Annotation

     От автора: Книга не предназначена для юных или впечатлительных читателей.

     Повторных предупреждений не будет - ищите их в других книгах.

     

     Проснувшись от яркого света, я с удивлением огляделся. Уснув на узком диванчике в своей холостяцкой двушке, я проснулся на мраморном полу в огромном, озаренном светом невидимых ламп зале.

     «Впрочем, проснулся ли? – подумал я, оглядывая высокий сводчатый потолок и высокие витражные окна. – Больше похоже на то, что моя практика осознанных сновидений наконец-то принесла плоды и у меня получилось войти в осознанное сновидение. Осуществить первое внетелесное путешествие, так сказать».

     Правда я не помнил чтобы занимался медитацией перед тем как уснуть, но, в конце концов, чем кроме сна это еще могло быть? Успокоившись, оглядел себя – увы, я остался всё тем же сорокалетним неудачником-инженером в мятой китайской пижаме.

     Около меня на полу сидел, так же удивленно таращась по сторонам, ранее спавший у меня в ногах котик Беляш. Заметив мой взгляд, кот пожал своими узкими плечиками, недовольно пробурчав:

     – А что я? Я тоже удивился!

     Ну вот – говорящий кот!

     Все сомнения в том, что я нахожусь во сне, моментально пропали. Обрадованный неожиданным приключением, я более внимательно оглядел зал. Мы с котом находились возле стены в огромном зале, в центре которого в светящейся пентаграмме медленно разрастался странный объект. Больше всего он напоминал мандалу, какие рисуют из песка буддистские монахи. Множество симметричных линий складывались в фигуры разных цветов, плавно перетекая друг в друга, как в калейдоскопе.

     – Это молодая вселенная. Сейчас проходит акт творения: только что случилось то, что твои ученые соплеменники потом назовут большим взрывом.

     Я обернулся. По направлению к нам широкими шагами шел высокий, худой старик. И тут, как это обычно бывает во сне, я понял, кто он. Это же Господь Бог. Ну или Творец всего сущего, чтоб никого не обидеть. В Творца даже некоторые атеисты верить начинают, когда долго антропный принцип разглядывают.

     Выглядел Творец как обычно. Голубоглазый старик с белоснежной бородой и в хламиде. Я наклонился, поднял кота на ручки, спросив:

     – Ты видишь то же, что и я, киса?

     – Это зависит от того, что ты видишь, – огрызнулся кот.

     – Ну, этого, вот… Творца мироздания.

     – Этого? – кот посмотрел на старика снисходительным взглядом. Потом фыркнул. – Творец... Ну придумают же такое, – возмутился он. – Хрен какой-то бородатый. С самомнением. Творец – вот те на.

     – Имей уважение, кот. Это же Творец всего сущего.

     – А я, что ли, виноват, что он бородатый? – продолжал ёрничать Беляш. – Он, значится, отрастил тут бороду, как у Зизитопа, а мне об этом и слова сказать нельзя?

     – Просто сбавь обороты. Мы в гостях, – сказал я коту.

     Конечно, я не думал, что Творец всерьез поведется на подначки четырехлетнего котика. Не прохфессор Преображенский, чай, чтоб на говорящую скотинку обидки копить. Но, с другой стороны, если это тот Творец, что описан в Библии, – нам хана. Он за меньшее медведей детьми кормил – я об этом в его автобиографии читал.

     Кот же не унимался:

     – Вот кто тебя сотворил, Творец? – снисходительно проворковал Беляш, спрыгнув у меня с рук и обходя Творца по окружности.

     – Никто. Я всегда был, – рассеянно ответил тот, аккуратно, чтоб не обжечься, потягивая горячий чай из блюдечка. – Я и был, и сейчас есмь, и дальше тоже буду присно и во веки веков. Бито?

     – Лады, – холодно согласился кот. – А вот, скажем, можешь ли ты сотворить камень, который не сможешь поднять?

     – Запросто. Я же всемогущ.

     – А поднять этот камень сможешь?

     – Конечно, смогу. Я же всемогущ, ёба.

     – А ты противоречия тут не видишь?

     – Не-а. Моя вселенная – мои правила. Что хочу, то и ворочу. Так моё всемогущество и работает.

     На кота было жалко смотреть.

     Творец же, щелкнув пальцами, вызвал стол, украшенный огромным, похожим на автоклав и воняющим шишками самоваром, после чего налил мне и себе по стакану горячего черного чая.

     – Ты хоть понимаешь, что все это окружение творит твоё подсознание? – спросил он, сотворив нам по стулу и предложив садиться. – Я просто визуализировал привычные тебе образы, чтоб не пугать понапрасну своим величием.

     – Это вы здорово придумали, – согласился я. – А можно спросить, почему я удостоен этой великой чести?

     – А ты сам не замечал, что ты особенный, Алёшенька?

     «Значит, всё-таки я принц, – подумал я. – Или, если принимать во внимание, кто передо мной, перепутанный в колыбельке сын божий».

     Господь звонко, заливисто засмеялся, икая и стукая по столу кулаком.

     – Нет, а что? – обиженно спросил я. – Нормальная же теория.

     – Ты бы еще себя суперменом с инвалидностью вообразил, гений.

     Я демонстративно скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что выше мелочных подколок. Отсмеявшись, Господь налил себе еще чаю, держа паузу. Молчал и я.

     – Ты агент перемен. Эмиссар хаоса. Частица нестабильности. Флюктуация неопределенности. Я доступно излагаю?

     – Нет, – огрызнулся я.

     – В каждой вселенной есть существа, вокруг которых что-то постоянно происходит. Вероятности летят к собачьим чертям, законы физики гнутся, возможное становится вероятным, а невозможное – осуществимым. Ты – одно из таких созданий. Но об этом ты, наверное, и сам догадался.

     – Ну да, – признал я, – замечал вокруг себя что-то подобное. Только я думал, что это у меня карма плохая.

     – Твой дар менять окружение очень ценен, Алёшенька. Вот поэтому я и включил тебя в команду ремонтников, которых посылаю в разные места мультиверсума, дабы подтолкнуть переживающие кризис сообщества в нужную сторону.

     – Чаво? Какую команду, какие сообщества, Боже?

     – Ой, – виновато сказал Господь. – Это же позже случится. Извини за спойлер. Обознатушки-перепрятушки.

     – Ага! – сказал я, прикинув, что к чему. – В будущем мои инженерные навыки будут востребованы в масштабе целой вселенной!

     – Ик... Ик... Икжинерные навыки, – только и смог проговорить Господь. – Не смеши меня так, я с тебя кипятком подавился, – добавил он чуть позже, промокнув полотенцем пролитый на скатерть чай и продолжив спокойным тоном: – А если серьезно, у меня к тебе есть просьба.

     – Всегда пожалуйста, – ответил я ледяным тоном, продолжая сидеть.

     – На обиженных воду возят, Алёшенька. Негоже так дуться из-за застольной шутки. Посмеялись и будет.

     – Я не за шутку, я вообще. Может, меня жизнь не очень устраивает, – сказал я, чтоб не казаться мелочным. – Удовлетворения не чувствую. Живу как свинья в берлоге. В смятении и страхе.

     – А я к твоей жизни каким боком? Ко мне-то какие претензии? У тебя свободная воля есть. Так что всё, что в твоей жизни не так, ты сам организовал. Всё сам, вот этими ручками. А от меня только чудеса и диковины. Вот согласись, интересно же живешь?

     – Ага, – сказал я, – особливо в последнее время, – и горестно вздохнул. Но жалеть себя не получалось – в целом Господь был прав: жилось мне и вправду интересно. Особенно в последнее время.

     Я улыбнулся воспоминаниями и прислушался к Господу. Он вещал:

     – Видел там, на полу, вселенную? Твою, между прочим, – сказал Господь, махнув рукой в центр зала, и, помолчав, поправился: – Ну как твою… Ты в ней потом родишься. Через 13,81 миллиарда лет.

     – Я думал, она больше. И раньше.

     – Это тоже в определенном роде проекция. Это её модель, которая является одновременно и ей самой. В общем, не забивай голову. Лучше ответь: ты заметил, что с ней не так? Впрочем, куда тебе…

     – Она слишком симметричная? – вдруг сказал я. И понял, что прав. Крупномасштабная структура вселенной моего времени, если её рассматривать, полна неоднородностей в распределении материи. Выглядит предельно неряшливо, в отличие от гладенькой и аккуратной мандалы на полу.

     – В точку. Ты должен привнести немного хаоса в упорядоченное. Я же, со своей стороны, в долгу не останусь: я знаю пару незаконченных локаций...

     В этот момент ко мне на руки запрыгнул испуганный Беляш и быстрым шепотом проговорил, опасливо оглядываясь на Творца:

     – Пойдем домой, мамочка. Сейчас.

     – Ты что опять натворил?

     – Нет времени объяснять. Просто идём домой.

     Я вздохнул. Коту я доверял. В отличие от Творца, кот был своим – вырос у меня на руках, и я, несмотря на весь его эгоцентризм, считал его своим другом. Поэтому я встал и, откашлявшись в кулак, вежливо спросил:

     – А-а…э-э… Можно нам домой?

     Господу было не до нас. Он округлившимися глазами смотрел в центр зала, на мандалу. Я проследил за его взглядом и увидел, что мандала резко и катастрофически сильно изменилась. Вместо ровных и аккуратных линий в центре зала бурлил поток быстро меняющихся форм, завихряясь вокруг подозрительно знакомых темных объектов.

     Я вдруг понял, что именно я вижу, и похолодел.

     Кот нагадил прямо в центр универсума и хотел было зарыть кучку, но сумел только создать неоднородности в материи, по которым размазал кал, оросил звездные скопления и запакостил великий аттрактор.

     – ЧТО! ЭТО! БЛЯТЬ! ТАКОЕ! – полным ярости голосом проорал Господь.

     – Кошачий кал, осмелюсь предположить, – ответил я. – Вы же сами хотели немного хаоса.

     – НЕМНОГО ХАОСА, А НЕ ВАГОН КОШАЧЬЕГО ДЕРЬМА! – продолжал орать Господь. От его крика от стен отваливалась плитка. – Я ТУТ СПЕЦИАЛЬНО НЕ СМОТРЕЛ В БУДУЩЕЕ, ЧТОБ СПОЙЛЕРОВ НЕ НАХВАТАТЬ, А ТАМ ТАКОЕ! ВЫ ХОТЬ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО НАТВОРИЛИ?

     – Ой, – меланхолично сказал я. – А нельзя как-нибудь перезапустить процесс?

     – Нет, – устало ответил слегка успокоившийся Господь. – Этот камень я поднимать не буду. – Брезгливо вытер руки платком. – Живите как хотите, – со злобой добавил он, после чего щелкнул пальцами, отправляя нас назад, да с такой силой, что я весь содрогнулся, как от взрыва, открывая глаза в своей кровати. В ногах так же испуганно таращил плошки глаз Беляш.

     «Какой нелепый сон, – подумал я, вставая. – Или это был не сон?» Я покрылся мурашками. Если не сон, то я точно знаю, из чего именно состоит темная материя, которую так безуспешно ищут наши физики.

     Но объяснить им это я не смогу. Не поверят.

     От автора: Книга не предназначена для юных или впечатлительных читателей.

     Что? Я обещал, что повторных предупреждений не будет? Божечки! Я соврал.

     

     Для меня с Иваном эта история началась в субботу, двадцать седьмого августа, чуть после полудня, когда мы присели во дворе отдышаться. Запыхались мы выкидывая холодильник – старую, ещё советских времен гробину Бирюсы, которая больше четырех десятилетий обеспечивала холодом мою семью.

     Пока я писал маркером на холодильнике: «Холодильник рабочий, берите кто хотите», мой друг Иван, здоровый, представительный мужчина средних лет, шумно выдохнул, как после тяжелой работы, и присел на лавочку перед подъездом. Иван, как любит говорить он сам: «приятной полноты», так что спуск холодильника по лестнице заставил его попотеть.

     В отличие от меня – несмотря, на то, что мы ровесники, я был в более выгодном положении – я посещал спортзал. Вообще, чтоб полностью закрыть тему внешности, скажу – что мы с Иваном выглядим как дожившие до сорокета Бивес и Батхед.

     Правда Батхед-Иван, повзрослев, похорошел: обзавелся тонкими манерами и холеным, откормленным лицом директора, неизвестно каким чудом прилипшим к голове инженера, а Бивес – то есть я, остался как был – сухим, жилистым светловолосым и голубоглазым типом, внешний вид которого как-бы говорит: «Этот неприятный человек может украсть у тебя курицу».

     Годам к шестидесяти типы вроде меня дозревают до мерзких, всем недовольных старикашек, с глазами-буравчиками, но даже сейчас в моей внешности проскальзывали предвестники этой финальной стадии моего развития. В общем – внешность у меня была довольно неприятная, что уж тут говорить. Но я со своим личиком живу уже 42 года, так что время осознать и смириться у меня было.

     Ну и хватит об этом. Вернемся к нашим баранам:

     Выбрасываемый мной холодильник всё еще исправно холодил, а отправился на помойку только из-за размеров морозильника – в крохотную камеру влезало всего несколько готовых замороженных обедов из Ашана, на которые я в последнее время перешел.

     Питаться в столовых в Москве было не столько накладно, сколько неудобно, а готовить дома обеды из трех блюд мне не хватало ни времени, ни терпения – проще было купить на пару недель вперед несколько сортов замороженных готовых обедов и разогревать их по мере надобности. Всяко здоровее, чем питаться бутербродами или, упаси боже, дошираком.

     — Холодильник пусть не новый, но хороший, его быстро кто-нибудь домой возьмет, — сказал Иван.

     — Ну, так давай посидим, посмотрим – предложил я.

     Делать было абсолютно нечего – засесть перед компьютером, чтоб посмотреть вышедшие за неделю новые серии телесериалов было рановато, да и запираться дома в столь пригожий денек не хотелось.

     — Ну, что – может по пивку и к девкам? — протяжно вздохнув, спросил Иван.

     — Неа, что-то не тянет, — зевнул в ответ я.

     После того как я, пару лет назад, начал ходить в тренажерный зал, пить пиво мне как-то само собой разонравилось. Заниматься с похмелья то ещё удовольствие, так что максимум алкоголя, что я себе мог позволить, это полстакана красного вина в пятницу вечером. А походы в бордель, то есть, извините, массажный салон, мне нравились еще меньше – после них одиночество чувствуется острее.

     — Ну, как знаешь, — сказал Иван, и, оглядевшись по сторонам, вытащил из кармана пивную банку.

     — Знаешь, Иван, — сказал я, чтоб прервать затянувшееся молчание, — мы с тобой как этот холодильник. Нам по 42 года, мы крепкие, можем работать как молодые, но никому и даром не нужны.

     — О, я смотрю, тебя кризис среднего возраста догнал? Долго же он за тобой гонялся, — хохотнул Иван, — я все это еще пару лет назад пережил. И вот что я тебе скажу – надо просто жить. Получать удовольствие от простых радостей среднего возраста – от пива, путешествий…

     — Продажной любви… — уныло продолжил я, но Иван меня не слушал.

     Проследив его взгляд, я увидел странную картину: мой сосед снизу, сутулый дрищ Павлик, выкатывал из подъезда пузатое блестящее полированным металлом колесо, размерами чуть меньше дверного проема. По тому, как Павел ворочал колесо, было видно, что оно совсем нетяжелое, но ужасно неповоротливое – цеплялось за ручки входных дверей металлическими скобами.

     Иван поставил пиво на скамейку, и мы помогли Павлу выкатить этот объект на площадку перед подъездом и опустить на землю. Поставленный в правильное положение, на ножки, объект больше не казался колесом.

     Это было НЛО, летающая тарелка, только совсем крохотная. На одного человека. В центре было отверстие, в котором умещалось пилотское кресло вполне взрослых размеров. По крайней мере, я бы влез в неё запросто, ну а Ивану пришлось бы выдохнуть и подоткнуть выступающие бока руками. Спереди торчал крохотный руль и приборная панель с десятком горящих лампочек и экраном.

     Все это было сделано из пластика, каким обычно печатают 3D принтеры и выглядело как китайская игрушка. Сделанная с уважением и любовью к деталям – спереди тарелку украшали похожие на автомобильные фары, сзади был установлен красный стоп-сигнал, у кресла были ремни безопасности с медными пряжками.

     Снизу тарелка опиралась на три колеса с резиновыми шинами. Выглядело это как будто старательный инженер собрал летающую тарелку по рисунку совсем маленького ребенка. Смущали только размеры – для ребенка игрушка была явно великовата. Да и для взрослого тоже – не каждый согласится держать дома занимающую полкомнаты игрушку.

     Рассмотрев тарелку, мы обернулись к Павлу. Было очевидно, что он весьма не в себе. Горящие глаза, влажные от пота волосы, легкий тремор рук.

     — Паша, что случилось? — спросил я.

     — Летающую тарелку купил. В Пятерочке. Она в Киндер-сюрпризе была.

     — Вот эта тарелка? В киндер-сюрпризе? — спросили мы с Иваном хором.

     — Звучит безумно, да? — огрызнулся Павел. — Я сам в шоке, если честно. Но давайте пять минут подождем, я колпак вынесу, — с этими словами Павел метнулся в подъезд.

     — А Паша у нас куку, — меланхолично подвел черту под происшествием Иван, — Программисты-надомники, люди тонкой душевной организации – часто с катушек слетают.

     — По моему, Павел с ума сошел, когда на Анжеле женился, — ответил я.

     Помыкающая тюфяком мужем стерва Анжела была одной из достопримечательностей нашего двора.

     — Завидуй молча, Алешенька, у Павла-то жена есть.

     — Что есть, то есть, — вздохнул я, — тут Павел нас обоих обставил.

     — Не, только тебя. У меня, как ты помнишь, жена тоже была.

     — Но сейчас-то нет. Вакуум.

     — Так и у Павла не будет, когда он до моих лет доживет. Брачные клятвы в России действуют только до 40 лет.

     И тут мы тяжело вздохнули оба.

     — А по этому поводу что думаешь?

     Иван наклонился и щелкнул переключателем на пульте летающей тарелки. Тарелка коротко мявкнула дребезжащим сигналом ошибки. Похожий звук был в Виндоус ХР. На загоревшемся на пульте экране показалась схематическое изображение летающей тарелки, с мигающим защитным колпаком над сиденьем пилота.

     — Защитного колпака нет, — подвел итог я, — Павел как раз за ним и убежал.

     С минуту мы стояли молча. Иван потягивал пиво, я разглядывал пульт. Тарелка казалось мне всё более и более странной.

     — Как ты думаешь, Павел её сам изготовил, или готовую купил? — прервал молчание я.

     — Готовую купил, — веско сказал Иван, — Слишком много заводских деталей, на коленке такое не сделаешь. Мне вот интересно, кто такую байду выпускает? — спросил он, наклоняясь к пульту, где, на оси штурвала был виден шильдик производителя.

     Я знал, что Иван ничего мельче вывески магазина без очков прочитать не может, но не хочет чтоб об этом знали окружающие, и наклонившись, как бы в задумчивости, прочитал вслух: «Компания Морриса по производству игрушек, Майами, Флорида». Написано по-русски.

     — Погуглю потом, — сказал Иван.

     В этот момент хлопнула стальная дверь в подъезд. Мы обернулись и увидели Павла, несущего в руках нелепейший, похожий на огромный аквариум голубого стекла защитный колпак. Чувство нереальности происходящего еще сильнее охватило меня. Колпак был слишком огромен, на коленке такой не смастеришь и в посылке не перешлешь.

     Но, кто-то очевидно, заморочился и изготовлением и доставкой.

     По низу колпака шел блестящий металлический обод, с петлями. Павел поставил колпак в паз на тарелке и зафиксировал его длинным винтом. Все детали выглядели хорошо подогнанными и собирались без труда, как у очень дорого конструктора. Собранный колпак без видимых усилий откинулся назад и тарелка приобрела полностью законченный вид.

     Павел, с серьезным видом поставил вовнутрь полиэтиленовый пакет. Внутри виднелась полторашка колы, кольцо краковской колбасы и половинка батона. Потом Павел забрался в тарелку сам, не без труда уместив в тесное пространство колени и начал застегивать ремни на груди.

     — Стоп, стоп, космонавт, — остановил его Иван, — ты что, всерьез собрался на ней полететь? И куда именно? В психбольницу?

     — Нет, сначала на Марс, а потом посмотрим. Руки убери, пожалуйста – сказал Павел таким тоном, что Иван предпочел сделать шаг назад и не спорить, — Ну, ну, посмотрим, как взлетит, сказал я.

     Сказать по правде, я не был на все сто уверен, что тарелка не летает – будущее, о котором я мечтал в детстве, уже пару лет как наступило и на Ютубе было полно роликов, где люди летали на разнообразных электрических дронах – микровертолетах.

     Конечно, весили те под сотню килограмм с аккумуляторами и были снабжены разнообразными пропеллерами. Да и летали довольно натужно и низенько-низенько. Тарелка же была слишком легкой и не имела видимых винтов. Но… но я мог допустить, что она взлетит на пару минут, просто выпустив сложенные в корпусе пропеллеры.

     Павел тем временем начал щелкать переключателями на пульте. Включил и выключил фары, включил мигающие огни по бокам и наконец включил двигатель. Тарелка заурчала на холостом ходу, легко подрагивая на асфальте. Мне стало еще больше не по себе. По тому, как подрагивал корпус, угадывалось что в крохотной тарелочке был спрятан мощный мотор.

     Которого, если судить по весу, в ней быть не могло.

     Павел открыл колпак и сказал: «Мужики, я бы на вашем месте, дул в пятерочку и себе по такому киндеру купил. Восемьдесят пять тысяч, конечно, не мелкие деньги, но оно того стоит».

     С этими словами он взялся за колпак и начал его закрывать.

     — Паша, подожди… — спросил опешивший Иван, — Анжеле-то твоей что передать?

     — Пусть катится к хуям, — неожиданно зло сказал Павел и захлопнул колпак.

     Тарелочка неожиданно усилила звук и взлетела над асфальтом. В состоянии полного одурения мы с Иваном смотрели, как колеса летающей тарелки втягиваются вовнутрь, как закрываются вобравшие их лючки и как с легким свистом тарелка уносится в небо, скрывшись в высоте всего за пару секунд.

     — Антигравитация, однозначно антигравитация – сказал я, — как это вообще может быть?

     — Давай потом обсудим, — буркнул Иван, — Нам надо спешить.

     — Куда спешить? — не понял я.

     — В Пятерочку, вестимо. За киндерами.

     Киндеры мы заметили сразу. Посреди магазина стоял здоровенный поддон, на котором высилась пирамида из огромных, размером больше полуметра яиц, в пестрой фольговой обертке. В остальном они повторяли знакомые каждому с девяностых шоколадные игрушки «Киндер-сюрприз». Внизу стоял ценник «Шоколадное яйцо с игрушкой» цена 85 000 рублей, глядя на которую Иван уважительно присвистнул.

     Я осторожно взял одно из яиц в руки и потряс. Внутри довольно тяжелого яйца что-то перекатывалось.

     — Осторожнее, не разбейте. Разобьете – придется платить, — раздался сзади женский голос.

     Мы с Иваном обернулись. Сзади стояла директор магазина – приятная, моложавая женщина примерно наших лет.

     — А что, прецеденты были? — спросил Иван.

     — Утром одно яйцо покупатель уронил. Думаю, что нарочно – посмотреть, что внутри хотел. Мы переполошились, сумма-то немаленькая. Но обошлось. Покупатель сначала заявил, что платить не будет, но потом передумал и заплатил.

     — И что там было?

     — Там телескоп был, как я поняла, настоящий.

     Мы с Иваном переглянулись.

     — А цена-то точно правильная? — продолжал мучить директрису Иван, — дороговато что-то для игрушки.

     — Цены не я устанавливаю, а дирекция сети. Я с утра звонила, проверяла.

     — Все равно дорого.

     — Ну, так не берите, в чем вопрос. Не вы, так другие купят. У меня уже с утра два яйца купили.

     — Нет, почему, мы берем. Так ведь Алексей? Спросил с утверждающими нотками в голосе Иван.

     — Конечно берем, — поддакнул я.

     В голове у меня тем временем родилась объясняющая все странности теория – это телевизионный розыгрыш, только и всего. Улетевшая в небо летающая тарелка – какая-то хитрая голографическая проекция. Конечно, о таких успехах в голографии я не слышал, но в антигравитацию я верю еще меньше. В общем, сейчас я куплю яйцо, из-за кулис выскочат улыбающиеся ведущие и объявят меня лохом года.

     И я решил подыграть. Не самое лучшее завершение дня, но всяко интересней домашних посиделок. Да и мамочке, чую, будет приятно увидеть сынулю в телевизоре.

     Директриса тем временем, продолжала что-то обсуждать с Иваном. Я прислушался: …товар редкий – экспериментальный. Только к нам привезли на пробу крохотную партию…

     — Ну, что, берем? — сказал я, — Ваня, у тебя на карте деньги есть?

     — А то, сказал Иван, — Глазки у него подозрительно блестели.

     Я подхватил яйцо и понес к кассе, высматривая телевизионную камеру. Камеры нигде не было. Вслед за мной шел Иван, неся на плече такое же как у меня яйцо.

     Кассир среднеазиат щелкнул сканером по штрих коду и спросил нужен ли мне пакет. На табло над кассой показалась сумма: 85 005 рублей. Я вставил в ридер кредитную карту и горестно вздохнув, набрал пароль. Сказать, что столь дорогая покупка была мне не по карману, я не мог – будучи ведущим специалистом в крупной строительной компании, я зарабатывал достаточно много. Для нищеброда.

     То есть купить квартиру в Москве или престижный автомобиль я не мог. А вот на телефон и тренажерный зал, особенно с учетом моего аскетичного питания, мне хватало с избытком. Так что разовая трата в 85 тысяч, конечно, не выбьет меня из колеи, но просыпаться ночью от вопроса – «Ну нахуя я купил эту ерунду?», стану на порядок чаще.

     Но это же розыгрыш – еще раз сказал я самому себе, ожидая пока за свое яйцо расплатится Иван. У него сумма вышла больше, так как вдобавок к яйцу он взял еще пива. Меня пугала перспектива превращения Ивана в пивного алкоголика, но выговаривать ему я решил не сегодня. В конце концов, он уже взрослый мальчик. И к тому же, давно ли я сам бросил пить?

     Выйдя из магазина, я на секунду замер, ожидая телевизионщиков. Если не сейчас, то когда? Вместо телевизионщиков из дверей вышел Иван, и мы пошли домой. Как-то так вышло, что мы шли к Ивану. На самом деле большой разницы не было, мы проводили вечера то у него, то у меня дома. К тому же, у Ивана всегда можно было вкусно поесть – у него был и сахар, и печеньки, и мед к кофе – все те продукты, которые я не покупал, так как настоящей причиной моих походов в тренажерный зал было не желание нарастить мускулы, а борьба с ожирением. А вот сейчас я чувствовал, что мне просто дозарезу нужно попить сладкого кофе. Поскольку голова не варила совсем.

     Иван же был явно в хорошем настроении. Он шел, посвистывая и напевая песенку. Я прислушался к словам:

     Поросенок Пётр,

     В беленькой рубашке,

     Спиздив сраный трактор,

     Съёбывает с Рашки…

     У меня же ролики совсем за шарики стали заходить. Я обежал вокруг Ивана и сказал:

     — Хватит. Стой. Прекращай свистеть. Скажи, что ты о всём этом думаешь?

     — Нам, в кои веки повезло.

     — В смысле?

     — Ну, ты же сам мне как-то книгу пересказывал, о плоском мире. Там был магазин, который перемещался по мирам, открываясь каждое утро в новом мире и месте, и в котором можно купить волшебные товары. Сдается мне, что мы попали на распродажу именно в таком магазине.

     — В романе Пратчета это был литературный прием. В жизни такого не бывает.

     — Как раз бывает. Люди сами ничего нового выдумать не могут. Все эти легенды, это искаженное отражение неких реальных событий.

     Тут мне крыть стало нечем – именно эту теорию, практически слово в слово я вчера рассказал Ивану, который крайне скептически относился к фэнтези. То есть боевики или скажем, научную фантастику мы смотрели вместе, а вот фэнтази сериалы мне приходилось смотреть одному.

     — Но Пятерочка никак не волшебный магазин. Он на углу торчит уже лет пять.

     — Это все магия, Алешенька, — сказал Иван шевеля пальцами как лжедоцент в «Джентльменах удачи», — колдуны хотят, чтоб ты так думал.

     И пошел дальше, напевая:

     У меня вне Рашки,

     Будет много тёлок,

     Это тут Свинья я,

     А там — поросёнок.

     Там меня полюбят,

     За мою рубашку,

     И за то, что трактор,

     Спиздил я из Рашки…

     — Подожди, Иван, подожди, — затараторил я, вновь обгоняя спутника, — ты думаешь, там тоже летающая тарелка?

     — Это вряд ли. Слышал, продавщица сказала, что в первом проданном яйце был телескоп? Так что игрушки у яиц разные, будь уверен. Но ценные – случайный покупатель как телескоп увидел, так сразу раскошелился. На немаленькую сумму. Так что чтоб-там ни было, мы это сможем дорого продать.

     — И уехать из России?

     — Может да, может нет. С деньгами-то и в России живется неплохо. Хотя нет, по любому придется валить.

     — Это почему?

     — Продавать американцам придется. Они всяко больше денег дадут. А Вова с компанией, они больше будут на патриотизм давить. Типа, ты же русский, ты же патриот. Ты отдашь нам свою прелесть бесплатно, во имя родины. Хотя сами ради родины умеют только себе шубохранилища строить и детей в Гарвард отправлять. А у меня, знаешь ли, тоже дочка подрастает. И я её тоже, в Гарвард хочу отправить, вот нежданчик.

     Я вздохнул. Крыть было нечем.

     * * *

     Войдя в квартиру к Ивану, мы несколько секунд соблюдали приличия, но потом, наперегонки бросились на кухню, срывая фольгу с шоколадных яиц. Под ней, как и положено в Киндер-сюрпризе шел слой шоколада, который мы не без труда раскололи, придавив дверьми. Открывшиеся нам пластиковые емкости были разных цветов, но одинаковой округлой формы.

     Зацепив за край, я открыл свою и горестно вздохнул. У меня была железная дорога. Точнее, даже не дорога, а набор из пары десятков закругленных рельсов, пригодных, чтоб собрать круглый железнодорожный путь, диаметром метра в два. Раздраженный я пошарился еще, но, увы: кроме рельсов и инструкции ничего не было. Ни локомотива, ни вагонов.

     Ну, что, подумал я. Ни жили богато, нефиг и начинать. Может быть я и продам эти рельсы коллекционерам, но большое приключение явно обошло меня стороной. Я заглянул в киндер Ивана.

     Его содержимое было много интересней. В открытом яйце виднелась хорошенькая длинноволосая кукольная головка и безрукий кукольный торс. Еще там торчали голые ноги, по виду явно женские, хотя тоже кукольных размеров. Еще там лежали предметы женской одежды – один из них, а именно расшитый кружевами белый лифчик, Иван сейчас увлеченно рассматривал.

     Засунув руку в яйцо, я нащупал и вытащил инструкцию. На единственной странице было крупно написано:

     Собери себе настоящую принцессу!

     И была нарисована девушка, с виду похожая на героиню Диснея, в легком белом платье. Дальше шла инструкция по сборке: кукольные ручки и ножки нужно было поместить в наполненную водой ванну. (Река, озеро, бассейн, море – подойдет тоже, гласила надпись под картинкой).

     Потом, снабженные штырьками руки, ноги и голову нужно было вставит в тельце. Дальше следовала инструкция, как на собранную куклу надеть одежду. На последней картинке, как я понял, собранная принцесса жарила на газовой плите яичницу. Довольно странное занятие для принцессы, подумал я.

     Иван тем временем выложил на стол все составные части куклы. В длину принцесса выходила чуть меньше метра.

     — Маловато будет. Хочешь как хочешь, а маловато будет, — жалобным голосом пробормотал Иван.

     — Это пока, Ваня. Ты инструкцию читал?

     — Нет. Настоящий инженер читает инструкцию только если у него не получается собрать с третьей попытки.

     — Ну, мог бы тогда по трусам догадаться.

     Я вытащил из упаковки женские трусики, и, растянув в руках, показал Ивану примерный размер принцессовой жопы.

     — А вот это хорошо, это мой размерчик, — сразу повеселел мой друг.

     И мы пошли в ванну. Дальше мы опустили по очереди части тел в ванну с водой. Вода моментально помутнела, сменив цвет на молочно-белый и забурлив.

     — Главное тут не передержать, сказал Иван. Помнишь Машенькомонстра?

     Я помнил. Иван тогда купил своей воскресной дочке игрушку – маленькую куколку, которую нужно было поместить в банку с водой, чтоб она выросла. Девочка так и сделала, наказав отцу не вытаскивать куколку до её следующего приезда. А дальше Иван поссорился со своей бывшей, визиты дочки отменили, и кукла просидела в банке полгода. К концу этого срока уже никто не мог угадать в распухшем, белесом гомункуле с уродливыми чертами лица запойного пьяницы прежнюю аккуратную Машеньку.

     Дочке, когда она всё же приехала, Иван сказал, что злой волшебник превратил Машеньку в Ельцина. И со словами «Дядя устал, дядя уходит», спустил бывшего президента в унитаз. На этом, впрочем, история не закончилась – Борис Николаевич даже в виде гомункула остался в своем репертуаре, застряв тушей в сливе.

     — Ничего страшного, Иван. В инструкции сказано: «После сборки обработать напильником» Так что небольшая опухлость допустима.

     Ивана это напугало, и он, бормоча «Нафиг нафиг» засунул руку в ванну и вытащил женскую ногу. Идеальную, полноразмерную женскую ногу, с педикюром на ногтях. Было немного жутковато смотреть на ногу без тела. Хорошо, что нога не походила на ногу трупа – в смысле, была теплая и как бы даже живая.

     Мы вытащили и по очереди отнесли части тела на диван, в гостиную, где предусмотрительный Иван постелил полотенца, для впитывания влаги. При этом, Иван не разрешил мне нести торс принцессы, сказав:

     — Вот у тебя, Алешенька, что в киндере?

     — Железная дорога без паровоза.

     — Вот её и лапай, счастливчик. А мою ласточку не трогай.

     Я вздохнул. Хорошо, что из комнаты не выгнал – момент, если вдуматься, был довольно интимный. Туловище принцессы, пусть и безголовое, было туловищем хорошо сформированной молодой женщины. Небольшая грудь, с розовыми сосками, узкая талия, аккуратно выбритый лобок. То, что располагалось ниже, тоже ничем не отличалось от стандартного женского набора.

     — Пупка нет, — задумчиво сказал Иван.

     — Что логично, — поддакнул я. Ноги вставлять будем?

     И мы вставили по очереди ноги и руки. Штыри входили в подготовленные пазы с легким щелчком. Я обратил внимание, что швы на руках и ногах моментально исчезали, как только кожа соприкасалась с кожей. Очень скоро перед нами оказалось лежащее безголовое тело молодой женщины.

     Внезапно, тело оперлась руками о диван и село. Мы испуганно отскочили назад.

     — Голова где? — испуганным шепотом спросил Иван, не отводя глаз с туловища.

     — У меня. Погоди Иван, подумай, может не стоит ей голову ей надевать. Она, чую, и без головы для секса годится. А вот если голову надеть, пилить тебя начнет. Вспомни бывшую.

     — Коту своему давать советы будешь. Голову давай.

     Я отдал голову, Иван, приблизившись, аккуратно надел её на штырь. Руки, только что безвольно шарившие по дивану, поднялись вверх, нащупали голову и с усилием повернули её на полный оборот вокруг оси. Раздался громкий щелчок и голова встала на место. В эту же секунду принцесса открыла огромные голубые глаза, зевнула и сладко потянулась. Процесс сборки был завершен.

     * * *

     — Как славно я выспалась, — сказала принцесса. Голос был приятный, мелодичный, но с каким-то неуловимым акцентом, по которому было очевидно, что русский – не её родной язык.

     Оглядев себя, принцесса сказала: "Ой, я голая".

     И подняв глаза на Ивана, спросила: "Ты хочешь, чтобы я ходила голой?"

     — Конечно, не стесняйся, здесь все свои, — сказал я.

     Иван на меня на редкость зло посмотрел и сказал:

     — Нет, милая.

     — Тогда выйдите, мне нужно одеться. Но ты, суженый, можешь остаться, — проворковала, глядя на Ивана, принцесса, и поманила его руками.

     Я вздохнул и побрел на кухню, где заварил себе двойную дозу робусты, потом приготовил из неё фраппучино, накрошив в кружку льда и взбив миксером, потом долил туда коньяка из начатой бутылки и сев за стол, начал потягивать напиток через трубочку, закусывая обломками шоколадной скорлупы.

     Из соседней комнаты слышалось ритмичное поскрипывание кровати и поощряющие женские вздохи. Я еще раз вздохнул. Настроение, у меня, скажем прямо, было фиговое. Настолько фиговое, что, будь я подростком, я бы впал в депрессию. Хорошо, что мне сорок два. Депрессия – моё второе имя.

     Примерно на середине кружки на кухню вышел завернутый в полотенце Иван, и откупорив пивную банку, сделал несколько глубоких глотков. Потом, неожиданно поморщился и вылил пиво в раковину.

     — Неужто скисло? — удивленно спросил я.

     — Слишком крепкое. Усну я с него. А у меня, прикинь, есть занятие поинтересней.

     Занятие поинтересней, судя по звукам, плескалось в ванне. Было слышно, как довольная девушка что-то напевает на иностранном языке. Проследив за моим взглядом, Иван сочувственно сказал:

     — Жениться тебе надо, барин.

     — Кот спорил бы.

     — Вот в школе, я помню, тебе же нравилась наша одноклассница, Юля Нежданова? — продолжил Иван, словно не слыша моего возражения. Я тут недавно её видел, так прикинь, из всего нашего класса она лучше всех сохранилась. Спортивная, худенькая, выглядит лет на тридцать. Утром бежала в парке.

     — Ну, вот представь Иван, подкачу я к ней и мы переспим. Утром я выйду на балкон, а там по небу огромные буквы плывут: «Mission complete, game over». Понимаешь? Это моя единственная мечта, можно сказать. Вот она осуществится и что мне после этого дальше делать? О чем мечтать?

     — Просто жить.

     — Я уже просто живу, сказал я. Всё, что мне нужно, у меня есть. А сегодня у меня есть все, что мне нужно, и железная дорога без паровоза впридачу.

     — Успокойся, не трать слюнки, пожалуйста. Ты же понимаешь, что в том, что мне повезло, а тебе нет, моей вины нету. Хочешь, я тебе восемьдесят пять тысяч взаймы дам, чтоб у тебя еще один шанс появился?

     — Я на тебя не в обиде, Ваня. Если есть возможность, переведи мне сорок тысяч, я, пожалуй, еще раз попытаю удачу.

     В этот момент на кухню выпорхнула Принцесса, чмокнула Ивана в щеку и протянула мне руку для поцелуя. Я стал на одно колено, поклонился и представился: «Цесаревич Алексей, Исполняющий обязанности императора России в изгнании».

     — А я принцесса, пока (на этих словах девушка выразительно посмотрела на Ивана) без имени.

     — Принцесса Стар, — сказал Иван.

     — Ого, сказал я. Прямо как у Хайнлайна. Подходящее имя – она Звезда, ты Шрам.

     — Вообще-то я её в честь Стар Баттерфляй назвал, — сказал Иван, — мультики мы с дочкой смотрели, — добавил он чуть тише, оправдывающимся тоном.

     Я посмотрел на девушку. Сейчас, после слов Ивана, определенной сходство с мультяшной принцессой явно прослеживалось. Девушка была невысокая, худенькая, скандинавского типа. Шведская шведка. В смысле, ярко выраженная натуральная блондинка с белой кожей. Искусственное происхождение выдавали только глаза. Огромные, ярко-голубые – глаза казались скорее контактными линзами.

     Присмотревшись, я понял в чем дело: зрачки принцессы были синими. Не такими яркими, как радужка, но и не черными, как у нас, людей. На девушке было воздушное белое платье колокольчиком, по моде шестидесятых и голубые, под цвет глаз, бусики из бирюзы.

     — Епископ родился, — внезапно сказала принцесса.

     Мы с Иваном переглянулись.

     — У нас в пансионате всегда так говорили, когда пауза в разговоре возникает, — продолжила девушка.

     — У вас, эээ… в пансионате? — спросил Иван, — так ты где-то жила раньше?

     — Конечно, милый. Мои папа и мама, король и королева, не могли, по причинам государственной важности, воспитывать меня во дворце и отдали меня в пансионат для благородных принцесс.

     — Благородных принцесс? Звучит как масло масляное, — сказал я.

     Девушка буквально озарилась изнутри улыбкой и протараторила: «Принцессы бывают благородные - из уважаемых королевских домов, а также варварские, пиратские, хаотические, эльфийские, разбойничьи, еще известны принцессы ада и Диснея. В нашем измерении представлены пансионаты всех принцесс, кроме Ада и Диснея, правда, у варварских принцесс не пансионат, а кочевой лагерь...»

     — Картошка жареная, отварная, пюре. Дальше: картофель-фри, картофель-пай. Картофельные оладьи… слушай, Иван, может принцессу не поздно в Тосю переименовать?

     Иван выразительно посмотрел на меня, приподняв бровь. Я уловил намек, и сказав: «Впрочем, мне, наверное, пора. Котик хочет кушать» побрел в прихожую, где запихал своё железнодорожное сокровище в сумку и пошел домой. С кухни было слышно громкое чавканье – Иван целовался с принцессой взасос.

     * * *

     На улице меня догнала СМСка. Иван все-таки перевел мне обещанный сороковник, так что я пошел не домой, в пятерочку. Еще на улице меня стали одолевать сомнения. Так оно и оказалось. Яиц не было. Вместо яиц было столпотворение – народ требовал подвоза товара.

     Потолкавшись в стихийном митинге, я узнал, что сразу после моего ухода было куплено еще одно яйцо, а потом в магазин ввалилась бригада строительных рабочих и купила все оставшиеся яйца сразу. Все пять штук. С учетом того, что когда мы уходили с Иваном из магазина, яиц оставалось восемь, было очевидно, что дирекция магазина отложила парочку оказавшихся дефицитными продуктов для себя. Что – то подобное, я, признаюсь, ожидал.

     Ну, для меня, собственно, большой разницы, между проданными и припрятанными яйцами не было. Что те, что эти, были, очевидно, не моего ума дело. Так что я купил кошачьего корма и уныло поплелся домой. Мне не везет. Мне никогда не везет. Одиночество и ощущение бессмысленности бытия, наконец-то догнали меня и сбили с ног, отоварив бейсбольной битой. Образно говоря, конечно.

     Так, жалея себя и размышляя о сучности мироздания, я дошел до дома. Возле подъезда стоял жилец с первого этажа, мосластый, желчный старикан в пузырящихся на коленях трениках. Знал я его хорошо, даже слишком. Старикан был дурак и враль. Выяснил я это пару лет назад, когда этот обломок погибшей империи подошел ко мне, и сказал, что давно наблюдает за мной, видел, как я на самокате на работу езжу и хочет подарить мне горный велосипед. От щедрот, так сказать.

     Я даже опешил слегонца. Мироздание обычно мне таких подарков не делало. И я, словно в каком-то трансе, брел за стариком, который вел меня к гаражам, бормоча себе под нос:

     — Хороший, надежный байк, я тебе подгоню. Как в телевизоре.

     — Горный? Спросил я.

     — Ну, как горный… «Урал» называется, а на Урале есть горы. Новый.

     — Новый Урал? Да он с производства снят еще при СССРе.

     — Ну, как новый.… Ездил, я на нем, немного. Лет сорок.

     — Немного ездил?

     — Ну как ездил, он у меня в голубятне стоял.

     — Стоял?

     — Ну как стоял, на гвозде висел.

     — Висел?

     — Ну, как висел, рама от него висела.

     — Рама от Урала?

     — Может и не от Урала, но тоже велосипедная. Вешалкой мне служила 40 лет.

     — Вешалкой?

     — Ну как вешалкой, я её как голубятню купил, так вещами заставил.

     — Вещами?

     — Што ты все выспрашиваешь, привереда шоли? — услышав нарастающее недоумение в моём голосе возмутился старикан, — Дедушка тебе от щедрот целый велик подогнал, а ты вопросы вопрошаешь.

     — Подогнал?

     — Ну как подогнал, ты мне сейчас соточку на опохмел дашь, когда велик заберешь.

     С этими словами дедок уперся плечом в обитую заржавленным железом дверь стайки – так у меня на родине назывались дворовые сараи, душераздирающе крякнул и повернул ключ в замочной скважине. После чего, уперев ногу в косяк, рывком отпер дверь, открывая несметные сокровища.

     Открывшаяся картина поражала воображение: тесная коморка была заставлена мириадами бесполезных реликтов докомпьютерной эры: абажуры, банки, вазы соседствовали с гардинами и дуршлагами. В куче хлама блестела бисером поеденная молью епитрахиль. Гараж, словно вселенная, казалось, содержал в себе все.

     Поняв общий принцип, я без труда нашел среди хлама этажерку, юлу и якорь. Не было только, собственно, велосипеда. Вместо него на верстаке, заваленный тряпками, поблескивал спицами и полированной сталью мотоцикл Урал, модели 1956 года. Сочетание покрытого маслом хрома двигателя и хитина пластиковых деталей вызывали в памяти личинку чужого с рисунка тов. Гигера.

     — Это что-ли твой велосипед, Старче? — спросил я, показывая рукой на мотоцикл. — Возьму с удовольствием.

     Дедок молнией скакнул к мотоциклу, и со скоростью застигнутой нагишом девственницы, расправил лежащее на нем тряпье, скрыв металлические обводы конструкции.

     — Этошшшш не прошшшшшдается…. — прошипел старик. В голосе явно слышалась «моя прелешшшшсть».

     — Ладно, ладно… не хочешь не продавай. Хозяин барин. Но а меня-то зачем позвал?

     — Вот это забрать.

     С этими словами дедок театральным жестом смахнул висящие на стене тряпки, открывая взору конструкцию из ржавых труб и спущенных колёс, которых – неожиданно – оказалось три штуки. Спаренная рама, с дамской посадкой… размер велосипеда чуть больше средней кошки….

     Господибожемой – да это же трехколесный «Уралец» - мертворожденный выкидыш советского автопрома. Для детей, которым нужны три колеса он был великоват, для стариков, которым снова нужны три колеса — маловат. Потому и выжил – заключил я. Будь он нормальным, его бы уездили к 1960 году до состояния металлолома.

     — Вы что творите, дедушка, — от возмущения я даже перешел на Вы, что со мной бывало редко, — вы хотите мне продать этого трехколесного уродца? Скажите прямо, не виляйте – я что – похож на подростка с задержкой развития?

     — Ты на самокатике по двору ездюешь, так что сам должен понимать, на кого похож, — гоготнул старче, — бери лисапед, пока дешево отдаю. Завтра дороже будет.

     В тот день только мое уважение к сединам спасло дедка от серии воспитательных поджопников. Сегодня этот седовласый алконавт с руганью тыкал палкой в небо.

     "О, что-то новенькое —подумал я, — обычно старикан так орет на бегающих по газонам детей"

     — А Господь-то вам что сделал, дедушка?

     — Типун тебе на язык, охальник. Какой господь? Я летчика этого долбанутого костерю. Разлетался тут, между домов, Чкалов фигов, врежется в кого-нибудь, того и гляди…

     — Какой еще летчик… — было начал я и увидел. Между домов, тихонько стрекоча, как самое большое в мире приведение с моторчиком, пролетел самолетик.

     Ну как самолетик…. самолет. (Тьфу, привяжется же словесный оборот) Не игрушка, полноразмерный биплан с размахом крыльев метров в двенадцать. Больше всего он напоминал гидросамолет Свина, из мультфильма «Порко Росса». Желтенький, нарядный, он блестел на солнце боками, как пластмассовая игрушка.

     Как пластмассовая игрушка.

     Значит, в одном из проданных яиц был самолетик. Настоящий, летающий самолетик. Быть гордым владельцем набора рельсов, в этот момент было особенно обидно.

     Дома меня ждал кот. Который, действительно, хотел кушать и оповещал об этом мироздание слышными на лестнице горестными воплями. Я даже позавидовал простому и понятному алгоритму решения любых жизненных вопросов, которым пользовался кот — если что-то тебя не устраивает, громко мяукай до разрешения проблемы. Удивительно, но у кота это срабатывало четвертый год подряд, с самого начала нашего знакомства, когда я встретил на улице крохотный пищащий комочек.

     Зайдя в квартиру, я выключил звук кота, выдавив его дневную пайку желе в миску, и пройдя в комнату, кинул сумку с рельсами на кровать и завалился в одежде на одеяло. Настроения что-то делать не было.

     Горестно вздохнув, я решил приступить к запланированному по дороге домой мероприятию – я решил напиться. Делать это совершенно не хотелось – пить я не умел и не любил, но так вот сидеть и жалея себя мне не хотелось совершенно. Здравый смысл, конечно, пытался возражать, напоминая, что у меня по графику качалка, но был послан лесом: в тупик, в котором я оказался, меня завел именно он.

     Пройдя на кухню, я открыл шкаф со спиртным и оглядел взглядом бесчисленные бутылки. И не надо ловить меня на противоречии, говоря, что для малопьющего инженера у меня подозрительно много крепкого алкоголя. У меня много крепкого алкоголя именно потому, что я малопьющий – редкая приемка объекта обходится без переданной бутылки хорошего коньяка, виски, рома, водки или кавальдоса. Вот и скопилось бессчетное количество пузырей.

     Раньше я считал, что их гости выпьют на моих поминках, но – вот, гляди, пригодились. Я взял первую попавшуюся бутыль – это оказался грузинский коньяк. Вытащил зубами пробку, поражаясь продуманному техническому решению – пробка легко вытаскивалась без применения штопора, я глубоко вздохнул…

     И немедленно выпил.

     ГОСПОДИБОЖЕМОЙ, как меня регдолит-то, с непривычки. Несколько секунд, я в панике искал чем-бы запить эту гадость – и не найдя на столе ничего более походящего, загасил спазмы несколькими глотками минералки. Сразу вспомнился мой пьющий папочка, который, скривившись после дябнутого стакана водки, говорил маленькому мне: «А ты, небось, думаешь я тут меды распиваю?».

     «Не меды, папа, совершенно не меды. Как я тебя сейчас понимаю, папа» — подумал я, роняя скупую мужскую слезу. А коньяк-то действует, как-то нейтрально подумал я, абстрагируясь от ситуации. Обида на весь свет стала волновать меня значительно меньше.

     В животе разливалось живительное тепло. Это было неожиданно приятно. Уже нетвердыми руками я нарезал яблоки на закуску и налил себе второй стакан коньяка, сказав себе: «Я буду жить простыми человеческими радостями, сказал я себе. И сейчас я уйду в запой».

     Из запоя я вышел так же быстро, как и вошел.

     И с удивлением огляделся — будучи, выражаясь образным языком, несколько «подшофе», я успел одеться, собраться и дойти до станции метро. Что тут еще сказать, кроме: дурная голова ногам покоя не дает. Точнее, не дурная голова — а выпитые натощак 300 грамм коньяка. Сейчас алкоголь частично выветрился — не настолько, чтоб я пошел домой, но достаточно, чтоб очнувшееся сознание спросило у мозжечка: «А куда это ты намылился?».

     «А то ты сам не знаешь? — с ехидцей ответил мозжечок, — можно подумать, у тебя много вариантов».

     Вздохнув, я продолжил спускаться по лестнице. Вариантов действительно было немного.

     Внизу, на перроне станции, меня ждал очередной персонаж городского паноптикума — безумный проповедник с парой картонок, на которые были приклеены десяток пожелтевших и исчерканных вырезок из газет. Обычно безвольно стоящий или шатающийся по залу, сегодня он впырил в меня взгляд, расставив приветственно руки.

     В ответ я показал ему фак, дружелюбно оскалившись. И попытался удрать, заскочив в вагон метропоезда. Точнее, попробовал попытаться удрать — координация движений всё же была ни к черту, так что я просто ударился грудью о закрывшиеся передо мной двери, отскочив, как мячик, назад.

     Очумело потряся головой, я увидел, как проповедник, маша картонками, словно собираясь взлететь, ковыляет в мою сторону. И смирился, закатив глаза — судя по всему душеспасительной беседы было не избежать. Подбежавший проповедник схватил меня за пуговицу, проорав «Апокалипсис грядёт» и энергично потряс пластиковой копилкой.

     — Простите, — сказал я, аккуратно стряхивая старческие персты, — что означает «грядёт» в этом контексте? Вы хотите сказать, что вот это вот всё, — с этими словами я обвел рукой заполненный москвичами перрон, — не апокалипсис?

     — Это не апокалипсис, — бодро ответил проповедник. — Это станция метро «Калужская». Приобрети брошюру, там всё понятно расписано.

     — Сколько? — только и смог сказать я, закрывая лицо рукой, признавая поражение. Этого деятеля не прошибешь и пушкой.

     — Пятьсот рублей за одну брошюру, — отбарабанил проповедник.

     — Держи, — вздохнул я, и вытащив кошелек выдал ему завалявшуюся купюру, — будет что в вагоне почитать.

     — Премного благодарен, — театрально поклонился проповедник.

     После чего развернулся и бросился, шаркая ногами, к очередной жертве.

     — Эй, а где брошюра? — крикнул я ему вслед.

     — Тебе нужна брошюра?— искренне удивился проповедник, — ты что, собираешься её читать?

     — Ну да, — в свою очередь удивился я.

     — Никто брошюры не берет, только деньги суют, — растрогался проповедник, — там на последней странице телефон для контактов.

     — Хорошая бумага, мягкая, — сказал я, получив мятую и теплую, от долгого ношения в кармане брошюру.

     После чего не выдержал и сделал характерное движение руками — словно мял ткань. Узнавший жест проповедник отшатнулся, делая отвращающей зло жест. Я, в свою очередь, довольно ухмыльнулся.

     Но не успел даже прислониться к колонне, как до меня докопались бездельничающее на станции трио полицаев.

     — Добрый вечер, сержант Бр-р-р-р-буев, — нарочито неразборчиво представился самый толстый из них, — что у вас в рюкзаке?

     — А вы угадайте, — сказал я, — я дам вам три попытки.

     Слоняющихся по метро полицаев, которых, вместо ловли бандитов, заставляют охранять воздух, я откровенно недолюбливал. Как и любых бездельников.

     — Вы должны показать, что у вас в рюкзаке, — пробасил толстяк.

     — Ты просишь у меня разрешение на досмотр ручной клади, но делаешь это без уважения, — сказал я, — не имея законного основания, не собрав понятых.

     — Вот зачем ты в бутылку лезешь? — доверительным тоном, как давнему знакомому сказал мне сержант Бр-р-р-р-буев, — Сейчас мы тебя задержим и все твои вещи осмотрим.

     — А я потом, всю следующую неделю буду на вас жалобы в прокуратуру писать. Оно вам надо?

     По скривившемуся лицу Бр-р-р-р-буева было видно, что нет — жизнь без разбирательств в прокуратуре нравилась ему заметно больше. Но и так просто отпустить нахамившего ему прохожего он не мог.

     — Ты что, проблем ищешь? Ты что, не понимаешь, какое сейчас время? Враги кругом. А ты нашей работе мешаешь. Вот зачем ты это делаешь?

     — Свои права уважаю, вот почему. Вам дай волю, вы мне в жопу с фонариком залезете.

     — И залезем, если надо будет, — с вызовом сказал Бр-р-р-р-буев. В голосе его слышалась гордость за свою работу.

     В следующую секунду, я провернул старый, известный по кинокомедиям трюк: вытаращив глаза, я уставился в точку за спинами полицаев, бормоча «Вы только поглядите, что делается-то!». И пока полицаи глядели, синхронно, словно имея общее сознание, развернувшись в сторону, куда я напряженно вглядывался, я заскочил в подошедший поезд, успев за доли секунды до закрытия дверей.

     «Интересно, — подумал я, — во мне что-то изменилось, сделав видимым для попрошаек? Ах, ну да, ну да, я же пьяный. Надо срочно трезветь, а то я привлекаю гиен, как слабое и больное животное!» И, откинувшись на спинку кресла, постарался на секунду уснуть.

     * * *

     Я уже рассказывал, что считаю оплаченный секс неспортивным? Мерзостью, на уровне стрельбы с дерева по идущим по привычной тропинке зверям в заповеднике — любимого развлечения советских бонз. Довольно странные мысли, скажем прямо, для переминающегося на коврике перед входом в бордель человека, не находите?

     Впрочем, всё как всегда — я сначала делаю фигню, а потом сожалею и раскаиваюсь. Я человек великой русской культуры, а не хухры-мухры. И то, что на вывеске заведения гордо написано «Массажный салон», а не «Бордель», вовсе меня не оправдывает. Мы люди взрослые, так что я буду называть вещи своими именами.

     Дверь наконец открылась, и я зашел внутрь, окунувшись в атмосферу порока и разврата. То есть, конечно, внутри пахло массажным маслом с легкими нотками дезинфекции, но мне запах щекотал ноздри, заставляя сердце биться быстрее.

     — Кого на этот раз? — деловито спросила бандерша, оторвавшись от просмотра сериала, — может быть, тебе всех показать?

     — Ты же помнишь, — пробурчал я, надевая тапки, — что я этого не люблю.

     Действительно, заставлять мужчину выбирать между хорошенькими женщинами, также безнравственно, как спрашивать ребенка: «А кого ты больше любишь — папу или маму?» — как не отвечай, а всё равно кого-то придется обидеть.

     — Тогда пусть будет новенькая, — щелкнула пальцами бандерша, — приняли тут на днях.

     — Может пусть лучше старенькую? — взмолился я, — Алису, скажем, или Рейчел?

     — Новенькую, — с нажимом сказала бандерша, — зеленая она совсем. Пусть на тебе потренируется, ты клиент смирный и без заскоков.

     — Этого-то я и оп-пасался, — протянул на эстонский лад я, но взяв ключи, поперся, шаркая тапками, по коридору. На смирных да на безропотных вечно воду возят — так учит нас теория игр.

     Войдя в полутемный номер, заполненный кроватью и душевой кабинкой, я машинально разделся, складывая одежду на стул. И залез в душ, справедливо предполагая, что горячая вода поможет разогнать отступающий хмель. Вскоре, ко мне присоединилась девушка.

     Я слышал, как она вошла, но специально не стал оборачиваться — девушка может быть кем угодно, пока я не увижу на самом деле. Просто нежился, и получал удовольствие, пока тонкие, но сильные пальцы скользили по телу с мочалкой.

     — Спину еще потри, — прервал молчание я, — между лопатками. Самому мне дотуда не дотянуться.

     — Как скажешь, милый, — нейтральным тоном, каким обычно просят передать хлеб, сказала девушка.

     И потёрла. С грацией и точностью автомата. И примерно с такой же чувственностью. Не выдержав, я обернулся, оглядев незнакомку. Как я и ожидал — девушка была полностью голой. Единственной её одеждой был крестик, на волосяной веревочке, который она тут же, видимо заметив мой взгляд, сняла, положив на сложенный на стуле кружевной пеньюар.

     В остальном, девушка была как девушка — не очень высокая, не очень фигуристая, но милая и какая-то… аккуратная. С русыми волосами, которыми она закрыла высокую, твердую грудь. Больше всего она напоминала раздетую догола школьную отличницу, которая, даже будучи голой, выглядит так, словно проглотила линейку.

     Тут я впервые заметил в ней некоторую странность. По тому как она отстраненно смотрела в сторону, когда говорила дежурные фразы: «ООО, какой у тебя большой», «ООО, да ты, для своих лет, кстати, сколько тебе? Сорок? Для сорока лет хорошо выглядишь», по тому, как она двигалась, выйдя, наконец из душевой кабинки… Но не обратил особого внимания. Просто отметил в сознании, ложась на кровать лицом вниз.

     Массаж, в её исполнении, был откровенно хорош – она не стеснялась надавить спину коленом, если чувствовала что силы рук ей не хватает, чтоб промять мне мышцы спины. Да и вообще, если на спине у тебя лежит голая двадцатилетняя девушка, жизнь кажется гораздо лучше, чем пару часов назад.

     При этом, естественно, мы болтали. Я молчу только в кабинете у стоматолога, и это раздражает меня больше, чем бормашина. А сейчас, начавшийся с пары фраз разговор, сначала дополнявший удовольствие от массажа, пусть и не сразу, опередил массаж, полностью завладев моим вниманием.

     Мы разговаривали. Легко и непринужденно. О королях. Капусте. Стругацких. Ахмадулиной. Её бывших одноклассниках. Политике. Живость ума и начитанность девушки поражали. Я даже забыл, что мы лежим голые в постели, и что у меня оплачен секс — такой она оказалось интересной собеседницей.

     Единственное, что меня смущало, это некоторые легкие странности в её рассказах. Что-то, мелькающее на периферии сознания. Она не ездит на велосипеде. Она не смотрит телесериалы и фильмы. Она не выходит в город одна. Над ней издевались одноклассники. Зло издевались.

     Момент истины наступил, когда она слезла с меня, чтоб ответить на полученную СМСку. Предварительно попросив меня не смотреть. Я, правда, посмотрел — мне было чертовски интересно, чего стесняется девушка, только, что делавшая голой массаж.

     Она стеснялась очков. Не простых очков, а чудовищных микроскопов, с несколькими линзами, которые ей, очевидно, не сильно помогали – для того чтоб прочитать крупный текст с экрана она подносила телефон практически к самому лицу. Увидев, что я смотрю, она зло отшвырнула очки и залезла обратно в постель.

     Было заметно, что она крайне раздражена. Буквально на взводе.

     Тут массаж пришлось делать мне. Я же все-таки учился. Постепенно, мы опять разговорились. Оказалось, что она практически слепа. Набравшись смелости, я посмотрел ей в глаза — увидев, мутные зрачки неправильной формы. На них было просто физически жутко смотреть – сплошной привет Бунюэлю. Если вы понимаете, о чем я.

     В этот момент всё стало на свои места – и отношение одноклассников, которые травили полуслепую девушку, и пренебрежение мужчин, про которых она со злобой говорила, что они любят издеваться над её физическим недостатком.

     Живущий на небесах! Ну почему ты не послал мне какую-нибудь идиотку, которую я бы забыл быстрее, чем трахнул? Что я тебе такого сделал?

     Все всё поняли? Да, я начал испытывать чувства к проститутке, которая годится мне в дочери. Одно могу сказать, в свое оправдание: я оказался в хорошей компании. Все мужчины делают это. По крайней мере, так следует из классической литературы.

     Весело до упаду. Просто животики надорвешь. Впрочем, если бы мне было двадцать – все было бы еще смешнее. Я бы начал спасать девушку из борделя. Предлагать руку и сердце. Или заложил квартиру, чтоб сделать ей операцию на глазах.

     Но, увы, мне сорок два года. Спасения рядовой проститутки не будет — просто потому, что из подобной ситуации нет красивого выхода. Чтобы я не сделал, девушке будет только хуже. Мне нечего предложить ей, кроме старого и не нужного себя. А этот тот подарок, который не пожелаешь и врагу.

     Конечно, я попытался. Заговорил, о том, что могу найти ей работу, не связанную с массажем людей промежностью. Кончилось все предсказуемо — одевался я уже в коридоре, куда меня вышвырнули даже не дав одеться.

     — И хватит меня жалеть! — крикнула она мне, вышвыривая мою одежду, — ты даже не представляешь, что может получиться из обыкновенной массажистки!

     — Двадцать килограмм фарша и прикольная пепельница, — вздохнул я, надевая ботинки.

     Опустим завесу жалости над финалом этой сцены…

     Вернувшись домой, я покормил кота, после чего, несколько минут жалел себя, бродя по комнате. Впрочем, скоро это мне наскучило, и я решил успокоить нервы привычным способом – почитать скачанную с АТ книжную опупею. Прочтя несколько страниц, я выругался и отложил книгу в сторону – читать историю, в которой на попавшего в другой мир героя напали сначала четыре элитника, которых он с шуточками и прибаутками завалил, потом восемь элитников (также убитых главным героем), потом шестнадцать…

     Прикинув количество страниц в книге и поняв, что в финальной битве главный герой уничтожит двести пятьдесят шесть элитных тварей, я стер книгу напрочь.

     В том числе и потому, что шуточки, с которыми главный герой расправлялся с врагами, были абсолютно одинаковыми, и похоже, вставлялись в роман методом копи-пасты. Если воспринимать книгу как пищу для ума, то питательность этого текста была как у пирожка из глины. Несъедобный, каменистый текст… Даже инструкция к освежителю воздуха, прочитанная мной вчера вечером в месте ежевечерних раздумий, была интересней.

     «Кстати об инструкциях, — сказал я, подняв кверху палец, — у меня как раз свеженькая есть». После чего мучительно скривился и вытащил из кулька инструкцию от своего набора рельсов. Разорвав пластиковый пакет, развернул бумагу, и, в оцепенении, несколько минут читал и перечитывал текст:

     Трансизмеренческий портал.

     Побывай в дюжине причудливых отражений своей реальности и вернись домой до ужина*

     * Само перемещение безопасно, но в других мирах вас могут подстерегать опасности**. Дети до шести лет могут пользоваться порталом только в сопровождении взрослых.

     ** Миры, представляющие биологическую или �������� опасность для вашего мира, блокируются автоматически. Не пытайтесь обойти блокировку!

     Дальше в рамочке следовал еще более непонятный текст:

     Для удобства путешествия, врата поддерживают службу: «Переводчик», которая предлагает перевод с любого поддерживаемого языка на любой поддерживаемый язык. Внимание: Переводчик может предлагать в числе возможных вариантов перевода нецензурные слова, выражения, телодвижения, ��������, ��������, запахи и формы окраса.

     Еще на инструкции были рисунки. На первом было показано как собрать из рельсов двухметровый обруч, соединяя рельсы разъем к разъему. Следующим шел рисунок на котором круглая конструкция из игрушечных рельсов стояла вертикально, напоминая звездные врата из одноименного фильма. Потом был рисунок на котором пухлая человеческая ручка нажимала на кнопку посередине рельса. На финальном рисунке сквозь прислоненные к стене врата больше не просвечивали обои, а виднелся кусочек тропического острова: песчаный пляж, пальма и море, с парусом на горизонте.

     Меня будто подорвало гранатой – подпрыгнув, я вскочил на ноги и ринулся к пакету, высыпал пластиковые «рельсы» на ковер и начал собирать врата.

     Детали, как выяснилось при сборке, были двух типов – просто рельса, и рельса с кнопкой. Вставлялись они одна в другую, так что скоро у меня получился обруч, высотой под два метра. Как только я вставил в крепежи последнюю деталь, соединив оба конца обруча, конструкция слегка дернулась у меня в руках, отлипла от стенки и повисла в воздухе, паря в нескольких сантиметрах от пола. Кнопки на рельсах вспыхнули, потом мигнули по очереди, так что огонек как бы оббежал вокруг обода врат, и загорелись вновь тремя разными цветами.

     Теперь, когда врата заработали, стало видно, что на каждой кнопке находится по светящемуся символу.

      ✝ ★ 卐 ❄ - ☭ (_*_) $ ( • )( • ) ☪ ☘ ⛩

     Почти все символы были мне знакомы, и поскольку их было двенадцать, то их назначение было предельно очевидным. «Побывай в дюжине причудливых отражений своей реальности» — было сказано в инструкции. Это были графические обозначения параллельных миров, или отражений, куда вели врата.

     Сейчас кнопки светились тремя цветами — ✝,卐,☭,☪,⛩ — были красными.★,❄,-,(_*_),( • )( • ),☘ — желтыми, и только символ доллара — $, светился голубым. Если вспомнить про светофор, то желтая и красная индикация становилась интуитивно понятна. Решив проверить, я подошел и прежде чем осознал, что собственно я творю, нажал на кнопку со 卐.

     Слава богу, обошлось. Из врат не выглянул Гитлер со словами «Чё сразу Гитлер то?». Как я и ожидал, ворота коротко ругнулись звуком, похожим на звук «ошибка» в винде и мигнули кнопками. Больше ничего не произошло. Миры ✝,卐,☭,☪,⛩были заблокированы. Вангую, что из-за �������� опасности.

     Что, в общем-то, довольно логично. Как следовало из обозначений, в этих мирах царствовали фашизм, коммунизм и три вида религиозного фундаментализма (короткий поиск в гугле по словосочетанию «Символ похожий на ворота с перекладиной» подсказал мне, что неизвестный мне ⛩ — это японские ворота тории, то есть символ японской религии — синтоизма). То есть далеко не курортные местечки – фашизм, я думаю, в комментариях не нуждается, ислам – всем известная «религия мира и добра», христианство, сейчас, конечно вполне себе мирное и толерантное, но в старые времена было просто жуть какое затейливое. Клянусь костерком Жоры Бруно.

     Синтоизм, конечно, вроде бы никого не жег и не взрывал, но если учесть, что ⛩, это не только символ синтоизма, но и символ Японии, страны, известной не только своими няшными (=^.^=), но и союзницы 卐, известной массовыми (+_+) китайских o(≧o≦)o (Отрядом 731) и крайне (ノಠ益ಠ)ノ彡 отношением к иностранцам.

     Самым мирным из этих отражений мне показался ☭, но, этот символ тоже светился красным. Поразмыслив, я понял, что все логично – коммунизм представляет прямую и явную угрозу миру, символом которого является $. А то что это символ нашего мира, сомнений у меня не было никаких. (Дополнительным подтверждением было то, что значок $, единственный, из всех знаков на вратах светился голубым светом).

     Оставалось расшифровать значение шести миров: ★,❄,-,(_*_),( • )( • ),☘. Тут мне на помощь пришла снежинка. Если предположить, что ❄ — это мир зимы, то значение следующего символа угадывалось без труда. - — мир воды, ☘ — мир лесов (листьев) и ★ – мир пустынь (Мир звезды — солнца).

     Чтоб проверить свою теорию, я подошел к вратам и решительно нажал на ❄. Нажатая кнопка мигнула, сменив цвет с желтого на зеленый, и в центре врат показалось крохотный водоворот искаженного пространства, через который бил яркий дневной свет другого мира.

     Из медленно расширяющегося водоворота веяло мертвецким холодом. В открывающуюся дыру в другой мир потянуло сквозняком, который с каждой секундой усиливался. Через отверстие была видна сияющая под заходящим солнцем снежная равнина, чуть дальше были видны покрытые изморозью скалистые холмы. На горизонте на многокилометровую высоту поднималась вертикальная стена ледника, хорошо видимая в кристально прозрачном воздухе.

     Картину чужого мира быстро застилали потоки теплого воздуха, вырывающиеся из нашего мира. Очевидно, давление воздуха в мире льда было заметно ниже нашего. На окне, чуть не разбив стекло, открылась форточка. Шторы взбесившимися парусами захлопали в потоке ураганного ветра.

     Я бросился к окну, чтоб закрыть форточку, но тут с грохотом распахнулась дверь на кухню и в открывающийся портал полетели сначала газеты, а потом и сохнущее на сушилке постельное белье. Вскоре к белью присоединилась и лежащая на стульях одежда и покрывало с дивана.

     Не дожидаясь пока в другой мир вылетят все вещи из квартиры, я метнулся к вратам и еще раз нажал на утопленную кнопку ❄. Водоворот искаженного пространства начал медленно сокращаться.

     Бросив прощальный взгляд на мир льда, где над ледяной равниной в клубах кристаллов льда величественно парило моё любимое пуховое одеяло, я пошел и закрыл форточку. Вскоре о только что открытой двери в другой мир напоминала только необычно пустая комната. Из-за двери в ванну опасливо выглядывал напуганный кот. Я облегченно вздохнул – беднягу вполне могло под шумок засосать вместе с одеялом.

     Меня била лёгкая дрожь. То ли от холода, то ли от возбуждения. Обдумав перспективы экспедиции по спасению унесенных ветром вещей, я решил, что это потерпит. С одеялом, в мире льда ничего не случится, а вернуть его я смогу в любое время, открыв портал из комнаты без окон и с прочной дверью. А если и не смогу, то не такое уж это одеяло и незаменимое.

     В Икее лучше продают.

     Однако, так можно и простыть, сказал я самому себе. Следующий мир для визита надо будет выбрать потеплее. Не ★, так как там, скорее всего, такой же перебор с жарой, как в ❄ с холодом, а что-то из - и ☘. (В моей голове сразу возникла апокалипсическая картина, в которой портал в мир - отрывается на глубине в километр и вырвавшимся из портала столбом воды под давлением Москву смывает напрочь. Но волевым усилием я её отбросил – сила, создавшая врата, определенно могла в безопасность. По крайней мере, я хотел в это верить)

     Впрочем, несмотря на опасения, мир - определенно привлекал меня больше. Вспомнив старую мудрость что если не знаешь куда ехать в отпуск, езжай на море, я подошел к вратам, набрал полные легкие воздуха и нажал на -, и в эту же секунду услышал шум волн и крики чаек.

     В постепенно открывающийся портал я увидел голубое с белыми облаками небо, бирюзовую гладь моря и узкую полоску песчаного пляжа, на который накатывался пенистый прибой. Картинка, как с рекламы Баунти. Давление в этом мире было таким же, или самую капельку выше, чем в нашем мире. Чувствовался только легкий ветерок, приносящий запахи водорослей, йода и беззаботного, счастливого отдыха.

     Я чуть не прослезился от нахлынувших чувств. Для меня дни, проведенные в отпуске на море, всегда были лучшими днями в году. Настолько лучшими, что вспоминая свою взрослую жизнь, я хорошо помнил только двадцать три месяца на море. Поток скучных, неотделимых один от другого дней на работе в памяти не задерживался никак.

     Набрав номер Ивана, я решил позвать его с Принцессой на открытие пляжного сезона.

     — Здравствуйте, это квартира семьи Марио? — спросил я, рассчитывая сказать «А почему у аппарата принцесса», когда Иван ответит отказом. Но трубку сняла Стар.

     — Нет, это резиденция Ивана и принцессы Стар. «А принцесса шустрая, — подумал я. Она с Иваном знакома несколько часов — и уже контролирует его звонки». Но тут девушка меня узнала, и с придыханием спросила: «Это Вы, Ваше Величество? Чем я могу быть Вам полезна?».

     Я даже немного растерялся, что со мной бывает довольно редко. Но тут, в трубке послышался голос Ивана: «Прекрати его так называть. Никакой он не И.О. Императора. Он просто болтливый мудак, что в сорок лет живет с мамой».

     На этих словах я положил трубку. Где-то в глубине меня багровым потоком поднималась ярость. Несколько секунд я стоял с бешено бившимся сердцем, сжимая и разжимая кулаки, но потом, сосчитав несколько раз до двадцати, начал приходить в себя.

     Сказанное Иваном было хоть и грубым, но верным. Мне сорок с лишним лет, я живу с мамой и я мудак. Если раньше в этом были какие-то сомнения, то теперь, то можно безошибочно поставить диагноз. У нормальных мужиков в моем возрасте дети своих детей заводят.

     Видимо, мой друг просто устал от меня, сказал я себе. Или затаил на меня обиду за недавнюю шутку – пользуясь тем, что Иван оставил включенным компьютер, пока отлучался в туалет, я исправил профиль на его странице на сайте знакомств – написав девиз: «Одинокий бегемотик ищет любви и ласки», указав в предпочтениях: «Ценитель пышной красоты» и «Готов быть спонсором».

     После этого Иван весь вечер отбивался от любвеобильных пышек.

     Но мне всё равно было обидно.

     «Иван просто ревнует меня к Стар – сказал я самому себе. И кому он сделал хуже? Кого он лишил моря? Самого себя».

     Разговаривают сами с собой только люди с раздвоением личности – сказал мне мой внутренний голос. Я сказал ему, чтоб он заткнулся.

     Обдумывая сказанное, я сделал шаг вперед и оказался на песчаном пляже. Поскольку это был первый мир, отличный от Земли, в котором я оказался, опишу его чуть подробней.

     Песок был жесткий, ракушечный. Я набрал его полные тапки, даже не дойдя до прибоя. Оглянувшись назад, я посмотрел на портал. С этой стороны врата выглядели как темный водоворот – по сравнению с залитым солнцем пляжем, комната, несмотря на включенную лампу, казалось темным провалом. У самого края портала была видна недовольная ряшка кота – он не любил и не одобрял ничего нового.

     Портал открылся на песчаный пляж небольшого, похожего на букву О атолла – прямо за вратами берег слегка поднимался и переходил в жиденькую пальмовую рощу. С левой и справой стороны в море уходили узкие песчаные косы, отделяя мелкую внутреннюю лагуну от океана. В воде и на берегу виднелись темные глыбы камней.

     Дул легкий ветерок, надо мной, высоко в небе, парили белые птицы. По берегу, слева и справа от меня ходили чайки. Океанский прибой, что я слышал все это время, бил в наружный берег острова. Внутренняя мелкая лагуна была спокойней, хотя и в ней перекатывались небольшие волны.

     Вспомнив о коте, я вернулся и попытался поделиться с котом радостью. В смысле, отвести на пляж. Кот фыркал и упирался. Вот тебе, дедушка Хайнлайн, и дверь в лето, подвел итог я. Фантаст ты, конечно, выдающийся, но в котах и женщинах ты не разбирался совсем. Точнее сказать, коты и женщины в твоих романах такие, как должны быть, а не такие какие есть на самом деле. А может быть, и мужчины, описанные тобой, тоже такие, какие должны быть? Не знаю. Чтоб ответить на этот вопрос, нужно быть женщиной. Или котом.

     Оставив пушистого домоседа в покое, я скинув с себя одежду и бросился к воде, но зайдя по колено, остановился. Море, если судить по ощущениям, в точности напоминало море Земли, а значит, могло быть также опасно. Или даже еще опасней — если это отражение повернуто на воде, так же как ❄ на холоде, а Земля на долларе, то тут могли водиться левиафаны.

     Но в крохотной лагуне, отделенной от моря песчаной косой, левиафанов не было видно. Не было и акул — среди разноцветных кораллов шныряли относительно небольшие рыбки. Решив закрыть вопрос раз и навсегда, я вернулся домой, вытащил из холодильника одну курогрудь и отойдя по берегу подальше от врат, кинул кусок мяса в воду.

     Вода не вскипела от мириад бросившихся на куриную плоть пираний. Мясо плавно опустилось на дно, где к нему, через пару минут подтянулись небольшие рыбки и осторожный краб. «В основном безвредна», решил я и полез купаться. Правда тут же вылез и вернулся домой, где, дрожа и оставляя мокрые пятна долго рылся по комодам в поисках маски и трубки.

     Зато потом я не вылазил из воды часа два. Подводный мир коралла завораживал. Мне казалось, что после Египта меня сложно чем-то удивить, но здесь, в кристально чистой воде были целые луга из колыхающихся на солнце трав, в которых как бабочки парили рыбки. Я летел над причудливыми коралловыми островами, наблюдая за скрытой от постороннего взгляда жизнью их обитателей. Наплававшись, я обессилено сидел на берегу и наблюдал как солнце клонится к горизонту. Вскоре ко мне подошел брезгливо отряхивающий от песка лапки кот, и внятно произнес, неодобрительно глядя на море:

     — Бля, ну что за ебужина...

     Конечно, я малость опешил. Коты со мной раньше не разговаривали. И хотя с утра я был свидетелем, наверное, уже дюжины невероятных вещей, но говорящий котик… С говорящим котом, определенно вышел перебор.

     Или нет? Как там было написано в инструкции? Врата поддерживают службу: «Переводчик», которая предлагает перевод с любого языка на любой язык. Так что всё предельно логично, если предположить, что язык кошек входит в перечень поддерживаемых языков.

     — Так ты у нас стал говорящим, — сказал я коту, — добро пожаловать в мир мыслящих существ.

     — Я всегда умел разговаривать, — снисходительно ответил мне кот, — это ты меня не слушал.

     Голосок у кота был тонкий, но не детский. Если закрыть глаза, то можно было представить что с тобой разговаривает средних размеров карлик. За время жизни с котом у меня накопилось тысячи вопросов – и сейчас, когда я могу получить на них ответы, я смог вспомнить только детский стишок:

     — Котик, котик, ты зачем написал в ботик?

     Вопреки ожидаемому, котик не покраснел, а вытянув шею вперился в висящее недалеко от нас тёмное пятно провала, прошипев:

     — Где котик? Где эта тварь? Убью!

     — Котик — это ты, — сказал я, удивившись непонятливости скотинки.

     — Какой я тебе «котик»? — кот удивленно вытаращил на меня глазоньки — я человек.

     Дальнейшая беседа вскрыла удивительный факт: Беляш, вопреки логике, здравому смыслу и показанному ему зеркалу, считал себя человеком. Ну, да – маленький. Да, усатый и шерстяной. Но человек. При этом других котов Беляш считал котами и люто ненавидел – при обсуждении соседских котиков Шайбы и Шаньги, Беляшик урчал и фыркал.

     Было очевидно, что неведомое колдовство, дав коту способность выражать свои мысли, не добавило в его крохотную голову ни капли мозгов.

     Потом кот убежал в квартиру, и я, пойдя за ним, услышал звуки земляных работ. Одержимый чистотой кот, видимо, хотел похоронить своё дерьмо не иначе, как в центре Земли, куда и рыл проход. Выходило плохо. И не потому, что кот плохо старался – он уже докопался до дна лотка и сейчас интенсивно скреб пластмассовое донце.

     Несмотря на целый пляж песка, кот предпочел делать свои делишки в лоток – ну не светоч разума он, что уж тут поделать. Я тяжело вздохнул. Жизнь с котом имеет свои темные стороны. Хотя… Это раньше с котом было бесполезно разговаривать, сейчас он вполне понимает человеческую речь. Я набрал в легкие воздуха, чтоб объяснить скотинке новые правила, и наткнулся на застывший, немигающий взгляд кататоника. Котик какал.

     Не особо мощный мозг котика, видимо, выделил на эту сложнейшую операцию все доступные ресурсы, отложив и заморозив все побочные процессы. Примерно так WIN95 форматировал дискеты, если вы понимаете о чем я. Котик, кажется даже не дышал. Мне показалось, что толкни я его в этот момент, он так и упадет набок неподвижной статуэткой. Устыдившись таких мыслей (мы, русские, своих котов, когда они какают, от процесса не отвлекаем) я вышел на кухню, где выждал несколько минут, позволив котику благополучно завершить операцию.

     — Слушай сюда, шерстяной, — сказал я, взяв кота под белы рученьки и подведя к унитазу, — какать и писать, с сегодняшнего дня, ты будешь именно сюда.

     — Куда сюда? — возмущенно выпалил Беляш, — в источник? Я из него пью, больной ты ублюдок.

     От неожиданности я сел, обхватив руками голову. Возразить нечеловеческому разуму было нечего.

     Потом мы с котом ужинали. Я ел обычный ужин качка после тренировки – гречу и курогрудь, запивая безлактозным молоком, а котик, чавкая, расправлялся с очередным пакетиком Вискаса.

     Потом мы до темноты сидели вдвоем и любовались закатом. И в Москве, и в мире Моря темнело. Что, в общем-то, тоже было ожидаемо – врата отрывались между отражениями Земли. А отражение на то и отражение, что не меняет базовые параметры – к примеру, у меня и моего отражения рост одинаковый. Но чтоб точно убедиться, нужно было сличить созвездия. Я, как городской житель, знал о ночном небе только то, что оно черное и со звездами.

     Ну не пастух я, чтоб часами таращиться в черноту и выискивать там фигуры богов и зверей, охраняя сон овечек. Поэтому я скачал на телефон приложение-планетарий «Stellarium», которое выводит на экран карту звездного неба, рассчитанную для твоей широты и долготы, взял фонарь и пошел на остров. В течении получаса я разбирался с программой, попутно выяснив, что, несмотря на то, что портал казался открытым окном в иной мир, окном, в прямом смысле этого слова, он не был. Так, через портал, например, не проходили радиоволны – так что для каждого изменения настроек программы мне приходилось возвращаться домой.

     Сверив созвездия, я пришел к двум выводам: это действительно была копия Земли – видимые невооруженным глазом созвездия, планеты и прочие туманности Андромеды, находились точненько там же, где и на Земле. (Точненько, а не точно я пишу потому, что я, созвездия эти, простите, приборами не сличал. Сходство определил на глаз – для выводов о природе мира мне хватит, но написать «в точности там же» — не поднимается рука)

     И это не Земля. Сотни искусственных спутников, постоянно пролетающих над нашими головами, в этом мире отсутствовали напрочь. На Земле, я даже днем могу увидеть отражение солнца от солнечных батарей спутника связи Iridium (Если рассчитаю, куда и когда смотреть), а здесь, же огромное, сияющее мириадами огней небо, было лишено всех признаков машинной цивилизации.

     Я включил радиоприемник на телефоне. Эфир был девственно пуст. Хотя это, как раз, ничего не доказывало – встроенный в телефон радиоприемник ловил только ФМ, а на этой длине волны, даже находись атолл в южных морях моей Земли, я бы ничего не поймал. Слегка упрощая, можно сказать, что радиоволны УКВ—диапазона распространяются только в пределах прямой видимости, а в прямой видимости кроме моря ничего видно не было.

     Может быть, это портал на древнюю Землю? Я проверил и эту теорию – как известно, ковш созвездия Большой Медведицы понемногу меняется, так как составляющие созвездие звезды движутся. Внимательно сравнив ручки у ковшов, я не нашел никакой разницы. Так что, скорее всего, геологическая эпоха на этой планете и на Земле была та же.

     Откуда же такая разница? Я даже не знаю, что больше меня удивляет – то что на географической широте Москвы в этом мире жара и пальмы, или что на географической долготе Москвы плещется море. (То, что географические координаты острова в другом мире совпадали с московскими следовало из одинаковой картины звездного неба.)

     Тут я поймал себя на мысли, что я, кажется, начал саботировать отдых. Пляж, остров, лето, море – а я ношусь между мирами обвешанный приборами. Хватит, сказал я сам себе. Веди себя как турист. В смысле, расслабься и получай удовольствие.

     Угольно черная тропическая ночь была полна звуков и шорохов. Во внешний берег островка размеренно бил прибой, во внутренней лагуне плескалась рыба. Комаров не было. Вообще не было никаких летающих насекомых – похоже, их сдувало ветром с острова в океан. Температура слегка упала, но оставалась комфортной. Рай, да и только.

     От дальнейших мыслей меня отвлек оскорбленный рык кота. Звук доносился от портала. Я посветил фонарем и увидел, как перепуганный кот пятится боком, распушив шерсть и грозно завывая. То есть кот, конечно, думал, что грозно, а в действительности было заметно, что он на грани панического бегства.

     Я посмотрел в сторону, с которой отступал кот, и чуть сам не бросился за ним вдогонку. Бочком и распушив шерсть на спине. Луч фонаря осветил что-то живое – бесформенное переплетение членистых ног, клешней, усиков, жвал, хоботков и фасетчатых глазок.

     Ладно, ладно. Глазок и жвал возможно не было. Но все равно, этот таракан, раздутый до размеров собаки, выглядел отвратительно. Хорошо, что в памяти тут же всплыло название твари – пальмовый вор (он же кокосовый рак) – довольно забавная тварюшка, внешне похожая на краба (но являющаяся, как ни странно, раком) которая, в наших тропиках живет на не загаженных туристами островах, питаясь кокосами. За которыми — sic — лазает на пальму. Все доступные в СССР певцы тропической экзотики, от Марк Твена до Тура Хейердала, описывали, как залезший на пальму краб срезал кокос и ронял прямо на голову незадачливого спутника главного героя.

     Правда сейчас на пальму полез кот. От избытка чувств, надо полагать. Примерно на середине пальмы у кота кончился бензин, и он завис в нескольких метрах над землей, жалобно мяукая. «Тюфяк ты домашний!» — выругался я, подходя к дереву.

     Гордое и независимое животное нужно было срочно спасать.

     Я подошел к пальме, положил фонарик на песок, и упершись руками в ствол, посмотрел наверх. В паре метров вверх по стволу сверкал зелеными глазищами кот. Увидев меня, он попытался слезть, но тут же сорвался и бухнулся на песок.

     Подняв оглушенного и дрожащего зверя, я пошел между пальмами, подсвечивая дорогу фонарем – в надежде найти себе на ужин парочку кокосов, и неожиданно увидел их.

     Я даже не испугался. Поначалу.

     Решил, что это кокосы. У кокосов, что я видел в магазине, была такая же рыжая шерстка, как волосы на голове. Тут шерстка была черной, кудрявой, торчащей неровными паклями. Кокосы же были расколотые.. и с пустыми дырками глаз.

     В панике я опустил кота и бухнулся на колени.

     Передо мной, полузасыпанные песком, лежали черепа. Человеческие черепа.

     Были там еще и кости, много костей. Поломанных, обглоданных местной живностью до белизны. Но я всё смотрел на черепа – несколько десятков черепов. Больших черепов – очевидно взрослых людей, черепов поменьше – подростков, и совсем крохотных черепов. Детских.

     В некоторых черепах были видны пулевые пробоины. Но это я осознал потом, когда, уже дома, обдумывал увиденное. В тот момент, я встал, и светя фонарем в разные стороны, вдруг увидел в песке несколько отражающих свет фонаря предметов.

     Я машинально поднял один из них. Это оказалась автоматная гильза. Новенькая, сверкающая. Поняв что я держу в руках, я зажал гильзу в кулак, и, подняв кота, зашагал к порталу. Рай обернулся адом.

     Вернувшись домой, я отнес кота на кухню, и выключил портал, отжав клавишу в -. Круг искаженного пространства начал с черепашьей скоростью сокращаться. Раздраженный, я решил ускорить процесс, нажав на клавишу $, но услышал только недовольное вяканье сигнала «ошибка». Тогда я взял и разорвал круг врат, разъединив узел крепления. Просто вытащил деталь А из детали Б.

     И с удивлением обнаружил, что обруч искаженного пространства, за котором темнела тропическая ночь, не исчез, а продолжил сокращаться с такой-же завораживающей медлительностью, как воронка вытекающей из ванны воды.

     Исчез он где—то через минуту. Я, извиняюсь, время не отчитывал – был занят более неотложными делами. Сбежавший на кухню, чтоб проверить миски, кот, опять завел своё перепуганное Ом, Ом, Ом, Ом, Ом, Ом. Заглянув туда, я возмущенно выругался.

     На кухне хозяйничал пальмовый вор. Не найдя пальмы, тварь пыталась залезть на стол, цепляя скатерть клешнями и таща на себя. Несколько секунд я наблюдал, как со кухонного стола последовательно падают и разбиваются: солонка, ваза с апельсинами, электрическая мельница для специй, френчпресс с заваренным зеленым чаем и, наконец, любимая кружка покойного папочки. А это уже перебор.

     Озверев, я схватил скатерть, накрыл обозревшего рака и несколько раз обмотал вокруг. Потом, подхватив полученный сверток за концы, со словами «Так и рождаются нездоровые сенсации» вынес и вытряхнул трепыхающее членистоногое в подъезд.

     Пусть вечнокурящий под моими дверями соседушка порадуется. И захлопнул дверь.

     * * *

     Позднее, когда я уже лежал в постели, ко мне с неразрешимой этической дилеммой притащился котик. Мы с ним и раньше спали в обнимку, и я не видел в этом ничего особо предосудительного. Но сейчас, когда Беляш, по своему обыкновению топтался у меня по груди, устраиваясь спать, я почувствовал легкий дискомфорт. Некое неудобство, вроде того, какое испытываешь, встретив одетого коллегу, будучи голым на нудистком пляже.

     — Извини, друг, придется тебе спать в кресле, — сказал я, ссаживая кота на пол.

     Беляш тут же запрыгнул обратно. И еще раз. И еще.

     — Нет, Беляш, ты будешь спать один, — сказал я, добавив металла в голос, — и это не шутка.

     — Это еще почему?

     — Мужик не будет спать в одной постели с другим мужиком, кот. Ты мужик.

     — Да, но ты то нет, — бойко ответил кот, запрыгивая и трясь щекой о мои руки, — Ты – моя мамочка. Я люблю свою мамочку, — добавил он, увидев моё ошарашенное выражение лица.

     После чего обхватил мою грудь лапами и начал сжимать и разжимать подушечки пальцев, массируя мой бок.

     Кот и раньше так делал, но только сейчас до меня дошло, что такими движениями, Беляш, будучи котенком, массировал грудь матери-кошки, добывая молоко. Кот и в правду считал меня своей мамочкой. Мелкий шерстяной извращенец, подумал я, и ссаживая кота с кровати в четвертый и последний раз.

     Спалось мне плохо. Болели обожжённые тропическим солнцем плечи, чесались поцарапанные о песок и кораллы колени. Перевозбужденный мозг также добавлял свой вклад в общий праздник непослушания, так что несколько раз за ночь я просыпался, вздрагивая всем телом как от ядерного взрыва - видимо, растормошенные тараканы в моей голове на радостях устраивали салют.

     Уснул, а точнее, забылся в хрупком, бредовом полусне я только под утро. Снилась мне высокая, статная женщина с русой косой, в сером зимнем пальто с капюшоном с белой меховой оторочкой. Что-то в ней было старорежимное – то ли меховая муфта в руках, то ли черные лаковые сапожки с каблуками, то ли сопровождающий её чуть слышимый хруст французской булки.

     И тут я внезапно понял, как это может быть только во сне, что это родина-мать. Россия онее сама – как выразился бы японец. Именно такая, какая должна быть. Не очень молодая, не очень красивая, не очень компанейская. Скорее родная, своя. Простая, понятная, надежная. Сильная.

     Женщина укачивала на руках завернутый в одеяло сверток, тихонько напевая полным слез голосом: «Поросенок Пётр, в беленькой рубашке… Спиздив сраный трактор, съёбывает с Рашки…»

     Песня о поросенке Петре, спетая на мотив колыбельной, звучала вовсе не разухабисто смешно, а неожиданно трагично. Так, плача, могла петь мать, утешая тяжело больного ребенка. Я подошел к женщине, чтоб как-то её утешить, и, холодея, увидел причину её горя – в одеяло, вместо младенца, был завернут таращащий бойкие маслинки глаз живой поросенок.

     В ужасе я проснулся, сорвал с лица тряпичные очки для сна и несколько минут тяжело дышал, приходя в себя. Было около девяти утра. Решив, что больше не усну, я с хрустом потянулся и рывком встал, нащупывая ногами тапки. Нащупанное мне не понравились – в тапках было сыро. Точнее, сыро было в одном тапке.

     «Никогда такого не было и вот опять!» — выругался я, ища источник сырости.

     Источник сидел на шифоньере и довольно скалился, как понюхавшая банан кошка.

     — Ты что, вообще берега потерял, скотина мелкая? Я же тобой эту лужу вытру.

     — А ты что – думал, я что, шутки шучу? — промявкал в ответ кот, — неслыханное дело, с моей кровати меня согнал.

     Последние слова котик договаривал заметно более испуганным голосом, так как я, принеся из туалета веник, начал шерудить им по шифоньеру. Затаившийся за коробками Беляш шипел и бил веник лапами.

     Конечно, я в любой момент мог приставить к шифоньеру стул и изловить это вездесущее существо. Но, это сломало бы тонкий баланс наших договоренностей. Живущему в маленькой квартире коту сложно ужиться с людьми – у него нет убежища, места, где он мог бы спрятаться и отсидеться - в случае конфликта. Это ввергало кота в состояние стресса.

     Эту проблему я решил, сделав крышку шифоньера условной Англией, в которой так любят отсиживаться проворовавшиеся российские бизнесмены с впавшими в немилость политиками. С крышки шифоньера не было экстрадиции. Кот мог скрываться от правосудия сколько его душеньке угодно.

     Я же мог бегать вдоль шифоньера и горестно вздевать руки. Коту это определенно пошло на пользу – он стал заметно более спокойным и вальяжным. Так что несмотря на то, что жажда мщения била набат в моём сердце, я решил не ломать традицию. Воспользоваться силой инженера.

     Вышел на кухню, и спрятавшись за дверями, позвякал котовой миской. На всякого мудреца довольно простоты – всего через пару секунд выглянувший из-за двери кот был схвачен за шкирку.

     Что делать с котом дальше, если честно, я не знал. Я у нас, оказывается, скрытый разумист (в смысле, как расист, только по отношению к разуму). Еще вчера я мог без проблем натыкать котика рыльцем в содеянное, но теперь, когда Беляш обрел речь – то есть, оказался условно зачисленным в класс разумных существ - поступать так казалось неправильным.

     Интересно, как Бэтмен разбирается с нассавшей ему в тапки Женщиной-Кошкой?

     Через пару секунд раздумий, на протяжении которых котик с недовольной ряшкой пойманного фашистами партизана висел на вытянутой руке, я решил поступить с этим условно разумным, как с человеком.

     Посадить в тюрьму.

     Я взял с полки пустую картонную коробку и затолкал упирающегося всеми лапами кота внутрь. Кот, поначалу хорохорился, выкрикивая:

     — Напугал картонной коробкой, да? Я родился, вырос, живу и умру в коробке. Картонная коробка – мой дом родной, — и только предательская дрожь в голоске, выдавала истинные чувства кота.

     Когда я подпёр картонную тюрьму книгами, создав непреодолимую для кота преграду, кот несколько секунд шебуршал, пытаясь выбраться, после чего начал ныть заметно более испуганным голосом:

     — Мамочка, ты что такое творишь, Мамочка. Не по-людски это. Выпусти меня, Мамочка.

     — Экспериментально проверяю теорию Шредингера, Беляшик. Ты зачем мне в тапок нассал?

     Беляш на несколько секунд замолчал, а потом неожиданно разумно ответил:

     — Мамочка, ты знаешь - копенгагенская интерпретация — далеко не единственная.

     — И что?

     — Этот эксперимент ничего не докажет, Мамочка. Вспомни про концепцию друга Вигнера.

     Я тихо, благостно одурел. Концепцию друга придумал американский физик Юджин Вигнер и она заключалась в том, что если по завершению классического опыта Шредингера, экспериментатор открывает коробку и видит, к примеру живого кота, то вектор состояния кота в момент открытия коробки переходит в состояние «ампула не разбилась, кот жив».

     Таким образом, в лаборатории кот признан живым. Но это в лаборатории. А за её пределами находится пресловутый друг Вигнера. И друг еще не знает, кот (^◕ᴥ◕^) или кот (^хᴥх^). Он признает кота живым только тогда, когда экспериментатор сообщит ему исход эксперимента. Но все остальные друзья Вигнера еще не слышали новости о том что котик жив, и признают кота живым только тогда, когда им сообщат результат эксперимента. Таким образом, кота можно признать полностью живым (или полностью мертвым) только тогда, когда все люди во вселенной узнают результат эксперимента. До этого момента в масштабе мироздания кот остаётся живым и мёртвым одновременно.

     Но откуда об этом мог знать сидящий в коробке Беляш? Видимо, так программа, озвучивающая мысли кота, отреагировала на его растущий интеллект. Всё как у людей, однако – кот просидел в тюрьме всего ничего, а как поумнел, как поумнел-то…

     Кстати, как бы там наш умник не задохнулся. Я пощелкал пальцем по коробке, привлекая внимание кота.

     — О-у-у, — со страданием в голосе отозвался кот, — помру я тут, Мамочка. У меня уже темнеет в глазках.

     — Конечно темнеет, Беляш. В коробке темно. И ты не боись, если помрешь, я тебя оживлю при помощи слабого квантового измерения, — сказал я, намекая на теорию Александра Короткова и Эндрю Джордана.

     Смысл её заключается в следующем: если в эксперименте Шредингера мы заглянем в коробку, и убедимся что кот жив, то есть проведем прямое измерение состояния системы, то мы осуществим схлопывание волновой функции, которое приведет к выбору одного из состояний. То есть признанию кота либо живым, либо мертвым.

     Пока понятно? Давайте дальше – предположим, что мы можем узнать состояние системы, каким-то прибором, который настолько слабо взаимодействует с сидящим в ящике котом, что коллапса волновой функции не происходит. Таким образом, по мысли Короткова и Джордана, мы можем не просто узнать жив кот или нет, но и сделать это несколько раз. При этом, если в результате слабого измерения мы замечаем что кот таки помер, мы можем вернуть систему обратно и попробовать ещё раз. Рано или поздно выпадет состояние, в котором кот жив.

     — Ээээ…ээээ…эээ…то только неподтвержденная теория, — прохрипел из коробки Беляш.

     Волнуясь за здоровье кота, я взял канцелярский нож и прорезал в коробке небольшое окошко. В которое тут же высунулась голова кота. Люто, бешено вращая глазами, Беляш уперся задними ногами в стенки коробки и вырвался на свободу, разрывая темницу, прямо как чужой из астронавта Кейна.

     — Ты что творишь, Беляшик, — спросил я, возмущенный побегом кота.

     — Коллапс волновой функции, — ехидно ответил котик из шифоньерной Англии.

     Утро встретило меня вонью вареных морепродуктов. Воняло из общего с соседом коридора. Ага, сказал я, вот и завершение истории с раком. Впрочем, я бы мог и раньше догадаться – мой сосед был из породы людей, что больше всего напоминают прямоходящих хомяков – и считают, что все, что они видят, можно либо стащить, либо съесть, либо трахнуть. Интерес вызывал только вопрос – трахнул ли сосед рака, после того как стащил, но до того, как съел?

     Решив сделать соседу приятное, я дошел до компьютера, и после нескольких минут работы в Ворде соорудил, украшенное фотографией похожего краба с википедии объявление:

     Из лаборатории министерства обороны сбежал редкий, ядовитый РАКОПАУК Валера.

     РАКОПАУК КРАЙНЕ ЦЕНЕН ДЛЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ НАУКИ !!

     Нашедшего просим вернуть живого ракопаука за вознаграждение в 20 000 долларов.

     Телефон: +79852990002 !!!

     И, выскочив в халате в коридор, повесил в лифте. Интуиция подсказывала мне, что соседушка за упущенные двадцать штук грина изгрызет ногти до мяса. И себе, и жене, и детям.

     Дальше я попил кофе с тостами, попутно просматривая новости. Политикой, ровно как порно и футболом, я не интересовался, от слова совсем. И дело тут не в моем снобизме, просто в некоторых вещах надо участвовать, а не созерцать.

     А не участвую я в них только потому, что это командные виды спорта. Нет команды – нет приключений. Как известно, носорог, когда смотрит на Луну, напрасно тратит цветы своей селезенки. Так что нефиг душу травить, созерцая как двадцать два миллионера слаженно бегают по полю. Или как быстро и легко лысый сантехник из Бразерс находит общий язык с женщинами.

     Смотреть на r/Pikabu мемасики – для селезенки полезней. При этом все значимые новости – найдут тебя и там. В образной и доходчивой форме. Сидишь такой, читаешь шутку «Если бы у вас была машина времени, то что бы вы поменяли в своем прошлом? Рубли бы на доллары поменял!» и рааааз – внезапно понимаешь, что зимняя поездка в Таиланд накрылась медным тазом.

     В это утро астрологи объявили неделю шуток про самолетики. Прирост постов про бипланы увеличился в сотню раз. Я не выдержал и полез в настоящие новости. Подозрения подтвердились – московские власти, полиция, а также с десяток депутатов с пеной у рта клеймили воздушного хулигана.

     Предсказуемая реакция. В любой непонятной ситуации властям всегда проще запретить, чем разбираться, так что к 2020 году в России было столько запретов, что средний российский обыватель успевал до обеда нарушить дюжину федеральных законов.

     Интереснее было узнать что именно так подпалило зады власть имущих. Как и следовало ожидать, все видео очевидцев были успешно выпилены, а новостные агентства передавали в эфир белый шум: «…по результатам проверки происшествия будет решаться вопрос о возбуждении уголовного дела».

     Еще были фотографии с Крымского моста, на которых были последовательно размыты лица и тела прохожих (Федеральный запрет на публикацию лиц несовершеннолетних, с уточнением что несовершеннолетним может быть признано лицо любого возраста, а лицом может являться любая часть тела) номера машин (Федеральный запрет на публикацию в СМИ персональных данных, включая номер автомобиля), рекламные щиты (Запрет на рекламу в новостных СМИ) конструкции моста (Соблюдение авторского права на произведения архитектуры) и собственно самого происшествия (Подробности инцидента не разглашаются в интересах следствия).

     В общем, было размыто абсолютно все, кроме воды в Москве-реке.

     Ну, зашибись теперь – пролистав с десяток ссылок, я знаю даже меньше, чем когда начинал. Пришлось перелезать с планшета на ББ (Большого Брата, то есть на ноутбук, с нормальным, а не урезанным процессором и полноразмерной клавиатурой) и заходить на полностью запрещенный в России новостной сайт русских националистов.

     Не могу сказать, чтоб я сильно уважал их, или соглашался со всеми их доводами. Но что делать, если все разрешенные новостные каналы кормят тебя только хорошо пережёванным речекряком? Слушать вражьи голоса. На моей памяти власть совершала эту ошибку аж во второй раз, что учит нас тому, что история никого ничему не учит.

     На новостном сайте националистов, как и всегда, все было четко, понятно, и по существу. Над Москвой летала ярко раскрашенная фигня в форме самолета, и власти традиционно задавались вопросом: А если бы острым? А если бы в глаз? В смысле – это сейчас над Кремлем они на самолетике пролетели, игнорируя запреты и полицаев, а завтра что? Путина удумают судить? Итоги приватизации пересмотрят?

     А ведь для властей это страшно. Пока они довольно успешно огораживались от народа заборами, но развитие разных летающих дронов постепенно делало заборы бесполезными. Власти с этим боролись, как умели – запретами и глушилками, но появление самолетика делало накал борьбы еще острее. Таким макаром российский избиратель скоро сможет не просто дачу какого-нибудь политика с небес сфотографировать, но и лично его посетить.

     С занесением благодарности прямо под зад с разбегу.

     Обеспокоенность вызывал и символизм ситуации – в последний раз инцидент с самолетом на Красной Площади состоялся перед самым концом предыдущей империи. Власти суеверной ресурсной федерации усматривали в этом крайне плохую примету. В общем, кошмар, кошмар, кошмар – и прикормленные Милонов и Мизулина уже вовсю отрабатывали пайку требуя запретить и посадить.

     А ведь я видел этот самолетик. Не далее как вчера вечером. Летая, он не то чтоб уж совсем нарушал законы физики, но так изящно балансировал на грани, что мне было очевидно – что это тоже один из сюрпризов из яйца. И, увы, из общего накала истерии следует, что власти довольно скоро узнают о происшедшем, и все сюрпризы отберут. И у неизвестного мне летуна, и у меня, и у Ивана. Найти то нас не проблема – мы оба в магазине банковскими картами расплатились.

     Поначалу я даже не осознал всей глубины облома. Курица тоже, в общем-то, не сразу понимает что она мертва, бегая по двору с отсеченной головой. Но постепенно смысл происходящего стал доходить до разума. Приплыли, блять.

     Здравствуйте дедушка, здравствуйте бабушка. Если бы мне было лет двадцать, то я закатил бы истерику, с ломанием рук и битьем телефонов. Но мне без малого полвека. Поэтому я просто сказал себе: Не жили богато – нефиг и начинать. И начал привычно искать плюсы в сложившейся ситуации. Этот простой метод преодоления жизненных невзгод частенько помогал мне справится с эмоциями.

     Итак: хорошо, что сейчас суббота. Все крупные шишки разъехались по своим «родовым поместьям» и пьют черную за высокими заборами. Челядь, оставленная на царствие, начальство беспокоить побоится, а без начальства они ничего предпринимать не станут. Такова у нас система власти. Отсюда следует, что наши поиски начнутся не раньше понедельника.

     Я сразу же собрался к Ивану. Обидки обидками, но Ивана нужно было срочно спасать. Точнее, спасать нужно было Стар, но я еще не до конца определился, как я к ней отношусь – как к полноценной девушке, или как к кофемолке с пластмассовыми гениталиями.

     Не прошло и десяти минут, как я уже звонил Ивану в дверной звонок. Через дверь доносилось недовольное бурчание, сопение, но никто не открывал. Дверь открылась когда я, после нескольких минут ожидания, начал барабанить по двери каблуком.

     На пороге стоял заспанный, с покрытой засосами шеей, недовольный Иван.

     — Ваня, у тебя медовый месяц и ты отправляешься в романтическое путешествие, — сказал я с утвердительной интонацией.

     — Я отправляюсь? — удивился Иван.

     — Именно. Собираешь вещички, уезжаешь, куда глаза глядят, выключив сотовый телефон и наслаждаешься свободой.

     С этими словами, я отодвинул Ивана в сторону, и пройдя на кухню, рассказал ему все известные мне новости. Иван, конечно, заартачился, начал спорить, но быстро сник и согласился, что ему надо уезжать. Как минимум на месяц – власти у нас были скоры на расправу, но ленивы и отходчивы. Конечно, на Ваниной работе вовсе не обрадуются его неожиданному отпуску, но если сравнивать, по значимости, работу и Стар, то вывод немного очевиден, не так ли?

     Проблема была в том, как вывезти за границу молодую женщину без документов. Я предложил вывозить её по частям, в разных пакетах. (Благо она у нас быстроразборная) Иван неожиданно заартачился, заявил, что она живая, что разобрать её – означает убить… В середину спора влезла проснувшаяся Стар, и поддержала Ивана, заявив, что она не кукла, а принцесса.

     Дальше начался цирк с конями, в котором все говорили одновременно, и никто никого не слышал.

     Выход, как ни странно, нашла тоже Стар. Снимаю шляпу перед учителями в Пансионате Благородных Принцесс – уже чего-чего, а логически мыслить они свою выпускницу научили. На середине спора она спросила: «Как я понимаю, выехать из страны без документов я не смогу. Значит, нужно не спорить, а либо найти документы, либо остаться в стране».

     Логично, черт побери.

     Самое смешное – оба условия были выполнимы. Иван, покопавшись в вещах, оставшихся от его недолгого брака, нашел загранпаспорт жены. На которую Стар оказалась сильно похожа.

     «Ага, — сказало мое подсознание, — Иван, похоже, до сих пор любит свою жену – раз подстраивающаяся под своего мужчину принцесса стала на неё похожа». Конечно, она была моложе и много красивей, но эту разницу можно было без труда исправить косметикой, которую запасливый Ваня тоже сохранил после развода. Толстый слой тональника, наклеенные ресницы и подводка глаз – и вот, пышущая молодым здоровьем принцесса уже выглядит как стандартная московская девушка средних лет.

     Но проходить с принцессой таможню… Скажем так: я бы не рискнул. Девушка была сильно ниже Насти (бывшей Ивана), тоньше в кости и шее. А загранпаспорт, как назло, был биометрическим. А главным отличием биометрического паспорта от обычного является наличие информации, недоступной его владельцу – фиг знает, что там зашифровано. Отпечатков пальцев там точно нет, когда мне паспорт выдавали, их с меня не снимали. А вот рост – вполне возможно что зафиксирован – меня снимали на специальную биометрическую фотокамеру.

     Конечно, можно было поехать на Украину, на поезде Москва-Киев, и лететь в Грецию уже оттуда. Таможенники на въезде и на выезде ходят по поездам и проверяют паспорта вручную, без считывания биометрических данных. Но это удлинняло дорогу на сутки и, что гораздо хуже, сообщало властям достоверную информацию о том, где находятся беглецы. Что давало возможность украинским властям без проблем арестовать, обвязать голубенькой лентой и передать России за сравнительно небольшую сумму — прецеденты известны.

     Так что, трезво рассуждая, безопасней всего Ивану было уехать в вояж по городам России. Благо Россия, в наши времена, являет собой настоящую терру инкогниту. Кончено, сказать, что сразу за МКАД начинается глухая тайга, где живут люди с песьими головами, я не мог, хотя бы потому, что я родился там и вырос. Просто там не успели внедрить систему тотальной слежки из телекамер, с системой распознавания лиц.

     Многие маленькие поселки до сих пор жили словно в девяностых — магазины торговали без касс, в киосках лежали на прилавках сигареты, а библиотеках школьникам могли запросто выдать «Скотный Двор» Оруэлла. И именно в таком поселке и нужно было скрыться нашей сладкой парочке — имеющихся на руках денег им хватит, при известной экономии на полгода, а за это время в стране случится что-нибудь еще, что переключит на себя внимание властей.

     А чем заняться — я уверен, они найдут.

     Именно эти доводы я и изложил Ивану, взволнованно ходя от окна к двери с кружкой кофе.

     — В целом ты прав, — согласился Иван, когда я сказал что они найдут чем заняться, — надо ехать. Вот только куда? Может быть ты посоветуешь конкретный городок?

     — Куда вам ехать я не знаю, и даже знать не хочу, зато знаю на чем. На электричках.

     И действительно – наши власти который год строили в России полицейское государство, насаждая тотальный контроль за населением. Так, билеты на самолет, поезд и междугородний автобус (Естественно, в благородных целях борьбы с терроризмом) продавались только по предъявлению паспорта.

     Террористам, естественно, было на это начхать – разъезжать по своим террористическим делам они предпочитали на автомобилях, так что это решение власть имущих не принесло никакой пользы, только создав проблемы простым гражданам.

     Хорошего в этой ситуации было только то, что полицейское государство наши жопоголовые власти, строили также, как и всё остальное: запредельно медленно и бесконечно тупо. Так что лазейки, чтобы избежать навязчивого контроля властей еще оставались – из Москвы можно было уехать на электричках или автостопом.

     Нужно было только принять дополнительные меры безопасности – снять деньги через банкомат и расплачиваться за товары и услуги наличными, благо это пока возможно.

     Ну, и еще по мелочам – позаботится чтоб тебя не отследили другими путями – полностью выключить телефон, изменить черты лица и одежду — чтоб избежать опознания полицаями, которых за МКАДом конечно меньше, но которых все равно можно встретить, вырезать из одежды радиочастотные метки…

     — А не кажется ли тебе, деточка, что кто-то у нас перечитал Бушкова на ночь? — перебил меня Иван, — какие вшитые в одежду радиомаяки? Что за бред?

     Вместо ответа я вытащил из кармана Астролябию, включил поиск радиочастотных этикеток RFID и начал делать пассы телефоном вокруг Ивана. Буквально стразу раздался писк – сканер обнаружил на Иване одну из вышеупомянутых бирок. Иван снял джинсы и после непродолжительных поисков обнаружил наклеенную на липкую ленту спиральную антенну из фольги, под карманом. Еще одна была вложена в толстую пачку этикеток с лайбами. Третья была вшита в шов под коленом.

     — Ну так это же не маяк, в конце концов, — сказал пристыженный, но не побежденный Иван, — это обычная мера против воровства в магазинах.

     — Ага, согласился я. Обычная мера, против воровства. Такая обычная, что все воры о ней знают, как облупленные.

     — И что, ты будешь уверять меня, что ФСБ следит за тобой через этикетку в штанах?

     — Не знаю, следит или нет, — сказал я, — знаю, что может следить. Вообще, вспомни забавные истории последних лет: бандиты-недоумки похищают сына Касперского, не зная, что их сотовые телефоны зарегистрировались в одной с ним соте, маньяк убийца распечатывает карту с Гугла, не зная, что Гугл идентифицирует и хранит все поисковые запросы, насильник провожает жертву до подъезда, и, попав в объектив домовой видеокамеры, не догадывается что сервис поиска по лицам через час найдет его страницу на ВК.

     Общего у этих историй то, что люди не успевают за техническим прогрессом. Так и тут – ты ежедневно проходишь в метро через рамку металлоискателя. Это абсолютно бесполезная вещь – рамка пищит не переставая, потому что у каждого из прохожих в кармане лежит металл – сотовый телефон, мелочь, ключи… Но эти рамки стоят везде – в метро, на вокзалах, торговых центрах. Эти рамки идеально подходят для считывая RFID меток с одежды, проездных и загранпаспорта (метки есть и в них). Совпадение? Не думаю.

     — Не надо объяснять тайным заговором, то, что можно объяснить обыкновенным мздоимством, Алексей. Эти бесполезные рамки куплены у фирмы, которая принадлежит очередному сынуле замминистра.

     — А система слежки по радиочастотным меткам могла быть налажена с таким же конским откатом какой-нибудь прикормленной коммерческой фирмой. Вспомни про Платона, парковки и сеть городских видеокамер. Добрые дяди без конкурса и контроля выделили миллиарды из бюджета своим коммерческим фирмам.

     — Как страшно жить в России параноику, — подвел черту под дискуссией Иван. Но, несмотря на весь скепсис, взял у меня Астролябию и тщательно проверил свою одежду, найдя еще с десяток меток.

     Принцесса в это время, тихонько напевая что-то себе под нос, готовила на кухне макароны. С утра она сходила в пятерочку, где и накупила дешевых, бросовых продуктов — макарон, мороженых мидий, страшного как смертный грех морского окуня и множество специй. Из этого, а также из найденного в холодильнике окаменевшего сыра, принцесса ухитрилась соорудить божественную паэлью — достойную мишленовского ресторана. По крайней мере, я не заметил разницы. Правда, я не гурман, да и ресторация была однозвездочная — на другие мне тупо не хватало денег.

     Наевшись, я уселся на стул, и наблюдал за суетой сборов. Отвлекся я только на одну секунду, когда Иван, спросив у меня, хочу ли я еще паэльи и получив отказ, вывалил остатки в унитаз.

     — Что ты творишь, Ваня? — возмутился я, — еду в сортир не выбрасывают.

     — Вытащи совок из жопы, Алешенька, — расплылся в улыбке мой друг, — то, что наши деды порой голодали, вовсе не обязывает нас впихивать в себя вчерашнюю еду. Иногда лучше выбросить, чем давиться. Для организма полезней.

     — Все равно это расточительно, Ваня, — возмутился я, — дети в Африке голодают…

     — Дети в Африке голодают не потому, что я выкидываю еду, а потому что взрослые в Африке ведут себя как безумцы, — рассудительно сказал Ваня, — даже если я буду посылать им то, что я не доел, проблему безумных взрослых это не решит.

     Крыть было нечем, и я сел, погрузившись в собственные невеселые мысли. Мне нужно было собраться с мыслями и позвонить маме. Рассказать, чтоб не пугалась, когда вернется в пустую квартиру. Еще нужно было предупредить патронажную сестру, чтоб иногда проведывала старушку в моё отсутствие.

     Из транса меня вывел Иван, деликатно похлопав по проклевывающейся лысине. Они с Принцессой стояли возле дверей, при этом на спину Ивану был загружен совершенно неподъёмный баул.

     — Это просто чудо, что ты, Иван, так быстро собрался, — восторженно присвистнул я.

     — Волка ноги кормят, Алешенька. Это ты у нас в офисе штаны протираешь, а я инженер ездовой. Всю страну за последние пятнадцать лет объездил, объекты принимая.

     И это было правдой. Командировки были Ваниным проклятьем – звезды сложились так, что куда бы Иван ни устраивался, ему сразу приходилось ехать на приемку какой-нибудь ерунды, построенной в Усть-Зажопинске. Так что в отличии от меня, Иван был скорый на подъем.

     У него даже был тревожный чемоданчик – сумка, куда Иван сложил необходимые во внезапной командировке вещи – таблетки от похмелья, несварения желудка и головной боли, чистые носки и рубашки и превеликое множество презервативов (в надежде на романтическое приключение Иван покупал презервативы при каждом визите в аптеку, но, в отличие от средств от похмелья, никак не использовал. Впрочем – вру. Один раз презервативы все же пригодились: как-то пойдя за грибами, Иван попал под ливень, и, натянув презервативы на кошелек и телефон, спас их от попадания воды).

     И то ли по этой причине, то ли под благотворным влиянием принцессы, он ухитрился собраться в путешествие за какую-то пару часов.

     — Похоже, Иван, ты вытащил самый главный мужской билет, — сказал в подъезде я, убедившись что Стар нет поблизости, — ты заметил, она даже не возмутилась, что вам через сутки знакомства бежать приходится.

     — Да, — вздохнул Иван, — и готовит она хорошо. И секс ей нравится, — я имею в виду секс со мной. Слишком она идеальная, слишком. Не может живая женщины быть такой…

     — Если не нравится, то я готов поменять Стар на железную дорогу без паровоза, — с горячность предложил я.

     Иван ничего не ответил, мрачно посмотрев на меня исподлобья. Обстановку разрядила вернувшаяся к нам Стар, которая бегала к сидящим на скамейках посреди двора бабкам, чтоб раздать оставшиеся в холодильнике продукты.

     Мы по очереди обнялись, я смахнул скупую мужскую слезу зависти, выступившую, когда Стар, обнимая меня, уперлась в меня твердыми девичьими грудями, и мы расстались. Путешественники уселись в подошедшее такси, которое отвезет их на окраину города, а я поперся домой.

     Несмотря на отличную погоду и грядущее приключение в чужом мире я не мог отделаться от нарастающего чувства вины. Я не стал рассказывать Ивану о вратах, чтоб не вводить в сооблазн идеей отсидеться на острове — найденные возле трупов гильзы говорили о том, что это место небезопасно. Еще смущала упомянутая в инструкции фраза об отражениях реальности — существует ли отражение, если в зеркало никто не смотрит? Не исчезнет ли Иван, вместе со Стар, если я закрою врата, выбрав другой мир?

     Но сейчас, когда что-то менять было уже поздно, эти мысли казалась глупыми и какими-то мелочными. Я проверил всего два мира — тогда как по уму, должен был пройтись по всему списку, после чего закупить продуктов на пару месяцев, аккуратно вскрыть один из заброшенных гаражей, открыть внутри него портал и спокойно насладиться отпуском, предоставив событиям течь своим чередом.

     Сейчас, когда Иван и Стар уехали, этот план начал казаться мне всё более и более привлекательным. Стиснув зубы я брел домой, костеря себя за недогадливость. Конечно, в усеченном варианте, этот план мог быть реализован и сейчас. Вот только сидеть в одиночестве на острове или в лесу я не собирался ни при каких условиях. В следственном изоляторе я хотя бы смогу в «Подземелья и Драконы» с другими зэками играть.

     Обуреваемый мрачными мыслями я дошел до дома. За прошедшую пару часов висящее в лифте объявление было немного модифицировано моими соподьездниками. Ярко-красным маркером было добавлено заглавное «С», так что текст теперь читался так:

     Из лаборатории министерства обороны сбежал редкий ядовитый СРАКОПАУК Валера.

      С РАКОПАУК КРАЙНЕ ЦЕНЕН ДЛЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ НАУКИ !!

     Изображенному на фото раку неизвестные доброжелатели тем же маркером подрисовали покрытые редкими волосками огромные фасетчатые глаза насекомого и здоровенный сфинктер вместо пасти. Не могу сказать, что портрет рака это сильно испортило – рак и до этого был не красавец.

     — Хулиганы, — с акцентом сказал я, выходя из лифта. Шутка мне понравилась.

     На лестничной площадке под моими дверями было неожиданно людно. Несколько проживающих в подъезде старушек, вытянув морщинистые шеи, прислоняли головы к стене, прислушиваясь к происходящему… в моей квартире?

     Точно. Что они там выслушивали, тоже было предельно очевидно: оставленный на пару часов без присмотра котик завел свою шарманку, требуя еды и внимания. При том, что если раньше это было просто заунывное мяуканье, то теперь это была распеваемая тоненьким голоском кота горестная песнь:

     — Кушаньки хочу, кушаньки. Где моя еда, что мне есть? Бросили, меня бросили. Умираю я без еды совсем…

     Господибожемой, вздохнул я. Только этого мне для полного счастья не хватало.

     — Ты пошто ребенка одного в квартире оставил, — грозно спросила меня главная среди подъездных старушек альфабабка Валентина.

     — Какого ребенка? — деланно удивился я, — Пусто в квартире. Вакуум.

     По бабке было заметно что она не поняла ни слова. Огромная, толстая, больше всего похожая на оплывший весной сугроб, старая ведьма подобралась поближе, очевидно, собираясь зайти в квартиру вместе со мной. Бороться с этим стихийным явлением природы было совершенно бесполезно. Войдя в предбанник, я открыл дверь в квартиру и чуть посторонился, давая бабке оглядеть прихожую и гостиную.

     Кот при этом вился между моих ног, и, воздадим же хвалу всевышнему – молчал. Я машинально поднял кота, который заизвивался как угорь в руках, устраиваясь поудобней.

     — Вот видите – никого в квартире нет, сказал я, — это игрушка пищала. Тамагочи.

     — Чаво это?

     — Пищалка, блин. Выключить забыл, вот она и пищит.

     И пользуясь тем что бабка могла обдумывать только одну мысль за раз, закрыл дверь. Было слышно, как бабка что-то объясняет товаркам. Доносились слова «участковый» и «ювенальная юстиция».

     — Хуягочи, — неожиданно внятно сказал кот, увидев что опасность миновала, — Кормить меня пора.

     — А больше ничего ваше лупоглазое величество не желает? — с сарказмом спросил я.

     — На пол меня поставь, — сказал кот, — и не поднимай больше. Не люблю.

     — Ой, какой ты чувствительный мальчик Томми, — сказал я опуская кота на пол, — скажи лучше, почему ты под дверями сидишь, а на улицу не выходишь?

     Действительно, кот всегда живо интересовался открытой дверью, путался под ногами у входящих, но выходить в коридор не пытался.

     — Там опасность, — сказал кот, — там огромные чудовища. Орки. Меня могут убить.

     В словах кота был определенный резон. Это мы, мужчины, быстро привыкли к тому, что нам, в общем-то, ничего не угрожает. Даже женщины смотрят на мир немного иначе – опасаясь ходить по темным местам по одиночке. Мир глазами кота был довольно страшен – соседские собаки просто и без затей душили котов для собственного удовольствия. В бетонной коробке подъезда у кота не было ни единого шанса на спасение от нападения многократно более крупных клыкастых тварей – ни дыр в подвал, ни деревьев.

     — Понятно, — сказал я. — Но под дверями-то зачем караулить? В дом я орков… то есть собак не пущу.

     — Женщину жду, — сказал кот, — в подъезде есть женщины. Я чую.

     — А, ты об этих женщинах… (до меня не сразу дошло, что кот говорит о кошках.) — Их и я чую, когда мимо дверей бабы Вали прохожу. Если судить по запаху, то их там тысячи.

     — Я их звал, но они не приходят. А ведь я такой славный!

     — Ты будешь смеяться, кот, но у меня те же проблемы, — сказал я, и пройдя на кухню открыл и вывалил коту очередной пакетик Вискаса. — Понимаешь, мы, мужчины, часто думаем, что мироздание награждает нас за правильное поведение. Что сегодня ты перевел старушку через дорогу, завтра помог соседке поменять лампочку, а послезавтра эта самая соседка материализуется, голая, в твоей кровати. Так это не работает. Всем плевать насколько ты положителен. Если ты помогаешь людям, окружающие девушки сочтут тебя оленем. Не более того. А олени – не сексуальны. Их используют, а не хотят…

     Пока я это говорил, кот, учуявший любимый запах, быстро прочапал на кухню из коридора и начал жрать, урча и жадно чавкая. «А Васька слушает, да ест», сказал я, вздохнув.

     Хотя кому я вру? Этот Васька ест, совершенно меня не слушая. Такова судьба нас, оленей, сказал я самому себе, выкидывая использованный пакетик от вискаса в мусор. Мне было немного стыдно за то, что я кормлю кота кошачьим фастфудом, но приученный к кошачьему корму с младенчества, кот отказывался от любой другой еды.

     У Ивана была такаяже проблема с дочкой. Будучи воскресным папой, Иван всегда завершал еженедельную прогулку посещением Мака. Малявка с удовольствием ела Хэппи Мил, получала игрушку и выросла, считая булку с котлетой и жареную в жиру картошку – вершиной кулинарного искусства и главным атрибутом праздника.

     Все попытки Ивана исправить ситуацию – накормить дочку действительно вкусной едой: жареными на гриле креветками, бутербродом с бужениной, или, скажем, салатом с моцареллой и помидорами – терпели неудачу. Девочка деликатно отщипывала кусочек, дежурно говорила: «Спасибо, очень вкусно» и тащила папу в Макдональдс.

     По ходу дела, и я и Иван вырастили идеальных потребителей суррогатов – Иван из дочки, а я из котика.

     Мы в ответе, за тех, кого накормили, — подвел итог я, уходя с кухни. Проходя мимо входной двери, я гоготнул. Идея что я, как кот, буду сидеть под дверями и кричать: «Женщины, женщины, я хочу вас», показалась мне забавной.

     Или обидной? У меня в комнате стоит трансизмеренческий портал, а я, вместо того чтобы наслаждаться чудесами и диковинами, сижу на пороге, так как боюсь чудовищ? Или я боюсь признать себе, что гораздо больше чудовищ я боюсь как-то изменить свою жизнь? Выйти из зоны комфорта?

     Твердо решив отправиться путешествовать, я решительно подошёл к стоящему у стены колесу портала и задумчиво провел пальцем по символам. Искать другой мир на замену столь понравившегося мне -, откровенно не хотелось. Найденная там коллективная могила, столь напугавшая меня вчера, уже не казалось страшной — ну натолкнулся я на следы криминального разборки, и что? Такого и на моей Земле хватает.

     Решив поставить точку, я вернулся на кухню чтобы рассмотреть найденную в песке гильзу, втайне надеясь что она будет покрыта патиной, говорящей о том, что расстрел случился десятилетия назад. Но увы — гильза казалась относительно новой, чуть ли не в заводской смазке.

     Заметив на донце гильзы какой-то символ, я поднял её к глазам. Но рассмотреть крохотную надпись не получалось — с годами даже мне стало труднее фокусировать взгляд на подобной мелочи. Тогда я капнул на камеру смартфона каплю воды, превратив телефон в простейший левенгуковый микроскоп.

     И, расположив гильзу в фокусе линзы, похолодел. С экрана на меня таращилась свастика. При внимательном рассмотрении мир - оказался 卐. Тема путешествия на пляж закрылась сама собой.

     Вздохнув, я подошел к порталу. Что еще оставалось? (_*_), ★, ( • )( • ), ☘.

     Несмотря на то, что у меня не было уверенности в том, что я правильно понял значок первого мира, я решил его пропустить из соображений безопасности. Мой скворечник не участвует в фестивале — ни при каких условиях. Мир ★ — тоже был не лучшим выбором. У меня и без него кожа на плечах и лбу подгорела. Мир( • )( • ) тоже отпадал. Мужчина после сорока, если называть вещи своими именами, может привлечь женщину только помахивая кошельком. Моим кошельком было стыдно помахивать – да, если честно, не особенно и хотелось.

     Что оставалось? ☘.

     Я сразу представил себе мир огромных, величественных секвой, высотой с многоэтажный дом. Покрытые лесным разнотравьем поляны. Буреломы из покрытых мхом стволов. Чистый лесной воздух, наполненный ароматом трав и хвои. В общем – то, что доктор прописал, для восстанавливающей бодрость духа прогулки.

     Решено.

     Я подошел к порталу, набрал полную грудь воздуха, как перед прыжком в ледяную купель, и нажал на клавишу, запустив портал. Работал он не сказать чтобы особенно быстро, так что воздух пришлось тихонько выдыхать.

     Открывшаяся в окно портала картина, скажем прямо, неприятно удивляла. Секвой не было. Не было также сосен, елей, дубов, разнотравья, бурелома и целебного лесного воздуха.

     Ничего не было.

     Был такыр. Пустыня такая потрескавшаяся, для тех кто не в теме. Безбрежное море подсохшей грязи, неприятного цвета подсохшей грязи. Не особо ровное – усеянное низенькими холмиками, вроде лежачего полицейского – переростка. Вдали, сквозь пыльное марево, были видны холмы посолидней, изъеденные ручьями и ветровой эрозией.

     Мрачное, унылое место. Не совсем безжизненное – то тут, то там, торчала зеленая щётка травы, тянулись к небу худосочные растеньица.

     — И это, вашу мать, лес? — в сердцах я спросил у мироздания.

     Мироздание промолчало. В комнату с кухни было просунулся Беляш, но, оглядев пустошь, втянулся обратно на кухню.

     — Айда говна месить, — крикнул я коту, — нас ждут чудеса и диковины.

     — Спатеньки хочу… — донеслось с кухни, — …давай ночью погуляем, лады?

     — Зря. Там могут водиться кошки!— крикнул я коту. Кот не ответил.

     А я призадумался. Там могут водиться кошки. Блин, да там на самом деле могут водиться кошки! Большие полосатые кошки.

     В этот момент я собирал рюкзак. Я не собирался менять своего решения только потому, что с лесом вышел облом. Если я чего решил – я выпью обязательно. Что есть – то есть. Так что если я решил пойти погулять, я пойду и погуляю. Не знаю, правда, сильная ли это моя сторона, или слабая.

     Но вернёмся к нашим кошкам.

     Собрав рюкзак – положив туда накидку от дождя, бутыль с минералкой, банку «РедБулла» и парочку окаменевших от долгого лежания в морозильнике бутеров с буженинной, которые я хранил на случай внезапных выездов на объекты, я озаботился безопасностью.

     Мне уже хотелось гулять, так что я не стал мастерить самое действенное оружие ближнего боя – копье, из ножа и лыжной палки, а просто снял одну из висящих на стене поделок – криповато выглядевшую трубу с криво написанным названием: ЖУТЬ. Поскольку она сыграла большую роль в дальнейших событиях, расскажу о ней поподробней:

     Жутью, а точнее – медвежутью, называется одна из моих поделок. Несколько лет назад режим перманентных командировок на строящиеся энергостанции занес Ивана в тайгу. Настоящую тайгу, без дураков. Настолько настоящую, что Иван, выйдя в обеденный перерыв за периметр чтобы поразмять ноги и поесть дикой малины, встретил в лесу медведя.

     Тварь, как он потом рассказывал, была злой, огромной и обнаглевшей. Размерами примерно с автомобиль. Она ворочалась в малиннике, загребая веточки с малиной когтистыми лапами прямо в раззявленную пасть, полную торчащих в разные стороны желтых зубов.

     Иван сначала оцепенел, но когда тварь повернула свое рыло к Ивану и начала шумно втягивать воздух, как бы пытаясь определить–кто вторгся в её владения? Кто сидит на её стуле? Кто ест из её тарелки? –Ивана отпустило. И он предпочел уйти.

     Очень быстро уйти.

     Ноги Иван во время этой встречи поразмял – любо-дорого посмотреть. Он на три тысячи метров, на которые отошел от КПП, рванул как на пятьсот, и не спекся, а пробежал всю дистанцию не снижая темпа. Ходить потом неделю не мог и твердо решил отомстить.

     — Фигня вопрос, — сказал я, — покупай дюбельный пистолет фирмы Хилти, я обработаю его напильником, и вуаля. Огнестрельное оружие готово.

     — Дык, Хилти же стоит ящик денег. Может ты как-нибудь без него, как-нибудь сам?

     — Думаешь небось, что в сказку попал? Я инженер, Ваня, а не волшебник. Я могу сделать огнестрельное оружие из чего угодно. Из водопроводных труб и набора юный химик, из тромбона и бутылки растворителя, из мешка цемента и пакета садового удобрения.

     — Да, да…всё верно, — пробормотал Иван, — я помню, как ты пушку сделал из карбида и школьного унитаза. Весь потолок был заляпан.

     — У всех великих людей бывают творческие неудачи, — сказаля как отрезал. — видите ли: «Потолок был заляпан!» Не школьниками заляпан, и слава богу. Но не будем отвлекаться: несмотря на то, что я могу сделать пушку из чего угодно, из готового строительного пистолета это сделать проще и быстрее. Конечно, из охолощенного оружия, я бы быстрей огнестрел собрал, но тут проблема с доставкой встаёт в полный рост. Восстановленный автомат будет слишком похож на автомат. Настолько, что его будет опасно возить не только в самолете, но даже в метро. Тогда как автомат из Хилти подозрения не вызывает. При просвечивании и досмотре.

     — И эта немного модифицированная строительная пукалка завалит медведя?

     — В правительстве не дураки сидят, Ваня. С медведями мы конвенции о запрете жестоких и необычных видов оружия не подписывали, так что стрелять немного модифицированный дюбельный пистолет будет пулями Дум-Дум.

     Очередями, если что.

     — И в кого ты такой кровожадный? Медведь, невинное лесное животное, лакомится в кустарнике малиной, не желая никому зла, — сказал добросердечный Иван, — и я, по твоему, должен расстрелять его в клочья?

     — Конкретнее надо быть в описании своих желаний, Ваня. По плохому ТЗ выходит ХЗ. Если тебе нужно нашу лесную ягоду не убить, а напугать, то купи мне китайских фейверков, пластмассовый автомат-игрушку и два килограмма креветок.

     Иван согласился, предоставил требуемые ингредиенты, и через неделю получил уродливое обмотанное изолентой нечто с нелепо раздутым дулом. Больше всего жуть напоминала покрытый вздувшимися венами кусок ноги качка, приделанный к прикладу детского игрушечного автомата. Ствольный срез, покрытый рядами закрытых прозрачной пленкой отверстий, был похож одновременно и на соты шершней и на соцветие лотоса.

     Эффект вздувшихся вен производили провода под изолентой, но даже я, понимая зачем и почему это сделано, не мог сдержать легкой дрожи – жуть выглядела жутко. Уж простите за тавтологию.

     Получив его в руки, Иван долго рассматривал жуть, а потом спросил:

     — А заковыка тут в чем?

     — Заковыка? — переспросил я, как бы не понимая, на что Иван намекает.

     — Заковыка. Всё, абсолютно всё, что ты делаешь, содержит какой-то изъян. Дефект конструкции, недоработку, недоделку – из-за которой эту вещь нельзя запатентовать и потом грести деньги лопатой.

     — А, ты об этой заковыке, — сдержанно хохотнув, признался я, — есть немного, Легкий дефект конструкции – никак не сказывающийся на эффективности. Надо просто ответственно подходить к выбору цели.

     Иван молча, с легкой укоризной во взоре смотрел на меня.

     — … в общем, тут принцип как при эякуляции. Если оно началось, то оно началось. И ничто: ни твари земные, ни боги небесные, это не остановят, Ваня. Ты можешь только водить дулом в стороны, направлять в небо, землю, живот подруги, стены… куда угодно. Правила безопасного использования просты – ничем трубу не затыкай и не заглядывай в дуло. Ну и еще – если от этой фигни загорится лес, быстрее уходи с места пожара. А то сгоришь к чертям.

     Иван тяжело вздохнул, театрально закатывая глаза. Но жуть забрал.

     Собранная на коленке «шайтан-труба» приятно порадовала Ивана своей эффективностью прямо на следующей неделе. Гуляя вокруг стройки, и услышав в кустах подозрительный треск и рычание, Иван поступил по инструкции – направил раструб жути в сторону шума и нажал на спусковой крючок.

     Результат превзошел самые смелые ожидания — связка фейверков, синхронно подожженные электрозапалами, выстрелила потоком картонных гранаток, которые с оглушающим шумом стали рваться в кустах, наполняя воздух облаками порохового дыма и клочьями горящего картона.

     Оружие получилось чудовищно эффективным – настолько, что сидящие в кустах охранники, решившие попугать московского гастролера, поступили в точности как медведи. В смысле – сбежали из зоны поражения на четвереньках, завывая и роняя помет от дикого ужаса.

     У меня же от той эпопеи осталась жуть версии 0,5. Еще более кривая версия жути, собранная мной как опытный образец. Выкинуть её было жалко. А использовать в городе (на новый год/на страх агрессору) было ссыкотно.

     И так бы и сгинула моя прелесть в пыли и безвестности, но – свершилось чудо. Пробил её звездный час. Обоснованно предполагая что в обманчиво пустых холмах мира Леса-Пустоши могут водиться разные неприятные животные, я снял жуть со стены и положил в рюкзак.

     * * *

     Второй посещенный мной мир встретил меня неприветливо. Низкой, царапающей вершины невысоких холмов облачностью, готовой, судя по ощущениям, вот-вот разродиться дождем. Пахло соответственно: гниением, мокрым мхом, и прелыми листьями. Запах был навязчивый, но не противный. Примерно так пахнет море, когда на побережье выбрасывает груды водорослей и… (я принюхался) …мертвого кита.

     Машинально посмотрел на дисплей часов – на котором отображался график изменения давления, безошибочно предупреждающий меня о грядущих дождях, но быстро вспомнил что для предсказания погоды по барометру нужно не просто знать текущее давление, а иметь историю изменения давления за предыдущие несколько часов.

     Тяжело вздохнув еще раз, сказал «Поехали», и смело шагнул в новый мир. И тут же нашел пропавшие деревья.

     Если честно, это было неожиданно. Опустив ногу на покрытую засохшей грязью вершину невысокого холмика, я моментально провалился по пояс в какую-то влажную и слизкую труху, сразу вспомнив все фильмы ужасов, в которых провалившимся в грязь героям подземные твари откусывали ноги.

     Эти образы не способствовали ясности мышления. Извиваясь в панике как червяк, я съехал по склону, измазавшись в грязи и трухе, вскочил на ноги, и, отбежав на несколько шагов, пересчитал конечности. Ноги были на месте. В задницу, судя по ощущениям, тоже никто не залез.

     Немного успокоившись, я внимательно осмотрел холмик, с которого съехал. Это был покрытый толстым слоем грязи труп дерева. В смысле бревно. Бревно, которое почти полностью сгнило, превратившись в мерзко выглядевшую слюнявую труху. Оглядевшись, я увидел что все окружающие меня холмики – тоже когда-то были деревьями. Обещанными мне огромными лесными исполинами, только немного Б.У..

     Что-то, какой-то невиданный катаклизм, уничтожил обещанный мне лес, повалил и сгноил деревья, завалив всё это слоями грязи. Или, точнее, лишенная защиты в виде леса почва стала растаскиваться ветрами и смерчами, чтобы потом выпадать потокам грязи с небес. Живо представив себе эту картину, я поёжился и испуганно посмотрел в небо.

     Несколько часов в запасе у меня было. Да если бы и не было, ничего бы страшного не случилось. Не сахарный, не растаю. Успокаивая себя подобны образом, я шел по равнине к невысоким холмам. Если в этом мире и было что-то интересное, то это интересное можно было найти с высоты.

     Так оно и оказалось. После нескольких минут подъема и одного унизительного соскальзывания по жидкой грязи, я гордо встал на вершину увиденного мной с портала холма. Сам портал с высоты и расстояния был практически не виден – так, крохотная точка, словно мушиный след на фотографии.

     На самой вершине холма меня ждал сюрприз. Небольшое кладбище – примерно на шесть персон. Неровные могильные плиты, высеченные второпях из мягкого, расслаивавшего на пласты камня, на которых выцарапаны слова на неизвестном мне языке. Впрочем, так ли неизвестном? Это же квенья. Вымышленный язык вымышленных эльфов. Настолько вымышленный, что с него Яндекс переводчик забабахал. Настолько вымышленный, что на нем на могилах эпитафии пишут.

     Впрочем, остудил я сам себя, это ничего не доказывает. В конце концов, эпитафии на квенье на могилах и в моем мире попадаются. Но с другой стороны, где быть эльфам, как не в мире ☘. К тому же, эти эльфы вполне под стать миру – они мертвые.

     Как и в мире -, здесь меня нагнала смерть.

     Когда я был маленьким, мне нравилась спокойная красота кладбищ. Но после сорока вид могильных плит стал ввергать меня в уныние. Ветерок, гуляющий по кладбищу, казалось, шептал: сссскоро, ссссскоро и ты….

     Расстроенный, я сел на камень, вытащил фляжку с кофе, и сделал большой глоток. Потом достал из кармана рюкзака крохотный шоколадный батончик, сорвал обертку. В лесу я без проблем выбросил бы бумажку, которая распадется в природе за пару недель, но мусорить на кладбище не хотелось.

     Однако у гуляющего среди могильных плит ветерка было по этому поводу свое мнение. Он выхватил обертку из пальцев и принялся крутить её в пыльном вихре. Я сделал пару шагов, надеясь поймать уворачивающийся мусор, который казалась бы осмысленно ускользал у меня почти из самых пальцев, а потом вдруг взвился ракетой, улетая вдаль с вершины холма.

     «И фиг с ней»— облегченно подумал я, машинально проследив взглядом путь бумажки. В этот момент мутная пелена насыщенного влагой и пылью воздуха разошлась, и я увидел текущую в нескольких километрах от меня буро-коричневую ленту реки. Вдоль реки по моему берегу шло асфальтовое шоссе, дальше виднелись похожие на огромные кости вымерших животных остовы многоэтажный зданий, которые при жизни, очевидно, образовывали небольшой городок. Или монастырь. Или крепость. Город обычно не состоит лишь из пары десятков зданий, обрастая коттеджными посёлками, фермами и парками. Здесь же ничего этого не было видно.

     При этом этот город вовсе не был вымершим – на моих глазах по шоссе проехала черная точка мотоцикла, потом, через пару минут, разноцветная капля автобуса. Проследив глазами путь транспорта, я увидел и другие признаки жизни – автозаправку с обвислыми тряпками флагов, укрепленную растяжками радиовышку, несколько уродливых квадратных зданий, чьи блестящие алюминием стены наводили на мысль о быстросборных конструкциях, теннисный корт с аккуратно нарисованной в пыли разметкой, на котором прыгали несколько крохотных фигурок.

     Все это было видно буквально несколько секунд, потом горизонт опять затянуло пеленой пыльного смога.

     А у нас тут фронтир, оказывается. Свято место не бывает пусто. На смену погибшим лесам и эльфам пришел кто-то другой. В том что мельком виденные машины и казармы были не эльфийские – я был уверен на все сто – стиль совершенно не тот.

     Воображение живо подкинуло мне картинки салуна, полного пьяных ковбоев. С живой музыкой и доступными дамами. С ядреным запахом самосада, самогона и жареного на огне мяса, с огненным соусом. От такой картины у меня даже слюнки потекли. Фигурально выражаюсь.

     Я поднялся, завинтил фляжку, и бодро пошел в сторону шоссе. Семь вёрст для бешеной собаки не крюк. А завершение вечера могло оказаться интересным. Отсутствие денег меня не особо заботило – я мог починить что-нибудь из поломанной барной техники, благо набор инструмента в виде браслета болтается у меня на руке, мог упасть на хвост мужской компании, честно сказав что временно на мели, мог расплатиться анекдотами, мог просто биться об заклад, показав дюжину барных фокусов: как выпить из бутылки шампанское, не открывая её и тому подобное…

     Купаясь в сладких мечтах, я спустился с холма, и, найдя среди невысоких холмиков толи каменистое русло ручья, толи халтурно отсыпанную гравием дорогу, зашагал в сторону Дейла. (Так, за неимением лучшего, я решил назвать увиденные мной с холма развалины города).

     Прогулка, скажем прямо, была чудовищно, невыносимо, невообразимо скучной. Подобное разочарование от ландшафта я испытал только в детстве, когда увиденная по телевизору поверхность Марса оказалась унылой каменистой равниной. Здешняя равнина не была совсем уж безжизненной – и тут и там я видел пятна зелени, кое-где из холмов поднималась тонкая и робкая поросль деревьев, но это ничуть не делало пустошь менее унылой.

     Больше всего этот мир напоминал… нет, не кладбище. В России кладбища– это оживленные, особенно по праздника, клубы по интересам – куда ходят выпить и поболтать с покойными. Этот же мертвый мир, в котором я не заметил даже насекомых, не говоря о птицах, зверях и прочих жабах, напоминал скорее свалку токсичных отходов.

     Я поежился, живо представив себе картину как у меня сходит с костей мясо. (Примерно, как у одного из членов банды, возглавляемой папочкой Лоры Палмер в Робокопе, ЕВПОЧЯ). Слава богу – здесь безопасно. И дело даже не в том, что изготовители врат обещали что в этом мире нет химической (и далее по списку) опасности, дело в виденной мной через просвет в дымке спортивной площадкой. Спортом в зараженной зоне не занимаются. В противогазе не надышишься. Это, конечно, моё предположение – но предположение обоснованное.

     Размышляя подобным образом, я бодро отшагал с полкилометра. Потом мне это надоело, и я начал слушать аудиокнигу через наушники. Я вообще часто так делаю. Из-за здорового образа жизни. Как я уже рассказывал, в последние годы, чтобы оставаться в тонусе, мне пришлось всерьез заняться спортом – я езжу на работу на самокатике, каждый второй день плаваю по часу в бассейне и совершаю некие телодвижения в качалке.

     И если в качалке все ресурсы организма уходят на то чтобы кряхтеть и стараться не уронить на ногу штангу, то ездить на самокате и плавать оказалось чудовищно, невыносимо скучно. Особенно плавать. Так я стал потребителем аудиокниг.

     Привыкал я к ним долго. Начнем с того, что моя скорость чтения глазами многократно выше, чем бормотание чтеца. И это еще полбеды – при поиске аудиокниг я быстро понял что чтецы не рискуют – и стараются начитывать известные, популярные книги; книги, что подтвердили свою востребованность у публики – то есть именно те книги, что я прочитал еще в прошлом веке.

     Слушать то, что я уже читал – было категорически невозможно. Я и на бумаге то делаю это только в исключительных случаях – вышел новый перевод, к примеру. А уж слушать чтеца, даже великолепного Золотухина, который начитывает тебе уже знакомый текст, я не смог. (Прощай Швейк, до встречи с новым переводом).

     Иван решил эту проблему в лоб – поставив себе на телефон программу «Бормофон» от гугла, которая в общем-то довольно внятно начитывала ему книги вслух. Так он смог читать книжные новинки.

     Мне этот метод не подошел. Иван, в отличии от меня, не водоплавающий. В бассейне я плаваю с наушниками, и книга должна быть в МР3. (Я конечно, мог перегонять текст в МР3, но быстро отказался от этого – много возни, диктор читает невнятно, а отмотать назад или посмотреть глазами, поправив ударение, я не могу потому что плаваю – в общем, не прижилось).

     Так я начал читать то, что было. Из того что было, и что я не читал – оказалось много книг, к которым я и близко бы не подошел, будь они в бумаге: героическое фэнтези, типа «Саги о Копье» или «Саги о Спархоке», магический реализм обоих Мураками[1] (Харуки и Рю), а также детективы в американском стиле: Джеки Ричеры, Кормораны Страйки, книги без жанровой принадлежности, вроде Пелевина, и даже женское мыло, вроде серии Звездной об Академии проклятий.

     Внезапно это все оказалось очень даже интересным. Нет, я не отупел – в виде текста я это не переваривал и не перевариваю. (Я знаю – я проверял). Но когда основная часть мозга занята прокладыванием маршрута или координацией движений при плавании, оставшаяся часть поглощает это чтиво с чавканьем. И просит добавки.

     Вот и сейчас – я с удовольствием погрузился в прослушивание книги «Дом, в котором»…

      АХТЫЖЕБАНЫЙХУЙ!

     Меня словно ударили под дых.

     Я шел, размышляя на отвлеченные темы и слушая аудиокнигу, выйдя незаметно для себя на обочину асфальтового шоссе, по которой я прошел еще метров двести. По сторонам я особо не смотрел, ничего интересного не было, так что когда я увидел виселицу…

     Меня словно ударили под дых. Я, кажется, об этом уже писал? Ну, извините. Просто когда я понял, осознал, что именно я вижу, мне реально стало дурно.

     Жизнь меня к этому не готовила.

     Передо мной возвышалась похожая на металлическое дерево ржавая конструкция, собранная из уличных фонарей. Из старых фонарей, с изогнутыми лебедиными шеями консолями. На которых болтались на цепях сваренные из стальных прутьев решетчатые сферы. Штук десять.

     На дне полых сфер был навален какой-то мусор, на который я особо не обращал внимания. Ну мусор и мусор. Грязь ветром нанесло. Птицы гнезда свили, вон палки торчат.

     И тут я внезапно осознал, что именно я вижу. Это не палки. Это кости. И это не фонари – это висящие на цепях клетки, в которых узников морили голодом. И это их высохшие трупы лежат на дне клеток.

     И в эту секунду самая сохранившаяся мумия: тощая, обтянутая серой кожей, с копной нечёсаных грязно-пепельных волос, открыла глаза. Огромные, зеленые, живые, ясные – глаза казались чем-то чужеродным на изможденном и изрезанном заживающими порезами лице. Мумия качнулась вперед, и положила на решетку сухие, похожие на птичьи лапки, руки. Наши глаза встретились.

     Меня охватило острое чувство неправильности происходящего. Это была первая встреча представителей двух рас – человеческой и ээээ… очевидно, не очень. (Несмотря на истощение и общую побитость мумии – было очевидно, что она не человек – слишком большие глаза, слишком острые уши, слишком серая кожа).И эта встреча – явно шла не так, как я себе представлял.

     За исключением какого-то сгнившего и ставшего бесплотным тряпья и копны волос, сидящая в позе лотоса мумия была голой, и я поймал себя, на том, что думаю о сидящем в клетке существе как о женщине. Не могу сказать почему – существо своими формами напоминала не женщину, а суповой набор.

     Но что-то в волосах, в разрезе глаз, в ребристой как отопительная батарея грудной клетке говорило мне, что это девушка. Возможно даже хорошенькая – до сеанса голодания.

     Пауза затягивалась. Мой мозг судорожно пытался решить как мне относиться к мучительной казни человеческого существа, происходящей на моих глазах. Дело в том что я, в общем-то, не был наивным. И я не собирался влезать в чужой социум с устоявшимися законами и социальными нормами только на основании первого впечатления. В конце концов, если пришельцы с Омикрон Персей восемь, волею случая попав на место расстрела Чикатило, начали бы вещать о гуманизме, они были бы неправы, не такли?

     Может быть сидящая в клетке женщина – печально известная людоедка-затейница, которую ловили всем миром? Я посмотрел по сторонам – на лежащие в других шарах трупы. (Трупы без дураков – соседи по заключению, очевидно, провели в своих клетках несколько больше времени – поскольку были настолько мертвы, что успели сгнить в труху и прорасти мхом).

     Не многовато ли людоедов-затейников для одной пустынной дыры в жопе мира? И вообще – смертная казнь посредством морения голодом в железной клетке – некоторый перебор. Общество имеет право защищать себя от Чикатило, но не имеет право опускаться до его уровня, пытая убийцу.

     И это не дает мне ответа – делать то мне что? Дать даме шоколадку? (Давать воду в мире, где с небес постоянно что-то капает, не имеет смысла). И что? Это только продлит её мучения. Римские солдаты, дающие попить воды с уксусом распятому на кресте Иисусу, с надетой на копье губки, продляли воспитательное шоу для собравшихся на Голгофе толп, а вовсе не облегчали его муки.

     Так что мне делать? Просто развернуться и уйти? Моя хата с краю, ничего не знаю?

     Сделать выбор мне помогло легкое жужжание, раздавшееся выше и слева. Я поднял глаза и увидел парочку жужжащих, словно самые жирные навозные мухи, угольно черных дронов, уставившихся на меня линзами камер. Самых обычных дронов-беспилотников, собратьев которых я часто вижу в нашем мире. Отличия, впрочем, тоже были – эти дроны были более угловаты и грубоваты – в общем, несли на себе отпечаток голой функциональности, которая в нашем мире присуща технике, проектируемой без оглядки на дизайнера.

     Военной технике.

     Впрочем – я бы мог и не гадать на кофейной гуще. У подлетевшего поближе дрона, прямо на его прямоугольной морде, гордо красовался шильдик, дающий ответы всё вопросы.

     Ответы были следующие: невиновна, ничем, бежать.

     Почему? Потому что свастика. Мир ☘ тоже перешел под юрисдикцию卐. Это многое объясняло, знаете ли.

     Я испуганно дернулся, отступил от клетки на пару шагов, и еще раз, извиняясь, посмотрел в глаза мумии. Она беззвучно, видимо на крик у нее не было сил, прошептала, обращаясь ко мне:

     — Беги, идиот.

     И я побежал. Это у меня всегда хорошо получается. Клятые дроны несколько наполненных ужасом секунд преследовали меня, а потом с обиженным жужжанием вернулись к железному дереву. Видимо, задача преследования посетителей этого живодерского монумента не была у охранной системы в приоритете.

     На бегу я думал что когда я окончательно состарюсь и наконец-то напишу свои мемуары, я напишу что я не сбежал, а стратегически отступил. Поняв, что я не могу справиться со стальной сферой, в которой заточена женщина, я решил вернуться за инструментом.

     Что я не бежал, вереща, всю дорогу до портала, а шел, размышляя над хитроумным планом. Подумав так, я перешел с бега на шаг, мучительно задыхаясь и ловя ртом воздух. Сорок лет не шутка. Врагу не пожелаешь.

     Я шел под вовремя начавшимся ливнем, поскальзываясь в грязи, поднимаясь, и снова падая. Потом, съехав на заднице с очередного невысокого холма, я просто лег в грязь, и скрючившись, остался лежать. Меня мутило.

     Я понял что дрожу. Но не от холода. Меня постепенно наполняла холодная ярость. Я инженер. По уму, я должен был бы проектировать подземные города для опаленного солнцем Меркурия, наполненные воздухом геодезические купола для замерзающего Марса, висящие в плотной горячей атмосфере сады Венеры, я должен был готовить космические корабли для прыжка за слепое пятно, я должен был рассчитывать защиту от волн хаоса при открытии портала к Альдебарану, смело шагать туда, куда не ступала нога человека…

     Но история пошла другим путем. И я проектирую дома для Подмосковья из говна и палок. И смело я вступил только в кошачье дерьмо возле ванны.

     Обидно? Да. У меня украли будущее. Но если вспомнить всех титанов мысли, великих мыслителей прошлого – которые тоже родились не в то время, то мои обидки не стоят и выеденного гроша.

     Ты Ада Лавлейс, программистка от бога? Автор первого в мире языка программирования? Классную подлянку подкинуло тебе мироздание, устроив твой день рождении за полтора века до создания первого компьютера.

     Ты Константин Циолковский, создатель теории космических полетов? Родись в Калуге в 1857 году, и всё, что тебе будет доступно – это теория и макеты, макеты и теория.

     Ты грезишь полетами, наивный Отто Лилиенталь? Родись в 1848 году, и получи перечень материалов для планера: ветки, парусина и собственные мускулы вместо движка.

     Так что прекращай ныть. Другие люди оказывались в худших условиях чем ты – но творили, меняя мир. Ты же, когда впервые в жизни перед тобой стоит достойная инженера задача, решил полежать в позе эмбриона и пожалеть себя?

     Хорошая попытка, но нет. Или ты забыл главную заповедь инженера?

     Работаем тем, что есть в наличии, сука. Используем то, что есть под руками и не ноем.

     И ведь, если судить здраво, под руками действительно есть многое. Более чем достаточно для решения поставленной задачи. Я криво усмехнулся.

     Кажется, я знаю, чем мне занять оставшиеся пару дней свободы.

     Самым тяжелым было поднять на восьмой этаж мотоцикл.

     Самым неприятным – выпросить его.

     Впрочем, начну по порядку. Вернувшись домой, я не раздеваясь, в грязной, измазанной глиной одежде, ввалился в ванну. На радость заскучавшему Беляшу, который старательно обнюхал оставленные мной грязные следы на полу, а потом принялся их ритуально закапывать, приговаривая: «Натащил-то дерьмища, намазал, намазал, ирод».

     Отмокая в горячей ванне, я принялся обдумывать варианты дальнейших действий. Планов у меня, как всегда, было в ассортименте. Два, нет, четыре плана. Хоть один да сработает.

     Не выдержав, я оставил одежду отмокать в ванной, обернул чресла полотенцем и побежал проверять одну из своих теорий. Включив портал на мир -, я вышел на песчаный пляж, провел под порталом в песке ногой борозду, вернулся в МСК, разобрал портал, отнес на кухню, заново включил и выглянул на пляж.

     И горестно вздохнул. Линия на песке опять была в точности под порталом. Первый план с хрустальным звоном рассыпался на куски – перемещения портала на Земле не приводили к перемещению окна портала в другом мире. Точка открытия портала, видимо, привязывалась к месту открытия при первом включении портала.

     А жаль. План, в котором я открываю портал прямо напротив висящей на дереве клетки, затаскиваю её сюда и выключаю портал – был как-то по-особенному элегантен. Но – увы.

     Придется приступить к утомительному застирыванию.

     Следующий план включал в себя столь нелюбимую мной социальную инженерию. Я побрился, одел клубный пиджак, ранее надеванный только при устройстве на работу, собрал все бутылки, бутылищи, флаконы и шкалики подаренного мне алкоголя в два огромных баула и бодро пошел к лифту.

     Ну как бодро… Еле-еле, сумки то тяжеленые. Тьфу ты, проклятый старикашка.

     Именно к нему я, кстати, и шел.

     Старикан, открывший мне дверь, был частично одет – и, о слава кровавым богам, относительно трезв. В смысле, на нем была практически белая рубашка, застиранные кальсоны и носки. Судя по состоянию сизого носа, с утра наш дедуган разве что слегка опохмелился и был готов продолжить банкет.

     То есть именно то, что доктор прописал.

     Я вежливо поздоровался и попросил разрешения войти в дом. Еще в прихожей меня окутала сложная аура запахов – мне даже показалось, что я попал в детство, оказавшись в гостях у давно умершего дедушки – запахи табака, пыли, паркета органически соединялись с запахами перегараи давно не мытого тела.

     Так пахнет одинокая мужская старость. Одинокая женская старость пахнет кошками.

     Пройдя на кухню, я начал молча выставлять на стол бутылку за бутылкой, превращая пустой кухонный стол в подобие барной стойки в дорогом ресторане.

     — А это что? — не выдержав паузы, спросил дед.

     — А это настойка на змеях. Поднимает мужскую силу.

     — О как, — одобрительно крякнул дед.

     — А вот это настойка на скорпионе. Вот настойка на рогах оленя. Вот на тайских травах. А вот водка, виски, бренди, коньяк, текила. Ром, абсент, чача, кавальдос, самогон, саке, арака, кумышка. Вот жемчужина коллекции – спирт Рояль, тот самый, но купленный в финке, так что можно пить без боязни. Вот ликеры: Бенедектин, Амаретто, Шеридан, Бейлиз, Шартрёз, Кюрасао, Куантро и Захадум – можешь мешать коктейли. Только не смешивай Шеридан и Захадум – пронесёт как фанеру над Парижем.

     — Квартиру не перепишу, — судорожно сглотнув слюну, пробормотал дед.

     — И не надо.

     — Мотоцикл не продам.

     — Я и этого не прошу. Мотоцикл у тебя, скажу прямо, стоит дороже всего этого раз в десять.

     — И зачем тогда это всё тут?

     — Покататься хочу.

     — Нет. Ты его не вернешь. Ну как не вернешь, вернешь — но через милицию. А мне возиться. И сломаешь ещё.

     Я, ни слова не говоря, оглядел кухню в поисках чистого стакана для демонстрации неотразимых аргументов. Чистых стаканов не было. Не было, впрочем, и грязных – старик, видимо, придерживался в жизни принципа разумного минимализма, и из посуды у него была только супница и ложка.

     Сложные времена требуют непростых решений – подумал я, и, откупорив бутылку коньяка, налил его в тарелку. Ноздри старика затрепетали, как бы живя своей, отдельной жизнью.

     — Даже и не проси, — повторил он как мантру. — Это моего отца мотоцикл. Ну как отца, отчима…

     — Держи супник, — сказал я, протягивая дедку ёмкость. — Просто вдохни аромат.

     — Хуюпник! — зло огрызнулся дед. — Это супница! Боже мой, в чьи руки попадёт возведённое нами здание…

     — В хорошие руки, — ответил я, — ну как в хорошие – в мои….

     — Этого я и опасаюсь, — сказал как отрезал дед, — правду скажи – зачем тебе Урал. Он же без номеров. И заводился в последний раз лет тридцать назад.

     — Дело есть одно. Съездить надо кое-куда, девушку спасти. Современные мотоциклы не пройдут. Электроники в них много. Зуда их убьет.

     — С этого и следовало начинать, — назидательно сказал старик, подняв искривленный артритом палец вверх, — ты должен был сразу сказать, что от моего мотоцикла зависит спасение человека! В этом случае – бери и езжай. Я же обойдусь без подачек, — с этими словами он махнул рукой на заставленный бутылками стол, но тут же одумался, уточнив, — напитки, впрочем, можешь оставить.

     По его усам в это время скатывались капельки коньяка – пользуясь замешательством он таки сделал пару глотков из ёмкости. Потом старик встал, вручил мне ключ от стайки, (так у меня на родине зовут придомовые сараи) пробормотав в сторону: «Если завтра мотоцикл не вернешь, заявление участковому на кражу напишу», и выпроводил меня взашей.

     Последнее что я услышал, уже в подъезде, был треск номеронабирателя старинного телефона. Дедок, видимо, спешил приобщиться к прекрасному и собирал свою команду экспертов для дегустации.

     Мотоцикл оказался в отличном состоянии. Ну как в отличном… так, среднем. На троечку. Аккумулятора не было, покрышки – мало того что были шоссейные, так еще и засохли и потрескались – но все это было поправимо. Главное – что мотоцикл был комплектным и без следов коррозии, а недостающие мелочи, право, я без проблем куплю.

     Как только дотащу эту дуру домой.

     Хорошо что у нас, в рамках программы помощи инвалидам, организовали в подъезде складной пандус. И плохо что типовой проект не предусматривал грузового лифта. Конечно, весил мотоцикл всего-то килограмм 250, но в одиночку поставить его вертикально, чтобы он влез в лифт, было подвигом, сопоставимым с подвигом Геракла.

     В самый напряженный момент, когда я, уперев моцик колесом в стену, кряхтя и завывая от натуги, ставил его на попа, в подъезд опять высыпали скучающие домобабки. С одной стороны, я их понимал – одиноким бабкам было скучно. А тут им бесплатный цирк и кипишь. Самсон, сука, раздирает пасть льва в прямом эфире.

     Ниче, бабоньки, потерпите. Через пару дней вас всем кагалом в шоу на первом канале пригласят – там будете рассказыватькак сразу догадались что я террорист-надомник.

     Не знающие пока о своем блестящем медийном будущем бабки стали грозить что найдут на меня укорот – напишут в городскую управу, Собянину[1] , и лично президенту Вове с участковым. Я хитро посмеивался – так как жопой чуял, что письма старушек – самая меньшая из моих неприятностей, попутно обратив вниманиенато, что я совсем не боюсь визита ФСБ.

     Мне просто совершенно нечего терять.

     Конечно, здравый смысл подсказывал мне что после пары часов в камере, я, несомненно, передумаю и начну ценить свободу, но если судить объективно, то чем жизнь в колонии хуже чем моя нынешняя? И в СИЗО люди живут и в ус не дуют. Пюрешку на обед с подливой кушают. Перспектива попасть в лапы к деятелям из соседнего мира и умереть от голода под дождем в круглой клетке пугала значительно больше.

     Да нет – никто меня голодом не уморит, сказал я себе в попытке успокоиться. Меня до смерти запытают, пытаясь узнать откуда у меня портал. Почему до смерти? Да потому, что никто не поверит в рассказанную мной историю – я и сам в неё верю только потому что попал вовнутрь.

     Закатив мотоцикл в квартиру, я обессиленно упал на диван, потом, кряхтя и жалуясь, поднялся и поплелся за планшетом, чтобы заказать внедорожные шины. В камере отоспишься, сказал я самому себе. Или в висящей клетке – ответило мне мое подсознание.

     От тягостных размышлений меня оторвал грохот на кухне. Вздохнув, я поперся выкидывать в подъезд очередного сракопаука, но нет — лоток, в котором рос высаженный на подоконнике лук, на этот раз уронил кот.

     — Ты что натворил, паразит ты пушистый?

     — Это не я.

     — А кто, блять? В квартире никого, кроме тебя, не было.

     — Ты ничего не докажешь.

     — А мне ничего доказывать не надо. Вы не на брифинге, господин Президент, — сказал я коту, и взяв веник, начал подметать рассыпавшуюся землю.

     Беляш смотрел на веник со смесью ужаса и ненависти. Веник Беляш не любил. Веником Беляшу перепадало. Закончив убирать, я убрал веник обратно в шкаф, усыпив тем самым бдительность кота. После чего легко подхватил котика, взяв его на ручки.

     — Это мы куда? — с деланным удивлением поинтересовался Беляш.

     — В ванную. Лапки мыть, — ответил я, включая воду.

     — Право, Мамочка, я не очень-то и запачкался, — осторожно заметил кот. Если веник кот просто не любил, то ванны боялся до судорог.

     — Знаю, Беляшик. Ничего личного, это просто сеанс обучения хорошим манерам методом полного погружения.

     — А я знаю, где ты живешь, Мамочка, — вкрадчиво продолжил кот. — Знаю, где стоит твоя обувь.

     — И что с ней случится? — нейтральным тоном спросил я, трогая воду пальцем.

     — Ничего, — с жаром ответил кот, — совершенно ничего. Если, конечно, ты сейчас от меня отстанешь.

     Вздохнув, я поставил кота обратно на пол — мне не хотелось отравлять последние дни мелочной ссорой. Освобожденный кот стрелой метнулся на шифоньер — осторожности ему было не занимать. Я же не стал возвращаться на диван, а,достав из холодильника энергетик, принялся вытаскивать велосипед — следующей по списку шла зуда, за которой нужно было ехать.

     История этого девайса служит живой иллюстрацией принципа «По плохому ТЗ выходит ХЗ». Несколько лет назад к моему другу, крупному (во всех смыслах) инженеру-электронщику Вандеру обратились коммерсанты с просьбой, так сказать, отключить сотовую связь на их объекте. Зачем это им было нужно – история умалчивает. Может на экзаменах сигнал забивать, чтобы абитуриенты по телефону не консультировались, может сигнализацию глушить, чтобы машины воровать, может чтобы взятки брать, не опасаясь подслушки.

     Неизвестно.

     Зато известно что представитель заказчика, общаясь с Вандером, написал, заказывая прибор: (цитирую дословно) «Сделай чтоб сотовые не работали». Внимательный читатель уже, наверное, понял, в чем заключалась ошибка заказчика.

     А Вандер нет.

     Вандер собрал зуду.

     При первом запуске, который, хвала богам, состоялся за городом, зуда показала себя во всей красе. Не буду томить читателя хождением около и вокруг, сразу скажу результат.

     Сотовые, попавшие в радиус поражения зудой не работали. Ни при включенной зуде, ни при выключенной. Вообще больше никогда. Зуда их окирпичила, расплавив тонкое электронное нутро. Также перестали работать и другие электронные девайсы – умные часы, фитнес-браслеты, электронные книги, плееры и автомобили собравшихся на демонстрацию заказчиков.

     Зуда работала хорошо. Даже слишком хорошо. Люди, находившиеся вблизи от работающей зуды, чувствовали легкое беспокойство, постепенно переходящее в панику. Около зуды дохли мухи. Птицы теряли ориентацию и бились о стекла. Кошки в панике бежали прочь. Охраняющие соседний склад псы, лишенные возможности сбежать так как сидели на цепях, обреченно выли. С неба, треща лопастями,свалился запускаемый на соседнем участке игрушечный вертолетик. На молниеотводе трубы стоящей неподалеку котельной вспыхнули огни святого Эльма.

     И посреди всего этого апокалипсиса непоколебимым и невозмутимым утесом возвышался на редкость довольный собой Вандер. С его точки зрения – всё работало хорошо. На тот момент он еще не понимал последствий.

     Которые оказались, мягко говоря, печальными. Помимо телефонов, электронной начинки автомобилей, проводки и компьютеров в соседних зданиях, трансформаторной подстанции, нескольких вышек сотовой связи, и, возможно, пролетавшего в это время над Москвой неудачливого американского спутника, зуда сожгла механические часы стоимостью в пару квартир в МСК одного любопытного толстосума, который притащился на встречу за компанию.

     Думаю, что это Вандера и спасло. Всплыл бы он потом в Москва-реке через пару недель, как и все утопленники, но дело получило слишком большую огласку в узких кругах, так что Вандера, после демонстрации, даже подбросили до метро. Вместе с остывшей и ставшей безопасной зудой. Чтобы не получилось как с головой Гонгадзе, если вы понимаете о чем я.

     Весь ужас содеянного дошел до Вандер позже. Когда я и Анархист, ну, в смысле, еще один тип, с которым мы сотрудничаем, наперебой начали рассказывать Вандеру о том как люди, задолжав меньшие суммы, добровольно и с песнями продавали квартиры и почки. Или наоборот, не продавали и их вытаявшие из-под снега трупы находили весной собирающие подснежники дети.

     — Ты вообще головой думал, когда паял? — возмущался я. А если бы тебе смерть-лампу заказали, ты бы и её собрал из трех старых телевизоров и кофемолки?

     — А что, схема есть? — оживился Вандер. Я закрыл лицо рукой, показывая всем своим видом что этого горбатого исправит только могила.

     Зуда был промыта, высушена, и законсервирована до лучших времен на вандеровских антресолях, среди других не особо удачных поделок Вандера: электроудочки, от которой передохла вся живность в озере, ультразвукового отпугивателя грызунов, от визга которого выпадали пломбы из зубов, и робота-бармена, который – что было неожиданно– выполнял то, что от него требуется – мешал коктейли.

     В опалу робот попал так как случайно напоил детишек на Гик Пикнике кофе гляссе с коньяком. И хотя произошедшее было чисто случайной случайностью – дети попросили у робота коктейль с мороженым, а единственный известный роботу рецепт помимо мороженого содержал кофе и коньяк… И хотя при этом никто не пострадал, а дети даже были рады…С пикника Вандера попросили. (Робобармена охранники выкинули вслед за творцом через забор). Так Вандер попал в черный список, а робобармен на антресоль.

     Самое забавное что число заказов после каждого эпичного фейла у Вандера только увеличивалось. Дурная слава лучше чем никакой. Заказчики по мере сил и возможностей строго оговаривали требуемую спецификацию, и получали устройство, в точности выполняющее написанное в ТЗ.

     На мелочи, вроде случая когда робот для прочистки канализации, заблудившись в ответвлениях, начал в соответствии с алгоритмом искать выход на поверхность и нашел его в стоке женского отделения бани, я даже упоминать не буду. В том, что женщины решили голыми с визгом побегать по улице, вины робота нет. А воришка, попытавшийся вскрыть машину с противоугонной системой Вандера, и до этого происшествия заикался.

     Так что когда я увидел фашиствующих дронов, я сразу впомнил о зуде. Подумал – вот, вот задача прямо для неё. Осталось только выпросить её у Вандера, да так, чтобы не подвести беднягу под монастырь. В смысле не навести на него ФСБ. Конечно, наши лыцари плаща и геленвагена прошерстят мои контакты, но, уверен, без особого энтузиазма.

     Не те это люди, чтобы на работе забесплатно гореть.

     Таким образом, обычных предосторожностей должно было хватить. Поэтому я, не откладывая дела в долгий ящик, на велосипеде (чтобы не было данных об использовании проездного) поехал к Вандеру. Благо тот живет не особо далеко. Доехав до его дома, я не сунулся в утыканный камерами подъезд, а обойдя дом с тыла, просто и без затей кинул ему в окно камешком.

     Минут через пять мой коллега, кряхтя и отдуваясь вышел во двор. Кряхтел он потому, что эта прогулка, как я понимаю, скорее всего– первый выход Вандера на улицу за неделю. А может быть и за месяц.

     Дело в том, что Вандер был крупным инженером-электронщиком. Настолько крупным – что одежду ему шили на заказ. Настолько крупным, что мог спокойно загорать на общественном пляже без плавок – все нужное было укрыто за огромным, свисающим животом. Настолько крупным, что для того чтобы принять ванну, ему было достаточно всего одного ведра воды – все остальное пространство в ванне занимала его туша.

     Грубовато? Увы, тонко пошутить про толстых не получится.

     В общем – у Вандера было ожирение. Третьей степени. Передвигался Вандер с трудом, беднягу не держали ноги. Подгибались колени. В своё время, сразу после знакомства, когда Вандер еще выходил в люди а я наивно полагал что правильно подобранными логичными аргументами можно убедить человека не разрушать своё тело, у нас были жаркие споры, которые кончились ничем.

     — Мне не в кого худым быть, — отругивался Вандер, — У меня мама была толстая, бабушка была толстая и я вот, тоже немного упитан.

     — А мои мама и бабушка тоже не худые, знаешь ли, — парировал я, — У меня тоже плохая генетика. Такаяже как у тебя склонность к ожирению, я имею в виду. Вот только я – правильно питаюсь и хожу в тренажерку.

     — У меня нет денег, чтоб правильно питаться.

     — Правильно питаться дешевле, чем неправильно. Я ем тоже, что и ты – только на полведра меньше.

     В общем, в тот день мы поругались. И на следующий день тоже. И через день. А потом до меня дошло, что не всё в этом мире можно починить при помощи отвертки, изоленты и разумных доводов. Быть жирным, со всеми вытекающими отсюда последствиями – одышкой, перспективой одиночного заточения в квартире, неизбежной ранней смертью и невозможностью видеть свой член иначе чем в зеркало – личный и осознанный выбор свободного человека. И я либо принимаю Вандера таким, какой он есть – со всеми его лишними килограммами, либо иду лесом.

     И я смирился, купив Вандеру в знак примирения ведро куриных крыльев. Это было началом прекрасной дружбы. Мы работали вместе, не без ссор, конечно – мы ведь живые люди. Но в основном дружили. Вот и сейчас, наблюдая как толстый, неуклюжий Вандер, вцепившись мертвой хваткой в перила, нащупывает невидимую из-за пуза ступеньку ногой, я испытал неожиданный прилив нежности.

     Вандер хороший друг.

     — Довыпендривался? Нам хана? — спросил он, доковыляв до качелек, сходу разгадав суть моего противолодочного маневра.

     — А ты догадливый. Только не нам. А мне.

     — Уф…— не скрывая радости выдохнул Вандер, махнув рукой, — это ерунда. Я то уж думал что-то страшное случилось.

     — ??? — Только и смог выговорить я.

     — А от тебя не убудет, — пояснил свою позицию Вандер. — С тобой постоянно какая-то ботва случается.

     — В смысле? — выдавил я.

     — Ну, вспомни, Алешенька, — Вандер отошел, и, шумно выдохнув, сел на скамейку. Помнишь ты на выпускном отбил подружку у сына военкома? Было такое?

     — И что? — сделав личико кирпичом парировал я. — Это как шавермой отравиться. С каждым может случиться.

     — Конечно ничего, Алешенька, — продолжил Вандер. — В результате тебя, тихого книжного мальчика, в Чечню служить отправили.

     — Но обошлось же в итоге. Я выжил.

     — Кончено выжил. 127 человек погибло когда МИ-26 на взлете взорвался, а ты выжил.

     — Я, между прочим, сухожилие на ноге повредил. Когда выпрыгивал. До сих пор под вечер хромать начинаю.

     — … и именно поэтому ты не бросился прочь от горящего вертолета по минному полю, как остальные погибшие, — продолжил Вандер, — а смиренно лежал, дожидаясь саперов.

     — Там не только я выжил.

     — Конечно-конечно, — согласился Вандер, — и сколько ты потом еще служил?

     — Ну год где-то, — огрызнулся я. Вспоминать год, проведенный в окопах под непрекращающимся дождем, было не особенно приятно.

     — И тебя там не то что не ранило, но даже не поцарапало пулей.

     — Не тяни резину, сразу скажи – куда клонишь, — возмущенно сказал я, — тысячи призывников в Чечне воевали. Многие выжили. Моя судьба не уникальна.

     — Ты выжил при двух авиакатастрофах, теракте, пожаре, землетрясении, службе в армии, ударе молнии, конфликте с бандитами. Тебя брали в плен, в заложники, пытались принести в жертву, сбивали на дороге автомобилем, скидывали с моста и с поезда. Сажали в тюрьму, на гауптвахту, в СИЗО, в зиндан и в карцер. Ты заблудился в пещерах Нового Афона. Я ничего не упустил?

     — Нападение сексуального маньяка в детстве и падение с воздушного шара, — вздохнул я.

     Список был почти полон, если не считать всякие мелочи, вроде массовой драки в гей клубе, куда я на спор зашел в костюме Д’Артаньяна, чем вызвал нешуточное бурление говн.Кончившееся сначала дракой против пятидесяти завсегдатаев, а потом забегом через половину города. Выжил я тогда только потому что на каблуках и драться и бегать неудобно.

     — Ты собрал коллекцию неприятностей большую чем у других десяти человек, взятых наугад — подытожил Вандер, — и из всех происшествий выходил без особых последствий.

     — Это потому что у меня орган есть особо чувствительный. Чует грядущие неприятности. И я всегда успеваю если не сбежать, то хотябы минимизировать последствия. Потому и выживаю. А еще я на этом органе сижу, — добавил я после секундной паузы.

     — А вы, на пару со своим особо чувствительным органом, не пробовали этих неприятностей избегать?

     — Ну, даже не знаю, что сказать, — замялся я. — Жить без неприятностей мне было бы скучно.

     — Вот! Вот! Видишь, — Вандер назидательно воздел похожий на сардельку палец, — мироздание любит тебя, Алешенька. Оно прислушивается к тебе.

     — Ах, если бы, — вздохнул я. — Если бы мироздание любило бы меня, я был бы миллионером… — было начал я, а потом понял, что быть миллионером мне как то не особо охота, и поправился, — у меня была бы девушка, Вандер!

     — А это как с дудочкой и горшочком. Помнишь такой советский мультик?

     Я помнил. Весь сюжет пересказывать не буду, расскажу суть – девочка, собирая в лесу землянику, могла получить от высших сил либо дудочку, которая заставляла землянику вылезать из травы наружу, либо горшочек, в который, собственно, она землянику и собирала. Землянику она могла либо видеть – либо собирать, но не то и другое одновременно. Осознание этого факта ввергало и девочку и смотревшего мультик маленького меня в состояние экзистенциального кризиса.

     — Понимаешь? — продолжил Вандер. — Еще древние мудрецы заметили, что людям везет либо в любви, либо в картах.

     — О как, — сказал я. — То есть я неосознанно делаю выбор между интересной жизнью и любовью. Забавно. Потому что осознано я сразу бы сделал прямо противоположенный выбор. Или нет? — я на секунду задумался. — Может быть, это не мой выбор. Может быть, все эти неприятности, что валятся на меня как из рога изобилия, не дар, а кара божия? Настоящее проклятье. Порча на неудачу. Маячок неприятностей. Приворот на непруху. Тогда моё везение, что помогает мне выжить – единственное что стоит между мной и гибелью?

     — Ну это легко проверить, — сказал Вандер, — если ты умрешьсразу после того как хоть одна женщина полюбит тебя настолько, что свяжет свою судьбу с твоей, то значит – ты прав.

     — А по-другому проверить никак нельзя?

     — Ну, наверное, можно. Если в тебя кто-то хотя бы мимолетно влюбится, ты это поймешь по увеличению числа неприятностей.

     — Вот ведь сука, — в сердцах сказал я, а где-то в глубина сознания, в казалось бы наглухо заколоченном досками закоулке мозга, вспыхнула лампочка надежды: «Кто-то думает о тебе. Кому-то ты нужен».

     И мы с Вандером помолчали, каждый о своём.

     — А как у тебя с деньгами? — спросил я, возвращаясь к насущному.

     — Пока хорошо, а что? — улыбнулся толстяк, — мне цыгане заказали машину для печати пчелиных сот из парафина.

     — Ну, Вандер, это же уже #ни_в_какие_рамки! — возмутился я, — у тебя что, вообще социальной ответственности нет? Цыгане употребят твою машину во зло — раньше натуральный мёд можно было хотя бы в сотах купить, а сейчас ты и этот бастион разрушишь!

     — От крашеного сахара с парафином еще никто не умирал, — попытался возразить Вандер.

     — И что? Своим поступком ты способствуешь злу!

     — Я получил аванс, Леша.

     — Верни аванс! К тому же, ты понимаешь, что это цыгане? Кроме аванса ты от них никакой оплаты не получишь. А в худшем случае — они тебя еще и на счетчик поставят.

     — Все люди равны! — возмутился Вандер, — вот от кого-кого, а от тебя я не ожидал настолько расистских выпадов.

     — Все вы не расисты, пока с цыганами поближе не познакомитесь.

     — А ты у нас на что? — улыбнулся Вандер, — подкрадешься на цыпочках и скажешь цыганам цыц.

     — А я у нас буду далеко, — вздохнул я, — в лучшем случае. Во всех остальных случаях я буду в каталажке. Или в лесу, под снегом. Поэтому сделаем так — я приобретаю у тебя зуду. А цыганам ты просто вернешь обратно деньги. Они тебе на карту платеж делали? Сходишь до банка, попросишьчтоб вернули деньги взад.

     Вандер еще немного повозмущался, покочевряжился, но полученные на руки живые деньги быстро поменяли его настрой. Насвистывая веселый мотивчик он сходил домой за зудой, после чего мы пожали друг другу руки и разошлись — каждый ушел по своим делам. Вандер за пивом, а я спасать мир.

     Я ехал и думал, что если бы не грядущий визит ФСБ, я бы, конечно, пригласил Вандера на море. Но втравливать беднягу в неприятную историю, чреватую тюремным заключением, мне не хотелось. В тюрьме Вандер погибнет. В том числе и потому, что просто не поместится в камеру. Поэтому покупка зуды — именно покупка, — была оправданным решением. Потому, что если фесебе и узнает о сделке, то будет воспринимать мои отношения с Вандером как товарно-денежные.

     И я потащился к Лилии.

     Женщина с этим прекрасным цветочным именем была химиком. Дело в том что зуда во время работы имела аппетит как у Вандера – в смысле, как не в себя с чавканьем жрала электроэнергию. А быть запитанной от сети она не могла по очевидным причинам – электросети около зуды не работали.

     Около зуды вообще ничего не работало.

     Конечно, можно было бы запитать зуду от экранированного генератора, или просто от сборки мощных аккумуляторов, но Вандер, руководствуясь одним из принципов разумного инженера, впервые сформулированным известным мыслителем Фоггом Ф[2] ., который гласил: «Используй то, что под рукою, и не ищи себе другое», встроил в зуду купленный у бомжей за бутылку водки элемент Вольта.

     Позвольте, я вас познакомлю.

     Элемент Вольта – это немного улучшенный вольтов столб, который состоит из цинковых и медных пластин, опущенных в раствор серной кислоты. Раньше это был практически единственный доступный источник электроэнергии, сейчас же он мог заинтересовать разве что пионеров из кружка юных электротехников. Откуда он, вероятно, и был украден бомжами.

     А поскольку коэффициент использования химической энергии в гальванических элементах может достигать почти 90%, вольтов элемент соответствовал потребностям зуды больше, чем другие устройства, производящие электроэнергию. Работающий на подобной, но только сухой гальванической батарее – замбониевом столбе, Оксфордский звонок непрерывно звонит с 1840 года.

     Без малого двести лет, Карл!

     Официальная версия почему подобные химические источники электроэнергии не используются в современных устройствах гласит, что используемые в них материалы (медь и цинк) слишком дороги для производства электроэнергии. Не знаю – не считал. Но мнится мне, что батареи, способные работать по 200 лет без замены, просто стали поперек горла экономике говна, чья главная цель – производить недолговечные вещи, которые потребитель вынужден будет покупать снова и снова. Утром, вечером, и в обед.

     Единственное неудобство, для меня, заключалось в том, что этот элемент для работы требовалось залить несколькими литрами серной кислоты. Которая – вот незадача, отсутствовала. (Запас с предыдущего запуска зуды был пущен Вандером на протравку плат). А поскольку серная кислота нашими добрыми властями была включена в список прекурсоров, куда попали вещества, часто используемые при производстве, изготовлении, переработке наркотических средств и психотропных веществ, розничная торговля ею была строжайше запрещена.

     Наркоманы наркоманить, естественно, от этого меньше не стали, а обычных граждан этот ебанутый закон толкал на переход на темную сторону – на покупку электролита для аккумуляторов у несунов с заводов.

     Поскольку на обычные пути приобретения кислоты у меня не было времени, я решил обратиться напрямую к основным потребителям кислоты в Москве. К наркодилерам. Точнее, к Уолтеру Уайту российского розлива – не продавцу, но производителю известного во всем мире снежка (амфетамина) «Белый Тезис», моей однокласснице Лилии.Которая, окончив Химический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова с красным дипломом, так и не смогла устроиться в России на работу по специальности.

     Сменив несколько профессий, от мерчендайзера до крупье, Лилия настолько озверела от безденежья, что была готова пуститься во все тяжкие. И случай быстро представился – один из владельцев казино, оставшись без дела после того как Вова, запретив азартные игры, заставил все игровые точки поменять владельцев на прокуроров, решил сменить вид деятельности на наркоторговлю. После чего бесследно растворился в одной из емкостей на своем наркозаводике – наркоторговлю в России курировало МВД, которому новоявленные конкуренты были поперек горла.

     Лилию растворять не стали – налаженное производство никто закрывать не собирался, обеспечив заводику новый рынок сбыта – Европу. После этих событий заводик еще несколько раз переходил из рук в руки, так что кто именно сейчас курировал производство: МВД, ФСБ или уже сам Кремль, я не знал. Не уверен, что это знала и сама Лилия. В её задачу входило синтезировать заданный перечень веществ, а что с ними происходит в дальнейшем, её не интересовало. Собственно, поэтому она и была жива.

     Производство располагалось в одной из промзон Москвы, куда я тоже дошёл пешком. На проходной меня встретила сама Лилия, которой я отписался еще из дому, через защищённый шифрованием чат Телеграма. За её судьбу можно было не волноваться – какой бы цирк ни устроили расследующие моё дело агенты, посягать на этот бизнес им никто не позволит.

     Мы поднялись в её кабинет, который, в лучших традициях голливудских фильмов, напоминал химическую лабораторию больше, чем обычная химическая лаборатория. Правда, он и был химической лабораторией — помимо руководства заводиком, Лилия работала над синтезом новых веществ. Оглядев женщину, которая с момента нашей предыдущей встречи стала еще более худой, и сейчас напоминала одетый в белый лабораторный халат скелет, я вздохнул.

     Судя по всему, Лилия, как хорошая повариха, регулярно снимала пробу со своего варева.

     Пришлось делать вид, что я не замечаю её состояния. Всё равно что-то изменить в этой ситуации было не в моих силах. Лилия, сильная, волевая женщина, сама выбирала свой путь. И сама шла по нему в пропасть.

     Я чмокнул Лилию в щеку, и мы мило поболтали о текущих делах за чашечкой необычайно крепкого и бодрящего кофе. Настолько бодрящего, что я выразительно посмотрел на Лилию.

     — Ну вот еще, — правильно истолковала мой взгляд Лилия, — обычный это кофе. Без добавок. Просто я его в автоклаве варю. Он так крепче.

     Я встал и подошел к лабораторному столу, на котором высился, сверкая медными боками, обвешанный манометрами выполняющий роль кофеварки автоклав. Рядом, в соседнем устройстве заметно больших размеров, как в лавалампе взымались и опадали бесформенные сгустки вещества.

     — Синтезируешь человека, неудовлетворенного желудочно? — спросил я, вспомнив читанную в детстве книжку.

     — Нет, это клейпучка.

     Я поморщился. Слово было смутно знакомое. Где-то я определённо его слышал.

     — Полимер это. Специальный, — пришла мне на помощь Лилия, — у меня на производстве кто-то из сотрудников начал конечный продукт тырить. Вот я и сварила клейпучку. Чтобы сор из избы не выносить. А то у этих, — Лилия выразительно посмотрела вверх, — на все случаи одна отработанная схема решения проблем. А мне потом замену коллективу искать, — затянувшись сигаретой добавила она, — нет желания. В общем, если взболтать клейпучку хорошенько, а потом положить в спокойное, тихое место, то она от любого движения полимеризуется.

     С этими словами она взяла со стола матово черную реторту, взболтала, потом резким щелчком большого пальца откинула притертую крышку и опрокинула реторту над столом. Оттуда с неторопливостью ленивца выкатилась здоровенная капля тягучей янтарной жидкости, которая, упав на стол, за доли секунды сменила цвет на травянисто зеленый и…

      *БДЫЩ*

     От удивления я подскочил в воздух на полметра. Капля взорвалась. Но это меня бы не удивило, собственно говоря, я ожидал от клейпучки чего-то подобного. Удивительно было другое – взорвавшись, капля выстрелила во все стороны белыми лучиками дыма, сделавшись похожей на одуванчик. И эти струйки дыма не пропали после взрыва, а как-то даже уплотнились, превратившись в пластиковые нити, связавшие стол, потолок, оба автоклава, и… видимо, меня. Одна из нитей, вытянувшись на два метра, ударилась мне в рукав куртки.

     Я попробовал отойти. И не смог. Тонкая, белая сопля клейпучки немного растягивалась, но не отпускала. Стоящая сзади Лилия коснулась её сигаретой, и только тогда белесое щупальце клейпучки как бы нехотя отцепилось от куртки и свернувшись колечком, на манер тещиного языка, успокоилось на столе.

     — Кислород воздуха постепенно насыщает полимер и заставляет клейпучку принять первоначальную форму капли, — сказала голосом Дроздова Лилия. — При этом захваченные псевдо-псевдоподиями предметы притягиваются и фиксируются клейкими нитями.

     Наблюдая как диковинный пластиковый цветок, который сейчас, втягивая свои щупальца, подтягивал к себе всё, на что попали его клейкие нити, я уважительно поцокал языком.

     — А это вообще не опасно? — спросил я, глядя как тонкая ложноложноножка тащит к столу здоровенную кадку с фикусом. — Что будет, если она на кожу попадет?

     — Ничего страшного. Просто приклеится, а потом отвалится, когда засохнет, — ответила Лилия, прижигая сигаретой вцепившиеся в опасно наклонившийся автоклав нити клейпучки, заставляя их отпустить добычу. — Дней через шесть, при обычной температуре. Зимой дольше. Главное, при попадании на кожу дергаться поменьше. Отцепить всё равно не получится, ты её только разомнешь, и заставишь съёживаться сильнее.

     — Задушит? — Испуганно спросил я.

     — Неа. А вот зафиксирует – любо-дорого смотреть, — сказала Лилия, медленно выпуская струйкой сигаретный дым. В её голосе появилась какая-то задумчивая мечтательность. Я поёжился, представляя себе судьбу хорошо зафиксированного воришки.

     В лаборатории повисла неловкая тишина, нарушаемая только скрипом ветвей фикуса, затаскиваемого на стол неутомимой клейпучкой.

     — Шикарная штука, — сказал я преувеличенно бодрым голосом. — Отольешь немного? — добавил я после минутной паузы.

     — Отолью, отсыплю, отрежу… сколько надо. Мне для друзей ничего не жалко, — бодро ответила Лилия. — Может тебе еще чего-нибудь надо, этакого? — с этими словами она неопределённо помахала в воздухе пальцами.

     — Неа, ты же знаешь, я не по этой части.

     — У меня и пиво есть, если хочешь. — С этими словами Лилия взяла лабораторный мерный стакан, и подойдя к стоящему на холодильнике перегонному кубу, нацедила мне стакан прозрачной пенистой жидкости, добавив пару кусочков сухого льда из дьюара.

     Я сделал глоток. Пиво было изумительное. Легкое, бодрящее, прохладное, с приятной горечью, и неуловим оттенком чего-то совершенно летнего.

     — Нравится? — Спросила Лилия с таким же стаканом пива в руке. — В этот раз я помимо томатной пасты добавила…

     — Стоп, стоп, стоп, — наученный горьким опытом пробормотал я, затыкая уши. — Не надо подробностей, Лилия. Я не желаю знать из какого сора растут стихи, не ведая стыда.

     — Тогда переходим к делу?

     Нехотя повернувшись, я посмотрел на Лилию. Предчувствие меня не обмануло. Пока я наслаждался напитком, химик сняла халат, под которым ничего не было и стоя около кожаного диванчика, призывно похлопывала рукой по спинке.

     Ну, да, ну да. Лилия где-то вычитала что секс важен для поддержания женского здоровья, и она, будучи женщиной рациональной, не могла не пропустить столь важную оздоровительную процедуру, тщательно следя чтобы её организм получал необходимую для нормального функционирования тела порцию массажа. Я знаком с Лилией не первый год и догадывался чем закончится наша встреча.

     Тем же самым, что и все предыдущие — механическим совокуплением – назвать это сексом у меня не поднималась рука.

     И вовсе не потому, что Лиля была некрасивая. Я внимательно оглядел стоящую передо мной женщину, пытаясь вызвать романтическое настроение. Обнаженная Лилия уже не походила на скелет, напоминая, скорее, манекенщицу или фотомодель. В смысле, была такаяже поджарая, тонкая и звонкая, с блестящей копной густых и блестящих (спасибо химии) золотистых волос и белым, словно напудренным, холеным телом. Ева, с рисунка Босха.

     Я в очередной раз поразился– насколько сильно отличается мужское восприятие одетой и раздетой женщины. Был в моей жизни интересный социальный эксперимент, который полностью подтверждал эту теорию – как-то раз, валяясь на нудистском пляже в тогда еще украинском Коктебеле, я познакомился с харьковской студенткой, которая так же как и я, отдыхала на этом пляже «как есть» – в тапках и верёвочке для волос.

     Несколько дней мы мило общались на пляже, приходя и уходя в разное время, а потом, в попытке развить наши отношения дальше, договорились вместе сходить на дискотеку в городе. И я, прямо скажем, был немало огорошен, впервые увидев свою спутницу в одежде. Из красивой, миниатюрной, хорошо сложенной девушки, с точеной фигуркой, небольшой, но красивой грудью, она превратилась, одевшись, в невыразительную серую мышь в мешковатом балахоне. Магия ушла.

     Сейчас магии небыло вообще. Я аккуратно, как на медосмотре, разделся, складывая одежду на стул, и, подойдя к дивану, обнял женщину, проведя руками по гибкой спине. Маслянистая кожа слегка пахла грушей. Хотя нет, поправил я себя, какой грушей? Женщина-химик может пахнуть только изоамиловым эфиром уксусной кислоты. Но запах, смешиваясь с запахом табака, был на удивление приятным. Я обнял Лилию, позволив всем мыслям отойти на второй план.

     

     Пока Лилия курила после секса, расхаживая в одних тапках по лаборатории и стряхивая пепел в расставленные повсюду пепельницы, я лежал в одних носках на кожаном диване, и размышлял о том, что добрый боженька посылает нам испытания чтобы направить на путь истинный.

     И что я, видимо, был настолько невнимателен женщинам, воспринимая их только как сексуальных партнеров, что для того, чтобы показать мне насколько это ужасно, на мой путь была направлена Лилия, которая относится к мужчинам точно также.

     Мужчины! Римляне! Граждане! Братья! Секс-онли – это гиблое место не только для женщин, но и для нас, мужиков. Если вам прямо заявляют, что кроме секса вам ловить нечего, а вы согласились на это предложение, вообразив что вам больше ничего и не нужно… Не нужно любви, не нужно уважения, ничего не нужно, только секс…То вы будете очень разочарованы. Чувство что вас поимели – на редкость неприятно.

     — Какой-то ты сегодня унылый, — сказала Лилия, прерывая затянувшееся молчание. — На работе проблемы?

     — Всякая божья тварь печальна после соития, за исключением петуха и женщины.

     — Наговариваешь ты на себя Алешенька. Ты и до секса был уныл до невозможности, — задумчиво сказала Лилия, выдыхая дюжину колечек дыма. — И сейчас ты будешь доказывать мне что весел и бодр как огурчик, потому что ты всегда споришь со мной, — добавила она чуть позднее, заставив меня отказаться от утверждения, что я веселее дюжины клоунов.

     — Ну, есть такое, немного, — вздохнув, признал я, — меня скоро посадят. На трешечку.

     — Тоже мне нашел проблему. Переезжай ко мне, тебя тут никто не тронет. Будем жить вместе. Дашка на днях тебя вспоминала, спрашивала. Где, говорит, «Дядя Алеша». Почему не заходит?

     Дашкой звали Лилину дочку – тощую девочку-подростка. И если она действительно спрашивала обо мне, это был первый известный случай, когда девочку заинтересовало хоть что-то кроме Инстаграма, который она листала в режиме Non-Stop на своём телефоне.

     Несколько раз я по просьбе Лилии играл роль её воскресного папы, водя Дашу в кинотеатры и парки аттракционов. Во время прогулок мы оба делали вид что очень рады: я рассказывал бородатые анекдоты уткнувшейся телефон мрачной девочке, Даша терпеливо сносила нахождение в её личном пространстве шумного и неприятного взрослого.

     Хотя в целом идея Лилии была неплохой. Лилины покровители, кем бы они не были, очевиднопребывали в рангах повыше, чем обычная фесебешная шушера. И могли, с подачи Лилии, замолвить за меня словечко. Естественно, не бесплатно – они погасят долг перед лояльной к ним Лилией. А вот перед Лилией придется рассчитываться уже лично мне. И тут квазисемейными походами в кино не отделаешься – придется отдать что-то большее.

     Например, жениться.

     При одной этой мысли, у меня что-то внутри сжалось. Расстаться со своей свободой? Ни за что!

     — Это ты сейчас так говоришь, — сказал голос в моей голове, — а посмотрим что ты запоешь когда тебя в камеру на три года запрут.

     — Эээ… вот тогда и спросите, товарищ Здравый Смысл. А пока идите в жопу, со своими предложениями. Мне моя свобода дороже.

     — … в тесной, вонючей камере. Без книг и компьютера, — продолжал нагнетать здравый смысл.

     — Спроси меня через месяц, лады? Если игра в Dungeons & Dragons с другими зеками не заладится, я еще раз обдумаю предложение Лилии, — мысленно ответил я здравому смыслу. Вслух я сказал, — Давай обсудим это позже, у меня сейчас голова не варит.

     — Позже– это никогда, Алешенька, — вздохнув, сказала Лилия. — Забирай то, за чем зашел. Грабь несчастную бедную и одинокую женщину.

     Чувствуя себя гадко, я подошел к рабочему столу химика и начал копаться в ящичках для ингредиентов. Сразу отложив пару банок серной кислоты, я искал реагенты для изготовления термита. Для тех кто не знает термит – это смесь порошкообразного алюминия или магния с оксидами разных металлов. Смесь эта очень жарко горит, прожигая железо и бетон.

     В отличии от кислоты эти ингредиенты, хоть и были запрещены для свободной продажи в России, но свободно продавались с доставкой на дом зарубежными интернет-магазинами. Вообще, я давно зарекся искать логику в запретах в России – в продуктовых магазинах нельзя было купить ужасно опасную уксусную эссенцию, но свободно продавались многократно более ядовитые средства для чистки труб и удаления ржавчины, из которых, при известной сноровке, можно сделать фосфорорганические ОВ.

     Перед выходом я поискал магниевую ленту на Amazon и сайт сразу предложил мне купить ещё оксид железа и алюминиевый порошок: «Покупатели, что заказывают у нас магниевую ленту, обычно заказывают и эти товары». Отличный сервис. Когда я буду заказывать компоненты черного пороха, Amazon предложит мне купить еще стальных шариков, коран и абаю. Шучу. Просто стальных шариков.

     Но ждать доставки товара с Amazonа было слишком долго. Термит был нужен прямо сейчас. Поэтому, найдя в запасе реактивов Лилии требуемые ингредиенты, я облегченно вздохнул. Конечно, я мог получить их и другими способами, но возиться с нарезкой в стружку валяющегося дома куска магния не хотелось.

     Покидав ингредиенты в сумку, я попрощался с Лилией и поспешил домой, обдумывая по пути элементы плана. Который с каждой минутой нравился мне всё меньше и меньше. Если бы я вычитал что-то подобное в одной из попаданческих опупей, я стер бы файл напрочь. За явным идиотизмом автора.

     Но этот «предстартовый мандраж» как раз был ожидаем. Каждый раз, когда я делаю что-то значимое, мозг в панике собирает все ужасы, вываливая огромнейшую груду причин, по которым проект совершенно точно закончится катастрофой. Руководствуясь при этом своими шкурными интересами – биологическая функция мозга, помимо всего прочего, сохранять ресурсы и оберегать от поражения.

     А кто ничего не делает, тот никогда и не проигрывает.

     И тут нужно пройти между Сциллой и Харибдой. Между шкурными интересами тела, зашитыми в инстинктах, и стремлениями, и идеями, которые диктует разум. Лично я, на основании опыта, вывел для себя правило: ни в коем случае,ни при каких обстоятельствах не менять решений под влиянием «предстартовой паники». В конце концов, можно вспомнить все предыдущие случаи, когда тоже было страшно начинать, а потом я справлялся.

     Уже подходя к дому, я вытащил из экранированной металлической коробки из-под печенья выключенный мобильник. Современные телефоны, вроде моей астролябии, не особо слушаются своих хозяев – продолжая регистрироваться в сотовых сетях даже будучи формально «выключенными». А вытащить аккумулятор не представлялось возможным – телефон, собственно, и являлся аккумулятором, с приклеенным к нему дисплеем и процессором. Не удивлюсь, кстати, узнав что телефон будет регистрироваться в сотовых сетях даже с полностью севшим аккумулятором – встроенная функция беспроводной зарядки способна насобирать энергии для передачи идентификатора телефона из окружающих нас электромагнитных волн.

     Хорошо что на хитрых шпионов есть клетка Фарадея. Физические законы вынуждены соблюдать даже полностью бесконтрольные спецслужбы. Телефон не сообщит властям твой маршрут, если ты поместишь его в металлическую коробку.

     Телефон сразу разразился потоком СМС. Курьер, доставивший шины и аккумулятор, оказывается, уже несколько минут названивал мне, привезя товар, так что мне пришлось крутить педали из всех сил, одновременно уговаривая курьера не уезжать с товаром.

     Когда я с вываленным на плечо языком выполз из лифта, курьер демонстративно поглядывал на часы. И тут же потребовал паспорт – оказывается, его сратая говноконтра может выдать мне уже оплаченные мной шины только переписав паспортные данные и ИНН. Добро пожаловать в дивный новый мир тотально контроля.

     Я молча открыл дверь и вручил ему паспорт – что говорит о полном истощении моих физических и моральных сил. Хотелось лечь на пол, свернуться в позе эмбриона и умереть.

     Ничего, потерпи – подбодрил я себя. Вечером у тебя будет хороший шанс реализовать это желание.

     Пока курьер стоя у лифта переписывал паспортные данные, на площадку вышел покурить сосед из квартиры напротив. Вскоре из-за неплотно прикрытой двери в его квартиру высунулись усатые ряшки двух котов: Шайбы и Шаньги. Коты были похожи друг на друга настолько сильно, что, я думаю, даже хозяева не могли их уверенно различать. Помимо того что коты были одинаковыми, коты были аккуратненькими, толстенькими, похожими на мохнатые личинки с лапками.

     Выглянувший из открытых дверей Беляш, увидев врагов, развернулся боком, вздыбил шерсть, раздувшись как шар и зарычал, скатываясьна визг:

     — Я ееееееесть зло. Я ееееееесть ужас, — и двинулся в сторону оторопевших котов.

     Я быстренько отодвинул ногой зло и ужас обратно в прихожую и захлопнул дверь. После чего пронаблюдал как на удивленных лицах соседа и курьера потрясение быстро сменилось на «Да нет, не может быть, показалось наверное» и они вернулись к прерванным занятиям.

     Да, мы ленивы и нелюбопытны. Слава богу, не все.

     В квартиру я вошел как челнок из девяностых. С неподъёмными баулами в руках и мотоциклетными шинами на шее. Покормил котовасика, который поминутно спрашивал, отрываясь от еды:

     — Видел, как я им навалял? Видел, да?

     — Ага. Ты эластично сократил линию фронта, мой маленький храбрый Йозеф — поддакнул я, приглаживая все еще стоящую дыбом шерсть на спине кота.

     Сразу после еды Беляш завалился в спячку, свернувшись в клубок. Я даже позавидовал его способности спать сразу после стресса. Лично я смогу уснуть только спустя пару дней.

     Поужинав, я занялся работой — поменял шины на мотоцикле. Поставил новый аккумулятор. Пару раз провернул двигатель, просто чтобы убедиться что с ним все в порядке. Проверил свечи и, мысленно вознеся молитву святому Файнеглу, запустил мотор и с чувством газанул. И тутже остановил – за пару секунд работы мотоцикл успел наполнить комнату вонючим дымом.

     После чего я надел защитные очки и, тщательно взвесив ингредиенты, приготовил термитную смесь, уложив её в вырезанный из асбеста гибкий конус. Для розжига я предусмотрел электрозапал, но смесь, в случае чего, можно было поджечь и спичками.

     Потом я подготовил кислоту для зуды. Прикрепил адское устройство к мотоциклу. Сидеть вблизи зуды мне было некомфортно, но что оставалось делать? Только молиться чтобы кратковременное пребывание в зоне интенсивного электромагнитного излучения не вскипятило мне мозги.

     Закончил я к утру следующего дня.

     Пройдя несколько раз по списку, я понял что у меня больше нет разумных доводов откладывать операцию. Неразумные доводы были, но к ним я прислушиваться не стал. Включив портал, я вышел на кухню, чтобы попрощаться с котом.

     Чисто на всякий случай.

     Кот дрых, свернувшись в кокон, как он всегда делал перед сменой погоды. Я деликатно потыкал кота в бок пальцем, но Беляш, не просыпаясь, замотал головой, закрывая мордочку лапками и что-то невнятно бурчал. Прислушавшись, я разобрал что кот во сне бормочет: «Серпантин. Я должен сожрать серпантин».

     Попрощаться не получилось.

     Ничего страшного, увидимся через полчаса. Может быть. Или более никогда в этой жизни. «Паника-паника – я капитан Титаника» — вспомнился мне детский стишок. Если я не могу остановить сонмище своих страхов, я должен перестать с ними бороться. Не можешь победить – прими их.

     Сделай свой частью. Возглавь. Самое страшное, что может случиться в жизни мужчины, со мной уже случилось: мне сорок с лихуем, и я одинок. Дальше будет только хуже. Поразмыслив на эту тему, я внезапно понял, что умирать уже не так страшно.

     Я налил коту ведро воды и высыпал весь мешок сухого корма – кошачьей «Королевской Конины» – в таз. Не печенье с вареньем, но дожить до возвращения мамочки можно. При этом кот не повторит подвиг Пончика из Незнайки на Луне – не сожрет годовой запас продовольствия за четверо суток – сухой корм от фирмы «Royal Canin» был не просто для котов а для котов, которые страдают от избыточного веса и ожирения. Беляшик ел его с отвращением и ровно столько, чтобы не помереть. В отличии от Вискаса, который Беляш жрал горстями, блевал от обжорства, и снова просил добавки.

     Вернувшись в комнату, я залил кислотой батарею зуды, завинтил пробку, завел мотоцикл, после чего аккуратно съехал по снятому ночью в подъезде пандусу для инвалидов на подсохшую грязь мира ☘.

     Ранним воскресным утром в центральный командный пункт войск ПВО, который на момент событий располагался под безликой промзоной в южном Чертаново, чеканным, почти строевым шагом вошел генерал-майор воздушно-космических сил России Валерий Степанович Творог – командующий 1-й армией противовоздушной и противоракетной обороны.

     Под прицелами телекамер (и некоторого количества пулеметов) он набрал свой персональный код допуска, потом, чтобы убедиться что не ошибся и что его не расстреляет не узнавший его чрезмерно шустрый рядовой, постучал по бронированной двери каблуком.

     — Код принят, не волнуйтесь, — крикнули ему из шахты лифта.

     Вскоре подъехал и сам лифт – обычный банальный лифт, как из его советского детства. Степаныч – а мы, как и его подчиненные, кто за глаза, а кто и в лицо, будем звать его так, – зашел в кабинку, которая, скрипя и позвякивая, начала опускать его в расположенный глубоко под землей бункер, в котором сейчас располагался оперативный центр (особого назначения).

     Несмотря на свою должность, Степаныч бывал в командном пункте редко. И то верно – не генеральское это дело, на дежурстве сидеть. Он должен выстроить взаимодействия, научить подчиненных и заместителей реагировать правильно и быстро на происшествия, а дальше… только изредка проверять работоспособность системы.

     Девизом его было «Кто никогда никуда не спешит, тот никогда никуда не опаздывает». Да и куда спешить? В современной войне, ежели таковая и начнется, после нескольких минут суматохи в начале и ответных запусков ракет, можно расслабиться и, никуда не торопясь, получать доклады о гибели цивилизации, попивая кофе. Часом раньше, часом позже – какая разница?

     Именно поэтому, получив срочный вызов, Степаныч не торопясь допил кофе, перечитал код происшествия несколько раз, потом сверился с таблицей кодов (не то чтобы он сомневался в своей памяти, но как-то объяснить себе творящуюся несуразицу по-другому он не сумел), тяжело вздохнул, и, набрав по прямой линии дежурного по ОП, спросил прямым текстом, не нарушая, впрочем, режима секретности:

     — Вы там, блять, совсем что ли охуели?

     — Я и сам предельно удивлен, господин генерал, — по-уставному четко доложил начальник смены. Степаныч тяжело вздохнул еще раз – если офицер российской армии в докладе коллеге и другу употребил слово «господин» – значит их разговор либо прослушивают, либо могут прослушать высокие чины.

     Значит это не программный сбой, и не чья-то пьяная выходка, как было в случае, когда один из офицеров дежурной смены напился пьяным и позвонив по прямой линии оповещения о ядерных атаках Верховному Главнокомандующему, просипел в микрофон: «Наш хмель пожрал долгоносик… Урожай погиб, милорд!».

     Толком не проснувшийся Главком Вова оторопело спросил: «А кто, собственно, у аппарата?»

     — Неважно, — залился пьяными слезами дежурный, и со словами «Люди покидают вас, милорд», положил трубку.

     Тот случай обошелся без последствий – Верховный поутру не стал рубить и срывать (головы и погоны) решив, видимо, что ему это просто приснилось, так что офицера просто тихонько уволили в запас с белым билетом.

     Жаль, что сегодняшняя трудность, судя по всему, так просто не разрешится. Степаныч еще раз тяжело вздохнул, поцеловал на прощание жену в лоб, чего обычно не делал, и выехал в оперативный центр. Переданный ему код сообщал что Москва была атакована инопланетянами.

     Такого быть не могло, просто потому, что такого быть не могло.

     Нет, не то чтобыСтепаныч не верил в инопланетян, нет. Они, как и честные менты, ответственные политики, и бедные таможенники, существовали в параллельном мире, созданном воображением поколений писателей и сценаристов. С его материальным миром их мир – мир вымышленных, сказочных существ – не пересекался никак.

     И если кто-нибудь из его подчиненных или друзей путал два этих мира и начинал втирать ему что-то про совесть у политиков или обиду за державу у таможенников, Степаныч… нет, не сердился. Он просто понижал, у себя в уме, уровень интеллекта собеседника до минимума, после чего общался с ним соответственно.

     Сейчас ему предстояла неприятная задача разбираться и понижать кого-то из людей своего круга.

     Его размышления прервали открывшиеся двери спустившегося на этаж ОП-центра лифта. Степаныч вышел в банальный коридор, с выкрашенными зеленой краской стенами и полукруглым потолком, оказавшись перед амбразурой последнего рубежа защиты родины – неровно выложенного из бетонных блоков дота, занимающего большую часть прохода.

     Перед дотом стояли несколько офицеров дежурной смены, взволнованно что-то обсуждавших, но замолчавших при виде Степаныча. Находящийся на оперативном дежурстве подполковник Заяцуставно доложил о штатной работе систем надгоризонтных и загоризонтных РЛС «Рубеж», «Рубеж-2» и «ДОН-2Н», а также космических средств обнаружения «Эпсилон» и подводной сети гидроакустических комплексов «Кашалот».

     В самой же столице внутренняя система ПВО «Апостроф», призванная защитить Кремль от возможной террористической атаки гражданскими самолетами по принципу 9-11, давала массовые ложные срабатывания. И это тоже, в общем-то, было закономерно – параноидально настороженная против крохотных дронов, сеть регулярно срабатывала на улетевшие в небо воздушные шары, ворон, чаек, салюты, перепады давления, и свет Венеры, преломляющийся в верхних слоях атмосферы.

     В этот раз, впрочем, срабатываний было слишком много даже для собранного в нулевых агрегата. Более того – показания не рассыпались, как обычно, по карте Москвы тысячей точек, а ложились на траекторию в несколько петель, с центром в Битцевском парке, что говорило о вероятном источнике – очередном хипстерском дроне с фотокамерой. Обеспокоенная происшествием ФСО перегнала два вертолета на площадку в Кремле и перевела звено Сушек на повышенную готовность, что, впрочем, тоже было обычной практикой.

     — Локализация треков передана в МВД, так что нарушитель будет в ближайшее время задержан. Больше за неполные сутки моего дежурства происшествий в зоне нашей ответственности не обнаружено, — закончил свой доклад офицер, ядовито добавив в конце, — никакой паранормальной активности. Никаких пришельцев.

     В наступившей тишине кто-то деликатно прокашлялся. Степаныч с удивлением огляделся – до сего момента ему казалось что кроме них в коридоре никого не было. И тут глаза Степаныча наконец-то узрели то, что должны были разглядеть с самого начала – но отказывались, отказывались, заслоняя слепым пятном.

     У стены, подпирая её бочком, стоял казалось бы совершенно не вписывающийся в окружение невысокинький, плюгавый мужичонка, в мятом застиранном плаще. Точнее, так бы мог подумать посторонний наблюдатель, впервые увидавший майора ФСБ, Альфреда Аугустовича Корочуна.

     Альфред Аугустович был притчей во языцех и сущей язвой. По слухам, на его счету были сотни успешных операций, а покрытая редеющими, похожими на паклю волосиками голова таила в себе мозг, сопоставимый с мозгом Эйнштейна. И в это несложно было поверить – ибо найти другую причину по которой этого, условно говоря, человека не то что вообще терпели в ведомстве – а дали звание майора, наделив мыслимыми и немыслимыми полномочиями, было решительно невозможно.

     Сходство же с запойным алкоголиком объяснялось просто – Альфред Аугустович пил. Пил на работе. Пил дома. Пил в командировках. Пил, находясь на лечении от алкоголизма в закрытой клинике. Начальство, устав бороться с алкоголизмом Корочуна, давно махнуло рукой, старательно отворачиваясьи делая вид, что ситуация под контролем.

     Каким-то образом это так и было – несмотря на постоянное нахождение в состоянии, которое плавно изменялось в течении дня от «Подшофе» до «В зюзю», не доходя, впрочем, до стадии «Борис Ельцин», Корочун никогда не подводил. Операции его – были успешны. Идеи – оригинальны. Аналитические записки – бесподобны. Чутье – безотказно. Так что начальство, не раз и не два пробовавшее избавиться от Корочуна, но внезапно понимающее что заменить его, в общем-то, некем, давно смирилось и старалось получать удовольствие от сотрудничества.

     И вот этот легендарный человек, титан эпохи всеобщего вырождения, с которым Степаныч до сего дня был знаком только шапочно, стоял подпирая стенку в его бункере. И дело тут было даже не в том, что Корочуна вообще впустили в святая святых – в том, что у него были пропуски на все возможные объекты Ресурсной федерации, Степаныч не сомневался, – а в том, что сообщение про атаку пришельцев, очевидно, имело под собой что-то реальное.

     Степаныч осторожно втянул носом воздух. Перегаром не пахло. Корочун был трезв. Настроение Степаныча упало еще на несколько делений. В стране, определенно, творилось что-то страшное.

     — У вас есть другие данные? — неожиданно истерично сказал оперативный дежурный, нарушив паузу. Было очевидно, что до приезда Степаныча в оперцентр эта парочка успела крепко поругаться.

     — Естественно, — ответил Корочун не вяжущимся с внешностью низким, бархатным голосом — Валерий Степанович, пройдемте в зал брифингов.

     Огорошенный тем, что в его штабе как у себя дома распоряжается какой-то фесебешный выскочка, Степаныч временно утратил дар речи. И напрасно – так как повернувшийся к нему спиной Корочун, не дожидаясь ответа, успел уйти по коридору вперед.

     Закипающему Степанычу пришлось бежать за ним. Ну ладно, не бежать – командующего ПВО России никто не должен видеть бегущим, идти быстрым шагом. Остальные офицеры стайкой потянулись за ним. Догнать Корочуна он сумел только у дверей оперативного центра. Но, не успев схватить наглого вторженца за плечо, Степаныч, недоуменно уставился в открытые двери.

     На столе зала совещаний возвышался, поблескивая хромом винтов, похожий на глыбу чистого речного льда стеклянный контейнер высшей биологической защиты. На дне контейнера в стеклянном лотке лежали покрытые жесткими рыжими щетинками останки неизвестного Степанычу существа, больше всего похожего на огромного, размером с кошку, раздавленного таракана.

     Возле контейнера, подчёркивая серьезность ситуации, стояли два здоровенных хмыря в костюмах химической защиты, со стоящими у ног музейными ранцевыми огнеметами РОКС-3, и какой-то пожилой ученый хрен, в очечках и белом фильтрующем комбинезоне, надетом поверх костюма. Чуть поодаль возвышался закрепленный на самоходном шасси экран мобильной системы телеприсутствия, на которой виднелось лицо эксперта по компьютерным сетям и системам электронной слежки Эдварда Лоуневича Сноудена.

     — ЧТО. ВЫ. БЛЯТЬ. СЮДА. ПРИТАЩИЛИ? — Медленно, разделяя слова многозначительными паузами, прорычал Степаныч.

     — Познакомьтесь. Это редкий ядовитый сракопаук Валера, Валера.

     — ЧЕГО?

     — Вот, ознакомьтесь: — с этими словами Альфред протянул Степанычу распечатанную фотографию объявления.

     Степаныч вытащил очки и с удивлением прочитал: «Из лаборатории министерства обороны сбежал редкий ядовитый сракопаук Валера». Потом подошел к контейнеру, долго и внимательно изучал лежащие в нем останки многоногой твари, сверяя с фото на объявлении, после чего, грустно поглядев на Корочуна поверх очков, вынес вердикт.

     — Это всё чья-то неумная шутка. Это же просто рак?

     — Бинго! …и вы получает орден шелкового умника. Это действительно рак, — радостно провозгласил Корочун.

     — …и ты устроил весь этот балаган из-за рака?

     — Вообще-то это не рак. То есть это, конечно рак, но не наш рак — внезапно подал голос пожилой мужчина в фильтрующем комбинезоне. У нас на Земле есть похожие существа, пальмовые воры или кокосовые раки (лат. Birgus latro), это один из видов надсемейства раков-отшельников (Paguroidea)…

     Степаныч удивленно, словно на внезапно заговоривший стул, посмотрел на ученого, но прерывать монолог не стал.

     — У наших земных раков, которые являются известным, хорошо изученным видом, десять лапок. А у этого существа, как легко могут убедиться здесь присутствующие, лапок тридцать четыре. И это – не уродство и не мутация – все клешни полностью функциональны.

     — О как. То есть весь сыр-бор разгорелся из-за лишних ножек у рака? А вы не думали что это просто новый вид?

     — Новый, никому не известный вид настолько крупного ракообразного? — теперь уже ученый посмотрел на Степаныча как на заговоривший стул.

     — Ну да. Жил где-то в ебенях, никого не трогал, пока его русские туристы не выловили.

     — Это не объясняет всех известных фактов — ровным, спокойным голосом со слабым акцентом вмешался в разговор с экрана системы телеприсутствия Эдвард Лоуневич, — так, система раннего обнаружения взрывов сверхновых….

     Договорить, впрочем, он не сумел. Доведенный до состояния бешенства, Степаныч пинком открыл двери оперативного центра и проорал в коридор: «Сноуден, в небо, бога душу, через семь гробов в мертвый глаз, тащи свою задницу сюда», после чего грязно выругался.

     — Вот только не надо на меня орать, — спокойно продолжил подошедший через несколько секунд высокий, похожий на очень воспитанного кролика из советского мультфильма про Винни-Пуха, Эдвард. — Я не ваш подчиненный, я гражданский консультант. И, с вашего позволения, я продолжу: как я уже сказал, система раннего обнаружения вспышек сверхновых….

     — Введи их в курс дела, — остановил его речь Корочун, наблюдая за растущим недоумением в глазах присутствующих офицеров.

     — Вспышка сверхновой, то есть взрыв одной из звезд, находящихся в радиусе десяти тысяч световых лет от Земли, приведет к полной стерилизации нашей планеты в течение половины суток. На текущем уровне развития техники мы не можем предотвратить гибель всего живого, но можем спасти достаточно населения в убежищах, чтобы это не послужило концом нашей цивилизации. Система Оракул, то есть система раннего предупреждения вспышек сверхновых, основана на всплеске нейтрино, который опережает на три часа взрыв звезды. Если говорить точнее, то нейтрино получаются непосредственно во время не до конца понятного нами процесса взрыва ядра звезды, а задержка вызвана тем, что ударной волне сверхновой нужно три часа, чтобы пробраться изнутри сверхновой наружу. Позавчера эта система сработала, впервые за двадцать лет эксплуатации зафиксировав мощнейший выброс нейтрино.

     — То есть, где-то поблизости от нас взорвалась звезда? — уточнил Степаныч.

     — Та. Поплизости, — ответил с выросшим из-за волнения акцентом Эдвард. — Где-то на юге Москвы. Особенность системы Оракул заключается в том, что можно определить достаточно точно, откуда прибыло нейтрино, так как вылетевший после столкновения с атомом электрон сохраняет направление движения нейтрино. Так как система связывает несколько детекторов, расположенных на Байкале, во льдах Антарктиды, в Японии, то можно путем триангуляции определить место, откуда вылетели попавшие в детектор нейтрино.

     — А нам известно устройство, способное породить вспышку нейтрино?

     — Та. Известно. Это водородная бомба. Этот всплеск можно объяснить, если предположить, что вчера, около трех часов дня, в Москве состоялся взрыв водородной бомбы.

     — Не, не, не – в позапрошлую смену ничего такого не было, — влез в разговор ранее молчавший оперативный дежурный. — Мы бы заметили.

     — Та. Это бы даже вы не пропустили, — откомментировал заявление полковника Эдвард. — Момент когда город превращается в кратер вообще-то сложно пропустить.

     — Но ничего же не было? — заискивающим тоном продолжил дежурный. — Срабатывания датчиков не зафиксировано. Можно в журнале посмотреть.

     — Короче, Корочун — взревел Степаныч и стукнул по столу кулаком — быстро говори из за чего ты на самом деле притащился. Без сракопауков и сверхновых.

     — Я передаю слово нашему научному консультанту, академику Венедаду Амвросиевичу Грантову.

     Пожилой мужчина в комбинезоне встал, немного театрально изобразил сдержанный поклон присутствующим и начал докладывать хорошо поставленным голосом лектора: «Поступила информация, в ходе проверки которой было установлено, что некоей силой, которую мы для краткости назовем «Трикстерами», в Москве через сеть розничной торговли населению была продана дюжина предметов, каждый из которых является артефактом, значительно превосходящим наши технические возможности.

     Полный список предметов и их назначение нами устанавливаются. На данном этапе известны свойства четырех предметов. Их функции, в общих чертах, совпадают с названием: это «Самолет», «Летающая тарелка», «Звездные врата» и «Джип».

     О свойствах еще трех предметов нам известно меньше: предмет с условным названием «Мутабор» позволяет видоизменять живые существа, предмет с условным названием «Чикса» является молодой симпатичной блондинкой, а предмет, названный до выяснения свойств «Телескопом», вероятно, телескоп и есть.

     Уже упоминавшийся всплеск нейтрино, я полагаю, вызван активацией Звездных Врат, а обнаруженные в мусоре останки инопланетного рака – подтверждают факт перемещения объектов из других миров на Землю…»

     Степаныч слушал этот бред с ощущением нарастающего кошмара. Похожие чувства, видимо, испытывали и его офицеры. Первым не выдержал оперативный дежурный.

     — Почему этим… (тут полковник сделал паузу, видимо подыскивая цензурное слово, лучше других подходящее к происходящему, не нашел и просто продолжил дальше) …должны заниматься мы?

     — Лучше всего у офицеров России получается объяснять, что это не их проблема, — язвительно парировал Альфред. — Это я еще по временам союза помню – все торжественно клялись его защищать, «Не щадя крови и самой жизни», а как до дела дошло, так никто и не почесался.

     — Потому что приказа от советского правительства не было, потому и не вмешались… — возмущенно начал полковник.

     — А я что говорю? И секунды не прошло, как ты причину бездействия армии нашел. Вы, вообще, войска воздушно-космической обороны, или кто? В кои-то веки на нас напали из космоса – и вы и тут пытаетесь на своем любимом «это не наши заботы» в стороне отсидеться.

     — Брек. Заткнулись оба, — сказал раздосадованный Степаныч. — Альфред, ты можешь сейчас прямо, без ужимок, сказать что это действительно пришельцы?

     — Не могу. Вообще ничего сказать не могу. Не складывается картинка.

     — … но ты уверен, что этим должен заниматься я и мой штаб?

     — Да. Потому что Главком тебе доверяет, — говоря это, Альфред, взяв Степаныча под локоток, повел его в сторону от сидящих военных, которые привычно отвернулись и принялись обсуждать текущие вопросы, обеспечивая командиру приватность. — Видишь ли, ситуация реально странная. Больше всего это напоминает сложную, хорошо организованную провокацию. Вот только непонятно чью. Это не Европа, не Штаты, не шейхи.

     — Китай?

     — Может быть. И это пугает — если Китай решил столь явно поучаствовать в наших внутренних дрязгах, это может быть началом конца. Ну или — поправился Альфред, увидев кирпичное лицо Степаныча, не желающего принимать вероятность гибели России даже в виде предположения, — больших неприятностей.

     — А не может ли это быть переделом власти среди ваших?

     — Сомневаюсь. Наши бы келейно разобрались. Без балагана. Так что принимай дела. В понедельник доложишь Верховному, когда он в Москву вернется.

     — А разве это не относится к ведению господ с Ходынки? — спросил Степаныч, намекая на ГРУ.

     — А ты сам к ним сходи и скажи, что это по их профилю — раз умный такой.

     — Им может генеральный штаб приказать.

     — Может, — Корочун согласно кивнул. — Но в понедельник. Или ты прикажешь сейчас всех с дач срывать и из саун вытаскивать? По регламенту это твоя зона ответственности. Принимай дела.

     Степаныч вздохнул, мысленно послав проклятие Горбачеву, при котором в задачи ВКС была добавлен пункт об организации обороны от пришельцев. Делать было нечего – отделаться от непрофильной задачи не получалось.

     — Что у нас есть? — чётко, командным голосом, произнес он, вернувшись к столу. — Вы сказали что свойства некоторых предметов вам известны. Значит, я полагаю, вам известно и их местоположение.

     — Нам известно местоположение одного предмета: Звездных Врат, — развел руками Альфред, — Над поиском остальных предметов мы сейчас работаем. К сожалению, большинство предметов уже покинули границы России.

     — О как. И где же они сейчас находятся?

     — Значительную часть предметов купили работающие на стройке четверо гастарбайтеров — граждан Украины. Вчера вечером они были на выезде из Москвы остановлены ППСниками, после чего, растолкав пробку из машин, объехали пост по обочине.

     — Я, кажется, слышал это в новостях, — подал голос оперативный дежурный. — Какая-то тюнингованная иномарка отказалась остановиться, потом была погоня, водитель не справился с управлением и она упала в реку. Пассажиры утонули.

     — Ага. Примерно так и было. Только водитель с управлением справился, в Москва-реку они не упали, а съехали, да и пассажиры не утонули – на месте падения ничего найдено не было, а датчики системы «Невод», выставленные для защиты Кремля от атаки из-под вод Москва-реки, зафиксировали кавитационные шумы от движения высокоскоростного объекта, — с сарказмом расставил точки над ё Альфред, — уплыли украинцы. Вместе с еще тремя неустановленными предметами. Мы подали в запрос по линии «Яровая» и скоро получим расшифровку их телефонных переговоров и переписки в мессенджерах.

     — То есть этот тюнингованный джип, по вашему мнению, являлся Предметом? — задал уточняющий вопрос Степаныч.

     — А чем он еще, по-вашему, может быть? — с раздражением обратился к публике Веденад. — Исходя из рапорта сотрудников ППС, они в упор расстреляли по колесам несколько рожков автомата. Пока этот автомобиль двигался параллельно обочине дороги по слою жидкой грязи. Потом он перепрыгнул через ограждение набережной и ушел под воду. Вы хоть раз видели что-то подобное?

     — Видеть – нет, не видел. А вот читать – читал. В рапортах от подчиненных. Чтоб оправдать свою дурость, они такие сказки сочиняют… Братья Гримм отдыхают. Видеозаписи, как я полагаю, нет?

     — Этого инцидента нет. А вот другого много чего. Давайте по порядку.

     Пока шустрый Венедад подключал свой планшет к одному из мониторов оперативного центра, Корочун коротко ввел присутствующих в курс дела. На мониторе тем временем показался кусок видео из торгового зала «Пятёрочки», на заднем плане которого находился стеллаж с шоколадными яйцами-великанами, около которых вертелись покупатели.

     Потом, нажимая на паузу, Корочун начал представлять покупателей: похожего на обнищавшего Эйнштейна старикана с копной седых волос, купившего после долгой перебранки телескоп:

     — Личность не установлена. Гражданин, приобрётший Предмет, расплатился наличными, сотового телефона при себе не имел. Поиск, произведенный нейронной сетью по фотографиям во Вконтакте и Мордакниге не увенчался успехом. На данный момент производится ручной просмотр операторами архивов придомовых камер и видеофиксации входа в метро.

     Следующим был похожий телосложением на морского конька худой сутулый мужчина с круглым пивным животиком.

     — Павел Воскобойников. Программист 1с. Предмет: «Летающая тарелка». Сразу после приобретения Павел собрал её, залез внутрь и улетел в неизвестном направлении, вероятно в космос. По крайней мере, больше его никто не видел. От его жены, Анжелы Кригер, поступило заявление в полицию об исчезновении мужа. Я представился следователем, побеседовал с Анжелой по телефону… и уверенчто Павел очень нескоро вернется, если вернется вообще.

     Дальше на экране появилась худенькая девушка с умненьким личиком и голубыми волосами, прижимающая яйцо к животу тощими ручками.

     — А это что за Мальвина? — спросил Степаныч.

     — А это у нас Ника Водвуд, урожденная Людмила Огуренкова, не умеющая рисовать рисовальщица комиксов, ставшая известной под именем Никсель-Пиксель. Феминистка, копирайтер, борец с мужешовинистическими свиньями за права трансгендеров и гендерквиров.

     — Совсем дурочка, да? — спросил кто-то с галёрки.

     — Ага. Дура дурой, а зарабатывает при этом побольше вашего — парировал Корочун. — И живет весело. Весь её Инстаграм забит фотками с путешествий, конгрессов, слетов и вечеринок.

     Мужешовинистические свиньи с галерки обиженно засопели.

     — Предмет «Самолетик». После распаковки представляет собой двухместный биплан, с поплавками как у гидросамолета. Именно его вы и фиксировали вчера на «Апостроф». Никсель летала на нем по городу, потом, заметив наше внимание, скрылась, вероятно включив систему защиты от обнаружения радарами и прячась в низкой облачности. Вечером вернулась домой, к мужу, переводчику Константину Водвуд. Пара долго ругалась, потом мирилась, Ника переписывалась с подругами на русско-английском суржике, постила фоточки, а рано утром улетела на самолетике в неизвестном направлении. Сейчас, предположительно, летает ради развлечения в Подмосковье – система мониторинга соцсетей находит сообщения наблюдавших её высший пилотаж жителей, — перечислил известные факты Корочун, добавив: — По Никсель пока всё. Переходим к следующим покупателям.

     Следующими были два жлоба средних лет – тощий и толстый. Жлобы приобрели по яйцу, после чего вышли из магазина, увлеченно размахивая руками.

     — Это Алексей Скоробогатов и Иван Жужелица, — продолжил свою лекцию Корочун. — Не разлей вода приятели. Предметы: «Звездные Врата» и «Чикса». Первой была активирована Чикса, которая, как мы полагаем, является предметом, конструктивно схожим с молодой девушкой – смотрите видео, снятое в тот же вечер: — Альфред запустил на мониторе ролик, на котором Жужелица взасос целовался с молоденькой блондинкой в лифте. Блондинка, что удивительно, была этому рада.

     В комнате, наполненной уже немолодыми мужчинами, раздался коллективный завистливый вздох.

     — Утром эта парочка – Иван да Чикса, свалили из города с вещами. Поиск их, конечно, ведется – но судя по тому что Иван отключил сотовый и обналичил деньги через банкомат– что говорит о высоком уровне интеллекта и понимании современных реалий, –искать мы их будем до морковкина заговенья.

     Следующий у нас по списку Алексей. Как тут уже упоминалось, врата были активированы Алексеем позавчера, в 15,25 по московскому времени. С середины сегодняшнего дня квартира с вратами находится под наблюдением. Сам Алексей несколько раз покидал квартиру, а вчера, в 4 часа пополудни, затащил в квартиру старый мотоцикл.

     — Видимо, Алексей подготавливает своё отбытие куда-то туда, — с этими словами вернувшийся в разговор Венедад указал пальцем в потолок.

     — Или просто решил перебрать мотоцикл в тепле, — сказал кто-то из дежурных офицеров.

     Послышались смешки.

     — Смеётесь. Весело вам. Потому что не верите. Тогда как вы объясните вот это: — профессор запустил ролик, на котором яйцо покупал толстый узбек с добродушным лицом восточного мудреца, в фирменной жилетке работника Пятерочки, надетой поверх рабочего халата, — после украинцев, которые купили сразу четыре яйца, остальные яйца раскупили работники магазина, потом двое из них сразу покинули свои рабочие места, уйдя домой. Фархад же доработал смену до конца, написал заявление на увольнение, и только тогда ушел.

     На видео было видно как он долго, аккуратно, как ребенка укутывал снятый с неудачного ракурса, и потому не опознаваемый предмет в кокон из оберточной бумаги.

     — Это то, что было в яйце? Я не вижу, что он там пакует, — спросил Степаныч.

     — Нет, это фикус. Его любимый фикус. Фархад, как следует из документов министерства обороны, был призван в армию со второго курса самаркандского сельскохозяйственного института. По образованию он агроном. И устроившись на работу в Пятерочку, он выходил полудохлое растение, стоявшее в витрине Пятерочки еще с тех времен, когда в том помещении была детская поликлиника.

     — Интересно, а какой Предмет у Фархада? — протянул оперативный дежурный.

     — «Мутабор». Устройство для изменения живых существ. Впрочем, смотрите сами: следующее видео мы нашли на Ютубе – водитель маршрутки выложил на ютуб заснятый видеорегистратором прорыв Фархада через границу.

     Экран показывал пошарпанный интерьер шайтан-мобиля, в смысле убитой в хлам междугородной маршрутки, где на тюках и баулах сидело около дюжины дехкан. Заметно нервничающий Фархад сидел сзади, прижимая к груди огромный пластиковый баул.

     Засунувшийся в микроавтобус пограничник получил от водителя пачку паспортов пассажиров, после чего исчез. Следующий фрагмент видео начинался, если судить по времени в углу экрана, спустя пару минут, когда вернувшийся погранец сначала что-то долго требовал от Фархада (запись была без звука), а потом, схватив за руку, принялся вытаскивать беднягу из маршрутки.

     В следующую секунду упирающийся Фархад открыл свой баул, явив миру что-то совершенно непредставимое – кузнечика, скрещенного с перекати полем? С уверенностью можно было сказать только что это было живым и зеленым. Выбравшись из баула существо плавно перетекло к пограничнику, обвило его усиками, и без видимых усилий выкинуло его из окна микроавтобуса.

     Повозившись с планшетом, профессор запустил запись с десятикратным замедлением и собравшиеся, наконец-то, смогли детально рассмотреть происходящее. Наблюдая, как из кадра в кадр, от движения к движению, выбравшаяся из баула тварь, эта насекомоподобная мерзость, состоявшая, казалось, из одних ножек и щупалец, опутанных суставчатыми усиками, увеличивается в размерах, Степаныч не мог отделаться от впечатления, что смотрит тряпичную копию какого-то голливудского боевика.

     — Что это было? — Степаныч выдавил из себя волнующий всех вопрос.

     — Эээ… подозреваю, что фикус — бодро отрапортовал профессор.

     — Фикус?

     — Фикус, — скорбно подтвердил Корочун, — исследование оставленных на полу листков показывает наличие растительной ДНК.

     На следующих кадрах было видно, как пакость выкатилась из машины, помогая себе четырьмя ручками и бодро покатилась в сторону погранзаставы. Выскочившие на шум погранцы начали поливать тварь огнем из всех имеющихся стволов – без особого, впрочем, успеха. Было видно как трассирующие пули проходят через клубок ветвей и щупалец, не причиняя твари никакого вреда.

     Через пару секунд нечто покинуло кадр и запись прервалась. В наступившей после просмотра видео потрясенной тишине можно было расслышать тиканье механических часов на руке у Степаныча.

     — Пока служащие погранзаставы в полном составе боролись с растением, на манер Лаокоона с сыновьями, напуганные перестрелкой гражданские бросились на казахскую сторону границы, где их всех поместили в отстойник до выяснения обстоятельств. Только Фархада среди них не было. И мы не знаем, смылся ли он во время суматохи, или сидит сейчас в КНБешных подвалах. Мы озадачили агентуру – может быть они что-то узнают по своим каналам. Может бытьи нет. Восток – дело тонкое. А сильно надавить мы не можем – в случае чего Казахстан попросит о помощи Китай.

     — А с фикусом что стало? Уничтожили? — осторожно спросил оперативный дежурный.

     — Увы, нет. Сначала казалось что да: фикус после долгой борьбы сумели придавить столом, на который затащили сейф, но когда пирамиду разобрали, выяснилось что фикус проел дыру в полу и скрылся в неизвестном направлении, — Корочун развел руками, — и на этой оптимистичной ноте я завершаю доклад о текущих событиях. О покупателях двух оставшихся яиц нам известно крайне мало – сейчас мы работаем над построением их социального грифа на основании данных о сотовых звонках и контактах, но это работа не одного дня.

     — А я, кажись, понял — прервал молчание, наступившее после слов Корочуна, один из офицеров дежурной смены, чью фамилию Степаныч быстро вспомнить не смог. — Эти яйца, они подстраиваются под хотелки покупателя. Не в лоб, конечно, но связь есть. Вот глядите: старик – что под старую жопу увлекается сплетнями – получил телескоп. Затурканный женой программист – летающее блюдце, чтоб улететь от неё подальше. Толстяк – получил молодую подругу. Хрен с мотоциклом – врата туда, где на нём можно погонять. Узбек-агроном – штуку чтоб растения переделывать. Девица, эта, Ексель-Моксель…

     — Никсель-Пиксель, — поправил его Корочун.

     — Неважно. В общем, она ведь неспроста в феминистки пошла? Он не лезба, не страшная. Так чего она на мужчин вызверилась? Может потому, что она летать мечтала. А летчики у нас все мужики, как ни крути. Вот яйцо и стало для неё самолётом.

     В этих словах, в общем-то, была определенная логика – про себя подумал Степаныч, — и вывод этот, в общем-то, лежит на поверхности – он сам размышлял о чем-то подобном, лишь немного не успев додумать мысль до того, как услышал тот же вывод от майора.

     Так почему же Корочун и профессор Венедад не упомянули эту столь важную особенность? Какой связанный с ней подводный камень они решили утаить? Итак, что мы знаем: яйца получили три большие группы – русские, украинцы и инородцы. Русские, в большинстве своем, реализовали свои личные мечты – захотели убраться подальше от властей, жить и летать свободно, без запретов.

     Про инородцев, конечно, рано судить по одному случаю, но живущий среди пустыни агроном недаром получил средство изменять живую природу, а не творить зло. В конце концов, не убил же он стрелявших в него пограничников. Так что Степаныч не удивился бы, узнав что мечта Фархада– превратить свою нищую страну в дивный сад.

     Кто остается? Украинцы. О чем они мечтают? Чего они желают больше другого? И тут на Степаныча снизошло осознание. Все элементы пазла в долю секунды встали на свои места, собравшись в огромный кукиш.

     — БЛЯТЬ!!!! Блять, блять, блять. Украинцы! — Степаныч вскочил с кресла, направив палец на Корочуна. — Что за Предметы получили украинцы?

     — Ну, мы еще не получили данных по линии Яровой….

     — ГОВОРИ! — Степаныч добавил стали в голос. — Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ!

     Ситуацию разрядил один из Корочуновых дуболомов, до этого момента охранявший хрустальный гроб с останками сракопаука. Он встал и, не говоря не слова, протянул Корочуну планшет.

     — О,— немного наигранно сказал Корочун. — А вот и требуемые данные подоспели. Украинцы получили… так, так.. так.. так.. «Джип», «Атомную Бомбу», «Годзиллу» и «Золотой Шар».

     — Нам пиздец, — выразил общее мнение кто-то из офицеров.

     * * *

     Последовавший за этим заявлением гвалт можно спокойно опустить. Присутствующие на совещании армейские офицеры, возмущенные коварством ФСБешников, подсунувших им тухлое яйцо – руководство в уже проваленной операции, выражали своё неудовольствие. Шумно и образно. ФСБ, в лице Корочуна, успешно отгавкивалось, обвиняя офицеров в нежелании защищать родину.

     Все это время Степаныч сидел, обхватив голову руками, размышляя как перевалить ответственность за грядущий провал обратно на ФСБ. В том что провал случится с неизбежностью восхода, уже можно было не сомневаться. Как и в том, что новый министр обороны, оправдывая провал, должен будет принести главкому чьи-то с мясом оторванные погоны. На блюде.

     Чьи эти погоны будут – тоже сомнений не было. Степаныч с тоской вспомнил не столь далекие времена когда военные России, впервые за долгое время управляли армией сами, без навязчивого внимания со стороны Кремля. Времена Табуреткина. Возможно, лучшие времена для армии за последние полвека.

     Многие задавались вопросом – как мог тупой как валенок вороватый назначенец, перескочив от управления мебельным салоном в министры обороны, провести реформу армии, создав из вялого, аморфного воинства времен ЕБНа пусть и не идеальную, но работоспособную военную машинку. Действующую модель армии США, в масштабе 1 к 42, способную решать стоящие перед страной задачи – бескровно захватить Крым, в серии котлов помножить на ноль воинственное украинское лыцарство, вполне успешно гонять бородатых бармалеев по Сирии. Без оглядки на крохотные размеры и нищенский бюджет.

     Ларчик открывался просто – этот финт ушами удался именно потому, что Табуреткин был вороватым недоумком. Попытавшись на самом деле руководить армией, он быстро довел обычно лояльных подчиненных до первой в постсоветской истории попытки военного переворота, что не привело бы, естественно, ни к чему хорошему – пришедший к власти в результате путчей 1991 и 1993 года режим если уж чего и боялся до паники – так это путчей.

     Заговорщиков перестреляли бы без особых разговоров. Но, слава богу – обошлось. Табуреткина заговорщики должны были арестовать на одном из совещаний высшего командного состава, но он, мучаясь похмельем, тупо на него не пошел. Выключил телефон, дал указание состоявшей из чеченцев охране никого не пропускать, и уснул в сауне.

     Генералитет, прождав, с кляпом и наручниками, главу Минобороры шесть часов, со скуки начал решать текущие вопросы. Что получилось у них, в отсутствие руководящей руки капитала, неожиданно хорошо. Так что когда опухший мебельщик, наконец-то, продрал глазоньки и явился на встречу, его не стали обездвиживать, закатывать в ковер, и прятать на даче одного из лейтенантов.

     Напротив – ему сделали предложение, положившее начало прекрасной дружбе, и послужившее основой военного ренессанса России, поставившего в тупик зарубежных аналитиков.

     Высокие договаривающие стороны обязались: «Не вмешиваться в процесс управления армией, оперативно подписывать выдаваемые ему документы, и махать ручкой на парадах» – и, соответственно: «Не мешать воровать».

     После чего наступило сущее благорастворение воздусей. Табуреткин жил своей жизнью, армия своей. Пользуясь неожиданной передышкой, военспецы провели реорганизацию, собрав и починив оставшиеся от СССР ошметки вооружений, наладив снабжение и реорганизовав связи. Табуреткин, в свою очередь, украл несколько миллиардов, поделившись ими с нужными людьми – да так своевременно и точно, что его никто не решался трогать.

     Получилось неожиданно хорошо – но об этом обыватель уже достаточно подробно осведомлен из чтения газет за завтраком. Казавшийся дохлым медведь неожиданно ожил и отхватил себе кусок уже переделенного без него мира.

     Но всё, что имеет начало, имеет и конец. Пришла к концу и трогательная дружба серых армейских кардиналов и галантерейщика. Пришедший ей на смену ужас звался инфернальным, больше подходящим демону ада, имечком Кожаедыч. Который, в отличии от не лезущего в вопросы управления армией Табуреткина, настаивал на точном, до буквы, выполнении указаний главнокомандующего.

     Что, возможно, было бы и неплохо, если бы у главнокомандующего были идеи как армией управлять. Беда была в том, что главнокомандующий, будучи зависимым от воли назначивших его президентом толстосумов, не имел своего мнения, а колебался в зависимости от заключаемых ими альянсов. На практике это выливалось в то, что утренние указания главкома противоречили вечерним, и были прямо противоположены вчерашним и завтрашним.

     О предстоящем объяснении с Кожаедычем Степаныч предпочитал не думать. Чтобы зря не расстраиваться. Вариант же подключить к решению проблемы министра обороны он не рассматривал вовсе – в этом случае вина за все ошибки будет возложена на Степаныча, а маловероятные лавры от выхода из сложившейся ситуации без потерь, пожнет Кожаедыч. При этом – руководить операцией всё равно будет Степаныч – Кожаедыч никогда не принимал собственных решений и не отдавал приказов, не получив указаний от Главкома.

     Который до конца этого кризиса будет вне зоны доступа – лучше всех спрятанным ФСО в неизвестном никому бункере. Потому что среди Предметов, которые получили украинцы, есть атомная бомба.

     Так было, так есть, и так будет. Поэтому лучше не будить лихо, пока оно тихо.

     Спустя тридцать минут, когда ругань и взаимные оскорбления поутихли, началось конструктивное обсуждение случившейся жопы. Более или менее конструктивное. Степаныч прислушался.

     — В штатах, вероятно, был подобный инцидент, в 1974 году. Один вьетнамский ветеран получил по почте посылку, в которой был набор не совсем игрушечных солдатиков с оружием и военной техникой. Среди прочего в сундучке был термоядерный заряд, который и был взорван в одном из чикагских отелей, — рассказывал Сноуден.

     — Ерунда. Не было в Чикаго термоядерного взрыва, — высказал свое веское мнение оперативный дежурный. — Мы бы зафиксировали.

     — Ага. Ты еще в журнале дежурств проверь. За 1974 год. — с ехидцей прокомментировал заявление полковника Корочун, и надев очки, покопавшись в планшете, прочитал с экрана: «Вьетнамский сундучок американского солдата Джо. Двадцать пехотинцев, десять вертолетов, два пулеметчика с пулеметами "Браунинг", четыре джипа, 1 ракетная установка, 20 ракет "Твистер" класса "Земля-Воздух", 1 термоядерный заряд, уменьшенный до масштаба набора. Производство Компании Морриса по производству игрушек, Майами, Флорида».

     — Вы знали об этом инциденте? — спросил удивленный Эдвард.

     — Это было в бумагах Эймса. Среди всего прочего. В общем, мы тогда детально разобрали этот случай, в том числе и используя информацию, недоступную американцам.

     — Все равно как-то сомнительно, — не соглашался дежурный. — Термоядерный заряд, это где-то в районе 100 мегатонн. То есть сто миллионов тонн, 100 000 000 для тех кому удобней цифры. Если перевести в тротил, будет куб из взрывчатки, примерно 400 метровребром.

     — Там же написано: «Заряд, уменьшенный до масштаба набора» — театральным шёпотом сказал кто-то из офицеров младших офицеров.

     — И что? Это ничего не меняет. Просто куб будет поменьше, с гранью метров в сто. Всё равно, взрыв в отеле куска взрывчатки большего чем сам отель, вызвал бы срабатывание сейсмических датчиков. А они у нас чуткие – даже взрыв, уничтоживший Курск, был зафиксирован.

     — Взрыв был. Но бомба пшикнула, — вмешался в разговор Венедад, — Из-за того что термоядерное устройство было уменьшено до размеров набора, в нем были применены изотопы рубидия с крайне небольшой продолжительностью полураспада. И пока почта доставляла набор адресату, большая часть из них благополучно распалась.

     Таким образом взрыв имел мощность около килотонны в тротиловом эквиваленте, и разрушил только несколько этажей гостиницы, в том числе и потому, что большая часть энергии выделилась в виде вспышки и электромагнитного импульса. Это говорит нам о том, что устройства трикстеров, каким бы чудесным и необычным способом они ни были изготовлены, подчиняются законам физики нашего мира.

     — Значит, и бомба украинцев пшикнет, если они её сразу не взорвут? Она ведь тоже из игрушечного набора.

     — Я бы не стал строить нашу стратегию на этом предположении, — сказал Корочун. — Все остальные Предметы показали себя работоспособными. И, кстати, бомба, как я полагаю, далеко не самый опасный из них. В конце концов, что такое один ядерный заряд? Всего один уничтоженный город. — Корочун посмотрел на офицеров, которые явно не разделяли его оптимизма. — Вы что, думаете что хохлы, заполучив атомную бомбу, взорвут Москву? И что им это даст, кроме предлога для Кремля за пару часов покончить раз и навсегда со всем «Проектом Украина» под аплодисменты мировой общественности?

     Нет, в правительстве Украины не дураки сидят. Получив атомную бомбу – они взорвут Киев. И вот последствия этого могут быть такими, что оставшиеся в живых жители России будут считать, что лучше бы хохлы взорвали бомбу в Москве.

     — А они и сейчас так считают, — сказал оперативный дежурный. — Не любят в глубинке москвичей.

     — Значит скоро будет на их улице праздник, — зло сказал Степаныч. — Как я понимаю, на Москву они натравят Годзиллу?

     — Думаю, что да. Сразу после того, как натравят Годзиллу на Донбасс, — ответил Корочун. — Как бы сильно украинцыни ненавидели москалей, своих русскоговорящих соотечественников они ненавидят еще больше. Но и Годзилла – не самый опасный предмет, из этого набора. Золотой шар, если вдуматься, гораздо страшнее.

     — А чем он опасен? — спросил оперативный дежурный. — Я помню, что в книжке он счастье всем и даром раздавал.

     — Ага, — с сарказмом ответил Корочун. — Счастье для всех и никто не уйдет обиженным. Вот только это будет украинское счастье. Я даже боюсь предположить, что нужно сделать с Россией, чтоб украинец средней щирости оказался счастлив. Перенести на Марс? Выжечь напалмом? Превратить в море? Хотели бы вы жить в мире хохлятской утопии?

     В оперативном центре повисло тягостное молчание.

     — Ну, товарищи, без паники — попытался разрядить обстановку Венедад. — Не забывайте, все устройства трикстеров выполняют неосознанные желания. К примеру, если дать мужчине возможность выбирать, то сколько из них осознанно выберут телескоп или звездные врата, если будет возможность заполучить хорошенькую блондинку?А блондинку получил, из известных нам случаев, всего один человек. То есть человек – он не властен над своими желаниями. Об этом, кстати, в книжке – в которой этот золотой шар и был впервые описан, – показано наглядно. Так что на словах оператор шара – может желать срыть Россию на глубину в полметра. А на деле он ненавидит свои власти в разы сильнее. Будет как с языком – на словах они все за мову, а как доходит дело до выбора языка, на котором заполнять анкету, выбирают русский.

     — Я бы за это не поручился. Русофобия у молодых украинцев впитана буквально с молоком матери, — уточнил Корочун. — Россию они ненавидят как дышат. Всей грудью. На уровне базовых инстинктов.

     — То есть мы опять из-за ваших просчётов в жопе, — сказал рассерженный до потери инстинкта самосохранения оперативный дежурный. — Почему вы довели Украину до такого состояния? Где раньше были?

     Степаныч недовольно посмотрел на полковника, но останавливать его не стал. Пусть Корочун отдувается. И тот начал:

     — Политика – искусство возможного… — завел традиционную волынку феэсбешник. Но его неожиданно перебил Эдвард: «Почему Кремль пустилл портящиеся отношения с Украиной на самотек? Тоше мне, бином ньютона. Для того чтобы противостоять враждебному России украинскому проекту, нужно развивать русский проект. А этого делать Кремлю совершенно не с руки – русские, когда и если осознают себя как силу, не с украинцами сцепятся, а Кремль штурмовать пойдут. И поругались два миропроекта – федеральный и украинский – только потому, что они схожи до степени смешения.Очень тяжело, знаете ли, бороться с собственным отражением. Попахивает шизофренией. Министр связи России, Алексей Фолин, заблокировав с утра дюжину сайтов, очень забавно выглядит, когда говорит, что руководство Украины выстрелило «себе в ногу», заблокировав популярный сайт. А языковой вопрос? Когда русская семья, которых на Украине заставляют учить ненужный им украинский язык, бежит от произвола властей в Федерацию, ну, скажем, в Татарстан – где их дитя таким же силком заставляют учить уже татарский, сложно говорить об «ужасном языковом произволе» на Украине».

     Лица у слушающих Эдварда господ военных вытягивались с каждым словом все больше и больше. Конечно, по большей части они были с ним согласны, но так вот открыто и смело говорить о проблемах в армии они если и решались, то только в кругу равных им по званию друзей.

     — Нет, ну конечно не один в один, — решил смягчить тираду Сноуден. — Украина, все-таки, хотя и зеркало для России, но зеркало кривое. То, что в России ещё балансирует на грани разумного, там давно переходит все границы, спускаясь до клоунады. Главное тут помнить – всё, абсолютно всё, что вам не нравится в украинцах, есть и вашем национальном характере.

     — Ты говори, говори – да не заговаривайся, — остановил его Корочун. — За буйки-то не заплывай особо, гражданин без прописки.

     — Вы просите у меня советов в сложной ситуации. А рекомендации – должны базироваться на реальности, а не на пропагандистском мусоре, иначе они будут бесполезны. Так что вам нужно выбрать – или я буду называть вещи своими именами, или мои советы пригодятся только в вымышленной реальности первого канала. Мусор на входе – мусор на выходе.

     Корочун развел руками, повернувшись к присутствующими всем своим видом показывая: «Ну американец Сноуден, ну что с него взять».

     — Отставить панику, — остановил разброд и шатание Степаныч. — Ничего страшного еще не произошло. Давайте обсудим наши дальнейшие действия.

     — Пограничники предупреждены и перешли на усиленный режим охраны границы. ФСО предупреждено. Агентам на Украине даны указания отслеживать активность по этой линии. За квартирой Скоробогатова, где установлены врата, ведется наблюдение. Работы по установлению остальных Предметов ведутся. Остальные мероприятия – ваша ответственность, — по-военному четко отрапортовал Корочун.

     — А вы что предлагаете, Венедад Амвросиевич? — спросил Степаныч.

     — Перенести врата на один из наших полигонов, — бодро ответил профессор. — Из них уже прет биологическое заражение, — добавил он, показывая на контейнер с мертвым раком. — К тому же если выявить общий паттерн поведения у лиц, получивших Предметы, то видно, что они, кто сразу, кто через некоторое время… но все покидают Россию.

     — И что это они так? Удивительно необъяснимое поведение — с сарказмом, столь густым, что его можно было мазать на хлеб вместо масла сказал Эдвард. — Может быть, они не хотят, чтобы их Предметы разные профессора увозили на полигоны, а?

     — А что делать? Этого требуют интересы России. К тому же, — тут Венедад повернулся к Корочуну, — мы ведь сможем выплатить компенсацию владельцу?

     — Ага. Командирские часы и грамоту, — сказал кто-то из младших офицеров. Остальные заржали. Корочун сделал вид, что ничего не слышал.

     — Но врата обязательно нужно изымать! — профессор повернулся к Степанычу, вздевая руки, — если мы будем ждать, врата будут закрыты с той стороны.

     — Вероятно, да. — Со вздохом согласился генерал. — Я подпишу приказ. Корочун, у тебя всё готово для операции?

     — Да, наши специалисты уже на месте. Врата будут перемещены в герметичный контейнер высшей степени биологической защиты и с сопровождением из наших бойцов перевезены на полигон «Капустный яр». Где сейчас собирается рабочая группа для их изучения.

     — Хорошо. Приступайте, — сказал Степаныч. — Альфред, помощь от мин.обороны вам не нужна? У нас есть специалисты с опытом войны в городах.

     — Инженер-надомник, я уверен, хлопот нам не доставит, — сказал Корочун, делая рукой знак дуболомам. Здоровяки встали и, подойдя к своему командиру, вытянулись во фронт.

     Степаныч с легкой брезгливостью кадрового офицера оглядел агентов Корочуна. Было в них что-то от мультяшных близнецов – двоих из ларца, одинаковых с торца. Наверное, такое же слепое желание подчиняться приказам – близнецами агенты не были и близко.

     — На время проведения операции агенты Бугемот и Канареечка переходят под ваше командование, — сказал Корочун, обращаясь к генералу.

     — А почему именно Бугемот? — не выдержав, спросил Степаныч.

     — Потому что канцелярия ошиблась, — пояснил более крупный агент, похожий на гориллу небритый мужчина средиземноморской наружности, — не сумела правильно слово «Бетагемот» написать. Хорошо, что бегемотом не записала.

     На этих словах все посмотрели на второго агента, яркого блондина с голубыми глазами арийца.

     — В моем случае ошибки нет. Я просто пою хорошо — пояснил он сиплым голосом свой оперативный псевдоним.

     — Задание вам понятно?

     — Ага, — сказали агенты хором. — Разрешите приступить? — Степаныч поморщился как от зубной боли, и махнул рукой, отсылая дуболомов.

     — Через час врата будут в наших руках — просипел от двери Канареечка. — Будьте уверены.

     — Ага, окей — подытожил Степаныч.

     Съехав по пандусу на тихонько попердывающем на низких оборотах мотоцикле на покрытое подсохшей грязью поле, я недовольно поморщился. Мотоцикл был тяжел и неповоротлив, как речная баржа — я с трудом лавировал между покрытыми грязевой коркой холмиками с древесной трухой.

     Хорошо что этот сложный для проезда участок был сравнительно невелик — мой дальнейший путь пролегал по размытым ливнями до каменистой основы хребтам холмов. Выбравшись из лабиринта, я ненадолго остановился и огляделся, подняв прозрачное забрало мотоциклетного шлема.

     В мире ☘ в кои-то веки стояла ясная, солнечная погода, и темнеющий в паре десятков метров от меня портал в Москву казался мне дырой в задницу. «Ну, ну, — натужно хохотнул я, — посмотрим как быстро это дыра начнет казаться мне милым, уютным домом».

     После чего выжал сцепление. В голове, словно прочитанная в инструкции, всплыла схема мотора, по которой было понятно, что первая передача– до упора вниз, потом вверх по порядку нейтраль, вторая, третья, и четвертая. Чтобы переключить вниз нужно нажать на переднее плечо педали, чтобы вверх – на заднее.

     Именно так и работает моя суперспособность. Мужчина при рождении получает на выбор один из трех даров: питьвсё, что горит, уметь соблазнить любую женщину, или водить всё, что ездит, плавает, разглаживает асфальт и скрежещет, царапая пол. Именно этот навык достался мне — в чем я неоднократно убеждался, пилотируя автомобили, асфальтовые катки, гидроциклы, мопеды и советские машинки для скрежетания и царапанья пола.

     Бесполезный, в общем-то навык, для всех, кроме Джеймса Бонда.

     Я не Джеймс Бонд.

     Для понимания хочу добавить что это инженерный навык. Я хорошо понимаю механику, поэтому без труда могу разобраться в элементах управления, быстро учусь, могу построить примерную модель устройства в уме и что главное — хорошо соотношу действия руками с полученным результатом.

      Дисклеймер: обращаю внимание: я не утверждаю, что умею водить хорошо. Я умею водить вообще и умею водить с ветерком. Что именно я вкладываю в эти термины вы увидите немного позже.

     После чего я переключился на следующую передачу. Взревевший мотоцикл больше не казался мне баржой, теперь это был разъяренный бык, стремящийся сбросить меня со своего загривка. Я несся, подпрыгивая на ухабах, окруженный облаком сочащегося из сапуна сизого дыма, который я заметил еще при тестовом прогоне и на который махнул рукой — свои пятнадцать минут славы мотоцикл отъездит и так, а чинить еще и это у меня не было ни желания, ни времени.

     В шлеме, заглушая рёв мотора, высоким сопрано кричала Анна Кригер, солистка культовой, но малоизвестной рок-группы, которой я когда-то выступил крестным отцом. То есть, конечно, она пела, просто делала она это очень эмоционально, вкладывая душу, с такой экспрессией, что у меня вскипала кровь в жилах.

      Лелея белый лист,

      и букв давя угри…

      Не жалко – не свое!

      Не можешь, не смотри!

      Не опиум – не пей!

      …заплесневелый сыр,

      /эстетам – камамбер/

      малевичу – ружье…

      ТЕСТИРУЮЩИЙ РАССТРЕЛ!!!

      Кто умер, тот и был,

      ружье молчит в желе,

      собакам – мармелад,

      смертям – собачий бред,

      рембрандту – аттестат,

      мембранам комара…

      осоловелый лес

      /не смотришь – не поймешь/

     Песня была на стихи Алины Витухновской, и она служила мне чем-то вроде тестаРоршаха — каждый раз, слушая её, я находил множество скрытых смыслов и пророчеств. В этот раз за толкованиями далеко ходить было не надо, дождавшись строчек:

      Антенны атлантид,

      Подземный Сыктывкар,

      когда уходит стыд,

      приходит Рыбий Яр.

     … я врубил зуду.

     Мир вздрогнул и стал черно-белым, как в старой кинохронике. То есть конечно, не стал — просто исчезли привнесенные песней эмоции. Исчезли вместе с песней — встроенный в шлем плеер, увы, перестал работать. Как и вся окружающая меня электроника.

     Мне даже показалось, что я слышу окружающее меня высокочастотное безумие. Потом до меня дошло, что я на самом деле слышу невыносимо тонкий писк — его издавали танцующие в ритме зуды медные обмотки наушников. Выбрав ровный участок, я без сожаления сорвал с головы шлем, выбросив его к чертям. До меня внезапно дошло что разбить голову, свалившись с мотоцикла, в моей ситуации не худший, а лучший исход.

     И тут же пожалел об этом — холодный, почти ледяной на этой скорости воздух ударил в лицо так, что от холода заныли зубы, моментально приведя в чувство. В следующую секунду мотоцикл, выбросив из обочины фонтан гравия, вылетел на дорогу.

     Сухой асфальт был новым и я добавил скорости, сколько смог в условиях виляющего между холмами слалома. По сторонам я не оглядывался — все доступное мне внимание я сосредоточил на том, чтобы на очередном повороте не вылететь с дороги.

     Поэтому когда я, вылетев из-за очередного поворота, увидел перед собой зад выкрашенного серой шаровой краской армейского автобуса, то просто завалил руль чуть круче, обогнав его по обочине. И только пронесясь мимо,осознал насколько дырявым является мой план — то, что я никого не встретил в первый раз, вовсе не означает что сейчас будет также.

     Хорошо, что зуда разобралась с автобусом, — подумал я, заметив в зеркало заднего вида что автобус замер, съехав на обочину, — и хорошо, что впереди, сколько видит глаз, больше нет машин.

     И тут же затормозил, уйдя в управляемый занос в типично анимешном стиле. Не нарочно, естественно, просто из-за крупного протектора купленных для езды по грязи шин. И с чувством хорошо выполненной работы оглядел площадку для казней — которая мало изменилась с моего прошлого визита.

     Но это единственное отличие, скажу прямо, наполнило мою грудь теплотой от осознания хорошо выполненной работы — и тут и там около шаровых клеток лежали похожие на огромных дохлых мух черные фашистские дроны. Направившись к клеткам, я даже сделал пару шагов в сторону, чтобы раздавить подошвой слабо подергивающую винтами пакость.

     Пластмассовый треск деталек прозвучал для меня музыкой горних сфер.

     В следующую секунду я услышал легкие, сухие хлопки, исходящие из одной из клеток. Сидящая в ней мумия злобно таращилась на меня, аплодируя своими тоненькими, похожими на щепки ручками.

     — Ну здравствуй, соседушка, — тихо прохрипела она, — вместе висеть будем.

     — Не, — отмахнулся я, — лучше вы к нам. У нас, конечно, тоже не сахар, но всяко лучше, чем тут.

     — Прекраснодушный дурак! — рявкнула мумия, — был у тебя шанс сбежать, да весь вышел.

     — В правительстве не дураки сидя… — начал было отвечать привычной присказкой я, внутреннее холодея.

     Мумия смотрела мимо меня. Взгляд ясных, ярко зеленых кошачьих глаз был направлен за мою спину. Левее и чуть выше. В панике я повернулся, щуря глаза. Над дорогой, на расстоянии в несколько километров, я увидел черные точки спешащих к нам дронов. Даже на этом расстоянии было видно, что новые дроны больше по размерам и вооружены — ибо чем, кроме оружия, могли быть подвешенные под корпусами цилиндры?

     Пережженная зудой мелкая летучая нечисть успела позвать на помощь.

     — У меня есть план, — сказал я, нечеловеческим усилием заставив отвернуть взгляд от атакующих дронов, — и я буду его придерживаться. С дронами разберется зуда, — добавил я, изо всех сил стараясь поверить в собственные слова.

     Говоря это, я вытащил из кармана на брюках заранее собранный из асбеста конус, развернул его и зажав за краешек зубами, запрыгнул на шар. Действовал я спокойно, словно занимаясь привычной работой — за прошедшие с первого визита сюда сутки я успел мысленно проделать это не одну сотню раз.

     Закрепив конус на цепи, я активировал систему поджига термита, как можно сильнее толкая в сторону шар упертыми в него разведенными ногами. Сваренный из стальных прутков шар был тяжелым, но и я не напрасно жрал пончики — моей массы хватило чтобы отклонить шар, уводя пленницу с траектории по которой может побежать горящий состав. Термит уже вовсю пылал, выбрасывая из отведенного в сторону асбестового рукава клубы белого дыма.

     Мумия, поняв мой замысел, так же уперлась ногами в стенки шара, уходя с траектории поражения брызгами. Которых не последовало — собранный на скорую руку узел сработал идеально — влажные волокна асбеста охватили цепь, высыхая и становясь прочнее с набором температуры. Горящий термит был способен расплавить сталь, но задолго до этого с цепью произошло то же самое, что случилось с каркасом двух небоскребов в 9-11 — разогретая до температуры в 600 градусов сталь потеряла прочность, после чего звенья цепи разогнулись, высвободив шар.

     Который, отлетев на пару метров, упал на асфальт. Я этого не видел — асбестовый сверток с горящим термитом, лишившись опоры, оказался в опасной близости от моих яиц, заставив меня быстрее молнии слететь с болтающейся цепи.

     Приземлился я неуклюже, упав на задницу, шалея от сопровождающего моё падение треска — мимо меня, вспахивая лопастями грунт, пронесся, разваливаясь на ходу, один из атакующих дронов. Пара его собратьев, также утративших управление, вспахивали дорогу справа и слева от площадки.

     Пусть не сразу, но зуда справилась с поставленной задачей.

     Широко улыбаясь, я встал, самодовольно отряхивая руки — несмотря на незначительные отклонения, разработанный мной план оказался на редкость устойчивым к неожиданностям. И тут же затанцевал на месте, пытаясь отпрыгнуть от свистящих и крошащих асфальт пуль — следующая тройка дронов, предусмотрительно не приближаясь к зоне поражения зуды, начала стрелять в мою сторону.

     Именно что в сторону — вибрация двигателя и неоднородность воздушных потоков, как я понимаю, не давали возможности точно прицелиться и попасть в цель. Но нельзя сказать что оператор дрона не старался — пули били в асфальт, высекали искры из столбов, свистели вокруг.

     Было очевидно, что между зудой и защищенным от ЭМИ военным дроном возник некий паритет — дрон не мог подлететь ближе, опасаясь щедро излучаемых помех, а зуда, в свою очередь, на таком расстоянии не могла выжечь дрону мозги.

     Я посмотрел на шар. Находящаяся в нем мумия спокойно сидела среди потока пуль, скрестив на груди руки. Я даже позавидовал стоицизму, хотя, сказать по правде, что она могла сделать в этой ситуации? Бегать в шаре, как хомяк в колесе? В этот момент я впервые заметил в позе и выражении глаз мумии некую странность.

     Но отмахнулся — было не до этого.

     Нужно было убираться — и чем быстрее, тем лучше. Я бросился к шару, на ходу расстегивая ремень и подсознательно ожидая что мумия, глядя на это, томно скажет: «Нашел время, дурак».

     Вместо этого она помогла мне просунуть ремень между прутьев клетки, после чего я, поохав и покряхтев, сумел поднять и умостить шар за спиной. Плетеная из стальных прутьев конструкция была тяжелой, но вполне подъемной. Вместе с мумией выходило килограмм сто, может быть, сто тридцать.

     Я заковылял к мотоциклу, чувствуя спиной как мумия ворочается в своём узилище, устраиваясь поудобней. В памяти, как у меня часто бывает, вспыхнула иллюстрация из детской сказки про Машу и медведя, и я удивился потрясающе глубокой мысли, почерпнутой из детской сказки: «Не садись на пенек, не ешь пирожок» — учила медведя девочка.Действительно, если с такой тяжестью на плечах сесть, то потом можно и не встать.

     Не сумевший попасть по нам с первого раза дрон молчал, видимо экономя патроны. Потом оператор — или управляющий скрипт дрона — решил уточнить грани разумного и проверить границы поражения зудой. Которые, вот незадача, внезапно оказались шире, чем он рассчитывал — добравшись до мотоцикла я энергично потряс зудой, перемешивая электролит. И подняв устройство вверх, на манер павиана из «Короля-Льва», окирпичил излишне самоуверенный дрон.

     Дождавшись момента когда потерявший ориентацию дрон, треща лопастями, влетел в склон ближайшего холма, я перевалил шар на пассажирское сидение мотоцикла, усевшись, в свою очередь, на водительское место. Вышло далеко не так плохо, как можно было ожидать — мумия вцепилась мне в плечи, просунув тощие руки между прутьями.

     Ноги в отверстия в клетке, к сожалению, просунуть не получилось, но и так вышло неплохо, подумал я, переключая скорости. В зеркало заднего вида были видны два висящих в удалении дрона.

     — Боитесь меня? Правильно делаете! — пробурчал я, выезжая с площадки.

     В следующую секунду время словно замерло — один из дронов внезапно понесся в нашу сторону, явно собираясь атаковать. Он не стрелял и я, холодея, понял почему — висящая под дроном труба не могла быть ничем иным, как реактивной пусковой установкой с закрепленной в ней ракетой. Атакующий дрон несся вперед, явно рассчитывая произвести залп до момента утраты связи.

     «Почему он не стреляет с безопасной дистанции? Почему идет на риск сближения? Почему не атаковал раньше, пока я возился с клеткой? — мелькали вопросы, — оператор не идиот, его действия должны подчиняться логике».

     Перебрав модели земных реактивных снарядов, я нашел подходящий вариант — если атакующий дрон вооружен ракетой класса «воздух-воздух» с инфракрасной головкой самонаведения, способной, в теории, навестись на работающий двигатель мотоцикла, всё обретало смысл. Дистанция, время атаки, всё, всё, всё.

     Пазл сложился.

     «И сложится не только пазл, — стиснув зубы подумал я, — самонаводящаяся головка земных ракет является сложным, но всё же электромеханическим устройством, неподвластным, к сожалению, влиянию зуды. Оператор всё рассчитал правильно — ракета наведется на горячий двигатель мотоцикла и уничтожит его.

     И тут меня осенило!

     У меня чисто случайно оказался козырь в рукаве. Счастливо улыбаясь, я повернулся к сумке, и вытащив положенную на всякий случай жуть, нажал на кнопку спуска. Жуть задрожала в руке и я без сожаления швырнул её на дорогу, обеспечивая самонаводящуюся головку столь любимым ею источником инфракрасных лучей.

     В эту же секунду видимый в зеркале заднего вида дрон окутался белым облаком дыма и из него молнией скользнула атакующая ракета. Я правда, этого не видел, так как несся вперед, стараясь уехать подальше от лежащей на обочине жути.

     Именно поэтому взрыв я не услышал — а скорее ощутил спиной.

     В зеркало заднего вида было видно огромное пылевое облако, поднявшееся над шоссе. Но мне уже было не до него — я увидел как передо мной прямо на проезжую часть выбегают люди. С большого расстояния были видны только силуэты, но мне показалось, что в автобусе ехали семьи — более крупные силуэты мужчин и женщин были окружены силуэтами детей.

     И вот эти крупные силуэты, увидев меня, начали собираться в живую цепь — хватаясь за руки и расходясь по дороге. Мне сразу вспомнилась истерика московских автомобилистов, машины которых полицаи использовали для устройства заслона против несущегося по шоссе лихача.

     Тут в заслон собирались живые люди. Фашисты, что с них взять.

     Я живо представил, как направляю на эту живую цепь мотоцикл и тот сбивает человека с ног, ломая кости и разбрызгивая кровь. Интересно, на что надеются эти идиоты? На то, что я сверну с дороги, завязнув в грязи, просто потому что не хочу убивать?

     — Один ноль в вашу пользу, — крикнул я, сворачивая на обочину, — лень от вас мотоцикл отмывать!

     И тут же об этом пожалел. Обнаженные кости гор, по которым мне предстояло ехать, несмотря на сухую погоду, были покрыты непросыхающей грязью. Я ехал словно впав в транс — не думая переключал передачи, лавировал между валунами, проскальзывая по грязи, разгоняясь там, где считал возможным. И тормозя, когда понимал что не впишусь.

     В ушах свистел ветер, мотор нездорово ревел, сообщая что в него неплохо бы подлить масла, но я не отвлекался на подобные мелочи, целиком погруженный в гонку. Больше всего я боялся задуматься о том, что я веду мотоцикл в первый раз. Потому что после этого я, как та сороконожка, не смогу даже завестись.

     Стоило мне подумать об этом и я тут же, словно проснувшись, вылетел из транса. Несколько раз вильнул, только чудом удерживаясь от того чтобы уронить болтающийся за спиной шар, после чего переключился на более низкую передачу и огляделся.

     Большая часть пути была позади. На чем позитивные новости заканчивались — последний оставшийся дрон, видимо, воспринял моё снижение скорости как знак — бодро начав сокращать расстояние. Наверноерассчитывал что я, занятный дорогой, не замечу его атаки и не активирую следующую инфракрасную ловушку.

     И даже не прогадал — увлеченный лавированием между валунами, я не заметил опасности. До тех пор, пока высунувшаяся из-за плеча сухая рука не ткнула пальцем в зеркало дальнего вида. Глянув в которое, я увидел стремительно атакующий дрон.

     После чего просто пожал плечами. Второй жути у меня не было.

     В голове сразу всплыл непрошенный план — мотоцикл придется бросить. Клетку тоже — я опережал бросившихся за мной в погоню людей из автобуса всего на несколько сотен метров. Но без клетки я смогу двигаться только немногим тише бегунов. И успею добежать до портала.

     «И это не будет трусостью, — прошептал в ухо здравый смысл, — зачем погибать вдвоем?».

     Сжав зубы, я отбросил эту идею. Скорее из упрямства и гордости, чем из соображенийгуманности. Мне безумно, до зубовного скрежета, хотелось выиграть. Победить в этом первом в моей жизни настоящем бою. Вместе с идеей сбежать я отбросил и утихающую зуду.

     В надежде что двигающийся за мной дрон не заметит моего жеста и влетит в зону поражения. Увы, не фортануло — химический источник тока был быстр как на подъем, так и на спад. Понял я это после того, как дрон спокойно, не испытывая никаких проблем пролетел над выброшенной мной зудой — словно её и не было.

     Других идей у меня не осталось.

     Я ехал, с трудом сохраняя равновесие, искреннее надеясь что успею въехать в портал раньше, чем дрон решит стрелять. У меня было небольшое преимущество перед оператором, который не знал, что его время истекает и что скоро я скроюсь в портале. Поэтому он будет медлить, выбирая оптимальный угол стрельбы.

     По крайней мере, мне хотелось так думать.

     От обсчета вариантов я отвлекся, с удивлением заметив, что держащиеся за мои плечи руки начали холодеть. Очень скоро вцепившиеся в меня пальцы стали ледяными, как сталь на морозе, и от них по всему телу стали расходится волны спокойствия и отрешенности. Почувствовав дурноту, я сбавил скорость. Меня мутило.

     «Усыпляющих лучей не бывает, — успел подумать я, — значит это отравляющий газ».

     — w7T28 Á x1F j~B5 ,DiF t# 8~B Á!!! — торжествующе пропел голос у меня за спиной.

     Несмотря на то, что звучало это как коннектящийся модем, в голове у меня исправно всплыл перевод. Который я, правда, не до конца понял.

     

     И тут, сквозь закрывшую глаза пелену, я увидел как с равнины вверх поднимаются сотни темных точек. «Это же птицы, — успел подумать я, — вороны и вороны».

     В следующую секунду дрон врезался в собравшуюся в ком и ставшую плотной птичью стаю. Я сморщился, представляя как винты рубят птиц в лапшу и как от ударов гнутся и ломаются лопасти, разрушая дрон. Уже падая, проклятая фашистская машина выпустила ракету, пробившую ком из птичьих тел и заставившую моё сердце испуганно ёкнуть.

     Но обошлось — прохождение через птичью стаю не прошло ракете даром, так что она, выдав пару занимательных крендельков, бодро скрылась за соседним холмом. Где и взорвалась, щелкнув взрывной волной мне по ушам.

     — Магия, — сказал я, постепенно приходя в себя, — я впервые в жизни увидел магию.

     «А еще почувствовал, — добавил мой внутренний скептик, — сколько из тебя вычерпали жизненной силы, чтобы передать управляющую команду птицам.»

     Но мне было не до того — до портала оставалось не более пары сотен метров по прямой. Но прямой путь был недоступен. Перед порталом начинался самый сложный участок — лишивший холмы леса неизвестный фактор именно здесь устроил лабиринт из сваленных гниющих стволов.

     Четверть часа и целую жизнь назад я без труда проехал его, полный радужных надежд и щенячьего оптимизма. Сейчас, уставший и выжатый как лимон, я мог только молиться, что сумею вписаться в повороты с тяжелым и неустойчивым грузом за спиной.

     Молитвы не помогли примерно на третьем повороте — шар повело вбок, вцепившиеся мне в плечи пальцы разжались и мотоцикл выбросил меня вперед, словно снаряд из требушета. Пару мгновений я парил, свободно и легко, как могут парить только птицы…

     Но потом врезался в глиняную стенку холмаи пробил её, вновь оказавшись в сырых и мерзких ошметках сгнившей древесины. Это, в общем-то меня и спасло. Но даже этот смягченный удар вышиб из меня дух, так что я несколько секунд барахтался в грязи, пытаясь выбраться.

     Выбравшись с грехом пополам, я обалделым взглядом обвел окрестности, чтобы тут же вскочить в приступе паники — среди бегущих ко мне пассажиров автобуса видимо был какой-то олимпийский чемпион. Я не мог по-другому объяснить скорость, с которой он бежал, ритмично подкидывая комья подсохшей грязи.

     Не человек, а фашистский терминатор, блин.

     Оглядевшись по сторонам, я нашел клетку — от удара её перебросило через холм. Чуть дальше, всего в паре десятков метров, темнела ведущая домой дыра в небе. В ней угадывалась лампочка, освещающая мою уютную комнатку. В милой, родной, любимой Москве!

     Я бросился бежать. Подбежав к шару, я перевернул его, найдя пропущенный сквозь решетку ремень, после чего поднял его на плечи, став похожим на статую атласа.

     После чего заковылял к порталу, с трудом переставляя гнущиеся от натуги ноги. Идти было недалеко, может быть пару десятков метров. Но даже их я пройти не сумел — примерно на середине пути в моей спине что-то лопнуло, меня повело в сторону, и я упал, выпустив покатившийся по склону шар.

     Я сел, тщетно пытаясь отдышаться. И услышал как вокруг меня, щелкая о грязь, пролетают пули. Догоняющий меня чемпион начал стрелять по мне из пистолета. Видимо, решил, что не успевает догнать — я был совсем близко от зияющей в пустоте дыры портала.

     «Интересно, а чем кажется портал человеку со стороны? Открытым люком в невидимый самолёт Чудо-женщины?» успел подумать я перед тем как ударившая в грязь вблизи от моего лица пуля вернула мне трезвость мысли,

     — Меня тут, блять, пристрелят! — заорал я, бросаясь к шару.

     Поднять его я больше не пытался. В армии учили, что круглое нужно катить. И я, уперевшись в грязь, начал катить шар, не обращая внимание на болтающееся внутри тело. Мумия тихо застонала, напомнив о себе. Я пробурчал извинения, не переставая, впрочем, толкать.

     До портала оставалось всего несколько метров и я уже видел сидящего на табурете с недовольной ряшкой кота. Решив, что уже дома, я расслабился, позволив себе обернуться.

     В общем-то зря. Увиденная картина, уверен, будет сниться мне в кошмарах всю оставшуюся жизнь: в сотне метров от меня, по самым верхушкам грязевых холмов, ко мне неслась женщина. Конечно, с расстояния, на котором она находилась, я не мог в точности рассмотреть все детали, но и того, что видел, мне хватило, чтобыотчаянно упереться в шарв стремлении спастись от этого существа.

     Она неслась, едва касаясь земли, икры работали как поршни, посылая в полет поджарое тело. «Человек не может и не должен так бежать, — в панике думал я, пытаясь убраться подальше. Безнадежно опаздывая, и при этом не в силах отвести взгляд от белокурой бестии.

     И так бы и сгинул, как жаба, неспособная отвести взгляд от гадюки, если бы не счастливая случайность — очередной холм, таящий в своем нутре гниющий труп дерева, подался, не выдержав удара ноги. После чего женщина влетела в следующий холм грудью, пробив корку и погрузившись в хливкое нутро с такой силой, что в воздух взлетели ошметки.

     Мне её падение давало шанс спастись. И я не замедлил им воспользоваться — начав толкать шар с удвоенной энергией, буксуя и разбрызгивая грязь. И сумел закатить шар внутрь, без малого в последнюю секунду. После чего протиснулся в комнату сам, размыкая кольцо врат.

     Водоворот портала дрогнул, начав сокращаться.

     Я опасливо глянул из-за края сужающейся дыры на покидаемый мной мир ☘. И тут же отпрянул назад, споткнувшись и уронив табуретку — женщина, а точнее молодая девушка, успела выбраться на один из холмов и сейчас целилась в меня из пистолета.

     В следующую секунду пуля ударила в висящий на стене ковер, выбивая из него пыль. Первая, вторая, третья… Влетела бы и четвертая, но в этот момент стремительное сужающиеся края портала сомкнулись, поймав четвертую пулю в ловушку.

     По крайней мере, так я решил, увидев как последняя пуля затормозила в воздухе, став видимой, после чего, словно преодолевая чудовищное напряжение, ринулась назад, туда, откуда прилетела. Искренне надеюсь, что пуля попала в лоб выстрелившей в меня фашистке, подумал я, глядя на окончательно схлопнувшийся портал.

     

     В следующую секунду до меня дошло, что на самом деле ничего не кончилось. Во входную дверь в квартиру даже не стучали, а били сапогами. В полную силу, не жалея ни двери, ни сапог.

     — Кто там? — осторожно спросил я, всё еще надеясь что банально затопил соседей.

     — Отрывай! ФСБ! — гаркнули из-за дверей на два голоса.

     — Вы ошиблись дверью, — растерянно промямлил я, — мне не нужно обналичивать деньги!

     — Открывай по-хорошему, — раздалось из за дверей, — мы знаем, что ты дома!

     — А давайте по-плохому, — сказал я, устало прислоняясь к наличнику, — хочу оба варианта посмотреть.

     — Совсем тебе двери не жалко, — сказали на лестнице, — растащат твоё добро, пока ты у нас сидеть будешь…

     После чего из подъезда донеслись звуки работающей болгарки и гогот ФСБшников. Эти милые люди просто и без затей пилили мою дверь. Петли в моей двери, конечно, хорошие, так что несколько минут у меня еще есть. Но итог немного предсказуем. Тогда как мне нужно хотя бы десять минут, чтобы слинять из квартиры.

     — Эй, конокрады, вы из какой деревни? — крикнул я, вытаскивая в прихожую баллон от газового резака.

     — Тебе-то что? — осторожно спросили из за дверей.

     — Последние мысли норда всегда должны быть о доме, — сказал я, поворачивая вентиль баллона.

     Из которого немедленно с характерным шипением начал выходить газ, наполняя прихожую резкой химической вонью бытового газа. На самом деле в баллоне находился лишенный запаха ацетилен, в который по соображениям безопасности добавили жутко вонючий этантиол, но стоящих за дверями эта тонкость волновала мало. Они бросили пилить петли и сейчас, судя по звукам, стратегически отступили к лифтам.

     — Ты чего творишь, мужик? — сиплым голосом кричал один из них, — тебе же за сопротивление властям срок добавят!

     — Ряженые вы, — крикнул я, прекрасно понимая что эта отмазка не сработает, — ордера у вас нету.

     — Мы тебя всё равно достанем, — вмешался в разговор второй, — мы уже спецназ вызвали.

     — Там, куда я собрался, спецназ меня не достанет, — хохотнул в полголоса я, закрывая дверь в прихожую, — с Дона выдачи нету.

     Ни на какой Дон я, естественно, не собирался. Это была просто фигура речи такая. Но и оставаться в Москве мне тоже было не с руки — если власти за брошенный в сторону полицая пластиковый стаканчик дают трешечку, то за трюк с газовым баллоном меня могут законопатить лет на двадцать.

     Чтобы другим неповадно было.

     Помогать им в этом я не хотел. Поэтому, метнувшись молнией на кухню, я начал сметать продукты из холодильника ис полок прямо в спальный мешок, который, раздуваясь, становился похожим на проглотившего слона удава из детской сказки.

     — Нет, вы только посмотрите на это, — послышался удивленный голосок кота у меня за спиной.

     — На что? — простонал я, поворачиваясьи заранее холодея от нехороших предчувствий. Но нет. На свободном пятачке пола, не затронутого устроенным мной погромом, аккуратно восседал Беляшик, показывая лапой на пустую миску.

     — Еды нет, вот что! — возмущенно сказал кот.

     Абсурда ситуации добавлял стоящий рядом с котом таз кошачьего корма. Пользуясь случаем, я схватил кота за шкирку и поспешил в свою комнату — нужно было посадить кота в переноску.

     И обнаружил, войдя в комнату, занимающую все свободное пространство плетеную из прутка металлическую сферу с находящейся внутри мумией. Божечки боже мой! Оказывается, я ни хрена не многозадачный — визит ФСБшников полностью выбил меня из колеи, заслонив все произошедшие со мной приключения.

     При этом мумия, в отличие от меня, вовсе не теряла времени даром — успела подтянуть к себе стоящий на полу ящик с инструментамии вытащить оттуда ножовку по металлу, которой сейчас бодро шкрябала прутья. Но мой взор, увы, был прикован не к клетке, не к ножовке, и не к прутьям.

     А к мумии. Точнее, к её промежности. Прикрывающая её тряпка, видимо, слетела во время возни в мире ☘, явив миру мужской половой орган, или, выражаясь более конкретно, здоровенный хуй. Размерами почти как у меня. Только больше.

     В этот момент у меня в голове словно что-то щелкнуло, вставая на своё место — я ведь с самого начала подозревал, что в клетке находится парень. Просто относил грубые черты лица и отсутствующую, от слова совсем, грудь – на голод и расовые особенности эльфов. А водопад блестящих волос и заостренные уши просто способствовали моему обману.

     Все мои надежды на романтический отпуск на пляже обнулились, как сроки у президента!

     — Вот так и приходит старость, — вздохнул я, опускаясь в кресло.

     Несмотря на весь окружающий меня цейтнот, новую переменную нужно было обдумывать сидя. И желательно, со стаканом чего покрепче, чтобы, смело глядя в лицо правде, найти ответы на интересующие меня вопросы.

     В том числе и на такой — стал бы я спасать парня, зная что это парень? Искренне надеюсь что да.

     К реальности меня вернул висящий у меня в руке кот, который извернувшись, вцепился в меня лапами, не выпуская, впрочем, когти и зашептал сбивчивым шепотом: «Я буду есть сухой корм, Мамочка! Не надо к ветеринару!».

     Вздохнув еще раз, я отпустил кота, метнувшегося шерстяной молнией на шифоньер и, сложив из пальцев вулканское приветствие, сказал: «Живи и процветай, узник. Ты в безопасности».

     — Я и мой дом благодарны тебе за спасение, — ответил парень, повторяя мой жест.

     — Да пустяки, — отмахнулся я.

     — Это из-за меня у тебя неприятности со стражниками? Я могу как-нибудь помочь?

     — Нет, не из-за тебя, — буркнул я, чувствуя себя не в своей тарелке, — и помогать не надо, стражники отступили.

     — Нет, — ответил эльф, — они ходили за тараном.

     Невообразимый силы удар, от которого, как мне показалось, сами стены пошли волнами, потряс мою дверь. По сопровождающему удары гоготу и выкрикам, стало понятно, что отступившие ФСБешники загнали в подъезд взвод патрульно-постовых полицейских, которые начали ломать дверь подручными средствами.

     — Осторожно, взорвете газ! — закричал я, скорее по инерции, чем считая что это сработает.

     — Взрыва не будет, — закричалимне в ответ, — искр-то нету. Столб тряпьем обмотан!

     Судя по тому что голос доносился из окна, а не из подъезда, сами господа ФСБешники не до конца верили в действенность защиты. Ну или следили, чтобы я из окна не улетел.

     — Но я могу взорвать газ сам… — пробормотал я, ни к кому, собственно, не обращаясь.

     Увлеченно долбящей по моей двери команде, очевидно, было не до переговоров — приноровившись, они начали наносить удары с частотой сваебойного копра. И с такой же силой. Даже укреплённая стальная дверь начала поддаваться, выгибаясь дугой.

     — Ты можешь быстро разрезать клетку? — спросил эльф, после чего выразительно посмотрел на стену.

     На висящий там среди прочего инструмента здоровенный кукри. Который, хоть и был купленной в сувенирной лавке дешевой подделкой из мягкого металла, тем не менее вполне годился для выпускания кишок. Я живо представил себе чем может закончиться сражение с полицаями в тесном коридоре и энергично замотал головой. Как бы я не относился к нашим властям, способствовать смерти соотечественников мне не хотелось совершенно.

     — Может, ты их как-нибудь успокоишь? — спросил я, шевеля в воздухе пальцами, — погрузишь в магический сон?

     — Не могу, — пожал худыми плечами эльф, — я дыхания Риллифэйна не чувствую.

     — Знаешь почему? — с сарказмом прокричал я, бросаясь на кухню за мешком с продуктами, — потому что нет тут никакого Риллифэйна. Мы в другом мире.

     — Видимо так, — отозвался эльф.

     Очередной удар, пришедшийся по дверям, сумел отогнуть верхнюю половину двери. В образовавшуюся дыру выглянула самодовольная морда полицая. И тут же втянулась обратно, получив по лбу банкой кошачьего корма, которую я как раз держал в руках.

     — Это покушение на сотрудника полиции, — хором закричали из коридора.

     — Так вы из полиции? — закричал в ответ я, — сказали бы сразу, я бы вам дверь открыл. Я думал мне бандиты дверь ломают…

     За дверью зашушукались, видимо обсуждая что делать дальше. Были слышны отдельные фразы «У всех регистраторы выключены?», «Нет, мой пишет», «Выключай к чертям», «Как вышло, что мы этим занимаемся?» и «Пристрелить его при задержании нужно».

     Я уже не слушал — затащив в комнату ставший совершенно неподъемным мешок с запасами, я закрыл межкомнатную дверь, создав дополнительную линию обороны. Конечно, по сравнению с бронированной — в стиле 90-х— входной, межкомнатная дверь могла задержать штурмующих не дольше, чем на минуту.

     Но больше мне и не было нужно.

     Заперев дверной замок, я скорее из вредности, чем по необходимости, решил подпереть её шифоньером. И, уперевшись ногами в стену, начал двигать его вместе со всей одеждой и постельным бельём. И с выгнувшимся взъерошенной дугой котом, который бессмысленно таращился невидящими глазами, горестно крича: «Двери мне сломал, двери мне сломал, двери мне сломал…»

     «А ведь для Беляша это настоящий апокалипсис, — подумал я, — конец его обитаемой вселенной». И, аккуратно сняв кота с шифоньера, прижал его к груди. Он тут же вцепился в меня лапами, спрятав острую мордочку у меня подмышкой. Крохотное сердечко билось мотыльком в его груди.

     — Я всё поправлю, — пообещал я коту, проводя рукой по стоящей дыбом шерсти, — все будет хорошо.

     «Нет, не будет, — думал я при этом, — ничего уже не будет прежним». И, повернувшись к прислоненному к стене обручу врат, соединил разомкнутую окружность.

     Врата привычно подпрыгнули и замигали огоньками, приглашая меня выбрать мир. Что я и сделал, ткнув пальцем в значок -, обоснованно предполагая что смогу пересидеть там, в тепле и неге, грозящие мне неприятности. Про найденную на гильзе свастику я старался не вспоминать — в конце концов, портал вел на расположенный в жопе мира крохотный безлюдный остров.

     На котором наш передвижной цирк мог жить годами, оставаясь совершенно незамеченным. Конечно, нам не следовало жечь большие костры, стрелять из пушек, или засорять радиоэфир — то есть заниматься тем, чем разумный человек и без того не станет заниматься.

     Не дождавшись полного открытия портала, я аккуратно переправил кота в новый мир. Вслед за котом отправился раздутый мешок спальника, ящик с инструментами, и кресло.

     Я не могу поступиться принципами. Если обстоятельства заставляют меня отсиживаться в другом мире, делать я это буду не абы как — а в комфортабельных условиях. У меня на карте памяти в телефоне 256 гигабайт книг, сериалов, и музыки — этого мне на пару лет хватит.

     Вслед за креслом последовал плетеный стальной шар со спасенным мной пленником. Бедняга перенес очередную дислокацию со стоическим спокойствием и продолжил пилить, как только я перекатил шар на песок мира -.

     Закончив с эвакуацией, с сожалением оглядел милый уютный дом и, разомкнув составляющие портал звенья, переправил их в другой мир. Как и прежде, после размыкания цепи портал не исчез, а начал плавно сужаться, словно давая мне отсрочку для переноса портальных врат в другой мир.

     Переправив портал, я прыгнул в сужающийся пространственный водоворот. Как нельзя вовремя — сквозь сужающуюся дыру портала было видно, как сдерживающая напор полицаев деревянная дверь разлетается на куски, пропуская в комнату темно-синий людской поток.

     — Удачи с расследованием тайны запертой комнаты, — крикнул я в сужающуюся дыру.

     И с чувством хорошо выполненной работы повернулся к публике, расставив руки как Тони Старк на известном фото. Вышло как-то не очень — и Беляш, сидящий на перевернутом кресле и пленник сферы смотрели мимо меня. На что-то, находящееся за моей спиной.

     — Ну что там, блять, ещё? — застонал я, неохотно поворачиваясь.

     Чтобы тут же подпрыгнуть на месте, словно ужаленный в задницу — на противоположном конце острова, раскинув крылья, высился огромный, похожий на крылатую подводную лодку гидросамолет. Носовая его часть, вместе с крохотными, по сравнению с остальной тушей, иллюминаторами кабины, была свернута набок, открывая черное нутро трюма. Из него выпрыгивали и бежали в нашу сторону темные фигурки бойцов.

     — Обознатушки – перепрятушки, — сказал я, стараясь сохранять спокойствие, — никогда не любил отдых на море.

     После чего поднял разомкнутый обруч портала вертикально, снова соединив концы. Делал я это без спешки, хотя коленки предательски дрожали. До бегущих в нашу сторону солдат было еще метров триста, так что время у меня было. Хотя и не очень много — минута, не больше.

     О том, что солдаты начнут стрелять, я старался не думать. Если бы хотели — то уже стреляли бы. Разделяющие нас три сотни метров ничего не значили для расположенных на крыльях гидроплана турелей с крупнокалиберными пулеметами.

     Включившийся портал дернулся и замер, зафиксировавшись в пространстве. По ободку пробежала знакомая уже волна огоньков, которые замерли, высветив знакомые символы. Машинально окинув взглядом обруч врат, я обратил вниманиена то, что цвета миров отличаются от уже ставшей привычной световой схемы.

     И отличие было не только в том, что голубым, вместо желтого, теперь светился знак -. Как и следовало ожидать, при смене базового мира, они с $ поменялись цветами. Но тут таким же желтым цветом светилась и 卐. После передислокации врат мир фашистов стал доступен для посещения.

     Может быть были и другие отличия, но мне было не до того. Найдя символ ★, втопил кнопку, активировав врата. И на секунду ослеп от ударившего в лицо потока солнечного света. Заслоняя лицо рукой, я всмотрелся в открывающийся мне мир, откуда веяло жаром как из открытой печки.

     И не увидел ничего, кроме слепящего потока света, в сравнении с которым освещенный полуденным солнцем пляж казался темным коридором. Но что-то менять уже было поздно — бегущие к нам солдаты, хоть и вязли в песке, успели преодолеть треть пути.

     Поднапрягшись, я пропихнул в новый мир спальный мешок, из раскрытого ворота которого сыпались продукты, швырнул ящик с инструментами, за ним последовал всё еще находящийся в ступоре кот. После чего я перекатил шар, внутри которого аккуратно переступал ногами нахохлившийся пленник и только потом посмотрел в сторону атакующих нас солдат.

     После чего в спешке разомкнул врата, перетащив обруч через пространственный водоворот. И начал в панике пританцовывать около закрывающихся врат, мечтая о том чтобы они быстрее закрылись. Прямо передо мной, можно сказать что в шаговой доступности, лежало на боку забытое кресло.

     Кресло было моё. Удобное. Привычное. И я, если бы был хоть немного расторопнее, мог бы его спасти. Нужно было сделать всего шаг — схватить кресло за ручку, пока портал еще был широким. Но когда портальное окно было широким — я колебался. А когда я решился — оно уже стало узким.

     «Собственно, этот паттерн повторяется во всем, что я делаю, — мрачно подумал я, — я опаздываю на минуту, и мне вечно не хватает доллара».

     Обернулся я только тогда, когда стремительно сужающаяся дыра водоворота наконец схлопнулась. Мы находились на вершине песчаной дюны, ничем не отличающейся от окружающего нас миллиона одинаковых дюн. Где-то далеко, у самого горизонта, виднелась зубчатая полоска безжизненных гор. Прямо над головой, в кобальтово-синем небе сияло солнце, заставляя окружающий нас песок нестерпимо сиять.

     — Так себе мирок, — сказал я, натягивая на голову капюшон и поднимая сидящего на куче вещей кота, —валить отсюда надо.

     Кот ничего не ответил, так как был занят — дышал, вывалив язык. А потом и вовсе отключился, потеряв сознание от жары — много ли ему надо, при его-то весе?

     Аккуратно убрав тельце кота за пазуху, в относительную прохладу, я повернулся к железной клетке. Песок обжигал мне ноги даже через подошвы кроссовок и я запоздало вспомнил о босых ногах эльфа. Впрочем, все оказалось не так страшно — уперев в стенки ноги, пленник продолжил методично пилить клетку ножовкой.

     — Меня зовут Эллахар, — почувствовав мой взгляд сказал он, не прекращая пилить.

     То есть, на самом деле он конечно сказал не «Эллахар», а что-то вроде совершенно непроизносимое, навроде «Йэллахоэ» — но мой тренированный чтением фэнтези мозг автоматически подобрал из бэкграунда подходящее имя.

     — А меня Алексей, — сказал я, машинально протягивая руку.

     Потом немного смутился, так как руку, для рукопожатия пришлось просовывать в клетку, но Эллахар и бровью не повел. Рукопожатие его было уверенным, а рука сухой и холодной.

     — Алексей, сюда приближается что-то большое, — спокойно, словно комментируя погоду, сказал он.

     — Мы уже уходим, — отозвался я, поднимая обруч врат, — в смысле большое?

     Смысл сказанного дошел до меня не сразу. Но, когда дошел, сумел переполошить. А кто бы не переполошился, оказавшись в раскаленной пустыне на другой планете? Да, да, я тоже вспомнил про Шаи-Хулуда.

     — Это, большое что-то, оно вообще живое? — спросил я, возясь с вратами, — этот мир кажется безжизненным.

     Вопреки ожиданиям, обруч не складывался — не хватало одного звена. «Неужели я обронил его в другом мире?» — от этой мысли я у меня по спине, игнорируя жару, побежал ледяной пот.

     — Везде, где есть пригодный для дыхания воздух, есть жизнь, — пожал плечами Эллахар, — а там, где есть жизнь, есть и дыхание Риллифэйна. Здесь оно совсем слабое, это скупой на жизнь мир. Но сейчас сильный источник движется в нашу сторону. Мне незнаком рисунок этой силы — могу только сказать, что это какое-то животное. Одно или несколько.

     Все время, пока мне читали эту лекцию, я погружался в бездну отчаяния, вороша сначала носком кроссовки, а потом и руками обжигающе горячий песок. В голове роились мысли о людях, которые погибали, запертые в сауне, о брошенных в огонь трех юношах из библии, и даже о сварившемся насмерть царе из Конька Горбунка.

     И тут одновременно произошли два события — я нащупал рукой недостающее звено и вершина расположенного на расстоянии полусотни метров холма взорвалась облаком сверкающего в лучах солнца песка.

     «А вот и Шаи-Хулуд, — меланхолично подумал я, — накаркал, блять!».

     Хотя, если честно, самого обитающего в песке червя я не видел. Так что не берусь утверждать что это был именно он — это мог быть и его меньший братец олгой-хорхой, или вообще черт знает кто.

     Выяснять я не стал. Вставив недостающее звено в обруч, я ткнул пальцем в первый попавшийся горевший символ и бросился, не дожидаясь открытия врат, за стальной сферой. Сидящий в ней пленник перестал пилить и уперевшись руками и ногами в стенки приготовился к перемещению. Ножовку при этом он, словно абрек, держал в зубах.

     «Мне бы его выдержку, — успел подумать я, поднимая сферу, — я бы в подобной ситуации уже пару сотен кругов успел намотать, бегая как хомячок в шаре».

     И повернулся к порталу. Открывшийся новый мир, представленный плохо видимым из-за летящего в дыру вместе с потоком горячего воздуха песком каменистым склоном, понравился мне с первого взгляда. Не ледяная пустыня и не море — что еще нужно страннику для полного счастья.

     Просунув в портал сферу, я сделал шаг назад, чтобы забрать ящик с инструментом и мешок с продуктами. Но, замер, остановленный сухой, тощей, но неожиданно цепкой рукой, ухватившей меня за локоть.

     — Стой, — сказал Эллахар, — это большое что-то уже совсем близко!

     — Лады, — сразу согласился я, махнув рукой на вещи.

     Если честно, мне совершенно не хотелось возвращаться в огненную пустыню. Что до вещей — новые куплю. Не жили богато, не стоит и начинать.

     Разомкнув портал, я втянул обруч в новый мир и замер, наблюдая в сужающееся отверстие за брошенными на песок вещами — вернувшееся ко мне с переходом на твердую почву любопытство требовало чтобы я посмотрел на Шаи-Хулудахотя бы одним глазком.

     И я увидел — оставленный на горячем песке мешок с продовольствием, вдруг начал тонуть в песке. Неожиданно, видимо под влиянием вибрации или проходящего через него газа, песок стал словно жидким.

     — Спасибо, друг, — сказал я, дождавшись закрытия портала, — на месте мешка мог оказаться я.

     Эльф молча кивнул, продолжая пилить решетку. Я вытащил из-за пазухи бесчувственное тельце кота и аккуратно дунул ему в нос. В медицинских, естественно, целях.

     — Где это мы, Мамочка? — спросил кот, приподняв голову.

     «А и верно, — запоздало подумал я, — в каком мире мы сейчас оказались?». Конечно, я прекрасно помнил, что нажал на иероглиф (_*_) — вот только, что он означает? Сначала я было решил, по аналогии с миром ( • )( • ), что это мир победившего гомосексуализма.

     Что-то вроде Афона, — но не того Афона, что гора, остров и монастырь, а родины Этана — героя Лоис Буджолд. Но сейчас, оглядываясь по сторонам, я решил что не всё так очевидно. Мы находились на поросшем умирающим лесом склоне горы — вокруг нас, словно памятники самим себе, высились окаменевшие остовы деревьев. Но не это было самым странным — и тут и там, застряв в переломанных ветвях, висели побитые и исцарапанные бытовые предметы — стулья, газонокосилки, холодильники и автомобили.

     Еще больше этих предметов, изломанных так, словно они свалились с большой высоты, покрывало каменистую почву во всех направлениях. Выглядело это так, будто какой-то великан собрал всю бытовую мелочь из города и высеял её в лес. Великан… или вихрь?

     Возможно ли что я смотрю на последствия сильного урагана? Или, что более вероятно, последствия цунами — сильного потока воды, который пронесся через лес, предварительно опустошив лежавший на его пути город? В пользу второй версии указывали промоины, оставленные промчавшейся через лес водой.

     И занесенные песком кости кита, лежащие неподалеку.

     — Этот мир отравлен и умирает, — сказал Эллахар, — вода, воздух, и всё живое здесь полны яда.

     И тут до меня дошло. Мир, в котором мы находились, вовсе не был миром победившего гомосексуализма. Это было мир победившего пиздеца — мир, которому пришла жопа, если вы понимаете о чём я.

     — Насколько всё плохо, — спросил я, поворачиваясь к собеседнику, — как скоро мы умрем?

     — Несколько часов мы можем провести здесь без особого вреда для здоровья, — пожал плечами Эллахар, — если не будем пить местную воду и есть местную еду. Но если мы задержимся здесь дольше, то заболеем. И умрем, если не покинем этот мир или эту местность.

     — Хреново, — сказал я, — но ничего страшного. У нас есть еще один мир в запасе.

     — Подожди, — сказал Эллахар, — дай я решетку допилю. Несколько минут ничего не решит.

     — Ой, что же ты раньше молчал, — воскликнул я, — я об этом постоянно забываю. Неудобно-то как!

     И взявшись за пилу, в несколько движений перепилил прут решетки. И следующий. И еще один. После чего сумел, разогнув оставшиеся прутья, освободить сидящего в клетке пленника. Который, выйдя на свободу, словно как-то раздвинулся, разложился, как высвободившаяся из кокона бабочка — оказавшись, в конце метаморфозы, стройным, высоким — выше меня — мужчиной. Худым, конечно, как жердь.

     И голым.

     Самого Эллахара нагота, кстати, не волновала. Выбравшись наружу из клетки, он сдержанно поклонился мне, после чего начал разминаться, сгибая и разгибая длинные, как у паука, конечности.

     Я не стал ему мешать — у меня были и собственные задачи, нужно было выбираться из мира апокалипсиса. Подняв врата, я активировал их… и застонал, от острого чувства разочарования.

     Мир, в котором мы оказались — был тупиком. Все загоревшиеся на ободе врат символы сияли красным. Кроме двух — голубого (_*_) и желтого $. Врата из мира пиздеца открывались только обратно, на Землю.

     — У нас проблемы? — спросил подошедший ко мне эльф.

     — Видимо да, — вздохнул я, — отсюда врата открываются только в мой мир. А там, если ты не забыл, нас ждет целая куча злых до безумия стражников. Врата открываются только в мою квартиру, увы и ах.

     — Это не проблема, — как-то нехорошо улыбаясь сказал эльф, — Я вижу деревья с застрявшим в них металлом. Ты можешь сделать мне пару коротких копий? Стражники в твоем мире слабы и ленивы…

     — Нет, нет, нет, — замахал руками я, — давай обойдемся без смертоубийств. По возможности, — добавил я после паузы, вспомнив что случаи разные бывают.

     — Хорошо, — кивнул эльф, — я и сам не люблю бесцельно убивать.

     — Вот и славно, — в первый раз после начала всей этой заварушки улыбнулся я, — слушай мой план: как ты сказал, мы можем находиться в этом мире без существенного вреда для здоровья несколько часов. Вот мы их и просидим — переждем бучу. Стражники не будут торчать у меня дома вечно — они устроят обыск, а потом смоются к себе в отделение, опечатав моё жилище большой и страшной печатью. И мы сможем спокойно вернуться, взять новые запасы и спокойно проследовать в мир ( • )( • ), где предадимся неге и покою.

     — Несколько часов, — сказал Беляш как только я закончил говорить, — это много. Я уже пить хочу.

     Я застонал, вздевая к закрытому низкими тучами небу руки.

     В мире (_*_) все шло через (_*_).

     Воду чтобы напоить кота я совершенно неожиданно нашел у себя в кармане, когда начал соображать куда сложить разобранные врата для перемещений. Давным-давно, еще в прошлой жизни — час назад, собираясь в рейд, я машинально надел свой жилет для путешествий на велосипеде. В котором, помимо фонарика, складной антисобачьей дубинки, и универсального ключа, была бутылка с водой, пачка печенек и шоколадка.

     Которые я тутже отдал Эллахару, всосавшему их вместе с крошками за считанные секунды, запивая водой из найденной бутылки. В отличие от еды, воду эльф пил аккуратно, маленькими глотками, вежливо выпив при этом ровно треть бутылки.

     Одну шестую часть воды выпил Беляш. Вот он, в отличие от эльфа, не считал себя связанным обязательствами и лакал бы с ладони и дальше, но был остановлен и пересажен в капюшон толстовки. В безразмерный нагрудный карман которой я сложил весь комплект разобранных межпространственных врат.

     Пустую жилетку я презентовал Эллахару. От щедрот, так сказать. Эльф повертел её в руках, вытаскивая регулирующие ремни, после чего соорудил из жилета кильт, неожиданно элегантно смотревшийся на его тощей фигуре.

     — Яд, который ты чувствуешь, он распространен тут повсеместно? — спросил я, обводя рукой окрестности, — или мы просто оказались в зараженном пятне?

     — Не знаю, — пожал плечами эльф, — я видел пока только малую часть мира.

     — Как насчет того, чтоб устроить экскурсию? — спросил я, — если, конечно, ты чувствуешь в себе силы для прогулки.

     — Я буду только рад немного пройтись пешком, — расплылся в улыбке эльф, — последние пару недель у меня выдались очень скупыми на впечатления. Только нужно сделать хотя бы одно копьё. Здесь могут быть существа, приспособившиеся к отраве.

     

     Копий мы сделали три. Два боевых, наконечниками для которых послужили лезвия найденного в жилетке ножа. И одно оборонительное, с рогатиной на конце. После чего выдвинулись, сложив на всякий случай крест из камней на месте открытия врат — я вспомнил, что не проверял, как врата работают на большом удалении от места первого запуска и хотел подстраховаться.

     Мы шли по заваленной мусором каменистой почве, постепенно спускаясь по склону. Окружающая нас растительность с каждым пройденным шагом становилась все более живой и здоровой — на деревьях то там, то тут появлялись пробившиеся сквозь мертвую кору листья, сменившиеся вскоре сплошной зеленой порослью.

     За листьями последовали чахлые пальмы и похожие на мотки колючей проволоки лианы — очевидно, до катастрофы эта местность была более жаркой, чем Москва — примерно на уровне Лос-Анжелеса. Она и сейчас была жаркой — каким-то нездоровым, горячечным жаром — влажным и липким.

     Изменения в природе меня одновременно и радовали, и не очень. С одной стороны я надеялся что в этом мире найдется чистое местечко, в котором можно будет пересидеть поднявшуюся на Земле бучу — какими бы тупыми ни были полицаи, они догадаются оставить пару патрульных в квартире.

     С другой стороны — в ожившей природе могут водиться хищники. Мерзкие твари, приспособившиеся к этому отравленному миру. Осознав это, я настороженно огляделся по сторонам. Как оказалось, мы шли по звериной тропе — протоптанной чьими-то трехпалыми лапами.

     Здоровенными, размером с мою ступню, трехпалыми лапами. С когтями — их отпечатки совершенно безошибочно читались на подсохшей почве. Присмотревшись, я заметил следы и на деревьях — твари драли кору. Территорию метили. Или резвились, преполненные животной силой — выяснять я не хотел.

     — Знаешь что, Эллахар, — сказал я как можно более нейтральным тоном, — может быть, мы достаточно нагулялись? Вернемся назад, в пустошь…

     — Я бы предпочел продолжить прогулку, — ответил эльф, приседая и высматривая что-то в чаще.

     — Ну что тут может быть интересного? — продолжил ныть я.

     — МЯСО! — энергично ответил эльф.

     Мне сразу стало немного неловко — я опять забыл о чужих потребностях.

     — Пользуйся случаем, — невесело хохотнул я, — на меня, как на приманку, можно хищников ловить.

     — Это почему? — с удивлением в голосе спросил эльф.

     — Боюсь я их до чертиков, а они это чувствуют. Чуют во мне жертву.

     — ДО, — словно в подтверждение моих слов, заорал кто-то неподалеку — ДО-ДО!

     Рев был булькающий, низкий, и животный. Примерно так могла орать раздутая до размеров быка жаба. Но не успел я ничего толком предпринять, как на дорогу перед нами выбрался, собственно, сам источник воплей — невысокая, ростом чуть ниже меня коренастая прямоходящая тварь.

     Ящерица?

     Больше всего эта белесая тварь напоминала вставшего на задние лапы аллигатора. Точнее, даже не самого аллигатора, а человека в таком костюме. Пропорции у неё были вполне человеческие. Кроме, разве что, крохотной зубастой головенки с огромной пастью.

     — Вот тебе, бабушка, и магическая академия, — сказал я, перехватывая рогатину.

     Убивать тварь мне не хотелось, но что оставалось делать? Тварь была полностью со мной согласна — не собираясь умирать, она с легкостью отбросила в сторону выставленную мной рогатину. Силища в её когтистой лапе была просто чудовищная — и неудивительно, — мышцы на лапе были как у боксера.

     И тут ей бок ударило копьё. Но не вошло, а только скользнуло по ребрам, вспахивая кожу. Тварь обернулась, резко взмахнув длинной когтистой лапой. Подобный удар, стой я всего на полметра ближе, с гарантией распорол бы мне живот. Стоящему ближе меня эльфу когти, казалось бы, должны были вскрыть грудную клетку.

     Но не вскрыли. Эллахар легко, словно играя, отвел лапу древком второго копья, заставив тварь когтить воздух. И тут же ударил копьём в голову ящерицы, целясь в подвижный глаз. Но и тут копье не достигло цели — тварь вскинула голову, отклоняя копьё, которое в итоге только распороло кожу.

     И опять выстрелила лапами, целя уже в эльфа, который наклонился к земле, поднимая первое копьё. Бедняга подлетел вверх, оттолкнувшись руками, но тут же получил удар второй лапой. Который он тоже сумел остановить, поставив на пути когтей копьё. Но удар все равно опрокинул эльфа на землю — много ли его живым мощам надо?

     Бой определенно шел не по плану. Положение нужно было срочно спасать.

     — ЗА МАТУШКУ РОССИЮ! — заорал я, подхватывая рогатину и бросаясь в бой, — ЗА ЧЕСТЬ И ОТВАГУ!

     Маневр оказался неожиданно успешным — рогатина, уперевшись в грудь твари, откинула её в сторону, прижав к стволу дерева.

     — … за моего отца, — выдохнул я, уже понимая, что допустил ошибку.

     Рогатина работает только в комплекте с собаками, которые должны рвать в клочья зафиксированную рогатиной тварь. И которых у меня не было. Прижав тварь к стволу, я оказался в патовой ситуации — тварь не могла дотянуться до меня когтями, ну а я, в свою очередь, не мог её задушить.

     — ДО-ДО-ДО-ДО! — орала тварь, хлеща лапами по воздуху.

     Очень скоро до неё дошло, что она не дотягивается и она стала рвать когтями древко рогатины, от которой тут же полетели стружки.

     — У меня всё было под контролем, — раздалось сзади, — я могу продолжать схватку.

     Я обернулся. С земли, опираясь на копьё, поднимался бледный как смерть Эллахар. Беднягу шатало.

     — Скоро убедимся, — крикнул я, — когда жаба рогатину догрызет.

     — Не успеет, — мрачно ответил эльф.

     И поставил феерическую точку в споре — ударил тварь копьём. Пущенное с близкого расстояния копье выбило твари глаз, пригвоздив её к дереву. Крик сменился хрипом, а машущие руки упали — но стоящее тело твари, похожее в этой позе на человеческое, еще сопротивлялось смерти, дрожа и подергиваясь.

     Я отвернулся. Меня мутило.

     

     Отпустило меня тогда, когда Додо — так я стал мысленно называть тварь, весело пошваркивая капающим со стейков жиром начал источать божественный аромат жареной курочки.

     — А говорил что не будешь есть, — подзуживал меня догрызающий хрящ Беляшик,

     — Арестантский уклад един, — смиренно вздохнул я, — что поймали, то и едим. Но в отличие от вас, я свою порцию хотя бы поджарил.

     — Жареная пища пока что тяжела для моего желудка, — в тон коту отозвался Эллахар, — тогда как икра содержит необходимые для восстановления организма питательные вещества в оптимальной форме.

     — Спасибо, что напомнили, — буркнул я.

     Убитая прямоходящая жаба оказалась беременной самкой, и сцена потрошения, когда два хищника — кот и эльф, весело причмокивая жрали сырую икру, надолго останется в моей памяти.

     — Тебя тревожит убитая на охоте дичь? — спросил эльф, почувствовав моё неодобрение, — ты придерживаешься религиозного запрета на убийство животных?

     — Да нет, — отмахнулся я, — я тоже плотояден. И икру с блинами люблю. Просто не привык, чтоб мою пищу потрошили при мне.

     — Так честнее, — неожиданно серьезно сказал Эллахар, — охотясь и разделывая добычу самостоятельно, мы не даем себе забыть, что за каждым стейком стоит смерть.

     — Лучше расскажи, как ты до такой жизни докатился, — сменил тему я, — как вышло, что тебя наци в шар законопатили?

     — Долгая история, — вздохнул Эллахар.

     — А мы не торопимся, — улыбнулся я, — правда, Беляшик?

     Измазанный кровью обожравшийся кот уже спал, повернувшись к костру спиной.

     — Он тоже будет рад услышать твою историю, — ответил за кота я.

     — Это началось лет двадцать назад. На площади центрального города одной из провинций открылся портал, через который к нам впервые прошли наци. Портал они сумели открыть небольшой, размерами примерно как твой. Как я понимаю, это предельно возможная величина для межреальностных порталов?

     — Совершенно без понятия, — сказал я, — портал не мой, я просто им владею.

     — Впрочем, это неважно. Несмотря на то, что портал был крохотный, наци сумели хорошо подготовиться — они переправили в наш мир сборный форт, так что жители города, которые вышли из домов, удивленные шумом, увидели на площади что-то вроде небольшой стальной башенки. Но это было не нужно — мы не собирались воевать с пришельцами. Мы и сами умели открывать порталы в соседние миры и у нас бывали гости из других миров и планов.

     — Ну и напрасно, — сказал я, выплевывая косточку Додо, — у нас, например, даже дети знают, что если открыть портал, то из него обязательно полезут чудовища.

     — Мы цивилизованный народ, — вздохнул Эллахар, — мы были цивилизованным народом. К тому же, как бы ни неприятно мне было это признавать, наци сумели найти общий язык с нашей правящей династией.

     — Притворились хорошими, что ли? — удивился я.

     — Нет, не скажу, что наци особо притворялись. Дело в том, что мы уже несколько веков вели конфликт с халифатом орков, и война складывалась не в нашу пользу.

     — Несколько веков, — задумчиво сказал я, — а сколько тебе вообще лет?

     — Сто шестьдесят, — спокойно ответил эльф.

     — А сколько вообще может быть? Когда у вас наступает старость?

     — Ну, я не знаю, — пожал плечами Эллахар, — у нас живут и по тысяче лет, и по десять тысяч. Но в среднем, конечно, лет по триста. Чтобы жить долго — нужно медитировать. Очищать сосуды при помощи дыхания Риллифэйна. По несколько часов в день. У черни на это не хватает ни времени, ни терпения. А ты, как я понимаю, сильно моложе?

     — Сильно, — вздохнул я, — мне всего сорок. И жить я буду, в лучшем случае, еще столько, сколько уже прожил.

     — Для живых существ, которые не могут манипулировать дыханием, это норма. Если у нас рождается ребенок, неспособный управлять дыханием, он живет примерно столько же. И тут уже ничего нельзя сделать — дыхание для оздоровления организма ты направляешь сам. Никто кроме тебя не сможет.

     — Понятно, — сказал я, — и с долголетием, и вообще. А орки, они что, тоже за счет дыхания долго живут?

     — Некоторые да, — вздохнул эльф, — шаманы, например. Но в целом орки используют дыхание для изменения своего тела — наращивают мышечную массу, огромные клыки…

     — Постой, — перебил его я, — так орки что, не рождаются такими здоровенными, а получают такую внешность, манипулируя при помощи магии своей биологией?

     — Ты их женщин видел? — спросил Эллахар, — обычные фигуры, никаких клыков и груд мышц. Вот такими они и рождаются.

     — Ну я вообще-то и орчанок с клыками видел…

     — Бывает, отращивают, особенно если орчанка в армию идет. Это дело вкуса. Главное тут то, что из-за этих манипуляций орки живут недолго. И жизнью не дорожат.

     — Ну, ты скажешь тоже, — нервно хохотнул я, — «жизнью не дорожат!». Я вот живу всего сорок и знаешь — мне мою жизнь очень даже жалко.

     — Короткоживущие более склонны к необдуманным поступкам, — спокойно ответил эльф, обведя рукой окружающий нас лес.

     — Зато… — возмутился было я.

     — Я благодарен тебе за твой необдуманный поступок. Просто пойми — ты не хуже и не лучше меня — у меня просто было больше времени, чтобы развить в себе невозмутимость.

     — Вернемся к нашим нацистам, — решил сменить тему я.

     — К вашим? Они прибыли из вашего мира?

     — Я без понятия, из какого мира они к вам прибыли… — начал было я, но потом одернул себя, — зародились они у нас, чего уж тут скрывать.

     — Так и думал, — кивнул эльф, — в их идеях чувствуется людская ментальность.

     — Пфе! — возмущенно фыркнул я, обидевшись за человечество, — да вы, эльфы, еще большие нацисты чем Гитлер! Я Толкиена читал! Помню, как вы все расы по ранжиру выстроили — эльфы хорошие, люди куда ни шло, а орки чистое зло!

     — А что, по твоему, орки добро? — удивленно воззрился на меня Эллахар.

     — Нет, — сказал я, — но это обычный народ, не хороший и не плохой. Соседи — с которыми можно воевать, можно торговать, а не пытаться извести под корень.

     — Так мы и не извели! — уперся руками в бока эльф, — у нас орки живы. И полурослики живы. И цверги. По крайней мере были, до того как к нам ВАШИ наци припёрлись. А вот где ваши орки? Где ваши полурослики? А? А?

     — Они сами выродились, — взмахнул руками я, — и мы, вообще-то, защищались. И при этом — их гены присутствуют в нашем геноме. Мы скрещивались, а не истребляли.

     Действительно, с орками у нас как-то неловко получилось. В нашем мире под это описание подходили неандертальцы, с которыми мы вели затяжные войны, истребив последних в раннем средневековье. Дольше других просуществовала колония орков на Оркнейских островах, дав наименование всей расе. С полуросликами у нас тоже не срослось — мелкие, похожие на зайцев существа жили в джунглях индонезийского острова Флорес, благополучно вымерев как только туда добрались наши предки.

     — Во первых, я чашку не брала, — ядовито сказал Эллахар, — во вторых, она уже была с трещиной. И в третьих — я её давно отдала!

     — У вас тоже есть такая присказка? — спросил я.

     Эльф кивнул и мы некоторое время сидели молча.

     — Знаешь, — эта шутка, про чашку, она ведь не особо логичная, да? — примирительным тоном сказал я, — вот представь, выходит хозяйка во двор и видит перед дверями чужую чашку. Треснутую чужую чашку. Если она вспомнит, что видела такую у соседки и вернет чашку ей, то ей только и остается твердить на все обвинения в том, что она взяла и сломала чужую чашку — она чашку не брала, чашка уже была с трещиной и она уже отдала её владелице.

     — Я тоже должен извиниться, — сказал эльф, — я не должен был срываться и разговаривать подобным тоном. У каждого народа свой путь.

     — Не извиняйся, мы просто спорили. Лучше расскажи, чем ваши отношения с наци закончились.

     — Да нечего тут особо рассказывать. Они предложили правящему дому помощь в войне с орками. Мы предоставили им разрешение на постройку промышленных предприятий и проход специалистов. Они несколько лет снабжали наши войска механическим оружием. Благодаря им мы сумели переломить ход войны.

     А потом, в один ужасный день, они включили негатор. Устройство, полностью заблокировавшее все дыхание Риллифэйна. Вообще все. Мы попытались уничтожить устройство. И сами, и в союзе с орками. Но без дыхания мы были беспомощны.

     Блокирование дыхания убило наш мир — наши леса умерли и сгнили в считанные недели, вместе с большей частью животных. Наш народ был вынужден бежать — рассеявшись по ближайшим мирам. Так же бежали и орки, и полурослики — все существа, использовавшие дыхание, либо сбежали, либо умерли.

     — Но это же прекрасно! — сказал я, вскакивая, — то есть, конечно, ужасно, что твоему народу пришлось бежать, но вы живы и это главное! Всё можно поправить! Надо просто уничтожить негатор!

     — А то мы, блять, не догадывались, — возмущенно взмахнул руками эльф, — меня и схватили-то при попытке этот негатор взорвать.

     — Чем взрывал? — сразу перешел к конкретике я.

     — Пластидом.

     — Вы варите пластид? — удивился я.

     — Наци варят.

     — Пластид — это несерьёзно. Прошлый век. Штуки вроде негатора надо взрывать атомной бомбой.

     — И у тебя, чисто случайно, есть с собой атомная бомба?

     — Нет, — улыбнулся я, — но я всегда мечтал её сделать. Обожаю взрывы!

     В следующую секунду спящий кот, мгновенно, как умеют только коты, подлетел в воздух и бросился бежать прочь от костра. «Странно, — подумал я, — куда он так ломанулся? В туалет захотел?»

     — А куда твой магический фамильяр так намылился? — проводил его взглядом эльф.

     — Никакой он не фамильяр, — хмыкнул я, — обычный говорящий кот. А сбежал потому, наверное, что услышал звуки в лесу. У котов очень чуткий слух…

     Последнюю фразу я говорил всё медленнее и тише, затихая по мере того как её смысл доходил до моего сознания. В следующую секунду мы с эльфом вскочили и бросились вслед за котом, спасаясь от выскочивших на поляну нескольких додо.

     — Они что, разумные? — кричал я, догоняя эльфа.

     — Нет, — кричал эльф, — мозг размером с орех!

     — А что они тогда?

     — Чтобы напасть стаей на обидчика много мозгов не надо! — крикнул эльф, и мы некоторое время бежали молча.

     — А ты почему звуки в лесу не услышал? Ты же следопыт? — не выдержав, крикнул я Эллахару.

     — Какой следопыт? — выругался тот, — я библиотекарь!

     — Но ты же воевал? — крикнул я, — взрывал негатор!

     — Меня поймали на первой же операции! — крикнул в ответ эльф.

     — Блять! Ебучие кусачие ящерицы! — просипел себе под нос я, — И Сулик тоже хорош! Совсем духов не слушает, даром что экстрасенс! Продам его работорговцам, а в спутники возьму Вика и Кассиди!

     Но тут мы выбежали на опушку джунглей и замерли. Все по очереди — сначала кот, потом эльф, потом я. Перед нами раскинулся город. Точнее, развалины города — остовы домов зияли пустыми окнами, крыши пестрели дырами, на расположенной над улицей бетонной эстакаде ржавели остовы машин. В остальном это был обычный провинциальный городишко в американском стиле — с двух-трех этажной застройкой, покосившимися и выцветшими рекламными плакатами.

     И парочкой мрачных хмырей, стоящих около перегородившего въезд в город самодельного шлагбаума. Одета парочка была ярко и разношерстно, в панковском стиле — который совершенно не вязался с направленными на нас уродливыми ржавыми пушками.

     — Мы пришли с миром! — крикнул я и помахал рукой.

     В ответ стоящий в полусотне метров мужик окутался клубами сизого дыма, выпалив в нашу сторону из своего карамультука. Напугать хотел, не иначе — попасть во что-то из этого ржавого обрезка трубы было решительно невозможно. Но мы все равно присели, спрятавшись за поросшую травой кучу мусора.

     — Убирайтесь к хуям! — крикнул мужик.

     Я оглянулся. В джунглях, из которых мы только что выбежали, нарастало шевеление — прячась за стволами к нам подкрадывались зелено-желтые твари. Вернуться в джунгли мы не могли.

     — Мы пришли торговать! — крикнул я.

     Это было ошибкой. Стрелявший в нас мужик закричал: «У них есть хабар!» и из развалин начало выбираться разношерстное воинство — мужчины, женщины, дети. Все они были чумазые, загоревшие дочерна на солнце, одетые в разнообразное тряпьё и самодельную броню. И все поголовно вооруженные — некоторые даже нарезным оружием промышленного производства.

     По крайней мере я так решил, оценив скорость и убойную силу пролетевшей над нашими головами пули.

     — Думаю, что нам пора пора, — сказал я, вытаскивая детали врат из кармана, — попытаем счастье с полицаями.

     Конечно, я понимал, что времени прошло недостаточно, чтобы они с гарантией успели закончить обыск — но здесь становилось всё более и более неуютно. Сейчас до атакующих нас оборванцев дойдет, что у нас совершенно нет оружия и тогда…

     О том, что будет тогда, мне думать не хотелось. Лучше уж полицаи. Много ли им надо времени, чтобы порыться в шкафах, стащить золото, деньги и изъять ноутбук?

     — Мы покидаем этот мир? — спросил прячущийся за соседней кучей мусора Эллахар.

     — Нам тут не рады, — буркнул я, вставив последний элемент врат в подходящий паз.

     Вопреки моим страхам лежащие на земле врата заработали. Я ткнул пальцем в символ $, активировав переход. Подхватил на руки одурело вертящего башкой с поджатыми ушами кота, и перекатился в открытые врата.

     Чтобы с треском и грохотом влететь спиной в набитый кухонной посудой шкаф — Земная часть врат располагалась вертикально, а импульс, который я приобрел проваливаясь во врата никуда не делся. И погасился о шкаф.

     «Это не моя квартира! — мелькнула первая мысль, — у меня такого шкафа не было!»

     Додумать мысль я толком не успел — вслед за мной, а точнее в меня, влетел Эллахар. Я едва успел поставить на пол кота, чтобы его не раздавило всмятку, после чего бросился к вратам, разъединяя и рассовывая элементы по карманам. И только после этого я огляделся. Мы оказались в квартире, меблированной в типично СССРовском стиле — с пыльным книжным шкафом, полным хрусталя сервантом, продавленным диваном, и ковром на стене.

     И бабкой — гордой владелицей всего этого барахла. И множества попрятавшихся кошек — которых не было видно, но чье присутствие чувствовалось в окружающей меня атмосфере. Врата, по какой-то причине, перенесли меня не в мою квартиру, а в это, совершенно другое, незнакомое мне место. Хотя и расположенное в Москве — через пыльное окно я видел знакомый абрис ажурной Шаболовской телевизионной башни. Судя по всему, мы переместились, относительно моей квартиры, на пять-шесть километров. Примерно столько, сколько прошли пешком в мире (_*_)…

     «Точно! — подумал я, — в пространстве фиксируются только впервые открытые межреальностные каналы. Только что открытый мной канал с (_*_) на $ — первый в своем роде, и может быть в любом месте! Точнее, мог бы быть в любом месте — сейчас он зафиксировался в квартире этой милой старушки».

     — Вы ваще кто? — спросила милая старушка, удивленно переводя взгляд с меня, на стоящего в похожей на юбку набедренной повязке полуголого эльфа и обратно.

     — Гомосексуальная семья из телевизора, — сказал я, заметив что до нашего пришествия бабка смотрела включенный на первый канал телек, — у вас дети для усыновления есть?

     — Н-н-нет, — испуганно промямлила бабка, — нету.

     — Тогда мы пойдем, — сказал я, поднимая кота, — в других местах поищем.

     И подхватив стоящего столбом эльфа отправился в подъезд — у меня, как и следовало ожидать, был готов очередной план — по которому мы должны были зайти в ближайший магазин, купить продуктов и пива и только потом переместиться в мир ( • )( • ).

     Конечно, я понимал, что вероятность того, что тот мир окажется гостеприимным, была мала — все посещенные мной миры, как на подбор, напоминали планету, про которую я когда-то читал у Сергея Лукьяненко. Планету, на которой большими сверкающими кристаллами было выложено слово "ТУТ ЖОПА", а кристаллами поменьше добавлено "НЕ ПРИЗЕМЛЯЙТЕСЬ!"

     Но проверить всё равно стоило. Именно с этой целью — выгадать время, я и назвался телевизионной парой геев. То есть поначалу я ляпнул не подумав, но теперь до меня дошло, что в этом заключался хитрый план — если бабка позвонит в полицию, то будет рассказывать про вылезших из телевизора геев, и полицаи просто решат что старушка сбрендила.

     А нам-то нужно всего несколько минут чтобы затариться! «Ура, ура, ура — подумал я, — а жизнь то налаживается! Мы снова на коне!» И пританцовывая, начал спускаться по лестнице.

     — Неправильно ты, мужик, бутерброд ешь… — прошипел Беляш, когда мы, спустившись на пару этажей, обошли сидящего на ступеньках бомжа, — колбасой в себя. А правильно будет — колбасу мне отдать!

     — Чур меня, чур, — взвизгнул мужик, — коты не разговаривают!

     И бросился бежать вниз по ступенькам, выронив сэндвич и оставив пожитки на ступенях.

     — Верно, — согласился Беляш, — коты тупые твари.

     После чего спрыгнул у меня с рук и аккуратно вытащил из упавшего на пол сэндвича ломтик колбасы.

     — Беляшик, радость моя, ты берега вообще видишь? Ты меньше часа назад икрой обожрался!

     — Знаешь, какая самая вкусная отбивная? — скаля мелкие зубки спросил кот. И тут же ответил сам: — отбитая у врага!

     — Ах ты мой хищник, — умилился я, поднимая котика на ручки.

     Котик рычал, мотая головой, с зажатой в пасти полоской колбасы.

     — Кстати, — тут чистая одежда есть, — сказал Эллахар, заглядывая в оставленный пакет.

     — Точно чистая? — спросил было я, собираясь заглянуть в пакет самостоятельно.

     И тут в кармане зазвонил телефон. А я совсем забыл про носимое в кармане следящее устройство — планы нужно было срочно менять. Времени чтобы покупать продукты на самом деле у нас уже не было — телефон зарегистрировался в сети, сообщив всем спецслужбам, банкам, гуглу, фейсбуку, и просто всем любопытным моё местоположение. И ФСБ с полицией, зуб даю, уже на всех парах мчатся к нам, распугивая обывателей сиренами.

     Осознав все это, я вытащил трубку, просто чтобы посмотреть кто именно мне звонит — номер был незнакомый. «Не иначе как гении из ФсёСеБе звонят, и сейчас угрожать будут», — подумал я, принимая вызов.

     — Молодой человек, — раздался шамкающий старческий голос, — вы меня, конечно, не знаете, но вам нужно поторопиться — к вам уже спешит полиция, чтобы подвергнуть аресту!

     — Кто вы? — удивленно спросил я, — и откуда вам об этом известно?

     — Кто я, пока не важно, — сказал голос, — времени нет объяснять. А знаю я про вас, потому что наблюдаю за вами в Ледяной Телескоп — так называется мой Предмет. Поднимайтесь вверх, по лестнице на крышу здания, я по пути дам вам остальные инструкции. У вас осталось не больше десяти минут!

     — До того, как сюда доберутся полицаи? — спросил я.

     — Нет, до того, как вас накроет волной изменения реальности!

     Вопреки уверениям Бугемота и Канареечки, врата через час вовсе не оказались захваченными. Посмотрев на мерно тикающие над входом в зал брифингов часы, Степаныч перевел взгляд на Корочуна. Тот нейтрально пожал плечами, показывая всем своим видом что случайности случаются.

     Не поступил звонок и через два часа. Дождавшись, пока секундная стрелка доползет до цифры двенадцать, Степаныч снова посмотрел на Корочуна.

     — Твои агенты, я смотрю, не торопятся.

     — Твои агенты, — улыбнувшись, сказал Корочун, — они сейчас в твоём подчинении.

     — Ебать ты мутный, — в сердцах выплюнул Степаныч, — вызывай их. Немедленно.

     — Вызывал за последний час уже несколько раз, — развел руками Корочун, — видимо что-то пошло не так.

     — Что могло пойти не так! — взревел Степаныч, — элементарная же была операция!

     — Выйдут на связь — узнаем, — пожал плечами Корочун.

     — Валерий Степаныч, — в дверь заглянул один из дежурящих в пультовой офицеров, — на полицейской волне какой-то бред идет!

     — В смысле бред?

     — Вот, сами послушайте, — сказал офицер, переключив один из висящих на стене телевизоров с новостного канала на внутреннюю сеть. На экране появилась заставка, на которой указывалась длина волны, но Степаныч даже не глянул на неё — он слушал звуки.

     Сначала ему показалось, что он слышит оргию. При этом не стопроцентно добровольную — сопение и стоны перебивались матом и визгами. Потом раздалась мелодия сотового телефона. «Да ответь ты уже, — сказал сиплый голос, по которому Степаныч узнал Канареечку, — я по мелодии слышу, что это Чуня звонит».

     Он повернулся — и увидел, что Корочун действительно держит у уха трубку.

     «Не могу, — сказал второй голос, видимо принадлежащий Бугемоту, — трубка у меня в заднем кармане».

     «Полковые, блять! — заорал сиплый, — у вас связь есть?»

     «Сержант Бр-р-р-р-буев, — раздался незнакомый Степанычу голос, — рация у нас есть. Сейчас она включена».

     «Блять! Вашу частоту все кому – не лень слушают!» «А я здесь при чем?» «Мы что, теперь телезвезды?» — раздалось сразу несколько голосов.

     «Тихо все! — рявкнул бас, — Нас слушают и записывают! Докладывать буду я! Альфред Аугустович! Порученное нам задание выполнено не в полном объеме. После того как мы взломали дверь, мы обнаружили что интересующих вас объектов — и человека и предмета, в квартире больше нет. Они покинули квартиру известным вам способом. При дальнейшем осмотре квартиры нами была обнаружена банка с неизвестным веществом, на этикетке которой было написано «Клейпучка». При изучении банки…»

     Дальнейшие слова потонули в общих криках: «Вот зачем ты её тряс?», «Придурок», «Слезьте с меня, мне больно» и тому подобных.

     — Что там произошло? — спросил Степаныч, посмотрев на принесшего вести офицера.

     — Без понятия, — пожал плечами тот, — знаю не больше вашего.

     — Как я понимаю, в квартире сейчас находятся рекрутированные Бугемотом и Канареечкой ППСники, — задумчиво сказал Степаныч, — нужно связаться с их начальством.

     — Оно вот, — сказал Корочун, услужливо протягивая трубку.

     — … войдя в открытую квартиру, они были атакованы неустановленным преступником, который бросил в них банку с клеящим веществом, причинившим находящимся при исполнении сотрудникам полиции тяжкие телесные повреждения и невыносимые моральные страдания… — вещал в трубке хорошо поставленный начальственный голос.

     — Так, — сказал Степаныч, — последняя информация верна? На ваших людей действительно напали?

     — Не последняя, а крайняя, — сказал полицейский начальник, — и вообще…

     — Это плоть у тебя крайняя, — взревел Степаныч, — Что ты несешь? Боишься сказать слово «последний», офицер великой страны? Развели суеверных старушек в армии: «У меня двое двухсотых, трое трехсотых», — продолжил он нарочито писклявым голоском, явно передразнивая кого-то из общих знакомых, — у тебя, блять, двое убиты и трое ранены, мудила, а ты слово «убиты» сказать боишься…По форме докладывай, мудила!

     — Таким тоном со мной разговаривать нельзя, — сказали в трубке, после чего послышались гудки.

     Степаныч обвел помещение мутным от ярости взглядом и с силой хлопнул ладонью по столу.

     — Надо было гавриков посылать, — сказал дежурный, — в смысле – росгвардию.

     — Они бы тоже обосрались, — буркнул Корочун.

     — Так и твои дуболомы обосрались. А гавриков не жалко. Они радиоуправляемые, — офицеры дружно закивали.

     Гавриков в войсках не любили. Создавая Росгвардию Вова поставил перед ней задачу – быть верными на случай мятежа, чем обрек спецслужбу на безделье – мятежи даже в России случались редко.

     Поскольку других задач не было, гаврики кормились тем, что работали охраной криминальных авторитетов на банкетах – даже до крышевания бизнеса никто их допускать не собирался. И все их «боевые потери», о которых так проникновенно вещала Катя Андреева, сводились к застреленным по барам и ресторанам охранникам.

     Поэтому мысль списать неудачу на гавриков по трезвому размышлению казалась вполне здравой. Степаныч даже пожалел, что эта мысль не пришла к нему раньше. «Это всё потому, что я не привык к подковерным играм, — вздохнул он, — у меня была честная работа — служить родине. И я её честно выполнял».

     

     Наступившую театральную паузу прервал дребезжащий телефонный звонок. Звонил старый, еще советских времен телефон, по которому в штаб должен был звонить верховный главнокомандующий. За всё время службы Степаныч ни разу не слышал чтобы этот аппарат звонил.

     Присутствующие на совещании офицеры испуганно переглянулись. Кто-то негромко сказал: «пусть дежурный трубку берет – у него должность такая». Заметно побледневший полковник беспомощно оглядел присутствующих и потянулся за трубкой. Но не успел. Трубку, со словами: «…а чего тянуть», взял сам Степаныч.

     — Командующий 1-й армией противовоздушной и противоракетной обороны, генерал-майор воздушно-космических сил России Валерий Творог у аппарата — по мере сил бодро представился Степаныч.

     — Вас беспокоит администрация президента, — в трубке деликатно кашлянули. — Нам тут звонок поступил, из СШСА, просят соединить с вами.

     — Простите, что? — Степаныч был настолько удивлен просьбой звонившего, что для начала предположил, что ему послышалось.

     — Я просто не знаю, что делать, — сказал его собеседник жалобным голосом. — Я ни до кого из руководства дозвониться не могу, а дед этот говорит что крайне важно соединить его именно с вами. Что иначе России конец.

     Степаныч горестно вздохнул. Следующие один за другим концы России стали его утомлять.

     —…я смог дозвониться только до Захаровны, — продолжил тонким, мнущимся голоском собеседник. — Она сказала, что от того что я соединю с вами, хуже не будет.

     Захаровну, а точнее Морену Владимировну Захарову, Степаныч знал. Она работала в МИДе говорящей головой – озвучивая принятые решения. Обычно на эту должность приглашают пустоголовых дур обоих полов – Степаныч прекрасно помнил Джен Псаки, чей уровень интеллекта позволял ей разве что не натыкаться на стены при ходьбе, или её кремлевского коллегу – усатого лгуна, способного только зачитывать по бумажке текст.

     Захаровна была исключением из правил. Будучи острой на язык и эрудированной, она не только озвучивала решения, но и участвовала в их разработке и реализации. Что в общем-то вполне объяснимо – МИД слабой страны просто обязан проявлять чудеса эквилибристики, разделяя и стравливая более сильных конкурентов.

     Так что его возмущение странным звонком снизилось на порядок. Захаровна дурного не посоветует. К томуже, добавил он, пора бы и выключить паранойю. Как ни верти, а входящий звонок от кого угодно выдать расположение командного центра или хоть как-то повредить ему не мог.

     Ну не загипнотизируют же его по телефону? Этого наука не допускает. Степаныч оглянулся, посмотрел на хрустальный гроб сракопаука и скрепя сердце признал – тут, однако, возможны варианты. Но трубку не положил – разработанная еще в СССР система контроля запуска ядерного возмездия обладала таким запасом прочности, что могла переварить без потерьдаже сошедшего с ума или перешедшего на сторону врага главнокомандующего.

     Офицерик в трубке все это время продолжал вещать. Все его кинули, никто не знает что делать, а этот, из СШСА, звонит и говорит такие вещи, о которых ему знать совершенно не положено. Было в офицерике что-то от испуганного щенка. Надо будет в рапорте охарактеризовать его как-нибудь положительно, подумал Степаныч. Поступить не по инструкции в сложной ситуации – это тоже подвиг. Пусть и крохотный.

     — …сначала я просто трубку хотел положить. А он такой говорит: ты сейчас сидишь в красном кресле, без ботинок и в руках у тебя кружка с кофе. А на кружке – медведь, — продолжал свою горестную повесть звонивший. — Я ему – а ты откуда знаешь? А он говорит — я в телескоп смотрю. Звучит как бред, правда?

     — Нет, нет, не бред, — быстро ответил сделавший стойку при слове «телескоп» Степаныч. — Что он хочет?

     — Чтобы я с вами соединил.

     — Так соединяй скорей. И сам с линии уйди.

     — Уж это – всенепременно, — ответил офицерик обиженным голосом и пропал. По изменившемуся фону, Степаныч понял, что его уже переключили на звонившего старика. Но самого старика не было, — канал был пуст.

     Прождав минуту, Степаныч задумчиво постучал по трубке пальцем. Неужели звонившему надоело ждать?

     — Здравствуйте, — послышался из трубки шамкающий старческий голос, — и спасибо что дождались меня! Мне нужно было сделать один звонок по другой линии — один из абонентов неожиданно появился в сети.

     — Слушаю вас.

     — С вами, молодой человек, говорит Леопольд Ааронович Гершгорин, — продолжил старик, — Можете сразу переключить телефон на громкую связь – я все равно всех вас прекрасно вижу и слышу.

     — И вам не хворать, — буркнул Степаныч, переключая телефон в режим громкой связи.

     Старик еще раз представился.

     — Добрый вечер, Леопольд Ааронович, — первым пришел в себя Венедад, — я полагаю, ваш Предмет – «Телескоп»?

     — «Ледяной телескоп», молодой человек. Он когда работает, холодным делается. И у нас в Нью-Йорке утро.

     На словах «молодой человек» Венедад выразительно посмотрел вверх, но промолчал.

     — Ваш звонок санкционирован нашими американскими коллегами? — вмешался в разговор Корочун, — вы пользуетесь телескопом под их контролем?

     — Конечно нет, — в голосе старика прорезалось раздражение, — я уехал подальше от одной кодлы озабоченных гебульников не для того чтобы броситься в объятья их собратьев по маразму.

     — А так не бывает, — сказал Корочун. Либо вашим, либо нашим. Либо вы сейчас берете ноги в руки, и рысью мчите в наше посольство, либо вас выследят и арестуют американские спецслужбы. Просто потому, что они отслеживают все звонки из США. И звонок в администрацию президента не пропустят, будьте уверены.

     — Чума на оба ваших дома. Это я про ваше предложение. А что до отслеживания, так формально я звоню из Мытищ, через шлюз Мегафона и несколько прокси. Ежу понятно, что американцы получат запись – кто угодно может получить доступ к записанным российским сотовыми компаниями телефонным разговорам – были бы деньги. Но эту информацию американцы все равно получили бы – у вас, как в украинском партизанском отряде, из трех бойцов один предатель. В любом случае, скоро это будет не важно.

     — Это почему? — спросил Степаныч. Предчувствия у него были самые что ни на есть нехорошие.

     — Я собирался отнести телескоп в редакцию Нью-Йорк Таймс. Чтобы потом с их помощью передать телескоп всему мировому сообществу. Через ООН. За соответствующее вознаграждение.

     — ООооон, — протяжно провыл Альфред. — Передать телескоп насквозь проамериканскому ООН. Вы хоть понимаете, что это приведет к небывалому усилению спецслужб Штатов? Американцы и раньше вертели миром как хотели, а получив телескоп, которым можно наблюдать любой угол Земли, они и вовсе установят свою гегемонию.

     — Лучше они, чем вы — резко возразил старик. — Они хоть под минимальным общественным контролем работают. А вы, в России, на что употребите телескоп? Чтобы всех разумных людей из России выдавить, а остальных в крепостных превратить? Если у вас сейчас ума хватает людей за шутки в соцсетях и купленную на али зажигалку-фотокамеру в тюрьму сажать, то что дальше будет?

     — Не мы законы придумываем. Мы законы исполняем.

     — Ну насмешил старика, потешил, — голос Леопольда Аароновича при этом не содержал ни грана веселья, — еще расскажи, что эта куча пустоголовых спортсменов с коррупционерами в госдуре на самом деле пишут законы.

     — Такова воля народа.

     — Ты на народ не клевещи, — в голосе прорезалась сталь. — От того, что твоя кодла может написать в бюллетенях что угодно, этот выбор народным не делается.

     — Ты сомневаешься, что Путин победил честно? Опросы врут?

     — Я не сомневаюсь, что Путин победил устранив остальных кандидатов.

     — А у американцев спецслужбы типа белые и пушистые. Рассказать вам, как АНБ за всеми следити что с этими данными делает? У меня тут живой очевидец этого блядства сидит — не даст соврать.

     — Это частный единичный случай. Американский народ умеет защищать свои свободы и найдет управу на проходимцев.

     — А я к чему это вспомнил? К тому, что в стране должна быть здоровая конкуренция. А общество только тогда может контролировать власти, когда силы у них равны. Думаете, почему США такие сытые да стабильные? Потому что у них две силы — государству, точнее образующим его спецслужбам, противостоят миллиардеры. Деньги тоже сила, когда их много. А у нас, в России, этого нет — коммунисты отменили миллиардеров и всю власть в их государстве заполучил КГБ. Просто потому, что противостоять КГБ было некому. Потом КГБ перекроил страну под себя, чтоб никто им не мешал наслаждаться полученным богатством.

     Вы всерьёз хотите чтоб в США тоже самое произошло? Для этого собрались спецслужбам телескоп вручать? Да они с его помощью такой прекрасный новый мир устроят, что все Вовины закидоны мелочью покажутся.

     — И что вы предлагаете? — в голосе старика слышалась усталость.

     — Вернуть равновесие. Восстановить паритет между странами. Создать многополярный мир, — Корочун тяжело дышал, как будто занимался тяжелым физическим трудом, но голос его звучал уверенно и громко.

     И чертовски убедительно, словно он сам верил в сказанные им слова.

     — Ты должен отдать телескоп нам. Знаю, знаю, у вас предубеждение против ФСБ. Я сам часто не восторге от того что делаю. Но смотри, — что будет дальше: мы будет следить за фактами нарушения законов элитой США. Они будут вынуждены включиться в борьбу за контроль над Россией. Вернется холодная война — а это означает, что в России власти начнут думать не только о своих карманах. Помнишь, когда Сталин народ России братьями и сестрами назвал? Когда его Гитлер в угол загнал. Так и у нас будет, когда ты телескоп нам отдашь. За огромное вознаграждение.

     — Поздно уже, — с грустью в голосе сказал старик, — вы не даете мне договорить. Все эти дрязги с Америкой не имеют значения. Уже не имеют значения.

     — Украинцы? — спросил Степаныч.

     — Украинцы, — со вздохом подтвердил старик. — Знаете, что за предметы они получили?

     — Ээээ… Золотой Шар, Годзиллу и Атомную Бомбу? Отдан приказ остановить их на границе.

     — Быстро работаете, молодцы. Вот только приказ запоздал. В Киеве они уже. При пересечении границы они доложились властям, и их с границы до Киева сопровождал эскорт СБУшников.

     — Так это хорошая новость. Вопрос тут только в том, за сколько эти предметы выкупит Вова, — влез в разговор Корочун, — уж в чем, в чем – а в этих людях я уверен, — добавил он, плотоядно улыбаясь.

     — И напрасно. Я не знаю, что они там решили, может радикально поднять ставки, может еще чего, но первой к Золотому Шару была допущена некая Ирина Дмитриевна Фарион.

     — Ой, блять…, — в сердцах прокомментировал новость Альфред, — она же ёбнутая.

     — Ага. За что и ценят. Золотой Шар штука хитрая, если судить по первоисточнику. Выполняет не те желания, что озвучены, а те, что пациент в душе лелеет.

     — Простите, — деликатно прокашлялся Эдвард, — а Ирина Дмитриевна после Шара внезапно так не похорошела?

     Степаныч хмыкнул. Предположение Сноудена, пусть и ёрническое по форме,по сути было верным.

     — Представь себе — нет! Она положила руку на шар и сказала: Хочу щоб Степан Бандера не вмер!

     По комнате разлилась гробовая тишина, в которой было слышно только сдавленное хихиканье с галерки.

     — Знаете, чем сейчас занимается оживший Бандера? — пояснил свой смех офицер.

     — Скребет крышку гроба? — сказал Леопольд Ааронович, — ах, если бы! Но нет. Вместо этого прямо от шара стала распространяться волна измененной реальности — в которой Бандеру не убили. Догадываетесь, что нужно поменять в реальности, чтобы он выжил?

     — Догадываемся, — мрачно сказал Степаныч, — как скоро эта волна доберется до Москвы?

     — Помните, я говорил, что уже слишком поздно? Волна изменений накрывает Москву прямо сейчас!

     Степаныч оглядел зал. Ничего не изменилось. Над дверями, как и раньше, висели украшенные свастикой часы. Слева от них располагалась изрядно покрытая пылью картина с парадом победы 1945-го года — который принимал с закрытого фанерными щитами мавзолея еще относительно молодой и здоровый Адольф Алоизович.

     Справа от дверей, как и раньше, красовался более свежий портрет бессменного лидера нации — на котором художник изобразил президента в мундире штурмбанфюрера СС — до развала Рейха 26 декабря 1991 года он служил нации в гестапо.

     Степаныч недоуменно покосился на зажатую в руке трубку. Звонивший старик уверял, что мир изменится. Но ничего не произошло. Еще, помнится, он говорил о том, что женщина с фамилией Фарион попросила у Золотого Шара чтобы Бандера был жив.

     Тоже глупость. Можно подумать что Бандера когда-то умирал. Конечно, в его-то возрасте смерть всегда стоит за плечом, но до сегодняшнего дня он успешно от неё скрывался. Что же она имела в виду? Может быть, Бандера все-таки мертв? Сомнительно. По крайней мере, в утренних новостях он ничего такого не слышал.

     Степаныч машинально поднял глаза на расположенные на стене телевизоры, постоянно включенные на новостные каналы — на правом, российском, шел репортаж о торжественной передаче во вновь выстроенный храм минобороны мундира и фуражки Гитлера. «Мы будем бережно хранить бесценные реликвии, которые станут украшением дороги памяти…» — вещал заместитель главы ведомства Тимур Иванов.

     А вот на левом телеэкране, включенном на «Евроньюс» — канал объединенной Рейхом Европы, как раз маячил сморщенный, покрытый старческими пятнами старикан — самый старый политик планеты — стотринадцатилетний Степан Андреевич Бандера. Сидя в инвалидном кресле, Бандера махал костылем, призывая к чему-то (телевизор работал без звука — а прочитать субтитры Степанычу мешало плохое зрение).

     «Обычное совпадение, — вздохнул Степаныч, кладя трубку, — если ты услышал какое-то имя, тебе начинается казаться что все только об этом и говорят. Кажется, это когнитивное искажение называется феноменом Горбачева-Умалатовой».

     — Звонок прервался, — сказал Степаныч, обращаясь к офицерам, — но перед тем, как он прервался, старик сказал, что нас накрывает волной изменения реальности. Кто-нибудь из вас заметил, что реальность изменилась?

     — Да вроде нет, — высказал общее мнение Корочун.

     — Эт-то потому, что мы тоже изменились, — сказал Эдвард Сноуден, — мы не замечаем изменений, пот-тому что они стали для нас частью реальности.

     — Голубчик, да что вы несете? — взорвался Венедад, — это даже не гонять ссаными тряпками, это носить сраными шапками надо. Мы все помним состоявшийся разговор. Если бы реальность изменилась, мы бы просто не понимали, о чем идет речь.

     — Но мы могли помнить происходящее в прошлой ветке реальности, если эти реальности очень похожи— сказал Сноуден, — если изменения, которые внес Золотой Шар, были минимальны и поверхностны!

     — Да нет, глупость какая-то, — сказал профессор, обдумав несколько секунд сказанное, — старик говорил, что видит волну изменений. Значит менялось что-то существенное, что можно заметить в телескоп.

     — Нап-п-пример государственная символика, — не сдавался Эдвард.

     — Государственная символика неразрывно связана с государством — это символы получивших власть партий! Я не могу представить себе страну, в которой на флаге вместо свастики использовался бы другой символ, но которая бы вела точно такуюже политику по отношению к народу.

     — Профессор, у нас уже тридцать лет как триколор на флаге, — постарался разрядить атмосферу Степаныч.

     — Это частности. Триколор — такой же символ нашей победы, как и свастика. Наши деды и отцы шли в бой против коммунистов под трехцветным знаменем!

     — То есть вы настаиваете на том, что реальность не изменилось? — подвел итог беседы Степаныч.

     — Естественно не изменилась. Ну если, конечно, не считать, — язвительно добавил он, поглядывая на скрестившего на груди руки Эдварда, — что две разные реальности схожи до степени смешения. Чего точно не может быть, просто потому, что такого не может быть никогда!

     

     * * *

     Поднимаясь по лестнице вверх, я задыхался. Не сколько от подъема, сколько от переизбытка информации, вываленной на меня позвонившим мне стариком. Я догадывался что в других яйцах могут быть опасные свои могуществом Предметы, но даже предположить не мог, что среди них окажется макгаффин уровня Золотого Шара.

     — Это яйцо мог купить ты, — шептало мне подсознание, — если бы ты не схватил первое попавшееся!

     «Чур меня, чур, — тут же спохватился я, — фиг знает, какие тараканы у меня в подсознании водятся. Нужно быть чертовски уверенным в себе человеком, чтобы прикасаться к артефакту такой мощи! Ну или набитой дурой уровня Фарион, прости господи!».

     — Ну и что нам делать дальше? — спросил я у старика, — каковы наши планы?

     — Сначала вам нужно убраться с Земли подальше, чтобы переждать волну изменений.

     — Это понятно, — сказал я, — это мы запросто! Можем прямо сейчас!

     — Прямо сейчас не надо, — выдохнул старик, — я послал к вам девушку, Никсель, у неё биплан. Когда вы пересидите волну изменений, вы сможете вернуться на Землю. Подозреваю что вы будете единственными, кто помнит как у нас было раньше. Вы сможете добраться до Золотого Шара и отменить изменения.

     — Хороший план, — сказал я, — для начала.

     — Единственно возможный план! — возопил старик, — других вариантов нет!

     — То, что вы не видите других вариантов, не означает что их нет, — сказал я, — в любом случае сейчас мы действуем по вашему плану, до тех пор пока новый не появится. Сами-то вы где? Мы успеем вас забрать?

     — Я в Нью-Йорке. Не надо обо мне беспокоиться — я все равно ничего не почувствую. Вы вернете меня, когда перезагрузите реальность.

     — А другие варианты есть? Сколько всего было яиц? Какие в них Предметы?

     — Яиц двенадцать. Предметы… разные. Все остальные десять никак не смогут помочь нам отменить изменения реальности.

     — А почему десять? — спросил я, — должно быть одиннадцать.

     — Потому что два яйца перекупил коллекционер. И представь себе, одно до сих пор не открыто.

     — Так может… — начал было я.

     — Нет времени! Потом расспросишь Никсель, — перебил меня старик, — я ей всю информацию дал.

     Я тоже замолчал. Не потому, что мне было нечего сказать, а потому что мы поднялись на последний этаж. Дальше была только крыша, на которой, если верить старику, нас ждала девушка на биплане. Вот только выход на крышу, естественно, был перегорожен стальной решеткой с висящим на ней здоровенным амбарным замком.

     — Выглядит мощно, — сказал я, роясь по карманам, — внушает доверие.

     — Заперто? — спросил догнавший меня Эллахар, — может быть, мы сумеем сломать дверь?

     За время пока я разговаривал со стариком, эльф успел покопаться в брошенной бомжом сумке с одеждой и сейчас выглядел как импозантный гробовщик — в черном с легким блеском пиджаке с огромными, по моде 70-х лацканами, белой кружевной сорочке, и черных, под стать пиджаку, брюках. На ногах у доморощенного такседомаска были черныелакированные туфли.

     Вспомнив про происхождение одежды, я принюхался — но не почувствовал ничего, кроме ядреной нафталиновой вони — видимо этот похоронный комплект достался бомжу совсем недавно и не успел пропитаться миазмами.

     — Ничего ломать не надо, — махнул рукой я, — как многое в России, этот замок бутафория. Подделка, рассчитанная на глупых детей и нежелающих думать пенсионеров.

     Говоря это, я ввинчивал найденный в кармане саморез в цилиндр замка. Вместо отвертки я использовал снятый с руки браслет-мультитул Leatherman. Завернув саморез до упора, я подцепил его головку пазом браслета, и,крякнув, вырвал личинку замка с корнем. По уму, конечно, нужно было выдергивать саморез гвоздодером, но я вам не Гордон Фримен, чтобы постоянно таскать этот инструмент с собой.

     Звякнув, замок открылся. Путь был свободен.

     Подхватив кота, я выскочил на крышу, озираясь в поисках обещанного биплана. Но увы — плоская как стол крыша здания была девственно пуста — если не считать не относящихся к делу голубей и воистину гигеровской паутины из кабелей покойных интернет провайдеров.

     Вытащив из кармана телефон, я обнаружил что старик недоступен — на линии его больше не было, а при наборе номера шли гудки, оповещающие что абонент занят.

     — Что делаем дальше? — спросил Эллахар.

     — Ничего, — прокряхтел я, обматывая косяк решетчатой двери бесхозным кабелем чтобы задержать погоню, — ждем девушку здесь. Если её не будет в течение 10 минут, эвакуируемся в мир ( • )( • ). (Это название, я, как и следовало, показал жестами).

     — Кажется, я понял, — почему она задерживается, — сказал эльф, показывая пальцем в небо.

     Над нами на малой, совершенно недопустимой для города высоте, медленно проплыла пара сине-серых Су-35С, бархатно рокоча своими сверхмощными моторами. Меня аж заколдобило от осознания безбрежности противостоящих нам государственных сил.

     — Они же неповоротливые, — сказал я для собственного успокоения, — как слоны в посудной лавке. Чтоб охотиться на биплан, нужно быть другим бипланом! Или вертолетом… — продолжил я холодея, поняв какой именно звук перекрывает привычный шум центра Москвы.

     И в следующую секунду я увидел их — слева и справа от здания с невообразимым, сверхъестественным ревом пронеслись две огромные винтокрылые машины — Черные Акулы, а точнее Ка-50. За ними следовал ураган расшвыриваемого потоком воздуха мусора со снесенных лоджий и вырванных веток деревьев.

     Пробежав к краю здания, я увидел как спасаясь от вертолетов, юркой желтой молнией мчится биплан — смешно и по-детски выглядящий на фоне военных машин. Словно спасающийся от эсесовцев пикачу —пришло мне в голову нелепое сравнение.

     — Боюсь, что Никсель не прилетит, — вздохнул я, вытаскивая из карманов блоки врат.

     Но не успел я начать сборку, как услышал глухой удар. В заблокированную дверь начал бить здоровенный, размерами с полтора меня, полицай. Слева и справа от него виднелись полицаи обычного для Москвы размера — полтора метра с фуражкой.

     «Фигасе!!! Они что, подземного тролля привели?» — успел подумать я. И тут прямо из-за парапета крыши вылетел яркий, как осенний лист, легкий биплан. Перевалившись через край, он стрекозой на миг замер в воздухе, потом наклонился и ударил по кровле шинами.

     — Быстрее! — закричала выглянувшая из него худенькая синеволосая девушка, — чтобы оторваться я пролетела через подземный тоннель! Они скоро догадаются где нас искать!

     — Нет! — закричал я, — мы должны пройти через врата! Биплан придется оставить!

     — А вот дудки, дядя! — крикнула девушка, — уговор был с бипланом!

     — Разуй глаза, тетя! — медленно зверея, крикнул я, — он тупо не влезет во врата!

     — Забыл, откуда биплан взялся? — крикнула девушка, — он разбирается на раз-два!

     И замерла, прислушиваясь. Рокочущий звук вертолетов, идущий фоном к нашей беседе, нарастал. В нем вновь появились басовые ноты.

     — Они сейчас будут тут! — закричала девушка, — быстрее в кабину! Или я улечу без вас!

     В этот момент решетчатая дверь на крышу, и без того долго сдерживающая напор полицаев, вылетела, выпустив на крышу асфальтовоцветную волну. Распихав по карманам выложенные элементы врат, я схватил кота и бросился к биплану. Впереди, опережая меня на пару шагов, несся эльф.

     Добежав до кабины, он распахнул дверь, приглашая меня внутрь. Внутри биплана было тесно — расположенное за креслом пилота сиденье было лишь чуть шире автомобильного кресла. Пропихнув вперед кота, я нырнул в узкое пространство. Вслед за мной, складываясь в три погибели влез Эллахар.

     Биплан в это время уже несся вперед — прямо навстречу бегущим к нам полицаям. Чтобы взмыть свечкой вверх в тот самый момент, когда казалось, что столкновение неизбежно! Нас отбросило на подушки, словно на американских горках.

     И начало швырять в стороны — девушка, а точнее летчица, виляла между домами. В следующую секунду она вылетела на простор — оказавшись над Москвой-рекой в районе Крымского Вала.

     Где нас уже ждали висящие по обеим сторонам моста черные вертолеты. Чтобы уйти от них, летчица бросила биплан вниз чудовищным финтом, пронесясь в паре метров от уродливого церетелевского кадавра.

     «Только не к Кремлю, — застонал я, — они решат, что мы террористы, и откроют огонь на поражение!»

     Но было уже поздно. От висящих над рекой вертолетов в нашу сторону протянулись светящиеся подвижные плети пуль – это заработали укрепленные на пилонах одноствольные автоматические пушки калибра 30 мм. Светились плети от наличия в ленте трассирующих патронов, позволяющих пилоту корректировать направление огня.

     Собственно, именно это, а еще большое расстояние до вертолетов, дали нам возможность выжить – летчица могла видеть направление полета потока снарядов и увернуться, пользуясь запредельной верткостью биплана. При первых выстрелах она дала свечку, из которой вылетела очередным невообразимым винтом, чуть ли не чиркнув крылом по зубцам кремлевской стены.

     Предназначавшиеся нам снаряды в это время дробили кладку Боровицкой башни. Потом мы пронеслись вдоль Дома Правительства, сопровождаемые облаком обломков разносимого в клочья фасада здания. Вертолеты слаженно лупилив четыре ствола, всего на доли секунды не успевая накрыть нас струями свинца.

     Поняв, что они не справляются, летчики Черных Акул выпустили в нашу сторону залп виляющих в потоках воздуха неуправляемых ракет С-13 калибром 122 мм, оставляющих за собой хорошо видимый в воздухе шлейф дыма.

     От них нас закрыла громада Архангельского собора.

     Когда ракеты ударили в собор, выбивая из древних стен кирпичи и дырявя купола, я выдохнул, впервые с момента встречи с вертолетами.

     «Кажися пронесло, — с облегчением подумал я, — кажися!»

     То, что мы в это время неслись на высоте не более 5 метров внутри самого охраняемого объекта ресурсной федерации было благополучно забыто – ведь мы увернулись от вертолетов.

     Смерть пришла сверху.

     Барражирующая над нами парочка Су-35С увидев, что пилоты вертолетов не справились с задачей, выпустила «Гадюку». Управляемую ракету средней дальности, более известную в России под именем РВВ-АЕ. «Гадюка» оснащается моноимпульсной допплеровской активной радиолокационной головкой самонаведения, и захватив цель, будет преследовать её до конца, несмотря на любые маневры.

     Это я помнил еще со службы в армии. И это было заметно по поведению ракеты – подпрыгивая и виляя на воздушных ямах, ракета неизменно возвращалась на траекторию, в конце которого был наш самолетик.

     Я машинально прикинул возможный маневр уклонения. Соревноваться в скорости с ракетой, пытаясь уйти вверх или в сторону, было бесполезно. Вилять, повторяя тактику уклонения от потока снарядов, тоже не имело смысла – боевая часть «Гадюки» стержневая, с микрокумулятивными элементами. При этом стержни заряда соединены между собой так, что при подрыве образуют сплошное расширяющееся кольцо шрапнели, которая буквально разрывает всё вокруг ракеты на куски. То есть ракете даже не было необходимости попадать в юркий самолетик – достаточно было взорваться поблизости.

     Спасения не было.

     В этот же самый момент, когда я понял, что спасения нет, лётчица совершила кажущийся невозможным манёвр. Набрав высоту, она направила самолетик точно в Никольскую башню.

     В красную звезду, расположенную на шпиле Никольской башни.

     И когда я уже решил, что наш самолет влетит в самый центр звезды, летчица слегка отклонилась в сторону, и обогнула звезду, чиркнув, как мне показалось, крылом самолётика по одному из лучей. Слепо следующая за самолетиком «Гадюка» повторить маневр не догадалась, влетев прямо в центр кремлевской звезды.

     Разнеся верхушку башни в клочья.

     В этот момент время для меня словно остановилось.

     Я и раньше читал, что такое бывает во время стрессовых ситуаций, но наивно полагал это творческим преувеличением. Сейчас, наблюдая как позади нас пыльным цветком медленно разлетается по ветру то, что еще недавно было кремлевской башней, я наконец-то сумел додумать мысль, которая, раз возникнув, не давала мне покоя с самого начала нашего полета, стуча в голове как набат:

     нам пизда.

     Нам пизда.

      НАМ ПИЗДА!

     

     Конец первой книги.