Битва на Куликовом поле принадлежит к тем историческим событиям, о которых вроде бы всем все известно - а куда ни ткнись, загадка на загадке. Не только о ходе сражения, даже о месте его поныне спорят до хрипоты. На этом материале написана не одна диссертация, и, пожалуй, с моей стороны было бы чересчур самонадеянно тягаться с маститыми историками. Но есть некоторые вопросы, которые стоит обсудить.
На Дону наши предки отстояли честь русского знамени... Но - какого? Знамя Дмитрия Донского обычно именуют черным - вспомните известную картину из школьного учебника. Так сказано в дошедшем до нас списке "Сказания о Мамаевом побоище". В последнее время все чаще говорят о чермном, то есть темно-красном. В европейской традиции, распространяющейся и на нашу страну, черный - цвет пиратов и смертников. Он никак не подходит тому, кто сражается за правое дело и рассчитывает победить. Красный цвет - с одной стороны, кровь, с другой - солнце; с одной стороны, опасность, с другой - красота; с одной стороны, смерть, с другой - жизнь. Различные оттенки красного, от червленого до багряного, с древнейших времен были на Руси традиционными воинскими цветами. (Не в тему, но показательно, кто учил историю по советским учебникам, вспомнит. Во Франции в 30-х - 40-х годах 19 века было несколько восстаний рабочих. Вначале повстанцы выступали под черным знаменем, позже - под красным. По мере развития рабочего движения... вот именно. У них появилась надежда на победу!). Примеры перехода "чермного" в "черный" известны. В частности, изначальное прозвище Ярославского князя Федора было Чермный (= красный = красивый), но постепенного оно переменилось на Черный (знать, за соответствующие его дела). Так что есть все основания полагать, что русское войско на Куликовом поле сражалось именно под красным знаменем.
Об удивительном поступке Дмитрия Донского известно всем. Но где именно бился Дмитрий? Первое, что приходит на ум - в Передовом полку. Обратимся, однако, к "Сказанию о Мамаевом побоище". Там подробно описывается, как великий князь "подвижеся ис полку, и въсхоть преже всьх самъ битися с погаными". "Русские богатыри" его останавливают, приводя разные доводы, Дмитрий, не соглашаясь, произносит длинную прочувственную речь (скорее всего, на две трети сочиненную самим автором "Сказания..." - слишком уж в ней много книжностей, а Дмитрий, как известно, начитанностью не отличался; но суть не в этом). И... внимание, читатель!.. Дальше-то Дмитрий не движется. Так что дошел он, скорее всего, до передовой линии Большого Полка.
Еще один аргумент в пользу этой версии, правда, слабенький: Передовой Полк был в основном пешим, а Дмитрий (это известно достоверно) бился на коне. Наконец, спросим себя: зачем вообще великий князь это сделал? Снова цитата из "Сказания...": "Хощу с вами ту же общую чашу испити и тою же смертию умерети за святую вьру христианскую! Аще ли умру - с вами, аще ли спасуся - с вами!". Мотивация предельно ясна: в решительный час князь желает быть со своим народом. Многие так говорили, мало кто делал. (Разве что генерал Самсонов в 1914 году). Дмитрий сделал, и в этом его подвиг и величие. Остальное - уже накрутки.
Дмитрий искал рыцарской славы? Не без этого, но это не главное. Дмитрий безответственно оставил войско без руководства? Во-первых, это Средние века. Для Дмитрия, как и для любого из его воинов, это был бой святой и правый, это был Божий суд, в котором, сколь ни важно руковожение полками, решающим является не оно. В-вторых, это Средние века. Никаких средств закрытой и даже открытой связи еще и в помине нету, на сравнительно небольшом участке предстоит сойтись двум крупным армиям, поэтому очень скоро здесь образуется страшная каша и давка (в том и замысел!), так что и гонцу никуда добраться будет невозможно. Одним словом, осуществлять общее руководство сражением (в данном конкретном случае!) все равно было бы затруднительно. Требовалось: а) разработать план сражения - это было сделано, и б) если все пойдет по плану, определить момент, когда ввести в бой Засадный Полк (для чего необходимо было находиться непосредственно в Засадном Полку). Последнее блестяще было выполнено Боброком (аргумент в пользу того, что истинным автором победы на Дону был именно Боброк-Волынский). Все же остальное приходилось оставлять на усмотрение командиров на местах - так Дмитрий и оказался таким командиром! И это подводит нас к следующему мотиву и одновременно снова к вопросу о месте.
"Желание самому держать нити правления боем", как пишет Елагин? Близко, но не точно. Мы помним про тесноту и кашу... да и сам автор "Летописи России..." вполне резонно замечает: "А попадая в гущу боя, уже трудно удержать себя и от личного участия в сражении". Передовой Полк, повторимся, пеший, боевая задача ему уже поставлена, наконец, из него мало кто остался в живых. Не знаю, можно ли говорить о том, что полк сознательно был обречен на истребление (гуманисты делают большие глаза... a la guerre comme a la guerre, други, или, словами Даниила Галицкого, войны без мертвых не бывает), но то, что самые большие потери будут именно там, ясно было с самого начала. Дмитрий отнюдь не ищет смерти. Он счастливый муж и отец, успешный политик - с чего б ему помирать? Он ищет место, где принесет наибольшую пользу. А это, опять же, Большой полк!
Странно слышать в адрес Дмитрия Донского обвинения в трусости, но случается услышать и такое. Дескать, он обрек Бренка на гибель вместо себя, подставил друга детства! Чтобы опровергнуть обвинение, не нужно заканчивать военных академий, не требуется даже курса ОБЖ. Михаил Бренк был оставлен под знаменем! Знамя не отдают врагу, за знамя бьются до конца, знамя прежде всего спасают при отступлении. Совершенно очевидно, что план сражения не предусматривал, что ордынцы проникнут настолько глубоко, что доберутся до знамени - иначе его отодвинули бы глубже назад. Бренк, играющий роль великого князя, был окружен отборными телохранителями ("рыделями"), и шансов выжить у него было на порядок больше, чем у князя, полезшего в самую мясорубку. И то, что вышло наоборот - не более, чем трагическая случайность, каких множество в истории войн.
Другой "аргумент" на первый взгляд выглядит серьезнее. Князя нашли близ места начала битвы. Чего же он, не раненый, целый день под кустом валялся! Крови нет - значит, не ранен. Суро-о-вые мужчины! Самим-то им доводилось испытать что-нибудь серьезнее порезанного пальчика?
Ладно, место "на десную страну в дуброву" предоставим определять поисковикам, может, они уже и нашли. Обратимся к предельно ясному тексту "Сказания...": "...наьхаша великого князя бита и язвена вельми и трудна". Или к тексту "Летописной повести о Куликовской битве": "Самому же князю великому бяше видьти всь доспьх его битъ, язвенъ, но на телеси его не бяше раны никоеа же.... промежи многими ратными цьл схраненъ бысть". "Цел сохранен" у Лихачева переведено как "остался невредимым", но это перевод литературный. "Цел" означает именно цел, руки-ноги на месте. Хотел бы летописец сказать "невредим", он использовал бы слово "невережен". "Оглушенный в битве сильным ударом, он упал с коня, обеспамятел и казался мертвым", - пишет Карамзин. Ниспровергатели не утихают: подумаешь, оглушен, сколько ж можно лежать без сознания? Не знаю, не медик, да это и не важно - скоро увидите, почему. Спасибо Елагину, он, наконец, назвал вещи своими именами: "был, по всей видимости, контужен". Итак: множественные ушибы, с высокой долей вероятности - сотрясение мозга. Обморок. Длительности обморока мы не знаем, но по возвращении в сознание - наверняка сильное головокружение.
Любезные собратья по Самиздату, буду очень благодарна, если поможете информацией! Сколько весит русский доспех этого периода? Пока не знаем точной цифры в килограммах, ограничимся одним словом: много! Княжеский доспех в чудовищно жаркой схватке был измят, но от кровавых ран своего владельца уберег, следовательно, он был выкован по последнему слову военной техники конца 14-го века, то есть - очень тяжелый. Учтем, что сверху еще навалена срубленная березка - и поймем, что Дмитрий попросту не смог бы подняться самостоятельно! Даже если он очнулся еще до окончания боя, ему ничего не оставалось, кроме как лежать и ждать, когда его найдут... свои - и, значит, победа. Или враги - и это конец. Что передумал он за эти бесконечно долгие часы, не ведая, что происходит, не видя ничего, кроме желтых листьев, мучаясь от собственной беспомощности? Не тяжелее ли битвы было это ожидание! И за него еще и упрекать?!
"Летописная повесть..." донесла до нас загадочный эпизод: "Сам же князь великий наеха наперед в сторожевых полцех на поганаго царя Теляка, нареченаго плотнага диавола Мамаа. Таче потом недолго попустя отъеха князь в великий полкъ". Что это - вариант истории с переодеванием, смешанной (уж до кучи) с поездкой великого князя "испытывать приметы"? Летописный текст создавался монахами, людьми сугубо штатскими, причем еще большой вопрос, с чьих слов, очевидцев ли, и много ли видели те очевидцы, и вообще, текст перетекал из одной летописи в другую, неизбежно искажаясь... так что, возможно, здесь все просто перепутано. Или все-таки не перепутано, и наши построения ничего не стоят, а Дмитрий сражался не в Большом, и даже не в Передовом, а в Сторожевом Полку? Но ведь фраза "отъехал в великий полк" написана не просто так?
Или это два отдельных события? Елагин предлагает такую трактовку: "Нужно было раздразнить соперника, обозлить его, заставить, бросив, всё, ринуться в схватку... Представляете, как важен был для Дмитрия Ивановича этот момент, если себя он делает приманкой". Логично, но представить трудно. Слишком уж безрассудно. Биться в Большом Полку - это подвиг, но дразнить татар в Сторожевом - глупое лихачество в духе Карла XII или Ричарда Львиное Сердце, но никак не Дмитрия Донского. Зацепи великого князя шальная стрела - и на всей битве можно ставить крест. Да, люди не всегда действуют логично, и Дмитрий - не исключение, но откровенной дури за ним доселе не замечалось.
Зададимся вопросом: откуда вообще возникло такое известие? Кто-то видел в Сторожевом полку... Дмитрия? Или... человека, похожего на Дмитрия? Вот мы и нащупали разгадку. Вспомним - у великого князя на Куликовом поле было целых два двойника. Все встает на свои места, если предположить, что сразился с "плотным дьяволом" и благополучно вернулся в великий полк Михаил Бренк или же один из Белозерских князей.
Эрудированный читатель спросит: почему один из? Все мы с детства помним берущую за душу сцену: "Когда они подъехали к спящему мертвым сном русскому богатырю, Владимир всмотрелся в его лицо и с облегчением вздохнул: это был не Дмитрий. Потом перекрестился: "Царство небесное и вечная память князю Федору Семеновичу Белозерскому", - сказал он". Это рассказал Сукневич в "Битве на поле Куликовом", но и другие писатели повторяют почти слово в слово эпизод, впервые описанный в "Сказании...": "...наьхаша убитаго князя Феодора Семеновича Бьлозерьскаго, чающее его великим княземъ, занеже приличенъ бь ему".
Дело вот в чем. Хотя сам Дмитрий над телом друга с горечью произнес: "Брате мой възлюбленный, моего ради образа убиенъ еси", - для того, чтобы успешно сыграть роль великого князя, Бренку вовсе не требовалось портретного сходства. Едва ли рвавшиеся к знамени ордынцы знали Дмитрия Ивановича в лицо, да и сложновато в суматохе боя рассмотреть лицо, полускрытое шлемом. Так что для врага довольно было общего вида: крупный мужчина в "приволоке" (мантии) и богатых доспехах. Другое дело - свои. Они искали именно Дмитрия, вглядывались в лица, расстегивали ремни покореженных шеломов, отирали запекающуюся кровь... Не имея парсуны Федора Белозерского, не стану категорически утверждать, что его невозможно перепутать с Дмитрием, но ведь Федор намного старше. Он привел на рать взрослого сына.
Вот об этом сыне, Иване Федоровиче, сложившем голову радом с отцом, стоит поговорить поподробнее. Кто его мать? По известной, хотя и оспариваемой версии, сестра Ивана Красного Федосья. Прикинем. Федосья, дочь Ивана Калиты от второго брака, родилась между 1333 и 1340 годом, вероятнее всего, в 1335-1336. Замуж вышла лет в пятнадцать. Таким образом, Иван выходит практически ровесником Дмитрию, чуть-чуть помладше. И нет ничего удивительного, что двоюродные браться "приличны" друг другу настолько, что сторонний человек может их перепутать. Итак, мы имеем предположения. 1) Иван Белозерский - внук Ивана Калиты. 2) Автор "Сказания о Мамаевом побоище" допустил неточность, и в действительности за Дмитрия приняли мертвого Ивана, а не Федора. Каждое в отдельности является не более чем предположением, но, сведенные воедино, они серьезно подкрепляют друг друга.
Пока верстался номер.
Какая досада! Ничего нового в этом мире не бывает. Я так гордилась своим открытием... и только что прочитала у Сергей Бородина в "Дмитрии Донском": "Владимир с остановившимся сердцем наклонился к спокойным мертвымустам: "Упокой господи душу твою, княже Иване!"". Версии-то семьдесят лет! С другой стороны, если мысль независимо родилась по меньшей мере у двоих умных (я надеюсь!) людей, наверное, в ней что-то есть, а?
Все это - лишь малая часть тайн и загадок, связанных с великой битвой на Дону, ставшей ключевою вехою в истории нашего Отечества. И если относиться ней как к драгоценному наследию наших предков.... многое, многое можно услышать в шепоте седого ковыля!
Список литературы.
--
Летописная повесть о Куликовской битве.
--
Сказание о Мамаевом побоище.
--
Греков И., Шахмагонов Ф. Мир истории. Русские земли XIII-XVв.
--
Елагин В.С. Летопись России: Дмитрий Донской и его время.