Сказать, что Уолтер был шокирован, значило бы не сказать ничего. Он думал, что после определенных событий и совершенно безумных приключений, произошедших с ним за последнее время его уже трудно чем-то выбить из колеи, но эта сценка совершенно не укладывалась в его только-только начавшие выстраиваться по порядку выводы и причинно-следственные связи образов с действительностью.
Демиург сидел на коленях прямо на полу мастерской - одной из самых просторных и освещенных комнат в мире-особняке, перед ним лежал чуть скомканный листок в тонкую тюремную решетку, должно быть, тетрадный. Закрыв лицо ладонями, молодой тридевяторазрядный демиург шептал тише, чем дышат мыши: "Как же так..? Как же?".
Ахрономанта пригвоздило к месту сразу, как только он переступил порог. Демиург, конечно, заметил его еще до того, как человек взялся за резную дверную ручку с той стороны. Уолтер доверился интуиции и, сделав над собой нечеловеческое усилие воли, шагнул к Ше-ка, который, кажется, сейчас больше всего на свете хотел схлопнуться в квант. Осторожно присев на колени сбоку от демиурга, ахрономант окончательно уверился в своей, казалось бы, невозможной догадке - на щеках молодого демиурга блестели две дорожки от слез. Его взгляд был устремлен на листок бумаги и одновременно куда-то очень далеко, будто бы и вовсе за все мыслимые и немыслимые описания далей.
- Что случилось? - Человек упрекнул себя в банальности словесных конструкций, но это все, что смог заставить себя выдохнуть. Голос дрогнул, хотя все же удержался в своей тональности, - даже представить боюсь, что такого должно было произойти, чтобы так расстроить тебя...
- Вот, - демиург протянул Уолтеру листок, - читай, - голос Ше-ка сдавили слезы, он сел, поджав ноги и, обняв колени руками, уткнулся в них лицом, слегка вздрагивая при каждом вдохе.
Ахрономант, чувствуя, как сжимается сердце, развернул тетрадный лист и прочел... предсмертную записку. Девять строчек, наспех начерканных очевидно не совсем трезвой рукой, судя по подчерку и подписи, какого-то юнца, переполненных таким разочарованием и осознанием собственной ничтожности, что при прочтении их становилось страшно. В конце автор записки вопрошал своего Творца: "Зачем ты нас создал таких, зачем ты так жесток?!". Дальше слова перетекли в предсмертный росчерк человека, бросающегося к уже заряженному пистолету или к заранее подвешенной под потолком петли...
- Тот, кто это написал..., - еле слышно заговорил Уолтер, - был тебе дорог?
- Они все мне дороги! Все до единого, неужели это не очевидно?! - Человек отшатнулся, когда демиург вдруг вскочил на ноги и навис над ним, его глаза вновь наполнились слезами, а голос - болью и какой-то запредельной силой, - Каждого из них я создавал заново! Каждую нить в их телах мне нужно было сплести самому! Я провел их судьбы, сплетая их и разводя, старался создать гармоничное полотно их жизней! Каждый из вас - маленькое произведение искусства... И вот!!! - Тут демиург словно на секунду умер, а затем осел на пол перед ахрономантом и вновь закрыл лицо руками.
Уолтер, вмиг забыв об испуге от неожиданности, осознал, отчего существо, обладающее своими чувствами в полной мере, сейчас разрыдалось... потому что человек увидел, как из-за одного из стеллажей выглядывает целая гора подобных скомканных листков.
Целый ворох некогда сплетенных и гармонично подобранных нитей спутался линиями чернильных и карандашных букв и вопросительно-восклицательных знаков, которые резали молодого демиурга вдоль и поперек.
- Бедные, слабые люди... вы всегда опускаете руки ровно в тот момент, когда наступает ваш шанс все изменить. Прямо закон П. какой-то... - демиург на удивление быстро начал возвращать себе самообладание, - как же я вам объясню, что нет счастья без боли и мук? что нет радости без тоски? Почему же... ведь я всех... по своему образу, - Ше-ка вымученно взглянул на Уолтера, - творец твореньем своим мучим.
Человек подумал обо всех тех, кто отказался от мира, подаренного демиургом, швырнув с обидой на несправедливость единичных своих жизней этот дар творцу под ноги с исчерканным тетрадным листком, мол: "Автор, выпей яду". И ему стало невыносимо жаль демиурга, который уже растворял все эти бумажки медленным жестом левой руки...
- Прости за это все, - голос Ше-ка вновь стал его собственным и больше не прыгал из тональности в тональность, - со мной такого еще не было. Наверное, раз в пару эпох и демиургу можно себе позволить минутку отчаянья, - грустная улыбка мелькнула на его лице, когда беспорядок исчез.
Уолтер молчал. Он не знал ни одного слова, каким человек мог бы утешить Творца. Но, выходя из мастерской, он все же, кажется, вспомнил одно и, обернувшись, еле слышно произнес: