Шендеров Герман Михайлович : другие произведения.

Отцы Кошмаров ( приквел к Матери Кошмаров)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История о Вулко и о том, откуда взялась Мать Кошмаров

  Вулко сидел перед зеркалом и наносил грим. Густо размазав белила по ладоням, он водил ими по лицу, и глубокие, не по возрасту, морщины сглаживались, черты лица пропадали, и вот из зеркала на него уже смотрел белый блин с глазами. Гадко задребезжал будильник - ну вот, огорчился клоун, придется брать такси - грим еще не закончен, а из Праги-6 добираться до центра общественным транспортом - то еще удовольствие. Машину Вулко водить умел, но не любил пражских кривых и закругленных улиц, вдобавок, машину пришлось продать, когда умерла мать и понадобились деньги на похороны.
  
  Когда с гримом было покончено, Вулко приблизился к нелюбимой части подготовки - костюм. Втиснуть массивный живот под рубашку было делом плевым по сравнению с мучением, которые представляли из себя штаны. Толстяк давно хотел их расшить, но то ателье оказывалось закрытым, то подкидывали еще работенку и приходилось откладывать. Обычная обувь смотрелась нелепо под клоунским костюмом, но ехать через весь город в громадных клоунских башмаках, пускай даже на такси, было бы крайне неосмотрительно - клоун был итак не очень ловким человеком, почему отчасти всегда мог рассмешить детвору - настоящее падение порой смешит больше, чем даже самая изощренная, но искусственная шутка - а если он попытается добраться до места в этих кожаных корытцах, то точно разобьет себе нос и будет уже не до смеха.
  
  Тяжелым мешком ссыпавшись по лестнице, Вулко вышел из дома во двор и стал подниматься по узкой лестнице между зданиями - его дом находился посреди некой географической неровности, которую уместнее всего было бы назвать оврагом. Тяжело отдуваясь, клоун поднимался по лестнице со сбитыми ступеньками, еле пролезая в тесный проход со своей потертой кожаной сумкой с цирковым реквизитом.
  
  Вулко с самого своего детства был крупным мальчиком. Родители его были русскими, но, видимо, почуяв скорый приход кошмарных девяностых недальновидно перебрались в деревню близ Сараево, еще до его рождения. Имя мальчику досталось местное - мама с папой не хотели, чтобы тот выглядел белой вороной, но воспитывать его старались сразу в двух традициях - сербской и советской, поэтому Вулко даже не замечал, как сначала проводит день в школе, общаясь на сербском и дома переходит на русский. Потом грянула Боснийская Война. Сараево был осажден. Город страдал от голода, а округа от фуражиров-боснийцев. Жестокие исламисты оставляли после себя сгоревшие дома, изнасилованных женщин и убитых мужчин, лежащих сломанными куклами в придорожных каналах. На одного такого наткнулся Вулко. Тот день он помнил вплоть до мельчайших подробностей - как был одет в легкую фуфайку, слишком легкую для поздней осени, как черная, мерзлая грязь налипала на лакированные ботиночки, как солнце пряталось за облаками смога и дыма, идущего из столицы. Мальчик возвращался от бабки-фельдшера - мать послала его за антибиотиками для отца, чья нога стала совсем плоха. Тот зачем-то стал перечить фуражирам-боснийцам, которые споро перетаскивали из хуторов мешки с зерном, мелкую птицу и зимние закрутки в мрачные КУНГи, покрытые брезентом. Собак же боснийцы пристреливали, если те оказывались дома. Свиней по понятной причине они просто обходили стороной, внимательно глядя под ноги, чтобы не вступить в свиной помет. Когда отец стал взывать к какой-то социалистической ответственности, зачем-то, видать по привычке, сказал "мы же все - советские люди!", мусульмане только посмеялись. Даже убивать его не стали. Лишь в наущение раздробили ногу колесом уезжающего КУНГа. Теперь нога выглядела совсем плохо. Не все осколки кости удалось вынуть - врача солдаты не пощадили, поэтому подслеповатая бабка-фельдшер пол-ночи провела, работая пинцетом и скальпелем. Невзирая на ее усилия, через несколько дней конечность почернела и пахла сгнившей колбасой. Отец все чаще впадал в какие-то приступы социалистического экстаза, вдруг вскакивая на кровати и начиная рассуждать о вечных ценностях советского человека, потом резко замолкал и снова погружался в беспокойный сон.
  
  Мальчик был уже на полпути к дому, когда увидел Ее. Маленькие бесцветные глазки внимательно следили за движениями Вулко. Острые уши поднялись вверх, а пасть наоборот раззявилась, уронив какие-то кровавые ошметки. Огромная белая свинья угрожающе хрюкнула, защищая добычу - окоченевшего сербского солдата, все еще пытающегося зажать руками дыру в животе. Покрытый бурой коркой запекшейся крови пятак неистово ходил из стороны в сторону. Мальчик застыл в ужасе, пока свинья проводила детальную оценку ситуации. В ее глупых загноившихся глазенках читалась титаническая работа мысли - стоит ли охота за коренастым жилистым мальчишкой уже надкушенной добычи. Чаши неповоротливых весов в покрытой жесткой шерстью голове со скрипом качались, не желая остановиться - холодное и окоченевшее мясо, но много, либо теплое и свежее, но быстрое и к тому же гораздо меньше. Наконец, одна из чаш перевесила и свинья, угрожающе хрюкнув, вернулась к трапезе, а мальчик побежал со всех ног домой. С тех пор Вулко не ел свинины. Когда отец после тяжелой двухдневной лихорадки погиб, мать решилась на отчаянные меры. Применив все свои женские чары к солдатам из ограждения, она смогла убедить суровых боснийцев провести оставшуюся семью через посты. Вулко, будучи тогда еще одиннадцатилетним мальчиком понимал, что мама заплатила чем-то большим, чем еда или деньги, но не мог понять, чем, и всю дорогу до ближайшего населенного пункта просто пытался хоть как-то утешить молчаливо плачущую женщину. После, вместе с остальными беженцами они пересекли границу Чехии, где надеялись начать новую жизнь.
  
  Выйдя на улицу, Вулко начал ловить попутку - голосовать на дороге в костюме клоуна - то еще зрелище, но на месте артист краситься не любил - это нарушает магию представления и не дает войти в образ. Краситься в транспорте клоун зарекся - в последний раз получилась уродливая располневшая версия Гуинплена с красным носом - повторять такой опыт не хотелось. Люди, шедшие по улице шарахались от странного тучного мужика с намалеванной улыбкой и мрачным лицом. Вулко не признавал современный пестрый образ клоуна, предпочитая классический "пьерошный" костюм из белого сатина, обшитый рюшами и оборками, а довершало образ раскидистое жабо. Поначалу, с непривычки, жабо постоянно лезло в лицо, щекотало нос и натирало подбородок и Вулко хотел уже было избавиться от надоевшей детали, но стал замечать, что эти его постоянные попытки почесаться, оправить непослушное кружево и чихания смешат детей не меньше, чем его номера.
  
  Наконец, остановился какой-то потрепанный "Фольц". Водитель - пожилой чех приглашающе приоткрыл переднюю дверь, но Вулко, зная свои габариты, забрался на заднее сиденье. Водитель пожал плечами и тронулся, когда толстяк наконец расположился на двух сидениях, стараясь не помять костюм и обручи, торчащие из сумки.
  
  -Артист, да? - безразлично спросил шофер.
  
  -Ага.
  
  -Куда едем?
  
  -В Прагу один, там за "Танцующим домом" недалеко.
  
  -За пятьсот?
  
  Вулко покивал, и машина начала искать свой путь в потоке других автомобилей. Водитель попался неразговорчивый, что устраивало и пассажира. Клоун старался настроиться на представление. Каждый раз ему давался все с большим трудом. Дело было не в работе - сам он обожал цирк и все, что с ним связано. Аромат свежего попкорна, резкие запахи мочи цирковых животных и легкая расхлябанность во всем. Вулко только очень сильно не любил людей. Все эти их реакции - крики, улюлюканье, даже смех - главную награду клоуна - толстяк тоже не любил. На сцене он старался представлять, что работает совершенно один, и вокруг нет никого. Тогда все номера получались у него безупречно. Но стоило кому-то напомнить о своем присутствии, как обручи не желали размыкаться, кегли валились из рук, падения получались натужными, а намалеванная улыбка резко диссонировала с почти горестным выражением лица. Из цирка Вулко вскоре попросили и теперь он подрабатывал, где придется - на складе грузчиком, кассиром на замене и, конечно же, продолжал выступать на частных вечеринках - детские дни рождения, промо-акции, открытия супермаркетов и прочая ерунда. Звали его неохотно, образ клоуна в последнее время вызывал больше страха, чем веселья, но Вулко не сдавался и продолжал предлагать себя повсюду, обрывая телефоны и высылая объявления в бесплатные газеты. Разумеется, не оставлял он и надежд устроиться в настоящий цирк. Только вот немножко поднаберется сил, сбросит вес и тогда-то...
  
  В таком состоянии Вулко жил вот уже четыре года. Вес только прибавлялся и сил больше не становилось. И вот сейчас, толстый, уже не юный, клоун трясся в стареньком "Фольксфагене" на пути к Народной Тршиде выступать на открытии супермаркета "Теско".
  
  Вулко откровенно скучал - его поставили куда-то в угол холла развлекать детей. Но дети сами подходить не спешили. Вот, какая-то мамаша ткнула в него пальцем и обратилась к девочке лет четырех, которую держала за руку - "Эй, детка, смотри, там клоун, хочешь посмотреть на клоуна?" и, не дождавшись ответа, просто подтащила девочку к Вулко. Тот немного растерялся - за пару часов он успел заскучать и погрузиться в свои мысли, и теперь лихорадочно приводил себя в порядок. Растянув рот в улыбке и безумно сверкнув глазами, он схватил фиолетовый червячок шарика, и не осознавая, какой он огромный, качнулся в сторону девочки и состроил, как ему показалось, веселую рожу:
  
  -Ага, а вот и мой маленький зритель! Что ты хочешь, собачку, кошечку или жирафа? А может ты хочешь стра-а-а-ашного тигра? - повысил Вулко голос и весьма убедительно зарычал. Ребенок мгновенно заплакал и спрятался за спину матери. Та укоризненно посмотрела на артиста и увела ребенка.
  
  Спал Вулко плохо. Вот уже в который раз он просто лежал в кровати и пялился в трещину на потолке своей маленькой квартирки, доставшейся ему от матери. Грим он так и не смыл, чувствуя себя совершенно морально истощенным. Так и лег в кровать - в костюме с нарисованным лицом, сняв только неудобное жабо и гигантские башмаки. Кровать визгливо скрипела под Вулко, пока тот ворочался.
  
  Толстяк чувствовал себя несчастным. Это ощущение пришло когда-то давно и с тех пор его не покидало. Пока рядом была мать, она могла всегда подобрать нужные слова и Вулко вставал, делал, стремился и двигался. Сейчас этих слов ему было услышать не от кого - жил несчастный клоун один. Со временем, примирившись со своим несчастьем, он даже стал его культивировать, вспоминая, что все лучшие клоуны и комики сами были несчастны. Бенни Хилл, вопреки своему образу в шоу, боялся женщин и всю жизнь прожил с матерью, от постоянных внутренних противоречий страдает и Роуэн Аткинсон. Бедняга Джим Кэрри, живущий от ремиссии к ремиссии большую часть жизни проводил в плену депрессий и психозов. Лесли Нильсен несчастливый в браке бегал от женщины к женщине, понимая, что все становится лишь хуже. Чарли Шин, который прячется от реальности то под юбками, то в алкогольно-наркотическом угаре. И, наконец, сам великий Чарли Чаплин - печальный изгнанник, заставлявший других смеяться - он видел несовершенство мира во всем его ужасном великолепии и ничего не мог с этим сделать.
  
  Теперь и Вулко Вышчек - Вулко Пичушкин по паспорту лежал в кровати и ощущал себя несчастным. Вот уже несколько лет. В квартире царила тишина. Заснуть не удавалось. Толстяк, кряхтя, встал с кровати и пошел к холодильнику. Яйца, заветренный кусочек сыра, обрезок колбасы и полбанки консервированных ананасов. Взяв ложку, Вулко стал их жадно поглощать, расхаживая по темной квартире.
  
  Дверь в комнату матери почему-то оказалась открыта. Идя к проему, чтобы закрыть дверь, толстяк вдруг выронил ложку. Из комнаты матери на него плыло какое-то раздутое, словно утопленник, бледное существо. Послышалась ритмичная капель, нога Вулко оказалась в луже, и он намочил носок. Но толстяк не мог оторвать взгляд от бледного нечто, которое тоже остановилось и разглядывало его.
  
  Тьфу ты! Чертово трюмо. Давно нужно было все это куда-нибудь перевезти, начать сдавать комнату и хоть немного улучшить свое финансовое положение. Но Вулко не мог позволить себе притронуться к вещам матери, оставив все, как в последний день ее жизни - очки на столе, книга, перевернутая так, чтобы легко можно было найти страницу, застеленная кровать и огромное трюмо, уставленное ее давно уже устаревшей косметикой и выдохшимися духами. Толстяку казалось, что если что-то изменить в этой комнате, то смерть матери станет необратимой, обрушится на него тяжелой гранитной плитой - такой же, под которой теперь упокоилась она на кладбище Винограды. Вулко намеренно не посещал могилу матери, постаравшись запрятать воспоминания о ее похоронах поглубже в подсознание. На ту же полку, на которой лежала мысль о том, что в целом мире он совсем один.
  
  Тут Вулко, конечно, немного лукавил. Все-таки был в мире человек, которого он, слегка посомневавшись и помявшись, мог назвать другом. Этим человеком был его психиатр, русский иммигрант Андрей Ааронович Гофман, которого Вулко временами в шутку называл Фрейдом, считая это ужасно остроумным.
  
  Сам бы он ни за что не пошел ни к каким мозгоправам, используя разнообразные отговорки, но на самом деле причина была лишь одна - он боялся. Боялся не того, что кто-то внушит ему свои мысли или сломает что-то в хрупкой системе внутри головы и та перестанет исправно тикать как раньше, нет. Вулко до дрожи боялся, что профессионал легко распознает его болезненные тайные желания, его липкие кошмары, его сумасшедшие идеи, соберет все это в огромный гадкий ком и состряпает из этого настоящий диагноз, который упечет грустного клоуна на зассанные матрасы в застенках Богнице навечно.
  
  Но Андрей - именно так он попросил себя называть, оказался мягким и приятным человеком с глубоким, бархатным голосом и чем-то напоминал немного постаревшего Александра Гордона, чьи передачи мама Вулко любила смотреть по русскому каналу. Голос врачевателя душ вибрацией отдавался в старых деревянных стенах и полах приемной, казалось, проникал в самую душу - с этим человеком хотелось поговорить, хотелось доверить ему все секреты. Не было в его манере ни въедливого любопытства дознавателя, ни сухого безразличия чиновника. Было заметно, что Андрей с интересом слушает пациента, пытаясь вычленить какую-то ниточку, следит за каждым словом, словно коршун, чтобы в решающий момент вцепиться в болезнь когтями психоанализа и провозгласить - вот оно! Вот она, болезнь! Сейчас мы ее...
  
  Но в первый его визит к Андрею Вулко лихорадило. Немного заплутав - чертовы Пражские круговые переулки - он-таки нашел спрятанную меж двух магазинчиков дверь и медную, будто мемориальную, табличку "Psychiater A.A. Gofman". С дрожью в сердце пациент нажал на кнопку звонка и дверь тут же издала препротивный сигнал - можно заходить. Поднявшись по крутой деревянной лестнице со скошенными ступеньками и даже споткнувшись пару раз от волнения, Вулко наконец добрался до двери в приемную, сжал потную ладонь в кулак и робко постучал по темной деревянной поверхности.
  
  -Рojď sem, pane Vyscek.
  
  Медленно втекая в дверь, Вулко оправдывающимся тоном уже затараторил:
  
  -Прощения прошем, пан Гофман, меня к вам потому и назначили, что чешский мой нехорош, не смог бы я с другим врачом объясниться, я сербский и русский знаю хорошо и на английском еще пару слов, а чешский так как следует и не выучил, хлеб там купить или дорогу объяснить это я завсегда...
  
  Вулко всегда тараторил, когда волновался. Сейчас он волновался еще больше, потому что также в моменты сильного волнения привык материться по-русски, привыкнув, что здесь эти слова не имеют своей силы, и теперь очень концентрировался на том, чтобы сдержаться и не приправить речь матерком. Андрей Ааронович уже поднимался со старого кожаного кресла, чтобы поприветствовать посетителя, но наперерез ему уже бежал маленький рыжий бульдог. Смешно прижав ушки, как у летучей мыши, французик положил лапки на колени толстяку и принялся ластиться, громко фыркая.
  
  -Гарм, назад! - строго скомандовал психиатр, но песик и не думал отступать. Смешно болтая языком-лопатой животное усердно пыталось облизать руки грустного клоуна, тот не удержался и принялся гладить круглую бархатную башку.
  
  -Прошу прощения, он еще совсем щенок, да и не самый послушный. Андрей, - протянул руку хозяин.
  
  -Вулко, - собрался было ответить на рукопожатие толстяк, но вовремя понял, что вся его рука покрыта бульдожьими слюнями. Когда он уже собирался вытереть ладонь об штаны, психиатр протянул ему салфетку.
  
  -Итак, Вулко, присаживайтесь, - указал "мозгоправ" на пухлое кожаное кресло - антипод того, в котором сидел сам психиатр - угловатое и жесткое, но обитое той же темно-коричневой кожей.
  
  Идя к креслу, Вулко огляделся - приемная впечатляла как размерами, так и наполнением - обе боковые стены представляли из себя гигантские книжные полки, заполненные фолиантами разной степени антикварности. Стояли тут как современные издания по медицине и психологии, так и громоздкие пыльные трактаты по анатомии, судя по их виду чуть ли не с гуттенберговского станка. Кроме этого, на самых верхних полках стояло что-то совершенно невообразимое - этакие с бревно толщиной гримуары, ветхие, как сама Прага, с непонятными названиями на латыни. В стене напротив двери было панорамное окно полукруглой формы из которого открывался вид на близлежащие улицы, но если всмотреться - можно было увидеть отблески Влтавы а за ней шпили Собора Черной Божьей Матери. У книжных полок под стеклом, будто в музеях лежали всякие диковинные штуки - какие-то устройства, астролябии, вычурные кинжалы, а краем глаза Вулко даже, кажется, заметил мумифицированную руку.
  
  -Коллекция человеческих заблуждений, - неопределенно махнул рукой куда-то в сторону всех этих чудес хозяин. Наконец, Вулко уселся в кресло. В ногах у него тут же устроился бульдог, по-лягушачьи вытянув задние лапки, и засопел. Психиатр пристроился на кресле напротив и приготовился слушать.
  
  -Ну, в общем-то такая ситуация сложилась... К Вам меня направили. Я так-то раньше никогда...Вы уж подсказывайте, если что, - по-русски Вулко почти не говорил со дня смерти матери и теперь мысли рвались наружу быстрее, чем он мог выразить словами, так что еще немного помычав, толстяк замолк, а на уже наметившейся лысине выступили бисеринки пота.
  
  -Подчиняюсь Вашей просьбе и подсказываю - скажите, Вулко, почему Вы решили себя убить? - в лоб спросил психиатр.
  
  Вулко вспотел еще сильнее, словно вспомнив о постыдном поступке. Картинки завертелись в голове - петля, ржавые перила, грохот, хлопья штукатурки, скорая...Толстяк, было осунувшийся и сжавшийся от стыда вдруг распрямился, подобрался и с вызовом спросил:
  
  -А Вы когда-нибудь чувствовали себя несчастным? По-настоящему несчастным, Андрей Ааронович?
  
  -Можно просто Андрей, - небрежно махнул рукой психиатр. Под тонкими стеклами очков зло блеснули умные пронзительные глаза, - Да, Вулко. Чувствовал. Но сейчас речь о Вас.
  
  Вулко долго мялся и часто замолкал, рассказывая эту историю. Иногда не нужно никакого события, чтобы человек просто понял, что ничего хорошего его в этой жизни не ждет. Со смерти матери к тому моменту прошел год - скорбь и отчаяние не улетучились, наоборот, древесными грибами вросли в сознание, стали частью Вулко и теперь все, о чем он думал, все что он видел несло на себе этот серый оттенок, будто заразная плесень, отравляя мысли, боль потери покрывала все своей бесцветной паутиной. Из цирка Вулко к тому моменту тоже уже уволили, и, пока он не начал выступать в частном порядке, все больше трудясь разнорабочим. После очередного рабочего дня Вулко как обычно пришел домой с твердым намерением снова устроиться клоуном. Так захватила его эта идея, что ворвавшись домой, он первым делом возбужденно прокричал в пустую квартиру :
  
  -Мам, куда ты убрала мой костюм?
  
  Тишина была ему ответом. Позвав еще раз, Вулко взглядом уперся в пыльное трюмо в маминой комнате и все вспомнил. Ноги подкосились, и толстяк плюхнулся на пол прямо в коридоре, на грязный коврик для обуви. Слезы сами покатились из глаз крупными градинами. Вулко сидел на полу и рыдал как младенец. К своему стыду, Вулко осознавал, что плачет вовсе не из-за смерти матери. Плакал он от жалости к себе - толстый, лысеющий почти тридцатилетний клоун - без страны, без образования, без работы, ни друзей, ни знакомых, ни девушки - вся жизнь казалась ему просто заевшей пластинкой - будто иголка застряла на бороздке и продолжает проигрывать мерзкую, визгливую ноту снова и снова. Да еще эта глупая гимнастка - теперь, когда бывший циркач не наблюдал Каролину каждый день, легко было думать о ней, как о глупой, недалекой и что зубы у нее торчат , и что татуировка в виде бабочки на бедре придавала ей шлюховатый вид, и что костлявей она, чем селедка. Тогда, в цирке он ее боготворил, таскался за ней, как щенок, помогал ей носить реквизит, в рот заглядывал, пока глупая девченка несла какую-нибудь околесицу про сумки, платья и каких-то парней. Не в последнюю очередь из-за нее Вулко и пришлось покинуть цирк - никто из коллег за него не заступился после того, что он сделал. Хорошо еще, полицию не вызвали.
  
  Осиротевший грузный мужчина валялся на полу и рыдал как ребенок, закусывая костяшку пальца. Будто не осознавая, что делает, Вулко отправился в комнату матери и выудил с верхней полки шкафа длинную бельевую веревку. Скручивая ее в толстые жгуты, которые в свою очередь становились частью длинного толстого каната, Вулко гнал прочь назойливые мысли - он будто старался не осознавать, что делает и сосредоточился на работе руками - это всегда его отвлекало, так он и научился жонглировать. Разум вопил на разные лады "Что ты делаешь? Что ты творишь? Прекрати немедленно!", но клоун был глух к его доводам. В какой-то момент некая струна в голове лопнула и внутренний голос затих, позволив Вулко спокойно закончить работу. Самоубийца деловито оглядел потолок, даже подергал люстру, но, наглотавшись посыпавшейся побелки, понял, что так дело не пойдет. Обойдя всю квартиру и даже на всякий случай заглянув в шкаф, толстяк встал посреди квартиры в растерянности. Ну вот, даже это у него как следует не получилось. Идея пришла внезапно - как и все идеи. Уже накинув волокнистую петлю на шею, будущий висельник почти радостно потопал в подъезд.
  
  В грязном подъезде с давно облупившимися стенами Вулко подошел к широкому лестничному колодцу и крепко привязал конец петли к перилам третьего этажа. Ну, главное теперь, чтобы веревка выдержала. Не успев дать волю мыслям, не оставляя предсмертной записки, которую все равно некому будет прочесть, клоун залез на край перил и шагнул в бездну, сулящую тишину и покой. Веревка действительно выдержала. Выдержала и толстая шея Вулко, перетянутая больно врезающимся канатом из бельевой веревки. Отчаяние охватило беднягу - шея не сломалась сразу, веревка душила, но дышать Вулко мог и теперь он, словно грузный мешок с дерьмом болтается между лестничными пролетами. Посучив ногами и руками, клоун в ужасе осознал, что выбраться из петли и повторить попытку не сможет. Оставался единственный выход. Медленно, словно маятник в старых часах несостоявшийся самоубийца начал раскачиваться из стороны в сторону. Петля врезалась в кожу и Вулко почувствовал, как по шее течет кровь, но он не оставлял попыток освободиться. Еще метр, еще. Уже почти зацепившись ногой за слегка торчащие в сторону перила, бывший циркач услышал какой-то треск. На голову ему посыпались куски штукатурки и бетона, а потом со свистом что-то металлическое и тяжелое летело вслед за телом на пол подъезда. Удар по голове, отдавшийся громким звоном и Вулко погрузился в так желанную бездну тишины и спокойствия. Очнулся он уже в больнице.
  
  -Вот как-то так, Андрей Аар...Андрей, - закончил свой рассказ клоун, потирая ярко-бордовые опоясывающие шрамы на короткой толстой шее.
  
  В последний назначенный сеанс, Гофман решился все же ответить на откровенность, которая с таким трудом давалась Вулко и рассказал ему историю своего несчастья.
  
  -Вы слышали когда-нибудь о Аум Синрикё? Нет? Впрочем, не удивлен, то дела дней давно минувших. Для меня это один из самых ярких примеров того, как заблуждения, перерастающие в мании, становятся опасным оружием в руках манипуляторов, которые ради денег и власти готовы на самые страшные вещи. Как вы заметили, обручальное кольцо я теперь ношу на левой руке. Поначалу я думал, что моя жена мне просто изменяет. Странные ночные походы к подругам, какие-то записки, звонки на домашний телефон - берешь трубку, говоришь "Алло?" а на той стороне провода трубку кладут. Не желая оскорблять ее достоинство подозрением и допросами, я решил докопаться до истины сам. Поставил на телефон определитель номера, после очередного звонка отыскал номер в телефонной книге. То был какой-то офис на самой окраине Праги. Наведавшись туда в неурочное время я, конечно, ничего не обнаружил. Как выяснилось позже, свои мессы они служили в специально отстроенной для этих целей деревянной часовне в Кутной Горе. Детектив, как Вы понимаете из меня получился не ахти - уже когда все услышали о "Подданных Алого Короля" было слишком поздно. Не знаю, какие цели преследовал тот ритуал, но то что я увидел, когда вместе с полицией мне позволили войти...В общем-то в тот момент я осознал, что нет предела человеческому безумию. Арестовывать было некого. "Сатанинский секс-культ", как он проходил в ориентировках оказался чем-то более безумным. "Возвращение в лоно" - так назывался ритуал, если верить записям этих фанатиков. То, что я тогда увидел в церкви я, как Ваш психиатр и просто как врач не имею права Вам описывать. Но в один день я лишился и жены и двухгодовалой дочери. Уверяю Вас, такое сломает любого. Но, как видите, я сижу перед Вами и в роли врача, а не пациента. Я смог перенаправить свою боль, свое горе и свое неприятие в работу - это стало моей мотивацией делать мир лучше. "Подданые Алого Короля" не имели ни лидера, ни иерархии, ни филиалов. Их, с позволения сказать, "Библия" писалась коллективно - всеми сорока двумя участниками одновременно. Никто не науськивал их на вербовку сторонников, никто не подсказывал им название организации, не было никаких инструкций к ритуалу - я не нашел их ни в одной оккультной энциклопедии, даже ту часовню они строили своими силами. Понимаете, к чему я веду? Не было никакой организации, не было никакой секты. Лишь несколько десятков тяжело больных людей, который захватила и объединила одна общая болезненная идея. И вот, теперь, когда я рассказал Вам свою историю, по-моему я доказал, что был несчастлив и сумел справиться. Теперь настало время Вашей.
  
  Так, поделившись страшнейшими своими переживаниями, Вулко и Андрей стали куда больше, чем просто пациентом и психиатром. Назначенный врачами курс терапии давно уже был завершен, но Вулко исправно два раза в неделю продолжал приезжать к маленькому, оставшемуся еще с позапрошлого века, домику, тяжело дыша, поднимался по скрипучей лестнице, и вновь, как и в первый раз Андрею не удавалось обогнать Гарма в этом их маленьком соревновании - кто первый поприветствует гостя.
  
  В этот холодный ноябрьский вечер настроение у Вулко было особенно гадким - сорвалось несколько выступлений, это отразилось на финансах и на душевном спокойствии печального клоуна. К тому же постоянный холод, преследовавший толстяка не только на улице, но и дома, насмешливо свистя сквозняками из деревянных оконных рам, намерзая корками на стеклах. Однажды Вулко даже случайно обрызгал штаны из-за того, что замерзла вода в унитазе. Отопление работало, но как-то вяло, будто нехотя, казалось, что сейчас громоздкие пыльные батареи сами начнут покрываться инеем. Но главная причина печали Вулко заключалась в другом.
  -Здорово, Андрюш. А я к тебе не пустыми руками, - театральным жестом достал Вулко откуда-то из воздуха бутылку "Кардинала Мендозы". После чего, уже совершенно буднично, извлек из рюкзака вторую, а следом за ней пару лимонов в сетке, нарезку карпаччо, кусок сыра с голубой плесенью и несколько плиток темного шоколада.
  
  -Вулко, дорогой мой, по какому поводу такой праздник? - радостно поприветствовал друга психиатр, идя к нему, разведя руки для объятий. Бульдог же, потеряв интерес к гостю, совершенно обалдело обнюхивал упаковку с сыром.
  
  -День рождения у меня, Аароныч. Юбилей, можно сказать - тридцатник стукнуло, - как-то безрадостно сказал клоун.
  
  -О, и я удостоен честью разделить с тобой торжество? Не смею отказаться. Что тут у тебя? "Мендоза"? Запомнил-таки. А я знал, что приучу тебя к достойным напиткам. Вкус - он же как мышца - его развивать надо. А то так ведь можно всю жизнь провести, поглощая раз за разом "Крушевице", да рульку с капустой... Да, извини, вылетело из головы.
  
  -Ничего, Андрюш, я сегодня добрый. У тебя нарезать-то чем найдется?
  
  -Сейчас, подожди, где-то у меня тут был нож для писем, - стал лихорадочно открывать ящики комода хозяин приемной.
  
  -А может вон тот тесак возьмем? А то этой твоей пилочкой я пока лимон нарежу, уж коньяк выветрится, - неловко пошутил Вулко.
  
  Гофман как-то неловко застыл над ящиками с полусогнутой спиной. Потом, как-то странно вздрогнув, психиатр резко выпрямился и деревянной походкой зашагал к витрине, под которой лежал тот самый кинжал, о котором говорил Вулко. Пока Вулко молча ждал, что же такое задумал его друг, тот достал из кармана связку ключей и отпер крышку. Осторожно, вместе с бархатом, на котором лежал экспонат, Андрей вынул кинжал и слегка приподнял, чтобы Вулко мог лучше разглядеть.
  
  -Тесак, говоришь? Вообще-то, называется такой нож "атам". При помощи таких ножей обычно чертят магические круги, наносят письмена и "разрезают" реальность. Но только не этим ножом. Он служил для другого.
  
  Андрей обернул бархат вокруг всего ножа и передал в руки Вулко, чтобы тот мог получше рассмотреть. Клоун осторожно принял экспонат. Вычурная гарда, выполненная в виде дракона только мешала держать кинжал в руке, на клинке раздавленными червяками змеились черные символы - Вулко с трудом узнал несколько не совсем правильно начерченных символов из Каббалы, остальное выглядело полной бессмыслицей. На ноже встречались зазубрины, состояние его было неидеально, но твердый металл все еще угрожающе блестел под приглушенным светом приемной, будто шептал "Я еще могу, ого-го как могу!". Кое-где блестеть мешали полустертые бурые пятна. Вулко брезгливо протянул оружие владельцу.
  
  - Выполнено в конце девятнадцатого века по заказу Александры Федоровны Гессен-Дармштадской, - заметив недоумение в глазах собеседника, Андрей пояснил, - Императрицы Романовой. Этот кинжал принадлежал некоему старцу Григорию Ефимовичу, наверняка тебе известному. Он этим ножом вырезал, с позволения сказать, "дамские хвори". Яркий пример того, как безумец убедивший окружающих в своем могуществе заразил их. Ты вот, Вулко, не задумывался - как человек сходит с ума чаще всего?
  
  Приятель покачал головой - по его мнению, перефразируя знаменитую цитату - все здоровые люди здоровы одинаково, а сходит с ума каждый по-своему.
  
  -Так я скажу тебе, мой друг. Свести с ума человека с подвижной психикой легче легкого. Нужно всего лишь дать ему какое-нибудь косвенное свидетельство того, во что он хочет верить - какую-нибудь чепуху. Кровь там остановить, боль утихомирить прикосновением, в конце концов сказать что-то вовремя и попасть в самую точку, воду в вино превратить и так далее. И человек, ранее сомневавшийся, не позволявший себе верить в сказки погружается в самую пучину безумия. Вот он уже покорный раб в руках жестокого манипулятора или такого же безумца. Вот и Распутин, дав людям веру в лучшее в тяжкие времена этим самым ножом перепахал матки более чем сотне женщин, без анестезии, без образования, полагаясь лишь на "Волю Божью". И они ему верили. Иногда я думаю, что, добравшись до царской семьи этот "старец" свел с ума целую страну. И она до сих пор не отправилась.
  
  Андрей замолчал и задумчиво уставился в окно на укрытую белым одеялом Прагу и льдины, плывущие по Влтаве белесыми кораблями-призраками.
  
  -Да ты, я погляжу, роялист, - Попытался разрядить обстановку клоун, - И откуда в тебе столько патриотизма? Когда ты последний раз на Родине был?
  
  -Никогда, Вулко. Я еврей, ты забыл? У нас нету родины. Ты слышал легенду об одном знаменитом пражском раввине?
  
  -Расскажешь, обязательно расскажешь. Только ты мне нормальный нож дай уже, а то зря я все это тащил что ли? Мы такими темпами здесь до ночи окопаемся.
  
  Действительно, друзья остались в приемной до глубокой ночи. Гарм в силу своего малого возраста уже давно спал, храпя так, что стены дрожали - удивительно, откуда столько звука в маленьком существе?
  
  Коньяк, принесенный Вулко давно закончился и теперь на столе стояли бутылки из личных запасов Андрея Аароновича. Друзья были уже изрядно навеселе - двух мужчин никто не ждал дома и торопиться в воскресное утро им было некуда. Темнота в огромном окне казалась густой, почти ощутимой - можно было подумать, что приемная находится где-то глубоко на дне океана в батискафе и лишь тонкое стекло отделяло их от толщи воды. Наставал тот самый час, когда голоса становились тише, а разговоры откровеннее.
  
  -А теперь, пожалуйста, попробуй вот этого и не вздумай трогать лимон. Если ты скажешь ,что плохо - я твой кровный враг на всю жизнь.
  
  Вулко намочил губы в темной жидкости густо пахнущей травами и дубом, потом выпил всю рюмку. Вкус был странный, но приятный.
  
  -Шнапс Геринга, друг мой, шнапс Геринга. Именно он пролоббировал госзаказ на согревающий бальзам для войны в северных широтах, сам понимаешь в каких. Рейхсмаршал Люфтваффе лично снимал пробу. Знаешь, почему именно Геринга я считаю самым большим чудовищем Рейха? Он понимал и осознавал все, что творит, но не остановился сам и не остановил других. Вся верхушка Рейха была тот еще паноптикум из психопатов со сверхценными идеями, но он - он шел на все это осознанно. Между прочим, он даже попутно с Холокостом создал целую серию беспрецедентных законопроектов по охране окружающей среды. Запретил вивисекцию животных - первым в мире. Чертов Карлсон! - горько усмехнулся Андрей и сам опрокинул рюмку Егермайстера.
  
  -Так ты ж еврей! - удивленно воскликнул собеседник.
  
  -И что? - недоуменно спросил Андрей, даже как-то на секунду протрезвев.
  
  -Ну, зачем ты тогда это пьешь? Этот шнапс Геринга, а?
  
  -Издеваюсь над мертвецом, Вулко. Уверяю тебя, никогда бы Геринг не захотел увидеть эту сцену - как зажиточный еврей сидит в собственной приемной без цепей, без клейма и пьет шнапс, когда-то названный его именем, - с мечтательным злорадством протянул психиатр.
  
  -Слушай, - неожиданно вскричал толстяк и слегка безумно глянул на психиатра, - Вот ты любитель во всем покопаться, поискать. А ты не думал выяснить все же - что это за Алый Король?
  
  -Знаю я, что это за Алый Король. Коллективный психоз на почве религиозного поклонения, - монотонно ответил Андрей, желая поскорее закрыть эту тему.
  
  -Ты сам-то в это веришь? - Заводился Вулко, - Что сорок человек вдруг где-то случайно собрались в кучу и сошли с ума? Или еще лучше - тихо сделали это дома по отдельности, а потом как-то нашли друг друга? Это я школу проебланил...извини, с тройками, в общем, и то мне ясно, что так не бывает, а ты-то доктор - смотри вон какая у тебя голова большая, очки еле умещаются, и туда же? Сам-то ты в это веришь? Ну?
  
  -Конечно не верю, но какая теперь разница? Ни жену, ни дочь я уже не верну. Двадцать лет прошло, Вулко, двадцать - даже трупов уже не осталось, кремировали их. Прекрати уже, пожалуйста, ты портишь мне настроение этой темой, - почти плаксиво попросил доктор.
  
  -А если все же есть Алый Король, может тогда есть способ их вернуть, - руководствуясь логикой пьяного человека, предположил Вулко.
  
  -Даже слышать об этом не желаю! - Яростно блеснул очками Андрей. - Ты думаешь, что это смешно? Или, что еще хуже - ты думаешь, что это возможно? Вулко, я почти три года вытаскивал тебя из депрессии, чтобы ты теперь что? Свихнулся на почве моей личной трагедии? Ты хоть понимаешь, что это ставит под угрозу не только мою репутацию, как врача, но и нашу дружбу в целом?
  
  -А ты послушай, - угрожающе рыкнул Вулко и надвинулся на психиатра. - Если бы ты знал, на что мне пришлось пойти, чтобы узнать то, что я знаю - ты бы так не говорил. Так что теперь, блядь, ты посидишь и послушаешь. Ты понимаешь, что стал для меня больше чем другом? Ты почти стал мне отцом - ты спас меня. Не от болезни, нет, ты спас меня от самого себя. Я сейчас хоть в бар иногда выхожу, бабу живую пощупал, я людям в глаза смотреть научился, сечешь? Сколько раз я ходил по Карловому Мосту и думал - а что будет, если на глазах всех этих уродов с фотоаппаратами я сейчас залезу на перила и сигану вниз? Я все высокие здания в городе обошел - выучил наизусть их расположение. Я как дурак стоял и мерз на смотровой площадке Клементинума три часа к ряду. Я продрог как собака, и ты - как будто почувствовал. Ты позвонил мне, чтобы просто узнать, что у меня все в порядке. И я спустился, понимаешь, потому что впервые за несколько лет почувствовал, что кому-то до меня есть дело. Поэтому мне есть дело до тебя. Ты думаешь, я не знаю, что ты каждые выходные ездишь на Кутну Гору. Не на Костницу же в сотый раз глянуть, правда? Больше там делать нехера, ты уж извини - дыра та еще. Тебе хреново, и я это вижу. И я хочу отплатить тебе добром за добро. Короче - чего я рассусоливаю. Ты в курсе, когда меня не зовут развлекать спиногрызов, я работаю где придется. В том числе в фирме, поставляющей грузчиков. Так вот, неделю назад переезжала полицейская часть, где-то в Праге 14. Мне досталось таскать архивы. Я сел передохнуть, бутеров заточить, ну и схватил что-нибудь почитать из коробки, пока никто не видит. Заметил месяц и год, понял, что вроде совпадает и давай копаться. И нашел. Дело шестнадцать сорок один, от августа девяносто третьего. Ага, оживился? Знакомо звучит? А внутрь-то заглянуть тебе не дали, а? Ну, вот, тогда наклонись и поцелуй меня мое брюхо - хуй бы я что с фигурой Апполона вынес. Жестом фокусника Вулко извлек из рюкзака пухлую папку, набитую бумагами, фотографиями, справками и прочей макулатурой, и хлопнул ее прямо на стол так что бутылки и стаканы издали мелодичный перезвон.
  
  -Можно? - Пытаясь унять дрожь в руках потянулся к папке психиатр, и Вулко благодушно кивнул.
  
  -Ты глаза лучше потом ломать будешь, а пока я тебе расскажу, что я успел вычитать - ты знал, что в ритуале должен был принять участие еще один человек?
  
  -Как еще один? И что же он, не пришел? - вскинул голову Андрей.
  
  -Можно и так сказать. Машина его сбила. Когда очухался - дня через два, сразу попытался куда-то утопать. Так и прыгал, с костылем да со сломанной ногой от медсестры. Как узнал, что опоздал - заплакал, заблажил, что младенец. С собой пытался покончить. Все орал, мол, он с ними уйти хотел. Он потом там же в больнице из окна вышел. Благо, невысоко оказалось, только ребра поломал. Он еще пытался вены резать, украл чистящее средство из тележки уборщицы, чуть не вылакал. Так что, можно сказать, твой клиент - сидит сейчас в Богнице, простыни мочит. Вот хотел узнать, не желаешь ли скататься? Ты как раз вроде диссертацию хотел писать, а тут такой экспонат. - Самодовольно вещал Вулко, в паузах промокая губы в Егермайстере.
  
  -Непременно - непременно, - Отрешенно бормотал психиатр, продолжая листать бумажки.
  
  -И еще кое-что. У полиции по этому делу терки с Интерполом были - там в отчете в конце найдешь. Так терки на какую тему - они хотели присвоить инциденту статус международной опасности, потому что - внимание - аж в Техасе нашли еще одну "церковь". "Дети Алой Королевы" тоже устроили кровавую баню по тому же принципу, что и твоя, уж извини, жена с друзьями. И книга у них тоже была - не копия, рукописная. И текст не идентичный, но совпадает по смыслу. Делу не хотели давать огласку, чтобы не поторопить с ритуалом остальных, если найдутся. Но главное - Андрей, это не было просто массовым психозом. За всем этим была цель. Заметь - ритуал не назывался чем-то типа "Изувечим себя" или "Массовое самоубийство". Их ритуал назывался "Назад в утробу". Не наводит на мысль? Они не собирались умирать - они собирались, даже не знаю - переродиться? Не находишь ,что если есть хоть мизерная вероятность, что если твои жена и дочь находятся в какой-то "утробе", то есть и шанс их оттуда вытянуть? Дать, так сказать, родиться заново.
  
  Психиатр смотрел совершенно изумленно на своего пациента. За какие-то считанные секунды веселый товарищ снова превратился в больного человека. "Недолечил, недообследовал" горько подумал Гофман. После чего, взяв себя в руки, мысленно наметил план лечения - его личная методика. Психофармакология всегда отвращала Андрея Аароновича - тот считал, что всего можно достичь путем психоанализа и индивидуально подобранной терапией. Логика бреда распадается, когда пациент получает доказательства нереальности своих представлений о мире, болезнь отступает и пациент поддается социализации. Хмель уже выветривался из головы, доктор выпрямился в кресле, привычно сложил руки домиком и предложил:
  
  -Хорошо, Вулко. Каковы же твои предложения? Надеюсь, ты не предлагаешь повторить ритуал "Возвращения в лоно"? Это может стоить нам обоим свободы, а если следовать всем инструкциям, то и жизни.
  
  -Нет, - Смущенно ответил толстяк, - Ты же читал их "Книгу Истин". Алый Король лишь забирает своих детей к себе, но не отдает их в юдоль скорби. "Отмеченные знаком радость и вечность обретут под мантией Короля". Я много прочел, прежде чем тебе это выкладывать. Думал, я буду бередить старые раны просто так?
  
  -Подожди, - ухватился психиатр за первую нестыковку и надеялся потянуть за нее, как за нитку, чтобы распустить весь свитер, - Но ведь вторая секта была детьми какой-то королевы. Почему ты вообще связал эти два события? Может, это просто небольшое совпадение в названиях?
  
  -Я же сказал, книга-то та же. И написана от руки, как и первая. Почти слово в слово, только на английском. Ну, по крайней мере так Интерпольщики говорят. А вообще - очки себе купи получше или перечитай вон - "Триединый Алый Король, что ждет за завесой, он же Отец, что накажет неверных, она же Мать, что приласкает утерянных, он же Сын, что заберет достойных". Ну и главное - если верить отчету коронеров, то ритуал произошел всего лишь с разницей в один час.
  
  -Ну слушай, здесь-то все как раз элементарно. Это же произошло в ночь тетрады красной луны девяносто третьего.
  
  -Я гляжу ты хорошо подготовился - и про умбру вспомнил, только вот в Техасе к этому моменту только обеденный перерыв закончился. Понимаешь, к чему я клоню? Они ведь никак не связывались друг с другом - Интерпол всю распечатку звонков и переписок перелопатил. Они, похоже, друг о друге вообще ничего не знали.
  
  -Что же, очень может быть, но красная луна часто имеет сильное воздействие на людей, так сказать, впечатлительных, - уже немного неуверенно протянул психиатр.
  
  -До хрена совпадений, не находишь? Время, количество человек, порядок ритуала, книга...Можно еще долго перечислять. А можно взять и сделать что-то. Скажи, неужели ты не мечтал, чтобы у тебя все было как раньше? Жена, дочка. Я видел их фотографию у тебя на столе. Ты не завел новую женщину, детей у тебя тоже нет. Ты понимаешь, что по-хорошему, мы можем поменяться креслами? Психиатр из меня, конечно, как из говна пуля, зато из тебя пациент получился бы замечательный. Ну? Позволь мне отплатить тебе добром за добро. Так ведь и делают настоящие друзья, верно?
  
  И, глубоко вдохнув, словно, собравшись прыгать с утеса, Андрей ,уже усомнившийся в своей адекватности, кивнул.
  
  -Тогда звони коллегам, Фрейд хренов.
  
  Ехать в больницу в Богнице Вулко не хотелось. В отличие от обычного нежелания человека посещать такие "богоугодные" заведения, клоун испытывал нечто более глубинное, более личное. Казалось, что стоит войти в двери этого белого обшарпанного фасада, украшенного ротондами, и больница заявит свои права на нового пациента. Страшные истории про эту больницу он слышал еще когда только подростком приехал в Прагу - и про Кладбище Дураков, и про крики по ночам, и про лоботомию, и про электросудорожную терапию. Но Андрей настоял, чтобы Вулко повсюду сопровождал его во всех изысканиях, втайне, конечно, надеясь, что пациент сам откажется от затеи копать дело "Алого Короля". Но тот целеустремленно шагал за Андреем к кабинету главврача, лишь поеживаясь время от времени, когда на глаза ему попадались санитары.
  
  Главврач, Симеон Гольдштейн, оказался давнишним знакомым Гофмана, поэтому без проблем разрешил доступ к пациенту Ярославу Вхлицкому, предупредив однако, что беспокоить того лишний раз историей с сектой не рекомендуется. Молчаливый санитар, этакий человек-гора повел друзей в дальний корпус, где находились так называемые "палаты усиленного надзора". Вместо дверей у этих палат были клетки, чтобы можно было видеть, не занят ли чем лишним пациент, а главное - давало возможность не входить в палату без лишней необходимости, общаясь с беднягой через прутья решетки. Большинство узников этого дома скорби были зафиксированы на своих кроватях, что однако не мешало некоторым из них вертеться волчками на кровати, а некоторые и вовсе соревновались в меткости, пытаясь попасть плевком в идущих Вулко и Андрея, уважительно прерывая стрельбу, когда у решетки оказывался санитар.
  
  -Прямо "Молчание Ягнят" , - попытался разрядить атмосферу Вулко, но никто даже не умехнулся, и ему самому стало еще менее уютно в этих белых, бесконечных помещениях, где в воздухе витал неистребимый запах аммиака.
  
  Наконец, они подошли к нужной палате. Санитар молча открыл решетку, зашел и отцепил ремни у лежащей лицом к стене фигуры на кровати. Осторожно обняв фигурку за плечи, санитар помог ему приподняться, чтобы тот сел на кровати. Перед приятелями предстал человек вовсе не похожий ни на сектанта, ни на безумца. Да, волосы торчали всклокоченным колтуном, да, щетина была даже не трехнедельная, но все это было вполне объяснимо - попробуй приведи себя в порядок, если тебе даже ложку не доверяют и все время ты проводишь с ремнями на руках. Взгляд же у пациента был не затуманенный, ясный, выражение лица слегка устало, но не агрессивно-заторможенное, какие привык видеть Андрей на практике в институте. Мужчина этот обладал приятной внешностью, телосложения был среднего, и чем-то напоминал вежливого метрдотеля. Андрей не растерялся и, накинув белый халат, выданный главврачом резво присел на стул, заботливо принесенный санитаром из коридора.
  
  -Добрый день, Ярослав, меня зовут Андрей Гофман, сегодня я и мой ассистент, Вулко Вышчек, приехали пообщаться с Вами, главврач - мой хороший друг, попросил меня Вас осмотреть, так как доверяет моему профессиональному мнению. Пожалуйста, чувствуйте себя свободно и ни о чем не волнуйтесь, я всего лишь задам Вам несколько вопросов, - не моргнув и глазом соврал психиатр. Вулко же стоял у двери и молча пытался сойти за "умного". Находиться по ту сторону от пускай даже открытой решетки ему не нравилось, и он внимательно следил за санитаром, ждавшим в коридоре. Толстяк задумчиво морщил лоб - ему нужны была вся концентрация, чтобы сносно понимать столь деликатные беседы на чешском.
  
  -Здравствуйте, Андрей, - поздоровался Ярослав бесцветным, тихим голосом, - Да, разумеется. Впрочем, как мне кажется, Вы зря пришли. Доктор Гольдштейн очень четко установил причину моего состояния - суицидально-поведенческое расстройство на фоне маниакально-депрессивного психоза. Кажется, проще некуда.
  
  -А у Вас есть какие-то объективные причины желать собственной смерти, Ярослав? В Вашем личном деле я насчитал четыре попытки суицида - вы были невероятно настойчивы в своем стремлении. В чем же дело? -Объективных причин, кроме болезни, доктор, у меня нет, - дежурно ответил пациент, и после этих слов Андрей оглянулся и выразительно взглянул на Вулко над очками.
  
  -А если нету причин объективных, какими же были субъективные? - спрашивал Андрей пациента, при этом спрашивая себя, что же он вытворяет. Поехал к черту на кулички, выяснять обстоятельства смерти своей жены и ребенка...ради чего?
  
  -Ну, скажем так, Андрей, я просто потерял стимул жить. Цель пропала, - скучающе произнес Ярослав и посмотрел куда-то на стену.
  
  -А какова была Ваша цель?
  
  -Не стройте из себя дурака, доктор, - раздраженно бросил бедолага, - Вы не могли не читать об обстоятельствах, при которых я попал сюда, а не на стол к коронеру, как и должен был.
  
  -То есть целью Вашей жизни была смерть? Тогда Вы ничего еще не потеряли, - Психиатр намеренно прикидывался дурачком - ничто не заставляет людей разоткровенничаться лучше, чем желание быть понятым и услышанным.
  
  -Я потерял все, доктор, и Вы должны понимать лучше других. Ведь это Ваша дочь стала Скорбным Агнцем. Вы знаете, что именно Ваша жена должна была... Увидев выражение лица Андрея, пациент осекся.
  
  -Простите, не хотел Вас расстраивать. Просто, находясь здесь начинаешь чувствовать свою безнаказанность и начинаешь по-настоящему сходить с ума.
  
  -То есть Вы считаете, что психически здоровы, - взяв себя в руки спросил психиатр.
  
  -Да, разумеется, да, как Вы еще не поняли? Разумеется, я здоров! - неловко взмахнул связанными руками пациент и случайно смахнул очки с носа так неосторожно наклонившегося доктора. С нежным звоном изящный предмет в золотой оправе упал на кафельный пол, приземлившись на линзы. Те разлетелись блестящими осколками по всему полу.
  
  -Ничего страшного, все в порядке, рама цела, а линзы вставить стоит нынче копейки, - Андрей постарался изобразить безмятежность, но Вулко видел, как неуютно и беззащитно ощущает себя доктор.
  
  -Пойду уборщицу приведу, - буркнул санитар и оставил пациента наедине с посетителями.
  
  -А теперь слушайте, - наклонился Ярослав к Андрею, - Здесь нет никакого безумия, никакой темной тайны, просто Алый Король в ночь кровавой луны призвал дочерей и сыновей своих выйти из утробы Матери, поклониться Отцу и возрадоваться с Сыном навеки. И мы, отмеченные знаком его, откликнулись на зов. Теперь и жена, и дочь твои возрадуются в Алых Чертогах под напевы гияд. А я... я сгнию в этой чертовой психушке, если ничего не сделаю.
  
  С небывалой ловкостью для человека в кожаных кандалах на руках и ногах, Ярослав оттолкнул Андрея, заставив того повалиться на пол вместе со стулом. Вулко было бросился на помощь другу, но тот не интересовал буйного пациента. Тот упал на колени завозил руками по полу. Нашарив пальцами осколок от очков, он с выражением исступленного восхищения поднял кусок стекла и вонзил себе в шею. Белый кафель и стены мгновенно покрывались каплями крови, словно под аэрографом. Безумная улыбка застыла на лице Ярослава, пока тот подобно фонтану орошал друзей и помещения собственной кровью. Когда он, наконец, свалился на скользкий от крови пол, палата стала почти целиком красной. Алой. В тот день Вулко так и не пошел на работу, а Андрей отменил все приемы. Оба они сидели в кабинете Гофмана и лечили нервы сладковато-терпким шерри.
  
  -Теперь, Вулко, ты на живом, до определенного момента, примере наблюдал такое явление как фанатизм и психоз на оккультной почве. Страшно?
  
  -Ты думаешь, я зассу? - Храбрился Вулко, хотя на душе у него было неспокойно, - Я вещи и похуже видел. Ты из коры кашу жрал когда-нибудь? А я жрал! А как человек от гангрены умирает, видел? Это тебе не твоя стерильная анатомичка на третьем курсе. А я видел, как гной тек, как нога воняла. И лицо я видел - страшное лицо, Андрюш. Так что, не пытайся меня впечатлить - сам вон в порядок лучше приди - до сих пор, видно, поджилки дрожат.
  
  -Страх - это нормальная реакция человека на подобные явления, мой дорогой друг. Безумен лишь тот, кто не ведает страха. Как и наш, столь скоропостижно почивший пациент.
  
  -Кстати, о нем. Ты вслушался в то, что он говорит?
  
  -Честно говоря, меня несколько отвлекло падение со стула.
  
  -А вот я очень старался услышать - ты знаешь, с чешским у меня средне. Он сказал, что все проводившие ритуал были как-то "отмечены" и должны "выйти из утробы". На самоубийство вовсе не похоже, не находишь?
  
  -А на что это похоже? Ты фотографии с места преступления видел? Показать тебе? Показать? - вспылил доктор, изменив своему обычно холодному нраву.
  
  -Спасибо - буркнул Вулко, - Сам уже насмотрелся. И вообще я не об этом. Лоно, ты понял? Утроба. Я тут читал всякое на нашу тему - много бреда, конечно, но в целом, многие сходятся в одном - страшная, мучительная смерть, а лучше несколько, в верный день, в верный час приоткрывают двери туда...за Завесу. В какие-то иные планы существования. Существования - то есть твои жена и дочь не пропали, не канули в бездну - они где-то еще есть. Нужно лишь найти способ открыть эту дверь, чтобы вернуть их обратно. И времени у нас по-честному осталось не так уж много. Я все подсчитал - конец нынешней тетрады придется на август. То есть у нас есть две попытки. Первую нужно будет предпринять уже в конце следующего января.
  
  -Я смотрю, ты всерьез все распланировал, - рассуждал Андрей, стараясь не подавать виду, что весь этот бред пугает его до одури - в какой момент он должен был увидеть, заметить, проанализировать, что добрый его друг из слегка закомплексованного и депрессивного человека превратился в настоящего маньяка. Но по какой-то причине Андрею было также очень интересно узнать, до каких глубин сумасшествия дойдет Вулко - так смотрят на казнь - со страхом и интересом, с замирающим сердцем.
  
  -И что ты собираешься сделать? Несколько мучительных смертей, так ты сказал? Кого ты собираешься убить? Ты помнишь, что уже однажды приближался к этой грани? Закончилось все относительно неплохо, но не для тебя.
  
  -Андрей, это жестоко и недостойно намекать на это. Ты помнишь, что меня подставили? Или ты не веришь мне? Ну? Отвечай?
  
  Гофман действительно сомневался, рассказал ли Вулко все так, как это было на самом деле. Бывший циркач с неохотой упоминал об этом эпизоде своей биографии - дело было не только в постыдном отказе девушки или позорном изгнании из цирка. Он ужасно не хотел рассказывать эту историю, путался в именах и последовательности событий - говорил медлительно и скупо. Инцидент был и правда неоднозначным. Когда Вулко только устроился в Берусек, восторгу его не было предела. Мечта всей жизни молодого парня исполнилась - казалось, он занял свое место в мире. Да, поначалу было нелегко сойтись с коллегами - тогда еще юноша был не очень общителен, из-за врожденной скромности было нелегко появляться на публике, но усердие и любовь к новой работе медленно делали свое дело и Вулко плотно вписался на афишу цирка - бледный, как привидение, грустный немой клоун-недотепа, попадающий в смешные и нелепые ситуации. Самая же нелепая и смешная ситуация происходила за кулисами. Угораздило же полного, уже тогда начавшего лысеть, парня, который в присутствии посторонних и двух слов связать не мог влюбиться в главную красотку цирка - гимнастку Каролину. Поначалу, можно было и проглядеть худую, неприметную девушку с крупными, слегка торчащими зубами и русыми волосами, собранными в конский хвост. Но так случилось, что впервые Вулко увидел ее на арене и с тех пор не отрывал от нее глаз. Движения циркачки были отточенными и изысканными. Под самым куполом цирка ее худощавое сильное тело сплеталось в немыслимые иероглифы, атласная ткань натягивалась на теле и от внимательного взгляда Вулко, который сидел в будке осветителя, чтобы лучше видеть, не укрывались ни напряженное дыхание, ни вставшие соски, ни отсутствие белья под цирковым костюмом. Но он точно помнил тот момент, когда любовь ударила его в самое сердце, точно острый стилет - когда девушка под конец своего выступления повисла в воздухе на тонких шелковых лентах, свисающих качелями до самой арены. Она крутанулась вокруг себя, вытянув руку, наслаждаясь своим представлением. И вот, когда девушка повернулась к будке осветителя, она посмотрела грустному клоуну прямо в глаза, улыбнулась и...разжала руки. Ее тело, крутясь и болтаясь в воздухе, ухнуло вниз с почти тридцатиметровой высоты, и так же ухнуло вниз сердце Вулко, а вместе с ним в немом ужасе застыл и весь зрительный зал. Но вот, сильные пальцы девушки сжали скользкую ткань, падение резко остановилось, девушку перевернуло и теперь она висела вниз головой, едва касаясь волосами песка арены. Публика взорвалась аплодисментами, гимнастка тяжело дышала, на губах ее играла улыбка, а Вулко понял, что пропал.
  
  Каролина, так звали гимнастку, за кулисами оказалась человеком безразличным и холодным. Еще пятнадцатилетней сиротой она примкнула к цирку, не желая зарабатывать на обочине, поэтому для циркачей она стала почти дочерью - этакой Принцессой Цирка. А Вулко стал ее пажом. Ни цветы, ни конфеты, ни другие знаки внимания ее не впечатляли, и Вулко, отчаянно хватаясь за любую возможность показать ей свои чувства таскал ее реквизит, заступался за нее во время "разборов полетов", устраиваемых начальством, подвозил ее на работу и домой. За все это время все, чего удостоилось страдающее сердце Вулко - это скупой, сухой поцелуй в щеку. Ледяное сердце красавицы не удавалось растопить никакими ухаживаниями или намеками. Говорить с девушкой напрямую, Вулко боялся. Больше всего он страшился даже не отказа, а безразличия. Что гимнастка просто не воспримет всерьез его намерения, и просто все продолжится как раньше - она будет ходить с высоко поднятой головой, не обращая на него внимания, а грустный клоун так и продолжит таскать за ней реквизит, подвозить ее, заказывать для нее еду из собственной скромной зарплаты и брать на себя все ее "косяки".
  
  Все изменилось в один прекрасный весенний день. Лучи солнца шаловливо влезли через пыльное окно прямо на лицо Вулко. Мать приготовила на завтрак его любимые драники со сметаной и, будто чувствовала, что ее сын собирается совершить что-то, что потребует всех его внутренних сил, сказала ему несколько ободряющих слов, присовокупив их торжественным "Carpe Diem, мальчик мой!".
  
  Ловить момент Вулко готовился вот уж несколько недель. Обычно, в цирк он приезжал уже в костюме, а часто и в гриме, все еще стесняясь своих товарищей по цирку - не мог он в общей гримерке в окружении зеркал позволить всем увидеть рыхлое белое тело. Помимо этого, большинство коллег никогда не видело его без грима, и, за этой маской, словно за броней, он прятал свою нерешительность и неуверенность, перевоплощаясь в этакого мрачного балагура, всегда с черным юморком наготове. Но в этот раз Вулко изменил своим привычкам и наносить грим не стал. Как не стал он натягивать кажущийся почти антикварным клоунский костюм в рюшах и кружевах, придававший ему немного женственности, что лишь дополняло его образ на сцене, но совершенно не вязалось с его намерениями сейчас. Нет, на Вулко был строгий костюм, сшитый им на заказ с последней зарплаты - магазинные делали беднягу похожим на перекормленного пингвина или касатку.
  
  Букет, лежавший на заднем сиденье автомобиля благоухал, словно цветы только что срезали с куста. Сто одиннадцать красных роз. Можно было бы счесть выбор букета тривиальностью, но Вулко знал, что его возлюбленная не отличается тонким вкусом, предпочитая простые вещи сложным и вычурным. До представления оставалось множество времени и перед тем, как нырнуть с головой в омут неизвестности, Вулко заглянул в общую гримерку - посмотреться в зеркало на всякий случай. К его глубочайшему разочарованию, в гримерке собралось немало артистов, которые, увидев Вулко в костюме и с цветами тут же начали по-доброму потешаться над ним, прекрасно зная, по какому поводу он такой нарядный. Но, постаравшись не обращать внимания на подколки товарищей, Вулко вытер пот со лба, поправил пиджак и направился в гримерку Каролины. Той принадлежала небольшая каморка в самом конце коридора - конечно, гораздо меньше общей гримерки, зато своя, полученная ей, как выражался старик-осветитель "за выслугу лет". На обшарпанной деревянной двери гримерки висела "голливудская" табличка в форме звезды - "Каролина Красинова". Глубоко вдохнув, Вулко вытер вспотевшую ладонь о брюки постучал. Из-за двери высокий, с легкой хрипотцой, голос предложил войти. Войдя, Вулко остолбенел. Перед зеркалом с подсветкой сидела она и сосредоточенно наносила блестки на веки. После темноты коридора из-за слепящего света лампочек у зеркала в первую секунду кавалеру показалось, что девушка абсолютно голая. Потом, конечно, глаза выхватили тонкую кружевную полоску трусиков и такой же черный лифчик. Девушка повернулась к Вулко и тот застыл, не в силах выговорить ни слова, лишь скользя глазами по точеной фигурке, татуировке в виде бабочки на внутренней стороне бедра и почти прозрачному шелку нижнего белья. Каролина улыбнулась, закинула ногу на ногу - медленно, театрально - и поинтересовалась у вошедшего, чего тот хотел. Вулко так и не смог пересказать Гофману свою речь. Насколько он мог вспомнить, в тот момент звучали какие-то сбивчивые признания и полные надрывного пафоса "либо мы вместе, либо мы больше никогда не скажем друг другу ни слова", потом грустный клоун противоречил сам себе, неся что-то наподобие "не тороплю тебя с решением, я готов ждать сколько нужно" и прочую бессвязную чушь. В конце концов он умолк, ожидая какого-то ответа, но девушка лишь подошла к нему, слегка прижавшись узкими бедрами, потрепала его светлые космы, промурлыкала что-то вроде "Большой глупенький Вулко" и просто вышла из каморки. Вулко стоял в узком пространстве между старым топчаном и столиком, пространство на котором было заполнено духами, тушью, блестками и прочей косметикой. И все? Долгая речь, костюм, цветы, недели моральной подготовки и...Она даже не отказала ему, как будто это и не требовалось, будто он и сам все понимал. И Вулко понимал. Понимал каждый день, глядя в зеркале на свой безразмерный живот, на свою намечающуюся лысину - прямо на темени, на свое просто, некрасивое лицо с носом-картошкой и белесыми, бесцветными глазами. И все равно не желал принять. С того дня прошло несколько недель. Вулко, упиваясь собственными страданиями, продолжал, тем не менее, таскать за Каролиной реквизит, подвозить ее на машине, но все это он делал в мрачно-вызывающем молчании, явно доставляя беспокойство девушке своим немым укором. И тот день не отличался ни от одного другого - все так же Вулко ждал ее в машине на набережной у Детского Острова. Принцесса Цирка, как всегда, заставляла себя ждать. Когда та появилась, грустный клоун открыл для девушки машину и дал по газам, возможно резче, чем планировал. Это не ускользнуло от внимания Каролины - ее паж явно собирался выйти из повиновения, что ей категорически не нравилось.
  
  Когда двое приехали в цирк, Вулко уже собирался отправиться в общую гримерку, но девушка жестом поманила его с собой - в каморку в конце коридора. Не смея даже надеяться, что его чаяния и мечты хоть немного приблизились к реальности, клоун безропотно направился за призывно виляющей тощими бедрами гимнасткой.
  
  Посадив его на топчан, прямо на постельное белье, гимнастка попросила его посидеть и подождать, а ей нужно ненадолго отойти. Шестеренки в голове Вулко крутились с неимоверной скоростью, перемалывая мысль за мыслью, отбрасывая ненужную шелуху: что же происходит, почему она попросила подождать здесь? Куда она ушла? Что он здесь делает? Девушка явно не торопилась возвращаться, и когда Вулко уже было собрался выйти, Каролина вернулась. Никакой романтичности ни в ее словах, ни в ее движениях уже не было. Девушка притащила с собой каку-то громадную сумку и попросила Вулко помочь ей закрепить ленту для выступления. Не в силах отказаться, несмотря на то, что надежд клоун больше не лелеял, Вулко собачкой плелся за девушкой, таща на плече тяжеленную сумку доверху набитую красной тканью. Ленту он закреплял уже не в первый раз, поэтому ,ни слова ни говоря гимнастке, спокойно занялся своим делом под куполом цирка, пока осветитель проверял лампы, из колонок орал на разные лады звуковик, а девушка внизу распрямляла слежавшуюся от нахождения в сумке ткань. Вскоре началось представление. Вулко выступил из рук вон плохо - не удалось вытащить ни единого добровольца из зала, кегли валились из рук и даже торт из пены для бритья, вместо того чтобы улететь в лицо клоуну, просто упал на песок, и бедняге пришлось с прибаутками и совком убирать склизкую дрянь прямо на глазах у публики. Наконец, с чувством мрачного удовлетворения, клоун по своему обыкновению устроился в будке осветителя, присел на табурет и закурил. Жалость к себе занимала все его мысли, заволокла глаза его блеклой пеленой - тот пропустил и выступление знаменитой Прыгающей Слонихи-Дафны и Дикого Силача из Африки и даже выступление пожилой пары с дрессированными собачками - этот бесхитростный номер нравился ему больше других - Вулко даже задумывался - а не завести ли ему собаку? Надо посоветоваться с мамой. И вдруг, через пелену промелькнуло что-то быстро движущееся и блестящее. В несколько замысловатых па фигура забралась наверх, под купол и остановилась напротив будки. Это была Каролина - Гуттаперчевая Принцесса Цирка. Костюм покрытый блестками переливался, Каролина купалась в лучах софитов, медленно крутясь в воздухе. Вот она вытягивает руку вперед и указывает пальцем прямо на Вулко а на лице ее застыла лукавая улыбка. Раздался оглушительный треск материи, по залу прокатился вздох и девушка полетела вниз, но на этот раз движения ее были судорожными - она отчаянно хваталась за ленту, пытаясь остановить падение, а та расползалась прямо в ее руках. Когда земля была уже совсем близко, каким-то чудом ей удалось обмотать один из обрывком ленты вокруг ноги, падение замедлилось, трос резко дернулся и девушка со страшным рывком повисла на паутине из кусков ткани. Тут же персонал цирка бросился ей на помощь, Каролину, безвольно висящую высвободили из плена ленты и унесли за кулисы. Вулко со всей своей толстячьей скоростью бросился бежать вниз, и узкая металлическая лестница угрожающе тряслась и прогибалась под его весом. Когда клоун наконец-то прибежал в гримерку, где девушку положили на мягкие пуфы, поставив их вместе, его встретила волна презрения. Циркачи смотрели на толстяка с ужасом и подозрением.
  
  Каролина рассказала всем, что Вулко из мести в ответ на ее отказ подрезал ленту, желая смерти гимнастке. К счастью, все знали клоуна как безобидного добряка, но никто не вставил и слова поперек, когда директор с белым лицом подписывал приказ об увольнении. Каролина продолжала безвольно возлежать на пуфах, изображая сильный испуг и усталость, но Вулко, поймав ее взгляд снова увидел ту же лукавую улыбку.
  
  С той беседы психиатра и бывшего циркача прошло несколько недель. Казалось, толстяк обиделся после их последнего разговора, и Андрей ощущал странную смесь вины и облегчения оттого, что клоун больше не объявлялся на пороге приемной со странными идеями, бередящими покой пожилого психиатра. Скупое новогоднее поздравление Андрей получил в виде сообщения на телефон. И вот, когда январские вьюги покрывали замшелые стены древнего города белым налетом, Вулко позвонил. Голос был его тревожен а фразы отрывисты, Андрей сразу смекнул, что происходит что-то нехорошее:
  
  -С прошедшим, Андрюш.
  
  -И тебя, мой друг. Куда ты пропал - как же наши вечерние беседы?
  
  -У меня нет времени перед тобой объясняться. Если тебе интересно - приезжай и ты все увидишь сам.
  
  Назвав адрес, Вулко прервал связь, даже не попрощавшись. Что-то зловещее было в этом звонке. Снова вспомнился бред про Алую Династию и кровавую луну. Андрей Ааронович также отметил про себя, что Вулко позвонил как раз в конце января, когда, согласно рассчетам должна была подняться красная луна - в предпоследний раз в текущей тетраде. Райончик у Вулко был гадкий - об этом любезно сообщил таксист высокому мужчине с дипломатом и в кожаном пальто, подвозя Андрея к громадной яме, окруженной пятиэтажками. В самой же яме как раз и находился старый пятиэтажный барак Вулко. У мусорных контейнеров была свалена целая гора старой мебели, а у подъезда крутились бездомные собаки, явно в ожидании, что кто-то откроет дверь и впустит их внутрь, спастись от беспощадного ледяного ветра. Черные окна и занесенные снегом подъездные дорожки придавали месту ощущение заброшенности. Справившись с внезапным наваждением, психиатр зашел в подъезд и без труда взбежал на последний этаж - к утренним пробежкам Андрей относился серьезно. Звонка у двери Вулко не было и Андрей постучал. Сначала ничего не происходило, секунд тридцать Андрей прождал у двери, собираясь уже постучать еще раз, как услышал, что кто-то тяжело шаркает через квартиру, безуспешно пытаясь не шуметь. В центре полотна из оборванного дермантина потемнел дверной глазок, залязгал старый замок и дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы явить на свет красный, воспаленный глаз хозяина квартиры. Глаз внимательно осмотрел темноту подъезда, и только тогда дверь отворилась. Без приветствий, толстяк схватил психиатра за плащ и грубо втолкнул его в темноту прихожей, после чего спешно запер дверь.
  
  -Я гляжу, мой друг, ты последнее время плохо спишь. С тобой все в порядке?
  
  Даже в полумраке было заметно, как осунулось лицо Вулко. Воспаленные глаза бегали из стороны в сторону, руки постоянно что-то трогали, перебирали или просто судорожно подергивались. Скорбный ужас охватил психиатра при виде своего друга - все-таки безумие взяло вверх и он, уважаемый в своих кругах врач не смог ни предвидеть, ни предотвратить болезнь своего пациента.
  
  -Пойдем, покажу кое-что.
  
  Вулко жестом пригласил следовать за ним и начал возиться с ключами, отпирая дверь уже внутри квартиры. Дверь была обита поролонам, а замок был в нее врезан совершенно точно непрофессионалом. Какие-то металлические полоски и листы фанеры должны были, похоже, добавить двери прочности. Дверь открылась, и Андрей обнаружил себя на пороге неприятно пустой комнаты, стены которой были обиты желтым поролоном. Окна не было - его также закрывали толстые листы фанеры с металлическими нашлепками. Под окном на штативе была установлена камера, а когда гость сделал первый шаг за порог, то понял, что в комнате они не одни. На стуле, туго зафиксированная ремнями, как-то покосившись, сидела голая девушка. Тело ее было покрыто порезами и синяками, отличалось невероятной бледностью, а на внутренней стороне бедра психиатр с ужасом узнал яркое пятно цветной татуировки в виде бабочки. Холодея от осознания увиденного, доктор, словно сомнамбула подошел к девушке и совершенно автоматически положил ей два пальца на шею, прекрасно видя, что эта диагностика совершенно напрасна - глаза девушки были высохшими с характерными пятнами Лярше, а шея изогнута под неестественным углом.
  
  -Вулко, что же ты натворил? Что ты наделал?- в ужасе прошептал психиатр, уже нащупывая в кармане мобильник. Только бы успеть.
  -Не ловит здесь, Аароныч. Я стены не только поролоном обшил. А трезвонить не торопись. Я ее не убивал.
  
  -А кто тогда? - Как-то растерянно спросил психиатр. Давно ему не приходилось оказываться в таких ситуациях, все самообладание смыло ледяной волной страха, сердце билось невпопад, пропуская удары.
  
  -Да сама она, похоже. Лукаш, осветитель наш рассказал, что Каролина решила себе новую трапецию у начальства стребовать. Не разобралась, в первый же день вышла на арену. Ну и вот - зацепилась за какие-то тросы под куполом - то ли с предыдущего номера не убрали, то ли трапецию неправильно установили - повисла на них. Психанула, попыталась вырваться и через всю эту конструкцию полетела вниз. Без страховки, дура, работала, вот и...
  
  Верить Вулко было сложно, но слезы в голосе и желание верить другу заставили Андрея унять панику.
  
  -Ладно, пусть так, но зачем ты притащил ее сюда? Зачем ты вообще устроил эти пыточные застенки?
  
  -Ты забыл, Андрей, о чем мы с тобой в последний раз говорили? Я должен тебе, и я хочу вернуть этот долг. Мы вернем твою дочь, где бы она ни была. Я верну. А ты смотри и помогай по мере сил.
  
  Вулко вынул откуда-то из-под штатива камеры стопку распечаток и сунул их под нос другу. Пока тот листал странные записи, Вулко разглагольствовал:
  
  -Ты думаешь, я совсем псих, раз здесь все это устроил? Может и так. Однако, нас, психов таких, оказывается, вагон и маленькая тележка. И у некоторых, подчеркну, у очень немногих получалось провести ритуал верно. Я прочел только об одном случае успешного исхода. Произошло это, правда, после целых десяти лет попыток, но...В общем, я вышел на описание ритуала. Знаешь, что за эту распечатку я отдал больше, чем стоит эта квартира?
  
  -Откуда, Вулко? - Изумился Андрей, даже оторвавшись от листков.
  
  -Так я ее ж и заложил! Не боись, на улице не останусь. Мне от мамки вот, доля в квартире под нами досталась. Переехать мне туда, конечно, никто не даст, но когда дом расселят - буду иметь право на квартиру в новом жилье. Не ссы, у меня времени до осени. А до осени-то мы точно это дело добьем. Мы же все-таки друзья, а квартира - тьфу - обои да кирпичи.
  
  -А откуда ты взял тело?
  
  -Тоже пришлось вложиться. Но ты подумай только, какая удача, прости Господи, но это же судьба! Накануне красной луны умирает девушка, в которую я был...да я до сих пор в нее влюблен! Подумай только - это одно из основных условий для ритуала. Как Орфей вывел Эвридику из Аида, так мы сможем вернуть тех, кого любим к нам.
  
  -Вулко, Эвридика не вернулась.
  
  -Да, я помню, читал. Орфей совершил ошибку в ритуале, если можно так сказать. Я же тренировался почти неделю - мы не ошибемся.
  
  Андрею хотелось прилечь. Прилечь, принять спокойное положение и подумать обо всем, что он видел и слышал. Как ответственному врачу, гражданину и даже как другу ему все еще стоило вызвать полицию и настоять на психологической экспертизе, доказать, что Вулко совершал все эти бессмысленные действия, находясь в кризисной фазе заболевания. Но как любящему отцу ему невероятно хотелось предпринять еще одну попытку. Как только Вулко заговорил о любви к ушедшим, Андрей понял, что вернуть удастся только дочь. Жену он сначала просто не понимал, потом ушла любовь и вскоре ее место заменила ненависть. Ненависть за гадкое предательство его, их семьи и, за то что эта сука отобрала его малышку. Его маленькое двухлетнее солнышко, которая так любила воздушные шары, кашу с арахисовым маслом и играть в прятки с папой. Постаравшись незаметно утереть слезы, Андрей мысленно сжег очередной мост и спросил:
  
  -Каков твой план?
  
  -Вот это дело, - обрадованно прогрохотал Вулко и начал приготовления. Мечась по комнате, он продолжал непрерывно болтать, посвящая Андрея в детали ритуала.
  
  -В общем-то никакой хитрой затеи. Ритуал этот, как мне объяснили, появился как часть дочеловеческих религий. Не смотри на меня так! За что купил, за то и продаю. В общем-то смысл в том, что ритуал должен открывать некий "архив душ", где находятся все те, кто когда-либо умирал, когда-либо будет жить. Открытие этого архива, по сути, лишь полдела. Самое сложное - это приманить нужную тебе душу. И вот как раз здесь и вступает в игру личность "открывающего" - душа или сущность человека будет ориентироваться на твою любовь, как на маяк.Такая вот поэзия, блядь! - неожиданно резко закончил Вулко.
  
  Будто находясь в каком-то трансе, Андрей поймал себя на мысли, что ему интересно проследить логику бреда друга чуть дольше. Просто узнать, что у того на уме, потом сразу позвать полицию.
  
  -И что же нам потребуется? Лягушачья кожа, кровь девственницы, рука висельника? У меня, кстати, одна лежит в приемной, - Скептическое веселье позволяло психиатру самому не тронуться умом от осознания того, во что превратился его несчастный пациент.
  
  -Ну, с этой частью я уже справился без тебя. Больше месяца я питаюсь бездрожжевым хлебом и дождевой водой и ни крупинки соли. Так что засунь свой сарказм куда поглубже, будь добр. -Дождевой? Так ведь зима...
  
  -Снег растапливал, - отрезал Вулко, и Андрей понял, что клоун вошел в ту фазу, когда нужно позволить ему закончить начатое. В конце концов, что можно сделать с трупом? Хотя...
  
  -Друг мой, скажи мне, как своему терапевту, эта девушка, она ведь тебе нравилась...
  
  -Ритуалу должно предшествовать полное воздержание в течение минимум одного лунного цикла, в том числе от мастурбации и, соответственно, некрофилии, раз уж ты спрашиваешь, друг, - Невесело осклабился Вулко, - Ага, вот уже месяц. У меня уже от вида манекенов слюнки текут. Я когда труп привез, думал вообще себе глаза завязать. Ну, видишь, справился. Мрачный фанатизм, блестевший в глазах пациента будил в сердце доктора давно забытый ужас - такой же взгляд был у его жены, когда та оглушила его ударом пресс-папье по голове, и он мог только бессильно валяться на полу и наблюдать, как сектантка уносит их общее дитя в ночь.
  
  -Я ценю твою жертву, но не расскажешь ли ты мне, в чем суть самого ритуала? - Уже с опаской спрашивал Андрей, ожидая, что Вулко сейчас притащит в комнату какую-нибудь курицу или щенка...Или младенца?
  
  Вулко же лишь грохнул на пол явно тяжелую сумку.
  
  -Это, так сказать, на сдачу приобрел.
  
  Совершенно без присущей ему театральности, Вулко извлек из сумки пакет с гнойно-желтыми свечами, маленький кассетный магнитофон, пакет углей для рисования и громадный трафарет, сделанный будто из куска линолеума. Под конец, уже куда более бережно, Вулко вынул два шприца, оба наполненные жидкостью, и Андрей готов был поклясться, что это не аскорбинки.
  
  -Сейчас я еще немножко тебе расскажу, а ты постараешься не перебивать. То, что мы собираемся делать - всего лишь эксперимент. Тебе ничего не угрожает. Мне просто нужна твоя помощь. Как ты сам понимаешь - с твоей дочерью будет сложнее, ты говорил, ее кремировали, но схема та же. В общем, ритуал "Milango Ya Shimoni" или "Врата в Бездну" по сути, штука одноразовая - один человек может выполнить ритуал лишь один раз. Если после точки "невозврата" ошибиться хоть на йоту, иметь нечистые намерения или любить эту душу недостаточно сильно...В общем, как мне объяснили, в лучшем случае ничего не получится. Самое страшное - это мелкие ошибки - они не испортят, но извратят ритуал и, соответственно, его результаты. Так что, Андрюш, мне потребуется твое живое участие и твоя педантичность - точность нужна во всем невероятная. И еще - ты же проходил медицинскую практику?
  
  -Да, но, прости, сколько лет прошло!
  
  -Недостаточно, чтобы разучиться делать инъекции и проверять пульс. Большего мне не нужно.
  
  Вот так, подначиваемый Вулко, Андрей помогал поднять стул, расстелить трафарет, ползал по полу и закрашивал углем пол в пространстве трафарета, расставлял свечи и выполнял прочие указания Вулко, который и сам времени не терял, с небывалой прытью делая половину работы. Подсвечников не было, пришлось ставить свечи прямо на пол, предварительно приплавляя их. Пахли свечи омерзительно - будто полежавшее на солнце топленое сало. Андрей еле сдерживал приступы тошноты, капая странно густым воском прямо на нанесенный углями узор. Психиатр не решался нарушать странный рисунок, состоящий из символов, слов, написанных на неизвестном ему языке, неряшливой клинописи и при этом сложными геометрическими конструкциями, в которые толстяк, тяжело пыхтя, смешным жуком свернувшись над полом, вписывал с распечаток какие-то слова уже от руки. Вулко разуверил его, что все в порядке и свечи можно ставить, убежденно заявив, что "структура уже оформлена". Когда все было готово, оставалось лишь дождаться, пока в небе появится красная луна. Когда начало смеркаться, друзья допивали на кухне чай и снова, как и раньше беседовали на отвлеченные темы, не связанные с Алым Культом, воскрешением мертвых и прочей оккультной чепухой. Андрей остро чувствовал, как почти два месяца ему не хватало этих разговоров. Вулко, конечно предпочитал вычурным и сложным конструкциям просторечные односложные предложения, нередко косные и сдобренные крепким словцом, но парнем он был начитанным и, если можно так выразиться, умудренным опытом, а если вдруг натыкался на тему, с которой был незнаком, то в течение трех-четырех дней до следующей встречи скрупулезно ее изучал, чтобы ориентироваться в интересующем собеседника вопросе. Разница в возрасте не разделяла друзей, наоборот, объединяя их - Вулко обрел в лице Гофмана так недостающую ему фигуру отца, в то время как Андрей видел в клоуне этакого потерянного, но вновь обретенного сына. Именно поэтому психиатр даже отключил телефон, чтобы не испытывать соблазна набрать три простые цифры и закончить этот мрачный балаган в желтой комнате. Неожиданно, из спальни Вулко мерзко задребезжал будильник. Тот вскочил, словно солдат по команде, и исчез в другой комнате. Не дождавшись возвращения друга и, последовав за ним, Андрей обомлел - Вулко стоял посреди комнаты и натягивал на себя костюм...клоуна!
  
  -Мой друг, тебе не кажется, что это слишком?
  
  -Сущностям из "архива" очень сложно видеть, слышать, вообще понимать, что происходит. Пройдя через то, что мы привыкли называть смертью, их разум затуманивается. Они могут забыть, как выглядят, кем были и вообще, что когда-либо жили. Поэтому необходимо использовать яркие образы, что-то вызывающее неотрывные ассоциации. Так-то, нам даже повезло, что Красинова видела меня чаще в костюме, чем без него. Хуй его знает, что бы мне пришлось выдумывать, чтобы расшевелить ей память.
  
  Клоун матерился невпопад - яркий признак того, что Вулко нервничал. Ему приходилось наносить белила несколько раз - из-за пота, градом текшего со лба и висков, те ложились неровным слоем и комковались.
  
  Закончив грим, клоун тяжело поднялся из маленького, почти детского креслица, стоявшего перед массивным зеркалом и, жестом показав Андрею следовать за ним, направился в обитую поролоном комнату с трупом девушки. Гофман раньше не видел Вулко в образе, и теперь понимал, почему карьера у того не задавалась. Образ клоуна был достаточно давно скомпрометирован сначала Джоном Уэйном Гейси а после разнообразными фильмами ужасов разной степени качества, четко отпечатав в мозгу современного ребенка простую истину - клоун - это страшно. И Вулко был страшен. Массивный, дебелый, как бледная туша бегемота он тяжело и неловко передвигался, переставляя свои безразмерные башмаки, рыжие волосы парика гадкой паклей рассыпались по старомодному жабо, своей нелепостью придающее сюрреалистичного ужаса одиозному толстяку. Конечно же, венцом ужасного образа было лицо - профессионально нанесенный грим стирал черты лица, делал лицо похожим на живую маску, на которой тускло поблескивали маленькие бесцветные глаза, под намалеванной гротескной улыбкой просматривались тонкие, напряженно поджатые искусанные губы. Клоун решительно прошагал к камере у подоконника, включил запись, после чего зажег свечи, подобрал с пола распечатки и шприцы.
  
  -Андрюш, твоя роль в этом маленьком спектакле есть и у тебя. Это шприц с адреналином. А теперь внимательно: когда я отрублюсь, не ссы и не паникуй - часы есть? Ну, конечно, подарок от отца на выпускной, я помню, так вот, когда я отрублюсь - засеки четыре, нет, пять минут. И только тогда - реанимационные предприятия, или как там по-вашему?
  
  -Мероприятия, - растерянно поправил Андрей, глядя на тонкую трубку шприца в руке.
  
  -Стой! - вдруг вскричал он, ненароком дав петуха, - Что ты собираешься себе вколоть? Ты хочешь, чтобы здесь было два трупа? Я не реаниматолог, Вулко, я психиатр, я тебе антидепрессанты прописать могу, а это...Я не буду!
  
  Клоун мрачно приблизился к психиатру и схватил его своими ручищами за предплечья и с силой сжал их, после чего заговорил тихим, нарочито спокойным голосом. -Андрюш, раскрой глаза. Я не буду скрывать, у меня и своя мотивация есть, но изначально все это ради тебя. Ради твоей дочери. Я заложил свою квартиру, я вступил в преступный сговор, чтобы вытащить тело из морга, я месяц сидел на хлебе и воде. Я не дрочил месяц, чтобы все это для тебя провернуть! - сорвался Вулко на крик, - Так что теперь, будь добр, собери свои морщинистые яйца в кучу, возьми в руки шприц и часы и сделай то, что я тебе сказал. Ты ведь хочешь снова увидеть дочь, а? Хочешь? Ну вот и умничка. Грузно осев посреди комнаты, Вулко включил магнитофон. Тот выглядел оплавленным и очень старым. Кнопка, отвечающая за извлечение кассеты была вплавлена в корпус, как и кассетоприемник - извлечь или заменить кассеты было бы невозможно без насильственных методов. Такая вот "защита от копирования". Сначала послышалось только оглушительные треск и шуршание, будто где-то резвилась громадная крыса, потом раздался бой барабанов и монотонное гудящее пение. Голосов, вроде было несколько, но все они звучали, как один. Казалось, будто у того, кто записывал это в легких кишел целый рой ос, жужжащих на нужные лады. Слов не было, услышав фрагмент записи случайно, Андрей принял бы это за трубное гудение слона или за песни китов, но тут вступил Вулко. Он не пел, и тем не менее, слова идеально ложились на аккомпанемент странного хора. Странные, ничего не значащие слова неизвестного языка клоун произносил без запинки, и теперь Гофман видел, что его друг действительно усердно готовился - Вулко почти не смотрел на листовки, раскачиваясь в некоем трансе. Психиатр вздрогнул, когда вновь прозвонил будильник. Вулко, не прервав своего странного речитатива ни на секунду, одной рукой выключил будильник, а другой потянулся к толстому армейскому шприцу с автоматической иглой, наполненному какой-то бурой густой жидкостью. Как врач, Гофман ни за что бы не позволил вводить подобное в кровь, и было уже дернулся остановить друга, но неожиданно голоса из магнитофона взревели, будто крича лично на него - источник звука, казалось был у Андрея в голове.
  
  Пламя свечей задрожало, тени от предметов удлинились - тьма будто сгустилась в комнате, словно кто-то развел активированный уголь в стакане. Темнее всего было, как это ни парадоксально, рядом с Вулко, окруженным свечами. Также в кромешной черноте пропал и стул с девушкой. Перед Вулко будто выросла черная стена, хотя скорее не стена, а занавес - тьма еле заметно колыхалась и волновалась, по миллиметру подбираясь к клоуну. Тот лишь покривился, когда игла резко вошла в шею, не остановившись в своем монотонном чтении. Голоса из магнитофона потеряли ритм, заглохли барабаны - теперь это были лишь рваные вопли, перемежаемые столь горестными "песнями китов", что на глазах Андрея выступили слезы. А минутой позже у него чуть было не остановилось сердце - среди воплей и криков он расслышал крик своей дочери, своей малышки. Лишь на краткий миг между ударами сердца - но он отчетливо слышал этот крик. Точно также кричала его дочь, когда мать выхватила ребенка из детского стульчика прямо посреди обеда, ударила папу и унесла ее. Крик, полный непонимания, обиды и страха, в котором читалось "Папа, спаси меня!". Андрей, медленно сползая по стене - ноги больше не держали пожилого психиатра, снял очки, чтобы вытереть выступившие слезы. Пока очки были в руке, слабое зрение издевалось над ним, сделав завесу перед Вулко еще более осязаемой. Более того, завеса тянулась к нему, обвивалась вокруг бархатными щупальцами. Глаза Вулко закатывались, тот заваливался на бок, но невероятным усилием воли смог дочитать последние несколько слов, уже не глядя на листок, после чего рухнул выброшенным на берег китом на пол и затрясся. Изо рта выступила пена, конечности конвульсивно дергались, даже под белилами было видно, как надулись вены на висках и на лбу. А потом клоун затих. Затихли и голоса в магнитофоне. Темная завеса неловко, будто даже застенчиво поглотила ногу Вулко, продвинувшись на полметра. Ласково, словно рука любовницы, она медленно покрывала тенью тело толстяка, но дойдя до середины, будто потеряла терпение и бросилась в сторону Андрея. Свечи погасли, и комната погрузилась во тьму. От ужаса Гофман еле соображал, где находится. С трудом нащупав в кармане мобильный, он включил вспышку в режиме фонарика, но тот работал как-то неправильно - свет так вообще работать не должен. Маленький белый шарик еле освещал дрожащую руку Гофмана, не отражаясь ни от чего, словно тот был в громадной пещере. В глазах все плыло - очки Андрей надеть не успел, выронив их после от испуга и теперь полагаться на зрение было бессмысленно - Андрей зажмурил глаза и попытался сконцентрироваться. Так, как давно Вулко вколол себе эту дрянь? Минуту, две назад? А может все пять? Может, врач снова опоздал к своему пациенту, только теперь окончательно? Начав ощупывать перед собой, Андрей чем-то укололся и отбросил это что-то столь похожее на кость в сторону - очередной мерзкий реквизит? Рука его поползла дальше и вот, кажется, нащупала что-то похожее на тело. Почему такое холодное и...голое? Продолжая ощупывать плоть, рука его наткнулась на какую-то жесткую шерсть. У Вулко же нету бороды! Рука поползла дальше и провалилась во что-то склизкое, влажное, полное каких-то трубок, мягких предметов округлой формы и...Поняв, что обыскивает чьи-то внутренности, он с криком выдернул руку и повалился на спину, потом вскочил и бросился искать дверь. Но двери не было, как не было и стен - лишь безграничная темнота, нисколько не рассеиваемая кастрированным светом телефона. В какой-то момент Андрей почувствовал прикосновение холодных детских ручек к лицу и что-то тихо, неслышно, как шептал бы туман или молчание, прошелестело "Папочка...". Это было слишком. Издав бессмысленный визг, какого Гофман бы в других обстоятельствах устыдился, он бросился бежать, не разбирая дороги, с закрытыми глазами, размахивая руками перед собой, чтобы не врезаться в невидимое препятствие. Препятствие его все же встретило - что-то мягкое и большое вдруг выросло у него под ногами и перекинуло через себя, и Андрей растянулся этом чем-то, пребольно ударившись подбородком и чуть не откусив себе кусочек языка. Под ногами лежало что-то большое, круглое, покрытое шуршащей тканью, как шуршал бы...Ну, конечно! Клоунский костюм! С криком облегчения, Андрей бросился к телу и лихорадочно осветил лицо клоуна фонариком - действительно, перед ним лежал Вулко и не дышал. Пульса не было, глаза закатились, а подбородок, губы и жабо были покрыты уже засыхающей пеной. Сколько же времени прошло? Не давая себе далее размышлять, доктор профессиональным движением рванул ткань на груди толстяка, и та разошлась по шву. Под тканью белело расплывшееся тело, со свисающими грудями и обильными складками. Прижав рукой кожу над ребрами, Гофман растянул ее пальцами, постаравшись согнать как можно больше жира хоть на пару секунд и с размаху, вложив все оставшиеся силы всадил длинную иглу шприца прямо туда, где в сумке висцерального жира должны было висеть остановившееся сердце его умирающего друга.
  
  Тьма медленно рассеивалась, забирая с собой неясные видения и мерзкие галлюцинации, расползалась по комнате, оседала пылевым облаком в щелях паркета, за плинтусом, в трещинах на потолке, уползала в темные углы, оставляя место свету, излучаемому голой лампочкой на потолке. Вулко натужно втянул в себя воздух и попытался подняться, но не преуспел. Рядом, лежа на полу тяжело дышал Андрей, конвульсивно сжимая в руке пустой шприц.
  
  -Получилось? - Хрипло спросил старый еврей - сейчас он и правда выглядел старым - прикосновение Бездны будто высосало из него несколько лет жизни. Толстяк смотрелся не лучше - хватал воздух ртом, ошалело крутил выпученными глазами, тяжело копошась вытащенной на берег медузой.
  
  -Не знаю. Вроде бы.
  
  Какофонию хриплого дыхания прервал смех. Смех этот был нечеловеческим, почти инфернальным - так булькает кровь в перерезанном горле, так кричит ребенок под колесами автомобиля, так воют сумасшедшие в душных застенках дома скорби. Смех звучал переливами, прерывался на какое-то кряхтение и влажный хруст, после продолжаясь снова с той же ноты, будто поставленный на паузу. Друзья лежали на полу, не смея пошевелиться и вдруг раздался голос - нестройный, визгливый, словно кто-то только-только учился пользоваться голосовыми связками.
  
  -Вулко, милый, я так тебе благодарна! Развяжи меня, чтобы я могла выразить тебе свою благодарность по-настоящему, как делают только плохие девочки из твоих любимых фильмов. Я так умею, Вулко, я умею гораздо больше, только освободи меня. Эти ремни так мешают, так натирают мою нежную кожу, а я хочу, чтобы ее касался только ты. Как касался ее, пока я не вернулась. Ну же, Вулко, подойди, мой дорогой клоун, иди ко мне-е-е-е...
  
  Голова Каролины завалилась набок, влажный хруст раздался снова, изо рта ее раздались свистящие хрипы и бульканье. Плечи изогнулись, как не под силу было бы их изогнуть даже гимнастке и тело девушки ловким движением выпрямило сломанную шею, снова вернув голову в вертикальное положение.
  
  -Вулко, дорогой, ну что же ты! - Тон девушки сделался наигранно-плаксивым,- Я ведь так ждала тебя. Мне было так страшно и одиноко там, в темноте. Не было ни верха, ни низа, ни конца ни края, а только страшная, темная вечность. Развяжи меня, возлюбленный мой, и ты сможешь делать с моими отверстиями что захочешь...Я ведь знаю, как ты этого хочешь - я помню, как ты смотрел на меня там, под куполом цирка, как ты ублажал себя, вспоминая меня в нижнем белье. Я знаю, сколько ты сдерживался, позволь мне ублажить тебя. Ты сможешь забить собой мою глотку, отрезать мне сиськи, трахнуть меня в глазницу, разорвать мои дырочки - все что хочешь, только развяжи м-м-м-ма-а-ать грядет! Мать грядет! Первая жена ждет нового мужа, и вскормит детей их плотью своей! Мать гряде-е-ет!
  
  Создание сорвалось на визг и товарищи, не сговариваясь, собрали последние остатки сил и вылетели за дверь, захлопнув ее за собой и закрыв на так кстати врезанный замок. Уже на кухне, в абсолютном молчании, отпаивая друг друга "Мендозой", они более-менее пришли в себя, хотя приглушенные крики из желтой комнаты долетали до них через квартиру в кухню, заставляя время от времени вздрагивать. Первым заговорить решился Андрей.
  
  -Вулко, ты извини, что я не верил...
  
  -Все нормально. Я сам не верил до конца. И тем более, не ожидал такого. - Руки гостеприимного хозяина что-то делали - нарезали лимон, ломали шоколад на дольки, но глаза слепо глядели куда-то в страшную темную пустоту.
  
  -Что с ней случилось? Это же не Каролина, правда? Это кто-то...Кто-то другой. Ей кто-то прикинулся.
  
  -Да. Меня предупреждали о таком. Сказали, что мотивы должны быть чисты. Только любовь выманит настоящую душу из Бездны.
  
  -И что же произошло? Ты где-то ошибся?
  
  -В себе я ошибся, Аароныч, в себе. Я-то думал, что и правда ее люблю. А когда там, в темноте оказался, понял, что злюсь я на нее, ненавижу почти. Что отомстить хочу. Трахнуть и бросить. И вот эту минутную слабость Бездна, видать и почуяла. Я видел это - она не Каролина. Ее настоящий облик как...Как шелуха или чучело из воска - не знаю, как объяснить, вроде как она, а вроде как и нет, будто какая-то копия. Я пытался это отогнать, а оно сбило меня с ног, вцепилось в труп и...А дальше ты со своим шприцом. Дал бы ты мне еще минуту, я б ее может и отцепил.
  
  -Еще минуту? Ты в себе, нет? Да ты овощем проснуться мог, если бы вообще проснулся! Как я позволил себя ввязать в это? И что ты теперь собираешься с ней делать? Так и оставишь там, на стуле?
  
  -Может быть. Еще не решил.
  
  Вулко стал ненавязчиво, но упорно выпроваживать друга. Андрея долго уговаривать не пришлось - тот давно мечтал покинуть стены маленькой пыльной квартирки, в которой за хлипкой самодельной дверью поселилось зло из иного мира.
  
  Гофман ворочался в постели, неспособный уснуть и ни бокал шерри, ни уютное сопение бульдога не успокаивали его дух. Андрею было страшно закрыть глаза - казалось, из темноты появятся те маленькие ручки снова обнимут его за лицо, залезут детскими пальчиками в глаза, надавят на кадык, будут рвать, выдергивать и душить, а со всех углов комнаты раздастся тот жуткий смех твари, поселившейся в мертвом теле девушки. Что же ты натворил, Вулко? Какую богохульную чудовищную мессу ты отслужил, чтобы призвать в мир это создание? Психиатр с суеверным страхом копошился в домашней аптечке, перебирая пальцами разные виды успокоительного и снотворного, не набираясь смелости выдавить таблетку из блистера - ведь если он все же уснет, то не будет спасительного визга будильника или поскуливания ожидающего прогулки бульдога - сознание его накроет той самой завесой густой, будто венозная кровь, тьмы. Так прошло много недель - Гофман научился спать осторожно, в полглаза, готовый в любой момент вскочить с постели и включить настольную лампу, чей провод он для надежности оборачивал вокруг запястья. Вулко снова куда-то пропал, не было ни звонков, ни посещений.
  
  Лишь накануне июня тот отбил короткое сообщение - "Я в Польшу за ингридиентами". Неужели неугомонный кипящий разум когда-то безобидного и скромного толстяка не спасовал перед сверхъестественным ужасом, что наглым раздувшимся пауком расположился в желтой комнате?
  
  Вулко же тем временем совершал последние приготовления к поездке. Денег, взятых им в банке под залог квартиры, оставалось в обрез и последние пару недель ему пришлось немало поднапрячься, отрабатывая ночные смену то тут, то там. Он расставлял товар по полкам, разгружал вагоны с их бесконечными грузами, сидел ночным сторожем на кладбищах и складах. В эти ночи, между обходами территории, бывший клоун внимательнейшим образом штудировал выкраденные из Клементинума тома, различные распечатки, купленные то тут, то там. Денег переставало хватать даже с учетом его подработок, и бедняге пришлось пойти на крайние меры.
  
  Вулко молчаливой горой сидел в самых злачных барах и кабаках, шатался по темным переулкам с коротким видео, записанным на камеру, выискивая взглядом подходящих людей. Таких легко было узнать - масляный, скользящий взгляд, подернутый поволокой скуки и пресыщения. Эти люди чувствовали себя неуютно в местах, где оказывались - видно было, что их благосостоянию соответствуют места на порядок выше классом. Но любому наскучат и изысканные сыры "со слезой", и устрицы на подстилке из колотого льда и лобстеры, как потеряют вкус многолетние вина, как своей повседневностью успеют надоесть костюмы, сшитые на заказ лучшими кутюрье Европы, как перестанет приносить блаженство чистейший колумбийский кокаин. Как наскучат и модельной внешности барышни в нижнем белье от Bordelle с одинаково красивыми и надменными лицами.
  
  И тогда эти люди опускались на дно, в поисках новой, не виданной ранее рыбы. Многие приезжали в Прагу из-за границы из законопослушной Германии, Швейцарии, Великобритании, было немало русских, чьи лица время от времени можно было наблюдать с экрана телевизора. Детишки богатых родителей, олимпийские спортсмены, дипломаты, поп-звезды - все они неумело наряжались в нарочито неброскую и дешевую одежду, жадными глазами шарили по липкой барной стойке, брали всегда запечатанную бутылку и никогда не допивали до конца. Вулко подсаживался к таким и, не утруждая себя представлениями и приветствиями сразу включал видео - всегда без звука - даже слабый динамик камеры неплохо передавал те жуткие звуки, что издавала Каролина. Когда через пятнадцать секунд запись обрывалась, Вулко озвучивал свое торговое предложение. Сумма шокировала многих - неплохо представляя себе опасность подобного бизнеса, Вулко хотел покончить с этим как можно скорее, но жажда легких денег вновь и вновь заставляли его надевать широкое и длинное, похожее на диванный чехол, пальто и окучивать богатых извращенцев. Он видел, как загорались глаза и у жирных детолюбцев, у которых нет-нет, да и проскакивали церковные словечки, как хищно начинали шевелиться пальцы у постоянных клиентов садомазохистских клубов, и как голодно облизывались неприметные, жалкие мужчины с замашками маньяков. Условия пользования Каролиной были просты - с телом можно было делать все, что угодно - травмы, полученные после смерти зарастали на ней, стоило лишь оставить тварь в темноте на несколько часов, нельзя было только наносить черепно-мозговые травмы. Вторым условием была обязательная видеосъемка, и это, безусловно, коробило и отпугивало многих клиентов, но в итоге, никто не отказался - бессильные справиться со своей извращенной похотью они были готовы на все - даже на крах собственной карьеры, тюремное заключение, изгнание из семьи и банкротство. Но все это меркло по сравнению с возможностью получить доступ к жертве, с которой можно было делать почти все, что угодно и та оставалась живой. К тому же Вулко любезно предоставлял маски, полностью скрывающие голову и лицо всем желающим. Третьим же и не менее важным условием являлось то, что кляп во рту Каролины должен оставаться на ней. Пришлось даже приладить замок на пряжки ремня, держащего резиновый шарик между челюстями, когда один из клиентов все же возжелал воспользоваться ртом жертвы. Вулко не знал, что тварь ему наговорила, но, к счастью, он, услышав визгливые нотки твари, успел ворваться в желтую комнату до того, как очередной "клиент" справился с ремнями. Сам Вулко не боялся слушать, что за бред несет порождение Бездны - это были бесконечные уговоры и предложения, срывающиеся на угрозы. Временами кто-то будто переключал станцию радио, и клиппот начинал орать что-то невразумительное - про Алую Династию, живые звезды, песнь, что прямо сейчас крушит Вселенную, но тварь всегда возвращалась к неизменному "Мать грядет" и "У Матери должен быть муж". Что за "Мать", Вулко так и не смог выпытать. В дни свободные от "посещений" он присаживался на стул напротив тела, принадлежавшего когда-то его возлюбленной, внимательно слушал и конспектировал все, казавшееся толстяку хоть немного важным или значимым. Прикасаться к созданию без сильной на то нужды Вулко не смел. Несмотря на то, что желание его по отношению к Каролине - даже такой, изломанной и безумной, чем-то похожей на вечно умирающую птичку - вовсе не иссякло, и период воздержания, необходимый перед ритуалом давно закончился, клоун старался даже не смотреть в сторону несчастной, в чьем теле поселилась шелуха из другого мира.
  
  Насмотревшись и наслушавшись происходящего в комнате, раз в неделю Вулко выкраивал, как ему казалось, заслуженные две тысячи крон, шел в ближайший бордель и вытрахивал из себя воспоминания об ужасных экзекуциях, о сальных улыбках довольных клиентов и о соблазняющем взгляде самой Каролины, все еще имеющей странную власть над беднягой. На вырученные от "сутенерства" деньги, Вулко приобрел ноутбук и теперь сутками сидел в интернете, продолжая копать и искать. Научившись скрывать свои данные, работать через виртуальную машину и неиндексируемые страницы, толстяк начал продавать видео, что расходились, как горячие пирожки. Несмотря на постоянные обвинения в постановочности снаффа- как так, жертва всегда одна и та же - люди продолжали покупать и скачивать видео, даже делать заказы на тот или иной способ издевательств над жертвой. Но, как всегда, действовало ограничение - голова, а в частности мозг должен оставаться невредимым.
  
  Как объяснили Вулко знающие люди - те, кто продал ему набор для ритуала - будучи неспособным занять тело целиком, порождение Бездны чаще всего выбирает какую-то точку мозга, чаще всего лобные доли, чтобы взять тело под контроль. Живые люди, страдающие от присутствия подобных сущностей, обычно избавлялись от одержимости при помощи электросудорожной терапии или лоботомии. В случае же с мертвым телом, создание занимает весь мозг, питается остаточными мыслями и эмоциями, поддерживает тело в жизнеспособном состоянии, пока не истощит ресурсы полностью, или не пополнит их за счет чужих жизней.
  
  Стеклянный - так называл себя торговец теми оккультными вещицами, которые Вулко приобрел для ритуала - не гнушался продолжать общение с Вулко, не забыл поинтересоваться, как прошел ритуал. Звонил он всегда сам, со скрытого номера. Услышав о результатах, анонимный собеседник огорчился - общались они только по телефону, с "погашенных" сим-карт, с краденых телефонов. Голос Стеклянного был изменен - тот разговаривал с Вулко через какой-то преобразователь голоса, так что тот мог лишь догадываться, какого пола его собеседник. Тот разговаривал на английском, чтобы спрятать и половую, и национальную принадлежность, что составляло для Вулко немало трудностей - тот сидел с карманным переводчиком, чем-то напоминавшим калькулятор и часто прерывал собеседника, чтобы составить предложение или перевести незнакомое слово. Услышав о том, под какие нужды Вулко приспособил тело Каролины, Стеклянный ужасно разозлился, и многократно повторил, что никакие дополнительные вещества не должны поступать в тело, которое заняла сущность. Через трудности перевода, толстяку удалось понять, что Бездна каким-то образом изменяет тело и то становится способным извлекать питание из всего, что имеет отношение к жизни - капля пота, крови, семени... Вспомнив, сколько, должно быть было этих капель, Вулко пришел в ужас, когда Стеклянный резко перешел на русский, явно не являвшийся для него родным и отрывисто произнес одну фразу, оставляя длинные паузы между словами:
  
  -Если ее не кормить - она сдохнет. Но ты кормил - и она вырвется. Нам не нужно, чтобы их стало больше. Согласен? Вулко согласился. В тот день ему как раз пришло сообщение от многочисленных анонимных друзей по переписке, что в ближайшее время намечается неофициальная экспедиция в Польшу на "вампирские захоронения", якобы за материалами для оберегов. Неожиданно для себя, клоун осознал, что добился реального успеха, пусть даже в глазах людей странных и нелюдимых - смог повторить один из сложнейший клиппотических ритуалов, выжить, вернуться и даже извлечь выгоду, за что, надо заметить, Вулко грызла совесть. Нет, ему было стыдно не перед Красиновой - в комнате сидела и заливалась инфернальным попугаем лишь ее оболочка, бывший клоун, теперь - "оккультный сутенер" и снафф-оператор испытывал чувство вины по отношению к Андрею, которого он заставил пройти через все ужасы ритуала, напугал до седин, а результате лишь пшик - сошедший с ума мертвец и очередные душевные шрамы. А тем временем, август все приближался, давно растаяли льдины на Влтаве, в город снова зачастили туристы и Орлой, столь полезный инструмент для всякого рода ведьм и колдунов, четко указывал своими изукрашенными стрелками конец тетрады.
  
  В итоге, Вулко решил ехать в надежде увидеть загадочных собеседников по ту сторону монитора лично и расспросить их, что они знают об Алой Династии и о способах возврата из-под "Мантии Алой Королевы-Матери". Но перед поездкой Вулко предстояло одно важное дело. Подумав немного, он натянул клоунский наряд и нанес грим, чтобы придать себе анонимности. Пройдясь по квартире, он собрал несколько предметов в хозяйственную сумку и подготовил швабру. Потом, глянув на свой нехитрый набор, он выкинул молоток, клещи, подушку с иголками, оставшуюся от матери, воронку и бутылочку бензина для зажигалок, оставив в руках лишь сумку и швабру. Вулко вошел в комнату и приготовился снять последнее видео с Каролиной. До назначенного места каждый должен был добираться своим ходом. Вулко, чтобы не спешить в пять утра на автобус, а потом не ютиться в узком сиденье несколько часов, а потом еще и трястись в электричке, взял напрокат машину. Да, стоило это немалых денег, в конце концов немалая часть от заработка уходила на скупку оккультной литературы и посещение закрытый секций библиотек и музеев, зато это позволяло ему сэкономить на ночлеге, так что - получалось примерно поровну. Дорога была затяжная и скучная. Вулко пытался слушать радио, но монотонные скучные речи вгоняли его в сон, и он пару раз чуть было не вылетел в кювет. Калиш-Поморский оказался скучным, пустынным, почти заброшенным городком, дорогу спросить было решительно не у кого и Вулко добрые полчаса промучался с дорожными картами, чтобы найти маленькое местечко под названием Дравско.
  
  Приехал туда толстяк глубоко за полночь и нашел место раскопок только благодаря кострам, то тут, то там разбросанным по древнему кладбищу, больше напоминающему каменистый пустырь. Вулко переходил от костра к костру, приветствуя своих незнакомых товарищей. Большинство просто молча сидели у костра, курили трубки и пили мерзко пахнущие чаи, другие же успели разложить находки на покрывалах и устроить бойкую торговлю за обломки железных серпов и осколки костей так называемых "вампиров". Легенда была больше громкой, чем достоверной - якобы более пяти могил содержали кости вампиров, похороненных лицом вниз с серпами, вбитыми в доски гроба так, чтобы окружать шею. Скептично настроенные анонимы еще на форуме успели высказать предположение, что это всего лишь суеверный обычай, нацеленный на то чтобы защитить бесхозное тело от вторжения злых духов и отговаривали от поездки. Вулко же надеялся среди лжемагов и экстрасенсов отыскать хоть кого-то, кто мог дать ему новую ниточку в его поисках. Так, расспрашивая о Алой Династии, и получая отрицательные отверстии, уже изрядно проголодавшийся Вулко не заметил, как ноги сами вынесли его к предприимчивому хитрецу, который расположился с переносной печью для гриля в самом центре лагеря и потчевал всех желающей шкворчащими на огне колбасками, овощами и шампиньонами в сметане. Повар - среднего роста обаятельный человек без возраста, блестящий гладкой лысиной ловко подкидывал длинной вилкой свои блюда, принимая другой рукой деньги от гостей, выдавал им пластиковые тарелочки с ароматно дымящейся снедью. Сам повар при этом не прекращал ни на секунду разглагольствовать: -Ведь, что, господа самое важное в мясе на гриле? Маринад? Не смешите, дорогие мои, и в вкуснейшем маринаде можно приготовить совершенно несъедобную дрянь - только специями будет отдавать и только. Да и само мясо большой роли не играет, уверяю Вас, правильно приготовленный баран может оказаться мягче самой изысканной корейки. Время, господа хорошие, только правильно вложенное время - ни больше, ни меньше позволит мясу таять во рту, овощам не потерять своего свежего вкуса, а грибам придаст аромат горящих угольев и не превратит их сами в угли. Только время, господа!
  
  Продолжая болтать в том же духе, повар поднял странно блестящие серые глаза на Вулко и чуть заметно тому кивнул. После чего как-то ловко и незаметно передал вилку и замызганный фартук какому-то своему помощнику, или человеку из толпы - бывший клоун так и не смог понять, после чего поманил Вулко следовать за ним. Помощник же, будто читал с листочка, продолжил ту же речь о кулинарии, не забывая ловко подбрасывать еду и раздавать тарелки. Повар в ярко-красной толстовке с капюшоном жестом поманил толстяка за собой и скрылся среди могильников, подальше от людей и костров. Вулко шел, спотыкаясь об камни и то тут, то там вырытые ямы, ориентируясь лишь на слабую искорку сигареты в руке странного повара. Тот остановился у старого, давно мертвого дерева - казалось, будто оно целиком пожрало человека, спрятав его за своими голыми ветвями. Но когда Вулко подошел из тени блеснули холодные стеклянные глаза, ничуть не соответствующие дружелюбному тону:
  
  -Вулко, дорогой мой! Я ждал нашей встречи! - на чистом русском поприветствовал его незнакомец.
  
  -Откуда Вы знали, что я здесь буду? - с опаской спросил тот, стараясь не заходить под хищно извивающиеся ветки.
  
  -Ну как же, как только я узнал, что ты сорвался сюда - я тут же понял, что тебе не нужны эти бесполезные черепки и железки. Ты же приехал найти меня?
  
  -Вас? Я Вас даже не знаю!
  
  -Конечно же, знаешь! - заразительно расхохотался незнакомец, словно над каким-то невероятно забавным недоразумением, - Господин Стеклянный, так ты меня привык называть, верно? Ты пришел задать мне интересующие тебя вопросы, так я к твоим услугам!
  
  -Кто ты вообще такой? - Уже немного злясь, спросил Вулко. Ему решительно не нравилось, что таинственный Стеклянный смог отследить его перемещения, узнать его имя и даже внешность. Все переговоры проводились в атмосфере строжайшей таинственности и анонимности, даже товар он забрал из вокзальной ячейки, как в детективных фильмах. А он, оказывается, все это время прекрасно знал, кому что продает и зачем.
  
  -Вулко, я твой друг. Ничуть не меньше, чем почтенный Андрей Ааронович. И я здесь, чтобы помочь вам обоим. Я слышал, что произошло с его семьей. Ужасная, ужасная трагедия - малое невинное дитя стало жертвой безумства матери, о как часто это происходит! Как часто матери в послеродовой депрессии душили младенцев подушками, топили их в ванночках или выбрасывали из окна. Некоторые, не желая признавать свой грех, просто клали младенцев в кроватку лицом вниз, просто ожидая, что те задохнутся. Эти маленькие жизни - их так легко отнимать. Казалось бы - куда легче убить взрослого человека, но нет - тот уже что-то из себя представляет, уже сформировался как личность и как член общества, со своими интересами, мыслями, достоинствами и недостатками, а младенцы - как заготовка...Казалось бы - раскатай это тесто и лепи из него снова. Поэтому так легко убивать младенцев. Впрочем, мой друг я увлекся, а говорим мы вовсе не об убийстве.
  
  -А о чем же? - Думать у Вулко ясно не получалось, складные речи Стеклянного навевали какую-то дремоту, не получалось ухватить мысль, она ускользала, как угорь из рук незадачливого рыбака.
  
  -Мы говорим о ребенке, которого не просто убили, которого забрали. Забрали так далеко и так глубоко, что даже у меня не выйдет его вытащить. И наблюдая за твоими попытками воскрешать мертвецов я счел своим долгом вмешаться и остановить тебя. Мой друг, там, где ты ищешь маленькую Дебору, там ее нету и никогда не было. Оставь свои бесплодные попытки, послушай моего совета.
  
  -Какого совета? - Будто через гулкую вату отвечал Вулко. Ему стоило большого труда держать глаза открытыми, в то время, как сознание его вопило - доброжелательный незнакомец представляет собой страшную опасность. Все его инстинкты призывали неповоротливое тело бежать, кричать, отбиваться, но Вулко кроликом под взглядом удава лишь тоскливо следил за блестящими стеклянными глазами собеседника.
  
  -Совет мой прост и сложен. Если чего-то больше нигде нету, никто же не воспрещает создать это что-то заново? -Ты предлагаешь Гофману заново зачать ребенка?
  
  -Совершенно верно. Но чтобы получить того же ребенка, нужна совершенно особенная мать. Мать всех Матерей. Самая женственная из женщин, прекраснейшая из прекраснейших. Нечто, носящее в себе весь генофонд земных и внеземных созданий.
  
  -И что же это за существо? - Тревожным звоночком отдавалось в голове слово "мать". Где же он слышал что-то подобное? Но жажда закончить поиски, достичь цели, осчастливить друга затмевали сознание Вулко, мешая памяти завершить поиск ассоциаций.
  
  -Не важно, что, важно, как, мой дорогой Вулко. Знай, что тебе придется погрузиться в самые темные глубины, залезть на небывалые высоты, чтобы обладать ей. Тебе придется отринуть человечность, отбросить предрассудки, перестать быть собой, чтобы заполучить ее в свои руки. Но оно того стоит, поверь мне, ибо небесно счастлив будет тот, кого она наречет своим мужем.
  
  -Так как ее найти?
  
  
  -Она сама тебя найдет, Вулко. Теперь, когда ты знаешь о ней - она сама отыщет тебя. Стеклянный перестал опираться на дерево, резко выпрямился и зашагал в сторону лагеря. Ватные ноги Вулко подогнулись под массивным телом и он рухнул на траву, распластался на влажной холодной земле.
  
  -Подожди! - крикнул он вслед уходящему незнакомцу, - Чего ты хочешь за это?
  
  -Пусть у Матери всегда будет муж. Раз ты уже успел податься в сутенеры, эта задача не вызовет у тебя трудностей, - Ответил через плечо незнакомец и разразился каркающим, но при этом приятным и обаятельным смехом.
  
  -А если я ослушаюсь? - Нагло спросил Вулко, интересуясь границами дозволенного.
  
  Незнакомец продолжал удаляться, посмеиваясь на ходу, шагнул в тень и пропал. Будто не было ни человека с блестящими стеклянными глазами, ни странной беседы под деревом. И лишь в ушах Вулко эхом отдавался все тот же бархатный голос, взявшийся из ниоткуда, и звучащий будто повсюду "Ты не ослушаешься, Вулко! Ты ни за что не ослушаешься!" Гофман с болезненным ожиданием ежедневно отрывал по старой привычке листы календаря, приближаясь к тридцатому августа. Прогнозы слегка соврали - красная луна появилась на небе раньше ожидаемого. Пожилой психиатр стоял у своего полукруглого окна в приемной и наблюдал, как мистическая умбра ложится на башни и статуи Карлового Моста, покрывая их беспросветной тенью, превращая широкую Влтаву в неподвижное болото, наполненное черной маслянистой жидкостью. От Вулко не было вестей вот уж несколько месяцев. В душе его боролось облегчение, что безумный клоун не притащил какой-нибудь колдовской реквизит и не начал какой-нибудь кошмарный ритуал снова, и неизбывная тоска, в чей горестный вой вплетался плач умирающей надежды. Ведь глубоко в душе Андрей надеялся, что сошедший с ума друг достигнет своей цели, найдет способ вернуть его малышку, его Дебору, его маленькую пчелку. Но надежда испускала дух, пока алый круг в небе медленно бледнел в лучах наступающего рассвета.
  
  Вулко ворвался без приглашения в приемную Гофмана в середине января. Перемежая грубые тычки любезными выражениями, он вытолкал из приемной безобидного алкоголика Нуличека, его давнишнего пациента, после чего, бешено вращая глазами схватил пальто Гофмана с вешалки и бросил ему.
  
  -Одевайся.
  
  На сходящего с ума от радости бульдога, приветствующего прыжками и повизгиванием старого знакомого, толстяк не обращал внимания и в мрачном ожидании взирал на растерянного психиатра.
  
  -Аароныч, хорош сиськи мять! Поехали уже, не до расшаркиваний.
  
  Андрей взял себя в руки и стал одеваться, надеясь выяснить все по дороге. Напрасно - Вулко ожесточенно сжимал руль, вминая педаль в пол и опасно лавировал между едущими рядом автомобилями. В ответ на все вопросы бывший клоун резко бросал "Ты не хочешь знать".
  
  Наконец, приехав к той же старой пятиэтажке посреди оврага, толстяк отпустил руль и открыл пассажирскую дверь. -Пошли. Тут, в уже успевшем прийти в себя пожилом еврее взыграла гордость:
  
  -Вулко, я очень ценю тебя как друга, и доверяю тебе во многом, но я с места не сдвинусь, пока ты не объяснишь мне, что происходит.
  
  Щеку Андрея будто обожгли крапивой, зубы больно стукнули друг о друга, в носу зачесалось.
  
  -Могу еще, - бесстрастно сказал толстяк. - Ты хочешь снова увидеть свою дочь? И не просто увидеть, а жить с ней, воспитывать ее, видеть, как она растет, кашкой там ее кормить, жопу подтирать, хочешь? Тогда встань и иди. Иди и смотри.
  
  Дверь в желтую комнату была приоткрыта. Ожидая самого ужасного, Андрей осторожно шагнул внутрь и...ничего. В комнате было абсолютно пусто, если не считать знакомого штатива с камерой. Но от внимательного взгляда доктора не укрылась одна почти незаметная деталь - на полу лежал бесцветный, затасканный коврик, лежащий прямо посреди комнаты, будто что-то скрывающий.
  
  Вулко бесцеремонно отбросил коврик ногой и глазам Гофмана открылся люк в полу, запертый на навесной замок с отверстиями для двух ключей.
  
  -Пойдем в гости к соседям? - Нервно пошутил Андрей.
  
  -Я выкупил их квартиру, - без тени эмоций оповестил Вулко, возясь с замком.
  
  -А как же...
  
  -Онлайн-Казино, - Не моргнув и глазом соврал Вулко, наконец справившись с тем, чтобы повернуть два ключа разом.
  
  Толстяк откинул крышку подвала и оттуда на свет полезло...
  
  Гофман не знал, как это назвать. Имя, которое он дал этому созданию звучало как крик человека, попавшего в мясорубку. Существо не среагировало на крик и продолжало медленно приближаться к Гофману ломаными, дергаными движениями, извиваясь, как змея на замедленной, запущенной задом наперед пленке.
  
  -Приступай, папаша, - хохотнул Вулко и, выскользнув из комнаты запер Гофмана с Матерью Матерей.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"