Аннотация: Исповедь графомана на сеансе групповой психотерапии
А.Саенко
КОНЕЦ "МИЛЛЕНИУМА"
...У меня что? Ой...
Даже не знаю, стоит ли об этом и говорить... Может, и стоит.
Знаете, я раньше много писал. Говорят, что склонные к шизофрении люди вообще часто обладают разными творческими талантами. Ну, и писательскими тоже, конечно. Не знаю, как насчет шизофрении, но мне казалось, у меня получается. Всего понемножку писал: прозу, стихи, смешные миниатюрки такие, всякие пародии глупые. Когда дурачился, когда на что-то серьезное замахивался, всякое было. Вот последнее время роман писал большой. С рабочим названием "Миллениум".
У меня и один из псевдонимов даже такой был: "Миллениум".
Кстати, о шизофрении. Интересно, наличие псевдонима можно считать началом раздвоения личности?..
Не печатался почти совсем, но показывал девушкам, знакомым, им нравилось. Кое-что у меня даже брали копировать. Кое-что я находил в интернете в перепечатке.
Приятно было.
Но однажды я понял, что все это бессмысленно. А что для человека самое страшное? Бессмысленность. Помните байку про сизифов труд? Он - камень на гору, а тот - с горы. Ну и вот, то же самое и со мной. Да и со всеми писателями...
Может, все же не стоит рассказывать?
Да?... ну, если вы так просите...
В общем, я, знаете, много времени в интернете провожу. Знаете, у Кнышева: "мальчик воспитывался один, без матери, в итернете". Это про меня. Я там много чего знаю, всякие места хорошие, на любой вкус. И библиотеки, и сайты знакомств, там... Я при случае вам про них расскажу. И покажу даже, когда выздоровлю.
Вот, значит. А я всегда интернет проверял, нет ли где-нибудь про меня чего-нибудь. Ну, буквально, каждый день. Вдруг какой-нибудь критик увидал перепечатку мою, прочел, растрогался, похвалил... или поругал хоть. Почти каждый день я прошаривал сеть, вводя в строку поиска свою фамилию. И через "Яндекс", и через "Апорт"... "Рамблер" мне меньше нравился, какой-то он... холодный, не знаю... не живой какой-то, что ли.
Да... Сколько однофамильцев нашел - жуть! Даже двух - полных тезок: и фамилия, и имя, и отчество - все совпадает. Представляете? С некоторыми списался. Интересно. С одной даже встречался. Такая девушка, ммм!.. Хорошенькая. В моем вкусе. Милой звать. Мне кажется, и я ей всерьез понравился. Я ей показывал свои стихи, она их хвалила, даже просила кое-что перечитать. Потом звонила мне несколько раз... Я про нее одно время плохо думал, но потом разобрался.
Я обязательно с ней еще встречусь, когда меня выпустят.
Я вот, кстати, думаю с тех пор: а что, если мы родственники? Может это тогда нехорошо с ней встречаться? Вдруг дурное что-то получится?..
...Что?
А!.. Да. Ладно. Возвращаюсь.
Ну и вот. И нет про меня ничего в сети. Ну, почти ничего. Кое-что я сам опубликовал. Под псевдонимом, конечно. Знаете, есть такая библиотека Мошкова? Не знаете?! Да вы что!.. Ну, в общем, есть такая библиотека, там можно всем и каждому всякую пургу самостоятельно публиковать. Самиздат такой электронный. Вот я там кое-что из своего вывесил, но нас там таких полным-полна коробушка. Никто меня не читал, особенно.
А я не жалуюсь. Я думаю, текст всегда найдет своего читателя. Или читатель свой текст. Вот так я Милу нашел. Даже когда я усомнился, что она - это то, что мне нужно, я где-то в глубине души понимал: мы встретились не случайно. Даже, если у нас ничего не выйдет, эта встреча повлияла и на мою судьбу, и на ее... Мы все похожи на самиздатовские произведения: нас выпускают в свет, публикуют, а мы, на самом-то деле, никому не нужны. Вот мы и ищем, кто своего читателя, кто свой текст... Ищем.
Ищем...
...Нет, я не заснул. Задумался. Вспоминал, кто мне посоветовал искать не по фамилии, а по строке из произведения. Может, Мила и посоветовала. Или я сам. Я же под разными псевдонимами публиковался. И в разных местах. Все и не упомнишь. А вот текст произведения - он всегда одинаковый.
А знаете, ведь в интернете люди живут совсем другой жизнью, не такой как мы тут с вами, взаперти... Это такая свобода, вы себе не представляете. Если знать, как этой свободой распорядиться, то... эээх! Куда вам!.. Смотрю на вас, сердце кровью обливается. Мне бы ваши проблемы!
Понимаете, ведь вот люди пишут в гостевых книгах, там, в формах, заведомо неграмотно. Заведомо! Я поначалу думал, что это делается, чтобы собственную безграмотность скрыть. Чтобы в нарочных ошибках случайные утопить. И специально назло всем писал, соблюдая все правила орфографии и пунктуации. У меня всегда с русским хорошо было. И в школе, и потом... Но однажды я понял: безграмотность безграмотностью, но главная причина в другом.
В другом, понимаете?
Табу.
Они табу ломают. Демонстративно. Они свободны. Эти сетевые люди. Они могут себе позволить все, что угодно, понимаете? Все...
Поэтому у всех в сети не имена, а ники, клички. Или несколько ников. И они под каждым ником ведут себя по-разному. Даже спорить могут два-три-четыре ника, а в реальном мире это один и тот же человек.
В реальном мире его бы сразу сюда определили бы, а в сети это нормально. Там - свобода...
Вот я раньше думал, а какой из этих миров на самом деле реальный? И какой мне хотелось бы, чтобы оказался реальным? И все чаще делал выбор в пользу сети. Там - свобода. Там меня публиковали сразу...
Там Мила. Ждет, наверное... Я обязательно с ней еще встречусь. Я ей напишу.
...Про строку из произведения? Да, чего рассказывать, начал искать не себя, а свои произведения. По куску из текста, который мог совсем с моей фамилией и не ассоциироваться никак. Сразу ужаснулся, как много публикаций я успел сделать в сети, прям экран ломился... Потом разобрался, а сначала ужаснулся. И порадовался. А чему? Чему?
Неделю был в эйфории: я всюду! Сжег несколько книг бумажных. Даже не смотрел каких. Я просто понял, что бумажной литературе пришел конец. Если бы я даже добился приличных тиражей на бумаге, ну где бы все это валялось? А то - пожалуйста: нажал кнопку и читай. Круглые сутки! Представляете? И никаких табу. Пиши, про что хочешь и какими хочешь словами. Можно даже безграмотно.
Я тогда целых четыре главы в роман свой написал. Я говорил уже, что над романом работал? "Миллениум" хотел назвать.
А потом вернулся к поискам, и стал проверять, что разошлось по сети лучше. Я же, знаете, разное писал. Раньше-то я писал, там, всякое: прозу, стихи, смешные миниатюрки такие, всякие пародии глупые. Воот...
Смотрю: ну все разошлось.
И повсюду.
Тут я уже насторожился. Если мои вирши так расползлись, то как же расползлись тогда чужие, если их авторы делали хоть какие-то усилия по их распространению? Я ж так совсем в сети потеряться могу, раствориться. А Мила одевает юбку, и говорит: это, дескать, неважно, важно, что до тебя, до твоих текстов любой читатель добраться может. Дура...
Вот же дура!!
...Нет, я не плачу, в глаз попало что-то. И она не плакала. Ушла просто. Убежала почти. Но потом вернулась. Мне кажется, я ей всерьез понравился, Миле-то. Я ее после того случая и пальцем не трогал. Долго еще. Она же такая нежная. Но гордая. Надула губы, поднялась с пола, схватила куртку и убежала. Но не плакала. Я, во всяком случае, не видел, чтобы она плакала. Потом неделю пудрилась, бедняжка, синяк прятала.
А ее пока не было неделю, я из сети вообще не вылезал. Она потом говорит: до тебя не дозвониться. А я говорю: так я ж в интернете был. Вы знаете, что с интернетом компьютер соединяется по телефонным проводам? А вы не находите, что это очень символично? Как будто звонишь всему миру сразу? Это так красиво... Мне, как человеку пишущему, это очевидно... Я говорил уже, что я раньше-то много писал? И публиковал все в интернете? Говорил, да? А...
Оххх...
Не надоел еще?.. Интересно?.. Вот. Это потому что талант. Талант рассказчика. Мила тоже любила слушать. Накроется одеялом и говорит: расскажи чего-нибудь, ты так интересно рассказываешь... А я никогда не повторялся. Я всегда могу что-нибудь новое рассказать. У меня столько сюжетов в голове... Я же говорил уже, я в сети столько мест прекрасных знаю, и литературных, и посмотреть, и сайтов знакомств, и чатов... А здесь и компьютеров-то, можно сказать, нет, только какие-то совсем старые, с черно-белыми мониторами. Но нас же к ним все равно не подпускают...
Жаль...
А потом неделю порылся, смотрю: ну все мои произведения под разными псевдонимами есть. Я тогда еще подумал: а ведь не было у меня и половину псевдонимов таких, черт меня подери! Неужели воруют из сети, и в сети же под своим именем публикуют?
Пробовал написать трем или четырем что ли таким авторам. И там забавная история вышла: одно письмо пришло ко мне же, мой видать псевдоним оказался. Я и не помнил, чтобы у меня когда-то такой почтовый адрес был, как тот, куда я писал. А это письмо потом было по семи серверам перенаправлено, и в итоге в мой ящик легло. Смешно, да?
Еще на одно никто не ответил. Просто молчок. Я тогда подумал: вот это вор и есть. Одного, стола быть, вычислили и засекли. Только что с ним теперь делать? Послал ему вирусов пачку, хоть бы у него комп грохнулся!
Остальные адреса оказались то ли неправильно напечатаны, то ли серверы эти почтовые накрылись... короче, отовсюду пришли отбойки, что почта не доставлена. Ничем, в общем, история так не закончилась.
Тут как раз опять Мила появилась. То да се, перемирие, и все такое. Только, чур, больше не драться. Ты же, мол, такой талант, я знаю даже больше, чем ты мне рассказываешь, тебя ждет слава, ля-ля-тополя...
Ну вот, она посапывает у меня на плече, а я думаю: а ведь про серебряные сани я точно не публиковал. А две ссылки на этот стих нашел.
Откинул одеяло, залез в стол, где у меня черновики. Достал их. Много старого, туфта всякая третьесортная. Все от руки написано, даже не набрано. У меня тогда еще и компьютера-то не было, когда я это писал. Прозу, стихи, смешные миниатюрки такие, всякие пародии глупые. Я же раньше-то много писал... Мила с удовольствием многое из моего читала. Я ей напишу, когда вылечусь.
И словно меня кто за руку дернул проверить, а нет ли в сети моих черновиков.
Я проверяю и глазам своим не верю: "мокрый снег" - есть! "вчерашняя осень" - есть! "иноходь" - есть!!
Все есть!!! И все под разными именами! И на все по полтора десятков ссылок!
У меня такое чувство было... будто меня... раздели... или... даже нет, хуже! будто меня кастрировали... причем под общим наркозом, и я ничего не знал, и я, наконец, добился девушки, и уже можно, и вот, давай, начинай! - а я смотрю: твою мать!..
...не трогайте меня, ради бога... оставьте меня.
...нет, я не плачу...
...
...Я обернулся тогда, смотрю на нее, а у самого пальцы дрожат, во рту сухо, язык к небу прилип и словно воздуха мало стало. Ведь если и есть вор, то вот, вот он лежит и спит на моей кровати. Вот его тело. Беззащитное. Я уже ласкал его, уже и бил его однажды. Теперь могу попробовать что-нибудь другое.
И тут будто вспышка в памяти: я дремлю, поворачиваюсь на бок и вижу, как Мила стоит у моего стола, без одежды совсем, такая стройненькая, худенькая, она же на пятнадцать лет меня младше, я говорил? Вот она стоит и перебирает черновики, открыв ящик. И улыбка у нее на губах такая... странная... такая, не знаю, какая... Вдруг она словно почувствовала мой взгляд, обернулась, ящик задвинула и как прыгнет на меня, и давай зацеловывать, всего буквально... говорит: нравится отдаваться гению. Я тогда растаял, расслабился, а через пару минут мне уже не до чего было...
Вот эта вспышка в памяти, потом словно провал. Только помню руки тряслись, и, кажется, кисти болели потом, будто я ручным эспандером перетренировался, мышечная радость... И жарко было. А потом в холод бросило...
...Что? Вы о чем? Что значит "тело"?
А я ее тело никуда не прятал. Она спала несколько дней потом, пока меня сюда не доставили. Да, да... Знаете, Мила спящая еще красивее. У нее такое умиротворенное лицо, когда она спит. Я вот только тогда заметил.
Я ее не будил, я за ней ухаживал. Она, почему-то, замерзала все, как не потрогаю ноги - ледяные просто! А я ее укутывал, накрывал одеялами. Мне самому жарко, душно, но я окон не открывал, чтобы Мила не мерзла только.
А я ее не будил. А чего ее будить? Пусть спит. Она ж молоденькая еще, устает быстро.
...Как узнал, что не она вор? А в это время я через "Яндекс" по первой строчке романа свой недописанный "Миллениум" нашел. Только он назывался иначе: "На исходе второго тысячелетия". Мне так даже больше понравилось. И знаете, что интересно? Роман был под моим именем в сети опубликован. Это мне очень польстило. Целый роман, на хорошем литературном несамиздатовском сайте. Семьсот страниц двенадцатым шрифтом! Очень приятно было. Жаль Мила этого не видела, все спала...
Я бы его распечатал и дал бы вам всем прочесть. Интересно, что бы вы про него сказали. Но в это время дверь моей квартиры взломали, и я не успел... Распечатать роман свой не успел.
...Я не трясусь... минуту, я успокоюсь...
...ффрррррр.... нет, все хорошо.
...В смысле "и что"? ах, это...
Я же говорил, что не знаю, надо ли это рассказывать... Вот вы живете, все довольны, кормят вас, поят, пилюли разноцветные дают - не жизнь, а малина. Мы же, писатели, - всегда мучались. Это наш крест. Все наше творчество - это что-то вымученное. Зачем вам-то мучиться?..
Ну, если настаиваете, то конечно, скажу. А вам разве одного моего честного слова, что Мила, заинька моя, - не вор, недостаточно? Хорошо, я отвечу.
Незаконченный роман мой, "Миллениум", или "На исходе второго тысячелетия" - кому как больше нравится, в сети был опубликован - внимание! - целиком. Це-ли-ком. То есть до конца. А Мила не могла конец украсть, он еще не был написан. Больше того, я даже его не знал.
Это я теперь его знаю, а тогда не знал.
Что это значит, спрашиваете? Я скажу.
Писать не имеет никакого смысла. Сизифов труд, я уже говорил. Это только кажется, что мы что-то придумываем сами, на самом деле все уже давно придумано. Помните, Цветаева на вопрос о том, легко ли ей пишется, ответила, что, мол, как же может трудно писаться, когда тебе диктуют! И это правда, буквальная правда без купюр и иносказаний. Но ей диктовали, потому что тогда еще не было интернета.
А теперь интернет есть. Все наши рассказы, стихи, байки и анекдоты - уже там. Все, что мы еще только придумываем, мы считываем оттуда. Все наши судьбы оттуда, все наши судьбы уже там. Это и есть скрижали истории, с которых мы считываем, как с дискеты или с жесткого диска, и на которые стараемся что-то вписать. Мы все там. Мы все оттуда. И это то самое место, о котором говорят, что мы все там будем.
Теперь интернет есть. Это постоянная связь с теми, кто диктует. Больше того: это связь с источниками, по которым они диктуют.
Теперь интернет есть. Есть теперь место полных свобод. Место, где нет правил, ни грамматических, ни каких бы то ни было еще. Где нет притяжения, времени и морали. Где нет табу, где нет самого понятия "табу". Где раздвоение личности - норма, к которой все стремятся. Где задушенная тобой девушка завтра с удовольствием встретится с тобой же в чате. И может быть, ее будут звать по-другому, может быть она не назовется Милой в этот раз. Пускай ее будут звать Верой, Леной или Клариссой, но мы встретимся, мы обязательно встретимся.
Мы снова найдем друг друга.
Как обязательно текст находит своего читателя, а читатель - свой текст.