Сталевары пили в углу после смены водку. Водка пилась сталеварами после смены в углу. Водка была терпка и отдавала метанолом, но сталевары были охочи до водки и плевали на метанол. Плевать на метанол было интересно и ново. Плевки сталеваров напоминали очертаниями различные предметы. Интерпретации очертаний сталеварами чаще всего сводились к трем основным китам сталеварского сознания: хуй, жопа и Людмила из столовой. О, Людмила, Люся, жрица сборной солянки, адепт фарша с луком, сивилла трехдневных щей и прочей снеди. Центнер советской плоти в белом колпаке преследовал сознаниие сталеваров денно и нощно. 1-ый кит сталеварского сознания напрягался поневоле, когда Людмила поворачивалась 2-ым китом к очам тружеников. Но этот кусок парного мяса был не по кариозным вперемешку со стальными зубам сталеварам. И плакалися они горько в тощие советские матрасы, скрежеща зубами, но не давалось им белое, рыхлое тело. У белого же рыхлого тела, вышеобозначенного как Людмила были, бесспорно, свои киты сознания: Красная Москва, комбинации подходящего размера, которых в СССР не сыскать было, да клуб "звезда" сталелитейного завода. Лучшими мгновениями жизни Людмилы бывали дни, когда все три кита сознания сливались воедино в экстазе, а именно: на окорока натягивалась комбинация, ямки, углубления, складки вольготного тела смачивались Красной Москвой, и вся эта прелесть о двух ногах, потрясая 2-ым китом сознания сталеваров, отправлялась на вечер танцев.
Танец, совершенно особый язык тела, язык порою полунамеков, а иногда совершенно явных предложений. И колыхалось тело под ритмы, и стыдливо к стеночке поворачивались грозные сталевары, ибо волновала их плоть Людмилы. Лишь Василий в тот вечер не повернулся к плоскости стены, чтобы скрыть параллельность земле 1-го кита сознания, а нетвердо шагая из-за этилового спирта 000 промиля/л в крови, поступательно двигался в сторону объекта.
Смешался запах перегара Василия с испарениями пышного тела Людмилы, когда первый, подошед к ней, пару раз пытался подмигнуть мутным глазом, но не осилил, ибо пьян был. Невольные зрители на 10-15 секунд даже прекратили доступ кислорода к своим легким, так как исход махинации кооператива "Вася" по овладению ООО "Люся" представлялся им увлекательным. После бесплодных попыток Васи фонетико-семантически донести информацию об инстинкте размножения, взыгравшем в его естестве, зрители уже с вероятностью практически 100 %, вовсе и не пользуясь биномиальным распределением вероятностей Бернулли, а исключительно собственным чутьем, порешили, что Василий потерпел фиаско. Точнее, слово подобное было им жутко, ибо незнакомо, но суть выражения: "отшила" вполне можно передать и этим фразеологизмом. Каково же было удивление сталеваров, когда Людмила выкрикнула: "Да!", переводя дыхание после пляски. Василий, совладав наконец с подвижным веком, отравил Людмиле многообещающее подмигивание и, подставив мозолистую пролетарскую пятерню, запечатлел на белой пухлой руке ее сочный поцелуй с причмокиванием голодного поволжанина. Василий и Людмила пропешествовали к выходу...
Хоронили Василия всем заводом. Мужик он был незлобный, среди остальных непримечателен, за что и любили его соратники по доменной печи. Лежал он синенький, в ящике, смирный и холодный. Не моргая глядела на Васеньку последняя отрада его, которая в могилу его и свела. Ведь была ночь, неистовые мычания-урчания, студень Людмилиного тела, сотрясавшийся Васею. И уснул, опьяненный ее ласками и продукцией местного ЛВЗ, Вася на широкой груди ее. И задохся промеж персей, аки водолаз без акваланга. И долго еще ходили на заводе рассказы о храбром Василии, прекрасной Людмиле, да зеленом змие. Вот и весь сказ.