Аннотация: Повесть вошедшая во 2-ю книгу "Трагисатира 2000-05 гг.", отображает жизнь современников с разными характерами и судьбами, которые живут в одном американском обществе.
"Временами им чудится какая-то ярость в ком-то другом, которая то ли им мешает действовать на благо чьего-то клатбища, то ли дестабилизирует их личную стабильную дисгармония. Надо постараться убедить большинство, что борьба за сидячиие, лежачие и стоячие места - это одна из высших ценностей..."
Настал ноябрь. И, наконец, в один из туманных и прохладных дней, как и предчувствовали заботливые родители (хотя отец до конца надеялся, что будет пацан), под созвездием 'Быка' на свет появилась милёхонькая, крик-ливая, тёмненькая, и как её тут же назвали - Марфа. Матушка, Федосья Макаровна отлично перестояла роды и помог ей муж Прокофий Гондурасыч, находясь днём и ночью в родильном доме. Так началось счастье Бушрайсов.
О Марфином первоначальном воспитании рассказывать нет надобности, так как особо оно ничем не отличается от воспитания детей в таких же семьях, стоит заметить лишь коротко, что за Марфой кропотливо ухаживали и мыли, даже раз натёрли ей ожог, пичкали всякими подарочками буквально все приближённые к Бушрайсам, особенно некоторые нижестоящие сослуживцы отца и лестные соседи. А в доме её называли не иначе как Марфа Гонду-расовна, все приходящие глядели ей в глаза и как-то уж слишком блаженно сюсюкались с ней; хотя Прокофию Гондурасычу не нравился такой подход и по временам он высказывался о спартанской воспитательной теории, которая явно была ущербной и заключалась в том, что всякого ребёнка для его же пользы необходимо направлять на путь истинный посредством строжайшей дисциплины вперемешку со священной моралью. Шутка ли сказать, потом-ственные Пентагоновцы из средней прослоки.
- Как хотите, а это так уж издавна в нашем обществе, что без служебных слов, смирения и без строгого воспитания невозможно! - убеждал сэр Бушрайс и поглядывал на игривую Марфу.
- Отец, да как же можно, она ведь девочка, можно сказать ангелочек, а ты её в какие-то доспехи одеваешь. Это нашу-то радость, нет, ты точно уже с ума спятил в своём заведении! - перебивая и хлестко накидываясь, протестовала Федосья Макаровна.
- Да ты меня не понимаешь, я же не только про Марфу, а вообще говорю с теоретической точки зрения, что и для неё нужна дисциплина, с вами-то, женщинами, ни о чём серьёзном нельзя поговорить, вы всё на свой лад перевернёте: либо на гардеробные тряпки, либо на на причёски и маникюр, для вас 'Кодекс чести' - это каталог вещей! О нашей Марфушке точно не знаю, но вон даже многие государственные личности и те строгое воспитание на своей шкуре испытали, и, как видишь, живём и здравствуем! - то повышая, то понижая голос заключал Прокофий Гондурасыч.
Время шло, и Марфа, уже не по-детски подозревая коварные нюансы и закостенелость отцовских подходов, росла смирнёхонько и благонравно, что решительно не давало ему ни малейшего повода к применению мер воспи-тательной строгости, как бы он не старался подловить её на шалостях.
И едва начала Марфа разборчиво лепетать, как у неё обнаружились не-обыкновенная понятливость и трогательная любезность, отчего родительские сердца просто таяли в трепещущем удовольствии, чего и всем желали.
А в пять лет она знала имена ей полюбившихся композиторов (Брамса и Штрауса), даже напевала некоторые такты из их произведений, интересова-лась спортивными новостями (теннис, бег, парусная регата), заимев детский вкус к спортивным красовкам и костюмам, и почти наизусть знала некоторые главы и абзацы из книг американских 'реалистов'. К тому же, пролистывая мамины книжки, коверкала язычком французские, латинские, даже китайские словечки. Когда-нибудь могут пригодиться. Американский реализм - это всё!..
Родители хоть и радовались, но отчасти и тревожились, уж слишком рано все эти интересы проявляются в Марфе, у них такого не было, но она не давала им опомниться и аккуратно перед завтраком и обедом целовала их, желала приятного аппетита и всем ценнейшего здоровья, отчего они находи-лись в каком-то разомлевшем состоянии. И благо у них был мотив для пос-тоянной суеты, так бы они совсем закисли от нечего делать, но, так как домашние дела были распланированы ещё на прошедшей неделе, то Марфа даже по выходным не выпускала родительских обещаний из рук. И Прокофий Гондурасыч почти каждое воскресенье непременно брал дочку в общинный собор к обедне. Матери и отцу трудно было не нарадоваться на своего милого ребёнка, когда она, совершенно собравшись в путь, вбегала с визгливо-коман-дирским тоном в зал и, снизив тон до любезности, торопила родичей. Если мать была чем-то занята, то Марфа оглушала отца до тех пор, что он не знал, куда ему деваться в тот момент, приходилось застёгиваться на ходу и оправ-дываться, мол, не на пожар ведь, успеется...
Они шли по улице Роберта Шекли умеренно-строгой походкой, Марфа всем прохожим кивала головкой, а Прокофий Гондурасыч с каким-то особенным чувством гордости и блаженства шёл по тротуару, держа за руку дочку, которая то и дело с истовой солидностью переступала за ним своими дет-скими ножками, и встречая по дороге, знакомые коллеги или начальники отцу говорили: 'Ну,.. копия отца! Вылитая Бушрайс! Она у вас такая бойкая, прямо на пацана похожа, супердевка, ух, кровь с молоком!'
Прокофий Гондурасыч серьёзно отшучивался и ставил точку, что Марфа будет, как пить дать, благонравнее и крепче многих пацанов. И вздыхал.
И действительно, к величайшей детской радости Марфушки, вскоре у неё появились уже излюбленные вещи реквизита, которые она выбрала из всех подарков, а именно - платьишко фасоном 'железной леди', непротекаемые кроссовки для утренних пробежек, коньки, теннисная ракетка, с десяток различных туфелек, флейта и детская виолончель, на которой она по вечерам пиликала до изнеможения, и толстенная книга 'Ошибки идеализма' прези-дента Вильсона с очень привлекательной обложкой, из которой Марфа с таким милым тоном цитировала фразы, обескураживая родичей, и дополняла притом в конце: 'Вот когда я стану леди надгосударственных сил безопас-ности, тогда попляшут многие! Почему вы не повторяете, а ну, все вместе?
- Да когда ж ты, милочка наша, все эти ценные вещи успеешь испробовать? Надо ж по-настоящему жить, а не обезьянничать! - с лёгкой тревогой говорила Федосья Макаровна и, сморщив лоб, смотрела на отца.
- Ничего мать, она у нас девка ладная, сама выберет, что важнее, а вещи эти тоже не помеха, пущай испробует, умнее будет! А про обезьянничество - ты матушка прекрати. У нас в Америке, хотя никогда и не рождались человеко-образные обезьяны, а наших предков сюда привезли из Африки - матери всех народов! - и продали свои же собратья местным 'бледнолицым', всё же мы должны гордиться корнями. Так как уже до великого Дарвина знали наши папы и мамы, что развитие американское подзадержалось без питекантропов. Всё-таки тебе непозволительно внушать ребёнку националистические мыслишки, как их называют теперь. Ты бы лучше научила Марфу картины объяснять, вон у нас в прихожей висит одна 'Affen als Kunstrichter' Габриэлы фон Макс. Так это ж стилизация, разве можно оскорбляться на всякие картинки, это отсталые возбуждаются, а для нас-то времена давно прошли! - говорил вальяжно Прокофий Гондурасыч, и лукаво улыбаясь, любовался на Марфу в платьишке 'железной леди'. Федосья Макаровна с чутким доверием посматривала на него, вздыхала и отвечала: C'est singulier (да, удивительно), c'est ton devoir de leur transmettre intacts droits, biens, beau nom! И отец сверкнул через пращур на Марфу, перевёл: 'Это, твой долг, дочка, сохранить права, имущество, имя!'.
Бывалочи, как засядит папенька у себя в кабинете с коллегами общаться, а Марфа сядет поблизости на плетёное кресло, укроется пледом, возьмёт раскрытую книжку Вильсона в руки, а сама всё слышит, что дяденьки обсуж-дают. А они, кроме пентагоновских тем, и другие темы затрагивают, к примеру: 'Джентельмены, для удовлетворительного решения самой жгучей проблемы международных отношений требуется не новая организация со своими коми-тетами, секретарями, спецуполномоченными, отчётами и нормативами, не новые вооруженные силы миротворцев, а радикальный отказ от умонастрое-ний и внутренней политики, порождающих конфликты! Джентельмены, нельзя забывать, что причиной прискорбного провала даже женевского эксперимента как раз и была неспособность людей, зараженных бюрократической верой в этатизм, а организации и клерки не в силах решить ни одной проблемы. (Ес! Ес! подтверждают все в один голос.) Джентельмены, ведь существование надгосударственных властных структур и международной ассамблеи имеет второстепенное значение! Самое главное, необходимо отказаться от полити-ческого курса, причиняющего ущерб другим народам. Надо мудрее. Если экономические войны будут продолжаться, никакая международная власть не сможет обеспечить мир. У нас от этого постоянные кризисы. А современная эпоха международного разделения труда и свобода торговли является не-обходимым условием любых дружественных соглашений между народами. Диктаторы предлагают иное решение. Его мы знаем. Они же планируют установить 'новый порядок', систему мировой гегемонии одного народа или группы народов, опирающихся на силу победоносных армий. Но наша армия сильнее всех! Джентельмены, немногие привилегированные будут господ-ствовать над огромным большинством 'низших' рас. Этот 'новый порядок' представляет собой очень старую концепцию, и к нему стремились все завоеватели. Но, джентельмены, история свидетельствует о провале множес-тва попыток навязать мир с помощью войны; сотрудничество - методами насилия, единодушие - уничтожением несогласных? Нет, джентельмены, нужно новое идеологическое оружие и лучше без дешёвых провокаций!' (Ес! Ес! Подтверждают все в один голос.) Вопрос о том, как тогда первенствовать в глобальной политэкономике, завис в воздухе до следующих прений.
Подслушает дяденек Марфа, а сама на ус наматывает и в блокнотик свой клишевидные цитатки записывает.
__________
Так и росла помаленьку Марфа Бушрайс, и чем больше вырастала, тем понятливее и благонравнее она становилась. А уже на восьмом году, усевшись изучать грамоту с правописанием, оказалось, что у неё способности буквально ловить значения и азы прямо на лету, и что всего важнее, не только молниеносно усваивать грамоту, но в то же время внимательно глядеть своими ласково-карими глазами учителю в лицо и в рот, отчего некоторые учителя даже смущались, несмотря на свою римско-британскую закалку, и были уязвлены Марфой до глубины души, особенно её откровенной рез-востью, смирением, натуральным послушанием, и притом всё это соответ-ствовало уставу заведения, отчего учителя не раз отзывались родителям о ней не иначе, как с блаженным волнением и восхищением.
Родители млели от радости в такие моменты и приглашали некоторых, кто победней из учителей, к себе на выходной обед.
Как не гадай, а природа вручила Марфе хваткую понятливость, но благо-нравие дала ей домашняя среда, в которой она воспитывалась и произрас-тала. А их апартаменты были уютные с мебельными элементами из разных времён и различной ненужной утварью для жизненного обихода, так что казалось, будто поселившиеся жильцы здесь находятся временно на прес-тижной выселке, но долгое время проживая в ней, такая атмосфера между административно-музейной и средне-каталожной въелась в кровь и плоть у семьи Бушрайсов.
Они были до такой степени экономными, несмотря на постоянный доход и что перепадёт сверху, отчего у свежего человека могло сложится впечатле-ние, что здесь и время отмеривают с такою же безучастной объективностью, с какой портной меряет запасённый материал, метр за метром, один рулон за другим. Всё было аккуратно пригнано и урезано до необходимого, не дозволяя себе никакого уклонения в сторону, иначе бы всё разлетелось в прах. Не возникало семнений, что и будущие могилки с надгробными плитами тоже давно оплачены, а из-за этого никому не будет обузой их оплаченное исчезно-вение из бытия, в особенности дочке Марфе. Поэтому она любила находиться дома с родителями, а не шататься в городском пространстве, как это делали однокашники. Лучше прижаться в стороне на твёрдой позиции, не допускать легкомысленной забывчивости и знать точно - когда и какие обязанности нужно исполнять в постоянной надежде, что тебя за это скоро обязательно поощрят! - это было их семейным девизом. И его Прокофий Гондурасыч не редко навязчиво пропагандировал в колледже, отчего некоторые сорванцы не раз рисовали карикатуры на него на всех углах и проходниках с подписью 'Кисло-агрессивный паж'. Всё это было обидно для тёртого миссионера и давно убедило его лучше торчать дома, чем в свободное время посещать знакомых или просто куда-нибудь сходить одному или с женой в театр, музей, на худой конец, прогуляться в живописном парке, оставив Марфу с кузинами, но нет - 'А вдруг грабители нападут, а вдруг такси врежется, вдруг какой-нибудь психопат встретится, у нас-то всякого бычья просто уйма кишит, вон даже в верхах; хи-хи-хи, тут не ты сам, так тебя прикокошат; да и воздух сегодня диоксидом воняет, видать химкомбинат 'Все Джоны' новые акции напечатал, бедные работяги и местные детишки. Ох-хо-хо, дома-то оно спокойней!' - утешал себя и домочадцев Прокофий Гондурасыч Бушрайс.
И вот в такой домашней атмосфере Марфа волей-неволей складывалась аккуратной, усидчивой и почтительной девой. С самой ранней юности слух её всё чаще поражали слова, произносимые часто в семье: департамент, дисцип-линарная выправка, высшая служба и ранговая табель! С самого утра и до вечера Марфа слышала мелькающие разговоры об этом, на которых сосре-дотачивались почти все интересы, сетования, радости и надежды на будущее Бушрайсов; и только Федосья Макаровна временами подмешивала свои элитарные педагогические знания. Любая детская резвость Марфы, шумливее обычной нормы, останавливалась фразой о том, что она мешает отцу под-готавливать серьёзный доклад, отчёт начальству или задание для подопеч-ных, отчего она усвоила, что в каждом движении, в каждом скрипе и шорохе - вред общему делу. Даже совместный обед был связан какой-то таинственной цепью с Прокофием Гондурасычем. И если эту цепь разрубить, то вся семья пустится по миру и уедет миссионерствовать с отцом не в Гондурас, так в другие уже протоптанные прерии, где когда-то оборвались его древние корни. А в смешанной внешности Бушрайса присутствовали облагороженные северо-африканские черты, хотя он и был уроженцем Нового Ёрка и порой имел некоторые радикальные склонности против хиппаков, рэперов и криминаль-ных боксеров, стараясь с безразличной добротой, чтобы не заиметь со стороны мстителей, относиться к таким проявлениям. Тем более, что многие предрассудки внешнего характера играют роль только на руку бизнеса.
По правде говоря, представления Марфы о коллежском сенате или о депар-таменте были довольно-таки фантастичными, так как она ещё не понимала действительной служебной организации и скорее представляла её себе в виде какой-то загадочной секты воплотившихся духов с отличным содержа-нием, где в течение рабочего дня они витают с приказаниями и портфелями, с ангельскими лицами и шёпотом о награждениях с продвижением по службе, взирая чуть свысока на нижестоящих и посетителей, а на вышестоящих, как на божков, которые составляют одно целое божество сверхраспоряжений не только в Новом Ёрке, но также имея влияние на другие регионы страны, о чём ей постоянно твердил отец. Тут они были все, как у Христа за пазухой, здесь дело беспромашное, постоянное, самое верное, как тот пирог, с утверждён-ным давно рецептом и патентом, только в новой обвёртке.
И вот, благодаря такой установке, Марфа незаметно научилась смотреть на родительское гнездо, как на продолжение великой департаментной органи-зации. А на отца смотрела, как на важный ходячий кусок всей системы; и даже на саму себя Марфа уже смотрела, как на родственное чадо этого простран-ства. Всё чаще и чаще она обращалась к отцу о заветной мечте, когда она, наконец, перешагнёт порог элитной академии, чтобы сделать блестящую мировую карьеру. Но в тоже время и мечты о музыкальном поприще не давали ей покоя. Прокофий Гондурасыч успокаивал её и обещал, что если она будет всегда прилежной и благонравной, то всё у неё будет. Слушая такие утешения, Марфа усугубляла рвение и, уже никогда не теряя из вида мишень, с какою-то восторженностью всё зубрила историю, географию, математику, политэкономику, отчего-то пристрастилась к военным книжкам.
Время шло и летели дни за днями, укрепляя в Марфе Прокофьевне не-сомненную веру в ожидающее её административное будущее и несметное обогащение её ума всякими познаниями в этой области.
Наконец ей минуло семнадцать лет, и после скоросрочного окончания гимназии с коллежским уклоном за отличное учение с золотой медалью, по её неумолимой просьбе (хотя уже заранее было назначено), её легко втиснули в государственное учебное учреждение на факультет 'международно-политиче-ского права'. Радостное событие было отмеченно за праздничным столом с теми же гостями, даже дядюшка Тони Блэйкер приехал с подарком 'супер-модель авиалайнера Жарданов', отчего Марфа была на седьмом небе. А между серьёзными разговорами, как бы для смягчения обстоятельств, Тони двигал ушами да улыбался во весь рот, что заставило всех смеяться до слёз. 'Весельчак!' - определил его Прокофий Гондурасович. 'Веселонравный!' - деликатно поправила его Федосья Макаровна. Но чтобы гости не поняли, будто дядюшка Тони пустопляс, он при всех ненароком пообещал Марфе, что если она не потеряет огня в учении, то он самолично похлопочет у главного секретаря департаментного заведения о её дальнейшем продвижении. Родители Марфы, осоловелые, благодарили дядюшку Тони, а Марфа нежно поцеловала его в шрам на щеке, который он отхватил при командировке в Иракские пустыни, и сыграла на пиано его любимую вещицу из Бернстайна - 'Кандиды'.
__________
Так и вышло, что департаментское учреждение, куда поступила Марфа Бушрайс, имело специфическую специальность воспитывать только государ-ственных детей, так называемую - достойную смену. И поступив туда, у чиновничьего ребёнка начиналась как бы уже теоретическая карьера по государственной лестнице, обшлифовывание со всех сторон его служебного характера до неузнаваемости родителями, многим из них на радость, а там глядишь, по окончанию из них выходят действительно настоящие и заправ-ские, а значит верные государственные младенцы.
Чем же отличаются они от остальных людей вообще и от утверждённо-государственных в особенности? - А именно тем, что, будучи взрослыми и даже в преклонных летах, они не могут вырасти соответственно характеру взрослого человека. То есть, если вглядеться в их жизнедеятельность, то сразу становится ясно, что они как таково не совсем живут и самостоятельно не действуют в реальном значении этих понятий, а постоянно около чего-то уже созданного вертятся и что-то у кого-то заимствуют или посредничают, будь это личности, убедительные теории или материализованные продукты в любой форме, короче говоря, от булавки до индустрии и т.д. - одним словом, около всего, что с ними, государственными детьми, не имеет ничего общего, а только косвенно относится к ним, но, давая им твёрдое убеждение, что всё-таки и они неразделимо связаны с этими делами. И как бы в отместку за свою слабохарактерность и псевдосамостоятельность они вырабатывают эдакую
умеренно-строгую игнорантность в смеси с лицемерной ложью, причём от
мала до велика. Всё остальное не имеет значения, так как этим государ-ственным детям нельзя, да им и в голову не приходит, хотя бы элементарно разумно протестовать супротив унижающей дрессуры разными начальниками (хотя есть у них 'крамольники с лицензией'). Иначе запишут в 'чёрный список' и считай, что все подвиливания, подхалимства, верность, стукачества были впустую. Так что - 'получил, беги, отдай, возьми и быстро назад, исполнил, похвально, а теперь жди, когда доверят что-нибудь посерьёзней, смотри и слушай, что говорят маститые, и докладывай что надо и когда надо, разрешат, чуть подмешивай и свои доводы, выжидай и любезно выпрашивай, и пожалуйста, без всяких рассуждений. О'кей? Иди дальше, служи государ-ственному учреждению!' Так они подрастают, всё вертятся и гоношатся около 'верняка', но никогда не вырастут в меру человеческого умственного роста, несмотря на обеспечение, статус, семью, общественные отношения. Что поделаешь, видно судьба у них такая.
Многие свыкаются с ней, всасывая частички начальственного характера, и даже гордятся тем, что они в меру ещё детки, многие терпят, истязая себя, многие ломаются, а некоторые доползают до заветного места, но лишь самые излюбленные назначаются на козырные посты в государственные заведения.
Например, в высших сверах эта же детская сознательность выступает не так уж рельефно, потому что среди них имеются влиятельные люди, вокруг которых вертятся множество других. И первые стараются не всегда быть видимыми для простых глаз, а если они должны появиться с каким-либо заявлением или подсвежить необходимые критерии, то это у них происходит тактически в более мягких формах. В принципе, 'влиятельные' не требуют от нижестоящих именно такой фанатической преданности, те сами выдвигают такие требования, как, например: сухая строгость, неуклонное исполнение обязанностей, вечная пунктуальность, периодический натиск, нелицеприятное применение правосудия, средства для общественного раздражения и т.д. Верны ли они? На эти вопросы, честно говоря, точно никто вам не ответит, а только убедительно заверит, что они явились по какой-то логической необ-ходимости стабильным критерием 'жить сейчас'. А у таких людей сейчас - всегда сейчас! Вдумайтесь - по-логической необходимости? И сейчас? Тогда держитесь все, кто не достиг вершины этих понятий. Естественно, что многое в жизни происходит по эдакой необходимости, но и многое выдаётся за неё. И стоит создать по этой же необходимости какие-нибудь воспитательные учреж-дения, дать им специальные названия системы и принципов, посулить содер-жание и привить ответственность к обоснованным теориям, чтобы в этих пунктах появились сотни, тысячи этих взрослых детей, которые исполнят всё, что от них потребуется. А если перед ними станет право выбора, то некоторые из них способны действительно на любые 'выгодные пакости', если не в прямую, так косвенно, чтобы руки не замарать. Чтобы жить намного лучше, чем 'несечашние' маятся. Многие из них мне лично на практике знакомы.
__________
Немало с тех пор воды утекло, а из Марфы Бушрайс стала уже взрослая дева, которая примеряла не раз и мамашины туфли и папашину мантию, хотя у неё был свой отменный гардероб, которым она пользовалась исключительно на выход и службу.
Однажды, когда концерт классической шлягерной музыки закончился, а праздник во всю продолжался, Марфа не осталась на нём, то ли голова у неё разболелась от эйфорийной суеты, то ли не встретила она ни одного симпа-тичного парня, похожего на её любимых голливудских актёров, а ещё того лучше на сына главы Нового Ёрка, о котором Марфа мечтала уже с детства, в общем, не было там её принца на белом коне, который бы украл девичье сердечко навсегда, по её приглашению приехал бы к ней в современнейшую халупу, с плетёной мебелью и полным холодильником. А так как Марфа не умела готовить, принц сам бы приготовил наскоро вкуснейшую яичницу со шпеком или заказал лучшую пиццу. Пока русалочка освежалась в душе и приводила в порядок своё личико, он выбрал бы из её коллекции дисков самую лучшую 'Беби-блюз' и дожидался бы в достойной позе джентельмена на белом диване, листая настольный журнал 'Культура' при горящих свечах, установленных в золотых подсвечниках на остроугольном стеклянном столе. Если бы все так просто было. Принца ведь не закажешь и не наколдуешь.
Марфа Бушрайс осторожно вела свой комфортабельный 'Додж', подаренный дядушкой Тони, проходя все крутые повороты на провинциальной дороге, а по радио слышалась любимая песня её мамы, которую и она с недавних пор стала любить. Она не сдержалась и, расплывшись широким ртом, запела во всё горло, озираясь по сторонам дороги на луговые угодья, по которым гуляли или лежали смиренные бурёнки, тщательно пережевывающие травку для своих бодающихся ещё безрогих телят. А резкий ветер колыхал волнами траву, и словно услышав её пение, пошатнул на повороте автомобиль, и тут же она ощутила в салоне душистые запахи лета. А солнце клонилось к западу.
О да! Жизнь показалась ей совершенной, но неожиданно на одинокой дороге сзади показался мотоциклист и стал обгонять её семенящий 'Додж'. Марфа пригляделась к цепкой фигуре наездника и лукаво-миндальными глаз-ками посмотрела на его крепкую фигуру в потёртых джинсах, что-то мурлык-нув себе под нос, а мотоциклист прибавил газку на 'Харлее' и скрылся за поворотом.
Через пару километров сыздаля она заметила стоящий на обочине тот самый мотоцикл, и как тот же крепенький 'бой' в нём ковырялся, да с чуть тревожным лицом поглядывал по сторонам. Марфа приблизившись к нему, затормозила и доброжелательно спросила: 'Могу ли я вам чем-то помочь?' Но симпатичный брюнет с чуть засаленным локоном и грязными в масле руками улыбнулся, обтёр руки тряпкой и любезно ответил: 'Благодарю вас мисс, я уже вызвал дорожную службу, одна релюшка сгорела, если вас не затруднит, может быть, возьмёте меня до ближайшей заправки, вернее до старого замка Гоббса, было бы совсем неплохо?'.
Марфа нашла забавным его неподходящие манеры к чумазому мотоцик-листу и пригласительно махнув рукой, с чуть неохотной нежностью ответила: 'Конечно, садитесь, мне в другую сторону, но время у меня есть!' Он сел в авто, закрыл дверь и, посмотрев с благодарностью на Марфу, хотел что-то сказать, но она мягко отвела миндальные глаза и потихоньку прибавив газу, выключила радио. Её карие глаза с янтарной крапинкой внутри и шоколадная улыбка сразу произвели впечатление на него, но Марфа тут же узрела, как он незаметно обратил внимание на её колени, это влетевший ветер ласкающе приподнял летнее платье, отчего она стала чуть серьёзней и, поправив платье, поехала побыстрей.
- Сэр, вы работаете в замке? - сдерживая любопытство, спросила она и с приподнятым широким носиком смотрела на дорогу.
- Да, мисс, я там работаю и живу, какая вы проницательная, мисс, - ответил с лёгко-таинственной иронией красавчик и добавил: 'А вы тоже там когда-то работали или имеете знакомых? Давайте же познакомимся, меня зовут Рэнди Маккой, а вас?' - 'А меня зовут Марфа Бушрайс. Вот мы и познакомились', - с удовольствием ответила она и поглядывала искоса на него.
Она мягко свернула 'Додж' на кленовую аллею и с незатейливой скром-ностью ответила: 'Как вам сказать, я изучаю теорию мировой безопасности во внешних отношениях, уже на последнем курсе и для дипломной работы собираю разные элементы из старины. Ещё я играю на двух инструментах, даже лазерный диск хочу выпустить, но мои родители хотят, чтобы я работала большим чиновником, как они, брр, жуткая профессия, нет уж я лучше как-нибудь по другому пути пойду, например - мировым судьёй или главным социально-экономическим советником для трудновоспитуемых детей, которых оставили на произвол судьбы их родители, 'ноу боди ист перфект', и наша сладкая система жизни тоже. Хотя там получают не особо хорошую зарплату, но зато уважение, продвижение по карьере, зарплата на зависть всем, разве это не главное? А этих-то детей, всё равно в большинстве случаев не перевоспитаешь, природа-то берёт своё, я это по себе знаю. Ах, простите, заболталась я с вами!' И она осеклась, что не стоило бы так откровеничать.
- О'кей. Мисс, всё-таки интересно вы рассуждаете, как уже заправский администратор. Понимаю, видимо вам хочется после душных аудиторий на природе погулять, освободиться, а возможно ли это вот так сразу, и что потом? - с такой же дружелюбной иронией в голосе съязвил красавчик, но Марфа ничего не ответила, только смотрела на дорогу и слегка улыбалась, она была от пассажира разочарована.
Через пару километров Рэнди попросил: 'Мисс, пожалуйта, высадите меня вон у того поворота, я надеюсь, что мы ещё увидимся, не то как-то мне совсем не по себе, неподходящая ситуация, к тому же я опоздал, вы не сердитесь за мою иронию, вот моя визитка с телефоном, звоните, чем смогу, тем помогу!'.
Марфа отрицательно помотала головой, и её чудный смоляной волос стал пушистее, отливаясь смолистым оттенком. Рэнди заметил в её лице негатив-ный вопрос: 'Чем ты мне можешь помочь, белый бой, у меня всё есть?', но он тут же ответил:
- Извините, мисс, вы не обидетесь? Я не хотел бы казаться назойливым, но я знаком с одним департаментским 'светилой социологии', и когда мы пус-каемся в рассуждения о воспитании загубленной молодёжи, то он, кроме теории о том, что виноваты только родители, генетика, и как подготовить 'трудновоспитуемых' к бирже труда, больше ничего не знает. Он сам живёт за счёт 'трудновоспитуемых' детей. Как вы на это смотрите?
- Ах, ну что вы, Рэнди, жизнь есть жизнь, и нужно пользоваться ей сейчас, и всем материалом, что она представляет, а работа всех исправляет. Я не обиделась на вас, случайные встречи, случайные настроения, дело чести каждого. Возьмите и мою визитку, звоните, может быть трудности появятся? - произнесла она и чуть раздражённо притормозила на указанном повороте. Они вяло пожали друг другу руки, и парень пошёл по дороге в сторону старого замка Гоббса.
Прежде чем тронуться с места и поехать дальше она искоса посмотрела на уходящего Рэнди, достала из бардачка блокнот и записала высказанное мнение попутчика. Марфа решила пока не уезжать, и отъехав немного в сторону, выбрала панораму получше, вооружилась биноклем и стала глазами срисовывать картину от перспективы, где виднелся дворец, по краям которого стояли ветхие дубы и кипарисы, и чистая дорога, по которой шёл красавец Рэнди Маккой.
- Как чудесно здесь! - с блаженством произнесла она, любуясь старинной архитектурой и угодьями.
Вечерняя теплынь прогнала её с места, Марфа зевнула и поморгала глазами, как персидская кошка, затем отъехала подальше и встала под пушис-тыми липами, огляделась и решила чуточку вздремнуть на свежем воздухе, подложила под голову футляр от бинокля, закрыла глаза и, ни с того ни с сего, на неё нахлынуло воображение, всё глубже погружаясь в сказочно-щекот-ливые мечты, аж дыхание понемногу участилось, а представление станови-лось чётче, особенно когда вообразимый Рэнди на своих жилистых руках выносил бы её из джунглей к свежему источнику, она даже как-то ощутила мужское упорство и нежную силу, ей показалось, что пульсирует вся земля, на которой - он и она...
- Стоп, какие к чёрту джунгли? Кто он такой! - с неприятным возбуждением произнесла Марфа, пробудясь от воображения, протёрла глаза и с при-открытым ртом увидела на яву, как с иголочки одетый принц верхом на белом жеребце медленным галопом приближался к её 'Доджу', остановился рядом, ба-а, да это же сам Рэнди Маккой, и произнёс совсем уже не так, как мото-циклист: 'Мисс, с Вами всё о'кей? Вы работаете или отдыхаете под дворцо-выми кронами?' - и смотрел на неё, словно хотел тут же её выкрасть и увезти на край света, но чего-то благородно выжидал, а его лицо было чистым, в профиль он был похож на Клина Иствуда, который осчастливив её своей белозубой улыбкой, снова произнёс: 'Мисс, вы должно быть чудесно отдох-нули после напряжённого дня?' - но в его голосе уже не было той иронии мотоциклиста, отчего она немного напряглась и с мягкой улыбкой смолчала.
- Могу ли я пригласить вас на чашечку чая или кофе, благородная горо-жанка? В благодарность за вашу услугу просите всё, что хотите! - снова вымолвил Рэнди, с польщённым тоном оголив белозубый оскал. Она и рада была бы тут же согласиться, но её воспитание сдержало девичьи эмоции, хотя и оно здесь мало бы сыграло роли: 'Сэр, благодарю вас, я бы охотно приняла ваше предложение, только чуть позже! Согласны, окей?'.
Марфа не забыла, что приехала сюда за темой для дипломной работы, поэтому хотела одна обнюхать все закоулки и обсмотреть дворцовое обличие. Рэнди Маккой почтенно кивнул головой и поскакал вперёд, как бы приглашая гостью следовать за ним ко дворцу.
Поставив 'Додж' у парадного подъезда, она зашла по широкой лестнице,
на входе её встретил седовласый батлер Потап в опрятном костюме и любезно попросил следовать за ним. Марфа еле сдерживала радость, а от натёртого паркета, мраморных колонн, хрустальных люстр и старинных картин она было просто в восторге. В один миг она почувствовала себя принцессой на бобах, а батлер так же любезно произнёс: 'Мисс, я покажу Вам семейную галерею, прошу за мной', и почтительно указав рукой на второй этаж, солид-ный Потап проследовал по лестнице, а Марфа последовала за ним и, чуть смущаясь, тихо вздыхала от цоканья своих каблучков.
Дворец был построен в 17 веке, на огромных картинах были родословные и благородной внешности люди, похожие на духов в тогдашней одежде. У Марфы от созерцательного любопытства замирало сердце и чуть-чуть сбива-лось дыхание от живописного воплощения, она шла от одной картины к другой, и ей всё больше казалось как-то всё подозрительным во встрече с тем чумазым и этим благородным Рэнди Маккоем. Но её недоверчивая подозри-тельность преобразилась в отважную гордость за такой драгоценный момент побывать здесь, а тем более сблизиться с ним, о котором она мечтала всю девичью жизнь.
- А вот это наш самый юный отпрыск семейной династии - Рэнди-Джорж-Елисей Маккой! - выразительно произнёс батлер, словно на праздничном приёме. Не может быть, это был тот же самый Рэнди-мотоциклист в полной экипировке лордовского сословия, на картине он смотрелся ещё красивее и заворожительнее, а рядом с ним стояла какая-то дама с прекрасным, но холодным лицом, видно после трёх пластических операций и всё же холод-ность выявлялась в её чертах лица. - А это кто ещё, его старшая сестра? - сдерживая отвращение, с удивлением спросила Марфа.
- Нет, сударыня, это его жена леди Катарина-Жёли Фондэй, и её род немного старше и богаче, они были с детства помолвлены, только её в одном путешествии в Индию укусила змея, и она после больничных курортов отошла и стала вот такой, но что же делать, лорд Маккой её любит, как она есть! - медленно отчеканил батлер Потап и дополнил: 'Вас ожидают на террасе, прошу прощения, до свидания!' - и, сделав элегантный реверанс, солидный батлер удалился. С террасы доносился отрывистый смех Катарины-Жёли. Марфа стояла, замешкавшись, с чуть испуганным лицом и перебирала мысли. Быстро осознав, что вечер закончится не в её пользу, она решительно сошла вниз по лестнице, уселась в свой удобный 'Додж', тихо закрыла дверь и уехала прочь со двора.
По дороге её затрясло от зависти, но через несколько минут она разрыда-лась и стала укорять себя, что позволила себе такую близость с 'лордовским пасынком', обменялась с ним телефонными номерами, а теперь её слегка тошнило от своего же инкогнито при посещении замка, и посмотрев на его визитку, она смяла её и выбросила в окно. Марфа поехала быстро и с громко включённой музыкой, а слёзы тоненькими ручейками стекали по её прелес-тному с благородными чертами смуглому личику. Она стиснула зубы от отчаянья, и пронзительно глядя на мелькающую дорогу, со злостью говорила: 'Колонисты проклятые, построили свою сказку для быдла, ну ничего, скоро я буду,.. и заведовать всеми делами, и обезврежу всех врагов, и разрешу фармакологам антибацилльной вакциной торговать по всему миру, и культур-ные академии разведу с твёрдой дисциплиной, ух, столько всего ещё можно сотворить, лишь дайте мне только волю мужики!
__________
Сказки сказками, а полугодия летели. С тех пор многое изменилось, и многое осталось по-прежнему. Марфа Прокофьевна Бушрайс была одной из самых примерных студентов, даже некоторые учителя её побаивались, зани-малась она хорошо, предварительно сдала экзамены и окончила экстра-курсы. Это было адское время для всей семьи, так как приготовление к экзаменам стоило ей несколько недель самого усидчивого и назойливого усердия, даже бессонных ночей. И хотя в течение курса она занималась при-обретением знаний, всё-таки инстинкт подсказывал ей, что сермяжная жизнь не требует так уж много знаний, и они не могут иметь больших применений, только когда приходится сдавать экзамены. А при таком положении вещей Марфа сохранила один стимул для их приобретения, именно стимул к знаниям с точки зрения классицизма, которые не имели немедленного и не-посредственного приложения, и конечно, её крэдо было - любознательность, - но именно та, которую предрекали родители и консервативные учителя.
Родичи не раз сами рассказывали, как Марфа несколько недель сряду находилась в возбуждённом состоянии, командовала всем домом в каком-то восторженном состоянии, кто её отвлекал, могла припугнуть, потом снова окачивала себя, словно из холодного душа, множеством разнообразнейших знаний из конспектов и книг, и при всём при том понимала, что все эти собран-ные матрицы служат лишь ответом на экзаменационные билеты, которые ей предстоит вытягивать наудачу со стола экзаменаторов, а этих билетов много и на многие из них никто не успеет приготовить ответа и запомнить их. Однако судьба покровительствовала Марфе, и она вытянула именно те билеты, на которые была подготовлена, т.е. твёрже всего вызубрила, и, конечно, зная сэра Бушрайса, все спотыкания ей не учли. Да, она сдала экзамен на 'хорошо с плюсом'. И горько плакала за кулисами, что недобрала до золотой медали.
Великолепное семейное торжество было в том же составе, её поздравляли и осторожно утешали, дядюшка Тони пообещал разобраться в эдаком казусе. Но 'подпорченным дипломом' Марфа не успокоилась, а наоборот, сразу ринулась во всеоружии на арену истории, где её ожидала должность стать сначала материалом, а потом каким-либо департаментским монстром в наце-ленной области, главное - вложить свою лепту в элитный общак.
Так и вышло у неё. Год за годом шли, а карьера Марфы всё укреплялась и продвигалась, отцовские связи тоже сыграли немалую роль, однако, как бы она не настаивала заиметь сладкое место хоть на пять лет в северной администрации, её настойчивый запрос пересмотрели (так как в северных пенатах свои Марфы имеются), и по логическому порядку вещей её протежи-рованное заявление направили по месту прописки в Новый Ёрк, где уже её бутон начинал распускаться во всей красе. Особенно карьера продвинулась после того, как Марфа Проковьевна самой последней подписала проект 'Земные враги'; и подписав его, сразу же встала на пьедестал рядом с другими взобравшимися на него стихийно-неутомимыми зодчими, которые повсюду копошились с различными проектами и относили себя бесспорно к способным и достойным властелинам Процесса в распределении капитала и организации свежей силы людской.
Несомненно, Марфа Прокофьевна переживала за такие проекты, ведь они исходили от людей, возомнивших себя неусидчивыми и умными 'белиберда-носцами кутерьмы', но в тоже время она понимала, что сетовать и сентимен-тальничать ей некогда, так как эта должность требовала безысходной уверен-ности в установленных решениях, ко всему - служила мерилом их исцеления. Тем более, Марфу компетентно убедили, будто 'дикари' хотят расправиться с человечеством и промедление смерти подобно, так что надо срочно при-нимать меры против таких намерений. А если бы Марфа заартачилась, то не видать ни ей, ни самим проектологам тех бюджетных средств, как своих ушей. На том и порешили, да стали постепенно, год за годом бороться с земляными опасностями и врагами, расшатывающими основы мирского счастья...
Старость не радость, а господа Бушрайсы состарились, стали плохо слы-шать, оба глядят тусклым взглядом, беспомощно копошатся по дому, меньше едят, чем раньше, больше сидят и всё телевизор смотрят, то ли Санта-Клауса ждут, то ли смотрят как миллионы разыгрывают и дарят, то ли когда дочку Марфу покажут во всей плоти. Однако, Федосья Макаровна иногда лихо бодрится, когда звонят кузины Сильвия и Лаурочка издалече, не так, как раньше, когда они часто их навещали, тогда и Прокофий Гондурасыч сам был ещё орёл и связи имел орлиные. А теперь кузины совсем дорогу забыли к ним и рассказывают, что уже развелись со своими кавалерами, которые отправи-лись на очередную экскурсию с манёврами побороздить в Северно-Ледовитом или в Индийском, да и в Тихом океане тоже. Это был их исторический проект. А настоящая жизнь и погодить может.
Вот и Марфе Прокофьевне Бушрайс в субботу уже стукнуло 45 лет! Это был праздник цветов и сервировки стола, собрались все нужные и близкие. Марфа была изумительна, как пурпурная роза среди чёрно-серебристых чертопо-лохов и пёстреньких отцветающих георгин с ромашками. Все сразу поняли, что это - та, которая не задумываясь, поможет провернуть рычаг экономи-ческих исторических событий. Папа Прокофий, сказал речь: 'Солнышко моё ясное, главное, чтоб охота была, а уменье придёт само собою!' - чуть не разрыдался, но Марфа успокоила его ропотную меркантильность, медленно вальсируя с ним, потом с шефом Пентагона, затем с главными советниками, в общем, всё было в ажуре и не за что было переживать.
А ещё через два года её властная карьера достигла вершины. Теперь Марфа прибывает в гордом одиночестве и похожа на благородную певицу афро-джаза Эллу в молодости. Без сестёр и братьев, без мужика и детей. Некоторые 'бледнолицые' гладиаторского строения и холёные служивые жалеют о том, что раньше с ней не встретились, возможно, что помогли бы ей в 'этом деле', но возможно, что она отвергла бы их любовь или восполь-зовалась ей в свою пользу по духу времени. Однако, теперь уже поздно, потому что она прооперировалась и не желает об этом думать, а им кроме своей верности к ней и преданности к патриотическим созиданиям больше нечего предложить.
На днях уходил на заслуженный покой сенатор иностранных дел любезный Грег Парамоныч Паул, а теперешний глава страны Джон Д. Бедакур и вполне зрелый сын наместника 'монетного двора' вчера объявил, что на место Грега Паула советником по 'внешполитической безопасности' будет Марфа Проко-фьевна Бушрайс. Прошу любить и жаловать, она самый достойный кандидат, уже доверенное лицо в Доме и самый интеллигентный мозг за мужицким столом. А среди помощников президента её, любя, называют 'приёмышем семьи', так как только она чаще всех встречается с Д. Д. Бедакуром. Они почти безвылазно торчат в его шикарном кабинете, весело обсуждают завое-вательские проекты и воркуют о поправках не только в своей Конституции; они даже молятся вместе, когда этого требует долг. По-видимому, многие их движения посчитают бессмысленными и ненужными, но будущее докажет, что они были вполне уместны, так как служили каким-то смутным преобразо-ванием тех приёмов, которые должны были впоследствии составить их славу и славу передовой страны Свободы. Д. Д. Бедакур с благоговением доверяет ей, как себе, но не всё, конечно, однако, только с ней может он говорить начистоту. Немудрено, на пост она приходит пунктуальнее других и уходит по ночи, прям как волчица, вот только для второго мужика у неё время нету, дела страны важнее, вдруг кто-нибудь на факел свободы позарится.
Сбылась мечта! И теперь Марфа Бушрайс является самой властной жен-щиной почти что во всём мирском мире, а дряхленький папочка Прокофий Гондурасыч по мобильнику с блаженством напоминает ей о том, как она уже с юности на все высокие места смотрела голодными глазёнками, и положа
руку на сердце, твёрдо ручалась, что она займёт их.
Характер у неё стал, как из гранита, Марфа не знает ни сомнений, ни нерешительности, ни неуверенности, словно не человек, а один из камней в какой-то огромной пирамиде под мощной крышей, к тому же у неё выработался пассивно-агрессивный интеллект и отшлифовалась риторика: иногда сказан-ные слова вылетают в виде добродушного плевка, так же, как у Джона Д. Бедакура, но порой она может так внимательно слушать с шармантной улыбкой, через которую видны белые зубки с щербиной посерёдке и меняя выражение культурно-жесткого лица; а как она мило гогочет, так никто не может, - с громким и заразительным акцентом. Временами, Марфа даже бывает совсем нежёсткой, не выкаблучивается и без хвастливого стукачества перед Джоном Бедакором и его контрадмиралами, за что они снисходительно её терпят и всячески подбадривают, даже дают ей возможность погладить или потрепать себя за щеку. Но она и к ним зачастую требовательна, нетерпе-лива, открыта, даже временами навязчива, и всё это в дисциплинированной форме с железным тщеславием, оттренированным в прыжках с парашютом, кроссингом и в престижном фитнесклубе, а уж от её умеренно-кокетливого 'лордовского холода' контрадмиралы просто млели, меж собой говоря по-отцовски: 'Ух, бабец! Кровь с молоком! Хороша - дикарка!
Её цель - это реализовать все влитые уже в младенчестве 'божественной феей' в неё способности и благодарить за то небесного Господа, так как без него у многих похожих людей появляется придирчивая и опасная пустота в душе, об этом госпожа Бушрайс никогда не забывает, ей об этом всегда мама Федосья Макаровна внушала: 'Похвально, mon cheri, положение - это святое дело, ты знаешь, что с миру по нитке - голому кафтан! А как ритуал защиты от опасностей ты не забывай, чтобы не случилось, несчастья либо через плечо три раза сплёвывай, либо по дереву стучи, и т.д. а не то не миновать тревог и беспокойства! Поняла?' Как же было ей не понять таких традиционных побоч-ностей, ведь они только для людей-то и существуют.
Сейчас Марфа Бушрайс живёт в модерновом доме с огромным роялем посередине и виолончелью на подставке у огромного окна, скудно, но со вкусом обставленных лучшими дизайнерами шести апартаментах с каминами. И находится её дом на одной престижной улице 'Пуритани' в тишине парковых угодий, которые охраняются со всех точек города через космический спутник. А когда она бегает на тренажёре, то любуется на кроны деревьев или сосредоточенно смотрит в телевизоре сводки с горячих пунктов; и уже потом приступает к завтраку, который ей приготавливает свой повар, чтоб никакая вражина не траванула, а под кофе и апельсиновый сок она читает прессу 'Зазеркалья' и промежду прочем просматривает секретнейшие записки быв-ших выпускников, отбирает самые забавные и важные темы, за которые хватается её фантазия, по поводу которой тотчас же начинает рисовать самые разнообразные практические применения.
И только затем Марфа Прокофьевна Бушрайс отправляется на службу. Равномерная ходьба по помещению, встреча с представительными лицами, с разными ловкачами и солидными наглецами, серьёзные дискуссии с шефом о миллиардном дифиците, кто виноват и как забрать долги у тех правителей. Затем подписи важных бумаг для медиальных шалопаев, проверка прото-колов и записок, которые и без неё уже проштудированы и утверждены, только заверьте 'госпожа Богема', и поплывут 'цезаревичи' да полетят 'летучие голландцы' спасать мир от преступлений, рентабельных для сво-бодной демократии. Если немножко устала Марфа Прокофьевна, то сразу идёт делать в спецпомещение восстановительный аутотренинг, после чего ей кажется, что в ней действует магическая аристократическая энергия. Она так любезна её сердцу, потому что вливает в государственный организм как бы возвышенный дух и полезна даже в том случае, если она ничего действи-тельно полезного не совершает, просто есть и всё.
Вот, наконец, и время обеденной паузы; бифштекс с гарниром и салатом, десерт и напитки под охраной ожидают Марфиного аппетита. А после звонки по телефону, тщательный просмотр видеоматериала, что там творится во всех мусульманских регионах, а это вам не какая-нибудь приватизация Колум-бии или Чукотского региона, да хоть бы и Клинтонская недвижимость. Также Марфа Бушрайс не забудет сделать несколько комплиментов по сател-литовой связи нужным воеводам из выгодных стран или поворкует с Европой - в общем, всё то, что входит в обиход её поприща: и лестные улыбки с любезной строгостью, и приглашения на аристократические обеды и ужины, всё чётко наигранно и с напущенной серьёзностью, ведь разделение или подтверждение разделения бюджета - это вам не фокус-покус, а дело чрезвы-чайной важности...
Вот и вечер настал, уже 22 часа по Гринвичу, наконец, Марфа Прокофьевна дома. Автоматически загоревшийся камин быстро распространил тепло в помещении, а она сама плеснула в фужер 'Шерри-бренди' и под музыку Пучинни чуть размякла на бело-кожаном диване. Вот что такое - лафа!..
Но если взглянуть поглубже, это не лафа, это - личное горе, так как ещё молодая и здоровая женщина не живёт по-настоящему, она прозябает в прыгучих мечтах и роскоши, достигнутой своими лицемерными свойствами. К сожалению, где-то в глубине своего сознания и Марфа это понимает, что, во-первых, она лишь 'обвёртка без субстанции', и поэтому со всех своих силёнок старается до сих пор заполниться, во-вторых, она понимает, что многие 'бледнолицые' коллеги видят в ней лишь 'темнокожую симпатичную дурёху' с мощными связями, от которых все они, такие же 'младенцы циви-лизации', зависимы. И несмотря на всё, её жизнь лучше, чем у других, так как всё, что она имеет, является заменителем удовлетворений с внешними приз-наками несметного благополучия. Этому-то голыдьба во всём мире завидует.
Так постепенно Марфа приготовляется ко сну, прям как светская дама, задумчиво постоит перед шикарным гардеробом, подумает, какой костюм ей завтра надеть, строгий или мягкий, потаращится на сотню пар туфель, зайдёт в туалет и, подойдя к зеркалу, уже знает, какой губнушкой она завтра накрасит свои смачно-темные губы, посмотрится в зеркало, мило скокетничает, при-вычно оглянется по углам потолка, почистит зубы и проницательно на них посмотрит, выйдет, и снова сядет на диван допивать 'Шерри' из хрусталя, подаренного лордом Ренди Маккоем на одно из её 'День рождений'.
Сегодня Марфе неохота играть на рояле ни 'Щелкунчика', ни Брамса с Бетховеном. К своему счастью, она так же вытравила в себе те элементы пристрастия к плохой шлягерно-общедоступной музыке и овладела класс-сической непосредственностью. Читать книжку о 'Войне и Мире' тем более неохота, ведь о ней Марфа уже слышит с начала её пребывания в спёрто-штабной атмосфере у Джона Д. Бедокура, нет, только спать, а завтра со свежей головой снова в кабинетный бой, снова в тот любезный бой с против-никами, которые хотят во чтобы-то ни стало цивилизаторство затормозить, но Бедокур сказал, что мы не должны им позволить. Ужели и он стихийно ворвётся, выгодно напакостит и с почётом уйдёт? - мелькнуло у неё в голове, но, то беспристрастие к звёздному часу 'лукавой дипломатии', которому учили все кружащиеся около раздачи мириады предшественников, да и сам папочка Прокофий, её успокоило. Она крепко задремала на белом большом диване, как темное пятно посередине пустыни, накрывшись плотным верблюжим пледом с бахромой багряного цвета, изредко вздрагивая во сне и сухо шепча: 'Лови,.. прочь отсюда,.. не задерживай, задавлю,.. пропустите, мы Райсы,.. где кресты,.. а снаряды,.. берегись!.. какие ещё неблагонадёжные элементы,.. кто подтачивает священные основы,.. а может это они самые надёжные,.. не хватай за горло,.. ловите действительных преступников,.. надо было грудью заслонять известия от пуль,.. что вы сказали, да я вас всех в порошок сотру,.. да если б не ваши проклятые вожделения, я бы давно уже стала матерью,.. все бы мужики у меня в коленях валялись,.. папа, папа, папа!?' И заснула.
__________
На какое-то время они притихали и даже совсем не появлялись в медиуме, и только выходили тогда, когда было необходимо бросить чей-то лишний захапанный кусок повыгодней для проведения положительных мероприятий на всех запланированных континентах. ООН и НАТО, заручившись своим благополучием и тем, что они не могут всего предвидеть, продолжали дальше совещаться о профилактике разношерстных диктаторских крамольников, но которые и сами по сути знали только расплывчато о главных эмиссарах этого поприща, однако под давлением лукаво-кровавых пришельцев, издавна производивших такую профилактику не своими руками на чужих территориях, соглашались на многие поблажки, тем более что некоторым султанским и княжеским детишкам за эту кооперацию разрешалось безгранично наслаж-даться шалопайской жизнью на западных малинах Флориды и Калифорнии. И из-за этого главарям можно было спокойно ловить раков в мутной воде. 'Лучше перебдить, чем недобдить!' - талдычили вечно они и сами же ухмылялись над эдакой разумностью.
Как они себя вели,.. за кулисами и воочую, может каждый порядочный человек фактически вспомнить в знаменательных кадрах из теленовостей, прессы и интернета. Счастье, в особенности у таких 'цивилизаторов', ужасно изменяет человека; они были исключительно поглощены заботами своей миссии, а всё остальное, загодя приготовленное, пришло как бы само собой. Как уже было сказано, что с расширением горизонтов явления самые обще-ственные и бесспорные утрачивают свою резкость и изменяют свои перво-начальные названия, положение обязывает, а в их речах уже прослушивается разумность, да и внешность становится инстинктивно-озабоченной, време-нами с гордецой и без прежней бродячей улыбки с добрым оскалом, в общем, та метаморфоза произошла. И даже те пятнающие их прикосновения были почти выведены изобретёнными средствами и находились в безукоризненной исправности, а стало быть, кажется чего-то достигли и удивили своей безу-пречной ловкостью весь мир, но пока не до конца, поэтому агрессивные колебания наверняка ещё последуют. И как всегда водится - истины поздней-шие вытесняют истины предшествующие...
Теперь, когда дело шло об отдалённых победах, они, разумеется, прежде всего задают себе вопрос: 'Если всё есть, что нужно, то зачем мы терпеливо цацкаемся?'- И тотчас же, с уже свойственною им проницательностью решают, что прежде всего необходимо познакомить 'побеждённых' с при-готовленными некоторыми соображениями в этом смысле. Ведь не всё же в их деле 'дикость', лишь до некоторой степени и точно так, как и всё прочее, есть добросовестность, и они могут себя вполне считать удовлетворёнными.
Конечно, воспоминания о потерях у многих людей переносятся совсем не так легко, как это может казаться с первого взгляда, и от этого оно ещё волнует и раздражает пленное воображение, но есть вера, ещё чуток урвать своё, и всё утрясётся, как бывалочи. Об этике на 'право жизни каждого' и речи быть не может. Вернее, об этом праве чуть ли не каждый день раз-глагольствуют этиковеды, но умозаключение получается такое же, как и было - 'тот прав, у кого больше прав'.
С таким правом можно процивилизировать насквозь остальные захолустья и всё остальное, что попадётся под руку на пути, отчасти и нутро своей страны, действуя по всем правилам этого искусства, несмотря на мелкие неудачи и порицания. 'Результаты! Вот что главное, только бы не заглохло и не загнило зодчество, уж понастроем везде, мы же - творцы! Вперёд ребятушки! С мощной охраной нам ничего не страшно! Искать или знать, трясти и вытрясать, брать голыми руками и миротворчески высвобождать, клеветать мнительностью и разумно оправдываться, подрывать или строить, травить голодом и кормить похлёбкой, завязывать узлы или самим же их развязывать! Впёрёд, ради спасения ещё нецивилизованных, неверных и других непокорных!'.
И они жгли, громили, разоряли и т.д. и т.п., заметьте, и это всё без всякой злобы или ненависти, а просто ради своей солидно-пакостной талантливости, и, конечно, ради того, чтобы попасть в книжку истории в раздел 'образцовые дикари', где будут запечатлены их разумные движения тела и ума.
И вот они снова ускоряют темп своей деятельности, причём она касается преимущественно целенаправленных двигательных актов и ассоциаций, их внимание сверхизменилось, а всё ещё недостигнутое попадает в поле их внимания. У них замечается остроумие и повышенное настроение, недавние ожесточения на время улетучились, однако, сосредоточенная способность фактически не совсем утратилась, но речь ещё изобилует малопоследова-тельными переходами от одной мысли к другой. А всесильный Фаворит притормаживает, выходит опрятный к людям, не то приветствует, не то сдер- живает психоз, еле успевая формулировать быстро текущие представления, и даёт почти здравый отчёт на них по записке. Способен ли он к завершению намеченных планов? Будем надеяться, что окружающее большинство соучас-тников помогут, за что он отвалит им по куску за 'никем не сдерживаемое' бахвальство и за витальную эйфорию. И такое же состояние можно наблю- дать ещё у многих фаворитов из разных стран, где многое ещё идёт по туземной схеме и ранговой табели, хотя туземцы намного добронравнее, чем многие цивилизованные особи. Так что всё идёт по какому-то их суперплану.
Кстати, и Джони и Тони и другие уже подыскали фактишки, чтобы замести следы, им же бредилось какое-то глобальное овладевание всем и всеми, а помогали им многие пакостные зачинщики и посредники. Многие из них, недавно отирающихся возле кормила, уже ушли в тень, на их место пришли другие, все они понимают друг друга с полуслова, даже по наитию. И об этих мировых образцах 'зодческой мысли' мы узнаем чуть попозже.
Что же касается объективного зодчества, то оно уже во всю приобретает позитивную оболочку, и Джони с Тони сыграли в том не последнюю роль. Возьмите хотя бы для примера Даллас, который буквально за несколько лет стал похож на современнейшую футуристическую Атлантиду, 'не в сказке сказать, не пером описать', сплошные фешенебельные кристаллы небо-скрёбов (чешут облака и небо), симфоническая филармония, галереи и музеи, театры опера и балета - девятое чудо света! - из бетона и гранита, железа и стекла, которое обошлось в баснословные инвестиции; а внутренний дизайн - мeйнстримовское макрокосмическое десятое чудо света, которое тоже обош-лось немало и созидалось лучшими архитекторами и зодчими. А в этих прекрасных помещениях и залах проходят культурные мероприятия всяко-разного абстрактного и классического модернизма, играются симфонии Верди, Вагнера, Штрауса, Шопена, Бетховена, Мендельсона и многих других, даже недавно оперную постановку 'Моби Дик' сделали всем на диво и на зависть.
Зачем же дикари солидно балагурили, привлекая к себе внимание всех окружающих? Зачем их непоседливые людишки затевали всякие проказы и кроваво-раздирающие шумные причуды, становясь чуть ли не 'любимцами' половины человечества? Из чьего опыта они черпали столь насильственные, ожесточённые, сверхценные ассоциации? Все эти вопросы не канут на дно истории и позже появятся на её чистеньких страницах (так вот же они!), как адекватное восприятие разных 'героев' по мелкому или значительному поводу. И как только они покажут свою могучую тревогу всем по разному поводу тоскующим людям, вот тогда наступит светлый промежуток. А светилы подтвердят его этикой.
Юго-восток ещё завоёван не был, но на Юго-западе дело спорилось и как будто бы подходило к концу, а они уже были свободны от всех предрассудков, выступали вместе, друг за другом, с речами о сострадании выжившим и выде-ленной специалистами заготовленной помощи в разорённые регионы, да все отирались рядышком на трибунах, однако, страсть к завоеваниям не умирала. Она по-прежнему идёт у всех цивилизованных дикарей под тем же девизом - 'res nullius caedet primo ocсupanti', что в простонародии обозначает - 'вещи принадлежат тому, кто первый их захватит', только уже намного система-тически продуманнее, нахальнее и изощрённее, без стыда и совести, зато суверенно и с лояльной душой. Впрочем, они тоже находятся до сих пор в ловушке иллюзорной реальности...
Прошло пару годков, и все прежние сытые дикари ушли с почестями, а на их место снова вскарабкались следующие. Также и о Марфе Бушрайс вроде как все стали подзабывать, но чтобы до конца не забыли, вчера показали её дебют на голубом экране, на котором она играла что-то из Густава Малера на сцене Texas-Metropoli. Несмотря на то, что она немного набрала вес, а в поведении проявлялись доминирующие признаки раздражительной слабости, всё же она была прелестна и солидна, как самая цивилизованная дикарка. Это ли не пример интеграции, которым могут гордиться цивилизаторы.