Аннотация: О пути человека сквозь кошмар обязательной в нуклеиновом перегаре
Дверь громыхнула, застонала шестеренками, и, наконец, открылась. Мелькнула мысль: "А почему я?"
- Равняйсь! Сми-ирно!
Весь личный состав третьего поколения выстроился в две шеренги - вдоль стен. И меж ними проход, такой ширины, что каждый может хлопнуть по плечу. Я нашел силы улыбнуться, но хоть бы кто-нибудь улыбнулся в ответ... А может, ждут, когда Алексей Сергеевич даст: "Вольно". Пятнадцать шагов до смерти - я справлюсь.
- Вольно!
Из строя посыпались одобрительные возгласы, а Алексей Сергеевич обнял по-свойски. Обычно не жаловал, а тут... почти как сына. Или зятя.
- Ты уж не подведи, Володь, - сказал он вполголоса, - вся надёжа на тебя.
Я не ответил - натягивал ОЗК. Поправил лямки, застегнул резинки на голенищах и под коленками... дрожат коленки.
- Сегодня мы прощаемся с товарищем, - начал комендант.
Что-что, а пафосу нагнать он завсегда горазд. Тьфу, прощаемся... я ведь здесь еще, живой! "А вот возьму, и не пойду" - забрюзжал в груди кто-то маленький и скверный, но я вдохнул - налившиеся воздухом легкие прижали гаденыша к ребрам, заставили заткнуться.
- ... Последний оплот человечества, колыбель коммунизма! - продолжал вещать комендант. - Это долг каждого из нас! Но товарищу Владимиру выпала честь и священная обязанность этот долг исполнить, не щадя своей крови и собственной жизни!
"Кровь-то тут причем? - подумал я. - Радиация убивает, но, наверное, как-то по-другому".
Вбежал дневальный, что-то шепнул Алексею Сергеевичу, а тот - коменданту. Шушукались с минуту, что показалась вечностью, и тем громче раздалось:
- Отставить!
- Отставить, отставить, - прокатилось эхом по лабиринтам коридоров.
- Не сегодня, - сказал Алексей Сергеевич с сожалением, что ли.
А потом что-то еще говорил, но я не слушал - все силы уходили на жалкие попытки унять дрожь, устоять на подкашивающихся ногах.
* * *
Я несся как пуля, рикошетящая от стен - быстрее, еще быстрее... влетел в женский кубрик, едва не перевернув пару кроватей, потом по проходу и...
Маруся лежала, уткнувшись лицом в подушку. С силой уткнувшись, так, что приглушенные всхлипы почти не слышны. Присел рядом, коснулся волос. Мокрые, слипшиеся. Она повернулась - раскрасневшееся, опухшее от слез лицо, искусанные в кровь губы - не то оскал, не то гримаса. Щелочек-глаз почти не видно, одни мешки - набухшие, отвисшие мешки под глазами. Какая все-таки дурнушка... и что я в ней нашел? Уродина, и вообще...
Обнял ее крепко-крепко, прижался к щеке, вот так бы и сидел всю жизнь... Всю, что осталась.
Я молчал, Маруся тоже молчала. Наверное, боится спрашивать, а может... Идиллию нарушил Алексей Сергеевич - то ли подкрался сзади, то ли я ничего не замечал кругом, но вздрогнул от его:
- Това!.. - осекся, - Володь, поговорить надо...
Поговорить, значит... Обычно-то он меня из кубрика гонял, даже приближаться к дочери не позволял, а тут - поговорить решил. Не поздновато ли? Но перечить не стал - отошел в сторонку.
- Володь, ты... - замялся, подавился словом, но со второй попытки выдавил, - прости... Я не прав был.
- Алек...
- Молчи, не говори ничего... - не дал закончить он, - Прости, что вышло так... и... Володь, дважды пройти через такое... в общем, все поймут, если ты откажешься...
- Откажусь?
Я посмотрел на Марусю - сжалась в комочек, глаза сквозь щелочки век блестят - впилась в меня взглядом, не отпускает, боится из виду потерять.
- Течь прекратилась? - спросил я с робкой надеждой.
Алексей Сергеевич только голову отпустил.
- Значит, нас по-прежнему топит, и если я откажусь - пошлют другого, так?
- Да, - ответил он, а потом, едва слышно: - Нет. Не совсем так...
- Так да, нет, или... что там вообще? - громко сказал я. Дурак! Маруся вздрогнула, и еще сильнее в комочек сжалась.
- Я пойду, вот и все дела.
Алексей Сергеевич посмотрел на Марусю, я тоже. Похоже, по нашим взглядам она все поняла - уткнулась в подушку и снова зарыдала, да так, что просоленный, свалявшийся пух уже не мог удержать в себе ее завываний. Вот значит как... или я, или отец. И выбор - мне делать.
Все бы отдал за это вот счастье - обнять, к щеке ее прижаться, как минуту назад, но... будет ли счастье, если за него жизнью Алексея Сергеевича расплатиться придется?
- Нет, - я ответил тихо, но решительно. - Меня выбрал совет, мне и идти.
Я ждал, что он попытается отговорить, и, наверное, поддался бы, но Алексей Сергеевич сказал:
- Добро, - и направился к выходу. А в дверях обернулся, будто что-то важное вспомнил: - Ты это... Иваныч звал, так зайди...
Я снова обнял Марусю, но мысли уже роились вокруг Иваныча. Странный мужик, нелюдимый, но он - единственная моя надежда. Вчера ходил к нему сам, поговорить пытался, так Иваныч даже словом не удостоил, а сегодня - зовет...
Он из второго поколения, как и Алексей Сергеевич. В седьмом году оба родились, лучшими друзьями были - когда-то... Их родители видели свет, еще до войны сюда спустились. Но и Иванович видел. Я ведь не первый, кому наружу выйти придется - четверо ходоков было. Три героя, и Иваныч. Его тоже наградить хотели, когда вернулся. Отказался. И вообще, дурной какой-то из-за радиации сделался. Спроси, что он там видел, так матом трехэтажным обложит, но ни слова по делу не скажет. Так за десять лет и не вытянули из него ничего. Да и вообще не разговаривает - "Войну и мир" все перечитывает и перечитывает, как наизусть-то не выучил еще...
"Войну"... которая уничтожила "мир". Загнивающий капитализм что чирей, надулся, вызрел, и, наколотый иголкой холодной войны, лопнул, разметав во все стороны ошметки ядерного гноя. Советские люди сражались до последнего - до последней ракеты, и буржуазным отродьям мало не показалось. Наверняка прокляли тот день, когда впервые нажали "пуск", но - было уже поздно. Однажды запущенную ракету обратно в шахту не вернешь...
Дедушка рассказывал, что война длилась всего неделю, связь с поверхностью держалась еще две. Дольше всех протянули ребята с "Мурены", но и ее позывной скоро перестал отвечать. Деду, да и остальным комсомольцам, что были в бункере, просто повезло. Повезло остаться последними, из выживших людей. Или первыми - Адамами новой эры.
Нам бы продержаться лет сто, лучше двести, пока ядерная зима закончится... Хотя, до Иваныча никто не возвращался, а он сумел. Может, и я сумею?
Маруся так и уснула, щекой на моем плече - все силы выплакала. Аккуратно, стараясь не разбудить, уложил ее и на цыпочках вышел за дверь.
Иваныч жил отдельно от всех - в бойлерной. Самый нижний уровень, и беды нашей там уже по щиколотку. Стены блестят от капелек, плачут. Вода сочится тут и там, продавливается через трехметровый слой бетона, и вот, новая капля катится вниз, оставляя на стене извилистую змейку. Всего капля, но сколько их? Уже по щиколотку набралось, а если я воду не сумею отвести, и того больше будет - все утопнут в этих капельках.
Не раз Иванычу предлагали перебраться повыше, отказывается... Кирпичи, ящики какие-то на пол набросаны, по ним, видно, и ходит, чтобы ноги не мочить. В свои сорок три выглядит дряхлым - сальная, не знавшая ухода борода скаталась патлами, волосы не многим лучше. Чем-то он напоминал старика с форзаца "Войны и мира", только худого и очень-очень грязного.
- А, заглянул... герой. - Не шелохнулся, только взгляд на меня скосил.
- Да, Алексей Сергеевич передал, вы что-то сказать хотели...
- Сказать? И тут-то переврал! Ну да ладно, скажу...
Иваныч перелистнул несколько страниц, и, держа книгу на вытянутых руках, прочел:
- "Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений", вот как Гений писал! В прошлой эре еще писал, а как прав был! Ты, Володь, эти слова запомни, потому как только фатализмом и можно нашу с тобой судьбинушку объяснить.
И это все? Ради этого Иваныч меня позвал? Я уж подумал, что бедолага совсем из ума выжил, но он, наконец, отложил книгу.
- Дай-ка, вон из того ящика, два ключа на двадцать четыре...
Я подал. Иваныч, игнорируя разбросанные кирпичи, ступил в воду и шаркая, гоня вперед себя волну, почапал в дальний угол бойлерной. Там кряхтел долго, откручивая скрипучие гайки, пока, наконец, тяжеленная задвижка не плюхнулась в воду. Иваныч запустил в трубу руку по самое плечо, и, пошарив, извлек какой-то предмет.
- На, это тебе ... - Сказал он, почти приветливо, но тут же сорвался на крик: - Только тут не открывай, понял?! Там - откроешь, когда совсем плохо станет, а тут - не вздумай! Всех погубишь, это же ящик Пандоры!
- Кого?
- Была такая... Не важно. Не открывай, и все! А теперь ступай.
Ящик Пандоры умещался на ладони, да и вообще - не похож на ящик. Овальный, и будто из кожи, а постукаешь - как по дереву. Открыть, посмотреть, что же там - очень хотелось, но Иваныч предупреждал... Может, это "мочалка"? Старики рассказывали, что делали такие, для шпионов. Открываешь ее, бац, и все. Потряс - что-то брякает внутри... может, и не "мочалка". Мысли о ящике, пополам с любопытством, вытеснили безнадегу и отчаяние - я даже уснуть сумел, пусть и на пару часиков.
* * *
Снова мои сверстники построены в две шеренги, комендант произносит патриотичные речи, и вчерашняя дрожь в коленках возвращается. Вроде, подарок Иваныча спрятан в вещмешке, но его манящая магия куда-то испарилась. Алексей Сергеевич помог в ОЗК облачиться - глаза у него красные. Неужели плакал? Не важно. Не так уж это и важно...
Многотонные створки двери, скрежеча и скрипя, двинулись навстречу друг другу. Встать бы меж ними - шмяк, и нету. Быстро, на раз, без шанса на спасение - это лучше, чем выйти наружу. Там я тоже умру, вот только как? А не умру, так как Иваныч, из ума выжить? Уж лучше под пресс дверей.
Не знаю, чем бы все кончилось, но в конце коридора показался Иваныч. Подбежал, если так можно назвать шарканье ногами вдвое быстрее обычного, и встал перед самой дверью. А через секунду створки сомкнулись, отрезав меня от всего, что знал и любил. Иваныч припал к иллюминатору и смотрел. На меня. Не мигая. Но взгляд его, обычно потухший, светился, придавая уверенности. Я дал отмашку, и заскрежетали вторые двери - внешние. Здравствуй, радиация.
И что самое страшное, ничего не изменилось. По ту сторону двери такой же коридор, как и по эту. Одна разница, там - дом, а здесь - смерть. "Радиация незаметна", написано на плакатах в убежище. Сколько раз я читал эти слова, и только сейчас начал понимать смысл. Вот она, кругом, и убивает уже, а я - не чувствую.
Тоннели, отнорки, люки в полу и над головой. Куда иду - черт его знает. Вода всегда течет вниз, значит, мне нужно подняться наверх. Найти источник подтопления... а потом - опять вверх, против течения. Найти, куда отвести воду и удачно заложить динамит... В теории все знаю, отец научил. А отца - дед, но даже и деду не приходилось самому устраивать взрыв, а мне придется...
Вот только бы понять, где я... который час уже плутаю, вернуться бы, да с начала... Но не знаю, куда возвращаться. Запыхался - ОЗК, противогаз и спертый, душащий воздух. И почему жарко так, когда на поверхности ядерная зима? Или радиация уже делает свое дело, и я - горю заживо? Не сдаваться! Уперевшись головой, я сдвинул очередной люк, взобрался на уровень выше.
Тоже тоннель, но еще трубы. Под потолком, вдоль стен, даже идти по трубам приходится. И жара еще больше - дышать нечем. На тренировках мы зачастую гайку под противогаз совали, так легче, но сейчас - это смерть. Я и так мертв уже, так пусть хоть с пользой... Хотелось сплюнуть, пришлось сглотнуть. И двинуть дальше.
Очередной люк не поддавался. Уперся, что есть силы, рванул вверх. Железный кругляш повернулся на ребро, ударил сзади, по затылку. А спереди, в глаза, ударил свет - ослепительно яркий. Руки отказались слушаться, я ухнул вниз.
Через минуту зрение вернулось. Чертов свет... не нравится он мне, ничего хорошего не предвещает! Но делать нечего - установил светофильтры на очковый узел, и снова вверх - вторая попытка.
* * *
Все повторилось - свет в глаза, люк по затылку, но на сей раз я выдержал удар, потому как был готов. Крышка отлетела в сторону, и я выбрался наружу. Тоннели кончились - поверхность. Ослепляет яркостью зеленого и голубого - трава, небо, деревья, все, что я видел разве только на картинках. И все такое огромное.... Взгляд тонет, рассеивается меж стволами, но там, наверное, другие деревья, конца-края нет.
А под ногами трава. И цветы... Красивые какие! Я сорвал один - всего один, если вернусь, обязательно Марусе подарю. Пусть даже умру от радиации, зато она увидит цветок - настоящий. Говорят, они вкусно пахнут, понюхать бы, да фильтр противогаза не даст...
Я шел - не знаю куда, просто шел. Трогать деревья, любоваться травой - неужели мы там, в подземке, всего этого лишены были? Неужто одна капиталистическая сволочь, отдав приказ, всех лишила вот этого - земли, неба, звезд... Всю жизнь мечтал звезды увидеть. Откинул назад голову, и едва не упал - свет ослепил, даже через защитные фильтры. Но показалось, или между крон пролетела птица?
Пролетела. А вскоре я увидел ее еще раз, а может, другую, сидящую на дереве. Ворон, или галка - черная вся, и живая. Она смотрела на меня то одним, то другим глазом, отворачивая клюв в стороны, а потом улетела.
И я пошел, побежал за ней, спотыкаясь и едва не падая, и птица привела меня к людям... Явно из третьего поколения - мои ровесники, может, чуть младше. Одеты в какие-то лохмотья, уляпанные краской, и ростовка на здоровенного мужика, вроде Алексея Сергеевича, но это были люди - они стояли кружком, и о чем-то разговаривали.
Я побежал к ним, резинка под коленом соскочила, штанина расстегнулась - запнулся. Не беда, поднялся, и, придерживая ОЗК руками, к ним, к людям.
Они меня тоже заметили, замахали руками, признали. Похоже, обрадовались даже - еще бы! После войны, после стольких лет ожидания, встретить живого человека!
- Ёу, бразе, - сказал один из них, с волосами, скатавшимися в патлы, как у Иваныча.
Не по-нашему, но понятно же все - приветствует!
- Фига се, тебя расколбасило! Айда к нам! - сказал другой, с черным вещмешком за плечами.
- Слуш, чувак, классный прикид! А бухать как? Хоботом что ли?
Ребята дружно рассмеялись. Не знаю, на каком языке они говорят, может, польский, или украинский, но похож на наш. Видно же, советские люди-то!
- Синька чмо! На бонг бы этот хобот, да пакет генджа туда - во торкнет то!
- А есть он, генджик-то? - спросил парень с вещмешком.
- Ну, пакет не знаю, а полку найду. Бонга нема, но это фигня - из полторахи сделаем.
- Ну как, чувак, дуть-то будешь?
- Дуть? Я русский человек. Вы русский понимаете? - спросил я.
- Жжешь, чувак! Я думал, ты из наших, ну, Дидло, или Бэнч, ай, ладно! Так чо, дунем на шару?
Эйфория прошла. Что-то не то с этими ребятами, похоже, не только патлы у них, как у Иваныча, но и мозги набекрень от радиации. Неужели и мне такое светит?
- Эй, Жираф, - сказал парень с вещмешком, - Даешь фристайл про слоников, а мы с Арчем бит подсобим!
Вперед вышел парень на две головы выше меня, а тот, что с вещмешком, и Арч ритмично зачмокали губами.
И все, как один, побежали. Я постарался за ними, но отстал - в ОЗК не больно-то разбежишься.
Люди... Да нелюди, черт бы их побрал! Жаль их, хотя, кто бы меня пожалел - вот уж участь, стать безумным... Это же надо - такое радиация творит... И с ними не поговоришь толком, да и одному оставаться не лучше. Хотя, кто знает, они несчастными не выглядят. Может, и я, когда свихнусь окончательно, буду прыгать под деревом, чмокая губами, и радоваться незнамо чему, а потом убегать, когда кто-то крикнет: "Фишка"...
Меня снова окружили люди, совсем другие - одеты с иголочки, пятнистые костюмы сидят как влитые, сразу видна военная выправка. Одно смущает - все, как один, лысые. Говорят, от радиации волосы вылезают - неужто, им еще больше облучения досталось? Я молчал - пусть заговорят первые.
Но они не заговорили. Дважды стукнули себя в грудь, и выкинули руки вперед и вверх. "Фашисты... - мелькнуло в голове. - Видно, не всех изничтожили".
Я ударил первым.
* * *
Плетусь дальше, все болит - странно даже, что не убили. Хотя, убили... шланг противогаза в двух местах надорван. Замазал землей, но долго ли теперь протяну? Жара нестерпимая, каждый шаг - из последних сил, дышать совсем нечем. Не иду, а скребу ногами, готовый упасть, и ничего не соображаю. Несколько раз вдалеке видел людей, вернее, то, во что они превратились. Подходить не стоит - чревато, потому, старательно избегал встреч.
Попались уцелевшие ошметки цивилизации - извилистая, потрескавшаяся дорожка и лавки вдоль нее. Я присел - тело молило перевести дух. "Откроешь, когда станет совсем плохо" - так, кажется, Иваныч сказал... Самое время - хуже уже некуда.
Ящик лежал на коленях, пальцы - на крышке. Одно движение, и...
- Здесь свободно?
- Что? - обернулся я.
Рядом стояла девушка - почти раздетая. Если бы Маруся в таком виде перед всеми прощеголяла - близко бы потом к ней не подошел. Позор-то какой... А эта, похоже, и не стыдится нисколечко.
А она села. Почему-то на другой край скамьи. И что спрашивала, в самом деле... Места полно, садилась бы - хоть на эту лавку, хоть напротив...
Я вернулся на место и вновь склонился над ящиком. Но открыть девушка не дала:
- А почему вы в противогазе? Здесь что, учения?
Я не ответил. Просто, не знал, что сказать, но девушка продолжала сыпать словами:
- А как вас зовут? Я Лена...
- Володя, - сказал я.
На этот вопрос, по крайней мере, знал ответ.
- Очень приятно, - улыбнулась.
Какая-то вульгарная, вызывающая у нее улыбка получилась - не под стать так девушке.
- А почему ты в противогазе, и этом, как называется... жарко же! И так дышать нечем!
Дышать и правда нечем - каждый вздох обжигал легкие, гимнастерка насквозь потом пропиталась, так, что даже ОЗК к телу лип. Снять бы к чертям всю защиту! Другие-то ведь без нее обходятся, и ничего...
Взгляд упал на ящик Пандоры - если не сейчас, так когда? Зажмурившись, я рванул крышку.
Ничего не произошло. Во всяком случае, это не "мочалка". Я заглянул внутрь.
Очки... первое, что бросилось в глаза - очки. Но не обычные, а с черными стеклами. Видимо, они вместо светофильтров на противогазе. Выходит, Иваныч ими пользовался... снимал противогаз, и остался после этого жив.
Я сдернул капюшон ОЗК, закрыл глаза, набрал воздуха и только после этого снял противогаз. Кожа не горит, наоборот, легче стало. Еще чуть-чуть вдохнул, "понюхал" воздух - и ничего. Но вот когда глаза открыл, светом резануло... тут и пригодились очки Иваныча.
- Господи! У тебя кровь... - подала голос Лена.
Видимо, она все это время за мной наблюдала.
- И давно вы вот так, дышите? - спросил я.
- В смысле?
- Ну, без защиты. Давно "Зима" кончилась?
- Да весной, как обычно... Не, ты точно того, перегрелся! Бледный-то весь - как утопленник!
Лена несла чушь с таким изумленным видом, будто это я умом тронулся, и в люди в одних подштанниках вышел. Фыркнула, и села на скамейку напротив. Ну и пусть - хоть не отвлекает.
Кроме очков, в "ящике" оказались сложенные бумаги. Часть когда-то была исписана, но сейчас от чернил остались только грязные разводы, на других - планы. Вот наше убежище, вот прилегающие тоннели... Нет бы сразу, у ворот открыть, тогда бы я наверняка не заблудился! Отдельно, завернутые в целлофан, лежали четыре бумажки. Три - мятые, зеленые. Одинаковые совсем - мужик какой-то, и надписи не по-нашему, а вот четвертая - обычный тетрадный листок, сложенный несколько раз.
"Майор Патлай Тел. **********
Пароль: "Звезда взошла над колодцем"
Отзыв: "Солнце светит из-под земли""
Билиберда. Но ведь была запакована с особой тщательностью, значит, здесь что-то важное... Я подошел к Лене, протянул листок. Та прочла без интереса, вернула.
- Что это может быть? - спросил я.
- Позвони, узнаешь.
- Позвонить? Во что?
- Не, ну точно с Луны упал! - фыркнула Лена. - По телефону позвони, дурень!
Я не ответил. Толку с ней разговаривать? Наверняка тоже облучилась. Вернулся к вещмешку. А через минуту, порывшись в крохотной сумочке, подошла Лена.
Гладкая, будто из эбонита сделана, но на одной стороне картинка, и движется - сама. Маленькая девочка играет в мяч. Чеканит, а потом бросает мне - он долетает до самой картинки, и пропадает. И все по новой.
- Точно темный! Давай сюда!
Выхватила картинку. Начала тыкать пальцем, приложила к уху.
- Ало, майор Патлай, - Лена говорила, повернувшись ко мне спиной. - Генерал? Да какая разница, тут написано майор. Понимаете... Вот черт! Трубку бросил!
- Это что, рация такая? - спросил я.
- Да, типа того. Сейчас еще раз попробуем... - Снова приложила рацию к уху. - Генерал Патлай... Нет, нет, стойте! Пароль: Звезда взошла над колодцем! Да, да! Нет, не я, парень какой-то странный...
Лена, не прекращая болтать, отошла в сторону. Слышу, тараторит, а что - не разобрать.
- Ну все, - сказала она, вернувшись. - Жди, сейчас за тобой приедут. А я пошла, пока не приплели. Не хочу заморачиваться...
И ушла. Недалеко, впрочем - присела на одну из лавок, наблюдает. Следит, значит. А жаль, что ушла - ее бы воспитать, одеть прилично, как нормальная почти...
* * *
- Владимир, говоришь?
Генерал Патлай, толстый и пузатый дядька с красным носом, сидел спереди, поглядывая на меня через зеркало, приделанное под потолком машины.
- Так точно, товарищ генерал.
- Ты брось этих товарищей! Не те времена. Ай, ладно, потом поговорим. Свалился же ты мне на голову...
Генерал молчал, машина урчала, скребла колесами, раскачивалась из стороны в сторону. За окном мелькали огни, разноцветные картинки. Быстро мелькали - ничего не рассмотреть. А меня начало тошнить. Неужто радиация... не ел с утра ничего, а иначе бы наверняка вырвало.
Машина остановилась, несколько глотков воздуха вернули к жизни, но голова все еще раскалывалась.
- Идем. Пока у меня на даче поживешь, - скомандовал Патлай.
За высоким забором росла трава. Настоящая, зеленая - упал в нее, без ОЗК, без противогаза. Щекотно, и пахнет так хорошо... Но генерал уже ждал в дверях - пришлось вставать, тащиться за ним.
Дома Патлай протянул мне стакан с коричневатой, будто спитой чай, жидкостью.
- Пей.
Я отхлебнул - язык обдало горечью, легкие обожгло какими-то испарениями. Машинально выплюнул эту отраву.
- Не лезет? Да, к этому привычка нужна... А я вот, пожалуй, выпью.
Он налил во второй стакан и проглотил - одним махом.
- Эх, - сказал генерал, утирая усы рукавом, - Голодный ты, небось... разносолов нет, но чего-нибудь перекусить сообразим. Там и поговорим, на кухне...
От обилия блюд глаза разбегались, а Патлай все доставал и доставал их из белого шкафа - часть ставил сразу на стол, холодными, часть - в другой шкаф, чтобы через минуту достать уже горячими. Сам генерал ел мало, зато отравы, которую называл "коньяком" отхлебнул уже не раз.
- Да ты не стесняйся, спрашивай, - сказал он, поставив на стол очередную тарелку, - полно, поди, вопросов...
- Что происходит? - задал я единственный, вертевшийся в голове.
- Ничего не происходит, - улыбнулся генерал. - Все течет своим чередом. Эх... долго говорить придется! Держи.
Он протянул кружку - пахнет вкусно, но на вид жидкость черная, как моторное масло. Кружку взял, но пробовать не рискнул - свежи еще воспоминания о предыдущем "напитке".
- В общем, Володь, все, что ты знал - все забудь, - начал генерал, присев напротив, - Ни единого слова правды ты отродясь не слышал. Верил - да, и те, кто тебе с детства мозги втирали - тоже верили. Да только чушь все это.
- Все? Разве может чушью все быть?
- Может. Еще как может. Начнем с того, что никакой войны не было!
- Чушь!
Патлай рассмеялся.
- Ладно, - начал он, все еще посмеиваясь, - тогда начну с того момента, когда наши истории были похожи, как два патрона. Середина двадцатого века, время пятилеток и Холодной войны. Мы тогда в контрах со штатами были, всерьез готовились. И не только вооружение, но и средства защиты... В общем, в то время и было твое убежище построено. Проект "Подземная звезда". А потом туда поселили сотню комсомольцев, для эксперимента. Просто посмотреть, как люди-человеки в подземке выживать будут.
- А потом началась война, - вставил я.
- Не началась, дурья башка! После Великой Отечественной сирот-то было хоть отбавляй, вот из них добровольцев и отобрали. В общем, прожили два года они, а руководство наверху посчитало: мало. Накинули еще годик. Поворчали-поворчали, но остались. А и этот год к концу подошел... И вот тут, не, ты только подумай! Какой-то умник решил эксперимент еще раз продолжить. Убеждать людей бесполезно было - насиделись в подземке, потому им просто толкнули дезу.
- Что сделали?
- Мозги промыли. Соврали, что война началась! Они же три года как в норе своей просидели - одичали. Пара громких речей, потом - отчеты о ходе военных действий, коих не было. Переговоры с субмариной Мурена, "экипаж" которой тут же, над вами сидел. В общем, заставили дедов твоих поверить, что война была. Рвались-рвались наверх, а тут на им, новую соску. Некуда, дескать, выходить, а вы - последний оплот... Они и рады радешеньки были! А потом и детей своих, и внуков так же воспитывали. Ну, что сидишь, рот открыв? Не веришь?
- Не верю! - заявил я. - Если бы в капиталистической стране дело было, может, и поверил бы, но чтобы советские люди...
- Коммунисты, капиталисты... какая разница, главное люди. С вами еще по-божески, считай. И в Чернобыль народ кидали, и в Афган за чьи-то интересы дохнуть... Ай, - махнул рукой, - что я тебе рассказываю... Николай ведь тоже тогда не поверил.
- Николай Иваныч? - уточнил я.
- Иваныч, Иваныч... А когда рассказал ему, что Советский Союз лопнул, как гандон надутый, так еще и с кулаками на меня полез. Ты-то не полезешь? Или не знаешь просто, что такое гандон? - усмехнулся генерал.
- Не знаю, - признался я, - но и драться не полезу. А что с Союзом?
- А ничего. Нету. Дружественные республики как выводок дворняжек, разбежались по подворотням. Теперь еще и огрызаются друг на друга, из-за куска хлеба...
Разговаривали долго, а вопросов у меня появлялось все больше и больше. На один генерал ответит, так на его место в голове еще два просятся.
Я даже верить ему начал - больно складно все получалось! Ну нельзя так вот, на ходу сочинить. Генерал рассказал, что после запечатывания "Подземной Звезды" за нами наблюдали, иногда даже заходили внутрь, пустив сонный газ. Бывало такое, и не раз, что дневальные на постах падали. Все, как один. Им, конечно, попадало потом, но откуда генерал-то знать мог? И запасы провизии нам поставляли, и фильтры меняли, и канализацию откачивали - все так, чтобы мы не заподозрили даже.
За разговором я и не заметил, что за окнами стало темно. Снял очки - отвыкшие от света глаза в них больше не нуждались. Они нуждались в звездах - вот, на что стоит посмотреть, оказавшись на поверхности.
- Ну, иди, взгляни, - подбодрил генерал, - вон, с балкона вид хороший.
Вид не просто хороший, он потрясающий! Иссиня-черное небо перерезала дымчатая полоса, желтый диск Луны улыбается, отсвечивая макушки деревьев, и звезды, конечно, я увидел звезды. Совсем не такие, как представлял. У нас, в убежище, тоже были звезды - много звезд. На плакатах и знаменах, ремнях и кокардах, даже на подошвах сапог, и все не то... пятиугольные, геометрические, они совсем не похожи на настоящие - крошечные огоньки на небе, притягивающие взгляд к бесконечности. Если бы не было звезд, я бы никогда не смог понять, насколько огромен мир.
- Ну, нравится? - Патлай встал рядом.
- Не то слово! И как я раньше жил, не видевши звезд!
- Честно, я их тоже не видел. Ни разу, - сказал генерал, облокотившись на перила. Спиной. Он на меня смотрел, а не на небо.
- То есть как, не видел?
- А вот так. Интересно, да... Понимаешь, Володь, свет ведь не быстро летит. Нет, быстро, конечно, но не настолько. И потому, вижу я не Солнце, к примеру, а место, где оно было восемь минут назад. А, вон, то созвездие видишь?
Генерал указал на пять тусклых звездочек, сгрудившихся совсем рядом.
- Ага, вижу.
- Это Плеяды. И свет от них до нас четыреста сорок лет летел! Представляешь, в те времена на Руси еще Иван Грозный правил, а мы только сейчас видим. Вот ведь, живут люди, и не задумываются, что не видели ничего настоящего, дальше собственного носа, зато видели прошлое. Иногда настолько давнее, что уму непостижимо! Кстати, ты помнишь пароль?
- Звезда взошла над колодцем.
- Звезда, Володь, это ты. Твой свет летел до нас больше полувека.
Мы еще долго стояли на балконе. Генерал показывал созвездие за созвездием, Полярную Звезду, Венеру, которая хоть и не звезда, а светит ярче всех. И как он их различает? Хаос, будто соль кто-то по небу рассыпал, и ведь у каждой есть название. Наверное, нужно родиться и вырасти на поверхности, чтобы знать звезды "в лицо".
* * *
Иду домой. Двери неспешно отворяются, скрежеча так, что мурашки по спине. Сразу обе - к чему перепускной тамбур, если не было войны?
- Я думала, ты не придешь... Я ждала, я долго тебя ждала...
Маруся плачет по ту сторону. Слезы текут по постаревшим щекам, дряблые руки дрожат.
Бронированные створки едут дальше, и я вижу рядом с ней двоих - дети, наверное. Парень, в размалеванной одежде, на три размера больше, и полуголая девушка. Парень смотрит с презрением, девушка - вульгарно улыбается. Как они попали сюда?
- Вон они! - слышу сзади.
Оборачиваюсь, и вижу лысых фашистов - несутся сюда. Бью по кнопке на стене, закрыть двери... створки послушно движутся навстречу. Послушно, но медленно - не успеют, ей-богу не успеют!
Темнота, и холодная, мокрая от пота постель.
* * *
Больше уснуть так и не сумел - проворочался всю ночь. Генерал проснулся, когда было уже нестерпимо светло.
- Ну, утро доброе, - сказал он, когда я спустился на нижний уровень дома. - Так, тебе сейчас одному остаться придется, а мне по делам надо. Со "Звездой" вопрос порешать, чтобы не топило ее. Да и о твоей дальнейшей судьбе подумать. Дождешься меня. Из дома никуда не отлучайся один, понял?
Я кивнул.
- Ладно, не скучай. Вон, ящик пока посмотри...
Патлай взял что-то со стола, и на стене зажглась картина. Вроде той, что видел у Лены, только большая.
- Чернуха, сопли с сахаром, - приговаривал генерал.
И картины на стене, мигнув чернотой, менялись.
- Ага, вот, природу посмотри, тебе интересно будет. Ну все, бывай, постараюсь не долго.
Генерал ушел, а я смотрел на ящик, открыв рот. На стене развернулся целый подводный мир - крабы, осьминоги, и рыб столько разных, что и половины названий не запомнил. А еще - звезды. Оказывается, они бывают и "морскими".
Но потом подводный мир исчез, появились "новости". Словно помои ведрами, картина-ящик выплескивала на меня ужасы. Горящие деревья, торчащие из-под воды крыши домов... Я дважды уходил наверх, чтобы не видеть всего этого, но одни "новости" менялись другими - все страшнее и страшнее.
* * *
С минуту Патлай смотрел то ли на сеточку трещин, покрывшую "ящик", то ли на темное, будто чернильное пятно за ней, а потом спросил:
- За что хоть?
- Он дочку свою, девочку семи лет, кипятком из чайника поливал... - устало ответил я.
- Ясно, - не менее устало сказал генерал, - да, брат, трудно тебе теперь придется... Николай так и не сумел привыкнуть...
Николай - это, видимо, о Иваныче.
- А остальные? - спросил я, - Что с остальными?
- Ну, один в армию пошел, куда его еще, ничего не умеющего? А о судьбе остальных я не знаю. Скорее всего, расстреляли. Ты лучше о себе думай.
- Расстреляли? Это как? За что?
- Пулями. И ни за что, - съязвил Патлай, - Идеалист ты! А они - опасны были, понимаешь? Для партийной маковки. Проект-то секретный был! А вдруг бы они проболтались? Это сейчас времена другие, плевать на вас. Выползайте хоть все, только... кому вы нужны-то? Ладно, одного тебя я смогу пристроить - в школу прапорщиков, для начала, потом - в часть куда-нибудь, где думать не надо, а остальных?
- Значит, я пойду в армию?
Генерал навис надо мной - глаза в глаза, и строго, по-отцовски сказал:
- А это, парень, тебе решать. В этом мире каждый сам за себя. Но послушай доброго совета: забудь!
- Что забыть?
- Один из миров. Забудь все, что было внизу, если решишь остаться наверху, и забудь все, что видел здесь, если решишь вернуться в бункер. Если не хочешь, чтобы твоим друзьям было так же хреново, как тебе - забудь. За-будь!
Я рассказал о ночном кошмаре, генерал согласно кивнул.
- Сон в руку. Я и не думал, что поймешь, Володь. Думал, наоборот, захочешь рассказать всем - не стоит. Я ведь добра желаю только... после твоего вчерашнего появления в парке, журналисты уже носы по ветру выставили, ну да ладно, их заткну, но ежели проболтаешься - на круги своя ничего уже не вернуть будет.
А помолчав, генерал добавил:
- Хорошо, что ты меня понял.
* * *
А я тогда ничего не понял. И сейчас, стоя возле открытого люка, понял только одно: не для меня этот мир. Уже во вторую ночь смотрел на звезды, и удивлялся. Нет, не им, а тому, что удивлялся им вчера. Прошла эйфория, я снял темные очки, и увидел всю грязь этого свихнувшегося мира.