Сергеев Иван Дмитриевич : другие произведения.

Лестница (рассказ в стиле Russian dark academia)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Антон родился с серебряной ложкой во рту и никогда не жаловался на неблагосклонность Фортуны; университетские годы его, казалось, не должны были стать исключением. Выбор факультета, на котором нашему герою предстояло получать образование, обуславливался не волей родителей, не престижностью профессии и размерами потенциального заработка после получения диплома, а исключительно интересами и устремлениями юноши. Антон был единственным ребёнком, семья хоть и не жила в роскоши, но никогда и не бедствовала, так что пожелания сына встретили вполне благосклонную реакцию.


Лестница

(рассказ в стиле Russian dark academia)

  
   Примечание:
  
   Субтильная охота - здесь: сбор насекомых. Данное выражение использовал, в частности, немецкий философ и писатель Э. Юнгер.
   Carpe diem (лат.) - "лови момент", "куй железо, пока горячо".
  
   Антон родился с серебряной ложкой во рту и никогда не жаловался на неблагосклонность Фортуны; университетские годы его, казалось, не должны были стать исключением. Выбор факультета, на котором нашему герою предстояло получать образование, обуславливался не волей родителей, не престижностью профессии и размерами потенциального заработка после получения диплома, а исключительно интересами и устремлениями юноши. Антон был единственным ребёнком, семья хоть и не жила в роскоши, но никогда и не бедствовала, так что пожелания сына встретили вполне благосклонную реакцию.
   - Естественнонаучное образование всегда полезно, - заявил отец, - упорядочивает мозги, дисциплинирует... Говорят, что из биологов выходят лучшие аудиторы. Ну, или в лабораторию какую пойдёшь или там экологом на производство, без куска хлеба, короче, не останешься.
   Ироничная и прагматичная мама, высокая шатенка, в свои сорок лет выглядевшая максимум на двадцать восемь, добавила:
   - То-то ты, Тоша, всю школу со станции юннатов не вылезал. Что ж, сначала получишь образование, а потом будешь получать профессию. Твоя жизнь, тебе её и жить. Хотя, кто знает, может, и вправду станешь академиком. Ты у нас парень неглупый.
   Она сменила не одну работу, успев побыть даже бортпроводником (тогда-то она и вышла замуж за отца нашего героя, работавшего в ту пору лётчиком), а сейчас возглавляла отдел в небольшом банке.

***

   Учёба Антона, казалось, шла ровно, пусть и не так блестяще, как грезилось ему после новостей о зачислении. Парень зубрил формулы и латинскую номенклатуру, исправно посещал лабораторные работы, перебивался с четвёрок на пятёрки и уже к концу первого курса в отличие от большинства однокурсников представлял, какую именно тему он хочет разрабатывать. Перед самой летней сессией Эрнест Михайлович, заведующий их кафедрой - невысокий пожилой картавивший не хуже Ленина живчик - торжественно представил Антона его будущему научному руководителю.
   Слушая в первый раз рассказ нашего героя, я подумал о множестве тех порою незаметных узловых точек, меняющих течение нашей жизни на "до" и "после". Этакие пустяшные камешки, сдвигающие с места лавины. Неплохо, хоть и до омерзения брутально показал это Г. Ноэ в своей "Необратимости". Если бы героиня Моники Белуччи поехала домой на такси...
   К примеру, жизнь одного моего знакомого сделала очень неприятный зигзаг только из-за того, что он, в бытность девятиклассником, спешил домой после уроков и поэтому решил перебежать на остановке из одного автобуса в другой. Гололёд, падение, перелом с осложнениями, месяц в больнице... И три с лишним года борьбы с последствиями этого лечения. Окончательно оклемался он лишь в конце первого курса университета. На этом же этапе своего академического пути Антон столкнулся с тем, о чём будет вестись речь в нашем повествовании.
   Ему и предоставим ненадолго слово (пока наш герой относительно трезв).
   - Я... Я никогда не понимал, что их связывало. Олеся, это прекрасное создание, состоящее из глаз и ног, - и он! Газель и буйвол... Даже не буйвол - носорог, кашалот! Не понимаю! Если б он хотя бы был ей верен...
   Как вы могли заметить, наш герой, несмотря на естественнонаучную специальность, немного поэт. Склонность эту не смогли умертвить ни свежевание лягушек, ни йодобромные и эфирные пары, ни практикумы по таксидермии, ни разухабистые студенческие попойки на выходных, ни ещё кое-что... Но не будем забегать вперёд, оставим пока Антона наедине с его переживаниями и вернёмся к нашему исключительно правдивому рассказу.

***

   Отношения Антона с Андреем Васильевичем - так звали его наставника, который должен был ввести нашего героя в сияющий храм науки - складывались тоже ровно. Они даже съездили вместе в экспедицию на другой конец страны и ни разу не повздорили за почти три месяца, из которых два прошли в отрыве от цивилизации. Лес, горы, холодное бездонное озеро, из которого брали воду для готовки и в котором мыли посуду, да изредка расчерчивавшие небо "сушки" (гражданские самолёты в те места не пускали). Словом, взаимоотношения ровные, как тонкий лёд на зимней реке, который в любой момент может проломиться под ногами.
   Взаимное дружелюбное любопытство, родившееся на первой встрече наставника с наставляемым, быстро сменилось старательно удерживаемым в рамках приличия отчуждением. Высокий худощавый белобрысый Антон и крепкий коренастенький чернявый Андрей Васильевич даже выглядели, точно ходячая аллегория диссонанса, и, казалось бы, именно вопиющее несходство участников нашего несостоявшегося дуэта и стало причиной того, что их сотрудничество, так много обещавшее вначале, дальше этих самых обещаний не пошло.
   Словом, Антону совсем не хотелось восторженно кричать: "О, капитан, мой капитан!" - наш герой вообще не любил ни Уитмена, ни "Общество мёртвых поэтов " (фильм этот он не раз называл фашистским, а главного героя сравнивал с Петром Верховенским из "Бесов"). Зато Антон любил Олесю Игоревну.

***

   Случилось это месяца через три после упомянутого выше путешествия. Занятия уже закончились, и Антон сидел в лаборатории, вяло ковыряя собранный в экспедиции материал, аккуратно разложенный на матрасиках из лохматой белой нетканки. Сумевшая ускользнуть от самой косы смерти хрупкая красота трофеев субтильной охоты не трогала парня, совершенно ускользая от его сознания. Места для неё там всё равно не оставалось: Антон уже не в первый раз обдумывал мысль о том, чтобы бросить всё это, сменить тему и порвать с Андреем Васильевичем. Слишком много лелеемых им ещё со школы представлений рассыпалось в прах за это недолгое время, а вслед за ними начал разваливаться и интерес.
   Дверь лаборатории приоткрылась, в образовавшуюся щель просунулась голова Сергея, учившегося на курс старше.
   - А, это ты. Чё, всё тараканов разбираешь?
   - Каких ещё тараканов?
   - Все насекомые на одно лицо - тараканы. Ладно, я думал Жанка здесь. Тоже, блин, тараканщица.
   Дверь закрылась. "Придурок, - выругался про себя Антон. - Чужое место только занимает. Вот и шёл бы на физмат, если одни компы на уме".
   Уже не первый раз наш герой с раздражением подумал, что не понимает, какого лешего Андрей и многие другие (в том числе как минимум половина его однокурсников) тут забыли? Ладно, парни прячутся от армии, тем более что на юге ещё вовсю стреляют, а девчонки? Кто-то пересиживает до следующей приёмной кампании в надежде со второго раза пробиться в местный филиал мединститута, но таких тоже немного. А остальные? Да чихали они на всё это! Антон обвёл взглядом эксикаторы, микроскопы, увесистые тома справочников и определителей. Шли бы лучше в программисты, автослесари или продавщицы, больше толку было бы.
   С тщательно скрываемой от себя тоской Антон подумал о том, что его странствие не произвело на сокурсников, весёлой дружной компанией съездивших на летнюю практику в соседний район, ни малейшего впечатления. Ему не задали ни одного вопроса - просто равнодушно приняли к сведению, что их Тоха между делом смотался на другой конец страны. У них уже были свои истории, преимущественно о групповых пьянках и случках по кустам; наш герой в этот коллективный эпос не вписывался. Переполнявшие Антона впечатления, приобретённые им за месяцы полевой и поездной жизни, полученные в горах, в забытых Богом городишках, на далёком острове в Белом море, где медленно возрождалась сметённая некогда ветром истории святыня, искали выхода, но в итоге были обречены томиться в его голове. Если бы наш герой интересовался Таро, то понял бы, что над ним в те дни довлел девятый аркан - Отшельник.
   Дверь снова заскрипела, открываясь. "Да нет здесь твоей Жанны! Час назад курила на крылечке с Лёхой, и у обоих на рожах было написано, куда они собираются и что там будут делать", - хотел было вызвериться Антон, но через долю секунду осёкся.

***

   - Андрю...? Ой. Добрый вечер. Вы ведь Антон, да? Видела Вас на фото у Андрю... Андрея Васильевича.
   Женский голос, произнёсший эту фразу, был звучным, но в то же время мягким, весёлым и мелодичным. Сама его обладательница, закутанная в длинное ярко-оранжевое пальто, пошитое явно не в России, широкими и решительными шагами вошла в лабораторию, которую тут же стал заполнять сильный, но не резкий запах хороших духов.
   - Добрый... Добрый вечер. Да, это я, - только и смог выдавить из себя Антон.
   - Грызёте гранит науки? (женщина рассмеялась). Похвально. А где Андрю... Андрей Васильевич?
   - Он в институт уехал, час назад где-то.
   - Вооот как?
   В голосе Олеси Игоревны (именно так звали молодую супругу Антошиного наставника) послышалось разочарование, грозившее перейти в огорчение.
   - Странно, что он мне не позвонил, - с явным недоумением добавила она.
   "Зато мне не странно", - угрюмо подумал Антон.
   - Ну, ладно. Всё равно я хотела с Эрнестом Михайловичем переговорить. Он-то у себя?
   Антон кивнул. Олеся Игоревна сняла пепельно-серый беретик, каскадом рассыпались красиво обрамлявшие голову и шею светло-русые волосы. Пальцы её рук - длинные, с ухоженными миндалевидными ногтями без капли лака, украшенные одним-единственным узеньким обручальным колечком - неторопливо расстёгивали пуговицы пальто, лаская мягкую ворсистую ткань. Это была прекрасно сложенная женщина, лет на пять от силы старше Антона, среднего роста, с тонкими правильными чертами матово-бледного лица, на котором лежало минимум косметики, и пронзительным взглядом больших серо-зелёных глаз; типаж не Венеры, но Дианы - худощавая, длинноногая, с узкими девичьими бёдрами.
   Антон вскочил и буквально рванул к старенькому платяному шкафу, дрожащими руками нащупал вешалку... Олеся Игоревна благосклонно улыбнулась этому неуклюже-галантному порыву, поблагодарила, но тут же пресекла попытку нашего героя принять её апельсинное чистошерстяное великолепие.
   - Нет-нет, - проговорила она и вежливо, но твёрдо забрала вешалку. - Занимайтесь, Антон, у Вас, смотрю, работы много. Это же Cicindelinae ?
   Олеся Игоревна повесила пальто, оставшись в бежевой кашемировой водолазке, под которой угадывались аккуратные небольшие груди, и тёмной твидовой юбке выше колена; стройные и крепкие ноги её были затянуты в чёрные колготки и обуты в сапоги с высокими голенищами, вроде ботфортов. Из украшений, кроме колечка, на ней были только аскетичные дамские часики да серебряная цепочка с изящным серебряным же кулончиком в виде лука и стрелы. Антон, исподволь любуясь женщиной, отметил про себя, как сдержанны, даже скупы, и в то же время грациозны её движения. Для неё, он, впрочем, уже слился с обстановкой лаборатории; потерявшая всякий интерес к нашему герою Олеся Игоревна коснулась губ палочкой губной помады, поправила причёску, согнала с лица напряжённое выражение и таким же размашистым шагом вышла, тихонько закрыв за собой дверь. Убедившись, что энергичный стук каблуков стих и женщина точно его не услышит, Антон сказал сам себе:
   - Хороша, чертовка. Ножки-то, а? А глазищи, ух! Блиинн, ну какой же он идиот! С такой-то феминой, какого рожна ему ещё нужно?!
   Он начал напевать, негромко и фальшиво:

There's a lady who's sure all that glitters is gold

And she's buying a stairway to Heaven...

   Отец обожал олдскульный рок, так что рос Антон под ритмы, мелодии и напевы групп 70-80-х годов. Он чувствовал, как за плечами его вырастают крылья, сильные, но неподвластные разуму и живущие своей жизнью; они-то в итоге и принесли парня туда, где он оказался в финале. Наш герой посмотрел на матрасик с уловом и вдруг поразился тому, что неживые инсекты напоминают россыпь ярких драгоценных камней. Почему он раньше этого не замечал?
   "А ведь она запомнила, как меня зовут, и как я выгляжу. Посмотрела на фотку и запомнила! Да ещё и сказала мне об этом!"
   Безотчётное немое ликование заполнило Антона. Вскоре вернулась Олеся Игоревна, явно довольная разговором с завкафедрой; завязывая пояс на пальто, она весело проговорила:
   - Ну, до свидания, Антон. Кстати, скоро мы будем видеться чаще, можете передать товарищам. Я вернулась со стажировки и снова начну преподавать.

***

   Ранняя тьма осени давно уже сменила летние белые ночи с сияющим далеко за полночь солнцем. Антон шагал домой, нудный холодный дождь нещадно мочил голову - поглощённый мыслями о недавней встрече, наш герой забыл поднять капюшон. Он снова и снова сравнивал Олесю Игоревну с однокурсницами или девицами из групп постарше и помладше, другими знакомыми - и всякий раз нашему герою казалось, что он выкладывает прозрачный, как слеза праведника, сверкающий десятками граней бриллиант на унылую серую или бурую рогожку.
   Парень твёрдо решил и дальше терпеть Андрея Васильевича, изображая страстный интерес к его исследованиям и ещё более страстное желание к ним присоединиться, ведь это первый шаг к мечте. Жизнь обрела цель: Олеся Игоревна должна принадлежать ему - и баста! Ни малейших угрызений совести Антон не испытывал, ведь он прекрасно знал, что Андрей Васильевич не был верен жене и, соответственно, не заслуживал её. Наш герой почувствовал себя рыцарем, дающим обет вырвать прекрасную даму из когтей дракона.
   Сон его был тревожен; Антон несколько раз просыпался, терзаемый то эротическими видениями, то воспоминаниями о самых тягостных эпизодах недавнего путешествия. Их было трое в той экспедиции: наш герой, Андрей Васильевич и его аспирантка Анна. Довольно быстро Антон понял, что их связывают отнюдь не только деловые отношения и научное партнёрство. Игнорировать ритмичный скрип кровати, доносившийся из соседней комнаты гостиничного номера, в котором они ждали нормальной погоды в горах, смог бы только глухой. "Что ж, мы всего лишь люди, а человеческая природа несовершенна", - подумал Антон; эту фразу он не раз слышал дома.
   Далее была безобразная ссора у костра, где они выпивали за удачу поездки. Поднабравшиеся портвейна, запасливо прикупленного перед выездом в горы, Анна и Андрей Васильевич сначала перемыли косточки всем коллегам по институту, а затем начали словесный поединок, со знанием дела ударяя друг друга обидными фразами в болевые точки. В итоге вербальная дуэль стремительно переросла в грандиозную перебранку: Аня, не выбирая выражений, в голос орала на любовника, обвиняя того в предательстве и выливая ушаты грязи на его молодую жену, а Андрей Васильевич то слабо защищался, то так же слабо контратаковал.
   Нынешний Антон, услышав об Олесе Игоревне то, что Антон тогдашний невольно услышал от Анны, скорее всего, схватил бы камень потяжелее - и я не берусь предсказывать, чем бы всё закончилось. Однако в ту пору знания его о супруге научного руководителя ограничивались скудным, практически анкетным набором данных: фамилия, имя, отчество, училась на том же факультете, ведёт такую-то тему, сейчас на стажировке в Европе. Точка. Сведения эти наш герой совершенно неумышленно почерпнул из серии случайных разговоров - до начала эпохи соцсетей оставалась ещё лет пять, не меньше. Ах, да, ещё давнишнее групповое фото с летней практики на кафедральном стенде: напоминающая отряд диверсантов компания упакованных в бушлаты и накомарники ничем не отличающихся друг от друга студиозусов. Поэтому парень лишь мрачно пошёл к озеру, понимая, что вечер безнадёжно испорчен. По-пуритански сдержанный Антон ощущал себя так, как если бы ему пришлось наблюдать за детальным разбором грязного белья женщины, переживающей пресловутые критические дни.
   Выпалив последнее оскорбление, Аня вскочила и рванула в лес. Андрей Васильевич подошёл к демонстративно глазевшему на горизонт парню:
   - Анна - бегунок, - виновато проговорил он. - Случается с ней такое... Ты не волнуйся, я её мигом найду.
   Наш герой лишь вздохнул и пошёл к своей палатке за зубной пастой и щёткой, думая, что сон всяко лучше такой яви. Задрёмывая, он слышал всхлипывания Анны и ласковый голос Андрея Васильевича: "Анюта, Анюта... Тебя одну люблю... Тебе одной подчиняюсь..."
   Утром они невозмутимо пили втроём кофе и ели рисовую кашу. Антона даже не попросили держать язык за зубами.
   Ссоры повторялись раз за разом, Антона радовало только то, что его в них не втягивали.

***

   Контекстную рекламу придумали отнюдь не айтишники - мир нашего героя начал выстраиваться вокруг выбранного им меридиана. Через несколько дней после первой встречи с Олесей Игоревной Антона занесло на квартирную пирушку, в которой участвовала Виолетта, писавшая кандидатскую работу под руководством Эрнеста Михайловича и работавшая в одной лаборатории с Андреем Васильевичем и Анной. Это была невысокая одетая в синее облегающее платье медно-рыжая девица со слегка припудренным веснушками лицом и ярко-зелёными глазами. Изрядно хлебнув самопальной "Сакуры" - водки со спрайтом и выдавленным туда (больше для красоты) соком красного апельсина-королька - она подсела к Антону и спросила:
   - Антоша, ты же с Васильичем и Анькой летом ездил в горы?
   - Было дело, - лаконично ответил наш герой, перекрикивая попсу, исторгаемую музыкальным центром в другой комнате.
   "Да вырубите это говно!" - рявкнул кто-то. На мгновение воцарилась тишина, а следом из колонок полился "Сплин". Виолетта лукаво сверкнула виноградинами глаз.
   - И как оно?
   Антон промолчал, но выражение его лица было лучше любого ответа. Девушка расхохоталась.
   - Чё, срались? - продолжила она, явно стремясь дожать тему, потом посмотрела на парня и добавила:
   - Щас, погодь.
   Сходив на кухню, новая знакомая вернулась с двумя полными стаканами.
   - Виолетта... - начал Антон, допив сомнительный коктейль.
   - Можно просто Оля. Удружили мне предки с именем, конечно. Районный шик. Вот защищу диссер и поменяю, стану Ольгой, как все нормальные люди, а не фиалкой на ножках и не живым столовым прибором. Извини, перебила.
   - Ничего. Вио...Оля, мне одно на голову не налазит: Олеся Игоревна и... Анна, - в приступе откровенности выпалил Антон. - Это как?!
   Аспирантка снова засмеялась.
   - Да, Олеся классная. Она красивая, она умная, она спокойная, она рисует... А Васильича и Аньку чёрт связал верёвочкой. Он ей сейчас кандидатскую пишет, напишет и докторскую. Аннушка клещом в него крепче вцепилась, и никуда они друг от друга не денутся, вот увидишь. Жалко Лесю, конечно, и Васильича жалко, он мужик умный, интересный. Сам, небось, заметил? Потенциал не моему чета, а эта стерва из него все соки тянет. Он потом бухает, как лось. Понимает же, что творится... Эх, жить бы и жить людям! Молодые, красивые, умные, успешные. У Васильича то грант, то халтура с компами, он же в них сечёт, что твой хакер. Леся переводит, у неё и корочка есть. Деньги водятся, короче, видел же, какие на Олесе шмотки вечно. За кордоном оба уже не раз побывали.
   Разговор их оборвал ввалившийся в комнату организатор вечеринки:
   - Девочки и мальчики, пардон, что ломаю ваш интим, но поступило предложение идти гулять в парк, которое было единогласно поддержано.
   Сняв с крючка в прихожей своё длинное пальто из коричневого драпа, Виолетта-Оля сказала Антону:
   - Вообще, у нас в лаборатории ещё тот гадюшник. Думай, стоит ли тебе лезть. Я вот защищусь и в Питер двину, познакомилась там с нормальными людьми.
   Прогулка не была долгой - заморосил, а затем припустил нудный дождь, гости начали разбегаться. Виолетта была без зонта, Антон раскрыл свой и проводил девушку до общежития. Она прозрачно намекнула на возможность продолжить празднество, но наш герой, внутренне содрогаясь подобному кощунству по отношению к недавно обретённой Прекрасной даме, ограничился галантным прощанием.
   - Ну и хрен с тобой, Антуан, - не то зло, не то шутливо ответила Виолетта. - Учти, второго предложения не будет. Спасибо, что проводил. Думай, Антоша, думай. Эх, слышал бы ты, что Анька про тебя говорит за глаза!
   Она демонстративно достала из сумочки небольшой сложенный зонтик и вскоре скрылась в дверном проёме.
   Ночной автобус, везущий нашего героя домой, был практически пуст. Расплатившись с угрюмой сонной кондукторшей, Антон сел у окна, положил голову, в которой шумело от выпивки, на прохладный прозрачный пластик. Парень подумал об Андрее Васильевиче. Крепкий, коренастый, брутальный, напоминавший из-за чёрных волос и хищного кривого носа абрека с Кавказа (наставник говорил, что в Москве его несколько раз ставили лицом к стене и шмонали омоновцы), энергичный, со светлой головой и широчайшим кругозором, в который входили даже НЛО, - как мог он безоговорочно покориться вздорной нахальной ограниченной девице, у которой, простите, ни кожи, ни рожи?! Как мог отказаться от такого подарка судьбы, как любовь прекраснейшей Олеси Игоревны? Бред какой-то, бред, бред, бред. Что ж, сам виноват.

***

   Через пару недель после достопамятного разговора Олеся Игоревна и вправду вернулась к работе в университете. Среди студентов её появление вызвало небольшой фурор; Оксана, старосты группы, в которой числился Антон, как-то сказала:
   - На лекции к Олесе Игоревне ходят даже самые тупые мужики. Да, они ни хрена не понимают, в глазах заднюю стенку черепа видно, но им это нафиг не нужно, они приходят смотреть на Олесю Игоревну.
   Антон ходил как в чаду, как бы банально это ни звучало, но его и вправду кидало то в жар, то в холод. Однажды на лабораторном практикуме соседка по парте спросила что-то у Олеси Игоревны, та подошла, прищурившись, посмотрела в окуляр микроскопа. Парень невольно вцепился в край стола, у него закружилась голова от знакомого запаха духов, вида падавших на плечи прядей, нежно-розовой помады на губах, очертаний носа.... Несколько раз Олеся Игоревна удостаивала нашего героя того, что он воспринял как знаки внимания: то поправляла карандашом его неуклюжие зарисовки препаратов, то вручила ему после занятий новый учебник-компендиум. Антону начало казаться, что однокурсники что-то замечают, шушукаются за его спиной, показывают пальцем
   Антон дневал и ночевал за микроскопом в лаборатории ради возможности лишний раз увидеть свою тайную даму сердца, поприветствовать её или попрощаться, полюбоваться, как она надевает сапожки и пальто; заметивший эту бурную деятельность Эрнест Михайлович однажды сказал ему:
   - Знаете, Антон... Только не обижайтесь, мы сейчас гово'им как мужчины, без обиняков. Анд'ей Васильевич на Вас жаловался в начале семест'а. Мол, 'вения ноль, инте'еса никакого... Номе' отбываете. "Подсунули Вы мне субъекта", - так и сказал. Но, я гляжу, Вы взялись за ум, исп'авляетесь на глазах. Даже аспи'анты столько не сидят за мате'иалом, я Вас вчера Виолетте в п'име' ставил. Очень `ад этому, п'одолжайте в том же духе. Весной в институте будет конфе'енция, обязательно поучаствуйте. И читайте побольше, книжки, книжки, книжки, начитывайте базу! Я, кстати, защищал Вас в том 'азгово'е, как мог, вижу, что не з'я. Это всё между нами, хо'ошо?
   "Византиец недоделанный, - подумал Антон, выходя из кабинета. - Нет, чтобы в лицо сказать. И жену также за нос водит, тьфу". В лаборатории он обнаружил Виолетту-Ольгу, которая тепло поприветствовала парня.
   - Оля, это правда, что Васильич меня поливал в сентябре?
   - Ещё как. Думаю, Анька его стимульнула. Не хочет делить его ни с кем. Боится, ты ж умнее её. Эрнест, кстати, тебя защищал.
   - Знаю. Вот она сука. Только это, Олюшка... Тсс, ладно?
   - Сука и есть. Могила, Антуан, могила.
   Антон нещадно пилил себя за то, что всё ещё не продвинулся дальше тайных грёз и восхищённых взглядов. Пока он медлит, его любовь остаётся связанной с тем, кто подло её обманывает. В тысячный раз он представлял себе решающий шаг - и всякий раз сознание нашего героя подёргивалось густым туманом. Как его делать? Разделявшая его и Олесю Игоревну незримая черта казалась непереступаемой. Может, просто подойти после занятий, признаться - и будь что будет. Не выгорит - речка недалеко. Северные реки коварны, мама в детстве там чуть не утопла... Но, как мы уже говорили, жизнь Антона начала выстраиваться вокруг нового меридиана, так что подходящий случай подвернулся достаточно быстро.

***

   Это был тяжёлый тень, когда Антон вышел с занятий, на улице уже стояла чернильная темнота. От голода сосало под ложечкой. "Никакой лаборатории сегодня. Пойду домой", - подумал Антон. Однокурсники быстро разбежались, коридоры были пусты, аудитории и кабинеты заперты. Антон вдруг заметил, что из приоткрытой двери одного из них лился яркий свет. Проходя мимо, парень бросил взгляд внутрь - и обомлел. Олеся Игоревна сидела там, одна и, скорее всего, проверяла студенческие опусы. Это ли не знак?! Теперь - или никогда! Carpe diem, как говорил этот придурок Китинг в этом дурацком фильме! Потоптавшись на месте, Антон костяшками правой руки постучал в дверь.
   - Да-да, - раздался знакомый уверенный голос. - Входите, не бойтесь.
   Антон, не чуя под собою пола, вошёл, тщательно притворил дверь. В аудитории и вправду было пусто, Олеся Игоревна, в ладном юбочный костюме зелёного цвета в клетку, сидела, слегка нахмурившись, за преподавательским столом, засыпанным исписанными листками формата А4. "Как же хороша! - стукнуло в голове у парня. - Этот трогательный девчоночий обруч в волосах..."
   - Здравствуйте, Олеся Игоревна, - сглотнув, проговорил он.
   Та приветливо улыбнулась.
   - А, это Вы, Антон. Добрый вечер. Вы, наверно, забыли ключ от лаборатории? Я угадала? Или хотите что-то спросить?
   - Да... То есть, нет. Да... В общем, я... хотел поблагодарить Вас за компендиум.
   - Вот как! Ну, мне очень приятно. Книги должны быть у тех, кому они нужны. Учитесь хорошо.
   - И ещё... Это самое... Олеся Игоревна, я люблю Вас! Я полюбил Вас с той самой встречи... Помните? Вешалка ещё...
   "Что я несу?! Причём тут вешалка?!"
   Антон, почти не помнил, что он говорил тогда, слова лились из него свободным потоком, низвергнув диктатуру разума. Олеся Игоревна внимательно слушала его, не отводя глаз от парня, руки её упирались локтями в столешницу, пальцы переплелись в замок, ноги оставались неподвижными, а на лице сохранялось неопределённо-доброжелательное выражение. Когда наш герой замолк, женщина сказала ровным спокойным голосом:
   - Антон, возьмите, пожалуйста, стул и сядьте напротив меня. Вот так, да. И, пожалуйста, не перебивайте. Заметьте, что я Вас не перебивала, хотя далеко не всё, что Вы говорили, было мне в радость.
   Она устроилась поудобнее и продолжила:
   - Если бы это были не Вы, я отделалась бы парой фраз, и этот человек узнал бы, что я умею быть очень резкой. Потом, скорее всего, ему пришлось бы покинуть факультет. Но Вы мне нравитесь...
   Олеся Игоревна осеклась, понимая, что невольно плеснула бензина в костёр, и строгим тоном добавила:
   - Нравитесь как человек, поймите меня правильно. Не как друг и уж тем более не как мужчина. Вы - хороший человек, Антон, я в этом уверена. Всё, что Вы сейчас наговорили, сказано от чистого сердца, даже не сомневаюсь. Это заблуждение, искреннее и поэтому простительное. Помыслы Ваши были чисты, как в том стихотворении , и никто не убедит меня в обратном. Но то, о чём Вы говорите, невозможно.
   У Вас хорошая голова, это я тоже вижу. Я заметила в Вас то, чего не хватает современному студенту - искреннюю и бескорыстную тягу к знаниям. Проблема Вашего поколения в том, что вам почему-то ничего не интересно... Именно поэтому я дала Вам книгу. Немного больше решимости, и Вас ждёт большое будущее. Вы же умеете делать первый шаг (она не смогла сдержать улыбку), просто направьте энергию в нужное русло.
   Всё у Вас будет хорошо, Антон, вот увидите. Встретите однажды хорошую девочку, влюбитесь, женитесь. Сердце у Вас большое, я уверена. А этот разговор... Через год, вспоминая его, Вы будете улыбаться. И я тоже улыбнусь. Так что спасибо на добром слове, но давайте считать, что ничего не было, хорошо? Вы ничего не говорили мне, я - Вам. Идёт? Поверьте, всё останется между нами и не будет иметь никаких последствий. Может быть, уже через месяц Вы поймёте, как я была права. Ну, или позже, но рано или поздно точно поймёте.
   Олеся Игоревна снова улыбнулась.
   - Я даже дам Вам вредный совет, Антон. Ничего сегодня не учите и не читайте, не грузите голову, там и без того сейчас кавардак. Здоровый сон важнее оценок. Ну, всё, ступайте.
   Антон заговорил уже в полном безумии:
   - Олеся Игоревна! Вы добрая, умная, красивая, Вы - прекрасный человек., но Вы... Вы же ничего не знаете, не понимаете! Он изменяет Вам, он Вас не в грош не ставит! Они там, в горах...почти каждый день...как кролики какие-то... Он ей говорил, тебя одну люблю... Я так больше не могу...
   Антон стремительно летел вверх тормашками в пропасть, клятвы в любви и верности перемежались с мольбами немного подождать и обещаниями найти любую работу, "хоть вагоны разгружать".
   - Я... Я спасти Вас хочу! Вы не должны так жить, он не имеет права!! - уже почти проревел парень и тут же замолчал, увидев, что Олеся Игоревна, бессильно сгорбившись, закрыла руками лицо.
   "Идиот. Рыцарь долбанный, - бессильно обругал себя Антон. - Что я наделал?!"
   Женщина открыла лицо, на котором застыла гримаса боли, но глаза её оставались сухими. Она тихо проговорила, с трудом, точно тяжёлые глыбы, ворочая слова:
   - Антон, Вами снова движет ложно понятое добро. Спасатель... Всё, ступайте, я способна о себе позаботиться. Этого разговора не было, ясно Вам? Ну, идите же, иначе я закричу. Не ломайте жизнь ни мне, ни себе.
   - Хорошо... До свидания, Олеся Игоревна.
   Антон поднялся со стула.
   - До свидания. Подождите. Надеюсь, Вы держали...и будете держать язык за зубами. Иначе... Иначе Вам придётся жить, зная, что из-за Вас мне пришлось рыдать от унижения. Нормальному человеку этого достаточно. Почему-то мне хочется верить, что будете, именно Вы будете. Идите же, идите.

***

   Антон позднее говорил мне, что совершенно не помнит, что было позже. Одно можно утверждать с уверенностью: в реку он не сиганул.
   - Странно, то, что случилось потом, куда страшнее, но я помню всё. Каждый жест, каждое слово, каждое движение, каждую мысль. А тут - пустота. Где-то ходил, где-то сидел на улице. Как меня гопники, их тогда дофига в городе было, не отоварили, ума не приложу. Короче, очнулся в итоге и понял, что сижу на скамейке и реву. Реально, слезами, как девчонка. Посмотрел на часы, понял, что предки с ума сходят. Мобилки-то ещё в диковину были. Побрёл домой.
   Дверь родной квартиры распахнулась. Мама, увидев нашего героя, беззвучно заплакала, а отец, втащив его в прихожую, занёс кулак.
   - Ты где шлялся, щенок?! Мать с ума сходит. Всех обзвонили! Я в полицию уже собирался.
   - Отец, мне восемнадцать год назад было, - угрюмо буркнул Антон.
   - Поговори мне, балбес! Если такой самостоятельный, марш отсюда. Ищи работу и комнату.
   - Погоди, Жора, - вмешалась мать. - Антон, ты что, плакал?
   - Да. Вы ж ничего объяснить не даёте. Бить хотите.
   Отец устало махнул рукой.
   - Поздно тебя бить... Надо было, когда поперёк лавки влезал. Да, Катрин?
   - Да, Жорик. Большим солдатским ремнём с пряжкой. И со звездой. Ну, рассказывай, что случилось?
   - Упал я, шёл с учёбы и упал, ударился сильно. Локтем. Больно было, аж заревел, как баба. Думал, перелом, пошёл в травмпункт. Там очереди. Пока врач, пока рентген... Ушиб, короче, повезло.
   - Позвонить надо было.
   - Пытался... Просил в регистратуре. А там такие гарпии! Не дали.
   - "Гарпии..." Ладно, раздевайся, герой Древней Греции. Ужинать будем. Цел - и ладно.
   Ночью мать зашла в его комнату, села на край кровати.
   - Антоша, думаешь, мы тебе поверили?
   - Я не врал, - пробурчал Антон.
   - Ну-ну. Ладно... Я уверена, что тебе хватит благоразумия не влезть ни в криминал, ни в секту, ни в наркотики. Храни свои секреты. Кстати, знаешь, что папа сказал?
   - Что?
   - "Дела грешные, сердечные".
   - Да ну вас, - правдоподобно возмутился Антон. - Нет у меня никого! Дуры одни кругом. Поговорить не о чем.
   Он отвернулся к стенке. Мама хихикнула.
   - Зато ты у нас принц Люксембургский. Ладно, спи уже. Все через это проходят.

***

   Слова "затишье перед бурей" набили оскомину у каждого читателя, но иначе охарактеризовать несколько следующих дней жизни Антона я не смогу. Казалось, что Олеся Игоревна права, и никакого разговора не было. Она выглядела чуть бледнее обычного, но держалась всё так же уверенно, одевалась со вкусом, разговаривала приветливо, но твёрдо, материал излагала доходчиво, спрашивала со студентов требовательно и строго. Подняв на занятии Антона, она одобрительно выслушала его ответ, сделала пару мелких поправок и вывела в журнале заслуженную "пятёрку".
   Андрей Васильевич вёл себя очень дружелюбно, шутил и балагурил. Казалось, подо льдом взаимного отчуждения между учеником и наставником заструилась какая-то тёплая струя.
   - Вы молодец, Антон, - сказал он, обозревая результаты лабораторных бдений нашего героя. - Всегда бы так. Думаю, через месяц поедем с Вами в Москву, выбью деньги у Эрнеста Михайловича. Познакомитесь там кое с кем.
   Виолетта улетела в Санкт-Петербург на какую-то конференцию.
   Родители тоже не задавали Антону никаких вопросов. Всё шло своим чередом, кавардак в сердце и голове нашего героя сменился некой ремиссией. Позвонил школьный друг - он вернулся из армии и устраивал по этому поводу вечеринку.

***

   Возвращаясь домой с пирушки, Антон, ведомый пьяным куражом и пофигизмом, решил срезать через заброшенный парк. Не самое разумное решение, чреватое в лучшем случае расставанием с наличностью, а для некоторых и с жизнью или девственностью, но в этот раз парк был на удивление пуст. Антон, покачиваясь и напевая что-то, шагал по тропинке между кустов, мысли его были всё мрачнее и злей, ремиссия проходила. Он что, так и оставит Олесю Игоревну на растерзание этому питекантропу? Пусть тот и дальше елозит по ней своей тушей и пачкает нежную отливающую перламутром кожу теми же пальцами, которыми лапает эту дуру и стерву Анну?! Да чёрта с два! Моё, не отдам!
   Внезапно он услышал знакомый голос. Да ну, ерунда какая-то. Мерещится по пьяни, подумал про него, вот и показалось. Хотя, нет. Для галлюцинации слишком хорошо и отчётливо слышно. Совсем рядом, кстати.
   Прокравшись на цыпочках, Антон выглянул из-за куста и обомлел. На самом верху разбитой десятилетиями времени и тысячами ног лестницы, ведущей к реке (той самой, куда думал броситься наш герой), откуда веяло сыростью и пронизывающим холодом, спиной к парню стоял в неверном лунном свете Андрей Васильевич и разговаривал по огромному (других тогда и не продавали) мобильнику. Вокруг не было не души. Антон сходу узнал знакомые интонации - наставник явно тоже был изрядно под мухой. Антон вслушался:
   - Анюта... Девочка моя... Обожаю... Да плевал я на неё... Только с тобой... Да, да, конечно... Скоро, жди...
   Антон не верил в Бога - он верил в Олесю Игоревну. Решение было принято моментально. Парень со звериным рыком бросился к лестнице и, вложив всю силу в удар, толкнул Андрея Васильевича вниз.
   - Сдохни, гадина! - проорал он, глядя как тот молча (первый же удар головой о ступеньку, похоже, лишил жертву сознания) катится вниз.
   Луну скрыли облака, стало совсем темно. Антон минут пять безуспешно всматривался вниз, в беспросветный мрак, а затем с равнодушием заправского серийного убийцы пошёл своей дорогой. Впрочем, уже через несколько минут его накрыла волна безотчётного ужаса. Что если Андрей Васильевич не умер, а только покалечился? А если его парализовало, и Олесе Игоревне придётся ещё несколько десятков лет кормить, мыть, обслуживать эту бессильную тушу? Похолодев, Антон вернулся на место преступления и начал напряжённо вслушиваться, надеясь уловить хоть стон. Тишина. Надо спуститься вниз, проверить и, если что, доделать дело. Ради неё. На себе он уже поставил крест.
   При одной мысли о том, что он может споткнуться на лестнице и тоже свернуть шею или просто плюхнуться на ещё тёплый труп, Антона едва не вывернуло. Он в ужасе зажал себе руками рот. Блевотина может стать уликой. Так, Тоха, возьми себя в руки. Вдох - выдох, вдох - выдох, раз - два. Сдох он. Сдох. Кубарем же полетел, не выживают после такого. Иди домой, Антоша, пока сюда не занесло пьяную гопоту или, ещё хуже, шальной наряд ППС. Плачь, Аннушка, плачь, ты проиграла.
   - And she's buying a stairway to Heaven, - пропел он. - А кому-то highway to hell.
   Утром в понедельник сомнения и терзания Антона развеял стоявший в вестибюле университета портрет с чёрной ленточкой.

***

   Наш герой впал в какое-то сонное полузабытье. Правдоподобно изображал потрясение и скорбь, ни разу не запнувшись, спросил у Эрнеста Михайловича про дату и месту то прощания.
   - Какого человека потег'яли! Мы Вас не б'осим, Антоша, - сказал тот. - Подхватим, сначала я, потом Лесенька, как немного оклемается. 'ешим вопрос. 'абота от го'я пе'вое с'едство! Бедная девочка, как они были счастливы вдвоём!
   Каменным столпом Антон отстоял всю церемонию, ледяным взглядом посмотрел на покойника, похожего на восковый манекен, с тщательно закрашенными синяками на лице, равнодушно положил в гроб четыре купленные с рук красные гвоздичики. Все мы помрём, считай, уже мёртвыми рождаемся, так что Китинг - осёл, спешить некуда, всё уже случилось. Среди скорбящих стояли и Анна, распухшая и заплаканная, и вдова, не накрашенная, с осунувшимся лицом, но совершенно сухими глазами. Это была предпоследняя встреча нашего героя с Олесей Игоревной.
   Последняя же произошла через несколько часов в лаборатории, куда Антон вернулся из морга, не поехав на кладбище. Он ничего не делал (Эрнест Михайлович разрешил ему не идти сегодня на занятия), просто сидел за столом, смотрел невидящими глазами в окно и ждал. Придёт, вон и сумка на подоконнике. Заходившие в помещение люди разделились на две категории: одни, увидев Антона, понимающе кивали и сочувствовали, другие, в частности, помирившиеся Сергей и Жанна, отчаявшись чего-то добиться от него, крутили пальцем у виска и уходили.
   Олеся Игоревна, не здороваясь, ворвалась в лабораторию, швырнула чёрный кожаный тренч и шляпку на стоявшее у её стола кресло. На ней был вытянутый чёрный свитер в катышках, чёрные брюки и ботинки заляпала кладбищенская глина. Женщина начала торопливо копаться в ящиках стола.
   - Примите мои соболезнования, Олеся Игоревна, - медленно проговорил Антон, всё так же глядя в окно. - Извините, что не смог это там сказать, на прощании...
   - Благодарю, Антон.
   - Это я. Между нами не должно быть лжи, Олеся Игоревна.
   - Что?!
   - Это я, Олеся Игоревна. Я это сделал. За Вас. Нельзя Вас так унижать.
   Воцарилось молчание.
   - Красиво выражаетесь, Антон. В книжке прочитали? Странно так... Вы всё время хотите добра, по глазам вижу, а творите зло и зло. Больше не подходите ко мне, пожалуйста. Я увольняюсь и уезжаю домой, к родителям. Эрнест Михайлович попросил меня выйти в отпуск и подумать, но я не передумаю. Мы с Вами разговариваем в последний раз. Точнее, никакого разговора вообще не было. Ещё раз приблизитесь, скажете мне хоть слово - пойду в милицию.
   Олеся Игоревна шумно свалила вещи в пакет, надела плащ и так же, как в первый раз, широко зашагала к двери.
   - Спасибо, - вдруг сказала она. - Теперь прощайте.

***

   Через пару дней Антон столкнулся на улице с Виолеттой-Ольгой. Та, ширя зелёные глазищи до размеров чайных блюдец, затараторила:
   - Ужас какой! Вчера ночью прилетела - и такие новости! Во дела! Говорят, с лестницы в парке...
   - Говорят, - эхом отозвался Антон.
   - Жалко Васильича, земля пухом. Нормальный мужик был. Бухал бы поменьше, жив остался.
   - Наверно.
   Виолетта вдруг ехидно улыбнулась.
   - У Аньки совсем башню сорвало. Понятно, кто теперь за неё диссер напишет? Она же нуль! Эрнест Михайлович устроил типа поминок, так она нарезалась и начала ныть, что это Леся его убила. Или сама, или заказала. Во дура! Эрнест взбесился и наорал на Аньку чуть ли не матом. Жесть, позорище! Леси-то там не было, и то ладно. Она уезжает, кстати, и правильно, что тут ловить, с её-то мозгами... На Эрнеста пахать? Он ведь месяца за два до её приезда цвести начал, как майская роза. "Лесенька возв'ащается!" Ага, новая рабсила, от слова "раб". Сейчас Эрнест, небось, думает: ладно, Леся сваливает, но уж Оля-то вечно тут пупок рвать будет. Ей деваться некуда, не домой же, на станцию Красный лапоть. Фигушки, диссер защищу - и тоже адиос, мучачос!
   - Это чувство вины, Оля, - непроизвольно вырвалось у Антона. - Потому что его убила она.
   - Анька? Ты с чего это взял?!
   - А из-за кого он пил? Кто втравил его во весь этот блудняк?
   Виолетта аж захлопала в ладоши.
   - Блин, Антуан, ты всегда так тему сечёшь, я прям офигеваю! Сказанул, как Боженька. Даром, что второй курс! Она, она, курва! Надеюсь, Эрнест выпрет её из лаборатории.
   - Оля, слушай, - продолжал Антон. - Ты тогда сказала, что второго предложения не будет. Но может, всё же ещё одна попытка, а? Один раз не... Ну, ты поняла. Не завтра же ты в Питер отчаливаешь?
   Виолетта, ухмыляясь, сунула руки в карманы пальто.
   - Экий ты нахал, Антуан! Это хорошо, парню надо быть нахалом, а то сожрут. Ну, ладно, вот тебе вторая попытка. Смотри, не профукай. Третьей точно не будет.
   "Будет. И третья, и четвёртая, и пятая. Уверен", - подумал Антон.
   Девушка взяла парня под руку.
   -- Кстати, Оля, я меняю кафедру и тему.
   - Дотумкал, наконец-то. Веди, Антуан, дама скучает.
   Смерть Андрея Васильевича была признана несчастным случаем.


Сентябрь 2022 г.

   Образы собирательные, совпадения с реальностью случайные.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"