Старик
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Сколько историй о бессмертных и вечно живущих рассказано во множестве научно-фантастических произведений?! Сколько теорий бессмертия и вечной жизни предложено Человечеству? Тайна бессмертия - краеугольный камень почти всех известных нам религий. Но если в религиозных учениях бессмертна душа человека, то сам человек мечтает о бессмертии тела, о бесконечной жизни "тут и сейчас". Ну, разве кто-то отказался бы от такого "дара"? Вы бы отказались? Только представьте себе: что бы с Вами ни происходило, не дай Бог, даже самое ужасное, Вы всегда живы и здоровы, полны сил и энергии. Замечательно! Но что случится, если Вы такой один, уникальный, а Вас окружают простые смертные, не такие "необычные", как Вы - родные, любимые, ваши дети, внуки, ваши соседи, коллеги по работе, просто прохожие? Замечательно? Перед Вами - роман Дмитрия Сазанского "Старик". Герой романа - Иван Сергеевич Гребнев - "обычный" бессмертный. "Обычный", потому что он - не герой блокбастера, никакой там не горец или размороженный спецназовец. Он даже не мессия. Он - старик 88-ми лет, заурядный московский пенсионер, после череды событий осознавший, что он не может умереть, ни от глыбы льда, упавшей на голову, ни под колесами джипа, ни когда ему в голову стреляют сначала бандиты, а потом те, кто должен этих бандитов ловить ... Невольными свидетелями многочисленных чудесных "воскрешений" Старика становятся совсем разные люди, которые настолько вовлекаются в круговорот событий, связанных со Стариком, что меняются их образ жизни, поступки, мировоззрение, переплетаются их судьбы. Однако, если для одних Старик так и остался просто стариком, но со своей тайной, другие увидели в нём угрозу национальной безопасности. "Все непознанное больше страшит, чем радует. За любой тайной мы привыкли искать труп, а не новорожденного..."
|
Старик.
Если бы этому происшествию угораздило случиться во вторник, шуму было бы значительно больше.
Не зря Стив Джобс после Windows больше всего ненавидел понедельники, презентуя свои новые "яблочные" игрушки только по вторникам. Самодур Фамусов, как известно, во вторник был "зван на форели", в отличие от того же четверга, когда ему было нужно ехать на погребенье.
Да что там Джобс с Фамусовым - целые народы относятся ко вторникам диаметрально противоположным образом. Например, греки не любят вторник, выпадающий на первое число месяца. В одном конце Европы утверждают, что важные дела надо начинать только во вторник, в другом, не менее продвинутом уголке европейской цивилизации в корне с этим не согласны, считая, что по вторникам нельзя ни сына женить, ни поросенка забить. А уж то, что курица яйца по вторникам не несет, так это любому дураку известно.
Напомним, если кто не знает или позабыл, вторник - второй день рабочей недели, когда все уже немного расслабились, составили графики, планы, прожекты, выстроили в определенной последовательности судьбоносные решения на будущее до ближайших по календарю выходных. Поэтому люди во вторник начинают решать свои мелкие семейные проблемы, конечно, если у вас есть семья или хотя бы что-то отдаленно напоминающее ячейку общества. Офисные работники, засоряя трафик, повально лезут в Интернет в поисках крутого, жареного, клубничного, веселого, да и просто свежих новостей, желательно с видеорядом. Интернет же, будто почуяв информационных голод, вываливает очередную порцию скандалов. Сообщество реагирует мгновенными откликами на скандалы, комментариями на отклики, отзывами на комментарии и просто матом от широты непознанной русской души.
Причем, низменные всплески натуры, в основном непечатные, особенно краткие, не поддаются четкому разграничению на одобрительные и неодобрительные. У тех и у других на конце восклицательный знак. Так, будто сиамские близнецы, похожи гримасы боли и экстаза, поди разбери.
Распространенное сжатие рабочего времени посредством пасьянса "Косынка" осталось в далеком доинтернетовском прошлом. Сейчас перекладывание карт с места на место является таким же анахронизмом, как и вязание на спицах вручную томным зимним вечером, в то время как на прилавках в изобилии лежат вязальные машины.
К тому же, данное упражнение, что и подсчет петель в упомянутом вязании, требует хотя и ничтожных, но все-таки усилий серого вещества, расположенного по вертикали чуть выше спинного мозга, которое, как утверждают английские ученые и сообщают по секрету таксисты, очень важно при принятии решений.
Статистика утверждает, что и дорожный трафик в городах нашей необъятной Родины во вторник не самый напряженный. Да и откуда ему взяться, если народ ринулся за новостями. Уже прошел понедельник, день скорби папуасов и наемных работников, не подошла еще середина недели, невыносимая по тяжести, как и все, что находится равно удаленно от начала и конца пути. В таком состоянии можно находиться либо в туннеле, когда свет с обеих сторон не доходит до одинокого путника, либо в поезде, когда вся закуска уже съедена, разговоры иссякли вместе с выпитым и первичным интересом к собеседнику, ресторан закрыт, книжка забыта дома впопыхах, а ехать еще ого-го. И накатывает тоска от бесцельно прожитой жизни.
Вдруг - промелькнул за окном полустанок с корявой надписью четверг, и зашевелились пассажиры, начали перебирать вещи в чемоданах и дорожных сумках, снова потек разговор, прошмыгнул бородатый, но позабытый всеми анекдот, по случаю и к месту, попутчики заулыбались. Бессмысленный, пустынно однообразный ландшафт сменился редким кустарником. Тучки разошлись, обнажив кусок синего неба, напоминающего замочную скважину к безоблачному лету. Жизнь снова начала обретать все более понятные очертания, и вспомнились, и покатились заметки из прожитого, которое оказалось совсем не бесцельным.
Все произошло как раз в понедельник, и мир остался в неведении.
Событие не заметил ни случайный свидетель, проходивший мимо, ни наблюдатель из соседнего дома, подошедший к окну в означенный момент, ни просто любитель вываливать свои ролики с мобильного телефона в сеть, будь то унылый вздох домашнего кота, уснувшего рядом с монитором, или попка идущей впереди девушки. Выражаясь грубо, что такое современная реклама, пиар кампании или неутомимые, почти рвотные, позывы к раскручиванию собственного ролика, а стало быть и самое себя, как не желание показать из окна свою пятую точку наибольшему количеству недоуменных зрителей, которые частенько совсем не в восторге от прыщавого голого зада, свисающего с подоконника.
Очевидцев несчастного случая, послужившего началом тектонических сдвигов в общественном сознании и морали, было немного, но вполне достаточно для точного описания произошедшего в тот злосчастный понедельник. Как всегда бывает, с ростом числа свидетелей картина событий становится все туманнее, показания начинают противоречить друг другу даже в мелочах, и перспектива разобраться и вынести окончательный вердикт отдаляется на неопределенное время.
Тем более, что желание позагорать в лучах чужой славы заложено в нас еще с детства.
Не мы ли в детстве декламируем чужие, ставшие популярными после премьеры нашумевшего фильма стихи, взобравшись на табуретку, коверкая на свой лад, под умильные и жующие лица взрослых? Не мы ли стараемся привлечь всеобщее внимание только потому, что мы есть, и нас родила вон та красивая женщина, отсчитывающая деньги продавцу мороженого? Еще не заработав ни копейки, мы уже хвастаемся дорогими вещами, купленными родителями, карими глазками, длинными ресницами, на которые можно уложить поперек четыре спички, внешностью, доставшейся по наследству от бабушки, вздорным характером от дедушки, царствие им обоим небесное.
Выйдя из подросткового возраста, мы начинаем гордиться телефонами, сделанными не нами, машинами, придуманными чужим умом, мужьями и женами, что родились и выросли без нашего в том участия. Они достались нам по воле случая или прихоти судьбы, причем неизвестно, судьба улыбнулась или ухмыльнулась при выборе суженого.
Перечисление поводов для гордости, не имеющих к гордецу никакого отношения, могло бы занять страниц пять нашего повествования. Мы с сожалением приведем лишь несколько, в остальном полагаясь на личную фантазию и богатый опыт наблюдений читателя - упаси боже, не за собой, ибо вы-то безгрешны в этом отношении, а всего лишь за своими знакомыми, что бахвалятся непонятно чем, и неизвестно - почему?
Что может служить поводом для гордости, мерилом торжества - покрыто мраком.
Слава? Но слава похожа на сумасшедшую проститутку-нимфоманку, прыгающую блохой из койки в койку в таком хаотичном порядке, что рассчитать ее траекторию не то что на ближайшую неделю, но даже на грядущий день не представляется возможным.
Адрес следующего счастливого претендента - счастливого ли? - на благосклонность, на возможность попользоваться ее кратковременными, мимолетными и совсем не дешевыми услугами написан симпатическими чернилами на белой бумаге в комнате с плохим освещением, и распознать его, как ни старайся, не получится, потому что химических реактивов под рукой нет, а свечка давно сгорела. Причем на поверку оказывается, что ее очередной кавалер, объект лучезарной любви еще уродливее и страшнее предыдущего и в физическом, и в моральном плане.
Все бы ничего, и мы бы обуздали ее, призвали к порядку, нас много - она одна, но вот беда, у славы есть еще приятель, похожий на потрепанного сутенера. Он внимательно следит за ее телодвижениями в ту или иную сторону, считает количество пострадавших от действий подопечной, тщательнейшим образом отмечает, сколько времени каждый провел в объятиях ветреной девки, вплоть до секунды, а уж хронометр у него не врет. Пунктуален до идиотизма, королям на зависть. Сами мы сей брегет не видели, врать не будем, но те, кто в курсе клялись в его ювелирной точности всеми святыми, усопшей мамой, бабушкой и прабабушкой до такого колена, что страшно и повторить.
Имя этого троглодита - успех. Подробного описания его внешнего облика найти не удалось, но все почему-то его сразу узнают и ни с кем никогда, что удивительно, не путают. Он скрупулезен до безобразия, и если уж заглянул к тебе на огонек - отворяй ворота, вываливай заначки из сундуков, перетряхивай простыни - знамо дело, пришла пора расплачиваться.
Выставив счет, он принимает к оплате любую валюту, хоть сразу, хоть в рассрочку, требуя в придачу душу, да и то не целиком. Плюс прочие глупые мелочи, точнее - мелкие глупости, такие как предательство всех и вся, начиная от родителей, детей, друзей и дальних родственников, кончая сущими пустяками, такими как окончательная потеря репутации в глазах остатков неравнодушного населения. А что же на сдачу? Да ничего. В сухом остатке - одиночество, алкоголизм, депрессия и связанные с ними осложнения не старого еще организма. Да и что значит репутация - безмозглая, хромая, замшелая тетка, одетая не по моде, с саквояжем и принципами из прошлого века, ее и знать не знают, а как звать, позабыли.
Но вернемся в понедельник. В 10 часов с копейками, точнее не установлено, по тротуару шел мужчина преклонного возраста, скорее всего, из магазина, так как в руке держал пакет с хлебом и молоком. Когда он поравнялся с домом 18, во всю длину которого красовалась надпись "Ломбард", с козырька балкона шестого этажа сорвалась глыба льда и, полетев вниз, со всей силы ударила пожилого человека прямо в темечко. От удара куском льда по голове Иван Сергеевич Гребнев скончался на месте. Смерть рядового, ничем не примечательного пенсионера так бы и осталась никем не зафиксирована, если бы место трагедии не находилось в двух шагах от трамвайной остановки. По счастливому стечению обстоятельств на остановке ожидали трамвая пять человек разного возраста. Среди них была врач-педиатр детской поликлиники Наталья Андреевна Суворина. Вот она-то и оказалась самой расторопной, подбежала к старику, наклонилась и проверила пульс, да не на руке, а на шейной артерии, после чего констатировала смерть коротким словом: "Готов!"
Пока остальные четверо свидетелей стояли в недоумении, как это часто бывает, попеременно посматривая то, на лежащего на тротуаре человека, то зачем-то вверх, будто злыдень, не следивший за чистотой козырька, помашет им с балкона рукой, Наталья Андреевна достала из сумочки мобильный телефон и собралась звонить в Скорую помощь. Именно собралась, потому что в тот момент, когда она поднесла, щурясь, палец к клавиатуре, снизу, с тротуара, донесся глубокий вздох с присвистом.
Переведя взгляд по направлению звука, врачиха увидела широко открытые голубые глаза, пронзительные, красивые, и, что самое главное, это были глаза живого человека.
В некоторой растерянности Наталья Андреевна снова поднесла руку к шее пострадавшего и сразу почувствовала пульсацию под пальцами. Бывший мертвец, кряхтя, попытался встать, но у него ничего не получилось. На помощь ему пришел студент первого курса юридической академии Руслан Ильясович Ахмедов, который помог пострадавшему подняться и попытался перчатками, зажатыми в левой руке, стряхнуть снег со спины старика. Сестры Тряпишниковы, Ася и Варя, собиравшиеся утром в бассейн, также вышли из кратковременного ступора. Варя, увидев кровь на виске, вынула из кармана платок и протянула его пенсионеру, в то время как Ася собирала в пакет выпавшие продукты.
Иван Сергеевич скромно поблагодарил суетящихся вокруг него людей, слегка приподняв
мятую шапку над головой, взял продукты и заковылял, прихрамывая на правую ногу, причем нога его выглядела какой-то неестественно кривой.
Почти дойдя до угла дома, мужчина вдруг остановился, положил пакет на снег, наклонившись, обхватил больную ногу двумя руками, с хрустом вывернул ее в нужном направлении, поднял продукты и бодрым шагом скрылся за углом.
Впоследствии, вспоминая события понедельника, все свидетели, не сговариваясь, сошлись на том, что не странное воскрешение из мертвых пострадавшего оставило в памяти неизгладимый след, а именно жуткий звук вворачиваемой ноги, до сих пор стоящий у них в ушах.
Среди очевидцев несчастного случая был еще, как минимум, один человек, но никто не запомнил его пол, возраст, рост и особые приметы. Именно это обстоятельство и стало отправной точкой, если хотите - отмычкой для увеличения числа сопричастных.
Забегая вперед, скажем, что через год на передаче посвященной первому воскрешению Старика в студии сидело ни много ни мало тридцать девять человек. Помимо четырех уже названных, там находились шесть братьев Руслана Ахметова, родители сестер Тряпишниковых, школьный приятель Аси, тренер Вари по плаванью, три депутата Государственной Думы от разных фракций, пять губернаторов, а также представитель Президента по Забайкальскому округу. Замыкали список владелец серебристого "Бентли", семи квартир в столице, временно безработный москвич Шота, зарегистрированный в Мытищах, и два огромных негра, которых поначалу приняли за его телохранителей. Позже выяснилось, что они - восходящие звезды отечественного шоу-бизнеса, поющие в стиле "мелодичный кантри-хип-хоп". Их за большие деньги пропихнул продюсер, сидящий здесь же, с краю.
Будь ведущий передачи наивным глупцом, мальчиком с чистым сердцем, не получи он четких указаний от руководства канала, то вполне мог задать простой вопрос, вертевшийся у всех телезрителей на языке: "Какой хрен, все вы, депутаты, губернаторы, представитель Президента и особенно безработный Шота, потеряли утром, в 10 часов, на трамвайной остановке по улице летчика Кадочникова?"
Ведущий был умудренным опытом лысым мужчиной, съевшим в профессии не только собаку, но и нескольких коллег по работе, включая одного непосредственного начальника, поэтому промолчал.
Хоть он и пытался напомнить участникам, что они отмечают годовщину первого воскрешения Старика, разговор все равно сбивался на проблемы Кавказа, грядущей посевной, предстоящего чемпионата мира по футболу, а также возврата японцам островов Курильской гряды. Гвалт стоял неимоверный. В заключение восходящий негритянский дуэт спел песенку " Деревенька моя совсем тру-ля-ля", и рейтинг передачи рванул вверх, как взбесившийся кот по занавеске. Ну и хватит об этом.
Иван Сергеевич Гребнев, именуемый нами Старик - с большой буквы, не столько из уважения к его сединам, сколько для краткости, да еще отдавая дань памяти Хемингуэю - так бы и канул в лету, если бы с ним не начала происходить вереница странностей, все больше связанных с летальным исходом.
Ручей отбывающих в мир иной за последние годы в нашей стране превратился в бурную реку из мертвецов, молодых и старых, больных и вполне здоровых, трезвых и пьяных, и течение не ослабевает. Как в таком водовороте судеб разглядеть спокойное лицо восьмидесятивосьмилетнего Ивана Сергеича, не начни с ним случаться то, что начало случаться...
Иногда казалось, что в какой-то момент Старик сам стал искать на свою спокойную жизнь приключения, не видя дальнейшей перспективы, осатанев от одиночества.
Четверо его сыновей звонили ему редко, посещали еще реже, сами находились в пенсионном или предпенсионном возрасте, обремененные делами, собственными хворями, заботами, детьми и внуками. Да и собираться большой семье попросту было негде. Бывшая двухкомнатная квартира старшего сына, в которую Старик въехал по родственному обмену - тогда еще была жива его жена, - находилась на окраине большого города, в спальном районе и представляла собой самым маленький вариант совмещенной двушки.
Поначалу Старик ходил по квартире, натыкаясь на стены и углы, набивая синяки и шишки в крохотной кухне, но потом привык, то ли сам усох, то ли пространства стало больше.
Была еще дача, но ее давно оккупировал сын среднего сына с женой, да и от поездок туда Старик так уставал, что давно уже махнул рукой на свое загородное имущество.
Нет, дети любили отца, внуки любили деда, правнуки - прадеда, хотя всех он уже не помнил по именам. Являясь основанием, корневищем разветвленного генеалогического древа, он был не в состоянии уследить за направлением всех ветвей, особенно тех, что шевелились в вершине кроны. Так машинист не видит последний вагон, если только состав не изогнется на крутом повороте. С появлением первого внука Старик стал помечать в записной книжке имена, дни рождения и знаменательные даты жизни отпрысков, но однажды, наливая чай в кружку, опрокинул ее на тетрадь и по моментально расплывшимся буквам понял, что записи не подлежат восстановлению.
С тех пор так и общался с близкими наугад; внуки и правнуки знали об этом, иногда подтрунивали над ним, но чаще всего при звонке представлялись первыми.
Ничем особенным он не болел, кроме усталости. Причем усталость накатывала на него волной, независимо от времени года, дня или ночи, состояния атмосферы и имела, скорее всего, исключительно внутренние причины. Главный вопрос, который приходил вместе с усталостью, был незрим, расплывчат, неконкретен, имел сложную конфигурацию, но если бы мы постарались переложить его на русский язык, как записывают аккорды в нотной тетради, звучал бы он так:
" И это все?"
Ответа он не знал, и покажите нам того человека, который его знает.
Следующее прискорбное событие произошло в воскресенье, почти через неделю после первого, и тоже с утра. Один из мифов, распространенных среди обывателей, заключается в том, что люди преклонного возраста, прожившие длинную жизнь, прошедшие суровую школу действительности, сломавшие все зубы о пряник государства, накачавшие мускулы в очередях, как правило, очень рациональны.
Безусловно, небольшое количество пожилых людей сохраняет способность к простой логике. Остальное, более многочисленное племя не младое имеет в наличии все признаки не то чтобы старческого маразма, но неопознанный элемент безрассудства, все более похожий на детские выходки вроде обморожения ушей назло маме, хотя мамы, да и папы тоже, давно нет в помине.
Нам кажется, что именно та подруга с косой, что может постучать в любую секунду, заставляет стариков делать то, что молодым кажется идиотизмом или, по крайней мере, необдуманными поступками. А как иначе объяснить желание милой бабушки плотно за восемьдесят съездить на рынок за клюквой для любимого внучка именно в час пик, когда трамвай забит под завязку? Весь день впереди у старой дуры, можно выбрать более комфортное и менее травматическое время для променада. Со стороны молодого человека такой поступок характеризует бабушку как абсолютно вздорное и абсурдное существо. Так-то оно так.
Только карга с клюкой, которой еще и место придется уступить, не может с уверенностью сказать, доживет ли она до вечера, да что там до вечера - до обеда. Помрет, но доедет, сдохнет, а сделает клюквенный кисель внучку Петеньке. И все рассуждения, все возгласы "куда ты прешься, старая калоша" лишний раз доказывают бабуле правильность выбранного пути и времени, когда этот путь надо преодолеть.
Иван Сергеевич Гребнев был, конечно же, более рационален. Он пошел в магазин в выходной с утра, потому что точно знал, что в ночь с субботы на воскресенье туда привозят свежий хлеб и молоко. Старику надо было перейти на другую сторону улицы, чтобы купить вышеупомянутые продукты. Он подошел к пешеходному переходу, но не решился ступить на "зебру", увидев приближающийся грузовик, и так бы и стоял, если бы водитель грузовика не притормозил и приглашающим жестом не махнул рукой из кабины.
Старик кивнул водителю в знак благодарности и стал пересекать проезжую часть. Когда он уже достиг середины, именно в эту секунду из-за грузовика черной тенью вылетел джип "Ниссан", и ударил Старика в грудь отполированным капотом, отбросив метров на шесть. Едва тело Ивана Сергеевича коснулось земли, как джип правой стороной подмял его под себя, вгрызаясь шипованной резиной в легкие и селезенку всем своим весом, как катком, сминая грудную клетку, притормаживая, протащил изуродованное тело метров пять и наконец-то выплюнул назад в серую весеннюю кашу, лежащую на асфальте.
Надо отдать должное водителю джипа, Евгению Марковичу Гинзбургу, бизнесмену средней руки, который, несмотря на свое похмельное состояние, даже не попытался скрыться с места происшествия, а наоборот, сделал все, чтобы минимизировать последствия собственной невнимательности. Он выскочил из машины и, не обращая внимания на ее повреждения, поспешил к распластанному на асфальте человеку, на ходу пытаясь выдернуть из кармана куртки мобильный телефон. Подбежав к пострадавшему, он опустился на колени прямо в грязь и попытался аккуратно перевернуть Старика, уткнувшегося окровавленным лицом в грязную жижу, с живота на спину. Перевернув, понял, что начинают сбываться его самые худшие опасения, хотя человек, похоже, дышал. Евгений Маркович осторожно взял Старика за запястье, стал нащупывать пульс и с радостью обнаружил, что пульс есть.
Как всегда бывает, когда человек попадает в полностью безнадежную ситуацию, но ведет себя достойно, фортуна, будто подглядев, не раздумывая, начинает играть на его стороне. Так и случилось.
Мимо проезжала "скорая", и пока Евгений Маркович пытался сообразить, куда позвонить, водитель грузовика уже тащил врача к месту происшествия, скороговоркой объясняя, что произошло. Старика погрузили в машину, и "скорая" уехала. В машине ему вкололи противошоковое, поставили капельницу и обмыли лицо, хотя санитар, проработавший в неотложке десять лет, стазу определил, что пациент не жилец, о чем и сказал врачу.
Врач проработал в два раза больше и поэтому ничего стопроцентно утверждать не собирался. Санитар оказался прав. Действительно, когда они приехали в больницу, переложили Старика на каталку и привезли в приемное отделение, спустившиеся туда двое дежурных врачей констатировали смерть от "травматического шока и полиорганной недостаточности" - выражаясь русским языком, от совокупности травм, несовместимых с жизнью.
Врачи приемного отделения любой городской клинической больницы - люди, которые в своей жизни повидали всякое, и если уж не всё, то такое, что простому обывателю и в страшном сне не приснится. По степени здорового цинизма и хладнокровия с ними не могут сравниться ни биржевые брокеры, ни кассирши по продаже билетов поездов дальнего следования, ни работники жилищно-коммунального хозяйства.
Но бывают в жизни ситуации, хотя правильнее было бы сказать - ситуации в смерти, которые и самых хладнокровных врачей приводят в полную оторопь.
Когда дежурные эскулапы отошли от каталки Ивана Сергеевича на пару шагов в сторону, чтобы оформить надлежащим образом бумаги, позади них раздался глубокий вдох, переходящий в свист. Несмотря на привычный гул голосов, стоящий в приемном отделении, вдох Старика услышали оба врача больницы, медики неотложки и даже охранник, сидящий у входа на стуле. И все обернулись.
На каталке лежал Старик, голубые глаза его внимательно разглядывали стоящих пред ним людей. Выражение глаз было спокойное, строгое и в то же время умиротворенное. Короткие седые волосы на голове, казалось, сами аккуратно зачесались на левую сторону, образуя ровный пробор, пепельная бородка клинышком, обрамлявшая продолговатое, немного лошадиное лицо усиливала безмятежный облик лежащего на каталке человека. Старик приподнялся на локтях, потом рывком сел с разворотом, скинув с каталки худые ноги, погладил ладонью бородку и попросил угостить его сигаретой.
За нехитрыми манипуляциями Старика присутствующие наблюдали молча, как на сеансе коллективного гипноза, и только фраза, вылетевшая из бледных губ сидевшего на каталке человека, явилась звонком, а точнее хлопком, означавшим окончание сеанса. Один из врачей, Сергей Дмитриевич Коновалов - мы с ним еще встретимся позже - достал из халата пачку, вытряхнул сигарету и поднес ее к губам Старика. Санитар Шмаков, похлопывая по карманам куртки, наброшенной на халат, вынул зажигалку и дал пациенту прикурить. Старик сделал несколько глубоких затяжек, потом отставил сигарету и стал глазами искать, куда стряхнуть пепел.
- Да что уж там, стряхивайте на пол, - произнес Сергей Дмитриевич, на что Старик понимающе кивнул в ответ. Он докурил сигарету до конца и опять замешкался, не зная, куда выкинуть окурок. Теперь присутствующие уже хором подсказали ему. Старик бросил бычок на кафельный пол и попросился в туалет. Ему принесли утку и деликатно отвернулись, отслеживая процесс по звуку. Когда тихое журчание прекратилось, врач Коновалов заглянул в протянутую Стариком посуду, где плескалась желтоватая жидкость, и сразу понял, что ни о каком содержании крови в моче пациента не может быть и речи.
Если взглянуть со стороны, то ничего экстраординарного в приемном покое не происходило - человек сидел на каталке, медперсонал стоял вокруг него - если бы не одно обстоятельство - Старик десять минут назад был мертв, мертвее не бывает. Именно это накладывало на происходящее какой-то зловещий отпечаток, сулило продолжение, грозило неприятностями, добавляло театральности, буффонады с элементами триллера. Актеры на сцене приемного покоя понимали нереальность действия, будто заглянули за край неизвестного, непонятного, и непознанное оказалось настолько обыденным, что от этого стало еще страшнее.
Человек - единственное на свете животное, которое может адаптироваться к любой экстремальной ситуации. Ужас через какое-то время перестает быть ужасом и становится повседневностью - он продолжается нескончаемо, а мы живем. Люди быстро привыкают к любым катаклизмам, будь то сварливая теща, нехватка продуктов, землетрясение, извержение вулкана, цунами, холера, война и отрицательный баланс на банковском счету. Столетняя междоусобица Англии и Франции являлась таким же будничным занятием, как завтрак по утрам. Люди рождались во время войны, во время войны умирали, и спроси их про мирное солнце над головой, недоуменно пожали бы плечами. Но, как говорят в армии, танцы танцами, а обед по расписанию.
Поэтому Сергей Дмитриевич Коновалов попросил Старика прилечь на каталку, а сам пошел распорядиться насчет палаты, рентгена, УЗИ и прочих вещей, входящих в перечень обязательных процедур любой больницы.
Старика определили в травматологию, там провели полное обследование и заключили, что больной абсолютно здоров. В истории болезни - как еще обернется - на всякий случай, указали незначительные ушибы и легкое сотрясение мозга. Дежурный врач позвонил главврачу домой, тот выслушал внимательно рассказ, не поверил ни единому слову, хотя голос звонившего был трезв, а может быть именно из-за этого и не поверил, выяснил, что больной чувствует себя прекрасно, ухудшения состояния не наблюдается, и предложил раньше времени не суетиться. А никто и не суетился,
Коновалов предусмотрительно подстраховался.
В понедельник в больницу приехал следователь Деев, полистал историю болезни, удивился, недоверчиво хмыкнул, прошел в палату Старика и убедился - картина, открывшаяся перед ним, в точности соответствовала записи в больничном формуляре.
Но она не укладывалась в один ряд с распространенными повреждениями, которые могли бы быть получены при таком ДТП. Ни разу в жизни он не видел, чтобы человек, попавший под колеса двухтонной металлической махины, спустя сутки как ни в чем не бывало ел кашу, сидя на стуле у окна.
Старик на вопросы следователя толком не ответил, так как вчерашних событий не помнил, подтвердил лишь, что чувствует себя прекрасно, хотя несколько неуютно, расписался в показаниях, отошел к окну и снова взял в руки ложку. На обратной дороге следователь заехал в Госавтоинспекцию и еще раз внимательно перечитал протокол показаний водителей джипа и грузовика. За ужином Деев рассказал жене удивительную историю, случившуюся со Стариком, участником которой он поневоле являлся.
Жена внимательно слушала Деева, поддакивала, а внутри кипела - муж вышел из доверия лет десять назад и обратно не вернулся, - прикидывала, где он мог быть сегодня с утра - у заразы Светки в Измайлове или у паскуды Ирки в Текстильщиках.
Когда Деев закончил изложение, она вздохнула, промолвила: "Чудеса" и начала убирать со стола.
Старика же продержали в больнице три дня и потом выписали. В палате Ивана Сергеевича навестили родственники - второй сын Кузьма с сыном, третий сын Егор с внуком, - привезли немного денег, сок, фрукты, чистую одежду, чтобы деду было в чем покидать больничные пенаты; приезжал проведать его и Евгений Маркович Гинзбург, сначала не поверивший своим глазам. Уж кто-кто, а он-то близко видел Старика не в лучшем виде и уже не надеялся выбраться из воскресного переплета без значительных потерь, и не только финансовых, но и похуже. Как говорится, нет трупа - нет убийства.
Одно дело, когда на тебе висит мертвец, пусть и по неосторожности, недомыслию (черт бы побрал субботний корпоратив у приятеля), другое дело - труп жив, при этом улыбается, претензий не имеет, да еще желает тебе доброго здоровья и успехов в работе.
Весь вечер перед посещением потерпевшего Евгений Маркович читал "Колымские рассказы" Шаламова, пытаясь проникнуться лагерной атмосферой, ее вкусом и запахом в свете возможных отрицательных перемен в его жизни. С тех пор много воды утекло, да и Колыма преобразилась, старые бараки развалились, на смену им пришли новые, порядки стали другие, сколько властей поменялось, но другой тюремной книжки в доме Евгения Марковича не нашлось.
А сейчас Гинзбургу хотелось петь, но ни одна приличная мелодия в голову не лезла, а постоянно крутилась на разные лады фраза: "А был ли мальчик? Был ли дедушка?"
Он так обрадовался, что предложил Старику деньги в качестве компенсации за доставленные хлопоты; тот поначалу отказался, но Евгений Макович настаивал, уговаривал, даже пустил слезу и показал фотографию жены. Старик согласился.
Лучше бы он этого не делал, лучше бы не брал зеленые купюры, пять по сто, лучше бы отказался, проявил твердость. Потому что именно заокеанские пятьсот монет стали причиной третьего печального пируэта в судьбе Старика.
Читателю может показаться, что Старик был личностью незначительной, малоинтересной,
но загляните в потаенные уголки вашего сознания, приоткройте дверцу в свои кладовые да спросите с пристрастием - а что вы из себя представляете? И окажется, что ответы будут обескураживающие, если, конечно, не врать. Что-что, а приврать мы любим. Зайдите в любой книжный магазин, и вы увидите целую полку с мемуарами различных известных деятелей, бескорыстно спаливших свою жизнь во славу отечества. Такого количества лжи о себе, о своих коллегах, о своем месте в истории, да и об истории в целом вы не найдете нигде. Память - единственная дама, которая танцует с вами в старости, потому как другим дамам вы совершенно не интересны, за исключением малоизученной особи женского пола с косой, которая, как известно, танцует всех. Пригласит эта особь, в конце концов, на белый танец, и нам не известен такой неучтивый кавалер, который сумел бы отвертеться от последнего tour de valse .
Если же вы поймаете одинокий взгляд, обращенный в вашу сторону, то не увидите в нем ни восхищения, ни, упаси Боже, вожделения, а всего лишь удивление, означающее, что вас давно сбросили со счетов, вычеркнули из списка, похоронили, всплакнули и помянули, а вы непостижимым образом проскочили, задержавшись в очереди за обезжиренным кефиром.
Тогда что вы хотите от человека преклонного возраста, для которого будущее равнозначно завтрашнему дню, а от зимы до весны такое же расстояние, как у первоклассника до выпускного бала, до которого, если доживешь, уже счастье, независимо от оценок.
Дотошные журналисты долго искали одноклассников Старика, не находили по понятным причинам (мы бы их назвали причинами естественной убыли), пока не раскопали одного, который все еще оставался по эту сторону кладбищенской ограды. Им оказался ведущий конструктор закрытого КБ, работающего на военных, орденоносец, лауреат, заваливший корреспондентов цифрами, значениями, выкладками, помнив их блестяще. Но как только речь заходила о его школе и Старике, отвечал бодро, но путался в туманном прошлом, называя одноклассника то Иваном, то Петром, а то и Васяткой. Проку от таких воспоминаний, что кот наплакал. А что может кот "наплакать", вы знаете и без нашей подсказки.
История цепляется за современников, как ей без них, ведь они выдумывают о своем времени такие небылицы в назидание потомкам, пишут по холсту такими расплывчатыми крупными мазками, что позавидовал бы Врубель. Чем дальше от войны, тем больше героев. Кого ни спроси о прошлом, обязательно скажет с глубокомысленным видом, что времена были если не героические, то тяжелые. И пупок свой надорванный покажет, завернув рубаху к шее, а поинтересуйся, сколько в его юности стоила булка с изюмом, так спутает с ценой на презерватив.
Один из врачей клинической больницы, констатировавших смерть Старика, Сергей Дмитриевич Коновалов в субботу был приглашен на день рождения своего приятеля.
Коновалов не любил бывать в компаниях, состоящих не из врачей, а знакомый, отмечавший тридцатилетие, работал в области, далекой от медицины. В таких случаях Сергей Дмитриевич обычно долго раздумывал, пойти или не пойти. Как всегда, в нем боролось желание развеяться, побалагурить, да и выпить - не от нечего делать, а по поводу; с другой стороны, он ненавидел докучливые вопросы, которые всегда возникали на втором часу веселья: "А расскажите нам что-нибудь диковинное из вашей практики".
Курьезов действительно хватало. На этой неделе, например, в сопровождении плачущей жены в сером платке привезли из собственной квартиры мужчину с переломом черепа и ожогом паховой области. Сочетание столь несочетаемых повреждений может привести в недоумение любого неискушенного человека, но только не врача приемного покоя больницы. Как рассказала потрясенная жена, их сын пришел из школы в куртке, вымазанной синей масляной краской. Где уж он нашел свежевыкрашенную дверь, стену или забор, остается неизвестным, но рачительная хозяйка, переживая за испорченную вещь, тут же налила из канистры мужа поллитра бензина и тщательно оттерла им пятно. Остатки жидкости вылила в унитаз, позабыв по запарке спустить воду. Тут как раз вернулся муж с работы и заперся в туалете. Сидя на белоснежном фаянсе, он прикурил сигарету, используя, по обыкновению, большой коробок спичек, лежащий на стиральной машине, а спичку привычным жестом бросил в воду, на поверхности которой плавало немалое количество горючей жидкости в синеватых разводах. Бензин полыхнул, окатив нестерпимой болью то, что мы называем главным хозяйством у мужчины. Несчастный супруг резко вскочил и ударился темечком об угол лилового шкафчика со всякой всячиной, висевшего чуть выше на задней стенке.
Передавая подробности бытовой травмы с ожогом, плачущая жена постоянно причитала речитативом, подвывая и кланяясь, и от этого становилась похожа на перезрелую рэпершу с потекшей от жары косметикой, выступающую в задрипанном сельском клубе на день мелиоратора за полмешка картошки.
- Сколько раз я ему говорила: "Перевесь Петя шкафчик повыше как бы беды не случилось перевесь родной касатик мой шкафчик он все потом да потом да погоди мать еще не время вот и все милый мой касатик Петенька доперевесились "
Причем, судя по следующему куплету - мы его повторять дословно не будем, - больше всего супругу заботила травма в нижней части мужнего тела, которую она ласково называла "яиченьки", склоняя в разных падежах, меняя окончания и приставки, добавляя ласкательно-оральные прилагательные такой изощренности, какие в приличном обществе вслух не произносят.
В этот раз Сергей Дмитриевич, не раздумывая, решил пойти на день рождения. Ему хотелось поделиться с кем-нибудь подробностями воскресного квипрокво, когда то ли живого приняли за покойника, то ли покойник не успел впрыгнуть на подножку уходящего в никуда состава, потребовав в небесной канцелярии отсрочки до следующего по расписанию поезда.
Коновалов пытался обсудить необычный случай из практики с коллегами по работе, прежде всего с напарником, дежурившим с ним в то утро. Но тот сразу после чудесного воскрешения Старика прошел в кабинет, выпил полстакана неразбавленного спирта, отказался говорить на любую тему, кроме погоды, отпросился с работы и с тех пор не подавал признаков жизни, не отвечая даже на звонки по телефону.
Коллеги, слушая сбивчивый рассказ Коновалова, махали на него рукой, прерывая
на самом волнительном месте, когда Сергей Дмитриевич делал паузу, чтобы перейти к кульминации. Твердили, будто сговорившись: " Брось, Сережа, не болтай, чепухи, этого не может быть. Как пить дать, ребята с неотложки чего-то напутали".
Один лишь старый работник морга, Яков Карлович, к которому врач обратился как к авторитету в области жизни и смерти, выслушал Коновалова до конца и на глупый вопрос: " Как такое может быть?" печально изрек, почесывая переносицу: " Все может быть. Тем более то, чего раньше не было". Потом посмотрел куда-то в сторону, в направлении стены, выложенной белым кафелем, будто вспоминал случай из собственной практики, и добавил, как отрезал: "Забудь".
Но как такое можно забыть, как можно вычеркнуть событие, потрясшее его до глубины души, Сергей Дмитриевич понять не мог. Он специально попросил разрешения сфотографироваться со Стариком на память перед выпиской последнего из больницы, потому что каждой клеточкой своего организма чувствовал, что со Стариком связана какая-то тайна, которая, быть может, перевернет его жизнь.
Придя на день рождения, Сергей Дмитриевич увидел те же лица, что и год назад, исключение составляла милая девушка, которую представили Коновалову как журналистку по имени Катя, пишущую для нескольких сетевых журналов.
Вот с ней-то и решил Сергей Дмитриевич поделиться своими сомнениями, так сказать, вынуть занозу из души, тем более, что Катя посматривала на врача с интересом.
Интерес объяснялся проще некуда. Человек, лишивший Катерину невинности, был врач- терапевт из районной поликлиники, вызванный на дом не по поводу простуды, а из-за нежелания Кати в тот день идти на занятия в институт. Врач послушал несуществующие хрипы в легких, нежно взял симулянтку за руку и повел за собой в порочный мир секса, к большому удовольствию особы, пожелавшей получить липовый бюллетень. Так они и пропутешествовали в краю взаимных утех почти полгода, пока на смену врачу не пришел художник-иллюстратор детских сказок, и Катя с радостью скинула наряд медсестры и белые чулки, надев красный пикантный фартук и высокие кожаные сапоги-ботфорты, олицетворяя собой сразу двух персонажей из сказок Шарля Перро. Художник был поклонником нетрадиционного секса, поэтому вскоре к фартуку и сапогам добавились плетка, наручники и другие причиндалы соответствующего характера. Домины из Катерины не получилось, ей больше нравилась роль рабыни. Художник был отправлен в отставку, его место занял то ли секретарь, то ли референт крупного столичного чиновника, который с садистским удовольствием хлестал Катю, таким образом компенсируя унижения, что терпел от вышестоящего начальника.
Но первая любовь не ржавеет, а застарелые болячки всегда напоминают о себе. Заходя в аптеку или в иное медицинское учреждение, Катерина испытывала легкое воодушевление, сравнимое с головокружением от первой затяжки после длительного перерыва. Иногда во сне она видела незнакомого мужчину в халате с длинным, метра полтора, фонендоскопом в руках, он приближался к Катерине, рывком сдергивал с нее одежду, но окончания сна досмотреть не удавалось ни разу.
Когда официальная часть дня рождения закончилась, гости наконец-то наелись, встали из-за стола и разбрелись по квартире, образуя группы по интересам, Коновалов прошел на кухню и увидел там Екатерину, которая курила, сосредоточенно рассматривая забавные магнитные картинки на холодильнике. Хмурое лицо Кати резко контрастировало с немного фривольными нашлепками, которые она, казалось, изучала. Девушка затягивалась сигаретой, выпускала дым и наклонялась к холодильнику, чтобы получше рассмотреть переплетенные выпуклые тела. Коновалов стоял в дверях и боялся шелохнуться, так ему нравилась кухонная картина с курящей девушкой. Любое событие, герои которого вас не видят и, погруженные в собственные мысли, не подозревают о вашем интересе к ним, предполагает некую интимность, вторгаться в которую порой так же бестактно, как и подсматривать, сидя в кустах, за юной купальщицей, чье обнаженное тело мелькает в брызгах воды.
Сергей Дмитриевич кашлянул. Катерина повернула к нему голову, легкая досада, промелькнувшая у нее на лице, быстро сменилась странной заинтересованностью.
- Так вы врач?- спросила Екатерина.
- Увы,- разведя руками, с некоторым смущением ответил Коновалов.
- А почему "увы"? Жалеете, что стали врачом?
- Нет, просто предполагаю, какой будет следующий вопрос.
- И какой же?
- О специализации, он обычно идет вторым.
- Знаете,- как-то даже устало выдохнула Катя, - я пришла сюда, на день рождения, отдохнуть, поесть и выпить, провести по возможности приятно вечер, а не на консультацию со специалистом. И потом, я не жалуюсь на здоровье, даже если бы у меня с ним было не все в порядке, беседовать об этом с кем бы то ни было после пяти рюмок вина я не собираюсь. Вы, надеюсь, не психиатр? - Катя поймала саму себя на втором вопросе и засмеялась.
Сергей Дмитриевич, отрицательно качая головой, тоже засмеялся, а, засмеявшись, вдруг решил, что лучшей кандидатуры, чтобы поговорить о Старике, не найти.
Врач предложил Кате послушать историю, свидетелем и участником которой он был на прошлой неделе. Поначалу девушка внимала сбивчивому рассказу Сергея несколько рассеянно, больше обращая внимание на лицо говорившего, чем на слова, им произносимые. Постепенно история ее заинтересовала. Катерина присела, достала из сумочки диктофон, блокнот и ручку - с ними она не расставалась никогда. Они сидели на кухне, по разные стороны небольшого стола, Коновалов рассказывал, Катя внимательно слушала его, включив при этом диктофон и делая пометки в небольшой блокнотик.
Когда врач дошел в повествовании до полного обследования Старика, Катерина поинтересовалась, что в него входит.
- Во-первых, провели пальпацию, перкуссию и аускультацию, - привычно стал перебирать медицинские термины Коновалов.
При этих словах Екатерина даже вздрогнула. Ей на секунду показалось, что врач рассказывает про мастурбацию, перверсию и асфиксию, так знакомые девушке по ее досугу. Она даже повторила про себя "перкуссия", представляя доктора, покусывающего Катерину за попку.
- А что такое пальпация, перкуссия и аускультация?- Катя не отказала себе в удовольствии повторить, покатать на языке, как камешек, понравившиеся ей слова.
- Ничего особенного, просто пощупали, постучали, послушали.
- И что в итоге?
- Здоров оказался, аки младенец, если такое вообще можно сказать про 88-летнего старика.
Коновалов полез в карман и в качестве доказательства показал фотографию, где они были запечатлены вместе со Стариком на фоне больничной стены.
- Знаете, а ведь он похож на Макса фон Сюдова,- рассматривая фото, обнаружила девушка.
- Вас ист даст Макс фон Сюдов?- поинтересовался Сергей Дмитриевич
- Вы что, Бергмана не смотрели?
- А кто такой Бергман?
Катя существовала в окружении сплетен, слухов, журналистских расследований, виртуальных склочных ссор по мелочам, иначе говоря - в продвинутой среде, можно сказать, на том обитаемом острове, где имя Бергмана либо почитаемо, либо оплевано, но не знать его было вершиной, точнее, глубокой впадиной редкой дремучести.
А что в этом такого, если задуматься?
Недавние опросы показали - подавляющее большинство населения нашей страны поддерживает учение Коперника, полагая, что Земля вращается вокруг Солнца. Меньшинство же, считающее наоборот, тем не менее, составляет немалую толику, и это в процентах. А если уж считать по головам, то получается нехилое стадо, и совсем не баранов. Может, им нет до этого дела, как и Шерлоку Холмсу? Посмотрите на Солнце и почувствуйте, какое оно огромное. Чего нельзя сказать о Бергмане, который то ли премьер Израиля, то ли нефтяной олигарх, то ли знакомый стоматолог подруги вашей сестры. И что самое смешное, люди живут, не зная о нем, и вполне себе счастливы, решая другие мудреные задачи, от бытовых до глобальных, от ничтожных, как клоп, до громадных, величиной с Эверест.
Ах, он Бергмана не смотрел, ах он Макса фон Сюдова не знает!
Люди варятся в своем соку и в соку своего окружения. Соответственно, нет ничего удивительного в том, что каждый мыслит категориями своей группы, своего вида, подвида, племени, стада, тусовки, и чаще всего референтные группы не пересекаются и не скрещиваются в буквальном смысле этого слова. Не без исключений, конечно. Бывает, на соседних креслах в Малом зале консерватории волею судьбы или случая оказываются представители неизвестных друг другу групп населения, но все же и тут присутствует некий взаимный интерес. Например, любовь к музыке Альфреда Шнитке. Да и то, замолкли скрипки, уснули виолончели, гобой присвистнул и сник, погас свет - и бывшие соседи разошлись опять по своим местам обитания, кто куда, кто в высотку в центре Москвы, а кто и в хибару на окраине. Переход из одной группы в другую, подъем по лестнице признания иногда занимают года, да что года - десятилетия, и сопровождаются порой полной сменой мировоззрения, эстетических вкусов и этических норм, ну и всем, что там бежит рядом с такими изменениями.
Иногда случаются казусы.
Бедняк получает наследство внезапно почившей тетушки или выигрывает в лотерею умопомрачительную сумму, Золушка, незатейливая, без меркантильных соображений выходит замуж за Принца, проститутка разом завязывает с блядской профессией, влюбившись в очкарика-математика, который не обещает ей златые горы, но клянется в любви до гроба. Горького пьяницу находит около ступенек пивного павильона и выводит в люди шикарная с виду и несчастная в личной жизни бизнес-вумен с огромным счетом в банке и необъятным добрым сердцем.
Этот путь, названный в народе "из грязи в князи", оставим безумным сценаристам и любителям мелодрам с детективным уклоном. Оставим им и обратный путь, когда летящий с верхней ступени социальной горки прямиком попадает в лужу под забором с надписью "Прохода нет" (там вдобавок написано по злую собаку и что-то из трех букв), а то еще и в места куда похуже.
Народ любит такое кино. И чем сильнее амплитуды жизни на экране, тем мощнее тишина в зале, кажется, пролети муха - и зал взорвется, даже хруст попкорна не слышен в эти секунды.
Но, выйдя на свет из темноты городского кинозала, скажем себе честно - внезапно свалившееся наследство в обычной жизни проедают, пропивают, проматывают с такой скоростью, что позавидовал бы гепард.
Проститутка, исчерпав запасы праведных помыслов, не по зову плоти, а устав от борьбы за обычный бутерброд с красной рыбой и приличный кофе по утрам, возвращается обратно на панель, плюнув в очки курчавому математику, который так и не понял, что любовь - лишь довесок к благополучию.
А успешная женщина будет холить и лелеять найденного непризнанного гения до первого его запоя, когда он вернется в привычное и комфортное для него состояние.
Она получит несколько оплеух, иногда переходящих в кровавый мордобой с битьем всего, что попадется под руку, и если потеряет некоторую сумму денег и веру в преображение мужчины из бомжа в святого, из сельпо в пальто, то, считай, останется при своих. Вот такие кульбиты бывают в жизни.
Именно в тот момент, когда вы встречаете человека, думающего иначе, которому черный квадрат Казимира Малевича кажется не просто мазней и глупым эпатажем, а видится белой бесконечностью, заключенной в белый же овал, вы приходите в некоторую оторопь.
А иногда и не в некоторую, недоумевая, как ваш визави не замечает даже не фактов, а просто очевидных вещей, написанных красивым почерком на бумаге.
Поэтому кому какое дело до того, что один хмурый швед, говорят, режиссер по фамилии Бергман, любил снимать в своих фильмах другого неулыбчивого шведа, говорят, актера с шикарной фамилией фон Сюдов.
- Вы знаете такого?
- Нет.
- И я не знаю. Ну и черт с ним. Жизнь продолжается.
.
Катерина зажмурилась от удовольствия, представляя, какой путь всестороннего, полного сладостных неожиданностей, всеобъемлющего обучения им придется пройти. Какие красоты, и не только свои, но всего мира, ей посчастливится открыть перед изумленным взором неискушенного (ни в сексе, как она предполагала, ни в Бергмане с Максом фон Сюдовым, как она уже знала) Сергея Дмитриевича. А в том, что путь этот они пройдут вместе, рука об руку, Катя не сомневалась ни капельки. Мысли, приходящие в голову женщины, не дешифруются, не поддаются правилам и анализу, поэтому проще бросить анализировать, чем вникать. Она попросила фото Старика, заодно выведала номер телефона Коновалова, всучив взамен свой, обещая разузнать об этой истории по своим каналам, которые не уточнила, загадочно улыбаясь. На том и расстались.
На следующий день дела и заботы закрутили Катерину в привычном водовороте, и неизвестно, выползла бы непонятная катавасия наружу, если бы со Стариком не произошло третье удивительное происшествие.
В субботу вечером, когда происходило знакомство Коновалова с Екатериной, Старик сидел у окна на кухне и попивал чаек, обычный, из пакетика. Задумывался ли он о тех странностях, что стали с ним происходить? Безусловно. Пытался ли он найти им объяснение? Вряд ли.
Дело в том, что он ничего не помнил с момента потери сознания до первого судорожного вдоха. Не было ни туннелей, ни радужного мерцания впереди, ни ангелов, ни проникновенных голосов, ни всей прочей дребедени, что кочует из фильма в фильм, из передачи в передачу, в которых обычно выступают с воспоминаниями совершенно невразумительные экспонаты неопределенного возраста. Он думал о том, что в понедельник ему надо будет сходить в обменный пункт валюты, находящийся в помещении ломбарда, в доме за номером 18, и поменять пятьсот долларов, полученные от бизнесмена Гинзбурга, на эквивалентную сумму в рублях. И спроси его кто-нибудь, зачем он хотел это сделать, Старик бы не ответил. Скорее всего, по привычке, но уж точно не из недоверия к иностранным дензнакам. Куда он потратит деньги и потратит ли их вообще, Старик не прикидывал. Он не откладывал на черный день с тех пор, как двадцать лет назад похоронил жену. Он считал, и имел на то основания, что в случае его смерти сыновья как-нибудь разберутся с печальными хлопотами и ритуальными тратами без его паршивых гробовых.
Как-то на очередной встрече с отпрысками в полном составе один из сыновей деликатно спросил его о пожеланиях на случай кончины. Старик не обиделся, считая данный вопрос правомерным, и ответил: " Не хочу, чтобы мое тело обгладывали черви. Вы меня кремируйте, а урну закопайте в могилу матери, в ногах",- решив, что так будет экономнее, да и забот меньше. Всех своих близких и неблизких родственников, шедших по жизни впереди него и рядом, Старик уже похоронил, проводил в последний путь многочисленных друзей, знакомых, коллег по работе и потерял всякое уважение к похоронам как к ритуалу. Ему нравились рациональные японцы, которые в 19 веке отказались от погребения трупов в пользу сожжения. И правильно сделали, им и так жить негде, это вам не Россия с ее просторами, где можно закопать все население планеты, не стесняя пока еще живущих, выделив каждому иноземному усопшему надел с оградой и калиткой с алюминиевой проволочкой вместо замка. По его разумению, тело умершего человека являлось таким же отходом жизнедеятельности, что и ненужный пакет из-под ряженки. И если его из уважения к прошлым заслугам не пускают на переработку, то уж место оно должно занимать по минимуму. Однажды он узнал, что меркантильные американцы в начале прошлого века поставили вывоз египетских мумий на поток, перевозя их через океан кораблями, чтобы сделать из засохших африканских аборигенов бумагу, похоронные принадлежности и удобрения. Он не был шокирован варварскими действиями заокеанских акул капитализма, которые и из свиньи выжмут все, кроме поросячьего визга, посчитав такой подход еще более рациональным, чем у японцев, ведь если душа бессмертна, то чего же тогда заботиться о бренной оболочке. А если души нет, на все остальное можно и наплевать. Но сам на могилу жены ходил регулярно, приносил цветы, прибирая снег или опавшую листву, в зависимости от сезона.
В понедельник, сразу после завтрака, Старик поспешил в ломбард, намереваясь придти минут через десять после открытия, именно в помещении ломбарда притулился в углу обменный пункт. Зайдя внутрь, Старик поздоровался с единственной продавщицей, она же приемщица, и с удивлением обнаружил, что пункт обмена валюты закрыт.
Он уже повернулся к выходу, чтобы попросить разъяснений у занятой раскладкой товара девушки, как в помещение ломбарда ворвались трое грабителей, один с ходу выстрелил в продавщицу, другой ударил Старика рукояткой пистолета по голове и всадил в упавшее тело две пули в грудь и живот. Один из налетчиков остался у дверей, двое других пробежали в подсобку, где в это время хозяин доставал из сейфа ювелирные украшения, убили его и начали быстро потрошить содержимое металлического резервуара.
Завершив свое грязное дело, один из бандитов заметил, что Старик, лежащий у входа, пошевелился, налетчик подбежал к телу, остановился и прицельно выстрелил в голову.
Грабители вывалились наружу, при выходе сбив женщину, выгуливающую собаку, сели в грязную иномарку и смылись, оставив после себя три трупа и перепуганную тетку с лающей таксой. Она-то, тетка, не такса, разумеется, и вызвала милицию, позвонила в скорую помощь, не забыв уведомить племянника, который работал на одном из федеральных телеканалов, так любящих показывать криминальную хронику в начале новостей и пушистых обитателей зоопарка, внушающих оптимизм, в конце. Первой на место происшествия прибыла милиция, за ними телевизионщики, последними приехали медики, которые всегда опаздывают, ссылаясь на столичные пробки, будто все остальные по воздуху летают. Дерзкий налет на ломбард с огнестрелом вызвал нешуточную реакцию в руководстве столичной милиции, и на место происшествия поспешили высокие чины
Чем больше народа, тем меньше порядка, именно в такой суете есть все шансы половить рыбку в мутной воде, чем телевизионщики и воспользовались, благо хозяйка таксы находилась тут же, еще не опрошенная милицией, и можно было успеть собрать информацию, не пропущенную через фильтр сурового милицейского протокола. Женщина рассказала практически в режиме онлайн об ужасном зрелище, которое предстало перед ее очами при входе в обитель скупки, залога и продажи.
Около входа лежал бездыханный Старик, его тело она рассмотрела вплоть до мельчайших подробностей, включая не только бирку с названием фирмы, изготовившей серо-зеленую куртку, но и маленькую родинку на правой щеке покойного.
Несколько путаный рассказ хозяйки таксы умело направлял в нужное русло вопросами молодой корреспондент. Репортер, пытающий тетку, стоял напротив оператора, спиной к ломбарду, в то время как из него начали выносить труп Старика. Оператор заметил руку, свесившуюся с носилок, болтающуюся в такт движению, навел на нее камеру, подумав, что из этого может получиться отличная картинка, завершающая сюжет.
Увеличивая руку в кадре до максимально большого размера, он вдруг увидел в глазке аппаратуры, что рука дернулась в другую сторону и судорожно сжалась в кулак.
"Постойте, да он живой!", - крикнул оператор санитарам, не переставая снимать.
Возглас оператора прозвучал неестественно резко в гомоне голосов, как гудок товарняка, предупреждающий пассажиров, стоящих на перроне. Носилки остановились, к ним подбежал один из следователей и откинул с головы трупа простыню. На него смотрели широко открытые, несколько удивленные голубые глаза Старика, которые будто спрашивали окружающих - по какому поводу здесь такая толчея и суета? Старик пытался что-то сказать, но у него не получалось, лишь только свист вырывался из окровавленных губ.
"В больницу, живо!",- сказал следователь, резко махнув рукой, видимо, по направлению к одному ему известной больнице, потому что "скорая", в чрево которой запихнули Старика, поехала в совершенно другую сторону. И все эти события крупным планом снял оператор.
Выпускающему редактору так понравился сюжет, его последовательное пиано, форте, фортиссимо и завершающий взмах милицейской руки, как у дирижера, что он дал ролик в эфир дневных новостей практически без купюр.
Дальше события покатились, как неуправляемый состав с горы, постепенно набирая обороты, не отвечая на крики отошедшего не вовремя в кусты машиниста, не обращая внимания на многочисленные попытки других поездных бригад, их начальников, начальников их начальников, начальников всех начальников, главного стрелочника и кондуктора всея Руси остановить его или хотя бы замедлить скорость поезда, словно издеваясь над неумелыми действиями руководителей железной дороги..
А что власть? Обыватели наивно думают, что там собрались самые умные люди, самые лучшие представители отечества. Как бы не так. Умные люди занимаются своим делом, кто хореографией, кто нумизматикой, и так далее, понимая, что жизнь коротка, а на утоление запредельных амбиций никакой власти не хватит, и жизни, кстати, тоже.
Катерина, теперь уже пора назвать ее фамилию - Хромова, сидела в это время дома, писала статью, заказанную одним журналом, одновременно следя краем глаза за тем, что показывали по телевизору.
Это убеленным сединами и наградами маститым писателям нужна тишина для творчества, их раздражают крики внуков, скрип калитки на участке загородного дома, шум изредка проезжающей машины. Им нужны нежные трели соловья, напоминающие звук лиры, стук копыт прискакавшего Пегаса да благоговейный шепот жены из-за двери: "Ты занят?"
- Пишу,- крикнет он в ответ, поморщившись в пустоту кабинета, потому что застарелая язва напомнила о себе неожиданной болью. Кого в данном случае считать язвой, болезнь или жену, пусть каждый решает сам, соответственно своим представлениям о роли семейных уз в литературе.
А всегда голодному до жизни здоровому организму плевать на всевозможные неудобства, отвлекающие шумы и громкие звуки, на орущий телевизор, на работающих за окном укладчиков асфальта, потому что его главное и неоспоримое преимущество перед остальным миром - молодость, которая гениальна априори. Даже если она и бездарна - такое тоже случается, - то все равно молодость положит тебе, лауреату, на могилку цветы и, печально вздохнув, побежит дальше строчить свою незрелую галиматью, вдыхая запах завтрашнего дня. Это она, молодость, пробегает мимо тебя с книжкой по эскалатору, обдавая свежим дыханием весны, это она улыбается тебе с фотографий и плакатов, показывая два ряда зубов, заметим - своих, не вставных, в то время как ты домучиваешь, злясь и проклиная рутинную работу, свой последний том в собрании сочинений. Это она заносит все новые номера на разбухшую, как майская почка, телефонную симку, не замечая старческой руки, которая открыла записную книжку, чтобы вычеркнуть еще одну, ненужную уже, фамилию
Катерина Хромова как раз находилась в том счастливом возрасте, когда сено пахнет любовью, вино не отдает пробкой, а желания всегда превышают возможности, и если холодильник пуст, так что ж с того, отрежем краюху черненького, кинем на нее щепотку соли да польем сверху подсолнечным маслицем - и в рот. Вот и сыты.
Катерина стучала по клавиатуре, телевизор показывал новости. Она встала и пошла на кухню включить чайник, заодно отрезала бутерброд, положив толстый кусок докторской колбасы на тончайший ломтик хлеба, вернулась в комнату, да так и застыла в дверях с куском во рту. С экрана телевизора на нее смотрело лицо Старика, так похожего на артиста Макса фон Сюдова. Лицо, волосы на голове, губы, щеки были вымазаны, как краской, кровью, но пронзительный взгляд голубых глаз не оставлял сомнений, что это именно тот человек, о котором ей рассказывал Коновалов. Катя полезла в стол, покопавшись, нашла фотографию доктора вместе со Стариком и убедилась, что стоящий рядом с Коноваловым дедушка и человек, только что показанный по телевизору, - одно лицо. Она достала диктофон, прокрутила записи, разыскала нужную и стала слушать по новой рассказ приятного доктора, с которым ее познакомили на дне рожденья. Прослушала и задумалась. Потом все-таки решила дописать статью, но буквы плясали, мысль убегала, а перед глазами стояло лицо Старика. Она решила позвонить Коновалову.
- Привет, это Катя. Хромова, ну та, с дня рожденья.
- Салют,- несколько обескуражено ответил Сергей Дмитриевич. Катя ему понравилась, можно сказать, даже очень, но он не ожидал, что она ему так быстро позвонит, да и позвонит ли вообще. Он предполагал выждать недельку со дня юбилея и позвонить девушке.
- Слушайте, я забыла. Мы на ты или на вы?- Катерина привыкла сразу брать быка за рога, по правде сказать, не только быка и не только за рога.
- Как тебе будет удобнее,- сразу определив характер отношений, ответил Коновалов.
- Сергей, ты мне рассказывал о Старике, попавшем к вам больницу...
- Да, а что, что-то прояснилось?
- Скорее, еще больше запуталось,- Катя уже выстроила свое дальнейшее поведение в свете последних событий, - Ты дома или на работе?
- Сегодня с суток, с дежурства, недавно пришел.
- Можешь взять все данные на твоего питомца и приехать сейчас ко мне?- в ожидании ответа Катерина в нетерпении даже встала на цыпочки
- Могу,- Сергей колебался, - только я полусонный, устал, ночь выдалась бурная.
- Это не беда, главное, по дороге не засни.- Катя продиктовала Коновалову адрес, объяснила, как доехать, и почему-то заулыбалась, хотя, положа руку на сердце, почему бы молодой женщине не улыбаться в ожидании молодого человека, приглашенного в гости.
Скорее стараясь занять себя каким-нибудь делом, чем желанием произвести впечатление, Катерина переоделась, немного прибралась в комнате, одновременно щелкая пультом телевизора в надежде зацепить еще одни новости на другом канале, но, как назло, ничего не попадалось. Она полезла в Интернет, полистала новостную ленту и нашла упоминание об ограблении ломбарда, но никакими особыми подробностями сухая строка информационного портала не располагала. А на странице канала, показавшего Старика, новости еще не выложили.
Сергей пришел с цветами, с тремя багровыми розами (ларек был по пути) и пакетом, в котором были яблоки, французская длинная витая булка, сыр и бутылка красного вина не из дешевых. Катя цветам не удивилась - ей часто дарили различные букеты, даже полевые, но обрадовалась, про себя отметив, что доктор галантен и, по-видимому, не жлоб. Жлобство Катерина считала восьмым смертным грехом, по крайней мере, среди мужчин. Даже как-то поспорила со своей подругой, утверждавшей, что не надо приумножать сущности, если уже есть алчность.
- Как ты не понимаешь,- кричала в запале Катя, - это совсем разные вещи! Алчность - желание приобретения, неважно чего - денег, власти, книг, шмоток, открыток... А жлобство... Жлобство - отсутствие полета души в самом мерзком его проявлении. Алчный человек за три копейки удавится, а жлоб для себя и самолет купит, зато тебе паршивый цветок без обертки не подарит, даже не потому, что жалко, а потому что считает, что ты его еще не заслужила, да и дарить незачем. Вот ночью попользует тебя, может, утром и набьет продуктами холодильник, да и то потому, что тоже жрать их рассчитывает. Видела я таких, и неоднократно!
- Открытки - это уже коллекционирование, - вяло возразила подруга.
- Коллекционирование - не одна из форм алчности. Думаешь, Плюшкин был жадный? нет, он - классический тип коллекционера, которому просто было все равно, что собирать, эдакий коллекционер с бессистемным подходом, что ларец с драгоценностями, что сундук с тряпьем.
Подруга, загнанная в угол бесспорными доводами, в конце концов согласилась с Катей.
Сергей выглядел немного усталым, хотя и пытался хорохориться, привез все данные на Старика, копию истории болезни, которую сделал заранее, будто предчувствовал развитие событий, предупредив, что нарушает закон, но чрезвычайные обстоятельства заставляют его поступать таким образом.
Катерина рассказала ему про новости, про залитого кровью Старика, вычислив из информационного сообщения, что тот, кто получил три пули на входе в ломбард и остался жив, как раз им и является.
Теперь они уже на пару полезли во Всемирную паутину и обнаружили, что ролик с новостями канал уже выложил. Сергей хотел его тут же посмотреть, но в Кате проснулся профессионал, и она решила без промедления скачать новости на ноутбук. И, как оказалось, не зря, потому что ровно через две минуты после скачивания страница с новостями повисла, а после перезагрузки ролик исчез, будто корова языком слизнула.
Пока молодые люди смотрели новости, пока несколько раз прокрутили эпизод со Стариком, убедившись еще раз, что с ним происходят странные вещи и, похоже, он не только под колесами не гибнет, но его и пуля не берет, прошло минут десять. Катя снова залезла на страницу канала и увидела, что ролик вновь появился.
Появиться-то он появился, да по непонятной причине сюжет об ограблении ломбарда из него как ветром сдуло. И вот тут уже было о чем призадуматься.
Произойди такое событие во вторник, на него обязательно обратили бы внимание, но сюжет о Старике вырезали из новостей в понедельник днем, да к тому же именно в этот день западный альянс принял решение о бомбардировке Ливии, точнее, той ее части, что контролировалась войсками полковника Каддафи. Работники новостных агентств внимательно следили за событиями, которые разворачивались в Европе. Все ждали итоговой пресс-конференции президента Франции, поэтому на пропажу из новостей сюжета со Стариком мало кто обратил внимание, да, видимо, вообще никто и не обратил. Так всегда происходит в жизни - мы оборачиваемся на плач карапуза в песочнице, в то время как в другом конце двора сухонькая старушка в брезентовом плаще сползает по стене дома, схватившись за сердце. Малыш лишь открывает мир, и сегодня сам с удивлением обнаружил еще один рычаг воздействия на свою мать. Проходящий мимо студент снимет истерику карапуза на мобильный телефон, вечером выложит в сеть, сопроводив видео проникновенным текстом, мол, мать кормит ребенка одними баранками с опиумным маком, под комбинезон постоянно надевает колготки, высушенные на горшке с кактусом, отчего мальчик постоянно плачет. И вот уже забурлили волны народного гнева с предложениями лишить паскуду родительских прав, и полетела новость в топ. Проклинаемая паскудница, не подозревая ни о чем, стоит у плиты, готовит ужин мужу, одновременно помешивая кашу для малыша в кастрюльке, а тот сидит на высоком стульчике на колесиках, не ведая о собственной популярности, весело развлекается после удачно прожитого дня, в нетерпении стуча ложкой по поверхности лакированного стола в цветочек.
Учительница русского языка и литературы, живущая в этом же доме, в этом же подъезде, двумя этажами ниже, тихо умрет этим вечером, оставив после себя стопку тетрадей, кучу фотографий с учениками да одноглазого старого кота, которого подобрала еще котенком шестнадцать лет назад на улице. Вот так более важное событие - ибо что может быть значительнее рождения или смерти - останется никем не замеченным, кроме дочери и зятя, немногочисленных подруг и маленькой внучки
"Мир, ты сошел с ума!" - скажет, схватившись за голову, совестливый человек, прочитавший эти строки, и окажется неправ. Сколько раз мы видели эту фразу в произведениях разных авторов в той или иной интерпретации, слышали ее по радио, внимали ей с высоких трибун после выборов, а мир жив себе и здоров, и с любопытством наблюдает за очередным кровавым конфликтом, почесывая ободранную коленку. Что проку винить в равнодушии народонаселение планеты, оно не изменилось с тех пор, как сатирик Ювенал кинул в лицо римской власти свое полное сарказма "Хлеба и зрелищ!" Прошло много времени (если судить по остаткам Колизея), едкий лозунг менял свое словесную оболочку бесчисленное количество раз, в зависимости от эпохи, местности и политического устройства, но суть его так и осталась прежней.
Равенства и братства, кофе и сигарет, танцев и песен, выпивки и женщин, пива и рыбы, работы и хлеба, вина, марафета и девочек!
Как бы ни изгалялся мир на разные лады, все сводится, в конечном счете, к двум простым вещам - набить брюхо, желательно повкуснее, и отдохнуть, предпочтительно повеселее. Все верно. Кому же хочется жить скучно и впроголодь.
Исчезновение сюжета о Старике из новостей объяснялось тем обстоятельством, что директору канала позвонили из управления внутренних дел города и настоятельно попросили убрать картинку ограбления в интересах следствия, пояснив при этом, что Старик является единственным выжившим свидетелем, видевшим преступников, а пока налетчики на свободе, Старику может угрожать опасность.
"Да что вам разжевывать, сами все понимаете",- прозвучал в трубке голос генерала.
Директор пошел навстречу настоятельным просьбам правоохранителей, отдал соответствующие распоряжения, заодно попросил принести ему запись, чтобы самому глянуть на последствия дерзкого ограбления. Покрутил туда-сюда, обратил внимание на синеву глаз человека, лежащего на носилках, полистал информацию о налете на ломбард, выяснил характер повреждений, полученных Стариком, и позвонил главврачу одной московской клиники.
Тот, выслушав рассказ директора, сказал привычную фразу, что нет большей глупости в жизни, чем ставить диагноз по телефону.
- Мне не нужен диагноз,- возразил генеральный, - ты мне скажи, может человек после таких ран находиться в сознании? Учитывая потерю крови, наличие двух пуль в туловище и одной в виске.
- Маловероятно,- ответил знакомый нейрохирург.
- Маловероятно? - переспросил директор канала.
- Теоретически невозможно, а практически - все может быть.
- Спасибо, извини, что побеспокоил, - директор понял, что разговор с врачом не прояснил ничего. Врачи, особенно с большим стажем, напоминают гадалок.
Набрал знакомого из следственного комитета. Тот поначалу отнекивался, уверяя, что ничего не знает ни о каком ограблении, но директор настаивал, напоминая о дружбе, намекая на возможные преференции в будущем. И следователь сдался.
- Знаешь, Витя, я сам ничего не понимаю, тут вокруг этого деда такая катавасия завертелась, все на ушах стоят, даже фсбшники подключились. Сейчас проверяют фигуранта на причастность.
- Какую причастность, он же потерпевший, весь в дырках, одна из них в голове, он на грани жизни и смерти находится,- удивился Виктор Николаевич Долин, директор телевизионного канала.
- Как же, на грани, - хохотнул следак, - ребята звонили - сидит на койке в палате и курит, на теле ни царапины, хотя на куртке, свитере и рубашке два входных спереди и одно выходное сзади.
- Прямо-таки ни царапины,- усомнился телевизионщик, стараясь говорить спокойно
- А хоть прямо, хоть криво, ни следа. Никто глазам своим не верит. А кровищи, говорят, было...будто быка зарезали. Сверху пришло указание не выносить за пределы, так сказать, пока не разберутся, или как-то само собой не рассосется. Так что считай, что ты мне сегодня не звонил.
- Идиотов нет, договорились,- сказал Виктор Долин и положил трубку.
"Тут что-то не так, - подумал он,- и вряд ли само собой рассосется, это вам не чирей на жопе".
Долин посмотрел на часы, покрутил карандаш, пытаясь занять руки, горестно вздохнул, открыл сейф и достал оттуда пачку сигарет. Он третий месяц пытался бросить курить, оставаясь среди друзей последним из могикан, перепробовал все варианты, от кодировки до электронных сигарет, и убедился, что помочь ему никто и ничто не в силах - остается только одно средство - собрать волю в кулак. А это было самое трудное.
Сейчас курить хотелось до жути, как обычно бывает с курящим человеком, попавшим в затруднительное положение, в непонятную и непривычную ситуацию, как нынче, когда при недостатке информации надо принять правильное решение.
Покурив, он вызвал к себе работника отдела новостей Генку Паршина, с которым когда-то начинал вместе на ниве журналистики. Получив пост начальника, он перетащил Паршина на свой канал и терпел, несмотря на жалобы подчиненных, пьяные выходки Генки, зная внутреннюю исключительную порядочность друга, закрывал глаза на его, присущие всем пьющим людям, слабости и пороки, коих хватало с избытком.
Гена вошел в кабинет директора сосредоточенный, серьезный и в плохом расположении духа.
- Ты как?- спросил его Долин.
- В завязке, уже неделю
- У меня к тебе дело, как говорится, между нами
- У нас с тобой давно все дела - между нами,- хмуро сказал Паршин, без разрешения сел на стул, - Закурю?- он обратил внимание на пепельницу с одиноко торчащим окурком, иначе бы не спросил.
- Кури, вот тебе данные на одного деда,- Долин написал на листке бумаги фамилию, имя и отчество Старика, перекинул листок через стол Паршину, - адреса я его не знаю, живет он, по всей видимости, на улице Кадочникова.
- Это там, где сегодня ломбард грабанули?- поинтересовался Генка.
- Точно. Деду за восемьдесят, вроде бы восемьдесят восемь лет, но доподлинно не известно. Узнай про него все, что можно узнать, любую мелочь, даже если это кличка кота его школьной подруги. И сразу предупреждаю, будь предельно аккуратен, мой тебе совет, к его дому не суйся, не осмотревшись, а еще лучше, пока совсем не суйся, там сейчас наверняка опера работают, да и не только опера.
- Что, так серьезно?
- Серьезнее некуда,- сказал Долин, и в подтверждение своих слов, потянулся к Генкиной пачке, достал сигарету и тоже закурил, - ты ведь знаешь, я тебе всегда все прощал, спуская на тормозах...
- Знаю,- оборвал его Паршин,- Вот только какого черта ты мне это напоминаешь?
- Такого, Геночка, чтобы ты во время своих розысков не ушел в загул - предупреждаю, он будет последним. А по окончании,- Долин задумался, - я сам с тобой выпью с удовольствием.