Открыл верхний ящик кухонного стола и достал спички. Покрутил в руках коробок, удостоверившись в его балабановском происхождении, и зажёг одну из... горит. Показалось, что немного быстрее, чем раньше, но всё также ярко, горячо.
Обжёг кончик указательного пальца и уронил спичку на пол. Поднимать не стал: потом.
Зажёг ещё одну и поднёс к конфорке. Плита, ручка, газ - и вот, уже мягкий голубой лепесток затрепыхался и зашелестел в безветренном кухонном пространстве. Сверху поставил чайник и опустил ручку на бок. Это не дежавю, это почти традиция. По чайнику побежали маленькие холодные капельки, и он зашумел. Я постарался прислушаться, но затем взял в руки полотенце и стер все капли с его зеркального отражения.
Всё это время он просто сидел и молчал. Смотрел куда-то в сторону, отстранённо. Словно там было что-то, чего он раньше не видел. Я повернулся вполоборота и посмотрел на его руки. Как примерный ученик он положил их перед собой одна на другую. Видимо он всё ещё не был готов к ответу.
Я открыл дверцу верхней полки и, не заглядывая, закрыл её. Открыл другую, достал баночки с чаем, и оставил одну. Встряхнул, открыл крышку и поставил на стол.
Он по-прежнему что-то разглядывал, но теперь уже в окне. Я сел напротив. Чайник шумел, крышка подпрыгивала то вверх, то вниз, пар из носика устремлялся в потолок, а я смотрел на его руки. Левая осталась лежать на столе, а правую он поднёс к лицу и закрыл ей свои глаза. Теперь я уже смотрел ему в глаза, через его ладонь.
Аромат чая постепенно высвободился из банки и расцвёл над столом нежным цветком ванили. Чайник надрывался истошным воплем, крышка подпрыгивала, а он продолжал молчать. Я взял чайную ложечку и насыпал себе в бокал три с горочкой. Ему на одну больше. Снял чайник с плиты и поставил рядом на стол, на круглое деревянное донышко. Подошёл к окну. Лето. Тепло. Деревья как на фотографии - недвижимы и покорны. Тишина и больше никого.
Сахарница осталась стоять закрытая маленькой крышечкой, и желания порезать лимон у меня тоже не возникло. Он сделал пару глотков и отставил бокал в сторону. Я ждал, пока остынет. Его ладони обняли бокал с обеих сторон, и он сделал ещё один глоток. Чайник всё ещё выпускал пар, но уже неспешно и небольшой тоненькой струйкой. Я сел за стол и взял его за руку. Холодная. Он медленно высвободился и залпом допил остатки чая.
Я заглянул в свой бокал. Чаинки, чаинки, чаинки... оседая одна за другой, они собирались в единое целое где-то на дне, в глубине моего подсознания. Он встал, открыл окно и вышел. Вниз, с первого этажа. В распахнутое потянуло тёплым июльским вечером и я, ещё раз посмотрев на остывший чай, вылил его в раковину.