Я знаю, в Новый год все ожидают чуда. Все-все люди на земле, даже самые прожженные циники и прагматики живут в счастливом предвкушении: вот... Сейчас...Наконец-то... И мягкая елочная лапка слегка покалывает где-то в области сердца... Город атакуют армии снежинок, гирлянд и конфетти, во дворах взрываются крошечные бомбочки и взлетают ввысь многоцветные фейерверки. Наверное, звезды удивляются: что вытворяют там, внизу, эти занятные букашки? Хотят к нам, на небо?
Я тоже была счастлива, как и все в этот час, но Новый год был здесь ни при чем. Я была счастлива потому, что я шла тебе навстречу.
Мы встретились внезапно в обыденном мире хаоса и одиночества, и наши души соединились и закружились в медленном, восхитительном, вечном танце. Я думаю, мы всегда знали друг друга. Мне все равно, кто ты, чем занимаешься, сколько тебе лет и откуда ты пришел. Иногда ты рассказывал мне о том, как жил прежде, о мире, оставленном позади. Я видела его отражение в твоих шоколадных глазах. Ослепительное, далекое...
Там древние минареты и цветущие розовые деревья в марте, в знойном полуденном воздухе плавятся на асфальте миражи луж, бесследно тая при приближении. Станции метро в том городе похожи на мраморные дворцы, блистающие, прохладные, а на поверхности - безмятежно журчащие фонтаны, множество прохладных водопадиков, целое королевство фонтанов, вечная радуга...
Я мечтала увидеть все это вместе с тобой. Хотя мне было все равно, где находиться - в том азиатском мегаполисе, или здесь, на этом оживленном, грязном перекрестке. Лишь бы с тобой. Вместе.
Ты чувствуешь то же самое. Я знаю. Я вижу тебя на другой стороне проспекта. Я бегу к тебе. Сейчас мы встретимся.
Гололед. И скрип тормозов, режущий, невыносимый. Толпа вокруг, множество блестящих глаз, любопытных, жадно пьющих нашу боль. Машина летела на меня. Но ты успел оттолкнуть меня, заслонить собой. И вот теперь на грязном дорожном снегу ты, не я. Почему не я, почему, почему?! Кругом все алое, алое, страшное. Если я пойму, что это, я умру. Кровь. Твоя кровь.
...В реанимационное отделение больницы никого не пускают, и я тупо сижу в коридоре. Идут часы, а кажется - годы. Мне нельзя даже подойти к тебе, взять за руку. Теперь я знаю, что такое смерть. Это жизнь без тебя.
Я встаю. Не чувствуя своего тела, бреду к окну. С поверхности стекла жадными воспаленными глазами взирает на меня отвратительная маска безумия. Я бью по ней. Головой. Руками. Всем.
...Ведьма была старой, морщинистой каргой и жила в грязной, холодной лачуге. Я не удивилась. Я знала, что так оно и будет. Она противно хихикала и заскорузлыми пальцами вытирала с моих щек слезы, которые в ее лапах сразу становились блистающими алмазиками и исчезали где-то в глубине ее вонючей хламиды. Наконец это утомило ее, она подняла мое опущенное вниз лицо, поцарапав острым ногтем щеку, и, глядя мне в глаза, сипло прошипела:
- Слезами горю не помочь, красавица. Ты еще можешь его спасти. Сердце его живо, оно на Беркутовой горе. Доберешься туда до Нового года, достанешь - твое счастье. Так и быть, отпущу... Ну, может, заберу красоту и молодость...
Она ждала моего ответа, возбужденно, в предвкушении. Я молчала. В желтых, как смола, глазах блеснуло разочарование. Она хихикнула в последний раз - словно сухая ветка треснула, и больно стукнула меня в спину:
- Поторопись.
Я упала в снег. Подняла голову. В сероватой мгле Зазеркалья далеко-далеко, у самого горизонта, темнела громада Беркутовой горы. Никогда, никогда мне до нее не добраться. Я поднялась. Болели руки, ноги, болело все. Я с трудом сделала несколько шагов. Потом побежала.
Я не чувствовала времени. Оно остановилось. Или просто исчезло. Я часто падала и думала - все, больше не встать. Потом вдруг осознавала, что клубящееся пространство движется - я снова бегу по дороге.
Надо мной пронесся огромный беркут - свободная, мрачная птица, властелин ночи. Его усталые, вечные глаза на мгновенье задержались на мне - поняв и узнав. Да, мы знали друг друга, там, в солнечном отражении. Взмах сильных крыльев, и ветер, поднятый ими, захватил и понес меня... Ближе, ближе, ближе надвигается Беркутова гора, нависает надо мной, закрывает полнеба... Наконец я чувствую под ногами землю, острые камни, влажный мох, что-то скользкое, извивающееся. Я начинаю свое восхождение.
Камни такие острые, а ногти короткие (зачем, зачем я всегда пренебрегала маникюром?!). Я часто скатываюсь назад. Гора кишит змеями. Я ощущаю исходящую от них злобу, как больно жалят они, как беспощадно! Но я не могу отвлекаться, я должна спасти тебя. Иногда со скал, по которым я рвусь вверх, приветы и поддержку мне шлют хрупкие, прозрачные, неземные цветы. И они не незнакомцы, они тоже живут в нашей с тобой общей реальности, я помню их очарование - чья-то улыбка, теплота и нежность, верность и искренность друга... Без них мне никогда не дойти бы до вершины. Я знаю это также точно, как и то, что все еще дышу...
Вот она, вершина. Ровная, без камней, площадка, сухая трава, вечные сумерки и ветры Зазеркалья и твое сердце, любимый. Живое, невредимое - в руках у омерзительного, облезлого тролля, украшенного бородавками и трупными пятнами. Я вижу его, и ведьма, встретившая меня в Зазеркалье, кажется мне красивее Шерон Стоун. Где-то тикают часы. Без пяти двенадцать.
- Ты еще можешь успеть, - авторитетно шамкает тролль, приоткрыв блекло-зеленые липкие губы, - Можешь успеть. Беркут донесет тебя до перехода в твой мир и покажет дорогу. Или беркут унесет туда сердце, но тогда ты останешься со мной. Твой любимый выздоровеет, но забудет тебя, все-все забудет! Твои глаза, губы, вашу любовь. Решайся быстро. Выбор за тобой.
Я вижу твое лицо. Такое близкое. Такое любимое. В последний раз. Я выхватываю у тролля твое сердце и изо всех сил подбрасываю его вверх, в блеск и тени Зазеркалья, к сильным, свободным крыльям.
В земном мире бьют куранты. Блестят яркие огни, взмывают в небо фейерверки. Словно хотят заглянуть: а каково тут, на высоте?
...Возможно, я приду в твои сны. Положу руки тебе на плечи и поцелую, нежно-нежно. Ты улыбнешься. А к утру все забудешь...