- Это произошло в последний год первой мировой войны, - закуривая предложенную слушателем папиросу, начал свой рассказ дед Василий.
- Я был тогда еще сопливым пацаненком, но хорошо запомнил весь технологический процесс, который по тем временам карался еще строже, чем утаивание жмени зерна от пронырливых продотрядовцев, наблюдая за ним из-под лавки. Процессом управлял мой отец, и на это время все изгонялись из хаты, чтобы, не приведи Господь, не случилось утечки информации.
Советская власть яростно набирала обороты и вскоре Матвеева - папашу так стремительно загребли на решительную борьбу с врагами трудящихся масс и интервентами, что он едва успел сбегать на огород и закопать там все самое ценное, что только имелось на спиртовом агрегате.
Папаша попал в специальное подразделение, занимавшееся истреблением вражеских моторизированных частей. Подорвав гранатой свой первый броневик, он долго не раздумывая, залез вовнутрь, чтобы немедленно экспроприировать нержавеющие трубные элементы. После проведения этой операции отрядный специалист долго изучал вражескую технику, но так и не понял, как она могла докатиться до их позиций в таком разукомплектованном виде. Пока он разбирался, что к чему, папаша бегал по близлежащим селам в поисках рожкового ключа. Дефицитный по тем временам инструмент требовался для снятия радиатора.
Под бак приспособили отличный, но несколько видоизмененный термос для горячих обедов, отобранный у плененного английского интервента, а необходимое сырье валялось на полях сражений в таком ассортименте, что у Матвеева с утра до ночи болела голова от размышлений над тем, чем бы эдаким порадовать свое командование.
В то время товарищ Молотов еще только вынашивал коварные замыслы по разработке своего коктейля и рассказывал своим собутыльникам, точнее, соратникам по партии, как более эффективно использовать порожние бутылки. Особенно доставалось Григорию Зиновьеву, который почти каждый день выслушивал короткую лекцию о том, какую западлянку можно устроить западной технике, только не мог уразуметь, зачем же разбазаривать спирт, если его можно использовать на более важные нужды.
У Матвеева такая смесь, правда, без добавления бензина, уже болталась в громадном брючном кармане и единственное, что ему приходилось делать, так это периодически доставать посудину и проверять качество смеси, изготовленной из мерзлой картошки, подгнившего кормового бурака и прочего спиртосодержащего продукта.
Согласно сведениям, полученным от маленькой девочки, питавшей сочувствие к революционным властям, на узловую станцию, расположенную неподалеку от истребительного подразделения поступили новейшие танки. Со дня на день ожидалась их атака.
Командир и комиссар задумались, как бы половчее и быстрее извести врага, и задумались так крепко, что едва не истребили неприкосновенный запас полностью. Хорошо еще, что Матвеев находился рядом со штабом, поэтому, быстро разобравшись что к чему, умудрился-таки вынести оттуда несколько емкостей. Вернувшись назад, он посоветовал комсоставу взять хотя бы с десяток бутылок и, хорошенько размахнувшись, "вдарить" разом по империалистическим мордам. Командир был против такого немыслимого разбазаривания, а комиссар стал рассказывать о каких-то конвенциях, о запрете разрывных пуль "Дум-дум" и неприменении горчичного газа.
Пришлось дожидаться сумерек. Когда войсковое руководство наконец-то надумало вздремнуть перед решительным боем, группа бойцов под руководством Матвеева стала выносить бутылки, спрятанные в укромном месте - возле туалета, что никак не могло каким-то негативным образом отразиться на запахе содержимого емкостей, и складировать их на передовых позициях.
Утром в районе станции что-то громко залязгало. Командир, перевернувшись с боку на бок, сказал комиссару, что возможно это бойцы перетаскивают не так давно подбитый броневик на узловую, но тот ответил, что те позиции давно заняты врагом, а броневик неожиданно для всех утонул в болотистой почве. Они немедленно покинули свои лежаки и побежали в штаб, чтобы поработать над очень секретной картой пятиверсткой. На ней очень быстро нашлась подходящая дорога, ведущая в глубокий тыл. Таким образом, совершался обманный маневр и решительно сбитый с толку противник продолжал бы колесить по российскому бездорожью до окончательного истребления горюче-смазочных материалов. Материалы выдавались английскими снабженцами, но поскольку они оставались далеко позади, наши командиры полагали, что песенка танковой части уже спета, и после того как заглохнет последний двигатель, нужно седлать резвых коней и мчаться во весь опор на ближайший телеграф. С его помощью правительству отсылалась телеграмма о полной победе над врагом, а те в свою очередь присылали группу специалистов для разборки дорогостоящей техники. Молодая Республика Советов испытывала крайнюю нужду в подобных запчастях, так необходимых для механизации всего сельского хозяйства, и у истребительного подразделения появлялась возможность помочь всем.
Английские танки наступали по всем правилам, правда, пока еще только одним им известным, хотя общую картину портили выхлопные газы, окутывавшие прилегающую местность, словно бархатные волны утреннего тумана.
- Хорошо идут, сво-ло-чи, - отозвался командир подразделения, прикидывая в уме, сколько можно слепить тракторов из этой диковинной заморской техники.
Выходило только тридцать три единицы. Для полной механизации всего аграрного сектора требовалось сто тысяч тракторов. В переводе на бронетанковую технику это составляло тридцать три тысячи триста тридцать три единицы, с хвостиком, поскольку как не крути, а из одного танка можно было слепить не более трех "железных коней". Комиссар долго думал, что же делать с этим "хвостиком" но, наконец-то решил, что на оставшийся трактор необходимо будет завалить парочку вражеских броневиков.
Командиру не терпелось выяснить, смогут ли империалисты наскрести такую прорву металла. С этим вопросом он хотел обратиться к комиссару, но тот уткнулся в карту и водил по ней указательным пальцем левой руки, поскольку указательный правой находился в левой ноздре сизого носа, показывая районы, которые, по его мнению, должны получить сельхозтехнику в первую очередь.
В это время Матвеев яростно тер животом землю вместе с добровольцами, согласившимися "вдарить" разом по откормленным империалистическим харям. Необходимо было "вдарить" с короткой дистанции, поэтому подбирались скрытно, чтобы, не приведи Господи, танкисты не заподозрили какого подвоха и не развернули машины в обратную сторону.
Когда танки стали приближаться, он поджег фитиль и прицелился в то место, где по его разумению мог находиться двигатель. После того, как фитиль хорошенько разгорелся, Матвеев метнул бутылку, заполненную фиолетовой жидкостью в головную машину. Матушка природа не обделила красноармейца силушкой, поэтому запущенный снаряд со свистом перелетел цель и воспламенился метрах в тридцати от нее. Несмотря на это, танк все-таки остановился, затем из переднего люка вылез вражеский мужик. Его, очевидно, сильно взволновал вопрос, не потеряна ли по дороге запасная и строго подотчетная бочка с топливом, и не она ли только что полыхнула позади них. Инструкция предписывала, что в подобной ситуации необходимо возвращаться на исходную позицию и пополнять запас. Эта мера не могла быть излишней, поскольку двигатели жрали немыслимое количество горюче-смазочных материалов, и без их запаса можно было никуда не рыпаться.
Высунувшийся по пояс из люка броневого монстра, командир попытался сообщить своему водителю и трем его помощникам, чтобы те немедленно разворачивали оглобли в обратную сторону. Для того чтобы его команду смогли услышать в рокоте работающего, по тем временам немыслимого по мощности в сто пять лошадиных сил двигателя, он глубоко вздохнул, но вместо полевого воздуха, замешанного на клевере, ромашках и цикории, в легкие горчичным газом хлынула копоть, исходившая от зажигательного снаряда. Вражина стал судорожно глотать воздух, словно выброшенный на берег сазан, а вылезший из другого люка водитель попытался исправить положение, прогулявшись своим тощим кулаком по его выпирающим лопаткам.
Когда они скрылись в чреве бронированного чудовища, оттуда посыпались скорее всего неприличные выражения на иностранном языке, после чего из люка выскочил мужик в противогазе и побежал к выхлопным трубам. Он добросовестно простучал их большим и сильно хромированным английским ключом, а по завершении операции принялся усердно чесать затылочную часть противогаза.
Очевидно, разобравшись, что к чему помощник водителя посмотрел по сторонам через стекла средства защиты органов дыхания и стремительно нырнул обратно в люк. Оттуда тотчас вынырнул их командир, тоже уже в противогазе, но вместо того чтобы проверить уровень масла, стал грозить кулаком в направлении чужих позиций. Потом старший что-то крикнул в отверстие, и пока добровольцы вспоминали перевод этого слова, пятидесяти семи миллиметровая пушка так шарахнула, что сообразить, что же оно означало, не было никакой, особенно физической возможности.
С громким урчанием снаряд умчался в сторону позиций Рабоче-крестьянской Красной Армии. Он гулко разорвался, чем вызвал крайнее недовольство у командира истребительного подразделения, решавшего в данный момент стратегическую задачу - чем вытаскивать утопленный в болоте трофейный броневик, откуда самым таинственным образом исчезли сделанный из чистейшей меди маслопровод и дорогостоящий радиатор. После извлечения из трясины, с него предполагалось снять шасси, и таким образом решить проблему с недостающим стотысячным трактором, без существования которого Владимир Ильич еще долго не смог бы заснуть чутким революционным сном в своей квартире в Кремле, поскольку переезд в усадьбу в Горках постоянно затягивался из-за нерешительности членов молодого Советского правительства. Они никак не могли решить, оставлять там шторы, повешенные на окна лично Зинаидой Морозовой, или же порадовать дорогого Ильича дешевенькими из красного кумача с написанными на них революционными призывами.
Матвеев не стал дожидаться другого выстрела и скомандовал добровольцам начать массовую бутылочную атаку.
В ожидании условного сигнала бойцы лежали на сырой земле, что самым негативным образом отразилось на их физическом состоянии. Их тела охватил озноб, и чтобы не схватить легкий насморк, или тяжелую форму пневмонии, а заодно и проверить, не утерялось ли по дороге качество зажигательной смеси, они "приложились" пару-тройку раз, и каждый раз выяснялось, что качество смеси в емкостях по-прежнему было будь здоров.
Подпалив фитили, команда дружно ударила по противнику. Вражеские машины были поражены метко запущенными емкостями, правда, оттого, что бутылки оказались заполненными только на треть, в полете фитили затухли, и никакого воспламенения не произошло.
Матвеев немедленно стал придумывать оправдательную речь, в которой имелась бы увязка между отсутствием их в подразделении и использованием непонятно на какие нужды десяти литров неприкосновенного запаса. От этого важного занятия его отвлек высокий вражеский чин, стремительно выскочивший из головной машины, хотя самым старшим там мог оказаться только лейтенант. Он был одет в такой великолепный мундир, что половина добровольцев чуть не передрались друг с другом прямо на позиции, споря между собой, кто станет обладателем такой замечательной обновки.
Вскоре их спор разрешился.
Генерал отдавал команды на иностранном языке, которого никто из бойцов не понимал, но слово "газ" было понятно всем даже без переводчика. Оно упоминалось так часто, что вскоре и сами добровольцы почувствовали до боли родной сивушный запах, исходивший от мокрых пятен расплывшихся на корпусах танков.
Вражеское командное лицо сорвало с себя китель и стало размахивать им над головой, пытаясь увести бронированную стаю обратно на станцию. Там они планировали погрузиться на все еще стоявшие платформы и переправиться на другой фронт, где не было жестоких газовых атак.
Матвеев скомандовал: "В атаку, тудыть вашу растудыть!". И еще, видимо для полной острастки: "Тудыть его в качель!"
Вражеский генерал наивно полагал, что сможет отделаться от преследователей своим замечательным кителем, несколько театрально брошенным на поле сражения. К несчастью, на нем оставались штаны с красными лампасами, а на эту роскошь имел виды сам Матвеев. Увидев, что дивные штаны исчезают в обратном направлении, он дико заорал: "Вперед!", чтобы в районе станции нанести завершающий удар.
Как они не газовали, все равно в районе водокачки вражескую технику настигла истребительная группа и опять забросала бутылками с горючей смесью. На этот раз фитили на них никто не собирался поджигать. Уже через минуту враг бросил танки на произвол судьбы, а обслуживавший ее персонал начал драться на платформах с представителями железнодорожного отряда, чтобы завладеть надежными армейскими противогазами.
Генерал не по годам резво удрал в свой тыл в семейных трусах и английских подтяжках. Счастливый обладатель штанов с лампасами хотел дать команду - "Отбой", но по станции в бешеной панике носился офицерский состав, и пренебречь таким качественным обмундированием он просто не имел право. Скрипя сердцем и вставными железными зубами, Матвеев приказал использовать резерв в чекушках. Это, как выяснилось позже, привело к самым непредсказуемым последствиям.
Ветер развернулся в сторону вражеских позиций, расположенных в трех верстах от станции. Когда он разогнал клубы дорожной пыли, поднятой в воздух удиравшими от платформ вояками, группа добровольцев оторвалась от подсчета военных трофеев, поскольку все увидели, как во вражеских окопах зашевелилась серая масса. Матвеев решил, что придется все-таки расстаться с последней литровкой, спрятанной в большом потайном кармане, и на всякий случай вытащил ее оттуда.
Земля загудела под неприятельскими черными сапогами, взметнулись в воздух поднятой кавалерией клубы серой пыли, и когда громко заржали неизвестной масти лошади, Матвеев понял, что пора снимать замечательные штаны с чудесными лампасами, поскольку добежать в них до расположения своих войск ему уже не удастся.
Намотав на палец крепкий фитиль, он выдернул его вместе с пробкой из литровой емкости и, сделав мощнейший глоток, пустил бутылку по кругу. Часть содержимого разошлось по желудкам личного состава, и поскольку его закусили экспроприированной тушенкой, то сложившаяся ситуация стала казаться не такой уж безвыходной. Отряд примкнул к трехлинейкам четырехгранные штыки и, отойдя на пятую запасную позицию, принялся ждать противника.
Время шло, серая масса продолжала надвигаться на станцию, но стук сапог и ржание лошадей стихали, как будто они убывали в противоположном направлении. Вначале бойцы решил, что это действие слегка превышенной дневной нормы, но потом Матвеев вторично пустил емкость по кругу и картина стала проясняться.
Полчища блох, вшей и прочей окопной нечисти, растревоженные сивушным запахом, доносившимся со стороны станции, стали вылезать из щелей. Потом они ринулись в разные стороны, поражая на ходу лошадей и живую силу противника. Все было бы прекрасно, но одна часть насекомых, очевидно, попала к врагу, передислоцировавшись с русских позиций. После бегства иностранцев паразитам пришлось возвращаться в родные окопы, заполненные революционными войсками.
Первым зачесался командир добровольцев. Вначале он подумал, что это аллергия на заморскую тушенку, но вскоре зачесался весь отряд, и стало ясно, что дело здесь нечисто. Чтобы сбить паразитов с обуви, истребители танков исполнили революционный танец. "Яблочко" не помогло, насекомые сдирали с сапог целые пласты кожи, а другие, добравшись до российской плоти, отводили на ней душу после жиденькой крови хлипких иностранцев.
Хорошо еще, что среди личного состава оказался мастеровой, имевший хоть какое-то представление о паровозах. Он чего-то подергал в танке, где не так давно сидел вражеский генерал, потом постучал внутри чем-то очень тяжелым и как ни странно двигатель взревел, словно раненый зверь. Недолго думая, все бросились к продовольственному складу, брошенному на произвол судьбы неприятелем. Нужно было загрузиться качественной говяжьей тушенкой, поскольку только она могла хоть как-то компенсировать их потери.
Новый механик не мог в одиночку как следует справиться с вражеским управлением, поэтому танк пополз в сторону своих позиций, хотя и не совсем туда куда хотелось. Машину быстро уводило в сторону правого фланга, а после попытки сделать обходной маневр, направленный на сближение со своим подразделением, она выскочила в его тылу и раздавила гусеницами растопленную баню.
Поначалу командиры решили, что со стороны реки потянул утренний туман. Они не торопясь свернули секретную карту и уже собрались пойти немного подремать, но в районе бани послышался звук, очень походивший на работу двигателя внутреннего сгорания. С танками никто из бойцов никогда не сталкивался, так же как и с карбюраторными или какими другими двигателями, но как они работали, было известно всем.
Лекции по устройству вражеской техники читал царский офицер, его не расстреляли по той простой причине, что из штаба не присылали достойную замену. Лектор усердно урчал, имитируя работу двигателя, и благодаря этому у него появлялись все шансы дожить до годовщины Октябрьской Революции. Он настолько преуспел в искусстве имитации, что весь отряд катался по земле схватившись руками за животы, словно в преддверье поноса, а комиссар после двух лекций выехал в ставку, где выхлопотал офицеру персональную амнистию.
Комиссар заорал: "Караул!".
Закаленный в боях командир не стал громко орать, он молча взял пятнадцать гранат и ушел подрывать нарушителя спокойствия.
Когда рассеялся пар, выпущенный напрочь раздавленной баней, он крепко связал гранаты брючным ремнем, подаренным самим наркомом по обороне, и после этого стал прицеливаться в правую гусеницу. Неожиданно из танка выпрыгнул подтянутый вражеский генерал и спросил у кого-то, куда это все подевались.
Такие роскошные штаны имел только нарком по обороне. Когда он выдергивал из них ремень, командир истребительного отряда, вызванный по какому-то важному делу в ставку, хотел выхватить маузер для защиты своей чести и достоинства но, узнав, что это его награда, сумел проявить революционную выдержку и удержаться от необдуманной экспроприации того, что только что этим ремнем поддерживалось.
Связка гранат упала на землю, не причинив никакого вреда, поскольку предохранительная чека не была выдернута. Генерала предстояло брать живьем и голыми руками, поскольку только в этом случае его дивные генеральские лампасы могли остаться в прежнем виде.
Командир уже замахивался рыбацким веслом, на котором виднелись многочисленные следы, оставленные чьими-то зубами. В те редкие дни, когда на передовой случалось затишье, он любил побаловаться рыбной ловлей, а комиссар был на подхвате и ловко глушил выловленных сомов ударом загребного приспособления. Правда, даже крупный сом не имел таких зубов, чтобы оставить на дереве заметные отметины, а появлялись они после очередного разгона нарушителей внутреннего распорядка, пытавшихся снять пробу с армейской каши, особенно гречневой. Поскольку руки личного состава были заняты котелками и мисками, хватать весло, применяемое еще и для перемешивания варева, где налипало изрядное количество вкусно пахнущего продукта, приходилось зубами. В этом случае не нарушался внутренний распорядок, так как ни в одном из Уставов не было положения о наказании за подобное деяние, и не нужно было бегать по всему расположению в поисках пропавшего котелка или миски, позаимствованной сотоварищем накануне приема пищи.
Генерал развернулся к нему лицом и без всякого промедления стал бодро докладывать.
- Товарищ командир, отдельный отряд добровольцев прибыл в свое расположение на отбитой в бою технике. Выведено из строя одиннадцать вражеских танков и захвачено большое количество продовольственных складов, они находятся на узловой станции и заполнены до самого потолка заморскими продуктами. Также выбиты части противника, располагавшиеся в непосредственной близости от станции, и теперь они не скоро туда сунутся. С нашей стороны потерь не имеется, правда на решение оперативно-тактической задачи и санитарную обработку от паразитов было израсходовано двадцать литров неприкосновенного запаса.
После последних слов командир так громко крякнул с досады, что Матвеев понял - пора снимать трофейную амуницию с лампасами и хорошо будет, если дело закончится только этим.
В общем, хотели его сфотографировать у развернутого боевого Красного Знамени трофейной "Лейкой", но она куда-то запропастилась, поэтому командир подразделения подписал отпускные документы на семь дней, включая время на дорогу.
Отпускник прибыл на родину, имея на груди и других местах следы от многочисленных ранений. Он ехал с комфортом на крыше товарного вагона, где больше никого не было, но как потом выяснилось, вагон оказался секретным. Когда сопровождавшему красноармейцу надоела матерная перепалка, он выбросил недокуренную самокрутку в форточку, после чего достал из-под лежака немецкую винтовку и сыромятным ремешком прикрутил к ней американский штык.
Прибыв в родное село, папаша первым делом перепрятал элементы спиртового агрегата в более надежное место. После этого он перецеловал всю семью и бросился на станцию, едва успев на поезд, уходивший на фронт.
- Вот такие дела, - закончил повествование дед и уставился на слушателя в ожидании очередной папиросы, которые еще задолго до революции любил покуривать сам товарищ Сталин.
Слушатель не мог понять, к чему рассказана столь длинная история.
- Все очень просто, - закуривая, пояснил старик. - Папаша исчез в революционных вихрях, а аппарат перешел ко мне, так сказать по наследству. Как только я отпраздновал свое совершеннолетие, моя уважаемая матушка, Царствие ей Небесное, сказала, что нечего разбазаривать ее скудную зарплату на заводской разлив и велела выкапывать агрегат. С той поры прошло немало лет, а он и до сих пор работает как часы и выдает такое, что товарищу Молотову даже и не снилось.