Шен Моисей Соломонович : другие произведения.

Месть лесбиянки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


На конкурс "Деревенский детектив"

Рассказ первый.

  

MЕСТЬ ЛЕСБИЯНКИ

  
  
   "О! Это коварное существо -- женщина".

Н. В. Гоголь

  
   Эх, раз! Еще раз!
   Слезы капали из глаз.
   Семиструнная гитара
   О любви всю ночь играла.

Из песни в исп. Вики Цыгановой

  
   Просматривая газетные публикации о повышенном интересе прессы к однополым бракам, я вспомнил одну больную, которая проходила курс лечения в психиатрической больнице города Костромы, где я работал. У нее наблюдались нарушения полового влечения -- или, другими словами, она была лесбиянкой.
   Главным героем этой детективной истории стал следователь районной прокуратуры города Костромы капитан Сизый Владимир Петрович.
   Он курировал Костромскую область и принимал непосредственное участие в раскрытии преступлений, происшедших вне города.
  
  

Глава первая

СЛЕДОВАТЕЛЬ

  
  
   Он быстро прошел мимо меня по коридору психиатрической больницы и, наклонив голову, исчез за дверью.
   -- Что за тип? -- спросил я у дежурной медсестры, которая за небольшим столиком просматривала "журнал назначений".
   -- Из районной прокуратуры. Приходил к одной из наших больных, -- равнодушно проговорила она.
   Через несколько дней он появился у меня в ординаторской.
   -- Разрешите? Я - капитан Сизый из районной прокуратуры. Следователь.
   На вид ему было лет тридцать пять, выше среднего роста, темноволосый, скуластый с неизменной сигаретой в зубах. Говорил медленно, отчетливо произносил слова, не мигая смотрел собеседнику в переносицу своими темно-зелеными круглыми глазами, перекатывая сигарету из одного угла рта в другой, и гримаса недоверия часто появлялась на его лице. Он начал разговор без ненужных пустых фраз:
   -- Меня интересует ваша... -- он замолчал, подыскивая слово.
   -- ... больная, -- подсказал я.
   -- Совершенно верно. -- И кривая улыбка проявилась в уголках его рта.
   -- Я вас слушаю, -- проговорил я, с интересом и небольшим волнением всматриваясь в неожиданного посетителя.
   -- Речь пойдет о Людмиле Доско, тридцати лет, которая неделю назад поступила сюда на лечение. Я бы хотел выяснить: с каким диагнозом она направлена, не появились ли у вас сомнения в отношении ее состояния и ваше мнение об этой больной. Мы расследуем одно убийство, а Людмила Доско была то ли подругой, то ли близкой знакомой убитой. Больше, как вы должны понимать, я пока сказать не могу и комментировать это дело не имею права. Я и так сказал много.
   -- У нас от следователя не должно быть тайн. При поступлении в больницу данной больной диагноз не вызывал сомнения. Ее психическое расстройство было вызвано приемом большого количества алкоголя. Вся клиника, описанная врачом приемного покоя, только подтверждает это заключение. У нее наблюдались элементы патологического опьянения с явлениями страха, нарушением ориентировки и частичной потерей памяти. Без сомнения, это алкогольное опьянение было сознательным и добровольным.
   -- Сознательным... -- повторил следователь, крепко сжимая зубами потухшую сигарету. И поднялся с места. -- Я вам оставлю свой рабочий телефон. Если вас что-то насторожит...
   Но он не закончил фразу. В глазах его замелькали огоньки, как у гончих псов, которые пытаются разобраться в запутанных звериных следах. Молча и энергично протянул мне свою широкую ладонь с тонкими и крепкими пальцами и быстро покинул кабинет.
  
  

Глава вторая

ЛЮДМИЛА ДОСКО

  
  
   Через день после встречи со следователем на мой рабочий стол легла докладная записка дежурной сестры о том, что Доско Людмила в ночное время перебралась в постель своей соседки по палате и "при сексуальном сближении" укусила ее в левую грудь и плечо.
   Я вспомнил, что о подобном случае у меня был разговор с Антониной Павловной, по прозвищу "Графиня" , которая тоже лечилась в этом отделении. Я пригласил Доско на беседу.
   Она вошла в кабинет, не поднимая глаз. Высокая, плоская, рыжеватая, веснушчатая, с крупным прямым носом, узкими губами, невысоким морщинистым лбом и каким-то надменно-брезгливым выражением лица.
   -- Людмила Трофимовна, -- начал я разговор. -- Вы здесь на лечении по поводу острой алкогольной интоксикации в связи с проявлением неразумной любви к винно-водочным напиткам. Правильно я говорю?
   Женщина опустила голову еще ниже. Я, не рассчитывая на ее ответ, продолжаю:
   -- Но на вас уже дважды поступают жалобы, которые гласят, что вы проявляете "любовь" не только к водке. Я бы не хотел здесь такой проблемой заниматься, да и сложно мне по этому поводу вести беседу. Считаю, что вы демонстрируете выраженный гомосексуализм. Вы причинили своей соседке физическую и даже психическую травму. Если это еще раз повторится, я обещаю вам, что вы очень раскаетесь в своем поступке. У вас нет возражений? Вы не хотите мне что-нибудь сказать? Тогда свободны.
   Доско встала. На секунду я поймал тяжелый, полный ненависти и злобы, взгляд. И она поспешно исчезла за дверью.
   Вечером я долго прокручивал в голове свою беседу с больной и решил позвонить следователю.
  
   На следующий день мы с ним встретились в моей комнате при больнице, где я жил.
   Сизый подошел к окну, выходившему на хозяйственный двор, приоткрыл его и закурил сигарету.
   На электрической плитке уже пыхтел чайник, и на столе лежали бутерброды с сыром и колбасой.
   -- Людмила Доско... -- решительно проговорил я, но он рукой остановил мое красноречие:
   -- Не надо! Я попытаюсь сам догадаться. Она... -- пристально глядя мне в глаза, проговорил он, -- поссорилась с соседкой и выболтала ей какую-то тайну...
   -- Нет! -- вступил я в игру. -- Была ссора без тайны.
   Сизый дотронулся указательным пальцем до своего лба и продолжил:
   -- Во время сна она сболтнула лишнее...
   -- Никто ничего не слышал, хотя спят очень беспокойно и часто кричат во сне.
   -- Ее навестил таинственный друг или была перехвачена важная записка...
   -- Она всеми забыта. Навещают ее редко и не пишут записок, -- стараясь сдержать улыбку, произнес я.
   -- Сдаюсь! Вы меня заинтриговали, -- проговорил он, подвигая к себе горячую чашку чая.
   -- Я только произнесу два слова, но эта информация, возможно, будет для вас интересной: она -- лесбиянка!
   Следователь поставил недопитую чашку на стол, дожевал бутерброд и, посмотрев на часы, проговорил:
   -- По коням!
   Он стиснул пальцы моей руки до боли.
   -- Я тебя попрошу (впервые обратился он ко мне на "ты"), Доско не выписывай, никуда не переводи, лучше не тревожь!
   Долго был потом слышен стук его затихающих шагов из темного коридора.
   Через несколько дней, в очень раннее утро, к приемному покою психиатрической больницы подкатила милицейская машина. Из нее вышли трое и, предъявив документы, с дежурным врачом отправились в корпус, в котором находилась Доско Людмила. Пока врач составлял выписку из ее истории болезни, Доско вывели в наручниках.
   В отделении снова наступила утренняя тишина.
  
  

Глава третья

ПЕТР КЛЮЧИН

   В один из субботних дней, за неделю до приезда следователя в больницу, был обнаружен труп Галины Мороз, тридцатишестилетней актрисы провинциального театра, расположенного в нескольких километрах от Костромы.
   Первой убитую увидела соседка по этажу, забежавшая к ней поболтать. Удивившись, что квартира открыта, зашла в комнату и от ужаса чуть не лишилась рассудка.
   Вскоре на пороге квартиры появился следователь районной прокуратуры капитан Сизый.
   Убитая лежала на диване в легком шелковом халате, с залитым кровью лицом. На теле были обнаружены колото-резаные раны. Рядом с телом находилось и орудие убийства: электрический утюг и большой самодельный нож с деревянной ручкой, с длиной лезвия тридцать сантиметров. Утюгом был нанесен сильный удар в голову, а ножом с садистской жестокостью оставлены семь глубоких ран в районе шеи, груди и живота.
   На столе стояли два стакана с остатками вина, а на тарелочке -- нарезанная колбаса и соленые огурцы. А самих винных бутылок обнаружено не было. Вероятно, как представил себе следователь, к актрисе зашел ее хороший знакомый. Посидели, поговорили, выпили. Возникла непредвиденная ссора. Гость ударил женщину утюгом по голове, возможно, изнасиловал, со звериной жестокостью добил истекающую кровью женщину и, прихватив с собой самое ценное, скрылся.
   Смерть, по заключению медэкспертизы, наступила между двенадцатью и часом ночи в результате глубоких ран в области шеи и сердечной сумки.
   Нож и утюг принадлежали убитой. Тщательный осмотр квартиры показал, со слов знакомых, что исчезло массивное золотое обручальное кольцо, золотые серьги с бриллиантами и тяжелая золотая цепочка.
   На полу у стола валялась поношенная серая фетровая шляпа пятьдесят девятого размера. Выяснилось, что Галина Мороз, разведенная, жила в двухкомнатной малогабаритной квартире с восьмилетней дочкой, которая сейчас гостит у родственников в связи со школьными каникулами, и частыми гастролями актрисы по местным сёлам. Театр мало давал представлений в своём помещении.
   Убитая была спокойной, приветливой, но гостей принимала редко. Работая в театре актрисой, часто домой приходила поздно и дочку забирала ее престарелая тетка.
   Одна из соседок вспомнила, что у Мороз несколько дней работал плотник, который ремонтировал ей гараж.
   -- Я даже с ним договорилась, чтоб поменял мне балконную дверь, -- вздыхая, говорила она.
   Накануне этой трагической ночи плотника видели у гаража. Его звали Петр Ключин.
  
   Вскоре следователь и два милиционера входили в его квартиру. Квартира была служебной и находилась в подвальном помещении. У дома с мячом возился мальчик лет трех-четырех. Дверь им открыла молодая, полная женщина с сине-багровым пятном вокруг левого глаза.
   -- Хозяин дома? -- гаркнул милиционер, подходя к женщине вплотную. Он был выше ее почти вдвое и своим свирепым видом смертельно напутал ее.
   -- Спит.., -- прошептала она, заикаясь от страха. Он отстранил ее рукой.
   Миновав темный коридор, все вошли в небольшую комнату. У окна, на узком диване, лежал мужчина, уткнувшись лицом в подушку. Тот же милиционер подошел к спящему и грубо стащил его на пол, быстро ощупав его карманы. Второй перетряхнул подушку и одеяло.
   Следователь ногой выдвинул табуретку на середину комнаты, и мужчина с силой был усажен на нее. Один из милиционеров взял со стола графин с водой, понюхал его содержимое и плеснул добрую порцию в лицо задержанного. Тот окончательно очнулся, поморщился и, тараща испуганные глаза, с недоумением уставился на непрошеных гостей. Он был среднего роста, плотного сложения, широкоплечий, с темно-русыми густыми волосами, которые закрывали его невысокий лоб и доходили почти до широких бровей. Короткий нос, толстые губы, большие темно-серые глаза с красноватыми прожилками и длинные руки с широкими кистями и короткими крепкими пальцами, с черными обломанными ногтями делали его похожим на боксера после нескольких раундов изнурительной борьбы.
   Следователь зажег сигарету, выдержал определенную паузу и, решив про себя, что этот "буйвол" -- твердый орешек, начал допрос:
   -- Я -- следователь районной прокуратуры капитан Сизый. Прошу вас ответить на мои вопросы правдиво, коротко и по существу. Фамилия, возраст, образование, профессия, состав семьи, была ли судимость, здоровье...
   -- Петр Иванович Ключин, двадцать пять лет, окончил восемь классов, плотник РСУ, женат, судимости не было, в сумасшедшем доме не был.
   -- Где вы были в пятницу, начиная с семи часов вечера и... - по минутам.
   Петр бросил взгляд на жену, стоящую у двери, скользнул глазами по ее разбитому лицу и глубоко вздохнул: "Сучка! Уже в милицию успела сбегать, -- подумал он, -- теперь упекут на пятнадцать суток и оштрафуют в придачу".
   -- Виноват, выпил чуток, -- проговорил Ключин, -- раскаиваюсь в своем необдуманном поступке, больше этого не повторится. Я могу и прощение у нее попросить. Ну, скажи им, Клавка, что ты не держишь зла на меня, -- и повторно бросил уже умоляющий взгляд на жену.
   Женщина тихо проговорила:
   -- Он -- хороший, я на него не сержусь, сама налетела на дверной косяк, когда торопилась во двор. Не люблю, когда он выпивши, и боюсь скандала. Поэтому всегда ухожу, когда он приходит пьяный.
   Ключин непонимающе посмотрел на милиционеров.
   -- Повторите, в чем вы раскаиваетесь? -- задал вопрос следователь, и кривая усмешка пробежала по его лицу.
   -- В том, -- пояснил Петр, запуская ладонь в свои густые волосы, -- что с женой повздорил.
   -- Минуточку... -- проговорил Сизый, приглашая хозяйку на кухню и плотно прикрыв за собой дверь.
   -- Клавдия Николаевна, -- мягко произнес он, -- к вам у меня несколько вопросов: в котором часу муж пришел домой?
   -- Около двенадцати, -- быстро проговорила женщина.
   -- Вы не могли ошибиться?
   -- Ей-богу, говорю чистую правду, в половине первого ночи он уже спал. Я возвратилась домой и легла на кушетку на кухне. Эти часы были у меня перед глазами.
   -- В каком состоянии пришел он? -- задал еще один вопрос следователь.
   -- Был в сильном подпитии. Меня еще мать учила: с пьяным не спорь, уходи от беды. И я так спешила, что сама налетела в темноте на дверь. Он обычно страшно ругается, грозится, размахивает ручищами, но не дерется. На следующий день молчит, прячет глаза и как будто совестно ему.
   -- Он из дома потом не отлучался?
   -- Я долго не спала, даже всплакнула, а он храпел до утра, как святой. Утром сбегал к пивному ларьку, побродил по квартире и уснул до вашего прихода.
   -- Как выглядела его одежда? Были ли на ней следы крови?
   -- Вот она, посмотрите, в полном порядке. Он обычно крепко держится на ногах, не кувыркается по грязи, не разбивается до крови.
   Сизый внимательно осмотрел одежду, брошенную на стул в углу кухни, вытащил из кармана пятьдесят рублей и маленькое узкое золотое колечко.
   Женщина безразлично взглянула на деньги, но заинтересовалась колечком. Петр сидел на том же месте и допивал воду из графина.
   -- Ваши? -- проговорил капитан и положил деньги с колечком на стол.
   Ключин бросил равнодушный взгляд на находки.
   -- Мои. Я их получил за работу по ремонту гаража от Галины Мороз. Работы было предостаточно. Мы сговорились на эту сумму, а хозяйка еще поставила бутылку водки.
   -- А кольцо тоже получил за добросовестный труд?
   -- Кольцо нашел в гараже и носил его больше недели в кармане. Я даже сомневался, что оно принадлежит ей, так как очень маленькое, почти детское. Но я просто забыл о нем и при случае верну.
   -- Пожалел волк кобылу... -- усмехнулся следователь, глядя своими немигающими глазами в лицо Ключина.
   -- Не понимаю, что вы хотите от меня, -- пролепетал плотник, стиснув зубы.
   -- Вечером, в пятницу, вы закончили ремонт гаража и получили деньги за работу. Так я понимаю? А дальше, что произошло? Ну!
   Ключин вытер проступивший пот на лице.
   -- Галина Мороз угостила меня водкой, но не разрешила напиваться, дала остаток с собой. Я по дороге к дому допил бутылку. И все!
   -- Дальше, что еще можете рассказать, -- не скрывая неприязни, проговорил следователь.
   -- Вы, товарищ капитан, спросите у самой Мороз. Она женщина строгая и ничего лишнего между нами не было.
   -- Будешь говорить? Или тебе напомнить? -- с силой в голосе проговорил следователь и от волнения встал со стула.
   Петр замотал головой, как бык на привязи, раздул от напряжения ноздри, и красные пятна выступили на его лице.
   -- Выпил, пришел домой, никого не тронул, а у жены я еще раз могу попросить прощения. Колечко обязательно верну. Цена ему -- ломаный грош.
   -- Ты его уже не вернешь, -- взяв себя в руки, пробасил Сизый, -- и прекрасно знаешь, почему. Ты, -- он сделал паузу... -- изнасиловал, убил и ограбил Галину Сергеевну Мороз. Скажи, где еще кольцо, цепочка, серьги?
   У Петра Ключина отвисла губа, он вытаращил глаза и вскочил на ноги, табуретка с грохотом отлетела в сторону. Стоящий рядом с ним милиционер нанес ему удар кулаком по затылку и сбил его с ног. Второй подскочил, заломил ему руки за спину и одел наручники. Женщина в ужасе подняла руки к лицу и что-то крикнула.
   -- Мы все уже знаем, -- продолжал говорить следователь, глядя на лежащего на полу Ключина. -- Ты, я еще раз повторяю: изнасиловал и убил несчастную женщину. Твое признание -- только формальность.
   Плотник закатил глаза, на губах выступила желтоватая пена.
   -- Гады! Что вы делаете? Вы сломали мне руку!
   -- Руки тебе больше не понадобятся. Говори! Все расскажи, сволочь! Как убивал, надругался, со звериной жестокостью разрывал ее тело ножом.
   -- Я ничего не знаю, пальцем ее не тронул. После моего ухода она была жива и весела. Я ее не убивал! Меня видели все соседи. Я не сумасшедший, чтобы у всех на глазах стать убийцей.
   -- Где твоя шляпа?
   -- Шляп никогда не носил, только соломенную -- на рыбалку.
   Милиционеры подняли Ключина с пола и повели к машине.
   Обыск в его квартире ничего не прояснил. Семья жила очень скромно. Денег всегда катастрофически не хватало, жена его не работала, сидела дома с ребенком.

Глава четвертая

ГАЛИНА МОРОЗ

   Вечером, находясь в камере предварительного заключения, он сидел на железной табуретке, прочно закрепленной в бетонный пол. Петр Ключин со страхом и недоумением прокручивал в своей голове все то, что с ним произошло: арест, ужасное обвинение и полнейшее недоверие к его словам. С Галиной Мороз он познакомился случайно. Она сама подошла к нему после репетиции в театре, когда он врезал новый замок в ее театральную уборную. Она внимательно посмотрела на него и очень мелодичным голосом пояснила, что ей необходим плотник для ремонта гаража. Он тогда просто обалдел -- раньше никогда не видел вблизи таких удивительных женщин: высокая, в меру полноватая, с высокой грудью в темном бархатном платье, которое выгодно подчеркивало ее прекрасные формы тела. Изящные туфельки на высоком каблуке под цвет платья, длинные ресницы, ярко-пунцовые полные губы, фиолетовый маникюр на длинных и тонких пальцах, нежный аромат духов сразили его наповал.
   Через несколько дней он уже был у нее в квартире. Встретила его совсем другая женщина. Без того яркого мишурного блеска, с уставшим бледным лицом и в домашнем платье.
   -- Я вас уже жду, -- сказала она спокойным голосом. -- Я хочу привести гараж в порядок, чтобы затем его продать. Как вы понимаете, ему надо придать товарный вид.
   Показала гараж.
   -- Двери, крышу и кое-что по мелочам необходимо обновить, -- проговорил он, -- если купить краску, запорное устройство для двери, то необходимо израсходовать не менее пятидесяти рублей. Я согласен привести ваш гараж в приличный вид за названую сумму, но при расчете с вас... -- он замолчал, пристально глядя на золотой медальон, висевший на тонкой цепочке, почти выдохнул слова: -- вино, закуска и любовь. Первые два условия не обязательны.
   Женщина вздрогнула, высоко подняла брови, и легкий румянец коснулся ее щек.
   -- Но я для вас уже стара и чаще вспоминаю про любовь по сюжетам спектаклей.
   Ей как-то называли общую сумму ремонта гаража в пределах двухсот рублей. Она быстро оглядела крепкую и достаточно сильную его фигуру. Он перед встречей с ней тщательно выбрил щеки, надушился "Шипром" и надел светлую сорочку. От него веяло энергией и молодостью.
   -- При расчете, -- повторила она, -- я вас накормлю, куплю бутылку, но пьяных не терплю. Кстати, надеюсь, что вы будете приходить трезвым, иначе я буду вынуждена подыскать другого специалиста.
   В последнюю пятницу он пришел к восьми часам вечера, только через час появилась она.
   -- Вы меня простите, задержалась на работе, хорошо еще, что знакомый подбросил на машине, -- запыхавшись от быстрой ходьбы, проговорила она. Подошла к гаражу, потрогала замок, провела пальчиком по окрашенной стенке и с улыбкой пригласила в свою квартиру.
   -- Вы пока займитесь бутылками. Мне чуть-чуть вина. На водку не налегайте, допьете у себя, -- и протянула пятьдесят рублей за "стройматериалы".
   Он разлил вино, себе налил только одну треть стакана "Московской" и откинулся на спинку кресла.
   Женщина успела переодеться в соседней комнате и, когда она появилась перед ним, ему показалось, что это королева из сказочной страны. Густые шелковистые волосы свободно лежали на плечах, на красивой шее желтым пламенем светились янтарные бусы, тонкое шелковое платье, перехваченное в талии широким поясом, делали ее мистически привлекательной.
   -- Вы очень красивы! -- Только и мог сказать он и залпом проглотил горьковатую жидкость.
   Женщина подошла к окну и прислушалась. Квартира находилась на первом этаже, и ей почудился какой-то скрип за окном. Он ничего не услышал: было тихо и только где-то звучало фортепьяно.
   -- Это стучит мое сердце, и звуки распространяются по натянутом нервам, -- проговорил он, стараясь вспомнить поэтические строчки своего любимого поэта Лермонтова. -- Я не всю жизнь работал плотником. Когда-то учился в школе, пытался поступить в техникум, мечтал о профессии лесовода. Служба в армии, ранняя женитьба, да и вино выстроило передо мной непробиваемую стену. Живу так, как писал Лермонтов:
  
   Живу без цели, беззаботно,
   Для счастья глух, для горя нем,
   И людям руки жму охотно,
   Хоть презираю их меж тем!...
  
   Галина зажгла настольную лампу и отключила верхний свет. Присела на край дивана. Он приблизился к ней и сел рядом. Глаза их встретились. Он увидел в ее глазах волнение и тревогу.
   -- Может быть, не надо? -- тихо проговорила она. -- Я тебя совсем не знаю, старше тебя, отвыкла от мужчин, холодна, даже моя фамилия Мороз говорит об этом.
   Он положил руку на ее плечо, провел ладонью по спине и с силой привлек к себе. Она почти не сопротивлялась его объятиям. Нашел ее влажные, полные губы и прижался к ним.
   -- Не так сильно и энергично, -- прошептала она, -- кожа у меня тонкая и нежная и я не хочу, чтобы на ней остались следы...
   Он почувствовал ее мягкие теплые руки на своей шее и жаркий шепот почти неподвижных губ.
   -- Милый, дорогой, не спеши, так хорошо! -- Она откинула голову, вся выгнулась и прислонилась податливым телом к его пылающей груди.
   Что-то она ему говорила и часто повторяла:
   -- Не спеши..., мне хорошо!
   Взяла его руку, дотронулась до нее губами, поднесла к своей груди, провела по своему животу и с силой прижала к внутренней поверхности бедра. Тихо засмеялась.
   Они долго сидели в полутемной комнате, молчали, и с лица женщины не сходила улыбка. Почувствовав его взгляд, проговорила:
   -- Блеск твоих глаз сводит меня почти с ума. Закрой их, не говори ничего.
   Часы пробили одиннадцать. Галина встала, зажгла верхний свет, на минуту забежала в ванную комнату. Затем подошла к нему, внимательно его оглядела и краем влажной салфетки сняла с его шеи, губ, щеки следы помады. Завернула в газету почти полную бутылку водки, отрезала добрую половину палки "полтавской" колбасы.
   -- До свидания, мой рыцарь, -- с серьезным выражением лица проговорила она и мягкой ладонью коснулась его губ.
   -- Ты не "мороз", а "пламя", -- думал он вслух, шагая в сторону своего дома.
   По дороге присел на скамейку и допил бутылку водки. Долго смотрел в темное, беззвездное небо и ему казалось, что он видит гигантскую лестницу со ступеньками и перилами, ведущую в космическую даль.
   Внезапно вспомнил жену, мать, которые часто между собой ссорились по пустякам. Появилось раздражение и злоба к жене. "Я очень люблю и уважаю маму и не дам ее в обиду. Мамочка, дорогая, я тебя защищу!" -- все громче звучали такие мысли в его затуманенной голове. На глаза навернулись слезы.
   -- Кто здесь хозяин? -- спросил он себя внезапно и, не найдя ответа на поставленный ребром вопрос, неуверенными шагами направился к дому, забыв на скамейке пакет с колбасой.
  
  

Глава пятая

ЖОКИН

   Капитан Сизый в воскресный день навестил всех соседей убитой и обошел близстоящие дома.
   В ту ночь никто ничего особенного не заметил. Только одна соседка по этажу слышала быстрые шаги по лестнице и громкий стук наружной двери.
   -- Время было далеко за полночь, -- говорила она, -- и меня шум возмутил -- поэтому и запомнила.
   Пожилой господин, куривший на балконе этажом выше, утверждал, что из квартиры около часу ночи струился свет. Но, когда узнал, что там было совершено убийство, у него появились сомнения.
   -- Я боюсь ошибиться и кто-то незаслуженно понесет наказание, -- шамкал он беззубым ртом, щуря свои старческие глаза.
   Вечером следователь направился в театр на встречу с коллегами убитой. Когда-то в этом здании, построенном на фундаменте разрушенной сельской церкви, размещался райком партии. В дальнейшем для райкома было построено более современное здание с просторными апартаментами, а старое передали театру.
   Сизый переговорил с режиссером, артистами и выяснил, что в пятницу последним видел Галину Мороз звукорежисер Жокин Альберт Степанович. Это был выше среднего роста, краснокожий, с мясистым носом и двойным подбородком мужчина. Небольшую плешь на макушке он умело прикрывал зачесанными на сторону реденькими светло-рыжими волосами. Любил выпить, поволочиться за женщинами, сыграть в карты на деньги и пустить в ход кулаки, если чувствовал, что соперники слабее. Немного побаивался жены -- заведующей заводской столовой. За глаза его называли "Жопа", то ли потому, что его фамилия легко переделывалась в "Жопин", то ли за его крупные габариты.
   -- Галина спешила домой, -- говорил Жокин, подмигивая красноватыми глазами, я ее подбросил до рыночной площади. По дороге почти ни о чем не говорили. Так... -- обычный разговор. Я ей тогда сказал, что она с каждым днем все хорошеет и расцветает. В коллекции моей нет, к сожалению, подобного цветка. Она смеялась и возражала, что от женатых комплименты ее не волнуют. А в коллекции любой цветок обычно вянет... Она вышла из машины, помахала мне ручкой и, не оглядываясь, исчезла в переулке.
   Альберт Степанович вытер вспотевшее лицо и откланялся.
   В своем кабинете капитан Сизый проанализировал свои записи и набросал план дальнейших действий. "Во-первых, -- подумал он, -- кто-то был в квартире убитой после полуночи. Может быть, оставшаяся шляпа принадлежит ему. Во-вторых, убитая находилась в легком халате, надетом на голое тело. Только близкому человеку она могла бы показаться в таком виде. В-третьих, с Петром Ключиным я немного погорячился. Необходимо ему показать фотографию трупа, выяснить, во что она была одета в момент их встречи, видел ли он утюг и нож -- орудия убийства. И что он думает сам о трагедии? В-четвертых, в театральную уборную несколько раз забегала к Галине Мороз некая Людмила -- на правах подруги. Необходимо ее найти и поговорить. В-пятых, переговорить повторно с Альбертом Сгепановичем и выяснить: в какое время он пришел домой. Это -- мое упущение", -- с сожалением констатировал следователь и вызвал машину.
   В квартире Жокина его встретила мощного вида женщина и, скользнув глазами по удостоверению, уверенно заявила:
   -- В пятницу он пришел в половине первого ночи. Он часто задерживается у приятелей за бутылкой вина и картами. Я даже начинаю иногда подумывать: нужен ли мне такой муженек? В тот вечер он явился слегка под мухой и был не в духе.
   В эту минуту щелкнул замок и в комнату протиснулся сам Жокин. Увидев следователя, забеспокоился, с лица сползла улыбка, а глаза забегали по сторонам.
   -- Альберт Сергеевич, добрый вечер! Извините, что пришел без приглашения. Но, если бы я надеялся, что со мной кто-то захочет встретиться, то был бы без работы. У меня к вам один вопрос: с кем и где провели вы тот вечер, когда расстались с Галиной Мороз на рыночной площади. Я хочу получить от вас адрес и телефон.
   -- Все несчастья сваливаются на несчастную голову от доброты, -- глядя на жену недобрым взглядом, -- проговорил Жокин. -- Сделал хорошее дело, довез женщину почти до дома, а потом доказывай всем, что ты не осел. Но я, длинноухий, не совсем уловил смысл вашего вопроса.
   -- Поясняю, -- повторил Сизый невозмутимо. -- Я хочу знать, где вы были в тот вечер, когда произошло зверское убийство Галины Мороз?
   Альберт Степанович перевел глаза с побледневшего лица жены на следователя и, выдержав его взгляд, почти взревел:
   -- Это сверх возмутительно! Вы врываетесь в мою квартиру и разговариваете со мной, как с преступником. Я уже разъяснил, что с Мороз расстался около девяти вечера и больше ее не видел. Где я был и с кем -- это мое личное дело!
   Следователь, не ожидавший такого поворота, подошел к окну. В комнату вошел милиционер, и на его огромном фоне Жокин сник и обмяк, даже стал казаться меньше ростом.
   -- Я вынужден вас задержать по подозрению в убийстве гражданки Мороз и вам придется в другом месте доказывать, что вы не принадлежите к классу длинноухих, по вашему выражению.
   Жокин дернулся в сторону, милиционер дотронулся пальцами до кобуры, и арестованный покорно вышел из комнаты. Обыск его квартиры ничего не дал, если только не считать, что по количеству сервизов, хрусталя и серебряных приборов он опередил даже накопления некоторых членов партийной элиты.
   В камере предварительного заключения Жокин сразу постарел, осунулся. Под глазами ярче выступили темные круги, лицо еще больше побагровело. С трудом переступая ватными ногами, подошел к нарам и прислонился спиной к холодной и влажной стене и задумался:
   -- Это оскорбление и произвол, я -- заслуженный работник культуры, член КПСС, а со мной, как с преступником.
   Он сжал виски руками и закрыл глаза.

Глава шестая

АНДРЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

   С Людмилой Доско, подругой Галины Мороз, следователь встретился в психиатрической больнице. Она была госпитализирована с диагнозом острой алкогольной интоксикации. День поступления ее на лечение совпал со временем убийства актрисы.
   Доско уже знала о гибели подруги. На лице ее отражались страдание, боль и даже стыд, что она здесь, а не рядом с Галиной. Она плакала, размазывая слезы по лицу, и причитала:
   -- Она была хорошая, добрая, врагов не имела, с бывшим мужем рассталась почти спокойно, и он сейчас где-то за сотни верст. Мужчин как будто даже избегала, очень не любила выпивших. С ней я последнюю неделю не виделась, так как сама много пила. Она меня часто поругивала за это, но я с собой ничего поделать не могла, да и не хотела, если говорить правду. У нее последние дни работал плотник -- неприятный тип с глазами жулика и пройдохи.
   К концу беседы Доско вспомнила, что однажды на улице она ее встретила с очень высоким стройным мужчиной. Он был в шляпе и сером плаще. Лица его почти не запомнила, но рост, как у баскетбольных звезд.
   -- Мне Галина потом пояснила, что это ее большой старинный друг, работник мебельного комбината по фамилии Чулков.
   Капитан Сизый, прихватив найденную шляпу, поехал на комбинат. В отделе кадров, к своему удивлению, он легко вышел на Андрея Васильевича Чулкова, снабженца, который в данный момент находился в командировке. И командировка начиналась с того дня, когда произошло убийство. Он предъявил работникам комбината шляпу, найденную на месте преступления. Одна сотрудница взяла ее в руки, повертела перед своими глазами и уверенно произнесла:
   -- Шляпа товарища Чулкова, он часто забывает ее на работе и размер ее большой -- пятьдесят девятый. Кто у нас еще имеет такую крупную голову -- только Андрей Васильевич.
   В тот же самый день в квартире Чулкова был произведен обыск. В ванной комнате была обнаружена белая сорочка со следами крови на манжете. В прихожей -- серый пиджак, на лицевой стороне которого пятно крови.
   Следователь обошел всех соседей по дому и выяснил, что Чулков въехал в квартиру по обмену, три года назад. Спокойный, малообщительный, трезвенник, холостяк, владелец легковой машины "Победа".
   -- В тихом омуте черти водятся, -- подытожил Сизый.
   Его несколько насторожила легкость, с которой он напал на след убийцы. Чулкова арестовали на перроне вокзала при возвращении из командировки. Он сопротивления не оказал, был спокоен и невозмутим.
   В кабинете следователя с него сняли наручники, и один из милиционеров остался с ним в комнате. Арестованный был очень высок, несколько сутуловат и узкоплеч. Волосы коротко подстрижены, редкие усы и страдальческий взгляд маленьких светло-серых глаз сквозь большие металлические очки.
   -- Я -- следователь районной прокуратуры капитан Сизый Владимир Петрович, -- с этих слов начался допрос, -- Назовите себя...
   -- Чулков Андрей Васильевич, сорок четыре года, образование высшее, вдовец, под судом не был, в психиатрической экспертизе не нуждаюсь, -- тихо проговорил арестованный, подбирая более точные слова для ответа. Следователь кивнул в сторону небольшого столика, на котором лежали шляпа, пиджак и сорочка.
   -- Вам принадлежат эти вещи?
   Чулков, скосив глаза и сторону вещей, спокойно, почти равнодушно, ответил:
   -- Пиджак и шляпа -- мои, а сорочка -- не вполне уверен.
   -- Шляпа была обнаружена рядом с телом убитой Галины Мороз, а на ваших вещах -- кровь, и экспертиза подтвердила, что это... -- следователь замолчал и с силой сжал руку в кулак до посинения. -- Вы, гражданин Чулков, подозреваетесь в убийстве с особой жестокостью Галины Мороз, и чистосердечное признание вины смягчит наказание.
   -- Гражданин следователь, вы меня обвиняете в преступлении, которое я, с ваших слов, совершил неделю назад. Вы от меня требуете чистосердечного признания, хотя сами не уверены в правоте своих слов.
   -- Я Галину Мороз не убивал. И, следовательно, виновным себя не признаю. Во время командировки я много передумал, а, главное, успокоился. У меня появилось свое мнение об этой трагедии. Я зашел в квартиру Галины Мороз в половине первого ночи. Она была уже мертва. Дверь полуоткрыта. Я зажег свет, снял шляпу и положил ее рядом с гитарой, на стоящий у двери стул и подошел к дивану. "Галочка заснула, не дождавшись меня", -- промелькнула в голове мысль.
   Рука коснулась чего-то мягкого, влажного, темноватого. Я отшатнулся, увидев, что она с залитым кровью лицом и огромной раной в области шеи лежит на диване, а кровь ручейком стекает на пол. Это нельзя описать! Я дотронулся до безжизненно свисающей руки. Она была сжата в кулак, пульс отсутствовал. Я прикрыл ее лицо простыней и быстро покинул это ужасное место. Я убежал, как заяц, как трус, и ноги сами несли меня к дому. Я боялся вас: милиции, прокуратуры, суда... Я не имел алиби. С ваших слов, чистосердечное признание -- это казнь более гуманными мягкими пулями, чтобы я не сразу умер, а чуть-чуть помучился. Хорошо помню, как был осужден мой отец -- и уничтожен! Его реабилитировали, но... только через двадцать лет. Я не хотел повторить его путь и превратиться в тюремную пыль. Но вы меня нашли, и я почти успокоился. Это -- не парадокс: меня ночью никто не видел, я никому не говорил о нашей встрече. Она произошла в такое позднее время чисто случайно. Но меня, очевидно, видел убийца и узнал. И я делаю заключение: только преступник мог вывести на мой след.
   Сизый молча слушал, не перебивая Чулкова, и делал пометки в своем необъятном блокноте.
   -- Галину Мороз, -- продолжал Андрей Васильевич, -- я знал очень хорошо. Мы когда-то дружили семьями. Моя жена работала с ней в одном театре. Но я стал вдовцом, Галина развелась, и наши встречи стали очень редкими. В молодости я любил выпить. Уже после смерти жены перенес тяжелую операцию желудка и пищевода. После этого стал трезвенником, уменьшилось половое влечение к прекрасному полу, и теперь живу один.
   Накануне того трагического вечера позвонила мне Галина на работу и попросила помощи в продаже гаража. Я раньше ей советовал привести его в божеский вид и продать. У них прежде была машина, а теперь гараж ей ни к чему. Я дал согласие и попросил сто пятьдесят рублей взаймы на командировочные расходы. Договорились встретиться после одиннадцати. Я замотался со сборами и на час позднее, по старой дружбе, отправился к ней.
   Чулков умолк и повернул лицо в сторону окна.
   -- Больше ничего не знаю. К убийству не имею никакого отношения. Только маньяк, бандит-гастролер способен на это чудовищное преступление. Врагов она не имела. Голос по телефону был бодрый и жизнерадостный.
   Капитан Сизый уточнил:
   -- В котором часу вы вошли в квартиру Мороз? Сколько времени там находились?
   -- В половине первого ночи и не более пяти минут.
   -- Что за гитара находилась в комнате?
   -- Гитара семиструнная. Раньше у Галины гитары не видел. Она хорошо играла на рояле и прилично пела.
   -- Что стояло на столе?
   -- Что-то лежало из закусок..., стояли рюмки, но винных бутылок я не приметил.
   -- После ухода из квартиры свет выключили?
   -- Я очень спешил покинуть это страшное место и забыл шляпу и свет, помню, не выключил. По дороге никого не встретил, сам был в шоке. И я еще раз повторяю: настоящий убийца знал меня в лицо или был нашим общим знакомым.
   Следователь протянул протокол допроса. Чулков, почти не читая, подписал. И добавил: "Я не убивал!".
  

Глава седьмая

ЛЕСБИЯНКА

  
  
   Через несколько дней в камеру предварительного заключения из психиатрической больницы была доставлена Доско Людмила Трофимовна, тридцати лет, завхоз детского сада -- по подозрению в убийстве Галины Мороз.
   При обыске в ее квартире были обнаружены: широкое обручальное кольцо, которое, по предположению, принадлежало Галине Мороз, и семиструнная гитара с надписью на металлической пластинке: "Людмиле Доско в день рождения от сотрудников детского сада".
   Во время допроса у Доско наблюдалось пониженное, тоскливое настроение. Она высказывала суицидные мысли о самоубийстве и полностью признала себя виновной в убийстве Мороз.
   -- Я была, как во сне. Помню, что схватила утюг и очнулась только по дороге к дому. Вину признаю полностью.
   Людмила Доско была направлена на судебно-медицинскую экспертизу.
  
   Они познакомились в детском саду, куда Галина водила свою дочь. Обе жили без мужей: одна развелась, у другой муж разбился на мотоцикле, когда они возвращались от друзей. Муж скончался в больнице, а Людмила долго лечилась по поводу сотрясения мозга.
   Однажды при разговоре Мороз пожаловалась на боль в спине. Доско пригласила ее в свой небольшой кабинетик, уложила на кушетку и своими сильными руками с помощью массажа, которым она владела, сняла болевые симптомы. Галина была в восторге и пригласила ее к себе домой. С этого дня они стали встречаться.
   Она умело проводила сеанс массажа -- быстро снимала боль, показывала приемы самомассажа, и между ними вскоре возникли отношения лесбийского характера. Доско неплохо играла на гитаре и знала много народных песен.
   Она часто, обнимая Галину, яростно прижимая к своему сильному и горячему телу, умело воздействовала на аэрогенные зоны, чем приводила ее в сильное сексуальное возбуждение.
   -- Зачем нам мужчины? -- обычно говорила она, -- они все такие неопрятные и дурно пахнущие, волосатые, как животные, и ничего не смыслят в любви: сексуально малоактивны, обладают малой потенцией. Грубы и среди них много пьяниц. А мы, женщины, хотим чуткости и нежности, любви. Только мы способны на возвышенные чувства.
   Вначале от такой ласки, объятий, слов любви Галина Мороз приходила в восторг и чувствовала себя легко и свободно, и ей казалось, что она молодеет от таких встреч. Но со временем эти любовные игры стали ее утомлять, раздражать, приедаться, как постная еда без соли и перца.
   Вечером, перед сном, подходя к трельяжу и всматриваясь в свое отражение в зеркале, выискивая новые морщинки и едва заметные серебряные нити в волосах, думала:
   -- Неужели я только и способна на суррогатную любовь?
   Печаль и грусть разъедали ее сердце, и на красивом лице появлялась горькая улыбка.
   Доско это почувствовала, и между ними как бы пробежала черная кошка.
   Стало возникать недопонимание, переходящее в ссоры. Людмила Доско стала приходить на свидания выпившей. Требовала послушания, любви и взаимности. Появилась ревность, недоверие, подозрительность, которые с каждым разом все усиливались под влиянием алкоголя.
   Несколько дней они не встречались. В ту пятницу, прихватив с собой бутылку вина и гитару, она отправилась к Галине, чтобы покаяться и даже попросить прощения за свое поведение. Но Галина была не одна. Увидев сквозь оконное стекло ее лицо, ярко горящие глаза, своего мерзкого соперника, стол с бутылками вина, которое раньше Мороз так ненавидела, а затем комнату, погрузившуюся в полумрак, Доско восприняла это, как плевок в душу, как оскорбление ее чувства. Прислонила гитару к выгнутой спине и зубами отковырнула пробку на принесенной с собой бутылке. Пила прямо из горлышка, не чувствуя вкуса вина.
   Опьянение не наступало. Около нее вертелся какой-то тип, она с трудом различала тщедушную фигуру и слышала его булькающий голос. Доско зло замахнулась недопитой бутылкой -- и он растворился в темноте. Вскоре Людмила уже входила в квартиру Мороз. Та, увидев ее в состоянии опьянения, согнав с лица улыбку, проговорила:
   -- Мы с тобой договорились, чтобы ты приходила ко мне трезвой и только после предварительного звонка. Но ты просто неисправима! Сейчас ко мне должен прийти знакомый по делу, и я не хочу, чтобы он застал тебя здесь в таком виде. Доско молча, плечом отстранила ее, вошла в комнату, прислонила гитару к стулу, стоящему у двери, и уселась на него.
   -- Уже двенадцать часов ночи! Неисправима -- это ты! -- зло проговорила она. -- Я всегда была права. Не успев выпроводить одного любовника, уже ожидаешь другого! А халат надела на голое тело, чтоб не церемониться с раздеванием... Ты -- самая последняя тварь! Я останусь посмотреть, кто еще встал на моем пути?
   -- Немедленно уходи, -- испуганно прошептала Галина и положила руку ей на плечо. Она очень боялась скандала и не хотела, чтоб он просочился за порог квартиры.
   Людмила с побледневшим лицом поднялась со стула, схватила стоящий на подставке недалеко от нее утюг и ударила им свою бывшую подругу по голове.
  
  

Глава восьмая

КАПИТАН СИЗЫЙ

  
  
   Следователь любил приходить в свой кабинет пораньше. В эти часы можно было без спешки подойти к окну, покурить и, положив перед собой очередное дело, спокойно поразмышлять.
   В одиннадцать утра назначена встреча с прокурором и необходимо еще раз проанализировать все то, что накопилось за последние дни.
   Он взял чистый лист бумаги и четким почерком написал: "Месть лесбиянки". Ниже приписал: "Последние дни актрисы Галины Мороз". И поставил цифру один:
   1. Жокин -- звукорежиссер, последний раз видел Мороз в девять часов вечера. На него поступил запрос из Областной прокуратуры и заведено дело по поводу организации притона с девочками и наркотиками. В тот вечер был занят своим преступным бизнесом. К убийству Галины Мороз отношения не имеет.
   Поставил цифру два:
   2. Ключин -- плотник. Находился в квартире Мороз с девяти до одиннадцати вечера. К убийству непричастен. Будет проходить по делу, как свидетель.
   Поставил цифру три:
   3. Чулков -- снабженец. Находился в квартире убитой в половине первого ночи. Его алиби пока под вопросом.
   Поставил цифру четыре:
   4. Доско -- завхоз детского сада. Подследственная взяла полностью вину в убийстве на себя. Она посещала квартиру Галины Мороз дважды: в одиннадцать тридцать вечера и в час ночи. Первый раз -- после распития спиртного, в результате взаимной ссоры, ударила подругу утюгом по голове (около двенадцати ночи). Дальше, по ее словам, наступил как бы провал памяти: очнулась около своего дома и вспомнила, что "оставила гитару в квартире Галины.., как замахнулась утюгом... -- и меня охватил панический страх: может быть, она сейчас истекает кровью и нуждается в медицинской помощи..., да рядом с ней находится гитара с моими инициалами. И я повернула назад. Недалеко от ее дома мимо меня пробежал долговязый мужчина и чуть не сшиб меня с ног. Второй раз вошла в комнату в час ночи. Дверь была полуоткрыта, горел свет. Она лежала на диване, укрытая простыней, пропитанной кровью, голова ее была запрокинута и тоже вся в крови. Рука, зажатая в кулак, безвольно свисала вниз. Я дотронулась до нее: холодная..! Я ничего не могла понять, помнила только то, что схватила утюг и замахнулась. И все! Но я не отрицаю, что убила Галину Мороз, у меня нет сомнений, я -- убийца. Рядом с диваном лежало ее обручальное кольцо, я машинально подобрала его и положила в карман. Но я -- не грабитель! Я знала, где хранила Галина деньги и драгоценности: в плюшевом медвежонке, висевшем над кроватью дочери. Перед тем, как покинуть квартиру, я огляделась: на столе уже не было бутылки вина, а рядом с моей гитарой лежала мужская шляпа. Я взяла гитару, выключила свет и с тяжелым чувством отправилась домой. Дома вымылась и переоделась. Мне казалось, что руки у меня в крови, а из душа течет не вода, а кровь... После ванны меня стал бить озноб и зубы стучали, как в лихорадке. К утру не выдержала, выпила сто грамм разведенного спирта и вышла на улицу. Очнулась в психиатрической больнице".
   Капитан Сизый еще раз внимательно перечитал показания Доско. Следствие как будто завершено. На предъявленном обвинительном заключении Доско написала: "вину признаю полностью." Дело на Л.Т. Доско можно передавать прокурору, но..., если бы было все так просто... --Сизый задумался.
   Во-первых, судебно-медицинская экспертиза сделала ретроспективное заключение, что у Доско Л. Т. в момент ссоры с Мороз Г. С. наблюдалось патологическое опьянение на фоне тяжелой в прошлом черепно-мозговой травмы с аффектами злобы и агрессии, с частичной амнезией или потерей памяти. Такое опьянение приравнивается к временному психическому расстройству, при котором человек не отдает отчета в своих действиях. Он не в состоянии руководить ими.
   Во-вторых, и это существенно: биологическая экспертиза показала, что в кулаке убитой был зажат клок волос, не идентичных никому из подозреваемых. И, главное, на что нужно обратить внимание: Галина Мороз за несколько минут до убийства была изнасилована. У Доско имеются явные признаки патологического полового влечения, но изнасиловать, в полном смысле этого слова, она не в состоянии.
   Капитан начертил на бумаге цифры 12--0.30 и обвел их овалом. В этот промежуток времени можно предположить, что в квартире побывал еще кто-то. Неизвестный, увидев на полу в бессознательном состоянии женщину, перенес ее на диван. При изнасиловании она пришла в себя и вцепилась ему в волосы. Тот, с садистской жестокостью, ножом, который был на столе, прикончил несчастную жертву. Сорвал с нее золотые сережки, прихватил тяжелую цепочку. Но его в тот момент, возможно, вспугнул Чулков, и неизвестный, успев только выключить свет, поспешно покинул квартиру.
   Следователь еще раз перечитал показания Доско: "...около меня вертелся какой-то тщедушный тип. Я на него замахнулась бутылкой, и он исчез в темноте". Этот "тип" мог проследить, куда пошла Людмила после распития бутылки. Но это всего лишь предположение!
   Сизый подвинул к себе чистую папку и написал на ней: "Дело N 21", затем набрал номер телефона районного отделения милиции, которое обслуживало привокзальную и рыночную территории города.
  
  

ЭПИЛОГ

  
  
   Сизого я встретил через месяц после описанных событий на территории больницы, у небольшого фонтана. Он сидел на каменной ступеньке и держал во рту неизменную сигарету.
   -- Опять кто-то пытается спрятаться за больничными стенами от правосудия? -- сказал я и присел рядом. Он неопределенно пожал плечами:
   -- В этой больнице лечится подросток из соседнего села, отец которого находится в следственном изоляторе по подозрению в убийстве.
   Я понимающе покачал головой.
   -- А чем закончилось дело Доско, если не секрет?
   -- Суд пока не состоялся, Доско проходит еще одну судебно-медицинскую экспертизу. Но сейчас у нас находится маньяк-гастролер по подозрению в изнасиловании, убийстве и ограблении Галины Мороз. Он увидел Доско у привокзальной площади и последовал за ней. Она и привела его в квартиру очередной жертвы.
   Капитан вытащил из своей кожаной папки потрепанную тонкую книжечку.
   -- Это -- не Уголовный кодекс, а "Петербургские повести" Гоголя. Гоголь -- необыкновенный писатель! Он помогает лучше понять человека. Лучше разобраться в его внутреннем мире, а также полюбить людей, даже, если они этого не заслуживают. Послушай, как он пишет: "Я теперь только постигнул, что такое женщина. До сих пор никто еще не узнал, в кого она влюблена. Я первым открыл это..."
   Следователь захлопнул книгу и поднялся с места. Кивнув на прощание, пошел навстречу подъезжавшей милицейской машине.
  
   М. Шен
  
   Т: 02102-843035. (Шен - псевдоним)
   Shenkman Moisey
   Bleicherhof 13 d
   40878 Ratingen
   Deutschland
   E-mail: [email protected]
  
  
  
   12
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"