У Сожа ресторанчик a'la грот,
ХХ век, пустынный год,
застой, жара, вселенский сплин,
ещё лететь звезде-полынь,
ещё переживать распад моей страны,
вселенское враньё, смерть близких, вкус вины
за то, что мир потёрт с изнанки бытия,
и что-то изменить бессильна жизнь твоя.
Пока ж в бокалы льём зелёное вино,
река, пьяна, толкается волной.
Под скрипку и гитару дрейфуя меж столов,
"...эти глаза напротив" цыганский Аполлон
(зелёна гимнастёрочка и брюки-галифе)
поёт под обожание всех ресторанных фей.
Два с ними обормота впадают в грусть-тоску:
ну можно ль быть таким красивым мужику?
"...эти глаза напротив" консерваторских лет,
побед тех бедоносность врачующий их свет,
летящий, словно рой Плеяд, "калейдоскоп огней",
и жизнь, как строчка невпопад, и что-то там за ней,
судьба на клавишах души "воли моей супротив"
выстукивающая ей лишь вЕдомый мотив,
который с юностью связал в мелодию одну
"эти глаза напротив" и друга, и страну.
Страну не путая с системой,
что норовила клюнуть в темя,
мы шли, ведОмые жульём,
по жизни в поисках её.
Сквозь святцы хающего сброда
брёл Бродский, не искавший брода,
и в круге первом не по лжи
уже, сказали, можно жить
в эпоху кухонь, Политеха,
глушилок, райкинского смеха,
бобин, с которых принц московский
хрипел трубой иерихонской...
Но нет в отечестве пророков.
Под цензорским державным оком
асфальт корёжила трава,
и губы трогали слова,
что вечный наш язык эзопов
с системой посылали в жопу.
Но под страною центробежной
мы Родину любили нежно
и с прописной её писали,
а остальное всё... детали.
Чрез пару месяцев гремим в СА.
Дика дивизия орёт "АссА!",
и по столовой лавки в нас летят -
Аллах акбар, как русский мат!
И та орда "спасала" Прагу,
способствуя системы краху,
и было много что потом,
плеснувшего нам суп с котом.
Что толку время обвинять...
Мой друг устанет от меня.
И упадёт, встав от стола.
Лишь вслед сказать: и жизнь прошла...
За ней поодиночке, в след,
уносим груз небывших лет
да недолюбленной любви.
Хоть этот путь благослови,
Дающий веру в знанье то,
что жизнь впадает не в ничто.
И, одновременны во временах,
мы пьём её на трёх брегах,
а наша память-проводник
с друзьями сводит нас на них.
И будут - ресторанчик или грот,
какой-то век, какой-то год,
где успокоимся, себе простив
эти глаза напротив.