Ноги легко опускались в снежные холмы и тяжело поднимались из них. Идти было тяжело, но отрадно. Каждый шаг давался с приятным усилием. Белая земля не хотела отпускать от себя человека, забредшего в безлюдный пасмурный парк. На минуту остановился. Серое небо продолжало стряхивать на землю белые хлопья. Откуда столько белизны в этом сером? Осмотрелся. Камень. Тоже белый. Через пару дней тоже посереет, соберет пыль с окрестных терриконов.
Сидя на неожиданно мягком камне, смотреть на ледяную реку. Тихо и хорошо. Хорошо сидеть и не думать обо всем, о чем думать давно надоело. Георгий лег, посмотрел в небо. Небо стряхнуло ему в лицо несколько крупных снежинок. "Шалишь...". Лицо стало мокрым. Георгий сел, нащупал в кармане бутылку. Горьковатый вкус холодного пива разлился по нёбу, сковал зубы. Хорошо. Чиркнула спичка, и тлеющий огонек замаячил в сумерках над белой землей. Тихо. Кажется, даже слышно, как потрескивает, подгорая, тонкая сигаретная бумага.
Неясный скрип заполнил тишину, из-за деревьев выбрался неестественно оранжевый лыжник. Он огляделся и, не спеша, поскользил к Георгию. "Огоньку найдешь?" Георгий протянул спичку. Лыжник смачно затянулся, посмотрел по сторонам, на реку, небо, снег, камень. "Отдыхаешь?" Георгий пожал плечами. "Я тоже. Погода хорошая. Как раз для лыжни". Георгий кивнул. "Смотришь на эту землю, тихую такую, и думаешь, как она только нас сволочей носит?" Георгий отвернулся. "Не согласен? Ладно, ладно. А все-таки какие же сволочи попадаются! Взять хоть жидов. Хоть бы раз в жизни среди них нормального мужика встретил - нет. А ты говоришь..." Георгий чуть приподнял брови. Лыжник продолжал говорить о чем-то, входя в раж, жестикулируя.
Голова заработала как-то иначе. Будто начала завираться. Заходились в ней какие-то забытые картинки. Первая жена - хорошая была женщина. Смотришь сейчас на эти картинки и понимаешь, какая она хорошая. Кто-то до сих пор ее любит, ценит. Почему разбежались? Уж точно не из-за того, что еврейка. Вторая была гречанка. Мама радовалась: наконец-то нашел себе из нашего роду-племени, нашей национальности. Но закончилось все так же. Почему? Может, сам виноват, что ж теперь думать-то...
Оранжевый лыжник продолжал свою речь, методично, с расстановками, помахивая лыжной палкой. Георгий достал из другого кармана еще одну бутылку пива, открыл, протянул оранжевому. Тот взял и в знак благодарности сделал мощный глоток, вылив в рот сразу треть бутылки. Довольно крякнул и продолжил. Георгий не слушал больше, глядя прямо на лыжника и сквозь него. "Я понимаю, Вам как еврею мои слова неприятны, но все же..." - говорун никак не мог остановить поток слов на любимую тему. Георгий ухмыльнулся. Лыжник сделал еще два глотка, отбросил в кусты бутылку, махнул палкой, и, буркнув "счастливо, старик", поскользил дальше.
Георгий глянул по сторонам. Сумерки прижали небо почти к самой земле, лишив возможности сбрасывать мягкие комья. Камень посерел, стал холодным, неродным. Глубокая лыжня прочертила мрачный шрам на снежном лице. Делать здесь больше было нечего. Лыжник ускользил, прихватив с собой свое оранжевое настроение и самые светлые мысли Георгия. Хотя при чем тут лыжник? Нет, это просто сумерки. Просто поднялся ветер, намел пыли с окрестных терриконов. Просто пора домой.