поиграли, но и всё: никаких разрушений или варварства. Так: забрали на чердаке пилу циркулярную, да электрорубанок, видать, строить чего-то собрались. Но больше ничего. Была там плита газовая - не пригодилась. Илья говорит, что была ещё шлифмашина, но я чего-то не помню, может и была.
   Одно у них не получилось: решили дверь закрыть изнутри, ну, как бы, от других таких же, а вылезти в окно. А окно-то им не закрыть на шпингалет, его ветром и разбило. Но это мелочь!
   А так, веселые ребята. Давно чего-то не были.
  
  
  29.Молодой цыган в новой дубленке и дорогой меховой шапке остановил меня вопросом: искал Заречную. "- За рекой", - сказал я. "Это понятно", - согласился цыган, с тоской повернувшись в сторону реки, и сделал движение рукой, словно хотел снять с головы свою дорогую шапку. Но не снял. Я насторожился. "А я не провалюсь?" - спросил цыган. "Нет", - сказал я, - "не провалишься". "Спасибо!" - сказал цыган, несмотря на новую дубленку и дорогую меховую шапку. Я не ожидал: все-таки цыган.
  
  
  30.Туча вдруг порвалась и в прорыв устремились внезапно охлажденные водяные пары, сталкиваясь и соединяясь в капли. Встречные машины жалеют меня, объезжая лужи справа.
   Желтобрюхая иволга как-то кособочась, словно хромокрылая, неудобно пересекла дорогу и через секунду уже в лесу весело свистнула.
   С козырька кепки капает на руль, стекает на колесо и колесом же возвращается мне на бороду.
   - Передохни! - кричат из-под зонтов.
   Сверкнуло и сразу же загрохотало тысячей упавших с неба листов железа.
   Лучше бы укрыться под сосной, но спина уже намокла и, остановившись, рискуешь застудиться.
   Говорят, "молния охотится за дураками", но, ведь же, и "дуракам везет".
   Надеюсь и я.
  
  
  31.Два ошалевших от порочной страсти рыболова, разбивая колотушкой тонкий лед перед носом своей лодки, медленно плывут по озеру. То ли ставят сети, то ли разыскивают оставленные под мороз.
   Это не моё дело, я не лучше их, если оказался в это противное утро возле озера. Но у меня есть оправдание - ежедневная прогулка. По лесу. Прогулочная тропа промята мимо этого озера.
   Таких, как я, достаточно, но в последние дни все куда-то попрятались. То ли их пугает отвратительная ноябрьская погода, то ли смелости не хватает на преодоление растекшихся ручьев, но, так или иначе, я один проминаю выпавший ночью снежок, опираясь на дубину.
   Дубина мне нужна: побаиваюсь встретить в пустоте поздней осени какую-нибудь зверюгу и, хоть дубина малополезное оружие, тем не менее мне с ней чуть спокойнее.
   Нет, зверюги здесь себя особо не проявили, но иногда кто-то "видит" волчат, иногда кому-то кажется, что медведи, не устроившие себе берлоги из-за бесснежья, могут забрести и сюда, поближе к людям. А вчера, к своему удивлению, я встретил прямо на дороге, не доходя до леса, настоящую рыжую лису. Шла она мне навстречу, ничуть не страшась и только поравнявшись со мной, перебежала к противоположной обочине. Правда, выглядела лиса как-то уж больно невзрачно, шерсть как у паршивой собаки, длинный, но совсем не пушистый хвост и вообще вид довольно жалкий.
   И всё это я принимаю, страшусь, но... но свою смелость укрепляю таким вот образом.
   Одет я легко в расчете на быструю ходьбу, но быстрая ходьба не всегда согревает: вдруг снег, превратившийся в дождь, начинает проникать под воротник; шерстяная шапочка намокает, прилипая к волосам; тонкие рукавицы уже не удерживают влаги. И хочется поскорее закончить прогулку, добраться до горячей печки, побаловать себя теплой булочкой. И эта мысль согревает сильнее, чем энергичное движение.
   Внезапно возникает странный, жутковатый звук. Замираю. Но звук повторяется и я облегченно возобновляю движение - всего лишь жалобный плач верхушек сосен, колышимых ветром.
   Осторожно перехожу по неустойчивым лавам самый "сердитый" ручей, стряхиваю с резиновых сапог налипшую лесную грязь, прячу свою дубину в кустах и, освободившись таким образом от всех тяжестей и страхов, почти пробегаю последний отрезок пути.
   В комнатке жарко и в радость теперь попить чайку, понежиться, почитать...
   Удобно устраиваюсь на диване, кладу на грудь ленивца-кота, раскрываю книгу.
   Книга, подрагивая, медленно сползает на живот.
  
  
  32.Печка нагревается медленно. Березовые дрова, заготовленные только осенью, не успели как следует просохнуть и потому тепло уходит на их тление. Это, конечно, меня немного раздражает, но винить некого. В прошлом году я решил, что зимовать на даче не буду, что интернет требует больше времени, чем я уделяю ему, и потому обойдусь уже заготовленными дровами. Но не получилось, победило Одиночество и я вновь на даче, вновь зимую и жгу полусухие дрова. В лесу много и сухих дров, но это всё сосна, которая сгорая, оставляет на стенках дымохода много сажи, что не может мне нравиться. И я терпеливо, чуть нервозно жду нагревания дома, чтобы закрыть дымоход, оставить печку в покое, а самому предаться дреме.
   Устал за день. Вроде бы ничего не делал, а устал. Перекатался на лыжах. И не собирался ехать на городскую лыжню, а поехал. Сначала хотел только посмотреть есть ли эта лыжня, промята ли она и вернуться. Но разноцветье лыжников возбудило во мне спортивную страсть и я, несмотря на то, что уже накрутился по большому пруду возле дома, въехал на эту злосчастную городскую лыжню.
   Не скажу, что я со страстью слушаю классическую оркестровую музыку, но по серьезной мере это несравненно лучше того, что приходится слушать. И вот слушаю оркестровую музыку. Все девять симфоний Бетховена звучат из динамиков моей магнитолы с утра до вечера. Пятую я то и дело повторяю, особенно первую часть "Allegro con brio" и при этом не испытываю никакой усталости, музыка течет как вода в реке, не мешая моим мыслям.
   Мысли мечутся по сторонам, ударяются в воспоминания всегда неприятные, топчутся вокруг житейских проблем сегодняшнего дня. Я же втискиваю их в единственно интересное для меня русло - ожидание чуда. Хочется чего-то ожидаемого и всё же неожиданного, чудесного. И только потому, что цепь прошлых чудес уже выстроилась в достаточно длинный ряд, обещая продолжение.
   Печка наконец-то разогрелась, белые языки пламени посинели и, значит, можно закрыть дымоход. Я поудобнее располагаюсь на диване, выключаю свет и закрываю глаза.
   Девятая симфония, четвертая часть "Presto. Allegro assai".
  
  
  33.Еду медленно.
  
   Взгляд направлен в одну точку - под переднее колесо. Не потому, что дорога плоха, хотя она на самом деле плоха; не потому, что боюсь съехать на обочину, хотя и это не желательно; не потому, что хочу разглядеть тайное. Нет. Просто меня больше ничего не интересует. Надо ехать и ехать, смотреть и смотреть под колесо, больше ни о чём не думая и не заботясь. Какие у меня могут быть проблемы? Еду я по дорожным правилам; при моей скорости разве только пешехода и можно обогнать; велосипед исправен и даже случайная ямка не может повредить ему.
  
   Еду медленно.
   Не ввязываюсь в скандалы: при злом рычании автомобиля за спиной, не оборачиваясь, съезжаю на самый край обочины, пропускаю негодяя, снова забираюсь на краешек асфальта и продолжаю свой путь.
  
   Еду медленно.
   Сколько уже проехал - не знаю. Велосчетчик, которым был снабжен прежний велосипед, на этот не подходит; часов у меня никогда не было; по солнцу я ориентируюсь слабо; желудок терпелив и больше забывчив, чем капризен. Да, собственно говоря, никакой еды у меня и нет, рюкзачок пуст, то есть там только насос для подкачки камеры переднего колеса, которая в этом иногда нуждается без объяснения причины. Надо бы как-нибудь снять колесо да поискать причину, но об этом я, как обычно, забываю, едва возвратившись домой.
  
   Еду медленно.
   Дорога мне не знакома, здесь я никогда не ездил и потому ориентироваться по деревням не могу, верстовых столбов нет, спрашивать редких прохожих не хочу, чтобы не выдать своей случайности: случайные люди чаще подвергаются нападению и у меня уже был случай, когда только самообладание спасло от большой неприятности.
   Тем не менее дорожные страхи это всё же больше экзотика, нежели повод для настороженности.
  
   Еду медленно.
   Чего-то даже и не вспомню когда точно выехал, помню только, что после обеда. А сейчас уже явно вечереет. Солнце вот-вот начнет готовить себе постель на макушках дальнего леса, а в сентябре это бывает после шести. Значит, так и есть.
  
   Не люблю я закаты при ясном небе. Такую тоску нагоняют, хочется спрятаться куда-нибудь, закрыть глаза и ждать пока совсем не стемнеет.
   Но надо ехать, останавливаться нельзя и я еду.
   Асфальт кончился. И сразу дорога раздвоилась штанами: одна широкая, но уходит резко влево, другая узкая и тоже влево, но чуть спокойнее.
  
   Еду медленно.
   Теперь, если даже и хотел бы ехать побыстрее - не получится; дробленый щебень острыми гранями вот-вот порвет протектор, надо быть предельно осторожным. И, конечно, по сторонам смотреть тоже не получится, хотя давно уже нет ни встречных, ни попутных автомашин.
  
   Дорога кончилась неожиданно быстро. Надо было, наверно, ехать по широкой. Но что теперь жалеть? Останавливаюсь, слезаю с седла и только теперь отрываю взгляд от дороги. Справа - река, слева - вырубленный и не убранный лес, прямо - густой, непроходимый кустарник, позади... позади - пройденное, не сохранившее в памяти никаких желаний.
   И как быть?
   Солнце упокоилось, сразу стало и темно и холодно. К тому же, от реки потянуло сыростью.
   Осторожно кладу велосипед на траву, медленно опускаюсь на огромный пень, закрываю лицо ладонями.
  
   И плачу.
  
  0x01graphig
   34.Туман потерялся неожиданно. Вчера ещё, когда увидел его в теплице, где и зимой тепло и сухо, и дал ему хлеба, он, несмотря на старость, был вполне здоров, только на затылке возле уха кровоточила ранка - след, как я предположил, драки в собачьих серьезных играх. Я не придал значения этой детали, тем более пес был полубездомным, его хозяин умер полгода назад, а дочери хозяина хватало других забот. Но когда пропажа стала несомненной /так бывает, если нарушается привычная цепь событий, где отдельные звенья становятся заметны только с их поломкой/, мы с соседом обменялись беспокойством, ибо любили эту умную и добрую собаку и поначалу пришли к выводу, что пес "гуляет" на собачьих свадьбах. Но уже на следующий день я предположил, что он не вернется больше и что....Туман ушел умирать, так как дав себя поранить, он понял своё бессилие. Куда ушел? не знаю, но интуитивно предположил, что вольные звери по лесу не валяются, а имеют схроны. Сосед посомневался в моей догадке, но не долго. Он достаточно хорошо знал лес и, как и я, никогда не встречал в лесу умерших по своей причине зверей.
   Мы согласились.
  
  
   35."Же-е-ня-а-а!" Я сразу ответил:"Чего-о-о те..." и проснулся в испуге, потому что захлебнулся собственным голосом, так как лежал на низкой подушке животом вверх. Сначала я справился с горлом: проглотил комок воздуха, откашлялся и только потом осознал зов. Это был несомненный ЕЁ голос. Она ни разу за всю жизнь не кричала меня таким протяжным и сильным по её хрупкому телу голосом, но я все равно ничуть не усомнился в догадке.
   Не знаю, может быть запали в память прочитанные накануне традиции народа в канун Пасхи, там упоминались беседы с умершими родными, но мне казалось, что я как-то вскользь проскочил это, интересуясь совсем другим. Но случилось же!
   И теперь это торчит во мне явью.
  
  
   36.Боится сороченок только своих сородичей. Стоит мне крикнуть: "Тикай,Андрюха!" как сороченок мигом скрывается в любой щели стоящегося дома и прячется. Но он не Андрюха, он Аркаша, потому что всех своих ручных птиц я зову этим именем.
   Сороки хотят просто заклевать его, погубить, ибо крики их злы, агрессивны и страхи сороченка вполне оправданы. Но пока Бог миловал.
   Он чуть больше воробья и умный на удивление. На веранде я ловлю ему мух и достаточно вскрикнуть "Хоп!" при удачной попытке, как Аркаша оказывается рядом.
   К осени сороченок вырос, стал самостоятельным, но попрежнему чурается соплеменников, бомжует. Летом его подкармливают.
   А зимой ему не выжить.
  
  
   37.Когда несчастный старостью обкраден,
   но жар души пока в нем не угас,
   он вдруг представит утешенья ради
   взгляд незнакомых и прекрасных глаз.
   И всё терзает жалкий клок бумаги,
   слагая непокорный стих, но...
  
   ...но видно по глазам, ослепнувшим от влаги,
   что не поймет его никто.
   И не простит.
  
  
   38.Птицы ночью не летают, птицы ночью спят и некоторые в кустах или траве. Кошки отсыпаются днем, а охотятся ночью и рыщут по кустам и травам.
   Вот почему мои любимые белогрудки так легко достаются котам. Летят через океаны домой, а дома их уже ждут эти сволочи.
   И не знаю то ли расчувствоваться и плакать, то ли рассвирепеть и жестко наказать виновников моей печали, хотя ни то, ни другое не логично. С точки зрения...
  
  
   39.Я болен. Выпил лекарство и полезнее было бы оставаться дома, потворствуя обессиленному телу. Но не получается.
   Вот уже больше недели мой мозг не получает вестей воспаленного воображения и я не могу изъять из него ни одной обнадеживающей фразы. Но без напряжения мысли моё существование бессмысленно и остается только единственный способ стимулировать мозг - заставить его солидаризировать внешность. Я должен идти, я должен шагать в неизвестность, мирно соседствуя с автомобилями, с порывами осеннего ветра, с неудержимым раскачиванием подвесного моста, с улыбками приветливых селян, угощающих меня яблоками. И всё это только для того, чтобы воспалить воображение.
   Как мало мне надо и как трудно этого добиться.
  
  
   40.Чуть не наступил на ёжика. Он лежал на тропинке и так как по тропинке хожу только я, то винить было бы некого. Не наступил. Комочек величиной с кулачок женской руки. Я поднял его и отнес в сад в кучу прошлогодней травы на газоне. И опять, взяв ведро, пошел к колодцу. Каково же было мое удивление, когда на том же месте увидел своего найденыша. Как он успел обскакать меня?!
   Но возвратив ежа на место я увидел того, первого. Значит, их было два. И в тот же день нашелся ещё и третий, не нашлась только мать. Неужели лиса?
   Ёжики легко прижились в копне сухой травы. По утрам я делился с ними овсяной кашей, угощал куриными хрящиками, да они и сами были достаточно активны, весь день роясь в газонной траве в поисках насекомых.
   Если я запаздывал с кашей и они уже выходили на самостоятельную охоту, достаточно мне было крикнуть что-то призывное, как они со всех ног мчались к мисочке и ели кашу похрюкивая от удовольствия.
   К осени ежи выросли.
  
  
   41.Уезжая на лыжах я оставляю поползня Аркашу в комнате, предварительно насыпав на стол семечек, кусочков сыра и сливочного масла. В комнате много книг, недоплетенных корзин, узких щелей и Аркаша, сколько бы я ни оставил ему еды, успевает за полтора часа моего отсутствия всё это упрятать в те самые книги, корзины и щели. Правда, масло и сыр он все же съедает.
   Приехав я открываю дверь в комнату, он спокойно вылетает на веранду и с веранды на улицу.
   Он "дружит" со стайкой синиц, но их дружба основана только на том, что синицы своим шумным щебетанием выпрашивают у меня семечки, а получив их, особым писком извещают об этом своих соплеменников. И Аркаша тут как тут. Он запросто садится на мою ладонь, при этом ко мне оборачивается задом и, пока не наберет полный клюв семечек, не покидает ладони.
   Заманить его в дом совсем нетрудно, нужно просто открыть дверь и позвать по имени. Он не влетает, а входит. Причем очень забавно: продвигается вперед, но голову поворачивает вбок, как бы стесняясь своего нахальства. Но если с улицы в холодную веранду я могу держать дверь открытой сколько угодно, то дверь в теплую комнату я лишь чуть приоткрываю, сберегая тепло. И словно понимая мои опасения он без промедления уже не входит, а влетает.
   Забавная птица.
  
  
   42.Не знаю умеют ли лисы плавать, но каждой весной кто-то разоряет утиные гнезда в моем болоте. Уткам болото нравится, оно плотно заросло ивняком, выходит на простор пруда, люди их здесь не беспокоят. Весной утки кружат над дачным поселком, разминаются, строят свое гнездо. Но ближе к июню, когда пора вылупляться птенцам, вдруг исчезают. И так случается почти каждый год. Подозреваю, что защищая утят, утка жертвует собой.
   Лет пять тому назад в калитку моего сада цепочкой друг за другом вошли пять утят, последний пятый заметно прихрамывал. Мой сад граничит с лесом, между болотом и садом каких-нибудь двадцать метров этого леса, а основной же массив уже за болотом.
   Утята шли как к себе домой, ничуть не стесняясь моим присутствием, и сразу опустились в маленький садовый прудик.
   Естественно, я удивился такому явлению, быстро накрошил белого хлеба в банку из-под салаки и пустил корабликом в пруд.
   Я охранял их всё лето. И было от кого, но, слава Богу! всё обошлось и уже, встав на крыло, они все-равно ежедневно точно в одно и то же время с одной и той же стороны прилетали на прудик ночевать, пока не примкнули к перелетной стае.
   Хромой утенок не улетел вместе со всеми, остался зимовать на речке, такое случается.
   А лиса и теперь каждый день пересекает болото, подходит к моему саду , на свежевыпавшем снегу её следы легко читаются. Она не боится людей и при встрече со мной лишь легкими, грациозными прыжками отдаляется на безопасное, как ей кажется, расстояние.
   Сосед недавно видел как она тащила в зубах кошку.
  
  
   43.Дня два, наверно, она вышвыривала из дуплянки мусор, оставленный синицами, а потом принялась за расширение жизненного пространства во все стороны. Это была адская работа. Было неудобно, потому что в самом дупле не поместиться, приходилось половиной туловища с хвостом оставаться снаружи, а головой долбить внутри.
   Я сидел в комнате и в окно мне хорошо видна была вся эта процедура. Алое подхвостье трепетало от энергичной работы, а щепки летели из дупла словно там был ещё кто-то и вышвыривал их.
   Уже не помню сколько дней длилась эта битва с инстинктом, но, наконец, я увидел торчащий из летка клюв. Это уже была победа, теперь надо было только "отесать углы" и детям будет обеспечен покой и уют.
   Каждое утро едва небо светлело на востоке голова дятлихи появлялась в летке и какое-то время осматривалась, ожидая какого-то сигнала. Я так и не догадался что могло быть таким сигналом, но вот он проявлялся и птица вылетала из дупла. Вечером же, если моё присутствие поблизости беспокоило дятлиху, она то ли запугивала меня тревожным криком, то ли тревожилась сама. Я понимал сигнал и удалялся. Птица тут же проникала в дупло и успокаивалась.
   Потом лес наполнялся шумом и песнями прилетных птиц, светать стало рано и я уже не сидел у окна. Но однажды случайно обратил внимание на то, что дятлиха не показывается возле дупла по вечерам, чему несколько удивился.
   Весной следующего года стал поправлять рассохшееся дупло, в гнезде обнаружил иссохшее тельце птенца.
   Что-то не срослось.
  
  
   44.И эта допрыгалась.
   Точнее, доходилась, ибо каждое утро она ходит, прихрамывая, вдоль дороги, не страшась машин. Утром машин немного, но, всё равно, меня раздражает её тупое бесстрашие, которое как-то уводит её в последний момент из-под колеса.
   И вот она валяется посреди проезжей части и я уже рассуждаю о том, кто уберет труп. Вчера утром я сам убирал сбитого на трассе хорька.
   Жалко любую божью тварь зря погибшую. Сколько птиц по обочинам, сбитых автомашинами! И чего они порхают под колесом, словно испытывая себя. Особенно эти трясогузки. Едешь, а они впереди тебя словно играют: полетит-сядет, полетит-сядет.
   И вот эта кошка теперь... а где она?
   Вот сволочь! Уже выступает, прихрамывая, по тротуару, видать отдыхала на теплом асфальте.
  
  
   45.... сдернул с головы кепку, захватил зубами и, рыча, стал яростно мотать её из стороны в сторону.
   Эта огромная псина тут же в страхе отскочила.
   Конечно, было не до смеху. Все-таки внезапность нападения сзади, беззвучно, яростно, с явным намерением причинить ущерб, причем в лесу, утром... Испугался. А этот кретин стоит в полусотне метров и истошно орет свое "фу".
   Сначала-то просто отбивался кулаками или чем там, но...
   ... но шел и похваливал себя: ...
   ... на этот раз удержался и не проронил ни слова.
  
  
   46.Этот, в огромной белой кепке на затылке, видно, не спит: когда ни подойдешь к окну, ходит он кругами возле пивнушки, ждет. И не качается.
   Был бы хоть чуть повыше да не так худ, да не слишком сутулился, да рук не держал в карманах можно было бы предположить какой-то интерес в его размеренной походке. Но он мал, худ, сутул и рук из карманов не вынимает.
   Приходят подельники, начинают ходить вместе. Чего ходят? ещё не рассвело как следует. И в пивнуху не заглядывают. Странно как-то!
   О! вот он со своей кепкой. Опять ждет.
   Мне, вобщем-то, плевать, пусть ходит.
   Но, как только сам окаэываюсь у окна, выискиваю глазами белую кепку.
  
  
   47.Их немного, тех, которые хотят жить правильно. А среди них мало, кто живет правильно. Правильно, как он. Он живет правильно. Я тоже хотел бы так жить, но чуть запоздал. Так жить нужен талант особый. Такого таланта у меня нет. Я, например, не мог не жениться, а женившись, не мог не строить дом, а построив дом, не мог не содержать его... И так, цепляя одно за другое, протянул паутину жизни через всё прошлое, а теперь вот... ну что теперь?
  
  
   Теперь я мог бы жить правильно. И попрежнему хочу жить правильно. Но время ушло, ушли силы и, самое главное, ушли страсти, те самые, без которых нельзя жить правильно. И получается, что живу как придется. Разве только ошибок делаю меньше. И то только потому, что вообще ничего не делаю: только долго сплю, часто ем... много размышляю. Но ничего не делаю. И это хорошо, потому что тот, кто ничего не делает, не делает и ошибок. Ибо люди легко прощают самые скверные злодеяния, в которых явно просматривается умысел, но никогда не простят ошибки, ибо ошибка есть проявление глупости. Глупость же всегда презираема. Лучше, когда ничего не делаешь - не в чем потом упрекать себя, а для меня есть мучение упрекать себя. В такой момент чувствуешь себя ничтожеством, недостойным показаться людям, ибо все они, люди, кажутся выше тебя, а ты есть ничтожество. Не хочу упрекать себя лишний раз. И ничего не делаю. Совсем ничего.
   Но хотеть жить правильно, думаю, можно.
   Правильно, как он.
  
  
   48.Ставлю на "replay" "Piano Concerto in A minor, Op.16". Все три части за тридцать минут. В четыре часа, которые просиживаю рядом с магнитолой в глубоком кресле с письмами ДеГа, музыка повторяется восемь раз. И каждый раз "по капле" постигаю её. Сразу не получается. Может быть, и восьми недостаточно.
   Это, наверно, и есть волшебство гениальности - постижение "не сразу". Не читал Малларме, но готов поверить Полю Валери, что "...не пройдет и полувека... как немногочисленные творения Малларме... раскроют перед самыми внимательными умами все свое совершенство"
   Я не выбираю, я подчиняюсь собственным страстям, своему желанию, своему хотению. Непроизвольно, почти наощупь, повинуясь незрячим пальцам, беру диск и ставлю на лоток.
  
  
   49....и ещё: чем больше делаешь, тем больше вероятность того, что сделанное тобой будет нарушено. И следовательно, то есть, из этого следует, что ничего не делающий не испытает чувства собственной ничтожности, он всегда в состоянии адекватности Миру. И в самоуважении. Мнением тех, кто живет иначе, он не дорожит. И потому свободен.
   Но не всем так везет.
   Иногда это ощущение /или желание/ свободы приходит чуть раньше необходимого срока. Вдруг начинаешь чувствовать собственное преимущество в той среде, где пребываешь, как бы, своё превосходство. Продолжаешь трудиться, но отстраняешься от Мира, считая себя свободным. Это, наверно, ошибка. Ибо рано или поздно она, эта ошибка, признается /Дега/, что есть драма жизни.
   И вечная проблема/!/: ничто так не огорчает, как небрежение к благорасположенности /кажущейся, чаще всего, и потому не воспринимаемой ожидаемым образом/. "...броди, скрывайся и таи и тропы и дела твои" - прости Тютчев.
  
  
   50.Ограбили...
   Унесли всё самое ценное.
   Слава Богу! Теперь хоть не надо бояться, что вдруг ограбят и унесут всё самое ценное...
   А то исстрадался весь.
  
  
   51.Я стеснен его бесцеремонностью и, несмотря на потребность в консультациях, сдерживаю себя. Но порой эта бесцеремонность кажется мне искусственной, наигранной, производной желания чувствовать себя необходимым мне. И тогда я набираю номер и дрожащим от волнения голосом консультируюсь.
   Задержка со звонком его раздражает:
   - Почему не звонишь? - сердится он.
  
  
   52.Самое скверное в моем существовании - осознание своей неспособности сказть вслух хотя бы ещё что-нибудь. Я уже смирился с тем, что всё возможное мною нарисовано и что каждая новая попытка к этому будет только повторением, чего я боюсь больше, чем откровенной пассивности. Но словесная эквилибристика кажется мне лишь недавно начатой, всего лишь попыткой и что просто надо много-много работать, чтобы наконец найти самого себя в этой сфере. Но попытки идут, а ожидаемого не случается.
   Я прекрасно понимаю, что придумать ничего нельзя, что озарение есть дар Божий, но ведь Бога можно просить. И я прошу, отстраняясь от всех соблазнов; я прошу, скрываясь в лесных чащах; я прошу, отключив все связи с миром. Но у просьб моих не по масштабу коротенькие крылышки и они, просьбы, до Бога не долетают. И тогда я плачу и свой плач упаковываю в слова.
   "Какие-то рассказы у тебя печальные," - говорит Леонид.
   И я, соглашаясь с ним, опуская глаза и молча вздыхаю.
  
  
   53.- Я удивляюсь...удивляюсь!
   Он стоит на краю высокого крутого откоса и кричит в мою сторону.
   Поднимаю голову.
   Солнце заглядывает под капюшон, слепит. Пытаюсь понять причину крика и, чуть поднявшись со льда на берег, останавливаюсь, смотрю вверх.
   - Я удивляюсь...удивляюсь!
   Пробую отшутиться, но щеки скованы морозом, губы не открываются, голоса нет. Прикладываю левую руку к груди и театрально склоняюсь.
   Он сдвигается с места, продолжая смотреть в мою сторону:
   - ... прожить столько же...
   Чего это он?
  
  
   54.- Ах, Наташа, Наташа, - притворно говорю я, и все же неподдельно волнуясь, - когда я вижу вас кровь воспламеняется в сердце моем, сдавливая виски мои. Как жаль, что у вас нет способа измерить это моё давление, не пользуясь тонометром.
   Она всегда летает по больничным коридорам и полы её легкого халатика не поспевают за быстрыми движениями ног. Куда она несется опять? не сестра, не на службе, всего лишь практикантка, волонтерка при больнице, но не может заставить себя остановиться, выхватывая из рук сестер капельницы и шприцы.
   - Пожалуйста, померьте мою температуру, - стесняясь своей небритостью, продолжаю я удерживать юную первокурстницу и притворяться, подставляя свой лоб.
   Наташа, не прекращая движения, ловким, быстрым касанием маленькой легкой ладошки исполняет мою просьбу:
   - Нет у вас никакой температуры.
   Скорость движения относит её на целый метр в сторону от меня и только взгляд зеленоватых глаз сохраняет связующую нас незримую нить.
   - Ах, Наташа, Наташа, мы все любим вас!
   Наташа на мгновенье замирает:
  
   - А вы?
  
  
   55.На почте очередь.
   Небольшая, ну, может быть, с десяток человек. Прикидываю: удастся ли до обеда. Вроде бы не успеваю, но продолжаю стоять: удерживает любопытство. На улице этого нет, а здесь как в театре: сердятся, жалуются, ругают власть. Какая-то гражданка выговаривает мне за молчание, показываю пальцем на своё ухо. "Глухой", - догадывается глупая женщина. Передо мной оператор выставляет аншлаг: "обед". Невозмутимо выхожу вслед за толпой неудачников и устраиваюсь перед дверью: ждать час.
   Ну и что?!
   Из соседней двери, поверх которой - "ВИННАЯ ЛАВКА", выходит мужичок и возле меня останавливается. Пытается заговорить. Вяло повторяю удавшийся прикол "глухой". "Спасибо", - говорит обиженный прохожий.
  
  
   56.Конфликт есть повод к творческому возбуждению.
   У меня много ДРУЗЕЙ, но нет ни одного друга. Такая вот история!
  
   Иду по тихой деревенской улице, хочу одиночества. Но одиночества не получается: навстречу движется человек и боюсь, что он может оказаться недругом, то есть тем, с кем придется останавливаться и вести беспредметные разговоры. Но сблизившись настолько, чтобы различить черты лица, узнаю человека из бесчисленного числа ДРУЗЕЙ, а это означает, что мы просто улыбнемся ДРУГ ДРУГУ и молча разминемся. Улыбки вполне достаточно, чтобы настроиться. Я не знаю ни имен, ни званий своих ДРУЗЕЙ и это избавляет меня от необходимости обращаться к ним фамильярно и задавать неизбежные в таких случаях необязательные вопросы, даже если эти вопросы риторические. А всякому любителю одиночества претит неизбежность реагировать на бессмысленное любопытство. Незнание имени настораживает меня, я сдерживаюсь.
   На обратном пути меня останавливает незнакомый человек:
   - Меня зовут Рома, - говорит он.
   С некоторым любопытством смотрю ему в глаза и молчу.
   - Я знаю вас, - продолжает теперь уже Рома, - вы.., - и называет моё имя.
   Молчу.
   - ... вы с Александром объехали...
   Догадываюсь о ком речь.
   - Да, конечно, - извиняется Рома.
   А дальше следует нудный пересказ того, что мне, как участнику, известно лучше. Я устаю, я нервничаю, но та небольшая мера воспитанности, которая инстинктивно заложена в меня, исключает решительность в избавлении от неприятности. Известность моего имени, как раз, и делает меня таким податливым, мягкотелым.
   - Будем дружить, - обещает Рома, - я живу на... заходите, побеседуем...
  
   У меня нет друзей и благорасположенность к конфликтности оправдывает это.
  
  
   57.Не выходит из головы у меня этот цыган. Какой-то дикий, лохматый и одинокий.
   - Время не скажешь? - остановливает он меня.
   На мосту холодно, со всех сторон ноябрьский, пропитанный влагой ветер, ни кусточка, ни деревца, ни души живой - пустота.
   Показываю дисплей телефона.
   - Я не понимаю, - говорит цыган, мотая головой в подтверждение, и, получив ответ, интересуется, - сегодня что? воскресенье?
   - Сегодня понедельник, - вяло, но не без уважительности говорю я, - праздник, - и на недоуменный молчаливый вопрос добавляю, - день народного единства.
   Сарказм улыбки разглаживает морщины его лица.
  
   - Вы, конечно, не курите? - интонирует цыган догадку и, повернувшись ко мне спиной, медленно удаляется.
  
  
   58.Посмотрев в окно и поверив в то, что дождя нет, спускаюсь по лестнице и выхожу под козырек подъезда: на ближайшей луже пузырьки дождя.
   Решаю, все-таки, прогуляться.
  
   Девочка не старше восьми-девяти лет медленно преодолевает на велосипеде небольшой подъем, сил не хватает, соскакивает с седла и, упираясь слабыми ножками в щебень тропы, тащит в горку тяжелую машину.
   Поровнявшись со мной останавливается:
   - Скажите, пожалуйста, сколько время?
   Неловко извлекая из кармана уже успевшей намокнуть куртки мобильник вглядываюсь в ребенка: старенькое пальтишко, самовязка-шапочка, бесхитростные сапожки и... милый детский, непритворный взгляд.
   - Куда ж ты идешь?
   - В воскресную школу.
   "Ах, боже мой, это ж далеко", - удивляюсь я и только теперь объясняю себе безлюдность совсем не раннего воскресного утра.
  
  
   59.Мать жалуется: совсем спился, жена забрала детей и ушла, дома ничего не делает...
  
   Идем рядом.
   - "Мишаня, друг, выручай!" А чего не выручить? Это мои друзья. Вот иду опохмелить ребят, вчера хорошо посидели...
   - И этот?... - киваю на соседний дом, с хозяином которого часто вижу их на лавочке.
   - Этот? этот не друг...
   - ...просто сосед, - подсказываю.
   - Да, сосед...
   Помолчали.
   - Мои друзья - афганцы, - и уже на распутье, смущаясь, - я майор.
  
   Что-то защемило внутри.
  
  
   60.Ворона недвижно тоскует на коньке новой крыши, покрытой металлической черепицей зеленого цвета и взгляд её направлен на противоположный берег реки. Я знаю, что вороны и с такого расстояния могут разглядеть соринку в глазу, но что она, ворона, может видеть там, в ряду невзрачных темных от старости крестьянских домишек? Картину тоски несколько оживляет асфальтовое шоссе, грубо оттолкнувшее деревню от реки. По шоссе время от времени словно мышки проскальзывают юркие машинки, но вряд ли у вороны это может вызвать интерес.
   Моросит мелкий холодный дождь, какой бывает только в конце ноября. Он возникает из ничего, в ничего и исчезает. А ничего - это толстое ватное одеяло во всё небо, пропитанное до предела сыростью, которая иногда проваливается на землю в виде дождя. Пытаюсь задать вороне мучающий меня вопрос, но делаю это так неуверенно, что ворона ничего не слышит. Да и не надо. Вопрос я больше задаю себе, хотя, честно говоря, ответом и сам не интересуюсь.
   Полоса старых ив сплошной стеной заслоняет от меня широко разлившуюся от осенних дождей реку, её пока ещё бурозеленые островки, сгрудившихся в стаи крупных жирных уток, запоздавших с отлетом. Но вот ивы расступаются, я выхожу на намятый мною бугорок, с которого можно видеть и воду, и островки, и уток. Картина не чарующая, но в таинственную даль всегда хочется смотреть.
   На пару секунд притормаживаю, чтобы сглотнуть слюну грустного восхищения открывающимся внизу зрелищем и тут же следую дальше.
   Может быть и вороне это доступно?
   Ну, нет, бред какой-то!
  
  
   61.На пару секунд замешкался. Затем сбрасываю рюкзак с плеч, достаю баночку с сыром, открываю и бросаю кусочек щенку, обеднив порцию своего дачного кота. Щенок сходу заглатывает лакомство. Заставляю себя повториться, тут же закрываю банку и прячу в рюкзак.
   Голодные глаза собаки меня раздражают, отворачиваюсь, надеясь на окончание сеанса милосердия, но ошибаюсь.
   Наверное знаю, что нельзя помогать слабым, что это противопоказано, это вредно, это преступно по отношению к Природе. Только что трагически расстался с человеком, которого впервые увидел плачущим. И пожалел. Мы сдружились и человек не стал скрывать своего слабого здоровья. Я же остался на прежних позициях, заразившись идеей заботы о слабых. Но всё закончилось так, как и должно было закончиться. Зачем Господь дал нам одновременно и жалость, и разум, и инстинкт, которые противоречат один другому? И что такое отсутствие всякой способности делать жесткие выводы из практики?
   Километра полтора пес преследовал меня, отставая на десяток шагов. Сохранять это положение не было никакого желания, тем более, что впереди был лес. Суетливо ищу решение и оно является в виде приоткрытой калитки. Оглядываюсь, боясь свидетелей, достаю остатки сыра, показываю собаке, подхожу быстро к калитке и, не заходя за ограду, бросаю сыр за калитку. Пес ловко подскакивает к приманке.
   Мгновенно прикрываю калитку, почти бегом огибаю дом и скрываюсь за углом.
  
  
   62.... тридцать пять. Светает.
   Пересекаю шоссе, поднимаюсь лыжами лесенкой на снежный вал...
   ...та-та-та-та-та!!! Кому это он сигналит? кроме меня никого нет. Вглядываюсь.
   Прильнув носом к лобовому стеклу водитель, сбавив скорость, сигналит, смотрит на меня и приветственно помахивает рукой.
   Улыбаюсь в ответ.
   За рекой тишина. Все попрятались и непрерывно топят печи.
   Но вот вдали кто-то посреди дороги возится с мотоциклом. Заглох что-ли?
   Подъезжаю ближе.
   Судя по размерам это парень, но закутан так, что кроме глаз ничего не разглядеть. Не мотоцикл, а мопед. Парень изо всех сил крутит педаль или что у них там...
   Теперь я приветственно машу ему рукой: если в тридцать пять человек сел на дряхлый мопед, то это наш человек.
   И он отзывается взаимностью.
   Ещё полкилометра. Опять человек навстречу. Но уже на велосипеде. И не человек, а женщина. И эта укутана так, что кажется круглой. Ноги в огромных, вероятно, мужских валенках. Но, ведь, едет! Её я иногда встречаю, где-то здесь живет.
   Опять взаимные улыбки, ибо...
   ...нас, таких...
  
  
   63.Она девочка внимательная.
   Я ещё в двадцати метрах, но она уже оборачивается и кричит: "здравствуйте! я иду к бабушке".
   - Ты что ли Красная Шапочка?
   - Не-ет, - она весело смеется.
   - И Серого Волка не боишься?
   Опять: "не-ет"
   - Ну хоть пирожков бабушке несешь? Тоже нет?
   Хохот на всю улицу.
  
  
   64.Каждое утро я тщательно осматриваю леску; подтачиваю надфелем пику крючка; поправляю резиночку на поплавке, потому что резинка старая и частенько рвется; убираю удочку в чехольчик и иду на озеро.
   Озеро рядом, всего пару километров от дома, и это не вызывает усталости, к тому же, кроме удочки я ничего с собой не беру. Наживка мне не нужна, сумка для рыбы тоже, мой второй завтрак лишнее: к обеду я обязательно вернусь.
   Но иду пораньше, так как берега озера поросли камышом и удобно пристроиться можно только в одном нешироком плесике. Если чуть зазеваешься, то кто-то другой обязательно опередит тебя и тогда неудобством подпортишь удовольствие от рыбалки.
   Я чаще всего прихожу первым, удобно располагаюсь на берегу и закидываю удочку.
   Через полчаса появляется мой основной конкурент. Человек он не добрый, смотрит на меня с укоризной, что-то всегда бормочет, как мне кажется, злобное. Вероятно, его раздражает мой галстук, хотя со светло-розовой сорочкой он вполне сочетается.
   Устраивается поблизости.
   Мы никогда не общаемся. Да и ни к чему. Я даже не смотрю в его сторону, всё моё внимание на поплавке, пусть даже за всё лето он ни разу не дрогнул. Я догадываюсь, что причиной тому отсутствие наживки, но как можно ловить одного зверя, предварительно умертвив другого?! Нет, это не в моих правилах.
   Сосед часто вскрикивает, вероятно срывается крупная рыба, но я стараюсь не поворачиваться в его сторону.
   Иногда он громко хрипит: "Идиот!", но, думаю, это не ко мне. Но если и ко мне, то он не прав.
  
  
   65.Schubert. Trio. No.2 in E flat major, D.929
   ...а память здесь напрасно не ищите,
   к ней нет тропиночки среди могил,
   как нет надежды в траурном граните,
   раз память обо мне гранит не сохранил.
   Но если днем, вдруг подойдя к окошку,
   среди толпы узнаете меня - не верьте!
   знать ошиблись Вы немножко,
   я только там, где не бывает дня.
  
  
   66.Он опередил меня минут на пятнадцать так, что когда я подъехал, снег со всех столов, скамеек и с самой площадки был чисто сметен, а кострище загружено дровами.
   - Сейчас погреемся! - говорит он, обнажая зубы в улыбке.
   Не хочу ждать, да и не очень надеюсь, что могу согреться у огня и потому, развернувшись и что-то сказав в свое оправдание, двигаюсь дальше завершать дистанцию.
   Сейчас я пробую найти слова, чтобы передать чувства, раздирающие моё сердце при виде деяний моего товарища и его друзей, но удается с трудом; помню только, что было состояние человека ощутившего смысл, оправдание жизни.
   Не дело пишущего воспроизводить картину увиденного, пусть каждый сам вообразит это так, как сможет его фантазия, но только скажу, что в лесу, на берегу озера, вдали от поселений, в месте, доступном любому прохожему, создан уют туриста. И создан он на пределе доброты, благородства и щедрости. Его охрана состоит только в том, что вероятные поломки должны немедленно восстанавливаться.
   Я возвращаюсь минут через двадцать. Сухие дрова феерически выбрасывают оранжевые полотнища пламени, а перед огнем мой товарищ снимает с себя всю одежду, совершенно мокрую, чтобы переодевшись во все сухое и теплое, дожидаться своих друзей, чтобы в компании за стаканом горячего чая поговорить "за жизнь".
   Приглашает и меня. Но при морозе под двадцать я не могу даже у огня просидеть и пяти минут.
   Мы прощаемся.
  
  
   67.Солнце не скоро добирается до моих окон. Сначала ему нужно, как это и полагается, обогреть моих соседей, затем поиграть в макушках сосен, обнадеживая меня длинными тенями, и только потом мягко расположиться на крыше моего дома. Я в нетерпенье, мне надо снимать укрытие теплолюбивых томатов, каждая минута задержки мне кажется вечностью.
   Но понемножку всё образуется: солнце с легкой ехидцей вползает под пленку, ощутив, вероятно, благодарственную симпатию молоденьких растений и блаженно располагается на прошлогодней листве, укрывшей почву. Теперь всё в порядке, всё по плану. Беру топорик и отправляюсь за болото: мне нужны жерди.
   Но солнце и там опережает меня. Сразу за болотом на южной стороне небольшая поляна, где солнце появляется раньше всего. Она уже прогрета и не задержаться на теплой травке мне не по силам. Травка, правда, прошлогодняя, но густая и мягкая. В лесу ещё минус, холодно и я с наслаждением подставляю солнышку свою спину. Жерди позабыты, да и зачем они мне? сам не пойму, ибо это больше инстинкт, чем действительная нужда.
   На равнине холодный ветерок, а здесь в закустаренном болоте тишь и благодать; была бы земля потеплее непременно улегся бы и поблаженствовал полчасика.
   Но инстинкт перебарывает. Выдергиваю топорик из пня, обушком ударяю пару раз, чтобы железо осело на рассохшееся за зиму топорище и углубляюсь в царство теней.
  
  
   68.Я не стал возражать. Точнее, возразил мысленно, мысленно выругался, излил, как говорится, душу и успокоился. А что толку возражать?
   И вообще, возражать, делать замечания, давать советы - сущая нелепица: никого не убедишь, никого не исправишь, никого не научишь. Тогда зачем? И я ничего этого давно уже не делаю. И как-то привык, надо только успеть ретироваться, уклониться, быстро исчезнуть.
   Она же не унимается, ей кажется, что и молча я возражаю.
   Тогда улыбнувшись, зачем-то снимаю кепку с вешалки в прихожей и, не надевая её , выхожу за дверь. И, уже спускаясь по лестнице, слышу, как вслед мне несется брань.
   А мне уже всё по-барабану.
  
  
   69.Мне хотелось нравиться ей.
   Я начистил новые, но давно не ношеные ботинки, ночь полежал на брюках, постригся и даже повертелся у большого зеркала в прихожей.
   А днем мы бродили по городскому парку, ели мороженое в кафе, я острил, умничал и даже прочитал одно своё стихотворение, от авторства которого поначалу отпирался.
   Договорились встретиться ещё раз. По моему звонку. Потому что она сказалась очень занятой и не смогла определиться по времени.
   Уже дома, вечером приподнятое настроение не покидало меня, я даже строил какие-то планы на это следующее свидание.
   Уснул сразу, но часа в четыре проснулся и уже не смог уснуть: какая-то белиберда ворошила мои мозги и они, путаясь, выдавали то восторг, то уныние и вскоре я ощутил настроение тоски и, возможно, неуверенности.
   Звонить не стал.
  
   70.От всех своих болезней лечится он только дешевым красным вином и ещё более дешевыми сигаретами "СССР". Сигареты помогают плохо, а на вино всей пенсии не хватает. И приходится страдать: задыхается при ходьбе; поднять тяжелого не может: что-то там в паху; правой рукой топор не удержать.
   Младшая все время уговаривает вернуться в город, а несколько раз он даже соглашался и его увозили. Но через три-четыре дня вновь из печной трубы струился едкий дым полусырых дров и часа в три утра уже горел свет - не спалось.
   Летом мы частенько перекликаемся через низенький заборчик, но этой зимой насыпало много снегу и к заборчику в привычной обуви не подойти, а переобуваться же ради этого не будешь. Вот и посматриваю то на дым из трубы, то на свет в окне.
   Я сентиментальный, жалостливый. Мне жаль и его самого, жаль его вечно голодного кота Борю, жаль брошенного на зиму другим моим соседом беспородного пса, жаль и самого себя.
   И я начинаю злиться на всю эту беспросветность. Злюсь до ярости.
   И вроде бы становится чуточку полегче.
  
  
   71.На рынок езжу не за продуктами, на рынок езжу порисовать, поделать наброски с живых людей в их привычном облике. Прячусь куда-нибудь в уголок, раскрываю маленький этюдничек и рисую.
   Раньше ездил на стареньком велосипеде и, поставленный к заборчику, он никого не напрягал. А неделю назад купил нового заграничного коня, обвешанного со всех сторон прибамбасами и наворотами.
   Мужики.
   Торгуют барахлом не ради дохода, а как мне кажется, только чтобы потусоваться. Их свалочное барахло никому не нужно, ни разу не видел, чтобы кто-то что-то у них купил. Они не стоят за прилавком, они ходят-бродят по рынку, громко перекликаются, острят, ёрничают. Мы для них предмет внимания, особенно мой новый велосипед.
   - Сколько такой? - спрашивает цыган, более всех шустрый.
   Называю цену, не сдерживая хвастливости, пытаясь при этом оправдаться совершенством изделия. Их это раздражает. Подходят другие такие же, обсуждают, ехидничают.
   Рисовать уже не получится, пытаюсь уйти. Беру велосипед, выхожу за ворота и, подогреваемый вниманием, делаю попытку красиво заскочить ногой через седло. Но переднее колесо на что-то натыкается и велосипед теряет равновесие, чуть не падаю. Суетливо делаю вторую попытку: получилось!
   В спину мне летит злорадный свист.
  
  
   72.Они хорошие люди.
   Он давно на пенсии, но продолжает работать: чего-то там конструирует. Она тоже на пенсии, но ничего не конструирует, а каждым утром приходит сюда, переодевается, берет двуручную пилу, самодельные салазки и идет за полкилометра пилить валежник на дрова: у них в доме три курицы и, наверно, картошка в подполье - надо протапливать.
   Они добрые люди.
   Тут недавно "заполцены" продали мне десяток настоящих свежих яиц от этих самых кур и я эти яички впервые за двадцать лет сварил всмятку: наслаждение! Подкармливают бездомную кошку Мусю, никого не трогают и не напрягают своими проблемами.
   Хорошие люди, добрые люди, но...
   ...но я бы не хотел...
  
  
   73.Как всегда появляется тихо, крадучись из-за угла дома. Не потому, что хочет внезапности, просто такая манера все делать спокойно, размеренно, не спешно. Без слов приветствия берет из поленицы чурку посуше, подкладывает под зад и садится.
   Я жду.
   Достает сигарету прямо из кармана, наощупь из пачки. Закуривает. Дым жесткий, неприятный.
   - Рассказывай, - говорю.
   - Чего?
   - Не знаю, - говорю, - чай новость принес.
   - Какую, нахрен, новость, - машет выразительно рукой в подтверждение того, что новостей у него нет. Но вдруг встает, выпрямляясь.
   - Ещё мост рухнул.
   - Где?
   - В Коегоще.
   Мы смеемся. Нам смешно не потому, что рухнул мост, а потому что никакого дела толком сделать не умеем.
   Разговоры у нас всегда пустые: ни о чем. Но на этом и дружба. Потому что когда по существу, то уже через минуту не беседа, а спор, через две - полемика, а потом может быть только ругань. Этого допускать нельзя, мы тут в лесу одни зимуем, мало ли что.
   Выкурив подряд штуки три, так же внезапно, как и появился, уходит.
   - Печка горит, - объясняет.
   Вместе с ним отправляется приблудный рыжий кот, вечно голодный, но преданный хозяину. У меня он иногда разживается остатками рыбной диеты. На этот раз ему ничего не перепало и потому на морде лица его недовольство.
   - Да и мне топить пора, - говорю вместо прощания.
   Расходимся.
   Я поджигаю заранее приготовленный заклад. Огонь быстро разгорается и тепло приятно расплывается по комнате. Бросаю натрудившиеся за день кости на диван, включаю лампочку над головой и пробую читать что-нибудь простенькое, так, ради успокоения. Мне надоели эти разные, пустые проблемы. Так мирно делается на душе и грустно.
   За стеной теплой избушки ждут меня зимние звезды. Я к ним пойду как только чуть стемнеет. Буду мучительно определять какая это планета в западной части неба упорно продвигается вверх, в сторону Возничего. Прошла уже Овена, пересекла Плеяды.
   Слепой длинноногий паук своей щупалкой шарит по моему колену, добираясь до раскрытой книжки.
   Приемник, приглушенный до предела, чуть слышно бормочет: выборы...выборы...
  
  
   74.Она сама заговорила со мной. Конечно, мог и я найти повод, это не трудно, но не было никакой необходимости.
   Накануне при нулевой погоде выпал обильный снег. Снег напитался влагой, а сегодня подморозило и я решил взять уже изрядно потрепанные старые лыжи, чтобы продавливать снежную корку. То проваливаясь в глубокий снег, то скользя там, где мощные ели своими широкими лапами прикрыли просеку, в конце-концов добрался до речки, развернулся и поехал обратно. Иногда проезжал и болото, но на этот раз не решился, боясь провалиться в лужи, прикрытые предательским снежком.
   На лыжне хорошо думается. Ничто не отвлекает. И руки и ноги привыкли к своим обязанностям и делают их без участия головы, оставляя ей возможность фантазировать.
   Поэтому, когда впереди появилась фигура, всё, что я должен был сделать, это сойти с лыжни и пропустить женщину. Так и сделал.
   - Вы, наверно, первый проехали? - не столько спросила она, сколько поздоровалась таким вот образом.
   Я кивнул утвердительно. И улыбнулся.
   И больше ничего. Но остаток пути рисовал в своем воображении нашу встречу у мольберта, чай с вареньем и её глаза, блестящие от смущения.
  
  
   75.Мне грустно. Я потерял дорогого мне человека. Слезы заволакивают мои глаза и, тонкой струйкой стекая по щекам, капают на только что купленные две белых лилии.
   Грустно мне ещё и от того, что как-то внезапно ощутил и потерю светлых воспоминаний, уже покрывшихся патиной печали.
   И что же остается?
  
  
   76.Каждое утро ещё до завтрака беру пластмассовое ведерко и выхожу в сад подбирать с земли упавшие за ночь яблоки.
   Почему они падают? Конечно, "врагов" у яблок много: червячки, обосновавшиеся ещё в цветках; осы - любительницы сладкого; более всего дрозды, защиты от которых просто нет; да мало ли всякого. Но падают и совершенно здоровые яблоки: крупные, красивые, сочные, сладкие... Зачем же им-то отрываться от яблони? Или срок?
   Вчера умерли соседи. Сразу один за другим в течении двух дней. Сначала он. Накануне ещё приносил собаке кашу и только чуть прихрамывал. А за ним сразу жена: не выдержала стресса. Или срок?
  
  
   77.Ем курицу. Курица вкуснее, чем отварная картошка с соленым огурцом, но у меня предубеждение. Сегодняшняя курица - продукт случайный, так получилось, что отдать некому, выбросить жаль, а съесть мешает предубеждение. Побеждает малодушие и я ем эту злосчастную курицу.
   Начитался всякой ерунды и, хотя ничему осознанно не верю, подсознательно следую советам. А, может быть, собственным инстинктам? или интуиции? Действительно, если картошка с огурцом покрывают мои интенсивные физические нагрузки, то и хорошо, то и достаточно?
   И все же половину курицы отдаю коту, хотя после курицы он вряд ли будет есть свою рыбу. А курицы-то больше не будет.
  
  
   78.Сегодня не поеду в город, сегодня заночую на даче. Не потому что в городе скучно, хотя так оно и есть; не потому, что на даче веселей - и это не так, а просто захотелось отдохнуть, расслабиться, просто полежать на диване, ни о чем не заботясь. Утром проснуться не под гудки сигнализации машин под окном, не под скрип лопаты дисциплинированного дворника, не под лай плесневелых комнатных собачек, а просто так, потому что выспался, потому что в предвкушении веселого пламени огня в камине, довольного мурлыканья сытого кота и шороха падающих на мансардное окно крупин снега.
   Вношу велосипед с холодной веранды в прихожую, где тоже не жарко, но, по крайней мере, плюс и он может расслабиться; подогреваю на плитке вчерашний чай, кладу возле себя на диване кипу красочных альбомов, хотя хватило бы и двух, и поочередно то сглатывая чай, то листая альбом углубляюсь в мечты.
   И это всё.
  
  
   79.Иногда он оставляет у меня свои лыжи и тогда появляется так рано, что я не всегда успеваю и позавтракать. То ли ему не спится, то ли боится за эти лыжи: какие-то они особенные. Правда, ботинки и палки все же уносит с собой.
   Уверяет меня, что он мастер спорта по лыжам, всю жизнь только и делал, что гонялся за кем-то, хотя числился шахтером. Я согласно киваю головой, ибо мне льстит бегать на равных с мастером, хотя и не всегда успеваю за ним на своих деревянных. Он же оснащен по полной: одних лыж четыре пары. Недавно принес тубу лыжной мази похвастаться и, когда назвал цену, я аж, присел: ноги задрожали.
   Учит меня теории бега. Я сопротивляюсь: сколько можно учиться! но понемножку следую его советам. И не зря.
   На разговоры у него времени не хватает. Или желанья нет: о чем с непрофессионалом говорить?!
  
  
   80.Денег у меня мало, можно сказать, их нет, но если бы их было ещё меньше, то и это вряд ли бы меня опечалило.
   Вчера купил дорогой импортный велосипед, красивый, надежный. Теперь надо думать на что купить хлеба и чем оплатить квартиру. Мозги бешено извиваются, прощупывают варианты. Это их работа, они привыкли соображать, искать выход. Это же интересно! И всегда находят, раз до сих пор живу.
   Теперь на очереди новые лыжи и палки с победитовым наконечником. Куплю и это, надо только снега дождаться.
  
  
   81.Какой идиот придумал эту синтетическую веревку?! В прошлом году она, действительно, была прочной, но то ли состарилась за год, то ли мороз на неё подействовал, но рвется и рвется едва натянешь. Длина-то всего меньше десяти метров, а уже третий узел завязываю.
   Ну ладно, это мы переживем.
   Длина траншеи, думаю, метров восемь. Или девять. Хотел измерить, но рулетка куда-то подевалась. Минуту назад держал в руке, а теперь не найду никак. Пусть будет восемь... Можно измерить шагами, но площадка не ровная и точно не измеришь.
   Копать надо не очень глубоко: в начале всего на штык лопаты, а в конце уже до метра. Правда, ширина всего двадцать сантиметров: как лопата.
   Земля здесь тяжелая: глина, галька, к тому же постоянно сочится вода и приходится работать в резиновых сапогах.
  
   Закончил всю траншею только после ужина, часов в шесть. И сразу без паузы начал складывать яблоки в два ведра. Сначала выбирал помельче, но они быстро закончились и тогда в ход пошли крупные. Красивые в этом году яблоки!
   Как точно рассчитал траншею! За полтора часа все яблоки были на дне, даже немного не хватило, пришлось пожертвовать морковкой - ну фиг с ней, куплю потом. И немножко картошки. Картошку, правда, жалко. Точнее, жрать больше нечего, а рынок черт-те где.
   Но засыпать траншею до темна не успел, придется отложить до утра.
   А так хотелось отпраздновать это дело сегодня: всё-таки такой груз с души свалился!
  
  
   82.Пытаюсь сказать ей, мысленно строю фразы, чтобы быть помягче, поделикатнее. Но сказать не могу, не получается. Она непременно обидится, занервничает, уйдет в другую комнату, стану догонять её, настаивать на своём. Пользы никакой, все останется без изменений и только часа на два мы разойдемся по своим углам и будем молчать.
   Но я же хочу как лучше, в её желании нет никакой пользы, более того, ей это вредно. И тем не менее... Хуже всего, когда родной человек губит себя, ты это видишь, знаешь как помочь и ничего не можешь сделать.
   В конце-концов ты признаешь своё бессилие, оправдываешь происходящее фатальной необходимостью, природной объективностью и, не желая быть свидетелем драмы, исчезаешь, замыкаешься в собственном эго и только в нескончаемом страхе ждешь трагической развязки.
  
  
   83."Бобры питаются корой осины", - утверждает Илья. "И рыбой", - добавляю я. Ему верят, а мне нет.
   В лесу вырыли большой пруд, установили насос и качают воду на полив. Сосед запустил карасиков и они быстро размножились. Прудовой карась не такой вкусный как озерный и попахивает тиной. Но озеро далеко, а пруд под окном. Когда есть страсть хожу к озеру, а когда только желание ставлю сетку в пруд. Ячея в сетке крупная на крупного карася и в первый же день их набилось в сеть предостаточно. Конкурентов у меня нет и оставляю сеть в пруду. Но второй осмотр сети не дал ничего и был просто удивлен. То же повторилось и в следующий осмотр.
   Сеть при осмотре не вынимаю, вода прозрачная и видно не только рыбу в сети, но и дно пруда.
   Моё удивление повторилось вдвойне когда вынул сеть из воды: она вся была издырявлена.
   Целую неделю кормил бобров рыбой.
  
  
   84.Никогда не был плаксивым. Но вчера среди дня пошел на кладбище. Думал, что не найду подгнивший столб, который был приметой в бескрайнем загробном поселении. Нашел. Немножко поплакал.
  
  
   85.Удобнее всего на стекле.
   Во-первых, гладкое и мучная мелочь, пыль всякая не пристают: открыл дверь, дунул и - чисто! Во-вторых, можно удобно расположиться: двигай стекло как хочешь. Ну и другие разные удобства. Плохо только, что крупа стала относительно чистой. Раньше пшено было наполовину из мусора, так сидишь часами, чтобы полкило перебрать, а теперь и перебирать не надо. Правда, пшено я чего-то давно не варил, всё овес да овес: и быстрее, кажется вкуснее и, говорят, полезнее. Правда, полезность мне мало полезна. Пробовал что-нибудь другое, чтобы вообще не варить - не приживается.
   Переборка крупы самое действенное лекарство и для нервов и для творческого вдохновенья: сидишь вот так у светлого окна, пальцы автоматически шевелятся, глаза тупо высматривают, а мозг чист как это самое стекло: мысли так и вьются, бывает за полчаса какую-нибудь теорию так раскрутишь с начала до конца, что сам удивляешься. Вроде бы думал, почему это государству плевать на культуру? а посидел над кучкой овса и всю теорию прогнал через логику. Оказалось, что так и должно быть.
   И довольный иду варить кашу.
  
  
   86."Лунная соната"... Художник Аlfons Mucha...
   Недопитые бутылки на полке слева, слева же рюмка и шоколадки в пакетике. Пакетик открывается с трудом. Пустые бутылки на полу справа у двери. Можно, конечно, пустые бутылки выбрасывать, но тогда как я узнаю, что вчера...
   Хочется поиграть на скрипке... Но почему-то не получается.
  
  
   87.Чувствую, что надо покататься, но домой ехать не хочу, по карьерной дороге - скучно. Покружить по лесным тропам?... Тоже удовольствие небольшое. Кабы с кем-нибудь...
   Но велосипед стоит уже за дверью, вроде бы вышел помыться, но не оказалось воды. Пожалуй, поеду просто так куда глаза глядят...
   Вдруг приходит идея ехать в деревню навестить родственников. Идея хорошая, но до обеда не управиться, а там может никого не быть.
  
   Обед стандартный, привычный, слишком раздумывать не приходится, голова пуста и непроизвольно прокручиваю маршрут. До поворота дорога обкатанная, никаких проблем не будет, а вот дальше километров шесть яма на яме, да ещё деревни по пути, где бузят пьяные мужики. Они не тронут, но иногда чего-нибудь прокричат и это раздражает.
   Родичи люди приветливые. Начнут водить по саду, показывать своё хозяйство, начнут спрашивать-распрашивать, потом станут предлагать чай. Буду отказываться от чая, потому что не люблю сидеть за чужим столом, чтобы кто-то потчевал, а тебе не во вкус. Потом вдруг почувствую, что веду себя по-хамски, что интерес ко мне падает. Потихоньку все разойдутся, останусь столбом на крыльце один. И это самое поганое состояние.
   - Ну ладно, - скажу, - поехал.
   - Приезжайте почаще, - скажут они из-за кустов смородины.
   - Да, - отвечу я, вытаскивая велосипед в узкую калитку.
  
   "Уф-ф!" - смахиваю испарину с носа, выхожу за дверь, беру велосипед за раму и вношу в дом.
   Накатался.
  
  
   88.Одиночество, одиночество, оди... Человек не может быть одинок. Когда-то он любил и, возможно, был любим. Этого достаточно.
   Время от времени бросаю все свои дела и иду к Ларисе. На кладбище. Поговорить. Разве нужно, чтобы тебе отвечали?
   Просто её молчание - знак согласия.
  
  
   89.Наверно, нужно было бы сразу пойти домой и там дать волю чувствам. Но из притворной вежливости остаюсь, хожу хвостом за теми, кто здесь командует, делаю то, что приказывают, бросаю в яму песок, поправляю венки..
   А потом пью противное вино, заедаю салатом. Требуют пить кисель - пью; отвечаю на вопросы каких-то малознакомых мне людей и даже сам спрашиваю что-то мне совсем не нужное.
   Чужие люди встают за столом, говорят глупости, после которых опять следует пить вино...
   Наконец, все напиваются, наедаются и начинают расходиться. Выхожу последним. И только, отстав от толпы, достаю из кармана носовой платок и отвернувшись лицом к реке, останавливаюсь.
  
  
   90.Весь вечер то и дело подхожу к окну и вглядываюсь в темноту двора, словно надеюсь увидеть там нечто необычное. Но вижу одно и то же: заросший двор под хаотично помятым снегом, небрежно разбросанных по нему темных фигурок автомобилей игрушечных с высоты пятого этажа, редких прохожих.
   Но, может быть, хочу посмотреть на термометр за окном, он опять пугает меня оттепелью, предвещая завтрашнюю пешую прогулку. Не верю ему и всё надеюсь увидеть как стрелка термометра под напором восточного ветра упадет вниз, на мороз.
   Можно было бы поверить в то, что хочу увидеть в чистом небе самую яркую февральскую звезду, но небо затянуто облаками и никакой звезды увидеть нельзя.
   Так что же я высматриваю в полумраке?
   Не знаю.
  
  
   91.Метров за триста до перехода появился мандраж. Не знаю что это было: страх? отчаянье? необоримый инстинкт?
   Вчера, в большом волнении переходя реку, зарекался повторять это впредь. Вдоль слабо промятой тропы то слева, то справа зияли черные дыры, казавшиеся мне следами неосторожной поступи, и то, что я делаю, было настоящей "русской рулеткой". "Нет, нет, - утешаю себя, - если сейчас перейду, то никогда больше..."
   Переход реки по льду сокращал мне на восемь минут время в пути. Весь путь занимал восемьдесят минут, теперь же получалось семьдесят две. Никуда не спешу, могу ехать автобусом, могу взять велосипед, но неудержимый инстинкт требует extreme и я не в силах этому сопротивляться.
   Всё ещё внушая себе, что рисковать не буду, спускаюсь по откосу, выхожу на кромку берега и ступаю на лед. Пройдя несколько шагов останавливаюсь, бью лед ногой, мандражирую.
   Я не чувствовал биения сердца, я слышал его стук под одеждой. Оставалась самая опасная часть тропы. Под ней было глубокое русло с сильным течением, которое покрывалось льдом много позднее и раньше освобождалось ото льда. Это течение ясно выделялось темной лентой на широком пространстве замерзшей реки, а тропа уже была покрыта слоем воды поверх льда.
   Не могу вспомнить чем я объяснял себе необходимость риска, но, сжав дыхание, шагнул вперед.
   Было тринадцатое марта, пятница.
  
  
   92.Всю неделю бегаю один: лыжня обледенела , а сильный ветер накидал на неё мелких веток, сосновой коры и прочего мусора - ехать невозможно!
   Особо шустрые пытались проложить параллельную лыжню, но вынуждены были пасовать - не получилось.
   Я выхожу на лыжню по инерции, у меня это вошло в обязанность, я матерюсь, плююсь, но пытаюсь как-то двигаться, рискуя стукнуться головой об лед.
   А сегодня придумал: перенес правую лыжу на обочину, где мусор не страшен, а левую оставил на лыжне. И получилось.
   Глупость какая!
  
  
   93.Есть у меня пила. Хорошая, но электрическая, привязана к дому проволокой. А дрова есть только в лесу за полкилометра. И приходится пилить валежник ручной пилой. Мучительно!
   Попробовал лучковой продольной: зря что ли купил лет десять назад?! Не пилит, заедает. Попробовал развести пошире - эффект нулевой! Оставил в покое. Но не смирился, ибо простая ножовка есть орудие пыток. Мучаюсь, а голова никак не успокаивается. Бессознательно разворачиваю полотно наоборот и пробую не толкать его, а тащить на себя.
   И как по маслу!
  
  
   94.Хуже всего вечером, когда все дела вроде бы сделаны или от лени и усталости больше ничего делать не хочется, а за окном и солнце, и сосновый воздух, и несмолкаемый гомон разбуженных весной ворон, а ты распластался неподвижным бревном на просторном диване и изображаешь покой. А покоя-то как раз и нет, есть тоска и глупые мысли о смысле собственного существования. Погоня за удовольствием или, наоборот, опасение неудовольствий - что определяет мою активность? для чего я пробуждаюсь в пять утра никуда не опаздывая? для чего я ежедневно считаю километровые столбы вдоль разбитого и грязного шоссе? для чего я экономлю электроэнергию, пользуясь туалетом не включая свет? для чего брожу по магазинам в поисках дешевой рыбы для кота? для чего безвозвратно отдаю сэкономленное родственникам, зная, что моя экономия будет бездарно промотана? Чушь какая-то!
   Всё чем-то обусловлено и разобраться в этом невозможно. Пробовал кормить кота дорогим сыром и мясом. Но ничего опять не получилось, всё как-то само собой оборвалось, оказалось, что мне спокойнее кормить его полупротухшей тресочкой, а себя овсяной кашей на воде.
   И добро бы таким жмотом был я один. Так, нет же! Мой заказчик-бизнесмен, обладатель многих миллионов, донашивает до дыр свои сандалии, а бейсболку не меняет лет десять. Сосед, зарабатывая приличные деньги, не хочет потратиться на дрова и таскает их за полкилометра чуть ли не на горбу. Другой вообще ничего не тратит, складывает все доходы в кубышку и этим довольствуется.
   И выходит, что вместо поиска удовольствий, что, казалось бы, логично, мы больше опасаемся неудовольствий и этим определяются все наши действия.
   Возможно я заблуждаюсь.
  
  
   95.Вода капает и капает из умывальника. Это меня раздражает, я начинаю считать паузы между каплями, надеясь на то, что капание начнет замедляться.
   Можно бы вылезти из-под одеяла и, сделав всего два коротких шажка, прекратить издевательства. Но мне страшны эти два шажка по ледяному полу, страшно покинуть теплую постель даже на секунды. И я терплю, уговаривая себя.
   В комнате два на два с половиной метра помещаются все удобства: печь с плитой и духовкой; широкий диван, служащий мне и кроватью и опорой для мольбертов; обеденный столик; злосчастный умывальник; туалет. За печкой склад дров на неделю, в стену вмонтирован телевизор. Окон в стенах нет, одно большое окно в потолке, свет падает через стеклянную крышу. По стенам, обшитым деревянной рейкой, развешены рисунки. Уютно. Низкий потолок сохраняет тепло.
   Я не собирался зимовать в этом "шалаше" и потому утеплился недостаточно. Но обстоятельства вынудили меня перебраться сначала на время, а потом и надолго. Постепенно привык и каждый год прибавляю то одно, то другое для сохранения тепла. Но пока этого недостаточно.
  
   Все-таки достал меня этот умывальник, выскальзываю из-под одеяла, поправляю шток и быстро ныряю обратно.
  
  
   96.Наружная дверь открывается точно на заход солнца и, если летом это не имеет никакого значения, то сейчас, в апреле, солнце садится на верхушки сосен уже в семь.
   Вечернее солнце действует на меня угнетающе, как всякий заход, всякое неожиданное потемнение. Может быть, поэтому я стараюсь пореже выходить вечером во двор.
   Лет пять тому назад я дважды решался на дальнюю поездку на велосипеде и проехал бы намеченные километры, но обе поездки заканчивались вечером того же дня. И не усталость после двухсоткилометрового пробега, а именно вечернее солнце так угнетающе действовало на мою психику, что душа просто не выдерживала стресса, я добирался до ближайшей станции, забирался в поезд и возвращался.
   Сегодня для душевного гнета особые причины, мне и без вечернего солнца тошно и, открыв дверь по какой-то надобности, я вдруг ощущаю всю силу своей тоски.
  
  
   97.Печалюсь. Мне кажется, что происходящее со мной непоправимо, что будущее перечеркнуто жирной киноварью. В темные, холодные, ненастные вечера это чувство обостряется и я не нахожу выхода.
   Но вот ветер прорывает черные тучи, на мгновенье озаряет мою поляну ярким солнечным светом, я вдруг вижу проткнувшие мерзлую землю пики тюльпанов и настораживаюсь.
   Страх, настороженность, жажда, озноб....это всё чувства, отвлекающие меня от тяжелых рефлексий и мне остается соглашаться с тем, что в жизни всё обусловлено, что нет ничего случайного, что происходящее есть лишь напоминание о твоих обязанностях перед Богом, давшим тебе и жизнь и возможность короткого счастья. Не сокращай же его, это короткое счастье!
   Каждый день я встречаю на своем пути сотни лиц, которые однажды явившись мне, исчезают навеки и только ложь осведомителей уверяет меня в том, что они есть, они существуют, но я-то знаю, что никогда с ними не встречусь, они для меня прошлое. Тогда чем могут отличаться те, кого я видел тысячи раз и вдруг потерял. Может быть их просто спрятал тот, кто этим жестом предупреждает мою лень и расхлябанность, будит во мне страхи и страсти?
   И я принимаю этот звонок и пробуждаюсь.
  
  
   98.Каждый день умираю спокойно, на подушку щеку положив,
   как бы жив, но и как бы покойник. Так покойник? Иль
   все-таки жив?
   А под вечер запишешь в анналы: походил... посмотрел...
   И ложись на подушку устало.
   Это ж смерть! Но похожа на жизнь.
  
  
   99.Вернулся утром. Старался приехать пораньше - не получилось, были причины.
   Кот лежит на диване, на моё появление реагирует слабо, но все же свое "му-у-рр" произносит. В доме достаточно тепло и он сыт. Правда, сыт не настолько, чтобы отказаться от печенья.
   Беру печенину и ломаю пополам. Кот сразу принимает рабочую стойку. От половинки ломаю кусочек и бросаю над диваном под потолок. Кот высоко прыгает и ловит кусочек двумя лапами. Я радуюсь его красоте и ловкости, бросаю ещё и ещё...
   А потом переодеваюсь и ставлю на плитку чайник.
  
  
   100.Не выношу, когда продавщица затягивает узел на пакете с мукой или когда сыр заворачивает в пленку и, загнув "ушки", заклеивает их ярлыком.
   У меня ногти мягкие, мне никак узел этот не развязать, а резать его не могу по своим гнусным принципам; и сыр: куда деть его потом, когда пленку сорвешь?
   Поэтому никак и не могу жениться.
  
  
   101.Оторываю кусок газеты и аккуратно, чтобы не раздавить, прихватываю клеща за брюшко. А затем слегка потягиваю и, почувствовав достаточное натяжение, останавливаюсь. Потребовалось секунд десять, чтобы сломать сопротивление паразита. Через увеличительное стекло разглядываю шевелящиеся лапки: значит все в порядке, под кожей ничего не осталось.
   Каждый год одно и то же! Сколько можно? надо что-то делать.
   Беру коробок спичек и в преступном упоении разбрасываю горящие спички по всем кочкам сухой травы. Ветер с неменьшим наслаждением помогает раздувать пламя. Вскоре весь участок почернел и дымился как городская свалка. Попутно сгорели несколько кустиков крыжовника и, конечно, все невинные, попавшие под лихую руку. Теперь-то конец сволочам!
   В четверг среди ночи вдруг чувствую легкую боль в складке кожи на животе. Включаю свет, откидываю одеяло...
  
  
   102.Пробую читать и не могу - засыпаю. То ли книга неинтересная, то ли действует выпитое вино. И всего-то одна рюмочка, так, для поднятия духа. А оно, наоборот, опускает этот дух. Ещё что ли выпить?
   Наливаю ещё рюмочку, опрокидываю и выхожу за дверь. Там солнце, там свежая травка, там первые цветы, там соседи жгут сухую траву и ветер гонит дым прямо на меня. Дым приятно пахнет весной. По свежевскопанной грядке прыгает трясогузка и кот, притаившись в траве, внимательно наблюдает за ней. Я наблюдаю за котом.
   Но настроение быстро портит сознание необходимости скучной работы: куда ни повернись всюду заросшие бурьяном гряды, запутавшиеся в траве кусты смородины, недоделанный с осени парник.
   Снова прячусь в дом, наливаю рюмочку вина, выпиваю, беру в руки книгу.
   Пробую читать...
  
  
   103.Рассудком понимаю, что надо продолжать прошлое увлечение: ехать за водой на ключ. Это предусмотрено мною в перечне дел на сегодня. Не еду, что-то сдерживает меня. Но что? лень? нет крайней необходимости? бессмысленность?
   Хочу догадаться, рассуждаю и вспоминаю, что приступы увлечений появляются внезапно и внезапно исчезают. Сожаление остается, но сил на продолжение уже нет. И ни лень, ни отсутствие необходимости, ни бессмысленность, ни что другое не объясняет моё поведение. Это больше похоже на физиологическую необходимость, лучше бы сказать Божье провидение. Это всегда неожиданно для меня, я удивляюсь внезапной удаче и ярости, с которой проявляется желание. И в то же время нужные, даже необходимые дела делать не хочу, заставляю себя с трудом, долго уговариваю, быстро устаю.
   Мы мало зависимы от плодов рассудка, даже инстинкты порой не в силах заставить нас взяться за дело, продиктованное завистью или надеждой, ибо есть ещё то, что заложено в нас Божьей милостью.
   Горсть зерен талантов может напрасно пролежать в геноме клетки, пока вдруг не сложатся благоприятные условия для их всхода и вегетации. Условия эти нам не известны и потому зерна чаще всего умирают вместе с нами. Но вот судьбой случайно выброшены мы на остров безмолвия, мы в трансе, мы ищем. Только не спасайте нас! не губите! Но нас спасают и мы вновь погружаемся в тину мещанского бытия.
   Ау-у!
  
  
   104.У Ильи есть минитрактор. Предлагает помощь. Отказываюсь. Мне приятнее копать лопатой. Натянешь причалку и копаешь тонкими пластами, аккуратно складывая их по гряде: смотреть - наслаждение. Но дело не только в этом: замечаю за собой страсть скорого достижения главной человеческой цели - получение удовольствия. И вскопав грядку аккуратно, ровненько, по шнуру, пласт к пласту, уже не хочешь ничего сажать, а только смотреть на это "произведение", ибо даже посаженные цветы удовольствие от их лицезрения создадут не скоро.
   У Ильи есть триммер. Предлагает помощь. Отказываюсь. Мне приятно резать траву обычными садовыми ножницами. Газончик небольшой, на нем приютились кустики нарциссов, тюльпанов, лилий, пионов. Их надо аккуратно подрезать ножницами. Зачем мне эта грубая современная сила?
   Скосив газон и убрав инструмент отхожу в сторонку, любуюсь, прохаживаюсь между клумбами, поправляю, подрезаю. Налюбовавшись захожу в дом, подхожу к окну и опять смотрю туда же.
   А потом пью чай с вареньем.
  
  
   105.Всё, что делаю - бессмыслица! Мне это совершенно не нужно. Грею печкой дом, а рядом теплая квартира для меня одного; строю теплицу, а огурцы не ем; шевелю пером или кистью и тоже без смысла. И только медленное движение в любой форме наполняется смыслом, в движении я напряжен ожиданием неизвестного. И это напряжение избавляет меня от мыслей, а мысль, говорят, материальна, а значит, бессмысленна в числе прочих совершаемых мною дел. В движении я озадачен объективностью и в этом оправдание моёго существования.
  
  
   106.Он пытается доказать мне, что корова жует так долго, стараясь как можно лучше измельчить свою жвачку. Я не сильно уверен в своей правоте, но когда человек так настойчив в глупости, невольно ищешь доказательства его неправоты.
   У него есть несколько образований, но мы-то знаем как там учат, и поэтому за глаза зову его веретинар, хотя кое в чем он действительно разбирается. Но когда...
   Однажды он так упорно доказывал, что лесная барабанная дробь это дятел ударяет по сухой сосновой ветке и та, дрожа, задевает за соседнюю такую же, что я готов был согласиться, но вспомнил как своими глазами видел дятла на верхушке засохшей сосны и просто посмеялся над ним.
   Когда ему не удается победа он демонстративно поднимается с чурбана, на котором сидел, и уходит, оставляя её мне.
  
  
   107.Ромашки на столе уже привычны, их много на даче, и потому они всегда свежи. Но вчера никому из нас на даче быть не пришлось, а я, вынося мусорное ведро, почти машинально прихватил и чуть подвянувший букетик. И ваза опустела.
   - Чего-то не хватает, - говорит Лариса и не может понять причины.
   - Да, кажется, всё на месте, - оглядываюсь вокруг.
   И только уже вечером, то есть в тот час, когда обычно она меняет воду в вазе, мы хватились пропажи.
  
  
   108.Съежилась осень, стужей пахнуло, путаных чувств не понять...
   Рано темнеет.
   К стихам потянуло... Взять что-нибудь, почитать?
   Рано темнеет...
   Пристыло болото, ветки хрустят в тишине... Том не раскрыт, не читается что-то, что-то не весело мне.
   Вечер за вечером... звезды не ясны, прячется в тучах луна, рано темнеет... Жду я напрасно отдыха чувствам и сна.
   Эх! промахнулся я самую малость, вряд ли уже повезет: много прошло, мало осталось, рано темнеет...
   И - всё!
  
  
   109.Этих домиков уже нет: сломали. На их развалинах воздвигли какую-то торговлю. Мне не жаль сломанного, но и новодел не радует. Старое хоть как-то навевает память по ушедшей молодости, а что навевает новодел? Только тоску.
   Мы обмениваемся впечатлениями и не находим оправдания происходящему. - Мы бессильны, - говорит Алексей, - в скором времени для нового поколения не останется никакой духовной опоры.
  
  
  110.В нервозном возбуждении хватаю ножовку и, держа её зубьями вверх, с дрожью в коленях, но быстрым шагом выхожу из дома, сворачиваю за угол и, против ожидания, не вижу своего противника. Куда он мог деться? Ведь так решительно с угрозами расправы устремился в мою сторону и вдруг пропал.
   Останавливаюсь, всё ещё ожидая нападения, но вокруг тихо и спокойно.
   Долго не могу уснуть. Возбуждение не проходит, к тому же время от времени в ночной тишине слышатся какие-то выкрики, но уже не близко.
   Явление это обычное, дачные грабители прижились поблизости и по ночам чувствуют себя вольготно, не опасаясь сопротивления.
   А рано утром, отъехав с полкилометра, вижу выходящих из леса двух парней. Днем страхи не так велики, и я настороженно вглядываюсь в их лица. И вдруг слышу издевательски веселое:
   "Привет спортсмену!"
  
  
  111.В потолке прорезано метровое окно, крыша над окном стеклянная и через стекло видны разлапистые мокрые ветви старой сосны. Дождь уже кончился, но с напитавшихся влагой веток продолжают падать на стекло крыши тяжелые капли: кап...кап... Я лежу лицом вверх на диване и в окно мне видны и черные тучи неба, и мокрые ветви сосны, и любопытная ворона, которую что-то заинтересовало на крыше, и она, энергично вертя головой, пробует удовлетворить свое любопытство.
   Дождь резко охладил воздух и без горящих в камине дров не выдержать этот холод. Оставленная на веранде рассада помидоров коченеет. Мне жалко рассаду и я непроизвольно наполняюсь желанием внести её в теплую комнату, но почему-то желание не исполняю. Наверно уровень жалости уступает уровню лени. Или, начитавшись советов, издеваюсь в закаливании бедных растений.
   Время от времени без крайней необходимости выхожу за дверь. Просто так. Обхожу грядки с взошедшей редиской, сочувственно стою возле поникших под тяжестью дождя тюльпанов и, достаточно охладившись, возвращаюсь к приветливому пламени камина. Голос Шаляпина в магнитоле плачет над судьбой бедной Машеньки и его грусть плавно растекается по моим жилам.
   И во всём этом есть какое-то оправдание.
  
  
  112.Всю неделю жду плохой погоды. Утро вроде бы многообещающее, но уже к девяти часам в небе появляются голубые просветы, тучи сжимаются, ветерок становится ветром и начинают появляться идеи за пределами стен дома.. Пустяковые, их можно отложить, но никак не могу втиснуть себя в тесное пространство комнаты.
   Новенький импортный валик, красивая кювета, густая как тридцати процентная сметана водоэмульсионная краска и... в конце концов закоптелая стена над обеденным столом.
   Но плохой погоды нет и нет.
  
  
  113.Газон как цветная мыльная пена моими усилиями медленно, но уверенно расползается, захватывая запущенные грядки, разрушающиеся теплицы, задохнувшиеся в объятьях осота цветочные клумбы. И даже необходимость рыхления приствольных кругов яблонь в ущерб тому же газону ничуть не ослабляет агрессивность его намерений. Обкашивать газон становится всё труднее, морочнее, но вместе с тем обширная коротко стриженая лужайка благотворно ласкает взор.
   Скромные остатки былой практичности задвинуты на периферию и аккуратно ограничены строгими геометрическими формами квадратов, кругов и треугольников: пусть доживают!
   Каждое утро, до завтрака, в любую погоду я в волнении открываю дверь, выхожу на терраску и бросаю взор в ярко зеленое с редкими вспышками ярко красных пионов и желто золотистых тюльпанов пространство газона. Глаза заволакивает невольная влага радости.
  
  
  114.К каждому сколько-нибудь памятному дню носил живые цветы и ставил их рядом с теми бумажными, которые как нержавеющее железо твердо держат форму и цвет и никак не хотят уступить нежности живых цветов. Но я носил живые. Как-то так получалось, что живые цветы, бережно опущенные в вазу со свежей водой, под влиянием ветра, дождя или неосторожности прохожего несравненно быстро угасали или оказывались выброшенными из вазы, тогда как бумажно-железные, воткнутые проволочными стеблями в песок, стойко держали цвет и форму.
   Хватило меня только на полгода. В последний раз ткнул в вазу осенние хризантемы, которые не были ни привлекательными как все осенние, ни пышными. И вот в какой-то момент возникает согласие купить бумажно-железные лилии. Останавливаюсь в нерешительности возле лотка с этими пошлыми поделками, долго стою, повинуясь рассудку, но все же не выдерживаю его возражений и покупаю цветок.
   С этим цветком прохожу почти половину пути, но вдруг резко сворачиваю к обочине, оглядываюсь и быстро втыкаю проволочный стебель среди густой лебеды.
  
  
  115.Ещё по-настоящему не проснулся, но уже чувствую, что погода испортилась. Инстинктивно прислушиваюсь и в шуме ветра улавливаю легкую дробь падающих на стекло крыши капель дождя. Дождь освобождает меня от обязательств привычного жизненного ритма и я в сладкой безответственности засыпаю, хотя в сознании сохраняется опасность проникновения в комнату дождевой воды через прохудившуюся крышу. Надо бы подставить тазик на этот случай, но противно зудит комар у самого уха и я с проклятиями прячусь с головой под одеяло. Безмятежность сна усиливает удовольствие, и хорошо бы ещё вытянуть затекшие ноги, но не получается по вине кота, растянувшегося во всю длину поперек кровати...
   Но и это удовольствие долго продолжаться не может. Сначала привычным движением втыкаю в розетку вилку радиоприемника, через паузу сбрасываю с головы одеяло, полной грудью вдыхаю прохладу воздуха и окончательно пробуждаюсь. Комар все ещё суетится возле моей головы, но сейчас охотник уже не он, а я.
   Шум дождя не стихает и я все ещё опасливо поднимаю глаза к потолку, боясь увидеть набухающие капли. Но потолок сух: пару дней назад я поползал по крыше в поисках протечки и наугад что-то поделал. Видимо, угадал, если вода не появляется в комнате. Это странным образом веселит меня как может веселить случайная удача.
   Теперь можно начать будничный день не обремененного заботами мещанина и я, позавтракав и убрав постель, удобно устраиваюсь на широком диване , пытаясь читать старую газетную подшивку.
   И только глубоко внутри меня зарождается и скребет душу необъяснимое беспокойство.
  
  
  116.Завтрак отравляется необходимостью мыть посуду после съеденной каши. Сифон зарос слизью ещё от старых хозяев и, сколько я ни пытался пробить эту слизь - ничего не получается, раковина немедленно наполняется водой пока моешь пару посудин.
   Не выдерживаю, выбираю день поспокойнее, иду в лавку и покупаю новый сифон. Сто сорок рублей со всеми прибамбасами: старый убери - новый воткни.
   И надо бы сразу так и сделать - не делаю.
   И вот почти два месяца новый сифон валяется где-то, не помню и где, то ли в кладовке под хламом, то ли на балконе. А старый всё злее и злее.
   Но уже ничего не отравляет.
  
  
  117.Какое счастье подчинять сиюминутному желанью свои поступки и не знать причины к разочарованью.
   Какое счастье видеть сны, не омраченные заботой, и потихоньку делать что-то так, в ожидании весны.
   Какое счастье сытым быть горбушкой и стаканом чая и, ни за что не отвечая, кого-то просто так любить.
   Какое счастье в поздний час светиться искрой в лунном свете и в теней голубые сети как в тень от юности упасть.
   Какое счастье на снегу увидеть знак определенный и, словно юноша влюбленный, терять дыханье на бегу.
   Какое счастье изнурять себя поэзией и страстно, часами мучаясь напрасно, всё в печь безжалостно швырять.
   Какое счастье счастьем звать и зимний лес, и небы своды, и в утреннем тумане воды, и всю земную благодать!
  
  
  118.Они не взяли меня...
   Двенадцать километров убегал он от меня, но так и не убежал: к лесному лагерю мы подъехали в плотной сцепке. Его молодость и экипировка раздражали моё тщеславие и, может быть, потому я время от времени подначивал его предложением прибавить или выходил на параллель. Тогда он злился и прибавлял, но прибавлять уже было некуда, силы наши убывали, к тому же убегающему всегда труднее, к усталости прибавляются страхи поражения.
   И вот аргументов достаточно, но как-то уже и не тянет в компанию, наверно я и навязывался только для того, чтобы убедиться в своих возможностях.
   А теперь не интересно и самому.
  
  
  119.Переключаюсь с канала на канал и везде эта железнодорожная катастрофа. Мне это интересно, во-первых, потому, что неожиданно; во-вторых, потому что всего пару месяцев назад я пробирался по этим самым местам, по этой глухомани, таща велосипед по бетонным шпалам. Всматриваюсь в экран, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, запомнившееся мне в путешествии, но вижу только лежащие вверх колесами вагоны, да головы искренне сострадающих чиновников. . Переключаюсь ещё и, наконец, попадаю на какой-то развлекательный канал. Смотреть ничего не хочу, выхожу на кухню допить остывающий чай. В голове одна мысль: не чрезмерна ли компенсация пострадавшим?
  
  
  120.Жирная, жесткая печать на листке белой бумаги с тремя строчками букв об отказе от наследства окончательно делает меня бомжем.
   Сначала это навевало тоску и, хотя я не жалел о содеянном, было немного не по себе.
   Фаталисту, каким я считаю себя, все события и внутри и вне его кажутся объективными, неизбежными и потому полезными. Объективность своего положения я ощутил уже на следующий день.
   За полгода ни разу не коснулся кисти, если не считать тоскливого взгляда. Трачу остатки жизни на всякую ерунду. Много раз пытался заставить себя заниматься своим настоящим делом, но мог только препятствовать расхлябанности, но сосредоточенное же сиденье у коробки с красками не помогало.
   И вот это новое мироощущение бомжа.
   Достаточно было представить картину последующих событий, чтобы заставить мозг, а с ним все то, что ему подвластно, трудиться на преодолении воображаемых препятствий. Ещё не ясны эти препятствия, но уже страстно хочется их преодолевать. И единственным оружием в этом преодолении оказывается надежда на успех, успех значительный, планетарный. Ни дачные забавы, ни спортивные утехи в категорию the significance не попадают по определению: слишком поздно.
  
   121.Знаю, что в лесу ничего нет и, тем не менее, вешаю на шею приемник, на плечи рюкзачок и отправляюсь пешком в ближайший лесок. До грибной ухожи почти три километра и можно бы использовать двухколесника, но сегодня мне нужно побыть одному в полной отстраненности от всех отвлекающих внимание деталей, я хочу думать. В домашней обстановке это не получается, все чего-нибудь требует моего внимания, а в бесцельном путешествии думается проще.
   Конечно, легче не думать вообще, а полностью положиться на интуицию, как, впрочем, я чаще всего и делаю, но сегодня есть повод: получил емейл из Аргентины с предложением войти своими рисунками в издание "...the book of huge format, art-gallery quality with full colour images and texts in English...". Подобные еженедельные провокации как-то пообломали мой апломб и я, мне кажется, стал осторожнее. Но на этот раз склонен довериться организаторам. Вместе с тем желательно запастись хитростью, или иначе, просчитать варианты: они так, а я этак; они этак и я готов. То есть поиграть, если это игра, и раскрыться настежь, если дело того стоит.
   Но за полтора часа прогулки так ничего и не придумал, более того, и не вспомнил об этом: грибы оказались интереснее всяких альбомов. К тому же ещё и дождь пошел.
  
  
  122.Делать ну совершенно нечего. Точнее, дел-то полно, но нет дел вызревших, готовых к тому, чтобы их хотелось делать. Слоняюсь из угла в угол, тоскую, но придумать ничего не могу. Зачем-то оборвал недозревшие помидоры в теплице, полил и без того мокрые огурцы. Короче говоря, очередной bzyk.
   Но вдруг случайно обнаруживаю, что воды-то в баке нет. Ах ты Боже мой! Беру ведро и решительно направляюсь к колодцу. Наполняю ведро, приношу, аккуратно процеживаю через два слоя марли, избавляясь от нанесенного ветром мусора. Теперь вода есть. Но одного ведра мало, надо бы бак заполнить, делать-то всё равно нечего. Уже достал с сучка убранное ведро и сделал пару шагов в сторону колодца... Но вдруг останавливаюсь: "ничего не надо делать". Как господь сказал: "будет день - будет и пища...".
   И не пошел.
  
  
  123.Наконец-то увидел сытого кота.
   Подпихиваю ему кусок курицы, а он отворачивается: уже не может, объелся. А то ведь целыми днями ходит за мной и либо кричит жалобно, либо преданно смотрит мне в глаза. Доводит до того, что из своего рта вынимаю и отдаю ему. А кот-то кот - не больше вороны, но сколько ни давай этой курицы - голоден.
   Набрался терпенья и в куриный отвар всыпал полстакана геркулеса, растопил печку и сварил овсяную кашу. Кашу-то я варю и себе каждый день, но ем с маслом и хоть залей кашу этим маслом - не ест, отказывается. А тут на курином бульоне как начал лопать - за ушами трещит. Ест и ест, я подкладываю и подкладываю.
   Наконец-то увидел сытого кота.
  
  
  124.Пошел и купил гвоздичку.
   Поставил её в вазу.
   Теперь куда ни поверну глаза гвоздичка возникает перед моим взором.
   И сразу вспоминаю маму.
   Любимые всегда с нами, пока мы помним о них.
  
  
  125.Тяжелее всего расставаться, когда прежние чувства остались, но исчезло понимание. Хочется явных причин, например, измены, гадких поступков, обидных упреков. Но когда ничего этого нет, а есть только непонимание... Это тяжело.
   И вот наступает момент, когда причины, породившие непонимание, исчезают под давлением значительно более веских причин. Если я не понимал расточительства, наивной глупости, упрямства, то в какой-то момент болезнь устранила все эти причины и вернулось далекое, прежнее чувство нежности в отношениях и расставание стало просто невозможным.
   Но оно происходит.
   Остается ли нежность?
  
  
  126.У него тоже нет никого.
   Когда я нахожу для себя занятие и замираю на время в относительной неподвижности будь то легкая дрема или прополка всходов морковки он тут же пристраивается рядышком и либо пробует поиграть со мной, либо уютно располагается где-нибудь в теплом и тесном закутке моего большого тела.
   Конечно, это не может не вызывать легкой сентиментальности и в какой-то момент она выражается в проявлении не предусмотренной контрактом моей щедрости в отношении к коту.
   Не знаю, размышляют ли коты или все же это только инстинкт. Мне ближе первое утверждение, оно гуманнее. Хотя сам-то я, в основном, живу инстинктами, ничего не делая без крайней необходимости.
   У него тоже нет никого.
  
  
  127.Сначала нахожу желтенький полтинник и не поднимаю его. Только останавливаюсь, чуть замешкавшись, и все же переступаю через страсть. Просто страсть была адекватна находке.
   Буквально через десяток шагов на дороге валяется монета то ли два, то ли пять рублей: я плохо вижу на таком расстоянии. И её перешагиваю. Но, вероятно, к этому я уже был готов, ибо со мной это случается довольно часто и к тому же за эти секунды, за этот десяток шагов я успеваю оправдать своё решение не кланяться монете. И два рубля не стали с той секунды дороже полтинника.
   Но когда ещё через такой же отрезок пути я обнаруживаю, точнее, "запинаюсь" за бумажную десятку, приходится остановиться. Но десятка кажется мне недопустимо грязной, так как лежит на краю лужи, и я обхожу её.
   Но зато достаю из кармана платок и тщательно протираю единственный глаз, второй у меня с дефектом, убирая постоянно набегающую слезу. Теперь жду следующей находки и, ещё не видя ничего впереди, полностью погружаюсь в осмысление будущего поступка. Кстати говоря, у меня решение всегда следует за поступком, а не наоборот, я сначала делаю что-то, потом размышляю и раскаиваюсь. Или восторгаюсь собой.
   И действительно, возле следующей калитки, на траве аккуратненько возлежала полусотка, чистенькая и новенькая.
   Я останавливаюсь.
   Эту-то бумажку я хорошо разглядел и одним глазом даже сквозь набежавшую слезу. Но ни сгибаться, ни тем более склоняться над ней сразу не пытаюсь, пробую определиться. Вероятно, остановка и явилась поступком.
   И позади меня и навстречу идут люди, но то ли они не видят тех же самых... пендюшек, то ли не видят меня, что я вполне допускал.
   И я поднимаю её, эту красивую бумажку.
   Зачем?
   Она ничего абсолютно не решает. Ничего не добавляет к моему кошельку, не делает меня счастливее. Я не могу ничего купить на эту мелочь, к тому же давно ограничил свои потебности до того состояния, что все необходимые мне товары закупаю в маленьком вагончике по дороге на дачу, где нет даже холодильника.
   Так что....
   Но раз поднял - не выбрасывать же!
   Теперь возникает проблема: что делать с соткой, которая по логике событий вот-вот должна была себя обозначить.
   Чуть отвлекусь.
   По этой улочке какой-то скотник водит на лужок свою корову. Эта корова иногда не выдерживает и роняет на песок лепешки коровяка. А мне коровяк нужен. В сумке у меня всегда пакетик и пачка визиток. Я останавливаю велосипед, кладу его на обочину, достаю пакет и картонной визиткой подгребаю лепешку в пакет. Это бывает не каждый день и потому я достаточно внимателен к дороге.
  ******
   На этот раз такую лепеху я замечаю издалека. И хотя она в стороне от дороги белый песок не может её скрыть даже если бы она была ещё дальше.
   Я поворачиваю руль вправо, довожу велосипед до зеленого бугорка, аккуратно кладу его на травку, достаю рюкзачек из-за спины, пакет, визитку и иду к лепешке.
   Забыл сказать, что по этой улочке я не еду, а хожу пешком, держа велосипед за руль.
   Ну так вот, беру пакет, беру визитку, иду к лепешке.
   И прямо на свежей лепешке, как приклеенная лежит "красненькая".
   Я просто истерично хохочу оправдавшемуся предчувствию.
   А затем извлекаю из кармана полусотку, кладу рядом с красненькой и ногой, обутой в кроссовку, в истерическом прыжке наступаю на лепешку.
  
  
  128.И это дом.
   И здесь живут, но сколько бед и горя тут. И сколько сказано речей, что дом пустой, что дом ничей.
   Но светится в ночи окно и только может знать оно, что дом не пуст, что в нем живут, что каждой ночью слезы льют... в окно косое смотрят вдаль... Там те же горе и печаль и та же кошка на окне... Как хорошо в моей стране!
  
  
  129.Можно радоваться пустяку изо дня в день и до бесконечности.
   Незаметно, тайно ткнул осенью пяток луковичек тюльпана вдоль забора улицы, по которой ежедневно прохожу.
   И вот теперь, в апреле, когда сошел снег, стрелочки тюльпанов, пробили корочку примороженной земли и, стряхнув снежную пыль, высунулись.
   Каждый раз, проходя мимо, я, чтобы не быть уличенным, быстрым взглядом пытаюсь успеть заметить всходы. И уже радуюсь.
   Но когда вдруг увидел, что вся линейка посадки аккуратно взрыхлена и прополота, радости моей не было предела. Я просто возликовал. И это ликование не оставляет меня ни в момент прохода по улочке, ни там, куда я иду, ни дома в пребывании покоя.
   Как мало надо, чтобы заставить душу радоваться!
  
  
  130.Он просит немного.
   Мне не жалко, но я никогда не подаю. Я знаю, что просящий презирает дающего более, чем испытывает благодарность к нему, ибо его просьба это только угождение своей собственной порочной страсти, которую сам же ненавидит, но которой не в силах противостоять. И тогда подающий ему есть только враг, способствующий пороку.
   Просит он немного...
   Но я никогда не подаю.
  
  
  131.Иногда хочется постирать.
   Что-то в этом есть, но сейчас не о себе.
   На моем пути есть строение, в котором обосновалась молодая пара с дитем. Строение это трудно назвать домом: оно перекошено, фундамент провалился по окна, забор упал, двор зарос бурьяном выше головы, ни одной грядки.
   Но...
   Но они непрестанно стирают и белье развешено перед входом на десятке веревок. Он топит баньку, а она таскает воду за сотню метров и стирает, стирает...
   Может быть, не ежедневно, может быть, мне только кажется, но когда бы ни ехал, висит и висит это пестрое бельё. Не присматривался, но это не только детское.
   И вот, живут же люди!
   Завидую.
  
  
  132.Я понимаю - нелепо, но ещё и ещё вечером поздно выхожу, укрывшись плащом, кланятся звездам. Надо бы кланятся грибному лесу, пашне и хлебу, я понимаю, но кланяюсь небу, звездному небу.
  ********* Чтож меня тянет вечером поздно к этим холодным, безжалостным звездам? В страсти немой напрягаются вены: о, звезды! только вы неизменны!
  
  
  133.Она вдруг останавливается, отходит чуть в сторону, словно боясь помешать мне, и ждет когда я проеду: может быть боится, что в конце-концов, я задам свой вопрос.
   Но я не задам вопроса, я вообще ничего не скажу, я только поздороваюсь, не ожидая взаимности, и проеду, как обычно.
   Почти каждый день, как заговоренные, встречаемся мы в одном и том же месте, словно условились. Ничего подобного! но едва я выруливаю из прогона, сразу вдали вижу её, энергично идущую навстречу, раскачивая мобильником на длинном шнурке.
   И потом, она совсем молоденькая.
   Но вот, куда идет? даже странно, ибо там, куда идет, ничего нет: вопрос мой не был бы удивителен.
   Но я ничего не спрошу.
  
  
  134.Эта трусливая собачонка.
   Ещё издали заметив меня прячется. Но спрятавшись, выжидает пока я повернусь к ней спиной, тихо подкрадывается и кусает меня за ногу. Укусив же, спокойно направляется за угощением к открытому окну столовки.
   Приходится носить с собой палочку, а голени оборачивать щитками.
   Иногда плотный камушек пробует догнать убегающую тварь, но укоры совести оказываются проворнее и камушек летит мимо.
  
  
  135.Цветы быстро вянут. Я меняю воду, обрезаю стебли, добавляю сахара: ничего не помогает. Вянут цветы и на клумбе, но гораздо медленнее. Мне жалко срезать их, жалко возить в тесной сумке, жалко выбрасывать чуть ли не на второй день. Но я делаю это скверное дело, только чтобы исполнить долг памяти. Ваза без цветов кажется мне большей драмой, чем если бы не было ни портрета на стене, ни столика под портретом, ни вазы на столике, ни самой памяти.
   Едва проснувшись поворачиваю голову в сторону натюрморта и радуюсь тому, что цветы ещё бодрятся.
  
  
  136.И сразу за поворотом первый:
   - нашей местной рублевке скучно за бетонным забором да ещё с колючей проволокой и досмотровой вышкой, решили вырубить могучую аллею старых деревьев, которая долгое время скрывала их бесовство от глаз людских, и тем самым поразить воображение зевак. Вырубили, обнажились, высунулись. Поаплодировал палочкой по свежему березовому пню. Не услышат;
   - у моста на берегу рыболов с удочкой. Каждый день он сидит там. Сегодня рыбалка не задалась: молодые утки теребят поплавок, не отогнать. Остановился на мосту и смотрю;
   - Мише, ему под шестьдесят, лень пройти триста метров за бутылкой молока, забрался на велосипед, который древнее самого Миши и взбрыкивается как необъезженный конь. Пробую шутить;
   - кстати, о коне. Всё лето конь, или лошадь - не уточнял, пасется в загоне. Работа у него только разве на весенней вспашке, а то всё бездельничает. И хорошо. С хозяйкой они приятели: всю дорогу от дома до загона мило беседуют. "А верхом-то не лучше?" - подсказываю. "Нет, - смеется, - не приучена". Мне приятна их солидарность. И конь сам по себе красивый: пока иду вдоль загона глАза отвести не могу;
   - Гена, тоже человек не молодой, беспокоится о старой больной дикой утке. Несет хлеб из дальней лавки: "Подкармливаю, на неделю буханку надо." Зимой утку впускают в теплый цех;
   - на лесной тропе подобрал несколько маслят. Поначалу не хотел брать, но возвращаясь, соблазнился;
   - конечно, можно было бы постоять с тезкой возле непонятной новостройки, поудивляться прогрессу, но морось уже залезла под воротник, да и три градуса пронизали мою легкую одежонку, согреть теперь может только бег.
   И бегу.
  
  
  137.Иногда заходит погостить.
   Ненадолго.
   Покричит-покричит, получит порцию "kite-kat;", посидит у окна в позе благодарения, дождется пока я уйду к своим делам и теряется.
   Ничуть не голодный: спина плотная, шерсть блестит.
   Я с радостью принимаю его визиты: во-первых, всегда приятно видеть старых друзей, которые у тебя в прощенном долгу; во-вторых, не дорого и обходится; в-третьих, всегды исчезает не вызывая у хозяина икоты. И пожалуй, самое главное, не требует себя слушать, а я ужас как не люблю болтливых, к тому же ещё капризничающих.
  
  
  138.Если вдруг оказывается пара часов свободного времени, то так ли уж важна значимость занятий? Можно взять этюдник и порисовать, или взять пилу и попилить, чтобы затем посмотреть на огонь.
   Рисунок может оказаться неудачным и тогда неизбежно разочарование, депрессия. Дрова же всегда в удовольствие. Но зато удачный рисунок будет греть душу долго, тогда как огонь лишь вспыхнет ярким пламенем и погаснет, не оставив в памяти следа.
   Но что тут рассуждать? Устраиваюсь поудобнее, открываю книгу и пробую читать.
  
  
  139.Второй месяц стоит на магнитоле Lipatti и не надоедает. Едва возвращаюсь в три часа, включаюсь и до поздна. Любимых дисков достаточно, но поставишь, пару раз прокрутишь и хочется обновить музыку. Это как черезчур сладкое варенье или жирное пирожное. А Lipatti так "вкусно" трудится, так в унисон сочувствует, что не появляется никакого отторжения. Золотая середина. Рахманинов хорош и играет ту же музыку, но его слушать тяжело: импровизирует. Такое чувство, что играет он популярную классику по памяти, без нот и потому часто врет, самовольничает. Но музыка хороша именно авторской трактовкой и всякая импровизация её только ухудшает. Великое произведение отличается тем, что ни слушать, ни смотреть его никогда не устаешь, там нет ингредиентов /ingredient/, способных вызывать отторжение всей сложной смеси и потому и слушать и смотреть можно бесконечно. И вот находится недоразумение /a misunderstanding/, которое "улучшает" эту смесь. Может быть одной линией, может быть одной точкой, может быть одной ноткой. Это та самая "ложка дегтя". И тогда смесь вянет, закисает, становится невыносимой. Можно сделать лучше, это бесспорно, но не трогая произведений другого автора. И оттого я с Lipatti.
  
  
  140.Мне наперебой сообщают секреты лунного ландшафта, великость музыки Шнитке, гениальность Микеланжелло, художественную ценность "Мертвые души", популярность попсы, бесчисленность жертв землетрясений... И всё это интересно. Но не мне, ибо я сам сооружаю нечто, чем исчерпываю свои интересы.
   И как быть? А никак. Есть только удовольствие момента, всё остальное ничтожность. Выбираю по единственному принципу - я отрицаю одно за другим в угоду неизвестности, которая кажется многообещающей. Но когда это обещание не исполняется у меня уже нет сил возвращаться к исходному моменту и единственно, что я чувствую - это усталость.
  
  
  141.Лениво встану, шатаясь выйду... Не потерять бы тропу из виду.
  ****** В такую вьюгу зимой на даче... Иду за угол. А как иначе?
  ****** Попутный ветер ударит в спину и с каждым метром всё больше стыну
  ****** и пень какой-то, а лезет в очи и беспокоит безлунной ночью...
  ****** Соседской сучке опять не спится, наверно скучно или лисица крадется где-то и дело сучье хоть до рассвета, но лаять лучше...
  ****** А я не лаю, чего мне лаять? гостей впускаю хоть целой стаей.
  ****** Идите гости, несите водку, просушим кости, промочим глотку...
  ****** А утром спьяну, но трезвый с виду лениво встану...
  
  
  
  ******
  ******
  01.Набросок - моя страсть.
   Разнообразие акварелей ограничено, повторы не только скучны, они опасны имиджу. Наброски всегда новы, ибо манера не любит разнообразия, зато возможности конструирования композиции безграничны. Но и от набросков устаю, приходится делать паузы, такие же долгие, как паузы в перегруженном спортом теле или паузы между раздражающими нелепостями существования.
   На полу валяются листы ватмана, ждут моего внимания. Но сил хватает только на то, чтобы в конце-концов, собрать листы, освобождая место для раскладушки.
   Увы мне!
  
  
  02.С удлиннением дня солнце пробирается на крышу соседнего дома и сверху своими лучами как ладонями гладит мои акварели. Забавляется.
   Но это опасная забава. Снимаю рамы со стены и ставлю стопкой в тень.
   Без акварелей глаза по привычке шарят по противному рисунку обоев. Неуютно. Возвращаю акварели на место и прикрываю газетой. Вдобавок задвигаю штору на половину окна. Теперь не хватает солнца самому. Что за чертовщина! никак не приспособиться.
   Можно сделать копии на цветном принтере, но это concession, да и вряд ли адекватна тому, что есть. Решения не нахожу, точнее, оставляю акварели на стене и не снимаю газет. Доверяюсь воображению.
  
  
  03.Страсть одолевает меня, она сильнее тоски, ибо когда все домашние приготовления сделаны в воображении встают преграды, которые надо преодолеть на этот раз. А их много и каждый день разные, потому что меняется погода, потому что грейдерами наворочены новые валы грязи как раз там, где я пару дней назад промял лыжню, потому что в выходные какой-то испытатель джипа пропахал её и надо искать новую трассу, по которой неизбежно теперь уже проедет квадрацикл.
   И река. Едва замерзшая. Но мне не терпится испытать прочность льда и, мандражируя, я прокрадываюсь, осталяя за собой темный след промокшего снега. Можно реку обойти по мосту, но для этого нужно снять лыжи и, держа их подмышкой, пройти по деревне до моста чуть ли не целый километр. Это скучно.
  
  
  04.Цепляясь за рисунок обоев взгляд ползет, поднимаясь до рамы, за стеклом которой прячется акварель. Акварель стесняется своей пестротой, ищет тени, пытается задуть свечи, хамелеонит. Но спасения в её агонии нет: она приговорена мною к замене на угольный набросок.
   Semper idem.
  
  
  05.Не надо ничего делать. Проснулся, но глаз не открываю: боюсь. Согнутые в коленях ноги закрывают от меня окно. Но посветлевший потолок даже сквозь опущенные веки предательски извещает меня, что наступило утро. Сдаюсь.
   Не надо ничего делать.
   Первое, что видят открывшиеся зрачки, это радостные улыбки помидорных кустов в маленькой тепличке на балконе. Конец сентября, но кусты изнемогают под тяжестью крупных плодов. Кусты взывают к милости, не переставая радоваться моему пробуждению, но куда я всё это дену?
   Нет, не надо ничего делать...
   Не надо ничего делать. Перекушу "на скорую руку" и сбегу на дачу. Там-то уж точно никаких обязательных дел нет. Растоплю камин и буду сидеть, грызть яблоки, пить чай, в худшем случае выловлю из маленького пруда крупные антоновские яблоки, которые, перезрев, срываются прямо в воду и плавают там, дожидаясь моих граблей. Это, конечно, не работа, но и её можно было бы не делать, а вот распилить на куски полусырые метровые бревна, которые следовало бы давно сжечь, вряд ли решусь: есть сухие. Хотя вчера упорно внушал себе, что надо бы убрать бревна с дороги и сжечь, тем более, что в камине лучше жечь именно полусырые дрова, чтобы горели медленно, не давая большого жара: ведь не зима ещё. Короче говоря, не знаю, как уж получится: может распилю, может не распилю; зависит от страсти к делу, страсти руководят мною.
   Но ничего другого делать не буду.
  
  
  06.Не знаю аллюзия это или не аллюзия, но сангина Рубенса привлекла моё внимание и, хотя на тот момент у меня было достаточно подобных своих рисунков, имею в виду рисунки детские, я стал механически перерисовывать Рубенса, но уже не как сангину, а как пастель. Собственно говоря, других пастелей у меня нет и вряд ли уже появятся, потому я делал это как перерисовку в учебных целях. Но работа показалась мне удачной и я присвоил её себе, не забыв, однако, сохранить авторское название.
  
  
  07.Владимирская башня, возможно, не интереснее других башень Кремля, даже наверное, не интереснее, но на тот момент меня пленило удачное её освещение, глубокие тени с моей стороны. Я люблю, когда тени смотрят на меня, а освещенная часть удалена, обостряя выступы фасадных деталей. И я изобразил это как смог.
  
  
  08.Эта белая собака с большим черным пятном вокруг глаза... Красивая, но глупая: кричит и кричит.
   Спускаюсь по крутому откосу, останавливаясь через каждые два-три шага и озираясь по сторонам. Никого нет. Достаю картонку с листом бумаги и пробую рисовать. Потом прячу рисунок под куртку и возвращаюсь наверх. Поднявшись оборачиваюсь к реке. По привычке. Глаза слепит солнце. "Хорошо!" - говорю себе.
   Собаке никак не успокоиться.
  
  
  09.И этот парк зарос лопухами. Брожу среди крапивы и молчаливых кустов черемухи, выискиваю "картинку". Пустое дело! Почти механически кусочком угля переношу свои впечатления на бумагу, чтобы только оправдать дальнюю поездку. Прохожие недоуменно поглядывают, дети подсовывают носы на рисунок:
   - Пойдемте, пойдемте, - говорят родители.
   Я делаю вид: борода всё объясняет.
   - Художник, - говорят дети и хихикают.
  
  
  10.Мартовский снег к потеплению. Так захотелось лета. Помню, как Алексей завез меня в такие дебри, что, когда я выразил сомнение в необходимости продолжения движения вперед, он сразу же согласился.
   А на обратном пути мы опять ехали вдоль реки и смотрели, как на противоположном берегу тонула деревня. Было половодье. В этом году нападало особенно много снега и таял он уж очень как-то быстро, так что комбинатские вынуждены были второй раз поднимать подвесной мост, но и его затопило почти на полметра. Пришлось ездить вокруг.
  
  
  11.А в другой раз мы забрались за Низино, ехали по болотистым местам, зная, что машинам здесь не проехать и радовались этому, ибо намокшая земля, хотя и песчаная, оставила бы на себе печать шипованых протекторов, что, конечно, не могло не изуродовать пейзаж: хотелось укрыться хоть где-нибудь.
   На развилке мы не поехали по более намятой дороге, хотя знали по карте, что она ведет в Петрово. Зато узкая и чуть заметная дорожка вела к заброшенной церкви и нам хотелось взглянуть на остатки старины.
   Довольно грандиозное сооружение с гранитными ступенями и таким же гранитным цоколем являло следы былых времен. Чуть приблизившись на арке входа мы заметили мозаику:
   - Георгий Победоносец, - заметил Алексей.
   Удаленность сохранила конструкции, но ни металлической кровли куполов, ни крестов на куполах не было. Алексей вышел за ограду и поклонился. Мне тоже печать разрухи бередила душу, но я не так сентиментален. Зато сделал небольшой набросок. Дома я его поправлю, дорисую недостающее и даже то, чего не было. Хотя бы так представлю себе прошлое.
  
  
  12.Рассказ, рисунок... пишется в пять минут. Но как долго он оплодотворяется и вынашивается в мозгу, что можно довольствоваться и одним удавшимся. В полгода.
  
  
  13.Пока удивляюсь содеянному продолжаю его, но стоит повториться - страсть немедленно угасает, пропадает. Карандашный рисунок, надеюсь, способен к безграничной возможности вызывать удивление. К счастью, сюжетов так мало, что к удивлению невольно присоединяется страсть ожидания, страсть надежды и в этом союзе они поддерживают мой жизненный тонус.
   Кстати, моё ожидание, то есть исключение всего того, что может обязывать, будь то даже насильное творчество, есть подобие глухой засаде на дикого зверя, когда ни пошевелиться, ни слова сказать.
  
  
  14.Ничего интересного. Огромные цилиндры, обезглавленные временем, какие-то воронки на тонких ножках, опорожненные, с до сих пор не убранным содержимым, странные деревья, больше похожие на гигантские кусты ... Вместо остатков благоустройства обилие свежего бытового мусора. И мертвая тишина, и пустынные окрестности. За все этим я прихожу в третий раз, чтобы проникнуться особым сочувствием уходящему времени. Может быть, завершивший свой век сосед жалок мне, но он где-то далеко, где-то в подземелье в окружении благодарной памяти, но эти цилиндры, эти воронки окружены только презрением и равнодушием. И только я...
   И только я...
  
  
  15.Со временем кладезь идей истощается: ни сказать, ни изобразить, не повторяясь, более нельзя, невозможно. Что толку в красивых пейзажах, если все они с одного бугра и волнуют только предвзятое мнение, тогда как догадливый художник сразу скажет: истощился, повторяется: техника, манера, выразительность, вкус одни и те же: одно слово - авторское лицо!
   А слушают все же Пуччини, Верди, Чайковского, а не Паяцы, не Отелло, не Евг.Онегин. Слушают автора, его философию жизни. И тогда повтор скучен.
  
  
  16.Летом за низким редким штакетником, увязшим в жестких лапах шиповника, просматривался лужок полевого клевера, который всегда имел вид свежескошенного газона. За ним крутой и длинный склон к реке. Склон в окно не виден, но знаю, что он есть и незримо осязаю его присутствие. Но зато почти вся ширина реки, противоположный берег, обросший тополями, красовавшимися как карточные короли, оживленная трасса с суетливыми серыми мышками-машинками всегда были перед глазами. У меня дальнозоркость и в минуты безделья или душевного затишья могу сидеть у окна, раскрыв настеж створки и, вдыхать ароматы цветущего шиповника, следить беспокойства дальнего берега.
   Но шиповник разросся, окончательно поглотив и штакетник и дальний берег, я постарел, романтизм мой покрылся морщинками зрелости, прибавилось проблем и пропали те самые минуты покоя. Вдруг захотелось, чтобы и меня дальний берег не видел.
   Двухметровый сплошной забор это желание легко утолил.
  
  
  17.Обывательские пересуды огорчают моё самолюбие. Бороться с ними мне не с руки, проще сторониться.
   С низенького самодельного столика убираю принтер в кладовку: чернила стоят дороже самого принтера, а все они уходят на прокачку; динамики запихиваю под письменный стол - не очень удобно, но другого места не нашлось. Столик тщательно протираю влажной тряпкой, придвигаю к стене, накрываю льняной салфеткой, на салфетку ставлю любимую цветочную вазу, в вазу один цветочек рудбеккии. На стенку чуть выше цветка аккуратно вешаю нарисованный мною портрет Ларисы. Завтра Её день. Рудбеккии в доме уютнее, чем там, в снегу. И печаль светлее...
  
  
  18.Далеко не пойду. К тому же, по непонятной мне самому причине вместо привычного планшета беру мольберт. Это редко теперь случается и сейчас, видимо, стало жаль верного давнего дружка и я просто хочу его прогулять. Такое у меня бывает. Иногда.
   Поздняя осень успокаивает. Даже в выходные редко кого встретишь в лесу. На это и надеюсь. Но не пройдя и трех сотен метров вижу впереди карьерные камазы. Вероятно, сошли с трассы на перекур или подремонтироваться. Пришлось менять курс. Хорошо ещё, что надел сапоги, а то бы болотце не перейти.
   Сразу за болотцем сопочки. Там бываю редко, там всегда полно народу - место ягодно-грибное, да и красивое. К тому же в старых карьерах набралось воды, берега обросли сосняком, есть где окунуться в жару, есть где спрятаться. Но сейчас там ни души.
   Оставляю мольберт и неторопливо обхожу угодья. Полян красивых много, но... чем красивее, тем сильнее отпечатались следы активного отдыха. Меня это немного раздражает, но продолжать поиски уже не хочу. Ворча и сплевывая желчь ставлю мольберт среди свалок, достаю кусочек угля и рисую.
  
  
  19.Странная вещь: чтобы хотеть дружить с кем-либо надо этому "кемлибо" чуть завидовать, хотеть поучиться у него тому, что он делает лучше тебя. Но как признать чужое превосходство?! И потому дружбы не получается.
   Может быть, просто не встретился тот, кому... ведь есть же Фешин, Бренгвин, Яковлев, Купреянов, Фонвизин... Но где они сейчас?
  
  
  20.Три самых подозрительных развешиваю в дальнем углу. Нарочно придаю неряшливость, неровность. Затем пододвигаю огромный фикус в кадке вплотную к этим трем, затрудняя подход к ним. И наконец, прямо на ставшим совсем узком подходе ставлю мольберт-треногу с рисунком в раме, повернутым обратной стороной.
   Кто-то до открытия выставки поправил рамы, выровнял. Пришлось повторяться.
  ******
   Изгибаясь винтом обходят мольберт, наклоняясь чуть не до полу, пролезают под ветками фикуса.
   А я здесь причем?!
  
  
  21.Ходить пешком особенно приятно, когда цель, к которой идешь, не очень тебя ждет и даже лучше, если совсем не ждет. Идешь неспеша, ног не напрягаешь. Это важно - не напрягать ног. Тогда можно пройти и пятнадцать в день, как делаю это я, можно и больше.
   Ходить пешком люблю.
   Вроде бы ходишь по одной и той же дороге, но каждый раз видишь разное. В каждом доме собака и они, собаки, поначалу провожают тебя зычным лаем на протяжении всей деревни, передавая по этапу информацию о чужом. Но понемногу приучаешь их к своему запаху или к тому, что они чуют за забором, не видя тебя. И теперь уже не лают. Даже те, которым видно меня в щели забора, смотрят, вдыхают воздух и молчат.
   Или люди. Кое-кто уже здоровается. В деревне люди мягкие, душевные. Если раз человек прошел, два прошел, никого не тронул, не плюнул, не пнул кошку, значит, человек не плохой, если даже и не хороший. А раз неплохой, значит, пусть будет здоров. Вот и здороваются. Правда, почти некому здороваться, улицы пусты, а где люди - не знаю. Света в окнах нет, в огородах безлюдно.
  
  
  22.Шоссе клином вонзается в узкое пространство между линией деревенских строений и рекой и, как этот клин, сужается до такой степени, что встречные машины едва разъезжаются. На тротуары места просто не остается и потому ни ходить, ни тем более, ездить на лыжах невозможно. К счастью, и некому, так как к зиме у одной половины домов окна заколочены, а у другой есть свои машины. Река в начале моего пути удалена так, что её даже и не видно, но к деревне она подходит вплотную и, если машина вдруг потеряет чувство осторожности и съедет с шоссе, то точно, кувыркаясь по откосу, окажется в реке. Стараюсь не ходить по деревне и не пользоваться подвесным мостом когда это возможно, хотя по времени разница не больше семи-десяти минут. Я наискосок наследил лыжню сначала по откосу берега, потом по прибрежным кустам и по льду реки Сегодня мне не повезло. Ночью морозец ослаб и этого оказалось достаточно, чтобы по льду вдоль берегов пошла вода. Это случается довольно часто, река быстротечная, но обычно уже сверху можно отличить воду от прозрачного льда: на льду всегда есть пушок изморози. Изморозь была и сейчас. Я отпустил палки и покатился с откоса в сторону реки, а перед самой рекой ещё добавил скорости. Но изморозь обманула меня и лыжи сходу нырнули под пленку свежего льда, а ботинками я этот ледок просто протаранил и выскочил на снег за ручьем. Переехав реку, у противоположного берега был более осторожен. И хотя здесь ледок так же под лыжами прогнулся, но я уже был на откосе, на твердом берегу.
  
  
  23.Останавливаюсь на середине моста, где воду буквально можно достать рукой, прижимаюсь к канату, смотрю вниз. И вдруг чувствую, что мост поплыл против течения реки. Голова закружилась от неожиданного ощущения. Но это было мгновенье. Стоило только поднять глаза, как мост остановился, а река с той же скоростью заскользила по кромке застывшего берега. Поворачиваюсь в противоположную сторону, делаю шаг вперед, вновь прижимаюсь к канату и уже смотрю вслед уплывающим льдинам. Куда вы?!
   Ночью было больше двадцати, на отмелях и в заводях вода успела заледенеть. Пошла шуга. При такой температуре уже простывшая вода замерзает мгновенно и вскоре шуга захватила всю ширину реки. Это она, шуга, плыла рваным покрывалом и казалось, что покрывало это недвижно, а плывет мост. К тому же ощущению движения добавляло покачивание самого моста.
  
  
  24.Сначала композиция из трех жирных пятен краски на мокрой акварельной бумаге.
   Краска медленно расплывается по бумаге, проникая одна в другую, интонируя, возбуждая сказочные фантазии.
   Оставляю содеянное до утра.
   Утром, до завтрака, осторожно, боясь спугнуть воображение, подхожу к картине.
   Пока ничего.
   Закрепляю картинку на подрамнике и ставлю так, чтобы, оказываясь поблизости, неизбежно видеть её. С разных точек изображение видится по-разному.
   Так продолжается до тех пор, пока не "увидишь" что-то такое, что наведет на идею.
   Вслед за идеей появляется страсть исполнения - "руки чешутся".
   Но терплю, продолжаю высматривать.
   Проходит неделя, другая...
   Не выдерживаю, беру кисть и делаю несколько совершенно определившихся пятен. Рисунок наполняется содержанием.
   Процесс затяжной: после пары таких пятен снова высматривание, снова попытки...
   Наконец, надоедает. Сканирую, ищу подсказки в фотошопе.
   Ничего не нахожу, убираю в папку.
   И забываю.
  
  
  25....Пионы отцвели и только кое-где чуть держатся на стеблях розовые листики. До первого ветерка. Ничего интересного. Но не могу разгадать себя и, куда бы ни шел, останавливаюсь возле этого куста.
   ...Темные июльские тучи разбегаются по сторонам и тогда яркие желтые пятна солнца падают на газон. Но вот тучи сближаются и внезапно изливаются горькими слезами. О ком тучи плачут? Не обо мне ли? И тучи плывут и куст сгорбился широкими стрельчатыми листьями до самой земли, словно бы грустит над розовой подстилкой опавших листьев.
   ...Это в унисон моему настроению. С неохотой, словно кем-то подталкиваемый, беру подрамник с наколотым листом бумаги и присядаю на корточки возле грустящего куста.
  
  
  26.Третий день рисую пустую стеклянную банку. Мне скучно. Банка неприхотливое существо, может терпеливо стоять сколь-угодно долго. Лампочка под потолком бросает на банку тусклый свет, образуя на столе длинные, прозрачные тени. Хотел подсунуть к банке какой-нибудь цветной овощ, но лень вставать с дивана, так и продолжаю рисовать то, что есть, к тому же цветные карандаши вчера отдал ребятам. Ну, кому интересно смотреть рассказ пустой стеклянной банки? Получается плохо, точнее, рисунок не получается. И уже хочется спать. Поднимаюсь с дивана, раздеваюсь, гашу свет и ложусь в холодную постель. На улице мороз, тепло в комнате держится недолго и спасает только толстое одеяло. Утром будет не больше пяти градусов.
   Уже перед пробуждением вижу как из банки вылетают четыре ярких бабочки.
  
  
  27.Кот любит смотреть в открытую топку печки на тлеющие угли. Такое чувство, что при этом он о чем-то думает, настолько серьезно выражение его мордочки.
   Вместе с ним на угли смотрю и я. Тепло уходит попусту, но это одна из жертв, которых требует красота или, по-иному, издержки творчества. Идею будущего рисунка нужно искать на ржавчине дверцы той же топки или на закоптелой стенке щитка. Даже тень от кухонной посуды может возбудить воображение рисовальщика. Но угли вызывают только грусть по прошлому и не вызывают никаких творческих идей.
   Закрываю топку и говорю в сторону кота: "Конец фильма!" Кот, щурясь от яркого света лампы, поворачивает глаза в мою сторону, секунду смотрит и, словно черная тень, растворяется в глубине комнаты.
   Беру приготовленный лист бумаги, кусочек угля и пробую чего-нибудь изобразить. Ничего не получается.
   Ночью обещают больше двадцати градусов, мы с котом это чувствуем уже сейчас и печка - наше единственное спасение.
  
  
  28.Сегодня эта акварель Бренгвина уже не кажется мне такой изумительной, какой она была при первой встрече. Тогда меня поразила композиционная устойчивость изображения. С этим я знаком не был и потому встретил явление как откровение. Я ощутил принцип, жесткое правило, гарантирующее главное в изображении - выразительность, ибо только эта самая выразительность останавливает взгляд и подсознательно очаровывает, сохраняет в памяти. Впредь ни одного своего рисунка я не оставлял "в покое", пока не получал этой устойчивой композиции. Бренгвин меня победил безоговорочно.
   В меру своих сил я буду пропагандировать искусство этих великих художников, которые побеждают не навязчивой раскруткой торгашей, опирающихся на низменные человеческие страсти, а силой мысли, силой ума, вторгаясь прежде всего в сферу истинных человеческих чувств. Пока это Н.Купреянов, Ф.Бренгвин, Н.Фешин, А.Яковлев, А.Фонвизин.
  
  
  29.Второй час сижу за столом и пытаюсь составить текст для сопровождения двух своих рисунков, включенных в "the book of huge ..."
   Сначала ограничился позой блаженствующего, удобно расположившись на диване и включив музыку. Но быстро задремал. Пришлось походить по саду, поклевать крыжовнику, чего-то там поделать-покопать и, не доверяя дивану, засесть за стол перед окном во всю стену и видом на яблоневый сад.
   Но и это не помогает. Как не сдерживаю себя, а всё получается хвастовство. Этот порок за собой знаю и потому вообще нигде ничего о себе не пишу, если не считать этого сайта, но здесь присутствует тот же художественный вымысел, что и в рисунках, верить ему нельзя.
   А они требуют не только о себе, но ещё и концептуально об искусстве в целом. А какое мне дело до чужого искусства. Это же не бандитизм, меня оно не задевает. А мнение моё потому ничего не стоит. Да ещё English. По-русски то не знаешь что сказать.
   Поднимаю взгляд на часы: пора ужинать.
  
  
  30.Не хочу рисовать ни башни, ни храмы.
   Рисунок храма ничего мне не скажет, каким бы удачным, выразительным он ни получился. И не выдавит слезу умиления.
   Вот скромный пейзаж. За сараем мой дачный домик. А там вдали дерево. Сосна. Её уже нет. Её уничтожили. Моих сил не хватило их остановить...
   Но речь не о том.
   Чтобы увидеть красоту, чтобы получить чуточку вдохновенья надо не просто смотреть. Когда "просто" смотришь мало что видишь. Надо рисовать. И рисуя увидишь желаемое. Не на бумаге, конечно. В натуре. Ибо открывается третий глаз. Где он этот третий глаз - не знаю, но однажды изобразив нечто, уже видишь это "нечто" изнутри, видишь третьим глазом.
  
  
  31.Дождь.
   Нудный, осенний, противный.
   Осень ещё по-настоящему не наступила, лист даже на ольхе лишь слегка подсох, не изменив цвета, и только в листве берез появились золотистые пряди.
   Надо бы погулять по парку с этюдничком, порисовать пенсионеров-бездельников, торговцев ароматными пирожками или живописно скучившихся в тени огромного ясеня бомжей : этакий "завтрак на траве".
   Но в дождь никого в парке нет, да и влага воздуха даже в укрытии портит бумагу и уголь проскальзывает, а повторить линию невозможно без ущерба рисунку.
   И потому ничего не остается как, слегка протопив печку, окружить себя подушками, включить лампу над головой и крутить карандашом по листу ватмана.
   Надолго ли хватит терпенья?
  
  
  32.В половине одиннадцатого я обычно пью кофе.
   В этом напитке я мало что понимаю и потому беру самый дешевый - "Жокей" в зернах. Молотилка у меня есть и я могу размолотить до порошка. За время употребления как-то приспособился избавляться от горечи. Главное - не кипятить. То есть я отдельно грею воду и кипятком заливаю чашку с кофе. А потом только чуть кипятильничком поторчу в стакане и - готово. Можно и без кипятильника, но пока вот так.
   Так вот, пью кофе.
   Утром набегался на лыжах по озеру. Снег уже сошел, осталась только узкая полоска вдоль берега и та дотаивает. Может быть сегодня последний день вышел. Зато как хорошо по насту!..
   И вдруг звонок.
   Вообще-то, я не люблю мобильник: избегаю неожиданных звонков, они всегда чреваты неприятностями. А тут по его просьбе стал включать в условленное время.
   Ну, чего? обычно поболтаем так, минуту-другую по пустякам.
   И вот теперь этот звонок. Я сразу не хватаю трубку, держу паузу, жду как всегда неприятности. А когда её ждешь она и является.
   - Ты можешь занять мне немножко денежек?
   Телефон тем и плох, что держать паузу долго не можешь, надо говорить либо "да", либо "нет". Скажешь нет - обидится и придется потом полчаса оправдываться. Это ещё хуже.
   Сказал "да".
   Всех своих друзей я предупреждаю: "взаймы не даю", а его не предупредил, даже подумать не мог, что представит меня в виде кредитора: я ведь нищета по сравнению с ним.
   Даже глотку обжег своим кофе.
  ******
   Ну, вот, отдал я ему сколько мог без лишних слов и разъяснений, только предупредил, что возвращать не надо.
   А телефон сразу отключил. Думаю: теперь уже окончательно.
  
  
  33. Сегодня любые контакты невыносимы, я нуждаюсь в полной изоляции. Это ничем не оправдано, а всё происходящее в эти часы импульсивно и вызвано лишь крайней необходимостью: я скапливаю энергию для решительных дел. Так мне кажется. Но никаких дел не следует.
   Окно кабинета выходит на север. Воткнувшийся справа от окна торец соседнего дома закрывает восточную часть небосвода, а с ним и восходящее солнце, тень от самого дома срезает до половины густой березовый лес двора. Но это-то как раз мне нравится: контраст между светом и тьмой провоцирует задумчивость.
   Полный штиль. Ни листочек не пошевелится. Солидаризируясь, тетрадный лист, не захотевший скрыть свеженаписанное, пытается возвратиться, но ему удается только выпрямиться и замереть в неопределенности: ни туда - ни сюда! Ветерок помог бы ему.
   Небо исполосовано отрыжкой керосина: летают и летают.
   Если подняться из-за стола и подойти к окну поближе, то можно увидеть и то, как оживает партер. Но нет: сегодня любые контакты невыносимы.
  
  
  34. Проснулся.
   Вчера весь день моросил дождь.
   Ни вставать, ни продолжать валяться в постели не могу.
   Как-то уже пропитался соощущением времени и, не открывая глаз, угадываю его: "пять", - утверждаю сам себе и тут же сбрасываю ноги с постели, метко попадая в шлепанцы. Действительно, ровно пять: соглашаются скучающие на кухонном холодильнике часы-ходики.
   На термометре чуть больше десяти и это значит, что придется ждать, пока ртуть не доползет хотя бы до пятнадцати.
   Неспеша наливаю в чашку воду, кладу пару листиков мяты, прижимая их к дну чашки спиралью водонагревателя, и жду закипания, стоя у окна.
   Хотелось бы, наконец-то, вернуться к начатому полмесяца назад исправлению покосившейся подпорной стенки, но из-за ложной логики, которая оправдывает мою неряшливость тем, что "в доме не грязно, если веник, готовый к работе, уже валяется посреди пола", приостановленному. То же самое и здесь: груда плит, затрудняющая проход; кучи песка; лом-лопата... и полная благостность.
   Сын ворчит.
   Или мне лень? Или бессмысленность? Или принцип: не требует - не угождай? Так и дотерплю до самой осени, пока крайняя необходимость не заставит сдвинуть хлам с прохода.
   Но вот и девять. Ртуть, видать, загустела, ей не подняться. Но и терпеть уже не могу, подчиняюсь той самой необходимости и выхожу из дому.
   Интересно, будет ли опять дождь?
  
  
  35. Мокрые кусты боярышника свесили огромные сучья над тротуаром, мешая прохожим.
   Таинственного вида молодой человек в рыжей бородке, черном нейлоновом плаще с натянутым на голову капюшоном, неспеша заполняет тележку продуктами; смотрит на меня недобрым взглядом, словно бы я знаю его тайну.
   Обратно иду под дождем, боязливо придерживая тяжелую, непрочную сумку. Глупая девица с детской коляской вылезла на дорогу перед самым носом машины, бравируя законностью; ошеломила водителя, тот сердится и кричит ей за стеклом, но слов не слышно.
   Вчера захотелось грибов и поехали за Волок, но Алексею позвонила жена, пришлось вернуться. Молодой велосипедист попытался обогнать нас; и насмешил.
  ******
   Вечером сел за книжку, задремал. Встал, подошел к окну и был сбит в упор пронзающим взглядом старух, сидевших на лавочке напротив.
  
  
  36.Всю ночь шел снег.
   Ветер играл снежинками, наматывая их на столбы уличного освещения и в окно было видно как они забавлялись.
   А утром я вынужден был вернуть велосипед на четвертый этаж, потому что не смог проехать и сотни метров.
   А ведь ещё вчера на дорогах не было и признаков зимы.
  
   Беру широкую лопату и как бульдозерный нож толкаю её впереди себя, пробивая тропу вдоль забора.
   Сначала инстинктивно обогнул знакомую ямку, хотя под снегом её не было видно. Удивился своей памяти, остановился, нерешительно постоял, вдруг развернулся и пошел за топором, чтобы вырубить кусок ветлы, ветки которой бросаются под колеса. Она ещё была не близко эта ветла, но я решил заранее убрать помеху. Уже не раз, проезжая мимо, я наполнялся намерением их вырезать, но как всегда, тут же забывал. И вот теперь...
   Но когда, уже осторожничая, все-таки наткнулся на торчащий из земли давно известный мне камень, почувствовал, что все эти помехи были вчера, хотя ... вчера их быть не могло, ибо не было самого снега.
   Но состояние вчерашности не исчезало и вдруг мне стало не по себе: я попытался понять свои чувства. Конечно же, это вчера я проходил с лопатой, расчищая от снега тропу. Я помню это в мельчайших деталях: и камень, и ветки, и ямку... Что же такое? Но вчера не было снега! Я закричал: "Не было, не было снега! снег только ночью..." И вдруг стало ясно, что я помнил "вчерашний" день прошлого года. И ясно, что сомнения были естественны. А где же сам год? целый год! Хочу вспомнить прошедшие дни и ничего не вспоминается. Какие-то ничтожные события: то ли были, то ли нет... Всё как в тумане. Огляделся по сторонам - ничто не изменилось: те же самые поврежденные машиной ворота общественного сада, та же куча мусора у водокачки, тот же дым из трубы соседского дома...
   Вонзаю лопату в сугроб и возвращаюсь к началу: разом пропали силы.
  
  
  37.Между злыми бурыми тучами голубые просветы: боюсь дождя.
   По обе стороны высокие откосы, под откосами засеянные поля, за полями слева крольчатник, справа широкие обводные канавы, поросшие тростником, над полями кричат чайки. Восточный ветер приносит с крольчатника противный запах заячьего помета.
   Дорога в ямах, чуть отвернешься на чаек и - колесом в яму.
   Вчера подобрал эту огромную белую птицу на обочине: не увернулась; бросил в канаву за обочиной: смотреть тягостно.
   То же кошка домашняя... эти-то откуда здесь? какой-то добросердечный белой перчаткой жалостливо разложил её на травке. И перчаткой же прикрыл.
   На мелких птичек не реагирую, привык, только аккуратно за крылышко и - в травку.
   Фурам полоса узка, двум встречным не разъехаться, не слезая на обочину. А по обочине я на велосипеде бегу от дождя. Опасно. А таких больших белых перчаток не бывает
  ******
   Все-таки успел, не намок.
  
  
  38.То ли рано ложусь, то ли высыпаюсь, но позже пяти валяться в постеле не могу. Сбрасываю одеяло, сую ноги в шлепанцы и шлепаю на кухню. Попутно заглядываю на термометр за окном.
   Покачивает.
   За ночь суставы застыли, никак не размять.
  ******
   Старичью совсем делать нечего, ковыляют по двору со своими пудельками, у них всё в порядке, никаких проблем.
   Дворник без имени, длинный сухой парень с вечно опущенной маленькой головкой, вдобавок смещенной от оси как-то вбок, словно с перебитым позвонком, не отрывая глаз от метлы, горевал соседке: "...в деревне и то комаров меньше!"
   Таксисты, торчавшие всю ночь под окном, к утру разбежались: нет клиентов. Диспетчер иногда что-то прокричит в динамике, пугается своего крика и пропадает.
  ******
   День на славу. С утра ещё холодновато, но я не гулять собрался, а только до "Дикси" за дрожжами.
   Поздоровался с дворником. Он, если выпьет, обижается, когда делаешь вид, что не замечаешь его за кустами. Сегодня он в обнове: весь синий с белыми полосками, под спортсмена работает.
   У кассы лживая старуха ласково гнобит молоденькую кассиршу, якобы та обманула на сдаче. Мне обидно за девчонку, которая сдалась, хотел было компенсировать убыток, но пока стоял, передумал: сами разберутся. Потом шел и переживал, надо было, все-таки, дать пятерку.
   На переходе остановился: пусть проезжают, я успею. А то один тут выскочил из-за спины грузовика и чуть меня не раздавил.
   Улица оживает. Вот уже неорганизованно толпятся у остановки, нервно подзывая автобус, вот школьники с тяжелыми ранцами неосторожно перебегают дорогу, вот свора бездомных собак топчет газоны...
   Тень от акаций сместилась правее и солнце беспечно разлеглось на асфальте, двор повеселел.
   - Здравствуйте! - говорю я.
  ******
   В доме напротив стекольщик, угрюмый, сосредоточенно монтирует пластиковое окно.
  
  
  39.Поскользнувшись карандаш упал и сломал себе кончик. Хороший карандаш - hardtmuth "koh-i-noor" * 1500 7B, жалко.
   "Что ж ты так?" - говорю я. Пожимает плечами: "Скользко!"
   Конечно, следовало бы наказать карандаш, но я против всякого наказания, каким бы ни было преступление и уж тем более, если виновник просто "поскользнулся". Конечно, был бы у меня с собой нож проблемы бы не было, значит, виноват не столько карандаш, сколько я сам, оказавшись рассеянным. Карандаш это понимает и потому ничуть не стеснен последствиями, тем более знает, что я из тех, кто не имеет привычки перекладывать с больной головы на здоровую.
   Жертвой оказывается рисунок, который не появился на свет по изложенным причинам. Но он этого не знает, ибо не "имеет места быть".
   Пострадавшим, а это и есть наказание, а значит, и провинившимся станет тот, кто не увидит неродившегося рисунка. И таким образом оправдана ситуация, когда малознакомые мне люди просят новых рисунков и не получают их, страдая.
   А виной тому, что поскользнувшись, карандаш упал и сломал себе кончик.
   Но он, как было с полной определенностью доказано, не виноват...
   Что-то запутался...
  
  
  40.- Ничего не следует делать ради будущего. - Молодой нуждается в любви другого, старый - в любви к другому. - Лучшие стихи написаны на ресторанной салфетке. - Новое человек признает только сопротивляясь ему. - Удачный рисунок раздражает воображение. - Всякое искусство есть средство указать на человеческое ничтожество. - Печалит не потеря, печалит сознание потери. - Наши рассуждения полезны лишь тем, что слышащий получает возможность опровергать их. И тем порадовать себя. - Можно не верить в добропорядочность своих товарищей, но надо ли отвергать товарищество? - Удача не в том, что художник талантлив, а в том, что он успевает схватить удачу за хвост. - Есть такая грань в искусстве, не дойдя до которой будешь не понят, а перейдя, бесталанен. - Свобода легко достигается усмирением своих амбиций. - На хорошей выставке не знакомые посетители ходят кучками. - Подчиняю только то, что мне необходимо, остальному подчиняюсь сам. - Удачная акварель удачна и "вверх ногами". - Успех в рисунке это уменье выбрать из хаоса линий нужную. - Зло менее докучливо, ибо не предполагает обязательств. - Моя музыка отдаляет меня от моего окружения. - Счастливый всегда счастлив. - Я ничего не делаю, чтобы разрушить дружбу, но когда она рушится, я мало печалюсь. - Дурная прихожая может стать радостью, если за ней комната счастья.
  
  
   ******
   ******
   ******
   1.Ждать - моя работа. Легкая работа. Даже когда сплю - "служба идет". Зато ничто меня не тревожит, совесть моя чиста - я работаю.
   Я ем свой ужин, ничем не стесняясь, ведь я работаю, моя работа - ждать. Я бездельничаю, но и это моя работа. Иногда пытаюсь, все-таки, заставить себя работать вопреки инстинкту. И тогда раскладываю по всем столам краски, бумагу, наполняю кюветы свежей водой, замачиваю кисти... но вдруг осознаю пагубность неоправданной резвости и, упав в кресло, вголос хохочу.
   Заглядывая в дневник удивляюсь тому, что работа моя слишком непроизводительна. Но ни ускорить, ни изменить что-либо в процессе или технологии работы я не могу и никто не может мне помочь, потому что нельзя ждать быстрее, нельзя ждать лучше или хуже.
   Но вот ожидаемое, словно дрожжевое тесто, наконец, вызревает, облачается в форму идеи, преобразуется в страсть и этой неудержимой страстью выравает меня из кресла, вешает на шею папку с бумагой и выбрасывает за дверь. Я во власти страсти.
   ******
   ******
   ******
   2.Встречаясь они, не сбавляя шага, спрашивают:
   - Почему не на лыжах? - и довольные собственным остроумием, громко хохочут.
   Это они так шутят.
   Зная наперед эти шутки все же не успеваю адекватно отреагировать и, лишь пройдя с десяток шагов, оборачиваюсь им вслед и пробую острить. Но они уже насладились моей растерянностью и не слышат меня.
   Веселые люди, всё время в поиске.
   То ли вижу я их не там и не тогда, то ли их поиски не слишком удачливы, но они всегда трезвы. Иногда, правда, проходя мимо их допотопной халупы, слышу возбужденные голоса через разбитые временем окна. Но вот и халупа сгорела, а уныния на их лицах нет как нет:
   - Почему не на лыжах? - беззлобно смеясь, интересуются эти дети Диогена.
   И их беззаботность передается мне.
   ******
   ******
   ******
   3.Так вот, завернул я за ближайший угол, а там Алексей: только что подъехал на велосипеде. "Ну что, - говорит,- прокатимся до Низино?" А я и рад избавиться от своей скуки: "Без проблем", - говорю и бегу в дом переодеться.
   Мы с ним каждую субботу куда-нибудь мотаемся, уже весь район объездили. Я-то езжу из желания что-нибудь обнаружить удивительное для наброска, Алексею же интересна сама возможность покрутить педали - он спортсмен, любит посоревноваться, ему вероятно показалось, что потаскать меня по нашим холмам удовольствие достаточное для его души. К тому же, у нас всегда есть интересная тема для дорожных бесед. Прошлый раз, например, мы четыре часа не могли договориться о роли веры в философском смысле для сохранении собственного здоровья. А сегодня, думаю, будет разговор о дружбе. Сложная тема. По моим понятиям в дружбе надо пробираться по краешкам, никак не углубляясь в дебри понятия и тогда гарантирована продолжительность отношений. Как думает Алексей - не знаю, он не торопится к откровению.
   Низино не близко: когда отвечаешь любознательному на вопрос, "куда?" тот удивляется, "такую даль!" А мы привыкли, бывало и подальше. Как-то добрались до БобинО, нашли живую душу, спрашиваем: "Это БОбино?" "Нет, - говорят, - БобинО."
   Зря тащились такую даль.
   ******
   ******
   ******
   4.Туча вдруг порвалась и в прорыв устремились внезапно охлажденные водяные пары, сталкиваясь и соединяясь в капли. Встречные машины жалеют меня, объезжая лужи справа.
   Желтобрюхая иволга как-то кособочась, словно хромокрылая, неудобно пересекла дорогу и через секунду уже в лесу весело свистнула.
   С козырька кепки капает на руль, стекает на колесо и колесом же возвращается мне на бороду.
   - Передохни! - кричат из-под зонтов.
   Сверкнуло и сразу же загрохотало тысячей упавших с неба листов железа.
   Лучше бы укрыться под сосной, но спина уже намокла и, остановившись, рискуешь застудиться.
   Говорят, "молния охотится за дураками", но, ведь же, и "дуракам везет".
   Надеюсь и я.
   ******
   ******
   ******
   5.Еду медленно.
   ******
   Взгляд направлен в одну точку - под переднее колесо. Не потому, что дорога плоха, хотя она на самом деле плоха; не потому, что боюсь съехать на обочину, хотя и это не желательно; не потому, что хочу разглядеть тайное. Нет. Просто меня больше ничего не интересует. Надо ехать и ехать, смотреть и смотреть под колесо, больше ни о чём не думая и не заботясь. Какие у меня могут быть проблемы? Еду я по дорожным правилам; при моей скорости разве только пешехода и можно обогнать; велосипед исправен и даже случайная ямка не может повредить ему.
   ******
   Еду медленно.
   Не ввязываюсь в скандалы: при злом рычании автомобиля за спиной, не оборачиваясь, съезжаю на самый край обочины, пропускаю негодяя, снова забираюсь на краешек асфальта и продолжаю свой путь.
   ******
   Еду медленно.
   Сколько уже проехал - не знаю. Велосчетчик, которым был снабжен прежний велосипед, на этот не подходит; часов у меня никогда не было; по солнцу я ориентируюсь слабо; желудок терпелив и больше забывчив, чем капризен. Да, собственно говоря, никакой еды у меня и нет, рюкзачок пуст, то есть там только насос для подкачки камеры переднего колеса, которая в этом иногда нуждается без объяснения причины. Надо бы как-нибудь снять колесо да поискать причину, но об этом я, как обычно, забываю, едва возвратившись домой.
   ******
   Еду медленно.
   Дорога мне не знакома, здесь я никогда не ездил и потому ориентироваться по деревням не могу, верстовых столбов здесь нет, спрашивать редких прохожих не хочу, чтобы не выдать своей случайности: случайные люди чаще подвергаются нападению и у меня уже был случай, когда только самообладание спасло от большой неприятности.
   Тем не менее дорожные страхи это всё же больше экзотика, нежели повод для настороженности.
   ******
   Еду медленно.
   Чего-то даже и не вспомню когда точно выехал, помню только, что после обеда. А сейчас уже явно вечереет. Солнце вот-вот начнет готовить себе постель на макушках дальнего леса, а в сентябре это бывает после шести. Значит, так и есть.
   ******
   Не люблю я закаты при ясном небе. Такую тоску нагоняют, хочется спрятаться куда-нибудь, закрыть глаза и ждать пока совсем не стемнеет.
   Но надо ехать, останавливаться нельзя и я еду.
   Асфальт кончился. И сразу дорога раздвоилась штанами: одна широкая, но уходит резко влево, другая узкая и тоже влево, но чуть спокойнее.
   ******
   Еду медленно.
   Теперь, если даже и хотел бы ехать побыстрее - не получится; дробленый щебень острыми гранями вот-вот порвет протектор, надо быть предельно осторожным. И, конечно, по сторонам смотреть тоже не получится, хотя давно уже нет ни встречных, ни попутных автомашин.
   ******
   Дорога кончилась неожиданно быстро. Надо было, наверно, ехать по широкой. Но что теперь жалеть? Останавливаюсь, слезаю с седла и только сейчас отрываю взгляд от дороги. Справа - река, слева - вырубленный и не убранный лес, прямо - густой, непроходимый кустарник, позади... позади - пройденное, не сохранившее в памяти никаких желаний.
   И как быть?
   Солнце упокоилось, сразу стало и темно и холодно. К тому же, от реки потянуло сыростью.
   Осторожно кладу велосипед на траву, медленно опускаюсь на огромный пень, закрываю лицо ладонями.
   ******
   И плачу.
   ******
   ******
   ******
   6."Же-е-ня-а-а!" Я сразу ответил:"Чего-о-о те..." и проснулся в испуге, потому что захлебнулся собственным голосом, так как лежал на низкой подушке животом вверх. Сначала я справился с горлом: проглотил комок воздуха, откашлялся и только потом осознал зов. Это был несомненный ЕЁ голос. Она ни разу за всю жизнь не кричала меня таким протяжным и сильным по её хрупкому телу голосом, но я все равно ничуть не усомнился в догадке.
   Не знаю, может быть запали в память прочитанные накануне традиции народа в канун Пасхи, там упоминались беседы с умершими родными, но мне казалось, что я как-то вскользь проскочил это, интересуясь совсем другим. Но случилось же!
   И теперь это торчит во мне явью.
   ******
   ******
   ******
   7.Этот, в огромной белой кепке на затылке, видно, не спит: когда ни подойдешь к окну, ходит он кругами возле пивнушки, ждет. И не качается.
   Был бы хоть чуть повыше да не так худ, да не слишком сутулился, да рук не держал в карманах можно было бы предположить какой-то интерес в его размеренной походке. Но он мал, худ, сутул и рук из карманов не вынимает.
   Приходят подельники, начинают ходить вместе. Чего ходят? ещё не рассвело как следует. И в пивнуху не заглядывают. Странно как-то!
   О! вот он со своей кепкой. Опять ждет.
   Мне, вобщем-то, плевать, пусть ходит.
   Но, как только сам оказываюсь у окна, выискиваю глазами белую кепку.
   ******
   ******
   ******
   8....и ещё: чем больше делаешь, тем больше вероятность того, что сделанное тобой будет нарушено. И следовательно, то есть, из этого следует, что ничего не делающий не испытает чувства собственной ничтожности, он всегда в состоянии адекватности Миру. И в самоуважении. Мнением тех, кто живет иначе, он не дорожит. И потому свободен.
   Но не всем так везет.
   Иногда это ощущение свободы приходит чуть раньше необходимого срока. Вдруг начинаешь чувствовать собственное преимущество в той среде, где пребываешь, как бы, своё превосходство. Продолжаешь трудиться, но отстраняешься от Мира, считая себя свободным. Это, наверно, ошибка. Ибо рано или поздно она, эта ошибка, признается тобой /Дега/, что есть драма жизни.
   И вечная проблема: ничто так не огорчает, как небрежение к благорасположенности.
   ******
   "...броди, скрывайся и таи и тропы и дела твои" - прости Тютчев.
   ******
   ******
   ******
   9.Самое скверное в моем существовании - осознание своей неспособности сказть вслух хотя бы ещё что-нибудь. Я уже смирился с тем, что всё возможное мною нарисовано и что каждая новая попытка к этому будет только повторением, чего я боюсь больше, чем откровенной пассивности. Но словесная эквилибристика кажется мне лишь недавно начатой, всего лишь попыткой и что просто надо много-много работать, чтобы, наконец, найти в этом самого себя. Но попытки идут, а ожидаемого не случается.
   Я прекрасно понимаю, что придумать ничего нельзя, что озарение есть дар Божий, но ведь Бога можно просить. И я прошу, отстраняясь от всех соблазнов; я прошу, скрываясь в лесных чащах; я прошу, отключив все связи с миром. Но у просьб моих не по масштабу коротенькие крылышки и они, просьбы, до Бога не долетают. И тогда я плачу и свой плач упаковываю в слова.
   "Какие-то рассказы у тебя грустные," - говорит Леонид.
   И я, соглашаясь с ним, опуская глаза и молча вздыхаю.
   ******
   ******
   ******
  10.- Я удивляюсь...удивляюсь!
   Он стоит на краю высокого крутого откоса и кричит в мою сторону.
   Поднимаю голову.
   Солнце заглядывает под капюшон, слепит. Пытаюсь понять причину крика и, чуть поднявшись со льда на берег, останавливаюсь, смотрю вверх.
   - Я удивляюсь...удивляюсь!
   Пробую отшутиться, но щеки скованы морозом, губы не открываются, голоса нет. Прикладываю левую руку к груди и театрально склоняюсь.
   Он сдвигается с места, продолжая смотреть в мою сторону:
   - ... прожить столько же...
   Чего это он?
   ******
   ******
   ******
  11.- Ах, Наташа, Наташа, - притворно говорю я, и все же неподдельно волнуясь, - когда я вижу вас кровь воспламеняется в сердце моем, сдавливая виски мои. Как жаль, что у вас нет способа измерить это моё давление, не пользуясь тонометром.
   Она всегда летает по больничным коридорам и полы её легкого халатика не поспевают за быстрыми движениями ног. Куда она несется опять? не сестра, не на службе, всего лишь практикантка, волонтерка при больнице, но не может заставить себя остановиться, выхватывая из рук сестер капельницы и шприцы.
   - Пожалуйста, померьте мою температуру, - стесняясь своей небритостью, продолжаю я удерживать юную первокурстницу и притворяться, подставляя свой лоб.
   Наташа, не прекращая движения, ловким, быстрым касанием маленькой легкой ладошки исполняет мою просьбу:
   - Нет у вас никакой температуры.
   Скорость движения относит её на целый метр в сторону от меня и только взгляд зеленоватых глаз сохраняет связующую нас незримую нить.
   - Ах, Наташа, Наташа, мы все любим вас!
   Наташа на мгновенье замирает:
   ******
   - А вы?
   ******
   ******
   ******
  12.На почте очередь.
   Небольшая, ну, может быть, с десяток человек. Прикидываю: удастся ли до обеда. Вроде бы не успеваю, но продолжаю стоять: удерживает любопытство. На улице этого нет, а здесь как в театре: сердятся, жалуются, ругают власть. Какая-то гражданка выговаривает мне за молчание, показываю пальцем на своё ухо. "Глухой", - догадывается глупая женщина. Передо мной оператор выставляет аншлаг: "обед". Невозмутимо выхожу вслед за толпой неудачников и устраиваюсь перед дверью: ждать час.
   Ну и что?!
   Из соседней двери, поверх которой - "ВИННАЯ ЛАВКА", выходит мужичок и возле меня останавливается. Пытается заговорить. Вяло повторяю удавшийся прикол. "Спасибо", - говорит обиженный прохожий.
   ******
   ******
   ******
  13.Не выходит из головы у меня этот цыган. Какой-то дикий, лохматый и одинокий.
   - Время не скажешь? - остановливает он меня.
   На мосту холодно, со всех сторон ноябрьский, пропитанный влагой ветер, ни кусточка, ни деревца, ни души живой - пустота.
   Показываю дисплей телефона.
   - Я не понимаю, - говорит цыган, мотая головой в подтверждение, и, получив ответ, интересуется, - сегодня что? воскресенье?
   - Сегодня понедельник, - вяло, но не без уважительности говорю я, - праздник, - и на недоуменный молчаливый вопрос добавляю, - день народного единства.
   Сарказм улыбки разглаживает морщины его лица.
   ******
   - Вы, конечно, не курите? - интонирует цыган догадку и, повернувшись ко мне спиной, медленно удаляется.
   ************************16000
   ******
   ******
  14.Посмотрев в окно и поверив в то, что дождя нет, спускаюсь по лестнице и выхожу под козырек подъезда: на ближайшей луже пузырьки дождя.
   Решаю, все-таки, прогуляться.
   ******
   Девочка не старше восьми-девяти лет медленно преодолевает на велосипеде небольшой подъем, сил не хватает, соскакивает с седла и, упираясь слабыми ножками в щебень тропы, тащит в горку тяжелую машину.
   Поровнявшись со мной останавливается:
   - Скажите, пожалуйста, сколько время?
   Неловко извлекая из кармана уже успевшей намокнуть куртки мобильник вглядываюсь в ребенка: старенькое пальтишко, самовязка-шапочка, бесхитростные сапожки и... милый детский, непритворный взгляд.
   - Куда ж ты идешь?
   - В воскресную школу.
   "Ах, боже мой, это ж далеко", - удивляюсь я и только теперь объясняю себе безлюдность совсем не раннего воскресного утра.
   ******
   ******
   ******
  15.Мать жалуется: совсем спился, жена забрала детей и ушла, дома ничего не делает...
   ******
   Идем рядом.
   - "Мишаня, друг, выручай!" А чего не выручить? Это мои друзья. Вот иду опохмелить ребят, вчера хорошо посидели...
   - И этот?... - киваю на соседний дом, с хозяином которого часто вижу их на лавочке.
   - Этот? этот не друг...
   - ...просто сосед, - подсказываю.
   - Да, сосед...
   Помолчали.
   - Мои друзья - афганцы, - и уже на распутье, смущаясь, - я майор.
   ******
   Что-то защемило внутри.
   ******
   ******
   ******
  16.Ворона недвижно тоскует на коньке новой крыши, покрытой металлической черепицей зеленого цвета и взгляд её направлен на противоположный берег реки. Я знаю, что вороны и с такого расстояния могут разглядеть соринку в глазу, но что она, ворона, может видеть там, в ряду невзрачных темных от старости крестьянских домишек? Картину тоски несколько оживляет асфальтовое шоссе, грубо оттолкнувшее деревню от реки. По шоссе время от времени словно мышки проскальзывают юркие машинки, но вряд ли у вороны это может вызвать интерес.
   Моросит мелкий холодный дождь, какой бывает только в конце ноября. Он возникает из ничего, в ничего и исчезает. А ничего - это толстое ватное одеяло во всё небо, пропитанное до предела сыростью, которая иногда проваливается на землю в виде дождя. Пытаюсь задать вороне мучающий меня вопрос, но делаю это так неуверенно, что ворона ничего не слышит. Да и не надо. Вопрос я больше задаю себе, хотя, честно говоря, ответом и сам не интересуюсь.
   Полоса старых ив сплошной стеной заслоняет от меня широко разлившуюся от осенних дождей реку, её пока ещё бурозеленые островки, сгрудившихся в стаи крупных жирных уток, запоздавших с отлетом. Но вот ивы расступаются, я выхожу на намятый мною бугорок, с которого можно видеть и воду, и островки, и уток. Картина не чарующая, но в таинственную даль всегда хочется смотреть.
   На пару секунд притормаживаю, чтобы сглотнуть слюну грустного восхищения открывающимся внизу зрелищем и тут же следую дальше.
   Может быть и вороне это доступно?
   Ну, нет, бред какой-то!
   ******
   ******
   ******
  17.От всех своих болезней лечится он только дешевым красным вином и ещё более дешевыми сигаретами "СССР". Сигареты помогают плохо, а на вино всей пенсии не хватает. И приходится страдать: задыхается при ходьбе; поднять тяжелого не может: что-то там в паху; правой рукой топор не удержать.
   Младшая все время уговаривает вернуться в город, а несколько раз он даже соглашался и его увозили. Но через три-четыре дня вновь из печной трубы струился едкий дым полусырых дров и часа в три утра уже горел свет - не спалось.
   Летом мы частенько перекликаемся через низенький заборчик, но этой зимой насыпало много снегу и к заборчику в привычной обуви не подойти, а переобуваться же ради этого не будешь. Вот и посматриваю то на дым из трубы, то на свет в окне.
   Я сентиментальный, жалостливый. Мне жаль и его самого, жаль его вечно голодного кота Борю, жаль брошенного на зиму другим моим соседом беспородного пса, жаль и самого себя.
   И я начинаю злиться на всю эту беспросветность. Злюсь до ярости.
   И вроде бы становится чуточку полегче.
   ******
   ******
   ******
  18.На рынок езжу я не за продуктами, на рынок езжу порисовать, поделать наброски с живых людей в их привычном облике. Я прячусь куда-нибудь в уголок, раскрываю маленький этюдничек и рисую.
   Раньше я ездил на стареньком велосипеде и, поставленный к заборчику, он никого не напрягал. А неделю назад купил нового заграничного коня, обвешанного со всех сторон прибамбасами и наворотами.
   Мужики.
   Торгуют барахлом не ради дохода, а как мне кажется, только чтобы потусоваться. Их свалочное барахло никому не нужно, ни разу не видел, чтобы кто-то что-то у них купил. Они не стоят за прилавком, они ходят-бродят по рынку, громко перекликаются, острят, ёрничают. Мы для них предмет внимания, особенно мой новый велосипед.
   - Сколько такой? - спрашивает цыган, более всех шустрый.
   Я называю цену, не сдерживая хвастливости, пытаясь при этом оправдать цену совершенством изделия. Их это раздражает. Подходят другие такие же, обсуждают, ехидничают.
   Рисовать уже не получится, пытаюсь уйти. Беру велосипед, выхожу за ворота и, подогреваемый вниманием, делаю попытку красиво заскочить ногой через седло. Но переднее колесо на что-то натыкается и велосипед теряет равновесие, чуть не падаю. Суетливо делаю вторую попытку: получилось!
   В спину мне летит злорадный свист.
   ******
   ******
   ******
  19.Наверно, нужно было бы сразу пойти домой и там дать волю чувствам. Но из притворной вежливости остаюсь, хожу хвостом за теми, кто здесь командует, делаю то, что приказывают, бросаю в яму песок, поправляю венки..
   А потом пью противное вино, заедаю салатом. Требуют пить кисель - я пью; отвечаю на вопросы каких-то малознакомых мне людей, спрашиваю сам что-то мне совсем не нужное.
   Чужие люди встают за столом, говорят глупости, опять следует пить вино...
   Наконец, все напиваются, наедаются и начинают расходиться. Выхожу последним. И только, отстав от толпы, достаю из кармана носовой платок и отвернувшись к стене, останавливаюсь.
   ******
   ******
   ******
  20.Он просит немного.
   Мне не жалко, но я никогда не подаю. Я знаю, что просящий презирает дающего более, чем испытывает благодарность к нему, ибо его просьба это только угождение своей собственной порочной страсти, которую сам же ненавидит, но которой не в силах противостоять. И тогда подающий ему есть только враг, способствующий пороку.
   Просит он немного...
   Но я никогда не подаю.
   ******
   ******
   ******
  21. Эту жалкую пару я встречаю нередко. Два старых человека, цепко держась друг за друга, медленным шагом спускаются с холма, на котором стоит их дом. Такое ощущение, что старики каждый раз направляются на собственные похороны, но чего-то не срастается и им приходится возвращаться. Их жалкая собаченка рыданиями в голосе словно подтверждает мою догадку.
   Вероятно, дом строил их богатый предок: таких больших домов в деревне нет, но за многие годы сооружение обветшало до предела. Огромная четырехскатная крыша покрыта чем-попало: дрань, толь, куски шифера, ржавое железо; стены черны словно после пожара; цокольный этаж облицован белым кирпичом, но так небрежно, словно каждый камень с трудом поднимался и укладывался в стену обессилившей рукой.
   Долго закрывают калитку, о чем-то неслышно переговариваются, топчутся на месте. Но вот калитка закрыта, они неестественно плотно прижимаются друг к другу, сцепляют руки и спуск с холма начинается.
   Не дай Бог дожить до такой старости.
   Невольно ускоряю шаг, словно испытываю собственные силы.
   Не дай Бог!
   ******
   ******
   ******
  22. Холодновато сегодня. Ветер что-ли восточный. Но зато ясно и солнце где-нибудь в закутке греет, хоть в одной майке...
   То ли у вороны нечего снять, чтобы не сопреть в закутке, то ли закуток не найти...
   Она нашла трубу котельной и подобно огромной черной бабочке порхает в потоке горячего газа.
   Но долго порхать ей не по силам, ворона садится на шпиль громоотвода и пытается отдохнуть. А шпиль не холоднее газа и опять ворона...
   Мне смешно...
   ******
   ******
   ******
  23. - Бианке, - говорит, - сети помогал ставить, - и так лукаво улыбается, что хочется закончить его фразу: "браконьерили".
   В моей ответной улыбке нескрываемое сомнение.
   Есть такие люди, с лица которых никогда не сходит лукавая улыбка, хотя ни рот, ни глаза не выдают этого состояния, просто разглаживаются морщины и кажется, что перед тобой "человек, который всегда...".
   Ему уже под восемьдесят, но выглядит, как, дай Бог, выглядеть в пятьдесят.
   Угощает меня карамелькой:
   - Пососи! тебе до дома, как раз, хватит.
   Стоять долго на морозе не могу, прощаюсь.
   *****
   Надо летом, как-нибудь, порасспросить: много, наверно, знает.
   ******
   ******
   ******
  24.Ничего о нем не знаю.
   Точнее сказать, не пытаюсь знать ничего лишнего, чтобы не потерять имеющееся. А имеется то, что мы часто встречаемся и в меру терпимы друг к другу.
   Да, достаточно узнать это лишнее и терпимость улетучится, расплывется как расплываются случайные облака в ясный летний день.
   И потому ничего не спрашиваю, не задаю никаких вопросов, не пытаюсь советовать даже тогда, когда он об этом просит.
   И тем не менее наши многочасовые прогулки наполнены словами. Возможно пустыми, возможно безответными, возможно неправдивыми. Зато безошибочными.
   И мы вновь и вновь договариваемся о встрече, потому что быть вдвоем нам интересно в равной степени.
  
  
proдолжение
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"