В сером многоэтажном здании, в небольшой квадратной квартирке жили старик со старухой. Быт их был убог и скуден, а потому думали о боге, как и другие несчастные соседи по крупнопанельной планете. Старик по утрам ходил по городу, собирая бутылки. Бабка сидела дома, на жестком стульчике. Выходила раз в полгода за пенсией на которую покупала свечку, мыло и куриные потроха. Дед, в прошлом циркач-эквилибрист, воровал картошку с балконов соседей нижних этажей, ловко спускаясь вниз по веревке. Бабка вечерами пела. Ночью молились. Так и жили.
Еще с ними жила внучка. Долго лет с ними жила внучка, откуда она взялась в четырехугольной комнатке и для чего старые не понимали. Появилась она у них как-то осенью, в дождливый тусклый вечерок, сама по себе, проявившись в углу. Лет эдак десяти с виду и с платочком на голове. Внучка целыми днями смотрела в окошко, а к вечеру выходила во двор пособирать собачьих какушек, с которыми любила играть в магазин.
Еще в квартирке жила собачка, маленькая и рыжая, непонятной породы, зато купированная, но дареная, а не купленная. Подарил собачку внучке беззубый пьяный матрос в подъезде. Еще он показал ей наколку с якорем, а сам ушел. Собачка осталась жить, но надолго ли? Очень дряхлая собачонка, с гнилыми зубами и лысеющая. Клочки ее волос вечно перемешиваются с толчонкой, от чего блюдо приобретает определенный ворсяной колорит, а старик со старухой давятся и поперхаются. Занималась собачка ничем, спит в основном, ест картошку, а также она приловчилась ходить на унитаз как кошка.
Кроме старика, старухи, внучки и собачки, жила еще с ними кошка. Оголтелое и вонючее существо как все кошки. Занималась в основном она тем, что мочилась по всем четырем углам комнатушки, вытирала кошачий зад о столетний палас и обрывала острыми коготочками пожелтевшие обои. Появилась кошка вместе с собачкой. Просто когда внучка проносила в комнатку исхудавшую собачку, кошка сама по себе взяла и просочилась промеж ног, облюбовала местечко у иконок, замурлыкала. Старухе кошка понравилась, она покрестила ее перстом и приласкала ладошкой, а сама в скором заболела паршой. Дед же повредился умом не так давно по чистой случайности, и на весь зверинец не обращал ровно никакого внимания. Иногда, правда, выгуливал во двор заместо собачки внучку. "Фу" говорил старухе, а "взять!" кошке. Старость берет свое, ничего не поделаешь.
Также в квартирке жила мышь, небольшая и серая. Жила она под плинтусом и часто таскала и без того скромные запасы картофеля, обрекая тем на голодный день нерадивое семейство. Зато любила поиграться с кошкой в мышки, да собачке помогала избавиться от назойливых катышей в курчаво-облезлых штанишках ляжек лап. Внучке мышка не полюбилась, а все потому что последняя любила щекотать ее розовый животик и выщипывать прозрачные волосики в подмышках. Старик со старухой мышь не видели, потому что до этого жили у самого синего моря, а мыши там не водятся, так повелось. Сети портили лишь соль и крабы.
Помимо всех этих пушистых животных, жили в квартирке также тараканы, клопы, мухи, жуки и прочие насекомые, а также паукообразные.
Тараканы-прусаки - очень осторожные создания. Днем они сидят под занавесками, в батареях, под обоями, наружу выставляя лишь свои нежные антенны, щупающие воздух. Перебегают на короткие дистанции в дневное время изредка, да и то в целях дислокации своих мягкокрылых частей. Когда внучка ночью неожиданно включает свет, то может и поразиться всему этому многообразию шныряющих особей. Встречаются здоровенные самки с весомыми оотечками между церок, есть нежнейшие нимфы, падкие до сладкого, еще пока бескрылые особи Blattela germanica. Тогда внучка сперва блюет на пол, когда видит как тараканы облепляют собой вкуснейший рыбный пирог, который дедушка стянул с чьего-то балкона, потом блюет на стену, изнемогая, а потом давит мозолями кишащую массу, которая под ногами хрустит и маслянисто чвакает. Внучку не интересует ценность для науки этого синантропа, а потому беспощадно расправляется с целыми полчищами их, которые мешают по ночам спать, бегая под одеялом и щекоча тело. Старик со старухой к тараканам привыкли, потому что с детства им приходилось кушать мякину с тараканьим хитином и членистоногую полбу. Тараканы бегали и в дневное время, были матерыми и пигментированными, прятались в одежде и люди привыкали к ним так сильно, что позволяли шнырять им по голове, заползать в уши и нос, из глаз выедать гной. Собачка с кошкой к тараканам относились равнодушно: собачка любила ловить прусаков ртом, кошка - лапой. Мышка их поедала, и в большом количестве. Иной раз ночью хруст поедаемых мышкой тараканов был единственным звуком темноты, кроме храпа и фуков.
Клопы, как существа интимные, к человеку приближенные, обитали в простынках и наволочках, в старых побуревших портках старика, в необъятном лифчике старухи. Жило два вида клопов. Клопы постельные предпочитали постельные принадлежности, а лобковые - лобки. Однако жизненная цель этих удивительных организмов была общая, это - питание кровию и размножение. Особенно они любили кровь внучки, поскольку она была самой экологически чистой и молодой, её легко можно было усваивать. Стариковскую и старушечью кровь могли пить только самые старые клопы, а не их личинки, более выносливые имаго. Однако был и нонсенс: лобковые вши, хоть и любили кровь внучки, видели недостаток волос в субстрате лобка девочки, ибо лобок был еще без волос. Старушечий лобок - наиболее удачное место расположения гнид, да и личинкам хорошо в таких зарослях, где редко бывает вода, а лосьон и подавно. Старым было все-равно до клопов, они к ним привыкли, и жить без них не могут, говорят обычно:
- Клоп-то маленький, а крови - вон ее сколько, - поди всю не выпьют!
Размножались клопы интенсивнее обычного, поскольку тряпок и ветоши в квартирке было более чем предостаточно, местечки укромные, потаенные. Здесь протекал их неполный цикл таинственных превращений, здесь умирали старые особи, появлялись новые.
Из жуков в квартирке жили кожееды, но в основном в теплое время года, как и мебельные точильщики, чьи личинки поскрипывают иной раз в шифоньерах и шкапчиках, дополняя звуки ночи. Кожеедов было даже два вида, если судить по трупам между оконных рам. Старик любил приносить домой тушки мертвых животных. Мясо обычно съедали, косточки беззубыми зубами грызла собачка в промежутках между сном, а вот шкурки валялись в специальной корзинке.
- Вот вырастит внучка, будет из чего шубу ей сшить, чтоб перед женихом стыдно не было, - поговаривала иной раз старушка.
В этих шкурках копошилась целая масса кожеедов и их симпатичных мохнатых личинок. Из активных летунов попадались моли. Внучка и старушка иной раз в летние вечерочки носились по квартире и убивали целые полчища равнокрылых и зубатых молей, залетающих в форточку на свет, путая их с платяными, хоть на самом деле этих бабочек и не интересуют полуистлевшие шкурки.
Мухи. Назойливые создания, любящие тепло и свет, отсутствующие в зимний период, за исключением, конечно, дрозофилл, которые заводятся в мусоре. Комнатные мухи - самые приятные, особенно не досаждают, но когда в дом залетают навозные, мясные и падальные мухи, тогда всех это бесит, и начинается охота за тяжеловесными заразными бомбардировщиками мира насекомых. Иногда устраиваются многоминутные погони, иногда засады, но лучше всего ловить и давить мух на окнах, где они кажутся более глупыми и беспомощно бьются в стекло, желая наружу. Внучка обычно жалеет таких бедолаг, поймает бывает, послушает как они жужжат жужжальцами в кулачке, а потом выпускает в форточку.
- Летите к своим деткам на небо, - говорит она, не зная, что на небе никаких деток ее нет, и единственное желание таких двукрылых добраться до ближайшей помойки или дорваться до падали, где можно будет отложить яички и сытно покушать жижи. Это если самки. Самцы же влекомы до самок спариваться.
Мы забыли упомянуть еще мучных жуков-чернотелок двух видов, крупных и маленьких, обитающих по сусекам в муке и имеющих приятный мускусный запах. Их очень любил дедушка добавлять в борщ как приправу, видно путая насекомых со специями.
Иногда в квартире появлялись притворяшки-воры, маленькие такие жучки миллиметра два-три в длину, с узкой переднеспинкой и с массивными надкрыльями. Непонятно что они воровали, но притворялись мертвыми, когда к ним прикасались, поджимая к телу коленчатые усики и лапки. Их никто не замечал, поэтому им часто приходилось притворяться по ложной необходимости.
Жужелицы в помещение проникают редко, однако в теплые летние вечерочки иной раз проникает Харпалюс дистингуендус, которого мальчишки во дворе почему-то называют светлячком или американской вонючкой за свою способность издавать неприятный запах, источающийся из отрыгиваемого им желудочного сока.
Усачи-монохамусы появлялись еще реже, прозванные детьми стригунами. А потому внучка опасалась посадки этих статных вредителей леса на свою голову, - боялась быть некрасиво остриженной. Деду было все равно до них, он был лыс, и почему-то не замечал таких крупных созданий.
Еще в квартире жили коллемболы. Очень нежные бескрылые членистоногие в длину с миллиметр-два, обладая прыгательной вилкой, они невесомо скакали в сырых местах туалета за унитазом, облюбовав ржавые трубы сантехники. К ним никто никак не относился, потому что эти животные очень малы и с виду неказисты. Питаясь органикой туалетного детрита, коллемболы исправно множились на зависть другим насекомым и позвоночным обитателям маленькой квадратной квартирки.
Поклонники сырости белесые и нежные мокрицы мирно суетились в туалете и за мусорным ведром на кухне, где так много вкусной загнившей органики. Их в семье совсем никто не любил. А зря, потому что мокрицы - дальние родственники раков.
Под ванной же обитал паук, охотник до тараканов. Изредка он выползал на желтую ванну, создавая контраст на светлом фоне, своим безобидным пугая впечатлительную внучку, которая не знает, что его нежные хелицеры просто не способны прокусить толстый кожный покров человека. Старики же были близоруки, а потому паук имел возможность быть раздавленным ступней или смыт безвозвратно в проржавевшие трубы.
Обыкновенный сенокосец появлялся в хоромах только летом, когда окна в комнату бывают открыты. При помощи своих длинных лапок он беспрепятственно проникает на стены комнаты и чинно отмеряет сантиметры. Охотится за ним лишь кошка. Внучка сенокосцев боится, однако любит издеваться над ними, отламывая тоненькие конечности и наблюдая конвульсии их на своей нежнейшей ладошке.
В единственной полуистлевшей книжке про войну одиноко жил книжный лжескорпион, не умеющий читать. Его также никто не видел, но при желании его можно было бы обнаружить, если внимательно перелистывать странички и вооружиться хорошей лупой и неиссякаемым терпением.
В тряпье и в пыли жили также клещики, питающиеся всякими отслоенными роговичками и прочей дрянью, самые настоящие сапрофиты. Некоторые из них путешествовали даже по телам и полостям жильцов квартирки. Их мир велик и загадочен, поскольку как и клещи, так и прочие позвоночные и насекомые не представляют о существовании друг друга.
Мы не будем проникать в мир невидимый и микроскопический, он безразмерно велик, но все же ограничен. Одни из этих мельчайших созданий абсолютно безвредны для человеческого тела, другие опасны и вызывают разного рода заболевания. В основном это брюшной тиф внучки, ее ципки и бородавки. Ведь нужно соблюдать элементарные законы поддержания чистоты в жилищах, но разве старик со старухой к этому приучены? Чему они только смогут научить свою внучку, когда она подрастет, и самостоятельно выйдет в жестокую реальность мира.
Но все же, посмотрите, как прекрасен мир синантропов (кроме жужелицы, стригуна и бабочек), сожителей человеческих жилищ! Живите им, и вы обретете благодарность чистейших душ организмов, стоящих на разных ступенях биологического развития и искусственной системы живой природы!