Говорят, что смерть - это грех. Да бросьте.
Покормите ворон на глухом погосте.
Не забудьте закрыть дверь за гостьей,
не сумевшей встать в полный рост. И

напоследок выбросьте книги. Кстати,
отзвук ее шагов - как скрип кровати,
гревшей вас, или хруст тетради,
не исписанной до конца. Но, ради

бога и черта - да-да, всех и сразу,
прочь гоните из мозга заразу,
что зудит еженощно о жизни. И глазу
разрешите прочесть эту пошлую фразу,

мол, не надо из-за людей быть в печали,
люди - хищные звери. Едва ли.
Не грустите, что с неба, как псину, прогнали -
эта чушь не стоит зубной эмали.

А все эти попытки духовного роста
зачастую лишь склонность к поддержке ГОСТа.
И найти в этом хаосе твердь непросто,
даже если и знаешь, кто был Дакоста.
---
У дверей есть глаза, а у стен есть уши.
И моря подчас безопаснее суши.
Под окном одиночество семечки лущит,
закрывая мне доступ в райские кущи.
---
Я сижу на полке в ночном плацкарте.
Отмечаю свой жизненный путь на карте.
Памятуя о том, что случится в марте,
запасаюсь гондонами на фальстарте.

Я сижу на полке и дергаю струны.
За окном проползают улиткой дюны.
Мой попутчик рисует в блокноте руны,
Скалит зубы со смехом. Как брат фортуны,

заявляет мне в морду, что Таро - ересь,
что лосось нейдет в горных реках на нерест,
что сначала вечность на вкус как херес,
а для дротиков лучше использовать вереск.

Я его посылаю к едрене фене.
Он не хочет идти - видать, из-за лени.
Мы сидим как две собаки на сене -
не боимся лишь зыбкой соседской тени.

Поезд мчится сквозь время, а время - деньги.
Мы сидим на полке, жуем меренги.
Я с тоской вспоминаю манеж Кваренги,
не меняя, впрочем, свой скудо на тенге.
---
Я свободен отныне, и днесь, и присно.
В настоящий момент я не вижу смысла
в хладнокровно-трезвой оценке риска:
я уже пропечатан в расстрельных списках.
---
Я свободен, камрады. Вы слышали? Баста!
Я в романе своем теперь сам себе мастер.
Но соавтор считает, что нужно три части,
мол, сюжет нераскрыт и не видно участье

в судьбе персонажа, который, скотина,
на балконе лениво пьет красные вина,
а в моем же стакане - лишь ряска да тина
да победу празднует вновь Аргентина.
---
- Не подскажешь ли время? - Да поздно уж, восемь.
Поддаваясь порыву, ничего мы не просим.
Нас завел Петербург вновь на улицу Росси,
да, завел, заморочил..и вновь уже осень.

Восемь есть бесконечность из общества трезвых.
Трезвость - враг вдохновения. Тональность диезна.
Недовольно бурчит черный кофе наш в джезве,
порываясь сорваться в прохладную бездну

либо чашки (моей), либо горла (его),
только кофе хватает лишь на одного
персонажа в романе а-ля арт нуво.
- Ты кого ненавидишь? - Увы, никого.
---
Из еды у меня сухари да вода.
Ветер рвется сквозь стены и пол иногда.
На окне пробивается вновь резеда -
знать, придет скоро с севера снова орда.
---
Я сижу под окном, никому не нужный.
На бутылке вновь "Принимать нагружно"

загорелось. Но я не Алиса.
И полцарства отдам за стаканчик риса.

Солнце падает в купол взметнувшихся капель.
На столе догорает оставшийся Бабель.

По дороге домой сосчитал все пороги.
Слух здесь ходит, что память моя - не от бога.